Глава 16

— Ну или так, — прокомментировал мои действия Баженов, с интересом глядя на то, как тает в воздухе мой враг. — Тоже вариант. Только теперь драться придется, а не хочется больше.

Ануш, забившаяся в угол, тихонько завыла, осознав произошедшее, и было отчего. Если до того у нее имелись хоть какие-то шансы остаться в семье, оправдавшись тем, что она стала заложницей или просто какой-то трагической случайностью, то теперь их нет вовсе. Остаться в живых тогда, когда на твоих глаза погиб глава семьи — страшнее для вурдалака нет ничего. Нет-нет, никаких светлых порывов, никаких обетов верности, для эгоцентричных и циничных кровососов подобное лишь пустые слова. Просто без главы нет семьи, а безродных одиночек не любит никто. Они для всех лишние, поскольку создают угрозу балансу, который является основой порядка — в большом городе, в малом, да хоть на селе. Они вне системы, потому быть их не должно. И не будет, об этом позаботятся такие же, как они, причем без малейшего принуждения со стороны.

Но прежде осиротевшие свои спросят с того, кто не смог уберечь главу, поставив семью на грань выживания. В данном случае крайней станет Ануш. Без вариантов. Самвел мертв, она жива, этого достаточно для того, чтобы потерять нежизнь каким-нибудь особо мучительным способом. Например, на крыше клуба разложат, закрепив руки-ноги, и оставят рассвета дожидаться. Все по канону — ожидание смерти хуже ее самой.

Со скрежетом, царапая пол, шкаф наконец-то сдвинулся в сторону, и в образовавшийся зазор мигом, один за другим, начали протискиваться вурдалаки, причем лицо первого, ворвавшегося в кабинет, мне было знакомо. Более того — я очень рад был его увидеть, поскольку появилась возможность реализовать план, возникший у меня в голове еще днем.

— Хорошо, что они в пепел обращаются, — поделился со мной своими мыслями Слава и крутанул клинки, отчего те, разрезая воздух, издали некий мелодичный звук. — Трупы под ногами мешаться не будут.

— Драться погодим пока! — рявкнул я, поняв, что вот-вот, и те кровососы, что набились в кабинет, бросятся в атаку. — Лучше поговорим. Сразу — это не нам надо, а вам. Мы так и так уйдем отсюда, а вот вы останетесь здесь.

— Спорный вопрос, — процедил вурдалак, что попал в кабинет первым.

— С хрена ли? — удивился я. — Мы за два дня перебили за десяток ваших собратьев, Самвела только что загасили и особо не вспотели. Вон Ануш свидетельница. Думаете, с вами по-другому случится?

— Все так, — проныла из своего угла девушка. — Убили! Всех убили! Я не виновата!

— И вас убьем, — поддержал ее Баженов. — Макс, может, ну их, эти разговоры? Время только тратить. Перережем их, поужинаем и дальше по делам поедем.

— Ты мне знаком, — не обращая внимания на его слова, обратился я к тому, кто стоял на острие атаки. — Ведь ты из заместителей Самвела, верно? Наравне с одним дурачком, что мы вчера завалили, и другим, которого я убил минут пять назад? Так?

— Положим, — кивнул вурдалак.

— Ну и на кой черт тебе нужно с нами драться? Конкретно тебе это в первую очередь зачем? Невыгодно же.

— Почему? — заинтересовавшись моими словами, спросил кто-то из вурдалаков.

— Так, случись разбор, вашим свидетельствам веры не будет. Вы лица заинтересованные. А я человек со стороны, мне плевать — жива ваша семья, нет.

— Не понял? — наморщил лоб ближник Саркисяна.

— Надоели разговоры! — рыкнул здоровенный небритый амбал и прыгнул на меня, перед тем на миг зависнув в воздухе. — Крови хочу!

Я прострелил ему лоб за миг до того, как скрюченные пальцы кровососа попробовали сгрести меня в охапку.

— Чем меньше идиотов — тем лучше, — сообщил я его собратьям, которые с недобрым и одновременно слегка настороженным видом созерцали, как здоровяк истаял в воздухе, не оставив после себя даже пепла. — Итак, поясню: задумай другие главы семей выяснить, куда делся Самвел и почему теперь у вас главный… Тебя как зовут?

— Петрос, — чуть помедлив, ответил заместитель покойного лидера.

— Хорошее имя, — одобрил я. — Скала в переводе! Ауф-ф-ф, что за мужчина! С таким именем невозможно не быть героем, и ты им стал, бросив вызов негодяю, что обирал семью, обижал ее, и, несомненно, вел к скорому вырождению. Бросил — и победил.

— Самвел не был таким! — подал голос кто-то сзади.

— Был! — неожиданно поддержали меня сразу несколько кровососов. — Все под себя тянул!

— Продохнуть нам не давал.

— Торговал, как рабами! — неожиданно вякнула и Ануш.

— И про вырождение не шучу, — подытожил я. — Слишком сильно ваш бывший лидер расширял территории влияния, не учитывая один простой факт — это Москва. Тут если ты на что-то претендуешь, то сначала поинтересуйся — не пересекаются ли твои интересы с чьими-то еще? Он на такие мелочи не разменивался, потому если бы сегодня его не убили мы, то уже очень скоро вас всех перебили бы или отдельские, или представители старых семей. Ни тем ни другим неразумная экспансия Самвела не по нраву, так что это решенный вопрос. Причем речь идет не о какой-то дальней перспективе, срок шел на недели.

— Еще неизвестно, кто кого! — вякнул кто-то от двери. Похоже, сюда подтянулась вся семья и теперь слушала наш разговор.

— Петрос, тебе, как новому лидеру, обязательно нужно будет провести селекцию. Не дело, когда в семье хватает дураков.

— Новому лидеру, — повторил мои слова бывший помощник Саркисяна. — Хм.

— Это ваш единственный шанс уцелеть самим и сберечь приобретенное. Не все, но часть, — пожал плечами я. — Другого нет. Повторюсь — ты, как положено по вашим законам, бросил своему главе вызов, тот его принял. Произошел поединок — честный, короткий, яростный, победителем из него вышел ты, после чего возглавил семью. Все по правилам, от начала до конца. И поединок этот видел я, не состоящий в родстве ни с вами, ни с любой другой семьей. Не думаю, что у кого-то из московских старейшин вопросы в принципе возникнут, особенно после того, как вы заявите об окончании захватнических войн, проводимых покойным Самвелом и смене курса, но мало ли? Тогда мое свидетельство станет вашей индульгенцией. Да и гончим с Сухаревки, если что, при случае слово за вас замолвлю. Ты же знаешь, я с ними лажу.

— А мы заявим? — чуть насмешливо уточнил Петрос. — О смене курса?

— Выбора нет, — невозмутимо пояснил я, — или за вами придут. Это не шутка, все на самом деле так. Самвел слишком широко шагал, причем не соразмеряя свои желания с имеющимися возможностями. Надеюсь, ты более разумен, чем он.

— Человек прав, — произнес немолодой вурдалак, стоящий чуть в стороне от остальных. — Самвел и вправду от жадности совсем спятил, так что его смерть нам на пользу. Он говорит дело, Петрос-джан.

— Вот, — показал я пальцем на нежданного заступника, похоже, пользовавшегося уважением среди остальных. — А теперь выясним, что мне перепадет за оказанную услугу.

— Жизнь тебе перепадет, наглец! — взвизгнула незнакомая девица. — Недостаточно?

— Не бери на себя много, — холодно посоветовал ей я. — Мы, если надо, отсюда по пеплу уйдем, и все, кроме тебя, это понимают. Петрос, серьезно — чисти ряды. Ну ужас ведь, с кем тебе новую семью придется строить!

— Что ты хочешь? — не обращая внимания на произошедшее, произнес новый лидер вурдалаков.

— Десять раз я могу прийти к тебе, потребовать помощи и получить ее. Бесплатно.

— Десять? — переспросил Петрос и рассмеялся. — Да еще бесплатно? Лучше уж тогда драться будем, Чарушин. Драться! Нам такое зачем, а? Десять раз за тебя голову даром подставлять!

— Ладно, семь.

— Семь тоже много, — возразил пожилой кровопийца. — И еще — помощь бывает разной. Занозу из зада вытащить — помощь, и воевать со всем миром — тоже она. Откуда нам знать, что ты попросишь? Ты очень хитрый, хоть и молодой совсем!

Мне был принципиально важен этот момент — переход к торгу. Он, как и застолье, сближает стороны, после такого драку начинать как-то неловко. Да и Петрос этот не дурак, явно понял все плюсы случившегося и выстраивает в голове картины будущего. А торгуется исключительно по традиции. Ну и чтобы не потерять вес в глазах своих новых подданных.

— Ладно, договорились, пусть будет четыре и не всяких. Да, вот еще важное. Территории, что были забраны у Марго, отходят обратно к ней, любые претензии снимаются. И вот здесь я торговаться не стану, условие окончательное.

— Так она же вроде того? В смысле — мертва, — озадачился новый лидер. — Так мне говорили.

— Врали, — заверил его я, — все с ней нормально. Правда, в Москву вернется не сильно скоро, через три года, но это ничего не меняет. Ее земля остается за ней, и споров никаких по этому поводу возникнуть не должно. Лидер есть, семья наберется. Ну, Петрос? Договор?

Вурдалак, выждав мгновение, пожал руку, что я ему протянул.

— Договор. Говорю от себя и всей семьи.

— Ты же помнишь, что я всегда держу слово, но требую того же от остальных?

— Помню, — кивнул Петрос. — Сам такой.

— Тогда мы пошли, — улыбнулся я. — Вам есть чем заняться, и у нас дел полно. Ночь коротка.

— Двери этого клуба всегда открыты для тебя, Максим. Ты здесь желанный гость, — снова помедлив, произнес вурдалак, а после повернулся к Славе. — И ты тоже. Прости, не знаю твоего имени, но…

— Оно тебе и ни к чему, — отозвался Баженов, к которому обратился новый глава семьи. — Я скоро уезжаю, причем надолго. Впрочем — спасибо, тронут.

Мы двинулись к выходу, который уже не перекрывал шкаф. Данный предмет мебели не только отодвинуть от дверей успели, но и вернуть в первоначальное положение.

— Пока! — выдав заискивающую улыбку, почти прошептала Ануш и помахала Славе ладошкой. — Я же остаюсь?

— Ну конечно! — задушевно подтвердил Баженов, следом за этим воткнул свой клинок ей в глаз и добавил: — Прощай, девочка. Как обещал — усни и смотри сны. И не благодари за услугу, ты бы все равно умерла нынче ночью.

— Зачем? — возмутился один из вурдалаков, еще несколько из них недовольно его поддержали.

— Она предала старшего и привела нас сюда через черный ход, — повернувшись, уже не так ласково пояснил Баженов. — Из-за нее ушел в никуда с десяток ваших собратьев. Уверены, что после она так же не поступит и с вами? И с вашим теперешним главой? Я — нет.

А еще в гостях у Славы наверняка слышала много такого, что знать ей не по чину, тем и подписала себе смертный приговор.

— Их убили вы, не она, — возразила было ему бойкая девица, та, что считала мою жизнь достаточной наградой за сделанное, тут же заработала два подзатыльника и замолчала.

— И впрямь — много у тебя работы впереди, Петрос, — опять посочувствовал новоиспеченному лидеру Слава. — Ой много. Все, общее пока!

Вроде бы внутри пробыли всего ничего, а за этот краткий промежуток времени погода на улице успела испортиться, откуда-то натянуло дождевые тучи, и ветер из теплого превратился в весьма неприятный, пробирающий до костей.

— Интересные у тебя пульки в пистолете, дружище, — поежившись и подняв воротник кожаной куртки, произнес Баженов. — Не расскажешь, что за прелесть такая и где ты ее отхватить умудрился?

— Небесное железо, — не стал скрывать я, тоже застегиваясь под горло, — из Уральских гор.

— Метеорит, значит, — констатировал напарник. — Ну да, слыхал я про то, что иные из них обладают определенными полезными свойствами, причем каждый своим. Повезло. Не поделишься с другом эдакой милотой?

— Рад бы, да нечем. Все использовал, без остатка. Могу, конечно, немного патронов отсыпать…

— И согласился бы, да вижу, что за уважуху предложил, без особой охоты, — хлопнул меня по плечу Слава. — А так мне не надо. Нет, не потому что гордый, а потому что такие вещи либо подаренными от души следует принимать, либо не брать вовсе. Не будет по-другому от них проку. Ладно, проехали-забыли. Перейдем лучше к Дане Разумовскому. А еще лучше — поехали к нему прямо сейчас, это лучший из всех вариантов. Надеюсь, он не копия нашего общего друга Голема? Не получится так, что не мы его, а он нас употребит?

— Этот не употребит, — фыркнул я. — Даже не сомневайся. Даня этот дрищ дрищом, у него знаешь какое прозвище?

— Ну-ка?

— Сквозняк. Потому что если ветер чуть посильнее, то унести может куда-нибудь за леса и горы, туда, где безобидные жевуны и мигуны живут. Причем и они без особых сложностей его запинают, несмотря на свой рост и миролюбивость.

— Хорошо, — одобрил мои слова Баженов. — А как насчет личной смелости? Иногда и доходяги чудеса героизма демонстрируют. Телом слаб, зато дух тверд, точно алмаз.

— Дух под стать остальному, — совсем уж развеселился я. — Потому и удивился, когда его имя услышал, не любит он лезть в истории, где неприятности нажить можно. По Аркаше же сразу ясно — пассажир не из простых, проблем от него явно немало ждать приходится. Если только он денег Дане заслал столько, что тот не смог отказаться. Жадноват Разумовский, что есть — то есть.

— Ну и замечательно, — констатировал мой напарник, открывая машину. — Слабый и жадный — идеальное сочетание. Наш клиент. Куда ехать знаешь? Или сначала созвониться стоит?

— Погнали на квартиру, там сначала посмотрим, — предложил я. — Если он Стрелецкому на постоянной основе помогает, то наверняка в курсе, что мы за этим поганцем по следу идем. Не ровен час, на дно ляжет, ищи после и его по всей Москве.

— А если дома никого? — резонно осведомился Баженов. — Тогда как?

— Задействуем план Б.

— Он у тебя есть?

— Всегда, — не без гордости ответил я. — Как без него?

— Принимается, говори адрес. И еще — он вообще кто, этот Разумовский? С какого края к ночным делам прикипел? Особенно если учесть подобную характеристику.

Кто-кто. В старые времена таких называли «жучок». Это не я такой хороший знаток давно ушедших нравов, сию характеристику Дане дал Модест Михайлович. Разумовский бывал в моем офисе, причем не раз, где умудренный жизнью вурдалак имел возможность его созерцать. И стоит отдельно отметить, Разумовский его не впечатлил. Как было сказано, «такого даже пить противно».

В принципе понимаю. И внешне, и внутренне Даня являл собой не лучший образчик из рода двуногих прямоходящих. Был он, как и сказано выше, труслив, хитер, двуличен и патологически жаден, но при этом ему никак нельзя отказать в уме и практичности, а также в умении обходить острые углы. Например, он никогда не лез в те сделки, которые могли привести к неприятным последствиям, причем всех видов, от обвинения в поедании чужого хлеба до того скверного разворота событий, когда человека проще убить, чем ему платить. Впрочем, иногда цена выигрывала спор у инстинкта самосохранения, и тогда Разумовский, отчаянно пугаясь, влезал-таки в потенциально опасную авантюру. Иногда все обходилось, иногда нет. Вот тогда-то, собственно, он приходил за помощью, нещадно ругая себя самого, сетуя на мои расценки и отчаянно торгуясь за каждую копейку.

Что за сделки? Даня являлся одним из лучших игроков и экспертов на теневом московском рынке раритетных предметов, артефактов и прочих дорогих, а иногда и небезопасных вещичек, которые дошли до нас из старины глубокой. По слухам, с ним даже Хранитель кладов нет-нет да и сотрудничал, но сколько правды в данном утверждении — судить не берусь. Умение хранить секреты наиболее важных своих клиентов тоже входит в список условных добродетелей Разумовского. Хотя, как мне думается, дело тут не в личной деловой чистоплотности, а в осознании того, что, во-первых, можно потерять источник постоянной прибыли и, во-вторых, по шапке здорово получить. Вплоть до летального исхода. Плюс достанется и деловой репутации, что тоже очень ощутимая потеря.

— Ясненько, — покивал Баженов, дослушав меня. — Знакомый типаж, такие были, есть и будут. В мое время на уровне «мастер» чем-то подобным в Москве промышляли два товарища — Леха Птицын и Север.

Вот интересно, «в мое время» — это когда именно? Я прикидывал уже так и эдак, по разным обмолвкам выходило, что работал мой соратник в отделе где-то на рубеже веков. Не просто же так он Ровнина Олежкой называет?

И очень интересно мне узнать, почему он из него свалил. По какой конкретно причине? Явно же не полюбовно, иначе чего бы ему от бывших коллег шарахаться?

Но спрашивать и не подумаю, эта тайна из тех, которые лучше не знать. Для личного здоровья и долголетия лучше.

— Первый по масти являлся «перевертышем», но не проказничал, не озорничал, из людей жизнь и чувства не пил, вел себя очень прилично, вопросов к нему сроду не возникало, — продолжал тем временем вещать Слава. — Наоборот, даже несколько раз его привлекали в качестве эксперта, когда не могли точно определить, в чем заковыка с тем или иным предметом. Ясно, что непростой, а разобраться не получается.

— Такое бывает? — изумился я. — Мне казалось, что где-где, а на Сухаревке всё всегда знают. Тем более в подобных областях.

— По-разному случается, — вздохнул Баженов. — Иной раз такая ротация личного состава в отделе происходит, что здание почти пустое стоит. В последний раз Леху привлекали тогда, когда обезумевший волкодлак Ленку Ревину порвал. Ну и Витьку тоже, не довезли его до больнички, в машине он умер. А Машка как раз отвечала за всю эту канитель. И тут мы медальон изъяли у одного обмылка, явно с подковыркой, причем недоброй. Но какой? А решать что-то надо, причем срочно, там пара баб в больнице под аппаратами при смерти лежит, вот-вот Богу душу отдадут. Тогда Олежка Морозова, который в те года отделом рулил, слушать не стал и Птицына к сотрудничеству привлек, благо тот у него в должниках ходил. Хотя у этого хитрюшки полгорода в записной книжке значилось, и каждый что-то ему да задолжал, не одно, так другое. Уверен, и сейчас ничего не изменилось, только список длиннее стал. Больше скажу — ты там точно значишься. Так ведь?

— Значусь, — не стал скрывать я. — Кстати, а ведь точно, мне наставник про Птицына рассказывал. Очень его хвалил, говорил, что в своей области равных не было. Только он ведь куда-то пропал бесследно, еще в нулевых, верно? Был — и нету. Ни тела, ни весточки, ни следочка. Потому и вспомнил имя не сразу, я же в живых его не застал.

— Так и было. Тогда же и Север сгинул. Забавный был, доложу тебе. Как есть гном — ростом метра полтора, нос картошкой, из ушей волосня пучками. Но дело знал отменно. Не уровня Лехи спец, да, но немногим слабее.

— А почему «Север»?

— Не знаю. Он из Восточной Сибири в Москву приехал, может, поэтому. Или еще почему. Не я кличку придумывал. А этот твой Разумовский, он каких кровей? Явно же не человек, среди таких спецов они не встречаются почти. По крайней мере мне не попадались.

— Кто что говорит, — доставая смартфон из кармана, отозвался я. — Он сам свое происхождение не афиширует, всегда от этой темы уходит. Но наиболее распространенная версия — мать у него ворожея. Они ведь иногда и мальчиков рожают, несмотря на все зелья и наговоры, а после, как те пубертат проходят и паспорт получают, их за ворота выкидывают, мол, живи как знаешь. Вот Даня из таких. Как по мне, похоже на правду. От матери получил не только кучу комплексов, но и способность видеть незримое, а после как смог к жизни в городе приспособился. О как!

— Ты о чем? — уточнил Слава.

— Да пока мы численность вурдалачьего племени сокращали, Аркадий засветился, — показал я ему экран смартфона с раскрытой на нем фотографией. — На этот раз в больнице.

— Детали есть?

— Сейчас узнаю. — Я поднес к уху трубку, в которой вскоре раздались гудки. — Интересно, что он там забыл? Вряд ли муниципальная медицина располагает лекарствами, которые от проклятия лечат. Да и платная тоже. Алло!

— Макс, ты не спешил. Я тебе фотку когда еще выслала, — чуть укоризненно произнесла Марина. — Или ты на нашего засранца уже болт забил? Я пойму. Просто сама такая: если меня задели, то сразу вспыхиваю, горы готова свернуть, лишь бы глаз на жопу натянуть тому, кто меня обидел. А потом через пару-тройку дней вроде и пофиг уже становится. Другие дела, новые эмоции. Ну а то… Было и было. Не всю же жизнь зло в себе копить?

— Всю жизнь — это долго, — согласился с ней я. — Потому Аркашку надо поскорее найти, чтобы много времени на него не тратить. А что за больница? Где она? И когда его сфоткали? Как давно?

— Сколько вопросов сразу, — рассмеялась девушка. — Больница находится в Перово.

— О как, — причмокнул я и глянул на Славу. — Снова Перово.

— Там банкомат стоял, где он обналичивался, — понял меня с полуслова тот. — Вряд ли совпадение. Очень хорошо.

— Сфоткали его два часа назад, — продолжила Марина. — Ну, уже с копейками. Что делал — не скажу, сама не знаю. Не везде там внутри камеры стоят, увы. Известно только, что провел он внутри не больше десяти минут, вход-выход отследили.

— Спасибо тебе! — поблагодарил я Белозерову, показав Славе два пальца и дав понять, что это время, когда все случилось. — Очень выручила. И охранникам мою благодарность передай.

— Для любезного дружка и сережку из ушка, — хихикнула Марина. — Так вторая жена папки иногда говорит. Она много пословиц-поговорок знает и постоянно их в ход пускает. Раньше меня это почему-то бесило, а сейчас привыкла. Некоторые даже запомнила. Макс, может, заскочишь сегодня в гости? Посидим в беседке, поболтаем, на небо посмотрим. Меня почему-то после возвращения часто тянет на ночное небо поглядеть. Наверное, осознала в горах, как мне его не хватало. Еще у нас пирог рыбный сегодня, со стерлядью, очень вкусный. А потом я тебя в гостевом домике устрою, там уютно. И сама, если захочешь, останусь.

Если честно, мне очень хотелось ответить согласием. Прямо жутко. Потому что поехать в гости к юной красивой девушке, поесть очень вкусного пирога, после поглядеть на звезды, попутно шепча в розовое ушко разные слова, находящиеся на грани приличия, и под конец лечь с ней в постель куда приятнее, чем таскаться по задворкам ночной Москвы в поисках уродливого мерзавца, который даже в стадии полуразложения все равно очень хорошо стреляет.

Вот только мои желания ничегошеньки не стоят, ибо в данном случае я себе в полной мере не принадлежу. Есть заказ, есть обязательства, потому ни пирога, ни юного трепетного девичьего тела нынче мне не видать. Одно небо из Маринкиного списка мне перепадет, да и на том тучи.

— Приехал бы, — ответил я, — и пирога откушал, и на небо поглядел, и тебя бы не отпустил, вот только не могу. Знаю, что прозвучит немного пафосно, но у меня есть долг, его в сторону не отставишь. Не в смысле, что я кому-то что-то должен, а…

— Все я понимаю, — перебила меня девушка. — У меня папа такой же. Мог бы дома сидеть, потому что денег на пять поколений вперед уже заработано, а он никак не желает успокоиться. Тоже долг у него, желает одному конкуренту финансовый хребет перебить. У них спор уже лет тридцать длится, все никак ни тот, ни другой не угомонятся. Потому, Макс, делай что должен, а я тебя ждать стану. Только осторожнее, пожалуйста.

— Постараюсь, — пообещал я.

— Да, по поводу нового офиса, — встрепенувшись, уже другим тоном произнесла Марина. — Я твою проблему вроде как решила, но точнее завтра скажу. И при личной встрече!

— Неожиданно, но приятно, — признался я. — Что до встречи — как насчет завтрака? Думаю, этой ночью мне вряд ли удастся поспать, потому утром большая чашка кофе точно не помешает.

— Звони, я жду! — И моя собеседница первой повесила трубку.

Баженов глянул на меня, усмехнулся и поинтересовался:

— Хорошая барышня?

— Юная, симпатичная, взбалмошная, но вроде не стервозная, — ответил я. — А. Еще богатая.

— Последнее можно считать если не определяющим, то как минимум стимулирующим фактором, — без тени иронии заметил мой напарник. — Обрюхать и женись, чего тут думать? Тем более если она не против. Или ты так и хочешь бегать по темным переулкам, свалкам и коллекторам с пистолетом до той поры, пока тебя какой-нибудь гуль не схарчит или волкодлак не задерет?

— Если честно, с цинизмом сейчас перебор.

— Потому что правда. Она не бывает по шерстке, она всегда против. И потом — ладно бы речь о старушке шла, к которой ты в альфонсы набиваешься, тогда да, пакостно и аморально. Понять можно, одобрить — нет. А тут — молодая, красивая, богатая, тебя, дурака, похоже, любит. Какого еще надо? Мне бы такую лет пятнадцать назад, хрен бы мы с тобой вообще познакомились. Жил бы сейчас на юге Франции, виноград выращивал, вино делал. Всегда о чем-то таком мечтал, только, похоже, не судьба.

Вроде все он правильно говорит, по делу, но у меня на душе все равно какой-то осадок от его слов остался. Наверное, никогда я из себя остатки чистоплюйства, оставшиеся от прошлой, почти забытой жизни, не выбью.

Может, потому что этого сам не хочу?

— Тут твой Даня обитает? — Слава остановил машину у высотного дома-башни. — Так понимаю, здесь один подъезд?

— Ну да, — кивнул я. — Паркуйся, и пошли.

— Все же молодец твоя подружка, — заявил Баженов, сдавая назад. — Такой якорек нам дала. Перово район большой, но это лучше, чем весь город копытить. А если мы сейчас еще и приятеля твоего разговорим…

— Он мне не приятель. Просто знакомый. — Я глянул на распахнувшуюся подъездную дверь, из которой сначала выскочил куда-то спешащий подросток, потом взъерошенный мужичок с пакетом в руках, а следом… — Слав, так вот же он! Смотри!

— Вот этот сутулый? — уточнил напарник, уставившись на нескладно длинного человека, который глянул на небо, поежился, накинул на голову капюшон худи и направился в нашу сторону. — Да, точно не боец ММА. Но как мы вовремя, а? Минутой позже, и все, ищи его. Что сидишь? Берем красавца.

Разумовский в этот момент как раз поравнялся с нашей машиной, потому я поспешно выскочил из салона и окликнул его:

— Даня, привет.

Тот медленно повернул голову, глянул на меня, причем в его глазах я приметил страх, а после ускорил шаг, причем крайне резко.

— Да стой ты! — чуть громче произнес я, а после бросился следом. — Дань, не дури. Все равно же догоню!

— Не факт! — донеслись до меня его слова, а после них Разумовский перешел на бег.

Похоже, снова мы вышли в цвет, раз бежит — значит что-то знает. Да и испуг на сто процентов неслучаен, потому упускать этого спринтера никак нельзя, он теперь источник бесценной информации. И очень хотелось бы, что он нам ее сам изложил, полностью и доброй волей. Не желаю я его бить и уж тем более отдавать Баженову, который в вопросах работы вообще никаких сантиментов не признает.

— Догоню-догоню-догоню! — поравнявшись через минуту с ним, весело протараторил я. — Вот, уже догнал. Слушай, тормози по-хорошему.

— Нет, — задыхаясь, ответил тот и секундой позже покатился по асфальту, марая светлое худи грязью, в которую превратил городскую пыль недавний дождь. — Ай!

— Что «ай»? — назидательно произнес я. — Сам виноват. Предупреждал же.

— Мужики, вы там чего это? — осведомился у нас рослый гражданин, гуляющий неподалеку с четвероногим другом, который как раз, подняв ногу, орошал невысокое деревце. — Давайте заканчивайте! Только драк нам во дворе не хватало.

— Все нормально, — успокоил я его. — Приятель просто упал, так случается. Сам ведь упал, Даня?

— Сам, — проскрипел тот, вставая с асфальта. — Изгваздался весь.

— Ты давай, снимай свои шмотки, — посоветовал ему Баженов из приоткрытого окна, останавливая машину рядом с нами. — Еще сиденья мне перепачкаешь. Снимай и залезай. И не чуди, приятель. Я не Макс, уламывать тебя не стану, у меня другие средства убеждения имеются.

— Понял, — тяжко вздохнул Разумовский, стянул с себя худи, а после забрался в автомобиль.

Загрузка...