Глава 10

Казалось бы, как только главный недоброжелатель семьи Спанос был выведен на чистую воду, в доме должны были воцариться покой и благоденствие. Но не тут-то было. Дело в том, что этот самый недоброжелатель всё-таки смог договориться с князем и вывернуться. При этом ему поставили жёсткие условия, так что он явился к нам с извинениями и серьёзной вирой, которую лично притащил в тяжёлом саквояже. Вира на Руси всегда платится серебром, так что не так там было и много. Хотя какая разница, этот саквояж у нас не остался. Внезапно вспыхнувшая как спичка тётя Агнес превратилась в настоящую фурию и явно нецензурными словами на греческом погнала виновника гибели мужа вместе с его серебром.

Причастность Калашникова к проклятой книге и бесноватому доказать не удалось. Его обвинили лишь в найме бандитов, но никто из нас не поверил этой лживой твари. Не поверил и не простил. Не меньше нашего сомневались и скорбники, но брата Аркадия снова нагнули, теперь со стороны власти. В этот раз ослабление позиций бесогонов в Пинске меня совершенно не порадовало.

Тётушка слегла с нервным расстройством, но суматоха в доме всё не заканчивалась. Диме пришлось мучиться с нашими компаньонками, горящими желанием довести общее дело до совершенства. Зато я, отговорившись подготовкой к походу, просто сбежал на стрельбище, которое посоветовал мне оружейник. И там выяснилось, что обращаться с оружием я совершенно не умею. Удивительно, как вообще выжил в сшибке с одержимым, действуя даже не благодаря собственному разумению, а исключительно помощи свыше. Пришлось усердно учиться. Лихим стрелком за пару дней я не стал, но узнал очень многое.

Вопреки моим надеждам, наши дамы в деле подготовки к походу тоже не остались в стороне. Практически перед отбытием мне был преподнесён в подарок тот самый охотничий костюм с высокими ботинками, который я не хотел покупать, чтобы не нервировать других ушкуйников.

В итоге ранним утром назначенного капитаном дня я весь такой раздражающе красивый шёл по мосткам к прогулочной лодке. Сидевший на вёслах парень, позёвывая, смотрел на меня с немым удивлением, которое усилилось, когда я начал переодеваться в старую одежду. Новую запихнул в мешок ушкуйника.

— Чего уставился? Греби давай, — забравшись в лодку, дал я волю раздражению, хотя парень ни в чём не виноват.

Впрочем, за такие деньги потерпит. Пришлось расстаться с тремя новгородками, потому что в такую рань прогулки не проводятся. Хорошо, что успел выяснить это ещё вчера, иначе мог пролететь мимо всех своих замыслов. Как оказалось, место встречи дядька Захар выбрал не случайно. Он знал, что, благодаря лодочной станции в расположенном на берегу парке мне удастся добраться до места встречи без особых проблем. Зря я ворчал на капитана. В итоге и у меня всё вышло более или менее легко, и себя он обезопасил от недовольства тех же биндюжников.

Через пять минут, которые мне отсчитали купленные вчера карманные часы, нос нашей лодки уткнулся в песок Лебяжьей косы. Прибыли с небольшим запасом, так что пришлось ещё двадцать минут просидеть в лодке, пока, пыхтя и шлёпая лопастями по воде, к косе не приблизился «Селезень».

Я беспокоился, что разозлённый моей настойчивостью капитан устроит мне сложности с посадкой на корабль, но дядька Захар оказался не таким мелочным. Я даже представил себе, как он отвешивает подзатыльник своему племяннику, наверняка жаждущему устроить мне какую-нибудь каверзу.

Рассчитавшись с лодочником и шустро взобравшись по спущенной верёвочной лестнице на борт ушкуя, я приветственно кивнул хмурому капитану и тут же направился в машинное отделение. Судя по спокойному лицу Гордея, особый неприязни он ко мне не испытывал. Так что я быстро и, как мне казалось, ловко с помощью языка жестов поздоровался и даже был удостоен ответного приветствия.

Ну что же, всё не так уж плохо. Ушкую ещё предстояли определённые манёвры, поэтому я сразу отложил вещевой мешок в сторону и взялся за дело. Все неудобства переодевания прямо на мостках полностью себя оправдали — не пришлось пачкать новую одежду.

Переход до знакомой боярской вотчины прошёл незаметно. Здесь мы надолго не задержались, так что узнать, сработало ли моё предупреждение по поводу одержимой девочки, не получилось. С другой стороны, я уже не уверен, что хочу, чтобы до неё добрались бесогоны.

Мы быстро загрузились мешками с различным зерном и в ускоренном темпе двинулись дальше. Затем был вход в устье Бобрика, и к вечеру мы сумели пробраться вверх по течению вёрст на двадцать. Когда наконец-то встали для ночёвки, я понял, что устал, как ломовая лошадь. Плохо соображая, добрался до трюма и, не обращая внимания на ворчанье Чухони, сразу отключился в не очень-то удобном гамаке.

Утром забот было ещё больше. Дядька Захар, словно назло мне, так нагрузил ушкуй, что мы не пропускали ни одной мели, перебираясь через них с помощью выбрасываемого вперёд якоря. А ещё четыре раза наматывали на колёса водоросли. Хорошо хоть, это не было кознями водяного.

Когда наконец-то вышли на просторы Погост-озера, у меня не было ни малейшего желания ни с кем общаться. Наплевав на возможное недовольство капитана, я уселся на станину якорной катапульты и устало смотрел на водную гладь, пытаясь первым увидеть Крачай. Через некоторое время погрузился в свои мысли. Как бы ни прошли переговоры капитана с ведуньей, добираться сюда таким же способом я больше не хочу. Обговорить задумку нового способа передвижения с Гордеем толком не удалось, но ничего, обратный путь пройдёт куда легче, успеем всё обсудить. Правда, это случится, только если Виринея не сможет свести меня с шаманом, а если у неё получится, даже не знаю, когда увижу «Селезень» и вообще вернусь в Пинск. Будущее было угрожающе туманным, так что я обрадовался, увидев вдали дома Крачая. Это значит, что скоро всё прояснится, может, у ведуньи нет знакомых шаманов и я вообще вскоре вернусь в родной город, зажив жизнью обычного человека.

Наконец-то мы пришвартовались у бревенчатой пристани и я поспешил навстречу Виринее, которая ждала меня вместе с той шебутной девчонкой. В прошлый раз я толком не рассмотрел её, зато сейчас она предстала передо мной, как говорится, во всей своей красе. Вырядилась как на праздник. Очень надеюсь, что не для меня прихорашивалась. Мне только этих проблем не хватало. Ещё раз порадовался, что одет почти в рубище и выгляжу как босяк. Во взгляде явно капризной девчонки отразилось лёгкое пренебрежение. Ну и слава Господу!

Подойдя к этой парочке, я поклонился и вежливо поздоровался:

— Здравы будьте, уважаемая Виринея Гораздовна.

Торжественность момента испортила присевшая на верхушку опорной сваи пристани сорока. Она пристально посмотрела на меня и вдруг оглушительно застрекотала. Виринея на мгновение прикрыла глаза, а когда снова открыла, взгляд её стал каким-то ехидно-озорным. Словно узнала обо мне что-то интересное. Откуда только? Сорока на хвосте принесла?

— И тебе не хворать, Степан Романович, — пытаясь сдержать непонятную улыбку, ответила ведунья. Её мой внешний вид совершенно не смутил. — Вижу, возмужал ты изрядно и даже заматерел.

На это заявление её юная спутница насмешливо фыркнула. Виринея же, растеряв некий озорной задор, наградила девушку недовольным взглядом и обречённо вздохнула:

— Знакомься, Степан Романович, это ученица моя, Василиса.

Барышня, которой при всех её стараниях подчеркнуть свою красоту можно было дать от силы лет пятнадцать, приосанилась. Имя-то почти сказочное, есть чем гордиться, но её наставница тоже та ещё язва и тут же посадила воспитанницу на мягкое место:

— Среди своих мы называем её Васькой.

Ох какие молнии засверкали в сузившихся глазах Васьки-Василисы! Это в тихом омуте могут черти водиться, а в таких бурных водах высшие демоны резвятся. Несмотря на отношения с Элен, знатоком женщин я не стал, но чуйка буквально вопила о том, что девица пребывает в очень опасном возрасте и нужно держаться от неё подальше. Почему-то в голове возникла фраза «обезьяна с гранатой». Как вообще ручная бомба может попасть в лапки этого зверька? Но если такое случится, то да, будет очень похоже.

— Приятно познакомиться, — тут же отвесил я лёгкий поклон и девушке.

Виринея веселилась, наблюдая за этой сценой, но время поджимало, и она сделала приглашающий жест:

— Что же, Степан Романович, будь моим гостем. Не на причале же дела обсуждать.

Я покосился на хмурого, как туча, капитана и всё же решил поступить по-своему:

— Виринея Гораздовна, если вы не против, я бы всё же сначала закончил свою работу на ушкуе. Но перед этим хочу спросить кое о чём важном. От этого будет зависеть, станет наш разговор обстоятельным или поспешным.

Ведунья ещё раз смерила меня взглядом и сказала:

— Ты изменился больше, чем мне показалось. О чём хочешь спросить?

Я снова посмотрел в сторону собравшихся на палубе насторожённо наблюдавших за нами ушкуйников, а ещё посмотрел на ученицу ведуньи:

— Мы можем отойти?

— Какой ты загадочный, — с улыбкой сказала Виринея, но её взгляд посерьёзнел. — Давай отойдём.

Мы спустились с причала и немного прошлись вдоль берега озера. На сунувшуюся было за нами Василису ведунья строго шикнула, и девушка с недовольной мордашкой отстала.

— Ну, что там за тайны такие у тебя?

— Виринея Гораздовна, скажите, вы сможете найти шамана, который согласится научить меня выводить собственный дух из тела?

— Однако, — ещё больше озадачилась и насторожилась ведунья. — И зачем тебе это?

Вот и как мне объясниться, не наговорив лишнего?

— Если получится, то появится шанс на то, что я смогу изгонять из людей насильно поселившихся в них духов.

— И каким это образом? Как вообще шаманские умения помогут тебе стать бесогоном? — её голос и взгляд стали откровенно враждебными.

— Я не собираюсь становиться бесогоном и церковь здесь ни при чём. Точнее, почти ни при чём, — добавил я, чтобы не осложнять наши отношения ложью. — Это не моя тайна. Просто скажите, Виринея Гораздовна, сможете ли вы мне помочь и вообще нужен ли вам в друзьях изгоняющий духов? Если нет, то и говорить не о чем.

— Изменился, — с непонятной интонацией тихо сказала ведунья и добавила чуть громче: — Раньше ты был покладистей.

— Раньше я был глупее и знал меньше.

— Ты ведь понимаешь, что попы тебя используют?

— А вы нет? — ответил я с мягкой улыбкой и без малейшей враждебности.

— Хорошо, умник, иди работай, а я пока подумаю.

Оставив ведунью думать, я отправился в трюм, где совершенно некогда предаваться размышлениям, зато заметил, что злые взгляды ушкуйников стали не такими яростными. Вряд ли это принесёт мне хоть какую-то пользу, но всё равно чувствовал, что поступил правильно.

Когда наконец-то выбрался на палубу, испытывая лёгкую дрожь из-за забравшегося под вспотевшую одежду весеннего ветерка, Виринея как раз разговаривала с капитаном. Староста Крачая тёрся неподалёку и в разговор не лез. Василисы вообще не было. Видно, девушка заскучала и ушла куда-то в более интересное место. Заметив меня, Виринея строго посмотрела на дядьку Захара и сказала, словно припечатала:

— Всё, можете отправляться. Но как только разгрузишься в Пинске, сразу возвращайся. Соберу тебе по соседним общинам мёда и шкур. Заодно заберёшь обратно Степана. — Оставив капитана в недоумении хлопать глазами, ведунья повернулась ко мне и заявила практически приказным тоном: — Забирай свои вещи. Погостишь у меня немного.

— Это как так-то? — наконец-то снова обрёл дар речи капитан.

— А что тебе не нравится? — вроде спокойно спросила ведунья, но в её глазах появился нехороший блеск.

Было видно, что дядька Захар хочет ответить что-то резкое, но не решился и повернулся ко мне:

— Степан, ты обещал, что это будет твой последний поход со мной.

— Что значит «последний»? — тут же вклинилась Виринея, и я прямо нутром ощутил исходящую от неё опасность.

Схожесть с тем, что чувствовал во время нападения ырки, заставила поёжиться, но я поспешно разогнал панические мысли и начал с ответа капитану:

— Мы договаривались на один поход. А поход — это туда и обратно. Значит, просто разделим на два раза. Какая вам разница, когда везти меня домой?

— А что я скажу отцу Никодиму? — не унимался капитан.

Виринея слушала наш разговор, явно теряя терпение. Похоже, она не привыкла к тому, что ответы на её вопросы даются не сразу.

— Если спросит, скажите, что у меня всё получилось. Он поймёт.

— О чём это вы договаривались? — переспросила ведунья, и исходящее от неё ощущение угрозы усилилось, так что я примиряюще сказал:

— Виринея Гораздовна, всё в порядке. Я всё объясню, но давайте не здесь.

Наградив меня долгим и недоверчивым взглядом, ведунья проникновенно посмотрела в глаза капитану. Как мне кажется, он изрядно напрягся, хоть и постарался не показать этого внешне. Затем Виринея резко развернулась и пошла к спуску с пристани. Я поспешно вернулся на ушкуй и, подхватив свой мешок, собрался бежать следом, но был перехвачен капитаном:

— Степан, ты серьёзно собираешься здесь ночевать? На берегу Погоста?

— А что такого? — с искренним удивлением спросил я. — Тут тоже люди живут.

— Это не люди, — напряжённым шёпотом произнёс капитан. — Это язычники. Если примешь их веру, больше я тебя на ушкуй не пущу.

— Дядька Захар, не собираюсь я отрекаться от Господа нашего. Моя вера крепка как никогда. — Он всё ещё удерживал меня за руку, вцепившись так, что даже стало больно, но освобождаться силой не хотелось. Быстро обдумав ситуацию, я решился на маленькую ложь. Впрочем, как посмотреть. — Не беспокойтесь, я здесь по заданию отца Никодима.

Задумка сработала, потому что капитан поражённо открыл рот и отпустил меня. Я же сорвался с места, чтобы догнать хоть и неспешно двигавшуюся, но уже порядочно отошедшую от берега ведунью. Как бы ни храбрился перед ушкуйниками, но пока мне в окружении язычников было крайне неуютно, особенно чувствуя на себе их насторожённые, а порой и враждебные взгляды. Догнав ведунью, я зашагал рядом с ней, не решаясь начать разговор, да и она пока помалкивала.

Только теперь обратил внимание, что нигде не видно её ручного оборотня. Конечно же, ничего спрашивать не стал, чтобы не нарваться на неприятную отповедь. Наконец-то мы добрались до уже знакомого дома. В прошлый раз бревенчатое здание показалось мне огромным теремом какого-то зловещего великана. Теперь же я видел перед собой пусть и очень большую, но всё же вполне обычную избу. Права ведунья, изменился я, даже сам не заметив, как сильно. Осознал лишь сейчас, сравнивая ощущения.

Теперь мы воспользовались главным крыльцом и, пройдя через небольшие сени, оказались в просторной светлице, дальнюю часть которой занимала большая печь с двумя занавесями по обе стороны. Скорее всего, то были проходы в личные покои Виринеи и Василисы.

Осмотревшись, я понял, почему в прошлый раз она принимала меня в полуподвале. Тут нагнать жути никак не получится. Сквозь два больших окна солнце заливало своим весёлым светом комнату, в которой и без того было уютно и как-то радостно. Ещё я заметил, что под потолком нет ни люстры, ни лампочки. Лишь на стенах несколько подсвечников и держателей с керосиновыми лампами. Впрочем, удивляться нечему. Откуда у них тут может взяться электричество?

На большом столе с узорчатой скатертью возвышался пузатый самовар, а вокруг него расставлено многой всякой посуды с угощениями. Похоже, здесь меня ждали и даже готовились, что было очень приятно.

Тут же выяснилось, куда подевалась Василиса. Она как раз вынырнула из-за правой занавески и, наградив меня непонятно-недовольным взглядом, начала копаться у печи. Свою нарядную одежду девушка так и не сняла, прикрыв её сверху фартуком. Виринея всё это время с усмешкой наблюдала за моей реакцией, а затем широким жестом предложила занять место на лавке:

— Присаживайся, гость дорогой. Почаёвничаем, пока банька не поспеет. Она будет к месту, а то ароматы от тебя исходят как от ломовой лошади.

Мне стало на секунду стыдно, но Васька насмешливо фыркнула, и внутри вспыхнула даже не злость, а какая-то норовистость, что ли:

— Ну так поработать пришлось. То запах не позорный, чай не пьяный в канаве обделался.

Василиса захихикала, а Виринея одобрительно улыбнулась:

— Твоя правда, не позорный, но помыться всё же следует. Есть у тебя чистая одёжка?

Я тут же кивнул, радуясь, что и чистое исподнее с собой прихватил, и сверху накинуть есть что. Теперь-то таиться мне незачем, да и мысль, что смогу этаким щёголем предстать перед симпатичной девушкой, пускай даже такой малявкой, тоже грела душу.

Уточнить бы у Виринеи насчёт учёбы у шамана, но оно и так вроде понятно, раз уже оставила меня в гостях. И всё же хотелось определённости. Да только когда присел за стол и перед лицом оказалась большая глиняная миска с пирожками, все мысли вылетели вон. Давно так в голове пусто не было. Опомнился, лишь когда, почти не жуя, проглотил третий пирожок. Снова стало стыдно, но, увидев понимающий и по-матерински добрый взгляд Виринеи, сразу успокоился. Даже насмешливые взгляды Васьки не испортили момент.

Когда наконец-то набил свою ненасытную утробу, запивая всё это дело очень вкусным травяным чаем, который напомнил мне кое о чём, мы всё же перешли к делу:

— Ну что, купец-молодец, сумел провернуть наше дельце?

— Конечно, — кивнул я и, поспешно вскочив с лавки, подошёл к оставленному у двери мешку. Выудил оттуда свёрток аптекаря и передал его ведунье.

Очень хотелось, чтобы она тут же развернула его и убедилась, что всё правильно, но Виринея лишь благодарно кивнула и отложила посылку в сторону.

— Как всё прошло? Вспомнил ли меня свет мой Артёмушка?

— Так вы с ним это…

Васька тоже сделала стойку любопытной белки, но женщина в ответ лишь рассмеялась:

— Нет, не было у нас ничего, хотя он очень старался. — Затем ведунья с хитрым прищуром посмотрел на меня и сказала: — А ты, как я вижу, уже сподобился.

Пару секунд я не мог понять, о чём она говорит, а затем дошло, и почувствовал, как к лицу приливает кровь. Ох и краснющий я сейчас, наверное, сделался. То-то ведунья так заливисто засмеялась. Василиса ещё какое-то время тупила, затем всё поняла, но почему-то не засмущалась, а впилась в меня заинтересованным взглядом. И от её любопытства мне стало совсем неуютно.

Откуда она вообще узнала о моих постельных подвигах?! Тут же вспомнилось странное поведение сороки на пристани. Кажется, ведунья говорила, что эта птица способна видеть духов, а может, и дух человеческий. Возможно, моё становление мужчиной как-то на нём отразилось.

— Ладно, не смущайся, — пришла мне на помощь Виринея, — лучше расскажи, как жил, что делал, с кем интересным встречался.

Было видно, что обе слушательницы хотели развлечься, а мне и не жалко. Так что начал подробно пересказывать всё, что происходило со мной с момента отплытия «Селезня» от деревенской пристани.

Виринея слушала не перебивая, пока я не дошёл до ночного происшествия на постоялом дворе.

— Судя по тому, что ты описываешь, в девочку вселился окаяшка.

В книге я натыкался на это слово, но до подробного описания пока не добрался, так что спросил:

— А кто это?

— Дух. Не очень сильный и своеобразный. Может тянуть жизненную силу из людей, особенно тех, кто болен, ну и с пьяных тоже. Сам он в свободном состоянии тянет совсем мало, но если подселится к кому-то, то берёт побольше, хоть и без особого вреда. Бывает и так, что находит себе больного ребёнка — и сам кормится, и носителя подлечивает. Правда, потом эта твоя знакомая чертовкой станет, но и они для людей тоже не так уж опасны. Просто блудливы без меры, и проказы у них жестковаты.

— Ага, не опасные. Да она на меня чуть не кинулась, — не стал я скрывать свои мысли.

— Пугала только, — словно успокаивая меня, произнесла женщина. — Ей самой тогда было очень страшно. Ты ведь говорил, что девочка выглядела забитой и болезненной. Без окаяшки она, скорее всего, не выжила бы.

Видно, что-то отразилось на моём лице, потому что ведунья нахмурилась и спросила:

— Ты ведь не выдал её бесогонам?

Мысли в моей голове заполошно заметались и вступили в уже привычную схватку друг с другом. С одной стороны, то, что говорила ведунья, вызывало сочувствие к одержимой девушке и раскаяние. С другой — я помню, в каком состоянии утром проснулся Данила. Да, сейчас он мне совсем не друг, но это не значит, что стоит равнодушно смотреть, как какая-то нечисть забирает себе то, что ей не принадлежит. И всё же раскаяние победило, потому что я знал, как с одержимой девочкой поступят бесогоны. Жаль, что не спросил у отца Никодима, передал ли он мои слова скорбникам.

Голова как-то сама собой повинно склонилась.

— Да как ты мог?! Он же больное дитё спасал, выхаживал, а ты! — возмущённо закричала сидевшая напротив меня девушка.

Подняв голову, я увидел её исказившееся в гневе лицо.

— Василиса, замолчи! — резко сказала Виринея.

Похоже, несмотря на строптивость, Васька свою наставницу либо боялась, либо уважала. А может, и то и другое. Девушка притихла, продолжая сверлить меня злобным взглядом.

— Не спеши осуждать других, не подумав как следует. Слово не воробей, сколько можно тебе говорить? — продолжила поучать ученицу ведунья. — Степан не знал, с кем именно столкнулся. Сильный окаяшка может напугать любого, особенно когда много воли взял. У нас ему такого никто не позволит. К тому же дух сам полез в христианское поселение, так что они в своём праве.

Что-то не заметно, что слова наставницы как-то сильно подействовали на Василису. Она продолжала хмуриться, но меня волновало лишь понимание со стороны хозяйки дома, а с этой пигалицей как-то разберёмся. Но зря я спешил с выводами, потому что Виринея упрекнула и меня:

— А ты, Степан, тоже не торопись делать то, что потом будет трудно исправить. Раз уж собрался гонять духов, будь добр знать тех, с кем придётся иметь дело. Ты ведь достал ту книгу, что я советовала? — Увидев мой кивок, она продолжила: — Значит, должен был сам разобраться, а не ждать, пока я тебе разжую и в рот положу. Скажи, чем отличается дух-хозяин от духа-напарника.

Я немного опешил, потому что Виринея стала очень похожа на распекающего нерадивого школяра отца Никодима. Да и вообще у меня было такое чувство, словно отвечаю на уроке:

— Тем и отличается, что дух-напарник помогает человеку, а хозяин порабощает своего носителя.

— Правильно, — милостиво кивнула ведунья. — Корчак написал именно так, но он не знал, что дух-напарник, или, как говорят оборотни, побратим, и тем более дух-слуга никогда самовольно не вселяются в людское тело. Токмо по приглашению. Помни об этом и не спеши с выводами.

Виринея, конечно, права, но почему-то внутри разгорелось раздражение, и, посмотрев ей в глаза, я сказал:

— Запомню, раз уж взялся. А вы, коли имеете желание поучать, скажите, в чём разница между ведьмой и ведуньей. В книге о том ничего не написано.

Василиса неожиданно хрюкнула и тут же прикрыла рот ладошкой. Теперь в её глазах не было ненависти, лишь удивление с примесью лёгкой зависти. А вот Виринея казалась немного растерянной. Сначала она нахмурилась, а затем едва заметно улыбнулась.

— Ну что же, расскажу, — произнесла ведунья и добавила, копируя меня: — Раз уж взялась. Ведуны и ведуньи добровольно принимают в себя духов силы. Ведьмы же, как и колдуны, поклоняются Чернобогу и ритуалами искажают свой собственный дух, чтобы получить силы, которые мы лишь занимаем у своих подопечных.

В голове мелькало столько вопросов, что я немного растерялся, так что я выплеснул тот, что был на поверхности:

— Тогда кто такие волхвы?

Взгляд ведуньи стал хитрым, и она посмотрела на притихшую девушку.

— А вот об этом мы спросим у Василисы.

— Волхвы — это служители богов, — тут же выпалила Васька то, что я и сам знал.

— Подробнее, — с нажимом произнесла Виринея. — Чем они отличаются от ведунов и колдунов?

Василиса задумалась, явно боясь ошибиться, но всё же твёрдо ответила:

— Волхвы могут лишь просить милости у богов. Они всего лишь проводники их воли.

— Правильно, возьми вкусный пирожок, — удовлетворённо улыбнулась ведунья.

— Вот ещё, — возмутилась девушка и почему-то покосилась на меня. — Тоже мне подарок.

Не понял. Она что, рассчитывала, что я ей что-то подарю? И в честь чего, спрашивается? Я встретил взгляд этой нахалки с вызовом. И тут же за это поплатился.

— Если у тебя, Степан, больше нет вопросов, тогда продолжи свой рассказ.

Ёшки-матрёшки! Из-за этой пигалицы упустил такую возможность разжиться новыми знаниями, но перечить хозяйке дома не стал и вернулся к рассказу о своём житье-бытье.

Через некоторое время был вознаграждён уважительными взглядами за противостояние с бандитами и даже за убийство бесноватого. Почему-то ырка у них сочувствия не вызывал. Об этом я и спросил.

Виринея несколько секунд хмуро думала, а затем всё же сказала:

— В мире духов, как и в мире людей, есть добрые, точнее безвредные и злобные. Окаяшка, к примеру, берёт только то, что нужно для себя и здоровья ребёнка, а ырка — дух чёрный, живущий злобой и желанием убивать. Вот поэтому я и решила тебе помочь пройти по пути изгоняющего. Мы не можем вредить духам, ни добрым, ни злым. А вот тебе, как говорится, сам твой бог велел. Так что, если сподобишься, польза от тебя нашей общине может быть немалая. Поэтому и нянчусь с христианином, словно с единоверцем.

Разговор как-то сам собой увял. Я не знал, что сказать, потому что меня терзали сомнения, верно ли поступаю. Не совершаю ли грех, общаясь с идолопоклонниками и помогая им? Судя по лицам собеседниц, их мучили похожие вопросы. Так что все мы обрадовались, когда после стука в открывшуюся дверь вошёл благообразный старичок с седой бородой почти до пояса. Стащив с головы картуз, он вежливо поклонился хозяйке дома:

— Виринея Гораздовна, банька поспела, можно идти париться.

— Благодарствую, Доброслав, — кивнула Виринея старичку. — Помоги нашему гостю. Покажи поповцу, как у нас хворь да тоску веничком изгоняют.

И ведь показал пень старый, да так, что думал, забьёт меня до смерти. Но вырвавшись из паровой, которая стараниями старика показалась предбанником ада, и хлебнув холодного кваса, я почувствовал себя заново родившимся. Такая лёгкость образовалась, что действительно не оставалось в душе места для уныния, а хвори, какие и были в теле, разбежались куда глаза глядят.

Отдышавшись и попив ещё кваса, я вытерся, оделся во всё чистое и вернулся в дом. Как только оказался в светлице, услышал заявление ведуньи:

— Ты посмотри, Василиса, какой добрый молодец. Прямо царевич из сказки. Говорила тебе, что банька у нас волшебная, а ты всё «жарко да душно». Моешься, словно кошка лапой, и от веников шарахаешься, как от хворостины.

— Хватит меня позорить! — вскинулась Василиса, продолжая рассматривать меня каким-то жадным взглядом. — Нормально я моюсь.

Я сразу пожалел, что вырядился так перед девицей, которая явно переживает очень непростой пубертатный период. Диковинный термин выскочил в голове, как всегда, внезапно и очень кстати, но хвостом за ним пришло полное понимание того, что он значит, и стало совсем боязно. Теперь гадай, что может учудить сия неуравновешенная девица под влиянием гормональных бурь.

Я беспомощно перевёл взгляд на Виринею и увидел в её глазах понимание, а ещё какое-то ехидное предвкушение. Да она издевается! Точно ли передо мной ведунья, а не злобная ведьма? Впрочем, всё это шутки, и зла мне здесь никто не желает. Ну, по крайней мере, буду на это надеяться.

Закончив не столько восхищаться, сколько измываться над моим внешним видом, собеседницы наконец-то соизволили перейти к делу. Причём в разговоре неожиданно деловито поучаствовала и Василиса. Когда я попытался разузнать, можно ли раздобыть побольше того травяного чая, которым меня сейчас угощали, ну, или что-то похожее, выяснилась неожиданная вещь. Оказывается, у ученицы ведуньи прямо страсть к составлению всяких ароматных и приятных на вкус травяных сборов. Вся деревня пьёт и нахваливает. Наставница даже уколола свою подопечную тем, что она могла бы такое рвение проявлять и в приготовлении лечебных зелий. В общем, оказалось, что для ведения бизнеса придётся иметь дело именно с Василисой. И это не сказать чтобы хорошая новость, потому что в качестве платы за свой товар она выдала такой перечень разных женских штучек, что у меня голова кругом пошла. На помощь уже привычно пришла мудрая наставница.

— Прекрати, — с показной строгостью, при этом пряча улыбку, прервала она свою ученицу. — У него сейчас ум за разум зайдёт. Составь список, а он его кое-кому покажет. Уверена, там разберутся.

— Кому покажет? — тут же подозрительно прищурилась Васька и явно вспомнила о недавних намёках наставницы.

Девушка внезапно вскочила из-за стола и убежала к себе за ширму. Ну вот что ты будешь делать?! Такое впечатление, что я изменил ей с Элен и теперь должен извиняться.

Виринея лишь сокрушённо покачала головой и тут же спросила совсем о другом:

— Теперь рассказывай, что там за договоры у тебя с Захаром?

Пришлось признаваться и делиться планами на будущее, как именно я собираюсь без помощи ушкуйников добираться до деревни язычников и перевозить заказы в город и обратно. Благо получалось, что товар не будет ни тяжёлым, ни особо объёмным. Правда, для моих задумок нужны деньги, но Виринея тут же заявила, что вместе мы как-нибудь справимся.

За разговорами, обсуждениями, построением планов и не совсем прошеными наставлениями время бежало незаметно. Вскоре спохватившаяся ведунья принялась готовить ужин. Всё ещё дующаяся на меня Васька была вызвана на подмогу. Она иногда так зыркала в мою сторону, что я даже начал опасаться, что меня сегодня если не отравят, то точно до утра загонят в нужник маяться животом.

К счастью, ужин оказался очень вкусным и даже никто не отравился. Когда на улице солнце скрылось за лесом, хитро прищурившаяся Василиса вдруг заявила:

— Наставница, можно я покажу Степана своим друзьям?

— Что значит «покажу»? — с фальшивой строгостью, при этом едва сдерживая смех, спросила Виринея. — Еще скажи «выгуляю». Он что, щенок или котейка какой? Да и помять его могут твои ухажёры.

— Какие там ухажёры! — внезапно ощерилась девушка, словно недовольная кошка. — Ты же всех так запугала, что даже близко подойти боятся.

— Никого я не пугала, просто предупредила, чтобы дурью не маялись. Сама знаешь, рано тебе глупостями заниматься.

Я уже думал, что Васька сейчас вспыхнет как спичка и впадёт в истерику, но она справилась. Глубоко вздохнула и спокойно сказала:

— Хорошо, тогда я пойду одна, а он пускай сидит тут и старушку развлекает.

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось пообщаться с местной молодёжью. С другой — понимал, что встреча с язычниками, да ещё и после захода солнца, когда духи особенно сильны, особенно в деревне, не защищённой церковью и верой прихожан, — это глупость несусветная.

Виринея не стала реагировать на обидные слова ученицы и задумчиво посмотрела сначала на меня, а потом и на Василису.

— Может, ты и права. Степан часто будет у нас появляться, так что пусть постепенно привыкают. Только не води его в центр. И за круг тоже не уходите. Где вы там обычно собираетесь? На Сиплом ручье? — Увидев кивок девушки, ведунья добавила приказным тоном: — Но дальше в лес не суйтесь.

Василиса радостно пискнула, но шальной огонёк в её глазах мне очень не понравился. Впрочем, отступать было как-то глупо. Они уже договорились, и если откажусь, то буду выглядеть нелепо.

— Но сначала покажи ему, где будет спать, а потом идите, — сказала Виринея, когда Василиса уже ухватила меня за руку и потащила к двери.

Я успел лишь подцепить свой мешок и был насильно выволочен на улицу. Так же, практически на поводке, эта егоза оттащила меня к пристройке. Внутри небольшой бревенчатой избушки всё оказалось очень скромно. У входа небольшая печка с запасом дров. А в глубине три лежанки у стен. Ни столов, ни стульев. Странная такая меблировка. Моё недоумение было замечено Васькой:

— Мы тут лежачих больных держим, ну и гостей тоже.

Не скажу, что меня такие условия проживания обрадовали, но тут же одёрнул себя. Зажрался ты, Стёпка. Привык к комфорту в доме Спаносов, а ведь не так давно спал на продуваемом чердаке и не особо жаловался.

Едва я успел закинуть мешок на ближайший топчан, Василиса потащила меня дальше. Весеннее солнце садится быстро, и, пока мы добирались до места назначения, пройдя у самой кромки леса, наступили сумерки.

Сначала я увидел отблески огня, а затем услышал довольно громкое журчание воды. Когда подошли ближе, стало понятно, что свет давал костёр в обложенном камнем кострище, а шумел протекающий рядом ручей. Он действительно оказался громким, потому что вода с трудом пробиралась среди множества камней. Вокруг костра на удобно расположенных брёвнах сидела компания подростков примерно одного с Василисой возраста. Разве что вон тому широкоплечему парню с русой кудрявой шевелюрой можно дать лет шестнадцать. Юноша и одеждой, и повадками явно старался прибавить себе солидности. Всего в компании было четверо парней и пять девушек, не считая Василисы. Встретили нас ожидаемо настороженно, а кучерявый так вообще смотрел с угрюмой враждебностью.

— Что се за чужинец, Василиса? Почто привела? — на правах явного заводилы тут же потребовал ответа парень.

Зря старался, к будущей ведунье на кривой козе не подъедешь. Она одновременно и ответила на вопрос, и проигнорировала его требование. Просто сказала для всех разом:

— Знакомьтесь, се гость моей наставницы. Зовут Степан. Любить не прошу, но жаловать придётся. То воля не токмо Виринеи, но и моя.

Затем она начала перечислять имена сидящих вокруг костра. Я постарался запомнить, кто есть кто, но особо отметил, что кучерявого зовут Бурислав, а сидевшую рядом с ним и чем-то похожую на Бурислава симпатичную девушку Баженой. Ещё привлёк внимание коренастый со спокойным взглядом Гойник и худенькая, рыженькая и явно шебутная Зорица.

Едва дождавшись, пока Василиса закончит называть имена друзей, Бурислав тут же угрюмо заявил:

— Негоже привечать поповца.

— А что не так, Буря? Или ты у нас волхвом заделался, али в ярцы решил податься? Отцу-то се сказывал? Можа, и ушкуй мнишь утопить, дабы поповцев наказать?

От такого напора юноша опешил и замолчал, что тут же прокомментировала Васька:

— Вот и помалкивай, а то храбрый, когда не надо.

Парень ещё больше смутился и даже покраснел. Остальные начали отводить глаза. И лишь Зорица тихо хихикнула, да у субтильного Ждана на лице отразилась непонятная мне радость. Василиса почти силком усадила меня на свободное бревно, сама устроилась рядышком, причём плотно прижавшись боком. Было, конечно, приятно, но под чужими взглядами не очень уютно. Вокруг костра воцарилась тишина, пока её снова не нарушила ученица ведуньи:

— Ну и чего молчим? Почто никто ничего не спрашивает? Вечно мытарили меня, мол, поспрошай Виринею да нам поведай, яко там в городищах люди живут. Вот привела того, кому всё ведомо, а вы будто воды в рот набрали.

В голосе Василисы даже какая-то обида чувствовалась, мол, я вам игрушку притащила, а вы не играетесь. Кто бы сомневался, что первой не выдержит озорница Зорица:

— А истинно ли бают, что попы примучивают вас перед собой на карачках ползати?

Непосредственность, с которой девушка задала этот вопрос, заставила мою напарницу снова смешно хрюкнуть. Она ещё и пихнула меня острым локотком под рёбра, совершенно непонятно зачем. Ну не виноват же я в этой её потешной привычке. Да и звучало всё довольно мило и ничуть её не портило.

Народ смотрел на меня требовательно, так что я поспешил с ответом:

— Нет, на карачках не ползаем, а если становимся на колени, то не перед батюшкой, а пред Господом. По своей воле и только в молитве.

— А инако требы класть не леть?

— Можно по-разному, — ответил я не унимавшейся девчонке и добавил: — У вас ведь тоже в обрядах много такого, чего ты не понимаешь, но делаешь, потому что все так поступают.

Девчушка задумалась и согласно кивнула, то ли мне, то ли своим мыслям. А затем словно прорвало плотину. Спрашивали об электричестве, водопроводе и многоэтажных домах. Катался ли я на трамвае, говорил ли по телефону. Было немного странно слышать речь с множеством непривычных слов. Смысл некоторых я лишь угадывал. При этом понимал всё сказанное, как и они понимали меня. Только сейчас заметил, что и Виринея, и Василиса говорили так же, как и я. Правда, иногда, особенно с друзьями, Василиса сбивалась на старую речь. Постепенно недоверие в глазах ребят начало таять, и лишь Бурислав по-прежнему вёл себя крайне насторожённо. Он сподобился лишь на один вопрос, поинтересовавшись, ездил ли я на мобиле. Ответил честно, что ездил, но не за рулём, а только в качестве пассажира. И всё же, когда постепенно дошли до обсуждений женской моды, я начал немного смущаться. И вообще получилось так, что парни оказались не у дел и всё больше мрачнели вслед за своим предводителем.

Мои попытки как-то увести разговор к более нейтральным темам ни к чему не приводили. В основном из-за Василисы. А под конец, когда я начал путаться во всех этих деталях женского гардероба, она вообще неожиданно заявила:

— Ништо, вот Степан привезёт мне самое модное платье, тогда все сами и узреете.

Кто бы сомневался, что Бурислав не выдержит. Он резко встал с бревна и, глядя на меня сверху, сказал сквозь зубы:

— Мнишь, что сподобишься со своими тряпками подлезть Ваське под тёплый бочок? А ведунью прогневить не боязно?

Я прямо почувствовал, как от сидящей рядом со мной девушки повеяло холодом. Причём непонятно, чем он её больше разозлил — нападками на меня или тем, что при всех назвал Васькой. Ответить я не успел, потому что будущая ведунья вскочила и зашипела:

— Может, и сподобится. Не все же такие трусы, как ты.

А вот это совсем плохо. Бурислава прямо перекосило всего. Я даже через костёр и сквозь шум ручья услышал скрип его зубов. Так как всё это время где-то на задворках сознания мысли постоянно пытались разгадать тайну непонятных отношений этой парочки, новая порция информации тут же привела к определённому выводу. Вполне возможно, что у них намечались какие-то отношения, но Бурислава то ли ведунья пугнула, чтобы не зарился на её девство, то ли сам решил проявить благоразумие. А ещё стало кристально ясно, что меня сейчас будут бить, вполне возможно опять ногами. Как только вернусь домой, конечно если вернусь, первым делом начну учиться драться. А то вон даже парня моложе себя не осилю. Что уж говорить о троих сразу. А к этому всё и шло — рядом с предводителем юных язычников встали крепыш Гойник и тоже не выглядевший слабаком Радомысл. Субтильный Ждан следовать их примеру не спешил, а, наоборот, отодвинулся от костра, почти пропадая из виду. Пришлось подниматься и мне, а в это время выяснявшая отношения парочка продолжила распаляться:

— Не с тебя спрос, Васька. Али твой жених решил под бабским подолом схорониться?

— Нашёл, в чем пенять. Сам за родителем хоронился. Тятенька не велел! — явно передразнивая парня, с презрением выдала Василиса.

Очень не хотелось лезть в перебранку этой парочки, но Бурислав по-прежнему сверлил взглядом именно меня, и нужно было что-то говорить. Я уже набрал воздуха в грудь, чтобы дать отповедь, но не успел, потому что Васька испуганно взвизгнула:

— Нет! Ждан, не смей!

Оказалось, что опасность ко мне подбиралась совсем с другой стороны и бояться следовало самого невзрачного из этой компашки.

Из леса вдруг повеяло такое жутью, что всё происходящее до этого совершенно потеряло значение. К нам приближалось нечто крайне опасное. Ополчившаяся на меня компания вдруг решила, что им срочно нужно оказаться в совсем другом месте. Сильно побледневшие парни дружно побежали в сторону деревни. Девчата сделали это на пару мгновений раньше, оглашая окрестности визгом. Мне очень хотелось последовать их примеру, но Василиса стояла как вкопанная, и бросать её было бы неправильно. Да и что-то подсказывало, что от такой угрозы не убежишь. Похоже, так думала и будущая ведунья. Она посмотрела на меня каким-то затравленным взглядом, затем в её глазах блеснула решительно-безумная искорка, и девушка повернулась к лесу. Василиса раскинула руки в стороны, словно закрывая меня собой, и начала то ли петь, то ли читать какой-то стих.

Мелькнула странная мысль, что это похоже на рэп, но кто такой этот рэп и с чем его едят, совершенно непонятно. Этот язык был похож на старую речь ещё меньше, чем та, в свою очередь, походила на привычный мне говор. Я практически ничего не понимал и лишь смутно улавливал, что Василиса заговором пытается кого-то отогнать. А оно почему-то не отгонялось. Ощущение жути, переходящее в какую-то смертную тоску, лишь нарастало.

Василиса сорвалась на крик, а затем словно захлебнулась. Я даже услышал, как она зарычала, хоть и звучало это не очень убедительно — словно рык щенка, но чувствовалось, что девушка сильно разозлилась. Затем она снова заговорила, но теперь это был яростный, очень быстрый речитатив, почти сливавшийся в неразборчивое бормотание. А затем она резко свела руки и хлопнула в ладоши. И тут я ощутил, как давившая на меня жуть ослабевает и отступает куда-то в глубины леса.

Василиса покачнулась, и я едва успел придержать её. Но через секунду она встала на ноги крепче и почему-то раздражённо отпихнула меня в сторону. Девушка посмотрела на меня взглядом, который прочитать было совершенно невозможно — так много в нём было всего намешано. Уже не хватая меня за руку, она молча направилась обратно по знакомой тропинке. Я пошёл следом. Так и не сказав друг другу ни слова, мы добрались до дома Виринеи. Ведунья встречала нас у крыльца с керосиновой лампой в руке. Было видно, что женщина взволнована, но старалась этого не показывать:

— Ну и что ты там опять натворила?

— Не я! — яростно огрызнулась Василиса. — Ждан, недоумок малахольный, позвал ляда, а я прогнала.

— Понятно, — словно услышав о чём-то совершенно обычном, кивнула наставница, и Василису это разозлило ещё больше.

Девушка снова по-щенячьи зарычала, топнула ногой и, сжав кулаки, убежала в дом. А вот меня спокойствие ведуньи не обмануло. К тому же, когда девушка убежала, Виринея перестала сдерживать довольную улыбу. От неё буквально несло торжественным удовлетворением. Теперь происходящее начало злить и меня. Раздражение вырвалось закономерным вопросом:

— Вы знали, что так произойдёт?

— Нет, но надеялась, — спокойно ответила Виринея.

— Надеялись, что я окажусь вкусной приманкой?

Казалось, что ведунья витала где-то в своих мыслях и отвечала автоматически, но тут собралась и посмотрела на меня серьёзно:

— Нет, я вообще не думала, что это случится в ближайший год. Василиса в последнее время сильно замедлилась в развитии. Она была не способна принять и тем более подчинить себе дух силы.

— А теперь способна? — уточнил я, чтобы расставить всё по своим местам.

— Да, теперь у неё всё получится, раз уж сподобилась прогнать ляда одними лишь наговорами и силой своего собственного духа, — говорила Виринея с гордостью за ученицу, так что я не удержался и сунул в эту бочку мёда свою ложку дёгтя:

— Могли бы и похвалить её.

— Что ты понимаешь в наставничестве? — раздражённо бросила ведунья.

— Я? Вообще ничего. Но если бы так поступили со мной, то было бы обидно. Но вы же… умнее, и вам виднее.

С трудом удержал слово «старше», но Виринея всё поняла. Недовольно поморщившись, она проворчала:

— Уйди уж спать, обидчивый ты наш. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Виринея Гораздовна.

На этом мы и разошлись. Не знаю, планировали ли хозяева обеспечивать меня постельным бельём и освещением, но сейчас им явно не до этого. Так что в хижину я забрался на ощупь и на топчан лёг как есть — прямо в одежде. Нервная встряска хоть и взбудоражила, но накопившаяся усталость взяла своё, и я начал проваливаться в сон, надеясь, что до утра меня не потревожат. Ага, как же! Поспать дали от силы полчаса.

Это уже какая-то традиция получается — просыпаться от ощущения присутствия рядом чего-то непонятного. Хорошо, что в этот раз, для разнообразия, не было навалившегося страха, только любопытство и раздражение. Я уже понял, что таким образом чувствую присутствие рядом свободного духа. Если он оказался в наверняка хорошо защищённом доме ведуньи, то, вполне возможно, это домовой. Гостям вроде бы он вредить не должен, но….

А дальше началось представление, которое в детстве напугало бы меня до полусмерти. Под потолком что-то с дробным цокотом пробежалось, словно огромный паук. Затем начало скрести в стенку почти над моей головой. Послышалось змеиное шипение из-под топчана. Под конец, когда меня всё это начало утомлять, кто-то невидимый зловеще прогудел прямо в ухо:

— Гу-у-у!

И тут я разозлился. Вот сколько можно издеваться?! В гости пригласили, а нормальных условий не обеспечили. Без постели, без света, ещё и гукает какая-то зараза. Я даже не успел вскочить на ноги, только поднял голову, как у уха кто-то заорал по-кошачьи с нотками панического визга, и ощущение чужого присутствия тут же пропало.

— Задолбали, уроды, — проворчал я себе под нос и, повернувшись к стенке, постарался расслабиться.

И ведь получилось — сон снова одолел меня, и опять ненадолго. Проснулся я от скрипнувшей двери и тихих шагов, так что этот визитёр, так сказать, пребывал во плоти. Да и не было ощущения присутствия рядом ни свободных духов, ни бесноватых. Кстати, Виринею как одержимую я совершенно не ощущал, а ведь она носительница духа-слуги. Я даже не начал гадать, кто это припёрся, как унюхал знакомый цветочный запах. Поэтому сделал вид, что сплю. Вдруг уйдёт.

Не ушла. Спокойно ориентируясь в темноте даже без лампы, Василиса подошла к моему топчану и присела на краешек. Я продолжал притворяться, пока она не погладила меня ладошкой по щеке. Вот уж когда порадовался, что лёг прямо в одежде, а не в одном исподнем.

— Васька, ты что тут делаешь? — постарался я сразу сбить её романтический настрой нелюбимым именем, но не получилось.

— Я тебе совсем не нравлюсь?

Опыт общения с дамами у меня куцый, но чуйка вопила, что на такие вопросы лучше не отвечать. Так что будем выкручиваться.

— А я тебе? — со вздохом повернулся я на спину.

— Нравишься, — совсем не помогала мне эта взбалмошная девица.

— Вот прям сильно-сильно? Прям любишь? Даже больше Бурислава?

Теперь вместо поглаживания щеки был довольно болезненный удар кулачком по груди.

— При чём тут это? — упрямо заявила она. — Чтобы возлечь с мужчиной, не нужна большая любовь. Разве у вас в городе не так? Сам-то ту, с кем кувыркался, сильно любишь?

— Не сильно, — не стал я врать. — Но она вдова без детей, а ты девица, ещё и слишком юная.

А ещё я очень не хотел ссориться с ведуньей. Мало ли, вдруг для того, чтобы принять дух силы, Василиса должна быть девственницей. А тут я такой возбуждённый нарисовался и всё испортил. Внезапно появились крамольные мысли, что получить удовольствие нам обоим можно и без лишения Василисы девственности, в смысле телесной, но я их отогнал как не просто греховные, а ещё и подлые. На мои слова она никак не отреагировала, так что пришлось добавлять:

— И почему именно я?

— Потому что другим страшно.

— А мне, думаешь, не страшно? — от негодования я даже закашлялся. — Не смотри, что иногда так дерзко говорю с твоей наставницей. На самом деле боюсь её так, что поджилки трясутся.

— Вот и ты такой, как все, а я тебя ещё защищала. — В голосе девушки послышалась нешуточная обида, но она не сбежала и, лишь скрипнув топчаном, отвернулась от меня.

Пришлось изворачиваться и садиться рядом, потому что разговаривать лёжа было неудобно во всех смыслах.

— Я не такой и боюсь не гнева твоей наставницы, а навредить тебе. Куда ты спешишь? Это дело от тебя никуда не денется. К тому же первый раз лучше с тем, кого ты действительно любишь, а не вот так, с незнакомцем, назло всем.

— А может, я тебя полюбила? — с раздражением и злостью заявила девушка.

— Ага, вот как раз таким тоном в любви и признаются.

Внезапно мы оба рассмеялись, и стало немного легче. И вообще мои чувства к этой девушке были скорее братскими, как к младшей сестре.

— Можешь хотя бы поцеловать меня по-настоящему? Я даже не знаю, как оно вообще.

Ну-у, в конце концов, она мне вовсе не сестра и даже не родственница…

Аккуратно извернувшись, я осторожно нащупал ладонью щёку девушки и привлёк её к себе. Поцелуй получился чувственный, а не простое тыканье губами, но не таким лихим, как бывало у нас с Элен. Когда почувствовал, как Василиса неумело отвечает и обнимает меня, мягко отстранился, вовремя разрушая то, что могло привести к чему-то большему. Девушка уже дрожала от возбуждения, впрочем, как и я. Так что смутились оба. Василиса судорожно вздохнула, вскочила с топчана и убежала. Я же испытал облегчение с изрядной долей разочарования. Впрочем, как только вспомнил о Виринее, разочарование тут же выветрилось. Улёгшись обратно, я уставился в невидимый в темноте потолок.

И вот как теперь уснуть?

Загрузка...