Сошествие ночи

— О чем вы говорите? — поинтересовался Фонтейн и брови МакКвин поднялись от искреннего удивления в его голосе.

— Помилуйте, гражданин комиссар, — сказала она. — Не стану прикидываться, что была счастлива узнать, что Сен-Жюст дал вам полномочия работать против меня, однако я решила, что не должна считать это личным делом. Хотя при сложившихся обстоятельствах для вас едва ли необходимо пытаться притворяться, что он этого не делал.

— Но он... — начал было Фонтейн, но оборвал себя. Он несколько секунд созерцал МакКвин, затем без малейшего веселья рассмеялся.

— Не знаю, почему вы считаете, что Оскар собирался ликвидировать вас в ближайшее время, — сказал он ей, затем взмахнул рукой в воздухе, увидев недоверие на её лице. — О, я не утверждаю, что он не решил, что вас следует устранить, гражданка секретарь. Я всего лишь говорю, что всё, что мы с ним обсуждали, находилось на очень предварительном этапе. На, э-э, стадии сбора доказательств, можно сказать. На самом деле я получил инструкции не предпринимать против вас никаких других шагов без его особого дозволения, поскольку гражданин Председатель не дал ему полномочий действовать.

Настала очередь удивляться МакКвин. Почти против своего желания она обнаружила, что на самом деле верит Фонтейну, и сама рассмеялась.

— Всё было бы намного проще, если бы вы могли сказать мне то, что сказали сейчас, гражданин комиссар, — затем сказала она. — Если бы у меня было ещё две недели на подготовку, то Сен-Жюст даже не понял бы, что по нему ударило, а тем более не имел бы времени на ответ! Тем не менее, я полагаю, всё хорошо, что хорошо кончается.

— Я всё ещё полагаю, что поздравлять вас с победой может быть несколько преждевременно, — произнес Фонтейн. — С другой стороны, вы правы насчёт неудачи Оскара в быстрой ликвидации вашего маленького восстания. И если остальная часть Комитета действительно у вас в кармане, то, думаю, есть шансы на то, что вы действительно в конце концов победите. Полагаю, что не слишком потеряю в ваших глазах, если признаю, что хотел бы остаться в живых, а не погибнуть гордой, но бесполезной смертью. Я не думаю, что вы станете соблазнять меня предложениями высокого поста при новом режиме, чтобы я перешел на другую сторону, так ведь?

— Могу, если вам будет так угодно, — ответила МакКвин. — Разумеется, вы не настолько глупы, чтобы поверить мне, если я так поступлю. Нет, гражданин комиссар. Я не думаю, что настолько доверяю вашей алчности, чтобы пытаться подкупить вас предложением положения, с которого вы в свою очередь сможете интриговать против меня. Я предлагаю вам шанс формально перейти на нашу сторону с пониманием того, что затем вам будет обеспечена возможность тихого и незаметного ухода в отставку на какую-нибудь тихую планету Солнечной Лиги по вашему выбору, с приятной пенсией, припрятанной в каком-нибудь банке Лиги. Я думаю, что вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы быть уверенным, что я сдержу своё слово насчет позволения вам уйти в отставку... если вы действительно отойдёте от дел. И что если вы не угомонитесь, я не стану повторять ошибку Сен-Жюста и оставлять вас в живых, чтобы вы создали мне проблемы в будущем.

Она мило улыбнулась своему народному комиссару и, как будто против своей воли, Фонтейн улыбнулся в ответ.

— Подобная искренность скорее бодрит, — заметил он. — И полагаю, что могу с полным основанием убедить себя, что предоставление вам моей публичной поддержки в действительности является моим долгом на том основании, что всё, способствующее скорейшему завершению противостояния, уменьшит и количество жертв среди мирного населения и вероятность длительной нестабильности для того режима, который придет на смену гражданину Председателю Пьеру.

— Так вы поддержите публично мою власть? — надавила МакКвин.

— Давайте скажем, что я склоняюсь к этому решению. Я, однако, хотел бы сперва получить возможность переговорить с членами Комитета, являющимися в настоящее время вашими... гостями. И чтобы удостовериться, что они действительно являются вашими гостями, а также что вы, э-э, не преувеличиваете степень поддержки, которую они вам оказывают.

— Полагаю, это можно устроить, гражданин комиссар.

Эстер МакКвин вернулась в Операционный Зал. Букато оторвался от разговора с капитаном Рубиным и генералом Конфлансом и собирался было подойти к ней, однако она взмахом руки предложила ему вернуться к беседе. Было похоже, что они обсуждали нечто важное и, как бы ни были хороши её новости, они подождут.

Она сложила руки за спиной и повернулась к видеомониторам, демонстрирующим дым и пламя, усеивающие окрестности Октагона. В жилых башнях вне пределов защитного периметра зажигались огни и она покачала головой.

“Только взгляните на это, — думала она. — Меньше чем в трех километрах идет чёртова война и готова спорить, что две трети из них сидят и глазеют в окна на то, как мы убиваем друг друга! Как скверно, что обитатели столицы того, что считается цивилизованной звездной нацией, видели столько крови, что даже не убегают в горы, когда она начинает литься вновь”.

Она еще раз покачала головой и посмотрела на красный диск заходящего солнца, опускающегося за вершины башен к западу от Октагона.

“Наверное я должна расценить это как комплимент — своего рода свидетельство их веры в точность наших систем управления огнём! — МакКвин фыркнула. — Они наверное думают, что одна шайка политиканов не хуже другой. Видит Бог, я бы на их месте думала также. Интересно, волнует ли их в действительности, кто из нас одержит верх, или же они предпочли бы, чтобы мы вовсе прикончили друг друга и на этом закончили?”

Она ещё мгновение полюбовалась на заходящее солнце, глубоко вздохнула и оживлённо обернулась к Операционному Залу. Было много дел, которые следовало сделать, и людей, с которыми следовало поговорить и ей ещё следовало многое двести до конца.

“Я действительно ещё в полдень не рассчитывала на это, — сказала она себе. — Но я сделала это и, как бы я ни глушила оптимизм Ивана, на самом деле я считаю, что он прав. Мы сделали ублюдка. Он должен был прикончить нас до наступления темноты, а он этого не смог”.

— Сэр, вас вызывает гражданка генерал Шпеер.

На сей раз Оскар Сен-Жюст даже не откликнулся. Он лишь потянулся и нажал клавишу, принимая вызов.

— Гражданка генерал, — он кивнул женщине на мониторе и та кивнула в ответ.

— Гражданин Председатель, — лицо Сен-Жюста слегка напряглось при первом обращении к нему с этим титулом. В выборе выражений Шпеер скрывалось некое сообщение и он спрашивал себя, не могла бы она быть более права, чем он полагал... или, по крайней мере, желал себе признаться.

“Насколько сильно я хочу получить работу Пьера? Я знаю, что всегда говорил ему, что только сумасшедший может её пожелать, но действительно ли это я имел в виду? Если именно это, то почему я немедленно не связываюсь с МакКвин, пытаясь добиться некоего компромисса, чтобы покончить с этой историей без дальнейших жертв? Месть за Роба это прекрасно и замечательно, но может быть в этом есть и что-то ещё?”

Не то, чтобы это имело какое-то значение.

— Я готова к “Карамболю”, — официально продолжила Шпеер и Сен-Жюст снова кивнул.

— Тогда действуйте, — хладнокровно произнёс он и в пятнадцати километрах от его кабинета гражданка генерал Рэйчел Шпеер в своём командном центре нажала на кнопку. Сигнал от этой кнопки пробежал по защищённой линии связи, о существовании которой вне самого внутреннего круга Госбезопасности никто даже и не подозревал. Он достиг скрытого в подвале Октагона ретранслятора и уже оттуда прыгнул к точке своего назначения.

Ядерное взрывное устройство мощностью пятьдесят килотонн, о существовании которого не знал даже Эразмус Фонтейн, сработало. Октагон, Фонтейн, всё уцелевшие члены Комитета Общественного Спасения, Иван Букато, Эстер МакКвин и весь её штаб превратились в разбухающий в самом сердце Нового Парижа огненный шар.

Полыхнул световой импульс, мгновением спустя сопровождаемый фронтом ударной волны, которая со всей яростью обрушились без всякого предупреждения на башни вокруг Октагона. Многие из их обитателей бежали в предыдущие часы; большая часть осталась. Они попрятались, а башни были более километра в высоту и диаметр в полкилометра. Их масса и габариты казались достаточными, чтобы защитить укрывшихся в их недрах, и так оно и было... пока воюющие стороны ограничивались применением химической взрывчатки.

Они были бессильны укрыть от чудовищного извержения среди них порождённой термоядерной реакцией плазмы и огненный шар гибнущего Октагона окутал их подобно огненному дыханию самого Ада.

По крайней мере эти рукотворные горы керамобетона оказались достаточно прочны и велики для того, чтобы отразить взрыв. Они сработали подобно волнолому, защищая своей гибелью остальной город, и их жертва не была напрасна, поскольку вместе с ними погибли “всего лишь” миллион триста тысяч обитателей Нового Парижа.

Кабинет Оскара Сен-Жюста находился в двух третях города от Октагона и помещался в самом сердце башни. Даже ослепительное сияние ядерного взрыва не могло проникнуть сквозь такую толщу металла и керамобетона, однако всё гигантское здание задрожало как будто в ужасе, когда его достигла ударная волна. Заложенные глубоко под землёй линии связи были полностью защищены от воздействия порождённого взрывом электромагнитного импульса и изображение Рэйчел Шпеер на мониторе Сен-Жюста даже не дрогнуло.

Как и её взор, когда она посмотрела с экрана монитора в глаза Сен-Жюста.

— Срабатывание подтверждено... гражданин Председатель, — тихо произнесла она.