Сокровища Тарантии

— Валент? — ахнул я, не ожидав встретить здесь главу нашей гильдии. — Ты очень к месту, помоги! Эй, гвардия! Именем короля, эти двое — со мной!

Оказывается, Валент Мессантийский прибежал посмотреть на пожар. Боги, боги, только вашей милости и способствования и ждем! Если погибнет библиотека, Хальк завтра же повесится на донжоне замка. При большом стечении восторженной публики.

— Темвик, на разведку, быстро! Поведешь нас! — оборотень мгновенно понял, что то него требуется, мигом содрал одежду и перевернулся в волка. Животные чувствуют опасность от огня гораздо острее человека и способны провести наиболее безопасным путем.

Второй этаж задымлен, но не сильно. Однако Темвик решительно повернул в сторону от главной лестницы и побежал наверх. Вот и библиотечные залы.. Мы с Валентом бросились закрывать отдушины, чтобы не было сквозняка. К комнатам Халька лучше было не приближаться — там полыхало вовсю, грозили обрушиться деревянные потолочные балки.

— Книги! — вопил я. Первые стеллажи начинали тлеть и разгораться. Ветерок разносил горящие листки по залам — Валент, сделай что-нибудь!

— Будет холодно, — процедил Аргосский маг, вызвал мощное заклинание и прямо под крышей дворца повалил густейший снег. На глазах появлялись сосульки. Самые сильные очаги возгорания я гасил водяными шарами, вызываемыми прямиком из протекавшего под окнами Хорота.

Темвик цапнул меня зубами за балахон и потащил в сторону, в самую дымищу бокового коридора. Я пытался отбиться, но оборотень был необычно настойчив. С трудом продирая глаза я увидел дверь. Запертую. Вот демонические силы, именно там мы расположили на отдых злосчастного маркграфа Ройла! Наверняка он уже задохнулся! И паркет горит!

— Темвик, уходи, я сам справлюсь! — взвыл я, пытаясь выбить тяжелые створки. Дышать было почти невозможно. — А-а, пропади оно пропадом!

Я создал оранжевый огненный шар и запустил им в замок. Полетели щепки и осколки бронзы. С той стороны — огонь и непроглядная полоса дыма. Позади ревели струи горячего пара и доносились проклятия — Валент, по мере сил боролся с огнем. Надеюсь, ему хватит магической силы, чтобы дождаться подмоги.

Мы с Темвиком успели как раз вовремя — Ройл уже был без сознания, отравился угаром.

Глаза закачены, губы синие... Я не очень высокий и сильный мужчина, и поднять высокорослого маркграфа было тяжко. Тем более, мы обязательно погибнем при возвращении — обшитый деревянными панелями коридор пылает, как один гигантский факел. Только бы библиотека не слишком пострадала!

Снова выручил Темвик: взобрался на подоконник, лапой отодвинул задвижку ставни и умоляюще—приглашающе посмотрел на меня. Надо прыгать. Тем более, что уже занялись портьеры и вовсю тлеет ковер. Вспыхнул зеркальный столик...

Я очень боюсь высоты. Не могу себя перебороть. Но выбора нет. Или живьем сгореть в этой ревущей преисподней или....

Темвик, махнув серым хвостом прыгнул первым. Внизу, на неизмеримой глубине — холодные, спокойные воды Хорота. Рядом — множество корабликов и лодочек, вытащат. И пусть поможет мне Сет Змееног!

Три этажа огромного замка — это почти одна пятая лиги. Предки строили с тщанием, чтоб попросторнее и повеличественнее. Я (мы) с грохотом рухнули в воду, я ушел глубоко под поверхность, тщетно пытаясь вспомнить заклинание, позволяющее дышать под водой, оттолкнулся ногами от каменистого дна и всплыл, хватая ртом воздух. Успел заметить, как Темвик подтаскивает за ворот к лодке потерявшего сознание маркграфа Ройла...

Я задрал голову. Верхний этаж дворца был окутан сизым вонючим дымом. Возле выбитых окон суетились гвардейцы и слуги.

Надеюсь, драгоценное книгохранилище Халька пострадало не очень сильно.

— Это, действительно, война, — отсек барон Гленнор, когда мы все, включая Конана, Халька, меня, Темвика, мага Валента, графа Кертиса, и полудесятка суровых месьоров из Латераны собрались в королевском кабинете. В замке отчетливо пованивало горелым.

Возле окна Хальк ожесточенно ругался с канцлером Публио — требовал пятьдесят переписчиков и несколько тысяч листов пергамента, чтобы восстановить утраченное при пожаре, И деньги, конечно!

Хальку повезло меньше всего. Я и Валент Аргосский в один голос твердили — это был не простой поджог. Была задействована магия. Почему? Железный ящик с картами и летописями, хранившийся у Халька расплавлен, документы восстановлению не подлежат. Ликторы Латераны, охранявшие покои тайного советника, умерли. Как? Да так, что просто взяли и перестали дышать! Шестеро молодых сильных парней не могут умереть запросто, не из-за чего. Вывод один: спланированное наглое нападение с участием знающего мага. С карт либо сняли копии, либо вынесли, устроив затем магический пожар, способный уничтожить и библиотеку и весь замок. Да в какой еще королевской резиденции мира могут безнаказанно орудовать враги, владеющие черным колдовством?!

Конан бушевал. Ярился, как пойманный лев. Грозился выпереть в позорную отставку всех и каждого. Начиная с Просперо и Гленнора, и заканчивая последним поваренком с кухни.

Дожили, королевский дворец поджигают средь бела дня! Доколе?..

...Хорошо на месте вовремя оказались два волшебника и оборотень, усмирившие чужие заклинания.

С тем Конан навесил мне и Валенту небольшие, но красивый ордена "Диск Митры" с сапфирами и аметистами, а Темвику достался "Малый Лев" за спасение месьора Ройла. Награда не бог весть какая, но приятно.

Остальным же досталось прямо противоположное. Старший по караулам был разжалован и переведен десятником в гарнизон аж в Темру, на киммерийскую границу. Боссонский полк, охранявший в это время дворец лишили гвардейского штандарта. Легат Латераны с помощниками вышвырнут с должности. Граф Кертис за небрежение отставлен от надзора за Тарантией — теперь в его ведомстве находился только замок короны. Были убраны еще полтора десятка офицеров, отвечавших за спокойствие дворца и заменены более молодыми и сообразительными.

Конан рвал и метал, а в финале не глядя подписал прошение Юсдаля на предмет восстановление библиотеки и приказал Публио найти (где хочешь, понял?! Из задницы вынешь!) требуемые суммыи людей. Лично восстановлением книгохранилища займется Эйвинд, молодой и благоразумный помощник Халька. А поскольку жилые покои барона Юсдаля сейчас более напоминают жерло недавно извергавшегося вулкана, господин библиотекарь и его гости переселятся в личные покои короля. Караулы утроить! Волшебника Озимандию доставить в замок для тщательного дознания! Живее, олухи!

— И мы потеряли все карты Ванских островов, — грустно заключил король. — Хальк, по памяти вспомнишь?

— Я вспомню, — проронил барон Гленнор. — Я предвидел нечто подобное и снял копии. На всякий случай. И повторюсь — кто-то решил с нами повоевать. Слишком уж заманчивый куш... Но подобной наглости я не ожидал, признаться — устроить грабеж с ПОДЖОГОМ в замке короля! Старею я что ли, в отставку пора? Расходимся месьоры. Дел невпроворот.

Пока я, Хальк и Темвик, в самом удрученном расположении духа, брели к нашим новым покоям в закатной части замка, рядом с комнатами короля, Хальк сокрушался:

— Книги сгорели, дневники... Мебель, коллекция оружия. Все погибло.

— Ничего, — успокоил я библиотекаря. — А вдруг клад и в самом деле найдется?

— Наш розыгрыш обернулся катастрофой...

— То ли еще будет, — не без оптимизма заключил Темвик. И оказался непогрешимо прав.

Дороги Полуночной Аквияонии

10-15 дни Первой весенней луны 1293г.

Всякий нормальный путник, направляющийся с Полуночи на Полдень, а равно и наоборот, немало подивился бы живописной кавалькаде, двигающейся со стороны Тарантии через Галпаран и далее вдоль берега реки Громовой на Полночь. Цель — стык никем не установленных границ между Киммерией, Пиктами и Нордлингами у истока Черной реки, а далее — дорога через ничейные земли в Нордхейм.

Прибытие в городок Рагнарди предполагалось через седмицу. Вернее, уже через четыре дня, ибо отряд на крупной рыси преодолел больше половины расстояния. Отдыхали мало, только до рассвета. Потом — полный день пути, с единственным привалом на обед.

Слева пикты, справа киммерийцы, впереди — нордхеймцы. Цивилизованные края Аквилонии остаются позади, на полуденном восходе. Теперь мы едем по приграничным землям провинции Темра, а завтра собираемся круто взять на Закат, вдоль Закатного Киммерийского кряжа.

В деле поиска клада самое важное — осторожность и маскировка. Посему в столице было громогласно объявлено, что светлейший король остается в городе, готовиться к празднованию пятилетия восшествия на трон. Полунамеком дали понять — никакие Нифлунги Конана не интересуют. Плевал он на эти сокровища с самой Железной башни. Причем неоднократно

Но вот, глубокой ночью из Речных ворот Тарантии выехал удивительнейший отряд. Три десятка киммерийцев в национальных одеяниях — фейл—брекенах; столько же нордхеймцев — высоченных светловолосых варваров. Четыре телеги обоза. Объяснения просты: часть своей "дикой сотни" (особого охранного отряда, пару лет назад набранного Конаном из соотечественников и полуночных варваров) король соизволил отпустить на проверку полуночных границ государства — пикты, мол, пошаливают. Каким образом в варварский отряд затесались библиотекарь короля, стигийский маг и молодой оборотень из Пограничья, никому осталось неизвестным.

Исчезновение Конана из столицы было обставлено со строжайшей тайной — в среде посвященных были только барон Гленнор, Просперо, Хальк и командир "Дикой сотни" Бриан Майлдаф. В остальном сохранялось монархическое благочиние — штандарт государя колыхался над донжоном крепости, зачитывались указы за подписью Конана, а суровые мальчики из Латераны подогревали слухи о новых чудачествах короля, известного своими шумными развлечениями

Шесть с лишним десятков отъявленных варваров — впечатляющая сила. Первое, чего касается ручка новорожденного младенца — меч. С трех лет в седле. А вся последующая жизнь — война. Смерть для варвара без клинка в ладони — несмываемый позор.

Но отправление к Ванским островам отряда варваров преследовало и дополнительную, более прагматичную цель. Они отлично знают местность, способны договориться с нами и оказать яростное сопротивление любому недоброжелателю.

Командовал отрядом некий Коннахар Гленнлах — киммериец по рождению и образу мыслей. Под этим именем скрывался лично Конан — так звали его дедушку со стороны матери. В помощниках ходили Бран из Круахана (тоже киммериец) и Торольв Клык — прозвище появилось оттого, что Торольв носил на груди треугольный зуб касатки, кита-убийцы, отполированный до синевы.

При Торольве неотлучно находилась высокорослая, соломенноволосая девица, состоявшая в отряде на полных правах — великолепная лучница, да и на мечах подраться тоже отнюдь не дура. Глаза синие, с фиолетовыми блестками, фигура — залюбуешься, одевается как мужчина и вечно ворчит, что ее колено уже покрылось мозолями от соприкосновения с буйствующей плотью товарищей по оружию. Звали решительную воительницу Тюра. Тюра Торольвсдоттир, ибо приходилась она десятнику Торольву родной дочерью. Эдакая валькирия из нордхеймских саг. И дело свое знает — лучшей разведчицы в отряде нет.

А я, маленький скромный оборотень Темвик, хожу под ее началом. Конан решил в полной мере использовать мои способности. Я-то не против — мне больше нравится бегать в волчьем обличье, да и воины отряда относятся к моему умению с молчаливым уважением — ничего себе, настоящий оборотень! Все расспрашивали, как это у меня получается, и нельзя ли научиться.

Хуже всего приходилось Хальку. Поболтать, кроме Тотланта не с кем, седло — жесткое, на ночевках холодно. Пиво прокисшее, а взятое из Тарантии вино кончилось. Теперь нас ждали необжитые земли, где равно могли встретится и шайки пиктов, и киммерийцы и вообще один Нергал знает что. На четвертый день далеко справа промелькнуло облако загадочного Ямурлака.

План был таков: добраться до Рагнарди, считавшегося самым полуночным форпостом Аквилонской торговли, нанять две нордхеймские ладьи и пуститься в путь-дороженьку, руководствуясь картами, заботливо скопированными бароном Гленнором. Отыщем клад — загрузимся, а на полуденном оконечье островов нас будут ожидать боевые корабли Аквилонии — соколиной почтой был передан приказ капитанам триер, зимовавших в Кордаве немедленно идти на Полночь. Дальше — проще. Подняться вверх по Хороту и сгрузить богатства Нифлунгов в казну. И, конечно, не обделить наградой участников опасного похода. Потом, разумеется, громко отметить удачное окончание дела.

Хальк ни во что это не верил, но отказаться от поездки не решился. Его придумка обрела плоть и кровь. Библиотекарь решил сам досмотреть сочиненный им спектакль до конца.

...Красивая весенняя ночь. Я, расстелив возле костра потертую медвежью шкуру лежу, заложив руки за голову и созерцаю звездное небо. Краем уха слушаю байки наших асиров, которые по традиции, устроились поодаль от лагеря киммерийцев.

Вот история про Атли, он был берсерком, умел воплощаться в медведя. Это который Атли? Из Лосиного залива? Нет, другой, этот из Варангер-фьор-да. А я про третьего Атли такое слыхал, не поверите...

— Темвик? — меня слегка подтолкнули в спину. Оборачиваюсь.

Тюра. Глазищи влажно сверкают. Красива, как сама Иштар. Богиня. Богиня с мечом на поясном ремне слева. И глазами бьет, как молниями. Прекрасная женщина.

— Чего стряслось? — я перевернулся на бок, обращаясь к Тюре.

Эх, Тюра, знала бы ты хоть о частице своей холодной полуночной красоты! Я невольно залюбовался ее точеным узким лицом с острым подбородком. И глазами волчицы. Как она похожа на оборотня, немыслимо!

— Нехорошо мне, — поморщившись, прошептала девушка. — Неспокойно в округе. — Пикты? — я насторожился.

— Нет, пикты обычно шумят, хотят взять на испуг. И не киммерийцы. Эти бы заметили своих. Чужаки. Слежка. Да я и днем приметила — конские следы у обочины дороги. Пробежишься? А я пока твои шмотки посторожу. — Конану сказала?

— И Конану, и дядюшке, и Брану. Давай, не ленись. Меньше всего хочется ждать ночного нападения. А дозоры ничего не замечают.

— Чутье у тебя, — уважительно отозвался я, расстегивая крючки на куртке — если что — свои же не подстрелят?

— Не дергайся. — лицо Тюры было хмуро—озабоченным. — Знаешь, такое чувство, будто нас не преследуют, а сопровождают... Но кто? Зачем? Сбегай, разнюхай.

Я быстро превратился. Очень. Как никогда раньше. Наверное, чувство опасности подействовало.

Хорошо быть природным оборотнем! Тюра глянула с интересом. Он без испуга — попробуй, напугай дочь асиров! Да и в человечьем обличье я не ахти — не Гуннар, какой — бугай со смазливой мордой. Я — оборотень! Каков уж есть...

Тюра глянула на волчка, согласно кивнула и выпроводила за пределы лагеря. Посмотрела вслед доброжелательно. А я сразу почуял запах Гуннара — дружка Тюры. Пришел. И пускай!

И я побежал разнюхивать. Конан не зря был уверен, что в игру вступят сразу несколько игроков.

Мне гораздо проще бегать по ночному лесу, чем по городу. Знакомые запахи, приметы, звуки. Над головой — мягкий шелест — филин, планируя на широких крыльях охотится на мышек. Возле ручья ворочаются бобры. Кроличья нора — по запаху чувствуются пяток новорожденных крольчат. А здесь кабаны пробегали.

Лес шумит. Я отбежал от лагеря далековато, почти на лигу, но обострившееся зрение отлично различает оранжевые сполохи костров на вершинах деревьев. Человек не заметит, а зверь учует сразу.

Дорога. Это — наши следы. Пошарю по окрестным зарослям. Да, права была Тюра — чужие всадники. Пока только четверо. Рядом — следы босых ног. Киммерийцы босыми ходят редко, предпочитают чуни из твердой воловьей кожи с обмотками, чтоб по камням скакать, горным козлищам уподобляясь. Вывод один: здесь был пикт.

Придется пройтись по следу. Еще лига на закат, по руслу речушки—ручейка, в обход болотины. Больно уверенно шли наши преследователи, все время посуху, ни разу в топь не забрались. Пикт — наверняка проводник. Есть! Нашел!

Четверо стреноженных лошадей. На переметной суме одного — клеточки с почтовыми ястребками. Костер сложен очень умело, в огромной яме от корней вывороченного ветром дерева, чтобы отблески были незаметны. Четыре человека разговаривают по-аквилонски, пятый — ну точно, пикт! В уборе из перьев и с темной кожей! — сидит на поваленной сосне и зыркает глазами по сторонам; сторожит.

Я залег с кустах густейшего ольшанника и принялся за наблюдения. Четверка аквилонцев неразговорчива — обмениваются малозначащими фразами, сетуют на неудобства дороги, проклятых варваров (наверное, нас имеют в виду) и явно ожидают пересечения аквилонской границы.

Контрабандисты? Любопытно, какую контрабанду можно везти из Аквилонии в Нордхейм?

Э, нет, тут дело посерьезнее. Я полностью обратился в слух:

— Их вырежут в долине между реками Черной и Унера. Пикты ударят с полудня, прижмут к горам и раздавят...Кряж в той стороне неприступен, через горы не уйдут, подмоги ждать не от кого.

— Как только отряд варвара пересечет верхнее течение Черной — отпускай соколов. Долину они должны пройти за два дня, наутро второго — пускай ждут сюрпризов. Налет должен быть исключительно внезапным, никто не должен уцелеть. Потом расплатимся с вождем Таржахором и займемся своим делом... Тихо, что это?

Под моей лапой щелкнула веточка. Аквилонцы схватились за арбалеты, а пикт-дозорный метнулся к ольшанику. Надо уносить ноги.

Волка в лесу не догонит и вся пиктская армия. Места здесь не охотничьи, посему угодить в ловушку шансов нет. Я попетлял по прогалинам, меж зарослей сосняка, и пользуясь нюхом безошибочно нашел стоянку наших.

Тюра, как и обещала, сидела возле моих вещей, полируя древко своего лука. Я привстал в ожидании. Лапу поджал.

— Отвернуться? — бесстрастно спросила дочка ярла Торольва.

Я только клыки оскалил. Быстро превратился, под заинтересованным взглядом Тюры. Она только головой качнула, языком прищелкнула. Тщательно скрывала зависть в глазах.

— Здорово. Всегда мечтала уметь изменять обличье. Ты одевайся, не тряси мудями. И получше хозяйства видывали.

Ничего не поделаешь, варварская непринужденность. Ничего, нам привычно. Стесняться почти нечего. Только глаза у Тюры насмешливые-насмешливые.

Я покраснел и начал торопливо затягивать тесемки на штанах. Набросил безрукавку, прыгнул в сапоги, и сказал:

— Идем к Конану и Брану. Есть новости. На нас открыта охота. Боюсь, серьезная.

Конан, его десятники и Хальк с Тотлантом устроились со всеми удобствами, то есть в большом холщовом и дымном шатре. Нас с Тюрой пустили в круг, одарили братиной с можжевеловкой и сонмом грубых варварских запахов.

— Так я и предполагал, — проворчал Конан, выслушав мой рассказ. — Соперники начали действовать довольно грубо. И место для нападения выбрали удобное. Бран, ты что-нибудь слышал о вожде Таржахоре? Из известных?

— Кочующее племя, — сразу ответил огромный седоволосый киммериец, — иногда забираются в Киммерию, пограбить. Если другие племена оседлы и следят за контрабандными путями через Пущу в Аквилонию, то этот, скорее, изгой. Соглашается на любые авантюры. Интересно, кто его нанял?..

— Людей у Таржахора много — ядро племени — женщины с детишками и стариками — около тысячи, добавил младший брат Брана, Оргайл. — Воинов поменьше. Но все равно сомнут. И позиция у нас аховая — справа и слева реки, за спиной непроходимые скалы, впереди — орда пиктов. Да еще и с шаманами.

— Как вспомню Зогар Сага, дрожь пробирает,

— поморщился Конан. — Тотлант, справишься?

— Можно попытаться, — слабо вякнул стигиец.

— пикты используют очень своеобразную магию, природную... Она похожа на волшебство оборотней.

— Отобьемся, — гулко проворчал колоритный ярл Торольв. Седые космы, борода заплетена в косичку, в плечах — косая сажень. — Эй, Тюра, скажи-ка, сумеешь незаметно пробраться отсюда на полуночный берег Унеры?

Тюра ответила гордым молчанием. Тогда старый Торольв-асир вынул из мешочка гладко оструганную дощечку, вырезал на ней несколько рун и отдал дочери.

— Дуй к Атанариху-вези, Атанарих будет знать, что делать. Одна нога здесь — другая там, третья снова здесь.

Тюра и бровью не повела. Подхватила чей-то мешок с припасами (не свой, кстати) и нырнула в темноту за шатром. Слышно было, как она ругается на коня, не дававшего спокойно распутать передние ноги. Стукнули копыта зло взвизгнувшего жеребца.

— Беспокоиться не о чем, — сказал Торольв, отвечая на немые взгляды Конана и остальных. — Если навалятся всей гурьбой раньше назначенного срока, бросаем повозки и на галопе уходим через русло Унеры. Там нас ни пикт, ни сам великан Имир не достанет.

— Караулы удвоить, — распорядился Конан. — Темвик, пока ночь — перекинься в волка, да побегай по окрестностям. Может, еще что интересное разнюхаешь. Отоспишься позже днем, в телеге.

Ну вот, опять. Вы будете пьянствовать, рассказывать интересные истории а я... А мне остается стирать лапы по сырому лесу.

Сбегаюка к той четверке злыдней, которых ведет пикт... Подслушивать — это так интересно!

Умный Хальк с утра поименовал наше положение "стратегически невыгодным". Итак, крупный отряд варваров на аквилонской службе продвигается по самой границе пущи и Трона Льва, направляясь к коренным Нордхеймским землям. Точнее — к ничьим. От Черной реки до берега территория спорная и для оседлой жизни мало приспособленная. Пикты — земледельцы и охотники, нордлинги — морские пираты и рыболовы.

Поселений в междуречье Черной и Унеры нет. Сплошные вересковые пустоши с редкими сосновыми рощицами. Справа по пути — стена Киммерийского кряжа. Позади — пикты, готовящие засаду. Впереди — земли народа Вези, тех самых, если верить маркграфу Ройлу, потомков Нифлунгов, сроднившихся с нордлингами. Еще дальше — Закатный океан.

Скрыться на равнине негде. С любой возвышенности мы смотримся как на ладони.

Бесспорно, шесть лучших десятков варварской гвардии Тарантии окажут серьезное сопротивление, но шестьдесят против тысячи?.. Даже я понимал, дело проигрышное. А если бросить обоз, где мы везли подарки вождям поселения Рагнарди, то мы окажемся на побережье голыми и босыми.

Какая-то сволочь пытается помешать нам оказаться на побережье. И она наняла "бродячих пиктов", которым все равно, кого грабить — им без разницы. Теперь главное — хитрость и внимательность.

С утра Конан разослал вперед и по флангами четыре дозора, из самых опытных вояк. Если верить подслушанному мною разговору, нападение состоится следующим утром, неподалеку от русла Унеры. Переправились через мелководный, но бурный исток Черной реки. Тяжелее всего пришлось с повозками — пришлось разбирать и переносить подарки и части телег не руках. Затем — снова в путь.

Очень беспокоился Тотлант — ощущал, как пиктские колдуны следят за передвижением отряда и делают мелкие гадости. То внезапный камнепад, то средь ровного поля образовывалось непроходимое болото, скрытое идиллическими кустиками вереска. Появлялись и странные менгиры — установленные на камнях оскаленные кабаньи головы, изукрашенные длинными листьями красного папоротника. Незримое присутствие врага ощущалось постоянно. На одной свинячьей голове красовалась грубо сделанная медная королевская корона — намек более чем ясный.

Много спорили. Кто успел так быстро нанять пиктов-кочевников? Почему они так хорошо осведомлены о передвижении отряда? Ясно одно: без измены дело не обошлось. Или же, проклятие Нифлунгов начинает пробовать нас на прочность.

— Меня никто не остановит, — процедил сквозь зубы Конан. — Бран, Торольв — стоянку для ночевки выбрать засветло. По картам определите самый лучший и короткий путь отхода к реке Унере. Я предпочту быть трусом, но живым трусом. Чтобы драться потом.

— Главное, чтобы на том берегу Унеры нас не ждали неприятные сюрпризы, — уныло сказал Хальк. — Не нравится мне это междуречье, хоть убей не нравится.

— Вот и сидел бы дома.

Донесения сторожевых разъездов беспокойных донесений к вечеру не принесли.

Попробую немножко рассказать о нашем отряде кладоискателей.

Об истинной цели путешествия знают лишь немногие — сам Конан—Коннахар (нравится королю дедово имя, звучит красиво, раскатисто), Хальк, Тотлант, я и Бран вместе с ярлом Торольвом. Бран и Торольв — самые старшие, по человечьим меркам, почти старики — им по пятьдесят лет.

Остальные — разбитная молодежь. Младшие сыновья нордлингов, киммерийцев или темрийцев, по каким-то своим причинам ушедшие из клана или семьи. И нашедшие пристанище под крылышком аквилонского короля, уверенного, что варвары — самые надежные люди в мире. Слова "измена", "нечестность", "предательство" им попросту неизвестны. Любой, уличенный в бесчестье — умирает. Нет, его не убивают. Умирает сам, кончая с собой от стыда. Или уходит от людей, становится изгоем. Потому что нарушение впитанных с молоком матери истин не позволяет жить дальше. Разве можно существовать с несмываемым пятном на чести? А честь для варвара — дороже жизни!

Они мне нравятся, что киммерийцы, что асиры. Веселые, не дураки пошутить (не настолько по-крупному, как Хальк, конечно...), стыда не ведают ибо живут честно и стыдиться им нечего. Молоды, сильны, никакой работы не чураются — даром, что королевские воины.

Попробуй, попроси гвардейца Черных Драконов дров для костра нарубить! Воспримет как личное оскорбление и на поединок вызовет!

К Хальку и Тотланту относятся с почтительным уважением. Один книжник — ученый человек, тайны мира постигающий. А стигиец с богами знается, колдун и шаман, гадать умеет, да, как говорят, в бою за себя постоит, не хуже десятка латников.

Большинство "дикого отряда" составляли здоровенные парни лет по двадцать пять. Киммерийцы с нордлингами не ссорились, и даже завели дружбу; к единственной женщине — Тюре относились как к родной сестре и неумело приударяли, пытаясь вызывать хоть чуток расположения. Тюра же была невероятно красива и холодна как ледник знаменитого Бен-Морга. Только к Гуннару — рыжему и улыбчивому асиру лет двадцати проявляла благосклонность. Гуннар ей кувшинки дарил и занимательные саги рассказывал.

На стоянках они жили в одной палатке, а дядя Торольв только посмеивался — выросла девка!..

Да и Гуннар — хорошего рода. И воин отличный. Доброе потомство даст.

Если сложится — ко Дню середины лета свадьбу сыграем.

И ко мне — как к настоящему оборотню — Тюра расположена была. Но больше из-за дела, чем по сердечной привязанности.

Конан рассудил верно: если на Полночь отправится эдакая расфуфыренная дворянская экспедиция — бед не миновать. А тут — варвары. Да какие! Первостатейные. Нордлинги с горцами, рожи — одна страшнее другой, но идут варвары под королевским штандартом — мол, служим не кому-нибудь там, а королю самоей достославной Аквилонии. Бойтесь!

Подорожные, приказы к начальникам стражи фортов, выправлены идеально. Не подкопаешься. Со всеми печатями и громкими именами на подписях. На самой главной — личный росчерк короля Конана Канах. А это имя на Полуночи многое значит. Конана уважают.

Да, но уважают-то его лишь полуденнее склонов Киммерии и Эйглофиата. А для дикого пикта имя Конана ничего не значит, а король он там или нет — это его личная головная боль.

Вероятно, так и рассуждали неведомые злыдни, устроившие при помощи пиктов засаду на отряд.

Оборона — наука сложная. Своих мало — врагов много. Воспользоваться особенностями местности практически невозможно: холмистая равнина, не спрячешься.

Если мои донесения верны — нападут ранним утром, чтоб застать тепленькими. Придется с боем отходить в сторону брода через Унеру, и, конечно, бросать вещи. Все ценное — золото, камешки, нефрит — в мешочки и на пояса. Хоть часть унести с собой.

И куда это, любопытно, ярл Торольв отправил свою боевую дочурку? Тюра не появлялась уже целые сутки.

Может, за помощью отослал? Сам Торольв и Конан, в отличие от панически настроенных Халь-ка с Тотлантом, самодовольно ухмыляются и ничего не рассказывают.

Последний вечер. Меня опять сгоняли на разведку по окрестностям — убедиться.

Убедился, да так, что едва не схватил в бок пиктскую стрелу. Два десятка отрядов серокожих дикарей, по тридцать—сорок воинов в каждом, упорно шли по нашим следам со стороны Пущи. Маскировались, не подходили ближе, чем за лигу. Среди пиктов замечались несколько личностей в охотничьих аквилонских одеждах. Ренегаты, как выражается барон Юсдаль.

Место для ночевки выбирал сам Конан. С Восхода и Полуночи нас прикрывал огромный скальный выход, дорога на Закат была открыта, с Полудня мы на скорую руку поставили частокол, за которым устроили арбалетчиков. Больше всего король опасался, что пикты, по своей дурной традиции, попрут напролом, окружат и не считаясь с жертвами начнут резню.

Когда начало вечереть, поступил приказ — кольчуг не снимать, оружие держать наготове. — Темвик, ты где шляешься?

Я предстал перед королем. И у меня, и у Конана вид был уставший.

— Вот что, перевертыш, — варвар потрепал меня по волосам. — Знаю, все мы вымотались, да и ожидание это нехорошее... Тотлант ставит магические ловушки вокруг лагеря — чужой подойдет, сразу заполыхает. Пробегись по округе, а?

— Опять! — простонал я. — Все, с этого момента становлюсь королевским оборотнем. На жаловании!

— Я скажу Публио, — улыбнулся король. — Десять кесариев в седмицу, и награды. Когда заслужишь...

Конан хитро посмотрел на золотистый значок "Малого льва" коим меня одарили в Тарантии. Теперь я его никогда не снимал, даже когда превращался — орден маленький, висит на цепочке, с шеи не падает. Эртель с Велланом от зависти удавятся, когда увидят!

Разведывать оказалось нечего — пикты подходили, соединяясь в несколько крупных отрядов. Таится почти бессмысленно — ночь безлунная, а в нужный момент дикари передвигаются исключительно тихо. Слышно, как переговариваются. Гортанная, чужая речь.

Остановились в четверти лиги от нас. Пришлось вернуться.

— Ну? — вихрем налетел на меня Хальк, едва завидев. Всем своим взъерошенным видом библиотекарь говорил: вот до чего доводят невинные шуточки с древними картами и сказочными сокровищами. Перережут, как цыплят. Но кто? Кто так сильно поверил в сказку о сокровищах древнего народа, что собирается истребить самого аквилонского короля, обуявшегося манией кладоискательства?

— Жаль, митрианских монахов с собой не взяли, — огрызнулся я. — Чтоб подготовить грешную душу к переходу в состояние бестелесное. Много их. Не уйдем.

— Еще как уйдем, — послышался сзади голос Конана. — Едва попробуют атаковать, прорываем кольцо и на галопе — к реке! А тысяча там пиктов, или десять тысяч... Вот помню лет семь назад на Черной реке

Королевские байки о его подвигах в отряде Троцеро, сдерживавшего в те беспокойные времена наступление пиктов на пределы Аквилонии, знали все и каждый, причем в десятке разных версий. Костры не зажигали, ждали.

Над горизонтом появился багровый краешек луны, и тотчас канул за горы. Чернота звездного неба затянулось туманной пылью высоких перистых облаков. Вересковая равнина ждала рассвета.

Бух! Бух!.. Слепящие фонтаны света начали подниматься над холмами едва зарозовел Восход — начали действовать ловушки Тотланта.

Три разрыва, пять, двенадцать, почти пятьдесят. По вересковому полю поползли багровые огоньки — занялась сухая трава, а направленный Тотлантом ветер понес пламя на пиктское войско. Но и дикари не зевали.

Над нашими головами, в необозримой вышине, вспухло облако алых блесток, начавших плавно опускаться вниз...

— Щиты! Щитами головы прикрывайте! — заорали самые опытные. — Пиктский огонь!

Ничего не скажешь, неприятно. На тебя падают жгучие искорки, мигом разогревающие металл доспеха и беспокоящие незащищенных лошадей. Тотлант пытался колдовать, но его заклинания не могли противодействовать магии пиктов — слишком разные магические школы; Тотлант действует по науке, а пикты используют саму природу...

А потом началось... Десятки серокожих полезли на частокол, сбиваемые лучниками и арбалетчиками, прорвались к центру лагеря, где уже завязалась яростная рубка. Тотлант швырялся живым огнем, спину волшебника прикрывали Хальк с обнаженным мечом и тот самый рыжий Гуннар, приятель Тюры.

Я отбил направленное в горло пиктское копье, рубанул размалеванному в белые и зеленые полосы дикарю по плечу и ринулся к своей лошади. Тем более, что над битвой уже ревел голос Конана:

— На конь! На конь всем! Клином, в прорыв!

Граница Ванхейма,

15 день Первой весенней луны 1293г.

В ту пору воинственные племена народа вези обосновались в Полуденном Ванахейме. К Полуночи от них бродили ваниры-корабельщики, к полуночному закату — асиры-нордлинги; на Восходе, за горами, сидели киммерийцы, почти не выходившие из огромной долины, образованной кольцом Киммерийских гор и Эйглофиатом. На Полдень, за Черной рекой и Унерой начиналась великая Аквилония, приграничные с пиктами области, густо начиненные гарнизонами. На Закате же, за Рагнарди, было море. Бесконечное и вечное. Опасное и ласковое.

Вот уже двести лет минуло с тех пор, как ушли из этих земель аквилонцы приведенные Сигибертом Завоевателем, но все еще стоят построенные умелыми руками легионеров Трона Льва крепости-бурги, пересекают страну знаменитые аквилонские дороги, мощеные камнем. И ведут они теперь не только в Тарантию, но и в Старкардгат-фьорд, и в Гиперборею.

Иной раз огрызаются на вези пикты и асиры. В ответ лязгают вези острыми зубами, и вновь воцаряется мир, и можно хозяйничать на плодородной земле, некогда отобранной аквилонцами у нордлингов, да так и брошенной на произвол судьбы.

По душе народу вези была жизнь в этих местах. Казалось, стоило сесть им в этом Полуденном Ванахейме, как тотчас же прикипели к ней душой и родиной ее назвали.

Конечно, война — войной. Есть люди, которые зачахнут, если отобрать у них возможность убивать и подвергаться смертельной опасности. Но главным все-таки была земля.

Поделили ее между собой, нарезали по числу ртов. Потом еще и рабов взяли и тоже посадили на эту землю, пусть пашут. Стали выращивать пшеницу, ячмень и просо, а для скотины нашлись в изобилии трава и овес. И вот уже иные вези обзавелись брюшком от сытной жизни, и довольство появилось на их некогда хищных лицах.

А тут, откуда ни возьмись, новая напасть — примчалась прошлым днем дочка союзного ярла, Торольва, ушедшего тремя годами раньше в услужение королю Аквилонскому.

И новости привезла преинтересные. Рассказала в подробностях, прямо—таки захлебываясь от спешки...

Поначалу, как донесли о том Атанариху, владыке народа вези (аквилонцы называли его "судьей", ибо власть имел суд вершить), поднял бровь Атанарих и ничем более не показал, что расслышал.

Таков был собою Атанарих-рикс: ростом высок, в плечах широк, лицо имел круглое, краснел легко, больше от гнева. Смеялся он, как всякий сильный человек, громко, от души. И багровел, если долго хохотал. В изобилии увешивал себя гривнами, браслетами, застежками ванирского золота, обшивал бляшками подол рубахи — любил, чтобы блестело. Верил, что в золоте сила копится.

Ну и что теперь Атанариху делать? Бросать усадьбу? Оставлять дела важнейшие (одно из них — остатки ванирского племени с золотоносной Унеры выпереть к родичам их, на скудную Полночь)? Все побоку — и нестись спасать от злых пиктов не кого-то там, а всамделишного аквилонского короля, по каким-то своим таинственным делам собравшегося навестить город торговый Рагнарди?

Но просит о помощи человек не чужой — Торольв-асир.

С Торольвом Атанариха кровное и боевое братство единило, еще с молодости, когда вместе Гиперборею воевали. Разве откажешь?

— Собирай дружину, — сказал Атанарих сыну и наследнику своему, Гебериху. — Другу помочь надо. Быстро.

— На ночь-то глядя? — нахмурился Геберих. Перехватил взгляд грозного отца. Смутился. Вопросил деловито: — Куда идем?

— На Унерский брод. Как думаешь, к рассвету поспеем?

— Поспеем. Против кого копья поднимаем?

— На пиктов. Торольв-ярл окружен, спасать надо. Друг все-таки. И еще... Аквилонский король с ним. Тот самый. Который из Киммерии родом. Конан, или Кайрнех, не помню точно. Вытащим из беды — аквилонец отблагодарит. Нам могучие союзники на Полудне не помешают. Поднимай, Геберих, дружину.

И загрохотала конница в ночи. Неполная тысяча кольчужников с пиками и мечами. Рядом с Атанарихом — золотоволосая девица, в кольчуге до бедра и шлеме-шишаке. Дочка Торольва. Распахнуты ворота бурга, факела языками пламени рвут. Уходит атанарихова дружина — лучшие из лучших! — к реке Унере. Пиктов бить.

Ураганом, на полном галопе, идет конница на Полуденный Восход. Камни из-под подков летят, синие искры выбивая. Мчится Атанарих старого приятеля из непредвиденной передряги вытаскивать.

А кто виноват в передряге той? Лучше не спрашивать. Знал бы Атанарих об одном аквилонском умнике, на воротах повесил бы. И, причем, не за шею.

Вот он, рассвет. Полыхает розовым и желтым. Вот и река, с непритязательным именем Унера, что по-асирски значит "Холодная". А на том берегу — бьются. Да так, бьются, что залюбовался Атанарих-вези.

Пиктов — не меньше тысячи, только атакуют бестолково, пешим строем, гурьбой. Огоньки вспыхивают: видать маг работает. Плотный клин всадников — с виду киммерийцев и нордлингов — яростно рвется через серое море дикарей к броду. Еще немного и конных запросто сомнут числом.

— Идем двумя отрядами, — распорядился Атанарих, на старшего сына тяжело поглядывая. — Первый, отсекает пиктов от всадников, второй ударяет дикарям в спину. Пленных не берем, рабы не нужны, да и какой из пикта раб!.. Дармоед и вор...

— У них и конница есть, — Геберих указал направо.

Точно, две или три сотни конных обитателей пущи. Скорой рысью идут на помощь своим.

— Займись, — отрубил Атанарих. — Вырезать под корень.

Геберих отмахнул своим.

Три стони всадников вези направились к полуденной части брода. Миновали реку и темной тучей понеслись на опешивших пиктов, не ждавших, что к осаждаемым аквилонцам придет подкрепление. Да какое! Лучших конных бойцов только поискать! Вези — это вам не немедийцы какие-нибудь!

Атанарих не мудрствовал. Галопом пересек мелкую реку и направил кулак своего отряда на пехоту пиктов.

И началась дикая резня. Головной отряд вези рассек беспорядочный строй дикарей как горячий нож — масло, соединился с конниками Конана, но...

Но Пиктов было слишком много. Вооруженная заостренными кольями пехота очень опасна для конницы — калечат лошадей. Рубились яростно, не щадя. И все равно — пикты валили и валили, не щадя жизней. Пикт в бою страшен, даже если ранен или потерял руку — будет рвать зубами.

Отряд Конана терял людей. Оборонялись жестко, но всадники падали, люди затаптывались копытами лошадей...

— Торольв! — возгромыхал грозно Атанарих, отыскав в гуще боя своего старого друга, — Уходим за реку! Прорвемся! Геберих задержит конных пиктов на переправе!

— Уходим... — выдохнул Торольв, — Конан, давай за нами! Собери всех в кулак, вези помогут!

— Шел бы ты со своими советами! — варвар был страшен. Давненько не попадал в эдакую жуткую переделку. Нагрудник пробит, поцарапана стрелой бровь, рука ранена... — Парни, вперед! К реке! Все лишнее — бросить, полный галоп! Быстрее! Руби, руби!..

...Темвик, решивший переждать бой в облике волка (испугался, что поделать...) первым заметил резкое изменение на поле битвы. Сидел серенький волчок да наблюдал. С интересом.

Полуденнее, почти на берегу, всадники Гебериха рубились с конными пиктами. Сотни Атанариха постепенно отходили к броду, теснимые визжащей толпой серых дикарей. Восходящее солнце поднимало над битвенным нолем легкий туман. Небо меняло цвет с оранжево-желтого на бело-голубое. И вдруг земля дрогнула. Тяжко.

Темвик, устроившийся возле скал, в небольшом ущелье, откуда открывался прекрасный обзор, вздрогнул, поднял острые уши и удивленно заворчал.

Из дальней ложбины, со стороны Черной реки, шел огромный отряд тяжеловооруженных рыцарей-кнехтов. Сверкающие кирасы, вымпелы на копьях, шлемы с плюмажами, яркие попоны на боевых конях, оружие мерцает под молодым солнцем.

Но над скакавшими впереди предводителями— командирами нет никаких знамен, способных отличить род дворянина. Только ярко-синее полотнище без изображений! Что происходит? Это враг или союзник? Союзник! Да какой!

Стальной наконечник рыцарской конницы ("А их довольно много, сотен шесть-семь..." — рассудил Темвик) ударил по пиктам, начав рассеивать плотную орду и отвлекая дикарей от сотен Атанариха. Тяжелые кнехты Аквилонии гонялись за пиктами, перепуганными внезапным нашествием грозного ворога, будто коршуны, за цыплятами. В это время отряд Конана и большая часть кольчужников Атанариха уже переходила реку.

Побоище, истинное побоище! Обезумевшие пик— ты разбегались кто куда, даже не пытаясь поставить правильную оборону — конница немногое может сделать против строя пеших копейщиков! Воины Гебериха с гиканием устроили охоту, насаживая на копья сразу по два-три пикта. Рыцари оказались более сдержаны — деловито добивали остатки сопротивлявшихся дикарей.

И новая странность: когда победа была полностью одержана, а противники—дикари разбежались или оказались перебиты, рыцари под лазоревым знаменем сбились в клин и быстро ушли в лощину из которой появились. Будто и не было их. Исчезли. Напрочь.

Только следы подков на мокром поле остались, как призраки...

Темвик ничего не понял. И никто не понял. Войско Атанариха наблюдало за исчезновением тяжелой конницы с полуночного берега Унеры. Рыцари быстро уходили в сторону аквилонской границы. Подхватывали на седла раненых.

На поле остались только мертвые и побитые железом — пикты, вези и аквилонцы Конана.

— Ничего себе... — почесал в затылке аквилонский король. — Как в сказке. Торольв, что это было?

— Не знаю, — помотал головой старый ярл. — Сам дивлюсь. Так, надо бы отправить на другой берег два-три десятка наших, подобрать раненых. И обоз привезти. Вроде повозки не пострадали. Тюра, займись!

— Займусь, — запросто кивнула воительница. — Эй, Гуннар, собери своих парней, поехали посмотрим, что мы там наворотили.

Рыжий, улыбчивый Гуннар понесся выполнять приказ. Всадник в лучах утреннего светила — как золотоволосый бог. И смеется чему-то своему.

Ярл Торольв повернулся к Атанариху. Поклонился глубоко. — Старый брат, благодарю за помощь.

— Ты сделал бы для меня то же самое. А теперь скажи, что это за варвар—киммериец в изодранном фейл-брекене? Вон тот, длинный, с золотой цепью на груди? — Конан, из рода Канах. Король Аквилонии. Собственнолично.

Aтанарих смерил оценивающим взглядом покрытого своей и чужой кровью варвара, кивнул и протянул руку:

— Хорошо бьешься, Конан Канах. Уважаю таких. Как насчет проехаться до моего бурга да отметить славную победу? Конан улыбнулся, и кивнул.

— Дело хорошее, Атанарих-рикс. Давно хотел познакомиться с народом вези.

— Вот и порешили, — заключил Атанарих, посмеявшись в бороду. — Да только один вопрос меня беспокоит: что за латники нам на помощь пришли? Твои?

— Нет, — решительно отрекся Конан, озадаченно нахмурившись. — Вот уж действительно загадка. Кто, откуда? Может, Просперо озаботился?.. Вряд ли.

Нет, великий герцог Просперо Пуантенский не озаботился. Своих забот больше головы. Аквилонию, великую страну, за собой надо вести от руки короля. А король сам о себе позаботится. Не ребенок. Помогли чужие. Но кто?

Бург у Атанариха оказался знатный — не меньше сотни жилищ. Строения деревянные, крепкие, тыном обнесены: во время ванирского набега в крепости отсидеться можно и скот от угона уберечь. В бурге дружина обитает: те кто семейные — по своим домам, неженатая молодежь — в "мужском доме", наподобие казармы. Благочиние блюдется — вот, пожалуйста, прямиком перед домом Атанариха истукан лупоглазый торчит, морда кровью и медом вымазана: кушал Доннар.

Вези, они хоть и подревнее других нордлингов происхождением будут, еще кхарийцам служили, все же переняли у пришельцев-хайборийцев их веру. Вот и опекают племя Имир, да Доннар с Бальдуром. И еще всякие другие боги, помельче да послабее. Много на Полуночи разных богов.

Весь бург дружину встретить вышел: победу одержали нежданную, скорую, малой кровью, а что пленных и добычи не взяли — не беда, в другой раз. А сам Атанарих друзей привел, да каких! Торольва-ярла, а с ним великого рикса Аквилонии, Конана из рода Канах! Когда в бурге атанариховом такие знатные гости бывали? Да никогда! Радость!

Конана сотоварищи в дружинном доме разместили — почет! Возле самого Атанариха жить будет, пить-есть со стола великого рикса. С Атанарихом одну золотую чащу делить!

А в отряде Конана потери были. Тяжкие, невосполнимые, лучшая, самая ретивая молодежь полегла. Не превратились волчата в волков...

Семнадцать убитыми, полтора десятка раненых.

Мертвых убрали к огненному погребению, своими же вышитыми плащами прикрыли красиво, шлемами-шишаками головы облекли, клинки в мертвые ладони вложили.

И тем же вечером сожгли погибших по старому нордхеймскому обычаю — на сосновых бревнах, за бургом. Там йотом вези курган поднимут. В память наследникам.

Зачем после погребения горевать? Кому от слез лучше будет? Посему вечером — пир у Атанариха. Себя показать, да с гостюшками пораззнакомиться. Больше всего вези Тотланта уважали — шаман, колдун, это почти как военный вождь. Только не воинами командует, а миром незримым, тем, где духи правят. Тотланта одновременно и побаивались, и интерес к стигийцу неподдельно—детский проявляли. Лучшего пива подносили. Хмур был Тотлант-стигиец. Улыбался натужно. Знал, в какую переделку попал не по своей вине.

Только одному Хальку было совсем плохо. Он уже понял, какое густое варево заварил — вот тебе, господин библиотекарь, милая невинная шуточка: треть королевского отряда перебили, а не приди на помощь вези Атанариха и те странные латники, как появившиеся, так и сгинувшие в неведомые дали, быть бы Хальку сейчас пищей для ворон. И всем прочим — тоже. Но ведь вывернулись! Опять судьба оказалась на стороне Конана!

Итак, что мы имеем с гуся? Опасные земли пиктов прошли без особых (гм...) тягот. Оказались в гостях у тех самых Нифлунгов, коим сказочное сокровище по закону и принадлежит. А то, что никакие они теперь не Нифлунги, а природные вези — дело десятое. Далее: на отряд ведется охота, причем охота самая решительная. Конкуренты, небось... Много нехорошего за последние дни случилось: пожар в замке, едва Халька смысла жизни — великой библиотеки! — не лишивший, откровения маркграфа Ройла (последний вообще предпочел остаться в Тарантии, даже слышать ни о каких кладах не пожелал), маг из Черного Круга какой-то образовался... А уж сегодняшние рыцари-спасители вообще ни в какие логические размышления не влезают, по причине полнейшей их таинственности и загадочности. Так и живем.

Только за пиршество сели, братины разнесли да кабанину чесноком щедро нашпигованную нарезали, дружинные вдруг пикта приволокли.

На полуночный берег Унеры пробрался, гад. Соглядатайствовал, не иначе.

Допросил пикта Атанарих. При всех, при гостях и дружинных. И выяснилось презабавнейшее: там, за берегом несколько аквилонских отрядов рыщут. Тех, которые пиктов вождя Таржахора на легкую добычу навели — давно след простыл, не опомнились от такого быстрого поражения. А сам Таржахор проклял и аквилонцев, и злые придумки их, да побыстрее откочевал с остатками племени на Полдень, ближе к Пуще. Только дозоры оставил, мало ли каких бедствий теперь ждать надо — неспокойствие на Полуночи завелось.

— Вышвырнуть за ворота, да пинков надавать, чтоб к бургу впредь не совался, — добродушно распорядился Атанарих. — Страже в четыре глаза смотреть! Уж и не знаю, каких теперь гостей ждать. Один ярл, другой король, да не какой-нибудь, а аквилонский... Пшел вон, серокожая зараза!

Пикт обрадованный бросился руки Атанариху целовать. Владыка!.. Милостивец!..

Атанарих руки отдернул. Нечего меня, военного вождя, слюнями мазать.

После пира все заинтересованный стороны в отведенном Конану покое собрались. Сам Конан, его разлюбезный советничек — Хальк Юсдаль, проидошливый книжный червь, Тотлант, Темвик и десятники. Тюру тоже позвали, но она с Гуннаром на озера ушла гулять, надо полагать на поиски папоротниковых цветов.

Обсуждали, что делать дальше. Живых и здоровых в отряде осталось двадцать восемь человек. Раненых придется оставлять у Атанариха, самим же — быстро ехать к Рагнарди, нанимать корабль. И странности эти, то с пиктами, то с конницей аквилонской, королю покой не давали. Тотлант, что ни день, жалуется на незримое присутствие чужого колдуна — следит, вроде. Очень уж большая игра затеялась. Верную мысль подал именно Тотлант:

— Давайте все расскажем Атанариху. Человек он хороший, а если клад отыщем — и ему доля достанется, по праву наследования.

Хальк скептически ухмыльнулся, но этого никто не заметил.

— Дело говоришь, — согласился Торольв. — Нас мало, а под такое дело Атанарих сотню мечей нам одолжит. Воины-то какие — зависть берет! И не очень улыбается мне бродить по Нордхейму малым числом... Те, кто с пиктами сговорился, на этом не остановятся. Мало ли в Ванахейме горячих головушек, которые за серебро родную мать в колодце утопят и еще приплаты потребуют? Позвали Атанариха. Пришел, гордый, краснолицый и пьяный. Вникал долго. Вник.

— Дело, — сказал Атанарих, посмурнев. Пальцами крепкими по столешнице забарабанил. — Мы род свой забыли, легенды сказами глупыми нача— ли посчитать. Геберих?

— Что, отец?

— Пойдешь золото предков искать? Вместе с Конаном Киммерийцем и присными его? — Не знаю... Но я не боюсь попытаться!

Так и было решено. Попытаться никто не боялся. Кроме Халька, Тотланта и немножко Темвика. Темвик не боялся — он просто не хотел покидать бург. Тем более, что он искренне, по-детски влюбился в Тюру.

Тюра же ходила с красавцем Гуннаром, смотрела в его сурово-прекрасные серые глаза, и не подозревала, что по ней вздыхает худощавый полукровка-оборотень.

А Гуннар погиб через день. Глупо. Глупее не придумать — судьба в чистом виде.

За сутки до выхода отряда из бурга Атанариха, рыжий, красивый, сильный Гуннар напоролся грудью на острый рог случайно взбрыкнувшей обычной домашней коровы. По пьяни умиротворял рассерженное животное — с пивом погорячился, удаль показать хотел. Показал. Богам показал, не людям.

Спасти Гуннара не удалось даже искушенному в лекарской магии Тотланту. Рог пробил сердце и главную жилу.

Корову убивать не стали — она не виновата. Ушла черно-белая буренка на пастбище. И острый рог в бурой крови. Нет вины за неразумным зверем. Виной тому — никому не нужная глупая удаль, коей нордлинги так хвалиться любят.

Когда Гуннар умирал, кровавой розовой пеной исходя, заботливая рука Тюры вложила в холодеющую ладонь неслучившегося жениха костяную рукоять закругленного нордхеймского клинка. Гуннар будет пировать в чертогах героев. Вместе с предками. За стеной сидел Темвик и пытался не плакать.

Когда черная лицом Тюра вышла в сени, Темвик встал, подошел, взял за руку и сказал:

— Пойдем, одну вещь покажу. Не пожалеешь.

И она пошла. Не потому, что хотелось, а потому, что Гуннар ушел. Навсегда. А теперь Тюре все равно.

Что для женщины—варварки ценнее всего в мужчине? Сила, чтоб защитить мог и врага прогнать. Удачливость, ибо без удачи и дом хороший не выстроишь и жить в том доме худо будет. Расчетливость — чтоб семья не голодала (а у варваров детишек помногу рождалось, часто больше десятка). И природная красота, само собой — недаром в сагах даже зловредных богов и героев-неудачников "красавцами" именуют. Тразарих-Нифлунг, рассказывают, так красив был, что даже с богиней путался. И не с одной, кстати.

Есть возле бурга Атанариха озеро. Длинное, будто рыба. Сначала бор сосновый, потом долгая песчаная полоса. И камыши у воды.

Конан Канах стоял на песчаной сопке и смотрел в ночную звездную полутьму. Видел силуэт Тюры сидевшей на галечном всхолмике. И видел, как вокруг девушки вертится-выворачивается молодой волчок, с полосой черной шерсти на спине.

Развеселить пытается... Вертится, себя за хвост пытается ухватить, на свирепо-горестную Тюру наскакивает, будто щенок.

— Влюбился, что ли? — буркнул Конан так, чтобы расслышали стоявшие рядом Хальк и Тотлант. — Темвику нельзя — он оборотень.

— Верно, — с грустью согласился стигиец. — Подруг среди людей у оборотней может быть сколько угодно, а вот жениться? Темвика выгонят из рода. Если не переболеет.

— Наверное, ему просто жалко Тюру, — добавил Хальк. — И он хочет по своему ее утешить. Оборотни вообще очень чувствительны к чужому горю. А Гуннар... Такая нелепая смерть! И такая... такая...

— Позорная? — резко обернулся Конан. — Не нам судить о решениях богов. Смерть есть смерть, от кого бы ты ее не принял, от короля или... коровы. Поглядите, они дальше пошли!

Тюра встала, положила руку на холку волчка и медленно побрела вдоль берега.

— Раны на женском сердце затягиваются быстро, — некстати вставил Хальк, наблюдая за необычной парочкой. — Да и Темвик парень вполне ничего...

— Идем в бург, — сплюнул Конан. Завтра выезжать рано. И с Геберихом следовало бы поговорить... Послезавтра надо быть в Рагнардию.

Поселение Рагнарди, побережье Океана,

18 день Первой весенней луны 1293г.

Рагнарди — почти настоящий город, хотя местные, в след традициям именуют его "бургом". А имя он получил по реке, в устье которой и было поставлено укрепленное городище — Рагна ре, текущей с полуночного восхода, от Гиперборейского кряжа. Живут в Рагнарди самые разные люди. В большинстве — нордлинги, вези, гиперборейцы, аквилонцы, содержавшие здесь торговые дома и купеческие фактории — скупали у нордлингов китовый жир, шкуры, меха пушных животных и моржовые клыки. Взамен поставляли ткани, изделия аквилонских ремесленников и самое важное — красные сладкие вина, отлично согревающее на полуночных морозах...

Рагнарди не принадлежит никому — свободный город. Все дела решает совет старейшин родов и глав купеческих предприятий. Тут находят укрытия от ледяного дуновения зимы дружины "сэко нунгов" — морских воителей, промышляющих только грабежом по берегам материка. У сэконунгов с городом договор: мы не грабим, ведем себя по-варварски тихо, в случае нападения — защитим, а уж вы обеспечьте нам питание на зиму, ремонт лодей-драконов и мирную зимовку. Самые ушлые аквилонские купцы, даже нанимали морские дружины нордлингов ради охраны своих кораблей с товарами. Лучших воителей не найти — нордлинги побивали даже флоты Зингары и Аргоса, а вдобавок, люди они по своему честные, от данного однажды слова не отказываются.

Конан оглядывал город с вершины холма, через который вела старая мощеная дорога. Очень мрачный Хальк, отягощенный сумами с пергаментами и еще более хмурый Тотлант стояли рядом с королем. Бран, Геберих и Торольв держались поодаль. Ждали приказа.

Сотни дымков. Есть и "дымы тревоги" — вон по четырем углам тына поднимаются струйки красного дыма, значит дозорные приметили явившийся к городу отряд.

А отряд большой. Почти три десятка аквилонцев, в варварском обличье, да шесть дюжин Гебериха, отосланные Атанарихом в помощь королю Конану. Атанарих — себе на уме: будут сокровища, обогатимся, не будет — Геберих в первый самостоятельный поход сходит, людей своих проверит на прочность. Да и если Торольв-ярл, старый кровник, попросил? Как тут откажешь?!

— Знамя! — коротко приказал Конан Канах. — Пусть видят, что за гости прибыли.

Хальк, которому досталось быть хранителем королевского штандарта, вынул из особой сумочки ало-золотое полотнище и кивком позвал Темвика. Тут же оказалась и Тюра — прогулки под луной не прошли даром. Взгромоздили на древко старинный символ Аквилонии: золотой лев на задних лапах и пятизубой короне (по числу великих герцогств), знамя полыхнуло на ветру живым огнем.

Рядом поднялся штандарт Атанариха: в белом поле — черный орел в круге Мирового Змея. И маленькое войско начало медленно спускаться в долину. Темной мирной змеей.

Дело известное: если пришельцы идут под знаменами, недружелюбных намерений не проявляют — городу надо отправить послов. Кто такие, откуда, зачем? Рядом с посланниками — бородатые и кольчужные вожди морских дружин с охраной из ретивой и войнолюбивой молодежи. А вдруг — враги? Вдруг нападут?

Встретили у самых ворот Рагнарди. Аквилонцы-купцы с недоумением таращились на королевский штандарт. Откуда здесь, в нашей дыре, личною персоною светлейший король образовался? Вези и асиры бороды гордо топорщили, но неуважения не проявляли — гости прибыли!

И настал час Халька. Он всегда у Конана заместо герольда выступал. Выехал к посланникам совета Рагнарди, плащ на груди расправил, чтоб драгоценный орден видно было, изъял из чеканных бронзовых тубусов торжественные пергаменты, и возгласил, да так, что вороны по сторонам шарахнулись:

— Государь и король всей Аквилонии, великий герцог Пуантенский, Танасульский и Боссонский, владетель Таурана, Гандерланда и Атрены, такожде и господин всех земель Заката и Полуночи, Конан I Канах! И с ними доблестнейший Геберих, сын великого рикса Атанариха народа вези — с охранной дружиной! Пожелания мира и счастья Рагнарди-бургу! С подарками и прошением о помощи! Самому главному, тому что более сед и роскошнее одет, подвели коня в богатейшей сбруе. Ох, какой подарок! Прочих затем оделят — хорошо, обоз сохранили от пиктских загребущих лап!

— Королю Аквилонии — наше почтение и приветствие, — поклонился седовласый, передав узду дареной лошади помощнику. — И славному Гебериху, сыну Атанариха. Не буду вопрошать сразу, зачем вы пришли в Рагнарди. О делах — только при застолье. Пришли с миром — и мир в нашем доме вы получите. И крикнул громко:

— Пропустить в город высоких гостей! Почет и уважение от каждого! Глядите у меня!

На высоком холме стоит Рагнарди. За спиной — равнина, впереди — Океан. В гавани до трех десятков лодей стоят, что аквилонских, что нордхеймских, с парусами полосатыми.

Конана со свитой в доме богатейшего купца разместили — ужасался купец. Король привел не рыцарей, не гвардию, а варваров. Дом новый, только построили, а тут — нашествие! Да какое!

Слуги во дворце от потрясения оправились, полы начали мыть, обглоданные кости из углов начали выгребать — варвары себя аккуратностью не утруждали, ели, как привыкли, а что аквилонске купцы собак у себя не держат, которые бы эти кости грызли, так то не их, варваров, головная боль.

Конан этим же вечером ушел в гавань — корабль себе подходящий искать. И чтоб быстрый, и чтоб груза много взял. С капитанами много разговаривал. Ярл Торольв рядом стоял, нужные слова подсказывая.

Хальк с Тотлантом устроились в дальнем углу, пили медовуху и решали, как выпутаться из созданной ими самими авантюры. Хальк начал понимать, что не всякая шутка оборачивается всеобщим смехом. Тотлант снова пытался убедить Халька рассказать все королю — бесполезно. Библиотекарь уперся рогом в стену, да и не давали покоя Хальку рассказы маркграфа Ройла. Не врал, маркграф, ой не врал! Клад существует!

Тотлант предчувствовал недоброе, но до поры молчал. Не в его обычаях было трепать всем и каждому о своих мыслях.

Молодой Геберих пошел в аквилонскую таверну. Пива премного испил. Заздоровье отца могучего, Атанариха-вези, бочонок черного оля опустошил. Подрался, победил в кулачном бою. Потом с нордлингами—дружинниками на дворе потешный бой устроил на ножах — не до смерти, а до первой крови. Все довольны остались. Засим Геберих нашел пышногрудую и ласковую красавицу из слу— жанок таверны. Оба ушли наверх и не проявлялись до рассвета. Дружина добродушно посмеивалась. Вождю ласка всегда потребна. Чтоб впредь бился лучше.

Тюра и Темвик вместе ходили по океанскому берегу, любуясь на синие пятна плавучих льдин, уходивших по течению на Полдень и разглядывали темные полосочки видневшихся вдалеке Ванских островов. Темвик жутко стеснялся — и боялся разбередить горе своей новой подруги, и никак не мог сказать Тюре, что Гуннар-то ушел, а в мире живет много других людей. И оборотней в том числе. Тюре нравились необычные способности нового приятеля, но... Тюра — это только Тюра. Хороший друг, но без любви, которая вся исчерпалась с нелепой смертью ее давнего друга. Темвик же просто хотел помочь...

А сокровища Нифлунгов ждали своего обладателя... Очень сильно ждали, до изнеможения.

И сам король Конан ждал увидеть клад древнего народа. По договоренности с конунгом Хререком, который согласился идти на Банские острова с пятью своими лодьями, Конан Канах должен был выйти в море через три дня. С ратниками из Тарантии и дружиной Гебериха. Мир ждал необычного.

Через мелкую реку, именовавшуюся Унерой, глубокой ночью перешли несколько рыцарских десятков. Прошли мимо насторожившегося бурга Атанариха-рикса. Мелькнуло ярко-синее знамя без всяких символов.

Только на роскошном перстне командира хитро улыбалась мышиная ушастая голова.

Этих людей клад Нифлунгов не ждал. Они были для него смертельно опасны...

WWW.CIMMERIA.RU

Текст прислал: Wenn