Часть первая Не герои

Глава первая Харт

Элси выглядела очаровательно. В туфлях-лодочках, обнимающих узкую стопу, с темными волосами, ниспадающими на плечи и контрастирующими со светлым платьем. Его цвет она называла «цветом шампанского», хотя и сама едва представляла, что это означает.

Глядя на нее, Харт вспомнил день их знакомства. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Смешливая девчонка с пухлыми румяными щечками превратилась в элегантную молодую леди. Пухлость щечек исчезла, но обворожительная улыбка на сочных губах осталась неизменной.

Элси заметно волновалась. Тревожно нахмурившись, она легким прикосновением к дужке сделала визор прозрачным. Обычно ярко накрашенные глаза с черными, тянущимися к вискам стрелками сегодня были лишь слегка тронуты макияжем. Весь облик Элси олицетворял скромность и чистоту. Без сомнения, она хотела понравиться тем, кто должен был озвучить ее дальнейшую судьбу. И все-таки это вполне естественное желание было совершенно бессмысленным – праэко лишь оглашали решение, которое принимала Система. А ей – хладнокровной, расчетливой, беспристрастной – не было дела до людских желаний и страхов.

Двадцать одну свечу торжественно задули под фальшивое пение Харта, торт разрезали и съели. Улыбаясь во весь рот, Харт вручил подруге подарок в разноцветной упаковке, увенчанной бантом. Элси засияла, клятвенно заверив, что распакует его позже, и скрепила клятву нежным поцелуем. Они уже опаздывали на церемонию.

Элси приказала дому запереть за ними дверь. Вышла под руку с Хартом. Села за руль, дождалась, пока он устроится рядом, и тронулась с места.

Двухместный аэромобиль заскользил по полупрозрачной воздушной полосе. Харт понимал, насколько недостойно завидовать собственной девушке, но каждый раз, подходя к ее ярко-красному аэромобилю, не мог сдержаться, чтобы с невольным вздохом не провести рукой по гладкой прохладной поверхности. У него самого был только видавший виды ховерборд. Когда Харту было четырнадцать, ему пришлось убить все лето на подработку, чтобы осуществить свою давнюю мечту. С тех пор он значительно поднаторел в ховербординге, но мысль о собственном аэромобиле его не оставляла.

Харт надеялся, что ждать долго не придется – в этом году он заканчивал университет и должен был попасть на работу по распределению. Как говорили праэко – вестники безликой, но могущественной Системы, у него были высокие шансы получить хорошую должность. Это помогло бы ему решить проблемы в семье и избавиться от неловкости, которая появлялась всякий раз, когда подруга подвозила его на своем ярко-красном – она называла его алым – аэромобиле.

– Так… – Элси сложила губки и судорожно выдохнула, как делала всякий раз, когда сильно нервничала. – Ты уверен, что все заполнил верно?

Харт едва удержался от того, чтобы не закатить глаза. Он уже сбился со счета, в который раз подруга спрашивала его об этом. Предстоящая церемония совершеннолетия Элси волновала его не меньше, просто реагировали они по-разному. Собственно, как и всегда.

– Уверен, – покладисто ответил он. – Я перечислил все твои любимые книги, кроме «Раскила» и «Дитя моря», слишком уж они… прости, девчачьи. Вместо этого добавил парочку своих. То же самое с фильмами, едой, любимым местом в Сомнируме, моем видении будущего Бене-Исс… и прочая, прочая, прочая. Элси, да я твою анкету уже наизусть знаю! В общем, некоторые варианты я, разумеется, изменил, чтобы не вызвать подозрений, но в целом придерживался твоих ответов.

Элси удовлетворенно кивнула. Легким порханием пальцев над сенсорной панелью ускорила аэромобиль и, улыбнувшись Харту, накрыла его ладонь своей.

План обмануть Систему пришел в голову именно ему. Они с Элси настолько несхожи во вкусах, насколько это вообще было возможно. Ей нравилась спокойная музыка, ему – взрывной олд-рок. Она – отличница и поклонница философских книг, он – типичный разгильдяй, лишь стараниями возлюбленной получающий неплохие отметки. Элси делала его лучше… но для Системы это лишь пустые слова.

При таких исходных данных Система никогда не смогла бы записать Харта в электы – идеальные спутники жизни для Элси. Поэтому его осенила мысль сделать их анкеты максимально похожими. Он тщательно изучил каждый пункт ее черновой анкеты. В ней содержались самые разнообразные вопросы – от глобальных «кем вы видите себя через десять лет» до любимого цвета, времяпрепровождения – в реальности или Сомнируме – и даже принадлежности к «собачникам» или «кошатникам».

Свою анкету Харт заполнил в день своего совершеннолетия, полгода тому назад. Но правила Системы, понимающей, что характеры и вкусы людей могли меняться с течением времени, разрешали обновлять данные – что Харт недавно и сделал. Теперь их с Элси анкеты пусть и не были совершенно идентичными, но выставляли их близкими по духу, складу ума и характеру людьми. И только предстоящая церемония должна была показать – удался трюк или же все их старания были напрасны.

Церемонии совершеннолетия для юношей и девушек несколько разнились. Парни лишь заполняли специальную форму и выслушивали от праэко сухие поздравления, не отличающиеся ни искренностью, ни особым разнообразием. Девушки проходили ту же процедуру за сутки до дня совершеннолетия. На самой церемонии им выдавался список из двадцати имен. Двадцать картотек электов – данные анкеты, фото и, при желании, трехмерное изображение их будущего ребенка и практически точный коэффициент его интеллекта. В течение года девушка обязана была сделать выбор, с каким из электов она свяжет свою дальнейшую судьбу.

Два десятка анкет – грустная иллюзия выбора.

Система не «сводила» девушку с кем-то моложе двадцати одного года и старше тридцати. Считалось, что слишком большая разница в возрасте между будущими мужем и женой могла создать дискомфорт между супругами и стать причиной семейных неурядиц. Электом совершеннолетней не мог стать человек, который разительно отличался от нее вкусами и взглядами. Причина – все те же возможные несовпадения мнений, а значит, ссоры, постепенный разлад в отношениях и, в конце концов, крах семьи.

Только люди со схожими характерами имели шанс заслужить одобрение Системы и создать новую ячейку общества. Система учитывала не только совпадения взглядов, но и генетическое сходство, и физические показатели. Голосами праэко она убеждала людей, что все эти меры – только им во благо. Все это – ради будущего, ради здоровья их детей, ради крепкой семьи, основанной пусть не на любви, но на доверии, уважении и душевном родстве.

Однако то, что противоположности притягивались друг к другу с завидным постоянством, Система предпочитала не замечать.

Именно сегодня, в день совершеннолетия, Элси должны были выдать злополучный список. И если его имени там не окажется…

Повернув голову, Харт изучал нежный профиль Элси. Они были знакомы еще со школы. Он и сам не заметил, когда детская дружба превратилась в нечто… совсем иное. Он не хотел называть это любовью, потому что она в их веке не стоила ничего. Любить Системой не запрещалось, но если девушку угораздило влюбиться в того, кто не был выбран ей в электы… будущего у такой чувства просто не было.

Харт знал одно: он хочет быть только с Элси. И ни с кем другим. Засыпать, просыпаться, строить планы на будущее – банальные, казалось бы, вещи, которые приобретали смысл, только когда она была рядом. Года черед два Система мягко напомнит им о священном долге продолжения рода. Харт был к этому готов и знал, что и Элси готова.

Аэромобиль мягко приземлился. Харт обошел его, чтобы галантно открыть дверцу возлюбленной. Она рассмеялась, подавая ему руку, но в ее смехе чувствовалось напряжение. Обоих сейчас мучил один и тот же вопрос: «Удалось ли?»

Зал церемониального дворца был полон молодых людей. Девушки, парни – взволнованные, торжественные. Кто-то развлекался, попивая синтетический коктейль, кто-то, судя по насупленному виду и тереблению одежды, чувствовал себя не в своей тарелке. Прохаживались праэко, скрытыми за визорами взглядами – но определенно цепкими и пристальными – скользя по залу. У стен и сцены стояли маршалы, облаченные в пуленепробиваемые бело-черные костюмы. Боялись бунта? Харт развеселился, представив, как одна из участниц церемонии – этих миловидных тростиночек, – недовольная решением Системы, в ярости рвет список и нападает на маршала. В ход идут ногти, каблуки…

Элси бросила на Харта косой взгляд, и он тут же придал лицу серьезное, подобающее случаю выражение. Они подошли к своим местам. При их приближении плитка пола качнулась назад, из его недр вытянулась толстая трубка, напоминающая металлический пень. Покрывающие ее пластины раскрылись и сформировались в не слишком удобное на вид кресло. Харт и Элси заняли места и, переплетя пальцы, приготовились к ожиданию.

Церемония началась вовремя – минута в минуту. Когда на сцену поднялась праэко в длинном серебристом платье, зал мгновенно затих.

Нудная пространная речь о долге перед обществом, о необходимости придерживаться правил и уставов Системы выпила из Харта остатки терпения. Ту же речь – слово в слово – он слушал полгода назад, на собственной церемонии совершеннолетия. Кресло казалось неимоверно жестким, словно не желало задерживать сидящего на нем дольше положенного, слова, произнесенные голосом, навевающим мысли о кубиках льда в пустом стакане, падали в мертвую тишину зала, заполненного благоговеющими совершеннолетними. Мучительное ожидание. Все это действовало ему на нервы.

– Да когда же они, наконец, перейдут к делу? – процедил Харт сквозь сжатые зубы.

Некстати пролетевший над головой дрон-дизагрессор мигнул красным и завис в воздухе: система распознавания эмоций зафиксировала его вспышку ярости – по тону голоса, выражению лица или же по стиснутым кулакам. Маршал, прежде стоявший к Харту полубоком, повернулся, среагировав на сигнал прикрепленного к поясу датчика. Его взгляд за совершенно непроницаемыми черными стеклами визора, без сомнения, не сулил ничего хорошего.

Харт выдохнул, стараясь замедлить сердцебиение. Заставил себя разжать кулаки и расслабить мышцы рук. Не хватало еще, чтобы его выперли с церемонии, сочтя «агрессивно настроенным» – кажется, так это называла Система.

Элси сжала его руку, улыбнулась краешками губ. Это подействовало на парня лучше любого успокоительного. Он улыбнулся ей в ответ, чувствуя, как легчает на душе. Дизагрессор – глянцевый черный шар с красной полосой дисплея – еще повисел в воздухе, затем, удовлетворенно мигнув, продолжил свое неспешное блуждание по залу.

– Элси Ларей! – хорошо поставленным голосом произнесла со сцены праэко.

– Ох, боже мой! – быстро прошептала его подруга.

Их руки разжались. Харт вдруг ощутил тоску и смутное беспокойство.

Оправляя на ходу безупречно сидящее платье, Элси поднялась на помост. Харт нажал на кнопку подлокотника, вызывая перед глазами проекцию возлюбленной. Он видел ее чуть расширенные от волнения глаза, тонкие кисти, прижатые к телу в таком искреннем и неловком жесте.

Праэко, дежурно улыбнувшись, поздравила Элси с совершеннолетием. Печатью с симпатическими чернилами поставила на ее запястье новую метку. Следующая появится лишь тогда, когда Элси выйдет замуж – за одного из выбранных для нее Системой электов.

Харт подался вперед, когда увидел, как праэко протягивает Элси заветный сверток, перевязанный серебристой лентой. Руки девушки чуть подрагивали от нетерпения, когда она принимала дар от праэко.

Элси поблагодарила, спустилась со сцены, держа спину идеально прямой. Харт тут же потерял интерес к происходящему в зале. Все его внимание было приковано к свертку в руках подруги. Элси опустилась в кресло и торопливо развязала ленту, мелькнувшую в воздухе блестящей серебристой змеей. Развернула скрученный в рулон планшет и, скользя пальцем по экрану, впилась взглядом в картотеки электов – «жертв», как в шутку называл их Харт. Вот только чем дольше Элси молчала, тем меньше ему хотелось веселиться.

– Меня там нет… – сказал он обреченно, качнув головой, словно отвечая на собственный вопрос.

Элси оторвала от планшета взгляд. Глаза ее были огромны, в их синеве плескалось недоумение.

– Как же так?… – прошептала она.

– Это моя вина. Я где-то просчитался.

– Нет, Харт… – Элси замолчала, не зная, что сказать.

Они еле досидели до конца церемонии. Уйти раньше не позволяли приличия. А еще маршалы и праэко, снующие по залу.

Как только раздался гимн их города-государства, поднялись. Побрели к выходу. Элси машинально свернула планшет в рулон и теперь судорожно сжимала его в руках, словно желая раскрошить тонкими пальцами. Если бы это решило их проблемы, Харт первым бы разорвал планшет в клочья. Тут же некстати вспомнилась его недавняя фантазия, уже не казавшаяся такой забавной.

Они вышли на стоянку. Харт переминался с ноги на ногу, не в силах выдавить ни слова. Он просто не мог подобрать нужных фраз. Элси замерла, обхватив себя за плечи. Оба молчали, не зная, чем заполнить тишину между ними.

– Харт Карвел?

Он стремительно оглянулся. Позади стояла незнакомая ему праэко в окружении двух маршалов.

– Пойдем со мной, – она говорила мягко, но лицо казалось словно высеченным из камня. Харт задавался вопросом: почему все праэко делают свои визоры черными? Что они прячут?

Глаза – зеркало души, но у праэко души не было.

– Элси, я… – начал он, повернувшись к подруге.

– Немедленно, – и снова этот мягкий тон с металлическими нотками.

– Иди. – Элси была бледной, взгляд ее метался между его лицом, лицами маршалов и праэко. Она хотела сказать что-то еще, но не осмелилась – присутствие стражей порядка и вестницы Системы кого угодно могло привести в замешательство.

Харт пошел вслед за праэко, старательно отгоняя от себя назойливую мысль: что ей нужно от него? И к чему здесь маршалы?

Они вернулись в церемониальный дворец, поднялись на второй этаж. Как только все четверо оказались в комнате, стражи порядка расположились по обе стороны от запертой двери. Харт недоуменно посмотрел на маршалов и отвернулся. Праэко кивнула ему на стул, и он, пожав плечами, послушно уселся.

Тесное пространство было заставлено металлизированными предметами мебели – по последнему писку моды. Стол, стулья, даже диван – выглядели гладкими и словно хромированными, но сохраняли подобающий им комфорт.

Праэко облокотилась о стол, совсем по-человечески сложив на груди руки. Сделала визор полупрозрачным – так, чтобы Харт мог видеть ее глаза. Неожиданное проявление этикета от вестницы Системы.

Он скользнул взглядом по ее лицу. Чересчур правильные черты, слишком ровная кожа без малейших изъянов. Все праэко – синты, но от людей практически неотличимы. И все синты – совершенны. Ловкие, быстрые, обладающие гибким искусственным интеллектом, зачастую превосходящим человеческий.

Мать Харта – учительница старшей школы Трианского округа, в те нередкие моменты, когда на ее душе было особенно тоскливо, сетовала на засилье синтетиков в Бене-Исс. Среди людей уже давно ходили упорные слухи о скором внедрении синтетиков во все сферы жизнедеятельности. Люди боялись того часа, когда на работу вместо них будут принимать лишь синтов – идеальных, практически не способных ошибаться. Первый тревожный звонок раздался четыре года назад, когда в одной из клиник Бене-Исс появился единственный в своем роде синт-хирург. Сотни тяжелейших операций – и ни одного смертельного исхода. С тех пор больницы все чаще соглашались подменять человеческих врачей синтетиками.

Будущее, которое рисовала Система жителям исполинского города-государства Бене-Исс, и вдохновляло, и пугало одновременно. Да, Харт бы и сам с большей охотой лег под лазерный нож хирурга-синта, нежели хирурга-человека, у которого в самый неподходящий момент могла дрогнуть рука. Вот только что станут делать люди, когда их заменят совершенные машины, внешне неотличимые от них самих и не знающие, что такое халатность, леность, вспыльчивость? Уйдут в профессии, где не нужен будет холодный расчетливый ум, выверенные движения и знание невероятного количества информации?

Праэко прервала его размышления. Наклонив голову, как хищная птица, наблюдающая за обреченной жертвой, произнесла:

– Харт Карвел, ты разочаровал Систему.

В устах любого другого это прозвучало бы излишне пафосно. Но слова праэко таили в себе угрозу. И все же Харт нашел в себе силы ухмыльнуться и небрежно бросить:

– Сомневаюсь, что Системе есть до меня дело.

– Система заботится о каждом из нас.

«Вас, ты должна была сказать: «вас», – подумал Харт. – Между синтами и людьми нет знака равенства. И никогда не будет».

– Я обязана предупредить тебя – ты приближаешься к Черте. Надеюсь, ты знаешь, какое наказание последует, если твое имя окажется за ней.

О да, Харт знал. Наказанием станет появление на пороге его дома Реконструкторов – синтетиков в темных защитных костюмах, которыми пугают детей, когда те не желают слушаться.

Точнее, наказанием будет то, что Реконструкторы сотворят с его разумом.

Система с помощью своих вестников составляла досье на каждого жителя города-государства. Никто не знал о них доподлинно – Система умела хранить секреты. Шептались, что электронное досье велось с самого рождения человека. По итогам информации, обновляющейся ежеминутно, гражданин Бене-Исс попадал в один из двух списков. С «белыми списками» все было ясно: в них содержались имена людей с хорошей репутацией – то есть те, кто, с точки зрения Системы, считались полезными обществу, действовали ему во благо. А вот с «черными списками» и пресловутой Чертой, чаще называемой «черной линией», все было гораздо сложнее. Ведь в лапы Реконструкторам можно было попасть за любой проступок, зафиксированный Системой. И чем серьезнее правонарушение, тем сильнее Реконструкторы меняли сознание провинившегося.

– Я приближаюсь к Черте? – Харт постарался не выдать свою тревогу. Вышло не слишком убедительно. – Но… за что?

– Попытка обмануть Систему – серьезное правонарушение, – хладнокровно пояснила праэко. – А составление ложной анкеты – это и есть попытка обмана.

– Я… – он замялся, не зная, что сказать. Был ли смысл отнекиваться, когда правда всплыла наружу?

– Мы изучили книги, которые ты читал. Многие из них запрещены Системой. Они пропагандируют жестокость, употребление алкоголя…

– Они просто рассказывают о том мире, в котором жили наши предки. Эта наша история, – упрямо ответил Харт.

Итак, его обман был раскрыт. Но кто поспособствовал этому? Дроны? Камеры, натыканные по всему Бене-Исс? Сомнительно. Он всегда был осторожен, когда делал то, что могло сказаться на его «репутации». Тогда кто? Его знакомые, однокурсники? Он бы не удивился. Люди были готовы пойти на многое, чтобы выслужиться перед Системой и теми, кто скрывался за ней.

– Мы ушли от того дикого общества и его беспутных нравов, – бросила праэко. И снова это выражение лица – мягко опущенные губы и стальной блеск в глазах. Будто бы праэко не могла решить, какую выбрать тактику в их разговоре – запугивать или убеждать? – И Система не позволит, чтобы все это повторилось снова.

«Ну да, все во благо людей» – раздраженно подумал Харт.

– Мы отследили запросы, которые ты посылал в Сеть. Многие из них носили довольно агрессивный характер – я говорю о видео, фильмах и книгах. Это лишь подтвердило наши предположения о том, что ты представил о себе ложные данные.

– Не сомневаюсь, что вы даже в курсе, зачем именно я это сделал, – с некоторым вызовом в голосе ответил Харт.

Он отдавал себе отчет в том, что находится на грани – всего в нескольких шагах от злополучной Черты. Но сейчас ему было наплевать. Слишком сильным был шок от осознания, что Элси – его милая Элси – теперь никогда уже не будет принадлежать ему. Теперь все потеряло смысл: предстоящее получение диплома, хорошая работа, квартира со всеми удобствами, а не тот ретро-дом, который он делил с матерью.

– Разумеется, – кивнула праэко, приняв его слова за чистую монету и, уж конечно, не распознав в них горечи и ехидства. – Система зафиксировала ваши достаточно близкие отношения с… – лишь мгновенное колебание, – … Элси Ларей.

– О боже мой, – пробормотал Харт. Представил, как камера прицеливается, чтобы запечатлеть их в тот момент, когда они держатся за руки или целуются. Как фото-дрон подлетает к окну его спальни, чтобы поймать в объектив их с Элси на простынях. – Боже мой, – повторил он. Вскинул голову, заглянул в неестественно голубые глаза праэко, такие ослепительно сияющие, какими могут быть только глаза синтетика. – И это не «близкие отношения», – передразнил он. – Это называется «любовь». Хотя… что вам об этом знать?

– Мне расценивать твои слова, как оскорбление по отношению к синтетикам и, в частности, праэко? – бесстрастно осведомилась вестница Системы.

Похоже, его «репутация» только что понизилась еще на несколько пунктов.

В голове забилась яростная мысль: «Ну, давай же, будь же крутым! Скажи ей все, что думаешь – о синтах, об этой треклятой Системе». И тут же на смену ей пришла другая: «И что потом?»

– Нет, что вы. Я просто неправильно выразился, – устало ответил Харт.

Праэко чинно кивнула. В глазах ее не было ничего, кроме холодного безразличия. Харт вышел, прикрыв за собой дверь.

Его бунт закончился, так и не начавшись.

Едва он покинул здание, к нему подбежала Элси. Бледная, встревоженная.

– Ты в порядке? – взволнованно спросила она. Не дав ему ответить, быстро проговорила: – Зачем праэко тебя вызывали? Это из-за…

– Да, – просто ответил Харт. – Из-за.

Невольно стрельнул взглядом по сторонам, ловя себя на мысли, что теперь ему всюду будут мерещиться скрытые камеры, следящие за каждым его движением.

– Все обойдется? – спросила Элси с надеждой. Приблизилась, взяла его за руку, привычно переплела пальцы.

Ухо пронзил голос – безликий, механический, словно бы окрашенный в тускло-серый цвет:

«Предупреждение Системы. Нарушение дистанции между совершеннолетней и совершеннолетним, не являющимся ее электом».

Эти же слова прозвучали и в голове Элси, потому что она резко отдернула руку и отступила на шаг. Тут же опустила глаза, устыдившись своей реакции. Прошептала:

– Извини.

– Ничего, – отозвался Харт, ощущая в груди какую-то пустоту. Система заберет у него Элси. Рано или поздно, заберет.

– Я… – она стояла, теребя бант на белом платье и все так же не поднимая глаз. – Я пойду.

Харт кивнул. Заложив руки в карманы брюк, зашагал по тротуару. Вслед ему донесся голос спохватившейся Элси: «Тебя довезти?»

В голове пронеслась вереница мыслей. Плюс – несколько драгоценных минут он побудет с ней наедине. Минус – эти минуты будут заполнены тишиной, гнетущей и напряженной.

Харт не сбавил шага. Сделал вид, что просто не расслышал.

Глава вторая Десс

Отец широкими шагами пересек маленькое пространство кухни. Панель холодильника отъехала в сторону. Задумчиво нахмурившись, Керк Ларсо извлек хлеб для сэндвичей, запечатанные в пластик куски мяса и сыр. Принялся сооружать бутерброд.

Десс, сидя за барной стойкой и подложив под голову руку, наблюдала за отцом. Его движения всегда были порывистыми, а лицо – сосредоточенным. Как будто он в каждую минуту был готов получить приказ и тут же броситься на его исполнение. Сказывались три десятилетия, которые он отдал защите государства. В свое время Керк Ларсо стал самым юным маршалом Бене-Исс – ему тогда стукнуло двадцать.

Десс намеревалась обойти отца. Ей уже исполнилось девятнадцать, а значит, оставалось меньше полугода, чтобы осуществить желаемое. На кону – испытания, которые определят ее дальнейшую судьбу. Либо ей предстоит надеть бело-черный костюм с закрепленной на поясе кобурой с лазерным пистолетом, либо продолжать обучение в академии, надеясь когда-нибудь все же убедить комиссию, что она достойна стать маршалом и служить во благо Бене-Исс.

По крутой спиралевидной лестнице спустилась Блэки – младшая сестра Десс. Сегодня она надела одно из излюбленных светлых платьев и плотные черные чулки. Блэки пошла в маму: волосы сверкали чернильным блеском, голубые глаза из-под челки смотрели на мир взглядом грустного щенка. Или мечтательного… если щенки вообще могли мечтать. Из-за этого взгляда Блэки казалась младше своих шестнадцати лет.

Десс иногда казалось, что Блэки делает все возможное, чтобы не быть похожей на старшую сестру и лишний раз подчеркнуть, насколько они далеки друг от друга. Десс любила облачаться в практичные вещи – брюки и куртку из саморегенерирующегося кожзаменителя, Блэки носила только платья, открывая худые ноги. Десс собирала волосы – темно-русые, как у отца – в тугой хвост, Блэки всегда оставляла их распущенными. Десс каждое утро рисовала себе дымчатые глаза, Блэки едва трогала блеском тонкие губы.

Все еще сонная младшая сестра держала в руках толстенную тетрадь. Десс закатила глаза и отвернулась. Блэки вечно носилась с этими допотопными вещицами: бумажными книгами и блокнотами, ручками с пастой, акварелью.

И все же ретроградом Блэки назвать было нельзя. На днях Десс нашла в ее комнате новехонький электронный дневник. Из любопытства решила пролистнуть пару страниц, но не смогла прочитать ни строчки – Блэки писала ручкой с симпатическими чернилами. Дневник требовательно запищал – для проявки ему требовался отпечаток пальца хозяйки. Десс пожала плечами и швырнула его на кровать. Не больно-то и хотелось.

Сестра любила и их серебристый аэромобиль, который – к неудовольствию обеих – приходилось делить между собой. Отец не покупал его – считал излишним баловать несовершеннолетних. Он достался им от матери. Модель выглядела слишком женственной, поэтому отцу ничего не оставалось, как отдать аэромобиль дочерям.

Потому Десс и недоумевала: какое удовольствие могла получать сестра от покупки очередной бумажной тетради и писанины в ней? Она постоянно фыркала и называла многочисленные книги Блэки старьем, а та, поглаживая потрепанную картонную обложку, упрямо поправляла: «Не старье, Десси, а антиквариат».

Знала же, как ее раздражает, когда ее называют этим слащавым «Десси».

С папой Блэки поздоровалась вполне искренне, ей лишь бросила хмурое «доброе утро».

– Как учеба? – за пару минут прикончив внушительных размеров бутерброд, осведомился отец.

Он никогда не называл дочерей «солнышко» или «мои девочки». Только по имени. Десс знала – Блэки это обижало. Она вообще была довольно чувствительной особой.

– Хорошо, – пожав плечами, обронила старшая дочь. Сказала бы «отлично» – она и впрямь делала успехи в академии, – если бы не знала, что за этим последует долгая лекция на тему «нет предела совершенству». Отец не любил, когда Десс зазнавалась, даже если искренне считала, что вправе гордиться собой. А ведь она как никто другой умела быть самокритичной.

Блэки, нацелившись взглядом в самое спелое яблоко в корзине, принялась воодушевленно рассказывать о вчерашнем дне. Десс изо всех сил старалась не зевнуть. Сестре определенно нужно научиться фильтровать слова и эмоции. Блэки вгрызлась в яблоко, брызнув соком, продолжила говорить с набитым ртом, за что заслужила неодобрительный взгляд отца. Десс злорадно усмехнулась. Соскочила со стула, воспользовавшись повисшей паузой. Уже на пороге обернулась и лениво спросила:

– Ты в школу идешь?

– Я даже не позавтракала! – воскликнула Блэки, метнув в нее возмущенный взгляд.

– Спать меньше надо было, – вкрадчиво произнесла Десс.

Нахмурившись, сестра сползла со стула. Зажав в руках старую тетрадь, с которой, кажется, никогда не расставалась, заспешила к выходу. Всю дорогу Блэки сидела в аэромобиле с насупленным видом. Десс не торопилась разряжать обстановку и нарушать ласкающую слух тишину. Долетев до школы за несколько минут, высадила сестру и направилась в академию.

В раздевалке было тесно и душно. Десс всегда приходила на учебу раньше остальных, чтобы в спокойном одиночестве переодеться в кадетский серо-черный костюм. Она не выносила столпотворения, пытливых девичьих взглядов и глупой болтовни. Слушать сокурсниц для нее было сродни пытке: складывалось ощущение, что они воспринимали учебу в академии только как повод найти себе симпатичных парней: разговоры в раздевалке в основном крутились вокруг количества кубиков на животе того или иного кадета и пересказа последних сплетен – кто кому нравится и кто с кем спит.

В отношении девушек и женщин, ставших маршалами, Система была более лояльна: предлагала электов, но не заставляла выходить замуж и рожать детей, как остальных достигших совершеннолетия. Даже одобряла, если маршал выбирала одиночество и служение своему государству. Маршалы – исполнители ее приговора, призванные сохранять порядок в Бене-Исс и следить за тем, чтобы его жители четко следовали правилам Системы. И чем меньше голова маршала была забита посторонними мыслями – семейными проблемами и любовными драмами, тем больше он отдавал себя работе. Системе – хладнокровной, бесстрастной – плевать на эфемерные человеческие чувства.

Ей нужно лишь одно – результат.

Совсем скоро обстановка в академии изменится. Вместо глупых разговоров в коридорах и раздевалках повиснет напряженное молчание, тренировки станут жестче, взгляды – озлобленней. Так происходило всегда, когда начиналась подготовка к испытаниям и тренеры забывали, что кадетам нужен отдых, сон и еда. Десс ощутит все это на себе – ей впервые предстоит сменить роль наблюдателя на роль испытуемого.

Она покинула раздевалку и направилась в тренировочный зал. На лестнице ее уже ждали Раск и Ангес – братья-погодки и ее единственные приятели, и в академии, и во всем Бене-Исс. Высокие, кареглазые, темноволосые, они были лучшими друзьями и вечными соперниками. Раск, вальяжно облокотившись о перила, беседовал с краснеющей кадеткой. То и дело слышался ее смущенный смех. Ангес со скучающим видом рассматривал собственные ногти. Увидев Десс, заметно оживился.

– Ну, неужели! – воскликнул он вместо приветствия. – Наконец-то хоть одна адекватная личность!

Десс широко ему улыбнулась. Раск, привыкший к подколкам брата, пропустил сказанное мимо ушей. Его собеседница негодующе фыркнула и, попрощавшись, ретировалась. Десс проводила ее прищуренным взглядом и повернулась к Раску.

– Не надоело еще? – со смешком осведомилась она.

Раск слыл бессовестным ловеласом. Десс уже и не старалась запоминать имена его «жертв», зная, что эти связи скоротечны.

– Разве это когда-нибудь может надоесть? – с притворным изумлением воскликнул приятель.

Десс, рассмеявшись, легонько стукнула его по плечу. Вместе они поднялись на второй этаж.

– Готова к испытаниям? – негромко поинтересовался Ангес.

– Готова, – твердо ответила она. – А ты?

Он мотнул головой.

– Я не буду участвовать.

– Отец тебя убьет, – прокомментировал Раск.

– Пускай, – пожимая плечами, отозвался Ангес. – Мне нравится здесь, и ничего менять я не хочу. Подожду, когда отец перебесится… или осознает, что маршалом мне все равно никогда не быть. Брошу академию, стану… не знаю, тренером или еще кем-нибудь.

Раск осуждающе покачал головой, но ничего не сказал.

Десс поняла однажды: именно в схожести их историй заключалась причина их сближения. У всех троих был суровый и требовательный отец, жаждущий увидеть своих детей в бело-черном костюме маршала, – с той лишь разницей, что отец Раска и Ангеса маршалом никогда не был. Но всегда мечтал. И теперь, как это часто бывает, делал все возможное, чтобы его дети достигли того, чего у него не получилось.

Еще одним общим звеном в истории двух семей – Ларсо и Бербен – была разница характеров двух молодых людей, связанных кровными узами. Полярное различие в их взглядах и стремлениях, которое с годами становилось все отчетливее.

Ангес поступил в академию на пять лет позже Раска. Как он однажды признался Десс – просто не выдержал постоянного давления. Когда отец узнал о нежелании сына становиться маршалом, о его горячей ненависти к Системе и к ее правилам, то просто перестал его замечать. Ангес в одночасье стал изгоем в собственном доме – в доме, где за обеденным столом велись разговоры о политике, благах Системы, ее созданиях – синтах, которые с каждым годом становились все совершеннее и все больше облегчали людям жизнь. Ангес – тогда еще пятнадцатилетний мальчишка – чувствовал себя лишним, не нужным и не любимым собственной семьей.

Ему просто не оставили выбора – хотя и выражалось это не в прямом приказе, не в предъявлении ультиматума, а в холодном молчаливом равнодушии. Кто, как не Десс, мог знать, что последнее гораздо страшнее. Ангес все же поступил в академию и со временем стал одним из лучших ее учеников, но по-прежнему не разделял рвения Раска и Десс сменить серо-черную форму кадета на бело-черную.

История Блэки начиналась примерно так же, но закончилась иначе – их отец быстро понял, что маршала из вечно витающей в облаках дочери не выйдет, как бы он этого ни хотел. Блэки была безмерно счастлива, что ее наконец оставили в покое и предоставили самой распоряжаться собственной судьбой. Десс, правда, сомневалась, что из этого выйдет толк. Младшая сестра представлялась ей эдаким нежным цветком посреди безжалостной пустыни. Нелегко ей придется в этом мире…

– А тебе не кажется… ммм… неправильным, что людей на должность маршала будут избирать праэко? То есть синтетики? – изогнув бровь, спросил Ангес Десс.

– Опять ты за свое, – раздраженно бросил Раск.

Ангес сделал вид, что его не слышит. Повернув голову, он пытливо смотрел на Десс, ожидая ее ответа.

– Праэко как никто другой знает, кто именно достоин защищать Систему. Они ведь созданы ею, – уверенно отозвалась она.

Ангес протяжно вздохнул. Он никогда не разделял взгляды Раска и Десс на Систему и готов был спорить до хрипоты.

– Вот именно, Десс! Какими бы совершенными не были синты, они – лишь творение человека. Роботы. Попросту говоря, умные машины.

– Не просто умные, – скривившись, бросила она. – Гениальные, совершенные. Создатели не просто слепили из кусков железа подобие человека, они вложили в синтов частицу своего разума, наделили собственным сознанием, мышлением и логикой! Если бы я была романтиком, то сказала бы, что Создатели вложили в синтетиков часть своей души.

О Создателях и их гениальных творениях Десс знала все. Или же почти все. Их личности оставались в тени, что лишний раз свидетельствовало о них как о людях, которых не интересовало ничего, кроме благополучия жителей государства. Именно Создатели разработали Систему. Создатели оградили Бене-Исс от всего остального мира – дикого, невероятно опасного. Точнее, того, что от него осталось. Они буквально собрали город по частям, десятки лет спустя превратив его в техногенный рай.

– И все равно это не дает им права распоряжаться человеческими судьбами, – стоял на своем Ангес.

Раску уже порядком надоела их дискуссия, повторяющаяся изо дня в день с завидной регулярностью. Он застыл у входа в тренировочный зал, приветственно махая однокурсницам. Послышались игривые девичьи смешки.

– Разве? – Десс многозначительно вскинула бровь. – Не забывай, синты обладают лишь логикой – чистой, не замутненной человеческими эмоциями. Если надо убить, они убьют, не терзаясь муками совести. Если нужно выполнить приказ Системы, они это сделают, каким бы он ни был и кто бы ни стоял перед ними – хромой щенок, маленькая девочка или сам Создатель! – выпалила она.

– И ты считаешь, что это правильно? – спросил Ангес. Ей показалось или в его взгляде и впрямь мелькнуло разочарование? – Что бы ты сделала, если бы Система приказала тебе арестовать собственного отца? Или Блэки?

– Этого никогда бы не случилось, – твердо ответила Десс. – Просто потому, что мы знаем правила. Мы уважаем Систему.

Он молчал, странно улыбаясь – уголки губ дергались и тут же опускались. Качая головой, заглянул в ее лицо и тихо произнес:

– И все-таки. Что бы ты сделала?

Десс молчала, Ангес знал ответ. И она его знала. Система не ошибается.

А маршалы не имеют права колебаться.

Глава третья Блэки

Небо за сверкающими окнами школы было хмурым и тусклым. Грязно-серое, оно словно просило поскорее его отмыть.

Она еле дождалась конца уроков. Мысли сегодня бродили где-то далеко от своей хозяйки. Блэки прослушала вопрос учительницы и чуть не заработала низкую отметку. Отец был бы разочарован. Впрочем, ему не привыкать – он любил разочаровываться в ней. Неторопливо прохаживаясь по коридору, чьи стены едва не сотрясались от гомона взбудораженной свободой толпы, Блэки не сумела сдержать расстроенного вздоха. Конечно, до Десс – сильной, ловкой, всегда уверенной в себе – ей было далеко.

Блэки всегда отличалась особенной наблюдательностью. Помнится, в детстве она спрашивала мать: могло ли быть такое, что ее подменили в роддоме? Слишком уж она была… другой. Даже для своей собственной семьи. Маму тогда позабавил ее вопрос. В памяти остались смеющиеся голубые глаза, задорный смех. «Нет, солнышко, Система не допустила бы подобной ошибки».

И снова эта вездесущая Система. Даже в мыслях, даже в воспоминаниях, где царствовала мама.

Блэки снова вздохнула, покрепче прижала к груди тетрадь – словно щит, замаскированный под пожелтевшую от времени бумагу. Старье, как сказала бы ехидница Десс.

Она с невольным облегчением покинула здание школы, спустилась по ступеням выходящей во двор лестницы. Вполуха слушая разговоры одноклассников, скользя рассеянным взглядом по взмывающим вверх аэромобилям, Блэки думала о матери. Папа не разрешал сестрам видеться с ней. Говорил, что их мать уже другая – не та, которую они знали. И лучше они будут помнить ее той, прежней, чем увидят и почувствуют… что? Разочарование? Боль?

Что вообще чувствовали люди, сталкиваясь с родными, пережившими Изменение?

Блэки не знала. Она хотела увидеть маму, и не важно, как сильно та изменилась. Ведь руки, которыми она баюкала «малышку Блэ», голос, который напевал любимую колыбельную, глаза, которые умели смеяться, – все это по-прежнему принадлежало ей. Но папе не объяснишь… А Блэки не умела отстаивать свою точку зрения – как это умела делать Десс. Вот если бы сестра вступилась за нее, если бы она настояла… Но Десс была слишком увлечена академией. Полностью зациклилась на своем будущем и совсем позабыла о прошлом.

Иной раз, задыхаясь от тоски, переживая из-за очередной ссоры с отцом или Десс, Блэки, тихо рыдая в подушку, мысленно взывала к матери. Корила, что та оставила их однажды. Это решение – чем бы оно ни было продиктовано – повлекло серьезные последствия для всех них. Системе не нравилось, когда кто-то нарушал правила. Когда мама собрала свои вещи и объявила, что уходит от мужа и забирает с собой детей, Системе тут же стало об этом известно. Слишком ли громкой была ссора или слишком любопытны и остры на слух соседи – теперь уже никто не скажет. Как бы то ни было, но спустя несколько минут входная дверь открылась, впуская незваных гостей – именно в тот момент, когда мать, держа в одной руке чемодан, а другой схватив за руку сонную Блэки в пижамке с заячьими ушками на капюшоне, тянула ее к выходу. Реконструкторы зашли без стука – им никогда не требовалось приглашение.

Блэки тогда была слишком испугана, чтобы как следует их рассмотреть. Но в ее памяти навсегда остались высокие фигуры в черном, в черных масках вместо лиц, с серебристой горизонтальной полосой вместо глаз. Тогда они представлялись ей некими монстрами, лишь притворившимися людьми. Впрочем, это было не так уж далеко от истины.

Мама никогда не давала себя в обиду. И тот день исключением не стал. Наверное, если бы ей предоставили выбор, если бы рассказали о последствиях, то она повела себя иначе. Если бы она только знала…

Отшвырнув чемодан, мама оттолкнула плечом одного из Реконструкторов и, вылетев за порог, бросилась бежать. Блэки бежала рядом, намертво вцепившись в ее руку. Их нагнали очень быстро, просто не дали ни единого шанса скрыться. Реконструктор подхватил Блэки, чей пушистый тапочек с мордой белого зайчонка некстати зацепился о камень во дворе.

Мама закричала, чтобы они не смели отбирать у нее малышку. А малышка бессильно билась в чужих руках. Ощущения до сих пор были так живы – почти осязаемы. Больше всего Блэки пугала не хватка незнакомых мужских рук, а то, что они ничем не пахли. Совсем. От папиных рук часто исходил еле уловимый запах сигаретного дыма – электронные сигары он не любил, от маминых – нежный запах мыла или с приятной ноткой горечи – духов. Но эти руки не пахли ничем и… они были ни холодными, ни теплыми… никакими. Первое, что тогда ей пришло на ум – а она давно научилась воспринимать мир не одними лишь глазами, – что руки были мертвыми. Но стихийная мысль, пришедшая следом, поправила: не мертвыми – кукольными. Искусственными. И от этой мысли она разревелась – ей было безумно страшно находиться в этих искусственных руках.

Для любой матери плач ребенка – как самая громкая, самая тревожная и пугающая сирена. Боль ребенка – как некий ментальный хлыст, обостряющий все инстинкты и эмоции.

Мама Блэки услышала крик своего испуганного до одури дитяти, и просто не могла остаться в стороне. Подлетела, как разъяренная фурия, как хищная птица. Стремительно наклонившись к земле, подняла тот самый камень, о который споткнулась Блэки. И с силой приложила им по искусственной голове человека в черном.

Разумеется, ни к чему хорошему это не привело. Реконструктор не выпустил Блэки из стальной хватки, а ее матери так и не удалось сбежать. Зато ее действия расценили как агрессию. Сопротивление Реконструкторам, попытка нападения, попытка побега, попытка уйти из семьи – а значит, поставить под сомнение правоту Системы, грубо нарушить ее правила.

Блэки оставалось лишь бессильно наблюдать, как Реконструкторы скрутили руки ее матери и затолкнули в серебристо-черный гироплан.

С тех пор она не видела маму. И с каждым днем, с каждой недомолвкой отца и его попыткой уйти от правды в ней все больше крепла уверенность, что мама все-таки сумела вырваться из лап Реконструкторов. Что она покинула Бене-Исс, эту огромную, роскошную, но все же клетку, с которой Система ни на секунду не спускала свой пристальный взор.

Шестиэтажное здание школы, сияющий чистотой внутренний двор с его идеально ровной, идеально зеленой лужайкой остался позади. Над головой Блэки по воздушной дороге сновали аэромобили. Один раз пронесся и серебристо-черный гироплан. Сердце девочки екнуло, вновь нахлынули старательно спрятанные в складки сознания воспоминания. Мимо проносились молодые и не очень люди на ховербордах – простых, внешне незамысловатых или же модных, сверкающих неоном.

А Блэки шла пешком, притягивая к себе косые и несколько удивленные взгляды. Люди постепенно разучивались ходить – просто прогуливаться по улицам без всякой причины. Ощущать под ногами не доску или днище аэромобиля, а гладкий асфальт. Магнитные полосы испещряли все пространство Бене-Исс, пронизывали его стальными венами, словно подталкивая людей встать на магнитную доску, скоростью и высотой выделяться из все больше редеющей толпы пеших прохожих.

Блэки и сама любила ощущение полета, ветер в волосах и холодок на щеках. Но скорость стирала краски и запахи, заглушала своим свистом звуки, которые издавал огромный, противоречивый стальной организм – Бене-Исс. Поэтому Блэки, даже имея в копилке достаточно денег, которые выдавал ей отец на «карманные расходы», предпочитала после школы добираться до дома пешком. На это уходила пара часов, но их нельзя назвать напрасным времяпрепровождением – это был лишний повод рассмотреть окружающий ее мир в самых мельчайших деталях, заметить то, что не удалось заметить прежде. Изо дня в день она выбирала новую дорогу, поставив себе задачу исследовать каждый уголок родного квартала, и постоянно открывала что-то неизвестное для себя.

По мощеной дорожке Блэки спустилась к Старым прудам – ее маленькому островку спокойствия и уединения. Это было одно из немногих мест в городе, которых модернизация почти не коснулась – не слышно было шумных аттракционов, вода была настоящей, а не той серебристо-голубой субстанцией, на которую транслировалось голографическое изображение водорослей и рыбок – золотых и пестрых, как на Центральных прудах Шерасского квартала. Не было и фонтанов, исторгающих из самого центра прудов водяные струи, которые, изгибаясь, принимали самые невозможные формы, а затем обрушивались вниз и распадались на сотни мельчайших брызг.

Был лишь каскад из четырех чистейших прудов, отделенных друг от друга пешеходными аллеями, да скамейки, аккуратно выстроившиеся вдоль набережной. И тишина, изредка нарушаемая пролетающим над головой аэромобилем.

Блэки с наслаждением втянула в себя свежий воздух и медленно выдохнула. Забравшись с ногами на причудливую резную скамью, оглядела пруды прищуренным взглядом. Солнце слепило, а она практически никогда не надевала визор. Благодаря живому воображению и умению улавливать малейшие оттенки голоса ей не нужно было видеть лица собеседника, чтобы понять, когда он хмурится, злится или улыбается. Только дужка наушника за правым ухом была неизменна, но не потому, что ежеминутно разрывалась от звонков. Блэки привыкла слышать голоса только двух, самых близких ей людей. Но большего ей и не требовалось.

Сегодня на прудах она оказалась не одна – что уже само по себе удивительно. Молодая пара – по возрасту чуть старше Десс – прогуливалась рука об руку. Парень с красивым мужественным лицом смотрел прямо перед собой и говорил что-то своей подруге. Девушка смеялась, изредка заправляя падающую на лицо прядь светлых волос обратно за ухо. Выходило это у нее совершенно искренне и совсем не кокетливо.

Блэки, задумчиво оглядев незнакомку, мысленно окрасила ее в серебристый цвет. Таким ей казался ее смех – хрустальным, нежным, как множество колокольчиков. Присмотрелась к ее спутнику. Четкий, гордый профиль, под тонкой тканью футболки вырисовываются крепкие мышцы. Блэки воспринимала его чуть иначе. Темно-серым, цвета пасмурного неба. Сдержанный, сильный – именно таким она хотела видеть своего будущего избранника.

Блэки любила определять в людях подходящий им цвет. Если бы Десс прознала о ее невинной забаве, всенепременно подняла бы на смех. Ей не объяснишь, что многие вещи Блэки привыкла видеть иначе. Когда долго пребываешь в одиночестве, невольно придумываешь себе увлечения, какими бы странными они ни казались. Чем больше проводишь времени наедине с самой собой, тем больше отыскиваешь в своей душе потаенных уголков, незаметных для посторонних.

Воображение рисовало Блэки совершенно другой мир – принадлежащий ей одной и не допускающий чужого грубого вмешательства.

В этом ее фантазийном мире, где царствовали цвета, звуки и ощущения, Десс принадлежал бордовый цвет – цвет силы, ярости, внутреннего напора. А ей – темно-синий, спокойный и глубокий, как море, которое она видела лишь однажды – во время ее единственного, но запомнившегося на всю жизнь посещения Сомнирума.

Блэки вынырнула из глубин памяти, положила на колени тетрадь и вооружилась ручкой. Быстро набросала портрет пары – она не слишком была сильна в рисовании, но это помогало лучше прочувствовать момент. Задумчиво глядя на свое творение, Блэки попыталась понять: кто они, эти двое? Как давно знакомы, что значат друг для друга? Просто друзья, влюбленные или даже супруги? Как часто ссорятся? Есть ли у них собственные традиции – вроде поедания шоколадного мороженого за просмотром видеовизора по воскресеньям?

Она задумчиво полистала тетрадь. Страницы приятно шуршали, кончики пальцев ощущали шероховатость бумаги. Листы похрустывали от пролитых на них чернил и графитовых зарисовок. Пометки, наблюдения, мысли, подслушанные когда-то удачные диалоги, цитаты, слова, подчеркнутые жирными линиями – кусочки одного большого пазла. Когда Блэки будет готова, она его соберет.

Девочка предвкушала этот момент. Книга о Бене-Исс должна была стать делом всей ее жизни. Блэки хотела написать историю, которая изменит представление граждан города-государства о мире, в котором они живут. О людях, которые их окружают. О Системе и ее механических слугах.

Поэтому каждый божий день Блэки скрупулезно записывала в толстую тетрадь все, что видела и слышала. Слова кружились в голове в ожидании подходящего часа, чтобы выплеснуться на бумагу. Перед глазами вставали эпизоды из жизни выдуманных ею героев, которых и не существовало вовсе – но Блэки видела их так отчетливо, так ясно ощущала все их эмоции, что и сама начинала верить в собственную фантазию.

И она чувствовала себя ответственной за то, чтобы донести истории этих людей всему Бене-Исс. Праэко называли себя вестниками Системы. Блэки же хотела стать голосом, вестницей живых.

И пусть она была странноватой для других одиночкой, лишенной друзей и популярности, за которой так гнались сверстники. Пусть Система лишила ее матери, в одночасье разрушив и без того невеселую жизнь. Одного Система не могла отобрать у Блэки – ее мечту.

Глава четвертая Нарушитель

Харт парил над землей на стареньком ховерборде. Впервые любимое увлечение не приносило никакого удовольствия. Все его мысли сейчас занимала Элси. Чертовый список электов, с которыми ее свела Система. Испуг, заполнивший прекрасные глаза девушки, когда она услышала предупреждение. Элси – одна из многих, для которых правила Системы были непреложны и нерушимы.

Что делать со всем этим, Харт не знал.

Стеклянные двери института приветливо распахнулись, впуская его внутрь. Он ловко соскочил с магнитной доски. Выдвинув панель, сложил ховерборд и закинул в свой шкафчик. В коридорах учебного корпуса царило оживление. Девушки, сбившись в стайки, вдохновлено о чем-то шептались, парни громогласно обсуждали последнюю игру.

Харт обменялся парой приветственных фраз с однокурсниками. От него не укрылись их сочувствующие взгляды – все здесь знали о нем и Элси. И, разумеется, уже знали о том, что его в списках ее электов не было. В городе, где любительского дрона едва ли можно было отличить от дрона Системы, где сообщениями по визору обменивались со скоростью звука, где можно скачать на видеовизор шпионскую программу и наблюдать за жизнью соседей, устроив себе персональный развлекательный канал, не было шансов что-то утаить.

Слушая голоса, скользя взглядом по лицам, Харт не мог избавиться от навязчивых мыслей, что именно благодаря кому-то из них Система узнала о несовпадении данных его анкеты с реальными данными. Ведь если список фильмов, которые Харт закачивал из Сети на видеовизор, был действительно Системе доступен, то что насчет всего остального? Откуда Система могла знать о книгах, которые он читал, всегда старательно пряча в непроницаемую обложку? В электронном виде таких книг не существовало – не одобренные Системой, они были попросту стерты из Сети. Откуда знала о музыке, которую он слушал?

Кто-то из этих людей, сейчас глядящих на него честными глазами, предал его. Ради благ Системы стал осведомителем. Стукачом.

Стало мерзко. Даже если он ошибался и его сокурсники к доносам были непричастны, ему не нужно было их сочувствие. Ему нужна была Элси.

Харт прошел в туалет, плеснул холодной воды на щеки. Зеркало со встроенным чипом не преминуло отметить его нездоровый цвет лица и голосом Системы учтиво поинтересовалось, не хочет ли он посетить доктора. Харт беззвучно выругался. Даже здесь невозможно побыть в одиночестве.

Он вышел из туалета и нос к носу столкнулся с «учебным» дроном-наблюдателем. Тот прошелся синими линиями по лицу и, просканировав, сообщил, что лекция началась семь минут назад. Назвал номер аудитории и проследил, чтобы Харт послушно поднялся на второй этаж. Поплыл прочь – отслеживать других нарушителей дисциплины. Как только дрон скрылся из виду, Харт взбежал на этаж выше. Осторожно выглянул из-за угла, но курирующего этот сектор наблюдателя не увидел.

Стихийно возникшее желание прогулять лекцию вдруг показалось очень заманчивым. Харт посмеивался над самим собой – нарушая правила, он словно бы мстил Системе. И плевать, что ей, по большому счету, до него не было никакого дела.

Он преодолел пустой коридор. Замер у огромного, в пол, окна, выходящего на внутренний двор кампуса. Тишина стояла невероятная, казалось, можно ножом резать – звуконепроницаемые двери не пропускали голосов лекторов и учеников. Но внезапно внимание Харта привлек какой-то посторонний шум. Повернув голову, он увидел уборщика – высокого громилу с непривлекательным лицом. Несмотря на жутковатую внешность, уборщик был самым спокойным и миролюбивым человеком из всех, кого знал Харт.

Он был Измененным.

Харт помрачнел. Некстати в голову полезли мысли о Черте, к которой – по словам его недавней знакомой праэко – он неумолимо приближался. И все из-за чего? Из-за чтения запрещенных книг, из-за музыки, которая казалась Системе слишком агрессивной? Идиотизм.

Судя по тому, насколько уборщик – столько лет учась в институте, Харт так и не узнал его имени – был спокоен, даже апатичен, Реконструкторы хорошенько поработали над его сознанием. За все эти четыре года Харт не слышал от него и пары слов. Зато слышал, как орал на него декан, а широкоплечий громила, чей кулак легко мог оставить вмятину на голове декана, втянув голову в плечи и виновато опустив глаза, расстроенно кивал.

Что же он натворил такого, что Реконструкторы превратили его в ходячую ростовую куклу? В том, что уборщик в прошлом был убийцей, Харт даже не сомневался. Возможно, до того, как маршалы его поймали, он умудрился убить даже нескольких человек, что в Бене-Исс с его тотальным контролем – неслыханное дело. Кто знает, может, он даже убил маршала, когда тот пытался его задержать?

Харт поймал себя на том, что думает об этом с каким-то холодным любопытством. Измененных не боялись – перемены в их разуме необратимы. Человек, над которым поработали Реконструкторы, никогда больше не помыслит ни о чем подобном – функция, отвечающая за импульсивное желание нанести вред другому человеку или же синтетику, стерта из его сознания.

Институт вполне мог позволить себе роботов-уборщиков – компактные машины, наводящие чистоту с ненавязчивым журчанием. Но Система обязывала государственные учреждения нанимать на простую физическую работу Измененных. Весьма похвальное с ее стороны решение – ведь шансы попасть на какое-нибудь серьезное место у них были равны нулю. Возможно также, Система пыталась показать гражданам, что Измененные – обычные люди, успешно излечившиеся от тяжелой болезни.

Все эти годы Харт именно так Измененных и воспринимал. И только сейчас в голову вдруг закралось подозрение: а что, если они были слугами Системы – такими же, как праэко или маршалы?

Эта мысль прочно засела в сознании Харта. Кто-то ведь сдал его! И если это не сокурсники – он в жизни бы не признался им в том, что читает и слушает запрещенные вещи, не Элси и не его мать, которые хоть и знали обо всех его проступках, но никогда бы не предали его, тогда кто? Почему бы этим «кем-то» не мог быть двухметровый амбал с вечно невозмутимым лицом и апатичным взглядом? Что, если Измененные были вынуждены следить за людьми – в наказание за свои прошлые прегрешения?

Харт медленно выдохнул, глядя, как уборщик елозит по полу тряпкой. Кажется, у него уже началась мания преследования. Или нет?

Пройдя мимо Измененного, Харт направился вниз по лестнице. Ему удалось избежать встречи с дроном-наблюдателем и без особых препятствий покинуть здание института.

Дом встретил его настороженной тишиной. Стены молчали – мама так и не собралась купить систему управления домом, подобную той, что была у Элси. Она вообще не слишком-то жаловала новейшие технологии, ворчала, что и без них можно прекрасно обойтись.

Мать была на работе, отец – в очередной командировке, на другом конце Бене-Исс. Командировка затягивалась, но Харта это не удивляло. Его визиты домой год от года становились все более редкими и краткими. Харт не мог не замечать, что отношения между отцом и матерью уже давно не были прежними – от них так и веяло прохладой. Но… Система никогда бы не одобрила развод, а потому родителям приходилось делать вид, что они счастливы в браке. Харт часто задавался вопросом: упрекала ли себя его мать в том, что много лет назад из списка электов выбрала именно имя отца?

Не зная, чем убить время, Харт прошел в комнату, коснулся панели на интерактивном столе. Дисплей ожил, приветствуя его неизменной надписью. Нежным девичьим голоском сообщил, что у него пониженное давление, а также низкая отметка на шкале настроения. Харт до сих пор не знал, как относиться к подобным заявлениям программы, но сложно было игнорировать тот факт, что она никогда не ошибалась. Вот и сейчас, распознав его мрачный настрой, предложила на выбор несколько развлекательных фильмов. Харт отказался.

– Элси, открой папку «Элси», – сказал он, чувствуя себя как-то глупо.

Да, он назвал искусственный интеллект именем любимой девушки. Ну и что здесь такого? Когда интерактивный стол – подарок мамы на его совершеннолетие – был установлен в его комнате, а затем попросил выбрать имя для программы, он не сомневался ни минуты.

Элси-программа послушно выполнила его приказ. Одно касание – и настоящая Элси улыбалась ему с дисплея. Сияющая кожа, сияющие глаза. В ней всегда был какой-то внутренний свет, согревающий окружающих. Чуткая, внимательная, неравнодушная к проблемам других, даже чужих ей людей.

Созерцание фотографий любимой совсем не помогало восстановить душевное равновесие. Скорее наоборот. Когда Харт в очередной раз коснулся панели, чтобы получше рассмотреть фото, «Элси» обеспокоенно отметила, что его текущее настроение «перешло в фазу зарождающейся депрессии». Вместо того чтобы повиноваться движениям пальцев Харта по сенсорной панели и увеличить фото возлюбленной, на котором она в белом купальнике бродила по песку, ее прототип вывела на экран рекламу «Блисса». Наставительно произнесла:

– Система рекомендует вам использовать синтетический коктейль «Блисс» для улучшения настроения, повышения физической активности, поднятия общего тонуса, снижения раздражительности…

Синтетические коктейли были совершенно безопасны для здоровья – так, во всяком случае, утверждала реклама. В них не содержалось запрещенных веществ, но благодаря своей секретной рецептуре и не менее таинственным «гормонам счастья» «Блисс» положительным образом влиял на настроение и эмоции.

Безусловно, Системе не нужны были недовольные – ведь они могли стать причиной бунта или агрессии. Счастливые люди с улыбкой на губах – вот что ей было нужно. Залог безопасности, который обеспечивался за счет недорогих – а значит, доступных любому слою населения – синтетических коктейлей.

И все бы ничего, если бы не одно «но» – слухи, робкие, произносимые лишь приглушенным шепотом, за тщательно запертыми дверями и занавешенными окнами. О том, что в «Блиссе» могли содержаться компоненты, подавляющие волю. Харт слышал это от двух человек, мнению которых действительно доверял, – от Элси и от его старого школьного друга Нескиля. И до недавних пор в подобное не верил. Пил коктейли, как любой нормальный молодой человек, желающий чуточку развлечься, – на шумных вечеринках, дома, перед видеовизором, в неспешной прогулке по Бене-Исс.

Но теперь… Как знать, вдруг правы были Элси с Нескилем, а он – неправ? Система, выдумавшая пресловутую Черту как способ понять, когда человек перешел в фазу, требующую вмешательства в его сознание, и не на такое способна.

Не сводя глаз с серебристой баночки с неоновой надписью «Блисс», Харт медленно покачал головой. Неужели он становился параноиком?

Настроение было и впрямь ни к черту. Слишком часто в последнее время Система влияла на его жизнь, не хватало еще подавляющих волю коктейлей.

– Нет, Элси, я не хочу «Блисс».

Только проговорив это, он понял, чего же на самом деле хочет. Чтобы забыть о судьбоносном решении Системы, разрушившем его будущее, об Элси, которая вот уже сутки упорно не отвечала на его звонки, ему нужно средство посерьезнее.

Харт крутанул вниз притаившуюся за ухом дужку микрофона, чтобы она оказалась у его рта, и, коснувшись кнопки, негромко произнес: «Берк Нарано».

В наушнике зазвучала ненавязчивая мелодия. Несколько секунд – и в визоре возникло лицо Берка. Уголки его губ как всегда опущены вниз, словно он отвык улыбаться, взгляд хмурый. По его внешности и не скажешь, что Берк – отличный и компанейский парень.

– Привет, это Харт Карвел.

Несколько мгновений, пока визор настраивал отражающий экран, позволивший Берку увидеть звонившего, с его лица не сходило напряженное выражение – он явно мучительно пытался вспомнить названное имя. Это и не удивительно – к нему обращались многие, и запомнить всех по именам было практически нереально.

Как только Берк смог разглядеть Харта, лоб его разгладился, из глаз ушла настороженность.

– А, привет, – лениво отозвался он.

– Ну, во сколько вечеринка? – придав голосу беззаботности, спросил Харт.

Берк скосил глаза в сторону – должно быть, взглянул на время.

– Через полчаса, – ответил он и тут же отключился.

Вот кто был настоящим паникером. Берк не жаловал звонки, считая сотовую связь слишком уязвимой для прослушки. Но застать его дома было делом нелегким, а потому волей-неволей приходилось звонить.

Разумеется, никакой вечеринки не было и в помине. Кодовая фраза была призвана достичь сразу нескольких целей – ввести в заблуждение предполагаемые программы прослушки, продемонстрировать интерес со стороны покупателя и определить место его встречи с Берком. Короткий разговор из двух фраз – и дело почти улажено.

Харт погасил дисплей интерактивного стола, отправив тем самым искусственный интеллект в недолгую спячку, взял ховерборд и покинул дом.

Встав на доску, ощутил мимолетное удовлетворение, тут же разбившееся вдребезги от мысли об Элси, о ее ярко-красном – нет, алом – аэромобиле, об их последней поездке, закончившейся полной катастрофой. О чертовом списке в изящных пальцах, которые он так любил целовать.

Скользя по воздуху между другими ховербордистами и редкими пешеходами, Харт добрался до станции. При всем желании он не смог бы доехать до Берка на ховерборде – тот жил в другом округе громадного Бене-Исс.

Скоростной маглев домчал Харта до нужной ему остановки за двадцать минут. Квартал, в котором жил Берк, один из самых недорогих в городе. На окне его квартиры – батарея из баночек «Блисса», заманчиво сверкающих серебристыми боками в лучах солнца. Да, этот парень знал толк в конспирации. Сам он, по собственному признанию, за всю свою жизнь не сделал ни глотка синтетического коктейля, вот только Системе знать об этом было совершенно незачем.

Домофон голосом Берка недовольно сказал: «Подожди». Послышалась возня, отразившаяся в динамике неясным шумом, затем дверь с приятным мелодичным звуком отворилась.

Харт юркнул в подъезд, прошел в гостеприимно распахнутую дверь квартиры. Берк снимал пустующую студию, когда-то принадлежавшую танцевальной школе. Огромное помещение с минимумом мебели идеально подходило для шумных молодежных вечеринок, которые регулярно устраивал хозяин.

Берк, одетый в щегольский костюм, стоял в коридоре, прислонившись к стене.

– Чего тебе? – спросил он, как только за спиной Харта закрылась дверь.

Не грубость, а вполне конкретный вопрос.

– Виски, – выпалил Харт, доставая карту.

Хозяин дома коротко кивнул и ушел, оставив его нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. «Чужих ушей» в собственном доме Берк не боялся – по его словам, он тратил половину заработка на систему защиты от прослушивания.

Спустя несколько минут вернулся, неся заветную бутылку с золотисто-коричневым напитком. «Элси назвала бы его янтарным», – подумалось некстати. Берк протянул виски Харту, но тут же отвел руку назад.

– Повтори правила, – потребовал он.

Харт тяжело вздохнул, но подчинился.

– Употреблять только дома, на улицу после этого не выходить, и если меня поймают, то пенять на себя и не рассказывать о том, где достал алкоголь, – пробормотал он фразу, которую давным-давно Берк заставил его заучить.

Тот удовлетворенно кивнул и отдал бутыль. Миниатюрным аппаратом считал деньги с карты. Вновь облокотился о стену, сложив руки на груди, скользнул ленивым взглядом по лицу Харта.

– Просто скучно или случилось что?

Помедлив, он ответил:

– Случилось. Помнишь, я брал у тебя вино для девушки?

– Еще бы, – хмыкнул Берк. – Ты мне все уши прожужжал, какое она чудо. Стервой оказалась?

Харт не удержался от усмешки.

– Нет. Просто я лишним оказался. Система не сочла меня достойным электом для нее.

Берк сочувственно цокнул языком.

– Хреново, брат.

– Не то слово, – пробормотал Харт.

– В эти выходные вечеринка. Приходи, если что. И… это… Не глупи, ладно? Я не за себя сейчас переживаю.

Он понимающе кивнул. Попрощался и, спрятав бутылку в рюкзаке, вышел.

Харт понятия не имел, где и, главное, как Берк доставал алкоголь, но, судя по дизайнерским вещам парня, дело это оказалось весьма прибыльным. И вместе с тем очень опасным. Алкоголь был запрещен Системой уже несколько десятков лет и благополучно заменен на «Блисс». Система считала, что спиртные напитки «негативно влияют на психическое состояние человека и могут стать причиной немотивированной агрессии по отношению к окружающим». Вот только многочисленных клиентов Берка подобные заявления не останавливали.

Сам Харт обращался к нему лишь пару раз. На первую встречу его, как и многих, толкнуло любопытство. И быть может, типичное подростковое желание попробовать то, что было под строжайшим запретом Системы. Второй раз он пришел к Берку, чтобы добыть для их с Элси первого свидания бутылочку вина – прочитал в одной из книг, что раньше подобный жест считался весьма романтичным. Элси его поступок не одобрила и вино пить не стала. Сам он нашел напиток слишком кислым и приторным одновременно – ужаснейшее сочетание. Вдобавок наутро болела голова, чего никогда не бывало после «Блисса» – легкого, ароматного напитка с десятками разнообразных вкусов.

Но в старых книгах, которые так любил он и которые не признавала Система, крепким алкоголем залечивали душевные раны даже самые брутальные парни. А еще им отмечали победу – какую бы то ни было. В общем, абсолютно универсальное средство.

Харт еще помнил эффект от первого напитка, который он попробовал у Берка, и сейчас был самый подходящий случай, чтобы повторить. Он просто чертовски хотел опьянеть.

Устроившись на диване перед видеовизором, Харт наполнил стакан холодным виски. Наугад выбрал развлекательный канал, пригубил терпкий напиток. Снова набрал номер Элси. Ожидание было долгим, но ему так и не удалось увидеть в визоре проекцию ее прелестного личика и услышать голос, за эти несколько лет ставший родным.

Когда стакан опустел, темные краски «зарождающейся депрессии» чуть поблекли. Ситуация перестала казаться такой уж безвыходной, а Система – такой всемогущей. Он найдет способ переубедить Элси и заставить ее выйти на связь. Он и так лишен шанса стать ее супругом, и было бы полнейшей несправедливостью еще и лишить его возможности видеться с ней. Наверное, Элси считала, что так будет правильно, что Харту будет проще смириться с решением Системы, если она исчезнет из его поля зрения. Как говорится – с глаз долой… Вот только он был совершенно не готов ее отпустить. Элси была необходима ему как воздух.

Харт вновь заполнил стакан до краев и осушил несколькими глотками. Откинулся на спинку дивана и принялся ждать ответного звонка возлюбленной, даже не пытаясь вникнуть в происходящее на экране.

Когда на город опустились сумерки, Харт бросил взгляд на бутылку. Наполовину полная или наполовину пустая? Криво усмехнувшись, поднялся. В голове приятно шумело, свет, казавшийся слишком ярким, бил по глазам. Добравшись до ванной, Харт понял, что с трудом сохраняет равновесие. Изнутри поднималась темная волна – смятения, раздражения, обиды.

Какого черта Элси не отвечала на его звонки?

Взглянув на себя в зеркало, Харт поморщился. Видок у него еще тот – светлые волосы всклокочены, рубашка, тщательно выглаженная утром, безжалостно смята. Скривившись своему отражению, Харт коснулся дужки визора, вновь – в десятый, кажется, раз – пытаясь достучаться до возлюбленной.

Тишина была ему ответом.

– К черту, – решил он.

Подавил стихийно возникшее желание разбить кулаком зеркало, увидеть кровь на своей ладони и перепачканные алым осколки – на полу. Резко развернувшись, вышел из ванной.

Элси ошибалась, если считала, что несколько лет их дружбы и отношений можно перечеркнуть двадцатью чужыми для нее именами.

Надеть куртку оказалось не такой уж и простой задачей. После пары безуспешных попыток Харт плюнул на это неблагодарное дело и отшвырнул ее в сторону. Кое-как влез в кроссовки и открыл входную дверь, после захлопнув ее за собой с оглушительным грохотом.

Отбросив мысли о ховерборде, вызвал такси. Наспех разжевал мятную таблетку. Несмотря на запреты Берка покидать дом в алкогольном опьянении, Харт не боялся попасться с поличным. Ведь людям с подросткового возраста внушала сама Система: зачем нужен алкоголь, когда есть «Блисс»?

Такси подъехало через несколько минут – Харт даже не успел замерзнуть. Да и холода он не ощущал, несмотря на порывы не слишком ласкового ветра. Адреналин бурлил в крови, согревая ее.

Харт сел на заднее сиденье, провел карточкой по аппарату. Механический женский голос, прозвучавший из динамика, попросил подтвердить адрес. Он подтвердил. Беспилотный аэромобиль помчался по заданному маршруту.

Огни ночного Бене-Исс за окном сливались в одну сплошную линию. Харт, беспрестанно ерзая на обтянутом черной кожей сиденье, едва дождался момента приземления и сопровождавшего его равнодушного голоса: «Вы прибыли в пункт назначения».

Выпрыгнул из машины и тут же был вынужден ухватиться за столб – его качнуло так сильно, что он едва не свалился на мостовую. Харт быстро огляделся по сторонам – его счастье, что поблизости нет маршалов, которых непременно бы насторожило его поведение.

Он пересек улицу, поднялся на крыльцо. Только собрался набрать код домофона, который знал с детства, как вдруг услышал знакомый до боли смех. Порывисто обернулся. В нескольких шагах от себя увидел точеную фигурку Элси.

И она была не одна.

Руки непроизвольно сжались в кулаки. Харт попытался заставить себя расслабить мышцы – как недавно на церемонии, но не получилось. В тот раз Элси помогла ему, переплетя их пальцы. Вдохнула в него силы простым прикосновением. Тогда еще она принадлежала ему.

Теперь все изменилось.

Харт бросился вниз с крыльца. Откуда-то взялась энергия, шаг стал тверже – или же ему только так казалось. Когда до Элси оставалась лишь пара шагов, он разглядел того, кто шел с ней рядом. И смеялся, заглядывая в прелестное личико, пытаясь поймать ее взор в полумраке.

– Ха-а-арт? – прозвучал растерянный голос возлюбленной.

Он не смотрел на нее. Все его внимание было сосредоточено на ее спутнике – высоком темноволосом парне, чуть постарше его самого. Улыбка сползла с лица брюнета, когда он увидел разъяренный взгляд Харта, его перекошенное от злости лицо.

– Как же так, Элси? – отрывисто бросил Харт, буравя глазами ее электа. – Не прошло и нескольких дней, а ты уже с другим?

– Система все равно бы меня заставила, – тихо сказала она. – Наши семьи… знакомы. Мама упросила меня сходить хотя бы на одно сви… на одну встречу.

Харт усмехнулся, перевел взгляд на возлюбленную.

– Твоя мать никогда не одобряла наши отношения.

– Не говори так, – Элси совсем стушевалась.

Он шагнул вперед. Хотел коснуться ее руки, убедить, что еще не поздно все исправить. Хотел сказать, что любит ее и не позволит Системе разрушить их отношения. И что он готов ждать ее – столько, сколько будет нужно.

Элси отступила на шаг. Его рука вместо девичьей ладони схватила лишь воздух.

– Тебе нельзя ко мне подходить, забыл? – вполголоса произнесла она.

Харту захотелось накричать на нее – безвольную, безучастную, способную думать лишь о том, как бы не попасться всевидящему оку Системы.

– Элси права. Тебе лучше уйти, – внезапно нарушил молчание брюнет.

Брови Харта поползли вверх. Ему совсем не понравилось, как имя Элси прозвучало в устах этого проклятого электа. И что это за выпад? Он что, возомнил себя героем, защищающим милашку от хулигана?

– Что ты говоришь… – Харт сжал челюсти так, что они заныли.

– Система одобряет наши отношения, – избегая встречаться с ним взглядом, проговорил брюнет. – И наш брак. Тебе не место рядом с Элси.

Харт убеждал себя, что должен сдержаться ради любимой – убеждал с того самого момента, как только увидел холеную физиономию ее электа так близко от ее лица. Но теперь, после одной неосторожно брошенной парнем фразы, почувствовал, что теряет над собой контроль.

– Брак, говоришь?

Он сделал шаг вперед.

– Тебе нельзя приближаться к Элси, если ты не хочешь неприятностей, – голос брюнета потерял былую решимость.

Харт демонстративно шагнул вбок – подальше от Элси, но поближе к ее «защитнику».

– Ты прав, – лениво сказал он. – К ней мне приближаться нельзя. А вот к тебе – можно.

Слишком медленно брюнет вскидывал голову, слишком поздно появилось понимание в его глазах. Он попытался отскочить в сторону – несомненно, очень храбрый поступок – но было уже поздно. Кулак Харта с хрустом вошел в его челюсть, смещая ее в противоестественное положение. Элси вскрикнула – то ли от испуга, то ли от негодования. Хотела броситься на подмогу пострадавшему, но, взглянув куда-то поверх плеча Харта, растерянно замерла. Глаза ее округлились, зрачки заполнил ужас.

Инстинкт самосохранения взвыл тревожной сиреной. Харт рванул вперед, задев плечом электа… и упал навзничь, сраженный ударом парализующего бластера.

Его не удосужились поднять или перевернуть на спину, чтобы он смог увидеть схватившего его маршала. Уткнувшись лицом в плитку, он ощутил прикосновение холодного металла к подушечке пальца. Несколько мгновений ушло на то, чтобы Система распознала его отпечаток.

Харт все еще был парализован, когда над его ухом прозвучали страшные слова:

– Харт Карвел, вы пересекли Черту.

Он все еще был парализован, когда за ним пришли Реконструкторы.

Глава пятая Выбор

– Ну, давай же! – подзадоривала Десс Ласмина. Сжав руки в кулаки, она кружила по арене в ожидании подходящего момента, чтобы напасть.

Прослывшая первоклассной стервой альбиноска была одной из главных соперниц Десс на предстоящих Испытаниях. Конечно, форма маршала достанется не одному, а нескольким ученикам академии, но ей все же не хотелось ударить в грязь лицом, проиграв в схватке сильной противнице.

Комиссия, состоящая из одних лишь праэко, прибыла в академию совершенно неожиданно – на месяц раньше оговоренного срока. Как догадывалась Десс, праэко сделали это намеренно, чтобы застать кадетов врасплох и в полной мере оценить, насколько они готовы к тому, что ждет их за стенами академии.

Альбиноска подлетела к ней, выбросила вперед кулак, целясь в подбородок. Десс удалось в последний момент отклониться. Развернувшись, сжала рукой плечо соперницы, а другой рукой с силой ударила в живот. Ласмина ахнула и согнулась пополам. Воспользовавшись беспомощным положением соперницы, Десс ударила согнутым коленом по ее лицу.

Из разбитого носа Ласмины бежала кровь, казавшаяся слишком яркой на белой коже альбиноски, руку она прижимала к животу, но сдаваться не собиралась. Разогнувшись, выставила блок, защищая лицо. Рванула вперед, ударила, метя в живот. Десс отбила ее руку и в тот же миг поняла, что это был лишь обманный выпад. Поняла и то, что, потеряв драгоценные секунды, не успевает среагировать на удар.

Кулак пришелся прямо в скулу. Десс вскрикнула от неожиданности и отшатнулась. Но тут же, не обращая внимания на слепящую боль, бросилась на соперницу. Если Ласмина думала, что ее удар окажется безнаказанным, она сильно ошибалась.

Десс пригнулась. Перенеся вес на правую ногу, левую выбросила вперед. Ступня в кожаном ботинке врезалась в живот альбиноски. Удар под коленную чашечку, толчок – и Ласмина рухнула на каменную арену.

Тяжело дыша, альбиноска подняла вверх скрещенные руки. Светлые глаза с ненавистью смотрели на противницу. Она признала поражение – перед Десс и, главное, перед праэко – безмолвными и безучастными свидетелями боя.

К краю арены подошел тренер Гай.

– Неплохо, – одобрительно сказал он Десс, помогая ей спуститься вниз.

Праэко же хранили молчание. По их хладнокровным, почти кукольным лицам и застывшим взглядам невозможно было понять – произвела ли Десс на них впечатление или же все ее усилия оказались тщетными.

– Что теперь? – спросила она у Гая, машинально потирая разбитую скулу.

Тренер усмехнулся, глядя на нее с высоты своего роста.

– Отдыхай. Хоть ты и победила в схватке, но не я выношу решение. Возможно, для тебя Испытания еще не закончены.

Если это так, то Десс, действительно, хотя бы на какое-то время требовался покой. Разбитую щеку жгло огнем, болели ребра – кажется, она сломала одно из них. Нужно наведаться к медику, который за короткое время приведет ее в состояние боевой готовности.

Ни в коем случае нельзя расслабляться – неизвестно, когда праэко вновь вызовут ее на бой с очередным претендентом на звание маршала.

Десс отправилась в раздевалку. Стоя к ней вполоборота, кадетка-первокурсница – кажется, ее звали Кина – смотрела видео на голографическом планшете. Увлеченная происходящим на дисплее, она не услышала, как зашла Десс. Подхихикивая себе под нос, Кина промотала ролик на начало.

Рука Десс, потянувшаяся к молнии на спине, замерла в воздухе.

Она почти ничего не знала о самой Кине – молчаливой, вечно задумчивой девушке, но слышала многое о ее семье и непростой в ней ситуации. Мать Кины отчаянно нуждалась в деньгах, и та поступила в академию только благодаря льготам, выделенным Системой. Она всегда приходила в кадетской форме – поговаривали, что так мать заставляла ее экономить на повседневной одежде и стирке. Кто-то утверждал, что другой одежды у Кины и вовсе нет – только дешевый, видавший виды пуховик, который та носила круглогодично, зимой надевая под него толстый свитер. Девушка выглядела не так уж и плохо, но от ее волос всегда исходил запах дешевого мыла с сильными синтетическими отдушками.

Десс знала, что для Кины учеба в академии – шанс всей ее жизни. Шанс вырваться из опостылевшего окружения, из бедности, из тисков матери-тирана. Поэтому всегда чувствовала к ней невольную симпатию. Девушке нелегко здесь приходилось, но она все же упрямо шла к намеченной цели, их объединявшей, – стать маршалом.

И вот теперь… Голографический планшет – вещь недешевая даже для обеспеченной семьи Десс и умопомрачительно дорогая для самой Кины. Что это может значить?

Кадетка потушила дисплей – планшет стал полупрозрачным, едва видимым. Повернулась. Улыбка стремительно исчезла с губ, как только она заметила Десс, замершую в двух шагах от нее.

– Ой, – произнесла Кина. Дернулась, едва не уронив планшет на пол.

Десс чуть нахмурилась. Ей показалось или в глазах кадетки действительно промелькнул испуг?

Словно бы невзначай Кина завела руку с планшетом за спину. Видимо, тут же поняла, насколько подозрительным казался этот жест. Улыбнулась через силу, произнесла нарочито веселым голосом:

– Ролик обалденный! Мне знакомый одолжил планшет. – Прозвучало донельзя фальшиво. Кина поморщилась, выдавила: – Хочешь посмотреть?

Десс не ответила, пристально смотря на кадетку. Вполне ожидаемо молчание подействовало лучше любых обвинительных слов. Кина торопливо спрятала планшет в рюкзак с порванной лямкой – подальше от пытливого взгляда Десс. Нервно облизнула губы, затараторила:

– Послушай, я не крала его, честное слово! Это… это подарок.

Десс по-прежнему молчала.

Кина внезапно закрыла руками лицо и разрыдалась. Плакала навзрыд, некрасиво кривя рот и шумно всхлипывая. Десс почувствовала резкий укол – то ли сочувствия, то ли брезгливости, то ли их странной и труднообъяснимой смеси.

– Я… я не крала его… Просто подобрала, – говорила Кина, перемежая слова судорожными всхлипами. – У парня… его Реконструкторы забрали. Ему сейчас точно не нужен планшет. А я… хотела его продать. Хотела просто посмотреть… но увлеклась. У меня никогда не было такой штуки… – Голос ее понизился до едва слышного шепота.

– Возможно, ему планшет больше не понадобится, – нарушила молчание Десс. – Но он – или деньги, которые можно за него выручить, – наверняка не были бы лишними для его родных. Особенно теперь, когда члена их семьи забрали Реконструкторы.

Кина зарыдала еще горше.

– Я не подумала об этом! – жалобно вскрикнула она.

Рыдания прекратились так же резко, как и начались. С покрасневшего заплаканного лица на Десс взглянули зеленые глаза. Кина подскочила к ней, схватила ее за руку. Затрясла, словно тряпичную куклу.

– Пожалуйста, не рассказывай никому! – с мольбой в голосе воскликнула она. – Я разыщу семью того парня – не знаю как, но разыщу! Отдам им планшет. Я бы отдала что-то еще, что-то свое, но… у меня больше ничего нет.

Десс высвободила руку из стальной хватки Кины. «А она куда сильнее, чем кажется на первый взгляд», – невольно отметила девушка. Глядя в глаза воровки, отчеканила:

– Ты – кадет, Кина. Ты видишь себя в будущем маршалом, но нарушаешь устав Системы?

– Я просто оступилась, – прошептала та. – Клянусь, этого никогда больше не повторится!

Она хотела сказать еще что-то, но ей не дали этого сделать – дверь раздевалки отворилась, впуская шумную группу кадеток, взбудораженных после тренировочных боев.

Одними губами Кина прошептала: «Пожалуйста», – и скрылась в коридоре, затесавшись в толпе среди серо-черных костюмов.

Десс повернулась к своему шкафчику. Шипя от боли, стащила с себя форму и переоделась в кожаные брюки и свободный топ. Схватив куртку, покинула раздевалку. Прошла несколько шагов и остановилась.

Коридор здесь разделялся – левая развилка вела к выходу из академии, правая – к лифту, благодаря которому можно было попасть в кабинеты наставников.

Десс стояла сейчас на перекрестке – и в прямом, и в переносном смысле.

Да, по-своему ей было жаль Кину – девочку, не знавшую хорошей жизни и дорогих вещей. С другой стороны – была ли достойна жалости та, что жаждала называться маршалом, но сама же нарушала устав, который они клялись соблюдать?

Отец Десс всегда говорил: тот, кто преступил закон однажды, обязательно сделает это во второй раз. Он называл это особым геном, сидящим внутри каждого преступника. Считал, что вывести его можно лишь одним способом – изменив сознание человека.

Отец всегда с презрением отзывался о старых методах «перевоспитания» – содержании в тюрьмах и сумасшедших домах – и находил их глупыми и абсолютно неэффективными. А работу Реконструкторов он уважал.

Десс решительно повернула направо. Она – будущий маршал, и ее прямой долг – предупредить Систему о нарушениях устава. Кина не оступилась – нет, она преступила закон. А преступникам не место в рядах защитников Системы.

Она замерла у двери из темного стекла. Приложила ладонь к панели в центре, и приятный механический голос известил хозяйку кабинета о прибытии кадета Десс Ларсо. Негромкая трель – и дверь приоткрылась. Наставник Вандри – смуглая высокая женщина с крепкой фигурой – стояла у стола и просматривала проекцию боя сокурсника Десс.

– Ларсо?

Повернувшись вполоборота, Вандри пристально взглянула на нее.

– Наставник Вандри, я хотела бы доложить о правонарушении, о котором мне стало известно несколько минут назад. – Десс специально подчеркнула время, чтобы дать понять: как только в ее руки попала эта информация, она тут же поспешила поделиться ею с наставницей.

Вандри ни в коем случае не должна была догадаться о ее пусть недолгих, но сомнениях.

Выдох, мысль, стрелой промелькнувшая в голове и больше похожая на самовнушение: «Ты все делаешь верно».

– Слушаю, – Вандри прищурила глаза. Невозможно понять, о чем она в тот момент думала – слишком непроницаемым было лицо, больше похожее на застывшую маску.

– Кина… кадетка первого курса… – Десс поморщилась, злясь на себя за то, что не может вспомнить ее фамилию. Да и знала ли она ее вообще когда-то? – Она совершила правонарушение – украла планшет. По ее словам, он принадлежал человеку, которого на ее глазах забрали Реконструкторы. Фамилии Кины я не знаю, номер шкафчика – двести тридцать четыре.

Наставник Вандри покивала.

– Хорошо. Я приму это к сведению. Можешь идти.

В тот же миг она потеряла интерес к Десс. Коснувшись дужки наушника, быстро проговорила имя, вызывая кого-то на связь.

Десс и не ожидала похвалы – она ведь как-никак лишь выполняла долг перед Системой, но все же ее несколько покоробила сдержанная реакция Вандри. Развернувшись, она покинула кабинет.

За ужином Десс ничего не рассказала семье о произошедшем. Просто знала наперед их реакцию. Блэки непременно разразится эмоциональной тирадой на тему несправедливости мира и жесткого характера сестры. Она всегда жалела окружающих и, Десс была уверена на сто процентов – нашла бы оправдание поступку Кины. А отец бы ограничился скупой фразой, смысл которой сводился бы к тому, что старшая дочь сделала то, что должна.

И стоило ли ради всего этого сотрясать воздух?

Уже лежа в кровати и проматывая в голове события прошедшего дня, Десс удовлетворенно кивнула в ответ на собственные мысли.

Она поступила правильно.

Глава шестая Темпебраско

Блэки оторвала взгляд от тетради, исписанной ее мелким почерком. Мысли путались, не желая выстраиваться в стройные логические цепочки. Перечитав все, что написала, Блэки решительно перечеркнула строки. Все не так. Нервничая, она исчеркала поля абстрактными рисунками.

Сложно сосредоточиться, когда сидишь перед кабинетом школьного психолога. Зачем ее вызвали?

Долго гадать не пришлось. Дверь распахнулась, из комнаты донеслось:

– Блэки!

Она вскочила. Привычным жестом прижала к груди тетрадь и поспешила на зов. Войдя, осторожно прикрыла за собой дверь. Калира Мев – молодая привлекательная брюнетка – улыбнулась ей и рукой указала на стул.

– Что-то не так? – едва усевшись, с тревогой спросила Блэки. И, не дождавшись ответа, быстро проговорила: – Это из-за того, что я мало общаюсь с ребятами из класса?

Уголки губ Калиры дрогнули.

– Конечно, я замечала, что ты сторонишься других, но… вызвала тебя не поэтому. Но раз ты заговорила об этом сама, скажи: тебе не нравится здесь?

Блэки бросила на психолога испуганный взгляд.

– Что вы, школа чудесная! Просто…

– Просто что? – мягко спросила та.

Блэки помолчала. Пожала плечами.

– Меня многие считают странной. Наверное, это оправданно. Я… не знаю, о чем с ними говорить. Не умею притворяться дружелюбной, если мне кто-то не нравится.

Калира, слушая ее, рассеянно кивала. Блэки поняла, что заданный вопрос был чисто формальным и на самом деле психолога интересовал мало. Это сбило ее с толку – зачем тогда она здесь?

– Я знаю, что ты мечтаешь написать книгу, – сказала Калира, как только девочка договорила. – О чем она будет?

Блэки окончательно стушевалась.

– О многом. Обо всем, – нехотя ответила она. Рассказывать о книге до того, как она написана – как обнажать кусочек своей души. Поведать личное, сокровенное. То, чего не должны касаться чужие грубые взгляды.

Калира Мев с пониманием кивнула, приняв ее нежелание рассказывать. Снова улыбнувшись уголками губ, положила узкие кисти на стол.

– Я просмотрела последние пройденные тобой тесты. Они выявили интересную деталь: тебе не слишком даются точные науки, но в литературе, пении и живописи твои баллы – одни из самых высоких в школе. Я прочитала твою конкурсную работу и считаю, что жюри недооценило ее потенциал. Блэки, у тебя потрясающе живое воображение!

Блэки молчала, глядя на психолога из-под нахмуренных бровей. Не для того же ее позвали, чтобы хвалить? Она все пыталась понять, что кроется за словами Калиры Мев, но пока не слишком получалось.

– Блэки, скажи мне, тебе доводилось входить в Сомнирум?

Вопрос поставил ее в тупик. Некоторое время она просто смотрела на Калиру, не зная, что сказать. Потом все же неуверенно произнесла:

– Эмм… да, несколько раз. Мы даже отправлялись туда вдвоем с Десс, без папы – у него постоянно не хватает на это времени. – Только договорив, Блэки поняла, что в ее словах прозвучало чуть больше горечи, чем ей бы хотелось. Она попыталась смягчить свой тон улыбкой и, пока психолог не надумала заниматься своими непосредственными обязанностями – копаться в ее прошлом и настоящем, вместо того, чтобы вести светскую беседу, торопливо добавила: – Конечно, мне безумно нравится Бене-Исс, но Сомнирум… это что-то совсем иное. Жаль, что нельзя находиться там постоянно.

Блэки вспоминала этот благоговейный трепет и жгущее кончики пальцев нетерпение, когда она держала в руках буклет «Сомнирума», листала видеографии, демонстрирующие бескрайние пустыни с золотистыми песками и дикими, но прирученными животными со светлыми, словно выжженными солнцем шкурами; океаном, бросающим пенистую волну на усеянный галькой берег; тропический рай с пальмами, увешанными гроздьями желтых фруктов, которые Блэки никогда не доводилось пробовать. Десс подпрыгивала рядом в ожидании, когда буклет – и возможность выбора – перейдет к ней. Папа благодушно посмеивался, зная, насколько манил его дочерей другой, почти неизведанный мир.

Сомнирум был соткан из отголосков прошлого их планеты. Прекрасного и манящего. Казавшегося таким настоящим. Ощущения, запахи, звуки – неподдельны. Ни разу за все время посещения Сомнирума Блэки не почувствовала фальшь в окружающем ее мире, хотя – парадокс – понимала, что это искусственно созданное.

Находясь в Сомнируме, она знала, что ест ненастоящую еду, облачается в ненастоящую одежду, в то время как там, в реальном мире, она заперта в капсуле, питающей и поддерживающей ее тело во время этого своеобразного сна. Но как поверить в это, если платье шелковой волной струится по ногам, а мороженое с корицей имеет необычайный сладко-пряный вкус. Блэки знала и то, что программа виртуального мира активирует рецепторы, чтобы она чувствовала то, что хотела. Но почему-то проще было поверить то, что Сомнирум – реален.

Корпорация «Сомнирум» предлагала и по-настоящему уникальные услуги. Путешествие не просто в отличные от Бене-Исс места, а в другое время. Век железа и пара, век балов и корсетов, век камня – любые эпохи, на самый взыскательный и изощренный вкус. Стоило это баснословно дорого, но на рабочем экране интерактивного стола у Блэки вот уже несколько лет стояла одна и та же видеография. На ней молодой мужчина с длинными волосами, стоя на коленях, целовал руку потрясающе красивой леди в бальном платье и с роскошным веером в руках.

– И в каких местах вы бывали? – прервав ее воспоминания, полюбопытствовала Калира.

– У Десс любимое место – Глайя. Джунгли. – Блэки скривилась. – Не знаю, что особенного она в них находит, но ей нравится размахивать мачете направо и налево, прорубая себе путь вперед. Там еще змеи. Конечно, я знаю, что в Сомнируме они не опасны, но… – она передернула плечами, заслужив добродушную усмешку Калиры, – … не люблю я их, в общем. Они меня пугают. Мне больше нравится Алтрапес. Это такой райский островок посреди океана. Десс там скучно. Ей приключения подавай. А мне просто нравится бывать там. Слушать звуки, которые издает остров, сидеть на валуне, наблюдая за океаном. Встречать закаты и рассветы. Я даже как-то пробовала там писать. Здорово было.

Она мечтательно вздохнула. Калира подалась вперед и, загадочно прищурив глаза, задала неожиданный вопрос:

– А ты знаешь, кто создает Сомнирум? Благодаря кому мы видим этот мир именно таким?

Блэки подняла на нее недоуменный взгляд. Она-то думала, что это просто светская болтовня, но последние слова психолога были больше похожи на некую проверку.

– Конечно. Визуальщики, Творцы.

– Я предлагаю тебе стать одним из них, – кивнув, ошарашила ее Калира.

Блэки от удивления открыла рот. Не найдя, что сказать, захлопнула его и растерянно поморгала.

– Я? Визуальщицей?

– Почему нет? Ты обладаешь прекрасным воображением, умна и рассудительна, а потому учеба дастся тебе легко. Темпебраско – школа визуальщиков – раскроет твои таланты, превратив неограненный камешек в изумительной чистоты бриллиант. Я более чем уверена, что из тебя выйдет отличная визуальщица.

– Никогда не думала, что мне когда-нибудь предложат подобное, – призналась Блэки. – Я даже мечтать об этом не смела! Но… я слышала… учеба там очень долгая.

– Долгая, – не стала спорить Калира. – Но это стоит того, разве нет? Только представь: ты будешь участвовать в построении целого виртуального мира!

От подобных перспектив просто захватывало дух. Блэки вообще едва могла поверить в то, что только что услышала. Ей предлагают стать Творцом Сомнирума!

Калира наблюдала за выражением ее лица. Она не могла не понимать, что сейчас чувствует Блэки.

– Скажу тебе откровенно: времени для размышлений у тебя немного. Темпебраско принимает учеников до семнадцати лет… за очень редким исключением. Они считают, что разум юношей и девушек гораздо гибче, нежели взрослых, отсюда и возрастной ценз.

Блэки приложила ладони к разгоряченным щекам. У нее в запасе около года, но… она не хотела ждать столько. Она хотела отправиться в школу немедленно. Вот только…

Отец и Десс. Как быть с ними?

– И еще одно. Это заведение закрытого типа, с интенсивным обучением. Видеться с родными ты будешь очень редко – и лишь на территории школы. Каникулы не предусмотрены, только выходные, во время которых покидать Темпебраско ты не сможешь. Понимаю, кажется, что правила неоправданно строги, но весь смысл в том, чтобы максимально раскрыть потенциал будущего Творца. Преподаватели считают, что чем больше сосредоточенность на занятиях, чем меньше отвлекающих факторов – тем лучше результат.

Блэки протяжно выдохнула. Покидать семью, разменивая стабильность на пугающую неизвестность… С другой стороны, какой это материал для книги – увидеть Сомнирум изнутри, воочию наблюдать, как он создается, познакомиться с теми, кто сотворил огромный, потрясающе яркий и многоплановый мир.

– Я поговорю с папой.

Калира кивнула. Вынула из ящика стола формуляр.

– Твоему отцу нужно поставить свою подпись. Как только вернешься с разрешением – тут же займусь твоим зачислением.

Блэки сжала формуляр в руках и с улыбкой на губах покинула кабинет Калиры Мев. Пешком добралась до знакомой с детства улицы. Странное дело – чем меньше шагов оставалось до крыльца ее дома, тем больше таяла вера в успех. Блэки не могла предугадать реакцию отца. Но она так хотела стать кем-то значимым, стать кем-то другим, а не просто странноватой девочкой, мечтающей написать книгу! Ей представилась возможность если не изменить реальный мир, то сотворить вокруг себя мир виртуальный.

Сейчас, когда бумажные книги давно канули в лету, а электронные все больше вырождались, на смену им пришли бесконечные развлекательные шоу, программы синтов, способные «закачать» сюжет приглянувшейся книги в мозг, не тратя драгоценное время на чтение, трехмерные игровые фильмы, в которых каждый желающий мог почувствовать себя главным героем… и, конечно же, Сомнирум.

Кому нужны книги, когда есть бесконечный непознанный мир, который, при всем желании, нельзя было освоить за всю свою жизнь? Каждый день, благодаря визуальщикам, в нем появлялись новые укромные уголки, манящие искателей приключений и новых впечатлений.

И сама Блэки, какой бы ярой почитательницей книг ни была, не могла не поддаться соблазну исследовать виртуальную реальность Сомнирума. Каждый раз, используя для входа капсулу в Лобраго – развлекательном квартале в центре Бене-Исс, она мечтала однажды установить такую капсулу дома. Стоила та безумно дорого, но… это стоило того.

Замерев перед входом, Блэки глубоко вздохнула. Набравшись решимости, отворила дверь.

– Папа?

Он стоял на кухне, наблюдал за действиями робота-помощника, готовившего курицу.

– Привет, – рассеяно отозвался он.

Блэки подошла и протянула ему формуляр. Взгляд отца скользнул по строчкам на сенсорном экране, брови удивленно взлетели вверх.

– Темпебраско? – распознать интонацию его голоса сегодня было трудно как никогда.

– Пап, это мой шанс… – робко проговорила Блэки.

– Знаю, но… – губы отца шевелились, словно он проговаривал про себя пункты договора. – Никаких каникул вне школы? Встречи с родными не чаще раза в две недели? Что это за правила такие?

Блэки повторила отцу слова Калиры о концентрации и необходимости постоянно пребывать в создаваемом мире. С другой стороны – в академии Десс правила были… мягко говоря, построже.

Словно подслушав ее мысли, со второго этажа неторопливо спустилась сестра. Костюм облегал ее словно вторая кожа, походка была неторопливой и вальяжной – Десс всегда знала, как обратить на себя внимание и выгодно подчеркнуть все свои достоинства. В отличие от Блэки, вечно чувствующей себя неуютно рядом с эффектной сестрой.

Взгляд Десс скользнул по формуляру. Подойдя к барной стойке, она умыкнула из-под носа робота-помощника кусочек сладкого перца и захрустела, не обращая на его недовольное жужжание никакого внимания.

– Что это? – чуть нахмурившись, спросила она, кивнув на формуляр в руках отца.

– Заявление на поступление в Темпебраско.

– Ого, – рука Десс, метнувшаяся, чтобы схватить очередной кусочек перца, застыла на полпути. – Темпебраско? Школа… визуальщиков?

Блэки кивнула, из-под густой челки наблюдая за выражением лица сестры. И оно было… не слишком довольным. Но решение принимала не Десс – это успокаивало. Оставалось надеяться, что отец поймет, какие возможности перед Блэки открывает предложение психолога, которая, по всей видимости, наблюдает за школьниками и отбирает будущих учеников Темпебраско.

Визуальщик – престижная и хорошо оплачиваемая Системой профессия. Многие после окончания Темпебраско оставались работать в корпорации «Сомнирум» и о смене деятельности даже и не помышляли. Еще бы. Работа мечты: придумываешь другой мир, который впоследствии станет частью Сомнирума, да еще и получаешь за это немалые деньги.

– Пожалуйста, пап, – тихо попросила Блэки, умоляюще глядя на отца.

Десс закатила глаза и покачала головой – решительно и осуждающе. Не дожидаясь ее возражений, Блэки поднялась на второй этаж. Негромко хлопнула дверью комнаты, но осталась стоять в коридоре.

– Пап, это же безумие! – воскликнула Десс.

Настала очередь Блэки закатывать глаза. Что и требовалось доказать – ее сестра в своем репертуаре.

Ответа отца она не расслышала – он вообще редко повышал голос, предпочитая компенсировать громкость холодностью тона. Они спорили несколько минут, прежде чем Блэки, навострив уши, смогла различить слова отца, прозвучавшие немного резко:

– Десс, твоя сестра намного сильнее, чем ты привыкла думать. И… она моя дочь. Она справится.

Услышав это, Блэки улыбнулась. Билет в Темпебраско в ее кармане.

Ночью ей не спалось. Она сбила одеяло в комок, беспрестанно ворочаясь в такт беспокойным мыслям. Волнение, предвкушение, боязливое ожидание неизвестного – все сплелось воедино, заставив сон отступить.

Утром, взъерошенная и хмурая, она спустилась вниз. Отца не было, робот-помощник его голосом оповестил Блэки о срочном вызове на работу. Но на столе, рядом с тарелкой с горкой теплых гренок, лежал формуляр. С видеоподписью отца.

Блэки завизжала от восторга. Ей всего шестнадцать, а ее уже выпускают из-под родительского крыла в закрытую школу, где ей предстоит стать визуальщицей. Творцом виртуального мира.

За пять минут расправившись с гренками, Блэки позвала сестру. Та зашла на кухню и выглядела не слишком довольной. Промелькнула мысль: что, если Десс волновалась за Блэки? Что, если, несмотря на их многочисленные ссоры и вечное непонимание, все-таки искренне любила ее?

Десс завтракать не стала, с немыслимой скоростью домчала Блэки до школы. Буркнув на прощание «пока», взмыла в воздух, сверкнув на солнце глянцевым крылом аэромобиля.

Блэки покачала головой. Но ничто сегодня не могло испортить ее чудесного настроения. Зажав в руках стопку книг, которую венчал заветный формуляр, Блэки поспешила к Калире Мев.

– Отлично! – воскликнула психолог, едва увидев видеоподпись отца Блэки. – Я подготовила все необходимые документы, одобрение с их стороны уже получено. Так что… Через пару дней ты станешь полноправной ученицей Темпебраско.

– Через пару дней? – расстроенно протянула Блэки. – Я думала, что сегодня уже буду там.

– Такая спешка совершенно не обязательна. Ты можешь спокойно собрать вещи, попрощаться с друзьями… – Калира умолкла, заметив, как Блэки многозначительно подняла бровь. – Или же можешь поехать в Темпебраско сегодня вечером. Маглев отправляется в девять.

Мысленно Блэки танцевала, в реальности же ограничилась широкой улыбкой. Она тут же поблекла, стоило лишь подумать: почему она так торопится покинуть родной дом, даже зная, что вернуться туда сможет очень нескоро?

Калира прервала ее размышления.

– Жаль, конечно, что ты покидаешь нашу школу. Но я верю, что тебя ждет большое будущее, и Темпебраско тебе в этом поможет.

– Спасибо, – искренне ответила Блэки. Собралась уйти, но неожиданная мысль заставила ее развернуться. – А что насчет оценок за предметы и результатов тестирования? Вы передали их декану Темпебраско?

– Да, конечно, об этом можешь не волноваться, – махнула рукой Калира.

Блэки удивленно вздернула брови: когда психолог успела это сделать, если только вчера днем озвучила ей предложение о переводе и лишь несколько минут назад увидела видеоподпись отца? Впрочем, это не ее дело. Главное, что уже сегодня вечером она будет на территории Темпебраско.

От учебы Блэки, естественно, освободили, поэтому ей ничего не оставалось делать, как вернуться домой и в звенящей тишине пустующей квартиры приняться собирать вещи.

Отец вернулся спустя несколько часов, когда чемодан, битком набитый книгами и вещами, стоял у порога. Сама Блэки, сидя за барной стойкой, жмурясь от удовольствия, попивала шоколадный «Блисс» со взбитыми сливками.

– Уже собралась? – удивленно спросил он. Подойдя к дочери, взъерошил ей челку, чего не делал, кажется, целую вечность. Поморщившись, она поспешно привела волосы в порядок. Но на душе потеплело.

По случаю отъезда Блэки отец заказал праздничный обед. Более того – предложил именно ей выбрать основное блюдо. Робот-помощник тут же отправился готовить мясо с сырной корочкой. Вернулась уставшая Десс – в ее академии проходили Испытания, и сестра разве что не ночевала там.

Они ужинали, беседуя по большей части о Темпебраско. Десс отмалчивалась, что было вполне ожидаемо, зато отец был непривычно разговорчив. Настоятельно просил, чтобы Блэки постоянно поддерживала связь и рассказывала ему обо всем происходящем. Мысленно вздохнув – трудно было ждать от папы, что его мания контролировать жизни дочерей куда-то исчезнет, – Блэки пообещала.

Загрузка...