Сталинградская метель

Пролог В преддверии больших дел

Третья военная зима для Соединенного Королевства была особенно трудной. Пронизывающие морозы наступили на две недели раньше привычных календарных сроков, отчего все огрехи властей по подготовке к зиме немедленно вылезли наружу. Сразу выяснилось, что запаса угля, заготовленного на зиму для отопления госпиталей, больниц, заводов, фабрик и прочих государственных учреждений, в лучшем случае хватит до середины января.

Одновременно с этим подвергалась урезанию и без того крайне скудная норма отпуска угля частным лицам. При этом следовало забыть о всяких льготах и преференциях для семей военнослужащих, находящихся в действующей армии Его Королевского Величества. Эту зиму им предстояло встретить в едином строю с теми, кто подобными льготами не пользовался.

Подобная экономия топлива грозила обернуться многочисленными смертями от холода среди малоимущих и плохо социально защищенных простых англичан. Единственным выходом из сложившейся ситуации было бы объявление национализации всех запасов угля на острове, находящегося на складах частных компаний, а также попытка увеличить число шахтеров Уэльса за счет гражданского населения. Мера жестокая, так как касалась пожилых людей, женщин и детей, но иного выхода у правительства консерваторов просто не было.

Одним словом, наступивший ноябрь подбросил ещё одну острую проблему правящему кабинету премьер-министра Черчилля, но её появление не очень сильно пугало сэра Уинстона. У него был свой сильный козырь в кармане, который позволял ему смело смотреть вперед, не испытывая большой дрожи, которую он обычно обильно заливал рюмками бренди.

Выступая после первых налетов немецкой авиации на Лондон, Черчилль призвал англичан к крови и страданиям, нужде и потерям, обещая взамен победу над Гитлером.

Шаг был откровенно рискованный, и когда Чемберлен, предшественник Черчилля на посту премьер-министра, услышал его речь, то сильно удивился.

– Что он делает!? – воскликнул уходящий в политическое небытие несостоявшийся миротворец. – Он роет себе могилу! Так нельзя говорить с английским народом. Его не поймут!

С его точкой зрения были полностью согласны многие представители британского политического сообщества, но оказалось, что они ошибались. Что прав оказался Черчилль, сказавший людям горькую правду, и они эту правду приняли.

С лета 1940 года британцы мужественно терпели бомбежки немецкой авиации, нехватку продовольствия в результате морской блокады острова подводными лодками адмирала Деница, а также всего остального, включая товары первой необходимости.

Туго пришлось затянуть пояса островной метрополии ради одержания победы над своим противником. На многие лишения пошли они, веря словам Черчилля, у которого с военными победами были сплошные разочарования. Из года в год британские войска терпели поражения и были вынуждены отступать, но наконец-то испытания, посланные Господом британской армии, закончились. В октябре 1942 года английские войска под командованием генерала Монтгомери одержали долгожданную победу над Роммелем под Эль-Аламейном, впервые за весь 1942 год заставив немцев отступить.

Казалось, что Уинстон Черчилль нашел своего генерала Победы, перебрав с десяток других соискателей. Испытывая острую нехватку топлива, боеприпасов, людского и материального пополнения, армия фельдмаршала Роммеля была вынуждена покинуть территорию Египта и под нарастающими ударами англичан отступить в Ливию.

Долгожданная победа была одержана, но Черчилль не был бы самим собой, если бы положил все яйца в одну корзину и сделал ставку на одного генерала. Весь 1942 год британский премьер отчаянно балансировал под натиском Москвы и Вашингтона, требовавших открытия второго фронта. Сталин и Рузвельт постоянно требовали от него начать высадку английских войск в Европе, но Черчилль не мог себе позволить отступить от главной доктрины британской империи – воевать на континенте чужими руками, поставляя своему союзнику военные материалы и вооружение.

Так была выиграна война с Наполеоном, мировая война с кайзером Вильгельмом, и британский премьер не видел причин и нужды менять доктрину. С первых дней нападения немцев на СССР Черчилль громогласно заявил, что поможет Красной Армии всем, чем может, ради общей победы.

Прагматик Сталин тотчас ухватился за его слова и стал требовать выполнения данного британским премьером обещания. Первые месяцы сотрудничества двух идейных врагов и двух разных социальных систем прошли под знаком Большого скрипа. Чопорные англичане, привыкшие считать каждую оказанную услугу своему континентальному союзнику, откровенно тянули время с отправкой военных грузов в Архангельск.

В своем подавляющем большинстве начальники военных штабов не верили в то, что терпящая поражение Красная Армия сможет дать отпор теснящему её на всех направлениях врагу. Словно присутствуя на боксерском поединке, британские военные не стеснялись делать ставки, сколько месяцев русские смогут продержаться под ударами вермахта. В зависимости от предпочтений того или иного аналитика прогноз жизнеспособности Красной Армии варьировал от одного месяц до трех.

Каждый из военных яростно отстаивал свою точку зрения, но все сходились в одном: в октябре с Россией и Сталиным будет покончено. Так зачем спешить с отправкой в обреченную страну танков, самолетов и прочих военных материалов? Чтобы они потом достались Адольфу Гитлеру? По этой причине кран британской военной помощи был приоткрыт ровно на столько, чтобы можно было сохранить лицо в большой политике и не понести серьезных убытков.

Только под нажимом президента Рузвельта в ноябре месяце англичане были вынуждены увеличить поставки боевой техники, включая танки «Матильда» и «Валентайн». Некоторые из них даже приняли участие в контрнаступлении советских войск под Москвой в декабре 1941 года.

Но если Сталин смог заставить британского премьера помогать советской стороне вооружением и военными материалами, то по открытию второго фронта в Европе все его усилия были тщетны. Даже подписав соглашение о высадке союзных войск во Франции в 1942 году, Черчилль не собирался выполнять взятые на себя обязательства.

Британская армия была готова отправить в Мурманск и Архангельск своих моряков и летчиков. Выражала намерения ввести войска в Баку для прикрытия нефтяных приисков, но о высадке британских войск на континент не могло быть и речи.

Вновь под давлением Рузвельта Черчилль был вынужден бросить кость Сталину и отдал приказ о высадке десанта в район Дьеппа в августе 1942 года. Английские коммандос и канадские пехотинцы действительно высадились на французские берега, но дальнейшего развития эта операция не получила из-за множества внезапно возникших трудностей. Потеряв один эсминец, тридцать три десантные баржи и около трех тысяч убитыми и пленными, британцы объявили своим союзникам о завершении операции.

Пролитая в Дьеппе кровь позволила Черчиллю бодрее разговаривать с советским лидером, объясняя ему причины, по которым Британия не может выполнить ранее взятые на себя обязательства перед союзником.

Разговор был тяжелым, стоил британскому премьеру много седых волос и нервов. Было выпито большое количество бренди, но Черчилль добился своего, и вопрос о втором фронте был перенесен на следующий год.

Проявляя твердость и упорство относительно высадки десанта во Францию, сэр Уинстон делал все возможное и невозможное для реализации другой десантной операции, которую начальники штабов назвали «Факелом». Суть её полностью совпадала с главной военной доктриной Британии – использовать английские войска исключительно для периферийных войн.

В войне с Наполеоном англичане сделали ставку на южный вариант действия, и, пока Наполеон сражался на полях России, герцог Веллингтон высадился в Испании. Когда военная удача отвернулась от французского императора и союзные войска вышли к Рейну, англичане не раньше и не позже вторглись на территорию Франции с юга.

Нечто подобное было разыграно в Первую мировую войну, и теперь Черчилль с упорством фанатика добивался высадки объединенных войск в Северной Африке, в Марокко и Алжире.

Сколько усилий стоило Уинстону убедить членов объединенных штабов поддержать этот вариант, история дипломатично умалчивает. Однако только с их помощью удалось заставить президента Рузвельта согласиться с этим вариантом высадки союзного десанта.

Черчилль усиленно держался руками и ногами за южный вариант действий не только из-за традиции британского оружия. Этот вариант не только раз и навсегда устранял возможность захвата Гитлером Египта и Суэцкого канала. Он открывал перед английскими войсками широкое поле деятельности в делах Европы и в первую очередь в Греции, Италии и Югославии. В странах, где местные коммунисты имели серьезное влияние и, значит, представляли серьезную угрозу интересам английской короны в этом уголке мира. Британский имперский генеральный штаб уже подготовил предварительные наброски планов действий, и они были одобрены премьер-министром.

В тот момент, когда лучшие соединения вермахта бились в смертельной схватке на берегах Дона и Волги, а также в преддверии Кавказа, действуя исключительно против итальянских и французских союзников рейха, имелись неплохие условия для их реализации. Где-то, по твердому убеждению Черчилля и его военных советников, англичанам с союзниками должно было повезти.

Успехи британского оружия в Северной Африке, Италии или Греции кроме чисто военных дел гарантировали дивиденды и на политическом поприще. Так, по мнению сэра Уинстона, должны были проснуться от летаргического сна немецкие промышленники и политики времен Веймарской республики и совместными усилиями с ненавидящими Гитлера военными попытаться устранить бесноватого фюрера с политической арены Германии. После чего можно было смело садиться с ними за стол переговоров и заключать мир, но на сугубо британских условиях.

Главным условием этого мира являлось полное прекращение войны на западе, с одновременным продолжением войны на востоке. При этом война на востоке подразумевала несколько вариантов, которые могли быть применены в зависимости от текущего момента. Так, Германия могла продолжить войну против Советов, как в одиночку, так и при поддержке англо-саксонского мира.

Не исключался и затяжной вариант, когда, получив мир на западе, Германия прекращала боевые действия и на Восточном фронте, но при этом не спешила с выводом войск с захваченных территорий. В этом случае подразумевалось начало ведения переговоров, где расклад сил был на стороне англичан и их союзников. Ни о каком равноправном партнерстве с разоренной и истерзанной Россией не могло быть и речи. Грозно стуча кулаком по столу, бывший союзник по антигитлеровской коалиции намеривался спросить со Сталина за многое, и для советского лидера будет большим счастьем сохранить свою страну в границах августа 1939 года.

Вот какие возможности открывались перед британским премьером в конце 1942 года, который был готов биться на землях Северной Африки до последней капли крови американского и канадского солдата. Начало операции «Факел» было назначено на 8 ноября. Полностью поглощенный предстоящей высадкой, Черчилль требовал от представителей британского адмиралтейства постоянно держать его в курсе всех событий. Все его мысли и думы были полностью сосредоточены на Северной Африке, и когда ему докладывали о нехватке запасов угля для предстоящей зимовки, он пренебрежительно махал рукой.

– Народ может подождать, когда страна находится в преддверии больших побед! У самого английского короля во дворце не горит большая часть его каминов! – гневно восклицал сэр Уинстон. – У меня самого в резиденции камин горит только три часа вместо положенных четырех, и ничего, держусь! Сегодня мы все в одном строю и испытываем одинаковые неудобства ради одной цели – победить Германию.

Когда адмирал Каннингем доложил премьеру, что французы оказывают ожесточенное сопротивление союзному десанту, пытающемуся высадиться в Федале, Сафи и Мехдии, у того возникло сильное волнение. Под ложечкой неприятно засосало, заныло в правом виске – одним словом, появились все признаки приближающихся неприятностей.

Когда же стало известно, что главную проблему для десанта в Федале создают пушки французского линейного корабля «Жан Бар», Уинстона пробила дрожь вперемежку с яростью.

– О черт! Так и знал! Чувствовал, что эта недоделанная французская посудина обязательно влезет и испортит все дело. Как нам не повезло, что мы не смогли вовремя отправить его на дно морское! – бормотал взбудораженный Черчилль, вспоминая операцию «Катапульта» двухлетней давности.

– Не стоит так беспокоиться, сэр Уинстон, – стал успокаивать премьера его военно-морской адъютант командор Хьютон. – У американцев один только линкор «Массачусетс» имеет 406-миллиметровые орудия против 360-миллиметровых пушек «Жан Бара». Вместе с крейсерами «Тускалуза» и «Уичита» и авианосцем «Рейнджер» они приведут французов к молчанию.

– Вы забываете о той степени обозленности на нас французов за Мерс-эль-Кебир. Они будут сражаться до последнего солдата, до последнего снаряда. Мерзкие люди. К тому же нельзя забывать, что у них одиннадцать подводных лодок, способных сказать свое веское слово, – как истинный британец, премьер постоянно помнил о той морской блокаде, что устроили его родному острову немецкие подводные лодки сейчас и двадцать с лишним лет тому назад.

– Самолеты «Рейнджера» способны заметить и потопить любую подлодку, идущую в боевом положении.

– Охотно в это верю, но постоянно помню о его величестве случае, который любит рушить, казалось бы, незыблемые расчеты.

– Давайте подождем, сэр, – миролюбиво предложил командор, но вновь поступившие сообщения не прибавили оптимизма. Выяснилось, что из-за неучтенной силы течения эсминцы эскорта потеряли баржи с десантом, из-за чего они в нужный момент оказались без огневого прикрытия. Под огнем французской обороны они смогли приблизиться к берегу, где их ждало новое испытание в виде рифов.

Часть кораблей с десантом наскочила на подводные камни, и морская вода стала проникать в их трюмы. Все это произошло столь стремительно, что находившиеся на баржах солдаты не успевали покинуть их, а те, кто мог выбраться на палубу, не успевали избавиться от тяжелого вооружения и тонули.

Те самоходные баржи, что сумели благополучно преодолеть смертельный барьер, столкнулись с другой проблемой в виде прибрежных мелей. Их присутствие стало неожиданностью для капитанов десантных барж, вследствие чего они все прочно сели на мели и не смогли вернуться за новой частью десанта. Тем самым обрекая уже высадившиеся соединения на уничтожение.

К огромному счастью для американских солдат, в рядах французского командования в Федале не было единства. И если моряки с летчиками были готовы оказать американцам упорное сопротивление, то армейское командование было склонно сдаться янки, но на почетных условиях. С одним из таких командиров полковником Ксавье встречались американские разведчики, и он обещал оказать максимально возможное содействие союзному десанту.

По воле случая, десант с севших на мель барж оказался в секторе обороны полковника Ксавье. Многие американские, канадские и английские матери должны были занести полковника Ксавье в свой поминальник и благодарить его по нескольку раз на день за то, что он приказал своим солдатам только сдерживать продвижение неприятеля, а не атаковать и сбросить его в море.

Знай все это Черчилль, вкупе с сообщением о том, что французские подлодки потопили один из эсминцев сопровождения и повредили крейсер «Тускалуза», а «Жан Бар» заставил отступить линкор «Массачусетс», британский лидер обязательно бы выпил хороший бокал бренди, и даже не один. Однако, зная манеру поведения своего патрона, командор Хьютон не спешил докладывать премьеру всех новостей.

Он до конца верил в успех десантной операции и оказался прав. Мощь обрушившегося на французские берега союзного десанта в разы превосходила противостоящие им силы. Потерпев неудачу в одном месте, американцы преуспели в другом секторе высадки десанта.

Высадившийся в ста пятидесяти километрах к югу от Касабланки американский десант добился оглушительного успеха в так называемом «Зеленом секторе» в районе Сафи. Прикрывавшие самоходные баржи с пехотой и артиллерией линкор «Нью-Йорк» и крейсер «Филадельфия», не жалея снарядов, принялись громить береговую оборону французов. С величавой легкостью и презрительной неторопливостью американские корабли безжалостно перепахали вдоль и поперек всю прибрежную линию, после чего началась высадка десанта.

Гробовое молчание берега, что сопровождало всю высадку от начала до конца, обе стороны объясняли по-разному. Американцы, естественно, объясняли это успехом своих артиллеристов, чей огонь уничтожил все береговые батареи противника и подавил все его огневые точки.

В свою очередь, французы сваливали всю вину на сенегальцев, составлявших большинство среди солдат, обороняющих Сафи. Чернокожие дети Африки, впервые в своей жизни попавшие под столь мощный артиллерийский обстрел, дружно бежали с рубежей обороны, позволив белым людям самим выяснять между собой отношения.

Когда командующий обороной Сафи генерал Жермон узнал о бегстве сенегальцев, он попытался выбить американских десантников с их позиций, но все его усилия оказались напрасными. Подготовка французов к контратаке десанта была замечена самолетами-корректировщиками и передана по радио на корабли. Американские моряки без задержки обстреляли места скопления войск противника, а поднятые в воздух бомбардировщики с эскортного авианосца нанесли бомбовый удар по аэродрому Сафи. Быстрым и стремительным ударом они на земле уничтожили все самолеты французов, так и не успевшие подняться в воздух.

После столь сокрушительного двойного удара уже ничто не могло помешать американцам завершить высадку десанта. В течение суток они переправили на берег средние танки, тяжелую артиллерию, грузовики, запасы бензина, боеприпасов и продовольствия, после чего, не встречая сопротивления, янки двинули на север.

Успех в Сафи был единственным успехом в этот день для союзных войск, ибо десант в районе Мехдии, а точнее, крепости Касба, также потерпел неудачу. Здесь не было эшелонированной обороны и крупных сил, что обороняли побережье от высадки десанта. Для орудий линкора «Техас» и крейсера «Саванна» не было достойных целей, которые следовало немедленно уничтожить. Главный враг американцев заключался в их крайне плохой организации высадки десанта.

Плохо управляемые, незнакомые с местными прибрежными течениями, десантные баржи постоянно сталкивались друг с другом или садились на мель, надолго выходя из строя. Все это привело к тому, что в первый день десантирования только сорок процентов сил десанта было высажено на берег, а остальные продолжали находиться на кораблях из-за отсутствия средств высадки.

Только во второй половине дня французы попытались атаковать американцев. Против них было брошено до батальона танков при поддержке пехоты, и это была серьезная угроза. По злой иронии судьбы, вся противотанковая артиллерия осталась на кораблях, и в распоряжении десантников имелись только одни минометы.

Положение, как всегда, спасла спрятавшаяся за холмами кавалерия, а точнее сказать, авиация с эскортных авианосцев. Поднятые в воздух в самый последний момент штурмовики «Тандерболт» смогли сказать свое решающее слово там, где было невозможно приметить корабельную артиллерию. Из-за близкого соприкосновения американского десанта и атакующих французов была большая угроза нанести удар по своим войскам.

Мастерство и умение, которое продемонстрировали американские пилоты в этом бою, а также их смелое решение применить против танков и пехоты французов глубинные бомбы, помогли десанту отразить эту атаку. Наступившая темнота развела противодействующие стороны, подведя черту под первым днем боев во французском Марокко. Он закончился для американской стороны весьма неутешительным итогом, но многократное превосходство в авиации, кораблях и артиллерии, в конце концов, смогло исправить допущенные янки ошибки.

Поднятые в воздух бомбардировщики засыпали французский линкор «Жан Бар» своими бомбами, две из которых весом в 500 килограммов путем прямого попадания отправили его на дно. Развороченный взрывами корабль столь прочно погрузился на илистое дно, что над поверхностью моря остались лишь его мачты и трубы.

Вслед за этим американские корабли привели к молчанию все береговые батареи французов, а поднятые в воздух самолеты отразили попытку французских подлодок вновь провести торпедную атаку. Летчики потопили две подводные лодки противника, заставив остальные уйти в глубину океана и отступить.

Лишившись всех возможностей помешать американцам высадить вторую волну десанта, французы попытались контратаковать противника, однако тут вновь свою роль сыграло предательство полковника Ксавье. Он под всяким предлогом отказывался выполнять приказ адмирала Мишле, а когда тот сместил его с должности и отдал под суд, было уже поздно. Американцы высадились ещё в двух «Красных секторах», и сбросить в море превосходящего по численности противника у французов не получилось. К концу вторых суток американские десантники вошли в Федале и окружили ставку адмирала.

Не желая лишний раз проливать кровь американских солдат, командующий американским десантом генерал Хопкинс обратился к французскому адмиралу с предложением о сдаче, и тот затребовал личной встречи.

Многие после столь яростного сопротивления со стороны французов отговаривали Хопкинса от этого шага, предлагая послать специального офицера, но генерал отказался, перефразировав знаменитое изречение Генриха IV.

– Касабланка стоит встречи, – произнес американец и смело отправился в штаб Мишле в сопровождении одного адъютанта. Злые скептики не надеялись вновь его увидеть живым и здоровым, но их опасения были напрасными. Встретившись лицом к лицу с Мишле, Хопкинс пожал ему руку и выразил глубокое сожаление, что американским кораблям и самолетам пришлось вести огонь по французам. Вслед за этим генерал выразил надежду на дальнейшее сотрудничество, и его слова тронули сердце адмирала. Обсудив условия сдачи для своих солдат и офицеров, он отдал приказ прекратить сопротивление не только в Федале и Мехдии, но и на всем побережье, включая Касабланку и Дакар.

Участвуя в разработке операции «Факел», англичане специально настояли на том, чтобы высадка союзного десанта на побережье французского Марокко началась на несколько часов раньше, чем высадка английского десанта в Средиземном море в портах Алжир и Оран. Этим самым хитрые британцы убивали сразу двух зайцев. Вводили в заблуждение в отношении своих намерений ненавидящих их французов и притягивали в район Касабланки немецкие подводные лодки, что постоянно дежурили в районе Гибралтара.

При этом трясущиеся над своими кораблями англичане придавали второму фактору большее значение, чем первому.

Первоначально план операции «Факел» подразумевал высадку союзного десанта только на побережье Атлантики, с последующим продвижением американских войск в Алжир и Тунис. Так было просто и спокойно, но тут в дело вмешался президент Рузвельт. Согласившись на южный вариант второго фронта и отсрочку высадки войск союзников во Франции, президент США потребовал более широкого участия в операции «Факел» английских войск.

– Если мы союзники, то должны вносить свои вклады в общее дело. Учитывая сложное положение Соединенного Королевства, я не настаиваю на том, чтобы его вклад был равным нашему вкладу в предстоящую операцию. Однако то положение, которое предлагает нам премьер Черчилль, когда воюют американцы, а англичане сидят дома, недопустимо. Пусть переборют свой страх перед немцами и начнут действовать. Пусть мы ударим по Марокко, а они высадятся в Алжире. Это ближе для их флота и хорошо знакомое дело, – потребовал Рузвельт от начальника объединенных войск, генерал-лейтенанта Эйзенхауэра, и его позиция была доведена до британской стороны.

Узнав о требовании президента, англичане стали убеждать американцев, что английский десант во французский Алжир вызовет ожидаемое жесткое сопротивление со стороны противника.

– Зачем лишние и абсолютно ненужные жертвы?! – со слезой в голосе обращались они к Эйзенхауэру, дабы тот смог повлиять на президента, однако Рузвельт был неумолим.

– Ничего не имею против того, чтобы в состав британского десанта были включены американские офицеры, и если так нужно, то и сержанты. Это поможет англичанам обмануть французов, а у наших парней, кроме боевого опыта, появится и опыт сотрудничества, – заявил ФДР, и Черчиллю пришлось подчиниться. План операции «Факел» был дополнен пунктом высадки английских войск в Алжире и Оране.

Чтобы свести потери среди британских войск к минимуму, британцы принялись обрабатывать французских генералов, руководящих обороной Алжира, на предмет капитуляции. Специальные посланники выходили на генералов и адмиралов колониальных войск, суля им всяческие блага и прощения за прежние прегрешения, если они в нужный момент не проявят должной активности и не отдадут приказ к сопротивлению.

Работа британской разведкой было проведена огромная и принесла ощутимые результаты. Когда английские корабли, пройдя Гибралтар, приблизились к порту Алжир и стали проводить высадку десанта, они не встретили никакого сопротивления.

Командующий французскими войсками генерал Жиро приказал не мешать действиям высадки англо-американских войск, хотя имелись все возможности сорвать высадку десанта. Англичанам, равно как и американцам в Марокко, мешала крайне плохая организованность. В районе Алжира мелей, слава богу, не было, но поднявшееся на море волнение серьезно затрудняло движение английских десантных кораблей. Они постоянно сталкивались друг с другом, высаживали батальоны не там, где это было нужно, и французам не стоило бы большого труда отразить натиск первой волны.

Склонность армейской верхушки сдаться без боя американцам и готовность моряков сражаться до последнего проявилась в этот вечер 8 ноября, когда два британских эсминца попытались под покровом темноты прорвать боновое заграждение и захватить порт.

Бдительно несшие боевое дежурство расчеты прожекторов засекли корабли противника на подходе к гавани и подняли тревогу. В результате открытого огня береговыми батареями один из английских эсминцев получил попадания и, потеряв ход, был вынужден отвернуть.

Второй корабль смог прорвать заграждение и проникнуть в гавань. Несмотря на огонь с берега, он подошел к причалу и высадил десант английских коммандос, однако на этом его везение кончилось. Десант был обстрелян и взят французами в плен, а сам эсминец при попытке вырваться из гавани получил пробоину и вскоре затонул.

Такая же картина была при высадке десанта в районе Орана. В одном месте французские войска оказали слабое сопротивление десанту, в другом сопротивления не было никакого, хотя генерал Бертье имел все возможности остановить противника, потерявшего девяносто процентов своих десантных средств из-за неправильного ими управления.

Единственными боевыми потерями со стороны кораблей союзной коалиции были два сторожевых корабля с морской пехотой США, попытавшихся проникнуть в гавань Орана. Шедший головным сторожевик «Хартланд» сразу после входа в гавань попал под огонь французских эсминцев и торпедного катера. Получив прямое попадание торпеды, он взорвался и затонул вместе со всем экипажем и десантом, находящимся на его борту.

Второй сторожевик «Уолли», несмотря на огонь противника, попытался приблизиться к пирсу и высадить на нем десант. Корабль был в тридцати метрах от пирса, когда угодивший в него снаряд вывел из строя машину, и сторожевик стал дрейфовать. От огня противника на нем начался пожар, а всех, кто пытался покинуть его палубу, срезали пулеметные очереди. Охваченный огнем, под непрерывным обстрелом, сторожевик продержался очень короткое время, а после прогремевшего на его борту взрыва затонул.

Столкнувшись со столь яростным сопротивлением, курирующий тему переговоров с американской стороны Джозеф Мэрфи вышел напрямую на адмирала Дарлана и уговорил его на капитуляцию перед Соединенными Штатами, а не перед Британией.

Адмирал, у которого вся семья находилась в Алжире, не стал проявлять сильного упорства в данном вопросе. Связавшись для очистки совести с маршалом Петеном, он приказал войскам сложить оружие.

Не все подразделения французских войск согласились выполнить приказ адмирала. Так, гарнизон Орана отказывался сложить оружие до конца 10 ноября. Пока сам Дарлан не приехал к ним и не показал секретный приказ маршала Петена прекратить сопротивление. Глава правительства Виши решил заработать свой клок шерсти с обреченной на заклание овцы. Внешне призывая французов к сопротивлению, он был готов оказать важную услугу американцам в надежде на то, что в свое время она ему зачтется.

Утром 11 ноября Черчилль обратился к английскому народу с радостным известием. В нем, не жалея ярких красок и громких эпитетов, британский премьер известил о грандиозной победе, которую одержали над противником союзные войска в Африке.

– Уверенным шагом наши войска наступают на Тунис, для того чтобы отрезать и окружить войска фельдмаршала Роммеля, и ничто не сможет им помешать сделать это, – восторженно вещал Черчилль, и английский народ, истосковавшийся от долгих военных неудач, охотно ему внимал. Все верили, что ещё чуть-чуть, полгода, годик, и союзные войска одержат победу над немцами и наступит долгожданный мир.

Когда начальник Генерального штаба генерал Василевский доложил Верховному Главнокомандующему об успехах союзников в Африке, тот снисходительно усмехнулся.

– Судя по тому «ожесточенному» сопротивлению, что оказывают французы англичанам и американцам, их действия больше напоминают оккупационное мероприятие, направленное на захват земель у туземцев, чем полноценную военную кампанию. В этом случае господин Черчилль мало чем отличается от Геббельса. Говоря английскому народу о захвате огромных территорий, он уводит внимание людей от своих скромных успехов в Египте. Что Роммель, отступает?

– Да, товарищ Сталин. Согласно поступившим по линии разведки сведениям, немцы спешно отводят свои войска к Тунису, где намерены закрепиться и дать англичанам бой.

– Значит, Гитлер не намерен покидать Африку. Ставя политический престиж выше стратегических интересов, – покачал головой Сталин, – возможно, он поступает правильно, возможно, нет, но, намереваясь сражаться за Тунис, он играет нам на руку. Какова численность войск фельдмаршала Роммеля?

– Трудно сказать точно, товарищ Сталин. Наши специалисты предполагают от ста до ста пятидесяти тысяч, не считая подчиненных ему итальянских войск.

– Почти целая группировка, с танками, самолетами, пушками. Появись она на нашем фронте в нужное для немцев время, наверняка бы смогла сказать свое веское слово и под Севастополем, Ленинградом, Сталинградом или на Бакинском направлении. Однако не появилась, и успеха добились мы, а не они.

Сталин подошел к лежавшим на специальном столе картам и, ткнув в одну из них трубкой, произнес:

– Господин Черчилль до сих пор предлагает нам поручить оборону Баку британским войскам из числа оккупационного контингента в Иране. Готов для прикрытия бакинских нефтяных приисков перебросить всю авиацию из Басры и Багдада, ради того чтобы взять под свой контроль наш главный источник стратегического сырья, – в тигриных глазах вождя мелькнула искра гнева. – Нет, спасибо. Мы как-нибудь сами справимся с защитой Баку.

Закончив заочный диалог с британским премьером, Сталин повернулся к стоявшему возле стола Василевскому.

– Ну, а что мы? Сможем достойно ответить на успехи наших союзников в Африке удачным наступлением под Сталинградом?

– У вас появились сомнения в предстоящей операции, товарищ Сталин?

– Не у меня, а у одного командующего дивизией генерала, которому предстоит осуществить прорыв немецкой обороны. Он прислал мне письмо с довольно грамотно обоснованными сомнениями.

– Вы предлагаете перенести срок операции до выяснения правильности его сомнений или намерены отстранить его от командования?

– Нет, не то и не другое. О переносе сроков наступления не может быть и речи. Противник может в любой момент вскрыть наши приготовления, и тогда все наши труды пойдут прахом. Что касается генерала, то я попросил его оставаться на своем посту и с честью выполнить свой солдатский долг перед Родиной. Однако мне будет гораздо спокойнее, если вы, товарищ Василевский, отправитесь на фронт и лично проследите за подготовкой наступления и его началом.

Услышав подобные слова, начальник Генерального штаба вытянулся в струнку и обиженным голосом произнес:

– Кому прикажите сдавать дела, товарищ Сталин?

– Сдавать никому не надо, товарищ Василевский, оставьте за себя на ваш взгляд толкового работника и отправляйтесь.

– Начальник оперативного отдела генерал Антонов – лучшая кандидатура.

– Раз вы так считаете, не буду с вами спорить. Пусть будет генерал Антонов. Сейчас очень важно то, что будет, там, на фронте, а не здесь в Москве.

Верховный подошел к генералу и протянул ему руку.

– Успехов вам, товарищ Василевский. Мы на вас очень рассчитываем в столь большом и важном деле.