— Бам-бум-банг!
Теплые золотистые звуки ласкают и душу, и тело, которое целую вечность пролежало скрюченное холодом, скованное клинической смертью.
— Банг-бум-бам!
Глаза Вайза Омнисиента раскрылись, но ничего не видели. Серый мрак поглотил все: и металлические стены камеры анабиоза, и открытый люк, и электронные глаза приборов.
— Бум-банг-бам!..
Мрак рассеялся, появилась туманная, еще нечеткая мысль: «Настало… кончилось… пора…» Ощутил, что приходит в сознание, но еще долго лежал недвижимо. Наконец-то! Электронный космонавт вывел корабль в Солнечную систему, вывел из невероятной космической дали — без анабиоза они не выдержали бы такого длительного путешествия, — и вот прозвучал сигнал, зов к жизни. Очнитесь, вставайте, астронавты, вы уже в своей планетной системе, на пороге родного дома!
Вайз подумал: а сколько же времени прошло на Земле? Предварительные расчеты — еще тогда, перед анабиозом, — показывали больше десяти тысяч лет. А если вспомнить друзей, близких… Здесь, на корабле, он и Модеста постарели на каких-то пятнадцать лет, а там… Да хоть известны ли потомкам имена их современников, слава которых в свое время облетела весь мир? Или, быть может, долгие столетья мечтаний и борьбы, надежд и разочарований воплощены в одном лапидарном абзаце современной истории? Эпоха атомной, затем гравитационной, нейтринной, может быть, еще какой-то энергии… Век пищевой синтетики… А их корабль? Это было бы ужасно, если бы история — человеческая, земная история — забыла о «Копье»…
— Поздравляю с возвращением!
Омнисиент глянул искоса и увидел бледное лицо Модесты.
— Спасибо, вас также.
И отвернулся. Ее лицо опротивело ему за последние годы экспедиции, осточертело, как эти сухие концентраты, как дистиллированная вода после цикла регенерации! «О, хотя бы поскорее финишировать, — думал Вайз, — а там вычеркну тебя из памяти и орбиты наших жизней больше никогда не пересекутся. Разве это девушка? Электронная машина. Никаких эмоций, аналитический ум, как когда-то говорили, синий чулок. Хотя… нервы, все это нервы. Когда я ее впервые увидел… Эх, лучше не вспоминать… А вообще, если все взвесить… Если бы не ее аналитический ум, давно бы превратились мы оба в атомную пыль… Но ее командирский тон… И почему она не полюбила меня? Если бы здесь был еще кто-то, но ведь… Ну ничего, скоро финиш!»
— Вайз, пора… У нас много работы. Биотрон ждет вас.
— Знаю, знаю, — раздраженно ответил Омнисиент.
Он начал понемногу сдирать с себя пластиковую упаковку, встал. А она уже успела и принять биотрон, и привести себя в порядок. Окинула его взглядом карих глаз:
— Буду в рубке.
И вышла, покачивая округлыми формами. «Ну и иди… „В рубке“. А где же еще?»
Биотрон вернул и Вайзу бодрость, в рубку он вошел в хорошем настроении. Еще несколько недель — и они будут на Земле. Естественно, там уже другие поколения, совершенно иная жизнь, но это же родная планета! Не то что всякие там каменные глыбы, которые встречались на их пути. Земля! Чудо! песня! сказка! — вот что такое Земля!
Модеста сгорбилась, приросла к пульту и сейчас напоминала ему большую черную ворону.
— Какое расстояние?
Она не ответила, и это встревожило Вайза. Резко шагнул к ней, потрогал за плечо, словно сонную.
— Какое расстояние, спрашиваю?
Модеста наконец подняла голову, и он увидел в ее глазах затаенный страх.
— Здесь… что-то не то. Взгляните, Вайз.
Встала, уступая ему место у пультового экрана.
— Что это? — воскликнул Омнисиент. — Чужая звезда?!
Гигантское неяркое светило занимало едва ли не весь экран. Ни одной планеты телескопы не зафиксировали. Диаметр звезды — 260 миллионов километров. И их «Копье» неудержимо мчится к этому раскаленному гиганту…
Вайз похолодел, ухватился за край пульта. Вот тебе и Земля!.. Энергетические запасы израсходованы на разгон корабля, осталось только для посадки. А он еще строил разные планы, мечтал… Конец. Катастрофа. И все это она, Модеста. Вскочил — кулаки сжаты, глаза злые.
— Как это понимать?
Она отступила на шаг:
— Не знаю.
Этот ее еле слышный голос почему-то еще сильнее разъярил Омнисиента.
— Не знаете? А кто же задал программу?
— Успокойтесь, Вайз.
— Скоро мы успокоимся навеки. Но перед этим… Как, по-вашему, за преступление надо отвечать или нет?
— Я не совершила никакого преступления.
— Вы составили и ввели в электронный мозг неточную программу. Это что — не преступление?
— Не впадайте в истерику, Вайз.
Он подступал к ней все ближе, остервенело брызжа словами:
— Украла день возвращения! Ничтожество! А еще взялась командовать кораблем!
Пальцы его разжались и скрючились.
— Вы что, с ума сошли, Вайз? Ситуация…
— Я покажу вам ситуацию! — прошипел он, испепеляя ее взглядом. — Все равно осталось мало…
— Опомнитесь!
Лицо ее стало белее бумаги, но она не двигалась с места. Их разделяло несколько шагов.
— Вы теряете, Вайз, человеческое…
— Уже потеряно все!
Еще мгновенье — и его руки сжали бы ей горло мертвой хваткой. Но Модеста выхватила свой командирский лучевой пистолет, и это сразу же отрезвило его. Он словно наткнулся на что-то очень острое, безнадежно взмахнул рукой и заковылял к своему креслу.
— Стыдно, Вайз! Вы потеряли человеческое лицо.
Казалось, его злоба улеглась, и он сделался равнодушен ко всему, не смотрел ни на свою спутницу, ни даже на экран, который весь был заполнен золотом неведомого солнца.
— Здесь что-то загадочное, непонятное, — примирительно сказала Модеста, — а вы… испугались…
— Я испугался? — Вайз встал и снова сел. — Хотя да, вы правы: испугался. Меня огорошило. Катастрофа — кто ее ждал? Несправедливость судьбы, бессмысленная жестокость — вот что невыносимо.
— Нам нужно уточнить параметры этого солнца, — сказала Модеста и снова села к пультовому экрану. — Особенно меня интересует скорость относительно звезд. Возможно, мы летим правильно, но за годы нашей экспедиции…
— В Солнечную систему пожаловал звездный гигант — это вы хотите сказать? — Вайз подошел вплотную. — Нет, дорогая, в космосе такого не бывает, встреча двух солнц — событие почти невероятное.
В его словах прозвучала едкая ирония. Модеста шевельнулась, хотела встать, но не успела. В мгновенье ока ее шею придушило локтем, и в глазах потемнело. Опомнилась, лежа на полу посреди рубки. Лучевой пистолет был в руке Вайза.
— Ну вот теперь мы и разберемся. Не надо волноваться, я не убийца.
Он стоял в нескольких шагах от нее, расставив ноги. Дуло пистолета описывало в пространстве кривую.
Модеста медленно встала, провела ладонью по лицу.
— Маньяк.
— Прошу без оскорблений. Я полностью отдаю себе отчет в своих действиях. Преступление должно быть наказано. Можете сесть в кресло.
— Перед нами такое интересное явление, — сказала Модеста, подходя к пульту, — и вместо того, чтобы заняться исследованием…
— А зачем, извините, это исследование, если нам, по вашей милости, не осталось и месяца жизни? Войдем в верхние сферы и… вспыхнем.
— Я уважала вас как ученого, Вайз, а вы…
— А что я?! Все наши многолетние исследования сожрет чужое солнце, а я еще стану их пополнять? Нонсенс!
— Настоящий исследователь работает до последнего вздоха.
— Громко сказано. А ради чего — до последнего вздоха?
— Есть вещи очевидные, Вайз. Ненасытная жажда знаний это нужно объяснять?
— Красивые слова, да и только. А какая польза?
— О, вы ко всему прицениваетесь, даже к эмоциям. Теперь мне понятно, почему я отвергла ваши притязания.
— Прозрели, стало быть… Но это не касается нашего расследования.
— Вы с ума сошли, Вайз. По всей вероятности, страх смерти затмил ваше сознание. Иначе вы не устраивали бы этой комедии, а обратились бы к блоку памяти.
— И что?
— А то, что проверили бы, какая программа введена…
— Еще не было случая, чтобы электроника сработала неверно.
— Да, до сих пор не было. Но раз случилось…
— Неточность в программе — разве не яснc?
— За точность я ручаюсь. — Модеста посмотрела на неги открытым, уверенным взглядом. — Слышите? Ручаюсь!
Вайз невольно сник, опустил глаза.
— А если я ее найду?
— Тогда стреляйте.
— Хорошо, так и будет.
Держа оружие наготове, он отступил к овальному люку Вычислительного центра.
— Только чтобы это… без фокусов! — бросил Модесте. Чтобы не пришлось ломать эту перегородку.
— Я никогда не унижусь до подлости. Если я действительно допустила такую ужасную ошибку, то… Проверяйте!
Модеста села к пульту и сразу же ушла в работу. Ей хотелось как можно скорее ознакомиться с показаниями датчиков температуры, освещенности, гравитации, изучить спектрограмму — в кассете уже был значительный моток ленты.
…Послышались шаги. Модеста резко обернулась — выражение лица выдавало ее нервное напряжение. А что, если она действительно ошиблась? Разве такая возможность исключается? Кольнул страх, и по всему телу прошла дрожь. И не потому, что Вайз приближался к ней с пистолетом в руке и в любое мгновенье мог выстрелить, — ее пугала сама мысль об ошибке.
Вайз был мрачен, глаза по-прежнему опущены вниз, он избегал ее взгляда.
— Ну что? — вырвалось у нее.
Вайз молча положил пистолет на стол:
— Ничего. Все правильно. Прошу прощения.
Пошел к выходу.
— Послушайте, Вайз! — воскликнула Модеста неожиданно радостным голосом. — Это солнце какое-то странное… Понимаете, его атмосфера…
Но Вайз словно не слышал. Ссутулившись, протиснулся в люк, и тяжелая плита глухо захлопнулась за ним.
«Ну что ж, пускай успокоится, отдохнет в своем гамаке, подумала Модеста. — У него нервное потрясение».
И она прониклась сочувствием к коллеге, сердце ее сжала жалость, словно и не было истерической выходки, которая едва не стоила ей жизни. Вот когда он успокоится, можно будет обсудить полученные параметры этого удивительного солнца, которое уже заполнило все обозримое пространство перед кораблем. Трудно в это поверить, но Модеста совершенно отвлеклась от катастрофы, вероятно, потому, что возникла такая оригинальная проблема перед ней — уникальное светило, которое, судя по всему, не укладывается ни в какие мерки и рамки, ни в какую существующую классификацию и номенклатуру. Глубочайшая глубина крайне разреженной атмосферы и непропорционально малая масса ядра. Уникальное явление в космосе!
Анализируя данные с помощью панельного компьютера и время от времени взглядывая на экран, Модеста с головой ушла в материалы и совсем забыла, что это величавое, спокойное светило представляет собой смертельную угрозу для «Копья». Она любовалась этим солнцем, восторгалась этим грандиозным явлением природы.
Расстояние между «Копьем» и солнцем сокращалось на новые и новые миллионы километров, а степень нагревания обшивки корабля не изменялась. Это тоже было для Модесты загадочным. Как зачарованная, смотрела она на золотой диск, а в голове роились мысли о Земле — родной голубой планете… Где-то плывет она в глубинах космоса, шумят на ней ветры, играют волны морские, поднимается трава. Модеста закрыла глаза и представила себе совершенно отчетливо: плесы, поля, леса и шумные города. Сон, сказка, мечта. Вспомнила международный ракетодром в Сахаре, где безжалостно пылает солнце. Может быть, и сейчас стартуют оттуда корабли. Подругу свою вспомнила. Прошло, считай, десять тысяч земных лет с тех пор, как бродили они по Карпатам. Десять тысяч! Нет-нет, это не укладывается в сознании, мозг отказывается воспринимать, а формулу выводит…
И вдруг зазвучали позывные!
Слуховая галлюцинация? Ну, конечно. Центральная нервная система выдает желаемое за действительное.
Она прислушалась.
Пи-и… пи-и…
Бред какой-то. Модеста даже закрыла глаза.
Но писк продолжался. Словно сюда, в космический корабль, залетел какой-то птенец и жалобно просит о помощи.
Может быть, встречный корабль?
Взглянула на экран локатора — пусто. А индикатор бортового радио мигает!
Пи-и… пи-и…
Судорожным движением руки нажала на кнопку.
— Я — «Копье»… Прием.
Голос ее дрожал. Разве ожидала она услышать человеческую речь? А ведь услышала:
— Патруль третьего сектора. Кто вы?
Слова произносились немного иначе, чем произносила бы она, но все было понятно.
— Ой, боже мой… — едва не задохнулась Модеста. — Я… мы с Вайзом Омнисиентом… Здесь «Копье»…
— Какое «Копье»?
— Корабль дальнего поиска класса «Праща»… Возвращаясь на Землю, попали в сферу тяготения этой звезды. — Модеста пыталась говорить четко и как можно спокойнее, но сердце ее билось так, что трудно было дышать. — А кто вы? Куда летите?
— Я уже информировал: патруль третьего сектора. Поздравляю вас с возвращением. Вы достигли родной Солнечной системы!
Модеста начала задыхаться, как рыба, выброшенная на песок.
— Вы слышите меня? — встревожился голос. — Что случилось?
Наконец она овладела собой.
— Спасибо вам, спасибо… Это так неожиданно… Параметры Солнца…
— Не понимаю…
— Я и сама ничего не понимаю.
— Бортовые двигатели в порядке?
— Да.
— Разрешается посадка на Луну.
— Однако ни Луны, ни Земли на экране нет.
— Следуйте по радиомаяку. Счастливой посадки!
Голос умолк.
Какое-то время Модеста сидела сама не своя. Космический патруль, Луна, Земля…
Послышались позывные радиомаяка, и тогда Модеста торопливо заговорила в ларингофон:
— Вайз! Оказывается, мы в Солнечной системе! Слышите? Немедленно на свое рабочее место! Почему вы молчите?
Вайз не откликался.
— Хелло, Вайз!
Молчание.
— Вы что, спите?
Ни звука.
Это ее встревожило. Бросилась в его каюту.
Вайз лежал возле кровати — скорчившийся, синий. Рядом поблескивала разбитая ампула, белел клочок бумаги.
Модеста наклонилась и взяла записку.
«Вы — женщина исключительная, а я — обыкновенный смертный. — Каракули Вайза были рассыпаны по бумаге колючками. Я так не могу, лучше покончить сразу, чем ждать, пока расплавится наш металлический гроб. Космос обманул меня, я плачу ему тем же. А Вас, Модеста, я действительно любил. Ненавидел и любил. Может быть, больше любил. Хотя сейчас это не имеет никакого значения. Удачи Вам в Ваших исследованиях!»
Осторожно ступая, словно боясь обеспокоить покойника, Модеста вышла, немного постояла в тамбуре, опершись спиной о холодную перегородку, и пошла к пульту. Нужно было запустить силовой агрегат.
…Ранним утром Модеста выбегает на верхнюю террасу санатория делать зарядку, но каждый раз, потрясенная красотой лунных пейзажей, кладет руки на балюстраду и долго смотрит. Всходит солнце, и горные хребты тонут в золотистоголубой дымке. На переднем плане контуры гор словно очерчены тушью, а дальше — тонут во мгле. Выше поднимается солнце, короче становятся тени, и вот уже заиграли красками просторные долины. Преобладает зеленый цвет, ведь атмосферу на Луне люди создали по образцу земной, и растительность здесь — земная. К тому же и сутки такие, как на Земле. Луну заставили обращаться вокруг своей оси с большей скоростью. И только ослабленное тяготение напоминает Модесте, что она не в Карпатах. Здесь ходить легко, словно и не идешь, а перелетаешь с места на место.
Ко всему этому астронавтка привыкла довольно быстро, вот только никак не могла свыкнуться с календарем — 11200 год. В космическое путешествие отправились они с Вайзом в 2100 году…
С трудом оторвавшись от созерцания чудесного утра, Модеста наслаждается гимнастикой и, освеженная, бодрая, идет завтракать. Кулинария теперь совсем иная — ну ничего похожего! — но она довольна, потому что все эти пасты и драже, которые тают во рту, не только питательны, но и вкусны. Завтрак занимает пять минут, и она садится за работу.
Сегодня Модеста заканчивает диктовать на магнитную пленку отчет об экспедиции — его ждет даже президент Академии астронавтики, — и это радует Модесту. Нет, она в этом мире не лишняя! А еще она помнит многое из того, что когда-то было родным, близким.
За окнами угасает день. На горизонте — по краям озаренное солнцем облако.
— Summa summarum, — заключает Модеста, — окончательный итог: мы сделали все, что могли.
Выключила магнитофон и пошла в свою спальню. Переодевшись в легкий спортивный костюм, выбежала на плоскую крышу, снова залюбовалась природой.
Зазолотилось небо. Спокойное сияние струится по всей видимой полусфере, пронизывая синеву воздуха, и играет оно нежнейшими радужными полутонами.
Модеста смотрит и не может насмотреться на это чудо, созданное человеком. Бедный Вайз! Оболочку, которая, как яичная скорлупа, окружает Солнце и внутренние планеты, принял за фотосферу неизвестной звезды… А это же человечество перестроило планетную систему, использовав для оболочки материал планет-гигантов. Теперь львиную долю солнечной радиации получают внутренние планеты. Неисчерпаемый океан энергии!
Трагическая судьба Вайза кольнула ей сердце.
Если бы можно было отправиться в Академию вдвоем… На родную Землю… Завтра они увидят ее вблизи. Был бы Вайз рядом…
Она вспомнила свое нелегкое путешествие из прошлого в будущее, которое стало для нее настоящим. Не слышала ни музыки внизу, ни приближающихся шагов.
— Добрый вечер, — приветствовал ее высокий молодой мужчина в тенниске и шортах. — Простите, если я не вовремя.
Модеста встрепенулась. Что-то было в голосе человека большее, чем учтивость по отношению к одинокой женщине. Что-то волнующее, нежное — то есть то, по чему она за долгие годы так истосковалась.
— Здравствуйте, — ответила она и окинула его веселым приветливым взглядом. Это был космонавт, первым установивший связь с «Копьем». Он уже как-то интересовался ее самочувствием. — Рада вас видеть.
— Нам с вами нужно поговорить. Не так ли?
— Возможно, что и так, — улыбнулась Модеста.
Именно в эту минуту растаяло, исчезло чувство одиночества, а вместе с ним и подсознательное нервное напряжение. Они бродили по улицам и паркам Лунополиса, пока из-за горизонта не показался гигантский шар Земли. А высоко-высоко над ними, над Луной, над Землей, золотилось небо. Как бы прославляя неутомимый человеческий гений звучала величественная симфония, солнечная сага.