Созидатели. В поисках рассвета

Глава 2

Леда погладила дельфинов, нашептав им нежности и поблагодарив за быструю дорогу от Чертог до материка-государства Сореции. Она оглянулась, уже сгущались сумерки. Созидательница призвала остатки эфира и высушила одежду одним движением руки.

Злость, отчаяние, обида, страх, боль. Неизвестно какое чувство сейчас било внутри нее сильнее, было ощущение будто эмоциональную дамбу прорвало. Она села на сухой песок и бессильно зарыдала, уткнувшись лицом в колени, выплескивая всю боль, что накопилась.

Но спустя час слезы закончились, ведь все конечно. Она оглянулась на прибрежный лес и всмотрелась в темноту. Ей сюда. Сколько она здесь не была? Больше чем пять лет, это точно. Созидательница понадеялась, что жительница здешних мест не выгонит ее.

Леда шла быстрым, яростным шагом, почти бежала и за десять минут оказалась у дома из камня песочного цвета. Он стоял один одинешенек в лесу, здесь не бывает гостей, а хозяйка людям не показывается лишний раз. Но она хотя бы живет среди них, а не прячется в Чертогах.

Леда принялась стучаться в дверь. Из дома раздалось спешное: «Иду, иду».

Дверь открыла Камилла, прижала руку к губам и ахнула, удивившись гостье.

— Ты знала⁈ — взревела Леда. — Ты знала! Ты не могла не знать. Неужели твои никчемные карты ничего не сказали⁈ — она вопила, растягивая окончания слов.

Взгляд Камиллы пробежался по влажным волосам блондинки, уловила запах вина, соли и спокойно произнесла:

— Узнала, да? Я догадывалась, но верила, что это пройдет у него.

Ноздри Леды гневно раздулись, а глаза сузились.

— Проходи. — Камилла отошла от двери, открывая проход. — Давно жду тебя, много лет, если уж быть честной.

Леда ступила в дом, где в нос ударил знакомый запах шалфея, грецкого ореха и меда.

— Чай или кофе?

— Чай. — Голос звучал сипло после того как она проревела много времени.

Леда осмотрела комнату, переходящую в кухню-столовую. Здесь мало, что изменилось, с тех пор как она заглядывала сюда почти каждый день. Что-то из мебели было более новое, но в целом — все как она помнит в этом доме.

Камилла одна из немногих, кто жил среди людей большую часть времени, да и не просто сидел дома, а иногда, раз год, выходил в люди. Но социальные ее навыки все равно страдали. Она была излишне порывиста и эмоциональна и считала, что знает все лучше всех. Действительно, можно так начать думать, когда видишь будущее. Да и вообще отвыкаешь общаться с людьми, когда большую часть времени тебя окружают травы, карты, да свечи.

По середине комнаты, которая занимала весь первый этаж, стоял желтый диван, а на нем в хаотичном порядке валялись подушка ярких цветов: красные, зеленые, оранжевые. Рядом с диваном расположился столик, где тоже хаотично лежали вещи. Там были разные скрутки трав, колоды карт, свечки разных цветов, камни и минералы, рассыпанные из мешочков и венец всей красоты — хрустальный шар, обмотанный в бархатную ткань внизу.

Энергия эфира сделала Камиллу настоящей предсказательницей, провидицей.

Ее посещали видения, иногда она их помнила, иногда нет. Какие-то картины будущего ей снились, какие-то она проговаривала другим людям в туманном забытии, а какие-то рисовала либо записывала в виде стихов. Именно видения посещали не так часто, как хотелось бы, иногда два за день, а потом тишина на год-два.

Именно поэтому на столе и валялся всякий хлам. Если сильно захотеть варианты развития будущего можно увидеть через шар, в дыму благовоний, на картах, кидая кости или измельчая кристаллы.

Смуглая и милая шатенка любила узнать всякие мелочи: кто придет в гости, кому принадлежит чье-либо сердце, какая новость обрадует, а какая огорчит, куда рыба нереститься отправиться, и где самые ароматные травы.

Но она давно не задавала ни картам, ни костям никому либо еще один вопрос: «Когда к ней в гости придет старая подруга».

Сначала она спрашивала по 3 раз в день, вопрошала, что должна сделать, как повлиять. Но карты играли с ней, а в тумане благовоний, слышала лишь всхлипы и горькие страдания. Так и оставила вопрос на самотек. Она предлагала первое время каждый день свою помощь. Но Леда не приходила.

Наверное, в этом она и сама виновата. Тогда прошло всего полгода после пропажи Софоса. Для их возраста это же буквально вчера. И что-то дернуло же ее сказать: «Потерпи, пройдет отболит».

Леда знала в глубине души, что боль притупляется, проходит, а раны заживают, даже самые тяжелые — душевные. Но в разгар отчаяния слышать, что некогда самый дорогой человек на планете будет уже не так важен, что его утрата больше не будет так сильна…

Она накричала на подругу, наговорила много гадостей, что Камилла ничего не понимает, ведь она то ни с кем не связала себя постоянными отношениями. Все было для нее как она говорила мед, для сладости души. Не вечное, проходящее. Ничто не вечно — истина и то в чем, Камилла была всегда уверена.

Камилла быстренько бегала по кухне, ее руки летали над столом, баночки с травами открывались, закрывались. Где-то просыпалась корица, ой, упала ложка тимьяна. Весь бардак она потом уберет. Когда-нибудь.

В старый большой пузатый медный чайник созидательница накидала смесь разных трав, залила горячей водой, прошептала какие-то слова благодарности. Нет, не молитву. Камилла верила, что нужно благодарить Жизнь, просить у нее и не стесняться в словах, ни тогда, когда завариваешь чай или готовишь есть, ни тогда, когда общаешься с дорогими людьми. Она была прямолинейна и от нее всегда веяло теплом. В ее присутствии как будто изнутри одеялом укрыли. Тепло, будто руки родной матери гладили по голове.

Шатенка поставила чайник на середину столика около дивана и плюхнулась сама. Камилла повела рукой слегка над столом и одна из скруток задымилась и полетела по первому этажу дома.

Леда молчала, пока чай не заварился и не оказался в ее кружке. Эта традиция всегда была в доме провидицы. Надо сделать первый глоток чая и потом уже выкладывать, все что наболело в душе.

Леда выложила все, что произошло у Нереуса, периодически, сама, не веря, что рассказывает. Как можно было не замечать.

— Ну, честно, я сама не прям так уж знала, — подала голос Камилла. — В начале самом, когда мы все познакомились, начали общаться, то да. Были какие-то догадки. Я раскладывала даже на вас, посмотреть его мотивы. Видела влюбленность, но потом больше ничего не замечала и как-то, знаешь, решила, что прошло. Знаешь ведь, как бывает с влюбленностью. Сначала, кажется, ни дать, ни взять, не пройдет. А потом понимаешь, что не так уж и надо. И в конце концов, суть только в том, что вы многое вместе прошли, и все чувства, которые остались — лишь дружба, нежность и преданность. Я не знала, что это прям вот ТАК! — она развела руками, а потом резко сложила их на груди. Резкая жестикуляция всегда сопровождала ее речь.

— Я не знаю, что делать. Я бы хотела сделать вид, что ничего не было. Но он ведь сказал, что не жалеет о своих словах или поступке. От не отстанет. Его не устраивает быть в роли друга. И знаешь… Я понимаю, с одной стороны. Но ведь если у меня нет подобного желания, почему бы не оставить меня в покое. Ты знаешь, его словах было обещание не дать мне спокойно жить, что сделает все, чтоб я была с ним. В какой-то момент я испугалась как птица, которую поймал птицелов с обещанием закрыть в клетке.

Камилла отпила чай и молча смотрела на Леду. Да и что тут сказать?

— Разложишь мне?

— Я уж думала и не спросишь. — На лице Камиллы показалась загадочная улыбка и голова отклонилась чуть вбок.

— Видимо время правда пришло. Я хочу понять, как мне узнать, что произошло с Софосом, где он. И… Что происходит в мире. Его эфир все чаще и чаще меня приводит в Фавион. Где-то происходят бедствия, чьи-то смерти и… мне кажется, они все связаны.

Провидица достала одну из колод карт из кармана юбки и начала тасовать, ловко мешая карты, перебирая руками. Леда не успевала следить за движением ее пальцев. Карты и пальцы двигались со скоростью ветра.

Камилла начала доставать по одной карте. На них были акварельные, чуть размытые изображения. Когда-то провидица сама нарисовала эти карты и такой колоды ни у кого не было. По подобию ее других карт много людей перерисовывали, баловались гаданием. Но эта колода принадлежала только ей.

Зрачки гадающей расширились, она помахала ладонью от карт к себе и вдохнула.

— Пахнешь песком, — неожиданно выдала она.

— Морским? — Леда недоуменно стала нюхать свои волосы.

— Нет, старым.

— И что это значит? — гостья нахмурилась, она не всегда понимала, о чем говорит Камилла.

— Так, так, так. — Собеседница проводила рукой по картам, внимательно вглядываясь в уже расплывшееся рисунки на желтой бумаге. — Вижу путь, дорогу, которая ведет тебя, будет шанс узнать тайну. Настоящее пересечётся с прошлым. Тайна будет открыта…но… при каких обстоятельствах? — Камилла достала еще три карты. — Очень странно. Тебя будет тянуть куда-то, надо идти туда, куда зовут.

— Я и так уже хожу, ничего не понимаю. — Леда спрятала лицо в коленях, которые подтянула к себе.

— Да помолчи ты, — наморщила недовольно нос провидица. — Будет кто-то мешать один, тайны разгадать, и союзники будут.

— Нереус — союзник?

— Не вижу, не понимаю.

Тут Камилла резко собрала карты, махнула рукой, зажигая свечи на столе и по всему дому. Оказывается, они у нее в каждом уголке запрятаны. Девушка достала из мешочков камни, обсыпала ими стол. Там была бирюза, яшма, сердолик, даже изумруд и сапфир, немного оникса. Девушка приникла руками к хрустальному шару и смотрела, не отрывая глаз.

— Ну? — прошептала Леда.

— Кварц дай сюда свой! Быстро! — протянула назад руку шатенка, не отрываясь взглядом от шара.

Леда сняла золотую цепочку, на которой закреплен был закреплен розовый камень в форме идеального шара. Камилла принялась перекатывать кулон в руках, потом прислонила к шару. И обреченно выдохнула.

— Ничего. Наоборот туманнее стало.

Она села и протянула кулон Леде. Гостья забрала кулон, и в момент, когда ее пальцы соприкоснулись со смуглой кожей, прошел как будто электрический разряд, в нос прорицательнице ударил морской запах, запах старого песка, забродившего вина и странные крики, как будто с рынка.

— Ты что-то увидела?

— Да… Но слишком быстро. Картинки меньше чем на секунду показывались, быстро сменяли друг друга. Так, так.

Камилла встала, заходила туда-сюда по комнате и вдруг резко начала собирать свечки, камни, карты, прихватила книгу.

— Нужно взять чай мой любимый, там его нет!

— Где там?

— Я с тобой отправляюсь.

— Куда? Я никуда не собиралась.

— Собиралась, но что-то помешало тебе, твоя же неуверенность и тоска. Я поняла, мы пойдем в Фавион. Одна ты точно не решишься. А я только за то, чтоб с тобой проветриться.

— Как это мне поможет?

— Я не знаю, Леда, — сказала шатенка серьезно, вдруг остановившись напротив Леды, взяла ее руки в свои. — Но, ты уже пятьдесят лет что-то делаешь и ни к чему не пришла. Я не буду говорить давай живи дальше и забудь. Но двигаться вперед надо. Все, что я поняла, это нужно отправиться в мир людей. Идти по Зову эфира Софоса, делать то, что делал он когда-то. Помогать людям разбираться в запутанных историях, сосредоточиться на этом. И тебе нужно, чтоб была хоть какая-то цель. Помнишь, что ты однажды мне сказала? Принять судьбу — не значит ничего не делать. Принять — значит понять к чему вывела тебя ситуация и что нужно ДЕЛАТЬ дальше. Бороться, идти. Нити судьбы определяют направление, но только мы можем пройти по этому пути. Твои слова, разве нет?

— Да. Я помню…

— Тогда бери себя в руки, сейчас я соберу вещи, мы заглянем к тебе, потом забежим к вам и отправимся.

— Очередное приключение? — На лице Леды появилась кривая ухмылка, которая всегда образовывалась от нового и неизведанного. В глазах появился отголосок старого блеска.

— Из которого дай нам Жизнь выбраться живыми.

— Мы же созидатели.

— Ты же знаешь мой девиз! — слегка хлопнула ее Камилла по руке.

— Нет ничего вечного.

— Точно!

Камилла собрала три огромных сумки, уменьшила их временно до размеров мешочков на поясе, погасила свет в доме, прошептала слова благодарности и выстроила защитный щит, чтоб никто не проник в дом. Гести грустно покачнулся, понимая приказ хозяйки и встал невидимым щитом по периметру.

Созидательницы перенеслись в дом Леды и Софоса. Он был построен в три этажа на берегу моря в скале и состоял из светлых стен, окон, выходивших на море и воспоминаний, тревожащих душу.

Леда затаив дыхание зашла туда, и стараясь не обращать внимания на вещи, не глядеть на знакомые стены быстро собрала часть одежды, часть книг своих и Софоса. Забрала его лиру зачем-то и домино. Она почти не дышала, когда перебирала вещи в его кабинете.

После сборов они зашли в отдельный дом Леды, часть вещей она оттуда еще забрала, а Камилла ей помогла уменьшить сумки до размера поясных мешочков.

Девушки перенеслись к воротам столицы Фавион и вошли в город. До рассвета оставалось еще два часа.

***

На Заре Зарождения

Они шли по кипарисовому лесу в тишине. Дорога была сухой и пыльной, ноги путников стали очень быстро грязным. Легкий ветер колыхал деревья, но не спасал путников от палящего солнца.

Леда периодически рассматривала спутника, пытаясь догадаться откуда такие развитые мышцы и как математик из академии научился ловить рыбу. Что привело его в таки далекие края, зачем школа рыболовов нужна? Может он ищет кого-то?

Эти вопросы витали в голове юной любопытной девушки, но задавать она их не осмеливалась. Во-первых, сам захочет расскажет. Во-вторых, Леда действительно верила, как все жрицы храмов в то, что судьбу плетут Парки. И если они спрядут их разговор, где Софос все рассказывает, так зачем лишний раз напрягать его.

— Нужно придумать какую-нибудь легенду нам, — неожиданно произнес брюнет.

— Зачем?

— Ты молодая, незамужняя девушка. Сопровождаешь мужчину. Я не очень хочу, чтоб шептались, ведь ты мне помогаешь. Нужно тебе сохранить репутацию. Может сказать, что я твой брат или родственник и…

Его оборвал звонких смех, Леда покачала головой и посмотрела на него непонимающе.

— Ты не похож на меня, даже если я насыплю на свои волосы угля. Мы скажем правду. Что ты заблудился, а я орудие в руках Жизни, посланное на помощь. И что потом ты вернешь меня в храм.

— Звучит очень странно.

— Ничего не странно. Ну, если так хочешь что-нибудь придумать… Можно сказать, что попросил в храме сопровождающего по Рокиносу. Мы ведь иногда покидаем храм, ездим с проповедями или музыкальными выступлениями. Я бывала иногда в деревнях и поселках. Так что — я твоя сопровождающая. Зачем лишнее придумывать?

— Люди могут подумать о чем-нибудь компрометирующим, не особо хочется, чтоб твоя репутация пострадала. Насколько я знаю, не все жрицы остаются в храме всю жизнь. Ты еще сможешь замуж выйти, будет не очень если будут ходить некрасивые слухи.

— Хиииии! — протянула Леда и подняла брови. — Ты слишком много беспокоишься. Может ты боишься за свою репутацию? Неужели откуда ты родом, мужчины должны быть чисты до супружества?

— Вовсе нет. А вот женщины — да.

— Какое двуличие. А в чем разница? И как это возможно? Если свободный мужчина с кем-то проводит ночи и это нормально, а для девушки нет. То, с кем тогда проводят ночи мужчины? Тоже с мужчинами, чтоб не компрометировать женщин?

— Есть женщины, которые не живут по правилам и традициям, они соглашаются…

— И только с ними проводите ночи? — перебила Леда. — Тогда получается все свободные мужчины спят только с одними и теми же женщинами?

— Да нет же. Ты опять ничего не поняла!

— Все я прекрасно поняла. Что люди с тех краев некрасиво относятся к женщинам, бесчестно!

— О всевышние ветра… Ладно, каждый останется при своем мнении. Раз тебя не заботит репутация, я не буду о ней беспокоиться.

— Моя репутация — это мои мысли, поступки. Действовать по совести нужно, не причинять вред умышленно другому. А то, с кем делю ложе никак не относится к категории плохо или к тому, что может повлиять на репутацию.

— Хорошо, обычаи в деревне другие. Но в храм то потом как вернешься?

— Ну, скажу правду.

— То есть вас не выгоняют?

— Ты что⁈ За что могут выгнать? Да, в храмах действительно много дев, это определенная каста, которая выполняет ритуалы, которые уже недоступны тем, кто был с мужчиной. Некоторые всю жизнь в ней остаются. Но среди нас есть разные женщины. Те, у кого умер муж, те, кого бросили и оставили, те, кто попадали в беду. Ну сам понимаешь.

— Понимаю.

— Так вот. А есть те, кто встречался иногда с кем-то или встречается. Не сказать, что мы радуемся этому. Уйти за мужчиной лучше, если он женится на тебе. Но ситуации всякие бывают, есть те, кто просто уходит, а потом возвращается. Ну не получилось у них. У них просто меняются обязанности. Это другой круг и все. Есть и те… кто ходит на свидания. На самом деле мы не одобряем это. Ну чисто морально. Жалко же девушку. Если уж встретила любовь или еще как повернулась твоя судьба, то лучше покинуть храм. Тяжело на двух стульях усидеть. Все же понимают, если ты остаешься в храме и бегаешь на свидания, то… несерьезно оно все. Закончиться. Конечно, мы не осуждаем. Стараемся. Ведь значит для нее такое сплели Парки… — У нее появилась ехидная улыбка, она уже заметила, как Софоса раздражает все это связанное Парками, судьбой. — Так вот, мы не осуждаем. Но все же в глубине души понимаем, к чему, возможно, это приведет. И жалеем. Жизнь бывает разная. И как я сказала тогда, на берегу, если мы принимаем, это не означает, что перестаем страдать.

Дальше они шли опять молча. Мужчина обдумывал всё, что она сказала. Был какой-то в этом смысл.

— А у вас действительно осуждают, если девушка как ты сказал была скомпрометирована? — после раздумий спросила девушка.

— Считается, что связь должна быть в супружестве только. Женщину без супружества осуждают, не уважают.

— А мужчину нет, значит?

— Мужчина — это мужчина.

— И что значит⁈ — она уперла руки в бока, продолжив идти. Смотрелось странно, конечно. — По какому это поверью так сказано? Какой-то один недоумок придумал и все подхватили. Неужели, ваши женщины не бунтуют?

— Бунтуют? Женщины? Каким образом?

— Они могут все в храмы уйти и оставить вас, одних одинешенек! Вот так-то!

— В моих краях люди не такие верующие.

— Эх! Бедняжки. — Она действительно грустно это произнесла, искренне. Какие культурные различия!

— А мужчины служат в храме? — спросил Софос

— В нашем конкретно нет. У нас есть мальчики — сыновья жриц, но когда они вырастают, то покидают храм. Но они могут навещать свою мать. Есть мужские храмы, есть смешанные. Я, правда, конкретно их порядков не знаю, как там устроено все: обязанности, деления половин. Но если между служителями вспыхивает искра, обычно их женят, и они уходят строить свою жизнь. На двух стульях не усидишь, повторюсь. Ты либо служишь храму, либо своим планам.

— Интересно.

— Сколько тебе лет? — вдруг неожиданно спросила Леда

— Двадцать три. А тебе? Семнадцать?

— Восемнадцать.

— Когда я тебя увидел на берегу вообще решил меньше.

— Так, кто пытается понять возраст по человеку без сознания? Да еще по девушке без сил с мокрыми волосами, которая дня три не ела. Ну ты странный.

Софос возвел глаза к небу, неужели в этих краях все такие прямолинейные?

— А твои родители? Они… живы? — аккуратно поинтересовалась она.

— Нет.

— А! — поняв какую-то истину, воскликнула девушка. — Значит ты коренной житель тех мест, откуда ты.

— Нет. Мать была осюда. Отец ее нашел у вас на острове. Она уехала с ним. Так что я почти долгожитель как вы. По матери.

— О! — понимающе закивала Леда. — Ну, ты проживешь столько сколько и мы. Если тебя только отец разбавил. У нас есть смешанных кровей в этих землях. Но их мало.

— А сколько вы живете, примерно? До меня доходили слухи, что лет сто.

— Ну, это худший случай, если пить вино каждый день, не поддерживать гигиену, есть протухшую рыбу, много волноваться и…

— Я понял, вести не здоровый образ жизни.

— Верно. А так обычно двести — двести пятьдесят лет.

Глаза мужчины блеснули любопытством.

— А как это сказывается на теле? Как вы взрослеете?

— До двадцати пяти как обычные люди. А дальше замедляется процесс старения. Если сравнивать с вами… то, наверное, в восемьдесят лет мы становимся как вы в сорок. Детей, обычно заводят в промежуток между двадцатью пятьи и восьмидестью годами. И уже после ста лет по-разному. Кто-то выглядит на шестьдесят и долго так ходит, кто-то сразу быстро становится стариком. Тут уже как таковых правил нет. Зависит от образа жизни. Но здоровье наше покрепче.

Леда смотрела внимательно на мужчину. На языке вертелось много вопросов. Почему его мать умерла, от чего? Что ищет в этих краях? Родственников, наверное.

Они шли по густому лесу из высоких кепарисов. Тени деревьев спасали путников от палящего солнца, но было все равно очень жарко. Губы пересохли. Сколько они уже так шли? Три часа, четыре?

Софос достал из корзины бутыль с водой и протянул блондинке.

— Спасибо.

— Только оставь еще на весь день. На завтра будет вторая бутылка.

— Мы наберем в деревне. К вечеру должны дойти до деревни Николаса. Там заночуем.

— Это хорошо. Что же ты раньше не сказала? Я уже думал, придется ночевать среди деревьев.

— Мы бы все равно дошли, и ты бы узнал.

Мужчина напряженно сжал губы и почти зарычал. Он готов был накричать на нее за это все — «Зачем говорить, если в конце узнаем», «Зачем что-то лишнее делать, Парки прядут судьбу», «Ничего не изменится, если лишний раз будем думать».

Странный звук раздался среди привычных звуков леса. Фырканье. Путники оглянулись. В двадцати метрах от них находились маленькие кабанята. Но злое фырканье раздавалось из другого места. Они оглянулись влево и увидели, как на них несся разъяренный кабан. Размером с лошадь, подумал Софос, откуда здесь такие?

— Бежим! Вперед!

Он с силой толкнул вперед девушку, и они побежали. Не смотря тонкое строение тела, Леда бежала, не отставая, даже обгоняя. И именно в тот момент, когда она оказалась на шаг впереди упала в яму. Софос резко остановился. Нужно быстро принимать решение. В яме кабан не достанет их. Но если они там вдвоем окажутся, то неизвестно, как им выбираться. Яма выше человеческого роста. Он резко свернул вправо и побежал, уводя за собой зверя.

Леда села прислонившись к земле, выравнивая дыхание. Посмотрела вверх. Кажется, кабан убежал. А куда делся ее спутник? Бросил что ли или нет? Она хмыкнула, потерла глаза и наклонила голову назад. Раз — два- три — четыре. Раз-два- три- четыре. Вдох-выдох, вдох- выдох. Медитация — один из инструментов, которому учат в храмах в первую очередь. Если не знаешь, что делать успокой себя, прими настоящее.

Где-то около часа спустя сверху ее окликнули.

— Леда, ты живая?

Девушка открыла глаза посмотрела на Софоса у края ямы и кивнула. Он кинул ей веревку.

— Сможешь подняться?

— Не знаю, — совершенно спокойно ответила она. — Может быть.

Она начала цепляться за жесткую веревку, помогая себе ногами. Нити натирали кожу, заставляя ее гореть. Но она карабкалась вверх. Там мужчина уже начал подтягивать ее, и почти уже у верха ямы схватил за руки и вытянул полностью.

Двое сидели, тяжело дыша спиной друг к другу. Брюнет резко повернулся и развернул девушку к себе.

— Что ты там делала целый час? Я не заметил следов, чтоб ты пыталась карабкаться. Ты что, уснула?

— Я медитировала, — недоуменно пояснила Леда, неужели не понятно, что она делала, как ребенку приходится все объяснять.

— Ты что, не пыталась выбраться даже? Ты чем занималась вообще? Принимала свою судьбу? А если бы я не вернулся, ты могла умереть от голода.

— Ты же вернулся.

— На твое счастье! Я понимаю, что выбраться одной очень сложно. Но нет, действительно? Ты просто спокойно села и не двигалась?

— Я успокаивала свой разум.

— Ведь если Парки спрядут твое спасение, то зачем лишний раз воздух тратить, верно?

— О, ты быстро учишься! Все правильно, — хихикнула она.

— Ну, надо же! Я с тобой пол дня, а уже повторил твою фразу. Неудивительно, что ты веришь во все это. Если ты в храме живешь, то уже много лет слышишь такое каждый день.

Леда слабо улыбнулась и тут же спросила:

— А куда делся кабан?

— Я отбежал далеко, забрался на дерево и переждал. Это кабаниха. Она увела детенышей с этой поляны. Я проследил и вернулся за тобой. Не хочешь сказать спасибо, что не бросил.

— Оу, да. Спасибо!

Она слегка приобняла его, отчего Софос на мгновение замер, но она тут же отпрянула, и они пошли дальше.