Мир, в котором они обосновались, напоминал родной мир Терезы, только был обширнее, удобнее для жизни, одарен богатыми ресурсами и невероятно разнообразной биологией. Их любовь, многогранная и глубокая, не поддавалась измерению. И дети у них получались такие необычные, такие разные!
Плавающая справедливость торжествовала. Самый никчемный и жалкий человек вселенной заполучил Совершенное создание. Равновесие восстановлено, но почему тогда плавающая справедливость усмехается? И почему у этой истории рыбный привкус, даже у справедливости, которая плавает? Но поверьте, это не подвох. Их жизнь не была ущербной. Скорее, наоборот-их окружало изобилие, которое невозможно охватить. То есть, именно то, что подходило Питеру Фини как никому другому, — по версии Плавающей справедливости.
Но после большого уравновешивания всегда следует небольшая коррекция. Соразмерность должна быть установлена во всем — в том числе, и в счастье. Об этом нам шепчет древний Внутренний океан, и его соленые шутки надо воспринимать с горьким юмором.
Дети такие необычные и разные — и их так много! Ни одну пару на свете природа не осчастливила таким разнообразием детей. Одни скакали по холмам и скалам позади Питера, другие плескались в раскинувшемся перед ним океане.
Закончив возиться на пристани, Питер свистом позвал морских детей. Взорвав гладь воды, они плеснули хвостами и устремились к нему. Как же их много — и все такие складные!
— Свистни четверых к обеду! — крикнула Тереза. Питер
повиновался. То, как они поступали с детьми, было не то чтобы неприятно. Но не этого он ожидал. Хотя для них с Терезой все еще были открыты любые перспективы.
— Вот бы у нас появился человеческий ребенок, — говорила она. — В конце концов, у мамы была я. Человеческие малыши и дети-рыбы любят играть вместе. И еще он бы лазал по скалам вместе с детьми-троллями Грола. То есть, связал бы воедино всю нашу семью. Я знаю, ты тоже об этом думаешь, Питер. Поглядим, что получится в следующее оплодотворение икры.
Питер Фини смотрел на своих детей в волнах океана и на детей, карабкающихся по скалам, и чувствовал невольную гордость. Легко полюбить детей-рыб и детей-троллей, если они — плод твоих чресл. К тому же, оставалась надежда, — а она, как известно, умирает последней, — что когда-нибудь появятся дети, подобные Питеру. Но от этого его любовь к нынешнему потомству не становилась меньше.
Подплыли четверо детей, которых он позвал.
— Они такие чудесные! — сказала Тереза. — Зажарь их, Питер.
И взял он чудесных детей-рыб, вышедших из воды, и начал готовить к жарке.
Он долго не мог к этому привыкнуть. Но когда у тебя так много детей — больше десяти тысяч, и становится все больше и больше — и все они такие складные, и, вдобавок, плоть от плоти твоей…
Питер Фини укладывал детей-рыб на сковороду, и его переполняли противоречивые чувства. Соленые слезы струились по его сияющему лицу, падали в волны и сливались с соленой водой океана.