Смерть придумали люди

Глава 5

Костя Литовцев был главным наваждением моей юности и самой большой влюблённостью. Когда-то я даже считала — любовью, но от любви не отказываются так просто.

Мне в нём нравилось абсолютно всё: рыжие вечно взлохмаченные волосы, циничный медицинский юмор, умение пить неразбавленный спирт не пьянея, лёгкий запах формалина от кончиков пальцев… Даже его дурацкая идея сохранить девственность до свадьбы приводила меня в восторг — возможно, потому, что я не претендовала на его девственность.

Мне было шестнадцать, ему — двадцать один. Я заканчивала школу, он готовился поступать в интернатуру. Я читала сказки про вампиров, он цитировал Джойса. Я смотрела на него, как на бога, и ловила каждое слово, он — воспринимал меня как младшую сестру, вытаскивал моё пьяное тело с вечеринок, терпел подростковые истерики и говорил о ценности жизни. Я кричала, что он сволочь и сноб, исчезала из его жизни на несколько месяцев, влюблялась в других — но душевные раны после краха очередного романа неизменно зализывала на маленькой Костиной кухне, запивая дешёвой водкой, глинтвейном или чем придётся. А после папиной смерти я на долгие двенадцать недель переселилась в его холостяцкое жилище — было страшно возвращаться в пустую квартиру, где меня больше никто не ждал.

Так продолжалось несколько лет, пока однажды я не познакомила Костю со своей подругой и однокурсницей, бойкой и насмешливой Анечкой Белозерской. Вспыхнувшая между ними страсть чуть было не превратила меня в сгусток плазмы, я едва успела унести ноги и некоторое время ошеломлённо наблюдала за разворачивающимся на моих глазах романом. Очень скоро стало ясно, что для меня уже нет места не только между, но даже рядом с ними. Я молча ушла из их жизни — они не заметили моего исчезновения.

Я потом долго не могла простить именно этого блаженного эгоизма. Не внезапно вспыхнувшей любви (к тому времени я уже смирилась с тем, что между мной и Костей ничего не будет), а того, что они, ослеплённые счастьем, просто отодвинули меня в сторону.

Когда первая волна страсти схлынула, освободив место для капельки разума, Костя пытался увидеться со мной. Я неизменно отказывалась под разными надуманными предлогами. А потом у них родились близнецы, и Косте снова стало не до меня.

Все мои буйные отроческие годы пронеслись в голове за те несколько секунд, пока мы с Костей заворожённо разглядывали друг друга.

— Ээээ… здравствуй… Костя… — неуверенно выдавила я.

В голове царили сумбур и смятение. Во-первых, мне было стыдно. За наивную влюблённость, которую я не умела скрыть, хотя видела, что Костя никогда не ответит мне взаимностью. За то, что сбежала от них с Анькой, не попытавшись объяснить свою обиду. За то, что из глупой детской гордости отвергла попытку помириться — и даже не поздравила с рождением близнецов. Во-вторых… я так и не смогла простить его до конца. Житейская мудрость, обретённая с годами, подсказывала мне, что все влюблённые эгоистичны в своём счастье. И если бы подобным образом поступил кто-то другой, я бы первая нашла ему оправдание. Но, чёрт возьми, это не «кто-то»! Это человек, которому я верила больше, чем себе.

Снова, как и пять лет назад, появилось желание тихо исчезнуть. Желание было таким острым, что я машинально бросила взгляд в сторону двери.

— Даже не думай! — хором завопили Костя Литовцев и Умник. Этот бестелесный гад никогда не встаёт на мою сторону, если дело касается взаимоотношений с мужчинами.

Костя быстро пересёк комнату и встал между мной и входной дверью, отрезая путь к бегству. Белль Канто, про которого мы уже успели забыть, шагнул через порог и задал сакраментальный вопрос:

— Что здесь происходит?

— Я сам бы хотел это знать, — к Косте уже почти вернулось самообладание, и он, скрестив руки на груди, посмотрел на меня — вопросительно и немного насмешливо. — Юля?

— Ребят, я всё расскажу, — я обречённо вздохнула, осознав, что отвертеться от исповеди не удастся. — Только можно я сначала поем?

— Ты что, дура?

Я едва удержалась, чтобы не ответить «Да», — не потому что всерьёз считала себя дурой, а потому что вопрос задал Костя Литовцев.

— Я же не специально, — насуплено пробормотала я.

— Что именно? — неестественно спокойным тоном уточнил Костя. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты села за руль в нетрезвом состоянии, в неисправную машину, не пристегнулась ремнями безопасности, превысила допустимую скорость, невзирая на плохую видимость… Что из этого ты сделала не специально?!! — на последней фразе его голос всё-таки сорвался на крик, и я испуганно вжалась в кресло.

Повисла мучительная пауза. Костя ждал ответа, я молчала, упорно избегая его взгляда.

— Нет, ты мне всё-таки скажи, Дубровская: ты просто инфантильная дура или самоубийца? Потому что если дура, то это генетическое. А если самоубийца, значит, это и моя вина тоже — я упустил что-то важное в твоём образовании.

Уязвлённое женское самолюбие взметнуло алый флаг и бросилось грудью на амбразуру. В моём образовании, вы подумайте! Значит, он рассматривает меня только как «объект для воспитания»?

— Да, Костя. Да! — впервые с момента начала своего рассказа я отважилась взглянуть ему в глаза. — Ты упустил что-то чертовски важное. Ты упустил меня !

Раздался глухой треск: бокал, который Костя машинально продолжал сжимать в руке, всё-таки лопнул, рубиновая жидкость хлынула на ковёр. Зелёные глаза неотрывно смотрели на меня. Через несколько секунд мне начало казаться, что я вот-вот пойму, какое чувство скрывается в глубине зрачков… И в этот момент Костя с трудом отвёл взгляд. Переложил осколки бокала в другую руку, осмотрел залитую кровью ладонь, поморщился. (Я непроизвольно повторила его гримасу. По себе знаю: порезы на ладонях особенно болезненны.) Потом сжал раненую руку в кулак и, ни слова не говоря, направился к выходу, оставляя на ковре дорожку алых пятен.

В дверях Костя обернулся (сердце пропустило несколько ударов в ожидании его слов), бросил Жене:

— Следи, чтобы она не сбежала. Она может.

Маленький барабанчик в груди изобразил победную дробь. Самые страшные слова не прозвучали, а «инфантильную дуру» я как-нибудь переживу. («Тем более, что это правда», — паскудно захихикал внутренний голос.)

— Даже и не знаю, чему больше удивляться, — задумчиво сказал Женя, когда дверь закрылась, — то ли твоему рассказу, то ли тому, как Костя на него среагировал. Никогда не видел его… таким.

Я залпом выпила остатки вина. Махнула рукой:

— Ничего, отойдёт. Если бы он сказал «Убирайся из моего дома» — вот тогда была бы катастрофа.

— И ты бы ушла? — полюбопытствовал Женя.

— Разумеется. Костя может обругать в сердцах, но если он говорит «уходи» — это по-настоящему серьёзно.

— Вы поэтому и расстались?

— Нет.

У меня не было желания ворошить прошлое, и Женя это понял — не стал задавать вопросов, хотя я видела, что он сгорает от любопытства. Впрочем, он быстро утолил свою неуёмную жажду знаний тем, что вытряс из меня мельчайшие подробности злополучной аварии.

Костя вернулся минут через двадцать, спокойный и молчаливый. Правая рука была аккуратно забинтована, в левой он держал небольшой сундучок.

— Жень, ты мог бы нас оставить?

— Конечно. Пойду новостные ленты почитаю, — Женька ухмыльнулся каким-то своим мыслям. — Позвони, когда выйдешь в реал. Есть пара мыслей, нужно проверить.

— Хорошо. Часа через два, не раньше, — Костя поставил сундучок на стол, нашарил в кармане ключ. Сверкнул на меня зелёными глазищами. — Раздевайся, Дубровская.

— З-зачем? — нервно спросила я, проглатывая комок в горле.

— Пороть буду, — свирепо пообещал доктор.

— Ух ты! — развеселился Женя. — Хоть тушкой, хоть чучелом, но я должен это увидеть!

— Старцев, и тебе достанется, — от взгляда, который Костя кинул на приятеля, я бы испепелилась на месте, но бессовестный белль Канто только расхохотался и хлопнул по Амулету Возврата всей пятернёй. Смех резко оборвался, и внезапно наступившая тишина хлестнула по ушам. Насколько всё было бы проще, если бы Костя мог действительно ограничиться банальной поркой на правах старшего и тем исчерпать неприятный инцидент.

— Раздевайся, — равнодушно повторил он, позвякивая содержимым сундука.

Интересно, подумала я, терзая пуговицу рубашки непослушными пальцами, почему в человеческих отношениях вообще и в моих с Костей в частности всё настолько запутано, что физическое наказание кажется самым простым и самым безопасным выходом? Может быть, мне стоит смотреть на вещи проще?

«Я тебе уже лет десять это твержу, — устало напомнил Умник. — Безнадёжно.»

Снилась мне всякая ерунда.

Сначала снился Андрей. Он стоял на коленях и со слезами на глазах умолял не уходить в виртуальность насовсем — ведь тогда наш сын, которого он носит под сердцем, останется без матери. Это было так нелепо, что я даже во сне не удержалась от смеха.

Потом снились самолётики — целая эскадрилья маленьких вёртких тварей. Я улепётывала от них, размахивая широкими кожистыми крыльями и иногда поводя хвостом из стороны в сторону. От этого движения некоторые особо наглые тварюги, подлетевшие слишком близко, падали вниз в крутом пике.

Под утро приснился полуэльф. Он посмотрел на меня пронзительно-синими глазами и произнёс короткую фразу на эльфийском. Я поняла только одно слово: «el liri» — «моя госпожа». Эльфы обычно употребляют его в прямом смысле — как обращение к правительнице. Люди — как обращение к любимой… Лица полуэльфа я, конечно, опять не запомнила.

Пробуждение было радостным. Синеглазый бард был ни при чём — что-то очень хорошее случилось вчера… Ах да! Мы же помирились с Костей! Я невольно улыбнулась, вспоминая, как это произошло.

Когда Костя в очередной раз рыкнул, уже начиная раздражаться: «Дубровская, ну хватит тормозить. Мне нет дела до твоего целлюлита!», я не выдержала и съездила ему по физиономии. Два раза.

— Один — за намёк на мой целлюлит, которого у меня, кстати, почти нет. Второй — за то, что тебе нет до него дела, — пояснила я ошеломлённому парню.

— Юлька, ты точно ненормальная, — сообщил Костя, перехватывая мою руку, занесённую для третьего — профилактического — удара. Его лицо странно перекосилось, словно он никак не мог решить, сердиться ему или смеяться.

— Ага, — с удовольствием подтвердила я. — Только не говори, что ты не знал этого раньше.

Он всё-таки рассмеялся.

Я осторожно приоткрыла один глаз, убедилась, что солнце уже высоко поднялось над крышами домов, и снова закрыла. Вставать не хотелось.

Подушка едва заметно пахла лавандой. Солнечные лучи приятно щекотали веки, заставляя меня блаженно щуриться. Внешний мир напоминал о себе цоканьем копыт по мостовой, криками торговцев, шумом толпы, но даже этот шум был уютным и как будто ненастоящим. Я повернулась на другой бок и поплотнее закуталась в одеяло. Пожалуй, я готова пролежать так до вечера, особенно, если мне принесут завтрак в постель.

«Признайся, ты просто боишься спуститься вниз и узнать, что этим двум сыщикам удалось выяснить за ночь,» — подначил внутренний голос.

«Боюсь, — не стала спорить я. — А ты, можно подумать, не боишься. Ведь это и твоё тело тоже. Или ты точно знаешь, что они там обнаружат?»

Невидимый собеседник ответил не сразу: «Я тоже боюсь. Но эта информация нам нужна, чтобы двигаться дальше. А пока ты валяешься в постели, у нас нет никаких шансов её получить.»

Я нехотя откинула одеяло и спустила ноги с кровати. Пожалуй, он прав. Нас ждут великие дела. И не забыть бы спросить у белль Канто про этого полуэльфа…

Обоих приятелей я обнаружила в столовой — они задумчиво пили кофе. При моём появлении Женя оживился и галантно отодвинул соседний стул, приглашая присоединиться к компании.

— Доброе утро, Юля. Как спалось?

— Превосходно, — честно ответила я. — Давно мне не удавалось так выспаться.

Костя поприветствовал меня кивком головы и тёплой, но рассеянной улыбкой.

Вышколенный Костин дворецкий вошёл почти моментально вслед за мной и замер, ожидая распоряжений. Поскольку Костя на его появление никак не отреагировал, продолжая витать в своих мыслях, функции хозяина взял на себя Женя:

— Рами, распорядись, пожалуйста, чтобы подали завтрак для госпожи Юлии, кофе с лимоном для меня и… Костя? — доктор едва заметно мотнул головой, и Женя подвёл итог, — Пока всё.

Рами согнулся в почтительном поклоне и удалился.

— Рассказывайте, — потребовала я, когда дверь за дворецким закрылась.

Женя сверкнул белоснежной улыбкой:

— У нас для тебя две новости, как водится, плохая и хорошая. С какой начинать?

— На твой вкус.

— Ладно, начну с хорошей. Трупа нет. — Женя заметил, как болезненно скривился Костя при слове «труп» и поспешно поправился: — Я хочу сказать, что тело — в каком бы состоянии оно ни было — мы так и не нашли. Костя обзвонил больницы и морги, я проверил по своим каналам — глухо. Никого, похожего по описанию на тебя, не поступало.

— Потрясающе, — я не смогла удержаться от сарказма. — Королева в восхищении. Если это хорошая новость, то боюсь даже представить, какая плохая.

— Глупая Юлька, — Костя вынырнул из своих раздумий и посмотрел на меня с лёгкой укоризной, как на расшалившегося карапуза. — Отсутствие мёртвого тела оставляет надежду на то, что ты ещё жива.

— Вот спасибо! — возмутилась я. — Учитывая, в какой аварии это тело побывало, вряд ли оно сейчас представляет из себя что-то приличное. А плавать в колбе с физраствором в лабораториях Корпорации мне что-то совсем не улыбается. Лучше сразу сдохнуть.

— Юля, не начинай! — брови моего друга опасно сдвинулись на переносице, и я поспешила перевести разговор на другую тему:

— Так что там за плохая новость?

— Собственно, ты её уже озвучила, — снова вступил в разговор Женя. — Я проверил новостные сводки и кое-какие закрытые каналы — действительно, всё произошло в точности так, как ты описывала. Это подтверждает и водитель фуры — я ознакомился с протоколом допроса. Так вот, самое скверное, что, по мнению экспертов, при таком развитии событий водитель легкового автомобиля должен был получить повреждения, несовместимые с жизнью. Хоть я и не любитель очевидных выводов, но очень похоже, что кто-то поддерживает твой мозг в жизнеспособном состоянии. Только вот вопрос в том — кто и с какой целью. Следов Корпорации пока не видно, хотя это не доказательство того, что она тут ни при чём… — Женька задумчиво взъерошил волосы. — Прямо детектив какой-то. «Голова профессора Доуэля».

Нестерпимо захотелось взвыть от отчаянья и постучаться лбом об стол. Но я подавила бунт в зародыше и заставила себя улыбнуться — лукаво и дерзко:

— Бери круче: «Голова профессора Доуэля наносит ответный удар».

Мы с Женькой посмотрели друг на друга и неожиданно расхохотались. Не знаю, что смешного нашёл в моих словах весельчак белль Канто — возможно, его позабавила моя неуклюжая бравада. Мне же просто необходимо было выплеснуть эмоции, и я предпочла сделать это в смехе, а не в рыдании.

Костя сочувственно покачал головой — слишком хорошо меня знал, чтобы не распознать в хохоте истерические нотки — но даже он не смог сдержать улыбки, глядя на двух гогочущих придурков.

— Да у вас тут, я смотрю, веселье в самом разгаре, — насмешливо произнёс мелодичный, превосходно поставленный голос. — Как я удачно зашёл.

Мы обернулись. В дверном проёме, опираясь плечом о косяк, стоял полуэльф. В первое мгновение мне стало жарко — показалось, что этот тот самый синеглазый менестрель, с которого начались мои приключения. Потом пригляделась — нет, глаза у него были вполне человеческие, серые. А ведь цвет радужки для носителя эльфийской крови — это больше, чем просто деталь внешности: он указывает на наличие или отсутствие магического Дара.

Парень был невероятно красив — что вовсе не странно для полуэльфа. Удивительно, что при своей эльфийской красоте он был похож на мужчину.

Поймите меня правильно, я ничего не имею против эльфов. Представители Старшего Народа потрясающе, божественно, безукоризненно красивы. Мне нравится смотреть на эльфов. Как нравится смотреть на античную статую, на грациозное и изящное женское тело, на ухоженных стильных мальчиков из гей-клубов… Вы понимаете, о чём я. Эстетическое наслаждение. Мужчину не оценивают такими категориями.

Так вот, стоящий в дверях полуэльф был красив совсем по-человечески — видимо, материнская кровь оказалась достаточно сильна (что странно, потому что эльфийская генетика обычно доминирует во всём, что касается внешнего вида). И вызывал у меня вполне естественную для женщины реакцию: в считанные секунды я окинула его взглядом, оценивая, имеет ли смысл с этим мужчиной флиртовать, встречаться и так далее. И вынесла вердикт: не имеет. Особенно «и так далее».

Я уже, кажется, говорила, что без восторга отношусь к красивым мужчинам. Они вызывают в памяти не самые лучшие страницы моей биографии. А в этом полуэльфе, помимо смазливой внешности (хотя и её было бы вполне достаточно, чтобы поставить штамп «Не в моём вкусе»), было что-то ещё. Что-то, что заставляло насторожиться. При взгляде на него у меня возникало ощущение, что я изучаю ларец с двойным дном, который может с равной вероятностью скрывать и смертельную ловушку, и бесценное сокровище. И что самое странное — мой визави исследовал меня точно таким же испытующим, настороженным взглядом, за которым явно скрывалось нечто большее, чем естественный интерес к новому персонажу в старой тусовке.

— Извините, пожалуйста, мы вам не мешаем? — вежливо осведомился белль Канто, когда стало очевидно, что пауза затягивается.

Полуэльф улыбнулся, продемонстрировав два ряда ослепительно белых зубов, прошёл в комнату и грациозно опустился на единственный свободный стул — как раз напротив меня.

Вслед за ним вплыла толстушка Нинель, которая исполняла в Костином хозяйстве роль экономки, поварихи и домработницы в одном лице. С Нинель мы познакомились ночью — несмотря на поздний час, она не поленилась спуститься в кухню и организовать «скромную» (на её взгляд) трапезу для усталых гостей.

— Доброе утро, госпожа Юлия, — сердечно поприветствовала она, ловко расставляя передо мной добрый десяток столовых приборов и сосудов, из которых мне удалось опознать только тарелку с тостами и стакан с соком. — Хорошо спали? Что-то вы бледненькая сегодня. Обязательно выпейте зелёного чаю, он вон в том чайнике. Этот волшебный напиток укрепляет здоровье и придаёт девичьему лицу румянец.

Нинель наклонилась ко мне и заговорщицки прошептала:

— Как единственная барышня в обществе этих достойных молодых людей вы просто обязаны выглядеть самым выигрышным образом.

— Спасибо, Нинель, обязательно попробую, — поблагодарила я, пряча улыбку. Эта женщина напомнила мне мою соседку, добродушную и чудаковатую бабу Настю, помешанную на здоровом образе жизни и идее выдать меня замуж за достойного, с её точки зрения, кавалера.

— Привет, Вереск, — поздоровался Костя. — Как рука?

— Твоими стараниями — отлично. Спасибо, Костя. Немного побаливает, но держать меч и играть на гитаре это не сильно мешает.

Костя удовлетворённо кивнул:

— Хорошо. Болеть ещё будет недели две, но это уже не страшно. Хочешь кофе?

— Нет, увольте, — Вереск скривился в гримасе отвращения. — Как вы можете пить эту гадость?

— Идиосинкразия к кофе у тебя обусловлена генетическими факторами, — авторитетно поведал белль Канто, прихлёбывая из чашки. — Вон, спроси у нашего доктора. Так что тебе ни за что не понять всей прелести этого дивного напитка.

Женя обернулся ко мне:

— Юля, позволь тебе представить, это Вереск. На самом деле его имя — Кристоф белль Гьерра, но он не любит, когда его так зовут. Он мой друг, и я без колебаний доверю ему свою драгоценную спину в бою. Вереск, это Юлия. Она из моего мира, с Земли, но теперь, похоже, навсегда останется здесь, потому что ей некуда возвращаться.

— Он всё знает?! — удивлённо воскликнула я. По вполне понятным причинам никто раньше не пытался рассказать местным жителям о происхождении Эртана.

— Разве такое бывает?! — не менее удивлённо воскликнул полуэльф одновременно со мной.

— Да, — лаконично ответил Женя.

— Что — да? — хором спросили мы.

— Да, он всё знает. Да, оказывается, такое бывает.

— А как это произошло? — любопытство Вереска было так велико, что даже природная эльфийская невозмутимость не позволяла его скрыть.

— Юля попала в серьёзную аварию. Тела пока не нашли, но, согласно заключениям экспертов, вряд ли ей удалось выжить. Мы ещё сами не знаем, как это случилось.

Полуэльф бросил на меня заинтересованный взгляд. Я сделала вид, что увлечена поеданием тоста.

— Знаешь, белль Канто, — с лёгкой усмешкой произнёс Вереск, — ещё сегодня утром я рассчитывал развлечь тебя историей об артефакте. Однако сейчас вижу, что вам и без того скучать не приходится.

— О, дьявол! — в сердцах выругался Женя. — Я уже и забыл про этот треклятый артефакт. Что, с ним всё так плохо?

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Но вообще — да, дело пахнет подставой.

— Ладно, рассказывай. Там разберёмся.

Вереск выразительно посмотрел на меня. В его взгляде явственно читалось: «Не хотите ли вы насладиться гостеприимством хозяина в соседней комнате?» Я-прежняя наверняка бы вскочила и с извинениями ретировалась из помещения, давая возможность мужчинам обсудить их тайны наедине. Но то ли смерть прибавила мне наглости, то ли это была уже не совсем я… Как бы то ни было, я-нынешняя, напротив, демонстративно отложила недоеденный тост на тарелку и уставилась на полуэльфа с выражением крайней заинтересованности — мол, рассказывайте, я вся внимание.

Вереск осознал, что вежливый способ удалить меня из зоны прослушивания потерпел неудачу, и пустил в ход тяжёлую артиллерию:

— Господа, вы доверяете этой девушке?

— Да, — без колебаний ответил Костя.

— Да, — подтвердил Женя после секундной задержки.

Пользуясь тем, что выгонять меня никто не собирается, и значит, не требуется изображать неусыпное внимание, я с аппетитом вернулась к поглощению завтрака. Вереск легко пожал плечами — дескать, сами напросились, я предупреждал — и приступил к повествованию:

— Начнём с того, что Звезда Четырёх Стихий не является артефактом в строгом смысле слова: согласно преданию, она была создана Творцом одновременно с этим миром. Каждый из четырёх лучей Звезды заключал в себе энергию определённой стихии, а Звезда в целом была в некотором роде сосредоточением всей магии Эртана, так как позволяла управлять любой из четырёх природных стихий. Предназначение Звёзды Четырёх Стихий до конца не ясно. По одной из версий, она была всего лишь вспомогательным инструментом для сотворения магии Эртана, по другой — Создатель планировал оставить в этом мире Наместника, и Звезда должна была служить символом его власти.

Но то ли Создатель передумал, то ли что-то пошло не так — по этому поводу даже версий не существует — вместо одного Наместника в Эртане появились Найэри — Пришедшие Следом. Наместниками их можно назвать лишь с некоторыми допущениями. Во-первых, предполагается, что наместник постоянно присутствует на вверенной ему территории, тогда как Найэри появлялись в Эртане в лучшем случае раз в несколько тысячелетий. Во-вторых, должность наместника предполагает единоличное управление, а Пришедших Следом было несколько, при этом о какой-либо иерархии, равно как и об их точном количестве ничего неизвестно.

Во время одного из своих визитов в Эртан Наэйри создали эльфов. Каждый из четырёх кланов получил Дар управления одной стихией. Опасаясь борьбы за обладание Звездой, Пришедшие Следом разделили её на лучи и передали каждый Луч главе соответствующего клана.

Долгое время всё шло хорошо. Найэри регулярно навещали своих подопечных, оставляя вождям кланов советы и наставления. Эльфы оказались талантливыми учениками и хорошими хозяевами для нового мира. Но однажды Пришедшие Следом исчезли из Эртана на несколько тысячелетий.

После того, как вышли все сроки, а Найэри так и не появились, среди эльфов — то ли само собой, то ли по чьему-то злому умыслу — зародилось поверье, что Пришедшие Следом покинули этот мир навсегда, и тот, кто возродит Звезду, станет Наместником Создателя в Эртане.

Вернувшиеся через пять тысяч лет Пришедшие Следом обнаружили мир весьма в плачевном состоянии: по лесам рыскали волколаки, мантикоры и другие свирепые твари, а некогда величественный и прекрасный народ превратился в разрозненные племена озлобленных дикарей. И что самое страшное, эльфы сами довели себя и мир до такого состояния в бесконечных попытках отвоевать друг у друга четыре Луча. Возродить Звезду так никому и не удалось: оказалось, что даже собранные вместе, Лучи отказываются объединяться в единый артефакт, а по отдельности представляют собой не более чем куски камня.

Найэри поступили как строгие, но справедливые родители: разъяснили ошибку, помогли привести себя в порядок, а напоследок сказали, что за столько тысячелетий пора бы уже повзрослеть и научиться отвечать не только за себя. Для воспитания ответственности Пришедшие Следом создали людей и наказали Старшему Народу о них заботиться.

— Это что же получается, — возмутилась я, — люди — что-то вроде домашних животных у эльфов?

Согласитесь, Вереск был не совсем прав. Даже если в эльфийских летописях история происхождения людей описывается именно так, это вовсе не значит, что точно так же её надо подавать людям. Да и после моего возмущённого вопля можно было бы найти десяток способов обратить всё в шутку. Например, напомнить, что иногда быть домашним питомцем не так уж и плохо: за погрызенные тапочки обычно достаётся не щенку, который всласть поточил о них зубы, а хозяевам, которые допустили безобразие. Вместо этого Вереск внимательно посмотрел на меня и с толикой надменности произнёс:

— Я рад, Юлия, что вы верно понимаете ситуацию.

Ну что ж, вызов брошен — вызов принят. Держись, полукровка.

— А что, разве интимная связь между эльфом и человеком в таком случае не приравнивается к зоофилии? — невинно осведомилась я. Не знаю, что на меня нашло. Вообще-то, такие пошлые остроты — не в моём стиле, но очень уж захотелось выбить этого наглого типа из колеи. И мне удалось — клянусь, я слышала, как он заскрипел зубами от злости! Однако вслух Вереск только холодно произнёс:

— С вашего позволения, я продолжу.

Найэри снова покинули этот мир, поручив людей заботам Старшего Народа. Казалось, что про Звезду Четырёх Стихий все забыли. Люди постепенно выходили из первобытного состояния, строили общество, воевали друг с другом. Эльфы, как им и было предписано Пришедшими Следом, избрали для себя роль не правителей, но наставников — внимательно следили за развитием человечества, стараясь не вмешиваться без крайней необходимости.

Идиллия продолжалась тысячелетия. Пока однажды не прошёл слух, что Найэри оставили Лучи людям. Эльфы первого и второго поколений, в числе которых были и Старейшины кланов, ещё помнили ужасы Смутной эпохи, поэтому они приложили максимум усилий, чтобы в зародыше задавить в головах молодых эльфов идею о новой охоте за Звездой. Массового помешательства действительно не случилось, однако отдельные представители — кстати, не только эльфов, но и людей — предпринимали попытки возродить артефакт. Надо ли говорить, что у них ничего не получилось? Те немногие, кому удавалось собрать вместе все четыре Луча, получали всего лишь кучку не особо драгоценных камней, не обладающих даже намёком на магическую силу. Более того, с некоторых пор стало считаться — и считается до сих пор — что Лучи приносят несчастье своему обладателю. С каждым, кто пытался воссоздать Звезду Четырёх Стихий, рано или поздно приключилась смертельная неприятность.

В 12 веке до Эпохи Договора четыре Луча оказались в руках эльфа Эль-Лириана из клана Воды.

— Погоди, это не тот Эль-Лириан, который был среди четырёх основателей Академии? — внезапно заинтересовался белль Канто.

— Он самый. У истоков Академии стояли четыре эльфа — по одному от каждого клана. Идея принадлежала именно Эль-Лириану. Он обосновал свою идею исключительно правильными и красивыми словами — о преемственности поколений, о необходимости теоретических разработок в области магии, о централизации усилий по сбору и хранению уникальной информации. А на самом деле надеялся чужими руками собрать сведения о Звезде Четырёх Стихий. Ему не повезло: однажды, когда он отправился в Северные Пустоши за каким-то особо редким магическим ингредиентом, на караван напали разбойники. Эль-Лириан погиб, Лучи исчезли.

В следующий раз они всплыли в конце второго века до Эпохи Договора, в руках Его Императорского Величества Талгаса IV, правителя Диг-а-Наррской Империи. Что характерно, он был чистокровным человеком, и у него напрочь отсутствовали способности к магии. Для тех, кто не знаком с историей Союзных Королевств, — многозначительный взгляд в мою сторону, — напомню, что Талгасу IV досталось от отца хорошо развитое государство, с сильной армией и флотом. В состав империи уже входили, помимо собственно Диг-а-Нарра, Стауран и Белогория. Кенайа была почти готова подписать договор. Однако Талгас IV, вместо того, чтобы продолжить начинания отца, помешался на возрождении Звезды Четырёх Стихий. Первым делом он угрохал без малого треть государственной казны на поиск четырёх Лучей. Затем в принудительном порядке призвал магов на государственную службу, которая, как нетрудно догадаться, заключалась преимущественно в решении тайны Звезды. Наиболее сообразительные и шустрые маги поспешно эмигрировали из страны — в основном в Карантеллу, тогдашний правитель которой, Кальмир I, моментально сориентировался в обстановке и создал для беженцев благоприятные условия. Большую часть тех, кто не успел сбежать, казнили по приказу Талгаса — по официальной версии, за участие в заговоре против короны, на самом же деле — за то, что так и не смогли ничего сделать с Лучами. Неудивительно, что карьера Талгаса IV закончилась государственным переворотом. Сам император во время мятежа погиб, а Лучи были растащены гвардейцами, штурмовавшими дворец, и вскоре их след снова потерялся.

Диг- а-Нарр из величайшей империи континента вернулся к статусу крошечной сельскохозяйственно-курортной страны. А Кальмир I удачно воспользовался моментом, заручился поддержкой Эльфийского Совета и заставил — кого силой, кого уговорами — подписать Договор Пяти Союзных Королевств. Лирк и Кенайа присоединились к Договору позже.

Последнее упоминание о Звезде Четырёх Стихий относится уже к нынешнему веку и связано с именем Гелленира Фар-Эстеля, герцога Эстельмарэ. Его дед, Иолан Фар-Эстель, около семисот лет назад покинул Сумеречное Ущелье и осел при королевском дворе Карантеллы…

— Секундочку!!! — от изумления я забыла про всякие правила приличия. — Речь идёт о последнем законном владельце замка Эстельмаре? А что его дед делал в Сумеречном Ущелье?

Вереск посмотрел на меня, как на полную дуру:

— Что может делать вампир в Сумеречном Ущелье? Жил он там.

— Но… разве Гелленир Фар-Эстель не был эльфом? — растерянно пробормотала я.

Полуэльф страдальчески поднял глаза к потолку, призывая небо в свидетели моей тупости.

— Вереск, расслабься, — Женя примиряюще улыбнулся. — В Союзных Королевствах добрых две трети коренных жителей не знают, что вампиры и тёмные эльфы — это одно и то же. А Юля не местная, ей тем более простительно, — он повернулся ко мне и пояснил, — Вампиры — это в некотором роде эльфы-мутанты, результат экспериментов, проводимых в Смутную Эпоху. Тёмные эльфы должны были стать совершенными механизмами для убийства, поэтому некоторая агрессивность закреплена в их характере на генетическом уровне. Но это не значит, что они ночами залетают в окна, чтобы поживиться кровью мирно спящих граждан, соблазняют непорочных дев и совершают прочие аморальные поступки, которые приписывает им народная молва.

— Прямо милейшие существа, — хмыкнула я. — И за что их только люди не любят? Кровь-то они хоть пьют или это тоже гнусная клевета, порочащая доброе вампирское имя?

— Скажем так, могут пить. Это не жизненная потребность, просто кровь позволяет вампиру очень быстро восстановить магические силы. А поскольку ёмкость магического резервуара у тёмных эльфов крайне невелика, во времена различных заварушек им приходилось довольно часто прикладываться к шеям врагов. Отсюда и слухи.

С эльфами у вампиров расовая неприязнь. Людей они тоже не особо любят, но охотно нанимаются на военную службу. Как правило, по контракту. Иолан Фар-Эстель был в этом плане не самым типичным вампиром — он остался при вельмарском дворе на постоянную службу. Собственно, замок Эстельмарэ — тогда он назывался как-то по-другому — вкупе с герцогским титулом был пожалован Иолану королём — то ли в качестве благодарности за хорошую работу, то ли с целью ещё больше привязать вампира к Карантелле.

— Внук переплюнул деда по части ненормальности, — вступил в разговор Вереск. — Он влюбился в эльфийку. Причём настолько серьёзно, что женился на ней, несмотря на запрет отца и под страхом лишения наследства. У Гелленира и Лийонэли родилась дочь. Фар-Эстель-старший одумался и перед смертью всё же исправил завещание, оставив замок сыну. Династия Фар-Эстелей, теперь уже в лице Гелленира, по-прежнему была в фаворе у короны. Словом, у вампира не было причин обижаться на судьбу.

Но однажды, вернувшись в замок после выполнения очередного задания короля, Гелленир узнал, что его жена умерла от лунной лихорадки.

И вот с того дня что-то у него в мозгах покосилось. Вампир поклялся во что бы то ни стало воссоздать Звезду Четырёх Стихий. Вряд ли он надеялся вернуть этим жену, скорее просто рассчитывал получить неограниченную власть над миром и исправить его несправедливость. Манускрипты об этом умалчивают, как и о том, что именно он делал с четырьмя камнями, когда они наконец попали ему в руки. Ну а чем всё кончилось вы, наверное, в курсе.

— Чем? — поскольку я в общих чертах знала историю замка Эстельмарэ, в роли «чайника» для разнообразия выступил Костя.

— Произошёл взрыв. Никто не знает достоверно, что именно его вызвало. Все обитатели замка: сам Фар-Эстель, его дочь Лаурэль, слуги — погибли. Наиболее правдоподобная версия — неудачный магический эксперимент. Руины замка считались проклятым местом несколько десятилетий — пока не пришла ваша Корпорация. Ну а Лучи, разумеется, снова пропали. У меня, правда, есть непроверенные сведения насчёт того, где можно поискать один из них, но ими я поделюсь потом, — в брошенном на меня взгляде явственно читалась ремарка «когда тут не будет посторонних ушей». — Да, кстати… Вот так они выглядят.

Полуэльф вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и передал Жене. Белль Канто развернул его, бросил быстрый взгляд на рисунок и отложил на стол. Я не удержалась от любопытства и искоса заглянула в листок… Мне пришлось поспешно спрятать нос в кружке с зелёным чаем. Неожиданный «бонус от шеф-повара» пришёлся как нельзя более кстати, позволив скрыть изумлённое выражение лица. На измятом листке умелой рукой были изображены четыре камня разного цвета и одинаковой формы — в виде широкого наконечника стрелы. Один такой камень как раз лежал в кармане моих брюк.

— Ты прав. Что-то тут не так, — вздохнул Женя, устало потирая виски. — Чёрт, да тут всё не так. Готов поспорить на что угодно, большая часть информации, которую ты накопал, у заказчика была. Но в условиях задачи представитель Корпорации описал только четыре камня — четыре части одного артефакта. Про сущность артефакта они упомянуть как-то забыли. Неужели рассчитывали, что я отправлюсь на поиски камней, не поинтересовавшись их происхождением?

Корпорация заказала Жене поиск Звезды Четырёх Стихий? Я честно попыталась осмыслить услышанное. Мозги натужно заскрипели, но так и не смогли выдать ничего, что хотя бы приблизительно укладывалось в рамки логики. Похоже, придётся задать очередной глупый вопрос:

— Слушайте, я, наверное, упускаю из вида что-то существенное… Зачем Корпорации заказывать поиск важного супер-мега-артефакта какому-то наёмнику — извини, Женя — да ещё с такими сложностями, если банальный запрос по базе данных, ну или в чём там у них информация хранится, позволит его найти в считанные секунды?

Костя с Женей обменялись быстрыми взглядами и мой старый друг едва заметно кивнул.

— Мы долго обсуждали этот вопрос, — признался Женя, — и у нас родилась довольно неожиданная гипотеза: Корпорация потеряла контроль над своим детищем.

— Как это?

— Искусственный разум. Эртан, точнее, программа, которая отвечает за создание этого мира, обрела способность мыслить самостоятельно и отказалась подчиняться программистам Корпорации.

— Звучит как сюжет для плохой киберпанковской оперы, — хмыкнула я.

— Мы с Костей провели серию тестов Тьюринга с участием двадцати Игроков и тридцати местных жителей. — Женя сделал паузу — видимо, для пущего эффекта. — Стопроцентное прохождение. Конечно, этого недостаточно, чтобы официально признать Эртан искусственным интеллектом, но позволяет сделать кое-какие выводы.

— Что такое тест Тьюринга? — спросил полуэльф.

Я злорадно ухмыльнулась. Не всё же мне себя идиоткой чувствовать.

— Помнишь, я тебе рассказывал про компьютеры? Ну вот, тест Тьюринга заключается в том, что экспериментатор заочно общается с двумя собеседниками, один из которых — компьютер. Считается, что компьютерная программа успешно прошла тест, если судья за оговорённое время не смог достоверно определить, кто из собеседников не является человеком. Мы — не смогли. Кроме того, в нашем мире весьма популярен сюжет о том, что компьютер обретает собственную волю и начинает строить козни своим создателям. Я сам всегда скептически относился к подобным историям, — кивнул Женя, заметив недоверчивую гримасу на лице полуэльфа. — Но это единственная гипотеза, которая более или менее стройно объясняет происходящее. Я имею в виду не только эту заваруху с артефактом, а вообще всё, что происходит в Эртане последнее время, в том числе поведение Корпорации.

Я снова зашевелила извилинами — на сей раз более продуктивно. Выводы, к которым я пришла, показались мне настолько логичными, что я не постеснялась их озвучить:

— Поправьте меня, если я ошибаюсь в цепочке рассуждений. Корпорация потеряла контроль над миром Эртан. И это их наверняка не устраивает. Звезда Четырёх Стихий, согласно легенде, даёт её обладателю власть над всей магией Эртана. Поскольку магия является существенной частью этого мира, то у владельца артефакта очень велики шансы стать, простите за пафос, повелителем всего Эртана. Особенно если он сделает ставку не на грубую силу, а подключит дипломатию. И мы знаем, что в Корпорации такая кандидатура есть. Напрашивается вывод: Корпорация, а если точнее — господин Милославский лично — хочет возродить Звезду Четырёх Стихий, чтобы обрести власть над этим миром, не нарушая законов, заложенных в его основе. Ну как?

— Отличная теория, — кивнул Женя, и по его ровному тону я поняла, что ничего нового он от меня не услышал. — В ней есть только один минус: её очевидность. Решение, которое лежит на поверхности, редко оказывается правильным. В лучшем случае, это лишь один из слоёв, которые нужно снять, чтобы добраться до истины. В худшем — приманка, подброшенная специально, чтобы сбить со следа.

Наверное, он не хотел меня оскорбить. Но я почему-то почувствовала себя блондинкой, которая заявилась на заседание президиума Академии Наук.

— Комсомольцы не ищут лёгких путей? — с ноткой обиды в голосе съязвила я. — Означает ли это, что ты с негодованием отвергнешь очевидное решение — не ввязываться в сомнительное мероприятие?

В столовой повисла тишина. Костя слегка подался вперёд, сжимая в ладонях кружку. Вереск ограничился поворотом головы, только неестественно прямая спина выдавала напряжение, с которым он ожидал реакции приятеля.

Женя не спешил с ответом. Он отхлебнул остывшего кофе, задумчиво повертел в руках чайную ложечку, и наконец медленно произнёс:

— Ты права, Юля. Я не откажусь от поиска Звезды.

Костя шумно выдохнул, откинулся на спинку стула, но руки продолжали машинально тискать многострадальную кружку. Вереск неодобрительно покачал головой. И без всякой эмпатии было понятно, что ребята разочарованы решением приятеля.

— Жень, это безрассудство, — не замедлил высказаться Костя. — С самого начала было ясно, что Корпорация играет нечестно, и новая информация только подтвердила это. Ты берёшься за решение задачи, ответ которой постоянно меняется. А учитывая шансы напороться на «проклятие ассассина» — это грандиозная глупость. Зачем? Неужели тебе так нужны эти деньги?

— Да причём тут деньги-то, Кость? — с досадой отмахнулся Женя. — Разумеется, я верну Корпорации задаток.

Вереск нахмурился. Костя недоумённо приподнял брови. Похоже, не для одной меня смысл Женькиного плана был покрыт мраком.

Белль Канто вычертил черенком ложки замысловатую фигуру на скатерти и неохотно пояснил:

— Я не говорил этого раньше, но Милославский не создавал Эртан. За право обладания им он убил двух человек, один из которых был моим другом. Убил не здесь — в реале. Для меня этого вполне достаточно, чтобы не желать его власти над миром, к которому я — можете смеяться — успел привязаться. И раз уж мне выпал редкий шанс помешать Милославскому, я его не упущу. Ну и потом, — Женька хитро сощурился и обвёл взглядом притихшую компанию, — это ведь игра, правда? И я могу сам выбирать, на чьей стороне играть.

— Ты недооцениваешь опасность, — хмуро бросил Вереск.

— У меня будет фора. Я разорву контракт с Корпорацией, но не раньше, чем найду надёжное укрытие от людей Милославского. А куда спрятать Лучи, придумаю по ходу дела… Так что сегодня я подготовлю всё необходимое, и завтра с утра выдвигаюсь.

Вереск хотел что-то сказать, но я его опередила:

— Возьми меня с собой.

Парни проявили редкостное единодушие.

— Юлька, даже не думай! — быстро сказал Костя.

— Нет, только не её! — одновременно с ним выкрикнул Вереск.

Вопрос о целесообразности экспедиции волшебным образом отодвинулся на задний план. Женя перевёл удивлённый взгляд с врача на полуэльфа, потом посмотрел на меня и с усмешкой произнёс:

— И что я с тобой буду делать?

«И сколько раз, и в какой позе», — Умник скабрёзно хихикнул. Я велела ему заткнуться и, вложив в свой голос максимум убеждённости, сказала:

— Команда без мага — плохая команда.

Пожалуй, стоит признать, что ораторское искусство не самая сильная моя сторона. Услышав этот убийственный аргумент, Женя совершенно бестактно расхохотался:

— А команда со стихийным псиоником — хорошая. Но мёртвая. Причём не единожды… Кроме шуток, а если ты опять словишь эманацию очередного фаната моего искусства и всадишь мне нож в спину?

— А ты не поворачивайся ко мне спиной, — очень серьёзно посоветовала я.

— Рекомендую прислушаться к этому совету в любом случае, — мрачно встрял полуэльф.

Интересно всё-таки, за что же он меня так невзлюбил? Я что, похожа на шпиона Корпорации?

— Юль, ничего личного, правда. Ты мне очень нравишься. Но это будет не увеселительная прогулка по достопримечательностям Эртана. Ты новичок в таких путешествиях, поэтому будешь только бесполезной обузой.

— Буду готовить еду, — пообещала я, придушив возмущённую гордость.

— Нет.

— Юлька, не сходи с ума, — это уже Костя. — Ты исчерпала лимит отпущенных тебе глупостей на столетие вперёд.

Чёрт. Шовинисты проклятые. Они всё-таки вынудили меня прибегнуть к аргументу, который я надеялась приберечь на самый крайний случай. Я вздохнула и выложила на стол топаз в виде наконечника стрелы.

В будничной обстановке Костиной столовой он выглядел невзрачно. Кремовая скатерть скрадывала кристально-воздушную голубизну, делая камень похожим на грязно-серый осколок стекла. Но даже если бы я выложила на стол чистейший бриллиант весом в пятьсот карат, он произвёл бы куда меньший эффект.

— Это то, что я думаю? — недоверчиво уточнил Женя, когда к нему вернулся дар речи.

Я замешкалась на пару секунд, якобы размышляя над формулировкой ответа, благо неопределённость вопроса это оправдывала. На самом деле мне было важно увидеть реакцию Вереска.

— Луч Воздуха, — ответ полуэльфа меня не разочаровал. — Где вы его взяли?

— В лесу, недалеко от Вельмара. На кусте рос. Этого… как его… — я беспомощно взглянула на Женю, но тут же вспомнила название, — итиля!

Вереск сардонически улыбнулся:

— Юлия, если вы уж взялись врать, так ознакомьтесь с историей вопроса. Итиль не растёт на территории Союзных Королевств.

— Она не врёт, Вереск, — покачал головой Женя. — Не знаю насчёт камня, но итиль я видел своими глазами.

— Юль, можно? — попросил Костя.

Я щёлкнула указательным пальцем по камню, и он легко заскользил по гладкой поверхности скатерти. Костя придирчиво осмотрел его со всех сторон, понюхал и даже осторожно дотронулся языком. Потом пожал плечами и передал артефакт Вереску, который повторил ту же цепочку манипуляций, только с более невозмутимым лицом. Женя подошёл к вопросу ещё более тщательно — не поленился переместиться к окну и осмотреть все грани минерала под ярким солнечным освещением. Наконец, он вернулся к столу и озвучил, очевидно, общее мнение мужской части компании:

— Камень как камень. Похож на топаз или аквамарин. Чистый, но ничего особенного.

Я обвела троицу недоверчивым взглядом. Издеваются, что ли?

— По-вашему, тёплый камень — это ничего особенного?

Теперь уже они уставились на меня, Костя и Женя удивлённо, Вереск — разумеется, с подозрением.

— Юль, — осторожно сказал Костя. — Ты о чём?

— Вы что, шутите? — я непочтительно выхватила камень из Женькиных рук. — Он ощутимо теплее температуры тела. Вы считаете, это нормально?

— Разрешите? — Вереск протянул руку, и в течение краткого мгновения мы держались за камень вдвоём.

— Чёрт! — вскрикнула я, разжимая пальцы.

Полуэльф, повторил мой жест, сопроводив его ещё более экспрессивным выражением.

Луч Воздуха с глухим стуком плюхнулся на кремовую скатерть и снова притворился безобидной стекляшкой.

— Он горячий! — Он ледяной! — синхронно пожаловались мы с Вереском.

— Так горячий или ледяной? — дотошно уточнил белль Канто.

— Обжигает, зараза! — сказала я.

— Если только холодом, — упрямо возразил полуэльф.

— Попробуйте ещё раз и разберитесь, наконец, в своих ощущениях.

— Сам пробуй, экспериментатор! — возмутился Вереск.

— Я бы с удовольствием, но мы с Юлей уже обменивались артефактом, и никаких аномальных скачков температуры не наблюдалось.

Вереск метнул в Женьку сердитый взгляд, но всё-таки поднял Луч со стола и протянул мне. Наши руки снова встретились на полированной поверхности топаза. Я зашипела от резкой боли, но пальцы не разжала, и через несколько секунд с удивлением обнаружила, что жжение, хоть и неприятно, но вполне переносимо. Судя по тому, что полуэльф не бросил камень в первое же мгновение, он пришёл к тому же выводу.

«Ты забираешь у него Силу», — меланхолично проинформировал внутренний голос.

— Ой! Извините, — я отпустила Луч и перепугано посмотрела на Вереска. — С вами всё в порядке?

— В полном. А что?

— Ну… мне показалось, что камень вытягивает из вас Силу и передаёт мне, — я смутилась, понимая, как глупо это звучит. Всем известно, что полуэльфы с «человеческими» глазами — то есть рождённые женщиной-человеком от мужчины-эльфа — не владеют магией.

— Я shinnah'tar. «Обделённый Силой», — холодно сообщил полуэльф. — Пустышка.

Превосходно. Теперь он будет думать, что я над ним издеваюсь.

— Однако признай, Вереск, что-то странное здесь есть, — вступился за меня Женя. — Ни я, ни Костя не реагируем на этот камень. Кстати, надо будет проверить его на других местных жителях — пока что это единственный критерий, по которому вы с Юлей отличаетесь от нас… А в изученных тобой манускриптах ничего на эту тему не было?

Взгляд полуэльфа расфокусировался — Вереск инспектировал кладовые памяти.

— С определённой натяжкой сюда может подойти легенда о Хранителях, — неохотно признал он. — Точнее, это даже не легенда, а обрывочные сведения из различных источников. Суть в том, что в конце Смутной Эпохи, когда Найэри покидали этот мир, они оставили Лучи людям, выбрав для каждого камня своего Хранителя. И якобы потомки этих четырёх Хранителей до сих пор каким-то образом связаны со своими Лучами. Есть мнение, что некоторые из великих человеческих чародеев, например, Аллотар Повелитель Воды, были таковыми благодаря Лучам. Но прямых доказательств нет. И уж тем более нет никаких упоминаний о том, что Хранителем может быть человек из другого мира.

— Любопытно, — задумчиво произнёс Женя (насколько я успела заметить, это было его любимое слово). — Запишем эту загадку в список тех, которые нам предстоит разгадать.

— Что ты хочешь сказать этим «нам»? — встревожился Вереск. — Ты что, всё-таки берёшь её с собой? Белль Канто, ты псих! Как будто без неё вся эта история выглядит недостаточно паршиво!.. Имей в виду — я тогда тоже в деле. Должен же кто-то прикрывать твою спину.

— Отлично, — улыбнулся Женя. — Ты нанят.

Полуэльф фыркнул и, скрестив руки на груди, уставился в дальний угол, всем своим видом показывая несогласие с политикой партии.

Женя повернулся ко мне:

— Теперь с вами, барышня. В экспедиции я — царь, бог и воинский начальник. Если я говорю бежать, значит, бежим. Если я говорю лететь, значит, отращиваем крылья и летим. Без моего приказа никуда не лезть, рта не раскрывать. Это понятно?

Я вскочила, вытянулась в струнку и бойко отрапортовала:

— Есть, сэр! Слушаюсь, сэр! Так точно, сэр!

В наступившей тишине раздались редкие издевательские аплодисменты — Вереск оценил моё лицедейство по достоинству.

Мда. Похоже, поход обещает быть весёлым.

Остаток дня прошёл продуктивно, но мучительно. Женские глянцевые журналы называют этот вид пытки гламурным словом «шопинг». Белль Канто выразился попроще — «закупать шмотки», но смена названия ни в коей мере не облегчила мою жизнь.

Вообще- то, я не отношусь к тем снобам, которые презрительно именуют поход по магазинам «развлечением для блондинок». Бывало, что и я после зарплаты проводила не один час в «магазинном загуле» — и получала от этого удовольствие. Но это были мои деньги, и покупала я то, что нравится мне!

Во время закупки одежды и снаряжения для экспедиции мне было позволено высказываться только на одну тему: удобно ли сидит одежда, не сваливаются ли штаны, не жмут ли башмаки. Никого не интересовало, устраивает ли меня фасон костюма или цвет башмаков. Да что там цвет — мне даже зеркало не давали. Критически осмотрев меня со всех сторон, Женя небрежно бросал: «Берём. Упакуйте» — и утаскивал в следующую лавку.

К вечеру я была совершенно вымотана, сил не хватило даже на ужин. Когда я, спотыкаясь на каждой ступеньке, поднималась в спальню, меня догнало последнее Женькино предупреждение:

— Разбужу затемно!

…Так и получилось. Мне показалось, что я едва успела уронить голову на подушку, как в дверь забарабанили, и отвратительно бодрый голос нашего командира произнёс:

— Юля, подъём! Собирайся быстро — на рассвете встречаемся с Вереском у городских ворот. Завтракать будем по дороге.

Когда раздался очередной стук в дверь, я вела неравный бой со шнуровкой на высоких сапогах. Правый каким-то чудом удалось затянуть более или менее удобно, но с левым я возилась безрезультатно уже минут десять — шнуровка то пережимала ногу в голени, то оставляла добрых полтора пальца свободного пространства в подъёме.

— Войдите! — не разгибаясь, крикнула я.

Дверь распахнулась. Мимо меня деловито протопали коричневые Костины башмаки, остановились под окном и развернулись в мою сторону.

— Юля, пока не стало слишком поздно, оставь эту глупую затею, — попросил Костя без лишних предисловий.

— И не подумаю… Чёрт! — на сей раз я переборщила с утягом в лодыжке, и жёсткая кожа сапога больно упёрлась в боковую косточку. — А ортопедической обуви у вас тут не делают?

Костя не поддержал тему:

— С Женькой всё понятно, он по жизни без башни. Но тебя-то туда что тянет?

— Любопытство.

— Любопытство кошку сгубило.

— Я уже один раз умерла. И, прошу заметить, сгубило меня отнюдь не любопытство.

— Я не хочу тебя потерять ещё раз.

Я выпрямилась и посмотрела на Костю. В зелёных глазах без труда угадывалось беспокойство за непутёвую меня, непоколебимая уверенность в своей правоте и что-то ещё… Право учить. Так мудрый и опытный старший брат может смотреть на легкомысленную младшую сестрёнку, которая собирается встрять в очередную неприятность. Когда-то мне было достаточно одного такого взгляда, чтобы полностью и безоговорочно принять Костину точку зрения. Когда-то… но не сейчас.

Я подошла к Косте и присела на подоконник рядом с ним.

— Представь себе, что у тебя была очень скучная жизнь, — ровным голосом сказала я. — Наконец, ты умер и после смерти попал в компьютерную игру. Первым делом у тебя открылись телепатические способности. Потом ты невзначай обнаружил в трёх метрах от проезжего тракта растение, которое уже несколько сотен лет не встречалось вблизи людских поселений. На этом чудо-кустарничке преспокойно рос кусок древнего артефакта. В довершение всего оказалось, что человек, случайно встреченный тобой в лесу, отправляется на поиски остальных частей этого артефакта… Вот скажи, пожалуйста, Костя, неужели после всего этого ты бы вернулся к прежней работе и стал жить прежней жизнью?

— Я — да. У меня не скучная жизнь, — без колебаний ответил Костя. И ведь действительно, осознала я, будь Костя Литовцев на моём месте, он бы плюнул на все кустики и артефакты, остался в городе и спокойно занялся медициной.

— Но я понял твою мысль, — добавил он. — Я бы хотел, чтобы ты осталась, но не особо на это рассчитывал. У тебя всегда была латентная склонность к авантюризму. Вы с белль Канто быстро споётесь… — Костя помолчал. — Кстати, будь с ним осторожна. Женька мой друг и отличный парень, но в отношениях с женщинами он не особо щепетилен. Легко заводит романы и так же легко их заканчивает. А ты, если я тебя хоть сколько-нибудь знаю, потом будешь мучиться и страдать.

— Твоё предупреждение несколько запоздало, — безмятежно улыбнулась я. Про то, что очаровательный господин белль Канто был не последним аргументом в пользу этой безумной экспедиции, я говорить не стала — зачем добавлять старому другу лишний повод для беспокойства? — А умеренная доза любовных страданий ещё ни одной женщине не повредила.

— Ну хотя бы пообещай, что будешь благоразумной.

— Не могу, Кость. У нас с тобой слишком разные понятия о благоразумии.

— Ты изменилась, — с грустью сказал Костя.

— А ты — не очень… Как там Анька?

Зелёные глаза вспыхнули таким счастьем, что мне стало завидно. Будет ли меня кто-нибудь вот так же сильно любить через пять лет после свадьбы?

— Отлично! Собирается профессионально заняться дизайном интерьеров.

— Превосходная карьера для дипломированного филолога, — беззлобно хмыкнула я.

— Да ты заходи в гости, Юль. Анька будет рада, на наших спиногрызов посмотришь… Чёрт. Совсем забыл, — счастливая улыбка погасла, уступив место сумрачной складке между бровей. — Извини.

Костя быстро пересёк комнату и исчез за дверью, оставив после себя тяжёлый шлейф эмоций. Резкий кроваво-металлический привкус злости, терпкий аромат чувства вины, исчезающие нотки сирени — надежда… Но отчётливее всего в этом мучительном коктейле чувствовалась полынная горечь утраты.

Я осторожно спускалась по лестнице, стараясь не потревожить спящий дом случайным скрипом ступеньки, поэтому мои шаги не заглушили разговор двух мужчин на крыльце:

— Старцев, если по твоей милости Юлька прольёт хоть одну слезинку, я лично порежу тебя на ленточки. И мне наплевать, какой там у тебя мультикласс. Ты понял?

— Я тебя понял, Костя, — очень серьёзно ответил собеседник.

От порога — прощальный взгляд на гостиную: одинокая свеча на столе, танцующие тени на стенах. Почему для того, чтобы заново обрести старого друга, мне понадобилось умереть, хотя достаточно было поднять телефонную трубку?…

Прощание получилось скомканным. Костя хотел подсадить меня на лошадь — я отстранилась. Пора уже учиться делать это самостоятельно. Мы не произнесли ни слова: Костя не знал, что сказать, я боялась расплакаться.

— Женька, ты ненормальный, но ты и сам это знаешь, так что напутственная речь будет короткой и неоригинальной: возвращайся живым.

— Если во мне проделают лишнюю дырку, ты же её залатаешь? — улыбнулся Женя.

Костя не принял шутку:

— Если с тобой что-то случится в реале, я не успею. Между нами почти восемьсот километров.

— Не волнуйся. У нас же теперь есть козырь в рукаве — великий маг и чародей. Правда, Юлька?

— Этого я и боюсь, — вздохнул Костя.

Белль Канто повернул ко мне лохматую голову и рассмеялся. Ему уже всё было нипочём. Ореховые глаза возбуждённо блестели в предвкушении очередного Приключения.

Солнце ещё стыдливо пряталось за горизонтом, но сумрак уже отступал на западные рубежи, без боя сдавая светлому воинству звёздные кладовые. Предрассветный ветер холодил лицо, ерошил волосы и конские гривы. Рыжий Атаман под Женькой бил копытом по мостовой, даже меланхоличная Корва косилась на меня и нетерпеливо пофыркивала.

Я счастливо улыбнулась — в душе запел почти забытый в комфортной повседневной суете мегаполиса голос Дороги.