Слимпериада. Трилогия

Глава 1 Секта Лабильных, Использующих Малую Пентаграмму

В просторном зале ресторана было шумно и многолюдно: похоже, здесь что-то праздновали, и праздновали давно, основательно, с размахом. Но не свадьбу, нет, уж её-то Семён не спутал бы ни с каким другим народным гулянием – во всех Мирах у свадеб, как бы они не проводились, была одна непременная общая деталь: наличие жениха и невесты где-нибудь на самом видном месте.

Здесь же на самом видном месте – посреди зала – на низком, устланном коврами помосте, имелась лишь небольшая пентаграмма, выполненная почему-то из тщательно скрученных толстым жгутом золотых и серебряных ленточек, похожих на серпантин; над пентаграммой клубился видимый лишь одному Семёну алый, чётко ограниченный краями ленточной звезды туман.

Квадратные дубовые столики были плотно расставлены по всему залу ресторана: лишь вокруг самого помоста было свободное пространство, словно предназначенное то ли для танцев, то ли для тусовки подвыпившего народа. Однако ни танцев, ни тусовки не наблюдалось: роскошно одетые посетители ресторана чинно сидели за своими столиками, ели, выпивали, курили. Но то и дело кто-нибудь из присутствующих вставал из-за стола и, повернувшись лицом к пентаграмме, громко и неразборчиво произносил скороговоркой нечто вроде тоста, после чего непременно подходил поближе к помосту и плескал из своего бокала в сторону ленточной звезды; а так как выступающих было много, и выступали они давно, то зелёный мрамор пола вокруг помоста напоминал собой поверхность тихого болота: ровную, мокрую и липкую. Словно затянутую жирной ряской.

Столик, за которым расположился Семён, находился довольно близко от странного возвышения – видимо, этот столик был предназначен для очень важных персон и к нему не сажали кого попало: за этим внимательно следил распорядитель зала, которому Семён украдкой сунул золотую монетку, попросив отдельный стол и еды получше. Сейчас распорядитель болтался где-то неподалёку, честно отрабатывая монету – Семёна никто не беспокоил, а еда была просто великолепной. Хотя и непривычной. Впрочем, в каждом Мире – своя кулинария. Но шампанское в любом Мире оставалось шампанским, как бы оно там не называлось, Семён в этом успел убедиться лично: раскупоренная бутыль в ведёрке со льдом была уже наполовину пуста.

Собственно, Семён Владимирович, – бывший студент, а ныне удачливый вор по имени Симеон, вор с необычными способностями и с уникальным магическим прикрытием, – был посторонним на этом загадочном празднике, никем не званым гостем: Семён оказался в ресторане, – да и в этом Мире – впервые в жизни и всего час тому назад. Материализовался прямо здесь, в зале. Вернее, на пороге входа в зал. Впрочем, этого за праздничной суетой никто не заметил: Семён немедленно превратил свой универсальный маскировочный костюм «Хамелеон» в чёрный смокинг, чёрные брюки и чёрные же лаковые туфли; белая рубашка и галстук-бабочка завершили официозный ансамбль – и обратился к распорядителю зала. Распорядитель в Семёне самозванца не разглядел: все мужчины в зале были одеты так же, как и Семён Владимирович. Точнее, Семён был одет так же, как они.

Как назывался Мир, что это был за ресторан и что здесь праздновали – Семён не знал. Да и знать не хотел! Он хотел лишь вкусно поесть и немного расслабиться. Вот теперь ел и расслаблялся, с интересом глядя на народ, усердно поливающий мраморный пол отменным шампанским.

– Знаешь, – задумчиво сказал Мар, слегка покачнувшись на цепочке, – что-то не нравится мне ни эта пентаграмма, ни это явно ритуальное выплёскивание вина… – медальон, собственно и бывший «магическим прикрытием» Семёна, недовольно хмыкнул. – Как-то оно всё… Как-то оно на идолопоклонство смахивает. Хотя я впервые вижу, чтобы поклонялись именно пентаграмме. Божкам всяким – видел, было дело: лет двадцать тому назад, в Песчаном Мире, мы с одним из моих бывших хозяев в языческих храмах носы и уши таким божкам тайком отпиливали, по заказу миссионеров из Спасённого Мира, из Ордена Безносого Чудотворца… Забавный такой Орден был: в него вступали лишь те, кто сифилисом крепко переболел… Чтобы, стало быть, песчаный народ исподволь подготовить к вступлению на праведный путь. А после в истинную веру обратить. Они, отцы-миссионеры, за каждый нос отдельно платили…

– А уши тогда зачем пилили? – рассеянно поинтересовался Семён, запивая мясной рулет шампанским, – за компанию, что ли?

– Да нет, – бодро ответил Мар, – мы после уши язычникам назад продавали. Им эти носы до задницы были, так, декоративный элемент, не более, а вот уши… Они, туземцы, божков своих Ушанами звали и вымаливали у них для себя в основном только хороший слух для охоты. У них, у туземцев, почти у всех зрение слабое было, так они зверя на звук промышляли… Птицу, между прочим, стрелой влёт били. Слепенькие, слепенькие, а охотились здорово… А пели-то как! – оживился медальон. – Какие голоса, какие хоры! И всё печальные такие песни, медленные, добрые… на вечерней зорьке всем селом у храма построятся и начинают петь гимн в честь своего бога. Да так жалостливо, спасу нет!

Мой хозяин, бывало, нос и уши потихоньку у очередного Ушана ножовкой отпиливает, а сам слушает и плачет, слушает и плачет… Душевный у меня хозяин был, – вздохнул Мар, – совестливый. Много за уши с язычников не брал, так, чисто символически… Пригоршню-другую жемчужин за каждое, или по крупному алмазу, ежели уши особо большие попадались. Там того жемчуга и алмазов как гальки на морском пляже, места только надо было знать. Язычники знали.

– А идолы из чего были сделаны-то? Из дерева, что ли? – Семён пригляделся: в зале что-то начинало происходить. Что-то непонятное: народ за своими столами притих, все внимательно уставились на пентаграмму; над звездой постепенно разгоралось не колдовское, а вполне видимое красное пожарное зарево.

– Почему же, – удивился медальон. – Из золота, само собой. Как и положено.

– Так чего же он тогда уши-то возвращал? – Семён вернулся к рулету: зарево над пентаграммой продолжало разгораться, но паники в зале не было. Значит, всё шло так, как надо, как запланировано, чего тогда зря волноваться, так ведь и аппетит может пропасть. Видимо, начинался какой-то аттракцион с использованием магии. Скорее всего, шоу-программа. Развлекаловка.

– Я ж говорю – хозяин душевный и совестливый был, – терпеливо повторил Мар. – Тем более, что золото тогда на Вседисковом финансовом рынке спросом не очень пользовалось, слишком много его стало. А брюлики да лалы – они наоборот, здорово в цене поднялись. Ты знаешь, что такое девальвация?

– Знаю, – отмахнулся Семён, – это что-то из экономики… Ты глянь, что делается, – Семён не донёс до рта бокал с шампанским и резко поставил его на стол.

Из-за ближнего к помосту стола поднялась богато одетая дама, не молодая, худая и высокая, с пышно взбитыми фиолетовыми, наверняка крашеными волосами – что-то коротко сказав сидевшим с ней за столом, дама твёрдым шагом направилась к помосту. К пентаграмме. Сидевшие переглянулись между собой и громко захлопали в ладоши.

Неожиданно весь зал взорвался бешеными аплодисментами; многие повскакивали со своих мест и стоя продолжали аплодировать фиолетовой даме, словно известной примадонне, в последний раз выходящей на эстраду.

– Петь, наверное, будет, – предположил Мар. – Не стриптиз же показывать! Какой стриптиз в её годы… Хотя был я как-то с одним из прошлых своих хозяев в неком малоизвестном заведении на Перекрёстке, где дамочки предсмертного возраста такое вытворяли, такое! Просто тьфу что вытворяли, и всё тут. Во всяком случае лично мне на все их ужимки смотреть было тошно… А хозяин, однако, чуть не сомлел, глядя на эти прелести. Так что каждому своё.

– Помолчи, ладно? – нервно сказал Семён. – Песни петь будет, ага. В активированной пентаграмме. Ну, ты, блин, скажешь…

Дама взошла на помост и решительно шагнула в пентаграмму. По залу прокатился общий вздох: на миг алое пламя – и магическое, и реальное – потускнело, а после вспыхнуло ещё ярче; женщина исчезла. Исчезла на видимом, ощутимом для всех уровне: на магическом же, доступном лишь Семёну плане реальности, с ней происходило нечто жуткое – обнажённый женский силуэт, разом лишившийся всех своих одежд, повис в колдовском пламени, неистово суча ногами и руками; тело несчастной странным образом изменялось, таяло и текло, словно воск в огне, переплавляясь в нечто неопределённое, аморфное, чему не было названия… Через несколько секунд магическое пламя снова стало прозрачным и чистым. Ждущим.

– Это… что это было? – полузадушено спросил сам у себя Семён, хватая бокал и одним глотком допивая холодное шампанское. – Что у них здесь происходит, а?

– Не стриптиз, факт, – глубокомысленно изрёк Мар. – Но ежели это был всё-таки стриптиз, эдакое местное извращение, то очень и очень радикальный. Вплоть до снимания с себя кожи и всего остального.

– А ты что, тоже увидел это? – шёпотом спросил Семён, потупясь в стол: смотреть на пентаграмму он не мог.

– Не знаю, что конкретно ты имеешь в виду, – хладнокровно ответил медальон, – я-то колдовским зрением не обладаю… но кое-что я всё же успел заметить. Значит так: сначала на мадаме исчезла вся одежда, потом кожа, потом мясо, ну а потом и всё прочее тоже… Но это быстро произошло, ты мог и не заметить, ты же не такой скоростной на восприятие, как я! Думаю, что и остальные ничего не увидели. Иначе бы не лезли дуром в эту адскую печку. Вон, гляди что творится, гляди! Ни фига себе…

Семён поглядел.

По всему залу, то там, то тут, из-за своих столиков поднимались люди и с отрешённым видом шли к помосту; адская печка, как назвал пентаграмму Мар, работала без остановки – вспышки алого пламени становились всё чаще и чаще; в зале стало жарко. Пентаграмма действовала совершенно бесшумно, в наступившей мёртвой тишине были слышны только шаги и тяжёлое дыхание идущих к ленточной звезде.

Семён лишь мельком успел заметить, что происходит внутри пентаграммы, но ему хватило и этого – Семёна замутило и чуть не вырвало; он поспешно отвёл взгляд в сторону.

– Ты куда меня, гад, приволок? – злым шёпотом спросил Семён у медальона, – куда? Я же тебя просил доставить меня в какой-нибудь элитный ресторан, где хорошо кормят и есть на что посмотреть. А ты…

– Ничего подобного! – возмущённо запротестовал Мар. – Всё так, как ты заказал! Ресторан однозначно элитный, кормёжка на высшем уровне, сам ведь хвалил. А то, что зрелище оказалось не очень… Так я не виноват! Путеводное заклинание не выбирало, какое именно представление будет показано в данном месте, оно попросту выполнило три твоих условия. Просил зрелищное – на, получи на всю катушку. Я-то здесь причём!

Семён ничего не ответил, мрачно уставясь в стол мимо тарелок: вид еды сейчас вызывал у него лишь неприятные спазмы желудка; обед был испорчен безнадёжно.

– Я вижу, вы впервые и, разумеется, нелегально присутствуете на главной мистерии секты Изменчивых, не правда ли? – участливо и вполголоса сказал кто-то рядом с Семёном.

Семён поднял голову.

Перед ним, по другую сторону дубового столика, сидел крепкий широкоплечий мужчина лет сорока, коротко стриженный, с проседью в чёрных смоляных волосах; тонкая ниточка усов и характерный прищур делали его похожим на удачливого гангстера из американского фильма тридцатых годов. Шляпы только не хватало. И автомата Томпсона под мышкой.

Мужчина был в точно такой же, как у Семёна, одежде – разве что фрак был чуточку светлее, с едва заметной серебристой искрой, да галстук-бабочка был чуть побольше; на мизинце левой руки у гостя имелся дешёвый медный перстенёк с невзрачным мутным камнем – перстень никак не вязался с образом удачливого гангстера.

Мужчина дружелюбно улыбнулся Семёну:

– Согласен, поначалу просто оторопь берёт от такого действия, особенно если к начальной фазе Изменения внимательно приглядеться… некоторые из любопытствующих – из тех, кто не знал, что должно было произойти, – иногда даже сознание теряли, прямо на мистерии. К сожалению. Потому что Изменчивые обязательно убивают всех посторонних, да-с. Тех, кто проник на мистерию тайно, без их ведома и официального приглашения. Сектанты, что с них взять! Фанатики.

– Вы кто? – вяло спросил Семён, ему сейчас совершенно не хотелось ни с кем знакомиться. Ему вообще ничего не хотелось. Разве что убраться отсюда куда подальше. От таинств и мистерий.

– Друг, – многозначительно ответил незнакомец. – Позвольте представиться: профессор Лео Шепель, – кстати, предпочитаю, чтобы ко мне обращались по фамилии, – историк и археолог. Специализируюсь по современным и древним запрещённым культам… и в частности по запретной боевой магии. Тоже древней. А вы, если я не ошибаюсь, вор с прикрытием, да? По кличке Искусник Симеон.

– Опа, – только и сказал Мар. – Где же это мы прокололись-то? Вроде всё было чинно-благородно, сидели себе в уголке и не высвечивались…

– Ошибаетесь, милейший, – холодно ответил Семён, мгновенно приходя в себя. – Вы обознались. К ворам я не имею никакого отношения. Я – младший принц из Чумного Мира, у меня и соответствующие документы имеются, прибыл сюда ради развлечения и…

– А я в таком случае – младшая горничная Императрицы, – с той же добродушной улыбкой прервал Семёна профессор Шепель. – Любимая. Полноте, Симеон! Я не из имперской службы безопасности, не из разведки и не из полиментовской системы. Я действительно профессор истории, действительно археолог! И у меня есть для вас работа. Со сказочной оплатой.

– Принц я, – поморщившись, устало ответил Семён. – И всё тут. Мар, двигаем отсюда в…

– Погодите, – заторопился профессор, – вот мой личный жетон, – Шепель быстро расстегнул ворот рубашки, сорвав и сунув в карман галстук-бабочку, вынул из-за пазухи стандартный имперский медальон на золотой цепочке. – Проверьте! У вас же наверняка есть чем проверить, – археолог поспешно расстегнул цепочку и подал Семёну медальон на ладони.

– Вот с этого и нужно было начинать, – назидательно сказал Мар. – На лбу-то у него не написано, профессор он там или стукач. Хотя, по правде говоря, одно другому зачастую не мешает… Семён, ну-ка приложи его жетон ко мне. Сейчас я его проверю! Посмотрим, какой он там археолог…

Семён взял протянутый ему кругляш и приложил его к своему медальону.

– Нормально, – сказал через пару секунд Мар. – Действительно, профессор. Действительно, археолог. Но, должен заметить, здесь пометочка одна любопытная имеется, полиментовская… Он, получается, хоть и профессор, а на учёте у них всё же состоит. Наш человек! Интересно, чего он такого натворил? Не мелочь же по карманам тырил, с такой-то мордой… Слушай, может он брачный аферист? – медальон не стеснялся высказывать свои подозрения вслух: кроме Семёна слышать его больше никто не мог. Теоретически.

– Прошу, – Семён вернул жетон возможному брачному аферисту. – Так какое у вас ко мне дело? И откуда вы меня знаете? И как нашли?

– Не здесь, – Шепель повёл бровью в сторону пентаграммы. – Пожалуй, нам стоит побеседовать в другом месте. Мистерия скоро закончится и оставшиеся, те, кто не удостоился сегодня права быть Изменёнными, могут вами, Симеон, заинтересоваться. Что было бы крайне нежелательно. Я-то, по роду своей работы, допущен к наблюдению за ритуалом, а вот вы…

– Да? – встрепенулся Мар. – Семён, и впрямь, пошли отсюда! Ещё запихнут тебя ненароком в тот ленточный крематорий, с них станется. Я-то, конечно, в любом случае тебя отсюда выдерну, но зачем зря рисковать?

– Куда пойдём? – деловито спросил Семён, вставая из-за стола. – Только не в другой ресторан! Хватит с меня сегодня ресторанов и увлекательных зрелищ.

– Предлагаю ко мне в офис, – археолог убрал свой медальон под рубашку, приладил бабочку на место, с неудовольствием оттянул ворот и покрутил шеей. – Не люблю галстуки, – пожаловался он. – Но выходить надо при том же параде, как и входили. Иначе будут вопросы.

– Так мы же с транспортным заклинанием… – начал было Семён, но Шепель с усмешкой погрозил Семёну пальцем:

– Из ресторана – только пешком. На улице – да, разумеется. Именно транспортным заклинанием, потому что я живу в другом Мире. В Размытом. Когда малая пентаграмма в действии, она создаёт вблизи от себя, на магическом плане, такие мощные искажения, что путеводные заклинания могут выкинуть нас куда угодно. Даже в Исправительный Мир. А мне туда ещё рано.

– Мне тоже, – согласился с профессором Семён и они пошли к выходу. Напоследок Семён все же оглянулся.

Зарево над пентаграммой медленно угасало – видимо, ритуал завершился; не прошедшие Изменения члены секты одновременно пили из бокалов шампанское. Стоя. То ли поминали ушедших, то ли заливали своё горе по поводу того, что не удостоились сегодня высокой чести нырнуть в алое пламя. Кто их, сектантов, знает! У них у всех крыша на сто восемьдесят градусов повёрнута, – так подумал Семён и последовал за своим провожатым. За вероятным будущим работодателем.

…Офис Лео Шепеля мало походил на бюрократическую нору, от офиса в нём были лишь канцелярский стол, заваленный ворохом бумаг, пара стульев с решетчатыми спинками да обязательный для деловой конторы массивный сейф, наполовину вмурованный в стену; рядом с сейфом имелось высокое стрельчатое окно с толстым, наверняка бронированным стеклом. За стеклом медленно падал крупный снег – в Размытом Мире была зима; на улице вечерело.

Оказавшись в офисе, Семён первым делом превратил свою официозную одежду в более привычный и удобный спортивный костюм, а после принялся осматриваться.

Более всего помещение, где оказался Семён, было похоже на малый филиал музея из Искристого Мира: вдоль стен – почему-то наглухо, от пола до потолка обклеенных плотной серебряной фольгой – стояли открытые стеллажи с внутренней разноцветной подсветкой; полки стеллажей были уставлены самыми разнообразными диковинками, где соседствовали и маленькие костяные статуэтки, и какие-то деревянные жезлы с глиняными, наспех слепленными многорукими божками-набалдашниками, и ёмкие бутыли – плотно, виток к витку, оплетённые толстой медной проволокой, с залитыми сургучом горлышками, – и многое, многое другое; одну из нижних полок занимал лежавший на ней длинный двуручный меч с намертво вцепившейся в рукоять то ли отрубленной, то ли оторванной человеческой кистью.

Кисть выглядела как настоящая: Семён присел на корточки, чтобы рассмотреть поближе занятный муляж. Но когда один из пальцев шевельнулся, плотнее прижимаясь к рукояти, у Семёна опять что-то неприятно ёкнуло в желудке – Семён предпочёл встать и отойти подальше от занятного экспоната. Слишком занятного, чтобы разглядывать его вот так, в упор и с подозрительно екающем желудком.

– Руками только ничего там не трогайте, – профессор Шепель, коротко глянув на Семёна и ничуть не удивившись перемене в его одежде, тем временем убрал со стола бумаги.

– Так как поесть вам, Симеон, толком не удалось… м-м, бывает, бывает… то вы, надеюсь, не откажетесь… – Шепель, побренчав связкой ключей, открыл сейф, достал оттуда аккуратно сложенную скатерть и застелил ею стол: скатерть была расписной, старательно украшенной по краям серебряным шитьём в виде замысловатого восточного орнамента; воздух над столом тут же наполнился тысячами мельчайших искорок – скатерть явно была волшебной.

– Самобранка, что ли? – Семён заинтересованно разглядывал роспись: в цветущем саду полногрудые, обнажённые по пояс девы угощали персиками юношу, одетого в золотой халат и золотую же чалму; лицо у юноши было капризное и недовольное. Наверное, он уже объелся дареными персиками.

– Само-бранка? – с задержкой переспросил Шепель, сосредоточенно делая над скатертью сложные движения руками. – Может, и самобранка, мало ли у неё каких других названий в иных Мирах. Лично мне эта вещица досталась под названием «ковёр-дастархан». В Ханском Мире её когда-то именно так называли… Есть!

Искорки внезапно погасли: на ковре-дастархане появились глиняные блюда с пловом, мантами, какими-то салатами и пирожками; посреди коврика возвышался бронзовый запотевший кувшинчик с длинным узким горлышком. Рядом с кувшинчиком стояли две пустые тарелки, пара чашечек-пиал и, отдельно, широкая чаша с водой – в воде плавали лепестки роз.

– Фруктовый шербет, – пояснил Шепель, разливая из кувшинчика тёмный густой напиток по маленьким пиалам. – Спиртное, увы, коврик не делает. Но если желаете… Да вы присаживайтесь к столу!

– Не желаю, – Семён помотал головой, сел за стол. – Шербет так шербет. – И, ополоснув руки в чаше с водой, наложил себе плова в тарелку. Руками. Ложек коврик не представил.

– О, я вижу, вы знакомы с обычаями Ханского Мира, – с уважением заметил профессор, тоже ополоснув руки в чаше и накладывая себе плов. – Я был в том закрытом мире года два тому назад, в экспедиции, мы взламывали по заказу тамошнего шаха… э-э… то есть, раскапывали… впрочем, к нашему разговору та история никак не относится.

Я вот о чём хотел сказать: в культуре этого невероятно самобытного Мира традиционно не используются ни ложки, ни вилки при угощении подобными блюдами. Хотя в некоторых случаях существуют дозволенные отступления от правил. Например, когда…

– Товарищ профессор, – Семён отправил в рот жменьку плова, плов оказался вкусным, – давайте оставим культуру Ханского Мира на потом. Был я в том Мире, насмотрелся на их традиции… Кстати, вы с джинном Мафусаилом-ибн-Саадиком, придворным астрологом, случаем, не знакомы?

Профессор поперхнулся пловом и закашлялся.

– Видать, знаком, – уверенно сказал Мар. – Любопытно, а что у них могло быть общего? В гарем к шаху, что ли, на пару лазили? В свободное от работы время. Ты спроси, не стесняйся!

– Как бы это сказать… – Шепель вытер рукавом выступившие слёзы. – Ну-у… Знаком, короче говоря. Собственно, этот коврик он мне и продал. У него была любимая жена… Гюзель, кажется, её звали… она давным-давно умерла, а коврик он хранил как память о ней. Но тяжёлые финансовые обстоятельства, личные проблемы…

– Интересная новость, – не моргнув и глазом, сказал Семён. – Говорите, умерла Гюзель? Давным-давно? Надо же, – и отпил из пиалы шербета.

– Вот же вредитель! – радостно воскликнул Мар. – Семён, наш джинн, оказывается, не только специалист по женской части, но ещё и вор! Стянул коврик у своей дорогой Гюзели и профессору загнал. Оно и понятно – на его гаремные развлечения никаких денег не хватит. Ох и пройдоха, ох и альфонс… Молодец, – неожиданно добавил медальон. – Уважаю. – И замолк.

– Я вот что хотел у вас узнать, пока мы к основному разговору не приступили, – Семён с аппетитом принялся за манты. – Вот эта секта Изменчивых, кто они такие? Слимперов знаю, даже знаком с одним их жрецом, – Семён не стал уточнять, с каким именно жрецом: такой информацией почём зря не разбрасываются. – Что это они там, в ресторане, вытворяли?

– А, обряд изменения, – Шепель немного подумал, собираясь с мыслями. – Вот вы, Симеон, вспомнили о слимперах. Да, мощная секта! Можно сказать, организация. Религиозная, крепко стоящая на ногах организация. Официально запрещённая, но тем не менее вполне существующая. Предполагаю, что её напрямую курирует кто-то из самых верхов имперской власти.

– Несомненно, – буркнул Семён.

– …А остальные, более мелкие секты, всего лишь вариации на ту же самую тему. На тему слимпа. Так сказать, новое толкование старых заблуждений. Скажем, есть секта «диких» слимперов, отрицающих магическую суть слимпа и считающих, что слимп по своей природе есть настоящая реальность, нам недоступная, а всё, что ныне имеется вокруг нас – всего-навсего морок и обман, кем-то специально созданный. Есть секта «отрицающих», которые считают, что слимп искать вообще не надо, потому что мы все живём внутри него, и каждое живое существо по сути своей есть малая частица слимпа… А есть «изменчивые». У них своя вера – вера в то, что пройдя ряд непредсказуемых изменений, полностью меняющих облик и личность, кто-нибудь из них рано или поздно достигнет совершенства и станет всемогущим слимпом, – Шепель долил себе в пиалу из кувшинчика. – Не более и не менее.

– Мало нам одного живого Слимпа, которого ты ненароком создал, так ещё вон сколько претендентов по пентаграммам шляется, с конкретной целью, – желчно сказал Мар. – Конкуренты на должность Бога. Эдак скоро проходу от Слимпов не станет! Куда ни плюнь, всюду Слимпы будут. Тю, дурилки пентаграммные…

– Понятно, – Семён взял с блюда и надкусил пирожок, запил съеденное шербетом. – Значит, всемогущества хотят… И что, есть у них хоть какие-нибудь результаты? Знамения какие-то, сообщения – есть? От тех, кто в Изменении участвовал. Кто в ленточную звезду слазил.

– Ну о каких результатах может быть речь, – удручённо развёл руками Шепель, – если человек непонятно кем или чем становится. И непонятно где. Результаты! Как можно стать тем, чего нет в природе.

– Я бы не стал заявлять столь категорично, – Семён ополоснул руки в воде с лепестками. – Есть у меня подозрение, что слимп все же существует… Благодарю за угощение. Давайте теперь к делу.

– К делу, так к делу, – согласился профессор, – почему бы и нет. – Шепель провёл рукой над ковриком и блюда-тарелки вместе с кувшинчиком немедленно исчезли. Аккуратно сложив коврик-скатерть, Шепель спрятал его в сейф.

– Могут украсть, – пояснил профессор в ответ на недоумённый взгляд Семёна. – Были уже попытки. Между прочим, коврик весьма дорого стоит. Весьма! Раритет, знаете ли. Некоторые коллекционеры мне за этот ковёр-дастархан большие деньги предлагали… Ценная вещь!

– А там что, не ценные? – Семён посмотрел на стеллажи. – Ерунда всякая?

– Тоже ценные, – заверил Семёна Шепель. – Ещё какие ценные! Только их украсть невозможно. Они, понимаете, убивают любого, кто их с полки возьмёт. Кроме меня, естественно. Мне боевые амулеты не опасны, у меня защита есть, – и мельком глянул на свой дешёвый медный перстенёк.

– Так надо было коврик туда, к ним, – Семён кивнул в сторону стеллажей. – Для пущей сохранности.

– Нельзя, – с сожалением признался археолог. – У них магия взаимоисключающая, у ковра и у боевых амулетов. Я бы с дорогой душой, но нельзя. Древние волшебные раритеты, они, видите ли, почти все узко специализированы. И зачастую несовместимы друг с другом. Когда-то это было целой наукой – умение правильно комплектовать магическую амуницию… Порой, Симеон, проигрывались глобальные, решающие сражения из-за, казалось бы, сущей мелочи! Из-за безделицы. Из-за пустяка.

Скажем, в битве за Нартовую Пустошь… была такая в Болотном Мире когда-то, теперь там центр развлечений построили… в этом сражении вождь одной из воюющих сторон по указанию своего колдуна решил использовать в битве трофейный меч-кладенец: то ли в бою тот меч его бойцы взяли, то ли лазутчики у противника выкрали, не важно… Важно то, что ни колдун, ни вождь не учли такую незначительную мелочь, как вплетенную в гриву коня вождя особую ленточку, предохраняющую седока от чужого магического оружия. Сильная такая ленточка была… И что получилось в итоге? А в итоге, едва трофейный, а значит вражеский по определению меч покинул ножны, как тут же сработало защитное колдовство ленты и мигом отбросило вражий меч далеко в сторону. Вместе с рукой вождя: от рывка меча ему полностью оторвало кисть руки, которой он держал чужое оружие. Ну а дальше… Меч-кладенец действует до тех пор, пока его рукоять сжимают чьи-либо пальцы. Вот меч и принялся действовать сам по себе, никем не управляемый… Короче – все, кто был в тот день на поле битве, там и полегли. Все, до одного. На том спор о Нартовой Пустоши и закончился. На пару лет: пока рука, державшая меч, не сгнила окончательно и оружие не перестало убивать кого ни попадя. Тех, кто на Пустошь случайно попадал.

– Подумать только! – удивился Семён. – А я был уверен, что меч, который лежит у вас на полке, и есть тот самый кладенец. Главное, рука оторванная тоже присутствует! Живая. У неё пальцы шевелятся, я сам видел.

– Он и есть, – медленно сказал Шепель, странно глянув на Семёна. – Значит, то, что о вас писали, правда. Вы – видящий. Это хорошо. Рука на мече… остывший магический образ… я так и не смог его убрать, потому меч и лежит у меня в запаснике. Кому он нужен, если в любой момент опять может взяться за старое!

– Так. Мы снова вернулись к главному вопросу, – подобрался Семён. – Откуда вы меня знаете? Как меня нашли?

– Я вас очень прошу, – пропустив мимо ушей реплику Семёна, взмолился профессор-археолог, – попробуйте убрать образ руки с меча. Вы ведь можете, да? Можете? Поверьте, это очень важно! В первую очередь для вас. Вы… Вы можете это сделать?

Семён вздохнул и, ничего не ответив, направился к стеллажу.

Присев на корточки, парень внимательно пригляделся к руке – та не подавала никаких признаков жизни – после осторожно, по одному, принялся отдирать пальцы от рукояти меча. Пальцы были мягкими, словно пластилиновыми, липкими, и у Семёна от брезгливости снова неприятно заёкало в желудке. К счастью, оторвать пальцы от рукояти меча он успел быстрее, чем взбунтовался желудок: кисть дохлой лягушкой упала на полку и растаяла в воздухе.

– Готово, – Семён встал, с отвращением отряхнул ладони. – Где руки помыть можно?

– Рукомойник там, в углу, – возбуждённо сказал Шепель, присаживаясь на корточки и осторожно поводя над длинной рукоятью меча своим медным перстнем, – невероятно… Камень ни на что не реагирует! Чудеса, да и только.

– Фирма веников не вяжет, – торжественно сообщил Мар неизвестно кому. – Фирма их ворует. Подумаешь, образ сняли. Мы с Семёном такие дела проворачивали, что ух ты! Да мы… Чего это я разошёлся? Он же всё равно меня не слышит. К сожалению. Иначе бы я ему такое рассказал, такое… Мы в своём деле тоже, небось, профессора! Нет – академики. Или кто там у них ещё круче…

Семён вымыл руки и вернулся к стеллажу: археолог продолжал водить ладонью над мечом, что-то бубня себе под нос. Видимо, всё ещё продолжал восторгаться.

Шепель поднялся с корточек, церемонно поклонился Семёну.

– Теперь у меня нет никаких сомнений, что вы – Искусник Симеон. Видящий, который может воздействовать на магию. Вы тот, кто мне нужен! Позарез нужен. И я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

– Отказаться я могу от чего угодно, – отмахнулся Семён, – у меня есть всё, что мне надо. Или почти всё.

– У вас нет браслета-экрана, – вкрадчиво произнёс археолог. – Так называемого «воровского счастья». Который никогда не позволит обнаружить вас ни одному поисковому заклинанию, какое бы мощное оно не было.

– Считайте, что вы меня заинтересовали, – подумав, сказал Семён. – Очень заинтересовали. Но сначала – всё те же вопросы. Откуда вы меня знаете и как нашли.

– Отвечаю по порядку, – Шепель нервно потеребил галстук-бабочку. – У меня есть знакомства в имперском сыскном отделе. Надёжные, хорошо оплачиваемые знакомства! Служащие, которые поставляют мне сведенья о самых необычных преступлениях в Империи и данные о самых необычных преступниках. Я работал со многими из тех, кого так усердно ищут и никак не могут найти полименты! У меня свой метод поиска нужных мне людей.

Дубликат вашего портрета, нарисованного художником кардинальского сыскного отдела, лежит в моём сейфе, в отдельной ячейке. Вместе с дубликатом личного досье на вора-Симеона. Искусника Симеона, как назвали вас в Безопасном Мире. О, я в курсе многих ваших приключений! Один побег на прыгалке чужих из Безопасного Мира чего стоит… Вы уже стали живой легендой у воровской братии! Неуловимый вор-видящий, который работает исключительно в одиночку. И который, возможно, умеет влиять на магию. Я давно искал человека с вашими способностями, Симеон!

А как я вас нашёл… Могу сказать прямо – это была непростая работа! Пришлось посетить множество разных Миров, тех, где вы могли появиться, и оставить там специальные сторожевые заклинания. Настроенные на вас лично, Симеон. Такие заклинания, каких не было, нет и не будет в имперском сыске. Потому что эти сторожа были взяты мной из амулета, охранявшего Земляную Книгу. Вы слышали легенду о Земляной Книге?

Семён отрицательно покачал головой.

– Я вам потом её расскажу, – пообещал Шепель. – При случае. Очень, знаете, впечатляющая легенда! Страшненькая. Но именно она дала мне подсказку, где может хранится Земляная Книга.

В общем-то, ничего особо полезного в той книге не оказалось, легенды всегда всё преувеличивают: простенькие рецепты по изготовлению грязевых зомби, посредственные заклинания для вызова пылевых умертвий, наведение глиняной порчи на врагов… что там ещё насчёт врагов было… м-м… песок вместо крови, стеклянные кости, железные корни волос, растущие в мозг… э-э… и прочие нехитрые забавы с человеческой плотью. Прикладная грязевая некрономика, первые опыты! Давно устаревшие технологии… Никакого интереса ни с военной, ни с коммерческой точки зрения.

Саму Земляную Книгу я продал коллекционерам-некромантам, а охранный амулет оставил себе. На всякий случай – вдруг пригодится? И не ошибся. Пригодился.

– Хм, а где он ту Земляную Книгу взял-то? – призадумался Мар. – Не в библиотеке же! Семён, по-моему господин профессор-историк не кто иной, как наш собрат по ремеслу. Слышал я о таких! Их ещё «чёрными археологами» кличут. Попросту говоря – кладбищенские воры. Покойников грабят! Мародеры от истории, ага. Впрочем, у каждого свой бизнес… Слушай, спроси-ка у этого специалиста по умертвиям, чего ему от нас нужно? А то всё ходит вокруг да около! У меня уже терпение кончилось его мудрёные рассказы слушать.

– Гражданин профессор Шепель, – Семён пододвинул к себе стул, сел, закинув ногу на ногу. – Давайте ближе к теме. Суть вашего предложения?

– Вы сейчас не заняты работой? – поинтересовался профессор, – я имею в виду, не нарушит ли мой заказ ваши планы? Дело предстоит серьёзное!

– Пожалуй, нет. Не нарушит. – Семён лениво покачал ногой. – До следующей пятницы я совершенно свободен. До пятницы в Изумрудном Мире.

– А что произойдёт в пятницу? – озаботился профессор. – Банк брать будете? Планово.

– Нет, почему же, – Семён усмехнулся. – Вполне законное мероприятие… Я должен быть на коронации. Одна моя знакомая становится королевой и очень обидится, если я пропущу такое важное для неё событие.

– Голову оторвёт, – поддакнул Мар, – и неограниченного кредита лишит. Она, помнится, так и сказала. Чёрт с ней, с головой, кредита жалко…

– Ясно, – сказал Шепель. – До следующей пятницы мы наверняка управимся. Значит, так: в одном из закрытых мёртвых Миров есть древний, всеми забытый мавзолей…

Глава 2 Самозванец: Лихо Исполненный Монархический Подлог

Реально коронация должна была состояться лишь в субботу, в полдень, но Семён нарочно указал в разговоре более ранний срок – надо было тщательно, не торопясь подготовиться к королевскому празднику. Всё же не каждый день у Семёна друзья коронуются! Тем более если друг – спасённая им принцесса.

Вообще-то работа от профессора Шепеля подвернулась как нельзя кстати: Семён уже несколько дней ломал голову над тем, что бы эдакое подарить будущей королеве Яне. Такое, чего никогда не купишь за деньги. Что-нибудь особенное, запоминающееся. В самом деле, ну не бриллиантовое же колье дарить девушке, у которой в сокровищнице этих бриллиантов как тараканов в старом общежитии! Семён лично те бриллианты видел. И штабеля золота в слитках видел. Когда Хайк, личный телохранитель Семёна, дядю принцессы Яны в замковой сокровищнице жизни лишал. Дядю-короля. Самозванного короля.

Собственно, ситуация, в которой оказалась принцесса Яна, бывший член кардинальского Отряда, видящая, была классической до банальности: возвращения Яны никто из её подданных не ждал. Зато ждал родной дядя, интригами и подкупом занявший монарший трон вскоре после смерти своего брата-короля – ждал, хотя с некоторых пор принцесса официально числилась погибшей.

Через два дня после похорон отца Яны шустрый дядя молниеносно провёл широкомасштабную «предвыборную» кампанию по подготовке общественного мнения – во всех новостных листках, развешанных на рынках и площадях королевства, сообщалось о том, что принцесса Яна окончательно и бесповоротно съедена лютым драконом во время её преддипломной практики, в одном из отдалённых захолустных Миров. Нанятые сплетники воодушевлёно рассказывали в многочисленных кабаках и тавернах весьма красочные подробности гибели принцессы – очень кровавые и очень убедительные подробности. Как будто они сами, лично, присутствовали во время возмутительного акта поедания драконом несчастной студентки имперского биофака. Типа свечку у пасти держали.

Через месяц после начала активной обработки общественного мнения дядю короновали; никакого возмущения, а тем более бунта не было – народ кричал «Ура!» и пил за здоровье нового короля. О Яне больше никто не вспоминал. Умерла, так умерла.

Однако, сразу после коронации, всей страже по всему необъятному королевству (и особо – страже столичной) была дана секретная ориентировка о возможном появлении на территории королевства самозванки, внешне крайне похожей на покойную принцессу и потому незаконно претендующей на трон. В случае обнаружения данной особы предписывался её немедленный арест и препровождение оной девицы по этапу в дворцовую тюрьму, где с ней разберутся; за поимку самозванки полагалось крупное вознаграждение. Очень крупное. Золотом.

Дядя не хотел рисковать в своей игре за власть и учитывал все возможные моменты развития дальнейших событий. Но, на свою беду, он не учёл одного: то, что Яна вернётся в Изумрудный Мир не одна.

Разобраться в нынешней политической ситуации будущей правительнице самого крупного королевства Изумрудного Мира помогли стражники, стоявшие у главных городских ворот столицы – стражники, которые без объяснений кинулись на Яну, едва она подошла к воротам… Вернее, помог один из стражников, специально не покалеченный Хайком: стражник охотно дал подробный отчёт обо всём, что случилось в королевстве за то время, пока Яна отсутствовала. Также умный стражник немедленно признал в Яне настоящую, а не самозванную королеву и, стоя на коленях, верноподданнически поцеловал ей руку, первым во всём королевстве присягнув новой правительнице на верность. За что тут же был помилован и назначен главой городской стражи.

Дальнейший путь ко дворцу маленький отряд проделал под защитой Мара, на время укрывшего Семёна, Хайка и Яну колпаком невидимости – во избежание ненужных жертв со стороны ретивых стражей порядка.

Дворцовый переворот прошёл довольно быстро и без особых эксцессов; правда, Хайку – черепаховому бойцу из клана наёмных воинов и телохранителю Семёна – пришлось сначала за минуту положить всю личную охрану дяди-короля, полторы дюжины хорошо вооружённых гвардейцев, но это оказалось даже к лучшему: изувеченные трупы на полу и громадные пятна крови на стенах тронного зала послужили весомым доводом для придворных сановников. Доводом в пользу Яны. Доказательством того, что к трону пришла законная королева – а то какой же настоящий переворот, да без крови?

Семён тоже не остался без дела, с удовольствием поучаствовав в восстановлении исторической справедливости: боевые заклинания медальона пришлись очень кстати! Пожалуй, с дворцовыми воротами и первым этажом самого дворца Семён несколько перестарался, ремонт и восстановление интерьера теперь затянутся на месяцы – но тут ничего не поделаешь. Потому что яркий, профессионально и эффектно исполненный переворот тем и отличается от переворота дилетантского, что запоминается при дворе очень и очень надолго. Иногда навсегда. И является хорошим предупреждением для других возможных претендентов на трон: с нами лучше не связывайтесь!

Дядя-интриган, видя такое дело, решил отсидеться в сокровищнице, дождаться, пока утихнут революционные страсти и тайком удрать. Но не отсиделся… Когда Хайк, держа свежесвергнутого короля за глотку, спросил у Яны, что ему делать с дядей, всё же её родственник, принцесса жёстко ответила:

– Мне не нужна гражданская война! Двум правителям в одной стране не бывать! – И участь дяди была решена. Семён только крякнул, услышав такой приговор, но вмешиваться не стал: как-никак, но Яна была настоящей королевой…

В тот же день в столице было официально объявлено, что король и его охрана пали от рук неких иномирных заговорщиков, возжелавших поэтапно узурпировать власть над всем Изумрудным Миром; принцесса Яна, похищенная теми же заговорщиками, смогла вырваться из плена и вернулась на родину во главе с карательным отрядом, дабы отстоять независимость государства; заговорщики уничтожены, узурпация подавлена в зародыше. Принцесса Яна скорбит о безвинно погибших и объявляет недельный государственный траур, после которого состоится её коронация; похороны короля и его охранников-героев, павших в неравном бою с ненавистными заговорщиками, пройдут завтра с положенными в таком случае королевскими почестями; также принцесса Яна призывает население к бдительности! Враг не дремлет. Аминь.

Вместе с тем повсеместно был снижен подушный налог и цены на пиво; спасённый от узурпации народ ликовал, прославляя великую королеву Яну.

Так как коронация должна была пройти лишь через неделю, Семёну пришлось покинуть Изумрудный Мир – находиться на одном месте он мог не более трёх дней, именно столько времени требовалось поисковым заклятиям имперской службы безопасности, чтобы отыскать местонахождения вора-Симеона.

Взяв из казны кошель с золотом на мелкие расходы, Семён попрощался с Яной и Хайком, твёрдо пообещав вернуться в следующую пятницу, накануне коронации, и отбыл в неизвестном (даже для себя) направлении; Хайка Семён оставил при будущей королеве, для её надёжной охраны. Так, на всякий случай. Во избежание.

А сейчас Семён сидел напротив профессора Шепеля и с интересом слушал его рассказ об удивительном мавзолее, спрятанном в одном из закрытых и напрочь забытых Миров.

– …Судя по усталости магической защиты, мавзолею никак не менее полутора тысяч лет, – убеждённо сказал Шепель, доставая из кармана смокинга тяжёлый никелированный портсигар и щёлкая кнопочкой на его боку. – Если внимательно просмотреть все расчетные магограммы, то…

– Я не курю, – глянув на портсигар, сразу предупредил Семён. – И табачный дым не переношу.

– Дым? – недоумённо переспросил профессор, после глянул на свою никелированную вещицу и рассмеялся.

– Дыма не будет. Это, Симеон, вовсе не то, о чём вы подумали. Вовсе не то, – Шепель открыл портсигар. – Я, кстати, тоже не курю. И никому не советую. Это… Впрочем, сами видите.

Семён кивнул. Он видел.

Портсигар оказался чем-то вроде крошечного ноутбука – с откидным плоским экранчиком и мелкой клавиатурой, давить на которую можно было разве что спичкой.

– Ба! – не на шутку разволновался Мар, – так это ж техническая магия! Семён, штучка-то от чужих! Их работа, чтоб я поржавел. Откуда? Зачем?

– Смотрите, – Шепель осторожно надавил ногтём на одну из кнопочек, – вот как выглядит мавзолей внешне.

На экранчике проступило крохотное изображение: среди скал, на ровной каменистой площадке, высился вертикально установленный белый цилиндр с плавно закруглённым верхним торцом. Цилиндр был похож на патрон от пистолета Макарова, такой же ладный, такой же аккуратный. И такой же опасный – при первом взгляде на мавзолей-патрон у Семёна почему-то сразу заныло под ложечкой и возникло очень неприятное ощущение. Ощущение угрозы.

Изображение было объёмным, цветным, но определить истинные размеры цилиндра Семён не мог, не с чем было сравнить.

– Тридцать метров в высоту, десять в диаметре, – словно прочитав мысли Семёна, любезно сообщил профессор Шепель. – Нестандартная конструкция! Обычно постоянную защиту делают в виде полусферы или клетки, так гораздо проще: меньше сложностей в создании. А здесь особо постарались… Почему? Не знаю.

– Эт-точно, – согласился Семён. – Уж постарались, так постарались, ничего не скажешь. Какая-нибудь дополнительная информация по мавзолею ещё имеется? Ну, кто там захоронен… что из ценностей имеется… как, в конце концов, открывается.

– Кто захоронен, неизвестно, – Шепель ещё немного полюбовался картинкой, после захлопнул портсигар-ноутбук и спрятал его в карман. – Да и захоронен ли… Ценностей там много. Любых! Разных. Лично мне оттуда нужна только шкатулка из чёрного железа с оригинальной символикой на крышке. Для вас, Симеон, она никакого интереса не представляет, уж поверьте мне, слишком у неё применение специфическое… Зато вам наверняка будет интересен браслет воровского счастья, о котором я говорил раньше. Может, что ещё для своей нелёгкой профессии в мавзолее отыщете, мало ли… Берите всё, что угодно! Кроме шкатулки, разумеется. А остальное берите не стесняясь, сколько на себе унесете – столько и берите. Это и будет вашей оплатой.

Как открывается мавзолей – не знаю. Для того и пригласил вас в дело… Зато точно знаю, как выключить изнутри его магическую защиту. Всё просто – там, внутри мавзолея, есть особая иголка, которую надо сломать, тогда магическая защита рассеется. Значит так: игла лежит в…

– Яйце, – принялся загибать пальцы Семён, – яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на вершине дуба. Так?

– Так, – мрачнея лицом, подтвердил профессор. – Яйцо стеклянное, толстостенное, лежит в серебряном контейнере… контейнер в виде гуся, известный символ наёмных солдат; сам контейнер завёрнут в покрывало с вышитым на нём золотым зайцем, символом быстрой победы; всё это уложено в герметично закрытый хрустальный ларь, который не висит, а лежит на… Послушайте, Симеон! Откуда у вас такие познания? – воскликнул Шепель, с нескрываемым подозрением глядя на Семёна.

– В книжке одной читал, – уклончиво ответил Семён. – Детской. История о некой бессмертной нежити, которая девушек похищала.

– Детская некрономика? – задумался профессор. – Впервые о такой слышу. Ну, ладно. Не то я уже подумал… – о чём именно он подумал, Шепель не сказал. А Семён не стал выяснять, хотя реакция профессора ему не понравилась: Шепель явно чего-то не договаривал. К тому же возникал вопрос без ответа: а откуда у него самого, у Шепеля, такие познания?

– Когда работать будем? – Семён постарался отогнать от себя неприятные подозрения. Может, археолог попросту опасался того, что Семён тоже займётся его ремеслом и начнёт перебегать ему дорожку? Как заяц быстрой победы… А познания – да мало ли книжек на свете! Кроме детской некрономики с Кощеем Бессмертным.

– Завтра с утра, – Шепель глянул в окно. – Уже совсем темно, а я привык ложиться спать вовремя. Вы, Симеон, если желаете, можете отдохнуть у меня – в соседней комнате есть диван. А если хотите, то в гостинице. Она рядом, – профессор указал на окно. – Её даже из моего офиса видно.

Семён вспомнил пластилиновые пальцы, сжимавшие рукоять меча, смертоносных уродцев на стеллажных полках и невольно поёжился.

– Пожалуй, в гостинице, – решил Семён. – Оно и мне, и вам удобнее будет.

– Тогда в девять, – Шепель встал. – Я зайду за вами: на дело отправимся прямо из номера гостиницы. Какие-нибудь вещи, инструменты вам потребуются?

– Всё своё ношу с собой, – Семён тоже поднялся со стула. – До завтра! – И направился к выходу из офиса.

…Снег бодро поскрипывал у Семёна под ногами, морозный воздух был тих и прозрачен; по широкой вечерней улице степенно, не торопясь, шли тепло одетые прохожие: кто в шубах, кто в дублёнках. Семён ничем не выделялся из толпы – маскировочный костюм превратился в долгополую серую шубу, серую шапку-малахай, тёплые штаны и чёрные меховые унты: почему-то все встреченные Семёном прохожие были в унтах. То ли мода здесь была такая, то ли зимы чересчур холодными и снежными, кто знает!

Яркие фонари на высоких столбах сияли насыщенным жёлтым светом, создавая странное впечатление, будто Семён идёт не по снегу, а по песку; с неба, казалось, сыпались не редкие крупные снежинки, а хлопья поп-корна. Холодного такого поп-корна. Ледяного.

По наезженному снегу дороги, шурша полозьями, без излишнего лихачества скользили небольшие приземистые машины, отдалённо напоминавшие гибрид кареты и сибирского снегохода. Вот только принципа их движения Семён так и не понял – у каретных снегоходов не было ни ведущих шипастых колёс, ни толкающих машину вперёд пропеллеров. Ничего! Одни лишь широкие полозья и слегка приподнятый над ними салон с пассажирами.

– Магия, понятно, – сказал сам себе Семён. – Ничего особенного, – и пошёл искать обещанную гостиницу.

…Номер Семён взял себе не очень дорогой, – всего лишь пятикомнатный, из разряда «люкс баронский, экономический», – тратить деньги на роскошные королевские апартаменты Семён не решился. С него пока и баронского «люкса» хватит! Вот подождём, когда королева Яна неограниченный кредит откроет, тогда…

Заказав в номер лёгкий ужин и свежую местную газету, Семён отправился в ванную искупаться – вернее, вволю поплескаться в небольшом мраморном бассейне, заменявшем здесь стандартную чугунную ванну.

Пока Семён мылся-плескался, ненавязчивая гостиничная обслуга полностью сервировала здоровенный стол в главном зале номера и тактично удалилась; похоже, экономические бароны в этом Мире были людьми жизнерадостными и очень любили покушать – лёгкого ужина, опрометчиво заказанного Семёном, вполне хватило бы на нескольких, таких как он, «не баронов»: одних печёных фазанов было три штуки, не считая множества салатов, острых приправ и закусок. А представленным к ужину шампанским можно было бы оживить не одну пентаграмму Изменчивых! Если, конечно, пентаграммы активировались именно игристым вином, а не чем-то иным.

– Ну скажите хоть кто-нибудь, на фига мне столько шампанского? – Семён возмущённо ткнул рукой в начищенную бронзовую лохань, заботливо оставленную на специальной тележке рядом со столом: лохань была заполнена тяжёлыми зелёными бутылками вперемешку с колотым льдом. – Я же столько не выпью! Что мне теперь, клизму из него самому себе ставить? Чтобы добро не пропало.

– Клизма из холодного шампанского? – Мар задумчиво похмыкал. – Оригинальная идея… Семён, да ты, видать, знаешь толк в извращениях! Вот уж чего от тебя никак не ожидал.

– Умник, – фыркнул Семён, – специалист по нетрадиционному клизмированию… Так, а это что? – Семён взял с отдельно стоящего серебряного подноса толстую газету: под газетой оказалась россыпь глянцевых визиток с качественными портретами полуголых девиц.

Девицы все как на подбор были худощавыми, неестественно белокожими и загадочно-томными, с мертвенно-синими веками и ярко-алыми татуированными губами; дорогой макияж и татуировка, как ни странно, делали девиц более похожими не на гостиничных профессионалок, а на сирых убогих вампиров. В последней стадии гемоглобинового истощения.

– Ну уж… – Семён озадаченно уставился на эротические визитки. – Чего они тут оказались-то? Я вроде не заказывал.

– Эх, Семён, – с сожалением вздохнул Мар, – всё же в каком провинциальном Мире ты раньше жил! Чего, зачем… А то сам не понимаешь! Потому и стол такой богатый, что на гостей рассчитан. Бароны, они народ простой, весёлый, без комплексов! И денежный. Так что будем делать с девочками?

– Ничего, – решительно ответил Семён, отодвигая поднос с визитками подальше от себя, на дальний край стола. – Мне выспаться надо, завтра серьёзная работа предстоит.

– Вот это правильно, – одобрил решение Семёна медальон. – Работа – прежде всего! А девочек по вызову во всех Мирах хватает, ещё успеется… Был у меня как-то случай: один из моих давнишних хозяев, по кличке Весельчак Римми, получив заказ на срочную работу и кой-какой аванс наличкой, отправился в одно вполне приличное заведение отметить это дело. В бордель, если точнее. Ну, вино, шампанское, девочки, то да сё… А хозяйка борделя, мамаша Ли, по кличке Весёлый Рождер – она раньше на пиратском корабле ходила, то ли при капитане была, то ли сама капитанила, дело давнее, тёмное, – на него глаз положила. Может потому, что Римми золотом сыпал не скупясь, а может потому, что мордой вышел, хрен его знает… И, короче, когда мой хозяин дошёл до нужной кондиции, затянула мамаша Ли его к себе в постель. Одновременно с этим в бордель явились матросы с только что прибывшей «Розовой жемчужины» – это клипер такой был, шерсть туда-сюда по морю возил – и, разумеется, в стельку пьяные…

– Так-так, – согласно покивал Семён, разворачивая газету и слушая рассказ Мара в пол-уха, – пьяные матросы, а как же, – Семён зашелестел страницами.

– …в прошлый раз этих залётных матросиков кто-то из местных девочек обчистил, вот ребятки и решили набить морду Весёлому Рождеру, – похохатывая продолжил Мар, – задним числом, стало быть. А так как никто им не объяснил, что Весёлый Рождер – это, в натуре, бордель-маман, а не бордель-папан, то, естественно, из кровати первым был вынут Весельчак Римми. Никакой… Матросики, тоже никакие, с трудом смогли задать ему лишь один, но главный вопрос: «Весеро?…», что, видимо, означало: «Весёлый Роджер?» На что получили не менее исчёрпывающий ответ: «Весери…» Разницу в одну букву никто из матросов не заметил. А после… э-э… Ну, что случилось после, и так понятно.

Короче, подзадержались мы в том борделе надолго: лечились мы там, значит. В смысле, не я лечился, а мой хозяин, мда-а… Заказ, конечно, тю-тю, аванс назад отобрали… Хорошо хоть бить Весельчака Римми заказчики не стали, куда уж дальше было его бить! И так живого места на нём не осталось… Но нет худа без добра, – рассудительно сказал Мар. – Весёлый Роджер… Весёлая Роджера… Тьфу! Бордель-маман, пока выхаживала Римми, воспылала к моему хозяину такой любовью, что предложила ему остаться при заведении. Типа вышибалой… или барменом… или оценщиком краденого… или кем он сам захочет: заведение-то было многопрофильное! В смысле – не только одними девочками зарабатывало, хе-хе.

Так что я года три пожил на одном месте, пока Весельчака Римми в пьяной драке не прирезали. Весёлая Роджера сама и прирезала – к новенькой спьяну приревновала… а потом и сама повесилась. Вот такая, понимаешь, любовь, – вздохнул Мар. – Трагедия высоких чувств.

– Бывает, – согласился Семён, внимательно рассматривая что-то на одной из газетных страниц. – Мар, гляди сюда! Интересное дело с нашим профессором получается…

На предпоследней газетной странице, в разделе «Скандалы недели», имелась заметка о случившемся несколько дней тому назад конфузе с участием известных в городе лиц. Конфуз заключался в том, что некий весьма известный в определённых кругах научный работник – «профессор-археолог», как уклончиво обозначили в статье главного виновника скандала – устроил несанкционированный дебош в городской мэрии. С разбиванием двух стульев и одного окна.

Причиной дебоша явилось официальное постановление мэра о запрещении нахождения в городе лиц чужого вида, – таких, как прибывшая недавно с частным визитом биологическая пара альфы и беты, – постановление, несомненно говорившее лишь о патриотизме мэра и никоим образом не о зажиме демократии на местах.

Причём в дебоше участвовал не только известный научный работник, но и поименованные выше альфа и бета. Чем, разумеется, только подтвердили мудрость и прозорливость мэра.

Что произошло после скандала, какие меры были приняты к дебоширам – в заметке не указывалось. Зато была чёрно-белая офсетная фотография: разъярённый профессор Шепель с ножкой от стула в кулаке и прячущийся у профессора за спиной большеголовый карлик-альфа; карлик исподтишка показывал фигу толстому мужчине в казённом деловом костюме – толстый мужчина висел в воздухе, удерживаемый за казённый шиворот мощной, покрытой шерстью когтистой рукой-лапой (сам владелец руки, бета, в кадр не попал). У толстого мужчины было сосредоточенное выражение лица, словно он и на весу продолжал решать в уме народно-хозяйственные задачи. Это, наверное, был мэр.

– Во как, – растерянно пробормотал Мар. – Даже так… Семён, а не кажется ли тебе, что гражданин Лео Шепель круто повязан с чужими? И не для них ли он пытается достать из мавзолея ту важную шкатулочку, а? Вон, и машинка с кнопочками у него тоже от чужих… Которая картинки показывает.

– Кажется, – Семён сложил газету. – Однако, надо с профессором держать ухо востро! Боюсь, что… – Семён не закончил мысль, зевнул. – Завтра видно будет, – решил Семён. – Мне всё равно в мавзолей сходить надо. За браслетом. А сейчас – спать… Мар, ну-ка, запакуй это всё добро в себя! Фазанов, закуски, вино… Не оставлять же добро неизвестно кому. Тем более, оплаченное. У тебя есть свободное упаковочное заклинание?

– Как не быть! – обиделся медальон. – А как же! Пароль вызова сам назначишь или мне доверишь?

– Сам, – Семён потёр нос. – Пусть будет… м-м… Да хотя бы «Жрать давай», чем не пароль!

– Готово, – доложил Мар. Семён глянул мельком в сторону стола – стол был пуст, в бронзовой лохани остались только куски подтаявшего льда, – и отправился в спальню.

…Профессор Шепель прибыл в гостиницу к обещанному времени: ровно в девять он постучал в дверь баронского номера.

– Открыто! – крикнул Семён из ванной, – входите! – Он только что закончил приводить себя в порядок, умылся и побрился; бритву Семён позаимствовал в Лесном Мире, в «Пятничной ресторации», и с тех пор всегда носил её с собой. Как память о братко Иване.

Сегодня профессор выглядел менее торжественно, чем вчера – смокинг и парадные брюки сменились короткой курткой на меху, плотными рабочими штанами, чем-то вроде джинсов, и обязательными унтами. На голове у профессора была вязаная шапочка, в руке – туго набитый брезентовый портфель-баул. Вся одежда – включая и обувь, и шапочку, – имела грязно-болотный цвет: Шепель был похож на полевого боевика, тайно пробравшегося в город для закупки спичек, соли и патронов.

Семён тут же организовал себе нечто похожее, только, конечно, без портфеля – портфель ему был не нужен. Да и не делал костюм таких вещей, не для того он был предназначен!

– Готовы? – Шепель придирчиво оглядел Семёна, одобрительно кивнул. – Нормально. Сойдёт. Ну, поехали, – профессор пошарил у себя за пазухой, выудил оттуда свой жетон-медальон и что-то тихо сказал в него, точь-в-точь как секьюрити в служебный микрофон. Но ничего не произошло. Вообще ничего.

– Что такое? – Шепель недоумённо глянул на Семёна. – Ваша, что ли, работа?

– В каком смысле? – Семён точно с таким же недоумением уставился на профессора.

– Номер блокирован на перемещение из него, – пояснил Шепель, с тревогой оглядываясь по сторонам. – Если не вы, то кто? Полименты? Этого ещё не хватало!

– Э-э, какие полименты-шмолименты, – с пренебрежением отозвался Мар. – Это гостиничная магия выделывается… Семён, ты ведь за номер и за ужин не расплатился! Вот тебя и не выпускают. Что они, с баронами раньше не сталкивались, что ли?! Да бароны все, как один, стараются втихаря удрать из таких заведений, ни копейки не заплатив по счёту. Но, как правило, платят… куда им деваться от охранной магии! Плати скорее, а то и впрямь полиментов могут вызвать, не ровен час!

– Всё нормально, – успокоил Семён профессора, – я за номер забыл заплатить, – Семён полез под куртку, за кошелем с золотом; профессор облегчённо вздохнул, уронил жетон на грудь и присел в ближайшее кресло.

Сначала Семёну попался под руку хранилищный кошель, нынче пустой – Семён носил его с собой на всякий случай, толку от него теперь не было никакого: всё хранилищное магическое золото ушло на случайное создание Слимпа… После нашёлся и второй кошель, с золотом, взятым из казны принцессы Яны – Семён носил оба кошеля на обычном кожаном ремне, повязанном поверх маскировочного костюма. Это была вынужденная мера, – костюм при очередном превращении иногда «забывал» создавать пояс, на котором должны были висеть кошели, и тогда те сразу оказывались на земле. Вернее, Семён забывал. А с не изменяющимся ремнём проблема отпала.

– Момент, – Семён развязал кошель и принялся выкладывать на стол золотые монеты, выбирая помельче, одну за другой: монеты немедленно исчезали, словно стол их неутомимо съедал. На шестом золотом кругляше стол успокоился – седьмую монету он не принял.

– В некоторых Мирах за шесть золотых можно целый дом купить, – неодобрительно сказал Мар. – С мебелью, водопроводом и утеплённым сортиром. Ну и цены! Нет, быть бароном всё же очень расточительно… Не экономно. Ты, Семён, в следующий раз или подешевле номер выбирай, или заранее разбирайся с гостиничной магией. Чтобы поутру не мы им, а они нам должны были! Вот такая баронская экономия, уверен, будет правильной.

– Готово, – Семён спрятал лишний золотой в кошель, поправил куртку.

Профессор-археолог встал, подошёл к Семёну поближе и повторно шепнул что-то в свой медальон. На миг у Семёна привычно потемнело в глазах, появилось ощущение невесомости, а в следующую секунду он был уже в другом Мире. В Мире с мавзолеем.

Небо в этом Мире было удивительное – оно всё полыхало длинными разноцветными сполохами, словно затянутое единым северным сиянием; сквозь радужное сияние едва виднелось солнце, далёкое и тусклое. Маленькое.

Земля под ногами Семёна была твёрдая, каменистая, покрытая инеем; вокруг, то там, то тут, громоздились бурые скалы, нацеленные своими остриями в полыхающее небо.

Было холодно.

Впереди, метрах в ста, на небольшом, явно искусственном возвышении, высился цилиндр мавзолея. Мавзолей был идеально белым, – на нём даже всполохи не отражались – белым и светящимся: на картинке в портсигаре с кнопками Семён такого свечения не заметил. Впрочем, картинка давала лишь реальное изображение предмета, а вовсе не магическое.

– Высокогорье, – пояснил Шепель, тоже глянув в небо, – здесь всегда так, – и неторопливым шагом направился к мавзолею, осторожно неся свой портфель-баул, словно в нём лежало что-то хрупкое; портфель был тяжёлым и профессора заметно кренило в сторону.

– Скажи, Мар, – негромко спросил Семён, нарочно отстав от Шепеля, – а к чему вообще такие сложности? С вскрытием мавзолея. Неужели нельзя было попросту прыгнуть в него? Вон, транспортные заклинания у всех имеются… Дал команду – и там.

– Где – там? – заинтересовался медальон.

– Ну, там, – Семён махнул рукой в сторону белого цилиндра. – Внутри.

– Ишь чего захотел, – усмехнулся Мар. – Кабы такое можно было сделать, кто ж тогда тебя на работу нанимал бы… Все сами давным-давно по разным мавзолеям и банкам шарили бы, как у себя в кармане! Представляю, чем бы это закончилось, – озаботился медальон. – Полным развалом и анархией, мда-а… К счастью, такого безобразия не может быть, потому что без конкретного адреса ты никогда не попадёшь в конкретное место. Особенно в защищённое магией. Да и вообще нельзя пользоваться транспортным заклинанием наобум, всяко может произойти… Вот, помню, был случай: один знакомый моего очередного хозяина решил попасть в частный банк напрямую, без надлежащего аккуратного взлома. И обратился он к одному колдуну-самоучке, чтобы тот подправил ему стандартное транспортное заклинание…

– Короче, – Семён ускорил шаг, нагоняя Шепеля.

– Короче, того знакомого нашли через пять лет, случайно. Когда новую дверь в стене банка прорубали. – Мар издал звук, словно сплюнул. – По кусочкам, вместе с кирпичами вынули. Мерзостное зрелище было, должен тебе сказать! Мой хозяин в это время возле стройки ошивался, высматривал, что к чему… хотел этот банк пощупать. Передумал, когда своего знакомого в виде битого кирпича увидел… Голова хорошо сохранилась, не разбили голову! А из кирпичей в это время кровь потекла, – умирающим голосом закончил свой рассказ Мар. – Море крови! Чёрной, липкой… А когда голова открыла глаза и сказала…

– Да ну тебя, – нервно сказал Семён, – хватит мне мозги пудрить! Я и без того весь на взводе, – Семён раздражённо щёлкнул ногтём по медальону; Мар, очень довольный собой, демонически захохотал.

Шепель остановился не доходя до возвышения с мавзолеем, поставил портфель-баул на землю и шумно перевёл дух. После чего расстегнул портфель и принялся бережно доставать из него различные предметы: пару уже знакомых Семёну деревянных жезлов с глиняными божками-набалдашниками; пяток одинарных подсвечников с заострёнными штырями-ножками и связку чёрных свечей к ним; тонкие серебряные трубки, уложенные в прозрачный пакет-футляр.

– Это что такое? – полюбопытствовал Семён, наклоняясь к футляру поближе и беря одну из трубок: трубка была раздвижной, вроде телескопической удочки, с крючками-петельками на торцах. Тоже серебряными.

– Что? – испуганно вздрогнул Шепель и резко захлопнул баул. – Ф-фу, Симеон, нельзя же так… Защита это, – профессор отвёл руку Семёна в сторону. – Лучше не трогайте. Вещь тонкая, сноровки требует… Я сейчас механическую пентаграмму из трубок собирать буду, на всякий случай. Мало ли что может произойти… Прикрою вас из неё, чуть что! На расстоянии.

– Как это? – возмутился Мар. – Чушь собачья! Семён, нас тут за лохов держат! Из пентаграммы никогда никого не прикроешь, тем более на расстоянии, это я уж точно знаю, сталкивался с такими делами. Семён, я понял – наш профессор решил себя лично обезопасить! Себя одного. Ох, нечисто он играет… То ли из мавзолея что-то может на волю рвануть, то ли тебя он решил убрать, безопасно и с комфортом. По выполнению работы. А что, запросто! – медальон зло и непонятно выругался. – Вон, не зря же этот спец по могилам с собой убивательные жезлы приволок! Бывали у меня такие случаи, бывали… Предлагаю действовать так: открываешь вход, ждёшь. Если ничего из той белой хренотени не выскакивает, тогда входим. Если выскакивает – я тебя отсюда уношу, а этот умник пускай сам разбирается! Далее – когда войдём, не торопись снимать защиту, надо сначала разобраться, что там к чему. Может, и не мавзолей то вовсе…

– Посмотрим, – вполголоса отозвался Семён. – По обстоятельствам поглядим.

– Да-да, – Лео Шепель, услышав слова Семёна, поднял голову. – Действительно, Симеон, сходите пока к мавзолею, поглядите, что там да как. А я тут быстренько, – и принялся раздвигать телескопические трубки, ловко цепляя их друг к дружке крючками-петельками; вскоре на земле обозначились части небольшой пентаграммы. Особой, защитной. Индивидуальной.

Семён ничего не ответил, повернулся и пошёл вокруг мавзолея – говорить с Шепелем ему больше не хотелось: высказанные Маром опасения весьма походили на правду. Весьма.

– Значит, таким образом, да? – сердито бормотал Семён себе под нос, медленно обходя мавзолей по кругу и рассеянно меряя его невидящим взглядом, – значит, использовать меня гражданин Шепель хотел? Попользоваться как следует, а после контрольное заклинание в голову… или куда там ещё… и опаньки дурачку Симеону? Ну-ну… Да где же эта дверь-то! – Семён в негодовании остановился и с ненавистью уставился на мавзолей. – Дверь где, спрашиваю?!

И тут он её увидел. Дверь.

Вернее, один из её кусочков.

Глава 3 Сокровищница Легионеров, Или Мавзолей Павших

Мавзолейная дверь была разбита на множество разновеликих фрагментов, наподобие известной Семёну нерусской игры «паззл»: кусочки входной головоломки темнели на стене мавзолея словно приклеенные к ней осколки чёрного стекла.

Было тех осколков ровно двадцать пять штук, Семён не поленился их сосчитать, прежде чем приступил к делу; все фрагменты двери оказались разбросаны по обратной стороне мавзолея, противоположной от того места, где Шепель сейчас собирал свою трубчатую пентаграмму.

– Как будто кувалдой по двери стукнули, – заметил Семён, еле-еле прикасаясь подушечкой пальца к одному из осколков. – Стеклянная такая дверь была, непрочная… Ну-ка, – чёрный фрагментик, размером с ладонь, легко скользнул по стене, следуя за указательным пальцем Семёна.

– Отлично, – Семён отошёл на шаг и, что-то прикидывая в уме, оглядел россыпь чернильных осколков. – Принцип ясен: надо сложить кусочки вместе, тогда мы и получим то, что получим. Надеюсь, что дверь, а не суровую надпись: «Выхода нет».

– Входа, – учительским голосом поправил Семёна медальон. – Выход, это когда выходят. А вход – это когда входят. Понятно?

– Не может быть! – притворно изумился Семён, подходя к стене поближе, – а я и не знал… Ты, Мар, в нашем метро не был, – Семён принялся деловито передвигать чёрные осколки, подгоняя их друг к другу, – там на станциях когда-то таблички с такими надписями висели… Много народу, начитавшись тех надписей, под колёса побросалось! От жизненной безысходности. Нет, мол, выхода и точка… Сняли потом те таблички, чтобы людей зря не губить. Сообразили.

– А-а, – с пониманием протянул Мар, – письменное эхо, колдовство через беззвучное чтение… Знаю, встречался с такой магией, было дело! Попали мы как-то с одним из моих очередных хозяев, Уриком Шмыгой, в Эбонитовый Мир – надо было спереть у тамошнего погодного шамана дождевую книгу. Между прочим, заказал ту книжку тоже шаман, но из другого Мира, он там министром по мелиорации работал… Заказал и строго-настрого предупредил – в книгу ни в коем случае не заглядывать!

Вот мой хозяин и отправился дождевую книженцию тырить. А надо сказать, что Урик отродясь ни читать, ни писать не умел…

Семён кивал, слушая рассказ Мара, и продолжал состыковывать фрагменты, изредка отходя от стены подальше и любуясь своей работой: всё же получалась дверь, а не что-либо другое. Не запрещающая надпись.

Дверь была уже собрана более чем наполовину, верхняя её часть, – и своим обозначившимся контуром определённо напоминала Семёну то ли веретено, то ли кошачий зрачок… Занятная такая дверь получалась. Не стандартная.

– …и, значит, пока Урик с книгой добрался до заказчика, то штаны на нём уже начали дымиться. Снизу, от ботинок до колен. Хорошо, что обувка добротная была, – Мар хихикнул. – Ботиночки-то арестантские, крепкие, они у Шмыги ещё с последнего срока в Исправительном Мире осталась! Им сносу не было. В Исправительном Мире у начальства принцип железный: арестанта дешевле обуть один раз, но качественно, чем много раз, но абы как… Эк я скаламбурил, – изумился медальон, – ай да я!… М-м, сбился… О чём это я говорил? А, вспомнил – о молниях, бьющих из земли. Так вот: молнии трещат, штаны дымятся, обувь постепенно обугливается… Кошмар, одним словом. Ну, отдал хозяин книжку заказчику, а сам рыдает и просит: мол, хрен с ней, с оплатой, только молнии убери!

Шаман-министр посмеялся, рукой эдак над дождевой книгой поводил, словно пыль с неё стёр, и всё, не стало молний. А после спросил: «Что, в книгу заглядывал?» – добродушно так спросил, без злости. Ну а Урику куда деваться, – да, говорит, чуть-чуть, как же без того… Глянул на обратном пути под обложку, из любопытства. Тут оно всё и началось.

В общем, оказалось, что на первой странице было написано одноразовое, но мощное проклятье типа: «Кто книгу сопрёт, того молния убьёт!» А так как мой хозяин читать совершенно не умел, то его лишь пощипало теми молниями. Но пощипало чувствительно. Эффект письменного эха, стало быть, – так шаман Урику сказал. Ему, шаману, виднее…

Кстати, после того случая мой хозяин всем своим друзьям-книгочеям настоятельно рекомендовал разучиться читать. Мол, один вред от той грамоты в нашей работе! Дескать, был бы он грамотным – так однозначно сгорел бы от молнии, к едрене-фене, вякнуть бы не успел. Впрочем, Урик всё же потом сгорел, даже я спасти его не смог, не зарядил меня Шмыга вовремя нужными противопожарными заклинаниями… хорошо, что сам не расплавился! Но это случилось гораздо позже и вовсе не от молнии, а от драконьего плевка.

Это, помнится, произошло когда Урик Шмыга, гуляя по имперскому зоопарку, поспорил спьяну со своим корешом, тоже вором, что сможет попасть камнем в драконьи яйца с первого раза. Уточняю: яйца были не те, из которых могли вылупиться дракончики, а те, которые у дракона-самца между…

– А почему молнии снизу-то били? – не удержался от вопроса Семён, присоединяя очередной кусочек черноты к почти собранной двери. – Молнии из земли… Странно.

– Ничего странного, – Мар расхохотался в полный голос. – Он же книжку вверх ногами держал, когда под обложку заглядывал!

– Понятно, – сказал Семён, медленно перетаскивая пальцем последний фрагмент головоломки к нужному месту. – Мар, готовься. Сейчас откроется, – и, поставив кусочек на место, сразу отпрыгнул в сторону. На всякий случай.

Ничего не произошло – не покачнулась земля, не взревели трубы, не высунулась из входа зубастая пасть: из открытого мавзолея даже сквознячком не потянуло.

Семён медленно-медленно, останавливаясь на каждом шагу и чутко прислушиваясь к любым звукам, направился ко входу.

– Думаю, сообщать Шепелю о том, что мавзолей открыт, пока не стоит, – негромко сказал Мар. – Действуем по плану: зашёл, увидел, покумекал.

– Разумеется, – шёпотом ответил Семён. – Только так и никак иначе.

Окончательный вариант входного проёма напоминал по своей форме лезвие грузинского кинжала, направленного остриём вверх: прямой низкий порог и плавно смыкающиеся над головой, под острым углом, высокие боковины входа вызвали у Семёна именно такую ассоциацию; проём был настолько узким, что человек крупной комплекции, пожалуй, мог бы в нём и застрять.

– Пошли, да? – полуутвердительно спросил медальон.

– Слушай, а вдруг там есть блокировка против перемещений, как в гостинице? – предположил Семён, нерешительно топчась перед входом. – А если вход закроется, что тогда делать? Мар, у меня плохие предчувствия.

– Ну, если как в гостинице, тогда ничего, пробьёмся, – уверенно сказал Мар. – Гостиничная блокировка для меня не проблема! Такое колдовство лишь для стандартных жетонов непреодолимо… Ты вот что – ты давай поменьше каркай да побольше действуй! Решил входить – входи, чего заранее убиваться-то… Там видно будет. Кстати о «видно будет» – свет зажечь? У меня есть фонарное заклинание. Яркое!

– Включай, – вздохнул Семён и, на всякий случай выставив вперёд руки, решительно шагнул в чернильную темноту.

…Внутри мавзолея было светло. Ярко как в солнечный день. И это застало Семёна врасплох, он-то как раз настроился на темноту. Невольно прикрыв глаза ладонью, Семён огляделся по сторонам сквозь щелку между пальцами.

Бестеневое освещение давали стены и потолок – свет был солнечным, с лёгкой желтизной. И не такой уж яркий, это Семёну лишь показалось после разноцветных уличных сумерек.

Перед Семёном находилась блестящая металлическая конструкция, похожая на скелет какой-нибудь дозорной башни: стальные диски-ярусы – все без ограждения – были нанизаны на толстенную, тоже стальную, ось-трубу. Нанизаны с равными промежутками между собой, где-то в рост человека; ярусы, начиная со второго и выше, были плотно уставлены в один слой большими серыми коробками. На первом, нижнем ярусе, коробок не было: там имелся лишь один длинный стол, наружным кольцом обхватывающий весь ярус. Стол, разумеется, тоже был металлическим: тусклая бронзовая столешница поддерживалась частоколом тонких бронзовых ножек; на столе лежало множество разных предметов, каких именно – Семён не стал разглядывать. Успеется.

Широкая винтовая лесенка без перил, обвивая стальную ось башни как медицинская змея ножку фужера, проходила сквозь все диски, то и дело ныряя в широкие отверстия входов на ярусы; башенная конструкция была высокой, аккурат до светящегося потолка мавзолея.

Возле нижних ступенек лесенки, на чугунном столике-грибке, стоял хрустальный ларь размером с приличный телевизор. Стенки и крышка ларя были покрыты многочисленными хрустальными каплями-подтёками, и потому разглядеть, что находится у него внутри, не представлялось возможным. Впрочем, Семён и без того знал, что там лежит.

– Похоже, моя подсветка здесь не требуется, – верно решил Мар и в зале мавзолея сразу стало чуточку темнее. То ли от этого, то ли от того, что глаза у него уже привыкли к мавзолейному освещению, но Семён за ненадобностью перестал прикрывать лицо ладонью.

– Да, как там вход? – спохватился Семён и обернулся.

Входа не было. Чернильные осколки вернулись на свои прежние места, и сделать с ними что-либо изнутри было невозможно: фрагменты колдовского паззла остались снаружи. Теперь их закрывала прозрачная плёнка, твёрдая как камень – Семён потыкал в неё пальцем для пробы, но безрезультатно – плёнка осталась целой. Или это было очень сильное колдовство, или Семён попросту делал с ней что-то не то и не так.

– Эх, заборонили-таки демоны, – с досадой воскликнул Семён, – наглухо заборонили! И крест животворящий не поможет…

– Демоны? – всполошился Мар. – Где? Семён, прижмись к стене и укажи мне цель! Сейчас я их в пыль, в зубной порошок… – медальон тонко зажужжал, словно заряжающаяся фотовспышка.

– Отставить в порошок, – невесело усмехнулся Семён. – Пошутил я. Кино одно вспомнил. – Жужжание стало понемногу утихать.

– Ты так больше не шути, – слегка задыхаясь потребовал Мар. – Заклинание больно сильное, его назад запаковывать целое дело! – внутри медальона что-то сухо щёлкнуло и наступила тишина.

– Ладно, пойдём посмотрим для начала, что здесь хранится, – Семён миновал хрустальный ларь, даже не взглянув в его сторону. – Начнём с верхних этажей, – и бодро зашагал по гулким ступенькам.

Мавзолей всё же оказался именно мавзолеем: серые ящики были ни чем иным, как урнами с прахом. Гробами. О чём сообщали выгравированные на них именные пояснения: Мар был немного знаком с древними письменами и потому мог делать более-менее внятный перевод.

– Легионер такой-то, – бубнил медальон, едва Семён останавливался возле очередного ящичка, – пал смертью храбрых при защите города такого-то… а этот легионер пал смертью героя при взятии того же города… хм, у них у обоих даты смерти совпадают! Любопытно… А вот этот пал, геройски спасая принцессу такую-то… что за принцесса, понятия не имею… а этот…

– Ладно, не надрывайся, – махнул рукой Семён, – все они тут павшие, все герои. Наёмные. Пошли-ка лучше на первый ярус. Там, кажись, будет поинтереснее, – и без излишней суеты принялся спускаться вниз, держась поближе к стальной оси башенки: это легионеры могли позволять себе убиваться почём зря, работа у них была такая, а вот Семёну жить нравилось. И в серый именной ящик он пока не торопился.

На столе первого яруса было разложено множество любопытных предметов – вещи сохранились на удивление неплохо, хотя чувствовалось, что ими всеми когда-то пользовались, и пользовались в сражениях: на многих предметах были глубокие царапины, подпалины или вмятины. Скорее всего, эти вещички когда-то принадлежали тем, кто нынче лежал на верхних ярусах. Легионерам-контрактникам. Профессионалам.

Семён медленно шёл вдоль изогнутого стола, держа руки за спиной, чтобы ненароком не зацепить рукавом какую-нибудь вещицу и тем самым случайно её не включить; шёл, часто останавливаясь и внимательно разглядывая очередной экспонат посмертной выставки, ломая голову над тем, для чего мог служить тот или иной предмет.

Ну, предположим, с кинжалами и мечами всё было более-менее понятно: оружие как оружие, пусть и с некими особыми магическими возможностями, но привычное, можно сказать – понятное. А вот как можно было объяснить, предположим, небольшую кожаную мухобойку с серебряной витой ручкой, лежавшую возле коллекции крылатых метательных ножей?

Кожаная хлопалка на витой ручке была густо покрыта чёрно-багровыми пятнами, глянцево блестевшими словно сырая киноварь; багровые пятна были усеяны крупными белыми точками. Ну вылитый мухомор на серебряной ножке! Только плоский.

Семён нагнулся, чтобы рассмотреть мухобойку поближе и тут же с воплем отпрянул от неё: белые точки оказались налипшими на кожаный квадрат хлопалки полураздавленными скелетами. Человеческими скелетами. Микроскопическими.

– А, легендарная хлопушка Оттерега! – обрадовался Мар. – Как же, слышал, слышал… Одним махом сотню врагов побивахом. Вон она, оказывается, где находится! Значит, и герой Оттерег где-то поблизости должен быть. В одном из ящиков наверху, несомненно. – Медальон тяжело вздохнул. – Вот так, ёлки-палки, и проходит мирская слава… Тебя, рано или поздно, в ящик засунут, а твои ценные шмотки на общий стол выложат, для всенародного осмотра. В назидание, так сказать. Эх-хе-хе…

– Ого! – обрадовался Семён. – Выходит, ты и с легендарным оружием знаком? Чего ж ты раньше молчал-то?

– Так ведь ты меня о нём никогда раньше и не спрашивал, – несколько удивлённо ответил Мар. – Да и чего о том оружии было говорить – легендарное, оно и есть легендарное! То есть все о нём знают, но реально никто его не видел. Оружие, пропавшее без вести.

– Я – не все, – отрезал Семён. – Ничего я об этом легендарном оружии не знаю! Слыхом не слыхивал. Оно, небось, родом из разных Миров и попало сюда вместе с их покойными владельцами… хотел бы я знать, кто о них так позаботился?

В общем, если что из вещей опознаешь, сразу рассказывай. Договорились?

– Конечно, – охотно согласился Мар. – Я много легенд знаю! Вот, например: видишь шлем? Золотой, с наушниками? Это чародейный шлем дальновидения. Никакая магическая преграда ему нипочём, всё видит и слышит! Так, во всяком случае, говорится в легенде о чокнутом великане Додо. Суть легенды вот в чём: жил-был в Выгребном Мире кровожадный великан Додо, который ещё в детстве сошёл с ума, увидев своё отражение в луже, и…

– Вон тот, что ли? – Семён прошёл вдоль стола, с трудом приподнял и взял на руки блестящий шлем, отдалённо напоминающий мотоциклетный: шлем дальновидения был сделан из чистого золота и к длительному ношению не предназначался – очень уж он был тяжёлым.

По бокам шлема имелись серебряные выпуклые улитки, направленные раструбами вперёд, в сторону лицевой части; на лицевой стороне шлема присутствовали откидные, на манер забрала, непрозрачные очки из толстого мутного стекла.

– Попробовать, что ли? – в сомнении спросил Семён, взвешивая шлем на руках. – Килограмм десять будет. И как они его носили?

– Попробуй, – оживился Мар. – Самое время узнать, что наш друг-археолог делает. Небось сидит в пентаграмме, по уши в защитной магии, и тебя выкликивает. Он же не знает, что ты уже здесь!

– Эт-точно. Выкликивает, – усмехнулся Семён и, повернувшись лицом к стене, противоположной исчезнувшему входу, надел шлем на голову.

В тот же миг у Семёна перехватило дыхание от неожиданности – он как будто снова оказался на улице: жёлтый мавзолейный свет превратился в сочное наружное многоцветье. Шлем усиливал изображение, самостоятельно регулируя по необходимости и яркость и чёткость: видно было всё как на экране хорошего монитора – от ближней трещинки на выступе-основании мавзолея, до камушка на вершине самой дальней скалы. Стоило лишь навести взгляд на что-либо, как шлем сам подбирал нужное увеличение.

Одновременно Семён услышал множество звуков: глухой грозовой рокот, – видимо, где-то далеко шла гроза; шорох осыпающихся со скал камней; шелест ветра в вышине, и – голос. Голос звучал чётко, каждое слово можно было различить без труда: это говорил профессор Шепель. Отдавал кому-то распоряжения.

– …сразу, когда он снимет защиту. Я буду работать с этой точки, вы – с двух остальных. То есть берём ликвидируемого в треугольник. Стрелять аккуратно, особенно если он будет на первом ярусе! Мне ничуть не хочется, чтобы шкатулка случайно открылась… а вам оно тем более не нужно. В случае сопротивления я применю жезлы быстрой смерти, но это, разумеется, крайняя мера, могут быть ненужные разрушения ценного антиквариата. Потому повторяю ещё раз: стрелять точно и без промедления!

Семён чуть повернул голову, выискивая взглядом Шепеля. И сразу нашёл его.

Шепель инструктировал чужих. Альфу и бету.

Инструктаж проходил возле раскладной пентаграммы; за пентаграммой, поодаль, переливаясь отблесками разноцветных небесных огней, стояла зеркальная прыгалка чужих.

Альфа, низкорослый человечек в плотно обтягивающим фигуру серебристом скафандре, слушал инструктаж невнимательно, иногда невпопад согласно кивая большой лысой головой: в основном альфа разглядывал зажатую в его руках светящуюся трубку, поворачивая её то так, то эдак. То ли чужой её впервые видел, то ли знал инструктаж назубок и развлекался с оружием, чтобы не помереть со скуки… Бета, в отличии от своей разумной половины, внимал профессору с открытым ртом. Вернее, с открытой пастью, полной стальных зубов-клыков: чужой-бета – высокий, массивный, покрытый чёрной длинной шерстью, с красными треугольными глазами, – больше походил на животное, чем на разумное существо; бета мог бы служить наглядным пособием на конференции по вопросу: «Снежный человек – миф или реальность?» Но, в отличии от мифического снежного человека, бета был реальностью. Причём неприятной. И вооружённой – такая же, как и у альфы, светящаяся трубка была заткнута у него за широкий пояс, единственную деталь одежды.

– Скажите, Шепель, – небрежно сунув трубку себе под мышку, свистящим голосом спросил у профессора чужой-альфа, прервав затянувшийся инструктаж – вы уверены, что ликвидируемый находится внутри об-бъекта? – Альфа немного заикался.

– Уверен, – археолог похлопал себя по карману. – Ваша машинка показала. Я заранее разложил вокруг мавзолея стеклянные глаза, те, что вы мне дали… Вошёл он, вошёл! Но пока не вышел. Там он! Внутри.

– Эт-то хорошо, – одобрил карлик. – Мышеловка захлопнулась. Изнутри д-дверь никак не открывается, в документах об этом особо указывалось… Б-блокировка там мощная, никаким транспортным заклинанием не пробьёшь! Так что осталось лишь н-немного подождать, когда он иглу сломает… Кстати, Шепель, вы кого живой отмычкой наняли-то? Одноразовой.

– А, – махнул рукой Шепель, – некого вора-Симеона. Из молодых, да ранних! Вы просили вскрыть мавзолей поскорее, вот и пришлось искать умельца на стороне… Я о Симеоне через имперский сыскной отдел узнал. Обычный молодой недоумок-видящий, ничего особенного! Кроме, разумеется, умения взламывать защитную магию вручную – это, конечно, уникально… В досье чего только про того Симеона не было написано! И такой он, и эдакий… Разносторонний. Даже написали, что он якобы вашу прыгалку из Безопасного Мира угнал, х-ха! Им не отчёты писать надо, имперским сыскарям, а книжки. Сказочные.

– Д-дурак вы, Шепель, – мрачно изрёк лысый чужой и в раздражении сплюнул на землю. – Нужно было сначала со мной посоветоваться. С-симеон, надо же… Наши люди уже имели с ним д-дело: один из них до сих пор памятником самому себе стоит. И прыгалку он, кстати, на самом деле угнал, если так можно сказать. А после у-ухитрился с неё сойти. С прыгалки, которая была в автономном полёте! Учтите, если операция сорвётся по в-вашей вине, то у вас будут крупные неприятности! Очень крупные. Во всяком случае, обещанную в уплату персональную п-прыгалку вы уж точно не получите. – Сказав это, чужой повернулся и пошёл прочь, прямой как палка, так и держа светящуюся трубку под мышкой. Пошёл к своему назначенному месту. Согласно инструктажу.

Бета молча развернулся на месте и тоже потрусил к мавзолею, но в другую сторону: теперь мавзолей мог простреливаться с трёх точек. Как и было запланировано.

– Эй-эй, а в чём, собственно, дело? Чего заранее паниковать-то? – недоумённо крикнул Шепель вслед карлику, но ответа не получил. Пожав плечами, профессор подошёл к своей раскладной пентаграмме и с рассеянным видом принялся бесцельно подправлять лучи носком унта. Но, видимо, думал он вовсе не о пентаграмме – шлем донёс до Семёна невнятное злое бормотание:

– …твою мать… пугать меня вздумал, недомерок чёртов… в гробу я тебя видал!

Семён с трудом снял с головы тяжёлый шлем. Смотреть больше было не на что и незачем, ситуация и так была предельно ясной.

– Мар, у нас неприятности, – Семён положил шлем на стол. – Ты был прав. Меня там снаружи команда самодельных киллеров поджидает: профессор и двое чужих. Один с жезлами, двое с трубками. Как только сниму защиту, так нам сразу начнут делать быстрый капут.

– Более подробно, пожалуйста, – невозмутимо попросил медальон. – Если можно, дословно.

– Можно и дословно, – сказал Семён, потирая макушку, шлемом надавило, – и рассказал Мару всё, что слышал. Подробно, в лицах.

– Тэкс, – сказал медальон, внимательно выслушав рассказ Семёна. – Ну-у, пока ничего страшного не произошло, и не произойдёт… мы же защиту снимать прямо сейчас не собираемся! Ты вот что – ты шкатулку ту найди. Посмотреть охота, чего в ней такого особенного. Ну и браслет воровской поищи, зря что ли в эту банку залезли… А я пока подумаю, как нам быть. – Мар надолго умолк.

Семён пошёл вдоль стола, пропуская мимо всё, что хотя бы отдалённо не напоминало коробку: деревянные шипастые булавы и витые хрустальные трубки-браслеты; стопки остро заточенных медных дисков; изящно сделанные бумеранги и кое-как высеченную из камня растопыренную человеческую пятерню с тщательно отполированными ногтями; нечто, отдалённо напоминающее помятую механическую кофемолку с длинной кривой ручкой («Ею что, по черепу кому-то стучали?» – мимоходом подумал Семён); тряпичную куклу с воткнутой в живот вязальной спицей; маленькую чёрную шкатулку…

– Нашёл! – Семён остановился как вкопанный. – Мар, гляди. Тут что-то на крышке написано. Выгравировано.

Шкатулку накрывал стеклянный колпак, Семён не стал его снимать – сквозь чистое стекло и так всё было хорошо видно.

Чёрная шкатулка казалась совершенно безопасной: в таких пожилые домохозяйки хранят или пуговицы россыпью, или не особо нужные лекарства. Чем та коробочка настолько приглянулась чужим, что они готовы были отдать за неё прыгалку, тем более новую, Семён понять не мог.

Стремительные письмена на крышке загадку не проясняли: лёгкая вязь букв для Семёна была непонятна.

– Что у нас тут? – деловито спросил Мар. – Шкатулка? Мда, действительно, она самая… Прямоугольная. Э-э… Чёрная.

– Я и сам вижу, что не помойное ведро, – Семён ткнул пальцем в сторону надписи. – Написано на ней что?

– Написано… – медальон в затруднении кашлянул. – Тут, понимаешь, несколько вариантов перевода… не знаю, который из них вернее.

– А ты мне их все скажи, – посоветовал Семён, – авось разберусь. Из какой, кстати, легенды коробка?

– Нету такой легенды, – подумав, сообщил Мар. – Отсутствует. Может, некому было те легенды рассказывать? После открывания шкатулки.

Итак, варианты перевода: «Лёгкая смерть», «То, что гасит жизнь» и… м-м… пожалуй, это будет вернее: «Абсолютное оружие». Да, точно, – «Абсолютное оружие»!

– Приплыли, – хрипло сказал Семён. – Дальше некуда. Привет от Шекли называется.

– А ты что, знаешь, как правильно использовать шкатулку? – живо заинтересовался Мар. – Слышал такую легенду?

– Читал, – Семён почесал в затылке. – Тогда понятно, почему чужие за ней охотятся. Ситуация, мда-а… Нельзя, Мар, чтобы этот ларчик к ним в руки попал! Никак нельзя.

– Почему? Что в нём такого особенного? – Мар просто изнывал от любопытства. – Расскажи, э?

– Особенного? – Семён пошёл вдоль стола, прочь от шкатулки. От греха подальше. – Особенное, Мар, в этом ларчике то, что очень скоро в том Мире, где его откроют, не останется ни победителей, ни побеждённых. Вообще никого не останется. Даже кошек. Даже тараканов.

– Круто, – оценил Мар сказанное Семёном. – Ну её на хрен, дрянь такую… Слышать о ней больше не хочу! На фига нам мёртвые Миры, там и воровать-то не у кого будет! А мародерством я не занимался и не буду заниматься, вот такое у меня жизненное кредо.

– Какие, оказывается, ты умные слова знаешь! – восхитился Семён. – Молодец. И где же ты им научился? – Семён шёл вдоль стола, выискивая на этот раз обещанный браслет воровского счастья. Но браслета пока что видно не было.

– Мы однажды с одним моим хозяином несколько месяцев на необитаемом острове жили, – любезно пояснил Мар, польщённый нежданной похвалой, – в Цветочном Мире. Не подзарядил он меня вовремя транспортным заклинанием, вот и жили…

Мы тогда контрабандистами работали: всякие водки-коньяки через море кораблём возили. Временно работали, в ожидании подходящего воровского заказа. Да вот незадача случилась – как-то весной, в одну из сезонных бурь, корабль-то возьми и потони… Только мой хозяин и спасся.

Представь – жратвы на острове навалом: штормом десяток ящиков с разбитого корабля на берег выкинуло, с консервами. Опять же бананы-кокосы всякие над головой растут, черепахи мясные по пляжу шастают… Но скука невозможная! Этот хозяин у меня шибко грамотным был, в отличии от того же Урика Шмыги, и скоро без книжек тосковать начал. Он ведь даже в корабельный гальюн с дежурной книжкой ходил, невзирая на качку! Прочитает страничку, вырвет, использует её по назначению и дальше книжку читает… Очень образованный человек был! А тут такой облом произошёл… В смысле – читать совсем нечего стало.

И вот как-то, вскрыв очередной ящик, обнаружил в нём мой хозяин не осточертевшие ему консервы, а разрозненные тома старой Большой Вседисковой Энциклопедии. Видно, поставщики нахимичили: консервы украли, а ящик для веса книжками набили. Окажись там выпивка – и то столько радости не было бы! И стали мы запоем читать…

– Как ты думаешь – это то, что я ищу, или нет? – прервал Семён повествование Мара.

На столе, несколько особняком от всего оружия, на чёрной бархатной подстилке лежал бронзовый, невзрачного вида браслет, собранный из узких подвижных дуг-звеньев. Браслет был расстёгнут и, похоже, не вполне исправен: у него была смята защёлка.

– Кто ж его знает, – задумчиво ответил медальон. – Может, он, а, может, и не он. Шепель соврёт – недорого возьмёт! Ему нужно было, чтобы ты в мавзолей вошёл и иголку сломал, он для этого мог тебе любую лапшу на уши повесить. Хотя… Приложи-ка меня к браслету, но сам его руками пока не трогай. Мало ли что…

Семён без лишних вопросов снял медальон с шеи и приложил его к браслету.

– Достаточно, – сказал Мар. – Можешь вернуть меня на место. Докладываю: браслет вполне безопасен. Владей, пользуйся! Если сможешь.

– Не понял, – нахмурился Семён. – В каком смысле – «безопасен», и в каком смысле – «если сможешь»?

– Чего ж тут непонятного? – удивился Мар. – Безопасен – это значит, что браслет тебя не убьёт, ежели ты его в руки возьмёшь. Больше по этому поводу мне сказать пока нечего. А «если сможешь» – так у него же защёлка сломана! Вряд ли он станет работать так, как нужно, не защёлкнутым.

– Ты мне главное не сказал, – Семён взял браслет с подстилки, потрусил им перед медальоном. – Для чего он служит?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – уныло ответил Мар. – Не въехал я. Сложная для понимания штуковина оказалась! Ладно, выберемся отсюда, тогда и буду разбираться.

– Выберемся?! – пряча браслет в кошель с золотом, встревожился Семён. – Вот именно! Про то, что из мавзолея ещё как-то выбраться надо, я и забыл… А как? Тут блокировка сумасшедшая, я же тебе говорил.

– Точно, сумасшедшая, – неожиданно повеселевшим голосом подтвердил медальон. – Я её уже прощупал. Глухая блокировка! Мёртвая.

– И что у нас получается? – Семён сел на стол как на лавку, небрежно сдвинув в сторону смертоносный хлам. – Получается следующее: выйти отсюда мы не можем, не сняв защиту. А если её снять, то меня могут убить. Так?

– Убить – это вряд ли, – скептически хмыкнул Мар. – А я на что? Прикрою, не сомневайся… Уж на пару секунд меня хватит, чтобы тебя от чего угодно защитить! А за пару секунд сработает транспортное заклинание и – вжик! Ищи ветра в поле, вора в толпе. Не, не убьют. И не покалечат. Ручаюсь!

– Ладно, – кивнул Семён. – Хорошо. Не убьют и не покалечат. Но мавзолей-то останется настежь открытым! Вместе со всем магическим оружием… Можно, конечно, было бы прихватить с собой шкатулку, можно. Но я к ней и пальцем не притронусь! Боюсь я этой штуковины, – нехотя сознался Семён. – До дрожи в ногах. До икоты. И таскать её с собой по Мирам не намерен! Мало ли что…

– Если я тебя правильно понял, – безмятежно сказал Мар, – ты хочешь покинуть мавзолей, не убирая его защиты. И заодно сделать мавзолей недоступным для всяких чужих и примкнувших к ним Шепелей-Шмепелей. На будущее. Ведь так?

– Ты что-то придумал, – догадался Семён. – По голосу слышу, что придумал!

– Есть малёхо, – не стал скрывать медальон. – Сообразил, когда ты браслет в кошель прятал.

– А кошелёк-то здесь при чём? – Семён рассеянно похлопал себя по боку, кожаный мешочек под курткой отозвался звоном монет.

– Этот кошель ни при чём, – загадочным голосом поведал Мар. – А вот пустой, хранилищный… О, хранилищный очень даже причём!

– Что-то я, наверное, туго стал соображать, – пожаловался сам себе Семён, вставая со стола. – Кофе бы сейчас выпить. Или чайку крепкого… Я тебя, честное слово, не понимаю! Магического золота в хранилищном кошеле нет и не предвидится, чем же тогда он может нам помочь?

– Придётся растолковать, раз ты без кофе соображать не умеешь, – снисходительно сказал медальон. – Кошель-то напрямую связан с Хранилищем! Пусть теперь золота там нету, пусть. Но прямая связь кошеля с Хранилищем ведь осталась, никуда не делась! Собственно говоря, ты же всё время брал золото не из кошеля, а из самого Хранилища…

– Ну, – согласился Семён, не понимая, куда гнёт Мар.

– Лезь в кошель, балда! – рявкнул медальон. – Это наш единственный шанс. Кошелёк безразмерный, пролезешь как-нибудь… И яйцо с иглой прихвати, незачем его здесь оставлять! Заначим яичко в Хранилище, пусть его потом ищут!

Семён с ошалелым видом уставился в пространство, лихорадочно обдумывая сказанное Маром.

– Знаешь, – наконец медленно сказал Семён, – твоя идея настолько бредовая, что, пожалуй, может и сработать. А почему бы и нет? – Семён сорвался с места и бросился к одноногому столику с хрустальным ларцом.

Тяжёлая крышка ларца полетела в одну сторону, покрывало с вышитым золотым зайцем – в другую; серебряный гусь почти сразу развалился вдоль на две пустотелых половинки, стоило лишь хорошенько стукнуть им о чугунный столик; стеклянное яйцо покатилось по столешнице и Семён едва успел подхватить его, прежде чем оно упало бы на пол и разбилось.

Семён посмотрел яйцо на просвет: внутри него, в вязкой, похожей на глицерин жидкости, плавала длинная чёрная игла.

– Тоже мне, смерть Кощеева, – Семён небрежно сунул яйцо в карман куртки. – Лады. Войти-то Шепель в мавзолей всё равно войдёт, рано или поздно, слишком куш для него жирный… но вот выйти – вряд ли!

– Бедный Шепель, – лицемерно вздохнул Мар. – Какой неприятный сюрприз! Слушай, а если он от отчаянья чёрную шкатулку откроет, а?

– Пускай, – Семён принялся торопливо отвязывать от пояса хранилищный кошель. – Стены у мавзолея мощные, авось не выпустят шкатулочную пакость наружу… А и выпустят – не беда! Этот Мир давно мёртв… Некому будет погибать, кроме всяких интриганов-археологов и не в меру активных чужих. – Семён примерился сунуть ногу в кошель.

– Стой! – отчаянно завопил Мар, – не здесь! Надо уйти от ларца куда подальше: Шепель, поди, не дурак, может сообразить, как ты из мавзолея выбрался. Найди-ка такое местечко, где он кошелёк наверняка не обнаружит.

– Логично, – согласился Семён. – Только где ж его найти, такое место?

– На втором ярусе, по-моему, был пустой ящик, – подсказал медальон. – Без надписи и не запертый. Типа заготовки для очередного героя.

– Эй, кто тут в герои крайний? – задорно крикнул в далёкий потолок Семён, направляясь к лестнице. – Никого? Так я первый буду, – и затопал по ступенькам.

Глава 4 Селянин-Лесовик И Монах-Передвижник

Семён сидел в ящике-гробу и старательно растягивал горловину хранилищного кошелька: горловина хоть туго, но поддавалась.

Косо наклоненная крышка ящика неудобно опиралась на левое плечо Семёна и задевала ухо, но это было мелочью – главное было то, что крышка наверняка захлопнется, если он всё-таки сможет удрать через кошель, захлопнется и закроет волшебный мешочек от случайных посторонних глаз. Если только всё получится! Если…

– Фокусник, во избежание разоблачения, спрятался в собственном цилиндре, – торжественно возвестил Семён, натягивая мешочек на ноги как бесформенный кожаный носок, – и потому разоблачение не удалось… Ишь ты, страх какой! – поразился Семён: зрелище действительно было не для слабонервных, странное и несколько жутковатое – ног у Семёна уже не было по колени! Кошель словно заглатывал Семёна, втягивал его в себя всё быстрее и быстрее, ничуть при этом не увеличиваясь в размере.

– Падаю! – с испугом крикнул Семён напоследок и полностью провалился в кошель.

Крышка гроба с лязгом захлопнулась.

…Падение было недолгим: Семён чувствительно шмякнулся боком о каменный пол и тут же вскочил на ноги, с изумлением озираясь по сторонам: фокус удался! Какая радость.

В Хранилище всё было как и прежде: громадный купол над Семёном светился матовым молочным светом; вдоль самосветных стен в живописных позах лежали обнажённые мумии слимперов-неудачников… Почти как прежде, – поправил себя Семён. Потому что кое-какие изменения всё же произошли.

Во-первых, со стен купола исчезли тёмные размытые письмена. Во-вторых, исчезло магическое золото – полностью, без остатка. Вместе с камнями-самоцветами. А в-третьих, – рядом с Семёном, в нескольких шагах от него, лежал опрокинувшийся навзничь Блуждающий Стражник. Судя по всему, совершенно мёртвый. Вернее, совершенно не функционирующий – механизмы мёртвыми не бывают. Даже волшебные. Потому что они изначально не живые.

Видимо, когда исчезло магическое золото, переплавившись с подачи Семёна в самостоятельную магию по имени Слимп, – магию, наделённую собственной волей и собственными убеждениями, – защитное волшебство Хранилища изменилось. Раз и навсегда. За ненадобностью.

Блуждающий Стражник лежал, подогнув ноги и далеко раскинув руки в стороны. В буквальном смысле раскинув: руки отвалились от прогнившего корпуса и лежали поодаль от туловища, всё ещё сжимая ржавыми пальцами рукояти двух здоровенных пистолетов – оружия не колдовского и для магических Миров вовсе не характерного. Впрочем, Стражнику было невесть сколько веков – может, в то время, когда его создавали, пистолеты были на вооружении повсеместно? Кто знает!

Семён присел на корточки, склонился над тёмной от застарелой грязи головой-шлемом и сдвинул забрало на лоб Стражнику: под решетчатой пластиной был один сплошной ком слежавшейся пыли, из которого то там, то тут торчали оголённые петли проводов. Глаз у Стражника не было.

– Интересно, чем же он раньше смотрел? Целился как? – удивился Семён, доставая из кармана куртки стеклянное яйцо и старательно вдавливая его в пылевой ком. – Вот таким образом, – Семён вернул забрало на место, встал и отряхнул руки. – Вряд ли кому придёт в голову искать здесь яйцо с иголкой! – сказал Семён, крайне довольный свой выдумкой. – Фантазии не хватит.

– Эт-точно, – кротко согласился медальон. – Надо быть по-настоящему безумным, чтобы ковыряться в дохлом средневековом рыцаре, пусть и механическом. В поисках возможного клада… Большинство людей именно так и поступило бы. Поковырялось.

Семён пропустил мимо ушей вредное замечание – теперь его внимание привлекли пистолеты. Хотя Семён и отслужил в родной армии положенные два года, фехтовать шпагой или рубиться на двуручных мечах он не умел. Не учили этому в ПВО почему-то… А вот стрелять – да, учили. Правда, в основном из автомата АКМ, хотя несколько раз довелось пострелять и из допотопного револьвера, тяжёлого и неудобного.

Вынув оружие из рассыпающихся пальцев, Семён убедился, что один пистолет уже ни на что не годен: рябой от времени ствол в нескольких местах был проеден ржавчиной и заметно погнут, цельнолитая рукоять треснула пополам, как будто ей гвозди забивали… Зато второй был словно только со склада: чистый да гладкий. Ухоженный.

Вообще-то эти пистолеты были какими-то неправильными. Какими-то чересчур простыми, что ли, – ствол-труба как у ракетницы, спусковой крючок без обязательной защитной скобы, литая металлическая рукоять. И всё. Ни курка тебе, ни предохранителя… Семён более внимательно осмотрел исправный пистолет и всё-таки обнаружил у него сбоку нечто особое: небольшую кнопку-бугорок. Решив, что оружие вряд ли начнёт стрелять само по себе, если он на ту кнопку нажмёт, Семён надавил на бугорок.

Пистолет переломился наподобие охотничьего ружья: в стволе, как в дробовике, сидел один единственный патрон. Семён без усилий вытащил его, подцепив ногтями – да, это был самый что ни на есть обычный патрон! Старый, тусклый. Винтовочный, образца тысяча девятьсот четырнадцатого года. Или, вернее, заряд, весьма похожий на боезапас легендарной трёхлинейки: этот патрон был гораздо крупнее винтовочного и почему-то без капсюля, а остроконечная пуля у него была серебряная, размером с приличный огрызок толстого карандаша. Эдакий мини-снаряд против гигантского оборотня.

– О-о, – уважительно протянул Мар. – Убойная вещь! Да, от такой блямбы обычной магией не защитишься. Мой последний хозяин, например, не смог… Во-он его череп лежит, с дырищей над переносицей! Где ты его в прошлый раз уронил, там и лежит.

Семён не ответил, лишь неопределённо пожал плечами: он молча вложил патрон в ствол и с щелчком вернул оружие в первоначальный вид.

– Одноразовка, – с презрительной усмешкой знатока заметил Семён, небрежно ткнув стволом перед собой, в сторону молочной стены. – Пукалка-самопал. Ни прицела, ни нарезки… Примитивное оружие! Да и патрон наверняка дохлый, вон, даже капсюля нет. Муляж тренировочный… – и с беспечным видом нажал на спусковой крючок. Просто так нажал, для пущей убедительности. Для подтверждения сказанного.

Страшный грохот потряс стоялый воздух купола: пистолет рявкнул как малая парадная гаубица, потом ещё раз, и ещё… Лишь на пятом выстреле ошарашенный Семён наконец-то сообразил убрать палец со спускового крючка; отдачи у оружия не было.

– Если это одноразовая пукалка, – словно сквозь вату донеслось до Семёна, – то я имперская почтовая марка. Гашеная.

– Ёма-ё, – пробормотал Семён, продолжая держать пистолет в вытянутой руке, – это что такое было-то? Это почему?! – Он положил пистолет на пол – медленно и осторожно, точно полный до краёв стакан поставил.

– Так же и сердечный приступ схватить можно, – горько пожаловался Мар. – Хорошо, что у меня сердца нет, а то бы уж точно прихватило… А ещё очень хорошо, что у меня кишечника нету. Хотя позыв был. Причём сильный. Тебе, Семён, повезло, что я без кишок, а то…

– Оч-чень интересно, – Семён, не слушая жалоб безкишечного медальона, крепко потёр руки, унимая внезапную дрожь. – Оч-чень. Магическое огнестрельное оружие… Забавно. – После, немного успокоясь, поднял пистолет с пола и вновь осмотрел его.

Ствол оружия слегка нагрелся; патрон в стволе был абсолютно целым: серебряная пуля была на месте. Семён почти минуту смотрел на неё, не веря своим глазам.

– Слыхал я о неразменном пятаке, – сказал наконец Семён, вдосталь наглядевшись на военное чудо. – Но неразменную пулю вижу впервые! – И вложил патрон в ствол. Однако собирать оружие не стал, предпочтя оставить его пока что полуразобранным – без защитной скобы и без предохранителя собранный пистолет мог выстрелить в любой момент, стоило лишь нечаянно зацепить чем-нибудь за спусковой крючок. А рисковать зря Семёну не хотелось.

Превратив жаркие куртку и брюки в нечто, напоминающее робу автомеханика – высокие тёмно-синие штаны-комбинезон с лямками через плечи и длинным наружным карманом поперёк живота, вроде сумки у кенгуру; под лямками возникла серая рубаха, а унты стали кроссовками, – Семён по-хозяйски положил разобранное оружие в глубокий поперечный карман. За неимением кобуры.

Карман-сумка немедленно оттопырился, словно у Семёна неожиданно выросло сытое интеллигентское брюшко.

– Ты что, это чудовище с собой взять хочешь? – ужаснулся Мар, видя приготовления Семёна. – Зачем?!

– Пригодится, – уклончиво ответил Семён. – Мало ли что… Может, от врагов отстреливаться придётся.

– Какие там враги, – вздохнул медальон, – врагов сначала заиметь надо, а уж после от них отстреливаться!

– Был бы пистолет, а враги найдутся, – заверил Мара Семён. – Во всяком случае, обменяю его после на что-нибудь другое, не менее экзотичное. Мне же для Яны подарок надо найти… думаю, что сам пистолет ей без надобности, не любят женщины оружие! Вот и обменяю на что-нибудь.

– Только не продешеви, – сразу успокоившись предупредил медальон. – Такая волына многого стоит! Не делают нынче таких грохочущих пистолей. Нынче лучевые в моде, их и полименты, и чужие носят… Ладно, с оружием решили. Теперь давай думай, куда из Хранилища двинем. Не сидеть же здесь сиднем, среди покойников!

– А вон туда и двинем, – Семён махнул рукой в сторону молочно-белой стены, туда, куда только что стрелял. – Любопытно мне на Хранилище снаружи посмотреть. Тем более, что запрещающие письмена исчезли… Не чувствую я больше от стен никакой угрозы.

– Я бы так рисковать не стал, – обеспокоился Мар. – Хрен его знает, где мы можем оказаться! Может, это хранилище под землёй замуровано. Или на дне какого океана находится… Задохнёшься ведь! Потонем.

– А вот это твоя прямая забота: проследить за тем, чтобы мы не утонули, – посмеиваясь, сказал Семён, подходя к стене. – И чтобы в земле не остались. Справишься?

– Куда же я денусь, – вздохнул медальон. – Ох и послал мне случай напарничка, ох и послал… Семён, ты слыхал, что любопытство кошку сгубило?

– Так то кошка, – уверенно ответил Семён, – а то я. – И шагнул в белое сияние.

…Снаружи Хранилище выглядело как гора. Высокая, каменистая, ни кустика, ни травинки; Семён стоял у подножия той горы, отряхиваясь от пыли и песка – гора хоть была и колдовской, миражной, но мусору и грязи на ней было преизрядно. Накопилось с годами. Там, где Семён вышел из хранилища, на склоне горы светлело пятно в виде человеческого силуэта: камни здесь были словно дочиста отмыты. Теперь вся эта грязь была на Семёне.

Более-менее отчистив одежду и вытрусив из шевелюры мелкие камушки и песок, Семён огляделся.

День в этом Мире клонился к вечеру: оранжевое солнце низко весело над верхушками высоких деревьев, придавая густой листве зловещий тёмно-багровый цвет – деревья росли по другую сторону широкой утоптанной дороги, пролегавшей неподалёку от горы. Видимо, прямо за дорогой начинался дремучий нехоженый лес.

На дороге стояла, чуть накренясь набок, небольшая открытая повозка с обутыми в шины колёсами – колёса были вроде мопедных, со множеством тонких железных спиц. Возле повозки, лицом к ней и спиной к Семёну, сидел, скрестив ноги по-турецки, человек в тёмно-коричневой одежде. Сидел не шевелясь – издали его можно было принять за пень, странным образом выросший на проезжем месте. Обознаться было легко, так как и повозку, и неподвижного человека покрывала густая тень от деревьев.

Впереди повозки лежало что-то тёмное, крупное, и тоже не шевелилось.

– Хм, чего это он там расселся? – спросил Семён, напоследок отряхнув брюки комбинезона. – Сходить надо, посмотреть…

– Зачем? – живо отреагировал медальон. – Сидит – ну и пусть себе сидит. Чужой Мир, чужие нравы… Может, он молится. Или клятву какую даёт… Убить первого встречного, например! А тут р-раз – и ты на подходе. Будьте любезны!

– Есть у меня сильное подозрение, что не просто так он там сидит, – упавшим голосом ответил Семён, направляясь к повозке. – Подозреваю, что это я его лошадь того… На линии огня случайно оказалась, и тю-тю лошадка…

– Золотую монету ему дай и пусть себе проваливает куда ехал, – недовольно буркнул Мар. – Оно, конечно, не стоит никакая сельская кляча такой дикой цены, но зато совесть тебя грызть не будет. Вообще-то, по-моему, совесть есть атавизм и пережиток, очень вредный для нашей работы! Заблуждение, от которого надо всемерно избавля… – медальон осёкся на полуслове. – Вот так лоша-адка… – протянул Мар и умолк.

Упряжной лошадкой был серый, с подпалинами, матёрый волчище. Мёртвый матёрый волчище, с рослого телёнка размером, лежавший на боку и запутавшийся лапами в ремнях упряжи: из пасти волка вывалился тёмный от пыли язык, открытые глаза стеклянно смотрели куда-то поверх Семёна; волк не дышал. На видимом боку волка, в области груди, было три чёрных входных отверстия от неразменной пули; четвёртое отверстие приходилось на шею. Пятый выстрел отстриг зверю ухо.

Земля под волком была залита тёмно-бурой запёкшейся кровью; над кровью жужжали зелёные мухи.

– Кучно, – еле слышно выдохнул Семён, останавливаясь позади неподвижно сидящего человека. – Метров с двадцати… невероятный результат!

Однако сидевший человек его услышал.

– Да, – сказал он, вставая на ноги и легонько покряхтывая. – Вот именно, что невероятный! По монастырской купчей… ох ты, бедная моя поясница… по купчей ведомости ездовой волк проходил как оборотневый, самовосстанавливающийся… многоразовый, так сказать. И где же его обещанная многоразовость? Где восстанавливаемость, я вас спрашиваю? – человек в коричневом повернулся к Семёну. – Жулики, кругом одни жулики… Никому верить нельзя! По документам – практически бессмертная скотина… ан нет: ни с того, ни с сего сама по себе продырявилась, упала и сдохла.

Судя по всему, это был священнослужитель. Может быть, монах из какого-нибудь ближнего монастыря – коричневая одежда оказалась чем-то вроде сутаны, перетянутой в поясе тонким кожаным ремешком; на ногах у монаха были деревянные сандалии. Монаху было лет под пятьдесят: стрижен он был коротко, «под горшок», хотя особо стричь было и нечего – на макушке у священнослужителя имелась обширная плешь-тонзура, то ли природная, то ли специально выбритая; красный нос и плутоватые глазки выдавали в нём человека жизнелюбивого, бойкого. Пройдоху и пьяницу выдавали, короче говоря.

– Вот, сидел и ждал, пока он восстановится, – пожаловался монах Семёну, со злостью пнув дохлого волка сандалией. – Как дурак сидел и ждал. Видать, бракованного волка подсунули. Надо будет монастырю в суд на заводчика подать… – монах склонился над возком, сильно навалившись животом на его борт. Словно нырять в повозку собрался.

– Эй, селянин, – глухо донеслось из возка, – подсоби-ка аптечку выгрузить… Одному не сподручно, радикулит замучил! Достал, понимаешь, сил просто нету… И лечить некогда – дела всё, дела.

Семён подошёл к возку, помог монаху вытащить из него небольшой, но увесистый сундук с двумя боковыми ручками.

– Пешком теперь, да? – понял Семён. – Могу помочь нести, – Семёну всё ещё было стыдно, что это именно он пристрелил ездового волка. Пусть случайно, но всё же… Да и волк, скорее всего, был не бракованный – просто изрешетившие его серебряные пули не оставили оборотневому созданию ни одного шанса на восстановление.

– Зачем же пешком, – возразил монах, откинув крышку сундука и сосредоточенно копаясь в нём: изнутри сундучок оказался разделён перегородками на множество отделений-ячеек. – Сейчас я моего зверя немного оживлю… до ближнего посёлка довезёт и ладно… тебе в какую сторону? В ту же, что и мне? Славно. Подвезу, вдвоём оно веселее, безопаснее… ты драться-то умеешь? А то, говорят, душегубцы здесь шалят. То ли разбойнички какие, то ли живые умертвия, не знаю. Глухое место… кабы не служба, я бы ни за что, на ночь глядя, к тому же в полнолуние… – голос монаха становился всё тише, он уже забыл о Семёне, разыскивая что-то в своём сундуке.

– Ага, – сказал наконец монах, выпрямляясь и сразу хватаясь за поясницу, – ох ты… Слушай, селянин, тебя как зовут?

– Симеоном кличут, – вежливо ответил Семён, входя в роль простодушного селянина, – а вас, святейшество? – И смиренно сложил руки поверх кармана-животика.

– Зови меня отец Вуди, – монах потрусил вынутым из сундука чёрным флакончиком, взбалтывая его содержимое. После отвинтил крышечку – из горлышка посудины сразу потянулась струйка тёмного дыма – и осторожно, далеко отставив руку, уронил по одной капле на каждую рану волка. Чёрная жидкость мгновенно впиталась в волчью плоть: через секунду от ран не осталось и следа! Даже срезанное ухо по новой отросло.

Волк медленно втянул в пасть язык, встал, тяжело помотал башкой и застыл в несколько неестественной позе – похоже, у него был серьёзно повреждён позвоночник; взгляд у волка так и остался мёртвым.

Отец Вуди поспешно завинтил крышечку и положил флакон в одну из ячеек сундука.

– Симеон! – торопливо приказал монах, – клади аптечку в повозку и запрыгивай! Сейчас он чесанёт. Ох и чесанёт! – Семён ухватил сундук, поднапрягся и рывком перенёс его в повозку, после чего и сам запрыгнул в неё: в повозке была лишь одна лавка, для возницы, потому Семён устроился на дне возка, возле аптечки. Отец Вуди, подобрав полы сутаны, покряхтывая, забрался следом – на лавочку.

Волк, словно дождавшись именно этого момента, сначала медленно, неуверенно, а после всё быстрей и быстрей потрусил по дороге: повозка катилась легко, лишь изредка несильно подскакивая на особо крупных ухабах – видимо, у повозки помимо дутых шин имелись и хорошие рессоры.

– А как долго он так бежать сможет? – с любопытством спросил Семён. – Отдыхать ему надо или нет?

– Разве ж это бег, – пренебрежительно усмехнулся отец Вуди, наматывая на руку вожжи. – Зверюга только разогревается. Снадобье пока ещё не полностью всосалось… кровь слишком густая, сворачиваться начала… Подожди минутку, кровушка у нашей скотинки разгуляется, вот тогда и будет бег! А отдыхать ему не надо, зачем мёртвому отдых? Будет бежать, пока не развалится… Они, временно оживлённые, от снадобья хоть и бодрые становятся, но гниют слишком быстро… на ходу могут развалиться. Ну, посмотрим, посмотрим, – монах озабоченно поглядел в небо. – Солнышко садится. Это плохо… Слушай, Симеон, у тебя хоть какое-нибудь оружие с собой есть? – отец Вуди оглянулся на Семёна. – Вы же, селяне, без топора или складных дубинок в лес ни шагу! Есть чего, говорю?

– Есть, – Семён похлопал себя по животу. – В кармане.

– Значит, дубинка, – удовлетворённо кивнул монах. – Складная. Небось, с выдвижными медными шипами?

– С серебряными, – коротко ответил Семён.

– Богато живёшь, селянин-Симеон, – уважительно сказал отец Вуди. – От нежити отмахаться можно… Говорят, вы в свои дубинки и ножи самострельные ухитряетесь вставлять, которые на десять шагов лезвием стреляют?

– Ухитряемся, – согласился Семён, – мы такие! Умелые мы.

– Покажешь потом, ладно? – попросил отец Вуди. – Ни разу не видел.

– Покажу, – пообещал Семён. – Потом. Если захотите.

– Договорились, – монах сосредоточился на управлении волком: мёртвый зверь шёл ходко, всё быстрее и быстрее, движение лап уже было трудно заметить в сгустившемся вечернем сумраке.

Дорога нырнула в лес: по обеим её сторонам чёрными стенами высились стволы угрюмых вековых деревьев; кроны деревьев закрывали почти всё небо.

Наступала ночь – в узкой полоске неба, тянувшейся над дорогой, постепенно загорались крупные августовские звёзды; далеко впереди из-за крон высунулся краешек полной луны.

Было тихо – лишь иногда поскрипывали колёса да что-то еле слышно бормотал себе под нос отец Вуди; волк бежал совершенно бесшумно, разве что изредка издавал звуки, похожие то ли на кашель, то ли на хруст костей.

– Вообще-то есть в этом что-то романтическое, – томным голосом сказал молчавший до этого Мар. – Летняя тёмная ночь, глухой лес… одинокие путники, спешащие к далёкому уютному очагу… дохлый волк, который везёт тех путников к тому очагу… и зловещие умертвия, которые вот-вот нападут сзади на беспечных путешественников. Всё прямо как в старинной легенде о принцессе Мариэль! Только там в упряжи скелет коня был. Хорошая легенда! Я её в Пыльном Мире услышал. Значит так: у одного короля было две дочери-близняшки. И, когда настало время, решил король выдать их обеих замуж за…

– Какие умертвия? – в испуге вскинулся Семён, резко оборачиваясь назад. – Где?!

Умертвия были неподалёку, метрах в пятнадцати позади повозки: было их около дюжины, более точно сосчитать в темноте не получалось; мчались они по дороге с той же скоростью, что и возок, не приближаясь, но и не отставая. Бежали совершенно беззвучно. Молча.

Кем они были при жизни, понять нынче было практически невозможно: эти существа не выглядели ни людьми, ни животными. Вернее, они были одновременно и тем, и другим – словно некий чокнутый умелец сшил воедино, как попало, случайно оказавшиеся под рукой разрозненные части тел из морга и скотомогильника, сшил как попало, а после интереса ради оживил свои созданья.

В лунном свете были хорошо видны красные зеркальца глаз, до четырёх-пяти штук у каждой твари, и белые острые кости, торчавшие из умертвий в самых неожиданных местах, наподобие игл дикобраза.

– А, чёртовы душегубцы объявились, кол им в брюхо! – зло крикнул отец Вуди, мельком оглянувшись. – Ну и поездочка у меня в этот раз выдалась, давно такой не было… Эй, селянин, доставай свою дубинку и лупи их по мордам, коли догонять станут! Нам немного осталось, вон и деревья, кажись, реже становятся, – монах кричал что-то ещё, но Семён его не слушал: он достал из кармана пистолет, не вставая развернулся к преследователям лицом и упёрся ногами в задний борт повозки. Для устойчивости. После чего пристегнул ствол к рукояти, сжал её обеими руками – на манер американского полицейского в тире – и открыл бешеную стрельбу.

Пламя из ствола выбивалось почти на полметра, яркое, жёлтое, ослепляя Семёна и мешая ему толком целиться. Потому Семён лупил веером – кому достанется, тому и достанется.

– Свет включить? – заботливо спросил Мар. Как ни странно, в грохоте выстрелов его голос был слышен отлично. – Со светом и стрелять веселее, да и точность лучше будет. А то всё мимо да ми…

– Давай! – в азарте заорал Семён, – свет на сцену! Пошла массовка! Сейчас кино делать будем!

Вспыхнул свет: холодный, белый, как у шоссейного фонаря, он шёл откуда-то сверху, размытым пятном освещая дорогу позади повозки.

Преследующих повозку умертвий осталось всего пять штук; дорога за повозкой, насколько хватало взгляда, была усеяна частями тел, разбросанных там и сям.

– Дубль первый! – крикнул Семён, наведя плюющийся огнём ствол на ближнее чудище: нежить стала рассыпаться, на ходу теряя свои лапы, руки, головы, словно Семён кромсал её остро отточенным мечом – за нежитью цепочкой протянулись потерянные части тела.

– Второй дубль! – Семён перевёл ствол в сторону, – третий… четвёртый… пятый и последний! Всё. – Семён отпустил спусковой крючок. И сразу стало тихо. Только в ушах словно вата застряла.

Дорога была пустой: последнее умертвие, разом рассыпавшееся после особо удачного попадания, исчезло из скользящего за повозкой пятна света; тут же погас и свет.

– Что там? – обернувшись, крикнул со своей лавочки отец Вуди, – отбились? А то у волка хвост отвалился! Того и гляди – лапы посыпятся.

– Отбились, – Семён плюнул на ствол и слюна зашипела как на утюге. – С такой-то пушкой и не отбиться! Ха, – Семён помахал в воздухе пистолетом, остужая его.

– Угу, – сказал монах, отвернулся и надолго замолчал, о чём-то крепко задумавшись. А, может, и не задумавшись, а попросту следя за волком – отваливаются у того лапы или нет.

Луна теперь висела прямо над головой и хорошо освещала дорогу; луна здесь была раза в два больше земной, привычной. Так что света хватало, хоть в карты играй – ни за что масть не перепутаешь!

– А теперь, – с угрозой начал было Семён, но покосился на спину монаха и продолжил уже гораздо тише:

– А теперь, Мар, ответь-ка мне на один вопрос: почему ты меня вовремя не предупредил об умертвиях? О том, что они нас догоняют. Что напасть хотят.

– Разве? – неподдельно удивился медальон. – По-моему, в самый раз сказал. Да и то, собственно, случайно вырвалось… Чего ради надо было тебя и этого монаха-передвижника зря пугать! Я бы и сам справился.

– То есть? – нахмурился Семён.

– Ну, если бы те бегунцы стали для тебя реально опасны, – вздохнув, устало ответил медальон, – я бы их мгновенно уничтожил. Всех. Разом. Без лишнего грома и подсветки. Есть у меня хорошие заклинания на этот случай, есть! Очень хорошие, свежие заклинания. Вы бы ничего и не заметили… Я же твой телохранитель, как-никак! Охранник.

– Подожди, – опешил Семён, – так, значит, я зря весь этот трамтарарам поднял?

– Но тебе же страсть как хотелось по врагам пострелять, – ехидно напомнил Мар, – пистоль в деле опробовать! Вот и опробовал. Да и мне интересно было его в работе посмотреть… Не волнуйся, я держал ситуацию под контролем.

– Ну ты и жук, – только и сказал Семён, покачав головой. – Ловко всё подстроил… Признайся – ты ведь нарочно про умертвий проговорился, а? – Семён разобрал остывший пистолет и спрятал его в карман.

– Нарочно, не нарочно, – уклонился от ответа Мар. – Какая разница! Главное, что ты повеселился, да и я развлёкся. А то что-то мне грустно стало, – признался медальон. – Едем всё и едем. Темно, скучно… А тут такое приключение! Веселое, зрелищное. Отвязное.

– Уж отвязное, так отвязное, – согласился Семён. – Отвязнее некуда. Эй, святой отец! – он на четвереньках подобрался поближе к лавочке возницы. – Скоро поселение-то? Селянин есть хочет. И пива выпить не против.

– Э, да какой ты к чертям собачьим селянин! – в сердцах ответил монах, косо глянув на Семёна через плечо. – Где село – не знаешь, хотя и должен, коли поблизости живёшь; дубинка у тебя особая, громобойная, таких у селян отродясь не было! Свет окаянным образом то зажигаешь, то гасишь… Не селянин ты, и всё тут!

– А кто же я? – озадачился Семён. – Если не селянин, то кто? Может, танкист? – и неудержимо расхохотался.

– Тебе виднее, – сердито пожал плечами отец Вуди. – Но в том, что ты не селянин, я ничуть не сомневаюсь… Слушай, а ты часом не иностранный лекарь-шпион? – вдруг оживился монах. – Ну, рецепты всякие там… Тайны разные – не покупаешь?

– А что так? – удивился Семён внезапному повороту разговора. – У вас что, на шпионов охота? На врачей-вредителей? Сдать меня хочешь, да?

– Нет, – отмахнулся отец Вуди, – вовсе наоборот. Если ты лекарь-шпион, так, может, я тебе какой рецептик продать смогу? – с надеждой спросил монах. – Деньги очень нужны, понимаешь. Совсем я на мели – наш казначей, зараза, чересчур прижимистый, на поездки мало даёт, под обрез, а выручку всю забирает… Так ты шпион или нет?

– Увы, – вынужден был огорчить монаха Семён, – я не лекарь и не шпион. Вор я! Вернее, не вор, – поправился Семён, – а вольный специалист по отладке заклинаний. В основном – охранных. Случайно в ваш Мир попал… Удирал от одного типа, и попал.

– Не понял, – монах повернулся к Семёну, даже вожжи бросил. – В наш Мир? Ты хочешь сказать, что есть ещё Миры? Другие, кроме нашего?!

– Ого! – с подъемом сказал Мар, – думаю, Семён, что мы оказались в Закрытом Мире… настолько закрытом, что местные жители о других Мирах понятия не имеют! Очень, очень любопытно. Не спроста это…

– Есть Миры, – покивал Семён. – А как же! Тысячи и тысячи миров, самых разнообразных: живых и мёртвых, волшебных и безволшебных, опасных и не очень. Есть и Империя, в которую большинство Миров входит… Неужели об этом у вас ничего не известно? – Семён уселся поудобнее, привалившись спиной к сундуку-аптечке – повозку немного потряхивало; они уже выехали из леса и дорога почему-то сразу стала ухабистей.

Вокруг была залитая лунным светом степь, тянувшаяся до самого горизонта; никакого селения не было и в помине, одна лишь степь кругом, степь, покрытая серебряной в лунном свете травой. Иногда налетавший ночной ветерок пробегал по той траве и тогда казалось, что повозка плывёт по седому морю: высокие травы мягко колыхались пологими волнами.

– Надо же, – удручённо пробормотал монах, потянувшись за вожжами, – тысячи Миров! Невероятно. Сказка, ей-ей… Парень, а ты случаем не врёшь? Какие у тебя доказательства? – монах, так и не дотянувшись до вожжей, пересел лицом к Семёну: дорога была прямой, и волк, похоже, в управлении не нуждался. Бежал себе и бежал. Как заведённый.

– Я – доказательство! – Семён стукнул себя в грудь кулаком. – Что, у вас много людей с громобойными дубинками? Или кто ещё среди ночи может по желанию дневной свет создавать?

– Я таких не встречал, – покачал головой отец Вуди, – но слышал о разных разностях… лекари Братства много где бывают, много чего видят и слышат. Не всему, конечно, верить можно, вранья хватает, как же в рассказах, да без вранья… – отец Вуди не докончил фразу: повозка пошла зигзагом, слетела с дороги и въехала в траву.

– Лапу потеряли! – крикнул монах, мигом пересаживаясь обратно и хватаясь за вожжи, – тпру! Стой, гад! Стой! Ох ты… Не лапа, а башка у него отвалилась… Чёрта с два команду теперь услышит! Ну-ка, – монах выхватил откуда-то из-под полы сутаны длинный узкий нож, вроде стилета, и, опасно высунувшись из повозки, полоснул по кожаным ремням упряжи: повозка остановилась.

Волк тем же противолодочным зигзагом попёр дальше, рассекая траву как сторожевой катер волны; в ночном сумраке укороченное безголовое туловище смотрелось жутко – словно у чёрного бревна вдруг выросли ноги, и оно помчалось само по себе куда-то по своим бревенчатым делам.

Вскоре безголовый волк затерялся среди серебряного сияния.

– Мда, приехали, – флегматично сказал отец Вуди, проводив волка взглядом и спрятав нож под полу. – Здесь и переночуем. Эх, невезуха… Ну, раз такое дело, то предлагаю поужинать. У меня в сумке есть хлеб, сыр. Правда, хлеб немного чёрствый, да и сыр на любителя… Но ничего другого больше предложить не могу. Кстати, вор-Симеон, хотел тебя спросить: это не ты, случаем, моего волка возле той горы убил? Из своей дубинки.

– Я, – с неохотой сознался Семён и спрыгнул с повозки. – Нечаянно получилось. Но я заплачу! Сколько стоил волк, столько и заплачу. Даже сверху того добавлю, за моральный ущерб.

– Это мы чуть погодя обсудим, – пообещал враз повеселевший отец Вуди, осторожно, поэтапно слезая с повозки: сначала одной ногой на колесо, потом другой на землю. – За трапезой и обсудим. Оборотневый волк дорого стоит… очень дорого… Ха, спина-то больше не болит! – обрадовался монах, замерев на полпути, с ногой на колесе, и в этой неудобной позе ощупал свою поясницу. – Ишь ты, почти год маялся, а тут раз – и прошло. Эхма! – Отец Вуди снял ногу с колеса, попрыгал на месте, присел пару раз, потом согнулся и разогнулся. – Совсем не болит! С чего бы это вдруг? – Монах с подозрением уставился на Семёна, словно это именно он взял и вылечил его поясницу. Тайком. Не спрося разрешения.

– С испугу вылечилось, – пояснил Семён, с удовольствием разваливаясь в душистой траве, – само. Такое бывает! Особенно с нервными болячками. Я здесь ни при чём.

– Это хорошо, – одобрил отец Вуди, присаживаясь рядом. – Хорошо, что ты ни при чём. А то я уж подумал ненароком, что ты – проверяющий из Братства. Они, проверяющие, люди святые, возле них все болезни сами собой проходят… А я тебе тут такого наговорил, такого!… Хоть в застенок сажай. У нас в Братстве в застенок за ересь попасть – плёвое дело!

– Это за какую же такую ересь? – лениво спросил Семён, глядя на полную луну – при более пристальном рассмотрении ночное светило выглядело странно: на нём не было привычных глазу тёмных пятен. Вообще не было. То есть на здешней луне не имелось ни гор, ни расщелин: она была гладенькой как яичко.

Неправильная была луна. Подозрительная.

– За разговоры насчёт шпионов и секретов, – пояснил монах, доставая из повозки сумку с едой. – Секреты снадобий Братство оберегает серьёзно, может и наказать за разглашение рецептов. А что мне, чёрт возьми, остаётся делать? – раздражённо сказал он, бросив сумку на траву. – Деньги-то нужны! На опыты там всякие, на просвещение, так сказать, – отец Вуди облизнул губы. – Эх, винца бы сейчас… О чём это я? А, об опытах… Опыты – дело важное, можно сказать – архиважное! Но дорогостоящее.

Завернёшь, бывало, в какой-нибудь попутный кабак, поговоришь там с умными людьми о смысле жизни… или об урожае огурцов… о том, о сём с народом потолкуешь – глядь, уже и просветлился, опыта понабрался… Ох ты, – сильно огорчился монах, порывшись в сумке и чего-то там не обнаружив, – флягу вчера в кабаке забыл! Вот горе-то! Чересчур, однако, я там опыта набрался. Как же это, а?

– Нет проблем, – Семён сел и с прискуливанием потянулся. – Как, отче, насчёт холодного шампанского и печёных фазанов? Ящик шампанского и три фазана. И салаты в придачу.

– Шутишь, да? – горько сказал монах, но посмотрел на Семёна с надеждой. – Если шутка, то глупая. Я обижусь.

– Никаких шуток! – категорически заявил Семён. – Разве ж с выпивкой шутят?!

– Ни в коем случае, – часто закивал монах, – ни-ни! – И в ожидании уставился на Семёна: очень ему было интересно, откуда тот возьмёт обещанное. Не из кармана же!

Отец Вуди выглядел настолько заинтересованным и предвкушающим, что Семён не утерпел и решил подать своё угощение как-нибудь поэффектней. Так подать, чтобы потом все лекари неведомого Братства охали и ахали, слушая рассказ разъездного монаха. И не верили ни одному его слову.

– Именем лунных демонов! – во всю глотку проорал Семён, подняв лицо к звёздам и строго глядя на жёлтый кругляш в ночном небе. – Шампанского мне! И побольше! Фазанов и салатов на закуску обязательно! Короче, жрать давай, – Семён громко прищёлкнул пальцами и украдкой глянул на монаха: тот сидел, открыв рот. Чуда ждал.

В воздухе что-то громко загудело, словно мощный трансформатор включился: в траве, неподалёку от Семёна, возникли запотевшие бутыли с шампанским, рядом – три фазана, горкой; мисочки-салатницы обступили фазанью горку полукругом.

На траве лежал баронский ужин в полном комплекте.

– Кушать подано, – снисходительно сказал Семён, косясь на монаха и ожидая его бурной реакции. Реакция последовала незамедлительно, но вовсе не та, на которую рассчитывал Семён.

– Чур меня! – в ужасе завопил отец Вуди, вскакивая на ноги, – лунный колдун! Ой мне, – монах покачнулся и хлопнулся в обморок. На спину. Плашмя. Как и стоял.

– Умеешь ты, Семён, сюрпризы делать, – одобрительно сказал Мар. – Вот только не все их правильно понимают. – И затрясся на цепочке в беззвучном хохоте.

Глава 5 Селениты: Лунные Искусители (Местное Поверье)

Отец Вуди пил холодное шампанское из горлышка, давясь пеной и страшно вытаращив глаза. Изредка он отнимал бутылку от рта, переводил дух, громко отрыгивал и пил дальше; Семён сидел напротив монаха, рассеянно теребя медальон на цепочке и глядя, как святой отец восстанавливает своё душевное равновесие. То есть по быстрому надирается.

Наконец монах отставил пустую бутылку в сторону, вытер с лица пену и уставился на Семёна слегка окосевшим взглядом: душевное равновесие, судя по всему, было восстановлено.

– Колдун, – узнав Семёна, утвердительно сказал монах. – Лунный, – и потянулся за новой бутылкой.

– Стой, – приказал Семён, – ещё успеешь! Шампанского валом, даже на опохмел останется. Давай-ка, отче, сначала разберёмся, что к чему, а уж после пей себе сколько влезет!

– Разбираться? В чём? – вяло удивился монах, так и не донеся руку до бутылки. – Ты – лунный колдун. Я – дурак, который с тобой связался. Всё просто и ясно.

– Почему ты решил, что я – лунный колдун? – спросил Семён, оставив наконец медальон в покое. – Почему именно – лунный? Из-за того, что к лунным демонам обратился, да?

– Ну, – утвердительно кивнул отец Вуди и, ненароком уцепив бутылку за горлышко, подтащил её поближе к себе. – А ещё потому, что они твоё желание немедленно исполнили.

– Это была шутка, – сухо сказал Семён. – Глупая шутка. На самом деле ужин был запакован в одноразовом заклинании и вызван по паролю. Паролем были слова «Жрать давай». Вот и всё. Никаких демонов, никакой мистики. Обычная бытовая магия!

– Я ж и говорю – колдун, – не слушая Семёна, уныло продолжил монах. – А все колдуны, как известно, живут на луне и по ночам спускаются к людям, чтобы смущать их незрелые умы и скупать человеческие души. В обмен на выполнение сокровенных желаний. А из похищенных душ колдуны выращивают лунных чертей, которых после сбрасывают вниз, на землю. Для того, чтобы они сотрясали земную твердь, высушивали реки и били урожай громом. И заодно разводили блох и вшей. И крыс.

– Это всё полный бред, заблуждение и суеверие, – авторитетно заявил Семён, беря фазана и счищая с него декоративные перья. – Лунных колдунов не бывает! Земля трясётся от внутренних тектонических процессов, реки мелеют от жары… Урожай бьёт не гром, а град. Про вшей, блох и крыс вообще говорить не стану. Потому что где крысы, там и всё остальное.

– Бред? – возмутился отец Вуди, раскупоривая бутылку. – Какой же бред, если я сам таких чёртей видел! Как они на землю падают.

– Правда? – Семён даже чистить фазана перестал. – Где?

– В небе, – монах сердито ткнул бутылкой в звёзды. – Ночью их хорошо видно-то! Особенно летом. Бывает, полыхнёт на полнеба, а потом летит… огненный такой, круглый. И след за ним дымный, вроде хвоста. Что скажешь, не чёрт, что ли?

– Метеорит, – равнодушно ответил Семён, продолжая чистить птицу. – Небесный камень. Из космоса прилетает и сгорает в атмосфере. Астрономическое явление, ничего особенного.

– Ну вот на всё у тебя есть объяснение, – расстроился отец Вуди. – Верно говорят, что лунный колдун всё знает, а чего не знает, так о том наврёт. Причём убедительно наврёт! И заморочить простого человека для него – одно сплошное удовольствие… Камень с неба падает, ха! Не бывает такого и точка. – Монах надолго присосался к горлышку.

– А ведь в этом что-то есть, – рассудительно заметил Мар. – Во всяком случае, вариант с лунными чертями мне более понятен, чем вариант с какими-то там космическими камнями. Но всё же он ошибается, наш отец-выпивоха. И ты, Семён, ошибаешься. Потому что всем известно: огненные шары в небе – ни что иное, как падающие с неба кирпичи из магических стен между Мирами! А вышибает те кирпичи из стен великан Додо, которого за его безумие древние волшебники заточили в чёрное межмировое пространство. И когда у великана плохое настроение и ему хочется вырваться из своего заточения, он бьёт в стены кулаком. Оттого и происходит огненное полыхание – это камни из стен выпадают! И когда хоть одна стена окончательно разрушится, тогда и наступит конец света. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Час от часу не легче, – Семён хотел было схватиться за голову, но вовремя вспомнил о том, что руки у него в фазаньем жиру и перьях. – Мракобесие какое-то, чесслово… Да ну вас обоих в… Эх, – Семён не договорил, взял непочатую бутылку с шампанским и откупорил её.

Минут пять прошло в тишине: Семён неспешно потягивал колючее вино, запивая печёное мясо; отец Вуди продолжал накачиваться дармовым колдовским шампанским, то и дело отрыгивая и искоса поглядывая то на Семёна, то на луну; Мар, по-видимому, сосредоточенно обдумывал, куда именно Семён хотел послать его и зачем. И потому тоже молчал.

– Я готов, – сказал наконец отец Вуди, не допив третью бутылку; язык у монаха заплетался: святой отец пил вино не закусывая, напрочь игнорируя фазанов и салаты. И свой хлеб с сыром заодно.

– К чему? – нейтрально поинтересовался Семён, обгладывая фазанью ножку.

– К продаже, – решительно сказал монах. – Давай, лунный колдун, бери мою душу, чёрт с ней! Но взамен я хочу следующее, – отец Вуди принялся перечислять, загибая пальцы:

– Во-первых, хочу молодость. Во-вторых, денег. В-третьих, удачу при игре в кости… Хочу ещё, чтобы женщины любили, чтобы драться хорошо умел… Сильный чтобы был! Высокий и кр-расивый… Коня белого хочу, знамя своё, герб личный, дворец… Чего же я ещё хочу? – на секунду задумался отец Вуди. – А, бессмертия хочу! И ещё, чтобы…

– Чтобы черти у тебя на посылках служили, – рассмеялся Семён. – Пятки чтобы чесали. И за пивом бегали.

– Ох ты! – изумился монах. – Об этом я не подумал. Да, черти на посылках – это хорошо. Это здорово. Хочу!

– Наш друг от скромности не умрёт, – с нескрываемой завистью сказал Мар. – Вот это размах, вот это я понимаю! Сам бы себе такого же пожелал, будь я человеком. Ты спроси, а как он насчёт того, чтобы самому лунным колдуном стать? Тогда всё бы разом получил, халявно и бесконтрольно.

– Папаша Вуди, – Семён уже откровенно веселился, – тут предложение поступило, чтобы ты лунным колдуном стал. От веры отказался и в маги подался. Тогда всё и так иметь будешь, оптом и бесплатно.

– Веру не отдам, – косноязычно, но гордо ответил монах, вновь припадая к бутылке. – Вера – это святое! Для души.

– Так у тебя души не будет, – подзадорил его Семён. – Заберут у тебя душу-то. Зачем тебе тогда вера?

– Чтобы хоть что-то было, – немного подумав, твёрдо ответил отец Вуди. – Взамен души. Чтобы оно не так болело.

– Молодец, – с уважением сказал Семён. – Ей-ей как тот казак на бочке: хоть и голый, но с шашкой. Так и ты – берите всё, но веру не троньте! Ладно, отец Вуди, открою тебе великую тайну – я не лунный колдун! Не колдун я. Не колдун! Вор я. И точка!

– Значит, не хочешь мою душу покупать, – окончательно расстроился монах. – Ну не везёт мне со сделками, хоть плачь! Никогда ничего толком продать не могу… Видать, не судьба мне молодым стать! И коня белого у меня не будет, – отец Вуди пустил пьяную слезу.

– Куплю я тебе белого коня, – утешил монаха Семён. – Взамен волка. Самого быстрого и выносливого коня! Какого сам выберешь. А насчёт молодости – увы. Ничем помочь не могу. Не обучен, знаешь ли.

– Какой же ты колдун после этого, если молодость делать не умеешь, – ухмыльнулся отец Вуди, пытаясь ухватить свою недопитую бутылку за горлышко и всё время промахиваясь. – У нас некоторые, из высших адептов… из руководства, м-мать их… по пять раз молодость себе возвращали! Есть у них такие снадобья… а нам, простым, чёрта с два – ни рецепта тебе, ни намёка на состав зелья… Опа! – монах наконец поймал бутылку, но пить не стал. – Р-рецепты! – Отец Вуди побултыхал шампанским внутри бутылки. – Окаянные рецепты… Весь мир держится только на рецептах и снадобьях! Приворот, отворот… Жизнь, не жизнь… Возвращённая молодость и преждевременная старость, – на всё есть свои рецепты! Тайные и не тайные. Всякие, – монах со вздохом отставил бутылку в сторону. – Желудок что-то болит, – пояснил отец Вуди. – Хватит на сегодня уже! Не мальчик шипучкой баловаться. Хлебного винца – это да, можно было бы. А от этой дряни одно бурчание в животе и изжога. А удовольствия никакого! Не цепляет, – монах посмотрел на Семёна разведёнными глазами. – Ни капельки не цепляет! – Отец Вуди похмыкал себе под нос, после достал нетвёрдой рукой что-то из внутреннего нагрудного кармана сутаны и съел. Наверное, это было лекарство от изжоги. Или от бурчания в животе.

– Оно и видно, что ни капельки, – насмешливо заметил Мар. – Глаза от нецепляния уже в разные стороны глядят! Как у рака.

– Зелья, снадобья, – медленно повторил Семён. – Молодость по рецепту… Скажи, Вуди, а как у вас насчёт магии слова? Или магии жеста? Комплексная магия – есть?

– Никакой нет, – отрицательно помотал головой монах и чуть не упал на спину от столь резкого движения. – Ересь это! Только лунные колдуны владеют ерес… магией. А раз колдунов нет, то и магии тоже нет. А колдунов точно нет? – отец Вуди с трудом подмигнул Семёну.

– Считай меня кем хочешь, – обречёно махнул рукой Семён. – Хоть сумасшедшим великаном Додо, мне без разницы. Кирпичи из стен мироздания я тоже вышибать не умею… Что же это за Мир такой, а? – Семён вытер руки о траву. – Нет у них магии, подумать только! А как умертвия клепать, или волка оживить, или молодость по пятому разу вернуть – это они могут. А магии нет! Парадокс.

– Никакого пера… парадокса, – горячо запротестовал монах. – Нету магии, да. Но зато есть сила летних трав и корней, глубинных руд и горных минералов, крови порченной и крови обыкновенной… Сила воды и огня – есть! Сила знания, в конце концов. Знания как всё это правильно смешать, взболтать и употребить.

– Вон оно что-о, – с пониманием протянул Мар. – У них магия в подземно-травяном направлении развивалась. В знахарском. В корень, так сказать, пошла, – и захихикал собственной шутке. – Вот же чудной мир! Семён, нас здесь наверняка ждут сюрпризы. Точно, ждут! Интересно-то как!

– Громобойную дубинку отдашь? – неожиданно трезвым голосом сказал монах. – Взамен волка. Отдашь, а?

– Эге, да ты, отче, никак в себя пришёл? – изумился Семён. – Быстро ты как-то! Аж удивительно.

– Лекарство специальное съел, – отец Вуди поморщился, потёр виски. – Раз душу из тела вынимать не будешь, так чего же тогда в стельку пьяным сидеть? Не тот момент… Хорошее лекарство, только голова после него побаливает… Так отдашь дубинку, Симеон? Мне она в дороге очень пригодилась бы! Работа у меня разъездная, всяко в пути бывает, сам видел…

– Нет, – решительно сказал Семён: у монаха обиженно вытянулось лицо. – Я же тебе сказал – за волка заплачу, можешь не сомневаться! Или коня тебе куплю, на выбор… Отдать – не отдам. Но могу поменяться с тобой на что-нибудь не менее ценное. У тебя есть что ценное?

– Ценное-то есть, да не моё, – с тоской в голосе ответил монах. – Аптечка не моя, таратайка тоже. Волк – и тот общественный был, монастырский… Слушай! – вдруг, что-то вспомнив, обрадовался отец Вуди, – а что, если я расскажу тебе, где лежат всякие редкости и, мало того, помогу пробраться в то место? Это я сумею. Запросто! А ты мне за услугу дубинку отдашь, идёт?

– Какие редкости? – деловито спросил Семён. – Снадобья-порошки или что посерьёзнее? Золото, бриллианты? Так вот, мне не нужно ни то, ни другое.

– Тю, – изумился монах, – нашёл великие ценности: золото и бриллианты! Снадобья, между прочим, гораздо ценнее любого золота-серебра и любых камней-самоцветов будут. Гораздо. Но если тебе ни то, ни другое не нужно, тогда… – отец Вуди запнулся, сторожко огляделся по сторонам. Словно их кто-то мог подслушивать.

– Тогда? – с интересом переспросил Семён. – Что – тогда?

– Понимаешь, – понизив голос, сказал монах, – я еду по вызову в один городок… он тут неподалёку, сначала селение будет, потом городок… а хозяин городка – граф Локир, вредный, между прочим, человек! Зануда, педант, да ещё и жмот: за работу платит не исполнителю, а напрямую в монастырскую казну. Я уже был у него несколько раз, – отец Вуди покривился, словно вспомнил что-то неприятное. – Представляешь, он вино не пьёт! То есть вообще ничего хмельного не пьёт! Даже пива. Трезвенник, мать его… И мне пить не разрешал, тьфу на него! А у меня работа нервная, без вина никак нельзя. И отказаться от поездок в замок Локира невозможно, он за мной пожизненно закреплён, замок тот. Эх-хо-о…

– Да ты кем работаешь-то? – Семён допил остатки шампанского и бросил пустую бутылку в сторону, далеко в степь.

– А я разве не сказал? – удивился отец Вуди. – Скорой помощью работаю. Скорой алхимической помощью. Я – разъездной лекарь-алхимик из Братства Единых. Лечу всё, что лечится. Вернее, что разрешено лечить, – поправил себя монах. – К особым секретам Братства не допущен, к специальным рецептам то есть. Пользуюсь лишь стандартными, дозволенными. Хотя кое-что знаю! – похвастался отец Вуди. – Сам дошёл. Например, как бесов из ног изгонять. Это когда человеку всё время бегать хочется, вот он и бегает, как дурак. Как проснётся, так сразу и начинает бежать. Куда-нибудь.

Значит так – берём кусочек очищенного корня мандрагоры и круто натираем его желчью подземного зверя по имени крот, а потом…

– Погоди ты со своей желчной мандрагорой, – отмахнулся Семён, – о деле давай, о графе. Про корешки потом.

– Да, точно, – спохватился отец Вуди. – Так вот, был я у него… э-э… два раза был: сперва порчу с самого графа снимал, по причине которой он с женой супружескими делами не мог заниматься, хе-хе… Потом, по срочному вызову, и саму супружницу оживлял: граф Локир после снятия порчи стал очень… как бы это сказать… очень активным стал, супружница не вынесла той его активности и отравилась. Ну, я её и оживил, согласно заказу.

Граф свою ожившую любовь немедленно опробовал в спальне, после чего приказал её, любовь, закопать. Заколотить в гроб крепко-накрепко и закопать. Сказал, мол, она и раньше в постели холодной была, а сейчас вообще ледяной стала. В буквальном смысле.

Но за работу всё же заплатил, а как же! Оживление, оно до-орого стоит!

Так вот: есть у графа в замке одна зачарованная комната, я случайно о ней узнал. – Монах предупреждающе поднял руку, заранее отметая возможные вопросы Семёна. – Никакой магии! Никакой! Дверь и стены комнаты попросту обработаны неким запирающим зельем неизвестного состава. Много лет тому назад обработаны, дедом графа. И с тех пор никому в ту комнату хода нет! А дед графа, говаривали, якшался с лунными колдунами. Оттого, видать, и помер в одночасье молодым… Вот и подумай, что может быть в той комнате, – отец Вуди предвкушающе потёр руки. – Ох как я бы туда заглянул! Ох и заглянул бы! Да вот не берут мои снадобья ту дверь… Я во второй раз специально одно мощное зелье с собой прихватил, по знакомству достал, как раз для таких случаев. Не взяло, представляешь! – монах в удивлении развёл руками. – Железный ящик с деньгами в кабаке отворило, а… – тут отец Вуди осёкся, словно язык прикусил. Семён сделал вид, что не расслышал оговорки; но Мар молчать не стал:

– Ай да монах! Ай да божий человек. Мда-а, похоже, и божьим людям ничто человеческое не чуждо. Семён, берёмся за дело! Может, ничего ценного в той комнате нет, один лишь ходячий труп дедовой тёщи. Которую графский дед раз двадцать оживлял и садистски убивал в воспитательных целях. Чтобы в семейные дела не лезла.

А, может, там действительно что-то весьма ценное найдётся! Такое, что и пистоль за наводку отдать не жалко. Соглашайся! В любом случае ничего не теряем, кроме времени. А время у нас пока что есть!

– Едем, – решил Семён. – Кстати, отец Вуди, а нынче ты по какому поводу к графу едешь? Тоже кого-то оживлять?

– А пёс его знает, – равнодушно ответил монах. – Гонец с глазу на глаз передал, чтобы я взял с собой все рецепты и снадобья, какие у меня есть. В смысле, не только официально дозволенные. Больше ничего не сообщил, сразу назад ускакал. Что-то спешное, поди… А я тут кукую! – закручинился отец Вуди. – Коня бы! Да где его сейчас возьмёшь, коня того. Давай, Симеон, спать. Утром что-нибудь придумаем.

– Верно, – согласился Семён: он встал, собрал с земли оставшиеся бутылки с шампанским и уложил их в повозку, чего добру зря пропадать! Остальное – недоеденных фазанов, соусы и закуски – оставил там, где они лежали. Руки пачкать не хотелось.

Пока Семён наводил порядок, монах залез в повозку и улёгся там, обхватив рукой свой сундучок-аптечку.

– На траве-то помягче будет, – с усмешкой сказал Семён. – Охота тебе, папаша всесвятейший, в повозке лежать! Никто твой сундук не украдёт, красть некому.

– Мало ли, – сонно ответил отец Вуди. – Вещь казённая, подотчётная… Я уж лучше так, чем без аптечки остаться, а то… – и захрапел, не окончив фразу.

– Мар, ты поглядывай за обстановкой, – зевнул Семён. – Лес хоть и далеко, но всё же… За таратайкой тоже пригляди, чтобы не угнали, – и улёгся в траву.

– Кровать не желаешь? – услужливо предложил Мар. – С балдахином, массажем и музыкальными пружинами. У меня есть!

– Нет, – Семён рассеянно смотрел на загадочную луну. – Не желаю. Ни массажа, ни музыки – ничего не хочу.

Было тихо, ночной ветерок унялся и больше не шелестел травой; в повозке негромко похрапывал лекарь-алхимик, специалист по знахарскому лечению и хлебному вину; где-то далеко-далеко, в лесу, ухала сова; заметно похолодало – близился рассвет.

Семён слипающимися глазами смотрел в чёрное небо: небо, как и луна, тоже было неправильным – на нём не было видно звёздной мелочи, той лёгкой небесной россыпи, которая обязательно присутствует в ночном небе. В любом из Миров.

Крупные редкие звёзды были абсолютно одинаковы и висели слишком упорядоченно… слишком. Как будто их туда нарочно повесили. Сделали на конвейере и повесили.

А ещё звёзды не моргали. Светили ровно, как лампочки.

– Странный Мир, – уже засыпая, подумал Семён. – Очень странный… – и уснул. Крепко. Безмятежно.

Утром по дороге двинулись крестьянские подводы.

Отец Вуди сторговался с одним из крестьян помочь доставить безлошадную повозку в селение: лёгкий возок прицепили к гружёной подводе и та тронулась в путь. Семён и монах шли рядом, хотя вполне могли бы и ехать – пара впряжённых в подводу волов даже не заметила дополнительного прицепа, – но уж больно хорошее стояло утро! И Семёну, и отцу Вуди захотелось поразмять ноги.

Пожилой крестьянин оказался человеком общительным и всё время, пока они ехали до посёлка, обстоятельно рассказывал своим случайным спутникам о виденных им сегодня на лесной дороге ужасах: о разбросанных там и тут руках, ногах, головах… Раза четыре рассказывал, причём с каждым разом подробностей становилось всё больше, и были они всё ужаснее. Появились в рассказе и стонущие деревья, и потеющая кровью земля, и громадная крыса с золотой короной, пляшущая на обглоданном черепе…

Ехавший с возницей мальчонка лет десяти, сын крестьянина, открыв рот смотрел на отца: мальчик таких подробностей не заметил. О чём теперь искренне жалел.

Наконец они въехали в посёлок и остановились у поселкового кабака. Заведение называлось «У дуба», что полностью соответствовало действительности – возле кабака рос дуб. Громадный, вековой.

– А мёртвые с косами вдоль дороги не стояли? – с испуганным видом спросил напоследок Семён у разговорчивого возницы, – гнилые такие, в саванах?

– Знамо дело, стояли, – важно покивал крестьянин, – именно что с косами. Бабы, мёртвые-премёртвые, аж воняют, а косы у них до самой земли. Седые. Лунные ведьмы, тять их растять! – и, отцепив повозку от подводы, получил от монаха свою обещанную серебряную монету. После чего прямиком направился в поселковый кабак, оставив подводу под приглядом сына. О ведьмах рассказывать пошёл.

Отец Вуди тоже остался сторожит повозку и свой ценный сундук-аптечку, а Семён отправился на поиски коня. Или лошади.

Ходил он долго, уже и полдень настал, но желающих продать Семёну лошадь не оказалось – с Семёном не только не хотели говорить, но и гнали от ворот, обещая набить морду, если он сейчас же отсюда не уберётся.

– Дурацкие у них тут нравы, – зло бормотал себе под нос Семён, широким шагом направляясь назад, к кабаку. – Им, блин, натуральное золото предлагаешь, а они тебе оглоблей по хребту обещают! Вот же дикий народ…

– Попробуй одежду сменить, – сочувственным голосом посоветовал Мар. – Встречают-то по одёжке! А ты сейчас как батрак одет. Видел работников во дворе у того толстого селянина? Который на тебя ещё собак чуть не натравил. Так они были одеты точь-в-точь как ты! Сам посуди, откуда у батрака золото? Скорее всего, селяне решили, что ты или пришлый дурачок, или нарочно над ними издеваешься. Хорошо хоть и впрямь оглоблей не перетянули! А то пришлось бы мне вмешиваться.

– Ах ты! – Семён остановился и расстроено хлопнул себя по лбу. – Одежда! Вон оно что, – и, оглянувшись по сторонам, убедился, что на улице никого нет. После чего быстро превратил батрацкую робу в нечто, похожее на дорогую дворянскую одежду, виденную Семёном при дворе королевы Яны: неудобный тёмно-зелёный бархатный сюртук с множеством блестящих пуговок на груди, с широким кружевным воротником и кружевными манжетами; бархатные брюки-галифе такого же цвета и обязательные высокие сапоги-ботфорты. Через грудь протянулась синяя атласная перевязь, на которой родовитые дворяне Изумрудного Мира носили парадные шпажки, короткие, тупые и неопасные.

Вместо шпаги Семён, не долго думая, вдел в ременную петельку пистолет. Чтобы убедительнее выглядеть. Тем более, что всё равно девать его было некуда – не в руках же нести! А карманов у парадного сюртука не предполагалось.

Ходить заново по дворам Семён не решился – ещё опознают в новоявленном дворянине бывшего батрака, только что предлагавшего золото за лошадь! Могут возникнуть ненужные вопросы, а следом за ними – ненужные проблемы. Потому Семён отправился, как и решил, к кабаку: там или с кабатчиком насчёт коня сторгуется, или пошлёт отца Вуди на закупку. Денег даст и пошлёт.

Крестьянской подводы возле кабака не было. Видимо, крестьянин-возчик за то время, пока Семён искал лошадь, достаточно пообщался с народом за стаканом вина: и про мёртвых с косами рассказал, и про танцующую крысу, и ещё невесть про что. Пока монета не закончилась. Пообщался и уехал. Семён не сомневался, что волами теперь управляет сын крестьянина, а сам рассказчик дрыхнет в подводе, уставший от россказней. До невменяемости уставший.

Не было и повозки с сундуком-аптечкой: отец Вуди стоял, прислонясь к вековому дереву и понуро уставившись в землю. Вид у монаха был крайне несчастный, словно он только что похоронил кого-то из родственников; от отца Вуди за несколько шагов несло ядрёной сивухой.

– Папаша, а где ж твоя повозка? – изумился Семён, останавливаясь перед монахом. – Я, понимаешь, весь посёлок на уши поставил, отыскивая коня, а повозки-то и нету! И сундук куда-то подевался.

– Нету, – убито согласился монах, поднимая на Семёна мутный взгляд и пристально глядя сквозь собеседника куда-то вдаль. – Граф, я не виноват! Д-дорожные обстоятельства… мёртвые крысы с з-золотыми косами огр… ик… ограб-били. Вот. Всех убили и ограбили. И меня тоже ог… и уб-били, – отец Вуди был пьян в слякоть. Как грузчик после магарычёвой работы.

– Ух ты, – восторженно сказал Семён. – И когда это он успел так надраться? Впрочем, как наш лекарь-аптекарь умеет надираться, я уже видел. Умеет, ещё как умеет! Что же делать? Повозки нет, коня нет, – Семён с насмешкой посмотрел на монаха. – Папаши Вуди тоже, считай, нет… На пробку наступил и временно выпал из реальности. Мда-а… Может, отрезвин у него в кармане поискать? – предложил Семён, но тут же отказался от своей идеи. – Хрен его знает, что у него ещё там в кармане лежит! Яд какой ненароком подсуну… Или того хуже – какую-нибудь местную виагру, – Семён расхохотался в полный голос, но тут же помрачнел. – Однако, надо что-то делать. Но что?

– Предлагаю перенестись в повозку, – посоветовал Мар, – и на месте разобраться, что к чему. От гражданина монаха ты сейчас никаких толковых показаний не добьёшься… в полной несознанке наш гражданин находится! В буквальном смысле.

– А что, можно? – обрадовался Семён. – Но ты ведь сам предупреждал, что без адреса никуда переноситься нельзя! Ещё склеимся с повозкой ненароком, – он озабоченно покачал головой. – Не хотелось бы.

– Всё нормально будет, – заверил Семёна медальон. – Я ночью, когда вас охранял, на повозку специальную метку поставил, на всякий случай. Вернее, на случай возможного угона. Типа её пространственный адресок взял! Вот, пригодилось.

– Это ты молодец, – одобрительно сказал Семён, вынимая из петельки пистолет и приводя его в боевое состояние. – Цепляй нашего падре и поехали! Будем, стало быть, закон и порядок восстанавливать. Не слезая с повозки.

– Ты что, в людей стрелять будешь? – полюбопытствовал Мар, следя за приготовлениями Семёна. – В живых?

– Нет, в дохлых, – огрызнулся Семён. – Скажешь ещё! Ни в кого я стрелять не собираюсь… пока что. На всякий случай пушку готовлю! Может, пугнуть кого придётся. – Семён направил ствол в небо. – Поехали!

В ту же секунду Семёна сшибло с ног: падая, он нажал на спусковой крючок и пистолет громыхнул, выпустив короткую очередь в небо.

– Караул! – истошно завопили где-то рядом, – спасите! – крик внезапно оборвался, послышался тяжёлый удар и удаляющийся дробный топот сапог.

Семён сел, огляделся: он был в повозке. Рядом, недоумённо вертя головой по сторонам, сидел отец Вуди, обхватив руками свой бесценный сундучок-аптечку. Похоже, монах начинал приходить в себя и без всякого отрезвина – взгляд у отца Вуди стал осмысленным. В меру осмысленным.

Повозка, никем не управляемая, мчалась полным ходом – впряжённый гнедой жеребец бодро стучал копытами по утоптанной грунтовке, встречный ветер развевал его длинную гриву; повозка то и дело подпрыгивала на ухабах, не спасали и резиновые шины с рессорами.

По левой стороне дороги, что-то невнятно крича, убегал в чисто поле незнакомый Семёну мужичёк; впереди, неподалёку, высились зубчатые городские стены – дорога упиралась в раскрытые настежь въездные ворота. У ворот стояли вооружённые алебардами стражники и с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.

– Тпру! – заорал Семён, на четвереньках добравшись до лавочки возницы и хватая брошенные ремни вожжей. – Тпру, кому говорю! Стой, животное! – Семён натянул вожжи, конь постепенно перешёл на шаг и остановился.

В наступившей тишине было слышно как громко дышит жеребец, как вдалеке голосит напуганный мужичёк, с курьерской скоростью уносясь в неизвестность, как чему-то хохочут стражники.

– Соображать можешь? – Семён повернулся к монаху, тот пожал плечами, подумал и согласно кивнул.

– Что случилось? – садясь на лавочку, спросил Семён. – Поехали потихоньку, что ли, – он легонько тряхнул вожжами: конь фыркнул и неспешно потрусил дальше.

– Случилось-то что?! – Семён обернулся к отцу Вуди. – Этот, который из повозки выпрыгнул, он – кто?

– Сволочь он, – хриплым голосом ответил монах, роясь за пазухой. – Крыса. Проезжий шаромыга на коне. Опоил меня дурью и повозку украл. Я с ним в кости со скуки поиграть согласился и хлебного винца выпить, а он, мразь, вон чего сделал… – отец Вуди проглотил таблетку, привычно поморщился.

– Универсальное лекарство? – подмигнул Семён. – На все случаи жизни, да? А понос лечит?

– Нет, – буркнул монах. – От поноса, говорят, пробка в нужном месте хорошо помогает, – и захихикал, но тут же со стоном схватился за голову. – Ох, башка как трещит! – отец Вуди со вздохом привалился спиной к борту повозки. – Противоядие это. Но действительно, универсальное. Всем лекарям перед поездкой выдают: заказчики, мать их, разные попадаются… Иной вместо платы может тебя и особым вином напоить, в целях личной экономии.

– Ну что ж, – рассудительно сказал Семён, глядя на приближающиеся ворота, – нет худа без добра! У нас теперь есть конь и новая упряжь, причём бесплатно, да и дорогу мы изрядно сократили. В общем, спасибо шаромыге, – и замолчал, приняв надменный гордый вид: стражники во всю пялились на них, пытаясь разобраться, кто ж такой важный едет в повозке, если кучером у него – богатый дворянин. Так ничего и не поняв, стражники на всякий случай взяли алебарды «на караул».

Отец Вуди торжественно повёл рукой, осеняя благодатью и стражников, и алебарды, и ворота заодно. После чего шумно высморкался через борт, сказал: «Да ну вас всех к чёрту, у меня голова раскалывается» и улёгся на дно повозки.

Копыта коня застучали по тёсаным камням: повозка въехала в город.

В город графа Локира.

Глава 6 Старость Лечится: Издержки Магических Попыток

Баронов и графов Семён представлял себе соответственно прочитанному в книгах и виденному в кино. Скажем, барон – это всегда нечто толстое, жизнерадостное, только и умеющее, что махать мечом, пить вино кадушками и способное иногда членораздельно говорить. Когда вино не пьёт.

Граф, разумеется, должен быть худым, остроносым, гладко выбритым, с моноклем в левом глазу, в обязательном чёрном фраке с гвоздикой в петлице и с начищенным цилиндром на голове; само собой, слегка пьяный и невероятно глупый.

Граф Локир подходил под вторую категорию лишь частично – скорее, он был похож на въедливого бухгалтера, зубы съевшего на своей нелёгкой службе. А бухгалтера глупыми не бывают. Как правило.

Был господин Локир болезненно худ, высок, остронос и гладко выбрит. Но на том его схожесть с киношными графами и заканчивалась: Локир был лысым, без монокля, одет по-домашнему во что-то затрапезное, вроде ношеного спортивного костюма; абсолютно трезв и чем-то чрезвычайно неприятен. Во всяком случае, Семёну гражданин Локир не глянулся сразу, едва он и отец Вуди переступили порог библиотеки, где их ждал граф.

Назвать зал библиотекой мог только человек, искренне верящий, что пяток тонких книжек на каминной полке дают ему полное право так величать это стылое просторное помещение. По всей видимости, зал в основном использовался для других целей: бильярдный стол в глубине библиотеки и карточный, неподалёку от холодного камина, с бронзовым колокольчиком на столешнице, не оставляли сомнений для каких именно. Для игры, и, несомненно, – на деньги.

Граф Локир сидел в кресле возле карточного столика, о чём-то размышляя; вид у графа был отрешённый и горестный. Как будто он мучительно решал, что предпочтительнее – то ли самому отравиться, и немедленно, то ли погодить и отравить сначала кого другого.

– А, отец Вуди, – неприятным голосом проскрипел граф Локир, увидев монаха и нехотя вставая из своего глубокого кресла, – Наконец-то. В этот раз ты что-то не торопился на мой вызов! Небось, по пути все кабаки проверил, пока до замка добрался… За что я монастырю деньги плачу, а? Не только за качество работы, но и за скорость её выполнения. – Граф близко подошёл к отцу Вуди. Семён подумал, что Локир наконец-то решил поздороваться с лекарем-алхимиком, но ошибся: граф обнюхал застывшего в почтении монаха и с кислым выражением на лице отошёл в сторону – от отца Вуди ничем не пахло. Универсальное противоядие действовало безотказно, даже запах убирало.

Семён мимоходом подумал, что такое великолепное средство и ему самому пригодилось бы, что надо будет при случае прикупить этих таблеток, если они вообще хоть где-нибудь продаются. И ещё у Семёна мелькнуло в голове, что если бы перед человечеством вдруг встал окончательный выбор, какое радикальное лекарство ему нужнее – от рака или от похмелья, и вопрос поставили бы на голосование перед всем миром, то ещё неизвестно, какое именно лекарство выбрало бы человечество…

– Это кто? – граф наконец заметил Семёна. – Что за чучело? Я его не знаю. Кто таков?!

– Ученик, господин Локир, – немедленно доложил отец Вуди, мельком глянув в сторону Семёна. – Приставлен к обучению, так сказать. Для всемерного овладения важной алхимической наукой. Послушник.

– Ну-ну, – неопределённо сказал граф, – Послушник. Ладно, разрешаю. – И сел в кресло.

Семён сейчас действительно выглядел как послушник: отец Вуди, полностью придя в себя по пути к замку, поинтересовался у Семёна, где тот раздобыл дворянскую одежду и, узнав о необычных свойствах костюма-хамелеона, тут же предложил Семёну стать послушником. Учеником лекаря. Ученик – он и есть ученик, кто на него внимание обращать станет!

Тщательно осмотрев новоявленного послушника – грубая чёрная сутана, подпоясанная верёвкой, деревянные сандалии на босу ногу, – отец Вуди остался доволен его внешним видом. Вот только тонзуры у послушника-ученика не было, но Семён категорически отказался брить макушку: вот ещё! Сегодня он – послушник, да. А завтра ему, может, надо будет стать по необходимости наследным принцем, работа у него, у Семёна, такая. А какой, на фиг, из него наследный принц с бритой головой?

Сошлись в конце концов на том, что Семён – послушник на испытании, не прошедший пока что обряда посвящения. И поехали в замок; прежде чем идти к графу, Семён заткнул пистолет за пояс, под сутану, а патрон сунул в кошель с золотом. Во избежание прострела в ногу.

– Итак, – процедил граф, сложив руки на груди и глядя только на отца Вуди, – у меня проблема. Серьёзная проблема.

– Я весь внимание, – сказал монах, делая озабоченное лицо. – Что у нас нынче – порча, наговор, сглаз? Дурная болезнь? Неплановая смерть?

Локир вяло покачал головой.

– Ни то и ни другое. Хуже. Гораздо хуже… Я, отец Вуди, с некоторых пор стал видеть призраков.

– Э-э… – растеряно промямлил монах. – Э… призраков? В каком смысле? Я что-то…

– В прямом, – граф нехотя, через силу улыбнулся. «Наверное, так улыбаются покойники,» – с неприязнью подумал Семён: у графа была отвратительная улыбка. Мёртвая. Неживая. Улыбка, от которой по шкуре продирал мороз.

– Я – человек деловой, – Локир вновь окаменел лицом. – Рациональный, трезвомыслящий, и в отличии от многих других ни в какую романтическую чепуху не верю… И на тебе – призраки! Вернее, призрак. Один.

– Какой? – нейтральным голосом спросил монах. – Мужчина-воин, подло убитый в спину? Или юная поруганная дева, взывающая к отмщению? Или кровавый мальчик? Бывают и такие призраки, которые мальчики. Кровавые… Говорят, что ежели кого убьёшь, тот по ночам к тебе и является…

– Молчать! – рассвирепел граф. – Молчать и не перебивать! Никого я не убивал… Сам – не убивал! Буду я ещё в крови мараться… На то у меня специальные люди есть.

Призрак, который ко мне приходит ночью – мой дед по материнской линии. Дед, которого я почти не помню, но который помнит меня, – Локир помолчал, нервно кривя рот. – И этот дед говорит мне невероятные вещи. Пугающие… Темна его речь и слова невнятны, многого я не понял, но кое что всё же уразумел.

Призрак говорит, что некая золотая магия навсегда ушла из нашего Мира… Что нам больше нечего хранить. Что настало время… э-э… Исхода. И требует, чтобы я вошёл в его запечатанную комнату… что-то он там ещё о стенных ладонях бормотал, которые якобы дверь открывают… интересно, а бывают ли сумасшедшие призраки? Видимо, бывают… – Граф нахмурился, помолчал. – Наш род, по словам деда, один из избранных, у кого есть право на реализацию Исхода. И что в той комнате лежит Ключ, передаваемый по наследству… А он его передать не успел, за что был оставлен бессменным сторожем Ключа. Посмертно… Кем оставлен? Как? Ничего не понимаю. Бред какой-то! Ключи, исходы… родовые сторожа-призраки… Чушь. Чушь! Но… – Локир строго посмотрел на отца Вуди и продолжил тем же размеренным скрипучим голосом:

– Мне необходимо войти в ту тайную комнату и выяснить раз и навсегда, что же в ней находится на самом деле. Иначе призрак никогда от меня не отвяжется. А его присутствие нарушает моё тонкое душевное равновесие, отчего у меня портится сон и начинается несварение желудка. Потому что призраков не бывает. Не должно их быть! Даже родовых.

– Тайная комната? – монах многозначительно переглянулся с Семёном.

– Тайная, – подтвердил граф. – Но вовсе не та, в которую ты когда-то пытался попасть при помощи своих снадобий: та комната сделана лишь для потехи гостей и обмана взломщиков… Дедом сделана. У деда было особое чувство юмора. Своеобразное… И, собственно, не комната то вовсе, а вмурованная в стену обычная дверь, – граф внезапно заперхал, точно едкого дыма глотнул, и только секунды через три Семён сообразил, что Локир смеётся. Смеётся над монахом: лицо отца Вуди пошло красными пятнами, словно его горячими помоями умыли.

– Я всё знаю, что творится в моём замке, – успокоившись, сообщил граф. – У меня везде глаза и уши… Короче – я вызвал тебя для того, чтобы ты открыл зачарованную комнату. Как – твоя проблема. Но сегодня же она должна быть распечатана и предъявлена к осмотру! Мне. Лично.

А теперь, монах, ступай и займись делом. Слуга тебя проводит, – граф взял с карточного столика колокольчик и позвонил в него.

…Тайная зачарованная комната находилась на верхнем этаже замка, в самом начале пустого тёмного коридора. Неразговорчивый слуга подвёл монаха и послушника к двери, молча ткнул в неё пальцем и так же молча удалился.

Отец Вуди открыл принесённую им и Семёном аптечку – присев на корточки и что-то бормоча себе под нос, монах углубился в изучение её содержимого, поочерёдно вынимая из сундучка разные баночки-скляночки и выстраивая их на полу в одном ему ведомом порядке. Отдельно от баночек отец Вуди установил маленький походный треножник, сунул под него стеклянную спиртовку, укрепил на треножнике старую латунную плошку и разжёг огонь.

Последней из сундучка была вынута изрядно потрёпанная книжка, на обложке которой Семён разглядел полустёртую надпись: «Дозволенные к применению рецепты Братства. Справочник. Для служебного пользования».

Семён, чтобы не стоять над душой и не мешать отцу Вуди, отошёл в сторонку и оттуда принялся разглядывать заколдованную дверь.

Дверь заколдованной не выглядела. Не было на ней никакой магии! Следы взлома были, слабые следы, еле видимые: пытались дверь открыть, и не один раз пытались, а следов магии – не было. Вообще.

Дверь как дверь, дубовая, крепкая… Очень крепкая – устояла и перед топором, и перед ломом, или чем там её открывали.

Никаких приметных выступов или отверстий на гладкой поверхности двери не имелось, была только одна ручка, витая, массивная. И всё. Как хочешь, так и открывай… Семён даже засомневался – а, может, это самая обычная дверь? Железная, бронированная. Только прикрытая сверху декоративным слоем древесины. И которая открывается каким-нибудь потаённым рычагом, или одновременным нажатием на определённые камни в стене. И никакого колдовства, одна голая механика…

– Семён, ну что там? – подал голос медальон. – Есть что необычное? Магия какая есть?

– Нету, – разочарованно ответил Семён. – Во всяком случае, я пока ничего не обнаружил.

– О, – уважительно сказал Мар. – Видать, магия супер-пупер высшего порядка! Невидимая и неощутимая.

– Или её здесь нет вовсе, – отрезал Семён. – И не было.

– Ну да, – не поверил медальон, – скажешь ещё! Тогда бы дверцу давным-давно открыли бы. Против лома нет приёма! Это тебе любой грабитель скажет: и начинающий, и опытный.

Семён не ответил, потому что Мар был прав.

Тем временем отец Вуди, заглядывая в свой потрёпанный справочник, налил в плошку всяческих снадобий, понемногу из разных бутылочек, и, продолжая сидеть на корточках, принялся старательно размешивать варево костяной ложечкой; в воздухе запахло чем-то пряным и вкусным. Как в кондитерском цехе.

У Семёна от запахов забурчало в животе: он давно не ел. Гостеприимный граф Локир не удосужился покормить специалистов-алхимиков, сразу погнав их на работу.

– Ну-с, – монах достал из сундучка кисть-помазок, – думаю, наше взломное зелье готово. Попробуем, попробуем… – отец Вуди макнул кисть в варево и, не вставая, осторожно провёл ею по стыку двери и дверного косяка, возле витой ручки. Там, где по идее должен был находиться замок.

Семён крякнул от неожиданности: магия была. И ещё какая магия!

В тех местах, где прозрачное взломное зелье легло на дубовую поверхность, внезапно разлилось нежное перламутровое зарево. Словно монах красил дверь фосфорной самосветной краской: медленные подтёки зелья прочерчивали на двери узкие перламутровые дорожки.

– Ничего не понимаю, – пожаловался Семён непонятно кому. – Колдовство-то, оказывается, есть, а я его не увидел. Странно как-то получается…

– Нету колдовства, – отец Вуди продолжал аккуратно водить кистью по стыкам двери. – Нету! Сколько можно тебе говорить… Да если бы оно и было – кто ж его увидеть может! Одни лунные колдуны, разве что. Нормальный человек магию не видит… да и не должен видеть. Не для того глаза ему даны, чтобы на всякую пакостную ересь глядеть! – монах встал на ноги и продолжил свою работу, постепенно превращая тёмную дубовую дверь в нечто сияющее. Сияющее только для Семёна с его ненормальным умением видеть всякую пакостную ересь.

– Ты нашего падре-моралиста не слушай, – с насмешкой в голосе посоветовал Мар Семёну. – Он, понимаешь, человек крепких убеждений. Сказано – нету колдовства, значит, его нету. И аминь во веки веков! Ты лучше не отвлекайся, а ищи источник колдовства. Должен он быть, обязательно должен! Взломные снадобья вряд ли эту дверцу откроют… Это тебе не кабацкий ящик с медяками. Думай, Семён, напрягай мозги. И я покумекаю, – медальон умолк.

В это время падре-моралист закончил работу: он уронил на пол кисточку и нетерпеливо подёргал дверную ручку – дверь не открылась. Тогда отец Вуди навалился на дверь плечом – но и теперь она не подалась. Монах зло выругался, отошёл на шаг и с размаху саданул в дверь ногой. После чего с завыванием рухнул на пол, схватившись за стопу; дверь, разумеется, как была закрытой, так закрытой и осталась.

– Эдак и покалечиться недолго, – сочувственно заметил Мар. – Вот же настойчивый! До дурости… Семён, походи-ка по коридору, пока святой отец самоистязанием занимается. Может, где в стороне что-нибудь нужное найдёшь. Знак какой или подсказку. Или призрака-дедушку встретишь, потолкуешь с ним о деле. А почему бы и нет?

– Дельная мысль, – согласился Семён. – Здравая. Отец Вуди, я пока по коридору прогуляюсь, осмотрюсь. Сдаётся мне, что не так просто эта дверца открывается… Не зельями.

– А чем же ещё? – удивился монах, лёжа на полу и растирая ушибленную ногу. – Если ты какие потайные рычаги-кнопки найти хочешь, то бестолку это… Попробую-ка я жабью травку в смесь добавить, – решил отец Вуди, садясь перед треножником по-турецки. – Жабью травку и цветок мертвеца. Вонь, конечно, будет преизрядная, но…

– Тем более прогуляюсь, – решил Семён и направился по коридору вглубь: медленно, неторопливо, внимательно глядя по сторонам.

Длинный коридор, с рядами одинаковых дверей по обе стороны, освещался слабо – маленькое грязное окошко в торце коридора выходило на северную сторону замка и света давало чуть-чуть. Наверное поэтому Семён почти сразу заметил тускло светящееся оранжевое пятно на стене между дверями, на полпути к окну: пятно по своей форме было точь-в-точь как заколдованная дверь, об которую только что расшибся старательный отец Вуди. С той лишь разницей, что было раза в три меньше: оранжевый прямоугольник находился аккурат между полом и потолком на той же коридорной стене, где располагалась и зачарованная дверь.

– Есть, – прошептал Семён, останавливаясь напротив пятна. – Мар, ты не поверишь, но, кажется, я нашёл то, что нужно. Чётко выраженную магию нашёл! Оранжевого цвета.

– А я что говорил, – довольным голосом сказал медальон. – Я тебе всякой ерунды не насоветую! Опытный я. Мудрый.

– Несомненно, – согласился Семён. – А теперь, мудрый ты наш, помолчи немного: я работать буду. – Семён укоротил рукава своей сутаны и хотел было внимательно осмотреть пятно, как в наступившей тишине внезапно раздался глухой удар и невнятный вопль. Семён обернулся на звук: отец Вуди опять ушибся, но на этот раз плечом и головой; в коридоре стоял мерзкий запах, как от сгоревшего столярного клея. Видно, монах испробовал новое взломное зелье. С жабьим цветком мертвеца.

– Есть же на свете упёртые люди, – вздохнул Мар. – Ей-ей, он телец по гороскопу! Круторогий.

Давай, Семён, не отвлекайся. Работай. Надо побыстрее дверь открыть! Не для графа, а для отца Вуди. В лепёшку ведь расшибётся, неугомонный…

– Эт-точно, – согласился Семён и, не обращая внимания на охи-ахи и причитания ушибленного монаха, вплотную занялся оранжевой магией.

Прямоугольное пятно было не на самой стене, а несколько перед ней, и походило на голографический экран-дисплей из числа тех, что обязательно присутствуют в фильмах о компьютерных хакерах недалёкого будущего. Только вместо значков-пиктограмм или сообщений наподобие «Доступ запрещён», «Вирус внедрён», «Тебе конец, хакерская морда!» на пожарно-оранжевом прямоугольнике имелись отпечатки двух ладоней. Отпечатки были зелёными и резко контрастировали с общим пожарным фоном; под отпечатками на стене тонким гвоздиком были процарапаны контуры тех же ладоней.

– Стенные ладони! – вспомнил Семён слова деда графа, слова, показавшиеся бессмысленными и Локиру, и Семёну. – Вон оно что!

– Ладони? – встрепенулся Мар. – Где?

– Здесь, на стене нацарапаны, – Семён поводил пальцем над зелёными пятернями, словно очерчивая их. – Теперь видишь? На магическом плане они, между прочим, зелёные-презелёные. Как июньская трава.

– Теперь вижу, – задумчиво сказал Мар. – Что ж, всё ясно: кладёшь свои ладони на эти, на процарапанные, и дверь открывается… Всё просто. Но… Ты знаешь, я впервые встречаюсь с отдалённой вещевой магией. Слышать – слышал, а сталкиваюсь в первый раз.

– Что такое «отдалённая магия»? – Семён решил не торопиться с травяными отпечатками, успеется ещё, а вначале послушать Мара. На всякий случай. Вдруг оно не безопасно, это разноцветное колдовство?

– Отдалённая ма… – начал было медальон, но его прервал вопль отца Вуди: монах сидел на полу, тряс головой и ревел как разъяренный медведь-шатун – видимо, он опять что-то себе отбил.

– Я тебя доконаю! – кричал отец Вуди, грозя двери кулаком. – Ты у меня ещё попляшешь! – как может плясать дверь, Семён представить себе не мог, не пляшут двери, но отцу Вуди сейчас явно было не до логики. Потому что следом пошли громогласные перечисления сексуальных извращений, которыми занималась мама закрытой двери, её – мамы – ближние родственники и родственники родственников.

– Крепко он голову себе ушиб, – озаботился Семён. – Эк нашего алхимика разобрало…

– Да, похоже, ему для творческой работы и головы не жалко, – согласился Мар. – Очень ответственный человек. Трудоголик.

– …в гробу видал, – уже спокойным голосом закончил монах свою тираду. – Всё, к чёрту проверенные рецепты! Сейчас я такое создам, такое!… Одна труха от тебя останется, – отец Вуди погрозил двери кулаком, выплеснул из плошки остатки очередного, неудачного состава, и принялся за приготовление нового. Оригинального, непроверенного. Самодельного.

– Как бы он нас всех не взорвал к хренам собачьим своим экспериментом, – всполошился Мар. – С него станется! Коротенько об отдалённой магии – и открывать. Пока не началось.

Отдалённая магия как таковая – это работа с образами. Типа если бы ты куклу своего врага создал, поистыкал её всю иголками, а враг после этого тут же и помер от огорчения. Понятно?

– Ясное дело, – кивнул Семён, вспомнив проткнутую спицей тряпичную куклу в мавзолее легионеров. – Слыхал, а как же! Культ Вуду называется, его негры придумали. И Вуду, и культ.

– Вуду оно там, или не вуду, это без разницы, – категорично заявил медальон. – В разных Мирах отдалённое колдовство по-всякому называется. Так вот: некоторые продвинутые маги, говорят, могли создавать образы вещей, а не живых существ. И работать с этими образами. Что считается практически невозможным – неодушевлённые предметы не откликаются на такого рода воздействие… Это и есть отдалённая вещевая магия.

Здесь, Семён, кто-то из продвинутых поработал: создал образ двери и разместил его в стороне, чтобы разные алхимики-умельцы реальную дверь не смогли открыть. Как бы ни старались.

Сечёшь, к чему я веду?

– Не-а, – Семён удручённо помотал головой. – Темна твоя речь, как сказал бы граф Локир. И невнятна.

– Невнятно у логопеда говорят, – проворчал Мар. – Ты прикинь: комнату запечатал дед, так?

– Так, – Семён поглядел в сторону отца Вуди: над далёкой плошкой плясало высокое радужное пламя. Колдовское. Верно, монах со злости намешал в посудине такой коктейль, что последствия от его применения могли быть самыми непредсказуемыми. Непредсказуемыми и разрушительными.

– Одно из двух, – медальон солидно прокашлялся. – Либо дед графа был крутым колдуном, либо ему кто-то помог. Кто-то из пропавших хрен знает когда магов-творителей. Из тех, кто излишки всемирного волшебства в магическое золото перековывал. Из которого потом Слимп вылупился. Вряд ли это дед… маги не помирают в одночасье. Тем более – молодыми. Могут погибнуть, да, но помереть попросту – нет. Вывод?

Семён хотел было ответить, что вывод ему ясен: что не все маги-творители пропали хрен знает когда, что, видать, болтаются некоторые где-то по Мирам; что по барабану ему те маги, они сами по себе, а он – сам по себе… Но не успел.

Снадобье отца Вуди взорвалось.

Негромко взорвалось – особого шума хоть и не случилось, но пол под ногами Семёна ощутимо вздрогнул; была неяркая вспышка – странная вспышка, какая-то замедленная, переливающаяся всеми цветами радуги: в ней пропали и отец Вуди, и треножник с плошкой, и сундук-аптечка. И дверь. И часть коридора.

До Семёна вспышка не достала: между ним и радужным пламенем возникла преграда – обжигающая глаза яростным светом огненно-фиолетовая сеть.

Через секунду вспышка погасла, погасла и сеть.

– Это… Чего это было? – Семён протёр слезящиеся глаза, – Что?!

– Отец Вуди дохимичился, – мрачно сообщил медальон. – Я едва защиту успел поставить. Пошли первую помощь ему оказывать! Если, конечно, она ему нужна, – уточнил Мар. – Живой вроде…

Монах сидел перед треножником и озадаченно вертел в руках латунную плошку: плошка сияла как золотая, Семён издалека видел её блеск. Новенькой она была, точно её только что сделали. Сделали и отполировали на продажу.

– Отец Вуди, ты как? Живой? – крикнул Семён, подбегая к монаху, – руки-ноги целы?

– Целы, – чужим, высоким и ломким голосом ответил монах, – только как-то непонятно я себя чувствую… – лекарь-алхимик встал, повернулся к Семёну. И Семён от неожиданности чуть не сел на пол: отец Вуди помолодел. Крепко помолодел.

Перед Семёном стоял паренёк лет пятнадцати, вихрастый, без плеши-тонзуры, с задорно вздёрнутым носом и чистым, не испитым лицом.

– Ты чего на меня так смотришь? – замирающим голосом спросил парень, бледнея на глазах. – Что… что со мной? – бывший папаша Вуди уронил плошку. – Неужели всё так плохо? Я что, превратился в кого-то? – паренёк с испугом принялся себя оглядывать и ощупывать.

– Я бы не сказал, что совсем плохо, – поспешил успокоить его Семён, борясь с неожиданным приступом нервного смеха. – Вовсе даже наоборот… Ты мечтал быть молодым? Твоя мечта сбылась. Не вовремя, но сбылась. П-поздравляю, – и не удержался, зашёлся в хохоте.

– А? – паренёк уставился на Семёна в растерянности. – Помолодел? Я? – он торопливо поднял с пола надраенную плошку и уставился в неё как в зеркало.

Семён огляделся: радужная вспышка преобразила не только монаха и латунную посудину. Стены, облизанные колдовским пламенем, стали выглядеть более свежими… не такими грязными, как раньше; сундук-аптечку словно только что сделали и покрасили – от сундучка явственно несло масляной краской; расставленные по полу там и сям пузырьки-скляночки сверкали чистотой и были по горлышко залиты снадобьями. Наверняка свежими.

– Хотел бы я знать, по какому принципу произошло омоложение, – в голосе Мара звучал неподдельный интерес. – Ну, со шмотками всё ясно, стали такими, какими были по окончанию изготовления… Вон, на папаше… гм, на сынке Вуди и сутана новая! Почти чёрная, не ношеная. Великовата она ему и длинновата, да ничего, – где нужно подтянет, потуже подпояшется и всего делов-то… А вот почему Вуди младенчиком не стал? По идее, должен был… Или я что-то не понимаю? – медальон издал звук, словно языком поцокал. – Возможно, это как-то связано с периодом полового созревания… Короче, хрен его знает. – Мар хихикнул. – Повезло старикану! За здорово живёшь новую жизнь себе огрёб.

Огрёбший новую жизнь старикан разглядывал своё отражение в плошке и брови у него лезли всё выше и выше: казалось, Вуди сейчас заплачет. Навзрыд.

– Да, я мечтал помолодеть… но не на столько же! – взвизгнул паренёк, отбрасывая плошку в сторону. – Чёрт знает что получилось! И куда я теперь такой пойду, а? Опять в послушники, да? – Вуди уставился на Семёна мокрыми глазами: ещё чуть-чуть, и у мальчишки могла начаться истерика.

– Стоп! – Семён поднял руку. – Тихо! Ты помнишь, какие снадобья в последний раз кипятил? Сколько чего в плошку наливал, помнишь?

– Конечно помню, – Вуди потёр глаза кулаком. – А что? – Вопрос Семёна отвлёк его от переживаний и истерика не состоялась. Чего Семён, собственно, и добивался.

– Тебе потом надо будет вспомнить всё то, что ты здесь делал, – Семён старался говорить спокойно и убедительно. – Вспомнить подробно и наверняка. Ты ведь только что изобрёл своё собственное лекарство от старости! Помнишь, ты про ваших верховных адептов говорил, что они по пять раз молодели? Так ты теперь – сам себе адепт! Хоть сто раз! Хоть двести! Только рецептик припомни и обязательно запиши. Может, я к тебе лет через сорок загляну, перепишу, – Семён подмигнул новоявленному самодельному адепту.

– Слушай, – Вуди, что-то соображая, потёр лоб. – Так я того… Я же этим зельем торговать могу! Озолочусь, чёрт побери! Знамя своё будет, герб… Дворец построю… Драться научусь, на мечах и просто так… Я же нынче всё могу! И женщины… К чёрту монастырь! У меня в этот раз будет другая жизнь, – паренёк смотрел на Семёна, но видел, похоже, совсем другое; глаза у Вуди стали бессмысленными и счастливыми.

– Ты, знаешь, торговлей заниматься пока не спеши, – осадил Семён парня. – Осмотрись для начала, разберись со своей новой жизнью… Начнёшь торговать молодостью – тебя твои же бывшие начальники-адепты быстренько вычислят и прибьют. Не зря же они ни с кем рецептом омоложения не делятся!

– Это верно, – помрачнел молодой Вуди. – Не зря. Но…

– Скажи ему, чтобы за границу дул, – посоветовал Мар. – Подальше от своего Братства. И вообще пусть немедленно сматывается из замка! Мы и без него управимся. А ему здесь делать нечего… Если граф узнает, что случилось, он нашего монаха в подвал кинет и заставит молодильное снадобье для себя, любимого, по новой создавать. Под пытками заставит! После омолодится, а самого Вуди втихаря казнит. Однозначно! Чтобы другим рецепт не рассказал… Лично я на его месте так и поступил бы.

– И вот что ещё, – Семён почти дословно повторил сказанное медальоном, только последнюю фразу опустил. Потому что с его, Семёна, личным мнением она никак не совпадала.

– Да, действительно, – Вуди стал поспешно собирать флакончики в сундук, – драпать надо… Одежду сменить, таратайку… Лекари-алхимики пожизненно связаны с Братством, так что искать меня будут, ещё как будут! Но искать-то станут старого Вуди, а не молодого… Симеон, поможешь сундук до повозки отнести?

– Помогу, – кивнул Семён. – По-своему помогу. Особо.

Страже на выезде из замка скажи, что ты – послушник, они всё равно меня в лицо не запомнили… Для них что ты, что я – всё едино, главное, что молодой и в тёмной сутане… Скажешь чуть что: мол, тебя отец Вуди за особым зельем в монастырь отправил. По приказанию графа. Да, и вот ещё, – Семён полез в кошель. – Возьми-ка на дорогу… Деньги в пути ох как нужны будут, – Семён отсчитал пареньку десять золотых. – Счастливого пути!

– А громобойную дубинку? – заканючил Вуди, пряча деньги в нагрудный карман. – Она мне в дороге тоже пригодится!

– Извини, парень, – Семён развёл руками, – но пулемёт я тебе не дам. Прибьют тебя из-за него… или надерёшься в кабаке до беспамятства, там и украдут.

– Ну и ладно, – не огорчился Вуди, – денег заработаю и куплю. Всё куплю!

– Давай-давай, – согласился Семён. – Зарабатывай. Мар, можешь отправить нашего юного алхимика в его повозку? Вместе с сундуком.

– Нет проблем, – откликнулся медальон. – Запросто!

– А с кем это ты разговариваешь? – насторожился Вуди.

– Не важно, – отмахнулся Семён. – Теперь – не важно. Вперёд!

И Вуди исчез. Вместе с сундуком-аптечкой.

– Ох ты! – спохватился Семён, – отрезвин! Я ж у него отрезвина забыл попросить! Тьфу ты… Придётся как и прежде, по старинке, с рассолом…

– Пить – вредно, – назидательно изрёк Мар. – Бери пример с меня: я и не пью, и не курю, по женщинам не шляюсь…

– Кабы не воровал, так вообще святым был, – в тон ему ответил Семён. – С белыми крылышками и нимбом.

– Так у меня ж специальность такая! – возмутился медальон. – Воровская. А так бы – да. Именно что с нимбом.

А крылышки, Семён, больше тебе подходят. Взял и отдал просто так, ни за что, десять золотых! Разорение, чесслово. Кабы я тебя не знал, так решил бы, что ты на голову больной. Дверью ушибленный, – Мар захихикал.

– Ничего, – Семён тоже рассмеялся. – Я деньги с графа сдеру. За работу. О, а вот и Локир! Лёгок на помине…

Граф стоял у входа в коридор, морщась и прижимая к носу кружевной платочек: мерзкий запах предыдущих экспериментов ещё не полностью выветрился, хотя Семён его не ощущал – уже принюхался. За спиной графа топтался молчаливый слуга, испуганно заглядывая в коридор через плечо Локира.

– Вы что тут, кошек на сковороде жарили? – гнусаво спросил Локир, угрюмо глядя на Семёна. – Что у вас здесь случилось? Замок чуть не развалился… все стены ходуном ходили. Ваша работа? И, кстати, где отец Вуди?

– О горе мне! – Семён театрально схватился за голову, со стоном закатил глаза. – Великое горе… беда! Беда, граф! Горе!

– Короче, – раздражённо буркнул Локир, отнимая платочек от лица. – Дверь не вскрыли, потому что твой наставник побежал искать бутылку, так? Пьянь монашеская.

– Нет, – Семён добавил в голос слезу, – лунные демоны… колдуны с рогами и мохнатыми лицами… они похитили отца Вуди! Едва он нашёл способ открыть дверь, как они его похитили.

– Вздор, – сказал граф, лихорадочно озираясь по сторонам. – Какие колдуны? Какие мохнатые? Не бывает колдунов, – но попятился, налетев на слугу.

– Бывают, – рыдающим голосом сказал Семён, то и дело вытирая сухие глаза, – из стен вылезли… всё, помню, кричали: мол, не открыть тебе, монах, дверь никогда, ибо золота при тебе нет! Нет у тебя защиты! Ибо боятся лунные демоны чистого металла. И забрали они отца Вуди… уволокли его на съеденье… – Семён надрывно взвыл, опять хватаясь за голову:

– За тёмные леса, за широкие поля… в чёрный терем на чёрной горе… на чёрный стол, под чёрный нож… уволокли моего наставника! Да как же я без него? Да кто ж меня уму-разуму обучит? Да что мне, сиротинушке, нынче делать?!

– Ты того, не переигрывай, – предупредил Мар. – Напугаешь графа до смерти с его тонким душевным равновесием, он копыта возьмет и отбросит. Хватит давить! Переходи к делу.

– Защиту мне, защиту! – взвыл Семён, заламывая руки, – сто золотых монет – надёжное спасение от злобных лунных демонов! Отец Вуди так и крикнул, проваливаясь в стену: «Сто золотых, мой мальчик, и ты спасён! И сможешь продолжить моё нелёгкое дело в открывании зачарованной двери! Ибо всё необходимое я уже проделал. И передай графу – пусть меня не ищет! Ибо лунные демоны никого от себя живьём не отпускают…»

– Что-то слишком многое он успел тебе крикнуть, пока проваливался, – усомнился граф. – Слушай, парень, а ты, случаем не врёшь, а? Сто золотых! Это хорошие деньги. Ради такой суммы можно и на афёру пуститься! А после – в бега.

– Увы! – застонал Семён, ещё старательнее заламывая руки, – мне не верят! А сотрясание замка? А запах? Нет, граф, я теперь и с золотом к вашей проклятой двери не подойду… Открывайте как хотите. Сами. А мне моя жизнь дорога!

– Что? – граф налился кровью. – Откроешь как миленький! И плевать я хотел на твоих лунных демонов. Возьмёшь сто золотых и откроешь! А после деньги вернёшь. Мне, лично.

– Конечно! Разумеется! – Семён очень натурально засмущался и искательно заглянул в глаза графа. – А можно двести? Для надёжности. Всё равно ведь верну…

– Сто пятьдесят, – отрезал граф. – И ни монетой больше!

– Как скажете, – Семён обречённо махнул рукой и потупил взор.

– Живо к казначею, – Локир обернулся к слуге. – Сто пятьдесят монет сюда! Мигом! – Слуга немедленно исчез, словно его тоже транспортировали при помощи магии. К казначею.

Пока решался вопрос с золотой защитой, Семён так и стоял столб-столбом у стены, то и дело издавая тяжёлые вздохи и стеснительно ковыряя сандалией пол. Как и положено робкому послушнику.

Граф только один раз подошёл к двери, осмотрел её и, что-то невнятно бормоча, вернулся на место, в начало коридора: дверь, как и всё остальное, тоже обновилась – с неё пропали все следы попыток взлома. Похоже, именно это и успокоило графа. Убедило его в том, что в коридоре действительно произошло что-то странное. Что это – не афёра.

Слуга возник так же неожиданно, как и исчез. Граф взял у него бархатный мешочек, кивком подозвал к себе Семёна и сноровисто, умело отсчитал ему сто пятьдесят золотых.

– Не корысти ради, – возвестил Семён, ссыпая монеты в карман сутаны, – а токмо защиты для. – И сделал мученическое лицо.

– Действуй, – Локир ткнул рукой в сторону двери. – Действуй, послушник! И помни: если ты задумал обман… У меня найдётся для тебя место в темнице. В подвале. Навсегда. – Граф отступил подальше.

Семён без лишних слов направился к оранжевому прямоугольнику.

– Вруби какие-нибудь эффекты, – Семён остановился возле прямоугольника. – Но не переборщи. Готов?

– Всегда готов, – отрапортовал медальон. – Начинай.

– Крэкс! – проорал Семён, повернув голову в сторону графа. – Фэкс! Пэкс!

И прижал ладони к стене. К зелёным отпечаткам.

Низкий гул заполнил коридор; воздух стал зимним, морозным – на стенах коридора выступил иней. В дополнение ко всему вокруг Семёна замерцали яркие вспышки, как будто включился дискотечный стробоскоп; Семён оторвал руки от стылой стены и крепко потёр ладони о сутану – за несколько секунд они замёрзли, точно Семён десяток снежков слепил.

– Вот с инеем ты, знаешь, перестарался, – заметил Семён, направляясь к двери. – Холодно же! До костей пальцы промёрзли.

– Не, я только светом поморгал, – растерянно ответил Мар. – Остальное как-то само собой случилось. Непредвиденно. Я здесь ни при чём!

– Хороший знак, – уверенно сказал Семён. – Вскрыли мы дверь, Мар. Точно – вскрыли!

Граф уже стоял возле двери, поглядывая на приближающегося Семёна и многозначительно потряхивал пустым мешочком.

– Минутку, – Семён, не обращая внимания на явный намёк, отодвинул графа плечом в сторону.

– Что ты себе позволяешь, сопляк! – взвился Локир. – Я – граф! Я не позволю каждому…

– Лунные колдуны, – зловещим шёпотом произнёс Семён, тыкая пальцем в дверь. – Там. Могут. Быть.

Граф обмяк.

– Какие колдуны, – вяло сказал Локир. – Чушь. Я их пока не видел!

– Так мы же пока и не вошли, – миролюбиво ответил Семён и толкнул дверь.

Глава 7 Своеобразная Луна И Маленькое Послание

Зачарованная комната была просторная и унылая: серые казематные стены, голый цементный пол и одинокий круглый светильник на потолке, зажёгшийся сразу, стоило Семёну приоткрыть дверь; такие комнаты в приличном хозяйстве используются лишь как подсобные помещения для хранения вёдер, метёлок, швабр и прочего уборочного инвентаря. Ещё в подобных местах охотно селятся всякие домовые, привидения, ущербные колдуны и лица, склонные к серьёзным психическим заболеваниям – во всяком случае именно такая мысль первой пришла Семёну в голову, едва он переступил порог.

В центре унылого помещения стоял грубо сколоченный массивный стол, – даже не стол, а что-то наподобие верстака, – сколоченный наспех, кое-как, с торчащими там и сям загнутыми в спешке гвоздями.

На столе, на медном овальном блюде, аккуратным рядом лежали какие-то чёрные и явно магические предметы: над ними словно струились тонкие разноцветные дымки, причём над каждым предметом только одного, своего цвета – чистого, сочного. Дымки друг с другом никак не смешивались, напомнив Семёну виденную им когда-то с вертолёта, ещё во времена службы в армии, небольшую таёжную деревеньку в тихую зимнюю погоду. Когда вся деревня печи топила. Под Рождество.

Сзади нетерпеливо завозился граф Локир, настоятельно толкая заробевшего послушника в спину.

– Мар, – успел шепнуть Семён прежде, чем граф втолкнул его внутрь, – в случае чего изобрази колдунов… хоть что-нибудь изобрази! – и вошёл в комнату, сразу отступив в сторону и пропуская графа мимо себя.

Локир остановился возле стола-верстака, подбоченился и с нескрываемым отвращением огляделся по сторонам.

– Мда, – помолчав, сказал граф. – Шутником дед был преизрядным. Тэкс, что у нас тут? – Локир равнодушно глянул на блюдо с непонятными предметами. – Это что, и есть тот самый Ключ? Ключ во множественном числе? Чушь, полная чушь! Обман и подлог. Где настоящий Ключ, послушник? – Граф, поджав губы и нахмурившись, выжидательно уставился на Семёна, словно прикидывая в уме, а не подставка ли это всё: открыли монахи дверь до его прихода, успели, сволочи… всё ценное украли – Ключ, понятно, тоже стащили, взамен всякого барахла для отвода глаз насыпали – потом дверь заперли, про колдунов враку придумали… отец Вуди, небось, прячется сейчас где-то в замке с мешком наворованного, а наглый послушник его прикрывает… ещё и денег по легкому срубить захотел, мерзавец, – мысли графа угадывались легко, словно шли субтитрами по его лбу: простые были мысли, незамысловатые. Ожидаемые.

Похоже, Локир начинал терять интерес к происходящему и собирался вот-вот устроить Семёну допрос с пристрастием. На предмет местонахождения отца Вуди с украденным Ключом, и скорого изымания прикарманенного послушником золота в размере ста пятидесяти монет. С последующим незамедлительным наказанием всех подряд: и монаха, и послушника. И слуг, для профилактики. Потому что недоглядели.

Расставаться с золотом Семёну вовсе не хотелось, и удирать пока тоже резона не было, хотя мог бы запросто, зато очень хотелось разобраться с лежащими на блюде вещицами.

– Колдуны! – в ужасе заорал Семён, тыча рукой мимо графа, – морды из стены высунули! Моргают!

И почти сразу раздался такой рёв, от которого у Семёна чуть не подкосились ноги: словно здесь, прямо в комнате, включилась городская тревожная сирена; снова заработал лихой дискотечный стробоскоп, ослепляя вспышками и Семёна, и графа Локира.

Через пару секунд рёв смолк, вспышки поблекли и исчезли.

– Я пойду… – шелестящим голосом произнёс граф Локир, держась рукой за грудь и стеклянно глядя сквозь Семёна. – Дела у меня. Ты сам тут, пожалуй… я потом… – и на цыпочках, не оглядываясь, вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Так-то оно лучше, – уверенно сказал Мар. – Как тебе звучок, ничего, да? Это особый корабельный сигнал. Подаётся во время тумана, чтобы на другой корабль случайно не налететь… Сохранился ещё с тех пор, когда мы с моим грамотеем-хозяином в Цветочном Мире контрабандой промышляли. Таки пригодился, да… Я уже и сам о нём забыл, о звучке, да вовремя на него наткнулся. Эффектно получилось, не правда ли?

– И много у тебя ещё таких забытых сюрпризов? – сердито спросил Семён, ковыряя пальцем в ухе. – Эффектных. Ты бы хоть предупредил, что ли… Я и сам насмерть перепугался!

– Интересный вопрос, – оживился Мар. – Надо будет при случае ревизию у самого себя сделать, конкретно разобраться, где чего у меня завалялось. Вдруг что ценное найду? В меня, знаешь, за прошлые века чего только не напихивали… Всякого хватало!

– Можешь прямо сейчас начинать разбираться, – любезно разрешил Семён, подходя к верстаку. – Валяй. А я фиговинками на блюде займусь. Посмотреть охота, что же это такое на самом деле: тот самый Ключ, или что другое…

Мар не ответил – он уже занялся делом. Конкретной ревизией самого себя.

Фиговинки на ощупь были тёплыми, словно живыми: Семён брал их по очереди и рассматривал, близко поднося к глазам. Это были фрагменты головоломки… в общем-то знакомой головоломки.

Судя по плавно закруглённым чёрным плоскостям, в результате сборки должен был получиться шар; Семёну уже приходилось собирать подобные игрушки у себя, в своём Мире. На Земле. Правда, те головоломные конструкции никак не влияли на тонкое душевное равновесие всяких там графов… ни на что они не влияли. Тем более на некий Исход.

– По-моему, это надо сюда, – неуверенно сказал Семён, состыковывая две детальки. – Или не сюда? М-м, занятно… – Семён хотел было присесть на верстак рядом с блюдом, но громоздкий пистолет за поясом неудобно упёрся рукоятью в живот, а стволом в… Упёрся, короче говоря.

– Мар! – Семён уронил фрагменты головоломки на блюдо, вытащил пистолет из-за пояса, вложил в него патрон и прищёлкнул ствол к рукояти, – а ну-ка, спрячь пушку в упаковочное заклинание! Надоела – спасу нет… Пароль вызова: «Миротворец». – Семён аккуратно положил взведённый пистолет на стол, откуда тот немедленно исчез.

– Так-то оно лучше, – Семён уселся на верстак, поставив ноги на крестовину стяжек, пододвинул к себе блюдо и углубился в головоломку.

Собирать шар оказалось несложно – у подходящих друг к другу деталей сразу менялся цвет магических дымков: поначалу они становились одинаково пепельно-серыми, а после и вовсе исчезали; минуты через две-три состыкованные фрагменты головоломки намертво срастались между собой, становясь единым целым. Монолитом без трещинки и зазора.

Быструю сборку шара тормозило лишь время, необходимое для сращивания, иначе Семён давно бы уже закончил работу – но нарушать неведомую технологию Семён не рискнул: кто их знает, эти волшебные Ключи! Ещё получишь вместо Исхода какой-нибудь Уход. В никуда.

…Шар-головоломка был уже почти собран, Семёну оставалось вставить в него всего лишь одну единственную деталь, длинный изогнутый штырь, когда дверь с грохотом распахнулась. От пинка распахнулась.

На пороге комнаты стоял граф Локир.

Граф был в рыцарских доспехах и увешан самыми разнокалиберными золотыми цепями-цепочками с ног до головы, как манекен в дешёвой ювелирной лавке; в руках у графа был заряженный арбалет. А ещё Локир был пьяный до нельзя. До той степени, когда ноги ещё носят, а голова уже не работает. Почти не работает.

Локир поднял арбалет и прицелился в Семёна. Вернее, попытался прицелиться, но получилось у графа это плохо – тяжёлое оружие чуть не вывалилось у него из рук, Локира сразу повело вперёд и в сторону. Семён как сидел на столе, так и застыл: со штырём в одной руке и с шаром в другой он был удивительно похож на монарха-властителя со скипетром и державой. К которому нетрезвый боярин на приём пришёл… Короны только не хватало. И горностаевой мантии.

В дверном проёме виднелись фигуры слуг: они тоже были вооружены, кто чем; в комнату слуги не рвались, предпочитая топтаться у противоположной стены коридора и потому никакой опасности для Семёна не представляли. Пока что не представляли.

– О, наш бравый охотник на колдунов явился, – язвительно обрадовался Мар. – Давненько его что-то не было! Набрался для храбрости и явился… Семён, как мне с ним быть – может, прибить ежели что? Или нам самим отсюда убраться? В более спокойное место.

– Поступай как хочешь. По обстоятельствам, – ответил Семён, с любопытством разглядывая Локира: пьяных графов Семён раньше никогда не видел. Зрелище обещало быть интересным и поучительным.

– Эй, чёртов послушник, Ключ гони! И деньги, – просипел граф, глядя куда-то мимо чёртова послушника и стараясь главным делом не уронить громоздкий арбалет себе на ногу. – Не боюсь я никаких колдунов! Я трезвомыс… слящий человек. Я вас… знаю я вас! М-м-монахи сволочные… Дар-р-рмоеды. А ты вообще нату… туральный жулик и вор!

– Поразительная осведомлённость, – усмехнулся Семён и хотел было вставить деталь в шар. Но не успел: Локир всё-таки нажал на рычажок спуска. Скорее всего нечаянно нажал, пытаясь удержать арбалет. Брякнула тетива и…

И Семён оказался за городом. Вместе с верстаком, на котором сидел; в одной из толстых ножек верстака торчала арбалетная стрела.

Вокруг была знакомая степь: тёплый ветер колыхал высокую траву, в которой до половины утонули ножки стола; далеко-далеко, на фоне вечернего алого зарева, вырисовывался контур гребёнки городской стены.

Быстро темнело; в вышине постепенно разгорались звёзды, заполняя небо правильными рядами – словно их кто высаживал квадратно-гнездовым способом. Как картошку.

Гладкий кругляш луны, пока ещё блеклый, наливался жёлтым лимонным светом: наступала ночь.

– Ну вот, не дал с графом побеседовать, – огорчился Семён, слезая с верстака, – а зря. Может, он что интересное рассказал бы! Впервые в жизни, поди, надрался… на живого человека похож стал, а не на арифмометр ходячий.

– Моё дело – тебя охранять, а не всякий пьяный бред слушать, – сердито возразил Мар. – Пусть этот ходячий арифмометр спасибо скажет, что промахнулся… что вообще живой остался. Кабы стрела в тебя шла, тогда прихлопнул бы его как таракана и вся недолга! Ух, крутой я сегодня что-то до невозможности… достали меня уже эти местные алкаши. Никакого соображения нету! Ежели каждый граф после стакана выпитого начнёт за арбалет хвататься и пулять с дурна ума в гостей с защитными медальонами, что тогда будет, а? Хотел бы я знать.

– Тогда поголовье графов наверняка уменьшится, – стараясь не улыбаться, предположил Семён. – Причём бесповоротно. Что наверняка повлечёт за собой ослабление как феодальных, так и капиталистических формаций в разных Мирах… что, в свою очередь, приведёт к дестабилизации экономики Империи… к кровавым гражданским войнам приведёт. И скорому закату самой Империи как таковой.

– Ни хрена себе, – Мар был по-настоящему потрясён открывшейся перед ним перспективой, – и это всё из-за одного стакана вина? Тогда я за всеобщую трезвость! Хотя такого всё равно никогда не будет. К сожалению.

– Эт-точно, – подтвердил Семён и только сейчас вспомнил о несобранном Ключе в руках. – Ах да! Ну что ж, закончим начатое, – и с этими словами Семён вставил чёрный стержень в чёрный шар. Плотно. Окончательно. Насовсем.

И ничего не произошло: Ключ-шар как лежал у Семёна на ладони мёртвым грузом, так и продолжал лежать. Даже не нагрелся.

– Не понял! – Семён в сомнении покачал тяжёлый шар, словно взвешивая его. – Не работает, что ли? Наверное, выдохся за сотни лет… Может, об землю им постучать? Об камень. Глядишь, и включится. Где тут камень? Ничего не видно, трава одна… Об верстак, что ли?

– Погоди хреновиной по деревяшке стукать, – рассудительно посоветовал медальон. – Ключ всё же, не вобла сушёная… Деталька, скорей всего, ещё к месту не приросла. Когда прирастёт, тогда, думаю, что-то и случится. А вот если не случится – тогда и постукать можно, почему бы и нет! Хуже не станет.

– Ладно, уговорил, – Семён положил шар на стол, отошёл в сторону – так, на всякий случай, – сел в траву и приготовился ждать.

Прошла минута, другая… пять минут… но ничего не изменилось. Ровным счётом ничего.

– Вот тебе и Ключ, – зевнул Семён, – вот тебе и Исход. От таких Исходов запросто уснуть можно. Сидя. А почему, собственно, я сижу? Я ведь и лёжа могу подождать, – Семён потёр глаза и лёг на спину, сложив руки под головой. Зевнул ещё раз да так и замер с открытым ртом: ночное небо менялось. На глазах менялось…

В вышине тихо гасли неправильные звёзды. Выключались как лампочки, как ненужное дежурное освещение; вместо упорядоченных небесных светильников всё пространство над Семёном постепенно заполнилось миллионами настоящих звёзд – близких и далёких, крупных и не очень; общий небесный свет был настолько ярок, что Семён невольно зажмурил глаза.

– Ба! – в восторге завопил Мар, – Чудеса да и только… Семён, глянь-ка на луну! Ох ты… Да что же это такое происходит? Прямо-таки революционный переворот в природе, в отдельно взятом Мире… А-а, вон оно что – наша круглая хренотень заработала! Семён, поздравляю: Исход, о котором так много говорил граф Локир, наконец-то свершился… А знаешь, ничего, красиво смотрится! Внушительно.

Семён прищурился и посмотрел на луну.

Теперь это была не луна. Теперь это была планета, причём планета живая – подёрнутая голубоватой дымкой атмосферы, с ясно различимыми океанами, материками и морями; если приглядеться, то были видны и крупные города на узкой затемнённой части планеты: россыпь неярких мерцающих огоньков.

– Я понял, в чём был смысл Исхода, – сказал Мар внезапно севшим от волнения голосом. – Подумай, где можно было наверняка спрятать Хранилище с магическим золотом? Так спрятать, чтобы никто не нашёл то Хранилище и не взломал его снаружи – никто из тех, кому захотелось бы править Мирами, заполучив такую силу… Да там, где никого из Истинных Миров не бывает! И не может быть.

Мы, Семён, попали ненароком в Мир, находившийся по другую сторону Вселенского Диска! На той стороне, где Настройщик живёт… Вот так. А сам Исход – это магический перенос хранилищного Мира на общую сторону Диска. Туда, где он раньше был. Где все Миры находятся.

Ёма-ё! Перемещение целого Мира! За какие-то жалкие сто сорок золотых монет! Практически забесплатно… Это же кошмар! Грабёж и конкретное разорение!

– Сто пятьдесят, – флегматично поправил Мара Семён, продолжая лежать в траве и любоваться звёздным небом. – Считать не умеешь.

– Сто сорок, – упрямо повторил медальон. – Десять ты Вуди на дорожку дал. Так что реальный положительный баланс – сто сорок монет… Эх, какие бабки можно было на Исходе сделать, какое состояние!!! Такое денежное шоу устроить, что половина Миров от зависти лопнула бы! А вторая запила бы по чёрному.

– Обратная сторона Диска, скажешь ещё, – Семён глядел на планету, бывшую недавно безликой луной – там происходило что-то непонятное, что-то неуместное: на фоне материков и океанов возникло дрожащее серебристое мерцание. Словно облачко искр образовалось. Само по себе.

– Думаю, что скорее всего этот Мир был когда-то перемещён в другое измерение, – Семён сел, потянулся. – Или сдвинут по оси времени… или замкнут сам на себя… или разбросан исчезающе малыми частями по всей вселенной… Много вариантов!

– Фантазия у тебя богатая, – помолчав, удручённо сказал медальон. – Для нашего дела даже чересчур. Замкнутый сдвинутый Мир, исчезающе перемещённый, бр-р-р… От твоих рассуждений я и сам скоро замкнуто-сдвинутым стану. Ведь всё же просто и понятно как песня дворника – имеется Диск, а у Диска есть одна и другая сторона… Так нет – обязательно надо туману напустить! Вот ненужно лишних наворотов делать, Семён, не нужно! Учись отсекать от непонятного заведомо дурацкое, тогда в итоге ты получишь верный ответ. Чёткий и однозначный.

– Знаем, – кивнул Семён. – Бритва Оккама называется.

– Какая бритва? – не понял Мар. – Та, которой ты по утрам бреешься?

– Типа того, – усмехнулся Семён и встал.

– Опять шутишь, – горько вздохнул медальон. – Такие деньжищи мимо уплыли, а ты шутишь! Хи-хи да ха-ха, никакой серьёзности. Тут рыдать в полный голос надо и волосы по всему телу рвать, а ты…

– Шар исчез, – Семён подошёл к столу. – Даже следов не осталось. Ну, это можно было предвидеть…

– Да хрен с ним, с шаром, – завёлся Мар. – Нет, не получится, Семён, из тебя бизнесмена! Не умеешь ты деньги делать и всё тут. И весь сказ!

– Так я же и не бизнесмен, – с трудом пряча улыбку сказал Семён, – и никогда им не буду, вот ещё!

– А кто же ты? – опешил Мар. – Кто?!

– Вор с прикрытием, забыл, что ли? – Семён от души расхохотался.

– А… э… – медальон не нашёлся, что ответить. – Действительно, чего это я? Однако, ты меня сейчас уел так уел! Мда-а, забылся я, факт… Увлёкся. Виноват, больше не буду. Снимаю все свои опрометчивые заявления как несостоятельные и вредящие нашему воровскому делу! Хотя бесплатное вытаскивание Миров с обратной стороны Диска в кодекс тоже не укладывается, учти. Украсть Мир – пожалуйста, а вот благотворительностью заниматься… Слушай, – вдруг радостно воскликнул Мар, – у меня гениальная идея появилась! И впрямь, давай при случае украдём какой-нибудь Мир и потребуем с его жителей бешеный выкуп! Вот где куш сорвём-то…

Семён не ответил: откуда-то издалека, со стороны города, донёсся частый колокольный звон; Семён обернулся – над зубчатой стеной в небе расплывалось багровое зарево, отсвет неистового жаркого пламени.

– Пожар у них, что ли? – озаботился Семён. – Вон как горит… С ума что ли, все посходили? Весь город подожгли, идиоты!

– Вот именно, – враз поскучневшим голосом сказал Мар, – именно, что с ума посходили… Наверное, решили, что конец света настал. Ох и много народа по всему здешнему Миру этой ночью с катушек сдвинется и погибнет! Это ты да я в курсе, что на самом деле произошло. А прочие… Надеюсь, сынок Вуди в этой горячке не пострадает. Жаль будет, если его рецепт молодости вместе с ним пропадёт! Я так надеялся, что ты тем рецептиком когда-нибудь попользуешься…

– Не будем заранее парня хоронить, – отмахнулся Семён. – Он-то ведь тоже в курсе насчёт Исхода, сообразит, надеюсь, что к чему… Да и вряд ли Вуди ещё до соседнего города добрался! Таратайка – это тебе не гоночный автомобиль. Меня другое интересует, – Семён ткнул пальцем в небо. – Видишь?

– Вижу, – прошептал Мар.

Серебристое облако за время их беседы сильно увеличилось в размере и рассыпалось на множество отдельных блестящих крупиц, хорошо различимых даже на фоне звёздного неба.

– Прыгалки чужих, – бесцветным голосом сказал Мар. – Целая армада. Значит, тутошняя луна на самом деле – один из Миров чужих? Вот так-так… Увидели новый Мир и сразу рванули посмотреть, что оно такое. Оперативные, сволочи…

– Теперь мне понятно, откуда появились легенда о лунных чертях, которых колдуны на землю сбрасывают, – Семён смотрел в небо как завороженный. – Это прыгалки на полном ходу в атмосферу врезались, вон оно что… И сгорали. А из этого следует, что хранилищный Мир как находился в реальности, так и находится. Только до этого он был невидим… Или я ошибаюсь? Может, всё-таки другое пространство-время… а энэлошки сюда случайно попадали, через точку контакта с исходным измерением? Интересная проблема!

– Думаю, нам сваливать отсюда пора, а не рассуждать о всякой чепухе, – нервно произнёс Мар. – Вон сколько прыгалок налетело, как ос на варенье… Сваливаем, Семён, сваливаем! Они же, чужие, если тебя найдут, всё тебе припомнят – и окаменевшего альфу, и горелые прыгалки в Безопасном Мире, и драконье дерьмо посылкой… шкатулку из мавзолея тоже припомнят. А главное – из-за магического золота тебя запытают! Они же не знают, что золото давным-давно в Слимп превратилось.

– Ты прав, – Семён помрачнел. – Жаль, если чужие этот Мир испоганят…

– Каждому – своё, – философски заметил Мар. – Как на роду написано. Авось не испоганят, посмотрят и улетят… Куда двигаем-то?

– Куда хочешь, – Семён смотрел на небо: прыгалки были уже близко, настолько близко, что их можно было рассмотреть каждую в отдельности. – Стоп! Не куда хочешь, а в Мир, где есть хорошая мастерская по ремонту волшебных вещей.

– Зачем? – с подозрением спросил Мар. – Меня, что ли, ремонтировать? Так я в полном порядке! А если чего порой и ляпну не то, так это вовсе не поломка, а образ мышления такой. Своеобразный.

– Браслет ремонтировать будем, – с досадой ответил Семён. – Тебя-то зачем трогать! Такие, как ты, не ремонтируются и не лечатся. Вообще.

– Ага, – успокоился Мар, – тогда нам в Мастерской Мир надо. Уж там спецы так спецы! Всё починят, было бы чем заплатить. Я тебя прямиком в гостиницу доставлю, есть у меня её прямой адресок, а там видно будет! Ну, поехали, – и преображённый Исходом безымянный Мир тут же исчез, сменившись новым Миром, Мастерским.

Вернее, гостиницей, находящейся в Мастерском Мире.

Судя по всему, гостиница была не из последних: помпезные хрустальные люстры на высоком потолке, декоративный пенный фонтан посреди необъятного холла, стены, украшенные искристой цветной мозаикой, белый мраморный пол… Как минимум, пятизвёздочный отель.

Проходя мимо фонтана, Семён почувствовал запах хорошего вина – в фонтане явно была не вода. И Семён решил накинуть отелю ещё пяток звёздочек. А ещё он решил не кутить и взять номер попроще. Подешевле. Ежели у них тут в фонтане дармовое шампанское льётся, то и цены на проживание наверняка соответствующие… Не маленькие.

Дежурный портье у стойки регистрации был сама любезность.

– Добро пожаловать в «Эдем», уважаемый святой отец! Какой номер желаете – согласно сану или по вашим имеющимся возможностям? – Семён только сейчас сообразил, что не успел изменить одежду, так и заявился в гостиницу в сутане, подпоясанный верёвкой и в деревянных сандалиях на босу ногу.

– Согласно сану и имеющимся широким возможностям, – надменно сказал Семён. Припомнив гостиницу в Размытом Мире, обошедшуюся ему в шесть золотых, добавил:

– Любой приличный номер… только не баронский! Насчёт ужина я после распоряжусь.

– Скажи, чтобы линия связи в номере была, – торопливо подал голос Мар. – Надо в новостных линиях полазить, давненько я там не был. Глядишь, что интересное откопаю!

– Да, и пусть в номере обязательно линия связи будет, – требовательно указал Семён. – Мне для работы надо.

– Обязательно, ваше святейшество, – без тени иронии согласился портье, – для нас большая честь ваш визит. Именно такой номер у нас как раз сейчас свободен. Прошу! – портье с поклоном протянул Семёну жетон доступа в номер.

– Точно – не баронский? – в сомнении глядя на прямоугольник переспросил Семён: с лицевой стороны серебряной пластинки была вычеканена корона.

– Разумеется, – вежливо ответил портье и Семён взял протянутый ему жетон. В тот же миг Семён оказался в предложенном ему номере – гостиничная транспортная магия работала безукоризненно. И даже чаевых не требовала.

Портье не соврал: номер был не баронский. Номер был по меньшей мере королевский. Или императорский.

Главная комната размерами была ничуть не меньше холла и обставлена с вызывающей роскошью – позолоченная мебель в стиле рококо, дизайн от Людовика XV; повсюду – по стенам и потолку – зеркала и алый шёлк; паркетный дубовый пол сиял тщательной полировкой.

– За кого он меня принял-то? – в раздумии пробормотал Семён, оглядываясь по сторонам, – за Папу Римского, что ли? Вседискового.

– Вот поменьше надо было гонору держать, – расстроено заметил Мар. – Ох и в копеечку нам этот номер влетит… Монет в пятьдесят, как пить дать! Опять неучтённые расходы, охо-хо… Ну, ладно. Главное, что линия связи здесь где-то должна быть. Давай поищем, раз такое дело! Раз ты жетон взял.

– А назад мой заказ никак нельзя переиграть? – спросил Семён, превратив монашеское одеяние в лёгкий спортивный костюм и приступая к осмотру своих временных владений. – Сказать, например, что меня неправильно поняли… что я вовсе другое имел в виду. Объяснить, что я бедный безденежный святой… и вообще работаю послушником на полставки.

Мар ничего не ответил и Семён понял – нельзя. Потому что бедные безденежные послушники и носа не сунут в гостиницу с фонтаном из шампанского. А уж если ты подписался на королевский номер, так и плати соответственно. По истечению срока проживания.

В номере оказалось два отдельных туалета и две комнаты с ваннами-джакузи, похожими на бассейн-лягушатник (разумеется, вся сантехника была позолоченная. Даже унитазы.); также обнаружились сауна и бассейн, похожий на небольшое озеро, с газированной минеральной водой: Семён лишь тихо порадовался, что это оказалась вода, а не сладкое шампанское – с такими фонтанами с них стало бы! А ты потом отмывайся от липкого…

Ещё были две спальни с кроватями, по размеру напоминающими посадочные площадки для летательных аппаратов малой авиации; Семён подумал, что путешествие по такой кровати может быть опасным: того и гляди среди подушек заблудишься… Возможно, где-нибудь в уголке, под матрацем, и поныне лежат останки некого монарха, так и не дошедшего до края кровати. Не доползшего.

В столовый зал Семён заходить не стал, лишь заглянул туда с порога и, в сердцах обозвав его обжоротреком – по длинному столу можно было кататься на велосипеде, – пошёл дальше, искать линию связи.

Линия связи оказалась в десятой по счёту комнате.

Эта комната была выполнена без показной кричащей роскоши: обычный деловой офис, небольшой, но с окном на полстены; в стороне от окна стоял самшитовый канцелярский стол с настольной лампой, плюс кожаное кресло на колёсиках. И всё.

У Семёна знакомо зарябило в глазах, словно у него перед носом завис рой чёрных мушек – линия связи была готова к работе.

– Отлично, – с воодушевлением сказал Мар. – То, что надо! Семён, ты пока давай красотами из окна полюбуйся, а я по сети прошвырнусь, новости всякие погляжу. О воре-Симеоне, о том, как идёт его розыск… это святое, это обязательно! Опять же, сплетни разные… Эх, люблю сплетни! Всегда что-нибудь свеженькое найдётся, для нашего дела весьма познавательное. Хотя, как сказал один умный человек: во многих знаньях многое враньё!… но я-то сумею отличить настоящее золото от фальшивого. Например, по наличию пробы…

Семён, не слушая пустую болтовню Мара, подошёл к окну.

За окном расстилался идиллический пейзаж: холмистое поле, покрытое сочной зелёной травой; на поле паслись упитанные коровы с разноцветными ленточками и серебряными колокольчиками на рогах; рядом с коровами белобрысый пастушок в живописных лохмотьях наигрывал что-то на жалейке – звука слышно не было; чуть дальше начинался дремучий лес. У границы леса сидела пара матёрых волков и с умильным выражением на мордах внимала звукам дудочки. Похоже, волки плакали.

А над всей этой лубочной безвкусицей висело румяное глазастое солнышко с дебильной улыбкой от уха до уха: уши у солнышка тоже были. Круглые, блинчиками.

– Бред какой-то, – возмутился Семён. – Так не бывает! – И с раздражением принялся шарить рукой по толстой раме окна в поисках ручки или шпингалета, чтобы открыть окно и убедиться… всё равно в чём, но убедиться.

От прикосновения к раме движение за окном замерло, застыло, словно нажали кнопку «стоп-кадр».

Это было не окно. Это был экран плоского монитора.

Очень хорошего монитора. Великолепного. Такого, которого Семён никогда в жизни не видел: спутать на таком экране картинку-заставку с реальностью было весьма несложно. Тем более, что объёмное изображение оставалось естественным и прекрасно различимым – с сохранением перспективы – даже если уткнуться в экран носом. Что Семён ради интереса и проделал.

– Компьютер, что ли? – удивился Семён, – а как им управлять? Ни клавиатуры, ни мышки… – Семён ткнул пальцем в ближайшую бурёнку.

Мгновенно пейзаж с коровами исчез, сменившись ровным серым фоном и большим синим окошком с размашистой жёлтой надписью посреди него: «Меню».

– Так-так, – возбуждённо сказал Семён, азартно потирая ладони. – Я хоть и не компьютерщик, но кое в чём разбираюсь. Сейчас ка-а-ак прочешем меню, да ка-а-ак найдём что-нибудь занятное… «Кваку» или «Халфлайфину»… Или дедулю «Дума» на худой случай. Эх, при таком-то изображении да не поиграть от души… Грешно это! – и Семён решительно ткнул пальцем в строчку «Меню».

Синее окошко исчезло, сменившись множеством более мелких окон зелёного цвета: окошек было настолько много, что они занимали весь экран монитора.

– Так не пойдёт! – возмутился Семён, отступая от экрана на несколько шагов для того, чтобы разом увидеть все те окошки. – Я вам что, со стремянкой должен по всему экрану лазить? Это вы, братцы мастера, что-то не додумали. – Семён потёр лоб, соображая. – Или я сам чего-то не додумал? Второе, пожалуй, вернее. Ну-ка, – Семён подошёл к экрану, приложил к нему ладонь и повёл ею вниз – все окошки послушно заскользили следом: нижние сразу пропали, зато сверху появились новые зелёные прямоугольники.

– Элементарно же, – хмыкнул Семён. – Ладонь вместо мышки, хватай и тяни… Обычная логика, никакого колдовства! Даже обидно, до чего просто… И что у нас тут есть? Где игры? – деловито поинтересовался Семён у экрана. Не дождавшись никакой ответной реакции, Семён разочарованно пожал плечами:

– Да, техника здесь, конечно, крутая и продвинутая… А на голос не реагирует! Не то, что старина Мар. Однако, недоработка… – развивать дальше эту мысль Семён не стал, а принялся увлечённо читать тексты в окошках, надеясь найти ссылку на игры. Читать все подряд.

Каждый зелёный прямоугольник был тематическим каталогом с путеводными ссылками: здесь имелись окна, предлагающие посмотреть свежие новости или посетить бесплатные библиотеки; окна, обещающие любые развлечения; окна, интригующие возможностью познакомиться со скандальными слухами; имелись окна предсказаний и туманные ссылки на магазины особых магических услуг; окна купли-продажи… и ещё много чего другого было – Семён, позабыв об играх, пропускал мимо всё то, что в данный момент его не интересовало.

А интересно вдруг стало Семёну найти что-нибудь экзотическое – такое, что присуще лишь данному Миру. Необычное захотелось найти! Особое.

Особое нашлось скоро, в окошке «Колониальные товары».

– Продажа и гарантийный ремонт машинок времени, – прочитал вслух Семён одну из ссылок и, убрав ладонь с экрана, призадумался. – Это как? Это… А почему именно машинок, а не машин? Ну-ка, – он ткнул пальцем в ссылку.

Ссылка развернулась во весь экран, мигнула и сменилась изображением глубокой затемнённой витрины. На уступах высокой стеклянной горки лежали машинки времени – самые разнообразные. Лежали и тикали.

По низу экрана побежала строчка: «Самые лучшие машинки для учёта времени, сделанные в отдалённых диких Мирах! Наши агенты с риском для жизни доставили эти редкости специально для Вас, дорогой покупатель! Зайдите, посмотрите, купите! И Вы не пожалеете о том, что…» – Семён, не вчитываясь в рекламу, с удивлением глядел на ближайшую машинку времени. Которая была доставлена из дикого отдалённого Мира. С риском для жизни.

У Семёна когда-то была почти точно такая же: Семёну очень нравились его старенькие, но безотказные командирские часы, с красной звездочкой на чёрном циферблате и надёжным механическим будильником, но в Истинные Миры Семён попал без часов, прямым ходом с дружеской пьянки, куда он их специально не взял. Чтобы не потерять ненароком.

Эти часы отличались от бывших у Семёна лишь тем, что вместо звёздочки на циферблате был нарисован маленький зелёный дракончик.

– Куплю, – решил Семён, – На память о своём диком Мире. Ну-ка, где тут адресок? – он пошарил взглядом по экрану, но ничего похожего на адресный указатель не нашёл, только бегущую рекламную строку. – Сейчас разберёмся, – пообещал Семён экрану. Но разобраться так и не успел.

– Семён, – сдавленным голосом сказал Мар, – для тебя в линии закрытое письмо. Личное. От дубля номер двадцать пять. Будешь получать?

– От кого? – опешил Семён.

– От Кардинала, – уточнил Мар.

Глава 8 Слова, Лишившие Имперских Мастеров Памяти

– Письмо, говоришь? – Семён сел в кресло перед столом, покосился на экран: все машинки времени показывали одно и то же время – без четверти двенадцать. Скорее всего, ночи.

– Уже полночь, а я ещё даже не обедал, – пожаловался Семён медальону. – Сообрази-ка что-нибудь дежурное пожевать, обойдусь я и без заказа ужина в номер… Представляю, во сколько такой харч мне обойдётся! Давай, организовывай стол и рассказывай: где и как. Где нашёл то письмо и как нам его получить.

– Вот это правильно, – одобрил Мар решение Семёна. – Толковая экономика должна быть конкретно экономной… Пирожки с мясом, говяжий бульон и салат из капусты устроит?

– Где-то я уже такое выражение слышал, – задумался Семён. – Не насчёт пирожков, а насчёт экономики. В детстве, по-моему… А что-нибудь более существенное есть? В смысле пожевать.

– Конечно есть, – заверил медальон Семёна. – И расстегаи, и пулярка с эстрагоном, и запеченное мороженное, и щука с виноградом… Много чего есть! У меня же многовариантное пищевое заклинание имеется, которое я взял из кардинальского медальона. Из того, что ты в Мире с лабиринтом нашёл… правда, упаковки одноразовые, поэтому пива с ухой не будет: пропала уха! Это когда ты раков в Безопасном Мире варил и котелок без ухи потребовал, а после всё пиво выпил… Так что, не надо пирожков? Зря, зря – на ночь плотно наедаться вредно… Итак, чего кушать будем? – Мар заговорил с интонациями услужливого официанта. – Из перечисленного выше или, может, что другое изволите-с? Могу огласить весь список. Устрицы, кстати, есть, свежие! Рекомендую-с.

– Ладно, давай для начала полезные пирожки с бульоном, – решил Семён. – А там видно будет. Глядишь, и устрицы с щучьим виноградом сгодятся… Я их, между прочим, никогда не пробовал! Ага, вот и пирожки… Ну, рассказывай о письме, – Семён взял с появившегося на столе блюда пирожок, пододвинул к себе кружку с горячим бульоном, накрытую чистой салфеткой, и приготовился слушать.

– Я по линиям пробежался, туда-сюда заглянул. В основном, по новостным каналам… Весь Диск гудит по поводу возникшего из ниоткуда нового Мира, почти в центре Империи! Прыгалки прыгалками, но и имперская служба разведки тоже не дремала: там немедленно среагировали на глобальные магические возмущения… понятия не имею, что это за возмущения такие! И, значит, оказались имперские службисты на возмутительном месте одновременно вместе с прыгалками. Что создало беспрецедентный юридический казус: кому теперь принадлежит Новый Мир – его так уже окрестили – чужим или Империи? Короче, идёт большое разбирательство, которое вполне может закончиться настоящей войной! Такие вот, Семён, дела… Оно, конечно, вряд ли до боевых действий дойдёт: полаются, полаются, да и придут к общему взаимовыгодному решению. Кто-то наверняка на этом деле большие бабки нагреет! Жаль, что не мы…

После я заглянул на всеобщую почтовую линию, просто так заглянул, на всякий случай. И обнаружил там приоритетное сообщение, адресованное Искуснику Симеону… Приоритетное – это которое все остальные послания к вору-Симеону перебивает, самым первым выскакивает! Вот оно и оказалось подписано Дублем Двадцать Пятым. В сообщении сказано, что получить приложенное к нему письмо можно лишь предъявив особый документ, имеющийся у Симеона. Он, мол, сам знает, какой.

– А что, там ещё какие-то послания для меня есть? – очень удивился Семён, даже пирожок есть перестал.

– Навалом, – подтвердил Мар. – Они открытые, без вложений, так что я их все пролистнул, чтобы в курсе быть. А, дребедень всякая! Одни предлагают совместно какой-нибудь банк ограбить, другие просят соседа-богатея бомбануть, причём указывают его точный домашний адрес и подробную опись драгоценностей заодно прилагают. Доброхоты, блин… Мелочь, короче говоря.

Да, ещё много писем от девиц с предложением перепихнуться где угодно и как угодно… серьёзные предложения от вдовушек… заказ от центрального банка спермы – они коллекционируют семя уникальных и вседисково известных личностей… десять предупреждений о готовящихся на Симеона покушениях… три покаянных письмеца от самого вора-Симеона… и прочая пурга. Психов во всех Мирах хватает, и у многих из них имеется возможность прямого доступа в линии: как только тараканы в голове зашебуршатся, так сразу начинают строчить послания кому попало! И куда только врачи смотрят?

– Понятно, – Семён отхлебнул из кружки бульона. – Ты давай объясняй, как кардинальское письмо получить. Кардинал – это вам не сезонное обострение чокнутости! С ним по серьёзному надо…

– Проще простого, – Мар рассмеялся. – Для меня – проще простого! А если через шар новостей действовать или при помощи вон того настенного экрана – тогда долго. Слишком много чего лишнего делать придётся! Всякие доказательства твоей личности, дурацкие уточнения, проверки-перепроверки… Обойдёмся без бюрократических проволочек: приложи ко мне жетон Дубля для подтверждения и письмо тут же окажется у тебя.

– Запросто! – Семён, дожёвывая очередной пирожок, выудил из кошеля золотую пластинку с огненной подписью Кардинала и приложил прямоугольник к медальону.

Через пару секунд возле блюда с пирожками материализовался плотный серый конверт – без адреса и без подписи.

– Ну-ка, ну-ка, – Семён бросил пластинку в кошель, вытер пальцы салфеткой. – Конверт без магии… ничем зловредным вроде бы не отсвечивает. Посмотрим, что нам гражданин Кардинал пишет! – осторожно надорвав конверт, он вынул из него сложенный пополам лист; нарочно держа письмо так, чтобы Мар не мог взглянуть на текст, и делая вид, что читает, Семён с чувством произнёс:

– Дорогой Симеон! Спешу уведомить Вас, что данной мне властью я отрекаюсь от звания Кардинала и передаю бразды тайного правления Империей Вам, величайшему и непревзойдённому. Я же, преисполненный раскаяния и сожаления о содеянных мной многочисленных преступлениях, удаляюсь в добровольное изгнание, предварительно сменив имя, документы, внешность, возраст и пол, дабы никто не смог меня опознать…

– Врёшь! – восхищённо ахнул Мар. – Не может быть!

– Вру, – выдержав необходимую паузу, согласился Семён. – Пол он менять не будет. А всё остальное – правда. Наверное.

– Покажи письмо! – потребовал Мар. – Нечего меня дурить, всё одно ведь не поверю, пока сам не увижу.

– Смотри, – разрешил Семён. – И я заодно почитаю…

Письмо было коротким и деловым, написанным не от руки, а как будто отпечатанным на струйном принтере:

«Симеон! Крайне необходима конфиденциальная встреча: личную безопасность гарантирую. В случае согласия порви (или надорви) этот лист, тогда внедрённое в письмо особое транспортное заклинание будет активировано. Время встречи – любое, на твоё усмотрение.»

Ни даты, ни подписи.

– Чего ему от нас надо? – раздражённо спросил Мар. – В прошлый раз он тебя бил-бил, не прибил, сам по шапке схлопотал… так теперь что, наверстать решил, да? Матч-реванш устроить надумал? На своём поле.

– Сомневаюсь, – Семён сложил письмо в несколько раз, сунул его в кошель. – По-моему, у Кардинала произошло нечто непредвиденное! Сдаётся мне, что он в панике. В полном ужасе.

– Кардинал – в панике? – недоверчиво переспросил Мар. – Не может такого быть! Скорее все звёзды погаснут и вода во всех кранах закончится, чем Кардинал чего-то испугается. Ха! Скажи, что ты пошутил.

– Ага, пошутил, – Семён допил бульон, отставил кружку в сторону. – И Кардинал пошутил. Смешное такое письмо прислал, развлекательное. Ладно, я подумаю о встрече. Потом. – Семён потянулся, зевнул. – Есть больше не хочу… да и спать, в общем-то, тоже не очень хочется. Искупаться, что ли? Сауна, бассейн… Заманчиво, ёлки-палки!

Слушай, Мар, я вот о чём тебя хотел спросить, – Семён встал и подошёл к экрану. – Как бы мне адрес этого магазинчика вычислить? Во-он ту машинку времени прикупить хочу, которая с дракончиком на циферблате.

– Тычешь в изображение раздвижной указкой-управлялкой и всё, – равнодушно ответил Мар. – Тебе покажут и цену, и адрес. Могут и на дом машинку доставить, есть такой сервис.

– Управлялкой? – Семён уставился на экран. – Какой такой управлялкой? Не вижу.

– Той, что справа должна быть, за экранной облицовкой, – пояснил Мар, – там паз специальный… Стоп! – вдруг оборвал сам себя медальон. – А как это ты, умелый наш, ухитрился попасть в магазин без той указки? Эта штуковина без управлялки не работает! По определению.

– Как-как, – Семён ткнул пальцем в экран. – Вот так!

Драконьи часы заняли пол-экрана; снизу высветилась номинальная цена в сто золотых и адрес, который Семёну ровным счётом ничего не говорил.

– Колоссально, – прошептал Мар. – Невероятно! Такого попросту не может быть!

– Нет, ну почему же, – Семён склонил голову набок, разглядывая машинку времени. – Модель несколько устаревшая, но качественная: у меня такая же когда-то была. Сто золотых, конечно, за часы дороговато, но если поторговаться…

– Я о другом! – воскликнул Мар. – Что мне те машинки! Мне их и цеплять не на что, ни ручек, ни ножек… Ты хоть сам понимаешь, что произошло?

– Не-а, – Семён поднёс медальон к глазам и с интересом посмотрел на него. – Ты о чём?

– Он не понимает, – возмутился Мар. – Он, видите ли, без специальной указки, вручную, управляет технической магией, и не понимает, что делает!

– А разве нельзя пальцем… Вручную – нельзя? – удивился Семён. – У нас, на Земле то есть, придуманы такие компьютеры, которые управляются с экрана монитора именно пальцем! Я-то сам с такими не сталкивался, но видел по телевизору. Вот и подумал, что здесь такой же комп стоит. Навороченный.

– Мы что, на твоей Земле находимся? – ехидно спросил Мар. – Эх, Семён, Семён… Ты мимоходом проявил ещё одну замечательную способность – уметь влиять и на техническую магию тоже. И не заметил этого! Нет, ну почему люди порой бывают такими бестолковыми?

– Ничего магического я здесь не углядел, – огрызнулся Семён, – потому и в мыслях не было, что я делаю что-то необычное! Получается и ладно.

– Ценное качество, – не слушая Семёна, принялся рассуждать вслух медальон. – Архиценное! Стало быть, мы теперь не только обычную магию ломать-курочить сможем, но и техническую. А из этого следует, что…

– Что я пойду купаться и спать, – отрезал Семён. – Хватит с меня на сегодня магии! И обычной, и технической. Вот выключу экран в целях конкретной экономии – и в баньку. А после в кроватку. Пока до подушки доползу, утомлюсь и сразу усну.

– Фигушки, – неожиданно развеселился Мар, – не выключишь! Эти экраны никто выключить не сможет! Даже ты. Уж я-то знаю, поверь! Бывал я раньше в этом Мире: один из моих прежних хозяев у здешнего мастера нужное воровское снаряжение заказывал. Аккурат через такой экран договаривался о встрече.

– Я и не выключу? – оскорбился Семён. – Я?!

– Иди-ка ты лучше в баню. Как решил, – с усмешкой в голосе посоветовал медальон. – Тут «на ура» не проскочишь… Чтобы отключить техническое колдовство – не воздействовать на него, а именно отключить – одного твоего таланта мало! Нужно ещё и технические заклинания знать. Нет, ничего у тебя не выйдет, и не пытайся. Иди, иди в баню! И меня заодно хорошенько помой, а то грязный как нищенский медяк…

– Ты меня достал, – Семён с ненавистью уставился на экран, где в это время ни с того, ни с сего вновь появилась дурацкая заставка с лопоухим солнцем. – И картинка достала! Я не я буду, если своего не добьюсь!

– Не получится, – авторитетно сказал Мар. – Хоть головой об эту стекляшку бейся. Не выйдет!

– Выйдет, – мрачно пообещал Семён. – Ещё как выйдет! Так выйдет, что мало не покажется… Говоришь, особые заклинания нужны? Сейчас организую. – Он шагнул к экрану и поднёс к нему руку.

– Эй-эй, – забеспокоился Мар, – ты хоть поясни, чего делать собрался! Должен ведь я знать, что к чему. А то опять какого жуткого кадавра наколдуешь, технического… Этот может оказаться покруче молниевого, из Безопасного Мира!

– Ничего особенного я делать не буду, – Семён, сосредоточенно прикусив губу, принялся что-то рисовать на экране, сильно надавливая на стекло пальцем. – Просто напишу одно заклятье… радикальное заклятье. Техническое… Я его у приятеля-компьютерщика подглядел, когда он свой комп переналаживал. Сказал, что оно надёжнее гильотины действует – ни одна машина перед этой командой не устоит! В смысле, компьютер.

– Ты думаешь, сработает? – усомнился Мар, глядя на экран: следом за пальцем Семёна по стеклу тянулась хорошо видимая тёмная полоска, превращаясь в незнакомые медальону буквы. А буквы постепенно складывались в таинственную фразу: «FORMAT C: «. В неведомое техническое заклинание.

– Думаю, что да, – Семён поставил две заключительные жирные точки и отступил на шаг, любуясь чёрной угловатой надписью. – Дело-то не во внешней форме команды-заклятья, а в её содержании… Это ж техническая магия! И она, скорее всего, как любая волшебная техника, отреагирует на внутренний, тайный смысл команды… и по барабану ей на каком именно языке написано то заклинание! Хоть на древнекитайском.

– И какой же тайный смысл у твоего заклятья? – старательно обдумав сказанное Семёном, но так ничего и не поняв, заинтересованно спросил Мар.

– Понятия не имею, – пожал плечами Семён. – Не беспокойся – если оно сработает, мы увидим… О, готово!

Экран моргнул раз, другой и стал угольно чёрным. Мёртвым.

– Вот видишь, – Семён довольно отряхнул ладони, словно сам себе поаплодировал. – А ты говорил: «Не выключишь, не получится»… Получилось! Выключил, причём без шума, пыли и разрушительных последствий. Это тебе не кадавр самодельный, это – наука! Программирование называется. – Семён с гордым видом направился к выходу.

– Действительно, – нехотя согласился Мар, – никаких видимых разрушений нет… Как-то даже на тебя не похоже. Хм, а какие ещё технические заклинания ты знаешь, а?

– Разные, – небрежно ответил Семён, открывая дверь. – «Гейм овер», например. Или «Мастдай». Но это всё семечки по сравнению с радикальным техническим заклятьем! В великой силе которого ты только что убедился.

Семён вышел, сильно хлопнув за собой дверью.

И, разумеется, не видел, как мёртвый экран осыпался со стены чёрной невесомой пылью.

…Утром Семён проснулся поздно. Привёл себя в порядок, в очередной раз воспользовавшись золотой сантехникой и окончательно убедившись, что ничем принципиальным она от обычной не отличается; умылся-побрился, скушал предоставленный медальоном комплексный завтрак и собрался идти на поиски мастерской по ремонту волшебных браслетов. А заодно часики прикупить.

Так как адрес магазина, торгующего машинкам времени, Семён из-за дурацкого спора с Маром не записал, то пришлось сходить в комнату линии связи.

Исчезновение экрана Семёна озадачило, но не более.

– Плановая профилактика, наверное, – решил он. – Свернули и убрали. Она хоть и техническая, но всё же магия! У портье нужные адреса узнаю, – и отправился в главный зал своего королевского номера, расплачиваться.

По заведённому общедисковому гостиничному правилу Семён сначала громогласно заявил, что отбывает и потребовал расчёт, после чего принялся выкладывать на стол золотые монеты. Лишь положив десятую, Семён сообразил, что ничего не происходит: монеты как лежали на столе, так и продолжали лежать.

– У них что, и бухгалтерская магия на профилактике? Совсем обалдели, – Семён собрал деньги и пошёл в холл гостиницы, расплачиваться на месте.

Чтобы не вызвать ненужных вопросов, Семён вновь придал себе вид монаха-послушника; щёлканье деревянных сандалий далеко разносилось по гулкому, странно пустому коридору гостиницы – королевский номер-люкс, как оказалось, был расположен на первом этаже и потому общий коридор выходил прямо в холл. Так что далеко идти не пришлось.

В холле тоже было пусто.

Сегодня за стойкой находился незнакомый Семёну портье, весьма отличавшийся от вчерашнего, лощёного: мордастый, плохо выбритый, широкоплечий, в казённом костюме, белой рубашке с чёрным галстуком и в шляпе. Портье, который более всего походил на работника спецслужбы, чем на сотрудника гостиницы.

Портье-службист, сопя носом, читал какие-то бумаги, сложенные перед ним двумя высокими стопками: брал листик из одной, пробегал по нему глазами и перекладывал в другую. Счета, наверное, сверял.

– Я по поводу проживания в… – начал было Семён, но службист, мельком глянув в его сторону, громко рыкнул в пространство:

– Эй, кто дурака через оцепление пропустил? Пошёл вон, убогий, – и вернулся к своей нудной работе: Семён для него перестал существовать.

– Дико извиняюсь, гражданин начальник, – пробормотал Семён и трусцой припустил к выходу из гостиницы.

На улице было лето и жара. Судя по солнцу, близился полдень.

Метров за десять перед входом в гостиницу была натянута запрещающая проход жёлтая лента, укреплённая на переносных столбиках-стойках; перед лентой, удачно повернувшись спиной к зданию, стояло несколько полиментов в тёмно-синей форме. За лентой толпился народ, – то ли зеваки, то ли эвакуированные постояльцы гостиницы, – что-то шумно обсуждая между собой; полименты изредка покрикивали на присутствующих, призывая их к спокойствию: тех, кто не внял призывам и пытался, минуя ленту, прорваться ко входу в гостиницу, угощали ударом дубинки по голове и выпихивали назад, в толпу.

Семён, хмурясь и делая озабоченное лицо – вроде бы он здесь тоже по долгу службы, типа следователь от церкви – двинул вдоль стены быстрым деловым шагом. Подальше от толпы и полиментов.

За углом, там, где запрещающая лента была привязана к последнему столбику, маялся от безделья молоденький полимент, наверняка курсант – народа здесь не было, сразу за лентой начинались парк. Ни поругаться, ни дубинкой кого огреть… Скука.

Увидев Семёна, курсантик просветлел лицом и потянулся к дубинке.

– Во имя господа нашего! – проорал Семён, на ходу крестя юного полимента, – я с донесением в Святую Инквизицию. Там такое, такое!… Горы трупов! Число зверя в зеркалах! Сатана! Сатана! – миновав побледневшего стражника, Семён нырнул под ленту и был таков.

Продравшись сквозь кусты, Семён вышел на заброшенную тропинку и побежал по ней не оглядываясь. Пробежав приличное расстояние и никого не встретив на своём пути, Семён постепенно перешёл на шаг, а после остановился.

Погони не было, да и кто мог за ним гнаться-то – напуганный мальчишка в форме, что ли?

– Однако, непонятная ситуация, – подвёл итог всему случившемуся Мар. – Ревизия документов, оцепление… Постояльцы на улице. Ничего не понимаю… Может, учебная облава?

– С учебным мордобоем, – согласился Семён, превращая чёрную сутану в строгий деловой костюм-тройку, белую рубаху с чёрным галстуком, шляпу и узконосые туфли – всё казённого тёмно-серого цвета. Как у мордоворота за стойкой.

– Больше смахивает на поиски бомбы, – Семён шагал по тропинке, надеясь, что она рано или поздно выведет его в центральную часть парка, откуда уже легче будет попасть в город. – Позвонил какой-нибудь кретин в гостиницу, сообщил, что там заложена бомба. Отсюда и отключенная гостиничная магия, и полименты, и эвакуация… Всё как у всех. Как в любом Мире.

– А чего же тогда нас не эвакуировали? – удивился Мар.

– Не нашли, – махнул рукой Семён. – Номер большой, а я маленький. Среди подушек затерялся.

– Это у тебя удачно получилось, – одобрил услышанное Мар. – Полсотни золотых однозначно сэкономили. Вот и нежданная прибыль получилась! Хорошо день начался, душевно.

– Будем надеяться, что он весь удачным окажется, – с надеждой сказал Семён. – Люблю такие дни!

…На просторной площади, со скульптурным фонтаном посреди, шёл многолюдный митинг; площадь располагалась на центральной парковой аллее и, скорее всего, предназначалась для спокойного народного гулянья, а не для политических собраний. Впрочем, при желании митинг тоже можно смело назвать народным гуляньем, только не очень спокойным. Не очень.

Семён, вынырнув из кустов, поначалу замер в растерянности: вот уж чего он никак не мог ожидать, так это ненароком увидеть в ином Мире столь знакомую по телевизионным репортажам картину: сотни людей, с транспарантами, флажками, – и, само собой, оратор, стоявший на высоком постаменте выключенного фонтана, рядом с безымянной чугунной статуей. Чуть ли не в обнимку.

Что там было написано на транспарантах, Семён прочитать не смог – они были видны ему с изнаночной стороны; все флажки были разных цветов и политической определённости не создавали.

Оратор взахлёб кричал в жестяной рупор что-то громкое и невнятное, а митингующие то и дело вразнобой аплодировали.

– Пойду, послушаю, – решил Семён. – Авось ситуация прояснится…

– Будь осторожен, – предупредил Мар. – Толпа, она и есть толпа! Особенно заведённая. Скажешь что-нибудь не то, вмиг завалят и ногами бить начнут… Я-то, конечно, вмешаюсь, но тогда мы ничего не узнаем. Помалкивай лучше, хорошо?

Семён кивнул, сдвинул шляпу на брови и с независимым видом направился к фонтану. К митингу.

Незаметно пристроясь за спинами последних митингующих, Семён стал внимательно слушать жестяные вопли горлопана-главаря. И постепенно до Семёна начала доходить суть происходящего.

Этой ночью кто-то совершил гнусную диверсию, таинственным образом уничтожив память городского Разумника (как понял Семён из комментариев в толпе, Разумник был чем-то таким, что регулировало всю жизнедеятельность города). И теперь у Разумника мозги всмятку, а живые экраны видения повсеместно рассыпались в пыль… Весь город в панике: с раннего утра ничего и нигде не работает, даже парковые фонтаны! И в этом, без сомнений, виноваты чужие, которые наслали необратимую техническую порчу на Разумника… из отеля «Эдем» наслали. Которая порча им дорого обойдётся! Те, кто должен разобраться с диверсией, разберутся!… А наш гражданский долг – выказать городским властям свой гневный протест: долой чужих из нашего города! Из нашего Мира! Вон из Империи! Пусть убираются на свою историческую родину! Не потерпим более! И точка.

Семён потихоньку отодвинулся от спин митингующих, развернулся и пошёл по аллее прочь: невдалеке был выход – зелёная арка, усыпанная цветами.

– Неужели это моё заклятье так сработало? – наконец убито пробормотал Семён. – Ничего себе…

– Да, – безмятежным голосом подтвердил Мар, – уж сработало, так сработало! Как ты и обещал – мало никому не показалось. Пожалуй, даже перебор вышел… Хм, а кто этот Разумник, у которого нынче мозги всмятку? Мэр, что ли? Ну, это не страшно… встречал я безмозглых мэров – отсутствие соображения ничуть не мешало им руководить и брать взятки!

Семён только вздохнул в ответ.

У входа в парк, возле живой арки из цветущих роз, дорогу Семёну преградил некий бравый товарищ в таком же, как у Семёна, костюме. При шляпе и галстуке.

– Как настроение трудовых масс? – конспиративным шёпотом спросил товарищ-особист, кивнув в сторону фонтана. – Категория возмущения гранична пункту «ж», или?…

– Гранична, – угрюмо буркнул Семён. – Всем пунктам и буквам алфавита гранична, – и, отстранив от себя опешившего товарища, вышел под зелёную арку.

Уже под аркой Семён оглянулся: бравый оперативник, сложив ладони ковшиком, что-то торопливо бубнил в них. Семён расслышал лишь: «…повторяю, ситуация сверхкритическая… да, да, по всем пунктам, от „а“ до „я“!… да, будем брать. Жду подкрепления…»

От фонтана донеслось нестройное: «Бей чужих, спасай Разумных!»; товарищ в сером, забыв о Семёне, побежал к фонтану, придерживая слетающую с головы шляпу.

– Ходу, ходу отсюда, – заторопился Мар, – сейчас здесь весело будет. А у нас своих проблем хватает!

– Эт-точно, – угрюмо сказал Семён и, более не оборачиваясь, вышел из парка.

На близлежащих к парку улицах волнений не наблюдалось: жизнь шла своим чередом. Возможно, этому способствовало большое количество патрульных полиментов – люди в синий форме мелькали то там, то здесь; Семён шёл, поначалу шарахаясь от стражей порядка, но вскоре убедился, что в своём сером костюме он нынче стал вроде невидимки: его в упор не замечали. Ни полименты, ни прохожие.

Семён перестал нервничать и пошёл дальше уверенной походкой значительного человека: неторопливо, расправив плечи и сурово поглядывая на встречных. Словно всех их подозревал в чём-то нехорошем. Как минимум – в заговорах, диверсиях и тайных связях с чужими; встречные принялись ещё старательнее не замечать Семёна.

Улицы, – сплошь вымощены плиткой, с аккуратными деревцами вдоль чистых тротуаров, – всё равно оставляли впечатление какой-то неухоженности и безнадёжной провинциальности. Возможно, виной тому были дома: двух-трёхэтажные здания «купеческой» постройки, с распахнутыми ставнями окон, – они вызвали у Семёна неприятное ощущение, что он опять вернулся в свой родной город. В один из его старинных, никогда не реконструируемых районов.

Вдалеке, за крышами малоэтажек, виднелись более солидные здания: высотные, с зеркальными окнами-стенами, очень похожие на Нью-йоркские небоскрёбы. Видимо, там находилась деловая часть города.

Небоскрёбы сияли так, что при взгляде на них хотелось надеть тёмные очки. Или зажмуриться.

– Мар, – шепнул Семён, – ты в этом Мире был раньше, так что давай, выручай! Мне надо поскорее найти умельца, который смог бы отремонтировать браслет. А по этим улочкам можно бродить долго и безо всякого результата… Ты, помнится, говорил, что кто-то из твоих прежних хозяев обращался к некому мастеру по поводу изготовления спецоборудования. Можешь меня к тому умельцу доставить?

– Конечно, – отозвался Мар. – Хоть сейчас! Только жив ли он? Я-то у него лет двадцать тому назад был… Адресок в моём списке сохранился, так что можно попробовать.

Но сначала зайди-ка в любой подъезд или подворотню, а уже оттуда и перенесёмся куда надо. Не хочу на улице, у всех на виду… чёртовы полименты! Они хоть морды от тебя и воротят при встрече, а на самом деле краем глаза наблюдают, причём внимательно. Это не с проста… И, кстати, два шпика в серых костюмах следом за тобой идут! Улицы две-три тому назад к нам прицепились.

– Где они? – всполошился Семён и хотел было оглянуться.

– Тихо! Не оборачивайся! – быстро предупредил Мар, – не давай им повода сообразить, что ты слежку заметил… Вот подходящая подворотня, заходи, – Семён с беспечным видом свернул в сторону, за угол дома, и…

Вспышка темноты, и перед Семёном оказалась высокая дверь.

Дверь выглядела солидно – массивная, тяжёлая, чёрная; на уровне глаз к двери была привинчена никелированная табличка с выгравированной надписью: «Ломбард. Норти Бук и сын».

Семён огляделся: фирма Норти Бука находилась в деловой части города. Не в небоскрёбе, а в кирпичном доме, узком и высоком, кое-как втиснувшимся между двумя зеркальными гигантами, с тыльной стороны зданий: дверь ломбарда выходила в просторный двор, залитый асфальтом. Видимо, двор по необходимости использовали как служебную автостоянку: он был расчерчен белыми линиями вдоль и поперёк, с вписанными в ячейки номерами; сейчас двор был пуст.

Семён хотел было войти в ломбард, но Мар вовремя остановил его:

– Погоди, прикид сменить надо! Встречают-то по одёжке, ты мне сам когда-то говорил. Если зайдёшь в облике штатного сыскаря, кто ж тогда с тобой разговаривать станет! В таких заведениях полиментов не жалуют… Ты не смотри, что здесь «Ломбард» написано! На самом деле там…

– Дрова лежат, – закончил Семён фразу и расхохотался.

– Какие такие дрова? – насторожился медальон. – Не понял.

– Я тебе потом объясню, – пообещал Семён, быстро изменяя свой «прикид». – Ты мне напомни, ладно?

– Непременно, – сказал Мар. – Наверняка похабщина какая-нибудь! Эт-хорошо. Это я люблю. Кстати, а кем ты нынче вырядился? Что-то знакомое, но я не соображу…

Семён критически оглядел себя – вроде всё было нормально. Как и задумано.

– Я, Мар, нынче самим собой вырядился. Джинсы, спортивная майка и кроссовки. Я точно так же был одет, когда тебя нашёл. Только в тот день на мне рубашка была… Майка, она, знаешь, в данном случае уместнее будет: я такую на институтском субботнике у одного типа видел. Прикольно, правда?

– Правда, – согласился Мар. – Особенно надпись «Слава труду!» на груди. Это, я так понимаю, намёк на то, что воровать – тоже работа?

– В точку, – с серьёзным видом произнёс Семён и вошёл в ломбард.

Внутри ломбарда было прохладно, полуденная жара осталась за дверью, на улице. Впрочем, Семён от летнего пекла ничуть не страдал: маскировочный комбинезон прекрасно защищал своего владельца как от жары, так и от холода.

Вдоль стен ломбарда стояли застеклённые стеллажи с различными предметами на полках – наверное, выставленные на продажу вещи, вовремя не выкупленные их владельцами; Семён не стал задерживаться возле полок, а прямиком направился к длинному столу, перегородившему дальнюю часть зала.

За столом, на фоне двери с надписью «Служебный ход», подперев голову руками, сидел оценщик – человек неопределённого возраста, который мог быть как и самим Норти Буком, так и его постаревшим сыном. Сидел и смотрел на Семёна пустым взглядом.

– Здравствуйте! – бодро сказал Семён, подойдя к столу. – Я к вам по делу.

– Ломбард закрыт, – не меняя позы, скучным голосом сообщил безвозрастный оценщик. – На неопределённое время, по техническим причинам.

– Кому закрыт, а кому и нет, – Семён поискал взглядом стул, но ничего подходящего не нашёл, потому присел на стол. – Порекомендовали мне вас. Знакомый один посоветовал – он лет двадцать тому назад здесь кое-какое оборудование заказывал… Специальное.

– Мы не изготавливаем никакого оборудования, – тем же скучным голосом сказал оценщик. – И не изготавливали. Никогда. И ничего не ремонтируем.

– Так. Разговор становится унылым и беспредметным, – решил Мар. – Надо его оживить. Этот заторможенный – не Норти, хотя и похож… Семён, скажи юноше, что нам нужен его папашка. И пусть он передаст папику следующее: «Золотое ухо ещё не отыграно!» Должно подействовать, уверен.

– Уважаемый! – Семён закинул ногу на ногу и, демонстративно разглядывая кроссовку, продолжил:

– У меня дело к вашему отцу. Личное. Передайте ему, будьте так любезны, что золотое ухо ещё не отыграно. И пусть он подойдёт сюда немедленно! Не то я ваш клоповник сейчас вдребезги разнесу, – Семён повернулся к оценщику и широко улыбнулся в его невозмутимое лицо. – И заодно передайте, что к нему пришёл Искусник Симеон.

В рыбьем взгляде Бука-младшего что-то изменилось: то ли интерес появился, то ли уважение – Семён не разобрался. Но страха во взгляде не было.

– Минутку, – приёмщик легко поднялся, открыл дверь и скрылся за ней.

– Правильный подход, – заметил Мар, – верный. Оно, конечно, можно было и не представляться, но ничего… Главное, что подействовало. Насчёт уха: помнишь, я тебе рассказывал, как мы уши и носы у идолов отпиливали? Одно ухо хозяин себе оставил, на память о Песчаном Мире. Но недолго оно у нас было: мой хозяин, после заключения сделки на снаряжение, сел в картишки с мастером Норти перекинуться, да слишком много на грудь принял… А-а, вот и сам Норти! Лёгок на помине.

Человек, который вышел к Семёну, выглядел постарше приёмщика, но, в общем-то, сходство было несомненным. Особенно в сравнении с сыном: приёмщик вышел следом и встал у стены, сложив руки на груди.

Норти Бук был одет в пёструю рубаху-гавайку навыпуск, полотняные брюки и мягкие тапочки. По-домашнему одет. Просто.

– Приветствую вас! – дружелюбно сказал Бук-старший, протягивая Семёну руку через стол. – Очень, очень неожиданный визит! – рука у Норти была твёрдая, а пожатие крепким. – Извините моего оболтуса, молодой он ещё, неразумный… Серьёзного клиента от рядового посетителя не смог отличить, мальчишка! – преувеличенно гневно воскликнул Норти, грозя молодому оболтусу пальцем: Бук-младший слегка пожал плечами. Расстроенным он не выглядел.

– Прошу, – Норти указал на дверь служебного хода. – Давайте поднимемся в специальную комнату, там и поговорим.

– Давайте, – Семён перемахнул через стол и направился к двери.

– А ты, Рони, оставайся здесь, – распорядился Норти Бук, проходя мимо сына. – Кто бы ко мне не пришёл – меня нету. Всё ясно?

Рони молча кивнул. И проводил Семёна долгим-долгим взглядом. Оценивающим.

К сожалению, ни Семён, ни Мар этого взгляда не увидели.

Глава 9 Сделка в Ломбарде, Имевшая Много Последствий

За дверью оказалась подъездная лестница с широким сквозным пролётом: Семён на глазок оценил количество этажей, выходило не менее пяти. Что для рядового ломбарда было многовато.

Просторная комната на третьем этаже, куда Норти Бук привёл Семёна, мало походила на место деловых встреч, скорее её можно было назвать мастерской по ремонту чего угодно: здесь было множество станков, маленьких, аккуратных, расположенных на длинном как подиум столе. Большинство из механизмов были Семёну неизвестны, некоторые знакомы: сверлильный и точильный, например. В армии приходилось с такими работать.

Кроме стоявшего посреди комнаты стола-подиума, имелись и другие рабочие места, отгороженные ширмами друг от друга; окон в комнате не было, зато было множество ярких плафонов на потолке.

– Итак, – Норти прошёл к столу, отодвинул от него пару табуретов. – Присаживайтесь, Симеон, поговорим. Извините, что не в офисе на втором этаже, у меня там сегодня полный кавардак… уборку затеял, не ждал сегодня важных гостей. Вообще никого не ждал… Вы в курсе, что у нас случилось? В нашем городе.

– В курсе, – Семён не стал вдаваться в подробности, сел на табурет и привычно закинул ногу на ногу.

– Очень неудачно получилось, – вздохнул Норти, обводя печальным взглядом свою мастерскую. – Думаю, что пока не найдут того гада, который Умнику мозги прополоскал, заказов у меня не будет: все лягут на дно, чтобы не привлекать к себе внимания спецслужб. То есть на время перестанут воровать. Мда-а, есть свои недостатки и у техномагии… Убил бы мерзавца! Жаль, не знаю, кто это натворил.

– Кстати о техномагии, – гад-мерзавец Семён поспешно сменил тему разговора. – Я человек простой, по старинке работаю… Ну, там чары слова и жеста, комплексная магия наконец – это всё я понимаю. А что такое техномагия? Просветите неграмотного, будьте любезны.

– Техномагия, – Норти Бук назидательно поднял палец, – это, уважаемый Симеон, сплав высоких технологий и волшебства! Что само по себе даёт великолепные результаты, порой недоступные ни технике, ни магии по отдельности. Скажем, прыгалки чужих, которые могут летать в междумирье, куда никаким иным способом не попадёшь… Да, совсем забыл спросить у вас о Шарке, что золотое ухо у меня оставил – как его здоровье?

– Проверка, – шепнул Мар. – Не Шарк, а Марк. Марк-Красавчик из Речного Мира. Пятнадцать лет тому назад был отравлен Юзаром Неудачником, моим последним хозяином. Тем, которого в Хранилище застрелили.

– Должен сказать, что здоровье у Марка-Красавчика нынче не очень, – Семён твёрдо посмотрел в глаза Норти Бука. – Его Юзар Неудачник отравил. Пятнадцать лет тому назад. Если вас и здоровье Юзара интересует, то он тоже мёртв. Застрелили его… сравнительно недавно застрелили. А о вашей фирме и золотом ухе Марка я от Неудачника услышал. Выпивали вместе, то да сё…

– Понятно, – ничуть не удивился Норти: видимо, смерть Марка-Красавчика не была для него новостью. – Эх, годы, годы! Старею я. Вот и имена путать стал… Впрочем, вернёмся к делу. Вы, помнится, что-то хотели отремонтировать? Давайте, показывайте.

– Да, – Семён достал из кошеля браслет, найденный в мавзолее, и протянул его Норти.

– Сюда, пожалуйста, – поспешно сказал Норти, указав рукой в сторону, – у меня для таких работ есть специально оборудованное место. Вещица, должно быть, с секретом? Магическая? Тем более туда, – Норти поднялся и прошёл к одному из огороженных ширмами столу; Семён, прихватив с собой табурет, последовал за Буком-старшим.

За этим столом, по всей видимости, выполняли тонкую работу: к стене, над столешницей, была прикреплена отдельная мощная лампа; инструменты – всякие щипчики-молоточки-отвёрточки, аккуратно разложенные в ряд, – могли принадлежать как мастеру-часовщику, так и ювелиру; ещё на столе имелось большое увеличительное стекло на подвижной суставчатой ножке, с тяжёлой подставкой, и выключенная газовая горелка.

– Ну-с, давайте посмотрим вашу штуковину, – Норти вытащил из-под стола круглый стульчик, вроде тех, что ставят у пианино, сел за стол; Семён пристроился рядом на принесённом табурете.

Бук-старший взял у Семёна браслет, внимательно осмотрел его под лампой и положил бронзовую вещицу на стол. После чего, опустив пониже увеличительное стекло, принялся неторопливо рассматривать через него звенья браслета, одно за другим.

Семён тоже заглянул в стекло и оторопел: оно было непрозрачным. Вернее, непрозрачным для Семёна с его особым видением: внутри лупы часто пульсировал ядовито-оранжевый свет, от вспышек которого у парня сразу заболели глаза. В данном случае колдовское зрение лишь мешало, но выключить его Семён не мог: проще было не смотреть в стекло. Что Семён и сделал.

– Защёлка смята, – подвёл итог увиденному Норти, отодвигая в сторону увеличительное стекло. – А в целом вполне работоспособная магическая вещица… Хм, вы не подскажите, для чего она служит?

– Видите ли, – смутился Семён, – как раз именно об этом я и хотел спросить у вас. М-м… дело в том, что браслет достался мне… э-э…

– В наследство от бабушки, – подсказал Норти, опять наводя увеличительное стекло на браслет. – Или от покойной жены… или найден на улице… и так далее. Я всё прекрасно понимаю, Симеон, можете не продолжать. Собственно, я и занимаюсь скупкой и ремонтом вещей, найденных – хе-хе! – на улице… а также изготовлением специального инструмента для поиска таких уличных сувениров… Занятный браслет, – Норти Бук повернулся к Семёну. – Несомненно, древняя вещь. И ценная.

– Отремонтируете? – Семён выжидательно посмотрел на мастера Норти. – Как быстро? И сколько возьмёте за ремонт?

– Отремонтирую, – согласился Бук-старший, – почему бы и нет. Сегодня и отремонтирую. Сейчас. Но, должен предупредить, что конкретно с вас, Симеон, за такого рода починку я возьму в уплату не золото: денег у меня и так хватает!

– А что же тогда возьмёте? – озадачился Семён. – Заклинания? Особые, редкие?

– Редкостные, но не заклинания, – поправил Семёна мастер Норти. – С вас я возьму в уплату за ремонт какую-нибудь редкостную магическую вещь. Исправную. Если у вас есть, что мне предложить, тогда, думаю, мы договоримся.

– А почему с меня – и не золотом? – с подозрением спросил Семён. – Я вполне платежеспособен!

– Ничуть не сомневаюсь, – Норти подмигнул Семёну. – Дело в том, что я коллекционирую редкости. Старинные редкости. Волшебные. А у вас наверняка найдётся что-нибудь эдакое, чего у меня в коллекции нету. Какой-нибудь пустячок, безделица, но работоспособная. В наших кругах вы хорошо известны, Искусник Симеон! Не может быть, чтобы у взломщика такого уровня да не было бы с собой чего интересного… Ну так как, соглашаетесь?

– Надо подумать, – вздохнул Семён. – Волшебная, редкая, да ещё и работающая безделица, хм…

– А ты пушку ему отдай, – подал голос Мар. – На фиг нам тот пистоль нужен! Ещё убьёшь из него кого-нибудь ненароком, а после тебя всю жизнь совесть мучить будет, ты же не убийца какой, не наёмник. И без пистоля жили – не тужили, и дальше проживём… Браслет, поверь, важнее твоей громобойной волыны: сильная магия в нём! Я-то знаю, чувствую… Отдавай пистоль и пусть этот хренов коллекционер поскорее берётся за дело!

– Ладно, – неохотно сказал Семён. – Есть у меня одна пустяковина, которая вас несомненно заинтересует. Миротворец!

– Кто – миротворец? – опешил Норти Бук.

Семён не ответил: на коленях у него материализовался пистолет; Норти Бук, враз побледнев, отшатнулся, чуть не упав со своего круглого стульчика.

– Не пугайтесь, – Семён переломил ствол, вынул из него патрон и протянул оружие мастеру. – Вот моя цена. Если вас устроит.

Норти осторожно взял громоздкий пистолет, повертел его в руках, заглянул в дуло; собрал оружие и с задумчивым видом положил его на стол перед собой.

– А вот патрон я пока не отдам, – Семён достал из кошеля письмо Кардинала и, завернув тяжёлый цилиндрик в послание, спрятал пакетик в кошель. – Но вручу его вам сразу после ремонта браслета! Пистолет не простой: во-первых, он принадлежал механическому стражнику в одном из тайных Хранилищ древних магов… Слышали о новом Мире, возникшем из ниоткуда? Там оно и было, это Хранилище. Во-вторых, патрон – многоразовый… нет, не так – вечноразовый… э-э… ну, вы поняли. То есть можно стрелять сколько угодно, хоть до тех пор, пока пистолет в руках не расплавится. Не перезаряжая стрелять!

– Беру, – решил Норти, выдвигая из стола ящик и пряча в него пистолет. – Ещё как беру! Это будет гвоздём моей коллекции. Ну-с, господин Симеон, а теперь – за дело! – с этими словами Норти Бук зажёг газовую горелку и принялся сосредоточенно перебирать инструменты, полностью уйдя в это дело. Даже о Семёне забыл.

– Так я, может, пойду, прогуляюсь? – предложил Семён, вставая с табурета. – Что мне здесь сидеть… Когда за браслетом подойти?

– Часа через два пожалуй, – рассеянно ответил мастер, – или через три… Ближе к вечеру.

– Договорились, – Семён направился было к двери, но потом передумал идти лестницей. Да и то, чего ноги зря бить!

– Мар, запомни это место, потом прямиком сюда меня и доставишь, – негромко приказал Семён. – А сейчас давай-ка в центр! Хочется мне по городу погулять, вроде туриста. Заодно и магазин с часиками поищу.

– Дались тебе эти часы, – с насмешкой сказал медальон. – Что, ностальгия по своему Миру гложет?

– Не очень, – признался Семён. – Но малёхо есть. Чуть-чуть. Поехали!

И они поехали.

Центральная часть города произвела на Семёна неизгладимое впечатление. И не только зеркальными небоскрёбами, не только широкими проспектами и самодвижущимися дорожками-тротуарами: в центре города, – там, где обычно располагается площадь с мэрией, или каким другим зданием городского управления, – было море. Вернее, аккуратно вырезанный из морской стихии квадратный участок, размером с приличный стадион; над неспокойной водной гладью реяли чайки, таская из волн рыбу.

Посреди морского квадрата находился островок, на котором стояла узкая чёрная пирамида; местная достопримечательность, конечно, не дотягивала до известной Семёну пирамиды Хеопса, но тоже внушала уважение.

Чёрный обелиск был обжит: на выступах виднелись гнёзда чаек, а основание пирамиды и сам остров белели птичьим помётом.

Зачем и для чего посреди города-мегалополиса неведомые умельцы разместили столь удивительную конструкцию, было непонятно, но спрашивать у прохожих Семён не решился: кто его знает, как они отреагируют! Может быть, назначение этого обелиска для них настолько самоочевидно и ясно, что вопрос Семёна по поводу пирамиды будет равнозначен вопросу: «А что это у вас такое в небе, круглое и яркое?» Выглядеть дураком и провинциалом Семёну не хотелось.

Полюбовавшись на морской пейзаж, на горланящих чаек, и убедившись, что пирамиду вместе с кусочком моря прикрывают магические стены – полупрозрачный куб высотой с небоскрёб – Семён пошёл дальше. Искать магазин с часами.

В первом попавшемся магазинчике, торговавшем некими ладуридами– так было написано на вывеске – Семёну любезно пояснили, что магазин машинок времени находится рядом, и вообще все магазинчики для туристов располагаются здесь, на Площади Разумника, и если уважаемый господин турист желает приобрести свежего, недавно отпочковавшегося ладурида, то они готовы немедленно предоставить его за наличный расчёт. С правом первого ритуального укуса знакомства прямо здесь, на месте. Под присмотром специалиста.

Мар никак не прокомментировал поступившее предложение и Семён, сославшись на то, что ладуридов, как и сепулек, у него дома целых два шкафа и восемь аквариумов, вышел из магазина; оглянувшись, Семён обнаружил, что весь персонал магазинчика прилип изнутри к витрине, провожая его долгими завистливыми взглядами.

Расправив плечи, владелец двух шкафов и восьми аквариумов гордо прошествовал вдоль открытых дверей других магазинов и обнаружил наконец-то лавку по продаже машинок времени. Ту самую, рекламу которой недавно видел на экране. Вчера.

Толстый усатый-носатый продавец, в белом просторном костюме и белой же кепке-аэродроме на лысой голове, поначалу ни в какую не хотел сбрасывать цену на драконьи часы, ссылаясь на то, что при их добывании и доставке погибло пять агентов, съеденных дикими аборигенами дикого Мира. Где была произведена данная машинка времени.

Семён торговался долго и упорно: он даже несколько раз порывался уйти из лавки, но хозяин немедленно хватал его за руку и тут же сбрасывал по десять золотых с цены и по одному агенту из списка погибших; наконец количество съеденных агентов упало до одного, – да и тот, как оказалось, в конце концов выздоровел, – а стоимость машинки времени снизилась до пятидесяти золотых. На чём Семён вместе с хозяином лавки и остановились.

Семён завёл часы, полюбовался на скачущую секундную стрелку, послушал тиканье, проверил будильник и, довольный, застегнул на руке кожаный ремешок машинки времени.

– С обновкой тебя, дорогой! – воодушевлено сказал толстый продавец, сгребая золото с прилавка, – не забудь покупку обмыть, чтобы работало хорошо. Вино, шашлык-машлык, эх, хорошо будет!

– Обязательно, – заверил продавца Семён. – А сколько сейчас времени по местному? – он глянул сквозь стекло витрины. – Судя по тени от обелиска, часов пять вечера… Какие, однако, у вас знатные солнечные часы на площади отгрохали! Это что, специально для туристов сделали, да?

– Ох, дорогой, – расстроено сказал хозяин лавки, ссыпая монеты в ящик кассы, – зачем так нехорошо говоришь? Какой такой обелиск-шмобелиск? Не знаю такого. Это городской Разумник, что же ещё!

– Да? – Семён ещё раз глянул на пирамиду. – Я, уважаемый, никогда раньше Разумников не видел. А зачем он… вернее, что он такое?

– Э, совсем тёмный человек, – с огорчением поцокал языком продавец. – Откуда прибыл такой? Посол из окраинного Мира, да? У меня послы обычно машинки покупают… Плохой ты посол, глупый – Разумника не знаешь!

– Я не посол, – Семён постучал себя в грудь кулаком. В надпись «Слава труду». – Руссо туристо я! Из настолько далёкого Мира, что о нём здесь никто и слыхом не слыхивал. И вряд ли услышит.

– А-а, – успокоился продавец. – Тогда понятно. Тебе, дорогой, невероятно повезло, что ты ко мне зашёл. Я всё знаю! И меня все знают. Хоть кого спроси: кто такой Гогидондорг-Седьмой из Мандаринового Мира – Гоги-Мандарин, для друзей, – что машинками времени торгует? Каждый ответит: уважаемый человек Гоги! Порядочный. Не жульничает, не ворует, не сквернословит когда трезвый… Без меня ни одна компания не обходится! Я и тосты знаю, – воодушевился Гоги, – хорошие тосты, мудрые. Садись, дорогой, я сейчас тебе всё про Разумника скажу, – Гоги-Мандарин достал из-под прилавка запечатанную амфору, два глиняных стакана и тарелку с тонко нарезанным вяленым мясом. – Для друзей держу, – пояснил Гоги. – И для хороших людей.

– Мне, в общем-то, пора, – засомневался Семён, – дела у меня…

– Про Разумника знать хочешь? – Гоги раскупорил амфору, в комнате сразу запахло чем-то душистым. – Машинку обмыть надо? Садись, дорогой. Час туда-сюда – не время. А я тебе умное расскажу, – и разлил по стаканам.

…Разумник был живым кристаллом, придуманным учёными Мастерского Мира в незапамятные времена; так как жить и расти такой кристалл мог только лишь в морской среде, то специально для этого в центре каждого крупного города было выделено место, где умельцы из департамента всеобщего управления и выкладывали морские фрагменты. То ли искусственно их создавали, то ли вырезали из какого настоящего моря – кто их знает! Поди, морей-океанов в Мирах много…

Пирамиды, названные «Разумниками», координировали всю жизнь опекаемых ими городов: начиная от канализационных систем и заканчивая погодой; как понял Семён, эти кристаллы, наглухо защищённые магическими стенами от возможных террористических актов, были по сути магическими аналогами какого-нибудь земного супер-пупер-мощного компьютера народно-хозяйственного предназначения. Один из которых аналогов он, Семён, мимоходом превратил в тихого идиота.

Так что теперь город через несколько дней захлебнётся в своих нечистотах, также разладится транспортная связь, одновременно лопнут все банки и, возможно, случится неплановая гроза – Гоги не скупился на катастрофические предположения. Впрочем, как сказал Гоги-Мандарин, не всё ещё потеряно: или город вскоре подключат к аварийному Разумнику, или…

Говорят, что спецслужбы усиленно ищут колдуна-чернокнижника, который наложил ужасное проклятье на городской кристалл, – настолько ужасное, что никто из местных магов-умельцев ничего не может с тем проклятьем поделать, какое-то больно древнее колдовство оказалось, из первобытных, из стихийных… – и, как только обнаружат того колдуна, ему сразу отрубят голову, после чего Разумник вновь оживёт (при этих словах Семён чуть вином не захлебнулся). Мол, приходил уже кое-кто в лавку, спрашивал, не видел ли он, Гоги, кого подозрительного на площади…

Семёну выглядеть подозрительным не хотелось, потому он перестал расспрашивать Гоги-Мандарина о Разумнике и переключился на ладуридов, очень ему интересно было узнать, что оно такое: однако Гоги наотрез отказался говорить на столь щекотливую тему, сославшись на то, что баловать себя укусами наркотического червя – дело сугубо личное и никакого отношения к нему, Гоги, не имеет. Он не ладурист и точка! Он предпочитает хорошее вино.

…Через два часа Семён вышел из лавки, замороченный и несколько разомлевший: Гоги оказался утомительно словоохотлив, а вино вкусным и некрепким. Сухим.

Солнце уже спряталось за небоскрёбами, в небе проступили первые звёзды; в магазинчиках включили рекламное освещение и теперь вся площадь была окружена разноцветными огнями.

Море штормило: волны беззвучно накатывались на магические стены и исчезали в них; куда-то подевались все чайки, лишь одна крупная птица всё вычерчивала и вычерчивала круги над кристаллом Разумника.

– Типа гордый буревестник над могильным реет камнем, – вяло пошутил Семён, окинув напоследок сонным взглядом птицу и чёрную пирамиду в центре Площади Разумника. – Мар, давай к Норти Буку двигаться! Берём браслет и сваливаем куда-нибудь подальше. Пока спецслужбисты мне голову не отрубили в целях восстановления деятельности обелиска-шмобелиска, – и зевнул. – Только ты не прямиком в мастерскую, а сначала в туалет… должен в ломбарде быть туалет, как ты думаешь? Сухое вино, оно как пиво – тоже на организм давит!

– Найду, – пообещал медальон. – Это не проблема.

Туалет располагался на втором этаже, рядом с дверью в офис Норти Бука – Семён обнаружил это, выйдя из кабинки на лестничную площадку ломбарда.

Старательно отряхнув вымытые руки, Семён хотел было направиться к лестнице, чтобы подняться на третий этаж, но остановился, прислушиваясь: внизу, на первом этаже, разговаривали. Громко разговаривали, уверенно. Не таясь.

Акустика в подъезде была никудышней, потому многих слов Семён не разобрал; говорили двое – Бук-младший и кто-то с командирскими нотками в голосе. Речь шла о воре-Симеоне.

Семён осторожно подошёл к перилам, заглянул в лестничный пролёт: в проёме двери служебного хода был виден Рони, со спины, и беседующий с ним через стол приёмки некто в казённом костюме, лица которого Семён не разглядел, мешала низко надвинутая на лоб шляпа.

– …есть подозрение, что именно он зачаровал Разумника. Дом под наблюдением, все выходы надёжно блокированы и потому выбраться изнутри незаметно Симеон никак не сможет, – уверенно говорил некто в костюме и шляпе. – Даже если у него транспортные заклинания имеются: в вашем гадюшнике они сейчас действуют только в одну сторону. В нужную нам… Так что мышеловка сработает, уж как пить дать! А теперь приступай к своей работе и, как только увидишь вора-Симеона, дай знак. На кнопку нажми, не забудь! Забудешь – прибью. Лично.

– Я могу надеяться на то, что тот случай с подложным векселем… ну, вы помните, вы же сами меня допрашивали… что следствие по тому делу будет прекращено? – заискивающе спросил Бук-младший, подобострастно заглядывая под шляпу собеседнику. – В знак моей лояльности. В качестве награды за сообщение.

– Посмотрим, – многозначительно сказал гражданин в шляпе. – Может быть, – и, снисходительно потрепав Рони по щеке, удалился; Бук-младший тяжело вздохнул, сел на стул, и, обхватив голову руками, замер. Словно окаменел.

– Заложил, скотина, – от ярости у Мара сел голос. – Стукач! С-сволочь поганая… – дальше медальон начал выдавать такие матерные конструкции, которые привели бы в замешательство и бывалых портовых грузчиков; правда, Семён не понимал и половины из сказанного – Мар щедро использовал ругательства, позаимствованные им из других Миров, ругательства, которые ничего Семёну не говорили.

Не обращая внимания на вопли Мара, Семён на цыпочках поднялся на третий этаж: надо было сначала забрать браслет, а уж после думать, как отсюда удирать.

В мастерской было спокойно: Норти-старший сидел в стороне от ювелирного стола, с интересом разглядывая пистолет и что-то немелодично насвистывая себе под нос; горелка была выключена, инструменты разложены по местам; отремонтированный браслет лежал там же, на столе, на бумажной салфетке.

Осторожно прикрыв за собой дверь, Семён быстрым шагом направился к столу.

– Норти, я очень тороплюсь, – вполголоса произнёс Семён, прилаживая браслет рядом с часами, – ваш сын заложил меня полиментам. Дом окружён, транспортные заклинания блокированы. Вот такие, блин, дела, – защёлка встала на место и браслет надёжно обхватил Семёну руку.

– Что? – Норти Бук непонимающе уставился на Семёна. – Рони?

– Да, – Семён вынул из кошеля патрон, завёрнутый в кардинальское письмо. – Возьмите, – парень развернул бумагу, протянул мастеру боеприпас. – Как договаривались.

– Рони… заложил? – Норти взял патрон и растерянно посмотрел на Семёна. – Но почему?

– Проблемы с подложным векселем, – Семёну было не до подробных объяснений. – Мар, проверь дом! Можем ли мы отсюда удрать с транспортным заклинанием? Очень уж пробиваться с боем не хочется…

– Именно этим я как раз и занимаюсь последние несколько минут, – прервав поток ругани, неожиданно спокойно ответил медальон. – Глухо, Семён, глухо… Нет, какие-то лазейки есть, блокированы лишь общедоступные транспортные коды… все полностью блокированы! Но пока я разберусь с теми лазейками, пока подберу нужное заклинание, нас могут и повязать. Так что продержись как можно дольше, авось справлюсь… Да, кстати, – смотри, не вздумай выходить на улицу! Там нас таким колпаком могут накрыть, что вообще никаких шансов не останется. А здесь им дом мешает. Понятно?

– Понятно, – Семён обернулся, услышав характерный щелчок: Норти Бук, вставив патрон в ствол, собрал оружие. И с очень мрачным выражением на лице двинулся к выходу из мастерской.

– Эй, эй! – всполошился Семён, – вы куда? Вот не надо в Тараса Бульбу играть, пистолет-то настоящий! Убьёте ведь дурака!

Норти Бук, глянув на Семёна, оскалился в жёсткой улыбке:

– С Рони я отдельно разберусь, по-отцовски. А пистолет… У меня в офисе гомункулус один в ванне лежит… заказной, вчера должны были забрать. Слишком много чего знает! Лишнего. – Норти скрылся за дверью.

– Ишь ты, они тут, оказывается, ещё и хаммунскулов изготавливают, – удивился Мар. – До чего разносторонний человек этот Норти Бук! Гений. Ежели не упекут его пожизненно в Исправительный Мир, то можно будет в случае чего снова к нему обратиться. Скажем, если нам самим хаммунскул потребуется. Иногда, Семён, весьма полезно иметь двойника… или раба-смертника. Вот, помню, был случай…

– Выход ищи! – рявкнул Семён, – не отвлекайся!

Мар не ответил, не успел: внизу, под полом, раздался частый грохот выстрелов и протяжный звериный рёв. Чуть погодя с лестницы донеслись громкие крики и топот сапог; внизу что-то громко ухнуло и пол под ногами Семёна вздрогнул.

– Тьфу ты, – в сердцах сплюнул Семён, – не успел ты, Мар!

– Сейчас-сейчас, – суетливо ответил медальон, – секундочку…

Но у Мара не осталось и секундочки.

Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы Семён успел всё осмыслить и принять какое-либо обдуманное решение: в дверь хлынули бойцы-полименты, в натянутых на лица синих шапочках-масках и синих же комбинезонах; на Семёна немедленно уставилось с десяток ярко светящихся трубочек-лучемётов; из-за спин бойцов, с лестницы, кто-то кричал далёким гулким голосом:

– Живьём вора брать! Живьём! Не стрелять!

– Руки вверх, падаль, не шевелиться! – не слушая криков за спиной, истошно проорал Семёну один из бойцов, – сожжём, пля!

– Рви кардинальское письмо! – не менее истошно завопил Мар. – Письмо! Оно у тебя в руке! Там особое транспортное заклинание! Рви!!! Я ставлю защиту!

Семён резко порвал письмо напополам; в тот же миг бойцы открыли огонь: ослепительно яркие лучи ударили Семёну в лицо и грудь. Почти ударили.

Семён прищурил глаза: лучи упёрлись в поставленную Маром защиту, в зеркальную стенку, отгородившую бойцов от Семёна. Часть лучей отразились куда попало, часть, хоть и потускнев, но пробили защиту и… застыли, не достав до цели. Очень странно было видеть обрезанные пучки света у своего носа и груди; от лучей веяло таким нестерпимым жаром, что Семён невольно сделал шаг в сторону, потирая левую руку – браслет ни с того, ни с сего ощутимо нагрелся. Наверное, близко к огненному выстрелу оказался.

Бойцы не шевелились, лучи не удлинялись; в комнате стало тихо-тихо, как в склепе; обрывки порванного Семёном письма зависли в воздухе словно в невесомости.

Время остановилось.

– Что такое? – Семён поднёс медальон к лицу. – Мар, ты что сделал?! – Медальон не ответил.

– Да ничего особого он и не делал, – Семён обернулся на голос. – Это я время остановил. На некоторое время, ха-ха! Ничего каламбур получился, правда?

В кресле, больше похожем на трон, в проходе между ширмами и длинным столом, сидел Слимп. Собственной персоной.

Слимп ничуть не изменился с того момента, когда Семён видел его в последний раз: плечистый, коротко стриженный, бородатый, в сером спортивном костюме и кроссовках; Слимп – древняя магия, реализованная и упорядоченная волей Семёна; Слимп – владыка своих собственных магических Миров, не пересекающихся с реальностью.

Слимп – самодельный бог с неограниченными возможностями.

Существо, которое могло всё, но которое не желало во что-либо вмешиваться. Ни в коем случае.

– Очень своевременно, – от растерянности Семён даже не поздоровался. – Тут такое творится! Спасибо за помощь, большое спасибо!

– Не за что, – Слимп встал из кресла, шагнул навстречу Семёну, протянул руку:

– Ну, здравствуй, Семён Владимирович. Давненько не виделись!

– Да уж, – Семён крепко пожал протянутую руку, оглянулся на замерших полиментов. – А они того… не оживут случаем?

– Пока нет, – Слимп с улыбкой глянул на Семёна. – Ты, как я вижу, всё в путешествиях, в приключениях… Интересная у тебя жизнь! Яркая. Даже завидно немного! Впрочем, каждому – своё. – Бородач движением брови создал напротив своего кресла точно такой же мягкий трон и приглашающе повёл рукой:

– Присаживайся. Надо поговорить – спокойно и не торопясь.

– До разговоров ли сейчас, – недоумённо покачал головой Семён, усаживаясь на свой трон. – Тут разборка идёт в полный рост, пальба во всю, и вдруг какие-то спокойные деловые разговоры! Я, ей-ей, попросту ошарашен…

– Не волнуйся, никуда от тебя та разборка не денется, – заверил Семёна бородатый Слимп. – Вернее, сразу денется, как только время вновь пойдёт: ты же для этого письмо Кардинала порвал?… Кофе хочешь? – между тронами возник столик с чашками и кофейником.

– Какой там кофе, – раздражённо махнул рукой Семён. – Водки бы сейчас, грамм сто! Чтобы нервы успокоить.

– Можно, хотя и не советую, – согласно кивнул Слимп, – тебе ещё с Кардиналом беседовать, – однако на столике дополнительно возникла пара наполненных до половины хрустальных стаканов и тарелочка с бутербродами. Стаканы были запотевшие, а бутерброды – с маслом и чёрной икрой: нормальная выпивка с нормальной закуской. То, что надо.

– Другое дело, – повеселел Семён. – Сейчас, только спрошу у Мара, как он себя чувствует после передряги и… Мар, ты как? – но медальон продолжал молчать.

– Можешь не спрашивать, – усмехнулся Слимп, – я его усыпил. Не хочу, чтобы он в наш разговор вмешивался! Больно он языкастый, твой Мар, отвлекать не по делу будет. Ты после ему расскажешь всё, что посчитаешь нужным. Ну, Семён-Симеон, будь здоров! – бородач поднял стакан, подождал, пока Семён возьмёт свой. – Удачи тебе, вор с прикрытием! – и чокнулся с Семёном по всем правилам: размашисто, но аккуратно. После чего одним глотком выпил водку.

Семён на секунду задержался, оглянулся на бойцов-полиментов – те так и продолжали бесполезно жечь воздух лучами, застыв в напряжённых позах, – и, неожиданно придя в отличное расположение духа, махом опорожнил стакан.

Водка была хорошей. Мягкой, холодной.

Семён взял бутерброд и с удовольствие принялся есть; Слимп закусывать выпитое не стал, откинулся на спинку трона, сложил руки на груди и, хитро прищурясь, сказал:

– У вас с Кардиналом схожие вкусы. Тому тоже водка понравилась. С икрой.

– М-м-м? – удивлённо промычал Семён, быстро глотая непрожёванный кусок, – это как? Вы что, и с Кардиналом буха… выпивали?!

– Было дело, – Слимп пригладил бороду. – Вот точно также, как с тобой, сидели. Я ведь принципиально не вмешиваюсь в чужую жизнь, ты же знаешь… я вообще ни во что не вмешиваюсь! Потому что все последствия такого вмешательства просчитать не могу, особенно отрицательные… да никто, пожалуй, не сможет. Но лезть в мою жизнь я тоже никому не позволю! Вот и пришлось отложить свои дела для встречи с Кардиналом – а то эти его слимперы-камикадзе с их поисковым ритуалом меня уже достали: только и делали, что лезли и лезли ко мне через свои переходные столбы, днём и ночью, круглые сутки. Не поверишь – порой до ста человек сразу заявлялось, и все из разных Имперских Миров! Даже из закрытых. Причём сплошь одни фанатики… Лишь только узнавали, кто я такой, так сразу начинали хором требовать выдачи им Слимпа, то есть меня, в их единоличное пожизненное использование! Мол, имеют право, у них религия такая… Хамство какое-то, а не религия! А для выяснения, кому конкретно из прибывших он, то есть я, достанется, тут же устраивали кровавую резню. Бои на выживание.

У меня, понимаешь, важные дела, свою вселенную обустраиваю, миры налаживаю, а тут нате вам – ненужный отвлекающий фактор… ещё и резня эта, – Слимп от волнения, забывшись, вновь чудесным способом наполнил стаканы водкой. До краёв.

Семён, умиляясь, смотрел на созданного им бога: тот всё более и более становился похожим на человека. Вон и водку стаканом… И проблемы у него появились. Всё как у всех. Как у людей.

Слимп посмотрел на стаканы, понял, что погорячился и уменьшил порции втрое; чокнулись, выпили, закусили бутербродами.

– Короче, я встретился с Кардиналом и объяснил ему, что я, как магия, имеющая свободу воли, категорически требую прекратить посягательства на мою личную жизнь, – Слимп отряхнул крошки с бороды. – А то ведь могу и поступиться своими принципами! Уничтожу всех слимперов разом, долго ли… Впрочем, я не только к Кардиналу явился, я ко всем его единоверцам сразу пришёл и со всеми поговорил. Одновременно. – Слимп расхохотался. – Видел бы ты их физиономии! Представь себе: двадцать недоумков вокруг пентаграммы своему Горгу молятся, ритуал совершают… уже и переходной столб вызвали, прыгать в него готовятся, а тут я, здрасьте вам! Я – в количестве двадцати штук, и с каждым по отдельности беседую. Мда-а, – Слимп помрачнел. – Не все, конечно, поверили, некоторые так и продолжили с пентаграммами озоровать… но я для таких особое место создал. Очень особое. Помнишь, ты когда-то в детстве Данте читал? Про ад? Конечно, ничего в книге по малолетству не понял, но всё же! – Слимп в ожидании глянул на Семёна: тот с трудом припомнил какие-то разрозненные обрывки текста и согласно махнул бутербродом. Мол, было дело. Читал.

– Интересная книга! – сказал бородач. – Я её в твоей памяти нашёл… в памяти всё сохраняется, даже если ты уверен, что напрочь позабыл это «всё»… после чего воплотил, так сказать, авторский замысел в жизнь. И принялся тех неверящих по прибытии ко мне прямиком в Дантов ад отправлять, на денёк-другой. А потом обратно высылать, в тот Мир, откуда они заявились. Если, конечно, живые оставались… Знаешь, подействовало! Перестали лезть. Как бабка отшептала, – Слимп невесело усмехнулся. – Понимаю, что жестоко, но зато действенно. К чужим, кстати, тоже заглянул, в их сверхзакрытый Икс-Мир – куда посторонним, в отличии от других освоенных чужими Миров, хода нет – побеседовал с главным альфой-бетой. На предмет того, чтобы Слимп не искали: ни с Кардиналом, ни сами по себе… Провёл его, альфу-бету, по своим Мирам, в особое место тоже сводил.

Мне главный альфа с испугу даже расписку выдал, с глазу на глаз, что его народ никогда больше Слимп искать не будет. И подписался своим тайным непроизносимым именем «Мбзяб». Действительно, непроизносимое… У них, у чужих, дело быстро делается – тут же свою поисковую программу свернули. На следующий день.

– О! – изумился Семён. – А где этот Икс-Мир находится? Вот бы туда слетать, посмотреть на житьё-бытьё чужих, – будь Семён трезвым, он никогда не задал бы такого вопроса. Больно нужны были ему те альфы-беты с их прыгалками! Но трезвым Семён не был.

– Да запросто! – Слимп перегнулся через столик и коснулся Мара пальцем. – Я тебе в медальон прямой адресок вложил, слетаешь при случае. Между прочим, там кроме чужих и людей хватает – всякий наёмный сброд с кастрированными душами… Гнусный Мир, честное слово! Страшненький. Впрочем, сам увидишь, если захочешь. Ну, ладно, – бородач покосился на стаканы, те мигом пропали. – Хорошего понемногу, иначе получится заурядная пьянка, а это мне вовсе не нужно. Не затем я к тебе пришёл. – Семён с некоторым сожалением посмотрел на опустевший столик, но возражать не стал.

– Я, Семён, вот по какому делу тебя от твоих приключений оторвал, – Слимп на секунду умолк, выдерживая многозначительную паузу. – Подарок я тебе решил сделать. Особый!

– Мне? В честь чего? – искренне удивился Семён. – День рождения у меня ещё не скоро!

– В честь моего дня рождения, – сделав ударение на «моего», пояснил бородач. – Видишь ли, я чувствую себя крайне обязанным тебе за своё появление. Настолько обязанным, что эта мысль, похоже, становится у меня навязчивой идеей. А бороться с навязчивыми идеями можно только одним путём – реализовав их. – Слимп неторопливо разлил кофе по чашкам. – Рекомендую! Замечательный напиток, из лучших сортов. Не растворимая бурда, – и пригубил кофе, лукаво поглядывая на Семёна; Семён сидел открыв рот и смотрел на бородача. Как тот пьёт напиток из лучших сортов.

– Короче, я готов выполнить одно твоё желание, – насладившись эффектом, сказал Слимп. – Любое. Но с одним условием – оно никак не должно быть обращено против меня лично или как-то затрагивать мои интересы! И не содержать в себе парадоксов, вроде: «Хочу, чтобы было выполнено сто моих желаний!», и тому подобное… А так – всё, что угодно и когда угодно. Просто скажешь вслух: «Слимп! Я хочу то-то и то-то!» – и желание будет немедленно выполнено. Вот тогда, я абсолютно уверен, у меня наконец пройдёт это утомительное чувство вины перед тобой.

Семён закрыл рот и минуту молчал, обдумывая услышанное: такое трудно было осознать сразу, больно уж неожиданным оказался дар. Неожиданным и глобальным. С невероятными возможностями.

– Если ты ищешь в моих словах подвох, то подвоха нет, – Слимп поставил на стол пустую чашку. – Никакого. И, считай, что это я делаю в первую очередь не для тебя, а для себя. В целях снятия родовой психической травмы, – и улыбнулся. Грустно улыбнулся.

– Ладно, – бородач хлопнул себя по коленям, – пора и честь знать. Ты как тут, сам управишься или помочь? Загадывай желание и… – Слимп потёр ладони. – Будешь загадывать?

– Конечно же нет, – встрепенулся Семён. – Ха, одно-единственное желание и на дребедень потратить! Нет, разумеется. Сам как-нибудь выкручусь. Тем более, что письмо уже порвано и транспортное заклинание задействовано. Управлюсь, не беспокойтесь!

– Правильно, – одобрил Слимп. – Такими возможностями зря не разбрасываются… И скажи-ка мне напоследок: что это за странные звуки от тебя постоянно доносятся? Цокот какой-то… У меня слух хороший! Ты что, сверчка с собой носишь? Зачем?

– А, вы про тиканье? – Семён протянул Слимпу левую руку. – Забавно: время стоит, а они идут… Часы это, специальная машинка для контроля времени! Да вы помнить должны, у вас же копия моей памяти имеется… Вон, про ад и про водку с паюсной икрой не забыли ведь! Применяете знания на практике.

– Действительно часы, – убедился Слимп. – А идут они потому, что на руке у тебя. В поле действующего времени… И браслет удачи заодно, подумать только! То-то я ни с того, ни с сего решил именно сейчас с тобой встретиться… Резко. Вдруг.

– Браслет удачи? – Семён с интересом уставился на свою руку. – Вон оно для чего эта штуковина сделана… Это же здорово!

– Насчёт браслета ты не слишком обольщайся, – нахмурясь, предупредил Семёна бородач. – Вещица чиненая, потому работать как положено не будет. Только в экстремальных ситуациях! В смертельно опасных. Слушай, а, может, загадаешь себе новый? Я мигом сделаю!

– А меня и такой вполне устраивает, – заверил собеседника Семён. – Какой есть.

– Ну, тогда я удаляюсь, – Слимп встал, поднялся и Семён; тронные кресла вместе с кофейным столиком исчезли.

– Ты с линии огня в сторонку-то отойди, – заботливо посоветовал Слимп, кивнув на стреляющих полиментов, – чтобы не зацепили ненароком: когда я уйду, время пойдёт снова. А кардинальское заклинание лишь через секунду сработает.

Семён отступил в проём между ширмами и прижался спиной к стене.

– Бывай, Семён, – Слимп пожал на прощанье руку и Семён неожиданно почувствовал себя абсолютно трезвым. – Это чтобы ты с Кардиналом нормально разговаривал, – пояснил Слимп. – Учти, он пьяных терпеть не может! И вообще спиртное не употребляет. Никогда.

– Так он же с вами водку пил, – изумился Семён. – Вы ж мне сами говорили!

– Я – случай особый, – усмехнулся Слимп и растворился в воздухе.

Глава 10 Слимпер-Лидер И Молодой Помощник

Семён предполагал, что особое транспортное заклинание перенесёт его прямиком в императорский дворец, в кабинет Кардинала, где тот день и ночь мается в ожидании встречи с ним, с Семёном. Или не мается, а подписывает важные документы, приказы и указы, но всё равно – ждёт с нетерпением.

Однако Кардинал Семёна не ждал.

И место, в котором оказался Семён, не было дворцом.

Скорее всего дом напоминал ухоженную дачу: на первом этаже располагались большая меблированная гостевая комната, ванна, туалет и кухня, на втором – рабочий кабинет и спальня.

Семён первым делом осмотрел все комнаты в поисках Кардинала, но никого в них не нашёл. Вообще никого. Зато обнаружил, что кровать в спальне застлана всем свежим; что идеально белый унитаз заклеен сверху прозрачной плёнкой с надписью «Стерильно»; что на кухне в холодильном шкафу есть богатый запас различных продуктов, а всю его нижнюю полку занимает штабель консервов.

Семён поначалу оторопел, увидев шкаф, уж слишком тот был похож на привычные, виденные не раз холодильники в родном мире Семёна, – но быстро убедился, что к земным морозильникам шкаф никакого отношения не имел: местный холодильник ни к чему не был подключён. Морозил сам по себе.

К железной дверце шкафа магнитом была прикреплена записка, которую Семён снял и прочитал вслух:

– «Симеон! Дом в твоём распоряжении. Когда будешь готов, сообщи мне: я прибуду немедленно. Устройство связи в кабинете, на втором этаже. Подпись: Кардинал, дубль первый.» Опять, блин, дубль! Хотя и первый… А где же сам Кардинал? Что он мне всё своих замов подсовывает, а? Ишь, какой занятой, – Семён смял записку, бросил её на пол и подошёл к окну.

За окном был то ли поздний вечер, то ли ранее утро: в небе разгоралась алая заря, верхушки обступивших дом берёз отсвечивали розовым; вдалеке небо затянули угрюмые тучи, внутри которых изредка посверкивало – далёкий запоздалый гром ударил в стекло.

Семён открыл окно и с удовольствие втянул в себя сырой предгрозовой запах: воздух был тёплым, прогретым. Значит, в этом Мире всё же наступал вечер.

– Ну, раз дом в моём распоряжении, – уверенно сказал Семён, направляясь к шкафу с продуктами, – тогда ужинать и спать. А с утра позвоню Кардиналу… Эх, зря Слимп меня трезвил, всё одно сам проспался бы! – Достав из холодильника колбасу, сыр и несколько банок консервов, Семён принялся готовить себе нехитрый ужин; хлеб тоже нашёлся – он почему-то лежал в холодильнике, плотно завёрнутый в целлофан. Наверное, чтобы подольше не черствел.

Семён открыл банки консервным ножом, найденным в ящике кухонного стола, и с аппетитом принялся ужинать. И, лишь закончив есть, Семён вспомнил, что за всё это время Мар ни разу не подал голоса.

– Мар, дружище, ты чего такой молчаливый? – Семён постучал по медальону пальцем. – Приболел, что ли?

– С чего мне хворать-то, – уныло ответил медальон. – Здоровый я. Вот ещё, болеть! Не было печали…

– Тогда почему молчим? – строгим голосом спросил Семён, выбрасывая объедки и пустые банки в мусорное ведро: в ведре полыхнуло синим и оно тут же очистилось. – Удобно, – признал Семён. – Но руку туда лучше не совать. Итак: что произошло?

– Знаешь, Семён… удивительное дело со мной случилось, – нехотя, с запинкой сказал Мар. – Причём в самый неподходящий момент. Понимаешь, уснул я не вовремя… и, сдаётся мне, оставил тебя без защиты. Обложался, короче говоря. – Мар смущённо закряхтел. – Может, я и впрямь заболел? Сонной неизлечимой болезнью. Говорят, есть такая муха, от укуса которой людей в сон клонит… Видать, и медальонные мухи бывают. Вот только когда она, зараза, цапнуть меня успела? В упор не помню.

– Вон оно что, – рассмеялся Семён. – Успокойся! Это тебя Слимп цапнул, а не муха. Медальонных мух в природе не существует, я тебе это точно говорю! А если где и существуют, то мы туда не пойдём.

– Сли-и-имп? – удивлённо протянул Мар. – В самом деле? Ну-ка, ну-ка, расскажи, поделись воспоминаниями, – хандру Мара как рукой сняло: медальон, похоже, очень переживал из-за того, что непонятным образом уснул в момент атаки и оставил Семёна без своей защиты. Одного против кучи вооружённых полиментов.

Семён огляделся: рассказывать в доме Кардинала историю своей встречи со Слимпом ему не хотелось – здесь запросто могла быть какая-нибудь подслушивающая техника. Микрофонные жучки-стукачи, например. С него, с Кардинала, станется! Было бы что магическое, Семён давно бы углядел, но микрофоны…

– Хорошая погода! – громко сказал Семён, выглянув в окно: тучи затянули небо, погасив вечернюю зарю. Вот-вот должен был начаться ливень. – Люблю грозу в начале мая… Пойду-ка я перед сном прогуляюсь, – Семён вышел на крыльцо, огляделся: ни двора, ни навеса. Словно и не жил здесь никто.

Хмыкнув, Семён превратил маскировочный костюм в непромокаемый плащ с капюшоном, накинул капюшон на голову и отправился гулять в берёзовый лесок.

Гулял он минут двадцать, неподалёку от дома: Мар потребовал рассказать ему о встрече со Слимпом подробно, вплоть до того, морщился ли тот, когда пил водку, или нет; у любознательного медальона оказалась масса вопросов, на которые Семён попросту не смог дать ответа – скажем, как отнёсся Кардинал к визиту Слимпа; что такое ад Данте, как он устроен и можно ли оттуда спереть что-нибудь ценное; какие такие «свои миры» обустраивает Слимп; как можно, невероятно размножившись, беседовать одновременно с громадным количеством людей, не сойдя при этом с ума; где находится Икс-Мир…

Вот на этот вопрос Семён ответить смог, посоветовав медальону проверить свой архив транспортных заклинаний. Мол, Слимп скинул в него, в Мара, прямой адресок в Икс-Мир и теперь, при желании, они запросто могут туда слетать: услыхав такое, Мар неожиданно возмутился, заявив, что это нечестно – мало того, что усыпили, так ещё и засунули в него непроверенное заклинание без его, Мара, на то ведома! Воспользовавшись беспомощным состоянием потерпевшего… Что это сильно смахивает на сам знаешь что, и приличные девушки после такого надругательства над собой или кончают жизнь самоубийством, или мстят насильнику. Кровно.

Семён, не ожидавший такого напора, поинтересовался, где это Мар увидел надругательство и причём здесь девушки: медальон сердито ответил, что девушки здесь ни при чём, ему просто неприятно, когда с ним обращаются как с вещью. Не спросясь. Впрочем, – тут же добавил Мар, – он существо доброе, отзывчивое, потому великодушно прощает Слимпу это безобразие, тем более, что всё равно ничего ответно сделать ему не сможет. Даже обругать. Но в следующий раз пускай Семён перед такого рода процедурами его обязательно будит – он, Мар, должен сам определить, нужно ему то заклинание или нет! На том и порешили.

Главное Семён приберёг напоследок и Мар сразу позабыл про свою обиду, едва услышал новость о подарке, об одноразовом, но практически ничем не ограниченном желании: предложения о реализации того желания посыпались из Мара как из рога изобилия. Начиная от возможности стать Императором всего Диска, подмяв под себя чужих и возведя воровство в ранг основополагающей имперской доктрины, до превращения всяких ненужных тварей, типа жучков-паучков, тараканов и полиментов в золото, рубины-алмазы и прочие извечные, жизненно важные ценности.

Насчёт жучков-паучков Семён не согласился, птицы с голоду перемрут, а идея сделать полиментов золотыми Семёна позабавила, не более: на то и щука в озере, чтобы караси не дремали. Пусть себе живут и полиментят! А то скучно без них будет.

Однако Мар не унимался, генерируя идеи как орава телевизионных знатоков перед финальным проигрышем: мёл словесную пургу, короче говоря. Но когда медальон на полном серьёзе предложил Семёну сделать так, чтобы все солнца во всех Мирах были не круглыми, а в виде слова «Симеон», написанного на общепонятном Вседисковом языке, – в качестве прославления и увековечения его, Семёна, памяти, – а луна обязательно в виде некого уникального и очень красивого медальона, – Семён не выдержал, потребовал, чтобы Мар заткнулся и не раздражал его всякой ерундой, иначе он за себя не ручается! Не то возьмёт и обналичит желание незатейливым способом: превратит некий болтливый медальон на цепочке в собаку на поводке, тоже уникальную и тоже красивую. И будет тогда не Мар, а Мухтар. Бессловесный.

Медальон лишь натужно рассмеялся в ответ, но болтать перестал – чего Семёну и хотелось.

Наконец-то разразилась гроза и Семён побежал в дом: основное было сказано и мокнуть под дождём не было никакой нужды.

Пока Семён заваривал чай, пока его пил, наступила ночь; гроза за окном перешла в обычный затяжной дождик – монотонный шелест капель в листве берёз действовал убаюкивающе и Семёна потянуло в сон: поднявшись на второй этаж, Семён первым делом нарушил стерильность в туалете, а потом направился в спальню. И крепко проспал до позднего утра, прогуливая во сне лохматую дворнягу на поводке по незнакомому Миру, сделанному из хрусталя и стали; Миру, где в небе вместо солнца яростно пылала короткая фраза: «Симеон – мастдай!»

Утром Семён искупался, побрился, плотно позавтракал и только после этого вернулся на второй этаж, в рабочий кабинет.

Рабочий кабинет был оборудован просто: стены, оклеенные дешёвыми обоями, окно с видом на берёзовый лесок; чёрный офисный стол и пара стульев возле него, по стулу с одной и другой стороны.

На столе находилось обещанное переговорное устройство, при взгляде на которое Семёну невольно вспомнился виденный в каком-то фильме телефон прямой правительственной связи, с гербом вместо циферблата. С той лишь разницей, что в отличии от правительственного телефона этот был серебряным, с выгравированной на месте циферблата готической буквой «К»; а ещё у этого устройства не было никаких проводов – даже провода, соединяющего аппарат с переговорной трубкой. Также Семён обнаружил, что серебряную трубку окружает мягкое белое сияние. Магическое. А сам аппарат, похоже, служит всего лишь декоративной подставкой для неё.

Решив, что вряд ли Кардинал задумал сделать ему какую-нибудь колдовскую пакость, не для того ведь приглашал, Семён присел на стул, взял трубку и поднёс её к уху.

В наушнике было тихо: ни тебе долгого гудка, ни шорохов и потрескиваний, характерных для телефонной связи – ничего! Мёртво. Впрочем, этот телефон как раз таки телефоном и не был: Семёна обманула внешняя схожесть переговорного устройства с привычным земным аналогом.

Семён уже собрался было крикнуть из озорства: «Аллё, барышня, Смольный мне!», но, к счастью, нахулиганить не успел – в трубке раздался голос Кардинала:

– Симеон? – слышно было изумительно, словно Кардинал был где-то рядом, а не в другом Мире. В Мире Перекрёстка.

– Он самый, – громко подтвердил Семён. – А вы кто, сам Кардинал или его дубль, который первый?

– Дубль? – запнулись на другом конце магической линии. – Ах, да, действительно… Знаешь что, Симеон, называй-ка меня лучше не дублем, а Кардиналом. Так оно вернее будет… собственно, я и есть Кардинал, потому что, по сути, мы с ним одно и то же. Едины в двух лицах.

– А где сам Кардинал? – требовательно спросил Семён. – Оригинал где? Я хочу говорить только с ним!

– Вот как раз по поводу самого Кардинала у меня с тобой и будет беседа, – спокойно ответил дубль. – Я приду через несколько минут, – и в наушнике снова стало тихо.

Семён положил трубку на подставку, почесал в затылке.

– Что у них там могло приключиться? Странный какой-то у нас разговор вышел…

– Странно то, что у Кардинала дубль сохранился, – возразил Мар. – Я думал, их всех первичным заклинанием повыкосило, тем, которое на «Лихого дядю» было. Которое я в Мире с замком-лабиринтом озвучил.

– Нового слепил, – равнодушно ответил Семён, – долго ли умеючи! Тут, понимаешь, другое – дубль со мной насчёт Кардинала хочет поговорить. Подозрительно как-то…

– Я всё слышал, – доложил Семёну медальон, – у меня со слухом нормально! Можешь не пересказывать. Сдаётся мне, Семён, что этот дубль замыслил сделать переворот: убрать настоящего Кардинала твоими руками, а самому занять его место. Ха, будь у меня такая возможность – я именно так бы и поступил! Они же как братья близнецы, хрен отличишь… Оригинал, стало быть, в каземат, пожизненно, и чтобы непременно под железной маской… хотя лучше всего кровушку ему пустить и там же, в подвале, прикопать, так оно надёжнее будет. Тут тебе разом и вся слава, и почёт вместе с уважением привалят… ну и власть, само собой. Ради власти на что только не пойдёшь!

– Не думаю, – Семён закинул руки за голову, потянулся. – Я уверен, что Кардинал наверняка предусмотрел такую возможность и внёс в свою копию соответствующие запреты. Тут что-то другое… Ты вот что – лучше помалкивай при дубле, понял? Вдруг он тебя услышит! Помнишь того, двадцать пятого, что был в замке-лабиринте? Ведь он же тогда услыхал тебя, факт, потому-то огненным мечом чуть на дольки и не порубал.

– Было дело, – охотно согласился Мар. – А я его взорвал. И всех остальных дублей тоже, заодно… Но на всякий случай давай договоримся заранее: если начнётся какая заваруха, или дубль снова попытается применить охмуряющее колдовство, то я без предупреждения выдёргиваю тебя отсюда куда подальше. В какой-нибудь дальний Мир. Идёт?

– Идёт, – согласился Семён. – Но только действительно в крайнем случае. В случае реальной угрозы. Не то выдернешь меня посреди беседы, с тебя станется! А мне потом возвращаться и с дублем объясняться… Да ещё попробуй вернись, когда второго письма нету! О, кстати! Запомни на всякий случай пространственный адрес этого дома. Мало ли что…

– Договорились, – тихо сказал Мар и умолк. Потому что Кардинал был уже здесь. Вернее, его дубль. Первый.

Дубль Кардинала сидел напротив Семёна за столом, сложив руки на груди, и бесстрастно разглядывал вора Симеона, словно в первый раз его увидел: взгляд серых глаз был пристальным, изучающим.

Дубль выглядел точно так же, как и тот, которого когда-то уничтожил Мар – лысый, худощавый, с несколько оттопыренными ушами; возраст где-то под пятьдесят.

На дубле Кардинала был серый глухой свитер с высоким воротником – разглядеть ниже мешал стол, но Семён ничуть не сомневался, что дубль и там одет точно так же, как в прошлый раз, во время их недолгого знакомства: серые брюки и серые же мягкие туфли; такие люди, как Кардинал, никогда не меняют свои вкусы и привычки.

Семён, готовясь к встрече, поначалу решил превратить свой маскировочный костюм в строгий деловой, но после передумал: встреча была неофициальной, значит, можно было нарядиться и повеселее! И оделся точно так же, как когда-то в Мастерском Мире, когда к Норти Буку шёл. Единственное изменение, которое Семён из озорства внёс в одежду, была надпись – сейчас на его майке алел двухрядный лозунг: «Слимпер у слимпера слимп не слимпит!» Мелкими буквами.

– Здравствуй, Симеон, – вежливо сказал дубль Кардинала, покосившись на лозунг, – вот мы опять и свиделись, – однако руки для приветствия не подал.

– Здравствуйте, – не менее вежливо ответил Семён. – Как здоровье оригинала? – В глазах дубля мелькнуло то ли ехидство, то ли злорадство, Семён не понял; дубль Кардинала холодно улыбнулся:

– Если ты имеешь в виду последствия от первичного заклинания, применённого твоим медальоном против дубля номер двадцать пять и, следовательно, против оригинала тоже, то нынче всё в порядке. Вернее, было в порядке, – поправил себя дубль. – Три дня тому назад. Сейчас – не знаю.

– А почему не знаете, если не секрет? – осторожно полюбопытствовал Семён. – В командировку шеф, что ли, уехал?

– Три дня тому назад оригинал был похищен, – ровным голосом сообщил дубль. – Чужими.

– Вот те раз, – Семён недоверчиво уставился на дубля. – Зачем?

– Предполагаю, что похищение было проведено в целях дезорганизации управления Империей в экстремальной ситуации, – любезно пояснил дубль Кардинала. – Император, если ты помнишь, не способен к прямому руководству во время боевых действий, по причине прогрессирующего маразма… а наследник чересчур юн. Потому Кардинала и похитили. Возможно, его собираются использовать как заложника, чтобы решить назревшие политические вопросы без военного конфликта. Возможно.

– Война, что ли, намечается? – насторожился Семён. – Вон оно как!

– Судя по действиям чужих – да, – кивнул дубль. – Намечается. И очень скоро.

– Погодите, – Семён нахмурился. – Но вы же двойник, так? Полная копия Кардинала. Значит, можете возглавить руководство и…

– Не могу, – отрезал дубль. – Мне существовать-то всего неделю осталось, в случае если Кардинал не объявится! Какое уж там оперативное руководство…

– Э? – не понял Семён. – Почему?

– Потому что я – дубль, – вздохнул дубль Кардинала. – Создание, полностью зависимое от оригинала. Если с оригиналом рвётся связь, что, как правило, подразумевает его гибель, то двойник не имеет право на дальнейшее существование. И в назначенный срок автоматически самоуничтожается. У меня срок – десять дней. Вот так.

– Тогда что же получается?! – в растерянности пробормотал Семён. – Получается, что настоящий Кардинал мёртв?

– Сомневаюсь, – дубль отрицательно покачал головой. – Мёртвый заложник никакой ценности для чужих не представляет – живой Кардинал гораздо предпочтительнее для политического давления на Императора через, гм, Императрицу… предпочтительнее, чем его бесплотная тень из Реестра. Скорее всего, чужие надёжно изолировали Кардинала от Истинных Миров: или держат его в специальном непроницаемом для магической связи помещении, или занормалили. Потому-то моя связь с оригиналом и пропала…

– Всё это очень грустно, – Семён посмотрел в глаза дублю. – Но я-то здесь причём? Чего хотел от меня Кардинал? Чего-то ведь хотел, раз встречу назначил.

– Поясняю, – дубль взгляд не отвёл, только немного поморщился: похоже, собеседники в глаза ему никогда не смотрели. Не принято было.

– Оригинал хотел встретиться с тобой, Симеон, потому, что к нему приходил Слимп. И в разговоре с оригиналом Слимп упомянул о тебе как о человеке, близком ему… э-э… по сути. Можно сказать, по духу. То есть, как я понял… вернее, как понял Кардинал, – поправился дубль, – тебя и Слимпа связывает нечто большее, нежели случайное знакомство. И потому, когда слимперское движение самораспустилось, а конфликт с чужими стал неизбежен, оригинал решил обратиться к тебе за помощью: Кардинал хотел попросить тебя уговорить Слимпа помочь ему в возникшей проблеме.

– Так он меня и послушался бы, – усмехнулся Семён. – Слимп – дядька себе на уме… Сказал, что не будет вмешиваться в реальность, значит, не будет, и точка.

– Стало быть, вы действительно знакомы, – вполголоса заметил дубль. – Это хорошо. Это даёт мне надежду… – но на что даёт, объяснять не стал, а продолжил рассказ:

– Потому Кардинал и дал объявление в линию связи от имени Дубля Двадцать Пятого: только ты, Симеон, мог знать, кто такой этот Двадцать Пятый! И только ты мог получить Кардинальское письмо. Потому что знаковая пластинка Двадцать Пятого имеется лишь у тебя. Золотая.

– А вы откуда знаете? – прищурился Семён. – Я вроде Кардиналу об этом не докладывал. И на пластинке никакой магической метки не имеется! Так что отследить её вы никак не могли.

– Элементарно, – равнодушным голосом ответил дубль. – В замковой пристройке, где твой медальон разрушил Двадцать Пятого, имелась и дежурная система непрерывного слежения. Техническая. Незаметная для видящего.

– Понятно, – с облегчением сказал Семён. – Значит, по знаковой пластинке вы найти меня не можете?

– Нет, – дубль отрицательно покачал головой. – Но если ты примешь моё предложение, то тебя вообще никто никогда искать не станет. Мало того – ты будешь награждён! Очень хорошо награждён. И, разумеется, все поисковые заклинания будут отозваны, а заведённое на тебя в имперском сыске уголовное дело будет уничтожено. Навсегда.

– Какое предложение? – озадачился Семён. – Вроде бы ни о каких предложениях у нас пока что разговора не было.

– Сейчас будет, – дубль Кардинала впервые улыбнулся Семёну: как ни странно, улыбка у Кардинала была обаятельная, добрая. Что никак не вязалось с его имиджем теневого властителя Империи. Жёсткого и бескомпромиссного властителя.

– Я, Симеон, хочу предложить тебе найти мой оригинал и спасти его. То есть выкрасть Кардинала у чужих, если тебе так понятнее… За хорошую, подчёркиваю – очень хорошую оплату! Можешь считать это моим частным заказом на работу, – дубль склонил голову набок и с прищуром посмотрел на Семёна. – Тайным заказом, – уточнил дубль. – Если ненароком проболтаешься об этом хоть кому-нибудь, считай, что ты более не жилец ни на этом, ни на том свете. Даже Реестра для тебя не будет! Я хоть и самоуничтожусь, но нужные инструкции нужным людям оставить успею. Можешь не сомневаться.

– Не надо меня запугивать, – с неудовольствием ответил Семён, – сам, что ли, не понимаю… А ваш Отряд? Вы не пробовали его к чужим засылать?

– Отряд… – лицо дубля помрачнело. – Нету Отряда! Слимп расстарался, мерзавец… Когда он принцессу Яну от договора со мной освободил, – жаль, хорошая видящая была, перспективная, – то заодно и всем остальным членам Отряда вольную дал, за компанию. И вернул всех в те Миры, откуда они были изъяты… А ты говоришь, что Слимп не хочет вмешиваться в реальность! – с раздражением закончил свою речь дубль Кардинала.

– Я имел в виду его слова о глобальном вмешательстве, – уточнил Семён. – О мелочах он не говорил.

– Хороши мелочи! – возмущённо фыркнул дубль, – вся многолетняя работа коту под хвост. Мелочи! Мда-а… А развалить древнюю религию – это, получается, тоже пустяк? Хотя, собственно, его нравоучительные беседы со слимперами и заморочный Адский Мир тут вовсе ни при чём…

– Как ни при чём? – удивился Семён. – Почему же тогда ваша секта… извиняюсь, ваша религия приказала долго жить?

– Во всяком случае, не из-за бесед и последующих запугиваний, – с пренебрежением ответил дубль. – Настоящий верующий на такие дешёвые трюки не поддастся! Всё гораздо проще и неприятнее… Религия слимперов держалась на том, что неведомый Слимп где-то спрятан, что Слимп можно найти и использовать его неограниченную магическую силу во благое дело… или не во благое, но использовать. Однако, когда та магическая сила явилась ко всем верующим сразу, в обычном человеческом облике, и сообщила, что чихать она хотела и на ту религию, и на тех верующих, что дела ей нет ни до кого – вот тут-то и настал конец движению слимперов. Потому что искать больше нечего. И незачем.

– Могу только посочувствовать, – пожал плечами Семён. – Так что там насчёт оплаты?

– …Но лично я верю, что истинный Слимп существует, – не слушая Семёна, с фанатичным блеском в глазах продолжил дубль Кардинала. – Истинный, как бы он там не назывался! Этот Слимп – не Слимп! Это лже-бог, в которого я не верю. Ибо есть то, что не объяснимо: комплексная магия, приходящая к нам ниоткуда! Лже-бог не стал бы продолжать слать её людям, потому что плевать ему на дела человеческие… на всё плевать, кроме себя самого! Это не бог, это искушение, посланное нам для укрепления веры!

– Давайте вернёмся к нашему разговору об оплате, – повысив голос требовательно сказал Семён, – оставим богу богово, а слимперам – слимперово.

– Хорошо сказал! – не выдержал Мар и тут же испуганно умолк, но дубль его не услышал: Кардинал уставился на Семёна, раздувая ноздри и гневно сверля его взглядом. Через несколько секунд дубль успокоился.

– Оплата будет следующая, – ровным голосом произнёс дубль Кардинала, – гражданство в Мире Перекрёстка, снятие всех налогов, пожизненная пенсия первого разряда… министерская пенсия. И три запасных жизни. Разумеется, пенсия действительна только на время твоей нынешней жизни! На запасные она не распространяется. Зато отмена налогов остаётся действительной и после очередной смерти, – дубль строго посмотрел на Семёна. – Устраивает?

– А как насчёт дипломатической неприкосновенности? – прикинув в уме, спросил Семён.

– Какой неприкосновенности? – не понял дубль.

– В смысле чтобы меня не преследовали по поводу моей работы, – пояснил Семён. – Как-никак, специальность у меня противозаконная! Не поощряемая властями.

– Работай на свой страх и риск, – сухо ответил дубль Кардинала. – Я не в праве отменять основные имперские законы. Впрочем…

– Что – впрочем? – Семён с интересом ждал ответа.

– Если бы ты, предположим, был слимпером… кем-нибудь из руководства, – моим личным помощником, например, – тогда я, как верховный жрец, обязан был бы помогать тебе в затруднительных ситуациях, – медленно и весомо сказал дубль.

– Интересная ситуация, – усмехнулся Семён. – Слимперской религии больше нет, сподвижников тоже нет, разбежались кто куда, а верховный жрец – есть. Удивительно!

– Религия – это я, – вздёрнув подбородок надменно ответил дубль Кардинала. – Пока я жив, жива и она!

– Семён, – еле слышно проскулил Мар, – давай в помощники к жрецу двинем, а? Какая крыша, сказка просто! О такой лишь мечтать можно…

Кардинал мельком глянул на медальон – Семён не понял, услышал дубль реплику Мара или нет, но что-то он явно услыхал.

– Тогда, может быть, сделаем так, – Семён мимоходом спрятал медальон под майку. – Вместо пожизненной пенсии и вечной прописки на Перекрёстке вы прямо сейчас берёте меня к себе в постоянные помощники, – но формально, без обязательного участия в ваших обрядах. И без моего абсолютного подчинения кому либо, даже вам… в исключительных случаях, разве что! Договоренность насчёт трёх дополнительных жизней и снятия всех налогов, само собой, остаётся в силе… На этих условиях я немедленно приступаю к работе. Идёт?

– Наглец ты, Симеон, – с грустью сказал дубль, – вымогатель. Высокое звание личного помощника жреца надо сперва заслужить! Тем более вольного помощника. Неподотчётного.

– А я заслужу, вы не сомневайтесь, – уверенно заявил Семён. – Выкраду оригинал Кардинала и тем заслужу. Ну так как?

Дубль ненадолго задумался, потом нехотя согласился:

– Пусть так и будет. Выбирать особо не приходится… Но учти – ни одной жизни загодя ты не получишь! Только после выполнения работы.

– А вдруг меня там сразу прикончат? – запротестовал Семён, – кто же тогда за меня работу выполнит? Я не согласен! Требую жизненного аванса. Можно и половину одной жизни, так и быть. Но здесь и сейчас!

– Если тебя убьют, мне это уже будет безразлично, – отрезал дубль Кардинала. – Повторная жизнь реализуется не мгновенно! Короче – решение мной принято окончательное, обжалованию и изменению не подлежит. Вопросы?

– А вы меня где в слимперы принимать будете? – деловито поинтересовался Семён, поняв, что спорить бесполезно: ни дня дополнительной жизни ему авансом не дадут. – Небось, ритуал особый нужен, да? Пентаграмма, алтарь, жертвенная кровь – будут?

– На этот раз обойдёмся без алтаря и жертв, времени на полный обряд посвящения у меня нет, – Кардинал встал. Встал и Семён.

– Властью, данной мне, объявляю тебя, вор-Симеон, моим первым помощником, – торжественно объявил Кардинал. – Вольным помощником! Я, верховный жрец слимперов, беру тебя под своё высокое покровительство. – Дубль протянул руку через стол и они крепко пожали друг другу руки: первый дубль и его первый помощник. Жрец и вор.

– У меня есть только одно требование, – сказал дубль Кардинала, усаживаясь на место. – Не творить никаких интриг у меня за спиной… то есть, за спиной Кардинала! И никогда не пакостить мне… ему.

Семён молча похлопал себя по груди, по шутливой надписи, которая вдруг перестала быть шутливой.

– Вот именно, – одобрил надпись дубль. – Верное замечание. Глупое, но верное. Итак, помощник Симеон, раз мы всё решили, пора обсудить твоё задание. Кардинал, скорее всего, содержится где-нибудь в Икс-Мире, самом таинственном Мире чужих: где тот Мир находится и какой у него адрес – я не знаю, никогда там не был. Вот это ты и должен выяснить в первую очередь. Сам.

– Уже, – сказал Семён. – Уже выяснил! Есть у меня верный адресок, есть! Корешок наколку дал. Буквально вчера.

– Шустрый у меня помощник, оказывается, – усмехнулся дубль. – Может, корешок тебе и о Кардинале что рассказывал?

– Рассказывал, – невозмутимо согласился Семён. – О том, что он спиртное не пьёт, но холодную водку с чёрной икрой уважает.

– Гхм, – скулы у дубля порозовели. – Данная информация к твоей работе никакого отношения не имеет… Что ж, в таком случае адрес должен быть верным – этот корешок ошибиться не может. Тогда так: находишь Кардинала, вызволяешь его, – желательно без лишнего шума, – и вы вдвоём переноситесь сюда, в дом. Если же Кардинала в Икс-Мире ты не найдёшь, тогда всё равно возвращаешься сюда за дальнейшими инструкциями.

– А почему не сразу во дворец Императора? – удивился Семён. – Хотя да, может выйти накладка… Во дворце ведь не знают, что оригинал похищен?

– Не знают, – подтвердил дубль. – И не должны узнать! Любые контакты со мной – через переговорное устройство на втором этаже. И встречи – здесь же.

– Конспиративная квартира, – понимающе сказал Семён. – Шпионское место, где постоянно торгуют славянскими шкафами.

– Какими ещё шкафами? – не поняв шутки нахмурился дубль. – Это, Симеон, не конспиративная квартира, и не магазин мебели. Это – твой дом. Личный. Специально созданный для встречи с тобой… и для последующих встреч тоже. Живи, если захочешь! Здесь тебя никто не тронет: Мир необитаем, а от зверей и случайных гостей дом надёжно защищён охранной магией. В радиусе километра защищен, мной лично. Можешь сходить, проверить: стена добротная!

– Так вы, вроде, колдовать-то не умеете, – растерялся Семён. – Ещё в детстве вас того… упростили. На предмет ворожбы и чародейства.

– Так. Ты и это знаешь. – Дубль был неподдельно удивлён. – Откуда?

– Один призрак рассказал, – уклончиво ответил Семён. – Рассказал и помер. Окончательно. Так что вы его не ищите, всё равно не найдёте.

– Помер и ладно, – равнодушно сказал дубль. – Главное, чтобы его, помершего, другие не нашли. Те, кому обо мне знать такое не положено. А насчёт колдовства – комплексная магия вполне заменяет природную, самодельную! Главное, научиться обращаться с ней творчески… научиться грамотно комбинировать фрагменты разных стандартных заклинаний, и тогда можно добиться многого! Очень многого. Если, конечно, в самом начале экспериментов сам себя по неопытности не угробишь.

– А что, разве комплексные заклинания как-то переделываются? – для Семёна это было новостью. Судя по тому, как под майкой вздрогнул медальон, для него это тоже оказалось неожиданностью.

– Переделываются, – дубль озабоченно глянул в окно: день перевалил далеко за полдень, солнце повисло над верхушками дальних берёз. – Потом поговорим на эту тему, – Кардинал встал. – Мне пора во дворец. Удачи, вор-помощник! Жду твоего возвращения, – и дубль растворился в воздухе.

– Экий он резвый, – тут же подал голос из-под майки уставший от длительного словесного воздержания Мар, – быстренько проинструктировал типа «Ищи где хочешь, но вынь да положь!», и умотал. И ни кусочка дополнительной жизни не выделил, скряга… Один плюс, что Кардинал нашей главной крышей согласился быть! Это здорово, это вдохновляет: мы теперь что хочешь украсть можем и ничего нам за то не будет. Красота! Воруй – не хочу… Семён, до меня только что дошло: да ты же натуральным слимпером стал! Мои тебе поздравления. Ну-с, гражданин слимпер в законе, когда заказ дубля выполнять будем?

– Прямо сейчас и будем, – Семён направился к выходу из комнаты. – Пообедаю только и сразу двинусь в Икс-Мир. Там мы быстренько найдём Кардинала, быстренько его украдём, быстренько вернёмся и получим награду. Тоже быстренько.

– Ещё один резвый нашёлся, – с сарказмом отметил Мар. – Вы, слимперы, все, что ли, такие скоростные?

– Все, – гордо изрёк Семён. – То есть оба – я и Кардинал.

И вышел за дверь.

Глава 11 Стёртые Люди: Икс-Мир По-будничному

Обед подходил к концу, когда Семёну в голову пришла очень неприятная мысль. Мысль о том, что в Икс-Мире его могут опознать и сходу арестовать.

– Может, мне усы загодя наклеить нужно, для маскировки? – озабоченно сказал Семён, ставя кружку с чаем на стол. – И бороду. А то вдруг чужие меня узнают?

– Не-а, не узнают, – Мар говорил уверенно, со знанием дела. – Во-первых, раньше чужие отслеживали тебя по кошелю, в котором лежало магическое золото: сейчас у тебя ни золота, ни кошеля! Во-вторых, в лицо тебя никто из них не видел… нет, один видел, так он теперь памятником работает и ничего рассказать никому не сможет. Даже голубям, которые на него гадят.

А в-третьих: если даже чужие забрались в полиментовский архив и утянули оттуда твой портрет – или копию сделали – то и это не страшно! Людей в том пакостном Мире хватает, Слимп тебе сам об этом рассказывал. Так что альфы-беты наверняка примут тебя за одного из своих наёмников – а наёмники что? Рабочая скотина… Кто ж скотину в морду запоминает! Для них все люди, небось, на одно лицо… как и альфы-беты для людей.

– Логично, – согласился Семё. – Усы клеить не буду. Тем более, что у меня их и нет: ни усов, ни клея.

– Всё это дилетантские штучки, – с пренебрежением отозвался медальон. – Если уж на то пошло, то париками, накладными бровями и прочей самоклеющейся ерундой только имперские шпики пользуются. От скудности бюджета. Настоящие профессионалы используют гибридные маски! Оно, конечно, дорого стоит, но себя вполне оправдывает.

– Гибридные маски? – Семён заглянул в кружку, чая уже не осталось, а вставать и наливать было лень. – Можно поподробнее?

– Можно, – с воодушевлением согласился Мар, – люблю просвещать неграмотных! Итак: гибридная маска – это накладное лицо… э-э… живое лицо. Приложил его к своей физиономии, оно и приросло на время: ты даже чувствовать тем лицом будешь всё по-настоящему! А не нужно стало – отлепил и спрятал… Но, повторяю, прикладывать только к физиономии! А то будет как у Дурика Говоруна.

– А что было с Дуриком? – Семён понял, что сейчас услышит очередную историю о приключениях одного из бывших хозяев Мара; Семён встал, налил чаю и, откинувшись на спинку стула, посмотрел в окно – на улице вечерело: из окна кухни было видно, что солнце окончательно ушло за берёзы, что небо потемнело и на нём проступил белый круг луны. А ещё Семён заметил вдалеке, над берёзами, слабое серебристое сияние, на которое вчера не обратил внимания, гроза помешала. Это, по всей видимости, и была защитная стена Кардинала.

– Я пробыл у Дурика пять лет, – начал медальон и неожиданно расхохотался; с трудом остановившись, Мар продолжил рассказ дрожащим от еле сдерживаемого смеха голосом:

– Пять великолепных, незабываемых лет! Знаешь, Семён, есть люди, которым на роду написано всё время попадать в самые нелепые ситуации… в крайне дурацкие. В такие, в которые другой человек попасть не может по определению, потому что у него судьба иная.

Отправился, значит, Дурик однажды ночью брать частный банк… а надо сказать, что дело было летом, жара стояла невыносимая! Мне-то что, никакое летнее пекло нипочём, а вот Дурик от жары сильно страдал: был он человеком толстым, у него раньше и кличка была Жирдяй, до этого случая. А после навсегда изменилась… Знал бы Дурик, чем его ночная вылазка для него обернётся, никогда бы в тот банк не полез!

Итак: убрали мы охранное заклятье и пробрались в банк, к сейфу. Сейф оказался серьёзным, без магии, но сделанным на совесть – впрочем, Дурик тоже умельцем был знатным! К походу мой хозяин подготовился тщательно, взял с собой весь необходимый инструмент и гибридную маску тоже захватил – на тот момент, когда деньги выносить будет. Чтобы случайные свидетели его после не опознали… Ха, при такой комплекции и остаться не узнанным! Но Дурик считал иначе.

Работает, значит, Дурик Говорун в поте лица, сейф вскрывает: разложил инструмент возле себя и маску туда же кинул, чтобы не мешала. А жарища лютая! Ни сквознячка тебе, ни ветерка… Вот Дурик постепенно и стал раздеваться. В конце концов остался он в чём мать родила, то есть голым.

Через час сейф открылся. Но не успел Дурик обрадоваться, что до золота наконец добрался, как на тебе – вламывается в комнату свора полиментов! «Руки вверх!» – орут, «Стрелять будем!» – вопят… Всё как положено. Видишь ли, владелец банка не очень магии доверял и потому наладил элементарную сигнализацию в соседнюю половину дома – там полиментовский участок находился, – протянул туда незаметно проволоку от дверцы сейфа, и к колокольчику её приладил. Просто и надёжно! Как только Дурик дверцу открыл, так колокольчик и зазвенел.

Ну, Дурик от неожиданности и сел, прямо на свои инструменты. Вернее, на маску. И та приросла к его голому заду… Полименты Дурика на ноги поставили, осмотрели его и увидели, какой идиотский казус с пойманным вором приключился. Хохот, понятное дело, был страшный! А тут на Дурика от сильных душевных волнений неудержимый метеоризм напал… Метеоризм, Семён, – это когда человек безостановочно газы пускать начинает, ежели по интеллигентному выражаться. Короче – маска во время осмотра вдруг приоткрывает рот и ласковым голосом сообщает всем присутствующим: «Пу-ук! Пук-пук». Думаю, ты можешь представить, что тогда началось…

В общем, отпустили полименты Дурика, накостыляли ему по шее и отпустили. Но без инструментов и без одежды… Вот в таком виде мой хозяин и примчался на ближайшую хазу: снять маску самостоятельно он не смог, слишком крепко она к заднице приросла – кожа там особая, что ли? Хм, думаешь, на хазе маску так сразу и отлепили? Хе! Сначала все вдосталь налюбовались на говорящую физиономию, по полу от хохота повалялись, а уж после… С тех пор Жирдяй и стал Дуриком Говоруном. Навсегда. Впрочем, навсегда ли – не знаю: отдал он меня через пару лет другому вору по кличке Замурзан Ботаник. В обмен на средство для похудения отдал… С Замурзаном у нас тоже разные приключения случались, но это я тебе потом расскажу. Если захочешь.

– Только не сейчас! – Семён вытер салфеткой выступившие от смеха слёзы, – а то я запросто коньки отброшу от твоих россказней! А мне ещё дело делать надо. Ох ты, ну и хозяева у тебя были…

– Да уж, – скромно подтвердил Мар, – очень разносторонние личности!

– И с одной, и с другой стороны личности! Спереди и сзади, – всхлипнул Семён и опять схватился за салфетку.

Отсмеявшись, Семён бросил в мусорное ведро салфетку вместе с остатками обеда и вышел на крыльцо.

Вечер был тихим, безветренным – ни комаров тебе, ни мух; прохладный воздух пах травяной свежестью. Где-то вдалеке, среди берёз, заливался ранний соловей: уходить на опасную работу Семёну не хотелось – здесь было слишком хорошо. Душевно было.

– Пора, – вздохнул Семён, – давай, Мар, поехали в Икс-Файлы! Дави на педаль: истина где-то рядом.

– Куда? – оторопел медальон. – Чего?

– В Икс-Мир поехали, – пояснил Семён, – а икс-файлы – это кино такое. Фантастика. Но очень похожая на здешнюю вседисковую реальность. Очень.

– Твоя кина никак не может быть похожа на реальную жизнь, – подумав, объявил Мар. – Фантастика – это выдумка. А разве я – выдумка? А Кардинал? А чужие? Нет, Семён, реальность – это наши друзья и наши враги, данные нам в ощущениях: так говорил когда-то Замурзан Ботаник. И я с ним согласен. А вот то, что истина где-то рядом – так оно и есть. Потому что больно уж расплывчатый адресок вложил в меня Слимп! Какой-то размазанный, что ли… Как будто он промчался за один миг по всему маршруту, ставя пространственные метки на всё подряд, и на нужное, и на ненужное. Абы как ставя. Ох уж мне эти крутые маги-колдуны! Всё у них по-своему, всё нестандартно! А ты разбирайся… Правда, выделяется пять более-менее понятных адресов. Это, видимо, те места, которые Слимпа чем-то заинтересовали. То есть пять конкретных мест в Икс-Мире! А какой именно из тех адресов нам пригодится – не знаю. Что делать будем?

– Прямо по списку и пойдём, – рассудительно ответил Семён. – Посетим все те конкретные места, с самого первого и по самое последнее. Где-нибудь да найдётся нужная зацепка! Я так думаю.

– Логично, – похвалил решение Семёна медальон. – Ну, тогда поехали!

…Туннель, в котором через секунду оказался Семён, напоминал трубу многопоточной автострады: у него был высоченный потолок с четырьмя далеко разнесёнными друг от друга рядами светильников и гладкий, стеклянно отблескивающий пол, расчерченный вдоль широкими белыми вставками; стены туннеля терялись в полумраке, но всё же было видно, что они не гладкие, а сплошь покрыты крупным рельефным узором, издали похожим на древесную кору.

Семён стоял посреди автострады, идущей из никуда в никуда, и оглядывался по сторонам, прикидывая, в каком направлении ему лучше идти. Желательным было то, которое привело бы его к людям, а не к чужим. Пусть и к наёмникам, но – к людям.

– С проезжей части сойди, – посоветовал Мар. – Вдруг тут скоростной гужевой транспорт ездит? Ещё задавит ненароком какая-нибудь тележная кобыла… Вон туда давай, вправо, там специальная тропка есть. Для любителей пеших прогулок, – Семён спохватился и опрометью кинулся в сторону.

Возле стены был узенький тротуар, приподнятый над полотном дороги – Семён встал на пешеходную тропинку и опять призадумался, топчась в нерешительности на месте.

– Чего стоим? – поинтересовался Мар. – Проблемы?

– Да вот, не знаю, в какую сторону идти, – признался Семён. – Сложность выбора, понимаешь!

– Давай тогда знак какой-нибудь поищем, – предложил медальон. – Путеводное знамение… О, есть такое! Во-он там, Семён, вдалеке, один из потолочных светильников моргает… нет-нет, в другой стороне! Вот туда и пойдём, если всё равно куда.

Семён безропотно отправился в указанную Маром сторону: лично он никакого моргающего светильника не видел. Впрочем, у медальона было острое зрение – несмотря на отсутствие глаз – и Семён не сомневался в его словах.

– Слушай меня внимательно, – Семён на ходу принялся инструктировать Мара, – я хочу встретиться с местными людьми, разузнать у них, что здесь к чему. Если налетим на чужих, то прикроешь меня невидимостью, а там посмотрим, как быть. Может, перескочим на другой адрес… Самостоятельно ничего не предпринимай! Разве что в случае смертельной опасности.

– Есть, шеф! – бойко отрапортовал медальон. – Будет исполнено! Вот только что-то ни людей, ни чужих не видно… Единственная опасность, которая возможна в этой дыре – скорое наступление зевоты и скуки. Смертельной. Ежели так и будем дальше топать впустую.

– Если станет совсем грустно, что-нибудь придумаем, – пообещал Семён. – Нам это не в первой… Ага, теперь вижу твой плафон! Действительно, моргает… Ну и пусть! Ещё метров сто пройдём, и если за это время никого не встретим, тогда…

Фразу Семён не закончил – в противоположной стене туннеля открылся ярко освещённый прямоугольник хода: из прямоугольника, один за другим, вышли трое человек, мужчин; поглядывая то по сторонам, то на потолок, троица направилась к середине автострады. К тому месту, где над стеклянным шоссе отбивала световую морзянку неисправная лампа.

Семён немедленно раскрасил маскировочный костюм в цвет стены и прижался к ней: увидеть Семёна нынче можно было, лишь подойдя к нему вплотную.

Мужчины были одеты в жёлтые комбинезоны, похожие на робы сантехников по вызову: у одного из них на плече висела объёмистая чёрная сумка, у второго – что-то наподобие ручного пылесоса; у третьего за спиной был небольшой ранец, прихваченный ремнями крест-накрест через грудь. Человек с ранцем был постарше своих молодых спутников – Семён решил, что ему где-то лет под сорок, – повыше ростом и пошире в плечах. И чем-то здорово напоминал профессионального спортсмена – жёстким выражением лица, что ли… Семён не понял.

Тот, который был с сумкой, громко продолжал рассказ, начатый раньше:

– …и тут, представьте, вваливается в нашу ячейку Гага, весь никакой, морда и кулаки в крови, рубаха порвана. Ну, мы, понятное дело, всполошились: Гага, что случилось? Кто тебя так? Ежели это опять козлы из восьмого, то мы сейчас им такой триндец устроим, что мало не покажется! И плевать на Инкубатор, авось не найдут… Мы, по правде, тоже нарезанными были. Море по колено! Крепкий, гад его, самогон оказался, совсем дурные стали…

– Ну, и что Гага? – напомнил его спутник, с пылесосом на плече, – и кто его так отделал?

– Не кто, а что, – предвкушающе хихикая, ответил сумочный. – Он, видишь ли, решил ещё за одним пузырём к Легу в дежурку смотаться… ты ж знаешь Гагу, он всегда в одиночку надирается!… решил, стало быть, он догнаться окончательно. Чтобы – наповал. И двинул сходу из своей ячейки… быстро-быстро двинул, чтобы не отключиться раньше времени. Бегом.

– И? – заинтересовался тот, который был с ранцем.

– Он пропускной жетон забыл надеть, – с удовольствием сообщил рассказчик: оба его спутника зашлись в хохоте.

– Мордой… об собственную дверь! – с перерывами, постанывая от смеха, с трудом добавил сумочный. – Причём три раза! Три! С разбегу!!! Морд… – продолжить сумочный не смог: ослабев от смеха, он сел на дорогу и замотал головой.

– Так-так, – вполголоса сказал Мар. – Вывод: у них здесь тайно гонят самогон и жрут его до упаду в своих жилых ячейках, что говорит о налаженном быте, то есть о давнишней осёдлости людей; также есть обязательный пропуск, без которого дверь той ячейки не открыть… Значит, везде повсеместный контроль. А ещё имеется некий Инкубатор, которого все боятся. Не нравится мне этот Инкубатор, ох не нравится…

– Ладно, вставай, – тот, который был с ранцем (видимо, старший в группе), пнул ногой ослабевшего от смеха товарища. Несильно пнул, для острастки и приведения в чувства. – Дело надо делать! А то сами загремим в Инкубатор под фанфары, – старший уставился на мигающий потолочный светильник. – Через полчаса движение откроют… Новую лампочку давай!

Рассказчик, продолжая хихикать, встал, покопался в сумке и протянул старшему короткую стеклянную трубку; старший взял её, глянул на просвет, после небрежно сунул трубку в брючный карман. И, щёлкнув чем-то на боковине ранца, поднялся в воздух.

– Вога, ты оставайся на подхвате, – приказал сверху ранцевый командир, – а ты, Барт, включай машинку, чего без дела стоять! Под лампой особо глянь, как там стеклопокрытие дороги: проверь, не изменилось ли оно от вспышек! Мне только аварии на моём участке не хватало, – и улетел к плафону.

Барт – тот, что с пылесосом на плече, – показал вослед улетевшему начальнику непристойный жест, известный в народе как «отруби по локоть»; смешливый Вога тут же беззвучно затрясся, зажимая рот ладонью. Недовольно бурча малопонятное, Барт снял машинку с плеча и со скучным видом, глядя только себе под ноги, побрёл широким зигзагом в направлении к Семёну, лениво поводя раструбом над дорогой; Барт вёл себя как опытный минёр на очередном зачёте, с учебным миноискателем на учебном минном поле – работал для проформы. Чтобы отвязались.

– Иду на контакт, – шепнул Семён. – Мар, напоминаю, что бы ни случилось – без моей команды никаких действий! – Семён отлип от стены, превратил костюм в жёлтый комбинезон, такой же как у ремонтников, и неторопливо направился к беспечно посвистывающему Барту.

– Привет! – жизнерадостно сказал Семён, останавливаясь перед Бартом и упирая руки в бока. – Как дела?

Ремонтник замер, медленно поднял глаза и, открыв рот, уставился на Семёна; бледнея на глазах, Барт сказал несчастным голосом:

– П-привет… Слушай, я же тебя ничем плохим не поминал… чего ж ты именно ко мне пришёл, а?

– Могу и к нему пойти, – несколько удивлённый Семён глянул в сторону Воги, привычно копающегося в сумке. – Мне всё равно, к кому.

– Ага, ага, – часто закивал Барт и бочком-бочком подался в сторону, пропуская Семёна. – К нему. Да-да, – и остался стоять на месте, забыв о своём работающем пылесосе: внутри машинки что-то недовольно жужжало и потрескивало, но Барт смотрел только на Семёна. С ужасом смотрел.

– Странный ты какой-то, – хмыкнул Семён и прошёл мимо Барта к смешливому Воге.

– Привет, – Семён остановился в паре шагов от сумочного, – как жизнь?

– А? – сумочный Вога уставился на Семёна с тем же выражением ужаса в глазах. – Туннельный! – внезапно завопил Вога, срываясь на визг и тыча пальцем в Семёна. – Это же туннельный! Заман, Заман, ко мне туннельный припёрся! Зама-а-ан!!!

– Иди ты в Инкубатор, – глухо раздалось сверху, – чего орёшь? Он же к тебе припёрся, а не ко мне. Вот сам и разбирайся… А мне лампу менять надо. Р-работнички, мать их… Развлекаются всё, хохмят… – летающий Заман, похоже, даже не глянул вниз. Не соизволил.

– Ты того, – прикрываясь сумкой и пятясь от Семёна, жалко бормотал Вога, – ты, знаешь… Я ж всегда, как положено, первый тост – за туннельного… Ты вон Замана дождись, ему всё равно, он уже пять дополнительных стираний прошёл, ему что Инкубатор, что Затуннелье… Рано мне ещё! Не хочу!

– Какой туннельный? Какое стиранье?! Ничего не понимаю, – с досадой воскликнул Семён. – Я просто хотел с вами поговорить, спокойно, по-человечески, а вы шарахаетесь от меня, как буржуй от налогового инспектора. Живой я! Не призрак.

– Живой? – Вога опустил сумку. – А чего тогда в закрытом туннеле делаешь?

– Хм, – Семён запнулся. – Чего делаю? Гуляю. Туда-сюда гуляю, хочу кого-нибудь встретить. Вот, вас увидел.

– Да ты кто такой, а? – со злостью спросил подошедший к ним Барт: свой пылесос он держал наотмашь, словно собирался им в случае чего треснуть Семёна по голове: похоже, напугал Семён Барта крепко. По серьезному.

– Я? – Семён опять запнулся: говорить правду он не собирался, а придумать легенду заранее не успел. Поторопился со встречей.

– С одной стороны, я… – тут Семён неожиданно вспомнил байку Мара о его разностороннем хозяине и абсолютно не к месту рассмеялся.

– Так он же стёртый! – с изумлением понял Барт, вешая пылесос на плечо. – Ей-ей, стёртый! То-то он ерунду всякую несёт! Ничего не понимает, на вопросы тормозит… про туннельного слыхом не слыхивал! По смертельной магистрали туда-сюда бродит… Смеётся. Точно, стёртый! Видать, из больнички в бессознанке удрал и заблудился. Ну, мужик, и напугал ты нас… Эй, Заман! Тут не туннельный! Тут стёртый приблудился! – сложив ладони рупором, крикнул вверх Барт. – Это по твоей части! Спускайся вниз!

– Готово, – донеслось сверху. – Сейчас прилечу.

Семён задрал голову: отремонтированный плафон светился ровным немигающим светом; старший группы, с протянутыми к светильнику руками, был похож на чёрта, ворующего луну. Особенно отсюда, снизу.

Облетев напоследок плафон по кругу и убедившись, что всё в порядке, Заман неспешно опустился на стеклянное шоссе. Рядом с Семёном.

– Ты, что ли, туннельный-стёртый будешь? – с лёгкой усмешкой спросил Заман, внимательно разглядывая Семёна. – Ну, на туннельного ты пока не тянешь, это моим ребятам с бодуна показалось. Слишком ты настоящий, не призрачный. А вообще-то, действительно странно встретить здесь живого человека! Всяко с испуга может в голову придти… Ты как здесь оказался, а?

Семён пожал плечами:

– Ну, как-как… Вот, оказался.

– Понятно, – почему-то не удивившись, сказал старший. – Ребята, пошли отсюда! Вот-вот движение включат, раскатают тогда нас по всей дороге, никакая больничка не спасёт… И ты с нами иди, – Заман махнул рукой в сторону прохода. – Не то и впрямь туннельным станешь. На постоянном окладе. – Вся троица от души расхохоталась.

– Да, тебя как зовут? – посерьезнел Заман. – Это ты помнишь?

– Симеон, – представился Семён.

– Помнишь, – улыбнулся старший. – Это хорошо! Нельзя своё имя забывать. Без имени – ты никто… А меня зовут Заман Щур.

– Щур? – с явным недоумением переспросил Семён. – Если не ошибаюсь, то в моём родном Мире так по украински птичку какую-то зовут. Певчую. Вы что, с Земли сюда завербовались?

Все трое переглянулись.

– Ложная память, – со знанием дела объяснил спутникам Заман. – Это нормально, это бывает… Щур – сокращённо от Алмищур. Что это слово раньше означало, увы, не помню. Может, фамилию. Может, воинское звание. Может, кличка такая была… Хм, чего только после больнички не говорят! Тут и земли-то нигде не найдёшь… Железный мир. Стеклянно-железный. Ладно, пошли, – Заман быстрым шагом направился к проходу. – Давайте-давайте! Полосы светиться начинают! Бегом! – все рванули к прямоугольнику в стене; Семён глянул под ноги – белые полосы-вставки наливались угрожающим вишнёвым светом, – и припустил за ремонтной троицей.

Отверстие прохода заросло, едва Семён вбежал в коридор следом за ремонтниками; стена позади Семёна почти сразу мелко завибрировала – низкий гул заполнил коридор.

– Успели, – вытер пот со лба Заман. – Вон, пошла лавина… Народ, вы идите по своим делам, на сегодня всё. А я с Симеоном потолкую и после его к начальнику блока отведу… Будет меня из диспетчерской кто искать – я на обходе. Всё ясно?

– Конечно! – повеселел народ в количестве двух человек, – само собой!

– К Легу не ходить! – жёстко добавил Заман. – Учую запах – прибью.

На народ было жалко смотреть.

– Ладно, – смилостивился Заман. – Можете казённого пива выпить. И в женский блок сходить. Талоны на пиво и женщин есть?

– Есть, – воспрянули духом ремонтники.

– Вот вам ещё, на пиво, – Заман вынул из нагрудного кармана комбинезона несколько серых бумажек. – Я его всё одно не употребляю… – Заман расстегнул ремни на груди, снял ранец и протянул его Барту. – Сдашь на склад. К вечерней поверке все должны быть в своих ячейках! Я вас отмазывать от Инкубатора не стану.

– Обижаешь, начальник, – зашумел народ в два голоса, – разве ж можно! Нам тоже жить хочется, – Барт и Вога хлопнули друг друга по рукам и, не оглядываясь, поспешили вдаль по коридору. Скоро их шаги стихли, Семён и Заман остались вдвоём. И остался низкий гул, идущий от стены.

– Ты слишком много чего помнишь, Симеон! Какие-то ненужные для работы птичьи имена, название своего мира… Не дотерли тебе память, факт! – Заман посмотрел в глаза Семёну. – Или вообще стереть не смогли. Такое, говорят, случалось раньше. Редко, но случалось… Инкубатор для таких неудачников работает круглосуточно.

Потому-то я и хочу успеть побеседовать с тобой, пока санитары-поисковики тебя не нашли, – старший группы отвёл глаза в сторону. – Вспомнить хочу. Своё. Может, ты сумеешь мне помочь… Когда в больничку назад попадёшь, там тебе однозначно повторное стирание назначат, – сухо сказал Заман, не глядя в лицо Семёну. – Мощное. Забудешь не только, как твой мир назывался, но и как маму звали. Могут и ноги парализовать, на время. Чтобы опять не убежал… И в наш блок тебе идти нельзя, начальник мигом новое лицо засечёт! Вот такие дела, Симеон.

Семён огорчённо покачал головой.

– Да-а, тяжёлая ситуация… Впрочем, плевать мне на тех санитаров вместе с их больничкой, руки у них коротки меня достать! Заман, тут есть место, которое никем и ничем не контролируется? Не просматривается и не прослушивается? Там бы и побеседовали.

– Есть такое место, – старший группы странно поглядел на Семёна. – Можно было бы и здесь, конечно, но раз ты хочешь… Сюда, – Заман направился по коридору в ту сторону, куда ушли его друзья-ремонтники; Семён последовал за ним.

Коридор закончился кабиной, аккуратно вписавшейся в размеры коридора и похожей на кабину грузового лифта, с двумя высокими прозрачными дверцами и набором маленьких, как на пульте дистанционного управления, кнопок на внутренней стене кабины.

– Входи, – Заман пропустил Семёна вперёд. – Сейчас поедем, только блуждающий коридор вначале уберу, – Заман прикрыл дверцы, пощёлкал по кнопкам; коридор, видимый через дверцы, исчез – вместо него возникла серая мгла.

В кабине само собой зажглось дежурное освещение и только сейчас Семён обнаружил, что в ней имеются ещё одни прозрачные двери, противоположные тем, через которые он вошёл: за вторыми дверями тоже клубилась неопределённая муть.

– Для аварийного коридора, – заметив взгляд Семёна, еле слышно пояснил Заман. – Через него ребята за пивом ушли… Пора, братцы, за деталями на склад, – громко сказал старший группы, указывая Семёну взглядом на потолок кабины; Семён понимающе моргнул. Но смотреть вверх не стал.

Заман быстро набрал некий известный ему код, – Семён не успел заметить, какой, – а после неожиданно резко надавил ладонью на все кнопки разом. Освещение в кабине пропало, а серая муть за дверцами стала быстро светлеть, превращаясь в молочно-голубой туман; через пару секунд туман рассеялся. Семён невольно подался к ближайшим дверцам – то, что он увидел, было невероятно! Зрелище, которое запоминается на всю жизнь.

Перед Семёном простиралась ровная зеркальная гладь, словно кабина лифта стояла посреди бескрайнего ртутного океана, – но это, конечно, была не ртуть; над металлической равниной висело чёрное космическое небо, усеянное миллиардами звёзд, больших и маленьких. Звёзды безостановочно подрагивали, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах – как будто видел их Семён через движущееся волнистое стекло. Не очень прозрачное стекло: по зеркальной глади, поверх отражённых звёзд, бежали отражённые тени. Если б не они, то Семён незамедлительно решил бы, что оказался в открытом космосе. Без скафандра, в негерметичном лифте. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Можно выйти, воздуха вполне хватает. Не очень чистого, но хватает, – сказал Заман. – Газовый барьер на случай метеоритной атаки. Вернее, на тот случай, если какой булыжник в силовом поле не полностью сгорит. Впечатляет, да? Я, когда впервые здесь оказался, сознание от страха потерял. После ничего, привык…

– Страсть-то какая! – подал голос Мар. – Междумирье с изнанки, на ощупь! Впечатляет, нда-а… Жутковато, мрачновато, звездовато… Чересчур звездовато! В прыгалке чужих и то уютнее было. Да, Семён, много чего я видал, но такого – никогда! И, надеюсь, больше не увижу. Я – существо тонкое, трепетное, мне отрицательные эмоции крайне противопоказаны. А тут, того и гляди, великан Додо объявится и всех к ногтю придавит! Он же, великан, где-то в этих краях ошивается. В междумирье.

– Нет, таких не берут в космонавты, – насмешливо продекламировал Семён, открыл двери и вышел наружу.

Воздух противометеоритного барьера был сухой и безвкусный. Мёртвый. Зеркальная поверхность оказалась скользкой в меру – во всяком случае Семён не брякнулся, предусмотрительно нарастив на обуви мягкие резиновые подошвы. Стоять было можно.

– Эй, Заман, – Семён повернулся к кабине, – а что… – и осёкся. Старший группы держал палец на одной из кнопок управления кабины, угрюмо глядя на Семёна.

– А теперь, Симеон, – напряжённым голосом сказал Заман, – или как тебя там на самом деле, – рассказывай, на какой служебный отдел работаешь: на охранников или наказателей? Всё рассказывай! Будешь врать – нажму кнопку возврата и останешься ты здесь навсегда. Дня два протянешь, не более. Искать тебя никто не будет: способ выхода на поверхность знают только несколько человек! А координаты этого выхода – только я.

– Ого! – Семён изумлённо приподнял брови. – Тайная организация вольных ремонтников? Партизаны от паяльника и отвёртки? Круто, ничего не могу сказать.

– Ты не издевайся, – процедил сквозь зубы старший группы, – не тот момент. Нажму ведь!

– Да жми, – махнул рукой Семён. – Подумаешь, напугал! – Семён недовольно помолчал; Заман ждал, держа палец на кнопке. – Глупо как-то получается… Я, понимаешь, в ваш Мир специально прибыл, чтобы одного человека найти – его чужие похитили, – хотел переговорить с кем-нибудь из людей, с тем, кто объяснил бы мне, что у вас творится. А он на кнопку жать собрался. Ну и жми! Другого кого найду. – Семён со злостью отвернулся.

– Погоди, – менее решительно произнёс Заман. – Ты утверждаешь, что прибыл в наш Мир сам, не подписывая контракт с Хозяевами? Без прыгалки?

– Без, – коротко ответил Семён. – Дальше что?

– Этого не может быть, – помотал головой Заман. – Сюда невозможно попасть никому постороннему! Исключено!

– Но я-то попал, – Семён подмигнул старшему группы. – Сумел.

– Кто ты? – не убирая пальца с кнопки, растерянно спросил Заман. – Кто?!

– Вор я, – гордо подняв голову, ответил Семён. – Вор с магическим прикрытием. Выполняю частные и государственные заказы. Сейчас, например, выполняю заказ Кардинала Империи на предмет похищения Кардинала Империи! Из вашего Икс-Мира.

– Стоп! – Заман схватился за голову. – Какая Империя? Какой Кардинал? Что за Икс-Мир?

– Палец от кнопки убрал, – подметил Мар. – И то дело.

– Ох, как запущенно-то, – сокрушённо вздохнул Семён. – Даже об Империи забыл… Заман, иди сюда. Чего ты, в самом деле, посреди лифта убиваешься! Сядем, поговорим не торопясь. Мар, организуй-ка нам ужин при свечах. Для романтики. Стол, стулья, сервировку… Да, коврик резиновый не забудь, если он у тебя имеется! А то скользко.

– Это можно, – одобрительно сказал медальон. – Оно, конечно, при свечах обычно с женщинами ужинают, но тут случай особый… Как ты верно сказал – запущенный. Прошу!

Рядом с кабиной лифта возник стол и четыре стула, стоявших на тонком резиновом ковре: стол был уставлен тарелками с едой, в серебряном ведёрке стыла обложенная льдом бутылка шампанского; две высокие витые свечи освещали всё это великолепие мягким трепетным пламенем.

– Шампанское то самое, которое из баронского номера, – доверительно сообщил Мар. – Помнишь, как ты на природе с папашей Вуди ужинал? Я оставшиеся в повозке бутылки заначил, извини, что без твоего приказа. Не то сожрал бы наш монах всё, не поперхнулся! А нынче вот, пригодилось… Стол и стулья шли в комплекте, стандартный набор… Коврик у меня давно лежал, ещё с тех пор, как мы с Замурзаном Ботаником за жезлом Чёрного Шамана в молниевую пещеру лазили. Свечи специальные, ароматическо-защитные, от комаров и упырей… А, сойдёт!

– Что это? – слабым голосом спросил Заман, указывая на стол. – Откуда?

– Магия, – улыбаясь, ответил Семён. – Упаковочное колдовство. Волшебство на розлив. Иди сюда!

– Такого не может быть, – Заман вышел из кабины, сделал пару осторожных шагов по скользкому металлу и оказался на ковре. – Магии не бывает! И волшебства не существует!

– Кто тебе эту глупость сказал? – Семён вынул шампанское из ведёрка, содрал фольгу с пробки и принялся откручивать ушко предохранительной сеточки. – Ха, магии нет! Плюнь тому в лицо, кто такую чушь говорит.

– Нельзя, – мрачно сказал Заман, оглядывая стол. – Это Хозяева так говорят. А им в лица и морды плевать – себе дороже будет.

– Хозяева – это чужие? – Семён с громким хлопком откупорил бутылку и пробка унеслась к звёздам. – Тогда тем более плюнь! Они того заслужили.

– А кто такие чужие? – Заман присел на краешек стула, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Вот с этого и начнём, – Семён разлил шампанское по бокалам. – Выпьем за наше знакомство и я тебе всё-всё расскажу. То, что знаю: и о чужих, и об Империи, и о похищении Кардинала. А ты объяснишь мне, как устроен ваш заморочный мир, где к женщинам и к пиву допускают только по талонам. И почему решил, что я охранник-наказатель. Со знакомством, Заман, – Семён поднял свой бокал.

– Ну и денёк, – вздохнул Заман. – Ну и смена… Со знакомством, Симеон! – и они чокнулись.

…В Икс-Мире никогда раньше не происходило столь наглого нарушения основных, возведённых в ранг закона, категорических запретов, а именно: стихийно организованная коллективная пьянка – на закрытом для любых посещений внешнем оборонном рубеже – нарушала как минимум шестнадцать параграфов Устава Внутренней Жизни. И около ста пятидесяти связанных с ними пунктов, подпунктов и уточнений тоже нарушала. Что, разумеется, каралось немедленной отправкой в Инкубатор.

Никогда ранее такого нарушения не происходило, и никогда более не произойдёт.

Потому что существовать Икс-Миру в том виде, в каком он пребывал века, оставалось недолго. Совсем недолго. Несколько суток.

Глава 12 Свобода по Лимиту: Импровизированный Магический Побег

Как понял Семён из рассказа старшего техника Замана, социальное устройство Икс-Мира (он же Мир Равновесия, по-местному) напоминало классическую государственную пирамиду власти: в её основе находилось множество техников, обслуживающих разнообразные устройства жизнеобеспечения Мира Равновесия – от самых простейших до самых сложных. На той же ступени находились и немногочисленные люди-врачи, и стерилизованные женщины из борделей. Прочая обслуга, короче говоря.

Выше стояли охранники, следившие за порядком среди техников; ещё выше были наказатели, которые следили за всеми (что-то вроде гестапо, как определил для себя Семён); потом шли Хозяева. То есть чужие: Хозяевами они были для Замана и всех остальных, но никак не для Семёна.

Управлял же Миром Равновесия, – и всеми остальными Мирами чужих, – Главный Хозяин. Он же Император чужих. Которого Заман никогда не видел.

Чужих в Мире Равновесия, по словам Замана, было не очень много: постоянно здесь проживал лишь Главный Хозяин со всеми своими приближёнными, советниками и телохранителями. Проживал обособленно, в глубинной части Мира. Куда доступа людям не было.

А стержнем пирамиды был Инкубатор. Загадочный и зловещий.

Собственно, весь Икс-Мир и был создан ради того Инкубатора – для его содержания и надёжной охраны. И вся жизнь людей Мира Равновесия подчинялась одному: обслуживанию Инкубатора. Качественному, оперативному, добротному. Потому что Инкубатор производил Хозяев. То есть чужих.

Инкубатор был надёжен. Инкубатор был вечен. Но, как и любая техника, он иногда давал незначительные сбои. И тогда на его ремонт аврально, под охраной, направляли специалистов-техников – порой целым жилым блоком. Которым после выполнения необходимых работ Хозяева стирали память в больничке: память о том, что они видели в святая святых Мира Равновесия. Стирали, по объяснению Хозяев-врачей, во избежание раскрытия местонахождения Инкубатора и возможных диверсий; охранникам, входившим в Инкубатор, память стирали тоже.

Иногда такое вмешательство в работу мозга заканчивалось для подопытного печально: помимо назначенных к удалению фрагментов памяти уничтожалось и многое другое. Такого человека, не помнящего почти ничего, называли стёртым. За одного из которых Заман с его командой и приняли Семёна. Стёртые, если могли справляться с простейшей работой, продолжали жить; если не могли – отправлялись в Инкубатор.

Первичное стирание памяти – удаление ненужных, а порой и вредных для профессиональной деятельности воспоминаний – по прибытию в Мир Равновесия делали всем, кто имел глупость заключить контракт с чужими через вербовщиков, людей-посредников; замечательный контракт на великолепно оплачиваемую секретную работу! Стирали, невзирая на то, хотели этого вновь прибывшие или нет. Впрочем, выгодное предложение был всего лишь приманкой: здесь, в Мире Равновесия, контрактники сразу же становились бесправными рабами. Пожизненно.

Ходили слухи, что зачастую Хозяева обходятся и без формальных договоров – незаметно похищают нужных им специалистов из технически развитых Миров, и вся недолга.

Наказатели во всём этом безобразии с регулярным промыванием мозгов не участвовали: Хозяева их не трогали. Во-первых, потому, что наказатели никак не были связаны с Инкубатором, у них были другие задачи. А во-вторых, потому, что у наказателей и так изначально было стёрто в сознании всё, что только можно было стереть, не уничтожив при этом человека как личность. А взамен наказателям прививалось типовое, одобренное Главным Хозяином, верноподданническое мировоззрение и комплекс стандартных навыков по выслеживанию бунтарей и недовольных.

Техников, как предполагал Заман, Хозяева не переделывали так радикально из опасения возможной утраты ими профессиональных навыков и творческого подхода к ремонту в нештатных ситуациях – основные знания по обслуживанию устройств Мира Равновесия внедрялись техникам в память сразу же при первичной обработке; охранники не подвергались изменению личности за ненадобностью, достаточно было и начальной переделки: эти люди и при найме, как правило, не блистали интеллектом, а уж после обязательной процедуры вообще становились похожими на зомби. На весьма исполнительных и бесстрашных зомби.

Насколько был осведомлён Заман, наказателей создавали из наиболее хитрых, умных и отчаянных уголовников, не ценящих ни свою, ни чужую жизнь. Из уголовников, приговорённых к смертной казни: Хозяева в разных Мирах выкупали за большие деньги этих смертников из тюрем и своевременно пополняли ими ряды своих верных слуг. Пополняли потому, что убийц с искусственной душой не любили ни техники, ни охранники, и, возможно именно поэтому, с наказателями то и дело происходили несчастные случаи со смертельным исходом. С настолько смертельным, что восстановить погибшего наказателя не могли даже в больничке. Хотя в ней могли лечить всё, что угодно: начиная от обычного насморка и заканчивая оживлением трупа – если труп, разумеется, был свежий и более-менее целый. Лечить всё что угодно, но на усмотрение Хозяев: больничка, пожалуй, была единственным местом в Мире Равновесия, где работали не люди, а Хозяева. Чужие.

Люди-врачи, живущие вместе со всеми, в ячейках, к больничке никакого отношения не имели: в лечебное заведение Хозяев бесправные жители Мира Равновесия обращались лишь в крайнем случае. Без уверенности в помощи.

Семён, слушая рассказ Замана, мрачнел всё больше и больше. Не помогло и шампанское, которое Мар заботливо обновил, едва закончилась первая бутылка.

– Концлагерь какой-то, ей-ей, – зло сказал Семён, дослушав повествование Замана. – Ужас. И как вы это всё терпите… Впрочем, понятно – как. Зомби-охранники, гестапо и регулярное стирание памяти. Хм… Не пойму одного: почему чужие, то есть ваши Хозяева, сами не занимаются своим Инкубатором? Плодились бы себе втихаря, размножались… Людей зачем гробить?!

Заман поставил на стол недопитый бокал шампанского и насуплено уставился на ни в чём не повинную посудину.

– Ходят слухи, что Главный Хозяин абсолютно не доверяет своим, потому-то здесь в обслуживании только люди. А ещё есть слушок, очень похожий на правду… мерзкий слушок.

– Какой? – Семён был готов услышать любую пакость, с этого Мира станется!

– Слух о том, что в Инкубаторе регулярно проводят ритуал человеческих жертвоприношений, – угрюмо молвил Заман. – Иначе Инкубатор действовать перестанет. А нас гоняют не для ремонта, а для обязательного участия в том ритуале… Потому и память стирают. Усыпляют всех сразу после ритуала, прямо в Инкубаторе, потом доставляют в больничку и стирают.

– Откуда же тогда слухи? – поинтересовался Семён. – Ежели память стёрта, то откуда?

– Ну-у, – неуверенно протянул Заман, – у одного какой-то огрызочек нестёртого воспоминания остался, у другого… Так, наверное, те сплетни и появляются. С которыми наказатели борются. Кто слишком много болтает, долго в своей ячейке не живёт! Пропадает.

– Понятно, – Семёну расхотелось пить шампанское. Как-то не тянуло после услышанного. – Скажи, Заман, а почему ты меня принял за охранника-наказателя? Неужели я похож на исполнительного зомби или на верноподданнического службиста?

– Немного похож, – с неохотой признался Заман. – На охранника. Ростом. Но они без мата ни одной фразы внятно сказать не могут, так что вряд ли ты был охранником… Понимаешь, Симеон, очень подозрительно, когда к тебе подкатывает незнакомый человек, тем более в таком гиблом месте как транспортная магистраль, и начинает демонстрировать свою память… Показывать, что он всё-всё помнит из своей прошлой жизни. Или нарочно придумывает, что помнит. Провоцирует.

А когда ты, Симеон, мимоходом сказал, что больнички не боишься, и что у санитаров-поисковиков руки коротки тебя взять, – вот тогда я решил: ты из верховной надзирательной системы. Значит, глаз на меня и на моих ребят положил… Что я ещё мог подумать?

– Да, действительно, – вздохнул Семён, – Что же ещё… Заман, а где у вас содержат пленников? Контрактников то есть. Я уже тебе говорил, что мне надо найти одного человека, Кардинала. Надеюсь, ему вправлять мозги твои хозяева не стали! Не тот расклад. Не тот клиент.

– Ты обещал мне рассказать о том, что знаешь сам, – упрямо напомнил Заман. – Вот и рассказывай. А после я подумаю, чем тебе помочь. Не переживай, уж что-нибудь да сообразим!

– Договорились, – Семён воспрянул духом и налил шампанского себе и Заману.

…Беседа длилась долго; время под неподвижными звёздами текло незаметно. Мар ещё несколько раз обновлял содержимое ведёрка со льдом, но закуска была добротная, разговор неспешный, и потому Семён с Заманом оставались трезвыми. Почти.

– …и я оказался в туннеле, где вас и повстречал, – закончил свой рассказ Семён.

– Вон оно как, – рассеянно сказал Заман, думая о своём. – Империя, надо же… Повсеместная магия, а не техника. Комплексные заклинания! А Хозяева – враги Империи… Знаешь, Симеон, пока ты рассказывал, я начал кое-что вспоминать. Так, обрывки всякие. Но, главное, – начал. Может, и остальное вспомню, если опять в Инкубатор на авральную работу не попаду… О, Инкубатор! Вспомнил!

– Что? – одновременно воскликнули Семён и Мар; Заман, конечно, услышал только Семёна.

– Звезда, – зловещим шёпотом ответил техник. – Громадная! Вся скрученная-перекрученная… то ли на стене, то ли в воздухе висит… Больше об Инкубаторе ничего не помню.

– Жаль, – расстроился Семён. – Хотя мне, в общем-то, нужен не Инкубатор, а Кардинал. Как насчёт него? Ты же обещал подумать!

– Подумаю, – заверил Семёна Заман. – Мне поговорить сначала надо кой-с кем, посоветоваться. Знаешь что, поехали в наш блок! Рядом со мной как раз свободная ячейка пустует. В ней и отдохнёшь, пока я нужных людей найду и с ними переговорю. Правда, там дверь поломана, не запирается, но это и к лучшему, у тебя ведь пропуска нет…

– Я – самый лучший во всех Мирах пропуск! – заносчиво сообщил в пространство Мар. – Что мне какая-то механическая дверь! Тьфу на неё! Это я не Заману, это я тебе, – сразу же пояснил медальон. – Он меня всё одно не слышит.

– Я в твоих способностях ничуть не сомневался, – шепнул в ответ Семён. – Пропуск из тебя ещё тот! Универсальный.

– А то, – согласился медальон и умолк.

– Пошли, – сказал, вставая, Заман. – Скоро вечерняя поверка, опаздывать нельзя! Могут наказать. Раз и навсегда.

– А что начальник блока? – вспомнил Семён. – Ты же говорил, что он меня засечёт!

– Начальник тоже человек, слабости имеет, – успокоил Семёна техник. – Я ему скажу, что ты – мой гость, пузырь самогона поставлю, тогда он на тебя и внимания не обратит. У нас бывает, что из чужого блока кто-нибудь на ночь остаётся: зашёл к друзьям погостить, крепко выпил и остался. Главное, на поверке свою ладонь и жетон-пропуск к специальному окошку в любой ячейке приложить, а трезвый ты или пьяный – кто из Хозяев узнает? Технике это безразлично.

– А если не приложить? – вставая из-за стола спросил Семён. – Что тогда будет?

– Наказатели, разборка и, скорее всего, Инкубатор, – Заман вошёл в лифт. – Но тебе это не грозит: ты же здесь никто. Нету тебя в проверочных списках! Поехали, Симеон, пора.

– Стол со всем остальным барахлом упаковывать? – по-хозяйски поинтересовался Мар. – Вон сколько продуктов ещё осталось! Может, ещё где под звёздами посидеть придётся, в более… э-э… нежной компании.

– Брось, – отмахнулся Семён. – Столов в Империи мало, что ли? Пусть Хозяева-чужие головы себе поломают, откуда он взялся. Чтобы бдительность не теряли. – Семён вошёл в лифт.

…Блок, где жил Заман, напоминал коридор некой космической станции, как-то виденной Семёном в одном из многочисленных фантастических сериалов. Кажется, станция была тюрьмой: жилой блок походил на ту космическую узницу во всём, один к одному. Словно создатели фильма здесь перед съёмками побывали. Тайком.

Длинный широкий коридор с хромированными металлическими стенами был ограничен с одной и другой стороны перекрытиями, в одной из которых находился вход в кабину перемещений (которую Семён по незнанию окрестил лифтом); блестящий хромом потолок был высокий, арочный, с цепочкой ярких светильников; и, само собой, имелось множество дверей по обе стороны коридора. Прозрачных дверей, через которые было хорошо видно, что происходит внутри каждой жилой ячейки.

Семён шёл вдоль дверей-окон, невольно поглядывая на них: за прозрачными перегородками шла своя жизнь – где выпивали, где играли в кости, где уже спали. Каждая ячейка была одноместной, судя по единственной в ней полке-лежанке, но в некоторых ячейках людей было преизрядно. Особенно там, где выпивали.

– Тридцать ячеек в блоке, – пояснил Заман, видя интерес Семёна. – Десять рабочих групп. А эти, что выпивают, пришлые. По-моему, из четвёртого блока. Или из пятого… Наш – первый. Это чтобы ты знал, в случае чего.

– А сколько всего блоков? – не удержался Семён от вопроса, хотя особой необходимости в нём не было, какая разница!

– Сто двадцать, – Заман шёл, уверенно ведя за собой Семёна. – В сто одиннадцатом врачи живут, их там немного, у них и лечимся… Лекарства врачам Хозяева выдают, по необходимости. В блоках с четырнадцатого по восемнадцатый – женщины… Ты смотри, в восьмой блок не ходи! – спохватившись, предупредил Заман. – Там народ особый живёт, своеобразный. Молодым парням делать там нечего! Туда и охранники по одиночке не суются…

– Понял, не пойду. – Семён глянул на дверь очередной ячейки, где азартно резались в карты и по кругу пили из одного стакана. – А как вы друг к другу попадаете, из блока в блок? В гости, самогон пить.

– Да в кабинах, как же ещё, – Заман неопределённо махнул рукой вдаль. – Точно так же, как и я с тобой: набираешь нужный код и попадаешь куда тебе надо; когда кабина задействована, на её месте другая возникает. Так что заторов у нас не бывает. Всё просто!… Пришли, – старший техник остановился возле неосвещённой полуоткрытой двери. – Вот свободная ячейка. Её только завтра ремонтировать будут, можешь располагаться. И ещё: когда сигнал на поверку услышишь, не пугайся. Он громкий, сигнал, – предупредил Заман. – Меня не жди: я сначала к начальнику блока, а после по твоему вопросу к знакомым технарям схожу.

– К начальнику – обязательно? – позёвывая, спросил Семён. – Мы вроде никого по пути не встретили, никто меня не видел… Сейчас сделаюсь невидимым и завалюсь спать.

– Ты и такое можешь? – поразился Заман.

– Могу, – Семён опять зевнул. – Мар, давай-ка включай невидимость, – вокруг Семёна знакомо возник полупрозрачный колпак из чешуек-шестигранников.

– Чудеса, – удивлённо сказал Заман, шаря по пустой ячейке взглядом, и хотел что-то ещё добавить, но внезапно его голос заглушил пронзительный вой: звук был настолько мерзкий, что у Семёна мгновенно заныли пломбированные зубы. Сигнал к вечерней поверке оказался действительно громким – такой не только спящего, но и в стельку пьяного подымет! Заман на прощание помахал невидимому Семёну рукой и торопливо ушёл куда-то. Видимо, в свою ячейку, докладывать о себе хитрой автоматике.

– Блин, гудок заводской, – с раздражением сказал Семён, когда пронзительный сигнал так же неожиданно стих. – От такого запросто кондрашка схватить может! Тут же, не сходя с места.

– Зато поверку не проспишь, – возразил Мар. – Что от заводского гудка и требуется.

– Ты за входом поглядывай, – Семён с удовольствием растянулся на мягкой лежанке, прикрепленной к стене ячейки на манер купейной полки. – Если кто посторонний сунется, обратно его налаживай. Справишься?

– Справлюсь, – заверил медальон. – Не впервой… Знаешь, Семён, а я ведь магию ощущаю! Сильную. Не здесь, и даже не вблизи… далеко где-то. Чую я: заначено в этом поганеньком мирке у Хозяев-чужих нечто волшебное, мощное! Это они пускай своим беспамятным работникам мозги пудрят насчёт того, что колдовства нету. Меня не обманешь!

– Разберёмся, – сонно пробормотал Семён. – Ежели что толковое – украдём. А если опасное, то обойдём стороной. Или разрушим, долго ли, умеючи! До основанья, а затем… – Семён закрыл глаза.

– Лучше, ясный хрен, чтобы то «нечто» толковым было, – с надеждой произнёс Мар. – И не очень большим. У меня из упаковочных заклинаний лишь стандартные остались, которые объёмом ограничены. Хотя, если воспользоваться двумя заклинаниями сразу, то… А это идея! Наложить одно заклинание на другое, или состыковать их друг с дружкой как-нибудь: вон, дубль Кардинала говорил о таких вариантах. Почему бы тебе тоже не попробовать? Семён! Ты чего не отвечаешь? А-а, спишь… Ну, спокойной ночи, – Мар с сожалением умолк.

Проснулся Семён от яркого света, ударившего ему в лицо, и невольно прикрыл глаза ладонью.

– Ни звука! – быстро предупредил Семёна медальон. – Это охранник! У двери стоит.

Семён посмотрел сквозь щель между пальцами: снаружи, у входа в ячейку, стоял рослый охранник в чёрной одежде, с чёрным беретом на голове, и методично обшаривал тёмную каморку лучом фонарика.

– Никого нету! – крикнул охранник в сторону.

– Под полкой смотрел? – донеслось раздражённо из коридора. – В сортире пойди глянь! Что ты, пля, как стёртый, всё тебе подсказывать надо… Будешь, пля, отлынивать, в восьмой блок на патрулирование назначу! Одного, – в коридоре громко заржали, в несколько голосов.

– Сам бы под полками лазил, – огрызнулся охранник, поспешно становясь на колено и заглядывая под лежанку с невидимым Семёном, – и в горшки с дерьмом сам заглядывал бы, сволочь усатая… – но вполголоса огрызнулся, негромко. Чтобы в коридоре не услышали. Встав, охранник подошёл к стене напротив лежанки, со злостью пнул в стену ногой: за открывшейся дверью был тесный санузел – рукомойник, душ и унитаз; сантехника располагалась компактно, одно чуть ли не впритирку с другим.

Охранник мазнул лучом по унитазу, в сердцах плюнул и вышел из ячейки.

– Нету никого, я же говорил! – во весь голос проорал он в коридоре: видимо, усатая сволочь на месте не стояла, тоже ячейки проверяла. Освещённые.

– Давай-давай, – донеслось издалека, – старайся, пля! Не то попадёшь в восьмой, на проверку задней позиции… – остальное потонуло в хохоте; охранник, ругаясь, трусцой кинулся догонять ушедших.

– Что случилось? – шёпотом спросил Семён, вставая с лежанки. – Ты не знаешь?

– Нет, – вполголоса ответил медальон, – но, думаю, что-то авральное: всех подняли, выгнали из ячеек, построили и куда-то увели. Заман, кстати, тоже с ними был… Я тебя будить не стал, какой смысл? Всё одно помешать не смогли бы.

– Чёрт, – Семён был не на шутку расстроен. – Это их в Инкубатор погнали, факт. Потом мозги хорошенько прополощут, Заман меня больше и не вспомнит… Эх, жаль мужика!

– У нас работа, – осторожно подбирая слова, подал голос Мар. – Серьёзная работа. Я, конечно, тебе сочувствую, то да сё, но переживания и сантименты давай оставим на потом, ты не против? Не получилось с Заманом – что ж, есть ещё четыре адреса! Можем воспользоваться следующим…

– Воспользуемся, – Семён глянул в сторону тёмного санузла. – Отмечусь после сна, а после воспользуемся.

– На ощупь будешь или посветить? – участливо поинтересовался медальон.

– Посветить, но не ярко, – Семён усмехнулся. – Зачем охранников нервировать! Слабенькую подсветку, интимную… лишь бы хоть что-то было видно. Чтобы не промахнуться, – и пошёл отмечаться.

…Ополоснув руки, Семён вышел в коридор. В коридоре было пусто: ни техников, ни охраны. Семён постоял, в задумчивости стряхивая воду с рук, сказал:

– Давай-ка, Мар, на поверхность слетаем. К столику. Позавтракаю, тогда и двинемся по следующему адресу. А то меня что-то мутит, не пойму отчего – то ли от голода, то ли от этого Мира Равновесия с его тюремными делами. Как охранника увидел, так сразу и замутило. Как от рвотного.

– К столику, понял, – невозмутимо произнёс медальон. – Готово! – в тот же миг Семён оказался под звёздами, возле стола, на резиновом ковре. Оказался и застыл от неожиданности. Потому что за столом сидела знакомая троица во главе с Заманом и доедала оставшееся со вчерашнего ужина; поодаль стояла кабина перемещений с распахнутыми настежь дверцами.

– Опаньки! – радостно воскликнул Мар, – старший техник обнаружился! Вместе с молодняком. Сбежали, болезные, из птичника… то есть из Инкубатора! Молодцы. А я думал, что никогда их больше не увижу.

– Привет техникам из первого! – придя в себя от удивления, поздоровался Семён. – Приятного аппетита! Ничего, если я с вами посижу? Тоже позавтракаю. – Барт и Вога закрутили головами, не понимая, откуда идёт голос; Заман приветственно вскинул руку.

– Привет, Симеон! Я так и думал, что ты сюда обязательно заглянешь! Вот, ребят с собой привёл… Удрали мы. Наших в Инкубатор повели – ну, мы первыми в кабину и сунулись, вместе с охранником-сопроводителем…

– А где сопроводитель? – Семён непонимающе уставился на Замана: за столом охранника не было.

– В кабине он лежит, – равнодушно пояснил Заман, – мёртвый. Удавили мы его по пути! Я ребят успел предупредить, они и подсобили. А справиться втроём с одним человеком, пусть и крепким… Ха!

Семён резко обернулся к кабине, пригляделся: внутри неё действительно лежало что-то чёрное, бесформенное.

– Круто, – одобрил медальон. – Решительные мужики! Я бы с такими на дело без колебаний пошёл.

– Выключи невидимость, – приказал Семён, усаживаясь за стол. – И поесть чего-нибудь свежего сообрази, ладно?… Заман, ты же подписал себе и твоим друзьям смертный приговор! Инкубатор себе подписал.

– Знаю, – невозмутимо произнёс старший техник. – Но иного выхода не было! Опять беспамятство, опять безысходное рабство… а здесь ты появился, о Мирах рассказал, о другой жизни! О той, которую мы забыли. И я так решил: раз ты умеешь путешествовать из Мира в Мир без прыгалки, то, может, и нам поможешь отсюда удрать? Ты – наш последний шанс! Иначе…

– Что – иначе? – поинтересовался Семён, беря с возникшего на столе расписного блюда аккуратный бутерброд.

– В Инкубатор мы всё равно не пойдём, – глухо сказал Заман. – И в Мир Равновесия не вернёмся: нас там уже наверняка ищут, по всем блокам… – Семён вспомнил охранников, проверяющих ячейки, поморщился.

– Да, Заман, ищут. Однако, задачку ты мне подкинул… Мар, ты можешь отправить этих бунтарей в какой-нибудь Мир? Хотя нет, в какой-нибудь не надо… Отправь их в домик Кардинала! Вернусь, тогда и разберёмся, кого куда. А то они с этим своим беспамятством враз к полиментам в лапы угодят, сделают что-то не то и угодят: там с ними особо разбираться не станут – документов нет, объяснить ничего не могут… Припишут кучу нераскрытых преступлений и в Исправительный Мир всех троих сошлют! На пожизненную каторгу.

– Так оно всё и случилось бы, – не раздумывая согласился Мар. – Именно так и не иначе. Да-а, Семён, умён ты становишься не по годам… Моё воспитание! – с гордостью возвестил медальон. – Моя школа.

– Слушай, воспитатель хренов, – Семён, пытаясь сохранить серьёзный вид, постучал по хренову воспитателю пальцем. – Ты мне на вопрос не ответил!

– Могу, конечно могу, – поспешил заверить Семёна медальон. – Только у нас тогда проблемка небольшая возникает. Не глобальная, но всё же…

– Какая? – насторожился Семён.

– Да с транспортным заклинанием, с чем же ещё, – с досадой пояснил Мар. – Оно же не вечное! Мы и так им неплохо попользовались… Короче: мужичков я отправлю, но больше никого перемещать не стану! Иначе сами отсюда не выберемся – дальние перебросы вещь серьёзная, быстро сажают заклинание. А тут троих, одновременно…

– Понял. Ничего, выкрутимся. – Семён окинул взглядом троицу: техники сидели не дыша, глядя на Семёна во все глаза и ожидая приговора. Окончательного и бесповоротного.

– Сейчас вы отправитесь в одно место, – Семён говорил сухо, подчёркнуто деловито, – там дождётесь моего возвращения. Еда на первом этаже, в холодильнике, спальня на втором. Ну, разберётесь. Да! В рабочем кабинете, возле спальни, есть телефон… э-э… особое переговорное устройство – его не трогать! Всё ясно?

– Ясно, – одновременно выдохнули трое.

– И напоследок: Заман, что ты узнал насчёт интересующего меня пленника? Где его держат? – Семён ждал ответа, но Заман лишь развёл руками:

– Нету, Симеон, никакого пленника. И новых контрактников давно не поступало… Во всяком случае, никто из моих знакомых ничего не слышал о человеке, которого ты ищешь. Возможно, он содержится в каком другом месте… Извини, что ничем не смог тебе помочь. Извини.

– Что поделать, – Семён не очень-то и расстроился, он ожидал нечто в таком роде: вряд ли чужие стали бы держать Кардинала вместе со всеми людьми. – Буду продолжать искать… Мар, действуй!

Троица за столом исчезла: Семён остался один. Не считая мёртвого охранника в кабине.

– Значит, так, – Семён мельком глянул в сторону кабины, – теперь надо охранников пораспрашивать. Надеюсь, они поболее рядовых техников знают! Организую себе такой же прикид, как у покойничка, и – вперёд, по второму адресу. Подозреваю я, Мар, что зацепки, которыми нас снабдил Слимп, по нарастающей идут: сначала сектор техников, потом охранников. Потом будут наказатели.

– Потом Главный Хозяин, – подхватил медальон. – А что же тогда в конце списка находится? У нас, между прочим, ещё один адресок неопознанным остаётся.

– Вот когда им воспользуемся, тогда и узнаем, – Семён вернулся к бутербродам. – Если потребуется… А сейчас неплохо было бы чайку! Всухомятку, говорят, вредно есть. У тебя чай остался, или только одно шампанское в запасе имеется?

– Железные нервы! – восхитился Мар. – Стальные. Здесь, понимаешь, труп рядом валяется, рукой подать, а он завтракать будет! Возле покойника.

– А что покойник? – удивился Семён, беря возникшую перед ним кружку с чаем. – Покойники, они народ тихий, покладистый! Если их, конечно, не оживлять, – и отпил из кружки. – А я оживлять никого не собираюсь. Не могу и не хочу.

…Семён, стоя у дверей кабины перемещений, внимательно рассматривал как одет мёртвый охранник – Мар включил необходимую подсветку, залив тёмную кабину бестеневым медицинским светом. Хотя особо смотреть было не на что: форма как форма. Стандартная.

– Ничего особенного, – Семён превратил маскировочный костюм в точную копию одежды покойника. – Камуфляжка военного образца, шнурованные ботинки, берет… И всё чёрное. Никакой фантазии!

– А на фига в военном покрое фантазия нужна? – с недоумением спросил Мар. – Главное, чтобы удобно носилось и грязь не очень заметна была. И вообще – форма есть вещь незыблемая, святая и никаким изменениям не подлежащая! Так говаривал корешок одного из моих прежних хозяев, полковой интендант, списывая очередную партию нового обмундирования. Он его потом через моего хозяина на оптовый рынок переправлял, в Торговый Мир, и оба неплохо на тех махинациях зарабатывали…

– Ты и в армии побывать успел? – Семён повёл плечами, проверяя, ладно ли сидит на нём военная одёжка. – В каких войсках служили, поручик?

– В обозных, – хихикнул медальон. – Недолго. Пока не арестовали. А дело было так: прислали как-то в полк, по ошибке, партию особых камуфляжек, – как после оказалось, похоронных, бумажных…

– Стоять, пля! – рявкнуло сверху. – Не двигаться! Руки вперёд, ноги расставить! – голос был металлический, свирепый. Военно-командный.

Семён задрал голову: метрах в двадцати над ним висела прыгалка – маленькая, почти игрушечная по сравнению с той, на которой Семёну когда-то довелось полетать. Но такая же блестящая – брюхо энэлошки отражало и ярко освещённую кабину, и Семёна рядом с ней.

– Вырубай свет и включай адрес, – крикнул Семён, запрыгивая в кабину. – Поехали!

– Сопротивление бесполезно! – прогремело из звёздной высоты, – кабина перемещений блокирована! Приказываю выйти и сдаться, иначе, пля… – что собирался сделать в случае неповиновения владелец металлического голоса, Семён так и не узнал: он перенёсся.

Уехал.

Глава 13 Стандартный Лазерный Излучатель Максимального Поражения

В секторе охранников, выглядевшим почти как знакомый Семёну блок ремонтников – только был он раза в три пошире и подлиннее стандартного блока, и ещё в него выходило несколько коридоров – шло общее построение с капитальным разносом всех и вся.

Семён удачно материализовался позади строя и, не привлекая ничьего внимания, потихонечку втёрся в последнюю шеренгу охранников: если первая шеренга стояла по стойке смирно, то во второй охранники переминались с ноги на ногу; в третьей уже негромко беседовали громким шёпотом, а в четвёртой мало того, что болтали чуть ли не в полный голос, но ещё стоя играли в карты и украдкой курили, пуская дым в рукав. Разнос пережидали.

Семён, конечно, мог бы включить невидимость и постоять где в сторонке, послушать, о чём так усердно надрывается мордастый охранник-начальник, расхаживая перед строем туда-сюда, но Семёна больше интересовало, что говорят рядовые бойцы. Опять же, при случае можно было невзначай с кем-нибудь словечком перекинуться, то да сё, и заодно спросить о Кардинале. Узнать, где он содержится.

Слева от Семёна увлечённо играли на обеденную пайку масла и ни на кого и ни на что не обращали внимания; справа по очереди курили подозрительного вида сигаретку и вступать в разговор с Семёном не торопились: судя по сладковатому запаху, это был не табак; ничего больше не оставалось, как стоять и терпеливо слушать выступление мордастого начальника. Что Семён и делал.

Монолог начальника охраны был горячим и крайне эмоциональным. Настолько эмоциональным, что Семён порой с трудом понимал, о чём вообще идёт речь: очень мешали всякие «Пля!», «Твою мать!», «Козломорды в беретах» и прочие красочные эпитеты, на которые мордастый начальник не скупился. Но постепенно Семён разобрался, что к чему: поводом к разносу явился побег трёх ремонтников из первого блока. Коих до сих пор не нашли, о чём пришлось доложить в управление наказателей. Что, само собой, в ближайшее время повлечёт за собой штрафные меры и тогда кому-то из присутствующих очень и очень не поздоровится! Как верно понял Семён, в первую очередь должно было не поздоровиться самому начальнику, вот потому-то он и исходил надрывным криком, срывая свою злость и испуг на подчинённых. Разряжался, стало быть. Релаксировал.

Довольно скоро отвыкший от построений Семён заскучал: слева уже проигрывали третью суточную порцию масла и назревал конфликт, справа докуривали общую сигаретку и оттуда то и дело доносился тихий пьяненький смех; делать здесь определённо было нечего. Семён собирался уже включить невидимость, отойти в сторону и поискать в последней шеренге более разговорчивых соседей, когда в торце сектора с шумом открылись дверцы кабины перемещений и оттуда выскочил чем-то явно взволнованный охранник: лицо у него было красное, испуганное; берет не по уставному торчал из кармана брюк.

Не обращая внимания на построение, охранник рысью припустил к начальнику, делая на бегу странные движения рукой. Словно знак Зорро в воздухе чертил. Или молнию. Увидев, что начальник заметил его таинственные знаки, охранник подбегать к нему не стал, а нырнул в строй и там затерялся.

Мордастый на секунду поперхнулся очередным «пля!» и тут же быстренько закруглил свою речь:

– Короче, уроды, если сегодня не найдёте беглецов, я всех вас отправлю в Инкубатор! Мне, пля, такие работники не нужны! А теперь всем стоять и делать внимательные рожи! Я сказал внимательные, а не умные! Эй, козломорды в четвёртой шеренге! Это вас тоже касается! Я, пля, когда построение закончится… – что там должно было произойти после, Семён не услышал: дверцы кабины снова хлопнули, выпустив наружу ещё одного охранника, рослого, седого… Охранника ли?

Семён пригляделся: всё же это был не охранник. Форма, несомненно, похожа, – такой же стиль, такой же покрой и цвет, – но в отличии от той, что была на Семёне и остальных, у этой имелся отличительный знак: острая серебряная молния на груди. Для усиления эффекта не хватало лишь оскаленного черепа и надписи: «Не влезай! Убьёт!»

– Пля, старший наказатель припёрся, – обречённо всхлипнули слева от Семёна. – Вот же скотина! Плакала моя пайка масла… – и стало тихо.

Наказатель подошёл к начальнику охраны, косо глянул на него: начальник поспешно козырнул, неловко развернулся и отступил за спину старшему наказателю. Откуда немедленно принялся грозить кулаком всему строю и делать страшное лицо. Видимо, вдохновлял подчинённых на внимательность и послушание.

– Бойцы! – не напрягаясь, ровным голосом сказал наказатель: голос у седого был глубокий, громкий, как у преподавателя со стажем. – Я не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо, как солдат – солдатам: в ваших рядах был предатель! Побег ремонтников первого блока организовал охранник номер девяносто четыре, которого обнаружил патруль дежурной прыгалки рядом с одной из камер перемещений, на внешнем оборонном рубеже. Будучи обнаруженным, охранник номер девяносто четыре предпочёл тут же покончить жизнь самоубийством, нежели сдаться патрулю. – Выдержав эффектную паузу и переждав лёгкий ропот, пробежавший по шеренгам, старший наказатель добавил:

– Должен заметить, что обстоятельства происшедшего весьма подозрительны: номер девяносто четвёртый вошёл в кабину и задушил сам себя. Заодно сломав себе шею.

Начальник охраны, услышав такую поразительную новость, замер позади седого наказателя, забыв опустить кулак и убрать с лица зверское выражение: так и застыл с перекошенной физиономией. Только побледнел сильно.

– Потому в Мире Равновесия повсеместно вводится чрезвычайное положение, – всё так же ровно и спокойно продолжал старший наказатель. – По личному распоряжению Главного Хозяина! Есть подозрение, что сознание охранника было насильно изменено кем-то посторонним, тайно проникшим в Мир Равновесия для шпионажа и проведения диверсий. И, скорее всего, пришелец в данное время укрывается в Старых Секторах – все ныне действующие помещения проверены, подозрительных не обнаружено. Туда же, в Сектора, по-видимому, ушли трое ремонтников из первого блока. Тоже насильственно переделанные…

Потому слушайте приказ Главного Хозяина – незанятые в несении службы сейчас же отправляются в Старые Сектора на зачистку: приказано ликвидировать всех, кого там обнаружите!

– Пля, опять недоделков мочить будем, – обрадовался кто-то справа от Семёна. – Весело! Хоть постреляю от души… Мурз, у тебя травка ещё осталась? Под травку и охотиться веселей! – Что ответил неведомый Мурз, Семён не расслышал, но спрашивающий, похоже, остался доволен:

– Согласен! У меня ещё два зуба от последней плановой зачистки припрятаны. Золотые. Один – твой… Может, и сейчас повезёт? Надо щипцы взять, не забыть, – Семёна передёрнуло.

Старший наказатель обернулся, что-то тихо сказал начальнику охраны – тот насупился, хотел было возразить, но потом махнул рукой, мол, делайте, что хотите. Ваша власть.

Наказатель медленно пошёл вдоль рядов охранников, пристально вглядываясь им в лица, не пропуская ни одного – многие из охранников опускали глаза, настолько пронзительным был взгляд седого наказателя. И цепким.

Семён тоже отвёл глаза в сторону и постарался изобразить на лице тупое служебное выражение: видимо, получилось это у Семёна недостаточно хорошо, потому что старший наказатель задержал свой взгляд на нём несколько дольше, чем на остальных. Задержал и пошёл дальше.

– Бр-р, – сказал Мар. – Ну и тип! Посмотрел, как сверлом насквозь продырявил… Не нравится он мне, Семён! И то, что здесь происходит, тоже не нравится. Регулярная охота на беззащитных умственных калек, надо же… Достойное развлечение для крепких вооружённых мужиков, пля! Вот что я тебе, Семён, скажу – я и раньше не любил охранников. А сейчас тем более не люблю! Зубы они, понимаешь, щипцами выламывают… Сволочи! Эх, если б не серьёзный заказ, я бы настоятельно рекомендовал тебе сваливать отсюда к едрене фене, причём немедленно, и заняться чем-нибудь не настолько мерзким, как вооружённые прогулки в компании с этими мародёрами… Общественный нужник вручную почистить, и то меньше замараешься, ей-ей! Тьфу.

Тем временем старший наказатель вернулся к начальнику охраны, перебросился с ним парой коротких фраз и ткнул рукой в сторону напрягшегося Семёна. Указал на него как Вий на Хому.

– Эй, ты! – рявкнул начальник Семёну, – да, ты, козломорд в четвёртой шеренге! Стоять на месте, пля! Остальным – получить оружие, разбиться на тройки и отправляться по маршрутам самостоятельно! По окончанию зачистки старшие групп – ко мне. Вольно, разойдись.

– Влипли, – убеждённо сказал медальон. – Как есть влипли. Но почему? Не понимаю… Если возникнут проблемы, я тебя на следующий адрес перекину, согласен?

– Через адрес, – шепнул Семён. – Что мне теперь у наказателей делать? Вон, самый главный уже и так здесь. Сейчас беседовать со мной будет. Любезничать… Может, и я у него смогу что-нибудь полезное вызнать?

– Ну-ну, – пробурчал Мар. – Шпион-вызнаватель, ага. – И замолчал.

– Ко мне! – громко приказал Семёну начальник охраны. – Бегом! – Семён вздохнул и побежал, а куда было деваться? Помня армейские правила, Семён остановился за пару шагов от грозного начальника и приложил ладонь к берету: сейчас надо было немедленно отрапортовать, и отрапортовать именно так, как здесь принято – мол, товарищ-господин как-вас-там, рядовой номер такой-то по вашему приказанию прибыл… Но ни звания товарища-господина, ни своего возможного номера Семён, разумеется, не знал; положение складывалось критическое. Хреновое, как сказал бы Мар.

Ситуацию разрядил сам начальник – не дожидаясь рапорта, он, брызжа слюной, сходу заорал на Семёна, топоча ногами:

– Что, пля, за дела? Почему твоей рожи в портретной картотеке до сих пор нету? У старшего наказателя глаз – алмаз, он всех в лицо помнит! Что ты, пля, себе позволяешь, кретин безмозглый?! Молчать, не думать, стоять смирно! Даже если ты из восстановленых, даже если тебе в больничке новую козлиную морду пришили, ты всё одно должен был вовремя по новой зарегистрироваться! Ты, пля, не номер сорок пять, ты, пля, нуль-нуль сортирный! Объявляю тебе выговор с лишением карточек на пиво в течение месяца! – начальник охраны, более не обращая внимания на Семёна, в изумлении так и застывшего по стойке смирно, повернулся к старшему наказателю.

– Это сорок пятый, – спокойным голосом пояснил начальник седому, – из новичков. Я в ваш отдел ещё неделю тому назад доложил: так и так, сорок пятый пострадал на вечернем патрулировании. В восьмой блок его случайно занесло, в одиночку, он же дурак ещё, ни фига не знает… Ничего, отмахался. Только морду на лоскуты порезали. И нос сломали. И один глаз выбили. А, пустяки! Вот, починили, в строй вернули, как новенький стал. Правда, на себя теперь малость не похож, потому накладочка и вышла!

– Действительно, как новенький, – задумчиво согласился наказатель, бесцеремонно уставясь Семёну в лицо. – Чересчур новенький… Ну, ладно. Сорок пятый, так сорок пятый. Я не против, – старший наказатель, не прощаясь, резко повернулся и зашагал к камере перемещений.

– Ты ещё здесь? – наконец заметив остолбеневшего Семёна, вне себя заорал начальник охраны. – Кр-ругом! Бегом марш! Два месяца без талонов!

Семён уставно развернулся на месте и бросился прочь. Куда глаза глядят.

– Три! – донеслось в спину убегающему сорок пятому с малость изменённой в больничке физиономией, – нет, четыре! Я вас, пля, всех научу, как вовремя регистрироваться! – Семён нырнул в ближайший коридор. Пробежал немного и перешёл на шаг: угроза миновала и надо было обдумать, что делать дальше.

– Сорок пять – морда ягодка опять, – флегматично изрёк Мар. – Поздравляю вас, номер сорок пятый, с успешно проведённой пластической операцией! По изменению внешности. Нда-а… Этот седой ведь не успокоится! Я таких гадов знаю – он всё перероет, но проверит, кто ты такой есть на самом деле. И в больничку сходит, не сомневайся. Или пошлёт туда кого из своих шестёрок. Так что на всё про всё у тебя около часа, пока настоящего сорок пятого не найдут. Управишься?

– Постараюсь, – упрямо сказал Семён. – Час – это нормально. За час много чего успеть сделать можно!

– Тогда делай, – разрешил Мар. – Пока не началось. – И тихонечко засвистел что-то бравурное. Военный марш, наверное. Для поднятия бодрости духа.

Семён шёл по коридору, оказавшемуся на самом деле жилым блоком, заглядывая в ячейки через прозрачные двери: в комнатах никого не было, все ушли на зачистку. Согласно приказу.

В торце блока находились дверцы очередной кабины перемещений – видимо, в секторе охранников этих кабин хватало, для большей оперативности; Семён дошёл до самых дверец, так никого по пути и не обнаружив.

– Давай в другом коридоре-блоке поищем, – предложил медальон. – Должен ведь у них быть какой-нибудь дежурный охранник… тумбочный какой-нибудь. Вот у него в лоб и спросишь: где тут камера с задержанными? Мне, типа, приказано одного из них по кличке Кардинал лично сопроводить, расстрелять и допросить. Если тумбочный ответит, что, мол, да, есть у нас такой, день и ночь ложкой по решётке стучит и адвоката требует, надоел уже, тогда всё ясно – идём, забираем наш заказ и сматываемся отсюда с Кардиналом под мышкой. А если тумбочный делает квадратные глаза и начинает тебя переспрашивать: какая такая камера, какой такой задержанный? И при этом требует предъявить документы, одновременно стараясь тебя застрелить, тогда можно смело уходить по очередному адресу: Кардинала здесь нет… Вернее, уходить по следующему после очередного – к наказателям нам никак не можно, нас там не любят и не ценят. Как тебе мой план?

– Нормальный план, – одобрил Семён. – Так я, пожалуй, и сделаю. – Но реализовать авантюрную задумку медальона он не успел – дверцы кабины перемещений внезапно открылись, явив Семёну двух вооружённых охранников: один лениво подпиливал ногти пилочкой, небрежно сунув свою трубку-лучемёт в нагрудный карман; второй, слегка присев, целился из лучемёта Семёну в голову.

– Бах! – крикнул целившийся охранник, – ты убит! Поминки за твой счёт, – и радостно заржал над собственной шуткой.

– Заходи, – приглашающе кивнул охранник с пилочкой. – Некомплект у нас. Приказали взять с собой первого попавшего, кто с дежурства сменился. Кого в секторе найдём. Вот ты первым и попался… Из наряда в наряд – это ли не счастье, правда? – и усмехнулся с издёвкой.

– Э… Да у меня и оружия нету, – честно предупредил Семён, надеясь, что такой, безоружный, он этим бравым ребятам и даром не нужен. – Не положено мне. Я…

– Не беда, – мягко прервал Семёна охранник с пилочкой. – Ты нам просто компанию составишь… Погуляешь, пля, ножки разомнёшь. Проветришься. Не всё же бумажками заниматься… Ты же, небось, писарчук, да? В штабном блоке сидишь? Бумажечки всякие кропаешь, приказики-указики… Я тебя что-то раньше не видел: вы, писарчуки, всегда от службы ловко откручиваетесь!

– А оружие в бою добудешь, – жизнерадостно пообещал второй охранник, целясь Семёну теперь в живот. – И погибнешь славной смертью, перепутав ствол с рукоятью, – и снова захохотал: с чувством солдатского юмора у второго всё было в норме.

– Заходи, писарчук, – жёстко сказал первый охранник, роняя пилочку в брючный карман. – Или в морду получишь. Мне с тобой цацкаться некогда! Приказ есть приказ.

Семён скорчил недовольную мину и вошёл в кабину. Скорчил, потому что по роли положено было, а так всё складывалось весьма удачно: бравые ребята приняли его за штабного писаря, службы не нюхавшего. А, значит, можно было задавать нелепые вопросы… аккуратно задавать, невзначай… дурацкие вопросы, ответы на которые знает каждый опытный боец. Который регулярно бывает на зачистках. И который хоть раз конвоировал заключённых. Например, вопрос о местонахождении Кардинала…

– Гарк, – вскользь представился первый охранник, набирая на пульте сложный код. И многозначительно добавил:

– Кликуха – Мордобоец. Сообразил?

Семён молча кивнул.

– А я – Зур-Башка, – сообщил второй, убирая лучемёт в рукав: в рукаве у него имелось что-то вроде наглухо вшитой кобуры. – Башка не потому что шибко сообразительный, а потому что бутылки об голову бью. Как нажрусь, так и бью! Если думаешь, что об свою, то ошибаешься, – и подмигнул Семёну. – А тебя как зовут?

– Симеон, – чётко доложил Семён. – Из нового пополнения.

– А-а, – равнодушно протянул Гарк. – Новенький…

– Слышь, Симеон, а погоняло у тебя какое? – поинтересовался Зур. – Кликуха-то какая есть? А то не принято у нас ни по именам, ни по номерам. Мы же не штабные крысы, как-никак!

– Есть, – согласился Семён, – как же без клички, нельзя без неё, ни-ни… У каждого порядочного человека должна быть кличка! Он же без неё абсолютно никто, так ведь? Считай, недочеловек… Слимпер я! Симеон-Слимпер.

– Умный он, – недовольно буркнул Гарк-Мордобоец. – Ишь как завернул… Философ, пля. Мы, Слимпер, умных не любим. Их вообще никто не любит! Делай, парень, выводы.

– Уже сделал, – поспешно заверил его Семён. – Это я так, шутку пошутил. Юмор для знакомства делал.

– То-то же, – успокоился Гарк. – Можешь ведь как человек говорить… Всё, приехали.

Дверцы кабины раздвинулись.

Старый Сектор выглядел действительно старым, у него и планировка оказалась другой: невероятно высокий для этого Мира потолок был угольно-чёрным то ли от застарелой грязи, то ли от пожарной копоти; на потолке вразнобой оранжево светили редкие уцелевшие плафоны, ничего толком не освещая и только усиливая тяжёлое впечатление, создаваемое мёртвым залом; далёкие железные стены зияли тусклыми отверстиями ещё более тёмных ячеек и коридоров.

Центральное помещение Сектора походило на трюм космического корабля, который штурмом брали пираты. Тоже космические.

– Здесь что, бой шёл? – тихо спросил Семён, – и кто с кем воевал?

– А чёрт его знает, давно это было, – отозвался Гарк, доставая из нагрудного кармана трубку-лучемёт. – Хозяева решили эти катакомбы не восстанавливать, дешевле оказалось новые сектора надстроить… Иди за нами и контролируй тыл. Больше от тебя ничего не требуется. Увидишь что подозрительное – ори! Орать-то умеешь?

– Умею, – Семён настороженно глянул по сторонам. – А что именно – подозрительное? Беглых техников, что ли?

– Техники – ерунда, – процедил сквозь зубы Гарк, что-то делая со своим лучемётом – из трубки ударил ровный яркий луч, не жаркий и неопасный: сейчас оружие работало как фонарь, сильный, дальнобойный; Гарк повёл лучом вокруг, проверяя работу лучемётного фонарика, подрегулировал фокус, чтобы луч был пошире, и закончил свою мысль:

– Что техники! Это же люди – бах, и нету… Тут, пля, недоделки разные водятся. Вот те по настоящему опасные: живучие, сволочи, и нападают внезапно… И клыки у них металлические, у самых крупных недоделков. Лохматых.

– Неужели золотые? – Семён вспомнил разговор о зубах и щипцах. – В самом деле?

– Соображаешь, – хмыкнул Зур. – Бывает, что и золотые. Но редко. А так, в основном, медные…

– Пошли, – скомандовал Гарк, – чего трепаться, работать надо! – и, безостановочно поводя фонариком из стороны в сторону, медленно направился в глубь зала.

– Башка, а кто они, недоделки? – шёпотом спросил Семён, – мутанты, что ли? Генетические уроды?

– Дурила ты, – беззлобно ответил Зур, доставая из рукава свой лучемёт. – Новичок. Слова мудрёные говоришь, а смысла в них нету. Недоделки – они и есть недоделки! Инкубаторский брак. Неудавшиеся варианты Хозяев, пля… У настоящего Хозяина зубы всегда стальные, от рождения! У его большей половины. Ну, и по мелочам всяким тоже кой-какие отличия имеются: то глаз лишний, то ухо… То голова.

Реальные Хозяева друг друга не убивают, закон у них такой, и по тому же закону выродков им тоже убивать нельзя. Вот их, недоделков, сюда и сбрасывают, с глаз подальше. На выживание… Старые Сектора – они огромные, друг с дружкой всякими переходами связаны. Так что этой погани здесь хватает, – Зур-Башка с отвращением сплюнул на пол и двинул следом за Гарком; Семён пошёл замыкающим.

– Всё понятненько, – сказал молчавший до сих пор медальон. – До чего же милые эти создания, чужие! Чистка расы сызмальства: дёшево, сердито и надёжно… Впрочем, неважно: в чужой Мир со своей моралью не ходят. Итак, Семён, что будем делать?

– Пусть всё идёт, как и шло, – Семён говорил тихо, чтобы его не услышали идущие впереди охранники. – Оружия у меня нет, так что на тебя одна надежда! На твоё прикрытие.

Я дождусь подходящего момента и спрошу о Кардинале, а после можно будет уходить. Да, Мар, вот что – если дела вдруг пойдут наперекосяк, мало ли что, то аварийной командой для переноса будет слово «Уход». Понял?

– Конечно, – Мар немного помолчал и с надеждой спросил:

– Семён, ежели на нас те недоделки нападут, можно мне хоть немного активной защитой попользоваться? Боевых заклинаний у меня валом, а применить толком всё никак не удаётся, повода не находится!

– Можно, – разрешил Семён. – Сколько угодно! Даже нужно.

– Ох и повеселюсь я, – в предвкушении развлечения обрадовался медальон, – ох и поразвлекаюсь!

Группа без приключений неторопливо прошла через весь зал: обломки жести, пластика и битого стекла неприятно хрустели под ногами Семёна и охранников. Возможно, этот звук отпугивал недоделков, о которых говорил Зур: во всяком случае никто на группу пока что не нападал. Пока что.

Гарк, не обращая внимания на коридоры, где почему-то гуляли пронзительные сквозняки, задерживался то у одного, то у другого входа в ячейки: внимательно прислушиваясь и старательно принюхиваясь он, наконец, остановился возле очередного провала. Остановился, махнул рукой:

– Давай! – и, отступив в сторону, направил луч фонаря в темноту комнаты; почему Гарка-Мордобойца заинтересовала именно эта ячейка, Семён не знал: никакой определённой системы в поиске технарей-беглецов у охранника не наблюдалось – скорее, Гарк вёл себя как охотник, выслеживающий дичь. Зверя, а не человека.

Всё произошло слишком быстро: едва в луче света мелькнуло что-то массивное, лохматое, – Семён не успел понять, нападало существо на них или наоборот, убегало, – как Зур выстрелил, и, крича от возбуждения, продолжал стрелять и стрелять, ослепляя Семёна сварочными вспышками разрядов. Из глубины ячейки донёсся надсадный рёв, резко завоняло палёной шерстью и горелым мясом: рёв оборвался стоном и вновь стало тихо.

– Один есть, – удовлетворённо сообщил Гарк, – завалили-таки недоделка! Молодец, Башка, с меня пиво, – и, сузив луч, вошёл в тёмную комнату. – Слышь, голова два уха, чего застрял! Иди сюда, щипцы готовь… Э, да тут и лысенький есть! Жареный. Зажарил ты его, напарничек, не пожалел маленького, ай-ай… Вот из-за чего зверюга суетилась-то, – свою половину спасала!… Щипцы давай, кому говорю!

– Стой здесь, – приказал Семёну Зур-Башка, нетерпеливо поглядывая в ячейку, полную дыма. – Не трусь, если что не так – зови, – и нырнул в дым.

– Хрена они техников ищут, – угрюмо прокомментировал Мар очевидное. – Охотятся они. Случаем пользуются… Жутковатая, Семён, картина получается: чужие используют людей, а люди охотятся на чужих… Всё, блин, в этом Мире с ног на голову и боком поперёк! Взорвать бы его к чертям собачьим, не жалко, чесслово, – медальон зло выругался; Семён не ответил. Да и что можно было сказать!

– Медные, – огорчённо сообщил Зур Семёну, выныривая из оседающего дыма. – Зря старались, пля. Обидно! Гарк, теперь ты стреляешь, а я на подсветке, – Зур принялся регулировать лучемёт, переделывая его в фонарь. – Слышишь, Мордобоец?

– Не глухой, – Гарк вышел из темноты, довольно улыбаясь. – Проглядел ты один правильный клык, Башка! Очки тебе пора заводить, вот что. А кто проглядел, тот ни фига не получил. Уговор дороже зуба! – И похлопал себя по карману; Зур-Башка вяло чертыхнулся.

– Что, писарчук, в штаны с испугу не наложил? – снисходительно обратился Гарк к Семёну. – Зачистка она и есть зачистка, глупо с неё ничего не поиметь. Бросай свою штабную писанину и переходи в действующую охрану, не пожалеешь! Золотишком разживёшься, богатым со временем станешь. Крутым. Если, конечно, недоделки тебя раньше не сожрут. Или Хозяева в Инкубатор не отправят.

– А зачем? – непритворно удивился Семён. – Для чего мне это золото? Что мне с ним делать? Его же здесь никуда не денешь…

Охранники переглянулись и дружно расхохотались.

– Вот же д-дурак, – заикаясь от смеха выдавил из себя Гарк и хлопнул Зура по плечу. – Башка, ну ведь совсем парень зелёный! Ты, помню, тоже был таким поначалу, всё меня спрашивал: а это зачем, а это почему?… Объясни салаге, пусть учится, а то как был дураком, так им и останется. Писарчук, пля! Чернильные мозги.

– Всё просто, – отсмеявшись, пояснил Семёну Зур, – половину из добытых в Старых Секторах зубов отдаёшь майору Каппе… если хоть изредка бываешь на общих построениях, то должен его знать – он как раз и руководит всеми построениями: сегодня, пля, разорялся как убогий, пока старший наказатель его не заткнул, – так вот, Каппа оставляет долю себе, а остальное передаёт начальнику штаба; тот, отстегнув свой процент, отдаёт золото старшему наказателю, который себя тоже не обижает. А у старшего наказателя есть выход на кого-то из регулярно прилетающих сюда Хозяев…

Будешь дружить с Каппой – будет у тебя всё: и травка, и колёса, и ладурида сможешь прикупить, если уж совсем невмоготу. Дошло, парень?

– Дошло, – подтвердил Семён. – А я-то думал, что Мир Равновесия полностью закрыт! Для всех и вся. На железный замок.

– Был бы он настолько закрыт, как этого хочется Главному Хозяину, не было бы у нас никогда ни травки, ни других развлечений, – ухмыльнулся Гарк. – Шпионов-диверсантов, правда, тоже не было бы, но нет худа без добра – вот, неплановым зубом разжился! А железные замки, Слимпер, очень легко открываются золотой отмычкой. Крайне легко! Ладно, хватит трепаться. Пошли дальше, охота продолжается, – Гарк-Мордобоец повернулся было идти к следующему провалу в стене, когда Семён окликнул его:

– Мордобоец! Самый последний вопрос, насчёт шпионов: а где вы их содержите? Ну, арестованных куда помещаете? Если я диверсанта поймаю, к кому мне его вести?

– Дурацкий вопрос, – буркнул Мордобоец. – Ни фига ты никого не поймаешь, нету здесь никаких диверсантов… Я девяносто четвёртого хорошо знал, мы с ним в одном блоке жили: он колёса беспрерывно глотал, даже на службе, вот и доглотался! Пристрелил технарей где-нибудь и весь сказ, мало ли какой с ним глюк случился… А что сам себя задушил – может быть. Глюк он и есть глюк.

– Но всё же, – настаивал Семён. – На будущее.

– Какое, пля, у нас может быть будущее, – с тоской вздохнул Гарк. Но на вопрос ответил:

– Никаких специальных помещений для долговременного содержания арестованных у нас нет. Разборки проводим на месте, в блоке, или в дежурке… Если уж очень кто-то провинился, до предела, то передаём такого кретина наказателям, а те быстренько спихивают его дежурным Хозяевам. Что там дальше происходит, не знаю, но догадываюсь: Инкубатор всегда на ходу. Кстати, у наказателей тоже никаких особых помещений для задержанных не имеется! Это я тебе заодно сообщаю, чтобы ты отстал со своими расспросами. Теперь доволен?

– Вполне, – коротко ответил Семён. – Больше никаких дурацких вопросов задавать не буду. Я узнал всё, что хотел.

– Вот и молодец, – Гарк-Мордобоец шагнул к провалу. – Проходим мимо, это коридор. Там они, как правило, не водя… – Гарк внезапно притормозил, резко поднял руку, останавливая спутников, и, замерев, прислушался; Семён затаил дыхание.

В мёртвой тишине раздавался приближающийся мягкий топот и дробное металлическое постукивание, как у механической швейной машинки на холостом ходу; Зур, не дожидаясь команды, направил в коридор из-за плеча Гарка луч своего фонаря.

– Назад! – крикнул Гарк, отшатываясь от коридорного проёма, – к кабине! Там их слишком много! На запах прут, – и опрометью бросился прочь. Зур сломя голову кинулся следом за ним, на бегу меняя настройки лучемёта. Переделывая его из фонаря в боевое оружие.

Семён тоже помчался к кабине перемещений, но, не пробежав и половины зала, остановился.

– Мар, я всё необходимое узнал и, в общем, мне тут уже делать нечего! Ты как, ещё настроен попрактиковаться в боевой магии? А то можем и убраться.

– Настроен! – с азартом ответил медальон, – ещё как настроен! Сейчас я их… – впереди, у кабины, что-то полыхнуло: рядом с Семёном, чуть не задев его, на миг возникла тонкая, яростно-голубая нить луча и вонзилась в темноту коридора; жуткий рёв потряс зал.

– В сторону! – испуганно воскликнул Мар. – Эти вояки сейчас порешат тебя в горячке, с них станется! – Семён пригнулся и побежал, то и дело спотыкаясь о всяческий хлам; отбежав на безопасное расстояние, Семён остановился, обернулся.

В ослепительно белом сиянии вспышек, до боли резавших глаза, Семён увидел, как из коридора вывалилась плотная тёмная масса, сразу рассыпавшаяся на десятки высоких сгорбленных фигур; с каждой вспышкой существа оказывались всё ближе и ближе.

– Давай! – Семён в нетерпении топнул ногой. – Мар, давай!

И Мар дал.

Словно огненный шквал пронёсся по залу: вспышки лучемётов по сравнению с ним были тусклыми и неубедительными. Слабенькими.

Никакого звука Семён не услышал, не смог услышать – на миг он оглох и ослеп; упав от взрывной волны на колени и судорожно закрыв глаза ладонями, Семён с трудом глотал раскалённый воздух, проклиная и чужих, и бравых охотников, и Мара с его боевыми заклинаниями.

– Уже всё, – еле слышный голос медальона был полон восторга. Как у мальчишки, впервые стрелявшего из боевого оружия. – Я всего-то чуть-чуть использовал одно из заклинаний… Ух ты, чего получилось! Обалдеть можно. – Семён встал на ноги, огляделся сквозь муть и застилающие глаза слёзы: да, обалдеть было с чего!

Там, где прошёл огненный шквал, мусор на полу спёкся в ровную корку; потолок и плафоны странным образом очистились от копоти – в зале стало гораздо ярче.

На дымящейся корке пола то тут, то там лежали громоздкие скелеты, некоторые – целые, а некоторые – рассыпанными в длину костями: видимо, пламя застало зверей в прыжке. Не зверей, поправил сам себя Семён, а чужих-бета. Недоделанных одичавших Хозяев.

– Пля, что это было? – изумлённо раздалось у Семёна за спиной. – Я такое впервые в жизни видел! А ты, Башка? – Семён обернулся.

Гарк и Зур стояли поодаль, то и дело протирая слезящиеся глаза, и с удивлением рассматривали место огненного побоища.

– Они, наверное, больные были, – предположил Зур, тыча в сторону обугленных скелетов трубкой лучемёта, как указкой. – Взрывозаразные! Один рванул, а за ним все остальные погорели, лишь кости остались. Ну и дела…

– Скажешь ещё, – Гарк в сомнении почёсал щёку своим лучемётом, – взрывозаразные! Просто… э-э… просто сожрали что-то сильно горючее. Или вывалялись в нём. Мало ли какой дряни в секторе хранится… – Гарк только сейчас заметил Семёна. – О, писарчук, да ты никак уцелел! Повезло тебе, Слимпер, долго жить будешь. Я, по правде говоря, думал, что нечаянно срезал тебя первым выстрелом… Извини, такая суматоха была!

– Живой я, – Семён закашлялся, протёр глаза рукавом: кожу на лице саднило, словно он под солнцем слишком долго загорал.

Зур убрал лучемёт в рукав и, неожиданно что-то увидев, сорвался с места – склонившись над черепом ближнего скелета, Зур срывающимся голосом окликнул Гарка:

– Мордобоец, иди сюда! Ты на пасть эту глянь! Видишь? Это же… И вон у того, гляди… и у того тоже… Пля, да у них у всех золотые клыки! У всех! Почти целые! Оплавились только немного, – и встал, растерянно глядя на товарища.

– У все-ех? – врастяжку переспросил Гарк, – точно? Ты не ошибся?

– Точно, – медленно кивнул Зур, не сводя ошеломлённого взгляда с напарника. – Мордобоец, да мы богачи!

– Совершенно верно, – ровно сказал Гарк. – Богачи. – В тот же миг сверкнула молния лучемёта и Зур упал на пол с насквозь прожжённой в груди дырой. С дырой там, где раньше билось сердце.

Семён рывком повернул голову: Гарк, прищурясь, смотрел на тело своего бывшего напарника. Бывшего товарища. Друга.

Рука Мордобойца с зажатым в ней лучемётом была направлена на Семёна.

– Извини, приятель, – сухо пояснил Гарк-Мордобоец мёртвому напарнику, – золота слишком мало, чтобы делить его на троих. И слишком много для двоих… Прощай, Башка. Зачистка всё спишет. Теперь ты, – Мордобоец тускло глянул на Семёна.

Что должно было случиться дальше, объяснений не требовало.

– Уход, – грустно сказал Семён. – Немедленно!

Мар послушно выполнил приказание.

Глава 14 Смертельный Лучемёт: Инцидент с Монаршей Половиной

Семён ещё ни разу не попадал в сектора Мира Равновесия, где обитали Хозяева, но подозревал, что они, эти сектора, будут несколько побольше жилых блоков для людей. Но чтобы настолько побольше…

По видимому, зал, в котором оказался Семён, принадлежал самому Главному Хозяину. Во-первых, потому, что размер помещения был воистину королевским! Соответствующим. А во-вторых – вряд ли бы Слимп дал чей-нибудь другой адрес: он имел дело лишь с Главным Хозяином.

Собственно, назвать это место помещением можно было лишь с большой натяжкой: какое ж оно помещение, если до железного потолка метров сто, да и сам потолок, плотно усеянный лампами дневного света, больше походил на матовое, затянутое облаками небо, чем на стандартное внутреннее перекрытие; стен или каких либо других конструкций, соединяющих искусственное небо с полом, Семён вообще не увидел – либо они были хорошо замаскированы, либо находились настолько далеко, что стали практически невидимы. Пропали за горизонтом.

Пол безразмерного зала покрывал густой дёрн: высокая трава выглядела до удивления живой. Возможно, она и в самом деле была настоящей, а не пластиковой – проверять Семён не стал, какая в сущности разница!

Поодаль, справа, блестело гладью спокойное озерцо с аккуратным островком посредине: на островке размещалась летняя открытая беседка, похожая на японскую пагоду, в окружении карликовых деревьев; от берега к занятной беседке вёл длинный мостик с низкими перилами, укреплённый на редких сваях. Несерьёзный такой мостик. Декоративный.

Слева, метрах в десяти от Семёна, деревенским нужником торчала сиротливая, неуместная здесь кабина перемещений с настежь открытыми дверцами.

А впереди, неподалёку, прямо перед Семёном, стояло чудо архитектуры. Не Тадж-Махал, конечно, но тоже весьма и весьма впечатляющее чудо – семь высоченных этажей из нержавеющей стали и дымчатого хрусталя; сооружение походило на праздничную новогоднюю ёлку с переломанными как попало ветками-этажами. На ёлку, установленную пьяным хозяином вверх тормашками.

На что уж Семён не разбирался в строительном дизайне, но увиденное могло ошарашить даже самого непритязательного к эстетике бомжа. Вот Семёна и ошарашило.

– Как оно только не падает, – вымолвил Семён, когда вновь обрёл дар речи. – И не разваливается. Ну и ёлочка…

– Видать, добротно строили! – отозвался Мар. – Наверное, белок драконьих яиц в кладку добавляли. Или чешую многоногой рыбы Ю-ю из Озёрного Мира… там, кстати, наручниками не пользуются – склеивают преступнику руки свежим рыбьим клеем и вся недолга. А ещё там пойманному беглому правую ладонь к левой подошве обязательно приклеивают, хрен снова убежишь… И отклеить ничем нельзя, кроме как мочой той же рыбы, а ты попробуй её добыть, ту мочу, когда рыба на берег лишь раз в неделю пастись выползает! У них ещё казнь такая есть: склеят приговорённому ягодицы, руки-ноги тоже, чтобы не рыпался, – а потом кормят как на убой… хе-хе, именно на убой и кормят! Насильно. Но вкусно. Кошмар!

– Кошмар, – рассеянно согласился Семён, внимательно разглядывая неправильный ёлочный дворец. – Ужас, летящий на крыльях обжорства и хронического запора… Значит так: включай невидимость, я пошёл знакомиться с Главным Хозяином.

– Каков план наших действий? – деловито поинтересовался Мар. – Кто ты нынче? Технарь или охранник? Или наказатель? Или кто?

– Ангел я, – на полном серьёзе ответил Семён. – Рядовой ангел на посылках. Скоростной курьер от господа нашего, магического бога Слимпа. Или, может, архангел? А, ладно. На месте разберусь.

– Опа, – только и сказал медальон. – Это что-то новенькое! И для чего оно тебе нужно, под ангела косить?

– Там увидишь, – пообещал Семён. – Не хочу заранее трепаться, чтобы не сглазить.

– Так-так, – глубокомысленно произнёс Мар, – понятно. – Хотя, судя по его растерянному голосу, ничего ему понятно не было. Но признаваться в этом медальон не собирался.

Полупрозрачный колпак невидимости прикрыл Семёна с головы до ног, слегка исказив перспективу – отчего сумасшедшее жилище Главного Хозяина ничуть не стало красивее и понятнее.

– Семён, погоди-ка в ёлку лезть, – остановил Семёна медальон. – Сдаётся мне, что в беседке кто-то есть… Думаю, тебе сперва лучше туда сходить, на разведку. А вдруг там… – Кто именно мог быть «там», в беседке, Мар пояснять не стал, и так было понятно: кто-нибудь из приближённых Главного Хозяина. Скорее всего.

– Верно, – Семён осторожно, стараясь не шуметь, чуть ли не на цыпочках направился по узкому мостику к островку с беседкой; мостик, невзирая на свой декоративный вид, был крепким – не шатался и не скрипел. Тоже, видать, был на совесть проклеен особым варевом из чешуи рыбы Ю-ю. Многоногой.

В беседке действительно находилось трое: старший наказатель и какой-то чужой в своём полном комплекте. То есть присутствовали и альфа, одетый в обязательный серебристый костюмчик-скафандр, и звероподобный бета: высокопоставленный Хозяин, единый в двух лицах. Очень высокопоставленный! А то, что это именно так, было видно по происходящему в беседке.

Седой наказатель стоял, вытянувшись в струнку, и с мрачным видом смотрел на альфу – лысый карлик, забравшись с ногами на лавку беседки, резким голосом безостановочно говорил ему что-то неприятное; иногда разгневанный альфа даже грозил наказателю своим нестрашным кулачком. Бета, развалившись поблизости на полу, ковырял в стальных зубах когтём, изредка лениво поглядывая то на альфу, то на старшего наказателя. Видимо, вторая часть Хозяина не понимала, в чём, собственно, дело, но прекрасно ощущала настроение своей умной половины и была готова по первому её приказанию серьёзно разобраться с провинившимся. Разорвать его на куски.

Семён остановился на некотором расстоянии от беседки: невидимость невидимостью, но у зверюги наверняка был отменный нюх! Вон как в Старом Секторе точно такие же чудища на запах палёного мяса рванули, чёрт знает откуда учуяли… Хорошо что ветра здесь нет, подумал Семён. Повезло.

– …Недоделков вообще надо уничтожать прямо в Инкубаторе, в зародыше, на месте! – тем временем истерично вопил карлик. – Без отправки в Старые Сектора. Но есть вековые запреты и догмы, убей свою половину, которые даже я преступить не могу! Я – Император Двутелов! Я, который может всё! Потому-то мне никак не обойтись без вас, человеков. Я не мешаю вам, охранникам и наказателям, делать бизнес на смерти поганых недоделков, более того, я поощряю их насильственную утилизацию, да, всячески поощряю! И наркотики разрешаю, как вознаграждение! Негласно, разумеется… Что, думал, Император не в курсе, убей свою половину? Да захоти я, все ваши каналы сегодня же были бы перекрыты! Потому что двутелы, через которых вы обтяпываете свои делишки, мои преданные слуги! И докладывают мне обо всём.

Чего же я требую от вас взамен? Того, что вы и так должны делать, по своей обязанности: полного контроля над всеми людьми! Повторяю – над всеми! Требую постоянной слежки и за техниками, и за охранниками. Чтобы никаких посторонних, никаких случайных лиц! Если появился чужак – в Инкубатор его! А что я слышу от тебя сейчас, убей свою половину? (Семён в конце концов сообразил, что эта фраза означает примерно то же самое, что и «пля» охранников – ругательство.) А слышу я то, что в моём наисекретнейшем Мире шастает некий самозванец! Человек, взявшийся ниоткуда! Настоящий охранник номер сорок пять всё ещё в восстановительном центре, а майор Каппа об этом ничего не знает и покрывает шпиона! И ты, ты… – карлик захлебнулся словами.

– Осмелюсь доложить, – робко вклинился в обвинительный монолог старший наказатель, – виновные уже арестованы и после допроса будут отправлены в Инкубатор.

– Виновные – кто? – зло щуря глаза спросил альфа.

– Все, – твёрдо ответил наказатель. – Оба. Майор Каппа и охранник номер сорок пять. Также я планирую провести децимацию охранников, что даст нам резкое повышение бдительности и подъём боевого духа!

– Деци… – карлик вытаращил глаза. – Что-о? Вот не надо мне всякие непонятные слова говорить, не надо! Поясни толком, что ты задумал.

– Наказать каждого десятого охранника, – поспешил объяснить седой наказатель. – В Инкубатор их всех, а после…

– Тебя самого в Инкубатор нужно! – взвился альфа. – В такой ответственный момент взять и напрочь развалить всю надзорную систему, подумать только! Вредительство это, а не повышение бдительности! Немедленно вернуть майора Каппу в сектор охранников, пусть организовывает поиски чужака; наказателей тоже подключить к поиску. Задействовать всех! А с тобой я ещё разберусь… О выполнении – доложить. Вон!!!

Старший наказатель рванул из беседки как спринтер после стартового выстрела: Семён едва успел посторониться.

– С кем мне приходиться работать! – заламывая ручки, причитал несчастный Император Двутелов. – Тупицы! Идиоты! И ничего не поделаешь…

– Мар, наш выход, – шепнул Семён. – Следи за текстом и подыгрывай мне. Добавляй по необходимости всякие музыкально-шумовые спецэффекты, если найдёшь в запасах… Ну, ты опытный, сам разберёшься. Только сирену не включай! – Семён превратил маскировочный костюм в нечто, напоминающее белую греческую тогу с золотой парадной оторочкой; на ноги организовал простые кожаные сандалии, тоже белые. Ни перьев, ни крыльев Семён делать не стал – всё это было лишним. Слишком театральным. Могло только навредить.

Новоявленный ангел уверенно шагнул в беседку.

– Радуйся! – громогласно, с подъёмом, возвестил Семён. – Я – посланник бога Слимпа, могущественного и всеблагого! – Альфа в недоумении уставился на пустое место, откуда шёл звук.

– Галлюцинация, что ли? – пробормотал карлик, потирая виски. – Доконали меня эти мерзавцы, убей свою половину! В восстановительный центр пора, на профилактику. Давно я там не был…

– Невидимость сними, живо! – прошипел сквозь зубы Семён. – Мир тебе, о великий Император Двутелов!

– Теперь я ещё и вижу, – расстроено сообщил альфа беседке. – Прогрессирует, однако.

– Я ангел, посланный к тебе с высокой миссией, – Семён добавил в голос патетики. – Ибо решил бог Слимп испытать тебя и, если ты выдержишь испытание, то будет тебе счастье!

Бета лениво приподнялся, на четвереньках подбежал к Семёну, шумно его обнюхал и, зевнув, вернулся на место.

– А, так ты не галлюцинация, – обрадовался карлик-альфа. – Кто таков? – Похоже, альфа до этого совершенно не вникал в смысл произносимых Семёном тирад.

– Ангел я, – терпеливо повторил Семён. – Слимп меня к тебе прислал, по делу.

– Ангел? – карлик презрительно скривил губы. – Во-первых, ангелов не бывает. Во вторых, если и бывают, то не во плоти! Бестелесные они, понятно?

– Ничего не могу поделать, – развёл Семён руками. – Каким был создан, таким к тебе и явился.

– Ближе к делу, – категорично приказал Император Двутелов. – докажи для начала, что ты действительно посланник Слимпа, а уж после говорить будем. Потому как сдаётся мне, что никакой ты не ангел, а наглый диверсант и шпион, снаряженный всяческим маскировочным колдовством… нюхач имперский, которого по всему Миру Равновесия ищут. Самозванец номер сорок пять. Что, нечего сказать в своё оправдание? Половинка моя, иди ко мне, сейчас ты самодельного ангела кушать будешь. – Бета вопросительно приподнял голову, но остался лежать на месте: реальной угрозы для альфы он пока не видел.

Семён закатил глаза к потолку беседки.

– Господи, ты слышишь эти крамольные речи? – с надрывом спросил Семён у потолка. – И не караешь нечестивца? Что ж, будь по твоему, господи. Как скажешь, господи. Слушаюсь. – Семён перевёл взгляд на лысого нечестивца: альфа тоже с интересом разглядывал крашеный потолок, словно на нём узоры появились.

– Мбзяб! – трагическим голосом произнёс Семён; карлик вздрогнул и чуть с лавки не упал, разом позабыв о потолке. – Мбзяб – вот твоё тайное, непроизносимое имя, неведомое никому, кроме всеведущего Слимпа и его ангела-посланника, с доброй вестью к тебе прибывшего!

– Всё равно не верю! Поподробнее, будьте любезны, – голос у альфы внезапно сел. – Где, когда и при каких обстоятельствах Слимп узнал моё внутреннее имя! Только не произносите его больше вслух, умоляю!

– Имя Мбзяб не произносить? – уточнил Семён. – Или Слимп?

– Первое, – торопливо подсказал Император Двутелов. – Нельзя! Табу. Если кто из моих подданных ненароком его узнает – всё, я больше не Император: поголовно все взбунтуются, меня свергнут и утилизируют. Причём медленно и больно. Я вас очень прошу, господин ангел! – Мбзяб умоляюще сложил ручки на груди.

– То-то же, – успокоился Семён. – А подробности следующие: тобой, несчастный, была дана расписка, в которой ты отказался от дальнейших поисков Слимпа великого и справедливого, по Дантову Аду пройдя и душой оледенев… м-м… или душами, как вернее? – Император не ответил, изменившись в лице и крепко закручинившись.

– Эй, что стряслось? – озаботился Семён. – Какие-то проблемы?

– Нет-нет, это я так… вспомнилось кое-что, – отмахнулся карлик. – Из увиденного. Продолжайте, высочайший, я весь – внимание!

– А что продолжать-то? – пожал плечами Семён. – Я уже всё сказал.

– Что нужно от меня великому Слимпу? – требовательно спросил альфа. – Вы что-то там говорили об испытании, или я ослышался? Мы же вроде все вопросы с вашим начальником решили, разошлись без претензий! А теперь какое-то испытание… Зачем? Почему?

– Так надо, – мягко сказал Семён. – Небольшое испытаньице, совсем небольшое… Проверка на лояльность, так сказать. Он, – Семён показал взглядом на потолок, – хочет узнать, зачем вы украли Кардинала и где его содержите.

– Бред какой-то, – Император Двутелов нервно почесал лысый затылок. – Зачем всеведущему что-то узнавать? Он ведь и так всё знает, по определению. Что-то у вас, высочайший, не состыковывается… Логики не вижу!

– Промысел божий логике не поддаётся, – назидательно поднял указательный палец Семён. – Логика и вера – две вещи несовместные! На то оно и испытание… Так да или нет? В смысле – похищали вы Кардинала или нет? А если похитили, то где он содержится?

– Не трогали мы Кардинала, – с досадой ответил карлик. – Не похищали. Такой вариант действительно рассматривался на Большом Совете, но был отвергнут как бесперспективный при нынешней политической ситуации. Лично мной отвергнут! Потому что…

В этот момент запоздало протрубили фанфары: Мар обнаружил-таки в своих запасах музыкально-шумовое заклинание и не преминул им воспользоваться. Как оказалось, вовремя: главное Семён узнал, пора было уходить. Но уходить не абы как, а торжественно, в соответствии с ангельской ролью, чтобы не вызвать у Императора ненужных подозрений. Мало ли как в дальнейшем получится, может, ещё когда придётся Мбзябу побеспокоить, ежели заказ такой будет… Уйти по пятому, последнему адресу – так, на всякий случай; Семён ничуть не сомневался в правдивости слов Императора-альфы, но проверить адресок всё же не мешало.

Семён воздел руки к потолку:

– Это знамение! Услышал Слимп слова твои искренние и честные, и возрадовался безмерно! И сказал он мне голосом добрым: «Вот Император из Императоров, пастырь для всех двутелов! И быть ему Императором до самой своей смерти!» А мне сказал: «Возвращайся, ангел Симеон, в обитель мою по пятому адресу! По пятому!» Аминь.

– Я понял, – шепнул Мар. – Команда та же: «Уход». Жду.

Неожиданно Семёна кто-то грубо толкнул в спину: отпихнув зазевавшегося ангела, в беседку ворвался старший наказатель.

– Извиняюсь, – бросил он на ходу, даже не глянув в сторону Семёна, – срочное дело! Ваше Императорское Величество, – запыхавшийся наказатель остановился перед карликом. – Ваше приказание выполнено! Каппа сейчас лично руководит поисками во всех секторах; наказатели прочёсывают места, закрытые для общего доступа. Инкубатор они тоже проверят! А после пройдут стандартную процедуру стирания.

– Это хорошо, – вяло одобрил карлик, затуманенным взором глядя на Семёна. На посланника бога Слимпа. – Значит, Императором до самой смерти? А когда она будет, та смерть? Этого тебе, ангел, случаем не известно?

– Сие есть тайна тайн, – строгим голосом ответил Семён. – Ну, я пошёл. Мне пора.

Старший наказатель, услышав странное высказывание Императора и не менее странный ответ, резко обернулся: взгляд наказателя встретился со взглядом Семёна.

Дальнейшее случилось почти одновременно:

– Уход! – крикнул Семён, но заклинание перемещения почему-то сработало в этот раз с задержкой. Всего на пять-шесть секунды. Но и этого хватило, чтобы произошло непоправимое.

– Это он! – старший наказатель выдёрнул из рукава подозрительно толстый жезл лучемёта, – Шпион! Диверсант! Которого все ищут!

Император среагировал мгновенно:

– Взять! – крикнул он бете, – взять ангела! Порвать!

Бета с места прыгнул на Семёна, в полёте разведя когтистые руки-лапы, словно собираясь обнять самозванного ангела как лучшего друга; наказатель прицелился в шпиона-диверсанта и нажал спуск. А Семён, не придумав ничего лучше, упал на пол и откатился в сторону.

Огненная молния вспорола воздух в том месте, где только что стоял Семён. И где сейчас оказался бета: зверь умер мгновенно – выстрелом ему снесло полчерепа; лучемёт старшего наказателя оказался гораздо мощнее, чем у рядовых охранников. Гораздо.

Императора чужих стало в два раза меньше.

Что произошло дальше, Семён так никогда и не узнал: транспортное заклинание наконец сработало и ангел в белых одеждах перенёсся по пятому адресу – по единственному, последнему. По завершающему.

– Чёрт возьми, – раздражённо сказал ангел-Семён, поднимаясь с пола и отряхиваясь: разумеется, он прибыл в новое место в том же самом положении, в каком убыл из предыдущего. – Мар, что за дела? Почему такая задержка, а? Из-за тебя Империя двутелов наполовину осиротела! Нехорошо, понимаешь, как-то вышло… Не по божески.

– Я не виноват! – оправдываясь, расстроено сказал медальон. – Я же тебя предупреждал, что заклинание почти выдохлось! А ты ещё технарей в домик Кардинала отправил, гуманизм не вовремя проявил… Вот и имеем то, что имеем. На пару дальних перебросок транспортной магии ещё хватит, но время срабатывания существенно увеличится. Вон, для простенького короткого броска и то сколько его потребовалось!

– Не переживай, – остановил причитания медальона Семён. – На пару хватит и ладно, больше не потребуется. А вернёмся к себе – подзаряжу, не сомневайся: у Дубля нужные заклинания вытребую, куда он денется! Нам ведь Кардинала теперь по другим Мирам искать придётся, здесь его нету, окончательно выяснили… Так, куда это нас занесло? – Семён огляделся по сторонам.

Зал, в котором материализовался Семён, оказался хоть и гораздо меньше императорского, но всё же был достаточно просторным; не стилизованный под небо потолок сиял рядами обычных светильников и голой, зеркально отполированной сталью. Зеркально-стальными были и стены: в них отражался и Семён в белых одеждах, и то, что высилось посреди зала – нечто тёмное, почти чёрное, прямоугольное. Напоминающее собой приличных размеров многоэтажку, положенную набок.

– Это что за хренотень? – озвучил мысли Семёна медальон. – Гробница, что ли? Типа мавзолея.

– Сейчас посмотрим, – пообещал Семён. – Обязательно! Вдруг Мбзяб половинчатый всё же мне наврал, а? Не убоялся Слимпа и наврал, исходя из высших интриганских соображений… А в чёрной хренотени на самом деле важные политические заключённые содержатся. Вроде Кардинала. Это надо проверить, – Семён, перед тем как направиться к загадочному строению, изменил одежду: всё же ангельские шмотки были чересчур броскими и явно чуждыми этому Миру. Здесь уместнее всего была чёрная одежда. Форма. Например, такая, как у старшего наказателя.

Семён глянул в ближайшую стену словно в зеркало: всё получилось так, как он и задумывал – на Семёне была уже ставшая привычной форма охранника, но с серебряной молнией на груди. С фирменным знаком наказателей. Поправив берет – лихо заломив его на правое ухо, – Семён направился к чёрной постройке. К возможной гробнице-темнице, где всякие Кардиналы в неволе томятся.

– Помнишь, Семён, я тебе как-то о мощном источнике магии говорил? – подал голос Мар. – Который где-то в этом пакостном Мире запрятан? Помнишь? – Семён энергично кивнул, помню, мол, как такое забудешь! – Ну так вот: тут он, этот источник! В зале. Только я ещё не определил точно, где именно. Как определю – скажу. Надо бы и на него тоже глянуть. Ты не против?

– Договорились, – Семён приблизился к непонятному строению, постоял немного, вглядываясь в своё еле видимое ночное отражение, и приложил руку к тёмной поверхности: под рукой было стекло – холодное, гладкое. Толстое.

Семён уткнулся лицом в затемнённое стекло, отгородившись от яркого света ладонями, чтобы не мешал – как будто в неосвещённую витрину смотрел. Поначалу ничего видно не было, сплошная темень подвальная… Потом глаза привыкли к полумраку и Семён увидел.

Внутри постройки располагались стеклянные ёмкости, по форме точь-в-точь как обычные ванны, только гораздо больше – все они были заполнены вязкой бесцветной жидкостью. В ближней к Семёну ванне плавал объёмистый пузырь, похожий на яйцо – пузырь то медленно поднимался к поверхности, то опускался на дно; сквозь мутную плёнку оболочки проглядывались два свёрнутых калачиком силуэта, большой и маленький. Два почти созревших чужих, альфа и бета. Почти взрослых.

Что было в других ёмкостях, Семён не увидел, темно всё-таки. Но и увиденного было достаточно.

– Мар, да это же Инкубатор! – шёпотом сообщил Семён медальону. – Святая святых Мира Равновесия и империи чужих! Конвейер по производству двутелов.

– И я, и я посмотреть хочу! – заволновался медальон. – Приложи меня к стеночке, ага, вот так, – Мар замолчал, поглощённый редкостным зрелищем.

– Достаточно, – через полминуты сказал Мар. – Нагляделся, хватит! Там, Семён, где-то с сотни четыре тех ванн будет, а то и все полтыщи. Которые с зародышами, а которые уже с практически взрослыми особями… Кстати, при мне несколько ванн в пол ушло: рожать поехали, однозначно!

Но не это главное, Семён, не это! Главное находится с другой стороны этой родилки. Пошли туда!

– Ты о чём? – Семён, не долго думая, пустился в обход Инкубатора. К его противоположной стороне.

– Вычисли я источник магии, вот что! Там он, за Инкубатором. Ох, подозрительно всё как-то получается, настораживающе… Они же, чужие, напрочь магию отрицают – кроме своей, технической, – о чём вопят на каждом углу… Слушай, а может они нарочно так вопят? Чтобы никаких подозрений ни у кого не возникло.

– Подозрений насчёт чего? – Семён шёл по длинному коридору, между стеной Инкубатора и стеной зала: слева было чёрное зеркало, стеклянное, справа – белое, металлическое. И в них отражалось бесконечное количество Семёнов – тёмных и светлых. Светлых и тёмных. Разных.

– А я откуда знаю? Придём на место, там увидим насчёт чего, – резонно ответил медальон. – Немного осталось.

Коридор закончился: Семён вышел в просторную, не занятую Инкубатором часть зала. К мощному источнику нетехнической магии.

Свободная часть зала была тиха и безлюдна: ни дежурных ремонтников, ни охранников, ни посланных сюда для поиска диверсанта наказателей. Ни Хозяев. Что Семёна только порадовало – ни с кем в этом Мире он больше общаться не хотел. Надоело. И Мир этот ему тоже надоел, хуже полиментов: Семён прямо сейчас отправился бы к Дублю Кардинала с нерадостным известием, но надо было разобраться с загадочной магией. Вернее, с её источником.

Источник монументально возвышался у дальней стены зала, на краю большого и глубокого бассейна, примыкавшего к Инкубатору; похоже, бассейн был заполнен той же вязкой жидкостью, что и ванны в Инкубаторе – так, во всяком случае, показалось Семёну.

Это была вертикальная пентаграмма. Сравнительно небольшая, всего-то метров пятнадцать высотой, по сравнению с размерами самого зала – сущий пустяк. Пентаграмма висела в воздухе, ничем не поддерживаемая; за колдовской звездой, почти впритык к стене и к пентаграмме, находился высокий каменный помост с узкой, тоже каменной лестницей, идущей вдоль стены; сбоку помоста был короткий железный трамплин, чуть ли не упиравшийся в центр пентаграммы. Словно здесь регулярно проводили соревнования по прыжкам в бассейн сквозь ту звезду. Эдакий местный вид спортивно-магического развлечения.

Сама пентаграмма была сделана из плотно скрученных в канатный жгут – в руку толщиной – золотых и серебряных ленточек вроде серпантина; звезда была настолько древней, что драгоценные ленточки давным-давно утратили свой блеск: золото стало матовым, а серебро во многих местах почернело; вся пентаграмма была окружена по контуру ровным бирюзовым сиянием – скорее всего, это было специальное колдовское заграждение. Защита от диверсантов, которых так боялись Хозяева.

Внутри ленточной звезды, не выходя за пределы образованного лучами пятиугольника, полыхало неугасимое алое пламя, чистое, сильное. Волшебное. Видимое только Семёну – как и бирюзовое сияние.

– Ба! Да это же пентаграмма секты Изменчивых! – очень удивился Мар. – Только… э-э… стационарная. Зачем, для чего? Неужели двуморды тоже практикуют обряд изменения? Совершенства ищут, хе-хе. В слимпы с мостика налаживаются!

– Вряд ли, – Семён подошёл к пентаграмме ближе, задрал голову. – Может, она как-то связана с работой Инкубатора? Может…

Пятиугольник внутри ленточной пентаграммы внезапно налился обычным, вполне видимым пожарным заревом: в огненных всполохах проступили контуры человеческой фигуры.

– Семён, смотри! – взволнованно крикнул медальон. – Смотри, что происходит! С ума сойти…

Фигура, – неестественно и жутко дёргая всеми конечностями, словно её пытали электричеством, – неуловимо менялась, искажалась, таяла на глазах, превращаясь в нечто неопределённое; через секунду-другую неопределённость исчезла – внутри пентаграммы обозначился шарик размером с апельсин. Обозначился, уплотнился и вылетел из ленточной звезды по пологой дуге. И без всплеска упал в вязкую жидкость бассейна.

– А… э… – от растерянности Мар не нашёл подходящих слов; Семён встал на колени и осторожно, чтобы не свалиться, заглянул в бассейн – шарик медленно погружался, тонул по наклонной, плывя к широкому отверстию у самого дна.

Шарик был прозрачным и в нём хорошо различались две оранжевых запятых, одна побольше, другая поменьше – крохотные зародыши будущего двутела. Будущего Хозяина.

– Ни… ничего себе де… дела, – заикаясь от волнения, выдавил из себя Мар. – По… получается так, что эта ленточная пентаграмма живых людей в икру перемалывает, да? Эти дураки-сектанты, значит, личного счастья и всевластья ищут, а их в конечном пункте – хрясть, и в двутела перекраивают, в личинку… Пля, пля и ещё раз пля! Во-он оно что, – с отвращением в голосе протянул медальон. – Теперь я всё понял. Всё. Не делением, Семён, чужие размножаются, враки это! Убийством они плодятся. Убийством! И религию Изменчивых наверняка сами двутелы придумали, специально… рабочие пентаграммы для соответствующего ритуала – тоже они создали. И подсунули дуракам, по всем нормальным Мирам раскидали… Хотел бы я знать, как на самом деле появились чужие, кто и для какой цели создал этих мерзавцев! Да спросить нынче не у кого, давно это было… Померли, небось, уже все, кто мог правду знать.

А помост, ясное дело, для местного населения сложен, для тех, кто провинился: быстрая казнь с пополнением родильных ванн… Ублюдки, гниды! Взорвать! Взорвать всё к хренам собачьим! Сейчас же!!! – Мар настолько разъярился, что Семёну стало не по себе: боевых заклинаний у медальона было предостаточно. И что они могли натворить, Семён уже видел в Старом Секторе.

– Прекратить истерику! – быстро встав на ноги, гаркнул Семён. – Прекратить, кому сказал! Чего это ты вдруг завёлся, а? Ты же не человек, какое тебе дело до тех, кто в пентаграмму сдуру влез, они сами такую судьбу выбрали… Как ты там говорил: несвоевременный гуманизм, да? Вот-вот. Именно этим гуманизмом ты сейчас и занимаешься. Причём в глобальных масштабах! Человечество спасаешь… не всё, конечно, но наиболее глупую его часть.

– Плевать мне на человечество, – гневно отрезал медальон. – Мне за Империю обидно! За мои поруганные идеалы. За то, что в душу мне плюнули… И вообще я чужих ненавижу. Давно.

– Какие такие идеалы? – поинтересовался Семён, наблюдая, как вновь кроваво вспыхнула пентаграмма и в бассейн упал очередной шарик-икринка, – какая душа? Ты уверен, что она у тебя есть?

– Не очень, – успокаиваясь, сознался медальон. – Но хочется верить, что имеется. А идеалы… ну, это я сгоряча, увлёкся немного. Какие, на фиг, идеалы в моём-то возрасте и с моим жизненным опытом… Но оставлять эту пакость вот так, вечно работающей и вечно убивающей, никак нельзя! Ни в коем случае. Что делать будем, Семён?

– Разве непонятно? – удивился Семён. – Взрывать будем, само собой! Соответственно твоему искреннему пожеланию.

– А… а как? – озаботился Мар.

– Об этом я ещё не подумал, – Семён проследил задумчивым взглядом за упавшими в бассейн третьим и четвёртым шариками-икринками. – Ритуалит где-то народ, старается… Ничего, Мар, взрывать – не разминировать, особых знаний не требуется.

– Можно попробовать боевыми заклинаниями пентаграмму завалить, – предложил медальон. – Отойти подальше и попробовать. Навскидку.

– Нет, – покачал головой Семён. – Не пойдёт. Слишком долго и слишком опасно! Во-первых, можем сами покалечиться, а во-вторых, я уверен – после первого же выстрела сюда все двутелы вместе с наказателями сбегутся: чтобы у такой ценной вещи да не было хитрой сигнализации! А с одного выстрела ты пентаграмму никак не завалишь, у неё защита имеется… Эх, была бы у нас бомба с часовым механизмом! Все бы проблемы разом отпали: заложил, включил, удрал… Мар, – Семён хлопнул себя по лбу, – а ведь это идея! Мои часы с будильником, твои боевые заклинания – и готово!

– Погоди, – опешил медальон. – Ты это всерьёз? Ты хочешь сказать, что собираешься сделать вручную…

– Магобомбу, – подсказал Семён. – Вернее, мину. Магическую.

– Охренеть можно, – только и сказал Мар.

Глава 15 Самодельный Ликвидатор Инкубатора: Магобомба для Пентаграммы

– Как устроена простейшая мина с часовым механизмом? – Семён расхаживал возле бассейна, по лекторски сложив руки за спиной и рассуждая вслух: рассуждения были предназначены в первую очередь, конечно, для медальона. Чтобы знал, какая помощь от него может потребоваться. Как устроены адская машинка Семён и так знал, зря, что ли, в армии служил? И фильмы о террористах смотрел.

– Взрывчатка, детонатор, батарейка и часовой механизм. Часы срабатывают в нужное время, замыкают контакт батарейки; батарейка воспламеняет детонатор, а тот инициирует заложенный в мину заряд. Ба-бах! И всё, дело сделано – мост разрушен, враг топчется на берегу и поминает маму взрывника. Вопрос: как создать нечто подобное без электрической батарейки, детонатора и взрывчатки, имея лишь наручные часы с будильником и боевые заклинания… Кстати, Мар, а сколько у тебя в наличии боевых заклинаний? И каких.

– Сорок три! – гордо сообщил Мар. – Самых разных! Из них нумеровано-стандартных, используемых в имперских войсках, девятнадцать. А остальные общепринятой армейской классификации не поддаются: специальные, видимо. Из личного кардинальского фонда! Я эти заклинания у отрядного медальона взял, у того, которым дубль номер двадцать пять хотел тебя в своё время охомутать. Трофейные, во как! Одно из тех заклинаний я совсем недавно испробовал, на недоделках… оно в сопроводительной спецификации было помечено как «Огненный шторм». Очень похоже!

– А какие ещё трофейные заклинания у тебя есть? – Семён присел на ступеньку помоста, расслабился и только сейчас понял, насколько он голоден. – Мар, организуй что-нибудь пожевать! Походное что-нибудь. На своё усмотрение. – Тут же на ступеньке рядом с Семёном возникло круглое пластиковое блюдо со стопкой горячих чебуреков; медальон в этот раз не стал изображать из себя многоопытного официанта-диетолога, а разом выполнил просьбу, – уж очень интересный вопрос задал ему Семён!

– Есть «Звёздный дождь», – стал перечислять Мар, – «Слеза вдовы», «Северное сияние», «Кровавая Мэри», «Воздушное копьё»…

– «Северное сияние» и «Кровавую Мэри» знаю, – жуя чебурек невнятно поддакнул Семён, – крутые вещи! Особенно в чрезмерном количестве. Я бы от «Мэри» сейчас не отказался, к чебурекам – в самый раз! – Семён вздохнул с сожалением.

– М-м, боюсь зал маловат будет, – медальон воспринял слова Семёна по-своему. – В спецификации особо указано, что использовать «Кровавую Мэри» можно только или на открытом пространстве или в помещении объёмом не менее миллиона кубометров… Это сколько же у нас получается? Сто на сто и ещё раз на сто… Не вписываемся, – медальон озабоченно поцокал, как белка над слишком крепким орешком. – Увы!

– Да мне и ста пятидесяти грамм хватило бы, – с улыбкой ответил Семён, – ну, двести. Зачем мне миллион кубов? Не нужно мне столько! Не выпью.

– Похоже, мы о разных вещах говорим, – сделал правильный вывод Мар. – Хрен с ней, с той непонятной «Мэри», пошли дальше! Э-э, на чём я остановился? А, «Воздушное копьё»! Дальше идёт «Буйная роза», «Поцелуй шамана» и…

– Хватит перечислять, – Семён доел последний чебурек, повертел в руках поднос, не зная куда его девать. И ловко забросил его на верх помоста. С глаз подальше.

– Заклинаний для начинки магобомбы у нас хватает, – подвёл итог рассказу медальона Семён. – Надо только их все из тебя вытащить, упаковать в часы и как-то связать с механизмом будильника. Чтобы они одновременно сработали. Разом.

– Все-все вытащить? – ужаснулся Мар. – А как же мы? В таком гиблом месте и без оружия остаться, кошмар! Я же эти заклинания на самый худой случай берёг, можно сказать лелеял, по пустякам не тратил… коллекционировал, в конце концов! А ты всю мою коллекцию под корешок, в жестянку со стрелками… Ну хоть одно заклинаньице можно себе оставить, а? Самое слабенькое. Самое-самое!

– Самое слабенькое можно, – разрешил Семён. – Будем от мух отбиваться. Итак, наша первая задача: подготовить к закладке в часы твои коллекционные заклинания. Ну, давай!

– Что – давай? – не понял Мар.

– Заклинания давай, – Семён подставил ладонь под медальон. – Насыпай! Не стесняйся.

– Попробую, – неуверенно сказал Мар. – Если получится. Я такого никогда раньше не делал! Обычно заклинания из медальона в медальон передаются, напрямую… я даже не представляю, как их можно насыпать куда-то! И имеют ли они вообще хоть какую-то материальную форму, чтобы сыпаться…

– А ты вообрази, что моя ладонь – это другой медальон, – с нажимом посоветовал Семён. – Напряги фантазию! И начинай передачу, или что ты в этом случае делаешь. Выдавай продукт на гора, короче! А я принимать буду.

– Странно как-то, – хихикнул медальон. – Непривычно. Ладно, напрягу, чего уж там! Было бы только чего напрягать, – посетовал Мар. – Я даже не знаю, есть ли она у меня, та фантазия?

– Есть, не сомневайся, – успокоил Мара Семён. – И какая! Кто позавчера мне все уши прожужжал, предлагая то полиментов в золото превратить, то заставить каждое солнце Империи светиться именем «Симеон»? Я уж промолчу о луне в виде красивого нагрудного знака… Мне такое и с похмелья в голову не пришло бы. Ха, фантазии нету! Скажешь ещё.

– Уговорил, – кротко ответил Мар и тут же хлопотливо забормотал:

– Напрягаюсь… напрягаюсь… опс, не напрягся! Ещё раз: напрягаюсь, напрягаюсь… э-э, опять сорвалось! А если так… – Семён, хоть и посмеивался над потугами старательного Мара, но ладонь продолжал держать – а вдруг получится?

– Напря… – сказал медальон умирающим голосом и замолчал. В тот же момент от кругляша на груди Семёна отделилась лёгкая тень и лепестком упала на подставленную ладонь; тень была круглая, по размеру точная копия Мара. Словно воздушный сумеречный оттиск медальона. Следом за первой упала вторая тень-лепесток, третья, четвёртая… Семён боялся слишком громко вздохнуть, чтобы не отвлечь Мара от непривычного для него занятия – лепестки падали на ладонь один за другим, ложась рядом друг с дружкой; боевые заклинания выглядели настолько хрупкими, настолько нежными, что даже как-то не верилось в их скрытую силу. В то, что каждое из них таит в себе лютую смерть.

– Всё, – устало сказал Мар. – Сорок два с копейками – что-то я ещё нечаянно выбросил впопыхах, что-то полудохлое, знатно использованное… А одно заклинание, как и договорились, на всякий случай оставил: оно уж точно самое слабенькое, «Повелитель мух» называется! В пояснительной спецификации никаких разъяснений, одно лишь название… Видимо, от насекомых.

– Прекрасно, – Семён осторожно сжал ладонь в кулак. – Теперь ответь на технический вопрос: как ты используешь заклинания? Что с ними делаешь, чтобы они сработали? Вот «Огненный шторм» – ты говорил, что использовал его частично, чуть-чуть. Как это было? Расскажи, пожалуйста, всё поэтапно, ничего не пропуская.

– Э-э… Действительно, как? – задумался Мар. – Сложный вопрос ты мне, Семён, задал! Сходу и слов нужных не подберёшь… Для меня работать с комплексными заклинаниями так же естественно, как для тебя дышать. Много ли ты можешь поэтапно рассказать о процессе вентиляции своих лёгких? Дышу себе и дышу… Короче, я сначала как бы оживляю, пробуждаю заклинание, одновременно указывая, какую часть заключённой в нём силы мне сейчас нужно использовать, а потом использую полученную мощь по назначению. Вот вроде и всё.

– Значит, внутри каждого заклинания находится упакованная в него магическая сила, так? – уточнил Семён. – Не команда к использованию какой-то внешней магии, а именно своя, специализированная сила. Которую ты расходуешь понемногу, до тех пор, пока заклинание не истощится. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – подтвердил Мар. – Находится. Расходую.

– И, следовательно, если я как-то поврежу то заклинание, – надорву его, к примеру, – то вся его сила мгновенно высвободится? – гнул свою линию Семён.

– Может быть, – неуверенно согласился Мар. – Я никогда не слыхал о подобных экспериментах… видимо, рассказывать некому было после таких опытов! Если они проходили удачно. Если надорвать получалось.

– Что я и хотел выяснить, – Семён расстегнул ремешок часов, достал из кошеля с золотом опасную бритву и одним движением снял заднюю крышечку с купленной в Мастерском Мире наручной машинки времени.

– Видишь кулачок будильника? – Семён поднёс раскрытые часы поближе к медальону. – Маленький такой. Вот к нему и привяжемся.

– Что? – не понял медальон. – В каком смысле?

– В буквальном. – Семён положил часы на ступеньку возле себя. – Я раскатаю заклинания в нитку, обвяжу ею часы, а кончик примотаю к кулачку. Когда будильник зазвенит, нитка порвётся и заклинания сработают. Я так думаю!

– Чепуха, – презрительно фыркнул Мар. – Материальный механизм и нематериальные заклинания, хе! Ничего у тебя не получится. Ни-че-го! А жаль.

– Посмотрим, – многозначительно ответил Семён и принялся медленно уминать пышную горку лепестков-заклинаний в комочек. Как будто с пластилином работал.

– Ты того, – всполошился Мар, – поосторожнее, сапёр колдучий! Не то шарахнет так, что ни пентаграммы, ни меня с тобой не останется! А мне ещё пожить хочется. Привык я живым быть, понимаешь.

– Я тоже привык, – Семён неторопливо раскатал маленький плотный комочек в короткую нить. – Привычка хорошая, не вредная… Приступаю. – Семён взял со ступеньки часы, завёл будильник и выставил время его срабатывания. – Получаса нам хватит, чтобы сработало транспортное заклинание?

– Хватит, хватит, – напряжённым голосом ответил Мар. – Заканчивай побыстрее, а то я от страха мёрзнуть начинаю! – И действительно, Семён даже сквозь камуфляжку почувствовал, насколько похолодел медальон. Разве что инеем только не покрылся.

– Готово! – через минуту сказал Семён. – Я кончик нитки как волосок тонким сделал, тоньше некуда: примотал его к кулачку и натянул. Плотный волосок получился, материальный… Взорвётся мина, не сомневайся! – Семён встал, огляделся, прикидывая, куда можно было бы спрятать самодельную магобомбу. И сунул её в щель кладки помоста, как раз напротив ленточной пентаграммы.

– Можно убираться, – Семён крепко потёр руки, словно под краном их вымыл. – Дрожат пальцы-то, – пожаловался он Мару. – Когда делал, не дрожали. А сейчас – дрожат!

– Запустил я транспортное колдовство, – сдавленным голосом сообщил медальон. – Скоро должно сработать. А ты пока нежданных гостей встречай! Не увидел я их вовремя с этими минёрными переживаниями, не включил невидимость… Теперь поздно, заметили они тебя.

– Каких гостей? – Семён обернулся.

В стене зала, с той его стороны, где Семён вышёл из зеркального коридора, теперь появилась кабина перемещений – её лицевая часть с открытыми дверями. А возле кабины стояли люди в чёрном, наказатели, отправленные для проверки Инкубатора: шесть человек, две боевых тройки. Стояли и смотрели на Семёна. Просто смотрели, ничего не предпринимая: наверное, присутствие в зале Инкубатора человека в форме было для них не меньшим сюрпризом, чем их появление – для Семёна.

Форма прибывших наказателей несколько отличалась от той, что была на Семёне. Вернее, отличалась от формы старшего наказателя: серебряная молния, перечеркнувшая грудь Семёна, у пришельцев была заметно меньше. Значит, понял Семён, молния – не только эмблема, но и знак различия в звании. Это Семёна устраивало.

Вспомнив майора Каппу, Семён принял надменную позу и, махнув рукой, зычно крикнул:

– Ко мне, пля! Бегом!

Наказатели переглянулись и, сначала нерешительно потоптавшись на месте, бросились к Семёну. Бегом. Как и было приказано. Подбежали и сразу построились – видимо, это они сделали уже по привычке, автоматически: настоящий старший наказатель не зря был старшим! Вымуштровал своих подчинённых до полной потери сообразительности и любознательности. Что в данный момент было Семёну на руку. Потому что самый лучший способ защиты – это, конечно, нападение. Тем более старшего по званию на младшего.

– Бойцы! – Семён исподлобья оглядел строй. – Вы опоздали на сорок три минуты! Как это понимать? Почему?! – кто-то в строю попытался было открыть рот, чтобы ответить, почему, но Семён упреждающе взревел:

– Молчать, не думать, стоять смирно! – команда для наказателей оказалась знакомая, рот немедленно захлопнулся.

– В то время, как на Главного Хозяина совершено покушение… да-да, покушение! И нечего глаза выпучивать, здесь вам не магазин для очков! Бывшим старшим наказателем совершено, чтоб знали… Так вот – в это трагическое время недопустимо нарушение приказов, и я никому не позволю увиливать от исполнения своего долга! Сказано прибыть – значит, надо прибыть, вовремя и точно! Сказано убыть – значит, всем надлежит убыть в указанном направлении!

– Пятнадцать минут до взрыва, – прошелестел Мар. – Ой мне…

– …Главный Хозяин только что назначил меня старшим наказателем, – Семён начинал нервничать, время шло, а транспортное заклинание не срабатывало. Потому его голос становился всё резче и злее. – Я, пля, лично проверяю Инкубатор, а мои подчинённые в это время шляются невесть где! Типа в карты играют и пиво пьют! Позор! Это же преступление! Хуже – предательство! Измена! Кр-р-ругом! – строй послушно развернулся. – В кабину шагом марш! – строй потопал к кабине.

И тут Семён от волнения совершил жуткую промашку. Роковую.

– Вернуться в свой сектор, – прорычал он в спины уходящим наказателям, – и доложить начальнику караула о том, что вы все арестованы! Двадцать дней гауптвахты каждому!

– Какой караул, – в ужасе завопил медальон, – какая гауптвахта! – но слова были произнесены: наказатели, замордованные дисциплиной и начальственным криком Семёна, пришли в себя. Остановились, обернулись.

– Это он, – сказал один из наказателей. Уверенно сказал, без тени сомнения: в следующую секунду шесть лучемётов, вынырнув из рукавов-кобур, уставились на Семёна.

– Приказано взять живьём, – напомнил своим товарищам тот же наказатель, – в крайнем случае разрешено отстрелить руки-ноги, но не убивать. В больничке им займутся. – Негромкие слова пробрали Семёна ознобом: эти ребята были настроены серьёзно. По-боевому.

– Десять минут, – отрешённым голосом проинформировал Мар; Семён попятился – отступать было практически некуда, не в прозрачный кисель бассейна нырять, в самом деле… Семён нащупал ногой каменную лестницу и, не оборачиваясь, шаг за шагом, двинулся вверх по ступенькам: надо было тянуть время. Которого уже почти не оставалось.

– Брать его буду я, – ретивый наказатель спрятал трубку лучемёта в рукав. – А вы прикрывайте, – он мягким шагом направился к Семёну, раскачиваясь на ходу и плавно поводя руками перед собой. И нехорошо улыбаясь.

– Давай я ему муховым заклинанием вломлю, – кровожадно потребовал Мар, – чтобы не выделывался! Ишь, какие кренделя выкаблучивает! Больной, что ли? Припадочный.

– Включай защиту и никакой самодеятельности! – сквозь зубы процедил Семён, пятясь вверх по ступенькам лестницы. – Они скоро и так свою порцию получат. – Ступеньки закончились, Семён вышел на помост.

Положение складывалось неважное: слева была голая стена, справа – пентаграмма. Что находилось позади, Семён не видел, обрыв скорее всего. Вряд ли с той стороны помоста имелась лестница… Но деваться было некуда и Семён продолжал медленно пятиться. Пока чуть не шагнул в пустоту.

Наказатель оскалился в понимающей улыбке, легко преодолел последние ступеньки и оказался на помосте. Глядя Семёну в глаза, наказатель вдруг рванул с места и, сделав пару быстрых шагов, подпрыгнул, намериваясь ударить противника ногой в грудь. Точнее, хотел было подпрыгнуть и ударить…

Пластиковый поднос, мимоходом заброшенный Семёном на помост – весь в чебуречном масле, жирный и скользкий, – попал наказателю под толчковую ногу: коротко вякнув, наказатель упал боком на гладкий железный трамплин, по которому тут же въёхал в ленточную пентаграмму. В работающую.

Вздох ужаса пронёсся над пятёркой наказателей: забыв о Семёне, пятёрка в чёрном смотрела на колдовскую звезду. На то, как их товарищ переплавляется в зародыши двутела: начальный момент изменения был вполне доступен и для обычного, не особого как у видящих, зрения. Очень впечатляющий начальный момент!

Браслет удачи на руке Семёна заметно нагрелся.

– Что, неужели смертельная опасность была? – Семён оглянулся: позади него, как он и предполагал, помост заканчивался обрывом; там, внизу, из пола торчали короткие металлические копья, направленные остриями вверх. Подготовленные для тех, кто попытался бы малодушно удрать с помоста, не пожелав нырять в пентаграмму.

– Три минуты, – грустно сказал Мар. – Плюс-минус одна, я же не твой будильник, чтобы время секунду в секунду отсчитывать… Ну что, Семён, будем прощаться?

– Фиг тебе, а не прощаться, – огрызнулся Семён. – Ты почему защиту не включил, а? Я же тебе приказал!

– Нету защиты, Сеня, – тем же грустным голосом ответил медальон. – Я её по ошибке вместе с боевыми заклинаниями сбросил… Вот такой я дурак. Извини, если сможешь!

– После поговорим, – пообещал Семён. – Когда отсюда уберёмся. – Медальон недоверчиво хмыкнул.

Дружный негодующий вопль пронёсся по залу, эхом отдавшись от стен: изменение свершилось и ретивый наказатель икринкой упал в бассейн.

– Сжечь его, сжечь! – истерично закричал кто-то, – какое, пля, живьём брать?! Сжечь!!! – молния лучемёта ударила в пентаграмму: целились, конечно, в Семёна, он был хорошо виден сквозь ленточную звезду, но защитная магия пентаграммы отразила удар – луч вернулся к стрелявшему и наказателей осталось четверо.

– С лестницы бить надо! – сообразил один из наказателей, – оттуда достанем, никуда он не денется! – и бросился к помосту.

– А вот теперь нас точно ухлопают, – с тоской произнёс Мар. – Я, конечно, шугану по этому активисту дешёвеньким заклинанием от мух, но толку-то! Отгулялись мы, Семён, отрадовались. Надеюсь, что загробная жизнь есть не только у людей, но и у продвинутых медаль…

Транспортное заклинание сработало, оборвав прощальную речь Мара на полуслове: Семёна трясло и мотало в кромешной темноте, как будто он на раздолбанном грузовике по кочкам ехал; непрерывный вой и громовой треск оглушали, не давая сосредоточиться на происходящем; до самого последнего момента, до выхода из темноты, Семён терялся в догадках – то ли это транспортная магия наконец включилась, то ли мина рванула. И он теперь мчится на всех парах в некое заведение, где всем воздают по заслугам. Посмертно…

Однако, когда трескучая мгла рассеялась, вопрос так и не остался решённым. Потому что место, в которое прибыл Семён, никак не походило на берёзовую рощицу с домиком Кардинала. Никак. Не было здесь никаких домиков и берёзок; здесь вообще никаких построек не имелось – Мир, в котором оказался Семён, был, мягко говоря, странным.

Двенадцать маленьких неярких солнц, расположенных в безоблачном небе венком, по кругу, заливали неведомый Мир ровным тёплым светом; густая трава сочным зелёным ковром тянулась до горизонта – на горизонте были видны горы. Высокие, с белыми верхушками, одинаковые и очень правильные горы, стоявшие на некотором удалении друг от друга. Возможно, это были и не горы вовсе…

Воздух пах травой и морем. Семён обернулся: позади расстилалась безбрежная морская гладь. Море было удивительно синим и спокойным, ровным как ледяной каток: не было даже ряби, не говоря уж о волнах. Хорошее такое, правильное море. Которое, возможно, и не было морем…

На прибрежной полосе яично-жёлтого песка сидел человек в фиолетовой одёжке, сидел и смотрел в морскую даль. Не шевелясь.

– Семён, как ты думаешь, где мы? – практичный Мар, оказывается, тоже терялся в догадках. – На том свете или на этом? Если на этом, то я ничего не понимаю: всё ненастоящее какое-то! Всего чересчур, понимаешь? И солнц слишком много, и цвета здесь какие-то убойные, до нельзя ядрёные… Ну, а если на том – тогда всё в порядке, никаких вопросов! Можно отправляться на поиски конторы, где нимбы под расписку выдают. Ты уже ангелом работал, так что опыт имеется!

– Разберёмся, – Семён оглядел себя: чёрная форма старшего наказателя так и осталась формой, не превратилась в нечто балахонно-перьевое, с чахлыми крылышками. Это обнадёживало. Семён подумал и решил не менять одежду, только молнию с груди убрал – мало ли какое значение она в этом Мире имеет! Ещё набьют физиономию ни за что, ни про что, или нимб не выдадут… Рисковать не хотелось.

Семён направился было к сидящему на берегу человеку, когда по траве пробежала лёгкая тень, накрыв собой и Семёна, и человека в фиолетовом. Семён поднял голову: по небу, невысоко, плыл хрустальный остров, круглый как блин и такой же плоский; сквозь хрусталь просматривался классический замок, словно сошедший с иллюстрации фэнтезийной книги. Тоже полупрозрачный.

Разглядывать замок снизу было интересно: это чем-то напоминало просмотр душещипательного романтического спектакля из-за кулис, с обратной стороны пыльных декораций, под весёлый матерок полупьяных рабочих сцены. Тот же эффект. Во всяком случае, забитые хламом подвальные помещения замка и ясно просматриваемые отхожие места восторга у Семёна не вызвали.

Человек в фиолетовом тоже поднял голову, посмотрел на замок долгим отсутствующим взглядом, после достал из-за пазухи обычную школьную рогатку, натянул резинку и не целясь выстрелил в остров. Чем он выстрелил, Семён не заметил – остров рассыпался на множество радужных пузырей, рассыпался вместе с замком, подвальным хламом и сортирами; пузыри повисели секунд пять в воздухе, переливаясь весёлыми разноцветными всполохами, и полопались. Был замок, и не стало.

– Круто, – оценил увиденное Мар. – Нет, Семён, это не загробный мир, в загробном всё должно быть чинно-благородно, никаких тебе рогаток и стрельбы граждан по безобидным летающим стекляшкам… но и не какой-нибудь реальный Истинный Мир. Это вообще хрен его знает что! Может, какой из Миров Слимпа, что он создаёт себе на потеху?

– Сейчас узнаем, – Семён поначалу решительно направился к гражданину с рогаткой, но чем ближе подходил к нему, тем неувереннее начинал себя чувствовать. Кто его знает, этого вооружённого гражданина в фиолетовом, ещё выстрелит с проста ума… А защитного заклинания нету!

Семён постоял в затруднении возле неподвижного, как изваяние, человека и, махнув рукой на свои опасения, сел рядом с ним на песок; человек никак не прореагировал на появление соседа. Молчание затягивалось и Семён, кашлянув, сообщил очевидное:

– Хорошая нынче погода, не правда ли? – но ответа не получил: сосед по пляжу упорно продолжал хранить молчание, всё так же глядя на море. Возможно, он там видел что-то, недоступное Семёну, но скорее всего просто бездумно созерцал. Медитировал.

Семён решил вежливо идти напролом:

– Милейший! Будьте любезны, подскажите заплутавшему в пространстве путнику, что это за Мир и как он называется. Если вас не затруднит.

Человек в фиолетовом повернул голову и молча уставился на Семёна с таким выражением на лице, словно тот ему в ухо плюнул; было человеку лет двадцать, двадцать три, не более – но назвать его ровесником у Семёна язык не повернулся бы: взгляд у незнакомца был усталый, потухший. Как у старца, много чего повидавшего на своём веку.

– Изыди, – коротко ответил молодой человек, подумал и добавил: – Морок запредельный. – И отвернулся.

– Сам ты запредельный, – бодро ответил Семён: кажется, начинал завязываться разговор. – От морока слышу! Как острова из рогаток расстреливать, так это мы запросто, а вот на вежливый вопрос ответить мы не желаем, гонор у нас! – Семён нёс полную чушь, не хуже Мара при очередном приступе болтулизма, но в данный момент это было неважно! Важно было расшевелить этого странного молодого старика, заставить его говорить: ругаться, плеваться, возмущаться – но говорить. Глядишь, слово за слово – и можно было бы узнать, что это за Мир, как он называется и почему он такой… э-э… своеобразный.

Однако реакция молодой человека была несколько иной, чем ожидал Семён – он встал, уныло пробормотал:

– Как же вы мне все надоели! – и, ступив на морскую гладь, пошёл по ней прочь от берега. Быстро пошёл, словно Семён его чем-то обидел.

– Эй! Эй! – завопил Семён, вскакивая на ноги, – так нельзя! Ну чего ты, вернись! Я тебе анекдот расскажу, хочешь? Смешной! Или шампанского выпьем, холодного! У меня есть, наверное. – Семён попытался тоже встать на спокойную поверхность моря, чтобы догнать парня с потухшим взглядом – раз у того получилось, значит могло получиться и у Семёна, – но ничего с хождением по воде у него не вышло, сразу провалился по колено, да ещё и упал от неожиданности.

Вода была холодной; Семён, чертыхаясь, выбрался на берег, обернулся – молодой человек уменьшился до точки и вскоре затерялся в ослепительной синеве.

– Странный тип, – заметил Мар. – То ли сумасшедший, то ли местный святой. А, может, и то, и другое. Хотя не все сумасшедшие – святые! Но все святые – сумасшедшие, в той или иной степени: то голову в пасть льву сунут, то добровольно разрешат себя стрелами истыкать, то пророчествовать не вовремя начнут, когда нормальный человек молчал бы себе в тряпочку и делал вид, что его здесь нету. Хлопотное это дело, святым быть! Потому и страдают телесно… Зато по воде ходить умеют, – с завистью сказал медальон. – Вон как чесанул! Словно за халявным пивом дунул.

– Да фиг с ним, – Семён разочарованно побрёл прочь от моря. – Какой Мир, такие и обитатели. Чокнутые… Чокнутый Мир. А что, подходящее название! Хм, надо будет сюда ещё разок заглянуть, под настроение: запиши-ка, Мар, его координаты, или метку где оставь. На своё усмотрение… Слушай, я всё хотел тебя спросить – а почему мы, собственно, здесь оказались, а не там, куда должны были попасть? Стоп, я уже сообразил, можешь не отвечать.

– Тогда поделись соображением, – потребовал Мар. – А то мне думать лень.

– Помнишь, когда мы с профессором Шепелем познакомились и собрались из ресторана уходить, он меня предупредил, что пентаграмма даёт мощные искажения и рядом с ней нежелательно пользоваться транспортным волшебством, – Семён превратил форму в сетчатое трико, чтобы поскорее обсохнуть, и сел на траву, спиной к морю. – Можно попасть не в тот Мир, куда налажено заклинание. И это он говорил о малой пентаграмме! А мы от большой драпали. Вот и занесло невесть куда…

– Хорошо, что не в Исправительный Мир, – поддакнул Мар, – повезло нам! Правда, есть не менее экзотические Миры, куда бы я тоже попасть не хотел. Даже за приличное вознаграждение.

– Например? – Семён глядел на далёкие зубцы гор, позёвывая: мягкая трава, тёплый ветерок, тишина… Спать хотелось отчаянно.

– Например, Мир Прокажённых, – объяснил медальон. – Или Тупиковый Мир… вот уж где пророков-то! Как лесных клопов в кустарнике. Туда безнадёжных психов со всех Миров ссылают, чтобы городской пейзаж не портили… Живут как те недоделки, бр-р! Выживают.

– А тебе-то что с того? – удивился Семён. – Подцепить проказу ты никак не подцепишь, а психи тебя не достанут… Хозяина – да, могут попытаться убить, но ты же его и защитишь! Нет, не понимаю причины отказа.

– Противно мне, – с неприязнью сказал Мар. – Не эстетично! Раздражает.

– Вон оно что, – Семён улёгся на траву, закрыл глаза. – Ты, братец, ещё и эстет, надо же… Это хорошо. Будет время – о картинах побеседуем: об импрессионизме… о модернизме… о значении «Чёрного квадрата» Малевича для современно… – Семён уснул, не договорив.

– Не спи, – всполошился Мар, – ты что?! Незнакомый Мир, всякие придурки-чудотворцы с бронебойными рогатками туда-сюда шастают, а он спать наладился! Семён, проснись! Или хотя бы скажи, что мне делать, если какая угроза появится! Мы же сейчас без защиты.

– Расстрелять, – сквозь сон ответил Семён и уснул окончательно, крепко-крепко. Безмятежно.

– Чем расстреливать-то? – горько спросил медальон, – муховым заклинанием, что ли? – но ответа не получил. – Значит, муховым… Так тому и быть.

…Семёну приснилось, что он снова в Инкубаторе, что транспортное заклинание так и не сработало, и мина взорвалась под ногами, ослепив и оглушив его; взрыв разорвал Мир Равновесия пополам, бросив Семёна в звёздное месиво…

Семён резко сел и протёр глаза, подозревая, что он ещё не совсем проснулся и кошмар продолжается наяву. Кошмар со взрывами.

Трава перед Семёном была сожжена в пепел – вся, до горизонта; вместо далёких правильных гор теперь высился какой-то длинный корявый бугор, светившийся в вечерних сумерках оранжевым лавовым светом – со стороны бугра доносились раскаты грома; земля под Семёном изредка тяжело вздрагивала.

– Мар, что случилось? – Семён попробовал встать, но земля опять пошла ходуном и он решил не рисковать. – Землетрясение? Извержение вулкана? Что?!

– Ше… Шершень, – дрожащим голосом ответил медальон. – Он т-тебя ужалить хотел. Вот.

– Ну и что? – нетерпеливо спросил Семён, – дальше что было?

– А я мух… муховым заклинанием его прихлопнуть хотел. Весь заряд одним махом использовал! Думал, оно слабенькое, а шершень, гад, крупный… – Мар явно был в шоке. – И траву сжёг… и г-горы… и за горами тоже что-то взорвалось. И в небе дырка была… большая д-дырка, со звёздами. Круглая. Потом затянулась. А шершень улетел. Промахнулся я!

Земля перестала трястись – Семён встал на ноги, оглянулся: море отступало от берега. Отлив был слишком быстрым, слишком. Это походило на…

– Мар, включай транспортник, – вне себя крикнул Семён. – Сейчас цунами привалит! Волна будет, громадная!

– Включил, – вяло ответил Мар. – Как стрельнул, так с испугу и включил. Минут пять тому назад.

– Не успеем, – Семён лихорадочно оглядывался, ища путь к спасению: бежать к расплавленным горам было глупо – слишком далеко, всё одно волной накроет! Размажет как козявку… И откуда такая силища в заклинании оказалась, в магической упаковке со столь невзрачным названием. Откуда?!

– Муховое заклинание, блин, – стукнув себя по лбу, вдруг проорал Семён. – «Повелитель мух» – это же одно из имён Сатаны! Ничего себе средство от насекомых! Ну ты, Мар, и выдал… Орёл! А орлы, как известно, мух не ловят. Они по ним атомной бомбой шарашат!

– Я не хотел, – заскулил медальон, – не знал я! Ну что за день сегодня такой неудачный, слов нету. Прямо всё одно к одному катит… Пятница сегодня что ли, тринадцатое? По здешнему календарю.

Со стороны моря потянуло холодным ветром, Семён обернулся – к берегу шла волна. Высоченная, тёмно-серая, в языках пены – волна надвигалась неотвратимо и спрятаться от неё было некуда.

– Хватит паниковать! Быстро найди какое-нибудь подходящее заклинание, – раздражённо потребовал Семён. – Подземное, подводное, полётное… что есть, то и используем! Выбирать некогда. Иначе… иначе… Погоди-ка с заклинаниями, – Семён приложил ладонь ко лбу козырьком. – В смысле – ищи, но пока не применяй. Ого! Наш беглый святой объявился. Что-то сейчас будет… Интересно – что?

Молодой человек в фиолетовых одеждах возник на гребне надвигающейся волны: волна была ещё далеко, и человек выглядел игрушечным, но был хорошо различим в лучах заходящих солнц. До мельчайших подробностей.

Беглый святой взмахнул руками, словно поприветствовал Семёна – серая водяная стена затормозила свой бег, остановилась и неторопливо стала уменьшаться, растекаться: море постепенно возвращалось на место, заливая обнажённое дно приливной волной. Обычной, неопасной. Через несколько минут тихая водяная гладь по-прежнему расстилалась перед Семёном, как будто ничего и не было: ни быстрого отлива, ни цунами. Только серый цвет взбаламученного моря напоминал о случившемся, да и тот исчезал, таял на глазах, сменяясь привычной синевой.

Молодой человек, точно на коньках, нёсся к берегу: на секунду притормозив возле Семёна, человек в фиолетовом недовольно покачал головой, погрозил опешившему Семёну пальцем, и помчался дальше, к разрушенным горам; ноги конькобежца-святого земли не касались.

– Как нашкодившего мальчишку, – пробормотал Семён. – Как сопляка-несмышлёныша… Даже ругать не захотел. Да кто он такой?!! – ответа не было. И не могло быть.

Потому что заклинание возврата сработало и Семён исчез из Чокнутого Мира.

Глава 16 Самый Лучший Из Магических Подарков

Семён оказался среди берёз, неподалёку от дома, подаренного ему Кардиналом.

В этом Мире было позднее утро: солнце ещё не взобралось на небо, но уже заглядывало сквозь верхушки берёз, согревая и высушивая мокрую землю – недавно прошёл дождь, трава была сырой и скользкой; по верхушкам деревьев пробежал лёгкий ветерок и Семёна окатило водой с листьев. Превратив сетчатое трико в спортивный костюм, Семён припустил к дому, спасаясь от дождевой росы.

– Дом, милый дом! – с чувством произнёс Мар. – А где почётный караул? Где наши бравые ремонтники в количестве трёх беспамятных единиц? Непорядок! Своих избавителей надо встречать у крыльца, распевая что-нибудь типа «Славен, славен Симеон!» – медальон болтал без умолку и Семён его не одёргивал, пусть себе! Каждый по-своему лечит стрессы: кто водкой, кто лекарствами. А кто болтовнёй.

Дом был пуст. Семён прошёлся по этажам и никого не нашёл – ни Замана, ни его товарищей, Вогу и Барта. Хотя присутствие людей отмечалось: в холодильнике явно уменьшился запас продуктов. А в остальном в доме всё было точно так же, как Семён оставил – везде порядок и чистота.

Единственное нарушение порядка имелось в рабочем кабинете: трубка переговорного устройства лежала не на аппарате-подставке, а рядом с ним, на столе. Аккуратно так лежала, не брошенная впопыхах, а именно положенная на лист писчей бумаги; Семён осмотрел листок со всех сторон – никаких записей на нём не было. И магии тоже не ощущалось. Пожав плечами, Семён опустил трубку на подставку и пошёл в ванную: с дорожки не мешало привести себя в порядок, побриться и хорошенько выкупаться, смыть с себя всю грязь Мира Равновесия.

Выйдя из ванной – на этот раз уже в шёлковом халате, а не в спортивном костюме, – Семён организовал на кухне плотный обед: консервы из холодильника брать не стал, пригодятся ещё, а дал указание Мару расстараться по-праздничному – подать всяких деликатесов, да побольше, побольше! Медальон горячо согласился и предложил считать сегодняшний день праздником Имени Всех Живых (вернее, имени живого Семёна и себя, не мёртвого), и накрыл впечатляющий стол: деликатесов хватало, даже таких, о которых Семён слыхом не слыхивал. Как, например, копчёное филе дрыгалки с цветочными специями, традиционное блюдо Зелёного Мира. Семён предвкушающе потёр ладони, но после краткого пояснения Мара, что дрыгалка – это, в общем-то, большой кузнечик, пробовать филе расхотел. И занялся более знакомыми блюдами.

К столу также была подана единственная и последняя бутылка шампанского из Размытого Мира, где Семён ужинал в баронском номере.

– Неплохо бы, конечно, – Семён постучал пальцем по бутылке, – но пить в одиночку скучно. И смахивает на алкоголизм.

– Ну почему же в одиночку? – удивился Мар. – А я? Я, конечно, пить не могу, но тост сказать, или…

– Ну почему же в одиночку, – раздалось за спиной Семёна. – Я вполне могу составить тебе компанию, Симеон! – Семён развернулся на табурете: перед ним был Кардинал. Дубль номер один. Как обычно, весь в сером.

– О! – Семён уважительно встал, – прошу к столу! Но вы же не пьёте… Кардинал не пьёт, – уточнил Семён. – Тем более с утра.

– Кардинал – он тоже человек, может себе иногда чуть-чуть позволить. – Дубль ногой выдвинул из-под стола второй табурет и сел. – Особенно когда повод есть, – загадочно пояснил он Семёну; от дубля явственно попахивало хорошим вином. – А он есть, повод! – дубль Кардинала взял нож и вилку, приготовленные Семёном для себя, отрезал кусочек от филе дрыгалки. – М-м, да у тебя, Симеон, хороший вкус! – прожевав, похвалил дубль. – Гурман ты, первый помощник! Молодец. Присаживайся, чего стоишь? Открывай, наливай. – Семён, несколько оторопевший от столь удивительной перемены в поведении дубля Кардинала, достал из ящика стола ещё одну вилку с ножом и сел на табурет.

– Что празднуем? – поинтересовался дубль, пододвигая к Семёну свой бокал. – Вернее, что празднуешь ты? – дубль Кардинала особо выделил последнее слово. – Ведь моё задание, Симеон, ты завалил… Напрочь завалил, – у дубля затряслось лицо, то ли от сдерживаемого плача, то ли от смеха. – Не нашёл мой оригинал… не нашёл, ведь так?

Семён хмуро покачал головой, – нет, мол, не нашёл, – и открыл шампанское.

– Лично я праздную своё возвращение, – отрывисто сказал Семён. – То, что живой остался. А Кардинал… Не было его в Икс-Мире! В Мире Равновесия, то есть. Будем искать дальше, – Семён взял бокал; взял свой бокал и дубль.

– Тогда – с возвращением тебя, вор Симеон! – торжественно произнёс дубль Кардинала и выпил шампанское не чокаясь – видимо, не знал такой традиции. Или не желал чокаться с вором-помощником. А Семён навязываться не стал.

– Значит, будешь дальше искать? – дубль поставил бокал на стол, промокнул губы салфеткой. – Похвальное рвение, похвальное! Всё верно, заказ есть заказ, я его пока что не отменял… Ну, с делами можно и повременить – расскажи-ка, Симеон, что с тобой в Икс-Мире произошло, очень меня это интересует. Очень, – дубль Кардинала сложил руки на груди и посмотрел на Семёна: взгляд у дубля был трезвый, ясный. Словно он ничего с утра и не пил. Для запаха рот прополоскал и всё.

Семён не торопясь наложил на тарелку еды, не торопясь налил по новой – дубль кивнул одобрительно, – и приступил к повествованию. Рассказ был долгим, Семён успел за это время ещё пару раз наполнить свой бокал шампанским – дубль отпивал из своего редкими глотками и долить не просил – и наесться до отвала. Так, как давно не ел.

– …когда один из наказателей хотел меня застрелить, транспортное заклинание наконец сработало и я перенёсся сюда, – этими словами Семён закончил свой подробный отчёт: сообщать дублю Кардинала о Мире с фиолетовым святым он не стал. Ненужная информация! Новость, которая может иметь совершенно неожиданные последствия. Возможно, далеко идущие.

Дубль одним глотком допил своё шампанское и, прищурясь, поглядел на Семёна.

– Что ж, всё в точности, как меня и проинформировали, – дубль Кардинала поставил бокал на стол. – Трое ремонтников, которых ты перебросил сюда, тоже много чего любопытного о Мире Равновесия поведали… Хм, какого такого равновесия? Баланс между количеством людей и чужих, что ли? Впрочем, это уже неважно…

– Что с ними? – Семён подался к дублю. – Где они?

– Не переживай, – дубль усмехнулся. – Живы, здоровы. Я их в Имперский военный госпиталь определил, в специальную лабораторию: в первую очередь им память восстановили, по моему приказу. Сегодня ночью и восстановили… Имеются у нас кой-какие методы по возвращению стёртых воспоминаний, и неплохие методы! Экспериментальные. Лично мной разрешённые.

– Вы что, здесь жили? – Семён глянул на холодильник, – меня ждали? Потому с техниками и повстречались.

– Вот ещё! – брови дубля удивлённо приподнялись. – Забот у меня больше нету… Кто-то из них трубку с переговорного устройства поднял. Поднял и, не ответив мне, положил. Разумеется, я сразу прибыл сюда, думал – ты вернулся… э-э… в разобранном состоянии. Не способный говорить. С медицинской группой и прибыл… пригодились медики. А трубку я, Симеон, потом нарочно возле подставки лежать оставил, чтобы слышать, что в доме происходит: других устройств для контроля здесь нет. Мало ли кого ещё ты мог прислать сюда! Посадил дежурного на постоянную связь, он мне и доложил, что устройство отключили. Что трубку на место положили.

– Вон как, – понял Семён. – Хорошо, что ребятки мой приказ нарушили! Приказ не трогать переговорное устройство… А то я рассказывал и голову ломал – откуда вы узнали, что я вернулся? – Семён отодвинул от себя бокал: шампанское в бутылке ещё было, но пить расхотелось. Да и работа впереди была, та, которую дубль не отменял.

– Я передохну чуток, – неохотно сказал Семён, глядя куда-то мимо дубля, – до вечера. И отправлюсь дальше на поиски оригинала… вы, помнится, насчёт инструкций что-то говорили. Новые адреса, да? – Семён перевёл взгляд на лицо дубля и умолк: первый дубль Кардинала улыбался… нет, смеялся! Поначалу беззвучно, сдерживая себя, а после расхохотался в полный голос; не в силах ничего объяснить, дубль лишь слабо махал рукой Семёну – потом, всё потом!

Семён, не понимая причины столь неожиданного веселья, истуканом сидел на табурете, ожидая когда дубль Кардинала придёт в себя.

– Эк его разобрало, – с ужасом прошептал Мар. – Видно, срок ему пришёл, карачун берёт! Распадаться начинает. Вот истерика его и бьёт: с ума наш дубль сходит, от страха… Кошмарное зрелище! Душераздирающее. Лучше бы я не видел.

Дубль вытер глаза салфеткой и неожиданно подмигнул Семёну. А потом разлил остатки шампанского по бокалам.

– Знаешь, Симеон, – дубль глянул мельком на пустую бутылку и поставил её на пол, под стол, – а ведь не дубль я вовсе! Кардинал я. Самый настоящий. Тот самый оригинал, который ты по всему Икс-Миру так упорно искал, – и снова расхохотался.

– Всё, сошёл. Как я и предупреждал, – с горечью произнёс медальон. – Сейчас буянить начнёт, драться. Ты, Семён, как бы невзначай, вилки-ножи подальше от него убери, на всякий случай… Какой там адрес Тупикового Мира? – медальон притих, отыскивая необходимые координаты; Семён, остолбенев, продолжал сидеть, не в силах вымолвить ни слова.

– Что, думаешь, я с ума сошёл? – Кардинал стал серьёзным. – Ошибаешься, Симеон, крепко ошибаешься… Извини, но я тебя использовал. Так надо было. – Однако бывший дубль ничуть не выглядел огорчённым: угрызения совести, похоже, его абсолютно не мучили. – В интересах Империи использовал. Поверь, ничего личного!

– Но почему? – Семён вышел из столбняка, обмяк. – Зачем?!

– Молчи и слушай! – Кардинал хлопнул ладонью по столу. – Вопросы – потом. Если они у тебя будут.

Как ты знаешь, Империя находится… гм, находилась на грани войны с чужими; я прилагал все усилия, чтобы оттянуть начало вооружённого конфликта… как мог, так и прилагал! И попутно искал слимп, чтобы нанести превентивный удар по чужим, уничтожить их как вид – разом и навсегда. В первую очередь. А потом… Были у меня кой-какие намётки по социальной реорганизации Империи, были, не скрою! Впрочем, разговор сейчас не об этом… Когда некто по имени Слимп пришёл ко мне с претензиями насчёт деятельности слимперов, он мимоходом высказал своё идиотское кредо о принципе полного невмешательства в человеческие дела… И я понял – ждать помощи от этого пацифиста-отшельника бессмысленно, войны не избежать! Никак.

В разговоре Слимп невзначай упомянул о своём знакомце-Симеоне и тогда я вспомнил о воре, которому невероятно везёт в его проделках! О видящем, который зачастую разрушает всё, к чему ни прикоснётся – бесповоротно, жёстко, навсегда. Без возможности дальнейшего восстановления. Потому-то я и обратился к Симеону через общую информационную линию с особым письмом: я решил найти тебя, где бы ты ни был! Самостоятельно найти. В частном порядке. Без привлечения спецслужб.

– Разрушаю?… – в изумлении вскинулся было Семён, но Кардинал, подняв ладонь, остановил его:

– У меня есть досье на тебя, Симеон, полное досье! В замке-лабиринте ты уничтожил копию. И в этом досье содержится полное описание всех твоих похождений. Ну, почти полное и почти всех… Я перечислю лишь некоторые пункты, которые заставили меня пойти на этот авантюрный шаг с письмом. И с последующим липовым заказом.

Итак: смена шахской династии в Ханском Мире при активном участии вора-Симеона – записано моими агентами со слов джинна Мафусаила-ибн-Саадика; гибель всех моих дублей и развал замка-лабиринта – ну, это фактически при мне случилось; создание принцем Симеоном убийственного молниевого кадавра в Безопасном Мире, похищение прыгалки чужих и частичное разрушение местной защитной Сети – это из показаний Станса Ксанса, начальника зомби-филиала службы безопасности. Далее: вмешательство майора Симеона в деятельность Мира-Полигона, что едва не повлекло за собой физическое уничтожение самого Полигона, – взято мной из рапорта маршала Ити Б.Р.В.

Недавний переворот в главном королевстве Изумрудного Мира, как я знаю, тоже произошёл не без твоего участия, да?

По-моему, вполне достаточно, чтобы сделать определённые выводы. – Кардинал посмотрел Семёну в глаза и было непонятно, чего больше в этом взгляде – осуждения или восхищения похождениями вольного принца-майора. Восхищения, как показалось Семёну, было всё же несколько поболее.

– Да, ещё вопрос, – Кардинал облокотился об стол, закинул ногу на ногу. – Вопрос, на который у меня пока нет чёткого ответа, но имеются некоторые подозрения… На днях неизвестно откуда появился Новый Мир, ставший камнем преткновения между Империей и чужими, очередная головная боль для меня! А в Мастерском Мире был непонятно как уничтожен один из кристаллов-Разумников, контролирующих жизнедеятельность крупных городов. Вопрос: твоя работа?

– В общем-то, моя, – не стал отнекиваться Семён. – И то, и другое. Но портить Разумника я не собирался! Это случайно вышло. Без злого умысла.

– Я так и думал, что твоя, – вздохнул Кардинал. – Вот видишь… – Что именно должен был видеть Семён, Кардинал уточнять не стал. И так всё понятно.

– Потому-то, Симеон, я и представился тебе дублем номер один, потому-то и нанял тебя на поиски оригинала в Икс-Мире, похищенного чужими. С надеждой – нет, с уверенностью! – что после твоего прибытия в цитадель чужих ты, так или иначе, нанесёшь ей непоправимый урон. Как диверсант высшей квалификации. Но чтобы настолько непоправимый… – Кардинал потрясённо развёл руками. – Нету слов! Сегодня, рано утром, по всем линиям связи прошло паническое сообщение чужих о том, что Икс-Мир практически весь разрушен, выгорел изнутри дотла. А Император Двутелов погиб, – надо же, у них даже свой Император был! И собственное название: двутелы. Мне они, значит, фальшивый Совет для отвода глаз подсовывали, мерзавцы… Для решения политических вопросов.

С перепугу чужие-двутелы даже координаты своего Икс-Мира обнародовали: сейчас наши имперские спасатели эвакуируют оттуда выживших после катастрофы людей – внешние сектора остались неповреждёнными, так что почти все уцелели. Люди, разумеется, не двутелы.

Но самое главное – это, конечно, уничтожение Пентаграммы-матки! Я о ней и слыхом не слыхивал, пока твои ремонтники не рассказали. После восстановления памяти. Надо же, какой сюрприз! – Кардинал рассеянно взял со стола железную вилку, и, не замечая того, принялся её сгибать и разгибать. Легко, как пластмассовую. – Какой удачный поворот событий! Теперь чужим будет не до нас: безвластие, анархия, непременная борьба за престол… обязательная внутренняя гражданская война с применением техномагии и прыгалок. Обязательная! А в итоге – неизбежное уменьшение количества двутелов, пополнить которое они теперь не смогут. Хотя, конечно, что-нибудь да придумают, но не сейчас. Не в ближайшие годы. Впрочем, я двутелам и не дам предпринять ничего конкретного. Пусть только как следует ослабнут, тогда… – Кардинал в очередной раз с силой согнул вилку и она переломилась. Недоумённо поглядев на обломки, Кардинал небрежно швырнул их на стол.

– Кстати, все пентаграммы культа Изменчивых я прикажу изъять и уничтожить, а культ запретить… Нет, не запретить, а провести разъяснительную работу. Запреты никогда не помогают… Мне ли не знать! – сказал Кардинал, он же верховный жрец официально запрещённой религии слимперов.

– Я, гражданин Кардинал, всё же хотел бы уточнить – ваш заказ на поиски самого себя снимается? – Семён посмотрел на обломки вилки и решил на будущее воздержаться от рукопожатий с Кардиналом. – Теперь – снимается?

– Разумеется, – заверил Семёна гражданин-заказчик. – Теперь – да, снимается. Но обговоренное вознаграждение – остаётся. Как и статус помощника верховного жреца. Вольного помощника!

– Не понимаю, почему вы сразу не попросили меня уничтожить Икс-Мир, а придумали для этого целую детективную историю, – с упрёком сказал Семён. – Обманули меня!

– А ты взялся бы за такой заказ? – с большим интересом спросил Кардинал. – Неужели?

– Пожалуй, нет, – подумав, вынужден был признаться Семён. – Отказался бы. Наотрез. Не умею я разрушать специально…

– То-то же, – Кардинал взял бокал. – За твою удачу, Симеон!

– За удачу, – согласился Семён. – Будем здоровы! – и выпил шампанское одновременно с Кардиналом. Не чокаясь.

– Мне пора, – Кардинал встал, поднялся и Семён. – На сегодня все дела отменены, во дворце Императора праздник. Неофициальный. Тебя, увы, пригласить не могу: ни в коем случае нельзя афишировать наше знакомство и сотрудничество! Это – большая тайна. Понял, вольный помощник? И вот что: заглядывай-ка в линию связи почаще! Если ты мне вдруг снова понадобишься, а дома тебя не окажется, то в линии тебя будет ждать письмо. От Дубля номер двадцать пять. – Кардинал направился было к выходу из дома, но остановился.

– Да, совсем забыл! – Кардинал достал из брючного кармана стальной кругляш на цепочке. – Лови! – и бросил его Семёну; Семён поймал кругляш, словно бабочку на лету схватил. – Дарю тебе всё, что есть в этом медальоне, – громко произнёс Кардинал ритуальную фразу передачи заклинаний; открыв дверь, он с удовольствием вдохнул свежий воздух, пахнущий травой и солнцем. – Это, Симеон, твоя оплата и возмещение магических расходов, – не оборачиваясь, сказал Кардинал. – Какой день! Погулять бы, проветриться… Но дела, дела, – с этими словами Кардинал исчез, растворился в дверном проёме. Наверное, во дворец перенёсся. Праздновать.

– И чего там у нас? – сразу засуетился Мар. – Давай, прикладывай расчётный жетон ко мне, и побыстрее! Страсть как интересно на запасные жизни поглядеть, я с таким волшебством ещё ни разу не сталкивался! Ну же, ну! – Семён, посмеиваясь, приложил стальной кружок к своему медальону.

– О! – восхищённо сказал Мар. – Ух ты! Ого, – и замолчал, быстро нагреваясь: медальон перекачивал даренные заклинания в себя, впитывал их словно промокашка чернила; одновременно расчётный жетон остывал в руке Семёна, становясь холодным как ледышка.

– Всё, – через минуту сообщил Мар довольным голосом, – готово. Можешь выкинуть эту железяку, она теперь ни на что не годна… Пустая! А я – нет. Правда, боевых заклинаний в ней не густо оказалось, так себе, армейский ширпотреб, ничего уникального… – медальон сыто икнул. – Но в остальном – полный порядок! Транспортные, маскировочные, взломные… Для нашей, Семён, нелёгкой специальности заклинания, соответствующие. И идут, между прочим, под секретным грифом «ниндзя-диверсант»! Расстарался Кардинал, не пожадничал. За что ему моё личное спасибо, – Мар принялся насвистывать что-то бравурное. Марш ниндзей-диверсантов, не иначе.

– Эй, а запасные жизни? – Семён нетерпеливо постучал по медальону ногтём. – Ты о них ничего не сказал. Как там насчёт основного вопроса оплаты, а? Меня эти жизни интересуют больше, чем любые армейские заклинания, вместе взятые. Даже бронебойные и с оптическим прицелом.

– Есть такие, – поспешил успокоить Семёна медальон, – а как же! Ровно три штуки, согласно договору. Запускаются самостоятельно в случае гибели владельца медальона, в котором они упакованы. Так что можешь гибнуть сколько тебе влезет! Но не более трёх раз. С учётом имеющейся у тебя сейчас жизни.

– Шутник, – с сарказмом произнёс Семён. – Весельчак. Я и один-то раз помирать не хочу, не говоря уже о трёх. Но запас действительно полезный! Всяко может случиться… А что с налогами?

– Полный порядок! – доложил Мар. – Сняты все полностью, тут и подтверждающий указ имеется, за подписью Кардинала… Одно я только не пойму – на фига оно тебе нужно было? Разве ж с украденного налоги берут?

– Пока нет, – невозмутимо ответил Семён, – а там, глядишь, начнут. У нас, на Земле, именно так и поступают: ежели тебя за руку не могут схватить, то воруй сколько влезет, наживай миллионное состояние нечестным путём, никто и слова не скажет. Но налоги с него – плати! Это святое.

– Очень, очень прогрессивный у тебя Мир! – с воодушевлением одобрил медальон. – Воровать безнаказанно разрешают, да ещё в особо крупных размерах! Мне нравится. Мудро ты, Семён, с налогами поступил, осмотрительно. Беру свои опрометчивые слова назад! Ну-с, а что у нас дальше?

– А дальше у нас, Мар, отдых и возвращение в Изумрудный Мир. Если не ошибаюсь, коронация Яны завтра? – Семён направился к лестнице, ведущей на второй этаж. – Отосплюсь как следует и двинем на ту коронацию… завтра раненько утром и двинем. На зорьке. Чтобы не опоздать, – Семён, позёвывая, поднялся по лестнице и скрылся в спальне.

…Коронация проходила в одном из залов дворца, не особо пострадавшем во время недавнего переворота. Хотя свежий косметический ремонт местами всё же был заметен: зал, похоже, подновляли в спешке, специально к торжественному мероприятию. И, скорее всего, именно к коронации был построен низкий помост у дальней от входа стены – сейчас сплошь покрытый богатыми коврами. Во всяком случае Семён, когда крушил здесь всё налево и направо, этого помоста не заметил.

Ещё в зале имелись ряды позолоченных кресел для гостей: если бы над помостом висел широкий киноэкран, Семён ничуть не усомнился бы в том, что попал в элитный кинотеатр. Из закрытых, не для всех.

Коронация была чопорная и утомительно длинная: вначале выступали приближённые к королевской особе министры-советники, восхвалявшие новую правительницу и перечислявшие её неоценимые заслуги перед народом. Заслуг было много: Семён – одетый по случаю великосветского праздника в чёрный смокинг, – сидел в первом ряду на почётном месте и отчаянно скучал; Мар, заметив настроение хозяина, решил поднять его парочкой-другой анекдотов из своей жизни и тем чуть не сорвал церемонию, рассмешив Семёна до неуместного здесь громкого хохота. К счастью, Семён был настолько важной персоной, что стража его не только не вытолкала взашей из зала, но даже не сделала замечания. Однако посмотрела косо. С предупреждением. Пришлось Семёну попросить Мара замолчать во избежание дворцового скандала и продолжить скучать дальше.

Вскоре нудные выступления министров закончились и началась сама коронация: принцесса Яна – в строгом деловом костюме, но с горностаевой мантией на плечах, – взошла на помост в сопровождении пышно разодетых фрейлин; Яна торжественно поклялась перед всеми присутствующими править мудро и справедливо. После чего на помост поднялся Хайк – вот уж чего Семён никак не ожидал! – с золотой короной в руках. И короновал Яну.

– А он-то здесь причём? – поразился Мар. – Насколько я знаю, коронуют не личные телохранители! Верховные священники, или члены королевской семьи… или, на худой случай, сами себя коронуют, в спешке и такое бывало. Но чтобы корона – да из рук охранника, пусть и не рядового?! Подозрительно, однако! Неспроста это, – Семён в душе полностью согласился с мнением медальона.

За стенами дворца прогремел праздничный салют и донеслось громовое: «Ура!» – с этой минуты Яна стала признанной королевой. Всенародно признанной.

…Сразу после коронации начался бал; Семён бродил по главному залу дворца среди веселящегося люда в поисках Хайка – надо было расспросить его о том, что же произошло во дворце за то время, пока Семён отсутствовал. Но Хайка, черепахового бойца из клана наёмных воинов, нигде не было видно. Яну Семён тоже не нашёл: впрочем, королева должна была вскоре выйти и принять участие в веселье, о чём зычно предупредили праздничные глашатаи. Так что Семён в ожидании пристроился у одного из столов – чего время зря терять, когда можно поесть, а заодно и с вельможным народом побеседовать: в конце концов, узнать все дворцовые новости можно было и здесь, у стола. Главное, собеседнику вовремя подливать и как можно более естественно удивляться всему, что от него услышишь. Даже если той новости сто лет в обед и борода до пола.

Но притворяться удивлённым Семёну не пришлось: услышанная им новость – сказанная кем-то из придворных мимоходом, как само собой разумеющееся, – ошарашила его по-настоящему. Настолько, что Семён чуть кубок с вином не уронил: оказывается, королева Яна вскоре выходит замуж! За своего спасителя-иномирца, вместе с которым она, королева, свергла с престола тирана-самозванца. Замуж за мастера боевых искусств, принца Хайка; о воре-Симеоне и его участии в перевороте никто у стола не вспомнил. Словно и не было никакого Симеона вообще!

– А настоящий герой остался за бортом, – язвительно ввернул Мар. – Вот так всегда! Ты, блин, стараешься, спасаешь благородную даму изо всех сил, пупок рвёшь от усердия, а сливки всё равно снимает кто-то другой… Да, Семён, верна древняя истина, ох как верна! Есть три вещи, которые нельзя доверять никому, даже близкому другу: своего коня, своё оружие и свою женщину. Последнее – в особенности! – медальон желчно рассмеялся.

Семён отошёл от стола и побрёл куда глаза глядят; на душе у настоящего героя было тоскливо. Собственно, никаких заверений в любви Яна ему не давала, да и разговора о том не было… Но всё же!

– Знаешь, Семён, пожалуй, оно и к лучшему, что всё так получилось, – сказал чуть погодя Мар. – Ты – человек вольный и по натуре, и по профессии. Ну какой из тебя муж! Тем более король. А девушки… Спасёшь ещё какую-нибудь принцессу, этого добра везде хватает! В крайнем случае можно ту принцессу из замка украсть, подсунуть дракону для ознакомительного обнюхивания, а после эффектно спасти: верхом на вороном коне, в чёрном плаще с малиновым подбоем, с молодецким гиком и посвистом… И она – твоя! Даже на ухаживание тратиться не придётся. Быстро, практично, удобно! Дёшево.

– Иди ты, – вяло огрызнулся Семён. – Тактик-стратег от клуба знакомств! В таких делах я сам разбираться буду, без подсказок. Тем более твоих.

– Ну-ну, – неопределённо сказал Мар и умолк: на середину зала вышли горнисты и протрубили выход королевы; веселящаяся толпа притихла и раздалась в стороны, освобождая проход.

Королева Яна под руку с принцем Хайком вышла в зал: королева была одета соответственно моменту – белое, как у невесты, платье, белые же туфельки и изумрудное, под цвет глаз, колье; Хайк, причёсанный, подстриженный и нарядный, был сам на себя не похож: такого глупого выражения лица у мастера многопрофильного боя Семён никогда ещё не видел.

– Эх! – Семён махнул рукой и, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дворцового этикета, запросто подошёл к сиятельной парочке; по залу пробежал взволнованный шепоток и наступила полная тишина. Как перед оглашением приговора.

– Яна! Хайк! – Семён замялся, не в силах подобрать нужные слова. – Э-э… Короче: ребята, я страшно за вас рад! Счастья вам и любви! Всё получилось как-то неожиданно… не предполагал я такого поворота дел. И потому извините, что без свадебного подарка… Считайте, он за мной! А тебе, Яна, к дню коронации хочу преподнести вот что, – Семён без малейшего сожаления снял с руки браслет и протянул его королеве. – Носи, Яна, этот амулет удачи и никогда его не снимай! Эта вещица несколько раз спасала мне жизнь и, подозреваю, может когда-нибудь пригодиться и тебе… невзирая на защиту и умение твоего будущего мужа, – Семён подмигнул Хайку, тот несколько растерянно пожал в ответ плечами: видимо, он и сам толком не понимал, как это его угораздило стать женихом. Так скоропостижно.

– Спасибо, Симеон, – Яна надела браслет, привстала на цыпочки и поцеловала Семёна в губы. Без излишних чувств. Как брата. – Спасибо за всё! Я очень тронута… Кстати, Симеон, – Яна понизила голос, – завтра с утра зайди в дворцовую бухгалтерию и оформи необходимые бумаги: в моём банке тебе открыт неограниченный кредит на безвозвратной основе… в разумных пределах, конечно, – королева мило улыбнулась вору-Симеону и, сердито шепнув Хайку «Ну что ты стоишь как памятник, улыбайся людям!», вежливо отстранила Семёна: аудиенция-экспромт была закончена.

Семён отступил в сторону и смешался с толпой.

…Бал продолжался; Семён, остановившись у первого попавшегося ему стола, меланхолично жевал что-то непонятное, запивая съеденное другим чем-то непонятным – мысли Семёна были далеко отсюда. О чём думал его хозяин, Мар не знал. Но мнение своё высказал:

– Знаешь, Семён, сдаётся мне, что ты браслет не тому, кому надо подарил! Эта королева твёрдо знает, чего она от жизни хочет. И добьётся этого, не сомневайся! Вот и муж у неё не то, чтобы по большой любви, мне так кажется… гм, всё, молчу! Без комментариев. Дело сугубо личное, тонкое. Семейное… А вообще-то надо было Хайку браслет дарить, – невесело подытожил медальон. – Это ему он может когда-нибудь пригодиться, при такой-то самостоятельной жене… Жалко парня! – Мар сочувственно вздохнул.

– Посмотрим, – Семён поставил кубок на стол. – В конце концов, может, ты ошибаешься. И я ошибаюсь… Поглядим. Пошли, Мар, отсюда домой! Думать будем.

– Над чем? – озаботился медальон. – Грустить-печалиться?

– Вот ещё! – гаркнул Семён, расправляя плечи. – Как обустроить вселенную думать будем! У меня ведь тоже подарок есть, до сих пор нереализованный! От Слимпа.

– Вселенную? – призадумался Мар. – А, Вселенский Диск! Это можно. Как-никак, тоже развлечение. Почему бы и нет?

И Семён перенёсся.

Домой.