Глава 10


От выходки Марины руки еще долго потряхивало от бессильной злобы. Не бить же ее в самом деле. Нет, я все понимаю. Ладно, ты решила оскорбить и унизить девушку своего бывшего, но ребенка трогать зачем. Хотя, я сам виноват. Не стоило провоцировать бывшую девушку, представляя Викторию своей будущей женой и лапая прилюдно. Но не удержался. Захотелось показать Вике, что вижу ее не просто очередной подружкой на пару месяцев, а хочу долгих и серьезных отношений. Будь моя воля, я бы прямо сегодня отвел ее в загс, но кто же мне позволит. А так хочется, аж руки чешутся.

Волшебный вечер безнадежно испорчен. Но подозреваю, что это еще не конец. Вика злится, и сильно. Несмотря на то что немного подуспокоилась на моих коленях, я вижу, что она старательно накручивает себя по дороге домой. Еще небось и ругает саму себя за то что размякла. Вот же ж вредина белобрысая.

И таки я оказываюсь прав. Стоит нам переступить порог, как дочь командным голосом отправляют на верх, готовиться ко сну. Снежная королева поворачивается ко мне полыхая ледяным огнем синих глаз. Снова любуюсь. Глаз оторвать не могу, какая же она все-таки волшебная, неземная, но намного более реальная, чем все мои прошлые подруги.

Прежде, чем она успевает открыть свой чудесный рот для низвержения меня в бездну, ну или хотя бы для попытки загнать мою самооценку под плинтус, накрываю ее губы своими. Целую ее яростно, напористо, властно, давая ей возможность для сопротивления, выплеснуть душивший ее гнев. И она сопротивляется — яростно, зло. Пытается оттолкнуть меня, но мои руки стальными кольцами сжимаются вокруг ее талии. Наконец она затихает.

— Я виноват, я знаю, — шепчу я прижимаясь к ее лбу. — Но такого больше не повторится. Мне жаль, что из-за моей глупости пострадали вы с Лилией. Кажется, от любви к одной Эльзе, я совсем сошел с ума.

И вновь неудачная попытка оттолкнуть меня. Упрямо вскинутая вверх голова и пронзительный взгляд синих глаз.

— Любовь? Какая к черту любовь? Сколько мы вместе? Две недели, три? И ты так спокойно говоришь о любви? Да ты вообще любил хоть когда-нибудь? Говорить можно о влюбленности с первого взгляда, но любовь, как редкий цветок взращивается годами.

Она практически шипит мне в лицо эти слова. А затем глубоко вздыхает, на ее глазах появляются слезы. И мне больно. Потому что она вновь думает о муже. И это слезы бессильного гнева. Слезы человека изо всех сил желающего, но не имеющего возможности изменить реальность. Не в моих руках она сейчас хотела бы быть. От затопившего меня гнева и ревности, встряхиваю ее за плечи и глядя в полные слез глаза, раздельно и внятно произношу:

— Может ты не обращала внимания, но я с первого курса вижу тебя практически каждый день. Слежу за тобой, словно маньяк. Ты будешь смеяться, но я ходил за тобой в клубы. Смотрел, чтобы у тебя не было проблем, пока ты выбирала очередного урода на ночь. Протаптывал тропы возле тех гостиниц, куда ты увозила тех счастливчиков. Целый год изображал твою тень. Я знаю что я говорю. Поверь, я не кидаюсь направо и налево подобными словами. Если я говорю, что люблю, значит так оно и есть. Я не просто хочу тебя каждый миг и каждую секунду. Я хочу засыпать и просыпаться с тобой, хочу с тобой семью, хочу чтобы у нас были еще дети. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

По мере моей речи, ее глаза расширяются все больше и больше. И вдруг она прижимает ладонь к груди коротко вскрикнув.

— Что это? — она сгибается в моих руках от пронзившей ее боли, но не отводит свой взгляд, будто не может.

А я смотрю и не верю сам себе. Из-под ее руки, от самого сердца выбивается яркий солнечный свет.

— А ты посмотри, — предлагаю я ей, отпуская ее плечи и чувствуя как мягкая улыбка появляется на моем лице.

Сейчас я счастлив. Мне хочется танцевать или заорать с крыши самого высокого здания города. У меня получилось, действительно получилось. Я впервые смог пробиться через весь ее лед и недоверчивость. Она опускает глаза на свою окутанную светом ладонь и недоверчиво ее изучает, а я же замечаю скользнувшую в гостиную юркую детскую фигурку.

— Что это? — зачарованно повторяет она. — Как такое возможно? — ее голос тих и недоверчив, как у ребенка в ожидании чуда.

— Подозреваю, что это твоя целительская сила.

— Но я почти утратила свой дар, когда стала ледяным магом, — одинокая слезинка скатывается по щеке, когда она вновь поднимает недоверчивый взгляд на меня.

— Глупости, — шепчу я, стирая мокрую дорожку большим пальцем. — Дар можно утратить только вместе с полной потерей магии. Ты просто похоронила свой дар под толстым слоем льда. Чтобы быть целителем необходимо чувствовать. Целительский дар- это прежде всего тепло. Когда сердце в груди горит и пылает от любви, тогда тепла больше и дар сильнее. Кажется, сегодня твое сердце на миг загорелось.

Та-та-та-дам… Обожаю дочь. Пространство вокруг затапливает медленная и очень красивая музыка.

— Потанцуем? — протягиваю я руку ошарашенной Виктории.

Она выглядит как человек, который пытается уложить в голове сонм мыслей и потому кивает. Медленно кружу свою женщину, давая ей прийти в себя. Лукавая детская мордашка, выглядывает, наблюдая за нами. Довольная улыбка появляется на лице. Она щелкает пальчиками и иллюзорные светящиеся светлячки и бабочки взмывают в воздух. Еще один щелчок и свет гаснет, а букашки кружат вокруг нас. Красиво… Романтика, млин.

Тайком, за спиной Виктории поднимаю большой палец вверх, Лиля выполняет дурашливый поклон и вновь сбегает вверх по лестнице, умудрившись не попасть маме на глаза.

— Как красиво…,- тянет Виктория с видом человека, который только что очнулся.

— Так что, ты дашь мне шанс? — спрашиваю тихо, стараясь не разрушить неосторожным голосом или громким звуком миг очарования и волшебства.

— Да, — со вздохом говорит она, пряча лицо у меня на груди, в которой сердце бьется быстро-быстро, словно хочет перебраться в ее грудь. — Да, — тверже повторяет она, поднимая лицо, — я дам нам шанс. Я не знаю почему, но похоже, что ты именно тот, кто поможет мне снова ощутить себя живой. Может быть потому, что в тебе слишком много огня и слишком мало от человека, — ее рука мягко скользит по моему телу, рождая в нем горячую волну.

— Ты ошибаешься, — мягко перехватываю я ее руку и целую длинные музыкальные пальцы, — я намного человечнее, чем некоторые представители людского племени. Ты боишься?

— Конечно, — кивает она, спокойно глядя на меня своими небесными глазами. И я в который раз восхищаюсь ее мужеством и стойкостью, умением признавать свой страх, встречая его лицом к лицу. Под холодом льда совавшего душу прячется нежная и чувствительная девушка. Где-то импульсивная, где-то рациональная, возможно слишком сдержанная и чересчур много думающая. Противоречивая, но столь же пронзительно прекрасная как жизнь в полном проявлении этого слова. Я хочу видеть эту девушку, хочу содрать с нее этот ледяной панцирь и ощутить тепло ее нежности, окончательно потерять голову от ее чувственной женственности. Взамен мне хочется положить к ее ногам свое сердце, стать ей защитой и опорой, подставить надежное плечо, утешить и дать силы идти дальше. Хочу быть рядом, когда ей плохо и уж тем более хочу стать тем, с кем ей будет хорошо.

— Я боюсь…,- ее шепот едва слышен, признание все же дается ей не легко, — Для меня наши отношения развиваются не просто быстро, — со смешком признается она. — Для меня они подобны гиперпрыжку в космическом пространстве на неуправляемом космолете.

Невольно улыбаюсь такому сравнению. Язык чешется спросить ее про мужа, но я сдерживаю себя. Не хочу разрушить тот маленький мостик доверия, что лег между нами в этот вечер.

Улыбка нежно изгибает ее красиво очерченные губы, когда она вновь озирается.

— Это ведь Лилия? — обводит она рукой, снующих туда сюда букашек.

— Не понимаю о чем ты, — делаю я честное лицо.

— Спелись, да? — она смеется, но где-то там тлеет уголек материнской ревности, которая внезапно лишилась половины внимания своего единственного ребенка.

— Немного, — нехотя признаю я.

Со своими чувствами в отношении дочери ей придется разбираться самой. Здесь я точно не помощник. И даже более того, мое внимание к этому вопросу крайне не желательно. Вне зависимости от того, насколько доброжелательно и благосклонно приняла меня девочка, для Виктории я еще не семья, а чужак, который ловкостью и хитростью проник в ее логово. Игрушка для детеныша, за которой она будет внимательно следить, чтобы успеть вовремя свернуть в случае опасности шею. И надо признать, я полностью поддерживаю вот такую ее позицию, хотя и жаль, что именно мне выпала доля оказаться под внимательным прицелом синих глаз.

— Пора идти, — отнимает от моего тела свои тонкие руки, — Завтра понедельник, лекции, работа. С ума сойти — ты только второй день живешь с нами, а посмотри как легко вписался в нашу жизнь.

— Может быть потому, что я на своем месте? — он наклоняется и дарит мне нежный поцелуй.

Поцелуй горячего кофе, который имеет ошеломляющую сладость и горечь талого шоколада. Такой невозможный в своем противоречии вкус, который плавит меня изнутри, рождая во мне ответную воздушную нежность, которой я готова окутать нас двоих.

Мы заходим и проверяем дочь, которая то ли спит, то ли делает вид, что спит. Мягкая улыбка бродит на милом детском лице. Тихо закрыв дверь идем в спальню, позволив выплеснуться нашей нежности. Впервые мне так сладко с ним. Сегодня я не теряю голову от безумия, что вспыхивает между нами. Сегодня я просто чувствую его каждым сантиметром своего тела и растворяюсь в его любви. Я верю ему. Так не сыграешь, такую нежность никогда не подаришь случайной подруге. Сегодня передо мной он обнажил не только тело. Сегодня передо мной без масок и щитов оказалась его душа. И я лишь могу надеяться, что когда-нибудь и я так смогу обнажиться перед ним. Он шепчет мне слова любви, без конца повторяет мое имя, и, когда наступает сладкий пик перед опустошением, я едва не совершаю фатальную ошибку. С моих раскрытых губ, вместе со сладким стоном удовольствия едва не соскальзывает чужое имя. Имя моего покойного мужа. Понимание того, что могло произойти окатывает меня словно ведро воды из горной реки, забирая с собой сладкое послевкусие перенесенного оргазма. Я едва не ударила полностью раскрытого для меня человека. Весьма дорогого, что уж тут скрывать, человека.

— Вика, что-то случилось, — он мягко обнимает меня с тревогой заглядывая в мои глаза. Эмпат чертов.

— Все хорошо, — неверно улыбаюсь я, ускользая из его горячих рук в ванную комнату.

Смотрю на себя в зеркало. Я снова все порчу. Почему воспоминания, которые должны били стать самыми дорогими в моей жизни, поддержать в трудную минуту и согреть теплом в лютый мороз, так сейчас усложняют ее? Почему я не способна отодвинуть их как старые, пусть и любимые, дорогие сердцу, вещи куда-нибудь в дальний уголок и наслаждаться новыми чувствами и зарождающимися отношениями? Почему именно в этот краткий миг, когда я была готова, прошлая жизнь вновь напоминает о себе? До какой степени можно полюбить человека, чтобы даже спустя пять лет, в чужих объятьях едва не прошептать его имя?

Холодный душ остужает разгоряченное тело и помогает привести в порядок взбудораженные мысли. Я смогу, я справлюсь. Я никогда не оскорблю своих мужчин сравнением друг с другом. Не унижу их обоих подобным. Я добьюсь того, чтобы в моем сердце поселилась новая любовь.

Он не спит, ждет меня. Встревоженно смотрит на мое лицо, пытаясь уловить на нем эмоции и недавние переживания.

— Все хорошо? — он не пытается лезть в душу. Проявляет такт и понимание. Осторожность, так обращаются с бомбой замедленного действия. Ему это тяжело дается.

— Почему ты согласился на тот дурацкий магический договор, — вырывается из меня вопрос.

— Растерялся, — честно признает он, — а потом подумал, что в другом случае ты можешь и не подпустить меня к себе.

Да, растерялся. Тогда я была ошеломлена и растеряна его наглостью и нахальством, зато сейчас память подкидывает мелочи, которые глаз тогда заметил, но сознание отметило: напряженная поза, крепко сжатый до боли кулак, лихорадочный блеск зеленых глаз, едва уловимый румянец волнения на мужских скулах. Устраиваюсь с комфортом в надежном кольце сильных рук.

— И что ты действительно следил за мной? — обоснованное недоверие прорывается в моем голосе.

Я сейчас искренне недоумеваю, как при моей обостренной паранойе я могла этого не заметить.

— Следил, — горький смешок вырывается из его рта. Меня целуют в макушку, — сходил сума от ревности каждый раз, когда ты выбирала себе мальчишку на вечер.

— Осуждаешь меня?

— За что? — искренне изумляется он. — Мы оба знаем, что для магов регулярный секс это необходимость. А ты постоянно терпела до последнего, изводила себя, доводила свою ауру почти до разрывов. Я видел, что для тебя все это было еще более неприятно, чем для меня, жаждущего заиметь и себе хотя бы одно увечье, чтобы ты и меня захотела облагодетельствовать. В клубах про тебя уже давно идет слава чудачки. Такая редкая красавица, а выбирает каких-то калек и неудачников.

— Я даже сама не знаю почему, — признаюсь я, стараясь отодвинуть неприятные воспоминания в сторону.

— Зато знаю я, — еще один поцелуй в макушку. — Тобой двигал тот дар, который ты считала утраченным.

— Целительство? — в изумлении поднимаю голову, недоверчиво глядя на серьезное мужское лицо. Ему тоже неприятно вспоминать все это.

— Да, — кивает она, с силой сжимая челюсть. — Во время секса, твой дар исцелял их, поэтому тебя так манили калеки и неуверенные в себе моральные инвалиды. Подсознательно, ты каждый раз хотела дать что-то взамен, благородная моя.

— Мне было стыдно, — вновь опускаю голову на мужское плечо, все же позволяя себе вспомнить. — Мне казалось нечестным вот так просто использовать кого-то, а затем выпотрошив память, навсегда выкинуть из своей жизни.

— Ты очень светлая девочка, — мужская рука проводит по длинным волосам, перебирая светлые пряди. — Я надеюсь, что твой свет когда-нибудь пробьется через корку льда. Мы же будем стараться для этого?

Его лицо нависает надо мной. Губы изгибаются в лукавой улыбке, а зеленые глаза загадочно мерцают в интимном свете ночного абажура.

— И как же мы будем стараться? — кончик моего языка провоцирующе обводит контур верхней губы.

Зеленые глаза становятся практически черными, мужское дыхание тяжелеет, а тело каменеет.

— Мы завтра не проснемся, — он предупреждает меня не отрывая взгляда от моей нижней губы, которую я сейчас терзаю зубами.

— Нас разбудит дочь, — отметаю я возражения, выгнувшись своим телом ему навстречу.

Помоги мне, я хочу прогнать из памяти прикосновения чужих мужчин, хочу загладить свою вину от едва не совершенной ошибки. Сейчас я хочу любить только тебя и изгнать призраков из прошлого, хотя бы в эту ночь. Коснись меня, дай мне ощутить живое тепло твоей ладони, поцелуй меня, наполни меня своим дыханием, оставь его на моих губах, вместе с ароматом кофе и шоколада. Я хочу чувствовать именно тебя, видеть в неверном желтоватом свете ночника только тебя.

С глухим рыком он сдается на волю моего произвола. Кажется, Александр вновь теряет контроль и разум, потому что я вижу раскинутые над нами крылья. О,да. Рядом с демоном точно нет места для других мужчин. Теперь этот мужчина мой, мой демон.


Глава 11

Все имеет свойство рано или поздно подходить к концу. Сказочное и волшебное воскресенье осталось лишь в памяти, зато наступили суровые трудовые будни. Неожиданно выяснилось, что второй преподаватель по ментальному внушению, прямо с понедельника ушла в декрет и на Александра свалились и ее обязанности. Так что теперь он был занят в университете на весь день, работая в две смены и упахиваясь так, что даже говорить ему приходилось с большим трудом.

Ко второй половине октября теоретический материал уже был более или менее начитан по всем предметам и наступила пора практических занятий. Залы для медитаций и все тренировочные помещения были переполнены с утра до вечера. Да и деловые костюмы теперь приходилось возить с собой в машине, отдавая предпочтение в университете практичным джинсам и флискам. Подобные наряды меня сильно молодили, превращая из успешной бизнес-леди в юную студентку, которая едва-едва школу-то закончила. Мой преподаватель по вмешательству в чужие мозги наверное не разу еще не видел меня в таком виде и недоуменно косился на меня все лекцию, от чего мои губы порой расплывались в ехидной улыбке.

Та ночь в воскресенье что-то изменила между нами. Как-то придя на лекцию к Александру я с удивлением поняла, что не просто слушаю начитываемый материал как раньше, но и смотрю с удовольствием на мощную мужскую фигуру, которая прохаживалась перед студентами, дразня мои воспоминания и будоража фантазию. И внутри меня тлел маленький и коварный уголек женского тщеславия, потому что этот мужчина мой. Так же неприятной неожиданностью для меня стало внезапное раздражение от того, что молодые студентки продолжают предлагать себя чуть ли не на преподавательском столе.

А уж что началось, когда мы переходили непосредственно к практике. Девушки краснели, смущались, заикались. А тут еще и магию применить надо. Одна особо одаренная девица едва самому преподавателю мозги не сожгла. Хотя что уж там говорить, даже на моих щеках невольно расцвел румянец, когда я заглянула в зеленые глаза на против. Да…

Разговоров об этом было еще на одну неделю. Как же ледышка разморозилась, снегурочка растаяла и тому подобная чушь. Зато Александр после этого ходил довольный, что мартышка, дорвавшаяся до фуры бананов.

Я по-прежнему проверяла еженедельные отчеты, появлялась в компании, когда была в этом необходимость, но старалась больше времени все же уделять именно учебе и дочери. Ведь неизвестно сколько еще смогу изображать из себя беспечную студентку и в какой момент мне придется срочно сдавать теоретический и практический материал за оставшиеся четыре года.

Дочь же была бесконечно рада тому, что у нее есть «папа». Эти два разбойника окончательно спелись и громили мой дом уже на пару, играя то в индейцев, то в папуасов, то в Индиану Джонса, то еще в кукую-то невероятную круть, от которой страдала не только мебель, но и стены. Александр приходил домой ближе к восьми, дарил мне уже традиционные букет, пирожные и чмок в щеку и практически взлетал на второй этаж к дочери, оставляя меня вздыхать, поглощать пирожные и тоскливо размышлять над тем кого же из них двоих я все-таки ревную больше. Видя незамутненное счастье дочери и светлую радость мужчины от взаимного общения, я решила проявить женскую мудрость и предоставить в их полное распоряжение эти полтора-два часа до отбоя, официально признав эти часы их временем и запретив самой себе им мешать.

Александр перезнакомился с моей прислугой, которая обрадовалась нежданно-негаданно появившемуся у меня мужчине и перестала так сильно вздрагивать в моем присутствии. Не обделил мужчина вниманием и охрану, проверив боевые качества некоторых из них. Теперь по утрам они устраивают спарринги на кулаках. Как оказалось, Лебедев является своего рода легендой среди людей военных. Игорь долго тряс эту самую легенду за руку, едва не оторвав от восхищения конечность. Впрочем, моему начохраны восхищение все равно не помешало по крупицам пособирать на Александра всю доступную информацию. Как ни странно, меня это почему-то задело и возмутило. Может потому, что сейчас я честно могу признать, что этому мужчине я вполне доверяю. Так что на Игоря в приватной беседе я нарычала, хотя его мотивы вполне понимала.

Сам же Игорь продолжал аккуратно копать под членов совета и кое-что даже уже нарыл. Я все складывала в отдельную папочку, предвкушая единую власть для одаренных и обычных людей.

Отец Нины подобрал подходящую площадку для будущего детского сада и сейчас идет постройка самого здания. Когда журналисты заинтересовались проектом, мужчина перенаправил их ко мне. Благо, журналистом оказался один из наших. Так что я всесторонне просветила его насчет будущего дошкольного учреждения. На следующий день меня встретили в университете аплодисментами и свистом, так что правительство теперь не сумеет так просто прикрыть этот проект. Общественность против…

Вот в таком темпе проходила наша жизнь недели три. Хоть и насыщенно, но достаточно размеренно и распланировано. Мы строили планы семьей на выходные, собираясь ехать в лес за грибами, которые мы как оказалось все любим собирать. Все-таки начало ноября, как по мне один из самых интересных грибных месяцев. Да, возможно боровики и подберезовики остались в другом сезоне, зато можно разнообразить меню потрясающе вкусными опятами, деликатесными фламмулинами и «звездой грибника» белым трюфелем. Ну в крайнем случае в ноябрьском лесу полно обалденно-вкусных маслят. Ну и множество трав, которые тоже растут только вот на такой границе между осенью и зимой. Так вот планы были, но как обычно кто-то там сверху над ними посмеялся и все переиграл по-своему.

Был вечер четверга, когда мой телефон разразился противной мелодией, которая стояла только на одного человека. Более мерзкий звук аппарат издавал только для главы совета и мэра. Я закатила глаза, понимая, что в полдевятого вечера управляющий моей компанией способен сообщать только неприятные новости.

— Добрый вечер, Альберт, — мой голос был холоден и по-деловому сух — я ничем не выказала раздражения от позднего и неуместного звонка. Человек ведь не виноват в том, что он делает свою работу и делает хорошо, стоит это признать.

— Добрый, Виктория Вячеславовна, — голос Альберта так же безукоризненно безэмоционален, — Мне очень жаль, что придется нарушить ваши планы на выходные.

— Что-то случилось?

В гостиной происходил самый настоящий тарарам, отвлекая меня от разговора. Кажется, только что раздался звон. Надеюсь на пол полетела не моя любимая ваза.

— Да. Китайцы настаивают на присутствии владельца, во время продления договора. Уж не знаю почему, видно ваша красота всему виной, — теперь в голосе скользнула совсем не рабочая язвительность. Но Альберт работал еще на моего отца и порой мог позволить себе некоторые вольности.

— Я вас поняла. Утром буду в офисе, — так же сухо закончив разговор, повесила трубку, стараясь не обращать внимания на появившийся словно из ниоткуда леденящий холод дурного предчувствия.

— Вот же ж сволочи узкоглазые, — выругалась я, швыряя несчастный аппарат на кухонный стол.

Сообщив обиженным стуком все, что думает о моих манерах, телефон проехался по столу и упал на пол совсем уж громко. Надеюсь, он не сломался. Хотя, я покупала технику поистине неубиваемую, что является прям-таки необходимостью, когда дома подрастает шаловливый ребенок, к тому же в перспективе маг.

— Что-то случилось? — на раздавшийся грохот из зала прибежали Александр с Лилией.

Оба имели вид ожидаемо взъерошенный и встрепанный.

— Да, — со стоном уселась я за обеденный стол, — судя по-всему нашу поездку в лес придется отменить. Мне нужно ехать в Китай и уламывать этого мафиози подписывать договор.

Я не преувеличила Дэмин Чжао, действительно напоминал главу мафиозного общества и был очень холоден и безжалостен. Вот уж пошутили его родители дав ему имя добродушный. Этот человек был весьма опасен и не раз и не два по моей коже строем маршировали холодные мурашки, когда он задумчиво осматривал меня своими невыразительными глазами.

Вот и сейчас, стоило только подумать о нем, как озноб снова поселился в моем теле. Дочь без разговоров забралась ко мне на колени и прижалась, обнимая за шею.

— Может мне поехать с тобой? — нахмурился Александр, ставя передо мной пузатую чашку с личным успокоительным — обжигающе горячим сладким кофе.

— Я хочу, чтобы ты остался, — призналась я, делая маленький глоточек. — Кроме того, замену на работе тебе пока не подыскали, так что пятница у тебя занята. И у меня нехорошее предчувствие.

— Какого рода? — сел напротив мужчина, нахмурив свои шикарные черные брови.

— Мне кажется, что что-то случится в мое отсутствие. Если бы с этим китайцем не было так опасно ссорится, то я бы вообще не уехала, плюнула бы на договор.

— Он действительно так опасен?

— Он маг. Китайский маг, что немаловажно. Я не знаю как это объяснить, — задумчиво провожу ногтем по краю посуды. — Их магия сильно отличается от нашей. Они умеют видеть незримое и мне совсем не хочется, чтобы однажды на мой дом упал самолет, только потому что удача отвернулась от меня.

— Они и так могут? — в удивлении поднял брови Лебедев.

— Я думаю, они еще и не так могут, — хмыкнула я, стараясь скрыть дрожь, которая противной липкой мутью обволакивала кожу. — Но даже, если отбросить в сторону всю мистику, которая окружает этот народ, остается еще и практическая сторона вопроса. Господин Чжао необычайно богат и влиятелен, иногда мне кажется, что этот китаец еще в ранней молодости повстречал Цин-луна.

— А это кто? — удивился Александр, а я в очередной раз убедилась, что с собой его точно брать не стоит. Слишком уж он… европеец, а китайцы их недолюбливают и очень неохотно идут на контакт.

— Это зеленый дракон, страж Востока. Говорят, что увидеть его к богатству.

— Ты так хорошо знакома с китайской мифологией? — поднял бровь мужчина, наблюдая за тем как льнет ко мне дочь, а я стараюсь не расплескать обжигающий кофе.

— Ты знаешь, — мечтательно прищурилась я. — На самом деле Китай удивительно красив. Особенно провинции Китая, до которых еще не дошли все блага цивилизованного мира. У них потрясающее виденье мира, которое она привносят в каждую мелочь, в каждый пунктик своей жизни. Они невероятно талантливы и трудолюбивы, за исключением некоторых личностей, добродушны и миролюбивы, редко отказывают в помощи. Даже спустя столько веков в их обществе балом правят традиции и многое зиждется на уважении к старшим. А их мужчины…,- с моих губ невольно срывается мечтательный выдох, от чего глаза Александра ревниво прищуриваются.

— Да на что там смотреть, — ворчливо спрашивает он. — Низкие, узкоглазые и все на одно лицо.

— Глупый, — смеюсь я. — Разве во внешности дело? Мужчина в Китае — это действительно мужчина. Добытчик, защитник, поддержка и ум. Впрочем женщины там тоже именно женщины, а не эмансипированные феминистки: мягкие послушные, хитрые, коварные, уважающие мужскую волю, мудрые и домовитые. В общем, это другой мир, который понять не живя в нем невозможно.

— А еще мама говорит на этом языке, — смеется дочь, дергая меня за длинную прядь волос. — Так смешно слушать как она произносит эти мяукающие звуки.

— И что тебе действительно так нравится эта страна?

— Да, я люблю восток, — честно признаюсь я. — Особенно Японию и Китай. Мне импонирует то, что они донесли свои традиции до наших времен. Меня интригует загадочная магия этих народов, своими корнями уходящая непосредственно в мифологию. Это невозможно понять, надо прочувствовать.

— И все-таки, чего ты опасаешься?

— Дочь? — я вопросительно смотрю на Лилию, безмолвно спрашивая, о том были ли у нее видения.

Она отрицательно качает головой.

— Ты же знаешь, я еще плохо вижу, — виновато говорит она, словно я способна ее обвинить.

Ну разумеется, знаю. Сила растет постепенно. И видения должны приходить в свой час. Она маленькая и не способна еще контролировать то, чем обладает. Лишь в моменты эмоционального потрясения, ее способности выходят из-под контроля. Но так и должно быть, так правильно у маленьких магов.

Наш разговор продолжается много позже, когда дочь, умытая и накрытая одеялом уже сладко посапывает в своей постели.

— Моя дочь оракул, — говорю я внимательно отслеживая реакцию мужчины.

— Что-то подобное я предполагал, — говорит он обнимая меня и утягивая к себе на колени. Мягкий матрас кровати, прогибается под двойным весом, а я расслабленно вздыхаю. — Я рад, что смог стать человеком, которому ты доверила эту тайну.

— Я боюсь, что с ней что-то случится пока меня не будет. Я прошу тебя, присмотри за ней.

Моя просьба искренняя, я действительно, чувствую, что мерзкое и нехорошее ощущение связано именно с дочкой.

— Ты могла бы и не просить. Она и моя дочь тоже, пусть внутренне ты пока не приняла этот факт.

— Факт? — насмешливо поворачиваюсь я к нему, глядя сверху вниз.

— Факт, — подтверждает он. — Смирись, от тебя он совершенно не зависит. Это наше решение с Лилией. Она приняла меня сердцем, значит так тому и быть.

Он серьезен. Зеленые глаза внимательно меня изучают, подмечая малейшую деталь и эмоцию мелькнувшую на моем лице.

— А ты?

— А я принял ее не только сердцем, но и сутью демона, а это дорогого стоит поверь мне, — он опрокидывает меня на кровать и нависает сверху. — Даже если я потеряю контроль, то наша дочь в полной безопасности. Я полностью воспринимаю ее как своего ребенка.

Ну что ж, видимо пришла пора смириться и принять как данность тот факт, что Александр уже действительно часть семьи.

— Кстати, — вновь хмурится он, — Сколько еще ты собираешься величать меня столь официально.

— В смысле, — мои руки в непонимании замирают на широких плечах. — Мне кажется, что на «вы» я вроде бы к тебе уже не обращаюсь.

— И слава богу, — закатывает он глаза. — Сашей когда назовешь?

— Ммм… никогда?

— Почему? — изумляется он. — Знаешь, как меня коробит, когда я слышу это твое «Александр», — на диво противным голосом передразнивает он меня. — Ты еще по отчеству меня начни звать, тогда вообще аут.

— Не знаю, — растерянно смотрю на него. — Но Саша, как мне кажется не подходит. Слишком по-приятельски звучит, — пробую я объяснить ему свою позицию.

— Тогда придумай, — его руки коварно забираются под свитер. — Ты же у нас девочка с фантазией.

Его пальцы нащупывают соски через кружевное белье.

— А-алекс, — неуверенно выдыхаю я.

— Мне нравится, — с довольным рыком впивается в мои губы.

Да-а-а, мне тоже нравится.


Глава 12

На часах еще не было семи часов, когда мы стояли в аэропорту, провожая Вику. Дочь висела на шее у мамы и безостановочно верещала о том, что уже скучает. В моих руках был небольшой чемоданчик, который девушка собрала в дорогу. Она нервничала, я прочел это в ее глазах, которые сегодня были холоднее, чем обычно, а лицо еще бесстрастнее. Наконец, подошла и моя очередь, я прижал ее к себе, выпивая сладкий нектар терпкого поцелуя. Провожая взглядом девушку и сопровождающего ее в поездке, недовольного сейчас, Альберта, с насмешкой подумал о том, что теперь этот хлыщ не будет строить в отношении моей женщины завоевательных планов. Мне это сухой мужик сразу не понравился. А еще больше не понравилось, то с каким удовольствием его глаза следили за тонкой и хрупкой фигурой моей королевы. И вообще многое не нравилось, особенно то, что она прется за тридевять земель к непонятному и явно опасному… ну пусть будет Кощею.

— Не волнуйся, у мамы все будет в порядке, — взяла меня мелочь за руку.

— Так, — остановился я, — ты что-то видела?

Она кивнула.

— Видела, — как-то даже смущенно признается она. — Но чувствую, что рассказывать нельзя. Могу только сказать, что у мамы все будет очень хорошо, а у нас все плохо, но мама успеет.

— Вот блин, — запускаю в растерянности руку в волосы.

Ох уж эти мне оракулы. Пусть дочь пока не умеет изъясняться столь же туманно как они, но загадки у нее уже получаются неплохо. И ведь не будешь же ментально выуживать из нее информацию. Во-первых, дочь защищает ее дар, а во-вторых неэтично как-то по отношению к ней. Теперь вот буду мучиться и ждать опасности за каждым углом.

В полном молчании дошли до автомобиля. Посадив дочь в детское кресло, которое меня заставила установить с утра Вика, уселся за руль и нервно забарабанил по нему пальцами. По-хорошему, девочку нужно было бы везти домой, но мне абсолютно не хочется этого делать. Ее няня… Невольно морщусь, от обуревавшей меня неприязни. Мне не нравится холодный и расчетливый блеск в ее глазах, когда она смотрит на Лилию. Сущность демона при виде Марии требует ее крови и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не схватить ее за шею. Все мои ощущения просто кричат о том, что она несет опасность для дочери. А своим ощущениям я привык доверять.

— Едем ко мне на работу, — принимаю я решение.

— Маме это не понравится, — глубокомысленно замечает девочка, но мордашка ее расплывается в предвкушающей улыбке.

— А мы ей не скажем, — доверительным шепотом делюсь я с дочкой коварным планом.

Она прыскает от смеха и безбашенно машет рукой:

— Едем.

Ну и мы едем. Лекции закончились, начались практические занятия. Для достижения лучшего результата и в целях безопасности, подобные практики проводятся в медитативных залах. На полу огромного пространства разбросаны маты, на которые садятся студенты и пытаются освободить сознание. Когда проникаешь в мысли другого человека, твоя собственная голова должна быть пуста, потому что незаметно это сделать уже не получится. Вот мы и тренируем разделение сознания. Это когда на дно, опускаются воспоминания и личность, а сверху остается девственно чистый пустой лист, который и принимает на себя мысли того, кого считываешь. Самое нелюбимое время у студенток, должен признать. Приходится оставлять в прошлом короткие юбки, и сильно тесные облегающие брюки, а то бывали забавные случаи, когда в тишине внезапно раздавался треск лопнувшей ткани.

Ну и конечно гвоздем программы стала девочка, которая сегодня всюду следовала со мной, с интересом вертя головой в разные стороны, блестя любопытными глазками и доверчиво державшая меня за руку.

— Скажите Александр Станиславович, а что это за милое дитя рядом с вами? — ну вот очередная малолетняя стервочка, решительно сверкая карими глазками, пробралась через маты ко мне.

«Милое дитя» так зыркнуло на миловидную златовласку, что та невольно воздухом поперхнулась.

— Это моя дочь, — сухо просветил я надоеду, надеясь, что намек она поймет и отвяжется.

— А где ее мама? — прямо спросила меня девушка, как бы невзначай наклоняясь, чтобы продемонстрировать умопомрачительное декольте и старательно лыбясь Лилии.

— А разве вас это касается? — моим голосом можно лед замораживать. — Моя жена уехала в командировку, — решаю дать понять, что все… занят я по всем фронтам.

— Так вы женаты, — ахает эта… блондинка так, словно я ей уже, как минимум, предложение сделал.

Ну что за цирк. Ей бы сейчас одеться, вон губы посинели. Зал большой, а отопление еще не включили. Нет же надо на меня впечатление произвести и оголиться почти до пупа. Не понимают дурочки, что мужчину намного больше интригует одежда, которая оставляет полет для фантазии. Вот и тут Вика выгодно выделилась на фоне своих сокурсниц, предпочтя удобные джинсы и мягкие теплые водолазки и объемные свитера, которые провоцирующе намекали на плавные женские изгибы спрятанные под одеждой и настойчиво манили избавится от них, чтобы открыть доступ к нежному женскому телу. Уф, прямо жар по коже пробежал.

— Стрельченко, а разве я когда-нибудь утверждал обратное? — раздражение на навязчивую девицу невольно прорывается в голосе и она побледнев отшатывается от меня. — Идите на свое место, Стрельченко, и перестаньте совать нос в личную жизнь вашего преподавателя. Не забывайте — вам еще экзамен по моему предмету сдавать.

Видимо с раздражением я все же перестарался, так как девушка буквально сбегает от меня, а с боку прижимается растерянная дочь.

— А ты можешь быть очень страшным, — доверчиво шепчет она мне.

— Не для тебя, цветочек, — шепчу я ей в ответ, подмигивая, — но лучше слушайся папу, — советую я и она вновь к моему облегчению улыбается.

Мы сидим на одном мате лицом к студентам, которые с интересом наблюдали за моим разговором с девушкой нетяжелого поведения, а теперь с любопытством пялятся на меня и девочку. Захотелось зарычать и спрятать ее от прилипчивых взглядов. В очередной раз со вздохом давлю в себе собственнические инстинкты, в который раз задумываясь над тем, до каких пределов они простираются в отношении моих любимых девочек. Но рукой мягко дочь все же приобнял и обвел группу недовольным взглядом. По иронии судьбы это как раз группа Виктории.

— Кого-то она мне сильно напоминает, — шепчет в задумчивости все та же Стрельченко.

— Может меня, — язвительно смотрю на неугомонную девицу.

Девушка, которая сидит в одном ряду с этой наглой блондинкой внезапно чему-то усмехается и я с удивлением признаю в ней девушку, которая была тогда возле столовой. Мальцева Нина, кажется, тогда очень переживала за Вику. Наверное, они подруги. Вот уж не думал, что у моей ледяной королевы есть друзья помимо семьи крестного и ее начальника охраны. Понятна и усмешка этой девушки, которая еще сама недавно провожала меня восторженным взглядом. Но теперь-то она знает, кому я всецело принадлежу и смотрит на меня уже гораздо спокойнее, без фанатичного обожания. Взглядом даю понять, что болтать не стоит, и она согласно опускает веки, но на девочку смотрит с доброжелательным интересом.

Лилия тоже ее заметила, задумчиво о чем-то подумала и одела свои мягкие сапожки. Подошла к Нине и протянув ручку представилась:

— Лилия, — а затем наклонившись что-то прошептала на ушко.

— Нина, — так же громко произнесла девушка, а затем тоже что-то шепнула девочке.

К моему удивлению, только этим они не ограничились. Лилия еще и мягко обняла Мальцеву, подавшись вперед и получив в ответ такие же крепкие объятья. Когда дочь вернулась ко мне, я к своему удивлению обнаружил, что в глазах девушки стоят самые настоящие слезы, которые она смахнула прикрывшись волосами.

— Так народ, — хлопнул я в ладоши, — моя личная жизнь тема, конечно интересная, по ней даже роман написать можно, но давайте все же займемся делом. На повестке дня у нас стоит разделение сознания, которого достигли всего два человека из группы: Князева и Горцев. У всех остальных с этим печально.

— Вундеркинды хреновы, — проворчал откуда-то недовольный мужской голос. — Вот объясните мне, на фига они идут в университет, если уже все умеют. Чтобы мы на их фоне себя дебилами и дегенератами чувствовали?

— За дипломом, Кольцов, — усмехаюсь я. — Если бы вы уделяли практике в детстве столько же времени сколько ваши «вундеркинды», то не чувствовали себя сейчас столь ущербно. Но каждый сам кузнец своего счастья, а потому наверстывайте, мои неполноценные, все в ваших руках и мозгах.

— Это был риторический вопрос Александр Станиславович, — торопливо выкрикивает Кольцов, пытаясь спрятать свою крупногабаритную фигуру за хрупкой Ниной, что смотрится забавно.

— Итак, студенты мои горемычные, — откидываюсь я назад, опираясь на руки, — на прошлом занятии мы выяснили, что в полной тишине вы совершенно не способны медитировать. Сразу появляется ощущение, что я попал в детский сад: смешки, шепотки и даже чей-то храп, — очередной недовольный взгляд в сторону съежившегося Кольцова. — Но давайте предпримем очередную попытку. Сегодня вы будете представлять, что находитесь на природе. Закрываете глаза и оказываетесь на берегу моря. К концу занятия в ваших мыслях должен царить покой и шум прибоя. Для этого я сегодня принес с собой соответствующее звуковое сопровождение, — подтягиваю к себе сумку и извлекаю из нее диск, на котором действительно записан плеск волн.

Практика не нова. Университет не бедствует поэтому в таких вот залах, у самой стеночки стоит музыкальный центр, с которого мы и будем слушать релаксационные звуки.

Когда ненавязчивый шум заполняет окружающее пространство, притягиваю любопытную мелочь к себе и склонившись к самому ее ушку тихонько шепчу:

— Успокой меня, мятежное дитя. Скажи, что ты не нашла себе старшую сестренку, — указываю глазами на Нину.

— Нет, — так же тихо шепчет дочь. — Я просто сказала ей, что мама будет рада такой подруге.

Я облегченно вздыхаю и затягиваю мелкую к себе на колени, где она вскоре задремывает. Тихий час, однако. А у меня же есть время подумать над тем почему мне так противна ее няня, что нас ждет в выходные и почему я так, черт возьми, скучаю по одной невозможной женщине. Она укатила в Поднебесную Империю и я совсем перестал ее чувствовать. Весьма непривычное и волнующее ощущение, которое мне очень не нравится, от которого в душе поселилась пустота. Если бы не дочь, плюнул бы на все возражения Виктории и полетел бы следом, даже, если бы пришлось махать своими крыльями. А теперь сиди и волнуйся о том, кто там крутится вокруг нее и правильно ли понял меня это неприятный Альберт, которому очень хочется повредить ослепительную иностранную улыбку.

Когда истекают отведенные полтора часа, мягким прикосновением бужу задремавшую девочку и недовольным движением бровей отключаю уже надоевшую за сегодня до зубовного скрежета музыку природы.

— Итак, уже лучше, — подвожу я итоги, — необходимого просветления достигли пять человек, — перечисляю фамилии и наблюдаю неуверенные улыбки. — Это конечно еще не само разделение, но огромный шаг к нему. Некоторые из вас сумели поймать необходимый настрой почти к самому концу. Не расстраивайтесь, в следующий раз вам будет легче. Ну а некоторые…,- тяжкий выдох вырывается из моей груди. — Кольцов, Герц и Таник я не приму у вас практику, если вы будете спать на моих занятиях. Теорию вы все писали на лекциях, так что если не займетесь собой, то не видеть вам экзамена как своих ушей.

Вышеназванные мрачно переглядываются. У одного из них вижу в глазах проблеск интеллекта, который мне совсем не нравится.

— На всякий случай напоминаю, — решаю я в очередной раз напомнить о технике безопасности, — что заниматься разделением сознания можно только под присмотром опытного ментального мага, если не хотите превратиться в овощ, пускать слюни и гадить под себя до конца ваших дней.

Надеюсь, они вняли. Студенты расходятся, оставляя нас с дочкой в большом пустом помещении, по которому теперь будет эхо гулять, пока оно вновь не заполнится. Достаю телефон и вижу пропущенный звонок. С очередным вздохом вскидываю глаза к потолку, вопрошая у кого-то там на верху за что мне все это. Но номер все же набираю, готовясь к непростому разговору.

Я ненавижу летать. Действительно ненавижу, настолько, что хочется просто выпрыгнуть из самолета. Чувствую себя просто безумно уязвимой, боюсь и паникую. Право слово, лучше уж подобно сельской ведьме летать в ступе с помелом, чем доверить свою жизнь куску металла, который непонятно каким макаром держится в воздухе.

Да еще и эти невозможно долгие перелеты до Китая. Но рядом сидел Альберт, перед которым показывать свою слабость не хотелось. Не хотелось давать ему повод проявлять ко мне какие-либо чувства помимо рабочих. Я его начальник и точка. А то видела я, каким взглядом мальчики друг друга посверлили.

В очередной раз неслышно вздыхаю, глядя в круглое окошечко. Вот был бы здесь сейчас Алекс, было бы легче. Я бы даже позволила себе побыть немножко слабой и дала бы взять себя за руку. И спать можно было бы на уже привычном мужском плече, которое мне кажется гораздо надежнее железной летающей машины.

Восьмичасовой перелет дался нелегко. От аэропорта Хунтяо до города Сучжоу еще предстояло добраться на машине, а я совершенно без сил. Заснуть толком не смогла в самолете, лишь дремала вполглаза. Стоило закрыть глаза, как я начинала чувствовать на себе взгляд Альберта. Тяжелый, изучающий, прилипчивый. Никакое женское тщеславие он не тешил, хотелось выколоть ему эти самые глаза, чтобы они меня не раздражали. Один раз мужчина даже решился положить мне руку на колено, но понижение температуры градусов на пять вокруг моего тела, заставило теплолюбивую конечность испариться. Вот на фига пытаться приручить зиму, если так по душе лето?

Вообще, интерес Альберта меня слишком напрягал. Раньше подобных действий мужчина себе не позволял, ведя себя безукоризненно вежливо. Видимо появление соперника на горизонте включило некие древние мужские инстинкты собственника, чего мне, мягко говоря, не понять.

К отелю подъехали только спустя полчаса. Пока собрали багаж и вызвали машину, пока погрузились, пока объехали пробки. Короче, я ненавижу такую суету. К черту экономию, лучше в следующий раз найму частный самолет. К моему облегчению, номера мой управляющий забронировал заранее и не пришлось долго ждать. Лишь забрала ключи и отбившись от предложений Альберта помочь, направилась в свой номер, сопровождаемая вежливым китайцем, который волок мой чемодан с ноутбуком. Поблагодарив услужливого молодого человека и, дав более чем щедрые чаевые в виде зеленых бумажек, наконец, захлопнула дверь и позволила себе расслаблено выдохнуть. Бросила взгляд на изящные механические часики, которые мне подарил Александр пока я спала. Время 16.00. Однако. Какой там разброс часовых поясов у нас. Вспомнила, перевела стрелку на пять часов вперед. Девять вечера, поздновато для делового звонка, но тут уж ничего не поделаешь. Включаю телефон, и мне приходят сообщения о пропущенных звонках от Марии. Так не паникуем, скорее всего Александр с Лилией начудили. Сначала звоним «добродушному» господину, а затем домой, закручивать всем винтики и болтики.

— Доброй ночи, господин Чжао, — мой голос доброжелателен.

— Добрый вечер, Виктория, — голос китайца напротив не по-деловому радостен и полон какого-то затаенного ожидания. — Вы уже в Сучжоу?

— Да, мы уже заселились в отель. Так что давайте договоримся с вами, когда нам лучше встретиться.

— Я приглашаю вас на завтрак к себе домой. Машину за вами пришлю. И, Виктория, я приглашаю только вас, так что займите вашего Альберта чем-нибудь, чтобы не путался под ногами.

— Но он мой управляющий, — возмущенно выдохнула я.

— И что? — удивился мужчина. — Теперь он будет исполнять роль вашей дуэньи? Дорогая моя, я даю вам слово, что в моем доме вам ничего не грозит. А отказ подписывать бумаги был всего лишь предлогом для личной встречи и серьезного разговора.

— Вы меня пугаете, — честно говорю я, присаживаясь на большую кровать одноместного номера.

— Такой цели я себе не ставлю. Напротив мне хочется разбудить в вас женское любопытство и дать понять, что я очень хорошо к вам отношусь. Не упрямьтесь, Вика. Я готов лично приехать за вами завтра и на входе в отель дать магическую клятву, что не желаю вам зла.

— Не нужно, — решаюсь я. — Я приеду.

— Отлично, машина будет в семь, спокойной ночи, — сухо простился мужчина и нажал на сброс.

И что это было?!

Далее на очереди был звонок домочадцам. Правильнее было бы позвонить Марии, но вот парадокс — позвонить Алексу мне хочется сильнее. И что-то внутри меня доверяет ему намного больше. Однако дилемма решилась сама. Пока я смотрела на дисплей телефона и пребывала в размышлениях, коварный аппарат самостоятельно разразился пронзительной трелью. От имени няни, высветившимся на экране, я даже поморщилась. Слишком уж мне не хотелось сейчас с ней общаться. Не знаю даже почему. Последнее время ее присутствие меня неуловимо напрягает, словно в доме чужак, но такого к счастью быть не может, ведь так? Мои домочадцы приносили мне магическую вассальную клятву, которую невозможно нарушить, хотя можно и обойти. Но я уверена, что у Марии на такое фантазии не хватит.

— Алло, — мой голос прозвучал намного суше, чем мне хотелось.

— Виктория Вячеславовна, это возмутительно, — воскликнула няня, забыв поздороваться.

— И вам добрый вечер Мария, — иронично произнесла я. — И что же такого возмутительного вы хотите мне поведать.

— Ваш… сожитель не привозил сегодня девочку после того, как проводил вас. Это просто уму непостижимо, что позволяет себе этот наглый человек. А когда я позвонила с требованием привезти малышку под защиту дома, меня отчитали как… соплячку, — последнее слово совсем уж было пропитано возмущенным негодованием.

Я выдохнула, вздохнула. И снова выдохнула. И так раз пять.

— Мария Ивановна, — мне казалось, что вместе со словами из моего рта вылетают снежные кристаллики, — я вам напоминаю. Что когда я представляла Александра Станиславовича тем, кто работает в моем доме, то упоминала, что его приказы оспаривать имею право только я, так как вас нанимала. Далее, я не называла Александра своим сожителем, я представила его как отца Лилии и моего будущего супруга. Так скажите мне Мария Ивановна, — мой голос почти сорвался до шепота и пришлось приложить немалое усилие воли, чтобы вернуть ровный тон, — почему вы считаете, что можете у него что-то требовать.

— Виктория Вячеславовна, — неверяще выдыхает Мария, — вы же это несерьезно. Ну какой он для нее папа. Мне не меньше вашего известно, что ваш муж погиб пять лет назад. Он не может быть отцом. Я вообще не понимаю вашего легкомыслия. То, как легко вы оставили девочку с фактически малознакомым мужчиной, говорит совсем не в вашу пользу. Я же волнуюсь, как вы не понимаете?

— Я все отлично понимаю, — теперь моим голосом можно замораживать продукты, а в номере ощутимо похолодало. — Но то что вы озвучили, вас совершенно не касается. Мария, вы уволены. Расчет и свободу получите, как только я вернусь. Всего доброго, — и нажала на сброс, не желая слушать возражения и оправдания.

От бешенства и злобы меня буквально колотило. И стоит ли говорить, что именно в таком состоянии я и набрала номер Александра.

— Ты что творишь? — зашипела я в трубку, стоило только услышать мужской голос.

— Ммм, ем? — с вопросительно-насмешливой интонацией спросил мой собеседник.

— Что значит ем? Где мой ребенок?

— Наш ребенок, рядом со мной, ест мороженое и болтает ногами, так как у нас большой перерыв между лекциями, — обстоятельно ответил мужчина.

Я устало выдохнула вновь опускаясь на кровать. С ним невозможно ругаться. Чем взвинченней я становлюсь, тем спокойнее и насмешливее реагирует он. Его ирония с одной стороны выводит из себя, с другой — остужает голову и на многое заставляет посмотреть с другой стороны.

— Скажи, а ты не мог нормально поговорить с няней? Зачем довел ее до истерики?

— Вика, ты меня, конечно, прости, но твоя няня сама виновата. Для того чтобы мне полоскали мозг, я выбрал себе женщину и это теперь позволено только тебе. Терпеть приказы какой-то левой мадам я не намерен. Кроме того, не знаю как у тебя это получалось, но я просто не могу оставить своего ребенка с человеком, которому не только не доверяю, но и испытываю сильную неприязнь. Я понятно изложил свою позицию?

— Вполне, — выдавила я. — То есть ты пока намерен везде ее с собой брать?

— А что такого-то? — неподдельно удивляется этот му…жчина.

— Знаешь, Александр, — я откидываюсь спиной на кровать и предельно внимательно изучаю потолок, не видя его впрочем, — как оказалось профессия артефактора весьма опасная штука. А уж если этот артефактор имеет в данном деле монополию практически промышленных масштабов, то дело опаснее вдвойне. По документам моя дочь — не моя дочь.

— Как это? — растерялся Александр.

— А вот так, — хмыкнула я. — Я никогда не рожала девочку Вронскую Лилию Олеговну. По моей просьбе, все документы на мою дочь были уничтожены и упоминание о ней стерто отовсюду. У меня дома лежат копии. И при желании все можно восстановить, но никто, никто, кроме Ильи и домашних не знает о том, что моя дочь существует. Я хотела обезопасить ее. Если ты посмотришь на ее шею, то увидишь амулет, который включается, когда она выходит из дома. Мощнейший полог отвлечения, который я отключила, чтобы не вызывать у тебя вопросов.

— Вика, — он говорил мягко, как с тяжело больным человеком, — теперь тебе не нужны такие меры безопасности. Поверь, я сумею защитить вас.

— Ты слишком самоуверен, — тихо произнесла я. — От магии и прямого удара, ты можешь защитить. Но машину моих родителей подорвали на мосту. Обычное не магическое средство — унизительная смерть для мага — умереть от рук обычного человека. От этого ты способен защитить?

— Не знаю, — он тоже понизил голос, — но я буду стараться. Не могу вас потерять. А ты затеяла слишком опасную игру с советом, так что моя помощь тебе точно пригодится.

— Илья рассказал? — улыбнулась я.

— Давай поговорим об этом дома, — попросил он. — Просто помни, что я тебя люблю.

Я промолчала. Не могу пока ответить тем же. Неуверенна, не знаю, что чувствую.

— И Вика, — снова произнес он, не дождавшись от меня никаких слов, — там в аэропорту Лилия что-то видела.

— Что? — тут же напряглась я, подскакивая на кровати.

— Она не сказала конкретно, — медленно, словно не уверен — стоило ли мне вообще говорить, — она лишь сказала, что у тебя все будет хорошо. Так что не нервничай там.

— Ты что-то недоговариваешь, — подозрительно прищурилась я, крепче сжимая телефонный аппарат. — Колись давай.

— Я же говорю, что она не сказала ничего конкретного. Только то, что у тебя все будет хорошо, — его голос звучал убедительно, слишком убедительно и невинно, а потому для меня еще более подозрительно.

— Дай мне поговорить с дочкой, — сказала я.

Увы, но и дочь оказалась той еще партизанкой. О том, что она видела, мне не было сказано ни слова. Зато она старательно делилась впечатлениями от насыщенного событиями дня. Восхищалась моей альма-матер и тараторила без остановки, поднимая мое настроение и заряжая меня позитивом. Радость дочки брызгами сыпала из динамиков, обдавая меня теплом и развеивая все подозрения. Улыбка появилась на моем лице и, когда разговор закончился, я уже с предвкушением смотрела в завтрашний день.


Глава 13

Бодрая улыбка китайского водителя значительно приподняла мое рухнувшее, после разговора с Альбертом, настроение. Мой управляющий был категорически против того, чтобы я ехала в логово страшного олигарха. Но мне на категоричность управляющего было откровенно плевать, равно как и на сжатые с гневе челюсти и кулаки. От его сопровождения пришлось категорически отказаться, и я еще долго невольно оглядывалась в машине, ожидая погони от неугомонного подчиненного.

Сучжоу — красивый город, со своей загадкой и прелестью. Из окна машины можно бесконечно наблюдать за течением вод, цветением садов и неспешно гуляющей молодежью. Если бы у меня было больше времени, я бы и сама с удовольствием прогулялась по многочисленным мостам, попросила бы господина Чжао провести мне экскурсию на фабрику по производству шелка и, конечно, могла бы бродить бесконечно долго между цветущих деревьев.

Но увы, время ограничено и мне было почти жаль, когда машина остановилась рядом с воротами, за которыми скрывался огромный сад с традиционным особняком, выполненным в китайском стиле. Господин Чжао лично вышел встречать меня у самой машины, чем невольно заставил напрячься. Просто такое уважение от старого мафиози — это нонсенс. Нет, как радушный хозяин, он мог бы встретить меня на пороге дома, но самостоятельно открывать мне дверь машины и подавать руку… слишком странно… слишком по-европейски старомодно. Отдает традиционным лондонским стилем, что совсем не свойственно вредному китайцу.

— Виктория, — улыбнулся он своей невозможной улыбкой, — я рад, что вы приняли мое приглашение и посетили мой дом.

Вы когда-нибудь видели как улыбаются китайцы? Не шалопайскую улыбку современной молодежи, а вот эту улыбку человека, который прожил долгую жизнь, видел в ней слишком многое, исполненную мудрости, внутренней гармонии и пропитанную ароматом загадки. Мимо этой улыбки невозможно пройти и на нее невозможно не ответить.

— Господин Чжао, — улыбнулась я в ответ, слегка поклонилась, отдавая дань уважения мудрой старости, — для меня большая честь — быть приглашенной в ваш дом.

— Ну что вы Виктория, я очень рассчитываю на то, что этот дом скоро станет и вашим. И не только дом…,- очередная многозначительная улыбка, которая почти останавливает мне сердце.

— Что… что вы имеете ввиду? — с моего лица, наверное, ушли все краски.

— О делах поговорим после — сначала завтрак, — он берет мою безвольную руку и кладет себе на локоть, а я пытаюсь справится с возмущением, которое накатило от невероятных поступков этого человека.

Вот же ж…. господин Чжао, старый несносный китаец. Заинтриговал, напустил тумана, а расскажем только после чая. Зная, сколько китайцы могут его выпить, захотелось затопать ногами. Невыносимый старик, с глазами черной черешни.

Он проводит меня в дом. Очередное несоответствие традициям вгоняет меня в ступор. Стол. Кто знает, как завтракают китайцы тот меня поймет. Меньше всего я ожидала увидеть пузатый русский самовар на накрахмаленной белой скатерти, баранки, мед, варенье, булочки и блины… пышные румяные, наполняющие столовую неповторимым русским духом. Самовар, конечно, без сапога, электрический, но антураж… необходимый антураж создан, да…

Вредный китаец неслышно посмеивается, глядя на поразивший меня столбняк.

— Проходите, Виктория, — он выдвигает для меня стул и обводит стол рукой, садится на свое место напротив. — Приятного аппетита, — с сильным акцентом по-русски желает он.

Все я не могу удивляться больше. И решаю заполнить тишину своего невероятного изумления действиями. Я беру наши чашки и заливаю из заварочного чайника, душистую жидкость, которая издает аромат малины и шиповника, едва не вырывая из меня очередной изумленный вздох. Стараясь казаться невозмутимой доливаю кипятка из электрического самовара и подаю одну чашку господину Чжао.

— Не мучайте себя, Виктория, — довольно жмурится хитрый китаец, делая большой глоток исходящей паром жидкости, — я же вижу, что вам не терпится задать мне целую кучу вопросов.

— Не терпится, — согласно киваю я, чувствуя как обжигающая жидкость проходит волной тепла по телу. — Откуда все это? — обвожу рукой накрытый стол, уделяя особое внимание блинам и самовару.

— От вашего отца, — со вздохом произносит господин Чжао, утаскивая на свою тарелку блин и поливая его медом.

— ??!!

— Мы с вашим отцом давно были знакомы, — с очередным вздохом отставляет он в сторону чашку. — Мы познакомились, когда он только-только решил открывать свое дело и приехал в Китай в поисках вдохновения, понаблюдать за работой наших мастеров, чтобы набраться опыта. Мы познакомились в одной из мастерских, когда он еще такой юный с горящими от восторга глазами наблюдал за ловкими пальцами Мастера Юй-ди. Я долго наблюдал за ним прежде чем подойти и познакомиться. В то время мой сын лечился в клинике от опиумной зависимости, но надо признаться, что с ним я никогда не был близок. Да, он моя кровь, моя плоть, но духовного родства между нами не было. И вот увидев парнишку, глаза которого сверкали тем самым воодушевлением, совсем как у меня в молодости, я почувствовал ревность. Ревность к его родителям, которые возможно даже не подозревают о его таланте, которые имеют того самого сына, о котором грезил я. Я вам скажу больше Виктория, если бы я не оказал помощь Вячеславу, он не сумел бы построить свою империю так быстро. Нет безусловно он талантливый мальчик и очень упрямый… был. Но все же так быстро прийти к славе и богатству, к независимости и уважению без начального капитала, который я безвозмездно подарил ему, у него бы не вышло. Он учился здесь, у наших мастеров, каждый раз, когда приезжал погостить у меня. В одну из таких поездок притащил этот смешной самовар и закатывался смехом, наблюдая как я наливаю из него кипяток.

Господин Чжао удрученно покачал головой, подрагивая уголками губ. А я поднесла чашку чая, чтобы спрятать за ней свою улыбку. Действительно, старый китаец выглядел нелепо за традиционным русским столом, рядом с гордым и пузатым самоваром. На глаза невольно навернулись слезы. Папа-папа, ты продолжаешь меня удивлять, как же мне не хватает тебя. Чай мы допивали в тишине.

Позже старый мафиози позвал меня на прогулку в сад и там, взяв его под руку, я продолжала слушать его воспоминания об отце. Я видела, что он хранит их так же бережно как и я, перебирает их, словно драгоценные камни, наслаждается ими. А ведь я даже на похороны не позвала этого близкого для отца человека, потому что не знала. Не знала, кем он был для моего него.

— Твой отец был удивительным человеком, — в очередной раз с чувством сказал китаец, остановился, сорвал красивую цветущую ветку и вручил мне, — он был щедрым, надежным, верным другом. Жил в настоящем, смотрел в будущее, но утратил связь с прошлым. У него были враги. У успешных и богатых людей всегда есть враги, Виктория. Но был в его жизни человек, который ненавидел в нем все: его происхождение, талант, успех, его семью, его популярность, личность и характер. Ненавидел и завидовал. Решил уничтожить саму память о нем.

Я растерянно застыла, впечатленная переменой в разговоре.

— Почему вы раньше не говорили со мной об отце? Почему рассказываете об этом сейчас?

— Я наблюдал, — просто сказал господин Чжао, — оценивал, пытался понять насколько ты на него похожа. Я хотел тебе помочь, но моя помощь тебе была не нужна. Твой отец оставил тебе все, чем владел сам. А для душевной помощи у тебя был крестный и тебе совершенно не нужна была помощь старого незнакомого тебе китайского дяди. Ты показала свою силу духа, показала решимость идти вперед, но замерзла изнутри, о чем я очень сожалею, — он замолчал, но кинул на меня лукавый взгляд.

— А почему именно теперь решили рассказать мне все?

— Теперь у тебя появился мужчина, которого я могу принять в род, который став твоим мужем введет и тебя в него. Твой отец своим неповиновением и отказом жениться на правильной женщине когда-то, вывел из себя отца и отрекся от семьи. Глупец, никогда нельзя забывать о корнях. Поддержка рода — это могучая сила, способная отвести беду в нужный момент. Я предлагал ему войти в мою семью, но он отверг это приглашение, посчитав, что займет чужое место, ведь на тот момент еще был жив мой сын. Потом ты вышла замуж за Олега, и я посчитал, что время пришло, и твой отец даже был согласен. Если бы они не погибли, то через две недели ты бы познакомилась со мной менее официально, чем на подписании договора четыре года назад, — он поморщился, позволяя мне в очередной раз остановиться.

Я пыталась осознать, понять, осмыслить. И не могла… поданная китайцем информация не укладывалась в моей голове. Одно я знала точно: этот человек способен дать ответ на многие мои вопросы. А может даже и на все.

— Но с чего вы решили, что я вновь собираюсь выйти замуж? — выдохнула я.

— Брак, заключенный с помощью магии перед ликом богов смывает все магические печати и расторгает предыдущие клятвы, — с намеком произнес он.

— Ну и что? — я не понимала, не могла. Мыслей в голове было слишком много. Они толкались, пихались и отказывались выходить по очереди.

— Ты поймешь, — непреклонно произнес китаец отказываясь давать мне по этому поводу пояснения.

Выдохнув, кивнула, принимая правила его ответов. В груди росло какое-то непонятное предчувствие, которое мешало здраво мыслить итак ошарашенному мозгу.

— И да, я очень хочу познакомиться с правнучкой, — очередной лукавый взгляд и я опять поперхнулась, — просто жажду посмотреть на истинного оракула, — с предвкушением произнес он, выбивая из меня очередную порцию воздуха.

Да что же это такое? Куда девалось мое хваленое хладнокровие, почему последнее время оно мне отказывает.

— Ты просто оттаиваешь, — спокойно произнес господин Чжао, внимательно глядя на меня. — И это хорошо. Тебе вновь придется учиться чувствовать, постигать каково это. Разве это не здорово? Может не вовремя, но чувства вернуться, а ледяная магия останется уже навсегда. Чудесно, правда?

— Откуда вы знаете..?

— Оу, я не умею читать мысли, если ты об этом. Это просто опыт. Мне столько лет, что и помыслить страшно.

— Нет, — покачала я головой, с неудовольствием отмечая свой охрипший голос — от ужаса не иначе. — Я спрашиваю про дочь.

— Ах это, — покивал головой старик с крепким и нестарческим телом. А я с трудом удержалась от того, чтобы не потрясти его за шею, — я провидец. Вижу в водах будущее. Несколько размыто и недалеко, но все же вижу. Четко вижу прошлое, но редко смогу смотреть в настоящее других людей. Впрочем это и не важно. Главное, что я хочу услышать теперь твои ответы, ибо время не бесконечно и тебе надо торопиться.

— Куда? — растерянно спросила я.

— Ты потом поймешь. Не волнуйся, ты успеешь. А теперь скажи: ты согласна стать частью моей семьи? Принять покровительство моих предков?

— Но если вы намерены принять в род Александра, то почему вы задаете этот вопрос мне?

— Александр достойный муж, смелый и великий воин. Таким будет гордиться любой род, но в первую очередь мне важна ты и твоя дочь. В вас я чувствую то же духовное родство, которое связывало меня с Вячеславом.

Я чертыхнулась про себя в очередной раз за последние двадцать минут подумав о том, что как-то сильно быстро моя дочь обрастает новыми родственниками.

— Тогда почему вы не предложили мне это сразу, зачем так сложно — через мужа?

— Потому что после свадьбы жена переходит в род мужа, — терпеливо объяснил китаец прописную истину и, кажется, с трудом удержался от того, чтобы не отвесить мне подзатыльник крепкой рукой для улучшения соображалки.

— Вы сказали, что у моего отца был враг, — сумела вынуть из себя очередной вопрос. — Это он убил моих родителей и Олега?

— Это он организовал убийство твоих родных, — поправил меня старый китаец, но я отмахнулась — это всего лишь детали.

— Я могу узнать, кто это? — мой голос звучит холодно, но я чувствую как внутри меня раскручивается упругая пружина ярости и предвкушения. Я долго ждала, искала. Не верила, что это конкуренты, сомневалась… и выходит не напрасно.

Господин Чжао кидает на меня долгий, изучающий и не понятный мне взгляд, но все же кивает.

— Я лучше покажу тебе, — произносит он. — Перед тем, как ты меня покинешь.

— А вы говорили об этом отцу?

— Конечно говорил, — кивает китаец. — Но он мне не поверил. Не верил в то, что кто-то может ненавидеть его настолько, чтобы пожелать смерти не только ему, но и всей его семье. Клан Князевых перестал существовать год назад. Мне жаль тебе это говорить, но семьи, которую ты и не видела никогда, больше не существует.

— Неужели можно настолько ненавидеть? — пораженно выдохнула я. — Настолько, чтобы уничтожить целый клан?

— И даже настолько, чтобы уничтожить целый город, в котором жил ненавистный человек. Уничтожить его дочь и внучку, а затем погубить и дело всей его жизни. Предать забвению даже память о нем, — тихо произнес старик, глядя мне в глаза.

Мы в очередной раз замерли на дорожке. Он наверняка боролся с воспоминаниями, а я вновь ощутила это ноющее чувство беспокойства в груди, которое усиливалось, но понять, к чему оно относится, по-прежнему не могла.

— Послушай, Вика, — взяв меня за плечи, впервые он назвал меня так… лично, — тебя ждет еще много испытаний. Еще через многое предстоит пройти и шагнуть через себя. Я хочу, чтобы ты знала, что где-то, за много-много километров от тебя, есть человек, который в тебя верит, который знает, что тебе все по плечу.

— А так ли это? — тихо спросила я, опуская глаза и, чувствуя, как впервые я не стесняюсь своих слез перед посторонним человеком.

— Даже не сомневайся, — хмыкнул господин Чжао, отпуская мои плечи и окидывая меня проницательным взглядом. — Ты истинная дочь своего отца: хитрая, добрая, умная. Но ты жестче, чем он, еще упрямее. Как ни странно это признавать, ты сильнее, жизнь закалила тебя и создала практически совершенное оружие. Совершеннее только твой будущий супруг.

— Вы так уверены, что я все же выйду замуж? — хмыкнула я стирая влагу-предательницу со своих щек.

— Абсолютно, — уверенно заявил китаец. — Однажды тебе придется открыть свои чувства, пройти через посланные испытания, доказать, что ты достойна этой любви, главное не отступи. Впрочем, — он довольно ухмыльнулся, — отступить тебе не позволит моя правнучка.

А я закатила глаза, не готовая слушать дифирамбы моей дочери еще и от этого человека. Мы вновь пошли по дорожке, углубляясь в сад, пока не дошли до каменной чаши, которая размерами напоминала детский надувной бассейн. Снизу чашу обвивал огромный дракон, который являлся одновременно опорой для нее.

Мы вплотную подошли к необычной чаше, как меня вновь ударило в грудь чувство неотвратимой беды. Оно было настолько сильным, что я невольно оперлась о край чаши.

— Похоже времени еще меньше, — послышался взволнованный голос китайца.

— Что происходит? — выдохнула я, чувствуя как мои внутренности скручивает в непонятной тревоге. Появилось желание куда-то бежать. Защищать?… Я широко открываю глаза, пронзенная внезапным пониманием — дома беда. Руки задрожали.

— Успокойся, — хладнокровно сказал старик, — время еще есть. Посмотришь в чашу, я открою тебе лицо твоего врага и помогу быстро добраться домой. Ветер как раз поможет.

Он окунул в серебристо поблескивающую воду пальцы и вывел там какой-то иероглиф. Широко раскрыв глаза я смотрела на лицо, что отобразилось в чаше.

— Не может быть, — выдохнула я, чувствуя как изумление разливается по венам и сменяется звенящей яростью.

— Может, — оборвал мои стенания господин Чжао. — А теперь вот, — он протянул мне пузырек с жидкостью, которая вспыхивала всеми цветами радуги.

— Это то о чем я думаю? — я недоверчиво прикоснулась пальцем к пузырьку.

— Да это оно.

— Невероятно, — я осторожно взяла пузырек.

Посмотрела на господина Чжао, который ободряюще мне кивнул, и низко поклонилась.

— Да пей уже, — ворчливо произнес он, и, всего на миг, в его темных глазах сверкнули слезы. Именно они толкнули мое тело вперед и заставили обнять старого и вредного китайца, чтобы жарко прошептать горячее «спасибо». Кажется, я скоро буду дома.


Глава 14

Утро началось отвратительно. Так же отвратительно прошла ночь, половину которой я крутился на кровати, сбивая в ногах одеяло и простынь. За ночь белый потолок был изучен мной до последней трещинки, которую я к слову так и не обнаружил. И это совершенство бесило еще больше, всячески напоминая своим белоснежным цветом о снежной королеве, чей снег имеет туже искристую абсолютно белую окраску. Да, не мог заснуть. Ее запах был повсюду, заползал в ноздри и щекотал обоняние, рождая в памяти томные картины предыдущих ночей. Уснул только под утро, вором проскользнув в комнату дочери, под ее милое причмокивание.

Ну собственно утром она меня и разбудила, запрыгивая на мое пузо и выбивая из меня дыхание. Я никогда не был жирдяем, у меня все в полном порядке с теми самыми кубиками, которыми так восторгается женский пол. Но сегодня подумалось, что надо бы пресс подкачать. Следом за дочкой на многострадальную гудящую от недосыпа голову опустилась подушка.

— Лилия, — взвыл я, не заботясь о том, что подумают слуги и охрана, услышав этот жалобный вопль раненого бизона в…глянул на часы… в семь утра и десять минут. Жесть.

— Между прочим, сегодня выходной, — жалобно простонал я, вновь накрывая лицо той самой подушкой, которую так опрометчиво скинул на пол.

— Папа, много спать вредно.

Нравоучительный голос в который раз вызвал улыбку.

— А мало спать еще вреднее, — ну да, я тот еще ворчун, если не высыпаюсь.

Пересилив себя, перехватил дочь под подмышки и поднялся одним рывком. Закинув ее на плечо, утащил в ванную умываться и чистить зубы. Потом готовили завтрак и смотрели мультики, пока я перебирал свои бумажки. Когда мультики закончились, между мной и столом втиснулась вредная мордашка и отвлекла от дела.

— Паап, а пойдем, я покажу тебе, как катаюсь на Бобике, — и улыбка такая проказливая-проказливая. Шкода мелкая, а не дочь, точно говорю.

— Ну пойдем, — со вздохом отодвигаю бухгалтерию и прочую лабуду, включая письменный опрос у четвертого курса.

Дочь настоящая наездница — так лихо у нее получается скакать на собаке. Сама псина тоже внушает уважение — здоровущий черный ньюфаундленд, с клыками длиной с мой палец и добрыми-предобрыми глазами. Под этим взглядом закопаться хочется. И кто интересно додумался назвать этого здоровенного медведя Бобиком? Хотя чего я спрашиваю? Хорошо хоть не Пушком или Дружком. По мне так больше всего ему подошла бы кличка Таран, больно уж целеустремленный. Мою, не ожидающую подвоха тушку, он уронил моментально и упершись огромными лапами мне в грудь дружелюбно оскалился. Не напал только потому, что дочь нежно приобняла эту здоровенную тварь за шею и попыталась стащить с меня, вполголоса говоря ему о том, что я хороший. Ладно будем считать, что знакомство состоялось.

Через два часа я поменял мнение и понял, что пса нужно назвать Герой и вручить медаль как минимум. Два часа Бобик безропотно возил на себе маленькую нахалку, бегал за палкой и выполнял ее команды. По прошествии этого часа, на героического пса я посматривал с уважением и возросшим сочувствием. И, о горе мне, даже проникся к нему некой мужской солидарностью и возмущением к женской тирании.

— Лилька, а давай я тебя отвезу на настоящей лошадке покататься.

Глаза дочери вспыхнули неподдельным интересом, вперемешку с восторгом. Она часто-часто закивала головой в знак согласия и слезла наконец со спины чуть живого пса, в глазах которого я прочитал жаркую благодарность к своему спасителю. Приятно. Девочка что-то прошептала на ухо собаке и пес покорно поковылял за угол дома. Кажется, именно в той стороне находилась мастерская Виктории. Проводил его задумчивым взглядом и в очередной раз подумал о том, что же все-таки видела дочь. Все утро, она то и дело срывалась с места, чтобы закрыть очередную дверь или убрать какие-то мешочки в полку под ключ. Терпеливо собирала с пола игрушки и убирала обувь наверх. Что-то весьма и весьма неприятное надвигалось на наш дом. Это практически кожей чувствовалась, заставляя время от времени зябко передергивать плечами.

В выходные повар не приходил, но на сегодня у него был готов красный борщ и жареные котлеты. Так что пока закипал чайник, мы быстро навернули по тарелке борща со сметаной. Старался не наедаться и дочь предупредил. На полный желудок мало приятного трястись в седле. Надеюсь Виктория не убьет меня, если узнает, что дочь пропускает тихий час.

Катание на лошадках заняло еще часа три. Дочь пищала от восторга распугивая не только взрослых лошадей, но и морально устойчивых пони. За допуск в конный клуб «Пегас» с ребенком, с меня содрали маленькое состояние. Впрочем, этим гадам палец в рот не клади, обдерут как липку. А я, доставая бумажник, в очередной раз порадовался, что мои доходы не исчисляются только зарплатой преподавателя, а то пришлось бы быть альфонсом при богатой дамочке. Во всяком случае в нашем обществе именно так бы про меня и сказали бы, а зачем нам такие слухи?

После конной прогулки даже дочь поутихла. Видать вымоталась бедолага.

— Еще только шесть часов вечера, может в цирк сходим, — предложил я девочке, которая смотрела на мелькающие за окном деревья вдоль дороги.

— Нет, — помотала головой девочка, бросив короткий взгляд на часы. — Тебе нужно отдохнуть.

— Лилия, — проникновенно сказал я, — если бы я знал, с чем мне предстоит бороться, я был более подготовлен, понимаешь?

— Я не могу говорить, — вновь сказала она заметно напрягаясь. — Если я скажу, то ты не поступишь так как должен, и будущее может измениться.

В таком ключе я никогда не думал, а девочка в очередной раз удивила. Вновь вздыхаю, раздумывая как же тяжело будет подобрать малышке себе пару. Мало того, что видеть будет всех насквозь, так еще и ум острый как бритва усложнит ее личную жизнь. Легкие связи, ни к чему не обязывающие встречи, вот что ждет ее в будущем. Только я все равно надеюсь, что свою любовь девочка обязательно встретит. Уж с такими способностями, сложно ее проворонить.

Как интересно там моя королева снежная. Телефон весь день молчит, что заметно напрягает, неужели ей не интересно?

— Мама просто доверяет, — мягкий голос дочери журчащим ручейком вливается в мои мысли, принося с собой долгожданное успокоение, — раньше никакие дела не мешали ей звонить няне через каждый час. А тебе она верит.

Успокоив меня таким образом вновь отворачивается к окну, напряженно о чем-то размышляя. А за моей спиной раскрываются невидимые крылья воодушевления и счастья. Доверие — ведь это очень важно, верно? А доверяю ли я сам Виктории? Безусловно. Вот и сейчас, стоит на миг представить ее в объятьях это сухощавого Альберта, появляется дикое желание выбить ему зубы, но ни капли злости и ненависти в сторону Виктории, потому что она не такая. Не могу объяснить, но чувствую это всеми фибрами своей насквозь одемоненной души.

Сразу по приезду домой дочь потребовала, чтобы я отпустил охранников. На мой очередной недовольный взгляд, она лишь многозначительно подняла бровь.

— Это их работа, — попытался объяснить я.

— Они погибнут бесполезно и ужасно, без шанса на перерождение, — ее голос был полон сожаления.

Попытался их отправить по домам. Ну и разумеется меня очень культурно послали, напомнив о том, что у господ из охраны, работа такая рисковать своими тушками. С мнением охраны, я был полностью согласен, но и бесполезную смерть я не одобрял. Пришлось пойти на преступление и применить к людям сои ментальные способности, лишив их сознания на сутки.

— Ну и куда девать доблестных вояк? — выразительно поднял я брови, разглядывая пятнадцать живописно разбросанных по мерзлой земле тел.

Дочь нахмурилась, что-то сосредоточенно обдумывая и просчитывая.

— Надо в мамину мастерскую, — наконец, с тяжким вздохом сказала она и потерла свою пятую точку, словно по ней уже прошлась карающая длань.

— А почему туда? — уточнил я.

— Там самая сильная защита. Да и Бобик будет вход охранять.

— Так может и тебя там оставить?

— Нет, — она не хитрит, я вижу, что над этим она действительно много думала. — Ради простой охраны ломать строение не станут, а вот ради меня полезут.

Ее зеленые глаза на миг полыхнули злыми искрами и хотя она опустила голову, я все равно их заметил.

— И куда же мы тебя спрячем? — растерянно спросил я.

С ума сойти можно. Сказал бы мне кто, что я буду на полном серьезе советоваться с четырехлетней пигалицей в вопросах безопасности, пальцем бы у виска покрутил. Но вот по какой-то иронии судьбы, не иначе, этой пигалице известно гораздо больше моего. Задумчиво осмотрев тонкую детскую фигурку, по самый нос закутанную в теплую одежду пришел к выводу, что малышку надо учить и на мечах махаться и боевые искусства преподавать. Со своей способностью видеть будущее, она может стать действительно непобедимым воином.

— Никуда, — она улыбнулась. — До маминого возвращения с тобой безопаснее.

Я выдохнул, подхватывая первую из жертв моих ментальных чар подмышки и утаскивая в направлении мастерской. И почему я не применил к ним способности поближе к месту назначения, а еще лучше прямо у порога? Теперь вот таскай их туда. Как-то не так я представлял себе отдых в ожидании нападения.

К тому моменту как дверь мастерской окончательно на сегодня закрылась, я упарился так, что пришлось снять даже свитер. Вот так в одной тонкой рубашке и опустился на крыльцо мастерской, опираясь спиной на могучее плечо Бобика. Эта скотина с нескрываемым ехидством на черной морде наблюдала за моей непосильной работой по спасению нашей охраны. Только после пятого тела вредная псина, закатив глаза, отправилась мне помогать.

С некоторым даже удовольствием подумал о том, что люди которых Бобик тащил по земле за рукава или брюки, теперь грязнее свинок в хлеву. Мелкая и недостойная меня месть, но надо было сваливать пока давали.

Пес шумно выдохнул мне в ухо, обдавая его теплом.

— Ну что, Бобик, — его имя я тянул с иронией, отчего умные собачьи глаза угрожающе щурились, — готов к битве за наш дом и мелкую вредину?

— А чего это я вредина? — послышался обиженный голосок дочки. Она подошла и нагло вклинилась между нашими тушками, бессовестно греясь.

Думаю наши морды сейчас были абсолютно солидарно невинны. В этот момент между псом и демоном царило полное мужское взаимопонимание.

— Да ладно тебе, — легонько я пихнул плечом насупленную девчушку. — Мы тебя и такую любим. Правда, Бобик?

Бобик тяжело вздохнул, но согласно опустил неподъемную башку на плечо девочки. Так мы и посидели некоторое время в тишине, наслаждаясь ничегонеделанием. Со вздохом достал телефон и посмотрел на дисплей. Девятый час однако.

— Долго еще? — спросил я у дочери, понимая, что ожидание меня попросту измотает.

— Уже скоро, — вздохнула она положив голову мне на плечо. — Скоро.

Они появились минут через двадцать, когда мы почти подошли к входным дверям дома. Хлынули сплошной волной заполняя пространство двора и замерли, сверля нас внимательными взглядами. А в стороне довольно улыбаясь стояла няня, которая и впустила их открыв ворота.

— Приятно было познакомится, Александр Станиславович, — сверкая безумной улыбкой, прокричала она. — Надеюсь, ваша смерть легкой не будет.

— Вы думаете, что вам это сойдет с рук, Мария? — я прищурился, в отличии от няни не повышая голоса, чтобы не спровоцировать атаку. Замер, приобнимая дочь за плечи и прижимая ее к себе спиной.

— Я не надеюсь, я знаю, — расхохоталась безумица. — Прощайте, скоро дойдет очередь и до наглой выскочки, — пообещала она и выскользнула за ворота.

Найду, прибью тварь.


Глава 15

Мерзкая тварь скрылась за воротами и на миг повисла напряженная тишина, а затем вожак стаи поднял голову. Глухой ликующий вопль расплескался вокруг, он звал, приказывал и заставлял трепетать сердца смертных, сжиматься их в ужасе и покрываться липким потом. Вся стая адских псов в едином порыве бросилась на нас. Еще никогда я так быстро не взывал к своей сути.

Десяток метров вверх в были преодолены меньше чем за секунду. Крылья от быстрой трансформации ломило и кажется на левом кость сформировалась не совсем правильно, отчего меня то и дело клонило на сторону.

— Вот же ж…,- заставил себя проглотить ругательства, которые просто рвались с губ.

Перевел взгляд на дочь, которая сжалась в комок у меня на руках и снова мысленно выругался. Сосредоточился и обратился демоном полностью, едва не спикировав на землю. Выровнял свой полет и, открыв пасть, издал низкий горловой рык, заклиная адских созданий подчиниться высшему. Лишь на один короткий миг инстинкты, данные тварям от рождения, заставили их сбиться с цели, но затем в красных глазах сверкнула адово пламя, и вой ярости прокатился по округе, а меня едва не оглушило ментальным ударом, в котором было мало цензурного. Замечательно, чудесно просто…

— И что мы будем делать, голуба моя? — мрачно спросил я у дочери, которая не выказывая и малейшего страха, с интересом наблюдала за творившимся внизу беспределом. — Какой план у тебя был, цветочек? Ты хоть понимаешь, что витамин «Р» ты все же заслужила?

— Ждать маму, — улыбнулась девочка.

Я закатил глаза. Захотелось отшлепать маленькую вредину вот прямо сейчас. Меня буквально колотило от ужаса и страха за девочку. Ждать маму… подумать только. И что будет, когда появится мама? Еще и за нее от ужаса липким потом покрываться?

— Передашь меня на руки маме — она защитит, а сам пойдешь отрывать хвосты.

— О Господи, — простонал я, чувствуя как в мозг злобные твари в очередной раз вогнали раскаленную спицу ментального удара. — Ребенок, неужели не было варианта получше? Да за то время, что мы на лошадках катались можно было весь двор заминировать.

— Не было, — отрезает она и обиженно отворачивается.

Твари внизу садятся полукругом и начинают бесконечно и по очереди сверлить мне мозги, заставляя сбиваться с размеренного ритма. Часть стаи уходит обследовать территорию особняка, а я мысленно радуюсь тому, что охрану все же спрятал и чувствую невольное беспокойство за Бобика. Он конечно мужик и просто зверь, но е-мае это же адские псы, которые состоят из одних мышц и шипов.

Сдерживать ментальную атаку все труднее. Щиты падают один за одним. Пользуясь тем, что дочь не вертится и не пытается мне помешать, закрываю глаза и вытягиваю часть своей сущности, существенно ослабляя свой магический потенциал, но возводя ментальный щит алмазной крепости.

— Фух, — расслабленно вздыхаю, вновь выравнивая полет и чувствуя облегчение от того, что мозг перестал страдать от прямых ударов. Где-то на периферии за щитом я слышал возню, но теперь она доставляла лишь легкий дискомфорт.

— Готовься, — дернула меня за волосы дочь, — сейчас начнется…

— Что начнется? — я говорил шепотом почему-то глядя как замерли псы. — Какое счастье, что они не летают…,- вырвалось у меня.

— Я бы не была так уверена, — пробормотала дочь и сильнее сжалась в моих руках, старательно пытаясь занять как можно меньше места.

И тут это случилось. Одна из тварей прыгнула на добрый десяток метров вверх. Одновременно с ней прыгнула другая, чтобы в наивысшей точке прыжка приземлиться на ее спину и вновь оттолкнуться, взмывая еще выше. Хорошо, что я дернулся, когда увидел разявленную пасть и горящие ненавистью глаза. Тварь вскользь мазнула лапой по моим ботинкам и полетела вниз мягко спружинив лапами об землю.

— Это че за хрень? — сиплым голосом прошипел я. — Настоящие адские псы тупы как пробки и уж точно не способны на такую акробатику. Да и высшим демонам подчиняются беспрекословно.

— А они не настоящие, — голос дочери, по-прежнему, звучал умиротворенно. Невидящим взглядом она смотрела в ночное небо. — Уворачивайся, — закричала она.

Послушался даже не успев сориентироваться. Просто тупо шарахнулся назад, а перед самым носом пролетел огненный шар размером с яблоко. Уклонился от еще одного шара слева и снизу. Бля…

— Приготовь щит, — вновь предупреждает дочь.

— Ну знаешь ли, дорогая, мои ресурсы не бесконечны. Держать щит в мозгах, тебя — на руках, уклоняться от огненных шариков и плети еще один щит- это слишком даже для меня.

— А еще они прицельно плюются кислотой, — добавила дочь.

И вот сразу как-то простимулировала, заткнув мое желание материться и ныть.

— А почему мы просто не можем улететь куда-нибудь к звездам, чтобы они меньше блох стали?

Не, ну вот это действительно интересно, почему я тут клоуна изображаю, если силы не равны.

— Потому что тогда они пойдут гулять в город. Пока их держит приказ, а потом жажда новых душ возьмет верх.

— Вот за что я тебя люблю, так это за то что ты умеешь подбирать слова так, что сразу становиться понятно, что твой собеседник абсолютный дебил, а ты просто лапочка.

— Что? — она повернула ко мне растерянное лицо, а я смачно выругался про себя в очередной раз напоминая себе, что это всего лишь четырехлетний ребенок.

— Ничего детка, не бойся, мы выкарабкаемся.

— Я не боюсь, — легко улыбнулась девочка и повернула голову вновь глядя куда-то на восток. — Мама уже почти здесь.

Сфера наконец встала вокруг нас, бросая по ночному двору отблески от многочисленных фонарей и я тоже посмотрел туда куда так вглядывалась дочь. Но мало что увидел, лишь где-то на горизонте пару раз полыхнуло будто гроза, но мне точно было не до того. Наша защита пускала зайчиков (не знаю уж как этих зайчиков обозвать — фонарными, что ли?) прямо в глаза собачкам и точно могу сказать, что им это не особо понравилось послышался треск стекла и первый из ночных светильников пал жертвой собачки и ее маленького огненного шарика. Ну и в общем пошла потеха. Минут через пять весь двор погрузился в темноту.

Пришлось перестраивать зрение на магическое. Нет, как бы априори считается, что демоны хорошо видят в темноте, но я вам точно могу сказать, что это хорошо ограничивается определенным радиусом, а дальше начинаются те же проблемы с атакой наугад. А так, я хотя бы ауры вижу. И вот тут меня ждало новое потрясение. Я узнал этот отпечаток на аурах тварей. О да, я знал его. Слишком долго я чистил свою ауру от подобного подарочка, так что я помню.

Дочь была права. Псы не настоящие, а выведенные искусственно. Лабораторный опыт одной чокнутой мрази, которая возомнила себя богом. Ну ничего, с ним я еще поквитаюсь, дайте только шанс. Сейчас же намного важнее защитить дочь.

Атаки адских псов стали разнообразнее. На кончиках их хвостов по-прежнему концентрировалась энергия преобразуясь в огненные мячики, а из пастей стали вылетать зеленые плевки, которые составляли каверны в пожелтевшем и подсохшем газоне. Я старался не взлетать слишком уж высоко, чтобы поддерживать в них интерес, но даже так, ощущая себя в безопасности под сферой, которая защитит от любой материальной гадости чувствовал как сердце сжимается от ужаса.

Они не уйдут с рассветом. Не нечисть же в самом деле. Они никуда не торопятся и просто ждут. Ждут, когда силы меня покинут, магия иссякнет и мы готовые попадем им прямо в пасть. И с каждым мигом нарисованная воображением картина становилась все реальнее. Ментальный щит жрал слишком много энергии, да и крыльями я просто не смогу махать вечно. Они и так уже ноют. Мышцы спины подбираются к опасному пределу. Дочь конечно легонькая, но все же не пушинка.

Мои мысли прервало завывание ветра и внезапно наступивший холод. Сердце забилось чаще и я оглядел двор, но Виктории не увидел. На внешне стороне купола оседали снежинки, тая и скатываясь вниз маленькими ручейками. Как за стеклом…

— А вот и мама, — дочь улыбнулась светлой улыбкой.

Спросить где, я не успел. Небо над нами внезапно очистилось от туч, залив бледным лунным светом место побоища. А затем… вспыхнули огни северного сияния. Оно разгоралось медленно, неуверенно, но чем ярче становилось, тем сильнее холодало вокруг. Трава покрылась искрами инея, вспыхивавшего бриллиантами в неверном сиянии луны. Удивились все, даже адские псы, которые плюхнулись на свои поджарые задницы, задрав морды к ночному светилу и редкому явлению. И такая тишина настала… ага, не хватает слов: «и только мертвые вдоль дороги с косами стоят… и тишина». Которая, в общем оказалась не вечной. Завывание ветра взялось словно из ниоткуда, а еще удивительнее оказалось появление вьюги, которая рассыпала натуральные сугробы искристо белого снега и бесновалась между застывшими и ничего непонимающими псами. И это, при абсолютно чистом небе, северном сиянии и в полном нашем молчании. И наконец, вьюга опала и на месте застыла моя королева. Снежная королева. С лицом полным равнодушного величия и яростью в глазах.

А собаки растерялись. В этот момент я так явно ощутил эту их растерянность, что едва не спикировал вниз. Виктория подняла руки на уровень груди, и с ее раскрытых ладоней ударили синие лучи морозного заклинания, которое бесполезно расплескалась по мордам тварей.

— Они имунны к магии льда и огня, — любезно пояснил я, планируя вниз под яростный взрык очнувшегося от растерянности вожака.

— Да ты что, — огрызнулась она, резко приседая на корточки и пропуская над собой распластавшееся в прыжке тело.

Опустила руки на землю и от ее ладоней побежала ширясь широкая дорога изо льда на глазах обрастая ледяными кольями, которые вспаривали животы и ломали конечности адским псам. Но увы, вряд ли такая мелочь могла их уничтожить.

Вздохнув вернулся на прежнюю высоту и обновил сферу. Из магии воздуха сплел лассо и выдернул разгоряченную почти жену из схватки, приоткрывая сферу и надежно запирая обратно. Одной рукой приобнял свою драгоценную королеву за талию, с трудом удерживаясь от желания немного пошалить этой самой рукой чуть больше. И едва не сплюнул, подумав о том, что я просто помешанный извращенец.

— Ты что делаешь? — зашипела Виктория мне в лицо, тяжело дыша.

— Милая, дай и мне развлечься, — мягко попросил я, отлично понимая, что если буду говорить о ее защите, то получу в лоб. — Я тут пока сидел с дочкой извелся от желания почесать кулаки и помахать мечом. Так что дай мне, как мальчику, поиграть в МОИ игрушки.

— Ладно уж, — она растерянно кивает, не ожидая от меня такого накала чувств.

— Поцелуешь на удачу? — довольная улыбка заползает на мое лицо, и я на всякий случай втягиваю клыки. Ну а вдруг все же поцелует?

Мягкие губы прижимаются ко мне, даря то самое ощущение полета души, воодушевления, вдохновения и бешеного драйва. Дикий и невероятный коктейль, сводящая с ума смесь эмоций, будоражащая кровь.

Под моим взглядом она обращается к стихии воздуха, придавая той материальную форму в виде облака. Усаживаю дочь в пушистое великолепие, которое предусмотрительно Виктория снабдила подогревом. Вот что значит женщина — все продумала, а мы тут мерзли. Под взглядами двух небожительниц, которые не постеснялись прямо при мне ударить по рукам, с абсолютно глупой улыбкой и ощущением безграничного счастья, спрыгиваю вниз, к моим милым песикам.

Три часа. Это были очень долгих три часа. Эликсир, который мне пожертвовал господин Чжао на шесть часов дает абсолютную власть над основной стихией. Уровень бога, возможность стать самой стихией. И я стала. Это ужасно вот так раствориться в ней, впустить в себя, рассыпаться на миллионы мелких снежинок и мчаться вместе с ветром, пытаясь не поддаться ощущению абсолютной свободы. Лишь привязанность к дочери помогла мне сохранить рассудок и не забыть о том, что я все же человек. Но вымоталась я знатно. Все же это несопоставимо: человеческое сознание и пьянящее буйство стихии, у которой этого самого сознания нет. Вот так. Разум есть, а сознания нет.

Сказать, что я была в ярости увидев разруху, которую учинили здесь эти демоны, значит промолчать. И все же я взяла себя в руки и позволила Александру окунуться в танец боя. Это было красиво, что и говорить. Глядя на то как он орудует мечом и магическим щитом, я сейчас отлично поняла, что он меня, просто-напросто, в тот раз пощадил. Да, он скинул пар, разогрел мышцы, но не сражался в полную силу. И сейчас я смотрела на его движения, которые смазывались от запредельной скорости и не могла насмотреться. Он сражался, как дышал. И наверное, я все же была критична к нему. Он достоин звания легенды. Его удары чередовались огненными кольцами, я видела магические пси-удары, которые он щедро, словно пинки, отвешивал наглым собакам. Но противников слишком много. И в какой-то момент мне показалось, что волна тяжелых звериных полуразумных тел сейчас погребет его под собой. Но он вывернулся, откатился в сторону, полоснул по руке мечом и хрипло прошипел какие-то слова на незнакомом языке.

Твари, обезумев от запаха крови, перестали себя контролировать и больше всего походили на больных бешенством и подлежащих отстрелу животных. С раскрытых пастей на промерзлую землю падали клочья пены, ноздри жадно втягивали аромат открытой раны, отчего бока с проступающими ребрами вздымались и вновь опадали в частом ритме, а глаза утратили даже намек на разум. В едином желании добраться до вожделенной влаги, стая медленно окружила моего мужчину. Выдохнув ругательство, я готова была спуститься и помочь, но на мое плечо опустилась невесомая рука дочери, которая отрицательно покачала головой.

Александр, застывший в кругу хищников тоже выглядел подозрительно спокойным. Кольцо медленно сжималось — твари осторожничали, не желая оставлять жертве даже малейший шанс на спасение. И вдруг замерли, словно одновременно напоролись на невидимую стену. Казалось воздух перед Александром колыхнулся, будто марево от раскаленного на солнце асфальта. А затем раздался скрежет, как когтями по стеклу провели. И там, где ранее колыхалось марево, появилась багряная и широкая щель, которая все с тем же противным звуком медленно ширилась. И псы отпрянули, подвывая в ужасе.

Щель в очередной раз дернулась, расширяясь до размеров проема. А затем послышался вой-стон, расплескался, взвился вверх волчьей песней и показался первый гость из другого мира. Он был огромный, ростом с Александра, наверное. Такой же багряный, как проход, вожак. То, что он вожак, у меня не было даже сомнений, слишком величавой была поступь, слишком горделивой была посадка огромной головы. Его свита, его стая, которая была помельче, шла за ним следом. От невероятной красоты адовых созданий перехватывало дыхание. Воздух вокруг них дрожал, а каждый шаг вырывал у обожженной моим холодом травы облако пара. Потрясающее зрелище. Мы с дочерью почти свесились с облака вниз, стремясь не пропустить ни единого мига их появления.

Все произошло очень быстро. Вот волки на миг застыли, словно давая противнику оценить свою силу и красоту, а затем кровавыми молниями метнулись на встречу врагам, безжалостно вспаривая длиннющими клыками их глотки. Рычание и скулеж раздавались перед домом, разливаясь по округе, шерсть летела во все стороны. Им понадобилось минут двадцать, чтобы перебить оставшихся пятнадцать псов.


ГЛАВА 16

После боя перед домом воцарилась тишина, в которую все настороженно вслушивались. Ну а как пропустили кого? Потом вожак и Александр мерились взглядами и явно не знали, в каком ключе начать разговор. Я, если честно, смысла в их гляделках не видела никакого, но в воздухе отчетливо воцарилось какое-то странное напряжение. Которое как всегда прервалось самым неожиданном образом. Просто с криком: «Волчик!», с облака спикировала прямо на спину вожаку мелкая козявка и начала тискать за шею ошалевшего волчика, который от ее вопля и последующего приземления, подскочил на месте.

Сказать, что все замерли, значит ничего не сказать. У меня на мгновение даже сердце остановилось. Вожак, осмотрев наши потрясенные лица, неожиданно весело фыркнул и вразвалочку повез маленькую непоседу вокруг дома. Я испустила облегченный вздох, услышав эхом такой же от Алекса.

Теперь остается только прибраться на моей территории. Я окинула печальным взглядом растерзанные тушки адских тварей, залитый их черной кровью газон и страдальческий стон сам собой сорвался с моих губ. Особенно страдальческим он стал, когда я увидела, что моя клумба полная осенних цветов уничтожена, как и редкие сорта кустовых роз и даже виноградные лозы вместе с ажурной беседкой. Могла бы — еще раз убила бы!

— Я все уберу, — поспешно сказал Александр, увидев мой взгляд полный страдальческой ненависти к окружающим.

— Очень на это надеюсь, — постаралась я сказать спокойно, но его все равно передернуло от моего тона.

— Ты не нервничай, — заискивающе попросил он, — сходи, что ли кофе нам свари, успокойся, посиди попей. А как выпьешь, тел тут уже не будет.

— Они же вроде имунны к магии огня, — хмыкнула я скрестив руки на груди.

— При жизни были, а теперь вряд ли, — растерянно ответил он и для пробы пальнул огненным шаром в ближайшую тушку.

К нашей взаимной радости она мгновенно вспыхнула, оставляя кучку пепла на изуродованном газоне. Блин, вандалы просто. Я столько сил в свое время вложила в эту территорию. Даже в качестве терапии сама клумбы вскапывала и засаживала астрами и бархатцами. Не дай бог, этот невыносимый мужчина не восстановит все как было, со свету сживу, ей-ей. Так, надо бы и впрямь выпить кофе и успокоится. А еще нужно стащить дочь с ее багровой лошадки и уложить спать. Давно пора.

Уныло оглядываю предоставленный фронт работ и непроизвольно морщусь. Нет, спалить тушки адских псов — дело пяти минут, тут даже мои волки помогут. А вот воссоздать все как было в первоначальном виде… это подвиг. Но на что не пойдешь ради любимой женщины. Кстати, вызывая волков я очень сильно рисковал. Могли и не стать они моими союзниками.

Демон, чья сущность стала частью моей души, был их сюзереном. Волки вполне разумны, в отличие от адских псов и сильны. Они мало кому подчиняются, признавая не только силу, сколько, скажем так, адекватность того, кого готовы увидеть в своих покровителях. Когда-то они принесли клятву чистокровному демону, который теперь слился с человеческой душой. Так что я действительно рисковал. Могли и не признать. Но слава Богу, Аурвиэна, похоже, изменения только порадовали, и он все же признал меня. Старший волк вообще на редкость интересная и хитрая личность, очень и очень долгое время он уже занимает пост вожака одной из самых крупных стай. Багряная стая, не только самая многочисленная, но и самая дисциплинированная, что ли.

Вообще, моя память последнее время ведет себя странно. Человеческие воспоминания до единения с демоном становятся все более блеклыми и опускаются куда-то на дно. Зато все чаще снится выжженная долина с огненными реками и фиолетовым небом над головой, где звезды сияют намного ярче, чем на Земле. Мрачный замок вплавленный в скалу, мерцающий едва уловимыми бликами при свете ночного светила. Вечная ночь и яркие огни никогда не спящего города демонов. Многое вспоминается. И эти воспоминания намного ярче, полнее и ближе, чем человеческие. Остается задуматься, а осталось ли во мне хоть что-то человеческое или меня все же поглотила демоническая сущность.

Не знаю. Сильных изменений я в себе не чувствовал. Да стал жестче, стал намного сильнее, не только в плане физической силы, но и магической. А уж скорость теперь могу развивать просто запредельную. А еще если верить воспоминаниям, то теперь я вполне могу шастать по иным мирам. Да и за изнанку надо бы заглянуть. Меня там целый город, который остался без правителя ждет. И еще, кажется, там у меня родитель есть?!

Вот уж сюрприз, правда что с ним делать непонятно. Пока предавался своим размышлениям, газон был снова очищен, правда выжженные каверны и пятна смотрелись совсем уныло. Аурвиэн, ехидно скаля клыки, наблюдал за недостойным моей персоны занятием и, как мне кажется, внутренне покатывался от смеха. Ну еще бы: меня — злобного демона, правителя ночной Ланиар, рабовладельца и сюзерена заставляет выполнять работу слуг человеческая женщина. Смешно, ага, обхохочешься.

— Побрею, — процедил я сквозь зубы.

И здоровенный волк не выдержал, зафыркал сквозь клыки, срываясь на рычание. Это он так смеется, если кто не понял.

«Объединение с человеком пошло тебе на пользу, Даархашт, раньше твои угрозы были менее разнообразны. Ты мог только пытать и казнить. Да и чувства юмора не было. Мне нравится твоя новая личность»

— Иди к… папе, — почти нежно пожелал я.

Волк вновь захохотал.

«И женщина мне эта нравится, как и маленькая девочка. Вот только им не место в Ланиар, а тебе однажды придется вернуться. Ты помнишь об этом? Терпение твоего отца не безгранично, и он ищет тебя. Ему плевать, что твое сердце хочет быть здесь. Он найдет и вернет тебя, а если нужно будет, то и причину, что тебя здесь держит устранит. Так что будь осторожен и храни своих женщин.»

— Что-то я не припоминаю, чтобы назначал тебя своим советником, — болезненно поморщился я, стараясь скрыть страх неожиданной волной скользнувший по спине. — Я сейчас чувствую себя больше человеком, чем демоном.

Признание далось легко. Может быть потому что я сам сейчас не понимаю, кто я есть, может быть, потому что я сказал правду. Ведь действительно, я ощущаю себя человеком со способностью превращаться в демона, а не демоном, который, приняв облик человека, развлекается на Земле.

«Это ненадолго, — елейно протянул волк в моей голове, — вот как найдет тебя старший демон, так сразу и вспомнишь о том, кто ты есть».

— Я только надеюсь, что найдет он меня не через тебя или твоих волков, — я присел напротив огромной багровой туши прямо на землю. Мой собеседник, что бы было удобнее разговаривать тоже опустил голову на лапы.

«Ты мог бы и не спрашивать, — фыркнул Аурвиэн, — по-моему, я еще не давал повода сомневаться во мне. Ладно, это все лирика. Ты меня по другому вопросу просвети. Как это так получается, что адские псы стали игнорировать приказы высших и даже осмеливаются на них нападать?».

— Ну я же сейчас человек, — тяну я с ответом, забавляясь насупленной морде огромного разумного зверя.

«Ты мне хвост кисточкой не делай, — мысленно рявкает Аурвиэн. — Давай выкладывай, во что вляпался».

— Слушай, ты как-то много себе позволяешь, — прищурился я. — Не забывайся с кем говоришь, волк. До такого панибратства в наших отношениях мы вряд ли дойдем, чтобы я давал тебе объяснения и отчитывался перед тобой, словно несмышленых с непрорезавшимися клыками.

«Хм, — Аурвиэн окидывает меня веселым взглядом, — вот видишь, стоило немного надавить и ты сразу вспомнил о своем статусе и происхождении. И все же, ты ответишь?».

— Да на самом деле, это не я вляпался, а человеческие маги зарвались. Ставят теперь эксперименты над адскими созданиями. Вот кстати еще хороший вопрос. Как им в свое время удалось пленить высшего демона?

«А ты не помнишь?»- удивляется Аурвиэн.

— Абсолютный провал, — признаюсь я.

«Насколько мне известно, вы с Натальтайшем в очередной раз выясняли чей хвост длиннее. Тебе удалось отстоять территорию вокруг города. Натальтайш уполз в свое логово зализывать раны и забрал своих подранков, но и тебе досталось не слабо. После битвы ты решил еще раз облететь территорию, чтобы убедиться в том, что все убрались. Я отговаривал тебя, ведь в твоем состоянии полутрупа это было неразумно. Видимо, в какой-то момент тебя и пленили. Уж не знаю, в сознании ты был или нет.».

— Вот и я не знаю, — задумчиво щурюсь я, пытаясь вспомнить.

Но память оказывается возвращать меня в этот светлый миг. Со вздохом признаю свое поражение. Видимо, я все же был без сознания, раз в голове такая беспросветная темнота.

— Мне вот просто интересно, что происходит с гранью. Как им раз за разом удается вытаскивать демонов с Изнанки и почему наши этого не замечают?

«Ты что забыл из какого ты мира, — весело фырчит волк. — Еще бы кто-то заметил. Вы же демоны. Летаете где хотите, никакой управы на вас нет. Захотел, махнул хвостом и свалил на пару месяцев в другой мир. Девочки, выпивка, все дела. А с дикими стаями и того проще. Кто им учет-то вести станет?».

— Да прокол, — согласно киваю я. — Но сформируй отряды, — прошу я. — Проверьте ближайшие к Ланиар территории. Посмотри, где истончилась грань. Не могут и не должны обычные смертные заглядывать за изнанку. Наш мир убивает и меняет суть. И уж тем более никто не смеет посягать на свободу демона, — мой голос наполнился яростью.

«Кроме другого демона, — закончил мою мысль волк. — Я помню. Я исполню твой приказ, Владыка. Думаю не лишним будет узнать, кто еще из высших пропал за последнюю пару лет и проверить, где эти демоны кутят».

— Хорошая мысль, — одобрил я. — Действуй. Ты из-за грани без зова ко мне пробиться сможешь?

«Ну разумеется, — он вновь весело фыркает, — я же разумный и грань пересекаю осознанно. Пожалуй, мне пора, — он одним слитным движением поднимается на лапы, вокруг него собирается стая. — Не забывай что ты Владетель Ланиар. Твои подданные любят тебя и поддержат, даже если весь мир от тебя отвернется. Мы примем твоих женщин Даархашт, мы ждем тебя Владетель».

Он склоняет голову, а в мысленном голосе больше нет насмешки. Следом за ним склоняется его стая. Хлопок лапой по земле, и грань с послушным стоном прогибается, пропуская исполина за изнанку.

Повезло ему — свалил, а мне еще как-то с любимой женщиной объясняться.

Мне казалось, что за глоток кофе я могу убить. Но после третьей чашки, я поняла, что больше не смогу сделать и глотка. Выглянула на улицу — картина не поменялась. Александр и вожак, сидя на изуродованном газоне, игрались в гляделки.

Вздохнув, побрела в гостиную и включила плазму на стене. Мысленно постаралась вычислить, сколько еще продлиться действие эликсира, но вскоре плюнула на попытки высчитать точные сроки. Как мне кажется, где-то через час меня накроет. А пока, что там за канал? Дискавери? Пойдет.

Сон подкрался словно невзначай. Тихой и неощутимой поступью, укрыл меня покрывалом беспамятства и не позволил прийти в себя, даже когда меня подхватили сильные руки и унесли наверх. Я чувствовала как мужские руки, нежно касаются моей кожи, снимая с меня одежду, как губы Александра касаются виска, а лицо зарывается в мои волосы. Ощущала его дыхание и, даже в своем полубессознательном состоянии, ловила аромат гсладкого кофе, который окутал меня облаком, согревая лучше настоящего напитка. Его рука легла на мою талию, а горячее и тихое, слегка хрипловатое дыхание окончательно меня убаюкало.

С самого утра, я поняла, почему пить такие эликсиры противопоказано. Сил не было даже для того, чтобы поднять руку. Говорить тоже было тяжело. Сознание то и дело предпринимало попытку покинуть нерадивую хозяйку, но я упрямо с ним боролась, желая узнать, наконец, подробности вчерашнего вечера. Когда, я проснулась, кровать рядом уже была пуста. Если я не проспала сутки, то сейчас по идее еще воскресенье, а значит мой мужчина не смылся на работу, избежав таких желанных для меня объяснений. Десять минут прошло в попытке проснуться и в борьбе с собственным организмом. Но все на что меня хватило, это подтянуться выше, чтобы принимать посетителей хотя бы полусидя.

Посетители не замедлили явиться пред мои светлы очи, в которые словно налили клея. Первым, держа исходящий паром поднос проник в спальню Александр, с неизменной улыбкой на губах. Слегка помятый, растрепанный в спортивных серых брюках, низко сидящих на талии и голым торсом. Но слюноотделение у меня конечно на ароматный бульон, который стоял в фарфоровой миске и ждал своего часа. Да, именно на него, и никак иначе.

Следом тихой мышью скользнула дочь, по-арестантски сцепив руки за спиной и кидая на меня виноватые взгляды. Уморительное зрелище, я оценила. Судя по подрагивающим губам Александра, ему этот театр одного актера тоже нравился. Но мимолетная улыбка соскользнула с его губ, стоило ему поймать мой взгляд и прочитать там неистребимую жажду знаний.

— Сначала завтрак, — непреклонно заявил он, водружая поднос на тумбочку у кровати. И я поняла, что спорить бесполезно. Слишком предвкушающей была его улыбка.

— Я тебя покормлю, — голосом полным тайного и порочного удовольствия поставил он меня в известность.

А то я не догадалась. Сама я даже руку поднять не могу. Именно это я ему и сказала срывающимся шепотом. На его лице растеклось блаженное выражение идиота, а я закатила глаза, поражаясь тому как мало надо человеку для счастья. К любому делу мой преподаватель подходил ответственно. Для начала меня усадили повыше и подоткнули подушки, а затем принялись дуть на божественный бульон, исходящий таким ароматом, что мой желудок почти не затихал, требуя кормежки. Надо сказать, что Александр был очень аккуратен, ничего не пролилось мимо моего рта и кровать не оказалась засыпана крошками по самое не балуй. Все это время, моя воинственная мелочь сидела в ногах и, провожая взглядом каждую ложку, виновато сопела. Громко и напоказ.

— Ты что не кормил ее? — не выдерживаю я печального взгляда дочери, когда ложка издает стук по дну миски.

— Конечно кормил, — оскорбленно фыркает Александр. — Это просто кому-то не терпится заслужить твое прощение и объяснится. Правда Лилия?

— Правда, — покаяно склоняет голову дочь. — Прости мам, но я правда не могла рассказать о своих видениях. Иначе ты бы не улетела и не познакомилась бы с дедушкой.

Аут… когда я вообще смогу привыкнуть к тому, что моя дочь знает об окружающем мире больше, чем кто-либо. Едва не рассмеялась. Вот так извинения. Вроде и извинилась, но виноватой себя не чувствует и за сказанными словами чувствуется, что и в дальнейшем она будет поступать именно так, а не иначе. Кошмар, манипулятор мелкий.

— Ладно рассказывайте, — кивнула я.

И они порассказали. Такого мне порассказали, что захотелось схватиться за волосы и взвыть. Нет, я конечно последнее время чувствовала, что с Марией что-то не так. Но чтобы дошло до такого? Что вообще происходит?

— Как? Как она могла обойти вассальную клятву? — это действительно очень интересный вопрос.

Если ее смогла обойти какая-то не слишком умная чародейка с зачаточным даром, то смогут и другие. И словно обухом на мое сознание опустилось воспоминание, где хитрый китаец щурит свои глаза-вишни.

— Магическая брачная клятва отменяет все сделки и договора, — медленно произнесла я.

— Что? — пораженно воскликнул Александр.

— Да, — выдохнула я. — Эта змея успела выйти замуж и связавший нас договор перестал действовать. Вопрос: кто же муж этой ведьмы? Самой ей вряд ли бы пришла в голову идея напустить свору адских гончих, да и сил, чтобы обуздать этих тварей у нее нет.

За окном послышались какие-то голоса и крики. Треск и шелест.

— Что это? — попробовала подскочить я.

— Ммм, — замялся мужчина, а дочь весело фыркнула.

— Ну, — требовательно посмотрела я на них обоих. Может это враги, а я тут даже руку поднять не могу.

— Ну, — поднял к потолку глаза Александр, — это кажется наша охрана идет бить мне физиономию.

— Эээ? Не поняла, — помотала я головой. — За что? И наши люди не пострадали разве?

— Пфф, право слово, ты какая-то невнимательная. Наши люди все время провели в твоей мастерской в полной отключке. Так между прочим дочь настояла, — словно защищаясь произнес он и медленно попятился, пока я переваривала мысль, что в МОЕЙ мастерской были посторонние.

— Лилия, лапочка, — перевела я добрый и ласковый взгляд на дочь, от чего она тоже вздрогнула и тоже попятилась, — а скажи мне, прелесть моя, кто снимал защиту с моей мастерской?

— Я выкопала артефакты, которыми ты защищаешь дом, а папа снял заклинания.

— То есть вы снесли нафиг всю мою защиту и оставили без присмотра опаснейшие артефакты, в числе которых есть и боевые? — ярость во мне поднималась приливной волной.

Если честно, закрыть людей в моей мастерской будет поопаснее сражения с этими псами. Там столько степеней защиты, что мало снять заклинания с двери, надо еще и ловушки на входе в рабочую комнату обезвредить. Нет, я признаю, что в целом это была самая замечательная идея, но нельзя же было оставлять людей там без присмотра.

— Если город взлетит на воздух, то объясняться с мэрией и советом будешь сам, — непреклонно заявила, посмотрев на Александра.

И с удовольствием отметила как стремительно разливается бледность на его лице.

— Ты что там хранишь- ядерные боеголовки? — охрипшим голосом растерянно спросил он, запуская руку в волосы.

— Порой артефакты поопаснее будут, — со вздохом сказала я. — Сходи посмотри, чтобы из здания все убрались и навесь хоть какую защиту на входную дверь, — попросила я. — А ты, — перевела я взгляд на дочь, — верни на место амулеты и артефакты, которые повыкапывала. Нет, ну как жить, кругом сплошные жулики, — закатила я глаза.


ГЛАВА 17

Высокий и черноволосый мужчина почти бежал по безлюдным улицам города Сучжоу. Раннее утро способствовало тому, что прохожих практически не было, что позволило ему развить просто-таки феноменальную скорость. Если бы кто-нибудь прислушался к его практически неслышимому бормотанию, то отшатнулся бы в ужасе — столько злобы и ненависти было сконцентрировано в его негромком шипении. В этот момент он ненавидел их всех. Глупых подчиненных, не способных правильно и четко выполнять его приказы, этого тупого гения, который не довел адских псов до совершенства, свою бывшую женушку, которая со свернутой шеей ждала, пока обнаружат труп в ее квартире. Но больше всего его сейчас бесили три человека. Лебедев, Князева и конечно, этот старый и хитрый китаец, который слишком многое видит и знает. Как жаль, что он не сумел добраться до узкоглазого пораньше, сразу после того как удалось покушение на Князева-старшего. Побоялся связываться — слишком влиятелен китаец. Слишком уж он темная лошадка.

Но сегодня словно карты сами в руки упали. Ему доложили, что старик Чжао остался в доме один и без охраны. А разве способен немощный старик, чей возраст почти приблизился к порогу, противостоять ему — черному целителю. Он выпьет жалкие остатки его жизненных сил и упокоит навсегда этого сильно зрячего китаезу. Мужчина был практически уверен, что старик успел многое рассказать Виктории и, возможно, даже показать. Как бы то ни было, сегодня он оборвет эту жалкую старческую жизнь.

Ворота были распахнуты, а сам старик ожидал его во внутреннем дворе. Теперь можно перейти на шаг и вразвалочку перешагнуть через невидимую черту отделяющую личную территорию китайца от города. Почувствовать себя хозяином положения, ибо что может немощный старик, против молодого и сильного мага, который очень многих выпил на своем пути. И пусть глаза на испещренном морщинами лице, глядят насмешливо и уверено, мужчина убежден, что это всего лишь блеф.

— Я ждал тебя, — в голосе китайца совсем не слышно старческого дребезжания, он глубок словно воды Янцзы и подобен своим холодом заснеженным горам Гэладаньдун.

— Еще бы ты не ждал меня, — ухмыльнулся темноволосый чужеземец. — И как много ты успел показать маленькой снежинке? Сколько она теперь знает?

— Теперь она знает твое лицо, — спокойно произнес старик, глядя на молодого мужчину.

Взгляд китайца пронзал каждую клеточку в организме мужчины, под ним хотелось скорчится и просить пощады. По виску темноволосого красавца поползла вниз капля пота, но он держался.

— Ты слаб, — презрительно сказал господин Чжао. — Ты трус и всегда бил исподтишка, лишь тех, кто намного слабее тебя ты убивал лицом к лицу. И мне печально осознавать, что тот кто стал мне сыном, так глупо умер, не поверив в человеческую подлость. Ты никогда не сможешь достичь его величия, даже если сотрешь память о нем.

— Заткнись, старик, — процедил сквозь зубы черный целитель. — Его величие лишь иллюзия, которую легко можно разрушить. И я сделаю это. Но сначала, я навсегда закрою твой поганый рот, чтобы он не смел больше изрекать жемчужины мудрых мыслей.

Слепая ярость исказила его лицо и от мужчины к господину Чжао рванулись черные щупальца, стремясь впиться в старческую, но еще теплую плоть и выкачать из нее остатки жизни. Но они не сумели коснуться его тела. Там, где всего секунду назад стоял слабый человек, теперь свернув кольца лежал огромный зеленый дракон. Дыхание паром вырывалось из его пасти, колыша длинные усы свисающие с морды. Рубиновые глаза угрожающе прищурились, подчиняя своей воле слабую человеческую душу.

«Как я и сказал — ты слишком слаб человек, — голос зверя ввинчивался в мозг мужчины, причиняя невыносимую боль, от которой у него носом пошла кровь. — Я мог бы убить тебя, но хочу, чтобы это сделала та, у которой больше прав на твою жалкую и дрожащую, трусливую тушку. Может после того, как ее рука пронзит твое черное сердце, кошмары перестанут ее мучить и душа моего названного сына обретет покой. А теперь убирайся, жалкий человечишка».

Дракон махнул хвостом, грянул где-то в небесах гром и мужчина вновь очутился в зале с каменными стенами, да так и остался там лежать, продолжая испытывать невероятную головную боль. Но ничего боль пройдет, достаточно лишь выпить кого-нибудь из подчиненных. Намного больше его теперь интересует, что же теперь делать. Что теперь делать, черт возьми!!??

Два дня сломанной куклой я провалялась в постели. Не померла от скуки исключительно потому, что Александр на день относил мое слабосильное тельце в гостиную, устраивал на диванчике и врубал телевизор. Сам же располагался рядом, ковыряясь в своих бумажках. На время моего выздоровления преподаватель взял отгул и маячил перед глазами двадцать четыре часа в сутки. Дочь тоже не оставляла меня без своего внимания, постоянно теребя меня разговорами. Уже через сутки я готова была взвыть от такого обилия человеков на квадратный метр, но этому не суждено было случиться.

В понедельник, с утра пораньше, стоило только обосноваться на уже родном кожаном изделии в гостиной моей аудиенции потребовал Игорь. Разговор проходил тет-а-тет. Пришлось поделиться с ним информацией, которую поведал мне хитрый китаец. Так же рассказать, что в покушении на дочь участвовала Мария. Короче, Игорь был загружен новыми делами по самое не балуй. Более того, в его обязанность вменялось расспросить всех своих подчиненных, с целью выяснить не успел ли кто из них скоропостижно жениться за время работы на меня. И я попросила найти Марию, но пока не трогать. Сама хочу с ней поговорить. Мысль о бывшей няне рождала внутри меня животную ярость. И я прям жаждала этого разговора.

Александр пригласил целую кучу садовников и магов жизни, которые восстанавливали изуродованный газон и мои клумбы. Строителей, чтобы отстроить беседку такой, как она была изначально, пока не было, но я решила сильно не наседать и не требовать немедленных действий.

У меня было достаточно времени, чтобы обдумать недавние события. Два дня я думала, прокручивала в голове бой со всех сторон и у меня возникла целая куча вопросов, на которые как ни странно мог ответить именно Александр. Но пока, я не спешила их озвучивать. Для столь серьезного разговора мне необходимо находиться в полной боевой готовности. Что-то мне подсказывало, что ответы мне совсем не понравятся. Поэтому сжав зубы я терпела. Помимо целой кучи проблем, которые свалились на голову, остро встал вопрос о том, кто же сможет сидеть с дочерью. И я и Александр довольно занятые люди и не можем возить ребенка всюду с собой. Вот, когда начинаешь завидовать неодаренным людям, которые преспокойно отправляют своих детей в детские сады и занимаются своей работой. Поэтому няня нужна была срочно. И честно говоря, я не знала где ее взять, пока сама Лилия не решила этот вопрос.

Как-то она подошла ко мне и предложила для начала просто позвонить Нине. Честно сказать, об этой девушке я и не вспоминала. Времени не было, а тут такое странное предложение. Но к словам оракула все учебники рекомендуют прислушиваться, даже если этому оракулу всего четыре и он еще долго будет играть в кукол.

Пришлось звонить ее отцу, узнавать номер. Заверять, что никаких претензий к его дочери я не держу и просто хочу пообщаться с девушкой. Лишь после этого Мальцев соизволил продиктовать мне этот набор цифр. Девушка моему звонку явно обрадовалась и согласилась приехать немедленно. Ходить я уже могла, но пользоваться магией мне не придется еще неделю, так что в Университет я пока не ходила. Сидела дома и перебирала свои деловые бумаги.

Когда Нина приехала, я как раз сверяла отчеты за последние три месяца и подсчитывала прибыль. Скрипела зубами от очередного увеличения налогов и была не в духе. Дочь крутилась рядом, раскладывая своих кукол по кроваткам и напевала им колыбельные. Она же первая и побежала в холл, когда там раздались голоса. Поняв, что охрана проводила девушку прямо в дом, поднялась и я.

Звонкий голос дочери звенел от восторга. Когда я вышла из гостиной, то увидела, что Нина, присев на корточки, внимательно слушает девочку, а та взахлеб ей что-то рассказывает. Андрей, один из охранников терпеливо дожидался меня и поблагодарив его, я отпустила охранника обратно на пост.

С трудом оторвав дочь от гостьи, дала ей раздеться и позвала на кухню пить чай. Сегодня Владлен Юрьевич приготовил обалденно вкусное тирамису и мне казалось, что наша гостья должна его оценить.

Лилия проявила неожиданный такт и убежала играть дальше со своими куклами, а мы усевшись за стол, замерли, не зная о чем говорить. У меня никогда не было особо доверительных отношений ни с кем, кроме родных. У таких как мы, друзья появляются в большинстве своем только уже в Университете, но и там я не стремилась обрастать связями и знакомствами, предпочитая существовать в своем собственном мире. У Нины, если судить по ее поведению в столовой, тоже имеются проблемы с адаптацией. Вообще стыдно признавать, но мы в какой-то степени моральные инвалиды. И вот сейчас, сидя на кухне с чашками обжигающе горячего чая, я остро ощущала как неловкая тишина подобно плотному туману сгущается над нами.

Первой как ни странно разговор все же начала Нина, честь ей и хвала за это!

— Вика, вы меня простите за тот разговор, ну там в столовой, — понизила она голос, почему-то обернувшись по сторонам, словно кто-то мог нас дома услышать.

Неожиданно я почувствовала, что улыбаюсь. Вот сейчас наклонившись ко мне с самым таинственным выражением лица, она мне чем-то напомнила дочь. Нет не внешне, скорее своей детской непосредственностью, любопытством и чем-то еще, что просто не поддается описанию словами.

— За какой именно разговор ты извиняешься? — откинулась я на спинку удобного стула и сделала глоток.

— За первый, — покраснев как маков цвет буркнула девушка.

Я рассмеялась. Звонко, заливисто и вовсе не желая обидеть свою гостью. Потрясающе, думаю мы подружимся.

— Нина, — покачала я головой. — Я прощаю тебе попытку оскорбить меня.

— Попытку? — почти прошептала она, сжавшись в комок.

— Попытку, — вновь улыбнувшись, кивнула я. — Ты должна понимать, что я взрослый и состоятельный человек и для меня твои выпады в столовой не имели значения, скорее они… ммм, как бы это сказать, развеселили или развлекли меня, что ли? Хотя еще точнее — позабавили. Понимаешь? И это не в обиду тебе, просто у нас с тобой несколько разные взгляды на многие ситуации, так что тебе не стоит обижаться. Мне наоборот нравится, что ты такая живая, непосредственная, любопытная и взрывная.

Она немного расслабилась и стыдливый румянец пусть и не покинул ее щек, но стал заметно бледнее. И я все же решилась поговорить о дочери.

— Знаешь, — со вздохом начала я, — у меня нет подруг, а порой возникают вопросы, которые нельзя доверить человеку со стороны. Я занятой человек и что там греха таить, моя жизнь порой протекает весьма неспокойно. Меня иногда хотят убить, и те, кто оказывается рядом со мной, подвергаются опасности, так что сейчас я хочу что бы ты подумала, нужно ли тебе вникать в мои проблемы. Если ты встанешь сейчас и уйдешь, то я клянусь, что пойму и не обижусь на тебя.

Я замолчала и закрыла глаза. Почему-то мне не хотелось видеть, как она раздумывает над моими словами. Не хотелось видеть, как осторожность берет верх, не хотелось слышать отказ. Хотя я сама, например, прекрасно понимаю, что отказалась бы. У меня ребенок и я не стала бы подвергать ее жизнь даже призрачной опасности. Не стала бы заводить себе столь неблагонадежных друзей.

Громкий и сердитый стук чашки заставил меня распахнуть глаза в изумлении.

— Вы меня проверяете, да? — голос Нины срывался, а сама она выглядела на редкость сердитой.

— Почему ты так решила? — изумленно выдохнула я.

— Вы же отлично понимаете, что у меня нет друзей, — она отвернулась подозрительно заблестев глазами. — Я знаю, что мы с вами очень разные. Как вы и сказали, вы взрослый человек со своей уже сформировавшейся моралью. И честно сказать, я очень неуверенно чувствую себя в вашем присутствии, потому что вы очень уравновешенная и спокойная. У вас ребенок, взрослый мужчина, интересная работа. Вы уже готовый специалист и потрясающе талантливый маг. А я всего лишь зеленая студентка, еще вчера сидевшая за школьной партой. Но…,- она повернулась и твердо посмотрела на меня прямым взглядом, — я очень хотела бы с вами подружиться. Вы очень добрый человек. Вы взяли на себя смелость воплотить мечту многих одаренных, дать им шанс жить полноценной жизнью, не чувствуя себя лишними среди других детей. Возможно, что когда-нибудь мои дети пойдут в детский сад, который вы откроете. И никто не станет их бить и насиловать.

Она замолчала, словно собиралась с мыслями, а я растерянно застыла, не зная, что сказать на такую отповедь. Никогда не думала, как мои действия выглядят со стороны. И вот уже пять лет, как я сама себя не могу назвать добрым человеком. Скорее жестокой и циничной, холодной и рассудительной. В груди знакомо закололо и я опять прижала руку, надеясь спрятать свет магии жизни, которая готова была прорваться наружу.

— Может быть это прозвучит излишне пафосно, — собравшись с мыслями продолжила девушка, — но я хочу быть в числе тех, кто изменит историю одаренных. Хочу быть той, кто положит своими руками кирпичик в фундамент лучшего будущего. И почему-то я уверена, что это будете именно вы. А раз так, то мое место рядом.

Она замолчала, по видимости высказав то, что у нее наболело за недолгий срок нашего знакомства, а теперь вскрылось словно весенняя набухшая почка, выпуская наружу еще хрупкие, но такие яркие листочки истинных чувств. Я по-новому смотрю сейчас на эту девушку. Я могла бы сказать, что она идеалистка, мечтательница и фантазерка, но не могу. Потому что я тоже верю, что будущее может быть построено только нашими руками, руками тех, кто к этому готов. И может, я была не права, когда отгораживалась от мира. Может, мне наоборот стоило искать союзников, соратников, каждый из которых готов положить тот самый кирпичик.

— Я тронута, — мой голос звучал хрипло, я не могла поверить в то, что услышала. Она не была мне подругой, мы и знакомы-то были всего ничего. Да и знакомство наше нельзя было назвать располагающим к приятельским отношениям, но все же мы почему-то испытываем одни чувства, несмотря на разницу в возрасте и социальный статус. Мы хотим найти кого-то близкого, кого-то к кому можно повернуться спиной, не опасаясь ножа в спину, кого-то к кому можно прийти и разделить свои печали, поделиться своей радостью.

Она залпом допивает уже остывший чай и выжидательно смотрит. Невольно теряюсь под этим взглядом, не зная, как реагировать после таких откровений. Теряюсь и злюсь на себя, не понимая куда девалось мое хваленое хладнокровие, не понимая всей той бури эмоций, которая в последнее время буквально сбивает меня с ног.

— Что? — все же не удерживаюсь и спрашиваю, желая прояснить для себя этот момент жаркого ожидания.

— Ничего если я на ты перейду? — она продолжает смотреть на меня с жадным любопытством.

— Ну конечно нет! — восклицаю я, надеясь, что с как только последние формальности рухнут, снизиться напряженность, которую я буквально ощущаю.

— Ага, — довольно кивает она и я к своему ужасу понимаю, что она себя чувствует намного свободнее, чем я, словно выговорившись она сломала какие-то внутренние барьеры внутри себя.

А до меня внезапно доходит, как до жирафа, право слово, какую же я все-таки глупость совершила, приняв эту девчонку в свой круг. Ведь самой себе можно не лгать. Я действительно приняла ее, чувствуя некую внутреннюю ответственность, которая просто не позволит мне уже оттолкнуть ее так просто и сломать тем самым. Как там у Экзюпери — мы в ответе за тех кого приручили. Вот это оно и есть. Только не сделала ли я хуже для этой взрослой, но все-таки еще очень наивной девочке. На какой-то миг, окрыленная возможностью завести подругу, которой у меня и не было никогда, возможностью разделить свое вечное одиночество, я позабыла о своих врагах. А они у меня ого-го какие сволочи. Точнее сволочь, одна, да…

Ну что же будем надеяться, что Нина не пострадает в ходе моей борьбы с давним врагом отца. Хотя, если вспомнить, какие планы лелеет тот псих, то становится ясно, что пострадать она может в любом случае.

— Ну так что ты скажешь, какая помощь тебе нужна?

— Ау, — я поднимаю голову, выныривая из пучины своих мыслей и фокусирую на ней взгляд, пытаясь понять, о чем она меня спрашивает, — да все очень просто, — растерянно произношу я, вспомнив наконец о первоначальной цели моего приглашения. — Мне нужна няня. Точнее не мне, а дочери, — поправляюсь я, представив ехидную улыбку Александра на такое вот мое заявление.

Почему-то я больше, чем уверена, что если заикнусь при нем о таком, он не упустит шанса подколоть, выдвинув свою самоуверенную персону в няни для МЕНЯ.

— И всего-то? — разочарованно хмыкает девушка.

— Ну для меня, это очень многое на самом деле. Как ты понимаешь мне бы не хотелось показывать в Университете, что с Александром Станиславовичем у нас несколько более близкие отношения, выходящие за рамки преподавательской этики. Мне как-то не улыбается отбиваться от его горячих поклонниц, — весело улыбаюсь я, вновь вспоминая обстоятельства нашего сближающего разговора в столовой. Судя по вспыхнувшим щекам Нины, она тоже именно об этом сейчас и подумала. — А Лебедев умудрился засветить мою девочку в альма-матер. Теперь стоит кому-нибудь услышать, что она зовет меня мамой, как сразу все станет явным. Так что возить с собой дочь на учебу и работу не вариант. И мне вот просто, кровь из носа, необходим надежный человек, с которым я могу ее оставить.

— А где ее предыдущая няня? — спросила Нина, растерянно вращая в руках пустую тару.

Я вздохнула. Нет, разумеется такой вопрос я предполагала, но все же надеялась, что до него не дойдет. Хотя с другой стороны, может девушке и полезно будет узнать, что мои слова про опасность не были шуткой ни в коей мере. Надеюсь, это заставит ее чаще оглядываться.

— Предыдущая няня, — сухо проговорила я, чувствуя как вновь сжимаются от ярости челюсти и скрипят зубы, — совершила покушение на Алекса и Лилию. Теперь мои люди ее ищут и я очень надеюсь, что найдут.

— Ого, — округляет она глаза. — Весело же вы тут живете, — с какой-то даже завистью тянет она.

Простите что? Откуда я слышу эту нотку авантюры в ее голосе.

— Ты знаешь, — с холодком в голосе произношу я, внимательно рассматривая ее с нехорошим интересом, — мне вот как-то не весело. Речь идет о безопасности самого драгоценного, что у меня есть — моей дочери. Мне было бы откровенно плевать, если бы эта сволочь решила ограничиться только мной. Да, что там! Я бы даже порадовалась. Но она трогает моих близких и это СОВСЕМ не весело.

— Ой, — она смущенно опускает взгляд, — конечно, прости я совсем не то имела ввиду. Просто у меня последнее время такое болото в жизни. Отец занялся твоим проектом детского сада, мать давно умерла, бабушка с дедушкой в Лондоне, а друзей нет. Не поверишь, у меня из собеседников только кот, — она грустно опускает плечи.

— Ну теперь-то тебе беспокоится об этом точно не нужно, — фыркаю я. — У меня дома дурдом, так что мы будем рады приветствовать тебя в нем, — развожу я руками.

— Ты знаешь, мне кажется, что с такой жизнью как у тебя, вам не няня нужна, — медленно произносит она, глядя прямо перед собой и напряженно обдумывая свою мысль.

— Мам, — на кухню залетает дочь, волоча под мышкой тряпичную куклу, сшитую чьими-то неумелыми руками, но горячо любимую Лилией, — ну вы уже пообщались? Мне скууучно, — стонет она, упираясь подбородком в мои колени и капризно надувая губы.

— Дочь, — стараясь казаться строгой произношу я, — мы как раз обсуждаем вопрос, где взять тебе няню.

— Пф, — фырчит она, — нашли что обсуждать! Няню мне уже папа нашел. И я уже хочу увидеть вживую этого классного дядьку, — она показывает мне язык и хохоча убегает.

— Дядьку? — слабым голосом спрашиваю я в пустоту.


ГЛАВА 18

Наверное, на меня напало какое-то подобие ступора, а иначе как объяснить, что меня из этого офигевшего состояния смогли вывести только какие-то невнятные хрюкающие звуки.

Я медленно перевела взгляд на источник этих звуков и увидела, как Нина вздрагивает плечами, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки.

— Ты что, ржешь? — восклицаю я, прозрев наконец, что это за хрюки и всхлипывания.

— Самым недопустимо наглым образом, — кивает она, поднимая покрасневшее лицо со слезящимися глазами.

На рукавах голубой кофточки остались черные разводы от туши, а сама девушка напоминала панду.

Я смотрела на нее в полнейшем возмущении не меньше минуты. И, о ужас! чем дольше я на нее смотрела тем сильнее тряслись ее губы, пытаясь растянуться в улыбке. Полнейшей неожиданностью для меня стал мой смешок, который внезапно вырвался. Потом еще один и одна нелепая попытка его сдержать, зажав рукой рот. Затем ее смешок и вот мы уже хохочем, не имея сил остановиться.

— Видела бы ты свое лицо, — всхлипывает она, продолжая размазывать туш по лицу.

— Представляю, — киваю я отсмеявшись. — Нет, ну это же надо так сказать — дядьку! Я бы тоже не отказалась посмотреть, что там за кадр. Но Александра все равно убью, хотя бы в целях профилактики.

— Я уже боюсь, — хмыкнули за моей спиной мужским голосом.

Я поперхнулась смешком и пока разворачивалась для того, чтобы прожечь нахала яростным взглядом, меня чмокнули в макушку, погубив мои убивательно-пронзательные порывы на корню. Впору, подобно дочери, обиженно надуть губы.

— Я пожалуй, пойду, — заулыбалась Нина, посмотрев на Александра, а затем ее губы исказила на редкость издевательская и многозначительная улыбка, — кажется, вам есть, что обсудить.

— Стоять, — рявкнула я, когда она поднялась из-за стола. — Тебе в любом случае, нужно сначала умыться, — пояснила я свой порыв, когда она вздрогнула и непонимающе посмотрела на меня. — А с тобой, — мой палец ткнулся в грудь Александра, — я еще поговорю.

— Трепещу и внемлю, о прекраснейшая, — он дурашливо кланяется и отворачивается к кофемашине, чтобы взять чашку напиток.

Когда мы выходим, я не удерживаюсь и снова оборачиваюсь, чтобы увидеть насмешливый взгляд зеленых пронзительных глаз и многозначительную улыбку, которая огненным клеймом отпечатывается внизу живота. Он просто невозможен, этот нахальный демон. Полыхая щеками и злясь на себя за острую реакцию своего организма, ожидаю пока девушка умоется. Она тоже время от времени кидает на меня смешливые взгляды, которые говорят о том, что моя реакция не осталась незамеченной.

— Как же тебе все-таки повезло, — вздыхает она, вытирая лицо полотенцем. — Он такой…,- она издает мечтательный и томный вздох, от которого внутри меня раскаленными углями вспыхивает раздражение.

— Наглый, невозможный, невыносимый, самоуверенный, язвительный извращенец, — ехидно пытаюсь опустить ее на землю.

— Ну и пусть, — легкомысленно отмахивается она, — зато какой красавчик, — она вновь томно закатывает глаза, — и надежностью от него веет какой-то.

Здесь мне приходится промолчать, потому что возразить на это нечего. Действительно, и красавчик, и надежный, а еще упрямый, как тот самый знаменитый баран, который упирается рогами в новые ворота. Нина скашивает на меня глаза, блестя любопытным взглядом.

— И что, сильно извращенец? — почти шепотом спрашивает она, заставляя меня поперхнуться и гулко сглотнуть слюну.

Вот уж меньше всего я хочу обсуждать с ней мою сексуальную жизнь. И даже не потому, что она так молода, не потому, что мы с ней еще не столь близки, а потому, что обсуждать эту самую интимную жизнь я намерена только с тем, с кем сплю.

— Прости, — замечает она мой предупреждающий взгляд, — кажется, это не мое дело.

Я согласно киваю. Мы выходим из ванной и я уже готова проводить ее к дверям, но она ловит мою руку и удерживает меня.

— Я хотела тебя кое о чем попросить, — она волнуется и старается не смотреть на меня.

Я вопросительно изгибаю бровь и мягко улыбаюсь, показывая, что меня не сердят ее предыдущие вопросы и обиды я не таю. Нина облегченно вздыхает и уже спокойнее говорит.

— Как ты знаешь, мамы у меня нет и опыта подобного тоже нет. Раньше на подобные мероприятия отец меня не брал и я просто не знаю…

Девушка нервно оглаживает руками юбку и мнется не зная как продолжить.

— А что за мероприятие? — недоуменно спрашиваю я.

— Ну как же, — удивляется она. — Наш мэр, по случаю своего сорокапятилетия, дает большой бал, на который собираются все более-менее значимые люди города. Только не говори, что тебя не приглашали, — вдруг прищуривается она.

А я хлопаю себя по лбу, не понимая как могла забыть об этой повинности, которую ненавижу всем сердцем. Терпеть не могу нашего мэра, а на таких мероприятиях приходится доброжелательно скалиться во все зубы и фальшиво желать ему крепкого здоровья и долгой жизни, хотя на самом деле, мне больше всего хочется придушить эту меркантильную тварь, которая не меньше желает и моей смерти тоже. И не только смерти, его масляный похотливый взгляд, липко прикипает ко мне на весь вечер, от чего я чувствую себя грязной. Каждый раз после встречи с этой свиньей я подолгу сижу в ванной, до красноты царапая кожу мочалкой, словно именно так могу смыть с себя муть его взгляда.

— Иду, конечно, просто я забыла, — честно признаюсь я, складывая руки на груди и опираясь плечом о стену.

— Как можно забыть о таком? — импульсивно восклицает девушка. — Это же бал, — она взмахивает руками, изображая какой-то летящий пируэт, — это же танцы, поклонники, красивые платья, шампанское, поцелуи в укромных уголках. Романтика, понимаешь? — она останавливается и я вижу, что на ее щеках полыхает взволнованный румянец, а глаза возбужденно поблескивают.

Вот уж не было печали. Теперь еще и за этой Наташей Ростовой следить придется, а то еще после бала папе в подоле принесет кого-нибудь. Молчаливо закатываю глаза, силясь вспомнить, а была ли я когда-нибудь такой? Не была. Меня не интересовали молодые люди и танцы — у меня был Олег. Я никогда не верила, что среди политиков нашего города возможна романтика. И уже тогда, я терпеть не могла мэра, который лет с тринадцати начал раздевать меня глазами. Мда, а ведь Нина казалась вполне разумной девушкой. Что-то не только меня кидает из крайности в крайность и ведь не весна, вроде.

— Так чем я могу тебе помочь? — спрашиваю, устав ждать. Кажется, Нина уже всеми мыслями кружится в медленном вальсе.

— А? — она переводит на меня растерянный взгляд, затянутый мечтательной поволокой. — Мне платье нужно подобрать, а пойти не с кем. Не с отцом же по магазинам ходить, — она неловко улыбается.

А я едва не исторгаю из себя мучительный стон. Я ненавижу ходить по магазинам, а что-то мне подсказывает, что Нина тот еще шопоголик. Мда, какая-то я неправильная девушка.

— И зря, — не удерживаюсь я, — насколько я знаю, у твоего отца просто идеальный вкус.

— Но он же мужчина, — возмущенно объясняет она, — чем он мне поможет в выборе белья под платье. А ведь нужен еще макияж, и прическа, и туфли, и сумочка…

А я понимаю, что это будет просто марафон, из которого я могу не вернуться живой. Наверное, я социофоб, но меня раздражает огромное количество людей вокруг. Тем более, что ходить придется среди обычных людей, а не одаренных. Впрочем, именно в моих силах сильно ускорить этот процесс. Поймав себя на том, что мысленно уже планирую маршрут, обреченно закатываю глаза.

— Хорошо, я помогу, конечно.

Она радостно визжит и виснет у меня на шее. Когда за ней закрывается дверь, усталый вздох сам собой срывается с губ. Я ошиблась, эта девушка намного хуже моей дочери. Как там в анекдоте?

«— Ой какая резвая у вас малышка!

— Не то слово. Уже восемнадцать месяцев не могу спать спокойно…

— Главное, чтобы вы могли спокойно спать, когда ей будет восемнадцать лет!»

Вот эта ситуация из той же оперы. Единственное, что радует меня во всем этом безобразии, только то, что впервые от нашего мэра будет хоть какая-то польза. Ведь там я наконец, смогу встретиться со своим врагом. Теперь зная, что именно он и есть тот, кого я должна уничтожить.

Когда за званной гостьей закрывается входная дверь, я чувствую острое желание сползти вниз и остаться на полу в полном одиночестве и покое.

— Что, утомила тебя твоя новая подружка? — меня подхватывают мужские руки.

Несколько шагов и мы устраиваемся на диване в гостиной под хитрым и довольным взглядом Лилии.

— Это просто какой-то эмоциональный торнадо, — пожаловалась я. — У нее настроение скачет сильнее, чем счетчик Гейгера в радиоактивной зоне.

— Ну может тебе именно этого и не хватает, чтобы выйти из своего эмоционального коллапса, — задумчиво пропуская пряди волос сквозь пальцы насмешливо говорит Александр.

— Так! Нормально у меня все с эмоциями, нормально, — хлопаю я ладонью по мужскому бедру.

Задолбали, если честно. Если я не особо эмоциональный человек, это еще не значит, что в этом виновата какая-то там психологическая травма. Просто я и раньше была такой. Почти…

— Когда к тебе вернется магия?

— Она уже возвращается. Думаю завтра уже можно ехать в Университет.

— Слава Богу! Никогда не думал, что без любимой ледышки под носом, так сложно будет держать оборону против этих мелких и вредных мисс Мира.

— Что значит сложно? — повернула я к нему лицо, подозрительно прищурившись. — Что готов уже сдаться на милость самой настойчивой?!?

— Скажи, что ты ревнуешь, — просит он касаясь губами моего уха, обводит языком ушную раковину и прикусывает зубами чувствительную мочку, — скажи, и я продемонстрирую тебе свою твердость убеждений, верность идеалам, а также покажу каким настойчивым я могу быть.

— Ммм, звучит вкусно, — тяну я, откидываясь спиной на широкую и твердую мужскую грудь, позволяя шаловливым рукам пробраться под мягкость свитера.

— Мам, пап, вы что обалдели? — детский голос разбивает наши любовные игры вдребезги. — Вы вообще знаете, что детям нужно внимание? — искреннее возмущение вибрирует и вытаскивает у взрослых запрятанные куда-то глубоко стыд и совесть. А что сделаешь, приходится отрабатывать родительские повинности.

И лишь много позже, лежа под одеялом и чувствуя, скользящую по обнаженной ноге, мужскую руку, я решаю задать утомленному любовными ласками мужчине некоторые из интересующих меня вопросов.

— Кто напал на вас, Александр? Что это были за твари?

Он молчит, только поглаживания становятся все медленнее, словно он раздумывает, что именно мне стоит знать и стоит ли вообще.

— Ты долго ждала, снежинка, — наконец выдыхает он. — Отдаю дань твоему терпению, буквально снимаю шляпу.

— Не стоит, — хмуро отказываюсь я от незаслуженной похвалы, поворачиваюсь к нему лицом, желая не упустить ни малейшей эмоции, — я просто ждала, когда магия хоть немного восстановится. Хотелось иметь убедительные аргументы, знаешь ли.

— В виде холодной и отрезвляющей пощечины? — понимающе хмыкает он.

— Пусть так, — соглашаюсь я. — Только не юли и не увиливай. Расскажи честно, — прошу я.

— Эх, ты буквально выкручиваешь мне руки, — вздыхает он и снова запускает пальцы в мои длинные пряди. — Ну ладно, снежинка. Земля отнюдь не единственный мир существующий во Вселенной. Чтобы было понятнее, попробуй представить, что наш мир заключен в плотный мыльный пузырь, который равномерно обволакивает Землю и страхует от проникновения враждебных объектов. Некоторые, особо сильные существа, способны в него проникать. Например, боги, некоторые демоны. Ну, я думаю, что суть ты уловила. Эту пленку, мы называем грань. Так вот, иногда грань истончается, и тогда, те кто раньше и подумать не смел о том, чтобы заглянуть за нее, могут ее прорвать и оказаться здесь… или ТАМ.

— Где ТАМ? — спрашиваю, впечатленная информацией — в Университете такого не преподают.

— Ближайший к Земле мир носит название Шафархаад — край вечной ночи и огненных рек. Ваши священники назвали бы его Адом, но к вашему богу мы не имеем никакого отношения. Еще один мир, со своими законами и существами его населяющими.

— Ты сказал МЫ, — уцепилась я за сказанное.

— Я не лгал тебе. Я действительно родился человеком, но и жизнь демона, правителя одного из двенадцати мегаполисов Шафархаада — тоже теперь моя.

— Как это? — вновь хмурюсь я.

— Ты правда хочешь это слышать? Поверь на самом деле — это очень страшная сказка. В ней нет ничего красивого. Только боль, ужас и смерть. Была бы моя воля, я бы и не вспоминал об этом. Никогда.

— Я готова послушать сказку на ночь, пусть и страшную, — пристраиваю голову на его грудь и выжидательно смотрю.

— Ну что же, слушай тогда…


ГЛАВА 19

За что бороться и ради чего жить? Невеста хлопает дверью палаты и уходит. Уходит не только из помещения, но и от меня. Я так легко читаю ее эмоции, что даже смешно. Брезгливая жалость роняет душу куда-то в темноту, а я ничего не могу сделать, прикованный к этой больничной койке, а в перспективе — и к инвалидному креслу. Ведь сделает же аборт стерва, уверен, что сделает. За что я вообще выбрал ее когда-то? Куда смотрели мои глаза? Неужели все затмила ее нереальная красота? Какая глупость. В душе остается лишь пустое равнодушие. Сознание, одурманенное обезболивающими и антибиотиками, вновь заволакивает чернильная мгла. Последнее, что я вижу, как целитель вводит в капельницу очередной шприц с неизвестным мне лекарством.

Когда я открываю глаза, то первое что вижу — испещренный непонятными символами каменный потолок черного цвета. Он настолько гладок и начищен, что если постараться, то можно разглядеть в нем свое отражение. Я задумчиво скольжу взглядом по непонятным иероглифам, пытаясь припомнить, говорил ли мой целитель что-либо о переводе в другое место. Увы, но в памяти вместо подобного воспоминания лишь зияющая дыра. Постель жесткая и до безумия холодная. Я пытаюсь поднять руки, чтобы отыскать одеяло и укрыть оледеневшее тело, но не могу. Чувствую, впившиеся в кожу рук ремни и понимаю, что привязан.

Так надежно, казалось, поселившееся внутри равнодушие отступает под заглянувшим на огонек недоумением. Я не испытываю паники, нет, только смутное беспокойство, которое холодной и скользкой змеей свилось где-то в животе. Но сильнее всего во мне плещется радость, которая откидывает прочь приевшуюся бесчувственность чувствительным пинком под зад, с горячим напутствием никогда не возвращаться. Я чувствую ноги. От холода пальцы на ногах поджимаются и икру правой ноги скручивает судорога. Но я радуюсь внезапно охватившей конечность боли. Ведь если болит, значит есть чему. Внезапно пришедшая в голову мысль, пугает и я спешу ее опровергнуть. Дергаю ногой, чувствую впившиеся в лодыжки очередные ремни и умиротворенно затихаю, осознав, что что боли это не блеф умаявшегося организма, не фантомные ощущения, а все же правда.

Счастье, от которого хочется заплакать, обрывается с приходом очередного целителя, и я настороженно замираю, глядя в глаза полные фанатичного безумия. Такой взгляд был у тех, кто подрывал самолеты и детские дома, искренне веря, что они борются за какое-то там мифическое лучшее будущее. Я сразу понимаю, что вот он — такой же. В его руках крепко зажат шприц десятка, и я настороженно спрашиваю, поражаясь тому, как хрипло звучит мой голос.

— Что это?

От простого казалось вопроса, в его глазах зажегся самый настоящий фанатичный огонь, пугая меня до состояния животной паники. Это на самом деле жутко, когда ты лежишь, беспомощный, не имеющий возможности шевельнуться, перед безумцем, которому непонятно что может взбрести в голову.

— Это Лебедев, то благодаря чему ты снова сможешь ходить, — улыбаясь говорит целитель.

Он смотрит на меня как на любимую игрушку, которую неумелый подросток первый раз сшил собственными руками. Умилительная гордость в его взгляде заставляет сглотнуть ставшую вдруг вязкой слюну. Игла с болью входит локтевой сгиб и шприц медленно выпускает в меня свое содержимое. Мне кажется, что в меня заливают жидкий огонь, который оставляет где-то внутри ужасные ожоги. Мне хочется закричать, но из перехваченного спазмом горла не раздается ни звука.

— Хех, — довольно хмыкает этот садист и исчезает из моего поля зрения. Судя по грохоту он подволакивает к постели стул, — думаю теперь ты готов к диалогу. Во всяком случае не возражаешь, — в его голосе мне слышится издевательская насмешка, которая унижением проходится по воспаленным нервам. — Только что я ввел тебе кровь демона. И не просто какого-то там, а настоящего, высшего. Цени, какой ценный продукт я перевожу на твой организм.

Насмешка в его голосе не стихает, а становится совсем уж явной, отдавая язвительным сарказмом. Я силюсь выдавить из горла хотя бы недоверчивый хмык, но с губ как назло слетает лишь тихий стон, выдавая боль, с которой приходится бороться.

— Тебе знакомо понятие «митридатизм»? Можешь не утруждаться, копаясь в памяти. Это понятие обозначает привыкание к ядам. Говорят, что многие воины древних народов ее практиковали. Так вот, кровь, которая тебе вводится, является ядом для человеческого организма. Поэтому тебе пока мы вводим кровь лишь малыми дозами, чтобы вызвать привыкание. А вообще, — оживляется он, — ты уникален, Лебедев, можешь гордиться. До тебя не один подопытный не смог перенести даже кубик внутривенной инъекции — сгорал буквально за два часа. Но твой организм… ты наверное уже обратил внимание, что чувствуешь свои нижние конечности. Просто поразительно, насколько выросла его регенерация. Царапины, которые мы наносили на твои кожные покровы заживают без следов за считанные часы, а раны за несколько дней. Хотелось бы, конечно поэкспериментировать еще и с внутренними органами, но есть вероятность лишиться подопытного образца, если вдруг повреждение окажется сильнее, чем ты сможешь регенерировать.

Он затихает, я ощущаю его взгляд: довольный, почти влюбленный. Чувствую как жжение начинает отступать и появляется возможность двигать пальцами рук. Он замечает это.

— Нет, ну все же это поразительно, — восхищенно восклицает он. — реакции восстанавливаются через семь минут. Потрясающе. Думаю, что через минут пять, ты полностью восстановишься. Ну, а значит мне пора. Хватит с тебя на сегодня информации.

Стук удаляющихся шагов. Уверенные, сильные с опорой на всю стопу, неторопливые. Так ходят уверенные в себе люди, полностью довольные своим статусом и местом — хозяева жизни.

Мысленно обещаю себе, когда-нибудь добраться до горла этого чертового экспериментатора. Казалось в моем положении было о чем подумать, но не удавалось. Мешало постоянное желание сменить положение, а еще ужасно чесался нос. И в туалет хотелось по-страшному, но ходить под себя мне пока не позволяла гордость. Через пару часов я смог повернуть голову, порадовавшись тому, что хоть ее не закрепили. Взгляд скользил по помещению, стараясь отметить малейшие детали, но просто не мог зацепиться хоть за что-то. Стены из дешевого базальта, разве что пошло-черного цвета, пол просто залит бетоном, не удивительно, что здесь так холодно. И лишь потолок из неизвестного мне материала, напоминающего мне отполированный черный гранит, но как-то слабо верится, что это он. Все же не дешевое удовольствие. Хотя сравнение с могильным надгробием просто поразительно вписывается в мои ощущения, не пестрящие радужными эмоциями. Стул, моя койка, стол — вот и все предметы мебели. Да уж, роскошный «люкс».

Заходит девушка, ставит капельницу. Вижу желтую этикетку на бутылочке и понимаю, что это глюкоза. Похоже и кормить меня никто не собирается. Чудесно просто. Девушка ненадолго исчезает, и я слышу какое-то невнятное шуршание. Через какое-то время чувствую как мой член бессовестно лапают чужие руки и что-то на него надевают. Догадываюсь для чего и мысленно сгораю от невероятного унижения. Но нужду все же справляю.

Моя мучительница уходит теперь уже по-настоящему, чтобы появиться лишь для снятия капельницы. И вновь я предоставлен самому себе. Окон в помещении нет и я не представляю какое сейчас время суток.

Пытаюсь заснуть, мучаясь от ломоты в спине и просто невероятного, прямо таки навязчивого, желания сменить положение тела в пространстве и, наконец, мне это удается. Я не знаю сколько проходит часов, но, пусть будет вечером, снова приходят люди. Человек пять заходит в мою камеру принудительного заключения и обступают койку, блестя возбужденными глазами, в которых горит все тот же безумный фанатичный огонь. Мне снова вкалывают эту противную дрянь, которая огненной лавой расползается по венам, но теперь я даже рад этому огню, который согревает окоченевшее тело. Как мне кажется, эти недоцелители просто находят какое-то извращенное удовольствие издеваясь надо мной. Мысль вспыхивает в сознании и гаснет сметенная другой, более яркой, заставляющей поверить и осознать, что все по-настоящему. Не кошмарный сон, не нелепая постановка неведомого режиссера, а реальность, в которой я для этих людей не человек, а подопытная крыса.

Эта мысль окончательно укрепляется в сознании, когда я вижу в руках у старого знакомца острый скальпель, который он немедленно пускает в ход, нанося мне порезы. Крик, вырывается из горла. К черту, гордость и достоинство, я не собираюсь сдерживаться. Поору уж, может хоть оглохнут сволочи. Но и тут меня обламывают, заталкивая в рот не слишком чистую тряпку и продолжая кромсать тело, которое бьется в ремнях от запредельной боли. Одно дело, когда рана получена в горячке боя, другое — когда тебя медленно режут, с садистским наслаждением наблюдая за гримасой боли и ужаса исказившей лицо.

Наигравшись, целители бросили свою подопытную крыску подыхать от боли, не забыв достать импровизированный кляп, а то не дай Бог еще задохнусь. Честно, в течение пары часов я на полном серьезе раздумывал о том, чтобы покончить с собой. Даже способ придумал. Говорят, что японские воины-ниндзя откусывали себе язык и умирали от болевого шока. Только мысль о том, что мой план не сработает из-за чертовой регенерации удержала меня от безумного поступка. А жить не хотелось. Стоило только представить, что надо мной будут измываться вот так изо дня в день несколько недель, а то и месяцев — смерть сразу казалась благом.

Я попытался услышать в себе магию, но она лишь слабенькой искоркой тлела где-то глубоко внутри меня. По всей видимости, мне кололи еще и какой-то блокиратор магии. Беспомощность- ужаснейшее, самое отвратительное из всех возможных ощущений.

Абсолютно сухими глазами смотрю в потолок, на опостылевшие за этот день символы, которые дразнят сознание, словно призывая разгадать в них некий тайный смысл. К телу возвращается полная чувствительность. Хочется заскулить от тупой боли, к которой организм вроде как притерпелся, но терять гордость перед самим собой не хочется. Я ничего не должен этим тварям и чтобы досадить им буду орать как резанный, хотя почему как? Но вот терять самоуважение — не по мне. Я знаю себе цену, что бы я там не думал, я все же мужик, а не тряпка. Не знаю, есть ли надежда вырваться из этого мрачного склепа, но попытаться стоит. Нужно просто запастись терпением и ждать. Это все что мне остается в моем положении.

Я чувствую свое тело. Чувствую как неглубокие порезы меееедленно затягиваются, стягивая кожу. Это похоже на медитацию. Только направленную на то, чтобы услышать свое тело, а не дух. После того, как самые крупные раны затянулись приступаю к упражнениям. Конечно, многие считают, что если тебя связали и положили на койку, то сделать ничего нельзя. Заблуждение. Ведь можно не качать пресс механически поднимая туловище. Достаточно напрягать мышцы. Я и напрягаю. Силюсь преодолеть сопротивление ремней сначала на руках, напрягаясь изо всех сил. До знакомой и приятной усталости в руках. Понимаю, что перенапрягаться нельзя, чтобы не забить мышцы кислотой и потому перехожу на ноги. Так я разрабатываю все свое тело, чтобы потом, когда у меня появится шанс, я не двигался вареной макарониной.

Следующий день не несет разнообразия. Инъекция демонической отравы в вену и задушевный разговор с целителем. Только теперь мне не проясняют ситуацию, теперь меня спрашивают о самочувствии, об ощущениях, о магии.

Мерзко ухмыляюсь, отказываясь делиться подробностями своего организма, ссылаясь на то, что это невероятно интимная информация, которую я готов доверить только жене. Я не знаю, зачем я пытаюсь вывести его из себя, просто мне хочется увидеть на этой ненавистной физиономии хоть какую-то эмоцию, помимо насмешки, которая так и кричит о том, что я бессилен. Впрочем, кое-что я и сам не прочь выяснить.

— Сегодня тоже резать будешь?

— А как же? — якобы искренне удивляется он, все так же противно кривя свои губы в поднадоевшей улыбке. — Вот думаю сегодня грудную клетку тебе вскроем.

Как ушат холодной воды на голову. Да что там — кусок льда на все тело. Специально ведь поделился планами ссука.

— Тогда хоть обезболивающее коли. А то ведь свихнется твой подопытный, нужен тебе такой?

Улыбка исчезает с его морды, словно ее затерли ластиком.

— А я может этого и добиваюсь? — он медленно склоняется ко мне, вглядываясь в глаза неожиданно серьезным взглядом без малейшей насмешки. — Может я специально ломаю тебя болью, раз уж у тебя нет привязанность, кроме любимой работы. Сомневаюсь, что пытки гадины, которая еще недавно была твоей невестой, пусть даже на твоих глазах заставят тебя потерять разум. А я хочу, хочу, чтобы ты его лишился. Ты знаешь, как просто управлять сумасшедшим? — его рука хватает мои волосы и сжимает их с силой в кулаке, причиняя боль. — ты станешь моей самой послушной марионеткой — идеальный убийца. Преданный и послушный только мне. И если я захочу, то ты лично вырежешь всю свою бывшую команду и принесешь мне их сердца. А после того, как я закончу свой эксперимент, ты станешь непобедим и практически неуязвим. Идеальное оружие, послушное только в моих руках.

Он выпрямляется, отпуская мои волосы, и знакомая насмешка вновь кривит его рот. Окидывает меня напоследок очередным полным самодовольной гордости взглядом и оставляет одного.

И меня трясет, трясет от ужаса. Оказывается боль еще не самое страшное…


Загрузка...