Глава 13

– Не разбудив никого звуком грубым, – пел Элфин. Пальцы его касались сдвоенных струн лиры с небрежным изяществом. Вместо того чтобы играть полноценную мелодию, лира предоставила это серебряному голосу юноши, лишь обозначая аккорды. – Ночью во тьме мы на няньку напали.

Смех Лесных Людей напоминал звонкое журчание ручья. Спутники Кэшела весело болтали между собой, пока они шли меж вековых деревьев. Время от времени кто-нибудь оглядывался на чужеземца, и тогда смех становился громче.

– Мы серебром разрезали ей зубы, – продолжал Элфин, – ногти златые ей в грудь мы вонзали.

Голос у него был необыкновенный: высокий и чистый, как у тех певцов, что исполняли баллады на первом банкете, устроенном Гарриком во дворце. Когда Гаррик узнал, какой ценой покупается подобный голос у взрослых мужчин, он в ужасе отослал их прочь с пожизненным пенсионом… увы, у бедняг ничего не отрастет заново по той причине, что принцу не понравилось пение кастратов.

Кэшел украдкой бросил взгляд на юношу. Его килт ниспадал свободными складками, которые ничего не позволяли разглядеть. Вообще же Элфин выглядел вполне нормально… если не считать его диковинного голоса.

– Мы ей глаза из глазниц вырывали, – пел Элфин. – Их, как сокровища мы сберегли.

– Вам нравится наша музыка, мастер Кэшел? – спросил Велла. Когда король Лесных Людей улыбался, язык его трепетал, как крылья мух.

– Да, Элфин замечательный певец, – ответил Кэшел. – Мой друг Гаррик тоже играет на свирели, но ему далеко до Элфина.

Тут у него мелькнула неожиданная мысль, и юноша нахмурился:

– Правда, не знаю, как понравилась бы такая музыка овцам. Гаррик-то мог заиграть их насмерть – так что овцы посреди грозы засыпали.

Велла моргнул, но не совсем обычным образом. Вместо век его глаза закрывались непрозрачной пленкой, причем с обеих сторон одновременно. Кэшел раньше такое видел только у змей.

– В ноздри ей медные клешни втыкали, – пел Элфин. – Медными клешнями мозг извлекли.

Лесные Люди провели Кэшела через реку по мосту, плетенному из лозы. Дерево, казалось, еще жило: узкие зеленые листья наполовину скрывали плетение. По эту сторону реки деревья были все как на подбор: великаны, что в ширину, что в высоту. Но даже среди них выделялся гигантский белый дуб, к которому они направлялись. Пространство под ним равнялось по площади хорошей поляне, а ветви образовывали плотный, непроницаемый шатер.

Дерево-монстр! Оно заняло, сожрало столько земли, что хватило бы на дюжину нормальных деревьев. Кэшел слегка нахмурился. У них в деревне такой дуб давным-давно бы срубили и на его месте посадили бы десяток новых.

Да, что там говорить… Нечего и сравнивать здешний лес с обычным, как в родной Барке. В конце концов, обитатели этих – мест – Лесные Люди – не имели ничего, кроме леса. Так что странно был бы ожидать от них привычного рачительного отношения, когда ни одна палочка не пропадает зря.

– Добро пожаловать к Лесному Королю, мастер Кэшел, – произнес Велла, обернувшись. – Ты видишь перед собой жилище Лесных Людей. Войди и посмотри, как мы отдыхаем, дорогой гость.

Элфин прекратил петь и теперь стоял, опустив руку на лиру. Он бросил на Кэшела нервный, сердитый взгляд и отвел глаза. Кэшел не мог понять, что юноша имеет против него. Элфин вел себя как собака, некогда побитая пьяным хозяином.

– О, мне очень приятно, – произнес Кэшел, поскольку видел: хозяева ожидают от него каких-то слов. Направляясь вместе с гостем к расщелине в дубе, они так и мельтешили вокруг, подобно стае ласточек.

Нельзя сказать, чтобы Лесные Люди проявляли какую-то враждебность – если только Элфин… но почему-то они действовали Кэшелу на нервы. Ему хотелось как можно скорее расстаться с этими людьми. Уж лучше бы он снова очутился в вэллисском дворце. И, кстати сказать, здешний народ и тамошняя придворная братия поразительно походили друг на друга.

Кэшел поднял левый кулак к лицу – будто бы потереть подбородок – и пробормотал:

– Криас, а нам это по пути? Ну, в смысле… это туда, куда мы шли?

Элфин смотрел на Кэшела со странным выражением… не злобы уже, нет. Может, страстной жажды? Скорее, зависти.

– Это туда, куда ты пришел, дурак несчастный, – проскрипел демон. – А насчет подземного дворца Ландура, что тебе сказать… Может быть, по пути. Если тебе удастся продолжить свой путь, пастух.

Колючий, тоненький голосок Криаса составлял разительный контраст с серебряным пением Элфина. Но – как ни смешно – Кэшел почувствовал, что ему приятно слышать его. Это было как найти кусочек солонины после того, как полдня объедался медом.

Лесные Люди знали о Криасе, в этом сомневаться не приходилось. Один за другим проходили они мимо Кэшела и скрывались внутри дуба. И каждый прежде, чем исчезнуть из вида, оборачивался и бросал взгляд на кольцо. У них у всех – за исключением Элфина – были узкие глаза с двойными зрачками.

Кэшела беспокоило – как заноза, засевшая где-то в глубине, – что демон прервал свой бесконечный поток жалоб и оскорблений, как только Кэшел пошел с Лесными Людьми. Не то чтобы юноша сильно любил оскорбления… скорее они его не задевали. Так было всегда, и это его спасало. Уж больно много обид выпало на долю парня, который вырос бедным сиротой, к тому же не столь… сообразительным, как все остальные.

На самом деле следует признаться: он успел привыкнуть к ворчанию Криаса. Вокруг Кэшела происходило так много неожиданного и тревожного, что неизменная брюзгливость демона как-то успокаивала, что ли. Ну и конечно же с ним всегда был его надежный посох…

– Войди же, почетный гость, – пропел Велла, делая приглашающий жест в сторону дуба. – Войди в дом Лесных Людей, любезный Кэшел.

– Боюсь, вход недостаточно большой… – начал юноша и умолк. Потому что вход был достаточно просторным. Теперь расселина выглядела точно по размерам Кэшела, и он ничего не понимал. Ведь только что он видел, как лесные люди с трудом протискивались внутрь. А ни один из них не мог сравниться с ним ни ростом, ни шириной плеч!

– Войди, дабы мой народ мог оказать тебе гостеприимство, – настаивал Велла.

Деваться было некуда. Кэшел выставил вперед свой посох и так – с посохом наперевес – проследовал в дупло Лесного Короля.

То, что парень увидел внутри, никак не могло помещаться в дереве. Дуб, конечно, могучий, но этот зал казался намного больше. А стены его, похоже, были вылеплены из цветного воска. Отступив в сторону, чтоб освободить проход остальным, Кэшел коснулся поверхности левой рукой. Она была твердой, но теплой на ощупь.

Зеленый свет, составлявший освещение зала, казалось, шел из самих стен. Не слишком яркий, но Кэшел увидел на просвет свои пальцы – странно было наблюдать все косточки сквозь плоть. Кольцо смотрелось черной пустотой.

В центре под цилиндрическим сводом располагался стол в виде подковы. По внешней стороне этой подковы выстроились стулья с высокими спинками. На противоположной стороне было пусто, лишь в центре дуги стоял трон из золота и слоновой кости.

Велла зашел вслед за Кэшелом, за ним – оставшиеся из Лесных Людей. На лице короля мелькнуло выражение торжества.

– Элфин, – распорядился он, – проводи нашего гостя на почетное место.

Юноша прикоснулся к левой руке Кэшела.

– Пойдем, – сказал он. – Пойдем же.

Голос Элфина напоминал отдаленный бой курантов. Он медленно повел Кэшела к стулу, располагавшемуся напротив трона короля Веллы. Пальцы юноши незаметно сползли по руке гостя к его ладони и остановились, не доходя до кольца. При этом в его взгляде исподлобья Кэшел прочитал ужас кролика, застывшего перед удавом.

Лесные Люди расселись по внешней стороне подковообразного стола, двигались они почти невесомо – ну чисто пух на ветру. Их одеяния шуршали и позвякивали, как ручей, бегущий по камушкам. Странное дело, несмотря на мертвенно-зеленое освещение, они – каждое из них – имели свой собственный цвет. Золото, беж, голубизна – на любой вкус. Здесь, внутри, они все изменились, за исключением килта Веллы, который сохранял свой неистовый огненно-красный с металлическим отливом цвет.

Высокий, почти неуловимый человеческим ухом звук наполнял пространство зала. Кэшел затруднялся определить его источник, он даже не мог с уверенностью сказать: действительно ли он слышит странную музыку или это просто жужжание насекомых.

Впечатление было такое, которое возникает поздней весной, когда сидишь на лугу, а тысячи пчел перелетают с цветка на цветок, звенят в кронах деревьев. Странные изменения не коснулись одного лишь Элфина: килт нормального зеленого цвета, да и лицо – того же нездорового, зеленоватого оттенка, который предполагало подобное освещение.

Кэшел поудобней уселся на стул, который тут же возмущенно заскрипел, но выдержал его вес. Разглядев его поближе, юноша увидел, что сделан он не из побелевшего от времени дуба, как показалось ему вначале, а из костей. Неведомый умелец настолько искусно собрал его из мелких кусочков, что лишь различия в текстуре костей – реберных, лопаточных и черепных – позволяли обнаружить многочисленные стыки между ними.

«Ничего себе вещица», – с неудовольствием подумал Кэшел. Ему не очень-то нравилось сидеть на овечьих (так он полагал) костях. Зато выяснилось, что Лесные Люди таки Держат овец.

Войдя внутрь, хозяева развесили свое оружие на крючках вдоль стен. Там же располагались изогнутые, как серп ущербной луны, щиты и золотые копья.

Места за столом для Элфина не сыскалось, и юноша скользнул обратно к стене. Вообще же, Кэшел никак не мог определить количество присутствующих Лесных Людей. Похоже, их число удвоилось, но юноша не был уверен. Дело в том, что количество стульев и соответственно сидящих постоянно изменялось.

Один из подданных Лесного Короля выступил прямо из стены, неся на вытянутых руках поднос с дымящимся мясом. Кэшел не знал, слуга это или кто-то из тех, кто сопровождал его в лесу. Честно говоря, он вообще уже слабо ориентировался в этих Лесных Людях. Их одежда меняла цвет, причем никогда прямо у него на глазах.

Слуга поставил поднос перед Веллой и отступил назад… Опять же Кэшел не успел заметить, скрылся ли он в стене или смешался с толпой сидящих за столом. Король поднялся, взял кусок тушеного мяса и, поднеся его к губам, оторвал изрядный кус. Наблюдая за глотающим Веллой, Кэшел обратил внимание, что у здешнего народа гортань не надувалась, как у обычных людей.

Король наклонился через стол, протягивая юноше остаток мяса.

– Откушай с нами, дорогой Кэшел, – торжественно произнес он.

До того юноша держал свой посох прямо перед собой, меж ног, но теперь положил его на колени, внимательно следя, чтобы не ударить о край изогнутого стола.

Он принял еще горячее мясо. Оно было совсем нежирное. Еще одна слуга – на сей раз женщина – выступила из стены. Она несла кубок из слоновой кости с золотой подставкой.

– Благодарю вас, – чинно ответил Кэшел. Он не столь доверял своим зубам, чтобы так смело кусать, как Велла, посему положил в рот весь ломоть целиком. И стал медленно пережевывать горячее мясо.

Король поднял свой кубок и отпил из него, улыбаясь гостю. С кубком тоже вышел конфуз: он оказался вовсе не из слоновой кости. Это был человеческий череп, понизу которого поблескивала сложная серебряно-золотая филигрань.

– Ты хоть понял, что это за мясо, пастух? – проскрипел голос Криаса.

Кэшел с испугом сплюнул, затем еще раз – дабы убедиться, что ничего из пережеванного не осталось во рту. Он резко поднялся, но Лесные Люди его опередили. Они уже все были на ногах.

Рты их разинулись так широко, что лица, казалось, раскололись надвое. Внутри обнаружились острые, как иглы, зубы в три ряда. Язык Веллы вылетел изо рта, подобно хлысту, и обвился вокруг правого запястья Кэшела. На ощупь он казался клейким и прочным, будто сплетенным из шелковых нитей.

Кэшел отпрянул, потянув за собой через стол короля. Кубок и поднос с грохотом полетели на пол. Еще один язык змеей захлестнулся вокруг шеи Кэшела. Третий сомкнулся на его левой ноге. А затем длинные хищные языки всех Лесных Людей обрушились на Кэшела. Они тянули его в разные стороны, казалось, разрывая на части.

Юноша закричал, и тут же чей-то язык метнулся к его лицу, накрыл глаза. Выронив посох, Кэшел пытался оторвать эту гадость, ослепившую его, в то время как другие липкие плети противодействовали ему.

Наконец Кэшелу удалось освободить свои глаза, но, даже напрягая все силы, он не мог разорвать надвое мерзкий отросток. Все-таки эти языки были фантастически прочными. Из широко раскрытых ртов – пастей? – Лесных Людей вылетало шипение, и Кэшелу слышался в нем издевательский смех.

– Знаешь, в такой ситуации счастливчики, владеющие кольцом власти, наверняка бы им воспользовались, – раздался тоненький, как комариный писк, голос Криаса. – Ты же, хозяин, похоже, предпочитаешь быть сожранным заживо.

– Так сделай же что-нибудь! – прохрипел Кэшел, хватка на его горле усилилась. Краем глаза он заметил, как еще один неимоверно длинный язык захлестнул его посох и утащил в сторону. Ударившись в стену, железный наконечник высек голубые искры. В месте удара зеленоватая поверхность стены потемнела – будто на свежем листке появился плесневый грибок.

– Ты должен назвать меня по имени! – закричал демон. – Я не могу повиноваться, пока ко мне не обратятся по всей форме!

– Сделай что-нибудь, Криас! – промычал Кэшел, извиваясь всем телом, чтобы хоть немного снять давление с горла. Бесполезно… По меньшей мере трое Лесных Людей душили его, в то время как остальные пытались отодрать его руки-ноги, будто он сушеная тарань. – Сделай что-нибудь или, клянусь Дузи, я сотру тебя в порошок!

Юноша чувствовал, как горит его кожа. Он старался вырваться из тройной удавки, попутно соображая, не означает ли это жжение, что прикосновения Лесных Людей ядовито. Не очень своевременно, но, раз возникнув, эта мысль не покидала его.

Его кожа действительно горела. Языки монстров, сомкнувшиеся на Кэшеле, сморщились и пожухли, как слизняки на раскаленном камне. С нескольких сторон раздались крики ужаса. Велла замер с выпученными глазами, будто лягушка на острие багра. Кожа его почернела, спина выгнулась дугой: видно, мышцы спины сократились в предсмертной судороге.

Затем жар спал. Кэшел ощущал дрожь и головокружение. Он обнаружил, что сидит на полу: наверное, упал во время схватки с Лесными Людьми. Юноша начал было подниматься, но затем передумал и занялся прилипшими языками чудовищ. Он отряхивал их с себя, как мы очищаемся от паутины, налипшей после прогулки в вечернем лесу.

Плоть Лесных Людей выглядела почерневшей и сморщенной; иногда она рвалась от резких движений Кэшела. После нее на коже оставались грязные пятна, и юноше захотелось как можно скорее вымыться.

Элфин продолжал стоять у стены с непонятным выражением лица. Он так и не сдвинулся с места во время всей этой вакханалии. Пальцы юноши покоились на струнах лиры, но он не делал попытки петь или играть.

– Благодарю тебя, Криас, – сказал Кэшел. Вернее, прокаркал: должно быть, он сорвал голос во время драки.

– Ну что ж, неплохо, неплохо, – пропищал демон. – И вполне своевременно, я бы сказал. Не то чтоб меня сильно волновало, кому на обед ты попадешь, простофиля… Но вот служить до конца вечности королю Велле мне бы очень не хотелось.

Кэшел чувствовал в коже жжение и покалывание, как после солнечного ожога. Он взглянул на свое предплечье и обнаружил, что мельчайшие волоски на коже начисто исчезли, будто он слишком близко поднес руку к огню. Прикоснувшись ко лбу, убедился, что с бровями положение не лучше.

Повсюду валялись сморщенные тела мертвых подданных Лесного Короля. Самого его можно было опознать по алому килту. Почерневшая плоть на глазах облезала с костей. Надо сказать, в таком виде они куда меньше походили на людей, чем при жизни.

Кэшел разыскал свой посох в углу, у стены. Подняв его, юноша сжал в руке гладкую орешину, успокаиваясь от привычного прикосновения. Он чувствовал…

По правде, Лесные Люди заслужили то, что получили, но Кэшел никому бы такого не пожелал. Так или иначе, все было позади, и юноша не собирался хныкать и жаловаться. Главное, он остался жив и мог продолжать свой неблизкий путь к Шарине.

Свет в помещении постепенно гаснул. Стены еще сохраняли свой цвет, но больше напоминали угли, изо всех сил тлеющие, перед тем как окончательно погаснуть.

– Не хотелось бы вторгаться в твои философские размышления, господин, – снова раздался голос Криаса, – но, может, ты не заметил: Лесной Король умер. Не мое дело тебя отговаривать, если уж ты выбрал себе именно такую кончину. Но на тот случай, если ты еще окончательно не решил похоронить себя под рухнувшим дубом…

– О, – спешно спохватился юноша, – большое спасибо тебе.

Держа перед собой посох, он сделал несколько поворотов влево, затем вправо – чтобы восстановить плечевые мышцы. Не так уж много ему пришлось драться. Скорее это напоминало попытку плыть сквозь ледяную толщу, которая со всех сторон сдавила тело. Но уж в этой попытке Кэшел выложился весь!

Дерево над его головой стонало, будто в бурю. Долго оно не продержится… Кэшел понимал, что и так – благодаря колдовству – оно простояло больше, чем полагалось.

Он направился ко входу и обнаружил, что отверстие стало больше: гнилая древесина обсыпалась по краям. Так бывает, когда дерево разрушается от старости: ветер обламывает одну за другой ветки, пока не обнажится полая сердцевина.

Элфин по-прежнему стоял без движения – так что казался темным пятном на сырой древесине.

– Ты идешь? – спросил Кэшел.

В ответ – молчание, только вздох струн.

– Ну как хочешь! – пожал плечами Кэшел и побрел прочь. Он ощущал слабость и злость. Красный закат снаружи показался ему зловещим и отнюдь не успокоил душу.


* * *

Гаррик ступил на крышу Алэ. Даже при том, что ветер яростно дул ему в лицо, легким не хватало воздуха. Было такое ощущение, будто все тело облепила тонкая, невидимая паутина.

Неподалеку от края крыши стоял обращенный на запад, лицом к бесплодной пустыне, огромный сапфировый трон. Его явно делали для великана, но сейчас на троне сидел обычный, невысокий человек.

Больше на крыше ничего не было – только ветер, трон и человек на нем. Гаррик помог Теноктрис преодолеть последнюю ступеньку. Ветер рвал на нем тунику, меч дребезжал в своих ножнах.

– Думаю, он там, – проговорил вполголоса юноша, кивком указывая на трон. – Во всяком случае, кто-то там сидит.

Старая волшебница улыбнулась, но говорить не стала – берегла дыхание. Поддерживаемая с двух сторон своими молодыми друзьями, она засеменила к трону.

Вблизи он выглядел еще громаднее, под стать всему остальному: плоской огромной крыше, безграничному, терявшемуся вдали горизонту, а над всем этим – бездонному небу с яркими, немигающими звездами.

– Лорд Альман, – обратилась Теноктрис неожиданно твердым голосом. Отсюда, от подножия трона, они могли видеть над сверкающим подлокотником лишь голову сидящего мужчины. – Мы пришли из времени, которое для вас является отдаленным будущим… чтобы просить вашей помощи в борьбе с хаосом.

Несколько мгновений ничего не происходило. Затем медленно – с той же скоростью, с какой наступает зимний рассвет, – человек развернулся на своем сиденье, чтобы взглянуть на них… Оперся на подлокотник.

– Наверное, я сплю? – произнес он слабым, надтреснутым голосом – долгое молчание и сухой воздух подточили его голосовые связки.

Гаррик приподнялся на цыпочки и сжал руку волшебника. Под тонким слоем плоти явственно ощущались кости и сухожилия.

– Нет, господин, мы реальны, – уверил его юноша.

– Похоже на то, – удивился Альман. – Либо я окончательно лишился разума. Но в любом случае, думаю, мне лучше спуститься к вам. Одну минуту…

Маг развернулся и медленно – спиной к гостям – преодолел три ступеньки, ведущие на трон. Гаррику почему-то подумалось, что вряд ли когда этой махиной собирались пользоваться по назначению. Хотя с другой стороны, что за странный монумент – пустой трон?

– Вот уж не думал, что кто-нибудь разыщет меня здесь, – сказал Альман, рассматривая гостей с интересом и удивлением. Он оказался моложе, чем вначале показалось Гаррику: на вид не старше его отца. Волосы заметно поредели над лбом, но то, что осталось, радовало природным черным цветом. Кожа на лице была сухой и обветренной, но не такая морщинистая, как у Теноктрис.

– Ваша слава могущественного мага не меркнет, Альман. Люди помнят вас, даже несмотря на века добровольного затворничества, – улыбнулась Теноктрис. – И тем не менее у меня вряд ли хватило бы сил отыскать вас, не говоря уж о том, чтобы явиться сюда во плоти, если бы не тот переломный момент, который настал в нашем времени.

Волшебница сама остановила себя жестом и поправилась:

– Вернее, в том времени, которое я почитаю своим… Альман нетерпеливо пожал плечами.

– Полагаю, нам стоит спуститься вниз, – сказал он. – Теперь, когда вы разбудили меня, я ощущаю жажду. Да и поесть не мешает…

Он неуловимым образом изменился, теперь в словах его сквозила немощь глубокого старца. В этом он сильно отличался от Теноктрис. Она действительно была старой, но лишь телесно: внутри же сохраняла ум и характер молодой девушки.

Альман, в отличие от нее, одной ногой уже стоял в могиле. Он просто распространял вокруг себя ауру серой скуки и пустоты. Опустив голову, он прошествовал к лестнице. Гаррик шел впереди него. Не то чтобы он ожидал какой-то опасности на пустынной крыше или внизу… Но юноша знал, что король Карус одобрит его осторожность: не стоит легкомысленно рисковать в таком месте.

– Нигде не стоит легкомысленно рисковать, парень, – прошептал король Карус в его голове. – Хотя правитель, вообще не умеющий рисковать, тоже никуда не годится.

Гаррик хотел было предложить Альману руку на лестнице, но, подумав, решил, что это может показаться оскорбительным. В конце концов, наверх волшебник вскарабкался самостоятельно, да и путешествие это он наверняка проделывал не единожды.

– Лорд Альман, мы явились, чтоб позаимствовать у вас Линзу Рушилы, – сказала Теноктрис. – Я сказала «позаимствовать», но может так случиться, что я не смогу вернуть вам Линзу… Если нам удастся избавить наш мир от тех врат, что угрожают ему.

Старуха говорила, спускаясь по лестнице. Она опиралась на плечо Лиэйн и правильно делала. Узкие ступеньки и отсутствие перил даже Гаррику затрудняли спуск. Не дай Госпожа споткнуться в таком месте, подумал он.

– Линзу Рушилы? – Прошла, кажется, вечность, прежде чем Альман ответил, Гаррик уж потерял на это надежду. – Да, она есть у меня. По крайней мере мне так кажется. На самом деле я уж не помню, что я взял с собой в Алэ.

– Некий маг открыл ворота в наш мир, – пояснила Теноктрис, хотя Альман не просил ее об этом. – Я не настолько сильна, чтоб разыскать его при помощи обычного магического кристалла. С вашей же Линзой я смогу увидеть его и понять, какую цель он преследует.

– Линза Рушилы? – повторил Альман с некоторым удивлением. – Я так гордился, когда впервые расколол скалу и посмотрел на свет сквозь ее кусочек… – Он покачал головой. – … впервые с начала времен, с тех пор как человек познал время и был создан наш мир.

Гаррик наконец достиг пола и вздохнул с облегчением. Ступеньки, которые трепетали под его ногами, словно сердце пойманного воробышка, все еще продолжали вибрировать на ветру. Лестничная спираль выглядела достаточно прочной – казалось, время никак не сказалось на ней – но все же… Как хорошо было снова почувствовать под ногами твердый камень!

– Линза сделана из хрусталика глаза существа старше, чем сами звезды, – бубнил Альман, направляясь к той части барельефа, где Гаррик обнаружил съестные припасы. – Рушила предполагал его существование, но так и не сумел обнаружить Линзу. Только мне это оказалось по силам!

На мгновение перед Гарриком предстал другой Альман – непревзойденный в своей мощи и кичащийся своей силой волшебник. Слова его эхом отзывались под высокими потолками ротонды. Но затем тот гулко закашлялся, втянув голову в плечи, и наваждение исчезло. Перед юношей снова стоял немощный старик – даже старше своих лет, измученный лишениями.

Гаррик протянул руку, чтоб поддержать хозяина, и спросил:

– Господин, у вас есть здесь вода? Я бы сбегал и принес…

– Не надо, – помотал головой чародей, справившись с кашлем. – Со мной все в порядке. Я просто смеялся над собой.

Он зашаркал к еде, опираясь на руку юноши. Из свисавших с пояса ножен достал нож с позолоченной кромкой и, подняв одну из колб размером с собственную голову, круговым движением сковырнул ее макушку. Держа пробку в руке с ножом, Альман другой рукой запрокинул колбу над лицом и приник к ней губами.

– Это у вас единственный источник воды? – спросила Лиэйн.

– Мое! – воскликнул старик, прижимая колбу к груди и замахиваясь ножом на стоявших поблизости людей. Глаза у него при этом были совершенно безумные. Затем взгляд прояснился, и Альман пробормотал: – О! Простите мою неучтивость… В конце концов, вы мои гости. Не желаете?..

И он нерешительно протянул колбу, содержимое струйкой стекало по ее стенке. Оно имело кашицеобразную консистенцию и резко пахло скипидаром. Представив себе, как он прикладывается к этой штуковине, Гаррик почувствовал спазм в животе, но постарался скрыть отвращение.

– Нет, благодарю вас, – Лиэйн, как всегда, проявила больше выдержки и дипломатичности. – Тем более что нам уже пора обратно.

И она бросила вопросительный взгляд на Теноктрис.

– Да, это так, – подтвердила та. – Как только вы дадите нам Линзу, мы удалимся и не будем мешать вашему уединению, лорд Альман. Хотя… Может, вы пожелаете вернуться с нами обратно?

– Дело в том, что водяные корнеплоды становится все труднее находить, – извиняющимся тоном пояснил хозяин. – Мне приходится уходить все дальше и дальше. А я не люблю покидать надолго Алэ… из-за трона.

Он посмотрел на лестницу, ведущую на крышу.

– У себя дома, в Сандине, я держал зеркало, – сказал он, – благодаря которому мог общаться с волшебниками прошлых времен. Я вызвал Рушилу, он явился и ответил на мои вопросы. Он был уже мертвым, а я обрел возможность пережить смерть. Я разговаривал и с другими… получал от них знания, добавлял собственные находки. Таким образом, в моем распоряжении оказалась мудрость всех времен!

И снова в словах Альмана прозвучала неимоверная сила. Все огромное здание пульсировало и мерцало в такт его словам, или, по крайней мере, так казалось Гаррику.

– А затем настал день, когда я понял, – продолжал маг, снова угасая и съеживаясь в обычного человека, более того: в старого и болезненного человека, – что, несмотря на все свое могущество, я тоже умру. Придет другой волшебник, а я буду слабой тенью в его зеркале, танцующей под чужую дудку. Тогда я разбил свое магическое зеркало и пришел сюда, в Алэ. Когда я умру здесь, некому будет командовать мною. Я сижу на Троне Бога и наблюдаю за солнечным восходом… и так продолжится до того дня, пока солнце больше не взойдет.

– Позвольте нам взять Линзу Рутилы, лорд Альман, – прервала его излияния Теноктрис. – Мы уйдем, и вы сможете вернуться к вашим делам.

– Да, да, – пробормотал волшебник. Он снова припал к своей колбе, отчаянно пытаясь высосать последние капли из кожуры. Затем аккуратно заткнул отверстие пробкой и поставил колбу обратно в нишу.

– Иногда можно еще что-нибудь выжать, если оставить постоять на несколько дней, – объяснил он.

Гаррик боялся произнести хоть слово. Любое его высказывание могло прозвучать оскорбительно, а они так нуждались в помощи Альмана. Зато заговорил в его разуме король Карус:

– Если бы какая-нибудь сволочь посмела так обращаться с моим пленником, я бы спустил с него шкуру. И времени бы на это ушло ровно столько, сколько потребовалось бы, чтобы размотать мой хлыст. Но этот человек сам себя наказывает.

Альман затих, затем, снова заметив своих гостей, встрепенулся.

– О! – удивился он. – Вы еще здесь? Ах да, я же собирался подарить вам Линзу Рутилы. Она там, где я сплю… Подальше от ветра, понимаете…

По-старчески волоча ноги, волшебник прошел к массивным двойным дверям и выскользнул в звездную ночь. Теноктрис кивнула юноше, и тот поспешил за стариком. Обе женщины двинулись следом. Снаружи открылась полукруглая площадь, ограниченная невысоким парапетом. За ней тянулись бесконечные песчаные просторы.

Только выйдя из ротонды, где ветер просто выл и свистел, Гаррик смог оценить его истинную силу. Здесь, внизу, царил настоящий самум: песок скрипел на зубах, впивался в голые икры, забивая поры.

– Иногда я засыпаю на Троне, – рассказывал Альман. – Но там так холодно. Как-то раз я так застыл, что не мог разогнуться, пришлось ползком сползать по лестнице.

Они подошли к проему в парапете, куда ветер врывался особенно яростно. Гаррик оглядел безжизненный горизонт, и вдруг его посетило странное видение – неистовый дождь, ливень, заливающий равнину. Эта картина – даже больше, чем плачевное состояние зданий – убедила его в безнадежной древности Алэ.

– Вот здесь, – произнес Альман, опускаясь на колени. В камне имелось углубление, когда-то забранное решеткой. Она давным-давно исчезла, поэтому старик беспрепятственно пролез внутрь. Его босые пятки мелькнули и исчезли в темноте, подобно тому как мышь-полевка скрывается в расселине меж скал.

Гаррик в нерешительности опустился на корточки. Он свободно пролезал в дыру, для этого ему даже не понадобилось бы отцеплять меч. Но у юноши не было никакого желания лезть туда, если можно подождать снаружи.

– У вас там есть какой-нибудь свет, господин? – тихо спросил он.

– Свет? – повторил Альман. – О… Я уверен, что смогу найти ее…

Теноктрис опустилась на землю перед фигурой, которую она нацарапала при помощи бамбуковой палочки из сумки Лиэйн.

– Тай пикале, – нараспев говорила она, отмечая каждый слог прикосновением своего миниатюрного жезла к написанному. – Хуприста…

– Яуверен, она где-то здесь, – доносилось невнятное бормотание из норы. Его сопровождало постукивание и позвякивание каких-то предметов. Гаррик содрогнулся, хотя, скорее всего, Линза Рушиллы достаточно прочный объект, раз для ее создания пришлось взрывать скалу. – В конце концов, не могла же она куда-то исчезнуть.

Камни под ногами покрывали извилистые узоры в бело-серых тонах или, возможно, вместо серого – какой-то другой цвет, неразличимый в лунном освещении. Все было изрядно засыпано песком, хотя и не сплошным слоем.

Неподалеку от проема Гаррик разглядел цепочку следов от какой-то обувки – явно не его собственной.

А может, просто дорожка, оставленная насекомым… В любом случае, возникла цепочка совсем недавно – судя по глубине и четкости следов.

– Конайой! – закончила заклинание Теноктрис.

В центре нарисованного шестиугольника возникло голубое свечение. Размером оно было с кулак, а яркостью могло сравниться с фосфоресцирующей гнилушкой. Поднявшись в воздух, светящийся шар поплыл в сторону проема и скрылся в норе. Гаррик, не теряя времени, нырнул за ним следом.

Он оказался в помещении с каменной кладкой, но таком низком, что, даже стоя на четвереньках, ему приходилось пригибать голову, чтоб не задевать за потолок. Нора ответвлялась в обе стороны. Слева все было засыпано песком, справа же громоздилась куча предметов явно искусственного происхождения: различные емкости, сделанные из дерева, стекла, камня. Некоторые из них сломаны и валяются как попало. Альман копался в своей коллекции, выбрасывая ненужное на кусок ткани, расстеленной на полу.

– Ну, вы видите? – произнес он, не оборачиваясь. Голос эхом разносился по норе. – Вот он, мой атам! А Линза должна быть вместе с ним.

Он протянул перед собой магический кинжал, выкованный из серебряных и железных полос столь искусно, что узором напоминал творения Илны. В голубом магическом свечении оба металла отливали каждый своим блеском.

Гаррик приподнял с земли обрывки материи – бархат, остатки прозрачного шелка – и разложил их, пока волшебник разгребал свои завалы. Еще один жучок вынырнул из кучи и поспешно кинулся в темный угол.

– Не понимаю, – повторял Альман. Он закопался в нору настолько глубоко, насколько позволяла длина рук. – Где же она может быть? Да что же это? Неужели я не взял Линзу с собой?

– Давайте я попробую, – предложил юноша. Он сдвинул мага в сторону, легонько, но кости старика, кажется, вообще не имели веса. Голубой магический шар переместился ко входу норы, затем вплыл внутрь. Гаррик разглядел швы между камнями, которые, сплетаясь в правильные узоры, продолжались до…

Юноша отпрянул, отчаянно моргая. Затем протер глаза, пытаясь прогнать наваждение. Присутствовало что-то гипнотическое в узоре каменной кладки – строители явно не просто соединяли камни между собой. Так или иначе, дальше не было ничего, кроме песка.

Отверстие норы – бледно-матовое – являлось единственным источником освещения в помещении.

– Давайте выбираться, лорд Альман, – предложил Гаррик. – Не думаю, что мы найдем Линзу.

Он стал отползать назад, чувствуя слабость и дурноту. Накатила головная боль, глаза слезились от пыли и сухости.

– Теноктрис, – произнес юноша. – Ее там нет. Думаю, кто-то опередил нас.

Он нахмурился, припомнив цепочку следов, которую заметил у входа. Интересно, насколько они свежие? Он, конечно, не уверен…

– Думаю, кто-то забрал Линзу, пока мы разыскивали лорда Альмана, – сказал Гаррик. – Такое возможно?

– Да, – кивнула Теноктрис. – Так и есть. Этот кто-то следил за мной и проскользнул следом в Алэ. Вполне возможно при наличии известных сил. Не знаю пока, что это означает, но… – она блеснула улыбкой, – но в любом случае думаю, результат нас не порадует.

Альман выкарабкался обратно. Он двигался с осторожностью древней черепахи.

– Лорд Альман, – обратилась к нему волшебница. – Благодарим за попытку помочь нам. Больше мы вас не потревожим.

– Просто не могу придумать, куда она запропастилась, – в недоумении качал головой старик. – Я точно помню, что брал ее с собой в Алэ. Не мог не взять! Ведь Линза Рушилы была предметом моей гордости.

Искрящаяся звезда промелькнула в небе. Она казалась гораздо ближе и ярче тех звезд, что Гаррик наблюдал по ночам на Хафте. Больше всего она напоминала комету.

Альман тоже увидел этот огненный прочерк.

– Линза Рушилы являлась частью глаза существа, которое родилось задолго до нашего мира, – задумчиво произнес старик. – Была старше нашей части космоса… И вот она тоже умерла. Все умирает.

– Для возвращения мне нужно начертать свое заклинание на месте, где мы вошли в этот план, – спокойно сказала Теноктрис, опираясь на руку Лиэйн.

– Господин? – позвал Гаррик. – Лорд Альман? Тот уже медленно шел ко дворцу. Услышав зов, он обернулся. Казалось, присутствие других людей его удивило.

– Господин, вы уверены, что не хотите вернуться с нами? – спросил юноша. Махнув рукой в сторону песочного океана, он добавил: – Здесь не место человеку. И вообще чему-то живому.

– Вернуться? – слабо улыбнулся старик. – Я понимаю, вы хотите быть любезным, но… уверяю вас, вы ошибаетесь. Ведь здесь я могу сидеть на Троне и наблюдать за солнечным рассветом. И я буду продолжать это делать до той самой ночи, когда заведенный порядок нарушится и солнце не взойдет. Либо для мира, либо для меня. На самом деле, это одно и то же. Ведь ничего не существует… ничего, кроме темноты. Или обещания темноты.

И Альман побрел по направлению ко дворцу. Несколько мгновений Гаррик смотрел ему вслед, затем подхватил на руки Теноктрис.

– Я понесу тебя, – сказал юноша. На это у него еще хватало сил. По крайней мере, на короткое расстояние. – Так будет быстрее. А мне хочется как можно скорее покинуть это место. Уж очень неприятно видеть, что оно делает с человеком.


* * *

Когда Шарина вернулась на площадь, возле птицы стояли двое с желтыми нашивками на рукавах. Один из них бросил железный треугольник к тем двум, что уже валялись на подстилке, после чего парни удалились, обсуждая, где бы пообедать.

Прервав танец, птица опустилась на корточки, и Шарина невольно вздрогнула, так как колени у нее сгибались назад. Танцор начал аккуратно складывать ткань с монетами.

– Погоди, – окликнула его девушка. Запустив два пальца в кошель, она подошла поближе. – Я наблюдала за твоим танцем раньше, но тогда у меня не было денег. Вот возьми.

И Шарина достала короткую медную полоску со стертыми от частого употребления краями. Она застыла в нерешительности, не зная то ли передать металл в руки танцору, то ли подождать, пока он снова расстелет свою подстилку, и, таким образом, избежать прямого контакта. Девушка насмотрелась достаточно, чтобы знать: в каждом месте свои обычаи. К тому же, как правило, обычаи блюдутся куда более строго, чем государственные законы и установления.

Птица поднялась, держа сверток в обеих руках. Она была на полголовы выше Шарины, хотя большей частью за счет перьевого гребеня. Перья вокруг глаз у нее напоминали отогнутые наружу лепестки, что зрительно увеличивало их.

– Благодарю вас, госпожа, не надо, – произнесла птица. – На сегодня с меня довольно денег.

Шарина не поверила себе: неужели птица действительно говорила? На слух, ее выговор не сильно отличался от обычного валхоккского – по крайней мере, с точки зрения иностранки. Голос звучал несколько выше, чем, скажем, у ювелира, но вполне укладывался в нормальный человеческий диапазон.

– Но я хочу заплатить тебе, – настаивала Шарина, подняв повыше (чтоб было видно) медную безделицу. – Я же наблюдала твой танец, но не могла тогда заплатить. Теперь я вроде возвращаю долг.

Девушка знала, что ее дар, по крайней мере, втрое превышает заработок птицы за сегодняшний вечер. У ног птицы стояла небольшая плетеная корзинка. Возможно, туда отправились более ранние подаяния, но Шарина сильно сомневалась в этом. Крышка корзинки была наглухо приторочена пеньковой веревкой, побелевшей от времени. Если б ее рассупонивали ежедневно, это, наверное, как-то отразилось бы на цвете.

– Я – Далар, младший сын и страж Роконара, – представился уличный танцор. – Я сопровождал свою сестру во время путешествия к ее жениху Тестигу. Увы, моя сестра погибла – мне не удалось ее спасти во время шторма. Меня же на обломках корабля забросило на этот край земли, о чем я не перестаю сожалеть. Лучше бы я тоже тогда погиб.

Далар запрокинул лицо в небо и заухал, подобно черному орлану, – раз, другой, третий. Зловещее впечатление… Люди на площади опасливо оглядывались на них, одна из уличных торговок – рассыпавшая айву со своей тележки – разразилась проклятиями.

– Поскольку мне надо как-то жить, я унизился до того, что исполняю на улице Боевую Пляску Роконара, – теперь Далар говорил нормальным голосом, глядя прямо в глаза Шарине. – Но я не совсем потерял честь… поэтому беру только то, что необходимо мне на прокорм. Лишнего мне не надо, госпожа.

Он прижал к себе завернутые в тряпку три железки.

– Этого мне хватает. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – воскликнула Шарина. Птичья голова повернулась на сто восемьдесят градусов, так что круглые глаза смотрели на нее из-за плеча. – Я тоже чужестранка в Валхокке. Мой дом далеко отсюда… гораздо дальше, чем ваш.

Далар развернулся, чтобы снова оказаться лицом к лицу с девушкой, ноги его при этом совершили некое подобие танцевального па.

– Мне ничего неизвестно об этом городе, – продолжила Шарина, облизнув губы. – А также неизвестно, сколько придется здесь пробыть. Мое имя Шарина ос-Рейзе.

Ей удалось сдержаться – не закричать и не отпрыгнуть в ужасе, когда Далар на ее глазах сам себе свернул шею, но повторения этого трюка она не жаждала. Девушка подозревала: птица использовала нечеловеческую гибкость, чтобы ограждать себя от излишне любопытных зевак.

– Вы хотите, чтобы я послужил вам проводником, Шарина ос-Рейзе? – ровным голосом спросил Далар.

– Я хочу нанять вас на службу в качестве телохранителя, – поправила его девушка. Она старалась держаться лицом к собеседнику. Похоже, он привык именно так разговаривать. Янтарные глаза птицы с круглыми черными зрачками неотрывно смотрели на нее. – Раньше у меня не было денег, но теперь они есть, и мне нужна защита в незнакомом городе.

Шарина имела в виду ровно то, что сказала: получить нужного исполнителя и расплатиться с ним частью своих богатств. План созрел в ее мозгу в момент разговора. Она слабо себе представляла, каков боец из Далара – хотя вид когтей на этих лапах внушал невольное уважение, но одно девушка знала точно: воин чести, который не позволяет себе взять лишнего с незнакомца, никогда не перережет ей глотку за пригоршню сребреников.

Солнце садилось. В некоторых окнах на восточной стороне улицы уже зажигались масляные лампы, западная сторона все еще освещалась закатными лучами.

– Я – Далар, сын Роконора, – повторила птица. Она говорила спокойно, хотя в словах ее слышалась законная гордость. – Тридцать дней ветер нес на север обломки, на которых я держался. Временами шел дождь. Я обсасывал собственные перья, чтобы не погибнуть от жажды. Питался сырой рыбой, которую удавалось поймать. Нет никого в Валхокке, кто бы проделал больший путь, чем я, госпожа.

– Есть я, мастер Далар, – сказала Шарина. – Мы с вами оба чужестранцы. Мне может понадобиться ваша сила, но еще больше я нуждаюсь в вашей честности. Согласны ли вы служить мне?

– Если вы беретесь обеспечивать меня наилучшим питанием и жильем, достойным воина, Шарина ос-Рейзе, – ответила птица. – Кроме того, на каждый День Года мне необходимы новые подвязки для моих когтей. Вообще-то говоря, традиции дома Роконаров предполагают, что главный телохранитель в качестве знака уважения получает еще и женщину из гарема нанимателя – после особо крупных побед… Но я думаю…

Далар широко распахнул свой широкий клюв и заквохтал, как рассерженная курица. Шарине потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: он так смеется.

– Я думаю, – подытожил Далар, – что мы сможем вместе пережить это.

Шарина с облегчением перевела дух и сама удивилась своей радости. Ей действительно нужен охранник – это правда. Милко проявил себя честным человеком, но девушка не сомневалась, что среди жителей Валхокке сыщется также немало воров и убийц. Как в любом другом городе… А одинокая женщина, вышедшая от ювелира с полным кошельком, наверняка вызовет среди них нездоровый интерес.

Но Шариной двигал не только здравый смысл. Она чувствовала себя чужой в этом городе. И ей было очень важно объединиться с кем-то, кто также не принадлежал Валхокке – гораздо важнее, чем способность птицы защитить ее от разбойников.

– Ну что ж, – заявила она. – Начнем с еды и жилья для моего телохранителя – а также и для меня самой. В первую очередь, еды… Скажи, есть приличная гостиница в Валхокке?

В голову девушке пришла еще одна мысль, и она добавила:

– Такая, где бы не возражали против чужестранцев?

Далар снова залился смехом – на свой собственный манер.

– В конюшнях «Золотого Тунца» мне предоставляют ночлег за один серебряный грош в сутки, – сообщил он. – Там достаточно чисто – насколько может быть чисто в конюшнях… И найдется комната для женщины со средствами. К тому же они не станут возражать, чтобы воин из рода Роконаров спал у нее под дверью.

– Ну, тогда пошли, – кивнула Шарина. – Послушай, Далар…

– Да, госпожа? – отозвался ее новоявленный телохранитель. Он остановился и принялся распускать завязки на корзине. На руках у него было по четыре пальца, один из них – большой. Как и сами руки, пальцы казались короче, чем полагалось бы человеку его роста.

– Я не знаю, когда покину Валхокку, – сказала девушка – И не знаю, куда направлюсь. Мне известно только, что это будет дальний путь. К тому же небезопасный – так мне сказали, и думаю, не обманули.

Шарина усмехнулась и подумала, а распознает ли Далар выражение человеческого лица. Похоже, да.

– Короче, – продолжала она. – Если это не нарушает твоих планов, не согласишься ли ты сопровождать меня в моем путешествии?

Далар снова рассмеялся.

– Да будет вам известно, госпожа: воин Роконара не задумываясь сунет руку в. огонь, если того пожелает его хозяин.

– Отлично, но будем надеяться, до этого не дойдет, – кивнула девушка. Сама же призадумалась, а что на самом деле имел в виду под опасностями Дракон. – А теперь давай позаботимся об ужине, хорошо?

– Минуточку, госпожа, – замешкался Далар. Он наконец покончил с узлами и снял крышку. Достав содержимое, бросил корзинку под ноги. – Раньше я не смел прикасаться к этому… Но теперь я снова воин.

И птица протянула Шарине свои раскрытые короткопалые ладони. На них лежала странная конструкция: две восьмигранные пирамидки, чьи основания соединялись тонкой цепочкой. Ее длину девушка не могла определить, поскольку цепочка струилась и переливалась, как ртутная. Все было сделано из одинакового темного металла.

Далар размотал цепочку где-то на ярд, держа прибор в правой руке. Масляные лампы в руках случайных прохожих освещали грани пирамидок, которые отзывались тусклым блеском. Раздалось короткое крак! – и плетеная корзина полетела в сторону, развалившись при этом на две нелепые половинки.

Далар сделал неуловимое движение, и крутящиеся пирамидки скрылись в его ладони – лишь блеснули белым светом звенья цепочки.

– Из чего это сделано? – спросила озадаченная девушка, надо же было хоть что-то сказать. Собственно, чему тут удивляться? Она же видела прежде танец птицы. – Я не узнаю металл.

– Разновидность бронзы, – легонько кудахтнула птица. – Очень прочная, кстати. Такая же твердая, как сталь, но не ржавеет.

Далар держал всю конструкцию в одной руке, она занимала места не больше чем пара куриных яиц. Девушка с улыбкой сказала:

– Ну что ж, веди нас к «Золотому Тунцу», Далар. Ты же знаешь дорогу.

Тот кивнул. Свободной рукой не спеша развернул свою подстилку и смахнул с нее три железных треугольничка – свой вечерний заработок. За ними в ночь полетела и сама подстилка. После этого птица зашагала прочь, гордо выпрямив грудь. Девушка пошла следом: похоже, Далар лучше видел в темноте, к тому же знал, куда идти.

У Шарины тоже не было сомнений в направлении движения – следовало идти прямо за проводником. И все дела, усмехнулась она.

Торговый люд на площади уже укладывал свои манатки, лавочники опускали ставни на окнах. Зато в харчевнях и тавернах царило вечернее оживление, а на улицах Шарина замечала женщин в ярких, безвкусных нарядах, занявших выжидательную позицию.

Узкий проулок ответвлялся от главной улицы. По обеим сторонам его стояли закрытые лавки.

– Госпожа? – замялся Далар. – Если вы не боитесь, мы пойдем дальше… но это самый кратчайший путь к постоялому двору.

– Лучше напрямик, – решила Шарина, прикоснувшись к рукояти пьюльского ножа, который всегда у нее был под рукой. Не то чтобы она всерьез тревожилась о предстоящем маршруте – чисто машинальный жест.

Здесь окна в домах заменяли небольшие отверстия с бамбуковыми решетками под самыми крышами. Из одного такого отверстия на втором этаже раздавался детский плач. Откуда-то слева долетал запах вареной капусты. Перед Шариной маячил нескладный силуэт ее спутника, слабо освещаемый масляными фонарями проходившей за темным проулком улицы.

И вдруг девушку настиг запах змеиного гнезда. Она резко остановилась.

– Стой, Далар!

Дракон сидел в нише слева – еще мгновение назад Шарина видела здесь только глухую стену с обсыпающейся штукатуркой.

– Приветствую тебя, слуга моя Шарина, – раздался его голос. – Ты готова продолжить путешествие?

Обеспокоенный Далар повернул назад.

– Что-то случилось, госпожа?

– Твой спутник меня не видит, – предупредил Дракон. – Можешь успокоить его, а затем обсудим дальнейшие инструкции.

– Далар, у меня видение, – быстро произнесла девушка. Если подумать, это было недалеко от истины, хотя сейчас Шариной двигало в первую очередь желание избежать ненужных объяснений. – Мне нужно сконцентрироваться.

– Совсем неплохо, – одобрил с кивком Дракон. Голос его раздался в мозгу Шарины до того, как она его услышала. – Теперь слушай. Еще до конца переулка слева в фундаменте здания ты увидишь кусок белого камня – тот, что когда-то располагался в основании моего трона.

Щелкающий смешок.

– Давненько это было… Тебе удастся вынуть его из стены: раствор у здешних каменщиков никудышный. Так вот, достанешь его и пролезешь в образовавшееся отверстие.

– Господин? – прервала его девушка. Чувство голода, мучившее ее до того, куда-то улетучилось. Сейчас при мысли о еде желудок скрутило узлом. – Насчет моего попутчика… Можно, он отправится со мной?

Дракон снова рассмеялся.

– Покуда мои слуги честно исполняют свои обязанности, – беззвучно произнес он, – мне нет дела до их личной жизни. А сейчас прощай, Шарина.

И светлая картина – фрагмент стены с сидящим Драконом – померк и растворился в ночной тьме, как ночное созвездие на утреннем небе. Девушка снова видела перед собой глухую стену. Далар стоял поблизости: тело развернуто к выходу из проулка, но взгляд устремлен на хозяйку.

– Мы не идем к «Золотому Тунцу», Далар, – сказала Шарина. Ее била дрожь. Слишком много неожиданных событий за последние несколько часов. И ей все же требовалось поесть… хоть она и сомневалась, что желудок сумеет удержать какую-то пищу. – Нам надо найти белую плиту в фундаменте этого дома.

И она пнула носком туфли в стенку перед собой.

– А затем мы отправляемся дальше – ты и я, – обречено добавила девушка. – И пусть Госпожа не оставит нас своей милостью!


* * *

– Внимание, отмель прямо по носу! – раздался крик впередсмотрящего с мачты «Разрушителя». Голос его звучал так же пронзительно, как и крики мечущихся над триремами чаек.

– Смотри вперед! – прорычал Чалкус, стоя у поручней рядом с Илной в двух шагах от носа судна. – Это не отмель, это раковины Морских Владык!

Затем вглядевшись, мрачно добавил:

– Странное дело, никогда не видел такого скопления их у поверхности. Да и острова в этих водах я никогда раньше не встречал.

Вонкуло с четверкой своих помощников стоял на корме. «Ужас» едва двигался – работали всего два десятка гребцов, и те вполсилы. Рулевой, передав румпель простому матросу, тоже присоединился к группе командиров.

Тоже мне, «командиры», фыркнула Илна. Она бы назвала их шайкой фигляров!

– Вы здесь уже бывали, мастер Чалкус? – спросила Мерота, отклонившись от поручней, чтоб видеть моряка.

– Так точно, госпожа, – ответил тот. – Хоть и очень давно. Можно сказать – целую жизнь назад. Верно я говорю, крошка Илна?

И он ухмыльнулся девушке.

– Ничего не знаю о вашей жизни или жизнях, если угодно холодно произнесла Илна. – Зато знаю, что мне не нравится, когда меня называют «крошкой».

Она не стала добавлять угроз, главным образом потому, что ей не хотелось их приводить в исполнение, если снова последует «крошка Илна» от Чалкуса. А она знала: пообещай она сейчас какое-то наказание (интересно, какое?), и позже непременно придется его выполнить.

– Ага, – кивнул моряк. – Тогда мне лучше быть поосторожнее со словами, не правда ли? А Илной можно вас называть, или тоже плохо?

– Это мое имя, – просто ответила девушка. – Нет ничего плохого в том, чтобы его использовать.

Чалкус казался ей… любопытным. Казалось, он прекрасно понял все, что промелькнуло у нее в голове: в частности, почему она не пообещала отправить его за борт подобно несчастному Мастину. А также прочувствовал, что Илна может исполнить это и без предупреждения: если возникнет такая ситуация и она достаточно разозлится.

Конечно, это было бы ужасно, но ей доводилось совершать и более страшные поступки в своей жизни. Так же как и самому Чалкусу, в этом девушка нимало не сомневалась. Любопытный человек.

Триремы направлялись навстречу заходящему солнцу. Островок, сколько хватало глаз, покрывала буйная растительность, легкий бриз колыхал водоросли у берега.

А море было буквально забито Морскими Владыками, солнце играло, отбрасывая блики на их раковины. Гаррик называл этих морских тварей с щупальцами и изогнутой раковиной, вместо студенистого тела, аммонитами. Когда-то их относили к морским богам, теперь же они являлись воплощением сущего зла. Вглядевшись в волны, Илна поняла: Чалкус абсолютно прав – впереди собралась огромная стая Морских Владык.

Триремы медленно продвигались вперед – со скоростью едва научившегося ползать младенца. Люди перекликались с борта на борт.

– Стараются подбодрить друг друга, – со смешком прокомментировал Чалкус.

– Скорее самих себя, – поправила его Илна.

Ей эти морские чудовища не казались ужасными. Нищая девчонка с братом, вымахавшим в два человеческих роста, привыкла использовать все, что попадается под руку. Надо же как-то кормиться… Аммониты тоже шли в ход. Достать из панциря, нарезать кольцами и потушить – совсем неплохо получается. Главное не переварить, как выяснила Илна. Иначе они получались жесткими, как бычий хрящ.

Вдруг огромные щупальца всколыхнулись, и Морские Владыки ушли на глубину, оставив за собой пенный след. Морская зыбь выглядела сегодня вечером особо мрачной, будто сама стихия протестовала против вторжения людей.

Илна ничего не имела против аммонитов, но вполне разделяла сомнения Чалкуса по поводу того, что надвигающийся остров покажется морякам раем. С палубы он выглядел чередой лесистых холмов, обрывающихся в море. На юге вырастали, нависая над волнами, каменистые утесы. По сути не такой уж зловещий пейзаж, но Илне он почему-то напомнил временные загоны для скота, которые воздвигал по осени Сталлерт Мясник, занимаясь выбраковкой стада.

Вонкуло обернулся и заорал на гребцов:

– Давай обратно на банки!

Приказ сопровождался взмахом руки, который, наверное, задумывался как повелительный, но получился почти безнадежным.

– Подойдем еще на расстояние полета стрелы, затем повернем к берегу!

– Боюсь, он сильно удивится, – с усмешкой пробормотал Чалкус, бросив взгляд в сторону Илны. Похлопав Мероту по плечу, он не спеша направился к своей скамье. Переместив ножны со своим кривым мечом так, чтобы они не мешали грести, взялся за весло и скомандовал:

– Эй, носовая секция, за весла!

В какой-то безумный момент Илне показалось, что Чалкус собирается и ее пошлепать по плечу. Она бы…

А что, собственно, она бы сделала? Со смущенным смешком, девушка вынуждена была признать: ответа на этот вопрос у нее нет. Ну и ладно, все равно такого не случилось.

– Илна? – удивилась девочка. – Что смешного?

– Я смеюсь над собой, Мерота, – пояснила Илна. – Пожалуй, это и в самом деле смешно.

Вот Чалкус действительно был командиром. Пожалуй, он бы справился и с более достойной командой, чем это сборище мятежников-неудачников. Собственно, из них лишь Мастин обладал сильным характером, но и с ним Чалкус справился бы не хуже самой Илны.

– Мы там собираемся ночевать? – спросила Мерота. Под ее нарочито ровным тоном Илна улавливала скрытое напряжение. Даже ребенок понимал, что здесь не лучшее место для высадки на берег. Собственно, Вонкуло со своими парнями тоже сознавали это, но отчаяние толкало их вперед.

– По крайней мере, сегодня ночью, – спокойно сказала Илна. – Я, правда, не вижу улиц, мощенных золотом и изумрудами, но, наверное, это из-за плохого освещения.

«Разрушитель» первым направился к острову. «Ужас» двигался в его фарватере, хотя гребцы и здесь налегали на весла.

Чалкус блеснул улыбкой. Хотя на трирему уже надвинулась тень острова, девушка разглядела, как блеснули его зубы.

Теперь и с мачты «Ужаса» раздался крик впередсмотрящего. Он указывал на что-то по курсу судна. Гребцы скатились со своих мест, и брошенные весла беспорядочно замолотили по воде.

– Иди ко мне, дитя мое! – Илна присела на корточки и, загородив собою Мероту, вцепилась в поручни.

– Обратный ход! – закричал Чалкус, бросаясь между скамьей и вальком своего весла.

Раздался чавкающий звук, и «Ужас» будто внезапно наткнулся на стену. Гребцы, снасти и незакрепленный (после того как в нем основательно покопались мятежники) багаж – все покатилось на нос судна.

Впередсмотрящий, почувствовав, к чему дело идет, соскользнул в более спокойное место на бакштаге, и вовремя – мачта под влиянием внезапной остановки опасно накренилась вперед. Слава Госпоже, не треснула, но Илна расслышала ужасный стонущий звук, перекрывающий крики моряков. Им следовало бы заранее укрепить мачту.

Илна горько усмехнулась. Пожалуй, это плохая примета – еще до начала плавания обсуждать предстоящий ремонт корабля.

Она поднялась, по-прежнему прикрывая девочку. Их трирема оставалась на ходу, в то время как «Разрушитель» впереди медленно заваливался на левый борт. Вода вокруг обоих кораблей пенилась темными водоворотами.

Среди царившей неразберихи Чалкус подобрался к Илне с девочкой. Рулевой «Ужаса» вылетел за борт при внезапной остановке. Вонкуло и еще несколько матросов попрыгали на таран судна, пытаясь помочь бедняге взобраться обратно. С полдюжины командиров выкрикивали различные глупости, абсолютно бессмысленные, с точки зрения Илны.

– Опять же, – произнес запевала, – следовало учесть, что Владыки Моря обычно плавают у самого дна. Такого, как здесь, мне не доводилось видеть раньше. Надо было посоветовать Вонкуло выслать вперед лотового!

Он бросил взгляд на берег, теперь уже полностью погрузившийся во тьму. На «Разрушителе» суетились матросы при свете масляных ламп. Они спускали на воду ялик, накренившийся вперед, как таран.

– А что нам делать, Илна? – спокойно спросила Мерота. Смотрела она при этом на Чалкуса.

– Ждать или добираться вплавь, – пожала плечами девушка. – Что касается меня, то я не умею плавать. Как вы считаете, мастер Чалкус, корабль сможет сам освободиться?

– Сможет, когда настанет прилив, – ответил тот, – а это случится часов через шесть. Когда луна будет вон там.

И он указал левой рукой на точку, где-то посередине между зенитом и западным горизонтом. Правая рука его касалась ушастой рукояти меча – бессознательный жест, как полагала Илна.

– Это если мы не пробили пояс наружной обшивки корпуса, – добавил Чалкус, – что, впрочем, вряд ли случилось в здешней тине. Хотя сейчас строят такие корабли, что все возможно: порой у военной триремы корпус не крепче яичной скорлупы. Сосна достойный материал, я согласен, – легкая и хорошо обрабатывается. Но дайте мне латенский двухпалубник из железного дерева, и я возьму на абордаж любое судно на полном ходу.

– Ведь Латенские острова принадлежат пиратам? Разве не так, мастер Чалкус? – спросила Мерота. Похоже, девочка не вкладывала в свой вопрос никакого подвоха. Так, по крайней мере, думала Илна, видя, что Мерота и впрямь невинное дитя.

– Ячто-то слышал об этом, госпожа, – как ни в чем не бывало ответил моряк. – Но не стоит верить всему тому, что говорят.

Через голову девочки он бросил взгляд на Илну.

– Хотя кое-что может оказаться правдой, – добавил он все тем же безразличным тоном.

– Как-нибудь я, возможно, расскажу вам, чем я занималась, когда впервые очутилась в Эрдине, – сказала Илна, наблюдая за яликом с «Разрушителя», приближавшимся к острову. На носу его стоял матрос с фонарем, хотя что уж он там мог осветить – одному Пастырю известно. Скорее, он светил, чтобы как-то приободрить изрядно напуганных людей, готовившихся к высадке.

На самом деле Илна вряд ли собиралась когда-либо рассказывать Чалкусу о тех амулетах, которые она изготавливала для богатых эрдинок. Ее любовные чары и в самом деле срабатывали, невзирая на все узы – любви или долга, которыми были связаны мужчины – объекты охоты.

Илна и посейчас не знала, сколько убийств и самоубийств вызвали ее проклятые кружева. А сколько других разнообразных несчастий… В те времена когда Илна находилась во власти Зла, ей и в голову не приходило считать, да и не имело смысла. Одно девушка знала точно: даже если всю оставшуюся жизнь она потратит на исправление нанесенного ущерба, и то ей вряд ли это удастся.

Что из того, что Чалкус когда-то был пиратом? Если кто-то и может поставить ему это в упрек, то только не Илна ос-Кенсет.

Должно быть, ялик уже достиг берега, то там, то сям мелькали фонари, которые прихватили с собой матросы. Больше ничего нельзя было разглядеть. Странное дело, небо выглядело довольно светлым, но не отдавало свой свет вниз. «Разрушитель» теперь уже был ближе к острову, чем к «Ужасу». Похоже, он медленно двигался по найденному каналу среди отмелей.

– Отлив продержится еще часок, – сообщил Чалкус, вглядываясь в сторону острова. Илна задумалась, возможно ли, чтобы он лучше ее видел в темноте. – Думаю, наше брюхо так прочно увязло в песке, что мы вряд ли завалимся на бок, как те ребята.

И он кивнул на «Разрушитель», который к тому моменту уже практически лежал на борту. Поручни по левому борту уже скрылись под водой. Команда карабкалась на корпус корабля с лампами и оружием в руках, проклиная всех и вся на чем свет стоит. Они что-то требовали от своих товарищей с «Ужаса», Вонкуло им отвечал, но большая часть моряков, похоже, предпочитала подождать новостей от первопроходцев.

– И хоть на палубе мы несколько ограничены в пространстве, – продолжал Чалкус с одной из своих самых широких улыбок, – я бы все же предпочел провести ночь здесь, а не высаживаться в темноте на берег. Разве не так?

– Согласна, – ответила Илна, сжимая плечо Мероты. – У меня есть хлеб и сыр. И хоть мы не сможем развести костер…

Вдруг один из фонарей на берегу взлетел в воздух и упал, описав широкую дугу. «Почему не слышно крика?», – успела подумать девушка. И тут крик раздался – через несколько ударов ее сердца – сказывалось расстояние до берега.

Затем крик прервался – как-то слишком внезапно. На мгновение наступила полная тишина, нарушаемая лишь плеском волн и взволнованным ропотом на борту «Ужаса».

И тут донесся смех с острова – чересчур громкий и устрашающий, чтоб принадлежать человеку. Эхо превратило его в раскаты, которые постепенно затихали и окончательно исчезли. Будто ужасное создание скрылось за холмом. Какое-то время Илне казалось: она все еще улавливает звук этого безумного хохота…

– Илна ос-Кенсет! – послышался крик Вонкуло. – Колдунья! Скорее сюда!

Загрузка...