Слепящая пустота

Пролог

Порою кажется, что, кроме боли, в этом мире ничего не осталось. Душа пуста, словно ствол давно умершего, сгнившего изнутри дерева. В черных пустотах толстых ветвей завывает ледяной ветер. Но это все не снаружи, это все внутри тебя. Достаточно лишь слегка прикрыть веки, и ты снова видишь бескрайнюю заснеженную равнину и одинокий силуэт души, каким-то чудом противостоящей яростной стихии.

Боль бывает разная.

Ее осознаешь, как только открываешь глаза. Физическую боль еще можно как-то перетерпеть, заглушить, вылечить, в конце концов. Но есть боль совсем иного свойства. Та самая неописуемая, неуловимая тоска, которая заживо съедает здорового взрослого человека. Боль утраченной надежды. Понимание того, что ты не в состоянии что-либо исправить. Постоянное обращение в прошлое. Беспощадный скальпель, снова и снова рассекающий едва затянувшуюся рану. Вернуться нельзя. Но как же иногда хочется! Чтобы сказать те слова, которые не успел произнести тогда, в прошлом. И рана бы затянулась. Навсегда. А что, если нет? Что, если кто-то намного могущественнее тебя уже решил где-то там, наверху, все и за всех. И что бы ты ни делал, как бы ни пытался изменить прошлое, смерть невозможно отсрочить. Нет, не свою смерть и не смерть близких, а гибель целого нелепого, несовершенного, но до исступления любящего жизнь мира. И самое страшное в том, что этот кто-то «решивший за всех» не Бог и не демон, а самый обычный человек. Такой же, как и ты.

Человек, решивший за всех.

Такой же, как и ты…

Дикий рев почуявших добычу беснующихся тварей.

Десятки скребущих камень острых, как лезвия, когтей.

Волна удушливого смрада вырвалась из черной глотки туннеля, с головой окатив вооруженных людей. Яростно пылали ржавые бочки с горючим, озаряя стены заброшенной станции кроваво-красным заревом.

– Они приближаются! Северный туннель! Приготовиться!

– Нестеренко, подгоняй дрезину…

– Помните, их ни в коем случае нельзя пускать на поверхность…

– Отставить разговоры! Огонь по готовности!

Живая волна смерти приближалась.

Люди застыли, будто безымянные статисты, пойманные в объектив камеры опытного оператора. Кто-то невидимый нажал кнопку «пауза», любуясь живыми в последний раз. Вот один из бойцов присел на колено, направив дуло короткого автомата в вибрирующую тьму туннеля. В массивных светозащитных очках отражаются языки пламени, вырывающиеся из ближайшей бочки. На покрытом блестящими каплями пота лбу слиплись короткие волосы. В дальнем конце станции замерла уродливая мотодрезина, ее единственный пассажир припал к пулемету, казалось вырастающему прямо из его груди.

Высокий скуластый мужчина в темно-сером камуфляже целует извлеченный из-под фуфайки нательный крестик. В правой руке зажата граната без чеки.

Невидимое едва уловимое касание.

Круглая кнопка уходит вниз.

Статисты оживают.

Клубящаяся тьма наполняется звуками. Поток отвратительных бледных тварей изливается из чрева мрака, будто клубок червей из лопнувшего трупа. Антропоморфные, повизгивающие от предвкушения кровавого пиршества выродки бегут по стенам и потолку, демонстрируя фантастическую ловкость.

Отчаянный хор автоматов.

Отбойным молотком рявкает крупнокалиберный пулемет. Агонизирующей змеей извивается лента. Горячие гильзы веером разлетаются в стороны. Зажигательно-бронебойные пули 12-миллиметрового калибра со стальным сердечником разрывают бесцветных тварей на куски. Багровые брызги пятнают мраморные стены. Но поток мутантов не иссякает, грозя затопить станцию кровью и смрадом, задавить огрызающихся свинцом людей мертвыми телами. Твари с тупым упорством прут на свет огня, тут же попадая в перемалывающую плоть и кости беспощадную мясорубку.

Нечем дышать – кажется, вместо воздуха раскаленный свинец.

Свинец заполняет легкие. Свинец течет в венах людей вместо крови.

Но даже этого мало, потому что лоно тьмы, порождающее все новых и новых монстров, неутомимо…

Пляска смерти, которая и не снилась ни одному полотну Иеронима Босха. Люди больше не люди. Вместо них по колено в окровавленной издыхающей плоти стоят бездушные выпотрошенные мертвецы. Они понимают, что УЖЕ мертвы. То, что пальцы продолжают давить на спусковые крючки, – нелепая мимолетная иллюзия, странная прихоть невидимого наблюдателя, время от времени нажимающего кнопку «пауза». Но очень скоро ему это надоест, и тогда мертвецы, наконец, смогут уйти туда, где долгожданный покой, где нет страха, нет поседевших за несколько секунд волос, нет ничего, а есть только пустота вечного, совершенного в своей изощренной жестокости небытия. Потому что жизнь всего лишь робкий короткий шаг на пути к всепоглощающей тьме. И только там однажды живших ожидает НАСТОЯЩАЯ свобода…

Никто так и не понял, откуда на станции появилась худенькая невысокая девушка, прошедшая, будто призрак, между бойцами, пытающимися сдержать непрерывный поток тварей. Она медленно шла по залитому кровью перрону, переступая через тела мутантов, корчащиеся в предсмертной агонии.

– Стой, куда?! – хрипло закричал один из солдат, меняя в раскалившемся автомате широкий магазин.

Он попытался схватить ее, но девушка ловко увернулась, устремившись к вырывающейся из туннеля гибели. Пулемет на дрезине замолчал, клюнув дымящимся дулом. Отчаянный стрелок был мертв, пожираемый сразу тремя удовлетворенно сопящими тварями. Яркая кровь обильно стекала по бледным безглазым рылам.

– Все… – пытавшийся схватить девушку боец медленно опустил автомат, израсходовав последний рожок.

Они проиграли.

Нападающих оказалось слишком много.

Солдат поднял взгляд, с удивлением заметив невдалеке живую и невредимую незнакомку. Это казалось немыслимым, но девушка уже дошла до туннеля. Слепые твари не трогали ее, испуганно шарахаясь в стороны. Происходило невозможное. Стянув мокрый от пота респиратор, боец двинулся следом, не веря собственным глазам. Может, он уже погиб и все происходящее всего лишь предсмертный фантасмагорический сон?

Но то был не сон.

Мутанты больше не нападали, сбившись в огромную шевелящуюся массу на границе света и тьмы. Твари выглядели обеспокоенными, раздувая черные щели плоских носов. Теперь туннель был буквально забит извивающимися уродливыми телами. Что-то не пускало их на станцию, что-то мешало пересечь границу неверного света.

Спустившись на пути, девушка подошла к туннелю совсем близко. Огромная шевелящаяся масса зловеще нависала над ней, ощетинившись кривыми клыками и окровавленными когтями. Уродливые морды слепо шарили по сторонам.

У самой границы света и тьмы незнакомка остановилась, медленно вытянув перед собой левую руку с широко раскрытой узкой ладонью.

Голова ближайшего мутанта судорожно дернулась.

В поведении тварей, набившихся в туннель, что-то неуловимо менялось.

Белые, мокрые от слизи тела пришли в неистовое движение. Слепые уродцы испустили тоскливый, полный нескрываемой боли стон и, калеча друг друга, стали втягиваться обратно во тьму.

Зажмурившись, девушка неподвижно стояла перед пустым черным провалом туннеля.

Легкий сквозняк играл длинными черными волосами.

За ее спиной единственный солдат, оставшийся в живых после кровавой бойни, выронив автомат, опустился на колени.

На маленькой яркой фотографии счастливые беспечные люди. Мужчина, женщина и ребенок лет пяти. Люди счастливы, они беззаботно улыбаются в объектив нацеленной камеры. Вокруг море зелени. Возможно, какой-то парк. Скорее всего, весна. Неправдоподобно насыщенные солнечные лучи подсвечивают багряным золотом волосы смеющейся женщины. Кусочек хрупкой жизни. Отец держит жизнерадостного малыша на руках. Мужчина высокий и могучий. Он уверен в том, что сможет защитить сына. Малыш ничего не боится, потому что рядом с ним мать и отец. Такие красивые, молодые, сильные. Они как древние боги, как яркий солнечный свет, они будут всегда, и ничто не способно разрушить эту связь, запечатленную на маленьком кусочке яркого картона. Они вечны.

Но что-то происходит с фотографией. Сочные краски меркнут, снимок неожиданно становится черно-белым, начинает тлеть по краям. Холодное синее пламя медленно пожирает корчащуюся в агонии фотобумагу. Вместо улыбающихся лиц на фотографии проступают оскалившиеся черепа. Пепел осыпается. Пепел не щадит никого. Кто-то посмел бросить вызов самому времени. Кто-то хотел его остановить, ухватить короткое мгновение ускользающего счастья и навеки заточить в куске мутного никому не нужного янтаря. Смешная нелепая попытка! Потому что необратимости невозможно противостоять, ее можно только тайно ненавидеть. Ненавидеть, чувствуя, как ты медленно превращаешься в усохшего, рассыпающегося на глазах мертвеца. И там, на другом конце туннеля, на самом деле ничего нет. Даже кости и те растащат вечно голодные крысы. Пепел к пеплу. Пыль к пыли. И вечный тлен будет править в том мире гулкой вязкой пустоты, обманывая наивных глупцов, бредущих из тьмы к фальшивому гибельному свету…

Карел медленно выплыл из полузабытья, непонимающе уставившись на сына, теребящего его за рукав. С ним снова случился голодный обморок, второй раз за день. Он отключился автоматически, даже не сообразив толком, что именно произошло. Так дальше не могло продолжаться.

– Папа, папа… не спи… – Данька встревоженно заглядывал в глаза отцу. – Нельзя спать близко от туннеля… Он позовет, и ты уже никогда не сможешь проснуться…

Мужчина окончательно пришел в себя, собираясь с хрупкими, словно битое стекло, мыслями. Он в подземном аду на станции Южный Вокзал. Рядом пылает жаркий костер, бросая замысловатые тени на покрытые изморозью мраморные стены. Беженцы с Холодной Горы испуганно жмутся друг к другу, передавая по кругу жестяную кружку с разбавленным водой спиртом. Спустившись в метро, они подписали себе смертный приговор, и сейчас безуспешно пытались заглушить страх алкоголем.

Карел вспомнил странное видение. Невообразимо яркую фотографию. Казалось, он даже ощущал на лице чистый весенний ветер, напоенный сладкими запахами окончательно проснувшейся природы. Кто были те люди? Безликие тени из прошлой жизни? Но память уныло молчала. Нет, он никогда не знал их. Не мог знать. А даже если бы и знал, то они наверняка давно мертвы.

В кострах полыхала сломанная мебель, собранная в служебных помещениях. Беженцев немного, всего сорок человек, в основном, женщины, дети и старики. Все, что осталось от некогда многочисленного населения благополучного Холодногорского форта № 4, защищенного от опасных районов города непроходимыми наплывами застывшего бетона, расплавившегося, когда на стратегически важный промышленный город посыпались термические бомбы. Неизвестная болезнь выкосила маленькое поселение за коротких три месяца. С каждым днем трупов становилось все больше. Мертвые тела выбрасывали за стены форта, где пировали сбежавшиеся со всей округи вечно голодные твари. Твари хотели новой еды. Еда находилась рядом. Они чувствовали ее. И тогда случился прорыв. Отбиться удалось слишком высокой ценой: форт пришлось покинуть. Преследуемые по пятам мутантами, оставшиеся в живых бежали в метро. Сунуться следом опасные твари не рискнули, ибо то была чужая охотничья территория. Теперь беженцы в тягостном молчании ожидали на Южном Вокзале, пока в туннелях, ведущих к Центральному Рынку, перестанет бушевать черная буря. Они рассчитывали добраться до станции Советская и попросить убежища в одном из фортов «Торговой Конфедерации». Глупая надежда, но другой не было. Шансы выжить под землей по сравнению с поверхностью равнялись нулю. Однако путь назад был безвозвратно отрезан. Два из трех выходов со станции Южный Вокзал намертво завалены обломками обрушившихся зданий Управления Южной Железной Дороги и Главного городского почтамта. Третий выход, который вел непосредственно вовнутрь вокзала, часто использовали сталкеры, чтобы срезать дорогу и благополучно обойти опасные места на поверхности. По слухам, там ветвился настоящий лабиринт, состоящий из обрушившихся обломков, и только обладая подробной картой можно проникнуть снаружи вниз.

Данька, удобно расположившийся на толстом гитарном кофре, выжидающе уставился на отца.

– Что? – Карел удивленно посмотрел на сына.

– Пап, давай начнем перечитывать книгу…

– Какую книгу?

– Мою любимую, ту, что ты купил когда-то у большого страшного дядьки в черном шлеме.

– Ах, эту… нам повезло, что мы успели ее захватить…

Мужчина полез за пазуху кожаного плаща, обшитого металлическими бляхами, извлекая на свет костра обтрепанную книгу без обложки, купленную несколько лет назад за два патрона калибра 7.62 у вернувшегося из дальнего рейда сталкера.

– Ну, пап, давай же, читай… – все не унимался Данька.

Карел перевел взгляд на темный зев ближайшего туннеля. Черные переливающиеся сгустки длинными жадными языками лизали покрытые инеем рельсы, но что-то не пускало их дальше на станцию, и тогда сгустки, нервно сокращаясь, уныло втягивались обратно. Тот, кто попадал под удар этой стихийно возникающей в разных местах метро дряни, лишался рассудка.

– Хорошо, – согласился отец. – Но с другой стороны, ты бы и сам мог почитать, ты ведь хорошо умеешь…

– Я люблю, когда читаешь ты…

Карел сдался и, перевернув первую страницу, быстро пробежал глазами мелкий текст. Он не зря когда-то потратил патроны. Книга оказалась фантастическим вестерном, а что еще нужно сидевшему рядом с горящими глазами мальчишке?

Прочистив горло, мужчина лукаво подмигнул сыну:

– Мы ведь ее уже пятый раз читаем.

– Все равно хочу еще.

– Да ты ее, пожалуй, уже наизусть выучил…

– Читай же скорее…

И Карел начал читать.

Старый Чед Макнейли был опытным шерифом, как-никак, разменял шестой десяток. По меркам того лихого времени – настоящий долгожитель. Дуракам, как известно, везет, но Макнейли далеко не дурак, и пресловутое везение тут ни при чем. Просто шериф обладал потрясающим чутьем на всякого рода неприятности. Ну, и, кроме того, отлично стрелял, благодаря чему и дотянул до столь впечатляющего на Диком Западе возраста.

Да, конечно, он не всегда носил на груди пятиконечную звезду человека закона, но десять лет на почетной должности тоже не малый срок. Много людей за это время сошло в глубокие могилы по вине бескомпромиссного шерифа, и все они уже ждали его у черной реки забвения Коцит, чтобы крепко вцепиться в глотку, когда и он, старый Чед Макнейли, неизбежно спустится, наконец, в мрачное царство Аида. Но шериф все же надеялся, что это произойдет еще не скоро. А мертвецы подождут, ведь им некуда спешить в отличие от живых…

– А кто такой этот Аид? – неожиданно перебил Данька.

Хорошо, если он понимал хотя бы половину услышанного. Но, несмотря на это, глаза у мальчишки азартно блестели, потому что книга позволяла прикоснуться к удивительному романтическому миру суровых грубых мужчин, живущих в полных всевозможных опасностей неизведанных диких землях.

– Как тебе сказать… – замялся мужчина. – Был у древних греков такой мрачный бог, владыка подземного мира мертвых, где протекали священные реки Стикс, Коцит, Ахеронт и Лета. Души умерших оглашали тягостными стенаниями черные берега. Трехглавый мутант Цербер сторожил вход в это царство. А суровый мрачный перевозчик душ Харон вез в огромной ладье через темные воды Ахеронта недавно умерших бедолаг, путь назад которым заказан навсегда.

– Ух ты! – восхищенно воскликнул Данька. – Выходит, царство Аида это что-то вроде нашего метро? Ведь ты мне однажды рассказывал, будто под городом протекает множество подземных рек.

– Да, – кивнул отец. – Наше метро самый настоящий ад или скорее лабиринт Миноса, населенный всевозможными чудовищами.

– Миноса?

– Минос – древнегреческий мифический царь, скармливавший живых людей чудовищному монстру Минотавру, для которого под собственным дворцом построил огромный мрачный лабиринт.

Похоже, мальчишка оказался вполне удовлетворен ответом, и Карел неспешно продолжил:

Макнейли был опытным шерифом, поэтому когда в городе появилась накрытая куском грязного войлока телега старателя Джона Моргана, он тут же послал мальчишку, крутящегося без дела у почты, за доктором. Проступающие на войлоке темно-багровые пятна не предвещали ничего хорошего.

– Шериф?! – Джон Морган натянул поводья, оторопело таращась на Макнейли. – Черт побери, ни за что бы не подумал, что сразу же наткнусь на тебя. Ты обладаешь чертовски полезным качеством всегда появляться там, где больше всего нужен…

– Что там у тебя, Джон? – шериф мрачно рассматривал смуглую кривую физиономию Моргана, пользующегося среди местных старателей репутацией нечестного картежника. – Надеюсь, никто серьезно не ранен, а то я на всякий случай уже послал за доком.

– Да вот… – Джон как-то смущенно покосился за спину. – Нашли с ребятами новую жилу, полдня шли вдоль Красной реки… Тот индеец, которого я подпоил на прошлой неделе, оказался прав: у дальних скал действительно есть золото…

– Так это он у тебя в телеге валяется? – презрительно скривился Макнейли.

– Кто? – Морган испуганно оглянулся.

– Ну этот твой индеец! – усмехнувшись, пояснил шериф.

– Не-е-е-е-т… – Джон довольно осклабился, демонстрируя жуткие ряды кривых желтых пеньков. – Ты, шериф, наверное, шутишь?

– Да нет, не шучу…

Жужжание мух, кружащих над окровавленным войлоком, раздражало. Макнейли уже было собрался откинуть край грязной накидки, и тут Морган, неожиданно изменившись в лице, хрипло прокричал:

– Не стоит этого делать, шериф, совсем не стоит!

Рука Макнейли замерла на полпути.

– Что ты имеешь в виду, ослиная задница?

– Мы нашли человеческое тело в ущелье невдалеке от реки. Поначалу заметили нескольких волков. Это нас озадачило, волки днем, как правило, в этих местах так просто не бродят. Парни пальнули пару раз из ружей, но ни в кого не попали, лишь спугнули серых. Затем нас разобрало любопытство. Мы поднялись по реке чуть выше и нашли то, что лежит сейчас в моей повозке…

– Шериф, вы, кажется, хотели меня видеть?

Макнейли обернулся.

Пожилой аккуратно одетый доктор вопросительно смотрел на него, сжимая в руках маленький черный саквояж.

– Что-то случилось?

Доктор с нескрываемым профессиональным интересом смотрел на жутковатый груз старательской телеги.

– Спасибо, Фрэнк, что ты пришел так быстро, – улыбнулся Макнейли, – но, боюсь, твой саквояж нам не понадобится.

– Давайте-ка я лучше поставлю телегу на заднем дворе гостиницы, подальше от любопытных глаз, – предложил Морган, – там и осмотрите нашу находку.

Шериф с доктором не возражали…

Что-то заставило Карела прервать чтение. Пространство вокруг неуловимо изменилось. Со стороны туннеля повеяло теплым сквозняком. Через секунду он понял: черные языки исчезли, черная буря ушла вглубь метро, продолжая неведомый путь сквозь подземную тьму.

– Слава богу! – вздохнула одна из женщин, прижимая к груди полуторагодовалую худенькую девочку. – Теперь мы сможем пройти. Музыкант, проверь правый туннель к рынку!

Карел кивнул и сунул книгу за пазуху толстого ватника Даньки.

– Ну вот, почитали… – разочарованно засопел тот.

– Смотри не потеряй! – отец шутливо щелкнул сына по носу, затем снял из-за плеча видавший виды АКМ и спрыгнул с платформы на рельсы, краем глаза заметив высокую сутулую человеческую фигуру, застывшую на выходе из туннеля между тьмой и неверным светом от костра.

Незнакомец выглядел странно. В оборванной одежде и глубоко надвинутом на голову капюшоне, он неподвижно стоял на границе света и тьмы, будто был и не человеком вовсе, а зловещим призраком, только что материализовавшимся из воздуха.

– Какого… – Карел нервно дернул часто заедающий предохранитель.

На облицованных мрамором стенах стремительно таяла изморозь. Горячая волна, исходящая от непонятного существа, легонько толкнула в грудь. Автомат выпал из разжавшихся пальцев. Окружающий мир опрокинулся, затягиваясь в черный провал капюшона, надвинутого на глаза монстра. Карел попытался вцепиться непослушными руками в обледеневшие рельсы, но все тщетно – неутомимая сила тащила его будто тряпичную куклу в жуткий черный провал.

Неожиданно все прекратилось.

Теперь он видел себя откуда-то сверху, будто воспарил под низкие своды угрюмой уродливой станции. Карел знал, что его скрючившееся от невыносимой боли тело лежит сейчас на путях где-то справа.

Это, в конечном счете, спасло ему жизнь.

Их было больше десятка. Короткие штурмовые автоматы, замотанные черными тряпками лица, темно-серые бушлаты, высокие шнурованные армейские ботинки. На руках повязки с изображением оскалившегося черепа. Рейдеры. Они медленно обходили лежащих без сознания людей, стреляя в голову мужчинам и старухам. На молодых женщин надевали металлические ошейники, а детей, словно они не живые существа, а мешки с песком, грубо волокли к центру платформы и там сковывали одной длинной цепью. Высокий незнакомец в надвинутом на лицо капюшоне тоже был здесь, спокойно ожидая в стороне, пока люди с оружием проделают свою обычную работу. Когда отбор был закончен, незнакомец медленно подошел к каждой женщине и к каждому ребенку, касаясь лежащего рукой. Странное оцепенение мгновенно проходило, люди начинали шевелиться. Дико закричала молоденькая девушка, тут же получив тяжелым ботинком в живот. Грубыми пинками и ударами прикладов рейдеры заставили пленных выстроиться посередине станции, после чего погнали в левый туннель, ведущий к Центральному Рынку.

С тупым безразличием Карел наблюдал, как Данька, скованный цепью с другими детьми, удаляется от него, растворяясь в темноте бесконечного туннеля. Происходящее напоминало сон. Да это и был, скорее всего, сон. Иначе как бы он мог одновременно находиться сразу в двух местах: лежать на путях за платформой и парить под ее низкими закопченными сводами? Нужно только проснуться, и все будет как прежде. Он снова начнет читать сыну книгу, а потом они все вместе продолжат путь туда, где не нужно ничего бояться. Но даже во сне он понимал: такого места не существует. Перед глазами снова горела странная маленькая фотография, с которой бесстрастно взирали обуглившиеся человеческие черепа.

Из глубоко запавших глазниц веяло испепеляющим сердце холодом безнадежной тоски…

Когда на город посыпались бомбы, стоял теплый солнечный вторник. Карел ехал с беременной женой в Пятый специализированный городской клинический родильный дом, расположенный на улице Малиновского в районе станции Южный Вокзал. Больница считалась лучшей в городе. Они познакомились в Праге, оказавшись в одной туристической группе из Харькова. Карел решил посмотреть на родину предков и нежданно-негаданно обрел любовь. Жанна работала детским врачом. Карел недавно окончил Харьковскую государственную академию культуры, играя в малоизвестной харьковской рок-группе. Они поженились, когда выяснилось, что Жанна беременна. Родители Жанны купили молодоженам трехкомнатную квартиру в центре города, жизнь понемногу налаживалась.

Когда в поезде метрополитена неожиданно погас свет, а после состав резко остановился, все решили, что отключилась подача электроэнергии. Никто особо не паниковал, многие знали о нескольких случаях подобных сбоев, происходивших в Московском метрополитене. Двери вагонов были открыты, и люди, подсвечивая дорогу мобильными телефонами, стали выбираться из туннеля. А потом туннель содрогнулся, выгнувшись, словно готовящаяся к броску змея, и земля неожиданно ушла из-под ног. Вагоны пришли в движение, размазывая об обвитые кабелем тюбинги кричавших от ужаса людей. Нет, электричество так и не вернулось, контактный рельс был мертв. С поездом словно играл гигантский разгневанный ребенок, яростно терзающий надоевшую игрушку. Карелу с Жанной повезло, они успели добраться до платформы Проспекта Гагарина. Все последующее происходило как в горячечном бреду: истошно орущие солдаты, подвывающая обезумевшая толпа, новые толчки, проступающая на платье жены кровь. Выкидыш. Еще не начавшаяся оборванная жизнь.

Проспект Гагарина приютил чудом спасшихся молодоженов на долгие десять лет. Десять лет бесконечного кошмара. Десять лет исступленной борьбы за существование.

Новый страшный мир издевался над ними. Жанна снова забеременела. Забеременела в кромешном аду.

Кошмар продолжался. Карел не помнил, как смог все это пережить, – в воспоминаниях остались лишь хаотичные обрывки: маленькая душная служебная комната, дрожащие руки бывшего милиционера, при свете тусклой свечи неумело принимающего роды. Окровавленный казенный стол, бледное фарфоровое лицо жены с посиневшими губами. Карел в один миг остался один на один с сошедшим с ума миром, бережно держа в руках маленький верещащий комок. Он еще не понимал, что стал отцом и что отныне его жизнь уже не принадлежит ему.

Данька родился на Проспекте Гагарина, но подземка так и не стала для него домом. Банда явившихся из недр метро охотящихся на людей адельфофагов за одну ночь вырезала почти все население станции. Карелу пришлось бежать на поверхность, в сторону Залютино.

В районе Холодной Горы он смог найти среди местных цыган кормилицу для новорожденного сына и временный приют. Табор благосклонно принял в свои ряды новых членов, и так продолжалось пять лет, пока со стороны Советской не появились боевики «СС-Слободы», за сутки уничтожившие всех «нечистых». Карела с сыном не тронули, а чуть позже на место погибших пришли новые люди, и цыганское поселение зажило прежней полуголодной жизнью.

Большая часть обитателей Харьковской области была уничтожена боевыми отравляющими веществами. Основному ядерному удару подверглась западная Украина и город Киев. Слобожанщину до последнего прикрывал Белгородский противоракетный щит. Близость с российской границей частично уберегла Харьков от смертельно опасной радиации. Именно поэтому уцелевшие после войны люди долгое время ничего не знали о мутантах, но через два года после Катастрофы во множестве плодящиеся на зараженных территориях твари добрались и до Слободской Украины.

Харьковчане жили на поверхности рядом со станциями метрополитена в особых укрепленных фортах, получивших вместо названий порядковые цифровые обозначения. Близость метро жизненно необходима, потому что на станции Пролетарская находился стокубометровый резервуар с чистой питьевой водой. Вода поступала из глубокой подземной речки, проходя через сеть сложных очистных фильтров.

По сравнению с поверхностью харьковское метро выглядело кромешным адом, населенным особо опасными тварями, никогда не покидавшими границы однажды облюбованных туннелей и станций. Никто доподлинно не знал, что там и как, зато многие любили рассказывать всевозможные страшилки и совершенно дикие, леденящие кровь слухи. Как ни странно, под землей тоже обитали люди, многие из которых были намного опаснее любых монстров.

Рыскающим по поверхности сталкерам часто приходилось спускаться в метро, поскольку благодаря аномальным зонам в некоторые сектора города можно было попасть только через туннели подземки. На отдельных станциях располагались подземные крепости наиболее могущественных группировок, между которыми отсутствовало регулярное сообщение. Они контролировали закупку воды с последующей доставкой на базу и заодно прикрывали себя от нападения со стороны метро.

Так зарождалась новейшая история постъядерной Восточной Украины.

Кто-то хлестко бил по лицу с упорством тупой беспощадной машины. Бил не кулаком, а ладонью, без жалости, без злобы. Кто-то настойчиво желал, чтобы Карел пришел в себя, чтобы вернулся. Но он не хотел возвращаться, потому что боялся. Недавний страшный сон был способен в одно короткое мгновение воплотиться в реальность. Лучше сразу умереть. Лучше ничего не знать, не знать, не знать… Правда убьет его. Выпотрошит без остатка, как опытный мясник.

– Да очнись же ты! – глухо прорычало над ухом. – Давай-давай… время уходит…

Странно, куда может уходить время? Зачем оно кому-то нужно? Зачем оно теперь ему? Отныне он ничто, потому что потерял сына. Не уберег самое дорогое, то, ради чего жил, дышал, мыслил. Жалкое, слабое, ничтожное существо. Раздавленный сапогом, агонизирующий слизняк.

– Так… зрачки реагируют на свет… Вставай, дружище, их еще можно догнать…

Глаза слепило нестерпимо яркое сияние. Кого можно догнать? О чем это он?

Карел захрипел.

– Наконец-то… – крепкие руки подняли его, усаживая у твердой, источающей холод стены.

В губы уткнулось металлическое горлышко фляги. Вода, холодная и на удивление вкусная. Казалось, он еще ни разу в жизни не пробовал такой потрясающей воды.

– Давай пей… у меня еще есть… пей, говорю…

Он подчинился и через минуту понял, что окончательно пришел в себя. Восстановилось зрение, и Карел смог рассмотреть сурового немолодого мужчину, нервно суетящегося над ним.

– Кто вы?

Неужели это произнес он?

Скорее, то были не слова, а тихий тоскливый стон, однако незнакомец его хорошо расслышал и, спрятав в рюкзак аптечку первой помощи, мрачно улыбнулся.

– Я сделал тебе укол, сейчас вернется чувствительность. Подожди еще минутку. Пока лучше не разговаривай. Онемение пройдет… Не бойся, онемение – это нормально… Тебе повезло, тварь лишь слегка задела тебя. По всей видимости, она растерялась, когда поняла, что людей на станции гораздо больше, чем ожидалось. Основной удар пришелся на тех, кто находился на платформе. У тебя же только выбили из рук оружие.

– Выбили оружие? Но как?

– Да откуда я знаю? – раздраженно отозвался мужчина, подбирая АКМ Карела. – Ну и рухлядь… Неужели это еще и стреляет? Или ты его используешь как дубину? Ты в самом деле рассчитывал убить Толкача из этой ржавой хреновины?

– Кого убить? – переспросил Карел, ощущая, как силы постепенно возвращаются к нему.

Теперь он мог пошевелить не только руками, но и ногами.

– Толкача! – повторил незнакомец, небрежно отбрасывая бесполезный автомат в сторону. – Ту самую тварь, на которую я охочусь. Странно, что ты остался жив. Может, рейдеры не заметили тебя в темноте. Ты настоящий везунчик, такое, братец, в нашем метро редкость.

– Я упал на рельсы… мне действительно повезло…

– Фишер! – коротко представился мужчина, протягивая крепкую жилистую руку.

Карел вяло ответил на рукопожатие.

– Музыкант! – в свою очередь представился он.

Собеседник скептически осмотрел сидящего на путях чернявого длинноволосого мужчину в кожаном плаще и кожаных же, шнурованных по бокам штанах.

– Слышал я однажды о человеке с похожей кличкой… – хитро прищурился Фишер. – Если мне ни с кем не изменяет ветреная память, боевик, носивший ее, состоял в банде покойного Хромого. Не ты ли, случайно, тот самый парень, который в один прекрасный день отправил всю банду к неведомым праотцам туннелей, напоследок пристрелив их главаря?

– Нет, вы меня определенно с кем-то путаете, – ответил Карел, тяжело поднимаясь на ноги.

– Так это твой, что ли, кофр на платформе лежит? – догадался Фишер.

– Мой!

– А внутри что?

– Фендер-стратокастер!

– Врешь!

– Так и есть! Странно, что его не тронули рейдеры, – Музыкант заглянул на платформу, где действительно у догорающего костра мирно лежал черный футляр, на котором недавно восседал живой и невредимый Данька.

– Рейдеры – работорговцы, а не мародеры! – знающе заметил Фишер, подсаживая Карела. – Их интересует исключительно живой товар. Живая, так сказать, валюта, то, что намного ценнее полного магазина к новенькому автомату.

– Женщины и дети? – уточнил Музыкант.

– В основном женщины. С недавних пор они самое ценное, что есть в нашем стремительно вымирающем мире. Не считая патронов, ясное дело. С тех пор, как рейдерам помогает новый вид мутантов, пришедших со стороны Пятихаток, дела у них пошли в гору.

– Толкачи? – утонил Карел, поднимаясь по чугунной лесенке на платформу.

– Так их называют, – подтвердил Фишер. – Внешне очень похожи на людей, но совсем не люди.

– И при этом достаточно разумны, чтобы сотрудничать с рейдерами?

– Это да, это ты точно подметил, приятель. Так им проще выжить в метро. Рейдеры заботятся о них, подкармливая человеческим мясом. Симбиоз!

– Что?!!

– Да-да, именно так, дружище, именно так… и не надо на меня смотреть жуткими глазами. Эта хитрая мразь ничего другого не жрет, проверено на практике.

– Но почему их называют Толкачами? Кого и куда они толкают?

– Спроси что-нибудь полегче… впрочем, наверняка это связано с их способностью влиять на поступки человека. Они ведь могут не только обездвиживать людей, некоторые наиболее сильные особи способны управлять человеком, полностью подавляя его волю…

Удовлетворенный объяснением, Музыкант перекинул через правое плечо туго набитый армейский рюкзак, а на левое повесил тяжелый гитарный кофр. Только сейчас он обратил внимание на необычное оружие, видневшееся за спиной разговорчивого охотника: изящный металлический арбалет, хищно поблескивающий в свете умирающих костров.

Фишер включил фонарь на полную мощность и, осмотрев внимательно следы, указал на один из восточных туннелей:

– Они ушли туда! За двадцать минут без труда нагоним ублюдков.

– И что потом?

– Потом по обстоятельствам.

– А почему вы не атаковали их раньше, еще до того, как рейдеры напали на станцию?

– Их слишком много. Кроме того, мне нужен только мутант.

Пройдя через станцию, охотник ловко спрыгнул на рельсы ветки, по которой когда-то приходили поезда со стороны Советской, и, светя под ноги, трусцой побежал в сторону Центрального Рынка. Карел бросился следом.

– Вы наемник? – прямо спросил он, поравнявшись с бегущим Фишером.

– Что-то вроде того…

– И сколько вам пообещали за мертвого мутанта?

– Триста патронов! – чуть погодя ответил охотник. – За одного убитого урода. За трех можно купить молодую женщину, которая скрасит одиночество любому мужчине в этом проклятом Богом аду.

– И как вы собираетесь его убить?

– Очень просто! – наемник чуть сбавил темп. – После того, как Толкач наносит мощный ментальный удар, он временно уязвим. Тварь можно брать практически голыми руками, пока она не восстановит силы. Я шел за ним по поверхности со стороны Гончаровки. Он долго выслеживал вашу группу, тщательно взвешивая собственные силы. Если людей слишком много, слабые мутанты стараются не атаковать, но этот попался матерый, всех с одного раза положил.

– Зачем он рейдерам? Ведь они могли бы и без него с оружием в руках захватить беженцев.

– Нет, не могли… – Фишер выругался, споткнувшись о прошмыгнувшую под ногами крупную крысу. – Завязалась бы перестрелка, ведь у ваших наверняка имелось оружие, даже у женщин. Непременно кто-нибудь погиб бы. У работорговцев, между прочим, каждый человек на счету. Кроме того, во время боя велика вероятность повреждения живого товара. Одним словом, мутант-союзник здорово экономит силы и нервы.

Вдалеке забрезжил неясный свет, послышались голоса. Наемник выключил фонарь. Карел услышал, как в темноте звякнул металлический болт, вставляемый в арбалет. Теперь они двигались медленно, вжавшись спинами в тюбинги туннеля, давно обжитые холодными безжизненными проводами.

Яркий свет бил из прожектора, установленного на моторизированной дрезине. Рейдеры грузили связанных женщин. Плененных детей нигде видно не было. Будто подслушав чужие мысли, наемник нервно зашептал:

– Как правило, дрезин у них две: на первой отправляют детей, на второй перевозят женщин. В этот раз всем места определенно не хватит, часть ублюдков пойдет по путям пешком.

– Я не вижу мутанта.

– Он там, я чувствую эту тварь. Его не пустят на дрезину, пойдет к рейдерской базе своим ходом.

– А где она находится? – спросил Музыкант, но Фишер ему не ответил.

Дрезина медленно покатилась по ржавым рельсам. Как и предполагал наемник, пятеро рейдеров остались в туннеле, и Карел, наконец, смог рассмотреть среди них сутулую фигуру мутанта.

– Ну, вот и все… – наемник дождался, когда громко переговаривающиеся работорговцы тронутся в путь, затем снова включил фонарь и, положив арбалет на шпалы, стал меланхолично привинчивать к анему извлеченный из кармана разгрузки оптический прицел. – У тебя есть хоть какое-нибудь оружие кроме той гомерической рухляди, что я выкинул на станции?

Музыкант молча снял из-за спины гитарный кофр и, отстегнув блестящие замки, извлек на свет изящную СВД.

Фишер тихонько присвистнул:

– И ты по-прежнему утверждаешь, что не являешься тем человеком, о котором я тебя недавно спрашивал?

– Возможно, он мой однофамилец, – безразлично пожал плечами Карел, возвращая заметно полегчавший кофр за плечо.

– Кличка и фамилия – разные вещи.

– А по мне так один хрен…

– Тебе, конечно, виднее… – не стал спорить наемник. – Ну а винтовку зачем в кофре таскаешь? Неудобно ведь. Такую крутую штуку лучше всегда держать под рукой.

– В том-то и дело, – грустно вздохнул Карел. – СВД – очень дорогое и редкое оружие, многие захотят заполучить его, так что лучше лишний раз ствол не светить. Меня уже один раз пытались убить из-за винтовки, с тех пор я и обзавелся кофром…

– Зажмурься и отвернись! – прикрыв лицо рукавом, Фишер метнул в туннель световую гранату.

Резкий хлопок ударил по ушам. Музыкант успел зажмуриться, но яркая вспышка прошла сквозь веки. Пред глазами заплясали красные круги.

– Я же сказал отвернуться, мать твою! – зло выругался наемник, спуская тетиву арбалета. – Сейчас добавим немного света…

– Что там у тебя, сигнальная ракетница?

– Она самая… хотя и самодельная…

Шипящая ярко-красная стрела пронзила густой мрак туннеля, вонзившись в грудь слепо шарящего перед собой работорговца. Человек закричал и, нелепо взмахнув руками, упал на спину. Впившаяся в тело красная свеча продолжала неистово гореть.

– Мое изобретение! – с гордостью сообщил ошарашенному Карелу невероятно довольный собой Фишер.

Рейдеры открыли огонь вслепую. Высекая бетонное крошево, пули яростно вгрызались в бока тюбингов. Лежащий на шпалах Карел поймал в прицел снайперки голову ближайшего врага, вжавшегося спиной в обвитую кабелями стену. Блики красного света от догорающей ракеты окрашивали место битвы в кровавый потусторонний свет. Палец мягко утопил спусковой крючок. Голова работорговца взорвалась черными брызгами.

– Что с мутантом? – Музыкант повернулся к перезаряжающему арбалет Фишеру.

– Готов! – рассмеялся наемник, отправляя в полет очередной смертоносный болт.

– Убит?

– Почти…

– В смысле?

– Ранен!

– В этакой темноте?

– А у меня глаза, как у кошки!

Заградительный автоматный огонь неожиданно прекратился.

– Чистяк, кидай гранату! – донеслось из туннеля.

Похоже, к работорговцам возвращалось зрение.

– Так завалит же всех на хрен…

– Кидай, говорю!

– А вот это уже совсем плохо! – отложив в сторону арбалет, Фишер вскочил на ноги.

Выхватив из-за спины два пистолета, матерящийся на чем свет стоит наемник открыл огонь по-македонски:

– Сдохните, суки-и-и-и!..

– Пижон! – усмехнулся Карел, снимая очередного рейдера, прячущегося за телом убитого арбалетным болтом напарника.

– А, гады!.. – взрыкивающе донеслось из туннеля.

Судя по всему, подземный «Рэмбо» сцепился врукопашную с одним из рейдеров.

Изучив через оптический прицел винтовки неподвижные тела, Музыкант осторожно двинулся к месту стремительной расправы.

Однако сражаться было уже не с кем.

Забрызганный кровью Фишер вырезал из остывающих трупов драгоценные арбалетные болты.

Красная сигнальная свеча догорела, и наемник в очередной раз включил мощный фонарь, с удовольствием рассматривая корчащегося между рельсами Толкача.

Карел подошел к тихо подвывающему мутанту. Пинком перевернул тварь набок и коротко спросил:

– Где мой сын?

Толкач не ответил. Музыкант присел рядом, потянувшись к скрывающему лицо выродка капюшону.

– Не надо, – остановил его Фишер, и рука Карела замерла в воздухе. – Не советую этого делать.

– Но почему?

– Во-первых, мутант не может говорить, хотя все понимает. Во-вторых, лицо Толкача лучше не видеть. Знаешь древнегреческий миф о Медузе Горгоне?

– Знаю!

– Вот то-то же! Ублюдок недаром прячет свое мерзкое обличье под капюшоном.

– И ты действительно в это веришь?

– Верю во что?

– В то, что тот, кто увидит его лицо, превратится в камень?

– Ты хочешь проверить это на собственном опыте?

Музыкант все понял и, отойдя от мутанта, принялся обыскивать трупы работорговцев. Тем временем наемник, повесив за спину арбалет, снял с пояса широкий разделочный тесак и, став на колени рядом с раненой тварью, нанес ей мощный удар в горло. Толкач издал сдавленный хлюпающий звук, забрызгав морщившегося Фишера черной кровью.

– Если брезгливый – лучше не смотри… – предупредил наемник. – Я должен отрезать голову. Кстати, ты зря его расспрашивал насчет сына, он не может связно говорить.

Карел отвернулся, и через пятнадцать минут все было кончено. Голова мутанта благополучно перекочевала в специальный брезентовый мешок. Перемазанный кровью, но необычайно довольный наемник по-дружески хлопнул Музыканта по плечу:

– А ты, как посмотрю, боевой парень! Значит, не пропадешь! То, что сына твоего рейдеры забрали, плохо, но главное, он жив. Ты спрашивал про базу… Честно говоря, не знаю, где она. По вполне объяснимым причинам работорговцы тщательно скрывают место своей постоянной прописки. Я возвращаюсь к Южному, у меня кое-какие дела, но напоследок дам тебе совет: не ходи пока к Рынку. Там в последнее время какая-то непонятная чертовщина творится. Повремени хотя бы сутки.

– А как же дрезины? – удивился Карел. – Они ведь ушли как раз в том направлении?

– Рейдеры знают обходной маршрут. Там дальше служебный туннель, идущий прямо к управлению метрополитена. Можно, не заходя на Центральный Рынок, выйти прямо к Советской.

– Спасибо за совет!

– Предупрежден, значит, вооружен, так ведь? – улыбнулся наемник. – Надеюсь, ты найдешь сына. Прощай!

Привязав сумку с головой убитого мутанта к поясу, Фишер медленно побрел обратно к вокзалу.

Карел не послушался совета наемника. Данька не мог ждать ни одной лишней минуты, потому что каждая из них стоила целой жизни. Он знал, отец рано или поздно придет за ним, он был в этом уверен.

Центральный Рынок выглядел вполне обычно, хотя Музыкант после Катастрофы никогда здесь не бывал. Облицованные мрамором стены заброшенной станции светились в темноте призрачным синим светом, и если присмотреться, то можно разобрать удивительное мельтешение маленьких полупрозрачных светлячков. Пятнадцать высоких колонн, напоминающих олимпийские факелы, поддерживали высокий потолок. Станция строилась открытым способом, от поверхности ее отделяли каких-то полметра. Центральный Рынок был абсолютно безлюден, пол покрывал толстый слой пыли.

Поднявшись на платформу по дребезжащей чугунной лестнице, Карел собрал с одной из колонн немного съедобной плесени, соскребая ножом влажные, пахнущие свежими огурцами комочки. Подкрепившись, он дошел до противоположного конца перрона и вновь спустился на пути к зеву очередного туннеля, над которым висели давно не работающие электронные часы. Но что-то заставило в последний момент обернуться. Обернуться до того, как он погрузился в обволакивающий мрак ведущего к Советской темного железнодорожного перехода.

Центральный Рынок больше не был пустым. В сумрачном синем свете перрон наводнили суетящиеся люди. Торговали оружием жуликоватого вида лоточники, дымились над маленькими жаровнями тушки нанизанных на стальную проволоку крыс, у дальней лестницы, ведущей к пропускным автоматам, играл на аккордеоне всклокоченный старик безумного вида. Рядом со стариком стояли двое широкоплечих мужчин в комбинезонах радиационной защиты, поверх которых надеты неудобные громоздкие бронежилеты. Один из сталкеров слегка притоптывал ногой в такт наверняка незамысловатой мелодии. И все это – в абсолютной, гробовой тишине. Призраки давно погибших людей продолжали упорно имитировать прежнюю жизнь.

По слухам, увидевший их обречен на скорую смерть.

Карел спокойно вошел в туннель. Он не верил глупым россказням. Не имел права верить. Потому что где-то там, в вечной пустоте подземного лабиринта Миноса, его ждал потерянный сын.