Стальные перья

Глава 3

Завидев вдалеке платформу на трех опорах, на которой расположилось жилище Керкегора, Аэлло взяла вверх. Надменный птеринг выделяет всех крылатых, но в его внимании есть что-то от снисходительности взрослой птицы к неоперившемуся птенцу.

Увидит гарпию – до смерти заболтает, а спорить до хрипоты о том, чье могущество могущественнее – ветра или Пернатого Бога, Аэлло не в настроении, как и о том, у кого больше «чести» – у птерингов или у гарпий.

Все-таки немного задержалась, чтобы сделать круг над собственными землями.

Гордо прошлась взглядом по нескольким пологим холмам, рощице низкорослых деревьев. Завидев, что в зеленом полотне робко проклевываются желтые, голубые, красные искры скромных полевых цветов, гарпия довольно улыбнулась.

– Чудесное место, – сказала она, – просто чудесное! И Эвриала по соседству, а значит, и пироги!..

– Летаем? Парим? Наблюдаем? – клекот птеринга вывел из задумчивости, Аэлло перевернулась в воздухе и уставилась на птеринга.

Керкегор прищурился, разглядывая гарпию. Распластав крылья, он заскользил рядом, явно ожидая ответа.

Понимая, что разговора не избежать, гарпия постаралась ответить приветливо, но сухо, чтобы не вызвать новых вопросов.

– Да вот… решила полетать над своими землями… Очень уж здесь красиво!

Она чаще заработала крыльями, взмывая ввысь и оставляя Керкегора внизу, когда вслед ей раздалось:

– А что красивого-то? Ни платформы, как у меня, ни скалы, как у горгульи, ни даже самого захудалого дерева, как то, на котором ты сейчас ютишься! Просто пустая земля!

– Это дерево Каонэль-то захудалое?! – возмутилась гарпия, с запозданием понимая, что ее все-таки втянули в склоку.

Она снизилась, так, чтобы их лица с птерингом оказались на одной высоте. Гневно взглянув в глаза Керкегора, круглые, почти птичьи, в окружении мелких перьев, гарпия запальчиво произнесла:

– Да если бы ты знал, как у Каонэль уютно и удобно, и дома всегда пахнет лесом, и листва шелестит, ты бы трижды подумал, прежде чем возводить свою платформу! Вот!

Птеринг задумчиво прищурился, даже покосился назад, словно хотел взглянуть на эльфийское дерево новым взглядом, но в последний момент передумал.

– Пусть так, – сказал он запальчиво, – пусть там удобно, уютно, шуршит листвой, и все такое! Но у Каонэль свое дерево есть, и у меня платформа есть, и у других хранителей дома тоже есть… Почти у всех! А вы с горгоной как перекати поле, то к Страгу переберетесь, за Араоном ухаживать, то опять к Каонэль. Можешь обижаться, но этот твой полет над собственным пустым участком – чистой воды извращение!

Гарпия возмущенно заморгала, но решила не показывать, что оскорбилась.

Пожав плечами, невозмутимо произнесла:

– Вообще-то все идет по плану! Все так и задумано!

– Что задумано? Летать над своими пустыми землями и вздыхать, глядя на жилища остальных? Странная задумка, Аэлло, очень странная!

– Именно, что задумка, – подтвердила Аэлло. – Чтоб ты знал, принцесса Жемчужного Ожерелья не имеет права на собственный дом, пока не выполнит долг перед сестрами. А вот когда выполнит… Когда выполню! Разгромлю захватчиков-нефилимов, и прославлюсь как самая великая свершительница крылатого народа – тогда построю здесь такой дом, что все окрестные птеринги ахнут!

Керкегор возмущенно заклекотал что-то на неизвестном Аэлло наречии, но глядя на ее удивленное лицо ответил по-человечески:

– Чтобы ты знала, птеринги ахают редко, даже никогда! У нас устройство клюва не подразумевает такого непотребства! А лучше жилища, чем моя платформа, здесь ни у кого нет! И даже не рассчитывай на мой голос, когда захочешь себе нечто подобное!

Аэлло расхохоталась, запрокинув голову, и смеялась долго и с удовольствием.

– Платформа? – издевательски переспросила она. – Наследнице жемчужного престола подобает жить на парящем острове, и этот самый остров вскорости здесь воспарит!

Гордо дернула подбородком, развернулась в воздухе, и полетела дальше.

Вслед ей раздалось обиженное:

– Настроения нет, Аэлло? Так бы и сказала! Зачем сразу ругаться-то…

Пролетая над пустыми, равнинными землями банши, Аэлло суеверно пощелкала пальцами.

Внизу замелькали домики с просторными конюшнями. Мимо них тянется вереница женщин в кожаных доспехах, с прямыми, как жердь, спинами. Амазонки лениво покачиваются в седлах. Проследив за процессией, Аэлло так разозлилась, что черную уродливую скалу Мелисс и дом Гнура пролетела практически не заметив. Только когда увидела купол жилища ихтионки, ощутила, как выдохлась.

Все-таки пролетела чуть дальше, к самому морскому берегу, и чуть ли не кубарем скатилась по воздушным потокам, балансируя крыльями.

Наконец, сохранив равновесие, сложила крылья, и поздоровалась:

– Привет, Каонэль.

Эльфийка сдержанно улыбнулась, отвечая на приветствие.

В руках у нее длинная розовая раковина, которую, судя по вмятине на мочке длинного уха, Каонэль слушала, как раз перед приземлением гарпии.

– Красивая, правда? – спросила эльфийка, проводя серым пальцем по гладкой розовой поверхности. Но тут же умиление на бесстрастном лице сменилось более привычной эмоцией, и она быстро спросила: – А ты откуда?

Аэлло расправила крылья и проговорила гордо:

– К южной речке летала.

На миг запнулась, и продолжила спустя секунду:

– Посмотреть… что там за рыба. А еще ругалась с птерингом, но он сам виноват. Нечего вмешиваться, куда не просят!

Эльфийка не заметила замешательства, а может не обратила внимания.

– Не обращай внимания. Ты же знаешь Керкегора. Характер у него, мягко говоря, неуживчивый. Значит, говоришь, летала к южной речке? – задумчиво протянула Каонэль и потерла подбородок. – Ах да. Знаю такую. Она потом в подземную реку переходит. Бурную и холодную.

Аэлло удивленно подняла брови.

– А ты откуда знаешь? – спросила она.

– Да так, – уклончиво осветила серая. – Плавала.

Аэлло задумалась – говорить о том, как проучила наглую амазонку, или не стоит? Вид у Каонэль не сказать, чтоб задумчивый или занятой… Но если не знать, что гарпия защищала честь подруги, и вообще, ссора с Брестидой вышла случайно и почти незапланированно, эльфийка может не так понять. А чтобы поняла правильно, надо начинать с самого начала: как прилетели в Цитадель, и как бессмертная крылатая дева, веками грезившая о любви и человеческом тепле, попала под обаяние неких серых глаз… И как теперь плачет по ночам, а днем слагает дурацкие вирши. Но ведь эта тайна горгоны, не Аэлло…

– Ладно, – сказала эльфийка, вкладывая гладкую розовую раковину в руку Аэлло. – Ты оставайся, возвращай потерянное настроение, а у меня дела.

И, не дожидаясь вопросов, что за дела, серая легко взбежала по крутому спуску, направляясь в сторону Цитадели. Аэлло успела привыкнуть, что любопытная эльфийка к вопросам о себе относится настороженно.

Поджав тонкие губы и нахмурив лоб, Аэлло какое-то время смотрела на бескрайнюю голубую пустыню, прямо на нитку, где море Атлантии встречается с небом. Море сегодня спокойное, зеркалом отражает небесную гладь.

Воды Атлантии синие, яркие, как васильковое поле, ничего общего с серо-зелеными волнами Жемчужного моря.

По мере того, как синюю гладь перед глазами Аэлло услужливая память преображала в бушующие валы с пенными шапками, лицо Аэлло хмурилось, а пальцы крепче сжимали раковину. Наконец, когда нос сморщился, губы оказались искусанными, а в уголках глаз заблестело, Аэлло затрясла головой, и запустила раковиной прямо в надвигающийся серо-зеленый вал.

Всплеск синего зеркала прогнал наваждение, а на том месте, где только что скрылась раковина, показалась голова Селины.

Аэлло заморгала, уставившись на бледную белокурую ихтионку, недовольно сверкнувшую большими глазами с рубиновой радужкой.

– Что за кракен тебя укусил? – спросила Селина.

Аэлло не ответила, даже демонстративно отвернулась. Она замерла, словно не могла оторвать глаз от крохотного облачка, похожего на рыбу с четырьмя плавниками и змеиным хвостом.

– Эй! Что за кракен укусил, спрашиваю? – повторила вопрос ихтионка, подплывая к берегу.

Над водой показались хрупкие белые плечи, мокрые волосы прилипли к спине, словно ихтионка набросила на голову покрывало. Когда Селина показалась по пояс, на груди засверкали чешуйки. Бледный лоб нахмурен, губы скривились, ихтионка что-то буркнула себе под нос, помянув не то снова кракена, не то каракатицу.

Поняв, что уплывать ихтионка не собирается, как не собирается и отставать, Аэлло скрестила на груди руки, и, поджав губы, недобро уставилась на нее. Селина, которая уже почти полностью вышла из воды, застыла, стоя по колено, копируя позу Аэлло: тоже скрестила руки на груди, и тоже разглядывает гарпию исподлобья. На шее ихтионки ожерелье со светящимся голубоватым светом кристаллом, отчего чешуя на груди окрашена в бирюзовый. Под кристаллом, на тонкой цепочке поблескивает золотой осколок. Узкие бедра охватывает тяжелый пояс, в петле на нем трезубец, маленький, размером с грабельки для рыхления грядки.

Гарпия и ихтионка одного роста, обе хрупкие и белокурые, только отдающие в голубизну кудри гарпии разбросаны по плечам, а локоны ихтионки похожи на гладкое шелковое покрывало, ко лбу прилипла мокрая прядь.

В третий раз услышав о кракене, Аэлло не выдержала:

– Да о каком кракене ты говоришь все время?! Кто должен был меня кусать?

– Вот-вот, после того, как кракен укусит, такие нервные и плавают. То есть ходят.

Гарпия часто заморгала.

– Ты о чем?

Ихтионка вздохнула и перевела сама себя:

– Не в настроении?

Аэлло фыркнула, расправив крылья и складывая их поудобнее.

– Вы что, сговорились все, что ли? Отличное у меня настроение!

Рубиновые глаза ихтионки насмешливо блеснули. Вглядываясь в зеркальца глаз Аэлло, она нарочито небрежно произнесла, передергивая хрупкими плечами:

– Ну тогда понятно.

Аэлло неприязненно скривилась:

– Что понятно?

Селина отвела мокрую прядь за ухо.

– Все гораздо проще.

– Что – проще? – чувствуя, что начинает злиться, спросила Аэлло.

Ихтионка помедлила, а потом произнесла:

– Ты именно меня невзлюбила.

Аэлло склонила шею набок. «Это заметно, что ли?» – пронеслось у нее в голове.

– А за что мне тебя любить? – спросила она вслух.

– А не любить, за что? – резонно возразила Селина, добавив: – Ты же, вроде, жила бок о бок с ихтионами? Ты же с парящих островов? Строфадских? Тех, что над Жемчужным морем?

Тонкие брови Аэлло почти встретились у переносицы.

– Вот именно, что жила, – буркнула она.

Селина заглянула в зеркальные глаза гарпии, явно изучая свое отражение. Даже волосы поправила.

– Тебя кто-то обидел? – спросила она участливо.

Аэлло закатила глаза, словно собиралась воздать молитву всем возможным богам, но на ихтионку это не подействовало, уходить она явно не собиралась. Вместо этого робко улыбнулась, и гарпия нахохлилась еще больше. Когда же Селина протянула тонкую руку с небольшими перепонками между пальцами и осторожно потрогала белую кудряшку, что выбилась из прически гарпии, та нехотя заговорила:

– Когда первый раз летала, по-настоящему, не над островом, а над морем, упала… Я совсем маленькая была, только-только поклялась ветру. Ваши тогда чуть меня не утопили, – после небольшой паузы добавила она.

Бледное лицо Селины омрачилось, словно рябь пошла по воде, а затем тонкие губы раздвинулись в нежной улыбке:

– Но ведь не утопили?

Гарпия нахохлилась еще больше, и нехотя пояснила:

– Другие ваши вмешались.

– Может, они просто играли?

– Хороши игры!

Аэлло подумала и нехотя добавила:

– Хотя, знаешь, те, кто топили, какие-то маленькие были.

Тонкие брови Селины поползли вверх, рот приоткрылся.

– Маленькие? – переспросила она, хлопая мокрыми ресницами. На всякий случай показала руками: – Вот такие?

– Не-а… Такие.

– Кракен раздери! – воскликнула ихтионка, закусывая губу. Заметив, что Аэлло смотрит на нее, склонив голову набок, пояснила: – Детей на поверхность не пускают, этого просто не может быть!

Гарпия нахмурилась.

– Я вру, по-твоему?

– Да погоди ты! Опиши их, кто на тебя напал, и кто спас?

Аэлло потупилась.

– Не самые приятные воспоминания, если честно… Я же совсем ребенком была. Это сейчас я понимаю, что те, черноволосые, кто напал, мне теперешней едва ли по пояс. А тогда они огромными показались. Поэтому, когда тех увидела, ну, других, больше на тебя похожих, с трезубцами… Просто окостенела от страха, прям не пошевелиться. С гарпиями так бывает, нам лучше от воды подальше держаться, опасно. Крылья судорогой сведет, перья намокнут, потяжелеют, а маховые – они вообще стальные, такие тяжелые, ты не представляешь!

Аэлло говорила сбивчиво, жестикулируя, щелкая пальцами, над кончиками посверкивали небольшие искорки, хмурилась, пока не заметила, что чем дальше она говорит, тем больше бледнеет ихтионка. Вертикальные зрачки Селины сузились, нежная кожа покрылась чешуйками, под тонкой губой заострились клыки. Вид тот еще – краше на скале раскладывают.

– Эй! – позвала Аэлло Селину, и та часто заморгала, точно очнулась.

Слабым голосом ихтионка проговорила:

– Да, подростки совсем… Им лет по восемьдесят-девяносто, откуда там уму взяться…

– Сколько? – обомлела гарпия. – А тебе-то самой?

И тут же, не дожидаясь, пока Селина ответит, выпалила:

– Да что с тобой, Селина?! На тебе лица нет!

– Двести, – снисходительно ответила Селина и заправила высохшую прядь за ухо. На всякий случай повернулась в профиль, чтобы Аэлло сполна убедилась в ее взрослости. Тут же нахмурилась и сказала: – Да нет, нет. Все в порядке. Просто… Просто ты говоришь об отступниках… А я… У нас с ними… Натянутые отношения.

– Разве среди ихтионов не все равны?

Селина улыбнулась одними губами, взгляд красных глаз затуманился, точно ихтионка вспомнила что-то, непонятно, приятное, или нет. Пожалуй, все же неприятное, потому что в следующую секунду ее тонкие губы сжались в линию, а почти невидимые брови встретились у переносицы.

– Конечно, нет! Те, что тебя топили – отступники, причем подростки, так, наверно, из хулиганства. Да, – задумчиво протянула она, – матерые, все же утопили бы. А те, кто спасли – наши, атланты. Ну, с трезубцами которые.

– Вихрь знает что! Двести! – невпопад ответила Аэлло, думая, что Селина, похоже, не такая надменная, как ей казалось раньше.

Селина снова снисходительно улыбнулась. Зрачки ее успели немного расшириться, занимая привычное положение в рубиновой радужке, клыки вновь стали просто чуть острыми зубками. С нежной, почти прозрачной кожи исчезли чешуйки.

Наблюдая это, Аэлло тоже улыбнулась.

– А ведь мы похожи, – сказала она. – Ты тоже покрываешься чешуей в боевой форме, и, кажется, высокородна…

– Ерунда, – сказала Селина, улыбаясь. – Я всего лишь дочь генерала. Но я рада, что теперь ты не выглядишь, как покусанная стаей кракенов.

– А вот о тебе такого не скажешь, – начиная привыкать к манере Селины изъясняться, сказала Аэлло. – Ты снова как будто об этих ваших отступниках услышала!

И вправду – зрачки у ихтионки снова сузились, черты заострились, и без того бледная кожа приобрела голубоватый оттенок.

Тонкая кисть ихтионки легла на вытянутый кристалл на груди, выражение лица стало беспомощным, и каким-то детским. Селина захлопала белыми ресницами, нижняя губа оттопырилась, а светлые брови встали домиком.

– Опять, – прошептала она и покачнулась.

Не давая ихтионке упасть, Аэлло подхватила ту под локоть, обняла за талию, и, выведя из воды, усадила на мелкий белый песок.

– Какого вихря! – выругалась она, усаживаясь рядом. – Что с тобой?! Селина!

Ихтионка вцепилась ей в руку, до боли сжимая пальцы и сбивчиво забормотала:

– Уже было, сегодня утром… И вот… Опять… Я что-то слышу… Надвигается… огромное. Оно… Оно отравит Атлантию. Заставит кипеть ее воды!

– Как это возможно? Селина? Эй! Ты слышишь меня?

– Они нашли Рубиновый Трезубец… Что-то случилось в пути… И теперь Рубиновый Трезубец на службе самой смертоносной из магий. Магии воды! Демон рубина истощен и потому ненасытен… Горе тому, кто встанет на его пути! Он жив, и питается самой жизнью. У ихтионов он отбирает камни души, у гарпий силу, у горгон бессмертие, людей же вовсе высасывает, как паук мух… Чем сильнее тот, у кого демон камня забрал силу, тем сильнее становится его новый хозяин. Тот, кому служит демон рубина сейчас, поклялся извести все ихтионье племя… чтобы… чтобы властвовать над всей водой этого мира… Никто не успеет опомниться, никто не успеет ничего понять, как воды Атлантии вскипят! А ихтионы…

Селина не договорила, запнулась, а когда взгляд ее снова сфокусировался на Аэлло, посмотрела на гарпию так, словно видит впервые.

– Селина?

– Я, кажется, что-то сказала, – слабо пробормотала ихтионка.

– Сегодня, похоже, каждый не в своей пещере, – заявила Аэлло, хмурясь. – Ты говорила, что кто-то хочет то ли отравить, то ли вскипятить Атлантию, если я правильно тебя поняла.

– Атлантию?

Селина недоуменно захлопала ресницами.

– Как это возможно?

Аэлло нахмурилась еще больше.

– Вот и я тебя от этом спросила. А ты давай бормотать про какой-то Рубиновый Трезубец и магию воды… А еще про кого-то, кто задумал извести ихтионов.

– Ничего не понимаю, – пробубнила ихтионка.

Аэлло только руками развела, мол, я здесь вообще с краю.

Какое-то время Селина хлопала светлыми ресницами, а гарпия терпеливо ждала.

– Я обучалась у Оракула, – слабым голосом сказала ихтионка. – Видела, как она изрекает пророчество, а потом ничего не помнит… Что я сказала, Аэлло? Только слово-в-слово, это очень важно! Я неделю не сплю, я что-то чувствую, и оно усиливается с каждым днем!

Стоило Аэлло собраться с мыслями, чтобы начать рассказывать, земля дрогнула.

Гарпия с ихтионкой повернули головы на топот копыт и зычные женские голоса. К воде, смеясь и перекрикиваясь, приблизилось четверо амазонок. Статные, стройные, в кожаных штанах и лифах, прически строгие – волосы убраны в пучки, или в высокие конские хвосты, лица насмешливые, по меркам гарпий, даже несколько грубоватые.

Остановили коней у самой воды, почти одновременно попрыгали с них. Кони расседланы, лощеные спины блестят на солнце.

Три темноволосые женщины и одна с пшеничным пучком на макушке споро избавились от кожаных лифов и штанов, побросав одежду на берегу.

Аэлло стыдливо отвела взгляд.

Ихтионка замерла, разглядывая шумных, непрошенных гостей, прохладные пальцы, что легли на кисть Аэлло, нервно подрагивают. Когда обнаженные женщины потянули за собой сопротивляющихся лошадей в море, Селина встряхнулась и хлопнула Аэлло по руке.

– Пошли ко мне, – негромко сказала она. – Здесь не дадут поговорить.

– Вот-вот, – согласилась гарпия. – Тем более, что мне от амазонок желательно держаться подальше. Нет, ну до чего же грубые и вульгарные представители людей! Хоть и женщины…

– Ты тогда лети, – попросила ее Селина. – А мне по воде ближе.

Ихтионка вскочила и ужом скользнула в воду, только ее и видели.

Гарпия вздохнула, поднимаясь, расправила крылья, чем подсобила одной из амазонок – ближняя лошадь, что сопротивлялась купанию дольше всех, прыгнула вперед, выдернув уздечку из рук хозяйки.

Та наградила гарпию недовольным взглядом, и Аэлло из вредности еще пару раз махнула крыльями, прежде чем взмыть вверх.