Содружество невозможных

Глава 19 ЖЕНЩИНЫ

Вадим ждал Котова.

И орк знал, что хозяин «Хаябусы» ждет — хотя и не звонил ему, надеясь вернуть мотоцикл втихаря.

Высокий, с какой-то волчьей статью, острым костистым лицом и залысинами, делавшими высокий лоб еще выше. Вадим с четвертого этажа Ирминого дома.

Даже Котов не знал, чем он занимается, — но денежки у него водились, это точно. Пару раз орк наблюдал его в парке с катаной, исполняющим замысловатые упражнения. Катана при этом явно была настоящей. Вадим не так давно переехал из Отрадного в престижный жилой комплекс, в гостях у него часто бывала редактор газеты предсказаний «Пифия» Ники, которую Котяра прилежно обхаживал посредством кофе и лучшего в городе тирамису; однако все попытки катастрофически проваливались. Тощая, влюбленная в свою работу журналистка съедала целые торты, но не в коня шел корм. Так же не шло дело и с Котиковыми ухаживаниями; любвеобильный орк скоро загрустил и переключился на дичь полегче.

Менее всего Вадима можно было представить катающимся на роликах — но он катался, закладывая по ровному бетонному полу паркинга витиеватые круги. Темные шорты, серая футболка без надписей и картинок.

— Наконец-то, — иронично протянул он.

Котов поставил «Хаябусу» на подножку, перекинул рюкзак вперед, без слов достал маску и протянул Вадиму.

— Блин, прости. Так вышло… Тут проводку тебе еще покоцали, я оплачу, сколько в сервисе скажут.

Вадим скользнул взглядом по маске.

— Спасибо, себе оставь. Счет я тебе пришлю, Котов.

Он подъехал к мотоциклу и погладил сиденье кончиками пальцев.

— Очень тебя прошу. Сам захочешь покататься — пожалуйста. — Тонкие губы заломило сардонической улыбкой. — Только за ключами зайди. Но тот, кто его брал, — пусть больше не трогает.

— Хорошо, — сказал орк. — Извини еще раз, Вадим. Как ты сам вообще? Как Ники?

Вадим не ответил, просто по нему стало видно, что разговор окончен. На душе у Котика сделалось кисла и противно. Ну почему он должен все это разгребать, почему он, почему всегда все косяки ему достаются…

И тут он увидел Макса.

Пританцовывая, мотая головой под бесящийся в наушниках ритм, парень шел по паркингу — целенаправленно к синему «хендаю-солярису», замершему в крайнем ряду. Котов сдернул очки на кончик носа и вгляделся.

За рулем новехонькой, только из салона, машины сидела Оля.

Оля.

Лучница Алора.

Макс подошел, наклонился к окошку, все еще пританцовывая; огляделся, наклонился.

И поцеловал девушку, высунувшуюся к нему через опущенное стекло.

Поцеловал.

— Ой-ой, — сказал Котов, отступая к колонне и стремясь с ней слиться. — Ой, ой…

Макс обошел машину, за ним захлопнулась пассажирская дверца, и «солярис» неспешно отчалил.

Котов затравленно оглянулся. Хорошо, что его не заметили, хоррошо. Плохо было все остальное. Алинка… Котов сразу перестал жалеть себя и начал жалеть девчонку. Ну, Макс, ну, жучара… И с кем? С Олей! Девой — как ее назвал Тайтингиль, да уж…

«Проследить!» — вспыхнуло в голове орка. Пальцы быстро ощупали айфон в кармане. Надо их сфотографировать. Алинка девочка своего времени, на слово не поверит.

Следить… на чем?

Его собственный «амарок» в целости и сохранности стоял тут, на парковке, пригнанный накануне Ирмой, — да только ключи тоже были у Ирмы! Подраненную «Хаябусу» Вадим укатил тотчас же, бежать за ним и снова вымаливать транспортной поддержки что-то не хотелось — да и, судя по разговору, милость мотоцикловладельца была не бесконечна. Еще неясно, во сколько встанет ремонт покуроченной инопланетным злыднем проводки…

Орк оглянулся, кусая губы. Машина Оли уже выкатывалась с территории парковки; догонять, надо было догонять!

И тут он увидел, что за руль зеленых «жигулей» — тех самых «жигулей» цвета молодого крокодила, пробудивших в хладном сердце Мастера Войны ностальгию по боевой технике неведомых панцирников, садится седая, аккуратно одетая и причесанная дама. Это была соседка Ирмы по лестничной площадке, знаменитая писательница Наталья Петровна.

Несмотря на степенный облик, Наталья Петровна получила широкую известность благодаря лихим фэнтези-эпопеям из жизни полуголых красавцев с мечами, которые в ходе повествования не столько фехтовали, сколько разбивали женские сердца. Востребованность легкого и горячего жанра, на который вдруг оказалась способна вышедшая на пенсию преподаватель бронницкого ПТУ, позволила ей разжиться прекрасной трехкомнатной квартирой в престижной московской новостройке. Где она продолжала выращивать, холить, лелеять и феерически размножать своих конанов, периодически покуривая на лоджии сигару и поглаживая компаньона — огромного угольно-черного мейн-куна.

Котов рванул наперерез машине, сожалея, что не может немедленно телепортировать сюда миллион алых роз.

— Н-натальюшка Петровна, доброе утрро, доброе, — замурлыкал он, сразу засовывая голову в окошко.

Наталья Петровна заглушила мотор.

— Димочка!

— Натальюшка Петровна, проедемте пошпионим? Я без колес, ну, умоляю. — Голубые глаза сияли прямо в лицо гранд-даме.

Наталья Петровна подобралась и коротко кивнула сухим подбородком на свободное кресло.

— Садись, Котик, — клацнула гильотиной, вставила в истошно-красные тонкие губы толстую черчилльскую сигару и решительно нажала на газ, не дожидаясь, пока орк справится с мудреной и очень дорогой зажигалкой.

Котова бросило спиной в немилосердно жесткое кресло жигуля. Машина, рыкнув движком, выскочила с подземной территории на яркий летний московский свет.

— За синенькой! — показал орк пальцем, спешно пристегиваясь и чиркая кремнем одновременно.

— «Солярис»-хетчбэк, — с достоинством кивнула писательница и, заложив вираж, пошла в перестроение — в крайний левый ряд.

— Каков же сюжет, Димочка? — Дама пыхнула сигарой, выбив из чувствительных котиковых глаз аллергическую слезу. — Любовница? Любовник?

Котяра замахал руками, будто отгоняя от себя дымовую завесу вместе с притязаниями пожилых дам, в последнее время слишком часто одаривающих его симпатией.

— Ну что-о-о вы, что вы говорите? Денег, денег мне должны, Наталья Петровна.

Кивнула снова.

— Хорошая версия. Рабочая. Пристегнулся, Димочка?

Наталья Петровна держала курс уверенно, как сюжетную линию, одновременно лавируя по Третьему транспортному, словно в перипетиях сердечных отношений своих многочисленных героев. Жигуль грозно ревел мотором; стрелка тахометра вползала в красную зону, когда писательница решала поддать жара, то есть газа. Но несомненным было одно — за синим «солярисом» они крались мастерски, то скрываясь за нечистыми коробушками «газелей», то лихо обруливая замешкавшийся импортный автопром.

«Солярис» съехал с кольца и запетлял по московским дворам. Сомнений не было — машинка направлялась к дому Оли-Алоры, к тому самому дому, где сам Котяра провел несколько приятных вечеров и куда они совсем недавно доставили бедовую деваху, зачем-то затеявшую неожиданную гонку за Котиковым «амароком» в достаточно отдаленных от столицы палестинах…

Впрочем, в этот раз любительница знакомств с экзотическими парнями была вполне себе в чувстве — и в совершенно определенном. Остановив машину у подъезда, она покинула водительское сиденье — красивая, яркая, загорелая. И побежала навстречу Алинкиному парню, вышедшему с другой стороны, — хищно, будто сама Цемра, распахивая объятия.

— Максюха-а-а! Сейчас оторвемся!

Котяра прилип к окну зеленого жигуля, запаркованного в тени пушистого дворового куста. Он был невидим, но он был всего в десяти метрах и сейчас мог сделать прекраснейший кадр компромата.

Если бы у айфона так быстро не разряжалась батарея.

Орк с рычанием запулил телефоном об панель. Наталья Петровна вытащила из сумочки кнопочный «Самсунг» и покрутила у него перед носом:

— Держит заряд семь дней!

— Он же без камеры…

— А я, Димочка, никогда не одалживаю денег, — сказала Наталья Петровна. Спустив очки на кончик носа, она, попыхивая уже порядком обгоревшей сигаркой, наблюдала, как Макс пожирает накрашенный рот Алоры, лаская ее томно отставленный зад. — И поэтому покупаю только то, что считаю функциональным и целесообразным. Денег, значит, должны… Поехали, Димочка.

Котов осел на пассажирское место и надулся. День не задался.

Алина, проводив Макса и прислушиваясь к ощущениям в собственном теле, лежала и думала.

Обо всем — и ни о чем.

Вчера, не в состоянии отключиться от происходящего, она истошно звонила Максу — приезжай, ну пожалуйста, я не могу спать одна. Пожалуйста. Ну, Алинке, резкой, современной, в голову не пришло проанализировать, почему она выпрашивает у Максима внимания, — вчера было не до того, было лишь важно, что он приехал и спал с ней. Обнимая своими ручищами, спал и похрапывал ей в ухо. Всю ночь.

Почему-то вспомнился отец и его две секретарши, такие нелепые и беззащитные, в дурацком белье с рюшами; они безуспешно пытались спрятаться от гневного взгляда Ирмы и от нее, от Алинки, щелкнувшей по ним вспышкой новехонького мобильника.

Вспышка.

И взлетающая вверх черная громада джипа.

Алинка снова и снова прокручивала в голове события прошедшего дня. Безумную гонку по московским улицам. Решение, принятое моментально, — решение убивать. Отдавая долг? Просто потому, что хотелось? Или еще зачем-то? Восхищение, негодование, раздражение бушевали в ней, она не могла найти ни названия, ни выхода тому, что владело сейчас ее душой. И даже ночь, проведенная с парнем, за которого она собиралась замуж, не дала ни забвения, ни ответов.

Все было странно. От кого пыталась спрятаться она, Алина, — за Максом? От чего? И зачем? Зачем они будут прятаться в шумном и пышном столпотворении свадьбы?

Она лежала и думала об этом еще полчаса назад, когда его тренированное, мускулистое тело работало над ней. Мир явно изменился, и девочка еще не сообразила, в какую сторону.

Короткий звонок в дверь прервал ее размышления. Мама уехала ворошить похмельный муравейник у дяди Котика, выяснять, что с плечом Тайтингиля; Макс… Макс что-то забыл? Девочка одернула футболочку с Микки-Маусом и побежала открывать.

Яростный блеск алых шелков резанул глаза.

— В-вы…

Она оробела и даже рефлекторно потянула вниз коротенькие пижамные шортики — как бы хотя бы до колен. Сделалось только хуже. Белые склеры с вертикальными зрачками оглядели голый пупок с блесткой сережки, худенькие коленки, накрашенные розовеньким ноготки — и вперились в лицо.

— Я. Голоден. И разочарован.

Она обалдело проследила, как черный металл пистолета глухо стукнул о тумбочку, рядом легли ключи… от «мерседеса»?

Инопланетянин вернулся эффектно.

— Это ваше?

— Теперь мое, — ответил Мастер Войны, утекая алым шлейфом на кухню, к банке протеина. — Мы поменялись.

— На что?

Алина шагнула следом, достала сахарницу и поставила перед ним. Он сыпанул сверкающие гранулы в пол-литровую мерную кружку, где уже был замешан питательный раствор, — сыпанул щедро, через край.

— На самую ценную вещь, какая только есть во всех мирах под всеми звездами. На жизнь.

Мастер Войны выпил и почему-то понюхал край красного рукава.

— Я разочарован. Транспорта нет. Технологий нет. Информации нет, — проговорил он.

— Населена роботами, — закончила Алинка по инерции.

— Что? — шевельнулась тонкая бровь.

— А? Ничего, мультик.

— Анимешка?

Звездный воитель прошелся до окна и обратно.

— Я теперь знаю множество ненужных, бесполезных вещей. Анимешка. Шакира. Ургант. Не знаю одного — как и на чем здесь летать. Двигатель внутреннего сгорания. Внутреннего сгорания, Карл! Кто этот Карл? У вас так принято говорить, почему?

— Вы, кажется, в Интернете пересидели, — безошибочно определила Алинка и заулыбалась.

Лицо Мастера Войны оставалось бледно и недвижно, но девочка видела, какие бури скрываются под этой маской ледяного безразличия.

— Покурить хотите? На балконе можно.

Она не без радости отметила, что удушливый «Беломор» сменился «Мальборо». Пальцы с хищно заточенными когтями оторвали фильтр и утвердили сигарету в углу капризного рта. Алинка, поддергивая свою весьма скромную одежду то вверх, то вниз, вышла с ним.

— А вы на чем сюда прилетели?

— Я прилетел сюда на своем боевом транспорте, конечно. И я был связан с ним. Во мне, вот здесь, — Мастер Войны откинул рукав, обнажив перевитое жилами тонкое запястье со следами рубцов, — был датчик, пеленгатор. Это как… Телефон, и Интернет, и мозг, его и мой… Разумеется, та… она, — его голос хрипнул, — не оставила мне пеленгатора. А транспорт был… сбит. Неловко посажен. Сажала она, но…

— Это не могло пройти мимо… военных. Ну, я так думаю.

— Поэтому я и пришел сюда, — протянул инопланетный воитель, без зазрения совести отщелкивая окурок за окно. — Ты думаешь не так, как я или как ваши старшие матери, у тебя нет связей, канонов… не знаю, как сказать. Твои решения, они очень здешние и очень… иные. Да, я анализировал базы военных, насколько смог. Я же не… как у вас говорится?

— Хакер?

— Не хакер. На поверхности ничего нет.

Алинка заерзала на жердочке балконного сиденья.

— Ух ты, засекречено!

— Да, — сказал Мастер Войны. — Но я подумаю еще. Насилие. Деньги. Решают многое. Я подумаю…

Девочка судорожно выдохнула.

— А вы знаете, у нас кино такое было…

— Кино? — шевельнулась тонкая бровь.

— Да… Глупость, в общем. Там о пришельцах и инопланетных кораблях все знали в желтой прессе. Таких… газетах, которые пишут про странное. Про то, во что никто не верит — а оно раз, и есть.

— Реформа пенсионного страхования, — выговорил инопланетянин. — Странное. Здесь все странное…

И он ушел — вдруг. Безмолвно и беззвучно, лишь слегка прошелестев своей одеждой в пол.

Алинка дотрусила до входной двери, чтобы увидеть яркий хвост, заползающий на лестничную клетку, заперла ее и бросилась к компьютеру — заказать спортпита. С запасом.

— Тайтингиль! — выдохнул Котяра, вваливаясь в квартиру. — Тайтингиль, я на попутках, я… Пробки на кольце, Та-а-ай…

— Имени не усекай! — рявкнул златовласый витязь, сгребая оруженосца. И мотнул почти центнер живого орочьего веса спиной к стене, впечатывая до короткого котячьего мявка. Сияние сошло на нет, но силища, воспринятая эльфом, теперь наполняла его до предела. — Ты! Одежду мою, ты… что сделал?!

Орк забегал глазами, не понимая вины.

— Ну, я замочил же! Все было в крови, я замочил, а сейчас я отстираю, отстирраю, ну…

— Не нужно. Я уже призвал по волшебному стеклу… телефону… дверга. Не нужно.

— Как скажешь…

Котик осторожно протянул лапу и огладил эльфа по плечу. Тот тряхнул еще раз, уже скорее для острастки, чем гневно — и отпустил. Орк юркнул в ванную, откуда сразу раздались звуки бурной хозяйственной деятельности. Они прекратились минут через пять, и хозяин дома вышел с довольным видом, совершенно по-кошачьи стряхивая воду с мокрых рук.

— Ты представляешь, — заговорил тихо, — кажется, Макс изменяет Алине. Ну, то есть как — кажется. Он ей изменяет. Я хотел сфоткать, но… Тайтингиль, ты что? На тебе лица нет!

— Ирма, — коротко сказал эльф.

— Что — Ирма?

— Мы… — выговорил он, — поссорились.

Из оторопи Котова вывел требовательный звонок в дверь. На пороге маячил Изя с длинным плотным пакетом, из которого торчал завиток вешалки.

— Светлейший, одежда. Шьем не останавливаясь. Все понимаем.

— Благодарю. Все ли спокойно, добрый дверг? — Запахивая черные шелковые полы кимоно, Тайтингиль принял сверток и выслушал ответ, что все спокойно, все тихо.

Котов, пользуясь возникшей паузой, а точнее, чтобы выплеснуть внезапное эмоциональное напряжение в какой-то хотя бы немного деятельный акт, пристраивал вынутую из рюкзака маску обратно на стену, цепляя тонкой проволочной петелькой за головку стенного крепежа.

Дверь захлопнулась за Изей, и Тайтингиль молча пошел в комнату — переодеваться. Оглядел комплект.

— Оруженосец, у тебя есть… трусы?

Орк просиял:

— У меня? Сейчас? А… о… есть! — и погрустнел. — А, для тебя? Да, найду, вот!

Гневно отвергнув зеленые слипы с розовым пояском, Тайтингиль взял более нейтральные синие с серым и скоро был безупречен. Но — мрачен.

— Расскажешь, что случилось? — шепнул орк.

— Ирма спросила, люблю ли я ее. Я ответил правду.

— Правду? А на что тут обижаться, ты же любишь ее, и…

— Нет, орк. Эльфы любят иначе. Это слияние душ и сути, когда я постоянно чувствую женщину, ее присутствие, даже когда она не со мной, слышу ее речь, ее мысли… нет. С Ирмой нет такого. И я был честен с ней. И я сказал, что не люблю ее, хотя мое тело отзывается на нее.

— Ты сделал что-о? — протянул издевательский хрипловатый голос.

Котов подпрыгнул на месте и ткнул в сторону Мастера Войны пальцем.

— Ты! Т-ты! Не делай так больше! Не делай! И вообще, стучаться надо! Здесь принято так, стучаться! Зво-нить!

— Я сказал своей женщине правду, — громко выговорил эльфийский витязь, не обращая внимания на суету.

— Правду, вот как. Женщине не нужна твоя правда, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Ей нужна своя. Или та, которую она желает слышать. Если эти две правды совпадают, ты делаешься счастлив. Ненадолго, — прошипел Мастер Войны.

— Ты! — не успокаивался Котов. — Знаток женской психологии нашелся!

— Женской, — ответил Мастер Войны ядовитым тоном. — Женской, да. Я говорил, с королевой непросто. Но никогда не скучно. Женский гнев, витязь, остер, но короток. А нам нужно доделать свои дела. И вот что я узнал. У вас тут есть странные люди, которые порой могут знать больше, чем знает ваше правительство. О необычных вещах. Таких, как упавший чужой транспорт…

— Космический? — хлопнул глазами Котов, огорошенный поворотом от личной драмы к розыску инопланетного судна.

— Бесполезное создание, — пригвоздил его Мастер Войны. — Молчи.

— А знаешь что? — прищурился Котяра. — Раз я бесполезное — так и ищи сам своих этих странных экстрасенсов или кто тебе нужен…

«Жаба инопланетная!»

Он не сказал этих слов, но снова Очень Громко Подумал.

— Экстрасенсов? Что это?

— Это вроде магов, ну… я не знаю, как сказать. Те, которые видят, что не видно другим. Эта сила, что есть у Тайтингиля, — у них есть тоже.

— Сила… Сила… — Мастер Войны двинулся к нему, и Котов рефлекторно попятился. — Ты знаешь, где взять этих людей… Котик? — Голос полился патокой.

Котик?!

— Конечно, я знаю! Вот, Вадим, чей мотоцикл ты брал! — Орк интонацией выделил всю адскую противоправность этого действа. — Его девушка, Ники, — редактор газеты, которая пишет о паранормальных явлениях.

— Газеты… — проговорил Мастер Войны, закладывая широкий круг по комнате. — Газеты. О, она лучшая… лучшая… Я не ошибся. Лучшая…

— Что?

— Ничего. Ничего… Нам нужно туда.

Алая фигура замерла перед сидящим на диване Тайтингилем, который хмуро следил за перемещениями яркого пятна по комнате. Склонилась — черные волосы змеисто заструились, белые глаза глянули в душу.

— А перед женщиной необходимо извиниться. Даже если ты прав. Особенно — если прав…

Глава 20 ПРИКЛАДНАЯ УФОЛОГИЯ

— Можно путешествовать и по-другому. Я пришел сюда иным путем, не на корабле, — заговорил Тайтингиль. — Иным. Маг моего мира открыл мне путь, дал драконий камень. И я сокрыл его здесь, отметил место, с которого смогу вернуться… или, возможно, взойти к иным звездам, кто знает?

Инопланетный воитель, не обращая внимания на Котиковы протестующе округлившиеся глаза, закурил.

— Телепорт, — протянул он. — Телепорт — это хорошо, да. Но оказаться перед таким противником внезапно… с голыми руками? Я был перед ней, и пусть твоя золотая сила велика, Тайтингиль, витязь Нолдорина, надежнее прибавить к ней пару бозонных пушек. Права на ошибку у нас нет. У меня — точно нет, союзник.

Эльф кивнул, щуря глаза от дыма. Котов, увидев это, с видимой радостью побежал открывать балконную дверь.

— Право на ошибку у меня было. Я использовал его, Мастер Войны. Все так, ты прав, союзник. Моя сила, твой корабль… если он здесь и если цел.

— Даже если не цел, не весь. — Бледные губы сжались на сигарете, выжигая ее в пепел. — Пара бозонных пушек. Бластер. Что-нибудь уцелело. Вели оруженосцу связаться с этой женщиной.

Орк раскрыл было рот, чтобы прокомментировать этот холодный повелительный тон и межпланетные отношения жаб с котиками в целом, но под строгим взглядом витязя осекся — и побежал пальцами по блестящему экрану айфона.

Телефон Ники нашелся молниеносно, девушка весело согласилась на встречу. Прямо сейчас? Через полчасика? Ага.

Спустя двадцать минут компания сидела в приятном итальянском ресторане около метро «Дмитровская».

Ники, неопределенно молодая и определенно тощая девица — коротко стриженная, в майке, подчеркивающей острые ключицы и практически полное отсутствие груди, в мешковатых джинсиках, сидела во главе стола. Рядом с ней на диване возвышался Тайтингиль, которого она сначала с восхищением ощупала, вызвав бурю противоречивых чувств в душе Котова. Мастер Войны забился в угол другого дивана, глядя неприязненно и плотно сжав губы. Ему только что прочитали нотацию о недопустимости демонстрации оружия в заведениях общественного питания. К тому же стол был для некурящих, и звездный воитель сделался мрачнее обычного.

Орк взглядом поймал яркую рыжую официантку.

— Девушка! Тирамису, пожалуйста!

— Два, — улыбнулась Ники.

— Три, — подытожил Котов. — Три.

Несмотря на комплекцию ивового прутика, Ники любила покушать. Для Тайтингиля было ясно почему. Людское тело, щедро одаренное магией, нуждалось в постоянной подпитке.

Ники хлопнула ресницами и добавила:

— Димка, обед же. Чего только тирамису? И салатик.

Рыжая покорно кивнула.

— Салатик. Посытней, мясной, с майонезом, — договорил Котов, осведомленный о вкусах девушки. — А, тот, с ягненком гриль и кедровыми орешками. Ну и стейк принесите сразу. Тайтингиль, ты будешь стейк?

— Воды, — коротко ответил эльф. И вспомнил руны на бутылках в квартире Ирмы. — «Витель». Или «Эвиан».

Брендоман Котик посмотрел на него с восхищением и заказал себе любимую пиццу.

— Мастер? — муркнул он далее, явно мстя за свои униженные крепким американским табаком ноздри. — Стейк! Ароматный кусок мяса, мяу-ссса, сочный, средней прожарки, весь сочащийся! Лучок! Ням! Мм?

Острые когти пронзительно проскребли по столешнице.

— Воды, — выдохнул инопланетянин. — И добавил: — С сахаром.

— Чай? Просто воду и… сахарницу? Десерт потом? — поинтересовалась официантка.

— Сразу! — оптимистично ответила Ники. — Несите все, всем и сразу!

Ники знали в этом заведении — и даже странная последовательность заказа никого не удивила. Тирамису, принесенные раньше основных блюд, вошли в хрупкий организм прицельной очередью и, похоже, только раззадорили журналистку. Далее официантка подала крохотный пестренький завиток на белом плато огромной тарелки.

— Какой-то у вас оскорбительный салат за такие деньги, — заметил Котик.

— Вкусненько! — отметила редакторша — видимо, она была не против таких оскорблений. — Ягненок!

Затем прибыл ароматный стейк, и Мастер Войны угрюмо уставился в свой стакан, рассматривая сахарную пургу около дна, созданную вращениями ложки.

— Вот ведь жук, — громким шепотом проговорил орк. — Жучара.

Он созерцал процесс Никиного энергопотребления с умилением. Инопланетянин же, поглядывая искоса, совершенно справедливо оценивал мощь боевой единицы по безумному количеству поглощаемого топлива. Тайтингиль ждал и чему-то безоблачно улыбался.

— А я сразу видела же, — пробормотала Ники с набитым ртом, тыча кончиком вилочки в орка. — Что с тобой, Дим, не все просто. Мысли твои… все как на подбор… и энергетическая структура не типичная. Только слова нужные на ум не шли. А теперь вот пришли. Орк ты, Димочка, и есть.

— Ну и пожалуйста, — ответил Котов, сворачивая трубочкой ломтик пиццы «четыре сыра».

Покушав, Ники тщательно вытерла руки салфеткой и потянулась к Тайтингилю:

— Можно?

Он кивнул, и девушка осторожными движениями огладила его плечо, скользнула пальцами по широкой груди. Полузакрыла глаза.

— Невероятно… невероятно! Вы…

— Я Тайтингиль, витязь Нолдорина.

— Эльф! — с гордостью пояснил Котов. — Глянь на уши. Свои!

— Да при чем тут уши, Дим? Сила его… ничего похожего, никогда. Какая удивительная и светлая мощь!

Тайтингиль сидел, как огромный рыжий кот, которого чешут и ласкают, и жмурился на горячее московское солнце, светившее сквозь большое, во всю стену, окно. От Ники ему приходила такая же теплая и порывистая волна. Он мог бы сказать — ведунья или целительница, но молчал. А вот журналистка не стеснялась радоваться необъяснимому, которое было сутью ее работы.

— Невероятно… эльф! Я хочу с вами передовицу!

— Я не могу, — проговорил витязь. — У меня уже есть женщина.

Ники оторопело глянула в серьезные серые глаза, понимая — витязь совершенно не шутил. Смущенно улыбнулась. Да, он был нездешний. Да, очень, очень издалека…

Котов пнул его ногой под столом.

— Это статья в газету. Соглашайся! У них тираж полмиллиона, пиар, пиарр… Соглашайся!

— Газета, — наконец разлепил губы Мастер Войны, — которая пишет про странные вещи. Нам нужна… информация.

Ники посмотрела на него с тревогой и протянула ладонь; на пальцах блеснул металл.

— Дайте руку.

— Нет.

— Дайте… хотя я и так вижу… ох… простите. Вас…

— Ничего. Газета. Информация. Странные люди. Странные вещи. Нам нужна одна из таких вещей. Сбитый космический транспорт. Упавший. Мой.

— Помоги нам, премудрая дева, — сказал Тайтингиль. — Ибо мир стоит пред ликом огромной беды.

— Космический корабль… — проговорила Ники. — Задача не из простых. Вот в редакции у нас автор один, помнится, историю об одичавшем туристе рассказывал — который в экскурсионных пещерах Крыма жил. И было данному туристу, по его собственной версии, явление инопланетян. Представители высшего разума сообщили, что в горах Крыма таится космический корабль, наполненный несметными сокровищами вселенской мудрости, а до кучи золотом, бриллиантами и сосудами с живой водой.

— Золото, брильянты, — задумчиво произнес воитель.

— Ну да, — кивнула Ники. — А на следующей неделе он этим же ртом рассказывал, что там, в горах, не космический корабль, а армия атлантов, созданная на случай внеземной агрессии против человечества. Дайте подумать… серьезных поисковиков мало осталось. В основном в Интернете ищут. Нужны знающие люди. Дима, Ди-ма, я не могу думать на голодный желудок!

Оскорбившись микроскопическим салатом еще раз, редакторша выдала тайну. В одной из подвальных художественных студий столицы нашел пристанище клуб анонимных уфологов. Да, настоящих поисковиков, спускающих деньги на лучшее оборудование и билеты во все уголки страны. Их собрания проходили как раз по субботам, вечером.

— Дима, — инструктировала Ники орка, — это недоверчивые ребята. Они снимают угол в мастерской художника, и их шмонают периодически. Придете туда, пароль — утюг. Понял? Покажешь утюг, тебя пропустят. Ясно тебе?

— Странно как. — Котов пожал плечами. — Утюг… хорошо, Ники, спасибо!

Он потянулся поцеловать угловатую, вечно голодную журналистку — по-дружески, по-дрружески, конечно, но девушка извернулась, не далась. Тайтингиль снова мягко улыбнулся. Мастер Войны злорадно осклабился, Котов покраснел.

— Скажи, премудрая дева, — вдруг сказал Тайтингиль, — как у вас принято извиняться перед женщинами?

Они вышли из кафешки к машине. «Гелендваген» торжествующе стоял наглухо затонированным монолитом, попирая колесами тротуар.

— Котов, — сказала редакторша. — Ты, что ли, в «Физрука» не наигрался? Нагиев, конечно, красавчик…

— Я, — ответил звездный воитель, и под ошалевшим взглядом редакторши вся честная компания погрузилась в черный «гелендваген» с номерами «999 МОР». Ключ зажигания повернулся в замке, и машина заунывно и проникновенно запела про то, что в золотых куполах, которые неизвестный мастер наколол исполнителю на груди, нет ни грамма золота.

— Выключи, — задушенно хрипнул Котов. — Позор какой, урка ты галактическая, выключи сейчас же!

— Оно так было. Музыка в транспорте, — ответил Мастер Войны, лихо сдавая назад, — пусть останется. Грустная песня, но я понимаю не все слова. Что такое «дом казенный», Тайтингиль, витязь Нолдорина?

Тот, конечно, не знал.

Зато они знали теперь, что женщины на этой планете, в этой складке Эалы принимают извинения в виде сладостей, драгоценностей, забавных милых безделиц и симпатичных маленьких зверюшек.

Как и в любой другой складке Эалы.

Как и на любой другой планете.

— И цветы! Обязательно цветы! — со знанием дела объявил Котов. — Останови тут.

— Дай мне свой коммуникатор, — сказал Мастер Войны.

— Волшебное стекло, — поправил Тайтингиль.

— Айфон!

Котик ушел за цветами, а Мастер Войны набрал чей-то номер с вынутой из рукава бумажки, оставив Тайтингиля слушать про то, что «запахло весной и метелям отбой» (витязь морщился от хрипловатого голоса и скупого гитарного боя, столь отличного от музыки его родины, и интуитивно с первого раза нашел, как сделать потише).

— Тай… Тайтингиль, — мявкнуло снаружи. — Открой.

Витязь потянул за ручку и увидел необъятных размеров букет роз умопомрачительного кремового оттенка. У букета были Котиковы ноги во флуоресцентных кроссовках.

— О, так много…

— Ты очень виноват, — сказал букет. — Очень.

И полез на необъятный задний диван машины.

— Куда теперь?

— Туда. — Мастер Войны ткнул когтем в сторону витрины, на которой был изображен палец счастливой невесты, оснащенный гигантским бриллиантом.

Там витязь Нолдорина, оправивший при входе свой парчовый жилет, провел совсем немного времени и вышел с не такой уж большой коробочкой. Однако весь персонал бутичка выбежал следом и согнулся в японских поклонах, с пониманием в очах провожая «гелендваген» сияющими взорами.

— Премудрая дева сказала, что женщины рады милым забавным существам, — проговорил эльф, возвратившись на пассажирское сиденье. — Где у вас можно поймать звереныша?

— Вот! Зоомагазин! Останови!

— Зоо… — выдохнул инопланетянин, но послушался.

Пространство верещало, свистело и чирикало. В тесно поставленных клетках шныряли мыши, галдели птицы и неутомимо тусовались шиншиллы в гламурных шубках. Мастер Войны сразу прилип к стеклу огромного панорамного морского аквариума, где жил роскошный фиолетово-прозрачный осьминог.

— Вся печаль галактики в этих глазах, — констатировал он, постукивая в стеклышко дулом пистолета. Осьминог подобрался ближе и нервно переменил цвет. — Возьми, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Он в полной мере отразит твою вину.

Котов вздохнул. И сразу навострился: Тайтингиль, покачав головой осьминогу, подошел к небольшому вольеру со щенками всех возможных пород. Наклонился с высоты своего великолепного роста; волосы посыпались вниз золотой волной, он заложил прядь за остроконечное ухо.

Снизу вверх влажными темными глазами на него смотрел упитанный ком черного пуха.

— Этот, — сказал витязь. — Оруженосец, расплатись.

Ирма ровно дышала под мерный скрип беговой дорожки.

Нет, значит. Нет, нет.

Она нормально воспринимала отсутствие любви в своей жизни. «Любовь придумали русские, чтобы не платить девушкам». Любовь — ненужный сантимент. Хороший секс важнее. Отношения. Связи. Но теперь она… и все выходило так глупо, так глупо!

Эльф. Огромная рыжая остроухая дылда.

Светящаяся в темноте.

Настоящая сказка. О которой она мечтала всю жизнь, тщательно скрывая мечты за привычным цинизмом деловой женщины.

Она и вправду была настоящая. Он — настоящий. Его кровь, его боль, его плоть.

Его слова о том, что — нет. Он не любит, как нужно. Как нужно ему.

Женщина зло и долго надавила пальцем на кнопку, ускоряя движение упругой полосы под ногами.

И зазвонил дверной звонок, будто отзываясь на это движение.

— Алина! Алина, открой!

Пустота молчала, и Ирма, чертыхаясь, пошла сама.

Глянула в глазок, и…

— Ирма… — выговорил Тайтингиль.

И ароматное кремовое великолепие обрушилось ей в руки.

— Ирма…

На вспотевшую шею легло шикарное бриллиантовое ожерелье, раза в четыре превосходящее ее собственное — то, от «Де Бирс».

— Ирма…

И черное меховое создание деловито прокосолапило в прихожую. Понюхало и с умильным видом сделало литровую лужу на дорогом тисовом паркете.

— Ирма…

— Вася?!

Вася мандражил у лифта, комкая в руках кепарик. На Васе был привычный синий адидасовский костюм с лампасами и ортопедический воротник на шее. Вася бегал глазами и был неправдоподобно робок.

Подле него стоял господин Мастер Войны.

— Ирма… Матушка, благодетельница! — залепетал бывший Ирмин узурпатор, постреливая на алую шелковую фигуру шальным взором. — Пацаны говорили ж, с волосатым каким-то живешь… чё, на… А я не вкурил сразу, ну. Лох. Ты прости меня, дурака. Все чики-пуки! Ирма… зуб дам. Пацаны, заносите!

Четверо молодых людей соответствующего вида поволокли из лифта нечто двухметровой высоты, обернутое слоями дутого пластика и убранное в дощатую рамку.

Ирма беспомощно выдохнула:

— Что… это?

— Ваза, — коротко ответил инопланетный воитель.

И Вася поспешил объяснить, заикаясь, что ваза китайская, дореволюционная, антикварная — самая дорогущая ваза в Москве. Для нее. Для матушки. Благодетельницы.

— Вы-ы… — простонала Ирма, схватившись за щеки. — Вы-ы…

Она стояла в окружении мужчин, из которых человеком был только один, и тот Вася. Стояла растерянная, запыхавшаяся после пробежки, потная. С огромным букетом в руках, в бриллиантах, и черный оптимистически настроенный ком шерсти, уже сейчас в холке ростом ей под коленочку, терся о ноги и вилял хвостом.

— Вы-ы-ы…

Слов не было.

— Ирма, можно я возьму утюг? — робко спросил Котов.

— Кто? — спросил голос из-за двери.

Мастер Войны молча достал пистолет.

— Не нужно, — сказал Тайтингиль. — Мы пришли с миром.

— Ты — да. А я хочу свою корабль. И мстить.

Пальцы эльфа легли на сокрытое в ткани запястье.

— Нет.

Котов наклонился к замочной скважине массивной двери.

— Мы от Ники, — сообщил он. — Мы — с утюгом.

Дверь открылась, обнаружился мужчина средних лет, в камуфляже. Он посторонился, и за ним оказалась полка, на которой в изобилии стояли подряд электрочайники, валенки, сковороды, кастрюли, ведра и прочий пестрейший скарб.

— Вот же девка беспокойная, — сказал открывший, забирая утюг и помещая к прочему имуществу. — Ты что, тоже кадрил ее?

Котов запыхтел что-то непонятное, вдруг рассердившись. Мастер Войны злорадно пропустил по узким губам змеиную ухмылку. Тайтингиль тем временем шагнул вперед, изучая помещение. В просторном зале с кирпичными стенами, уставленном этюдниками и мольбертами с работами разной степени законченности, царило оживление. Тут в углу были стопкой сложены ортопедические матрацы, здесь на электроплитке в сковороде шкворчало что-то пряно-душистое и бурлил закопченный чайник. Разные, очень разные люди, мужчины и женщины, жили тут своей, не ведомой никому иному жизнью.

Камуфляжный человек захлопал в ладоши:

— Уважаемые! Внимание! Очередное заседание Арбатского клуба анонимных уфологов объявляю открытым!

Все притихли и разместились кружком, сидя кто на чем. Тайтингилю Котов заботливо принес скрипучий деревянный стул и предварительно щепетильно пошатал его — не подвела бы мебель.

Мебель не подвела, и оруженосец запросто сел на пол рядом с витязем, скрестив ноги. Мастер Войны стоял алой тенью за плечом. К нему подошла густо татуированная неформалка, похвалила линзы и начала было выспрашивать, не пойдет ли он на концерт «крэдлов». Но как-то быстро поняла, что не пойдет, и отошла, гадая, отчего трушная готка в красном так дико косится на ее простенький кулончик с пауком.

— Итак, сегодня у нас новые участники, — объявил председатель. — С хорошими рекомендациями. — Он подмигнул Котову и заулыбался.

— Приходько, — выговорил Тайтингиль. — Игорь Борисович.

— Котов. Дима. Девушка с нами, — заявил он, видя адресованный инопланетному воителю вопросительный взгляд, — и в полной мере насладился изошедшим из бледных уст злобным шипением.

— Ну-с, традиционно мы обсуждаем новый проект, который наш клуб возьмет в разработку на предстоящий отчетный период. Пожалуйста, предлагаем.

Поднялся невысокий седовласый пенсионер в костюмчике, заботливо прошитом замшей на локтях.

— Моя версия такая. Известная в Москве семья портных… мнэээ… семитской национальности, занимающаяся индивидуальным пошивом… на самом деле — гномы! Да-да — гномы! И вообще — поговаривают, что в столице обитает немало существ… — Он понизил голос до интимного шепота: — Иной природы!

Котов икнул.

— Следует подумать о том, — сказал Тайтингиль. — Хотят ли дверги, чтобы их секрет был раскрыт?

— Дверги… что?

Орк полыхнул.

— Дверки! Вы понимаете — дверки! Игорь Борисович говорит, мол, хотят ли гномы, чтобы дверки их тайны оказались открыты? А гномы, может быть, и не хотят. Может, у них с регистрацией проблемы будут. Паспортно-визовый контроль, мм?

Оратор закивал, слова новоявленных уфологов заставили его задуматься.

— Пожалуй, да. Пожалуй, стоит уважать чужую тайну. Регистрация, ишь ты…

Следующей слово взяла тургеневская барышня в нежном цветастом платьишке и с буйной гривой каштановых волос. Она поднялась, нервно ломая руки, и заговорила:

— В одном из сильнейших энергетических мест столицы, у берегов Неглинки, стали часто видеть странных белых тараканов. Они… выстраиваются ровными геометрическими фигурами. В основном пентаграммами. Знающие люди говорят, что такое было в год смерти Ельцина.

— Знающие люди, — бесцеремонно заявила готка, — говорят, что помойка твоя Неглинка, а не энергетическая точка. Некрофилия, Марьинорощинское кладбище. Тараканы от срача заводятся, который там бомжи развели. А Ельцин бухал, как Вилле Вало, оттого и кони двинул.

— Дура ты, Ира! — взвизгнула барышня.

— От дуры слышу, — хладнокровно ответила готка. — Давайте лучше вот что: конец света близится! Я тут тарошки раскинула: выпадает императрица, смерть и звезда, херня полная…

Но слушать ее не стали. В помещении поднялся гвалт, каждый твердил наперебой, излагал свою версию. Камуфляжный председатель бегал от одного участника собрания к другому, умоляя успокоиться; выходило не очень.

И тут Тайтингиль встал.

Он вставал как-то особенно плавно и долго, и наконец златая макушка едва ли не уперлась в потолок. Поднял ладонь. И людское копошение подле него улеглось, будто само собой.

— Скажите, а не видел ли кто из вас упавшего звездного корабля?

— Я видел, — с достоинством кивнул борец за гномский каминг-аут. — Было это, как сейчас помню, в 1986-м в Пеновском районе…

— А сейчас? Недавно? — терпеливо выговорил витязь.

Пенсионер пожевал губами.

— В прошлом году в Бирюлеве инопланетянина видели. Оказалось, цирковой карлик выпил неликвидной водки, кожа и посинела у него. А корабль… корабль — нет.

— Бесполезные, — выдохнул Мастер Войны. — Пытать — всех. Они что-то знают, кто-то знает…

— Нет, никакого насилия не будет здесь. Но черная дева права. Она видит закат мира… и я стал видеть его тоже. Мощь сбежавшей паучихи растет, растет стремительно. Гроза разлита повсюду. Нужно торопиться. У нас остался драконий камень, мы пойдем к нему. Мы пойдем…

Уфологи еще спорили и спорили, а три гостя этого странного мира, так незримо и опасно стоящего сейчас у края погибели, молча направлялись к выходу.

Москву уже накрывал вечер. Солнце медленно и степенно закатывалось за высотки, отражаясь в сотах окон. Тайтингиль смотрел на огромный город, на суетных людей, снующие потоки машин. Вдыхал дымный, резиновый, пыльный воздух. И думал, что, какова бы ни была эта складка Эалы, какова бы ни была — любая, она была выдохнута Создателем для жизни, а не для погибели. И следует во что бы то ни стало защитить любую жизнь.

— В конце концов, драконий камень. Он остался у нас; нужно отправиться туда, к месту, где я впервые ощутил себя в вашем мире. Есть еще один путь. Есть еще. Отчаяние не должно владеть нами.

Мастер Войны молча курил. На его лилейном лице явно читалось желание устроить холокост в отдельно взятом уфологическом клубе.

— Утюг… ну, оставлю им утюг, раз так, — сказал Котик, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Или завтра приеду и заберу. Может быть.

Повисла пауза.

Мимо трех иномирян к двери клуба уфологов быстро прошел молодой человек, измотанный, с рюкзаком и в стоптанных берцах; на шее висел кофр роскошного фотоаппарата, в руке — сверток в кульке, пахнущий курицей гриль.

Парень толкнулся в явно запертую дверь.

— Блин! — выдохнул он. — Блин, блин!

— Все разошлись, — сказал витязь. — Все сказали свои слова, совет закончился.

— Эпическая сила… Все зря… Последнюю тысячу на такси от вокзала спустил. Зря.

Молодой человек понурил оттянутую восьмидесятилитровым рюкзаком худую спину, стянул шляпу с накомарником и утер ею вспотевший лоб. И опустился на порог подвальчика — звякнул о цементный порог туристический чайничек, увязанный сзади к рюкзаку.

Тайтингиль, не чинясь, уселся рядом.

— Никакие встречи не случайны, — сказал он. — Никакие встречи не случайны в Эале. Все пути и судьбы переплетены искусной рукой Творца, вдохнуты так, что образуют единый хор жизни, многоголосый и дивный. И будто дивный вечный свет звезд, ведет нас цель нашего бытия.

— Ролевик, что ли? — буркнул турист, доставая из кармана пачку «Альянса». — Тьфу! — Пачка была пуста.

Витязь кивком показал Мастеру — предложи своих курений. Турист оказался настолько в смешанных чувствах, что не обратил внимания даже на алый рукав и заточенные когти. Сунул фильтр в рот и всосал едкий дымок.

— А это, между прочим, находка века. Я ж ведь космический корабль нашел!

Звездный воитель издал краткий задушенный звук.

— Фотки есть? — цинично спросил Котов.

Турист пыхнул сигареткой, кивнул и полез за камерой. Отыскал нужное изображение и повернул экранчик к орку.

Мастер Войны плавно шагнул и противоестественно вытянул шею.

На экранчике возник серый фон болота с дохлыми кривыми сосенками и какое-то подобие темного острого угла обелиска, торчащее из воды.

— Где? — коротко спросил инопланетянин, зримо белея лицом.

Турист щелчком погасил экранчик, упрятал технику, сделал еще затяжку и с подозрением поинтересовался:

— А вам зачем? Вы члены клуба?

— Члены! — заверил Котяра, подступая, и вся убедительность коллеги из «Шрека» была нарисована на его симпатичном и очень честном лице. — Мы — члены. Еще какие.

— А почему я вас раньше не видел? — насупился парень, поднимаясь. — Знаем мы таких. Ходят всякие, а потом оказывается — федеральные агенты. Или еще кто похлеще.

Тайтингиль поднялся следом.

— Вы обладаете знанием, которое очень важно для нас. Поверьте, мир стоит на пороге большой беды, и, чтобы упредить ее, нам необходимо…

Он чутко дернул ухом на сухой металлический звук.

Щелчок курка.

— Что ты с ним разговариваешь, витязь? — зло выдохнул инопланетный воитель. — Отойди. Ты! Где?

— А ты кого косплеишь? Сарумана… карликового? — неприязненно поинтересовался турист. — Или Шахерезаду? Зажигалочку-то убери, обожжешься ненароком.

Дальше все произошло молниеносно. Тайтингиль, уже мобилизовавшийся для боя, знал, что Мастер Войны тратиться на слова не станет. За доли секунды он вытянул руку и толкнул того в плечо, не столько физически, сколько тугим витком магической силы. Пуля с визгом отрикошетила от толстой металлической двери, грохот прокатился по узкому арбатскому дворику — тотчас же заорали наперебой сигналки машин, и владелец сокровенной тайны звездного корабля зайцем сиганул вертикально вверх. На его обезумевшем лице было написано желание спасаться стремительным бегством.

— Мой транспорт! — заорал Мастер Войны громко и надрывно, бросаясь вдогон. — Убью! Падла!

— Сорвал перреговоры, жаба, жаба, урка-а-а-а! — запричитал Котов.

Тайтингиль длинно выдохнул и раскинул ладони, собирая златой поток.

Глава 21 ПОЕЗД

На сильно выступающем бетонном, потрескавшемся цоколе старого московского дома сидели четверо. Двое курили — раскрасневшийся от бега всклокоченный турист с пудовым рюкзаком за спиной и красивая черноволосая девушка неуловимо этнического вида в алых одеждах до пола. Высокий, приятный мужчина с заткнутой за пояс тугой скруткой златых волос и его спортивно-неформальный блондинистый спутник рассеянно смотрели в никуда.

Вышедшая из подъезда старушка с неодобрением оглядела компанию.

— Ты-то интеллигентный на вид! В жилетке! А связался!.. — сказала она златоволосому эльфу.

Тайтингиль скорбно покивал. Он был связан, да, теперь связан с этой трудной, больной складкой Эалы, с ее судьбой. Пожилая пророчица оказалась немногословна, но права…

— Я попросил бы… — начал Котов, но старушка даже слушать его не стала. Полоснула взглядом Мастера Войны и выплюнула:

— Понаехали!

— Поналетели, — ответил он хриплым недевичьим голосом.

Это не остановило пожилую мадам.

— Панки! — обозвалась она, почему-то энергично поставив ударение в названии субкультуры на последний слог. — Тунеядцы! И вообще — стена Цоя этого вашего — во-о-он там!

Показала пальцем в географически верном направлении — и ушла, вполголоса доругиваясь с астралом.

Котов жестом попросил у Мастера Войны сигарету и неумело, истерично затянулся, закашлялся. Тайтингиль корректно постучал его ладонью по спине, выбивая злой дым.

Камуфляжный уфолог брякнул чайником о бетон. На его здорово расцарапанной шее тускло поблескивала массивная золотая цепь. Он осторожно погладил ее рукой. Металл был теплым и очевидно тосковал по очередному утраченному владельцу.

— А вот я Витя как раз, — признался парень.

— Диман.

— Мастер Войны.

— Тайтингиль.

— Латыш, что ли? Ну ребята… а может, у вас и выпить есть?

— Нету. Мы за здоровый образ жизни, — проворчал Котов, затягиваясь еще раз — осторожно, чуть морща нос. Вредные привычки давались ему без виртуозности.

— Я запомнил координаты, — проговорил Мастер Войны. — До цели около двух тысяч километров. Этот скорбный транспорт, — он кивком указал на «гелендваген» и крутнул на пальце стальное кольцо ключей, — поедет со скоростью сто пятьдесят километров в час, и мы уложимся менее чем за ваши сутки.

Уфолог нервно захихикал. По нему было видно, что на язык лезет всякое, но ссадины на шее советовали не острить. Практика показала, что мелкое зловредное существо в нелепых шмотках оказалось скорым и ошеломительно успешным на расправу.

Поэтому Витя молча включил чудом уцелевший в бешеной гонке фотоаппарат и стал показывать картинки. Преобладали в основном обляпанные грязью по самые крыши трактора и фатально завязшие остовы боевых «козлов» отечественного автопрома, вытаскиваемые лесовозами.

Попутно тезка известного рок-певца обстоятельно пояснял про полярный круг, белые ночи, иную климатическую зону и внезапные незабываемые встречи с местной фауной.

— Там и летом может лежать снег… — тихо сказал Тайтингиль. — Это северный край, орк. Северный.

— Ну да, — поддержал уфолог Витя. — Что-то такое. Барахло — потеплее. А про машину забудьте. На поезде до Мурманска доберетесь, а дальше — болотоход, или… или на «витязе» поедете, там есть один списанный.

Тайтингиль недоуменно изогнул бровь.

— На мне? Как я смогу увезти всех?

— Ты не списан пока, — буркнул Котов, колупавшийся в айфоне. — Он про машину говорит, прро машину, это название техники такое. Поезд мурманский будет в полвторрого ночи.

— Вот-вот. Поезд — это дело. А насчет того, как там добираться, вы на месте договоритесь, — убежденно сказал Витя. — Вы договариваться умеете, — и невольно тронул толстый витой золотой шнур на шее. — Подберете тачку, чего ножки марать. А то вдруг и вертолет, только там садиться негде…

— Если ты солгал, — ровно сказал Мастер Войны, — ты пожалеешь, что…

Витя громко сглотнул и покосился на Тайтингиля. Верзила, как оказалось, был в пестрой компашке самым спокойным и миролюбивым, он в итоге не допустил смертоубийства и очень вежливо расспрашивал об уникальной находке. Вежливо.

— Да вы ж нормальные, — убежденно сказал уфолог. — Вам можно доверять. — Он еще раз потер длинные царапины, украсившие его щеку. Потом полез в рюкзак, снова достал содержимое Котикова кошелька, перекочевавшее в матерчатое портмоне с изображением индюшачьего следа; помусолил пальцы, посчитал.

И кивнул удовлетворенно.

Точно. Нормальные. Можно доверять.

— Я заказываю билеты, — с отвращением сказал Котик. — Нет, не заказываю. По ситуации будем брать на вокзале. Собраться надо.

— Почему не заказываешь? — спросил Мастер Войны, хищно поджимая пальцы орлиными когтями.

— Потому что у тебя, сердечный мой, документов нету, — выговорил Котик с интонацией Матроскина, подчеркнув «у» в слове «документов». — А на транспорте у нас их тщательно проверяют. И за остаток субботнего вечерра тебе их не сделать.

— Бесполезное создание, — надменно и очень зло выговорил Мастер.

Витя сторожко отсел подальше и затушил сигарету об асфальт.

— Я пойду? Вы, ребята, дальше без меня, лады? Вам, ребята, и без меня интересно. Кинете потом по почте — нашли, не нашли.

— Мы тебе кинем, — холодно сказал Мастер.

Эльф улыбнулся.

Огромная двухуровневая квартира Ирмы в вечерний час была погружена в полусонный покой. Сама Ирма, вернувшаяся домой после изнурительного трудового дня, поужинала брокколи с куриной грудкой и наслаждалась зеленым чаем, лежа на новом, пахнущем превосходной кожей диване. Его изгвазданный инопланетной кровью предшественник отказался чиститься, и его «за самовывоз» забрали добрые страждущие с «Авито».

Ирма подняла изнуренные каблуками ноги на пухлый рулет подлокотника. Над головой нависала китайская антикварная ваза. Женщина долго размышляла, приносит ли ей дискомфорт сей нежданный подарок и даже, что греха таить, пыталась накручивать себя, чтобы собственноручно кокнуть фарфоровое чудовище. Но ваза, подаренная двумя самыми ненавистными мужчинами в ее жизни, Васей и Мастером Войны, все же была хороша, даже великолепна; и в итоге Ирма с чисто женской последовательностью купила к ней мебель в восточном стиле.

И лежала на этой мебели по всем правилам фэн-шуй, разглядывая причудливые узоры на изысканных боках средневековой китайской громадины.

Релаксация закончилась в единый миг — как только в коридоре закипела, зашумела, буйно заколготилась жизнь, отомкнувшая ее квартиру собственными ключами.

Ирма поднялась и, огладив ладонью поднывающую поясницу, пошла посмотреть, что там творилось.

Лаял и радостно прыгал пробудившийся щенок, поименованный Лаки. Встревоженный шумом кот Пиксель опрометью бежал прочь. А другой кот, который Дима, вволакивал в Ирмин коридор рюкзак необъятных размеров — уже второй. Подле стояла пара камуфляжных сумок. Сам Котов тоже был сногсшибательно камуфляжен и спортивен, в берцах. Из многочисленных карманов его куртки торчали пухлые торцы пачек наличности — кто знает, как с банкоматами в Заполярье?

Тайтингиль был предельно спокоен. Облачаться в камуфляж он не пожелал, странная синтетическая ткань ему не нравилась, и он предпочел до поры до времени оставить свежекупленный таежный прикид в рюкзаке.

Как и отличные натовские походные ботинки своего потрясающего размера.

Мастер Войны, посетивший магазин походного снаряжения, заинтересовался разве что тесаком мачете, но при ближайшем рассмотрении качество стали его огорчило. В итоге он заверил спутников, что все необходимое для любого опасного путешествия у него уже есть — он сам.

Не было только документов.

— Что у вас опять? — почти простонала Ирма. — Что? Тайтингиль… ну…

Эльф светло улыбнулся:

— Ирма, не пугайся, мы должны ехать за космическим кораблем.

Ирма уже давно не пугалась. Просто села на пуфик и обвела всю компанию взглядом.

— За кораблем? Космическим?

— Ага! — с готовностью подтвердил Котов. — В Мурррманскую область.

Тайтингиль подошел к женщине, склонился — златая завеса волос посыпалась вниз.

— Послушай… те бумаги… документы, которые ты делала для меня. Паспорт. Игорь Приходько. Мы можем сделать такие же для него? — Он указал на звездного воителя.

— М-можем, — выговорила Ирма. — Можем. Но это будет очень дорого стоить. — Она смерила алую фигуру деловым взглядом и подытожила: — Очень.

Котов попытался локтем подпихнуть Мастера.

— Ваше слово, товарищ маузер, — громко зашептал он. — Проси! Ну!

Мастер Войны шевельнул тонкой бровью и развернул плечи. Вышло очень церемонно, красиво. Будто он сейчас собирался подписать пакт галактической важности.

— Ирма, матерь дома, — сказал он. — Дело не терпит отлагательства, и я уповаю на твою милость.

— Вам когда надо? — обреченно спросила Ирма.

— Часа через два, — признался Котик. — Ну, три.

— Котов… — выдохнула она. — Вы превзошли себя. Ты подумай головой! Да, да, голова — это вот то, на чем дреды растут! Какие три часа? Сутки, ну, двое. Лучше неделю.

Котов понурился.

Мастер Войны явно напрягся.

— Я… не могу не ехать. Это моя корабль, мы связаны, и никому, кроме меня, не совладать с ней. Значит, поеду на том транспорте, что есть, — следом. Значит…

— Значит, корабль могут найти, — ядовито высказался Котик. — Найти, распилить и сдать на металл, отдать фээсбэшникам для изучения технологий, и…

— Мы найдем другой выход, найдем, — спокойно сказал эльф. — Ирма…

— Это моя корабль!

— Ну что делать, дррагоценный, — муркнул Котов, с отвращением поглядывая на мужественно-полевую снарягу, — что делать, никто никуда пррямо сегодня не едет…

— Бесполезный! — Мастер вмиг оказался около Котова; Котик зашипел, ощетиниваясь; Тайтингиль шагнул к ним, оторвав взгляд от Ирмы, и…

— Всем стоять! Стройсь на подоконниках, форма одежды — трусы-ботинки! — звонко объявила сверху Алинка.

Мужчины замерли; девушка, в коротюсенькой майке и шортиках, сбежала вниз по лестнице, взблескивая сережкой в пупке. В руке у нее была краснокожая книжечка и небольшой футляр.

— Вот, — сказала она. — Нате, — и сунула инопланетянину свой паспорт. — Мне тут четырнадцать, правда. Ну вы не сильно старше выглядите. Но волосы темные на фото, я не красилась тогда. И линзы еще не носила. Очки, видите. Вот очки. — Она протянула футляр. — Минус два всего.

— А что, — с видом эксперта сказал Котяра, сличая внешность Мастера Войны с фотографией в паспорте. — Панченко Алина Николаевна. Очень даже.

— Ну. Алинка, — выдохнула Ирма. — Ну… Алинка…

— У меня загран останется, если что, — успокоила мать Алинка. — Никаких проблем. Я могу с вами… с загранпаспортом… а?..

Тайтингиль улыбался. Уголком губ, похожих на шрам.

— Нет, Алина, — веско сказал он. — Это опасный поход, и ты останешься с матерью.

Девушка растерянно взглянула на Котика — тот всегда разрешал и даже поощрял шалости.

Но не в этот раз.

— Если ты поедешь с нами, — сказал он, — получится, что у нас две Алины Николаевны единовременно. — Он важно поднял палец. — Почти как у Брэдбери. Двойники, временной парадокс, всякое такое. — Он подшагнул, обнял девочку, сунулся носом в выбеленные пряди. — Извини. Никак.

Алина высвободилась из тепло-мягких Котиковых лап. Вздохнула. Повернулась к Мастеру:

— Тут это… Две косички, видите? В паспорте, на фотке. Я вас, — обратилась к Мастеру Войны, — можно заплету? Ну, для похожести?

— Можно, — ответил он и склонил голову.

— Тогда… пойдемте ко мне? Я вас там… причешу…

Алина и звездный воин ушли; Котик, смекнув внутренней чуйкой, что сейчас не повредит кофе, не поврредит, ну никак, смылся в кухню и прижал там в любовном объятии кота Пикселя.

Тайтингиль остался в гостиной — перед Ирмой.

Убедившись, что дурная компашка разбрелась, Ирма, как была, сидя, обхватила руками эльфа и уткнулась лицом ему в живот. И замерла.

Тонкие сильные пальцы витязя ласкали ее короткие, стильно подстриженные и уложенные волосы. Стиль. Практично. Крашенные в естественный цвет волосы, в которых на самом деле уже были седые прядки…

— Это еще не к звездам, — прошептала Ирма. — Это… еще… нет. Ты же еще вернешься. Вернешься?

— Я вернусь. Я… вернусь. Я — да. Ирма…

Этот мир больше не колол его грудь, не хлестал иглами по легким и сердцу. Мощь великого дерева текла в жилах эльфа, а рядом сидела женщина — которая ничего уже не ждала. Просто сидела. Просто. Прижавшись головой к его животу.

Что-то нежное, неуловимое, как тихо звучащая струна, коснулось было его сердца; но впереди ждал звездный корабль, ждал бой, ждала паучиха, сотканная из первозданного хаоса. И некогда было вслушиваться.

— Ирма… единственный раз может любить эльф. И я любил.

Она молчала. Только подняла вверх лицо и улыбалась — спокойно. Улыбка невероятно красила ее посвежевшее без всяких грязей и Мертвых морей лицо.

— Но я жил, — продолжил витязь Нолдорина, — я жил… дважды. Я умер в битве с огненным демоном, и я воскрес.

Ирма молчала. Смотрела. Улыбка растаяла, а расширившиеся зрачки, казалось, затопили ее лицо.

Чудесное путешествие на вороном «мерседесе» до вокзала омрачилось перепалкой между Котиком и Мастером Войны под блатные песни настырного транспортного средства.

Тайтингиль молча смотрел в окно и не вмешивался.

Билеты были электронные, электрронные; ими озаботился заточенный с кофеваркой на кухне Котик. И вот — обшарпанный борт длинного северного поезда, набитый людом, следующим из Москвы в Мурманск.

Проводница, разбитная дамочка лет пятидесяти, с узорной прической, смолила длиннющую тонкую сигаретку, сквозь клубы ментолового дыма поглядывая на очередь из пассажиров.

— Мастер, — зашептал мстительный Котяра, — у нас поезда охраняют сильнейшие воительницы нашего мира, видишь, какие статные? Матери Длинных Домов на колесах! Поклонись им!

Инопланетянин прищурился.

— Это эльф прибыл сюда из мира, где нет общественного транспорта, — сказал он. — Не я, а он, бесполезное ты создание. Бортпроводницы же одинаковы во всех пределах галактики.

— Проездные документы, пожалуйста.

Привычно выпятив дородный бюст, женщина в униформе бегло, без особого интереса просмотрела билеты и паспорта эльфа и орка.

— Девушка, а ваш паспорт?

Мастер Войны подал документ, стараясь особо не демонстрировать когти. Две роскошных косы сытыми змеями сползали по алым шелкам до пояса, очки в черной пластиковой оправе придавали ему вид одновременно строгий и умилительный — настолько, что Котов аж завздыхал.

— Алина Николаевна?

Инопланетянин артистично закашлялся в рукав.

— Николаевна, Николаевна, — подтвердил Котов, камуфляжной грудью выходя на проводницу. — Простыла красавица наша.

Проводница прищурилась.

Тайтингиль, до этого задумчиво глазевший на вокзальную суету, вдруг оказался возле женщины, посмотрел в лицо.

— Все хорошо.

— Правда? — Дама доверчиво, по-детски глянула на эльфа снизу вверх.

— Конечно, — уверенно подтвердил витязь, заталкивая Мастера в тамбур.

Котик прошмыгнул следом, радуясь сэкономленным средствам.

Впрочем, радость его испарилась, как только он увидел, где именно им придется провести ближайшие полтора дня.

Пока в отдельно взятой московской квартире решались вопросы с легализацией инопланетян, граждане стремительно раскупали места в поезде, оставив только самые непрестижные — плацкарт, верхние боковые полки около туалета. Их и ухватил Котов.

Все трое оказались в поезде впервые.

Вагон, видимо, был ровесником бабушки Тайтингиля. Богатство интерьера тускло освещалось уцелевшими лампами.

— Похоже на казарму панцирников, — отметил Мастер Войны и коротко прикрыл пальцами нос. — Но там чище и больше места.

Эльф, изумленно пробежавшись взглядом по каморкам с размещающим свои пожитки людом, закатился на указанную Котиком полку и сложился там, как перочинный нож. Котов молча забился на свое место, буквально свернувшись в клубок, и закрыл глаза — окружающая действительность вновь оказалась слишком жестока для нежной натуры орка. Мастер злорадно оскалился и неспешно двинулся в тамбур — пускать дым.

Тайтингиль, примостившийся кое-как на прокрустовом ложе плацкарта, затих. Отрешившись от суеты и звуков вокруг, он замер, затворившись в себе самом.

Некоторые на этой Земле назвали бы его состояние осознанным сновидением. Но то, что достигалось шаманами с помощью кактусов и прочих мухоморов, для дивного народа было так же естественно, как дыхание. Воин искал след, пытался проникнуть в замыслы Врага. Сосредоточиться на предстоящем. Корабль кораблем, но попытаться отыскать след сбежавшей Цемры также не мешало.

— Вот драконий камень.

Тайтингиль, в длинной шитой полотняной рубахе, без доспехов, взял небольшой темный камешек, совершенно не обладавший драгоценным блеском и глубиной.

— Вот кровь дракона. В укупоренной посуде она не сделается кристаллами много лет. Все готово для того, чтобы ты попробовал свершить свой путь, — вздохнул волшебник, мудрец. — Но сумеешь ли ты вернуться, отыщешь ли желаемое — этого не видят мои слабые глаза. Трудно было собрать все это воедино, и никому не узнать, куда летал дракон, пока камень еще стучал в его груди живым сердцем.

— Я все равно пойду. Сейчас вокруг Нолдорина и в Тенистом лесу спокойно. Мой меч не нужен.

— Твой меч нужен всегда, — грустно возразил волшебник. — И в своем путешествии ты много раз столкнешься с трудностями, которых и представить не можешь. Но ты сам — меч, Тайтингиль. Ты сам — оружие. Ты должен все преодолеть. Все…

Эльфу было душно в металлическом панцире вагона, тесно на унизительной лежанке, странно и неловко. Сила его вернулась, спокойствие тоже — но мир вокруг, всевозможные мелочи — мешали. Начиная от истошно ревущего рядом мальчика и до рвущихся мимо в уборную людей, которые разом бросились туда сразу после отправления поезда, и запахи, и звуки, и осознание, ощущение происходящего — все словно было создано специально для того, чтобы разрушить спокойствие эльфа. Разрушить.

Знал ли волшебник, что преодолевать надо будет и такое?

Витязь усмехнулся.

Мысли невольно возвращались в Ирмину квартиру. И вместо поисков врага — искали женское тепло, легкий, уже неразличимый свет души той, которая осталась далеко позади.

Вагон мерно покачивался, столбы за окном мелькали с приличной скоростью.

— Скажи, оруженосец, — спросил эльф. — Что тянет эту… этот дом на колесах так быстро? Машина?

— Электрровоз. Машина, — сыто муркнул Котик. Его клонило в сон.

Тайтингиля же разобрало любопытство.

— Но какая сила нужна…

— Шесть тысяч лошадей. А тянуть он может, — Котик сунул нос в айфон, — полторы тысячи тонн. А тонна — это десять тебя.

— Машина… ты вел машину один. Сам. Кто ведет… электровоз?..

— Машинисты, — Котов вкусно зевнул, — просто машинисты, люди такие.

Люди. Всего лишь люди.

— Я не буду тут спать. — Тайтингиль стек сверху. — Кот, отведи меня к… машинисту. Отведи. Я хочу быть во главе этой змеи, раз уж ехать следует на ней.

— К машини-исту? — воспрянул Котов и зевнул. — Трри часа, трри. Вагончик трронулся, перрон остался. Может, утром, светлейший?

— Сейчас.

Мастер Войны остался сидеть в полутемном вагоне, на единственном нижнем месте из трех, что у них были, Котиковом. Он рывком тонкой руки превратил его из лежанки в столик с двумя сиденьями по бокам. Инопланетянин проводил союзников равнодушным застекленным взглядом; линзы на минус две диоптрии ему не мешали.

Проводница молча подплыла и поставила перед Мастером Войны высокий стакан неожиданно крепкого и душистого чая и щедро сыпанула на столик завернутых в бумажки брикетиков сахару.

— На тебе чайку, детка. Все ужинали, а твои хахали тебе даже еды никакой не взяли. Если чего надо — приходи, поищу. — Широкая лапа с облупленным маникюром, украшенная недорогими кольцами, провела по черной макушке, и проводница ушла к себе — приглядеть по пути за очень, очень предосудительной компанией, вшестером распивающей водку под курицу гриль.

А эльф и его оруженосец были уже в кабине электровоза. Немного денег, много обаяния — и вот уже «сумасшедший иностранный турист» устроился рядом с машинистом, откинув плащ волос. Эльф глядел вперед, на бесконечную нитку стального пути, и здесь ему было хорошо.

После краткого инструктажа («сиди, молчи и ничего не трогай») экипаж электровоза занялся своими делами. Негромкие команды, какой-то шорох и попискивание, разноцветные огоньки, скупые уверенные движения людей. Тайтингиль ощущал дивную машину как почти живую.

Крепко уснувший на Тайтингилевой полке Котов вскочил как заполошный, скидывая дрему. Что-то было не так. Орочья чуйка подбросила его вверх и затем гибко скинула вниз.

Симпатичная девушка в тонкой маечке, мама голосистого мальчика, оторвала взгляд от светящегося экрана своего гаджета и облепила взором ладную фигуру орка.

Котов схватился за айфон.

— Тай… Тайтингиль, ты где?

— Не беспокойся, я там, где ты меня оставил. — Низкий голос эльфа был спокоен.

Орк выдохнул — хоть что-то было в порядке. Но что-то же и не так? Не так?

За окном непонятно серело; поезд ехал и ехал в сизовато-серый полярный день. Пейзаж был совершенно определенным — кругом простиралось монотонное каменистое редколесье, характерное для северных широт.

Теплолюбивый Котик поежился.

Прислушался.

— Мама! — прошептал Котик. Мастера Войны нигде не было.

Орк нашарил берцы и, почти не шнуруясь, пошел на звук блатных мелодий, распеваемых крайне немузыкальным голосом.

Трое граждан специфического вида — главным образом обращали на себя внимание брючины, заправленные в носки, синие от татуировочных чернил костяшки пальцев и притулившиеся где-то в области менингита кепарики — исполняли специфический фольклор под разбитую и бережно склеенную скотчем гитарку.

Хрупкая алая фигура — с двумя косичками, в очках — скромно пристроилась рядом.

— Мастер, — шепотом позвал Котов издалека. Ближе ему не шлось, инстинкт самосохранения настойчиво тянул назад, а еще лучше — галопом к машинисту. — Маст-терр! Пссс!

— Я слышал тебя с той поры, как ты проснулся и упал с верхней лежанки, — негромко отозвался инопланетянин, не поворачивая головы. — Подойди сюда.

Котов подкрался.

— Я спррыгнул же… я умоляю тебя… — выговорил он севшим горлом. — Слушай… — взгляд его устремился на еще троих — таких же, вразвалку идущих по коридору, — это неподходящая компания, Мастер, просто поверь, просто… Блин, даже баллончика газового нет…

Трясущиеся руки выудили телефон, Котяра стал спешно набирать эсэмэску Тайтингилю. «Ты нужен срочно…»

— Отчего же? — флегматично отозвался инопланетный воитель. — У меня есть должник. Знаешь, что такое оказаться кому-то должником? Быть на счетчике, как говорят здесь… это форма отношений, чтимая у многих народов. У моего. У вашего. Я должен уважать своего должника… Васю Брови… хотя бы знать немного слов, которыми он разговаривает. Он на четыре косточки со мной играет… житуху мне свою торчит…

— М-мастер… — еще больше оробел интеллигентный Дима, — что ты несешь?..

Музыка внезапно прекратилась.

— Эй, петушара, — вдруг сказал певец, поднимая на орка жуткие, будто оловянные глаза. — Хер ли ты впрягся? Маруха бацильная, но она к нам сама пришла, мы ее танцевать и будем.

— Тайтингиль… — потерянно мяукнул орк. — Та-ай…

В тишине звонко клацнула клипса выкидного ножа.

— Вальну падлюку дырявую, — пообещал типчик, поднимаясь.

Котов обернулся — путь к его отступлению оказался перекрыт тремя ухмыляющимися фиксатыми рожами. Тайтингиль, получивший сообщение, среагировал немедленно и мчался по переходам вагонов… мчался…

— Ша, — коротко сказал господин Мастер Войны.

И достал из рукава пистолет.

— Пацан со мной. Мокрухи не надо.

— Как ты пронес… — пискнул Котов, съеживаясь почти вдвое, — Тай… Та-ай…

Все произошло одновременно — грянул выстрел, и пуля вошла в бедро мужчине, прыгнувшему на Кота с ножом; остальные блатные брызнули прочь, как тараканы, убедившись, что у девки в красном вовсе не зажигалка; абсолютно целый Котов рухнул на пол, прикрывая голову руками, где-то пронзительно и истошно закричала женщина, заплакал ребенок, усилился гомон голосов, и эльф, немного запыхавшийся от пробежки по десятку вагонов, оказался рядом.

— Так, — сказал он, вдыхая уже знакомый запах пороха и оглядывая батальную сцену.

— Вот дура! — зло рявкнула материализовавшаяся проводница.

Котов молча и молниеносно выхватил, словно козырного туза, плотную пачку купюр и выставил над собой.

— А ну-ка, — просвистела проводница, так же молниеносно скрыв пачку в недрах декольте, — вы, придурки, все, а ну марш по полкам! Этим я вызову скорую, когда к райцентру подъедем, а вы трое хватайте свои пожитки и вон отсюда — сейчас будет полустанок, стоянка полторы минуты… поняли? Кто-нибудь из вагона полицию может вызвать. А оно мне надо? Поняли? Вон!

Котик прыснул гепардом из положения лежа; света в вагоне не зажигали, и в полутьме даже злой, как демон смерти, Мастер Войны послушался гневную мать вагона беспрекословно.

Глава 22 ТАЙГА

Тайтингиль стоял чуть откинув голову, подняв подбородок.

Это была несомненная ночь, хоть и белая, — откровенно прохладная в этих широтах, и Котик заежился, поводя мощными плечами. Мастер Войны деловито гонял картинку эльфова айфона, оценивая расстояние до цели.

Сотни две километров. Или три.

Эльф чувствовал, как много воды пропитывает эти края — озер, заливов, ручьев, болот; воздух дышал, дышал водой, а там, далеко, но несомненно, угадывалось и соленое эхо моря.

И хорошо — здесь была связь. Крайне слабая, мерцающе исчезающая, но была.

Тайтингиль смотрел на вторую кучку людей, которые толпились на северном полустанке. За те же полторы минуты они высадились с другого конца поезда вольной, но внутренне организованной группой и теперь разбирали вещи.

— Багаж не наш, — расстроился Котов, пнув рюкзак. — В темноте перепутали полки.

Он наклонился и деловито зашебуршал по сумкам. Вместо собственной элитной и дорогостоящей, с таким тщанием собранной экипировки им достался похожий рюкзак, доверху набитый магнитами с изображениями древнего тверского города Выдропужск и белорусским бельем. Еще один рюкзак был старый, и сунувший в него нос орк сразу брезгливо отпрянул, учуяв запах нестиранного, подкисшего белья. В сумке оказались детские игрушки, одежка и посуда, наверняка принадлежавшие капризному мальчику из соседнего купе.

Котов нахохлился, плотнее запахиваясь в армейскую куртку, карманы которой были туго набиты пачками купюр.

— Это хорошо, что я у вас такой хозяйственный, — сказал он. — В отличие от… в отличие…

Мастер Войны устремил взор в ту сторону, куда в мареве холодного тумана скрылся поезд. Он не мерз, но исчезновение вещей, способных облегчить путь по отвратительно живой и заведомо холодной лесополосе, его не порадовало.

— Ты… ты-ы-ы… — начал было Котик и осекся, махнув мягкой широкой лапой.

Эльф тем временем с любопытством разглядывал компанию из примерно десятка человек — почти детей. Юношам и девушкам было вряд ли больше, чем Алинке, скорее меньше; рано выросшие на всевозможных горных и лесных тропах, они деловито набрасывали на спины изрядного размера анатомические рюкзаки, разбирали длинные свертки палаток, бренчали ведрами и чайниками.

Эльф глядел, оставаясь недвижным, спокойно опустив руки; в светлой рубашке с открытым воротом, в узорчатом парчовом жилете, с каскадом златых волос, он мог бы точно так же стоять в Букингемском дворце. Но он стоял на щербатом полустанке Русского Севера и неотрывно смотрел в лица юношей и девушек, идущих пешим маршем в редколесную каменистую тайгу.

Группа, ведомая спортивной коротко стриженной пятидесятилетней дамой и невысоким дедком под семьдесят, одетым в ядовито-синие треники с тонким белым лампасом, шапку-пилотку и куртку, давно потерявшую свой цвет, пошла по перрону, словно в замедленной съемке обходя, обтекая странную троицу.

Тайтингиль столкнулся взглядом с высоченной девушкой, наверняка баскетболисткой, у которой поверх пробора длинных волос через лоб была повязана пестрая ленточка.

— Замерзнешь, оденься, — проговорила красавица и улыбнулась.

— Не во что ему, — муркнул снизу сидящий на корточках Котов, во все глаза глядя на ребят, заранее окрыленных тропой. И особенно на девчат. — Багаж перепутали, пер-репутали, ну…

Девчонка чуть засомневалась, потом выдернула из рюкзака плотный сверток.

— А я как раз взяла запасную флиску. И она мне… велика. Очень. Купила в секонде… потому что желтая.

Эльф протянул руку и коснулся пальцев девушки. Та замерла, глядя ему в лицо. Покачала головой — ребята из группы замедлили шаг и озирались. Валькирия сдернула с запястья браслет на тонкой резинке, низанный из бусин, ракушек и цветных стекляшек, и протянула Тайтингилю:

— Вот тебе на память… эльф.

Витязь кивнул, потянул с шеи один из шнурков, на котором болтался богатый кулон из аметистов и бриллиантов.

— А это тебе, дева. Спасибо, пусть будет благословен ваш путь.

Девушка засмеялась и побежала догонять своих, машинально надевая на шею и заправляя под штормовку и свитер подарок-менку.

Тайтингиль неспешно влез в дарованную флисовую куртку — она и впрямь пришлась почти впору, разве что рукава оказались чуть коротки; надел браслет на запястье — туда, где один за другим отдали добрую наговоренную мощь его амулеты в схватке с Цемрой.

— Что же. Надо идти.

— Тут недалеко указана дорога, — сказал Мастер Войны, впервые разжав губы. — Есть дорога — есть транспорт.

— Если ты еще хоть раз, хоть рраз, — взвыл Котик, — достанешь свою пукалку, хоть рраз, ну…

— Мы добудем транспорт, — спокойно выговорил эльф и с сожалением проводил взором группу детей. И орк, и инопланетянин понимали, что мысленно эльф идет с ними — вот так, почти в никуда, в свои любимые леса, и волосы его развеваются и сверкают, а на душе светло и радостно. — Добудем. Мы почти у места. И все будет славно, все будет хорошо. Мне почему-то кажется именно так.

Перрон на станции Пояконда, возле которой несколько часов спустя их вывалил грузовичок («Тысячу за проезд и еще пять сотен — за то, чтобы ты музыку не включал — никакую!»), был аховый. Сама вывеска с названием станции покачивалась на одиноком гвозде, печально скрипя под изрядным весом жирного, холеного ворона; второй экземпляр вывески был намертво закреплен на небольшом кирпичном строении, выглядевшем нежилым и накрепко запертым амбарными замками.

Окрест был стланик, лишайники, мхи, плавные холмы, накиданные заросшими камнями, да не слишком высокие и густые сосны.

Трое путешественников, гордо оставившие чужие вещи прямо на забытой богом предыдущей полутораминутной станции, налегке прогуливались на свежем, очень свежем воздухе.

Мастер Войны держался очень прямо.

Тайтингиль кутался в энергично-желтую флиску.

— Ну, и куда нам? — крякнул Котов. — Нам нужна одежда… магазин. Нам нужна машина. В аренду. Не как та, которая уехала. Как совсем не та.

— Нужно спросить местных жителей, — спокойно отозвался эльф. — Где все это взять. Видишь, люди есть повсюду… хорошие люди, — и глянул вслед машине, удаляющейся по еле заметной, накатанной тракторами дороге. — И у них есть… транспорт. И они помогают, если договариваться.

— Не вопрос. Договариваться — это про меня. Да только где их взять? Местных? Давай я карту в телефоне хоть посмотрю… координаты…

Телефон был разряжен.

— Вот идет абориген, — проговорил Мастер Войны, глядя в темень.

Мужик с удочкой и оцинкованным ведром, полным роскошной рыбы, шел, насвистывая песенку и вкусно попыхивая сигареткой. Он вышел словно из ниоткуда и уверенно шел туда, где также не было видно никаких строений.

Котов, комментируя себе под нос, что знает, каковы бывают аборигены, рыскнул к нему.

— Привет! Нам надо… Местечко такое, ха-ха, название отпад! Чопа! Знаете, как туда прройти?

— Отчего ж не знать, — заулыбался мужик. — Вон тут рядком, рядком, туда вам, — он махнул рукой за сопки, — аккурат прямехонько, сейчас же и будете там.

— А может, может, туда можно нанять трранспорт? Уазик… грузовик… оленей?

— Вряд ли, — усмехнулся местный. — Если вам за транспортом, так это в Черную Речку. Это ж ближе даже. А оттуда уж поедете. А вы кто будете, студенты, геологи или тоже за Пашкой? Журналисты, может? Городские?

— За Пашкой? — муркнул Котик. — За каким Пашкой?

— За змеем. Он у нас знаменитость. Местные его Дядь Пашей кличут, ну или Пашкой, по-простому. Ну, кто змея идет ловить, все сперва в Чопу, — спокойно сказал мужик. — И оттуда уже пешочком… как правило… Ездют и ездют. Ловют и ловют. — Он сплюнул наземь приставшую к губе табачную крошку. — Да только что-то не поймал никто. Неймется им…

— Змея? Ловить змея, опять непонятные слова… — вмешался в разговор Мастер Войны. — Нет, мы не станем. Бесполезный, идем. Нам указали путь.

Мужик глянул на Котика, на Мастера Войны и без слов протянул последнему пачку папирос. Мастер подцепил две, одну прикурил, вторую сунул за ухо. Мужик кивнул и, забрав свой улов, двинул дальше.

Тайтингиль посмотрел вслед местному и, улыбнувшись, пошел в указанном направлении, Котов бодро рыскнул за ним, инопланетный подданный замкнул колонну.

Шли они уже час, а ничего похожего на жилое место не находилось. Колея, разбитая гусеницами трактора, не располагала к любованию окрестностями.

Котов заныл. Его хваленые берцы даже через шнуровку напитались болотной водой и повисли на ногах, как колодки. Он натер ноги и страдал.

Тайтингиль шагал легко, но его кожаные туфли в первые же двадцать минут доказали очевидную непригодность для тутошних ландшафтов. Один Мастер Войны в высоких сапогах, роскошно прошитых и набитых шипастыми клепками, чувствовал себя превосходно.

— Фетишист астральный, — ворчал Котик, выдергивая ноги из жижи.

— Бесполезный, — коротко объявил Мастер Войны, — из таких, как ты, Кот-ту, на Криде делают… как это? Тушенку.

Котов ощерился.

Дорога чуть вверх и чуть вниз выматывала; Мастер Войны фланировал, чуть подобрав щепотью подол, распустив волосы и сняв очки; эльф широко шагал, вызывая в памяти образ циркуля, а спортивный Котик погибал молча.

— Рядом? — выдохнул орк, завидев наконец впереди огни. — Рядом! Сколько же мы шли?..

— Я думаю, это только начало, оруженосец, — улыбнулся витязь.

— Ни. За. Что, — сказал Котов убежденно. — Трактор. Вертолет. «Козел». Я найду транспорт. Даже без рюкзака, без рррюкзака, пешие походы — не моя стихия…

— Тушенка, — злорадно подытожил Мастер Войны.

— Кстати, было бы неплохо, — ядовито отметил орк.

Инопланетянин достал брикетик сахара, развернул и демонстративно сунул за щеку.

Деревня Чопа была такова, что ее впору было назвать Чопой мира.

Котик, порасспросив двух местных баб и выцыганив у одной четыре вчерашних, изрядно заветренных и зачерствевших пирожка, приволок компанию к сельпо на окраине действия сотовой связи.

— Так… так, — задумалась дородная Маруська, прямо за прилавком дымившая сигареткой. Она оглядела конечности Тайтингиля, освобожденные от остатков обуви из телячьей кожи. — Ну, в туфельках у нас не походишь. Но что же ты ласту такую отрастил, а, городской?

Эльф улыбнулся.

Господин Мастер Войны изучал вешалку с ситцевыми халатами от пятьдесят четвертого русского размера и выше.

— Таким я был рожден, — сказал эльф. — И да, я из города Нолдорина, ты верно подметила… Сможешь ли подобрать нужный товар, дева?

— Эхм, — сообщила Маруська. — Ну ежели меня чуть подогреть, — и развратно глянула на Котова, — смогу. Есть тут… местная достопримечательность одна.

Котик извлек пятитысячную бумажку и выразительно глянул на Маруську. С седьмым размером бюста ему дело еще не приходилось иметь, но все когда-то случается впервые, вперрвые. И что баба выше на полголовы, тоже ерунда.

— Террористка ваша ничего не сопрет? — как бы между делом поинтересовалась Маруся. — Так пошли греться, хлыщ городской?

— Можно прямо тут же. — Котик щелкнул зажигалкой и поднес огонек к уголку банкнота.

Маруська раздраженно охнула, отняла бумажку.

— Ишь, недотрога…

Недотрогой Котика обозвали впервые, и он зарделся.

— Вон там. — Маруся показала на стенку под потолком.

Там, на гвоздике, висели роскошные офицерские сапоги размера то ли сорок шестого, то ли сорок седьмого — хромовая, хоть и ужасно пропыленная кожа, щегольской наборный вручную каблук.

— Трофейные, — сказала Маруська, — дедовы. Эсэсовца какого-то. Припер из Берлина, а носить кому? Жилетку еще привез, вон как у тебя, золотом расшитую, ее давным-давно дядька с собой в Москву забрал, я только на фотокарточках ее и видала. А сапоги мы тут повесили для красоты. Ручная работа, я их раз в год дегтем и жиром мажу. Семейный раритет.

Она пошла в подсобку за специальной палочкой с рогулькой на конце, покачивая бедрами. Не пошла, а поплыла, словно баркас на волне Белого моря в умеренный шторм…

Мастер Войны не стал дожидаться девы и прыгнул, легко и красиво, прошелестев алым по стеллажам. Бросил сапоги Тайтингилю, тот схватил на лету и затем осмотрел обувь. Запах доказал — Маруська не врет. Сапоги были, ежели оттереть от пыли, высший класс.

— Спасибо, дева. — Эльф чуть поклонился.

— Давай я тебя хоть портянки научу мотать, — баском хохотнула Маруська и, врубив душевные страдания Ирины Аллегровой, занялась обуванием эльфа.

— Еще курртки, спальники, палатка, — мурлыкал Котов.

— Ты не боись, городской… ты у меня голым не останешься… надолго-то. А вы что, на Пашку идете? — спросила Маруська.

— Да что за Пашка? — Котов изучал пропыленные банки со сливовым соком 1983 года укупорки. — Восемьдесят трретий? Серрьезно? Это съедобно?

— Это на маринад берут, особенно когда медведя завалят, — сказала Маруська. — Пашкой зовут дракона нашего, ну, или змея. И в озере он живет в Змеином. По крайней мере, так у нас в народе бают. Озеро как раз ему под стать. Узкое, длинное, одни мысы и заливы.

— Дракона, — задумчиво сказал Тайтингиль. — Дракон — это хорошо. Мудрые змеи многое могут. Скажи, дева, а не слышали ли у вас о падении звездного корабля?

Маруся хохотнула, глядя на него с задором; по загорелой коже век прорезались смешливые морщинки.

— Вот чудик городской! Космонавт, ишь ты! Придумал тоже! Нам и змея-то с избытком, а ты говоришь — корабль.

Мастер Войны тем временем уже вовсю гуглил, вцепившись в айфон, висящий на зарядке.

— Барахло вам найду, — пообещала Маруська. — А насчет транспорта — вон, с мужиками поговорите. Они туда едут на рыбалку.

— Цель — пятнадцать километров за озером Змеиным, — выговорил Мастер Войны. — Ничто для пешего маршброска. Если до Змеиного добраться на транспорте…

Котов шумно сглотнул и затравленно заводил глазами.

— Никаких больше пеших походов. Никаких. Никогда. — Желудок Котова страдал от прямого попадания двух бабкиных пирожков, и орк размышлял, надо ли усугублять ситуацию сливовым соком. — Где твои мужики… красавица?

— Да вон. Сюда идут, — довольно отозвалась Маруська. — Как раз за шоколадом для Пашки. Вон, Василич первый. Евсеич, Юрка. Ну как тебе, ушастый?

— Отличная обувь, — одобрительно сказал Тайтингиль.

— Каким… шоколадом? — растерянно мявкнул Котов, но его не услышали.

Теперь, в хроме под колено, наполированном Маруськой духмяным барсучьим жиром, в мятых брюках со стрелкой и оптимистичной флиске, он производил совершенно иное стилистическое впечатление, нежели в жилете и туфлях.

— Маруськ! Открыта?

— Заходите… вот по вашу душу туристы. Москвичи. Хотят на Змеиное.

— На Змеиное? — вошедший первым мужичок тут же хитро прищурился. — А чего бы не взять! Возьмем. Тока это дорого! Дорого будет! Очень!

Со стороны Мастера Войны донесся глуховатый металлический звук, и Тайтингиль грозно нахмурил брови. Просто. Нахмурил. Инопланетный воитель выудил из-за уха сигарету и прикурил, демонстрируя показное равнодушие.

— Сколько? — дрогнул Котик.

Василич пожевал полупустым ртом.

— Полторушка!

— Долларов? — Котик присел.

— Хренолларов! — усмехнулся мужик. — И все макароны с твоей башки. Мы тут только русские деньги понимаем.

— И три бутылки водки, — добавил Евсеич, — чтобы, значит, полбутылки на брата аккурат. Ну, примерно. Вас же двое? И… девка?..

— Василич, я с вами же, — встряла Маруська, обнимая Котика жарким взглядом. — Я давно на Змеиное хотела, хоть поглядеть. А то собираю-собираю туда турье… простите… дурное… а сама не видела. Там грибов знатно, да для грибов рановато еще…

— Две бабы. На пятерых, — хозяйственно посчитал Евсеич. — Ты, городской. Тогда водки-то ящик. Осилишь?

— Полторы тыщи рублей, — деловито уточнил пришедший в себя орк, — и ящик водки? Загнул ты, Василич.

— Так на «витязе», не на говновозе, — убедительно сказал рыбак.

Тайтингиль просиял. Наконец он увидит машину с воинским именем! Добрый знак, добрый…

— Хорошо, — веско произнес он. — Это хорошо.

— Договорились, ладно, — выдохнул орк.

— И эта, — подал голос молчавший доселе Юрка, — шоколаду тогда уж берите. Много, Пашку накормить.

— И — шоколаду, — объявил Василич. — Ну и вам чего пожрать. И нам с вами.

— Нам с пожрать не так сложно, — муркнул орк. — Воду эльф сам найдет, красной жабе хватит пачки сахара, а мне… ну, мне…

— Ну, ты у меня не проголодаешься, — проворковала Маруся. — Да только что ж ты… жабой… чеченочку-то вашу?

Мастер Войны полоснул Котова лютым взглядом, но смолчал.

А Василич сказал матом, не одобряя большое и очевидное чувство Маруськи, самой знойной дамы Чопы и самой завидной невесты, к городскому. Но сердце, знамо дело, красавицы, как известно, склонно к измене. А потому препятствовать Маруське открыто в ее новой любви никто не решился.

Даже сам модный и гламурный Дима Котов.

Ее объект.

Выйдя из магазина, Тайтингиль увидел «витязя» — того самого. Двухсоставный плоский и приземистый болотоход, густо заляпанный грязью, идеально гармонирующей с его собственной покраской, хмуро поглядывал мутными глазками фар. Во всей его грузной осанке читалась первобытная мощь.

— Витязь… — проговорил эльф. — Действительно старый, но могучий витязь… и он поможет нам.

— Достойная техника, — одобрил Мастер Войны. — Панцирники бы оценили.

Котов пыхтел, затаскивая в кузов ящик шоколада, ящик водки, полкоробки папирос и прочий скарб, которым его снабдили мужики, — мешок сахару, мешок хлеба.

— Змей… дракон… — хрипел он, потея. — Сами вы… драконы… когда ж это все кончится, а?

Маруська хозяйской рукой одобрительно огладила его сзади.

— Ничего, тебе полезно, городской!

Лавчонка сельпо закрылась и украсилась амбарным замком, ключ от которого Маруся положила тут же под камень. Написала записку: «Пиреучет. 3 дн. Ждите автолавку».

И после часа суеты, сборов и размещения «витязь» с негромким для своих статей ревом двинулся с места.

Эльфа порадовала возможность ехать на воздухе; в открытый кузов, не зачехленный сейчас брезентом, которым накрыли припасы и скарб, порхнул и Мастер Войны. Марусе, как даме наиболее ценной, было отдано место рядом с Юркой, влипшим в руль; в привилегированные особы попал и Котик, ограничивший Марусину плоть с другого бедра.

В кузове, на свежем воздухе немедля началась дегустация первого сорта водки — чтобы заполнить требуемый с Котика ящик, Марусе пришлось выгрести все товарные остатки и даже отложенное для постоянных клиентов. Василич и Евсеич, даром что на рыбалку, предъявили копченые золотистые тушки прошлого улова; Мастер Войны деликатно смотрел в сторону, сжимая в ладони слегка мятый давно не одноразовый стаканчик. Тайтингиль сидел на кабине «витязя». Он смотрел вдаль, будто вбирая окружающее пространство, вдыхая его, и ветер полоскал флаг сияющих златом волос.

Спустя первые десять километров Котик, сморенный тряской, спал в лунке меж двух самых величественных холмов, встречавшихся ему когда-либо, всей душой осознав, что на еще более величественных Маруся пока сидит; Василич и Евсеич согласились считать Мастера Войны настоящим мужиком, увидев, как тот пьет водку из горла винтом, презрев негигиеничный стаканчик. Эльф наслаждался свежим воздухом. Русский Север ему пока что очень, очень нравился.

Гусеничный вездеход с ревом ломился через редколесье и болота; и искомое Змеиное озеро делалось все ближе. Юрка мурлыкал непристойные частушки, заставлявшие Маруську плотнее сжимать бедра под куцеватой юбкой… и еще крепче убаюкивавшие орка, магнетически подготавливая того к невероятным любовным подвигам.

Еще через какое-то время компания в кузове забарабанила по металлу, требуя облегченьица. Водка, щедро запитая фантой, переработалась в организмах рыбаков и рвалась наружу. Заодно предполагалось сменить за рулем Юрку, которому надоело оставаться почти что самым трезвым.

Эльф спрыгнул с кабины и огляделся. Вокруг был такой же сероватый ландшафт, сосны, мхи и камни.

И все же что-то было не так.

Впереди что-то призывало.

Требовало внимания.

Оглянувшись на галдящие пьяненькие голоса, Тайтингиль широким шагом двинулся в сосны, присматриваясь, вбирая ароматы леса. Ходил он быстро — пятнадцать минут, и вот уже «витязя» не видно, а суету вокруг него — не слышно.

Эльф сделал еще две сотни широких, скользящих шагов и остановился.

В низинке, прикрытой парой нависающих ледниковых окатышей высотой в два эльфийских роста, стояло почерневшее, почти полностью сгнившее черное строение с проваленной крышей.

Волны шифера поросли мхом, вокруг едва прочитывались остатки забора, забитого северной растительностью; место над длинным бараком звенело застарелым ужасом.

Недалеко виднелось еще одно подобное строение, почти совсем канувшее в пышные лишайники и, видно, когда-то погоревшее.

И дальше — еще одно.

Эльф потянулся к шее, сдернул еще один кулон из тех, что носил постоянно, — с тщательно ограненным сапфиром, сияющим слезой; удерживая его перед собой, тихо запел, выдыхая неожиданно подхваченную чужую боль.

Рядом с ним бесшумно вырос силуэт Мастера Войны.

— Старые тюрьмы, — негромко сказал инопланетянин. — Толстые стены, решетки, я понял. Тюрьмы, о которых поются тоскливые песни. Твоя песня… — Он помолчал, постоял, чуть покачиваясь в такт голосу эльфа, ведущему мотив. — Твоя песня другая.

Эльф не ответил.

Не перервал мелодии. Закончил ее. Закончив, размахнулся и забросил сапфир вместе с кожаным шнурком туда, в барак, подальше.

И словно сквозь темную пелену место прояснилось — дрожащее марево боли и кошмара чуть улеглось, а на землю, окантованную остатками забора, легли косые солнечные лучи.

Тайтингиль уходил, не поворачиваясь.

Мастер Войны скользил за ним.

Молча.

Глава 23 ДРАКОН

Компания, немного переменив дислокацию, двинула дальше. Мужики волновались — хотелось успеть доехать и поставить палатки прежде, чем водка совсем закончится.

Мастер Войны без слов полез за руль, предоставив усталому Юрке возможность употребить и прикорнуть тут же, на широком сиденье.

Остальные были на свежем воздухе, в кузове.

Василич с Евсеичем решили вздремнуть, как нередко случается с теми, в чьей крови причудливо смешивается большое количество алкоголя и хрустальный лесной воздух. Котов сначала забеспокоился, каково им будет под массированными атаками неистребимого гнуса, но потом увидел: комаров будто что-то останавливало на подлете к местным жителям.

— Та-ай, — шепнул он эльфу, — Тайтингиль! Ты тоже видишь? Ма-а-агия… Да?

Маруся дружелюбно огрела его ладошкой по спине:

— Такой большой, а в сказки веришь! Да проспиртованные они до мозга костей, вот мошка их и не исть!

Орк успокоился и теперь с аппетитом жрал вкуснейшие бутерброды из закромов Маруси, запивал крепким сладким ароматным чаем на всяких листиках и сушеных ягодах и с удивлением и восторгом поглядывал на эльфа. Тайтингиль маленькими глотками пил водку и пронзительно смотрел вдаль.

Котов спросил:

— Марусь, так что за Пашка?

— Да вроде змей. Длинный такой, — ответила северная дева и заметно покраснела. — Здоровущий. Только его никто не видел. Нет, слыхать-то все слыхали, живет он тут давно, до войны еще поселился или даже до революции. А видеть… — Она развела руками. — Хотя Николай вот видел в прошлом году, даже сфотографировал на телефон, но весной потонул, с телефоном вместе. Я видела — на корягу похоже… журналисты по весне приезжали, сразу как лед сошел. Ваши, столичные. Сидели, караулили, да ничего не накараулили. Но змей есть — это факт!

Маруся значительно подняла палец с остатками розового перламутрового маникюра.

— А шоколад зачем? — спросил Тайтингиль, выходя из медитации.

— Примета такая у нас есть, — с готовностью ответила дева, как бы между прочим поглаживая Диму Котова по ноге. — Коли швырнешь шоколада в озеро, вроде как прикорм сделаешь — рыба будет. Тут озер кругом много, сами видели. Но столько рыбы, как в Змеином, да вот с шоколадкой… не гогочи ты, дурак городской, я тебе правду говорю! — Котяра еле уберег дреды от хорошего «леща». — Столько рыбы нету. Ну, так все мужики у нас говорят. Хотя к Змеиному и подъезд дрянной, и берег там… ну… сами увидите… а рыбы — завались. А без шоколада — никак ее не взять. И люди, бывало, блуждают там. Блудят.

Орк поймал на себе очередной многообещающий взгляд Марусиных задорных глаз и снова смутился, спрятав нос за широкий край чашки от термоса.

— И водка… водка там пропадает, — глухо проговорил Василич из-под брезента. — Загадочным образом.

— Я знаю, куда и как пропадает водка, змеюки, — ухмыльнулась Маруська. — Проспитесь уж!

— Ты, дура баба, меня не затыкай. А я всем говорю, что московским, что нашим, — и вам скажу. — Василич вещал медленно и обстоятельно, не приходя, впрочем, в вертикальное положение. — Поселился у нас натуральный ди-но-завр! Шея — во! — из-за брезентовой скрутки показалась рука. — Голова — во! — Кисть согнулась, и по силуэту вышло похоже на лох-несское чудовище.

— Велик ли ваш дракон? — спросил Тайтингиль.

Маруся задумалась.

— Ну, с коровы две…

— Три! Дура баба! С три! И это только тулово! А голова! Шея! — заворочался Василич, у которого знания были, а силы встать — нет. — И лапы с когтями, я следы видал. И от хвоста — будто лодку по земле тащили.

— Вы слушайте, он дело говорит. Это и я видел, — подал голос Евсеич. — Видел такое. Как будто что-то широкое и тяжелое перли. Видел.

— В мире, дорогу в который открыл драконий камень, должен быть дракон, — спокойно сказал Тайтингиль. — Но великие огненные ящеры не живут в воде. Это, вероятно, и правда какая-то крупная змея.

Котов поежился.

Полярный день никак не помогал определиться со временем суток. Через какое-то время компания добралась до места, сообща поставила две палатки — для дорогих гостей. У местных жителей спать на земле считалось дурным тоном, и все они разместились на ночлег в разных точках своего вездехода.

Котов предпринял последнюю отчаянную попытку подселиться к Тайтингилю, но витязь желал уединения и не пустил. Орк обреченно поплелся в палатку Маруси, которую показательно задвинули подалее, в глубь невысокой мохнатой растительности, подальше от нормальных людей, эльфов и инопланетян.

Мастер Войны не захотел ни в кузов, ни в палатку и нахохлился на камне в позе боевого сыча, безучастно глядя на вечернюю суету лагеря. Он с великим трудом согласился продержаться до завтра, отдохнуть и уже затем следовать заветным координатам, выданным несговорчивым уфологом Витьком.

Отдохнуть, да. В отличие от него, всем прочим нужна была передышка и прокорм. Ленивые северные мужики давно возили с собой газовую плитку, но Тайтингиль, заняв нож, сделал великолепный костер, и сейчас на треноге над огнем побулькивал котел с картошкой, споро начищенной орком.

Эльф с любопытством осматривал берег — заболоченный, неудобный. Дойти до воды можно было лишь в сапогах-болотниках, но какая-то добрая душа накидала гать. Впрочем, Тайтингиль не видел никаких аргументов рваться к своей любимой стихии, рискуя офицерским хромом, — а для приготовить и помыться таковая была добыта с помощью хитроумно устроенного приспособления из согнутой молодой березы, ведра и веревки.

Вода тут была какая-то…

Другая.

— Подкорм пора давать, — объявил жадный до рыбы Юрка. — Шоколадки несите.

Маруська с готовностью потащила коробку. Мастер Войны без слов стал помогать ей — по неписаным правилам, лакомство требовалось освободить от бумаги, но непременно оставить в фольге.

Юрка тем временем бойко надувал лодку, топча насос-«лягушку».

— Я не понимаю, — тихо сказал инопланетянин. — Зачем мы тут? Это для чего — ритуал? Я привык почитать ритуалы. Иначе ушел бы за своим транспортом немедленно. Змей… что это — змей?

Маруська недоуменно уставилась на тонкое бледное лицо с бесцветными глазами.

— Э, да ты и правда нерусский… ну как тебе объяснить… животная такая, в чешуе.

Мастер Войны молниеносно перешел из сидячего положения в боевую стойку, и Тайтингиль чутко шевельнул острым ухом на звук металлического клацания.

Звездный воитель выпалил что-то недобро-шипящее по-своему.

— Видишь чешую — убей, так говорят у нас! Дракон — это ящер, я понял! — Он зло наподдал скрытым в алых шелках сапогом по коробке — плоские серебристые плитки рассыпались блестящими брызгами. — Ящеры, Тайтингиль, витязь Нолдорина! Нет более бесчестных созданий меж звезд! Чтобы я делал благо для… ящера? Нет!

Он снова выругался и возмущенно закурил.

— Умерь свой гнев, союзник, — сказал Тайтингиль. — Я знаю, да, ты ушел бы за своим кораблем сам, один, прямо сейчас… но ты не поднимешь его из воды. У тебя нет… техники для этого. — Он кивком указал на могучий болотоход. — А ящеры… драконы бывают очень мудры. И в них много той силы, которая так впечатлила тебя.

Мастер Войны уставился на него ледяным взглядом.

— Я не сказал, что они глупы или слабы. Но ящеры… я верю, что ты знаешь, что делаешь.

Юрка навесил мотор и стал выбираться на чистую воду. Там он выпрямился, постоял, видно стесняясь чужаков, и вдруг заорал:

— Пашка! Вот тебе сладенького! Дай нам рыбки!

Он вывалил в воду штук пятнадцать блестящих плиток и споро вернулся.

Котик стоически терпел мягкие пухлые пальцы Маруськи на своем бритом теплом виске и время от времени поглядывал на Тайтингиля — ценит или нет эльф его самоотверженность.

Эльф оставался невозмутим. Однако он с любопытством рассматривал сквозь прозрачную воду чуть взблескивающие силуэты рыб, разом появившиеся после шаманского мероприятия Юрки.

— Гляньте, работает шоколад-то, — заметил Василич. — Понял, городской? Пришла рыба. Почти сразу и пришла. Эх, вот бы самого змея увидеть… разок… обделаться, но хоть знать, что он вправду тут есть…

— Ну да, — изрек Евсеич, — а то Пашка, Пашка, интересно же.

Мастер Войны достал из рукава пистолет и проверил обойму.

— Давайте подманим, — предложил Василич. — Это раньше мы сюда так просто, без девок. А тут — вон Маруську привязать к выворотню и подманить. На ее, стало быть, натуру. Как это… в сказках. На, значит, прекрасную деву, водяной змей.

— Во тебе, а не мою натуру, лысый черт!

Маруська показала несколько разных фигур из пальцев; Котов восхитился.

— А, ну да, — словно опомнился Василич. — Маруську — никак. Тогда это… Слышь, ты, как тебя… давай тебя за бабу выдадим. Платье подходящее, почти свадебное. Только цвет чуть подкачал.

Котов злорадно захихикал.

— Если бы я не был связан обещанием… — раздельно произнес Мастер Войны.

— Дальше сплошные болота, — ровно изрек эльф, уводя беседу от конфликтных вопросов межвидовых браков. — Ходил ли там кто-либо? Нам предстоит путь по этим болотам, каково там?

— Миши там ходят, — сообщил Василич. — Прилично миш. И лезть некуда, если что, там больших деревьев нету. Как пойдете и чего вас туда несет — уж и не знаю.

— Медведи — это не страшно, — произнес Тайтингиль.

— Скажи заранее, что такое «медведи», — задушенно прошипел инопланетянин. — Скажи заранее…

— А «витязь», «витязь» пррройдет? — встревоженно замурлыкал Котик.

— Пройдет, — хитро сказал Евсеич, — только нам туда не надо. Иди-етов нетути.

— А денежку н-надо?

— Так смотря какую…

Котов воспрянул, и торг разгорелся вовсю.

Тайтингиль облюбовал себе пенек подальше от шумной компании, поближе к воде. Вездесущие комары, нечувствительные к всяким оффам и рапторам, брезгливые к водке, игнорировали и эльфа — и в этом как раз было волшебство. Волшебство словно разливалось в здешнем воздухе, и витязь вибрировал всеми струнами души, ловя резонанс с дивной и древней природой. С озера поднимался туман, превращая деревья в замки, кусты в зверей, и даже поваленный ствол походил на хвост сказочного чудовища.

Хвост. Весь покрытый лишайниками, серыми, тусклыми чешуями, палыми листьями.

— Я приветствую тебя, — спокойно проговорил Тайтингиль.

На здоровенном замшелом валуне у воды внезапно проявился тускло-желтый глаз, зазмеилась трещиной пасть, мелькнул серо-фиолетовый язык.

— Здравствуй, витязь. Я не чаял встретить подобного тебе — здесь. Ты пришел убить меня?

В шипящем, надтреснутом голосе не чувствовалось страха — скорее безмерная усталость. Да и весь дракон, словно проявившийся вдруг из прибрежной грязи, очертивший длинное тело в осоке, был блеклый, покрытый илом, словно гнилая коряжина.

Он и вправду был огромен, старый змей. Тайтингиль видел голову, изящную шею; крылья сложены и плотно прижаты к спине, похожей на камень, хвост петлей выхлестнулся на берег. Большая часть древнего создания — лапы, брюхо — таилась в темной холодной озерной воде.

— Нет. Хотя мне и может потребоваться твоя кровь, — задумчиво ответил витязь.

Драконья пасть осклабилась.

— Всем нужна драконья кровь. Только мы можем проходить между мирами. Мы, драконы. Величайшие из великих.

Он изогнул шею, будто на картине, которую придворный художник писал о нем самом, но через пару мгновений как будто ослаб, обмяк.

— Что ты ищешь здесь, эльф? — прошипел медленно, и полупрозрачное нижнее веко кратко наползло на янтарь великолепной радужки. — В чуждом мире. Беспокойство, бессс-с-спокойство в тебе. Зачем?

— Потому что мой мир подошел к закату. У эльфов перестали рождаться дети, и мой народ понемногу уходит в Чертоги Забвения.

Дракон качнул головой.

— Чертоги Забвения… как бы я хотел… в Чертоги Забвения.

— Я был там, — спокойно ответил Тайтингиль. — Я был. Там нет ничего хорошего, древний змей. Там только можно оставить память… и жить изумленным, словно новорожденным, не зная ничего даже о себе самом, не умея оглянуться, не извлекая опыта из прожитого.

— Оставить память. — Из пасти с чуть обломанными многорядными зубами вырвался парок. — Я бы хотел… С-с-слишком ее много. С-с-с-слиш-ш-ш-ком…

Тайтингиль стоял, смотрел, думал. Раньше ему никогда не доводилось разговаривать с драконом. С настоящим огнедышащим драконом, нашедшим свое пристанище… в воде?..

— Я жил больше твоего, эльф… Намного больше. Я помню молодость некоторых звезд, сделавшихся теперь тусклыми… И я устал. Прошел сюда, чтобы ус-с-спокоиться.

— Драконы бессмертны. Ты не можешь умереть сам, — сказал витязь.

Желтый глаз глянул на него с раздражением.

— Знаю, — вышипел дракон. — Теперь знаю… Но как бы ни хотелось умереть — это с-с-с-трашно… я бы лучше в Забвение… в Чертоги…

— Для драконов нет места в Чертогах Забвения, — напомнил эльф.

Эта фраза привела древнего змея в бешенство. Он отлепил голову от ила и поднял высоко, вытягивая из воды тело, мокрые простыни крыльев и бесконечные кольца хвоста. Из пасти вырывались клубы плотного черного дыма.

Змей наступал.

Тайтингиль стоял недвижно.

За спиной эльфа вдруг раздался мощный многоголосый ор:

— Бля, Василич, винтарь неси!

— Юрка, Юрка, фоткай его, так-растак!

— Мужики-и-и! Вали гадину-у-у!

Маруся тоненько завизжала и попыталась вспрыгнуть на руки Котику, который сам тоненько завизжал. Мастер Войны бессильно скрипнул зубами — он понимал, что его боезапаса недостаточно для борьбы со столь огромным противником.

Настоящим ящером.

— Я желал тут покоя, — выговорил змей. — Я, Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Помнящий твою юно-с-с-сть, эльф. Твою и твоего народа. Тогда я покинул ту складку Эалы. Тысячи лет назад. Хотел покоя. И что я получил? С-с-с-уету… Неприятнос-с-с-сти…

Он поднял левое крыло — оно было повреждено, будто сломано и неловко срослось.

— Звездные камни… сломал крыло. Зас-с-с-стрял тут на долгие века. Люди. Суета… такие, как вы! — Зубастая голова метнулась к сбившимся в кучу мужикам. — Раньше мне подносили золото… Пока кто-то не догадалс-с-с-ся кидать блестящие пустышки… но я добр…

— Спасибо, — рефлекторно выдохнул Юрка; дракон рыкнул еще раз и снова приблизил голову к эльфу, высказывая ему накопившиеся беды и обиды.

— Ис-с-с-кажают мое имя… Неужели трудно запомнить, как следует обращаться ко мне? Альгваринпаэллир… взрывают воду… — Древний змей снова зыркнул на мужиков. — Ты! — Гребнистая морда ткнулась Василичу прямо в грудь, и тот попятился. — С-с-с-спрятал в моей воде свою водку! И с-с-с-казал всем, что водку выпил змей! Лжецы! Вас с-с-с-следовало бы с-с-с-ожрать!

— Я говорил, — тихо сказал Мастер Войны. — Я предупреждал.

Но ярость дракона закончилась так же быстро, как и началась.

— Я добр. Я великодуш-ш-шен, — проговорил он, снова укладывая голову в ил. — И я с-с-с-стар…

Мужики сгрудились, громко лязгая зубами; предприимчивая Маруся потащила ошеломленного, объятого ужасом орка в палатку. Мастер Войны стоял недвижно, готовый в любую минуту кинуться на чешуйчатого врага — с пистолетом ли, с голыми ли руками.

Тайтингиль был спокоен. Он шагнул, протянул ладонь… и коснулся тонкими сильными пальцами трепещущих ноздрей Альгваринпаэллира.

— Рождающая Тьму пришла в этот мир, Багрянец Небес, — сказал он.

— Я с-с-с-лышал, — ответил дракон. — Может быть, это и хоро-ш-шо. Чертогами Забвения теперь станет весь мир.

— Чертогами Хаоса, дракон.

Змей шевельнул хвостом.

— Что ж. Ты просишь меня о помощи, эльф? Ты — умоляеш-шь?

— В первую очередь ты поможешь себе. Если выступишь с нами против Цемры, если поможешь мне вернуться, дав свою кровь. Вернешься домой, обратно. Тебя будут почитать как спасителя миров. Тебя не станут беспокоить, я даю слово, слово витязя Золотой Розы. И отблагодарят золотом, которое ты любишь — настоящим. Если ты, как и здесь, пожелаешь поселиться в озере, его дно выстелют златом и каменьями.

— Тщеславная чешуйчатая гадина, — выговорил Мастер Войны. — Заносчивый дряхлый ящер, что ты упрашиваешь его, Тайтингиль, возьми кровь силой.

Длинная гибкая шея снова взметнулась как плеть. Альгваринпаэллир встал на дыбы, полоснул когтями грудь — из-под разорванной зеленой, серой, заросшей лишайниками гниющей шкуры полыхнуло золотым и огненным, спину по хребту прорезали черные, бритвенно-острые гребни. Развернулись чудовищные крылья, подобные грозовой туче. С грохотом и воем, в языках пламени, патриарх взмыл в воздух, засиял ослепительно — образ Пашки-змея, любителя шоколада и повелителя озерной рыбы, растаял.

— С-с-с-силой? Как взяли тебя, с-с-супруг Повелительницы Хаос-с-са? Я видел вс-с-с-е сквозь сферы. Вот ты какой. Бес-с-спомощный. Твои крылья увязли в здешних болотах, и ты еще поклонишься мне, чтобы я помог их дос-с-стать. — Он осклабился, показывая зубы; инопланетный воитель сделал то же самое. — В последнюю здеш-ш-нюю войну я сбил немало таких, как ты… желающих уподобиться драконам… летать… «месс-с-сершмитты»… с-с-слабаки…

— Я взлечу, — прошипел Мастер Войны. — Я встану, и ты ляжешь, ящер…

— Никакой войны меж нами не будет, — негромко выговорил Тайтингиль. — Никакой войны не будет меж нами перед лицом общей беды. Довольно. Я чувствую, там сварилась пища. Я голоден. Альгваринпаэллир, я бы поужинал рыбой. Твоей… рыбой. И послушал бы твой рассказ.

Дракон нагнул голову.

— Мне есть что сказать тебе, великий дракон, — наклонил голову Тайтингиль.

Могучие лапы с притянутыми простынями крыльев вышагнули на землю, и Альгваринпаэллир покинул свой водный приют.

— Вот оно как, — сказал Евсеич. — Вот оно ка-ак…

— То есть вы типа мир спасаете? — уточнил Юрка. — Эх, если бы не жена и два спиногрыза, я бы…

— Мы спасаем многие миры, — выговорил Тайтингиль. — Великая Паучиха, принесшая потомство, может пожрать весь свет, всю благодать, до которой дотянется. И поэтому было бы верным… выспаться… и завтра отыскать звездный корабль Мастера Войны.

— Ишь ты, — покачал головой Василич. Ему было неловко. — А мы тебя бабой дразнили…

— Сочтемся, — едко ответил звездный воитель и протянул когтистые пальцы за сигаретой.

— Ну тогда чего уж деньги… отвезем. Правда, места там так себе, валуны, болота, выворотни, туда никакой транспорт не ходит. Давайте тогда не чирик… давайте пятерочку. Чисто на топливо.

— Деньги не проблема же, не прроблема, — муркнул Котик. Глянул на Марусю. — А может, пррямо сейчас и поедем, а?

Дальнейшего уединения с северной красавицей орк, честно говоря, опасался не вынести. Чисто физически.

— Может, — подтвердил Мастер Войны.

— Мы двинемся на рассвете, — сказал эльф. — Мы все. Временно мы союзники, и каждый из нас преследует и общую, и свою собственную цель.

— Герой, — тепло выдохнула Маруська Котику в лицо и призывно облизала губы.

— Пашка, стало быть, в озеро и не вернется? — грустно спросил Евсеич. — Не Пашка, извиняюсь… Альварес… Альфа-са… Как вас, прошу прощения…

— Я осс-с-ставлю здесь часть своего могущества, — выговорил дракон. — Рыба будет всегда. Я щедр.

— Без тебя же все не то, — вздохнул Василич. — Вон ты какой оказался. Я нафоткал, дома покажу.

Дракон горделиво расправил крылья.

В восхищенной тишине было слышно, как Мастер Войны скрипнул зубами.

— Кто ж тебе поверит, забудлыга, — хохотнула Маруська, наглаживая Котика по коленке. — Скажут, обопился, с Интернетов картинок накачал. Ладно б змей навроде коряги, которого все видели, а то… Дракон всамделишный!

— Спать, — определил эльф.

Азарт, овладевший всеми существами на следующее утро, не поддавался никакому описанию.

Мастер яро вел «витязя», с ревом прыгающего по камням; грязь хлестала в разные стороны. Местные мужики скучковались на дне кузова и орали военные песни; Маруся никак не могла оторвать от застенчиво ежащегося невыспавшегося орка сияющего взора. Тайтингиль балансировал на середине широкой кабины, на ее крыше, а с воздуха битый болотоход укрывала гигантская тень дракона.

Все что-то кричали, разливая остатки водки; мужики прикидывали крепость тросов; Мастер Войны безостановочно чадил ядреным местным табаком — волновался, хоть виду и не показывал. Пятнадцать километров, перескакивая топи и заводи, камни и поваленные деревья, они преодолели за два часа.

И вот «витязь» остановился.

В совершенно первозданном месте, где не был тронут цивилизацией ни единый лист, ни единая моховая кочка, на валуне красовалась надпись, сделанная краской из баллончика: «Тут был Витя», и дата.

От валуна открывался невероятный вид на идеально гладкое, словно отполированное острое крыло, торчащее из окна болотной воды посреди трясины.

Глава 24 КОРАБЛЬ

Ирма вздрогнула от дребезга телефонного звонка, спешно схватила трубку. Она ждала, очень ждала один звонок.

Она надеялась, что позвонит эльф.

Эльф.

Позвонит.

Нет.

— Яков Ааронович. — Женщина проговорила в трубку имя главы московских гномов. — Или Иван Андреевич, как вам удобно…

— Абсолютно не важно, Ирма Викторовна, — мягко проговорил король-под-Москвой. — Звоню, чтобы выразить вам свое почтение и благодарность за сделку.

Накануне Ирма с наслаждением продала ему спорную территорию, на которой Васька Брови стал должником Мастера Войны. Ей расхотелось самой вести стройку, ну совсем; а достопочтенный дверг сразу предложил хорошую цену.

— Спасибо, — отозвалась она.

— Все ли у вас ладно? — заботливо спросил Иван Андреевич.

— Да…

— Ни в коем случае не волнуйтесь и не переживайте. Не нужно. Все обязательно будет хорошо. Просто верьте. Верьте.

— Я верю, — сказала Ирма. — Иначе просто невозможно жить.

Ей не работалось.

Ирма вяло выполняла повседневные обязанности, просматривала какие-то документы, ездила на какие-то встречи, говорила с какими-то людьми. И постоянно стискивала в руках горячий от напряжения айфон. Сумасшедшая троица исчезла на необъятных просторах Русского Севера и не отзывалась на звонки.

Телефоны были недоступны или не отвечали.

Впрочем, Ирма звонила в основном Котику. Тайтингиля она беспокоить почему-то опасалась… особенно после его слов.

Да, ей хотелось быть любимой. Но признание эльфа, такое сложное и без дураков пафосное, замешанное на смерти и воскрешении, на долге и битве, на дрожании рубежа миров, потрясло ее. Оно оказалось почетной, но тяжелейшей ношей, к которой надо было еще привыкнуть. Как будто в ней что-то изменилось, изменилось совсем.

Она убедилась в этом окончательно, когда на днях в приемной маститого партнера столкнулась с референтом Олегом.

Олегу было двадцать шесть; он отрастил волосы до талии, а в свободное время занимался ролевками, косплеем и качался; он спал с Ирминым партнером — и иногда с ней. Это был один из наиболее предпочитаемых любовников, ценимый за способность создавать потрясающий антураж. Олег не особенно сосредотачивался на женщине, но зажигал свечи, звал в увешанную щитами и мечами квартиру и изъяснялся на эльфийских языках.

Вот и теперь Олег, отвесив ведро цветистых комплиментов, снова пригласил Ирму на свидание…

Просто пригласил. И получил решительное «нет». Которое далось Ирме с лету и без каких-либо сомнений. В ее душе ничто не всколыхнулось.

Ирма чуть не расхохоталась парню в лицо, вспомнив, каков на самом деле эльф. Эльфийский витязь. Настоящий.

Ей не работалось и не развлекалось; но она планировала и готовила день рождения дочки, соединенный с помолвкой.

Благо дела фирмы сейчас шли в гору, и финансы позволяли шиковать — несмотря на кризис.

Ирма провела две хорошие сделки за границей и теперь очень спокойно заказывала в роскошное кафе «Пятнистая орхидея» ледяные скульптуры, аниматоров, установку для выдувания мыльных пузырей, модную музыкальную группу, заказывала и… считала дни.

Хотя эльф и не обещал вернуться ко дню рождения Алинки, Ирма надеялась на Котика и на уникальную везучесть перерожденного орка.

С момента их знакомства Дима Котов не пропустил этого мероприятия ни разу и всегда добывал какие-то уникальные подарки. Ирма подозревала, что так выходило потому, что он сам был изрядным ребенком в душе. Большим, сильным и — ребенком. Не наигрался в собственное детство. Не наигрался, не наигррался…

Интересно, какое детство могло быть у орка?

Алинка, которая в целом была равнодушна к вещам, как практически любой растущий в полном достатке ребенок, все, что приходило от Димы Котова, любила и берегла. Например, названного в честь Котикова любимого исполнителя Фила Ансельмо пони Филю. Норовистый коротконожка, округлившись до состояния бочонка, работал в Ирмином загородном коттедже газонокосилкой под надзором сторожа.

Алинка подготовку ко дню рождения почти полностью переложила на плечи мамы, лишь изредка давая указания по особо принципиальным вопросам. В эти дни она металась по репетиторам и экзаменам, оканчивая школу и желая непременно самостоятельно одолеть поступление в престижный вуз. Единственное, что ее занимало, — это платье, которое шил Лев Абрамович. Старый дверг приговаривал, что такая девушка непременно должна быть принцессой, и ваял лаконичный корсет без бретелей и рукавов и пышнейшую невесомую юбку — многослойный бутон органзы.

Платье получилось почти свадебным.

Почти…

«Вот моя дочь и выходит замуж», — думала Ирма, видя в этом эпохальном событии сигнал об окончательном исходе собственной молодости. Она сама впервые выскочила замуж тоже прямо после выпускного — за физрука, подделав справку о беременности. Лихая, юная, с горящими глазами, влюбленная и целеустремленная уже тогда.

Но теперь ей просто было грустно. И радостно, радостно тоже…

И грустно. Да.

Максим приходил к ним каждый день, вежливо и тихо здоровался и сразу шмыгал наверх. Никаких проблем с запрещенными порошками не случалось — но некому было и обыскивать парня, выворачивая его карманы. Ни Котика, ни Тайтингиля. Ни даже бешеной инопланетной жабы. Только жабья ваза под потолок.

Почему-то Ирма стала тяготиться своей квартирой, приобретшей восточный флер, и все чаще бывала у соседки Натальи Петровны. Пожилая писательница попыхивала тонкой ароматной папироской собственного кручения или толстой сигарой, заваривала крепкий ароматный чай и слушала.

Как-то само собой вышло признаться, что странный рыжий длинноволосый мужик, поселившийся было в ее квартире, — настоящий эльф. А мерзкое бесполое существо — инопланетянин. А Котик, давно знакомый теплый мурчащий Котик — орк.

Наталья Петровна не сомневалась и не любопытствовала излишне. Только кивала и подливала еще чаю. Мало-помалу и сама Ирма перестала напрягаться и просто приходила. И просто рассказывала.

Писательница слушала, кивала и временами с согласия Ирмы что-то записывала. Недавно Наталья Петровна издала новый роман, который в считаные дни получил феерическое признание. Он был о некоем Владимире, обладающем даром воина-мага, живущем в современной Москве и никак не могущем выбрать свой путь — стезю света или стезю тьмы. Любовь, приключения и эротика зашкаливали на тонких страничках бестселлера; а Наталья Петровна планировала продолжение истории и кругосветный круиз.

Иногда к пожилой писательнице заглядывал и Вадим с четвертого этажа, владелец той самой желтой «Хаябусы». Он консультировал ее по боевке и оружию и регулярно выступал бета-тестером отдельных отрывков. При нем Ирма стеснялась рассказывать про эльфов, извинялась и уходила домой. Лежать, смотреть на рисунки на вазе и думать.

И ждать.

Нет, Ирме не работалось совершенно. И сегодня тоже. Она отложила бумаги и закрыла экран ноутбука. Бросила, цокая каблучками, двум секретаршам:

— Пойду к себе…

Но поехала Ирма не домой, а в тот самый бар, где впервые встретила своего мужчину.

Эльфа.

Надо же, как все глупо начиналось. Глупо, странно… сказочно. Небывало. Правду говорила бабушка: «Судьба и на печке найдет».

В баре в будний день, еще и не в прайм-тайм, было пустынно.

Шурман ворковал с красивой стриженной каре брюнеткой, поигрывающей длинными ногами на барном стуле. Ирма узнала — девица, которая тогда висла на Тайтингиле. Местная постоянная клиентка, до отвращения напоминающая профессионалку. Оля, кажется. Да, точно Оля.

— Круто, когда деньги есть, — говорила эта самая Оля бармену, и бармен соглашался. — Деньги, Шурочка, решают все. С деньгами ты человек. Без денег ты можешь всего лишь заглядывать человеку в глаза.

Она коснулась накрашенным ртом тонкого края бокала с цветасто-полосатым коктейлем.

— Ирма Викторовна. — Шурман увидел, улыбнулся. — Что желаете? «Егермейстер», как всегда? Пару шотиков и копченую оленину?

— Я за рулем, — устало сказала Ирма, выкладывая на стойку ключи и телефон. — Сделай, Шурочка, зеленого чаю. От мысли о выпивке что-то… тошнит даже.

Оля ухмыльнулась и глотнула коктейля.

— Знаешь, Шурочка, была я никем и ничем. Девочка из Ярославля. Да кому я рассказываю, ты же все видел, как я тут за мужиками таскалась. Все изменилось. Разом. Важно найти того, кто в тебя поверит. Только вот я не искала. Меня нашли, Шурочка. Меня нашли. Понимаешь, меня-а-а… я нужна оказалась. Я. И не абы кому, ты понял?

Бармен улыбался и кивал. Такова была его работа — улыбаться и кивать.

— О таком работодателе, Шура, можно просто мечтать. И мы совпали, полностью совпали. Нас интересует бесконечная власть. Бесконечная власть и исключительная победа, только. Навсегда… Я пока что делаю, что мне говорят. Что говорит работодатель. Он исключительный. Понимаешь? И исключительно… щедрый. Понимаешь?

Оля посмотрела за окно, где Москву накрывало колпаком душного жара.

— Хотя, Шурочка, если деньги есть, а ума нет, ничто не поможет. Ничто. Я вот встречаюсь с парнем сейчас, — она чуть показно облизнула губы от сладкой капли, — а он встречается еще с одной девочкой. Из богатеньких. — Снисходительный взгляд мазнул по Ирме. — Там серьезно все, жениться собирается. Девочка, соплячка, верит. А на самом деле вот он у меня где. Во-о-от. — Оля показала загорелый худой кулак. — Зову, как кобелька, — бежит.

Ирма сделала глоток пахнущего жасмином напитка.

— Да трахает он тебя просто, дура, — сказала веско.

Вкус чая показался горьковатым.

Она положила три сотни на стойку, встала и вышла, оставив позади Шурмана, стойку, Олю и разноцветную радугу бутылок за спиной бармена.

— Вот она, — севшим голосом проговорил звездный воитель, подходя ближе — к самой кромке черной болотной воды. Он безотрывно, немигающими глазами созерцал мерцающий темно-лиловый острый угол, торчащий из воды. — Вот она…

— Кто — она? — недовольно мявкнул Котов. Он уже прикидывал, сколько будет стоить эвакуация корабля — в том случае, если останутся деньги после вытягивания его из воды.

Его.

— Корабль… — выдохнул Мастер Войны. Казалось, он готов шагнуть в воду и поплыть — прямо сейчас. — Она, корабль.

— Корабль. Он.

— Не пытайся провести меня, бесполезное создание. Я изучаю этот язык.

Котов поморщился, как от зубной боли, памятуя особенности этого изучения. Мастер продолжил:

— Сталь — она. Корабль — такое же слово. Она.

И пошел вперед.

Тайтингиль легко взбежал по поваленному стволу, чтобы сверху рассмотреть зыбкие, трясинные берега, бочаг темной воды на болоте, острое, взблескивающее в глубине сиреневыми искрами гладкое крыло, нетронутый северный лес вокруг.

Мастер Войны шагнул раз, другой и, коротко вдохнув, занырнул в темную болотную глубину.

— Вот черт нерусский, — с восхищением выговорил Василич. — Даже не разулся.

— Жаба, — сказал Котик. — Жаба же, н-ну…

Его не было долго. Так долго, что оставшиеся на берегу заговорили и завозились, а эльф соскочил вниз и начал стягивать свою лимонно-апельсиновую флиску.

«Отмучились», — громко подумал орк. Он все же недолюбливал склочного инопланетного подданного.

Недолюбливал.

Черная голова с бешеными белыми глазами показалась у самого крыла; красный рукав выстрелил вверх («Как язык жабий, точь-в-точь!»). Инопланетянин вытянул худое тело наверх, на крыло, встряхнулся.

— В нее не войти! — прокричал. — Та… паучиха знала, как нанести максимальный урон. Разбить корабль невозможно. Но… вход там, под камнем. Не войти.

— Стало быть, тянуть надо, — сказал Юрка. — Оно не радиво-активное?

— Что?

— Не …бнет?

— Не должно, — отозвался инопланетянин.

Василич почесал островок загорелой лысины и пошел собирать все тросы и стропы, которые только имелись в вездеходе. От «витязя» до затонувшего корабля было навскидку метров пятнадцать — хорошего болота, поросшего черникой, брусникой, водяникой, пышными шапищами мхов, редкими сосенками и валунами в разводах лишайников. Наверняка через пару недель тут пойдут роскошные грибы, наверняка.

Маруська, приохивая, притулилась к Котику и как бы с нервов шарила по нему руками.

Тайтингиль подошел ближе, ближе, встал у черного края воды, робко лизнувшей смазной хром офицерских сапог. Поднял руки, будто ощупывая воздух, дрогнул чуткими пальцами и запел — сначала негромко, потом все сильнее и сильнее наращивая голос, который лился верно и сильно. Люди ощутили вибрацию, пронизавшую тела изнутри; ощутили…

И вот по воде сначала пошла рябь, потом двинулась волна, еще и еще одна.

Темное крыло корабля чуть дрогнуло… и замерло. Голос эльфа упал до самых низких нот, руки опустились.

Мастер Войны покосился в темную глубину.

— Я вижу здесь что-то, в воде. Отзывается золотым на твой зов, — сказал протяжно. И вскинул голову, рассыпая капли с волос. — Она шевельнулась, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Сделай так еще.

— Сделаю… — выдохнул эльф. Его ощутимо вело, он слишком растратил силы. Пошатнулся, поднес ладонь тыльной стороной к носу; предчувствие не обмануло, снова пошла кровь. — Нужно восстановиться, и я… сделаю, да.

Он отшагнул, уже привычно запрокидывая голову.

— Хрена ли тут петь, — заявил Василич, подходя ближе со скрутками тросов и драных, но заботливо связанных фалов, парашютных строп и прочей снаряги. — Тащить надо. Бери конец, галактика пропадает.

— Э, на судне, — гаркнул Евсеич, — фаркоп хоть есть у тебя? Чалиться за что? Зацепиться, ну?

Мастер Войны совершенно по-людски развел руками, облепленными мокрым, красным. Фаркопа не было.

— Тогда будем обвязывать, — не растерялись мужики. — Ты, рыжий, как тебя, давай туда, в воду. Ты ж того, сам сказал — эльф. А мы померзнем или перетонем. Ишь… оклемался ты?

— Я войду, — ответил Тайтингиль. Кровь перестала литься, он омыл лицо, тщательно ополоснул руки и стал сбрасывать одежду.

Котов осторожно потрогал пальцем черную гладь. Вода была ледяная.

Альгваринпаэллир молча наблюдал за суетой.

Спустя два часа, порвав все стропы и тросы и уничтожив приличный запас топлива, компания сидела вокруг ярко пылающего костра.

Практически вся обувь, включая сапоги Мастера Войны, торчала вокруг огня на палочках. Взгляд Маруськи, срочно изобретавшей еду, молнией метался от фигур эльфа и орка, сидящих в одних трусах, к своим, местным, волосатым, как медведи. Котик уже знал это заполошное выражение глаз северной девы и спешно накинул на свой ладный торс куртку. Он понимал — корабль надо вытащить. Любой ценой. Чем скорее, тем лучше.

Мастер Войны, категорически не пожелавший обнажаться, остервенело отжимал красные тряпки.

— Может, передохнем? Поспим? — подала голос Маруся. — И ты, чернявенький… разделся бы, а?

Мастер посмотрел на нее внимательно и отошел. За Тайтингиля.

— Лесовозы надо, — вдумчиво сказал Евсеич. — Тут недалеко, километров шестьдесят, газопровод тянут, там лесовозы есть. Пару.

— Как они пройдут сюда, если мы и «витязь» чуть не засадили? — возразил Юрка. — Что-то на гусеницах бы. Еще пару болотоходов.

— Болотоходы только у армейских. А они тут же настучат, что здесь творится. И вот этих, — ткнул пальцем Василич, — немедля на анализы пустят. Всех троих. И змея.

Интонация говорила о том, что змея лично ему будет жальче всех.

Эльф поднялся — просохшие волосы плащом скрыли тело. Маруська сдавленно охнула.

— У нас совсем немного времени, — прошептал он. — Что-то… случилось. Случается прямо сейчас. Я много своей магии и жизни отдал на борьбу с Цемрой и теперь ощущаю ее. Она далеко отсюда, да, она в моем мире, да. Но… что-то… произошло. Что-то… — Взгляд эльфа упал на Мастера Войны, чьи вертикальные зрачки вдруг расширились тревожным пунктиром. — Нам нужно спешить.

Прямо босиком эльф подошел к дракону, который лежал недвижно, положив голову на передние лапы.

Встал на одно колено, склонил голову.

— Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Прошу тебя, помоги мне в моем пути к звездам. Помоги достать летучий корабль.

— Ты только и делаешь, что просишь о помощ-щ-щи, — сказал дракон. — Ты понимаешь, что настанет момент и я также попрошу тебя… эльф?

— Понимаю.

— Не смей, Тайтингиль, витязь Нолдорина… — выговорил Мастер Войны. — Не смей склоняться перед ящером.

Эльф не слышал его. Не слушал.

— Отдай мне благодать, положенную тебе, — пришипел дракон. — Пусть я с-с-смогу погибнуть и уйти в Чертоги Забвения, чтобы жить там вечно и беззаботно, как живете вы, эльфы. Ты останешься со с-с-своим бессмертием здесь и будешь знать, что, если погибнешь, — свет просто померкнет для тебя и не будет никакого нового пробуж-ж-ждения. Отдай мне то, что ты считаешь проклятием, а я — даром.

— Э, э, — подал голос Евсеич, — а Пашка не много просит-то?

— Кот-ту, — скрипнул зубами звездный воитель. — Что он просит от него? Он просит — жизнь? Скажи ему, Кот-ту, сейчас, это плохая сделка. Ящер обманет.

Дракон оскалился, взвивая хвост, как хлыст.

— Не смей вмешиваться, чужак! Ты с-с-создание иного мира, тут нет твоей влас-с-сти, никому не нужны твои с-с-оветы!

Котяра молчал, подрагивая. Ему сделалось нехорошо. Он очень хотел бы сказать, что нет, эльф не отдает дракону свою жизнь взамен на освобождение корабля, но…

Он не знал.

— Нет, я не отдаю жизнь, — произнес Тайтингиль. — Я отдаю свою благодать. Отдаю тебе, Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Ты получишь ее немедленно, как только будет повержена Цемра.

— И это значит… — ахнул Котик.

— Это значит, что мне больше не будет пути в Чертоги Забвения. Я останусь бессмертен, но, если будет судьба, я дальше не буду перерожден. Умру навсегда. А до тех пор — помогай мне, — сказал Тайтингиль, и голос его звенел златом и сталью.

Дракон плотно сложил крылья, прижав их к телу, и, пропахав когтями глубокие колеи в трясине и мхах, нырнул в бочаг.

Несколько минут спустя корабль чуть вздрогнул, потом еще раз, вода на миг вскипела вокруг него — и корабль оказался на твердой поверхности. Темный, приземистый, острый силуэт, похожий на распластанного хищного ската.

Мастер Войны, не растрачивая напрасно слов, юркнул к нему.

Дракон с рычанием заступил ему путь; из пасти вырвался плотный клуб дыма.

— Что, чужак, ты с-с-с-частлив теперь? Я сделал тебя с-с-счастливым, с-с-с-склонись же теперь ты предо мной…

Инопланетянин замер.

— С-с-склонись пред моей мощью. На колени.

Мастер Войны стоял недвижно, но эльф видел, как густеет черным гневом воздух вокруг него.

— Довольно, — выговорил Тайтингиль, выходя вперед. — Достаточно, Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Мы все благодарны тебе. Все. Мастер Войны, ты же благодарен?

— Я да… — Тот хрипнул недружелюбно. — Я… да…

— Закончим на этом.

Древний змей рыкнул еще и отодвинулся; хрупкая алая фигурка подшагнула к монолитному борту, который не был металлическим — что-то, напоминающее стекло или полупрозрачный камень.

— Он на сигналке или что? — озаботился Юрка. — Ключи-то есть?

Мастер Войны поднял руку — алая ткань волной сбежала по запястью — и коснулся гладкой поверхности кончиками пальцев. Начал говорить — удивительно плавно, почти распевно, сначала по-своему, а потом неожиданно перешел на русский.

— Скучала, хорошая… И я скучал.

— Господи, — в тишине проговорила Маруська. — Он же как с бабой с ней…

— А что ему еще остается? — ехидно заметил Котик, но поймал на себе осуждающий взгляд эльфа и осекся.

Мастер Войны провел ладонью по борту, и в нем белым прямоугольником обозначился проем двери, зашипела пневматика, и фрагмент корпуса поехал в сторону.

— Вы гости мои, — торжественно молвил звездный воитель. — Войдите.

Внутри было до боли скучно — ни тебе экранов, ни механизмов, просто белая комната. Мужики, надеявшиеся что-нибудь свинтить на память, заметно пригорюнились.

Мастер Войны повел рукой, и из центра комнаты, прямо из пола выросло и разложилось в диагональ пологое белое кресло.

— Автоматика, — уважительно заметил Василич.

Мастер Войны устроился на пилотском месте: алое, черное растеклось по белому.

— Я очень скучал, — проговорил он и положил ладони на выдвинувшиеся из подлокотников ручки.

Сразу же стены сделались мониторами, дающими полный круговой обзор, и корабль стартовал резко и круто, как вспорхнувший сокол. Внизу замелькали сосны, камни, зеркальца болот, вмиг ставшие малюсенькими. Мужики с воплями повалились мешками, Котик мягко приземлился Марусе аккурат в холмы; Тайтингиль крепко расставил ноги и удержался на месте.

Оставшийся на земле дракон медленно поднял тяжелую красно-золотую голову.

— Могу освободить тебя от клятвы, — сказал звездный воитель. — Сейчас.

И выкрутил ручки, закладывая корабль в лихой вираж.

И нахмурился.

Что-то было неладно.

Он осторожно выровнял корабль и направил его на посадку.

— Что случилось? — негромко спросил эльф.

— Пока не могу понять. Та… наша противница, она сильна. Не сильнее боевой мощи йертайан, иначе оставила бы меня без корабля, — отозвался инопланетянин. — Сломала, до чего добралась. Нужно смотреть.

Он приземлился плавно, мужики со стоном расползались из кучи-малы, сверху которой, как вишенка, оказалась Маруся.

— Что станешь делать? — спросил Тайтингиль.

— Стану смотреть, что сломано.

Мастер Войны подошел к погасшей, снова белой ровной панели, коснулся пальцами. Квадратный сегмент отъехал, тонкая рука нырнула во тьму и появилась с крупной квадратной бутылью, наполненной прозрачным.

— И праздновать.

В напитке, который инопланетянин назвал «слезой панцирника», было градусов двести. Триста. Он коварно легко пился и через миг расцветал изнутри, вонзая шипы опьянения в мозг и расползаясь по телу. Мужики, привычные к самогону, техническому спирту и прочей экзотике, в момент обмякли и расплылись. Котик сомлел и как-то незаметно оказался у Маруси в охапке, та наглаживала его, где только желала.

— Полюбила я тебя, чудак городской, — жарко шептала она. — Ждать тебя теперь стану. Любить тебя стану.

— Пом-м-огите… — слабо мявкнул орк. — Я н-не могу больше…

— А что тебе еще остается? — злопамятно ощерился Мастер Войны.

От алкоголя на его бледных щеках вспыхнули восковые пятна, губы нервно сжимали сигарету. Он сидел и глядел на покореженную темную деталь размером с два кулака, лежащую на алом атласе подола.

— Испортилась. Нужно делать новую. Иначе корабль неуправляема. Можем лететь так, — он показал рукой, — прямо. — Не маневрировать. Не… ускоряться.

— Ты сможешь сделать? — спросил Тайтингиль.

— Здесь нет. Мы вернемся в большой город, я оценю ваши ресурсы. С вами я понял — нет ничего невозможного. А теперь выпей, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Выпей…

Мастер Войны закинул в себя стопку, что сделал и эльф. Налил еще и пошел к дракону и плеснул в приоткрытую пасть. Огромный зверь сглотнул и крупно дрогнул всем телом, выдыхая искры.

Мужики наперебой фотографировались с ним на мобильники так и эдак, едва не влезали верхом.

— Я беспокоюсь, — выговорил Тайтингиль. — Будут снимки, будет нарушена тайна дракона, хорошо ли это?

— Плохая техника, — протянул инопланетянин. — Пьяные люди. Плохие, размытые картинки. Слишком размытые картинки. И слишком яркие. Никто не поверит им. Только те, странные, к которым мы ходили. Чужие даже для своих, скрывающиеся. Я смотрел, чем живет эта планета. Здесь больше интересен чужой… срам, чем то неведомое, что творится в небесах…

Эльф медленно кивнул. В словах Мастера Войны была очень жестокая правда. Кто поверил в то, что он эльф? Считали — уши перекроены лекарем, волосы — приделаны; думали — он играет, изображает.

Он поднялся и подшагнул к воде.

— Ты говорил, что видел там в глубине что-то… Я посмотрю сейчас.

Он поднял ладонь и взял низкую ноту. Позади галдели пьяные голоса, тоненько взвизгивал Котяра и грузно шевелился дракон…

Впереди, на глубине, сияло что-то золотое.

Мастер Войны отбросил сигарету.

— Я достану.

И снова прыгнул в темную озерную гладь прямо в одежде — без тени сомнения. Опять надолго.

Вынырнул, дыша часто, скалясь.

— Это меч, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Огромный, мне не взять его.

Эльф стянул яркую кофту, взялся за ремень брюк. Миг — и длинное тело красиво вонзилось в воду.

Тайтингиль увидел его сразу. Сияющий ровным золотым светом полуторник, воткнутый в дно рукоятью вверх. Протянул руку и сомкнул пальцы на рукояти.

Миг — и в голове его пронеслись картины былого — воин на большом белом коне, очень старый воин с седыми волосами, в простом коническом шлеме, доспехе с зерцалом. Идет вперед, и конь увязает в земле — сначала по бабки, потом по колено, глубже, глубже.

«Мой путь закончен здесь, — говорит тяжелый голос. — Но будет новая беда, и придет наследник…»

Меч легко подался, он был почти невесом.

Тайтингиль вынырнул, разбрызгивая воду с волос. Мастер Войны отряхивался, как мелкая нервная собачка. Увидев меч, потянулся, но трогать не стал, только коснулся пальцами воздуха.

— Это, золотое, — сказал, — как у тебя, такое — видишь?

Тайтингиль видел.

— Святогор — что такое, ты не знаешь? Это… имя? — задумчиво выговорил он.

— «Святогор», рыжий, это машина такая. У тестя моего была, — сказал Юрка. — Давай, озяб поди. Налито.

Пилот экипажа патрульного самолета Шестой бригады войск ВКО ПВО лейтенант Гусаков во время патрулирования увидел неопознанный летающий объект.

Практически по самой кромке облаков летел, грузно взмахивая кожистыми крыльями, здоровущий золотой с красным дракон. Размерами побольше 35-го МиГа. Дракон переливался блестящим градиентом и немного припадал на одну сторону, будто хромал в воздухе.

Лейтенант Гусаков был отличником боевой и строевой подготовки, никогда не курил, алкоголь и наркотики не употреблял и умел подтягиваться пятьдесят раз.

— «Ясень» «Земле», — дрогнувшим голосом сказал он. — У меня… У меня…

— Доложите обстановку, — раздалось в наушнике.

Дракон еще раз взмахнул крыльями, вдруг дрогнул и пропал.

— «Земля», прием. Обстановка без происшествий.

Пот из-под шлема заливал глаза.

— Ты хорошо можешь, — сказал Мастер Войны. — Ты прирожденный пилот, Тайтингиль, витязь Нолдорина.

Эльф полулежал в мягком, облепившем все его длинное тело кресле и рулил. Ощущение было необыкновенным — будто в плотной вате облаков летел он сам, совершенно нагой. Хозяин корабля рассказывал что-то о связи корабля и пилота, о каких-то нейронах. Слов не хватало, он гневался, шипел что-то по-своему.

Тайтингиль не обращал внимания. Ему было просто хорошо.

Это было — его.

Скорость. Полет. Бескрайний простор и великолепная небесная красота, которой он никогда не видел так близко.

Нельзя было отдать все это на съедение паучихе.

— Вот, а теперь не только их системы наблюдения не увидят нас, — Мастер Войны провел когтями по сенсорной панели рядом с пальцами эльфа и улыбнулся острыми зубами, — но и глазам мы недоступны. Не смей тошнить здесь, бесполезное создание! — прикрикнул он на орка, который бледнел подле огромного монитора, глядя на кувыркающиеся облака. Толкнул соседнее кресло подле эльфа, раскладывая его. — Сядь сюда, зажмурься.

Орк послушался. Ему было просто плохо.

— Где ты планируешь оставить свой корабль? — спросил Тайтингиль.

Мастер Войны прищурился.

— То место, где все началось. Уровень в высоком здании. Она тогда сказала — он ничей.

— Ты хорошо придумал, — отозвался эльф. — Я сделаю так, что это место скроется от чужих взглядов. Хотя там немало магии, все еще оберегающей это место от посторонних.

— Дай мне управление, — отозвался Мастер Войны. — Поведу туда, при посадке требуется точность. Тебе пока не сделать так.

— Это пока, — негромко ответил Тайтингиль, поднимаясь с пилотского кресла. — Это пока…

Глава 25 ДЕТАЛЬ

Дракон свернулся вокруг космического корабля. Язык его два или три раза сторожко выхлестнулся, пробуя пространство, и ящер подтвердил — этого места словно не существует. Тут еще дышала силой защитная магия Цемры, скрывшая как один из самых высоких этажей величественной недостройки, так и чудо инопланетной техники и самого Альгваринпаэллира.

— Только попробуй что-то испортить, — сказал Багрянцу Небес на прощание Мастер Войны. — Только попробуй.

Тайтингиль коснулся его плеча кончиками пальцев. Едва-едва, обжигаясь жаром, которым дышал инопланетянин, словно сам был драконом.

— Не нужно угроз, — выговорил эльф медленно. — Альгваринпаэллир союзник.

Вертикальные зрачки белых глаз вобрали в себя все его существо. Просканировали. Тайтингиль осунулся на его плечи словно налегла вековая усталость. Поход вымотал его. Или не поход…

— Она близко, — протянул инопланетянин. — Ты чувствуешь. Слишком чувствуешь. Цемра близится.

— Я возьму меч, — отозвался эльф. — Мне с ним легче. Пусть меня ждет клинок, сокрытый в дереве двергами, но…

Котов, нервно изучавший закопченные стены, обугленные его собственным плазмотроном, вырос рядом, как чертик из табакерки. Огляделся, отбежал и последующие десять минут посвятил заматыванию найденного в древнем озере меча в рубероид.

Из Москва-Сити они выбирались в оранжевых робах, прихваченных Котиком на каком-то из ремонтируемых этажей здания — причем Мастеру досталась самая грязная и ведро от краски. «И косы опять заплети, — сказал орк. — Если что, сойдешь за таджичку-маляршу».

Воитель неожиданно легко согласился, нацепил Алинины очки, и все трое успешно покинули особо охраняемую территорию.

Поймать машину было делом пяти минут.

Теперь они стояли под дверью Ирминой квартиры.

Они пахли озерной, болотной водой, соснами и свободой. Мастер Войны расплетал косы, тонкие пальцы с острыми ногтями мелькали в прядях. Котик, еще не веря в то, что он здесь, а Маруся осталась возле «витязя» и троих местных, надежных, как пни от вековых сосен, мужиков, разглядывал разбитые берцы.

Вот тебе и армия США.

Тайтингиль поднял руку — позвонить, но замер.

Он словно видел — Ирма спит.

Спит, лежа навзничь на пухлой кушетке, чуть хмуря брови, дыша приоткрытым ртом. На полу лежит айфон, на экране которого меркнет расписание поездов из Мурманска до Москвы.

— Не шумите, — сказал он и прибавил: — Тише, тише…

Кивнул оруженосцу, и тот отомкнул дверь своими ключами, чудом не утонувшими и не потерявшимися.

Мастер Войны алой тенью скользнул под рукой перерожденного орка, подхватывая не успевшего вякнуть щенка — и сразу перебросил его Котову, вытесняя обоих на лестничную площадку.

— Чего ты… чего? — запыхтел тот.

— Нам не надо тут быть сейчас, — проговорил Мастер, закуривая. — Можно поехать в твой дом, Кот-ту, можно погулять на воздухе.

— Погулять, — с отвращением сказал нагулявшийся лет на десять вперед Котик.

Толстый щен радостно вылизывал ему щеки и норовил жевнуть заманчиво болтающиеся дреды. Увесистая черная зверюшка тянула уже килограммов на восемь…

Тайтингиль, едва кивнув Мастеру и Котику, закрыл за собой дверь, беззвучно прислонил длинный рулон запыленного рубероида к стене. В квартире было тихо, очень тихо. Он неслышно прошел в гостиную, беззвучно переступая чуть отсыревшими хромовыми офицерскими сапогами.

И замер.

Ирма, его женщина. Спящая так, как это делают люди, — не привыкшая к чуткости, не ощущающая сквозь сон того, что происходит вокруг, ушедшая в неведомые внутренние миры.

Такая уютная, красивая, беззащитная — сердце эльфа перебилось от нежности. И он тихо опустился на колени у изголовья, вливаясь губами в губы, обнимая, шаря руками по ее телу, словно вспоминая что-то важное, задыхаясь ее запахом, ловя тихий стон — растерянный, непонимающий…

Счастливый.

Золотые волосы эльфа, пропахшие лесом, дымом костра и остро-свежим, будто хлорированным воздухом космического корабля, шатром накрыли обоих.

В элитном дворе московского элитного дома толстый жизнерадостный щенок элитной породы писал на элитный газон.

Чувствительный Котик созерцал процесс с умилением.

Мастер Войны мерил шагами белую нитку бордюра.

— Кот-ту, — выговорил он, — ты проныра.

— Я рекламист.

— Кот-ту. Ты помнишь, о чем мы говорили тогда? Ты должен помнить, хотя выпил много. Мне нужна новая… — Инопланетянин чирикнул по-своему: протяжно, но с твердо щелкающими и дробно рассыпающимися согласными.

— Характер, — сказал орк, отвлекаясь от собачьего сына. — Тебе нужен новый характер.

— С этим характером я могу летать. А без… без детали — нет.

Котов опешил.

— Ты намекаешь, что я должен тебя на производство повести? Нет, нет и нет!

— Да, Кот-ту. Да. Ты оруженосец, а витязь Нолдорина идет к звездам. Он сказал — быстрее. Он сказал — что-то произошло. Он напряжен. Да.

— Н-нет… — простонал Котик.

Но уже понимал, что — да.

Назавтра в семь сорок пять утра в бюро пропусков ОАО «Популярная Электромеханика» разворачивалась просто феерическая сцена. Начальник бюро Светочка во все глаза глядела на двух неописуемых типчиков, которых притащил Котов. Он, конечно, и сам был странненький, и полбашки бритые, и штаны красные, но в компании таких граждан его видели впервые. Один — долговязый и длинноволосый, очень приятный и строгий с лица; прилично, но словно по-старинному одетый. На второго и глядеть не хотелось: мелкий, тощий, тоже патлатый и вдобавок в какой-то рясе до пола.

В красной.

— Ты что же, Дима, священника на производство привел? — робея, спросила Светочка.

— Его, милая, его, — задышал Котов, наклоняясь в Светочкино декольте. Там вполне можно было ночевать, в этом декольте, и Котов ночевал как-то.

Светочка ослабла.

— А второй кто?

— Второго, милая, будем фотографировать для производственного каталога, — вдохновенно соврал Котов.

— Я известная модель, — с видимым отвращением произнес Тайтингиль заранее заученную, заготовленную версию. — Известный. М-модель.

Мастер Войны глянул на эльфа с сочувствием.

— Этот язык не выучить никогда. Я смирился. Сталь, корабль, модель.

— Они не русские, что ли? — охнула Светочка.

Котов злобно зыркнул на инопланетянина — спалил, спалил всю малину, черт белоглазый!

Эльф протянул руку, повеял длинными пальцами.

— Все хорошо…

Светочка послушно расцвела… и трое прошли на территорию.

По пути в цех Котов разорялся пуще прежнего, высказывая все, что думал об инопланетной экспансии, демонах-пауках и своей несчастной судьбе, бросившей его в пучину нехороших событий.

Навстречу им выбежал начальник мехпроизводства Коля Чупятов — приятный кареглазый молодой человек. Тайтингиль вслед за Котовым поздоровался с ним за руку, наблюдая, как перевоплощенный орк виртуозно оттирает инопланетянина, уже напрягшегося в предчувствии, что ему придется слиться с Колей в противоестественном рукопожатии.

— Я не против, точите ваш клапан, конечно, — отвечал Коля на Котиков вопрос, — с мужиками сам договорись, Дим, поставишь им там чего скажут, ладно?

Это было очень ладно. Неладно было только одно: убедить этих самых мужиков вступить в контакт с инопланетным разумом.

Котов выдохнул и пошел парламентерствовать.

— Вадим Михайлович, — позвал он.

Вадим Михайлович Цах, задорный поджарый старик со сплошь золотыми зубами и непокорной копной седых кудрей, в прошлом году женившийся пятым браком на тридцатилетней нормировщице Иринке, был в механичке лучшим фрезером.

— Ты напоминаешь мне кузнецов моей родины, — произнес Тайтингиль, оглядывая его. — Мастера из Наманиса были искусны в кузнечных делах. Иногда даже более, чем дверги.

— Жилетка у тебя хорошая, — взаимно похвалил Цах, оглядывая его расшитый бледным золотом наряд. — У меня батя такую в сорок пятом из Берлина привез, я в ней первую свадьбу гулял. Тебе чего надо-то?

— Не мне.

Мастер Войны вышел из-за эльфа. Фрезер аж вздрогнул.

— Ты каких же будешь, мил-человек?

Котов насильственно заулыбался.

— Это наш товарищ из дружественных стран, — сладко запел он. Причем лицо инопланетянина выглядело так, что слово «дружественный» при нем даже произносить не стоило; белые глаза смотрели как замороженные квазары. — Вадим Михайлович, мне подарили литр хорошего вискаря. Ну а зачем мне вискарь, Вадим Михайлович? Мне же он совершенно не нужен.

— Это да, — легко согласился ас фрезерного дела, с сомнением оглядывая Котиковых спутников поверх Котиковой же полубритой головы. — Вам всем, ребята, пить — это перевод продукта. Ты таджик, что ль? Аль узбек какой?

— Из Арабских Эмиратов товарищ, — лихо загнул Котов.

— Просто кивни, — еле слышно проговорил возвышавшийся за инопланетянином эльф. — Просто. Кивни.

Инопланетянин кивнул. И протянул руку в долгом рукаве. Развернул.

— Титановая, что ль? — прищурился токарь. — Клапан какой?

По лицу Мастера Войны прошла еле заметная судорога борьбы со словарным запасом. Он вполне мог изъясниться по-русски почти на любую бытовую тему, но все, что касалось узкоспециализированных сфер, было ему недоступно.

— Клапан, да, — выдохнул он. — Испортился.

— Да уж вижу, — засмеялся Цах. — Давай сюда, померяю, сделаю.

Он взял деталь в руки, оглядел ее. Штука была мудреная. Как всегда, загвоздка могла выйти с внутренним диаметром, да и чистота поверхности была такая, что наверняка придется попотеть.

— Ну, тут одной бутылкой не отделаешься. Дело непростое, слышь, арабский эмират?

Даже сквозь гул станков было слышно, как господин Мастер Войны шумно проглотил «арабского эмирата». Тайтингиль напрягся — а ну как сейчас придется улаживать межгалактический производственный конфликт.

Не пришлось.

— Виноваты ящеры, — ответил инопланетянин, злобно сверкая глазами.

Вадим Михайлович пожал плечами. Что он думал по поводу этого всего, он Котову уже сказал.

— Ну, известное дело, ящеры… — сказал и пошел к станку. — Ящеры… Змий опять же… зеленый… — проговорил, перебирая заготовки.

— Я бы помог тебе говорить с ними, но я не знаю твоего языка. Это не речь Эалы, это не похоже ни на одно знакомое мне наречие, — тихо заговорил Тайтингиль.

— Эалы, фиалог… Молчи, витязь, хоть ты-то молчи, ради бога, — застонал Котов. — Спугнешь Михалыча — лучшего фрезера нет, он призер всесоюзных соревнований при Брежневе еще был!

— Брежневе? Кто это?

— Такой… С бровями… Правитель… — неосторожно показал на себе Котов. — А, да ты все равно не поймешь.

У станка между тем разворачивалась отменная движуха. Сюда понемногу подтягивались другие фрезеры — бесплатное зрелище в рабочий полдень всегда было лакомым. Тем паче Мастер Войны нашел наконец штангенциркуль и с его помощью пытался объяснить Михалычу, что надо делать. Мужикам стало еще веселее, они наперебой пытались угадать слова, галдеж поднялся страшный. Котов явственно услышал, как из уст инопланетянина вылетело экспрессивное и совершенно русское выражение.

Котов очень хорошо помнил, где именно тот набрался таких слов.

В поезде.

С урками.

Котов занервничал.

Мастер Войны — тоже.

— Я не могу объяснить! — отчаянно воскликнул он. — Я должен сделать сам!

Мужики присвистнули и утихли. Сказать такое, когда за дело брался Вадим Михайлович Цах, было страшной крамолой.

— Ишь… а ты умеешь?

— М-маатерь матери моей, — врастяжку проговорил Мастер Войны, злобно щурясь, — в оружейных ремеслах была первой…

— Освобожденная женщина Востока! — встрял с пояснением Котов.

«Достанешь пистолет… я тебя… этим клапаном…» — крутилось в голове.

— А сделай, — с прищуром ответил маститый фрезер. — Вставай за станок.

И он встал.

С видом высокомерным и сосредоточенным, как за штурвал звездного корабля для истребления жизней и миров. Только что у штурвала наверняка не было ни отработанного масла, ни стружки, цепляющейся за длинный подол…

Весь внешний вид инопланетянина был вызовом не только фрезерному делу, но и самому понятию техники производственной безопасности: реющие полотнища одежд и неприбранные волосы до пояса. Серега Леонтьев, оттерев руки о робу, полез в карман за телефоном.

— Щас его за эти патлы в шпиндель затянет, я в «Одноклассники» выложу, — пообещал он.

Но Мастер Войны так просто сдаваться не намеревался. Оглядев станок, он отступил на шаг и быстрыми движениями унял свои рукава, замотав их на запястья ловко и быстро, как дембель мотает портянки. А еще — вытянул ворот и крутнул его вокруг головы, прибирая волосы, а заодно — и нижнюю часть лица. Полез под свои юбки, вытащил пачку сигарет, зажигалку. Ловко подоткнул сигарету под импровизированную маску и предложил курева Михалычу.

Тот напрягся. Рука замерла над ровным строем папирос.

— Ну, давай, точи, ниндзя херова, — скептически проговорил он, подкуривая с его рук.

Вокруг станка собралось еще больше зевак. Серега Леонтьев принес разных сверл, резцов, вывалил на станину. Мастер Войны напялил защитные очки, что довершило совсем уж феерическую картину. Кто-то уже делал ставки, замелькали вспышки телефонов. Котов побежал к заводским блогерам — убалтывать их не палить контору. Такие снимки очевидно не должны были увидеть свет. Это ж не дракон какой…

Работа пошла. Мужики оживились. Чудной типчик на удивление ловко снимал фаску.

— Может!

— Диаметр, диаметр поменьше бери, ловчей пойдет!

— Это у вас в Узбекистане все фрезеры такие?

Голоса галдели наперебой. Инопланетный воитель только сильнее сжал губы на папиросине. Молчание давалось ему каким-то чудом.

Но тут деталь нехорошо потемнела, стружка от нее пошла иссиня-черная. Это переполнило и без того неглубокую чашу терпения господина Мастера Войны. Он плюнул курево и бросился на Серегу, мешая свои родные проклятья со свежевыученным производственным лексиконом и щедро добавляя блатного:

— Ты! Проклятый хаттунгаф итту! Туды тебя в качель! Подсунул… нехороший инструмент, падла!

— Мальчики, не ссорьтесь! Мальчики, не ссорьтесь! — причитал Котов, пытаясь их разнять и высматривая, не покажется ли из алых складок пистолет.

Обошлось.

Острый взгляд Тайтингиля приметил, как отбитый из инопланетного захвата Серега понурился и отдал какому-то парню мятую тысячерублевку.

— Не дело чести спорить на неудачу другого. В этом искажение, — тяжело сказал эльф. — Сейчас… То время, когда нам всем нужно бороться со злом в себе.

Стоявший в сторонке старый фрезер услышал его. Вздохнул.

— Это да, — сказал. — Это верно. А ну, ребят, хватит гоготать. Разойдитесь, черти! Слышь, как тебя там, эмират. На вот, мои резцы бери. И сигарету хоть на хорошую, что ж ты этой поганью травишься, не война, чай…

— Война, — тихо сказал Тайтингиль. — И вы не представляете какая…

Мастер Войны шагнул за порог цеха, разматывая с лица тряпицы. При этом он что-то говорил, негромко, но с неописуемым и глубоко недобрым торжеством. Впрочем, через ткань не было слишком понятно, что именно.

— Что? — чуть наклонился к нему Котов. И сразу отпрянул. Из витиеватой тирады он — и то не все слова знал.

— Разве у детали есть рот? — серьезно спросил Тайтингиль. Остроухий, он расслышал больше. — И вообще: как можно? Деталь — в рот? Вот так?

— Деталь, — сказал Мастер Войны. — Она. Сталь. Корабль. Деталь.

— Модель, — задумчиво прибавил Тайтингиль. — Модель — он? Я?

— Вот же вы лингвисты, — закряхтел Котик. — Ты никогда не выучишь этот язык, витязь, точно тебе говорю. Просто не думай. Забудь и не думай.

— Хорошо, — с достоинством кивнул эльф. Тем более что от подобных манипуляций с деталью, о которых он услышал от белоглазого воина, явственно попахивало темной ворожбой.

— А я? — протянул Мастер Войны, любуясь творением рук своих, угвазданных мазутом.

— А ты, считай, выучил. Только я умоляю тебя — ни с кем не говори этих слов. Ни с кем. Даже с корешем… ох, со своим должником, с Васей, Васей Бр-р-рови, нну… ты же уважаешь наши традиции? Вот, при людях… при разумных существах этих слов говорить никак нельзя. Они применяются только для повышения производительности труда. Ты понял?

Инопланетный воитель, только что выполнивший деталь как минимум на пятый разряд, задрал нос и прикурил «Альянс» с фильтром, выданный Вадимом Михайловичем.

Жизнь начала налаживаться.

В «амароке» помолчали.

Машина споро поедала ровные километры хорошего шоссе.

— Что теперь? — не удержался Котик. — Завтра у Алины день рождения. Мы что же… сейчас… приделаем деталь и стартуем? А?..

Эльфу было все равно где сидеть — спереди или сзади, и потому сейчас он вытянулся поперек всех задних сидений «амарока», неотрывно вглядываясь в зеленые просторы не слишком застроенной трассы. Профиль четко выделялся на фоне неба, несколько прядей длинных волос полоскались за машиной, как тонкий вымпел. Тайтингиль вспоминал давнюю поездку с Котовым. Озеро… Свои первые дни в этом мире, ощущения от колкого, едкого воздуха, мельтешения огромного людского муравейника, потрясение от местных нравов, удивление от быта, от суетности и пустой пестроты местной жизни. Всей душой, со странными, смешанными чувствами он ощущал, что приходят его последние дни здесь. Сумеет ли он вернуться — он не знал.

Не знал.

Он только знал, что будет битва. Самая большая, самая значительная битва в его многовековой жизни. Равной которой не было и не будет, наверное, ни у кого во всех складках Эалы. Битва, определяющая, жить этим складкам или рухнуть под напором всепожирающей паучихи.

Невыносимо было даже представить, каковы окажутся дети великой матери Хаоса, и…

Взор витязя на секунду остановился на змеистых черных волосах, точно так же, как его собственные, полоскавшихся на ветру. Мастер Войны ехал на пассажирском сиденье, выставив локоть в открытое окно.

Да.

Но перед битвой витязь Золотой Розы не волновался, а словно еще больше успокаивался, уходя в глубокое осознанное состояние. Тут не было места гневу берсерка, лишь безмерная печаль и собранность того, кто видел множество смертей и не желал бы видеть еще больше.

Древний златой клинок лежал поперек его бедер. Тайтингиль проводил кончиком ногтя по лезвию — и клинок пел. Совсем тихо, еле слышно, но эльфа безмерно уравновешивал этот звук.

— Мы стартуем, — сказал витязь, — когда придет тому пора, не раньше и не позже. Сейчас пора не пришла. Я не чувствую. И пока мы будем жить, как живем обычно. Мы будем жить. А когда настанет час…

Он замолчал, едва касаясь лезвия.

— Мы… умрем? — выговорил Котик.

Пальцы на руле сжались.

— Мы убьем, — отозвался Мастер Войны. — Паучиху со всем выводком, который она носит. — Он вынул из рукава деталь, оглядел ее. — Я починю свою корабль, и мы убьем.

— Это вроде как твои дети-то, — сказал Котов?

Инопланетянин достал бессчетную сигарету.

— Это генетический материал, взятый против моей воли и выращенный неизвестной мне силой. Такие, как я, не должны размножаться, потому что они не ведают ничего, кроме смерти. И я не имею права на семью. На… отношения.

— Отношения-то за что? Они ж могут быть и… без детей, — буркнул орк.

— Народ Тайтингиля, витязя Златой Розы, пресекается. Потому что в нем перестали рождаться дети. И ты станешь говорить, что это не важно? — Мастер Войны выдохнул в открытое окно тугую дымную струю.

— С ума сойти, — покачал головой орк. — Фригидная инопланетная жаба проводит лекции о семье и браке…

— Не нужно ссор меж нами, — выговорил эльф. — Это тьма вносит раздор, она сильна. Но мы уничтожим врага. У нас нет другого выхода. Жизнь бросает руны, и некоторые ложатся кучкой, а иные откатываются прочь. Этим иным всегда выпадает особое испытание. Но обычно им даруются и особые силы.

— Какие силы дарованы там, Тай…тингиль? — грустно муркнул Котик. — Н-ну какие?..

— Силы? — усмехнулся эльф. — Разные. Как и мы сами… Проявленные неоднозначно, но в целом дающие нечто удивительное… Какие силы, по-твоему, сумели собрать нас тут… воедино? Судьба. Рок. Удача. Мы победим. И будем жить. И… Ирма приглашала нас на ужин сегодня, посетим ее — все вместе.

— Хоть поем нормально, — обрадовался Котяра. — Уха эта ваша! Я рыбу только в суши люблю… и лосятина… копченая… жесткач… ох, я же Алинке ничего не купил еще! Алинка-малинка, день рождения же у нее!..

— Останови, — сказал Мастер Войны.

— В смысле? Мы на МКАДе!

— Останови, где сможешь. Я должен идти чинить корабль, и чем скорее, тем лучше. Чинить, а потом отладить. Быть на трапезе… мне незачем.

— Псих, — выговорил Котик, заезжая на Строгинский рынок. — Чтоб тебя дракон сожрал, а! Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось созерцать тебя… на трапезе, и Ирма только обрадуется!

Мастер Войны ушел молча, неслышно.

На его сиденье осталась лежать темно-красная книжечка Алинкиного паспорта.

Ирма нервно носилась вокруг подноса запеченного мяса, нарезанного щедрыми ломтями. То ли перекладывать, то ли оставить так… что делать, что делать?

Она снова была молодая, растерянная, влюбленная; снова — робкая, чуточку неуклюжая даже в своей стихии — на кухне.

Голова думала — не пересолили ли руки, не много ли перца?

Сердце билось — Тайтингиль, Тайтингиль здесь, здесь, здесь!

Алинка, сосредоточенная и недовольная, строгала салат.

Макс бегал к столу в гостиную и расставлял тарелки, раскладывал салфетки.

— Макс! Ты стаканы, пожалуйста, протри, прежде чем ставить на стол…

— Ирма Викторовна, так они из посудомойки. Чистые.

— Ну, протри, трудно тебе?

— С послезавтра будем жить у меня, — буркнул Максим.

— И пользоваться пластиковой посудой, — недовольно выговорила Алина.

Она собиралась к дню рождения закончить экзамены — полностью, но не рассчитала, один все же остался. Настроение было не праздничное, девушка плохо спала и много ела батончиков с орешками и запивала газировкой; ей казалось, что джинсики сели туже, что портило всякое настроение.

В дверь позвонили. Щенок с лаем, сбивая Макса с ног, дернул вперед.

Тайтингиль и Котик потратили минуты три, чтобы разуться и отделаться от комка черного позитива; вошли, с цветами оба, с роскошными букетищами.

— Ирма, — выговорил эльф.

Ирма выглядела едва ли старше Алинки, она замерла в невероятной женской истоме над противнем с мясом, в хлопковом фартучке в полоску…

— Алинка! — Котик сгреб девушку в охапку и поцеловал. — Давай достанем вазы, расставим цветы…

— Добрый вечер, — без большого энтузиазма сказал Макс.

Расселись. Тайтингиль положил на громадный лакированный комод Алинин паспорт; та взяла документ за уголок и чему-то заметно взгрустнула.

— Он чинит свою корабль, — выговорил эльф.

— Свой корабль, — с готовностью поправил Макс.

— Ты бы не спорил со взрослыми, — муркнул Котик. И скользнул цепким взглядом по лицу парня: глаза, зрачки. Все вроде было нормально.

Вроде…

— Это же не по-русски, — возразил парень. — Если так сказать… где-нибудь… в приличном месте, неловко будет.

Ирма шлепнула на тарелку Макса кусок мяса.

— Салат сам возьмешь.

— В приличное место еще попасть надо, — ответственно сказал Котов. — Вот нам, например, с приличными местами в последнее время очень не везет. Тем больше ценишь р-родной дом. Отличное мясо, Ирма!

Макс не унимался.

— Ну с каких пор корабль — она? Алина, скажи ты им!

— Макс, я устала, — с досадой огрызнулась Алинка. — С мамой споришь, с дядей Котиком тоже.

Парень вспыхнул, со звоном отодвигая тарелку.

— Я, может, вообще мешаю?

— Ну что ты, Максик, ты помогаешь… только мне скоро платье привезут, и я хочу выспаться, и вообще… — Девушка словно устыдилась своих слишком резких слов, опустила глаза, вертя в пальцах краснокожую книжечку.

Макс взял паспорт из ее рук, глянул:

— Ну ты и страшилка была, да? А теперь ты у меня…

— Знаешь, Макс, — выговорила Алинка, — давай встретимся уже завтра в «Орхидее», а?

Макс собрался что-то возразить…

Ирма поигрывала лопаткой для торта — той самой.

Тайтингиль ушел из-за стола и медленно вытянул из рулона рубероида сверкающий клинок, куда прятал его подальше от чужих глаз. Внимательно разглядывал лезвие, стоя под многорожковой люстрой.

Котик сидел над впечатляющим куском мяса. Муркнул и выразительно воткнул в него вилку.

Выразительно.

— В этой квартире полно психов, — сердито бросил Макс Наталье Петровне, только что припарковавшей зеленый жигуль у подъезда. — Полным-полно. Алинку забирать надо оттуда, чтобы и она не спятила. Завтра объявим о помолвке… и ноги ее тут больше не будет. Своя квартира, знаете ли. Своя!

— Посмотрим, драгоценный, — выговорила Наталья Петровна, выставляя увесистые сумки с логотипом известного магазина. В сумках побулькивало. — Посмотрим, уважаемый…

Макс взвился:

— А вы-то… что? Вы-то… чего? Что вы посмотрите, на что? Не ваше дело!

Из подъезда неслышно вытек лысоватый Вадим — танцующая походка очень хорошо тренированного человека — беззвучно и без малейшего усилия взял пакеты Натальи Петровны и шагнул к подъезду.

Притормозил.

Посмотрел на Макса.

Просто посмотрел.

— Да тут не квартира, — зачарованно выговорил парень, — тут целый подъезд психов! Аномальная зона!

И раздраженно зашагал прочь, едва удерживаясь, чтобы не побежать.

Вадим чуть пожал плечом. Оглянулся. Кроме Натальи Петровны, рядом никого не было. Вадим строго посмотрел на третий пакет, и тот послушно двинул за ним, бережно и аккуратно сплетя ручки.

Стильная пожилая писательница хмыкнула, распечатала новую сигару и последовала за соседом и покупками.

Глава 26 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Ирме доставили платье от Беспрозванных.

Алинке доставили платье от Беспрозванных. Тайтингилю также доставили одежду от Беспрозванных. Брюки, и ремень с пряжкой в виде златой розы, и шитую тонкой нитью белоснежную рубаху, и новый великолепный жилет.

Самый привередливый взор не уловил бы ничего общего в платьях двух женщин. Ирму от плеч до безупречных колен обтекал бордовый шелк, великолепно гармонирующий с темными волосами и темными блестящими глазами; Алинка выглядела как мятая винтажная роза с тончайшим черешком, сплошь шитым бисером, и осторожно цокала каблучками белоснежных лабутенов с алой подошвой. Отдельной заботой было уберечь легчайшие наплывы материи подола от чересчур общительного Лаки.

Девушка гладко расчесала волосы, не делая с ними ничего сверх этого; просто расчесала и разбросала серебряные пряди по стройной шее и плечам. Бриллиант на шею, бриллианты в маленькие очаровательные ушки.

Машины были заказаны к часу дня; в половине первого зашли Яков Ааронович и Абрам. Поздоровались за руку с Тайтингилем, отдали должное щенку, вручили подарки Алинке. Необычные подарки — на первый взгляд, и не поймешь, что это. Алинка восхитилась работой… и оставила рассмотрение искусства подгорных мастеров на потом.

Эльф, да и с ним Ирма внимательно приглядывались к Алинке. Как девушка вздрогнула на звонок и бросилась к двери… и как чуть угасла, увидав почтенных двергов.

Позвонили снова; Котов. Орк был идеально-фееричен — в узких черных брюках, мокасинах на босу ногу, в приталенной белой рубашке с короткими рукавами.

Котик бросился к Алинке и закружил ее по комнате:

— Вот тебе и восемнадцать, мы ждали же с тобой этого, ждали, теперь вдвое интерреснее шалить можно, вдвое…

Полез в карман за конвертом.

— Угадай, что?

— После пони я даже не пытаюсь, — засияла девушка, зачмокивая щеки друга.

— После того как ты ее в Париж уволок вместо того, чтобы на дачу ехать, — сказала Ирма попутно. Она шла в комнату уже третий раз — не могла собрать воедино ключи, карты, телефон, документы, сумку. И себя. Себя.

— Лучше! Лучше! — просиял орк. — Помнишь, мы в «Музторге» были? Установка, вот, белая, перламутровая та! Сер-ртификат на нее. Пр-ритащим потом. Хоть сюда. А хоть и в новую квар-ртиру. — Отчего-то голос Димы Котова прозвучал чуточку печально — или это показалось?

Алинка снова бросилась к орку на шею:

— Спасибо, спасибо!

— Какая… установка? — растерянно проговорила Ирма.

— Барабанная, мам, барабанная! Классная, фирмы «Тама», — девочка заглянула в бумаги и захлопала в ладоши, — и с тарелками, и с педалькой даже! Спасибо, дядя Котик!

Ирма длинно выдохнула и пошла за телефоном. Опять забыла.

Барабаны, да. Пес и барабаны. То, что надо.

Тайтингиль шагнул за ней.

— Я купила Алинке подарок… от тебя, — шепнула Ирма эльфу.

Тайтингиль, обнимая ее за плечи, глянул сверху — серые глаза искрились звездами.

— Не нужно. У меня есть.

Он потянул с шеи шнурок.

Там висел великолепно ограненный рубин, оправленный в золото, с каплями бриллиантовых слез. Последний из кулонов, магических подвесок, оставшихся у эльфа. Последняя драгоценность из его мира.

Тут погибло все — оружие, одежда, доспехи; что-то было продано, что-то подарено. Что-то изъязвил яд паучихи после битвы. Но…

Ирма ахнула и замерла. Молча погладила по плечу.

— Дари… дари, да.

И Тайтингиль шагнул к белокурой девушке.

— Алина… много лет назад я собирался жениться. На прекрасной эльфийской деве. Я приготовил это ей, но рубиновое сердце так и не было вручено. Оно согревалось теплом моей души долгие годы. Теперь я отдаю его тебе.

Алинка без колебаний сдернула с шеи бриллиант и надела грубоватый кожаный шнурок с бесценным камнем — пылающая алая капля опустилась прямо в ложбинку груди. Девушка молча поднырнула под руки эльфа и обняла его. Липа, песок, новая ткань, мамины духи и еще что-то особенное, тревожное, сильное. Металл? Война?..

— Куда делась… дева? — спросила она куда-то в его живот.

— Погибла от мечей орков, — вполголоса ответил Тайтингиль.

Случившийся рядом Котик отчего-то болезненно скорчился, но эльф вовсе не укорял его. Он просто ответил. И продолжил:

— Мы не успели пожениться и сплести души. У нас, эльфов, заведено иначе, нежели принято здесь. Мы любим единожды, как живем. Связываем, сливаем жизни и сердца навечно. Я надеюсь, что ты сумеешь обрести истинную любовь. Алина…

Алинка вывернулась из больших теплых рук эльфа. Коснулась пальцами камня.

Он был холодным и сиял.

— Спасибо, — сказала девушка, отводя глаза. — Спасибо вам большое, дядя Тай… Тайтингиль.

— Пожалуйста, — ответил эльф. — Будь счастлива. Пожалуйста, будь.

Он чувствовал что-то неуловимо разлитое в воздухе. Казалось, что за время его отсутствия в Москве тут изменилось все — изменилась Ирма, изменилась Алина.

Его рассудок и вся его магическая суть устремлялись в черный простор небес, к звездам, где копила силы пожирательница света, великая паучиха.

Опасность росла вместе с ней, и битва близилась; но здесь надо было уделить внимание и время обычным делам — теплым, радостным, светлым.

Живым.

Ирма подошла, обняла за талию эльфа, притянула к себе Алинку.

— Пойдемте, да? Я вроде собралась… кажется, ничего не забыла…

Котик, в тысячный раз вспоминающий, как Макс целовался с Олей-Алорой, уже маялся внизу около пары «линкольнов».

Девушка-вокалистка с прической бабетта, в платье в стиле пин-ап раскачивалась у массивного микрофона, плавно выводя ноты. Гитаристы меланхолично перебирали струны, очерчивая мотив. Медленно таял на блюде ледяной лебедь, чьи крылья уже раскололи и отправили в коктейли.

Алина сидела рядом с Максом, вяло ковыряя цветастый салат на тарелке.

— Потанцуем, чё? — Парень коснулся ее руки. — Зря заказывали, что ли? Музыка. Живая.

Девушка встала, комкая салфетку в пальцах.

— Пойдем…

На другом конце стола Котик компенсировал страдания своего организма, нанесенные беломорской полевой кухней. Стейк. Средней прожарки, сладко сочившийся темно-красным соком. Котяра тщательно отрезал, положил в рот и зажмурился. Наконец-то ему было вкусно.

Эльф пил воду. Маленькими глотками. Есть совсем не хотелось, он был очень напряжен. Огромная темная сила высилась в небе над миром — над всеми мирами сразу; высилась и сосала из него соки. Это было странно знакомое ощущение, но… Тайтингиль не мог вспомнить, где, когда он сталкивался с такой недоброй опустошающей мощью, и это смущало витязя.

— Та-ай… — вдруг муркнул Котяра, прожевав, — Тайтингиль, послушай. Вот послушай. Если, например, ты что-то такое знаешь, что-то важное, но это может не то что навредить, а человеку будет неприятно это слушать, непр-риятно, понимаешь… и оно может несколько изменить ход событий, может, на… вот стоит ли такое говорить, а?

— Нет, я не понимаю, — отозвался эльф. Он смотрел поверх людских голов на суету, на Ирму, которая общалась с лысоватым полным мужчиной и дамой ему под стать — будущими сватами. Я не понимаю, оруженосец, — сказал Тайтингиль. — Есть что сказать — скажи. Можешь смолчать — смолчи. Молчание бывает ложью, ты же знаешь. Иногда молчать — лгать. Это тоже выбор. Ну а не желаешь вредить или обижать — не обижай, чего уж проще.

— Да не просто ни фига, в том и дело, — признался орк.

И неожиданно даже для самого себя плеснул в рот коньяку из маленькой филигранной стопочки.

выводила певица.

Песня закончилась, Макс с Алиной вернулись к столу. Переглянулись и…

Макс поднял хрустальный стакан и постучал по нему кончиком ножа.

— Уважаемые гости! — выговорил громко. — А сейчас мы с Алиной кое о чем вам объявим. Да, Алин?

Она кивнула, расправляя подол платья. Винтажного платья, похожего на бутон чуть подвядшей розы.

— В этот праздничный день, в день восемнадцатилетия моей девушки Алины… я хотел бы предложить ей стать моей женой. Вот кольцо. — Макс полез в карман штанов, достал красный футлярчик, раскрыл его. — Алина, выходи за меня замуж!

Щеки девушки вспыхнули, свет всех софитов ударил в глаза. Она протянула руку, и сияющий ободок белого золота обнял прохладный пальчик. Тут же зашумели гости, вставая; гром аплодисментов оглушил; наемные фотографы защелкали вспышками с разных ракурсов. Тянулись десятки рук — оглаживали, трепали, поздравляли.

Помолвка. Как мило.

Тайтингиль, отвлекшись от размышлений о судьбах мира, напряженно следил — за Алиной, за Ирмой, за Котовым. Что-то было неладно тут, на этом людском празднике, понятном и все-таки странном, все-таки неправильном.

Котов молча опрокинул горлышко бутылки в рюмку и сразу же коньяк — в себя.

И тут он увидел ее.

Загорелую, красивую брюнетку в облегающем коротком черном платье, в темных очках, с яркими вишневыми губами.

Олю. Лучницу Алору.

Певица очень старалась, помогая мотиву бедрами, и басист ласкал гриф уверенными широкими движениями… Котов затравленно оглянулся: Тайтингиль стоял подле Ирмы, и вокруг белого с золотым крутилось, вертелось пестрое, гулкое, гомонящее. Эльф прихватил плечи Ирмы и удерживал ее — в буквальном смысле удерживал, дав опору спине и силы принимать бесчисленные поздравления, охи и ахи. Ирма что-то тихо сказала Тайтингилю — Котик увидел, что эльф раздвинул толпу широким движением длинной руки.

— Алиночка, детка, я поеду домой, — Ирма обняла дочку, — я не выспалась, вы все равно будете до утра танцевать. Тайтингиль меня проводит. Хорошего тебе дня рождения!

Обнялись еще раз.

Котяра встал, провожая эльфа и Ирму взглядом.

Его шатнуло.

Он огляделся — Макс спокойно подошел к Оле и проследовал за ней в сторону туалета.

Алинка разговаривала с будущей родней, глядя в обломки лебедя. Тоненькая; зеленый черешок корсета и бежевые, серые, розовые складки легчайшего жатого шелка, лежащие бутоном чуть завядшей розы.

Сердце Димы Котова ударило в ключицы. В горло.

— Алиночка, — выговорил орк, подходя.

— Дядя Котик! — заулыбалась она. — А ты пьяненький!

Он длинно выдохнул, в сторону.

— Алин, потанцуешь со мной?

— Ну конечно!

Обвила его шею руками; на каблуках смелая озорная девчонка была такая высокая, взрослая. Тонкая талия кололась бисером и горячила широкие лапы Котика.

— А вот эта девушка темненькая, — начал он издалека, ощущая себя отчего-то неловким подростком. — С Максом сейчас туда пошла, она кто?

— Девчонка какая-то из его универа, — улыбнулась Алина, — а что, Котик?

Котик дрогнул. В нежной ложбинке Алинкиных грудей горел эльфийский рубин. Глаза ясно смотрели на него. На Диму Котова, на коньяке пережившего объявление помолвки.

И Котик…

— А то, Алин, что это Оля. В университете никаком она не учится, а снимается по кабакам. Они любовники. Любовники, н-ну… Мы с Натальей Петровной их с Максом застукали, и что-то сильно я подозр-реваю, что наррркотики у него — именно от этой Оли. Если ты мне не веришь…

Замок пальцев на его шее распался, девушка будто стекла с накачанного Котикова торса. Круто развернулась на каблуках и быстро зашагала к туалету — не тормознув ни на секунду.

— Алина! — Орк рыскнул вдогонку, а Алина уже рвалась в закрытую дверь; Котик оттер ее, налегая плечом на дверь, выдирая ручку с мясом — и…

Голая, ослепительно и нахально голая плоть, спущенная, растрепанная одежда. И две жирные, как черви, дорожки белого порошка, раскатанные прямо на мраморе умывальника.

Котик не успел перехватить — Алинка рванулась и со всего маху залепила Максу пощечину, рванула Олю за волосы, роскошно пнула ногой, вспомнившей давние занятия айкидо, раз, другой; кто-то закричал, завизжал, зазвенело стекло, шумно забегали люди, и мир превратился в рассыпающийся, гаснущий кавардак.

Алинка сидела на ступеньках опустевшего кафе и плакала. По-девчоночьи, навзрыд. Девушка-администратор помотала круги около, но подойти так и не решилась, памятуя крутую разборку, которую решительная девушка устроила своему благоверному.

Теперь она была одна.

Алинка помнила, как визжала в голос: «Уходите, уходите все, все прочь, все уходите, все-е-е…»

И даже Котик.

Даже.

Пышное принцессовое платье как-то сдулось, колготки были порваны. Один лабутен слетел от пинка по Максу, другой она скинула. Косметика размазалась.

Ей было все равно.

«Жизнь сломалась. Жизнь у тебя, мам, сломалась, давно. Все плохо. Рыдай».

Она вспоминала свои наставительные слова. Теперь жизнь сломалась у нее.

Нет, все были живы, здоровы, но…

Но нет.

— Алина.

От негромкого хрипловатого голоса она вздрогнула, как от удара.

Подняла глаза.

Перед ней стоял Мастер Войны.

И он был в брюках.

Более того, в галифе, заправленных в начищенные сапоги. И в пиджаке типа кителя, из-под которого виднелся ворот сахарно-белоснежной рубашки. И даже при галстуке.

В руках он держал букет белых лилий.

Нет, охапку белых лилий.

Черный гроб «гелендвагена» маячил за его спиной. Черные волосы крылом рассыпались по прямым плечам.

Девушка спешно вскочила, одергивая драный пышный подол.

— Вы…

— Я, — сказал он и протянул ей руку.

С привычно когтистыми пальцами.

— Две вещи на свете наполняют душу священным трепетом, Алина. Это миг повержения врага твоего и бескрайний простор звездного неба. Первого скоро у нас будет с избытком. Второго же с избытком не бывает никогда.

Она несмело коснулась его ладони, горячей, как лава.

Он посмотрел ей в глаза. Вертикальные зрачки будто резали душу.

— Послушай. Я Мастер Войны великой империи Йертайан, и подле меня нет ничего, кроме смерти. Я осознаю, что нарушаю все непреложные традиции своего народа, обращаясь к тебе, желая примкнуть к роду твоему. Осознаю, что за это буду проклят матерью дома твоего, а Тайтингиль получит право убить меня… и я не окажу сопротивления. Как сейчас я не могу оказать сопротивления тому, что разрывает меня изнутри. Тело мое мертво, и тело мое есть смерть, — выговорил он чеканно и приложил ее ладошку к своей груди, где жадно билось, едва не выскакивая вон, сердце, жаркое и трепетное. — Но я не могу не любить тебя — вот здесь, Алина. Вот здесь.

Мастер Войны замолчал. От соприкосновения с его телом в пальцы Алины стремительно вливался жар.

— Примешь ли ты меня, Алина?

Вместо ответа, она рванулась к нему — схватила узкое лицо и приникла губами к губам, щекам, скулам, неожиданно покорно прикрывшимся векам — горячим, горячим, горячим…

На темном бархате московского неба рассыпались мириады звезд.

Все было так, как она мечтала.

Стремительная поездка по ночной столице и шпионское проникновение в Москва-Сити через дырку в заборе, замирание сердца — от запаха лилий, восхитительного чувства опасности и приключений… и бесчисленных лестничных пролетов. Кошачьи глаза инопланетянина сияли во тьме, Алина оступалась, ахала, и льнула, и повисала на безупречно прямом, огненно-горячем плече, и стискивала в ладони жесткие пальцы.

— Это… корабль? — наконец увидела Алинка.

Приземистая, горбатая, угластая поверхность, похожая на геометрический рисунок распластанного ската с агрессивно торчащим плавником, была сделана не из металла, а из какой-то мерцающей похоронным фиолетовым цветом субстанции, больше всего похожей на стекло. Пыльное стекло.

— Да. Это она. Моя корабль… тихо, Алина.

Мастер Войны тронул пальцами воздух, указывая во тьму, откуда попахивало странным — то ли горелым, то ли химическим — и слышались звуки тяжкого, будто старческого дыхания, усиленного в десятки раз.

— Ящер… дряхлый, уставший итту… Ступай сюда, Алина.

Он коснулся борта, и в гладкой, ровной поверхности с тихим шипением образовалась щель, обрисовавшая вход.

Алина вертела головой, оглядывая интерьер. Просто все белое, ярко-белое — никаких тебе космических штурвалов и звездных карт. Глаза с непривычки начали саднить от хлорированной белизны, пустоты.

Она сделал еще шаг — в белом полу разомкнулись створки, и снизу поднялись, раскладываясь в диагональ, белые кресла, вызвавшие у девушки ассоциации со стоматологическим кабинетом.

— Сядь и пристегнись.

Она взобралась и села — то есть почти легла. Мастер Войны перекинул через ее тело широкие белые ремни.

— Волноваться не нужно, она чувствует тебя…

— Я не волнуюсь, — ответила Алина пересохшими губами.

Все было непривычно, странно — и ужасно восхитительно!

Мастер Войны занял место чуть впереди нее. Руля или штурвала у корабля не было, а были ручки, вроде джойстиков. Чуткие когтистые пальцы пробежали по ним, и корабль ожил. Белизна исчезла; все стены оказались панорамным монитором, на котором в странном спектральном раскрасе вырисовывалась ночная Москва.

— Теперь полетаем.

Он до отказа выжал свои джойстики.

По корпусу пошла мелкая нарастающая дрожь, и Алину начало вдавливать в кресло так, что сердце оказалось где-то под горлом. Она попыталась что-то сказать, но губы, небо, язык потеряли чувствительность, а дыхание оказалось словно пережатым, вдохнуть было трудно, трудно, но…

— Терпи, — как всегда коротко сказал звездный воитель.

И корабль выстрелил вперед, мощно и совершенно бесшумно.

Буквально выстрелил, да; город всеми странными красками ударил Алине в глаза, потом сверкнула какая-то мутно-белая полоса — облака?..

А потом были звезды.

Перед девушкой распахнулась необъятная бездна великого космоса.

Это было совсем иное, нежели смотреть на белую вату облаков под крылом летящего в теплые края самолета.

Это был восторг, пронзивший в самое сердце. Алина никогда не думала, что может быть — вот так. Что вокруг будет монументальная мерцающая темень размываемого скоростью пространства и что к яростному, косматому от протуберанцев Солнцу можно подойти так близко, что станет очевидна упрямая борьба двигателей корабля с солнечным ветром и корабль победит — чтобы потом устремиться дальше, в необоримый звездный простор.

Мастер Войны вел свой корабль… свою корабль, да! — закладывая крутые виражи. Алина немного привыкла к компенсационным перегрузкам, которые сопровождали особенно лихие из них; терпела, сцепив зубы. И смотрела во все глаза. И чувствовала — всей собой. И дыхание замирало вовсе не от перепадов гравитации…

— Как красиво… — шептала она. — Как же красиво…

Он слушал ее шепот, и кивал, и снова швырял застоявшийся, соскучившийся по космическим просторам транспорт вперед и вверх, вперед и вверх…

Земной мастер Вадим Цах не подвел — все системы работали безупречно.

— Вот твоя планета, — проговорил Мастер Войны. — Смотри.

Земля была прямо по курсу, зеленая и голубая, маленькая и щемяще родная. Над ней, как комары, роились мелкие спутнички, что добавляло картине достоверности и… умиления.

— Так странно, — выговорил инопланетянин. — Нет защитных станций. Патрульных кораблей. Ничего нет. Полностью беззащитна… ты… хочешь пострелять, Алина?

— Куда? — опешила девушка.

Мастер Войны молча поднялся и подошел к ней; она завела глаза, пристегнутая ремнями поперек груди, двинуться не было никакой возможности, и от этого сердце билось еще сильнее.

Он встал сзади, прильнув виском к виску, и уложил горячие когтистые ладони поверх ее рук.

— Возьми управление.

— Я? — несмело пискнула она. Алинка, отважная девчонка, озорной и бесшабашный веселый ветер, — взрослеющая прямо сейчас.

Сейчас.

Черные пряди свивались около ее лица, щекотали, рассыпались по груди…

— Ты…

Она вцепилась в выехавшие из подлокотников ручки, ощущая, что они вовсе не холодные и не твердые, а словно живые, и пальцы вминаются в них, будто в плоть.

— Легче, расслабь запястье. Так. — Острый коготь прочертил по косточке. — Еще… Корабль умная, в этом кресле ты связана с ней всею собой. Она чувствует тебя и слушается. А теперь вели ей развернуться. На себя, вот так.

Он повел ее руку, и корабль послушно лег на курс.

— Быстрее не надо, — говорил Мастер в Алинкино ухо, и мурашки сладко бежали по спине. — И резче не надо тоже, хорошо. Вот, видишь? Там погибший спутник, космический мусор. У вас еще не научились его убирать. Убери.

Алина чувствовала, как на его виске бьется горячая жилка — близко, близко, почти на ее коже. Их руки стали вдруг едины, и стали едины с кораблем тоже — удивительное и небывалое чувство. Жар обливал ее всю, с головы до пят, она чувствовала, что рдеет щеками — хрупкая, неуклюжая в неистовом белом свете; в драном платье, драных колготках, со следом от ржавой рабицы на локте, с размазанной косметикой…

Она была счастлива.

Для того чтобы выстрелить, следовало особым образом вжать пальцы в ручки управления. И — пожелать этого выстрела, так он сказал.

Он, Мастер Войны.

— У меня точно получится? — тихо спросила Алина, вдыхая странный легкий запах Мастера Войны — звезд, космоса, необъятных, бесконечных черных просторов с вкраплениями далеких бриллиантовых звезд; и немного — лилий…

— Это хороший транспорт, — шептал Мастер Войны. — Его боевой мощи хватит, чтобы истребить целую планету… Моя корабль… и ты… лучшие. Стреляй, Алина.

Она зажмурилась, а потом распахнула глаза и вдавила пальцы в эти гашетки, названия которым она не знала, и почувствовала краткий удар пульса, отдавшийся по всему опасному, хищному телу звездного корабля. Мертвый остов старого спутника вспыхнул и брызнул осколками.

— Лучшая, — выдохнул Мастер Войны, и горячие губы коснулись шеи Алины.

Глава 27 РАЗНЫЕ РАССВЕТЫ

Как же так… Алинка. Помолвка. Боже мой, не успеешь вздохнуть — а дочери уже восемнадцать, выросла, замуж выходит. Будто миг прошел… а что для тебя тогда это время?

Ирма положила сумочку на столик в коридоре и выключила телефоны — сотовый, домашний. Чтобы хотя бы часть безвозвратно уходящих минут, секунд оставить себе. И ему.

Прошла в комнату. Едва растянулась на диване под окаянной вазой — сладко, скинув туфли, — как эльф, севший было рядом, тут же упруго поднялся и ушел в ванну.

— Тай…тингиль, что с тобой?

Ирма прислушивалась, готовая бежать на звук ломающегося дорогостоящего пластика… но обошлось — витязь явился, прижимая к лицу полотенечко для рук, в незапятнанной одежде. Подумал, скинул жилет и рубашку, снова устремился к своей женщине. Руками, насухо вытертым лицом, плечами. Что-то тянуло его как магнитом; заставляло все время искать ее близости, ее тепла; Тайтингиль действовал безотчетно, как в тумане, касался бережно, легко, ласково.

Ласково.

Ирма запустила пальцы в его длинные волосы.

— Прошло?

— Нет, Ирма. Теперь не пройдет. Мой удел таков… что теперь — не пройдет. Надо только не пропустить момент — когда. Чувствую, что близко. Очень.

Душная московская ночь, перегретая бетоном, впитавшим солнечные лучи, падала на город черной вуалью. Затихали звуки, зажигались огни.

— Чем я могу тебе помочь? — прошептала Ирма.

Витязь молчал.

Чуть растерявшись.

Эльфийка знала бы, чем помочь — петь, поддерживать всей своей душой силы идущего в сражение, протягивать нити тепла и радости, чтобы воин ощущал опору семьи и родного крова. А что может человеческая женщина?

— Все правильно, Ирма. Ты… все делаешь правильно, — отозвался эльф. — Жди меня, и я вернусь. Просто жди… а если станет некого ждать — будь счастлива, сколь сможешь и сколь останется этому миру. Паучиха не пожрет его разом, Ирма.

Они снова обнялись.

И снова крошечная алая капля пробежала по губе воина. Ирма потянулась к полотенечку, вытерла кровь. Эльф улыбнулся.

— Я сейчас. — Женщина встала, сунула ноги в удобные шлепки и пошла к пульту связи с охраной. Поговорила.

Полезла в шкаф, достала два громадных толстых одеяла и пару подушек.

— Возьми, пожалуйста, и пойдем со мной.

Эльф кивнул и сгреб постельные принадлежности двумя руками.

Они поднялись на лифте еще на восемь этажей, встретили там охранника, который электронным ключом отомкнул решетчатую дверь; поднялись на крышу здания… и Тайтингиль обмер.

Город раскинулся внизу невероятным черным ковром, прошитым огнями. Он мерцал и переливался — по сосудам дорог текли ручьи света фар, а редкие облака отсвечивали всевозможными тонами розового, голубого, желтого, фиолетового. Рукотворная стихия билась пульсом и трепетала. Особая материя, живое пространство, дышащее сейчас свежим ночным воздухом.

Эльф задрал голову — над Москвой сияли звезды.

Выпрямился — кровь остановилась.

Тем временем Ирма деловито расстелила одно одеяло, бросила пару подушек-думок. Ловко стянула роскошное платье от Беспрозванного, залезла под второе одеяло, укутавшись по уши, и уставилась в небо.

Эльф улыбнулся.

— Ты приходила сюда раньше.

— Два раза, — отозвалась Ирма. — Первый — когда только купила эту квартиру. Алинка заснула… а меня… распирало. Распирало просто. Я не могла уйти далеко, она еще не такая уж взрослая была, Алинка. А теперь… да. А второй раз — когда умерла бабушка. Я да, я приходила сюда на пару часов и лежала вот так. Я…

Тайтингиль тоже разделся и юркнул под одеяло, наслаждаясь плотным верблюжьим теплом. Прижал свою женщину — она была в белье и бриллиантах и в сложном запахе дорогого парфюма, который мешался с нотками усталости и грусти.

— Хорошо, что ты отдал рубин Алинке. Хорошо…

— Пришло время так сделать, — задумчиво сказал эльф. — Я передал его дальше… Дочери?.. В своем роду…

— У вас ведь нет браков? — так же полувопросительно выговорила Ирма. — Нету?.. Регистраций там… Венчаний?

— Мы знаем, что такое брак, — тихо рассмеялся эльф. — И конечно, знаем, что такое семья. И секс тоже, да. — Его серьезные серые глаза озарились искристым весельем, он обнял Ирму, вжался подбородком в ее макушку и продолжил серьезно: — В глазах любого из моего народа ты — моя супруга. Вот так, без колец, хотя я, вероятно, должен был дарить их, без браслетов и венцов.

Долгие минуты летели — Ирма и Тайтингиль целовались, как будто у них не было еще ни единого свидания. Женщину накрыли волны золотых волос, тонкий аромат липы и песка, солнца и металла.

— Не уходи…

— Я должен…

— Я буду ждать…

— Я надеюсь, Ирма. Делаю то, что должен, — и надеюсь. Потому что без надежды было бы совсем невыносимо.

В элитной московской квартире площадью в необъятное количество квадратных метров, заставленной коллекцией гераней, фиалок и гибискусов, пахло крепким ароматным табаком.

За низким антикварным столиком, растопырившим бронзовые лапы, в удобнейших гигантских креслах развалились четверо.

Жилистый лысоватый молодой мужчина с вострым волчьим телом, волчьим лицом что-то пил из непрозрачного, словно посыпанного хрустким сахаром хрустального стакана.

Импозантная пожилая дама в наряде бохо-шик и восточных туфлях на босу ногу курила длинную трубку с изящным чубуком и с видом капризной, избалованной леди капала сладкий сливочный ликер в крошечный наперсток кофе.

Совершенно расхристанный молодой человек в расстегнутой белой рубашке, обнажающей накачанное загорелое тело, простерся в кресле в позе убитого в висок красноармейца. Дреды молодого человека были раскинуты веером, в руке — пузатый стаканчик из Богемии со льдом и виски на полпальца.

В четвертом кресле растянулся черный мейн-кун, позой чем-то невероятно напоминавший молодого человека с дредами. Разве что очи кота были сладостно прикрыты.

— Н-ну я н-не мог не сказать… — говорил молодой человек нетвердо. — Вадим, ты понимаешь, я не мог, н-ну…

Вадим молча кивал.

Наталья Петровна курила.

Котов встал, придерживаясь кончиками пальцев за стол.

Котова штормило.

— Я, п-пожалуй, п-пойду, Наталья Петровна…

— Сядь, — разлепил узкие губы Вадим. — И выпей.

— Я уж-же н-не могу… я… Алина… она всех прогнала. Я должен найти… ее. Не знаю, как я ушел. Я виноват. Макс, гаденыш, Макс…

— Ты все верно сделал, деточка. — Наталья Петровна лихо выпустила идеальное кольцо дыма и глянула на перерожденного орка каким-то мужским, чуть насмешливым взором — косметика на морщинках век была чуть скатана, что неожиданно придавало пожилой писательнице вид гламурный и истомленный, и даже манкий. — Только разве что опоздал чуть. Ну, да ты всегда любил яркие сюжетные ходы. Действовал в рамках своего образа. И ты уже никуда не успеешь. Не найдешь ее. Но все хорошо.

— Мы все для вас… персонажи книг, да? — беспомощно спросил Котов.

— Нет. — Наталья Петровна чуть рассмеялась. — И даже не архетипические психологические категории, как говорит Симочка.

— Семирамида Глаурунг, — пояснил Вадим. — Очень известная в своей области дама. Профессор психологии. Они познакомились недавно на одной конференции…

У Котика, у которого и так на душе было нехорошо, возникло ощущение ошейника. Золотого. И наручников. Но он глянул на Наталью Петровну — и отлегло. Чуть отлегло.

— Так трудно в моем возрасте найти подругу… единомышленника, — несколько томно произнесла Наталья Петровна.

— Какие ваши годы, — галантно, на рефлексе выдал Котов. И снова насупился.

— Пей, — подал голос Вадим.

— Сам пей.

— Я пью… я пью. Потому что не пойду с вами туда. — Вадим глядел в окно с неописуемой тоской. — Мне никак… Я местный, и мое место здесь — к сожалению…

Котик метнулся взглядом на стену — там у Натальи Петровны была развешана коллекция оружия. Мечи, шпаги, сабли, рапиры.

Мейн-кун открыл один глаз и медленно зевнул, показав комплект отличных белоснежных клычков в розовой атласной пасти.

— Да что ты, Димочка. Не волнуйся. Это все декоративное, — снисходительно сказала Наталья Петровна и набулькала Котику еще половину стаканчика. — И не суетись, тут поспишь. Постелю в гостевой комнате.

— А т-т-ты? — Орк уже не мог перестать думать и жадно глядел на жилистого, остро собранного Вадима. — Т-ты… откуда… т-ты…

— Я чувствую, — спокойно сказал тот. — Чувствую. И сожалею, что не пойду с вами. Так сожалею, что… — И подтянутый владелец «Хаябусы» разом опрокинул свой сахарный стаканчик. — Но я готов. — Он длинно потянулся к Котову и выдохнул спиртовой дух в орочье ухо. — И это все — настоящее.

— Все уже случилось как случилось, — выговорила Наталья Петровна. — Остались последние главы. Пара последних глав. Это не черновик. Вы писали сразу набело.

— С кляксами, — прошептал Котов. — С помарками…

На секунду его повело, и показалось, что в одном кресле вправду сидит волк, а на спинке другого — белая полярная сова… Но орк выправился и мужественно поднес стаканчик ко рту, падая, проваливаясь обратно в парчовые объятия кресла.

Алина проснулась удивительно легко. Выспалась. Постель — странная, простая, как квадрат, без подушек и немилосердно жесткая, почему-то оказалась удобной.

Никогда в жизни у нее не было лучшей постели.

Вчера.

Она смотрела, робея, в нечеловеческие глаза с вертикальными зрачками — и говорила о себе то, чего не рассказывала никому и никогда. По-девчоночьи задыхаясь от счастья и осознанного чуда.

Каждое горящее прикосновение инопланетянина, каждая опасная, острая ласка отзывались в ней невероятным пониманием собственной сути… и наслаждением.

Он не поцеловал ее ни разу.

Он просто не знал, что это такое.

Уши горели от укусов, шея сладко ныла. Алина подняла руку — на внутренней стороне плеч виднелись длинные розовые полосы от когтей.

Ноги дрожали.

Ей показалось, что несколько часов назад она упала в горячий водоворот. Горячий, мощный. Душный. Душный, да — она вспоминала длинную черную прядь, обвившую ее шею, и безумную смесь страха, восторга и благоговения. И счастья, которое не укладывалось в рамки каких-то слов, каких-то определений. Она почти теряла сознание, оставленная без воздуха, почти теряла… и таяла в жестких пальцах с острыми когтями, которые не знали никаких границ, никаких правил.

«Ничего не бойся», — шептали горячие губы и снова касались ее уха.

И она не боялась.

Рассудок просто подевался куда-то, улетел вслед за космическим ветром.

Кажется, она кричала.

И в который раз падала в бескрайний безмолвный простор, полыхающий протуберанцами звезд.

А теперь она, замотавшись в черную простыню из легкой, но очень плотной ткани, стояла у огромного, во всю стену, монитора, отображающего незнакомые сплетения небесных тел, и смотрела, как он спит. Красиво и трогательно, лежа на животе, закутавшись в кромешные черные тряпки — только торчало острое колено и перевитая жилами худая рука со смазанной меткой клейма.

Он, Мастер Войны.

— Никто и никогда, — сказал он, не открывая глаз. — Никто и никогда не видел меня спящим.

— Простите, — откликнулась она.

Почему-то она категорически не могла перейти с ним на «ты».

Даже теперь.

Особенно теперь.

— Все очень изменилось, — продолжил Мастер Войны. — Я и не чаял, что будет так. Что может быть так.

— Я тоже…

Он вдруг открыл глаза — полыхнуло белым звездным огнем.

— Я не стану рассказывать всего. Мне было непросто, но я воин, и никто не должен знать моих сомнений. — Он приподнялся на локтях и грациозным движением перекинул волосы за плечо. — Особенно ты. Я стоял перед выбором. Самым сложным выбором моей жизни. И я выбрал.

Мастер Войны поднялся, запахивая на себе темень простыни, как крылья. Черный квадрат ложа был между ним и Алиной.

— Я никогда не мог допустить и мысли, что захочу быть с женщиной, и с женщиной… твоего народа. Я не создан для любви, и плоть моя была рождена мертвой.

Девушка покраснела, опустила глаза.

— Я… — несмело выговорила она. — Не создана, ох… блин, даже и не думайте. Про плоть. Разве это важно?.. Но я бы очень хотела, чтобы вам со мной… было хорошо.

— Мне хорошо, — сказал он, — мне необыкновенно хорошо, Алина.

— А можно… к вам? — спросила она.

— Нужно, — ответил он и протянул руку.

Позже Алина стояла у мониторной панели и расчесывалась. Его гребнем. Странным, металлическим, с остро наточенными зубцами — наверное, даже зубная щетка была тут тайным оружием. На корабле нашлось, где привести в порядок платье, а вот колготки уже никакому приведению в порядок не подлежали.

И туфли.

Их не было.

— У вас нету… обуви для меня?

Алина пошевелила босыми пальцами. Ногти были накрашены алым лаком, который почему-то доводил Мастера Войны до неописуемого состояния. И если это была бесчувственная плоть… То есть она была да, бесчувственна, и от этого становилось и тоскливо, и щемяще-жалко, и страшно. Но внутри этой плоти полыхал такой огонь, такой неистовый и истинно мужской характер, что совсем не хотелось застревать в печали, а хотелось — лететь вперед, к звездам — с ним.

И еще очень хотелось кушать.

— У меня нет туфель, — с явно напускной серьезностью ответил Мастер Войны. Алина теперь с легкостью определяла тени эмоций на его почти бесстрастном лице. Почти. — Могу предложить сапоги.

Принес сапоги, под которые прилагался какой-то странный гибрид портянки и носка, утягивающий икры, а потом прилежно шнуровал их. Алина не удержалась, протянула руку и погладила его по голове. Волосы были мягкие на ощупь.

— А это что? — вдруг спросила она.

Он обернулся и посмотрел.

— Это к-крабовидная туманность какая-нибудь, да? — со слабой надеждой выговорила девушка, оглядывая тянущиеся издалека темные протуберанцы.

Мастер Войны закаменел всем легким соколиным телом.

— Мы возвращаемся.

Утро начиналось неспешно; косые лучи окрепшего летнего солнца чертили длинные черные тени на асфальте.

Неизменные московские голуби прогуливались вперемешку с московскими дворниками нового стиля — оранжевыми худыми таджиками, честно и добросовестно приводящими в порядок тротуары столицы.

Звенели старые трамваи, пока еще свободно неслись автобусы в густеющем потоке авто; шли на работу первые ранние пташки — а также те, кто хотел пропустить адскую давку в городском транспорте; человекоубийство мегаполиса, стартующее ровно в восемь ноль-ноль.

Корабль медленно опускался в свое пристанище в Москва-Сити. Алина уже знала — если кому-нибудь придет на ум взглянуть в небо, будет заметно лишь слабое дрожание воздуха, будто подле костра. И легкое посвистывание антигравитационных движков.

— Утро! Утро, блин! А вы меня забрали от «Орхидеи» днем… вчера… Слушайте, точно не как в «Интерстелларе», а? На Земле не прошло семьдесят лет?

Она была смятена. Будто разом возникла какая-то странная, страшная неловкость. Алине казалось, что сейчас надо говорить, говорить, говорить — и все непременно обернется в шутку, и все будет хорошо, и то страшное, черное в хрустальной космической дали растворится как-то само собой. И не надо будет воевать, убивать, умирать.

Нет.

— Нет, Алина. Но тебе пора. Мне… пора.

Мастер Войны был собран, сосредоточен. В который раз поднял руку с заново вживленным в тонкое запястье черным браслетом пеленгатора — набрал телефонный номер. И другой. И еще.

Ни один не отвечал.

— Я думаю, Тайтингиль уже увидел ее сам…

Они приземлились, открылся входной люк, и дракон беззвучно поднял огромную морду; Алинка было шагнула к древнему ящеру… но горячая рука удержала ее за кисть.

— Готовься, ящер, — сказал Мастер Войны. — Надеюсь, ты выспался. Теперь готовься.

Альгваринпаэллир ничего не ответил. Положил громадную голову на передние лапы, демонстративно отвернувшись.

— Скорее, Алина.

Она бежала вслед за Мастером Войны по пыльным этажам вприпрыжку, задыхаясь. Сапоги оказались чуть великоватыми, но ужасно удобными. Девушка глядела на красный хвост подола — только бы не наступить! — и думала, думала, думала.

Думала.

Алинка резко тормознула, поймала Мастера за летящий алый рукав — где-то между двенадцатым и тринадцатым этажами одной из башен Москва-Сити.

Глаза ее сияли.

— Я люблю вас. Блин, мама меня убьет. И вас убьет — два раза. Пожалуйста… обещайте мне. Пожалуйста.

Мастер Войны молча сжал ее пальцы. Яркое утреннее солнце падало в его глаза; вертикальные зрачки суживались в нитку, в струну.

— Я сама поговорю с ней, я скажу, я все скажу, как надо. Вы только вернитесь… Вы вернитесь…

Он подступил ближе.

— Молчи, Алина. Молчи, не надо, не время. Это плохая новость, да; матерь твоя станет гневаться, мужчина ее перед боем станет беспокоен. Не нужно ничего говорить.

Она кивнула, соглашаясь на все. На все, только бы он…

Тонкие пальцы коснулись ее губ. Тонкие пальцы, острые смертоносные когти.

— Я порву паучиху, как тузик грелку, — протяжно выговорил Мастер Войны. — И я вернусь. Вернусь, да.

Котов проснулся в предельной разрухе организма.

Он в общем и целом дурно переносил похмелье. Сейчас он лежал на неразобранном диване Натальи Петровны, в левый глаз ему немилосердно било яркое солнце. Прямо на подушке, непосредственно около лица стояли тапочки, выданные вчера хозяйкой дома.

Поперек живота, уютно согревая пах, лежало что-то теплое — Котов протянул руку — и мягко-пушистое. Мейн-кун, черный как ночь. Как его — Фингол? Тингол? Фингал? Черт бы его побрал…

В ответ на прикосновения кот густо замурчал, но не двинулся.

По полу шебуршалось что-то живое, мирно гудящее. Котов минуты две соображал, что это не дроид, а робот-пылесос. Впрочем… кто сказал, что робот-пылесос — не дроид?..

— Котик, ты встал? — Голос Натальи Петровны донесся с кухни. — Вадюша говорит, тебе пора, Котик! Ко-тик!

Вадим, упруго перешагнув пылесос, подошел к дивану.

— Плохо? Похмелье?

— Я щас встану. — Котов был угрюм. — Я щас. Я-а-а…

Вадим нагнулся, посмотрел Котову в глаза, потом коротко сказал:

— Прошу прощения, — и хлестко врезал по щеке домашней тапкой, крепко прихваченной за пяточную часть.

Спустя пятнадцать минут идеально бодрый Котов без каких-либо признаков похмелья, собранный, энергичный, активный, пил кофе с невероятной выпечкой, которую Вадим принес из французской кулинарии на углу.

Наталья Петровна спокойно пережила, когда мужчины сцепились на пару минут — пока Котик не сообразил, что после удара тапкой пропала тяжесть в голове и тошнота и мир стал радужен и прекрасен.

— Экстрасенсы, блин, — хмуро говорил орк. — Кудесники, чтоб вас.

— Я боевой маг, — объявил Вадим. — Но это не моя битва. Пока не моя.

— Давайте, мальчики, — Наталья Петровна уснащала горячий багет маслом и джемом, — быстренько, время не ждет. Так, Вадюша? Котик, вот тебе булочка, и только попробуй ее не скушать.

Орк, у которого не было ни матери, ни… бабушки… со смешанными чувствами вцепился в хрусткую корочку отличными белыми зубами.

Ирма, крепко, сладко заснувшая Ирма, приоткрыла глаза.

Луч солнца проскользнул по ее лицу; все было светло и безмятежно…

И она, как шестнадцатилетняя девчонка, проспала всю ночь в одеялах на крыше. Вот так.

Счастье пронзило светлейшими импульсами; тело чуть потянулось, а душа запела.

Повернула голову.

Профиль эльфа с плотно сжатыми губами, с напряженным взором, был словно выточен, вычеканен; Тайтингиль, нежно обнимая женщину за плечи одной рукой, вглядывался в небо, не отводил глаз, хмурился.

— Тай…тингиль, — чуть хрипло выговорила Ирма. — Тай…

Разлившееся в воздухе напряжение — темное, грозное, росло и росло, ширилось, будто опутывая все вокруг темными лентами, членистыми щупальцами — тягучими, обвивающими и душащими, стесняющими дыхание.

Магия. Темная магия.

— Пожирательница света вблизи, — тихим рокотом лег тяжелый, низкий голос эльфа, слишком мощный для его изящного, стройного тела, — она вблизи. Люди еще не видят, но… надо торопиться, Ирма, очень. Я берег каждую минуту твоего сна, но теперь у нас нет ни единого мига. Ирма… я должен торопиться. Ирма… я должен.

Спустя примерно полчаса весьма странные персоны встретились у подъезда элитного дома.

Тайтингиль, выпрямившись, держал в руках рулон рубероида.

Котик, невероятным образом взбодренный Вадимом, отчаянно пытался застегнуть пострадавшую белую приталенную рубашку.

Мастер Войны стоял безмолвно, облитый неистовыми шелками.

И в этот момент около дома затормозила «чайка».

Глава 28 БОЙ

— Вам, светлейший, непременно к нам нужно заехать… непременно. Вот прямо сейчас.

Лев Абрамович суетился, оставив Изю за рулем.

Трое стояли, смотрели в беззаботное светлое небо, за которым пока не было видно ничего.

Пока.

Но оно уже было там. Она — беда.

— Время пришло, — сказал Тайтингиль. — Пришло.

— Я отправляюсь готовиться, — холодно произнес Мастер Войны, и подол взметнулся роскошным алым веером. — Прибудешь туда, витязь?

— Туда? В Москва-Сити? — муркнул Котов. — Алина… Ирма… И хоть переодеться…

— Да, туда. И времени у нас нет, — выговорил эльф, садясь на заднее сиденье со своим бесценным рулоном поперек колен. — Переоденься, оруженосец, и отправляйся к дракону. Я узнаю, чего желают дверги, и прибуду. Поехали.

Котик рыскнул к «амароку», попутно второпях набивая СМС: «Ирма, как Алинка?»

Кот поджался на водительском сиденье, потом выдохнул, тряхнул дредами и плавно выехал с парковки.

«Чайка» кружилась по закоулкам, избегая широких проспектов и шоссе; сделала пару петель по Москве и въехала в старый двор-стакан на задворках Кузнецкого Моста. Неслышно раздвинулись и затворились массивные черные ворота на фотоэлементах; Изя остался за рулем, а Лев Абрамович, заполошно шаркая разбитыми тапками, провел Тайтингиля через консьержку — суровую пожилую двергу с нарочито украшенными бусинами усами — дальше и вниз. Подвальное помещение было оборудовано спортивными снарядами, дальше, за деревянной дверкой, длился обычный хозяйственный коридор, заваленный инвентарем хорошо ухоженного дома, и, наконец, эльф и гном остановились перед небольшой дверью темного, с синевой металла.

— Вот, светлейший, — пропыхтел Беспрозванный, — прошу вас, входите. Наш король ждет.

— А ты что же, дверг?

— А мне туда не по чину, светлейший. В королевский арсенал просто так не войдешь… — гордо выговорил лучший портной Москвы.

Дверь, оказавшаяся неожиданно массивной, бесшумно и мягко закрылась за эльфом. Тайтингиль миновал одного из бойцов Абрама, сидящего недалеко от двери и одетого в форменный китель ЧОПа «Одинокая Гора», и оказался в зале с высоким, мрачным потолком. Из темноты взблескивало злато и искры самоцветов.

Навстречу витязю шел Яков Ааронович Менахем.

— Приветствую тебя, Тайтингиль, светлейший! — дружелюбно улыбнулся король-под-Москвой.

— Это честь для меня, — склонил голову витязь.

— Мы знаем, что доспех твой уничтожен. И так как мы благодарны тебе, и только мы понимаем меру и истину твоего подвига, предлагаем исполнить для тебя новую броню.

Тайтингиль нахмурился, сжал губы.

— Это кстати. Но ковать уж некогда. Мне в битву — немедля… немедля.

Яков Ааронович широко повел рукой, и свет послушно зажегся, вырисовав контуры богатых витрин.

— Смотри, светлейший.

Эльф невольно усмехнулся — ну конечно, запасы, у двергов всегда есть запасы! И неспешно пошел между ярко освещенными витринами. Вызолоченные и вороненые кольчуги, кирасы, массивные щиты, топоры — куда же без них. Разнообразные клинки, на выбор, на любой вкус и рост.

Король-под-Москвой тем временем развернул рубероид, оставленный эльфом у входа, и крикнул коренастого невысокого дверга с рекордно лохматыми бровями. Тот начал изучать клинок, поцокал языком и пошел с мечом Святогора куда-то за помещение оружейной. Вскоре оттуда донеслись удары молота, свист каких-то установок.

Тайтингиль улыбнулся снова — в Эале многие тысячи лет дверги собирали его к битве.

В Эале.

Миры казались едиными, едиными во всех своих складках, насквозь прошитыми истинными представлениями о чести и долге, о свете и тьме. И все эти миры требовалось оборонить — так как мимолетная слабость Творца, его минутное сомнение, породившее в начале времен сгусток темного женского Хаоса, угрожали всему. Творению требовалось исправить ошибку сотворителя. Таков смысл, таково Предназначение.

Эльф был готов.

Они дошли почти до конца зала. Тайтингиль вслушивался душой в кованые переплетения и сочленения металла, отыскивая свое, и уловил вдруг какой-то отзвук… эхо… ноту? Что-то давнее, забытое, родное. Медленно, боясь спугнуть ощущение, витязь повернулся, подошел к неосвещенной витрине. Замер.

Матово-серый металл, гравированный золотыми письменами. Изящные, необычные очертания. И золотой цветок на нагруднике.

— Славный король, кто это сделал?

— Наша гордость, лучший кузнец этого мира. Молодой Гершель. Он так любил историю Эалы, прародины, из которой мы изошли драконьим путем. Он сумел воссоздать доспех Древних Дней — в таких твои братья, светлейший, штурмовали твердыни Морума. Тогда ты не усомнился выйти против огненного исчадия, воин с золотым цветком на груди… проклятая Цемра отняла этого мастера у нас; Гершель погиб в Москва-Сити.

Эльф беззвучно открыл витрину. Коснулся металла — он оказался теплым, будто живым. Король еще говорил что-то — про порошковую металлургию, кевларовый поддоспешник, сверхлегкий композит… Слова обтекали Тайтингиля, почти не проникая в сознание. Доспех пел ему о прошлом, о невозвратно утерянном… «Стены твои — музыка света, башни твои — вровень со звездами…»

— Нолдорин… — прошептал воин. — Нолдорин!

— Примеришь?

— Просто заберу это. Если ты дозволишь, король-под-Москвой. Если дозволишь…

— Меч направили, наточили и сделали к нему ножны. Не металлические, пластиковые, как успели, — объяснил Яков Ааронович. — Думаю, иного оружия не нужно будет тебе, Тайтингиль. Здесь и меч лишь символ, средоточие мощи духа. Судьба и Творец Всего на Эале готовили тебя к особому… к особому, вот и позволили покинуть Чертоги Забвения. Так ведь? Мои охранники помогут облачиться, витязь. И отвезут куда следует. Удачи тебе.

Возле одного из шлагбаумов Москва-Сити «чайка» притормозила одновременно с «амароком».

Изя предъявил документ, из которого следовало, что Тайтингиль прибыл для рекламной фотосессии. Предупрежденный по телефону Котик тащил на себе солидную фотокамеру. Эльф шел по набережной делового центра открыто, в доспехе, открыто же неся на бедре меч Святогора, высоко подняв подбородок, удерживая сияющий шлем под мышкой. Котов, отстав на полшага, в спортивках, черной тонкой кожанке и радужных синих очках, следовал за ним.

Около нужного здания провожавший Лев Абрамович потянул к себе эльфа, истово поцеловал его в лоб и перекрестил, после чего, проводив взглядом обоих бойцов, вынул и напялил ермолку, достал зачитанную книжечку и уселся на литую лавку у воды, бормоча что-то невнятное. Голуби закрутили вокруг пестрый круговорот — в кармане пожилого еврея нашелся обкрошенный пряник.

Недостроенная высотка буравила угрюмое вечернее небо. Вопреки прогнозу откуда-то натянуло противную серую хмарь, обесцветившую розово-лиловый закат. Стало зябко и неуютно.

— Ну вот и веррь «Гисметео», — бурчал, поеживаясь, Котик.

Выбитые стеклянные фасады скрытого этажа давали отличный обзор… и ни в коей мере не удерживали холодного ветра.

— Повелительница Хаос-с-са близко, — сказал, тяжко поднимая голову, Альгваринпаэллир. — Если она победит, рассвета может и не быть. Пусть вс-с-се начнется и закончится; мне плохо здес-с-сь. Я желаю битвы. Последней битвы в моей ж-ж-жизни… последнего дракона своего рода.

Мастер Войны вытек наружу, посмотрел на ящера молча. Тайтингиль прочитал исходящее от него напряжение; от звездного воителя било и плескало жаркими волнами.

Впрочем, все были неспокойны сейчас.

Они собрались возле прозрачного, сверкающего фиолетовыми искрами борта корабля. Эльф в двергском доспехе, покрытом золотыми рунами, с озерным мечом на боку. Мастер в своем алом наряде, в цветах войны. Дракон в тяжкой даже на вид багрово-черной броне чешуи, взблескивающей златом. Котик с фотокамерой на шее чувствовал себя посреди батального великолепия крайне не на своем месте.

— Придется разделиться, — сказал эльф. — Темнейшая наверняка выпустит своих марионеток, призраки пожранных ранее воинов, мороки — как в прошлый раз. Мастер, Азар — будьте внимательны, помните, этого не существует. Вам нужно стрелять в нее, в паучиху. Мы же с драконом будем биться в сферах Духа — чтобы уничтожить, изгнать саму суть ее.

— Каким таким «вам»? Тай…тингиль, — опешил Котяра, — а может, я с тобой же? Я же твой орруженосец? Я не хочу с жабой, не хочу-у-у…

— Я не стану возить на себе орка! — рыкнул Багрянец Небес.

— Ты не сможешь пойти со мной, Азар, — вымолвил Тайтингиль. — Оставайся с Мастером Войны, ты будешь нужнее здесь.

— Да, Кот-ту, оставайся, — выговорил инопланетянин, меряя дракона нехорошим взглядом. — Оставайся, я не расист. Если дело не касается ящеров.

Дима покосился разом на всех присутствующих и тяжело вздохнул.

Старый змей ехидно хмыкнул, дыхнул копотью.

Мастер Войны поднялся на борт корабля; Котов уныло поплелся следом.

— Послушай, светлейший! — насколько это было возможно, зашептал дракон. — Я должен сказать тебе… как союзнику… я хотел предупредить…

Люк задраился; корабль готовилась вылететь из башни Москва-Сити и с гудением приподнялась над бетонным полом.

Подобрался и старый дракон. Оскалился, пасть налилась огнем. Эльф сжал длинные сильные ноги на теплых, твердых чешуях.

— Пора, — сказал он.

Альгваринпаэллир выдохнул из ноздрей темную копоть.

— Светлейш-ш-ший…

— Пора.

Мастер Войны растекся огненным цветком в черном и белом помещении рубки. Котик, вцепившись в фотокамеру обеими руками, вжался в кресло второго пилота. Стартовый толчок чуть не вытряс из него душу. Перерожденный орк резко, коротко втянул воздух носом; получилось так, что он почти плакал.

— Пристегнись и молчи, бесполезное создание! — прошипел Мастер. — Или я выкину тебя на орбите!

Истребитель вспорхнул над Москвой, над всеми километрами, затянутыми сияющей паутиной огней, над семью холмами, перенаселенными призраками прошлых битв.

Господин Мастер Войны империи Йертайан жаждал битвы, точно зная, кого на этой планете он будет защищать. Она сейчас спала — коротковатая детская пижамка, пушистые розовые тапочки около кровати, сверкающий камешек в пупке, распущенные волосы, сияющие серебром, вытравленные безжалостной краской до лунного блеска.

Гибели же Мастер Войны не боялся, ибо был рожден для нее; путь воина есть решительное, окончательное и абсолютное принятие смерти.

Но теперь он очень хотел жить.

— Мастер Войны… — Чарующий голос оплетал паутиной. — Ты скучал без меня? Я знаю, ты скучал — по мне, по сильнейшей, лучшей… Я вижу, ты совсем освоился здесь, попробовал человеческую девочку. Я бы тоже попробовала… я попробую… Сожру ее вместе с костями прямо на твоих глазах! — Манкая сладость проникающего сквозь броню голоса сорвалась в истерический визг.

Неведомая сила притягивала, как погибшая звезда, звала и обволакивала, лишая воли, завораживая рассудок. Цемра была уже видна во всю ширь мониторов — огромная, черная тварь, напоминающая паука лишь отдаленно. Из зависшего на орбите косматого шара почти планетарного размера высовывались и исчезали мерзкие тяжи-протуберанцы.

Мастер Войны с наслаждением ответил. Всеми выученными в общении с носителями языка словами.

Котик икнул.

— Ты не обольстила меня тогда, не обольстишь и сейчас.

Он заложил вираж, выходя на боевой курс.

Визг стал яростней.

— Я начну с тех, кто рядом!

Мастер повернулся к Котову — тот, полулежа в пилотском кресле, дрожал и метался, как в лихорадке, кусая губы. Камера валялась на полу рубки.

…Котик мчался на суперфантастическом звездном истребителе навстречу мохнатой звезде смерти, и все, на что хватало его сил, — это крепко зажмуриться. Когда внезапно стало тихо и темно, он с облегчением вздохнул — наверное, все закончилось и сумасшедшая инопланетная жаба победила, чтоб ее!

— Азар.

Котик осторожно открыл глаза. Было почему-то очень холодно. И ветер. И скользко. Заснеженное поле, вокруг скалы. Зима.

— Азар, посмотри.

Миловидная женщина, средних лет, немного полная, с мягкими карими глазами, ласково улыбалась ему.

— Это твоя судьба, Потрошитель, и тебе не сбежать от нее. — В голосе звучал материнский укор.

Котик посмотрел под ноги.

Лед. Черный лед.

Он помнил все. Сейчас лед глухо хрустнет, под ним окажется холодная вода, в которую соскользнут ноги. Боль, ужас, судороги, он вдохнет полной грудью; вдохнет воды и захлебнется, отчаянно барахтаясь.

Потом светлая полоска над головой станет точкой.

Потом она погаснет.

И он умрет.

Лед треснул. Бежать было некуда…

Крылья дракона широко охватывали Москву — но она удалялась, делаясь все меньше, прекращаясь в многолучевую сверкающую звезду огоньков, а затем подернулась облаками.

Дыхание дракона было глубоким и шумным. Багрянец Небес вышел так высоко, как никто из созданий, обладающих кровью, не мог и мечтать, и без труда готовился пройти дальше. Казалось, вот он, вот последний глоток воздуха, и дивное создание первородного Огня вовсе перестанет дышать.

Но нет. Их окутывал незримый упругий купол, над которым и космосу не было власти. Эльф на драконьей спине был защищен и не ощущал невероятного холода, наступающего со всех сторон, не ощущал отсутствия воздуха для дыхания и тепла для жизни. Его вселенная сосредоточилась вокруг магического существа, древнего, как сами звезды.

Тайтингиль почувствовал приближение врага — и затаился, скрывая собственную ослепительную Суть. После того боя, столкновения душ, он понял, как можно избежать тенет Рождающей Хаос, стать незаметным. И теперь выжидал удобный момент для атаки. «Совсем как паук», — мелькнула неуместная мысль…

Альгваринпаэллир навел за свою жизнь немало мороков. Он распознавал их и мог создавать сам — потому Цемра Темнейшая просто появилась перед драконом, даже не пытаясь одурманить его иллюзией. Просто в образе большого черного паука. Обычного паука. И заговорила очень по-простому:

— Что же ты, дядя Паша, пенек трухлявый? Плавал бы тихо по озеру, мужичков развлекал. Туристов. Не сиделось тебе?

— Я…

— Ну что — я? Напомнить тебе, как бежал от меня, бросив свою стаю? Эльфу, наверное, наплел семь мешков драконьей мудрости — и почему ты в этом мире, и кто тебе крыло сломал… да? Старый враль. Старый глупец. Старый.

Приблизилась, шевельнула жвалами.

— В общем, так — скройся с глаз моих, не мешай. У тебя будет вдосталь времени, чтобы валяться на бережку да лакомиться рыбкой, обещаю. Ты не боец, старик, и никогда им не был. А последний из своего рода, потому что трус. Вон отсюда. Иначе — умрешь.

На Альгваринпаэллира было жалко смотреть. Проклятая память, от которой он так хотел избавиться, жгла сердце хуже паучьего яда, давила на спину неподъемным грузом. Предатель. Ничтожество.

«Ну что я могу сделать? Она сильнее, все правильно, выпьет и не подавится. Надо уйти, отступиться. Да я вообще тут ни при чем — что мне эльфы, люди? Приспособлюсь, все уладится. Какая-нибудь из складок да уцелеет…

Я не хочу умирать!»

Заискивающий, дрожащий голосок внутри лепетал успокоительные оправдания; но память, беспощадная, абсолютная память дракона, плюнула огнем — и он снова увидел, как наяву, смельчака Гвархарда, бросающегося в безнадежную атаку на восьмилапые полчища, тихоню Найигара, бившегося с переломанными крыльями над павшим другом, и Вайрин… О золотокрылая, звездноглазая Вайрин!

Не забыть. Не простить. Не пережить и даже не умереть. Только Чертоги, Чертоги, щедро дарованные эльфом.

Внутри заклокотала, загудела ярость. Черно-багровым вырвалась из пасти, сверкнула в глазах расплавленная магма.

— Ну-ну, не пыхти, — засмеялась-заскрежетала Цемра. — Кого пугаешь? Да ты даже не долетишь до меня, инвалид!

И в этот момент эльф на спине Альгваринпаэллира стиснул колени на широкой шее и запел.

Отвратительный хриплый вой оглушил Мастера Войны — и он снова мог дышать.

Он не знал, что Тайтингиль сейчас наносит первый удар, вкладывая всю силу своей сути, всю любовь к жизни, всю ненависть к мерзкому порождению хаоса; что взбешенный дракон расправляет крылья, отражения которых умножаются в отсветах различных измерений, и поток черного пламени сжигает паутину, отбрасывает кричащую от боли многоногую тень. Не знал.

Но почувствовал — свободен. Доли секунды на самодиагностику — цел, функционален. К бою! Вздох сзади — опять этот бесполезный?

— …Лед, опять лед… Нет, я не хочу! Тай… Тайтингиль, пожалуйста! — Крик зазвенел, отражаясь от стен рубки. Метался, высекая многократное эхо, невозможное тут, внутри корабля.

Битва. Лед. Эльфы. Смерть.

Далекая фигурка женщины росла, нависала, с навязчивым цокотом перебирала паучьими лапками.

— Умрешь… Все равно умрешь… Подо льдом… И ничего больше… — скрежетали жвалы.

Тонуть снова и снова было страшно.

Мастер Войны понял — он оказался внутри чужого кошмара. Вот его кошмара: Котов, легкомысленный и беззаботный проныра, сейчас плакал — молча. Слезы скатывались по бледному лицу тысячекратно гибнущего орка.

Хотелось вскочить с пилотского кресла и тотчас залепить затрещину, встряхнуть, заорать. Сбить с него позорные, постыдные слезы. Было невыносимо смотреть, как кто-то подле тебя вмиг становится жалким. Невыносимо.

Воины империи Йертайан не позволяли себе малодушия и слез. Совсем юные девочки и мальчики по слову Мастера Войны шли на таран вражеских кораблей не дрогнув.

Кораблей, в которых сидели такие вот враги — люди, принимавшие удар тоже без сомнения и страха.

Это была война.

Мирный, слишком мирный Котик сдался легко. Сразу.

— Она поймала меня, — раздался тусклый, равнодушный голос, — держит, не отпускает. Тайтингиль меня бр-р-росил… Я умираю. Больно. Холодно. Лед.

— Если уж он не бросил меня тогда, — проговорил Мастер Войны, — то тебя не бросит точно. Витязь с тобой. И твоя женщина.

— Женщина? — сквозь слезы оробел Котов.

— Да, — врастяжку произнес звездный воитель. — Та северная женщина. Прекрасная. Больша-ая. Я видел, как с утра у тебя дрожали ноги.

— Ну и неправда!

— Я читал эти ваши сказки. Про сына королевы, который целовал животное… — Мастер Войны выверял каждое слово. Каждое. Будто шел по тонкому черному льду к барахтающемуся, тонущему орку. Невесомый, легкий, он с каждым шагом оказывался ближе.

Котяра судорожно выдохнул:

— Ты… извращенец!

Мастер Войны замолчал, улыбаясь.

— Я… стану танцевать на твоей свадьбе с северной девой. Надену белое и стану танцевать.

— Дюймовочка!

— Царевна-лебедь.

— Жаба! Жа-ба.

Холодный липкий морок отступал, истаивал, гас; напуганный Котяра ощутимо успокаивался. Что зацепило его больше — воспоминания о проведенной с Марусей бессонной ночи, когда он впервые оказался выжат как лимон, либо мысли о том, каков будет Мастер Войны, танцующий на его свадьбе… на свадьбе?!

Что-то изменилось.

Паучиха превратилась в обычное членистоногое разумных размеров, и ее можно было теперь просто раздавить ногой.

На льду.

Морок разлетелся холодными осколками.

Звездный воитель оскалился всеми зубами, торжествуя.

— Они называли тебя орком, что это?

— Ну, когда-то я был… таким, большим, страшным, клыкастым. Давно, в прошлой жизни. А… ты на каблуках будешь?

— Я — буду. На каблуках, да, — подтвердил Мастер Войны, активируя управление огнем. — Значит, ты был воином…

— Но я ничего не помню, — спешно сказал Котяра. — Значит — не было. Н-не хочу воином, я н-не умею… А ты на высоких будешь? Вот навернешься!

— Может быть, навернусь. А может быть, и нет… Смотри наверх, Кот-ту. Это турель. Подниму сейчас тебя — стреляй во все, что увидишь, хорошего там не будет ничего. Ты понял как? Сжимаешь ручки и желаешь стрелять, она послушает тебя.

Мастер Войны тронул панель, и Котиково кресло уехало вверх, в раскрывшуюся полусферу.

— Какая она? Он, он — корабль! — донеслось оттуда.

— Если корабль — он, то лебедь тоже — он. Царевна-лебедь. Он. Я.

— Извращенец! — с восторгом сказал Котяра. — Жаба!

Мастер Войны улыбался.

Нейроконтакты кресла обеспечивали полное слияние с системами корабля. Котик завороженно смотрел на игольно-острые звезды на фоне абсолютной, чистейшей черноты. Ему казалось, он падает в этот пугающий и прекрасный водоворот, в бесконечность. Звездный свет вымывал из Димы Котова все страхи, всю гламурно-рекламную мишуру, пробуждая истинное…

— Идем на сближение. Минута до контакта, Кот-ту!

И что-то сдвинулось во времени и пространстве — жесткие руки вмялись в гашетки, и оркский вождь Азар Потрошитель приветливо рявкнул надвигающимся косматым протуберанцам тьмы, выпуская всем своим существом неистовый режущий свет.

Ирма, которой категорически не хотелось готовить, покупала в пустой французской булочной выпечку.

В это время оставалось лишь зачерствевшее и пролежавшее весь день — но тут, как по заказу, достали из печей несколько противней, и Ирма, которая обыкновенно оббегала это заведение за полкилометра, унося подальше от сдобы свой тухес, набила два пакета. Себе. Дочке. Одновременно подташнивало — и хотелось слопать все купленное прямо тут.

И она сдалась — купила наперсток кофе, так как спать вовсе не собиралась, и пристроилась за круглым столиком в углу.

За соседним столом бодро хрустело. Невзрачная коротко стриженная журналистка с озорными глазами наворачивала выпечку, как хлебоуборочная машина.

Рядом сидел Вадим. Ирма улыбнулась соседу и шапочно знакомой Ники, которая один раз забавно заклинала клумбу перед домом. Дворники потом весь сезон боролись с вымахавшей на этой клумбе с гигантской петунией, осыпанной до самых заморозков невероятными цветами, раскинувшей щупальца на много метров от вазона.

Совпадение, конечно.

Вадим отошел к прилавку — взять еще круассанов с ванильным кремом, с джемом, с шоколадом. Ему упаковали купленное — и парочка двинула из булочной. Вечно голодная Ники что-то доедала на ходу.

Вадим вышел.

Ники тормознула у столика Ирмы:

— Ой, здравствуйте! — и вдруг засияла улыбкой.

— Добрый вечер.

— Ой, а вы давно? Ой! А вы… Поздравляю!

— Что? — Ирма заулыбалась немного растерянно.

Ники нагнулась и сперла эклер.

— Купите тест, Ирма Викторовна.

— Зачем мне? — рассмеялась Ирма. — У меня спираль, мирена.

— Да? Ну, доброго вечера. — Девушка улыбнулась и понеслась догонять своего волка.

Ирма, доев второй круассан, взяла пакет и пошла — Алинку тоже надо было накормить.

В прихожей под колени наподдал Лаки, как обычно облизав руки и радостно поскуливая. Так много живых душ — степенный Пиксель в корзинке на подоконнике, Алинка, хрустящая круассаном, черный песик, сожравший половину обуви и освободивший тем самым изрядно места.

И все же в квартире было… пусто. Даже редчайшая ваза казалась ненастоящей. Иллюзия.

Ирма бесцельно бродила по комнатам; что-то изображал телевизор, в распахнутое окно влетали запахи и звуки — она не видела и не слышала.

Только снова и снова натыкалась на пару мужских туфель сорок седьмого размера в прихожей.

На великолепную трость из дорогого дерева, оставленную в подставке для зонтов.

«Иди и не бойся, светлый мой, — сказала она ему. — Я буду ждать. Если придется — до конца».

Но как невыносимо, ненавистно ожидание!

Шелест одежды. Алинка.

Дочь молча села, взяла за руку. Громадные, сухие глаза, сжатые губы.

— Я сама всю жизнь воевала, дочь, — выговорила Ирма. — Воевала, билась, выцарапывала зубами и когтями счастье — себе, тебе. И не боялась никогда. А теперь боюсь. Потому что я в жизни не ждала никого и не знала, как это страшно — ждать.

Алинка прильнула молча, обняла, спрятала лицо на груди матери, слушая часто бьющееся сердце.

— Дай бог тебе никогда не узнать такого, Алина, — сказала женщина одними губами, поглаживая дочь по высветленным блестящим волосам.

Та будто сжалась в комок.

— Поздно, мама. Поздно.

Ирма ахнула, отстраняясь.

— Димка? Котов, зараза, то-то он все облизывался на тебя, ходил вокруг… ах, Котяра! И пони этот, и Макса он же, он… ждал, гад похотливый, пока…

Алина сидела молча, с прямой спиной, ладони сминали блузку; на коленках розовели еле заметные ссадины.

— Нет, мам. Не Котов.

Ирма медленно, оторопело мигнула.

— Чт-то-о-о? Нет, нет, нет… Алина… Он же не?..

Девушка посмотрела серьезно:

— Он, мам — да.

— Ой-ой-ой… Жаба… Урка, пират космический! Зятек… в моей юбке… и вазу… подарок тещеньке… а я-то, дура, взяла, дура-а-а-а…

Она обхватила голову руками и стала раскачиваться вперед-назад.

Шок.

Алинкина ладошка коснулась напряженной спины.

— Не надо, мам, он и так боится. У них там женщины главные, он тебя предводительницей рода считает. И понимает, что ты его… недолюбливаешь. У него заскок насчет этих его Черных Линий, что он проклят, что с ним рядом никому места нет, потому что он есть воплощенная смерть. А ты его еще за юбку… и вообще. Я обещала не говорить, но я…

Ирма длинно, глубоко выдохнула, собираясь с мыслями. Руки у нее дрожали.

— Н-недолюбливаю? Зря он это, конечно, — проговорила наконец. — Предводительница рода, вот же как. — Она неловко, растерянно улыбнулась. — Скажи ему… Не обижу… з-зятька… ох, доченька. Легких путей ты не ищешь.

— Ну ты тоже, мам, — честно сказала ее слишком взрослая дочь.

Две женщины в пустой квартире, обнявшись, молча ждали.

Мешая родной язык с великим и могучим, с неописуемыми оборотами, почерпнутыми в плацкарте мурманского поезда, Мастер Войны виртуозно танцевал со смертью. Котик, яростно хрипя что-то на непонятном грозном наречии, давил на гашетки. Один за одним отгорали черные протуберанцы, взрывались, рассыпались в пыль — и снова появлялись из жадной, бахромчатой тьмы.

Тайтингиль бился молча и сосредоточенно. Бился, летя в вечном и безучастном звездном просторе. Пустота пыталась окружить его, опутать — снова и снова; бессильно шипела, распадаясь под лезвием золотого меча, отступая перед неистовым белым сиянием, перед пламенем драконьей пасти, драконьего существа. И свершилось…

Альгваринпаэллир, стремительный Багрянец Небес, в прошлом предатель своего рода, изживший боль и трусость ради последнего боя — израненный, весь залитый дымящейся драгоценной кровью вперемешку с ядом, прижал к мертвой земле спутника скребущую лапами Цемру.

— Мы должны… петь… вмес-с-сте, эльф. Только так… мы ее… развоплотим. — Силы явно покидали старика.

Тайтингиль спрыгнул со спины дракона и встал рядом, обнимая его за шею. С меча Святогора капала кровь не имеющего плоти создания, черная кровь Матери Хаоса.

Тяжелый бас Багрянца Небес сплетался в странной, неслыханной гармонии с голосом эльфа. Паучиха задергалась, закричала — но в многолапое тело впились драконьи когти, а в ее темное нутро — озерный, сияющий меч, меч, откованный для обороны рубежей, для защиты своего, для изгнания тьмы.

— Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! — за много километров отсюда вдруг заорал Котик, до боли в пальцах стискивая гашетки. Корабль тряслась, как в лихорадке, в рубке воняло горелой проводкой. — Подпевай, жаба… лебедь инопланетная! Поща-ады никто не жела-ает!

Тьма…

Тьма уже раскрылась за Цемрой — бездна темнее ночи, глубже космоса. Послышался неразборчивый, неразличимый, словно во сне, шепот — зовущий взглянуть, подойти ближе, послушать… войти… вечный бег в темноте, даже если плоть истлела, и ветер свистит в ребрах… кто разорвет душу твою, словно гнилое тряпье?..

Как же она так…

Как же она посмела проиграть?..

— Но я не проиграла, эльф… не проиграла… ты еще узнаешь… ты…

Жадное ничто втянуло часть себя, некогда называвшуюся Цемрой, и исчезло. Стало тихо.

— Не пытайся спрашивать меня, эльф, — искоса глянул Альгваринпаэллир. — Ни в моем, ни в твоем языке нет слов, чтобы объяснить это. И я не знаю, вернется ли она когда-нибудь. И я не знаю, что она могла оставить здесь. Не знаю…

Тайтингиль обессиленно привалился к твердому чешуйчатому боку. Победа, дракон, неведомый мрак — все это хороводом кружилось в его голове, пока один образ не закрыл все. Ирма.

Тяжко взмахивая крыльями, Альгваринпаэллир спускался туда, откуда вылетел к бою.

Тайтингиль лежал на его спине, оставив там, в небе, Святогоров меч, на половину клинка вбитый в камень, вплавленный так от последнего удара по Цемре. Лежал без сил.

Ирма!

Скребанули когти по пыльному полу, хранящему явственные следы плазмотрона; дракон распластался, закрыл глаза.

Эльф сполз с его спины и, пошатываясь, встал.

Мерцая поврежденной маскировкой, фиолетовая корабль неуклюже опустилась на бетон в Москва-Сити. Из открывшегося шлюза неспешно выплыл Мастер Войны. Воткнул сигарету в губы, триумфально повел тонкой бровью… и вдруг пошатнулся, едва не падая; Котяра рыскнул, подхватил под локоть, помог не свалиться, а сесть.

— Сахарку б сейчас, да? — сказал понимающе. — Н-нервы как выгорели все…

И потянулся за сигаретой, и подкурил, и затянулся неумело, присаживаясь рядом на бетонном полу. Он, оркский вождь Азар Потрошитель, в светлых глазах которого еще полыхала война.

Подумав, с ними рядом сел и эльф. Все трое молчали под прерывистое, истончающееся дыхание древнего ящера.

Глава 29 ВСЕ ВМЕСТЕ

— Моих сил осталось немного. Их достанет на единственный полет, — выговорил Альгваринпаэллир и обессиленно положил тяжелую морду на лапы. Кровь дракона, алая, как одежды Мастера Войны, растекалась, впитываясь в бетон, и темнела, сворачиваясь в сухую пыль.

Котик тронул пальцами подбежавшую к его ботинкам красную дорожку — на подушечках заблестели крошечные кристаллы. В местах, где натеки были больше, из крови, прямо на глазах теряющей влагу, выступали драгоценные камни правильной формы, размером с зерна манки, рисинки, горошины…

— Я умираю. Но я буду жить, пока не выполню свой долг полностью. — Багрянец Небес устало выдыхал. — Вс-с-сецело. Я рад, эльф, что в эту битву я пошел с тобой. Если бы ты н-не…

— Отдыхай, великий дракон. — Эльф положил ладонь на шипастую морду — дракон прикрыл веко. — Мне кажется… я не уверен, я чувствую… странное. Я должен ликовать… но я не ликую. А ты — ты совершишь свой последний полет. Совершишь. Благодать Чертогов Забвения ожидает тебя.

— Я буду помнить свое имя, — прошептал Альгваринпаэллир, — свое и еще одно. Вайрин. Мне не н-нуж-шно больше. Спасибо тебе, эльф.

— Что теперь? — тихо спросил Котяра, неловко тиская в пальцах вонючую сигарету. — Ты уйдешь, Тайтингиль? И… мое имя — ты будешь его помнить, а? И какое из них верное, Тайтингиль? Азар Потрошитель? Котов… Дима?

Эльф посмотрел серьезно, устало — прямой, в граненых золотыми рунами темно-серых доспехах, он выглядел как изваяние.

— Бой завершен. И да, я должен вернуться в Эалу. Потому что я уходил от своего умирающего народа — за спасением для него, и должен удостовериться, что это именно Цемра и ее жадность к свету были причиной угасания эльфийских родов.

Эльф коснулся сплетенных дредов на орочьей голове; Котов вздрогнул и потянулся за рукой.

Мастер Войны молча размазывал докуренную сигарету о бетон. Смотрел в никуда. Эльф продолжал:

— Все кончено. Цемра сгинула. Тебе решать, захочешь ли вернуться в Эалу со мной…

— Я… — нерешительно начал Котов. — Ну… веррнуться? С тобой… в мир, где я… где меня?..

Острый локоть больно саданул его под ребра.

Мастер Войны вскочил, демонстративно выудил из рукава громоздкий черный пистолет и с грохотом забросил в недра своего корабля. Коснулся борта рукой — дверь закрылась.

— Я с тобой, эльф, — выговорил он, подходя ближе к Тайтингилю; красный атлас тянулся по бетонному полу, будто потеки драконьей крови. — Я с тобой. Ты знаешь, Тайтингиль, витязь Нолдорина, сначала я был ошеломлен, я — был — ошеломлен… — Слова исходили из него с видимым напряжением. — Магия. Такое было сложно принять. Такую силу. Но я понял, что темное создание… она… она отправила меня не только в другое место. Но и в другое время. Так что я с тобой. Мне более некуда идти.

Он замолчал и снова закурил. Тайтингиль смотрел, как недрожащие руки высекают огонь, как губы твердо сжимают табачную скрутку, но чувствовал, что подле звездного воителя будто густеет и темнеет воздух. Котяра притих и вертел головой, глядя снизу вверх то на одного, то на другого.

— Другое время? — переспросил эльф. — Что ты имеешь в виду, Мастер Войны империи Йертайан? Твое… прошлое? Твое будущее?

Белые глаза вскинулись, полыхнули.

— Другое время. Другое. Это мое прошлое. В будущем, далеком будущем, там, откуда я пришел, наши миры… эта планета, Земля, ее еще называют Гея, и моя империя Йертайан… они враги. — Он выдохнул последнее слово со струей дыма, и Котик, словно очнувшись, почти испуганно глянул и шепнул нечто вроде: «Я подозревал, подозрревал!»

Ладонь звездного воителя развернулась в предупреждающем жесте; орк отвел глаза. Отчего-то было неуютно. Эльф ждал; лоб прочертила суровая складка.

— Это большая война, Тайтингиль, витязь Нолдорина, она началась давно, и обе наши державы будут терять в ней многое… теряют… я не знаю, как верно сказав это, — протяжно говорил Мастер Войны, меряя шагами недостроенный офис. — Никто не помнит, с чего началось, никто не желает окончания. И я тоже… воюю. Убиваю. Здешних… людей. Вот почему этот язык… сложный язык, непостижимый, немного знаком мне. Это язык лучших пилотов Геи, равных по доблести воинам Йертайан.

Инопланетный воин остановился и вскинул на эльфа бешеные глаза; вертикальные зрачки будто пульсировали в них.

— Матерь моя погибла в бою с ними. Знаешь, какие чувства владели мной, когда я стоял на орбите этой планеты и знал… что могу прямо сейчас, одним выстрелом прекратить все!

— Нет, — сказал эльф. — Я не знаю. У меня никогда не было такого выбора.

— У меня тоже доселе… — выговорил Мастер Войны с какой-то неизбывной грустью. — Но он появился, и я сделал его… Ты знаешь, как тебе вернуться в свой дом, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Мне же не вернуться, мне не прожить так много столетий. Сила, которая была способна извергнуть меня из будущего… и возможно, вернуть обратно, ее нет больше. Она поглощена силой более величественной. Ты идешь воевать, но ты также скоро будешь дома, в том доме, который ты изберешь — эту ли складку Эалы — Земли — Геи, твою ли родную… Ты будешь там со своей женщиной. Со своим родом, своей семьей…

Хриплый голос звучал ровно, но Тайтингиль всегда слышал больше, чем было сказано. Смятение, растерянность, какие-то другие, очень юные эмоции всегда показно-хладнокровного или яростно-горячего Мастера Войны пульсировали вокруг инопланетянина.

Белые глаза снова вперились в эльфа.

— Знаешь ли ты, как мне вернуться? Ты — знаешь?

Тайтингиль принял взгляд, как клинок на клинок.

— Нет, — сказал он. — Не знаю. Но мы можем попробовать. Мы вместе.

— Тайтингиль, — подал голос Котик.

— Подожди.

— Я воин, — продолжил Мастер Войны. — Воин из рода воинов, от Черных Линий. Я должен непоколебимо сносить все. И вот что я решил, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Оставим будущие войны будущему. Чему быть, тому не миновать, как говорят здесь. В тебе мудрость великого правителя и огромная сила.

Он примолк и перевел взгляд на Котова.

— И ты… я звал тебя бесполезным созданием…

Котов мигнул, готовый растрогаться и всех простить.

— …да ты и есть бесполезное создание, — припечатал Мастер Войны. — В котором заперт славный воин. Орк, ты так назвал его. Вот он нравится мне, Кот-ту. И еще, Тайтингиль…

— Еще ты обещал станцевать на моей свадьбе, — мстительно выговорил Котов. — В белом платье и на каблуках.

Тонкие, словно вычерченные рукой умелого мастера иероглифики брови вдруг нахмурились, Мастер Войны будто оборвал себя.

— Довольно на этом. Довольно объяснений. Я, некогда Мастер Войны империи Йертайан, да сияет вечно ее Белое Солнце, теперь вверяю себя твоей воле, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Я желаю защитить этот мир — с тобой.

Эльф смотрел — темная дрожь вокруг инопланетянина понемногу улеглась, растворялась, успокаивалась. И из отчаянной решимости, из сильнейших движений его души кристаллизовались светлые, яркие эмоции… не всецело понятные эльфу, но чистые. Чистые.

Он смотрел.

— Ты поверишь ему? — вдруг раздался хриплый голос дракона. — Ты повериш-шь, светлейш-ший? Посмотри на него — он лж-шет.

Мастер Войны обернулся прыжком, рывком, взметывая рукава — чаша его неожиданного смиренного терпения вскипела и выплеснулась.

— Ящеры! Я знавал таких, как ты. Ваша цивилизация… ваша! Яд галактики! Да, ты знаешь о лжи все, ведь вы сами лживы до последней чешуи! Захлопни пасть и не смей упрекать меня в том, чего нет!

Дракон не слушал — вновь открывшиеся золотые глаза обратились к Тайтингилю.

— Не делай ошибки, светлейш-ший. Чуж-шак желает усыпить твою бдительность. Чуж-шак… — умирающий дракон почти стонал, — он не нравитс-ся мне. Он говорит не вс-се. Он… недоговаривает. Он умалч-щивает. Я ч-щую.

Котов переводил взгляд с одного на другого, с другого на третьего — и не знал, что сказать. После того как обрел в другом мире эльфа — единственного спасенного им в Эале. Своего, по сути, бывшего врага, которого должен был убить. После того как сражался бок о бок с Мастером Войны — и не увидел в нем никакого подвоха. Ну, кроме разве что капитальных неладов с родами русского языка и симпатией к уголовной культуре…

После всего, что произошло.

Лицо Мастера Войны было привычно бесстрастно, лишь горящие ненавистью глаза вонзались в дракона; он уже знал идеальную траекторию смертоносного прыжка, предвкушал ее всем своим тонким, звенящим, как струна, телом.

— Не тяни, Тайтингиль, витязь Нолдорина. Прими меня или откажи — и освободи убить лживого ящера…

— Хватит смертей. Мы победили — довольно, — сказал эльф. — Я принимаю тебя как союзника, на равных и от всего сердца, Мастер Войны.

Он снял золотой шлем — распустилась скрутка волос, разлетелась крылом на сквозняке, гуляющем по сокрытому магией этажу Москва-Сити. Лицо Тайтингиля, изнуренного и физически, и битвой духа, вновь лишившегося оружия, заострилось; в глазах еще стояли отсветы далекой грозы.

— Мы победили. Я…

— Тай… — тихо мявкнул Котов, отчего-то вдруг заминая и пряча окурок, будто школьник, подбираясь, чтобы встать. — Тай…

— Что? Н-ну? — Голос эльфа, всегда ровный, вдруг зазвенел напряжением.

На пыльный бетон упала одна алая капля. И еще. И еще.

Витязь недоуменно поднес руку к лицу — из носа полило. Он отшагнул, бессильно прислонился к грузному драконьему телу. Запрокинул голову, унимая течь. Кровь алыми языками распласталась по доспехам, набитым золотыми рунами, по цветку на нагруднике…

В пробитые стеклянные фасады влетали бабочки — десятки, сотни. Они садились на тело дракона, на плечи и волосы эльфа, на пол, на голые стены…

— Что-то не так, верно? — хрипло выговорил Мастер Войны, напрягаясь всем телом. — Что-то не так. Что-то. Нечто… проклятый язык…

Эльф прижал окровавленные ладони к вискам, зажмурился, будто через силу вглядываясь в великую тьму, которую не объять взором. И выдохнул:

— Она успела родить детей своих, Багрянец Небес. Вот что не так. Она сказала, что победила, и она сделала так. Она сказала… это не конец. Она… я чувствую. Альгваринпаэллир, ты… сильнее меня. Посмотри… посмотри сам сквозь складки и скажи! О, как я хочу ошибаться…

Дракон закрыл золотой глаз нижним веком и произнес с угольно-черным выдохом:

— Не ош-шибаешься. Его дети. Его, белоглазого. Паучиха з-зла и мс-стительна. Они в твоем мире, эльф. В той с-с-складке. Слыш-шу, как они пожирают свет. С-силы эльфов, силы твоего народа, его с-суть…

— Мои дети? — взвизгнул Мастер Войны. — Заткнись, ящер, я не желал этих детей!

Он крутнулся на каблуках невидимых под алыми полами кованых сапог в бессильной злобе, связанный союзнической клятвой.

— Что станем делать, Тайтингиль, витязь Нолдорина?

— Просить Альгваринпаэллира открыть нам путь, — одними губами отозвался эльф, бессильно стекая по драконьей чешуе вниз. Котяра был уже рядом, поддерживал, протягивал платок, шептал какие-то утешительные слова. — Открыть путь. Я отметил его драконьим камнем, когда пришел. Я…

— Еще одна война… Я устал от них. Про-с-сто устал, — выдохнул Багрянец Небес вместе с густым черным дымом. — Она с-сказала, что я трус, но я про-с-сто устал… Я не смогу получить долгожданного забвения, пока не выполню данное тебе с-слово всецело, эльф. Значит, мне придет-с-ся… Придется… с-силы… гаснут. Кровь… уходит из ж-жил.

— Значит, времени у нас нет. Нисколько, — выговорил Тайтингиль. — Значит, мы уходим сейчас. Немедленно!

Миг слабости прошел, эльф снова был прям. Решительно, даже зло оттер кровь с лица, оценил расстановку сил.

Трое безоружных мужчин. Дряхлый дракон. Раненый звездный корабль.

— Твой… транспорт мы не используем никак, Мастер Войны, — сказал он. — Не сможем. Я полечу на драконе.

Грузная алая голова согласно мотнулась.

— Вы со мной? Ты?

Котик замер.

С ним. С великолепным эльфом — каким он сам всегда хотел стать.

В мир ломающегося под ногами черного льда.

— Конечно, — выдохнул он, не поднимая глаз. — Я… конечно…

И наконец посмотрел на Тайтингиля.

— Но мне страшно, честно.

Мастер Войны подшагнул ближе.

— Я уже доставал из бесполезного создания того… орка. Достал один раз и достану еще. И поучу твоих оружейников ковать хорошие клинки, Тайтингиль, витязь Нолдорина, — сказал он. — Не трясись, Кот-ту, я видел тебя воином, и теперь это уже никуда не денется. Наши миры связаны, я понял. Зло нельзя истребить здесь и сейчас, его надо победить везде. Корабль останется здесь, да…

— Ты говоришь верно, Мастер Войны… Что ж, вы тоже поезжайте. Туда. Ты знаешь. Мы с Альгваринпаэллиром прибудем и немедля откроем путь. Время… нет времени. Нет.

Тайтингиль примолк и добавил негромко:

— Дай мне волшебное зеркало… айфон, орк. Я должен сказать Ирме. Должен поговорить с ней, попрощаться. Увидеться уже не получится.

Никто не увидел, как под блистательным алым атласом дрогнули безупречно прямые плечи Мастера Войны.

— Оставьте, пожалуйста, сообщение после звукового сигнала.

— Ирма?

— В настоящее время я не могу подойти к телефону. Оставьте, пожалуйста, сообщение после звукового сигнала.

— Ирма, — заговорил эльф, дождавшись, когда в плоском зеркале пискнет, — я вернулся… Мы победили. Но я снова ухожу. Я должен. Передай двергам мою благодарность. Передай Алине мое почтение и поклон. Я сделаю все, чтобы вернуться к тебе, Ирма. Я познал любовь — иную для моего народа, но любовь, и я счастлив возле тебя. Береги себя и дочь. Ирма… я…

Айфон потерянно пикнул, разряжаясь. Эльф глянул — и швырнул ненужное приспособление с высоты драконьего полета — куда-то туда, вниз, в переплетение причудливых форм огромного города.

Ветер, злой московский ветер бил в лицо, полоскал златые волосы, вымывая запахи липы и песка и оставляя лишь кровь и смерть.

Дракон, окутанный облаком бабочек, вдруг взмыл вверх — охватив город крыльями, и еще выше, выше, застыв крылатым силуэтом со всадником на спине на фоне неба. Внизу исправно циркулировали люди в офисных костюмах, сосредоточенные на своих серьезных взрослых делах, никогда не смотрящие вверх. Старый дракон, кровь которого капала вниз и рассыпалась драгоценными камнями еще в воздухе — волшебными камнями, которым было суждено остаться ненайденными, завис, давая Тайтингилю обнять взором эту часть странной человеческой Земли, мира без магии, и ринулся вниз.

Тайтингиль направлял древнее создание пламени — дракон пикировал, оставляя дымные хвосты позади себя, и безупречно точно вписался в узкий задний дворик за популярным баром.

Вписался.

Ирма включила автоответчик на айфоне и замерла на краю ванны.

Ей до зарезу нужны были десять минут — десять минут молчания, для себя, чтобы понять, что произошло. Растерянная, опешившая.

И этого времени хватило — Ирма бережно сунула в шкафчик на стене пластиковый тест, украшенный двумя полосками, и решительно запахнула на себе махровый халатик. Ну и что, что сорок три. Ну и что!..

Она глянула в зеркало — двадцать пять, максимум же двадцать пять! И торжествующе улыбнулась.

Счастливо. На пару секунд. Потом замерла — а спираль?.. а как же спираль? К врачу, срочно к врачу, срочно…

Снова врубила айфон.

— Алина! Алинка-а-а!

Сверху раздался дробный бой каблуков — девушка летела, реяли белоснежные волосы, взблескивала сережка в пупке. Алина сжимала в руке телефон.

— Мам! Мастер эсэмэску прислал с пеленгатора, ну, с этой штуки, которая в руке у него, ма-ам! Они в бар какой-то едут… Тот бар, где ты тусила раньше, да, мам? Бежим!

Ирма бросилась одеваться, хватала то кофту, то сумочку, то телефон.

— Они победили… Алина, победили и уходят — опять, опять, они-и-и…

Лаки присоединил звонкий лай к голосу Ирмы; Алина вылетела в прихожую — собранная, полуголая, в шнурованных сапогах под колено.

— Я вниз, — жестко рявкнула девушка, — догоняй, матерь дома!

Этажи, этажи; почему не стала ждать лифта? Неизвестно. Подземная парковка, машина матери… нет — вот!

Возле «Хаябусы» неспешно вошкался Вадим. Что-то протирал, наполировывал. Увидел Алину — молча сел в седло и кинул девушке шлем.

— Вы… я… а вы откуда?..

— Мы едем? — вопросил светлоглазый жилистый мужчина, чуть прищурившись.

— Едем! Да, дядь Вадим, пожалуйста… Ма-а-ам! Догоня-ай!

Позади хлопнула дверь Ирминого авто.

Пальцы привычно сжались на холодном металле ручек, коленки — на пластике. Мотоцикл взревел — и Алинка вдруг разрыдалась в широкую спину человека, в парфюм от «Адидас», в тугие мышцы, напружинившиеся под серой джинсой.

Она плакала и плакала, тычась лбом в спину не того мужчины, вдыхая не тот запах. Мотоцикл, громадный, тяжелый супербайк, шел уверенно, ровно, но покорно тормозил на светофорах, не превышая дозволенный скоростной режим.

Наконец «Хаябуса» оказалась у того самого бара, и Алинка, не дожидаясь, пока желтая туша полностью остановится, чуть ли не кубарем свалилась с пассажирского сиденья — и, отбросив шлем, побежала по полупустому бару к задней двери; туда, где, мать говорила, Тайтингиль прошел в этот мир.

Когда дракон тяжело опустился на истоптанное пространство заднего двора, подле мусорных контейнеров и стопки монтажных плит, его уже ждали. Возле бачков курил Мастер Войны — со странным, отчужденным выражением на узком лице, словно нарисованном для идеального анимированного фильма.

Котов сидел на земле, как будто ноги не держали его. Котик был потным, шальным; он нервно жрал премиальный сэндвич воистину оркских размеров, запивая его безалкогольным мохито прямо из литрового кувшина. Из карманов запасливого Котяры торчали пакеты чипсов и сухарей, бутылки газировки и коробочки с соками.

— Ну что же, — выговорил эльф. — Что же…

Текущая из носа кровь унялась. Витязь стоял прямо, гордо вскинув подбородок, отбросив флаг златых волос. Шлем — на сгибе локтя. Надежный шлем с вязью золотых рун… и кевларовым усилением тонкого стального каркаса.

Дверь заднего двора открылась, показалось встревоженное лицо бармена Шурмана.

— Вы что это тут делаете? А? Ох ты ж, елки-палки! — Он увидел дракона и спешно отшагнул обратно в помещение, но потом любопытство возобладало, и он снова высунул нос в створку.

— Косплеим, — угрюмо ответил Котов, надкусывая шоколадку сразу до половины.

Мастер Войны развел алые рукава и выдохнул дымную спираль.

— Царевну, — сказал с торжественной надменностью.

— Лягушку, — добавил Котов, протягивая ему половину шоколадки.

Когтистые пальцы сомкнулись на серебряной фольге. Альгваринпаэллир старчески закхекал, словно засмеялся.

— Лебедь. Ле-бедь.

— Жа-ба.

Тайтингиль не слушал их привычных споров. Он стоял возле дракона и набирал алой крови в бутылку из-под газировки. Натекло; витязь плотно закрутил бутылочку пробкой и бережно убрал.

— Прости, Багрянец Небес. Я должен знать, что смогу вернуться, — прошептал эльф дракону. — Должен знать. Я могу не найти иное порождение огня и воздуха, сына первородных скал. Иного дракона… и испросить крови для отмыкания пути.

— Бери. Сколько надо. Это не важ-шно. Ты вернешшься домой. И ты будешь ж-шить, — так же тихо ответил дракон. — Я понимаю. Но ты будешшь… Ж-шенщина. Я понимаю.

— Конечно! — хохотнул Шурман. — Косплеют они. Тебя, рыжий, я помню, тащили как-то бухого уже… И принцесса ваша — мужик. Да-да, и не отпирайся. А ты-то, Дима, кого косплеишь с дредами своими? Выйди уж из кадра, ты не в образе… но вот это, вот это… — Он показал на дракона. — Вот это круто, да. Ё-моё, я всякое видел, но вот это как вы сделали, а? Надувной, что ли? Шевелится…

Котов поднялся, дожевывая шоколадку. Сделал к Шурману шаг, другой. В светлых, ярких глазах бармену привиделось что-то совсем несвойственное веселому и беззаботному завсегдатаю, любимцу девчонок Димочке Котову, Котику, Котяре…

— Ну вас, — компромиссно сказал Шурман и закрыл за собой дверь.

— Прощай, Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Прощай. Пора, — говорил эльф, касаясь златой и алой шкуры древнего зверя.

Дракон кашлянул, опуская морду — кровь, текущая из раны на шее, щедро пролилась на заветный камень, вмурованный в асфальт.

Засверкало, словно меж собравшихся вместе троих завертелся зеркальный дискотечный шар.

— Ну вот и все, — выговорил Тайтингиль. — Вот и все.

Альгваринпаэллир умирал. Тайтингиль обнял огромную морду двумя руками и припал, запев последнюю песнь — песнь для Багрянца Небес.

Ирмы не было. Она, видимо, не успевала проститься.

— Куда собрались, сволочи?

— Оля? — ахнул Котов.

Девушка стояла в дверях черного хода; темные волосы в ухоженном каре, накрашенные губы, смуглая кожа.

И пистолет с глушителем в руке.

Оля. Алора-лучница.

Асфальт подле ног Котика взорвался мелкими крошками, и орк взвизгнул, подпрыгивая.

Порожденное магией сияние ширилось, увеличивалось, уже готовое поглотить всех.

— Мы уходим! — крикнул Тайтингиль, прерывая благую песнь. — Уходим!

— Да никуда вы не уйдете! А тебя я убью первым, болтливый придурок! Все мне испортил, все! А складывалось: парень был, работа была…

Пистолет кивком указал на поджавшегося Котяру.

— Я, блин, просто хочу проснуться сейчас… — тихонько выговорил тот.

— Заткнись! — взвизгнула Оля и нажала на спуск.

Хлопнула дверь, и худенькая беловолосая девчонка без промедления ринулась на Олю, замахиваясь подхваченной со стола тяжеленной пепельницей. Тайтингиль, отпустив голову Альгваринпаэллира, рванулся к Котику — и не достал, не успел. Но мелькнуло стремительное, алое — Мастер Войны прыгнул, выталкивая орка с линии огня.

И принял пулю в себя. В бесчувственную плоть, рожденную от Черных Линий.

Алора успела выстрелить еще раз, уже не целясь, и упала, пораженная пепельницей в висок. Алина тоже упала, покатилась кубарем — туда, дальше, к мусорным бачкам, в сторону…

Яркое сияние крутилось, ширилось, росло.

Мастер Войны упал на златой и алый бок Альгваринпаэллира, смешивая свою кровь с густой драконьей.

В дверном проеме появилась Ирма.

— Тай! Тай-тин-гиль! Ты…

Неистовая белая круговерть вспыхнула, засверкал серебряный смерч. И пропал, унеся с собой чужаков.

Алина поднялась, потирая содранные коленки. Оля лежала рядом без чувств, раскинув красивые руки.

За спиной растерявшейся, прижавшей руки к лицу Ирмы возник силуэт Вадима.

— Вызовите милицию, — сказала Алинка, поднимаясь. Подшагнула к маме, обняла.

Ирма всхлипнула и уткнулась в грудь дочери лицом.

— Не плачь, мам. Ну, ты же матерь дома, предводительница, мам, ну, не плачь… Они вернутся, мам, вернутся…

— Это так, — выговорил Вадим. — Они вернутся. Иначе просто не может быть.