Солдат Кристалла

1

На поверхности планеты,

Звезда 475 А

Время на задании: 3, 5 планетного дня;

выполнение задания продолжается

Затратив полдня на крутой подъем, Джела отдыхал на гребне перевала, вжимаясь в куцую тень одинокой скалы. По обе стороны от него поднимались скальные стены, сверкающие беспощадным блеском местногосветила, но те же стены хотя бы немного защищали губы и щеки от иссушающего ветра с каменнойкрошкой.

Впереди, за спуском еще круче подъема, ждала речная долина – уже четыре дня назад, ведя к пустынной планетеподбитый корабль, Джела знал, что ее придется переходить.

Дневнойцвет неба за спиной сменялся лиловыми сумерками, но впереди местное солнце еще слепило глаза, повиснувна несколько градусов выше горизонта над бывшимберегом иссохшей реки.

Теоретически говоря, Джела должен был поглядывать, что у него за спиной. Та же теория требовала, чтобы хотя бы в одной руке все время было оружие. Но он обеими руками поправил на себе шапку и снял защитные очки. Глянув в их зеркальные стекла, Джела убедился, что его лицу пока не угрожает опасность покрыться волдырями от лучей солнца или ласки ветра.

Вздохнув, он снова надел очки и чуть наклонил голову, рассматривая песчаник с блестками слюды, за которым укрылся – и шрамы от многовековой работы неимоверных ветров и капризов погоды. Лиловеющее небо было пусто, как было весь день, как все предыдущие дни. Ни облаков, ни птиц, ни инверсионных следов, ни летательных аппаратов, ничего угрожающего, не считая ослепительно яркого светила. Ни друзей, прилетевших за ним, ни врагов, пикирующих на добычу. Никаких звуков, кроме шепота сухого безжалостного ветра, овевающего всю планету.

Джела был настолько уверен в отсутствии любой опасности, что аварийный маячок у него в кармане работал сразу на трех частотах…

Он снова вздохнул. Без врагов – или друзей – умирать на этом сухом ветру придется очень долго.

Друзья. Ну что ж: оставалась надежда на друзей – по крайней мере на боевых товарищей, потому что он отвлек атакующего неприятеля инстинктивной лобовой контратакой, которая бы не удалась, будь атакованный корабль автоматическим, а не с экипажем. Стрелял Джела, стрелял противник, стрелял его корабль-матка… И в этой огненной неразберихе его легкий кораблик получил несколько пробоин – не от лучей противника, от разлета осколков.

Корабль противника и «Трезубец» рванули к точкам перехода, оставив Джелу выводить свой раненый кораблик на орбиту, снижаться по спирали и пытаться выполнить посадку, высматривая при этом противника, который наверняка уже сбежал.

Здесьврагов не было, если не считать планеты и системы, умиравшей от той же болезни, которая поразила сотню других систем и десятки сотен планет только в этом секторе. Шериксы.

Шериксы. Когда-то они были людьми – во всяком случае, не меньше, чем он. Но он, хотя его гены отбирались, культивировались и перестраивались, был таким же человеком, как любой другой, не носящий на обеих руках татуировки серийника. А эти намеренно выделились из человечества, продолжая свои разрушительные эксперименты и создавая своих… конструктов ради перспектив лучезарного будущего, которое не собирались ни с кем делить.

Они назвали себя по своей погибшей планете, которую уничтожили почти в самом начале своего стремления к трансформации – к превосходству. Они были по-своему гениальны: побеждали болезнь за болезнью, приспосабливали организмы к планетам, удлиняли продолжительность жизни… Очевидно, стремились к идеалу. Когда-то Джела знал одну танцовщицу, уничтожившую себя в таком же стремлении, но у нее хотя бы не было возможности утащить за собой целые звездные системы.

А шериксы… Они достигли того, что не удалось танцовщице. Если послушать их самих, то они – это люди, поднявшиеся на следующую ступень эволюции, усовершенствованный вид. Попутно они создали других существ, выполнявших их пожелания и прихоти. А потом они обратили свой измененный разум к своим истокам, посмотрели на далекий от идеала вид, на основе которого себя создали, – и решили помочь эволюции.

И они вернулись оттуда, куда ушли, оставляя на своем пути пожирателей миров, военных роботов и гибель…

Это была большая война. Она называлась Первой Фазой и прошла задолго до него, но ее последствия сохранились на многие поколения. Те, кто отказался от предложенного шериксами руководства, сочли, что выиграли войну, а не сражение. И из-за этого заблуждения Джела и оказался здесь, ведя бой спустя много столетий… И теперь враг уже не притворялся, будто намерен осуществлять благосклонное попечение.

Джела моргнул на яркий свет, усилием воли прервав беспорядочный поток мысли. Универсалу физически опасно давать слишком много пищи для размышлений – из этих размышлений он может не вернуться.

Этого Джела не мог себе позволить. Здесь не мог. Пока не мог. У него оставалось время, и у него оставался долг. Ему нужно только выбраться с этой планеты, вернуться на базу и…

Таймер на руке беззвучно завибрировал. Вода.

Джела привалился к теплому камню и засунул руку в карман левой штанины, пересчитывая пальцами запечатанные пузыри. Десять. Это означало, что в правом кармане остается еще десять. Он всегда сначала брал из левого – после того боя, когда сломал правую ногу.

Нога заныла, откликнувшись на эту мысль, как она порой делала, и М. Джела Гвардеец Грантора, универсал, допил свою порцию воды, встал и сделал несколько танцующих боевых движений, чтобы заострить свое внимание. Чувствуя себя значительно отдохнувшим – его Артикул отличался способностью быстро восстанавливаться, – он обогнул валун и начал спуск.

Когда он шагнул за перевал, его тень закрыла весь дневной путь или даже больше, но заметить это было некому.

С орбиты казалось очевидным, что на этой планете действовало нечто необычное и что немало времени и энергии было затрачено в этой последней речной долине из тех, где после ударов метеоритных бурь и жесткого излучения могла сохраняться жизнь. Когда стало ясно, что его кораблю в его нынешнем состоянии с поверхности уже не подняться, Джеле не оставалось ничего, кроме как сидеть и надеяться – или разведать, что там за строения высятся по обоим берегам реки. Будучи универсалом, к тому же Артикула М, он, естественно, выбрал разведку.

Обойдя камень и начав спуск, Джела почти сразу понял, что как-то оказался не совсем там, где рассчитывал. Он вышел не к долине, где начиналась дельта бывшей реки, а к склону боковой долины.

Из любопытства он проверил свое положение по спутниковым сенсорам – и вздохнул. Спутников не осталось – или сохранилось всего три, и все, кроме одного, сейчас на другой стороне планеты. Вывести их на стационарные орбиты не хватило времени.

– Нельзя провести триангуляцию, не имея треугольника…

Ветер подхватил его голос – а спустя мгновение вознаградил эхом.

Он невесело рассмеялся. Ну что ж, хотя бы эта система определения расстояния продолжает работать! Увы, эту систему он так и не научился применять, хотя ему рассказывали, что на некоторых планетах специалисты умеют прочитать стишок на заснеженном горном хребте и по эху определить не только расстояние, но и надежность ледяного покрова.

Ледяной покров! Вот уж действительно опасная мысль! По правде говоря, на этой планете ледяной покров когда-то был, но от былой роскоши остались только две изуродованные метеоритами полярные области и светило со столь опасно и неестественно активной поверхностью, что лет этак через миллион оно вполне могло превратиться в сверхновую. Корабельный геолог предположил, что в разгар планетной зимы – до которой около пятисот местных дней, – когда планета будет почти на треть дальше от звезды, холода может хватить на достаточно глубокий – скажем, по колено – снежный покров на северных равнинах и на полюсе.

Ища по магнитному компасу север, он заметил, как нервно мигает дисплей из-за флуктуации поля, и подумал, не появятся ли в ночном небе опять призрачные коронные разряды.

Шагая по каменистому гребню, Джела чувствовал, как нарастает в нем злость. Судя по сохранившимся записям, сравнительно недавно – возможно, всего две тысячи лет назад по Общему календарю, – этот мир был намечен для колонизации под открытым небом. А тем временем? А тем временем шериксы задумали и осуществили бомбардировку внутренних планет, поместив роботов на внешние облака астероидов и нацелив их и на звезду, и на эту планету.

Убивать. Разрушать. Чтобы любая жизнь – человека, животных, кого угодно, – и без того маловероятная, стала невозможной.

Шериксы делали это везде, где могли, словно сама жизнь считалась у них проклятием. Явные признаки деятельности шериксов свидетельствовали, что на этой планете или в системе было что-то, стоившее этих усилий…

И вот теперь здесь оказался Джела – возможно, первый человек, ступивший на эту планету, а возможно – последний. И он пытается понять, что именно здесь было настолько достойным уничтожения, что находилось столь ненавистного для шериксов, чтобы они сосредоточили тут свои немалые разрушительные способности.

Бесполезно злиться на врага, когда врага рядом нет. Он вздохнул, вспомнил о дыхательных упражнениях и стал их должным образом выполнять. В конце концов он был вознагражден спокойствием и его походка выровнялась, неэффективные злые скачки сменились правильным и быстрым солдатским походным шагом.

Внезапно он оказался почти в полной темноте, а потом снова вышел на свет – узкое ущелье, в которое он попал, расширилось. В снегопад или в дождь здесь было бы опасно. Но теперь, когда все растения были убиты или ушли под землю, а все животные, если таковые существовали, давно вымерли, этот путь был не хуже других.

Спустя некоторое время он снова оказался почти в темноте – и заметил на севере в небе мерцание. Тогда он остановился, чтобы сориентироваться. Под ногами у него был иловый нанос – достаточно мягкий, чтобы спать.

Он мысленно проверил список своих запасов, достал вечерний рацион, выбрал пузырь с водой и устроил себе лагерь прямо на месте. Зеленые сполохи в небе мерцали еще долго после того, как он заснул.

Опоры для ног стали ненадежными, и Джела почти пожалел о своем решении идти налегке. Веревка, которую он взял с собой, была едва ли в три его роста, а продвигаться по скальному рельефу было бы проще с длинной веревкой. С другой стороны, он двигался быстрее, чем мог бы с полной выкладкой, а рационов у него все равно лишних не было…

Идти понизу было легче, чем по гребням, поскольку ветер с каменной крошкой досаждал меньше, хотя время от времени какой-нибудь вихрь все-таки царапал ему лицо своей ношей. К тому же приятно было не находиться под постоянными прямыми лучами местной звезды, хотя ближе к полудню они снова начнут его доставать. Однако пока что Джела шел вперед и оставался во вполне приличной форме.

Но вот рационы… это вопрос серьезный. Конечно, они составлены так, чтобы поддерживать максимальную работоспособность на минимальном пайке, и Джела сам составлен (ну, или генетически отобран) так, что еды ему нужно меньше, чем большинству людей, и воду он использует гораздо эффективнее. Но сколько-то еды, сколько-то воды, сколько-то сна и какое-то укрытие ему нужны, иначе он, как и большинство людей, лишенных всего этого, умрет.

Плохо продумана эта часть – насчет смерти, подумал он. Но нет – именно смерть шериксы и хотели победить. А может, даже победили – никто не мог сказать наверняка. А он сам – универсал Джела – был спроектирован как человек, и проект в целом одобрял. Например, зрение и слух у него были куда лучше среднего. Реакция у него была быстрая и точная, и сила для человека его размеров больше, чем у любого другого. Или почти любого.

Именно эта часть проекта привела его в свое время к перелому ноги, хотя он и был гораздо сильнее среднего. Он просто не в состоянии оказался выдержать вес шести крупных мужчин одновременно. Он много раз повторял ту драку – и сам, мысленно, и с несколькими инструкторами по боевым искусствам. Он все сделал правильно – просто иногда, что ни делай, поражения не избежать.

Джела поймал себя на том, что снова дал волю цепочке мыслей. Опомнившись, он заставил себя сосредоточиться на настоящем. Еще секунда-другая, и он выйдет из каньона собственно в долину. Скоро должны показаться строения, которые заметил во время разведывательных пролетов.

Корабельные геологи предположили, что это могут быть сооружения для предотвращения наводнений. Выдвигалась также гипотеза, что это – «шкафы» для каких-то станций, генерирующих энергию, которым необходимо было выдерживать как наводнения, так и лед. Или плотины – для накопления воды? Была даже идея, что это – остатки жилищ…

Забурчал живот, протестовавший против отсутствия утреннего пайка. Джела решил, что еще какое-то время поголодает. Пока не обязательно вскрывать следующую пачку.

Он зашагал дальше. Козырек шапки защищал глаза, высматривающие первые признаки…

Вот! Вот оно!

Строение, конечно, занесло песком, а дальше оказалось еще одно. Но форма, детали, торчащие обломки…

Джела пробежал около ста шагов, отделявших его от ближайшего сооружения, приложил к нему ладонь…

И засмеялся, качая головой.

А потом снова засмеялся, потому что не хотел плакать…

2

На поверхности планеты,

Звезда 475 А

Время на задании: 9 планетных дней;

выполнение задания продолжается

Деревья эти были когда-то величественны. Их кроны местами поднимались над краями каньона и защищали долину от прямых лучей местной звезды. Очевидно, от них зависела вся местная экосистема, и неудивительно, что корабельные геологи с орбиты сочли их конструкциями…

Даже останки их впечатляли. Диаметр упавшего ствола, к которому прикоснулся Джела, был у основания в шесть или семь раз больше человеческого роста, и трудно было бы сказать, какой длины доски могут получиться из этого бревна.

Джела обратил внимание на тень ствола, поскольку свет начал заливать долину всерьез.

Пора было двигаться вниз по руслу. Если здесь вообще осталась вода, то скорее всего в древних истоках – куда идти слишком долго – или в низовьях. До низовьев он успеет за то время, когда это еще будет иметь смысл.

Он шел, потому что решил исследовать планету, – и это он и делал. Ночами он останавливался только тогда, когда даже его усиленное зрение начинало отказывать, и ночевал там, где остановился. Он перешел на урезанный паек, уменьшил его вдвое, а потом – еще вдвое, и старался пить как можно меньше. Пока аварийный маячок не привел к нему никого – ни друга, ни врага.

И потому он шел. Он заставлял себя быть внимательным, и внимание это делил между анализом обстановки, наблюдением за небом и долгим спором с самим собой – спором, который он проигрывал.

– Не буду я этого делать. Они меня заставить не могут!

– Будешь. Могут.

– Не буду. Не могут.

Спор относился ко все больше распространяющейся среди новых солдат моде наносить идентификационные метки на лицо. С модой как таковой ему мало приходилось иметь дело, вообще он считал, что подобные решения должен принимать командир, а не подчиненные. И тем не менее он должен был признать, что это удобно – с первого взгляда определить часть, звание и специальность данного солдата. – А вот нет!

Он произнес это громко – и решительно – как раз перед Деревом Номер Шестьдесят Четыре. И когда он использовал комель этого дерева как источник тени и проверял угол, под которым тень падала, у него в кармане коротко хихикнул маячок.

Он вытащил прибор, уставился на огонек его питания… Но это было глупо. Если ситуация не улучшится, причем быстро, то аккумулятор прибора переживет его на очень приличное число лет. В конце концов, прошло уже три дня… или четыре? , с тех пор, как он в последний раз слышал этот звук…

Оживший датчик показал Джеле, что он ближе к намеченной цели, чем ожидал. Карта, приблизительно составленная по снимкам с орбиты, показывала, что он как-то пропустил первый вход в долину – наверное, потому что не захотел переть против несущего песок ветра – и этим спас себя от необходимости полдня или больше спускаться по куда более длинному склону.

Но еще вопрос, в каком смысле «спас». Пока что никаких признаков сохранившейся жизни или присутствия воды. Деревья…

Возможно, деревья стоили этого похода. У Джелы начала возникать теория: он пришел сюда отчасти в поисках великого свершения – и нашел великое свершение. Идя рядом с деревьями, он обнаружил свидетельства целенаправленности, которые далеко выходили за рамки вероятности счастливого совпадения.

Во-первых, местами – не в случайных местах, а в местах конкретного вида – деревья падали поперек древнего русла, от склона к склону, уходя от того берега, где не было прямого прохода к океану. Казалось, они предпочитали левый берег, который в целом был шире, если был вообще. И порой они словно отдыхали от своего похода и собирались в рощицу, а порой спешили, выстраиваясь длинной колонной по одному.

А еще они становились меньше. Его это огорчало, но чем дальше… Джела вздохнул.

Неаккуратное рассуждение. Датированных фактов не было. Откуда ему знать – может, первое встреченное им дерево было самым молодым, а не старейшим. Но его не покидала уверенность, что деревья шагали с возвышенности к морю и делали это целенаправленно. А какая еще могла у них быть цель, если не выжить – и этим не дать шериксам достигнуть их цели?

«Покуда в Спиральной Ветви есть жизнь, а в особенности разумная и организованная жизнь, шериксам нелегко будет добиться своей цели! ». Памятный голос прозвучал у него в ушах, на мгновение заглушив звуки ветра.

Это был… кто же это сказал, в конце концов?

Поющая.

Правильно.

Джела закрыл глаза и снова увидел их, стоящих кучкой на вершине холма, как многие и многие древние язычники – и пели, пели, пели.

Тогда он тоже входил в исследовательскую группу – свою первую, и посмеялся над их уверенностью, что они способны сразиться с космическими захватчиками, просто встав и начав петь. А они пели весь день и далеко за полночь.

А утром певших стало на три человека меньше, а потом с границы пришло известие о том, что три шериксовских пожирателя миров просто исчезли с экранов наблюдения – исчезли, испарились!

Таймер на руке Джелы подал сигнал. Он потянулся за пузырем с водой… и остановил руку у самого кармана. Не пора еще. Последнее время он чуть выжидал – или даже довольно долго выжидал, если получалось. Воды осталось не так уж много, а он прекратил счет. Путь по долине позволял экономить воду, так как пронизывающий ветер – хоть здесь он и был громче – на уровне реки, среди упавших деревьев ощущался гораздо меньше.

Да, он ведь о чем-то думал…

О деревьях.

Конечно: вот оно. Деревья, как поющие, помогли сдержать шериксов, это очевидно. Но тогда почему шериксы не захватили эту планету и звездную систему, раз деревья погибли? Почему они таятся на окраинах системы, а не оккупируют ее? Почему они не взорвали звезду, как привыкли поступать в последние лет двадцать?

Поющая и ей подобные нужны не меньше, чем он сам и ему подобные, раз они могут пением, молитвой или испугом заставить врага остановиться. И деревья тоже – если они по-своему враждебны этой чуме. Деревья. Да, если деревья, без помощи или мысли человека, остановили продвижение шериксов, то они ему нужны. Надо взять кусок для клонирования, рассадить их по всей Ветви и…

Он резко сел, даже не заметив, что под ним оказался камень. Здесь было над чем подумать. Если дело обернется плохо – а к этому все и идет, – то необходимо записать все на бумаге или рекордере, чтобы армия увидела этого нового союзника в должном свете.

Но прежде чем что-либо записывать, Джела сунул руку в левый карман и вытащил контейнер с водой. Под ним оставался еще один. И конечно, был еще правый карман и его запасы…

Он бережно выдавил пару капель на пальцы, тщательно потер их друг о друга, а потом протер верхнюю губу и удалил часть песка из носа. И только потом стал понемногу пить.

И размышлять.

Должна была существовать какая-то связь между деревьями, рисунком их битвы – и отбитой атакой шериксов. И он почти догадался, почти понял идею. Почти.

Ну, ничего. Понимание еще придет.

А пока он сделает еще один глоток. Еще один глоток для солдата.

Он вздохнул так тихо, что сидящая рядом возлюбленная не услышала бы.

Ну что ж, он – солдат. Были места, где люди видели сражение – и отступали. Видели сражения – и играли в военные игры друг с другом, бились так, как эти деревья бились за каждую каплю воды на умирающей планете, бились, чтобы спрятаться, выжить и – быть может – пережить безумие сражения.

В конце концов власти разрешили возобновить эксперименты. Чтобы сражаться с усовершенствованными людьми, были нужны особые люди. Пусть не столь измененные, как шериксы и изготовленные ими союзники, пусть не обладающие способностью пением предотвратить гибель миров, но бойцы более умелые, более сильные и зачастую более быстрые.

И даже если Джела выживет на этой планете и еще дюжине таких, он все равно не будет жить жизнью обычного гражданина и не умрет его смертью. Уйти в отставку? Бросить эту работу? – Ну уж нет!

Странным эхом прозвучал его голос на фоне скрежета ветра. Джела вздохнул, на этот раз громче, запечатал початый пузырь и вернул его в карман. А потом, шатаясь – действительно шатаясь, – поднялся на ноги.

Он сосредоточился, ощутил прилив энергии – весьма, весьма ограниченный, – сделал пару танцевальных па, стандартные упражнения на растяжку, восстановил равновесие.

Дело. Есть дело, которое надо делать. С идентификационными метками на лице или без них он все равно М. Джела Гвардеец Грантора, универсал, участвующий в битве за спасение жизни как она есть. Кто может просить о большем?

Он рассмеялся – и долина ответила ему смехом.

Воспрянув духом, он пошел следом за маршем деревьев.

Он заставил себя проснуться, и это было хорошо, и смог вспомнить свое имя, что тоже было неплохо. Потом ему удалось запихнуть в себя остатки пайка двухдневной давности, помня, что еды осталось совсем мало, мало, просто очень мало. Закончив с едой, Джела посмотрел на датчик местонахождения.

Карта на нем казалась более четкой, а его местоположение – более определенным. На орбите по-прежнему работали всего три спутника вместо идеальных семи, но они работали усердно – по счастливому стечению обстоятельств они сейчас все находились на этой стороне планеты и накапливали базу данных того рода, от которой ни один универсал не откажется.

Деревья, за которыми он следовал последние… сколько-то там дней, теперь стали просто тощими, словно стремились к высоте в ущерб толщине, но и высота была всего в шесть – восемь раз больше его собственного не слишком значительного роста, а не в сто или двести раз. Попадались среди деревьев и уродливые коротышки, словно пытались превратиться в кусты. Одно такое он попробовал использовать в качестве моста с правого берега на левый, как уже было несколько раз за время похода, и ствол неожиданно сломался прямо под ним. Это его испугало, потому что впервые такой мост подвел его.

Джела упал на занесенное илом русло, и падение не слишком ему повредило. Оказалось, что он уже дошел до дельты, куда и хотел попасть с той минуты, когда вышел из посадочного модуля…

Он медленно выбрался на более твердую почву берега и, моргая, осмотрелся.

Если бы не необходимость экономить влагу, он мог бы и заплакать. Последний изгиб сухого русла когда-то могучей реки остался позади, и впереди лежала пыльная, песчаная, пятнистая равнина на месте широкого и мелкого соленого моря. Торчали там и сям скальные выходы и отдельные камни, и поднимались за спиной далекие холмы.

И последние деревья легли впереди ровным рядом, словно каждое падало вперед, стараясь оказаться как можно дальше. И именно там вырастало новое, и…

И все.

Ветер.

Скалы.

Пыль.

Значит, с начала счета было три тысячи двести семьдесят пять деревьев – плюс-минус одно-два, потому что иногда он шел дотемна, когда уже ничего не было видно.

– Работу надо закончить, солдат.

Только он и слышал этот приказ, так что ему его и исполнять.

И он сделал остающиеся несколько шагов, чтобы увидеть все до конца. Чтобы отдать честь кампании, отлично спланированной и отлично проведенной, – которая тем не менее закончилась поражением.

Он знал, что потом ему надо будет найти в мертвом русле затененное место. Над ним он сложит пирамидку из камней, включит свои маяки на полную мощность и положит их сверху. А потом сядет рядом со своими последними глотками воды и станет ждать. На холм довольно приятно смотреть – и его будет утешать присутствие павших товарищей. Такая смерть гораздо лучше многих, которые ему приходилось видеть.

Джела благоговейно перешагнул через последнее дерево – как и множество других, оно упало поперек реки, поперек русла. Оно было чуть толще его руки и едва дотянулось до другой стороны того, что в тот момент было узеньким ручьем, – и там его жалкая крона спутанной сетью упала на валун, достаточно большой, чтобы отбрасывать тень.

Джела зацепился сапогом за тонкую ветку – и упал головой вперед, едва успев подставить руки, и его так тряхнуло, что яркий блик солнца на бледном камне заплясал у него перед глазами. И под веками у него задержалась зеленая тень – странный контраст с пятнисто-коричневым и песочным цветами бывшего берега.

Он крепко зажмурился, услышал свист ветра и постукивание веток, которые еще украшали мертвый ствол, ощутил лучи солнца.

«Можно остаться здесь, – подумал он, – вот так, заснуть и не проснуться, быть может… »

Отогнав эту мысль, он открыл глаза – и уловил какое-то движение в такт порывам ветра.

Там, у основания валуна, прямо за хилой кроной упавшего дерева, виднелось зеленое пятно. Лист. И еще один.

Живые.

3

На поверхности планеты,

Звезда 475 А

Время на задании: 14 планетных дней;

выполнение задания продолжается

Было странно думать в такой момент о долге, потому что он опьянел от радости, выходящей за пределы разумного, – и понимал это. Ощущение было как в тот раз, когда он вернулся в кубрик, отбыв семнадцать суток на губе за драку в одиночку с целым взводом Разведки. Он тогда вошел в абсолютную тишину. Никто с ним не заговорил, никто ничего не сказал. Он был твердо уверен, что его отчислили…

А на его койке лежало знамя его подразделения. Вокруг древка были обернуты зеленые и голубые ленты именно тех оттенков, которые предпочитала Разведка. И когда он взял его в руки, поднял над головой и посмотрел на ребят, они разразились шквалом радостных воплей.

Именно так он чувствовал себя и сейчас, глядя на зеленую жизнь, танцевавшую на ветру: словно десятки друзей стояли вокруг, радостно вопя.

И вот в чем, значит, состоит его долг.

Хотя дерево было живым и в основном зеленым, часть листьев начала желтеть – и первой мыслью Джелы было напоить его.

Конечно, у него не было столько воды, чтобы по-настоящему его спасти, так же как не было пайков, чтобы спастись самому. Но он все равно дал ему воду – остатки недопитого и четверть нового пузыря – столько же, сколько выпил сам.

Долг заставил его задуматься, не ядовито ли дерево. Это было хилое деревце, чуть выше, чем до пояса, с тонкой пушистой корой. Может быть, он сможет пососать его листья.

Среди листьев было нечто – он даже не знал, считать это плодом или орехом. И не ясно было, можно ли его съесть: ведь то, что способно выжить в этой среде, должно быть…

Должно быть – чем? В конце концов, он тоже выжил в этой среде. Пока.

Орех размером с кулак висел у верхушки дерева, сгибая тонкую ветку своим весом, и Джела увидел в нем еще одного солдата, выполняющего свой долг. Все деревья, мимо которых он прошел, двигались вниз по течению реки к морю, и перед каждым стояла цель: идти вперед. И каждое по очереди должно было как можно дальше пронести семя, высоко поднятое на последнем дереве этой планеты.

Именно долг подвиг это маленькое деревце вырастить семя…

И долг говорил Джеле, что это деревце теперь куда важнее, чем он. Оно и его род веками хранили планету, и об этом говорил рапорт, который Джела тщательно записал и наговорил на рекордер для тех, кто придет следом.

И теперь, хотя деревце уже начало местами увядать, оно, как и прибор спутниковой связи, переживет Джелу. Долг требовал помочь дереву выжить, поскольку оно – Жизнь, а он, в сущности, принес клятву: помогать живому выжить.

Наконец он сел, потому что стоять стало трудно, и привалился к валуну так, чтобы можно было слегка прикасаться к деревцу. Он устал, хотя еще даже не наступил полдень. Но у него появилась тень – зеленая тень, – в которой можно было отдохнуть.

Если бы только за ним прилетели. Он моментально схватит дерево и увезет его отсюда, потому что здесь их обоих ничто не удерживает. Он увезет его куда-нибудь, где будет много воды, где будет хороший свет и хорошая пища – и танцующие девушки. Джела был неравнодушен к танцовщицам и пилотам – к людям, которые понимают, как надо двигаться и когда. Они заживут радостно, он и дерево, и там будет место для дюжины других деревьев и… почему бы и нет? – дюжины танцовщиц…

Тут он заснул – или потерял сознание. И ему приснился сон, где были грозы, и наводнения, и деревья, лежащие поперек вздувшихся рек и падающие в глубины снегов. И посадочные модули, которые спускались с неба и не могли снова подняться, и за всем этим было ощущение срочности – и ощущение возможности. Ему приснилась и дюжина танцовщиц – и он вспомнил их имена и свою страсть.

Его разбудил запах еды, ударивший в ноздри, и четкое ощущение принятого решения. Открыв глаза, Джела увидел листья, шумевшие на ветру.

Он знал, что скоро умрет. Но если допить последнюю воду и потом не прятаться в пещере или в норе, а лечь умирать здесь, рядом с деревом, чтобы не оставаться одному, то вполне возможно, что влага и останки его тела еще какое-то время будут питать дерево, и это станет лучшим возможным исполнением еще оставшегося долга. А потом, может быть, всего лишь «может быть», семя даст росток, и у рожденного из него солдата будет шанс, что его найдут и увезут отсюда – продолжать битву.

Еда. Запах плодов. Он доел остатки пайка – когда? Вчера? Год назад? Запах находящегося так близко ореха будил голод…

Он пристыжено встал на ноги и отошел от дерева на несколько шагов.

Нет, нельзя. Другое дело, если бы он нашел орех рядом с деревом, не имеющим шанса вырасти: ведь на этой широте уже не осталось надежды на сезон дождей, не бывает зимы. Но вообще, что сейчас сделал бы этот орех? Подарил бы Джеле лишний час? Или мгновенную смерть?

Он надеялся, что глаза обманывают его, потому что листья вокруг ореха стали желтее, чем когда он впервые увидел дерево. Ему не хотелось, чтобы оно так быстро увядало. Не хотелось до своей смерти увидеть смерть дерева.

Дерево чуть пошевелилось, и листья тихо зашумели на ветру. А потом раздался щелчок, неожиданный и звонкий.

Ужаснувшись, Джела смотрел, как уносятся листья и падает орех на илистую почву.

Сердце заколотилось быстрее. Секунд десять Джела глядел на лежащий орех. Казалось, плод дрожит на ветру, почти нетерпеливо ожидая прикосновения Джелы, его рта, и Джела смотрел и думал, сколько времени такой плод может оставаться свежим, размышляя о том, как бесполезно – как бессмысленно с точки зрения долга – оставить его лежать здесь неиспользованным, не съеденным. Он очень осторожно наклонился к ореху и поднял его, бережно обхватив ладонями. Чувствуя, как дольки кожуры отслаиваются, готовые раскрыться под его рукой, он пытался понять, не слишком ли долго он ждал. Может, он сейчас во власти галлюцинации посреди пустыни и собирается съесть камень, найденный рядом с мертвой и сухой палкой?

Джела понюхал орех и ощутил аромат, обещающий витамины, минеральные соли – и почему-то сочную Прохладу.

Он отсалютовал дереву, потом перебрал в памяти выученные формы выражения почтительности и поклонился ему – низко и медленно.

– Я приношу тебе благодарность, мой друг, за добровольный дар. Если мне удастся уйти отсюда, ты уйдешь со мной, клянусь тебе, и я передам тебя в руки тем, кто будет видеть в тебе родича, как вижу я.

А потом его пальцы потерли кожуру, и орех распался на несколько влажных долек.

Ощутив вкус ореха, он понял, что поступил правильно. Второй кусок напомнил ему о радости быстро текущей воды и весеннем снеге – и обещании танцовщиц.

А потом, снова раздумывая о танцовщицах, оценивая хрупкость внутренних долек ядра, Джела отбросил сдержанность, которая подсказывала ему, что следовало бы попытаться сохранить хотя бы одну дольку, на всякий случай… и слопал весь орех целиком.

Место посредине – то жизненное измерение, которое находится между сном и бодрствованием, – Джела посещал редко. Обычно он попадал туда благодаря наркотикам или алкоголю, и даже добравшись туда, редко задерживался, потому что его оптимизированное тело искало либо сна, либо бодрствования, последнее чаще.

И его сны, как правило, тоже были оптимизированы: прямое решение задач, распознавание закономерностей, пересмотр и улучшение того, что он уже сделал или пытался сделать.

И потому это было неожиданно – это ощущение уютного пребывания ниже уровня бодрствования. Странно, что он чувствовал себя в полной безопасности, словно имел право устать, выложив стрелку из камней (на самом деле это был двойной ряд его собственных следов и ряд самых белых камней), указывающую на дерево и его собственную нору поблизости.

Может быть, это было чувство завершенного труда. Он сделал все, на что был способен в данных обстоятельствах, и если он теперь глубоко заснет и больше не проснется, то не потому, что не попытался добиться иного. Он определенно был не из тех, кто способен призвать себе на помощь эфемерную магию и прозрачные крылья, улететь к краю космоса и вызвать комету, чтобы она унесла его, окуклившегося, туда, где другие созданные шериксами смогут его найти и оттаять…

Ему вспомнился рассказ инструктора, как легко некоторые из созданных шериксами в качестве шпионов или оружия могут подчинять материю своей воле… И хорошо, что такие существа так же редки и так же беспорядочно раскиданы по вселенной, как убийцы планет…

Но его дремота стала одновременно глубже и легче, а ведь он и не собирался засыпать.

«И видеть сны», – чуть было не сказал он, продолжая слышать ветер и его действия: тихий шелест листьев над головой, шорох крупных песчинок, спешащих наполнить опустевшее море. И где-то полная красоты далекая гроза подгоняет накатывающиеся на берег волны, и взмахи крыльев, и отдаленное дрожание воздуха, в котором резвится какое-то летающее создание…

И это было приятно ощущать, потому что когда-то здесь было множество летающих созданий разного размера. И если они порой дрались между собой, то все-таки выполняли свою работу, перенося семена и орехи, утаскивая обломившиеся веточки, предупреждая о пожарах и несвоевременных наводнениях, получая свою долю радости от этого мира, пока их не уничтожила какая-то стремительная катастрофа, которую не могли охватить мысли деревьев.

«А вот это уже интересно»…

Мысленно он воспарил на огромных крыльях над планетой, населенной деревьями и тихими созданиями, пролетел над морями, готовыми годами носить плоты из подхваченной разливом мертвой древесины – плоты, на которых гнезда и молодь плыли в тени тех, кто еще зеленел, рос и стремился. Он почти ощутил вес такой пары, поющей и перекликающейся, усевшейся на его кроне на Рассвете, отвечающей на оклики обитателей другого берега каньона и тех, кто проплывал на плотах по течению мимо порой предательских прибрежных скал…

Нет! Он знал, что у него никогда не было зеленой кроны и созданий, которые в ней сидели! Его разум поймал эту мысль, отверг ее, как можно отвергнуть какой-то элемент сна, и вернулся обратно к звукам, к тому, что поддается мере, а не к тому, что держало бы его в уютной неподвижности.

Он слышал древние звуки, эхом отражавшиеся от стен каньона на прошлой неделе, или в прошлом месяце, или в прошлом году, или… когда?

Если несколько мгновений назад он спал наполовину, то теперь он спал уже всего на четверть. Его мышцы все еще оставались в покое, но уши вспомнили далекое наследие млекопитающих и зашевелились бы, как у лисы, если бы были на это способны… Потому что тут что-то появилось – что-то, чего не было в течение долгих дней его похода или более недавних дней его спячки. И он слышал это что-то, словно сопоставляя со знакомым образцом.

Он согласился сам с собой в глубине своей дремоты: да, с образцом. Только не зрительным образом, а рисунком звуков и вибрации. Давний рисунок, который перебирал опыт миллионов лет, отделял звуки и тасовал другие рисунки, выбирая наиболее подходящий.

Что-то крылатое.

Но у лисы такого воспоминания не могло быть. Не ушами воспринимался этот образ, как обычно, а ветвями.

Крылатое.

Он приказал глазам открыться, Джела приказал, вспомнив в этот момент свое имя и свой долг, но веки остались закрытыми, поэтому он прислушался внимательнее, потому что этот рисунок звуков использовался совсем недавно, как ни стар он был. И надо было связать его со звуком в корнях и ветвях, и…

Прогремел гром, и глаза открылись, и уши снова стали его собственными, а бодрствующий разум нашел название. Звуковой барьер.

Джела окончательно стряхнул с себя сон и посмотрел на дерево, которое затеняло его, как могло.

– Крылатые создания, друг мой? И драконы? – Он рассмеялся – и обнаружил, что его голос звучал удивительно похоже на драконов из сна. – Драконы, а теперь космические корабли? Какой дивный бред вызывают твои плоды!

Он посмотрел в небо. Плыла узкая линия инверсионного следа, но корабль на ее конце разглядеть не удалось. Похоже, что корабль летит прямо от него – туда, где он сам приземлился. Или наоборот – прямо к нему.

Вздохнув, Джела-солдат потянулся за солнечными очками, похлопал по прикрепленному к поясу ножу для успокоения и вытащил пистолет, проверяя, что дуло забито песком и заряд не сел.

– Сектор обстрела, – сообщил он дереву, – благоприятен для нас. Если это не те, кого мы знаем, и они смогут прочесть знаки, то поймут, где я, а потому я буду в другом месте. Если они не дураки, то додумаются до этого, но у меня с собой есть аварийные бакены.

А тебя… тебя я постараюсь замаскировать получше.

То, что получилось, казалось издали случайной грудой обломков, хотя следы вокруг трудно было замаскировать полностью. Самые заметные Джела постарался замести курткой и оставил маячок включенным. Один передатчик он взял с собой, оставив в норе все прочие приборы с энергетическим зарядом. Их там либо не заметят, либо они создадут впечатление, что Джела благоразумно прячется в тени.

Это было не совсем так, хотя отчасти тень над ним была. В любом случае сегодня это недолго будет иметь значение, потому что солнце скоро скроется за горизонтом.

Его выбор остановился на промоине, оставленной блуждавшим руслом. Там, поглядывая на дерево, он достал пистолет и запасные заряды, а потом вынул из карманов все, что могло связывать движения – на случай, если потребуется двигаться быстро.

Он невесело рассмеялся, прекрасно понимая, что держится только на адреналине и надежде, понимая и то, что его шанс двигаться быстро и скрытно весьма невелик после столь долгой голодовки.

Именно в этот момент он ощутил корабль, как будто над ним распахнулись огромные добрые крылья. Ветер донес до него завывание ветра и тихое шипение – удивительно похожее на годами знакомые звуки КК-456.

Корабль низко пронесся над лагерем Джелы, и крылья у него совсем не были большими – ведь корабль и сам был совсем небольшим! Он заложил вираж на девяносто градусов, показав одинокие черные цифры на каждом коротком маневровом крыле, еще один такой же вираж – при этом носовая пушка оказалась устремленной на лагерь, – и с тихим шипением опустился на пустое ложе океана. Потом застыл неподвижно почти на полные восемь секунд, после чего из распахнувшегося люка выскочил капрал Кинто и выругался, поскользнувшись на мягком песке.

4

На поверхности планеты,

Звезда 475 А

Время на задании: 14, 5 планетного дня;

выполнение задания продолжается

– Это приказ, Джела. Приготовься к посадке. Голос старшего пилота Контадо стал тише, а это хорошего не предвещало.

– Мы здесь не закончили.

Голос Джелы тоже стал тише. Он стоял над своей норой, полуобернувшись к дереву. Остатки своего снаряжения он уже разложил по карманам.

Контадо стоял рядом с деревом, возвышаясь над ним, и его постоянная недовольная гримаса подчеркивалась прищуром глаз в тенях низко опустившегося солнца. Он демонстративно пропустил мимо ушей, что в свое «мы» Джела включил и дерево.

Вокруг Джелы лежали остатки горячей пищи, которой его наскоро накормили, а также выброшенные упаковки от лекарств – несколько доз витаминов, аэрозольный стимулятор, противовирусные таблетки. И три пустых пузыря из-под воды.

Накормленный и напоенный, освеженный естественно и искусственно, закрытый от солнца тенью спасательного корабля, Джела чувствовал себя сильнее, чем в последние дни, – и упорным, как деревья, за которыми он пришел к песчаному океану.

– Я возьму это дерево с собой, – заявил он очень тихо.

– На борт, черт подери! Окно отлета…

Это уже было сказано громко, что показывало, что Джела получил преимущество.

– Окно отлета – это произвольный момент, выбранный пилотом. Вы действуете на основе догадок. На датчиках пока ничего нет…

– Солдат, это – не биологическая экспедиция. Я не собираюсь…

– Старший пилот, это дерево спасло мне жизнь. Оно и его родня сражались с шериксами… кто знает, как долго… тысячи лет! Я не могу найти другого объяснения тому, что эту систему так долго оставляли в покое, – и тому, что сейчас она привлекла такое внимание. Мы не имеем права просто бросить его без защиты.

Из недр корабля – не по коммуникатору, но все равно достаточно внятно – донесся голос Кинто:

– Если он хочет защищать это дерево, дайте ему еще пистолет и поручите ему эту работу. Я же говорил вам, что не стоит за ним тащиться…

В корабле послышались споры, а потом объявление:

– Старший пилот, до захода солнца остались считанные секунды. Я начал обратный отсчет, а Кинто проводит предполетную проверку на тот случай, если нам придется лететь прямо к точке рандеву.

Новый голос из коммуникатора принадлежал младшему пилоту Тетрану, и Джела поспорил сам с собой, что помимо предполетной проверки Кинто теперь получит либо фонарь под глазом, либо много бесполезной работы сразу по возвращении на базу. Или и то, и другое.

Старший пилот Контадо посмотрел на дерево – и на Джелу, а потом на корабль и вдаль, затенив глаза ладонью.

– Старший пилот, как премию… я имею в виду компенсацию за то, что меня подбили, когда я спасал командира и «Трезубец», не могли бы вы устроить для меня… – тихо заговорил Джела. Услышав такое, старший пилот просто ахнул, но Джела продолжал свою дерзкую речь: – И я обещал, когда съел плод… я обещал, что спасу его, если смогу! Сэр, мне надо только…

Контадо прервал его резким взмахом руки и презрительным хмыканьем.

– Боец, если ты настаиваешь, оно твое. У тебя есть время забрать свой сувенир до взлета корабля. Квартирмейстер будет снимать с твоего счета плату за его перевозку – я не удостою эту штуку правом считаться за образец. И ты явишься на посттравматическое обследование в первом же госпитале.

– Я предпочел бы взлететь при дневном свете! – донесся безжалостный голос младшего пилота.

Джела побежал к дереву, доставая аварийный нож и одеяло, надеясь, что не убьет растение, пытаясь его спасти.

– Мы взлетим с тобой или без тебя, Джела, – сказал старший пилот, и ветер унес его оставшиеся без ответа слова куда-то далеко.

Джела не был ни садовником, ни древесным хирургом, и если когда-нибудь он чувствовал, что ему не хватает подготовки, то именно сейчас, с боевым ножом в руке на чужой планете, стоя на коленях перед деревом, которое намеренно спасло ему жизнь. Рядом с собой он расстелил походное одеяло, чтобы завернуть в него дерево и унести.

– Спасибо тебе, – сказал он, кланяясь, и попытался вспомнить все то, что он в своей жизни слышал, не слишком прислушиваясь, от тех, кто ходил по лесам других миров.

А потом, поскольку ничего другого не оставалось, он начал копать ножом траншею, вкапываясь в землю так, как его учили, вспоминая, как быстрее прорезаться через наружные корни. Его учили, как не запутать клинок в корнях, как подобраться под выступающие корни, чтобы сохранить их для маскировки или укрытия. Все это вспомнилось ему – благодаря опыту окапываться под огнем.

Он знал, что не следует полностью освобождать дерево от земли, что нужно сохранить почву вокруг части корней. Но как определить, сколько ее нужно?

Почва удивила его, оказавшись даже суше, чем он ожидал. Он поспешно прорыл первый круг у дерева, понял, что песчаный грунт все равно вряд ли удержится, – и вырыл вторую траншею всего в трех ладонях от худенького ствола.

Копая, он заметил, что разговаривает с деревом, успокаивает его, словно оно понимает слова, – будто ребенка или щенка.

«Какой же я нахал: уговариваю короля планеты быть спокойным, пока я его выкапываю! »

И все-таки он продолжал говорить – возможно, чтобы утешить самого себя, уверить себя в том, что поступает правильно и как надо.

– Скоро мы тебя отсюда заберем, – приговаривал он. – Совсем скоро ты посмотришь на все это с высоты драконьего полета…

Ветер начал усиливаться, как это всегда бывало в сумерках, принеся с собой запахи планеты: пыли, земли и какой-то сладости, которую поначалу он не смог опознать, а потом понял, что это аромат – или даже вкус – дара дерева, который он съел…

Еще один обход вокруг дерева. Нож Джелы ушел намного глубже, и он копал по направлению к центру. Доносившиеся от корабля звуки были достаточно знакомыми: звуки закрывающихся заглушек, проверки механических частей, определения готовности к взлету.

Обходя дерево в третий раз, Джела услышал, что часть люков закрывается. И тогда же он понял, что принимал за комок почвы клубень дерева. И диаметр этого клубня был раз в десять больше диаметра надземного ствола. Выкапывая его, Джела ощутил, что весит он во столько же раз больше.

Наконец, он добрался до самого низа, нашел несколько прочных как веревки корней, уходящих глубоко в недра планеты. Он заколебался, не зная, которые из этих пуповин жизненно важны, не зная даже, как это определить, – и в это мгновение колебания почувствовал, как дерево сдвинулось, словно переместился какой-то внутренний балласт. А потом с резким щелчком дерево качнулось, и корни, которые его тревожили, оказались порванными, хотя его нож находился по меньшей мере в ладони от них.

Полный вес дерева и оставшихся корней лег на руки, и Джела пошатнулся, чуть было не свалившись в вырытую им самим яму.

Напрягая мышцы спины, он поднял дерево и прижал к себе, ощутив неожиданный вес клубня размером с голову, формой похожего на гигантскую луковицу.

Тут его слух зарегистрировал звук включившихся корабельных генераторов – и он вытащил дерево из негостеприимной земли, одним движением закутал в одеяло и бросился с ним к кораблю.

Капрал Кинто стоял на страже у последнего открытого люка, демонстративно глядя на дисплей, показывавший состояние люка, и приложив руку к кнопке аварийного закрытия.

– Он внутри! – сообщил Кинто в пространство, после чего по внутренней связи пришел голос старшего пилота:

– Взлетаем на счет двадцать четыре.

Кинто возмущенно посмотрел сквозь ветки на Джелу и мерзко ухмыльнулся:

– Даже герою не следует командовать старшим пилотом, Джела. Ох, попадешь ты под трибунал!

Корабль взлетел. Команда корабля позволила Джеле закрепить дерево в свободном противоперегрузочном кресле рядом со своим, и перестала его замечать. Никто в упор не видел, как он заботливо стирает пыль с листьев, как старается поставить дерево так, чтобы оно получало побольше света, как смачивает из кружки покрытые песком корни… И слов его тоже никто не слушал, поскольку все его слова предназначались дереву. С капралом Кинто говорить было не о чем, Контадо и Тетран были полностью заняты своими обязанностями, а ему – пассажиру – не следовало отвлекать их пустой болтовней. Так что он шептал дереву добрые известия и слова утешения: ведь оно оставляло позади не толька родную планету и ее достойных павших, но и саму почву, которая его взрастила.

Переход на «Трезубец» прошел не гладко. Джеле пришлось самому перетаскивать себя и дерево через переходной шлюз. Выйдя оттуда с деревом в охапке, он не смог должным образом приветствовать капитана. Затем ему, как пилоту, вернувшемуся без корабля, нужно было подписать журнал стыковки, указав, что корабль потерян в результате действий противника. Эту обязанность он выполнил довольно неуклюже, поставив дерево себе на бедро и держа журнал под неудобным углом. При этом квартирмейстер демонстрировал странную степень интереса к вспомогательным экранам.

Никто из его звена не вышел его встречать, что он счел дурным знаком, и его направили не в его собственную каюту, а в кают-компанию пилотов, куда он был препровожден помощницей квартирмейстера.

– Мне надо бы пойти к себе в каюту, переодеть форму, привести себя в порядок…

Провожатая резко оборвала его протесты.

– Солдат, ты понимаешь, что достал уже всех до предела? – рявкнула она. – Пилотам пришлось долго убалтывать капитана так далеко возвращаться и ловить твой сигнал. И потом, нет гарантии, что тебя вернут именно в твою каюту…

Эти последние слова звучали неприятно – хуже, чем то, что он дошел до предела официально допустимого. С пределами он был давно знаком. А вот отсутствие каюты…

Поскольку он шел по коридору первым, то не мог заглянуть в лицо своей сопровождающей и проверить, не разыгрывает ли она его. В этот момент они дошли до пересечения коридоров, и ему пришлось пропустить пилотов с карточками дежурных. Джеле удалось спрятать лицо в ветках: он был рад, что эти юнцы – оба новобранцы – не увидели его реакции на броские татуировки у них на лицах. Отворачиваясь, он заметил, что два люка в коридоре отмечены желтыми сигналами, а еще один – красным.

– Было попадание? – спросил он через плечо, когда они пошли дальше. – Мне казалось…

– Твой корабль оттянул на себя почти все. – Ее голос зазвучал мягче, словно она отдавала должное исполненному долгу – и исполненному хорошо. – Но остались довольно энергичные осколки – и неудачный выстрел одного из наших кораблей.

Джела скривился – отчасти из-за этого известия, отчасти потому, что устал нести дерево. Он был готов поклясться, что, когда он выдернул его из земли, оно было гораздо легче.

Ему еще раз пришлось отойти в сторону, пропуская идущих по коридору, и он привалился к стене, чтобы секунду отдохнуть, пока хлопок по плечу не напомнил ему, что он идет по служебным делам, а не по своим собственным.

Снова шагая вперед, он лениво попытался вспомнить, какие из его вещей могли уцелеть, а какие нет, но потом потерял к этому интерес. Он на корабле и дерево на корабле – и, по правде говоря, это больше, чем то, на что он имел право надеяться.

Наконец они подошли к кают-компании пилотов. Люк был задраен, что необычно – по крайней мере, когда нет тревоги! – однако если есть опасность разгерметизации, это вполне разумная предосторожность. Джела успел отметить, что к двери небрежно приклеен знак его звена, а потом помощница квартирмейстера протянула руку через его плечо постучать в люк – в конце концов, это ее право, – чтобы кто-нибудь из младших по званию открыл ей изнутри.

Люк распахнулся. Неожиданный тычок между лопаток заставил Джелу шагнуть вперед, споткнувшись. Он выглянул из редкой листвы дерева, увидел на столе шесть пустых шлемов рядом с боевыми ножами без ножен – и пять лиц, знакомых, напряженных, встревоженных, глядящих на него.

У него задрожали колени. Он напряг их, отказываясь падать, но…

Шестеро? Шестеро погибших?

Капрал Бикра осторожно принял у него дерево, а младший сержант Вондал первым отдал честь.

С Джелой их оказалось шестеро – наименьшее количество людей, которое командование признает звеном.

И так уж получилось, что он теперь стал старшим и по возрасту, и по званию.

Он неуверенно ответил на их салют и тяжело опустился в кресло рядом с деревом.

– Докладывайте, – приказал он, не имея никакого желания слушать их рассказ.

5

«Трезубец»

Изолятор

Медтехник был непреклонен, хотя и не отрицал, что Джела в целом правильно понимает теорию заражения.

Однако множество болезней могут передаваться – и могли уже передаться – просто за счет того, что инфицированный человек, такой, как Джела, пронес по кораблю инфицирующий объект, – такой, как дерево.

То, что Джелу сопровождала помощница квартирмейстера, которая была допущена во временную кают-компанию звена, следовало считать несчастным случаем. То, что со времени его возвращения на корабль никто еще не умер от какой-нибудь ужасной неизвестной болезни, никак не доказывало, что этого не произойдет вообще.

И, что важнее, были нарушены несколько стандартных правил, и медтехник подробно перечислил их все.

Во-первых и в-главных, Джеле не должны были позволить приземляться на планету без тщательной повторной оценки биологической информации, полученной прежними экспедициями.

Во-вторых, ни Джелу, ни дерево не должны были брать на спускаемый корабль без дезинфекции.

В-третьих (и это, как понимал Джела, раздражало медтехника больше всего), ни ему, ни дереву не следовало находиться на борту сейчас, раз они прошли дезинфекции.

Техник знал правила и имел влияние на кого-то из командования – и этого кого-то должным образом уведомили, после чего он соизволил ужаснуться.

И получилось так, что второй день Джелы в качестве исполняющего обязанности командира звена прошел в боксе изолятора. Камеру с двойными прозрачными стенками надули внутри обычной палаты лазарета. Дерево в двустенном отделении с двойными флексигласовыми стенками было еще более изолировано внутри бокса, пока шли всевозможные анализы почвы, которую оно могло бы назвать своей. По крайней мере они поняли, что разумно оставить дерево под наблюдением Джелы. Если оно посинеет, или покраснеет, или заселится вредителями прямо в своем боксе, он будет рядом и увидит это.

Никто понятия не имел, сколько времени может понадобиться чахлому на вид деревцу неизвестного рода, чтобы выказать признаки наличия паразитов, гниения и так далее, но Джела не стал напоминать об этом медтехнику. Зато удалось убедить его наладить систему полива растения, чтобы оно не дало «ложноположительный» ответ, из-за которого флот может посадить на карантин весь корабль.

К счастью, техник счел электронную связь биотически безопасной, и маленький отряд Джелы хотя бы мог при необходимости разговаривать с ним, обеспечивать обновление новостей на экране его комма и держать в курсе событий в звене.

Было бы все совсем хорошо, если бы капрал Бикра тоже не попала в изолятор, о чем сообщил ухмыляющийся Кинто. Капрал касалась дерева, приняв на себя ношу своего командира звена (как это достойно, как это скромно!). Поскольку Бикра была во всем звене самой организованной, упущений теперь не избежать.

Джела также думал, что Кинто причастен к его помещению в карантин, поскольку его дружба с медтехником была известна всем. Какая Кинто могла быть от всего этого польза, оставалось тайной, разгадку которой можно отложить до лучших времен; пока что младший сержант Вондал был слишком занят обслуживанием и ремонтом кораблей звена, чтобы тратить время на поиски столь важных сведений.

Медтехник был назойливым донельзя. Три блока датчиков вполне справлялись с передачей данных на центральный пульт лазарета, но техник все равно торчал в палате. Больше того, он постоянно проверял, сколько воды Джела пьет и…

– Вы мне хоть на десять секунд дадите покой, техник? Камеры слежения вы поставили, датчики на теле прилепили, манометры дыхания включили и взвесили меня два раза. Вы думаете, что я отращу крылья и брошу вас, если вы перестанете проверять мой цвет лица десять раз за вахту?

Большая часть внимания Джелы была сосредоточена на переносном компьютере, с помощью которого он с интересом следил за проверкой корабля сержанта Ристо. Ристо был одним из тех троих, которые погибли, когда главный коридор оказался вспорот во время поспешного бегства.

– Это вряд ли, – признал техник. – Кажется, в литературе не описано случаев, когда более или менее стандартный человек мог летать – или даже отращивал крылья. Вот про шериксов говорится…

Джела поднял голову, не дождавшись окончания:

– Говорится что?

Техник опустил голову, и прилив крови окрасил его щеки в более темный коричневый цвет.

– Не могу сказать. Вас не утвердили в должности командира звена, и допуска к этой информации…

Джела с интересом смотрел, как техник смущенно замолкает, отворачивается и регулирует датчики, которые в этом не нуждались.

Тут до него дошло.

– Ясно, – сказал Джела. – Пока меня не просканируют вдоль и поперек, пока не сделают все анализы и не докажут, что я здоров телом и разумом, я на подозрении – как возможный шпион шериксов, клонированный на месте волшебным образом и выпущенный, чтобы подрывать ряды защитников.

Он глубоко вздохнул, понял, что все еще раздражен и что техник сам напрашивается:

– Спокойнее вам будет знать, что я был в числе универсалов, исследовавших, как определять шериксов и их творения под маской человека? То есть до того, как они отрастят крылья и…

– Отставить, солдат!

Это был новый голос – совершенно новый голос. Его обладательницу Джела никогда прежде не видел.

Ее мундир…

Джела медленно отодвинул клавиатуру, встал и отдал честь.

– Есть отставить, капитан третьего ранга. Она тихо фыркнула.

– Я слышу, солдат. Слышу.

Она указала пальцем на медтехника.

– А вы, техник, можете идти. Если что, ваши мониторы вас известят.

Техник моментально отдал честь и чуть не растянулся, спеша выйти из палаты.

Когда дверь за ним закрылась, капитан третьего ранга вздохнула – и не слишком тихо.

– Командирзвена.

Она произнесла этого словно, словно пробуя его на вкус, словно проверяя.

– Командирзвена. Действительно, это будет хорошо смотреться в вашем послужном списке, если этот список будут просматривать, но не слишком внимательно изучать. Я могу это утвердить. Могу.

Она подошла ближе к стене бокса, рассматривая Джелу, и ее интерес – может быть, даже озабоченность – были такими же явными, как презрительное равнодушие медтехника.

А Джела внимательно рассматривал ее – женщину почти одного с ним роста – так что ему почти не приходилось поднимать взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза, – крепкого сложения и в отличной форме. Она была не селекционированным солдатом, а естественным человеком, и в темно-русых волосах виднелась седина.

Она заговорила так, словно не было этой паузы для взаимного изучения.

– Командир звена… Однако я не уверена, что это будет лучше для вас, как бы ни было полезно для армии.

Она пристально посмотрела сквозь стену надувного модуля, проверяя его реакцию.

– Никаких комментариев, солдат Джела?

– Я никогда не думал быть командиром звена, капитан. Это – неожиданная случайность…

Она рассмеялась.

– Да, наверное. Я смотрела ваш послужной список. Похоже, вам всегда удается подняться, несмотря на все ваши усилия!

Джела напрягся…

– Отставить, солдат. Спокойно. Поймите, что вы находитесь здесь под наблюдением. За вами следят камеры. Вас проверяют на самые разные инфекции. Не нужно дразнить техника – он слишком для этого ординарен.

Джела стоял в растерянности, понимая, что идет быстрая передача информации, и что идет она в обход иерархии подчинения.

– Сядьте, – сказала наконец капитан. – Пожалуйста, сядьте и делайте пока то, что можете. Когда обстоятельства позволят, мы поговорим.

Джела смотрел, как ее взгляд отмечал камеры, датчики, даже мониторы у него на ноге. Он сел медленнее, чем поднялся.

– Поговорим там, где нам обоим будет удобнее. Через несколько дней, когда вы полностью восстановитесь после вашего похода, командир звена.

Она отдала честь, словно эти два последних слова были одновременно приказом и решением, и вышла.

Капитан третьего ранга больше не появлялась в изоляторе Джелы – в изоляторе, который он начал считать тюремной камерой после того, как на корабле за его стенами начался отсчет третьего дня. А к концу шестого корабельного дня он уже был уверен, что это так и есть, пусть даже названо иначе.

Он достаточно побывал на гауптвахтах, чтобы заметить сходство: его регулярно проверял тюремщик, он делал зарядку, когда приказывали, он ел то, что приносили, и спал, когда выключали свет.

Конечно, у него был переносной компьютер, и его изредка навещали, хотя в заключении иногда у него бывало больше посетителей, чем здесь. И еще: как правило, в его тюремной камере не было такого предмета роскоши, как собственное зеленое растение.

Оказалось, что «инопланетное растение» подвергалось такому же тщательному исследованию, как и он сам. Более того, оказалось, что многие из датчиков, закрепленных на нем, были продублированы на дереве.

А больше всего досаждало, что дерево можно было видеть – он даже получил приказ наблюдать за ним и докладывать обо всем необычном, – но нельзя было трогать, говорить с ним или успокаивать в этой обстановке, наверняка новой и пугающей.

Вскоре после визита капитана третьего ранга вместо единственного медтехника с его странными предостережениями – или угрозами – появились сменяющие друг друга забавные надзиратели.

Забавным было то, что каждый действовал по какому-то печатному руководству. Они не отдавали честь, не общались с ним, только руководили упражнениями и обследованиями. Одеты они были во врачебные халаты без эмблем, имен, званий или номеров.

Чего на них не было – это масок, и видны были эти дурацкие татуировки, которые входили в моду, так что в конце концов каждый из них поддавался идентификации. С тем же успехом они могли громко называть свое имя, звание, ясли и генетические группы…

Потому что оказалось, что все его новые смотрители относятся к ускоренным, искусственно выращенным, селекционированным так называемым Х-Артикулам, которые могут работать усерднее и дольше, потребляя меньше пищи, чем даже эффективные М. Кроме того, они получали одинаковую подготовку, одинаковые инструкции и одинаковую жизнь. Они разговаривали друг с другом на урезанном и упрощенном искусственном диалекте и, казалось, считали всех солдат, кроме новейших вариаций искусственно выведенных, существами низшего по сравнению с ними класса непосвященных.

Несмотря на это презрение и склонность к контактам только с себе подобными, конструкторам пока не удалось добиться желанной взаимозаменяемости, которая превратила бы эти артикулы – X и Y – в некоего супербойца, каким его представил себе какой-то комитет бюрократов: физически безупречного, идентичного остальным, а самое главное – послушного приказам. Как он слышал, именно это стало главным недостатком серии М: ее представители оказались слишком независимыми, слишком разными и чересчур склонными полагаться на свое суждение. И Джела мог бы добавить, что слишком часто они оказывались правы.

Итак, он обнаружил, что находится под опекой гордой, но все же ущербной серии X. Как-то ночью он с раздражением проснулся, когда один из его охранников попытался войти в комнату, не потревожив его. Они же одной крови, черт подери! Неужели он сам мог бы счесть их настолько небрежными… Ну, вообще-то да. Мог бы.

– Вы, птенцы Веретена, совершенно не дорожите сном ваших братьев, да? – произнес он в считавшейся темной ночи лазарета.

Его наградой стала не слишком неожиданная вспышка света: женщина с вытатуированным на правой щеке красным копьем, пересекающим синий клинок, отреагировала, увы, совершенно предсказуемо.

– Командир звена! – выдохнула она.

Он застал ее врасплох. А захоти он, то мог бы столь же просто ее убить. Он разорвал бы прозрачные стены и сомкнул пальцы на ее горле прежде, чем она успела бы понять, что он не спит.

– Командир звена, – снова повторила она, справившись со спазмом в горле, но не успев успокоиться. – Мониторы время от времени надо проверять вручную, и калибровка…

– Калибровку с тем же успехом можно провести с дистанционного пульта, – отозвался он, позволив своему голосу зазвучать резко. – Было бы хорошо, если бы такие вещи делались во время корабельного дня, потому что кто может знать, что может сделать внезапно разбуженный человек, черт знает сколько времени проторчавший в одиночку на почти безжизненной планете?

– Командир звена, я…

– Хватит. Калибруйте. Я снова засну сегодня ночью – и смогу проспать часть завтрашнего дня…

Что было маловероятно, как признался он самому себе, но не имело значения, поскольку он больше не подчинялся распорядку корабля.

Эту странность он счел слишком мелкой, чтобы обращать на нее внимание медтехников любого сорта, хотя ему она показалась интересной. Казалось, теперь он подчиняется двойным часам. Одни – обычные корабельные часы, к которым привыкает любой космический путешественник. А вторые… вторые соответствовали дневному циклу той планеты, на которой он высадился, хотя придерживался планетного времени он настолько недолго, что, казалось бы, должен был с него уже уйти.

Техник Артикула X закончила не слишком усердную проверку его сенсоров, воспользовалась своим фонариком, чтобы заглянуть к нему в бокс и убедиться, что он еще не позеленел и не покрылся листьями, а дерево – зеленое и с листьями. После этого она ушла, не сказав ему больше ни слова, оставив его бодрствовать. И, возможно, именно в этом состояла ее цель. Джела заложил руки за голову и стал думать о планете деревьев, ее море и о других вещах, которые никак не мог бы запомнить по своему пребыванию на ней. Несомненно, когда его подобрали, он был близок к полному истощению и находился на грани безумия. Возможно, техники все-таки правы в своей озабоченности.

Джела был пилотом, из Артикула М, со свойственной всем представителям этого Артикула нелюбовью к ничегонеделанию. Чтобы себя занять, он стал вычислять и прикидывать. Проанализировав новым ощущением времени обратный полет на корабль-матку, Джела решил, что ветер как раз сейчас будет менять направление и дуть ему в лицо, если встать на вершине холма над высохшим морем.

Установив этот факт, он рассчитал все свое путешествие в соответствии со своими воспоминаниями: недолгий перелет от корабля-матки, уничтожение корабля противника, потом почти механическое прокладывание курса к ближайшей планете, посадка… Может, от воспоминаний этого жуткого перелета сейчас зашкалило какие-нибудь датчики-шпионы. Потом он шел. И живо вспомнилось, как шли деревья в долгий поход с горного склона к далекому морю.

И эту мысль он быстро отодвинул, поместив в категорию тех, которыми ни с кем делиться не следует. В эту категорию сейчас входила чуть ли не половина всех его мыслей.

Джела справился со вторыми часами, работавшими у него в голове, увидел, что скоро должно наступить время завтрака, и встал, чтобы сделать разминку. Когда в лазарет войдут техники – всем составом, как они это делали в начале каждого его дня, он будет готов к полному рабочему дню, несмотря на бессонную половину ночи.

Сигнал боевой тревоги был дан перед завтраком, и почти одновременно прозвучало предупреждение о переходе. Ни койка, ни кресло не были закреплены на полу изолятора, и дерево также не было зафиксировано. Его приказ был ясен: наблюдать за деревом, пока его не переведут на выполнение обычных обязанностей.

Джела резко придвинул койку к стене, не обращая внимания на искривления флексигласа, и запихнул дерево, по-прежнему остававшееся в его собственном коконе и прикрепленное к различным трубкам, в отгороженный таким образом угол. Плюхнувшись рядом с койкой, он обхватил основание дерева сквозь гибкие стенки бокса. Его внутренние часы отсчитывали удары до того момента, когда…

– Давай же, черт подери! Давай!

Его голос заставил пойти рябью флексигласовые стены – и это был его единственный эффект. Корабль содрогнулся знакомым передергиванием отлетающих истребителей… Однако за этим не последовало отбоя сигнала перехода. Джела по привычке провел расчеты, предположив, что близкая угроза расположена по ходу движения – иначе зачем было отправлять истребители сейчас?

Теперь корабль содрогнулся уже иначе – на этот раз менее знакомо. Возможно, сброс мин… или необычное использование маневровых двигателей?

Маневрирование действительно начиналось. Местоположение верха чуть сместилось, потом – еще раз. И снова раздался звонок перехода, словно этого сигнала еще не давали.

Он должен быть со своим звеном! Его долг…

Он сделал глубокий вдох, потом снова глубоко вздохнул, стараясь расслабиться. Вокруг него корабль погрузился в полную тишину, скользнув в переход. Тогда он подумал – и не без труда – о том, насколько сильно задержится завтрак, и о том, скольких пилотов они оставили позади, чтобы вопрос о завтраке вообще остался актуальным.

Завтрак так и не был принесен – и приближалось время обеда. Джела оставался рядом с деревом, тревожась, что в любую секунду корабль может перейти в нормальное пространство с нежелательным, смертоносным движением. Он все еще сидел около дерева, когда пришла капитан третьего ранга в сопровождении четырех запыхавшихся помощников.

– Берите свои анализы побыстрее, – приказала она. Она наполовину поклонилась, наполовину отдала честь Джеле, который постарался как можно быстрее встать.

– Командир звена, медицинский отдел извещает, что опасения по поводу вашей инфицированности после контакта с деревом сняты. Меня заверили, что у вас не отмечено физических отклонений помимо тех, какие у любого солдата категории М могли проявиться на данный момент его карьеры. Поэтому мы вскоре получим возможность обсудить тот вопрос, о котором я недавно упоминала. Также прошу вас, командир звена, приготовить свой компьютер к перемещению.

Джела подошел к рабочему столу и защелкнул устройство, с облегчением глядя, как техники закрепляют шланг на наружном замке его бокса. Через несколько секунд вся конструкция осела вокруг него, а наружный флексиглас пошел волнами. Техники вскрыли герметизацию. Спустя секунду внутренний замок со вздохом открылся и вошедшие двое техников направились к дереву. Только у одного на лице были метки.

– А дерево? Я могу взять его с собой? – спросил он у ближайшего техника, без меток.

Ответом было только неопределенное пожатие плеч. Тогда Джела рискнул навлечь на себя неудовольствие начальницы, внимательно рассматривающей экран, подключенный к телеметрии помещения.

– Капитан? Дерево – я возьму с собой и дерево, надо полагать?

Она не оторвала взгляда от экрана, а ее ответ был полон иронии:

– Да. Дерево, компьютер, сапоги – все, что вам нужно, чтобы чувствовать себя комфортно, командир звена!

Он чуть было не рассмеялся, но потом попытался понять, неужели он действительно устроил такой шум, когда ему велели оставить сапоги за пределами изолятора. Однако как солдат и пилот он заслуживал определенной вежливости и понимал не хуже их, что обращение с ним не соответствовало его статусу.

Капитан действовала быстро.

– Вы, капрал. Вы понесете компьютер и пойдете с нами до офицерской кают-компании. Вы, командир звена, можете помочь второму технику, если пожелаете, или нести дерево, если предпочтете. И мы вместе отправимся в кают-компанию, чтобы вас накормили.

В результате Джела нес дерево, а один из техников нес его сапоги и компьютер. Довольно странная процессия прошла по неестественно тихому кораблю, потом еще какое-то время суетилась в кают-компании, размещая вещи. Наконец техников отослали, и капитан прошла перед Джелой вдоль линии раздачи: ее открыли рано, явно ради их удобства.

– Итак, командир звена Джела, мы оказались там, где я надеялась не быть.

Он оторвался от своей трапезы, удивленный таким заявлением, а она одарила его улыбкой, в которой не было веселья.

– Нет, дело не в том, что я не люблю корабельной еды, какие бы слухи по этому поводу ни ходили! Совсем другое: нас – меня – вынуждают действовать, и от этого идет рябь в тех процессах, что начались куда раньше нашего рождения.

Джела на секунду задумался и подождал, проверяя, что от него действительно ждут ответа.

– Так всегда бывает с солдатами, – отозвался он осторожно. – Начиная с цветов наших флагов и мундиров и кончая именами наших отрядов и выбором планет, которые мы должны защищать, никто из нас не свободен от воздействия того, что происходило до нас. Солдатская мудрость гласит, что мы часто погибаем из-за ошибок, сделанных много поколений назад.

Капитан ела так, как будто тоже осталась без завтрака, но Джела заметил, что его слова вызвали какую-то реакцию: она отложила фрукт, который ела, и глотнула воды, одновременно поднимая руку, чтобы подчеркнуть…

– Вот такая проблема на меня и свалилась, – сказала она, пошевелив рукой так, словно хотела перейти на язык жестов.

Джела секунду следил за движениями ее пальцев, но она удержалась – либо не смогла найти подходящих знаков.

– Вы не станете повторять мои слова никому на борту этого корабля, командир звена, но у нас есть всего несколько дней, чтобы вас подготовить. Прежде всего я должна спросить: у вас есть планы относительно вашей отставки?

Он чуть не подавился и поспешно проглотил недожеванный хлеб.

– Нет, капитан, – признался он, поспешно запивая хлеб соком. – Я всегда думал, что погибну при исполнении долга либо буду казнен за нарушение дисциплины…

– Вот как? Тогда вы не обратили внимания на информацию казначея относительно времени и средств, выделяемых тем, кто хочет взять себе ферму?

Он в упор посмотрел на нее, а потом позволил себе закатить глаза.

– Капитан, солдатам Артикула М не положены большие выплаты при выходе в отставку. Да, верно, у нас некоторые уходили в отставку – кажется, я слышал про троих. Но у меня это восхищения не вызывает. Я слишком много дней смотрел, как светило заходит на пустынной планете. Все говорят, что это зрелище успокаивает и достойно того, чтобы постараться его увидеть. Меня оно отнюдь не успокаивало. Мне не по себе, когда я ничем не занят. Вы ведь видели мой послужной список! Когда я без дела, я становлюсь для армии таким же противником, как любой…

– Нет, командир звена, такое заявление непозволительно. Правда в том, что вы – такой, как вы говорите. Вы знаете, что вы – М. Вы предпочтете маршировать сутками на гауптвахте, расплачиваясь за свои развлечения, а не сидеть, глядя в стену и абсолютно ничего не делая. И часто вы информированы лучше ваших командиров, потому что спите очень мало и притом не любите это занятие.

Она помолчала, отпила глоток воды и заговорила снова:

– Но в вашем личном деле указано, что вы летали в увольнение на многие планеты, что вам удавалось выжить в ситуациях, убивавших ваших собратьев по яслям, и что вы очень быстро учитесь. Более того, когда вы оказываетесь в ситуации, которая требует от вас взять на себя командование, вы действуете очень хорошо, пока вам не приходится иметь дело с – назовем это «бременем» – решений, принятых выше вас.

Джела позволил себе сделать рукой знак согласия, сопроводив его вздохом.

– Я во всем был солдатом, капитан. Увы, некоторые из тех, кто «выше меня», усвоили другие правила и взгляды относительно солдат, долга и необходимости.

– Солдатская истина, выраженная очень прямо. На этот раз ее пальцы сделали знак согласия. Его предположение оказалось верным: чему бы ее ни учили потом, изначально она была пилотом.

Она помолчала, отодвинула тарелку, словно та ее отвлекала, и подалась к нему, тихо заговорив:

– Командир звена, я могу предложить вам на выбор несколько вариантов. В жизни солдата бывают моменты, когда есть выбор. Бывают моменты, когда он предпочтителен. Так что слушайте, вот ваши варианты. Увы, у вас для решения будет только то время, пока мы будем сидеть за этим столом. Я не стану говорить, будто мне все равно, какой выбор вы сделаете, но, полагаю, вы это поймете.

Джела слушал ее – и готов был поклясться, будто слышит звук листа, зашуршавшего на ветру. И действительно, здесь был ветерок: вентиляторы работали довольно сильно, незаметно включившись где-то во время разговора.

– Во-первых, вы можете остаться командиром вашего звена. Скорее всего его переведут, поскольку назначение этого корабля скоро должно будет измениться, но это – достойная должность, с которой вы отлично справитесь к общей пользе.

Его рука сделала знак подтверждения: «информация получена в понятной форме».

– Далее, вы можете не быть командиром звена, а согласиться на перевод в другую эскадрилью в качестве пилота. Этот выбор я предлагаю вам в том случае, если вы сочтете, что обязанности командира звена со временем вас измотают. Вас зачислят в список свободных пилотов, и у нас не будет возможности узнать, кем или куда вас направят, но на вас будут возложены только обязанности пилота, которые вы знаете и, по-моему, не находите непосильными.

И наконец, вы можете принять временное задание, рассчитанное на долгий срок, состоящее в доставке почти лишнего корабля к месту консервации, с соответствующим изменением звания. Вы станете командиром перегоняющей команды и будете отвечать за правильную консервацию корабля, чтобы в случае надобности его можно было вернуть в строй. Вы также должны будете оценивать боеготовность местных сил с точки зрения пилота в зонах вашего транзита, а также в исходной точке и в точке назначения. Для выполнения этого задания вы пройдете короткий, специализированный, опасный и весьма секретный курс обучения. Легким ваше задание не будет.

Она замолчала. Посмотрела на него. Стала ждать ответа.

Джела сделал сигнал рукой: «Проверьте меня: я повторяю информацию».

После чего он это сделал вслух, почти дословно.

– Да, – подтвердила она, – это правильно.

Он пошевелил пальцами (на языке знаков, которым пользовались пилоты, это обозначало притворную нерешительность), закатил глаза и начал смеяться. Он еще сильнее зашевелил пальцами и захохотал так, что у него на глаза выступили слезы.

– Настолько забавно?

– Да. О да!

Он вытер глаза краем салфетки.

– Капитан, у меня есть один вопрос. Я могу взять с собойдерево?

– В каком варианте?

– Если вы сделаете меня капитаном Джелой и поручите доставку корабля, я смогу взять с собой дерево?

Теперь уже она по-пилотски зашевелила пальцами.

– Если дерево останется на борту этого корабля после вашего отлета, его выбросят в космос, могу вас уверить. А капитану все-таки разрешается иметь талисман.

– Я могу узнать ваше имя, капитан?

– Если пройдете подготовку, командир звена.

6

Учебная база

Время на задании: 34, 5 планетного дня;

выполнение задания продолжается

Джела проснулся ночью. Запах морской соли состязался с принесенным ветром ароматом пресной воды, словно позади, за горами, разразилась перед рассветом гроза, прилетевшая с моря.

Ощущение наэлектризованного ликования исходило от молодых; ощущение сдержанного облегчения – от старших выше по течению, которые знали, как благоприятно сегодня будет для роста сочетание раннего дождя, восходящего солнца и стекающей пресной воды с холмов.

Но у настоящих старейшин под этим облегчением слышалась и грусть, потому что в дни их юности в такое утро явились бы летуны и обиходили тех, чьи отломившиеся ветви или запутавшиеся коробочки с орехами могли бы иначе вызвать неприятные последствия. Летуны, переносящие семена и ухаживающие за ветвями, были с деревьями с зарождения сознания, а теперь исчезли из этого сознания, и оно все еще горевало об этой потере.

Проснувшись, Джела встал рядом с деревом, твердо зная, что – да, сейчас примерно наступило время «восхода» на планете, находящейся за много световых лет отсюда. Но каким-то таинственным образом дереву удалось грезить слишком громко, и Джела тоже оказался включен в его видения.

Хронометр на стене был непреклонен. Какое бы время ни ощущало дерево – и Джела, кстати, – расписание обязанностей говорило, что до завтрака, тренировки и занятий все еще осталось больше половины его свободной вахты. Увы, расписание было составлено не под солдата Артикула М, а согласно представлениям какого-то бюрократа о том, каким должен быть рабочий день. А возможно, оно было составлено по соображениям, которые какому-то там М вообще знать не следовало.

Но что бы ни говорило расписание, а он проснулся и вряд ли уже сможет заснуть. Вздохнув, Джела размялся и позанимался с гантелями, стараясь избавиться от грусти. Это странное чувство он испытывал из-за крылатых существ, которых никогда не видел, но помнил их прикосновения, которых сейчас, увы, не было.

Несмотря на разминку, печаль осталась, угрожая охватить вселенную. Он прекрасно понимал, что поддаваться ей не следует, и надеялся, что дерево тоже это понимает. Однако дерево могло все еще находиться в переходном состоянии, и Джеле не хотелось его беспокоить.

Вынув из небольшого холодильника напиток-стим, он открыл упаковку и отпил пару глотков прямо у холодильника.

Вторую половину дня он изучал схемы управления войсками, модели атак последнего этапа Первой Фазы, расположение существующих гарнизонов, имен их командующих и иерархию подчинения, торговые маршруты, названия крупных компаний…

Теперь он уселся за компьютер и снова начал просматривать диаграммы и данные разведки…

Во-первых, хотя Командование контролировало немалую часть галактики, внутри него были разные мнения о том, как действовать. Одна группа, связанная преимущественно с фракцией внутренних миров, пыталась вывести все силы из Спирали, чтобы укрепить фронт в центре.

Составитель этого опасно ущербного плана явно был полностью лишен пространственного мышления и не понимал природы противника. Потому что всякий раз, когда шериксы бывали отброшены назад, они снова рвались вперед – и каждый раз были все ближе к обретению права управлять судьбой человечества.

И что теперь? Теперь самые наблюдательные сотрудники Генерального штаба чувствовали, что война почти проиграна, что считанные годы отделяют шериксов от возможности делать все, что они пожелают и когда пожелают: приказывать, порабощать, уничтожать…

Уничтожать.

Было похоже, что врагов все меньше и меньше интересует возможность управлять человечеством и все больше – возможность избавиться от него полностью. Более того, казалось, что они хотят – и даже рвутся – разрушить все ныне существующее ради какого-то будущего, где даже кварки будут трепетать перед их именем.

Сведения по этому вопросу были разрозненными, хотя интуиция, свойственная М, говорила, что это – истина.

Допив стимулятор, Джела закрыл файл с данными и открыл тот, в который последнее время заглядывал чаще всего. Его все сильнее захватывала проблема, поставленная перед ним двумя так называемыми преподавателями математики, которых, как опять же подсказывала ему интуиция, он вряд ли увидит по окончании этого задания.

Он прокрутил данные, хмуря брови. Одно дело – когда пропадают звездолеты. Совсем другое – когда пропадают планеты. Конечно, оба вида событий внушают тревогу, хотя и не являются чем-то необычным во вселенной, где возникают черные дыры, сверхновые и прочие события такого рода. И в такой вселенной, где существует математика, а следовательно, оружие – которые могут уничтожить целую планету ядерной цепной реакцией или отрыжкой солнечной бури.

Однако в последнее время стали разворачиваться другие события, будто разворачивалось само пространство, или будто пространство, в котором человечество существовало среди звезд, время от времени… растворялось.

Слово «развертывание» произнес более молодой и тихий из двух преподавателей, после чего последовал бурный спор.

Джела быстро понял, что за этой дискуссией стояло нечто большее – и более серьезное, – нежели обычное профессиональное несогласие. Более старый и разговорчивый преподаватель считал, что «развертывание» его молодого коллеги – это слишком простая модель; что если бы некие недавние события были простым развертыванием, то вселенная просто становилась бы больше… Вернее, нет, не больше, если говорить точно, но она приобретала бы новое измерение, измерение столь малозначащее, что только за время в пять или даже десять раз больше времени существования вселенной изменилась бы хотя бы такая мелочь, как спин электрона.

Нет, по словам более словоохотливого математика, поспешно записывающего что-то на рабочем экране («Вот! Вот из этой концепции мы и должны исходить! »), правильно было бы назвать происходящее декристаллизацией.

Преподаватель признал, что у него пока нет окончательного доказательства, что уравнения, с которыми они работают, пока только фрагментарны и представляют собой часть еще не оконченной работы некоего математика, который, к несчастью, привлек к себе внимание тех, кому его теории и уравнения показались ересью. Молчаливый преподаватель сказал, что тот математик с честью погиб в бою, после чего нанес на рабочий экран ряд уравнений, которые оказались удивительно похожи на навигационные расчеты.

– Проблема, с которой мы столкнулись, – пробормотал он, – состоит в том, что кто-то… и мы обязаны предположить, что словом «кто-то» обозначен противник… ставит эксперименты по демонтажу вселенной.

Это было произнесено так спокойно, что Джела ощутил укол страха лишь потом, вспоминая беседу.

Старший преподаватель задумчиво перебрасывал стило из руки в руку.

– Да, – проговорил он спустя какое-то время, – это вполне приемлемый способ кратко описать происходящее, какой бы ни была полная математическая модель.

Это как если бы можно было окружить курьерский корабль силовым полем, прикрепить его к участку вселенной – и совершить безвозвратный переход.

– Отлично, – сказал более молодой, заканчивая записи и отходя от экрана. – Это описание позволяет нам использовать уравнения, с которыми наш курсант должен быть очень хорошо знаком. – Он адресовал Джеле пугающе серьезный взгляд и махнул рукой в сторону экрана. – Давайте, например, предположим, что вы захотели посетить гарнизон в Винил-гавани…

Как и следовало ожидать, заданная масса вполне соответствовала массе предполагаемого курьерского корабля. Затем преподаватель решил уравнение для местоположения глубоко в сердце галактики, в направлении, которое Джела узнал.

– А теперь для этого… м-м… полета… – пробормотал преподаватель, обращаясь скорее к себе, чем к своему все более недоумевающему ученику, – подставим другую массу корабля и переведем ее из локуса, определяемого нашими стандартными пятью измерениями, в локус, определяемый девятью.

Он это сделал. Джела увидел новое уравнение на своем наладоннике.

– Вообще-то все дело в том, – проговорил преподаватель, внезапно отворачиваясь от экрана, – что ни у кого нет желания лететь в Винил-гавань.

Джела про себя думал именно об этом, поскольку Винил-гавань находилась в неприятной близости к догорающему коричневому гиганту…

– … потому, – продолжил преподаватель обманчиво спокойным тоном, – что ее там нет.

Джела откровенно уставился на него.

– Как это нет? – вопросил он, заподозрив, что все это было продуманным розыгрышем, чтобы испытать, насколько доверчивыми могут быть несгибаемые М. – Я же там был!

– Достаточно давно, – просто сказал старший из преподавателей. – Я был – или, вернее, я попытался побывать там – в последние два года по Общему календарю. Ее, как и сказал мой коллега, там нет. Ни планеты с гарнизоном, ни коричневого гиганта. Если задать координаты, которые прежде приводили на Винил-гавань, то удается добраться только в приблизительно близкий район, потому что практически все, что там было, исчезло. Ближайшая известная цель, к которой удается попасть в том районе, – это желтая звезда в трех световых годах в стороне. Она по-прежнему там, хотя и превратилась в новую.

– У нас есть предположение, – серьезно добавил младший из преподавателей. – Оно заключается в том, что некая сфера (но это только предположение, на самом деле форма может оказаться более сложной) объемом примерно три четверти кубического светового года была… удалена. Я говорю, что пространство было свернуто. Мой коллега утверждает, что пространство, или, вернее, небольшая часть вселенной – была декристаллизована. Вплоть до протонов и более мелких частиц, там нет ничего. Мы можем измерить событие – и измеряем его, – определяя фронт световой волны.

Он замолчал, глянув на миг на рабочий экран с уравнениями, а потом снова перевел взгляд на Джелу.

– Исходя из того, что Винил-гавань исчезла, – предложил он, – давайте рассчитаем, какой объем должен иметь транспортный контейнер, способный вместить исчезнувший объем и массу…

Этот урок Джела усвоил. Они несколько раз проделали все расчеты.

– А как вы ответите на вопрос об источнике энергии? – спросил у Джелы старший из преподавателей.

Он вздохнул и отодвинулся от стола, хотя его пальцы продолжали бродить по клавиатуре, пытаясь найти решение, которое имело бы смысл при этих значениях данных…

– Полное преобразование без потерь? – предложил он.

– Учтите множественные спиновые состояния и массу фотонов…

Это снова вмешался младший. Джела снова вздохнул:

– А вы уверены, что там нет черной дыры? В смысле…

– Абсолютно никаких признаков дыры, – ответил старший. – И ее все равно не хватило бы, чтобы очистить такую зону. Полное преобразование без потерь не проходит, насколько нам удалось просчитать, если эта масса в действительности куда-то перемещается. Речь идет об уровнях энергии выше, чем в сверхкрупных черных дырах центра галактики. И никаких следов.

– А новая, о которой вы упомянули?

– Скорее всего она там не случайна, – признал старший, – но этой мощности не хватило бы, чтобы дать такой результат. Возможно, была утечка, а мы просто не знаем, что искать.

– Событие не естественное? – продолжал спрашивать Джела. – Вы в этом совершенно уверены? Это не какое-то редкое событие, происходящее раз в миллиард лет?

Двое преподавателей переглянулись – и обменялись какими-то сообщениями, словно использовали язык пальцев.

Более молодой сунул руку в карман и извлек оттуда полоску с данными.

– Винил-гавань – это седьмое такое событие, о котором мы знаем определенно. С тех пор нам сообщили еще о трех. И все они происходят в Спиральной Ветви. На этой распечатке – краткие сведения обо всех десяти событиях и о том, что нам удалось выяснить относительно физики, геологии и космологии.

Он положил полоску Джеле на ладонь.

– Завтра мы хотим посмотреть, нашли ли вы закономерность.

Старший из преподавателей вложил Джеле в руку вторую полоску.

– Сведения о командующих и гарнизонах, местном населении. Люди…

Ужас снова возник на окраине сознания Джелы. Ужас – и печаль.

– И хотите, чтобы я решил эту проблему? – спросил он.

Они отвели глаза – почти одновременно. А потом старший снова посмотрел на него и вздохнул.

– Нет. Не решили. Но мы рассчитываем на вашу помощь. Мы ищем особые обстоятельства. Догадку. Надежду. И вы должны знать, капитан М, что ваше задание, когда вы отсюда выйдете, будет заключаться еще и в том, чтобы заставить наши войска продолжать драться, будет у них хоть какая-то надежда или нет. Это все, что мы сейчас можем сделать.

Однако на следующий день пара математиков не пришла, не появились они и в последующие дни. Вместо этого Джелу бросили на интенсивное обучение выживанию в перестрелках из ручного оружия, выбору правильного оружия, умению оставаться незамеченным. Ему пришлось обновить свои знания о космических кораблях, двигателях и силовых установках, о навигации внутри звездных систем и подробной истории Первой Фазы.

Поэтому он возвращался к задаче в свое так называемое свободное время, изучая распечатки во время еды, пользуясь компьютерными терминалами, какие оказывались под рукой. Он был захвачен этой проблемой и жаждал увидеть, куда ведут его данные.

Он пытался понять расположение исчезновений, рисуя простые карты пропавших участков – а потом новые карты, с учетом времени. Он искал корреляцию с наличием местного населения или его отсутствием, поскольку только в четырех местах, числящихся теперь исчезнувшими, имелось относительно большое население. Он сортировал события по политическим наклонностям начальников расположенных поблизости гарнизонов, по времени открытия системы или ее заселения, по цвету звезд и даже по алфавитному порядку названий звезд, систем или планет.

Базы данных, с которыми он работал, были большими и гибкими, но он напрягал их до предела, сводил воедино и просматривал насквозь. Он размышлял сам и заставлял размышлять компьютер…

А тем временем: тренировка, занятия, тренировка, чтение, тренировка, занятия, тренировка, исследования, сон.

Сон также являл собой тайну, поскольку он определенно смог найти закономерности своего бодрствования, более не соответствующие типичному профилю М. Как ни мало спал типичный представитель Артикула М, Джела спал меньше. И еще были сны – обычно не такие громкие, чтобы его разбудить. А за ними стояло убеждение, что он почти чует запах воды, слышит прибой на берегу, может вспомнить драконов, парящих над планетным лесом, и перечислить их имена.

Это последнее было самым загадочным, поскольку приходилось предположить, что сны и печальные воспоминания принадлежат дереву и передаются Джеле с помощью механизма, который он принял, не пытаясь понять. Но откуда дерево могло знать имена существ, плывущих в воздушных потоках?

Однако Джела не позволял себе тратить много времени на эти личные тайны, имея перед собой столь великолепную и сложную задачу.

Прошло уже шесть дней после получения задания об исчезновениях, и старший из двух преподавателей появился снова, прервав на середине занятие по имитации посадки. Джелу это немного обеспокоило, потому что тренажер определенно пытался создать неблагоприятные условия, и грозила катастрофа или аварийная посадка…

– Капитан, – отрывисто сказал преподаватель, – сейчас мы с вами и с моим коллегой быстренько поедим и поговорим заодно. С этого дня наше расписание с вашим перестает совпадать, так что мы хотим получить от васкраткое резюме. Кстати, вы ни в коем случае не станете сообщать о вашем анализе ситуации ни одному человеку в тех войсках, которые вам предстоит посетить при выполнении задания. У этих людей вряд ли будет ваша подготовка и ваша любовь к деталям. Прошу пройти со мной.

Сказано было достаточно любезно, но это был приказ, так что Джела остановил тренажер и направился следом за преподавателем из своих смежных комнат – спальни и учебного зала – по длинным коридорам, находившимся в темной фазе суточного цикла.

Они встретили несколько прохожих (никто из встречных с ними не стал здороваться), а возле самого буфета из какого-то другого коридора к ним вышел молодой преподаватель с чем-то вроде дорожных чемоданов в руках.

– Все готово, – сказал он старшему. – Поговорим – и можем ехать.

У Джелы проснулось любопытство: все эти дни казалось, будто единственное, чем здесь занимаются – это он и его подготовка. И теперь увидеть настолько существенную постороннюю необходимость…

– Прошу вас, – сказал старший преподаватель, – сядьте и поешьте. Нам скоро улетать.

Обед оказался торжественнее, чем он ожидал, учитывая скорый отъезд преподавателей. Джела принялся за него с большим аппетитом, чем вызывала у него обычная еда столовой. Первая часть обсуждения оказалась почти рутинной: какую именно информацию он счел наиболее полезной, какие базы данных можно с тем же успехом выпустить, если делиться с кем-нибудь этой информацией…

Как это ни удивительно, но закончился обед настоящим кофе. Это наводило на мысль, что его преподаватели еще менее ординарны, чем он думал. Высокопоставленные офицеры или независимые специалисты, находящиеся вне прямого контроля военных…

– Итак, – проговорил наконец молодой, – поскольку у вас было дополнительное время на размышления, вы не хотите поделиться с нами вашим анализом?

Выгнув бровь, Джела обвел взглядом зал, где за несколькими столами сидели негромко беседующие люди. Старший преподаватель улыбнулся:

– Из всех местных секретов этот – как и любой другой местный секрет – чрезвычайно важен.

Молодой жестом попросил внимания:

– Что мы имеем – это ряд ситуаций, которые могут развиваться каскадно, – серьезно сказал он. – Некоторые говорят об этом типе событий как о катастрофе. Запущены процессы, которыми мы не можем управлять, может быть, даже понять не можем, и они будут продолжаться. А мы? Мы находимся на опасной точке, стоим на гребне высокой гряды из песка, который может осыпаться либо вправо, либо влево.

Движение – будем называть его ветром – может вызвать оползень, а может и не вызвать. Если ветер принесет еще песка, оползень может пойти направо. Если ветер принесет влагу, оползень может быть отсрочен или может пойти влево. Если ветер будет набирать силу постепенно, то на какое-то время может возникнуть равновесие. Если ветры будут дуть порывами – ну, тогда может сойти лавина, а мы все еще не знаем, понесет нас налево или направо.

– Так что наши слова, будут они услышаны или нет, – подхватил старший, – не уведут нас с гребня. Они могут дать или не дать нам возможность прыгнуть в самом выгодном направлении в нужный момент. А наше знание, что ветер дует – роли не играет. Ветру до него нет дела.

Джела, поддавшись порыву, который странно ощущался как свойственный дереву, отсалютовал преподавателям:

– В этом случае – да, я нашел закономерности. Много. Возможно, они укажут на что-то полезное. Они ставят вопросы, которые я попытался бы решить, если бы распоряжался своим временем.

– Выпейте еще кофе, друг мой, – предложил старший, сразу же наполняя ему чашку.

Джела с удовольствием сделал глоток и бережно поставил чашку на стол.

– Я бы резюмировал это следующим образом: основные закономерности этих населенных миров были таковы, что на них на всех примерно в одно и то же время резко возросла торговля. Это кажется довольно понятным, если принять во внимание спады и приливы галактической экономики и народонаселения и учесть, какой товар предлагали эти миры. Ни один из них не поднялся выше среднего уровня, но они все находились в некотором удалении от самых доходных торговых маршрутов.

Закономерность для ненаселенных планет: число рейсов к ним и от них возросло примерно в то же время, когда скакнула вверх торговля на населенных планетах.

Он сделал паузу, посмотрел на преподавателей – и увидел на их лицах только серьезное внимание.

– Это – обманчивые закономерности, – продолжал он. – Тут есть гораздо более интересная глубинная связь. И гораздо более древняя.

Насколько я мог определить, звездные системы, о которых идет речь, все имеют практически одинаковый возраст. Я говорю об этом с точностью, которую не могу должным образом выразить. Хотя в некоторых каталогах они значатся как имеющие диапазон дат рождения в несколько миллионов лет, похоже, что их родство куда сильнее. Я бы предположил, что их возраст совершенно одинаков.

Преподаватели слушали его, как завороженные. Джела сделал паузу, взял чашку, уставился в нее, стараясь как-то упорядочить ощущения, мысли и интуитивные заключения.

Наконец он пригубил кофе, вздохнул. Сделал еще глоток и посмотрел на собеседников очень пристально, сначала на одного, потом на другого.

– Показатели торговли были просто результатом случайных сочетаний торговли и технологии. Я сомневаюсь, чтобы это было что-то большее, чем симптом.

Он снова отпил кофе, пытаясь найти правильный способ изложения…

– Изотопный тимоний, – сказал он наконец. – Каждая из систем была источником изотопного тимония. Известно, что в этих звездах он был в значительных количествах. На их планетах он был. В газовых облаках на внешних орбитах он тоже был… У меня есть искушение сказать – уникальный изотоп тимония, но не могу, потому что информации не хватает.

Закономерность, которую я вижу наиболее четко, заключается в том, что вещество всех этих систем сформировалось в одном и том же катаклизме. Они родились вместе, возможно, при межгалактическом столкновении, которое способствовало образованию данной ветви спирали. Опять-таки я не мог – не хватило времени – ретроградным анализом восстановить орбиты, сравнить спектры, построить сечения…

Он заставил себя остановиться. В конце концов, преподавателей интересует не то, чего он не сделал, а то, что сделал.

– Уникальный изотоп тимония? – протянул молодой. – И это несмотря на их удаленность друг от друга?

– Это – закономерность, лежащая в основе многих других закономерностей, – заверил его Джела. По крайней мере в этом он был уверен. – В последнее время я видел литературу, из которой следует, что тимоний давно считался невозможным элементом: он малоустойчив, несмотря на его атомный номер, излучает в неестественном спектре… Все эти давние гипотезы были для меня новостью – меня учили практическим вещам, а не теории и истории.

Он пожал плечами:

– Предположить, как все было, я не могу. Но может быть, какой-то протокластер или протооблако частично сформировались в галактику, столкнувшуюся с нашей – речь идет о процессах, занимающих миллиарды лет! – и это дало тот самый тимоний, который распался весь практически в одно и то же время, словно весь вышел из одной плавильни.

Он допил оставшийся кофе и увидел, как преподаватели обменялись взглядами из-под полуприкрытых век.

– Шериксы, – пробормотал он почти так же тихо, как говорил младший преподаватель. – Они используют тимоний как самый обычный металл. Если кто-то и способен найти его издалека, то это они. И если кто-то знает, как заставить его действовать, или как воздействовать на него дистанционно, то это они.

Тут прозвучал звонок. Преподаватели посмотрели на хронографы и поспешно встали.

– Уничтожьте свои рабочие файлы, – сказал старший из них, – и все распечатки, если вы их делали. Рано или поздно, конечно, ту же картину могут увидеть другие, если получат доступ к этой информации.

Молодой громко вздохнул:

– Получив информацию, которую мы собрали за время своей службы, вы повторили наш ход мыслей. Информация эта была сообщена только руководителям самого высшего уровня. Ваши командиры поняли ее важность и действуют соответственно; остальные либо ее игнорируют, либо отрицают.

Старший взял свой дорожный баул и пристально посмотрел на Джелу.

– Не сомневайтесь в себе, – строго сказал он. – Этот кристалл, который мы охраняем, внутри которого мы существуем, находится в опасности. Вы, капитан, относитесь к тем немногим, кто знает всю глубину опасности, и к тем еще более немногим, кто способен что-то сделать.

А потом он совершенно неожиданно повел пальцами в стремительном знаке пилотов, давая знак: «чрезвычайно срочно, чрезвычайно срочно, чрезвычайно срочно», продолжая при этом говорить:

– Мои исследования показывают, что существуют вселенные, полностью враждебные жизни. А есть такие, которое не враждебны, но все же ее не содержат…

Снаружи послышался неожиданный рык дышащего воздухом двигателя. В шуме говоривший потерял нить и посмотрел на своего товарища.

Раздался второй звонок, и, проверяя карманы и багаж, преподаватели отдали Джеле честь, словно он был адмиралом, и поспешно ушли.

– Действуй дальше, солдат, – бросил тихий преподаватель через плечо – и это были последние слова, которые Джела от них услышал.

Что ж, он будет действовать дальше. Отсалютовав опустевшему пространству, Джела налил себе в чашку остатки кофе и сидел, обхватив чашку ладонями, пока напиток не остыл. Встряхнувшись, он встал, оставив едва заметную каплю на самом дне чашки, и вернулся к прерванному занятию на тренажере.

7

В ожидании транспорта

Джела неподвижно стоял на сухом ветру, завороженный (как мог бы решить сторонний наблюдатель) парой инверсионных следов, пересекавших безоблачное сине-зеленое небо точно в одну и ту же сторону. Один примерно на сто спокойных вдохов Джелы отставал от второго.

Без приборов невозможно было определить, который из следов находится выше, но Джела думал, что знает это. Первый, решил он, приземлится и развернется для последующего взлета до того, как второй коснется земли. В конце концов, именно так и было тогда, когда он здесь приземлился – много дней назад.

Однако такой наблюдатель – вполне вероятно, что он существовал и снимал последние данные с этого кандидата камерой или датчиком – ошибся бы.

М. Джела, Гвардеец Грантора, был отнюдь не заворожен этим зрелищем: он поставил свой разум на самый край сна – настолько, насколько это было возможно сделать, продолжая стоять вертикально на краю взлетно-посадочной полосы, – и сам вел наблюдения. Он слушал протяжное эхо древних, давно умерших и исчезнувших летающих созданий и сосредоточился на шаблонах, которые накладывались на эту сосредоточенность почти зримо. Дерево компанейски стояло рядом с ним, и его самые верхние листья совершали движения, характер которых не полностью определялся ветром.

У легкой транспортировочной кадки дерева стоял небольшой рюкзак, который ему выдали по прибытии на учебную базу. Остальные его пожитки находились не здесь – и, возможно, ему уже не суждено их увидеть. Стоя и наблюдая за приближением инверсионных следов, он надеялся, что ему скоро разрешат вернуть себе имя. Все тренеры без исключения называли его Капитаном М. , и хотя его имя было всего лишь шуткой квартирмейстера, он к нему привязался.

Впрочем, персоналу базы могли не сказать другого имени для него. Ведь яснее здешнего неба было, что он из Артикула М и что его готовят к исполнению должностных обязанностей… более высоких, чем обычно поручают капралу.

Ага, вот.

С почти слышным щелчком шевельнулась верхняя ветка – и образ, немного не достигавший глаз Джелы, превратился в странную помесь: безмятежно парил на жестко расставленных крыльях наполовину маленький звездолет, наполовину дракон.

Подсознание Джелы одобрило эту попытку сопоставить относительно новое впечатление с невероятно древним, при этом корректируя шаблон, так сказать, налету.

Самым пугающим – действительно пугающим на первый взгляд – было то, что шаблон продолжал эволюционировать, словно дерево забиралось в запасы собственных воспоминаний Джелы и вытаскивало подробности, которых само знать не могло.

На его глазах крылья дракона начали вспухать у основания – но это наверняка было связано с тем, что Джела знал: подлетающий аппарат большую часть пути потребляет воздух, и потому там у него расположены двигатели. И кроме того, крики могучих драконов сменялись звуком не одного, а сразу двух приближающихся реактивных двигателей, однако звук снижающегося корабля мог быть услышан еще только через несколько секунд.

Тут Джела вздрогнул и позволил своему сознанию вернуться к действительности, позволил погаснуть образу у себя в голове. Первый корабль уже заходил на посадку над далекой рекой, а второй только входил в поворот. И теперь звуки моторов ударили по ушам, вызвав слегка ностальгические воспоминания о первом полете на судне с воздушно-реактивными двигателями.

Блеснуло выпущенное шасси, показались элероны, давшие в последний момент небольшую подъемную силу, на секунду подвесившую изящный самолет над керамо-бетонной дорожкой.

А потом была безупречно легкая посадка, так что шасси было почти не слышно и даже запах пыли едва чувствовался. И стал быстро стихать шум мотора…

Люк фюзеляжа открылся, высунулись два человека – по одному с каждой стороны. Самолет остановился прямо перед Джелой и любезно сложил шасси, подставляя Джеле короткий трап, двое прибывших спрыгнули вниз, чтобы помочь ему подняться наверх. Каждый отдал честь, хотя на почти бесцветном рабочем костюме Джелы не было знаков различия.

Один помощник взял его рюкзак, второй секунду рассматривал дерево, решая, как лучше его поднять…

И Джела моментально оказался внутри самолета, и дерево было рядом с ним – единственные пассажиры в комфортабельном салоне. Двигатели снова заработали, самолет начал выдвигать шасси на взлетную высоту, а помощники застегнули на Джеле ремни безопасности.

Снова отдав честь, помощники вышли из самолета, оставив дерево и забрав рюкзак. Люк закрылся, отрезая звуки и ветер.

На стене перед ним вспыхнула надпись «Выполняется взлет», но он уже почувствовал, как закрепились шарниры шасси и как завершается разворот. Он откинулся в кресле, мысленно представляя себе – чтобы это ощутило дерево – то, что сейчас происходит. А потом он окончательно расслабился, когда самолет пронесся по взлетной полосе и поднялся в воздух. Едва слышный стук закрывшихся люков шасси почти совпал с заметным ускорением и подъемом носовой части самолета.

В маленьком иллюминаторе самолета мелькнул второй самолет, идущий на посадку. Без опознавательных знаков, как и этот.

– Ну что ж, – сказал Джела дереву как бы между прочим. – Новый гардероб, наверное, выдадут мне на месте!

Он закрыл глаза, ощущая приятное давление продолжающегося набора высоты, указывающее, что пилот немного торопится.

He будучи ни командиром корабля, ни вторым пилотом, он мог сейчас сделать только одну полезную вещь – заснуть. Так он и поступил.

Как обычно, он проснулся быстро – и обнаружил, что находится в самолете. После рабочего сна с ним осталась гаснущая картина последней встречи с группой лингвистов. Из всей работы – начиная с новых и на удивление интересных способов убийства, кончая взрывчатыми веществами и разделами математики, выходящими далеко за пределы всех его прежних знаний, – именно занятия языками были труднее всего. И сон оставил впечатление, что надо еще поработать – что его умения не вполне соответствуют предстоящей задаче.

Именно в этот момент самолет накренился и дверь в кабину пилота скользнула в сторону. Оттуда до него донесся голос – немного знакомый:

– Капитан Джела, добро пожаловать. Будьте добры пройти сюда и занять второе кресло.

Джела с удовольствием отстегнул ремни. Он ненавидел скуку.

Кабина пилота была точно такой же, как тренажер, на котором его проверяли, – что его не удивило. Как и лицо пилота.

– Здравствуйте, капитан, – кивнул он и пристегнулся.

Комбинезон у нее, как и у него, был без знаков различия.

Она кивнула в ответ.

– Ваш пульт включится через несколько минут. Мы скоро начнем разгон, а пока посмотрите на экран и ознакомьтесь с деталями. Скоро мы пристыкуемся к кораблю, на котором летит ваша команда, и вы начнете гонять ее на тренажерах. А вот и ваш пульт заработал, капитан, – добавила она, хоть это и так было видно. – И, как вы узнаете из подборки данных, ждущей вас по прибытии, я – капитан третьего ранга Ро Гэйда. Добро пожаловать на настоящую войну.