Слишком много кошмаров

Когда балансируешь над пропастью на узкой, скользкой от крови доске, ответ на закономерный вопрос: «Как меня сюда занесло?» – вряд ли принесёт практическую пользу. Зато поиски этого ответа вполне могут немного отвлечь от неприятных размышлений на тему: «Что будет, если я сейчас оступлюсь?» Да ничего не будет. Потому что всё сразу закончится. Давай, соберись, представь, что эта доска лежит на полу, пройти по ней – что может быть проще? Вдохни, выдохни, успокойся и сделай наконец шаг. Небольшой, не надо жадничать. Первый из полудюжины – всего-то. Давай. За это я притворюсь, будто верю в твои силы. В смысле в свои. Ну, в общем, ты понял.

А ведь буквально только что я шёл по залитой послеполуденным солнцем улице, глазея по сторонам и пытаясь сообразить, где это у нас в Ехо такой симпатичный район и почему я до сих пор никогда тут не был. Может быть, где-то на Левом Берегу? Похоже на то, таких аккуратных маленьких домиков, окружённых большими садами, на Правом днём с огнём не сыщешь. А на окраине Левого попадаются целые кварталы.

Потом я зачем-то свернул за угол и внезапно оказался – даже не знаю, как правильно сказать: оказался ночью? в ночи?

В общем, там, за углом, была ночь. Не «внезапно наступила», а именно была – то ли просто задолго до моего прихода, то ли вообще всегда. Но это обстоятельство вовсе не показалось мне странным. С тех пор, как в Кодекс Хрембера внесли несколько сотен разнообразных увлекательных поправок, общий смысл которых сводится к тому, что граждане Соединённого Королевства снова получили полное право колдовать сколько влезет, от обычной послеобеденной прогулки по городу ждёшь ещё и не таких сюрпризов.

Поэтому я совершенно не удивился и принялся осматриваться – скорее в надежде, что всё-таки опознаю улицу, чем с какой-либо иной целью.

Однако увиденное мне не понравилось. И дело тут, конечно, не в темноте. Я-то как раз люблю ночь – время, когда небо закрывает свой сияющий солнечный глаз и видит землю не наяву, как днём, а во сне.

Я хочу сказать, ночь – это время, когда мы снимся небу. Именно поэтому самые невероятные вещи происходят с нами по ночам. Даже в волшебных городах вроде Ехо, где жизнь и днём особо скучной не назовёшь.

Но тут, за углом, я это сразу почуял, была какая-то не та ночь. Не такая, как надо. Похоже, про это место небу приснился кошмар, и теперь оно тревожно ворочалось у меня над головой, не зря же здесь дул такой ветер – не то чтобы очень сильный, зато как бы во все стороны сразу. С ног такой не собьёт, зато с ума свести может запросто, всё, что ему для этого нужно, – время. Возможно, не так уж много.

В мои ближайшие планы сумасшествие не входило. Быть безумным я уже пару раз пробовал, и мне совершенно не понравилось. Поэтому я принялся оглядываться по сторонам, пытаясь сообразить, как отсюда выбраться. Ясно, что проще всего было бы повернуть назад, но в подобных местах «назад» обычно не получается, потому что, оглянувшись туда, откуда пришёл, обнаруживаешь тупик. Например, как сейчас, сплошную каменную стену – гладкую, не перелезть. И заклинание, позволяющее проходить стены насквозь, вылетело из головы, словно бы и не знал его никогда. А может, правда не знал? Только собирался выучить, да всё откладывал на потом?

Ладно, что толку теперь локти кусать. Надо искать выход.

Пространство, где я оказался, выглядело как огромная стройка, заброшенная несколько лет назад, причём на таком неприятном этапе, когда старый квартал уже разрушен, жильцы уехали, побросав где попало ненужный скарб, окна в домах выбиты, крыши ободраны, деревья выкорчеваны с корнем, строительный мусор ещё не вывезли, зато новые материалы уже начали доставлять, поэтому всюду громоздятся мешки, доски, камни и неожиданно аккуратные пирамиды условно новенькой черепицы. Прибавьте к этому сломанную мебель, разбитые лампы, щербатую посуду, старую обувь и ветхие игрушки, рассеянные по территории, и представшая мне картина будет восстановлена во всей своей удручающей полноте. В общем, даже хорошо, что темно, при дневном свете всё это выглядело бы совсем ужасно. А так – ну, просто заброшенная стройка, постепенно превращающаяся в свалку. Есть на свете места и похуже. Хотя в такие я, будем честны, давненько не забредал.

За годы жизни в Ехо моё ночное зрение стало почти таким же острым, как у коренных угуландцев, в противном случае я бы вряд ли заметил узкий проход между двумя домами, не то будущими, не то всё-таки бывшими. Обнаружив его, удивился: у нас, в Ехо, дома обычно или вплотную лепятся друг к другу, соединённые общей стеной, или стоят в гордом одиночестве, окружённые палисадниками. В разных кварталах по-разному, однако такого компромисса, как узкая щель между стенами соседних домов, я до сих пор, вроде бы, не встречал.

Всё к лучшему – наверняка через этот проход можно выбраться на не затронутую ремонтом часть улицы. Где, будем надеяться, всё ещё день. Ну или хотя бы горят фонари. И жизнь похожа на жизнь, и ветер – на просто ветер, и я сам на себя.

Но уже пару минут спустя я понял, что это была плохая идея. Даже так: Очень Плохая Идея. С большой буквы. Любая идея, загоняющая вас в ловушку, безусловно, заслуживает этого почётного звания.

Штука даже не в том, что идти пришлось гораздо дольше, чем обычно рассчитываешь, ныряя в проход между домами на обычной городской улице. Ну или на необычной. Всё равно почти бесконечный проход между зданиями – совсем не дело. Но с этим я бы ещё как-нибудь смирился.

И не в том беда, что благоразумно повернув назад, я обнаружил там ещё одну стену – снова тупик. Этого я, будем честны, заранее ожидал.

Даже тот факт, что внутри зданий, между которыми я пробирался, творились какие-то явно нехорошие дела, не особо меня огорчил. Рычание, вой и жалобные стоны, доносившиеся отовсюду, свидетельствовали, что посторонним сюда лучше не лезть – я и не собирался. А, заметив в оконном проёме анемичную блондинку, с аппетитом пожирающую человеческую ногу, загорелую, волосатую и на фоне бледной людоедки торжествующе живую, решил, что это меня не касается. В конце концов, мои ноги пока на месте, а барышне явно требуется усиленное питание. И вряд ли сейчас подходящий момент для урегулирования наших с ней гастрономических разногласий.

Больше всего мне не нравилось, что земля у меня под ногами постепенно переставала быть твёрдой. И вообще землёй. Подо мной ходуном ходили какие-то шаткие гнилые доски, а этого я действительно не люблю. Предпочитаю твёрдо стоять на ногах во всех ситуациях и во всех возможных смыслах этого выражения. И когда это не получается, начинаю сердиться – верный признак, что я напуган.

А это уже никуда не годится. Как маленький, ей богу. Стыдись, сэр Макс.

Но для того, чтобы устыдиться, мне требуется хотя бы один свидетель. Желательно лучший друг. Ну или ладно, не лучший. На самом деле даже не обязательно друг. Кто угодно сойдёт, потому что я стремлюсь выглядеть героем в глазах любого свидетеля. И обычно так хорошо вхожу в эту роль, что сам себе верю. Поэтому у меня репутация очень храброго человека.

Но на необитаемом острове я, вероятно, наложу в штаны от первого же подозрительного шороха. И буду проделывать эту негигиеничную процедуру примерно раз в полчаса, если только не появится хоть какой-нибудь заинтересованный зритель. Говорящий попугай, думаю, сойдёт.

Поэтому, в общем, хорошо, что я вовремя заметил белокурую людоедку. Она не обратила на меня ни малейшего внимания, но её присутствие где-то далеко за спиной всё равно заставило меня держаться молодцом. То есть подавить в себе естественное человеческое желание заверещать от ужаса и попытаться залезть на стену. А вместо этого идти дальше твёрдой походкой человека, приготовившегося в любую секунду загреметь в ад и заранее уверенного, что адским обитателям крупно не повезло заполучить такого гостя.

Так я шёл по стонущей, дрожащей, прогибающейся под моими ногами земле – не то тысячу лет, не то целых десять минут. В общем, очень долго. Пока не оказался на краю расщелины, довольно узкой, но всё же не настолько, чтобы преодолеть её в один прыжок. Внизу была подозрительно бездонная пропасть, а на другой стороне – город Ехо, хорошо мне знакомый и живущий нормальной будничной жизнью, по крайней мере, на первый взгляд. Я даже улицу узнал – Жёлтых Камней. Она в Новом Городе, я когда-то снимал там дом, и это были очень хорошие времена.

Сейчас, впрочем, тоже хорошие.

Дело за малым – вернуться в эти хорошие времена. То есть перейти мост.

Мостом служила переброшенная через пропасть доска. Даже не то чтобы какая-то особенно узкая. Самая обычная доска шириной в две моих ступни. Пройти по такой – плёвое дело. Пока она лежит на земле. А когда такая доска переброшена над бездонной пропастью, почти невозможно заставить себя сделать хотя бы один шаг. По крайней мере, если ты человек с пылким воображением.

Мне не повезло, я – с ним.

Но в некотором смысле всё-таки повезло: выбора у меня не было.

Только сделав первый шаг, я обнаружил, что доска ещё и залита кровью – явно для поднятия у меня боевого духа.

Вообще-то я совершенно спокойно отношусь к крови. В смысле не падаю в обморок от её вида. И даже настроение мне таким зрелищем особо не испортишь, по крайней мере, если кровь не моя. Но именно сейчас кровь была совершенно некстати, потому что доска, и без того не шибко устраивавшая меня в качестве моста, оказалась чертовски скользкой. И одновременно липкой. И мне, кроме всего, заранее страшно было подумать, в какое состояние придёт моя обувь. Здесь, в Ехо, носят сапоги из тончайшей кожи, и подошва у них обычно тоже очень тонкая. Ходить в такой обуви неописуемо приятно – ровно до тех пор, пока не влезешь в грязь, которая мгновенно пропитает ее насквозь. Обычно о подобной проблеме даже не задумываешься, в Ехо грязь днём с огнём не сыщешь, разве что в Портовом Квартале бочка с вином треснет – тогда, конечно, лучше быстренько вспомнить нужное заклинание и продолжить путь в полуметре над землёй. А тут вдруг кровь…

«Так, стоп, – сказал я себе. – Заклинание! Ты же можешь не идти по доске, а парить над ней. И всё! Какие вообще проблемы?!»

Даже рассмеялся вслух от облегчения. И тут же взлетел, причём вообще без всякого заклинания. Просто не успел его прочитать.

И проснулся.

– Ну и как тебе? – нетерпеливо спросил Нумминорих, помогая мне подняться с тротуара, на котором я зачем-то лежал. – Что ты видел? Или это секрет? Ох, ну конечно, это же твой сон и твоя жизнь! Прости, я любопытный дурак. Но тебе понравилось? Всё будет хорошо?

– Погоди, – сказал я. – Дай сперва вспомнить, на каком я свете. И зачем я тут, собственно говоря, нужен. И кто все эти люди.

– Просто прохожие, которые ждут своей очереди к гадалке, – кротко объяснил Нумминорих. – Ты довольно долго спал, целых десять минут. Обычно у неё все быстро просыпаются. Только глаза закрылись, и тут же – хлоп! – вскочил, довольный увиденным. Ну или не очень довольный…

– Очереди к гадалке, – меланхолично повторил я.

Просто так повторил, лишь бы не молчать. Но это отлично сработало. Реальность, только что представлявшая собой неизъяснимый хаос, наконец собралась в кучку, настолько аккуратную, что я без труда обнаружил в ней свое место и текущий статус. Любопытный праздношатающийся горожанин в поисках развлечений – вот кем я сейчас был.

По моим меркам колоссальное достижение. Потому что обычно я или бегаю по городу с высунутым языком, света белого не видя (это состояние называется: «у меня очень много работы»), или брожу, как сомнамбула, ничего не замечая (под девизом: «у меня такой богатый внутренний мир, что уж лучше бы было просто много работы»). А праздно шататься по улицам, интересуясь колоритными персонажами и принимая деятельное участие в незначительных происшествиях, из которых, собственно, складывается повседневная городская жизнь – это совершенно новый уровень житейского мастерства. Даже не верится, что у меня наконец начало получаться.

Впрочем, моей заслуги в том не было. Просто сказывалось порочное влияние Нумминориха. Который формально зачем-то считается моим учеником, а на самом деле усердно занимается моим перевоспитанием. И уже достиг немалых успехов на этом поприще. По крайней мере, когда Нумминорих сказал, что в Новом Городе объявилась уличная гадалка, за небольшую плату насылающая на всех желающих какой-то особый «Пророческий сон», я не наградил его скучающим взором пожилого куманского принца, давным-давно изведавшего все мыслимые наслаждения Мира. И даже не пообещал, что непременно выберу время для ознакомления с предметом когда-нибудь потом. А напротив, бодро выскочил из-за стола, где стояли остатки не то позднего завтрака, не то всё-таки раннего ужина, несколькими отработанными до автоматизма движениями рук сменил знакомое всему городу лицо на чужую невнятную рожу и потребовал: «Пошли, покажешь!»

Совершенно не похоже на того сэра Макса, которым я привык быть, большого любителя откладывать на неопределённое будущее всё, что удастся, включая удовольствия и развлечения. Собственно, их – в первую очередь. Думаю, таким образом моё сознание просто защищалось от переизбытка новой информации. Но, хвала Магистрам, оно наконец-то уяснило, что сопротивление бесполезно – привыкнуть к удивительному процессу, который считается моей повседневной жизнью, невозможно, конца сюрпризам, переменам и потрясениям не видно, и вряд ли ситуация изменится в ближайшую тысячу лет. Осмыслив этот факт, сознание решило: ладно, раз так, будем брать всё, что дают. Вот, например, гадалку по сновидениям. Заверните.

Гадалка, так уж совпало, облюбовала для своих сессий улицу Жёлтых Камней, ту самую, где я одно время снимал квартиру, вернее, огромный дом, который так толком и не обжил, потому что у меня вечно находились дела поинтересней. И спальни, ночевать в которых мне нравилось куда больше, чем в собственной. Вернее, всего одна спальня на соседней улице Забытых Снов; впрочем, неважно. Всё равно улицу Жёлтых Камней я до сих пор считаю в некотором смысле «своей». А гадалку, толстую загорелую старуху, одетую по моде всех континентов сразу – стёганый жилет под коротким лоохи, пёстрая юбка поверх кожаных матросских штанов и меховая изамонская шапка, лихо сбитая на затылок, – автоматически зачислил в «соседки» и проникся к ней необъяснимой, но вполне закономерной симпатией. Столько улиц в столице Соединённого Королевства, а она, гляди-ка, выбрала для работы мою. Ну, положим, бывшую «мою». Но всё равно.

Улицу Жёлтых Камней сложно назвать многолюдной. Кроме жителей окрестных домов тут можно встретить разве что завсегдатаев трактира «Жирный индюк» и желающих заказать обувь у весёлого рыжего сапожника, ещё на моей памяти открывшего мастерскую в ярко-зелёном трёхэтажном доме на углу. Однако гадалка вовсе не скучала в одиночестве. К ней даже очередь образовалась; впрочем, шла она довольно быстро. Старуха со своими клиентами особо не церемонилась: возьмёт монетку, стукнет по лбу, придержит спящее тело, чтобы не рухнуло на тротуар, а буквально несколько секунд спустя жертва её колдовства просыпается, удивлённо хлопает глазами, встаёт и отходит в сторонку, переваривать впечатления. Следующий!

Я и заметить не успел, как подошла наша очередь.

– Давай ты, – великодушно предложил Нумминорих. – Я только сегодня утром попробовал и увидел совершенно замечательную погоню за злодеями в духе хроник Эпохи Орденов в изложении для младших школьников. Вряд ли с тех пор в моей судьбе произошли какие-то радикальные изменения. Зачем один и тот же сон дважды смотреть?

– Ну, хотя бы для того, чтобы убедиться, что сон действительно будет тот же, – возразил я.

Очень логично, как мне кажется, возразил. Однако Нумминорих не внял доводам разума, а деликатно подтолкнул меня к старухе, взиравшей на наши препирательства с невозмутимостью Королевского Церемониймейстера.

Теоретически ещё можно было извиниться и уйти, вряд ли она за мной погналась бы. Но я заглянул в глаза гадалки – один цвета тёмного янтаря, второй светлого – и пропал. Можно сказать, влюбился. Только нормальный влюблённый обычно жаждет объятий и поцелуев, а я вдруг страстно захотел, чтобы она мне погадала. Немедленно, прямо сейчас. Что на самом деле свидетельствует вовсе не о моей потрясающей интуиции и не о каких-то сверхспособностях гадалки. А только о её мастерском умении мгновенно расположить к себе любого незнакомца, совершенно бесценном для тех, кто вынужден работать на улице, где каждый равнодушный прохожий – упущенная выгода.

Забавно, что я не только прекрасно понимаю всё вышесказанное, но даже техникой притягательного взгляда, которой часто пользуются уличные фокусники, гадатели и просто попрошайки, в своё время овладел. Не то чтобы она была мне жизненно необходима, но когда это я отказывался от возможности стать ещё обаятельней?

Однако всё это совершенно не помешало мне поддаться нехитрым чарам уличной гадалки и оказаться целиком в её власти. Всего на несколько секунд, дольше это незамысловатое колдовство не действует, но их как раз хватило, чтобы протянуть старухе монету в полкоронки.

Так теория расходится с практикой. И посрамлённый теоретик получает магический удар в лоб. И засыпает, как миленький, будь он хоть тысячу раз грозный сэр Макс – поделом ему!

То есть мне.

Тем более, что грозный я тоже только теоретически. А на практике – безобиднейшее существо. Вот и сейчас, даже сдачи не дал драчливой старухе. А безропотно погрузился в Пророческий сон.

Ни хрена себе пророчество получилось.

– Ни хрена себе пророчество! – сказал я вслух.

И тон выбрал самый что ни на есть скандальный. Не люблю чувствовать себя сбитым с толку, хотя за столько лет ежедневной практики мог бы и привыкнуть.

– Уж какое есть, – равнодушно откликнулась старуха-гадалка. – Всё, что я могу, – это показать тебе небольшой фрагмент твоего будущего. И не моя вина, что ты до него доживёшь.

На этом месте я простил ей всё. И, можно сказать, заново влюбился. Обожаю чеканные формулировки.

– А что, твои сны действительно сбываются? – спросил я.

Старуха пожала плечами.

– Да кто ж их знает. Но до сих пор вроде никто не жаловался, – буркнула она.

И была чрезвычайно убедительна в своём нежелании убеждать.

Я достал из кармана корону и протянул её гадалке. Та скорее удивилась, чем обрадовалась. Корона Соединённого Королевства – это, как говорил один мой знакомый, простодушный ландаландский оборотень, «большая деньга». На эту сумму можно, не особо себя стесняя, прожить целую неделю. Вернее, было бы можно, если бы в Соединённом Королевстве Угуланда, Гугланда, Ландаланда и Уриуланда, а также графств Шимара и Вук, земель Благостного Ордена Семилистника, вольного города Гажин и острова Муримах было принято измерять время неделями. Но такими глупостями мы тут не занимаемся.

В общем, столько денег уличным фокусникам и гадателям не дают даже подвыпившие столичные богачи. Я один такой идиот, да и то изредка, под настроение. Вот сегодня, например.

– Целая корона за плохой сон? – наконец спросила старуха. – Который, к тому же, вполне может сбыться? Ты настолько любишь кошмары?

– Терпеть их не могу, – честно признался я. – Но жив-то я там, по крайней мере, остался. Уже хорошо. Значит гуляем! Люблю быть живым.

– Очень разумный подход, – согласилась гадалка. – Ты на редкость здравомыслящий человек. Можешь не беспокоиться о своём будущем, таким, как ты, всё впрок.

Ради столь духоподъёмного комплимента стоило вставать из-за стола и отправляться в Новый Город. А я ещё и такой увлекательный кошмар посмотрел. Самое настоящее зловещее пророчество! День определённо задался.

День, надо сказать, задался до такой степени, что домой я вернулся только около полуночи. Вошёл через парадную дверь в полной уверенности, что гостиная моя в это прекрасное время суток будет безлюдна и уныла, как бескрайние равнины Пустых Земель, откуда я якобы родом – согласно одной из множества сложенных обо мне легенд.

Однако я ошибся. В гостиной было полно народу. И отчаянно воняло рыбой.

Источник запаха я вычислил сразу. За столом, уставленным тарелками и кувшинами, по большей части пустыми, Меламори и Трикки Лай с горящими азартом глазами состязались в производстве мистических селёдочных тортов – чей просуществует дольше. Меламори пока проигрывала соревнование по прикладному чудотворству. Её изделия отличались гигантскими размерами и причудливыми расцветками, но эти достоинства, к сожалению, совершенно не способствовали их долговечности. Даже минуты ни одному не удалось продержаться. Впрочем, я не сомневался, что ещё пару дюжин попыток, дней или лет спустя Трикки придется нелегко. Меламори очень упрямая. И до сих пор не вывернула Мир наизнанку только потому, что никому не пришло в голову сказать, будто она нипочём этому не научится.

И хвала Магистрам, что так.

На ковре, скрестив длинные человеческие ноги, сидел мой домашний монстр и по совместительству всеобщий любимчик Базилио, как всегда окруженный сонно мурлыкающими Армстронгом и Эллой. Напротив него примерно в такой же позе устроился сэр Джуффин Халли. Только котов на его долю не хватило, у меня их всего две штуки. Я вообще суровый аскет.

Господин Почтеннейший Начальник Тайного Сыска держал в руках карты. Карты Базилио болтались в воздухе, прямо перед его клювом. Судя по выражению лица Джуффина, игра шла очень даже неплохая. Он не настолько вежлив, чтобы имитировать интерес.

На меня все они не обратили ни малейшего внимания. Только верный пёс Друппи приветливо взмахнул ушами во сне – дескать, я тебе рад, но очень уж лень подниматься. А его приятель Дримарондо вообще не заметил моего появления. Потому что валялся на диване с книжкой и задумчиво скрёб задней лапой за ухом. То ли к завтрашней лекции готовился, то ли просто наслаждался жизнью, со стороны эти два его состояния выглядят совершенно одинаково.

– Ты бы хоть однажды залаял в честь моего прихода, – укоризненно сказал я.

– Гав, – флегматично отозвался Дримарондо. И с подчёркнутой вежливостью поинтересовался: – Теперь ты вполне удовлетворён?

– Будем считать, что да, – вздохнул я.

Иногда я – сама кротость.

Отчаявшись привлечь к себе хоть чьё-нибудь внимание, я присел на корточки рядом с Базилио и некоторое время наблюдал – не столько за ходом партии, сколько за самостоятельно взлетающими и укладывающимися на ковёр картами.

– Как тебе это удаётся? – наконец спросил я.

Базилио неопределённо дёрнулся. Будь наше кошмарное чудовище чуть более человекообразно, можно было бы сказать, что оно пожало плечами. Но когда в твоем распоряжении гигантское рыбье туловище, к которому дивным образом прикреплены индюшачья голова, человеческие ноги и роскошный лисий хвост, пожимать плечами становится довольно затруднительно, потому что конструкцией даже малейший намёк на них не предусмотрен. И живи как знаешь.

– Да было бы чему удаваться, – отмахнулся Джуффин. – Ерундовый в сущности фокус. Одушевлённые иллюзии вообще очень легко обучаются Очевидной магии.

И наконец обратил ко мне затуманенный азартом взор.

С каждой секундой взор становился всё более просветлённым. Еще и минуты не прошло, а могущественный шеф Тайного Сыска наконец уразумел, что ему выпало немыслимое счастье лицезреть перед собой не кого попало, а именно меня.

– Ну наконец-то явился, – сказал он. – Где ты весь вечер шлялся?

– Предавался тайным порокам, – надменно ответствовал я.

Просто чтобы немного его порадовать.

– Каким именно? – деловито уточнил Джуффин.

Меламори и Трикки Лай бросили свои торты и с неподдельным интересом уставились на меня. Даже Дримарондо оторвался от книжки. И только Базилио напряжённо пялился в свои карты. На его месте я бы сейчас тоже так пялился – насколько я успел заметить, дела его в этой партии были довольно плохи, но пока не настолько безнадёжны, чтобы сдаться и начать новую игру.

И мне сдаваться тоже не следовало.

Я задумался, пытаясь припомнить, какие вообще бывают пороки. Вернее, что именно ими считается. Наконец сказал:

– Например, пьянству и разврату.

Боюсь, я был недостаточно убедителен. По крайней мере, Дримарондо снова уткнулся в книгу, Меламори быстренько произвела на свет очередной торт в зелёных кремовых завитушках, Трикки уставился на секундомер, чтобы выяснить, как долго её изделие продержится в мире материальных объектов, Базилио горько засопел над своими картами, а Джуффин снисходительно уточнил:

– В смысле, сидел на Гребне Ехо со стаканом вина, которое даже не попробовал, и пялился на прохожих?

– Ну, предположим, попробовал, – возразил я. – Почти половину выпил. Довольно вкусное попалось. И вообще это было не на Гребне Ехо, туда я сегодня не дошёл. А пялиться на прохожих с целью выяснить, кто из них видит нас во сне, а кто просто так по городу шляется, наиважнейшая часть моей работы. Скажешь, не так?

– Да кто бы возражал, – ухмыльнулся он. – Просто я так и не понял, в чём, собственно, состоял разврат.

– Ннну… Предположим, я представлял себе, что все прохожие голые.

Джуффин на секунду задумался, потом решительно помотал головой.

– Ну уж нет. У тебя не настолько крепкие нервы.

На моей памяти это был первый случай, когда сэр Джуффин Халли публично усомнился в моём всемогуществе. По идее, это следовало отметить, но идти на кухню за бутылкой мне было лень. А на столе ничего путного не осталось.

– Ладно, – вздохнул я, – твоя правда. Никого я голым не представлял. Зато назначал свидания разным легкомысленным девицам. Одну уговорил, сейчас придёт.

– Ого! – уважительно хмыкнула Меламори. – Это что-то новенькое. А мы ей не помешаем?

– Это вряд ли, – честно сказал я. – Ей, я думаю, вообще никто в Мире не может помешать. К тому же свободных комнат в доме более чем достаточно.

Джуффин открыл было рот – вероятно, чтобы съязвить. Но тут Базилио сделал наконец ход, на мой взгляд, самый разумный из возможных в сложившейся ситуации. И шефу Тайного Сыска снова стало не до меня. Он погрузился в игру, да так глубоко, что не обратил внимания на хлопнувшую входную дверь.

А зря.

Потому что на пороге стояла самая прекрасная юная леди в этом Мире. Ну, по-своему самая прекрасная. В своей, так сказать, весовой категории сверхъестественно нелепых девиц.

Она была мала ростом, тоща, как ощипанный полудохлый индюшонок, зато надменна, как восемнадцатый помощник левой пятки дежурного Королевского секретаря в день раздачи ежегодных наград. Словно бы появилась здесь лишь для того, чтобы облагодетельствовать Мир своей неописуемой красотой: широкими скулами, веснушчатым носом картошкой и огромными, в пол-лица, фиалковыми глазищами в обрамлении пушистых выгоревших ресниц. Светло-рыжие волосы были заплетены в великое множество косиц, тонких и толстых, длинных и коротких. Половина их задорно топорщилась, а половина уныло свисала вдоль лица, нарумяненного, как у начинающей оперной певицы, гастролирующей по деревенским трактирам. В довершение всех бед полы её остромодного ярко-розового лоохи заканчивались чуть ли не подмышками, открывая взорам и без того ошеломлённой публики полосатую вязаную скабу, толстую, как зимнее одеяло и такую узкую, что ходить в ней можно было только совсем короткими шажками.

Я, конечно, успел послать зов леди Сотофе Ханемер, которая наконец выбрала время навестить нас с Базилио, и предупредить, что у меня полон дом народу. И услышать в ответ: «Тем лучше, люблю устраивать сюрпризы». И прикинуть, что это могут быть за сюрпризы, и многократно умереть от любопытства, благо делаю это обычно со скоростью тридцать три смерти в секунду. Но всё равно совершенно не ожидал настолько эффектного появления. Думал – ветром влетит в окно, рыбой выпрыгнет из чьей-нибудь кружки или просто огненным фонтаном забьёт посреди гостиной. Или ещё что-нибудь такое простое и милое, в духе старинных легенд для самых маленьких.

Всё-таки у меня совсем небогатое воображение, давно пора это признать.

Сюрприз вышел знатный, по крайней мере, Меламори и Трикки Лай смотрели то на девицу, то на меня, распахнув рты, как школьники, случайно попавшие на выступление придворного фокусника. Джуффин озадаченно хмыкнул – он-то, ясное дело, сразу узнал свою старинную подружку, но был столь впечатлён её костюмом, что даже поздороваться забыл. А Базилио наконец отвлёкся от карт, и они медленно спланировали на ковёр. Хорошо хоть рубашками вверх, а то совсем было бы обидно.

– Какая вы красивая, – сказал он. И, вспомнив, как обычно на него реагируют при первой встрече, поспешно добавил: – Пожалуйста, не надо меня бояться! Я не убиваю и не ем людей. За свою недолгую жизнь я неоднократно убеждался, что мой облик может привести к подобным умозаключениям. Но я только с виду такое ужасное чудовище. Это нечаянно получилось, я не виноват.

– Это просто отлично, что ты не ешь людей, – откликнулась наша гостья. – Очень, знаешь ли, бывает обидно, когда приходишь к кому-нибудь по важному делу, а оно – ам! – и съедает тебя целиком, даже не раздев. Воскреснуть потом – дело нехитрое, хоть и хлопотное, а вот нарядов не напасёшься.

Гребни Базилио трепетали, хвост панически метался из стороны в сторону, свидетельствуя о накале благородных страстей, бушующих в его нелепой груди.

– Так вы умеете воскресать? – наконец спросил он.

– Я вообще всё умею, – без ложной скромности призналась леди Сотофа.

Джуффин скорчил совершенно умопомрачительную гримасу в диапазоне от «перед ребёнком расхвастаться большого ума не надо» до «а я знаю один фокус, который, на что спорим, с первого раза не повторишь». Но, как ни странно, промолчал. Иногда он демонстрирует удивительное чувство такта – подозреваю, исключительно с целью шокировать тех, кто хорошо его знает.

Зато Базилио говорил, не умолкая, взволнованно размахивая хвостом.

– Так вы пришли ко мне? По важному делу? Как это поразительно! Наверное, вы тоже из числа придворных учёных? Мне казалось, они по ночам в гости не ходят. Как замечательно, что я ошибался!

Неудивительно, что у него сложилось столь благоприятное впечатление. Под видом «придворного учёного» Базилио периодически навещает сам Король, большой любитель экстравагантных знакомств, а он слишком деликатный человек, чтобы вламываться в чужие дома после полуночи – в отличие от всех остальных моих знакомых. И от меня самого.

– Можешь считать, что из учёных, – легко согласилась леди Сотофа. – А дело у меня к тебе настолько важное, что среди бела дня его даже обсуждать как-то неуместно. Недостаточно торжественная обстановка.

– Тогда мы можем отправиться в мой кабинет, – осипшим от волнения голосом предложил Базилио.

Я как раз только вчера догадался сказать чудовищу, что оно может спокойно присвоить помещение, прежде официально считавшееся моим кабинетом. И не спрашивать всякий раз разрешения его занять. Всё равно я там никогда не сижу, а у Базилио каждый день важные гости. То Его Величество Гуриг Восьмой с анонимным визитом пожалует, то Господин Почтеннейший Начальник Тайного Сыска в картишки перекинуться пожелает, то Великий Магистр Ордена Семилистника притащит очередную тонну книг, совершенно, по его утверждению, необходимую всякой одушевлённой иллюзии для получения начального домашнего образования. А теперь вот сама леди Сотофа Ханемер пожаловала. По всему выходит, что уродиться ужасающего вида химерой с добрым нравом и ясным умом – кратчайший путь к светскому успеху.

Но Базилио совсем не нужен светский успех. По крайней мере, не такой ценой. И я понимаю его, как никто. На его месте я бы уже давным-давно спятил от несоответствия чудовищного облика деликатному внутреннему устройству. А он только плачет тихонько время от времени, когда думает, будто все спят, и никто не услышит его жалобных всхлипов.

Но я, конечно, всё равно слышу.

– Кабинет – это именно то, что надо, – согласилась леди Сотофа. – Нам с тобой многое надо обсудить. И кое-что сделать. Пошли.

Джуффин опять ничего не сказал. Но на лице его отразились вполне понятное мне чувство скорбного возмущения: «Как, всё самое интересное вы будете делать без меня?!»

Мне тоже было обидно. Но ясно, что некоторые вещи не должны происходить на публике. Например превращение чудовища в человека. И, тем более, предваряющий это превращение задушевный разговор.

Когда что-то идёт не так, Базилио чует это первым. Вот и сейчас растерянно покосился на меня. Дескать, чем вы все так недовольны?

– Проводи гостью в свой кабинет, – сказал я. – Чего ты ждёшь?

– Да, – пролепетал Базилио. – Извините меня, пожалуйста. Идёмте.

Они наконец удалились. Кошки растерянно переглянулись и затопали следом. А все остальные вопросительно уставились на меня.

– Я правильно понимаю, что теперь ты заманиваешь в дом незнакомых девушек, хвастаясь, что покажешь им чудовище? – наконец спросила Меламори.

– Почти правильно, – кивнул я. – Только почему это «хвастаюсь»? Чистую правду говорю, ни капельки не преувеличиваю. Да и девушка не то чтобы совсем незнакомая. Ты, кстати, тоже её знаешь.

– Из моих знакомых это может быть разве что Мелифаро, – растерянно сказала она. – Больше никто не согласится в такой ужас одеться, хоть стреляй. А внешность изменить – дело по нынешним временам нехитрое. И сэра Кофу всегда можно попросить, если не получается… Но Мелифаро, по идее, сейчас должен быть очень занят. Все уши мне прожужжал своим скорым переездом в какой-то новомодный дом на Удивительной улице.

– Только я так и не понял, чем именно удивительна эта улица, – заметил Трикки Лай.

– Скорее всего, ничем. Просто так называется. Впрочем, я сама впервые узнала о её существовании только сегодня. Это где-то по дороге в Новый Город, а в том районе даже старожилы слабо понимают, где у них что, и почему оно именно там. И на кой их всех вообще сюда занесло, и как они будут выбираться. Но судя по тому, что сэр Мелифаро твёрдо намерен туда переехать, место становится модным.

– Переезд пойдёт ему на пользу, – заметил Джуффин. – По моим наблюдениям, чем дальше от Дома у Моста живут мои сотрудники, тем быстрей они осваивают искусство Тёмного пути. Возможность сэкономить время на дорогу – куда более мощная мотивация, чем абстрактное стремление к совершенству.

– А мне этот красавец о переезде ни словом не обмолвился, – сказал я. – Хотя, по идее, должен был позвать на помощь. Я шкафы в пригоршне таскать умею. И смешить его жену. И отвлекать всех от работы. Глупо с его стороны не заручиться поддержкой такого могущественного человека, способного превратить любое рутинное дело в практически невыполнимую миссию.

– Сам виноват, – усмехнулся Джуффин. – Совсем неуловимым стал, хуже мятежных Магистров. Надо было не шляться весь день невесть где, а мирно бездельничать с нами в Управлении. Поседел бы от скуки, зато был бы в курсе всех новостей.

– Но с Мелифаро-то я только вчера ужинал.

– Ха – вчера! – фыркнула Меламори. – Целую вечность назад. Идея переезда осенила его только сегодня после обеда… Так что, получается, эта девица – не он? Тогда у меня никаких идей.

– Я, конечно, понимаю, что ты сейчас не на службе, – вкрадчиво сказал Джуффин. – Но голова-то всё равно при тебе. И светлый ум наверняка по-прежнему плещется где-нибудь в её потаённых глубинах, я в этом почти уверен. Можешь с чистой совестью использовать это бесценное достояние Соединённого Королевства в личных целях. Я не против.

– Что вы имеете в виду? – опешила Меламори.

– Ну ты же Мастер Преследования, девочка. Встань на след этой загадочной незнакомки и сразу всё узнаешь. Зачем гадать?

– Да, действительно, – Меламори помрачнела. – Я должна была – не то чтобы даже сообразить, а просто сразу это сделать. Как совершенно естественный и даже единственно возможный в сложившихся обстоятельствах поступок. Теряю форму. Это не дело.

Она встала из-за стола, прошлась по гостиной, пытаясь отыскать место, где стояла наша гостья. И вдруг изменилась в лице.

– Ну ничего себе!

– Но в остальном ты была совершенно права, – примирительно сказал я. – Я действительно заманил её в дом, чтобы познакомить с Базилио.

– А мне точно не следует знать, что происходит? – вдруг спросил Трикки Лай. – Если нет, то я, конечно, постараюсь воздержаться от вопросов. Хотя, если честно, немного беспокоюсь о Базилио, который ушёл наверх с эксцентричной юной леди, чьё имя, похоже, самая страшная государственная тайна этого сезона.

Ещё бы он не беспокоился. Базилио появился на свет в результате его колдовства. Вернее, в результате совершённой спросонок роковой ошибки. И первые несколько минут счастливый создатель больше всего на свете хотел избавиться от ужасающего дела своих рук. Ну а потом, конечно, присмотрелся к Базилио получше и пропал навек. Как и все мы, взрослые занятые люди, могущественные колдуны и, страшно сказать, государственные служащие высшего ранга, с утра до вечера размышляющие, как сделать жизнь нашего подопечного чудища еще более приятной и интересной.

– Помнишь, как Базилио рыдал, когда выяснил, что не может стать человеком? – спросил я. – Ну вот, мне удалось уладить эту проблему. Потому что ничего невозможного нет – для некоторых отдельно взятых особо могущественных ведьм. А у меня врождённый талант к ним подлизываться.

Глаза у Трикки стали такие огромные, что я даже немного встревожился: а ну как сам во что-нибудь этакое превратится? От того, кто однажды уже становился призраком, чего угодно можно ожидать. С другой стороны, если уж должна стрястись такая беда, лучше действительно прямо сейчас, пока леди Сотофа находится в доме. Не придётся второй раз за ней бегать.

Но Трикки Лай, хвала Магистрам, так и не утратил человеческий облик. А только спросил, почему-то перейдя на шёпот:

– А почему ты не говорил?

– Чтобы все не начали волноваться раньше времени. И спрашивать меня: «Когда уже, когда?!» Или потому, что люблю сюрпризы. Ну или просто забыл. Выбирай любую версию. Всё – чистая правда.

– Чего я никогда не пойму, так это как ты её уговорил, – сказал Джуффин.

– Ну так меня же сам Коба в свое время побираться учил[1], – напомнил я. – С тех пор что угодно могу выклянчить. Подайте бедному сироте, и точка!

– Мама всё-таки была права, – вздохнула Меламори. – Ты действительно совершенно неподходящая партия для леди из хорошей семьи. Даже в мимолётную связь высшего уровня необязательности с такими проходимцами лучше не вступать. Как же я низко пала, связавшись с тобой! Просто отлично получилось.

– Всегда к твоим услугам, – поклонился я.

– Хватит уже кокетничать, – неожиданно сурово сказал Джуффин. – Делом займись.

– Каким ещё делом?!

– У меня партия по твоей милости не доиграна. Партнёр сбежал – вон карты валяются. Подбирай и вперёд. Зачем я тебя вообще на службу возвращал?

Резонный вопрос. Ну и потом когда так нервничаешь, игра – отличный способ отвлечься. Гораздо лучше, чем изготовление недолговечных волшебных тортов, к которому попытались вернуться Меламори и Трикки. Но благоразумно остановились сразу после того, как вместо торта у Трикки получился печальный лиловый моллюск размером с парадную люстру в Королевской приёмной. Хвала Магистрам, он исчез буквально несколько секунд спустя, так и не успев нас очаровать. А то был бы мне новый домашний любимец и прилагающаяся к нему новая головная боль. Например, покупка гигантского аквариума и организация регулярных поставок свежей морской воды. Потом, вероятно, моллюск захотел бы превратиться в птицу и, выяснив, что это невозможно, ревел бы по ночам. А я ненавижу, когда ревут. И тут же начинаю переворачивать Мир, которому и без меня, будем честны, нелегко приходится.

Проводив в небытие горемычного моллюска, Меламори и Трикки объявили в соревнованиях технический перерыв и принялись набивать трубки, а я на нервной почве продул Джуффину целых три партии кряду. И четвёртую тоже, несомненно, продул бы, но мы не успели её начать, потому что дверь, ведущая на лестницу, распахнулась, и перед нами предстали целых две юных девицы. Их можно было бы назвать близнецами, если бы одна не была выше другой примерно на полторы головы. И причёсана гораздо консервативней – всего шесть почти аккуратных косичек, не о чем говорить. Да и одета она была более чем прилично – в одно из моих лоохи, которое почти идеально подошло ей по росту. Ну, может, слегка коротковато. Совсем чуть-чуть.

– Учтите, это была не моя идея, – сказала та, что пониже. В смысле леди Сотофа. – Базилио сама захотела стать похожей на меня. Сколько я ни объясняла, что с таким высоченным ростом и покладистым характером гораздо удобнее выглядеть мальчишкой, она меня не слушала. Даже после того, как я превратилась в целую толпу образцовых красавчиков, на выбор, ни один облик её не прельстил. Впрочем, подобное упрямство свидетельствует, что характер не настолько покладистый, как кажется поначалу. Так что ладно, пусть будет девчонкой. Возможно, мы все как-то переживём возможные последствия. А теперь предложите мне что-нибудь выпить. Я, будете смеяться, устала.

…После такого её заявления все присутствующие имели полное право и дальше наслаждаться жизнью. В смысле изумлённо распахнув рты, пялиться на девицу, в которую превратился Базилио. А вот мне пришлось собрать волю в кулак и заняться исполнением своих хозяйских обязанностей.

С напитками в моём доме дело обстоит так: либо они уже благополучно откуда-нибудь взялись и стоят на столе, либо на столе ничего путного нет, и тогда приходится совершать чудеса. От самого простого – добыть нечто экзотическое из Щели между Мирами – до почти невозможного: отправиться в кухню и что-нибудь там найти. На последнее моего могущества хватает крайне редко. Но ради такой гостьи грех не расстараться.

Поэтому я как миленький встал и бодро пошёл на край света. То есть в кухню. И не просто благополучно добрался туда в рекордное время, но и сразу вспомнил, в каком из шкафов у меня хранятся стратегические запасы редчайшего укумбийского бомборокки. И ещё обнаружил на столе почти полный кувшин отличной камры из «Обжоры Бунбы». Понятия не имею, откуда он тут взялся и, самое главное, каким образом уцелел в доме, по которому вечно скитаются пожирающие всё на своём пути толпы дорогих гостей и практически невидимых, но от этого ничуть не менее прожорливых слуг, любезно присматривающих за домом по приказу Его Величества. И в процессе присмотра азартно разоряющих мои заначки.

Впрочем, на то оно и чудо, чтобы не понимать, как оно могло случиться.

Вернувшись в гостиную, я ощущал себя величайшим героем всех времён. А мои гости бровью не повели – принёс напитки, и ладно, давай их сюда. Оставаться недооценённым – удел всякого гения, я уже привык.

Леди Сотофа тем временем приняла свой обычный вид – надо понимать, для солидности, чтобы слушали внимательно. Потому что она как раз давала всем заинтересованным лицам инструкции по обращению с Базилио.

– Только не вздумайте кормить её обычно едой, – говорила она. – От того, что девочка выглядит, как человек, она не перестала быть одушевлённой иллюзией. И еда ей требуется как прежде, иллюзорная.

– Ничего, – отвечал Трикки Лай, сияющий как именинник, – я её прокормлю.

– И я помогу, – вторила ему Меламори. – Я уже неплохо натренировалась.

– Только если можно, пусть теперь еда будет маленькими кусочками, – смущённо попросила дылда с косичками. – Клюнуть большой торт я ещё хоть как-то успевал…

– Не «успевал», а «успевала», – поправила её леди Сотофа. – Сама захотела быть девчонкой, теперь переучивайся.

– Да. Извините. Успевала клюнуть. Но в человеческий рот большой торт точно не поместится. И как от него откусить, я совершенно не представляю. А пока разрежешь, он уже исчезнет.

– Хочешь сказать, эти юные балбесы до сих пор не научились создавать еду, способную просуществовать хотя бы четверть часа? – изумилась леди Сотофа. – Не связывайся с ними, детка, вот тебе мой совет. Учись готовить сама. Ну, то есть, в твоём случае – колдовать. Всякий человек должен уметь себя накормить, это самый необходимый базовый навык, гарантирующий независимость от окружающих и обстоятельств. Все мои ученицы с этого начинают. А уж стоять у плиты или колдовать – каждый решает сам. Взять того же сэра Макса…

Все зачем-то посмотрели на меня. Как будто никогда прежде не видели.

– Пожрать он любит, а готовить – ни в какую, – продолжала леди Сотофа, – поэтому научился таскать еду из Щели между Мирами. И это правильный подход. Еда из иного Мира – лучшая диета для всякого колдуна. Но тебе она, к сожалению, тоже не подойдёт. Слишком уж плотная и материальная, даром что добыта неведомо откуда.

– Пока Базилио будет учиться, я могу создавать для него… для неё совсем крошечные тортики, – сказал Трикки Лай. – На один укус. Не вижу никаких препятствий.

И тут же продемонстрировал своё умение. Взмахнул рукой, пробормотал короткое заклинание, и на стол плюхнулся торт настолько огромный, что всех нас можно было в нём утопить. И ещё некоторых отсутствующих друзей позвать для компании. Чтобы не так одиноко было барахтаться в этом кремовом болоте, отчаянно воняющим рыбой, как и все произведения нашего чудо-кулинара, имитирующие Туланскую кухню, по которой он, страшно сказать, истосковался. Лично я бы на край света сбежал от таких деликатесов, но моё мнение в данном вопросе не стоит ничего. Лишь бы Базилио, унаследовавший это причудливое гастрономическое пристрастие от своего создателя, был доволен. То есть, тьфу ты, была. Я всё-таки привык думать, что наше чудовище – мальчик. Причём только потому, что у него мужское имя. Которое, строго говоря, я же сам и придумал. Замкнутый круг!

Но теперь хочешь не хочешь, а придётся переучиваться.

Исполинский торт тем временем стоял на столе, источая рыбный аромат. Все были настолько потрясены, что даже не рассмеялись. Только носы зажали – все, кроме Базилио, которая устремила на лакомство взор, исполненный невыразимой тоски.

– Считается, что это и есть крошечный тортик? – наконец несчастным голосом спросила она.

– Просто я перепутал, – смущённо объяснил Трикки Лай. – Задумал одно, а сделал прямо противоположное. Устал наверное. И волновался. Но ты не огорчайся, следующий получится как надо!

– А этот хоть когда-нибудь исчезнет? – осторожно поинтересовался Джуффин. – Есть надежда?

– Буквально через пару секунд, – пообещал Трикки.

Торт, хвала Магистрам, оказался покладистым созданием. Не стал восставать против своего творца, а трагически вздрогнул кремовыми боками и исчез. Все вздохнули – Базилио печально, а остальные – с нескрываемым облегчением. А я пошёл открывать окна, потому что запах оказался гораздо долговечней своего источника.

Пока я возился с окнами, Базилио лопала пирожные, на этот раз действительно совсем крошечные.

– Так ты научишь меня их делать? – с набитым ртом спрашивала она. – Чтобы я сам… Чтобы сама!

– Научу, – пообещал Трикки. – У меня даже книжка про такие фокусы есть.

– Эта проблема, похоже, улажена, – резюмировал я, усаживаясь в кресло. – А других вроде бы и нет?

И вопросительно посмотрел на леди Сотофу.

– Так не бывает, – улыбнулась она. – Чтобы человек был, а проблем не было – о таком даже детских сказок не сочиняют.

И то верно.

– Но тебя, как я понимаю, интересуют в первую очередь те проблемы, которые могут стать твоими.

– Ну да, – кивнул я. – Главный вопрос: она теперь навсегда такая? Или может превратиться обратно, если нарушит какой-нибудь запрет? Ну, как в сказках обычно бывает – наденет в полнолуние красную скабу или ляжет спать головой на юг. Или с принцем каким-нибудь невовремя поцелуется. Чего только не бывает.

– Хороший вопрос. Что мне в тебе особенно нравится – ты всегда сразу схватываешь суть. Даже когда просто дурачишься.

– То есть, ей действительно нельзя целоваться с принцами? – встревожился я.

– Нет, с принцами можно. А также с Королями, Королевами, мятежными Магистрами всех рангов, портовыми нищими, студентами, древними знахарками и такими же чудовищами, как она сама. Да вообще с кем угодно, лишь бы ей нравилось.

– Лучше скажите сразу, чего ей нельзя, – попросил я. – И мы немедленно вынесем это из дома. Даже если «этим» окажусь я.

– Ты?!

– Ну, вдруг у меня взгляд какой-нибудь особо тяжелый, – смущённо объяснил я. – Вредный для наваждений. У меня за годы, проведённые в Ехо, столько неожиданных свойств обнаружилось, что я бы уже ничему не удивился.

– Даже не смешно, – отмахнулась леди Сотофа. – Взгляд у него – ишь Могикла Барандакс выискался!

– Кто?

– Могикла Барандакс, – любезно повторила она. – Был во времена Короля Мёнина такой колдун. Не то чтобы особо могущественный; впрочем, на фоне Мёнина все остальные оставались недооценёнными, так уж им не повезло с эпохой. Однако достоверно известно, что взгляда Могиклы Барандакса не могло выдержать ни одно наваждение. Сразу рассеивались, и делай что хочешь. А заколдованные люди, звери и предметы сразу принимали свою изначальную форму. Поэтому при дворе Мёнина Могикла Барандакс был самым полезным и востребованным колдуном. Чего бы ни наворотил молодой Король, можно быстро навести порядок. Очень удобно! Правда, в придворных хрониках Короля Мёнина говорится, что однажды в Могиклу Барандакса влюбился вызванный кем-то из Королевских приятелей огненноголовый демон и утащил его в свою вселенную, не слушая возражений. И тяжёлый взгляд бедняге не помог, поскольку демон был самый настоящий, а не какое-нибудь дурацкое наваждение. Но тут уж ничего не поделаешь.

Я озадаченно покачал головой. Интересные должно быть были времена. И, пожалуй, хорошо, что они остались в прошлом. А то знаю я свою удачу, все огненноголовые демоны мои.

– Так что с нашим Базилио? – спросил я. – То есть с нашей. Чего ей нельзя делать?

– Да всё ей можно, – огорошила меня Сотофа. – С чего ты вообще взял, что должны быть какие-то запреты? Ты меня, хвала Магистрам, не первый день знаешь. И, по идее, должен был заметить, что свободу воли я ценю превыше послушания и осторожности.

– Так-то оно так, – согласился я. – Но вы сами сказали, что я попал в точку. Вернее, схватил суть проблемы…

– В некотором смысле, – улыбнулась она. – Штука в том, что Базилио сама может решать, кем ей быть – человеком или чудовищем. Вернее, как выглядеть. И знает, что для этого делать. Девочка пока не верит, что может захотеть вернуть себе прежний облик, даже на пять минут. Что понятно: сейчас она счастлива, а подобное состояние не способствует дальновидности. Но это не беда, главное, что дальновидности хватило мне.

– На самом деле, пока мы шли из кабинета в гостиную, я придумала несколько ситуаций, в которых быть чудовищем действительно удобней, – смущённо сказала Базилио. – Например, когда нападают грабители. Трикки рассказывал, что это порой случается. Или если вдруг война, я читала, что и такие неприятности иногда бывают. Представляете: в порт приходят вражеские корабли, а тут я навстречу – привет, сейчас я вас съем! И враги бегут, город спасён. Или вдруг ещё кто-нибудь случайно наколдует чудовище вроде меня, и оно будет грустить, что никто с ним не дружит. Тогда тоже можно превращаться, чтобы ходить к нему в гости. Мне было бы приятно, если бы ко мне кто-нибудь такой пришёл… В общем, если что-нибудь подобное случится, я обязательно превращусь. Хотя очень не хочется. Мне так нравится быть человеком! С каждой минутой всё больше. Особенно руки. Ужасно удобно, что их целых две. Не представляю, как я до сих пор без них жил… а.

Все присутствующие умилённо заулыбались. Кроме Меламори. Та, напротив, выглядела совершенно подавленной.

– Везёт же! – наконец сказала она. – Я всю жизнь о таком мечтала.

– О чём? – изумлённым хором спросили мы с Трикки.

Мудрые старики, в смысле Джуффин с Сотофой промолчали. Но заранее придали своим лицам строгое выражение. На всякий случай, вдруг воспитывать придётся.

– Чтобы можно было превратиться во что-нибудь совершенно ужасное, – смущённо объяснила Меламори. – В любой момент, когда захочу! А потом обратно в человека, тоже когда захочу. Ух я бы тогда!..

Я смотрел на неё, натурально открыв рот. Вот так знаешь человека много лет, иногда засыпаешь в обнимку, говоришь взахлёб обо всём на свете, думаешь, что понимаешь лучше, чем себя, и тут вдруг выясняется, что все эти годы человек страстно мечтал превратиться в ужасное чудовище. А я, дурак, и не догадывался. Хотя вполне мог бы. Видел же, с каким энтузиазмом Меламори запугивала своих родственников и горемычных дежурных полицейских хубом, то есть большим арварохским пауком по имени Лелео, подарком её тогдашнего ухажёра. Больше всех я, впрочем, жалел самого Лелео: характер у него был робкий и деликатный, невзирая на устрашающую внешность. И от воплей очередной жертвы арварохский паук надолго терял аппетит. Меламори только это и останавливало, а то бы полгорода до сих пор от заикания у знахарей лечилось, знаю я её.

И кстати, примерно догадываюсь, какие планы Меламори строила в связи с появлением Базилио. По крайней мере, шансов избежать знакомства с сэром Кимой и леди Атиссой Блимм у него практически не было. Вернее, у неё. Впрочем, в данном случае уж точно никакой разницы.

Но теперь-то наверное обойдётся.

– Ты настолько любишь пугать людей? – спросил я. – В голову не приходило, что для тебя это так важно. Прости. Я бы помог, если бы знал. Хотя я-то как раз ужасно не люблю никого пугать.

– Спасибо, – вздохнула Меламори. – Ты настоящий друг. Но ты и так помог, даже не представляешь насколько! По крайней мере, с родителями. Я же не пугать люблю, а шокировать. И в этом смысле ты оказался козырной картой. Но учти, это я уже потом, задним числом сообразила. То есть изначально мои намерения были совершенно бескорыстны.

– Да ладно, – отмахнулся я. – Даже если бы и корыстны, я не против. В итоге-то всё отлично получилось.

– Но зачем тебе это? В смысле зачем кого-то шокировать? – спросил Трикки Лай.

А Базилио ни о чем не спросила. Но смотрела на Меламори во все глаза, словно впервые увидела.

– Просто люди от этого становятся настоящими, – объяснила Меламори. – Все маски сразу долой. Сразу понимаешь, кто чего стоит.

– Ну, положим, для того, чтобы понять, кто чего стоит, совершенно не обязательно превращаться в чудовище, – наконец высказался Джуффин. – Я же как-то справляюсь.

– Конечно не обязательно превращаться в чудовище, когда ты и так – оно, – вставила леди Сотофа. – Но не всем настолько везёт.

На Базилио уже жалко было смотреть, так она растерялась, слушая нашу болтовню. Неудивительно: пока она выглядела как чёрт знает что, мы вели себя в её присутствии гораздо сдержанней и языкам воли не давали. Помнили, что рядом неразумное дитя. А теперь вдруг решили, будто она – такая же, как мы. Взрослая человеческая барышня, которой не привыкать к зубоскальству других взрослых людей. Хотя, строго говоря, в этом смысле ничего не изменилось, Базилио по-прежнему очень мало знала о Мире и каждом из нас. И разбиралась в наших делах не лучше, чем любой ребёнок-дошкольник. Но мы вдруг перестали это учитывать.

Всё-таки внешность собеседника имеет удивительную власть даже над самыми мудрыми из нас.

– Хотите честно? – улыбнулась Меламори. – На самом деле все эти разговоры про слетающие маски – только разговоры. Чтобы все присутствующие раз и навсегда уяснили, какая я сложная натура. А на самом деле мне просто хочется научиться превращаться во что попало. В этом мне видится такая свобода! От самой себя и от чужих представлений обо мне. И от связанных со мной ожиданий. Одним людям кажется, будто я симпатичная юная леди из хорошей семьи, другие знают, что я – лучший Мастер Преследования в Соединённом Королевстве. Несколько человек в курсе, что я ученица Арварохских буривухов и более-менее неплохая сновидица – когда по-настоящему припечёт. Некоторые близкие знают, что я могу быть очень хорошим другом в плохие времена, причём чем хуже идут дела, тем больше от меня толку. И так далее. Всё это правда обо мне, кто бы спорил. Но явно не вся. Иногда мне кажется, что, превратившись во что-нибудь совершенно немыслимое и непохожее на человека, я узнаю о себе недостающую правду. Познакомлюсь с той частью себя, которую пока не знаю. Или хотя бы удостоверюсь, что она действительно есть. Потому что, если, кроме той меня, с которой я уже знакома, ничего нет, всё пропало! Этого просто недостаточно. Я не знаю для чего именно. Но недостаточно, и точка.

– Да, это действительно веская причина, – согласилась леди Сотофа. И задумчиво добавила: – Надо же, какие разнообразные формы принимает естественная человеческая потребность знать о своём бессмертии! Никогда не устану этому удивляться.

– Именно о бессмертии? – удивлённо переспросила Меламори.

– Конечно. Рано или поздно ты и сама поняла бы, что именно тебя грызёт. Просто до сих пор ни с кем об этом не говорила, вот и не успела сформулировать. Это понятно. Непонятно другое: если тебе так важно уметь превращаться, почему ты до сих пор не попробовала? Научиться изменять свой облик – не самая невыполнимая задача. А тебе это даже проще, чем другим. Оборотней среди твоих предков было предостаточно. И становиться птицей в сновидении ты, насколько мне известно, давным-давно научилась. Вообще не вижу проблемы освоить этот фокус ещё и наяву.

Меламори выглядела совершенно потрясённой.

– Я не знаю, почему я не попробовала, – наконец сказала она. – Как-то в голову не пришло. Просто сперва я вообще не особо интересовалась магией. Думала, даже хорошо, что её запретили законом, у меня-то явно никаких особых способностей. В Эпоху Орденов было бы очень обидно родиться такой недотёпой, а сейчас – ладно, обойдусь. Потом на меня свалился присутствующий здесь сэр Джуффин и заявил, что я прирождённый Мастер Преследования. Я очень обрадовалась и начала учиться. Света белого не видела, ни на что не отвлекалась. Твёрдо решила преуспеть, если уж нашёлся у меня хоть один талант. Потом вроде более-менее выучилась, начала понемногу смотреть по сторонам. И тут – трах, бах! Арварох со всеми вытекающими последствиями. В смысле с буривухами. Начала учиться у них. Не доучилась, о чём, наверное, всю жизнь буду жалеть. Но тут уж ничего не поделаешь, так сложилось. Неважно. Это я к тому, что всё время была занята разными другими вещами и просто не успела сообразить, что оборотничеству тоже можно выучиться, как любому другому делу.

– А теперь я тебе подсказала, – улыбнулась леди Сотофа. – Видишь, как всё удачно складывается.

– То есть, в ближайшее время в этом доме снова будет обитать одно чудовище и всего одна красавица, – резюмировал я. – Оно даже и неплохо. Не люблю резких перемен.

– Ты забыл, что Базилио в любой момент может принять прежний облик, – напомнила Меламори. – К тому времени, как я чему-нибудь научусь, ей как раз надоест быть каким-то дурацким человеком. Так что в доме будет сразу два чудовища. И никаких красавиц, хватит с тебя.

– Мне не надоест быть человеком, – возразила свежеиспечённая красавица. – Одни руки чего стоят. И рот гораздо удобней клюва. И в кресле теперь можно сидеть, хвост не мешает. И главное, больше никто не станет думать, будто я его сейчас сожру. Между прочим, когда ты не можешь съесть не то что целого сырого человека, но даже маленький кусочек обычного, ненаколдованного пирога, подобные подозрения особенно обидны.

– Наколдованные пироги гораздо вкусней сырых людей, – неожиданно вмешался молчавший до сих пор Джуффин. – В этом смысле ты ничего не потеряла, верь мне.

– Он в этом вопросе великий эксперт, – подтвердила леди Сотофа.

– Вы глотали людей сырыми? – изумилась Базилио.

– Ну почему же сразу «глотал»? Я их очень тщательно прожёвывал.

Базилио выглядела совершенно обескураженной. Пришлось вмешаться.

– Это они так шутят, – сказал я ей. – Привыкай. Теперь ещё и не того наслушаешься. Когда становишься человеком, с тобой сразу перестают церемониться и начинают зубоскалить, тут ничего не поделаешь. По себе знаю: никогда в жизни со мной не обходились так деликатно, как в ту пору, когда я превратился в чудовище…

Присутствующие почему-то дружно заржали. Все, кроме Трикки Лая, который уставился на меня с недоверчивым интересом. Видимо эту байку ему ещё не успели рассказать.

– А вы что, превращались в чудовище? – растерянно спросила Базилио. – А зачем? Или это тоже шутка? Все смеются, а я не понимаю. Похоже, из меня получился очень глупый человек.

– Не глупый, просто неопытный, – улыбнулся я. – Со временем это проходит, причём навсегда, поэтому наслаждайся свежестью восприятия, пока можешь. А в чудовище я действительно превращался. Честное слово! Но ненадолго и по работе. Не о чем говорить[2].

– Ладно, – вздохнула она. – Хорошо, что это была не шутка, а то я ума не приложу, в чём тут соль. Никогда не пойму, почему считается, будто решать головоломки сложно, а пить камру и болтать с друзьями просто и приятно. По-моему, всё наоборот.

– Тем не менее, как минимум одна вечеринка с друзьями совершенно неизбежна, – заметил я. – Все, кто успел с тобой познакомиться, непременно захотят отпраздновать твоё счастливое превращение. Подозреваю, завтра же. Поэтому готовься. Зато потом можешь с чистой совестью объявить, что ты у нас затворник и мизантроп. В смысле затворница и мизантропка. Мы смиримся – у всех свои причуды. И любить друг друга приходится вместе с ними.

– Пора и мне обратно в затворницы, – неожиданно сказала леди Сотофа. – Засиделась я тут с вами, как будто других дел нет. Проводи меня, сэр Макс. Желаю насладиться проявлением твоей галантности.

– Что, вот прям пешком через город пойдешь? – восхитился Джуффин. – Не Тёмным Путём, а своими ногами?

– Именно, – подтвердила она. – Иногда хочется просто прогуляться по улицам. А то я уже забывать начала, как выглядит Ехо. Давеча увидела на картинке, подумала: «Какой красивый город, интересно, где такой?» Потом, конечно, опомнилась. Но всё равно это не дело.

Что бы там ни говорила леди Сотофа, а я был уверен, что она просто хочет побеседовать со мной без свидетелей. О том, как следует обращаться с Базилио. Или наоборот, как не следует. Есть же наверное какие-то совсем простые вещи, до которых я сам и за сто лет не додумаюсь, это любому ясно.

Но первые несколько минут мы шли молча. Леди Сотофа, похоже, и правда, давненько не выбиралась на прогулку и теперь с неподдельным интересом глазела по сторонам, как это обычно делаю я. То есть как заправский турист.

Наконец я не выдержал и спросил сам:

– Вы хотели поговорить со мной про Базилио?

– Да чего теперь о ней говорить, – отмахнулась Сотофа. – Дело сделано, пусть живёт и радуется.

– То есть вы мне вообще ничего не посоветуете? – ужаснулся я.

– Зачем тебе какие-то советы? Судя по отзывам Хейлах и Хелви, ты – прирождённый опекун юных леди. Разговариваешь с ними на равных, покупаешь платья и пирожные, не обращаешь никакого внимания на нежные чувства, зато всегда принимаешь их сторону, каких бы глупостей ни натворили. Мне бы в соответствующем возрасте такого доброго дядюшку! Да и нынче вечером ты сразу взял верный тон. Вот и продолжай в том же духе. Обращайся с девочкой так, словно ничего не произошло.

– Как будто она по-прежнему трогательное ужасное чудовище, которому постоянно требуется защита и утешение?

– Именно. Такого отношения ей будет не хватать, особенно поначалу. Потом, конечно, привыкнет жить по-новому, войдёт во вкус и пошлёт тебя подальше. Тогда ты сможешь вздохнуть с облегчением и тут же завести себе нового домашнего питомца, просто чтобы не терять форму.

– Думаете, правда пошлёт? – восхитился я.

– Конечно. Все юные леди делают это. В смысле рано или поздно посылают подальше своих заботливых опекунов. Обязательный этап становления, без него – никуда.

– Хотел бы я дожить до этого прекрасного дня.

– Всё в твоих руках. Уверена, у тебя вполне хватит могущества, чтобы дожить до любого выбранного с этой целью момента.

– Ужасно интересно, что из неё в итоге получится, – вздохнул я.

– Мне тоже интересно – будет. Когда-нибудь потом. Например, через полчаса, после того как я вернусь в резиденцию. А сейчас я хочу просто идти с тобой по ночному городу, не отвлекаясь на размышления о юных девицах. Ты – отличный компаньон для прогулок, сэр Макс. Особенно для человека, умеющего смотреть на мир чужими глазами. Твоими – смотрела бы и смотрела. У тебя глаза влюблённого, а это большая редкость.

– То есть вы только поэтому позвали меня пройтись? А не ради какого-нибудь секретного разговора? С ума сойти. Думал, так не бывает.

– Ну, будем честны, примерно на середине пути я планировала вежливо спросить, как у тебя дела. Но можно и прямо сейчас, чего тянуть.

– Ну как, – растерялся я. – По-разному. Смотря какие дела. В глобальном смысле, наверное, прекрасно. А в деталях всего вот так сразу и не расскажешь. Просто непонятно, с чего начинать. При этом самое важное обычно вообще невозможно рассказать словами, а самым важным мне сейчас кажется всё, включая погоду, которая этой осенью как-то удивительно удалась.

– Хороший подход, – улыбнулась леди Сотофа. – Однако ты переоценил масштабы моих требований к болтовне на ходу. Я хотела всего лишь расспросить тебя о работе. А погоду и прочее неизъяснимое можешь пока оставить при себе. О важных вещах я предпочитаю разговаривать сидя. Они требуют сосредоточенности, граничащей с самоотверженностью.

– О работе? Надо же, а мне и рассказать-то вам толком нечего. Потому что именно на работе ничего интересного со мной не происходит. Ну, то есть, как – на самом деле и это тоже интересно. Но, боюсь, только мне самому. Я сейчас целыми днями брожу по городу, по большей части, в компании Нумминориха Куты. Я разглядываю людей, которым мы снимся, а он их нюхает – просто чтобы не терять форму. Отлично проводим время. Сновидцы, надеюсь, тоже неплохо развлекаются. Выглядят, по крайней мере, вполне довольными. Если и есть среди них кто-нибудь уснувший навсегда и нуждающийся в срочном спасении, он себя никак не проявляет. Сэр Кофа обещал рассказывать мне обо всех мало-мальски необычных происшествиях, но пока молчит. И моё сердце молчит вместе с ним. А ведь оно – знатный паникёр.

– Хвала Магистрам, если так. У тебя, я знаю, хорошее чутьё. И если тебя действительно ничего не беспокоит, тем лучше для всех нас.

– На самом деле, кое-что беспокоит, – честно сказал я. – Уже целых полдня. Только это совсем пустяковая глупость. И вряд ли имеет хоть какое-то отношение к моей работе. Да и к прочей жизни тоже. Просто я впечатлительный. И местами совсем дурак. Но вы и сами в курсе, поэтому не очень стыдно признаваться.

– Вот как знала, всё-таки что-то у тебя стряслось, – удовлетворённо улыбнулась леди Сотофа. – Выкладывай.

– «Стряслось» – это громко сказано. Просто сегодня Нумминорих потащил меня в Новый Город поглядеть на тётку, которая насылает на людей Пророческие сны. Отличная, кстати, оказалась. Очень мне понравилась, в отличие от сна, который…

– Погоди-ка. Пророческие сны? А как она выглядела? Толстая, смуглая? И одета, как пугало?

– Одета, скажем так, интересно и чрезвычайно разнообразно, – сдержано согласился я. – И худой и бледной её, при всём желании, действительно не назовёшь. Зато какие же у неё глазищи! Жёлтые, как у буривухов. Один тёмный, другой светлый. В жизни ничего подобного не видел. Даже в зеркале, а ведь чего я там только ни насмотрелся за эти годы…

– Ну надо же, точно Хайста, – обрадовалась леди Сотофа. – Грешные Магистры, Хайста Лёк вернулась в Ехо! И, похоже, вовсю тут развлекается, умничка моя. А в гости не зашла, гордячка. Даже зов не прислала. Ждёт, пока я сама о ней узнаю и позову. Как будто только и дел у меня, что ловить по всему городу старых подружек!

– То есть она ваша подружка? Ну, знаете, тогда, может быть, у меня действительно «стряслось». В смысле всё гораздо серьёзней, чем я думал.

– Хайста наслала на тебя Пророческий сон, и он тебе не понравился? Да уж, и правда не позавидуешь. Хайста своё дело знает, на шарлатанстве её до сих пор никто никогда не ловил. В своё время по городу ходили слухи, будто Хонна, Великий Магистр Ордена Потаённой Травы распустил Орден и сам умотал на край Мира именно в результате Пророческого сна, подаренного ему Хайстой ко Дню Середины Года. Уверена, что это враньё, не такой характер у Хонны, чтобы повиноваться пророчествам. Скорее уж попытался бы сделать наперекор. Но о репутации Хайсты Лёк эта сплетня даёт наглядное представление.

– Ничего себе, – удручённо вздохнул я. – А мне по её милости кошмар приснился. Не то чтобы по-настоящему страшный, скорее просто дикий и бессмысленный. Но всё равно не сахар.

– Расскажи, – потребовала леди Сотофа.

И я пересказал ей давешний сон, стараясь не упустить ни единой детали.

– Надо же, какая неприятная ерунда тебе предстоит, – посочувствовала она. – Ладно, главное, что сам остался жив, город уцелел, и Мир не рухнул. Всё остальное – дело поправимое.

– У Нумминориха возникла прекрасная, всё объясняющая идея: на самом деле мне просто скоро приснится страшный сон, – сказал я. – И пророчество было именно об этом, так уж мне повезло.

– Страшный Пророческий сон о будущем страшном сне? – рассмеялась Сотофа. – Остроумное решение. Никогда не слышала о подобных вещах, но чего только не бывает. Особенно с тобой. Ладно, поживём – увидим. Хайстины сны ещё и тем хороши, что обычно сбываются довольно быстро. По крайней мере, не тысячу лет спустя, когда о пророчестве все давным-давно забыли.

– А бывают и такие пророчества?

– Чаще всего именно такие и бывают. Сотни пророков в своё время прослыли городскими сумасшедшими, поскольку вечно толковали о никому неизвестных королях и войнах с несуществующими государствами, сулили разрушение ещё не построенных крепостей и скорое рождение героев, способных избавить Мир от никогда не случавшихся бед. А потом, спустя века, их предсказания сбывались с пугающей точностью. И потомкам насмешников приходилось приносить извинения на страницах исторических хроник, лично-то уже не с кем было разговаривать.

Воцарилось умиротворённое молчание. Но я был бы не я, если бы не нарушил его буквально минуту спустя.

– Слушайте, а можно бестактный вопрос?

– Грешные Магистры, ты и это умеешь?

– О, в этом деле я настоящий мастер. Был бы у нас Орден Бестактных Вопросов, меня бы немедленно назначили его Великим Магистром. Но и в качестве кустаря-одиночки я вполне ничего.

– Ты меня заинтриговал. Что за вопрос-то?

– Про леди Хайсту. Кто она? Откуда такая взялась? Почему я раньше ничего о ней не слышал? Если всё это страшная тайна, тогда, конечно, ладно, переживу. Мне не для дела надо. Просто ужасно интересно, кем надо быть, чтобы стать вашей подружкой.

– Тоже мне бестактный вопрос. Нормальное человеческое любопытство, и ничего больше. Причём до ответа ты вполне мог бы додуматься сам. Подавляющее большинство моих подружек – могущественные ведьмы, которых я в своё время хотела переманить к себе, да не вышло. Но это не повод отказываться от дружбы, которая обычно зарождается в процессе долгих безуспешных переговоров. Хайста, впрочем, немного иной случай. К моменту нашего знакомства она как раз вышла из Ордена Потаённой Травы, в котором состояла без малого триста лет. Причём, чтобы утешить потрясённого её решением Великого Магистра Хонну, добровольно принесла ему клятву никогда, ни при каких обстоятельствах не вступать в другие Ордена. Поэтому с Хайстой я подружилась совершенно бескорыстно. Просто по велению сердца. Она очень славная.

– А почему она ушла из Ордена? Чего не поделила со своим Великим Магистром?

– Да сущие пустяки. Всего лишь войну и мир. По остальным вопросам у них всегда было полное согласие.

– Как можно не поделить войну и мир?!

– Ну как. Просто они не сошлись во взглядах на этот вопрос. Вообще-то Великий Магистр Хонна никогда не отличался особой воинственностью, поскольку боевая магия, по его собственному признанию, нагоняла на него скуку и сонливость. Однако на заре Смутных Времён, когда отношения между магическими Орденами стали стремительно портиться, Хонна объявил во всеуслышание: «Если вам кажется, будто вы – наш враг, считайте, что вас уже нет». Весьма достойная, на мой взгляд, позиция, и все адепты Ордена Потаённой Травы были чрезвычайно последовательны в её осуществлении. Они не нападали первыми и не провоцировали других, зато никогда не давали в обиду своих, включая дальнюю родню Орденской наёмной прислуги. И защищались столь виртуозно, что немногие уцелевшие противники до сих пор время от времени вскрикивают во сне. И заикаются наяву.

– А вашей подружке казалось, что этого мало?

– Ну что ты. Напротив. Хайста считала, что маги вообще не должны воевать друг с другом. Ни при каких обстоятельствах, ни на каких условиях. Она заявила, что если магия привела к войне, значит это фуфловая магия. И лично она больше не станет этим заниматься, хоть убей. Вышла из Ордена и подалась в уличные гадалки. Говорила, по крайней мере, такие фокусы даже до драки редко доводят, значит можно считать их вполне достойным занятием. Удивительно, правда?

– Честно говоря, удивительно не это. А то, что она одна такая была.

– Ну почему же одна? Вон Маба Калох свой Орден Часов Попятного Времени ещё в самом начале Смутных Времён распустил, причём со сходными аргументами. Да и сам Магистр Хонна последовал примеру Хайсты, просто гораздо позже. И ушёл не в уличные фокусники, а сразу на край Мира, где никакой Очевидной магии вообще быть не может.

– Ну да, – усмехнулся я. – Чего мелочиться. И весь Орден в полном составе, как мне рассказывали, рванул за ним?

– Не совсем в полном составе, но вроде того. Удивительный всё же это был Орден! Его адепты любили своего Великого Магистра совершенно по-детски, как старшего мальчишку, который зачем-то с ними возится и всё время придумывает интересные игры. Почти невозможная для взрослого человека любовь, лёгкая и радостная, не причиняющая страданий, даже когда её объект исчезает неведомо куда. Потому что разлука – это просто ещё одна новая игра. «Отыщи своего Великого Магистра и получи приз». Очень им всем друг с другом повезло, вот что я тебе скажу. Адептов Ордена Потаённой Травы всегда можно было вычислить среди прохожих, как бы они ни маскировались – по безмятежным лицам и сияющим глазам. И Смутные Времена в этом смысле ничего не изменили, вот что самое поразительное. Радость от них не ушла.

– Чем больше узнаю про Смутные Времена, тем чаще задаюсь вопросом, что бы в ту пору делал я сам, – признался я. – Наверное тоже сбежал бы на край Мира, а то и дальше. Терпеть не могу воевать. Пару часов ещё как-то могу потерпеть такую беспросветную глупость. Ну ладно, несколько суток, если очень надо. Но потом – всё, привет. Я пошёл.

– Это тебе только кажется, – улыбнулась леди Сотофа. – Таким как мы с тобой никогда не удаётся вовремя сбежать от неприятностей. Потому что пока мы спешно собираем котомку и натягиваем сапоги, нам на голову успевает свалиться какая-нибудь бедная сиротка, которую в такие тяжёлые времена надо немедленно взять под опеку. А у той сиротки внезапно обнаруживается сорок штук рыдающих братьев и сестёр, индюшиная ферма в пригороде, и ещё простуженный дракон в подвале кашляет, его каждые два часа микстурой надо поить, чтобы не помер. И дыры в заборе заделать. И накормить всю ораву; чем именно – отдельный вопрос. Уложить их спать и стоять всю ночь у ворот с обнажённым мечом – а ну как злые люди придут обижать наших подопечных? В общем, к тому моменту, как нам удаётся вспомнить о собственных планах, выясняется, что уже прошло сколько-то лет или даже столетий, война благополучно закончена, и нам выносят официальную благодарность за неоценимый вклад в победу, каким-то образом сделанный в перерывах между исполнением колыбельной для банды обнаглевших сирот и попытками подоить соседскую козу для их пропитания. В этом смысле ты совершенно такой же конченый человек, как я, все бедные сиротки наши. И ведь не то чтобы нам с тобой так уж хотелось кого-то опекать. Просто так всегда складывается, и ничего не попишешь. Каждому даётся ноша по силам – так говорят. Хотела бы я однажды узнать, кто стоит на раздаче. И надрать ему уши, чтобы неповадно было.

– А в вашем случае «бедной сироткой» был Великий Магистр Нуфлин Мони Мах? – спросил я.

– Ну да. Он и еще пара дюжин примерно таких же трогательных невинных созданий. Трудней всего было уследить, чтобы они не поубивали друг друга, пока я пью камру со злейшими врагами своего Ордена. В смысле со своими приятелями и подружками. Потому что война войной и долг долгом, а без дружбы всё-таки не жизнь.

– Надо же, – улыбнулся я. – Никогда не думал, что для вас это тоже важно.

– Почему это? – изумилась леди Сотофа.

– Потому что вы…

Я замялся, понимая, что в подобной ситуации любые слова прозвучат глупо; впрочем, тем лучше, значит можно не стараться их подбирать. И решительно выпалил:

– Потому что вы – такое могущественное существо, что вас и человеком-то считать трудно.

– Тебя тоже непросто, – невозмутимо заметила она. – И что это меняет?

Крыть было нечем.

– Нет тут никакого противоречия, – сказала леди Сотофа. – Если по мере возрастания личного могущества в тебе становится меньше любви, значит это какое-то не то могущество. И лучше бы это дело немедленно прекращать. В этом смысле моя подружка Хайста была отчасти права, демонстративно отказавшись от магии, которая привела людей к желанию воевать; другое дело, что проблема тут не столько в магии, сколько в самих людях. И в воспитании, которое они получили. Мои ученицы колдовали побольше прочих, а желания убивать всех подряд ни у кого из них так и не возникло, это факт. Причём уже исторический… Спасибо тебе, сэр Макс.

– За что? – удивился я.

– За содержательный разговор, в который по твоей вине превратилась наша досужая болтовня. И за хорошую новость про Хайсту, я рада, что она снова в городе, да ещё и при деле. И за то, что проводил. Мы уже пришли к Иафаху, ты не заметил?

Конечно, не заметил. В чём я действительно безупречен, так это в болтовне. Выкладываюсь полностью, всё остальное для меня перестаёт существовать. Захваченного разговором, меня, наверное, даже убить можно, я этого просто не замечу и останусь жив, как ни в чём не бывало. Без всякого вреда для увлечённого беседой организма.

– Жалко, что так быстро, – честно сказал я. – Я только ра…

Но договорить мне не дали.

– Это ваша добыча? Или мне подарок приволокли? – спросил голос из темноты.

Очень знакомый голос. В отличие от внешности его обладателя, которая произвела на меня совершенно неизгладимое впечатление. Всклокоченые смоляные кудри, буйная борода и латаное-перелатанное лоохи с капюшоном на шимарский манер – это ладно бы. Все мы взрослые люди и знаем азы искусства маскировки. Но роскошные кустистые брови совершенно потрясли моё воображение. Из каждой такой брови можно было бы изготовить парик, вполне способный прикрыть средних размеров лысину. Но в столице Соединённого Королевства лысые, недовольные своей участью, бегут за помощью к знахарям, а не к постижёрам. Поэтому брови остались невостребованными. Какая жалость.

– Конечно, это моя добыча, – усмехнулась леди Сотофа. – Но я нынче добрая, могу поделиться.

– Эй, – сказал я, – что-то вы разошлись, господа злые колдуны. Не зря о вас страшные вещи уже которое столетие рассказывают. А как же свобода воли? Вдруг я не хочу быть добычей?

– Не хотел бы – давным-давно удрал бы от нас на край Вселенной, – хладнокровно заметил обладатель чудовищных бровей, Великий Магистр Ордена Семилистника и, по роковому стечению обстоятельств, мой друг Шурф Лонли-Локли.

– Впрочем, это тебя не спасло бы, – добавил он. – Догонять беглецов – моя бывшая профессия. В которой, как ты знаешь, я вполне преуспел.

– Ладно, – вздохнул я. – Придётся сразу сдаться, раз так. Сожрёшь меня на ужин? Дело хозяйское, но учти: на ночь много есть вредно.

– Где ж там «много»? – спросил мой друг, снисходительно оглядывая меня с ног до головы. – Но, к счастью, я не голоден. Ты мне нужен совсем по другому делу.

– Именно по делу? – восхитился я.

– Рано радуешься, Мир спасать не надо. И губить его тоже пока рановато. Просто я собираюсь показать тебе одну штуку. И даже думать не хочу, когда у меня в следующий раз найдётся пара свободных часов. Потому что правильный ответ на этот вопрос разобьёт мне сердце.

– У тебя и сейчас никаких свободных часов, по идее, не должно быть, – вставила леди Сотофа. – Лучше сразу признавайся, что именно ты намерен переложить на мои плечи. И я тебя прямо здесь прокляну навек, чего откладывать.

– Вы не поверите, но ничего. Просто мой секретарь наконец-то выучился правильно оформлять документы. Для человека вроде него это грандиозное достижение. А для меня – как минимум дополнительный час жизни ежедневно. Чувствую себя богачом.

– Невероятно, – вздохнула леди Сотофа. – Хами Нах и документы – даже вообразить не могу! Ты сделал невозможное, мальчик. Причём вместо того, чтобы просто сменить секретаря, как я советовала с самого начала. Никогда тебя не пойму.

– Сами знаете, в моей нынешней жизни не так уж много поводов совершать невозможное. Оно просто не вмещается в ежедневное расписание текущих дел. В таких обстоятельствах и безграмотный секретарь судьбоносным вызовом покажется.

– Тоже верно, – подумав, согласилась леди Сотофа. – Я-то, когда устаю от рутины, обычно иду на Мост Времени. Не ради какого-то дела, а просто немного там постоять. Ничего более невозможного я пока изобрести не могу. С удовольствием воспользовалась бы твоим способом, но ни одного мало-мальски бестолкового секретаря у меня нет. Девочки всё-таки очень быстро обучаются.

– Если проблема только в этом, могу одолжить вам хоть дюжину.

– Спасибо, но, пожалуй, не стоит, – улыбнулась она. – Мне и так непросто живётся. И возвращаться к этой непростой жизни надо прямо сейчас. Хорошей ночи, мальчики.

С этими словами леди Сотофа вспыхнула, как костёр, и сгорела буквально за несколько секунд. Ещё несколько лет назад подобные фокусы действовали мне на нервы, а теперь я только завистливо вздыхаю и думаю, что пора бы уже научиться столь же эффектно покидать место действия. Благо именно сейчас я далеко не самый занятой человек в Ехо, будем честны.

– А ты так умеешь? – на всякий случай спросил я Шурфа.

– Да, – равнодушно кивнул он. – И не только так. Проваливаться под землю, утекать ручьём, рассыпаться пылью, превращаться в толпу разбегающихся в разные стороны детишек и еще несколько дюжин способов внезапно уйти, не раскланиваясь. В моей нынешней должности умение произвести ошеломляющее впечатление на непосвящённых чрезвычайно важно. Хотя я, ты знаешь, терпеть этого не могу.

– В устах человека, который совершенно добровольно выходит на улицу с такими кудрями и бровищами, звучит не очень правдоподобно.

– Это самая обычная предосторожность. Оставаться неузнанным в моём положении крайне важно. И чем более нелепа выбранная внешность, тем меньше вероятность, что меня узнают. Всё-таки у меня репутация очень серьёзного человека.

– И в последнее время я перестаю понимать, как ты ухитрился её заработать, – проворчал я.

– Спасибо, если не шутишь. Это очень высокая оценка моих усилий.

– По отращиванию бровей? – ухмыльнулся я.

И тут же прикусил язык, обругав себя последними словами. Человек о важных вещах говорит, а я – какую-то бессмысленную ерунду в ответ.

Но Шурф и бровью своей ужасной не повёл. Только плечами пожал – дескать, что с тебя взять. Сказал:

– Ты бы кстати тоже что-нибудь с лицом сделал. Такой спутник, как ты, сведёт на нет любую маскировку. Тебя же весь город знает. И увлечённо следит за твоими хаотическими передвижениями по столице, наивно предполагая, будто за ними стоит некий непостижимый тайный смысл. В «Суете Ехо» даже собирались сделать специальную рубрику «Похождения сэра Макса». И ежедневно писать там, кто где и с кем тебя нынче видел. С красочными иллюстрациями для привлечения внимания. Но я им запретил. Хвала Магистрам, что мы в своё время решили не спешить с полной отменой цензуры. Хотя в тот момент я даже не предполагал, что однажды она понадобится для спасения твоего рассудка.

– И нескольких десятков журналистских жизней заодно, – мрачно добавил я.

– Это меня беспокоит несколько меньше, – отмахнулся он. Критически оглядел мою наскоро изменённую рожу, удовлетворённо кивнул, сказал: – Пошли.

И исчез.

Я совершенно растерялся. И только несколько секунд спустя до меня дошло: друг мой просто отправился к месту назначения Тёмным Путём, в полной уверенности, что у меня хватит ума сделать то же самое, встав на его след. Благо этот способ для меня самый простой. Я с него когда-то начинал учиться.

Куда я в итоге попал, я так и не понял. Шурф ждал меня, прислонившись спиной к стене невысокого одноэтажного дома, похоже нежилого. Фонарей здесь не было, тротуаров, кажется, тоже. Зато росли невысокие деревья с густыми кронами, не по-осеннему свежая трава достигала колен, а где-то невдалеке шумела река.

– Надо же, сообразил, – похвалил он меня.

– Не так быстро, как следовало бы. Потому что думал, мы сейчас просто куда-нибудь пойдём. В смысле ногами, как нормальные люди.

– Обычное дело, – согласился он. – Когда события не совпадают с нашими ожиданиями, мы теряемся. Поэтому ожиданий лучше не иметь вовсе, а просто быть готовым к любому повороту.

– Теоретически я это и сам знаю. А на практике всё равно всегда заранее прикидываю, что сейчас будет. Обычно, кстати, угадываю. Но когда получается не по-моему, это здорово выбивает из колеи.

– Да, у тебя теория часто удивительным образом расходится с практикой. Что вообще-то довольно странно. Понимание ценно не само по себе, а только как руководство к действию.

– Теоретически я знаю и это. Но почему-то пока не очень помогает. Лучше скажи, где мы. И что за штуку ты хотел мне показать? Единственный квартал в Ехо, где нет фонарей?

– Ну, кстати, далеко не единственный. Таких довольно много – и на Левом берегу, и здесь.

До меня начало доходить.

– Мы сейчас где-то на полпути к Новому Городу? Я очень плохо знаю этот район. Хотя раньше часто тут гулял. Но всё равно так и не освоился.

– То же самое говорят многие старожилы, – утешил меня Шурф. – Даже на самой подробной карте города нет доброй половины здешних переулков. И это тот редкий случай, когда я вынужден простить специалистам столь вопиющую небрежность. Такой уж это район. Впрочем, теперь он входит в моду, а значит, вскоре изменится до неузнаваемости.

– Мне как раз сегодня рассказали, что Мелифаро собрался куда-то сюда переехать, – вспомнил я. – Кажется, на Удивительную улицу. Есть тут такая?

– А кто её знает, – беспечно ответил мой друг. – Но если сэр Мелифаро собрался туда переехать, значит есть. Он, при всём моём уважении, пока недостаточно опытный колдун, чтобы поселиться на несуществующей улице.

На этом месте Шурф внезапно схватил меня за шиворот и в охапку одновременно и крутанулся на пятке против часовой стрелки, волоча меня за собой и сердито бормоча под нос какие-то неизвестные мне ругательства.

Впрочем, практически все старинные угуландские заклинания примерно так и звучат.

Я совершенно опешил от этой его выходки. Даже браниться не стал, только спросил:

– Ты чего?

– Обычная предосторожность. Теперь нас никто не увидит. Услышать, правда, могут. Поэтому особо не ори.

– А я тебя вижу.

– Я тебя тоже – потому, что мы находимся под воздействием одного заклинания. Если бы я заколдовал нас в два приёма, были бы невидимками и друг для друга. Очень удобно, что можно выбирать.

– Как будто мы вдвоём закутались в Кофин укумбийский плащ?

– Примерно. Я давно искал что-то подобное. Невозможно одалживать плащ всякий раз, когда необходимо стать незаметным. И вот, хвала нашей Орденской библиотеке, я решил эту проблему раз и навсегда. Обычно одного заклинания хватает чуть больше, чем на полчаса. Нам как раз достаточно.

– Ого! – восхитился я. Научишь?

– Научу, если ты не забудешь повторить свою просьбу в тот момент, когда нам обоим будет больше нечем заняться.

– Это очень деликатный отказ.

– Да ладно тебе. Ещё и не такие чудеса порой случаются. Пошли.

– Куда?

– Увидишь, когда придём. В городских документах цель нашей экспедиции значится как Скандальный переулок. Тебе это о чём-то говорит?

– Только о том, что я уже так заинтригован, что ещё немного, и заплачу от любопытства.

– Вот и хорошо, – кивнул Шурф. – Я совсем не мастер интриги, ты знаешь. Но решил, что надо учиться и этому.

– Зачем?!

– Чтобы список вещей, которые я не умею делать, сократился ещё на один пункт.

– И в легкомысленного балбеса играешь из тех же соображений?

– Совершенно верно. Только я не играю. А стараюсь искренне быть таковым.

– У тебя потрясающе получается.

– У меня пока, будем честны, вообще ни хрена не получается. До настоящего, как ты выражаешься, «легкомысленного балбеса» мне очень далеко. Но на скорый успех я и не рассчитывал. Главное, что процесс идёт. И назад мне дороги нет, вот что по-настоящему прекрасно.

– В каком смысле – нет?

– Таким, как прежде, я уже не стану, даже если захочу. А я не захочу. Разнообразие и переменчивость окружающего мира – хорошая подсказка человеку, к чему следует стремиться. Так называемая личность – просто что-то вроде погоды. И меняться, по идее, должна так же часто и легко.

– Ничего себе! – присвистнул я. – Именно личность? Не настроение?

– Так личность, в идеале, и должна быть чем-то вроде настроения. Личность – это же не сам человек, а просто форма, в которой проявляется работа сознания.

– Ты всё-таки потрясающе формулируешь.

– Ты бы тоже так потрясающе формулировал, если бы в своё время не наплевал на мои рекомендации и регулярно занимался дыхательной гимнастикой. Она, помимо прочего, проясняет ум. А ясный ум – это очень удобно. Примерно как остро заточенный карандаш… Так, а теперь стоп. Смотри. Да не на меня!

Но я уже и сам понял, куда надо смотреть.

В конце улицы, на которую мы только что свернули, стоял дом, слишком высокий для Ехо, примерно пятиэтажный; впрочем, окон, по которым обычно можно сосчитать этажи, там не было вовсе. Зато на плоской крыше красовалась конструкция, очень похожая на чёртово колесо, только вместо кабинок к ней были прикреплены гигантские искусственные птицы, являющие собой обескураживающий компромисс между лебедем и павлином. Всё это безобразие было освещено слабым сиянием разноцветных фонариков и медленно вращалось – не то с помощью какого-то хитроумного механизма, не то просто от ветра.

– Это что за хрень такая удивительная? – изумлённо спросил я.

– Иногда ты тоже потрясающе формулируешь.

– Это не ответ.

– Ты лучше смотри внимательно. Похоже, я неплохо рассчитал время.

– Время – чего?

Но ответ мне не понадобился. Потому что дом, на который я глядел во все глаза, засветился тусклым сиреневым светом, задрожал как желе и принялся менять форму. Несколько минут спустя на его месте стояло приземистое сооружение ярко-лилового цвета, больше всего похожее на комок сырого теста – ни одного прямого угла. Зато верх его был украшен множеством башенок самой причудливой формы, а в круглых окнах, расположенных по периметру, вспыхнул свет – изумрудно-зелёный, розовый, оранжевый, снова зелёный, красный, голубой.

– Мама дорогая, – наконец выдохнул я. – Да что тут творится вообще?

Друг мой явно наслаждался произведённым эффектом. Это было заметно, несмотря на его текущий облик, не слишком хорошо приспособленный для выражения любого рода эмоций. Трудно изобразить что-то толковое на лице, состоящем практически из одних бровей. Но когда это Шурфа Лонли-Локли останавливали трудности.

– Так и знал, что тебе понравится, – сказал он. – А ведь ребята просто тренируются.

– Какие ребята?

– Новые Древние архитекторы, так они себя называют. Малдо Йоз сотоварищи. Вообще-то я думал, ты уже догадался. Больше такое у нас вытворять вроде некому.

– Час от часу не легче. Кто такой Малдо Йоз? Что за «новые древние»?

Шурф удивлённо покачал головой.

– Ты что, не читаешь газеты? С каких это пор?

– С тех самых, когда там несколько дней кряду писали только о моих трупах[3], – мрачно сказал я. – Сперва многочисленные опровержения слухов о моей скоропостижной смерти, что ещё ладно бы. Неприятно, но действительно необходимо, к тому же им Джуффин велел. Но потом эти красавцы затеяли так называемое «журналистское расследование». То есть каждый день публиковали всё более бредовые версии случившегося. В конце концов мне стало неприятно.

– Могу тебя утешить, эта тема давным-давно закрыта по личному распоряжению Его Величества, чьи нервы не выдержали прежде моих. Последней каплей стала статья, подробно повествующая о том, как ты решил захватить власть в Соединённом Королевстве с помощью тысячи собственных двойников, злодейски созданных специально для этой цели. К счастью, что-то пошло не так, и все твои будущие соратники появлялись на свет сразу мёртвыми, а то был бы нам всем полный конец обеда, как говаривал в соответствующих случаях сэр Андэ Пу. Хочешь еще подробностей?

– Спасибо, не надо, – вздохнул я. – Если ты думаешь, будто меня окружают исключительно чуткие, деликатные люди, решительно не способные затрагивать в разговоре неприятные мне темы, ты ошибаешься. Я пока еще не ушёл из Тайного Сыска в портовые грузчики. Так что мне эту собачью чушь по дюжине раз на дню пересказывали.

– Странно, что ты так недоволен. По идее, подобные вещи должны тебя смешить.

– Они и смешили – поначалу. Но знаешь, есть некоторая критическая масса глупости, достигнув которой шутка перестаёт быть забавной.

– Но разве глупость может быть обидной? Да ещё настолько, чтобы навсегда отказываться от чтения газет.

– Не в обиде дело. Просто я поневоле стал думать, что все остальные статьи, которые я с интересом читаю на досуге, такая же фигня, как все эти ужасные откровения о происхождении моих трупов.

– Ну, кстати, не все, – заметил Шурф. – Примерно половина.

– Наверное. Тебе видней. Но это не отменяет того факта, что газеты стали мне неприятны. Даже не столько они, сколько я сам в роли одураченного читателя.

– Это я могу понять, – неожиданно согласился он. – Сам прежде не читал их примерно из тех же соображений. Но теперь приходится. Работа есть работа.

– Тогда расскажи мне, о просвещённый читатель столичной прессы, кто такой этот Малдо Йоз. Откуда взялся? И что за тренировки такие чудесные у него с товарищами среди ночи? Что вообще происходит?

– Происходит, как я понимаю, что-то вроде революции в архитектуре, – сказал Шурф. – Точнее, возрождение старинной традиции строительства. Занимаются этим совсем молодые ребята, студенты-старшекурсники и недавние выпускники Королевской Высокой Школы. Называют себя, как я уже сказал, «Новыми Древними архитекторами». И это, в общем, довольно точное определение. Малдо Йоз, насколько мне известно, ещё студент, но самый старший из них; впрочем, не в возрасте дело, на нём, как я понимаю, всё и держится. И первые строительные опыты он ставил в одиночку, единомышленники появились позже. Сэр Малдо вообще интереснейший персонаж. Примерно четыре дюжины лет назад он поступил послушником в Орден Семилистника. Леди Сотофа говорит, очень талантливый был мальчик, подавал большие надежды, но ушёл от них буквально года через три. Ни с кем не ссорился, устав не нарушал, в интриги не лез. Просто сказал, ему стало неинтересно. И Орденское начальство так растерялось, услышав этот наивный аргумент, что отпустило Малдо без лишних разговоров, хотя обычно покинуть Орден гораздо труднее, чем в него поступить.

– Неинтересно! – фыркнул я. – Теперь-то бедняги небось вспоминают те времена как счастливую эпоху блаженной беспечности. С тобой захочешь не заскучаешь, знаю я твои методы.

– Не думаю, что действительно знаешь, – заметил Шурф. – Я слишком дорожу нашей дружбой, поэтому крайне редко позволяю себе проявлять те качества, которые делают меня неплохим наставником и руководителем Ордена.

«Крайне редко» – это примерно дюжину раз на дню. Я считал.

Но говорить вслух не стал. Если сэру Лонли-Локли вдруг приспичило возомнить себя воплощением кротости, кто я такой, чтобы разбивать его бедное сердце аргументированными возражениями.

Вместо этого я спросил:

– И что было дальше с Малдо Йозом? Ушёл из Ордена Семилистника и подался в архитекторы?

– Не сразу. Несколько лет он вёл затворническую жизнь – вот как раз здесь, в Скандальном переулке, в доме своего двоюродного прадеда, потихоньку проедая полученное от него наследство. Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока у сэра Малдо не возникли некоторые разногласия с нами. То есть с Тайным Сыском. Собственно, именно тогда я и узнал о существовании этого способного молодого человека.

– А что он натворил?

– Да по нынешним временам, считай, вообще ничего. Просто мирно колдовал у себя на заднем дворе, применяя при этом магию столь возмутительной с точки зрения закона ступени, что у сэра Джуффина глаза на лоб полезли. Он-то думал, нынешняя молодёжь, родившаяся уже после принятия Кодекса, на такое не способна. И после задушевного допроса юный Малдо отправился колдовать дальше, но не домой, а куда-то в Уриуланд, на побережье, где практиковать традиционную Очевидную магию гораздо трудней, но не абсолютно невозможно. И запретов меньше. Джуффин объяснил, что для начинающего колдуна это идеальный вариант отточить мастерство, и сэр Малдо с этим согласился. Впрочем, особого выбора у него не было: или изгнание, или Холоми. За семидесятую ступень Чёрной магии в ту пору можно было схлопотать более чем солидный срок.

– И что было дальше?

– В Уриуланде Малдо Йоз, насколько мне известно, зарабатывал деньги и неоценимый опыт, работая в строительной артели. Где, кстати, сделал неплохую карьеру – от простого маляра до Мастера Контролирующего Полное Соответствие, который следит за тем, чтобы результаты строительства не отклонялись от одобренных заказчиком чертежей и надзирает за рабочим процессом в целом. А сравнительно недавно он вернулся в Ехо и поступил в Королевскую Высокую Школу на факультет Теории и Истории Простых и Непростых Искусств…

– «Простых» и «непростых»?!

– Согласен, звучит крайне старомодно. Однако такой факультет действительно есть. «Простыми» в старой Угуландской традиции считались все виды искусств, не требующие применения высоких ступеней Очевидной магии – в частности, живопись, музыка, поэзия. А «непростыми», соответственно, те, в которых без колдовства не обойтись. Например, архитектура. Ты же знаешь, как у нас строили в старину?

– Не то чтобы знаю, но краем уха слышал. Архитектор сперва рисовал проект, а получив одобрение заказчика, строил дом в одиночку. В смысле колдовал, и дом овеществлялся – буквально за пару часов, на глазах у ошеломлённой публики.

– Совершенно верно. Для полноты картины следует сказать, что мастеров такого уровня всегда было крайне мало. Эта профессия требовала не только множества специальных навыков, но и огромной личной силы. А по-настоящему могущественные колдуны в любую эпоху наперечёт. К тому же большинство из них предпочитали заниматься совсем другими вещами. Поэтому простые строители тоже никогда не сидели без работы, большая часть Старого Города построена их руками из самых обычных камней и кирпичей. Но дома, созданные колдовством, пользовались бешеной популярностью. И те немногие могущественные колдуны, которые дали себе труд освоить архитектурное ремесло, зарабатывали огромные деньги. Достаточно сказать, что добрая четверть первой страницы официального почётного списка нынешних столичных богачей – их прямые потомки.

– Ого! – присвистнул я. – А с наступлением Эпохи Кодекса эта лавочка, как я понимаю, прикрылась?

– На самом деле, гораздо раньше. В большой степени потому, что ведущие мастера почти никогда не брали учеников, опасаясь вырастить конкурентов. Вероятно, считали себя бессмертными, но на практике таковыми не оказались. Постепенно магов-архитекторов становилось всё меньше, цены на их услуги достигли столь беспримерных высот, что даже лучшие из лучших годами сидели без работы, а их потенциальные клиенты вынужденно убеждались, что дома, построенные обычными ремесленниками, вполне годятся для жизни. Так постепенно и незаметно сходят на нет многие традиции. Потом проходит какое-то время, и их начинают переосмысливать и возрождать. Думаю, это просто естественный ход вещей. Поэтому совершенно не удивлён, что практически сразу после отмены запретов на колдовство появились люди, решившие возродить старинные методы строительства. Рано или поздно это должно было случиться. Так почему бы не прямо сейчас?

– Круто, – резюмировал я. – Слушай, а почему здесь сейчас не толпится всё население столицы? Такое зрелище! Ясно, что ночь, но что с того?

– Потому что Новые Древние стараются держать свои занятия в тайне. Затем я и сделал нас невидимыми – чтобы их не смущать. На публику ребята работают днём, выполняя заказы, а тут по ночам учатся. Совершенствуют мастерство. Иногда задуманное не получается, иногда оно оказывается слишком недолговечным. В такой ситуации зрители ни к чему. Демонстрировать публике свои слабые стороны – как минимум непрофессионально. И, кстати, жестоко по отношению к той же самой публике, жаждущей чуда.

– А откуда ты узнал?..

– Я – самый всеведущий человек в Соединённом Королевстве, – надменно ответил мой друг. – Никаких тайн для меня больше не существует.

Я ошеломлённо уставился на него, всерьёз встревоженный неожиданным приступом младенческого хвастовства. Наконец осторожно спросил:

– С тобой всё в порядке? Когда ты в последний раз спал?

– Не поверишь, но прошлой ночью, – усмехнулся Шурф. – С тех пор так ты надоумил меня отсыпаться в иной реальности, безумие от бессонницы мне больше не грозит.

– А, то есть мания величия у тебя просто так началась? – обрадовался я. – Не от переутомления? Тогда ладно, буду терпеть и её, наряду с другими твоими достоинствами.

– Спасибо. Даже не ожидал от тебя такой самоотверженности. Но кстати, я сказал почти правду. Просто в основе моего чудесного всеведения лежит то ускользнувшее от твоего внимания обстоятельство, что за разрешениями на крупномасштабные магические изменения реальности теперь приходят именно ко мне. Вот и Малдо Йоз пришёл. Вернее, прорвался примерно через полгода после принятия основных поправок к Кодексу Хрембера. Я тогда вообще никого не принимал по личным вопросам, просто физически не успевал. Но Малдо заручился поддержкой Джуффина – ты же знаешь, как тот любит талантливую молодёжь, особенно из числа своих бывших арестантов. Так что деваться мне было некуда, и разрешение Малдо Йоз получил, благо случай совсем простой: дом и земельный участок принадлежат ему, следовательно, согласия собственника не требуется, и гарантии компенсации в случае возможного ущерба можно не оговаривать. И цель колдовства в прошении указана самая невинная: «художественные и ремесленные эксперименты», захочешь, не придерёшься. Мне стало любопытно, что он затевает, я даже несколько раз приходил посмотреть, но ничего интересного не увидел и выкинул Скандальный переулок из головы – ровно до того момента, как в газетах принялись писать о Новых Древних Архитекторах и возрождении старинных методов строительства. Тогда я пришёл сюда ночью – просто потому, что в это время более-менее свободен от дел. И, как выяснилось, угадал. Днём здесь ничего интересного не увидишь: ветхий особняк, когда-то доставшийся в наследство сэру Малдо, стоит, как всегда стоял. Зато по ночам он превращается – сам видишь во что. С тех пор я сюда часто заглядываю. Успел заметить, что обычно примерно через три часа после полуночи происходит смена экспозиции – самый прекрасный момент. Всё время думал, что надо бы показать его тебе, но до сих пор как-то не складывалось.

– Хорошо, что наконец сложилось. Невероятное было зрелище, когда один дом превращался в другой. Но как им не жалко?

– Жалко – чего?

– Такая была красота и исчезла. И никто, кроме нас, её не видел. Будь это моих рук дело, я бы захотел всё сохранить.

– Для всех тут просто не нашлось бы места. Участок Малдо Йоза совсем небольшой. И, как я понимаю, все эти удивительные здания – просто черновики. На них отрабатываются сложные приёмы и обучаются новички… Пошли отсюда, пока нас не стало видно.

– А теперь куда?

– Ужинать. Когда я сказал тебе, что не голоден, я солгал.

Кто как, а я в подобных обстоятельствах совершенно не способен заявить, что устал и хочу домой. Даже когда это чистая правда.

Поэтому домой я вернулся уже в предрассветных сумерках, как и положено безответственному тунеядцу и прожигателю жизни, в которого я искренне надеюсь когда-нибудь превратиться. А более-менее сносно притворяюсь уже прямо сейчас.

Думал, все уже давным-давно спят. Отчасти это оказалось верно, по крайней мере, собаки совершенно точно где-то дрыхли, и никто не стал сшибать меня с ног, а потом с энтузиазмом тащить на утреннюю прогулку. Так уж мне сегодня повезло.

Однако в гостиной сидела тощая рыжая девица, конопатая, глазастая, скуластая и в целом чрезвычайно симпатичная. Сперва я её недоумённо разглядывал, прикидывая: кто такая, откуда взялась? И что такое ужасное должно было стрястись в её жизни, чтобы она побежала не в Дом у Моста, а прямиком ко мне? Всё же репутация у меня, прямо скажем, неоднозначная, ещё со старых времён, когда Джуффин с Кофой вовсю развлекались, выдумывая обо мне легенды, которые должны были хоть немного уравновесить мой несолидный облик и местами вздорный, а всё же слишком лёгкий для Тайного Сыщика характер.

И только несколько секунд спустя я наконец опознал Базилио. Не то чтобы я действительно забыл, что леди Сотофа нынче ночью превратила наше чудище в юную леди, просто знание это пока оставалось сугубо теоретическим. Я ещё не успел по-настоящему осмыслить тот факт, что теперь в моём доме стало одним человеком больше. И одним условным василиском меньше. Что, строго говоря, даже немного досадно, я как раз окончательно привык к его кошмарному облику. И тут вдруг – здрасьте пожалуйста, начинай сначала. А ведь к человеку обычно гораздо трудней привыкнуть, чем к самому ужасному чудищу. По крайней мере, мне.

– Ты чего не спишь? – наконец спросил я.

И тут же сам понял, насколько это глупый вопрос. Если бы меня из чудовища в человека превратили, я бы поначалу не то что спать, а даже в кресле спокойно сидеть не смог. Бегал бы небось по потолку с воплями, восторженными и паническими вперемешку.

Впрочем, побегать у Базилио не было никаких шансов: на коленях у нее устроились Армстронг и Элла, а из-под такого груза фиг выберешься, мне ли не знать.

При моём появлении она просияла, как будто увидела доброго волшебника.

Впрочем, если разобраться, я и есть волшебник. В некотором смысле даже добрый. Иногда. Но в тот момент так растерялся от её радости, что задал ещё один глупый вопрос:

– Может быть, ты голодная?

Как заботливая бабушка, честное слово.

Бывшее чудовище отрицательно помотало рыжей головой.

– Наоборот, – сказала она. – Сэр Джуффин перед уходом предупредил Трикки и Меламори: «Не увлекайтесь пирожными, а то бедный ребёнок у вас обожрётся до полного изумления». Похоже, именно это со мной и произошло. Наверное сэр Джуффин наделён пророческим даром.

– Этого у него не отнимешь, – согласился я. – А где, собственно, твои кормильцы?

– Пошли спать. Вообще-то сперва они уложили спать меня. И даже немножко со мной посидели. Я видела, что они очень устали, и притворилась, что уснула, чтобы их не задерживать. Правда, потом об этом пожалела. Мне почему-то стало страшно одной. Хотя я была не совсем одна, а с кошками. Но всё равно страшно.

– Страшно – что именно?

– Вообще всё! – упавшим голосом призналась Базилио. – Я же ещё никогда не спала в человеческом виде. Наверное мне теперь должен присниться настоящий человеческий сон? Ужасно интересно, как это, но всё равно страшно. Потому что в первый раз. Но гораздо больше я боюсь, что во сне превращусь обратно…

– Понимаю, – кивнул я. – Сам бы на твоём месте тоже боялся. Но на самом деле об этом и речи быть не может. Леди Сотофа Ханемер никогда не халтурит. Уж если заколдовала, то заколдовала, точка.

– Леди Сотофа Ханемер, – мечтательно повторила Базилио. – Такая удивительная, прекрасная леди! А она ещё когда-нибудь сюда придёт?

– Не знаю, – честно сказал я. – Вообще-то у неё очень много дел. С другой стороны, как раз нынче ночью она говорила, что без дружбы жизнь теряет всякий смысл. Так что у нас с тобой есть шанс снова её тут увидеть. Ну или получить приглашение на кружку камры в её саду, тоже неплохо.

– Это было бы потрясающе. Я ещё никогда в жизни не ходил… не ходила в гости. И слушайте, я же, получается, вообще почти ничего никогда в жизни не делала! Ну, такого, что обычно делают люди. И теперь ужасно боюсь не справиться.

– И снова понимаю тебя как никто, – согласился я. И в ответ на её недоверчивый взгляд добавил: – Я сюда когда-то вообще из другого Мира попал, там всё совершенно иначе устроено. Поэтому у меня чуть ли не каждый день что-нибудь впервые в жизни.

– До сих пор?!

– Конечно, до сих пор. Например, я ещё никогда в жизни не рассказывал о себе чудовищу, только что превратившемуся в красавицу. Не было такого, клянусь! Ты у меня первая.

Базилио неуверенно улыбнулась. Я понял, что надо продолжать.

– А пару часов назад я впервые в жизни наблюдал, как один удивительный дом превращается в другой, ещё более удивительный. Перед этим впервые в жизни провожал домой леди Сотофу – обычно-то она Тёмным Путём уходит, или ещё как-нибудь исчезает. А нынче днём я впервые в жизни попал в лапы уличной гадалки и увидел Пророческий сон. Как тебе такой список? И учти, это был, по моим меркам, очень спокойный день, заполненный исключительно удовольствиями и дружеской болтовнёй.

– То есть обычно у вас всё ещё более удивительно? – восхитилась Базилио.

– Да, – признался я.

И не соврал.

– А что вы делаете, чтобы не очень волноваться? – спросила она. – Чтобы уснуть можно было. И вообще…

Тут я всерьёз задумался. Хвастаться своей удивительной жизнью любой дурак может. А дать по-настоящему дельный совет – ничего себе задачка. Совсем не факт, что она под силу усталому и не выспавшемуся мне.

Впрочем, всегда можно просто сказать правду.

– Штука в том, что я обычно очень устаю. Когда уже на ходу засыпаешь, не до волнений, лишь бы до подушки добраться. Поэтому ты сейчас не спеши в постель. Сиди тут или в кабинете – где хочешь, там и устраивайся. Я бы с радостью составил тебе компанию, но сил уже нет, прости. Поэтому займись чем-нибудь интересным. Почитай, например.