Сломанный меч

Глава 11

Она проснулась на резной кровати из слоновой кости, окутанная мехами и шелком. Она была умыта и переодета в ночное платье. Перед ее кроватью стоял стол изысканной работы, на нем было вино, вода, гроздья винограда и другие фрукты. Кроме этого, она ничего не видела — лишь сплошные, темно-голубые сумерки.

Какое-то время она не могла вспомнить, г она и что произошло. Затем воспоминания нахлынули на нее, и она начала дико рыдать. Она плакала долго. Но даже в воздухе, которым она дышала, был мир, и когда все слезы были выплаканы, она выпила немного вина: оно оказалось более пьянящим, казалось, чья-то теплая рука легла ей прямо на сердце. Она заснула.

Вновь проснувшись, она почувствовала себя чудесно отдохнувшей. Когда она села в кровати, из всеобъемлющего голубого тумана возник Скэфлок.

На нем не было и следа прежних ран, он широко улыбался. На нем была короткая туника и шотландская юбка. Мускулы играли под его кожей. Сев рядом с ней, он взял ее за руки и посмотрел в глаза.

— Вам лучше? — спросил он. — Я положил в вино лекарство, которое излечивает мозг.

— Мне хорошо, только… где я?

— В Эльфхьюфе — замке Имрика, на холмах эльфов, на севере, — сказал Скэфлок и, увидев как расширились и наполнились тревогой ее глаза, добавил: — Вам здесь не причинят зла, все будет, так как вы захотите.

— Спасибо, — прошептала она, — и спасибо Господу, который…

— Не называйте здесь святых имен, — предупредил ее Скэфлок, — поскольку эльфы избегают их, а вы их гостья. В остальном вы можете делать все, что захотите.

— Вы не эльф, — медленно сказала Фреда.

— Да, я человек, но я вырос здесь. Я приемный сын Имрика Гуильфула и чувствую к нему больше родственных чувства нежели к тому, кто является моим настоящим отцом, кем бы он ни был.

— Как случилось, что вы спасли нас? Мы были в отчаянии…

Скэфлок рассказал ей коротко о войне и набеге, затем снова улыбнулся и сказал: — Давайте лучше поговорим о вас. Кто тот счастливец, у кого могла родиться такая красивая дочь?

Фреда вспыхнула, но начала рассказывать ему о себе. Он слушал, но не мог понять, что это на самом деле означало. Имя Орма ни о чем ему не говорило, поскольку Имрик желая порвать со всеми человеческими связями своего приемного сына, сказал ему, что подмена детей произошла в одной из далеких западных стран; более того, с помощью своих знаний он воспитал Скэфлока так, что убил в нем всякое любопытство к своим родителям. Что касается Вальгарда, Фреда знала только то, что он был ее братом, который сошел с ума. Скэфлок чувствовал в берсеркере что-то нечеловеческое, но было столько других вещей, о которых он думал (особенно о Фреде), что это его особенно не волновало. Он решил, что, возможно, Вальгард был послан демоном. Их сходство, решил он, могло быть вызвано зеркальным заклятием, которое Иллрид мог наложить на Скэфлока по ряду различных причин. К тому же ни одни из эльфов, с которыми Скэфлок говорил по этому поводу, не заметил сходства. Может, это было потому, что они были слишком заняты спасением своих жизней, а может, потому, что Скэфлоку просто показалось, что берсеркер на него похож. Приемный сын Имрика отбросил мысли обо всем этом и вскоре забыл о них вовсе.

Фреда тоже мало думала о сходстве этих двух людей, поскольку она бы никогда их и не спутала. Их глаза, губы, походка, то, как они дотрагивались, и то, как они думали, настолько отличились, что она едва замечала сходство их фигур и лиц. Ей подумалось, что может быть, у них был общий предок — какой-нибудь датчанин, проживший лето в Англии с сотню лет назад, но вскоре она забыла об этом.

Было много другого, что занимало ее мысли. Лекарство, которое она выпила, лишь притупило ужас всего происшедшего, но не стерло его из памяти. Пока она говорила, замешательство и удивление, не дававшие до сих пор прорваться ее горю наружу, сдались под его натиском, и она закончила свой рассказ, рыдая на груди у Скэфлока.

— Мертвы! — кричала она. — Мертвы! Все убиты, кроме меня и Вальгарда. Я… я видела, как он убил отца и Асмунда, когда Кетил был уже мертв, я видела как мать валялась у него в ногах, я видела топор в груди Асгерд — теперь осталась только я, лучше бы я сама умерла.

— Не печальтесь, — неловко сказал Скэфлок. Он никогда не слышал подобных причитаний от эльфов. — Вы живы и здоровы, и я найду Вальгарда и отомщу за ваших родных.

— Это ничего не даст. Поместье Орма лежит в груде пепла, и весь род его умер, кроме одного сумасшедшего и одной бездомной. — Она прижалась к нему, дрожа. — Помоги мне, Скэфлок! Я презираю себя… за то, что боюсь… но я боюсь остаться одна…

Он погладил ее волосы и посмотрел ей в глаза.

— Ты не одна, — пробормотал он нежно и поцеловал ее. Ее губы встретились с его, нежные, теплые и соленые от слез.

— Выпей, — сказал он и подал ей чашу с вином.

Она сделала глоток, потом другой и какое-то время оставалась в его руках. Он успокоил ее, как мог, поскольку ему казалось странным, что она чувствует себя несчастной, И прошептал ей на ухо заклинания, которые залечивали скорбь быстрее, чем это обычно делало время.

И Фреда вспомнила, что она дочь Орма Сильного, который в своем бурном веселые всегда оставался мужчиной и был суров к самому себе. Так же он воспитал своих детей:

«Человек не может изменять своей судьбы, но никто не в силах отнять у него отвагу, с которой он должен ей подчиниться».

Она успокоилась, выпрямилась и сказала:

— Спасибо тебе, Я взяла себя в руки.

Он улыбнулся:

— Тогда тебе пора переодеться.

Перед ней положили платье, сшитое женщинами — эльфами из паутинного шелка. Хотя Скэфлок отвернулся, дав ей переодеться, она покраснела, потому что платье почти не скрывало ее тела. Ей было приятно чувствовать тяжесть золотых колец, которые он надел на ее пальцы и алмазный блеск диадемы на голове.

Они прошли по невидимому полу и зашли в длинный коридор, который появился не сразу, а вырастал из тумана перед ними. Колоннады блистали у мраморных стен, фигуры на богатых коврах и гобеленах двигались в медленном сказочном танце.

То тут, то там проходили рабы — кобольды — существа, представляющие собой нечто среднее между эльфами и троллями, зеленокожие и низкие. Фреда вскрикнула и прижалась к Скэфлоку при виде страшного желтого существа: шествующего мимо них с блюдом. Впереди него бежал карлик к большим щитом в руках.

— Что это? — прошептала Фреда.

Скэфлок усмехнулся:

— Один из китайских Цэней, которого мы захватили во время налета. Он сильный и хороший раб, но, поскольку создания его рода могут двигаться только по прямой, пока не ударятся о стену, карлик идет перед ним и на каждом углу ставит щит так, чтобы он повернул, как поворачивает луч, отражаясь от зеркала.

Она рассмеялась, и он с удивлением услышал ее чистый, подобный жемчужине, смех. В смехе женщин — эльфов всегда была нотка злорадства, смех же Фреды напоминал цветущее утро.

Они сидели одни за столом и ели редкие кушанья, воздух вокруг них дышал музыкой. И Скэфлок сказал: — Блюда с пищей и кубки с вином хороши для пиров, но вдвоем лучшей пищей для любящих глаз Фреды вид — драгоценный алмаз.

Она опустила глаза, почувствовав, что снова краснеет, но не смогла не улыбнуться.

Ее начали мучить угрызения совести:

— Как я могу так веселиться после смерти моих родных? Сломано дерево, чьи ветви укрывали землю, и холодный ветер гуляет по бесплодным полям… — Она перестала выбирать слова и сказала просто: — Мы все становимся беднее, когда умирают хорошие люди.

— Если они были хорошие, тебе не нужно их оплакивать, потому что они покинули этот мир печали и вернулись домой, назад, к Нему. Вообще я думаю, что единственное, что их там может тревожить — это твои рыдания.

Фреда взяла его за руку и они вышли из комнаты. Священники говорят о смерти как о несчастье…

— Она дотронулась рукой до глаз. — Я люблю их, они умерли и я их оплакиваю.

Скэфлок поцеловал ее в щеку. — Ты не должна обращать внимание на болтовню какого-то дурня — священника. Да что он вообще знает?

Они зашли в следующую комнату с очень высоким потолком. Фреда увидела там женщину нечеловеческого происхождения. Рядом с ней она почувствовала себя маленькой, некрасивой и испуганной.

— Вот видишь, я вернулся, Лиа, — сказал ей Скэфлок на языке эльфов.

— Да, — ответила она. — Без добычи и потеряв больше половины воинов. Славный поход.

— Это не совсем так, — сказал Скэфлок. — Троллей погибло больше, чем эльфов, а их пленники, которых мы освободили, расскажут нам много полезного. — Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она покорно поддалась ему, боясь эту холодную белую колдунью, которая сердито на нее смотрела. — А посмотри, какую драгоценность я привел с собой.

— Ну и зачем она тебе? — колко сказала Лиа. — В тебе заговорила человеческая кровь.

— Может быть. — Скэфлок был спокоен.

Она подошла к нему ближе и взяла его за руку, вглядываясь в его лицо глазами, наполненными голубыми сумерками и лунным светом.

— Скэфлок, — твердо сказала она, — брось эту девку. Отправь ее домой, если не хочешь убивать.

— У нее нет дома. Я обреку ее на нищету, а она и так слишком много пережила. — И насмешливо: — По чему тебя волнует, что делают два смертных?

— Волнует, — горько сказала Лиа. — Я чувствую, что мое предсказание верно, все тянется к себе подобному… но только не она, Скэфлок! Возьми любую смертную девушку, но только не ее. Я чувствую в ней рок. Ты не случайно нашел ее, и она принесет тебе много несчастья.

— Кто угодно, только не Фреда, — твердо сказал Скэфлок и сменил тему разговора: — Когда вернется Имрик? Король вызвал его на совет, как раз когда я вернулся из Тролльхайма.

— Он скоро будет здесь. Подожди его, Скэфлок, и, может, он сразу же разглядит в ней то, что я только почувствовала и предупредит тебя.

— Я должен бояться девушки. Я, сражающийся с троллями и демонами? — прохрипел Скэфлок. — Это даже не карканье, а просто кудахтанье. — И он увел Фреду.

Лиа, пораженная, смотрела им вслед, затем она прошла через длинный зал, в глазах ее блестели слезы.

Скэфлок и Фреда бродили по замку. Сначала ей трудно было разговаривать. Но зелье, которое она выпила, и произнесенные Скэфлоком заклинания постепенно наполнили теплом ее сердце. Она все чаще улыбалась, иногда смеялась, начала болтать и смотреть на него. Наконец он сказал:

— Давай выйдем из замка, и я покажу тебе кое-что сделанное мной специально для тебя.

— Для меня? — спросила она.

— Но может быть, если Норна будет благосклонна ко мне, то и для себя тоже, рассмеялся он.

Они пересекли дворцовый двор и вышли в бронзовые ворота. За ними был сплошной белый солнечный свет, и синие тени, и ни одного эльфа вокруг. Они вошли в блистающий льдом лес, их обоих укрывала мантия Скэфлока. Изо рта шел пар и поднимался к безоблачному небу. Шумел прибой и ветер шелестел среди темных елей.

— Холодно, — вздрогнула Фреда. Ее красные яркие волосы единственные излучали тепло во всем свете. — Холодно.

— Слишком холодно, чтобы скитаться по дорогам, прося милостыню.

— На свете есть люди, которые примут меня. У нас было много друзей, а наша земля, которая теперь принадлежит мне, думаю, будет… — язык ее отяжелел, — хорошим приданым.

— Зачем идти куда-то и искать друзей, когда они есть здесь? А что касается земли — смотри.

Они поднялись на вершину холма, одного из окружающих долину. И там, внизу, Скэфлок сделал лето. Перед небольшим танцующим водопадом стояли зеленые деревья и цветы раскачивались в зеленой мягкой траве. Пели птицы, в воде прыгала рыба, и олень с олененком доверчиво смотрели на двух людей.

Фреда захлопала в ладоши и закричала. Скэфлок улыбался;

— Я сделал это для тебя, потому что ты рождена для лета, жизни и радости. Забудь о суровой зиме, Фреда. Здесь у нас свои времена года.

Они спустились в долину, сбросили мантию, и сели возле водопада. Ветерок трепал их волосы. Ягоды росли вокруг них тяжелыми гроздьями. Скэфлок взмахнул рукой, и цветы, которые Фреда держала в руках, превратились в бусы, он повесил их ей на шею. Она не боялась ни его, ни его колдовства. Она в полусне лежала на спине, ела яблоко, которое вкусом походило на прекрасное вино и, казалось, так же, как оно, пьянило, и слушала его:

— Это неприлично, — слабо протестовала она, хотя и улыбалась.

— Почему? Нет ничего правильней, чем это.

— Ты — язычник, а я…

— Я тебя уже просил не говорить о таких вещах. И Скэфлок поцеловал ее. Поцелуй был долгий, нежный вначале, дикий в конце. Сначала она попыталась оттолкнуть его, но силы оставили ее и вернулись, когда она присоединилась к поцелую.

— Что, это было так уж ужасно? — рассмеялся он.

— Нет, — прошептала она.

— Твое горе еще свежо, я понимаю. Но горе умрет, а те, что тебя любили, больше его не узнают.

И действительно, горя больше не было. Остались лишь нежность и легкая грусть. Если бы они могли увидеть его!

— Ты должна подумать о своем будущем, Фреда, а в особенности о той крови, которая течет теперь лишь в тебе. Я предлагаю тебе богатства и чудеса Эльфхайма, не прося никакого приданого, кроме тебя самой, я буду оберегать тебя со всей силой, которой я обладаю, а первым из моих утренних даров тебе будет моя негасимая любовь.

Это нельзя было вызвать искусственно, все получилось само собой, искусство эльфов лишь растопило печаль и поторопило рвущуюся на волю любовь, поскольку ее цветам не нужно никакого солнечного света, кроме молодости.

День закончился, ночь легла на долину лета. Они лежали возле водопада и слушали пение соловья. Фреда уснула первой.

Лежа рядом с ней, держа ее в своих объятиях, слушая ее тихое дыхание, вдыхая аромат ее волос и чувствуя тепло ее тела, Скэфлок вспомнил, как она появилась перед ним со всеми своими радостями и печалями, и вдруг что-то понял.

Скэфлок приготовил для нее ловушку, просто ради забавы. Во время своих путешествий он редко встречал подобных человеческих дев одних, а когда встречал, то они казались его эльфоподобному уму слишком громоздкими как телом, так и душой. Фреда оказалось человеком, которая пробудила в нем страсть, и ему стало интересно, как смертные девы могут любить, и он тоже попался в эту ловушку.

Но это Скэфлока не беспокоило. Он лежал на траве и улыбался Большой Медведице, которая мерцала в своем бесконечном вращении вокруг Северной звезды. Холодные, хитрые женщины-эльфы многое умели, но, может быть, потому что они всегда держали свои сердца запертыми, ни одной из них не удалось завладеть его сердцем. Фреда…

Лиа была права. Все тянется к себе подобному.