11

Он увидел их чемпиона в инфернальном тумане. Шесть Адских Гончих — не кровавых воинов, просто закрепощенных солдат — пали от меча Ардантеса. Это было совсем не изящно.

Мясник убил двоих, упиваясь их болью в стремлении насытить жажду наруча, хотя бы на несколько секунд. Враждебные культисты гибли целыми группами, но для Безупречного они были словно насекомые. Ему был нужен Меганон.

Когда он оказался перед кхорнатским военным предводителем, оказалось, что не он один испытывал эти чувства.

С пояса Меганона свисало множество черепов, очищенных от плоти и отполированных. Он вынул из креплений двухклинковую глефу и взял ее в обе руки. Их покрывали отметины об убийствах; некоторые были выжжены кислотной кровью ксеносов, другие представляли собой рваные порезы от легионерских гладиев.

— Жатва во имя Кхарнета! Во имя Кхорна! Во имя Пожирателя миров!

Он ударил рукоятью оружия по закованной в броню груди. Пластины блестели, словно облитые кровью. Из налокотной и наплечной брони выдавались шипы, похожие на собачьи клыки. Два загнутых вниз рога на его шлеме обрамляли маску в виде оскалившейся песьей морды.

— Смерть почитателям Слаанеш! Смерть порождениям порока и плотской развращенности!

Мясник зашевелился, но Ардантес сковал его мысленными цепями. На этот раз цель принадлежала только ему. Его братья были мертвы. Безупречным и их воинству почти пришел конец. Единственное, что теперь оставалось — это совершенное убийство, и здесь его ждало испытание против одного из самых опасных головорезов Хаоса.

Культисты с обеих сторон расступились, окружая приближающихся друг к другу воинов, словно догадались, что сейчас чемпионы вступят в бой.

Ардантес почувствовал, как ускоряется его пульс, как сдвоенно бьются сердца его траснчеловеческого организма, подготавливающего его к схватке.

Меганон пустился в бег. Он был массивен, и пригнувшись, несся вперед как таран. Он и раньше использовал против врагов тактику грубого боя.

— Твоя шея — мой…

Удар меча по горлу не дал ему закончить клятву. Оставив глефу в одной руке, он прижал другую к фонтанирующей артерии на шее.

— Помолчи!

Ардантес в последний момент ускользнул в сторону от убийственного выпада. Однако ему вскоре пришлось оставить высокомерное поведение — когда Меганон отбросил оружие и ударил чемпиона кулаком в плечо.

Наплечник раскололся от этой титанической, устрашающей силы, и ключица Ардантеса треснула. Он пошатнулся, не готовый к столь яростной силе.

Порез Меганона уже закрывался, так что он позволил крови литься и обрушил окровавленную руку на шею Ардантеса, не обращая внимания на меч, пронзивший плоть его торса. Та была жесткой, даже твердой, и по тому, как она ощущалась, Ардантесу было ясно, что рана не убьет. Она даже не ослабит.

Мощный, словно бык, Меганон вогнал погруженный в него меч еще глубже, зажав его в себе. Меч оказался заблокирован хрящами, лишив Ардантеса возможности отступить. Два молотоподобных кулака сломали кость и заставил его закричать от удовольствия-боли. Он выпустил меч из рук, уклонился от тяжелого кросса, после чего вытянул ладонь в подобие кинжала и ткнул ей в шею Меганона. Повредившая артерию рана вновь открылась, и кхорнатский чемпион закашлялся, попятившись назад. Мясник метался, рычал, требуя освободить его, но Ардантес не собирался этого делать.

«Из нас я — совершенная половина. Я сам с этим покончу».

Привязанное к его бедру дополнительное оружие, спата с коротким лезвием, сменило меч в руке Ардантеса. Быстро оправившись, Меганон приблизился к нему. Он был борцом, привыкшим к ближнему бою. Широко разведя руки, он попытался взять противника в медвежий захват; мускулы в его руках переломают ребра и сокрушат позвоночник, а потом зубы, заточенные треугольниками, вопьются в плоть.

Ардантес увидел все это прежде, чем это произошло. Он был оглушен, едва стоял на ногах, отчаянно пытался собраться с силами, был уверен, что некоторые из его повреждений угрожали жизни, и знал, что не сможет избежать атаки. И потому он раскрылся ей.

Он развернул спату так, чтобы она смотрела вниз, сжал в ладони навершие эфеса и с воплем бросился на Меганона. Меч вошел в плоть, в то время как кхорнатский чемпион обхватил его руками. Они тисками сдавили его, ломая и кроша кости, и глаза заволокло красным туманом. Ардантес сосредоточил внимание на спате, вогнал ее глубже, почувствовал, как горячая жизненная влага рьяно льется на его грудь и на грудь его врага.

Ардантес вновь взревел — то был протяжный вой исступленной агонии — и Мясник взревел вместе с ним. Два голоса, чудовища и ангела, объединились в последнем, возвещающем смерть крике, когда спата дернулась, а потом стремительно скользнула вверх, через ключицу Меганона, и в конце концов пробилась сквозь макушку его черепа, словно пика.

Он вздрогнул — этот собиратель голов, этот проклятый воин, пресмыкающийся у подножия медно-железного трона Кровавого бога. Давление ослабло. Меганон выпустил его из хватки. Ардантес упал — у него было сломано несколько костей.

Он просто лежал и ждал, пока какой-нибудь жалкий культист не добьет его, неистовствуя из-за унизительности своего положения, но будучи не в силах озвучить свою ярость.

Со временем его тело регенерировало бы, но это происходило слишком медленно, недопустимо медленно.

Чьи-то грубые руки схватили начинавшего терять сознание Ардантеса за плечи и потащили. Мясник, запертый в самом темном углу его души, бился в ярости. Когда грозила опасность, инстинкты зверя работали безошибочно. Это было не спасение — это было возмездие.

Забвение бронированным кулаком обрушилось на Ардантеса, но прежде, чем сдаться тьме, он все же успел напоследок прошептать:

— Лефурион был прав… Мне следовало убить тебя, брат…

Загрузка...