Сквозь бездну прыжок, сквозь завалы Вселенной,
Сквозь время, сквозь тайны, сквозь смерть и увечья.
Но ты – ты останься вовек неизменной,
Душа моей песни,
Душа человечья!
И снова – прощанье.
И снова – дороги,
И хлещут огнем раскаленные дюзы,
И тают на дне золотые отроги,
Накинув на плечи туманные блузы.
И тает сомненья инертная масса,
И ливням космическим сердце открыто.
Уводит ракету спиральная трасса —
Любви и мечты голубая орбита.
Хотя внизу, среди густой зелени, было относительно тихо, – здесь, на большой высоте, полноправно хозяйничал ветер, и кабину фуникулера, ползущую по стальному канату, сильно раскачивало. Зойка, честно говоря, немного побаивалась, хотя старалась не показать виду. Она вообще плохо переносила качку, особенно в последнее время. Крепко обхватив обеими руками никелированный поручень, она время от времени даже выглядывала в чуть приоткрытый иллюминатор, и ветер расшвыривал ее светлые кудряшки.
Глубоко под прозрачным полом медленно проплывало ущелье, поросшее деревьями и кустарником, среди которого преобладал дикий орешник. Ближе к покатым вершинам зелень редела, постепенно сходя на нет. Верхушки гор выглядели голо и уныло. Проскакал по дикой тропке горный козел, кажущийся сверху крохотной точкой. Замер на несколько мгновений и исчез, куда-то спрятался.
– «…Уступ за уступом, и снова уступы тяжелые. Ребристые склоны, как лезвие вечное, голые…» – негромко произнесла Зойка в пространство чьи-то запомнившиеся с детства строки, и резкий порыв ветра унес ее слова.
Однако Сергей, видимо, расслышал их, а может, просто угадал по движению губ. Помолчав с минуту, он продолжил, наклонившись к ее уху:
– «Здесь сам выбирай себе путь, а не прячься за спину товарища. Здесь мрамора мрачные глыбы – отнюдь не товар еще. Примерься: не чувствуешь сил – уходи своевременно».
– «Не эти ли горы навеяли Врубелю Демона?» – закончила Зойка, теперь уже погромче, так что на нее оглянулись.
Сергей Торопец любил стихи и знал их на память великое множество, служа для друзей чем-то вроде ходячей энциклопедии по поэтической части, как назвала его однажды Женевьева. Его страсть переняла отчасти и Зойка.
Оба засмотрелись вниз, словно видели горы сверху впервые.
– Не укачало? – спросил Сергей, снова наклонившись к ней.
– Нет, – ответила Зойка, и она надолго замолчали, стоя рядом.
Тяжелый рюкзак Сергея стоял у его ног.
Подступала осень, и это чувствовалось в красках природы, к которым что ни день прибавлялось пестроты. Кое-где скалистые пики, торчащие из округлых склонов, цеплялись за рваные клочья тяжелых облаков, пронизываемые лучами утреннего солнца.
– Страшно? – спросил вдруг Сергей, словно угадав ее мысли, и положил ладонь на горячую руку Зойки.
– Ни капельки, – покачала она головой и через силу улыбнулась.
– Неправда, по глазам вижу, – произнес Сергей. – Ты ведь дитя равнины, выросла на Волге.
– Ну и что?
– Живешь здесь без году неделя, к горам нашим привыкнуть не успела.
– Живу здесь достаточно, чтобы привыкнуть к горам и полюбить их, – возразила Зойка. – И потом, с тобой ничего не страшно. Страшно другое… – добавила она после паузы.
– Зоя, последний день. Мы договорились… – напомнила тихонько Сергей.
…Эх, подняться бы в горы не на фуникулере, а своим ходом, с острым альпенштоком в руке да в связке, как положено.
– Что на свете лучше альпинизма?! – произнес Сергей и добавил: – Знаешь, мне его очень будет не хватать там, в пространстве. До сих пор помню, как пахли ели там, на Заозерном перевале…
Быстро и прочно сблизил их общая страсть к спорту, в частности альпинизму.
Кабина фуникулера продолжала, раскачиваясь, взбираться вверх по тросу.
Зойка сузившимися, потемневшими глазами глядела вниз, в бездну.
– Знаешь, Сережа, мне иногда кажется, что спорт для человека – нечто искусственное, нехарактерное для него. Ведь нет же его, допустим, в животном мире.
– Ошибаешься.
– Это как?
– У зверей все построено на здоровом соперничестве. Возьми, скажем, весенний гон оленей, когда побеждает сильнейший. И таких примеров я могу привести сотни и сотни. Побеждает сильнейший – разве это не главный принцип спорта?!
– Но древний человек не ведал спорта, не до того ему было, – продолжала Зойка, в которую словно вселился бесенок противоречия.
– Снова ошибаешься, – покачал головой Сергей. – Древний человек попросту не выжил бы в суровой борьбе с природой, если бы не был теснейшим образом связан со спортом. И он постоянно тренировался.
– Тренировался? – недоверчиво переспросила Зойка.
– Конечно. Всегда и во всем. В беге на разные дистанции, где ставка – жизнь. В прицельной и скоростной стрельбе из лука. В метании копья. Наконец, в единоборстве с дикими зверьми. Не жизнь, а сплошное многоборье. Спорт, ежели хочешь знать, один из китов, на которых стояло и будет всегда стоять человечество, каких бы высот оно не достигло.
– С тобой трудно спорить.
– Не со мной, а с истиной, – поправил ее новоиспеченный звездный капитан Торопец.
На каждой промежуточной остановке кто-нибудь выходил, и последний отрезок пути они остались вдвоем. На конечной станции, едва они вышли, их встретил резкий ветер, напоенный запахами целебного разнотравья увядающих альпийских лугов. Порывы налетали через равные промежутки времени, словно дыхание невидимого великана.
– Куда пойдем? – спросила Зойка.
– Есть у меня одно местечко заветное… Припас для такого случая.
Они остановились, глубоко вдыхая чистый горный воздух, привыкая к высоте. Панорама отсюда открывалась великолепная.
Сергей поправил лямку рюкзака, сделал несколько шагов к неровной кромке площадки, которая круто обрывалась вниз, в ущелье. Зойка подошла к нему и стала чуть позади, опасливо поглядывая в пропасть.
– Хорошо бы здесь соорудить что-нибудь… – мечтательно произнесла она, оглядывая голую площадку.
– Лучше этот уголок оставить неприкосновенным, – возразил Сергей.
– Ладно. А где твое заветное местечко, которые ты упомянул? – спросила Зойка.
– Далековато, – засомневался Сергей. – Ты как, родная? Тебе не будет тяжело?
– Осилим, – сказала она. – Ведь впереди у нас целый день. Боже мой, никогда не думала, что один день – такое богатство!
– Ладно. Мы пойдем самой легкой дорогой, – сказал Сергей и двинулся прочь со смотровой площадки, расположенной близ конечной остановки фуникулера.
Он шел по бездорожью, оставив в стороне прихотливо вьющуюся, еле заметную тропинку, которая также бежала вверх, в горы. Сначала путь их был пологим, потом пошел покруче. Сергей шагал впереди, так что Зойка видела только мерно покачивающийся рюкзак. Изредка он еще более замедлял шаг, поправляя широкий ремень рюкзака. Шли долго, изредка отдыхали. Кустарник становился все гуще; чтобы сделать шаг, его приходилось раздвигать руками. Сергей спросил:
– Повернем?
– Нет, – отрезала Зойка, поправляя под косынку выбившуюся прядь.
Время близилось к полудню, и Зойка успела притомиться, когда Сергей внезапно остановился, так что она чуть не налетела на него, и торжественно произнес:
– Приготовься. Сейчас ты увидишь нечто неземное!
Они сделали шаг, кустарник перед ними расступился, и впереди открылась небольшая поляна, сплошь усеянная цветами.
– Боже, какая красотища! – всплеснула руками Зойка.
Крупные цветы кивали венчиками, словно приглашая путешественников отдохнуть. Поляну с трех сторон окружала стена кустарника, и здесь было не так ветрено. С четвертой стороны поляна обрывалась в глубокую лощину.
– Странно, откуда здесь цветы в эту пору? – сказала Зойка. – Всюду в горах они давно отцвели.
Они расположились в стороне, чтобы не помять цветы. Отдохнув, подошли к краю поляны и долго озирали открывшийся сверху вид, широкий и величественный, хотя кое-где облачность с озерцами стылого тумана портила общую картину.
Городок ученых почти скрывался внизу, только там и сям торчали разноцветные купола. Башня космосвязи издали казалась легкой, почти невесомой, она была похожа на хрупкую тростинку, увенчанную пышной чашей.
– Башня напоминает «Анастасию», – заметил Сергей, покусывая травинку.
– Очень, – согласилась Зойка.
Вдали, еле заметные, тянулись гиперзвуковые аэробусы, похожие на полупрозрачные капли.
Сергей достал из футляра, висевшего на ремешке, специально захваченный из дому бинокль.
– Много ли отсюда различишь? – скептически произнесла Зойка.
– Представь себе, даже главный объект вижу.
– Пятачок? Покажи, – воскликнула Зойка и нетерпеливо протянула руку к биноклю. При этом она оступилась, Сергей подхватил ее.
– Вот он… – Голос Зойки пресекся. – Значит, туда… ты возвратишься через семь лет… – Не договорив, она словно бы с усилием оторвала от внезапно повлажневших глаз бинокль и вдруг, размахнувшись, швырнула его в пропасть.
– Это как прикажешь понимать? – поинтересовался Сергей.
– На счастье, – медленно произнесла Зойка.
Словно подрубленное дерево, день начинал клониться к вечеру, сначала медленно, затем все быстрее. Приметно посвежело. Сначала костерок, который они развели, натаскав сухого валежника, был еле виден. Но вот уже языки пламени налились сочной алостью, разгоняя наползающую темноту.
Говорили немного, больше молчали. О чем толковать? Обо всем уже переговорено за долгие месяцы подготовки к Эксперименту, решающая часть которого начинается завтра.
Да, завтра начало того самого опыта, о котором так долго говорили все средства массовой информации Солнечной системы. Еще бы, ведь в случае удачи он должен принести человечеству неисчислимые блага, неизмеримо увеличив его власть над пространством, а потом, возможно, – и над гравитацией, и над временем…
И хотя в грандиозном Эксперименте были задействованы и новейшая техника, и многие тысячи ученых и специалистов, непосредственно участвовать в нем должен был один-единственный человек – Сергей Николаевич Торопец, капитан фотонного звездолета «Анастасия».
Именно его, Сергея, отобрала из многих землян придирчивая комиссия: по всем параметрам он подходил больше других.
– А славно придумал ты, Сережка, – задумчиво произнесла молодая женщина, глядя в огонь костра. – Провести этот прощальный день вдвоем. А вернее – втроем. Да, у нас будет ребенок, – кивнула она в ответ на его вопросительный взгляд.
Сергей осторожно, с нежностью обнял ее за плечи. Оба надолго умолкли, думая о том, что сулит им будущее.
– Неужто Борода не мог найти для опыта местечка поближе? – нарушила молчание Зойка.
– Я уверен в правоте Алонда Макгрегора. – Не договорив, Сергей вдруг умолк.
Переведя на него взгляд, Зоя поразилась: лицо Сергея было бледным, на лбу выступили крупные капли пота.
– Что с тобой, милый? Тебе плохо? – спросила она с тревогой.
– Ничего, все в порядке, – пробормотал Сергей, преодолевая внезапный приступ резкой боли. Очень здоровые люди вообще с трудом переносят боль. Торопец принадлежал к их числу.
– Жарко, – произнес Сергей и, достав платок, тщательно вытер лоб.
– А я так совсем замерзла, – заметила простодушно Зойка и зябко повела плечами.
На огонь костра прилетела бабочка. Какое-то время она хлопотливо кружилась, затем, видимо, обожгла крыло и тотчас канула в полутьму.
– Как, в сущности, хрупка жизнь. Всякая. И человека, да и человечества… Да, всего человечества, – вслух подумала Зойка.
– Мелкая философия на глубоких местах, – попытался Сергей обратить в шутку ее слова.
– Мелкая, говоришь? У меня в голове до сих пор тот эпизод, который произошел на Земле, в Тристауне, когда мы с тобой познакомились там, на Луне. Помнишь?
– Что касается Тристаунской трагедии, – сказал Сергей, – то я уверен, что люди рано или поздно докопаются до ее сути. Не зря ею занимается авторитетная комиссия.
– Не сомневаюсь, – сказала Зойка, – но я о другом. Ведь человечеству грозила смертельная беда. Представляешь? Весь род человеческий мог погибнуть.
– Тем не менее человечество уцелело. И тому доказательство – мы, его представители, – улыбнулся Сергей. – Сидим у огонька, греемся, рассуждаем о высоких материях.
Он умолк, засмотревшись на ее точеный профиль.
Чуть полноватые губы подрагивали – возможно, это была игра светотени. Обхватив руками коленки, она неотрывно глядела в костер, словно ища в нем некую разгадку. Волна нежности захлестнула Сергея.
– Как ты будешь там один… семь лет… – произнесла Зойка и вздохнула.
– За это время наш парень успеет, чего доброго, в школу пойти, – сказал Сергей.
– У нас будет дочка, – произнесла она с затуманившимися глазами.
– Ты на биоцентр ходила?
– Нет, – покачала она головой, – решила не узнавать, кто у нас будет.
– И правильно, – поддержал ее Сергей. – Пусть будет тайна. С тайной жить интереснее.
Вечер давно наступил. Над ними, совсем невысоко, сияли крупные алмазы звезд. Стало тихо, ветер улегся у их ног, как послушная собака. В кустарнике за поляной протяжно кричала какая-то ночная птица.
– Посмотрим на ночной город? – предложил он и, легко поднявшись, протянул ей руку.
Они подошли к краю пропасти и принялись вглядываться в даль, пытаясь разглядеть в слабо подсвеченном вечернем тумане Пятачок. Теперь отсюда без бинокля можно было разобрать только размытые контуры гигантского купола – защитного поля, покрывающего Пятачок.
Купол был непроницаем для всех лучей, кроме открытых недавно, которые способны пронзать четырехмерное пространство – время, тех самых передающих лучей, лежащих в основе грандиозного Эксперимента.
– Разве защитное поле можно заметить? – удивилась Зойка. – Я всегда полагала, что оно невидимо.
– Ты права, поле невидимо.
– Что же это светится?
– Это мельчайшие капельки тумана, которые зависли близ поля. Они освещены со стороны, потому и заметны.
Он обнял ее.
– Я буду ходить туда часто, как только выдастся свободное время, – прошептала Зойка, не отрывая взгляд от радужно светящейся полусферы. Даже отсюда было заметно, как она велика, как бы подавляла собой окрестные строения.
– Зачем? Раньше чем через семь лет приходить туда бессмысленно, – сказал он.
– Знаю, но ничего поделать с собой не могу. Мне будет все время казаться, что там, на Пятачке, останется частичка твоего существа.
– Сквозь защитное поле ни одна душа не проникнет. Ни один световой квант не просочится, разве что произойдет что-то невероятное.
– И это знаю. Но я издали буду смотреть, я там уже и холм для себя облюбовала. Спасибо, хоть защита прозрачная… – произнесла Зойка.
– Угадай, а что там, вон, у самого горизонта, – указал Сергей на светящиеся параллелепипеды разноэтажных зданий и куполов, образующих единый комплекс.
– Студенческий городок?
– Нет.
Зойка вгляделась.
– Клиника Лагранж!
Об учреждении, которым с недавних пор руководила Женевьева Лагранж, в городе, да и не только в нем, рассказывали чудеса.
Приехав в город с Зойкой, Сергей познакомил ее с Женевьевой, молодые женщины даже подружились.
– А знаешь, после эксперимента Женевьеве придется переквалифицироваться, – заметил Сергей. – Через семь лет, надеюсь, ее клиника, по крайней мере отделение для космонавтов, закроется за ненадобностью.
– Думаешь?
– Уверен. Заодно устареют и нынешние космические корабли, их придется сдать в музей. Путешествие в пространстве станет таким же простым и безопасным, как переход в квартире из комнаты в комнату.
– Слушай, мне пришла в голову идея, – сказала Зойка. – Когда ты вернешься, давай вместе посетим того твоего часовщика из Тристауна.
– Давай, – согласился Сергей. – Тем более что я чувствую определенную вину перед ним: подарок раскокал!
– Если только он жив остался после той передряги…
– Давай-ка руку, здесь ручей.
Последний рейс они, конечно, упустили, и домой пришлось возвращаться пешком. Часть пути Торопец нес Зойку на руках, несмотря на ее возражения.