Случайный билет в детство

Глава 3

Не знаю как у других, но во сне я сам себе царь и бог, в смысле всегда понимаю, что это сон. Поэтому крут без меры и могу надумать что-нибудь этакое, как, например, крупнокалиберный пулемёт с бесконечным зарядом или лазерный меч. Да без проблем, все могу! И то, что наяву не получается, тоже могу. Тут все приёмы проходят как по маслу…

Вот и сейчас кругом одни враги, а я как Джеки Чан, Жан-Клод Ван вам и Стивен Сигал в одном флаконе. Одним махом всех злодеев побивахом. А что? Лезут и лезут…

Вот чего не могу надумать, так ограниченного количества врагов. Они плодятся самостоятельно. Какая-то злодейская прогрессия…

Только кончились твари с автоматами, как полезли террористы с бомбами, собранными из бутылок с жидкостью. А я знаю – что делать! Сливать. Режу ножом бутылки, но почему-то ничего не льётся. У всех террористов лица мертвецов с жуткой улыбкой. Они лезут ко мне, держа в синюшных руках ручки активаторов. Хоп! У меня четыре, шесть, восемь рук, но зомбо-террористов становится много, и зажать все кнопки не выходит. Мертвецы ещё больше щерятся и одновременно отпускают кнопку…

Бабах!

Я оказываюсь на дне огромной воронки. Жив и цел. Вот так – это мой сон, сколько бы вас ни было!

Ой! Сверху сыпется земля. Вижу тучную фигуру с огромной совковой лопатой.

– Я тебя закопаю! – орёт Громин, и очередная порция грунта летит на меня. Изворачиваюсь и, выпрыгнув, оказываюсь на лопате. Громозека хохочет и делает резкий взмах. И что? Лечу. Во сне все летают! Бам! Ударился обо что-то жесткое. Оглядываюсь. Около меня сидят Савин и Расулов с пивными кружками. Ильяс чистит тарань, а Олег сдувает пену и возмущенно говорит мне:

– Чё смотришь? Вытаскивай нас отсюда!

Откуда вытаскивать? Ещё раз осматриваюсь. Да мы на вершине горы! Вершина плоская, а со всех сторон обрыв. Лысый Горшок, что ли? Но не такой. Ну и сон у меня.

– И как вас выта…

На вершине никого – Савин и Расулов исчезли. Остались только пустые пивные кружки и шелуха чешуи, да кости от тарани. Хоп – исчезает и гора, а я лечу вниз, причем имеется рюкзачок и колечко. Хлопок! – это раскрылся парашют. Вот так! Бум! Упал на что-то твердое, и сразу накрыло куполом. Запутался. Выбираюсь с матом, что-то у парашюта конструкция очень на пододеяльник похожа.

Ха, действительно – пододеяльник! А я и не заметил, как проснулся! Откинул одеяло, зевая и потирая заспанные глаза, я поплелся… а куда я поплёлся? А, в туалет, конечно. Обычный утренний маршрут. Пока шел, сознание отмечало некие несусветности. Из туалета завернул в ванную. В ванную? Какая ванная? Я вроде у Савина остановился, а у него чугунных ванн не было. Хм, где это я? И вообще, все странно, чуждо и одновременно знакомо. Сунул голову под кран. Холодная вода взбодрила. Умыл лицо, шею, уши. Теперь, чтоб окончательно проснуться, осталось почистить зубы и выпить горячий чай. Рукой нащупал полотенце и, вытерев голову, посмотрел в зеркало.

– А-а-а-а!

Чтоб не упасть, ухватился руками за полотенцесушитель и край ванной. Отдышался и, приподнявшись, опять взглянул в зеркало.

Что это? Кто это? В отражении маленькая голова с копной русых волос и очень испуганное конопатое лицо. Это кто? Это я? Показал язык, отражение повторило. Это что, кошмар продолжается? Я всё ещё сплю? Ущипнул себя – больно. Значит, не сплю.

А как это?

– Серёженька, что случилось? Ты чего кричал?

В ванную заглянула моя мама. Такая молодая! Чуть в обморок не свалился. Я сглотнул и почему-то прошептал:

– Ничего, мам, обжегся просто. Горячую воду включил.

Даже голос свой не узнаю.

– Сильно? Дай погляжу.

– Нет-нет, мам, ничего. Совсем не болит.

– Ладно, – кивнула мама, – тогда чисти зубы и завтракай. В школу не опоздай. Я на столе три рубля оставила. Как из школы пойдёшь, зайди в магазин. Купи хлеба, молока и сметаны. Не забудь, – мама улыбнулась, протянула руку и закрыла мне рот, – ну, всё, я побежала.

Я как завороженный проводил её до выхода и ещё долго стоял, тупо смотря на закрытую дверь. Вот это я попал! Как так вышло? Фантастика. А вспомнил! Желание! Я же загадал желание. Вот так шутка! И надо же было тогда по радио услышать Стаса Пьеху про плацкартный билет в детство. Я и набрал тогда «Хочу в детство». Хорошая шутка была. Дошутился, придурок. Получил билет в детство! А кто знал, что сбудется?

У большого зеркала пристально рассматривал себя. Провел рукой по взъерошенным волосам, по худым плечам и груди, где отчетливо проглядывались ребра. Худой я был, худым и вырос… вырасту. Если домой, то есть обратно не попаду. Оттянул резинку трусов и глянул туда. М-да. Неужели он такой был?

И что мне делать на данный момент? В школу идти? А что остаётся? Какое хоть сейчас число? Я кинулся к окну – там бушевало лето. Стоп, какое лето? Или осень, или весна, раз в школу надо идти. Судя по яркой зелени – весна, а по градуснику, что висит прямо за стеклом, – на улице жара. Двадцать шесть в тени, и это утром в полвосьмого. Что будет к обеду? Скорей всего, сейчас май, а какой год? По моей детской физиономии не разобрать. Тогда где узнать? Дневник! Я побежал в комнату. Так, где тут у меня портфель… тьфу, какой портфель? Вот сумка с учебниками. Нашел дневник, на котором было написано, что я ученик седьмого «А» класса, семидесятой школы. Чудеса, в восемьдесят четвёртый год попал! Попал, так попал. А день недели? Какие уроки будут? Мать ети, что я там скажу, если к доске вызовут? Что я вообще скажу? Как себя вести?

Взгляд коснулся часов на стене. Ой, без двадцати восемь! До школы пять минут хода, но ещё надо узнать, какие уроки на носу. Быстро оделся в костюм, который был привезён отцом из-за «бугра» и заменял мне школьную форму. Отец… его я так давно не видел. Опять уехал на службу рано, а вернется как всегда – за полночь. Я вздохнул, нашел ключи, благо, что помнил, где они всегда лежали, взял оставленные мамой деньги и, закрыв дверь, пошел в школу.

Шел по дороге, а в голове крутились разные мысли. Интересно, насколько я сюда попал? И почему именно в это время? Какой-то переломный момент в моей судьбе? А как обратно? Тоже через желание? И где его загадывать, в какой программе, какого компа? Черт, до первых персональных компьютеров, как до Китая ползком, а до Интернета в России, как его привыкли все видеть, ещё столько же. И что дальше? Ждать этого момента? От этой мысли сбился шаг и я встал. Это дождешься появления Интернета, а потом, в принципе, и не надо будет никаких желаний. После такого срока останется еще пяток лет подождать – и я в своем времени. Ха-ха! Вот так я попал!

Меня вдруг толкнули.

Обернулся.

– А?

Сзади стояла Верка Смольнякова с портфелем в руках. Надо же, ещё вчера вместе на пикнике были, только она там на двадцать пять лет старше выглядела.

– Бэ, Вязов, ты глухой? Что, говорю, стоишь как три березы на Плющихе?

– Не берёзы, а тополя, – автоматически поправил я.

– Не умничай, а иди ровно и не вставай на дороге как столб.

И почему женщины думают, что они всегда правы? Я вздохнул:

– Дистанцию нужно соблюдать и смотреть куда идёшь, тогда не будешь на людей наскакивать.

– Дурак ты, Вязов, – сморщила личико Верка, показала язык и быстро пошла по тротуару, а я поплелся следом.

Дураком меня назвала, но она даже не подозревает – какой я дурак! Умные в такие передряги не попадают. Вот и урок мне на будущее – не знаешь, не влезай – убьёт.

Убить не убило, но озадачило конкретно. И где загадать желание, чтоб обратно в своё время попасть? Вопрос вопросов. Ой! Я опять встал от пришедшей мысли – если я попал сюда только своим сознанием, то что с моим телом, которое осталось там, в будущем? Вылетело по ту сторону плотины и пребывает в коме, или я там уже мертв? Мля! Закатают там меня в цинк и отправят по адресу.

Настроение упало до нуля. В скорбных раздумьях добрёл до школы. На входе меня опять толкнули в спину, да так, что я пробежал метра три. Сзади заржали. Резко развернулся и в дверном проходе я увидел троих.

Вот так встреча!

Макс Громин, по кличке «Громила». Ещё не такой жирдяй, как я видел недавно, но все равно здоровый. А рядом его дружки. Игорек Вершинин, тощая каланча, баскетбольного роста, с погонялом «Вершина», но из-за постоянно обритой головы, все его называют «Пик коммунизма». Славка Тощев, по прозвищу «Толща», так как его тучная фигура с трудом проходила в дверные проемы.

Громила наставил на меня палец:

– С тебя, связок, рупь штрафа, за то, что мне путь загородил.

И они опять заржали, комментируя мою искаженную фамилию.

Я начал закипать. Не терплю, когда коверкают моё имя и фамилию. Вспомнив его обещание меня закопать, захотелось закопать его самого. Но, как говорится – злость плохой советчик, и я вдохнул-выдохнул и с насмешкой сказал:

– А харя не треснет, Громозяка?

Смех стих, и вместе с ним вокруг установилась тишина. Школа как будто замерла перед грозой. Громин побагровел и, медленно приближаясь ко мне, заикаясь от возмущения, начал выплевывать ругательства:

– Ты, б…ь, связка х…а, о…л, б…ь, совсем? В тыкву, б…ь, давно не получал? – Он замахнулся, чтоб покарать наглеца, и под пристальным взглядом завуча, вышедшего из кабинета, посмотреть на причину внезапно установившейся тишины, медленно опустил руку на моё плечо. Криво улыбнулся и, воняя нечищеными зубами, ласково прошептал:

– После школы, в беседке сквера, я буду ждать тебя с червонцем отступных. За свои слова ответ держать будешь, понял?

Увидев, что завуч вернулась в кабинет, больно сжал мне плечо.

– Отвали, дятел. – Правой рукой я схватил его за мизинец, отогнул его от плеча и крутанул в обратную сторону. Громила взвизгнул и присел. В зашумевшей было школе опять остановилась жизнь. Все вокруг стояли столбом и глазели на небывалое зрелище. Вершина и Толща вдруг сорвались с места и кинулись спасать своего дружка. Я сместился в сторону, поднырнул под руку Вершины и дернул Макса на себя. Тот всхлипнул от боли и грохнулся под ноги Вершинину. Тощев, не успев остановиться, по всем законам физики увенчал кучу-малу сверху. Громин в самом низу даже крякнул, так как Тощев весил гораздо больше ста килограммов. Я картинно отряхнул руки и подошел к вывешенному расписанию уроков. Рядом со мной нарисовался Савин.

– Ну, ты, Серёга, даёшь. Он же тебя убьёт.

– Ты труп, Вяз, – зашипел мне в спину Громин. – Я тебя закопаю!

О! Я уже Вяз, а не связок.

– От падали слышу. И придумай что-нибудь новое, разнорабочий хренов.

Савин схватил меня за руку и потащил прочь. Поднимаясь на второй этаж и по-прежнему держа меня за рукав, он почему-то шепотом мне говорил:

– У тебя что, крыша поехала? Ты чего с ними связался?

Я стряхнул его руку с рукава и ответил:

– Я не потерплю такого над собой. А этих придурков я не боюсь. После школы пойду и разберусь с ними как надо.

– Крыша съехала и жить надоело? – засопел Олег. – А, поступай, как знаешь, камикадзе. Только я с тобой пойду, ладно?

– Хорошо, дружище! – И я шутливо толкнул его в плечо. Затем оглядел друга. Чего-то не хватает? Ах да, трудовой мозоли нет. До неё пока далеко. А расписания я так и не узнал. Слишком быстро Савин меня утащил.

– А что у нас первым уроком?

– Инглиш.

– О'кей, инглиш, так инглиш.

В классе царил гомон, который сразу стих, как только мы зашли в помещение. Олег подмигнул мне и прошептал:

– Новости летят впереди героя.

Почти восемьдесят глаз смотрели на меня с любопытством и каким-то сожалением.

Как я помнил, мы с Савиным сидели всегда на «Камчатке» – дальней парте у окон. Прошли между партами. Вслед нам зашушукались, обсуждая происшедшее и мои шансы в будущей встрече с громинской шайкой.

Уселись за парту, достали учебники и тетради. На нас стали посматривать. Девчонки с любопытством, а мальчишки с некоторым восторгом, но подходить с вопросами не спешили. Сидящие впереди Верка Смольнякова и Ленка Толина обернулись.

– Я удивляюсь, Вязов, твоей безрассудности, – проговорила Ленка, – ты чего геройствуешь, смерти захотел?

– А он с утра какой-то не такой. Идет – метр шаг и остановка, да ещё умничает не в меру, – добавила Смольнякова.

– Я думал, герои нравятся всем, – буркнул я, а Олег кивнул:

– Поддерживаю.

Девчонки одновременно покрутили пальцами у висков и отвернулись. С передней парты прилетела записка. На ней аккуратным почерком, но с ошибками, было написано: «Бесумству храбрых, поём мы песню!»

– Зеленина писала, её почерк, – прошептал Олег.

Я зачеркнул букву «с» и подписал сверху «з». Свернул и кинул к первой парте, где сидела Маринка Зеленина. Через минуту прилетела ещё одна, где написано было просто – «Дурак!!!!!!!». Савин хохотнул:

– Вот дуреха!

Видел бы ты, что пишут на форумах в интернете, не так удивился бы – подумал я. Мысль о нете опять понизила настроение. В этот момент вошла учительница по английскому. Александра Владимировна Травина – сразу вспомнилось мне. Мы встали. Александра Владимировна положила журнал на стол и поздоровалась:

– Гуд монинг, чилдрен.

– Гуд монинг, Александра Владимировна.

Она кивнула и сказала:

– Сит даун, плиз.

Класс с шумом уселся. Учительница открыла журнал и, глядя на класс, сказала:

– На прошлом уроке у нас была тема: «Мои увлечения». Мы подробно разобрали все слова и обороты, применяемые в английском языке. Вы, дома, должны были подготовить короткий рассказ по следующим вопросам: Что вы любите делать после занятий в школе? Что предпочитаете делать, когда отдыхаете? Что любите смотреть по телевизору? Какой у вас любимый вид спорта? И так далее, на ваше усмотрение.

– И так… – Александра Владимировна посмотрела в журнал.

– К доске пойдёт… – учительница провела пальцем по ряду фамилий в журнале. Все сжались, стараясь сделаться незаметными и, как хамелеоны, слиться с партами.

– К доске пойдёт…

Опять посмотрев на класс, она увидела меня.

– К доске пойдет Вязов.

По классу покатились тихие смешки. Каждый облегченно вздохнул – вызвали не его, и ладно, а вот что сейчас будет? Все сразу воспрянули и стали смотреть на жертву, то есть на меня.

В школе английский язык давался мне с трудом. Точней сказать совсем не давался. Читал текст почти правильно, но, не понимая – о чем идет речь. Перевод только со словарем. Я поднялся и с видом обреченного пошел к доске, усмехаясь про себя. Дело в том, что уже в училище я с легкостью постиг буржуйский язык, в чем мне помог однокурсник, который почти всю свою жизнь, вместе с родителями, провел по заграницам. Английский язык был для него вторым родным, так как родители долго работали в нашем посольстве в Англии. Однокурсник с какой-то легкостью объяснял все нюансы произношений, и за какие-то три года я вполне сносно заговорил по-английски. Даже произношение, как мне сказал однокурсник, стало как у заправского британца, и я легко, если ещё чуть позаниматься, проканал бы за коренного лондонца.

Вышел к доске и опустил голову вниз. Мысли сразу спутались – с чего начать-то?

– Ви листен ту ю, Вязов.

Опять по классу прокатились смешки, и учительница тут же постучала рукой по столу, строго посмотрев на класс. Все притихли: и заулыбались, готовясь к комедии. Ну что ж, начнем, пожалуй. Я набрал побольше воздуха и стал рассказывать про свои увлечения:

– Ми нейм ис Сергей Вязоф. Ай лов зе афтерскул стролл ин зе фреш эйр.

Класс изумленно замер. Никто не ожидал от меня внятной английской речи. Александра Владимировна подняла в удивлении брови и выдавила:

– Э-э-э…

Я спросил, глядя на неё:

– Продолжать?

Она закрыла рот и кивнула.

– Со ай рест вич вулд зен мейк э квалитатив лессон, – вспомнив изречение друга, я прибавил кембриджское произношение, – он тиви ай лайк ту вач хистори фильмс энд зе трансефер оф «обвиус энд инсредибл».

Все сидели, раскрыв рты. Откуда-то с середины донеслось, почему-то по-немецки:

– Даст ист фантастишь!

Большая половина класса, которая из английского знала только алфавит, ничего не понимала, остальные, видно, выхватывали отдельные знакомые слова. Маринка Зеленина, сидевшая на первой парте, стала что-то записывать. Меня, что ли, конспектирует? Я усмехнулся и стал говорить быстрей:

– Ай лайк хоккей энд футболл. Ин зе ярд оф зе валл. Эт ном ай сометаймс сомезинг оф зе визард.

– Достаточно, Сергей. – Александра Владимировна, прервав меня, встала, шумно выдохнула, опустилась на стул и, не веря, посмотрела в журнал. Я пригляделся – там, в моём ряду клеточек стояли трояки. Рука учительницы вывела большую пятерку, затем почему-то знак вопроса рядом. Посидев немного, она повернулась ко мне.

– Ты хорошо выучил слова, Серёжа. Удивляюсь, но ты нигде не сделал ошибки. Сам делал задание?

– Ес оф кос, Александра Владимировна, – сказал я, наслаждаясь всеобщим изумлением, и добавил: – Инглиш хас биком май секонд найтив лангвидж!

Учительница открыла рот, закрыла рот и, повернувшись к журналу, сказала:

– Джаст фантастик! Ситдаун, Серёжа. Экселент!

Под гробовое молчание иду к последней парте, где меня встретили не менее изумленные глаза Савина.

– Ну, ты могёшь!

– Не могёшь, а могешь, – поправил я и плюхнулся рядом.

– А что такое экселент?

– Экселент, темнота, это пятерка с плюсом, – и я довольно посмотрел по сторонам. В классе было тихо, даже учительница сидела молча и смотрела в журнал, как будто не веря выставленной ею же оценкой. Или она думала – зачем там ещё знак вопроса ею поставлен? Никто в классе не шевелился, опасаясь спугнуть ступор учительницы и подбить её на новые вызовы к доске. Савин вдруг пихнул меня в бок и прошептал на ухо:

– Серёга, ты чего за зелье сегодня на завтрак съел? Громозеку со товарищи уделал, по-аглицки заговорил вдруг. Поделись рецептом, я тоже так хочу.

– Просто желание загадал, вот и исполнилось, – честно ответил я.

– Да ну тебя, – и обладатель совсем нескромного дома в будущем опять пихнул меня локтем.

На парту упала записка. Оказалось опять от Зелениной, там она написала: «Вязов, ты что, англиский шпиён?».

Я исправил ошибки и расставил запятые, а внизу написал немного переделанную фразу из фильма – «Раз грамматику не учишь, двойку в четверти получишь. Английский шпион Эльмс». Олег тихо хохотнул, когда я пояснил ему перевод своей фамилии. Я сложил листок и отправил записку обратно.

Учительница наконец встала и вызвала к доске другого ученика. Класс опять ожил, а я задумался и стал смотреть на улицу.

Проблему с Громиным надо как-то решать. И на разборку нужно идти. Драться придётся. Я, конечно, мельче и шустрей, но у них грубая сила, зажмут и все. Не знаю насколько я тут, в своём детстве задержусь, может на неделю, месяц, а может навсегда? Все равно с этой компанией надо разбираться.

Ещё Громозека червонец затребовал. Сейчас это деньги! На червонец можно неделю жить. Продукты-то копейки стоят. Белый хлеб двадцать две копейки, а черный восемнадцать. Овощи и фрукты совсем дешевые. М-да, надо срочно что-то придумать.

От мыслей меня отвлекла упавшая записка. Развернул. На листе было написано: «Сам дурак!!!!!!!»

– Слушай, – прокомментировал Олег, – а может, Зеленина в тебя втюрилась, а?

Я посмотрел на первую парту. Большие и пышные банты закрывали от меня Маринку. Она, почувствовав взгляд, повернулась, и показала мне язык.

– Точно втюрилась, – хмыкнул Савин.

Блин, когда ещё в том времени танцевали, она мне говорила, что мы в скверике целовались. Странно, что я этого не помню. Может, всё изменилось? И действительно, я и Маринка…

Ну, нет! Я ведь помню, что она станет учительницей и будет вести уроки русского языка в нашей школе. Выйдет замуж за бизнесмена, а не за военного.

– А Зеленина-то как на тебя смотрела! – не унимался друг. – Ведь какой герой! Эльф – победитель громозек!

Ответить на подколку Олега я не успел, так как учительница прикрикнула на Савина и заодно вызвала его к доске. Встав из-за парты, Олег прошипел:

– Рецепт зелья вспоминай.

И пошел, понурившись. А я опять стал смотреть в окно, где открывался великолепный вид на далекие горы. Так, на чем я остановился? А, на том, чтоб такого придумать, чтобы отвадить от меня Громозеку со товарищи? Просто так они не отстанут.

О, так, я ведь Громину практически болевой прием провел! Интересно девки пляшут! А как у меня это вышло? Ведь я тут ещё не тренирован совсем, или всё дело в голове, то есть в самом знании. Блин, проверить бы как? С Олегом, что ли, опробовать знание захватов и бросков? Конечно, разбивать кирпичи не надо, но элементарные приёмы возможны.

– Ну, вспомнил рецепт?

Это вернулся хмурый Савин. Я поинтересовался:

– Что получил?

– Гуся, чего же ещё? Я ж по-английски так, как ты, говорить не начал.

Зазвенел звонок – первая перемена. Все шустро собрались и вышли из класса.

Перемена в школе – это что-то! Представьте себе смесь рева стадиона в момент гола, грохота прокатного цеха и канонады от целого артполка. И этот ор, от подвала до самого чердака, заполняет коридоры школы в короткие мгновения между уроками. Среди всего этого, как броуновское движение, торпедами носятся ученики, причем увернуться от них сложней, чем от самонаводящейся ракеты. Я вышел из класса и растерялся, но Савин, вцепившись в мой рукав, потащил меня прямо по коридору, при этом что-то мне говоря. Что он там говорил, не слышал. И не удивительно! Тут вообще ничего не услышишь! С удивлением прошел мимо двух беседующих учениц. И они друг друга понимают? Наверное, читают по губам, больше никак. Олег свернул в дверь класса. Как только зашли в помещение, так я сразу услышал его голос:

– …руг ты по-английски говорить начал. Ни с того ни с чего. Я тоже так хочу.

За нами входили другие ученики. Мы прошли к «камчатке» и уселись за парту. Олег выложил учебник математики и повернулся ко мне:

– Так и будешь молчать, как рыба об лед?

– Ты о чём? – не понял я.

– Всё о том же. Откуда ты английский знаешь?

– Так сказал же, что я желание загадал.

– А заклинание было – абра швабра кадабра? – поджав губы, прогнусавил Олег. – Шпиён эльмовский!

Ученики, зайдя в класс, положили свои сумки по партам и собрались в кучки. Одна, полностью состоящая из девчонок, скучковалась рядом с учительским столом и тихонько зашушукалась, а пацаны подошли к нашей парте. От них посыпались вопросы:

– Вяз, а Вяз, тебе не страшно?

– Серёг, а на разбор пойдешь?

– А ты с ними вообще будешь говорить или сразу в торец дашь?

– А ты их по-английски пошли, пусть тоже обалдеют.

– Скажи – как у тебя так вышло?

Ответил на все вопросы по порядку:

– Мне не страшно. На разбор я пойду. Никакого английского. С Громозекой и Вершиной надо только по понятиям и по фене ботать.

Разговоры и шушуканья сразу стихли.

– А что такое – ботать по фене?

Святая простота советского постпространства! Ведь это сплошь и рядом было! И говорили так почти во всех дворах и закоулках городов. А эти где были? Не хотели знать? Или слышать? Морщились при этом?

Но это же дети! – одёрнул я себя. И тут же добавил, тоже про себя: а сам-то кто?

– Это значит разговаривать как вор, преступник. Ботать – говорить, феня – воровской язык.

– Понятно. И ты его знаешь? Откуда?

Пожимаю плечами, импровизируя на ходу:

– А у меня дядя в зоне, работает. Рассказывал, что и как.

– А я тоже могу по фене ботать! – вдруг заявил Переходников. – Фраер, редиска, петух Гамбургский.

Я закрыл руками лицо и съехал со стула. Рядом забился в истерике Олег. Половина пацанов крутила в недоумении головой и несмело улыбалась, а половина смеялась. Только, думаю, те, кто смеялся, просто поняли, что Евгеша сморозил чушь, но они тоже не знают, как на самом деле на воровском жаргоне говорят.

Дверь открылась и в класс вошел… Василий Владимирович Коротов.

Вставая, я аж подпрыгнул от неожиданности. Мелькнула мысль – откуда он тут? И тут же вспомнил – где ему ещё быть? Василию Владимировичу сейчас тридцать лет. Он часто бывает у нас в гостях, так как начинал службу у моего отца. Но после тяжелой травмы демобилизовался, восстановился в педагогическом, закончил с красным дипломом. Начинал простым учителем в нашей школе, вёл математику и физику. Сейчас директор, но продолжает преподавать математику и физику.

Только Василий Владимирович сделал шаг от двери, как все ученики уже стояли у своих парт.

– Садитесь-садитесь.

Он положил классный журнал и осмотрел учеников. Остановился взглядом на мне, потом почему-то кивнул, затем произнес:

– Сегодня новая тема.

Коротов взял мел и написал на доске тему урока. Затем стал объяснять нам значения и правила по теме. Говорил интересно и понятно. На его уроках всегда было тихо, даже отъявленные школьные хулиганы сидели при нем тише воды, ниже травы. Закончив объяснения, Василий Владимирович дал нам решать примеры по теме. Я сделал половину задания, как директор вдруг громко сказал:

– Вязов, выйди-ка в коридор.

Удивленно переглядываюсь с Олегом, поднимаюсь и, под пристальными взглядами всего класса, выхожу за дверь. Интересно, что ему надо? Даже не знаю. Директор вышел следом, сказав оставшимся:

– А вы занимайтесь решением.

Он закрыл дверь и спросил:

– Ну, рассказывай, что там у тебя с Громиным?

Пожимаю плечами:

– Ничего, повздорили маленько.

– Маленько, говоришь? – усмехнулся Василий Владимирович. – И что ты собираешься делать? Может, помощь нужна?

Ну нет, в таких делах надо все решать самому, потому что, обратись я за помощью к взрослым, все сочтут меня трусом. Что бы я потом ни делал. Закон городских джунглей. Я взглянул в глаза Коротова и веско сказал:

– Нет, Василий Владимирович, помощь мне не нужна. Ведь вы знаете, что проблемы мужчина решает сам.

Коротов кивнул и крепко пожал мне руку.

– Молодец, уважаю! Ты на отца похож. Такой же серьёзный стал.

Взявшись за дверную ручку, он опять повернулся ко мне:

– Ты меня сегодня три раза удивил Сергей. В первый раз, когда я узнал о том, что ты дал отпор трем отъявленным негодяям в школе. Второй раз, когда на перемене ко мне зашла Александра Владимировна и поделилась своим потрясением по поводу, – он усмехнулся, – твоего кембриджского произношения. И сейчас, когда я услышал слова настоящего мужика.

Он взъерошил мне волосы и улыбнулся:

– Пошли, герой, учиться дальше.

Василий Владимирович открыл дверь и пропустил меня вперёд. Все сразу подняли глаза и уставились на меня, провожая взглядами до парты. Я сел и пододвинул тетрадь ближе. Мне осталось решить один пример.

– Чего он тебя вызвал? – тихо спросил Олег, не отрывая глаз от тетради. Сидящие впереди Смольнякова и Тонина сразу навострили уши.

Я наклонился ближе к Савину и прошептал:

– Просто поговорили по-мужски.

– Ты во всем сознался?

Я помотал головой и принялся за решение примера. Сначала никак не мог сосредоточиться, затем увидел совсем простое решение задачи и сразу его записал в тетрадь. Вскоре прозвенел звонок, и Коротов огласил домашнее задание. Он первым вышел из класса. Перед дверью на мгновение задержался, посмотрел на меня и подмигнул.

Я убрал тетради и учебник в сумку и спросил Олега:

– Что там у нас в программе обучения следующим по списку?

– Физра, – удивленно ответил Олег. – Ну, ты даёшь сегодня перцу! Какой-то ты сегодня не такой, шпиён эльмов.

– Угу, встал не с той ноги, упился волшебного зелья и подвиги совершаю напролет.

Мы снова окунулись в гомон перемены. Я уже привычно шел, удачно уворачиваясь от шмыгающих по коридорам школяров, поддерживая разговор с Савиным и отвечая на вопросы идущих следом пацанов. Причем гомон мне совсем не мешал. Вливаюсь в ритм школы? Или просто адаптировался, и сознание вспомнило свои детские годы? А может, ничего, что я тут навсегда? Ведь сколько раз хотелось начать жизнь сначала? Вот шанс. Фантастический, даже не верится, но он дан благодаря тому загадочному сайту, где я в шутку пожелал в детство попасть. И попал. Правда, тут проблема образовалась, но я решу её. Так или иначе. Потом посмотрим – как дальше быть. А ведь я знаю все, что случится в будущем. Могу использовать свои знания на пользу друзьям и себе, конечно. Ведь я о будущем всё знаю, на двадцать лет вперёд. Обо всём, что в стране твориться будет. Обо всех денежных эволюциях. Могу на этом море денег заработать. Могу стать известным поэтом-песенником. Сколько шлягеров выпущу!

Можно начать вещать как Ванга. Хотя нет, не стоит. Сразу обратят внимание соответствующие органы. И так уже засветился – ни с того ни с чего на чистой английской мове заговорил. И ещё в записке подписался – шпион Эльмс. Неудачная шутка.

Как можно будет использовать свои знания, если на меня обратят внимание? Ладно, поживём – увидим. С этими мыслями зашел в раздевалку.

Так как у меня был обычный костюм, а спортивной формы я не взял, то озадаченно заозирался. Все ребята подошли к стене, где стоял стеллаж с многочисленными дверцами. Там оказались небольшие мешки. Пацаны, гомоня, вынимали их и расходились. Я тоже подошел. Ах, да, вспомнил – вся спортивная форма состояла из футболки, спортивных шорт и кед, которые складывались в мешок и хранились в ящиках. Найдя мешок со своей вышитой фамилией, принялся переодеваться. Снял галстук, свернул его аккуратно и убрал в сумку, здесь к пионерской символике пока относятся с высоким почтением. Переодевшись, первым вышел из раздевалки.

Школьный спортзал был огромен. Если бы не жестко установленные спортивные снаряды на поделенной пополам общей площади спортивного зала, то в нём можно было играть в мини-футбол. В свободном от спортивных снарядов месте площадка для баскетбола или волейбола, на которой в данный момент была натянута волейбольная сетка. В дальнем углу, рядом с установленными турниками и прочими снарядами, место, застеленное жесткими матами. Все стены разрисованы спортивными символами и девизами типа «выше, быстрее, сильнее» и «спорт – это жизнь». В другом углу, рядом с канатом, висела большая боксерская груша.

Вот что мне надо! Для полного счастья не хватало только макивары. Я сразу направился туда. На матах несколько раз кувыркнулся и проделал разминочные упражнения.

– Ты че дурью маешься?

Савин остановился у края мат и с интересом смотрел на меня, да не только он, весь класс глазел на мои кульбиты. А, плевать, пусть пялятся, мне нужно выяснить – что я могу. Скользящей походкой приблизился к висящей груше и без промедления нанес серию ударов. Ногой прямой в грудь, три руками по корпусу и в голову, последний удар ногой в голову, а напоследок крутанулся, присев и проведя ногой вокруг, сбивая возможного противника с ног.

Ой! В паху сразу заболели растянутые мышцы и засаднили кулаки. Сел на мат, не подавая вида, что мне больно, и взглянул на остолбеневших одноклассников. Савин захлопнул рот и выпалил:

– Здорово!

– Ты прям как Талгат Нигматулин, – добавил Переходников, – я в «Пиратах» видел. Карате, да?

Я пожал плечами, какая разница, пусть для них будет карате, хотя им и не пахнет. Просто похожие удары.

– Брюс Ли круче, – хмыкнул Олег, но никто, кроме меня, не обратил на это внимание. Откуда Савин про него знает? Читал или, скорей всего, фильмы смотрел.

От пацанов посыпались вопросы:

– А ты давно карате знаешь?

– А почему раньше не показывал?

– Серег, прием покажи тот, ну тот, которым ты Громозяку свалил.

Я согласился показать, так как необходимо проверить, получаются ли приемы, или нет. Может, с Громиным всё случайно вышло? Отбив всех желающих в сторону, напротив меня встал Савин.

– На мне показывай, Сергей-сан.

И картинно поклонился, шутник. Все засмеялись, но затихли, когда поклонился я. Олег внимательно посмотрел на меня:

– Ну?

– Что ну?

– Вставай в стойку.

– А зачем, нападай так, – улыбнулся я.

– Что, прям так?

– Да нападай же!

Савин, взревев как заправский паровоз, выбросил руку вперёд. Я поймал кисть и крутанулся телом навстречу. Бросок – ноги Олега описали полукруг, и он впечатался в мат.

– А так? – вскочил Савин.

Он схватился за моё плечо. Перехватываю руку Олега правой выше локтя, левой за кисть, скручивая руку, шагаю в сторону, его рука заламывается за спину.

– Ой-ё! – и Савин семенит, согнувшись к полу.

Я отпустил его, и Олег затряс правой рукой.

– Теперь я. – Напротив встал Переходников. – Ты мне тот прием покажи, которым ты Громозяку свалил.

– Тогда хватай меня, так как он хватал. Вот так.

– Я видел, – Жека положил руку мне на плечо, ближе к шее и сжал пальцы. Правой рукой за мизинец, вверх его и в сторону, закручивая. Переходников заплясал по кругу на цыпочках.

– И вот так, – сказал я и, больше загибая палец вместе с запястьем, заставил Женьку лечь на маты. Раздались возгласы, и началась возня – всем парням хотелось попробовать провести так же прием.

Раздался свисток. Рядом стоял физрук, имени которого я не помнил. Скорей всего, в нашей школе он работал не долго. Молодой, моложе меня на… тьфу, старше на лет десять. Наверно, он практиковался в нашей школе после института, а потом ушел, вот и не запомнился.

– Как фамилия, спортсмен? – спросил физрук, пристально меня рассматривая.

– Вязов.

– Вязов? А, Вияяязов, – скривил он свой рот и растянул мою фамилию, чего я не любил, – наслышан-наслышан, Вияяязов. Так вот что, Вияяязов. Строй свою гоп-команду и сам падай в строй, Вияяязов. Урок уж десять минут как идет.

Затем наклонился и свистнул мне прямо в лицо. Меня взяла злость – чего он свистит в лицо? И что за манера много раз повторять фамилию, да ещё коверкая её. На лице физрука было написано высокомерие вперемешку с презрением. И такие учителя приходят в школу? Понятно, почему он тут долго не работал. Нет уважения к ученикам – нет уважения коллег, а узнает про это Коротов, то вылетит махом. Наши глаза встретились. Сразу захотелось ударом ноги вколотить свисток в его кривой рот. Теперь уверен, что у меня получится. Физрук, вдруг вздрогнул и отвел глаза, но спохватившись, свистнул пару раз и скомандовал:

– Построиться.

Я медленно выдохнул сквозь зубы воздух, вместе с ним выпуская свой гнев:

– Ссссзззззууууу… – и встал в строй.

Савин, вставший рядом, прошептал мне в ухо:

– Я подумал, ты ему вдаришь.

– Было такое, – согласился я, – только-только сдержался. Как хоть его фамилия?

– Громин.

– Понятно, – я с интересом посмотрел на физрука. Родственник или однофамилец? Скорей первое, раз так себя ведёт, ладно, поглядим.

– Старший брат, – подтверждая мои выводы, шепчет Олег.

– Разговорчики прекратили!

Физрук грозно оглядел строй, взглядом избегая меня.

– На первый-второй рассчитайсь!

– Первый, второй, первый, второй…

Класс разделился на две половины. Женская часть стояла отдельно, отдельно и занималась делением. После расчета физрук объявил:

– Так как план урока был сорван, то нормативы я приму на следующем уроке. А сейчас разбиваемся на две команды и играем в волейбол.

Все одобрительно зашумели, так как играть всегда интереснее, чем сдавать нормативы.

– Вторые номера на ту половину поля, первые на эту. По местам, марш-марш!

Сам полез на судейское кресло на торце сетки, а мы разошлись по площадкам. Раскинули, кому подавать? Досталось нам. Я взял мяч и встал на подачу. Свисток, и я, подкинув невысоко мяч, отправил его за сетку. Свисток.

– Неправильная подача!

Посмотрел удивленно – я после подачи приземлился за линией, мяч упал в поле, не задев за сетку, чего ещё?

Ладно. Подача с той стороны, мяч летит на меня, принимаю его, передавая Савину, и кричу:

– Дай!

Олег поднимает мяч, но дальше от сетки и в сторону. Бью по мячу не очень удачно – он ударился в край сетки, но перекатился на противоположную сторону и упал вниз. Соперники не смогли принять его внизу. Свисток.

– Сетка! – кричит физрук и показывает на наших соперников. – Счет один ноль.

– Как же так?! – возмущенно загудели мы. – Это же не подача. Мяч-то в поле.

Свисток.

– Сетка есть сетка, не спорить! Один ноль. Подавайте.

Я скрипнул зубами – специально судит против моей команды. Хоть это просто игра, но обидно…

Подача. Мяч принимает Бердников, от него к Савину, тот бьёт неудачно и мяч летит в сторону. Еле его догоняю и отправляю на поле соперников. Свисток.

– Потеря мяча. Два-ноль.

– Почему, – возмущаюсь я, – мяч же не ушел?

Громин опять кривит рот:

– За то ты вышел за линию.

– Ну и что, правилами не запрещается принимать мяч за пределами площадки.

Физрук наклонился и прошипел мне:

– Ты будешь спорить с учителем, сопляк? Подай мяч так, как подаёт настоящий мужчина, и я соглашусь с твоими правилами. Урод мелкий!

Ребята возмущенно загудели.

– Эти правила не мои. – Я, скрипнув зубами, взял мяч и принципиально встал на подачу.

Сопляк, значит? Значит, урод мелкий? Чувствую, как начинаю закипать. Учитель, значит? Мстит за утреннее унижение брата?

Я видел его перед собой, сидящего в двух с половиной метрах над полом. Смотрит на меня и криво лыбится, а свисток во рту. Подачу тебе как мужчина подать? Сейчас подам! Пристально посмотрел на свисток. Громин свистеть не торопился. Так и щерился, глядя на меня. Я ждать не стал. Злость придала сил, и я, подкинув мяч, с разгона так вдарил по нему…

Чмок!

Физрук схватился за лицо, закашлялся, выплевывая осколки размолотого пластика. Потом слетел с судейского стула и кинулся ко мне.

– Сучёнок! Да я тебя закопаю.

Он схватил меня резко, сильно сжав и закрутив в узел вместе с кожей футболку. От боли в глазах потемнело. Я сразу пожалел, что допустил это. Надо было уйти в сторону…

Сквозь зубы говорю:

– Вы не учитель, разве так с детьми поступают?

– Что ты можешь знать о жизни, щенок? – он без труда оторвал меня от пола и прошипел, брызгая слюной: – В этой жизни всегда права сила. А ты слабак. Ну и где твое карате? А? Не слышу?

Громин стоял в вполоборота, держа меня на полусогнутой руке почти не напрягаясь. Вынырнув из кипящей в груди боли, сквозь зубы, а больше никак, я сиплю ему в лицо и думаю – куда ударить так, чтобы он меня выпустил:

– Ты, урод, прав в одном – сила правит этим миром. Но на силу всегда найдется другая сила.

– Но не сейчас, – и Громин отводит руку для удара.

– Отпусти его! – На руке физрука повисают Савин и Маринка, причем Зеленина хватанула Громина зубами за руку. Тот отпихнул Маринку и с легкостью швырнул Олега в сторону.

– Всем стоять! – Физрук развернулся по кругу. В тумане боли я видел, как нас окружил весь класс.

Громинское лицо оказалось почти рядом. Я тут же схватил его за нижнюю губу и потянул. Знаю, это очень больно. Громин выпустил меня и обеими руками схватился за руку, но тут он ничего сделать не сможет, пока его губа зажата моими пальцами.

– Ё… отфусти, уфью, гаденыш.

Я облегченно вздохнул, так как боль в груди сразу ушла, осталось только легкое жжение, будто от ожога. Плевать, пройдёт. Весь класс изумленно замер – тринадцатилетний мальчишка стоял и с лёгкостью управлял здоровенным мужиком. Я наклонился и прошептал Громину на ухо:

– Я тебя сейчас отпущу, но не вздумай опять дурить. Хорошо?

Дождавшись его кивка, продолжил:

– Советую поскорей уволиться. В школе таким, как ты, не место.

Отпустил и пошел в раздевалку.

– Серый, сзади!

Я резко повернулся. Физрук замер с занесённой для удара рукой, но смотрел он мимо меня.

– Что тут происходит?

У входа в спортзал стояли директор и преподаватель НВП Спартак Семенович Нефедов. Громин опустил руку и открыл, было, рот, как весь класс загомонил, рассказывая – что тут произошло.

Василий Владимирович и Спартак Семенович молча слушали, переводя взгляд от ученика к ученику. Потом вместе посмотрели на Громина, который скривился в кислой мине:

– И вы им верите?

Коротов покачал головой и сказал:

– Верю, Громин, верю. Я достаточно видел… – Коротов покачал головой, – чтоб через пять минут у меня в кабинете, на столе, лежало заявление по собственному желанию, а через десять минут, чтоб духу твоего в моей школе не было!

Громин сорвал с шеи бечеву, оставшуюся от свистка, и сплюнул на пол.

– Ну и х… с твоей школой.

И физрук вышел из спортзала. Нефедов катнул желваки и сжал кулаки.

– Мразь, какая же он мразь. Так поступать с детьми!

– Спокойно, Спартак Семенович, пусть идет. – Василий Владимирович положил руку Нефёдову на плечо. Потом повернулся и посмотрел на меня.

– Ну что, герой, я вижу у тебя сегодня трудный день? Ты меня извини, я поздно сообразил насчет Громина.

Я потер саднящую грудь и кивнул:

– Да ладно. А день действительно трудный, какая-то сплошная черная полоса. Даже не знаю, когда белая начнется.

– Ты вот что, Сергей. Дальше у вас русский язык и литература? От уроков на сегодня я тебя освобождаю. Елене Михайловне, я насчет тебя скажу. Иди-ка со Спартаком Семеновичем, посидишь в кабинете НВП до конца уроков, потом он своих учеников попросит проводить тебя до дома. Лады?

Этого только не хватало! Я понимал, что Коротов хочет оградить меня от неприятностей, но он, как многие учителя и взрослые, не понимает, что от моей беды не убежать. Не сегодня, так завтра или послезавтра, мне придется решать проблему с громинской компанией. От этой, пока ещё шпаны, но уже поднимающей свою голову в преступной истерии, которая захлестнёт страну через несколько лет, никуда не деться. Физрук Громин прав – сила правит этим миром, и ей нужно противопоставить свою силу. Так или иначе, мне придется решать всё самому. Как? Пока я не знаю, но думаю, решение найдётся.

Я поднял голову и посмотрел Коротову в глаза.

– Не надо, Василий Владимирович, вспомните, что я вам у кабинета математики сказал.

Тот покачал головой:

– Не дури, Сергей, иди, переодевайся, а Спартак Семёнович тебя тут подождёт.

Я вздохнул и направился в раздевалку.

– Серёж, тебе больно? – Это рядом семенила Зеленина, заглядывая мне в глаза.

Я остановился.

– Терпимо.

А она красивая. Вьющиеся волосы, чуть вздёрнутый носик, а глаза…

И смелая.

– Спасибо тебе, Мариш.

И поцеловал её в губы. Она тут же покраснела и опустила голову. Из спортзала начали выходить ребята, и Зеленина юркнула в женскую раздевалку, а я, вздохнув, направился в мужскую. Там вокруг меня собрались одноклассники.

– Ну, ты, Вяз и даёшь!

– А почему ты его сразу не ударил?

– А здорово ты физрука схватил!

– Отстаньте от него! – Олег рукой отодвинул окруживших меня мальчишек. – Не видите, плохо ему. Серёга, ты как, нормально?

Я кивнул, мне действительно стало плохо. Начался отходняк от слишком большой дозы адреналина, практически ударной для пока ещё детского организма. Быстро оделся, стараясь унять дрожь в руках, взял сумку.

– Погоди, Серёга, – Савин подошел и прошептал: – Ты не уходи без меня домой, хорошо?

Я кивнул и вышел в коридор.

– Пойдем, – на плечо легла ладонь Нефёдова, – посидишь у меня, посмотришь, как автомат разбирают и собирают. Видел когда-нибудь настоящий автомат?

Я кивнул – естественно, видел. Даже чуть не ляпнул, что уже двадцать лет с ним родимым, не расставаясь, живу… жил. Правда, последнее время больше с пистолетами работали…

– Вот и славно, – улыбнулся Нефедов, – я десятиклассникам скажу, чтоб дали тебе его попробовать на разборку-сборку.

Я усмехнулся про себя – попробовать разборку-сборку, и вдруг обнаружил, что меня отпустило. Руки перестали трястись, тревога стихла, настроение опять поднялось. И почувствовал, что решение проблемы витает где-то рядом, только осталось поймать.

Зашли в класс НВП, где у одного из столов толпились десятиклассники.

– Ребята, минутку внимания! Вот этот парень тут посидит, – Спартак Семенович подтолкнул меня вперёд, – присмотрите, чтоб никто не обижал. Хорошо? И пусть попробует с автоматом повозиться.

– Хорошо, Спартак Семенович.

– Андрей, иди на пару слов. – Нефёдов вышел за дверь, а один из десятиклассников выскочил следом. Отсутствовал недолго. Зайдя в класс, он внимательно на меня посмотрел:

– Ты Вязов?

Я кивнул. Он крепко пожал мне руку.

– Молоток, ты правильно сделал. Им давно надо было по репе настучать. Ну, пойдем.

Я подошел к столу со стороны окна и, облокотившись о подоконник, стал смотреть на то, как один из парней разбирает автомат.

– Всё! – Щелкнув секундомером, высокий десятиклассник, объявил результаты. – Двадцать одна с половиной. Уже лучше, но даже до тройки не дотянул. Потом попробуешь ещё раз.

Щелкнул кнопкой, сбрасывая секундомер на ноль и скомандовал:

– К сборке приступить!

Защелкали собираемые части автомата. Парень замешкался, вставляя затворную раму – она никак не входила в паз. Время кончилось и, ругнувшись, уже не спеша, собрал автомат и положил на стол. Высокий десятиклассник сбросил время и махнул рукой.

– Отдохни пока. Следующий.

Я долго стоял и смотрел, как парни по очереди подходят к столу и сдают норматив. У многих получалось медленно, и они повторяли подходы, не отвлекаясь на перемены.

Я глянул на настенные часы – двенадцать двадцать. Ого! Как время пролетело – скоро конец пятого урока. Дождался, когда один из старшеклассников соберет автомат, и поднял руку:

– Можно я?

Все повернулись ко мне, а высокий кивнул:

– Давай, а как разбирать знаешь?

– Знаю.

– Ну-ну, знаток, посмотрим. Санек, освободи место у стола.

Стол оказался мне немного высоковат, но ничего, справлюсь. Заодно проверю – остался ли навык и как быстро смогу разобрать автомат.

– Ну, готов?

– Готов!

– К разборке приступить!

Я быстро раскидал автомат на части. Разобрал без заминки, нигде не сбившись. Это хорошо, просто отлично. Все, что я мог взрослым, могу и сейчас. Только силы так и остались на том же уровне тринадцатилетнего организма. А что я хотел? Чтоб накачанные на постоянных тренировках мышцы перенеслись вместе со мной? Значит, со временем буду наверстывать это дело тут. Только осталась проблема с Громиным, и наконец я понял, как её решить. Раз вся эта братия признаёт только силу, и Громозека у них за авторитет, значит, надо просто дать ему в торец, да так дать, чтоб отбить все хотение со мной связываться, а остальные тоже махом отвянут. И это подействует, я знаю. Вот только от опеки осталось избавиться.

Тем временем десятиклассник уставился на секундомер и потрясенно пробормотал:

– Не может быть! – Он оторвал взгляд от циферблата и посмотрел на меня. – Тринадцать секунд!

– Как? – Все вокруг него сразу сгрудились, заглядывая на циферблат секундомера.

– Да, покажи ты!

Тот развернул секундомер, показывая застывшую стрелку.

– Что тут? – Это в класс зашел Нефёдов.

– Вот, Спартак Семенович, – высокий десятиклассник показал секундомер, – он разобрал за тринадцать секунд!

Нефедов перевёл взгляд на меня:

– Это же армейский норматив. Ты где так научился? Так, стоп, пусть соберет автомат, а мы посмотрим.

Я пожал плечами и приготовился к сборке.

– К сборке приступить.

Сборка отняла чуть больше времени, чем я обычно собирал. Все-таки собирать трудней, и автомат сейчас больше кажется, но впечатление на всех произвел, включая Нефедова. Потом, по просьбе военрука, ещё несколько раз повторил разборку-сборку.

– Ого! Да, парень, у тебя талант есть. – Нефедов с интересом посмотрел на меня: – Кем стать собираешься?

– В военное училище поступлю.

– Доброе дело, – кивнул военрук. – Могу помочь. У меня много друзей и сослуживцев в общевойсковом и пограничном училищах.

– Нет, спасибо, Спартак Семенович, – я отрицательно помотал головой, – отец мне говорил – счастье куётся своими руками, так что я сам.

В дверь просунулась голова Савина.

– Серёга, – позвал он, – домой пойдешь?

– Да. – Я взял свою сумку и посмотрел на Нефедова. – Я пойду, Спартак Семенович?

– Погоди, Сергей, – Нефедов повернулся к старшекласснику. – Андрей, проводи парня до дома.

Я вздохнул и, подойдя вплотную к Савину, прошептал:

– Олег, как от конвоя избавиться?

Тот вопросительно поднял брови и показал глазами на собирающегося десятиклассника. Я кивнул.

– Через туалет, – предложил Савин.

– Не пойдет, он тоже может за мной пойти.

Олег пожал плечами:

– Тогда не знаю. Может, просто сбежим, как отвлечется на что-нибудь?

Ответить я не успел, десятиклассник подошел к дверям.

– Пошли?

Мы вышли из класса и спустились по лестнице на первый этаж. Я направился к туалету, где в жаркую пору всегда были открыты окна. У входа десятиклассник остановился и заговорил со знакомыми парнями, а мы шмыгнули в туалет. Олег задержался у двери, наблюдая за десятиклассником, и махнул мне, что можно вылезать. Я выскочил на улицу через окно, вслед за мной выпрыгнул Савин. Пробежали вдоль корпуса, свернули за угол и уже шагом пошли по направлению заброшенного сквера.

– Зря ты домой с ним не пошел, – проговорил Савин, – так и ищешь неприятности на свою голову.

– Э, Олег, ты сам знаешь, что спрячься я, то только хуже себе сделаю.

– Да, ты прав, но… – Олег огляделся по сторонам, – их же трое будет, а то и другие припрутся, и карате твоё не поможет. Что тогда делать будешь?

– Есть одна идея. Если получится, то всё будет хорошо, – я прищурился, глядя на друга, – так ты со мной? Или как?

Олег стукнул кулаком себя в грудь:

– Я ж уже говорил, что с тобой, а будешь во мне сомневаться, в рог сейчас получишь, не успеешь и «кия» крикнуть.

Хороший у меня друг! Я рассмеялся, и мы, положив руки друг другу на плечи, пошагали к месту рандеву, напевая песню из фильма: