Сонгоку

Глава 15

2.15

Как в старые добрые времена

Голос был тихий, как таящийся в ночи скорпион. Звук его пробуждал мысли о ножах, саблях и другом холодном оружии, с лёгкостью пронзающем плоть.

Мирон выдохнул, а потом согнул ногу и со всей силы врезал противнику коленом в пах. Запрещенный приём, кто бы спорил, и настоящие мужики им пользоваться не должны, но когда тебя вот-вот убьют, меньше всего хочется думать о правилах.

Удар возымел частичное действие: ниндзя хрюкнул, дернулся, и лезвие проткнуло кожу на горле Мирона.

— Сука твою мать! — выругался он и ткнул коленом еще раз.

Хватка на руках ослабла, он вывернулся и стукнул открытыми ладонями по ушам противника. Не давая себе ни мгновения передышки, скинул корчащееся тело, и нащупав меч, долбанул рукоятью промеж глаз.

Он меня почему-то не убил, — крутилось в голове. — Мог, но не убил…

Когда он отбросил бесчувственного противника к стене, луч света, случайно попавший в окно, высветил лицо Ясунаро.

Мирон вздрогнул. Да ну нафиг!.. Он сам видел, как клона размазало по асфальту восемнадцатиколёсной фурой… И тем не менее, это был он.

— Значит так, да? — он вспомнил заверения Карамазова о защите. — Все обещания — пустая болтовня?

Клон не подавал признаков жизни.

Мирон оглядел помещение. Из гостиной, сквозь прозрачные сёдзи, можно было увидеть кухню, часть веранды и дверь в кладовку, из которой вёл ход в дата-центр.

Густые тени скрывали углы, прятались за диваном, мельтешили за окном… Он напрягся, но тут же понял, что там — всего лишь ветки дерева. А вот тень, отделившаяся от них и стремительно набегающая на Мирона — очень даже живая.

Он почти пронзил её мечом, и только в последний миг, разглядев тяжелые складки шафрановой рясы, отклонил запястье.

Монашек, молодой парень с покрытым прыщами лицом и безумными, похожими на варёные яйца глазами, что-то лепетал по-японски и рвался к подвальной двери.

Схватив его за шиворот — ткань натянулась, обнажив тощие руки-веточки — Мирон встряхнул парнишку и сказал, глядя ему в глаза:

— Всё в порядке. Они там в безопасности.

Парнишка дернулся вновь, ноги его, оторвавшись от пола, продолжали бег — совсем как у спящего пса. Беспорядочно дергая руками, он заехал Мирону по лицу — из глаз посыпались искры.

— Да успокойся ты, — он легонько приложил парнишку об стену. — Всё в порядке. Как это по-японски… Дайдзёбудеси.

— Ты неправильно говоришь, — рядом возникла еще одна тень. Громадная, глубокая, как могила. Если б руки не были заняты усмирением монашка, Мирон перерубил бы её пополам на одних рефлексах. — Нужно вот так: Дайдзёбудёсии…

— Ты действительно озабочен только этим? — огрызнулся Мирон, отпуская парнишку.

Робот-Платон сказал несколько слов по-японски, и монашек бессильно сполз по стене, сел на корточки и вздрагивая всем телом, что-то залопотал в ответ. Голос его подпрыгивал, как на резиновых веревочках.

— Что он говорит?

— Периметр монастыря прорван в нескольких местах. Повсюду враги. Его братьев зарезали, как свиней.

— Твою мать… — Мирон едва удержался, чтобы не сплюнуть на пол. — А что внизу?

— Они пустили в ход военные ледорубы. Те самые, что приберегались для льда, который когда-то охранял ядерные запасы.

Мирон похолодел.

— Но ведь… нет никаких ядерных бомб. После того случайного взрыва в Стамбуле, их же все уничтожили, верно? Уж ты-то должен знать!

— Бомбы действительно уничтожены, — чуть наклонил голову робот и у Мирона отлегло от сердца. — Но программы, способные прорубиться сквозь военный лёд, никуда не делись. И сейчас их используют для взлома. Можно было бы назвать это государственным переворотом — если бы государства имели какую-то власть…

— Профессор сказал, на нас нападает дзайбацу. Как такое вообще возможно?

— Стратегия, очень популярная в средневековье. Жестко, но эффективно. При отсутствии санкций, разумеется. А Хиномару-групп не боится никаких санкций.

— Ладно, что делать-то будем? — Мирон, держа меч наготове, подошел к выходу на веранду и всмотрелся в темноту, кое-где разбавленную редкими уцелевшими фонариками. — Я так понимаю, люди внизу — всё, что осталось от армии старика. И они в данный момент не могут постоять за себя.

— Если монахи продержатся еще пару часов, я успею перестроить кластеры виртуальных машин и сам пойду в атаку. Как только удастся обезвредить Хиномару в киберпространстве, война прекратится.

— Ты уверен? — Мирон бросил короткий взгляд на робота. — Думаешь, у тебя получится расправиться с этим новым дзайбацу в одиночку?

— Кэйрэцу, — поправил Платон.

— Что?

— Объединение нескольких компаний называется кэйрэцу…

— Да похуй, как оно называется! Ты что, даже сейчас не можешь удержаться?

— Извини. Просто хотел быть полезным.

— Будь полезным как-нибудь по-другому, ладно? Например, придумай, как нам продержаться еще пару часов…

— Уже. У меня есть отличный план, который, надо отдать должное, я придумал с твоей подачи.

— Да ну? И в чём же он заключается?

Он вдруг увидел монастырь в Римановом пространстве. Координатная сетка высвечивала все постройки, каждое дерево, каждый метр стены. Там, где кладка была проломлена, зияли подсвеченные багровым провалы.

Чтобы пробить стены, якудза использовали гидродинамические пушки, — понял Мирон.

По периметру перемещались красные фигурки. Только красные. Зеленые — неподвижные, как отравленные инсектицидом муравьи — скорчились тут и там. И их было пугающе много…

Монашек сказал, они убивают всех, кто попадётся на пути.

Дата-центр профессора в Плюсе светился ярким созвездием огней. Дальше, на самой периферии зрения, были другие огненные озёра — системные конгломераты банков, корпораций, других городских структур, но сейчас Мирона интересовала только одна локация, которую, как огненные осы, атаковали агрессивные боты. Их было так много, что казалось, кто-то запалил гигантский фейерверк.

Сам дата-центр был накрыт пульсирующей сеткой защиты. Она состояла из множества небольших объектов, больше всего похожих на маленькие авиетки. Они соединялись между собой кончиками крыльев. Каждой «авиеткой» управлял один из монахов.

По сравнению с искрами ракетных ботов, авиеток было очень мало, казалось, они с трудом удерживают оборону, не давая защитному полю порваться. При попадании искр сетка трещала, растягивалась, и тогда было видно, что кроме авиеток защиту скрепляет тонкая красная нить. Она стягивала киберпространство вокруг дата-центра, как штопальный хлопок стягивает дыру на пятке носка, заполняя собой пустоты и вклиниваясь на место выбывших из строя админов.

Мирон догадался, что красная нить — это командный код Платона.

Робот остался патрулировать периметр дома, его чувствительные сенсоры засекали любое движение, вплоть до лёгкого неслышного полёта мотыльков, вившихся вокруг ламп накаливания. Конечно же, он мог следить за безопасностью, в то же время помогая монахам, в то же время отражая атаки призраков, в то же время изучая какой-нибудь редкий трактат на мёртвом языке… Продолжать можно бесконечно.

Он один — это целая Вселенная, — подумал Мирон. — Которая взрывается, затем снова взрывается, а затем снова…

— Угроза слева от тебя, — сказал призрачный голос в голове. — Меч, пулемет и две светошумовые гранаты…

— Вижу, — отозвался Мирон, разворачиваясь к новому противнику.

Удар, взмах, еще удар…

— Ты выказываешь все признаки мастера боя, — комментирует голос.

— Даже не знаю, расценивать ли это как похвалу… — на противоходе Мирон вонзает меч в грудь очередного врага, равнодушно перешагивает через тело и идёт дальше, вдоль стены.

Каждого противника он видит задолго до того, как тот приблизится на расстояние броска.

Не нужно закрывать глаз, чтобы сосредоточиться на одном из миров. Плюс и Минус слились в цельное пространство, одинаково доступное для любых действий.

В Плюсе раздаются взрывы — это схлопываются локации, атакованные ледорубами Хиномару. Как пулеметные трассеры, несутся команды кода Платона, и аккаунты хакеров отваливаются один за другим, освобождая кластеры — будто яркие кусочки голубого неба проглядывают среди тяжелых туч.

Мирон оглядывает поле боя. От нескольких Ванн в дата-центре идёт сигнал об отключении пользователя. Остаётся только надеятся, что эти сигналы — просто экстренный выход в Минус, а не энцефалическая кома, о которой говорил Карамазов…

Интересно, удалось ли выйти из такой комы Амели? — мысль приходит по ассоциации, хотя и несвоевременно. Какое ему дело до заигравшейся девчонки? Сейчас её обида на деда, её подростковые амбиции и мечты о превосходстве кажутся такими же важными, как прыганье через скакалку.

Но почему старик Карамазов атакует монастырь? После того, как Мирон убил еще пару клонов, ничем неотличимых от Ясунаро, он убежден, что старик не сдержал обещания. Хотя и слова полковника, и само поведение председателя правления Технозон давали понять, что Карамазов — человек старой закалки. А значит — человек чести.

Поход вдоль стены продолжается. Мирон перестал вести счёт тем, кого он убил. После того, как он увидел тела в шафрановых рясах, скрюченные, окровавленные, похожие на мёртвых муравьёв, он перестал задумываться над этической стороной происходящего. Это как в любой игре: или ты, или они. Третьего не дано.

— Помеха справа, — сообщает голос.

Он не такой бесстрастный, как голос Мелеты, неживой программы. Голос Платона обогащен всеми обертонами, присущими живой человеческой речи. Он может быть саркастичным, напряженным, усталым, иногда — снисходительным.

Мирон воспринимает противника, как безликую красную фигуру. Наносит удар в стратегически уязвимое место, следит, как она падает — ни фонтанов крови, ни мученической предсмертной судороги. Всё это милосердно скрывает электронная вуаль, сквозь которую он видит Минус.

Он не слышит никаких выстрелов — хотя противники, почти все, вооружены пистолетами и автоматами. Возможно, это приказ сверху: взять монастырь тихо, незаметно для граждан, которые спокойно прогуливаются по дорожкам парка Уэно, любуясь светлячками и отражением луны в водах озера.

А может, это их вывернутый, псевдосамурайский кодекс, который велит поражать каждого противника лично, оставляя огнестрельное оружие плебейским массам.

Неважно. Кровавые схватки проходят в полной тьме, совершенно беззвучно, и от этого кажутся еще более ненастоящими.

Через некоторое время Мирон видит, что полоска неба над стеной приобрела цвет нежно-розовой лососины. Силуэты деревьев становятся более чёткими, тени — более резкими. Реальность как бы проступает из этих теней, становясь там — домом с распахнутыми настежь сёдзи, здесь — кумирней, спрятанной меж гигантских валунов.

На дорожках лежат мёртвые тела. Закутанные во всё чёрное, только с прорезями для глаз и бледными, похожими на лунные лучи, клинками катан. Рядом — смуглые, с обритыми головами и рясами, словно бы присыпанными одуванчиковой пыльцой.

Вокруг суетятся роботы. Одни спешно достраивают провалы в стене, другие бережно, по одному, укладывают на носилки мертвецов и уносят. Куда — Мирон не хочет интересоваться.

Наверняка всеми этими работами тоже руководит Платон. Узнаётся его рациональная жилка, его прагматическая менталистская сущность.

«Мы не убиваем людей. Мы поражаем цели»… — всплыло древнее выражение, уж не упомнить, кто это первый сказал…

Мирон устало присел на камень и вытащил из ушей Плюсы. Подержал на ладони тёплые, пульсирующие тела пиявок и сунул их в карман пиджака. Заботливо застегнул пуговичку, а потом усмехнулся: он так и не успел сменить наряд, подаренный Карамазовым. Дорогой костюм больше не стеснял движений, не заставлял чувствовать себя человеком, закованным в душный футляр. Белая когда-то сорочка покрылась коричневыми, подсохшими на ветру пятнами, уголки воротника стали жесткими и приподнялись, натирая шею.

Неслышно подкатил робот. Его выпуклые фасетчатые глазные сенсоры словно бы с укоризной изучали следы грубых рубчатых подошв, оставленные на безупречных песочных волнах сада камней. Он не отличался от других роботов ни конструкцией, ни окраской, но Мирон безошибочно узнал брата.

— Всё кончилось? — устало спросил он.

— Я бы сказал, закончился первый раунд, — голос, звучащий из динамика на груди был бесстрастным и немного механическим. И потрескивал от помех.

— Мы выиграли сражение, но не выиграли войну? — усмехнулся Мирон.

— Война идёт постоянно, брат мой. Корпорации вечно борются за влияние, за долю рынка, за лучшие условия для сделок…

— Тебе что, нравится постоянно меня подкалывать и поправлять? — на злость не осталось сил, но и слушать нравоучительный голос, исходящий из тела робота, не хотелось.

— Не скрою, в этом есть некоторая прелесть. Но я хотел сказать, что на самом деле не происходит ничего необычного. С временной точки зрения этот передел власти — не более, чем виток на громадном клубке истории.

Мирон оглядел мёртвые, присыпанные лепестками сакуры тела.

— В жопу твою историю, — буркнул он. — Я не хочу, чтобы это когда-нибудь повторилось.

Из-за стены, как баскетбольный мяч, выпрыгнуло солнце. Оно было похоже на белый воздушный шар, по ошибке упущенный ребенком.

Дорожка, песочные волны и керамогранитная грудь робота расчертились косыми чёрными полосками. В этой мешанине Мирон не сразу заметил двух стариков, неторопливо бредущих по белому песку, испещренному причудливыми коричневыми пятнами. И не сразу понял, что пятна повторяют форму мёртвых тел, увезенных роботами.

Оба старика были седы. Оба — широкоплечи, с гордой посадкой головы и резким прищуром одинаково выцветших стальных глаз. Только один шел на своих ногах, слегка ссутулив плечи и заложив руки за спину, а другой передвигался в коляске. Шины с тихим шелестом вминали в песок розовые лепестки…

— Как дела? — спросил Мирон, обращаясь сразу к обоим — Дата-центр больше не атакуют?

— Мы восстановили защиту, — сказал профессор. — В конечном итоге, пришлось закрыть купол. Я не мог больше рисковать своими людьми.

— А как же Платон? — Мирон невольно бросил взгляд на робота.

— Небольшая, но достаточная часть меня осталась, чтобы взаимодействовать с вами, — ответил тот. — Скоро я найду способ быть одновременно везде.

— Обзавёлся клоном?

— Тоже нравится меня подкалывать?

— Не без того… — Мирон перевел тревожный взгляд на полковника. — Где Хитокири? Он…

— Жив, жив курилка, — криво улыбнулся полковник. — Покоцали его тока.

— Когда?

— А когда ты без присмотра до ветру пошел. Он это почуял — и за тобой… Не успел чуток.

Мирону стало стыдно. Получается, Хитокири тоже пострадал из-за него.

— Я не до ветру. Я со стариком Карамазовым поговорить хотел…

— Поговорил? — Мирон молча кивнул. — Вот и ладненько. А Ватанабэ поправится, не ссы. Будет чуток покороче в некоторых местах, но это мы быстро исправим, правда Масахико?

Профессор Китано, похожий на мудрого, но потрёпанного жизнью ворона, молча кивнул.

Мимо протопали, не глядя на них, трое мордатых дядек в пятнистых комбезах и с тактическими винтовками наперевес. От дядек веяло чем-то родным, исконно-русским, что одновременно и радовало, и наводило муторную тоску. Как борщ с кислой капустой…

— Мои ребятки тут за всем присмотрят, — пояснил полковник. — Пока не устаканится.

Послышалась мелодичная трель. Полковник полез в карман галифе, аккуратно заправленных в хромовые, смазанные салом сапоги, извлёк небольшую вещицу, в которой Мирон с восхищением узнал мобильный телефон. Причём не прозрачный одноразовый смарт, которые до сих пор кое-где были в ходу, а древнюю углепластиковую модель. Их уже не выпускали лет двадцать.

Нажатием пальца активировав панель, полковник поднёс телефон к уху, бросил несколько слов по-японски и посмотрел на профессора.

— Он просит убежища, — сказал полковник.

Мирон почему-то сразу понял, о ком идёт речь.

— Но это он на нас напал! Я видел нескольких его клонов…

— Это еще ни о чём не говорит, — покачал головой профессор.

— Но как же…

— Клонов можно перепрограммировать. На феромонном уровне.

— А… — тупо сказал Мирон. — Но кто тогда?..

— Мы не знаем, — сказал полковник. — Но это дело техники. Платоша нам поможет.

Мирон нервно хихикнул. Даже мать, когда они были совсем детьми, не рисковала называть его братца Платошей.

— Хитросплетения связей в компании Хиномару сложны и запутанны, — заметил робот. Понадобится самый лучший аудитор, чтобы всё выяснить и разложить по полочкам. К счастью, у вас есть я. Уже запущен поиск по ключевым словам, фразам, кодам и смысловым группам. Через пару часов мы узнаем, кто устроил переворот.

— Значит, Карамазов больше не является владельцем Технозон, — сказал Мирон. — И направляется сюда, чтобы просить убежища. Вы его примете? — полковник с профессором кивнули одновременно, как два болванчика.

Мирон вспомнил надменного старика, с его стильной фетровой шляпой, безупречным костюмом и запахом дорогих сигар. Куромаку. Тот, кто стоит за занавесом…

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — буркнул он и пошел по дорожке, куда глаза глядят. На коричневые пятна Мирон старался не наступать.

— Знаешь, нам ведь сложнее, чем тебе, — догнал полковник. Колёса самоходной коляски шелестели почти беззвучно, сервомотор урчал негромко, сливаясь с далёким шумом просыпающегося города.

— Я всё понимаю, — дернул плечом Мирон. — Но он же — враг. Он — по другую сторону баррикад… Уж вы-то должны это понимать.

— Мы родились, когда этого всего еще не было, — вроде бы невпопад сказал старик. — Ни самоходных домов-роботов, ни электромобилей с одним мозгом на всех, ни Плюса… Был Интернет. Но он и в подмётки не годился вашей новой кибервселенной. Во всяком случае, там никто не жил. Были вирусы, были программы, всякие соцсети — но на этом всё. Никаких Иск-Инов, никаких призраков… Чтобы заработать денег, нужно было давить на клавиши, а не спать в роскошной Ванне.

— Зачем вы мне это говорите?

Мирон понимал, что ведет себя невежливо. Но он убил за сегодняшнюю ночь столько народу, сколько не убивал ни в одной игре. А накануне его держали в плену, пытали и предлагали заняться сумасшедшим сексом. Он устал. Больше всего, наверное, от самого себя.

— Затем, что хочу объяснить, — не обиделся полковник. — Нас осталось мало. Нас, стариков. Тех, кто еще помнит старый мир… И мы должны поддерживать друг друга. Потому что только мы друг друга понимаем.

— Поэтому вы решили дать Карамазову убежище?

— Он видит мир так же, как и мы. Он — такой же человек слова, как и мы. Он — один из нас.

— Несмотря на то, что вы его ненавидите?

Полковник вскинулся, напрягся — руки его вцепились в подлокотники так, что побелели костяшки. Казалось, он хочет встать, чтобы ударить Мирона… Но через секунду он расслабился. Молча кивнул — морщины вокруг рта сделались еще глубже, еще темнее.

— Он — мой враг, — наконец сказал полковник. Было видно, что слова причиняют ему почти физическую боль. — Но мы в одной лодке. И выравнивать качку нам тоже придётся вместе. Карамазов это прекрасно понимает, поэтому и позвонил.

Подошел профессор Китано. По обыкновению заложив руки за спину, чуть ссутулив плечи и наклонив голову, опушенную седым венчиком волос.

— Он идёт, — просто сказал он и встал рядом с полковником.

— Значит, всё как раньше? — спросил тот. — Как в старые добрые времена?

— Почти, — кивнул профессор и бросил короткий взгляд на Мирона. — Почти…

— Вы все знали моего отца, — неожиданно для себя сказал тот. — Вы все — Карамазов, мой отец — работали вместе. И кажется, я догадываюсь, что тогда произошло.

— Ну что-ж, — уголки рта полковника чуть дернулись вверх. — Значит, нам не придётся тебе ничего объяснять.