Винский огляделся и громко вскрикнул. Перед ним расстилалось уходящее в бесконечность подземелье. Под потолком в обе стороны уходили ряды бледных ламп, постепенно превращаясь в едва заметное мерцание вдалеке.
Все пространство подземелья было заполнено точно такими же стеклянными контейнерами, какой несли Плотвинов и Жаткин. Тысячи — а может, и сотни тысяч контейнеров с телами марсиан стояли горизонтально в пятиярусных стеллажах. Их бледные тела едва просвечивали сквозь зеленоватую жидкость
Но крик Винского был вызван не только этим поразительным зрелищем. Его взгляд был устремлен на лежащее на полу среди осколков контейнера тело. Две ячейки ближайшего стеллажа были пусты.
Тело принадлежало женщине — судя по всему, довольно молодой. Она выглядела так, словно умерла всего несколько минут назад. Даже теперь казалось, что она вот-вот пошевелится и что-нибудь
Винский вопросительно взглянул на Плотвинова. Доктор покачал головой.
— Да, боюсь, что я в этом виноват. Когда мы пытались открыть контейнер, я понятия не имел, как обстоят дела внутри, и бедная женщина умерла. Крайне прискорбно.
— Она... что? — не веря своим ушам, переспросил Винский.
— Она умерла — здесь, на полу.
Винский пристально посмотрел на доктора, затем медленно обвел глазами зал, и его взгляд остановился на мертвом теле.
— Вы серьезно, Плотвинов? Вы хотите сказать, что все эти марсиане в стеклянных ящиках живы?
Плотвинов утвердительно кивнул.
— Абсолютно точно. Они не мертвы. Впрочем, и не совсем живы. Мы с Жаткиным забрели в этот подвал случайно. Там, внизу, еще пять этажей точно таких же, как этот. Сначала мы подумали, что это такой способ погребения: что-то вроде мумифицирования. В конце концов, на земле хватает людей, имеющих глупость верить в жизнь после смерти, так почему бы таким не быть и на Марсе? Мы решили, что в этом склепе мириады умерших марсиан ждут звука последней трубы, который их разбудит. А поскольку лично я очень сомневаюсь, чтобы здесь нашлась подобная труба, я решил, что не будет большого вреда, если я изучу одного-двух марсиан поближе — хотя бы, чтобы взглянуть, чем их внутреннее и внешнее строение отличается от нашего. Итак, мы разбили один контейнер, и бедная женщина умерла от удушья, так и не успев возвратиться к жизни. Очень неприятный случай.
— Это было ужасно,— вздрогнув, произнес Жаткин. Взгляд Винского все еще был недоверчивым.
— Вы действительно говорите правду? Я не могу в это поверить.
— Я вас понимаю. Я бы и сам не поверил, если бы не увидел все собственными глазами.
— Это было ужасно,— повторил Жаткин.
— Но что они сделали с этими людьми? — задал вопрос Винский.
— Я и сам хотел бы знать. После того как мы вышли из склепа, первым делом мы пошли в библиотеку при этой больнице. Как ни странно, мы довольно быстро нашли нужную нам информацию. Вещество в контейнерах не является жидкостью — это тяжелый газ, обладающий свойством останавливать все жизненные процессы живого организма. Я не смог подобрать точного перевода понятия, которым у марсиан обозначают такое состояние — каталепсия, анабиоз, летаргия — ни одно из них не подходит.
— Но оно может длиться сколько угодно?
— Похоже на то. Я не нашел упоминания о каких-либо временных ограничениях.
— Но когда и зачем они это сделали?
— Откуда мне знать? Могу сказать только, что это произошло страшно давно, поскольку в больничной библиотеке я не нашел никаких записей о массовом анабиозе.
— И что, всех этих людей,— Винский махнул рукой в сторону бесчисленных контейнеров,— можно оживить?
— Можно. Конечно, не обойдется без отдельных несчетных случаев, но...
— Одна точно никогда не проснется,— вставил слово Еаткин, указав на тело женщины.
— Нет, я не могу поверить!
— Я и сам с трудом верю,— сказал Плотвинов,— и по-¦ому собираюсь проверить. Для этого мы и несли тот контейнер в нашу квартиру — ведь здесь почти нет воздуха. Ну что, пойдемте?
Доктор и Жаткин подняли контейнер и побрели по коридору дальше. Винский пошел за ними, невольно завидуя хладнокровию Плотвинова. У доктора были самые крепкие нервы. Он спокойно исследовал пустынный город, и общее чувство уныния обходило его стороной. Винского раздражали собственные ощущения. Будучи убежденным материалистом, он отдавал приоритет строго научному анализу фактов и событий, а на эмоции всегда старался не обращать внимания. А теперь именно чувства искажали его мысли и суждения. Преодолевая стыд, Винский произнес слова, которые подсказывала ему интуиция.
— Вы думаете, стоит возиться с этим?
Плотвинов с интересом взглянул на него.
— Что вы имеете в виду под словом «стоит»? Что наш поступок будет бессмысленным или опрометчивым?
— Я не знаю, но мне кажется, вряд ли эти люди оказались в трансе случайно. Это было сделано явно с определенной целью: кто-то определил, что они должны спать и не просыпаться. Что мы знаем об этой планете, чтобы так бесцеремонно вмешиваться в чьи-то планы? В общем, я считаю, что будет гораздо разумнее с нашей стороны оставить все как есть.
Доктор презрительно хмыкнул.
— Вы становитесь суеверным, как Жаткин. Я — человек науки. Мне интересно, как это было сделано, и было ли это сделано успешно. Я не собираюсь вести себя как тупая деревенщина. Кроме того, все эти люди останутся в трансе, кроме одного, которого я собираюсь разбудить.
— И женщины, которую мы убили,— добавил Жаткин.
— Полно, выбросите ее из головы. Я уверяю вас, что она умерла по недоразумению. Она ничего не успела понять. Это был всего лишь несчастный случай.
Они вышли в главный туннель, подобрали контейнер, и Винский, испытывая неловкость из-за своего нелогичного, продиктованного чувствами предположения, помог нести его. Ноша показалась на удивление легкой для его земных мускулов.
— Все готово? — спросил Плотвинов. Остальные кивнули без особенного энтузиазма. Казалось бы, в этот момент все посторонние чувства должны быть вытеснены любопытством, но вместо этого зрители не могли избавится от беспричинного страха.
Полтора часа прошло с того момента, как они принесли контейнер в свою комнату. Доктор настоял, чтобы контейнер не пытались открыть до тех пор, пока температура внутри него не сравняется с внешней.
Плотвинов с размаху ударил молотком по стеклянной поверхности саркофага. Контейнер покачнулся, забурлил зеленоватый газ, но контейнер даже не треснул.
Плотвинов ударил еще раз, немного сильнее, но снова безо всякого эффекта. Третий удар оказался успешным, контейнер треснул вдоль и распался на две половины. Тяжелый зеленый газ растекся по полу и начал медленно литься вниз, словно вода при замедленной съемке. Гордонов выступил вперед и быстро набрал немного газа в герметично закрывающийся флакон.
Плотвинов отбросил молоток и склонился над контейнером. Винский помог ему вытащить тело и перевернул его лицом вниз. Изо рта и ноздрей марсианина начал вытекать зеленый газ. Потом его перенесли на диван, и доктор принялся делать ему искусственное дыхание. После нескольких энергичных нажатий из легких спящего выделились последние остатки газа. Не прерываясь, Плотвинов попросил ЗКаткина передать ему шприц, быстро сделал инъекцию и снова вернулся к массажу.
Прошло около получаса, прежде чем доктор прекратил делать искусственное дыхание. Марсианин дышал достаточно ровно и глубоко, но сознание к нему еще не вернулось. Доктор сделал еще один укол и завернул тело спящего в теплое одеяло. Теперь оставалось только ждать.
— Все должно быть в порядке,— произнес он через некоторое время.— Может быть, у них есть и более быстрые методы возращения к жизни, но я не хотел рисковать. Думаю, и этот окажется достаточно эффективным.
Через час с лишним веки спящего дрогнули, и он пошевелился. Никто не произнес ни слова. Сначала взгляд марсианина был пустым и неосмысленным. Он лежал и глядел в потолок. Но вскоре он, словно с огромным усилием, повернул голову, и его глаза встретились с глазами землян.
На лице марсианина отразились изумление и тревога. Он сделал попытку привстать. Плотвинов мягко опустил ему руку на плечо и произнес несколько слов на местном языке. Марсианин послушно лег обратно на диван, но его взгляд оставался озадаченным.
Спустя пару минут к нему вернулась способность говорить. Плотвинов понял его слова — хотя интонация и показалась ему необычной — и стал переводить их остальным.
— Кто вы? — едва слышно спросил марсианин.
— Друзья,— ответил доктор.— Мы объясним позднее.
— Какой сейчас год? Сколько лет я спал?
Этого Плотвинов сказать не мог: он понятия не имел о марсианском летосчислении. Поэтому он ответил:
— Очень долго. Я не знаю точно сколько.
— Триста лет? — предположил марсианин.— Они сказали, что пробуждение наступит через триста лет.
Доктор покачал головой, и этот жест удивил его собеседника.
— А каналы? — спросил он.— Они построили каналы?
— Да, каналы они построили,— заверил его доктор.
— Хорошо. Значит, все было не напрасно,— явно успокоенный, прошептал марсианин, закрывая глаза. Через несколько минут он уснул обычным, здоровым сном.
Плотвинов обвел товарищей взглядом, полным трепета и изумления.
— Прежде чем появились каналы! — прошептал он.— Интересно, сколько тысяч лет прошло с тех пор?