«Чайка» заехала на служебную парковку Министерства культуры, и Матвей выбрался наружу, щурясь от солнца. Министерство занимало два разностильных здания, соединенные друг с другом перемычкой. Одно из них, фронтон которого украшали золотые буквы «МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ СВЯЩЕННОГО СОЮЗА», представляло собой типичный мраморный высер советского монументального зодчества. Второе, расположенное правее, являло собой уютный бело-голубой особнячок с высокими узкими окнами.
Водитель проводил Матвея до проходной, где его ждал выписанный пропуск, а дальше какой-то юноша в алой косоворотке повел его по коридорам, заполненным хлопотливыми клерками. Разглядывая встречных, режиссер подтвердил свой вывод, сделанный по дороге сюда. Все жители Сталинбурга отдавали предпочтение одному из трех стилей одежды: национальные наряды, военные кители и церковное облачение (на территории министерства преобладала первая категория). По смене интерьера визитер понял, что, оставив позади мраморную пристройку, они оказались на территории особнячка. Там сопровождающий направил его к гробоподобному лифту, рассчитанному на одну персону и велел подняться на четвертый этаж: там вас встретят.
Выйдя из лифта, Матвей очутился в просторной приемной, стены которой были обиты панелями из темного дерева. За столом у окна восседала женщина лет сорока пяти с высокой блондинистой прической, в которую щедрой рукою были вплетены колоски ржи, а весь этот сноп был перевязан кумачовой лентой. Проворно поднявшись со своего места, она подобрала полы длинной юбки и подскочив к гостю, прижала его к груди и облобызала, утопив в аромате сладких духов, в которых Матвей каким-то образом узнал запах из детства – «Красную Москву».
– Здравствуйте, Матфей Сергеевич! Слава Кремлю, приехали наконец! – промурлыкала она, когда Матвей сумел вырваться из ее объятий. – Всеволод Сергеевич вас уже ожидает. Все встречи отменил, чтобы с братом повидаться!
– Спасибо, – пролепетал визитер. – А вы…
– Я – Аврора Ивановна. Если что-то понадобится – смело обращайтесь!
Мэт не знал, что ему может понадобиться от этой женщины, но на всякий случай взял протянутую ею визитку.
– Вам сюда, – Аврора Ивановна приоткрыла перед ним дверь министерского кабинета и подтолкнула внутрь, слегка хлопнув ладонью ниже спины.
Похоже, кабинет брата занимал пол-этажа. От входной двери к массивному министерскому столу вела красная ковровая дорожка наподобие каннской, а над столом висела огромная икона в золотом окладе. За столом, вперившись в огромный монитор ноутбука, сидел сам Сева Корчагин – загорелый, усатый, с седыми волосами, зачесанными назад и с полудюжиной крупных перстней на цепких пальцах. Одет он был в светло-зеленый френч со стоячим воротом, а грудь его помимо россыпи орденов украшала красная звезда на золотой цепи, свисавшей с шеи. Заметив появление брата, он громко крякнул, захлопнул ноутбук, поднялся из-за стола и театрально раскинув руки, направился к нему навстречу, после чего заключил в объятия, пощекотал усами обе щеки, а затем под руку подвел к стоявшему у окна дивану, куда бережно усадил.
– Ну, здравствуй, братик, – промолвил министр, усевшись рядом. – Право слово, долго же ты к нам добирался! Я ведь тебя уж не первый год в Сталинбург кличу. И вот, хвала Иосифу, сподобился наконец!
– Спасибо за приглашение, братец, – выдавил из себя Матвей, стараясь не провалиться в ложбину между диванными подушками.
– Брось ты этот свой официоз! – потребовал Сева. – Давай по-простому, по-братски. Как сам-то? Несешь слово правое чехам?
– Все путем, – ответствовал Мэт. – Несу помаленьку.
– Тут помаленьку никак нельзя – всем сердцем надобно! Кстати, видел я твою новую работу. Ловко ты америкосов прищучил!
Матвей не понял, о какой именно работе шла речь, но сердечно поблагодарил брата. Затем последовал продолжительный обмен любезностями. Во время разговора он разглядывал висевшие над столом иконы. На одной из них был изображен человек с крысиным лицом на фоне алого знамени, складки которого являли собой что-то вроде пятиконечного нимба. Этот портрет Мэту уже неоднократно встречался – и в городе, и в гостинице, и в министерских коридорах. На другой иконе красовались семь эпичных фигур. В центре – Ленин и Сталин с пятиконечными звездами вокруг голов, развернувшиеся друг к другу таким образом, словно собирались завертеться в вальсе. Над ними парила голова Троцкого в виде шестикрылого серафима. У ног вождей пролетариата выстроились в рядок пять фигур поменьше. Мэт сумел опознать лишь троих из них – Владимира Маяковского, Максима Горького и Никиту Михалкова. Двое других, как ему стало известно позже, были художник Илья Глазунов и скульптор Зураб Церетели. Переведя взгляд на брата, Мэт заметил, что на указательном пальце его правой руки отсутствуют две фаланги – они были заменены золотым гравированным протезом.
Сева поинтересовался, как братец долетел, хороши ли условия в гостинице «Колхозная» и не нужно ли родственничку чего. Матвей же в ответ полюбопытствовал о здоровье своего племянника, а затем спросил, как дела у Лики.
– У кого? – переспросил старший брат, взглянув на него удивленными водянистыми глазами.
– У жены твоей, братец, – уточнил Матвей.
– Ах, Лукерья-то! Да, все путем, храни ее Двуглав! А то «Лика» какая-то – по-чешски, что ли?
Министр нажал кнопку, вмонтированную в подлокотник дивана, и в кабинет вплыла Аврора Ивановна, толкавшая перед собой столик на колесиках, на котором возвышался пузатый самовар, пара литровых чашек с двуглавыми орлами и вазочка с конфетами «Мишка в Сибири».
– А ведь знаешь, я тебя по делу позвал, – лукаво произнес Сева. – Ну да ты, наверно, и сам догадываешься, по какому?
– Служу Священному Союзу! – уклонился от ответа Матвей.
– Молодец! Так держать! – министр хлопнул брата по колену усыпанной перстнями пятерней. – Так вот, дело-то такое… Мы к Столетию Октября готовим цикл документальных фильмов. Рассказывать будем о жизни в Священном Союзе – друзьям на радость, врагам на зависть. Всего будет шестнадцать серий, и покажем мы их все 7 ноября. От каждой союзной республики – по одному режиссеру и соответственно по одной серии. Со всеми республиками, кроме Кубы, у нас полный порядок… Ну, а вот с Кубой, сам понимаешь…
– А что, на Кубе с кинематографом совсем плохо? – спросил Матвей.
Брат посмотрел на него внимательно, не отводя взгляд.
– Да, Матфей, на Кубе с кинематографом не очень, – произнес он после нескольких секунд молчания. – И ты, братец, сам должен понимать, почему.
Матвей сделал вид, что понимает и воздержался от дополнительных расспросов.
– Так вот, – продолжил министр, – я решил, что мы тебя как кубинского режиссера и заявим. А то, что ты в дружественной Чехословакии проживаешь – это не важно: задним числом тебя на Кубу переведем.
– Значит, ты хочешь, чтобы я снял одну из серий? Как сериал-то в целом будет называться?
– «Сто лет Октябрю» – решили особо не мудрствовать.
– А хронометраж одной серии какой?
– Час, братишка. Уложишься?
– Уложусь, если надо. Но нужно же сначала материал изучить…
– Так за тем я тебя и вызвал сюда пораньше. Погуляй по Сталинбургу, посмотри, как у нас тут люди живут. А через недельку уже и сценарную концепцию накатаешь. Ну а потом – и сценарий.
Надеюсь, я здесь на неделю не задержусь – произнес про себя Матвей. Перспектива работы над эпопеей, посвященной столетию революции, его абсолютно не радовала, но речь шла не о том предложении, от которого можно было отказаться.
– Ты обедал-то уже? – поинтересовался министр, наблюдая за тем, как брат засовывает в рот третью конфету.
Матвею пришлось признаться, что нет, не обедал.
– Вот я растяпа! Кто ж так брата родного встречает! – Сева хлопнул себя ладонью по лбу. – Значит так, сейчас тебя в министерскую столовую отведут, а потом поедешь Святейшему Двуглаву поклониться. Ну, а вечером ждем тебя к нам домой на ужин. На восемь устроит? Еще в гостиницу перед этим заехать успеешь.
Мэт поднялся с дивана, полагая, что встреча закончена.
– Телефон мой домашний есть? – спросил министр. – А то дома я звездофон обычно отключаю.
– Давай запишу, – Матвей достал из кармана айфон.
– Это еще что? – Сева тоже вскочил с дивана. – Ну, вы там у себя в Чехословакии совсем распоясались! Вражескую заразу в кармане таскать! Дай-ка сюда!
Выхватив у брата айфон, министр положил его на стол и тут же расхерачил малахитовым пресс-папье – Матвей не успел даже охнуть. Вслед за этим Сева достал из ящика стола красную звезду на золотой цепи – такую же, как та, что висела у него на шее. Он нажал на кнопку, впаянную в алую эмаль, и звезда раскрылась наподобие пудреницы – внутри находился небольшой тачскрин.
– Я на первой кнопке, Аврора Ивановна – на второй, отец Лаврентий – на третьей, – сообщил Сева, протягивая брату звездный гаджет.
– А кто такой отец Лаврентий? – поинтересовался Матвей, принимая подарок.
– Пастырь мой. А теперь и твой. К Святейшему Двуглаву тебя доставит. Но сначала обед, конечно.
– Слушай, Сева, еще одно дело. Я ведь сюда не сам прилетел – с ассистентом. Пашей зовут.
– Это правильно, братец. Одна голова хорошо, а две лучше.
– Можно я его на ужин захвачу?
– Что за вопрос, Матфейка! За столом всем места хватит!
Была нажата кнопка вызова, и Аврора Ивановна вновь вкатилась в кабинет, излучая благостное радушие.
– Отведите-ка, голубушка, братца моего в столовую, – велел ей министр.
– А ты обедать не идешь? – спросил у него Матвей.
– Не могу, друг любезный, – развел тот руками. – Дела государственной важности. Облатку погрызу, святой водицей запью – вот и весь мой обед.
С этими словами министр прижал брата к сердцу, трижды расцеловал его, щекоча усами и выпроводил за дверь вслед за Авророй Ивановной, а сам вновь уселся за ноутбук, смахнув перед этим со стола то, что осталось от раздолбанного айфона.