Глава 5 Танки против «Севашты»

Август, 2622 г. Каньон Удав Планетоид Фраский-Лед, система Посейдония

Полет стотонных русских танков на дно каньона Удав проходил под аккомпанемент цепи рушащихся костяшек тактического домино.

С борта «Белоруссии» сразу же засекли поражение половины «Лагашей» и пропорциональное падение огневых возможностей ПКО дальней зоны.

Не медля ни секунды, на минное поле набросились тральщики специализированной постройки и импровизированные разградители на базе канонерских лодок «Андромеда KS».

В то же время две эскадрильи – штурмовиков «Белый ворон» и истребителей «Орлан», – получив координаты первого проделанного тральщиками прохода, едва не цепляя боевыми подвесками ледяные холмы, помчались на выручку танкам 12-го полка.

Ну а танкисты подполковника Чадовича и второй роты на танках «Т-12» (эти обошли кратер Лесбия стороной, протиснувшись вдоль ледника Алмазный) вышли на гряду высот, откуда открыли беглый огонь, по мере сил поддерживая отвагу и безрассудство чудо-богатырей Растова.

Тяжелее всего для майора оказалось выполнить собственный приказ и в течение пятидесяти семи секунд, а именно столько заняло их падение в бездну, не осыпать снарядами ненавистных клонских инсургентов.

Сейчас, когда их корабли и флуггеры, боевые машины и серебристые фигуры Растов видел воочию, руки сами тянулись к органам управления огнем…

Кровь погибших товарищей, погибших уже после победы, взывала к отмщению. Ведь ее пролитие казалось вопиюще несправедливым даже на фоне несправедливости всякой войны…

Посадка вышла мягкой. Все благодаря умнице Помору, который загодя раскрутил гусеницы в точности до той скорости, с которой им предстояло соприкоснуться с землей.

Полетели в стороны голубые искры, снежная пыль, неясного происхождения (завозной?) щебень…

«Динго» сразу же направился к лежащей на боку командно-штабной машине Лунина.

– Игневич, готовься к выходу! – приказал Растов. – Кобылин, предупреждаю, будет разгерметизация.

– Да ясен пень будет, если Игневич выходит, – проворчал вечно недовольный наводчик.

Помор остановил «Динго» впритирку к «К-20» Лунина.

Растов готовился прикрыть Игневича огнем пулеметов, а Кобылин загнал в пушку осколочно-фугасный с установкой на картечь, чтоб если сунется какой поганый спецназ «Скорпион», так сразу и высказать ему наболевшее на языке грубой силы.

Мичман проверил герметичность скафандра и, сопровождая свои действия каким-то незнакомым Растову старческим кряхтением, а то, пожалуй, и кудахтаньем, открыл люк.

С пивным шипением воздух покинул боевое отделение танка. Растов с Кобылиным очутились в негостеприимном межпланетном вакууме.

Игневич сделал слишком резкое движение и… вылетел из машины сразу на пять метров вверх.

Это было бы комично, если б не смертельно опасно. Ведь могут же подстрелить!

Но имелся и плюс: с высоты Игневич еще раз внимательно оглядел окрестности «К-20» и удостоверился, что врагов поблизости нет.

К огромной радости Растова, в эфире прорезался Лунин.

– Лежим на боку… Корпус пробит, разгерметизирован… Саидов убит… Я блокирован упавшей стойкой… Остальные не отзываются…

Скрывая радостное возбуждение, Растов, как мог, спокойно спросил:

– Почему раньше молчал?

– Не мог… наладить.

– Слушай, мы сейчас рядом с твоей машиной… Как думаешь, если мы ее на колеса поставим, будет лучше или хуже?

– Мне лично – лучше. Про ребят – не знаю.

– Тогда потерпи немного, сейчас организуем.

При помощи Игневича завели трос, сдали немного назад, и «К-20» приняла свое привычное положение «к лесу задом, к Растову передом», как пошутил Помор.

Затем Игневич помог Лунину вылезти.

Из лунинского экипажа подали голос еще двое: Кисляков и Дородин. Они были живы, хотя и зажаты деформированным оборудованием.


В растовский «Динго» вся эта героическая троица, конечно, влезть не могла.

Поэтому было решено: Лунина – в «Динго», остальных – в другие машины.

От этого приказа никто в восторг не пришел – лишние люди на борту, развернуться негде, теснота и неудобство. Но вслух, ясное дело, не роптали.

Растову вдруг вспомнилось, как он, в такой же точно тесноте, вез спасенную из лап чокнувшегося заотара Нину… Но он отогнал это сладостно-тревожное видение прочь. Воевать гораздо легче, когда мир, где существуют атласные простыни цвета молочного шоколада, ванны с солью и дорогие вина, объявлен параллельным и практически несуществующим.

Стоило Лунину занять место в башне «Динго», скрючившись на броневом кожухе автомата заряжания, как подоспевшие штурмовики выпустили по клонам тридцать шесть увесистых «Мурен».

Авианосец «Севашта» и тяжелые ЗРК немедленно огрызнулись гигаваттами энергии и десятками тонн смертоносной стали.

В эфире появился Зуев.

– Растов, если уж ты изволишь летать на танках, как на флуггерах, – начал комбат с нескрываемым удовольствием, – поспеши немедленно помочь своим пернатым собратьям и подави наконец эти проклятые «Лагаши».

– Вас понял, приступаю к выполнению, – отчеканил Растов. И продолжил, уже почти задушевно: – Также считаю целесообразным спустить сюда «Шамширы». Их там, на бровке каньона, легко перещелкают. Слишком крупные и медленные.

– Передам Чадовичу, пусть сам решает, – нехотя ответил Зуев. Чувствовалось, что комбат боится отвечать в случае чего за «Шамширы», потерянные в ходе непредусмотренного планом маневра. Танки раритетные, можно сказать, коллекционные, начальство на них смотрит как на цацу…


Более ничего не препятствовало погружению Растова в пучину боя с головой.

За кормой командирского «Динго» чернел многогорбый верблюд люксогенового танкера «Хура». Поскольку никто не сомневался в том, что поле боя рано или поздно останется за русскими, танкер сразу полагали своей законной добычей и не обстреливали.

Дальше по каньону на необхватных посадочных опорах стоял пресловутый «Севашта». Слева от него, закрытые ледяными буграми, навалом пустых боеукладок и маскировочными сетями, прятались «Лагаши».

Но до них еще надо было доехать, чтобы расстрелять их в упор или раздавить гусеницами, а «Севашта» уже был как на ладони – стреляй – не промахнешься! Поэтому пока рота Растова рвалась к «Лагашам» вдоль левой стены каньона, орудия «тэ четырнадцатых» непрерывно изрыгали огонь и сталь.

Снаряды рвались на кормовых спонсонах авианосца, приводили к молчанию лазерпушечные установки, дырявили фравахар – государственный герб Великой Конкордии в виде крылатого солнца. (Фравахары, выполненные в виде нарочито архаичных бронзовых отливок, клоны крепили и в носу, и в корме своих боевых звездолетов.)

Растов не знал точных показателей бронирования «Севашты», да и не факт, что точные данные по нему вообще были вскрыты разведкой. (Конкордианцы всегда разводили вокруг своих кораблей такую секретность и запускали в оборот столько дезы, что Генштаб ВКС до самого конца войны не знал даже точного и полного перечня клонских авианосцев!) Поэтому майор не был уверен, удается ли его танковой пушке прошивать насквозь все слои защиты вражеского корабля. Казалось, для «Севашты» все их огненные посягновенья – булавочные уколы.

А ведь Растов помнил, что после решения первой задачи – подавления «Лагашей» – он должен всемерно способствовать выполнению второй и главной. Русским танкам следовало – ни много ни мало – заставить вражеские звездолеты покинуть укромный каньон, чтобы их наконец мог изорвать в клочья главный калибр линкоров и торпеды лихих фрегатов…

По сути, «Динго» с другими «Т-14» играли роль охотничьей своры, призванной выгнать медведя из берлоги.

Вдруг снаряд, выпущенный соседним танком, прошел мимо очередной зенитки и угодил в одну из многочисленных дюз, золотившихся хризолином на серой броне кормового среза.

Полыхнул взрыв – да такой мощи, что «Динго» подбросило.

Разлетевшаяся на куски дюза пронеслась над танками косым метеорным дождем. Из рваной дыры хлынула бурлящая, дымящаяся жидкость – вероятно, содержимое контура охлаждения.

– Так вот куда надо бить! – обрадовался Кобылин. – Разрешите, товарищ командир?

– Можно.

Кобылин принялся азартно обстреливать одну из пяти огромных дюз «Севашты».

Увы, ничего похожего на уже виденный метеоритный дождь ему добиться не удалось. Наводчик громко ругал судьбу, а Растов молча думал о том, что слишком сильный взрыв – это тоже плохо, и, возможно, их ангелы-хранители именно сейчас стараются вовсю.


Интересно получилось с флуггерами, которые прилетели поддержать атаку танкистов.

Ракеты «Лагашей» загнали их на сверхмалые высоты, прямо в каньон. Только там, едва не цепляя плоскостями обледенелые обрывы и причесывая брюхом гребни торосов, они могли чувствовать себя в относительной безопасности.

Поэтому два эшелона атакующих танков – «тэ четырнадцатые» и «Шамширы» – двигались в самом тесном сопровождении с воздуха. Зонтик из тридцати штурмовиков и «Орланов», изрыгающих огонь и огненные кометы ракет, над новейшей бронетехникой Великорасы – такое великолепие просилось прямо на батальное полотно.

И клоны дрогнули!

Когда Растову уже показалось, что, даже заехав прямиком на посадочные опоры «Севашты», они не смогут вынудить к бегству флегматичный гигант, авианосец пришел в движение.

Без малейшей тряски он вдруг оторвался от дна каньона и взмыл ввысь сразу на десятки метров, поддерживаемый столпами голубого плазменного выхлопа.

В эфире это зрелище нашло благодарных комментаторов.

– Улепетывают!

– Скатертью дорожка!

– И правильно, пошли н-на!

Растов тоже вздохнул с облегчением. Огромное число неподавленных зениток по левому борту портило ему весь боевой настрой, ведь сейчас его танкам предстояло давить позицию «Лагашей». А эта задача, по сути, достаточно тривиальная, из-за близости зубастого «Севашты» превращалась в сложную и чреватую большими потерями.

Однако майор рано обрадовался.

Вместо того чтобы набрать скорость и убраться подальше, авианосец отполз вдоль каньона до траверза фрегата «Гита» и, задиристо качнувшись, развернулся на русских своим стальным рылом.

Ни дать ни взять – акула в атаке!


«Тэ четырнадцатые» обрушились на хрупкие пусковые установки «Лагашей»…

Носовые батареи «Севашты» разразились фотонным смерчем…

Слаженно ударили плазмопушки «Шамширов»…

Битва входила в свой апогей.

Растов с наслаждением всадил серию осколочно-фугасных в черный парус радара «Лагашей». В тот же миг проскочившее над головой звено штурмовиков очередями автоматических пушек заткнуло самую опасную батарею на карнизе нижнего бронепояса «Севашты»…

В итоге командир авианосца отказался от своего отважного намерения вести дуэль с русскими танками. «Севашта» стремительно набрал высоту и уполз куда-то на север.

Настроение майора резко пошло в гору.

В эфире появился Зуев, его голос был хриплым и, чего уж там, сердитым.

– Растов, воюешь молодцом! Но не увлекайся, слышишь?!

– Слышу, слышу, – пробубнил Растов.

– Дальше по каньону не иди, – продолжал Зуев. – Выкуривай «Гиту» из ее берлоги. Огнем выкуривай! И стой, жди подкреплений.

– А может, сразу до «Камбиза» рвануть, а, товарищ подполковник? – несмотря на интонации спокойного, бывалого удава, Растов был действительно опьянен боем, это обстоятельство чуткий Зуев очень верно поймал.

– У «Камбиза» «ГК» – восемьсот миллиметров. Он даже если холостым даст – тебя в космос нахер сдует! – сказал Зуев. – Главное, что «Севашту» с насеста сковырнули. «Камбиз» за ним сам потянется, как теленок за мамкой. Твоя цель – ближайший фрегат. То есть «Гита».

– Ну фрегат так фрегат, – вздохнул Растов.

Загрузка...