Смерть «седьмого идиотского»

Седьмому венерианскому полку не везло по жизни — это знали все.

Ему доставались самые тупые и безграмотные командиры, и единственное, чего они с полком не делали — разве что не водили его в атаку шеренгами на огнеметы. Ему доставались самые вороватые интенданты, считавшие не прегрешением, а чуть ли святым долгом заложить солдатское жалованье ростовщикам, сэкономить на пайках, ремнях и на смертных медальонах, благодаря чему седьмой полк не вылезал из скандалов, а его гордый номер не сходил с полос криминальной хроники оппозиционных газет. Седьмому венерианскому феерически не везло с людьми — вся остальная армия дружно считала, что костяк седьмого полка, включая рядовой состав и немногочисленных толковых офицеров, состоит из совершенно отмороженных личностей: психов, идиотов и маньяков, и потому святой долг правительства — сократить количество означенных психов любыми возможными способами.

Поэтому седьмому венерианскому категорически не везло с заданиями.

А врагам (в число которых де-факто входило и означенное правительство) не везло с полком. Ибо полк имел привычку упорно с тех заданий возвращаться, ну что ты с ним будешь делать, однако…

Одним словом, все привыкли, что седьмому венерианскому полку принципиально не везет по жизни.

Но чтоб ему не везло еще и по смерти?!

То есть в посмертии.

То есть… А, ладно, все равно не везет.

Марти Сью медленно открыл глаза. Открылся только правый, левому что-то мешало, и это что-то внезапно оказалось корявой стрелой из неуклюжего мутского самострела. Лейтенант, скрипнув поясницей, привстал и выдернул стрелу из своей головы.

Боли он не чувствовал.

Он вообще ничего не чувствовал. И это было странно. Лейтенант Марти Сью знал, что он мертв.

И это было странно вдвойне.

Ибо не встают покойники. Не думают. Не мыслят. И уж тем более не выдергивают стрел из своей головы. Все это — прерогатива живых людей, ну, может, быть, за исключением стрелы. Лейтенант прислушался к себе.

Сердце не билось.

Замерил пульс на руке и на шее — не нашел его ни там, ни там.

«Странно», — подумал лейтенант. И тут же задумался, а чем он, собственно, думает — развороченным напрочь мозгом? Им думать нельзя — значит, он не думает. Следовательно, не существует. Но он же существует? Или все-таки нет?

Реальность входила в жестокое противоречие с действительностью.

— Эй, браток, помоги… — просипел кто-то рядом. — Помоги, браток…

Рядом с Марти на земле копошился грязный, уродливый мут — шишковатая голова, непомерно широкие плечи, длинные руки. Лейтенант поднатужился и вырвал из тела мутанта собственную саблю, глубоко врубившуюся под ключицу. Так… Кажется, на этом моменте он и получил стрелу в глаз, припомнил лейтенант. И должен бы сейчас тихо-мирно лежать и не нарушать собой законы мироздания. Как, впрочем, и этот мут с разрубленным плечом, из которого медленно, тяжелыми каплями скатывалась густая темная кровь. И этот мут… И во-он тот, с простреленной грудью… И этот, с перебитыми ногами…

И двое буквально разорванных на куски солдат седьмого венерианского. И еще неизвестные бойцы — там, там, во-он там, вдалеке…

Весь лог, в котором седьмой венерианский принял свой последний бой, был завален трупами. Вповалку, вперемешку — и своих, и чужих. Судя по тому, что в округе не наблюдалось ни похоронных команд регулярной армии, ни кухонных взводов мутских полчищ… Да хрен его знает, что это означает, дамы и господа, если по совести говоря! Кроме самой банальной версии — о них тупо забыли.

Забыли все — и свои, и чужие.

Похрен на своих, от них можно было этого ожидать. Но тот факт, что от седьмого венерианского (в обиходе — «идиотского») отказалась даже кухонная разведка мутов, внезапно оказался очень обидным. Да, муты ели мертвецов. Любой нации и вероисповедания. Только идиотами побрезговали — заразиться, что ли, боялись?

Лейтенант хотел сплюнуть, но сплевывать было нечем. Слюны не было. Слизистые рта были совершенно сухими (значит, на том свете он находился достаточно долго). Заинтересовавшись феноменом, лейтенант решил провести эксперимент, для чего расстегнул штаны. Человеческий организм, будучи живым, постоянно производит много разных жидкостей…

Эксперимент обернулся крахом: никаких таких жидкостей организм свежего покойника производить не собирался. Отрицательный результат — тоже результат, решил лейтенант. Сел на перевернутый барабан и полез за сигаретами. Закурить не смог — легкие не работали. Оказывается, он и не дышал, а сразу этого не заметил, поскольку не испытывал ровным счетом никакого дискомфорта.

Наоборот, единственное, что ощущалось прямо-таки всем телом — это какая-то поразительная легкость. Только не эйфория, а именно — легкость. Ему казалось, что он практически ничего не весил. Странное дело, философски решил лейтенант, сидя на барабане.

Вокруг бродили покойники. Сталкивались друг с другом, пытались общаться, некоторые вяло дрались, быстро теряя к этому интерес. Кто-то пытался приставить себе оторванную руку, один мут упорно искал отрубленную голову. Голова, закатившись под телегу, командовала процессом поисков, но тело путало понятия «право» и «лево».

Достойный венец карьеры седьмого идиотского полка, философически размышлял лейтенант, пока его внимание не привлекло подозрительно яркое свечение…

Это было похоже на ночное зарево от далекого пожара, но это не было заревом. Тусклый, низкий сероватый небосвод медленно наливался густым светом, тяжелым и давящим, как древнее золото из курганов. Свет проникал откуда-то из-за облаков, при том, что сами облака и не думали разбегаться. Свет падал вниз, как кузнечный пресс, и свежеожившие покойнички затихли.

До самого тупого при жизни мута дошло, что происходит что-то странное. И съешьте мою печень, если эта вторая порция странностей никак не связана с первой — а собственно, с их оживлением.

Лейтенант подумал и полирнул саблю о камушек, очищая режущую кромку от засохшей крови. Сунул саблю в полуножны и полез искать свой кислотный пистолет. Не нашел — и махнул рукой на это дело.

— Что, лейтенант, начинается? — К Марти сквозь озадаченно пялящуюся в небо толпу протолкался полковник Мурко Каген. Младший по званию узнал старшего только по обрывку черного погона на левом плече и по неуставной манере ношения оружия — полковник Каген был левшой, и полагавшийся по чину кривой шамшир носил, соответственно, на правом бедре.

Лицо полковника было вмято в череп страшным ударом палицы или молота, от середины лба к темени шла трещина. Говорил он (на удивление четко) чудом сохранившейся нижней частью лица.

— Что начинается, ваше превосходительство? — уточнил лейтенант.

— А вот мы сейчас и посмотрим. Но, на всякий случай… — Раздавленная голова жутко откашлялась:

— Седьмой идиотский! Что рты раззявили?! Война еще не кончилась! К бою!!!

— Вторая рота! Занять боевые позиции! — дурным голосом поддержал начальство лейтенант. «Какие позиции? — мелькнуло в голове. — С кем воюем?»

— Бойцы! Поротно! Строиться в каре! — дал пояснение мудрый полковник.

— Вторая рота! Делай каре! — И лейтенант присовокупил пару неуставных, но доходчивых выражений для пущей убедительности идиотов.

— Третья рота! В каре!

— Пятая рота! В каре!

— Шестая!..

— Первая!..

Путаное брожение в логе, учеными умами названное броуновским (а идиоты и слов таких не знали), приобрело порядок, цель и смысл. Покойники разбирали оружие (кто какое находил) и строились в защищенные со всех сторон квадратные коробки — первый ряд на одно колено, уткнув в грудь невидимому врагу протазан-копье-кислотный мушкет с примкнутым штыком, второй ряд — во весь рост, занеся над головой секиру-саблю-да и хоть тот же штурмовой протазан, оружие универсальное и весьма эффективное.

Над логом раздалось гортанное боевое мычание нелюдей, и мутантские полчища начали формировать свои боевые построения, в отличие от человеческих квадратов напоминавшие кривые и косые треугольники — «свиньи». Десятки каре и «свиней» замерли вперемешку, ощетинившись стреляющим, режущим, рубящим и ударно-дробящим арсеналом, а сверху опускался тяжелый золотой свет, словно тарелкой с царского стола накрывая поле смерти…

— ДОСТАТОЧНО ВОЙН, — раздался с неба трубный глас. — ДОСТАТОЧНО СМЕРТИ. МЫ ПРИШЛИ, ЧТОБЫ ЗАБРАТЬ ВАС. ОПУСТИТЕ ОРУЖИЕ.

— Кто это там гавкает?! — задрав голову к небу, осведомился полковник Каген, удобно устроившись в центре второго каре. — Я нахожусь на боевом посту, выполняю боевую задачу! По какому праву вы требуете от меня и моих людей сложить оружие?

— ВАША ЗАДАЧА ВЫПОЛНЕНА. ВЫ ПОГИБЛИ С ЧЕСТЬЮ. МЫ ПРИШЛИ, ЧТОБЫ ЗАБРАТЬ ВАС В СВЕТ.

— Кто вы такие?!

— МЫ БОГИ.

Лейтенант Марти Сью про себя хмыкнул. «Боги, ишь. Нет бы им раньше появиться…» — и поудобнее перехватил саблю.

Все вокруг уже было золотым. Золотая земля, золотая (нет, не пожухлая) трава, золотые камни, золотые деревья. Золотые мертвецы. И люди, и муты. Все было золотым.

Прямо в небе внезапно открылся синевато-черный зев, окаймленный огненной чертой, откуда начали выходить фигуры. Высокие, стройные, затянутые, казалось, в один только сплошной серебряно-золотистый свет. За плечами у фигур трепетало что-то подозрительно смахивающее на крылья.

— Убирайтесь откуда пришли! Мы находимся на боевой позиции и с нее не уйдем! — И полковника Кагена поддержало нечленораздельное (на людской слух) боевое рычание предводителя мутов.

— ВЫ НЕ ЖИВЫЕ, — проинформировал голос.

— Ну и что?!

— ВЫ УМЕРЛИ. ВЫ ПОГИБЛИ. ВЫ НЕ СУЩЕСТВУЕТЕ. МЫ ПРИШЛИ, ЧТОБЫ ЗАБРАТЬ ВАС.

— Я мыслю — следовательно, существую! — популярно разъяснил божественному гласу полковник. Дал отмашку каре, каре расступилось, и полковник прошел сквозь ряды мертвецов, вплотную подойдя к ближайшей светящейся фигуре. И шамширом прочертил по земле линию. — Любой, кто переступит эту черту — умрет!

— ВЫ ИДИОТ, ПОЛКОВНИК? — В трубном гласе с неба послышалась некоторая оторопь. — ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ…

— Это вы не понимаете! Меня может снять с позиции только приказ Верховной Ставки!

Золотистая фигура, видимо, устав от общения с идиотом, шагнула вперед.

И полковник Мурко Каген привычным ударом отрубил ей голову.

На мгновение все оцепенели. Трубный глас издал булькающий, совсем не божественный звук. Безголовое тело мешком грянулось оземь, из обрубка шеи брызнул фонтан красной крови.

— Ломай ряды!!! — не своим голосом, а паровозной дурниной заорал лейтенант Марти Сью, размахивая саблей. — В атаку!!!

От фигур ударили серебристые лучи. Два луча скрестились на полковнике, и его тело мгновенно рассыпалось легким серым пеплом. Но было уже поздно.

«Боги» находились слишком близко от воскресших покойников. Лавина ходячих мертвецов, расстрелянных, изрубленных, безголовых, одноруких, одноногих, захлестнула немногочисленных «богов», и лучи смерти не помогли. Синевато-черный зев в пространстве закрылся, как рот пациента стоматолога, и бежать божественным фигурам стало некуда.

По ветру летели хлопья серого пепла.

Под ногами валялись растерзанные тела «богов» в золотистых скафандрах.

В тот момент, когда последнего «бога», исступленно хлеставшего по толпе тепловым лучом, как кнутом, подняли на пики сразу два мутанта, пропало золотое сияние. В мир вернулись краски.

Зеленовато-рыжая пожухлая трава.

Черные костяки деревьев.

Темно-бурая засохшая кровь и еще свежая алая.

Синее небо.

Безоблачное. Чистое. Пронзительно-голубое.

«А все-таки мы идиоты», — подумал лейтенант Марти Сью, воткнул саблю в землю и перестал существовать.