Спор

Не люблю обострять отношений с людьми, но после того, как слесарь дважды проигнорировал мой вызов, я рассердился. Еще одна записка, опущенная в ящик на двери домоуправления, гласила: «Сколько может продолжаться это безобразие! Третий раз вызываю в квартиру 18 слесаря, Если опять никто не явится, произойдет большая неприятность».

Мой отчаянный, вызванный крайними обстоятельствами поступок был совершен в субботу. Остаток дня, ночь и утро следующего я провел с жуткой решимостью в душе. В таком состоянии я находился до тех пор, пока не раздался звонок.

— Кто там? — крикнул я, подбежав к двери.

— Слесаря вызывали? — прозвучал голос с площадки.

Я открыл и, не поглядев на прибывшего, с достоинством двинулся в комнату. А он шагал следом. Я приблизился к батарее, положил на нее руку, сказал взволнованно: «Гайку подкрутить надо, а то вода капает». Повернулся к вошедшему. И как будто бы батарея упала мне на ноги… Передо мной стоял человек с продолговатой, в полтора раза длинней, чем нормальная, головой, лысый, с ушами, свисающими до плеч. Одежда его походила на костюм пожарника, надеваемый для участия в прикладных соревнованиях: столько на ней было цепочек, крючков и разных непонятных металлических предметов.

— А-а… где дядя Коля? — спросил я, цепенея от ужаса.

— Какой дядя Коля? — любезно осведомился незнакомец.

— Слесарь из домоуправления.

— Не знаю. Я прибыл по вашему вызову и имею задание оказать помощь, о которой вы просите.

— Простите, но вы-то сами кто?

— Я прибыл сюда с планеты Амос, расположенной в созвездии Лебедя. Так вы его называете…

— Чайку не хотите ли? — пробормотал я. — Да погодите, я телевизор выключу. Орет, проклятый…

— Нет, нет, не надо, — остановил меня амосеянин. — Я пока насыщаюсь информацией.

— Но почему же именно ко мне? — воскликнул я, постепенно смелея. — Мог ли ожидать я, скромный человек…

— Это произошло вот как, — сказал амосеянин. — Давно уже производительные силы нашей планеты достигли такого уровня, что мы могли установить контакт с разумными существами других миров. А у нас ничего не получалось. Безлюдье какое-то во вселенной, просто кошмар. Но мы решили, что связь должна быть установлена любыми средствами. Созданная с громадным напряжением сил установка сконцентрировала всю энергию машин, размещенных на площади в триста тысяч квадратных километров, в единый мощностной поток и направила его в космическое пространство. Сужаясь постепенно, этот поток превратился в тонкую иглу, которая и уперлась в ящик на двери, где была ваша записка. Немедленно изображение знаков попало на Амос, немедленно был пущен в действие нейтринно-криогенный анализатор, который расшифровал содержание записки, составил словарь всех остальных слов вашего языка и выдал семьсот сорок два варианта возможной опасности. Разумные существа в беде, они просят помощи! Немедленно мне, как главному специалисту по эксплуатации всех механических сооружений планеты, было поручено выучить ваш язык, прибыть к вам и оказать все необходимое содействие.

— Да когда же вы успели? — изумился я. — Ведь вчера только записка была опущена в ящик. И как вы преодолели такое расстояние?

— Ну, счет времени — понятие относительное, — сказал амосеянин. — А прибыл я сюда с помощью телетранспортировки. Меня разложили на атомы и по уже существующему энергетическому потоку переправили к вам. Это практически мгновенно, хотя и требует больших затрат энергии. Но мы сознательно пошли на это, лишь бы предотвратить неприятность. Однако ж хватит разговоров, надо дело делать. Покажите — что.

— Да вот гайка у батареи отошла, — смутился я. — Вода капает, приходится миску подставлять. Был бы у меня ключ разводной — конечно, и просить незачем было б.

Амосеянин подошел к батарее, тронул гайку.

— Этот вариант помощи в числе семисот сорока двух не значился, пробормотал он. — Дело обстоит сложнее. Тем более что все не так. — И повернулся ко мне. — У вас рядом стоят два прибора: один — для отопления, другой — чтоб получать изображения. Зачем? Лишнее место занимать!

Он взялся за торцы батареи, замер на миг, напрягся — и ребра ее вплотную приблизились друг к другу. Он провел по ним несколько раз рукой, как гончар по незастывшей глине. И вдруг получился куб. На лицевой стороне его оказалось то же изображение, что было на экране телевизора, но только больше и четче. А экран погас.

— Что вы сделали? — закричал я. — Ведь это же совершенно разные предметы!

Он улыбнулся снисходительно, склонил набок голову, развел руками.

— Ну что вы, ведь так было на заре развития техники. А сейчас любой ученик знает, что главное — это совмещение функций. И ведь вот этот предмет, — он дотронулся до телевизора, — совершенно другого назначения. Сейчас налажу…

И тут раздался звонок. Я открыл дверь. На пороге стоял хмурый дядя Коля — слесарь из домоуправления. Он был в синей брезентовой робе, покрытой серыми и коричневыми пятнами, и каком-то сплюснутом берете, а в руках держал клеенчатую хозяйственную сумку. Там был слесарный инструмент.

— Привет, — сказал он и пошел, топая башмаками, в комнату. — Написал-то уж, написал! «Третий раз вызываю, будет неприятность!» Одни вы, что ль, у меня? Дом-то вон какой, все рвут. Чего надо, говорите.

Он встал возле батареи, глянул мельком на амосеянина. Деловое выражение его лица не сменилось удивленным. Мало ли что у людей бывает, походишь по квартирам — и не такое увидишь. Я же не мог выговорить ни слова, да и не знал, что сказать, только протянул дрожащую руку к батарее, на которую неведомой силой был переброшен с экрана телевизора и увеличен в размерах комментатор по спортивным вопросам.

— Польская, что ль? — спросил дядя Коля деловито. — Видал такие, видал. Музыкант один живет в доме тридцать один, вот у него.

— Да что ты, дядя Коля! — отозвался я слабо. — Ну где ты мог видеть такие…

— Видел, говорю, — сказал сердито дядя Коля. — Музыкант живет в доме тридцать один. У него тоже польская. Еще лучше. Потом здесь фокус смещен.

— Позвольте, — вмешался амосеянин, — может быть, у того человека, о котором вы говорите, конструкция действительно лучше, но уж насчет наладки, можете мне поверить, здесь все совершенно верно.

— Конечно, каждый свою работу хвалит, но только я скажу, чтоб обиды не было: фокус смещен. А то тоже пишут — будут неприятности!

— Но как же вы можете так говорить, когда совершенно не знаете устройства агрегата? — Амосеянин заволновался, уши его свернулись в трубочку и развернулись вновь.

— Как это не знаю! — Дядя Коля сорвал с головы беретку.

— Удивляюсь, — амосеянин стоял совершенно растерянный. — Ни один прибор не выдал сведений о том, что на Земле известна зависимость между стрелами и сдвигами векториальной кривой с одной стороны и инерциальным градиентом с другой.

— Как это не известна! Всем давно известна.

— Не может быть!

— Давай спорить! — закричал вдохновенно дядя Коля. — Спорить, говорю, давай!

— Это поможет предотвратить неприятность? — повернулся ко мне амосеянин. Я молча кивнул. Целеустремленный характер дяди Коли был мне слишком хорошо известен.

— Я приехал сюда помогать вам, и, если вы о чем-то просите, я не имею права отказывать. Давайте спорить, раз вы хотите…

Дядя Коля азартно выставил вперед руку; амосеянин медленно подал свою. В полном изумлении я разбил их.

— Вот давай так, — организовывал дядя Коля. — Давай поедем в твою контору, ты мне эти аппараты покажешь, и если я узнаю — значит все, проспорил ты. Да я их сто тысяч видел. А то пишут: «третий раз вызываю». В новом-то доме. Думают, я все квартиры обязан знать. Ну, едем.

— Как понимать слово «контора»? — спросил озадаченно амосеянин.

— Не знаешь, что ли? Ну, откуда тебя сюда прислали.

— Вообще колоссальный дополнительный расход энергии, — сказал задумчиво амосеянин, — но ведь личность разумная хочет спорить.

Он вынул из кармана маленькую коробочку, пошевелил рычажками.

— Сейчас вернусь! — крикнул дядя Коля. — Чемодан мой пусть пока у тебя полежит. — И оба они исчезли.

Я поглядел в оцепенении на батарею-телевизор и вспомнил вдруг, что как раз сейчас по второй программе должен передаваться концерт для фортепьяно с оркестром. Я подошел к настоящему телевизору и начал крутить его ручки, страстно желая, чтоб изображение вернулось на место. Увы, экран оставался темным и холодным. Я подошел к преображенной батарее и оглядел ее со всех сторон. Никаких новых рукояток не прибавилось, Как же переключать программы? Я достал из дяди-Колиного саквояжа разводной ключ, зажал гайку, повернул. Струя горячей воды ударила мне в живот. Я поспешно завернул гайку, сел в кресло, вытянул ноги и задумался. Придется ждать, пока вернется амосеянин. Или по крайней мере дядя Коля. Но когда это будет… Счет времени там понятие условное, следовательно, они могут появиться и через тысячелетие. И это значит… Нет, не может быть! Неужели я до конца жизни обречен смотреть одну только первую программу?!