Стальное сердце. Часть 1

Глава 1

…В прах рассыпался последний кристалл–накопитель маны, да и личные резервы подходят к концу. Купол выдержит еще один, максимум два удара твари и кончится. Потом кончусь я. Потом — моя страна. Хотя, мне, скорее всего, будет уже все равно конечно, но, тем не менее, начатое следует закончить, иначе, зачем и браться?

Да и выбора особо нет.

Я лихорадочно выцарапывал ритуальным ножом последние руны в пентаграмме, расположенной вокруг мраморной статуи, изображавшей юношу, державшего в руках копье, увитое плющом, и кубок. Да, ваять пентаграмму, конечно, полагалось кистью, особой краской, а лучше кровью (можно и не своей), да много чем еще, и кривой зазубренный нож для упражнений в каллиграфии на каменном полу подходил хреново — но весь набор мага–ритуалиста остался в походном мешке, благополучно разорванным в клочья мерзким темным отродьем, вместе с последними участниками этого безумного похода. В живых, из всего отряда, оставался только я, но, чувствую, это ненадолго.

Приход в наш мир одного из князей ада был предсказан давно, к нему готовились, но вычислить место и точное время прорыва архимагам империи удалось только около полутора месяцев назад. Время — сегодня, примерно через 20 минут. Место — заброшенное сотни лет назад святилище какого то древнего бога, расположенное в безлюдных горах на крайнем севере империи. Почему именно здесь: командир нашего отряда, первый магистр Арэол, рассказал нам, что в статуе в центральном зале святилища, спит сущность бога, причем спит давно, сотни лет назад перестав отвечать на молитвы своих верующих. Теперь эта сущность послужит источником энергии и маяком для одного из верховных демонов, собирающегося превратить наш мир в свой домен. В прямом столкновении с существом, обладающим силой темного божества, шансов не было, поэтому совет архимагов принял решение уничтожить маяк, для чего требовались усилия всех членов совета и прочих магов империи, рангом от мастера низшей ступени и выше, и целая прорва энергии. Ни с тем, ни с другим, проблем, в общем–то, не было, огромные накопители в башнях гильдии и фортах легионов были полны, но вот для разрушения статуи–маяка требовался направленный удар исключительной точности (эманации божественной силы стремились развеять любую магию вокруг святилища), для чего и был отправлен наш отряд, в состав которого был включен и я, третий легион–магистр Олли Штайнер. Поскольку самый младший из архимагов, не так давно разменял шестую сотню лет, о включении кого–то из этой почтенной, но весьма ветхой братии в состав экспедиции и речи не было, экспедицию возглавил первый магистр нашего легиона, сильнейший боевой маг из известных мне, мир праху его…

До гор наша экспедиция добралась быстро и без приключений, а вот дальше начались проблемы. Князь ада тщательно готовил свой приход в наш мир: горы просто кишели нежитью, большей частью нематериальной, но от этого не менее опасной, и до пещеры, в которой располагалось святилище, добралось немногим больше четверти отряда, большая часть из которой осталась сдерживать нежить на небольшом плато перед входом, внутрь последовали четверо ритуальщиков, Арэол и я. Вообще–то, по предоставленным нам советом сведениям, святилищу полагалось бы быть пустым, поэтому атаку тех, в кого переродились последние адепты забытого бога, мы, уже порядком измотанные боем с нежитью, благополучно прозевали. Ритуальщики умерли сразу, я едва успел увернуться от удара, зацепившего только мой походный мешок, магистр, которому мерзкая тварь, похожая на огромную полусгнившую картофелину, снабженную шипастыми щупальцами, пропорола бедро и живот, порвав кольчугу, как ветхую холстину, спалил ей половину этих самых щупалец огненной вспышкой (на это ушел запас почти целого накопителя), ну а я добил ее несколькими ударами меча.

Арэол был плох.

— Олли — прохрипел он мне, — Бери тубус, в нем схема пентаграммы. Иди и нарисуй эту сраную пентаграмму вокруг этой сраной статуи, ты справишься… Время на исходе.… Как начертишь — запитай ее силой, сколько сможешь, и сваливай, может тебе повезет больше чем мне…

Старый воин стиснул зубы, с трудом сдержав стон, мертвенная бледность заливала его лицо.

— Магистр, может быть, дотащу вас? Легион своих не бросает…

— Вали *** *** и ищи эту ***статую, иначе все зря, и все наши смерти коту под хвост!!!

— Командир, я горд, что служил под вашим командованием. Легкого вам посмертия…

Я, наконец, замкнул круг пентаграммы, и начал вливать в нее ману, из стремительно пустеющего резерва… Еще… Еще… Все. Пуст.

Купол, лишенный подпитки развеялся, пентаграмма засияла голубоватым светом, а темная тварь — последний настоятель святилища, переродившийся в непонятно во что — атаковала уже меня. И в тот же миг архимаги нанесли удар по цели, помеченной пентаграммой: весь зал залил поток ослепительного света, сфокусировавшийся на статуе, я успел почувствовать удар твари, превративший в фарш всю левую половину тела, успел заметить, как статуя рассыпается в искрящуюся пыль, как лучи света прожигают плоть атаковавшей меня нечисти…

И умер.

Черная пустота вокруг. Непонятно, где верх, где низ, ни звука, ни движения воздуха. Попробовал крикнуть (может, отзовется кто) — будто в подушку получилось, звуки вязли во тьме.

Странно, а загробный мир? Где мост к вратам небесного царства, адская пропасть — если признан недостойным райских садов, или что там на самом деле должно было бы быть? Где хотя бы смертная река с перевозчиком? Где вообще я?

А может, это некое преддверие? И вскоре явят меня на суд, на котором взвешены будут грехи и добрые дела, где будут вытащены и явлены все мои поступки, и определено будет дальнейшее место моей дислокации на ближайшие вечность–другую?

С одной стороны, если подходить к вопросу формально — то грехов, пожалуй, выходит сильно многовато. Почти весь набор выходит: воровство, блуд, чревоугодие, винопитие, ложь и злословие, да и народу я немалую толпу раньше срока на перерождение отправил… Много всего — сложно ползать по грязи и не испачкаться. Но с другой стороны, если верить жрецам — солдат Империи, жизнь за родную землю не пожалевший, всегда попадает в небесные сады.

Так что, может и зачтется.

Но, куда бы ни послали, в рай или ад, думаю, солдаты есть везде, так что, не пропаду: встретят, расскажут, что почем.

Я плыл в пустоте и вспоминал свою жизнь. Я не знал родителей, и вырос в бедняцких кварталах города — столицы большого графства. Был мелким воришкой, питался, чем придется, обычная жизнь беспризорника — воровство, драки, голод. И быть бы мне обычным вором, а как подрасту бандитом (а вполне возможно каторжником или трупом), но пришла Империя. Графство стало еще одной ее провинцией, а меня, сдуру полезшего в карман к подвыпившему ветерану имперских егерей и пойманного им с необычайной легкостью, отправили не в канаву в виде мешка с переломанными костями, а в школу. Школу егерей при одном из легионов империи. Ветеран оказался лейтенантом егерской роты, и чем–то глянулся ему тощий грязный оборванец. Учеба, служба, ну а потом проснулся дар. Инициация меня в довольно сильного мага прошла бурно, и стоимость сожженной казармы из жалования вычитали потом весьма и весьма долго. Неплохо да? Воришка Олли, которому при подписании контракта со школой егерей присвоили фамилию Штайнер, стал магом, настоящим магом! И уже к тому времени сержанта егерей Олли Штайнера приказом командира легиона отправили учиться, с автоматическим продлением контракта, разумеется.

М-да, опять учеба, снова служба, теперь уже легионным магом, несколько военных конфликтов на границах, две полноценных войны. Скучать было некогда, в общем–то, и смею надеяться, жил я достойно. Наверное, и умер тоже достойно — не мне об этом судить. Хотя обидно до слез, ведь, сколько же я не успел… Сколько вина не выпито с друзьями, сколько девушек не успел одарить вниманием, а магия… Я дорос до третьего магистра легиона в основном благодаря магической силе и величине резерва, но, сколько же я не успел узнать о магии! По сути, большая часть моих знаний лежала в области боевой магии, и некоторых разделах целительства (первая помощь, в основном), а ведь есть еще артефакторика, первостихии и стихийная магия, жизнь и природа, да дохренища же всего! Ай, да что теперь…

— Ты неплохо послужил мне, смертный!

Голос в пустоте, шедший, казалось бы, со всех сторон, звучал довольно.

— Эээ, кто ты? — будучи в несколько расстроенных чувствах, ничего более умного спросить я, как–то, не догадался.

— Тот, чью статую вы сломали, смертные козявки! Да! — голос буквально лучился довольством — Это было забавно, наблюдать за вами. Кстати да, и тот храм в горах, где вы так весело проводили время — посвящен мне.

— Забавно??? — я малость с таких речей охренел (и несколько забыл, с кем общаюсь) — Погибло столько народу, а тебе забавно???

— Такова жизнь. По крайней мере, вы помогли мне очнуться, а то эта спячка стала слишком затягиваться. Да и темного не пустили, так что успокойся.

Успокоиться, говоришь? В душе поднималась темная волна злобы. К моему великому сожалению — бессильной.

— Я мог бы развоплотить тебя, и использовать кого–нибудь другого, цени мою доброту, — существо, казалось, насмехалось надо мной. И, правда, что ему до «смертных козявок»? Десятком больше — сотней меньше…

— Смертный, я решил, что ты заслуживаешь награду, — сухо сообщил мне голос.

— А мои друзья? И те, кто был в отряде?

— Они погибли раньше и уже ушли на перерождение без очереди, а тебя вот, солдатик, я решил попридержать. В общем, я решил. Ты получишь новую жизнь. Да, да, ты, человек по имени Олли, ты. Не в этом, правда, мире. В другой вселенной ты мне пригодишься. Ты готов?

— Нет, погоди а….

__________________________________________________________________

Аааааааа… Как же башка трещит…

Хотя… Если есть чему трещать — не так уж все и плохо, а?

Я с трудом оторвал голову от подушки. В глазах двоилось. Кое–как собрав глаза в кучу, я огляделся: комната, довольно бедно обставлена. Из мебели — шкаф да кровать, на которой я и возлежал. С трудом приняв вертикальное положение, я сел. Как же мутит…

Рядом с невысокой кроватью стоит глиняный кувшин, надеюсь там вода, хотя, неплохо бы и пивка. Да я и на вино или сидр согласный!

Так и есть, полный, то, что надо.

Я пил прямо из горлышка, вода текла по подбородку и капала на грудь, тонкими струйками скатывалась по животу и затекала, куда не надо, но мне было плевать. Настроение стремительно улучшалось.

Жить — хорошо, однако, вытирая лицо рукой, подумал я.

Рукой.

Тощей рукой ребенка.

Совершенно не похожей на мои мозолистые грабки, с набитыми костяшками (магом я стал поздно, а драться пришлось учиться рано: жизнь на улице не сахар, да и в школе егерей учили плотно и со знанием дела — умение быстро привести оппонента в негодность среди вояк ценилось высоко).

Что за ***?

Пошатываясь, я подошел к шкафу — откуда–то я знал, что там есть небольшое зеркало. Там оно и было. В обшарпанном зеркальце отражался ни разу не я: лохматый пацан лет 8–10, костлявый и грязный, с растрепанными волосами цвета соломы и огромными ярко–голубыми глазищами смотрел оттуда как–то недовольно, и в то же время грустно и с недоумением. На его лице кроме разводов грязи присутствовали тонкие шрамы, нос был явно несколько раз сломан. Чувствовал себя парнишка хреново и выглядел не лучше. Я помахал пацану рукой, и тот не остался в долгу.

Это что, теперь я так выгляжу?

Хотя с другой стороны, могло бы быть и хуже.

Улегшись обратно на кровать, я принялся проводить ревизию организма, в котором мне придется теперь жить.

Так, хрен с ним с возрастом, мне повезло опять. Парень — маг. Только развитие дара идет как–то странно, энергетическое ядро организма развито слабовато и однобоко. Такое ощущение, что парень в настоящее время мог использовать только резервы тела. Большие конечно, потенциально. Но только тела. Для мага тело — это последний резерв, обычно пользуются энергией накопителей (если они есть), потом используют энергию резерва энергетического ядра (его можно пополнять из внешних источников) и только потом, в самых критических ситуациях в ход идет мана, вырабатываемая организмом мага.

Так, а это что еще такое???

Я чувствую что–то еще.

Внутренний источник, он пока не доступен, но он есть. И он… Живой? Я вгляделся истинным зрением (первое чему учили в академии магии, основа основ, даже для столь однобоких специалистов как армейские маги на контракте): сложная конструкция из энергетических линий, питающаяся от маны, вырабатывающейся организмом, под ней странное образование, сложно разобрать что–то большее. Живой источник? О таком я не слышал, хотя, я много чего не слышал. Может быть и такое. Наверное. Хотя… Энергетическая структура этого образования выглядит знакомо, что–то напоминает… Что–то нам такое рассказывали на лекциях в академии, да и видел вроде. А вот где же я такое мог видеть? Хотя, кажется, начинаю вспоминать. Да, точно, подобные образования я мог наблюдать у…

У одержимых.

Вашу ж мать!!! Демон!!! Это, мать его, натуральный демон, сидящий, мать мою, у меня в пузе!!!

Глава 2

Так, надо успокоиться.

Глотнуть еще воды (главное, горлышко кувшина не откусить), и успокоиться.

Разумных одержимых я не видел, да и не слышал про таковых. И раз до сих пор паренек, в которого меня поселили, не потек крышей от эманаций этой потусторонней мерзости — есть время, чтобы исследовать тщательно и разобраться, что там сидит за дрянь, что ей там понадобилось и как от нее избавиться. Да и какого хрена — это я теперь живу в этом теле!

Ладно, отложим выяснение, и продолжим диагностику. Парнишка неплохо развит для своего возраста, довольно крепок, несмотря на худобу, жилист. В общем, все неплохо, были бы кости, короче говоря, а все остальное вырастим. Так, присутствует несколько повреждений — пара трещин в ребрах, несколько синяков и ссадин. Судя по всему — паренек огреб люлей. Разберемся и с этим, обид я не спускал никому, сочтемся. Также не радовала своим наличием здоровенная шишка на затылке, это из–за нее меня так мутило — видимо сотрясение.

Итак, что в пассиве: странная *** в животе (с «пузом» я несколько погорячился, тельце мне досталось весьма тощее), легкое сотрясение, мелкие травмы. Что в активе: Я ЖИВ!!! Ыыыыыаааааааа, я жив!!! Тот, кто ни разу не умирал, не знает, каково это — получить второй шанс. И надо бы разобраться с наследством предыдущего хозяина тела. Память мне по идее должна остаться, в противном случае репутации юродивого (это в лучшем случае) мне не избежать — незнание местных реалий местным же жителем выглядит подозрительно. Кстати, за языком надо будет следить весьма тщательно — это мне на заметку.

Закрыв глаза, я попытался войти в транс — медитация — лучший способ вспомнить что–то, да и просто отличный способ узнать о себе побольше…

Что сказать, память предыдущего владельца мне, вроде как, доступна, и ее усвоение счастья мне не доставило, и не сильнейшая головная боль стала тому причиной — эпизоды из жизни подростка вереницей мчались перед глазами. Во–первых, я снова сирота, хорошо хоть живу не на помойке, как в прошлой жизни. Звали предыдущего хозяина странно — Наруто. На–ру–то. По фамилии Узумаки. М-да, Олли Штайнер — лучше, но придется соответствовать.

Живу я в городе приличных размеров, под названием Коноха. Кстати, местные почему–то называют свой город деревней, странно. Обычно бывает наоборот, хех. Кстати, что такое коха… хаха… Хокаге? И почему я так хотел им стать? Ага, это правитель деревни, почетный чин, глава совета и все такое. Предпосылок к осуществлению сих мечт я, однако, не заметил. Паренька местные жители считали дураком, и почему–то относились весьма враждебно. Орали, оскорбляли, хотя и не били, а боевые отметины, в виде сломанного носа, достались мне от их деток. Интересно, что можно вытворить в таком возрасте, чтобы вызвать настолько резкую антипатию? Скорее всего, к этому имеет отношение дрянь, сидящая в моем теле, это к гадалке не ходи. Кстати, вспомнил я и того пи… человека, так отделавшего мальчишку. Им оказался какой то пьяный в хламотень, согбенный старик, сорвавший злость на ребенке. Последнее, что помню — какие–то неразборчивые вопли про погибшую семью, в чем виноват «проклятый ублюдок Минато», и звонкий звук от удара палкой по черепу.

По моему черепу, надо полагать.

Однако мстить такому… Ладно, надеюсь, сдохнет сам.

И да, я собираюсь учиться в академии. Академии убийц и шпионов, которых называют здесь красивым словом — шиноби. Мне это нравится!

Ладно, с настоящим и прошлым худо–бедно разобрались, неплохо бы определиться с будущим. Итак, что мне надо и чего я хочу? А хочу я, как ни странно, жить достойно, и еще хочу знаний. Чтобы получить и то и другое — необходим статус в обществе и соответствующее финансовое обеспечение: как я уже понял, в деревне процветала клановость, и просто так никто ничего нищему заморышу не даст. И да, надо делать что–то с боевой подготовкой — даже шестилетнего Олли пьяный старик с клюкой так отоварить бы не смог, а тут пацан старше так нахватал. Годочков то мне здешнему, кстати, почти восемь.

Так, цель у меня есть, пускай она неясная и несколько расплывчатая — но что есть, то есть. Теперь следует прикинуть пути ее достижения. Первым делом необходимо подтянуть свое новое тело в плане физподготовки, все–таки сознание взрослого и в прошлом хорошо тренированного Меня в хиловатом детском теле, покамест, чувствовало себя несколько неуютно, да и полезно это — быть сильным. Параллельно следует заняться развитием энергетики организма — небольшие внутренние резервы маны в теле и наличие слабеньких энергоканалов конечно радовали, но энергетическим ядром следовало заняться плотно, все таки возможность быстро пополнить его резервы из посторонних источников — это огромное преимущество. А то получится, потрачу я ману организма, пускай ее и много для восьмилетнего пацана, и что потом? В кулачок свистеть, пока она по каплям восстановится? Потратив воду из фляжки, умирать от жажды на берегу огромной реки? Нет уж, если есть возможность — надо ее использовать, а щелкать клювом и радоваться детству пусть будет кто–нибудь другой.

С задачами разобрались, идем дальше. Крыша, над головой имеется, квартира, пускай тесная и однокомнатная, зато своя.

С финансами дело швах. Их нет, и не предвидится в перспективе. Как сирота, я получал небольшое пособие от деревни, порядка сотни местных монет в месяц, только чтоб на еду хватило. Что ж, придется искать работу. В большом городе ее не может не быть, даже для такого сопляка, каковым я в настоящее время являюсь. Мусорщик, уборщик, подметала, помощник санитара, подсобный работник «подай–принеси–пошел на***» да мало ли, найду, в общем. А не найду — что ж, одним воришкой в городе станет больше.

Кстати, надо бы обновить гардероб, а то такое пугало возьмут разве что выгребные ямы вычерпывать: вырвиглазного цвета комбинезон мне решительно не нравился — в империи в подобные одеяния упаковывали скорбных разумом, только рукава были подлиннее, почти до пола. Чтоб упаковывать буйного со всеми удобствами, и ручки спеленать, а если особо душный попался, то ручки к ножкам примотать. А по цвету — да, все совпадало почти полностью: всем издалека заметно, что человече в голову контужен и обращаться с ним нужно соответственно. Заодно и подстричься не мешало бы, нечего насекомых разводить.

И еще одна мелочь.

Что–то надо делать с демоном.

В принципе, энергетические линии печати, державшей его в компактном состоянии, я видел, и по приложении некоторых усилий (не с нынешними возможностями конечно, но через некоторое время, это будет вполне в моих силах) мог от нее избавиться. Однако общей проблемы это не снимало. Сломаю я печать — и что дальше? Тварь попытается либо перехватить контроль над телом, либо вылезти и нанести много добра всем окружающим и мне в первую очередь, а в прямое столкновение с полным сил демоном (неизвестной, кстати, силы) я буду способен вступить не скоро. Это с шансами на победу, имеется в виду.

М-да, эта проблема беспокоила меня как прыщ в носу: и зудит, а не дотянешься, все–таки это тело теперь и есть я, и никакие соседи мне тут нахрен не сдались. С другой стороны, ведь можно было бы попытаться демона каким то образом применить — видал я артефакты, с заточенными в них тварями, сидящими в них вместо накопителей (но это во мне уже врожденная бережливость и хозяйственность говорит, в просторечии жабой именуемая), да много вариантов.

Ладно, один хрен, придется отложить ее на будущее: одним из моих жизненных принципов было — «можешь — делай, не можешь — сиди на жопе ровно».

Ну а пока, следует отоспаться, и привести свое тело в относительный порядок, тем более что это я, в общем–то, умел неплохо: все–таки служба в действующей армии, да еще и в частях, предназначенных для разведки и диверсий — это не баран накашлял, егерь, если он тупой и ленивый быстро отправится нюхать корни ромашек, да еще и товарищей с собой прихватит. К тому же, в процессе обучения магии в академии и последующей службы в качестве мага егерей я здорово поднаторел в целительстве, в частности в таких его разделах как полевая хирургия, травматология, первая помощь. Конечно, отрубленную конечность мне не вырастить, и с моровой болезнью не справиться (не та специализация) но собственные ребра заживить смогу, и последствия сотрясения одолею.

На следующее утро, приведя себя в относительный порядок, я отправился осуществлять свои замыслы. По дороге до магазина одежды я с любопытством оглядывался, все–таки воспоминания (тем более, чужие) это одно, а вот посмотреть своими глазами — совсем другое.

Коноха была преимущественно, одно– и двухэтажной, сами строения, по виду довольно разнообразные, были в основном деревянными, на каменном фундаменте. Навстречу попадались аборигены, спешащие по своим делам, на меня недобро косились, однако мне было на них плевать. Пару раз заметил, вдалеке, скача по крышам, словно гигантские кузнечики, мелькали люди.

Местные колдуны, наверное — обычный человек так скакать не в состоянии. Только, зачем прыгать? Не лучше ли с комфортом ехать в повозке или карете, а если надо попасть куда–то быстро — то телепортироваться? Хотя, может, развлекаются.

Так, вертя башкой по сторонам, я неспешно добрался до магазина. Внутри благообразная невысокая старушка улыбнулась мне как старому знакомому, хотя имени ее я не помнил.

— Доброе утро Наруто, что ты хотел?

— Здоровья вам, уважаемая, мне требуется новая одежда, ну… Вместо того, что сейчас на мне, а то… Эээ…

(а еще хотелось бы поесть и в баню с массажистками, но, боюсь, не поймут)

— Выбирай — бабуля усмехнулась — Все перед тобой!

Выбирать то было из чего, но все упиралось в финансы, коих было скудновато. Перед уходом я выпотрошил заначку, которую этот малолетний обалдуй копил для обжираловки, которую устраивал себе примерно раз в 2–3 месяца, и сейчас ворочал капиталами в количестве около 70 монет местной валюты, называемой «ре».

Недолго порывшись в бабулькиных запасах, выбрал себе пару просторных штанов, длиной чуть ниже колена, пару же тонких рубашек из неизвестного, но, судя по всему, недорогого материала и жилет — видел такие на местных жителях по дороге, все немарких цветов, и чуть больших размеров, нежели мне сейчас было нужно. Выложив все это на прилавок, я поинтересовался ценой.

Бабуля ненадолго задумалась.

— Стодв…нет, шестьдесят ре, Наруто. Носи и чаще вспоминай старую Микото–сан.

— Благодарю вас, Микото–сама, уверен, эти вещи прослужат мне долго. Могу ли спросить вашего совета?

— Конечно Наруто, спрашивай.

— Я бы хотел устроиться на какую–нибудь работу. Я живу один, и пособие не слишком велико…

— Нууу — она поморщилась — Мне сейчас не нужен помощник, но ты можешь обратиться к чиновникам Хокаге, уверена, что–нибудь они тебе предложат, ну или обратись к старосте квартала, Оно Ясуо, его дом — девятый по правую руку от моего магазина. Скажи ему, что я просила его подыскать тебе что–нибудь.

— Спасибо Микото–сама, вы мне очень помогли — поклонившись, я покинул помещение.

Фффууухх, вроде нормально обошлось. Речевые обороты и тому подобные штучки мне хотя и подсказывала память прежнего владельца тела, но тонких моментов все равно оставалось много. И приставки эти … «саны» и «самы», еще «тян» есть и «кун» и дохрена еще всего, М-да, как же непросто все. Хотя, в репутации идиота есть и свои несомненные плюсы: ляпну что–нибудь не то — спишут на скудоумие. Кстати, мне понравилось, как отнеслась ко мне бабуля. И цену здорово скинула, даже без торга, что странно и для торговцев нехарактерно — что–то в этом есть. Надо будет познакомиться с ней поближе, не люблю, когда кто–то знает про меня больше, чем я сам.

Так, что у нас далее по плану… Завтрак или стрижка? Если верить памяти Наруто, то оставшихся денег хватит на что–то одно. В брюхе бурчит, но имидж — наше все… Пока я решал эту мучительную дилемму, меня грубо задел плечом шедший мимо коренастый паренек, чуть старше меня.

— Смотри где стоишь, придурок!

И мерзостно при этом ухмыльнулся.

Не знаю, как на подобное реагировал Наруто, но Олли в этом возрасте заводился с полпинка. Тем более репутация среди взрослых — одно, а среди сверстников не стоит быть мешком для битья и мишенью для тупых острот. Да и парня я знал, это был Киба Инудзуки, и доставал он Наруто, то есть меня, давненько — габариты позволяли ему уверенно чувствовать себя в драке. Хулиган короче, шпана. Отожрал телеса, понимаешь, и притесняет. Ничего, щас поправлю.

— Смотри куда прешь, боров! — я сплюнул ему под ноги — Плохо видишь, корявый? Купи очки!

— Что ты сказал? Узумаки, давно пыли с земли не ел? Щас накормлю!!!

От прямого и бесхитростного удара в челюсть я уклонился, чуть качнувшись в сторону, и аккуратно пробил ему справа вразрез навстречу в бубен, и без паузы впечатал боковой слева в печень. Все таки никакой угрозы парень для меня не представлял, уродовать его было не за что, ну а пары живительных пиздюлей мне никогда не было жалко для хорошего человека. Удары, конечно, были у этого тела не поставлены, но мастерство не пропьешь, попал я хорошо и куда надо.

— Оторвал бы тебе твои культяпки, Киба, краб ты рогатый, да вижу ты уже сдулся. Пойди, поплачь в уголке, постирай штаны и не лезь ко мне больше, а то в другой раз массажем не отделаешься!

Оставив свернувшегося в креветку Инудзуки полировать дорогу, я направился стричься.

Конечно, проблем конкретно с этим представителем двуногих парнокопытных, одним сеансом рукоприкладства не решить, ну да пора себя ставить в местном обществе. Мне с этими ребятками жить и расти.

Ну что ж, переодетому, коротко стриженному и чисто умытому Мне, староста квартала, как и ожидалось, предложил престижную и высокооплачиваемую работу подметальщика. Платили за это в месяц двухсот ре, я был согласен, мне вручили инвентарь, небольшой аванс (я старательно бурчал животом и блестел голодными глазами во время беседы) и на том распрощались.

Глава 3

Все пока шло по плану. Денег, что я зарабатывал, подметая по утрам центральную улицу своего квартала, вполне хватало на сносное существование. Мне больше не приходилось голодать — лапши и рисовой каши теперь было более чем вдоволь.

Ненавижу лапшу.

И рисовую кашу тоже.

Хотелось сочный бифштекс… Небольшой, я ведь не прошу многого, так, со средний противень… И пива! Густого холодного темного пива, иногда оно мне даже снилось, однако, в местных закусочных и магазинах была только странная рисовая брага, но мне не продавали даже ее. Мал еще, дескать. И предлагали купить молочка, *** ***!

Сосите сами свое молочко, засранцы.

Хотя, что это я, хватит мечтать и отдыхать! Как говорил нам еще в школе егерей старый капрал–наставник, выбрав самую глубокую и грязную лужу, и уложив курсантов в нее отжиматься: «Работать, обезьяны! Жирная жопа на тот свет тянет!».

Так что — егерь Штайнер! Встать!!! Упор лежа принять!!!

Попытка поднять свои мощи с мягкой зеленой травы, покрывавшей мою полянку густым ковром, сопровождалась скрипом суставов и тягучим гулом в мышцах. Нет, наверное, хватит на сегодня силовых упражнений, немножко растяжки — и можно отдыхать.

Еще спустя пол часа я уже отмокал в прохладном ручье, протекающем в небольшом овраге недалеко от поляны.

Эту полянку, в лесу, в незастроенной части Конохи, нашел я совершенно случайно, когда отправился за материалом для новой метлы. Старая пришла в негодность, когда на четвертый день работы, возвращаясь домой, я снова встретил Кибу Инудзуки. В драку он лезть не решился, но решил, что мне будет интересно узнать, что он думает про меня лично и о том, чем я занимаюсь: на «нищего сопляка» и «тупого крестьянина», я в принципе, не обиделся, да и упражняться в остроумии было лень, но к порядку его призвать было необходимо. Поэтому, пока он разорялся, я осторожно приблизился, и резким прыжком сократив дистанцию, применил к липучему Инудзуки прием, известный среди любителей единоборств как «Яростная Метла, Сокрушающая Хребет». К сожалению, Киба оказался прочнее, чем мое орудие труда, и мне в тот же день пришлось посетить местные лесонасаждения.

Продираясь сквозь молодой осинник, я заметил впереди просвет, и спустя пару минут, вышел на эту поляну. Удобное местечко для тренировок: свежий воздух, никто не отвлекает, рядом ручей, в общем — все что нужно. Следующие несколько дней я посвятил оборудованию своего тренировочного зала: обтесал толстую ровную палку и укрепил ее на соседних деревьях, на ветке другого дерева, ближе к его вершине, укрепил толстую веревку для лазания по ней, из пары толстых досок, матраса (все равно из за ветхости его было давно пора выкидывать) и большого куска свиной кожи, купленной за несколько ре у продавца в магазине с разнообразным снаряжением, сделал щит для отработки ударов руками. А из дурацкого мешка с рукавами и штанинами, в котором раньше рассекал Наруто, получилось что–то вроде рюкзака, в который можно насыпать песок или камни и закреплять на спине.

Таким образом, уже четвертый месяц моего здесь пребывания, утро для меня начиналось часа за полтора до рассвета, и при свете тусклых уличных фонарей (неплохо бы, кстати, разобраться, как они работают — явно не на масле или нефти, выглядят же просто как светящийся шар на столбе) занимался уборкой улицы. Потом возвращался домой, цеплял на себя рюкзак с песком и бодрым галопом мчался в лесок, где и занимался приведением своих мощей в надлежащее состояние. Вечером проводил еще одну тренировку, но уже на растяжки и отработку комплексов рукопашного боя, бой с тенью и упражнения на скорость. Поначалу конечно, приходилось тяжеловато, но кое–как терпел, а потом втянулся, хотя ощущения по утрам первые пару недель были мрачноватыми: мышцы и связки болели так, что передвигался я со скоростью и грацией черепахи, разбитой параличом к тому же, но тренировок не бросал.

Ну а перед сном — обязательная медитация, в процессе которой работал с энергетикой организма. Раз уж у парня уже были кое–какие задатки в виде тоненьких и хрупких энергоканалов, образовывавших сеть по всему телу, то и начать решил с их развития, а там и до энергетического ядра дело дойдет.

Для начала необходимо было повысить прочность и толщину каналов, для чего я каждый вечер перегонял небольшие порции маны по ним в течение нескольких часов. Подобные процедуры доставляли мне просто море удовольствия и приятных ощущений: меня бросало то в жар, то в холод, кожа горела как натертая наждачной бумагой, а по спине тучными стадами бродили мурашки, размером с суповую тарелку, не меньше. Я заканчивал заниматься мазохизмом, когда начинали болеть глаза — именно там каналы были наиболее хрупкими.

Так же, для развития резервов тела я тратил те крохи энергии, которые были мне доступны: с помощью концентрации маны в энергоканалах и капиллярах, располагающихся в коже, и поддержании на этом участке тела простенького плетения укрепления получался довольно интересный эффект — кожа на время действия плетения становилась толще и нехерово прочнее. Эффект этот был достаточно изучен в Империи, и применялся некоторыми армейскими магами как пассивная защита своего трепетно лелеемого организма. Назывался он «троллья шкура» и мастера–маги, тренировавшие этот прием с детства или ранней юности добивались удивительных результатов: «шкура» держалась на них постоянно и обеспечивала неплохую дополнительную защиту — необходимую концентрацию они поддерживали на автомате. Конечно, не все было так гладко — «шкура» постоянно тянула из организма ману, и требовала концентрации при наложении и поддержании — именно это и являлось главным препятствием ее повсеместного использования. По крайней мере, Олли Штайнер, ставший магом в относительно зрелом возрасте, так ее полностью и не освоил — тренировать ее надо было долго и упорно. К тому же «шкура» — это все–таки больше вспомогательная приспоба, прямого удара мечом или топором она не держала (хотя от ножа, стрелы или скользящих ударов вполне могла выручить), так что Штайнер предпочитал не выделываться, и просто носил кольчугу.

Поначалу, «троллья шкура» получалась у меня на небольшом участке ладони, да и держалась считанные минуты, но к настоящему времени я мог поддерживать ее от кончиков пальцев левой руки примерно до середины груди, в течении пары часов. Потом резерв иссякал, и я превращался в медузу — ощущения магического истощения тела были незабываемы.

За работой и тренировками я совершенно забыл — мне же завтра исполняется восемь лет! Надо это отметить, как ни крути, а это единственный мой праздник. А еще следует совместить приятное с полезным: это отличный повод навестить ту добрую старушку — Микото–сан — хозяйку магазина одежды, и, если получится, добыть немного информации.

На следующий день, после утренней тренировки, приведя себя в порядок, я отправился охмурять бабулю.

— Здоровья вам, почтенная Микото–сама, надеюсь, торговля ваша в порядке? — я жизнерадостно улыбнулся старушке во все свои тридцать два.

— И ты здравствуй, Наруто, чем могу тебе помочь? Дела мои идут хорошо, а вот здоровья бы лишнего не помешало — она демонстративно потерла поясницу, но тут же улыбнулась мне в ответ.

— Помочь подобрать тебе чего–нибудь из одежды, а то я смотрю, ты подрос, да и в плечах раздался?

— Спасибо Микото–сама, было бы хорошо!

Выбрав несколько вещей, я расплатился, и, сделав вид, будто собираюсь уходить, подошел к двери, но потом вернулся.

— Микото–сама, а покажите мне еще вон то — и показал ей на неплохие перчатки из хорошей кожи, без пальцев и с ремешком, затягивающим их вокруг запястий

— Вот, смотри Наруто, это хорошая и качественная вещь!

— Уверен, что у вас других и не бывает! Я хочу купить их, сегодня у меня день рождения, сделаю себе подарок!

Бабуля снова улыбнулась.

— Знаешь Наруто, они твои. Пусть это будет моим подарком тебе.

— Но Микото–сама, я устроился на работу, у меня есть чем заплатить и…

— Бери Наруто — она перебила меня — И не спорь! Я сказала, это мой подарок тебе. А деньги тебе еще пригодятся, купишь себе сладостей.

(от пивка бы не отказался, а сладости… Нет, нахрен сладости)

— Тогда Микото–сама, я настаиваю на том, чтобы угостить вас ужином. Прошу, не отказывайтесь, вы так хорошо ко мне отнеслись, а у меня нет друзей и родных и некого позвать… — при этих словах я умело пригорюнился.

Подумав, старушка не стала отказываться, и вечером мы встретились в раменной, недалеко от ее магазина.

— Прошу вас, не стесняйтесь, заказывайте, я хочу угостить вас как следует, Микото–сама!

Бабуля рассмеялась

— Мне много не надо Наруто, закажи хорошего чая, пожалуйста, и этого достаточно.

— Как скажете, уважаемая!

Прошвырнувшись до стойки и сделав заказ, я вернулся.

— Микото — сама, а скажите, вы ведь знали меня раньше?

Вопрос что называется в лоб. Старушка пожевала губами и опустила глаза.

— Да… Наруто, я хорошо знала твоих родителей…

— Как здорово, не могли бы вы рассказать мне о них? Я ведь совсем ничего о них не знаю!

Она, ненадолго призадумалась, явно что–то для себя решая, но все–таки ответила.

— Нууу, твоего отца звали Намикадзе Минато, как же ты на него похож… Эти волосы и глаза…

— Он был шиноби?

— Да Наруто, более того, он был Хокаге. Четвертым Хокаге Конохи. Как же он был красив! Ты знаешь — она лукаво улыбнулась — Будь я лет на двадцать помладше, когда встретила его, обязательно увела бы его у твоей матери!

Она мечтательно закатила глаза.

(да уж, видать бабуля в молодости была та еще штучка)

— А моя мать?

— Узумаки Кушина, химэ (дочь главы рода, что–то вроде принцессы, в общем, как я понял) клана Узумаки, и характером ты пошел в нее…Такой же непоседливый чертенок….

Тем временем принесли чай, пирожные и бутылочку хорошего саке. Сам я хлебать рисовую брагу не собирался, ни к чему ведь портить впечатление о себе, не так ли? А вот бабуля, ударившаяся в воспоминания, от чашечки этого спецраствора не отказалась.

— Она была красивой, Микото–сама, ведь так? Мама…

— Да, мальчик, твои родители были красивой парой, высокий и сильный Минато и хрупкая Кушина… Ах, Минато–красавчик… Ты похож на них обоих, Наруто, очень похож, а когда вырастешь, я уверена, будешь точной копией отца! А уж тот был настоящий «смерть–девкам»!

Она захихикала

— Твой отец был мудрым Хокаге, при нем Коноха сильно выросла, мы наладили торговлю с соседями, а земли подвластные деревне сильно увеличились, строили новые мосты и дороги, и деревня быстро богатела и развивалась. Это при нем мне построили мой дом и магазин! А Узумаки Кушина ему очень помогала, и погасила многие конфликты между кланами в деревне, да, она была ему хорошим помощником.

— Да Микото–сама, я вырасту, и буду достоин своих родных! Но как же так получилось, что я один? Что произошло? И где мой клан, где все Узумаки? Где? Ведь не могли мои родители меня бросить? — изобразить правдоподобное возмущение не представляло никакого труда, ибо воистину, какого хрена мне корячится метла вместо счастливого детства?

— Тебя не бросили Наруто, нет. Твои родители погибли восемь лет назад… В этот самый день.

(****!!! Никогда больше не буду отмечать день рождения! Хотя семья Наруто как бы и не совсем моя, но хоть немножко уважения они заслуживают. И плясать и веселиться положено на могилах врагов, а никак не отца с матерью).

Погрустневшая бабуля тем временем, залпом выпила свою чашку саке, и я налил ей снова.

— Вы ведь что–то знаете про это? Расскажите мне, как это произошло, я хочу все знать!

— Я мало знаю, мальчик. В ту ночь, когда проснулась от грохота и звуков боя, я побоялась выходить на улицу…Я ведь всего лишь слабая женщина, Наруто, мне было очень страшно. Тогда творилось что–то ужасное! Коноха была сильно разрушена, я сама видела, много пожаров, их тушили весь следующий день, погибло очень много людей… Квартал твоего клана полностью превратился в руины, никто не спасся. Кроме тебя…

— Напали враги деревни?

— Да Наруто, на деревню напали, но это были совсем не люди. Ночью приходил демон, мне рассказывали те, кто его видел — демон выглядел как рыжий лис, с девятью хвостами. Огромный лис, намного выше башни Хокаге, может быть, тридцать метров, или даже больше. Биджу, это был огромный, могучий, полный черной злобы биджу.

От нехороших подозрений у меня задергался глаз.

Бабуля, меж тем, продолжала.

— Откуда именно он явился, никто не видел, но пришел он со стороны квартала Узумаки, разрушив там все. Знаешь Наруто, мне тяжело тебе это говорить, но люди говорили, будто биджу вызвал твой отец, чтобы напугать и ослабить остальные кланы Конохи и заполучить полную власть над деревней, но потерял над ним контроль, и демон вырвался на свободу.

— Но как же это…

— Нет, я не верю, конечно, в эту чушь, я хорошо знала Минато, он бы никогда так не поступил, но люди думают так до сих пор.

— Поэтому ко мне плохо относятся?

— Да, Наруто, этот кошмар запомнился людям надолго, они думают, что во всех смертях и разрушениях виноват твой отец, а ты его сын и так похож на него…

— А что же было дальше? Биджу убили?

— Не знаю, наверное. Больше, слава Амиками Аматэрасу, демона никто не видел. С ним сражались шиноби всех кланов Конохи, наверное, убили, а может быть прогнали. Не знаю…

Саке кончилось, и я предложил взять еще пузырь, но расстроившаяся бабулька сказала, что ей хватит, да и поздно уже, и ей пора домой. Я естественно отправился ее провожать, поддерживая под локоток. Довел до дома, вежливо попрощался и отправился гулять.

Хотелось все обдумать, да и в голове роились мысли, не самого приятного содержания. Добрая бабушка прямым текстом рассказала, откуда берется неприязнь местных ко мне. Я, конечно, ни в чем не виноват, ибо в возрасте менее одного дня крупно нагадить целому городу было бы весьма и весьма затруднительно, но людей не переделаешь, раз уж с какого то хрена народ решил, что виноват мой отец, ну а значит и я соответственно тоже. И кстати, это жу–жу про то, что демона вызвал мой отец, явно не спроста — слишком уж похоже на удобную байку, чтобы прикрыть настоящего виновника. Если верить речам старой торговки, Намикадзе Минато был неплохим правителем, и для усиления своего влияния наверняка мог бы использовать менее радикальные способы, чем вызов демона посреди своего же квартала и разнос в щебенку половины своего города. Тем более, его жена (и мать Наруто соответственно) имела неплохие связи с остальными кланами селения, и являлась к тому же химэ своего клана, чем обеспечивала его безоговорочную поддержку. М-да, как же все непросто.

Демон вот тоже, собака страшная… Выше башни Хокаге, значит? А хвостов точно девять? Ммм… Да рыжий к тому же, еще и злобы черной утаить не пытался… А свернут то как компактно, а упакован то как изящно, вон какая печать красивая, ***, да я буквально полон сюрпризов, что сказать.

Глава 4

Сюрпризы сюрпризами, а полон я еще и зеленого чая, который, судя по ощущениям, уже минут как двадцать просится наружу. Эк я задумался. Я свернул с главной улицы на одну из боковых, и немного поблуждал по закоулкам квартала. Наконец, найдя удобное и безлюдное местечко возле огромной клумбы с розами, с высаженными вокруг нее кустами шиповника и беседкой неподалеку, принялся орошать насаждения. Чая я выпил много, процесс затягивался, и тут я услышал со стороны беседки какие то голоса и странный шум, как будто кого–то… Били? Не мое, конечно, дело, встревать в чужие разборки, но спать все равно не хотелось, один выходной от работы после дня рождения я себе мог позволить, так что было время, и проснулось какое–то детское любопытство — и я решил посмотреть поближе.

Просочившись сквозь колючие ветви шиповника, я узрел следующую картину: высокий тощий подросток лет 12–13 левой рукой держал за волосы невысокую худенькую девочку, правой же отвешивал ей легкие пощечины, что–то при этом весело приговаривая. Двое его дружков в это время лениво буцкали ногами чье то попискивающее тело, валяющееся на земле. Все присутствовавшие были увлечены своим занятием, и мое появление не заметили — к тому же уже темнело, да и я старался держаться в тени кустов. Ага, вот видимо и подрастающее поколение местных бандосов мне встретилось. Я подкрался еще чуть ближе.

— … а сейчас, коза, ты встанешь на колени и попросишь у нас у всех прощения, за своего дружка, и карманы выверни, нам пригодятся денежки!

— У меня ничего нет, отпустите нас… Юки, Юкииии… Аааааа, больно… Отпустите пожалуйста…

— Врешь, коза, мы видели, как ты покупала пироги у разносчика, врать мне решила?

И влепил ей особенно звонкую пощечину.

Я решил вмешаться — настроение было ни к черту, и подраться очень хотелось, да и любил я помахать рычагами.

Был бы Олли Штайнер сыном благородного человека, какого–нибудь графа или маркиза, на худой конец барона, да хоть бы и купца, и проходи я службу в элитных войсках — рыцарская тяжелая кавалерия там, или гвардия — уж я бы себя проявил! Вышел бы к этим обормотам, сразил бы мощью красноречия, бросил бы смело в лицо обвинения в бесчестии, в ненадлежащем обращении с этой девчонкой, да вызвал бы их на бой, в котором проявляя чудеса отваги и смелости… Нахватал бы полну жопу огурцов, так бы скорее всего и было бы, все таки один против троих — это более чем серьезно. Но я был сиротой с помойки и служил горлохватом, поэтому без разговоров, быстро приблизился, и могучим пинком куда то в район копчика отправил тощего быдлана в гостеприимные объятия шиповника. Его кореш, отвлекшийся от запинывания лежащего бедолаги, успел повернуть ко мне рожу, и получил прямо в улыбку самый тяжелый хук, который могло выдать мое восьмилетнее тело. Удар, и он уселся прямо на задницу, удобно подставив личико под удар ногой, чем я и не замедлил воспользоваться. Не по понятиям, конечно, упавшего бить, но по–другому я не умею. Уронил — добей, иначе рискуешь получить в спину, так что, лови подачу, дружок! Ай, как хорошо с ноги приложился, аж гул пошел! Третий юный рыцарь подворотен проявил завидную расторопность и дал по тапкам куда–то вглубь квартала, во дворы, не став искушать судьбу, даже не попытавшись разглядеть нападавшего. Девочка, от неожиданности хлопнувшаяся на спину, тем не мене успела истошно завизжать, ей в унисон мычал отоваренный мной бандючонок, у которого похоже была сломана челюсть. Тем временем, из куста шиповника выскребся тощий (а теперь кроме этого еще рваный и исцарапанный) и тут же извлек откуда то неприятного вида нож, кривой и ржавый.

— Брось железяку, дурачина! Брось, говорю!

— Ты не знаешь с кем связался, ублюдок!

Мало достать и показать нож, надо еще хоть немного уметь им владеть. Отбив довольно неуклюжий выпад, направленный мне в живот, я пробил этому юному мафиозе в колено, выбив чашечку. Ну а у обездвиженного противника отобрать ножик и нахлестать по румяным ланитам труда не составило.

Подхватив за сандалий заметно поскучневшего вражину, лежавшего на спинке и злобно хлюпающего разбитым носом, и прихватив по дороге его музыкального сотоварища (его мычание начинало несколько утомлять) я уволок обоих перцев подальше за беседку, где аккуратно сложил их под кустиком отдыхать. Чистоплотность, порядок и дисциплина — вот качества настоящего воина империи! Поле боя от мусора и отходов очищено, я в полном порядке, ну а дисциплину среди присутствующих, сейчас наведем.

Для начала я решил осмотреть лежавшего в травке паренька, которого так старательно утрамбовывала парочка юных идиотов. Когда я перевернул его на спину, первым делом обратил внимание на шикарный бланш, на всю правую сторону лица. Он был красивый уже сейчас, а к утру, когда полностью созреет и засияет всеми положенными ему оттенками, рожа паренька станет похожа на символ инь\янь. Ну да ничего, прекрасные девы любят мужественных мужчин, а что как не боевые отметины придает мужественности? Также, осмотрев его истинным зрением, я диагностировал трещины в нескольких ребрах с правой опять же стороны тела, трещину в ключице и вывих локтевого сустава. Внутренние органы особо не пострадали, за исключением печени — по ней парень нахватал. Ничего опасного для жизни, в общем, парнишка легко отделался — уличные крысы могли и до смерти запинать. Лечить его я не стал — сам поправится, парень молодой, и судя по одежке, не бедный. Да и маны жалко тратить, потрачу ее лучше на завтрашней тренировке — так оно будет хорошо и правильно. Так, теперь следует посмотреть, что там с девчонкой. Она успела уползти в куст шиповника, и там сидела — вот неблагодарная! Предпочла объятия шиповника моим… Хотя наверное и к лучшему — не люблю женскую истерику.

— Вылезай. Вылезай, говорю, я не буду тебя бить и грабить, я хороший (местами), честно. Не бойся.

Не хочет. Не умею я видимо успокаивать девочек, не случалось как–то раньше.

— Ты хочешь там сидеть пока они не вернуться? И снова вас побьют?

То, что два калича, лежавшие штабелем в кустиках, куда то вернуться смогут часика через два, не раньше, а попробовать снова кого–то побить — не ранее месяца — я уточнять не стал.

— Кто ты?

— Я легендарный Мурамаса–карающий–меч-полуночи, Прозванный Гневом Небес, разве не видишь? Давай вылезай, не трать мое время.

— Ты поможешь нам?

— Уже помог. Ты вылезешь или нет? Я не буду долго ждать, я хочу домой.

Она все таки решилась, и, хрустя ветками и ойкая от особо удачливых колючек, впивающихся в разнообразные места, покинула свое уютное гнездышко.

— Что с моим братом???

Она бросилась к пареньку, который уже начал приходить в себя.

— Юки!!! Юки–кун, что они сделали, Юки!!!

(отмудохали, не видно разве?)

— Юкииии!!! С тобой все хорошо???

(конечно, а то по его роже не видно, что с ним все хорошо)

Она принялась исцелять парня, схватив его за плечи и начав трясти, от чего ему сразу стало лучше.

— Девочка, с ним все в порядке. Я приведу его в чувство, если ты перестанешь взбалтывать ему мозги, или что там у него осталось между ушей…

— Ты сможешь? Так помоги ему, не стой столбом!!!

Все бабы одинаковы, с грустью подумал я, в любом возрасте пытаются командовать.

Придав парню сидячее положение, я взял его за мочки ушей и послал туда разряд из крошечной порции маны — больно, но как бодрит!

— С ним будет все в порядке, видишь, он уже очнулся. Кстати как тебя зовут, и что вы тут делаете поздним вечером?

— Я Ино. А это мой двоюродный брат Юки, мы… Гуляли по деревне, и забрели… Далеко. Юки сказал, что знает короткий путь отсюда к нашему кварталу. И мы пошли через эти… Задворки… И, вот… Они подошли к нам и сказали, что мы должны дать им денег, а Юки сказал, что денег нету и чтобы они от нас отстали и назвал их уродами, а они стали его бить, по лицу и потом пинали, а денег у нас нету и правда, мы все потратили, что папа нам дал, потому что проголодались, и они его били, и меня били…

Она снова разревелась.

— Ладно, успокойся, теперь все будет хорошо. Пошли, я помогу вам добраться до дому, нельзя вас тут все–таки бросать.

Я подхватил под руки пацана и помог ему подняться на ноги — он уже пришел в себя, и пытался понять, что происходит.

— Юки!!! Ты жив! Я так испугалась, а это Мурамаса — он прогнал их, и тебе помог, и поможет нам дойти до дома! Правда, ведь, Мурамаса?

— Ино, помолчи — отозвался паренек — Спасибо тебе, уважаемый, — обратился он ко мне — Я твой должник.

— Сочтемся, идти сможешь?

— Да, я уже в порядке.

— Где вы живете? Далеко отсюда?

— В квартале Яманака, это близко к центру деревни.

Мы вышли на главную улицу квартала, и направились в указанном направлении. Уже стемнело, зажглись фонари, на небе высыпали звезды — все таки мне нравится ночная Коноха!

Идти было далеко, у Ино начался отходняк после стресса и она все время болтала, одолевая меня и Юки вопросами о всякой ерунде. Я крепился, Юки морщился и периодически пытался ее как–то заглушить, но все было без толку.

— Мурамаса, а вот хотела спросить, а где же твой меч, который карает в полночь?

(ага, показал бы его тебе, будь ты лет на десять постарше)

— Ммм… Неважно… Я пошутил. Меня зовут Наруто Узумаки.

— Пошу…

— Ино!!! Отстань от него!

Спустя час мы наконец добрались до квартала Яманака, я не стал заходить на территорию квартала, хотя и очень приглашали — особенно старалась Ино — и сославшись на усталость и сонливость, отправился домой.

Глава 5

Иноичи Яманака

— Значит, Юки, ты поперся гулять вечером по Конохе один, и потащил мою дочь с собой? Почему ты никого с собой не взял, ночная Коноха не самое безопасное место для детей. Ты должен был спросить меня, или кого–то из охраны, да любого взрослого Яманаку, вас бы проводили. Я слушаю тебя.

— Папа, Юки не виноват, это я захо…

— Молчи Ино. Юки, я жду ответа.

— Мне нечего сказать, Иноичи–сама, я виноват.

— Папа, Юки сильно побили, ему надо к вра…

— Молчи Ино. Мне нравится, что ты не пытаешься оправдаться, Юки. Ты будешь наказан. И знай — если бы с Ино что–нибудь случилось, я не посмотрел бы, что ты сын моей сестры, и сейчас мы бы с тобой не разговаривали. Ты можешь идти. Обратись к Хатеми–сан, она посмотрит твои ушибы.

— Я понял Иноичи–сама, я пойду.

— Иди, Юки.

Парень вышел из дома, плотно закрыв дверь.

— Ино, у тебя в голове вообще есть хоть что–нибудь?

— Папа, я…

— Тебе не хватает острых ощущений? Знаешь, Ино, я прикажу, чтобы тебя не выпускали за пределы квартала, пока не придет срок отправляться в академию.

— Но, папа, это же два месяца!!!

— Ничего, потерпишь.

— Папа!!!

— Я решил. Или, может быть, мне следует посоветоваться на эту тему с твоей матерью?

У девочки вытянулось лицо.

— Не надо. Я согласна.

— Значит, говоришь, Наруто Узумаки? Желтые волосы, голубые глаза, шрамы на лице?

— Да папа, он сказал, что его зовут Мурамаса — какой–то меч в полуночи и что–то про гнев небес, а потом сказал, что пошутил, и что на самом деле его зовут Наруто.

— Я думаю, стоит отблагодарить его за помощь. Яманака не должны оставаться у кого–либо в долгу. И да, Ино, надеюсь, у тебя хватит ума не рассказывать эту историю твоей матери, иначе она сживет со свету нас обоих.

— Да конечно, папа, я поговорю с Юки, скажу ему, чтобы пока он не поправится — не показывался ей на глаза. Папа, ты знаешь… Юки ведь сильно побили, и он лежал без сознания, так вот Наруто, он его осматривал.

— Обыскивал?

— Нет! Он осматривал его как целитель, и мне показалось, что во время этого у него светились глаза. Таким голубоватым светом.

— Ты уверена в этом?

— Эээээ… Наверное, да. Я спряталась в куст и видела сквозь просветы в листьях, да, видела. Ты знаешь, что это может быть, папа?

— Это много что может быть. Мне надо подумать. А ты иди, Ино, отдыхай. И покажись Хатеми тоже, пусть проверит, все ли с тобой хорошо.

— Да папа. Спокойной ночи.

Значит Наруто Узумаки.

Может дать ему денег? Наверное, сначала стоит с ним поговорить. Интересно, сын Минато что–нибудь знает, про своих родителей? И что он сейчас знает вообще? И что там за свет в глазах при осмотре, если это не почудилось моей непутевой дочке? Голубоватый свет… Нет, не может быть, ни Минато, ни Кушина бьякуганом не владели и родни среди Хьюг не имели, значит, и у их отпрыска его быть не может…

И все же…Определенно надо поговорить с ним. Но не лично, нет. Пусть это сделает Хатеми. И хулиганов надо найти, и разобраться — случайным ли было это нападение.

Хм, а ведь может получиться интересная комбинация…

Снова я.

Работу и утреннюю тренировку на следующий день я пропустил — решил вволю выспаться, да и вообще немного лени — оно способствует душевному комфорту. И да, вечернюю тренировку тоже пропущу, лениться, так лениться. А вот ежедневную медитацию пропускать не следовало — ей я решил посвятить больше времени, чем обычно, и провести на своей полянке — хотелось подбить некоторые итоги своих четырехмесячных занятий магией.

Добирался я до туда не бегом, как обычно, а прогулочным шагом — и думал. Дум было много, и большинство невеселые: до поступления в местную академию убивцев, времени остается совсем чуть–чуть.

Кстати, насчет академии…

Интересно, придется ли мне бросить работу или получится совмещать? Конечно, мести улицу — это не совсем то, чем я всю жизнь мечтал заниматься, но если бросить работу — надо опять искать, где взять деньги, и снова затягивать на мощах поясок. Ладно, по ходу дела видно будет. Есть, конечно, вариант, прояснить судьбу имущества клана Узумаки — как я понял — это был сильный клан, селившийся в отдельном квартале, и явно не бедный, а я как ни крути, получаюсь единственным наследником. Однако для этого необходимо обратиться к Хокаге деревни (это если сироту–восьмилетку вообще допустят до беседы с главой деревни: иди, дескать, отсюда, со своими глупостями, не отвлекай взрослых дядей). И я сразу оказываюсь в заведомо проигрышной позиции просящего, к тому же буду очень глупо выглядеть (хотя Наруто к этому не привыкать): «Здравствуйте Хокаге–сан, а не отсыплете ли мне денюжек, а то мне тут бабушка одна все–все рассказала, я и мешок с собой принес, сыпьте много, я дома посчитаю…». Если здешняя бюрократия хоть немного походила на таковую в графстве, в котором я вырос — хрен мне шершавый, а не наследство, еще и должен останусь, по каким–нибудь отцовым обязательствам. Ну, никто в здравом уме не расстанется по доброй воле с тем, что уже основательно прилипло к рукам, никто! А мелкого оборвыша, за которым никто не стоит и нет реальной силы, завернуть легче легкого.

Нет, к этому вопросу надо подходить осторожно и взвешенно, надо собрать побольше информации, да и обрести какой–никакой, а вес в делах деревни, чтобы придти не с просьбой, на которую положат вышеупомянутый орган, а с обоснованным требованием. И забрать себе не подачку голодному малолетке — а все что мне причитается.

Ну что ж, все лишнее — из головы долой — пора приступать к медитации. Для начала — обычная процедура с перекачиванием маны по каналам — этот простенький прием за последние четыре месяца здорово укрепил энергоканалы тела, хотя до совершенства (каковым оно мне представлялось) было еще пахать и пахать. А раз дела налаживаются, то пора начинать развивать энергетическое ядро организма. Для начала займусь его резервами. Ни одного источника по близости не наблюдалось (девятихвостая потусторонняя консерва «могучая и полная черной злобы», хранимая в моей тушке, не считается), однако, этого по началу и не требовалось — можно было собирать рассеянную энергию мира — сущие крохи получались, конечно, но мне пока больше и не надо. А накопленную ману потрачу как обычно, на тренировку «тролльей шкуры» — попробую сегодня дотянуть ее от левого плеча и до шеи. За этим занятием так и прошел день. А когда я уже поздним вечером вернулся домой, голодный и уставший — меня ждал сюрприз.

Сюрприз выглядел как небольшая записка, просунутая под дверь моей квартирки, и содержавшая сожаление некой госпожи Яманаки Хатеми о том, что не удалось застать меня дома, и приглашение на встречу в раменной Ичираку, завтра в полдень. Там же указывалось, что столик будет заказан, и меня угощают. Идти стоило — хотя бы, чтобы пообедать, да и интересно, что же мне скажут. От благодарности в материальной форме, по крайней мере, если таковая будет — отказываться не собираюсь.

На следующий день, в назначенное место я прибыл ровно к полудню, и сразу заметил сидящего за одним из столиков Юки, и рядом с ним невысокую миловидную блондинку, в расшитом цветами синем кимоно.

Фонарь Юки уже свели, его лицо снова обрело симметрию и приветливо мне улыбалось.

— Хей, Юки, рад тебя видеть! Как здоровьичко? А это вы, наверное, госпожа Яманака?

— Привет Наруто, позволь представить тебя Хатеми–сан, она очень тобой интересовалась — отозвался парень.

Женщина улыбнулась

— Мне захотелось посмотреть на столь храброго молодого человека. У тебя оказалось достаточно мужества, чтобы защитить нашу девочку от трех грабителей! Из тебя получится достойный шиноби Конохагакуре.

— Уверен, Юки–кун и сам бы справился, не застань они его врасплох!

— Я тоже в этом уверена, так ведь Юки? — женщина многозначительно посмотрела на своего спутника.

Тот немного покраснев, с нами согласился — мне этот паренек был симпатичен — не трус, не мямля, поэтому я решил завести с ним приятельские отношения и немного поднять его самооценку.

— Конечно, справился бы, он просто в это время отдыхал и был излишне добродушен. Ну, или отвлекался на Ино, не так ли?

— Все так, Наруто, да. Кстати Ино тоже спрашивала о тебе, интересовалась, когда ты ее навестишь.

— Я очень занят, Юки, очень. Но обещаю найти время и наведаться в гости.

Мы болтали с ним, пока не принесли заказ — рамен меня не устраивал, я заказал себе еще огромную порцию мяса в специях и чай. Пока я урча и чавкая это все поглощал, Хатеми меня расспрашивала про мою жизнь — я излил на нее всю печаль погубленного детства: крошки риса и запах лапши на обед да метла вместо игрушек — аж самому заплакать захотелось. Много расспрашивала про этот инцидент. Интересовалась, какими травмами я снабдил негодяев, чтобы быстрее удалось их найти — я рассказал, с многочисленными отягчающими подробностями. Когда спросила про способ, которым я привел в чувство Юки, пояснив, что является старшим ирьенином (целителем) клана Яманака, я наврал, что просто начал отвинчивать Юки уши, и тому пришлось очнуться, иначе носить бы ему их в кармане. Ну, или на шее, на веревочке — говорят, удачу приносят. Хотя, знаю я, дескать, рецепт хорошего клея…

Юки пообещал, что случись уже ему когда–нибудь оказывать мне первую помощь, он будет знать, что делать.

В общем, Хатеми оказалась довольно простой в общении дамой, с ней легко было найти общий язык. Но вот мясо кончилось, и настала пора прощаться.

— Еще раз благодарю тебя, Наруто, что ты так помог Юки и Ино, да еще и проводил их до ворот квартала, сказала Хатеми.

— Не стоит, Хатеми–сан, это был мой долг — ведь проводить девочку и Юки–куна мне не трудно, вдруг бы еще что–нибудь случилось — Юки не мог оказать сопротивление, у него ведь был вывих, да и с ключицей непорядок.

И тут я понял, что ляпнул что–то не то.

— А как ты это заметил?

(ну что я за идиот, так бы и дал сам себе по морде!)

Пришлось выкручиваться: я краснел и мямлил всякую хрень про ощущения неправильности в организме Юки, и выглядел, видимо, как дурак. Говорить, что я владею истинным зрением не хотелось — я не знал, как к этому отнесутся в исполнении одержимого демоном мальчика. Хатеми слушала этот бред, и, разумеется, безоговорочно мне верила — достаточно было взглянуть на ее скептическую улыбочку.

— Да у тебя талант, Наруто, талант целителя! Его не стоит закапывать в землю, ты не хотел бы сменить работу?

— Сменить на что, Хатеми–сан?

(если массажистом у нее на дому — берусь! Красивая, чертовка!)

— Я, кроме работы в клане, работаю еще и в больнице Конохи. Ты не хотел бы перейти туда?

— Но мне скоро поступать в академию шиноби, буду ли я успевать работать и учиться?

— Будешь Наруто, я уверена, но мы обдумаем еще этот вопрос, когда придет время поступать в академию. К тому же, я возьму тебя своим помощником, и ты сможешь обучаться еще и мастерству целителя. Как тебе мое предложение?

Я не стал долго раздумывать, и согласился — предложение было со всех сторон выгодным, да и внятных поводов для отказа не было.

Иноичи Яманака

— Значит, лечебница Конохи?

— Да, Иноичи, мальчик явно лукавит, и умеет больше, чем хочет показать. То повреждение я увидела только с помощью печати — Юки про него не говорил.

— Его никто не обучал, я знаю это точно.

— Может и вправду талант?

— Какого цвета у него глаза? — вопросом на вопрос ответил Иноичи — Ты обратила внимание?

— Нет, это не бьякуган, я имела дело с достаточным количеством Хьюг, могу сказать это точно, глаза у парня обычные голубые. Да и не заметила я ничего странного. Я ведь не использовала печати и техники чтения разума — это выглядело бы подозрительно, и нанесло бы тяжелое оскорбление, заметь это парень.

— Биджу?

— Нет, думаю, что нет.

— Хорошо, присмотрись к нему. Начни его обучать, будь добра к нему. Нашему клану пригодится дружба с джинчуурики, да и Ино он понравился, а уж ей приглянуться трудно.

— Хорошо Иноичи, я так и сделаю. Только, как это объяснить совету?

— Это моя проблема, не волнуйся…

Глава 6

Ну что ж, больница — так больница, тем более я буду не просто мойщиком окон и выносильщиком ночных ваз, а аж целым помощником настоящего практикующего целителя! В чем правда, будет заключаться помощь, я так и не понял, но что будут учить — это не может не радовать.

Целительство — не моя профильная специальность, я как–то больше наоборот, ломать и портить чужие организмы учился, неважно, руками, всякими железками или магией, но касательство, однако ж, к костоправам имел: все–таки на войне и в походе маг сам себе аптечка. Да и товарищам как в помощи отказать — сегодня ты спасешь кому то жизнь — завтра он прикроет твою спину. Ну, а молодое пополнение и новобранцы обычных пехотных рот нашего легиона обеспечивали мне постоянную практику на протяжении всей моей службы: то на марше какой–нибудь обалдуй ногу засунет в тележное колесо, после чего она начнет сгибаться под новым, весьма интересным углом, то сложенного вдвое обозника принесут, которого в брюхо лягнул вредный ишак, то целый взвод юных клоунов ночью обожрется недозрелых фруктов на ближайшей ферме, и пронесет их так, что следующую пару дней штаны им, в принципе, можно не одевать вообще, то ротного повара искусают свиньи… Продолжать можно бесконечно — и это в мирное время! А о боевых повреждениях и говорить нечего — целителей в армии всегда мало, и подменяют их, зачастую, боевые маги. Практика была богатой (хотя несколько однобокой), а вот теории остро не хватало — и я буду рад это исправить!

Так что в первый же день я работы я попросил у Хатеми пособия — какие есть — по анатомии и физиологии человеческого организма — вдруг тут обнаружили что то новое, неизвестное медикам империи, да и просто было интересно.

Посетителей у Хатеми было немного: пара детей с небольшим отравлением, горожанин с ожогом от кипятка и его жена с большим синяком на лице, и прочие не слишком серьезные случаи, поэтому большую часть времени Хатеми могла посвятить мне — работы для помощника тоже особо не было (подай–принеси–прибери–сходи–позови–помой не в счет). Рассказывала она много и интересно, а я учился.

Первый интересный пациент к ней поступил только три недели спустя, после моего трудоустройства — им оказался взрослый шиноби, дзенин, с раздробленным в труху коленом. Как его звали, мне не сказали, но при операции я присутствовал. Оказывается, здесь тоже используют ритуальную магию при операциях! При помощи различных пентаграмм и магических жестов, Хатеми рассматривала пораженный сустав и проводила дезинфекцию, а так же некоторые манипуляции с самим суставом — фуиндзюцу — техника печатей, так это тут называлось. Я часа четыре смотрел, как она складывает раздолбанный паззл, в который превратилась коленка этого неудачника — нет, все–таки до полноценного целителя мне далеко. Значит, есть куда расти, какие мои (здесь) годы! Наблюдать, что именно она там вытворяет с помощью магии, я не мог — не хотелось раскрывать раньше времени способности, правда, было то этих способностей…

Хотя… в магии мой прогресс уже довольно велик — энергоканалы тела больше не превращались в вареные макаронины, после медитации, «троллья шкура» получалась все лучше и лучше — все таки навыки концентрации тоже улучшались, да и резервы маны развивались — хотелось бы конечно чтобы побыстрее, но что есть — то есть. Кстати, буквально на днях мне впервые хватило сил произвести первое боевое плетение — небольшую молнию я всадил в ручей (заодно и рыба повсплывала, ужин, однако!) — это меня истощило, но счастье было велико. Результаты могли быть не такими скромными, но ману из организма постоянно тянула на себя печать, *** печать с *** демоном! Нет, местная ритуальная магия — как ее там… Ху… Нет, фуиндзюцу, да, точно — на ней стоит сосредоточиться в первую очередь — когда я доберусь до академии, ее учителей и ее библиотеки.

Пару раз ко мне во время работы приходил Юки Яманака, интересовался житьем, зазывал в гости, дескать, Ино приглашает, но времени катастрофически ни на что не хватало — две тренировки в день, работа, медитация, еще и чтение книг — на сон то оставалось часа четыре — пять.

Эх, почему в сутках всего двадцать четыре часа? Было бы тридцать или сорок — как было бы хорошо!

В общем, время до поступления в академию я проводил с пользой. Ручные печати Хатеми, кстати, мне показывать не стала — в академии покажут, сказала она мне, да и пофиг, есть пока чем заняться.

На пятую неделю работы, когда я сидел на подоконнике второго этажа клиники (сама она представляла собой П-образное трехэтажное здание, расположенное недалеко от центрального района Конохи) и листал выполненный в красках атлас по анатомии — делать было все равно больше нечего — ко мне подошла Хатеми, уселась рядом и молча уставилась на меня.

— Вы что–то хотели, Хатеми–сан? Я выполнил все, что вы мне поручили.

— Я знаю Наруто. Я бы хотела поговорить с тобой о другом. Что ты скрываешь?

— В каком смысле, Хатеми–сан?

— Кто тебя обучает, Наруто? Твои каналы чакры развиты гораздо сильнее, чем должно быть для подростка твоего возраста.

— …???

— Я смотрела на тебя через стационарную печать, Наруто, во время операции. Что ты скрываешь? И ведешь ты себя тоже странно — я заметила, как ты наблюдал за операцией на ноге того шиноби. Да восьмилетний мальчик давно бы отправился облегчить желудок, а тебе было интересно! Ты внимательно смотрел, и пытался понять, что я делаю, а ведь когда на столе целителя режут живого человека — не по себе становится ребятам гораздо старше, чем ты!

— Я ничего…

— Я не враг тебе. Ты можешь мне довериться, я просто хочу помочь.

(***,*** *** что ж делать то??? Шла бы ты лесом со своей помощью!)

Колоться как сосновое полено, кто я есть такой на самом деле, я не собирался: в лучшем случае упекут в местную дурку (если есть такая), в худшем… О худшем не будем. Поэтому я собрался с духом, пару раз вдохнул–выдохнул, взглянул ей в глаза самым честным взором, какой мог изобразить, и вдохновенно отправился врать.

— Мне трудно объяснить, Хатеми–сан, порой я чувствую в своем разуме чье то присутствие, оно шепчет мне, плохие вещи, про убийства и разрушения, и иногда приходит во сне. Я не знаю, может, я схожу с ума? А если нет — то что тогда это может быть?

— На что похоже то, что тебе снится? И часто ли? — она напряженно смотрела мне в глаза.

— Ни на что не похоже. Оно большое… И… Оно меня ненавидит, и всех ненавидит… Оно очень злое… Я просыпаюсь уставший, весь в поту, как будто таскал мешки с землей, и мне страшно, Хатеми–сан, очень страшно. Слава Амиками, такие сны я вижу редко.

— Ммм… Кое–что становится понятным. Ты что–нибудь знаешь о своих родителях?

— Да. Их убил биджу. Восемь лет назад. Он убил много кого, но ненавидят за это меня… Почему так, Хатеми–сан, это ведь несправедливо!

— Биджу своей силой пометил тебя, Наруто. Хоть его и изгнали, но ты продолжаешь чувствовать его темную чакру. Поэтому, видимо, он тебе и снится.

(вот мерзавка! Сказано богами — не солги ближнему своему, а она мне тут байки травит!)

— Вы думаете?

— Скорее всего, так и есть. Я дам тебе настойку, для укрепления сна, пей ее, перед тем как ляжешь, и сон твой ничто не потревожит.

(… и место этой бурде в сортире)

— Спасибо, Хатеми–сан, вы сняли камень с моей души. Надеюсь, ваша настойка поможет.

— Иди домой Наруто, отдохни, как следует.

— Еще раз благодарю вас, сенсей. Я сделаю, как вы сказали.

Вроде пронесло… Надеюсь, я был достаточно убедителен, чтобы вредная тетка прекратила до меня докапываться. А эту отраву бережно донесу до дома, и там спущу в толчок — неизвестно, что она туда намешала — пить мне это точно не стоит. Нет, ну горазда тетка трендеть — надо же, силой демон меня пометил…

Скорее бы в академию.

Иноичи Яманака

— Значит, все–таки биджу.

— Да, Иноичи, видимо, он начинает оправляться после поражения в той битве, когда был заключен в мальчишку, и потихоньку начинает влиять на него. Пытается вырваться из своей клетки.

— Ты смотрела печать на джинчуурики? Она не ослабла?

— Смотрела. Она в полном порядке — такая же, как в то время, когда ее накладывали — Узумаки были великими мастерами фуиндзюцу, если что–то случится — я не знаю, кто бы смог восстановить печать бога смерти. Я дала мальчику снотворное, смешанное с успокоительным составом и небольшой порцией дурманной пыльцы — он перестанет видеть эти сны. На некоторое время.

— Продолжай наблюдать за ним, Хатеми, если печать ослабнет — первым об этом должен узнать я.

— Конечно, Иноичи.

— Ты знаешь, я имел беседу с Сарутоби…

— Что хотел третий Хокаге?

— Он интересовался, какого демона джинчуурики забыл в лечебнице.

— И что ты ему сказал? Что я учу его ремеслу целителя?

— Когда джинчуурики войдет в силу, с его демонической чакрой только целителем и работать — ни одного недовольного лечением не будет! А кладбище из его пациентов будет как отсюда, так до деревни песка, не иначе. Нет, я сказал Хирузену, что мы просто заняли мальчишку делом, чтобы он не болтался по улицам и не получал побои от жителей. Это ж надо — джинчуурики чуть не убил пьяный дурак! Только второго пришествия девятихвостого нам и не хватало… И неизвестно, справимся ли мы с ним сейчас? Нет Узумак, нет Учих… Кто будет сражаться? Эти недоучки из АНБУ? Может, Хьюги? Они, конечно, сильный клан, но против биджу мало что могут — ты знаешь их техники. Нет, такого допустить нельзя.

— Но один Учиха в Конохе есть!

— Он ровесник мальчишке Узумаки, шаринганом не владеет и для девятихвостого просто пыль под лапами.

— Ты мудр, Иноичи.

— Я знаю — усмехнулся тот — Чему ты учишь мальчишку?

— Если ты про дзюцу, то ничему такому.

— Хорошо. Впредь, будь аккуратнее с расспросами, не стоит пугать мальчишку. Он пригодится клану Яманака, у меня на него планы. Джинчуурики нам пригодится, определенно. Когда он поступит в академию — постарайся удержать его при больнице, начни учить его каким–нибудь несложным дзюцу.

— Я поняла Иноичи, сделаю, как ты сказал.

Глава 7

Завтра последний день перед поступлением в академию шиноби. Я доберусь до их учителей, до библиотеки, и вытряхну из них все, что мне будет нужно, я парень упертый. А нужно мне много, потому, что знание может дать силу, а еще деньги, власть, женщин…

М-да, что–то занесло меня.

Обуреваемый приятными мечтами, я шел по улице Конохи, по направлению к клинике, дабы вернуть на место охапку макулатуры, состоящую из нескольких довольно толстых книг по физиологии человеческого организма, полутора десятков свитков и большого анатомического атласа. Всю эту кучу надо было отнести в кабинет Хатеми и сложить там по шкафам, как было до меня. Она не терпела бардака, поэтому приходилось быть аккуратным, и складывать все, что брал у нее на место.

Охапка была объемной, прилично закрывала обзор (да что там, я видел только то, что под ногами), поэтому существо, которое с разбегу протаранило мою тушку, стало для меня неприятным и неожиданным сюрпризом. Куча бумаги, которую я волок Хатеми, естественно рассыпалась и погребла меня под собой, а организм, сбивший меня с ног, еще и придавил сверху. Пока я выбирался из–под всего того немалого, что на меня навалилось, я рассказывал этому неуклюжему телу, все, что о нем думаю, кто оно есть такое — всю, как ни есть про него правду высказал, ничего не утаил. Наконец, мне удалось соскрести с себя этого торопыгу, и я воздвигся на ноги и с грустью оглядел место катастрофы: свернутые в рулончики свитки раскатились по дороге, книги валялись в беспорядке, а на атласе сидела причина аварии — миниатюрная розоволосая девчонка в красном платье длиной до колен.

Хм, да уж, как–то неловко получилось, учитывая, что я ей только что наговорил.

— П–п–простите меня, я вас не заметила…

Она подняла голову и посмотрела на меня. А красивые у нее глазки, однако, светло–зеленые, никогда не видел таких, особенно в сочетании с прической такого странного цвета — необычно, да. Люблю экзотику!

— Давай я помогу собрать тебе твои книги, надеюсь, я не сильно их помяла… И тебя тоже… Не сильно… — она порозовела от смущения.

— Ничего страшного, меня помять непросто, хотя тебе почти удалось. Как тебя зовут, и куда ты так мчалась?

— В магазин, моя мама готовит обед, и сказала мне купить специй. Я так торопилась, и запнулась обо что–то, и вот… Меня Сакура зовут, а тебя? Ты не сердишься?

— Наруто. Сердиться не буду, если поможешь мне все это собрать и донести до больницы.

— Ээээ, я вообще то … Хотя ладно, пойдем. Все–таки, это я тебя уронила, и должна теперь помочь.

Мы собрали рассыпанное барахло, которое вдвоем тащить было гораздо удобнее, и направились к больнице, и я твердо знал, что за испачканные в пыли и помятые материалы Хатеми будет меня бить.

По дороге мы разговорились, я узнал что она дочь торговца, по фамилии Харуно, ее мать домохозяйка, а сама Сакура очень любит читать, теплый дождь, цветы, котят, пирожные с кремом и много всего еще, она болтала, не переставая и я уже начал жалеть о решении припахать ее для переноски книг, но на подходах к клинике нам встретился Юки Яманака.

— Привет Наруто! Так значит, навестить сестренку у тебя времени нет, а с девушками гулять время есть? А Ино спрашивает меня постоянно, когда ты придешь.

— Почему бы ей самой не придти?

— Она… Она не может. Но это тебя не оправдывает.

— Юки, во–первых, Сакура не моя девушка, мы познакомились только что и совершенно случайно, во–вторых, у меня действительно нет времени.

— Так ты ей и скажешь, когда увидитесь. Она будет недовольна. А когда она недовольна — то все вокруг несчастливы. Такой уж у нее характер. И ты тоже будешь несчастлив — Юки сокрушенно покачал головой — Она съест твой мозг ложкой для рамена, потому что ты обещал придти и не пришел.

— Тогда, не говори, пожалуйста, ей, что ты меня видел, хорошо?

Он ухмыльнулся.

— С чего бы мне это делать? Сестра же все–таки. Да и одному мне, что ли, страдать от общения с ней? Нет уж!

— Ты мне должен, Юки, если помнишь, так что держи хлеборезку на замке — я покровительственно похлопал его по плечу.

— Ладно, договорились. Кстати, она любит цветы — белые лилии — намек понятен? Это на случай, если она будет слишком уж зла на тебя, а ты захочешь помириться.

— Спасибо, я запомню. Кстати, Это Сакура, Сакура — это Юки, вы пообщайтесь тут, а мне пора.

Удаляясь, с охапкой макулатуры, услышал краем уха обрывок фразы: …а что ты ему должен и кто такая Ино?

Хатеми кстати, на порчу материалов не обратила внимания, и сходу сделала мне предложение:

— Наруто, я знаю, что ты поступаешь в академию шиноби, но я бы хотела продолжить твое обучение, как целителя. Мне нравится, как ты делаешь свою работу, ты быстро учишься и хорошо соображаешь.

— Время, Хатеми–сан, не думаю, что у меня будет его много.

— Не на полный день? Скажем, после академии, ты будешь приходить, и несколько часов будешь помогать мне, и учиться заодно?

— Попробую — ответил я без особого впрочем, восторга.

— Отлично! Знаешь, я тут подумала… Я могу показать тебе начальные упражнения для контроля над чакрой, и основные ручные печати, чтобы ты начал их отрабатывать. Как тебе такое предложение?

— Не вижу причин отказываться! — широко улыбнулся я.

— Хорошо, Наруто. Упражнения мы начнем сегодня, а завтра можешь не приходить на работу, я разрешаю. Тебе нужно подготовиться, купить все необходимое для учебы. У тебя есть деньги? Если нет, я могла бы тебе помочь и с этим.

— Спасибо, Хатеми–сенсей, вы очень добры. У меня все есть.

— Тогда, если ты готов, то я покажу тебе упражнения контроля над чакрой…

Впрочем, как я и ожидал, ничего принципиально для меня нового она не показала. Похожие упражнения нам давали на первом курсе академии магии еще в империи: «представьте себе огонек в районе вашего сердца, посмотрите на него — он становится ярче, и увеличивается. От него отлетают искры, почувствуйте их…» — такая чушь, но срабатывало. Я не показал разочарования, и выполнял их — без видимого результата естественно. А вот основные ручные печати запомнил все — в ритуальной магии я был откровенно слаб. Как вот только их применяют — до меня никак не доходило, впрочем, это мне объяснить и не пытались.

— Просто отрабатывай их, Наруто. Доведи до автоматизма выполнение этих четырнадцати печатей — это основа основ, они используются и в ниндзюцу, и в фуиндзюцу, и в гендзюцу.

Ну, что такое фуиндзюцу я знал — некий гибрид из магии ритуалов и артефакторики, но вот что значит остальное?

— Ниндзюцу, Наруто, это особые техники, позволяющие применить твою чакру к посторонним объектам, и произвести с ним желаемые действия, либо же применить их к себе самому — для изменения своего организма, неважно какого — лечение, изменение формы, усиление, получение неких полезных способностей. Об этом вам вообще то должны рассказать в академии, но раз уж ты спросил…

— А гендзюцу?

— Так называют техники, воздействующие на разум человека и его органы чувств. Ими можно ввергнуть врага в безумие, обмануть и завести его в ловушку, парализовать или усыпить, заставить напасть на товарища или выведать секреты.

Интересно. Это смешение некоторых школ мистицизма и целительства получается? Да еще и некромантия там же, некоторые разделы, по крайней мере. Ну, парализовать или усыпить, я предположим и сам могу, но вот насчет «ввергнуть в безумие» или «выведать секреты»… Любопытно… Заманчиво!

Но нет, сначала фуиндзюцу. А то избавиться от демона скоро превратиться в навязчивую идею.

Хитрые комбинации из пальцев одной или обеих рук именовались, почему–то, по названиям видов животных: крыса, лошадь, дракон, бык, птица, змея, тигр, обезьяна, собака, кролик, овца, свинья — в чем сходство с ними — да хрен их знает, видимо, какие то местные заморочки. Ну и вдобавок к этому мне были продемонстрированы одна из печатей концентрации и печать накопления.

Кстати, я тоже знал несколько фигур из пальцев — помнил их еще с детства, но показывать их Хатеми как–то постеснялся. Обидится еще, ну ее.

Еще Хатеми показала мне графическое отображение этих печатей — то, как они обозначаются при создании, например, мелких артефактов или магических свитков. На просьбу, показать что–нибудь несложное, «ну просто показать, чтобы знать, к чему стремиться» получен был отказ, и уверения, что покажут, но позже.

Глава 8

И вот тот самый день настал — академия, я иду!

Собрав все необходимое — пара чистых свитков, караН-даши, тушь с кистями, пачку сшитых листов для записей, и запихав все это в свой новый рюкзак, купленный вчера — я отправился жевать гранит науки.

Академия Конохи располагалась в южной части деревни, и занимала собой довольно значительную часть ее территории. Предполагалось, что в ней будут учиться только местные жители, поэтому никаких казарм или спальных корпусов не было предусмотрено, сама академия же представляла собой большое четырехэтажное здание, с несколькими хозяйственными пристройками. Так же имелся небольшой полигон, для практических занятий видимо, проводимых без отрыва от обучения. Практические занятия, сопровождаемые сильными звуковыми или визуальными эффектами, как мне рассказала Хатеми, предполагалось проводить в лесу, за территорией деревни, дабы не нарушать покой местных жителей. Территория же академии была окружена невысокой каменной стеной, метра два высотой примерно — видимо, чтобы ученики не разбредались в промежутках между уроками, а может, чтобы оградить учащихся от излишнего любопытства местных жителей, или же этих местных жителей, от ученических экспериментов.

Возле ворот академии уже собралась толпа учеников — большая, галдящая и разноцветная и я не замедлил в нее влиться. Многие ученики находились в сопровождении взрослых, хотя хватало и тех, кто пришел один. Поскольку подавляющее большинство детей в толпе было моего возраста — я сделал вывод о том, что, видимо, сегодня был день приема на первый курс, а старшие курсы начнут занятия позже, и перед собой я вижу своих соучеников.

Смешавшись с толпой, я буквально нос к носу столкнулся со своим старым приятелем Кибой Инудзуки, который видимо тоже явился поступать. С собой он зачем–то приволок небольшого щенка неизвестной мне породы, на вид животине можно было дать месяц–другой отроду, и выглядела она испуганной — мелко тряслась и поджимала хвост.

— Узумаки! И ты здесь! Зачем ты пришел, уборщикам и подметальщикам и всякой прислуге сюда не положено, а ты ведь она и есть? И где же твоя метла, или теперь тебе не доверяют даже ее?

— Привет Киба — жизнерадостно поздоровался с ним я — Пришел учиться? Кстати, как твоя спина? А то когда я сломал об тебя эту метлу, которую ты никак не можешь забыть, ты так быстро убежал, что я и не поверил, что так быстро вообще можно бегать, ты был быстр, просто как молния! Вижу, ты много тренировался, правда, только, похоже, в беге? Из тебя получится достойный шиноби, настоящий воин, защитник Конохи. И в бою ты будешь непобедим — потому что хрен тебя догонишь. И звать тебя будут — «Неуловимый Киба». Но ловить тебя не будут. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что ты нахрен никому не нужен, такой тупой.

— Ты за это ответишь! Да, ответишь! Инудзука ничего не забывают. Так что будь готов, Узумаки, мы с братом с тобой разберемся.

— Это ты эту мелкую псину братом называешь? — я противно осклабился — Да, чувствую, ваша месть будет страшна — обгрызете мне саН-далии? Хотя… Нагадите мне в сумку — я тебе на голову ее надену, ты так и знай.

Еще немного, и он бросится на меня с кулаками.

— Нет, Узумаки, братом он называет меня — это сказал подошедший к нам пацан, на пару–тройку лет старше меня — Киба рассказал мне, что ты оскорблял его и ударил, и мы тебе это припомним. Ты получишь свое, Узумаки, готовься.

— Что, втроем мне сандалии обгрызать будете? Не хочу с вами разговаривать больше, отвалите, клоуны.

От разговора на повышенных тонах, животное, которое Киба держал на руках, и так находившееся в состоянии стресса от пребывания вокруг стольких незнакомых людей, сходило по–малому, оставив на жилете Кибы большое мокрое пятно.

— Да, ребятки, смотрю я на вас и вижу, что вы трое действительно братья, причем близнецы…

Хорошо иметь врагов — не дают слишком расслабиться, стимулируют развиваться. Это как пряности в бифштексе — улучшают вкус и приносят новые его оттенки.

От дальнейшей эскалации конфликта нас отвлек голос высокого мужика, лет двадцати пяти, открывшего перед толпой двери, ведущие на территорию академии и толкающего напутственную речь:

— Я приветствую вас, достойных соискателей высокого звания шиноби Конохи — деревни, скрытой в листве. Следующие четыре года, вы познаете множество нового, того, что понадобится вам в дальнейшей службе на благо нашего поселения. Учитесь со всем прилежанием, ибо умения и навыки, которые вы получите в стенах академии, пригодятся вам на протяжении всей жизни, а может, и спасут ее. Меня зовут Умино Ирука, я буду куратором вашего курса. Также я буду преподавать некоторые предметы. Следуйте за мной, юные студенты. Я покажу вам академию.

Что мы и сделали. Все не подходящие по возрасту остались за воротами, а мы проследовали за мужиком. Тот повел нас по территории, попутно рассказывая, что и где находится. Мы прошли вокруг главного здания — на территории был разбит небольшой парк, со скамейками и изумрудным газоном, на котором меня так и потянуло поваляться (я опять не выспался), заглянули на полигон — на нем была устроена гимнастическая площадка, с классическими турниками, брусьями и различными тренировочными комплексами, стойками с мешками и щитами для отработки ударов, и различными отягощениями, вроде гирь и гантелей. Вдалеке виднелось что то вроде полосы препятствий, а напротив нее, с другой стороны полигона, странная площадка, окруженная невысоким забором.

— Здесь проходят занятия по физической подготовке, упражнения в тайдзюцу и некоторых техниках ниндзюцу. Этим предметам уделяется большое внимание в академии — сильные шиноби — залог процветания Конохи. А теперь пройдемте в здание академии — это место станет вашим вторым домом на следующие четыре года.

Мы нестройной толпой направились к главному входу академии, и тут я почувствовал, как мне в бок воткнулся чей то крепкий кулачок.

— Ну, здравствуй, легендарный Мурамаса–ржавая–кочерга-полуночи, Прозванный Лживым Болваном!

— Ой… Привет Ино, я безумно рад тебя видеть — за спиной блондиночки виднелась довольная рожа Юки, которому, видимо, было очень весело, улыбка во все тридцать два так и сияла на его лице — Вас обоих, то есть, рад видеть… Ты так здорово выглядишь, и эта прическа тебе очень идет, а платье подходит под цвет глаз, и сами глаза светятся, как звезды в ночном небе, и этот цветочек в волосах смотрится просто прекрасно, ты, наверное, самая красивая девушка на курсе…

— Не заговаривай мне зубы, Наруто, почему ты меня не навестил? — ее кулачок снова нащупал мои ребра — Я… То есть мы с Юки так ждали!

— Но, Ино, я не мог! Мне не хватало времени просто поспать, и некогда было вас навестить!

— Ты опять меня обманываешь! Знаешь, как мне было скучно сидеть два месяца безвылазно в нашем квартале? Папа запретил мне его покидать, а все ты виноват!

— Я???

— Да… Ты!

(да, не понять мне этих баб, ни взрослых не понять, ни молодых…)

— Ладно, Ино, я приношу тебе свои извинения, за то, что не навестил тебя ни разу. Позволь мне пригласить тебя и Юки куда–нибудь после занятий, я угощу вас чаем и чем–нибудь еще.

— Ну… Хорошо… Я подумаю, простить тебя или нет. Да, Юки? Мы подумаем.

— Вот и отлично.

— Привет Наруто — меня хлопнула по плечу подошедшая откуда то сзади девочка с розовыми волосами — Рада тебя тут видеть!

— Привет Сакура, я тоже рад тебя видеть, прекрасно выглядишь! Познакомься — это Юки Яманака, а это его сестра Ино.

Девочки мрачно посмотрели друг на друга.

— Нам очень приятно, спасибо, что представил нас — Ино была чем–то недовольна — нам не стоит стоять тут и болтать — Ирука–сенсей и остальные ушли уже далеко.

Часа полтора мы бродили коридорам академии, ее помещениям, лабораториям, наконец, Ирука привел всю толпу в большой зал, с кафедрой на небольшом помосте и рядами столов.

— Рассаживайтесь. Я хочу вам рассказать немного об академии, в которой вы будете иметь великую честь учиться…

Рассказывал он долго. Упомянул историю создания академии, прошелся по выдающимся ученикам и преподавателям, среди которых, оказывается, были Хокаге — Сарутоби Хирузен — нынешний, и мой отец — Намикадзе Минато — прошлый, рассказал про нескольких выпускников, ставших легеН-дами еще при жизни — Джирайя, Тсунадэ и Орочимару — так их звали, причем, когда Ирука рассказывал про последнего, то постоянно морщился. Бухтел он часа два — утомив этим, не только меня — народ вокруг позевывал и начинал бурчать животами. Наконец Ирука закончил одолевать нас своими речами, и предложил нам отправиться в столовую — первый в жизни школьный обед, как он сказал, одно из лучших его воспоминаний.

Глава 9

— Уважаемая, можно мы присядем за этот стол? — спросил я девочку, сидевшую за самым дальним столом большой столовой — остальные места были заняты. Девчушка сидела в уголке и уныло ковырялась в миске с лапшой, залитой мясной подливкой. Она подняла на меня лицо — и у этой что то с глазами! Зрачки почти сливаются с белком, цветом они почти белые, с каким–то серебристым отливом. С глазами резко контрастировали волосы — они у нее угольно–черные, аж синим отсвечивают.

— Конечно, садитесь, — пропищала она, немного порозовев, — Места много.

— Меня зовут Наруто, а это Ино и Сакура, а этот парень — Юки, как тебя зовут?

— Хи… Хината… Хината Хьюга…

Девочка здорово смущалась, не привыкла к обществу чужих людей?

— Ты кого–то ждешь? Мы не мешаем тебе?

— Н–н–нет…

— Вот и отлично!

Кормят то тут, кстати, неплохо — большая порция лапши с подливой, рисовые колобки, чай, какой то фрукт — все это нам на подносы выкладывал улыбчивый толстяк, работавший тут, видимо, поваром. Он же пригласил нас за добавкой, буде не хватит.

Свою порцию я одолел моментально, и теперь ждал, пока остальные очистят посуду, заодно с Юки развлекая компанию беседами. Ино и Сакура посмеивались нашим шуточкам, Хината улыбалась и краснела. Потом Ино захотела еще чая, и я отправился за добавкой к повару — мне не сложно, да и сидел я с краю. Возвратившись с кружкой обратно, однако, я с удивлением увидел, что мое место занято каким то кадром, который увлеченно точил лапшу.

— Юки, ты не мог подержать мое место?

— Наруто, я пытался сказать ему, но он не послушал…

— Вот так и проси тебя о чем–нибудь. Уважаемый — я похлопал по плечу парня — Ты не мог бы пересесть, тебе стоило бы спросить девушек, не занято ли место.

— Еще я буду спрашивать всяких соплячек, где мне сидеть — парень скинул мою руку с плеча — А ты подождешь, пока я доем, и сиди где хочешь.

— Не хами мне. Тебе стоило проявить уважение хотя бы к девушкам. Ты слышал меня? Забирай свою тарелку и вали отсюда.

— Чего? Кого здесь уважать? Этих? Или тебя? — он с пренебрежением оглядел мою небогатую одежду — Нищеброды грязные, уважения требуют, надо же… Он снова принялся за еду — Отвали, я тебе сказал, недоумок!

Ненавижу такое хамоватое быдло. Всегда из себя выводили такие вот «золотые мальчики», думающие, что раз папа у них чиновник или из благородных, то жизнь удалась, они все могут и вообще, бога за яйца держат.

— В каком хлеву ты вырос, что не знаешь как себя вести в приличном обществе?

— Что ты сказал про хлев? Ну–ка повтори? Поганый нищеброд, вот доем, и оторву тебе язык!

— Хината–тян, ты будешь доедать свою порцию? — тарелка у девочки была почти полной, она ничего так и не съела.

— Нет, Наруто–кун, не буду…

— Тогда, разреши мне ее взять?

— Да, бери, конечно…

— Спасибо, Хината–тян — а теперь отведайте лапшички, благородный господин!

С этими словами я нахлобучил тарелку с лапшой на башню этому уроду.

От такого поворота событий парень малость охренел — ну не ожидал он, наверное, такого с собой обращения — видимо, по его мнению, мне полагалось знать кто он такой, и после состоявшейся беседы быстренько свалить в направлении отсюда. Он медленно повернулся ко мне, и на его роже, помимо стекающей с башки мясной подливы, присутствовала целая гамма эмоций — обида, потом удивление, потом злоба. С глубокой тарелкой на голове со свисающей из–под нее сероватой лапшой и стекающей по лицу коричневой подливой он был похож на старого злобного сборщика риса, который к тому же неудачно упал лицом в удобрения — а о том, на что похожа густая подлива, стекающая по его личику, я не замедлил ему сообщить. Это его доконало — парень бросился на меня с кулаками.

Яростный порыв начистить мне циферблат успехов ему не принес — от размашистого удара в челюсть я увернулся — просто чуть отклонился назад, пару–тройку ударов по корпусу принял на выставленные вперед локти, а от прямого удара ногой в живот чуть скрутился влево, убирая свое любимое пузо с траектории удара, и тут же пробил прямой справа навстречу. Есть попадание — прямо в хобот, да к тому же уронил его — парень то на одной ноге в это время стоял (вторая летела мне в организм). Этот олух сразу же вскочил, но только затем чтобы обрести тяжелый боковой удар голенью в бедро своей левой ноги и хлесткий левый хук, прилетевший ему куда то в район правой скулы — что заставило паренька снова присесть на пол. Продолжить дальнейшее ознакомление этого перца со своими достижениями в области рукопашного боя и мелкого членовредительства мне не дали — на мне повисли сразу трое девчонок, верещащих мне прямо в уши:

— Наруто прееекрааати неееемедлеееенно!!! Хватит его бить!!!

— Наруто–кун, не наааадо!!!

— Хваааатит!!!

— Ну почему все парни такие дурные???

— Вам лишь бы подраться!!!

— Испортили нам первый день в школе!!!

— Деритесь после уроков, сколько влезет!!!

— Два дурака!!!

(да когда ж вы, наконец, охрипнете…)

Ну а Юки удерживал на полу моего оппонента, жаждавшего немедленного реванша. Визг девок терзал мои уши, но вопли поверженного вражины о неизбежности отмщения и последующих карах вселяли в душу веселье и уверенность в том, что день прожит не зря.

— Что здесь происходит? — это Ирука Умино протиснулся сквозь окруживших место сражения учеников.

— Э–э–э-э… Ничего особенного, Ирука–сэнсей — я одну за другой отцеплял от себя девочек — Просто объяснил одному хаму, как надо вести себя со своими товарищами.

— Узумаки, это никуда не годится — начинать знакомство с драки. У вас будет возможность решить свои разногласия в поединках на полигоне, во время занятий тайдзюцу. Ты меня понял? Я хочу поговорить с вами обоими. Наедине. Учиха — иди и приведи себя в порядок, а ты, Узумаки, следуй за мной. Учиха — умоешься, и подойди в мой кабинет тоже.

— Да Ирука–сенсей, проскрипел парень, и похромал выскребать лапшу из прически и умывать побитую рожу.

— А ты иди за мной — это учитель уже мне.

А весьма просторен кабинет у Ируки, видать большая шишка здесь. Хотя, может быть — это общий?

Я обозревал просторное помещение, в которое мы пришли, после недолгого путешествия по коридорам академии. Вдоль стен стоят шкафы, набитые книгами и свитками, на стенках — разнообразное оружие (для ближнего боя, но есть и пара арбалетов), несколько картин — пейзажи в основном. Посреди комнаты находился большой овальный стол, с расставленными вокруг него стульями — на один из этих стульев мне было предложено садиться, Ирука уселся напротив.

— А теперь я хочу знать, что произошло в столовой. Слушаю тебя внимательно.

— Мы просто общались на тему поведения, Ирука–сенсей. Ничего же страшного не произошло.

— Кто из вас начал драку? — учитель был недоволен, но старался скрыть эмоции.

— Это важно?

— Пожалуй… Нет. Наказаны будете оба. И все же, я хочу услышать причину.

— Он занял мое место без спроса и нахамил.

— А ты?

— А я… Обновил ему гардероб.

— ???

— Ну, надел ему тарелку с лапшой на голову — развеял я Ирукино недоумение — Мне кажется, придурки ведь должны как–то выделяться? А ему почему–то не понравилась новая модная шляпа, ну и полез ко мне драться…

— Не стоит махать кулаками по пустякам, Наруто. — Ирука покачал головой.

— Вы это ему скажите, тем более, я только защищался. И уж порекомендуйте ему, Ирука–сан, чтобы следил за языком.

— Знаешь…У него есть причины быть несдержанным. Веские причины, Наруто. У него было тяжелое детство.

(Ага, расскажи это одержимому демоном сироте, которого ненавидит вся деревня)

— Это повод грубить и нарываться? Кто бы он ни был — он получил то, чего заслуживал.

— Я расскажу тебе, в чем дело. Может быть, тогда ты поймешь, что поступил неправильно. — Ирука посмотрел мне в глаза — Ты знаешь что–нибудь про клан Учиха?

— Нет, Ирука–сенсей, а должен?

— Клан Учиха был сильным кланом и являлся, вместе с Сенджу, одним из кланов–основателей нашего поселения. Членами этого клана были многие славные Шиноби, клан был одним из сильнейших и уважаемых, и имел большое влияние в делах деревни — богатство и сила — это про Учиха. Из них же, в основном, комплектовалась полиция Конохи. Но примерно пять лет назад этот клан практически прекратил свое существование.

— И что с ними случилось?

— Итачи… Учиха Итачи — старший брат Саске — почти полностью уничтожил свой клан. В одну ночь. Всех кто был в деревне. Кроме Саске — того парня, с которым ты подрался сегодня в столовой, и еще нескольких человек, которые находились на задании, в патрулях или просто в отъезде. Они с Саске даже поговорили о чем–то, и Итачи отпустил его живым. И исчез…

Ирука долго еще вещал о тяжкой доле Саске в частности, и клана Учих в общем, а я слушал.

Я слушал внимательно — да, печальная история. И недоговаривает что–то Ирука, ну неужели он сам верит в эти басни? Я вот ни капли не поверил в эту кустистую лапшу, которую он размещает на моих развесистых ушах. Нет, может быть, конечно, когда обкурившийся наркоман, или же одержимый бесом, или просто алкоголик, у которого на почве неумеренных возлияний треснула черепица — вырезают всю свою семью, нападают на окружающих, но тут явно не такой случай. Да и целый клан — это ведь не десяток человек, а несколько сотен, и не все из них старики, женщины и дети! Должно быть много сильных воинов, а иначе клан не считался бы сильнейшим. И этот Итачи один одолел их всех — а ведь после первых убийств, кто–нибудь поднял бы тревогу — это ведь не клан рыболовов или гончаров все ж таки, а профессиональных воинов, и ему пришлось бы сражаться против многих противников сразу, которые к тому же вряд ли были намного слабее его самого! Не верю. Вот не верю, и все. И самое смешное в этой истории — убил всех и оставил живого свидетеля (!!!), еще и поговорил с ним — дескать, вот он я, ловите меня все… Что–то не складывается. А вот, например, в то, что предатель мог открыть ворота нападавшим, и провести их вглубь квартала, не поднимая тревогу, — я поверить могу.

Впрочем, это не мое дело, и свои умозаключения лучше оставить при себе. Уничтожение клана — это дело оставшихся в живых Учих, и только их, пусть у Саске и болит голова на тему мести и тому подобного.

— Ирука–сенсей, я слушал вас очень внимательно — я пристально смотрел ему в глаза — Но я так и не могу понять, в чем же, по вашему мнению, я не прав?

— Ты, наверное, плохо меня слушал.

— Да, я согласен, Учихе пришлось нелегко. Теперь я должен терпеть его хамство и позволять вытирать об себя ноги, так, учитель?

— Дело не в этом…

— Нет, Ирука–сенсей, дело в этом. Я уверяю вас, так я поступать не буду. И если Учихе сегодня досталось мало — он всегда сможет обратиться ко мне за добавкой. Мне плевать, чей он там потомок, какого клана — будь он даже внебрачным сыном Хокаге — да пускай и самого дайме — он будет вести себя со мной вежливо. Раз он достаточно взрослый, чтобы вытянуть язык не по делу — значит достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои слова!

— Что ж… Твердость характера — достойная черта будущего шиноби, а у тебя, как вижу, с этим все в порядке. Тем не менее, я прошу тебя — не провоцируй его хотя бы сам — он поморщился — Я не одобряю ваш конфликт. А лучше его прекратить совсем — ты понимаешь меня?

— Да, Ирука–сенсей. Обещаю — я не буду сам его провоцировать. Но извиняться не собираюсь, и оскорблений спускать тоже не буду.

Стук в дверь прервал беседу.

— Заходи, Саске. В кабинет, вошел Учиха, он здорово прихрамывал — а неплохо я все–таки ему бедро отсушил, и фонарь на роже тоже ему очень идет.

Он злобно на меня покосился.

— Вы хотели со мной поговорить, Ирука–сенсей?

— Да. А ты можешь идти, Наруто. В наказание за драку, ты сегодня после окончания занятий будешь мыть пол в столовой. И извинись перед поваром: уверен, что Акира–сан тоже недоволен вами. Он не любит, когда его стряпню используют не по назначению.

— Да, учитель, я сделаю, как вы сказали.

— Иди. А теперь я хотел бы поговорить с тобой, Саске, о твоем пове…

Я закрыл за собой дверь и вышел в коридор. На сегодня оставались еще уроки каллиграфии и истории, а также первое занятие тайдзюцу; поскольку на каллиграфию я все равно опоздал — то и решил ее прогулять — уважительная причина в виде беседы с куратором присутствовала. Поэтому, я решил идти и мириться с поваром — он показался мне хорошим мужиком, не хотелось бы портить отношения.

Так, в общем–то, и оказалось: мы познакомились, я искренне похвалил его стряпню, извинился, что испачкал ее об Учиху, еще раз похвалил его таланты — готовить дядька действительно умеет и любит, заодно сразу и прибрали столовую — мужик даже помог немного. Я, кстати, напросился в свободное время (эх, где ж оно…) приходить и брать уроки кулинарного мастерства — поесть и Наруто и Олли всегда любили, а вот готовить… Не то чтобы совсем не умели, но рады нашим блюдам, пожалуй, были бы только свиньи, ну или солдаты регулярной армии после марш–броска. Да и вообще, с умениями, могущими пригодиться в гражданской жизни, было туговато.

Глава 10

На урок истории я явился бодрым и веселым, и чуть–чуть опоздав — повар рассказал мне немало полезного, по части готовки, да и вообще о жизни Конохи — неприязни ко мне он не испытывал.

Толпа, состоящая из нашего курса, уже рассосалась по помещению, рассевшись по местам, первые ряды парт были заняты, пришлось идти в дальний конец кабинета. Видел я и Саске, тот демонстративно не обратил на меня внимания — да и хрен то на него, я тоже не горю желанием общаться. На первом ряду, за разными, правда, столами, я заметил сидящих рядом Ино с Юки, и Сакуру с каким то черноволосым пареньком, по–дурацки подстриженным — обе девочки синхронно помахали мне ладошками, и, заметив это — хмуро переглянулись. Пройдя на задние ряды, я хлопнулся на стул рядом с Хинатой — она забралась в угол и сидела там одна.

— Не возражаешь, Хината–тян?

— Конечно, нет, я рада, что ты пришел — улыбнулась она, и слегка порозовела — А что тебе сказал Ирука–сенсей? Он сильно тебя ругал?

— Он велел мне пригласить вас всех куда–нибудь после уроков, и чем–нибудь угостить! Да–да, так и сказал. Не забудь про Хинату, еще напомнил, она добрая и милая, сказал он мне, угости ее пирожными!

Ну вот, покраснела и засмущалась.

— Ты не хочешь, Хината–тян?

— …Хочу…

— Вот и отлично!

За соседним от нас столом сидела весьма колоритная парочка — высокий тощий парень, с волосами, собранными в пучок на затылке, и румяный толстяк, увлеченно что–то жевавший. Тощий хотел спать, он все время подпирал голову рукой, и когда начинал слишком уж громко сопеть, мне приходилось пинать их стол — он просыпался, благодарно мне кивал, минут 5–10 держал глаза открытыми, ну а потом все повторялось. Толстяка же ничего не волновало — он питался.

Басни старичка–преподавателя слушать не очень хотелось, поэтому я развлекал Хинату байками и анекдотами — получалось удачно, она периодически утыкалась лицом в сложенные ладошки, чтобы хихикать не слишком громко. Прилетела свернутая в комочек записка от Ино, в которой она возмущалась — почему нам весело, а она должна скучать и слушать дедка–преподавателя — я написал, что сама виновата, не надо было лезть на первый ряд, еще спросил ее, куда бы лучше пойти после уроков — после чего отправил записку обратно. Дед совсем не обращал внимания на задние ряды, поэтому я совершенно беспрепятственно познакомился с соседями. Толстяка звали Чоджи Акимичи, а с трудом очнувшегося от спячки его дружка — Шикамару Нара. Они знали друг друга уже приличное количество времени, и были друзьями, хотя, смотрелись вместе, надо сказать, они довольно забавно — колобок Чоджи и жердина Шикамару. Колобок–то колобком, надо сказать, но парнишка скорее не жирный, а коренастый — много тренируется?

Занятия тайдзюцу вел странноватый мужик по имени Майто Гай — первое, что бросилось в глаза — это его густые кустистые брови и здоровенный носище, таким носом, наверное, можно гвозди из стен выдирать. Дополняли облик сего достойного шиноби стрижка под горшок, улыбка от уха до уха и обтягивающее зеленое нечто, которое, видимо, Майто ошибочно принимал за одежду. Хотя, обтянуть то ему определенно было чего — мужик оказался высок и крепок.

— Приветствую вас, юные кандидаты в шиноби, на первое занятие тайдзюцу в академии. Этому благородному искусству мы посвятим много времени, но вам стоит знать, что в академии вы получите только основы, которые, затем, будете совершенствовать всю свою жизнь. Тайдзюцу — это путь, которому должен следовать любой шиноби, ибо занятия им приносят крепость телу и несокрушимость духу.

Вещал он о пользе искусства руко — и ногоприкладства минут пятнадцать, мы прониклись. После чего он сообщил, что собственно к высокому искусству мордобития он начнет приобщать нас только через месяц, а пока мы должны привести свою физическую форму в надлежащее, по его мнению, состояние. Так что, занятие началось с легкой, по выражению Майто, разминки, заключавшейся в паре десятке кругов вокруг полигона. Ну, мне то бегать не в напряг — и не далеко, и мешок с песком за спиной не болтается, и остальные парни нашей группы тоже бежали довольно легко, а вот девчонки явно мало уделяли времени своей физической форме: последние пару кругов я поддерживал то Сакуру, то Ино, а последнюю сотню метров вообще тащил Ино на руках — у нее свело ногу. Добежал я естественно, последним — под хихоньки, хаханьки и улюлюканье остальных учеников, Майто мне ничего не сказал, только головой покачал неодобрительно. Больше ничего столь же утомительного он нас делать не заставлял, в основном растяжки и комплексы упражнений на выносливость, после чего отпустил с миром.

— Наруто, Чоджи, Шикамару — задержитесь, пожалуйста.

— Да Майто–сенсей, что мы можем для вас сделать? — Ино, Хината, Сакура и Юки тоже остались послушать, им было любопытно — Что–то не так?

— Вы в хорошей форме, мне это нравится. Лучшей форме, чем большинство ваших соучеников. Похоже, что вы тренируетесь самостоятельно, в вас просто кипит Сила Юности! — воскликнул он — Меня это радует. Для вас, похоже, общие нагрузки будут маловаты, как думаете?

— Вам виднее — сказал я.

— Нам хватило! — это Шикамару.

— Ммм? — это Чоджи.

— Думаю, что на следующей тренировке вам следует одеть вот это — он продемонстрировал нам набор каких–то браслетов и пояс — это утяжелители. С ними вам воистину не будет так легко. Конечно, приятнее было бы таскать подружку — не так ли, Наруто — но утяжелители все же полезнее.

— Я ему не подружка! — вспыхнула Ино — Хината и Сакура хихикнули.

— Сами разберетесь. Так вот, о чем это я? Утяжелители… Да. Вы трое будете их носить. Это не просто куски металла, эти вещи позволяют регулировать нагрузку на организм.

— Так нечестно, Майто–сенсей!!! Остальные будут заниматься налегке!

— Славный юноша по имени Рок Ли носит их постоянно — он знает, что крепость тела — неотъемлемая часть успеха. Вас — не заставляю делать так же, но на тренировках вы будете их одевать, и да поможет вам Сила Юности! Все. Свободны.

(на твоей шее, Майто, эти браслеты смотрелись бы лучше)

Посиделки в чайной прошли без происшествий, и вполне неплохо, мне пришлось потратиться — угостил трех девчонок и Юки за компанию — но хорошие отношения того стоили. Да и немного они все наели — чай да сладости. Просидев там около полутора часов, мы отправились по домам, я, как пригласивший, предложил проводить присутствующих — жили они не так и далеко от центра города — что мы компанией и сделали. Последней оказалась Хината — квартал клана Хьюга располагался также в центральном районе, но несколько дальше от чайной, нежели квартал Яманака и дом Харуно. Мы гуляли, болтали с Хинатой о какой то чепухе, причем, как мне показалось, домой она не слишком торопилась. Я же просто отдыхал — от тренировок, учебы — как же приятно просто гулять, демон меня забери! Мы стояли еще некоторое время возле ворот квартала ее клана, пока ее мать — красивая женщина, кстати, Хината на нее весьма похожа уже сейчас, а как подрастет, будет вообще копия — не вышла к нам. Она вежливо меня поприветствовала, после чего сообщила, что Хинате пора домой, но завтра мы снова сможем встретиться в академии. Пора, так пора, меня ждала лечебница, Хатеми и вечерние тренировки.

Хиаши Хьюга

— … Разговаривали? Наша Хината, из которой целыми днями слова не вытянешь — болтала с кем–то? Ну что ж, уже не зря мы отправили ее учиться в эту академию. Возможно, Ханаби, ты была права на этот счет, хотя я и сейчас считаю, что в клане ее смогли бы обучать ничуть не хуже, чем в академии.

— Хиаши, дорогой, может быть, постоять за себя, ее бы тут и научили, но вот общаться со сверстниками ее тут учить некому. А теперь у нашей девочки появились друзья, видела одного — симпатичный, кстати, мальчик. Знаешь, кто это был?

— Без понятия.

— Молодой Узумаки.

— Гхакха… — Хиаши аж подавился — Чего джинчуурики понадобилось от нашей дочери?

— Ничего. Чего ему может быть нужно сейчас, в их возрасте… Проводил ее просто. Кстати, Хината рассказала мне, что он уже успел подраться с юным Учихой, и имел беседу с куратором курса.

— М-да. Интересно. Ты думаешь о том же, о чем и я?

— Не знаю, о чем ты, Хиаши, но мальчик понравился нашей старшей, это третий человек после младшенькой Ханаби и меня, с кем она нормально общалась более десяти минут.

— А я вот думаю, что такой союзник, как джинчуурики, принесет много пользы клану Хьюга. Поговори с дочкой, пусть пригласит его к нам, в гости. Познакомься с ним. Такая хорошая возможность! Нельзя позволить совету или Сарутоби прибрать к рукам такое оружие!

— Хиаши!

— Да помню, помню я, про то соглашение. «Джинчуурики не должен принадлежать клану, он должен служить деревне» — протянул Хиаши, — Но, думается мне, обстоятельства немного изменились.

— Ты имеешь в виду Учих?

— Естественно. И к тому же, мы же решили, что пост главы клана передадим Ханаби? Хината слишком мягкая для этого, когда она вырастет, из нее получится отличная жена и мать, но плохой правитель. Да, так будет лучше для всех, и старшую пристроим — как же все замечательно может сложиться!

— В таких делах, милый, не стоит спешить и торопиться. Не забывай, кто такой этот Узумаки. Не думаю, чтобы Сарутоби, члены совета или остальные кланы Конохи будут спокойно смотреть, как мы будем прибирать джинчуурики к рукам. И к тому же… Я желаю счастья дочери. Нет, конечно, нашей девочке сильно понравился этот молодой человек, настолько, что она рассказывала мне про первый день в академии так долго, что уши заболели — но ведь если симпатия не будет взаимной, тебе придется придумать, чем заинтересовать его.

— Хм… Да, ты права, над этим стоит подумать.

— Подумай–подумай, тем более что Хина рассказала, что с юными Яманаками он уже знаком — она заметила вполне дружеские отношения как с Ино–химэ, так и с ее двоюродным братцем.

— Ты думаешь…

— Иноичи не дурак, далеко не дурак, и выводы, которые способны сделать мы — сделает и он. И дочь у него тоже есть, от одной из красивейших женщин Конохи кстати, если Ино Яманака внешностью пойдет в свою матушку, Акеми, то Хинате придется нелегко.

— А если он, каким то образом, договорится с Сарутоби, то все совсем печально, да? Тем более что Нара и Акимичи его поддержат.

— Кто у нас глава? Ты и думай, как обойти Яманак, а я помогу Хинате.

— Поможешь?

— Ну да, все вы, мужчины, в сущности одинаковые — первое, на что обращаете внимание — фигурка девушки. Этим и займемся.

— Ха–ха–ха, да я…

— А то я не помню, как ты на мою грудь таращился на первом нашем свидании…

Глава 11

Работа в лечебнице Конохи мне определенно нравится. Хатеми, кроме непосредственно целительства, взялась меня учить алхимии — в части лечебных и общеукрепляющих зелий — в этом плане в моих знаниях зияла дыра (как–то все больше готовыми зельями пользоваться приходилось, на то, чтобы варить или смешивать их самому не было ни желания, ни времени). Однако если чему–то учат на халяву — не стоит отказываться, да и кто знает, вдруг и пригодится.

Лучше бы не пригодились.

Еще мне было решено прививать навыки первой помощи — лучше бы все–таки время на что–нибудь другое потратили! Нет, конечно, умение правильно наложить шину на сломанную конечность или вправить вывих, наложить жгут, правильно продезинфицировать и наложить повязку на открытую рану, привести в чувство беспамятного, и тому подобное — оно все интересно и полезно, однако, есть нюанс.

Я все это уже знаю!

Навыки первой помощи мною отработаны в прошлой жизни столь плотно, что по этому предмету Хатеми могу поучить уже я. Две войны за плечами, мертвецов и раненых — и врагов и товарищей — я видел столько, что Хатеми не поверит, — и сижу вот слушаю, как отличить венозное кровотечение от артериального, и что при этом делать… Но приходится слушать и не выделываться, скрывать навыки. Ответа на вопрос «мальчик, откуда ты все это знаешь?» у меня нет — и так слишком выделяюсь. Так что сижу и внимаю Хатеми, а также тщательно записываю то, что она мне рассказывает.

— Наруто, прекрати витать в облаках, и раздевать меня глазами, хи–хи–хи…

Пошутила типа, а фигурка то у нее и вправду хорошенькая, несомненно, есть за что подержаться, да…

— Что вы, Хатеми–сан, как вы можете так говорить — я глубоко вдыхаю, задерживаю дыхание и изо всех сил напрягаю мышцы пресса (это чтобы покраснеть от смущения) — Я всего лишь задумался…

— Об Ино? Милая девочка, она тебе нравится? — Хатеми опять захихикала — она хорошо о тебе отзывалась, когда рассказывала нам про академию.

— Ээээ… Она красивая, и очень умная…

— Нравится–нравится!!! Я ей расскажу!

И вот так вот постоянно. Юмористка, тоже нашлась.

Но дело свое знает, тем не менее, и слушать ее интересно.

— Наруто, а как ты думаешь, зачем я тебя учу изготавливать лечебные составы, если можно применить медицинские техники?

— Нууу… Я думаю, что медицинские дзюцу не всегда можно или целесообразно применять, к тому же зелья, укрепляющие, усиливающие организм, всякие лечебные, противоядия — их ведь можно взять с собой, и применить, когда будет нужно. Да и мало ирьенинов, к тому же, наверное, не все шиноби владеют медицинскими техниками.

— Ты прав, Наруто, не все. Далеко не все — подавляющая часть шиноби не владеет ничем, кроме навыков первой помощи, максимум, на что они способны — это залить рану зельями, перевязать и притащить раненого к целителю. И очень хорошо, если дотаскивают живым! А насчет преимущества восстанавливающих зелий над медицинскими техниками… Ты знаешь, у них есть один общий эффект — это ускорение восстановления поврежденной части тела. Дзюцу делают это очень быстро — сразу, или почти сразу, это позволяет экономить много времени — но эффект обычно хуже, чем при обычном лечении, не говоря уже о возможности появления рецидивов. Чтобы тебе было понятнее — приведу пример: при сложном переломе кости, когда она не просто ломается, а расщепляется на несколько осколков, с помощью особых дзюцу срастить ее можно сразу — но в этом месте кость потеряет прочность, не говоря уже о том, что срастется криво. Ну и все сопутствующие эффекты проявятся тоже. Нет, конечно, поистине великий целитель, может обходиться только дзюцу — и будет достигать по–настоящему изумительных результатов, таких как полное исцеление, и даже некоторое омоложение тела, — но таких людей я знаю немного. Вернее, одного человека. Тсунадэ–химэ. Но даже она использует дзюцу вместе с зельями — в противном случае чакры будет потрачено уж больно много, даже для нее, хоть она и сильна. Ну и еще несколько очень хороших целителей, кстати, есть среди клана Хьюга — бьякуган позволяет видеть внутренние повреждения, а если он полностью развит и пользователь умеет его применять — то можно видеть и потоки чакры в организме. Но, по моему мнению, все они до Тсунадэ–химэ не дотягивают — просто запасы чакры у них малы.

— Бьякуган?

— А, не знаешь… Хотя откуда тебе… Это кеккей–генкай клана Хьюга.

(ага, пасиба, вот так сразу стало понятнее)

— ???

— Понимаешь Наруто, некоторые дзюцу не нуждаются в изучении, потому что могут передаваться по наследству, от родителей к детям, такие дзюцу называются кеккей–генкай — наследие крови. Это врожденное умение, и для его развития необходима только правильная тренировка. К кеккей–генкай, например, относится упомянутый мною бьякуган Хьюг, шаринган Учих. Такая способность есть практически у каждого клана Конохи.

(значит и у Наруто должна быть?)

— А что дает этот самый бьякуган?

— Очень полезная способность, Наруто, для целителя это отличнейший инструмент! Как жаль, что мне он недоступен. Я уже говорила тебе, что с помощью нее можно оценить состояние внутренних органов человека, их повреждения. К тому же носители бьякугана — самые лучшие сенсоры — сильнейшие из Хьюг могут обнаружить живое существо за сотни метров от себя. Также, полностью раскрывшийся бьякуган позволяет видеть потоки чакры в организме, каналы чакры и тенкетсу — особые точки на теле человека, сквозь которые чакра выделяется из организма. Единственный недостаток бьякугана — это то, что его нельзя использовать постоянно или даже слишком долго. Глаза портятся от напряжения — Хатеми закинув руки за голову, удобно развалилась в кресле.

То есть, получается, это аналог моего же истинного зрения? Правда, обнаружить кого–то там за сотни метров я не в состоянии, но ведь о наследовании, в моем случае, речь не идет? Магический дар и обучение — вот что нужно. А потоки маны и энергоканалы я и сам видеть в состоянии, да и внутреннее состояние организма вижу.

— Хатеми–сан, вы упомянули еще один кеккей–генкай, расскажите мне про него? Ну, про шаринган Учих.

(учитывая, что я не так давно начистил репу его обладателю — знания о его способностях определенно могут пригодиться)

— Шаринган… Я не так уж много знаю об этой способности Учих, а теперь, наверное, и не узнаю — клан Учиха был почти полностью уничтожен, и из тех, кто остался в живых, насколько мне известно, шаринганом никто не владеет, хотя младший сын главы клана — Саске Учиха, должен иметь способности. Но я хочу сказать, что для этого кеккей–генкай мало иметь способности, это дзюцу должно быть активировано. Не знаю уж, каким образом — это тайна клана Учиха. Учихи, с помощью шарингана, тоже могли видеть чакру, но плохо, гораздо хуже, чем Хьюги, а еще они каким то образом, могли копировать чужие дзюцу. Также шаринган очень усиливает все эффекты гендзюцу, и дает огромное сопротивление гендзюцу, направленному на пользователя шарингана. Вот так вот, Наруто.

Хм, копировать? Интересно, интересно. В имперской академии магии, когда я освоил истинное зрение и решил что самый умный, то попытался повторить действия преподавателя боевой магии, создававшего огненный шар. А что — потоки маны я видел, чего тянуть то? Ну и попробовал. В общем, кисти рук мне вырастили заново примерно за месяц, ожоги на роже прошли тоже довольно быстро, а вот с поврежденными глазами мастера академии возились еще долго. Брови, ресницы и волосы, сожженные вспышкой, мне восстанавливать не стали — дескать, если дурак — то и выгляди соответственно. Так что сами выросли.

— Так, Наруто, что–то заболтались мы с тобой — это все конечно интересно, но дело делать тоже надо, так что марш отрабатывать жалование. Иди и поменяй бинты у пациентов из девятой палаты — там двое с глубокими резаными ранами. Не забудь, бинты насухо отрывать нельзя, приготовь раствор для обеззараживания, охлади его и размочи бинты им. Потом пойдешь и подготовишь посуду для приготовления общеукрепляющего раствора, у нас почти кончились его запасы — заодно и покажу, как его следует готовить. Понял меня? Все запомнил?

— Да, Хатеми–сан, я все сделаю.

— Поторопись. У нас сегодня еще много дел.

Вот так, примерно, и проходила моя работа в лечебнице. Интересно и познавательно, да. А потом меня попытались убить.

А дело началось вот с чего.

Ближе к концу третьей недели обучения в академии, как–то вечерком меня подловили пакостные братцы — это я Инудзуки имею в виду. В тот день, на уроке истории, я как обычно филонил: болтал с Хинатой, переписывался с Ино и Сакурой, травил байки с Шикамару и толстым Чоджи — веселые парни оказались, вполне общительные. И вот, одну из записок поймал дедок–преподаватель. Дедуган, одним поистине молниеносным движением, развернулся, сделал несколько шагов к первому ряду и перехватил записку прямо перед ладошкой Ино — мне аж завидно стало: выглядит как старая развалина, но как эта руина двигается! Развернул, почитал, похмыкал.

— Что там, Такуя–сенсей? — это Кибе неймется — Прочитайте, нам тоже интересно!

— Там написано, Киба, что ученик Узумаки изъявляет желание после уроков прибрать и помыть этот кабинет. Не так ли, а? Узумаки? — он посмотрел на меня и изобразил на своем морщинистом лике живейший интерес.

— Мммм, точно так, Такуя–сенсей. Изъявляю.

Да, что тут скажешь, как говорил наш капрал–наставник, еще в школе егерей, когда спалил нас за попыткой перелезть через стену вокруг школы и свалить в самоволку, к винищу и девкам — «Вы попали, ребятки, и будете драить сортиры. А знаете, за что наказаны? Не за то, что пытались слинять, а за то, что попались. Так что, вперед, сортирные демоны, швабры ждут героев!».

Так что, вооружившись соответствующим инвентарем, после занятий, я принялся мыть помещение. Это–то времечко лучшие мои други — славные братцы Инудзуки и выбрали, для того, чтобы предъявить мне свои претензии.

Приперлись они в аудиторию вдвоем — младший, который Киба, оставил где–то свою псину, зато прихватил короткую палку, старший оружия в руках не держал — так в себе уверен?

— Здравствуй, Узумаки — это Киба — занимаешься любимым делом? Уборщик, где тебе учиться на шиноби — мыть полы у тебя получается гораздо лучше! Ты бы, может, остался подметальщиком, у тебя так хорошо получается!

— А, Киба! И не один, как погляжу! А где же ваш третий братец? Ну, который обгадился в первый день? Ах, вот же он — показываю пальцем на старшего Инудзуки — Прости, не узнал, вы так похожи, близнецы, однако — того перекосило.

— У тебя длинный язык, Узумаки…

— Да знаю я, знаю. Сам от этого страдаю: когда рот закрываю — пополам складывать приходится. Так что вам от меня надо, мои скудоумные друзья? Пришли повеселить меня тупыми шуточками?

— Пришли научить тебя хорошим манерам Узумаки! — это решил постращать меня старший — Ты это надолго запомнишь! Можешь орать — тебя не услышат — в академии нет никого, и ты свое получишь прямо сейчас…

Я не стал ждать окончания этой проникновенной речи: пришел бить морду — так бей, нечего тут беседы беседовать!

В руках у меня было ведро с грязной водой, оставшейся после мытья пола, и эти помои я выплеснул оратору прямо в морду, и сразу же огрел дурного Кибу пустым ведерком по черепу — звон раздался поистине малиновый. Пинок в солнечное сплетение старшему — пусть отдохнет на полу — и резкий прямой справа в скулу оглушенному младшему Инудзуке завершили разгром.

— Приберитесь тут, клоуны, хорошо? А то грязи после вас… Хотя, что ожидать от таких как вы, креветок помойных…

Но, как в последствии оказалось, эта история имела гораздо более серьезное продолжение, чем я мог ожидать, хотя уже на следующий день я благополучно забыл про этот инцидент: по моему мнению, оно того не стоило — беспокоиться о двух придурках. Полезут — огребут еще, сеанс массажа лицевой части организма — что может быть проще! Не доходит через мозги, то, что ко мне лучше не лезть — дойдет значит через другие части тела, пусть не сразу — ведь долог и тернист путь познания истины, но мне для этого ничего не жалко (ни собственно Кибиной рожи, ни морд его родственников, сколько бы их там ни было). Поэтому я просто выкинул это из головы и продолжил заниматься своими делами: тренировки, учеба, работа — времени скучать не было, с трудом удавалось выкроить время, чтобы провести его с друзьями, или же просто выспаться.

Я‑то из головы выкинул, но вот кое у кого, видимо, продолжали болеть нанесенные мною душевные травмы: как же, на глазах у младшего брата опозориться! Попран авторитет, порушена репутация, ну и все такое…

Никак нельзя оставить сие безнаказанным!

Поэтому в пустоватой головенке Инудзуки–старшего вызрел план мести, заключавшийся, по–видимому, в побиении меня и использовании для этого превосходящих сил, в лице парочки своих однокашников. Ну и младшего с собой тоже прихватили — чтобы знал и привыкал, каково оно. Что ж, этого стоило ожидать. Да что уж там, за обиду — отомсти, это закон жизни.

И вот в таком составе стая юных паразитов подстерегла меня примерно через две недели, недалеко от моего дома, поздним вечером, когда я возвращался после работы.

Глава 12

О том, что я работаю в клинике Конохи, я никому особо не рассказывал, но, в принципе, и не скрывал, и об этом, а также о том, что я порой возвращаюсь оттуда домой достаточно поздно, знало много народу. По крайне мере, пару раз я на это сослался, когда преподаватели в академии упрекали меня в невнимании на излишне скучных занятиях. Ну, сложно мне, невыспавшемуся, концентрироваться и воспринимать бубнёж преподавателя, например, по географии! Рассказывает–то он интересные и полезные, в общем–то, вещи, не просто, что и где находится, но также и о геополитике, об отношениях между странами и поселениями: войны, склоки и конфликты, союзы и торговые отношения, династические браки и тому подобное.

Интересно.

Но скучно.

Глаза закрываются, просто не могу ничего с собой поделать — потом приходится оправдываться. Преподаватели понимают, конечно, что мир розами не усыпан, и что мне приходится зарабатывать себе на жизнь, и делают на это скидку (небольшую и не все, чего уж там), однако, дисциплину среди меня наводят, против чего я особо не протестую — они ведь правы, по большому то счету: есть программа обучения — значит, ученик должен ее выполнить. Не может — научим, не хочет — насильно не держим, пошел вон из академии, будь свободен и занимайся, чем хочешь. Чертовски справедливый подход, как по мне! Но я справляюсь, тем более, что мне помогают: девчонки иногда пишут за меня домашние задания (по темам, которые поскучнее и понуднее), а всего то надо — цветочек, несколько комплиментов, немного сладостей, да проводить до дому — мне не трудно, ну а им приятно такое отношение, ведь от остальных ребят–однокурсников кроме мелких пакостей им пока что ничего не дождаться. Эх, детство, детство…

Я как раз возвращался с дежурства, сегодня было несколько интересных пациентов, с ними работала, естественно, Хатеми (я был на подхвате), и предвкушал заслуженный отдых. По дороге купил в забегаловке кое–чего на ужин — с собой завернули — это чтобы с готовкой не заморачиваться, так что можно неспешно прогуляться по ночной Конохе, полюбоваться звездным небом, подышать свежим ночным воздухом, представить себе Хатеми, принимающую душ…

(струйки воды стекают с густых волос на шею, плечи, высокую грудь, теплая вода течет по шелковистой коже…)

М-да, о чем это я? Ах, да! Дисциплина, и самосовершенствование! Магия и боевые искусства! Вот о чем следует думать, а с прочим — придется несколько погодить, по причинам, от меня не зависящим.

Ну почему меня в кого–нибудь постарше–то не отправили? Хотя сказано мудрыми — молодость, это тот недостаток, который быстро проходит. Так что, нехрен стонать — следует радоваться второму шансу! Но фигурка у Хатеми…

— Узумаки, ты нам здорово задолжал, а долги мы никому не прощаем — прервал мои размышления чей–то голос. Его обладатель отлепился от стены здания, в тени которого скрывался, и вышел мне навстречу. М-да, кто бы сомневался — братец Инудзуки, который старший. Рядом с ним возникли еще три фигуры — двое ростом с него и одна пониже.

— Считаешь себя крутым и сильным? Пора преподать тебе урок, Узумаки! Давно пора. Думаю, пара переломов внушит тебе уважение к достойнейшему из кланов Конохи. Бей его, парни!!! — и вся эта шобла бросилась ко мне.

Я их ждать на месте не стал — кучей, как известно, и батьку можно одолеть, да и обещанные Инудзукой увечья мне явно ни к чему. Поэтому я использовал один из старейших тактических приемов военного искусства, а именно — организованное отступление. Проще говоря, метнул в них сверток с ужином и притопил во дворы квартала: освещен он плохо, бегаю я быстро — глядишь, и удастся оторваться. Ну а как–нибудь потом — по одному свидимся, дело насквозь знакомое и с детства привычное. Всех навещу.

Минут пятнадцать беготни по закоулкам квартала ничего мне не принесли в плане ухода от погони. Более того, меня пару раз почти догнали — уйти удавалось резкими рывками в сторону или неожиданными для вражин маневрами — типа прыжка в кусты, которыми обсажены дворы домов. Мчались за мной, кстати, трое: Инудзуки–старший и пара его дружков, Киба отстал практически сразу, однако ж, пыхтел где–то сзади.

Пару раз, оглянувшись на бегу, я заметил весьма интересные штучки, в исполнении преследователей: один из них умудрился перемахнуть в высоком прыжке клумбу, которую мне пришлось оббегать. Вроде бы и ничего такого, вот только высота ее, вместе с насаждениями, в ней произраставшими, составляет более двух метров! Другой из преследователей запрыгнул на стену дома и бежал по ней полтора десятка шагов — потом все–таки спрыгнул вниз. Не упал, а именно спрыгнул! Да уж, резвые ребятки, непростые весьма — интересно, эти красавцы сами по себе такие самородки, или подобным выкрутасам будут учить в академии? Я вот даже на пике своей физической формы, еще во время службы в славных рядах имперской армии, так скакать не умел, хотя был весьма и весьма силен, резв и вынослив (и попробовал бы быть другим — в нашем подразделении во время боевых операций слово «слабый» или «дохлый» являлось синонимом к слову «мертвый»). Да чего уж там, я и сейчас резв, вот только, как демонстрирует мне эта компашка, жаждущая добраться до моего юного тела и как следует его испортить — все–таки нет предела совершенству.

(Надо бы разузнать у Майто, Хатеми, Ируки, или еще там кого–нибудь из моих учителей, как вообще подобное возможно?)

И что еще сильно печалит — драться с ними все–таки придется — догонят, рано или поздно. Можно конечно, поорать о помощи, побарабаниться в двери какого–либо из домов и попросить помощи там — можно, но глупо и стыдно. Не стоит впутывать посторонних людей в свои проблемы, тем более, подобным образом их не решить. На улицах же никого уже не было — время позднее все–таки, народ, живущий в нашем квартале, весь рассосался по домам, а от выхода из нашего квартала в более оживленные места города — меня старательно отжимали.

Ну что ж, раз так — следует уменьшить количество возможных противников, чтобы не рубиться со всей кодлой сразу, и по–возможности, встречать этих ушлепков по одному — иначе толпой затопчут, это мы уже проходили. Поэтому я потихоньку начал сворачивать на второй круг, по уже знакомому маршруту.

Как я и ожидал, через несколько минут я вышел в хвост погони — хвостом естественно, оказался задохшийся Киба, передвигавшийся какой–то ленивой трусцой. Надеялся, как видно, успеть к логическому завершению наших упражнений — то есть к валяющемуся мне, старательно перемешиваемому с мостовой ногами его дружков. В несколько скачков я его догнал и, используя инерцию движения, впечатал ему в грудак прямой удар ногой, я даже чуть подпрыгнул перед этим — это чтобы вложить вес тела в удар. А в грудь, это потому, что он успел развернуться — услышал, наверное, мой топот и сопение. Но мне не принципиально, не повернулся бы — схлопотал бы в спину. Ну а что, хочешь честного боя — скажи, что думаешь, в лицо и бейся как мужик, не так ли? А на подлость боги велели отвечать тем же. Попал я удачно — Кибу унесло метра на три, он упал на спину и немного проехался по земле. Останавливаться и интересоваться его здоровьем я не стал, и пробегая мимо как следует приложил засранца по ребрам с ноги — ничего личного, такова жизнь, дружок. От боли Киба пронзительно заорал — видать, крепко попало. Ну да ничего, впредь будешь умнее. Ну, или не будешь — горбатого, как известно, могила исправит. Но мне все равно.

Сзади послышался негодующий вопль — видать не понравилось старшему братцу мое обращение с младшим братиком. Старшему, как видно, злость придала сил, и через несколько минут он меня практически настиг — остальные немного отстали. Я несся по темному переулку и слышал за спиной сопение Инудзуки — торопишься, браток, а вот это зря, ибо сказано мудрыми — спеши медленно! Не дожидаясь, пока со мной проделают то же самое, что я с Кибой, я резко затормозил, и, сгруппировавшись, бросился преследователю в ноги — результат меня порадовал: парень запнулся об меня обеими ногами и воспарил, аки гордый сокол. Порхал он впрочем, недолго, и спустя пару мгновений, гремя костями, грянулся на землю, проехав на брюхе пару метров и здорово ободрав рожу, тело и ладошки, которыми пытался затормозить. Я тем временем, вскочил на ноги и подбежав к нему всем своим весом прыгнул на локоть его правой руки, которой он уперся в землю, чтобы подняться — послышался противный, какой–то влажный, хруст и дикий вопль, тот час же прекратившийся — после тяжелого пинка в голову. Жестоко — я не спорю, но не думаю, что со мной обошлись бы по–другому — по крайней мере, в прошлой жизни после подобных инцидентов Олли отлеживался весьма и весьма долго — на улицах в наших трущобах, если попался — пеняй на себя и не жалуйся на судьбу. Так что, пусть не я, а лучше кто–нибудь другой полежит в славной клинике Конохи, там есть прекрасная Хатеми, она классный целитель, и всем поможет. Травмы этих идиотов мне, конечно, икнутся в будущем, и не раз, но проблемы следует решать по мере их возникновения.

Бегать мне уже изрядно надоело, поэтому несколькими мгновениями до атаки оставшейся парочки вражин я воспользовался, чтобы восстановить дыхание.

Вас когда–нибудь били копром для забивки свай? Меня вот раньше нет, но, больше чем уверен, ощущения от удара первого из добежавших до меня молодцев очень это напоминали. Парень не стал отвлекаться на разговоры, угрозы и тому–подобную чепуху, а просто вломил мне мощный боковой удар ногой — прилети такое мне в ребра, я бы пополам переломился, наверное. Ну, может, не сломался бы, но ребра он бы мне переломал, к счастью, я успел отшагнуть чуть в сторону, довернуться и приять удар на локти, и тут же пришлось уклоняться от атаки его напарника. Да, определенно ребятки тренировки по тайдзюцу не прогуливали и клювом на них не щелкали: скорость и сила их ударов меня неприятно удивили. Но скорость и сила это далеко не все, что необходимо для победы — боевого опыта у меня в разы больше. Что ж, посмотрим, чья возьмет!

В паре они работать определенно не умели — я постоянно смещался вокруг одного из противников — того, что подоспел вторым, а первый ему только мешал, таким образом, если быть начеку и не прозевать чего–нибудь неожиданного, можно вполне качественно сдерживать их обоих. А уж в драке один на один они мне не соперники!

Буквально уже через пару минут личико своего основного противника я разукрасил, как пасхальное яйцо, а еще через несколько секунд, он, пропустив довольно подлый удар в пах, опустился на колени и уткнулся лбом в землю, жалобно при этом подвывая. Не сказать, что было очень уж легко — этот брыкливый осел своей культяпкой здорово рассадил мне левую бровь и капли крови, попадая в глаз, доставляли массу неприятных ощущений, ну и снижали видимость к тому же, однако, дело того стоило — двое — это не один. Второй оказался более крепким орешком, нежели его дружок — теперь между нами не было препятствия, в виде его напарника, и он выложил на стол свою козырную карту: проводя серию ударов, он буквально размазался в воздухе. Первые два — направленные мне в корпус, у меня еще хватило реакции заблокировать, следующую плюху, летящую мне в румяные ланиты, удалось сбить накладкой, ну а последующий рубящий удар ребром ладони в ключицу прилетел куда надо, как и завершающий — кулаком в грудь. Ублюдок наверняка целился в сердце, и попади он, тут бы и уноси готовенького! Повезло мне, чего уж там, никогда не стоит недооценивать противника, никогда! Под музыкальный хруст своих костей я отлетел на пару шагов назад, адреналин в крови кипел, и боли я поначалу не чувствовал, хотя, думаю, все еще впереди. И тут мой противник совершил роковую для себя ошибку: видимо посчитав меня полностью выведенным из строй, опрометчиво бросился добивать. Поднырнув под размашистый удар и прихватив его одной рукой за развилку, а другой за одежду, я поймал его на бросок «мельницей». Упал парень неудачно — на голову, и похоже, потерял ориентацию, сразу же вскочив на ноги, тем не менее. Придти в себя я ему не позволил — серия из нескольких ударов в жбан, по печени, в сплетение и в пах снова опустили его на землю, теперь уже надолго.

А еще, что очень и очень хорошо, я никого не убил: ударить в висок, глаза, горло, сердце — возможностей было очень много, но… Следует помнить о последствиях.

Вроде никто больше нападать не собирается, это радует — хватит с меня на сегодня приключений. Я вытер кровь с лица, огляделся и направился, наконец, домой. Рожу саднило — видимо получил по ней и не заметил, что–то хрустело в груди, ключица противно ныла — похоже, что–то серьезное — попытка пошевелить левой рукой вызвала разряд боли. А еще, скорее всего, меня явно недооценили — иначе не объяснить, что всерьез, используя все, что умеет, со мной дрался только последний противник. Втроем они бы размазали меня тонким слоем и даже не вспотели бы! И я их недооценил тоже.

Наверное, шестое чувство, или ангел–хранитель, не знаю, в общем, что заставило меня прыгнуть в сторону, когда я услышал чей–то дикий вопль:

— Дзююююууууцуууу — Нооо-Катооооон!!!

На том месте, где я только что находился, что–то грохнуло, обдав меня сильным жаром, сильно опалив правый бок и ослепив вспышкой.

Перекатившись через плечо, (от боли хотелось завизжать) и с трудом проморгавшись от звездочек в глазах, я оглянулся — один из моих недавних противников, стоял, пошатываясь, и выделывал что–то руками, какие–то жесты.

(не те ли печати, что мне Хатеми показывала?)

— Катоооон!!!

И в мою сторону не слишком быстро летит следующий огненный шар!

Нет, ну это уже слишком! Попади в меня первый — шанс выжить для меня стремился бы к нулю. И даже если бы я остался жив (что вряд ли) — печать была бы нарушена, со всеми сопровождающимися эффектами, как–то «огромный, могучий, полный черной злобы» девятихвостый п****ц. И в том, и в другом случае, мне все равно конец.

От шара я, тем не менее, увернулся (снова вспышка и грохот), и бросился к этому идиоту, дабы наставить его на путь истинный и добавить немножко новых травм к уже имеющимся.

— Кааатоооон!!!!

(задолбал!!!)

Но правосудию свершиться, по–видимому, было не суждено. И меня и незадачливого колдуна сбили с ног и прижали к земле. Я не дергался — сил отбиваться уже не было.

— АНБУ. Лежи и не дергайся — прошипел мне в ухо чей–то голос.

Глава 13

— Вот объясни мне, Наруто, почему ты не позвал на помощь? Ты говоришь — они долго гнались за тобой, так почему! Ты! Довел дело до драки?!! Ты понимаешь, что тебя могли убить? Ты еще ребенок и защищаться от дзюцу не умеешь, так скажи мне, Наруто–кун, почему ты не стал звать на помощь? Ума не хватило? Приключений хотелось? Так ты их получил! И не говори мне, что никого не было рядом, потому что время позднее — мог бы постучаться в любой дом! — Хатеми хмурилась и сверлила меня грозным взглядом своих прекрасных глаз.

Утро. Солнечные лучи, проникающие сквозь большое окно палаты, меня давно уже разбудили. Я лежу на кровати в клинике Конохи, и вот уже полчаса Хатеми, сидящая рядышком на стуле, тщательно выедает мне мозг. И немудрено — состояние моего организма довольно плачевное: сломана пара ребер, еще парочка получила трещины, треснула левая ключица, здорово обожжена рука, бок, а на груди расплылся огромный синяк. Мой мужественный профиль украшает еще один бланш — небольшой, но тоже очень красивый, с другой стороны наличествует ожог, венчает все это великолепие блямба медицинского клея над глазом: рассеченную бровь мне решили не зашивать — красавец, в общем. Мелочи, так–то, бывало и хуже. Намного хуже, помню, как–то во время одного из сражений первой кампании, в которой я принимал участие во время службы в войсках империи, прорвалась на наши позиции тяжелая кавалерия мятежных баронов, и закованный в латы засранец мимоходом проколол меня копьем насквозь — насадил ну просто как жука на булавку — вот тогда было неприятно. Да что там — тогда меня уж костлявая вежливо пригласила, что называется, проследовать в направлении, но обошлось — и это лишь один из многих и многих эпизодов… А сейчас — тоже неприятно, но все же мелочи. Целительские плетения и плетения регенерации я, кстати, применять не стал, хотя и мог — возможно, сделаю это чуть попозже: во–первых, я как лицо пострадавшее, должен повреждения компетентным органам предъявить, во–вторых, когда ночью в больницу приносят побитого–поломанного, а утром он уже здоров, бодр и весел — это будет выглядеть несколько подозрительно, не так ли? Так что, придется немного потерпеть, тем более что без помощи меня не оставят. Хатеми, конечно, хоть и сварливая нынче стала, но дело свое знает туго, и на ноги меня поставит быстро.

И вот лежу я, напичканный разнообразными зельями, омерзительными как на вид, так и на вкус, и упакованный в бинты, в уютной кроватке, и слушаю мелодичный голосок своей наставницы, повествующей о моем тупоумии, дурном характере, неуклюжести и всех остальных моих недостатках, столь многочисленных, что и не описать.

Слушал бы и слушал, эх, до чего же голос у нее красивый — таким бы песни петь, жалостливые, про любовь, а не меня склонять по всякому.

И фигура, опять же, красивая.

— Ты меня вообще слушаешь, Наруто? — она, наконец, перестала буравить меня своими глазками — С чего они к тебе привязались, как думаешь? Я понимаю — не сошлись характерами, наговорили друг другу гадостей, ну подрались — бывает всякое, я сама была молодой, и когда мы с подругой не поделили молодого человека…

Тут я изобразил живейший интерес, Хатеми это заметила и тему о своих юношеских забавах свернула.

— Неважно, впрочем. Дзюцу в подростковых разборках мы не применяли — неписанный закон деревни. Дрались — было дело. Ну что сейчас за молодежь пошла…

(тоже мне, старушка дряхлая нашлась, эх, будь я постарше, годочков хоть бы на семь — восемь, быстро бы тебя на одеяле разложил)

— А я и не применял, Хатеми–сан! — постаравшись изобразить негодование, воскликнул я — мне начинала надоедать эта тема, бок пекло, кости ныли, душе хотелось покоя.

— Ты то даааа… Ты применил, надо полагать, кое–что другое, судя по травмам остальных ребят. А может, это ты на них напал? — она внимательно посмотрела мне в глаза — А то из вас пятерых только тебя в сознании принесли, хотя из всех ты самый помятый…

— Конечно, Хатеми–сан, это я на них и напал. На четверых, старше меня все причем. Один на всех — и всех до одного. Сложил их в кучку, и к вам придти хотел — а то мне дома–то плохо отдыхается, да вот только с крыльца упал, так торопился. Раз восемь подряд навернулся. И поэтому так красиво сейчас выгляжу. И…

— Ладно, ладно, Наруто, извини. Считай это неудачной шуткой — она чуть порозовела и опустила глаза — Это я так, не подумав, не обижайся.

— У нас были конфликты, с Кибой Инудзукой, мы, эээээ, и раньше…

— Били друг другу рожи? Ты это хотел сказать?

— Нуууу… Да. И брату его тоже, в последний раз когда… Мы… Подрались, я Кибу ведерком… По тыкве прямо. Ну и старшему тоже напихал. Вот они, наверное, и обиделись — я пытался изобразить раскаяние, но, видимо, получалось плохо.

— Понятно все с вами. Ты неплохо их отделал, знаешь это?

(ну, еще бы, я старался, как ни как)

— Надеюсь, серьезного ничего? А то… За них ведь есть кому заступиться, семья там, клан, а у меня… — тут я со знанием дела пригорюнился.

— Да как сказать, как сказать… Переломы разнообразные, у двоих — сотрясения, синяки и ушибы у всех. Ничего смертельного и даже опасного, но лечиться будут долго. Но это им на пользу — ума прибавится, да и родители позже добавят. Надеюсь, что добавят.

— Это хорошо, что все обошлось, Хатеми–сан! А то я и не помню, как от них отбивался, все как в тумане…

— Это из–за стресса, Наруто. Ну да ладно, мне уже пора. Тебе нелегко пришлось. Можешь еще поспать. Тебя хотели навестить — из АНБУ, и еще кое–кто, но я, как твой иръенин, сказала им приходить после обеда, когда ты полностью придешь в себя и отдохнешь, так что, отдыхай.

Она ободряюще мне улыбнулась, вышла из палаты и аккуратно прикрыла за собой дверь.

Спать пока не сильно хотелось, да и обдумать, как следует, происшедшее было бы неплохо.

Итак, приступим.

Для начала пройдемся по отрицательным моментам.

Первое: в боевом плане я пока не то, чтобы ноль, скорее, некая отрицательная величина. Проиграл двум детям. Да–да, проиграл, чего уж там. То, что детки постарше и покрепче моего нынешнего тела — смягчающим обстоятельством являться не должно: опыт, как известно, бьет класс, а уж чего–чего, а опыта боевых схваток у меня куда как побольше. Детишки, надо сказать, тоже сумели меня кое–чем удивить. Но это поправимо, как–никак тренируюсь я всего полгода, и, думаю, уже через год буду способен раскатать их в блин хоть скопом, хоть по одиночке, и плевать на их способности, вроде ускорения или этого неуклюжего колдовства.

Второе: конфликт с представителями некой семейки вышел на новый качественный уровень, знать бы, чем это мне грозит. По идее, я кругом прав, ибо всего лишь защищался, но мне ли не знать — закон ведь, как всем известно, что дышло. Прав тот, у кого больше прав и лапа волосатее, а у меня, в силу некоторых обстоятельств, с этим туговато. Так что, возможны проблемы по этой части — нанесение побоев представителям высших сословий никогда и нигде не приветствовалось, а здесь к таковым вполне можно отнести клановых.

Третье: временно я сейчас небоеспособен, и при повторном нападении — это если оно случится (вряд ли, конечно, но мало ли), буду практически беззащитен. Это ненадолго, но, тем не менее, пока это так.

Теперь положительные моменты. Их немного, но они есть.

Первое: проверил имеющиеся навыки в обстановке, приближенной к боевой. Всегда полезно знать, что ты можешь в настоящее время, а что нет, ибо сказано мудрыми: знающий врага силен, знающий себя — непобедим. Может быть, стоило применить магию? Соблазнительно было бы, конечно, шарахнуть молнией кого–нибудь из этих охламонов… Ага, и наблюдать потом тлеющий трупик, приятно пахнущий жареным — защищаться то от подобного они вряд ли умеют.

Ммм, наверное, все–таки нет, не стоило. Да и получить в кровники один из кланов Конохи пока в мои планы не входит. Кулаками славно управился, и возможности не раскрыл, а это сможет сослужить мне неплохую службу, если меня все–таки загребут в местную каталажку, и придется оттуда линять, ибо ждать суда (если дойдет до такого) я не собираюсь. Видал уже, а слышал еще больше, каково оно, когда судят спор простолюдина с благородным. Я, конечно, не то, чтобы простолюдин, но поддержки у меня практически никакой нет, и значит я в заведомо проигрышном положении.

Второе: на некоторое время эти бравые ребятки — я имею в виду Кибу с братишкой, от меня отстанут. Думаю, им хватило надолго, и еще старшая родня ума вложит, в задние ворота, хе–хе! Ничего бы, скорее всего, им не было, удайся им их затея по набитию мне морды — так, небольшая нахлобучка, но они здорово облажались, поэтому вправить глупым соплякам мозги — дело чести для старших клана, которые, кстати, тоже поимеют проблем, раз уж дело дошло до полиции деревни.

Третье: все–таки следует разузнать поподробнее о тех фокусах, которые я наблюдал вчера. Беготня по стенам это, конечно, баловство, но вот научиться так скакать и ускоряться в нужный период времени — это мне пригодится, хорошо, что удалось узнать о подобном. Не забыть бы прояснить у Хатеми о подобных возможностях.

Ну и подвести итог: с применением магии не спалился — это однозначно хорошо; без оружия я на улицу больше не ходок — это к гадалке не ходи — основание для его ношения у меня теперь есть, и следующих любителей групповых забав на свежем воздухе буду портить уже основательно, вплоть до летального исхода, хватит с меня сюрпризов вроде огненного шара в спину; тренировки следует продолжать и по возможности, усилить — это мне к сведению. Остальные проблемы следует решать по мере их поступления, все равно в нынешнем состоянии что то предпринимать не следует.

И еще одно меня беспокоит — шиноби АНБУ. Больно вовремя они вмешались. Интересно вот, с какого времени они наблюдали все это безобразие? И какого демона не пресекли раньше, до применения колдовства, если явились вовремя? Или же прибыли к шапочному разбору? Непонятно, да. Ну да ладно, все равно мне таких подробностей сейчас не выяснить, так что, придется отложить. Еще одна непонятка — шиноби, нейтрализовавшие меня, похоже, знали кто я такой — меня не уволокли в холодную, как я ожидал, а аккуратно доставили до больницы (вместе с остальными потерпевшими). Даже имя не спросили, и так, похоже, знали. Поскольку сам по себе я мало что сейчас представляю, есть подозрение, что все дело в демоне, сидящем в моем, уже любимом, организме.

Ну что ж, надо отдохнуть, а то башка уже гудеть начала — все–таки получил по ней, да и ночка выдалась трудная. Денек обещает быть не легче, надо поспать.

Снова проснулся я уже днем — меня за плечо трясла Хатеми. Делала она это довольно долго, поэтому была снова не в духе.

— Наруто, проснись. Открывай глаза, я вижу, что ты уже не спишь! — она продолжала трясти меня за плечо, к счастью, за здоровое — Тебе надо принять укрепляющий состав, потом поешь и тебе придется ответить на несколько вопросов. АНБУ. Они хотят с тобой пообщаться. И еще. Будь готов, тебе предстоит разговор с госпожой Инудзуки Тсумэ — она настаивала на встрече с тобой, у меня не было основания отказать ей. Она мать Кибы и Сена, и к тому же глава клана Инудзуки. У нее тяжелый характер, так что готовься к серьезной беседе. Если она будет тебя в чем–то обвинять, то, в чем ты не виноват, не вздумай соглашаться, как бы она на тебя не давила! Потом посоветуешься со мной, мы вместе придумаем, как быть дальше. И да, она здорово умеет чувствовать ложь, так что постарайся быть как можно более искренним. Но не в ущерб себе — если тебе нечего будет ей сказать, то лучше промолчи. Понял меня?

— Да, Хатеми–сан, а кто такой Сен?

— Это старший брат Кибы, ее средний ребенок. Которому ты сломал руку в локте и чуть не вышиб тот заплесневелый мусор, который у него вместо мозгов — она презрительно фыркнула — Как у настолько умной женщины, как Тсумэ, могли появиться настолько безмозглые отпрыски, мне непонятно, хотя, дочка вроде вся в маму — последние слова она пробубнила себе под нос.

Ну что ж, этого стоило ожидать. Линию поведения я продумал, да там и продумывать особо нечего, интересно, с чем она ко мне пожаловала.

Беседа с представителями АНБУ прошла вполне себе ожидаемо. Шиноби средних лет, мне незнакомый, представившийся как Сарутоби Асума, позадавал вопросы, тоже ожидаемые, вроде: что я делал так поздно на улице, да где я был до этого, почему я решил, что мне хотят причинить вред, как именно я отбивался, были ли у меня конфликты с соучениками ранее, угрожали ли мне, и тому подобное. Ответы мои были насквозь правдивы, скрывать особо было нечего. Единственное о чем я не стал распространяться — о деталях самой стычки: сказал что не помню, дескать, многое забыл из–за морального потрясения и шока, а также вследствие нанесенных мне побоев, да и вообще — от неожиданности потерял голову и убегал от врагов куда глаза глядят! Какое уж там осознанное сопротивление. Асума скептически похмыкал, но сомневаться вслух не стал. Я поинтересовался, приняты ли какие то меры, в отношении нападавших — получил ответ, что таковые находятся в соседних со мной палатах, с повреждениями разной степени тяжести, но меры к ним, безусловно, будут приняты. На встречный вопрос, где я наловчился так ловко наносить побои, я возразил, что били то в основном меня, а травмы видимо, нападавшими были получены в силу собственной неуклюжести и общего скудоумия, так как драться я не умею и учиться мне негде. Тренируюсь, дескать, конечно самостоятельно — бегаю там, подтягиваюсь, отжимаюсь, чтобы в академии белой вороной не казаться на уроках тайдзюцу, и перед девчонками не позориться — но немного, в силу своего невеликого детского разумения. Как–то так завернул — Асума снова задумчиво похмыкал, спросил еще какие–то мелочи и с миром отбыл. Мне кстати показалось, что ничего принципиально нового он для себя не услышал. А еще, похоже, что запирать меня в яму пока не собираются? Это определенно не может не радовать — видимо, виновником происшествия меня все–таки не считают, так что, пока не попробовать мне местной тюремной баланды — обойдусь больничной!

Буквально через пару минут после его ухода в палате появились следующие посетители, и я им был не рад. Ими оказались высокая, чуть полноватая женщина в темной одежде, лет сорока на вид, и коротко (для девушки) стриженая темноволосая девушка, на несколько лет меня старше. Симпатичная, кстати, хотя зыркает на меня весьма злобно. Мамаша шаловливых братцев, наверняка, и кто еще? Сестрица, поди? Жен то им еще рано иметь.

Так оно и оказалось.

Я, шипя от боли в обожженном боку, воздвигся с кровати и обозначил попытку поприветствовать сих достойных дам учтивым поклоном.

— Сиди, Наруто–кун. Тебе не стоит сейчас много двигаться.

(какая трогательная забота)

— Меня зовут Тсумэ Инудзуки, а это моя дочь, Хана. Я хотела бы поговорить с тобой, о вчерашнем — при этих словах девочка сжала губы и еще раз прошлась по мне злобным взглядом, матушка ее же была невозмутима.

— Это большая честь для меня, познакомиться с вами, Тсумэ–сама, Хана–химэ. Жаль, что все так произошло. Я действительно сожалею…

— Киба рассказал мне, что ты первый напал на них? Этому были какие–то причины? — она пристально посмотрела мне в глаза — Мои дети рассказали мне, что вы часто ссорились и даже дрались.

— Это так, Тсумэ–сама, мы ссорились порой, но напасть первым на группу ребят старше себя? Нет, боюсь, ваш сын вам солгал.

Женщина пожевала губами.

— Я… Тоже так думаю, Наруто. Как это не прискорбно. Очень грустно слышать столь неуклюжую ложь от своего сына, тем более, их всех застали на месте происшествия.

— Надеюсь, с ними все в порядке? То есть, я хотел сказать…

— Ты защищался Наруто. Не беспокойся, я не буду предъявлять тебе претензии. Наоборот, я хочу принести тебе извинения — девчонка, сидящая рядом с ней, вспыхнула и собралась высказаться, но женщина заткнула ее одним движением ладони — Лично. От всего клана Инудзуки и от себя в частности, как матери двух глупых детей.

Никуда мне не уперлись твои извинения. И ими одними ты не отделаешься.

Хотя понять ее можно: послали же боги детишек, впору, наверное, пожалеть, что противозачаточным зельем вовремя не пользовалась. Теперь вот, виниться приходится, за выкрутасы двух ошибок молодости, лежащих в соседних палатах!

— Вам не за что извиняться, Тсумэ–сама! Никто не виноват, что Киба–кун и Сен–кун плохо слушали ваши наставления и совсем не желают приобщаться к вашей мудрости! Уверен, что вы учили их быть достойными своего клана и своей мудрой матери, но они не послушали.

— Да, это печально, но так и есть. И я надеюсь, конфликтов между вами больше не будет, не так ли? Скажи мне, что ты об этом думаешь, я хочу знать, что у тебя на сердце. Не таи зла, Наруто, прошу тебя.

— Спасибо вам, я уверен, что вы сумеете воспитать сыновей шиноби, достойными своего клана. Но… Вы знаете… Я… Был напуган. Кто может дать гарантии, что такое более не повториться? За меня некому заступиться, мои родители мертвы, а другой родни нету. А сироту может обидеть каждый. И совсем некому помочь. И даже сейчас я должен думать о том, как выжить — ведь из–за побоев я не смогу работать, посещать академию.

— Мы можем компенсировать тебе то, что ты бы заработал в клинике, а занятия — потом наверстаешь — умная тетка видимо поняла, куда я клоню.

— Спасибо вам, госпожа, но я не закончил — я опустил глаза в пол, от смущения и волнения, как бы — Я… Подумал… Возможно, мне стоит обратиться к Хокаге, он должен мне помочь, ведь я пострадал не по своей вине. А еще, возможно, мне стоит просить покровительства одного из кланов Конохи. Не вашего, нет, конфликт с вашими сыновьями не позволит мне просить о такой чести. Госпожа Яманака Хатеми была добра ко мне, возможно, ее удастся уговорить устроить мне встречу с главой клана Яманака? — я незаметно поглядывал на женщину краем глаза — ту от последних слов перекосило, но она моментально взяла себя в руки.

— Продолжай, Наруто…

— И… Я много слышал хорошего о достойном клане Хьюга. Может быть, они согласятся принять сироту? Пускай и младшим членом клана. Я же буду вечно помнить их доброту!

От этих слов на лице женщины проступило явственное желание обнять меня, желательно, за шею, и держать крепко–крепко, пока ножки дрыгаться не перестанут.

— Не стоит, Наруто. Членами клана крайне редко становятся посторонние, ты уж мне поверь. А попросив и получив отказ, ты покроешь себя несмываемым позором. Вернемся к вопросу компенсации. В какую сумму ты оцениваешь ущерб, который тебе нанесли мои непутевые дети?

— Шесть тысяч ре, госпожа Инудзуки.

Девчонка поперхнулась и закашлялась, и снова собралась высказать мне все, что думает о том кто я такой и куда мне следует пойти с такими запросами, но была снова остановлена повелительным взмахом ладони.

Да уж, властная тетка.

— Хорошо, будет по–твоему. Что–то еще?

— Нет, этого достаточно.

— Тогда я хочу, чтобы этот инцидент не стал широко известным. Ты понимаешь, о чем я? Я не хочу, чтобы о позоре моих детей знали посторонние. С АНБУ этот вопрос я решу.

— Конечно, госпожа Тсумэ! Но если синяки да шишки я могу объяснить неосторожностью при тренировках — скажу, что свалился в овраг, например, то как объяснить ожоги? Хотя… Я могу сказать, что самостоятельно практиковал дзюцу. Для этого мне понадобится свиток с описанием любой техники огня и какое–нибудь пособие, по основам фуиндзюцу. Я скажу, что пытался воспроизвести технику, и ошибся, или что попробовал разобраться с созданием печатей на основе огня — все–таки Узумаки были сильны в фуиндзюцу, надо же возрождать семейное мастерство — я заглянул ей в глаза.

Интересно, прокатит? Вроде, прошу то самую малость.

— Хитрец. А тебе палец в рот не клади — я впервые увидел на лице этой женщины улыбку, глаза же ее оставались холодными — ты получишь, то, что просишь. На этом закончим, и держи язык за зубами.

Она резко поднялась со стула и вышла, девушка молча проследовала за ней, оглянувшись напоследок и мазнув по мне уже каким–то мрачновато–заинтересованным взглядом. Нет, симпатичная она все–таки, эта Хана Инудзуки, а как подрастет — так будет совсем хороша! Вот только мамаша ее… Жесткая тетка, да. Несчастным станет тот бедолага, которому она достанется в тещи, а ведь достанется — девочка растет у нее красивая, от поклонников отбоя не будет. Могу поверить, что она глава клана, и держит там, небось, всех в кулаке. И то, что она согласилась на мои условия без какого–либо торга или сопротивления говорит что я, скорее всего, продешевил. Либо не дожал. Но оно и к лучшему, не годится быть слишком мелочным в таких делах. Тем более, требуемое, я, надо полагать, получу в полном объеме, и раздувать конфликт еще дальше из–за пары–тройки монет все–таки нецелесообразно. Моральную компенсацию я получил с лихвой (а с ее пустоголовых потомков и их дружков стребовал прямо на месте, хе–хе) — уверен, далеко не перед каждым жителем деревни эта властная женщина будет извиняться, даже если не права она сама или члены ее клана.

Да и с материальной стороной дела все в порядке.

А неплохая идея мне пришла в голову — ну, с книгой? Свиток то мне, как таковой, никуда не уперся — примитивных приемов, типа огненного шара, плетей воды, ледяных копий, воздушных кулаков и тому подобных низкоэнергетических заклятий, я знаю достаточно и без всяких свитков, а вот основы артефакторики познать бы хотелось — я ведь и сам, некоторым образом, артефакт. Шкатулка, ***, с сюрпризом! Ну а дальше, надо бы озаботиться поиском наставника по данной дисциплине — самостоятельные эксперименты с магией, даже при наличии пособий, до добра никого еще не доводили. На считанные единицы магов–исследователей, совершивших прорыв или открытие в какой–либо области искусства, как мне рассказывали в имперской академии, приходились сотни магов, ставших инвалидами, уродами и калеками. Видал пару таких: бедняги трудились лаборантами при академии — печальное зрелище — один потерял способности к магии почти полностью, второй поимел какие–то проблемы с памятью, и порой, не помнил, что с ним было еще на прошлой неделе.

Печально это все.

Никаких открытий я, разумеется, совершать пока что не собираюсь, но и разнообразные тонкие нюансы, каких полно, сможет разъяснить только наставник, а книги дадут лишь основы да общие представления. И мне пока что, хватит и их.

Тсумэ Инудзуки

— Мама!!! Как ты можешь с ним так спокойно общаться!!! — Хана буквально кипела от возмущения — Ты ведь не собираешься дать денег этому… Этому… Ууууу!!! Ненавижу этого Узумаки!

Глава клана Инудзуки быстрым шагом шла по центральной улице Конохи по направлению к кварталу своего клана, рядом почти бежала, подпрыгивая от распирающей ее злости, ее дочь.

— Мои братья! Они в больнице! Киба лежит и боится кашлянуть — ему больно, а Сен даже сидеть не может, так ему плохо, а ты хочешь дать этому подонку, который их избил, денег?! И что он там еще просил? Книжку почитать? — она уже почти кричала — Я его прибью сама, когда он перестанет прятаться в больнице, я… — мать положила девушке на плечо руку и сильно сжала.

— Замолчи! Закрой свой рот, и держи его в таком состоянии, пока мы не придем домой. Позже я расскажу тебе, почему я так поступила. А сейчас успокойся — женщина сохраняла невозмутимость, к сожалению для нее, только внешнюю — И Узумаки ты и пальцем не тронешь, поняла меня?

— Мама, я ему….

— Ты! Его! Не тронешь! Я дала обещание. За весь клан, ты понимаешь?

Девушка молча кивнула, хотя все еще кипела от обуревающих ее чувств.

Тсумэ замедлила шаг, и, взяв дочь за руку, погрузилась в раздумья. Беседа с мальчишкой оставила у нее двоякие ощущения: с одной стороны, хорошо, что удалось замять скаН-дал, с другой — соглашаться на требования этого сопляка, и, тем более, извиняться перед ним, было… Унизительно. Не то, чтобы очень обидно, да и не так жалко денег, но все же, все же.… А ведь с самого начала в беседе с мальчишкой она собиралась обойтись несколькими поверхностными фразами, выразить сожаление и свести все к последствиям обычной ссоры — но вон оно как вышло, мелкий от претензий отказываться не собирался.

Нет, но какие жадные дети пошли, жадные и злобные!

Хотя, учитывая его личность и некоторые обстоятельства, связанные с этим ребенком, стоит ли этому удивляться? Денег было не так жалко, но когда ей выкручивают руки, Тсумэ не любила — да и никто, наверное, такого не любит, не так ли? И отказать было невозможно — паршивец почти прямым текстом заявил ей фактически, ультиматум: «не дашь денег — попрошусь в клан»! Яманаки? Хитрый Иноичи не отказался бы, а его двоюродная сестра уже давненько наводит мостики к джинчуурики, наверняка с его указания. А старый лис Хиаши Хьюга от такого подарка прыгал бы до потолка! И все ведь было бы законно и обосновано — избитый сирота просит защиты у достойного клана, а «добренький» глава, снедаемый чувством сострадания (ха–ха три раза!), его принимает с распростертыми объятиями — все по традиции, в младшие члены клана. Нет, такие расклады серьезно пошатнули бы равновесие политической власти в Конохе, а уж что ей пришлось бы выслушать от Сарутоби и Данзо… И придется еще — она, Тсумэ, в этом уверена. А с детьми обошлись бы тоже весьма сурово, пришлось бы им гораздо хуже, чем сейчас, намного хуже — отделаться изгнанием за нападение и нанесение тяжелых ран джинчуурики деревни — сошло бы за милость. Определенно, несколько монет — малая цена за то, что всего этого удалось избежать. Интересно, это паренек сам по себе такой умный? Нет, вряд ли, он все–таки еще ребенок, выросший без родителей… Нет, не ребенок — жадный жестокий мелкий ублюдок!!! Мог бы попросить и больше, кстати, что там еще? Книга, свиток — не забыть бы… А дочь посвящать в подобное, наверное, рано. Придется рассказать сказку про честь клана, запятнанную ее братьями. Кстати, это почему сказку? Вчетвером на одного — и проиграть — позор был велик, хорошо еще, что у Сена хватило умишка нинкен не брать с собой, последствия могли бы быть серьезнее: пес–двухлетка, особым образом подготовленный, уже сам по себе серьезное оружие. А наказывать братьев она не будет — им и так досталось, но разговор им предстоит серьезный. И не забыть бы разобраться, какого биджу эти двое молодых придурков из патруля АНБУ сидели на задницах и ничего не делали для того, чтобы предотвратить это безобразие, и где в это время был старший патруля.

Глава 14

Снова я

Скучно в больнице. Спать надоело, поговорить почти не с кем — Хатеми приходит только утром и вечером, чтобы вдоволь напичкать меня разнообразными растворами (они вызывают во мне стойкое чувство омерзения), еду развозит на тележке медсестра. Улыбчивая и разговорчивая девушка, мы с ней неплохо поладили — я внимательно слушаю ее щебетание, а она привозит мне чуть большую, чем стандартная по больнице, порцию, и рассказывает местные новости. Жалко только, что работы у нее много и надолго она задержаться не может — я понимаю и не обижаюсь. Остальное время приходится убивать разглядыванием потолка, размышлениями о превратностях бытия и попытками удержаться от наложения на себя плетения регенерации, или хотя бы того же малого исцеления (а то ожоги то припекают, то чешутся) — мне положено выздоравливать постепенно. Ну и помедитировать ночью можно — высыпаюсь то днем я отлично, а так даже удобнее — никто не видит, и ни о чем не спросит.

Нет, пора отсюда выбираться, я здесь уже третий день, и мне надоело — скоро крыша поедет от безделья!

О, кто–то скребется в дверь палаты — посетители! Ну, хоть какое–то разнообразие.

Дверь тихонько приоткрылась, в щель просунулось личико Хинаты.

— Можно войти, Наруто–кун? Ничего, что я тебя беспокою? — она мило порозовела — Просто ты перестал ходить в академию на занятия, я волновалась…

Она несмело шагнула в палату, в руках она сжимала какой–то сверток.

— Конечно, заходи! Как я рад тебя видеть, Хината–тян, ты бы знала. Тут так скучно! Давай, заходи уже в палату, и дверь закрой за собой. Угостить тебя нечем, — я развел руками — Ты уж извини.

От этого движения одеяло, которым я укрывался, сползло на живот, и Хината уставилась на бинты, в которые я был плотно упакован.

Она несмело подошла к кровати и присела на краешек стула, который стоял возле изголовья.

— А откуда ты узнала, что я здесь? — я спросил ее с вполне понятным интересом, ведь обещание, данное мной Тсумэ Инудзуки, вполне конкретно подразумевало неразглашение обстоятельств конфликта — Кто рассказал, что я… Ну… Об этом несчастном случае?

— Ирука–сенсей мне сообщил. Я спросила его, может он знает, где ты, и он сказал, что ты в больнице. А здесь я спросила про тебя у медсестры, и мне показали твою палату. А что случилось — она не отрывала взгляд от бинтов, и я снова натянул одеяло до подбородка, чтобы ее не смущать.

— Видишь ли, Хината–тян…

— Просто Хината — она прервала меня — Просто Хината, мы ведь друзья? Да, Наруто? Друзья? — она требовательно посмотрела мне в глаза.

— Конечно, Хината, это так. — я продолжил — Понимаешь, я… У меня был свиток, с одной интересной техникой Катон. И я хотел попробовать — вдруг у меня получится этой техникой овладеть? Представляешь, настоящее боевое дзюцу, и печати там, вроде, простые, я и подумал — вдруг смогу? Я ушел недалеко в лес, ну, чтобы не пугать никого и чтобы никто не видел, и попробовал, сделал все, как в свитке описывалось…

Хината прижала кулачки к груди от волнения и явно переживала за меня.

— И что произошло?

— Не знаю, что–то грохнуло под ногами, я почувствовал сильный жар и потерял сознание, а очнулся уже здесь. — я сокрушенно покачал головой — Хатеми–сан сказала мне, что взрывом меня унесло в овраг, я упал и немного расшибся, да и обжегся… Немного. Ничего серьезного. Одежду вот только жалко, новое же почти все было, придется теперь снова тратиться.

— Оде… Наруто! Ты дурак! — она яростно сверкнула на меня своими серебристыми глазками — Ты мог бы погибнуть!

— Да ладно тебе, Хината! Ничего ведь страшного не произошло.

— Ничего страшного? — возмутилась девушка — То–то ты весь замотан бинтами и лежишь здесь, вместо того, чтобы сидеть рядом со мной на лекциях! Рубашку он жалеет! Меня бы пожалел — она обиженно отвернулась — Друзей–то у меня не так много. Мало совсем. Ты один — последние слова она прошептала себе под нос.

Как же неловко обманывать наивную девушку…

(совесть, где ты? А в ответ — тишина…)

— Ну, мне просто не повезло. В следующий раз сде…

— Так! Ты! Сейчас пообещаешь мне! Что больше ты таких фокусов вытворять не будешь! А то… А то я не знаю, что с тобой сделаю!!! — она замахнулась на меня кулачком.

Мне определенно нравится, как она выглядит, когда в гневе. Буду иногда ее злить, и любоваться потом, хе–хе. Нечасто, разумеется. Хорошего понемногу, а то обидится еще.

— Хината — я сел на кровати — Не обижайся, пожалуйста! Но я хочу стать сильнейшим шиноби, и мне придется изучить еще много техник, чтобы этого добиться. Это моя мечта.

— Тогда пообещай мне, что когда ты в следующий раз соберешься попробовать что–нибудь наподобие… Ты позовешь меня с собой. Я хотя бы на помощь позвать смогу, когда ты снова поджаришься на своем же дзюцу — она взяла мою ладонь в руки и сильно сжала — Обещай мне!

— Ну, хорошо, хорошо… Обещаю, что когда я пойду в лес, чтобы что–нибудь там взорвать или сжечь, то приглашу тебя посмотреть. Теперь то ты довольна?

— Да, теперь да — она наконец–то начала успокаиваться — Вот, возьми — она протянула мне сверток, который принесла с собой.

— М? Это мне? Что это?

— Бэнто. Я учусь у мамы готовить, и сегодня думала угостить тебя тем, что у меня получилось — Хината смущенно потупила глазки — Но раз уж ты не пришел в академию, то попробуй это здесь. Я очень хочу, чтобы тебе понравилось…

— С удовольствием, ты так добра ко мне! — я не голоден, вообще–то, но как не сделать приятное девчонке. Старалась, все–таки. Такие душевные порывы надо всемерно поощрять!

За дверью послышались знакомые голоса.

— Киба? А ты–то что здесь делаешь?

— Так, Ино, закрой дверь, Наруто в следующей палате — я узнал голос Хатеми — Киба, кто тебе позволил снять повязку? Здравствуй, Хана–тян, кстати, пришла навестить братьев? А тебе Сен–кун нельзя вставать, ну–ка лег обратно, быстро! С твоим сотрясением тебе лежать еще и лежать. Пару дней, как минимум! Вы идите, идите, дети. Вам не сюда, вам дальше, а с вами, юные Инудзуки, я сейчас разбе….

Дверь в мою палату распахнулась, в нее одновременно ввалились Сакура и Ино, следом зашел Юки.

— Привет Нару…

— Узумаки, почему ты не был на…

Это девочки в один голос попытались со мной поздороваться, но увидели меня, сидящего на кровати и всего упакованного в повязки, и Хинату, сидящую рядышком.

— Наруто — это Ино — что произошло? Что у тебя с лицом и всем остальным?

Девочка была явно взволнована.

— Почему ты здесь, и в таком виде?

— Точно! Ты уж расскажи нам — присоединилась к ней Сакура — Там Инудзуки в соседней палате, вы подрались?

Юки не замедлил добавить свои полтора ре:

— И, похоже, кое–кто отхватил по заднице — он вопросительно посмотрел на меня — Видок–то у тебя неважный!

Но тут же осекся — от подзатыльника, которым его снабдила Ино.

— Рассказывай!

— Инудзуки в соседней палате? — я насколько мог правдоподобно изобразил удивление — Не знал, не знал. Я ведь и не выходил отсюда все время, с тех пор, как тут оказался. Ну а вы как узнали, что я тут? — я оглядел новоприбывших.

— Хатеми–сан рассказала — нетерпеливо перебила меня Ино — Так что там с тобой случилось? Ты не приходишь на занятия, пропускаешь тренировки по тайдзюцу, никто ничего не знает, учителя молчат — знаешь, как я… как мы волновались? Да Юки? — тот промычал что–то утвердительно — Почему ты весь в бинтах и что у тебя с лицом?!

— Так тебя избили? — это Сакура — Ты должен рассказать все нам, и обратиться к АНБУ! Они найдут виновных!

— Успокойтесь, никто меня не бил, произошел несчастный случай…

Мне по второму разу пришлось развешать на ушах детей ту лапшу, которой я уже снабдил Хинату. Ну и ожидаемо получил порцию охов и ахов от девушек, немного насмешек от Юки, и все это вперемежку с уверениями девочек в моем полнейшем пренебрежении к своему здоровью и подозрениями в умственной неполноценности.

— А ты что тут делаешь, Хината? — взвинченная Ино, наконец, обратила внимание на молча сидящую возле меня девочку — Вы же с Наруто едва знакомы!

— Пришла навестить моего друга, Ино. Разве не видно? И дальше буду его навещать.

— И когда же вы успели так хорошо подружиться?

— О, а что это такое — это Юки учуял вкусный запах от подарка Хинаты — можно попробовать? Пахнет так здорово, что там? Похоже на тушеное мясо?

— Юки, это бэнто, для Наруто, ему надо выздоравливать и хорошо питаться, так что положи на место!

— Ты еще и готовишь теперь для него? — Ино это почему–то задело, она разозлилась и покраснела — Он теперь может и жить к тебе переедет?

— А было бы неплохо! — выкрикнула Хината, она вскочила со стула и встала напротив Ино — Угостить больного друга это правильно, лучше, чем придти с пустыми руками, как ты, например!

— Так, успокойтесь, пожалуйста — это я решил вмешаться в конфликт — я всех вас рад видеть, со мной скоро будет все в порядке и меня отпустят домой через день–другой, и мы это отметим, но не стоит ругаться из–за пустяков!

Девочки синхронно фыркнули, и демонстративно отвернулись друг от друга.

На шум из соседней палаты подошла Хатеми, она открыла дверь и стояла в дверном проеме, хмуро обозревая открывшуюся ей картину.

— Так, вы слишком расшумелись! Больным нужен покой, а вы всем мешаете, орете на весь этаж! Да и вообще, посещение окончено, вам надо идти. Да, Ино, вам ВСЕМ надо идти. Завтра сможете навестить Наруто еще раз, впрочем, ему недолго тут осталось находиться, он удивительно быстро выздоравливает. Скоро Узумаки сможет присоединиться к вам на занятиях в академии, и чем приходить сюда и орать друг на друга принесли бы лучше ему конспекты занятий, тех, что он пропустил.

Иноичи Яманака

(вечер следующего дня после инцидента)

— …Навещали? Ну, естественно. Дай угадаю кто — Тсумэ Инудзуки? И, кто там еще, должен ведь из АНБУ кто–то быть? Неужто, Какаши?

— А вот и нет — Хатеми рассмеялась — Сарутоби Асума.

— Конечно, стоило догадаться… Ну, о чем Асума беседовал с Наруто, я примерно представляю, а вот что Узумаки сказала Тсумэ? Только не говори, Хатеми, что ты не подслушивала!

Та состроила невинное личико.

— Иноичи, что ты такое говоришь! Впрочем, да. Подслушивала. Обоих братьев Инудзуки положили в одну палату, а вторая соседняя, с палатой Наруто, оказалась, по странному течению обстоятельств, свободной — она хихикнула — И ты знаешь, интересные вещи я услышала!

— Ну, так поделись со мной, сестрица, мне ведь тоже любопытно.

— Ты знаешь, я вот не представляю, что и думать о мальчишке. Слишком уж грамотно он построил беседу. Он согласился не предъявлять претензий Инудзуки, но потребовал денег и еще какую–то мелочь, свиток с техникой, что ли…

— И много? Денег? Зная Тсумэ, скажу, что она, скорее всего, сама бы ему их предложила, но немного. Что такое сотня–другая ре для нее, вляпались то они очень глубоко.

— Шесть тысяч.

— Ха–ха–ха-ха, а мальчишка то не промах! Он нравится мне все больше и больше, и как он настоял на такой сумме?

— Ты знаешь, он… Сказал, что боится, и будет просить принять его членом клана, пусть даже и младшим. Клана Яманака. Или Хьюга.

Иноичи посерьезнел.

— Да, я понимаю, почему Тсумэ решила заплатить. Она бы заплатила и в два — три раза больше, если уж на то пошло! Нас, скорее всего, вынудили бы отказать мальчику — не настолько мы сильны, но вот Хьюги — те другое дело. За такой финт, Сарутоби душу бы вытряс из Тсумэ. И ему много кто захотел бы в этом помочь! Так что там с Узумаки, кстати, ничего, надеюсь, серьезного?

— Пустяки, по большому счету. Его быстро доставили в больницу, кто–то из АНБУ. Кстати, они не поздновато ли появились, ты что–нибудь знаешь? Говори, давай, я ведь вижу, что знаешь!

— Ай — Иноичи отмахнулся — Доставил его обычный патруль, из тех, что надзирают за порядком в квартале. Я присутствовал, когда Асума с ними общался. Да что там, общался, он орал на них так, что в кабинете стекла звенели! Ты представляешь, эти два придурка смотрели на то, что происходит — и делали ставки! Ну, пока не дошло до развязки, там, вроде как, какую–то технику применили, из начальных стихийных? Вот тогда до них и дошло, что дело то серьезное — они сообразили подать сигнал тревоги и вмешались сами. Их старшего, причем с ними в тот момент не было — он завернул на полчасика к подруге, которая, как оказалось, живет в том же квартале… Охохо — он сокрушенно покачал головой — Куда все катится….

— И что теперь с ними будет?

— Плетей получат, что ж еще, раз уж все обошлось. Ну и утомятся на низкоранговых миссиях еще. Старшего хотели понизить в звании — не знаю уж, дошло до этого или нет, я не стал досматривать… Да мне и плевать по большому–то счету, клан Яманака мелкие внутренние проблемы АНБУ не очень интересуют. Пока что не интересуют.

Глава 15

Наконец то меня выпустили из этой тюрьмы, по ошибке называемой больницей Конохи. Нет, приятно конечно, когда можно спать до полудня, жить на всем готовом, питаться нормальной пищей, а не чем придется, спать на чистой мягкой кровати… Но, как говориться, пока ты спишь — враг ножик точит, так что, хватит пролежни выращивать, дел уж больно много. На том свете отдохну, а попасть туда я планирую нескоро. Да и Хатеми, своим лечением, как бы сказать–то поприличнее… Утомила. На мой взгляд, меня можно было отпустить домой уже через неделю, на ее — лежать мне тут и лежать. Хотя ее можно понять — где еще найдешь такой удобный объект для испытания всяких экспериментальных отрав, называемых ею «лечебные зелья» а мной — «гнусная жижа». Отвары укрепляющие! Силы придающие! Уууууу, ведьма… Не надо больше меня укреплять, я уже крепок, как имперская сталь, ***, как гномий булат! Но, по мнению Хатеми, жизнь моя медом мне казаться определенно не должна, поэтому каждый день я вынужден давиться всякими подозрительными растворами, и страдать потом остаток дня от икоты или изжоги. Специально для меня она такую дрянь варит что ли, на вид — слякоть со дна бочки с солониной, на вкус — как пол в уборной…

Ладно, хватит. Не подобает воину империи жаловаться на жизнь (которая, кстати, налаживается), а подобает стойко принимать жизненные невзгоды, пускай даже и в виде этих помоев. Ну ладно, целебных и очень полезных помоев. Мелочи же, воистину, это у меня брюзжание от общей расслабленности, благодушия и некоторой зажратости. Я, кстати, нудно и въедливо выспрашиваю у Хатеми рецепты, особенности приготовления и эффекты, а также показания к применению — лишней информации не бывает, в недобрый час понадобится. И записываю. Она морщится, ворчит, но вижу, что довольна вниманием к своей профессии, мало кто из шиноби интересуется подобным, говорит она, все тайдзюцу да ниндзюцу им подавай. А мне интересно.

Девочки еще навещали, каждый день причем. Приволокли мне записи с занятий из академии — я проглядел их мельком — ничего сложного или шибко полезного. Делились незамысловатыми школьными новостями, не то, чтобы мне это интересно — но все лучше, чем в кровати валяться и пялиться в потолок. Кстати, скопом они больше не являлись, каждый вечер приходила либо Хината, либо Ино, иногда бравшая с собой Юки или Сакуру. Здорово, когда есть друзья. Голодным они меня точно не оставят — то, что они мне натаскивали, я осилить не мог, хотя на аппетит никогда не жаловался.

Две недели еще отдыхал, в общем. И, наконец, Хатеми решила, что я могу покинуть сие гостеприимное заведение и отбыть по месту проживания. Напоследок накачала меня своими отварами по самые брови и выдала с собой здоровенный жбан, наказав регулярно хлебать сей буровато–зеленый нектар. На робкий вопрос «доколе?» — сказала — пока все не выпью. Оно, дескать, пользу принесет, неимоверную. Ладно, не буду ее огорчать, станет невмоготу пить эту гадость — угощу друзей. Ну, или толчок. А напоследок, когда шел за вышеупомянутым жбаном, свистнул в больничной лаборатории небольшой брусок свинца — им тут заливали горлышко емкостей с наиболее летучим или ядовитым содержимым, да и еще где–то использовали, наверное. Не знаю. Мне свинец необходим для более необходимых в хозяйстве вещей.

Первоначально я подумывал о свинчатке или кастете — и с тем и с другим я знаком достаточно хорошо — спасибо счастливому детству и невинной юности. В наших трущобах честный бой, то бишь когда один на один, да и чтоб железку в кулак не вкладывать, как–то не одобрялся. Свинчатка — делается элементарно, для изготовления нормального кастета нужна форма, но и боевые возможности у него куда как пошире. Умелый боец может не только наносить им удары, но и блокировать ответные, в том числе наносимые палкой или дубинкой. А я — достаточно умелый, смею надеяться. Компактная штучка, здорово усиливающая боевые возможности своего владельца, на моей бывшей Родине такими очень любили пользоваться моряки, это впрочем, понятно: в свалке в тесных помещениях корабля самое то, что нужно. Пользовались ими и прочие, вроде бы законопослушные граждане графства, наподобие грузчиков, вышибал, охранников. Да и стражники не брезговали порой надеть на свои грязные лапки «колечки», как они их называли. Да, хорошая вещь, все–таки: с какой бы руки им не попал — противник практически гарантировано летит с катушек, знаю по себе, и сам пользовался, и огребал таким — хорошо не в голову. Но и по костям хватало, чтобы познать, каково оно. А те, кто ловил сей приспособой в дыню, иногда отправлялись на свидание с предками, хотя, тоже ведь — куда попадешь. Здоровья, тем не менее, никому не добавит. Полезная вещь, жалко не было с собой, когда общался с этими макаками из собачьей стаи. С другой стороны — оно может и к лучшему, не факт что мне бы простили проломленные тыквы этих оболтусов… Однако в сторону сомнения, железо мне необходимо — честный бой тут тоже не в чести.

Как говорится, лучше пусть меня судит один, чем несут шестеро.

Но, хорошенько подумав, решил поначалу изготовить другое оружие, владеть которым тоже умел в прошлой жизни неплохо. Мастером, конечно, не был, но удивить мог, да. Для изготовления мне необходима была свинцовая гирька, прочный шнур или тонкая веревка, ну и пробойник. Да, кистень — оружие воров и бандитов, нищих попрошаек, убийц из трущоб и лесных разбойников. Незамысловатая, вроде бы, вещь — кусок металла на веревке, однако, опасное оружие при этом. И при грамотном применении — неожиданное, в силу незаметности: напоказ такую штучку, обычно, не носили, а так — петля на запястье, гирька и аккуратно уложенная веревка в рукаве, и последнее, что видит незадачливая жертва ограбления, где–нибудь в закоулках, это резкий взмах рукой грабителя. Последствия, в виде расколотого котелка жертвы, предсказуемы. В армии, в егерских частях, такое тоже использовали — компактно, удобно, неожиданно, не тяжело таскать, удар не заблокировать, можно ударить за щит, а веревку или шнур, на котором висит гирька можно использовать как удавку — одни достоинства, короче говоря. В линейных же частях… Не приветствовалось.

Ну да ладно, хватит мечтать, пора дело делать!

Пробой я купил в кузнице: за несколько минут объяснил кузнецу, что мне надо, и получил требуемое довольно скоро. На вопрос, зачем мне эта штука — пожал плечами и сослался на Хатеми, дескать, она заказала. Толстый и весьма прочный шелковый шнур приобрел у старой Микото — она рада была меня видеть, да и я ее тоже, если честно — не знаю, зачем и где эта штука применялась в одежде, на таком впору повеситься. Прихватил из дома старую кастрюльку, в которой столько времени варил себе обеды, и отправился на свою полянку. Там растопил кусок свинца в кастрюльке (жаль, выкинуть ее потом придется), выкопал в глине возле ручья аккуратную ямку, тщательно разгладил ее стенки, поместил туда пробой, разогнув его концы в стороны, и залил свинцом. Когда тот остыл — привязал шнур к пробойнику, и на пробу крутанул оружием: да, впечатляет! Таким можно проломить бестолковку кому угодно — даже сквозь шлем проймет, а незащищенное вместилище мыслей треснет только в путь. И можно же не только в голову — удар в плечо оставит врага без руки, а после удара в колено одноногий вражина далеко не убредет. Только вот капризное оружие, требует тренировки. При неумелом обращении легко не только врага порадовать, но и товарища, а то и себя самого. Я то, в смысле Олли Штайнер, пользоваться кистенем умел — это тело не умело. Ну что ж, придется заново нарабатывать навыки и рефлексы на моих самостоятельных тренировках. Я знаю, как это делать хорошо и правильно, и если проказникам Инудзуки все еще не понятна мысль, которую я неоднократно пытался до них донести путем массажа их рож и ребер — может статься, целых и здоровых родичей у симпатяшки Ханы поубавится.

Охо–хо, докатился… Прикидываю уже, как разбить балду ребенку кистенем!

Сооооовеееесть, ау! А впрочем, насрать на этих ребенков, такова их, видимо, судьба. Надо бы еще нож в порядок привести, тот, который у местной шантрапы отобрал. Он крепкий, и хотя тупой и ржавый, но это поправить недолго. Потом куплю что–нибудь получше, естественно, а пока и этот сойдет. Не в бой с ним идти, и вообще, жизнь первого своего врага я забрал гвоздем, заточенным об камень. В идеале, хотелось бы те кинжалы, которые обычно таскал с собой на задания… Ага, а еще егерский полуметровый тесак, арбалет с набором болтов, ту удобную кольчугу, которую купил на первые наградные, мой рюкзак со снаряжением, и десяток ребят из моей роты, кому не побоялся бы доверить спину.

Так, опять размечтался.

А кастет себе потом все равно сделаю. А лучше — закажу в кузнице, вещь от мастера всяко лучше будет, нежели самоделка.

А еще удавку из гибкой проволоки, с удобными рукоятками — и вот он — набор юного жестянщика, хе–хе. Из тех, что вечером нож точат, а утром деньги считают. И на промысел!

Шутка.

И вообще, пора серьезно браться за тренировки, раз уж каникулы, любезно устроенные мне паскудными братиками, закончились.

Вообще–то, чисто теоретически, работу в больнице можно пока бросить, и сосредоточиться исключительно на своем развитии, как в магическом плане, так и в плане физической и боевой подготовки. Деньги то ведь есть уже. Не то, чтобы много, но есть, с голоду не помру, а времени освободится уйма.

(Кстати, где они? Надеюсь, мне не придется напоминать Тсумэ Инудзуки про должок, неловко все же).

Однако, поразмыслив, решил средства не тратить (все, по крайней мере), и отложить в заначку, каковую старательно припрятать. Мало ли, докопается опять кто–то, хоть бы тот же Сен — хоть его мать и обещала наставить дурака на путь истинный — а вдруг взыграет ретивое? Ударит моча в голову, возжелает реванша, а я уже и не с пустыми руками. И был Сен Туповатый — а станет Сен Безмозглый или Сен Продырявленный, в прямом смысле этих слов. Вот найдут где–нибудь в кустах трупик Сена Окоченевшего — и придется мне линять из славного города Конохи, дабы променять милую Родину, на чужбину недобрую. Тогда и запас понадобится. И вообще, гораздо лучше, когда заначка есть, чем когда ее нет. Запас, он, как известно, карман не тянет, жрать не просит, лежит себе тихо, пока час недобрый не настанет. Так что, стоит продолжить работу. Тем более, учат там полезному, при том бесплатно, отношения, опять же, хорошие, терять жалко…

Тренировки тренировками, а хотелось бы кое–что прояснить, по поводу тех фортелей, которые выкидывали те бравые макаки, с которыми я повздорил. Ускорение! Полезная штучка, несомненно, я уверен, что обычными тренировками скорости такого добиться нельзя, нет, я видел ребят и пошустрее в прошлой жизни — мастера клинка из свиты императора, например, и этим деткам до них далеко. Правда вот, мастера из свиты занимались всю жизнь, принимали дорогущие зелья, их тела модифицированы магами жизни и сильнейшими мистиками, а тут — ребятишки. Да и вообще — хоть укакайся, но в их возрасте мастером не станешь. Значит — есть секрет, какой–то фокус.

Он мне пригодится.

Глава 16

С выяснением я надолго откладывать не стал, больно уж любопытство зудело. Да, да, знаю — браться надо за что–то одно, хочу учиться фуиндзюцу — им и надо будет озадачиться, а не всякой ерундой, однако, вот поди ж ты.

— Хатеми–сан, а Хатеми–сан? — я уже примерно полчаса одолеваю женщину вопросами о всякой ерунде, вроде способов управиться с открытым переломом — А вот еще бы хотелось спросить…

— Давай уж, что там у тебя?

— Я вот заметил, что тот парень, ну, из тех, что на меня напали, он… В какой то момент стал быстрее. Очень здорово быстрее — я глубокомысленно поскреб в затылке — А как такое возможно?

— Ах, это… — Хатеми на секунду отвлеклась от котла, в котором задумчиво булькала какая то субстанция — Наруто, передай–ка мне вооон ту баночку, там сушеная ромашка… Так вот, это простенький прием, основанный на контроле чакры. Во время мышечного усилия следует сконцентрировать чакру в мышцах тела, ответственных за то движение, которое ты хочешь сделать. Чем лучше контроль — тем дольше сможешь удержать там чакру, как я тебе рассказывала… А я рассказывала? — она подумала секунд пять — Неважно, если нет — расскажу. Да и в академии вам должны будут рассказать про это и научить приемам контроля. Так вот, чакра — она циркулирует по каналам, которые пронизывают твое тело. Если немного чакры оттуда забрать и направить в мышцы — сможешь выдать большее усилие. Ну, там, прыгнуть дальше, пнуть больнее. Я как–то видела, как Сенджу Тсунадэ ударом кулака пробила толстенную каменную стену — вот у нее и сила, и контроль — она вздохнула — ЛегеН-дарный Саннин, что сказать. Другое дело, что чакра стремится вернуться в систему циркуляции, это раз, и тратится тоже — используется как топливо для совершения усилия — это два. Заберешь и используешь слишком много — свалишься, и тебя будет способен скрутить ребенок, потратишь все до капли — умрешь. Такова цена. Так вот, чем лучше контроль — тем лучше ты управляешь чакрой, и тем лучше ты сможешь выполнять техники, так понятнее?

— Ну, в целом да. Тогда, получается, и тренироваться не надо? Достаточно направить чакру куда надо — и станешь сильнее, быстрее? — насчет ответа на этот вопрос кое–какие догадки уже были, но стоит уточнить — Зачем тогда в академии нас заставляют заниматься физическими упражнениями? Может, это время следовало бы потратить на улучшение контроля чакры, а нам про это вообще пока не рассказывают. Проклятый Майто заставляет только бегать и отжиматься.

— И правильно делает — она отхлебнула своего варева — Еще минут двадцать, и готово — пробормотала себе под нос — Во–первых, Наруто, чем сильнее твоя мускулатура, тем большее усилие она выдаст под воздействием чакры. Во–вторых, — чем больше усилие — тем больше нагрузка на организм, сам–то подумай? Вот сможешь ты прыгнуть на полсотни метров, так все сухожилия себе порвешь, и мышцы на ногах, а когда приземлишься — переломаешь ноги. А то и сердце откажет, от нагрузки, сосуды полопаются. Ну и выносливость: при длительных усилиях — быстром беге на длинные дистанции, к примеру — ты сможешь какое–то время снимать усталость, подпитывая организм чакрой, но это даст лишь отсрочку, и когда ты прекратишь воздействовать чакрой на свое тело — то свалишься от истощения. Так что правильно вас Майто там гоняет, ты шиноби будущий, или кто? Не хочешь тренироваться? Борись с ленью, Наруто — она усмехнулась — Самый страшный враг твой — ты сам, а лень, оружие в руках этого врага!

— Это я то ленивый??? Да я…

(плюнуть бы тебе в котел, я сплю по четыре часа в день вместо положенных восьми!)

— Слушай и впитывай мудрость старших, и не перебивай! — она похоже издевается — Лень, страх, нерешительность — они присутствуют у каждого, но достойный шиноби их игнорирует. Долг превыше всего, перед семьей, кланом, деревней — неважно.

Мммм? Долг? Вот уж в долг я тут ни у кого не брал! Клана нет, на Коноху мне плевать, по большому–то счету — я давал клятву защищать другое государство, в другом мире, в прошлой, демон возьми, жизни! Ничего я никому тут не должен, правда, лишь пока что. Хотя… Кто знает, куда там кривая вывернет. Я в теле ребенка, все впереди. Мне всегда хотелось иметь свой дом, семью, друзей — попробую найти все это здесь, а такие вещи привязывают крепче стальных цепей. Н-да, долг… Вот, вроде бы нет его — а вот он, хлоп, и появился. Суровая правда жизни… Но как бы там ни было, решать за меня, кому и чего я должен не будет никто! С таким подходом к вопросу — кому я должен — всем прощу. И ездят, обычно, на тех — кто везет, а на меня где сядешь, там и слезешь.

— Ты уснул, Узумаки? — Хатеми неторопливо разливала свою бурду по баночкам — Если нет, бери черпак и помоги мне.

— Конечно, Хатеми–сан — я присоединился к ней — А вот еще заметил, один из тех парней запрыгнул на стену, и так лихо по ней пробежался! Я тоже так хочу, как такое возможно?

— Чакра, Наруто, снова чакра — она усмехнулась — С помощью нее шиноби на мгновение, достаточное для шага, сцепляется с поверхностью и получает точку опоры. Требует контроля и тренировок. Тебе рано заниматься такими вещами, контроль, вот что важно. Будь ты сколь угодно силен, неважно, насколько велики запасы твоей чакры — если не можешь управлять чакрой — все без толку, только покалечишься. Но зато когда освоишь — сможешь ходить, да хоть по потолку. Или лежать, там же, хотя, зачем? Лежать лучше на кровати — там удобнее… И вообще, я понимаю, что ты у нас любознательный, но не стоит бежать впереди повозки — то, о чем ты меня расспрашиваешь, вам пояснят в академии, когда придет время. Так что, прояви терпение, и займись, наконец, делом!

Н-да. Есть над чем призадуматься. Перегнать ману в мышцы из каналов? Не сложно, но вот получить за счет нее усиление, или, там ускорение? Надо попробовать, что–то здесь не так.

Ладно, до дому потерпит.

— Не спи, Наруто, тебе еще мыть посуду, котел, и все эти склянки — Хатеми перегнулась через меня чтобы поставить что–то на стол за моей спиной, на мгновение прижавшись упругой грудью к моему плечу (приятно же, демон меня забери) — Приберешься, и подойдешь в мой кабинет.

Хм, усиление мышц… А ману ведь не обязательно только в мышцы направлять, чтоб их усилить? Можно ведь и в… Так, что–то заносит меня опять, хотя рано бы еще. Долой грязные мыслишки, пока что, по крайней мере! И применять подобное, надеюсь, не будет нужды лет так с полсотни. Своими силами управлюсь.

Вечернюю тренировку, так как мне еще рано было подвергать организм серьезным нагрузкам, я принял решение посвятить исключительно своему новому оружию, довольно капризному. Нож–то он что — он вполне привычен, как там говорил наставник в школе егерей — «Нож — брат егеря». Везде нужен, а если, например, операция проходит в лесу — так если выбирать, то лучше иметь там хороший нож, чем меч или что–то еще. Так что им я владею весьма неплохо, и большую часть внимания следует уделить кистеню. А в его эксплуатации главное что — точность, навык и координация — нет чего–то одного — и вместо вражеского черепа вполне реально съездить себе же по мудям, или по тыкве, что само по себе неприятно, а в бою — так и вообще фатально. Так что выбрать куст возле своей полянки — и вперед, тренироваться. Все просто — выбираю листик на ветке растения, и пытаюсь сбить грузиком именно его, пока стоя на месте. Раз за разом, снова и снова. Упереться — и успех придет! Без труда — никого не выловишь из водоема! А параллельно, чтобы немного усложнить себе работу — начинаю заниматься еще и «шкурой» — с ней дело обстоит замечательно: я уже дотягиваю ее спереди до пояса, сзади примерно до лопаток и по рукам полностью. Дело, в общем, за малым — распространить ее на все тело, и учиться поддерживать ее постоянно, днем и ночью, даже во сне. Пригодится, чувствую. Неспокойный здесь мир.

Ну а вечерком, когда я усталый, но довольный, возвращался домой, возле дверей моего жилища меня ожидал сюрприз.

— Ну, привет, Узумаки — ко мне обратилась миловидная девочка, почти девушка скорее, ожидавшая меня в сопровождении грузноватого дядьки с протектором Конохи на лбу и символикой клана Инудзуки на кимоно.

— Хана–химэ? Рад видеть тебя в добром здравии. И, ээээ, господин…?

— Дайки Инудзуки — пробасил тот — Тсумэ–сама велела тебе кое–что передать — он протянул мне довольно объемистую сумку, до того висевшую у него на плече. Она сказала — ты знаешь, что там. Сумку можешь оставить себе.

— Ты можешь идти, Дайки–сан — это Хана — а мне надо поговорить с Узумаки.

— Я подожду тебя возле раменной — ответил тот, и, развернувшись, удалился.

— Что хотела тебе сказать — она посмотрела мне прямо в глаза — Ты мне не нравишься. Не думай, что если мать запретила нам поставить тебя на место, то мы все забыли и простили. А Сен просил тебе передать, что ничего еще не окончено. Ты нам задолжал, Узумаки, понял?

— Ничего не имею против такой милой девушки как ты — она чуть порозовела — И против твоей матушки тоже. Она умная женщина, очевидно же, что мозги в вашей семье передаются по женской линии, и вы должны понимать, что я лишь защищался. А Сену можешь передать — еще полезет — я ему глаза через нос высосу.

Девушка невольно хихикнула, видимо представив такую картину, и чуть расслабилась, однако, тут же вернула на личико серьезное выражение.

— Я тебе все сказала. Никто не может безнаказанно избивать моих братьев. В сумке книга — надеюсь, ты умеешь читать — она фыркнула — А то, не удивлюсь, если нет. И свиток, там техника стихии огня. И деньги. Знай — будь моя воля, вместо этого всего получил бы ты кунай в глаз — и презрительно улыбнулась.

— Такая красивая — и такая глупая! У тебя есть, что мне еще сказать? Если нет, то я тебя не задерживаю. Я лучше спать пойду, чем тебя слушать, надеюсь, с возрастом ума у тебя прибавится. Бери в этом пример с матери. Кстати, надеюсь, деньги пересчитывать не надо? А то кто знает, что от вас ожидать…

Я аккуратно обошел онемевшую от негодования девушку, зашел в квартиру и захлопнул дверь прямо перед ее носом — она как раз повернулась, чтобы сказать мне что–то еще. Тут же дверь содрогнулась от могучего пинка.

— А ну–ка открывай!!! Я с тобой не закончила!!!

— Зато я закончил. Отстань от меня, не хочу с тобой общаться, я устал. А высадишь дверь — пожалуюсь госпоже Тсумэ, надеюсь, вставлять новую она отправит тебя и твоих тупых братьев. Что за семейка, никакого от вас покоя…

Снова удар в дверь, правда, уже не такой сильный.

— Тупой Узумаки! Ну ладно, погоди еще у меня…

Послышался звук удаляющихся шагов.

И что они мне притаранили? Надеюсь, не магическую бомбу, артефакт–ловушку или еще какой неприятный (для меня) сюрприз? Если так, если наш с Тсумэ договор нарушен — что ж, они выбрали сами. Спровоцировать Кибу — ума много не требуется, и неустойку взыщу, прежде всего, с него, причем с лихвой — игры кончились, и если в сумке будет не то, что должно быть по условиям соглашения — то шею я ему сверну, плевать на последствия. Один из моих жизненных принципов таков: договор следует соблюдать, каков бы он ни был, а обманывать, выкручиваться и торговаться следует до его заключения. Травить колодцы в поселениях врага, резать спящих, жечь жилища вместе с их обитателями — все средства хороши для войны, но когда заключен мир — его следует принять. И горе обманувшему.

На всякий случай, я не стал открывать сумку сразу — прошелся по ней истинным зрением — вроде ничего. В смысле, никаких признаков магии в емкости не наблюдалось. На всякий случай, я наложил на мешок ослабленный вариант проклятия «магической пиявки» с немедленной активацией — данное заклинание, в полноценном варианте предназначено для выкачивания маны у пораженного им мага, а в ослабленном — просто идеально подходит для обезвреживания магических ловушек — просто высасывает из них энергию. Полезный фокус, в общем. Это уже паранойя, конечно, но лучше быть здоровым параноиком, чем беспечным инвалидом — сколько хороших ребят пострадало, подобрав вроде бы случайно оброненную отступающим врагом вещь! Шаманы племен западных пустошей большие мастаки были на подобное: оброненный кошелек, нож или еще что–нибудь более–менее ценное подбирается солдатом, а через несколько часов или дней человек умирает от неизвестной болезни, порчи или отравления. И что интересно — на первый взгляд, вещь ничего опасного в себе не содержит! Мы, однако, быстро научились с этим бороться — жизнь заставила, хотя, сам принцип наложения чар на предмет так, чтобы их было совершенно не видно в магическом диапазоне, так и остался мне неизвестен. Ломать — не строить, оно завсегда легче. Вот с тех пор, кстати, у меня и появился стойкий прибабах на тему личной безопасности — не уверен, что вещь, полученная от недруга, безопасна — проверь, пока не станешь уверен. Проверь дважды и трижды — лечиться, ежели чего, гораздо дольше.

Но нет, толстый талмуд, рулон свитка и увесистый мешочек, набитый монетами, сюрпризов не содержали. Это не может не радовать. Потом посмотрю, что там, в книге, спать уже пора — на тренировку рано вставать.

Глава 17

Ну что ж, проблем эта асоциальная семейка мне пока что больше не доставляла. С Сеном Инудзуки мы несколько раз пересекались в коридорах академии, я к общению не стремился, он — тем более. Видимо, дома его хорошо на эту тему проинструктировали. Киба первое время при моем появлении в зоне видимости кривил морду, но потом перестал — видимо понял, что от пронзительных взглядов и злобных фырков в мою сторону я никуда не денусь, и смирился с моим существованием. О конфликте между нами, видимо, были проинструктированы и учителя академии: на уроках, когда для заданий, предназначенных к выполнению не в одиночку, распределяли пары или команды — мы в одну с ним не попадали никогда. Это касалось всех занятий, всех — кроме тайдзюцу, где долбаный юморист Майто от души веселился, частенько ставя нас в пару для выполнения упражнений, не забывая упомянуть о силе юности. Мне это удовольствия не доставляло ровным счетом никакого, Киба шипел и плевался — Майто за всем этим внимательно наблюдал, и жизнерадостно ухмылялся, даже шире чем обычно — то есть от уха до уха. Точно таким же образом он начал развлекаться, когда почуял легкую неприязнь, появившуюся в отношениях между Хинатой и Ино, и теперь если упражнение было в паре — две из них можно стало угадать еще до разбивки. Еще одним поводом порадоваться для Майто стало выполнение им обещания по повышению нагрузки на тренировках для меня, Шикамару Нара и толстого Чоджи.

Утяжелители.

Когда он нам показал их на первом занятии, я не придал этому особого значения — ну пояс, браслеты… Не толстые, тяжело быть не должно, это не мешок с камнями и песком, с которым я бегал по утрам, фигня, короче, блажь учителя — так я думал.

Как же я ошибался…

Довольно сложные артефакты — вот что это такое оказалось, при ближайшем рассмотрении. Пояс из толстой кожи с широкой стальной пряжкой, прошитый металлической нитью, был весь покрыт сложной вязью иероглифов, на металлических браслетах пребывала вязь наподобие, но несколько попроще. Назначение данных приспособлений — максимально осложнить процесс жизнедеятельности пользователя путем увеличения собственного веса и распределения получившейся нагрузки равномерно на всю конечность. Или на корпус — в случае с поясом. А накопители где? Откуда эти штуки берет энергию для работы? Непонятно, да. Впрочем, я не артефактор, могу чего–то не знать.

Первым насладиться удовольствием, даруемым этими замечательными вещицами, довелось Шикамару. Предвкушающий новую порцию развлечений Майто надел на него весь комплект, сказал, что надо определить рабочую нагрузку для Шикамару, после потыкал пальцем в иероглифы. Сначала активировались браслеты на руках: иероглифы на них засветились зеленоватым светом, и Шикамару, до того стоявший прямо, уткнулся ладошками в песок, сложившись как перочинный ножик. Поднатужившись, он с трудом оторвал на пару сантиметров от песочка свои неожиданно ставшие неподъемными конечности, но вспыхнула вязь на поясе — и он с размаху уселся на задницу. Притом не разгибаясь. Полагаю, если бы в комплект входил утяжелитель для шеи — тут бы тощего и скатало в рулончик. Встать, или хотя бы изменить позу, уткнувшийся лицом в собственные коленки Шикамару так и не смог, его мучения прекратил учитель, несколько посокрушавшийся, что переоценил возможности ученика.

Потом была пробежка, ранее представлявшая из себя легкую разминку, с утяжелителями, выставленными индивидуально для каждого из нас на «рабочий вес», ***, *** ***, она превратилась в разновидность пыток. Выглядело это все следующим образом: вокруг полигона, обдуваемая ветерком, чешет цепочка учеников, счастливая от того, что пытают не их, а в самом конце, обливаясь потом и едва переставляя ноги, плетутся трое виноватых. Первая треть дистанции прошла еще неплохо, на второй мои силы поддерживала лишь мысль о том, как было бы здорово надеть этот проклятый пояс на самого Майто, а на шею ему все четыре браслета, затянуть потуже, выставить максимальный вес и предать забвению на дне глубокой ямы с навозом.

Первым пал Чоджи. Его ноги подкосились метрах в двадцати от финиша, он свалился на бок, с усилием перекатился на спину и, видимо, приготовился к приходу той, что когда–нибудь посетит нас всех. Моей первой мыслью было прилечь где–нибудь по соседству, но железная воля воина империи подавила возникшую на мгновение слабость! (На самом деле я опасался, что если лягу — то обратно уже не встану, а позориться перед девочками почему–то не хотелось). К тому же с первых занятий козел Майто установил такой порядок: упражнение заканчивается только тогда, когда задание учителя выполнено всеми и полностью, так что валяться было нельзя, иначе бегать потом нам троим — пока не опухнем. Попытка поднять колобка на ноги усилиями меня и Шикамару успехом не увенчалась — он оказался не в силах принять даже сидячее положение… Короче, оставшиеся до финиша метры тело нашего товарища пришлось катить. Оно (тело) не возражало.

Оставшееся время тренировки прошло в каком–то тумане, полностью пришел в себя я только тогда, когда меня, как раненого воина, под левую руку подхватила Сакура, под правую — Ино, и, поддерживая (а вернее, почти волоча на себе) проводили до академии. Хината шла рядом, не сводя с меня полного сострадания взгляда, и Юки — он веселился. На смиренную же просьбу заткнуться, и если он так уж хочет помочь — взять меня за ноги, а то они слишком стали тяжелы, он отреагировал неадекватно — захохотал, как гиена, и отправился набивать брюхо в столовую. Друг еще называется. Вот то ли дело — Ино с Сакурой. Или Хината! Первые две не только доволокли меня до раздевалки, а потом до столовой, но и набрали там для меня еды, отстояв очередь у стойки. Хината же здорово выручила на уроке каллиграфии. Она скептически поглядела на то, что выходит из–под моей кисти: похоже было не на красивые иероглифы, которые должны бы получиться, а на какую–то клинопись, нечитаемую в принципе, а некоторые, особо удачные участки моего творчества поразительно напоминали наскальные рисунки, те, которые встречаются иногда в древних пещерах. В некоторых даже угадывался сюжет — «тоскливое утро болотного гоблина» или «баН-да инвалидов преследует сбежавшего кадавра»…

Ну а что вы хотели, руки после браслетов трясутся, как у запойного алкоголика. Так что она вытащила кисть из моих ватных пальцев, и написала задание за нас обоих. Такая трогательная забота, просто умиляет мое черствое сердце. У двух рыхлых медуз, сидящих за соседней партой, такой доброй и полезной Хинаты под рукой не было, поэтому им пришлось трудиться самим. Оба, с тоской поглядывая на счастливого расслабленного меня, поплелись сдавать свои каляки–маляки, и сполна познали гнев учителя. От моих же благодарностей девочка заалела и отмахнулась, но сообщила, что если уж я хочу сделать ей приятное, то вполне могу прогуляться с ней, проводив ее до дому. Я и так частенько это делал, так что, ничего особенного. Ино и Сакуру я пригласил, кстати, прогуляться с нами тоже, но они отказались — у Сакуры нашлись какие–то дела, Ино тоже нашла причину, но я заметил, что девочка явно расстроилась. Женская душа — потемки, как известно, может, сказал что–то не так…

Гулять мне, кстати, не хотелось. Нет, не потому, что общество Хинаты вдруг стало мне неприятным — девочка мне нравится, а по гораздо более простой причине. Я устал. Подлый Майто (чтоб твоя Сила Юности воспалилась и опухла!) подобрал вес утяжелителей таким образом, что моих физических сил хватило до конца тренировки впритык, интересно, это он нас троих на каждом занятии теперь будет так устряпывать? Если так — впору заказывать гроб, еще и со скидкой выйдет — маломерка дешевле, однако…

Тем не менее, есть такое слово — надо. И вот, под милое щебетание Хинаты, а также под скрип и скрежет моих суставов мы, не торопясь, движемся по направлению к кварталу Хьюг. Не торопясь — это потому, что Хината наслаждается прогулкой, а я опасаюсь, что от меня что–нибудь отпадет. Хината болтает, что–то рассказывает, я рассеянно внимаю, все, что от меня требуется, это изредка вставлять реплики типа «ага», «конечно», иногда задавать незначительные вопросы и не перебивать — и фонтан не иссякает.

Наконец, перед нами ворота в квартал Хьюга.

— Мммм… — девочка снова порозовела — Может быть… Ты зайдешь? На чашечку чая? Я познакомлю тебя с мамой и сестрой! Они так хотели с тобой познакомиться, Наруто, пойдем!

(еще немного, и моя рожа познакомится с мостовой, это точно)

— Давай все–таки в другой раз? Уверен, у твоей мамы много более важных дел, чем общение со мной, не стоит ее отвлекать, да и устал я чегой–то…

— Дел у меня действительно много — прозвучал высокий женский голос за моей спиной — Но не настолько, чтобы я не нашла время, чтобы пообщаться с другом моей дочери!

Я обернулся — передо мной стояла красивая черноволосая женщина в фиолетовом кимоно из дорогущего шелка, рядом с ней, держа ее за руку, стояла, улыбаясь во весь рот, девочка лет пяти, здорово похожая на Хинату, и парень, с моего, кстати, курса. По учебе, короче, товарищ. Мы особо не общались, но знакомы были — Неджи, так его зовут. Тоже, кстати, Хьюга. Брат, видимо?

— Мы как раз возвращались домой, и заметили вас с Хинатой — женщина мило улыбнулась — Прошу тебя, Наруто–кун, будь нашим гостем — Неджи тем временем распахнул двери — Проходи, чувствуй себя как дома.

— Да–да, пошли — обрадовалась неожиданной помощи Хината, и, уцепившись за мой жилет, втащила меня вовнутрь — Пойдем, выпьем чаю, я покажу тебе свою комнату, и наш сад, и мою любимую беседку покажу!

(лучше покажи мне яму поглубже, я упаду в нее и буду там спать)

А неплохо Хьюги–то живут, оказывается! По обеим сторонам отсыпанной щебнем дороги располагались аккуратные дома обитателей квартала в обрамлении тщательно подстриженных насаждений — разнообразных кустов, цветущих, и не очень. Повсюду ухоженные клумбы с цветами и прочей флорой, а в конце улицы виднеется, похоже, настоящий сад. Не бедствуют, в общем — немало денег и труда вложено в обстановку, и еще более это самое немало требуется для того, чтобы все это поддерживать в столь впечатляющем состоянии. Обстановка способна произвести сильное впечатление, как на Наруто, ничего по–сути кроме своего квартала не видавшего, так и на Олли — трущобы, казармы, бордели, трактиры… М-да… Ай, плевать.

У меня будет жилье не хуже!

— Тяжело было? — это Неджи — Ну, на тайдзюцу? Я видел, как вы с Шикой и толстяком помирали, когда Майто надел на вас эти штуки!

— Не то слово. А хочешь, я поговорю с Майто, и он даст тебе попробовать их потаскать? Как он там говорил: «крепость тела, несокрушимость духа»!

— Ха–ха–ха-ха, нет, спасибо — он жизнерадостно заржал — Мне хватило на вас посмотреть! Вижу я, как крепок ты стал, и несокрушим…

— Неджи! — поспешила вмешаться Хината — Не смейся над Наруто, ему так тяжело пришлось! Сам бы лучше попробовал!

— А мне и не надо! Для джуккена нужна скорость, точность и бьякуган, а в утяжелителях пусть бегает сам Майто Гай, ну или его любимчик, Рок Ли. Или вон, Наруто, ему полезно!

Мы сидели вокруг большого стола, расположенного в центре гостиной комнаты. Ханаби — старшая отошла приготовить чай, Ханаби — младшая в разговоре почти не участвовала, лишь изредка вставляя реплики, однако, застенчивой, как Хината, не выглядела. Скорее, ей было любопытно.

— Джуккен? А что это такое? — я заинтересовался незнакомым термином — Какая–то техника?

— Это лучшее тайдзюцу Конохи — важно произнесла Ханаби — Им можем владеть только мы, Хьюги! Папа учит меня, Неджи и Хинату, только у Хинаты плохо получается — она хихикнула.

— Еще получится — Хината нахмурилась — А у тебя, зато, Кайтен совсем не выходит, все время падаешь!

— Обе вы ничего не умеете — встрял Неджи — я буду лучшим! Меня сам Хиаши–сама хвалил!

Ханаби пробурчала себе что–то под нос, что–то вроде: «хвастун противный, еще попьешь у меня чая с уксусом…»

В комнату вошла Ханаби–старшая, с большим подносом, на котором располагался большой фарфоровый чайник, чашечки, а также множество вазочек, с разнообразными вкусностями, в одну из которых мелкая не замедлила погрузить свою ложку.

— Расскажи о себе, Наруто — попросила меня Ханаби–сан, разливая чай по чашкам — Хината столько о тебе говорила, и я очень рада, что у нее появились друзья.

— Да, она стоооолько рассказывала — просмеялась мелкая — Наруто то! Наруто се! Наруто сильный! Наруто умны… Ой!!!

Зардевшаяся, как маков цвет, Хината метко пнула сестричку под столом ногой. Та открыла, было, рот, для негодующего вопля, но, посмотрев на нахмурившуюся мать — закрыла обратно, и внешне успокоилась — лишь сверкнула на сестру глазами.

— Не знаю даже о чем и рассказывать, Ханаби–сан. Живу один, сирота потому как. Родственников нет, зато есть друзья — улыбаюсь, как можно боле открыто — а значит, не все так плохо!

— Наверное, трудно это — быть одному? Это ужасно, когда ребенок в твоем возрасте вынужден заботиться о себе сам! — женщина отобрала у младшей дочери ложку, которой та уже успела выхлебать все содержимое одной вазочки с вареньем и успела уже зачерпнуть из другой, и пару мгновений, как мне показалось, боролась с искушением шлепнуть этим предметом Ханаби–младшую по лбу.

— Я привык, Ханаби–сан, справляюсь.

— Если тебе чего–то не хватает — ты можешь смело обращаться ко мне — я буду рада помочь другу моей дочери — женщина села за стол напротив меня, и придвинула ко мне чашку с чаем — Угощайся.

— Спасибо, вы так добры ко мне, я буду знать. Но пока у меня все есть, я ни в чем не нуждаюсь. Я уже привык рассчитывать на себя.

— Да, Хината рассказывала и про это. Ты устроился в больницу, не так ли? И чем ты там занимаешься?

— Госпожа Яманака Хатеми пригласила меня поработать ее помощником — я отхлебнул чай (дорогая и вкусная штука, однако!) — Я очень благодарен ей. А что делаю… Нуууу, что она поручит — все выполняю. Много всякого. А она учит меня целительскому ремеслу — когда есть на это время, конечно.

Хината настойчиво придвигала ко мне поближе вазочки с лакомствами, Неджи, смотря на это, хрюкнул, но тут же, не дожидаясь вразумляющего пинка от девочки, опустил лицо, притворившись, что сконцентрирован исключительно на своей чашке.

— Попробуй вот это, Наруто — Ханаби–сан показала на одну из емкостей — Это варенье из розовых лепестков, уверена, тебе понравится. Так ты говоришь, учит лечить? И ты хочешь стать ирьенином, когда вырастешь? — она задумчиво кивнула головой — Определенно, достойная профессия.

— Я хочу стать сильнейшим шиноби! — заявление в духе предыдущего хозяина тела — Лучшим в Конохе! Но, думаю, то, чему учит Хатеми–сан, сможет мне пригодиться. Не бывает бесполезных знаний — однажды, то чему научусь, сможет спасти кому–то жизнь.

— Что ж, весьма разумные слова, и очень достойная цель — женщина многозначительно посмотрела на младшую дочь — та тяжело вздохнула — А некоторым следует внимательно слушать учителей, а не зевать на занятиях.

Она снова повернулась ко мне.

— Хината рассказывала, что навещала тебя в больнице, как же получилось, что ты из работника клиники стал пациентом?

Буду врать. Ибо договор.

И я снова принялся украшать слуховые органы собеседников продолговатыми мучными изделиями, в общем, как обычно. Хината эти басни уже слышала, но все равно внимала, затаив дыхание, как и Ханаби–младшая, Неджи скептически похмыкал, когда я описал технику, которую я, якобы, использовал, Ханаби–старшая заинтересованно слушала. Закончил я свое повествование, рассыпавшись в благодарностях Хинате, за то, что не бросила болезного — навещала и подкармливала, а еще незамысловатым комплиментом, как матери, так и дочери — дескать, не оторваться было, от блюд их приготовления.

— Ты определенно должен был быть осторожнее, Наруто — покачала головой женщина — Стихийные техники — не то, чем следует развлекаться. Подобными вещами следует заниматься в присутствии учителей, или, хотя бы, взрослых. Кстати, ты мог бы показать эту технику мне — она прищурилась — У нашего клана большой полигон, а я бы проследила, чтобы все было в порядке. Может быть, указала бы тебе на ошибки. Несколько советов от знающего человека лишними не будут — Ханаби–сан покровительственно потрепала меня по плечу — Что скажешь, Наруто–кун? Покажешь?

М-да. Огненный шар им продемонстрировать? А если не так что–то сделаю? Нет, создать то его — раз плюнуть, и взорвать им что–нибудь — тоже несложно. Красиво будет, громко. А если местные колдуны другие приемы используют? К цели то ведь, несколько путей может вести! А в свиток–то я заглянуть так и не удосужился — некогда все как–то… Вот ведь незадача…

Нет, лучше не надо — если магические приемы местных чем–то отличаются от того, что применял я в прошлой жизни — то лучше это сейчас не светить, во избежание, так сказать.

— Я прошу простить меня, госпожа Ханаби, но я слишком устал, и как следует контролировать чакру, для выполнения техники, наверное, не смогу. Да и Хатеми–сан, как мой наставник в лекарском деле, настоятельно мне не рекомендовала заниматься дзюцу самостоятельно. Только в школе, да — я сокрушенно покачал головой — И я обещал ей, к тому же… А обещание ведь надо держать!

— Ну ладно, ладно. Как–нибудь в другой раз — дама ласково мне улыбнулась — Но ты можешь посещать наш полигон, для тренировок. Этим молодым людям — она обвела взглядом членов своего семейства — пригодится такой напарник. Еще чаю, Наруто?

— Нет, большое спасибо, мне, пожалуй, хватит.

— Тогда, давайте прогуляемся немного? Мы покажем тебе наш сад! Хината, Неджи — проводите гостя на улицу, а мы с Ханаби немного приберемся здесь, и вас догоним.

(да–да, покажите мне кусты погуще, я прилягу…)

— … Вот смотри, Наруто, а это — особые синие розы, они очень чувствительны к свету, земле и поливу, поэтому за ними ухаживаем мы втроем, с мамой и Хинатой, это большая редкость, очень красивые редкие и дорогие цветы.

— А вот смотри — это Хината, дернув меня за рукав, пытается обратить внимание на какие–то насаждения — Если эти растения добавить в чай, то не будешь спать всю ночь, а еще они замечательно пахнут!

— Эй, Наруто — это снова Ханаби — А ты знаешь, сколько будет стоить икебана из вот этого?

— Смотри — а это опять Хината — Вон там очень редкий вид акации, из ее цветков делают очень сильные лекарства…

— А вот еще…

— Посмотри сюда…

— Обрати внимание, Наруто…

Еще в прошлой жизни я слышал легенду, о том, как когда после длительной осады взяли одно долго сопротивлявшееся поселение, военачальник осаждавших приказал все там снести, а землю под поселением перепахать и засыпать солью, чтобы вообще ничего никогда там НЕ ВЫРОСЛО! Не знаю, к чему вспомнилось, не знаю.

Неджи куда–то предусмотрительно слинял, придумав себе какое–то важное и нужное дело, которое необходимо было сделать именно сейчас.

Ханаби–старшая наблюдала за этим безобразием с ласковой улыбкой. А я краем глаза случайно зацепил, как они с младшей дочерью обменялись взглядами, и женщина едва заметно той кивнула.

— А пойдем, покажу тебе кое–что интересное — мелкая схватила меня за рукав и потащила по направлению к какой–то грядке, — Вот погляди–ка…

Пока, сидя на корточках возле этой клумбы, я слушал лекцию сестер о великой пользе и непомерной ценности произраставших тут насаждений (как по мне, так мокрица — мокрицей, вроде той, что деревенские бабы так любят выпалывать на огородах), меня не покидало какое–то малопонятное ощущение. Не знаю, как и описать: будто колонна муравьев маршировала по спине, взад и вперед, взад, и вперед, иногда они задерживались, иногда, ускорялись.

Непонятно.

Может, заболел? Или переутомился? Или первые признаки надвигающегося умственного расстройства, возникшего на почве общения с сестрами Хьюга и лекции об этом проклятом сене? Я не выдержал, и потер место на спине, где свербело особенно сильно, потом невольно обернулся — Ханаби–сан, увидев это мое движение, поспешно отвернулась, прикрыв глаза рукой.

— Что–то случилось, Ханаби–сан?

— Нет–нет, Наруто–кун, все в порядке — женщина, спустя несколько мгновений, повернулась ко мне — Все хорошо.

Я заметил, что ее глаза покраснели, словно она долго терла их, а сосуды вокруг глаз набухли, впрочем, лицо гостеприимной хозяйки быстро принимало свой обычный вид, а кожа разгладилась.

Проехали, в общем. Утомилась, а может, пыль или песок в глаза попали.

Пообщавшись со славным семейством Хьюг еще немного, мне, наконец, удалось откланяться, и отправиться на заслуженный отдых.

Глава 18

Хиаши Хьюга

— Дорогой, у нас сегодня был очень интересный гость. Мы с Хинатой пригласили к нам юного Узумаки, как ты и просил.

— Действительно, интересный. Я надеюсь, ты все правильно сделала, и не была слишком настойчива с вопросами. Ты знаешь… Хотя, продолжай, потом поделюсь своими соображениями, об этом мальчишке. Как он тебе показался, кстати?

— Да как тебе сказать… Если в целом — то очень хорошо. Как я поняла — паренька загонял Майто на уроке тайдзюцу, Хина рассказала, что он устроил ему, а также Шикамару Нара и Чоджи Акимичи свой любимый тест, на крепость в коленках.

— Ха, тренировка с его любимыми игрушками?

— Да. Мальчик выглядел очень уставшим, но держался хорошо. Так вот, я немного его пораспрашивала, интересные вещи рассказал.

— Ну и?

— То, что он работает в клинике Конохи, надо полагать, для тебя не новость?

— Нет, конечно. А до этого улицы подметал. А еще раньше — ничего не делал, кроме как шлялся по улицам и занимался всякой ерундой. Мальчишка взялся за ум, рано, но это и к лучшему. Пускай и даль…

— А то, что его туда устроила Яманака Хатеми, и она же является его начальником и наставником — тебе ни о чем не говорит?

— Ну, мы ведь с тобой так и предполагали, что Яманака вряд ли будет упускать такой шанс усилить свой клан. Иноичи вряд ли доволен тем положением, которое занимает его клан — а захомутать джинчуурики — это отличный способ увеличить свое влияние на дела Конохи. Но вот способ, ими выбранный… Джинчуурики–ирьенин — это даже не смешно. Ядовитая чакра биджу прикончит любого пациента вернее, чем кунай в затылок, только еще и помучиться придется перед смертью, несчастной жертве этого «целителя».

— Ну ладно, но ты дослушай сначала. Он недавно попал в больницу, и находился там какое–то время, пара–тройка недель, или около того, Хината даже ради такого дела наладилась учиться готовить, чтоб ему еду носить — женщина хихикнула.

— Ханаби, это полезное умение для любой женщины!

— Не перебивай, пожалуйста. Так вот, я его расспросила, что все–таки произошло.

— И какова твоя версия?

— Так, ты что–то знаешь? Хиаши!

— Продолжай, продолжай. Я весь внимание.

— Так вот, Узумаки рассказал, что попытался применить ниндзюцу, Хината рассказала — какую–то из стихийных огненных техник. Что–то у него не получилось — и парень отправился лечиться. Они его учат не только, как перевязать царапину!

— Погоди, погоди. На совете кланов, восемь лет назад, было принято соглашение, что обучать джинчуурики будет академия. Не клан, не Какаши, хотя тот и тогда уже не горел желанием этим заниматься — а академия Конохагакурэ. И джинчуурики будет служить интересам деревни, а не какого–то одного клана. Иноичи там присутствовал, и так грубо нарушать соглашение — нет, он не посмеет. Да и не его это стиль, скорее он предпочтет действовать исподволь, обойти препятствие, нежели ломиться напролом. Чем, в общем–то, и занимается. Сначала — Хатеми его поучит варить микстурки, потом сам окажет внимание пареньку, потом в цвет войдет дочка — а ты помнишь, как называли ее мать те, кто близко с ней не был знаком? Золотой Цветок Конохи! Перед ней мало кто мог устоять, а я видел маленькую Ино — она будет копией своей матери. Вот дело и сделано. Окружи сироту вниманием — и его благодарность станет залогом лояльности. Он хитер, этот Иноичи Яманака. Его клан был бы хорошим союзником для нас, да… А техника — что там с ней?

— Он сказал, что у него был свиток…

— Такие вещи на дороге не валяются. Ну откуда у нищего сироты такая штука? А даже если б и была — мало прочесть и сложить печати! Да ты и сама понимаешь. Знаешь, дело–то обстояло немного по–другому: Узумаки отправили в больницу братья Инудзуки. Какая–то свара между ними привела к конфликту, а старший из братьев еще пару дружков позвал. Ну и помяли нашего Наруто. Тот, правда, помял их не хуже, всех четверых, хе–хе. Тсумэ Инудзуки была в ярости, когда узнала, что с ее детьми.

— Вот мерзавец маленький — лгал мне в глаза, обманул мою дочь…

— Погоди негодовать, Тсумэ его навещала, и то, что ты слышала — видимо, результат попытки замять скаН-дал. Сама понимаешь, какие для ее клана и конкретно для ее детей последствия могут быть, если это происшествие будет предано огласке и дойдет до совета.

— А ты откуда узнал обо всем этом?

— Одному из наших удалось разговорить старшего патруля, который доставил детей в больницу. Тот был сильно обижен на Асуму, из–за наказания, которое ему пришлось понести. А Тсумэ видели выходящей из больницы, когда она навещала своих детей.

— Похоже на правду… но есть кое–что еще: мне удалось посмотреть на нашего джинчуурики. Бьякуган показал мне, что парнишка очень хорошо развит, для своего возраста…

— Ну, так, Узумаки всегда славились крепким здоровьем…

— Не перебивай. Его каналы чакры развиты слишком сильно, для восьмилетнего ребенка, с которым, как ты говоришь, никто не занимался. И еще аномалия какая–то, с тонкими каналами возле кожи — они тоже излишне развиты, даже слишком, это особенно хорошо выделяется на руках, груди и спине. Так что, подумай над этим, дорогой.

— Не забывай, на кого ты смотрела. Печать?

— Полностью цела и активна. Ты думаешь, это биджу?

— Может быть, может быть… А как наши девочки отреагировали на гостя?

— Хината… Ей очень нравится этот мальчик. Очень. Если ситуация не изменится, а Узумаки перехватит Яманака — ей будет очень больно. Да и младшей он приглянулся — тем, что дотерпел ее рассказ о растениях до конца, и тем, что можно будет теперь дразнить Хинату.

— Я постараюсь, чтобы все сложилось, как выгодно нам. Мы — постараемся, не так ли?

— Конечно, милый. Я пригласила мальчика придти к нам еще, пообещала помощь, если она ему вдруг понадобится, ну и пригласила тренироваться с детьми.

— Ты все сделала правильно, дорогая.

— И еще кое–что… Мне показалось, что мальчишка… почувствовал действие бьякугана. Он обернулся, когда я на него смотрела и…

— Тебе, скорее всего, действительно показалось. Такое могло бы быть, если бы речь шла о Джирайе или Орочимару, о Хирузене наконец, но не о малолетнем Узумаки. Но ты знаешь, с джинчуурики нельзя быть уверенным ни в чем, и мы проверим это тоже. Думаю, у нас будет для этого возможность — наша дочь еще пригласит Узумаки к нам. И не показывай ему, что знаешь о том, что он лгал тебе, уж постарайся.

Будь добра к нему, и нам воздастся.

Снова я.

На вечернюю тренировку я тогда не пошел — решил отдохнуть, как следует, отоспаться. Вспомнил и про настойку, которой меня снабдила Хатеми — из–за мерзостного вкуса я к ней не притрагивался, но теперь вот, решил. Укрепляться — так укрепляться. Рецепт у меня есть — надо бы еще сварить, потому как будет очень кстати, если Майто продолжит меня так угнетать на своих занятиях. Ну а во время вечерней медитации обнаружилась интересный и, поначалу, довольно неприятный сюрприз, выразившийся в некоторой убыли моего магического резерва. Ну вот, теперь понятно, почему я не заметил ничего похожего на накопители, когда разглядывал пояс и браслеты, в которых тренировался. Еще бы — зачем усложнять работу и само изделие, тратить материалы и время на элементы питания, когда можно самого носителя использовать как энергокристалл? Все гениальное просто. Кстати, надо бы, наверное, купить себе комплект таких. Нет, я не мазохист, просто уж больно удобная штука: тренировка тела, и резерв заодно расширяется. И по утрам тренироваться буду опять же в них, только нагрузку буду выставлять, какую надо мне, а не маньяку в клоунском трико, по великому заблуждению называемому «учитель тайдзюцу».

И надо бы посмотреть, наконец, на этот свиток, с описанием местного колдунства, который мне впарила Инудзуки–старшая, а то вечно выкручиваться не получится — когда–нибудь да придется применять магию при свидетелях. Да и чем быстрее начну разбираться с системой магии этого мира — тем лучше.

Я завалился на кровать, и распечатал, наконец, тубус с этим свитком, представлявший собой широкую полоску толстой и грубой бумаги, намотанную на деревянное основание, к которому она и была приклеена нижним концом.

Тааак, что тут у нас…

«Катон. Гоккакью–но–дзюцу».

Огненный шар, в общем. Это, видимо, то, чем в меня пулялся один из тех четверых безобразников, которым я так славно набил их детские морды.

Что у нас в описании, тааак: дзюцу стихии огня. При использовании создается шарообразный сгусток огненной стихии, величина сгустка, концентрация и сила эффекта при попадании в цель зависят от количества чакры, вложенной применяющим технику. Ну, это понятно. Идем дальше… Применяется на расстоянии прямой видимости… И это ясно, простейшее заклинание же. Эффекты? При попадании в цель сгусток взрывается, опаляя цель огнем.

«Создавать в направлении от себя, не направлять под ноги» — а это здорово, что упомянули, а то я б не догадался.

Ну что ж, огненный шар — он и есть огненный шар. Тут, видимо, простейшая его разновидность. Создал каркас — вкачал ману — направил в сторону врага. Достоинства: просто, быстро, малозатратно. Недостатки: сравнительно медленно летит, легко защититься.

Идем дальше… как ее создать то…

«Для воспроизведения техники следует выполнять последовательно…»

А это что еще такое?

Печати???

Это то рукоблудие, что мне Хатеми показывала? Надо показывать эти странные жесты, чтобы колдовать? В бою? Это шутка такая?

Печать концентрации, потом накопления, потом Змея, потом Обезьяна… а, нет, это Овца, Обезьяна следующая, потом Свинья, потом Лоша…

Да идите вы нахер!!!

Это что, мне в бою надо будет сначала послать противника по разным адресам с помощью этого языка для глухонемых, потом проорать какую–то белиберду (что там тот сопляк мне вопил, вроде не оскорбления были… Не помню) — и только потом результатом будет… Вот это? Сраный огненный шар? Дааааа, местные колдуны знают толк в извращениях!

Мое воспалившееся воображение нарисовало картинку, как во время смертного боя, на пальцах показываю вражине, что сейчас с ним сделаю, при этом ору страшным голосом, кто он есть такой, с кем спит, кто его папа, мама и младшая сестра, а уж потом запускаю в него какой–нибудь хренью, там же шаром, например…

Нет, магия жеста и слова в моем прошлом мире тоже использовалась, и была весьма уважаема магами–мистиками, высшими целителями, некроманты и малефики таким увлекались, особенно последние, но довольно мало распространена. И жест, и слово — это лишь способы улучшить концентрацию, при воспроизведении особо сложного заклинания или ритуала, вроде массового поднятия мертвых прямо на поле боя, или там, проклятий, бьющих по большим площадям или крупным объектам. А здесь, похоже, на этом все и держалось. В моем мире основными инструментами мага были его разум, и его же магическое ядро. Все остальное — жесты, слова, артефакты — это вторично, это лишь костыли, помогающие, поддерживающие, но неспособные заменить основное. Ведь, что такое заклинание — это, по сути, форма влияния мага на определенные законы мироздания. Выглядит это как магическая структура, что–то вроде фигуры, из энергетических линий, формируемой колдуном, эта фигура наполняется маной, из доступных резервов — и активируется. Причем структура формируется в магическом ядре мага, а наполнить ее энергией можно и потом — этим пользуются маги–мистики, размещающие разнообразные «заготовки» под заклятия у себя в ауре (мне бы так, жаль, не вижу я ауру, и работать с ней не умею — не тому учили), артефакторы, закрепляющие пустые каркасы заклинаний в разнообразных предметах, чтобы впоследствии наполнить их энергией, жрецы — у тех, правда, сила не своя, заемная — но алгоритм, в принципе, тот же, только вместо магического узора они используют молитвы и псалмы, и силу они проецируют непосредственно на объект. Ну и работать можно, с решеткой заклинания, соответственно: на эффект от заклинания будет влиять размер, структура, сложность. Если на примере того же огненного шара — у него решетка заклинания очень проста, состоит из нескольких линий и узора стихии, сделать ее всю меньше стандартного размера — можно будет прожигать цель и увеличить скорость полета шара, сделать больше — шар увеличится в диаметре. Сделаешь несколько одинаковых слоев в решетке — получишь пучок огнешаров, ошибешься в чем–нибудь — станешь приятно пахнуть жареным… Это так, к слову. Ну и лететь он будет туда, куда направишь, прямо, пока не встретится с препятствием.

Узоры заклинаний магами долго и нудно заучиваются, чтобы была возможность их использовать, потом закрепляются в сознании, в процессе медитаций. Зато потом, после усвоения, наиболее простые могут воспроизводиться почти мгновенно — просто, как по шаблону. С тем, что посложнее — все равно затык, по времени воспроизведения, в смысле. Простых заклинаний, мне поневоле приходилось знать много, а вот с тем, что посложнее — с тем и похуже — в основном, боевые, для работы по площади. Ну и еще одно Великое знаю, в прошлой жизни мне, правда, резерва для того, чтобы его выполнить, не хватало, да и надобности в его применении не было. Ну а с тем, что в мирных целях используется…

Ладно, не будем о грустном.

Вернемся к нашим обезьянам, лошадям и свиньям. Судя по описанию техники — местные идут по другому и в чем–то примитивному пути, и с помощью печатей формируют у себя что–то вроде рефлексов. Печать концентрации — мана направляется в ядро, а дальше на следующие печати, видимо, завязано построение структуры заклинания. Тухловато, что сказать… Нет, дело не в том, что этот путь хуже — может быть, в чем то и лучше, я ведь не маг–исследователь, не могу сказать наверняка, а в том, что мне, для изучения местных магических дисциплин придется перенимать местную же систему. То есть, для боевой магии мне за глаза хватит своих запасов (надеюсь на это), то для целительства, или того же фуиндзюцу придется учиться по–здешнему. Или светить наличие такой способности, как истинное зрение, чтобы запоминать процессы, происходящие с колдующим аборигеном, и потом строить на основании полученной информации заклинание. Лажа, в общем.

И еще, печати придется отрабатывать все равно. Чтобы не выделяться, и подделываться под здешних жителей, к которым я вот уже больше года как отношусь.

Интересно вот, орать глупости все равно придется? Не хотелось бы предупреждать противника о готовящемся для него сюрпризе. Хотя… Если вопить про тот же огненный шар, а самому направить на врага, к примеру, «облако забвения» — ну, если заранее его подготовить (сложное оно)? Пускай ставит защиту или прячется — «облако» накрывает большую площадь и проникает под большую часть щитов — получится удивить врага? Наверное, нет — слишком уж просто, или получится, только если враг слаб.

Ладно, о том после.

Надо бы запомнить, какие там рогульки надо выделывать, чтоб было похоже на технику…

Глава 19

За занятиями и работой в больнице, тренировками и учебой я совсем упустил одно обстоятельство — мне совсем скоро исполняется девять лет. Я уже год живу в этом мире.

День рождения…

В прошлой жизни я никогда его не праздновал по одной простой причине — если не знаешь, когда родился, затруднительно определить этот самый день. Да и в этой жизни праздновать его, честно говоря, неохота: если верить словам старой Микото (той торговки из магазина с одеждой), день моего рождения совпадает с днем смерти родителей. Ну, не моих разумеется, но родителей этого тела. Которое, впрочем, и есть теперь я — так что, наверное, все–таки, моих? Ладно, не суть важно — тем не менее, не стоит такие вещи отмечать, определенно не стоит. Да и не сильно хочется, честно говоря — времени и так ни на что не хватает, а тратить его на бессмысленный праздник глупо. Так что, куплю себе комплект отягощений, как бы, в подарок — и того довольно. И никакого саке, как давеча приснилось — пьяный или обдолбанный колдун, он ведь хуже морового поветрия! Хотя пивка все равно хочется… Ладно еще хоть, возрастом для иных забав пока не вышел, а то, как вспомню, что было в прошлой жизни, лет в пятнадцать–двадцать — ни одной юбки пропустить не мог. Сколько проблем через это поимел — не описать, а все одно: не получалось в том возрасте верхней головой думать, все больше нижней.

Ладно, мне много чего еще хочется, мешает тот факт, что покамест, мало что можется. Но какие мои годы. А пока следует продолжать заниматься насущным — тренировками, учебой и магией. Да, скучно порой, уныло, одолевает лень — но кому, как не мне, знать: то, что закладывается сейчас — это фуН-дамент, на котором будет основываться мое благополучие в дальнейшем. Хорошо тому, для кого этот фуН-дамент готовят родители: дом, родительские связи, знания, воспитание, наследство — это очень хороший старт во взрослую жизнь, и дурак тот, кто этого не понимает и не ценит. И вдвойне дурак тот, кто все это имеет, и не пытается достичь большего. У меня же ничего этого нет, а значит, время даром терять не буду — полагаться мне, кроме как на себя, больше не на кого. Не хочу быть всего лишь середнячком. Безродные середнячки — это серая масса без особых перспектив в мирное время, и мясо в военное — захватывающая перспектива, не правда ли?

Только не для меня это.

Так что, егерь Штайнер, ну–ка оторвал свою тощую жопу от этой уютной коряги, и продолжил заниматься! В могиле отдохнешь!

В день своего рождения я все–таки сделал себе небольшую поблажку, не став устраивать своих обычных тренировок, а освободившееся время посвятил занятиям магией. Специфическим занятиям — я тренировался одновременно создавать заклинания, и отрабатывал заодно ручные печати, ну и стандартная тренировка на концентрацию — поддержание «тролльей шкуры», ко всему этому.

… «Обезьяна», «свинья», «лошадь», «тигр»! — от моих, сложенных вместе ладоней отделяется тусклый оранжевый сгусток, размером с мелкое лесное яблоко, и с шипением прожигает в глине противоположной стенки оврага еще одну нору. Дырок там уже немало, но будет еще больше — надо довести сие действо до автоматизма. А шарик маленький — это чтобы не шуметь и не пачкать вокруг — обычный огненный шар, он громкий, а этот, концентрированная его модификация — не взрывается. Зато прожигает цель. И летит гораздо быстрее.

«Концентрация», «накопление», «змея», «овца», «обезьяна», «свинья», «лошадь», «тигр»! — оп, и еще одна, курящаяся дымком дырка в глине.

Охохо… надоело. Пока строю эти печати, штук пятнадцать этих шаров накидать можно, а то и больше. Делов то — готовый каркас заклятия маной заполнить. А построить каркас в несколько слоев — и кидать их пучками. Любые: обычные, если мало энергии, большие — чтоб карать врагов целыми стаями, концентрированные — чтобы прожигать защиту, буде таковая имеется. Ладно, хватит, устал уже, да и надо идти уже, а то в брюхе бурчать начинает.

Уже когда я собирался уходить со своей полянки, в мою, утомленную размышлениями и поддержанием концентрации голову, залезла интересная мысль, несколько неожиданная и несвоевременная правда, но стоящая того, чтобы попробовать.

«…так вот, это простенький прием, основанный на контроле чакры. Во время мышечного усилия следует сконцентрировать чакру в мышцах тела, ответственных за то движение, которое ты хочешь сделать. Чем лучше контроль — тем дольше сможешь удержать там чакру, как я тебе рассказывала… Если немного чакры оттуда забрать и направить в мышцы — сможешь выдать большее усилие. Ну, там, прыгнуть дальше, пнуть больнее…»

Мана в мышцах? Усилит их… Странно вот, никогда не замечал. Но, может быть, просто не так понял сенсея? Или мне не все сказали? Ну, попробовать не помешает. Уж больно полезные перспективы рисуются, и то самое ускорение — лишь одна из них.

Вроде как есть немного еще энергии, не все истратил, так что, попробовать можно. Самостоятельные эксперименты с магией, да вне защищенного полигона, да без наставника — это зло, конечно, но любопытно же! К тому же, это ведь не заклятие новое изобретать — так, небольшой опыт…

Так, ману в мышцы значит? Это просто.

Прыжок!

Да, я хорошо тренирован, метра на два с места скакнул. Только вот, не то все, не то. Ничего не чувствую, никакого усиления.

Еще разок…

Та же история. Что–то мне не то Хатеми насвистела, или это я тупой такой?

Еще попробую…

***, ну новая же рубашка!!! — это у меня при очередном нелепом прыжке поехала на скользкой траве нога, и я смачно хлопнулся на спину — теперь хрен отстираешь эти зеленые разводы…

Точно Хатеми в котел плюну — за намеренную дезинформацию.

Что–то все–таки не то я делаю. Мана — в мышцах есть, а эффекта от нее нету. Да и хрен то с ним, по идее, объяснят еще в академии — слив остатки маны в проклятие паралича и запустив его в ближайшие кусты, я отправился домой, но добредя до края своей полянки, остановился.

Нет, но с другой стороны — какой смысл ей мне врать в таких мелочах? Это я, все–таки, чего–то недопонял.

Ладно, для очистки совести попробую еще раз — не получится — буду ждать, пока до этого не дойдет очередь в академии. Нет, еще лучше — буду дренировать Яманаке мозг, чтоб объяснила по–нормальному, и делать это буду столько — сколько потребуется, а если откажется — то выстираю в ее котле эту рубашку, испорченную по ее милости. Надеюсь, ее стошнит, когда будет пробовать свое варево.

Маны в ядре больше, правда, нет, но можно ведь забрать немного из резерва тела? До утра восстановится (наверное), да и все равно крохи ведь забираю, не помру от такого.

Ладно, взять, направить в мышцы иииии… Прыжок!

На мгновение под ногами промелькнула покрытая, когда–то зеленой, а теперь основательно вытоптанной травой полянка, и я с нечленораздельным воплем влип в мягкую глину на противоположной стенке оврага, совсем рядышком с тем местом, где тренировался в рукоблу… Построении печатей, то есть. Как оттуда вылез — неясно, ибо ориентацию я потерял, и придти в себя удалось только через несколько минут. Голова кружилась, в штанах было… Нехорошо. Прохладно… И сыро? О боги, неужели вы сподобили меня обоссаться… В совершеннейшей прострации я опустил глаза вниз — нет, ффуухх… Сыро мне от того, что сижу я, как прекрасная птица лебедь — задницей в воде.

Не понял? Это что?

Это как???

Без заклятий, без ритуалов, без узоров заклинаний на усиление или благословение — просто чистая энергия дала такой результат? От края полянки до оврага, в котором я сижу, грязный, как свинья, метров пятнадцать, и я, такой вот весь красивый и ловкий, махнул оттуда в эту излишне мокрую лужу одним прыжком? Просто за счет добавления энергии в мускулатуру? Но… Мана из энергетического ядра, которую я использую при магических манипуляциях, результата не принесла, а вот из резерва тела…

По моим воззрениям на природу магии был нанесен сокрушительный удар.

Шикарно, что сказать. Результат достигнут, что хотел — то и получил. Значит, то, что местные называют чакрой — это не мана, которую с успехом применяют для магических ритуалов в моем мире, и которую использую я, по крайней мере, первое различие уже обнаружилось. А на занятиях нам ведь что–то про чакру уже рассказывают — но я благополучно пропускал это мимо ушей — как же, легион–магистр, все умею… Да, век живи, век учись, и все равно дураком останешься. Надо будет поднять конспекты из академии (записывал то я все, что рассказывали), и обратиться за разъяснениями — у меня есть к кому: мой наставник в лекарском деле, думаю, не откажется искоренить мое невежество, да и Ханаби Хьюга (та, которая старшая) прямым текстом приглашала обращаться, ежели чего. И обращусь ведь, как–нибудь невзначай. Все равно Хината постоянно в гости приглашает.

Ладно, разберемся… Что толку в бесплодных размышлениях теперь, надо собрать сведения об основах магии этого мира, а потом соотнести их с тем, что знаю и умею я. Заняться бы этим раньше, но что уж теперь. Сказано ведь мудрыми: на ошибках — учись. Лучше — на чужих, конечно, но можно и на своих. А я то разогнался — возьмусь за фуиндзюцу, разделаюсь с этой печатью на пузе, выгоню квартиранта — и вот так вот, с разбегу об телегу. Толку то хвататься за высшие дисциплины, не зная основ? Эх, голова ты моя каменная…

Еще вот один вопрос давно назрел, раз уж речь зашла о Хьюгах.

Что им всем от меня надо?

Я имею в виду клановых.

Ладно, у Яманаки Хатеми есть причина относиться ко мне доброжелательно — помог ее младшим родственникам, да и как сказать, помог: пара синяков да десяток ре — не то, о чем следовало бы убиваться, не случись меня тогда поблизости. К тому же, больше чем уверен, тех шпанят уже нашли, и тонкости клановой политики в отношении своих членов уже разъяснили — это основа основ, скрепляющих клан в монолитную структуру: своих в обиду не давать. Но вот возится же Хатеми со мной, хотя я отлично вижу, что помощник и тем более ученик ей не слишком–то и нужен.

Вопрос: в чем интерес клана Яманака? В благодарность я верю не слишком, разве что от Ино, но не от взрослых членов их клана.

Идем дальше.

А дальше — Хьюга. Меня принимает не кто–нибудь, а сама супруга главы клана, знакомят с членами семьи, вкусно кормят, развлекают лекциями про всякие сорняки, обещают помощь, не уточняя, при этом, в чем.

Нищему сироте из уничтоженного клана. Без связей, положения в обществе, поддержки. Не странно ли?

Может, это каким–то образом связано с моими родителями (да, моими, чего уж там) — какие–то долги, обязательства, соглашения?

Или, что еще вероятнее, с «огромным, могучим, полным черной злобы»?

С выяснением тоже придется погодить, время для откровенного разговора по душам еще не пришло, а когда он состоится (а так и будет, потому, что втемную я себя использовать не дам) — я должен быть готов. От меня что–то хотят получить? Значит, должны быть готовы дать что–то взамен — только так будет хорошо и правильно, для меня, по крайней мере.

Вот такими мыслями одолеваемый, я и добрался до своей квартиры. Два комка грязи, в которые превратились мои сандалии, пришлось оставить в коридоре, я открыл дверь, и стоило мне перешагнуть через порог, как тишина взорвалась диким воплем, что–то вроде «снёооомраааженяяяя!!!», а ко мне метнулась было какая–то фигура. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что разобраться, кто это ко мне забрался и что они там орут — а вдруг это очередное дзюцу, о котором меня оповещает неприятель — я не успел. Рефлексы сработали раньше: нападавшего я прихватил за руку, и, используя его же инерцию, впечатал в стену, после, не выключаясь из движения, завернул ему руку за спину и тут же прикрылся им от остальных незваных гостей. А чтоб не дергался — приложил свой нож к его роже, аккуратно уперев острие в глазное яблоко. Очень, знаете ли, успокаивает и настраивает на миролюбивый лад. А если будет барахтаться — станет выглядеть как пират с картинок, что на лубках продавали в порту, на моей бывшей Родине — одноглазый и с шикарным шрамом через всю харю.

— Э… С днем рождения, Наруто. Ты не мог бы… Не тыкать Юки ножиком в глаз? — голубые глаза Ино, и так сами по себе большие, теперь стремились вылезти на лоб — Мы тебе вот, сюрприз хотели сделать. Отпусти его, а?

Хорошие у меня друзья. И про день рождения разузнают, и сюрприз сделают, и до сердечного приступа доведут.

Кроме Ино и ее непутевого братца, которого я, конечно, отпустил, присутствовали и остальные: Хината с мелкой Ханаби, Шикамару, Чоджи Акимичи, Сакура и Неджи Хьюга.

Да, нехорошо получилось: Юки, оказывается, хотел меня поздравить первым и пожать мою мужественную руку, ну, он так, по крайней мере, объяснил свое нападение. Так что теперь, потирая лоб, ударенный об стенку, и демонстративно морщась, он, насупившись, отвернулся. Так что, пришлось просить прощения, и, хотя он сам виноват, ну да ладно, ни к чему обиды копить.

— Наруто, а что произошло? — это Хината, оценив мой непрезентабельный вид, встревожилась — Где ты был? Снова занимался дзюцу? Ты весь грязный, и выглядишь уставшим…

— Где был, где был… В грязи валялся, аж устал весь. Вот что, давайте я быстро приму душ и переоденусь — и мы пойдем вместе, и хорошо где–нибудь посидим — я приглашаю! А то, мне ведь даже угостить вас нечем…

— Нет, не пойдем — фыркнула мелкая — Мы уже все сами приготовили.

Они расступились, и я увидел свой же кухонный стол, вытащенный на середину комнаты и заставленный разнообразными блюдами.

— А насчет дзюцу — продолжила Хината — Не забывай о своем обещании. И вообще, не лучше ли заниматься такими вещами на удобном полигоне нашего клана?

— И что он тебе успел обещать? — встряла Ино, сверля Хьюгу недовольным взглядом.

— Не важно — Хината мило улыбнулась блондинке, и жестом пригласила присутствующих к столу — Садитесь все уже, а то остывает.

— Садитесь и начинайте без меня — я виновато улыбнулся девочкам — Мне надо переодеться и привести себя в порядок.

Все–таки хорошо, когда есть друзья.

Глава 20

Итак, каковы местные представления о магической энергии?

Я сосредоточенно перекапываю свои школьные записи, находя сведения, в них содержащиеся, малыми и скудными. Ну, понятно, впрочем — первый курс академии же, даются самые основы. Итак, аборигены верят, что для магических ритуалов, в том числе техник, неважно — ниндзюцу это, или гендзюцу — им необходима так называемая чакра. Она есть у каждого человека, но управлять ей могут только шиноби, получающие эту возможность после соответствующего обучения. Эта субстанция неоднородна, и состоит из двух видов энергии: энергия тела (жизни) и энергия духа (разум, воля), или, как тут их именовали, Янь и Инь. Интересно, да. Они, значится, свою чакру на составляющие разобрали? И даже разницу видят между этими составляющими? А я вот не вижу разницы, между маной и чакрой, по крайней мере, истинным зрением. Хотя… Если уж обратить внимание… Мана выглядит как однородная субстанция, а чакра (буду так обозначать то, что составляет резервы тела) — хоть и похожа, но несколько все же другая — в субстанции, присутствуют, как будто, тускловатые искорки.

Интересно.

В академии магии нам про это не рассказывали. Да, если уж на то пошло, нам теории давали там необходимый минимум, больше упирали на практические навыки применения заклинаний и ритуалов. Ну и получались, в итоге, «магические тролли» — сильные но… Неумные. Так нас называли ученики, проходившие полноценное обучение, за спиной и вполголоса, правда, по понятным причинам: на стадии обучения прикладник вроде нас уделывал полноценно обучающегося мага примерно семь раз из десяти, к концу основного курса соотношение выравнивалось, а дальше… Маги, обучавшиеся полноценно, могли совершенствоваться бесконечно, они были творцами, мы же — всего лишь инструментом, умным, ценным, опасным — но инструментом. Ну да ладно…

А что такое мана? Как нам рассказывали в академии — мана, это энергия всего сущего, мира, который нас окружает. Она есть во всем — мана — это кровь мира. И возможность управлять ею, впитывать и накапливать и осознанно использовать — это великий дар, делающий обычного человека магом. И вот еще одно отличие от чакры — резервы маны можно пополнять в процессе медитации — это особое состояние тела и разума, позволяющее сосредоточиться на собственной сути, заглянуть в себя, стать частью окружающего мира, слиться с ним. Также, мана в организме мага восстанавливается сама (медленно правда), ее запасы могут быть пополнены прямым вливанием из посторонних источников, таких как накопители, с запасом маны, природные источники маны (редко, но встречаются — академия магии, к примеру, на таком была построена), артефакты с заточенными в них сущностями, у которых мана отнималась принудительно.

А чакра? Если чакра — смешение телесной и духовной энергии, то, если используются жизненные силы организма — с восстановлением могут быть проблемы. Да что там, если исчерпавшийся маг, выдоивший свое магическое ядро до капли, испытает лишь неприятные ощущения — тошнота, головокружение, слабость — что, в общем, терпимо, то шиноби, потративший слишком много для себя чакры за раз — стопроцентный клиент больницы, а потративший всю доступную — труп? Не радует, что сказать. Сильно не радует. Но, судя по всему, учиться применять чакру, и в дальнейшем использовать ее, мне все–таки придется, раз уж собираюсь учить некоторые местные дисциплины.

Так, идем дальше.

Чакру местные колдуны видят в виде нескольких разновидностей, образующихся, во–первых, от соотношения энергий тела и духа; во–вторых, они выделяют пять типов природной чакры, с помощью которой вызывают разнообразные проявления стихий (огонь, воздух, земля, вода, молния, и совсем кратенько в конспектах упоминаются какие–то «смешанные свойства»); в-третьих, «медицинская» чакра — похоже это оперирование чисто энергией тела, сиречь жизненной, ну и, до кучи, чакра биджу.

От упоминания последнего, у меня зачесался живот.

И что мы тут имеем?

Начать с того, что мне не очень понятны принципы смешивания чакры. Я ничего не смешивал, когда испортил свою новую рубаху, во время того приснопамятного опыта. И что есть такое «энергия духа»? Силу воли не пощупать, величину разума портняжным метром не измерить. Непонятно. Резервами тела я управлять могу, тем не менее. Чего там смешивать?

Дальше. Природная чакра. Это что еще такое? Напоминает одно старое заблуждение, про которое нам рассказывали на истории магии (вкратце, конечно, но было такое): несколько столетий назад, среди тогдашних магов бытовало мнение о том, что маг может использовать свойства только одного раздела магии, обуславливалось это некой предрасположенностью. То есть маг, научившийся нескольким заклинаниям школы воздуха, свято был убежден, что землей ему не суждено управлять никогда. Исследования следующих поколений доказали, что это бред, чушь, ересь и еще много различных обидных слов, выражающих пренебрежение современных колдунов к мудрости предков. Еще более поздние исследования доказали — нет, не совсем бред. Предрасположенность, как явление, есть, хотя и не у всех, но это не ограничение, ни в коем случае, магу лишь немного проще удается управление тем, к чему его дар имеет сродство. Энергии он тратит попросту меньше, и восстанавливает ее быстрее, контактируя с дружественной ему стихией: то есть, у «водников», возле любой лужи приток маны чуток резвее идет, у «некросов» — на кладбище, ну и так далее, по аналогии. И, припоминаю, что–то нам рассказывали, про один интересный обряд, практиковавшийся в давние времена на моей бывшей Родине. Назывался он «единение со стихией», забавная, действительно, штука, на самом деле. Там, как помню, требовалось медитировать, до достижения этого самого единения, выполнив при этом хренову тучу побочных условий: от диеты и воздержания, до рождения под особым сочетанием звезд. Медитировать, естественно, в той стихии, с которой собираешься достичь того самого. Единения, в смысле. Ладно, «воздушники», тем вроде как попроще — забраться повыше, сплести силовой кокон (чтобы контактировать только с воздухом) и сиди, размышляй. А «землекопов» натурально закапывали ведь, что уж про огневиков говорить: хочешь управлять огнем — добро пожаловать жопой в костер. Мрак… Плюсы, от данного ритуала: потребление маны для заклятий своей школы падало до ничтожно малых величин, а особо продвинутые кадры, после ритуала, обходились и вовсе без построения заклинаний. Минусы — думаю, их видать и так.

Что–то я отвлекся…

Ага, так вот, опытным путем были созданы, так называемые «знаки преобразования» — с их появлением, маги перестали делиться по разделам магии, теперь мистик свободно мог вызвать дождь, а боевой маг — поднять нежить, понятно, если знал соответствующие обряды и заклинания. Их нонеча и используют маги моего вольного необъятного Отечества, бывшего, правда, не знаю уж, к счастью или к сожалению. Разделение по профессиям все же осталось, но это оттого, что всего знать — невозможно, и сильным во всем быть нельзя. Хочешь быть мастером–целителем, вот и учись лечить, остальное вторично. Вот так, как–то.

А тут… Природная чакра пяти свойств, у каждой свои сильные стороны, и, соответственно, слабые. Не есть ли это ненужное усложнение?

Разберемся.

А с чакрой биджу, есть такое ощущение, мне придется познакомиться весьма плотно, по независящим от меня причинам.

Надо бы еще узнать, что такое это биджу, и какого *** оно делает в моем животе!

Так, голова уже гудит, надо бы спать лечь, а то весельчак Майто обещал назавтра небольшой экзамен, на физическую готовность к дальнейшему обучению славному искусству порчи ближнего своего. Дабы выявить нерадивых, как он выразился. Опять забег в утяжелителях, наверное, мать его, если сдохну в процессе — точно не упокоюсь!

Стану Духом Вечной Мести и буду являться ему в бестелесной форме, и гадить в кашу. Каждое утро.

Что сказать, мужик сказал — мужик сделал! Майто, он такой, обещания выполняет. Сказал — экзамен, значит, будет экзамен. А кто не сдаст норматив — тот, по его словам, сгинет на полигоне, бегая, отжимаясь и приседая. Учитывая, что собственно тайдзюцу он начал учить нас не так давно, показывая комплексы, называемые здесь емким словом «ката», не слишком сложные, да разжевывая элементарные основы (клановые ребята их, похоже, и так знают, а вот Сакуре, например, все в новинку), спаррингов, видимо, не будет. А если и будет, что ж, повалять своего лучшего дружбана Кибу Инудзуки по песку мне не сложно.

Нет, все–таки, не кулачный бой один–на–один, а кросс. По лесу, в незастроенной части Конохи. С препятствиями.

— Приветствую вас, будущие шиноби Конохагакурэ! — Майто как всегда пребывал в отличном настроении, и излучал оптимизм — Мы много тренировались, и сейчас настало время выяснить, кто делал это с усердием и прилежанием, а кто отлынивал и проявлял слабость духа, поддаваясь постыдной лени. И сегодня мы увидим, кто уже понял, что лишь усердно занимаясь можно стать сильным Шиноби и достойным носителем Воли Огня, а кто до этого еще не дошел. Вы все — будущие шиноби, так покажите, чего вы стоите! И да пребудет с вами Сила Юности!!!

Майто еще некоторое время источал пафос, потом все же перешел к сути: требовалось преодолеть определенную дистанцию, по пересеченной местности, преодолевая по пути различные препятствия, и добежать, соответственно, до финиша, на котором он и будет нас встречать. Контролировать правильность прохождения будут старшие ученики, расставленные вдоль трассы. Первый, прошедший дистанцию — получит небольшую награду, из рук самого Майто, последний обретет на следующий месяц красивую повязку ядовито–желтого цвета, с надписью «слабак», которую и будет обязан носить на территории академии, не снимая. Это в наказание за нерадивость, надо полагать. А тот, кто ее наденет — должен, видимо, страдать и подвергаться всеобщему порицанию? Смешно, однако, хотя, для детей это должно послужить достаточной мотивацией, а для меня — так и не очень. Впрочем, экзамен есть экзамен, задача поставлена и следует ее выполнять. А вот первым к финишу, как мне думается, приходить не следует. Ни к чему это, ибо сказано мудрыми: умеешь считать до десяти — остановись на восьми.

Не стоит слишком выделяться, неполезно это.

Учитель дал команду, и мы плотной толпой понеслись по указанному направлению. Толпень же эта, сразу, впрочем, принялась растягиваться в цепочку.

Торопиться пока было некуда, и я не стал напрягаться. Примерно в том же ключе, видимо, мыслили и мои приятели: Шикамару, похоже, еще не проснулся окончательно, и едва передвигал ноги, Чоджи же бег не любил сам по себе, а бег по утрам ненавидел всеми фибрами своей души. А вот девочки, весь комплект, рванули сразу, развив хорошую скорость. Впереди же всех мчался Инудзуки Киба, которого одолевали навязчивые идеи реванша. Хотя бы такого. Ну, ему то, понятно, есть, что доказывать и мне и учителю, как и нашей Сакуре, но Хината–то куда ломанулась? Как и Ино? М-да, вот оно, детское тщеславие…

Наша ленивая троица быстро отставала, несколько минут, и последний из наших коллег по учебе скрылся из виду за деревьями.

Некуда торопиться, да и незачем, повторюсь. Непонятен вообще смысл этого экзамена — Майто отлично себе представляет возможности каждого из нас и без него: болтливая Ино рассказывала, что он один из сильнейших мастеров тайдзюцу в Конохе, если не самый сильный. А, поскольку, в данном искусстве обязан преуспеть решительно каждый шиноби, то тот, кого считают мастером, должен, по идее, достичь определенных высот в таком благородном деле, как мастерство порчи ближнего своего, и высоты эти будут вполне себе ого–го. Тогда почему его отрядили разъяснять основы рукомашества и ногодрыжества детям? Азы ведь мог растолковать кто–нибудь попроще? Единственный ответ, как мне видится: дети тут непростые. В самом деле, Ино — единственная дочь главы своего клана, Хината — старшая из двух, есть правда, еще ее брат Неджи, но он не родной и право наследования поимеет, по идее, в третью очередь, после сестер Хьюга. Хотя, кто его знает, как тут принято — может быть, как на моей бывшей родине, когда наследником становился старший из сыновей, при их отсутствии — старший из ближайших родственников мужского пола, а женщинам наследовать полагалось, когда уж совсем альтернатив не осталось.

Вот, Саске, опять же — наследник. Как же повезло мелкому Учихе, что не вся родня погибла, остались взрослые представители клана, а то бы познал жизнь в нуждишке: на примере бывшего владельца тела, в котором ныне проживаю хорошо видно, что ставшее бесхозным имущество быстро тут таковым быть перестает. Но, это жизнь. Люди везде одинаковы.

Молчаливый Абураме Шино — не знаю, наследник он или нет, Киба Инудзуки — тот точно нет, ибо со старшими отпрысками его мамаши я уже знаком, но, будучи сыном такой дамы, как Тсуме, тоже должен получать только лучшее.

Вот из таких, наверное, соображений, к нам приставили мастера. А он и в правду мастер, достаточно посмотреть, как он двигается, когда показывает нам ката или упражнения. Я думаю, что мог бы многому у него поучиться. Многому, интересному и очень полезному — вот только, учить меня он не будет. Вернее, будет, но ничему сверх программы академии.

Ну, я бы не стал, по крайней мере, будь я на его месте.

Причина проста — мне нечем ему заплатить. Все имеет свою цену, и за свою науку он будет требовать плату, причем не деньгами, сомневаюсь, что у него с ними трудности. Да и денег у меня не фонтан. Нет, в подобных случаях плата берется за знания — знаниями. Они у меня, вообще–то имеются… Но есть один нюанс — засвечу наличие у меня сведений о магии, которых малолетний сирота иметь не должен — и сидеть мне в холодной. Так что…

Хотя, подойду к Майто, просто для очистки совести. Хоть попытаюсь.

Препятствий, обещанных Майто, все как–то не встречалось, не считать же таковыми примитивные ловушки, вроде веревок, натянутых между деревьями в траве, на уровне лодыжки. Хотя, если судить по хорошо примятой травке за веревками, кому–то и этого хватает. А, нет — вот и оно: с высокого дерева сорвался чем–то набитый мешок, привязанный к одной из веток ближе к вершине, и снес пыхтящего чуть впереди меня Чоджи. Толстяк летящую к нему угрозу заметил, но поздно, и увернуться не успел. Заключив мешок в объятия, он укатился с ним, оборвав веревку. Да еще и Шику по дороге прихватил. С дерева, с которого прилетел сюрприз, послышался противный злорадный хохоток. Помогая друзьям распутать конечности, я осмотрел то, что в нас прилетело: полотняный мешок, набит чем–то мягким и упругим, а на дно, похоже, песка добавили, для веса. И то хорошо — значит калечить тут никого не собираются: будь мешок набит песком весь, тут из толстого дух бы и вышибло. Но внимательнее стоит быть, и смотреть не только себе под ноги.

Больше подобных казусов с нами не случалось. Мешки с деревьев срывались еще трижды, но мы были начеку, и успевали уворачиваться. Несколько раз встречались неглубокие ямы, довольно топорно замаскированные, хотя, с одной из них, самой первой, крышка из травы и листьев была сорвана. Пробегая мимо, я заглянул внутрь — мало ли, помощь нужна — особо невезучий мог, упав в такую, и сломать себе чего–нибудь, но никого там не обнаружил, видимо, невезунчик выбрался сам.

Бдительность, значит, культивируют в подрастающем поколении. Это хорошо, это правильно. На моей бывшей Родине, когда я проходил обучение в школе егерей, подобные методы тоже были в ходу, только ям для нас не копали и мешками не бросались. Все было проще. Рекрутам учебной роты ставилась задача, либо, скрыться на местности и продержаться некоторое время не обнаруженными, либо прочесать местность, и обнаружить и задержать скрывающихся там коллег по учебе. В некоторых случаях проверить молодняк отправляли подразделения егерей из действующей армии. Вот так вот, а при столкновениях разрешалось использовать оружие, учебное, разумеется: колющее оружие было затуплено, стрелы без наконечников, мечи деревянные или в ножнах. Но все равно, травматизма хватало, и смертность присутствовала — стрела из арбалета, даже затупленная, может и шею сломать, если в бестолковку попадет, а если уж в лицо…

Увлекшись воспоминаниями (что–то рассеянный я сегодня, надо собраться!), я едва не пропустил момент, когда на меня из кустов выпрыгнула фигура в мешковатой маскировочной накидке, и попыталась схватить за жилет. Останавливаться и выяснять, что ей от меня понадобилось, я не стал, да и хватать меня позволять этому попрыгунчику не собирался, но и ломать его было нельзя — не на войне мы, все–таки. Поэтому поступил просто: смахнув тянущуюся ко мне конечность, захватил за запястье другую, и встроившись в его движение, резко развернулся, пропуская нападающего мимо себя. Получив дополнительное ускорение и могучий пинок прямо в пердак, тот вприпрыжку унесся дальше в лес, снеся по дороге тонкое деревце и потерявшись в зарослях. Спустя пару мгновений, оттуда провизжал странно знакомый голос:

— Я убью тебя, тупой Узумаки!!! — девка, что ли — Ты пожалеешь, что появился на свет, я… Мымфхым… Отпусти меня!!!

— Не сейчас — прошипел еще один голос, так их там двое? — Он еще получит свое, успокойся…

Как ни хотелось нанести визит этой сладкой парочке, чтобы причинить им еще немного добра — об этом вопили все инстинкты, которые в меня так старательно вколачивали наставники в школе егерей и вся дальнейшая служба в армии (нельзя оставлять дееспособных врагов за спиной!), но некогда, надо помочь, тем более, друзьям. Тех атаковали так же, как и меня: Чоджи сцепился с кем–то, и теперь катался с ним в обнимку по земле, причем, судя про хрусту и повизгиваниям, которые доносились от его противника, тот был и сам уже не рад, что связался с Акимичи. Шикамару меланхолично отмахивался от попыток второго ворога его схватить, и делал это вполне успешно. Нападавший, заметив мое приближение, не стал обострять, и длинным прыжком умелся в лес, после чего, мы с Нара, общими усилиями оторвали Чоджи от его, частично задавленного, частично задушенного оппонента, и аккуратно посадили того на землю, прислонив к дереву.

Вся стычка не заняла и нескольких минут, после чего мы, порядком размявшись, приняли решение ускориться — вроде не так и много осталось, надо поднажать.

Последним препятствием служил овраг, через который был перекинут тонкий и хрупкий мостик, из пары досок. Переходить по нему можно было только по одному, поэтому перед ним стояли еще несколько учеников. Нетерпеливо галдя, они ждали, пока по мосту пройдет очередной наш коллега, а вдалеке, на поляне, уже можно было разглядеть счастливчиков, уже закончивших экзамен, и самого Майто.

Когда мы добежали до оврага, там оставалась одна Сакура. Выглядела она, надо сказать, непрезентабельно: ее обычное красное платье было все покрыто пятнами, лицо и руки — грязью и царапинами. Да, судя по ее внешнему виду, забег дался ей нелегко — даже дыхание до конца не восстановила. Чоджи Акимичи, которому все надоело, не останавливаясь, отпихнул ее в сторону, и, не глядя под ноги, прошел по мостику, после чего, с торжествующим воплем помчался к финишу. Я пропустил Шикамару — тот проследовал за толстяком, и остался с Харуно. Жалко ее стало — вид у нее был, ну совершенно убитый.

— Сакура, с тобой все в порядке? — я приблизился к девчонке и взял ее за плечо — Тебе плохо?

— Я… Я… У меня ничего не получается… — она хлюпнула носом и пригорюнилась, опустив лицо так, что розовая челка закрыла его полностью — Я провалилась в яму, меня два раза ушибло мешком, я упала в лесу и вот — она продемонстрировала мне расцарапанные в кровь ладошки — Потом меня поймали эти, которые нападали на всех, и затолкали меня в кусты — она, похоже вот–вот разревется — А теперь я буду последней, и мне достанется эта позорная повязка… И все будут смеяться надо мной… Целый месяц…

Ну вот, всхлипывает уже.

Я вытащил из ее прически несколько мелких веточек, отряхнул платье, хотя пятна от травы уже въелись в ткань, и делать это, в принципе, было бесполезно. Потом аккуратно взял девочку за подбородок, и, подняв лицо, осторожно вытер ей глаза рукавом рубашки. Ну, нету у меня платка, нету! Но, похоже, придется скоро заводить, для таких вот случаев.

— Не реви. Ты прошла экзамен — я ободряюще ей улыбнулся — Неважно, кто первый, а кто последний, ты добралась до финиша. Сама. А что будет дальше — все ведь в твоих руках, Сакура–тян. Занимайся больше, тренируйся, и, когда–нибудь, ты будешь первой.

А теперь дурацкая ухмылка от уха до уха, в стиле Майто Гая — и девочка несмело улыбается мне в ответ.

— А последней ты сегодня не будешь — мне то плевать на всякие там повязки позора — Беги, я подожду.

— Ты… Пропускаешь меня? Но ведь повязка…

— Да ладно, плевать на нее! Беги, пока я не передумал.

Девочка кивнула, и подошла к мостику. Несмело ступила на это хлипкое сооружение, и, расставив руки в стороны, осторожно двинулась вперед. Она порядком выдохлась, и я видел, что сохранять равновесие ей непросто. Свалится еще, чего доброго…

Я метнулся к ближайшему деревцу потоньше, и сломал его — для этого мне пришлось влить немного чакры в мышцы рук и спины, обломал торчащие в стороны ветки, и вернулся к мостику, на середине которого в неустойчивом равновесии застыла розоволосая девочка. Встав на берегу оврага, я протянул ей этот дрын — не бог весть какая точка опоры, но ей поможет. Она не оборачиваясь, пропищала мне какие–то слова благодарности, и опираясь на шест, добралась наконец до противоположного края. Я же, почувствовал легкий толчок в почве под ногами, и вместе с этой палкой и куском земли, на заднице съехал в овраг.

Чего мне стоило оттуда вылезти — не буду описывать — но я сделал это, а когда, наконец, неторопливым шагом добрался до вольготно расположившихся на полянке соучеников, те встретили меня взрывом хохота. И немудрено, со стороны я, наверное, напоминал свежесозданного глиняного голема, ибо перемазался абсолютно весь.

— Узумаааакиииии — прорыдал Киба, у него, похоже, от моего вида случилась истерика, он упал и катался по траве — Лучше бы ты продолжал подметать улицу! Смирись — прохлюпал любитель собак — Тебе никогда не стать шиноби. Ну, посмотри на себя, тебе разве самому за себя не стыдно?

— Нет, Киба, мне за себя грязно. А за тебя глупо.

— Тебе не будет равных в искусстве маскировки, Наруто — это Юки, сгибавшийся от смеха, решил сострить — Просто перед каждой миссией ныряй туда, откуда только что вылез!

— Юки, знаешь, у тебя грязь на лице…

— Где???

— Вот тут — провожу перемазанной в грязи рукой ему по лбу, оставляя там широкую грязную полосу — Тут — по щеке — И вот здесь — по другой. Ты бы умывался хоть иногда.

Я обвел взглядом окружающих нас учеников, не смеялась только Сакура, смотревшая с сочувствием, Хината, и Саске, презрительно скривившийся. Ино хихикала в кулачок, остальные ржали до слез.

— Вы тут смейтесь, сколько хотите, а я пойду мыться — я развернулся, и только собрался отправиться приводить себя в порядок, как был остановлен возгласом учителя.

— Узумаки!

— Да, Майто–сенсей?

— Возьми — он протянул мне желтую шелковую повязку — Носи это на занятиях в академии — он сокрушенно покачал головой — Я ожидал от тебя большего.

— Как скажете, Майто–сенсей — я взял тряпочку из рук учителя.

И вытер ею лицо.

Глава 21

За прошедшие с так называемого «экзамена по тайдзюцу» пару недель преподаватели академии, видимо вдохновившись примером бравого Майто, также провели некие тесты или зачеты, призванные выявить ленивых, нерадивых, глуповатых, и так далее, учеников. Все строилось по одному и тому же сценарию: накануне учитель объявляет о тесте, на следующий день проводит его, награждает каким–либо хламом победителя, и вручает символ поражения показавшему слабейшие результаты. В качестве приза выдавалась всякая полезная мелочевка, вроде кистей для письма, книжек или блокнотов, в качестве наказания — повязка или значок, крепящийся к одежде посредством булавки, с поясняющей надписью, долженствующей погрузить славного обладателя сего знака отличия в пучины всеобщего порицания.

Я собрал полную коллекцию.

В нее попали: желтая шелковая «слабак» от Майто (отстирать ее я так и не смог), забавный значок «кривые руки» от Кано–сенсея, учителя каллиграфии, повязка «неуч» от Такуи–сенсея, преподававшего нам историю, еще один значок от преподавателя математики, повязки с дурацкими прозвищами от преподавателей географии, биологии, химии, и жемчужина коллекции — настоящая Налобная Лента Позора, которую мне выдал сам Ирука Умино — за недостойное поведение. Снабдил он меня ею, наверное, по совокупности, когда я собрал все регалии, которые к тому времени получил, нацепил их разом и явился в таком виде в академию (повязки (все) связал в пучок и повесил на пояс, значки тоже не утаил). Официальным же поводом стало очередное грубое нарушение дисциплины в моем исполнении.

Как–то в столовой неугомонный Инудзуки Киба вздумал попрекать меня неуспеваемостью. Выступал он долго, нудно, сомневался, как обычно, в моей пригодности к обучению на шиноби, подозревал в великом тупоумии, безграничной лени, обвинял в общей недоразвитости. Мне это быстро надоело, а поскольку инстинкт самосохранения в Кибе к этому времени выработался очень хорошо, и вещал он с другого конца обедненного зала, то для того, чтобы заткнуть фонтан его красноречия, пришлось применить некоторые подручные средства. Так, в частности, я выбрал помидор, из тех, что больше и сочнее, со всей вежливостью попросил его у Ино, на чьей тарелке он находился, из майтовой повязки (один хрен вся в пятнах) скрутил примитивную пращу, и с помощью нее доставил вышеупомянутый овощ адресату. Конечно, проникающее действие подобного снаряда невелико, именно поэтому я и не целился в голову. Перезрелый помидор, как метательное оружие, славен другими качествами — так угадить красивые новые жилет и рубаху с одного попадания, уверен, не способен ни один другой продукт питания, из тех, что нам подавали в столовой.

Наградой мне стали: дежурное уверение в скорой моей смерти, высказанное милашкой Ханой Инудзуки, присутствовавшей в столовой и наблюдавшей за происходящим, вид потерявшего дар речи от возмущения и комично разевавшего рот Кибы Инудзуки, и красивая белая повязка с иероглифами, призванная продемонстрировать окружающим всю глубину моего падения и крайнюю степень морального разложения, врученная мне по итогам сего происшествия славным шиноби Умино Ирукой. Заодно и профилактическую беседу провел среди меня, не откладывая в долгий ящик, с целью разъяснения мне моей же нерадивости и искоренения оной. Вызвал меня к себе сразу после обеда — как только кляузы Инудзук, видимо, до него дошли.

— Наруто, учителя на тебя жалуются — Ирука вольготно развалился на своем стуле, мне же сесть не предложил, я так и стоял навытяжку, напротив него — Ты умудрился провалить абсолютно все экзамены, которые были. Что ты можешь сказать в оправдание столь скверных своих результатов?

Ха, ничего.

Никогда не стоит оправдываться. Оправдывающийся человек никому ничего никогда не докажет, лишь будет выглядеть глупо и жалко. И вину к тому же косвенно признает. Если не виноват — скажи свою версию событий, и твердо ее придерживайся, а мямлить и искать несуществующие причины неудачи, право, не стоит…

Не то, чтобы я был совсем не виноват в своих результатах… Нет, я мог, конечно, сказать, что на экзамене по каллиграфии (меня на нем, кстати, отсадили от Хинаты) у меня в руках сломались рукояти двух кистей, у третьей щетина стала жесткой, как прутья веника для подметания пола, а чернила приобрели столь странную консистенцию, что не насажать клякс на бумагу не получилось бы, наверное, и у самого Ируки. Или что на химии мой раствор нагрелся гораздо раньше ожидаемого и, вместо выпадения в нем осадка, на две трети выкипел, хотя я делал все по методике, уж что–что, а скрупулезности мне было не занимать (рассеянный маг обычно, целостность организма утрачивает очень быстро). Остальные–то предметы я честно сам завалил — хотя сложность заданий для меня была явно завышена (на мой взгляд, естественно). А на тайдзюцу вполне мог придти и первым, ну, в крайнем случае, не последним — тут уж точно только моя вина.

Так что…

— Признаю свою вину, Ирука–сенсей, целиком и полностью — я сокрушенно опустил глаза и всем своим видом постарался изобразить терзающие меня муки раскаяния, — Я должен больше времени посвящать учебе.

— Это так. Гораздо больше времени. Если тебе чего–то не хватает — учебных пособий, разъяснений — ты должен спрашивать учителей. Или обращаться ко мне. Ты прекрасно знаешь — обучение в академии шиноби Конохагакурэ — большая честь, но никак не обязанность. Мы никого тут насильно не держим — если тебе интересно заниматься какими–то другими делами, нежели учебой — тебе не стоит тратить время учителей. Есть много других учеников, которым интересно то, что им рассказывают, и будет гораздо правильнее, если внимание учителей будет доставаться им. — Ирука вздохнул, выпрямился на стуле — Ты вообще–то понимаешь, зачем все это нужно?

— Что именно, Ирука–сенсей?

— Ваша учеба, тренировки. Зачем Коноха тратит на вас деньги и время своих шиноби, пытаясь научить вас хоть чему–нибудь?

— Ээээ… Сила Конохи — в ее шиноби. А мы — они и есть, в смысле, будем ими…

Ирука поморщился.

— Воля Огня, Узумаки. Воля Огня ведет по жизни шиноби Конохагакурэ, она дает ему силу противостоять козням врагов и житейским трудностям. Она должна стать сутью, частью души шиноби — это то, что связывает прошлые поколения с будущими, и все мы стремимся стать сильнее для того, чтобы быть достойными наших предков, благодаря которым существует Коноха и мы сами. Но я не вижу отблесков Воли Огня в твоей душе. Меня это печалит — лень и небрежение учебой, вот что я вижу. Недостоин называться носителем Воли Огня лентяй, а как слабый шиноби сможет защитить свой дом?

Я как мог, пыжился, пытаясь изобразить раскаяние и угрызения совести. Не знаю уж, как это выглядело со стороны, но Ирука, вроде как, смягчился.

— Надеюсь, ты понял, что я хотел донести до тебя, юный Узумаки. Шиноби Конохи не может быть слабым…

— Я стану сильнейшим! — имидж — наше все! — Ой, простите, Ирука–сенсей.

— Чтобы стать сильнейшим, надо приложить усилия, не так ли? — он едва заметно улыбнулся краем губ — Само ничего на тебя не свалится. Заниматься усердно и всем сердцем понять и принять Волю Огня, и тогда, может быть, ты станешь одним из самых преданных воинов Конохагакурэ, станешь воистину избранным! И тебя сочтут достойным пополнить ряды истинных носителей Воли Огня и стражей Конохи — воинов АНБУ.

— Конечно, Ирука–сенсей, я сделаю все, чтобы добиться этой чести! — восторженно таращиться на командование, изрекающее перлы вселенской мудрости (по мнению самого командования), а по моему — несусветную хрень — я научился еще в прошлой жизни.

Умино, кажется, проникся моим верноподданническим порывом.

Хорошо, что он не может читать мысли. А иначе, от вида того, что именно мне покласть на «Волю Огня» и, главное, размеров этого самого, его бы хватил кондратий. Присяга — она дается один раз, и этот раз уже был. И Воля Огня для меня — пустой звук, ну а Коноха — лишь место жительства.

— Это хорошо, что ты понял и принял к сведению мои слова — он снова расслабленно откинулся на спинку стула — Но ты должен понимать суть своих поступков, и научиться нести за них ответственность. Поэтому — он протянул мне налобную ленту — Будешь носить вот это. За плохую учебу, дурное воспитание (ага, кто бы им со мной занимался!), систематическое нарушение дисциплины.

Вот теперь моя коллекция полна.

— Да, Ирука–сенсей. Я понял вас. Позвольте мне сдать экзамены повторно, на этот раз я буду готов.

— Иди, Узумаки. Я, так уж и быть, дам тебе еще один шанс доказать свою полезность Конохагакурэ. Не подведи меня.

— Спасибо, Ирука–сан, я не подведу! — а теперь улыбка от уха до уха (чуть рожа не реснула) — Я стану сильнейшим шиноби!!!

— Иди уже…

Пора посетить библиотеку академии, раз уж мне «дали второй шанс». Не то, чтобы я так боюсь отчисления, просто не стоит гадить в колодец, из которого пьешь. Если кормят, учат полезному — надо пользоваться, а не кривить рожу и привередничать.

Так что вперед, в местное хранилище знаний. Наконец–то у меня появился шанс вдоволь поковыряться в нем, не вызывая подозрений своим неуместным любопытством!

Я бывал в библиотеке раньше — получал тут некоторые учебные пособия, по общему курсу предметов. Но вот чтобы целенаправленно придти, и покопаться в залежах местной мудрости — все как–то не до того, или повода подходящего не находилось. Ну и со временем свободным, тоже туговато. Но вот теперь есть и время, и возможность, и прямое указание куратора курса — идти и зубрить.

Чем и займусь.

Помнится, когда я первый раз посетил это помещение, ожидал, что отыщу тут множество трудов по магии — те же свитки с техниками или труды по местным колдовским дисциплинам, вроде того, которым меня так любезно снабдила старшая Инудзуки. Раскатал губищу: думал — вот оно, вот оно, то место, что хранит знания и секреты колдовского искусства!

Губищу, однако, пришлось закатать обратного — ничего подобного тут не было. Нет, было много другой полезной информации — труды философов и мудрецов, разнообразные пособия по изучаемым предметам, художественная литература, опять же, присутствовала. Открыл одну книгу из этого раздела, за авторством некоего Джирайи — пролистал — какой то приключенческо–любовный роман оказался. Приключения — так себе, любовь — тоже не очень, хотя и совсем уж откровенностей не было — так, в общих чертах описано… Роман был, тем не менее, изъят из моих рук библиотекарем — престарелым дедком, хромым на одну ногу и с покрытым шрамами лицом. Мотивировал он это тем, что рано, дескать, читать мне пошлые романы самого Эро — Сеннина — Развратного Отшельника. А то, чего доброго, плохому научусь…

Пхэ… Плохому я научился уже очень давно, и пошлости особой в книге не заметил. Я и сам мог бы наваять не хуже, если уж речь идет о книгах для взрослых! А что? Похабная сказка «Волчица и семеро козлов»! Или про заколдованную принцессу, которую герой должен разбудить поцелуем, но так лежала она много лет, хотя героев там побывать должно было куда как немало! Ну да ладно… Не за тем явился.

Начать я, кстати, решил с предмета уважаемого мной Такуи–сенсея — истории.

Объяснил библиотекарю, зачем пришел, тот похмыкал, но книги мне выдал. Много. Выделил мне стол, за которым мне предстояло разгонять тьму моего невежества божественным светом науки, и отбыл, сказав перед этим, чтоб сии печатные издания я не растаскивал никуда, а как закончу ознакомление — сказал ему.

Ну что ж, надо — значит надо.

Однако, вопреки моим ожиданием, информация, мало того, что довольно интересная, но и имеющая ко мне самое прямое отношение, попалась довольно быстро (не прошло и пары часов).

А именно — тот раздел истории, где описывалось славное житие Риккудо Сэннина. А если еще конкретнее — история биджу и борьбы с ним.

Если вкратце, то жил да поживал себе неведомо как прорвавшийся в этот мир демон. Причем, если судить по описаниям злодейств, им совершенных — демон не простой, а кто–то из высших, потому как обычный бес, демон–солдат, вестник, или даже, генерал, таких бесчинств, как описывалось, организовать не могли. Почему он был один, без свиты — непонятно, обычно сущности подобного ранга в одиночку не шляются… Впрочем, да. В каждой избушке свои игрушки, может здесь так принято.

Так вот, нашлась управа на проклятого. Явился герой, осененный светом божественной благодати, и расточил нечисть! Героем выступил местный демонолог, вышеупомянутый Риккудо Сэннин, но для пресечения демона выбрал способ мало того, что очень странный, но и наводящий на некоторые мысли, относительно благородных мотивов сего поступка. С помощью некоего ритуала он вышиб душу демона из его плотской оболочки, но изгонять каким–либо методом не стал. Поступил по–другому: заточил душу демона в своем теле.

Я честно проникся к мужику уважением, неважно уж, какие мотивы им двигали: яйца у него были не железные, а воистину булатные.

Положительные эффекты от такого его решения, конечно, весомые! Демон побежден, все ликуют, герою слава. А сам герой, стал, по сути, сам себе магическим источником… При условии, разумеется, что смог бы одолеть демона, уже в своем теле. Но, видимо, смог.

Отрицательные моменты такого решения тоже все на виду: чтобы использовать энергию демона (иначе, зачем так рисковать?), а, возможно, и некоторые его способности и качества, потусторонняя тварь должна быть каким–то образом принуждена к сотрудничеству. Все равно как: путем ли заключения договора, либо же будучи побежденной и связанной. Насчет договора — сомневаюсь, потому, как в подобных случаях гости из Бездны требуют плату, и никто никогда не слышал, чтобы демон при заключении договора продешевил! Так что вероятен второй вариант — принуждение. То есть, тот самый демонолог сражался с демоном, по сути, ДВА раза. Причем, если бы проиграл во второй раз — то стал бы полноценным одержимым, и тварь снова бы принялась шляться по просторам этого мира, только уже в новом костюме из Риккудо Сэннина. Но дядька оказался готов, и справился.

Тело же демона он «запечатал в сфере из камня, что, будучи отправленной на небо, является ныне луной». Оставим сие на совести летописцев — отправлять куда–то обиталище высшего демона — надо быть совсем уж скорбным разумом. Артефакты, великие зелья, оружие — чего только не понаделать из плоти, пропитанной демоническими эманациями!

Впрочем, неважно. А интересно то, что перед смертью, демонолог, отлично понимая, что как только его сознание погаснет — тварь из его тела вылезет наружу (да и душу его схарчит, если окажется достаточно расторопной), принял меры. А именно — разорвал сущность демона не несколько кусков. На девять, если быть точным. И отпустил. Девять получившихся в итоге осколков сущности высшего, гадить и пакостить так же масштабно, как умел их славный предок, не могли, но неприятностей доставили тоже немало. Но и на них управа нашлась, в виде могучего Хаширамы из клана Сенджу, коий их отлавливал и запечатывал, дабы не безобразничали. В людей.

Такие дела.

И вот, что мы имеем? А имеем мы хитрую школу демонологии, пользуясь знаниями которой умельцы могут создавать что–то вроде контролируемой одержимости. И имеем, соответственно, меня — со странной конструкцией в пузе, в которой сидит нечто. Как там старая Микото меня пугала: «Ночью приходил демон, мне рассказывали те, кто его видел — демон выглядел как рыжий лис, с девятью хвостами. Огромный лис, намного выше башни Хокаге, может быть, 30 метров, или даже больше. Биджу, это был огромный, могучий, полный черной злобы биджу».

Замечательно, что сказать…

И почему я не рад такому наследству? Разбираться с ним, однако ж, все равно придется, хотя, надеюсь, нескоро, ибо я не готов. И долго еще не буду готов.

Но время у меня еще есть…

Как впоследствии оказалось, я ошибался. Есть время подготовиться? Как подметил какой–то философ — хочешь рассмешить богов — поведай им о своих планах.

Глава 22

Зря я про Майто наговаривал, определенно зря. От повторной сдачи экзамена по своему предмету, он меня освободил, заявив, что, во–первых, знает мои настоящие возможности, во–вторых, расстройством зрения не страдает, и отлично видел, кто на самом деле пришел последним. Но, как он, поморщившись, мне сообщил, правила одни для всех, поэтому горе проигравшему. Мне то есть.

От дополнительных занятий со мной он, впрочем, отказался, отговорившись недостатком времени. Я предполагал нечто подобное, поэтому не расстроился. Думаю, предложи я ему что–либо, могущее его заинтересовать — время бы нашлось, но такова жизнь, хочешь — плати, а коли нечем башлять — шагай лесом. Я и сам бы так же поступил, если честно.

Ну что ж, сказано мудрыми: если нет хозяйки — горничную примени умело, поэтому за неимением хорошего тренера, буду совершенствоваться, как и раньше, самостоятельно.

От занятий меня, впрочем, провалы на экзаменах не освободили, учебная нагрузка только возросла, поэтому свободного времени, которого и ранее было мало, не оставалось совсем. Но я справлялся, правда, свободного времени оставалось совсем в обрез. Я похудел и осунулся, под глазами появились темные круги, но, тем не менее, пересдал почти все. Кроме той самой каллиграфии — сегодня отмучаюсь…

И спать…

Всю ночь, и на следующий день, минимум до полудня!

— Узумаки! — гаркнул мне в ухо подкравшийся Майто Гай — Ты уснул? Пятьдесят отжиманий!

— Но Майто–сенсей я не…

— Семьдесят!!!

— Да Майто–сенсей — прямо чем–то родным повеяло, так школа егерей вспомнилась, один–в–один тамошние наставники: виноват — отжимайся. Не виноват — все равно отжимайся…

— А ты, Харуно, ты, чем тут занимаешься? — он повернулся к Сакуре, потиравшей кулачки, отбитые ею об мои локти — Что это за пляски вокруг этого бревна? — он махнул рукой в мою сторону. Я, тем временем, уже толкал землю, так как сенсей за нерадивость мог и еще накинуть.

— Я почти победила, Майто–сенсей, не говорите так! Узумаки уже не мог атаковать меня!

— Да! Не мог… Потому что почти уснул!!! — учитель навис над съежившейся девчонкой — Массаж ты ему делать будешь в свободное от моих тренировок время, а когда я говорю вам биться — надо биться!!! Один спит на ходу, вторая занимается, непонятно чем… Что за молодежь–то пошла такая, а?

— Да, Майто–сенсей… я буд…

— Когда Узумаки закончит — продолжите. И чтоб я больше такого непотребства не видел! Понятно? — он отвлекся от учиняемого нам разноса — Нара! Еще один любитель поспать на тренировке… Нара!!! Пятьдесят отжиманий!!!

Майто ввел полноценные спарринги на тренировках. Причем пары в них назначал сам, по какому–то ему одному понятному принципу. Сегодня мне вот в пару досталась Сакура. Угрозы она не представляла никакой совершенно, поэтому я, машинально отмахиваясь от ее неуклюжих атак, или подставляя под них разные твердые части тела — вроде локтей и голеней, впал в нирвану, предвкушая заслуженный отдых. Майто это заметил, и вознегодовал, надо сказать, справедливо.

Впрочем, бить это худенькое розоволосое недоразумение я все равно не собирался, так что продолжили мы в том же духе, недолго, правда.

— Закончили. Так, Узумаки, слушай, что тебе скажу, парень — Майто успокоился и был предельно серьезен — В бою ты не должен смотреть, кто перед тобой — будь то ребенок, женщина, старик. Если ты начнешь жалеть противника — ты труп, потому что он тебя жалеть не станет. Ну а если ты о своей жизни не думаешь — подумай о товарищах. Глупо погибнув, ты подставляешь под удар и их тоже.

Да, он прав на все сто. Я знаю, что такое война.

— А ты, Харуно… Тебя можно похвалить за старательность, но этого мало. Слишком мало. Упорство и воля — вот над чем тебе следует работать. И больше времени посвящать тренировкам. Теперь ты, Нара…

Пользуясь тем, что Майто отправился разъяснять ошибки соседней паре и внимание на нас обращать перестал, ко мне приблизилась Сакура.

— Я не сильно тебя побила, Наруто?

— Нет, не волнуйся, все в порядке.

С активированной «шкурой», действие которой мне удавалось поддерживать теперь все время на корпусе, руках, спине и шее, те шлепки, которые она называла ударами, не ощущались совершенно. То есть совсем. Оно и понятно: правильная «троллья шкура» держала скользящий удар меча, и чтобы ее проскрести, необходимо нечто большее, чем не поставленные как следует удары девчонки.

— Но ты все равно молодец — я решил немного приободрить девчонку — ты пару раз почти меня достала!

— А знаешь, я вот что подумала… — розоволосая дернула меня за рукав, чтобы снова привлечь к себе внимание — Я знаю, что ты тренируешься самостоятельно, поэтому ты такой сильный и выносливый, а Майто–сенсей сказал, чтобы я занималась самостоятельно. И этим я буду заниматься с тобой!

(чуть не ляпнул в ответ что–то вроде «молодая ты еще, что бы со мной ЭТИМ заниматься»)

— Эээ… Сакура… Понимаешь, у меня тяжелые тренировки и я не хочу отвлекаться на посторонних, которые скиснут через полчаса пробежки…

— Я справлюсь. Мне надоело быть все время последней.

— Но вставать надо рано! Я встаю с рассветом, иначе времени ни на что не хватает — я не оставлял надежды убедить девчонку в никчемности и бесперспективности ее затеи.

— Я… Нет, я справлюсь — она на миг заколебалась, но упрямство взяло верх — Говори, где встречаемся!

(твою же ж мать…)

— Может, подумаешь хорошо? Не нужны тебе эти тре…

— Я решила. Мне надоело быть самой слабой и вечно отстающей! Ну, пожааааалуйста — протянула она жалобным голосом, просительно заглядывая мне в глаза — Мне нужно это!

— Ай, ладно — все равно от нее не отвяжешься, если уж вбила в голову, не отстанет — Завтра на рассвете будь у моего дома.

Пару раз сходит — и самой надоест. Тем более что по утрам у меня только ОФП, и учить этот розоволосый репей ничему не надо. Да я и не буду.

— Да, жалкое зрелище — голос, раздавшийся за спиной, принадлежал Неджи Хьюга.

Я обернулся и вопросительно посмотрел на него. Тот кивнул на Харуно, отошедшую от нас на десяток шагов, и общающуюся о чем–то с Ино.

— Она слишком слаба, чтобы стать достойным шиноби — продолжил Неджи, пренебрежительно ухмыльнувшись — А на твоем месте я бы ее не жалел, надо сразу показать ей, что она ничего не стоит. На миссиях ее щадить не будут, станет обузой, а то и свою группу подведет под удар, провалит задание. Да и вообще — он глубокомысленно покачал головой — Бесклановым нечего делать в академии, редко толк выходит из этого, а уж тем более — из бесклановых девчонок.

Вообще–то, в чем–то он прав. Семейные знания, те, которые посторонним не передаются, опыт и навыки старших членов клана, передаваемые ими подрастающему поколению, дают весомое преимущество над теми, кто все это получить не может и вынужден вертеться сам. Достойное воспитание, обучение, финансовые возможности, влияние — все это идет на пользу клановой молодежи. Даже завидно немного…

И, кстати, это он, говоря про бесклановых, и меня имел в виду? Клан Узумаки уничтожен, так что я формально — самое оно. Тогда — не вопрос, поставит нас как–нибудь Майто в пару — покажу, насколько болючими порой бывают зуботычины от бесклановых, ибо уважение надо прививать с юности, а то потом на шею сядут.

Или это еще один золотой мальчик корчит из себя бывалого? От горшка два вершка, а туда же, в академии ей нечего делать, надо же…

Да, повидал я таких в прошлой жизни. Сопливые зеленые лейтенанты пехотных рот или эскадронов кавалерии, получившие звание по протекции папаши, до первого боя — пуп земли, самомнение выше гор, а как свалка начинается — бегущие в тыл впереди собственного визга. Хотя, справедливости ради, видал и других — хоть и бледные, как покойники, и уже с полными штанами — но держались.

К тому же, у нас с Сакурой вполне себе дружеские отношения, она несколько раз помогла мне с учебой, так что не стоит давать ее обижать.

— Решать, кто достоин, или же не достоин учиться в академии — не нам. Раз она здесь, значит так и должно быть. И при чем здесь клан, кстати? Скажу тебе, Неджи, думается мне, что не так важно, кто твои родители, или прочая родня, главное — что ты сам из себя представляешь. Так что, прежде чем осуждать других, подумай сперва о себе. И еще, что хочу сказать: Харуно — мой друг, и не говори при мне о ней плохо.

— А я тебе еще раз говорю — Неджи презрительно фыркнул — Слабакам, тупицам, неучам, и бесклановым не место в академии. Не нужны Конохе такие шиноби, только позориться будем.

— Громкие слова, Хьюга, слишком громкие — достал он меня своими рассуждениями, про достойных и недостойных, слабых и глупых, ладно бы, слышать подобное от преподавателей, те в состоянии оценить не текущее состояние ученика, а перспективы его развития, но от этого сопляка… — Ты сам–то насколько хорош? Кроме этих дурацких речей я пока ничего выдающегося в твоем исполнении не видел. На миссиях будешь вражеских шиноби до смерти забалтывать?

Хьюгу перекосило.

— Ах, так? Да ты сам ничем не лучше этой слабачки Харуно! Правду говорил Инудзуки, что твое дело — подметать улицы и выносить мусор. Зря с тобой сестра возится, толку с тебя тоже не будет. И Хиаши–сама зря… — он осекся и замолчал.

— Болтай, болтай — я тяжело вздохнул — Мало нам одного клоуна — я махнул рукой в сторону перетаптывающегося и размахивающего руками Кибы (разминка что ли?) — Теперь второй появился?

— Что, уже хочешь узнать, насколько я хорош? — прошипел Неджи (ох ты, разозлился чернявенький) — Так прямо сейчас и проверим?

— А то! Проверим!

— Так, все лишние быстро ушли с площадки — это громогласный Майто Гай наводит порядок — следующие пары: Яманака Юки — Инудзуки Киба, Яманака Ино — Хьюга Хината, Учиха Саске — Хьюга Неджи…

— Отложим разговор, Узумаки — скривившись, бросил мне Хьюга — Впрочем, можешь посмотреть, что такое тайдзюцу клана Хьюга. Посмотри, тебе скоро придется попробовать его приемы на своей шкуре! Если не струсишь, конечно.

На площадке же, тем временем, развивалось весьма по началу интересное действо, а именно — поединок двух моих подружек, Ино и Хинаты.

Обеих явно учили еще и в кланах, по крайней мере, то, что демонстрировали девочки, Майто нам не показывал. А посмотреть, опять же, было на что.

Ино все время атаковала, довольно резко и жестко причем, хотя, как по мне — разнообразия бы ей побольше. Мало приемов в арсенале попросту, но видно, что занимается помимо академии. И, на что я обратил внимание — она не думает, что ей сделать вот прямо здесь и сейчас, как это часто свойственно новичкам в мордобойном искусстве, а выбрасывает отработанные комбинации или резкие одиночные удары. Правда, не попадает, в чем заслуга ее противника. Противницы, то есть. Но, смотрится она все равно неплохо, и с той приснопамятной стычки девочка сумела здорово измениться. Думаю, с одним из тех безобразников, что больше года назад понаставили им с братом синяков, она сейчас бы справилась.

Хината, в противоположность от резвой Ино, атаковать не торопилась, а, наоборот, сосредоточилась на защите. В чем и преуспела: она даже не пыталась блокировать удары Яманаки, а плавными движениями смахивала их, или просто уходила с линии атаки. Красиво у нее получается, как танец просто. Даже Майто, похоже, нравится, хотя он вида не показывает.

Красота эта продлилась, однако, недолго.

Как выяснилось, защищаться Хината умеет гораздо лучше, чем атаковать, и когда она попробовала проделать последнее — случился конфуз. В очередной раз, провалив Ино, она попыталась нанести удар ногой ей вдогонку, но получилось это у нее как–то коряво и настолько неприцельно… Короче, получив смачный пинок по попке, звук шлепка от которого разнесся над площадкой, Ино мгновенно осатанела. Одним молниеносным прыжком она преодолела дистанцию, между собой и противницей, после чего девочки, забыв про все свои умения и навыки, вцепились друг другу в волосы.

Да, это особое женское дзюцу… Визжание и попытки исцарапать лицо, пинки и пощечины… Не хочу на это смотреть.

Майто, похоже, мое мнение полностью разделял. Замычав, как от зубной боли, он страдальчески закатил глаза и хлопнул себя по лицу, не в силах наблюдать все это безобразие, творившееся на его глазах. Народу, меж тем, зрелище нравилось. Прочие ученики окружили этих двух тигриц, и азартно галдели, среди них я заметил Кибу, с расквашеным носом, и Юки, с наливавшимся на скуле синяком, из чего сделал вывод о ничейном результате их поединка. Учитель же тем временем принялся проталкиваться сквозь толпу учеников к катавшимся на песке девочкам, с целью недопущения дальнейшей эскалации конфликта и прекращения боевых действий, между воюющими сторонами.

Что ж, пожелав про себя удачи ему в этом благом начинании, я отправился в другой угол площадки, туда, где весело проводили время Учиха и Неджи Хьюга.

Там события развивались также довольно интересно, даже чем–то похоже, на поединок девочек. Нет, парни не таскали друг друга за волосы, но вот сам ход боя…

Стиль и тактика, применяемые Неджи здорово напоминали таковые в исполнении Хинаты, что, в общем, и понятно (школа то у них одна), но вот злости и агрессии у него, в отличие от сестры, было хоть отбавляй. Защищался и уворачивался он, правда, не то, чтобы хуже, но как–то небрежно. Хотя и довольно успешно, по крайней мере, Учиха его ни разу так и не достал. Зато сам нахватал полную авоську люлей: и в пузо, и по ногам, под оба глаза и, судя по распухшему уху — туда тоже. Сам Учиха ничего выдающегося не демонстрировал — зато исправно отбивал удары Неджи своей рожей и ребрами, медленно зверея от бессилия. Как на мой взгляд — их поединок смысла уже не имел, потому как, отвесив Саске еще пару оплеух, Хьюга принялся откровенно издеваться. М-да, вот так и наживают врагов до гроба… Взялся бить морду — бей, задумал убить — убивай, а глумиться ни к чему. Впрочем, лезть к ним я не собирался, ибо сказано мудрыми: двое — в драку, третий — в жопу. Чужие разборки должны оставаться чужими.

Я оглянулся, ища взглядом Майто — не пора ли ему прекратить этот балаган. Тот обнаружился в толпе учеников, он левую руку положил на голову Ино, правую — на голову Хинаты, и таким образом пытался удержать рвущихся в бой девчонок на расстоянии друг от друга, что–то еще при этом пытаясь им объяснить. Бесполезно: юные леди не хотели слушать наставлений учителя, они жаждали дорваться друг до друга, чтобы умело применить к противнице свои когти и зубы, а так же всласть вывалять по песку и выдрать волосы.

А у нас тут события принимали интересный оборот.

Хьюга уже даже не вкладывался в удары, просто развлекался, Саске же совсем потерял голову. Да и выдохся он уже порядком — промахи–то выматывают, будь здоров! Наконец, получив еще несколько обидных тычков от Неджи — он сорвался. Не знаю, на что он рассчитывал, но от его медленного и какого–то тягучего удара ногой в голову, да еще в прыжке, увернуться смогла бы и старая торговка Микото, что уж говорить о Хьюге. Тот спокойно отшагнул в сторону, дождался, пока Саске приземлиться, и просто пнул его под колено опорной ноги — Учиха сложился в коленно–локтевую позицию. А Неджи — Неджи не придумал ничего лучше, чем сильно толкнуть его ногой в корму, от чего Саске еще и зарылся лицом в песок. Зря он это сделал…

А Хьюга еще и ко мне обернулся, эдак намекающе кивнув на поверженного Учиху. Надо полагать, намекает, что не минует меня чаша сия, коли не склоню буйну голову перед величием хьюгиным.

Глядя на сотрясающуюся крупной дрожью спину Учихи, я понял — сейчас что–то произойдет. Оказался прав.

Тот медленно встал и также медленно развернулся к Неджи.

— Ты… Убью!!! — прохрипел он, совершенно сдурев от боли и унижения, и прыгнул к Хьюге.

Его лицо перекосилось от бешенства, он явно себя не контролировал. И что–то непонятное творилось с его глазами: они приобрели насыщенный, какой–то багрово–красный цвет, и мне показалось, там появился дополнительный зрачок? Брррр… почудится же…

Теперь Неджи приходилось только защищаться, и делать это не в пример более тщательно, чем раньше, а иначе взбесившийся Учиха раскатал бы его в блин. Пока получалось, но спустя минуту–другую я понял, что толи Учиха как–то приспособился, толи Неджи сдал или струсил — но удары Саске начали доходить до цели. Один, другой — под глазом у Неджи уже наливается гематома, он перестал успевать за противником и уже не старается уходить от ударов, а чаще прячется за глухим блоком, что, по моему мнению, поможет ему не сильно.

Так и случилось — парой ударов Саске развел его локти, и долбанул в разрез так, что аж гул пошел, откуда и силы–то взялись. Попал точно в лоб, и Неджи укатился через спину, потеряв по дороге свою черную налобную повязку, которую носил постоянно. Ориентации он, впрочем, не потерял, и на ноги встал твердо, хотя коленки у него ощутимо подгибались. А что это у него на лбу? Какой то крест, косой, с расширяющимися концами перекладин, и черточки какие–то еще… Странноватое какое–то украшение, непохожее на знак отличия, иначе он бы не скрывал его повязкой. Может, это клеймо? Или печать, вроде моей, и в нем тоже кого–то поселили? Непонятно, да. Спрошу Хинату. А действо, которое мне так интересно наблюдать, пора бы и пресечь, пока до серьезного членовредительства не дошло. Могу и сам, но не буду, ибо нехрен. Майто отказался помочь мне — пусть сам и занимается тогда своими учениками.

— Учитель! — кричу ему — ноль внимания.

— Майто–сенсей!! — фунт презрения.

— Учитель!!! — я так голос сорву — Учиииитеееель, ***!!!

Услышал, наконец. Я молча показываю ему на происходящее — он проникся. Отпустив, наконец, девчонок, он переместился ко мне. Одним прыжком.

Хочу уметь также скакать… Хотя, чего это я. Как это делать — разобрался, дело в практике.

— Что происходит?

— Дерутся уж слишком злобно, я подумал, что вам стоит присутствовать, Майто–сенсей.

— Да уж, слишком. Почему не разнял?

Пхэ… Свою работу делай сам.

— Вы не давали команды, учитель — я пожал плечами — Думал, вы все видите…

— Думал он… — пробурчал Майто, но все–таки решил вмешаться, и вовремя, потому что Неджи приходилось уж слишком туго.

— Так, закончили!

Хьюга был обеими руками за, но вот Саске, видимо, решил вернуть с процентами все, что наполучал от него.

— Я сказал — ЗАКОНЧИЛИ!!!

Никакой реакции.

Тут Саске повернулся к нам лицом, и Майто, увидев его глаза, грязно выругался. Он переместился к дерущимся, и одним движением отшвырнув Хьюгу в сторону, двумя ударами (скорее уколами пальцев) в точки на плечах Саске, парализовал ему руки, после чего, зашагнув ему за спину, с виду несильным ударом в затылок погасил ему свет.

М-да, славно размялись.

Глава 23

— Слушай, Хината, — нехорошо отвлекать девочку, когда она решает за меня мое же задание (не то, чтобы я сам не могу, но мне лень) — А что за штука у твоего брата на лбу

— На лбу? У Неджи? — девочка насмешливо взглянула на меня, оторвавшись от тетради — Эта штука, Наруто, называется налобной повязкой, и служить может много для чего — волосы там прибрать, пот впитывать, чтоб в глаза не стекал…

Мне кажется, я плохо на нее влияю. Раньше Хината и такое понятие, как «ирония» были несовместимы.

— Ты же понимаешь, о чем я? Когда Саске дал по мор… ударил по лицу твоего брата, я хорошо рассмотрел этот рисунок.

Личико Хинаты сморщилось так, будто она укусила спелый помидор, а он оказался лимоном, однако, девочка промолчала, сделав вид, что полностью погрузилась в работу.

— Ну же, Хината–тян, расскажи мне! Интересно же, что там такое.

— Это… Это дело нашего клана, Наруто. Я не могу раскрывать секреты клана тем, кто не Хьюга — она сильно смутилась и виновато потупила глазки — Прости меня, пожалуйста, я правда не должна об этом говорить…

Ну да ладно, нельзя — значит нельзя.

— Это очень хорошо, что ты так здорово умеешь хранить секреты! Это качество так редко встречается у девушек, вижу, ты не только очень красива, но и очень умна — она не показала вида, что ей приятна похвала, однако, щеки девочки предательски заалели — Мне просто стало любопытно, но раз уж это тайна… Я, конечно же, никому не расскажу, про это клеймо.

— Клей… Как ты можешь сравнивать печать Младшей Ветви Хьюга с каким–то клеймом? — разозлившаяся Хината кинула в меня караН-дашом — Сам решай свои задачи…

Облом — это какие–то внутренние терки Хьюг, мне, покамест, неинтересные.

Печать Младшей Ветви — если это то, о чем я думаю — забавная у них там ситуация в клане. Сразу вспомнилась магическая татуировка, которая наносилась рекруту при подписании контракта с армией или флотом Империи — ничего особенного, просто с помощью нее можно было всегда определить местонахождение человека. Держалась без обновления она примерно полтора года (минимальный срок контракта составлял три года) и была призвана искоренить дезертирство — мало ли, кто–то устанет от сурового армейского быта и захочет домой, к мамочке? Или, вот еще вспомнилось, разновидность наказания для провинившихся колдунов, когда татуировка (не простая, само собой) наносилась человеку напротив сердца, и блокировала все попытки пользоваться магией. Жуткая, на самом деле штука — от такого, бывало, и с ума сходили, что впрочем, понятно: вчера ты был магом, повелителем волшебных сил, а сегодня — обычный человечишка… Меня такое миновало, слава Богам, хотя знавал я людей, которые познали что это такое, на своей шкуре. Так вот они рассказывали, что ощущения от такого клейма похожи на чувство жажды, когда пить хочется неимоверно, а вода — вот она, рядышком, казалось бы, совсем чуть–чуть — и дотянешься. Но вот не дотянуться.

Впрочем, неважно.

— Ладно, ладно, не злись, Хината–тян, я же не знал…

— Узумаки! Ты все решил? — это Ирука Умино, решивший в кои то веки поприсутствовать на занятиях других преподавателей, выполняя, таким образом, обязанности куратора курса, укрепляет дисциплину — Если ты справился с заданием, то иди к доске, и продемонстрируй нам свои знания!

— Конечно, Ирука–сенсей.

Мариновали меня у доски они на пару с преподавателем все оставшееся до конца занятия время.

На следующем уроке экзекуция продолжилась — Ирука всерьез озаботился моим моральным обликом и самым решительным образом принялся наставлять меня на путь истинный, всемерно прививая мне тягу к учебе.

Одолевал, короче, как только мог, прилично этим меня задолбав, от чего на последнем уроке, коим была каллиграфия, я, как обычно снабдив Хинату своей работой, погрузился в раздумья.

В чем причина такого ко мне внимания?

У меня, конечно, не самые лучшие результаты по общим предметам — но и не худшие! До заучки Сакуры или до той же Хинаты далеко, но, тем не менее, держусь в серединке, что, естественно, для меня не сложно.

Так какого демона проклятый Ирука до меня докапывается? Есть ведь и более слабые, в плане учебы, ученики — тот же Киба, к примеру…

Н-да, непонятно.

Задумавшись, я машинально водил караН-дашом по листу бумаги.

Проблем я вроде как больше не доставляю, или это просто неприязнь — ну вот бывает так, что люди инстинктивно друг другу не нравятся?

Пребывая в раздумьях, я заметил, как Хината, поглядев на рисунок, получившийся у меня, крепко зажмурилась и покраснела так, что от ее лица, наверное, можно было бы прикуривать.

Я обратил взор на свой листок — там вполне узнаваемо был изображен славный шиноби Ирука Умино, совокупляющийся с пальмовым крабом.

А хорошо ведь получилось, правдоподобно…

Несомненно, лучше это убрать, от греха подальше. Но выкидывать не буду: вот захочется мне увидеть смущенную Хинату — покажу ей это снова.

— Узумаки!

(да чтоб тебя!)

— Да, Ирука–сенсей.

— Справился с заданием? Иди–ка к доске, и расскажи нам о…

Вот опять стою у доски, отвечаю на каверзные вопросы Ируки и Кано (преподавателя этого предмета) — все как обычно. Однако вот замечаю, как в открытое окно влетает какая–то штукенция, и застревает в волосах у Учихи. Интерес преподавателей и учеников прикован ко мне, и никто не обращает на это внимания, поэтому тот беспрепятственно посылку получает. Ею оказалась деревянная стрелка, с намотанной на нее бумажной лентой с иероглифами, от прочтения которой покрытая синяками (хотя, за прошедшую неделю они почти сошли, но желтоватые разводы все еще были хорошо видны) рожа Саске приняла выражение крайнего удивления, а глаза предприняли попытку вылезти на лоб. Удивление, смешанное со злобой — вот так даже вернее будет. Любопытная Ино, сидевшая на этом занятии с ним за одной партой, заглянула ему через плечо — по мере прочтения записки, ее лицо также приняло озадаченное выражение. Саске, заметив постороннее внимание к своему посланию, резко смял записку в комок и спрятал в карман.

После окончания занятий, когда я уже отправился домой, дабы перекусить перед тем, как идти на работу в больницу, меня догнала Ино.

— Погоди, Наруто — девочка, догнав меня, схватила за рукав — Подожди! Нам надо поговорить.

— Да, конечно, Ино. Что ты хотела?

— Ты видел? — девочка немного волновалась, и явно что–то задумала.

— Что именно я должен был видеть?

— Записку! Не притворяйся, ты смотрел в нашу сторону, когда она прилетела.

— И что? Это не запрещено законом — кидаться мусором. Саске мне не нравится, и я сам бы с удовольствием в него чем–нибудь кинул. И вообще, раз записка была адресована Саске — мне–то какое до этого дело?

— Я… Прочитала ее почти всю…

— И что? Любовное послание? У Саске завелась поклонница? — я пожал плечами — Чего волноваться? Да ты, никак, ревнуешь?

— Пфэ… Да нужен он мне… Нет же! Слушай: ему сегодня назначили встречу, через час после полуночи! Там написано, чтобы он приходил один! Представляешь?

— С трудом. Ночью надо спать. И что дальше?

— А то — девочку распирало любопытство — Что она была подписана! Учиха И…

— И что?

— Учиха, а дальше я не успела прочесть. Но ведь ясно, что если бы какому–то Учихе понадобилась встреча — он бы не стал приглашать на нее Саске таким образом! Ведь все Учихи живут в их квартале, и могли бы сказать все, что нужно сами, а, значит, это не один из них!

— Может, пошутил кто–то?

— Нет, я видела — Саске узнал почерк!

— Очень хорошо — из моей груди вырвался тяжелый вздох, Ино порой бывает чрезвычайно утомительна — Учиху зовут на встречу ночью, Учиха на нее пойдет. Если его там поймает и похитит синекожий Они (это такой местный бабайка, которым пугают детей) — я не расстроюсь.

— Я хочу знать, о чем они будут говорить! Думаю, отец будет мне благодарен за такую информацию! Он всегда говорил, что знание — это власть, и чем больше клан Яманака знает обо всех остальных — тем прочнее наше положение в Конохе. А тут — такое!

— Лучше расскажи обо всем этом отцу. Если что–то важное — пускай он и проверяет. И не дело химэ клана Яманака самой заниматься такими делами, как шпионаж за товарищем по учебе, ползая ночью по грязным закоулкам.

— Нет, я чувствую, тут что–то важное. Я должна знать! — девочка даже ногой топнула по мостовой, ее переполняли эмоции — Папа учил меня, что я должна быть самостоятельной, а сам слишком меня опекает. Вот сигнальный свиток даже всучил — она показала мне свернутый в трубку кусок пергамента, извлеченный ею из кармана — Чтобы я на помощь позвать могла. Ну что это такое? На миссии он будет вместо меня ходить? Я хочу доказать ему, что чего–то стою!

— Так от меня–то ты чего хочешь?

— Эээ… Ну, понимаешь… А вдруг это опасно? Я хочу, чтобы ты пошел со мной.

— Уффф… Ино, знаешь, я не люблю ночные прогулки. Попроси Юки — он любит искать приключения на то место, которым иногда думает.

— Я его даже не спрашивала! После того раза, когда ты нам помог с теми хулиганами — он никуда не хочет со мной ходить. Папа его наказал тогда.

— Ино, ну пригласи другого кого–нибудь! Думаю, любой взрослый член вашего клана сочтет за честь сопровождать тебя!

— Наруто, ты мне друг?

Я все–таки согласился ее сопровождать — ибо выдержать более полутора часов выклевывания мозгов оказалось свыше моих сил. Мы договорились встретиться с ней в полночь, и пройти кружным путем к месту предполагаемой встречи Саске с этим «Учихой И». На этом, наконец, блондинистая липучка оставила меня в покое, и я смог сосредоточиться на исполнении своих непосредственных обязанностей.

Хатеми, кстати, у которой я, как–то между делом, спросил — что это такое может быть, имея в виду печать на лбу Неджи Хьюги, не стала играть в загадки, а, в нескольких словах мне поведала, что же это такое. Не такая это и тайна оказалось. Вот не понимаю — с чего Хината так разозлилась… Не зря говорят — правда глаза колет! Я был прав: клеймо оно и есть клеймо. Обычное рабское клеймо, подобным на моей бывшей Родине метили каторжников–смертников, которым светило пожизненное на рудниках, за особо гнусные художества. Техника «проклятой печати» — так это тут называется — Джуиндзюцу. Конкретно Хьюги, делящие свой клан на две ветви, (старшую и младшую), лепят на лоб представителям младшей ветви джуин, с поэтичным названием «Птица–в–клетке», чем обеспечивают их верность и повиновение. Ну и еще какие–то функции, вроде как, прилагаются, какие — Хатеми не стала уточнять, но ясно, что все к одному — контрольно–сторожевая примочка. С другой стороны — оно понятно и правильно, власть в клане должна быть в одних руках, неважно, добиваются ли этого присягой, магической клятвой или рабским клеймом, ибо сказано мудрыми: корабль, у которого семь капитанов, плавать будет плохо и недолго.

Я, кстати, рассказал Хатеми о записке — та, поначалу, махнула рукой, считая все это детской блажью или глупой шуткой над молодым Учихой: ну, в самом деле, сложно представить, что приглашение на серьезную встречу будет доставлено таким несерьезным способом! Или же все это — хитрый способ вытащить меня на романтическую прогулку, а то — тут она погрозила мне пальцем — я, дескать, совсем не уделяю Ино времени, от чего та расстраивается и переживает.

Но потом, вспомнив, видимо, характер племянницы и ее склонность влипать в неприятности, все ж таки пообещала попросить кого–нибудь из взрослых членов клана прогуляться вечерком. За нами, имеется в виду, дабы присмотреть.

Но рабочий день подошел к концу, как и вечерняя тренировка — пришла пора отправится заниматься глупостями и бездарно убивать то немногое свободное время, которое у меня обычно оставалось на самообразование или отдых.

Ино встретила меня там, где и договаривались, причем, когда я ее увидал, то пришлось зажимать себе рот ладонью — это чтобы не заржать, уж больно комично она выглядела. Во всем черном, как настоящий шиноби на задании, с шапочкой из ткани, закрывающей лицо и голову и оставляющей открытой лишь глаза, впечатление портил только шикарный хвост золотых волос, который она пропустила сквозь дыру в шапочке.

— Чему ты веселишься, Наруто?

— Да так, неважно. Пошли уже, дзенин юный, куда нам, кстати?

Встречу неизвестный поклонник Учихи назначил на окраине деревни, в роще, которую от остальной части деревни отделяла река. Хорошее место, если хочешь кого–то повалять на травке, так мне думалось. Или горло перерезать — тоже сойдет.

Когда мы уже подходили, по одной из тесных улочек, выходящих на берег реки, я заметил и молодого Учиху, который в сопровождении взрослого шиноби, мне незнакомого, реку уже пересек, и углубился в рощу. Ну, хорошо хоть и этому ума хватило, идти на эту встречу не одному.

Вообще, меня уже полчаса как одолевают нехорошие предчувствия. Опыт прошлой жизни или же шестое чувство — не знаю, что это, но что будут неприятности — я чувствовал своей не раз (в прошлом) продырявленной шкурой.

— Ино, пошли–ка домой! Не нравится мне все это — попробовал я отговорить девчонку от ее затеи — Поганые у меня предчувствия…

— Можешь идти — девочка уперлась — Я дальше пойду одна!

Надо было пропустить ее вперед, и дать по затылку, и передать ее потом на руки отцу — но, как это всегда и бывает — хорошая мысля приходит опосля. Тогда я решил, что предчувствия — не повод портить отношения с будущей химэ (и ее многочисленной родней), а одну ее тут оставлять было нельзя — и мы двинулись дальше.

Ино заявила, что бывала тут уже, посреди рощи есть довольно большая поляна — туда, скорее всего, Саске с сопровождающим и направляются. Поэтому мы нарезали небольшой крюк, чтобы выйти к месту встречи чуть в стороне — кстати, обнаружилась тропинка, ведущая в нужном нам направлении, что не могло не радовать (я то умею тихо передвигаться по лесу, а вот Ино…).

Немного поплутав, к пункту назначения мы вышли — пред нами предстала аккуратная поляна, залитая лунным светом. Посреди поляны в неподвижности пребывал шиноби среднего роста, черноволосый и бледный. Он стоял, совершенно не двигаясь, и, что–то с ним было не так — понять бы, что именно… Какая–то назойливая мысль на этот счет вертелась, никак не получалось ее ухватить. Кроме этого, я чувствовал, что тут кроме нас и этого незнакомца есть кто–то еще.

Спустя несколько минут, на поляну, треща кустами, вывалилась парочка Учих. Увидев того, кто их встречал — оба замерли, как вкопанные, после чего Саске, сделав несколько робких шагов к нему, дрожащим голосом что–то спросил. Ответа не было.

— Итачи? Итачи, это ты?! Я… Я так… Зачем ты пришел? — Саске подошел еще ближе, его спутник же остался стоять на месте — Почему ты молчишь? Отвечай!!!

И тут я, наконец, ухватил ту самую мысль, которая не давала мне покоя: ветер. Он дул слабыми порывами, лес шелестел и трава, покрывающая полянку качалась под его дуновениями — но одежда странного шиноби оставалась неподвижной, ни складочки не шевельнулось! Иллюзия!

Из леса прилетел метательный нож, и со стуком воткнулся псевдоИтачи в шею — тот повалился навзничь, естественно, не так, как падают живые люди, но Саске не обратил на это внимания. Он мгновение неверяще созерцал происшедшее, потом с воплем упал на колени, и, что–то причитая, схватился за лицо.

События стали развиваться весьма стремительно, и то, что я описываю столь долго, не заняло и нескольких секунд.

В спутника Саске из леса прилетело еще несколько ножей — он ушел от них длинным прыжком, которым переместился к Саске, и попытался утащить того — но молодой Учиха сопротивлялся, он вырвался из рук сопровождающего, и подбежав к месту падения неизвестного шиноби остановился, неверяще глядя на тело. Видимо доперло до парня — что ловушка. Из леса же, тем временем принесло аж трех нападавших: затянутые в черную материю фигуры двигались весьма быстро, и, судя по наличию у них в руках коротких мечей, намерения у них были самые недружественные. Двое из них атаковали взрослого Учиху, один собрался заняться молодым. Я в это безобразие встревать не собирался, и благополучно слинял бы, прихватив спутницу, — не оступись неуклюжая девчонка, и не упади в соседний куст, с писком и жутким треском ломаемых ветвей.

Неизвестные, атаковавшие спутника Саске тут же разделились, и один из них прыжком отправился поубавить количество наблюдателей. Нас, то есть, поубавить.

Будь я один — я бы ушел. Учихи мне не друзья, и их проблемы — не мои проблемы. Но я был не один, а с такой обузой, как Ино от взрослого шиноби не уйти. Поэтому, схватив юную химэ Яманака за шкирку, как нашкодившего котенка, я, использовав немного чакры, зашвырнул ее в соседние кусты, как можно дальше, сам же готовясь встретить нападавшего.

Шансов у меня немного, я трезво оцениваю свои возможности в противостоянии с взрослым шиноби — но безвыходных положений не бывает. Ставки сделаны — пора бросать кости!

Глава 24

Все–таки гораздо лучше быть взрослым и сильным, чем мелким и слабым… Особенно, когда тебя хотят убить.

Мне не надо складывать печати, чтобы колдовать, это, как по мне, здорово экономит время, поэтому малый универсальный защитный купол на себя, паралич в убийцу, немного чакры в ноги — и отпрыгнуть, вправо и вверх, одновременно с хорошим огненным шаром себе под ноги — это сюрприз убийце, летевшему ко мне. И зажмуриться!

Под ногами бахнуло — я открыл глаза, и выругался — немного поторопился, и, вместо того, чтобы хорошенько прожарить убивца, лишь слегка его опалил. Испортил его красивые шмотки, которые слегка затлели — всего и результата. Паралич на него, не то чтобы не подействовал — нет, подействовал, но как то странно, только замедлил — нападавшему явно пришлось прикладывать усилия, чтобы двигаться.

Сам же я успешно застрял в кроне деревца, запутавшись в его ветвях, и частично их обломав. От опасности быть наколотым на один из сучьев, как кусок окорока на вилку, меня спас купол, сожрав при этом немалую толику и так невеликого моего резерва. Мельком бросив взгляд на поляну, где также развивались боевые действия, я заметил еще одно действующее лицо — невысокий коренастый светловолосый мужик сцепился с одним из нападавших. Учиха–старший так же оказался вполне способен за себя постоять, а вот мелкого нигде не было видно. Убили?

Убиваться и плакать о его суровой судьбинушке было некогда, ветки дерева, на которых я так некомфортно расположился, трещали, а несколько дезориентированный вспышкой противник времени терять не собирался — от купола отскочили пара каких–то железяк, а я отправил вниз еще аж три горячих подарка и проклятие Магической Пиявки. В ответ, что–то свистнуло, грохнуло, лицо мне опалило жаром, и я почувствовал, что лечу. О том, что проклятие пришлось по адресу, я понял, по небольшому притоку энергии — это порадовало, мне сейчас любая капля маны к месту.

Всегда завидовал магам, специализирующимся на управлении стихией воздуха. Что может быть лучше — преодолеть земное притяжение и летать, летать… Свысока смотреть на людей–букашек, ползающих по земле, самому же быть подобным сильфам — свободолюбивым духам воздуха. Ветер в лицо и высота — мало, что может быть лучше этого.

Впрочем, я отвлекся.

Что самое неприятное в полете? Нет, не страх высоты, не головокружение, не укачивание. Самое неприятное — это приземляться. Особенно, когда порхаешь не по своей воле, и полет не контролируешь. А посадка выдалась неласковой, однако ж, не смертельной — спасибо силе магии, моей кошачьей ловкости, и, главное, отдельное спасибо благородному кусту, принявшему на себя всю тяжесть моего положения, и отдавшему, таким образом, жизнь за правое дело. Злыдень же не унимался, продолжая снабжать меня всякими ненужными мне предметами — вроде метательных ножей, каких–то игл и звездочек причудливой формы. Купол защитил мой организм от появления в нем новых, не предусмотренных природой отверстий — и кончился. Вернее, это я снял с него подпитку — маны осталось не так много. Мало осталось, чего уж там — бесполезно его держать, если от любого чиха в мою сторону купол лопнет. Буду надеяться на «шкуру» — уж от метательного оружия защити, главное, рожу не поставлять.

Окончательно проморгавшийся от вспышки злодей, видимо, решил нести мне разумное, доброе, вечное более конкретно, и, в свою очередь продемонстрировал, что делан не пальцем, а ниндзюцу для него не пустой звук. Сложив несколько печатей (быстро у него получилось, однако!), он поднес свои культяпки к роже, и выдудел здоровенный сгусток огня в мою сторону. Я не стал защищаться — зачем тратить энергию, когда можно просто увернуться, махнув на пяток метров в сторону (то ли дело сражения в прошлой жизни, когда от подобных гадостей надо защищать, к примеру, строй пехоты — они–то уворачиваться не могут).

Еще немного маны — подарок от противника, пришлись кстати. А вот то, что этот хитрый мерзавец не останется на месте, создавая очередную магическую пакость, а прыгнет сразу, дабы свести дело к ближнему бою — я пролопушил (никак не привыкну к скорости супостата).

Ничего, умнее буду.

Если жив останусь.

Возникшая прямо передо мной фигура, затянутая в когда–то удобный костюм из черной материи, а ныне — в обгорелые тряпки, стала не то, чтобы неожиданностью, но радости мне это, воняющее паленым, явление, не доставило.

Удары мы нанесли одновременно.

Он — три режущих удара своим коротким мечом, я — один, на отшаге — кистенем.

Он — попал тремя же ударами. Я — соответственно, одним.

Три неглубоких пореза — думаю, что вражина ожидал несколько более впечатляющего результата (вроде валящегося на землю всего такого мертвого меня, заливающего землю кровищей и корчащегося в предсмертных судорогах, и зовущего маму…), а вот увесистая гирька, прилетевшая с неожиданных угла и дистанции ему в колено — явно стала для него неприятным и очень болючим сюрпризом.

Попал, хорошо попал — гирька кистеня, если с маху, проминает хорошую кирасу — ни одной не встречал, чтоб не погнулась, куда уж там человеческим костям, а колено — такая хрупкая вещь…

Впрочем, противник, лишь зашипев, переместил вес на здоровую ногу, и рубанул мечом — навстречу моему повторному взмаху — я чуть не остался без руки, а тросик кистеня оказался перерубленным.

И снова, следующий ход мы сделали одновременно.

От удара торцом рукояти меча в лоб, у меня из глаз посыпались звезды, а в ушах зашумело — но молния, из последних крох маны попала, почти что куда надо. Почти — это потому, что метился я в левую сторону груди, а попал в плечо.

И сам получил ответку, да такую, что мало не показалось.

Примерно на ладонь, меч этого урода, просадив «шкуру», погрузился мне в живот.

Да, вот и все…

Жаль… Я ничего не успел, ни в прошлой жизни, ни в этой. Дали дураку второй шанс — и его просрал…

Как глупо.

Как обидно…

Кто–то рассказывал, как в минуту смертельной опасности, перед глазами проносится вся жизнь. Вспоминаешь все, даже то, что давно и прочно забыто.

Раньше я смеялся над подобными россказнями — но теперь сам испытал нечто подобное. Нет, не вся жизнь, а лишь один эпизод промчался перед глазами.

Счастливое беззаботное детство, в прошлой жизни.

Мой друг…

Донни. Улыбчивый чернявый парнишка, чуть старше меня. Тощий и вертлявый, как и я, в общем то. С его вечно чумазой рожи никогда не сходила ухмылка, и неважно, насколько нам было сложно — мокли ли мы в нашей конуре с дырявым потолком во время непогоды, или убегали от базарной стражи — он не умел унывать. Мой единственный настоящий друг… Я уже не помню, когда и как мы с ним познакомились, но сдружились практически сразу — кусок заплесневелого хлеба, отнятого у крыс на помойке, несколько монет или яблок, украденных на рынке или тумаки от нищих постарше — все было поровну. Если бы у меня был бы брат — я хотел бы, чтобы он был похож на Донни.

Дьявол, не иначе, дернул нас тем по–настоящему поганым днем залезть в лавку жирного Сэмми — тот торговал различной немудреной снедью (хлеб, пироги, сушеное мясо, крупы, овощи) и всякой ерундой, для домашнего хозяйства. Видимо, пара удачных дел в один день, когда нам удалось обчистить какого–то зеваку на рынке (пускай в его кошельке было всего лишь полтора десятка медяков, но нам и это казалось богатством) да украсть настоящее одеяло, почти новое, в лавке старьевщика, придали нам уверенности, и мы полезли к Сэмми, уж больно вкусно пахла его выпечка, выложенная на лотках. Этот запах сводил с ума, дразнил воображение, и нам казалось, что вкуснее тех пирогов с требухой и свежего хлеба ничего на свете и не бывает. Тратить, правда, на это монеты было жалко до безумия — деньги мы откладывали на черный день, на то время, когда удача от нас отвернется и не удастся ничего найти, или украсть (а такое случалось частенько).

И мы решили, что раз уж удача сегодня с нами, отпраздновать это Сэмовой выпечкой.

Тихонечко, вдоль стены — проникнуть в лавку — ее дверь широко распахнута. Жирный Сэмми, стоящий боком ко входу в лавку, вроде бы занят разговором с какой–то дородной теткой и ее муженьком, и более ни на что внимания не обращает. Я одним рывком, с низкого старта, добегаю до лотков, хватаю, до чего руки дотягиваются — какая–то лепешка и каравай вроде бы, и мчусь к выходу — сегодня наш день! За мной Донни — его улов тоже богат, сзади слышу дикий рев Сэмми. Я быстро бегаю, а с такой добычей буду еще быстрее. Какой–то грохот сзади, звучный шлепок — оглядываюсь на бегу — Донни… Он запнулся о порог лавки и со всего маху растянулся на дороге, здорово приложившись о булыжники, которыми она была вымощена, пироги, которые он прижимал к груди, раскатились по сторонам. В дверном проеме появляется жирный Сэмми, проявивший неожиданную для такой туши резвость, и, не останавливаясь, с размаху пинает своей огромной ножищей моего друга в бок. Я вижу, как тощее тело Донни подлетело от удара и перевернулось, а Сэмми бил еще и еще, наносил удар за ударом, по голове, телу пацана, пока мальчишка не перестал шевелиться…

Донни прожил еще четыре дня. Жирный ублюдок повредил ему позвоночник и отбил внутренности, а за те жалкие гроши, которые у меня были, травники и аптекари, те которые были в нашем квартале и в соседних — помочь отказались. Он ненадолго приходил в сознание, что–то шептал пересохшими губами и постоянно просил пить, смотрел на меня своими голубыми глазами — но не видел уже ничего. Мой друг умирал, а я ничем не мог ему помочь.

В ночь на пятый день я снова остался один.

Денег, которые мы с ним накопили, едва хватило, чтобы оплатить место на кладбище. Плевать на них — мой друг не будет похоронен в канаве или на помойке, он достоин большего, чем быть закопанным в грязи на свалке, как любой другой обитатель трущоб. Пьяный кладбищенский сторож, ворча, забрасывал могилу землей, а я стоял и молча смотрел на место, ставшее последним приютом для моего единственного друга. Потом упал на колени, и плакал, как девчонка, первый и последний раз в жизни, пока слезы горя не превратились в слезы ярости. Прощай, друг. Надеюсь, тебе хорошо, там, где ты сейчас, может быть, на том свете свидимся…

Длинный крепкий толстый штырь со шляпкой на одном конце, я когда–то нашел его в порту — не знаю, для чего он предназначен, но лучшего оружия у меня не было. Я долго точил его об шероховатый булыжник, благо мягкое железо хорошо поддавалось обработке, пока острие не превратилось в некое подобие шила, и приделал импровизированную рукоятку, из какого–то барахла — лишь бы держалось.

Сэмми жил на втором этаже своей хибары — на первом располагалась его лавка. На ночь окна запирались ставнями, а толстая дверь — на засов. Такие меры предосторожности в нашей части города были куда как не лишними — беспечные и доверчивые жили тут плохо, и порой, недолго, но я не собирался лезть в двери, моей целью было круглое окошко под самой крышей, ведущее на чердак. Маленькое — взрослому ни за что бы не пролезть, но тощему как скелет ребенку оно не преграда — лишь бы голова пролезла, а остальное — легко. С крыши — в окошко, с чердака — на второй этаж, а дальше — на звук заливистого храпа. Я до сих пор помню эту сытую харю, сопящую и пускающую во сне слюни — лицо убийцы моего друга. От ненависти у меня сводило скулы, и я воткнул ему свое импровизированное оружие в глаз, на всю длину, навалившись на него всем телом — храп прекратился, и больше Сэмми не издал ни звука, лишь конвульсивно дернул ногами. Туда тебе и дорога, гнида, надеюсь, ты будешь гореть в аду.

Старый жрец какого–то из светлых богов — бородатый дед в застиранной и штопанной–перештопанной хламиде, проповеди которого мы с Донни иногда слушали на улицах, говорил, что после смерти каждый человек предстанет перед вратами в загробный мир, и перед ними он встретит всех, кому помог и кого любил, и всех, кого когда–нибудь обидел. Я хочу верить, что это так, и я встречу жирного Сэмми, там, куда мы все когда–нибудь попадем.

И смогу убить его еще раз.

Волна дикой, какой–то нечеловеческой ярости всколыхнула уже начавшее проваливаться в беспамятство сознание, как здоровый булыжник, брошенный в застоявшуюся лужу.

Да, мне пора на тот свет…

Но ты, гнида, пойдешь со мной!!!

Время словно замедлилось.

Вот я делаю немеющими ногами шаг вперед — острие меча прокалывает тело насквозь, но боли пока нет. Небольшая овальная цуба меча упирается мне в живот — правой рукой перехватить врага за запястье, а левой… Левой рукой вбить ему нож, снизу вверх, под челюсть. Да, тот самый, отнятый у местной шпаны, старый, но острый — по рукоять.

Так мы и стояли — как дурацкая скульптура, созданная скорбным на голову зодчим, пока у меня не подогнулись ноги. Мое тело съехало с клинка, и позорно хлопнулось на задницу — шиноби, уже мертвый, повалился куда–то вбок.

Судя по звукам боя, доносящимся с поляны — в беспамятстве я пребывал недолго. В чувство меня привела нарастающая, какая–то дергающая боль. Да, сквозная дырка — не шутка, навидался подобного, что радует — поужинать я с этими прогулками так и не успел. Определенно, мне везет — с полными кишками и желудком, когда их содержимое попадает в полость живота — шанс выжить стремился бы к нулю, а так — может, и вытащат.

Если не дорежут нападавшие.

Судя по звукам боя — действующих лиц добавилось. АНБУ появилось, наконец? Или это подкрепление к врагам? Если второе — дело швах: я уже не боец. Даже убежать не смогу, разве что уползти. Недалеко.

В глазах туман, в брюхе дыра — да, неудачный денек выдался. Но надо вставать, если это враги — хоть зарежут не как свинью, а может и вжарить по ним получится напоследок — маны больше нет, но чакра из запасов тела тоже сгодится.

Тело подниматься никак не хотело, оно желало лежать, и не вставать. Ладони скользили по траве, мне удалось перекатиться на живот и встать, сначала на четыре кости, потом разогнуться. Так и стоял, как монашек на молитве — рясы только не хватает, и символа веры, передо мной чтобы был. Ну и грехов бы поменьше…

Сил больше не было.

Надо встать, надо! Сдохнуть, стоя на карачках, — да на том свете друзья и сослуживцы на меня плевать станут!

Бой не закончен, приказа к отступлению не было, поэтому — вставай.

Встать!!! Вставай, поганый кусок мяса, встать!!! Сдохнешь, когда я разрешу, егерь Штайнер, встааааааать!!!

Кое–как удалось подняться на ноги (порыв ветра посильнее — и свалюсь обратно) — все–таки помощь, не к врагам, а к нам.

Прямо на моих глазах высокорослый шиноби в черном плаще, с длиннющим хвостом золотистых волос, закончил складывать какую–то комбинацию печатей, и плохой парень в черном, уже было добравшийся до края поляны, схватился за голову, упал на землю и принялся по ней кататься. Судя по диким воплям, издаваемым им — приходилось ему несладко. Второго преследовали аж трое шиноби, в схожей экипировке — у всех серые жилеты, и какие–то дурацкие маски с гротескными звериными мордами.

Из меня будто вытащили стержень — ноги подкосились, а на земле так хорошо… Прохладно и мягко. Сознание снова стало уплывать в неведомые дали.

— Наруто!!! — кто–то очень знакомый трясет меня за плечо — Наруто! Открой глаза, пожалуйста! Наруто, что с тобой?!

(Умирааааааю, ты, дура…)

— Ино… Позови кого–нибудь — голос сел, еле хриплю — Мне бы в больницу…

— Как ты себя чувствуешь? — девочка подняла голову — Папа!!! Сюда!!! Не вздумай умирать, Наруто, слышишь? Не вздумай! Мы еще будем гулять с тобой, не молчи!

(***, *** *** ***!!!)

— Отстань от меня, — шепчу уже непослушными губами — Спать хочу…

— Наруто! Нарууу…

Глава 25

Хиаши Хьюга.

— И что говорят у вас в школе? Ты общалась с Ино Яманака, а, дочь? Или, может быть, с молодым Учихой? Ты же навещала его?

Мрачная Хината подняла на отца опухшие от слез глаза и тяжело вздохнула.

— Нет, папа. У нас с Яманака не очень хорошие отношения, да и в академии она появилась только сегодня. И к Саске я не ходила. Зачем мне это? Мы почти не общались. Я навещала сегодня Наруто — девочка всхлипнула — Но он все еще без сознания…

Невеселая Ханаби–младшая обняла сестру, и зарылась лицом в ее густые волосы, что–то успокоительно шепча ей на ушко.

— Хина, возьми, наконец, себя в руки — это мать обеих девочек неслышно подошла к ним, и, ласково провела мягкой ладонью по щеке старшей дочери — Успокойся. Тем, что ты себя изводишь, ты не сможешь помочь Узумаки. Лучшее, что ты сможешь сейчас сделать — это лучше учиться, чтобы помочь Наруто догнать свою группу, когда он, наконец, поправится.

— Как я могу думать об учебе, когда мой единственный друг умирает? — в серебристых глазах Хинаты, казавшихся огромными на фоне ее бледного лица, скопилось целое озеро слез, готовое уже пролиться — Какая учеба? Я должна была быть с ним рядом, и я бы…

— Что, ты бы? — голос матери построжел — Что ты бы смогла сделать? Чем ты смогла бы ему помочь?

— Мама… — девочка все–таки не выдержала, и снова расплакалась — Ну как же так…

— Пойдем, Хина, тебе надо умыться и успокоиться — женщина одной рукой обняла старшую дочь за плечи, положила вторую на спину младшей — и ненавязчиво подтолкнув ее к выходу, обернувшись к мужу попросила — Хиаши, дорогой, я ненадолго?

— Да, конечно — рассеяно ответил тот — Позови ко мне Неджи, будь так добра, и приходи сама, как успокоишь нашу дочь…

Спустя несколько минут в комнату вошел брат Хинаты.

— Вы звали меня, Хиаши — сама?

— Да. Садись. И расскажи–ка мне еще раз, что у вас там произошло с молодым Учихой и Узумаки на занятии по тайдзюцу. Может быть, еще что–то вспомнил?

— Нет, ничего нового, Хиаши–сама. Но я расскажу снова — парень поерзал, устраиваясь на татами поудобнее — Дело было так. Была обычная тренировка, но Майто–сенсей решил проверить наши боевые навыки. Я‑то думал, что он заставит Узумаки снова бежать, как на экзамене, на котором он провалился, но Майто его простил, и вернул в общую группу! — Неджи неодобрительно покачал головой, но, увидев жест рукой собеседника, призывающий продолжать, принялся рассказывать дальше.

— Так вот, пары распределил он сам. Я надеялся попасть в пару к Узумаки, но ему досталась эта бездарная заучка Харуно.

— Дальше.

— Узумаки не делал ничего, он только защищался, Харуно, эта неумеха, била его, как могла… Правда, могла она немного — парень улыбнулся краем губ — Узумаки еле двигался и почти не обращал на нее внимания, он выглядел уставшим, и ему, похоже, лень было что–то делать. Ну, совсем как Шикамару Нара, тот тоже спит все время.

— Уставшим? Ах, ну да…

— Да, он пересдал все экзамены, которые завалил, из–за своей лени.

— И, что дальше?

— Майто–сенсей выругал их обоих.

— Что именно он сказал, ты помнишь?

— Он заставил Узумаки отжиматься, а потом велел ему больше Харуно не жалеть, назвал его бревном, а Сакуре почти прямо сказал, что она слаба, и если она хочет чего–то добиться, то ей надо проявлять больше упорства. Я с ним согласен — на тайдзюцу она… Она просто бездарна!

— Дальше.

— Как вы и велели, Хиаши–сама, я попытался переговорить с Узумаки, как–то навести мост, познакомиться ближе. Он же тем временем, договаривался о занятиях с Харуно.

— Каких?

— Она просила его дать ей возможность заниматься с ним. А чем… Тайдзюцу, наверное. Узумаки… силен, он мне не нравится, но я должен быть объективным. Я должен это признать, Хиаши–сама, если бы он не возился с Харуно на экзамене, последней была бы она!

— И?

— Он вроде как согласился, а я вспомнил, что вы говорили, Хиаши–сама, что лучше бы Узумаки проводил больше времени с Хинатой. И я…

— И ты сделал все неправильно.

— Да, Хиаши–сама. Мне не следовало говорить так ему о Харуно, я усвоил урок, и впредь буду хитрее.

— Продолжай. Что там с Учихой?

— Я разозлился, Хиаши–сама, на Узумаки, он не должен был говорить обо мне так пренебрежительно…

В помещение вернулась Ханаби–старшая, и, примостившись на татами, рядышком с мужем, с интересом принялась прислушиваться к разговору.

… — А потом у Учихи глаза стали багровыми, и появился дополнительный зрачок.

— Ты применял приемы джуккена?

— Нет, я помню, что вы запретили нам это делать на занятиях со сверстниками.

— Хорошо. Что дальше?

— Он стал угадывать мои действия. Просто угадывать, я видел, что он не успевает отреагировать, но каким–то образом успевает защититься. А еще позже, уже я перестал за ним успевать, он не стал быстрее, просто… Я не понимаю, как это у него получалось! Но джуккен я все равно не использовал, Хиаши–сама. Вы говорили, что я проиграл из–за изменений в глазах Учихи — парень с надеждой заглянул в глаза старшему родственнику — Это ведь так?

— Да. Кеккей–генкай Учих, Шаринган. Я рассказывал вам об этой особенности клана Учиха, и расскажу еще, а ты приобрел полезный опыт и извлечешь урок. Но продолжай, что дальше?

— Узумаки позвал Майто–сенсея, и он скрутил Учиху. А дальше вы все знаете…

— Хорошо. Ты можешь быть свободен, Неджи.

— Да, Хиаши–сама.

— Что там с Хинатой? — Хиаши обнял жену за плечи, и прижал к себе — Успокоилась?

— Да, пришлось ей давать легкое снотворное и успокоительное. Так что тебе удалось выяснить?

Глава клана Хьюга скривился так, будто бы надкусил орех больным зубом.

— Про что именно? Можно порадоваться — Хиаши поморщился — У Конохагакурэ снова есть Шаринган. Правда, судя по описанию, томоэ всего одно, и пользоваться своими способностями юный Учиха не умеет. Но, это только пока.

— И ты веришь, что пара синяков, полученных Учихой от нашего Неджи — пробудили Кеккей–генкай? Я знаю, что Шаринган должен быть активирован, но если бы это было так просто — Конохой правили бы Учихи.

— Нет, не верю, естественно. Непонятно это. Впрочем, возможно, что это проделки Итачи… Или Хирузен — ему выгодно до поры до времени скрывать наличие такого Кеккей–генкай у Конохи, или же, очередной гениальный план Шимуры — Хиаши отчетливо скрипнул зубами — Дельце вполне в духе этого старого паука! Лучше бы занялся прямыми обязанностями. Ведь и десятка дней не прошло, как за молодым Учихой пришли! А это значит — утечка. Майто ведь обязан был доложить в АНБУ о происшествии, что и сделал.

— Кем были нападавшие? Удалось установить, кто были эти трое?

Хиаши тяжело вздохнул.

— Не трое. Больше. Эти просто самые удачливые, им удалось добраться до цели. Первая тройка дала себя обнаружить страже ворот, оказала им сопротивление и заставила вызвать помощь из патрулей. Не принимая боя они отступили. Вторая тройка была замечена во время пересечения ими стены — сработала ли система оповещения, ее ставили еще Узумаки — непонятно, то ли они сами заставили сработать сигнализацию, то ли их делом было также отвлечение внимания. А в третьей тройке был нукенин Конохи, знакомый со всей нашей системой защиты. Юро Есида, чуунин, членом какого–либо клана не являлся. Считался, до настоящего времени, погибшим. Из этой тройки, его одного удалось взять живым, и еще одного, тяжело раненного, шиноби АНБУ смогли пленить уже за пределами Конохи.

— И что они поведали? Полагаю, им уже развязали языки?

— Второй особенно и не запирался. Их наняли, заплатили щедро, целью миссии было взять живым Учиху Саске. Нанимателя он не видел.

— А Есида, что сказал он?

— А он, благодаря Яманака Иноичи, ныне представляет собой пускающий слюни и гадящий под себя овощ! Яманака, видишь ли, за дочь переживал, а увидев, в каком состоянии находится джинчуурики девятихвостого, и что будет, если того добьют… И вскипятил нападавшему мозги! Хотя, он и оправдывается, что рассчитывал взять нукенина живым, но не верится мне, что мастер гендзюцу мог не рассчитать свои силы. Хотя… В бою бывает всякое. Еще одного из этой тройки убил Узумаки, а третий, будучи прижат к стене, проткнул себе кунаем сердце.

— А тебе не приходило в голову, что нечего там было делать главе клана Яманака? Подозрительно, что он оказался там так вовремя…

— А как ты думаешь, кто притащил туда нашего Узумаки? Ино–химэ, она, похоже, вся в отца. Все ей надо знать, везде сунуть свой нос. А когда запахло жареным — позвала отца на помощь. Как там мальчишка, кстати?

— Учиха — почти в порядке. Несколько ушибов и сотрясение. А Узумаки…

— Что?

— Ему сделали операцию, но в сознание он еще не пришел, хотя раны уже начали затягиваться. И знаешь, я смотрела…

— Ну, так что там?

— Нарушена печать, Хиаши. Мальчик фонит ядовитой чакрой биджу… Я не спутаю ее ни с чем. Если он умрет — нас ждет новое пришествие девятихвостого.

— Биджу… Ты ведь не могла ошибиться… М?

Ханаби с явным неудовольствием покосилась на мужа.

— Узумаки Кушина была моей близкой подругой, знаешь ли, и мне ли не узнать привкус чакры девятихвостого. Так что, нам следует подго…

— Успокойся. С этой стороны все под контролем, я беседовал сегодня с Хатеми Яманакой на эту тему, она заверила меня, что опасности нет. Она — сильный иръенин, думаю, ей можно доверять в этом вопросе — при этих словах на лице супруги отобразился некоторый скептицизм — Не смотри на меня так. Да, я уверен, что все лучшие целители представляют клан Хьюга, но Сарутоби и остальные доверяют ей в данном вопросе. А ты и сама могла бы договориться с ней, и осмотреть мальчишку. Ну, а что касается того, почему парень никак не может очнуться — это, к сожалению, вопрос, на который нет ответа.

— Может быть, я так и сделаю — задумчиво проговорила женщина. Думаю, Хатеми–сан не откажется от небольшой помощи. Но что еще ты смог узнать?

— Ты знаешь, дорогая, я смог перекинуться парой слов с Иноичи сегодня. Он вкратце рассказал про бой, к сожалению, нас прервал Асума — Иноичи для чего–то понадобился Хокаге — глава клана Хьюга задумчиво потер подбородок — Но даже то, что он рассказал, было довольно интересно.

— Ну, говори же, милый, ты же знаешь, насколько я любопытна!

— Например, чтобы добраться до шиноби, ранившего его, юный Узумаки накололся на клинок. Сам. Такой поступок можно ожидать от взрослого, но никак не от ребенка на втором году обучения. Очень достойно.

— Очень глупо — не согласилась с ним Ханаби — Если нет шансов на победу, не стоит вступать в битву, не так ли?

— Не так, ты должна быть справедливой к нему. Он защищал девчонку Яманака, хотя, ничем не обязан ни ей, ни ее клану. И это также достойный поступок. Я знаю многих, кто в подобной ситуации сражению предпочел бы отступление, и был бы по–своему прав. Так что, знаешь, мне нравится этот мальчик. Уверен, такой человек станет достойной парой нашей Хинате, разумеется, если все обойдется.

— Возможно, возможно — Ханаби намотала на палец непослушную прядку своих иссиня–черных волос — Меня вот только беспокоит, что наша дочь слишком уж привязывается к Узумаки.

— Ну а что ж ты хотела, дорогая? Друг, да еще единственный…

— И все–таки…

— Дорогая, мы уже обсуждали этот вопрос. Клану Хьюга пойдет на пользу, если его союзником станет джинчуурики. А хорошим гарантом союза является брак, который, к тому же, даст клану новую сильную кровь! А совсем хорошо, когда кроме расчета в таких отношениях присутствуют и чувства, хотя бы с одной стороны.

— Охо–хо… Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Ино Яманака

— Я не хочу слышать оправданий, дочь — глава клана Яманака и по совместительству отец девочки, не мигая, смотрел ей в глаза — Ты будешь наказана.

Девочка, сидевшая за столом напротив него, выглядела неважно. Темные круги вокруг покрасневших глаз, бледное, осунувшееся лицо, чуть дрожащие пальцы — последствия очередной бессонной ночи налицо.

— Папа, я хотела, как лучше…

— И ты своего добилась — Иноичи, наконец, перестал сверлить взглядом дочь, и отпил небольшой глоток из изящной фарфоровой чашки, которую, до того, довольно долго держал в руках.

Чай уже успел благополучно остыть, что добавило еще капельку в, и без того полный, котел раздражения Иноичи.

— Всем теперь стало лучше. Мне — намного, матери — еще больше. А особенно хорошо стало Узумаки, не так ли?

И без того ссутулившаяся фигурка девочки еще больше сжалась. В горле стоял комок, а на глаза снова неумолимо наворачивались слезы, в почти успешной попытке их удержать, девочка до крови прикусила кулачок.

Нет, я не заплачу. Я буду сильной…Папа прав, а я… Безмозглая курица, что теперь будет…

— Когда, Ино, скажи мне, когда? Ты начнешь пользоваться головой по назначению? Что тебе стоило рассказать все мне? Но ведь нет же, надо сунуться самой — внешне Иноичи сохранял спокойствие, но внутри кипел, и дочь прекрасно это чувствовала — Я буду славить Амиками Аматэрасу, что у тебя хватило ума хотя бы на то, чтобы не тащиться за Учихами одной, иначе сейчас пришлось бы хлопотать о похоронах. Твоих похоронах, разумеется. Ответь мне честно и прямо — тебе надоело жить?

— Нет…

— Значит, слезы матери для тебя — пустяк? Твоя выходка добавила ей седых волос.

— Нет — девочка хлюпнула носом и вытерла ладошками влажные глаза — на ее лице от прокушенного пальца осталась длинная красная полоса.

— А, я, кажется, понял! Скорее всего, тебе так надоел Узумаки, что ты таким способом захотела от него избавиться? Приставучий должно быть, молодой человек… Проходу не давал?

— Нет!!! Папа, хватит… Пожалуйста… Не надо… — слезы крупными градинами стекали по щекам девчонки и капали, оставляя на светлой ткани кимоно мокрые пятнышки, коих уже было немало — Я все поняла…

— Надеюсь на это. Учись предвидеть последствия своих поступков, потому что ценой ошибки может стать чья–то жизнь. Жизнь дорогого тебе человека.

— Да папа. Клянусь тебе, я изменюсь. Больше подобного не повторится — Ино выпрямилась, и, перестав всхлипывать, твердо (хоть и сквозь мокрый туман в глазах) посмотрела в лицо отцу.

— Надеюсь на это. Но твое раскаяние не освободит тебя от наказания.

— Да, я и не рассчитывала…

— Следующие полгода — никаких прогулок, я найду, чем тебя занять, если уж у тебя так много свободного времени, чтобы шпионить за товарищами по учебе и влипать в неприятности. Считай себя под домашним арестом. В академию и из нее тебя будут сопровождать.

— Я поняла…

— Это еще не все, не расслабляйся — Иноичи улыбнулся, несколько кривовато, правда, — Твоя мать только сегодня узнала все в подробностях, и очень захотела с тобой пообщаться наедине, так что, готовься.

— Ой… — девочка поежилась — А может…

— Не может. Сама виновата, так что, прими наказание, как подобает химэ клана Яманака.

— Мама очень зла, да?

— Нет, что ты, она вовсе не зла… Она в бешенстве. Чтоб ты знала, твоя мать — прекрасная и мудрая женщина, я счастлив, что мне досталось такое сокровище, но, уверен, рука у нее все еще тяжелая, и характер довольно непростой. Впрочем, раз уж у тебя плохо работает голова — значит, будет страдать другое место, ты сегодня это поймешь. Но хватит об этом, приведи себя в порядок, и возвращайся. С минуты на минуту вернется Хатеми, и ты расскажешь нам все максимально подробно. Я хочу восстановить всю картину происшедшего. Уж больно тут много странного… Надо хорошо подумать.

… — А больше всего меня насторожила подпись — Учиха. Я и подумала, что странно все это — один Учиха зовет другого на встречу таким странным способом. И зачем вообще нужна эта встреча, на которую надо идти куда–то, если у них свой квартал?

— И ты решила выяснить все сама.

— Да, папа, так и есть. И чтобы…

Чуть слышно скрипнула дверь в зал, и в комнату практически неслышно вошла Хатеми. На ее лице застыло выражение усталости.

— Продолжай, продолжай, Ино, — женщина примостилась за столом, и пододвинула к себе поднос с чайником и чашкой — Не обращай на меня внимания.

— Ой, Хатеми–сан, вы из больницы? Как там Наруто? — девочка проигнорировала просьбу родственницы и требовательно посмотрела ей в глаза — Он… Как он? С ним будет все хорошо? Он пришел в себя?

Женщина невозмутимо отпила из чашки, посмаковала терпкий вкус горячего напитка — Пока нет — но, покосившись на поникшую девочку, продолжила — Но его жизни ничего не угрожает. По крайней мере, от полученных ран он точно не умрет. А вот эти непонятные процессы в его чакросистеме… Впрочем, ты не отвлекайся, продолжай, мне тоже будет интересно послушать.

— Какие проце…

— Ино! — это отец девочки решил все–таки вмешаться — Рассказывай. И будь максимально подробна.

— Да, папа. Мы договорились с Наруто, что встретимся ночью, и проследим, куда пойдет Учиха Саске, с кем там встретится, и, если получится, о чем будут говорить. Ведь та сам учил меня, что знание — это власть!

— А еще я тебя учил, что головой надо иногда думать, а не только в нее есть — недовольно отозвался глава клана Яманака — Значит, говоришь, договорились?

Щеки Ино слегка порозовели.

— Я… Я смогла его убедить, что он должен мне помочь.

Хатеми, при этих словах, сдержанно улыбнулась, но промолчала.

— Ну что ж, дочь, приятно осознавать, что голос разума хоть иногда раздается в этом пустом пыльном помещении — отец легонько постучал пальцем девочку по лбу — Есть надежда, что ты, все ж таки, не безнадежна. То, что ты потащила за собой Узумаки, спасло тебе жизнь.

— Не уверена, про голос разума — хмыкнула Хатеми — Тут, скорее, осторожность и назойливость, не так ли, Ино? — она насмешливо посмотрела на девчонку — Узумаки рассказал мне, про вашу ночную прогулку — девочка, в ответ на эти слова, возмущенно сверкнула, было, глазами, но тут же снова сникла — Жаловался на тебя, что ты таскалась за ним больше часа и не дала нормально пообедать. Да, Ино, — Хатеми снова налила себе чаю — Наруто рассказал мне о твоей затее. Я — она тяжело вздохнула — Раскаиваюсь, что не приняла это все всерьез, сочла глупостями и детскими забавами. Согласна, Иноичи, — она склонила голову, и длинные светлые локоны ее волос едва не попали в чашку — Тут есть и моя вина.

— Ты сама решила послать кого–то из взрослых с ними?

— Нет, это предложение Узумаки, он был настойчив, я решила, что это не будет лишним. Я попросила Яманаку Сабуро пойти с ними. Вернее, не с ними, а за ними — поправилась женщина.

— Значит, предложил Наруто. Разумно, с его стороны — Иноичи на мгновение задумался — Я уже беседовал с Сабуро, но, думаю, он не откажется повторить свой рассказ. Так, что там — мужчина повернулся к дочери — Рассказывай дальше.

… — и бормотал что–то, про плохие предчувствия. Мы пришли к поляне — помните, Хатеми–сан, когда–то мы на ней собирали дикие цветы — и замаскировались в кустах. А на поляне стоял шиноби, он ждал кого–то.

— Ты разглядела его?

— Было темно, но… Взрослый, ростом ниже тебя, папа, волосы длинные, черные, собраны в хвост, очень худой. На лице — вроде шрамы или татуировка, не разобрала. Одет в серые штаны и черную рубашку. А потом пришли Учихи.

— Да, знаю — кивнул головой отец — Саске позвал с собой Учиху Араши. А вернее, тот, встретив его на выходе из квартала, просто не отпустил Саске куда–то ночью одного, на какую–то там важную встречу — он усмехнулся дочери — Жаль, тебя никто не встретил… Но продолжай — велел он Ино.

— Саске что–то сказал этому незнакомому шиноби, а дальше… Наруто схватил меня за шиворот кимоно, и потащил в лес, так грубо, поволок, как мешок с шерстью… Порвал мне одежду, а я запнулась об корень дерева, и упала. Исцарапалась вся… А потом, Наруто отшвырнул меня! Как сломанную игрушку, просто откинул в сторону, в кусты! И стал сражаться с кем–то…

— Что–нибудь смогла разглядеть?

— Мало, папа — девочка отрицательно покачала головой — Темно, и я запуталась в ветках. Но я видела, как Наруто, использовал технику огня, несколько раз, очень быстро, и делал он это сидя на дереве — Иноичи с сестрой переглянулись — Но как он туда попал, не видела.

— И, что дальше?

— Они двигались очень быстро, но в один момент сблизились и…

У девочки перехватило дыхание, а сердце словно сжала невидимая рука. Перед ее глазами снова встал эпизод, он повторялся снова и снова, и даже ночью, стоило ей закрыть глаза — снова безжалостная память возвращала ее в лес, где рука безжалостного убийцы снова и снова погружала меч в живот защищавшего ее мальчишки, а тот снова делает этот шаг…

Не плачь, дура, нет… Теперь ты будешь сильной, больше твой друг не пострадает из–за тебя… Не сейчас, назад, слезы, назад…

Девочка вздохнула, было, но…

— Ино… Позови кого–нибудь — голос Наруто очень тих — Мне бы в больницу…

— Как ты себя чувствуешь? — она поднимает голову, ища взглядом отца — Папа!!! Сюда!!! Не вздумай умирать, Наруто, слышишь? Не вздумай! Мы еще будем гулять с тобой, не молчи!

— Отстань от меня — еле шепчет ее друг — Спать хочу…

— Наруто! Наруто!!! Папа, помоги!!!

Отец рядом, а значит, все будет хорошо. Все будет в порядке.

Руки в чем–то мокром, липкие пальцы скользят…

И лишь выйдя на свет, ее замутило — ее руки были покрыты кровью ее лучшего друга.

Девочка побледнела, как полотно, Хатеми, заметив это, извлекла откуда–то из складок кимоно пузырек с остро пахнущей жидкостью. И сунула его под нос племяннице.

В глазах у девчонки немного прояснилось.

— Ладно, иди–ка ты, Ино, отдыхать. Я скажу маме, чтобы поговорила с тобой завтра, а сегодня тебе надо поспать. И скажи там кому–нибудь, что я хочу видеть Сабуро.

— Да, папа, хорошо — девочке стало легче, и на щеки снова возвращалось какое–то подобие румянца — Я скажу.

Иноичи Яманака.

… — Нет, Иноичи–сама, не видел. Один из вражеских шиноби ударил молодого Учиху и напал на старшего, я же атаковал двух других. Но они разделились, и пока один связывал меня боем, второй… Я не смог защитить вашу дочь, и это пришлось делать мальчишке. Мне нет прощения.

— Это так. Что мне с тобой делать?

Невысокий, плотно сбитый светловолосый шиноби, склонив голову молчал.

Молчала и Хатеми.

— Решим позже, но знай — сейчас ты жив лишь потому, что моя дочь невредима.

— Да, Иноичи–сама.

— А теперь скажи, что ты смог заметить? Я понимаю, в ночном бою не до этого, но все же? Ничего странного?

— Они не хотели шуметь. Наши с Учихой противники поначалу использовали лишь мечи и кунаи, но лишь до того времени, пока кто–то в стороне от поляны не применил какую–то из стихийных техник. Они один, может, два раза сделали попытку прорваться к юному Учихе, который лежал в траве без сознания, но мы теснили их, и они уже собирались отступать, когда появились вы. И АНБУ.

— Что ж, и так было понятно, что явились за Учихой… Ты свободен, Сабуро.

— Да, Иноичи–сама.

Подождав, пока шиноби клана Яманака покинет зал, глава клана, устало опершись локтями на стол, повернулся к сестре.

— Что можешь сказать о Есиде? Его можно привести в порядок? Мне не надо, чтобы он стал здоровым — но надо, чтобы он смог сообщить нам пару интересующих и меня, и прочих, вещей. Ты и сама понимаешь, каких.

— Что за технику ты использовал против него — вопросом на вопрос ответила Хатеми — Давненько у меня не было пациентов, которых… испортили так основательно.

Иноичи пожевал губами.

— Ну же, Иноичи, что это было?

— Сан–о–дороппу–но-дзюцу.

Хатеми скривилась.

— И с каких это пор ты стал применять пыточные техники в бою? «Капля кислоты» — и сколько чакры ты туда вложил, чтобы свести Есиду с ума?

Иноичи тяжело вздохнул.

— Да, я совершил ошибку. Лишь болевой шок должен был быть результатом, но… Но что прикажешь мне делать? Нукенин уходит, кричит моя дочь — и что я вижу? Умирающего джинчуурики девятихвостого! Так что, что вышло — то вышло. Но скажи мне, Есиду можно привести в порядок, хотя бы ненадолго? Ты не представляешь, что мне пришлось сегодня выслушать от Хирузена!

— Проще добить.

Брат и сестра немного помолчали.

— Что можешь сказать о противнике Узумаки? Ты должна была осмотреть тело.

Женщина немного оживилась.

— Узумаки славно постарался. У этого нукенина мелкие ожоги по всему телу, даже на лице — видимо, от гоккакью. Еще есть довольно глубокий ожог на левом плече — женщина задумчиво вертела в тонких пальцах чашку с уже остывшим напитком — Я могла бы сказать, что применялась какая–то из техник Райтон, но не уверена. Еще разбит коленный сустав, подробнее я не смотрела. Причиной смерти стало…

— Вот это — Иноичи извлек из–под стола кривой нож, покрытый запекшейся кровью. А колено Узумаки разнес ему вот этим — на столе появились два обрывка шнура, один с петлей, второй со свинцовым грузиком.

— Ммм… Торинава! Давненько не видела такого — нож женщину не заинтересовал совершенно — Короткая только, разве что. Хотя, если делали для ближнего боя, то понятно.

— Неплохо для необученного сироты, не так ли? Торинава, которой тот где–то научился владеть так, что смог достать взрослого, готового к бою шиноби. И убить его одним ударом, когда смог подобраться поближе. Да какого Бусо вообще Узумаки таскается с оружием по деревне? Он чего–то опасался?

Женщина молча пожала плечами.

— Конфликт с братьями Инудзуки вроде бы решен вмешательством самой Тсуме, я сомневаюсь, что кто–то из ее детей посмеет ослушаться ее прямого приказа… Хотя… Ино рассказывала, что отношения у Наруто и Кибы, да и с Ханой и Сеном по прежнему натянутые, пусть до драки и не доходит. Я переговорю с ней, как–нибудь, невзначай. Намекну, чтобы следила за детьми, потому как, случись еще одна стычка, и я не сомневаюсь, что Узумаки применил бы свой арсенал, а что он умеет с ним обращаться — мы уже убедились. Еще нам тут кровной вражды не хватало.

Иноичи одобрительно покивал головой.

— А что ты говорила, про странные повреждения у Узумаки?

— Ну, что с животом — понятно. Синяк на лбу — тоже ничего странного. А вот три длинных пореза, длинных, но неглубоких, это уже странно. Вряд ли нападавший имел целью испортить мальчишке одежду, а если бил насмерть и попал — то почему раны столь незначительны?

— И все? А знаешь, на том месте, где они топтались, утром нашли штуки четыре кунаев, и несколько сякэнов, причем сякэны покрыты нелетальной отравой, оперативники АНБУ тоже используют что–то наподобие, когда требуется кого–то взять живым. И вот мне как–то с трудом верится, что нукенин раскидал все это добро, и не попал ни разу. Не странно ли?

— Учитывая, с кем мы имеем дело — не слишком.

— И все–таки… Что он там тебе плел, про сны?

— Ах, да. Я еще давала ему легкое снотворное…

— Я никогда не слышал, чтобы биджу могли влиять на своих носителей таким образом. Но это совершенно не значит, что такого не могло быть. Интересно, они уже успели пообщаться, или сны остались снами?

— Лучше бы первый вариант — женщина устало прикрыла глаза — Печать нарушена, Иноичи. Я не знаю, что с ней делать…

— Пока что ничего, разумеется. И не переживай так — это не только твоя забота, при необходимости ты получишь любую помощь.

Хатеми слабо улыбнулась.

— Я знаю… — и сменила тему — Ино… Она еще очень молода, не будь к ней слишком строг.

— Не защищай ее, сестра. Ты любишь ее, но я и так с ней излишне мягок — по–хорошему, ей следовало бы всыпать по заднице… Как она умудряется находить неприятности на ровном месте?

— Легкомыслие проходит с возрастом — Хатеми вопросительно посмотрела на Иноичи — А вот как ты думаешь рассчитываться с Узумаки? Долг нашего клана велик, мы потеряем лицо, если он не будет оплачен.

— Над этим стоит подумать, хорошо подумать. А вообще–то — есть мысль…

Иноичи ухмыльнулся.

— Сестра, как ты думаешь, что если мы, через несколько лет, предоставим разбираться с взбалмошным характером нашей девочки и решать все проблемы, которые она создает, тому, у кого и так неплохо получается это делать?

Глава 26

Как хорошо лежать тут… Не хочется с кем–то драться, куда–то бежать…

Неохота даже думать ни о чем, лень открывать глаза.

Да и зачем их открывать, когда можно дремать тут так долго, как мне этого захочется. А если открою — придется просыпаться, снова куда–то идти, тренироваться, учиться…

Думать, наконец.

Выдавать себя за ребенка, что порядком мне надоело. Воевать с убийцами, следить за языком, когда общаюсь и с взрослыми и даже со сверстниками, дабы не сболтнуть лишнего…

Зачем мне это все, когда можно просто нежиться в этой воде, пускай, поверхность подо мной шершавая и твердая, зато вода такая теплая… Нет ни ветра, ни течений, ничто не способно нарушить мой сон. Разве что капает что–то, вдалеке.

Раздражает.

Не люблю я сырые помещения, где капает с потолка всякая дрянь. Это здорово напоминает карцеры в фортах и крепостях легионов, там тоже вечно что–то капало с потолка, а конопатить все эти протечки у комеН-дантов постоянно не доходили руки: то людей нет, то средств на это не отпущено, то понос, то золотуха… Все как обычно. Бардак — часть армии, он вечен.

А может, так и задумано лукавым армейским начальством, чтобы у любителей подраться или сбегать в самоволку, при воспоминании об отсидке в затхлом сыром помещении, желание вино пьянствовать, блуд развратничать и безобразия нарушать само пропадало…

Бывал я в подобных помещениях, поначалу, довольно часто, потом, правда, заматерев, перестал попадаться. Однако ж, последняя отсидка была довольно запоминающейся: в карцере сидел я не долго, а вытащил меня оттуда аж сам легион–генерал…

… — Мастер–сержант Штайнер, встать, тупая ты скотина!!!

— Точно так, господин генерал!

— Ты знаешь, кому ты и твои сраные дружки вчера набили морду в этом притоне? Ты знаешь, кто это был???

— Так точно, господин генерал! Педерасты и скотоложцы!

— Ррррххрррр… Лучше заткнись… Граф Дешам, и его светлость, маркиз Ольбард уже выразили мне лично свое недовольство тем, в каком виде им пришлось лицезреть своих сыновей и других, несомненно, благородных юношей, которые их обычно сопровождают. Дескать, мирно отдыхавшая в трактире компания молодых людей подверглась нападению дикой солдатни! Вы не могли выбрать других людей для упражнении в мордобое, городскую стражу, хотя бы, или бандитов в подворотне? Вас, сволочей, нельзя в столицу пускать, удавы узловатые, ***! Неделю ведь всего в городе, а мне уже жалобы на вас, уродов ублюдочных, складывать некуда! Что на этот раз, шлюх не поделили?

— Точно так, господин генерал!

— Охохо… Может, оно и к лучшему, что эти придурки наконец получили по соплям… Золотая, мать их, молодежь, *** их коромыслом… В общем так, Штайнер, слушай сюда. Ты, и двое остальных придурков, которые сейчас сидят в соседнем карцере, должны знать — разбитые морды и купание в сточной канаве сыновей этих шишек вам не простят. Маркиз настаивает на вашем аресте и заключении в городскую тюрьму, если вы туда попадете — жить вам до ближайшей ночи. Или суд и танец с пеньковой Молли, ты и сам знаешь, чем все кончится — все нераскрытые преступления в столице за весь год будут на вас. Ты хороший солдат, тупой и упрямый, правда, как обозный ишак, но хороший. И эти два ублюдочных кретина, твои приятели, тоже. Я не допущу, чтобы моих солдат сгубили сынки придворных жополизов, пиши рапорт, о переводе. Первый напишешь о переводе в восточную армию, насколько знаю, у них там всегда бардак в штабе, пока разберутся — время уйдет. Второй рапорт напишешь о переводе в легион северной пограничной стражи, я его потеряю. Найду нескоро.

Капля, сорвавшаяся с потолка, капнула генералу прямо на его гладко выбритый череп, он с отвращением вытер ее ладонью.

— Вот письмо, для твоего будущего командира, передашь. А теперь бери жопу в горсть, час тебе на сборы, РЯДОВОЙ Штайнер, и вали на север. Это все, что я смогу для тебя сделать. Уматывай с глаз моих…

— Спасибо, господин генерал. Для меня было честью служить под вашим командованием.

С тех пор как–то миновала меня чаша сия, в смысле, в казенную яму больше меня не сажали, хотя, что уж греха таить, было за что.

Да, приятно же иногда вспомнить безумства молодости… Вспомнить, и поспать еще, в этой теплой водице… Только капает ведь! Да звучно то как.

Бесить начинает меня, эта капающая водица.

Водичка?

Какая еще вода, ***?!

Где я?

Я рывком принял вертикально положение, сонливость, будто рукой сняло, а в глазах моментально прояснилось.

На родные до соплей казематы армейского форта не похоже, а похоже на коридор, освещаемый слабым светом факелов, висящих на каменных стенах. Каменный же пол (неудивительно, что твердый и шершавый!) покрыт водой, в которой я столь успешно и предавался неге и праздности. Не похоже на больницу Конохи, и, полагаю, на Коноховскую же каталажку похоже так же не слишком.

Я оперся левой рукой на стену, и воздвигся на ноги. Ох ты, я еще, как ощущается, и в росте прибавил некисло? Или же…

Высокие кожаные сапоги на шнуровке, в них заправлены полотняные штаны, кое–где рваные, а на плечах такая привычная тяжесть когда–то добротной кольчуги. Когда–то, это потому, что на левом боку она висела клочьями, а рукав вообще держался на нескольких звеньях. Зерцало, закрывающее солнечное сплетение, тоже, видимо, отвалилось, да и наплечников не видать. На талии широкий пояс из толстой кожи, с ножнами для тесака и кинжалом.

Я присел и машинально поводил руками по полу коридора, как и ожидалось, оружия не нашел.

Оторвав остатки рукава (все равно толку нет, только мешает), я прислонился к стене уже спиной. Следовало подумать.

Последнее что я помню, милое личико Ино Яманака, склонившееся надо мной. Она что–то бормочет, а я, кажется, засыпаю. Сам бой помнится довольно плохо и размыто, но ощущение чужеродного предмета в брюхе — это отчетливо.

Так, меня что, снова убили? И вернули обратно, в мое же тело? Результат–то налицо, как говорится. Вот он я, старый добрый Олли Штайнер, снова с вами!

Не то, чтобы я сильно опечален этим фактом, вторая шкура стала уже родной, но все–таки, червячок сомнения то шевелится. Не помню я, чтобы в том горном храме, в котором приняли свой последний бой остатки нашего отряда, была вода. Да и отделкой стен древние строители вроде бы не заморачивались. Еще в копилку: ударом, который был способен разрушить ту приснопамятную статую, мое тело должно было превратить не то, что в пепел — в облачко зловонного запаха, не иначе. И вот, кому–то зачем–то понадобилось меня воскрешать? Да еще в этом теле? Да в том виде, в котором оно (тело) пребывало на момент гибели? Опять шуточки той сущности, что засунула меня в иной мир? И на кой это ему сдалось?

Н-да, не понятно.

Однако делать нечего, глас во тьме, объясняющий мне ситуацию, почему–то не слышен, а слышно только бесячее бульканье капель воды откуда–то издалека, так что, делать нечего. Надо выбираться отсюда, может, прояснится что–нибудь, по ходу дела.

Немного беспокоит только то, что оружия при мне нет, нож вот только.

Каковым ножом от тварей, вроде тех, что успешно сокращали поголовье имперского воинства на подступах к храму и в нем самом, не отмахаться. А что у нас с магией? Помнится, я порядком истощился, во время последнего боя этого тела. Да что уж там, выдоился в ноль, и к моменту смерти вряд ли был способен магией зажечь даже лучину, не говоря уж о боевых заклятиях.

Резерв полон, что удивило, если честно, не очень. Тело ведь мне воссоздали в целости? Вот и магия, значится, снова при мне. Так что, светлячок подвесить над головой, универсальный купол на себя, модифицированный на силу в ущерб дальности узор Удара Холода (против материальных врагов) и стандартную Плеть Гнева (против тех, кто бренными мощами не обременен) подготовить — и в путь. Нечего тут яйца высиживать. Ничего хорошего из них не вылупится.

Странные тут места, думается мне. Непонятные весьма, а оттого вдвойне неприятные. Бесконечные коридоры, переходившие один в другой, одинаковые факелы на стенах, не коптившие и об которые невозможно обжечься. Кто же понастроил эти каменные кишки, и с какой целью? Иногда встречались развилки, я пытался оставлять на стенах возле них метки, но вскоре заметил, понаблюдав немного, что поврежденные моими заклятиями камни стен восстанавливаются. Кстати, встречаются еще вроде бы металлические решетки, перегораживающие, зачем–то, коридоры, от пола до потолка, от стены и до стены. Странные решетки, да. Фигурная ковка, изображавшая иероглифы, складывающиеся в бредовые слова и фразы (что интересно, на языке недавно покинутого мною второго мира!), вроде бы толстый и прочный металл, без тени коррозии — ни пятнышка ржавчины, в самом деле. С виду незыблемая конструкция, но, когда я, в первый раз встретив подобную препону, после тщательного ее обследования, с досады, что придется возвращаться или тратить силы на ее разрушение, лягнул решетку сапогом — она рассыпалась невесомой, слабо искрящейся пылью.

Странно. Полог от насекомых, и тот был бы более серьезной преградой, чем вот это вот. Под стационарной иллюзией (а что это еще такое может быть?) можно скрывать что–либо, но преграды она никакой представлять не будет. Чем дальше я продвигался, тем чаще мне попадались такие штучки, осмотрев еще пару, на остальные я уже не обращал внимания, просто проходя сквозь них — достаточно было небольшого усилия, и преграда осыпалась.

Еще в список странностей можно смело занести поведение некоторых участков стен коридоров. Что с ними не так? Просто в один прекрасный момент, прислонившись к стене коридора, дабы поправить шнуровку, я в эту самую стену провалился. Ну, то есть, не в стену, а сквозь нее. В точно такой же коридор.

Обычным же зрением, равно как и истинным, стена ощущалась каменной. Я на ощупь нашел края этого отверстия — метра два, наверное, в ширину.

Все страньше и страньше.

Я, может, сплю?

Лежу себе, с дырявым пузом, на коечке в славном городе Конохе, добрые работницы клиники кормят мое тело с ложечки, Хатеми периодически заглядывает, и сокрушенно покачивает головой…

Или я умер, и это такой дурацкий ад. И буду теперь вечно бродить тут, по этим каменным норам, пока не сойду с ума.

О–хо–хо…

Хотя… Впереди, кажется, просвет. До него далеко еще, но светлое пятно, виднеющееся впереди, ощутимо ярче, чем эти псевдофакелы.

Видать дошел куда–то.

Последние несколько метров — и я в большом зале. Большом, и пустом. Стены, правда, изукрашены, золотыми узорами, и освещение, льющееся откуда–то с потолка — вот и все отличие от унылых коридоров. Ну и воды все также, по щиколотку. Зато на противоположной стороне зала обнаружилась решетка, от пола до самого потолка, за которую свет, почему–то, не проникал.

Любопытство заставило меня подойти ближе.

При близком рассмотрении, выяснилось, что никакая это не решетка, а скорее, ворота. Исполинские ворота из металлических прутьев, отгораживающих от остального зала пещеру. Замков, цепей, засовов, меж тем, не наблюдалось, а на месте, где запирающему устройству полагалось бы находиться, пребывал квадратный лист бумаги.

И что у нас там?

«Осторожно, злая собака»?

«Без стука не входить»?

«Обед один час, считая с полудня»?

А, нет, очередная непонятная галиматья. И снова иероглифами.

Я подошел поближе.

Недалеко от решетки, с другой ее стороны, разумеется, в воде сидела зверушка. А если точнее — лисица. С виду — обычная рыжая лисица, каких полно в лесах, на моей бывшей родине, да и в новом мире, возможно, такие тоже водятся. Животина сидела в воде, печально понурившись, и всем своим видом источала печаль, крушение надежд и беспросветное отчаяние. Мокрая шерсть висела сосульками, кончики ушей жалобно поникли, а все ее худенькое тельце сотрясала крупная дрожь. Весь ее вид будто говорил стороннему наблюдателю (мне, то есть): «ну, выпусти меня, разве ты не видишь, как мне плохо? Мне голодно, тоскливо и холодно, выпусти же меня, это ведь так легко». С потолка постоянно капала вода, крупные капли падали зверьку на голову, и, скатываясь по покрытой рыжей шерстью морде, напоминали крупные прозрачные слезы.

Душераздирающее зрелище.

Особенно если учесть, что между прутьями клетки оставалось достаточно расстояния, чтобы сквозь них прошло три таких лисицы, в ряд. Ну, может, не три, но две — точно.

А при взгляде на это существо истинным зрением, глазам моим предстало клубящееся облако энергии, практически по размерам всего отделенного клеткой помещения.

Хм, неправильный какой–то лисенок.

Животина как–то несмело подняла голову, смешно прянув ушами, и посмотрела на меня. А я и не знал, сколь богатая у лисиц мимика! На морде зверька отразилось явно различимое недоумение, словно он увидел вовсе не то, что ожидал, а его черные выпуклые глазки несколько увеличились в размерах, и, как мне показалось, предприняли попытку вылезти на лоб.

Да, дружок, жалобным видом ты меня не обманешь, я прекрасно вижу, кто ты есть такой.

Протягиваю руку к листку с иероглифами — он висит примерно на высоте моего лица, осторожно провожу по нему рукой — одно движение, и он будет сорван.

Глаза зверька, при виде этого, озаряются какой–то безумной надеждой, он, не отрываясь, следит за моими пальцами… Которые, вместо того, чтобы сорвать лист бумаги, складываются в неприличный жест.

От громоподобного рева, наполненного чистой незамутненной ненавистью, заложило уши, а иллюзия «лисы скорбящей, жалобной» развеялась. Теперь, на ее месте, пребывала жутковатого вида тварь, едва умещавшаяся в отведенном для ее жизнедеятельности помещении. Я даже отшатнулся сперва, от неожиданности, да и струхнул немного, чего греха таить. Но это еруН-да: не боятся ведь только идиоты, главное — не поддаваться этому ощущению. Сказано мудрыми: страх подобен огню, держи его в узде, и он согреет и придаст сил, но если поддашься ему — он сожжет тебя. Да и к тому же, пострашнее твари мне встречались, в прошлой жизни. Может, не такие большие, но уж померзее — точно. Так что, зря стараешься, собака страшная.

Огромная лапа, снабженная когтищами, длиной с меня самого каждый, долбанула по решетке изнутри, выбив из нее сноп оранжевых искр, а потом зверюга порадовала меня, продемонстрировав свою морду. Нет, не так — МОРДУ. Явившаяся мне страховидная балда, размером с хороший сарай, распахнула пасть, усеянную белоснежными зубами, и исторгла очередной полурык, полу–вой, от которого мои уши сделали попытку свернуться в трубочку и отвалиться, и выдохнув, при этом, порядочный сноп рыжевато–багрового огня в мою сторону, который, правда, не оставил и следа на прутьях клетки, и наружу не смог проникнуть также.

Я впечатлился. Нет, не зубастой харей, не ужасным рыком и огненным дыханием (рычать и плеваться огнем я и сам могу не хуже, особенно когда тупые новобранцы портят ценное подотчетное имущество), а искусством неведомых артефакторов, изваявших такую преграду. В истинном зрении, то, что обычным зрением виделось железными прутьями, представало как столбы света, словно сплетенные из ажурных узоров. А центром же всего этого чуда был тот самый листок с белибердой, заменяющий собой засов или замок, или чем там запирают в подобной конуре таких вот отвратительных лисят. То, что казалось листком серой дешевой бумаги, покрытой каракулями, на самом деле было сложнейшим трехмерным узором из головоломного переплетения энергетических линий. Состряпано сие кружево было по абсолютно непонятным мне законам и принципам.

Да, воистину предо мной работа мастера своего дела.

Причем я не вижу источников питания этого чуда, создается впечатление, что это замкнутая система. А такого не может быть. Энергия не берется ниоткуда, если где–то ее прибавилось — соответственно, в другом месте должно убыть — законы мироздания, они такие. Суровы, но справедливы…

Но, стоит продолжить изучение — когда еще мне доведется осмотреть шедевр артефакторики! Ведь рано или поздно придется отсюда уходить на поиски выхода, ибо жить тут… некомфортно. Соседи шумные, и жрать нечего. Воды, правда, вдоволь, но желание ее пить пропало, едва я увидал этого буйного сидельца, который в этой воде, собственно, живет.

Спустя некоторой время, осмотрев прутья клетки, и убедившись в их идентичности друг другу, я вернулся к центральному узору, и снова погрузился в глубины его вязи. Сложно. Аж завидки берут, стоит лишь взглянуть. Наши стационарные узоры магической защиты крепостей были на несколько порядков проще, хотя, я, правда, видел таковые лишь в небольших пограничных укреплениях. Но Арэол бывал в одной из резиденций Императора, и говорил, что там вообще наворочено нечто невообразимое…

Тварь по ту сторону решетки продолжала бесноваться. Она рычала и выла, дышала огнем и какой–то газообразной гадостью, скреблась когтями, скрежетала зубами и всячески выражала мне свое праведное негодование моим же здесь пребыванием. То, что никаким образом это существо проникнуть или как–то воздействовать на все, что находится с внешней стороны решетки, не способно, мне стало ясно еще с первых минут, поэтому я на выкрутасы шумного местно посидельца внимания особо не обращал, единственно — немного раздражали звуки скрежета когтей об решетку. Мерзкого бывшего лисенка мое невнимание к его потугам произвести на меня впечатление бесило, видимо, еще больше. Посему и шуметь он продолжал со всем рвением, накопленным за все время его тут пребывания.

Наконец, меня это безобразие всерьез начало утомлять, и я решил воззвать к голосу разума этой твари, каковой разум, хотя бы в зачаточном состоянии, присутствовать должен. Сообразила же мелкой животиной прикинуться!

— Собака — говорю я ему со всей вежливостью — Ты не мог бы немного помолчать? Обещаю, я здесь ненадолго. Скоро уйду, и ты снова сможешь наслаждаться тишиной и водными процедурами.

Тварь заглохла, не дорычав очередную свою руладу, и недоуменно склонила башку на бок.

— Вот видишь, как это легко — я дружелюбно ему ухмыльнулся — Просто попробуй не гавкать на меня некоторое время, и мы с тобой подружимся. А потом я уйду.

Ох ты, оно еще и разговаривать умеет?

Тварь немного похрипела, покряхтела, чихнула, прокашлялась…

— Я… Не… Собака… — с явным усилием произнесла она — Не… Собака…

— Правильно! Ты Волк. Большой и страшный волосатый волк с зубами. Мне вообще–то все равно, хоть белкой назовись, хоть жабой, только молчи, а то в ушах уже от тебя звенит.

Тварь оторопело на меня вытаращилась. Я что, сказал что–то не то?

Тем временем, мне удалось как следует рассмотреть это существо — оно прекратило метаться по клетке и стало вполне доступно для визуального обследования. И что мы видим? Башка с длинными остроконечными ушами, покрыта красно–оранжевой шерстью, глазки красные и злобные, от глаз до длинных остроконечных ушей идут черные полосы. Чавка… большая, зубов в ней много. Излишне много, по моему мнению. Четыре длинных толстых лапы, что–то еще шевелится сзади, не разобрать.

— Чшеловеееек… Ты понимаешшшь, с кем ты говоррришшшшь?

— Точно! Как я сразу не разобрал — я потыкал указательным пальцем в его сторону — Ты ведь сам… — и сделал драматическую паузу, демонстративно затаив дыхание.

— Даааа!!! — торжествующе прорычал мой излишне зубастый собеседник — Ты видишшь самого Кьюби–но–Йоко! Бакекитсуне прозывают меня людишшшшки! — в знак подтверждения несомненной своей правоты он выдохнул трехметровую струю огня в потолок.

— Так ты… Сам Кьюби–но–Йоко — при этих словах тварь самодовольно рыкнула — Подумать только… Сам Бакекитсуне! — он кивнул и осклабился — Никогда о тебе не слышал. А теперь разреши, я продолжу — я повернулся к центральному узлу этого замечательного артефакта. Он интересовал меня значительно больше демона, поскольку шедевр. А демон… Ну что с ним поделать? Заперт он прочно, интерес представляет, разве что, в общеобразовательных целях, каковые стоят далеко не на первом месте.

У демона, похоже, от возмущения отнялся язык, и он выразил мне всю глубину его ко мне неприязни с помощью жестов: град ударов когтистыми лапами по решетке показал мне, что я ему активно не нравлюсь, а хрипы и кашель, раздававшиеся из оскаленной пасти означали, видимо, брань и проклятья.

— Я. Не. Понимаю. По. Собачьи. — по слогам произнес я ему, отвлекшись от изучения запорного механизма врат — И вообще, мы же, кажется, договорились? Ты прекращаешь рычать и выть, а я не задерживаюсь тут надолго. Так ведь? Так что тебе, гиена, от меня еще–то нужно?

— Я ЛИС!!! — проревела тварь — Девятихвостый Лис!!!

— Вот теперь ты меня убедил — я тяжело вздохнул, что за назойливое создание — Шакалы так реветь не могут…

— Что тебе нужно чшшшеловек?

— От тебя? Ничего. Но если ты настаиваешь — пару зубов было бы неплохо. Оружие из них должно получиться знатное… Девятихвостый, ты сказал? — что–то знакомое мне показалось, в этом его самоопределении.

— Не веришшшь? — лис оскалился — Могу показать! Он сделал движение, будто собирался развернуться ко мне кормой.

— Верю, верю! Избавь меня от удовольствия созерцать твой третий глаз.

— Так ты пришел сюда за моей силой? — лис не обратил никакого внимания на мои слова — Все приходят за силой. И ты можешшшь ее получить!

(девятихвостый, девятихвостый… а я ведь про тебя слышал, это что получается…?)

— Во–первых, куда это сюда? Здесь — это где? А во–вторых, что ты там рычал про силу?

— ХРРРАХХХАХАРРРРХХХРРРР!!! — демон развеселился — Ты не понял, куда попал? Сопляк Узумаки, вот где мы! Вернее, в его Внутреннем Мире!

(ах ты ж *** ты на ***!!!)

Головоломка собралась из кусочков в целостную картину. Теперь понятно, почему так удивленно таращился на меня лис, когда я предстал пред волосатым ликом его. Оно и понятно — лисом ожидался девятилетний пацан, а явился какой–то обморок… А демонова клетка, следовательно — это печать, а сам он — та злостная паскуда, что разрушила половину Конохи, девять лет тому назад. Биджу, короче. Огромный, могучий и полный того самого. Сидящий у меня же в пузе.

— Да — довольно покивал башкой лис — Мы во внутреннем мире Узумаки. А сам Узумаки — джинчуурики, понял, тшеловек?

— Дзинь — чего? Ах, да, одержимый… Да понял, понял… Так что ты там говорил про силу?

— Моя сила велика, тшеловек, так велика, что ты и представить себе не можешшшь! И ты можешь ее получить! Ты станешшшь силен, силен, словно Шшшинигами, сильнее проклятого Риккудо, сильнее всех! Все склонятся перед тобой, любая страна станет твоей, Дайме станут твоими слугами! Ты будешшшь…

Мм, заманчиво.

Только вот, одно обстоятельство… Я решил его прояснить, и прервал этот приступ логареи хвостатого.

— Дай угадаю — перебил я его — Чтобы получить все это, твою силу, и все такое — надо всего лишь тебя выпустить? Оторвать этот листок — и все?

Лис покивал ушастым черепом.

— А ты не так глуп, чшеловек. Просто сорви печать, и мошшщ станет твоей!

Мне стало грустно.

Какие же вы, инферналы, все одинаковые…

Любой, даже самый тупой бес, сидящий в пентаграмме демонолога, будет петь, что твой бард, про силу, которой он наделит, про сокровища, которыми одарит, про желания… ну вы поняли. Только выпусти, а уж он — ух! И ведь находятся дурни, что верят словам и клятвам. Да только слово, данное инфернальной тварью человеку, к исполнению никак и ни к чему демона не обязывает. Выпусти его, как же. Первой же, что он сделает, когда вылезет — оторвет от меня все лишнее, а душу сожрет. Верить тварям можно только тогда, когда сжимаешь им яйца мозолистой рукой, а второй — замахиваешься серпом. Вот тогда да, становятся они честными. А еще честнее они становятся, будучи заключенными в артефакты, которые тянут из них силу.

Вот примерно это я и объяснил лису. Извинился, что не настолько туп, как можно судить по моей внешности — лис заметно огорчился. Пробовал меня убедить в своей искренности, но не преуспел, после чего снова впал в неистовство, и принялся хрипеть и царапать решетку.

А до меня же, сквозь шум, производимый негодующим лисом, донеслась пара фраз, прозвучавшая откуда–то из–за спины:

— Ты прав, что не поверил ему… — мужским голосом,

и

— Кто ты и где мой сын?! — женским.

Глава 27

Это что еще такое?

Убивцы с поляны, пришли доделать свою грязную работенку? Тех, правда, трое было, а этих — двое… Неважно, впрочем. Но если они явились докончить начатое — им обломится. Это вам не девятилетнего голодного сироту гонять по кустам железом и магией, я в старом взрослом, совершенно здоровом теле, я полон магических сил, и сейчас немного облегчусь!

Всем, мать вашу, покажу, где членистоногие зимуют!

Позор мне, кстати, — прохлопал новых гостей. А все этот вот, излишне громкий набор когтей, зубов и хвостов. Отвлекся на него. Впрочем, универсальный купол я так и не снимал, поэтому неожиданной атаки у них все равно бы не получилось: секунду — другую он бы продержался, чем бы они не атаковали, и этого бы мне хватило за глаза.

Я неторопливо (раз уж сразу не напали, не следует показывать, что их появление для меня — неожиданность) развернулся в направлении вновь прибывших.

— Где мой сын?! — повторила свой вопрос длинноволосая женщина, стоявшая напротив входа в зал.

Хм, симпатичная. Лицо круглое, могло бы быть довольно милым, если бы не злобная гримаса на нем. Волосы, странного, насыщенно — красного оттенка спускаются ниже талии, с фигурой тоже все в порядке. В руке, занесенной для броска — пучок какого–то железа, пальцы другой руки сложены в печать, направленную в мою, естественно, сторону. Ее спутник, меж тем, стоял спокойно, сложив руки на груди. Спокойно, но только внешне, я прекрасно видел, что он готов к немедленной атаке. Высокий, тощий, лохматая, соломенного цвета шевелюра на голове — где–то я его определенно видел, но вот, где? В Конохе, может быть? Одет–то он по тамошней моде.

Тем не менее, рот он открыть, все же, соизволил.

— Я бы советовал тебе ответить на этот вопрос — он едва заметно улыбнулся уголками губ — А так же на все остальные.

Вместо узоров Удара Холода и Плети я дополнительно усилил универсальный купол, и Доспех Мага добавил — здорово помогает от любителей потыкать острыми предметами в ближнем бою («шкуры» — то у этого тела нет, а кольчуга представляет собой плачевное зрелище, надо было снять да выкинуть). Ну и Отражение — довольно специфическое заклинание, создающее что–то вроде сети с короткоживущими узлами — накопителями. Оно нихрена, на самом деле, ничего не отражало, зато впитывало некоторые виды магических атак, после чего колдующий мог вернуть полученное противнику, выждав подходящий момент. С проявлениями стихий Отражение справлялось неважно, зато с разнообразными проклятиями — лучше и не надо. Отработанная связка, в общем, на все случаи жизни.

Из атакующих у меня было готово только Облако Забвения — мощное и грубое заклятие на стыке школ мистицизма, некромантии и магии воздуха, так любимое армейскими магами за простоту, эффективность и смертоубийственность. Выбрал его потому как, мало ли, гостей больше двух? А Облаком весь зал накрою, а пока враги будут плакать, чихать, кашлять и приклеивать на место отваливающуюся с костей плоть — еще что–нибудь сотворю — арсенал у меня богатый, потому как любознательный был, в прошлой жизни (инстинкт самосохранения, знаете ли, способствует любознательности, усидчивости и тяге к учебе).

— Ты онемел, незнакомец? — это светловолосый мужик проявляет нетерпение — Тебе задали вопрос, невежливо молчать. Или ты не понимаешь наш язык?

— Понимаю — молчать в самом деле некрасиво, тут он прав — Спрашивать вы можете все, что угодно. Но кто вы такие, чтобы требовать ответы?

— Кто мы та… — вопль своей подруги мужик прервал, положив ей ладонь на плечо и сильно сжав.

— Ты не находишь, что твой вопрос неуместен? Ты чужой здесь, и тебе тут не место. И мне хотелось бы знать, кто ты, как ты сюда попал, и почему в том месте, где должен быть мой сын, находится чужак.

— Отвечай, или пожалеешь — это его спутница решила напомнить о себе — Говори, где мой сын!!!

Ее пальцы, на свободной от оружия руке чуть шевельнулись, и я тут же повесил вздорной бабе на лоб маркер для Цепи Молний.

(дернешься, подруга, и будешь вонять паленым)

Про какого сына они все талдычат? Хотя… Что там волосатый про это место рычал — Внутренний Мир Наруто, так эти катакомбы с девятихвостыми паразитами называются? Тогда кое–что начинает вырисовываться. И оживленное тут, надо сказать, местечко, не Внутренний Мир Узумаки, а просто Проходной Двор Узумаки какой–то, как погляжу.

Сзади, со стороны клетки, послышалось кряхтение и порыкивание — лису, внимательно наблюдавшему за бесплатным представлением, казалось забавным происходящее. Сиделец веселился.

Я пригляделся к мужику, и, кажется, начал понимать, где я его видел.

Вернее, не его самого, а его уменьшенную, изрядно помолодевшую, копию.

Да в зеркале, когда изредка (а что я там хорошего увижу?) смотрелся в него: те же волосы, те же черты лица, те же глаза.

Как там его звали? Намикадзе Минато, вроде как. А злокачественная красноволосая ведьма — это тогда мать Наруто, получается? Ну, что сказать — хоть у нее явно с характером беда, но все же лучше такая мать, чем никакой. Кому об этом лучше знать, как не сироте. Сироте, причем, дважды, хочу заметить.

— Намикадзе–сан, я полагаю? — я решил озвучить свои подозрения, да и пауза уже излишне затянулась — А вы — обращаясь к женщине — Надо полагать, Узумаки Кушина?

Парочка переглянулась.

— Да, это так. Но я не помню, чтобы мы были знакомы — Намикадзе словно дырку пытался во мне взглядом просверлить — Я бы запомнил такого как ты. Назови себя — потребовал он.

Женщина ничего не сказала, только шипела и шкворчала что–то себе под нос. От немедленного нападения, с целью нанесения и причинения, ее удерживало только присутствие мужа.

— Я, в некотором роде — а чего тянуть то, так и так придется им правду узнать — Ваш сын.

Немая сцена.

Даже лис прекратил рычать, пускать пузыри и плескаться у себя в клетке, а парочка напротив вытаращилась на меня. На лице папеньки моего второго тела читался один единственный вопрос, что–то вроде «Ты идиот?» На лице Кушины присутствовала забавная смесь из крайней степени изумления и злости.

— Как ты смеешь издеваться надо мной? — проскрежетала женщина, с трудом держа себя в руках — Ты, чужак!

Намикадзе, отмякнув от шока, не стал ничего говорить. Вместо слов он сложил несколько печатей (я, было, напрягся, но атаковать, он вроде как, не собирался), и рядом с ним возникло две иллюзии.

Он эдак приглашающее кивнул на вторую.

Первая — худой лохматый парнишка, со шрамами на лице, с растрепанной копной волос золотистого цвета, и голубыми глазами. Похож как две капли воды, на то, что я увидел в зеркале, по прибытии в новый мир. Хотя, если приглядеться… Одежда, кстати, на нем нормальная — рубашка, жилет и штаны, а не то рыжее недоразумение, что сейчас моими трудами превратилось в тренировочный инвентарь. Да и лицо, все же отличается. Но родственное сходство, несомненно, есть.

Вторая — кряжистый мужик среднего роста. А что? Славный дядька — в плечах широк, в талии — тонок (побегай–ка в рейде миль с пару — тройку десятков, в полном снаряжении — станешь изящен, как лесная лань, и жилист, как медведь–шатун по весне). Одет в рваную кольчугу, доходящую до середины бедра, и не менее рваные штаны, заправленные в высокие сапоги. Один глубокий шрам, и несколько мелких, имевших место быть на его мужественном лице, говорили о твердости духа и презрении к опасностям. Отсутствие половины левого уха — о любви к приключениям, а нос, кривой по причине многократных переломов (чума на жадных столичных целителей, просивших за приведение его в божеский вид сумму в золоте, выражавшейся в двухзначной цифре) — о храбрости и настойчивости в бою. Картину твердокаменного имперского воителя дополняла двухнедельная щетина и бритая наголо башка. С первого взгляда чувствуется: добрый товарищ, славный воин и просто хороший, добрый, честный, искренний человек. С таким хоть пить, хоть воевать — не подведет. А что рожа покарябана — так не рожа ведь главное, главное — удаль молодецкая, каковой у дядьки хватает с избытком. Ну и глаза еще, светящиеся мягким голубоватым светом.

Ага, это при использовании истинного зрения такой эффект. Оно полезно в бою иногда.

Это он мне показал, что должно быть, и что есть на самом деле? Не удивил. Хотя, я понимаю их состояние: вместо ребенка, по которому наверняка успели истосковаться, является угрюмый обморок с рожей висельника и завсегдатая дешевых притонов, и заявляет о том, что сынишка–то это на самом деле он.

Да, глупая шутка, не правда ли? Жалко только, что не шутка.

— Это — показываю на вторую иллюзию — Я.

Намикадзе чуть заметно кивнул.

— И вот это — на первую — тоже теперь, вроде как, я. Мне стоит вам кое–что рассказать, уважаемые. Вы же послушайте, и не спешите нападать. А потом мы решим, что делать дальше.

… — И вот это — показываю пальцем на иллюзию ребенка — Было тем, что я увидел в зеркале, когда очнулся.

— И ты надеешься, что мы поверим в этот бред? — Минато всем своим видом излучал скептицизм и недоверие — Ты и вправду так думаешь?

— Да мне, если честно, плевать, верите вы или нет — я пожал плечами — Мне ведь от вас ничего не нужно, а рассказал вам чистую правду. Попал я сюда случайно, но, надеюсь, скоро выберусь. Мне тут не нравится. Больно уж странное местечко…

— Что ты имеешь в виду? — вопросительно посмотрел на меня Тот Самый Четвертый Хокаге.

— Суди сам: очнулся после боя в непонятном месте — коридоры с дырами в стенах и решетками, потом встречаю людей, которым положено быть на том свете, и вот это вот — взмах рукой в сторону клетки с лисом — Сулит мне силу, чтоб только я его выпустил.

Лис за моей спиной хрюкнул, видимо соглашаясь с моими словами.

— Какие еще решетки? — Намикадзе изобразил повышенное внимание — Знаешь, Штайнер–сан, мне кажется, что ты пытаешься водить нас за нос. Сначала рассказываешь совсем уж небылицы, теперь снова говоришь о том, чего не может быть.

Ну, не верит, значит, не верит. Мне все равно, хоть они и родители моего нового тела, но не мне самому. Спорить, убеждать, как по мне — нет смысла, так что, пойду я отсюда, поищу выход.

Примерно в этом ключе я и высказался.

Да, дипломатичности мне недостает, согласен. Но мне в оправдание: взяться ей было просто неоткуда, не то, знаете ли, воспитание. Безотцовщина, и все такое.

Вежливо поклонившись оторопевшим предкам, я направился, было, в сторону выхода, ожидая, меж тем, нападения, и будучи готовым к стычке. Но нападения не последовало.

— Стой, Штайнер–сан, не уходи — это красноволосая решила вмешаться в беседу, складывающуюся столь непродуктивно — Я… Я хотела бы…

Слушая мой рассказ Узумаки как–то сникла, и больше не пыталась мне угрожать, или каким–то образом давить, передо мной теперь была просто усталая молодая женщина. Нет, не зря говорят — материнское сердце не обманешь. Может, и вправду почувствовала, что я не вру?

— Да, госпожа Узумаки? — мне ее, если честно, стало жалко. Самое дорогое для матери — это ее дети, а тут вот пришлось узнать, что сына она больше не увидит никогда.

— Я… Я не хочу, не могу верить тебе… Но пойми меня, попытайся понять… Пожалуйста…

Минато обнял жену за плечи и прижал к себе.

— У тебя есть какие–нибудь доказательства? — бывший четвертый Хокаге пребывал в некоторой растерянности — Просто… Ты говоришь, что могучий Ками поселил твою душу в тело нашего сына? Примерно в то время мы почувствовали, что нашему сыну очень плохо. Я не могу сказать, сколько времени длилось это состояние, но долго.

— Ками это был, или нет — я не знаю — повторять рассказ еще раз, и снова вызывать воспоминания о собственной гибели откровенно не хотелось, уж больно они были неприятные — Но, у него хватило сил отправить меня сюда.

— Мы никогда не были сильны в гендзюцу, но, наверное, могли бы попытаться…

— В моем разуме ты копаться не будешь! — резковато вышло, но это уж слишком личное — Хм, простите, Минато–сан. Я не соглашусь — и, обращаясь к снова вскинувшейся, было, Кушине — Придумайте другой способ, если хотите проверить правдивость моих слов.

Я не был ангелом, и в прошлом у меня было достаточно грязи. Но это мое, и со мной уйдет в могилу. Выворачиваться наизнанку перед незнакомыми людьми — нет уж, увольте. Да и стандартный блок от ментального воздействия ставился всем магам на контракте еще в Академии, ломать я его не позволю (глупо ведь рушить собственную защиту), а как снять — не знаю.

— Нет другого способа!!! — проорала Кушина, у нее, кажется, начиналась истерика.

Минато крепче сжал ее за плечи, успокаивая.

— Погоди, милая — и, обращаясь ко мне — А как так получилось, что никто в деревне не понял, что наш сын так изменился?

Кажется, ему в голову пришла какая–то идея.

— А кто должен был это понимать?

Этот вопрос поставил Намикадзе в тупик.

— Как это кто? Ты что, в поместье один живешь? И никто из членов нашего клана не заметил, что мальчик так изменился?

А сейчас я его разочарую.

— Если однокомнатную конуру, в которой твой ребенок жил последние несколько лет, с тех пор, как его попросили из приюта, ты называешь поместьем — то нет. Никто не заметил. Некому было замечать.

На лице Минато проступило выражение крайнего удивления, смешанного с раздражением.

— Я вынужден снова усомниться в правоте твоих слов, Штайнер–сан. Ты хочешь сказать, что ни Сарутоби, ни Какаши…

— Про первого знаю — это нынешний Хокаге — невежливо перебил я его — Про Какашу слышу в первый раз. Не видел ни разу.

— Какаши — машинально поправил меня Минато — Хатаке Какаши. Мой ученик…

— А Ханаби Хьюга? — вмешалась Узумаки — Она была моей подругой, неужели ты скажешь мне, что незнаком с ней?

— Это мать моей подружки Хинаты, она нас и познакомила, еще на первом курсе академии.

Кушина ничего мне на это не ответила.

— Так вот — продолжил я — Никто не заметил, что в теле вашего сына теперь нахожусь я, просто потому, что он практически ни с кем не общался. Немного денег мне приносили домой, а друзей не было. А если бы и были — память вашего сына досталась мне, вроде как, по наследству.

— Интереееесно — протянул четвертый — Память, говоришь… Ты знаешь, где мы находимся? — неожиданно он решил сменить тему.

— Ну, если верить этой страшной собаке (Йааааалиииииссссс!!! — проревели из клетки) — То это Внутренний Мир Наруто.

— А ты понимаешь, что это такое?

— Если честно — не очень — мне начинала надоедать эта игра в угадайку — К чему вы ведете, Минато–сан?

— А к тому — он торжествующе улыбнулся — Что Внутренний Мир — отражение твоей души в твоем же теле. И если твои слова правдивы, тебе досталось тело моего сына и его память, и ты можешь всем этим пользоваться — тогда ты сможешь найти воспоминания моего сына, до твоего, якобы, вселения. Покажи нам их, Штайнер–сан. Ты сможешь, если этот Внутренний Мир теперь твой. Ведь все, что с тобой случилось — находится здесь.

Я с трудом подавил желание послать этого проверяльщика в задницу.

Все–таки, я, в глубине души, добрый человек, мне жаль Кушину, да и Минато явно не в себе.

— И как, по–вашему, я это сделаю? — высказал я парочке свое закономерное недоумение — Я тут первый раз, если что.

— Просто пожелай. Желай сильно, и то, что хочется — сбудется. Это твой мир, здесь ты творец.

Просто пожелать, значит? Попробуем.

Я выдохнул, я сконцентрировался.

Я пожелал.

Сильно–сильно пожелал, представил, как наяву…

Мою руку оттянула прохладная тяжесть, я опустил глаза и узрел чудо: деревянная кружка, объемом в две пинты, украшенная резьбой и с шапкой пены.

Такая мне даже снилась иногда, в новом мире.

Минато отчетливо скрежетнул зубами, а Кушине явно захотелось сказать мне много слов, судя же по кашляющему рычанию, пополам с бульканьем, доносящимся из клетки, лис пытался утопиться.

Неужели?

Я отхлебнул — да, это то самое густейшее темное пиво, что варил трактирщик из корчмы, которая находилась в деревне, возле форта нашего легиона. Он был мастер, и вкуснее пива чем у него я не пробовал. А еще у него были две дочки…

Впрочем, неважно.

— Штайнер–сан — обозначил неудовольствие Намикадзе — Может быть вы…?

Хм, нехорошо вышло. Неловко, я бы сказал.

Ладно, в сторону забавы.

Воспоминания хотите, значит?

Я вновь сосредоточился, вызывая в памяти картины прошлого. Но этого мало, надо, чтобы все видели эти двое, и на стене зала начинает проявляться движущаяся картина.

Ага, вот это я, после прибытия — встаю, шатаясь, бреду к шкафу, нахожу там зеркальце, и отражаюсь в нем: лохматый пацан лет 8–10, костлявый и грязный, с растрепанными волосами цвета соломы и огромными ярко–голубыми глазищами. На лице кроме разводов грязи присутствовали тонкие шрамы, нос был явно несколько раз сломан.

Кушина всхлипнула.

Нет, надо раньше…

Вот мелкий Наруто бредет по улице. Ему грустно и одиноко, нет друзей и не с кем поговорить. Люди отворачиваются от него, на их лицах, почти на всех — гримасы злобы и отвращения. За что они ненавидят его, ведь он ничего им не сделал?

Вот паренек возвращается в свою пустую пыльную комнатенку, готовит немудреную еду и пересчитывает оставшиеся монеты, прикидывая, хватит ли их до конца месяца. Пересчитывает их, хотя знает — нет, их не хватит, и придется на несколько дней затянуть ремешок.

— Кай!!! — вопль Кушины был неожиданным, но концентрацию я не потерял, да ее уже и не нужно поддерживать.

Вот Наруто лежит на дрянном старом футоне, бессмысленно глядя в потолок. Он хочет понять, почему он один. Почему у всех окружающих кто–то есть, у всех! Только у него нет никого. Тиски одиночества сдавливают сердце, и слезы текут по лицу ребенка. Синяки и ссадины, полученные в драках с другими детьми, перенявшими злобу взрослых — это пустяк, стократ больнее одиночество.

— Хватит — тихо проговорил Минато. Его супруга спрятала лицо у него на груди. Это не гендзюцу, я способен это понять. Прости, что сомневался в твоих словах, Штайнер–сан.

Глава 28

… — Силы моей жены были подорваны извлечением биджу, и тогда я принял решение запечатать его в своем сыне, пускай даже и ценой своей жизни.

Я, по–видимому, должен был преисполниться печалью, проникнувшись трагизмом ситуации, описанной мне главой этой семейки. Ну как же: умирающие мать и отец, над телом сына, оставляют его одного, в столь жестоком мире…

Как–то не получалось преисполниться.

Нет, я честно пытался, но вот никак.

Сильно хотелось ругаться, но я держался, а в особо трагичных моментах, вроде того, как женщина–джинчуурики (!) рожает сына главе поселения в хижине (!), расположенной в каких–то чигирях, роды вместо профессиональной повитухи принимает не пойми кто (!), а на стреме… В охране, то есть, всего два шиноби. Два. Это один, и еще один. И оба — бабы. Ну и муж еще бдит. Так вот, конкретно на этом моменте пришлось даже зубы стиснуть, чтобы вслух не высказать все то, что я об этом думаю.

О да, именно так и куется оружие деревни. Хотели сделать все в тайне? Как дальнейшие события показали, базарные торговки секреты лучше хранить умеют.

Однако вот и выяснилось, кого следует благодарить за наше с парнишкой счастливое детство. И раньше было ясно, что тварь в печати — не природная аномалия, но узнать, что стоящий напротив меня мужик в плаще засунул эту гадость в собственного первенца, было, по меньшей мере, странно. Да, безжалостный дядька.

— Наверное, Намикадзе–сан, у вас были веские причины настолько испоганить жизнь своему сыну — история, поведанная мне сей образцовой семейной парой, как по мне, изобиловала странными и недоступными моему пониманию моментами — Весьма веские.

— А ты на моем месте поступил бы по–другому? Потерять биджу, значит сильно ослабить деревню — маска уверенности и спокойствия, сохраняемая Минато до этого момента, дала небольшую трещину — Баланс биджу, это одна из основ существования скрытых деревень! Я выполнил свой долг Хокаге, и не смей меня за это осуждать, Штайнер–сан. Ты был воином, и, значит, понимаешь, что такое долг.

Понимаю.

Уважаю.

Не одобряю.

Он выполнил свой долг, и сохранил биджу для Конохи. Но что мешало сделать все по уму? Ай, что уж теперь… И весь этот ворох проблем достался мне.

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, Штайнер–сан, вижу по твоему лицу — четвертый, уверенный в своей правоте, смотрел мне прямо в глаза — Будь ты на моем месте, я уверен…

У меня этот разговор начал вызывать изжогу.

— Будь я на твоем месте, Минато–сан, я бы удавился.

Тот осекся.

— Твой клан уничтожен, жена погибла, ты и сам сыграл в ящик, лишив Коноху сильнейшего бойца, а заодно и Хокаге, сын растет… Рос, то есть, вечно голодным дурачком, которого жители твоего города ненавидят — скажи, ты этого добивался?

Грубовато получилось, сам понимаю. Но надоело уже сопли по стенам размазывать. Обгадился — не спрашивай, почему воняет.

— Ненавидят? Ты ошибаешься…

— Да, Минато–сан, именно так. Глянь–ка сюда…

Старушку четвертый явно узнал.

— Откуда он явился, никто не видел, но пришел он со стороны квартала Узумаки, разрушив там все. Знаешь Наруто, мне тяжело тебе это говорить, но люди говорили, будто биджу вызвал твой отец, чтобы напугать и ослабить остальные кланы Конохи и заполучить полную власть над деревней, но потерял над ним контроль, и демон вырвался на свободу.

— Но как же это…

— Нет, я не верю, конечно, в эту чушь, я хорошо знала Минато, он бы никогда так не поступил, но люди думают так до сих пор.

— Поэтому ко мне плохо относятся?

— Да Наруто, этот кошмар запомнился людям надолго, они думают, что во всех смертях и разрушениях виноват твой отец, а ты его сын и так похож на него…

— Достойный результат ваших жертв, не так ли, уважаемые?

Четвертый, надо отдать ему должное, удар держать умел.

— Память людей коротка, но ты ошибаешься, если думаешь, что я делал это ради славы. Воля Огня превыше всего, превыше даже наших жизней. Ты не поймешь, что это такое, чужак — отец моего нового тела стоял на своем.

(да ты, мать твою, святой!)

— Может быть, и не пойму, Минато–сан, может быть. Не буду спорить. Но, хочу сказать, Минато–сан, обеспечить нормальные условия существования своему сыну, раз уж вы удосужились произвести его на свет, стоило бы. Не так ли? Чтобы он хотя бы питаться мог каждый день (а мне после вселения не пришлось бы тратить бесценное время на всякие подработки). Да и жизнь в пыльной конуре — не то, чего достоин сын самого четвертого Хокаге, отдавшего жизнь за свой город.

Собеседник стал угрюм и задумчив, и ничего мне не ответил. Надо полагать, согласился. Да и не с чем спорить, результат налицо.

Мне, честно говоря, неинтересны мотивы его поступков, чем он там себе руководствовался, когда ставил под угрозу жизни жены и сына, или делал последнего одержимым. Воля Огня там, или еще чего — неважно, то дела давно минувших дней, и сначала следует немного разгрести их последствия.

Меня как–то больше беспокоят проблемы дня сегодняшнего, коих немало. В частности: есть ли отсюда выход, что с моим телом, смогу ли я туда вернуться, если смогу — что с печатью, и если с печатью что–то случилось, то, что с этим делать.

Примерно так я и высказал свои пожелания относительно дальнейшего хода беседы. Минато развивать предыдущую тему тоже не горел желанием (оно и понятно: кому понравится слушать, что все, что ты сделал пошло прахом) и принялся меня просвещать.

Да, выход отсюда есть, причем, прямо из этого зала — достаточно лишь сосредоточиться и пожелать вернуться в свое тело. А при должном навыке концентрации я могу вернуться сюда снова.

Да, мое тело еще живо, иначе Шинигами давно бы прибрал мою душу. На вопрос, какого тогда ками здесь делают он сам с супругой, хотя им давно положено прогуливаться по загробному миру, получен был ответ примерно следующего содержания: немало, дескать, чакры вложено в печать с лисом. Их чакры. Вся печать — это их чакра, а моей энергией она лишь поддерживает себя в рабочем состоянии. И то, что я вижу перед собой — что–то вроде кусочков их душ, подпитывающихся этой чакрой, что и позволило им задержаться на этом свете.

Да, с печатью дела безрадостные. Избыток железа в организме, коим меня обеспечил тот не в меру резвый убивец, повредил целостность печати, и теперь чакра лиса просачивается. Причем, не через предусмотренное для такого дела отверстие. Вообще, печать представляет (представляла, до сего времени) замкнутую структуру, имеющую нечто вроде клапана, через который я мог бы извлекать чакру биджу, с целью применения оной для учинения разнообразного колдовства. Клапаном служили ворота, запором и предохранителем — листок с иероглифами, их запирающий. Хакке–но–Фуин — Шикки, так это именуется. По замыслу, должно это работать следующим образом: по мере взросления тела Наруто, печать должна слабеть, и чакра волосатого (совсем неполезная, кстати, штука, для организма) будет попадать в его чакросистему. Таким образом, убивается целое стадо зайцев: организм приучается к действию этой отравы, вырабатываются навыки по ее эксплуатации, тело снабжается дополнительной энергией. Ну а когда Наруто вырастет и окрепнет, обретет необходимые знания и навыки, то сам сможет управлять величиной и плотностью потока чакры девятихвостого. И будет страшен в бою, потому что маг с бесконечным резервом, за счет чего, кстати, может компенсировать откат от сильнейших заклятий — практически непобедим.

Классный план, великолепное исполнение (надо быть справедливым — печать, это шедевр), но всему пришел кирдык, как оно зачастую и бывает.

Намикадзе изваял трехмерную иллюзию, долженствующую продемонстрировать мне устройство печати, и продемонстрировал мне поврежденный участок, даже пальцем в него потыкал. Не надо быть гением артефакторики, чтобы предположить, что именно через эту дырку лис и полезет наружу, предварительно ее расширив. Минато мои опасения подтвердил.

Я обернулся, чтобы укоризненно посмотреть в бесстыжие глаза девятихвостого половика, нагло пытавшегося меня обмануть (причем два раза!). Лис, если бы мог, то пожал бы плечами, но он не мог, поэтому просто повернулся ко мне задницей и разговаривать далее не пожелал.

Я, чисто для проформы, спросил Минато, чем мне все это грозит, хотя ответ знал и сам.

Чем? Сначала у меня прибавится чакры, что будет сопровождаться малоприятными ощущениями. Потом чакра биджу полностью займет мою чакросистему, растворяя в себе мою чакру. Потом этот набор зубов и когтей полезет наружу. Быстро это у него не получится, но жизнь мне медом все равно не покажется — я стану полноценным одержимым, со всеми сопровождающими это увлекательное явление событиями, как–то: постоянная агрессия, лунатизм, прогрессирующее сумасшествие, и так далее.

А потом лис вылезет весь, и я буду этому не рад, потому как при полном проявлении в теле джинчуурики, биджу это самое тело контролирует полностью.

Такие дела.

Как этого можно избежать?

Все просто — взять и извлечь биджу. Это проще, чем восстанавливать печать, по крайней мере, Минато был не в курсе, кто из ныне живущих шиноби обладал знаниями и навыками для столь тонкой работы. Тело залатать — пожалуйста, могучие иръенины справятся, хоть руку пришить, хоть глаз пересадить. А вот заткнуть дыру в печати… Которая, к тому же, в немалой степени основана на таких вещах как сила души и крови… Минато, будь он жив в настоящее время, еще мог бы взяться, но, по независящим от него причинам, он не был в состоянии мне помочь.

А извлекать… При извлечении биджу джинчуурики умирает.

С целью облегчить сыну управление печатью, Намикадзе, в свое время создал ключ к ней. Эта техника позволила бы, в том числе, извлечь девятихвостого, не превращая чакросистему Наруто в лохмотья, свиток с ней четвертый спрятал в Героторе.

Геротора — это жабосвиток. Письможаба.

(век живи, век учись, а жабокниге все равно удивишься…)

Так вот, из объяснений Минато я понял одно: крутиться все равно придется самому. Извлечь биджу, пусть даже и не повредив носителя (сомневаюсь, что кто–то будет стараться, ради девятилетнего сироты) — полдела. Вторая половина состоит в том, что биджу надо будет куда–то деть, ибо относительно управляемым он становится только будучи заключен в своем носителе, заодно отравляя его своей чакрой. Этот вопрос в Конохе решался посредством заключения хвостатого в Узумаки, славящихся своим несокрушимым здоровьем (а заодно и лояльностью деревне).

Отмечу, что в последние несколько лет Узумаки в Конохе, как–то, повывелись. Это, во–первых.

Во–вторых: на повестке дня сразу после извлечения хвостатого (даже если извлекальщики и выберут из своих рядов того бедолагу, которому достанется «сокровище») станет вопрос об удержании того на месте, пока не будет готово новое узилище — с чем тоже, понятно, проблемы. Кушине передали Кьюби в упакованном состоянии. Сама она, при заключении лиса в сына управилась с помощью Цепей Чакры, будучи бывшим его джинчуурики, то есть, используя родственную чакре девятихвостого силу. С такими кадрами, предвижу, также возникнет некоторый дефицит.

Но меня, как–то больше первая часть волнует, нежели последующие трудности запечатывания всяких тварей.

Тухловатые расклады рисуются: если будут доставать — врежу дуба, ничего не делать — демон сам вылезет. Что совой об пень, короче, что пнем об сову, все сове как–то не по себе…

С контролем добытого Кьюби, порадовал меня Минато, должны помочь Учихи с их кеккей–генкай. Шаринган, в том числе, позволяет контролировать разум биджу.

С Учихами, порадовал я Минато, кто–то Конохе уже помог.

Минато от таких известий снова впал в задумчивость.

Вообще–то, приемы противостояния инфернальным сущностям, были мне известны по долгу службы: для отлова, а, в случае невозможности такового, и уничтожения разного рода демонологов, темных оракулов, смотрящих–во–тьму, и прочих любителей водить дружбу с тварями изнанки, зачастую использовались части регулярной армии, в частности, егерские. Так что, что делать с потусторонней тварью, прорвавшейся (или получившей вежливое приглашение, в виде пентаграммы призыва) в мир людей, я примерно себе представлял. Та же Плеть Гнева — отличное заклятие, вышибает дух из бесов, просто любо–дорого смотреть. Есть приемы защиты от воздействия демонов и духов, есть ловушки на них, можно, при наличии времени и сил состряпать даже неплохую темницу, но есть одно но.

Я не знаю способов противостояния демону будучи уже одержимым им. Чтобы применить на практике мои знания, необходимо его выпустить — хорошая идея, не так ли? Не надо быть пророком, чтобы предугадать дальнейшее: первым делом, освободившийся, после многолетнего заключения, демон возжелает нанести много, много добра своему тюремщику. Мне, то есть. А защищаться я буду, используя скудные ресурсы тела мальчишки (это еще бабушка надвое сказала, смогу ли я вообще сопротивляться: обычно, после изгнания вселенца, бывшие одержимые становились недееспособны весьма на долгий срок, если вообще не раскидывали копыта или не текли крышей). Ну и, свершив праведное возмездие, тварь отправится по своим демонским делам, вытоптав, предварительно, Коноху, так как, покинуть ее для ритуала мне так просто не дадут, а сбежать в ослабленном после ранения состоянии мне будет довольно сложно. Не знаю, что смогут противопоставить ему шиноби моей деревни, по крайней мере, если верить рассказу Намикадзе, до его возвращения в деревню во время приснопамятных событий, все, что смогло выставить поселение, вся эта баН-да, сиречь силы самообороны, смогли лишь связать боем хвостатого, не нанеся ему особого вреда. Тот оставался бодр, весел, силен духом, крепок телом, боеспособен, и, если бы не вмешательство Минато, пришлось бы местным жителям менять название поселения, по причине неактуальности. И правда, какая же может быть «Деревня, скрытая в листве», если это «Руины посреди пепелища»? Так и представляются пустынные выжженные развалины, треск уже затухающих пожаров да карканье ворон, слетающихся на пиршество. А на закоптившейся стене полуразвалившейся башни Хокаге присутствует огромная, криво нацарапанная надпись: «Здесь был Кьюби–но–Йоко» — думаю, волосатый писать умеет. Но мне на все это плевать, я даже всего веселья не увижу, так как уже к его началу буду пребывать в сильно фрагментированном состоянии, и, скорее всего, стану разбросан по окрестностям.

Как там, в поговорке — «одна нога здесь, другая там»…

Я довел до парочки, стоявшей передо мной, свои соображения, Минато их выслушал и выдвинул встречное предложение.

— Уверен, Штайнер–сан, тебе следует просить помощи у Хирузена. Он знает, что делать. Он должен быть в курсе, где находится Джирайя, а тот уж сможет использовать ключ к печати. Если поторопиться, то безопасно для Наруто извлечь девятихвостого будет возможно.

— А зачем ему это делать? — я никак не мог взять в толк — Зачем ему напрягаться, тратить время и силы на поиск этого вашего Джирайи? Чтобы достать лиса, можно просто свернуть Наруто шею, и всего–то делов. И зачем его вообще доставать? — я махнул рукой в сторону клетки — Он и сам вылезет.

— Как ты можешь так говорить? — Кушина прекратила, наконец, терзаться воспоминаниями, и поспешила встрять в беседу — Хирузен никогда на такое не пойдет!

— Ценность вашего сына для деревни, Кушина–сан, определяется наличием в нем биджу, я ведь правильно понимаю? А без него Наруто обычный сирота, каких полно — я перевел взгляд на ее супруга — Не так ли, Минато–сан? Или я еще чего–то не знаю?

В свете новостей, которыми я его в изобилии снабдил, сказать ему было нечего.

— Тогда тебе следует как можно быстрее покинуть Коноху — как само собой разумеющееся, сообщил мне Минато. Повторение той катастрофы, что произошла девять лет назад — недопустимо, и мы обязаны ее избежать. У меня нет уверенности, что силы Конохи смогут обуздать биджу, поэтому, ты должен выбраться за пределы деревни, и пока есть время, удалиться на как можно более большое расстояние от нее. Ты обязан предотвратить…

Я невежливо перебил четвертого.

— Должен? — я криво ухмыльнулся — Я у тебя в долг не брал, Намикадзе–сан.

— Что ты имеешь в виду — нахмурился тот.

— Что мне до самой Конохи и людей, ее населяющих? Я чужак здесь. Какое мне дело, до кого–то, кроме меня самого? А ты говоришь мне, что я должен решать проблему, которую ты и создал.

На лицах и Минато, и Кушины появилась похожая гримаса — смесь злости и отвращения.

— Как ты смеешь…

— Смею. Предположим, выгнать демона из своего тела я смогу. Но зачем мне оставаться с разъяренным биджу один–на–один, если, в противном случае, сдержать его мне помогут все шиноби деревни? А мирное население — что ж, такова их судьба, дважды отведать каши, которую ты заварил — я пожал плечами.

Надо сказать, я не был таким козлом, каким хотел представиться, и намерение покинуть Коноху присутствовало у меня самого — это стоило бы сделать хотя бы ради друзей. Они–то не виноваты ни в чем.

Не люблю, просто, когда вот так вот давят.

Да и поторговаться стоит. Мне кое–что нужно от этой вот семейки.

— Несмотря на смерть, я все еще Хокаге, мой долг и Воля Огня велят мне сделать все, чтобы уберечь жителей моей деревни. Я повторяю, ты должен покинуть деревню. Иначе, мне придется тебя заставить это сделать.

— И как же ты это сделаешь, позволь узнать?

— Немалая часть моей чакры вложена в печать. Я все еще могу управлять ею. Ты веришь мне? — тяжело проговорил Минато.

— И что с того?

— Я попытаюсь перехватить у тебя контроль над телом моего сына. Пусть я исчезну окончательно, но если смогу управлять им, то выведу из деревни.

(о как!)

— Не уверен, что у тебя это получится. Меня сюда отправил ками, пред силой которого ты — что лист на ветру, и сделал он свою работу на совесть. Да и я не намерен отправляться в небытие, и, будь уверен, буду сопротивляться.

— У меня нет выбора. Это мой долг.

— И ты надеешься, что фонящего лисьей чакрой, трясущегося и пускающего слюни (а я видел одержимых, сразу после вселения — некрасивое зрелище) мальчишку, с дырой в брюхе, выпустят из деревни? — презрительная усмешка получилась просто отлично — Ты лишь приблизишь катастрофу.

Минато молчал, сжав кулаки так, что кожа на костяшках побелела.

— Но… Я сделаю по–твоему. При одном условии.

— Говори! — прошипела Кушина.

— Если я найду способ одолеть лиса — вы оба будете учить меня. Столько, на сколько хватит остатков вашей чакры.

Кушина вскинулась, но не успела издать ни звука — ей на плечо тяжело опустилась ладонь Минато. Тот молча буравил меня свинцовым взглядом некоторое время, потом все же дал ответ.

— Я клянусь душой моего сына и своей — ты получишь, что просишь. Любые знания. Но только после того, как угроза исчезнет.

— По рукам…

Вот и договорились.

Вообще то, свет в конце туннеля мне виделся, и основную надежду давала та самая печать, сдерживающая и ограничивающая лиса. В самом деле, обычные одержимые такого не имели: вселившийся демон никаких перед собой преград, кроме воли владельца тела, не имел (а сломить ее — дело небольшого количества времени), а у меня — есть. И, хотя повторное наложение печати вряд ли было возможно — Минато вложил в нее кусок своей души, и от Кушины досталось немало — но развернуться девятихвостому она будет мешать до последнего. На что и надеюсь.

Ведь, что такое биджу? Это, по сути, обретший разум и самоподдерживающийся сгусток чакры. Чакра — это энергия, и, она мне вскоре будет доступна, так как на время наши энергосистемы совместятся. А раз так — можно будет ее основательно поистратить, ослабив или прикончив, таким образом, сидящую во мне тварь.

На этот случай, готовое решение у меня имелось. Я, кажется, уже упоминал, что знаю несколько заклятий? И я их, биджу меня побери, действительно знаю. Среди них были действительно энергоемкие штучки, хотя то, что может считаться энергоемким для меня, как подозреваю, для разумного самовосстанавливающегося облака чакры будет плюнуть и растереть. Однако имеется у меня в загашнике еще кое–что, чем можно удивить даже и биджу. Это и применю — у меня просто выбора больше нет.

Заклятие пафосно именовалось «Гнев Высокого», проходило по разряду великих, и манускрипт с описанием был обнаружен мной еще на втором или третьем кусе обучения в имперской академии магии, в загашниках библиотеки. Я туда был отправлен в виде бесплатной рабочей силы, в наказание за «недисциплинированное поведение, неподобающее званию воина и мага Империи».

Проще говоря, когда наша компания веселилась на очередных блядках, в трактир, снятый нами, ввалился отряд городской стражи, с наглыми харями, и с претензиями на шум и непотребство — это они думали, что тут обычные студиозусы развлекались. Кончилось все закономерным лихим мордобоем, а обошлось без последствий, потому, что вертикаль подчинения у нас и стражи была разная. Но безнаказанными, как решил куратор нашего направления в академии, мы остаться были не должны, и мерой пресечения были избраны, как обычно, хозяйственные работы. Кто–то из нашей военной братии чистил подвалы, кто–то шустрил на кухне, я вот в библиотеке клопами дышал, а кто–то мел двор.

И вот, разгребая заплесневелые залежи рукописного хлама, которому, в большинстве своем было пора отправиться на растопку, обнаружил сие: толстенную, в кожаном переплете книжищу, содержащую описание одного единственного заклятия.

Я почитал, я впечатлился.

Я преисполнился энтузиазма.

На занятии по истории магии нам рассказывали, что пару–тройку тысяч лет назад именно в результате действия, по–моему, именно этого заклятия и появились Западные пустоши. А до того, там вроде один сплошной лес был, населенный злокозненным народцем, славным своим умением стрелять из лука и управлять силами природы, а также непомерными амбициями, жадностью и дурным нравом.

И это сокровище попало в руки мне. Я не мог пройти мимо. Я почти год разучивал схемы заклинания, из которых строился его узор зубодробительной сложности, представляя, как сокрушу им несметные орды врагов, буде такие встретятся мне по месту продолжения службы).

Я справился, и узор мог быть воссоздан заново. Древняя мощь стала покорна мне!

Чем я и поспешил обрадовать куратора. Готов, дескать, егерь Штайнер, разить супостата. Куратор, маг, уже в годах, от этих слов могучей дланью ясные очи прикрыл, и, издав тяжелый вздох, пояснил причины отсутствия радости на лице: примерно через два потока на третий, манускрипты, вроде этого, находят в поистине бездонных архивах академии. Как правило, нашедшие — это виноватые студенты, посланные разгребать залежи в запасниках и хранилищах библиотеки. И которые, найдя, с радостными воплями являют находку начальству, получая за это благодарность.

Но изредка — тут куратор снова тяжко вздохнул — эти, и подобные им, вещи попадаются в руки курсантов, вроде меня, которые, грезя мощью, и будучи не в силах пройти мимо, начинают заклятия учить. И некоторые, особо упертые и талантливые, даже выучивают. Наверное — предположил куратор — тут имеет место системная ошибка или намеренный саботаж приказов Императора, потому как, по его кураторскому мнению, набирать курсантов для пополнения войск магической поддержки среди расы псевдоразумных грибов, к представителям которых он относит и меня — крайне неразумно. На недоумение и негодование, закономерно отразившееся на моей роже, он ответил предложением самому произвести расчет ресурсов, требуемых для активации и поддержания работы заклятия. А еще почитать об особенностях и, самое главное, о последствиях его применения. Также он рекомендовал, впредь, делать подобные вещи до того, как соберусь что–то изучать, а если у меня так много лишнего времени, то он найдет мне занятие. Ну и попросил меня на досуге заглянуть в перечень обрядов, ритуалов и заклятий, изучение, хранение материалов по которым, а так же применение каковых на территории Империи лицам, разрешения к тому не имеющим, строго воспрещается, более того, сурово преследуется.

Я произвел.

Я посмотрел.

Если вкратце, то только для активации этого заклятия нужен объем маны, примерно соответствующий объему большого крепостного накопителя, вроде тех, от которых питалась защита императорских резиденций. Это, хочу сказать, больше, чем было у меня. Очень, очень сильно больше.

Радиус действия заклятия — непостоянный, причем начинается от нескольких сотен миль. Своих и чужих, при этом, оно, понятно, не различает. При активации — а она занимает продолжительное время — фонит так, что в какой стороне колдуют, чувствует даже последний деревенский знахарь с искрой магического таланта, а прерывание процесса чревато мощнейшим выплеском энергии, превращающей неосторожного заклинателя в облачко вонючего пара (а заодно и все, что вокруг него). Ну и, наконец, кому нужны выжженные на десятилетия земли, которые станут наградой сему действию? Которое еще надо произвести: при первых же возмущениях эфира заклинатель подвергнется атаке вражеских магов (сам, при этом, оставаясь беззащитным), в охрану же себе он сможет набрать, разве что смертников (они–то от действия заклятия защищены не будут!). Да и с накопителями такого уровня, обычно на вражеской территории напряженка. Такое имеет смысл, разве что, когда надо передать врагам последний привет, но достойная цель для такого применения, за все время, по–видимому, нашлась только одна.

Однако, хотя попытка применения такого заклятия на практике и встретила бы непреодолимые затруднения, все фолианты и свитки, содержащие его описание, подлежали изъятию — во избежание, так сказать. Вдруг да отыщется самородок, который сможет.

Дело кончилось тем, что к моему блоку от ментальных воздействия добавилась еще одна закладка, о недопустимости разглашения сведений, затрагивающих особые интересы Империи.

Такие дела. Попробую выдоить паразита. Или истощить, пока он хвосты не откинет.

— Раз уж этот вопрос решен, я могу поинтересоваться еще кое–чем, Минато–сан, Кушина–сан?

— Что еще? — раздраженно бросил мне четвертый.

Они явно не были довольны ходом переговоров, и я понимал, на что они подписались.

Сама мысль о том, что придется выдавать семейные секреты чужаку, доставляла им немало неприятных ощущений.

— Пока я бродил в этих коридорах — я уточнил жестом руки, что имелся в виду Внутренний Мир — Я увидел кое–что странное. Решетки, дыры в стенах. Это может мне как–то помочь? Или навредить?

— О чем ты?

— Проще показать…

Провал в стене попался почти сразу. Я демонстративно прошел сквозь дыру, и вернулся обратно — но природу сего явления предки моего нового тела мне прояснить не смогли, так же как и повторить. Для них, похоже, стена оставалась монолитной.

А вот чтобы найти решетку, пришлось порядочно поплутать. Не знаю, сколько времени мы блуждали по бесконечным коридорам, и Кушина, успевшая потерять терпение, уже готова была сорваться, как на нашем пути показалось искомое.

— Вот, о чем я хотел спросить вас. Мне кажется, это тут лишнее…

Я уже хотел, ставшим привычным движением (сиречь, пинком сапога), развеять преграду, но был остановлен.

— Стой, Штайнер–сан — рука Минато, которой он, по–видимому, пытался схватить меня за плечо, уперлась в мою защиту, но он не обратил на это внимание.

— Стой… — я обернулся.

Намикадзе пялился на преграду, и, судя по скрипу зубов, впал в бешенство.

— Минато–сан?

Он несколько раз глубоко вздохнул, и взял себя в руки.

— Ментальная закладка. Проклятый Яманака! Проклятый Сарутоби!!! Прости, еще раз, что сомневался в твоих словах, Штайнер–сан, я вижу, что ты был прав…

— Ты думаешь, это работа Иноичи? Но мы никогда не ссорились с Яманака…

Бывший Хокаге с ненавистью буравил взглядом решетку.

— А кто еще настолько искушен в гендзюцу? Но, конечно, он не сам решил сделать это с моим сыном. Приказ на ментальную обработку джинчуурики мог отдать только Хокаге. Ублюдки! Кого они хотели сделать из моего сына? Марионетку?

— Они легко разрушаются, Минато–сан…

— Еще бы. Ты чужак, да и на твой, уже окрепший разум они не рассчитаны… Их надо убрать.

Я лягнул решетку, тут же рассыпавшуюся водопадом искр, и хотел кое–что уточнить у Намикадзе, но изображение родителей Наруто начало истаивать, как и стены коридора, и в глаза ударил дневной свет, неприятно резанувший их, привыкших к тусклому освещению Внутреннего Мира.

Я, кажется, прихожу в себя.

Глава 29

… — Мммм, Сабуро–сан, он такой сильный, и симпатичный, к тому же… Да еще и герой! — глухо, словно сквозь толстую подушку, мне слышался высокий женский голос, где–то неподалеку — Он такой храбрый!

Словно из омута всплываю, с немалой глубины — такие ощущения. Судя по доносящимся до меня неповторимым ароматам лекарств, микстур и всяких присыпок — я в клинике Конохи. И в палате я не один.

— Ой, Юрико–тян, да ты, никак, влюбилась? — хихикнула собеседница восторженной девицы — Не понимаю, чего ты в нем нашла. Немало парней и посимпатичнее вокруг.

— Ну, не влюбилась, скажешь тоже… Но на свидание с ним пойти я бы не отказалась.

— Так в чем же дело? Или тебе рассказать, как обратить на себя внимание симпатичного парня? Есть караН-даш и бумага? Записывай: сначала надо…

— Кайо–тян, не смеши мои тапочки, учить меня еще собралась!

— Так в чем же дело?

— С той самой ночи мы не виделись, а тогда ему было не до меня — в голосе девушки послышалась грусть — Он так переживал, что не смог выполнить поручение, и подвел Иноичи–доно…

— Подвел? С чего бы это? Он же спас Ино–химэ, и Учиху, этого, черненького, как его…

— Саске?

— Да неважно. И этого вот — ладошка девицы похлопала по тонкому одеялу, которым было накрыто мое многострадальное и вечно голодное — Кстати, чего с ним так носятся… Но я не понимаю, чего еще–то от Сабуро требуют?

— И я не понимаю. Но, думаю, Сабуро расскажет.

— Если это как–то связано с делами Яманака — ничего он тебе не расскажет.

— Ну да, ну да… Но все равно, он герой. Он бился один, против троих, и победил! И спас детей…

— Там еще кто–то, вроде, был. Из Учих, кстати.

— Неважно. Мой Сабуро…

— Уже твой? — хмыкнула вторая девушка — А знаешь… Ой, Юрико–тян, глянь–ка — она наклонилась надо мной — Мальчишка, вроде бы, очнулся? Моргает!

— И правда! Надо сказать Хатеми–сама, она приказала звать ее, как только этот придет в себя — послышался звук отодвигаемого стула и торопливые шаги. Хлопнула дверь.

Обделили славой, ну надо же! Сабуро, значит, герой — а Олли Штай… Наруто Узумаки, то есть, — ребенок, не–в–том–месте, не–в–то–время?

Это хорошо. Славу пусть всю себе забирает — она мне ни к чему, ибо к ней всегда был равнодушен. Я бы сейчас ее с удовольствием променял на стакан воды — в глотке, по ощущениям, настоящая пустыня, в которой, судя по мерзостному привкусу во рту, полно шакалов, и у них у всех расстройство желудка.

Надо бы, кстати, водички–то поискать. Оно не рекомендуется, конечно, при ранениях в живот, но мне немного совсем. Пол глотка — только рот смочить — не убьют, раз уж до сих пор кони не двинул.

Попытка принять сидячее положение, ожидаемо, принесла много новых ощущений, не сказать, чтобы приятных — брюхо резануло болью, однако, не такой уж и сильной. Терпимой, я бы сказал, бывало и хуже.

Каменный пол приятно холодил ступни — обуви я не нашел, и как был, в одних пижамных штанах и в шикарной повязке, отправился на поиски вожделенной жидкости. Шатаясь, словно бывалый пропойца, держась за стену, исследовал палату — и ничего в ней не нашел, а, едва выйдя в коридор, почувствовал у себя на загривке узкую женскую ладошку. Нежную, но сильную.

— И куда же ты собрался, позволь узнать? — бархатный голосок над ухом показался мне подозрительно знакомым — Я, значит, как узнала, что он пришел в себя, бегу сюда со всех ног, и что я вижу? Что я вижу, а, Узумаки?

— Что вы видите, Хатеми–сан?

— Что ты встал с кровати без моего разрешения, и куда–то побрел. Ты куда собрался, дырявое брюхо?

(По бабам, конечно! Куда я еще могу в таком состоянии отправиться?)

— Пить хочу.

— А жить хочешь? Вот что я тебе скажу, Наруто — женщина, придерживая меня за плечи, довела обратно до кровати, аккуратно туда уложила и укутала в одеяло — Если еще раз увижу, как ты встал без моего разрешения, я тебя к постели привяжу.

— А если по нужде соберусь, как привязанному быть?

— Трубку вставлю. Веришь ли ты мне?

Глядя на ее лицо, на котором ясно проступила решимость применить репрессивные меры, я поверил. Кремень–баба, обещала — сделает. Не хочу трубку.

Ненавижу лечиться.

А ближе к вечеру начали появляться посетители, причем уже прямо во время перевязки.

Первыми явились два деда. Один из них, с седенькой козлиной бородкой, доброй улыбкой, и в скоморошьей шляпе был мне знаком — в академии я видел портреты, на которых были и это лицо, и этот квадратный колпак. Сам Сандайме Хокаге, в общем, изволил почтить меня своим визитом. А вот второго, с замотанным бинтами, морщинистым, покрытым шрамами лицом, и с растрепанными волосами, давно не видевшими мыла, я ранее не видел. Он подслеповато щурился левым глазом (правая сторона лица и глаз были прикрыты повязкой), хромал, опирался на тросточку при ходьбе, и выглядел совершенной развалиной, хотя меня не оставляло чувство, что при необходимости, эта развалина может дать молодым приличную фору, и все равно уделать с большим запасом. Да и Хокаге явно непрост, и, хотя был уже здорово немолод, но силы ему, по ощущениям, было все еще не занимать. И маска старого добряка меня не обманывала. Он мог сколько угодно маскироваться под доброго дедушку, но весь мой жизненный опыт говорил мне: добрые дедушки, обычно, на высоких постах не засиживаются, или, если засиживаются, то в виде марионетки или красивой декорации. А все что я успел узнать о Конохе, говорило, что этот человек именно правил.

Деды внимательно наблюдали, как снимались бинты, после чего второй, незнакомый мне чуть нос в рану не засунул, так интересовался. И что он там хотел высмотреть? Вроде как все чистенько, швы наложены хорошо, уже практически затянулось все…

Затянулось?

Это за день–другой, что я провел, лежа в отключке? Интересно… И мелкие порезы исчезли совсем.

В прошлой жизни, на службе в рядах славного имперского воинства, шкуру мне портили не раз, и ранее за собой я таких способностей к восстановлению не замечал. Нет, месяцами по госпиталям и лекарням не валялся, как рядовые пехотных рот, все ж таки, егерей на ноги ставить старались как можно быстрее, но уж за день–два лишние дырки в организме у меня не заживали. Хотя, сдается мне, что я знаю, отчего это так.

Чакра волосатого, не иначе, в ней причина, больше не в чем. И без того несокрушимое здоровье, доставшееся мне по линии Узумаки, дополнилось новым источником энергии, которая и используется телом на регенерацию. Интересно, если мне руку или ногу отпилят — то конечность заново вырастет? Не хотелось бы это проверять, но новая способность не может не радовать, при моей то беспокойной жизни, чувствую, не раз пригодится. Единственный минус во всем этом — «новый источник энергии» не хочет быть источником энергии, а хочет быть просто биджу, злым и свободным. Хочет на волю, что, в общем, достойное стремление, но тут у нас с ним возникает неразрешимый конфликт интересов.

Меня увезли в палату, а деды, меж тем, разделились: перевязанный остался выяснять что–то у Хатеми, а Хокаге проследовал за мной, и, подождав, пока меня устроят поудобнее, принялся одолевать беседами. Немного повосхищался мужеством и смелостью в деле защиты селения, в общем, и некоторых представителей достойного семейства Яманака, в частности, — я, с дебильной улыбкой, заявил, что шиноби Конохагакурэ (пусть даже и будущий) не мог поступить иначе. Воля Огня, враги не пройдут, и все такое… Глаза деда довольно блеснули — судя по всему, верноподданнический прогиб был засчитан и одобрен. Хокаге поинтересовался, кто учил меня владеть оружием, в частности, ножом и торинавой, и кто учил дзюцу. Уж не Хьюга ли?

— Все сам, Хокаге–доно, я всему научился сам!

— Называй меня Хирузен–сан, юноша. Эх, когда–то и я был молод, когда–то и у меня кипела кровь, и я был готов на самые отчаянные проделки и проказы… Глядя на тебя, я снова чувствую себя молодым — дед располагающе улыбнулся.

— Хорошо, Хирузен–сан. Я все выучил сам. Мне пришлось — Майто–сенсей отказался заниматься со мной дополнительно, но я хочу быть сильнейшим! А как этого добиться, без тренировок?

— Это похвально, похвально… Но торинава — не самое распространенное оружие в Конохе!

— А что это такое? — невежливо отвечать вопросом на вопрос, но я и, правда, не в курсе.

— То, чем ты ударил нукенина.

— А! Да! Ээээ… Нуууу…

— Мне просто интересно, Наруто, не беспокойся. Я уже давно не участвовал в сражениях, и мне интересно послушать рассказы молодых, повесели старика, расскажи, ты сам ее сделал и научился использовать?

— Понимаете, Хокаге–до… Ээээ… Хирузен–сан, мне иногда снятся сны…

— О девушках? Понимаю! Знаешь — доверительно проговорил старикашка — Мне тоже!

— Нет, о битвах…

И басни про зло, что снится и учит плохому, снова увидели свет! Да, да, те самые, которыми я когда–то накормил Хатеми. Вот, дескать, оттуда и почерпнул. А потом, после того, как на меня напали братья Инудзуки, понял, что недостаточно силен, решил, что придется тренироваться еще больше, и начать осваивать приемы работы с оружием — старик слушал молча, по его мимике было не понять, верит он мне, или нет.

— Инудзуки? — нахмурился Хокаге, дослушав рассказ до конца — Чего ты с ними не поделил?

— ЕруН-да, мы уже помирились, Хирузен–сан! — ухмыляюсь ему в ответ — И стали почти друзьями (я всегда рад немного постучать другу Кибе по ребрам на тренировках по тайдзюцу. Киба прочный, Киба терпеливый, а мне весело), они мне даже свиток с техникой подарили!

— Это оттуда ты узнал прием дзюцу, которым обжег нукенина?

— Ага! Я крут, Хирузен–сан — ах, как славно идиотом–то прикинуться, прямо душой отдыхаю — И я стану сильнейшим шиноби!

— Станешь, несомненно, станешь, Наруто — с отеческой улыбкой молвил старик — Упорство и Воля Огня в душе — вот все, что тебе нужно, чтобы стать достойным защитником Конохи.

— А нельзя ли мне еще свитков с техниками? А то одной техники для меня слишком мало. Хочу много! Я выучу их все!

Дед поморщился.

— Всему свое время, но твое стремление к знаниям весьма похвально — он решил сменить тему, пока я не начал еще что–нибудь клянчить — Я слышал, ты работаешь в больнице?

— Да, Хирузен–сан, учусь и работаю, а Хатеми–сан многому меня учит. Только дзюцу учить не хочет, говорит, рано еще. Но готовить лекарства и помогать ей тоже очень интересно!

— Вот как… Хорошо, хорошо… Скажи мне, Наруто, ты чувствуешь что–нибудь… необычное?

— Эээ… Хирузен–сан?

— Изменения в себе? Прилив или упадок сил, странные ощущения?

— Нет… Вроде бы… Живот болит и пить хочется постоянно, но Хатеми–сан говорит, что мне нельзя много воды. А почему вы спрашиваете?

— Всего лишь забота о твоем здоровье, Наруто–кун, некоторые предметы нукенина были отравлены.

— Нет, ничего такого.

— Если что–то подобное почувствуешь — сразу скажи Хатеми, не медли! А когда тебя отпустят — то в этом случае обратись к учителям, лучше всего, прямо к Ируке. Обещаешь?

— Да, но…

— Многие яды, Наруто, могут таиться в теле долгое время, потихоньку подтачивая силы. Будь осторожен, прошу тебя.

Дед еще некоторое время поспрашивал о разных пустяках, после чего, беседу закруглил, мотивируя это тем, что мне надо отдыхать, и, засим, удалился, вежливо попрощавшись и пожелав выздоровления.

Охохо. Я прекрасно понял, о чем именно спрашивал меня хитрый старик. Отравление, значит? Оторвать бы тебе твою бороденку. Врет ребенку в глаза, бессовестный старый козел! Хотя, чего еще ожидать — я ему не родня, не воспитанник, не наследник, а лишь инструмент (вернее, заготовка под него), ценный и нужный, пока рабочий. Сломаюсь — выкинут. Я не обижаюсь, такова жизнь. Но я не сломаюсь, и инструментом не стану.

Или сдохну.

Иному не бывать.

Пока вечер, и в больнице есть народ — та же Хатеми, время от времени заглядывает — подумаю, над тем, что делать дальше, а ночью оценю ущерб, прикину доступные ресурсы. Помедитировать — всегда полезно, да и Внутренний Мир посетить надо бы (разобраться бы еще, как туда попасть). Посоветоваться там с Минато, доломать закладки. А то, мало ли, не все из них неработающие, и скажет мне такой вот добрый старичок в смешной шапке пару слов, и пойду, куда велит, делать там, что скажет. Строем, и с песнями, в святом убеждении, что сам этого хочу…

Вообще–то, какие у меня есть варианты, по дальнейшему развитию ситуации?

Можно не делать ничего и надеяться на «авось». Не катит — лис вылезет, рано или поздно. Он сильный, он сможет, я в него верю.

Можно обратиться к Хокаге с рассказом о Внутреннем Мире, родителях и лисе. Он выслушает, посочувствует. Итог — те же яйца, только сбоку, перезапечатать лиса в меня же не выйдет, кандидата на пересадку, может, и найдут, но мне точно крышка — правительство не потерпит наличия в деревне потенциального нукенина. А я — он самый и получаюсь (если выживу после удаления лиса) — учитывая ситуацию с наследством и всей ситуацией, вокруг джинчуурики, сложившейся в Конохе.

Эти два варианта мне не подходят — предпочитаю, чтобы от меня самого зависело как можно больше. Будем исходить из более реалистичных вариантов.

Для активации «Гнева Высокого» мне необходимо покинуть Коноху: ритуал занимает продолжительное время, в течение которого я буду беззащитен, и, подозреваю, непонятный процесс магического характера, в исполнении джинчуурики с порченой печатью, будет пресечен. Чем для меня закончится прерывание ритуала — я уже упоминал. Да и если получится — не виноваты ни в чем ни Ино, ни Хината, ни розоволосая липучка, ни остальные мои приятели, чтобы сжигать их вместе со всем селением.

Итак…

Я могу обратиться к Яманака, передав просьбу о встрече с главой клана через Хатеми или Ино. Яманака, конечно, мне здорово задолжали, но я не верю в человеческую благодарность. Исходя из того, что уход за раненым джинчуурики доверен Хатеми, которая отнюдь не единственный тут ирьенин высокого класса, клан Яманака пользуется доверием правительства деревни, что обеспечивается достаточным уровнем лояльности этого клана. И Яманака Иноичи будет решать, что ему дороже: поддержка Хокаге, или ставка на темную лошадку — джинчуурики–малолетку, с дырявой печатью, и кучей ментальных закладок, которые сам когда–то и ставил. Я не уверен, что смогу предложить ему достаточно, чтобы он рискнул: пример Учих перед глазами, чем могут закончиться интриги. И уже неважно, кто именно управился с одним из сильнейших кланов Конохи — без ведома руководства деревни такого произойти не могло. И все это, не считая того, что мне надо будет еще убедить Яманаку в том, что Внутренний Мир, в котором сидят отпечатки давно погибших Намикадзе и Кушины, не плод горячечных галлюцинаций. А чтобы проверить мои слова, он полезет мне в голову (я наслышан о великом мастере гендзюцу и не строю иллюзий, что смогу сопротивляться его искусству в «лабораторных» условиях), и найдет там много для себя интересного.

Альтернатива — Хьюги, Ханаби–сан всячески выказывала мне свое благоволение, да и Хината…. Тут уже поинтереснее. Сильный клан, влиятельный, если судить по размерам квартала — гораздо многочисленнее Яманак, и бойцов могут выставить куда больше. Обращусь к ним за помощью, и глава клана с удовольствием, я уверен, мне ее окажет — ресурсами тут, уверен, не разбрасываются, а законный повод найдется (если глава клана пожелает), закон, он, как известно, что дышло. Добро пожаловать в младшую ветвь, дружок, подставляй–ка лоб — скажет он мне — Никто не тронет члена клана Хьюга! Хрен редьки не слаще, короче.

Ну и еще вариант — действовать самостоятельно. Определиться с пунктом назначения, пересечь стену, обойти патрули, с этим всем мне поможет Минато: как–никак, бывший Хокаге обязан быть знакомым с системой обороны деревни. Пусть его сведения и устаревшие на девять лет, но сильно сомневаюсь, что тут что–то сильно изменилось. Деньги на путешествие есть, снаряжение, в принципе, тоже, а чего нет — без того обойдусь. Недостатки этого варианта: меня будут искать, потом ловить, это к гадалке не ходи. И искать будут мастера этого дела — я не простой сирота, слинявший на поиски приключений. И если поймают…

Надо подумать, хорошо подумать.

А пока поспать — ночью будет некогда.

Поспать мне, естественно, не дали, а из дремотного состояния меня вырвал звук открывающейся двери, легкие шаги по полу палаты, возглас «Ино, веди себя прилично!» и поистине медвежьи объятия, от которых я чуть не врезал дуба.

В палате как–то сразу стало шумно и тесно.

В ухо мне звонким девчоночьим голоском рассказывали о наболевшем, и лезли волосами в нос и в рот и в уши, а я в ответ ласково похрустывал костями, сипел ей на ушко, силясь вздохнуть, и пытался проморгаться от разноцветных кругов в глазах.

— Наааруууууто!!! Наконец мне разрешили тебя навестить, а то раньше тетушка Хатеми запрещала тебя беспокоить, но теперь я буду приходить к тебе каждый день! Ты не сердишься на меня, из–за того, что произошло, я ведь не знала, что так получится, не сердишься ведь?! — тараторила девчонка — Я знаю, сердишься, но ты прости меня, я… Впредь я буду умнее! И мы ведь останемся друзьями?! Ну, пожалуйста, скажи, что останемся!!! А я ведь так скучала и волновалась, скажи, я могу что–нибудь для тебя сделать?! Скажи, не молчи!!!

— Да — смог едва слышно промяукать я — Ты… Можешь… С меня слезть…

— Ой, прости…

Как оказалось, меня изволило навестить семейство Яманака в расширенном составе, и, если Хатеми, Ино и Юки я знал, то с высокорослым мужиком, и его спутницей, ослепительно красивой женщиной лет тридцати, с шикарной фигурой, тонкими чертами лица и настоящим водопадом золотистого цвета волос, спускавшимся ниже талии, я знаком не был. Красавица окинула меня заинтересованным взглядом, я бы даже сказал, оценивающим.

— Мы давно хотели с тобой познакомиться, Наруто–кун — проговорил дядька — Но, к моему глубочайшему сожалению, случай выдался только сейчас. Меня зовут Иноичи, а это моя жена, Акеми.

— Это большая честь для меня, Иноичи–доно, Акеми–доно — попытка принять вертикальное положение и поприветствовать высоких гостей, как подобает, была пресечена просьбой не напрягаться.

— Мы решили тебя навестить, чтобы лично поблагодарить за спасение нашей непутевой дочери — проговорила красавица — К сожалению, Яманака Ино — она выразительно посмотрела на дочь — еще слишком юна, и не умеет в полной мере просчитывать последствия своих поступков. И хорошо, что у нее есть такие друзья, как ты, которые не бросят ее в трудную минуту. Знай: клан Яманака в неоплатном долгу перед тобой. Если тебе что–либо понадобится, я надеюсь, мы будем первыми, к кому ты обратишься, друг клана.

Мать Ино, никак? Если дочка будет похожа на маму — а фамильное сходство хорошо видно уже сейчас — зачем тогда ей все эти тренировки, тайдзюцу и ниндзюцу? Мужики сами к ногам будут падать. Хотя… От ревнивых соперниц отмахиваться пригодится. И от назойливых воздыхателей, кстати, тоже: ведь определенно, словом «нет» и хорошей затычкой в ухо можно добиться гораздо больше, чем просто словом «нет».

Как любил говорить один из преподавателей имперской Академии магии, сам в прошлом славный вояка с немалым боевым опытом и заслугами: «Упрямому невежде, вместо тысячи слов — просто дай в голову».

— То, что Ино–тян не пострадала, и есть достаточная награда для меня! — нет, я человек, конечно, далекий от идеалов рыцарства, и предпочел бы вместо благодарностей и уверений в вечной дружбе что–нибудь материальное, но сейчас не тот случай, не стоит терять лицо, и лучше произвести благоприятное впечатление, раз уж выдался случай. А долг… О нем не забудем. Кто знает, когда мне пригодится услуга, которую можно потребовать от Яманака, и которую (при условии, что выполнение ее не нанесет ущерба клану) мне, несомненно, окажут?

Ино при этих словах просияла и зарделась, аки маков цвет.

Юки, выглядывая из–за ее плеча и пытаясь сдержать смешок, хрюкнул, и тут же задохнулся, получив от девочки локтем под дых.

— Позволь уж нам судить, когда награда станет достаточной — проговорил Иноичи — Теперь ты желанный гость в нашем квартале, более того, я настаиваю, чтобы ты посетил нас при первой же возможности. Желательно сразу, как тебя отпустят из больницы. А если не получится сразу — то в любое время, когда тебе будет удобно. Но не медли — он едва заметно улыбнулся — Мы с нетерпением ждем тебя.

Ага, видимо, предстоит разговор не для лишних ушей. Что ж, приглашением главы сильного клана не стоит пренебрегать. Вот только свои проблемы решу — и сразу. Иначе нет смысла: покойнику ни к чему награды, почести, слава, договора и союзы — только время терять.

— Конечно, Иноичи–доно, будьте уверены: как только я освобожусь — незамедлительно прибуду к вам — я согласно кивнул головой.

— Я рад это слышать, Наруто–кун. А теперь прими ничтожную часть той благодарности, которую наш клан испытывает к тебе — глава клана Яманака взял из рук Юки небольшой сверток, и передал его мне — Оружие, которым ты защищал жизнь нашей дочери, пришло в негодность, надеюсь, это подойдет тебе не хуже.

Я развернул сверток, внутри находился прямой нож в кожаных ножнах, с рукоятью, без всяких украшений, и моток толстого шелкового шнура. Я обнажил оружие: удобная рукоять, обоюдоострое лезвие, выполненное из серовато–дымчатой стали, острое, как бритва — мне уже нравится эта вещица.

— Это не просто железо — сообщил мне Иноичи, который прекрасно понял по выражению моего лица, что угадал с подарком — Чакропроводящая сталь. Такое оружие идеально подойдет тому, кто не побоялся сразиться с сильнейшим противником, защищая нашу дочь, и не только не дрогнул, но одержал победу. И посмотри на торинаву — он кивнул на моток шнура — Думаю, ты не будешь разочарован.

Увесистый ребристый шарик из металла такого же цвета, какой использовался для ножа — да, похоже, что я воистину не буду разочарован!

— В шнур вставлена проволока из чакропроводящей стали, и в петлю тоже — Иноичи уже откровенно ухмылялся — Оружие для настоящего шиноби, каким ты, без сомнения, станешь!

Как по мне — долг они только что отдали с лихвой. Если их «чакропроводящая сталь», это то, что я думаю — то все совсем неплохо, и что делать с заготовками под артефакты я уж как–нибудь разберусь. Угодил, биджу тебя забери!

— Спасибо, Иноичи–доно, Акеми–доно!

— Что ж, я рад, что тебе понравилось, но, думаю, тебе пора отдохнуть, а мы не будем тебя больше утомлять.

— Что вы, беседа с вами нисколько меня не утомляет!

— Тебе нужно выздоравливать, а для этого необходим покой. Ино и Юки будут тебя навещать до выздоровления, а мы с Акеми ждем тебя, не забудь…

На том и распрощались. Делегация Яманака покинула палату, а я погрузился в раздумья, пытаясь прикинуть, что им от меня надо, что они от меня могут получить, и что за это с них потребовать, но как следует пораскинуть мозгами мне так и не дали: дверь снова приоткрылась, в нее просунулась мордашка Ино. Блондиночка воровато огляделась, потом проникла в палату полностью, подбежала к кровати и, зажмурившись, впечатала мне в щеку могучий поцелуй, после чего багровая от смущения, как перезрелый помидор, хихикнув, удалилась.

Да, девочка, будь ты постарше… Годков так на шесть — восемь… Ну да ладно, молодость — это такой недостаток, который быстро проходит. Но не буду врать, что неприятно. Приятно. Правда, не более того — уж слишком ты еще для меня мала.

Надеюсь, на сегодня все с посетителями, а то я уже уставать начал, от немалой, как выяснилось, своей популярности. Гостей не так и много, но… какие же они все непростые…

Глава 30

Проклятый Внутренний Мир… Он богат и густонаселен, но попадать туда, честно сказать, я утомился. Первоначально, медитация не дала результатов. Нет, полезного я узнал немало: посторонняя субстанция в чакросистеме, она даже ощущалась по–другому, нежели энергия моего тела. Правда, я могу ей управлять, с некоторыми усилиями, естественно, и концентрацию надо постоянно поддерживать — но могу. Еще дырка в брюхе, выглядящая неплохо, и обещающая в скором времени зарасти. Щель в печати, или, вернее, то место, где ей полагалось бы быть, тоже обнаружилась, проникнуть в саму конструкцию не получилось, но и биджу с ней, не за тем тут пыжусь. Состояние организма, в целом, неплохое, но как же попасть в этот долбанный Внутренний Мир?! После полутора часов бесплодных попыток, я уже готов был испытать проверенный способ — а именно, привести себя в бессознательное состояние. Башкой, что ли, об стену побиться? Не факт, правда, что поможет — еще в прошлой жизни говаривал мне инструктор по рукопашному бою, в школе егерей: «у тебя, дескать, Штайнер, на плечах не голова, а гранитное ядро для катапульты». Что интересно, подобные выражения приходилось слышать потом и от преподавателей в Академии магии, особенно по тем предметам, которые предусматривали серьезные математические расчеты… Да и это тело, судя по всему, отличалось крепостью вышеупомянутого органа, так что, неизвестно еще, помогло бы.

Но портить казенное помещение не пришлось.

Как там говорил Минато?

… Внутренний Мир — отражение твоей души в твоем же теле. И если твои слова правдивы, тебе досталось тело моего сына и его память, и ты можешь всем этим пользоваться…

Отражение души… Невозможно увидеть свою душу, однако, отражение ее в теле… Я знаю, что это возможно, я был в этом месте, значит, смогу попасть туда снова. И, похоже, что он все–таки привязан к телу — душа–то у меня своя, насколько я разобрался в том, что произошло со мной.

Но, кажется, есть идея: мана. Кровь мира, энергия сущего. Она пронизывает все, и мое тело, и мою душу в том числе. И если во время медитации сосредоточиться на частице маны, стать частью того потока… Громко сказано, хех! Хорошо, частью того тонкого ручейка энергии мира, что я способен принять — может быть, получиться снова найти это клятый Внутренний Мир?

Я попробовал.

Ну, что сказать, человек я терпеливый, и в последующие несколько часов узнал о себе много нового. Исследовал все чакроканалы, насквозь просветил свое тело, познал такие глубины головной боли, каких не бывало даже после многодневных пьянок в прошлой жизни, даже той, когда мы, с еще парой «счастливчиков» вроде меня поминали павших друзей, сослуживцев и весь оставшийся в Западных пустошах доблестный четвертый легион Его Императорского Величества Первой Западной армии. Мы, помнится, тогда, дайте боги памяти, недели три сосали сивуху в трактире, недалеко от форта, где прежде базировался наш легион, пропивая жалование, наградные и премиальные — денег хватало, не хватало духу протрезветь…

Некстати накатили воспоминания…

Обучение в академии магии окончено, и вот я уже маг, служу в доблестном четвертом легионе западной армии. Моя вторая полноценная военная кампания.

Народ кочевников–скотоводов с западных пустошей снова собрался в набег на границы империи. Они проделывали подобное примерно раз в десять–двадцать лет: среди их многочисленных вождей появлялся харизматичный лидер с надлежащей родословной, резал глотки конкурентам на место верховного вождя, собирал в кулак многочисленную родню, подтягивал союзные рода и поднимал военный бунчук, после чего к нему присоединялись остальные племена. Дальше следовало нападение на ближайшего соседа — сиречь Империю, боевые действия, разной степени интенсивности и успешности, после чего, когда у них выбивали самых боевитых, кочевники отступали, и все возвращалось в обычное состояние — ни войны, ни мира.

В тот раз кочевники пошли по другому пути, нежели обычно — видимо, у их вождя прорезался талант стратега, а может, нашли где–то военных советников. Малая орда сожгла несколько пограничных деревень и небольшой форт — но это было отвлекающим маневром, их главные силы прошли до края пустошей на северо–восток, дошли до отрогов горной цепи и блокировали сильную крепость, контролирующую тракт, по которому в Империю вывозилась продукция разнообразных приисков — серебряных, медных, железных и пары–тройки золотых. Крепость, занятую сильным гарнизоном, дикарям было, конечно, не взять, но прибыли некоторых влиятельных лиц государства резко упали, итогом их возмущения вылилась операция западной армии по деблокаде крепости и, заодно уж, карательная экспедиция в пустоши, дабы вразумить дикарей раз и навсегда, на что было выделено три полноценных легиона. Командующим операцией назначили какого–то штабного шаркуна из столицы, по протекции влиятельного папаши — по слухам, одного из советников министра торговли, ради такого дела этого столичного соплежуя повысили до генерала, и отправили, добывать славу, почет и уважение. В первом же сражении малая орда была разбита на голову: незамысловатая лобовая атака трех легионов рано утром на их слабоукрепленный лагерь смяла бы и гораздо более многочисленное войско дикарей, мы просто вырезали большую их часть. А дальше новоявленный военачальник, что называется, «поймал звезду», результатом этого явился план, гениальный в своем идиотизме. Наше войско разделилось на две части: одна, большая, отправилась по тракту напрямую к крепости, небыстрым маршем, вторая, состоящая из нашего легиона, должна была нарезать длинный крюк по пустошам и выйти осаждавшим в тыл, дабы в итоге удар получился с трех сторон (третьей должен был стать гарнизон крепости), и не дать дикарям отступить в пустоши. «Наковальня и молот» — так этот бред называли в штабе. В ходе маневра предусматривалось форсирование довольно широкой реки, к счастью обмелевшей в это время года, по известному броду.

Уже в ходе передвижения начались неприятности: разведчики пропадали, даже если уходили большими отрядами, легион шел практически вслепую. Магия помогала не слишком — похоже, нам противодействовали сильные шаманы, с помощью своих непонятных обрядов вызывавшие возмущения в эфире, из–за чего сбои давали даже самые сильные заклятия дальнего видения. Легион двигался в ловушку, мы все это чувствовали задницами. Я даже написал завещание, и отослал его почтовым голубем обратно в форт легиона, завещав свое немудреное имущество товарищам по школе егерей, это на тот случай, если нас разобьют в труху.

Нас разбили в труху.

Когда наше двенадцатитысячное воинство добралось до реки, нас ждал сюрприз: река, которой предполагалось быть пересохшей и мелководной, бурлила, будто весной в половодье, и вместо ручья глубиной по пояс представляла собой могучий поток мутной воды. Никакого брода, естественно, не было, а на горизонте замаячили дикари. Очень много дикарей. И с другого берега тоже.

И уже даже самому тупому рекруту из линейных рот стало ясно, что никуда мы больше не пойдем, и пришло время уже нам умываться кровью…

Я смотрю, будто бы со стороны, как мои руки, трясущиеся от магического истощения, поднимают с земли длинную тяжелую пехотную сариссу, ее древко скользит в руках — это кровь ее предыдущего владельца. Седоусый сотник, командующий нашим отрядом, считает воинов по головам, словно жёнкины горшки на плетне у родного дома, и на его лице отражается отчаяние…

От меня и остальных магов сейчас нет толку, почти все выложились до предела и не способны зажечь даже примитивный светлячок. Идет восьмой час битвы, от легиона осталась примерно половина, и в строй встают все: раненые, которых поначалу отправляли в обоз, на берег реки, комеН-дантский отряд, санитары, возницы и обозники, разведчики и спешенная кавалерия, выложившиеся маги и лекари, повара и писари. Чародеи, все поголовно, поначалу были заняты отражением шаманских атак, а вернее, духов, которых те напризывали. А потом нам повезло: совместным магическим ударом мы накрыли шаманов орды, камлающих в неглубоком тылу противника, это стоило нам почти всех магических сил, несколько волшебников все–таки погибли, попав под удар посмертных проклятий, многие валялись на земле, не в силах пошевелиться. Видимо, неподалеку от места камлания находился и вождь орды, потому что кочевники после нашего удара словно обезумели — лезли словно лемминги, собравшиеся топиться, они меняли по трое–четверо своих ублюдков на одного легионера, и даже такой размен дикарям был выгоден.

Выпад! В лицо одетому в кожаные доспехи всаднику, сверху вниз тыкающему копьем куда–то вниз перед собой, я достаю его, следующий успевает отвернуть рожу, острие скользит по нащечнику шлема вниз, и втыкается в шею, как раз над воротником старой железной кирасы. Мой сосед сбоку, тоже орудующий пикой, вдруг опрокидывается на спину — из–под козырька шлема — шапели торчит хвостовик арбалетного болта (гореть в аду тем, кто продает современное оружие дикарям!). Острие моей пики на мгновение застревает в грудной клетке вражеского воина, ее перехватывают, удар — и у меня в руках практически бесполезный двухметровый деревянный обрубок, а дальше вспышка, и мир погружается в темноту…

Тогда я пришел в себя глубокой ночью. Меня завалило телами мертвых — и своих и чужих, и поэтому, видимо, меня не затоптали в битве, а после нее не дорезали победители. Я видел их — при свете факелов они бродили по полю, перекликались на своем собачьем языке, искали своих раненых, добивали наших, тех, кто еще дышал, собирали трофеи. Мне повезло еще раз, кроме легкого сотрясения, которое, видимо, произошло от попавшего вскользь в шлем арбалетного болта, у меня не было ничего серьезного. Пробравшись незамеченным через остатки разграбленного и сожженного обоза я добрался до реки, там скинул кольчугу, поддоспешник, связал рубашкой пару досок из телег, и, опираясь на этот импровизированный плот, отдался на волю течения реки…

Тогда я выбрался, и дал показания прокуратору империи и наместнику провинции, кроме меня вышло еще десятка полтора человек. Арэол мне рассказывал потом, что Император, сам в прошлом вояка знатный, потеряв один из кадровых легионов, впал в дикую ярость, и генерала, который сбежал с помощью портального артефакта, приказал посадить на кол, Но после, поостыв, милостиво заменил трусливой мрази столь позорную казнь публичным колесованием. Достойная смерть для такой крысы как он, а его влиятельный папаша потерял теплое место и принял опалу.

Как же все таки тяжело это вспоминать — а в состоянии медитации, картины прошлого встают перед глазами, словно во плоти. Странное ощущение, словно дури накурился и у меня галлюцинации. Может, все–таки не зря наставники в Академии магии настоятельно советовали полностью очистить разум перед медитацией, и поддерживать таковое состояние все время? Чувство реальности давно было утеряно, и мне показалось, что я вижу свое тело со стороны: растрепанный парнишка с забинтованным животом, лежащий на кровати и бессмысленно пялившийся в потолок. Глаза у него совершенно остекленели и не двигались, он, похоже, даже не дышал.

А, нет, показалось — все–таки его грудная клетка едва заметно вздымалась. Меня же охватил вдруг беспричинный, казалось бы, страх, так и остаться бестелесным духом. Нет, где–то в глубине души сидело понимание того, что вся эта жуть исчезнет, стоит лишь прервать медитацию, но в этот раз чувства оказались сильнее разума, и я рванулся обратно в тело…

Какие, однако, знакомые затопленные коридоры. Не сказать, что я был им не рад: цель все же достигнута, хотя путь во Внутренний Мир оказался для меня тернист. Надо бы дорожку–то сюда попроще отыскать, а то если придется раскорячиваться так каждый раз, то я не знаю, может и ну его? Обходился же без этого самого Мира столько времени! Хотя… Тут сидит источник силы, и два источника знаний…

Нет, «ну его» — не наш метод.

Все будет моим. Да и это ощущение, между сном и явью, я запомнил, и надеюсь, смогу его достичь без столь суровых спазмов.

Минато был мне не рад, и Кушина была мне не рада. Да что уж там, и лис мне не был рад тоже. Эх, печаль мне… Чувствую себя здесь чужим.

Пока искали оставшиеся закладки, дабы сокрушить их ко всем бесам, обсудил с родителями этого тела сложившуюся ситуацию, и наметки плана, по удалению той шкатулки с многохвостым и не менее многозубым сюрпризом, исполняющей обязанности местного джинчуурики, из пределов деревни. Минато же сообщил мне неплохую новость: по его прикидкам, на то, чтобы лис доломал печать до такого состояния, в котором она перестанет мешать его злодейским порывам, ему (лису) понадобится от шести до девяти месяцев. Точнее сказать невозможно.

Новость хороша: запас времен есть, и не надо нестись куда–то сломя голову, есть время все обсудить, продумать, подготовиться.

Тем не менее, просто сидеть на жопе ровно я не собирался: проблема назрела, надо ее решать. Почему бы и не сейчас? Уж если решать — тогда решай, а если решил — за дело — так я всегда поступал (или старался, по крайней мере). Не стоит ждать до последнего, в общем, мало ли что еще может произойти.

Сведениями по преодолению стены в частности, и системы защиты Конохи в целом, Минато поделиться был готов, но предложил более конструктивное решение. Если конкретно: девять с небольшим лет назад, в то время, когда Наруто только собирался появиться на свет, произошли уже известные события. И Минато, используя одну из легеН-дарных техник, а именно — Хирайшин–но–дзюцу — смог поучаствовать во многих перипетиях той ночи. Телепортацию применял, короче говоря, если выражаться понятными для меня терминами, а как маячки для пункта назначения при перемещении, использовал кунаи с соответствующими печатями, заблаговременно размещенные им в ключевых, по его мнению, точках. Так вот, хотя обычно для подобных штучек он использовал стандартные железяки, которые чакру удерживали не слишком долгое время (счет шел на часы, да и металл разрушался), то в тот раз, учитывая важность момента, применил кунаи из особого своего запаса. Дорогущие, из той самой чакропроводящей стали, с не начерченными или намотанными на рукоять бумажками с фуин, а выгравированными на лезвиях печатями–маячками. И по его, Минато, мнению — эти маячки все еще действовали. Таким образом, четвертый Хокаге предложил мне не пытать счастья, опираясь в планах побега на сведения, которые уже девять лет как устарели, а попросту повторить свои фокусы с перемещениями. Для этого он изымет немного своей чакры из печати, чем сократит ненадолго срок ее службы, и применит технику «Летающего бога грома» ко всему моему организму, а я, не оставив следов побега, благополучно перенесусь в назначенное место.

Я, в общем–то, был не против, если он уверен в итоговом результате и ручается за то, что я перенесусь в назначенное место весь целиком — Минато был уверен, Минато ручался. И, судя по кислому выражению на его лице, он понял, что и этой техникой ему также придется со мной поделиться, если все в итоге сложится удачно.

Также Минато не одобрил мой план по превращению значительного куска территории страны Огня в выжженную пустыню (а я ему успел к тому времени описать последствия применения ритуала). По мнению четвертого, наилучшим местом для применения была бы, к примеру, Сунагакурэ, или же, на худой конец, Ивагакурэ — их не то, что жалко, их даже полезно, по его словам, немного выжечь. Но, будучи реалистом, он понимал, что шанс для такого развития событий не то, что нулевой, нет, он скорее представляет собой некую отрицательную величину. Таким образом, Намикадзе настоял на максимальном удалении от его Родины, в идеале — один из необитаемых островов в Стране Моря, где–нибудь к югу, к юго–западу от острова с поэтичным названием Хаха. Добраться туда, конечно, будет небыстро и непросто, зато невиновные не пострадают, а искать на затерянном островке освободившегося биджу, буде мне не удастся мой замысел, конкуренты из прочих Скрытых деревень будут, пока не опухнут. Ну а Коноха… Что ж, зато останется целой, пускай и лишится своего главного оружия.

Мне, по большому счету, было все равно: так даже и лучше — не будет желающих мне помешать, а с картой и ориентирами «родители» обещались помочь.

План приняли, как рабочий, с тем я и отбыл.

Глава 31

В больнице меня продержали довольно долго, куда дольше, нежели после приснопамятного столкновения с шайкой любителей собак. Мое мнение о том, что все уже заросло, что чувствую себя в сотню раз лучше, чем до ранения, что пропускаю учебу, тренировки, и вообще — жизнь протекает мимо — безжалостно игнорировались. А я старательно изображал из себя того, в чьем теле поселился — непоседливого ребенка с шилом в заднице, и донимал Хатеми и прочий персонал клиники жалобами на скуку, мольбами о свободе и попытками слинять, каковые попытки, в силу намеренной их неуклюжести, неизменно пресекались.

Да, в прошлой жизни повидал я госпиталя и лекарни, но там так тоскливо не было: компания для партии в кости, потравить байки, покурить неполезного или раздавить бутылочку вина всегда находилась, а тут… Да еще, учитывая, что спать я привык по четыре–пять часов в сутки… Короче говоря, время тянулось ужасающе медленно, от чего я натурально страдал. Даже на ночной режим пришлось перейти — ночью, то есть, медитации, упражнения на концентрацию и так далее, днем лечебные процедуры и встреча с посетителями, а вечером сон. Под посетителями я же имею в виду друзей — Ино и Сакура, Шика и Чоджи, Юки Яманака — после учебы они находили время навестить болезного, за что я им был весьма благодарен. Ну и Хината тоже — она появилась на следующий же день, после визита Хокаге и семейства Яманака.

Девочка заглянула в палату, тихонько поздоровалась, неслышно прошла в помещение. Поставила коробочку с бэнто на столик возле кровати, поправила на мне одеяло, и, одарив меня своей теплой, доброй и такой милой улыбкой, твердо пообещала меня задушить, если я еще раз заставлю ее так волноваться. После чего, настойчиво принялась выспрашивать все, про тот несчастливый день. Внимательно выслушав же, по пунктам высказала мне свое справедливое негодование. Посетовала, что вместо «бездарной неумехи» Ино на той поляне должна была быть она, и вообще, уж она бы смогла меня отговорить от таких глупостей, как слежка за Учихами. И какого, дескать, биджу, я вообще потащился за блондинкой? Лучше бы ее, Хинату, навестил. К тому же и Ханаби (та, которая младшая) в гости давно ждет, и братец Неджи хотел бы побеседовать, или даже выяснить, кто же из нас двоих более искушен в тайдзюцу. И зачем я ввязался в драку с взрослым шиноби, почему не слинял, при первой же возможности, ведь если кое у кого белобрысый волос слишком длинный, а ум, соответственно, слишком короткий то…

Тут я ее перебил, высказавшись в том духе, что не привык бросать друзей, на что получил новую порцию упреков, доводы же в защиту непреклонно отметались, как несущественные. Под конец она даже демонстративно обиделась, и все–таки выжала из меня обещание хоть немного озаботиться сохранностью своего организма. Если не ради себя, если уж мне настолько на это плевать, то хотя бы ради нее.

Н-да, ответственность, однако.

Сильно непривычное для меня ощущение: раньше обо мне никто не волновался и не беспокоился — ну, кроме непосредственного командира, ответственного за личный состав вверенного ему подразделения, и коллег (когда я у них занимал денег до выплаты жалования).

Друзья — это хорошо. А подруги — в чем–то даже лучше: и конспекты с лекций принесут, и голодом сидеть не оставят, и сплетни все расскажут. Так что, все бы хорошо, если бы не Хатеми, которая делала все, чтобы привести мой организм в надлежащее, по ее мнению, состояние: я получил весь букет восстановительных процедур, что и в прошлую отсидку, но в этот раз добавились еще и бесконечные анализы. Ну, правда, пьет она мою кровь, что ли, что почти каждый день брать ее приходит? Или ей просто нравятся бледные дети? На протесты и справедливое возмущение у нее один ответ — все делается для моей же пользы, каковую пользу она мне наносит с удручающей регулярностью и разнообразием. Ну как вчера например, когда помимо сеанса доения из меня разнообразных жидкостей… То есть, процесса сдачи анализов, разумеется… Так вот, она, спросив, как у меня дела с контролем чакры и получив в ответ уверения, что все не так плохо, как, несомненно, могло бы быть, сунула мне в ладошку лист бумаги и попросила направить в него немного моей чакры.

Мне не сложно и не жалко, лишь бы отстала, и я сделал, что просили: листок плотной, серой, вроде бы обычной оберточной бумаги в моих пальцах послушно развалился надвое. Хатеми, похоже, ожидала увидеть несколько иной результат процесса, и, впав в глубокую задумчивость, оставила меня в покое. Вопрос, что же это такое было, был ею проигнорирован.

Вот примерно так шли деньки, а я чувствовал, как с каждым бездарно прожитым днем, капля за каплей утекает драгоценное время, отпущенное мне на решение известной проблемы.

Но вот, наконец–то, мое заключение окончилось, я смог снова расправить крылья свободы, обретя долгожданную волю. Долгожданную волю мне предоставили, правда, с условиями: информировать Умино Ируку или Хатеми о любых странных ощущениях в организме, буде таковые почувствую, регулярно являться на медицинские осмотры, не вляпываться в неприятности, не усердствовать на тренировках хотя бы первое время и еще много всего. Я, естественно, был согласен — лишь бы отпустили, и, уже спустя день–другой, принялся потихоньку готовиться к побегу. Ну, как готовиться: как говориться, голому собраться — только подпоясаться, пойду быстро и налегке, поэтому, все, что мне нужно — запас пищи и воды, чтобы не тратить время на добывание всего этого в дороге, мелочи для обустройства ночлега да еще пару тройку тонизирующих зелий сварить, по рецептам Хатеми. Они вредные, конечно, если их постоянно употреблять, зато быстро приводят организм в тонус и снимают усталость. И собирать все это следует аккуратно, потому как, присматривают.

Да, ощущение того, что за мной наблюдают, меня не оставляло, и не думаю, что это паранойя разыгралась, или мания преследования неожиданно проклюнулась. Слежки за собой, я, правда, не замечал, но и целью не ставил ее обнаружить: приглядывают — и ладно. Глупо было бы предположить, что меня в сложившейся ситуации оставят без присмотра. Я бы на месте Хокаге поступил бы также. Так что, собирался я аккуратно, и очень надеюсь, что покупка нового рюкзака, взамен «случайно» порванного в академии (большего размера, и более удобного, хотя и довольно неказистого на вид), а также закупка чуть большего, чем обычно, количества еды, в которой преобладала лапша и вяленое мясо, не вызовут подозрения. Зелья же себе варил прямо на работе, в рамках своих должностных обязанностей — кто там смотрит, что в котле булькает, задание Хатеми выполнил, и ладно.

Также, окончательно определился с маршрутом: путь мой лежит на восток страны Огня, в порт. Там попробую попасть на корабль, до страны Моря, или, если такового не случиться — хотя бы до страны Чая. Ну и далее по обстоятельствам. В академии подгадал момент, и на уроке географии завалил ответ на элементарнейший вопрос, в связи с чем был отправлен в библиотеку просвещаться — карты страны Огня и сопредельных государств мне пригодились, а кое–что даже перерисовал схематично, умилив старого библиотекаря тягой к знаниям.

Озаботился еще маскировкой, ибо в том, что искать меня будут всеми силами, дабы вернуть домой и наставить на путь истинный — у меня не было никаких сомнений. Искать причем будут мальчишку, тощего жилистого голубоглазого блондина, с тонкими шрамами на лице. Что можно с этим поделать? Слабенькое заклятие отвода глаз, плюс краска для волос, прибавить к этому одежонку поплоше, погрязнее, и немного вымазать лицо углем, сунуть камешек в сандалий (для правдоподобной хромоты), ссутулиться — ну какой же это джинчуурики? Обычный попрошайка, «милостыню–не–подаем–самим–есть–нечего‑что–плохо–лежит–высматриваешь–пшел–вон-отседова!». Надеюсь, сойдет. Тем более, мне и выдумывать ничего не надо, и актерское мастерство ни к чему — просто вспомню юность…

Отличная краска, кстати, получилась из отвара ореха и луковой шелухи — теперь заросли на моей башке приобретут довольно противный ржавый оттенок, а когда еще и шрамы на роже под грязью спрячу, так и вообще красавец буду, ничуть (хочется верить) на Узумаки Наруто не похожий.

И вот, Тот Самый День, а вернее, Та Самая Ночь настала.

Дату и время моего убегания обговорили с Минато заранее — я все–таки смог вычислить алгоритм, следуя которому могу попадать во Внутренний Мир не столь проблемно, как первые пару раз, и вот, на исходе третьей недели, со дня выписки, все было готово. Манатки собраны, нож и кистень при мне (подарки Яманака–доно я проверил, и ничего подозрительного не обнаружил — отличная сталь, и ничего более), еда, вода, зелья, примитивная карта — ничего не забыл. Все, имеющиеся у меня средства, собственные накопления, и отступные Тсумэ Инудзуки тоже возьму с собой — понадобится.

Полночь — хорошее время для всяких дел, добрых, и не очень — это время я выбрал, чтобы покинуть свою уютную квартирку, и познать большой мир.

Последние три недели я старательно приучал тех, кто за мной наблюдает, к одному и тому же расписанию: вечерняя легкая тренировка, скорее даже разминка, отбой после одиннадцати, подъем через пару часов после рассвета, и, не торопясь, в академию. Поэтому, надеюсь, хватятся меня только утром — лишние несколько часов форы, они, как подозреваю, окажутся совсем не лишними. Сакура, правда, немного возмущалась — я ведь ей обещал совместные занятия по утрам, но упертую девчонку я отшил, мотивируя тем, что мне надо восстановиться. Так что, подавить небольшой мандраж (не испытывают страх только идиоты, а как поведет себя, применительно ко мне, техника телепортации, применяемая осколком души давно погибшего шиноби, окопавшимся в моем Внутреннем Мире, неизвестно, и, хоть он и ручается в положительном результате, все равно у меня мурашки по спине ползают) и приготовиться — до полуночи осталось не так и много. Глотнуть остывшего чая, из чашки на столе, еще раз пройтись по пунктам плана, вспомнить, не забыл ли чего, поправить рюкзак, вздохнуть поглубже и…

…с треском и матюгами погрузиться в ласковые объятия дружелюбного и гостеприимного куста шиповника, избравшего местом своего произрастания точку привязки Хирайшин–но–дзюцу четвертого Хокаге. Неожиданно, да. Но как бодрит…

Минато, во время оно, свой кунай с фуин–маячком воткнул в полянку, теперь же она совершенно заросла кустарником, и теперь он украсился клочьями моей рубахи, взамен снабдив меня занозами во все места, не защищенные «шкурой». Ну, надеюсь, это худшая из всех неприятностей, что могут поджидать меня в этом путешествии. А какая, однако, полезная техника! В мире, где я иногда счастливо, а иногда и не очень, прожил первую жизнь такое явление, как телепортация, тоже было известно, но способ, используемый магами моего славного Отечества был несколько более… громоздким, что ли. Проще было сделать артефакт, чем каждый раз заново воспроизводить сложную систему заклятий для переноса, и энергии сей процесс жрал, соответственно, тоже немало. С другой стороны, при использовании нашего способа, мне бы не пришлось развешивать по кустам куски своей одежды — при наличии постороннего объекта в точке выхода, пользователя выкидывало рядом. А тут меня еще и мутило, и легкое головокружение тоже было мне совсем ни к чему (побочные, видать, эффекты).

Но что толку сравнивать: нет у нас принцессы (вернее, есть, и даже две, но маленькие еще, это так, к слову) — подойдет и горничная, да. Перенесли целого, в нужнее место — тому и радуйся.

Что–то я капризный стал последнее время, аж сам себе удивляюсь.

Так, егерь Штайнер, отставить нытье и размышления! Жив? Одет, обут, сыт, вооружен? Задача поставлена? Тогда, сопли подобрать, глаза в кучу собрать, кислые слюни выплюнуть, в порядок себя привести!

На восток, бееееегооом, марш! Время не ждет! Пункт назначения — портовый город страны Огня.

До порта я добрался без приключений — ведь если их не искать, они и не появятся. Да и двигался налегке, дороги мне ни к чему, как и обходные пути через всякие овраги и речушки — прыгать я ныне умею весьма далеко, а с координацией всегда было все хорошо. Час–полтора на сон, потом легкий перекус, глоток–другой бодрящего зелья — и снова бег, длинными, по несколько метров прыжками. Так что, дошел, затратив на путь меньше недели, и тот факт, что на худого грязного бродяжку в самом городе–порту никто не обращал внимания, изрядно радовал мое сердце.

Свежий ветер с моря, запах водорослей и рыбы, шум, гам и толчея — эх, как в молодости! Растрогавшись чуть не до слез, я прошелся по прилавкам портовых торговцев — тут пирожок, там яблоко — юность ты моя юность, босоногое детство… Приятно вспомнить, короче говоря.

Проблемы начались позже.

Я никак не мог найти попутное судно, не то, что в страну Моря, но даже до страны Чая. До страны Моря просто ничего не шло, в страну Чая собиралось несколько грузовозов, но пассажиры им были не нужны, тем более такие, как я. Я обошел почти все эти лохани, и везде получил отказ — никому тут не нужен был матрос или юнга, мелкий, хромой и тощий, а о том, чтобы купить место на судне я даже не задумывался — неоткуда деньгам взяться у оборванца, вроде меня. Слишком будет подозрительно. Остались две посудины, стоящие у самого дальнего пирса — большие неуклюжие суда, трехмачтовые, с пузатыми бортами, и я решил попытать счастья на них, разве что, пообедать не мешало бы: в желудке уже начало неприятно посасывать.

Перекушу, поговорю со шкиперами тех судов, или даже просто вахтенными, получу отказ, и буду думать, что делать дальше.

Честно купил за пару монет бутыль молока, забрался в глубину складских построек, где почти никого не было, чтоб не затоптали и не портили аппетит, разложив наворованные за утро продукты на кстати подвернувшемся дырявом бочонке, и удобно примостившись возле высокого штабеля древесины, принялся набивать брюхо, параллельно обдумывая сложившуюся ситацию.

Так, если меня обломают и на тех двух лоханях, видимо, придется лезть на один из кораблей нелегально, хорониться в трюме и сидеть там тихо–тихо, а то, любителей халявных путешествий, на моей бывшей Родине, часто выкидывали за борт, ибо если комаН-да укомплектована, то лишний рот на корабле ни к чему. Меня за борт выкинуть не просто, конечно, но все же, все же… Ну, вырежу я команду, буде меня обнаружат, не удастся договориться и начнется конфликт — кораблем–то кто будет управлять? Нет, когда меня наш легион–генерал, славный мужик, слуга императору и отец солдатам, спровадил на пару лет в северную пограничную стражу, на галерах мне побороздить море довелось, и я не совсем зелень подкильная. Морякаки — так нас называли настоящие, кадровые моряки флота его Императорского величества, и были в чем–то правы, что, впрочем, от получения в зубы за неуважение, их не освобождало. Так что, хотя я и не новичок в морском деле, но на шкипера, конечно, не тяну, не говоря уж о том, чтобы заменить собой всю команду.

Значит, притворюсь плесенью, и буду сидеть тихонько, для чего требуется пролезть на корабль уже после окончания погрузки — чтобы по грузовому трюму особо никто не шарился. Значит, сделаю так…

— Какой невежливый молодой человек — прервал мои размышления хриплый пропитый голос, а темная от загара жилистая рука сгребла с бочонка бутылку с молоком — Тут у достойного человека в горле пересохло — последовал звучный глоток — А сопляк предложить и не подумал! Как же дурно воспитана нынешняя молодежь!

Я немного объелся, меня разморило на солнышке и шевелиться было откровенно лень. Медленно поднимаю глаза — передо мной стоит высокий сутулый мужик, мне, естественно, незнакомый. Грязная затасканная одежда, рваные сандалии, не обезображенное интеллектом лицо — кто–то из местной портовой публики, что ошивается возле складов, подрабатывая погрузочно–разгрузочными работами, а также мелким воровством, разбоем, и вообще, чем придется, решил осчастливить меня своим присутствием.

— Не бойся, молокосос — он обнажил в улыбке частокол гнилых зубов, зиявший прорехами — Дядюшка Рьюпу тебя не обидит. Ты не боишься?

Я помотал головой.

— Зря. Меня стоит бояться, это тебе любая собака скажет — самодовольно сообщил он мне — Но не тебе! Ведь ты же умный мальчик?

Я молча кивнул, постаравшись придать лицу испуганное выражение.

Ситуация начинала меня забавлять.

— А раз ты умный мальчик, так дай–ка дядюшке Рьюпу немного монет на чашечку саке? И что там в твоем мешочке, дай я посмотрю, а?

— Но… Рьюпу–сан — жалобный голос очень мне удался — У меня больше ничего нет!

— Не ври мне, сопляк! Я видел, как ты покупал молоко, выворачивай карманы и давай сюда мешок — рожу мужика, и так довольно неприятную, еще более исказила гримаса злобы — Или мне отрезать тебе ухо?

Экий ты смешной, дяденька…

Пригорюнившись, опускаю руку в карман своей рваной жилетки, и достаю кулачок.

— Вот… Только не бейте…

И он доверчиво протягивает мне свою пятерню, и я хватаю его за пальцы — мизинец и безымянный — и ломаю их. Могучий пинок в развилку основательно нарушает ему соотношение Инь/Янь в организме — и вопль, готовый вырваться у него из глотки, там и застревает, а дядька, со слезами в наполненных молчаливым укором глазах, послушно сгибается, и, получив крепкий удар по бороде, отправляется в мир грез. Да, кто не встречался головой с приличным кулаком, не может знать, какие сны приснятся вам потом…

Приятных тебе снов, короче.

Определенно — думал я, запихивая сложенного вдвое доброго дядюшку Рьюпу под штабель с бревнами, — разница налицо. Девятилетний Олли, чтобы отбиться от взрослого, взялся бы за нож, а девятилетний Наруто управился и так, и даже не вспотел. Вот что значит надлежащее обучение и немного чакры! Эх, мне бы такие возможности да в прошлой жизни, все лабазы в городе мои бы были, глядишь, и в армию бы идти не пришлось, уважаемым человеком бы стал…

А может быть, и не стал бы — кто знает.

В карманах у мужика нашлись монеты, немного, правда, а за поясом обнаружился ножик, и я все это забрал: не то, чтобы крохоборство, но разумная экономия и чувство справедливости, да–да. Зачем ему деньги — все равно пропьет, а мне ведь на благое дело! И остатки молока все ему оставлю: никто не может сказать, что я жадный!

На палубе ближайшего из двух, интересующих меня судов, никого, похожего на капитана, не наблюдалось, а само судно прилично осело в воду — погрузилось, никак, уже? Или только что пришло? Возле средней мачты, привалившись к бочкам и бухтам канатов, вольготно развалилась вахтенная партия, в составе четырех тел, что–то гремело в трюме, но отдыхающие не обращали на это никакого внимания. Они явно не напрягались, о чем–то лениво переговаривались, посасывали трубку в суровый моряцкий затяг, передавая ее по кругу. Судя по витавшему в воздухе сладковатому запаху, в трубке тлела какая–то местная дурь.

Я вежливо поздоровался, спросил, куда идет судно и не нужны ли им матросы, буде нам окажется по пути. Мордатый матросина предсказуемо выдал мне отлуп: гордый корабль «Синий Цветок» идет в страну Молнии, причем отходит, как капитан вернется, а когда он вернется — Ками его, капитана, знает, но совсем скоро. Матросы им нужны, но — он смерил меня пренебрежительным взглядом — взрослые. Такие, чтобы ящиком не придавило, а не малолетки, ищущие приключений.

И тут облом.

— А вон тот корабль, матрос–сан — показываю на вторую посудину, на палубе которого и на пирсе, к которому он был пришвартован, во всю кипела работа — Он куда идет? Мне бы в страну Чая!

— А туда и идет. И матросы им нужны, но тебя не возьмут — мелкий ты слишком.

(твою ж мать!)

— А может, порекомендуете? Скажите капитану, что я хороший матрос, пусть еще молодой, но сильный!

— С чего бы мне это делать? — хмыкнул мой собеседник, выпустив клуб дыма — Я знаю парней с того судна, но советовать им брать в рейс детей не буду.

— Вы, матрос–сан, сказали, вам в команде люди нужны? Мой хороший друг, почти брат, он давно мечтал ходить в море!

— Такой же малолетка, как и ты? Не интересует…

— Нет, что вы! Рьюпу уже взрослый, он сильный и ловкий, и вам пригодится! Он все умеет: варить супы и кашу, мыть палубу, чистить нужник, а если вы, матрос–сан, по роже ему съездите — он только счастлив будет! Если он вам подойдет — порекомендуете меня на тот корабль?

— Если подойдет, то подумаю…

— Пойдемте со мной, матрос–сан, я отведу вас к нему! — я улыбнулся моряку самой широкой и доброй улыбкой, какую мог выдать — Рьюпу будет счастлив.

— А сам он что, безногий?

— Он отдыхает, и как проснется и увидит меня одного, может решить, что я шучу над ним… Пойдемте со мной, тут недалеко…

… — Хм, да, действительно, взрослый. А чего не шевелится?

— Так вина выпил и на солнце уснул, голову напекло. Но он всегда мечтал стать моряком!

— Подойдет. Забирайте его, парни, да пошевеливайтесь, капитан с минуты на минуту вернется. А ты, малец, иди на «Лепесток Сакуры», спроси там Хидеяки Рюто, и скажи, что Отомо Шики с «Синего Цветка» просил за тебя. Кстати, а что твой дружок под бревнами делал?

— Да живет он тут…

Глава 32

Нет, все–таки, море — это не мое. И корабли — не мое. А конкретно взятое трухлявое корыто, не развалившееся до сих пор, по моему мнению, только оттого, что его птицы засрали — тем более не мое. «Лепесток Сакуры», ну надо же… А его, это самое корыто, еще и нагрузили так, что лично мне было решительно непонятно, как оно до сих пор не отправилось хлебать воду, просто утонув на радость крабам, под тяжестью груза.

На судно устроиться удалось легко, скорее всего, даже рекомеН-дация того самого Отомо Шики, не понадобилась бы. Ибо, как удалось выяснить в первые же дни плавания — брали всех. Хозяин судна, он же его капитан и штурман, одержим был грехом стяжательства, и экономил на всем, в том числе и на команде, и слава о столь рачительном хозяине летела по портовым городам и рыбацким деревням. От такого подхода к делу, комплектовать команду ему приходилось всяким сбродом, так как толковые моряки наниматься в этот плавучий бардак не стремились, и капитану волей–неволей приходилось замещать качество количеством, нанимая в рейс всякий портовый сброд, имевший хоть мало–мальские необходимые ему навыки. Как по мне — получившийся в итоге плавучий дешевый притон далеко бы не уплыл, разве что, на дно, но костяк команды все же существовал, их хозяин судна не обижал, платил, видимо, достойно, они даже питались из своего котла, и жили в отдельном кубрике. Ну а всех прочих… Я вот, например, был нанят на должность младшего матроса за двухразовое питание, и, собственно, проезд к месту назначения. Тут же мне нарезали обязанности, круг которых оказался довольно широк: от помощи на камбузе, до трюмных работ, штопки парусов, мытью палубы, ну и так далее.

Тем не менее, гнилой «Лепесток», перегруженный скобяными изделиями, бухтами канатов, стройматериалами и прочим всяческим хламом, и с командой, на три четверти состоящей из портовой шелупони, шел в нужном мне направлении, и я был почти счастлив.

Почти, это потому, что море — это не мое. Укачивает, опять же.

Врастание в дружный рабочий коллектив тоже прошло хорошо (для меня) и безболезненно (опять же, для меня).

Мой напарник, еще один младший матрос, парень, лет пятнадцати на вид, чьего имени я узнать так и не удосужился, при первом знакомстве был невежлив. Оценив мои худосочные стати и не слишком впечатляющий рост, он сплюнул мне на сандальку, и сообщил, что, поскольку я молодой, а он уже бывалый морской волк, то работать буду я, а он пойдет и вздремнет в трюме. И вообще, обязанностей, по сравнению с тем, что говорил мне кэп, у меня отныне прибавилось, потому как молодые должны шустрить, а старички — отдыхать, ибо так велели Ками, и вообще, таков древний морской обычай. А если я буду так щедр, что половину своей пайки стану отдавать ему, то сохраню целостность своего организма, ведь если, не дай мне Амиками Аматэрасу, заартачусь, или пойду ныть к капитану или боцману, то он (грозный морской волк) мне матку вывернет.

В общем, четко сформулированное деловое предложение.

Вот люблю таких людей! Прямо и честно, не тая камня за пазухой, сказал в лицо, что думает, выложил мне, как на ладони, все свои надежды и чаяния.

Я, в ответ, выдвинул свое, предложив ему поцеловать меня в филейную часть, после чего, дождавшись, когда он замахнется, донес до него свою позицию более доходчивым способом. А именно, внес ему весомый аргумент слева, в подреберье, и, когда мой оппонент скрючился, вручил ему еще и по уху — не жестокости ради, а вразумления для. Паренек сначала уселся на пол, потом улегся, немного повыл и подрыгал ногами, затем ему, вроде, полегчало.

Нет, определенно, иногда правила вежливости проще донести через печень, чем через голову… Но такова уж неисправимая людская натура, что поделать, я привык.

Сей морской волк добровольно (даже пинать не пришлось) согласился на все предложенные им же условия дальнейшего сотрудничества. Ну как: половина его пайки, и шустрить он будет, как и раньше. Ну, может, совсем чуть–чуть побольше. А когда показал ему нож и пообещал отрезать ему уши и высосать глаз — убедил его в правильности принятого решения окончательно.

Да, я умею убеждать людей. Мог бы, наверное, стать послом, или дипломатом…

Но шутки в сторону.

Дело происходило в кладовке при камбузе, парня я не покалечил и проблем, в связи с этим, не поимел. Нож, который подарил мне Иноичи, светить тоже не стал, обошелся тем, которым снабдил меня добрый Рьюпу — а то, мало ли, найдется знаток, который опознает в нем вещицу непростую, и начнут мне задавать неудобные вопросы, и спрашивать, не хочу ли я поделиться, и нет ли у меня еще чего интересного. Мешок свой пристроил в этой же кладовке, за ящиком с окаменевшими сухарями, ибо не было никаких сомнений в добропорядочности той публики, в компании которой ныне нахожусь.

Компания подобралась, меж тем, что надо.

В первую же ночь в трюме случилась поножовщина, после которой, утром, в море выкинули двух холодных, а еще человек пять щеголяли побуревшими от крови повязками на конечностях. Из них только один мог работать в полную силу, и остальных счастливчиков капитан, грязно ругаясь, приказал ссадить на берег, а Рюто Хидеяки, исполняющий обязанности боцмана — кряжистый небритый мужик, лысый и пузатый — для наведения страха божия начал использовать не пинки да затрещины, а рукоятку от помпы, коей и благословлял нерадивых на трудовые свершения. Меня ночное развлечение миновало, ибо дышать вонью, перегаром, и прочими ароматами честного люда, достойнейшие представители которого не мылись, видимо, никогда — мало приятного, и спал я на палубе, а иногда и в кладовке камбуза. О какой–то брезгливости речь не идет, но если есть более приятная альтернатива — то почему бы и нет? А в матросском кубрике пусть ночуют те, кому там нравится.

Ну и для медитаций и экскурсий по Внутреннему Миру бочка вороньего гнезда на мачте подходила куда как лучше, нежели битком набитый кубрик — и воздух чище, и не беспокоит никто со своим любопытством и навязчивым желанием заставить меня поработать немного за себя.

А желающие, меж тем, не переводились, что меня нисколько не удивляло, учитывая набранный контингент. Этих инициативных товарищей я разнообразно посылал по самым причудливым маршрутам, а со своей работой, которой меня снабжал боцман, мне помогал справляться должным образом мотивированный коллега. Начальству же было все равно, лишь бы работа была сделана с надлежащим качеством и вовремя. С чем, поначалу, были проблемы: кому охота возиться с канатами, крутить лебедку или таскать тяжести во время остановок в прибрежных деревнях? Но боцман и старшие матросы дело свое знали туго, лентяям и бездельникам спуску не давали. Ну, то есть пытались не дать. Вот в таких заботах и развлечениях и протекало наше неторопливое плавание: капитан занимался торговлей, матросы работали, колдыри потихоньку курили дурь, играли в кости и попивали дрянное винцо, на что начальство смотрело сквозь пальцы, если дело происходило в свободное от вахты и работы время, а я разбирался с насущными проблемами, коих прибавилось.

Если вкратце: во Внутреннем Мире обнаружилось еще кое–что интересное, и весьма занимательное (будто там и так этого мало), да и в организме творился некоторый непорядок. Он, правда, был ожидаем, но все равно неприятно.

А если не вкратце…

Но, обо всем по порядку.

Мы много времени проводили с четой Узумаки за обсуждением моих дальнейших действий, планов на будущее, сложившейся ситуации, да и просто интересно было побеседовать. Все–таки, бывший Хокаге и бывшая же джинчурики могли рассказать немало полезного, хотя магии этого мира они меня не учили — таковы условия сделки. Минато все пытался наставлять меня на путь истинный, сиречь, на возвращение в Коноху, буде у нас с лисом все сладится, я же не соглашался, но и не отказывался — ибо видно будет. Надо еще дожить, на что шансы у меня довольно размытые. Кушина же больше молчала и грустила, и я ее понимаю. Чем больше я с ней общался, тем больше видел в ней не стервозную ведьму, каковой она предстала при первой нашей встрече, а несчастную мать, потерявшую первенца. Н-да, печально. Впрочем, похоже, что утешить ее я могу.

Но вот, не рано ли?

Началось все с того, что я перепутал дырки…

Гхм…

В общем, поскольку я, попадая во Внутренний Мир, всегда оказывался в одном и том же месте, то, чтобы добраться до зала с клеткой, приходилось порядочно побродить по залитым водой коридорам, и меня это, естественно, несколько не устраивало. Так вот, методом проб и ошибок, я нашел для себя сквозной путь, через те самые отверстия в стенах лабиринта. А поскольку ни в одном из доступных мне диапазонов зрения они были не видны, и находил я их на ощупь, то иногда, соответственно, случались казусы. Пару раз даже заплутал было. В общем, в очередной раз, нырнув сквозь стену, я нашел то, чего и не ждал: заливаемое солнечным светом абсолютно сухое помещение. Каменный пол, покрытый толстой циновкой, широкая кровать, шкаф напротив, в котором книги соседствовали с винными бутылками, в углу стойка с оружием и сундук. Возле настежь раскрытого окна присутствует массивный стол, на нем подставка с мутноватым кристаллом (простенький светильник), кувшин с пивом, наполовину наполненная им кружка и книга, с тонким стилетом в качестве закладки.

Моя квартира в форте, в том виде, в котором я ее оставил, выходя в свой последний поход — не узнать ее сложно. Словно и не уходил никуда… Я отхлебнул из кувшина, машинально взял книгу. «Разрушение и защита магических конструктов» — пролистал десяток страниц до закладки — написанное и так помню, а вот следующие страницы были девственно чисты.

Ну, понятно, я ж дочитать–то так и не успел. А теперь уже и вряд ли дочитаю.

Казарма командного состава оказалась пустой, чтобы это выяснить, я добросовестно прошелся по всем помещениям этажа, спустился во двор — картина та же. В помещения для рядовых смысла идти нет, на склады тоже, ведь из своего Внутреннего Мира наружу ничего не вынесешь, а чтобы понять, куда я попал — не надо быть семи пядей во лбу. У славного паренька Узумаки Наруто — затопленные катакомбы, у меня вот — армейский форт, видать, крепко в душу служба въелась, кислотой не вытравишь, что печально: видать превратился под конец жизни лихой парень Олли в армейского сухаря…

Зато сухо, и на мозги никто не капает, и какие–то левые обязательства навялить не пытается (это я про Намикадзе). Хотя, пустовато здесь, что да, то да. У паренька хоть зверье домашнее было, то самое, с хвостами, зубами и черной злобой, а у меня, похоже, даже мышей на складе фуража не водится.

Неизвестно зачем зашел в арсенал, выкинул рваную кольчугу, и зачем–то надел новую, хотя, имеется стойкое подозрение, что в следующий раз появлюсь снова в том же барахле, что было на мне в тот поганый момент, когда я вознесся в выси горние (ну или куда там затянуло мою грешную душу то божество), зашел в часовню, по привычке преклонил колено перед символом веры, вознес короткую молитву (хоть я и не истовый верующий, но в пехотном строю не бывает атеистов).

Сходить, что ли, в Арэоловы апартаменты? Там у него, помнится, бочонок вина оставался, с виноградников его старшего брата, которому по праву наследования отошел титул и владение их отца. Неделимый майорат, и все такое, в общем. Но братья были дружны, друг друга поддерживали, да и жлобством первый легион–магистр никогда не отличался, и посылками из дома с сослуживцами всегда делился, по крайней мере, меня на кружечку вина всегда приглашал. Я, правда, «уникальный букет, неповторимый аромат и божественный вкус сего нектара» оценить был не в состоянии (не то, знаете ли, воспитание) и хлебал его, как какой–нибудь сидр — а Арэол надо мной по–дружески потешался…

Хотя, зачем куда–то идти, если достаточно сосредоточится, и появится хоть кувшин, хоть бочка этого вина? Да и вообще, не хочу я ничего, и делать тут нечего. Воспоминания — воспоминаниями, а время не ждет, дел еще много. Вспоминать буду потом, в глубокой старости, когда мне уже не надо будет ничего, кроме шерстяного пледа и кружки горячего вина со специями. Эх, и знатные сказки смогу рассказать я своим внукам (если доживу до их появления)…

Ладно, пойду, последний раз взгляну со стены на форт, и отправлюсь обратно, а то там Минато, наверное, заждался. Снова, наверное, будет сношать мне мозги на тему долга перед страной Огня — это весело, на самом деле, слушать мне, уроженцу иного мира, о том, что я на самом деле что–то кому–то тут обязан. Ну, или, если уж не я, то Наруто, в чьем организме я ныне обитаю.

Со стены должна бы виднеться деревня — мы неплохо, порой, проводили время в тамошнем трактире, хозяин которого сам бывший пехотный сержант, служил в прошлом в нашем легионе — но вот не видно, мешает какая–то дымка. Зато отлично видно тренировочное поле, и вот в эту–то сторону и стоит приглядеться, ибо там творится что–то непонятное: на поле двигаются то ли тени, то ли призраки (что–то прозрачное и размытое), и еще кое–кто. Соломенные волосы, оранжевый комбинезон… Хотя, лица отсюда не видать, но я, похоже, знаю, кто это такой.

Неожиданная встреча, да. Хотя, уже ничему не удивляюсь.

Пойду, пообщаюсь с парнишкой, думаю, нам есть, что поведать друг другу.

Как интересно…

— Первый ряд, коли в ноги, в яйца, выше пояса острие пики не подымай, ниже колена не опускай!!! — надрывается прозрачный сержант, и я невольно улыбаюсь воспоминаниям — Второй ряд, пики к плечу! К плечуууу!!! Что ты машешь пикой, как бык елдой?! — а это он, как помнится, мне высказал, когда у меня древко чуть не выскользнуло из рук. Вон он я, совсем молодой, восьмой справа во втором ряду. Ой, какая у меня рожа–то глупая, еще совсем юная…

Егеря, это, по существу, легкая пехота, но основные приемы линейной знать, по мнению легион–генерала, все равно должны. Судьба воина — девка неверная: вчера сидел сиднем в гарнизоне на забытой Императором окраине, сегодня бегаешь по лесам за сектантами, взял ценную добычу и кум герцогу, сват барону, а послезавтра стоять тебе под стрелами в общем строю, и, на подгибающихся ногах ждать таранного удара тяжелой кавалерии…

Я благодарен за науку этому сержанту, и за мудрость нашему генералу — пригодилось, к сожалению.

— Пику нааа плечо!!! Ряды сомкнуть! Кавалерия по фронту!!! К отражению готовсь! Что ты на колени передо мной встаешь? Молиться решил? Пику в землю упри, баран!!! Наклони острие! Еще ниже, ниже опусти, козья ты задница! Вот так держи! Второй ряд, пики к плечу, колоть бронного всадника в рожу, горло и в пах! Повернулся спиной — коли в задницу! Ясно, уроды?!

— Даааа!!! — слитно выдохнула толпа.

Сбоку от полупрозрачного строя этих призраков прошлого пристроился смешной голубоглазый паренек в рыжем комбинезоне, с тонкими шрамами на лице. Он старательно повторял их движения, хотя для того, чтобы орудовать тяжелой сариссой он явно мелковат. Впрочем, тут оружие ничего не будет весить, если, конечно, не захочешь обратного.

Я довольно долго наблюдал за этими экзерцициями, пока мальчишке не наскучило самому, а перестроения в баталии он отрабатывать не пожелал. Он отошел от строя (который развеялся) и отправился к крепостной стене, я проследовал за ним — парнишка не обращал на меня никакого внимания, а мне стало любопытно, чем он собирается заниматься. Упражнения в скалолазании, никак?

А, нет. Уселся прямо на землю, создал себе из воздуха плошку с раменом и большую чашку с дымящимся чаем, и вытаращился на стену. Я перевел взгляд туда же — довольно большой участок стены растаял, его место заняла иллюзия.

Малой решил развлечься, представление посмотреть?

Я пригляделся.

Оп–пааа! Знакомая картина, однако!

Я хорошо помню, и что это за представление, и когда это произошло, и чем кончилось.

Первая моя военная кампания, вот, что это такое. Давим мятеж в не так давно присоединенной провинции. Бунтовщики, получавшие помощь деньгами, людьми и оружием из–за границы от добрых соседей, смогли занять одну из пограничных крепостиц, выбив оттуда наш гарнизон, и для продвижения вглубь провинции нам нужно эту крепость отобрать. Дело осложнено тем, что крепость относительно новая, защищена отлично, и до кучи, ввиду ее важного стратегического расположения, гарнизон дополнительно усилен магами. Генерал не хочет терять время на полноценную осаду, но терять легионеров в ходе немедленного штурма эскаладой тоже не желает. Однако, маги, исследовавшие щиты крепости, предложили следующее — на малый промежуток времени совместным усилием они смогут проколоть магическую защиту крепости и перенести небольшой отряд внутрь. В частности — в надвратную башню, а поскольку внутренняя, вторая линия стен, достроена так и не была (не успели), то, взяв внешнюю стену, наша армия получит решающее преимущество, и сможет реализовать численное превосходство.

План генералу, судя по всему, понравился.

Вдоль строя нашей роты идет лейтенант.

— Ну что ж, ты, ты, ты (тычет пальцем мне в грудь) и вот ты — шаг вперед. Назначаю вас добровольцами. Поступаете под команду лейтенанта Штильмаера, он ждет вас возле палатки капитана. Будет какое–то задание, для небольшой группы, выполните — генерал обещал награду и отпуск, не выполните… Впрочем, вам уже будет все равно.

Как объяснил лейтенант мне, и всем остальным, кто присутствовал — тут были ребята из линейной пехоты, штурмовых отрядов, несколько кавалеристов, егеря из других отрядов, разведчики — наша задача будет заключаться в том, чтобы захватить и удержать башню, в которой располагаются механизмы подъема моста и воротных решеток. Соответственно, открыть нашим путь внутрь крепости и удерживать до подхода подкреплений. А еще — защищать одного из магов, который будет с нами, для того, чтобы нас из башни не выжгли какой–нибудь магической дрянью массового поражения, типа «облака забвения» или «зова земли». Красивые названия, вот только, «облако», попадая на кожу, сжигает все живые ткани, причиняя дикую боль — тут уж действительно захочешь забвения, а попавшие под «зов» люди сгнивают заживо. Такие дела. Так что мы защитим мага от мечей, а он нас от магической отравы.

… — Все готовы? Иииииии, пошли!!!

Хлопок переноса — и мы в помещении башни, передо мной стражник в коническом шлеме и кирасе без воротника — на тебе кинжалом снизу вверх, под челюсть, перехватить падающее тело за шиворот и подхватить арбалет, который он держал в руках — меньше шума, меньше! Тусклые факелы на стенах — света нам хватит, вижу, как в углу шевелится кто–то. Не дорезали? Сейчас поправлю, тревога нам ни к чему. Башня наша.

Слышен лязг лебедки — наши опускают мост.

А вот теперь, похоже, начинается веселье. Тревога в крепости, в сторону башни бегут по двору люди — снимаю одного из арбалета, перезаряжаю.

Судя по звукам, ребята поднимают решетки, надеюсь, наши клювом не щелкают, долго мы здесь не продержимся.

Оборачиваюсь — маг, весь окутанный каким–то желтоватым сиянием, творит какие–то пассы руками, что–то шепчет.

… Нас, похоже, атакуют с трех сторон — со двора, и с обеих стен. Где наши??? В башне кипит общая свалка — нельзя дать опустить решетки! Лебедки моста заклинены, решеток — не успели. Мечи? Магия? Нет места, в дикой давке дело уже дошло до ножей и кулаков, и непонятно уже, где свои а где чужие в этой свалке, в которой упавших просто затаптывают. Мой противник — рослый бородач в шлеме и рубахе (не успел нацепить броню?), он умелый боец, мы уже обменялись порезами (я отбил нож наручем) и сцепились в клинче. Пытается ударить меня шлемом в лицо — убираю голову, и, резко развернувшись, перебрасываю его через бедро, бью упавшего острием в горло раз, другой. Сверху наваливается кто–то, обхватывает за шею — второй нож втыкаю ему в бедро, проворачиваю — руки разжимаются. Сбоку прилетает тяжкий удар, он сбивает с меня шлем…

… Как же больно… Какая–то сволочь проехалась кинжалом мне по лицу, глаза заливает кровь — бью в ответ ножом — попал во что–то мягкое…

Башню мы практически тогда потеряли — остатки нашего отряда зажали в караульном помещении на втором этаже, но мятежникам это уже не помогло — легионеры были уже внутри крепости. Мага того помню, его спокойное лицо меня поразило — в нескольких шагах идет резня, а он спокоен, будто бы в трактире сидит, за столом. Он погиб в самом конце — выглянув в бойницу, ведущую во двор крепости, получил арбалетный болт в лицо. Жалко, не успел с ним познакомиться, достойный, должно быть, мужик…

Малец, значит, всю жизнь мою, как лубок с голыми девками, решил просмотреть?

Я подошел к увлеченному просмотром пареньку вплотную, и хлопнул по плечу.

— Ты и как я в сортир ходил, смотреть будешь?

Глава 33

Странноватый парнишка.

Хотя, если бы мне выпало поторчать тут больше года, общаясь лишь с самим собой да с призраками из воспоминаний — и я стал бы странноватым. Любой бы стал. Так что я с пониманием отнесся к реакции парня на мое появление: он медленно повернул голову в мою сторону, несколько тягучих мгновений таращился на меня, потом лениво взмахнул рукой, видимо пытаясь развеять морок, и ушиб об меня пальцы.

Морок, в моем лице, развеиваться категорически отказывался.

Тогда Наруто осторожно подергал меня за штанину, ущипнул себя за ухо, потыкал пальцем мне в бедро, пощупал голяшку сапога, кольчугу. Вскочил на ноги, вылив на себя и чай и рамен, обежал кругом, раз, другой, и на третьем круге был пойман за шиворот комбинезона моей недрогнувшей рукой.

— Не мельтеши.

— Тттыыы?

— Я! — с непоколебимой уверенностью в несомненной своей правоте, подтвердил я.

— Настоящий?! — все еще не верил своим глазам парень — Ты не привидение?

— Нет, как видишь.

На беседу с изголодавшимся по нормальному человеческому общению пареньком я потратил большую часть отпущенного мне на прогулку по Внутреннему Миру время, и мне его (времени) было не жалко. В парнишке я чувствовал родственную душу: судьба у нас, как ни крути, схожая. Ну, разве что, меня жизнь пожевала и выплюнула, ему же досталось от нее поменьше. Я помню себя в девять лет — злая помойная крыса с ножом в рукаве, не колеблясь, пускавшая его в ход. Наруто же, по первому впечатлению (которое самое верное), сумел сохранить свет в душе, он казался добрым и незлобивым. Однако мне судьба дала шанс, ему же обломилось. Не мне судить, справедливо это или нет — каждому свое.

Поэтому, я не стал лгать ему, лишь кое о чем умолчал.

Я рассказал ему, что это за место, и как он сюда попал. Кто я такой, и почему мы тут оба сейчас сидим, рассказал, куда и зачем я направляюсь — лишь об осколках душ его родителей не стал упоминать: незачем пока. Парнишка, конечно, будет счастлив, снова обретя семью, хотя бы и в таком виде, да и Кушина перестанет хандрить, что впоследствии благотворно скажется на качестве моего обучения, но… Я не могу быть уверенным, что Минато не сочтет, что его настоящий сын, будучи возвращен на свое законное место, будет более управляем, нежели вселенец (Олли Штайнер, то есть) и не соберется поправить это несомненное недоразумение. Даже знаю, когда он попытается это проделать, если попытается: сразу после разборки с демоном — ведь лучшего времени и желать нельзя. Я, если жив останусь, буду, скорее всего, в небоеспособном состоянии, и сопротивления оказать не смогу — так почему бы и не восстановить справедливость? Сказано мудрыми: не считай никого глупее себя, и я не думаю, что четвертый упустит благоприятный момент и прощелкает клювом. Так что, всему свое время. Посмотрим, куда кривая вывезет: будет возможность — соберется семейство Узумаки в полном составе, не будет — что ж, останется все как есть, так им, значит, на роду написано.

Наруто я оставил там, где и нашел — в форте своего Внутреннего Мира, обещал навещать почаще. Как выдастся свободная минутка, буду приходить пообщаться.

А вообще — можно поразиться стойкости паренька: лично я не могу сказать с уверенностью, остался бы я в своем уме, просидев больше года в обществе одних лишь призраков прошлого.

Родителям его тоже ничего говорить не стал — успеется, да и сам разговор вышел в этот раз непростой. Мы больше торговались, главным образом, с Минато, но и Кушина периодически вставляла свои пять ре. А поводом послужило то, что я соглашение выполнять начал, и немало в этом продвинулся, они же и не чешутся. Уж не обмануть ли хотят? На возмущение родителей моего нового тела, упиравших на то, что обучать они меня согласились, и в том дали нерушимую клятву, но только после того, как проблема хвостатых паразитов будет решена, я возражал, что неизвестно, что останется от печати, после удаления лиса, и мне нужны гарантии, что получу требуемое. А то ведь, еще не поздно подать весточку, или самому вернуться, да довериться чуткому добряку в дурацкой квадратной шапке и тому старичку, с замотанным бинтами лицом, которые навещали меня в больнице первыми. Они поймут, они помогут: особенно тот, второй, сразу как его увидел — испытал, дескать, безотчетное желание поделиться с ним всеми секретами, какие знаю. В ходе долгих дебатов, удалось выморозить компромиссное соглашение, которое, по большому счету, никого не устраивало: они начнут составлять нечто вроде библиотеки, причем, вне печати, а доступ к ней я получу, когда начну обучение. На том и расстались, не сказать, чтобы сильно довольные друг другом.

Ну, что ж, с этим «явлением», вроде как, разобрался, и то, даже не разобрался, а отложил на потом эту проблему — все же она не требовала сиюминутного решения.

Лучше сосредоточиться на делах скорбных, насущных. Вот, как это, например…

Из печати непрерывно сочилась, иного слова не подобрать, пока по крохам, по каплям, чакра демона. Нет, пока ее было сравнительно немного, неудобств она не доставляла, наоборот, избыток жизненной энергии изрядно бодрил, но когда концентрация повышалась выше некоего предела, неприятные ощущения не заставляли себя ждать. Волны жара, прокатывающиеся по телу, будили меня по утрам, по вечерам я долго не мог уснуть. Чакроканалы… чесались! Они зудели и припекали, и сулили доставить мне еще больше чувственных наслаждений, так как я твердо уверен, что чем дальше, тем больше лисьей чакры будет прибывать. Я, конечно, знаю, что это что–то вроде фантомных болей, и ничего в них самих болеть и зудеть не может, но все же, все же…

Приходилось принимать меры, а единственным способом избавиться от беспокоящей меня субстанции в организме, было ее потратить. Неважно, на что: на мышечные ли усилия (за усердие, проявляемое мною в работе, мне даже назначили небольшое жалование, я пахал наравне со взрослыми матросами, и вламывал бы за троих, хотя в гробу видал эти гроши, но это будет слишком уж подозрительно), на какие–либо манипуляции магического характера, либо же, просто слить в окружающую среду. Последнее было самым простым, и, сперва я так и поступал, однако, мне не давала покоя, вдолбленная в меня службой и всей моей прошлой жизнью бережливость: в этой самой прошлой жизни всегда было куда приложить лишнюю ману, которая, соответственно, никогда не лишняя. Не хочешь использовать на эксперименты, улучшение навыков обращения с уже имеющимся арсеналом заклятий, учить что–то новое — можно отложить про запас, слив в накопитель, или же пойти и тупо продать: кому–кому, а артефакторам, к примеру, вечно маны не хватает. Или те же гражданские целители с удовольствием покупали заполненные накопители с рук — им тоже надо зачастую больше, чем у них есть, да много желающих приобрести с тысчонку — другую стандартных единиц энергии по сходной цене. И, поскольку просто сливать чакру волосатого в забортную воду меня давила жаба, я все же собрался ее потратить, а именно — на упражнения в колдовском своем искусстве (причем, не привлекая при этом внимания).

Магия ведь — это не обязательно что–то громкое и красивое, шумное и заметное, нет. Существует немало заклятий, которые не вызывают какого–либо впечатляющего эффекта — взять хотя бы раздел боевых проклятий. До профессиональных малефиков мне, конечно, как до луны раком, но кое что из их искусства мне по долгу службы знать положено, и в загашнике некоторые штучки из их арсенала имеются, хоть и самые простые. Тот же «паралич», «магическая пиявка», «красные глаза» и тому подобные вещи, их можно применять, не вызывая неуместного любопытства взрывами и вспышками, в трюме, на крысах, коих там великое множество. И польза, и развлечение, и тренировка неплохая — крыса, все ж таки, цель быстрая и верткая, попасть по ней не так и легко.

Чем и занялся.

Уже в процессе сокращения поголовья трюмных обитателей обнаружились сразу несколько любопытных эффектов.

Во–первых, должное быть невидимым, проклятие паралича неожиданно для меня обозначило свой путь ярким росчерком, словно искоркой от костра, оно впилось куда–то в шею крысе, в которую целился.

Во–вторых, этот самый первый же подопытный, толстый, ленивый, откормившийся на казенных харчах крысюк, важно вышагивавший по краю какого–то ящика и поймавший проклятие, повел себя странно. Вместо того чтобы дисциплинированно свалиться, его тушку свело судорогой, послышался противный хруст и короткий писк, тотчас оборвавшийся. Потом раздался влажный шлепок, когда то, что осталось от крысы, рухнуло на палубу. Нет, бывает, конечно, когда от особо удачного «паралича» у пораженного им существа останавливается сердце, но данная особь выглядела так, словно ее прокрутили через мясорубку, не попортив при этом шкурки!

Странно это. Не так все должно быть.

«Каменная кожа» сработала как надо, разве что окаменела не только шкура крысы, а вся животина целиком. Эффект, конечно, сам по себе временный, и вскоре трупик отмякнет, но уж больно сильным и концентрированным вышло проклятие.

«Красные глаза» — вместо временного ослепления, эти самые глаза выжгло ко всем демонам, вместе со всей крысиной мордой.

Да что ж это творится то такое?

«Магическая пиявка» превратила очередную животину в высохшую мумию, про которую можно сказать, что она пролежала тут не один десяток лет, не происходи весь процесс на моих глазах.

«Пыль Вессигера» просто испарила очередного хвостатого бедолагу, а о том, что трюм этой лохани не место для столь опасных экспериментов, я окончательно решил, убирая в мешок из–под риса, предусмотрительно захваченный мною с камбуза, полусгнивший после попадания «малого исцеления» трупик своей последней жертвы. Так вот промахнешься какой–нибудь «регенерацией», и обзаведется судно лишним, не предусмотренным конструкцией отверстием, а всем моим коллегам по морскому круизу принять незапланированные водные процедуры.

Да и крысы кончились, благоразумно скрывшись с глаз моих в закоулках трюма, там, куда не доставал тусклый свет моего фонаря.

Н-да, сюрприз за сюрпризом.

Не надо иметь семи пядей на лбу, чтобы понять: сии метаморфозы с многократно испытанным и проверенным инструментарием производит чакра биджу, которой я напитываю узор заклятия — других причин такого их поведения, обнаружить я так и не смог.

А еще мне необходимо переучиваться, если я в кои то веки соберусь ее использовать применительно к тому арсеналу, что мне достался из прошлой жизни, и это не может меня не печалить. Истинно сказано: умный учится на своих ошибках, а мудрый на чужих, применительно же к искусству магии — учиться на твоих ошибках будут уже другие, вспоминая усопшего исследователя тихим благодарным словом.

И, чтобы совсем похоронить мое и без того нерадужное настроение, а заодно, помешать выспаться, в мой, уже засыпающий разум прокралась мыслишка… Содержание ее было примерно таково: а как поведет себя «Гнев Высокого», будучи активированным с помощью чакры биджу, если уж такие коленца выкидывают простейшие заклятия? А высшее с ними и сравнивать не стоит, там если уж жахнет, так жахнет, и поднимусь я в выси горние облачком зловонного запаха…

Мысль эту из головы пришлось выкинуть — ответ на этот вопрос я смогу получить лишь одним способом.

Под конец путешествия испортилась погода.

Как поведал мне умудренный жизнью Рюто–сан, хотя сейчас и не сезон штормов, но так бывает в этих водах. Ничего, ничего, малой — говорил он мне — Привыкнешь, если хочешь стать моряком. Это ненадолго, сказал он мне, день — другой поболтает, потрясет, да и перестанет, да и не шторм это вовсе, так, духи здешних вод чего–то не поделили. К тому же, почти дошли — денька три потерпи, и сойдешь, дескать, на берег. А если не хочешь терпеть — привыкай…

Привыкать не хотелось.

Меня укачивало! Отвратительнейшее состояние, хуже, чем любое похмелье, которое я мог испытывать в прошлой жизни.

Нет, килевую и бортовую качку я переносить спокойно мог и в том, и в этом теле, но вертикальная вынимала из меня душу. Вертикальная — это когда все судно, то проваливается вниз, то взмывает на волнах вверх. И так часами напролет.

Вниз — вверх.

Вниз — вверх.

Вниииииз — ввеееееерх.

Вниииииз, *** ******, ***, и ввееееерх…

Морскую болезнь каждый болящий переносит по–разному. Кто–то метает харчи за борт, веселя кривой зеленой харей морскую живность, кто–то, немного сдурев, бродит из угла в угол, словно обкурившись нехорошего, на кого–то нападает неодолимый жор, а у кого–то все это проявляется сразу. Меня же необоримо клонило в сон, что, в совокупности с бодрящими порциями чакры, получаемыми мной от щедрого многозубого посидельца, вводило меня в какое–то сонамбулическое состояние.

Стоит заметить, что на судне я был такой не один страдалец, и храбрецов из последнего пополнения, что, перегнувшись через борт, рычали ужином на морскую нечисть, можно было наблюдать в любое время дня и ночи. Но мне не было до них дела — меня плющило ничуть не хуже.

Совершенно не соображая, я выполнял свои обязанности, приказы боцмана, что–то жевал, умудрялся не промахиваться в гальюне. Обнаружил в кладовке камбуза «морского волка», увлеченно копавшегося в моем рюкзаке, рюкзак у него отобрал, машинально хряснув «волка» в переносицу. От такой моей неловкости у него заплыли одновременно оба глаза, от чего «волк» стал удивительно напоминать хитрого енота, но юмор ситуации прошел мимо моего заторможенного разума. На остатках соображения сливал чужую чакру, чтобы хоть немного отдохнуть. Наконец, примерно к окончанию второго дня моих мучений, усталость взяла верх, и я, все–таки, вырубился.

— Просыпайся… Просыпайся…

Меня чувствительно трясут за плечо.

— Ммм? — глаза сами не открываются, приходится помогать им руками. Меня будит «морской енот», он непривычно вежлив — все–таки, какое же я благотворное влияние оказываю на невоспитанную молодежь! Пропадает во мне наставник хороших манер, определенно. Во мне вообще много кто пропадает.

— Ну, ты и соня. Тебя даже вчерашний шторм не разбудил!

— Тебе надо–то чего? — прокряхтел я ему — Очки поправить, а то рассасываться начинают?

— Так прибыли уже, страна Чая, куда ты и собирался. Рюто–сама велел тебя будить, с разгрузкой поможешь, и убирайся нахрен с «Лепестка» — улыбка от уха до уха и глаза, сиявшие в обрамлении синеватых кругов, говорили о том, что расставание не проходит для него бесследно, и ему искренне жаль прощаться со столь добрым, отзывчивым, задушевным товарищем, как я. Но, что поделать? Жизнь — жестокая штука: иногда приходится разлучаться с милыми сердцу друзьями, бывает, что и навсегда. А хороших людей (вроде меня) так мало в этом жестоком мире… На вопрос же, почему не разбудили раньше — в шторм каждая пара рук на счету — он сообщил, что, дескать, пытались, но я на все их потуги лишь страшно скрежетал зубами и тыкал ножом в сторону будильщика, так что плюнули, и оставили в покое.

Как ни уговаривал меня Хидеяки Рюто, как ни убеждал, что морское дело это мое — в тот же день я сошел на берег, не соблазнившись ни трехразовым питанием, ни щедрейшим жалованием (аж полсотни ре в неделю!). Вежливо отклонив все его инициативы, я ступил на сходни, дабы распрощаться со славным «Цветком Сакуры». Пусть он гнилой и старый, в трюме постоянно сочится вода, и крысы пасутся тучными стадами и скоро, наверное, сами будут приходить на камбуз и отнимать пайку у команды; плевать, что тут дерьмово кормят, платят гроши, капитан — козел, а половине команды самое место висеть на реях… Но ведь дошел, довез меня до цели!

А как же я, оказывается, истосковался по поверхности, что не качается под ногами! По сходням я сбежал на причал, и просто упал, обняв причальный кнехт, и выражение безграничного счастья само вылезло на мою осунувшуюся рожу. Местные докеры ржали, тыкая в мою сторону пальцами, я был на них не в обиде: сухопутные тараканы, разве же они могут понять настоящего моряка, чья душа столь истосковалась по твердой земле?

Делать в стране Чая мне было особо нечего, поэтому, дав себе день — другой на отдых, за время которого осмотрел местные достопримечательности, каковых оказалось немного, да отведав того самого чая, впрочем, ничем меня не впечатлившего (У Хьюг в Конохе вкуснее!), я нанялся на корабль до острова Хаха, с чем затруднений не возникло никаких. Уроженцы страны Моря на трухлявых бельевых корытах плавать не любили, и старый башмак, вроде «Лепестка сакуры», давно у них был бы разобран на дрова, так что путь до предпоследнего пункта моего путешествия прошел без приключений — каботажник «Серое Облако» был хоть и не нов, но крепок, и содержался в надлежащем состоянии.

Страна Моря встретила меня легким теплым дождем. Такой дождик почему–то называют «слепым», уж не знаю, почему так. Отчаянно голубое небо, блики солнца на поверхности моря, легкий бриз и теплый дождь — даже на душе стало как–то тепло и радостно. Хорошо, наверное, тут жить.

Список того, что мне надо, давно уже был составлен, и, высадившись в порту острова Хаха, я решил не тратить время, а начать закупаться. Итак, мне необходимо: карта архипелага, хотя бы простенькая, обойдусь без навигационной, ни к чему мне отметки ветров и течений, отмелей и банок, мне не галерой тут управлять. Минато, в бытность свою шиноби, в стране Моря бывал, но лишь на главном острове, поэтому с дальнейшим направлением мне определиться помочь не мог, про Кушину и говорить нечего, а плыть наугад — это не наш метод. Еще нужна хорошая лодка с парусом, запас воды, кое–какой инструмент, и желательно храбрости у кого–нибудь занять, а то, на сердце, словно камень лежит: слишком много в будущем мероприятии будет зависеть не от меня. А мне всегда тревожно, когда свою судьбу решаю не я, когда жить мне или нет, зависит не от крепости моих рук или магической силы, не от остроты клинка или моей же выучки. Сейчас же, когда до осуществления плана оставалось не так уж и долго, меня начинало ощутимо потряхивать, что не есть хорошо — мандраж, он мешает.

Некоторые проблемы составила только покупка лодки, со всем остальным затруднений не предвиделось. Маломерных же посудин, достаточно легких, чтобы ими мог управлять один человек, и при том достаточно мореходных, чтобы этот самый человек не обеспечил завтраком крабов, перевернувшись от первого же порыва ветра, в порту как–то не наблюдалось. Карты, самые разнообразные, продавались в книжном магазине, единственном в городе. Продавец жаждал наживы, и самоотверженно пытался содрать с меня три шкуры за любую из них, но не преуспел. Разругавшись с ним в хлам, я спросил совета у хозяина дешевой гостиницы, где решил заночевать, и тот за небольшую мзду посоветовал мне обратиться к смотрителю маяка, старому «исплававшемуся» моряку, немало избороздившему здешние воды, у которого что–то такое могло быть. А что надо одинокому старику? Компания, да немного выпивки. Мы быстро нашли с ним общий язык: дед вспомнил, как более полувека назад так же пришел к смотрителю этого же маяка, послушать рассказы о штормах и коварных течениях, о страшных водоворотах, затягивающих корабли, о демонах глубин, охраняющих несметные богатства, и прекрасных морских девах, что лунными ночами заключают в свои объятия истомившегося по женской ласке морехода. Я угостил его купленным в городе вином (что удивительно, продали мне его, не задавая никаких вопросов), не поскупившись, и не став брать откровенную кислятину, и весь вечер, да еще полночи, слушал воспоминания старого моряка. Интересно, кстати.

Карту архипелага он мне просто подарил — старую, пожелтевшую от времени, заляпанную свечным салом, с отпечатками от кружки — но вполне читаемую, а мне больше и не надо.

С припасами — никаких проблем, только плати, а вот с лодкой пришлось сложновато. То, что мне понравилось из готового, на верфях, которые я посетил также, стоило слишком дорого, заказывать — ненамного дешевле. Но я и не рассчитывал всерьез на новую вещь (хотя, надежда все ж таки теплилась), поэтому, особо не расстраиваясь, отправился смотреть уже бывшие в употреблении, спросив опять же совета у знающих — у того же смотрителя маяка. Дед высмеял мой поход на верфи, сказав, что ничего там хорошего быть не может: старые мастера мелочью не занимаются, а молодые такую работу делают на «плати и от****сь». А если хочу купить хорошего качества изделие, а не дырявое ведерко, из которого на первой же волне придется вычерпывать воду штанами, то дорога мне в рыбацкие деревни, две из которых находятся не так уж и далеко от города.

Вообще–то, можно без покупки лодки и обойтись, проще нанять местных рыбаков, и те довезут, куда скажешь. Не надо будет возиться с парусом, скрипеть мозгами над картой — заплатить денежку, посулить еще столько же, если заберет через, скажем, дней с десяток — и не заморачиваться. Или, если слишком уж шумно будет, положиться на Хирайшин–но–дзюцу в исполнении бывшего Хокаге, какая там у этой техники максимальная дальность применения? Но ведь, а если не заберут? Пошумлю слишком — и не захочется рыбакам за не такие уж и большие деньги головой рисковать, странного ребенка забирая как раз с той стороны, откуда намедни грохотало ужасно. Или если с печатью что случится, и четвертый не сможет помочь? И что тогда? Дом на том острове ставить, да хозяйством обзаводиться? Нет уж, самому надежнее, тем более, с парусом Олли Штайнер обращаться не совсем разучился, и за весла знаю, как держаться — лучше уж сам, все сам. А раз сам…

Хорошую большую лодку, наиболее полно подходящую под мои запросы, я искал весь следующий день, до самого вечера. Вот когда моя маскировка под бродяжку и невеликий возраст сыграли дурную шутку: аборигены со мной отказывались разговаривать серьезно, думая, что я глупо шучу, или предлагали совсем уж рассохшийся мусор, отворачиваясь, чтобы скрыть ухмылки. Да и выбор был невелик: местные рыбаки предпочитали выходить на промысел артельно, их не такие и большие суда, именуемые «фунэ», для одного человека все равно великоваты. Но выход нашелся: за небольшое одномачтовое суденышко мы с продавцом — дородной широкоплечей теткой — торговались до пены из ушей. Она просила за свою лохань раза в полтора больше, чем у меня было, я же напирал на то, что покупать собираюсь только лодку, а не теткин дом, хозяйство, улов за год и саму бабищу в придачу. Торговалась баба виртуозно, и как только я собирался плюнуть и послать ее ко всем демонам, она сбавляла цену, и переговоры выходили на новый виток. Дурнобная лахудра, она упиралась до последнего, и когда мы, в конце концов, договорились, на небе уже высыпали звезды. Я жутко устал, хотелось жрать, настроение упало ниже некуда, и, видимо, в моих детских голубых глазенках умудренная жизнью рыбачка прочла явственное желание расплатиться с ней железом, а не серебром, лодку же забрать даром, благо, жила она на отшибе. А может, просто из врожденного крестьянского упрямства, до последнего старалась выдурить несколько лишних монет.

Надо было просто украсть — нервы она мне потрепала знатно. И украл бы, если бы посудина пребывала в снаряженном состоянии, с парусом, оснасткой и веслами. А знал бы, насколько виртуозно эта мерзавка умеет сосать мозг — слямзил бы и такую, какая есть, и уплыл бы, счастливый и беззаботный, гребя на закат досками из ее забора.

И сарай бы ей поджег на прощание.

Но это во мне больше раздражение говорит.

Чтобы достичь необходимого мне места мне понадобилась еще дней восемь — девять: я, все же, был один в лодке, и не настолько опытен в вопросах мореходства, чтобы оставаться в ней на ночь, доверяя судьбу ветрам и течениям. Плыл только днем, на ночь же с комфортом устраивался на одном из многочисленных островков, заодно, присматривая подходящий, пока, наконец, не выбрал. Из посещенных, мне наиболее приглянулся островок на западной оконечности архипелага, с небольшой рощицей в центре и двумя высокими холмами, закрывающими ее от морских ветров. Надо сказать, место для претворения в жизнь последнего пункта плана я выбирал долго. Оценивал встреченные клочки земли, с точки зрения удобства, безопасности при проведении ритуала, присматривался, куда дену свое транспортное средство, и продолжалось это, пока я не понял, что просто тяну время.

Да, мне страшно, я понимаю это, и мне не стыдно.

Весь план основывается на каких–то хлипких допусках, и если хоть что–то пойдет не так, шанс выжить станет настолько эфемерным, что его можно и не принимать во внимание. Я много раз смотрел костлявой в лицо, несколько раз удерживался на самом пороге. Да что уж там, один раз шагнул в небытие, но всегда это происходило в бою, когда некогда думать, когда кровь кипит и боевое бешенство застилает взор, и есть только цель, которую надо достичь, или горло врага, до которого надо дотянуться острым железом.

А сейчас мне страшно.

Не до мокрых штанов, конечно, но руки трясутся довольно ощутимо, что также ощутимо начинает меня бесить. С детства такая особенность — страх приходит вместе со злобой. На источник страха, на окружающих, на себя самого…

Но хватит думать об этом — время раздумий прошло.

Лодку я закопал в песок, в сотне метров от берега. Вырыл для этого большую глубокую яму, перетащил туда лодку (не такая уж она и тяжелая, если немного усилить мышцы чакрой), предварительно сняв с нее мачту, перевернул кверху днищем и засыпал песком. Естественно, рыл не руками — магия справилась быстро, хотя и излишне громко. Но, ни людей, ни крупного зверья на острове не присутствовало, так что, беспокоить вспышками да взрывами мне тут некого, зато так будет сохраннее. Не придется делать плот из мусора и грести ладошками, чтобы добраться до обитаемых мест. Пока еще раннее утро, и я хочу насладиться, возможно, последним днем пребывания в этом мире. На построение узора великого заклятия у меня должно уйти около четырех часов, еще с полчаса на последнюю консультацию с семейством Узумаки — основные моменты давно обговорены, да не забыть «зайти» в форт, на всякий случай попрощаться с Наруто. А с учетом того, что начать я хочу в полночь (да, снова откладываю, что уж там), времени у меня телега.

Можно искупаться в море, поплескаться в теплой соленой воде. Можно наловить крабов, их немало ползает на мелководье, сварить и наесться от пуза деликатесов — в этом бою ранения в живот мне не грозят. А можно ничего не делать, и просто валяться на нагретом солнцем песке, вспоминая что–нибудь хорошее. Как там друзья, интересно? Непоседливая Ино, обещающая вырасти в ослепительной красоты женщину, застенчивая Хината, которая ни в чем ей не будет уступать… Непутевый Юки, задумчивый лентяй Шикамару, крепыш Чоджи? Неуклюжая, но упрямая Сакура, которую я обманул с тренировками? Хана Инудзуки, что шипит при каждой встрече, но краснеет и отводит взгляд, когда я смотрю ей в лицо… Ее дурной по молодости братец — ему будет скучно без меня, без нашей вражды… Как там Хатеми, не схлопотала ли, за то, что подопечный улизнул? А тот топтун, который следил за моим домом, наверняка огребется.

Вспоминают ли обо мне? Хотя, что это я — конечно, вспоминают. А девочки волнуются, наверное, ужасно. Будут обижаться, когда вернусь, придется извиняться и долго их задабривать.

Если вернусь.

А когда я снова появлюсь в Конохе, меня из шкуры вытряхивать будут, это к гадалке не ходи: всем ведь любопытно, куда девался тот самый джинчуурики и как он смог слинять.

Я навру им всем с три короба, когда вернусь.

Если вернусь…

Ну, что ж: солнце идет на закат, а мне пора начинать. Подленькую мыслишку перенести все назавтра, а лучше, еще на пару дней: еще раз обговорить с Минато, еще чего–нибудь поделать, еще отдохнуть, еще половить крабов — уж больно они вкусны, еще подышать напоследок терпким морским воздухом, я с великим трудом выкинул из головы.

Страшно? Боишься облажаться с летальным исходом? Трясешься, как девчонка перед своим первым разом? Встать, трусливый ублюдок!!!

Встать, и идти, туда, где уже подготовлено местечко, на вершине одного из холмов. Узумаки предупреждены, через пять часов они начнут ослаблять печать, и тогда волосатый покажет тебе, почем фунт винограда.

Пять часов.

Пять часов жизни.

Шевелись, Штайнер, идешь, как обосрался! Время не ждет, лис сам не рассосется.

Схему высшего заклятия я помню хорошо — она сложна, но я не могу ошибиться, и нити заклятия сплетаются в сложные трехмерные фигуры, а те, одна за другой, связываются между собой, образуя участки того, поистине, шедевра магического искусства моего мира, на который я сделал максимальную ставку в этой игре. Не торопиться, только не торопиться! Время есть, я успеваю, все идет по графику. Главное — не думать ни о чем постороннем, максимальная концентрация и все внимание на работу: пропущенная петля или стык элементов — и рванет так, что кусочки моей задницы долетят до Конохи. А может, не рванет. Может, просто не сработает как надо, или вообще никак не сработает, и последним, что я увижу в этой жизни, будет жевательный набор лиса, смыкающийся на моем организме…

Не думать!

Все внимание узору, ничто более не существует, вокруг меня пустота, и я сам — пустота. Есть только узор заклятия, и все…

Я готов.

Дело за четвертым и его женой.

Как только я почувствую ощутимое повышение концентрации чакры Кьюби — начинаю активацию.

Мгновения мне кажутся часами, время словно застыло. Чего там копается бывший Хокаге?

Мне холодит спину рубашка, насквозь мокрая от пота, тело колотит, но не от холода — так же я чувствовал себя, когда забрал жизнь своего первого врага.

Все. Потекло дерьмо в канаве…

Ощущения, словно по энергоканалам начинают протаскивать горячую проволоку — и это только начало.

Есть активация: в поток моей энергии вливается чакра девятихвостого, и все это наполняет узор заклятия, нить за нитью, решетку за решеткой, но этого мало, и, словно услышав мои мысли, четвертый еще ослабляет печать — поток чужой энергии усиливается.

И вот это уже реально больно. Жжется, но терпимо.

Уже не жжется, палит, словно не чакра течет по каналам, а крутой кипяток. Но сколько же сил у твари! Уже то, что вкачано в узор превосходит все, что когда–либо мог выдать я, а это, как понимаю, еще капли для нее. Выдержат ли каналы такой поток? Выдержу ли я — уже сейчас хочется скрипеть зубами, но еще можно терпеть.

Где–то наверху прогремел гром, а порыв ветра с моря чуть заметно охладил разгоряченное тело.

Поток уже не кипятка — расплавленного свинца несется по энергоканалам, а я почти физически ощущаю, как в печати беснуется лис. Я зажал зубами заранее приготовленную, гладко оструганную деревяшку — все полегче переносить боль. Не терять концентрацию, егерь Штайнер! Страшно? Больно? Будет хуже.

Но пути назад нет.

Раскаты грома слышатся уже не переставая, похоже, надвигается шторм. Совпадение, или моих рук дело? Неважно. Если эффект от заклятия — заклинающего он не коснется, если буря — волны до сюда не достанут. Лишь бы только не сдуло.

Словно в подтверждение моих мыслей, по лицу хлестнул ветер, уже с дождем. Вспышка от молнии, ударившей в воду недалеко от острова, на мгновение рассеяла тьму.

Уже не могу орать — сорвал голос, получается только хрипеть и подвывать. От дикой боли выворачивает наизнанку. Изгрызенная деревяшка давно перекушена, и я чувствую, как крошится эмаль зубов, ощущая во рту соленый, немного металлический привкус крови.

Вокруг острова творится уже не шторм — настоящее буйство стихий. Молнии, багровые, толстые и ветвистые, бьют в воду вокруг острова уже непрерывно, сливаясь в одну, нестерпимо сияющую стену, а море, словно в ответ, выплескивало ярость на островок, огромными волнами дотягиваясь до подножия холма. Да, кем бы ни был этот «Высокий», гневаться он был мастак.

Активация «Гнева Высокого» произошла уже одну тягучую, словно патока, минуту назад, и мне уже не требовались усилия, чтобы поддерживать заклятие. Оно само тянуло на себя энергию. Да я и не способен был уже ни на какие усилия: тело меня не слушалось. В один миг, когда поток чакры достиг некоего предела, и перехлестнул через него, внутри меня словно оборвалась туго натянутая струна, следом — еще одна, и еще… И боль ушла, а все тело словно онемело, и перестало ощущаться. В глазах предательски потемнело — я не потерял сознание, но, похоже, скоро ослепну. Да и гром уже не так слышен.

Я надорвался.

Чакросистема моего второго тела, не рассчитанная на такие нагрузки, разрушилась. Да и первое тело не выдержало бы таких издевательств, так что, если подумать, шансов не было изначально. Но что сделано, то сделано.

Сказано мудрыми: сделай что можешь, и будь, что будет.

Я хотя бы попытался.

— Тот, кого ты зовешь, давно мертв, смертный!!! — голос, прогремевший то ли внутри моей многострадальной головы, то ли снаружи, легко перекрыл раскаты грома.

Дожил. Галлюцинации пошли.

Ответить? А я кого–то зову? А кого я зову? — мысли неслись вскачь, словно разбитые параличом черепахи. Озвучить их вслух не было сил, а едва я открыл рот, то закашлялся попавшей в горло кровью.

— Ты совсем не ценишь мои подарки, солдатик — я не думаю, что когда–либо смогу забыть обстоятельства, которые привели к знакомству с обладателем этого голоса.

— А, это ты. Пришел забрать меня к себе? Можешь не торопиться, я и сам скоро сдохну — не получается говорить, буду громко думать.

Глупо звучит, неправда ли?

— Все так же дерзок. А сдохнешь ты, когда я тебе позволю это сделать. Кстати, что тут у нас? Какое интересное создание! Живая энергия! И ты, дурак, использовал его для активации портала?

— Портал? Я не…

— Тупой дикарь. Ты сам разрушил свое тело, и даже не знал, что творишь? Это портал, Дорога Звезд, до нашего мира. Вернее, часть портала. Когда–то я убил того, кто пришел этим путем, но сам получил столь серьезные раны, что на долгие века уснул…

— Я всего лишь пытался избавиться от лиса. Думал, что это боевое заклятие.

— Это побочные эффекты от возмущения пространства… Ты выбрал странный способ, солдатик. Впрочем, цели ты достиг. Я заберу его. Не все, не все, не беспокойся — голос лучился довольством — Оставлю кое–что и тебе. Почти все оставлю тебе, мне не нужен этот мусор, я сделаю себе лучше…

Где–то на задворках сознания послышался отчаянный визг лиса, а по онемевшему телу пронеслась волна прохлады.

— Теперь эта грубая поделка с кусками душ тебе не понадобится, солдатик. Она мешает, и я уберу ее совсем. Ты знаешь, что не один в этом теле? Здесь есть еще одна душа, человеческий ребенок.

— Ты… Не забираешь меня?

— Нет. Какой с тебя прок, таких, как ты, у меня целый мир. Но, проклятые законы равновесия не позволяют мне просто взять то, что мне нужно. В уплату я исправлю то, что ты наворотил со своим телом. Ты ведь согласен?

— А мальчик?

— Насколько я могу понять, он сам не хочет оставаться тут, а если душа не хочет оставаться в теле, она уйдет. Его следует отпустить. Я мог бы дать ему новое тело, но… Не буду.

— Почему?

— Не мой мир, не я тут хозяин, да и некогда. Хватит разговоров, ход времени не подвластен мне, и его осталось слишком мало. Скоро явятся хозяева этого мира — им ты безразличен, а я не хочу ссориться из–за мелочей.

— А как же…?

— Дорогу Звезд я заберу тоже. Я буду следить за тобой. Прощай.

Эпилог

… — И поэтому у меня стойкое подозрение, что он… Не совсем тот, кого за себя выдает, хотя это и звучит странно. Ты со мной не согласен, Иноичи?

— Ну почему же, согласен. Только у меня не подозрение, у меня, скорее, уже уверенность.

— Что ты имеешь в виду?

Иноичи задумчиво побарабанил кончиками пальцев по лакированной поверхности стола.

— Что он тебе говорил, про неожиданные способности к владению оружием?

— Что–то про сны или видения, которые насылает биджу. Все биджу так или иначе влияют на своих джинчуурики, так что…

— Лис не мог его научить обращению с оружием, или передать какие–то навыки, просто потому, что сам ничем таким не владеет. Собственных когтей и зубов ему всегда было более чем достаточно в ближнем бою, а Узумаки, как мы могли убедиться, обращается с ножом вполне неплохо, не говоря уж о такой капризной и сложной в обращении вещи, как торинава. Да и вообще, учитель из лиса, мягко говоря, должен быть не самый лучший, и, кстати, Сарутоби в эти сказки не поверил тоже. А другие учителя — нет их. Просто нет: круг общения юного Узумаки довольно ограничен, и все, кто в нем присутствуют, постоянно на виду.

— Уроки Майто?

— Гай не учил Узумаки ничему, сверх программы академии шиноби, и более того, отказал мальчишке в дополнительных занятиях. Но хочу сказать, Майто тоже кое–что подметил… Скажи кому–нибудь, чтобы принесли чаю — неожиданно сменил тему глава клана Яманака — Ничто так не способствует ясности ума, как глоток хорошего свежего чая!

— Я сама приготовлю, а потом продолжим.

… — Спасибо, сестрица, у тебя как всегда отлично получается!

— Так что там дальше? Смотри, Иноичи, не надо слишком сильно подогревать мое любопытство!

— Майто отметил то, как двигается юный Узумаки в поединках: никаких нервов, абсолютное спокойствие, нет лишних движений, читает соперника — ведет себя как опытный боец, хотя и применяет только то, что показывал им сам Майто Гай на занятиях. И иногда проигрывает поединки. Причем специально — уж кому, как не признанному мастеру тайдзюцу это заметить!

— И что? Нара, вот, к примеру…

— К тому же — и Майто, да и Ирука, и прочие учителя академии подмечали подобное — иногда, особенно когда парень чем–то раздражен, взгляд у него становится совершенно волчий. Он не раз убивал. Примерно о том же говорила мне Ино: ей часто кажется, что рядом с ней не сверстник, а человек, гораздо ее старше. Иногда, говорила она мне, Наруто смотрит на нее, как на ребенка, и глаза его при этом становятся, если не как у старика, то, как у взрослого человека, пожившего и немало повидавшего. Я склонен доверять ее ощущениям — дети очень хорошо чувствуют подобные вещи.

— Продолжай…

— Ты вот, опять же, говорила мне, что парень присутствовал на операции, а вспомни–ка, как себя ведут начинающие иръенины, когда впервые видят обломки костей в открытой ране, и какого цвета у них при этом становятся лица?

— Да уж, а наш мальчишка даже не поморщился — взгляд женщины застыл, она прокручивала в памяти воспоминания о том эпизоде — А ведь он тогда, похоже, прикидывал, что сам бы сделал, окажись на моем месте!

— Ну и ты сама принесла мне листок теста на тип чакры. Согласись, непросто поливать нукенина огнем, если можешь располагать лишь чакрой ветра. Да и техника эта… Определенно, Гоккакью — далеко не самое сложное из того, чем может располагать шиноби, но овладеть техникой в восемь лет, по одному лишь свитку, без помощи учителей и наставников — либо парень гений, либо… Особенно, учитывая его «успехи» в учебе.

— А в академии–то, что не так?

— Чтобы Узумаки, наконец, взялся за ум и сосредоточился на учебе, Умино пришлось провалить мальчишку на экзаменах и, фактически, пригрозить выгнать — его не устраивает уровень середнячка, нарочито демонстрируемый Наруто. И это еще не все. Я недавно встречался с Хьюга Хиаши, мы обсудили с ним некоторые вопросы, и много что еще…

— Много что еще? Дай–ка, скажу тебе, что именно: кое–кому не нравится сближение джинчуурики и клана Яманака? — по–кошачьи улыбнулась женщина — Хм, прости, что перебила, Иноичи.

— Ммм, да, и этот вопрос тоже. Много недовольных: джинчуурики, да еще из Узумаки, слишком ценный ресурс, чтобы отдать его в личное пользование какому–то одному клану, да только отступаться, когда так все хорошо складывается — значит потерять лицо. Тот же Хиаши отлично это понимает, хотя и упускать выгоду для своего клана тоже не хочет, как и чрезмерного усиления какого–то другого клана. И никто не хочет. Вот потому–то он и предложил обсудить ситуацию, пока есть запас времени для ее разрешения, тем более, что у нас с ним получается некоторый конфликт интересов… Но я отвлекся. Так вот, Хиаши сообщил мне о довольно любопытных результатах использования кеккей–генкай Хьюга на нашем общем знакомом: слишком хорошо развитая чакросистема, для необученного малолетнего сироты, пусть даже этот сирота и Узумаки — вот тебе еще один ре в копилку.

— Хм, да уж… А с Хьюга, ты смог договориться?

— Кое–каких соглашений мы с ним достигли. Впрочем, рано говорить об этом, все может измениться, ты сама понимаешь.

— В любом случае, Узумаки сейчас нет в Конохе, а все соглашения будут иметь смысл лишь если мальчишку найдут. Да и в этом случае не миновать ему интереса АНБУ, Данзо, думаю, накопил немало вопросов к Узумаки, и многое будет зависеть от ответов на них. А Морино умеет спрашивать.

— Полагаю, он вернется — усмехнулся глава клана — А Данзо… Он слишком часто стал ошибаться.

— Ты думаешь, что, все–таки, Узумаки ушел сам? То есть, просто сбежал? Его не похитили?

— Нет подтверждений ни того, ни другого. Ты и сама прекрасно знаешь: нет следов борьбы в квартире Узумаки, соседи ничего не слышали и не видели, как ничего подозрительного не заметил шиноби АНБУ, приставленный наблюдать за джинчуурики, ничего не заметили патрульные, а утащить за стены Конохи фонящего чакрой биджу джинчуурики, и не поднять при этом шума — задача невыполнимая, особенно сейчас, когда меры безопасности настолько усилены. Так что, думаю, парень сбежал сам, тем более что собрался в путь он основательно — в квартире нет моих подарков, обуви и его рюкзака. Он поужинал, выпил чаю и исчез, причем так, что его до сих пор не могут найти ни АНБУ, ни клановые шиноби, а следов побега не смогли обнаружить сильнейшие сенсоры Хьюга, бессильны оказались и Инудзука со своими нинкен.

— Как и, главное, зачем, Иноичи? Что ему не хватало в Конохе, и что понадобилось Наруто за ее стенами? Я не понимаю — недоуменно проговорила Хатеми — Мне всегда казалось, что у меня с Наруто достаточно хорошие отношения, чтобы он поделился проблемой, которую не смог бы разрешить сам. Ведь предупредил же он меня, когда у Ино засвербило пониже спины, и она потащила его следить за Учихами!

— А вот это мы и выясним, когда он вернется. Сбежал — потому, что что–то знал, чем не мог поделиться с окружающими, как он это проделал — не знаю. И Данзо не знает, и Профессор тоже. Хотя, способы есть, но знать их сирота не может.

— Думаешь, все же вернется?

— Да. Воля Огня для него не пустой звук — Иноичи многозначительно улыбнулся — Мальчишка всегда будет предан Конохе. Да и АНБУ, надеюсь, смогут напасть на его след. И вот когда его найдут, или, если он вернется сам — мы у него все и спросим: и как он умудрился сбежать, и зачем ему понадобилось это делать, где же он был, и чем там занимался…

И главное — кто же ты такой, Наруто Узумаки?

Конец первой части.