Солнце в огне

3

О том, что король умер, Нагилю сообщил генерал Хигюн. Трагичную новость ему донесли тем вечером, когда закрылся Глаз Бездны, и позже, когда, превозмогая усталость бесконечного дня, Нагиль сидел без сна в своём шатре, он думал, что Хигюн был в курсе обо всём уже какое-то время.

Никаких официальных заявлений не было, о смерти короля Чосон не знал, и поминальных служб ещё не проводили. Печальная весть стала бы ударом для всей страны, но Нагиль полагал, что похоронный обряд над телом государя чиновники всё же провели, но без огласки. Скорее всего, умер король от продолжительной болезни, которой страдал со времён первой войны. Умер без помощи посторонних – иначе Совет бы уже выступил с заявлением. Это изменило бы ход войны, привело к Совету больше людей, обладающих властью.

Либо Хигюн врал и король всё ещё здравствовал… Только Нагиль верил, что генерал не мог обманывать, когда дело касалось государя. Да и что это поменяло в отношениях между генералом и капитаном? Драконье войско давно не подчинялось королю, у Хигюна не было нужных рычагов, чтобы оказывать давление лично на Нагиля. Смерть короля ничего не изменит в планах ёнгданте.

Свою единственную слабость Нагиль отдал Бездне. Сейчас никто и ничто не могло задеть его больше, чем отсутствие госпожи.

– Тебе надо поехать в Хэнджу, – сказал Хигюн в шатре, морщась от каждого движения. Отравленную ядом имуги руку он отрезал себе выше локтя, и теперь плотно обвязанный тряпьём обрубок причинял ему боль, даже когда он просто стоял перед Нагилем и хотел выглядеть злым и несгибаемым военачальником огромного войска, перед которым капитан какой-то сотни воинов должен был благоговеть и в смирении ждать приказов.

– Японцы всё ещё стоят под Конджу, – возразил Нагиль, и генерал заскрипел зубами от злости. – Вы предлагаете мне оставить моих людей без поддержки и ехать на поклон к покойнику?

– Придержи язык! – взорвался Хигюн, потрясая в душном воздухе мечом, зажатым здоровой рукой. – Король умер, а ты злословишь!

– Даже дух его величества согласится с тем, что в нашем положении я не могу бросить войско в угоду традициям и условностям, которые…

– Это не условности, – оборвал генерал. Нагиль смотрел на него без единой эмоции в лице, и Хигюн вздохнул и заговорил уже более спокойным тоном: – Отправляйся в Хэнджу, предстань перед Советом. Ты должен добиться расположения чиновников, раз король почил.

– Совет я уважаю ещё меньше, чем короля.

Хигюн снова вскипел, но на этот раз трясти оружием перед равнодушным капитаном не стал. Поморщился, остановил себя от того, чтобы хвататься за обрубок руки, и покачал головой. Нагиль молчал.

Обычаи велели ему поехать в Хэнджу, попрощаться с его величеством, возможно, помочь переправить тело в столицу и проводить его дух в иной мир. Военное положение обязывало оставаться на месте. Хороший командир выстраивает новые стратегии по освобождению земель своей страны. Опытный политик ищет выгоду в открывшейся правде о короле.

Нагиль скривил губы, теперь не пряча неудовольствие от генерала Хигюна. Тот хотел сделать капитана фигурой на политической арене и двигать им, как камешком на доске в «Драконе и Фениксе». Нагиль не был камнем и не хотел следовать правилам грязной игры, в которой понимал мало.

– Отправляйтесь сами, генерал, – добавил он, когда в повисшем между ними молчании воздух совсем раскалился, а напряжение можно было ощутить на кончиках пальцев. Генерал Хигюн с раздражением выдохнул и огляделся в поисках стула. Нагиль жестом предложил ему разложенную на полу циновку.

– Видят духи, упрямство сведёт тебя в могилу, – сказал генерал и сел, аккуратно придерживая покалеченное плечо. – Я пытаюсь помочь тебе, а ты противишься, как мальчишка. За измену я давно должен был представить тебя суду и казнить, но я здесь, предлагаю решить все разногласия с Советом путём мирным и бескровным.

– Склонить голову и безропотно подчиняться приказам Совета, – заметил Нагиль и тоже сел в одном бу[11] от циновки генерала. – Я доподлинно знаю, чем оборачиваются такие действия, и бескровными их назвать никак не могу.

Генерал Хигюн почесал подбородок с редкой бородой, которую в мирное время сбривал, оставляя жёсткую щетину. Сейчас та прорастала на его лице неаккуратными пучками с отдельными длинными волосками. Генерал устал и хотел, как и все, окончания этой затянувшейся войны. Нагиль прежде считал, что Хигюн вёл битву только с Тоётоми и его планами на Чосон. Сейчас же его медленно заполняло понимание: генерал хотел переломить ход войны не только за страну, но и за власть над будущим Чосона.

Нагиль совершил ошибку, когда забыл, что в любой войне политики искали выгоды для себя, невзирая на кровавые события, раздирающие страну на части.

– Я не сообщил Совету о кронпринце, – сказал генерал Хигюн. – И никто до сих пор не знает, что он жив. Если ты вызволишь его из плена…

– Вы сделаете его разменной монетой в своих играх, – закончил Нагиль. Он тоже устал и хотел сегодня лишь одного – остаться наедине с растущей, точно луна в небе, тоской, и окунуться в её пучины. На какое-то время. На одну ночь, две, если позволят обстоятельства. Объять все воспоминания о женщине, которую он больше не увидит, запечатлеть её лицо в своих мыслях и запереть в самых дальних покоях разума.

И больше не думать о ней. Никогда.

– Или вычеркнете принца из ваших планов, если мне не удастся спасти его, – добавил Нагиль, с трудом отрывая себя от ослепляющего глаза видения, в котором Сон Йонг падала в чёрную дыру. – Вы хорошо устроились, генерал.

Тот кивнул, даже не пытаясь оправдаться.

– История пишется победителями, Мун Нагиль.

– Мы ещё не победили.

– Но можем! – с жаром сказал Хигюн. – Вытащи принца из японского плена, и мы представим его Совету, возведём на престол наследника страны. Чосон примет его как героя и спасителя, и у Совета не останется другого выхода, кроме как признать власть нового государя!

Нагиль смотрел на его лицо, пышущее показным воодушевлением. И видел за ним проступающее, словно невидимые росчерки туши на нагретой рисовой бумаге, отчаяние… Нет, не отчаяние – злость от осознания, что воспользоваться шансом завоевать доверие чиновников генералу мешает упрямый капитан драконьего войска.

– Чосон объят войной, – сказал Нагиль твёрдо. – А вы заняты расстановкой совсем иных сил и хотите, чтобы я мыслил как политик, а не как командир, в чьём подчинении находятся люди. Принц – тоже человек, генерал. Я поклялся защищать его и от своих слов не отказываюсь.

– Так защищай! – потребовал генерал Хигюн. – Я дам тебе людей и возможность спасти его, и Совет поможет, если ты просто склонишь перед ними свою глупую голову.

– Нет.

Хигюн выругался, стукнул эфесом меча по циновке. В воздух взвился столб пыли, подрожал и, отяжелев, быстро осел.

– Я спасу его, не оповещая Совет, – продолжал Нагиль. – А потом приведу в столицу, и уже его высочество будет диктовать чиновникам свои условия, как полноправный король страны.

– Совет покинул Хансон, – напомнил генерал. Нагиль кивнул.

– Но город всё ещё считается столицей, и именно туда Совет должен доставить тело почившего короля.

Хигюн вдруг фыркнул, взглянул на Нагиля из-под полуопущенных влажных век.

– Совет похоронит короля в Хэнджу, капитан. И объявит Хэнджу новой столицей, пока Чосон не оставит последний японский ублюдок.

Проклятье. Для Хансона это значило только одно: город оставят даже без видимой защиты и без сопротивления отдадут вместе с мирными жителями, верящими, что столичные толстые стены защитят их, на расправу Тоётоми.

– Хоть один человек в Совете печётся о простых людях этой страны? – спросил Нагиль, чувствуя, как оставившая его злость набирает новую силу. Видят духи, злиться он тоже устал.

Дракон в его теле забился, пытаясь вырваться на волю, и Нагилю пришлось схватиться за ворот чогори, чтобы удержать себя от порыва снести генералу голову одним махом.

Не подозревающий о внутренней борьбе капитана Хигюн ухмыльнулся, блеснули глаза в неверном свете слабого факела.

– Один – да, – сказал он. – И вот к нему тебе стоит отправиться в первую очередь.

С того разговора прошла неделя, и всё это время Хигюн оставался в Конджу и командовал частью оставшегося в городе войска. Другую часть, около пяти тысяч человек с лошадьми, оружием и провизией, генерал отправил ближе к Хансону. В лагерь драконьего войска он больше не приходил и не просил капитана явиться к себе, но Нагилю не нужно было выслушивать Хигюна лично, чтобы понимать, что значат его действия.

Я предоставлю Хансону защиту и отвоюю земли перед Конджу, тебе не нужно волноваться о простых смертных. Отправляйся в Хэнджу, капитан, и сделай то, о чём мы договорились.

Поклонись Совету, прими их помощь. Стань их марионеткой, чтобы у тебя был шанс спасти принца.

Говорить обо всём Лапе Дракона Нагиль не стал, размышляя, стоит ли явиться к чиновникам одному или взять с собой Чунсока и Чешую[12]. Он должен был сравнить силы и принять решение самостоятельно.

После битвы при Конджу у него осталось шестьдесят два человека, и хоть Дэкван усиленно тренировал новобранцев из числа выделенных ему воинов Хигюна и самых сильных горожан, проявивших себя в сражении, драконье войско заметно ослабло. Воспитать за короткое время воина дракона даже из опытного человека было непросто, а в условиях, когда японцы дышали в спину и прорывали оборону с юга страны, практически невозможно.

– Невозможное – это не значит невыполнимое, – замечал Дэкван, повторяя слова капитана, и шёл мучить своих новичков выматывающими упражнениями.

Нагиль следил за их тренировками на полигоне, слушал разговоры в воинском стане – в основном жалобы на чрезмерное упорство тырсэгарра – и даже не пытался осадить стонущих от усталости людей, которые вечерами валились с ног и засыпали прямо на посту. Пусть лучше они будут страдать здесь, под присмотром Дэквана, чем бессмысленно погибать на поле боя.

Из донесений Дочерей они знали, что японцы смещаются в сторону берега и ждут, должно быть, новых кораблей с подмогой. Откуда у Тоётоми было столько сторонников, Нагиль мог только догадываться, и ни одно предположение ему не нравилось.

– У Тоётоми Хидэёси не было такой поддержки, – говорил Чунсок, докладывая об очередных передвижениях японских сил. – Его семья владеет одной провинцией, и большинство самураев под началом Хидэёси погибли в прошлой войне. У его сына меньше власти и должно быть меньше людей. Но они всё прибывают. Что он пообещал им?

– Чосон, – отвечал Нагиль, осматривая карту с отмеченными на ней точками. Сосновые шишки – свободные города страны. Чёрные остывшие угольки – занятые Тоётоми территории. На юге полуострова теперь всё было чёрным.

Тоннэ захвачен. Кванджу захвачен. Ульджин оккупирован, но хотя бы оттуда драконьему войску удалось увести мирное население. Сейчас в Конджу было больше беженцев, чем в любом другом подконтрольном Чосону городе, и по-хорошему следовало отправить их на север, в Хансон.

Только вот положение столицы больше не казалось Нагилю выгодным. Как бы он ни противился, трудно было не согласиться с Хигюном: если в ближайший месяц ничего не изменится, Хансон придётся лишить звания столицы до той поры, пока японцев не удастся смести с полуострова.

Проклятье.

– Нам с тобой придётся наведаться в Хэнджу, – сказал Нагиль поздним вечером, когда совещание с Лапой Дракона было окончено и Чунсок собирал со стола в его шатре карты. Тот замер, медленно поднял голову.

– Явиться с повинной к Совету? – спросил он и весь скривился от одной только мысли об этом. – Мы же должны идти за его высочеством.

– Должны, – согласился Нагиль. – Только с чем? У нас недостаточно сил, чтобы штурмовать Ульджин, где его сейчас держат, а если будем медлить, принца увезут в Японию.

– Но Дракон…

– Не поддаётся моему контролю, и использовать его слишком рискованно, – признался Нагиль. Чунсок нахмурился. Он и прежде смотрел на своего капитана с недоверием; с тех пор, как закрылся Глаз Бездны, Нагиль чувствовал только боль вперемешку со злостью оттого, что не может вернуть её и…

О таком нельзя думать. О ней нельзя вспоминать.

Нагиль сердито выдохнул, опустился на стул перед столом, склонил голову. С тех пор как в теле ёнгданте поселилось две стихии, Дракон молчал и бездействовал. Нагиля кидало в жар по ночам, днём его мучил озноб, и медитации не спасали: его разрывало на части, Дракон Дерева в нём стонал и бился в агонии, Дракон Металла скручивал в узел нервы, и всё, что он слышал, было сплошным рёвом, а не голосом Великого Зверя.

Они успокаивались только в воде, когда Нагиль приходил по ночам к источнику при монастыре и опускал туда горячие ноги или ложился в него целиком и, окутанный прохладой, смотрел в небо, на далёкие звезды.

– Здесь это Лазурный Дракон, – говорила госпожа Сон Йонг, ведя пальцами по карте звёздного неба, – но в моём мире это несколько созвездий. Девы, Весов, Скорпиона и Стрельца. У нас есть специальные устройства, которые позволяют рассматривать звёзды ближе, с их помощью мы можем измерить… Нагиль, ты слушаешь?

– Капитан? – позвал Чунсок, и Нагиль вынырнул из воспоминаний с невольным стоном. Бороться с ними не было сил, равно как и оттягивать неминуемое.

– Говорят, король умер, – сказал Нагиль. Пуримгарра охнул и чуть не сел мимо стула. – Совет медлит, и я хочу знать, что они задумали. Хигюн велел отправиться в Хэнджу на поклон к его высочеству.

– Но на самом деле мы едем узнать, что решит Совет, – договорил Чунсок. После заметной паузы он вздохнул. – Капитан, вы уверены, что они примут нас с благосклонностью? Если Лю Соннён и остальные узнают, что принц жив и в плену, они…

– Думаю, – оборвал его Нагиль, – они всё ещё хотят достучаться до династии Мин. Нам потребуется помощь Империи, и, видится мне, Совет предложит им посадить на трон Чосона своего наместника. Живой законный наследник им не нужен, и его не станут спасать.

– Зачем тогда мы едем в Хэнджу?

Нагиль выпрямился, медленно выдохнул. Жар снова сменял в теле холод, и его ждала очередная бессонная ночь.

– Мы едем заручиться поддержкой Империи, – сказал он, предчувствуя новые проблемы для своего войска. – На своих условиях и без помощи Совета. Нам нужны люди, нам нужно оружие. Я хочу договориться с Императором, а после с помощью его людей спасти Ли Хона.

Чунсок смотрел на Нагиля не мигая. Мысленно проверял рискованный план капитана или же гадал, не сошёл ли тот с ума от тоски и безысходности, сковывающей весь лагерь вместе с подступающими к городу японцами.

– Нас казнят, – просто ответил пуримгарра. – Не Империя, так Совет. Не Совет, так Хигюн. Вы хотите обмануть всех, хотя лгать не можете.

Нагиль хмыкнул.

– Вот поэтому я беру с собой тебя. И малый отряд Чешуи, для вида. Если что-то пойдёт не так, я призову Дракона и спалю Совет вместе с императорским двором династии Мин.

– Звучит самоубийственно, – заключил Чунсок. Тяжело вздохнул и поднялся с места, склоняя голову. – Когда выдвигаемся, капитан?

Всем, кроме Лапы Дракона, было сказано, что Нагиль с верным помощником и малым отрядом едут искать поддержки у Восточной Фракции Лю Соннёна.

В прошлую войну именно помощь советника помогла Чосону: Лю Соннён договорился с Империей и привёл в Чосон войско Императора. Объединившись, две страны прогнали японцев с полуострова, заставив подписать мирный договор. Деньгами и скотом, доставленным из Японии в качестве платы за содеянные преступления, обезумевший от горя король откупился от династии Мин, а его народ еле выжил на выжженной войной земле. Последовавший за этим двухлетний голод совсем подкосил бы людей Чосона, если бы не помощь Великих Зверей. Дракон Дерева показал Нагилю, где можно вырастить зерно, помог повернуть русла обмельчавших рек так, чтобы те напитали пастбища для скота. Если бы не новая война, сейчас бы Чосон восстанавливал былую силу, но случился Рэвон, случился Тоётоми и новый виток борьбы за земли, на которые японцы не имели права претендовать.

Казалось, война пятилетней давности не заканчивалась, а святые духи, окончательно разуверившись в людях, предоставили их самим себе. Теперь помочь могло только чудо.

План Нагиля как раз походил на одно из них, а не на разумное решение, принятое после бесконечно долгих размышлений. Чунсок молчал всю дорогу до Хансона, где они должны были поговорить с советником Восточной Фракции и, возможно, снискать поддержки перепуганных жителей.

Власть Совета была сильна, но и он не мог идти против народа, которому обязан был служить.

– Что, если Совет даже не станет нас слушать? – спросил Чунсок вечером, когда отряд сделал привал на подступах к Хансону. Жаркое летнее солнце окрасило всё небо в кроваво-красный, не предвещающий добрых вестей цвет, и Нагиль осматривал открытое поле, высушенное летним зноем, с подступающей к сердцу грустью. Смотреть на то, как медленно умирала земля, было больно, но Нагиль знал, что у его страны есть надежда. Она была сильнее, чем всё остальное.

Пока надежда жила в сердцах людей, у Чосона были все шансы выжить, восстановить разрушенные деревни, отстроить обратно все города. И жить, и снова радоваться, и продолжать род, и снова молить Великих Зверей о счастье, хорошем урожае и здоровых сыновьях и дочерях.

Жаль, что одной надежды не хватит на то, чтобы убедить Совет действовать. На то, чтобы обмануть всех власть имущих разом.

– Совет не станет нас слушать, – согласился Нагиль, отрывая взгляд от уходящего за горизонт краешка солнца. Он вернулся к костру и сел в круг, где девять воинов и Чунсок уже готовили скудную похлёбку из остатков риса и сушёных водорослей.

– Что тогда?

Нагиль принял миску из рук Боыма, кивнул ему и отозвал Чунсока за собой к поваленному грозой старому дереву.

– Мы поклонимся им и уйдём.

Чунсок нахмурился.

– Они заподозрят неладное.

– Брось, – недобро усмехнулся Нагиль, – они и так считают нас врагами, изменниками, что бы там ни плёл мне Хигюн о снисхождении. Нам надо увидеться с Лю Соннёном, он единственный человек в Совете, кто хотя бы малой частью своей души печётся о благополучии людей в этой стране.

– Что мы ему предложим? – спросил Чунсок. Нагиль взглянул на него искоса. И пуримгарра скривил губы. – Капитан, Лю Соннён разговаривает на языке денег и выгоды, даже если заботится о Чосоне.

– Ты прав. Нам придётся рассказать ему о нашем плане.

– Он же выдаст нас!

– Нет, если это будет ему выгодно. А это будет ему выгодно, – добавил Нагиль, понижая голос. – Может, он тоже желает посадить на трон Чосона наместника Империи, но это значит, что власть, которой он сейчас обладает, перейдёт в руки династии. Может быть, он хочет договориться о суверенитете для себя и своей провинции, но как долго будет работать их соглашение, если на престол сядет не заинтересованный в нём наместник?

– И вы предложите ему…

Нагиль знал, что его слова поразят Чунсока, а потому мотнул головой, жестом велев молчать.

– У Лю Соннёна есть дочь. А спасённый нами наследный принц ещё не женат.

– Капитан!

– Щиллё[13], – сердито шикнул Нагиль. – Отказаться от такого предложения советнику будет очень непросто. Это гарантирует нам его поддержку, и он прогнёт под себя весь Совет.

– Но его высочество не согласится…

– Ой ли?

Нагиль усмехнулся – снова какой-то чужой, злой усмешкой, не свойственной ему прежде. Чунсок стушевался и больше задавать вопросов не стал.

С его капитаном творилось что-то странное, и не пуримгарра было вытаскивать Нагиля из тоски, превращающей того из благородного воина в настоящего зверя. Капитан с каждым днём становился всё больше похож не на Дракона, которого носил в теле, а на змея.

– Капитан, – осторожно позвал Чунсок, следуя за своими тяжёлыми мыслями. – Если вы задумали что-то ещё, лучше скажите мне. Я не смогу помочь, когда Совет прижмёт вас к стене и заставит подчиняться приказам ничего не смыслящих в войне чиновников.

Нагиль выпил остатки похлёбки, стукнул пустой миской по колену. Вытащил из-за ворота чогори скрученный лист, скреплённый королевской печатью, и протянул его Чунсоку.

– Даже если нас встретит не только Лю Соннён, ты передашь это в руки советнику.

– Капитан?

– И скажешь ему, что принц готов жениться на его дочери. Всё, хаша[14].

Разговор был окончен, и обескураженный пуримгарра без слов поднялся и ушёл к костру подбодрить отряд.

Заранее женить ещё не спасённого принца было одной бедой, меньшей из тех, что поджидали Нагиля и его воинов в землях династии Мин. Он не советовался с Лан, когда уходил, но знал, что шаманка предсказала им трудный путь. Возможно, он поступал глупо, отказываясь от помощи мудан, но сейчас она не могла ему помочь. Довольно было прислушиваться к духам, которые говорили с ним нехотя и сулили одну только смерть. Нужно было брать дело в свои руки и останавливать эту бессмысленную войну своими силами. Всеми, что у него остались.

Всеми, какими он мог поделиться с Чосоном.

Ночь он провёл в метаниях и почти не смыкая глаз, только под утро сумев выкроить себе несколько часов беспокойного сна. Госпожа Сон Йонг тянула к нему руки и просила помочь.

Нагиль проснулся с её именем на губах, перекатился на сухой земле на бок и чуть не зарычал в плечо.

Грусть, что одолевала его днём при виде пустых полей, обескровленных войной, колола сердце и была терпимой, покуда он помнил о людях и их чаяниях. Тоска, которая за короткое время выросла в нём до размеров луны, заполняла собой всё пространство его мыслей. Она была невыносимой; скорбное, тянущее нутро напоминание о том, что помочь женщине из своих снов он не может и, что важнее, не имеет права.

Даже если она звала его из чужого мира и просила вернуть. Даже если хотела вернуться.

В ёнглинъ не было слов, обозначавших эмоции. Этот язык был создан для приказов и называл действия, а не душевные порывы воинов дракона. Но даже среди скудного запаса понятий, появившихся во время войны, нашлось одно, значащее всеобъемлющее чувство печали, безысходность таких масштабов, что охватывала разом тысячи людей, когда те сталкивались с неминуемым. Саудадэ. Слово, которое принесли португальцы ещё при Чанхон-тэване и оставили ему в наследство, когда у того умерли брат и жена.

Саудадэ, тоска по несбыточному и безвозвратно ушедшему. Португальцы говорили, что слово значит ещё и безграничную любовь и благодарность прожитым годам, но Нагиль знал, что от любви в этом понятии ничего не осталось. Оно было болью и страстным желанием вернуть утраченное, оно было печалью, затмевающей даже хорошие дни.

Союз бесконечной тоски по тому, что нельзя вернуть, и гнева от осознания собственной беспомощности, бессильная ярость проигравшего в борьбе с судьбой.

Всё это и много больше преследовало Нагиля с момента, как Бездна закрыла Глаз и оставила его, раненого, на нагорье в полной темноте.

Нагиль хотел бы забыть его, это чувство, этот миг, хотел бы более не ощущать пустоты на месте собственного сердца. Жажду, которую он испытывал, не могли утолить ни еда, ни вода, ни мимолётное ощущение радости в ответ на хорошие вести от его воинов.

Госпожа говорила, что пустота – это то, что заполняет чёрные дыры. Нагиль превращался в одну из них и не имел ни малейшего желания противиться этому процессу.

Он встал с первыми лучами солнца, когда те коснулись его чогори, медленно остывающего после ночного жара. Может быть, подумал Нагиль, в новом мире, который он принесёт Чосону, который обязан принести Чосону, ему не найдётся места. Чёрная дыра, поглощающая всё живое, до чего могла дотянуться, не должна была существовать на территории его страны.

Что ж, так тому и быть. Он спасёт Ли Хона, освободит Чосон, а дальше… В тальщим новый мир, который будет отстраивать Совет, вгрызаясь в глотки простых людей. Борьба человека с человеком будет вечной, и её не выиграет ни один Дракон.

4

В Хансоне царило спокойствие, будто город жил под куполом и ни о чём не подозревал. Нагиль и Чунсок в сопровождении девяти воинов дракона въехали через главные ворота, и Нагиль с неодобрением осмотрел крепостные стены. Никаких надстроек для котлов со смолой, никаких дополнительных сооружений у надвратных башен. Битва при Конджу наглядно показала, какими хрупкими могут быть даже толстые каменные стены, в которые летят огромные валуны из осадных орудий японцев. Хансону следовало бы готовиться к возможному наступлению.

Если Совет скрывал смерть короля, дабы избежать волнений в столице, их решение Нагиль мог понять. Но относиться халатно к защите города, лишь бы люди не заподозрили неладное, было смертельной глупостью. Она обернётся катастрофой для всех жителей Хансона и для самого Хансона, но думал ли об этом Совет?

Очевидно, нет.

Начальник городской стражи встретил их хмуро и без должных приветствий. Чунсок вскинулся и хотел отругать его, но Нагиль жестом велел пуримгарра молчать. Войско опального капитана и без лишних споров было нежеланными гостями столицы даже в такое неспокойное время.

– Мы не задержимся, – сказал Нагиль в ответ на немой вопрос, застывший в глазах подозрительного начальника стражи. Тот кивнул и пропустил их дальше, отправив по главной улице до дворца в сопровождении своих людей.

Нагиль оглянулся, чтобы убедиться, что узнал его. Мунсу. Он происходил из древнего рода сувонских Кимов, его семья всегда славилась сильными сыновьями и покладистыми дочерями, но в высшие круги знати их не пускали из-за разногласий с советником Западной Фракции. Стать кем-то значимее начальника городской стражи Мунсу не светило до тех пор, пока у руля стояли противники его семьи, Кимы из рода Андон.

Женщина из рода сувонских Кимов должна была стать женой будущего короля несколько поколений назад. По слухам, андонские Кимы убили её, и королевой стала их дочь. Кимы из Сувона ничего не смогли доказать, а позже их выдворили из дворца и присоединили к городской страже. Негласная борьба двух кланов длилась веками, обрастая домыслами, охотно распространяемыми противниками обеих семей.

Ким Мунсу был неплохим человеком. В годы своей службы в столице Нагиль отмечал его беспрекословную веру в долг перед королевской семьёй. Он был предан стране в лице короля и, хоть исправно следовал приказам Совета, выполнял их на своих условиях, чем изрядно выводил из себя советника Кима. Может быть, действовал Мунсу в интересах своей семьи, но всё же не шёл на поводу у Совета. Это уже что-то.

– Ким Мунсу, – сказал Нагиль Чунсоку, когда они проезжали рынок у дворцовых стен, который заполняли сонные торговцы. В ранний час в столице уже кипела мирная жизнь, шумели крестьяне, травники из ближайших селений жаловались друг другу на подскочившие налоги и стражу, что обирала их каждый вечер всё агрессивнее.

– Простите? – отозвался Чунсок, засмотревшись на блестевшие в свете просыпающегося солнца украшения у одной из лавок. Там были кольца из нефрита, пинё[15] из дорогого металла, увенчанные драгоценными камнями, глянцевыми лепестками гибискуса, золотыми фениксами и драконами.

– Запомни это имя, Ким Мунсу, – повторил Нагиль. – Возможно, мы сможем привлечь его на нашу сторону.

Чунсок присоединился к войску Нагиля уже после того, как тот со скандалом покинул королевскую службу, и потому не знал ключевых фигур в столице по именам. Зато их знал Боым, рядовой в дворцовой страже, ушедший с поста вслед за капитаном. Он поравнялся с Нагилем и негромко спросил:

– Мы готовимся к новой войне, ёнгданте?

– Всегда будь готов, Боым, – согласился Нагиль. Тот хмыкнул и дал знак остальным воинам, чтобы те смотрели в оба.

Ко дворцу они приехали под традиционный сигнал стражи. Врата Кванхва охранялись, как и прежде, четвёркой караульных, которые проверяли именные таблички и пропускали только тех, кому было назначено. Нагиль с отрядом прибыл в столицу без официального объявления, но стражники, переговорив между собой, пропустили капитана драконьего войска, попросив оставить лошадей.

Начальник внутренней стражи повёл их к Сенджонджону[16], и Чунсок, ранее не бывавший на территории дворца, оглядывался с любопытством юнца, которого, как Нагиль думал, пуримгарра убил в себе после смерти брата. Пока под присмотром нескольких стражников отряд вели лабиринтом внутренних двориков с низкими стенами крупной кладки и узкими дверями, Чунсок крутил головой. Нагилю следовало бы осадить пуримгарра, но он не стал. Неизвестно, когда они смогут попасть сюда снова. Неизвестно, пустят ли их после того, что они провернут с Советом.

Некоторые в отряде тоже осматривались и толкали друг друга в плечо, только Боым держался прямо и смотрел вперёд.

Когда они подошли к павильону, начальник дворцовой стражи велел им ждать.

– Здесь заседает Совет? – спросил Чунсок тихо. Нагиль мотнул головой.

– Обычно нет. Но, полагаю, в Кёнхверу нас не пригласят.

– Это…

– Павильон на воде, он остался позади нас. Когда король во дворце, он занимает Сенджонджон, а гостей приглашает в Кёнхверу. Но короля здесь нет.

– По всему так не скажешь.

Нагиль хмыкнул. Служба во дворце шла своим чередом, людей здесь было даже больше, чем он помнил: снующие по своим делам горничные, евнухи и учёные мужи ходили из библиотеки в сторону кухни и обратно и делали вид, что во дворце ничего не изменилось. Что король занимает трон, а не покинул столицу. Что король жив и продолжает править страной прямо из Кёнбоккуна.

Плохо, что с ними не отправился человек Хигюна, вдруг подумал Нагиль. Присутствие генерала ограничивало бы Нагиля в действиях, но без такой поддержки его могли вовсе не допустить к Совету.

Хигюн сказал, что Лю Соннён остался в столице, только вот и советник Ким был здесь же. И непонятно, столкновение с кем из них ожидало Нагиля в Сенджонджоне.

Тем не менее мольбы Великим Зверям дали свои плоды: к Нагилю спустился начальник дворцовой стражи и пригласил внутрь.

– Вас ждут. – Нагиль оглянулся на своё сопровождение и сделал шаг к павильону. Начальник вскинул руку и остановил его: – Только вас.

– Хорошо, – согласился Нагиль и кивнул на Чунсока. – Он пойдёт со мной. – Остальные воины помрачнели. – Вы стойте здесь и ждите. Это не займёт много времени.

Они сдали мечи и вдвоём зашли в павильон. Здесь было темно, солнечный свет ещё не успел достигнуть открытых окон и разбавить сумрак, в котором утопал длинный зал, вытянутый вдоль колонн с резьбой, повторяющей драконью чешую. От неё всё пространство зала сужалось и вело взгляд прямо к помосту с пустующим королевским троном. Перед ним стоял длинный же стол из массива дерева с рядом высоких стульев. Только три из них были заняты.

Лю Соннён по правую сторону. Советник Ким Кихо – по левую. Рядом с ним сидел шурин советника, его преданный человек, мимо которого не проходила ни одна сплетня. Плохо. Это был дурной расклад, но отступать было некуда.

На советнике Киме и его шурине были красные одежды чиновников, а головы украшали чёрные чонджвагваны. И только Лю Соннён, согласно нынешнему положению, сменил кванбок на военный мундир.

Чунсок поклонился первым, Нагиль, помедлив, чуть опустил голову в знак приветствия. Согни спину ниже, капитан драконьего войска, ты преследуешь свои цели, и ради их достижения нужно кланяться тем, чьими руками можно было решить множество проблем.

– Господин Мун! – подозвал его советник Ким. Лю Соннён молчал, но как только Нагиль подошёл ближе и косой луч мазнул его по лицу, тот чуть улыбнулся.

– Ораёнъ, ёнгданте Мун.

Шурин советника Кима не смог скрыть неприятного удивления. Лю Соннён не обратил на него внимания, продолжая смотреть в лицо Нагилю.

– Нас известили, что вы хотели одарить своим присутствием Совет, – заговорил советник Ким. – Спустя столько лет решили явиться ко дворцу. Не вы ли клялись, что больше не ступите на его территорию?

– Времена изменились, советник Ким, – ответил Нагиль. В зале было душно, кокон из спёртого воздуха с трудом впускал в себя свежее дыхание утра, но в нём Нагиль угадывал нотки благовоний, которых не должно было быть в Сенджонджоне. Жареный рис и абрикосовые косточки, сожжённые до углей.

Совет готовился к его возвращению. Знали ли во дворце, что ароматные палочки, собранные приглашённой шаманкой, должны были ослабить Дракона Дерева, но питали Дракона Металла? Советники надеялись, что жареный рис подавит в Нагиле стихию воздуха, что абрикосовые косточки ослабят стихию воздуха.

Нагиль выпрямился и глубоко вздохнул. Кажется, Совету не донесли, что в нелюбимом при дворце капитане жили теперь два Дракона. И новой ипостаси Великого Зверя не нравились эти махинации со злаками его стихии.

– Тебя боятся, Мун Нагиль, – предупреждал Хигюн. – Ничем хорошим для тебя это не обернётся. Если будешь недооценивать Совет.

– Я никогда не опускался до снисхождения к врагам, – возражал Нагиль. Хигюн смеялся сквозь усталый хрип.

– Совет во времена настоящей войны тебе не враг.

Сейчас Нагиль понимал, что Хигюн заблуждался. Либо же хотел верить в благородство Совета, хотя сам подталкивал капитана к борьбе с чиновниками.

– Я слышал, генерал Хигюн потерял половину своего войска из-за Дракона, – сказал советник Ким. Нагиль мог бы разозлиться на его тон: советник говорил равнодушным голосом, хотя должен был рвать и метать и желать казни капитана, по чьей вине погибло столько людей. Но нужно было держать лицо, и Нагиль промолчал.

– Да, это правда. Мы отвоевали Конджу, но потери были велики.

– Чрезмерно велики! – с превосходством согласился советник Ким.

– Их было бы больше, позволь Дракон войти японскому флоту в залив, – сказал Нагиль.

– Уж не берётесь ли вы судить о своих достижениях, когда находитесь на волоске от смертной казни?

Чунсок сдавленно охнул, Нагиль дёрнул рукой, запрещая ему двигаться. Они пришли сюда не затем, чтобы спорить с Советом.

– Я слышал о трагедии, – сказал Нагиль, и от его взгляда не ускользнули ни поджатые губы шурина советника, распаляющегося быстрее других, ни каменное лицо самого советника Кима. Лю Соннён прочистил горло и позволил себе тяжёлый вздох.

– Вы хотели отдать долг покойному королю? – спросил он.

– И это тоже, – нехотя кивнул Нагиль. Лицо советника Кима приобрело зеленоватый оттенок от сдерживаемого яда, который он хотел выплеснуть на капитана сейчас же. Но теперь говорил Лю Соннён, и по негласному правилу советник молчал.

– А что ещё?

– Предложить вам сделку.

Теперь даже Лю Соннён удивлённо выпрямился и посмотрел на советника Кима. Они оба переглянулись, словно заговорщики, шурин советника заёрзал на своём месте.

– Что за сделка? – спросил советник Ким. Нагиля напрягало то, что он говорит больше Лю Соннёна, – это могло означать, что силы в Совете изменились и вес фигуры советника Кима стал куда больше, чем Нагиль мог надеяться.

– Нам нужна помощь, – заговорил Нагиль, привычно сжимая руку. Меча при нём не было, и его отсутствие тяготило сейчас почти так же, как напряжение, сковывающее и руки и ноги и мешающее дышать в душном зале, пахнущем благовониями. – Нам нужны люди. Японцы подтягивают к берегам свои корабли, скоро их численность превысит нашу, и они задавят нас количеством, как скот. Если, – он сделал паузу, перевёл взгляд с Лю Соннёна на советника Кима и обратно, – если мы не найдём поддержки у династии Мин.

– О, – с наигранным облегчением выдохнул советник Ким, – не беспокойтесь об этом, капитан. Мы уже договорились с Империей, они пришлют нам оружие и конницу.

– Нам нужны люди, – повторил Нагиль, повышая голос. – Даже моего войска будет недостаточно, чтобы сдержать следующую атаку Тоётоми.

– Даже? – вспыхнул советник Ким. – Не много ли вы на себя берёте, капитан? В вашем войске осталось меньше сотни воинов, для японцев вы не представляете большой угрозы.

Совету хорошо доносили сведения прямо от Конджу.

Чунсок заскрипел зубами, шагнул ближе к ёнгданте. Нагиль дёрнул головой. Стой на месте. Стой и слушай. Стой и смотри.

– Вы правы, советник Ким, – ответил он. По его изменившемуся тону можно было понять, что от неверного действия капитана отделяет всего пара мгновений, но никто, кроме Чунсока, этого не осознавал. Совет ни во что не ставил драконье войско. Совет ни во что не ставил Дракона.

Пусть так. Недооценивать врага – первая ошибка в войне.

– Раз я прав, то вы согласитесь со мной ещё раз, – не скрываясь, заулыбался советник Ким, – что от вас и ваших советов нам нет никакой пользы. Но в ваших руках изменить расстановку сил, полагаю?

– Попросите у Империи войско. Мы можем объединить силы, чтобы одолеть японцев, и те не будут угрожать ни Чосону, ни Империи Мин.

Лю Соннён качнул головой и посмотрел на Нагиля со снисхождением, какое обычно старики дарили юному поколению, мало смыслящему в политике. Только капитан драконьего войска, самой грозной силы в стране, не был юнцом.

– Война – это в первую очередь деньги, ёнгданте Мун. Людям нужно обмундирование, оружие, еда. Империи невыгодно кормить нас серебром, пока война не затрагивает их земли.

– И тем не менее они пришлют оружие и лошадей, – возразил Нагиль. – Говоря вашим языком, чем вы расплатились с ними за оказанную услугу?

Советник Ким хотел ответить, но Лю Соннён опередил его и кивнул.

– Думаю, вы и без наших подсказок это уже знаете.

Страной. Это решение далось Совету не так легко, как Нагиль думал, по лицу Лю Соннёна было видно, насколько он сам не рад подобному положению.

Нагиль не ошибся в советнике Восточной Фракции. Ещё во времена своей службы на короля он отмечал, что Лю Соннён был рассудителен и спокоен, умел видеть сильные стороны людей при дворе, умел направлять их. Хигюн тоже за него поручился, а в текущей ситуации Нагиль не мог не верить генералу.

– Я предлагаю спасти наследного принца, – сказал он.

Советники переглянулись.

– О чём вы?

Теперь Нагиль кивнул Чунсоку и позволил тому поравняться с собой. Пуримгарра уже был достаточно зол, чтобы не бояться говорить прямо, и потому его предложение зазвучало в стенах длинного зала твёрдым намерением:

– Наследный принц Чосона готов жениться на дочери советника Лю Соннёна при условии, что Совет поможет капитану Мун Нагилю спасти его из японского плена.

Шокированный Лю Соннён принял бумагу из рук Чунсока, вскрыл печать под пристальными взглядами советника Кима и его шурина и развернул лист. Он читал послание от кронпринца молча и только спустя несколько долгих мгновений ахнул в голос.

– Что там такое? – советник Ким привстал со своего места, пытаясь заглянуть в пергамент. – Что? Говорите!

Лю Соннён прочистил горло и заговорил, явно не веря написанному:

– Я, Кванхэ-гун, пятнадцатый ван Чосона, при рождении наречённый именем Ли Хон, избираю себе в жёны Лю Сои, дочь советника Восточной Фракции Лю Соннёна из рода Лю, и провозглашаю её будущей королевой Чосона. Выполнение этого указа я буду считать согласием Совета и приму содействие советника Лю, советника Кима, советника Сана и советника Чхве, как присягу на верность себе и будущему Чосона.

– Немыслимо! – не выдержав, воскликнул шурин советника Кима. Сам советник был бледнее луны. – Наследный принц должен быть мёртв!

Нагиль опустил голову, скрывая недобрую усмешку. Кимам из Андона следовало зашивать рты, чтобы никто не болтал лишнего, когда рядом столько чужих ушей.

– Наследный принц жив, – заговорил Нагиль. – И он…

– И он уже провозгласил себя королём, когда тело его отца ещё не остыло! – гневался шурин советника. – И даже выбрал себе имя! Поправ все традиции!

– Традиции, которые соблюдаются его семьей, – напомнил Нагиль.

– А вы помолчите, капитан! – огрызнулся советник Ким. – Вы не только убили половину наших людей, но ещё и пришли к нам с поддельной бумагой и хотите, чтобы мы вам поверили!

Нагиль улыбнулся; блеснул в струящемся с улицы свете один его глаз, полыхнул белым, и советник, охнув, опустился на стул.

– Наследный принц знал, что вы не согласитесь с его словами так легко, – ответил капитан. – Поэтому… – Он достал из рукава завёрнутый в шёлк предмет и медленно поставил его на стол. – Поэтому он отдал мне это, чтобы я убедил вас в серьёзности его слов.

На глазах обомлевших советников Нагиль развернул ткань и явил всем присутствующим в Сенджонджоне гладкий отполированный куб с металлическим навершием. Королевскую печать династии Чосон. Главный символ власти в стране.

Ли Хон велел Нагилю раздобыть приличную бумагу, а Чунсока послал за тушью. До назначенной встречи у реки, куда Рэвон обещал принести госпожу Сон Йонг, оставались считаные часы, и Нагиль настоятельно советовал принцу повременить с письмами, но тот был настойчив и уверял, что свиток ханджи[17] решит их проблемы в будущем. По мнению Нагиля, у них могло не быть будущего, если они не смогут решить дела текущие, которые и так шли из рук вон плохо.

– Не волнуйся, Нагиль, – улыбался Ли Хон самой широкой из арсенала своих улыбок. – Я знаю, что делаю, уж поверь мне.

– Хотелось бы, – отзывался Нагиль и ждал, когда Ли Хон закончит выводить аккуратным каллиграфическим почерком несколько строк.

– Будем честны друг с другом, – говорил Ли Хон под треск масляной лампы, стоящей на столе перед ним, – у тебя будут такие большие проблемы, что вызволять меня руки не дотянутся.

Нагиль поморщился – главным образом оттого, что принц был прав.

– И тебе не помешает заручиться поддержкой Совета, – продолжил Ли Хон. Поднял голову, заметил откровенный ужас в глазах капитана и усмехнулся: – Ну, это в крайнем случае.

– Ты же знаешь, что я терпеть не могу Совет.

– Ага, – легко согласился принц. – И я тоже, друг мой. В конце концов, покушение на убийство не сильно сближает людей, но что поделать. Суровые времена не оставляют нам пространства для манёвров.

Пока Нагиль думал, нахватался ли наследник престола подобных выражений от пуримгарра или госпожи, с которой они вели долгие ночные разговоры, пока жили в деревне призраков, Ли Хон закончил с первым посланием. И тут же принялся за второе.

– Что ты задумал? – не выдержал Нагиль. В политике он был не силён, интриги на дух не переносил, а всё, что касалось Совета, включало и то и другое в полной мере. Ли Хон подарил капитану ещё одну, не предвещающую ничего доброго, улыбку.

В такой момент ему следовало бояться, подумал Нагиль, чувствуя, как сковывает рёбра, а вместе с ними и сердце, подступающая боль. Бояться и делать вид, что ему не страшно. Бояться и гневаться. Бояться и…

– Готово! – воскликнул принц. Нагиль взял в руки обе бумаги и, пока читал, покрывался холодным потом.

– Ты хочешь жениться на дочери советника Лю?

Ли Хон окинул его странным взглядом, в котором читалось сомнение в отношении умственного развития капитана.

– Да, – протянул принц. – Я же так и написал. Вот, читай: «Я, Кванхэ-гун, ван Чосона, при рождении наречённый именем Ли Хон, избираю себе в жёны Лю Сои…»

– И ты выбрал себе имя, – обречённо выдохнул Нагиль. Принц был прав: он награждал своего капитана за хорошую службу и защиту новыми проблемами, огромными, точно Пэктусан[18]. – Наглости тебе не занимать, но пожалей моих воинов. Тот несчастный, что передаст твой указ Совету, лишится головы.

– Точно, – легко согласился принц. – Им будешь ты.

– Что?

Ли Хон нахмурился, покусал верхнюю губу, словно кролик, и прищёлкнул языком.

– Я понимаю, что ты сейчас думаешь только о нашей змеиной госпоже, но, прошу тебя, сосредоточься и на мне немного.

Нагиль поперхнулся спёртым воздухом казармы и почти покраснел. Не от смущения – от злости на легкомысленного наследника престола, которого когда-то по глупости своей спас.

Легкомысленный наследник престола встал из-за стола и бодро зашагал из угла в угол.

– Моему отцу недолго осталось, как ни прискорбно об этом думать. Либо он умрёт своей смертью, либо ему поможет Совет, – пояснял он, старательно постукивая каблуками по деревянному полу казармы. – А потом все эти трясущиеся от чахотки старики побегут к династии Мин просить защиты от Тоётоми. Сейчас Империи невыгодно посылать к нам людей, но освободившийся трон даст им надежду, что они таки смогут усадить на него задницу кого-то из своих наместников. Король Чосона мёртв, принц Чосона мёртв. Прекрасная возможность договориться, как во времена династии Юань.

– Думаешь, Совет пойдёт на такое, предаст страну? – с сомнением спросил Нагиль. Принц остановился, посмотрел на него из-под полуопущенных век и снова щёлкнул языком.

– Я иногда забываю, что из тебя скверный политик, ёнгданте.

Нагиль замечания не оценил, и Ли Хон покачал головой.

– Совет всё время пытался меня устранить, потому что живой наследник им не нужен. Я долго об этом думал и пришёл к выводу, что им вообще никто не нужен из династии Ли. Мы неудобные люди в нынешнее неспокойное время.

– Но, если ты объявишь о себе, им придётся с тобой считаться, – договорил за него Нагиль.

– Все именно так, – кивнул Ли Хон. – И с тобой придётся считаться. А чтобы у Совета не возникало лишних вопросов, почему это я до сих пор жив…

Он потянулся к свёртку, который всё это время держал на столе подле себя, и показал Нагилю содержимое. На ладони наследного принца умещалась тяжёлая печать из красного дерева с золотым тиснением на верхней грани. Свившийся дракон. Символ королевской власти, как на повязке Ли Хона, с которой тот не расставался.

– Это королевская печать династии Ли, – пояснил Ли Хон, хотя предмет не нуждался ни в каких лишних пояснениях. Нагиль смотрел на печать и молчал. – Ты покажешь её Совету, и они проглотят все свои гнусные словечки, которыми соберутся тебя обругать.

Нагиль молчал.

– Капитан? – позвал принц.

– Ты её украл? – спросил Нагиль.

Ли Хон сдавленно охнул:

– Ну конечно же! Стащил из кабинета отца при том пожаре во дворце, который ты учинил. Подумал, мне она пригодится, а король изготовит себе другую. Все думают, она сгорела вместе с моим телом, но ты докажешь Совету, что они ошибаются.

Напряжение внезапно покинуло тело Нагиля, он опустился на стул позади себя и окунул лицо в горячие ладони. Жар пульсировал у него в горле, и только талисманы Лан не давали Дракону вырваться из тела и спалить казарму.

– Совет казнит меня за измену, – просто сказал Нагиль. Он устал и хотел, чтобы бесконечная ночь быстрее закончилась, чтобы госпожа Сон Йонг оказалась в безопасности рядом с ним. И чтобы принц перестал нести бред и не мешал ему строить планы по своему будущему спасению.

– А вот тут ты передашь им второй мой указ, – хитро произнёс наследный принц и опустил в раскрытые руки капитана другую бумагу.

Совет не успел прийти в себя, когда Нагиль вытянул из-за ворота чогори ещё один свиток и протянул его молчаливо взирающему на печать Лю Соннёну.

– Я, Кванхэ-гун, пятнадцатый ван Чосона, при рождении наречённый именем Ли Хон, – заговорил тот сиплым голосом, – присуждаю капитану третьего ранга Мун Нагилю четвёртый ранг и назначаю его генералом.

– Что? – выдохнул в неверии советник Ким.

– Что? – тихо переспросил Чунсок рядом с Нагилем.

– Этим указом даю полную свободу действий генералу Мун Нагилю, – продолжал Лю Соннён. – И буду считать любое сопротивление по вызволению меня из вражеского плена изменой Чосону и лично мне, пятнадцатому вану Чосона.

Шурин советника Кима не сдержал сдавленного возгласа, в котором угадывался и гнев, и страх.

– Это ложь! – заговорил советник Ким, повышая голос. – Это провокация! Вы поплатитесь за это, капитан Мун Нагиль!

Нагиль усмехнулся, теперь не пряча высокомерного тона за вежливостью.

– Простите, советник Ким, но вы забываете. Драконы не лгут.

5

Сразу после того, как советник Ким с шурином вдоволь наупражнялись в угрозах казней, которые теперь ждут генерала Мун Нагиля и всё его войско, их с Чунсоком выгнали из Сенджонджона и приказали никуда из Хансона не уезжать. Боым вызвался поговорить с Мунсу: «Постарайся не вызывать подозрений своим напором», – остальной отряд занял казарму дворцовой стражи, куда их определили, как гостей. Значит, оставят под наблюдением. Значит, всё ещё не верят в указ наследного принца.

Не принца. Короля.

Хоть коронации ещё не было, хоть официальных новостей о смерти четырнадцатого вана Чосона не поступало, хоть Ли Хон пребывал в Ульджине, его указ с королевской печатью не мог не иметь силы при дворе.

Нагиль думал об этом всю дорогу до рынка, куда пришлось отпрашиваться вместе с Чунсоком под каким-то незначительным предлогом.

– Гаин говорила, у них не осталось целых чогори, – сказал Чунсок. Нагиль протянул ему увесистый мешок с монетами. – Кап… Генерал?

– Купи, сколько сможешь, – ответил Нагиль.

Он почти не тратил своих денег; все вещи брал из запасов войска, а поступающее от Совета серебро отправлял на нужды воинов, оставляя себе небольшую сумму. Они не взяли денег генерала Хигюна в Хансон – их и так не хватало на пропитание воинам. Нагиль гадал, достаточно ли будет монет, что он дал Чунсоку, чтобы расплатиться за подорожавшую одежду. Здесь, в столице, всё стоило дорого ещё до начала войны, а теперь, должно быть, цены взвились до самых небес.

Голова гудела, жаркое летнее солнце грело затылок и нагревало почти ледяную кожу, вызывая озноб. Нагиль шагал чуть позади Чунсока и старался не смотреть по сторонам, чтобы не являть столичному народу уставшее осунувшееся лицо.

На рынке было шумно. К этому часу его заполнили галдящие торговцы всех мастей, травники из близлежащих деревень, слуги знати, скупавшие для своих господ овощи, женьшень, последние работы известных художников, отрезы дорогой ткани, украшения… У прилавка с танхэ, расшитыми цветами и птицами, Нагиль остановился, не сразу осознав, что привлекло его внимание. Он наблюдал за двумя молодыми девушками в нежных ханбоках, которые крутились у расставленной в ряд обуви и подбирали к своим нарядам подходящую.

– Говорят, сейчас в моде цветочные мотивы, – чересчур громко шептала одна второй. – Вот эти красивые, с лилиями.

Нагиль медленно опустил глаза к танхэ, на которые указывала знатная девушка. И правда, отстранённо подумал он, красивые. Сон Йонг носила похожие прямо перед тем, как…

Он зажмурился, разозлился на себя за беспечность.

– Ка… Генерал? – позвал Чунсок, вернувшийся за отставшим ёнгданте.

– Сколько стоят эти? – спросил Нагиль у торговца, который уже заискивающе склонялся перед неприметным новоявленным генералом.

– Двадцать монет, господин, – заулыбался торговец.

– Генерал? – теперь в голосе Чунсока было слышно неприкрытое удивление.

Двадцать монет – это много. На них можно купить три готовых чогори, или ткани на десять чогори, или пять мешков риса. Нагиль смотрел на танхэ, обитые ярко-красным шёлком, и уговаривал себя уйти от прилавка.

Моджори-ёнг. Глупый-глупый, смертный, больной тоской человек.

Чунсок со вздохом открыл мешок с монетами и уже начал отсчитывать в руку нетерпеливого старика нужную сумму, когда Нагиль остановил их обоих взмахом руки.

– Оставь Дочерям, – коротко бросил он пуримгарра. Тот стушевался.

– Генерал, вы можете позволить себе…

– Нет, всё в порядке.

Нагиль пошарил свободной рукой по чогори, нашёл на поясе завязанный в узел шёлковый шнурок с гладким нефритом размером с ноготь и снял его резким движением.

– Этого хватит?

Торговец обомлел, морщинистые руки задрожали сильнее.

– О, господин, это невиданная щедрость с вашей стороны…

– О какой щедрости ты толкуешь? – разозлился за генерала Чунсок. – Показывай всё, что можно обменять на такую драгоценность! Не каждый день к тебе приходит генерал драконьего войска!

Нагиль не рассчитывал брать что-то ещё – святые духи, он и танхэ покупать не хотел! – но проворный старик вывалил перед ним и Чунсоком украшения для волос, гладкие кольца и зеркальца. Чунсок провёл по ним рукой, приняв самый деловой вид.

– Упрямой госпоже понравились бы все эти безделушки, – заметил он и тут же осёкся, услышав, как заклокотал в груди Нагиля стон. – Простите, генерал. Может, к танхэ полагается взять ленты в волосы?

В итоге от прилавка они ушли с парой женской обуви, тремя лентами разных цветов и пинё. Чунсок свернул бесполезную добычу в узелок, протянул его Нагилю.

– Это было лишним, – ответил Нагиль, но узелок принял.

– Знаю, генерал, – легко согласился Чунсок. Теперь он шёл вровень с Нагилем, чтобы не проворонить, когда ёнгданте вдруг решит, что ему нужно что-то ещё. – Но танхэ не стоят целого нефрита. А девушки любят украшения, любой такие понравятся, кому бы вы их ни подарили.

Никому. Говорить этого вслух Нагиль не стал, мысленно отругал себя последними словами и больше не отвлекался на блестевшие в свете солнца заколки, колечки и пудреницы, отчего-то занимавшие многие прилавки на главном столичном рынке. В стране идёт война, крестьяне за стенами Хансона голодают, а знать всё ещё ведётся на ничего не значащие вещи. Вроде тех, что нёс в руках Нагиль.

Они нашли недорогую плотную ткань, из которой можно было сшить целые ханбоки для маленького отряда Дочерей, и Нагиль в который раз с огромным нежеланием подсчитал женщин в своём войске. Из тринадцати Дочерей после битвы при Конджу под командованием Гаин осталось всего девять.

– Давай купим ещё, – предложил Нагиль, считая оставшиеся монеты. Он замер, посмотрел на Чунсока и добавил, чуть тише: – И лент. Дочерям понравятся ленты?

Чунсок не смог сдержать смущённой улыбки, изменившей его лицо до неузнаваемости.

– Да, генерал. Понравятся.

Уже вернувшись в Хансон, Нагиль отдал Чунсоку две ленты из тех, что купил сам. Оставил зачем-то красную, в цвет танхэ, и постоянно спрашивал себя, не выжил ли он из ума окончательно.

– И пинё возьми, – сказал Нагиль. Уж заколка ему точно была ни к чему, а Чунсок, забери его ду́хи, почему-то настаивал именно на золочёной шпильке с фигуркой Алого Феникса на конце. Пуримгарра заговорил что-то о благодарности, но Нагиль его не слушал.

Он успел спрятать покупки прямо перед тем, как его нашёл придворный евнух и пригласил в кабинет советника Лю. Теперь генерала Мун Нагиля ждала ещё одна словесная битва, важнее той, что он уже пережил утром.

Лю Соннён ждал его в Хамхвадане, куда раньше Нагиль заглядывал с отчётами для министров короля. Спустя пять лет кабинеты не сильно изменили свой облик, только внутри, как Нагилю показалось, стало теснее, хотя круглый стол убрали, заменив его двумя квадратными, приставленными друг к другу. Это тоже было нехорошим знаком: прежде круглый стол символизировал равенство фракций при королевском дворе, а теперь, похоже, главенствующую роль занимала то одна, то другая сторона. И в данный момент преимущество было не на стороне Лю Соннёна и, следовательно, Нагиля и его планов.

– Советник. – Нагиль поклонился, отдал меч стражнику у входа и вошёл в зал, где, кроме Лю Соннёна, никого больше не было. Он сидел, как и в Сенджонджоне, по правую сторону от центрального широкого стула.

– Проходи, генерал.

Нагиль встал напротив Лю Соннёна, и хоть от внимания не ускользнуло обращение, с которым его приветствовал советник, ослаблять бдительность он и не думал. Первое правило Кёнбоккуна – не доверять никому. Второе правило Кёнбоккуна – не полагаться на слова кого бы то ни было, а ждать действий.

– Скажу честно, ты сильно удивил нас.

– Не могу скрывать: на это я и рассчитывал.

Советник улыбнулся и покивал.

– Я догадывался, что наш будущий король может перехитрить всех, но то, что он втянет в свои планы тебя, стало для меня новостью.

– Давно вы знаете, что он жив?

– С тех пор, как его убийство поручили тебе.

Нагиль нахмурился.

– Десять лет назад, когда ты поступил на службу к его величеству, я заметил в тебе невероятную силу духа, которую не сломили дворцовые интриги, – пояснил Лю Соннён. – Пока ты был командиром дворцовой стражи, ты показывал себя человеком слова и дела, преданным королю и его семье. Завуалированный приказ об убийстве наследника трона явно не пришёлся тебе по вкусу.

– Но вы его отдали, – бросил Нагиль. Давняя злость на Совет, предавший его доверие, теперь находила выход, и даже уважение, которое Нагиль испытывал к советнику Восточной Фракции, не могло ослабить её. – Я не знал, чего вы добиваетесь, но вас не оправдывала неопытность принца и нелюбовь к нему короля.

– Король не знал о приказе, это верно, – согласился Лю Соннён. – Тогда мы действовали в его интересах, но я не прошу тебя верить мне на слово.

– Я и не верю, – отрезал Нагиль. Вздохнул, проверяя воздух в Хамхвадане. Здесь благовоний не зажигали, в открытые ставни спокойно проникал ветер и нёс с собой запахи пыльных улиц, дым из помещений для прислуги в соседнем комплексе вдовствующей королевы. Лю Соннён его не боялся – или хотел показать, что не боится?..

– Не могу винить вас в этом, – снова согласился советник. – Но, полагаю, время сможет взрастить доверие между нами, раз вы с его величеством посвящаете меня в свои планы.

Нагиль снова отметил, что советник правила игры принял быстро и почти не сопротивляясь. Немудрено: в его интересах теперь было принимать новые статусы и наследника Чосона, и его генерала.

– Я не спрашивал ранее, – склонил голову Нагиль. – Как ваша семья? Они живы?

Советник качнул головой, нахмурил седые брови.

– Моя жена скончалась недавно, – ответил он плоско. – Давняя болезнь стариков, ничего удивительного. Но дочь и младший сын живы и здоровы. Спасибо, генерал.

– Я вам сочувствую.

– И я вам.

Нагиль вскинул к советнику напряжённый взгляд, глаза заметались по спокойному лицу. Он знает? Как много он знает, откуда? Понимание Лю Соннёна вгрызлось Нагилю в грудь, выпустив наружу боль, которую он скрывал от себя в свете дня и не хотел, не позволял кому бы то ни было задевать его раны.

– Я о вашем войске, – добавил советник. – Слышал, вы также потеряли многих в битве при Конджу.

Воздух вышел из пересохшего горла ёнгданте со свистом, который он попытался скрыть. Он решил, что накажет себя за лицемерие позже.

– Спасибо, это ни к чему. Мои воины защищают людей и знают, какую цену платят за это.

– Тогда ответьте мне, генерал драконьего войска, – кивнул Лю Соннён, – знаете ли вы, какую цену заплатите за рискованный план его величества?

Нагиль полагал, что знает. Но слова советника Восточной Фракции, на которого надеялись и он, и Ли Хон, стали для него неожиданностью:

– Ох, генерал. Мы уже приняли помощь Империи, а с новыми условиями его величества нам придётся договариваться с династией Мин заново. И я не уверен, что они согласятся с нами.

Он поднялся с места, только чтобы протянуть Нагилю свиток, скреплённый печатью императорского двора династии Мин. Нагиль развернул его и вчитался в аккуратные столбцы цзы[19]: от имени Императора говорили его министры, постановляющие, что помощь в войне с Японией Чосону будет оказана на условиях Империи, оружие, продовольствие и конница будут предоставлены армии Чосона с оговорками, в которых не было ничего удивительного. Империя диктовала Чосону требования – когда было иначе? Когда Империя Мин не посягала на независимость Чосона, несмотря на конфуцианские отношения между странами?

– Всё то же самое, что и в прошлую войну, – сказал Нагиль, дочитав свиток. Советник покачал головой.

– Нет, генерал. Вы читаете, но не вчитываетесь. Всё самое важное всегда скрывается между строк.

Нагиль вернулся к письму.

«Для достижения мира на землях Чосона Империя Мин отправляет в Хэнджу статс-секретаря его величества Ван Шоужаня с сыном. Статс-секретарь Ван Шоужань поможет королевскому двору Чосона восстановить величие рода и приложит все силы, дабы…»

– Империя хочет посадить на трон Чосона своего наместника, – заключил Нагиль. От витиеватых строк, в которые приходилось вникать с удвоенным вниманием, у него разболелась голова.

– Он отправляется к нам с сыном, – пояснил Лю Соннён. – У статс-секретаря нет причин принимать на себя титул вана Чосона, генерал.

– Они хотят оставить нам его сына, – понял Нагиль. – Но это неправомерно, если…

– Если только сын секретаря Империи Мин не женится на дочери нашего короля, – закончил его мысль советник. – Понимаете, генерал? Мы согласились на династический брак, не имеющий под собой законодательной основы должного порядка. Ван Шоужань – преданный человек его императорского величества, и вся его семья будет учитывать интересы Империи, какое бы место ни занимали и где бы ни правили. Понимаете?

– Нам придётся разорвать помолвку сына секретаря и королевской дочери, – выдохнул Нагиль. Отвратительный результат. Ужасающий, катастрофический, если вовремя не принять меры.

– Я решил, вам стоит знать о последствиях, которые повлекли за собой решения его величества, пятнадцатого вана Чосона, – кивнул советник. Проклятье. – И, думаю, будет честным, если вы, как его генерал и единственный уполномоченный человек, который может говорить от лица его величества, сами сообщите Империи наши новые требования.

Проклятье. Нагиль спасёт Ли Хона, а потом убьёт его своими руками.

– Отправляйтесь в Хэнджу, генерал, – сказал Лю Соннён. Нагиль в этот момент весь полыхал от заполняющего его тело гнева и думал, что теперь, прямо сейчас, готов выпустить в мир Дракона Дерева и Дракона Металла, чтобы они спалили к вонгви этот проклятый дворец вместе со всеми его чиновниками, плетущими интриги, точно паучьи сети.

– Вам всё же нужно поклониться покойному королю, – добавил Лю Соннён. Подозревал ли он о том, что ходит по грани острого меча, способного разрубить все королевские планы? Нагиль понял по его спокойному лицу, что советник знал о скрытой силе генерала и не боялся её.

Теперь Великий Зверь был не так страшен Чосону, как гнев императорского двора династии Мин.

В Хэнджу Нагиль взял с собой только Чунсока и Боыма, остальным велел вернуться к войску и ждать приказов. Они скакали день в гнетущем молчании, пока ёнгданте проклинал всех известных духов и предков своего безымянного рода за путь, который те для него избрали.

– Мы едем договариваться с секретарём Императора? – вопрошал Чунсок во время коротких привалов.

– Едем сватать ему королевскую дочь, – ворчал Нагиль, и языки пламени от костра, который они развели, вспыхивали на каждое его сердитое слово. Чунсок переглядывался с Боымом и упрямился ещё сильнее.

– Хотели быть бравыми воинами в глазах двух королевских дворов, а едем к ним свахами, – ворчал он. Нагиль был с ним согласен, но одёргивал, ругал попусту и злился на пуримгарра за длинный язык.

– Лучше подумай о том, как после всего нам вызволять его величество, – рычал он. – Японцы, по донесениям, хотят стянуть к Ульджину основную часть флота, а у нас ни людей, ни оружия, чтобы ломиться к ним за новым ваном Чосона.

– Вы сказали, Совет выделит нам людей.

– Да, но сперва придётся попотеть, доказывая худосочным чиновникам, что обменять трон вместе с принцессой на принцессу без трона им будет выгодно.

Боым смотрел на ёнгданте с нарастающими сомнениями, и Чунсок, кажется, разделял его мысли: их генералу нужен отдых и хороший сон, а ни тем, ни другим его судьба не одаривала уже долгое время.

К Хэнджу они втроём явились через два дня. Здесь у городских стен было больше стражников, и те пропустили генерала неохотно, и даже после полученного приказа с письменным подтверждением от Совета долго совещались, стоит ли открывать врата уставшим всадникам, один из которых пылал от нетерпения.

Теперь на Нагиле днём покрывалась инеем чогори, от холода тела не спасали ни жаркие летние дни, ни горячие источники, в которые он окунался с головой, чтобы согреться, ни его знаменитая физическая выдержка. Он успел высушить одежду утром, чтобы ко двору явиться в приличном виде, но от заминки перед городскими вратами так разозлился, что рукава чогори на нём снова покрылись коркой льда.

Мер’тонъ.

– Вы можете проезжать, – ответил, наконец, начальник стражи. – Вас проводят ко дворцу.

Хэнджу был больше крепостью, чем городом, и не самым подходящим вариантом для титула столицы в мирное время. Но Нагиль пересёк укреплённые стены с толстыми надвратными башнями и подготовленными к возможному нападению оборонительными сооружениями и отметил, что сейчас Хэнджу мог бы принять под свою защиту жителей Хансона и его близлежащих селений.

Может быть, он посоветует это Лю Соннёну, раз уж теперь они были в хороших отношениях. Если у Совета нет планов по спасению мирных жителей Чосона, то у Лю Соннёна они должны были быть.

Дворец – всего несколько строений и неширокий двор с золотой статуей Жёлтого Единорога в центре – встретил их молчанием. На крыше Богандана, зимних покоев короля, шелестели на ветру белые флаги, у закрытых ворот Тэсу горели котлы с лиловым пламенем от брошенных в масло бутонов гибискуса. Всё здесь дышало недавней смертью, всё говорило о скорби по его величеству.

– Вас ожидают в зале Пэдучжон, – сказал начальник дворцовой стражи и повёл недоумевающего Нагиля, Чунсока и Боыма в сторону от покоев правителя.

– Нам следует поклониться королю, – заметил Нагиль. Стражник ничего не ответил.

У Пэдучжона их попросили оставить мечи.

Нагиль вошёл в зал первым, за ним, осматриваясь, напряжённый до самых кончиков волос Чунсок и Боым. Длинное пространство зала упиралось в возвышение с пустым троном, но по правую и левую сторону от него на креслах королевы и советника короля сидели человек в одеждах китайских министров и принцесса Чосона, единственная дочь покойных короля и королевы. Нагиль помнил её юнее и пышнее: сейчас горе высосало из неё силы, со щёк сошёл румянец, она была бледной и напуганной – это ёнгданте определил с одного взгляда.

– Ваше высочество, – поклонился он принцессе. Она тоже узнала его и коротко кивнула, губы чуть дёрнулись в подобии улыбки. За ней следят, понял Нагиль. Возможно, ей угрожают. Прежде они редко сталкивались, и когда король хотел женить молодого командира своей стражи, он предлагал Нагилю одну из своих дочерей от наложниц. Законная дочь короля должна была достаться человеку знатного рода и остаться при дворе в окружении заботливых родителей и прислуги.

Теперь она была здесь, боялась каждого человека; даже стражники, стоящие за спиной, вызывали у неё страх – тот блестел в глазах, проступал каплями пота на бледной гладкой коже лица.

Нагиль отвел от неё взгляд. Принцесса была одета в королевские одежды, у неё были заплетённые в высокую причёску пышные косы с множеством заколок, тонкие губы и точёный нос. Она совсем не походила на Сон Йонг, и всё же Нагиль отвёл взгляд, чувствуя, как болезненно сжимается в груди сердце.

– Знаменитый капитан драконьего войска! – поприветствовал его со своего места статс-секретарь Империи Мин.

– Господин Ван Шоужань. – Нагиль коротко кивнул ему и подал знак Чунсоку. Тот вышел вперёд, протягивая стражнику перед секретарём свиток с указом его величества.

– Ах, – вздохнул Шоужань, прочитав приказ Ли Хона. – Теперь мне стоит обращаться к вам «генерал драконьего войска». Похвально, генерал.

Принцесса не смогла сдержать удивления и смотрела на Нагиля широко распахнутыми глазами.

– Я наслышан о вашей доблести. И о силе, что в вас сокрыта.

– Что ж, значит, нам будет гораздо проще договориться, раз мы знаем друг о друге чуть больше, чем позволено незнакомцам, – ответил Нагиль. Чунсок позади него сдавленно охнул, но осаживать его времени не было. И сил – тоже.

Нагиля напрягало в Пэдучжоне всё, от воздуха, напитанного густым ароматом благовоний, до расставленных вдоль стен стражников. Их было двенадцать, по шесть с каждой стороны зала. У каждого – меч. У Нагиля, Чунсока и Боыма в руках не было ничего.

– Вы говорите от лица его величества? – уточнил секретарь. Принцесса при этих словах совсем побледнела, и Нагиль снова, вопреки воле и всем выстроенным внутри себя защитным стенам, допустил мысль о сходстве принцессы с Сон Йонг.

Проклятье.

– Согласно его первому указу, да, – кивнул Нагиль. – И я пришёл сюда с предложением для вас и Империи.

– Очевидно, ваше предложение перечеркнёт прежние договорённости между Империей и Чосоном, – секретарь склонил голову, прижал к длинным усам палец. – Что же вы хотите, генерал Мун Нагиль?

Нагиль втянул воздух через сцепленные зубы, почувствовал, как дымные благовония оседают в его горле и мешают дышать. Сожжённый рис не сдержит Дракона Дерева, смоченный в соке персика каштан не остановит Дракона Металла.

– Помогите Чосону одолеть войска Тоётоми. Продовольствие, оружие, конница – всё это будет иметь смысл, если этим будут управлять люди. Нам нужны воины Империи, секретарь.

Ван Шоужань не стал возражать.

– Всё так, генерал, но теперь, когда на троне Чосона сидит его законный живой наследник, Император не видит возможности помогать ему безвозмездно.

– Не безвозмездно, – отрезал Нагиль. Он не смотрел на принцессу, но чувствовал на себе её взгляд, ждущий, болезненный. – Его величество и Совет всё так же предлагают Империи заключить брак между вашим сыном и дочерью короля.

Принцесса зашуршала пышными юбками – стискивала шёлк в руках, понял Нагиль по звуку. Простите, ваше высочество. Не в моих силах помочь вам избежать такой участи.

– Брак с королевской дочерью – это хорошее решение, – согласился Шоужань. – Сулящее мир нашим странам. Но прежние условия предлагали Империи больше… – Он остановился, подбирая слова, и Нагиль бросил ему в ноги:

– Больше выгоды? Это правда, господин Ван Шоужань. Но таков новый порядок вещей в Чосоне.

Секретарь посмотрел на принцессу, и та вся сжалась, ссутулила плечи. Что с ней делали при дворе, когда король умер? Какими словами выдавливали из неё достоинство? Какими угрозами смачивали каждое её лакомство?

– Что насчёт его величества? – спросил, наконец, секретарь, когда Нагиль уже стискивал руки, вжимал себя в пол и не смотрел, не смотрел, не смотрел на принцессу. – Брак между ним и дочерью императора был бы ещё более благодатным условием для сотрудничества.

– К сожалению, его величество уже помолвлен, – отрезал Нагиль.

– О. – Шоужань выпрямился в кресле и потянулся к нему всем телом. – Понимаю. Вы хорошо разыграли партию, генерал. Тогда…

Шоужань замер, вгрызаясь глазами в фигуру Нагиля, и тот ответил ему прямым взглядом, в котором полыхнули искры несуществующего огня. Незримая угроза, повисшая в воздухе, секретаря нисколько не напугала. Человек, облечённый властью, не чувствует себя беззащитным, когда даже Великий Зверь должен подчиняться букве закона, которую он же и диктовал.

– Тогда что насчёт вас, генерал драконьего войска?

Огонь в глазах Нагиля потух, он моргнул и весь вытянулся.

– Простите?

– Как насчёт брака между дочерью Императора и вами, генерал? Империя предлагает вам руку принцессы Юнмень, младшей дочери Императора династии Мин.

Чунсок позади Нагиля ахнул в голос, даже Боым поперхнулся спёртым воздухом. Оба уставились на Нагиля. Принцесса смотрела на Нагиля. Весь проклятый зал Пэдучжона смотрел на Нагиля и ждал.

– Вам нужен Великий Зверь, – сказал Нагиль прямо. – Я вас понимаю. Если я соглашусь, вы не станете претендовать на руку принцессы?

Шоужань улыбнулся, и Нагиль с неудовольствием отметил, что не было в его улыбке ничего предостерегающего от необратимых последствий.

– Принцесса сможет остаться в Чосоне и жить рядом с его величеством в достатке королевского двора, – ответил секретарь. – Под мирным небом Чосона, которое наши страны отвоюют себе общими силами. И общим войском, генерал Мун Нагиль.

– Генерал, – проблеял Чунсок.

– Генерал, – кротко позвал Боым.

Нагиль взглянул на принцессу, её бледное лицо, широко распахнутые глаза в обрамлении слипшихся от слёз ресниц.

– Хорошо, – ответил Нагиль. – Пусть будет так.

Ван Шоужань хлопнул в ладоши, Чунсок выругался. Принцесса обессиленно откинулась на спинку кресла, утопая в своём пышном ханбоке.

Боль, грызущая нутро Нагиля, вдруг остыла и превратила пылающий в груди огонь в лёд.