Сокровище

Р.СИЛВЕРБЕРГ

СОКРОВИЩЕ

ВОТ СОКРОВИЩЕ, и вот его хранитель. А вот белые кости и скафандры тех, кто тщетно пытался присвоить это сокровище. Но даже кости, разбросанные у ворот хранилища под ярким сводом небес, кажутся красивыми, потому что сокровище наделяет красотой все, что расположено поблизости, — и разбросанные кости, и мрачного хранителя.

Сокровище находилось на маленькой планете у темно-красной звезды Валзар. Атмосфера разреженная, жизни нет. Молчаливый, мертвый мир, вращающийся вокруг своего остывающего солнца. Когда-то очень давно здесь остановился странник. Кто он, откуда и куда летел, никто не знает. Странник оставил на планете клад, и с тех пор он там и лежит, неменяющийся, вечный клад невероятной ценности, охраняемый безликим металлическим человеком, хранителем, который с металлическим терпением ждет возвращения своего хозяина.

Были и те, кто хотел взять сокровище. Они приходили и, после того как хранитель говорил с ними, умирали. Подступали к сокровищу и ученые, однако, оставив на равнине едва ли не дюжину коллег, решили больше с хранителем не связываться.

А на другой планете системы Валзара двое отчаянных сорви голов, не боясь судьбы своих предшественников, мечтали о кладе и строили планы его захвата. Одного звали Липеску: человек-гора, золотая борода, руки, как молоты, луженая глотка, спина широкая, словно ствол тысячелетнего дерева. Второй — Бользано: яркие глаза, быстрая реакция, тонкий, как лоза, и острый на язык, как лезвие.

Оба они не хотели умирать.

Голос Липеску громыхал, словно сталкивающиеся галактики. Он обхватил пальцами кружку черного эля и сказал:

— Я отправляюсь завтра, Бользано.

— Компьютер готов?

Ты же знаешь, мы затолкали в него все, что только может спросить это чудовище, — прогремел великан. — В нем все знания человечества! Все энциклопедии, учебники, справочники! Так что все будет в порядке.

— А если нет? Если робот убьет тебя?

— Я имел дело с роботами.

Бользано усмехнулся.

— Вся равнина усыпана костями, друг мой. Там скоро не будет видно земли. И твои лягут рядом с ними. Твои большие кости, Липеску. Я хорошо себе это представляю.

— Ты здорово меня ободряешь, дружище.

— Я реалист.

Липеску покачал головой.

— Если бы ты был реалистом, — произнес он неторопливо, — ты не полез бы в это дело. Только фантазер способен на такое.

Его огромная рука зависла в воздухе, потом вцепилась в запястье Бользано.

— Ты не отступишься? Если я умру, ты попытаешься сам?

— Конечно.

— Точно? Я ведь знаю, ты трус, как все маленькие люди. Ты увидишь, что я умер, развернешься и со всех ног рванешь со страху на другой край Вселенной. Нет?

— Я воспользуюсь опытом твоих ошибок, — раздраженно ответил Бользано. — Отпусти руку.

Липеску ослабил хватку. Бользано откинулся в кресле, потирая запястье, хлебнул эля, потом улыбнулся своему партнеру, поднял кружку и произнес:

— За успех!

— Да. За сокровище!

— И за долгую жизнь!

— Для нас обоих! — прогудел великан.

— Может быть, — сказал Бользано. — Может быть.

СОМНЕНИЯ у него оставались. Бользано знал, что его компаньон хитер и что это редко встречающаяся комбинация: хитрость при таких больших размерах. Но все же риск был велик. Компьютер может и не выручить. Многие ходили к сокровищу с компьютерами, но все они сейчас лежат там, на той планете. Допустим, в те времена у персональных компьютеров не было такой емкой памяти, но в памяти ли все дело?

Липеску пойдет первым. Таков уговор. Именно он должен сделать первую попытку. Если она удастся, его доля будет вдвое больше доли Бользано. Если же он погибнет, наступает очередь Бользано.

Бользано провел трудную ночь. Сон не приходил, и он уселся перед экраном телевектора, разглядывая процессию миров, проплывающих в пустоте перед ним1, всматриваясь в зеленые, золотые и коричневые планеты. Ближе к утру он решил еще раз просмотреть пленку о сокровище. Пленку больше ста лет назад отснял некто Октав Мерлин, пролетая на высоте шестидесяти миль над маленькой планетой. Сейчас кости Мерлина белеют там, на равнине. Но пленка сохранилась, и контрабандные копии стоят на черном рынке больших денег.

Острый глаз камеры увидел многое. Вот сокровища, а вот хранитель. Нестареющий, величественный, несокрушимый робот высотой в десять футов с угловатым прямоугольным туловищем и маленькой, напоминающей человеческую головой, гладкой и без единого выступа. Позади него ворота, открытые настежь, но все равно недоступные. А за ними видны сокровища, созданные мастерством, наверно, тысяч миров, много-много лет назад оставленные здесь неизвестно кем и почему.

Не просто резные камни. Не просто пошлые куски так называемого драгоценного металла. Богатство заключалось не в самих материалах: ни одному варвару не придет в голову переплавить эти сокровища в мертвые слитки. Не все можно было разглядеть сквозь ворота — кстати, почему они распахнуты? Случайность или особая хитрость хозяина сокровищ? Загадку эту не решил пока никто. Да, не все можно было рассмотреть в пещере, но многое.

Здесь хранились филигранные статуэтки, казалось, живые и дышащие. Плиты с гравюрами, поражающими разум и останавливающими сердце. Чудесные гранитные рельефы из мастерских с замороженных миров в полупарсеке от бесконечности. Россыпь, по всей видимости, опалов, горящих внутренним светом, искусно соединенных в яркие бусы. Спираль из радужного дерева, хотя всем известно, что из радужного дерева нельзя сделать вещей с криволинейной поверхностью. Набор полосок из кости какого-то животного, изогнутых и вытянутых так, что их сплетение завораживало видениями пространства в ином измерении. Талантливо вырезанные раковины, одна в другой, уходящие в бесконечность. Гладкие листья безымянных деревьев. Отшлифованные камни с неизвестных берегов. Ошеломляющая коллекция чудес, в великолепии своем раскинувшаяся сразу за воротами. И это только малая часть сокровища. А что там дальше, в глубине скалы, можно только догадываться.

Уже сотни людей заплатили своими жизнями за попытку пройти за эти распахнутые ворота. Сведения об этих попытках накапливались по крупицам. Известно было, что хранитель оплавляет корабли еще в космосе, на подлете к планете, если на борту есть оружие, способное причинить ему вред. Как он узнает об оружии' Читает мысли? Безоружным он позволяет спокойно сесть и подойти к пещере на довольно близкое расстояние, прежде чем скомандует «стой». Он может подпустить чуть ли не вплотную, а может остановить и за километр. До его команды можно делать что угодно, но когда он скажет «стой» — надо стоять. Хранитель никогда не убивает сразу — он задает вопросы, и, если ответ правилен, можно сделать один шаг. Только один шаг.

Идти к хранителю можно только в одиночку. Второго, третьего, и сколько бы там ни было напарников он убивает. Разговаривать с ним можно только один на один.

Вот, пожалуй, и все. И за эту жалкую информацию отдали жизни столько людей! Почти два века мучило искателей счастья это сокровище. У многих, наверно, чесались руки разнести в пух и прах всю эту дохлую планетку, отомстив за погибших друзей. Но вместе с хранителем исчезло бы и сокровище. И оно оставалось — таинственное, близкое и недоступное. Никто еще не прошел за ворота.

ОНИ ВЫЛЕТЕЛИ БЕЗ ОРУЖИЯ и стабилизировали корабль на высоте трех миль над планетой. Никто не мог сказать точно, каков радиус действия хранителя на планете. Если судить по останкам людей — от километра до пятидесяти метров. Примерно. А один давний-давний скафандр, полностью скрывающий неведомого ловца удачи, лежал всего метрах в десяти от ворот. Ему оставалось всего несколько вопросов, всего несколько шагов…

В скафандре с компьютером и со всеми приспособлениями спускаемого аппарата гигант Липеску выглядел еще более громоздким. Компьютер крепился впереди на широкой груди гиганта. Хранитель будет задавать вопросы, и компьютер поможет на них отвечать. А Бользано на корабле будет слушать. Если Липеску ошибется, знание ошибки, возможно, поможет Бользано победить.

— Ты меня слышишь? — спросил Липеску.

— Отлично слышу. Вперед!

— Куда ты меня торопишь? Не дождешься моей смерти?

— Ты настолько в себе неуверен? — спросил Бользано. — Давай я пойду первым.

— Нет, — пробормотал Липеску. — Слушай все внимательно. Если я умру, я не хочу, чтобы моя смерть была бесполезной. Найди мою ошибку и выпотроши эту чертову пещеру до последнего камешка! И знаешь что?

— Что? — откликнулся Бользано.

— В случае чего — похорони меня на Земле. Если, конечно, сможешь.

— Ладно. Если смогу. А ты держись.

Липеску пошел к воротам. Робот уже ждал. Бользано прибавил громкости и замер у экрана. Вся жизнь его сейчас — только смотреть и слушать.

Липеску миновал первое мертвое тело, затем другие полусгнившие и проржавевшие скафандры, и шел, и шел, не торопясь, а робот — молчал. И когда уже казалось, что можно вот так, молча, не спеша, будто на прогулке, без задержки войти в пещеру, когда позади остались все лежащие вразброс кости и скафандры, кроме одного, того самого, что ближе всех подошел к пещере, когда до ворот оставалось всего метров тридцать, робот сказал:

— Стой.

Липеску остановился.

Тридцать метров — это тридцать шагов. Это тридцать вопросов. Немало, но у всех других было больше.

Робот продолжил голосом, удивительно похожим на человеческий, хотя и лишенным определенной окраски:

— То, что я охраняю, не подлежит разграблению.

— Я заявляю свои права на эти вещи.

— Так поступали многие. Но у них не было никаких прав. Как и у тебя. Я не могу пропустить тебя.

— Испытай меня, — сказал Липеску, — и ты узнаешь, имею я права или нет.

— Войти может только мой хозяин.

— Я твой хозяин!

— Мой хозяин тот, кто мной командует. Но мной не может командовать человек, явивший свое невежество.

— Испытай меня, — потребовал Липеску,

— Я обязан предупредить: неправильный ответ карается смертью.

— Испытай меня!

— Я чувствую, что сокровище не принадлежит тебе.

— Испытай меня!

Бользано в напряжении следил за происходящим сверху. Телеобъективы давали такую четкую картину на экране, словно действие развертывалось рядом с ним, на корабле. Пока вопросов не было. Но сейчас может произойти все, что угодно. По слухам, робот способен задавать самые идиотские вопросы. Он может потребовать доказательство любой математической теоремы или спросить перевод никому неведомых слов мертвого языка погибшей цивилизации. Липеску должен выручить компьютер. Сияющий шар на его груди содержал бесконечность ответов на бесконечное число вопросов.

Внизу царило молчание, словно робот и человек изучали друг друга. Бользано был готов поклясться, что, если бы робот умел дышать, он бы вздохнул.

— Мой совет — раскрой в ответах душу, — сказал хранитель.

— Что? — не понял Липеску.

Бользано тоже ничего не понял, но насторожился. Душу? В ответах?

На вопрос Липеску робот не ответил, снова помолчал и наконец спросил:

— Каково определение широты?

— Ты имеешь в виду географическую широту? — спросил Липеску.

Бользано сжался от страха. Этот идиот просит разъяснений! Он умрет еще до начала испытания!

— Каково определение широты?

Липеску уверенно ответил:

— Широтой называется угловое расстояние до точки на поверхности планеты к северу или к югу от экватора, если измерять его из центра планеты.

Ответил и сделал шаг.

— Что более созвучно, — спросил робот, — терция в миноре или шестая доля в мажоре?

Наступила пауза. Липеску в музыке абсолютно не разбирался, но компьютер должен помочь ему найти правильный ответ.

— Терция в миноре.

Еще шаг.

Без промедления робот выпалил следующий вопрос:

— Каковы простые числа между 5 237 и 7 641?

Липеску с легкостью принялся называть числа, и Бользано, расслабившись, улыбнулся. Все шло нормально. Робот задавал вопросы, касающиеся только каких-нибудь фактов, словно брал их из учебника, и это не представляло для Липеску никаких сложностей. После начального замешательства по поводу широты он отвечал все уверенней и уверенней. Бользано, сощурившись, взглянул на экран, туда, где за спиной робота в проеме ворот виднелись беспорядочные горы сокровищ, и подумал: «Интересно, что мне достанется, когда Липеску заберет свои две трети?»

— Каковы имена семи поэтов-трагиков Элиффы? — спросил робот.

— Домифар, Халионис, Слегг, Хорк-Секан… Шаг.

— Знаешь ли ты четырнадцать знаков зодиака, видимые с Морниза?

— Зубы, Змеи, Листья, Водопад, Пятно…

— Что такое цветоножка?

— Стебель отдельного цветка.

— Сколько лет длилась осада Ларрина?

— Восемь.

— Каков плач растения в третьей книге «Движущихся средств» Сомнера?

— «Мне больно, я плачу, я кричу, я умираю», — прогудел Липеску.

И так далее, вопрос за вопросом. Но и — шаг за шагом. Робот уже задал дюжину вопросов и спрашивал дальше. С помощью шепчущего ответы бездонного источника знаний у него на груди Липеску справлялся с любой проблемой безукоризненно. Бользано старательно вел подсчет: его партнер блестяще разделался уже с семнадцатью вопросами. Пещера стала ближе на семнадцать шагов.

И все же это был мрачный турнир.

Робот задал восемнадцатый вопрос, удивительно простой. Все, что он хотел, это формулировку теоремы Пифагора. Для этого Липеску даже не понадобился компьютер. Он ответил сам, коротко, сжато и правильно. Бользано испытал прилив гордости за своего партнера.

И тут робот убил Липеску.

Все произошло мгновенно. Липеску ответил, шагнул и стоял, ожидая следующего вопроса, но следующий вопрос не был задан. Вместо этого на бронированном животе робота раскрылась панель, и яркий луч разрезал Липеску пополам. Он рухнул, ноги дернулись, и все затихло.

ПОТРЯСЕННЫЙ БОЛЬЗАНО сидел в кабине. Его била дрожь. Что случилось? Липеску ответил правильно на все вопросы, и тем не менее робот убил его. Почему? Может, Липеску неправильно сформулировал теорему Пифагора? Нет. Бользано слушал внимательно — ответ был безупречен, как и семнадцать предыдущих. Может, робот потерял интерес к игре? Сжульничал? Почему он располосовал Липеску за совершенно правильный ответ?

«Могут ли роботы жульничать? — думал Бользано. — Способны ли они на злонамеренность?» Ни один из роботов, с которыми ему доводилось сталкиваться, не мог реагировать подобным образом. Впрочем, этот робот мало походил на других. На что он запрограммирован? По каким ответам он должен узнать хозяина? Что означает его странный совет — «раскрой в ответах душу»? Как можно раскрыть душу в теореме Пифагора Как вообще ее можно раскрыть?

Сгорбившись, Бользано долго сидел в кабине корабля. Стартовать? Отправиться домой? Пусть без добычи, но живым, живым, черт подери! Но Липеску… Липеску звал его вниз. И еще — странное стремление пойти ва-банк, испытать свою судьбу.

Да, идея с компьютером была неплоха, и единственный ее недостаток лишь то, что она не сработала. Точными сведениями о разговорах с хранителем никто не располагал, но считалось, что люди погибали, когда отвечали неправильно на очередной вопрос. Но Липеску ответил правильно на все вопросы! И тем не менее он тоже мертв. Вряд ли для робота отношение квадрата гипотенузы к сумме квадратов катетов было иным, чем для Липеску.

Вот еще в чем зацепка: если робот должен узнать хозяина только по ответам, то мог ли хозяин, кем бы он ни был, знать ответы на все — на все! — вопросы?

Не мог. Никому не дано знать все.

Значит, дело не в знаниях.

Бользано не стал додумывать эту мысль. Жгучее пламя горело в его душе, и фигура Липеску стояла перед глазами.

Бользано не стал пользоваться индивидуальным средством посадки, а опустил на планету корабль и пошел к хранителю, огибая и рассматривая мертвые тела и почему-то думая больше об этих ребятах, лежащих здесь и там, чем о том, что ему предстоит впереди. Кругом веяла смерть, вся планета была пропитана ею, и зловещий робот олицетворял безжалостную, равнодушную, неосмысленную смерть.

Хранитель позволил ему дойти до Липеску, до его тела, лежащего в луже крови, и лишь тогда сказал — «стой».

На огромной бездыханной груди Липеску покоился компьютер, и Бользано мог его достать, не продвигаясь вперед, мог отсоединить и подключить к своему скафандру. Но он не стал этого делать. Правильные ответы не нужны, знания ни при чем; это единственное, что подсказал ему Липеску своей смертью. Не так много, но и немало, когда речь идет о жизни и смерти.

После команды «стой» робот молчал долго, и Бользано не выдержал.

— Отойди, — сказал он. — Я пришел за сокровищем.

— Тебе придется доказать свое право на него.

— Что я должен сделать?

— Я не отвечаю на вопросы. Я их задаю.

— Я готов.

Робот опять помолчал, и опять Бользано показалось, что из груди металлического существа рвется тягостный вздох. Способна ли эта машина сочувствовать, сопереживать?

— Я обязан предупредить: неправильный ответ карается смертью.

— Какой ответ ты считаешь неправильным?

— Я не отвечаю на вопросы. Я их задаю.

— Так задавай же.

— Мой совет — раскрой в ответах душу, — сказал хранитель.

Опять! Видно, это обязательный пункт программы — предупреждение о смерти и о душе. Бользано понял, что бессмысленно задавать роботу какие бы то ни было вопросы, и все же не удержался:

— А что такое душа?

Робот проигнорировал вопрос и задал свой:

— Как называется выделительный механизм почки у позвоночных?

Пожалуй, только сейчас Бользано всерьез задумался над тем, в какую игру он вступил. О сути вопроса он не имел ни малейшего понятия. Компьютер, конечно, мог бы подсказать правильный ответ, но Бользано чувствовал, что дело не в правильном ответе. Робот хочет раскрытия души, а она разве заключена в точных, логически безупречных знаниях? Разве душа — это знания? Нет, Бользано был уверен, что нет. Липеску уже предлагал строго выдержанную информацию, и теперь он мертв. Но если точные ответы ведут к смерти, то…

— Лягушка в пруду кричит лазурным голосом, — сказал Бользано.

Наступило молчание. Бользано следил за роботом, ожидая, что вот-вот откроется панель на животе, и блестящий луч разрежет его пополам.

Но панель была неподвижна.

— Ты можешь сделать один шаг, — сказал хранитель.

Ах да, он и забыл об этом своем выигрыше. Шаг? А что он даст, этот шаг, когда впереди не меньше десятка вопросов?

— Я постою, — сказал Бользано. — Спрашивай.

Робот не заставил себя ждать.

— Во время Войны Собак на Вандервере-9 обороняющиеся колонисты выработали тридцать восемь догм неповиновения. Сможешь ты процитировать третью, девятую, двадцать вторую и тридцать пятую?

Бользано не торопился с ответом. Перед ним стоял чужой робот, творение неизвестных мастеров. Как работал мозг его создателей? Уважали ли они знания? Ценили ли факты ради самих фактов? Или робот считает информацию бессмысленной и признает только нелогические процессы, такие, как вдохновение, далекие ассоциации, необремененные логикой полеты мысли? Его первый ответ явная бессмыслица, абракадабра. Но ведь если научные знания у всех одинаковы, то абракадабра у каждого своя, она индивидуальна! Не в индивидуальности ли раскрывается душа?

И он ответил:

— Живительно и освежающе действие боли.

И ждал, не сводя глаз с панели.

Панель оставалась неподвижной.

— Монастырь Квайзон, — произнес робот, — был осажден 3 апреля 1582 года солдатами Ода Нобунага. Какие мудрые слова изрек аббат?

Теперь его не страшили никакие вопросы. Он нашел алгоритм ответов. Он теперь может отвечать на любой вопрос легко, быстро и четко. И он выпалил первое, что пришло в голову:

— Одиннадцать, сорок один, слон, объемистый.

Последнее слово вырвалось у него случайно, он пожалел о нем. Слоны действительно объемисты. Это точное знание. Вдруг это окажется фатальной ошибкой?

Робот, похоже, не заметил оплошности. Он задал следующий вопрос:

— Каков процент кислорода в атмосфере Мулдонара-7?

— Клевета не медлит с расправой.

Панель не двигалась, но робот странно загудел и откатился на широких гусеницах в сторону. Вход в сокровищницу был свободен.

— Можешь войти, — сказал он.

Сердце Бользано прыгнуло. Он выиграл! Он получает приз! Всего четыре вопроса! Все остальные проиграли, и их кости белеют на равнине у входа. А он, Бользано, жив! Произошло чудо. Удача? Хитрость? Он не знал. Но он видел, как человек дал восемнадцать правильных ответов и умер. Значит, их точность не имеет для робота значения. А что же тогда? Душа. Душа! Он не ведал, что это такое, но, очевидно, в случайных ответах его душа проявилась. Где не помогало честное стремление, помогла насмешка! Он поставил жизнь на бессмыслицу и сорвал главный приз.

Шатаясь, Бользано двинулся вперед, в хранилище. Даже при такой малой силе тяжести ноги его, казалось, налились свинцом. Напряжение не оставляло его, и он опустился на колени посреди сокровищ.

То, что зафиксировали на пленках телевекторы, показавшие лишь небольшую часть пещеры, никак не могло сравниться с великолепием лежащего вокруг. В восхищении глядел Бользано на крошечный диск, на котором свивались и изгибались живые спиральные линии в узорах редкостной красоты. Он задержал дыхание, когда на глаза ему попался сияющий мраморный шпиль, покрытый неведомыми письменами. Тут огромный блестящий жук из неизвестного материала вздрагивал и порывался ползти, как живой. Там ослепительными флуоресцентными рисунками переливается металлическая ткань. А там… А вот там… А здесь…

Сокровища Вселенной…

Придется не один раз сходить туда-сюда, прежде чем удастся перенести хотя бы часть на борт корабля. Может, лучше посадить корабль поближе к хранилищу? А вдруг, выйдя наружу, он потеряет право на второе посещение? Вдруг придется снова смертельной опасностью добиваться этой победы? И примет ли робот его новые ответы?

«Придется рискнуть», — решил Бользано. План таков: он возьмет с собой десяток — нет, два десятка — самых прекрасных образцов, небольших, не тяжелых, чтобы можно было унести, и вернется на корабль. Затем поднимет его и посадит рядом с воротами. Если робот не пустит его во второй раз, он просто улетит, прихватив то, что смог вынести. Второй раз он на вопросы отвечать не будет — зачем лишний раз рисковать? А когда он продаст свою добычу и у него кончатся деньги — на это уйдет не один год, Бользано был в этом уверен, — тогда можно будет вернуться и еще раз попробовать. В том, что за время его отсутствия никто не украдет сокровища, он не сомневался.

А теперь главное — выбрать…

Согнувшись, Бользано принялся отбирать предметы поменьше. Мраморный шпиль? Слишком велик. А вот диск со спиралями обязательно, и жука, конечно, и эту маленькую статуэтку, и камеи с изображениями сцен, которых никогда не видел человеческий глаз, и это, и это, и это…

Пульс его участился. Взволнованно забилось сердце. Он представил, как путешествует от планеты к планете, предлагая свой товар. Коллекционеры, музеи, различные правительства, отталкивая друг друга, рвутся к его драгоценностям. Он заставит довести цену до миллионных сумм и только потом продаст. И конечно же оставит себе один—два сувенира, а может, три или четыре, на память об этом его величайшем приключении…

Бользано поднялся, осторожно прижимая к груди выбранные предметы. Повернувшись, он пошел к воротам.

Все это время, пока Бользано грабил сокровищницу, робот стоял без движения, не проявляя к нему никакого интереса. Но когда Бользано прошел мимо него, он спросил:

— Почему ты выбрал именно эти вещи? Зачем они тебе?

Бользано улыбнулся и беззаботно ответил:

— Я взял их, потому что они красивы. Потому что они нужны мне. Разве есть причина лучше?

— Нет, — ответил робот, и панель на его черном туловище скользнула в сторону.

Слишком поздно Бользано понял, что испытание еще не закончилось, что робот задал вопрос не из праздного любопытства. Но на этот раз он ответил точно и логично.

Он успел вскрикнуть, увидев устремившееся к нему яркое сияние.

Смерть наступила мгновенно.