Спаси и сохрани

Глава 6 Есть ли рифма к слову "падик"?

– Михалвалерич, к вам можно?

Вожатый сидел за столом, погрузившись в книгу. На секунду отвлёкся, побродил рассеянным взглядом по вошедшему в кабинет. Долго вспоминал – а, новенький. Махнул рукой – проходи.

«В процессе социализации особо важную роль следует отвести отношениям «ребёнок-общество», поскольку именно общество выступает центральным системообразующим вектором самоопределения человека… Что-то слишком много сложных и непонятных слов. – Михаил Валерьевич с трудом добрался до конца длинного абзаца. – Таким образом, мы можем констатировать, что личность в процессе социализации – не только пассивный объект и продукт общественных отношений, но и активный субъект деятельности. Ну, с этим не поспоришь. А где про то, как общаться, чтоб эти оболтусы тебя слушались? Должно же где-то быть…»

Вожатый перелистнул наугад несколько страниц.

– У меня к вам дело, – напомнил о себе Ваня. – Важное и срочное.

– Минуту!

«Девиантное поведение – действия, нарушающие официально регламентированные или сложившиеся под влиянием традиций нормы и правила в обществе или внутри отдельно взятой группы. Свойственно подросткам с агрессивным характером: конфликтность, неуступчивость, склонность решать проблемы с помощью драк…»

– Что у тебя с лицом?

– Упал.

– Прямо на чей-то кулак? Причём раза три, чтоб наверняка.

Ваня вздохнул.

– Подрался.

– Ага! – удовлетворённо подмигнул Михаил Валерьевич, словно Ваня не правила нарушил, а подвиг совершил.

«Наиболее распространёнными формами девиантного поведения на стадии раннего подросткового возраста являются: побег из дома, бродяжничество, а также формирование у несовершеннолетних пагубных привычек и зависимостей – алкоголизация, потребление табачных, наркотических и токсических веществ. В последние годы участились случаи выявления различных интернет-зависимостей…»

– Сбежать хочешь?

Ваня опешил.

– А как вы догадались?

– По глазам. Ну и разбитая моська тоже как бы намекает. – Вожатый откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. – Уже успел всё попробовать, да?

– А всё – это что?

– Всё плохое и ничего хорошего. Думаешь, ваш вожатый такой лох и не знает, зачем вы в лагеря ездите? Три недели без родителей! И чтоб не попробовать алкоголь, сигареты и снюсы всякие?

– Да когда я мог успеть? – воскликнул Ваня. – Я только позавчера приехал!

– Вот именно. Не успел за порог переступить, как взрослой жизни захотелось?

Ване стало обидно.

– Я ни разу в жизни не пил и не курил!

– Сначала проговорился, а теперь в несознанку? – Михаил Валерьевич покачал головой. – Не по-мужски это. Так только бандиты в фильмах поступают, когда их копы хватают за задни… – Вожатый осёкся. – Когда арестовывают. Понятно теперь, на каком кино наша молодёжь воспитывается.

– Вообще-то я не просто так к вам пришёл… – У Ивана задрожал голос. К горлу подкатил несвоевременный ком, а в ноздрях защипало. – У меня проблемы, а вы обвиняете не пойми в чём…

– Э-э-э, только не плачь!

Что делать в таких случаях? Вожатый лихорадочно залистал страницы.

«В переходном возрасте важно реализовать потребность в самоутверждении. Подросток – более не часть коллектива, сложившегося под влиянием родителей или учителей. Теперь он хочет сам выбирать окружение, завоёвывать в нём соответствующее место, проявляя те или иные стороны формирующейся личности. Авторитет взрослых остаётся в прошлом, на первое место выходят мнения и оценки сверстников. Зачастую ради признания друзей подросток может пойти на нарушение своих же моральных принципов или запрещённое законом деяние.

При этом подростковая дружба – крайне сложный и многоплановый феномен. Друг – не просто одноклассник, сосед или дворовый приятель, а человек, способный выслушать, понять и проявить эмпатию. Посвящая такого друга в самые сокровенные движения души, подросток рефлексирует, как бы зеркально познаёт себя, открывая новые грани собственного Я и постигая их значимость… Подростку важно чувствовать, что окружение его ценит, не ограничивает самостоятельность и не ущемляет достоинство…»

– А ты чего в дверях-то стоишь? – спохватился Михаил Валерьевич.

Вышел из-за стола, жестом пригласил Ваню за стол, сам сел рядом. Мальчик принялся растирать лицо, чтоб скрыть красноту от наметившихся слёз. Вожатый мягко улыбнулся и похлопал его по плечу:

– Я понимаю, как важно тебе мнение друзей в отряде. Но ты пойми, что и я тоже твой друг…

– Не друзья они мне! – возразил Ваня. – Только и умеют, что дразнить и издеваться! А ещё… Никто мне не верит…

– И не ценят, наверное?

– Не ценят.

– Ограничивают самостоятельность?

Ваня кивнул.

– Ущемляют достоинство?

– Да. Наверное…

– Ну, картина яснее ясного. – Вожатый хлопнул себя по коленям и выпрямился во весь рост – для солидности. – Приехав сюда, ты очутился в настолько экстремальной психологической обстановке, что эта обстановка стала разрушительным фактором твоей саморегуляции… – По взгляду Ивана вожатый понял, что тот ничего не понял из того, что понял сам вожатый несколько минут назад. – Короче, у тебя снизились инициативность и вера в себя. Но самое главное – образовалась неустойчивая социальная позиция!

В открытом окне запели цикады. Хотя это могли быть кто угодно – например, банальные сверчки, или кузнечики, или жирные жуки-усачи, похожие на больших начальников в маленьких конторах. Но Ване непременно хотелось, чтоб этот безмятежный стрекочущий звук издавали цикады. Которые непонятно как выглядят, неизвестно чем питаются и неясно где живут – как из какой-нибудь сказки.

А ещё хотелось, чтобы в тихий и тёплый июньский вечер существовали только этот кабинет, этот стул и эта лампа на столе. А все ужасы и потрясения минувшего дня растворились в памяти, как брошенная в горячую воду горстка сахара.

– Что же мне теперь делать?

Михаил Валерьевич сел напротив Ивана. Склонился лицом к лицу:

– Какие у тебя таланты?

– Влипаю в неприятные истории.

– А ещё?

Ваня задумался.

– Вот, прочти.

Перед мальчиком появился альбомный лист с распечатанным на принтере текстом.

– Положение о проведении конкурса чтения стихов. В целях воспитания чувства глубокого патриотизма, любви и уважения к русской культуре и богатствам русского языка…

– Читай ниже.

– …приказываю: 1. предоставить от каждого отряда по одному участнику на конкурс чтения стихов о России; выбор стихотворения – на усмотрение вожатых отрядов; 2. для согласования выбранных стихотворных произведений и решения прочих организационных вопросов обращаться к Евгении Александровне …, и.о. старшей вожатой. Контроль за исполнением приказа оставляю за собой. Директор лагеря «Улыбка» Доходягин Л.П. Вы хотите отправить меня на конкурс? Нет, только не это!

– А чего нет, когда да? – Вожатый непонимающе развёл руками.

– Я не хочу!

– Тебе сейчас необходима психолого-педагогическая поддержка. А творческое занятие – лучший способ быстро адаптироваться в новой среде.

– Не нужно мне адаптироваться! Я хочу домой!

– Взамен проси всё, что пожелаешь.

– Прямо всё?

– В пределах разумного. Ты гамать любишь?

– Бывает.

– Могу скрафтить золотую кирку.

– Спасибо, но она быстро ломается. А вот если телефон…

– Там и его сделать можно?

– Я про реал.

Вожатый присвистнул.

– Ничего себе запросики! Где ж я тебе в такой глуши новый телефон куплю?

– Мне не нужен новый, мне нужен мой. Я позвоню родителям. Я не хочу больше оставаться в этом лагере! Не хочу читать стихи! Тем более – со сцены. Я боюсь! Тут происходит что-то непонятное! И страшное! Я очень боюсь! Мне нужно домой. Дайте мне мой телефон!

– По маме, значит, скучаем… – Михаил Валерьевич на время замолчал. Пальцем начертил круг на столешнице. – Если ты согласишься, я дам тебе телефон хоть на целый час. Как тебе такое, Илон Маск?

Теперь уже задумался Иван. Предложение представлялось заманчивым.

«В принципе, я ведь ничем не рискую, – рассуждал про себя мальчик. – Сейчас дам согласие, а потом позвоню домой. И, скорее всего, завтра меня здесь уже не будет. На конкурс не попаду. Не будут же они меня силой удерживать, верно?»

«В принципе, я ведь ничем не рискую, – рассуждал в это время вожатый. – Он позвонит, попросится домой. А когда вернёт телефон, я сам поговорю с его родителями. Объясню, что у новеньких в первые дни такое часто бывает. Стресс, желание сбежать… Это нормально. Нужно дать их сыну время привыкнуть к резкой смене обстановки. А когда он поймёт, что за ним никто не приедет, будет уже поздно. Придётся участвовать в конкурсе».

– Так что решил?

– Я согласен.

– Вот теперь тебя люблю я! Вот теперь тебя хвалю я! – В омуте памяти неожиданно всплыли слова Корнея Чуковского. Михаил Валерьевич разве что не затанцевал от радости. Как же всё-таки офигенно быть крутым педагогом! Загремел ключами, открывая сейф. – С выбором стиха не затягивай. Завтра – послезавтра приноси. Только пиши разборчиво. Ок?

Ваня ушёл. Усталость, навеянную скучной книгой, потеснил прилив бодрости. Сейчас бы горы сворачивать, доставать звёзды с неба и давать всем рекордам звонкие имена! Из окна потянуло лёгким ветерком, и страницы зашелестели.

«Что, Евгения Александровна, говорите, ваш отряд всегда занимает первые места? Ничего. Мы ещё посмотрим, кто лучше управляется с детьми!»

На улице, меж тем, сгущался вечер.

Папа не отвечал. Иван набрал его номер раз десять. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Мама первый звонок сбросила. На второй ответила – невнятно, скороговоркой. Сообщила, что занята, забрать его раньше срока никак не может, и пообещала перезвонить позже. Ваня прождал весь час. Не вытерпел. Набрал ещё раз. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны…»

Лагерь погрузился в сон. Тёма сладко причмокивал, обнимая подушку двумя руками сразу. Мечтательно сопел Ринат, вытянувшись вдоль всей кровати, как солдат по стойке «смирно». Матвей Огурцов переворачивался с боку на бок через равные интервалы. Другие ребята лежали тихо. Ваня на полусогнутых пересёк спальню и скрылся в душевой.

Кап… Кап…

Вода разбивалась о металлическое днище раковины. Надоедливый звук разрушал всё величие летней ночи. Низводил до примитивной бытовой драмы, что случайным и нелепым образом вклинилась под крышу княжеского замка. Стены стягивались кверху и переходили в волнообразный барельеф потолка. Отреставрированные маски фантастических тварей таращились вниз квадратными ртами и глазами без зрачков.

Кап. Кап.

Чёрт бы побрал этот сломанный кран!

Кремовая плитка, серо-зелёные перегородки, приоткрытое окно. Ваня с ногами забрался на подоконник. Рядом положил простую ученическую тетрадь в линейку.

Есть ли вкус у отчаяния?

Вот радость – это новогодний подарок. Весь месяц готовишься, ждёшь, шагаешь в школу – раннее утро, мороз шершавит лицо, а сам вертишь головой по сторонам. Улица мигает, горит и светится. Считаешь дни до праздника, а они, долбоящеры такие, тянутся и тянутся. И плевать на всякие там контрольные, итоговые тесты, выставления оценок – вообще об этом не думаешь! Чем томительнее ожидание, тем оглушительнее радость. Радость от обычных шоколадных конфет вперемешку с запахом картонной коробки. Шоколад твёрдый, словно не пролежал несколько дней в школьной подсобке, а был доставлен прямиком с Северного полюса.

Или вот смех – привкус ударяющих в нос шипучек. Когда-то в детстве, лет пять назад, во дворе стоял ларёк. Синяя будка чуть больше конуры для пса. Ларёк хронически болел – один его бок был облеплен лейкопластырями рекламных объявлений. В другом располагался аквариум. Кто решил, что у изобилия есть рог? У изобилия есть рука! И живёт она по ту сторону. Суёшь в аквариум мелочь, приоткрывается форточка в тёплую бездну и сыплет тебе в отместку щедрую горсть разноцветных шипучек. Потом с друзьями соревнуетесь, кто больше съест за один раз. Эх, они и кислые! Но всё равно – смешно. От них ещё язык красился.

Кап-кап. Кап-кап.

Печаль – вкус пригоревшей жареной картошки. Сначала мама ставит сковородку на плиту, а уже потом беспокойно и требовательно сигналит телефон. Отходит на минуту. Телефон рассказывает новость. «Как умер?.. Когда?..» Газ кипит, шипит, теребит воздух, лепестки синего цветка вот-вот оторвутся. Мама сжимается на табуретке. Это на словах она взрослая, а на деле – совсем крохотная, чуть выше Вани. Взрослым всегда нравится подчёркивать свою значимость. Мамочка, ты меня слышишь? Вроде да, а вроде нет. Не сводит взгляда с пустоты, только руки прижимают Ваню ближе и ерошат волосы. На плите пробуждается вулкан – клокочет, плюётся и стреляет в потолок. За ужином новость сообщается папе. Все молчат, молчит и Ваня. Жуёт, а на зубах похрустывает горькое.

А отчаяние?

Ваня несколько раз облизал губы. Ничего. Запахи выветрились, вкусы стёрлись.

Кап-кап-кап-кап…

В какой-то момент раковине надоело пить воду и ручьи полились на пол. Путанная сеть, огибая препятствия, быстро разбежалась по всему помещению. Заискрил свет. Длинные и прямые лампы с мерным бряцаньем раскачивались на толстых тросах. Они сменили старинные плафоны и выглядели теперь пришельцами из иного мира.

Ну вот, ещё и с электричеством неполадки! Разве можно устраивать детский лагерь в здании, для этого совершенно не предназначенном?

Мальчик прижался лбом к стеклу, не успевшему остыть после жаркого дня. Даже в подземелье чувствовал себя лучше. А теперь что? За окном – чужой и страшный мир, а последняя ниточка, связывавшая с родителями – со спокойной прошлой жизнью, – намеревалась оборваться.

С пацанами в падике,

В городе Владике…

Строки родились сами собой, буквально из ниоткуда. Легли на бумагу синими чернилами и сложились в корявые завитки, будто силясь понять: а что, собственно, мы тут делаем?

Красивое оправдание некрасивого почерка.

Ваня жевал колпачок от ручки. Владик – это сокращённо Владивосток, понятно. Но почему именно там? Во Владивостоке Ваня ни разу не был. Наверное, это единственная рифма к слову «падик» – сокращению слова подъезд. Или есть другие?