ГЛАВА 9


А посох у него и впрямь очень похож на Рориковский. Только у ведуна стихии… как бы это сказать… без примесей, что ли, а у Симеона воздух ещё и усилен, холодом. Если присмотреться особым зрением, можно разглядеть, как в воздушной жиле посоха мечутся и искрятся снежинки, а время от времени навершие зарастает густой шапкой снега. Морозко, да и только. Вот потому-то старец к Омару безо всякого пиетета отнёсся, поскольку и родной его стихией владеет, и противоположной. Эк он его к ногтю прижал при первой же попытке бузить…

— … учителем твоим стать пока не могу, даже если захочу. Хоть и остался у тебя из Наставников всего один — но восполнять ещё рано, почему — сама со временем поймёшь. За мальца, за Рорика тебе по гроб жизни благодарен буду, потому, как своим поцелуем ты в нём дар разбудила, а то ведь так и помер бы простым ведуном, не узнав, кто он есть на самом деле… Да, сломал бы на тебе Рахимов сын зубы, Ваня. До седых волос дожил, а нас, Обережников, так и не понял…

Он говорит размеренно, с паузами, тщательно взвешивая каждое слово. Я слушаю, затаив дыхание, и даже не смею спросить, а почему, собственно, он меня Ваней назвал. Вроде при нём представили меня совсем по-другому.

— Силой у Обережницы только жизнь отберёшь, но не Дар. А вот по любви, по согласию даст она столько, что не каждому унести. И главное — не убудет от неё, потому что рождена она, чтобы отдавать. Делиться. Любить. Поняла? А проклятье своё ты на ненависти построила, потому оно, хоть и сработало, но чуть тебя не погубило. Рано тебе с такими материями вязаться. Если можешь — не суйся. Вот родишь — многое в тебе на свои места встанет, тогда я к тебе сам приду, и чад твоих поучу ещё. До этого — погоди, не лезь, куда не надо.

Он рассеяно поглаживает посох. Руки у него, хоть и старческие, хоть и обтянуты побелевшей кожей, истончённой, как бумага, но сильные, широкие в запястьях. И ещё замечаю, что кончики пальцев слегка сплющены. У Васюты такие же.

— Свёкра своего не бойсь, он хоть и крут — но и ты не промах. Будет говорить, что ты ихняя — пусть себе говорит на здоровье, но только для себя знай: Обережница ты. Наша. Некромантом или обережником родиться нужно. Вот парни твои — никуда не деться, Тёмные от рождения, а ты, если и подцепила на себя их ауру, так это как женщины мужнин род принимают, так и ты. И чада твои тоже наши, и я на том заседании, где их признавать будут деда своего наследницами, так и скажу: они двум кланам принадлежат, двум! — Он пристукивает посохом, но не сердито, а скорее назидательно. — Ящера, конечно, корёжить начнёт, но против того, что есть, не попрёшь, а на девках и твоя аура, так ведь?

— А на том, кто родится? — подумав, спрашиваю.

Старец усмехается.

— Три клана через это у тебя роднёй будут. Все три. И об том тоже скажу на Совете, чтобы никто только своим дитя не называл. Однако, Ваня, придут скоро братья, так слушай, пока их нет. Первое.

Симеон, пристально вглядевшись, поднимает руку и касается моего лба двумя перстами — в точности, как Егорушка когда-то. Не успеваю опомниться от изумления, как он продолжает:

— Трудно тебе придётся. И рад бы помочь — да нельзя. Но совета моего один раз спросить сможешь. Запомнила? Только один! На пустяки не траться.

— А как… — растерянно начинаю.

— Просто позовёшь. Единожды я с тобой смогу связаться, куда бы тебя ни занесло. Молчи, ни о чём не спрашивай, придёт время — вспомнишь, поймёшь. Второе… — Выцветшие почти белые глаза смотрят в упор. — Каждый день силу на себя тяни, но не из больших источников, а помаленьку, ты так можешь. Много хватанёшь — дитя перекормишь, пойдёт перекос в развитии, мало возьмёшь — недодашь, опять будет плохо. Утром и вечером, каждый день тяни, сама потом научишься меру блюсти. Носить будешь не в пример легче первого раза. Так ведь, Бастиан? — неожиданно окликает он одного из Тёмных рыцарей. — У тебя ведь трое своих? Как твоя жена рожала?

Вздрогнув от неожиданности, рыцарь отвечает:

— Трудно было только с первым, сударь Симеон. С ним… помогли и ему родиться, и жене выжить. Со вторым тяжело пришлось только в первый месяц, потом полегчало. Намного. И роды завершились благополучно.

— Слыхала? — Старец кивает на рыцаря. — А с третьим, поди, как по накатанному прошло. Не все, но есть такие женщины, кто адаптируются. Ты подладишься. Да и ауры некромантовской в том, кто родится, будет только на треть, остальное от папки с мамкой.

— Думаете? — с сомнением отвечаю. Он встаёт.

— И рожать не бойся. Воины, конечно, все богатырями на свет появляются, крупными мальцами, но твои родятся чуток поменьше. Оно и хорошо, тебе легче будет. Одначе, твои уже вертаются, а мне с ними разговоры вести не о чем. Прощай, Ваня. Сказал, что хотел, теперь встретимся не скоро.

Кивнув Тёмным, он уходит в сторону портала. Я в изнеможении обхватываю голову руками. Чтобы ничего не забыть, надо по-быстрому пробежаться по нашему разговору. Значит, силу… два раза в день… и не перекормить… смогу подладиться… Так, уже намного спокойнее, но всё нужно обдумать как следует. И ещё что-то важное промелькнуло в конце.

— Постойте! — бросаю, оказывается, в пустоту, потому что шустрый старец уже далеко, а пускаться вдогонку нет смысла: он же ясно выразился, что сказал всё, что нужно, хватит. Из таких упрямцев лишнего слова клещами не вытянешь. — А что значит — мои родятся чуток поменьше? Мои? Родятся?

Негромко звякает железом. Рыцари вытягиваются по стойке "смирно". Сэр Джонатан, чьи шпоры так предусмотрительно предупреждают о появлении владельца, почтительно склоняется над моей рукой. Но мои телохранители столь чутко реагируют не на него, странствующего паладина, хоть и высшего уровня.

— Насколько я помню, дорогая донна, близнецы рождаются чуть меньше обычных детей. — Дон Теймур благосклонно взирает на меня, заложив большие пальцы за пояс. — Уж вам-то это должно быть известно. Дорогой сын, — это уже подъехавшему на своём диком жеребце Маге, — кажется, тебя можно поздравить, ты смог передать не только ауру.

Мой суженый торопливо спешивается, бросает быстрый взгляд в сторону ушедшего Симеона. Успел увидеть, но не услышать и теперь явно беспокоится.

— Что он ей сказал?

Дон хитро прищуривается.

— Мы ведь только что подошли, поэтому я уловил только последнюю фразу. Бастиан?

— Почтенный старец изволил утешить донну, сообщив, что беременность и роды пройдут благополучно, — сообщает рыцарь. — И так же намекнул, что младенцев мужского пола будет больше одного.

Вот это "больше одного" приводит в восторг всех, кроме меня. Я не понимаю, честное слово, чему тут радоваться. Мага застывает в лёгком остолбенении, пока старший брат, довольный, как слон, не огревает его промеж лопаток, и только тогда расплывается в блаженной улыбке.

— Близнецы?

— Ага! Пацаны! — Николас сияет, как будто сам приложил к сему немалые усилия.

— А… насколько точно?

— Можно, конечно, обратиться и к Акаре, — вмешивается дон, — но прогнозы того интригана, что только что здесь отметился, всегда верны, надо отдать ему должное. Так что, дорогая донна… очень дорогая… позволю себе принять в отношении вас повышенные меры безопасности. Учитывая вашу склонность к авантюрам, я уже всерьёз подумываю, не посадить ли вас под замок на все эти девять месяцев?

— Страждущие помощи прорвутся в окна, — серьёзно говорит сэр Джонатан. — Я бы предложил в качестве места временной изоляции Каэр Кэррол — на ближайшие месяц-другой. Пусть леди придёт в себя после пережитых испытаний, окрепнет — и тогда уже можно будет подумать о переезде в Эль Торрес.

— Это ещё куда? — подаю слабенький голос.

— Резиденция дель Торрес да Гама, — невозмутимо поясняет мой свёкор. — Ваш новый дом, дорогая донна. Обычным ходом отсюда до него три дня пути, но не беспокойтесь, мы создадим наилучшие условия для путешествия. Мои внуки и ваши дети должны жить в родовом гнезде, как и полагается… Донна? — его голос заметно холодеет. — Судя по вашим упрямо сжатым губам, вы чем-то недовольны. Что конкретно вас не устраивает?

Сейчас я напоминаю самой себе Симеона с его манерой подбирать и тщательно взвешивать каждое слово. Но отмолчаться невозможно. Если не выскажусь немедленно — после мне скажут: а где же ты раньше была? Сразу надо было всё говорить, а теперь поздно… Я потираю внезапно пересохшее горло.

— Хотела бы напомнить, дон Теймур, об одном обстоятельстве. — Главное — сдержанность и спокойствие. — У нас с вашим сыном заключено временное соглашение на три месяца, он сообщил вам об этом?

— Да ты что, Ива, — как-то растерянно говорит Мага. — Мы же не знали тогда, что ты беременна…

— Три месяца, Мага. Для улаживания всех этих ваших… формальностей должно хватить. Я обещала быть с тобой всё это время, и я сдержу слово. Но и ты, пожалуйста, сдержи. Через три месяца я считаю себя свободной.

Говорю — и сердце ухает в пропасть. Сейчас можно ожидать всего, что угодно: вспышки гнева, упрёков в неблагодарности, угроз и каких-то воспитательных мер… Вместо этого Мага поспешно отворачивается — с выражением то ли досады, то ли смущения и этим самым сбивает меня с толку. Мне и так стыдно, потому что всё-таки ему и его семье я обязана спасением, но отступить сейчас я не могу. Дон сердито скрещивает руки на груди, Мага порывается что-то сказать, но его прерывает Николас.

— Родственница, да ты с ума сошла! — он не скрывает огорчения. — Будь посерьёзней, мы ж тут не в игрушки играемся, ну, дождёшься ты этой своей свободы — и что ты будешь с ней делать? Куда ты пойдёшь с животом-то? А главное — кто тебя гонит? Мы ж семья, Ива!

Взгляд дона пронизывает меня до костей. Но голос его, как ни странно, мягок и участлив.

— Вы устали, дорогая донна, а в подобном состоянии серьезные вопросы лучше не обсуждать. Отдохните, придите в себя и мы ещё вернёмся в этой теме — если вы, конечно, не передумаете. Не горячитесь.

— Нам пора, Тимур, — напоминает сэр Джонатан. — Скоро начнут. Мои наилучшие пожелания, Иоанна. И… в самом деле, не торопитесь с решениями. В любом случае, Каэр Кэррол вам не миновать, ведь вас там ждут с нетерпением!

И это всё? Разборок не будет?

— Почему? — неожиданно громко спрашиваю, и они с доном, успев за это время отойти на несколько шагов, невольно оборачиваются. — Почему никто из вас не берёт во внимание, что у этого ребёнка, — поправляюсь, — у этих детей есть отец? Что вы со мной обращаетесь, как с какой-то брошенной? Почему никто из вас даже не вспомнил о Васюте? А он, между прочим, должен о них знать, и кому, как не ему, решать, где его детям рождаться и расти!

Сэр Джонатан придерживает дона за локоть и тихо его увещевает.

— Позже, донна, я же сказал — позже, — бросает тот на ходу, не раздражённо, как стоило бы ожидать, а успокаивающе, как будто обращаясь к больной. И эта уступчивость железного дона говорит мне о слишком многом. Как и то, что на все мои резкие упрёки никто не торопится отвечать, будто их и не было. Как и та деликатность, с которой меня подсаживают в седло к сэру Майклу и всячески стараются угодить на всём последующем пути к порталу и к дому. Краем глаза отмечаю, что неподалёку тоже съезжаются всадники и всадницы, но мне не до них: я ухожу в себя.

…Будь Васюта жив — сейчас меня вёз бы не Наставник. Все они — все, кто сейчас смолчал на мои упрёки, все, кто глаза в зале суда отводил — они все что-то знают. Но молчат. Потому что я беременна. Потому что я совсем недавно чуть не потеряла малышей. От меня скрывают то, что может меня сильно расстроить и снова привести к трагедии.

…Будь Васюта жив, он — не некроманты — нашёл бы меня первым. Может, я слишком его идеализирую, но сейчас мне кажется, что по-другому и быть не могло, ведь некроманты вместе с остальными кланами привлекли к акции спасения и русичей! Он явился бы на Совет вместе с Ипатием; он, а не Николас, сидел бы со мной на скамейке в саду и подкладывал бы куртку под голову. Он первый узнал бы о том, что я…

И не было бы во взглядах окружающих затаённой жалости. Теперь я понимаю, с каким выражением на меня смотрели. И почему Лора старалась сдержать слёзы.

Должно быть, в момент перехода через портал я прикрываю глаза, потому что неожиданно в лицо мне веет прохладой, стук копыт по мраморной плитке сменяется характерным цоканьем о булыжник. И свет сквозь веки уже не так сильно просачивается: там, "снаружи" белые шары сменились уличным городским освещением. Это всё идёт как бы рядом со мною, но само по себе, а я — сама по себе. Мир ужался до меня самой, до надёжной и твёрдой груди Наставника и его руки, меня поддерживающей, до тёплой живой спины Василька и запаха пропылённой конской гривы. Я закукливаюсь в себе, уходя от принятия правды. Не сейчас. Позже.

Мной овладевает странное состояние: то я выпадаю из реальности, то снова возвращаюсь. Совсем как тогда, после смерти Маги, когда вот так же, в полузабытьи, я сумела-таки на автопилоте выйти из замка, минуя закрытые двери.

После смерти Маги… А ведь сейчас он едет рядом, бок о бок, потому что я слышу, как он негромко переговаривается с Николасом.

Может, ты опять себя накручиваешь? — робко спрашивает внутренний голос. Глянь на своего фиктивного муженька, живёхонек, а ведь ты ему разве что глаза не закрыла, и настолько прониклась его смертью, что крышу стало срывать. Скажешь, не так? Может, Васюту в покойники тоже рановато записывать? Или ты настолько долго с ним прощалась, что первые же намёки на плохое сама перекрутила в своей умной головушке как реальность, напридумывала страхов и себе же поверила?

Хватит, неожиданно жёстко одёргивает внутренний голос. Довольно. Растравишь себя, а ведь Акары рядом нет, твой Наставник вряд ли разбирается в физиологии беременных, и доведи ты себя до психоза — второй выкидыш он не остановит. А ты должна этих детей сохранить, любой ценой должна.

— Как вы, дорогая? — заботливо спрашивает сэр Майкл.

— Ива? — в ту же минуту окликает Мага

— Ива! — немедленно встревает Николас. Получается, что Мага заслоняет меня собой, и Ник пригибается к шее своей лошади. — Этот сердцеед тебя не обижает? Ты только намекни, и я его тотчас сменю!

— Ива, не молчи! — у Маги такое выражение лица, будто страстно хочется заткнуть рот болтливому братцу. — Скажи хоть что-нибудь!

— Да я не знаю, кому из вас первому отвечать, — отзываюсь. — Вы же спрашиваете одновременно. Прекратите за меня всё время бояться, я крепче, чем вы думаете.

— А я говорил! — торжествующе выдаёт Николас. — И незачем её держать за слабосильную! — Мага молча показывает ему со спины кулак. — Но это не значит, что нам нужно перестать проявлять заботу и внимание, — торопливо продолжает Ник. — Лично я… Молчу-молчу.

— Вам и в самом деле лучше? — серьёзно спрашивает сэр. И я, приподняв голову, замечаю, какие усталые у него глаза. А ведь он меня не только в седле поддерживал, он всё это время исподволь перекачивал мне свою силу, даром, что ли, у меня и в голове прояснилось, посвежело, и даже пить не хочется?

— Разве с вами может быть плохо? — отвечаю. Он, наконец, улыбается, и от уголков глаз тончайшей паутинкой разбегаются лучики. — Сэр Майкл, не перестарайтесь, я помню, сколько вы можете отдать по доброте своей. Кто тогда будет вас приводить в чувство?

Он отмалчивается, лишь в глазах загораются тёплые искры, и я понимаю — увещевать его бесполезно, исцеляющую ауру он не погасит. Или и впрямь, как говорил Николас, она работает сама, уже без его участия? Оглянувшись, замечаю, что Мага по-прежнему за мной приглядывает. И сдаётся мне, что помощь куда больше требуется ему самому. Может, это неяркий свет фонарей виноват, но лицо его мне кажется и почерневшим, и осунувшимся, даже конь под ним не косит бешено глазом, а, тупо глядя вперёд, перебирает копытами в ту сторону, куда хозяин велит.

— Я в порядке, Мага, — говорю ободряюще. Если уж они, потрёпанные двумя боями, не раскисают, то и мне стыдно. — Сэр Майкл?

— Да, дорогая?

— Как там девочки? И почему они оказались у вас, в Каэр Кэрроле? И…

— Думаю, Николас со временем ответит на большинство ваших "почему", Иоанна. Не хотелось бы сейчас перегружать вас информацией. Но вы можете быть абсолютно спокойны и за детей, и за леди Анну. Они под опекой не кого-нибудь, а новоиспечённой бабушки, а покровительство донны Мирабель, это, скажу вам… Вкупе с моей матушкой они при необходимости заменят всех вместе взятых Тёмных рыцарей, оставленных для охраны замка. Не сомневайтесь.

— Даже так?

Падаю духом. Твёрдый характер леди Аурелии, скрывающиеся под внешностью обаятельной и утончённой светской дамы, мне известны, но то, что я слышала до сих пор о своей будущей свекрови, хоть и намёки, хоть и упоминания вскользь, оптимизма не добавляло. Вот и сейчас: с глубоким унынием думаю, что, пожалуй, Геле куда больше повезло с будущей родственницей, чем мне.

— К моменту нашего отъезда юные леди успели обшарить замок от подвалов до чердака, — с улыбкой в голосе продолжает паладин, — едва не довели до сердечного приступа шеф-повара, исследуя кухню, и чуть не поссорились из-за вашего Лютика. Пришлось подобрать им молоденьких кобылок по росту, иначе не знаю, чем всё закончилось бы. Не знаю, как справлялись с ними вы, Иоанна, но… сдаётся мне, у моей матушки и тётушки до недавнего времени было несколько иное представление о воспитании юных леди. Несколько устаревшее, я бы сказал.

— Значит, всё в порядке, — с облегчением вздыхаю. — Погодите-ка! Они что, собираются учиться ездить верхом?

— Почему бы и нет? Вынужден заметить, дорогая, они прирождённые всадницы, не в пример… Думаю, они приятно удивят вас при встрече. Но довольно, я умолкаю, поскольку мои кузены поглядывают на нашу беседу весьма неодобрительно.

Обескуражено молчу.

А чего я, собственно, ожидала? Это на мою голову с первого шага в чуждый мир сразу посыпались все тридцать три несчастья, а девочек тут поджидает совсем другая жизнь. И дай-то боженька, думаю с неожиданным облегчением. Может, всё не так страшно? Будет им тут хорошо — и я как-нибудь приспособлюсь. Смогу. Вот только оклемаюсь немного.

Тени на мостовой перекрещиваются, бледнеют и отъезжают за спины, чтобы вынырнуть после очередного удаляющегося фонаря. Улицы намного веселее, чем при нас с Рориком. Несмотря на поздний час — а должно быть уже заполночь — в домах весело желтеют квадраты окон, кое-где зажжены цветные бумажные фонарики. Мирно воркуют под крышами голуби, редкие прохожие фланируют неторопливо, то поглядывая на звёздное небо, то переговариваясь со встречными, кто-то даже выгуливает собачек. Город оживает.

Оживляюсь и я, но несколько прозаичной причине. Как бы мне ни хотелось забыть о насущном — но лука седла всё ощутимее впивается в некую деликатную часть тела, недвусмысленно намекая, что пора бы и ноги размять. Ёрзаю, оглядываюсь — и мне кажется, что я узнаю эти места. Нет, с обережником мы бежали какими-то закоулками, а вот как раз по этой улочке Мага вёл нас с Аркадием к своему жилищу, а сзади ещё цокал когтями оборотень-зомби. Значит, осталось совсем немного. Потерплю.

Не слишком удобно сидеть на лошади… простите, на боевом коне практически боком — обзор ограничен, нельзя повернуться без риска упасть. Поэтому я только краем уха улавливаю, что мы в этой части города не единственные всадники.

— Сэр Майкл? За нами едет кто-то ещё?

— Ваша охрана. Дон Теймур, как вы понимаете, слов на ветер не бросает; одного похищения него достаточно. Со своей стороны, Иоанна, я также попросил бы вас отнестись к собственной безопасности более серьёзно. При всём вашем миролюбивом характере у вас удивительная способность попадать в неприятности.

Охрана?

Там, на бывшей "вражеской" территории эскорт казался явлением… ну, почти естественным, но не здесь же!

— Да ведь ночь на дворе, не будут же они охранять меня круглосуточно! Да и… кончилось уже всё, в самом-то деле, кому за мной охотиться?

Паладин вроде бы согласно кивает.

— Вот-вот. Именно это я классифицирую как необъяснимую женскую легкомысленность. Иоанна, они вам не помешают. Вы даже их видеть не будете, поверьте. Живите своей жизнью, занимайтесь обычными делами; единственное, что от вас требуется — подчиниться разумным требованиям хранителей, а они весьма редко будут выходить на прямой контакт с объектом, в данном случае — с вами. Просто предоставьте им делать свою работу.

— Но…

— Вы в ответе не только за себя, помните это.

Сердито бурчу себе под нос всё, что об этом думаю.

— Иоанна, — терпеливо ответствует сэр Майкл. — Позвольте мне кое-что напомнить. Вольно или невольно — не берусь судить — но вы дали согласие на замужество, пусть и временное, вы вошли в другую семью, с традициями и устоями несколько иными, к которым вы привыкли. Примите это как должное. Предоставьте обустройство и заботу о себе мужчинам, а у вас и без того будет, чем заняться. Не так ли, Мага?

Вместо того чтобы, по своему обыкновению, огрызнуться, его младший кузен сдержанно кивает.

— Вот-вот. Это ты хорошо сказал. Может, хоть тебя она послушает.

— Да ладно вам! — вклинивается в разговор Николас. — Девушка первый раз замужем, а вы требуете от неё сразу так вот завязать с самостоятельностью? Не будет этого! Сперва, дорогой братец, обеспечь ей отсутствие проблем, вот тогда она перестанет на них бросаться грудью. Да, я вот о чём тебя хотел спросить, Мага. Ты, часом, про своего личного огневика не забыл? А то он за тобой так и мотается, как привязанный; да он и есть привязанный, потому что ты его подпитываешь, хоть уже и думать о нём перестал.

— Где? — Мой суженый резко осаживает коня. — Тарик? Покажись сейчас же!

Перед ним замедленно, как на фотобумаге в проявителе, прорисовываются очертания бывшего мага. Вид у того невесёлый, голова опущена, и весь он — словно из штрихов и контуров, — должно быть, действительно, энергию в нём супружник мой поддерживал на автомате. От жалости у меня сжимается сердце. Даже сэр Майкл сокрушённо вздыхает.

— И ничего нельзя поделать? — спрашиваю у него тихо.

— Теоретически можно, на деле же редко кто связывает себя надолго с призраком. Он может подпитываться энергетически только от вызывающего, рано или поздно это становится обузой.

— Прости, Тарик, — говорит Мага стеснённо. — Ну, ты понимаешь… Не могу я больше тебя держать. Но, как и обещал, прослежу: когда твоя жена родит — я тебя вызову.

Он вертит на пальце небольшое колечко, простое, из тех, что однажды мне выделил как резервные.

— Братец, а подари его мне, — неожиданно просит Николас. — Тебе всё равно, а мне приятно. Ты мне сто лет ничего не дарил, а тут — смотри, какой классный призрак, да ещё и маг! Мне нужна практика общения с иными сущностями, надо же как-то возвращаться в прежнюю форму!

Тарик поднимает голову и в глазах его блещет надежда. Мага, как мне кажется, с облегчением пожав плечами, снимает кольцо и передаёт Николасу, тот, зажав в ладони, сосредоточенно что-то шепчет и затем надевает на мизинец. За это время колечко успевает обзавестись красным камушком.

— Ну, вот что, Тарик, — безо всякого паясничанья говорит Николас, — полезай пока сюда, — и щёлкает ногтём по камню. — Подыщу тебе что-нибудь более подходящее — переселю, а пока что и там разместишься. Давай-давай, для разговоров время позднее, все детали обсудим завтра. Обещаю.

С достоинством кивнув, призрачный маг истончается в струйку дыма, каковая и втягивается в небольшой рубин.

— И всё-таки, зачем он тебе? — любопытствует Мага, проследив за дымной струйкой. — Только мне-то не заливай; видел я в бою, насколько ты не в форме. Хочешь сделать джина?

— А что? Дельная мысль, надо попробовать. — Николас, подышав на кольцо, протирает камень о рукав. — Мне он, может, и сто лет без надобности, а вот завелись у меня недавно две весьма непоседливые ученицы, и я понятия не имею, с чего начать обучение. Так что, насчёт практических занятий не вру, честное слово!

— Да брось, — Мага смотрит недоверчиво. — У тебя ученицы? И что же, ты новеньким сразу джина подкинешь?

— Почему бы и нет? Я вот на досуге пробовал ихнего — как его — чу-чучундрика слепить, и ни шиша, надо сказать, у меня не получилось. А ведь всё за ними повторял! Так что — управятся они с огневиком, не сомневайся.

Мага судорожно тянет на себя поводья. Бедный конь, уже ошалевший от хозяйских выкрутасов, пятится.

— Ты! — сердито шипит мой суженый, превращаясь из цивилизованного некроманта в прежнего, дикого и некультурного. — Ты сам взял на себя наставничество? Опять ты влезаешь впереди меня? Опять?

Однако Николаса эти метаморфозы не пугают.

— Да, братец, на этот раз я тебя опередил. Не всё же тебе быть первым!

— Это в чём же я первый? — вскипает Мага. — Сколько помню — ты всегда…

Николас дружески подмигивает.

— В том, что ты — отец, Маркос, — только и отвечает. — Дважды отец! Тут ты нас с Майклом уел. И не пытайся спорить.

Подумав, Мага хмыкает и легонько трогает шпорой коня.

— Чего ждём? Так и будем стоять? — интересуется совершенно нормальным тоном. И, не дожидаясь ответа, трогает с места.

Вот бы и мне так уметь — утихомиривать его парой слов, не больше. Почему-то я на него действую совсем иначе.

Я смотрю ему вслед с лёгкой завистью. Вот человек, у которого все основные проблемы решены. Самое главное для него — дети — уже фактически при нём; мать их почти приучил, вроде бы как начинает поддаваться воспитанию; брат вернулся, под боком; себя и в своих собственных глазах, и в отцовских из-под плинтуса вытащил, наконец. И всё у него расписано чётко и ясно: что будет дальше, как ему жить, как воспитывать своих детей и приёмных… Я же чувствую, что у него программа действий готова на много лет вперёд, и похоже, что и в этих детишек, что появятся через девять месяцев, он готов вцепиться мёртвой хваткой. Такая уж у них, некромантов, семейная психология, как я теперь начинаю понимать: ребёнок от моей женщины — мой ребёнок, и точка! У него всё выверено, разложено по полочкам, спрогнозировано, остаётся только подгонять под этот прогноз окружающих…

У меня — полный раздрай. Свалившаяся, как снег на голову, беременность, известие о двойне, предупреждение Симеона, что, мол, трудно мне вскорости придётся… а до этого, надо думать, я на курорте прохлаждалась! И ещё как-то надо подлаживаться к новой родне, прав сэр, совершенно прав. Да, я привыкла к самостоятельности, не зря Мага на меня наезжает, но можно подумать, у меня был выбор! Да меня сама жизнь приучила быть самой себе хозяйкой. Мужчины, на которого можно было бы положиться, не было, родители год от года потихоньку сдавали, братья, оженившись, давно разъехались и жили своими семьями… Так вот мало-помалу бразды правления в нашей маленькой квартирке переходили в мои руки. А уж потом, когда мы с девочками остались одни… Хорошо вам, господа некроманты, у вас менталитет другой, у вас, должно быть, одиноких женщин не бывает, все под чьим-то покровительством. А я, может, и к Васюте-то потянулась из-за вечного своего одиночества…

Сердце ухает с пятки.

Вань, а что это ты сейчас сказала, а? Тебе самой не стыдно?

Ох, мой голос, совесть моя персонифицированная, лучше бы тебе помолчать. Может, и правильная у меня оговорка, да только не могу я её сейчас душой принять. Не могу. Мне нужно…

Нужно, наконец, всё узнать, расставить точки над i.Пока есть ещё время и я наедине с человеком, который, вряд ли будет что скрывать. А если начнёт, по своему обыкновению уклоняться от темы — уж я его заставлю, наконец, ответить.

— Сэр Майкл, — прошу как можно спокойнее, — расскажите мне о Васюте. Всё расскажите.

Рука, которой он придерживает меня за талию, внезапно стискивает мне рёбра. Спохватившись, он ослабляет хватку.

— Кто вам сказал? — и сердце моё делает очередной прыжок. Не зря я боялась и надумывала.

— Догадалась. Слишком уж активно все меня жалели и пытались уберечь. Сэр Майкл, я всё равно узнаю, мы ведь не на необитаемом острове живём. Мне найдётся, кого расспросить, но лучше я услышу это от вас. Вы там были?

— Нет, дорогая. — Сэр Майкл медлит. — Если уж вас так заинтересуют подробности, можете завтра выведать всё у Аркадия, он был непосредственно… там. Рядом с нашим другом. Я знаю о том, что случилось, только по рассказам.

Николас, нахмурившись, подъезжает ближе. Сдвоенный цокот позади сообщает о приближении пресловутой охраны.

— Дальше, — прошу я.

— Не стану утомлять вас подробностями боя, скажу только: у нас было несколько переломных моментов, и один — когда Игрок открыл для своих монстров порталы. Потом мы сопоставили: по времени это совпало с появлением десантов в городе. Монстры уходили — не бежали, не отступали, а собирались в организованные группы, и тогда стало ясно, что Игрок занялся переброской силовых ресурсов, скорее всего, в тыл. Поэтому нужно было закрыть эти порталы любой ценой. Я понятно объясняю?

— Да. Что же дальше?

— Дальше? Он знал, что мы попытаемся ему помешать и перекрыл подходы к порталам. Сети, барьеры, ловушки — и у каждого портала что-то новое. Русичи вышли на заслон из огненных ловушек. Они… как бы вам это объяснить… улавливают приближение противника издалека и начинают срабатывать. Причём, как я уже говорил, Игрок не повторялся, он выжал из огненной стихии всё: элементалей, саламандр, огненных гидр с самонаводящимися снарядами; устроил даже несколько вулканов, исходящих лавой. Но у русичей очень сильная защита от огня…

— Ратиборцы, — шепчу я.

— Простите?

— Обережные знаки. Воинская защита. А Васюте я вдобавок нашила Валькирию, помните?

— Да, припоминаю. Откровенно говоря, до недавнего времени я не принимал всерьёз эти ваши… вышивки. Но когда услышал свидетельства очевидцев, что воочию видели прекрасную крылатую деву с ледяным копьём наперевес — должен сказать, моё мнение изменилось. Оказывается, вы поставили ему защиту от холода? Предчувствовали? Впрочем, на примере сударя Симеона можно убедиться…

— Дальше, — прошу я, потому что паладин надолго умолкает. Николас бросает на меня внимательный взгляд. Не бойся, родственник, время истерик и слёз прошло, я просто хочу з н а т ь, наконец.

— Они прошли почти всю заградительную линию, когда что-то изменилось. Захлопнувшийся было, портал снова открылся. Никто толком не успел разглядеть, кто из него вывалился, потому что практически в тот же миг сработали две последних ловушки: одна, как и предыдущие, огневая, а вторая, что неожиданно — с холодом. Просто под ногами у воинов разверзлась земля — и оттуда выбрался тот самый Змей, о котором говорил на Совете воевода. Иоанна, до этого в боях энергия холода не применялась — ну, или почти не применялась, возможно, у кого-то из русичей была соответствующая защита, но её надо было активировать! Валькирия погибла первой, от стены огня, успев заслонить собой Яна, а Васюта бросился на Змея. Копьём он его достал, это точно, но, копьё застряло меж костяных пластин зверя и увлекло Васюту за собой. Возможно, он и сам прыгнул, потому что были те, кто утверждал, что видел русича верхом на Змее. Все было слишком быстро. Змей рухнул вместе с ним в тот же разлом, из которого появился, и земля снова сомкнулась. Это всё, Иоанна. Простите меня за такие вести.

— А что с Яном? — спрашиваю, помертвев.

— Ожоги, но только поверхностные, — быстро отвечает паладин. Кажется, что он скинул с души великий груз. — Идёт на поправку, наша помощь уже не нужна. Как вы себя чувствуете?-

Я с трудом выжимаю несколько слов:

— Всё в порядке. Справлюсь.

Николас, потянувшись, пожимает мне руку. Остаток пути до Магиного дома мы доезжаем в молчании.

Я добилась того, чего хотела. Узнала. Легче мне от этого?

Как ни странно — да. Неизвестность гораздо хуже. Не верьте сказкам про святую ложь; когда есть с кем проститься, хотя бы мысленно — уже легче. Только я не хочу прощаться. Не верю.

В нём было столько жизни…

Я сердито вытираю глаза.

— Вы отвезёте меня на то место? Я хотела бы его увидеть.

— Проститься? — печально спрашивает сэр Майкл, словно прочитав мои мысли. — Конечно, дорогая, я могу это сделать, но не повредит ли это вам? И потом, там не на что смотреть. Осталась лишь небольшая борозда, почти неразличимая.

— Свозим, — говорит Николас сквозь зубы, — конечно, мы тебя свозим. Не возражай, Майкл, ей это необходимо.

Он спешивается и помогает мне сойти — вернее сползти — с Василька. Я некстати вспоминаю, как умница Чёрт преклонял колени, чтобы мне усесться или слезть, и сжимаю посильнее губы, чтобы не дрожали. Держаться, Ваня. Держаться.

— Зачем? — только и спрашивает Мага, едва взглянув на меня. — Майкл, не мог протянуть хотя бы до завтра?

— Я всё равно буду его ждать — неожиданно для себя говорю. И с вызовом гляжу на Магу. Пусть бесится, сколько хочет, мне плевать. — Я Васюту мёртвым не видела. Я глаза ему не закрывала. У него даже могилы нет, оказывается. И вы хотите, чтобы я его забыла?

— Чудес не бывает, Ива, — У моего суженого странное выражение лица. — Земля над ним сомкнулась, понимаешь? Это мгновенно… Ива, я знаю, что такое — терять, и я тебя понимаю, но тебе нужно постараться принять его смерть.

— Чудес не бывает, — соглашаюсь я, и голос мой больше не дрожит. — Только знаешь, Мага, ещё месяц назад я думала, что некромантов не существует. И что оборотни — это глупые выдумки, а дева-Валькирия всего лишь символ, знак. У вас странный мир, Мага, и в нём может случиться многое.

Он открывает передо мной дверь дома, пропуская вперёд. Молчит, и то хорошо.

— Я навещу вас завтра, — обещает паладин, — и мы займёмся вашими пальцами. А сейчас — отдохните же, наконец! — Целует мне на прощанье руку и добавляет задумчиво: — Может, вы и правы. — И, пропустив меня, говорит Маге: — Не надо её переубеждать. Если ей так легче — пусть думает, что он жив.

Я присаживаюсь на диван напротив камина, а со второго этажа уже кубарем скатывается Нора, мой верный собакин, и принимается скакать вокруг меня. Пламя в очаге приветственно высовывает навстречу два язычка, словно переплетённые в пожатии руки. Негромко звякает одиночный бой часов под лестницей. Под спину невесть откуда сваливается подушка. Странно но, кажется, меня узнали.

Мага о чём-то переговаривается за порогом, я слышу, как в дом заходит Николас — уже научилась распознавать его шаги. В конце концов, дверь захлопывается. Стихает вдалеке перестук копыт. Куда-то делись и охрана, и кони… не моя это забота, в самом деле, правильно сэр сказал: на что-то ведь и мужчина есть, вот пусть он и думает. А мне с этим мужчиной, я чувствую, объясняться, да ещё как… Ох, достанется мне за всё сразу.

Мага неслышно подходит, обнимает за плечи. Я невольно напрягаюсь…

— Пойдём, я тебя уложу, — говорит он. — Хватит с тебя на сегодня. Хочешь ждать — жди, может, так оно и надо. Меня бы так кто дожидался…

— Идите-идите, — спроваживает нас Николас. — Я тут пока хоть чаю соображу, раз у тебя всё равно есть нечего.

Он деловито пристраивает над очагом чайник, а Нора тем временем крутится у него в ногах, обласканная и довольная. Мага провожает меня наверх. И, не смотря ни на что, я вдруг ловлю себя на том, что рада вернуться — именно сюда, в этот дом. Что приятно чувствовать под рукой отполированные перила винтовой лестницы, улавливать поскрипывания ступенек, знать, что тебя поджидает удобная постель, в меру мягкая, в меру жёсткая — как раз по мне. Странно, но это так: здесь я не чувствую себя ни лишней, ни пришлой. Даже в нереально прекрасном Каэр Кэрроле я ощущала себя кем-то инородным, из другой среды, этаким гномом, угодившим в гости к эльфам. Не та я, не та, не дворцовая у меня порода.

…Почему ты так сказал, Мага? На тебя это совсем непохоже. Ты действительно меняешься или хотел лишний раз напомнить о нашей договорённости?

Нет, не могу об этом думать. Мне бы… Помыться, честное слово. И джинсы, и футболка у меня не посечены мраморной крошкой, мало того, она и под одежду забилась, и в обувь, и теперь всё тело начинает зудеть. А может, это нервное, и мне просто не терпится символически смыть пройденный кошмар? Чистая постель манит, а совесть не позволяет забраться в неё, как есть. Покосившись на кровать, иду в ванную. У самой двери, уже снимая куртку, спохватываюсь. Стащить-то я с себя это стащу, а потом во что переоденусь?

— Что? — спрашивает Мага, заметив мою нерешительность. — Полотенца там есть, всё, что нужно, найдёшь, вымоешься и ложись. Никто тебя не побеспокоит.

— У тебя не найдётся какой-нибудь лишней рубашки? — спрашиваю, поколебавшись. — Мне переодеться не во что. Не могу же я спать голой!

— А почему нет? — искренне удивляется он. — Я же… Ах, да. Прости. Сейчас посмотрю.

Ну да. Мне вдруг становится жарко от воспоминаний. В те немногие ночи, что нам достались, он предпочитал спать голышом, несмотря на то, что я рано или поздно упаковывалась в ночную рубашку, — и даже не из-за стыдливости, а оттого, что почему-то мёрзла к утру даже в самые жаркие ночи. Мага скрывается в гардеробной, а я столбом стою у двери в ванную. Не хватало ещё, чтобы он туда заглянул, пока я моюсь… А за дверью слышится плеск воды. Не выдержав, заглядываю. Небольшая ванна уже наполовину полна и словно поджидает.

— У меня так, — сообщает Мага, неслышно возникая рядом. — Мы с этим домом долго друг друга изучали, притирались, ну и, как видишь, стали понимать. Я вот подумал… — Он вешает на бронзовый крючок рядом с полотенцем белую длинную рубашку. — Дом с человеком сходятся, а человек с человеком тем более друг друга понять должны. Мы же не просто так сблизились, Ива, что-то нас притянуло. Я рад, что ты вернулась.

Он слегка обнимает меня за плечи и, не дождавшись ответа, уходит. А я… заторможена и не могу даже ответить. Сил едва-едва хватает, чтобы влезть в горячую воду да кое-как потереться мочалкой. От влаги начинает щипать ранки на бывших пальцах, и я, спохватившись, разматываю и отбрасываю куда-то на пол вконец промокшую повязку. Вид белеющих из едва затянувшихся ранок суставчиков приводит меня в уныние. Ничего не получится, ничего, потому что я непутёвая. За что не берусь — всё наперекосяк. Первого кандидата в мужья чуть присухой не угробила, от второго, считай, отказалась, согласившись быть с первым, потом вообще его потеряла. Мало ли что я там всем наговорила, но ведь столько людей видели Васютину гибель… Детей так и не нашла, они сами нашлись, а меня занесло прямо в пасть Рахимычу. Столько народу с места сдёрнула, а им и без меня хлопот хватало… В общем, прихожу я в полный моральный упадок и, наконец, плачу.

… Через некоторое время просыпаюсь от холода. Оказывается, нарыдавшись, я заснула, а трудяга-дом, или, местный домовой, вот уж не знаю, позаботился обо мне по-своему: выщелкнул пробку из слива. Вода сошла, лежу я пустой ванне и мёрзну аж до мурашек. Приходится вылезать. Кое-как, стараясь не задеть ноющие ранки, умудряюсь вытереться и напялить на себя мужскую рубашку. Она-то и Маге, похоже, длинна, а мне как раз до колен, правда, рукава свисают, как у Пьеро. Я их засучиваю, справляюсь с частью пуговиц, другие оставляю в покое — то ли пальцы начинают путаться, то ли прорези слишком узкие, но не получается застегнуться до конца. Оставляю как есть.

По контрасту с маленькой ванной комнатой спальня кажется спортзалом, а путь до кровати — Голгофой. Уже потянув на себя одеяло, обнаруживаю в ногах аккуратно свёрнутый свитер. Зачем? Да пусть лежит, мне-то что. Закутываюсь в одеяло, и сразу же свет в комнате гаснет.

А я-то ещё задавалась вопросом, как это делается. Просто дом чувствует, что хозяин хочет спать.

"Хозяйка!" — шепчет на ухо чей-то голосок.

Где-то внизу взлаивает Нора. По привычке дёргаюсь, но тут же себя осаживаю. Разберутся сами. Если и заявились поздние гости — явно не ко мне.

***

…Первое, что вижу, проснувшись — курчавую голову на соседней подушке. Правда, на сей раз, вопреки обыкновению, Мага спит, практически одетый. Ага, это чтобы меня не шокировать своим присутствием, так, что ли?

Не знаю, сколько я спала, но явно достаточно. Может, и дом мне что-то нашёптывал успокаивающее, а может, и нужно было отоспаться, потому что, как ни старался сэр Майкл, подлечил-то он только тело, а психика у меня вчера была явно сдёрнута. Особенно если вспомнить истерику в ванной… Стыдно становится.

Отчего-то мне, жарко, как в печке. Оказывается, я, мало того, что под одеялом, но ещё и в том самом свитере, что оставил для меня наречённый. Неужели он вспомнил о моём обыкновении замерзать под утро? Кусучий свитер, зараза, из чистой шерсти. Стаскиваю его и снова ныряю в нагретую пещерку под одеялом. Пока сосед по койке спит, лучше не трепыхаться, ведь если разбужу — день наверняка начнётся с объяснений, а очень не хочется. Ещё хотя бы пять минут покоя…

Пользуясь случаем, разглядываю соседа. Мои ровесники, хоть в большинстве своём и выглядят молодцами, но шевелюры подрастеряли, если не полностью, то хотя бы частично, и даже те, у кого залысин нет, не помнят своей природной масти — уже полуседые, или, как говорят в народе, "соль с перцем". А вот Мага, хоть и пострижен как-то дико, а ни одного седого волоска не имеет, чёрен, как смоль, только чуть виски посветлели, и в уголках глаз лёгкая паутинка "гусиных лапок". Кожа у него, хоть и бледная, но удивительно чистая, свежая… Это он, должно быть, тоже выспался, как следует придавив подушку со мной рядышком. Кстати, а что он тут делает?

Нет, я не шокирована и не напугана: я же вижу, что никаких покушений на мою женскую честь и в помине не было. Некоторые дамочки на моём месте, наверное, обиделись бы за невнимание, но я не столь щепетильна. Спит так спит, одеяло на себя не перетягивает, укрылся каким-то пледом, да и лежит практически на самом краю, как только не свалится. А спит он практически бесшумно… до сих пор.

Вот с этим человеком мы когда-то были очень близки. Настолько, что, пожалуй, не будь я беременна, но просто помни его — ещё не скоро оправилась от нашего разрыва. Теперь я это понимаю. И, конечно, он был прав: не просто так мы сошлись. Слишком много в нас оказалось общего, созвучного, слишком хорошо мы стали друг друга понимать с полуслова. Почему же так нелепо всё оборвалось?

Вытянув здоровую руку, я осторожно глажу его по голове. Мне хочется узнать, такие же его волосы мягкие и шелковистые, как были раньше? Такие же. Я провожу по плечу, угадываю на ощупь под рукавом застарелый шрам, полученный, по словам Маги, в детстве… Суженый, не открывая глаз, перехватывает мою кисть, и я ойкаю.

— Прости. — Он ослабляет хватку, но руку не выпускает. — Опять ты жалеешь, а я пугаю. Ерунда какая-то… Словно всё повторяется, не находишь?

— Повторяется. Только мы другие. Вроде и встретились уже взрослыми, а мне кажется — были просто детьми, а сейчас выросли. Но ведь не вернуть ничего, Мага, зачем ты пытаешься?

Он, повернувшись на спину, закладывает руки за голову, совсем, как Николас.

— А кто говорит о возврате? Ива, я не строю иллюзий. Хоть я вчера и заговорил о сходстве, но мы во многом разные. Я упустил время быть хорошим мужем, но мне бы хотелось, — он рывком садится, — успеть стать хорошим отцом. Понимаешь? А отцовство предполагает в первую очередь уважительное отношение к матери своих детей. Я хочу научиться тебя понимать и принимать такой, какая ты есть, и если не смогу — грош мне цена.

— Опять даёшь себе задание? — спрашиваю с досадой. — Снова загоняешь себя в квест? Мага, неужели это для тебя подвиг — понять другого?

— Ну, — он снова вытягивается на спине и отчего-то улыбается, сощурив глаз. — Понять женщину для мужчины всегда было подвигом… Нет, это не квест, Ива. Просто меня раздражает сама неправильность, нелогичность. — Вот чего я не ожидаю услышать, так именно этого. — Не должно было этого быть: ни нашей ссоры, ни глупых проклятий, которыми мы обменялись, ни пятнадцати лет, прожитых в каком-то затмении. Помнишь, какие планы мы строили? И всё улетело к…

Должно быть, с языка у него рвётся достаточно крепкое выражение, потому что он сердито умолкает.

— Ты так резко меняешься, — говорю нерешительно, — что меня это даже пугает. Если ты себя заставляешь через силу относиться ко мне лучше, то не надо, потому что рано или поздно ты сорвёшься. Я же помню, каким ты был… — поспешно отгоняю воспоминание о самом первом его визите, — когда нас сэр Джонатан разнимал то и дело…

— Ты подумала о другом, — прерывает он. Откидывает плед и, спрыгнув с кровати, начинает расхаживать по комнате, в помятой рубашке, в домашних штанах, босиком. — Был я и порядочной скотиной, и ничего с этим не поделать — был. Ива, я уже сказал тебе однажды: смерть заставляет многое пересмотреть, но только от инерции мышления не избавляет. Мне нужно было время, чтобы отсеять предвзятость. Я знал тебя в реальности семь дней, а в своём воображении за пятнадцать лет слепил совершенно немыслимый образ, в который и поверил. Для меня ты была разрушителем всего, что было хорошего в моей жизни. Я винил тебя в том, что опоздал на встречу с братом у портала и не смог его вытащить; в том, что ты, заставляя о себе думать, лишаешь покоя, сна, отдыха, работы, любви, наконец. Твоё право — обижаться на эти слова, но есть в этом и твоё участие: так уж работает присуха. Я давно уже ни в чём не обвиняю, просто говорю факты. Я и женился-то для того, чтобы выгнать тебя из головы, а когда не получилось — обвинил тебя и в этом, внушив, что получил что-то вроде венца безбрачия, хоть сам не верю в эту чушь. И в разладившихся отношениях с отцом была виновата ты… К тому моменту, когда мы здесь встретились, я уже понимал, что болен, но мне стыдно было сознаться в этом даже лучшему другу. Идиотизм… Если бы мы с тобой не столкнулись — не знаю, чем бы всё закончилось. Должно быть, я сам бы решился на вторую смерть, но вот смог бы из неё выйти или остался — это ещё вопрос.

Мага подсаживается рядом, осторожно перебирает на моей здоровой руке пальцы.

— Руки у тебя… такие же нежные… — У меня начинают гореть щёки. — Знаешь, когда я сломался? Когда увидел твои пальцы в коробочке. Я вдруг понял, что ты не стерва, не притвора, не роковая женщина, в которую я уверовал — нет, ты просто беззащитная и уязвимая. Обидеть тебя легче лёгкого, если захотеть, просто тебе неслыханно везло всё это время, пока я не притащил тебя в этот город. Опять я виноват… — Он задумывается. — А ведь я тебя не сразу узнал у Галы, — говорит внезапно. — Сперва думал — просто похожа. А потом до меня дошло…

Он морщится, словно вспоминает что-то неприятное. Или словно не хочет продолжать.

— Ива, — решительно встаёт, закладывает руки за пояс. — Ты хоть знаешь, почему ты здесь очутилась? Здесь, в этом мире?

У меня начинает ныть под лопаткой, словно в предчувствии чего-то нехорошего. Не так давно с Николасом мы уже прошлись по моей истории, и тогда выяснилось, что многое, "открытое" мне Галой, гроша ломанного не стоит. Дым, мираж, фикция. Это что же, сейчас я снова услышу какое-то откровение?

— Как ты здесь очутилась? — повторяет он требовательно. — Неужели Гала так и не прокололась?

— А при чём здесь Гала? — спрашиваю обречённо. Ох, сейчас он мне что-то выдаст. — Гала, — повторяю потеряно. — Да, — вспоминаю внезапно, — она же сказала мне перед смертью…

— Что? — Мага так и впивается в меня взглядом.

— Что это она вытащила меня сюда. Из-за Васюты. — Я снова краснею. — Ей хотелось, чтобы он одиноким не оставался, хотелось найти ему…

— … лапушку, — договаривает Мага. И лицо его искажается. — А ещё что?

"…Покаюсь", — Гала усмехается с трудом. — "Теперь уж всё равно. Ругай меня, не ругай, — это я руку приложила, чтобы тебя из твоего мира выдернуть. Я и ещё кое-кто. Васюту жалко было. Я, когда поняла, что недолго мне осталось, решила: надо к нему поближе такую вот… домашнюю, чтобы согрела, наконец. Чтобы оттаял. Я же не думала, что так обмишулимся, думала — появится простая уютная цыпочка… У цыпочки и страхи малые, так, страстишки, как-нибудь отбилась бы от Сороковника с нашей помощью. А на тебя сразу — такого зверя выпустили. Мы всё в толк не могли взять, почему. И не поймём уже".

— А я всё не могла понять, почему она говорит "мы"… — потеряно комкаю одеяло. — Так это ты руку приложил? Для чего?

Он яростно чешет бровь над глазом, закрытым повязкой. Делает ещё один круг по комнате, взъерошенный, сердитый, словно опять меня в чём-то обвиняет.

— Она умудрялась для всех быть другом, представляешь? Не любовницей, не подружкой — с ней это вообще нельзя было вообразить, а другом. Я, пока её не встретил, представить не мог, что между мужчиной и женщиной могут быть такие отношения. Я ж и Васюту твоего знал, мы в двух боях в одной команде были, тогда я ему цену понял, и как воину, и как человеку. Знал, что Гала по нему сохнет, но ведь она гордая была, никогда ничего не выпрашивала, даже решила о нём перед уходом позаботиться. Не мог я ей отказать, не мог! Порталов, правда, тогда не открывал, а вот притянуть сюда человека уже пробовал. Игрок ведь не с бухты-барахты юнитов воровал, он готовился заранее: щупальце меж мирами отращивал, находил, кого нужно, тот же портал готовил, а это дело долгое. Мне главное было отследить намеченный выход здесь, в городе, а дальше использовать сам механизм. Я просто поменял характеристики поиска.

Мага умолкает. Жалеет, что проговорился?

— Дальше, — говорю я, как вчера сэру Майклу.

— А что — дальше, если ты всё время сидела у меня в голове! — Суженый мой с остервенением стучит по лбу. — Я тебя притянул, понимаешь, я! Не тебя конкретно, не думая, а просто представляя, что такая вот, как ты, могла здесь очутиться!

— Ясно, — говорю, подумав. Не так уж всё, оказывается, и страшно. — Нет, в самом деле, ясно. Я тут у вас уже многому перестала удивляться. А что ты так нервничаешь?

Он смотрит на меня как на ненормальную.

— Ива, ты не поняла? Из-за меня ты во всё это вляпалась! Не будь моего помешательства на тебе — ты бы себе жила спокойно в своём тихом уютном мирке, ничего не зная ни обо мне, ни об Омаре. Не пережила бы этого кошмара… — Он круто отворачивается к окну.

— Может быть, — воспользовавшись тем, что он на меня не смотрит, я поспешно проверяю пуговицы и наглухо застёгиваю рубашку. Теперь и вставать можно. И подойти поближе. — Да поняла я всё. Только, если бы ты меня не вытащил, что бы я делала года через два с девочками, когда у них ломка пошла бы? Или Ник мне неправду говорил — о подключении к магическому полю, о том, что дети должны жить и развиваться в мире магии, иначе перекос пойдёт и даже увечья?

— Нет, тут всё правильно, — Мага задумчиво барабанит пальцами по подоконнику. Закашивает на меня глаз. — Ты что же — вообще не собираешься на меня сердиться?

— Э-э… Нет, — честно признаюсь. — Будь это неделю назад — не знаю, чем бы всё кончилось. — Выглядываю в окно. — Смотри-ка, у них что сегодня — праздник? — Улица украшена цветочными гирляндами, цветными флажками и даже воздушными шариками. — Слушай, Мага, ты вот недавно говорил, что надо избавляться от инерции мышления. Так ведь я тоже стараюсь! Если подумать, не попади я сюда — не встретила бы ни Васюту, ни Николаса, ни… тебя. Раз уж на то пошло, хорошо, что дети тебя узнают вживую, а не по рассказам. И пусть уж они, здоровые и счастливые, живут в том мире, где им хорошо, а я как-нибудь приспособлюсь.

Он смотрит на меня. Затем в окно. Снова на меня. В зрачках отражаются светлые оконные квадраты. И вид у него… будто он вот-вот на меня накинется, только не от злобы, а совсем от другого чувства. Очень хорошо, оказывается, я помню, каким он может быть.

— Надо купить тебе нормальную ночную сорочку, — говорит неожиданно. — Нет, лучше пижаму. Чтобы не так аппетитно выглядела. Ива, я всё-таки мужчина, а ты тут передо мной в таком виде расхаживаешь… Думаешь, легко на тебя смотреть и помнить о нашей договорённости?

— А ты не смотри, — сконфуженная, силком разворачиваю его спиной к себе. — Кто тебя заставляет? Только не смейся, но мне надеть нечего, вчера ничего не успела постирать. У меня с собой даже штанов запасных нет, только футболки.

— Опять штаны, — бурчит он. — Лучше сиди в одеяле. И забудь о всякой стирке, это уж не твоя забота. — Скрывается в ванной, а я поспешно драпируюсь в его плед.

Через минуту Мага появляется с моей одеждой, чистенькой, отглаженной, пахнущей фиалками. Я-то думала, меня действительно больше ничего не удивит! Это когда же и кто успел так подсуетиться?

— Одевайся, я ухожу. Впрочем, погоди, — он спохватывается, — может, ты ещё доспать хочешь? Это ж я тебя на разговор завёл, а тебе… — он на миг запинается, — в твоём положении надо чаще отдыхать.

— Мне в моём положении надо чаще завтракать, — сварливо говорю, — и ловить моменты, пока хочется есть и не тошнит. Ник ещё с вечера обещал чай, и где он? Весь без меня выхлебали? — У него становится до того несчастное лицо, что мне становится неловко. Ах, да вчера же Николас попенял ему, что еды в доме нет… — Ладно, чай так чай, — говорю поспешно. — Мне пока что хватит.

Но он уже сбегает вниз, не дослушав.

Вздохнув, одеваюсь. Джинсы, постиранные умным домом, по идее должны малость подсесть, но вместо этого чуть провисают на мне. Похудение уже не радует. С тоской вспоминаю бесконечные токсикозы, преследовавшие меня нескончаемые девять месяцев… Неужели снова через это проходить? И останавливаю себя. Меня ведь пока что не мутит, не подташнивает. Может, это временно, а может, и удастся адаптироваться к беременности, как Симеон и обещал, но городить страхи раньше времени не стоит. Внушение — штука коварная.

А ведь он действительно был взвинчен, переключаюсь в мыслях на Магу. Шарю рядом с кроватью в поисках кроссовок. И, пожалуй, готовился к самой худшей реакции с моей стороны: и к обвинениям, и к упрёкам… Зачем он вообще всё рассказал? Смолчал бы — я и не узнала бы вовек.

Кажется, я понимаю.

Перегнувшись, заглядываю под кровать, но, кроме идеально чистых половиц без малейших признаков пыли ничего не обнаруживаю. Досада. Ладно, сыщется эта обувь, обойдусь пока. Рубашку так и зажилю Магину, надоели мне футболки.

Он не хочет начинать нашу новую жизнь с недоговорённостей, вот что. Хочет, чтобы между нами было всё предельно честно. Можно думать о Маге всё, что угодно, бесконечно осуждать его финты и перепады настроения, упрекать его во многом — кроме вранья. Он всегда честен на пределе — и в любви, и в ненависти.

А вот я, кажется, не всё ему сказала, а ведь собиралась… Озадаченно потираю лоб. Ведь что-то я собиралась ему сказать, важное, касающееся нас обоих. Ещё на площади, проводив Рорика и убегая — домой, как мне казалось, я же ещё не знала, что за углом меня ждёт душитель — сделала себе зацепку в памяти: непременно сказать об этом Маге! Потому что может, это и ерунда, показалось, но только ему надо об этом знать. Обязательно.

Обуви я так не нахожу и сбегаю вниз босиком, не тратя больше времени, потому что боюсь упустить мысль, только что схваченную за хвостик.

— Мага, подожди! — и резко торможу, чтобы не налететь на того кто стоит у самого основания лестницы. Тем не менее, разогнавшись, не успеваю увернуться, и попадаю прямо в гостеприимные объятия дона Теймура. А вам-то хорошо видно, кто поджидает за очередным витком винтовой лестницы? Вот и я не сразу заметила. И влетела… Прямо как муха в паутину.

— И я рад вас видеть, дорогая невестка, — сердечно объявляет он. — Особенно вот так мило, по домашнему… Прекрасно, что вы не утруждаете себя по утрам излишним макияжем и сборами, женщина более хороша в естественном виде, поверьте мне! Дайте-ка я на вас посмотрю…

Я готова провалиться сквозь землю. Дон меж тем, довольно ловко обвив меня державной десницей за талию, настойчиво помогает преодолеть последние ступеньки. Поглядывает на меня, лучась доброжелательством, и делает вид, что не замечает, как старательно я прячу за спину покалеченную конечность.

Вот балда, думаю расстроено. Слышала же вчера, что кто-то приходил! Да и наречённый мой не просто так в гости пришёл, а потому, что на первом этаже все спальные места были заняты! Что ж до меня так поздно всё доходит!

— До-оброе утро, — наконец догадываюсь выжать из себя. Он многозначительно приподнимает бровь, словно ожидая продолжения. — …Дорогой дон, — неожиданно язвительно добавляю.

— Очень дорогой? — уточняет он с хитрецой в глазах.

— Очень дорогой дон, — послушно отзываюсь я. — Мне присесть в реверансе?

— Это не обязательно, донна. Я только что упомянул о естественности, а светский этикет — это для вас слишком скучно, право же. А вот обуться бы вам не помешало. Впрочем, я уверен, этот интересный дом разогреет половицы специально для ваших ножек, чтобы они не мёрзли.

Этик… Про что это он сейчас? Это намёк? Насмешка? Или, как недавно выразился Мага, просто факт?

— Доброе утро, родственница! — окликает меня Николас откуда-то со стороны стола. — Чай, кофе? Что предпочитаешь? Присоединяйся!

К моему удивлению, стол сервирован для весьма солидного завтрака, выходящего за повседневные рамки устоев холостяцкой квартиры. Присутствуют изысканные фарфоровые чайный и кофейный сервизы, несколько каких-то блюд томятся под серебряными колпаками, в плетёных корзинках поджидают свежие булочки и круассаны. Очевидно, функция сервировки стола выполняется при доне Теймуре автоматически, где бы он ни был. Довольная Нора бежит ко мне от камина. Морда в необлизанных крошках и сахарной пудре… тут всё ясно. Похоже, не страдает она предубеждением к некромантам, в отличие от других животин, или, может, тоже решила избавиться от прежних установок?

— Ива, — Мага аккуратно, но настойчиво обняв со своей стороны, высвобождает меня из отцовской хватки. Тот насмешливо прищуривается, гостеприимным жестом приглашает к столу. Вижу ещё одно новшество: на смену длинным скамьям успели придти массивные деревянные стулья, впрочем, выдержанные в общем стиле.

Я придерживаю шаг.

— А… откуда это всё?

— Майкл озаботился, — хмуро отвечает Мага. — Прислал кого нужно… Видишь, тут кроме меня сразу сколько хозяев налетело, и все норовят распоряжаться.

— Да ладно, не бурчи, — весело отзывается Николас. — Ива, прикинь, пока мы тут заседали, подчистили у братца все кладовки, теперь вот приходится компенсировать всем по очереди. Тебе кофе чёрный или со сливками?

— Лучше чай, — машинально отвечаю. — Погорячее. Мага, я тут кое-что вспомнила, и мне кажется, что это важно. — Он ведёт меня к столу, не слушая. — Да погоди же!

— Ты же голодная, — он отодвигает мне стул. — Это тоже важно. Успеешь рассказать, тебе теперь торопиться некуда.

Голодная? Да я готова растерзать все эти булочки разом! Но только знаю по опыту, что если откладывать на "потом" серьёзные новости, это может выйти боком. Я даже отодвигаю от себя корзинку.

— Нет уж, я хоть быстро, но скажу. — Мага присаживается рядом, забирает у Николаса чашку чая для меня. — Тогда на площади мы с Рориком встретились с Игроком, ты это знаешь?

— Знаю, — терпеливо говорит мой суженный. — Да мы все знаем, парень дал считать с себя этот момент. Ты уверена, что нужно к нему возвращаться? — Он пододвигает корзину с булочками снова ко мне. Я мужественно отвожу глаза.

— Мага, я его узнала. Вернее мне так кажется, что узнала.

— Кого?

Его рука с сахарницей застывает в воздухе. Дон, враз ставший слишком серьёзным, подаётся вперёд со своего места.

— Ну, — спохватываюсь, — это несколько личный момент…

— Так ведь здесь все свои, донна, не стесняйтесь, — подбадривает он. — Тем более что, как мне кажется, вы не хотели откладывать, не так ли? Поверьте, донна, мы постараемся разобраться в ваших сомнениях. Говорите.

Голос у него мягок, а взгляд пронизывающий, и на меня нападает сомнение: а не зря ли я затеяла этот разговор? Но раз уж начала, надо продолжать. Отвожу взгляд от дона и обращаю внимание на то, как напрягся Мага, да и Николас посерьезнел, редко я его таким вижу. Как будто они ожидали чего-то подобного. А что я удивляюсь? У такого папы и детки весьма… наблюдательны, дорогая донна. Если уж воспоминания Рорика считали — то наверняка заинтересовались эпизодом, как мы кое с кем личные отношения выясняли.

— В общем, это Игрок, — выпаливаю, набравшись духу. — Что хочешь, то и говори, Мага, но только он один к одному — тот самый парень, из-за которого мы тогда поругались и проклятьями обменялись. Вот.

Чушь полная, да? Только никто не смеётся. Глаза дона вспыхивают огнём, будто бы он услышал что-то долгожданное. Но со своей оценкой он медлит.

— … Ива, — говорит мой наречённый после долгой паузы, зависшей над столом. — А ты уверена? Прошло столько лет, ты видела того типа всего несколько минут, пока мы сидели в кафе, да и то — мельком. Я вот не смог бы запомнить совершенно случайного человека. Да и не до того нам было, ты же понимаешь. А потом ты и вовсе должна была забыть.

— У него глаза такие… красноватые, — я тороплюсь, а потому сбиваюсь. — Я ещё тогда подумала, когда его увидела в Лазаревском, в кафешке: надо же, натуральный блондин, это редко встречается, а когда он обернулся — поняла: не блондин, а альбинос. Потому и запомнила, что альбиносов ни разу не встречала, только читала о них. Ну, хочешь — поройся в моей памяти, найди тот момент и сравни с тем, что был на площади, когда с Игрока упала маска.

— Тем более что память-то её освежило совсем недавно, — внезапно говорит Николас. — Это для тебя прошло пятнадцать лет, а у неё дней десять тому назад вся хроника перед глазами прошла заново. Загляни, загляни. А заодно посмотри на реакцию Игрока ещё раз, и вот это, я тебе скажу сразу, доказательнее всего. Тогда, на площади он видел, что Ива его узнала. Понял, что узнала. И испугался.


Загрузка...