Слепой Пегас или БОМЖ с пистолетом

Глава 18

Сегодня

Наконец в номер вошел Витек. Он явно не собирался тут задерживаться. Поставил на стол покупки (не забыл, стервец) и сказал, что сваливает до утра.

— А Василька берешь вторым? — спросил я.

— Почему бы нет, — ответил он с усмешкой.

— Слушай, ты что, действительно от этого удовольствие получаешь.

Витек нахмурился, сел за стол. Я впервые видел его выпившим, и вторично подумал о том, что он гораздо старше семнадцати.

— Сколько тебе на самом деле лет? — спросил я напрямик.

Ты умней, чем казался, — сказал он мрачно. — Я считал себя хорошим психологом, но тебя не вычислил. Хочешь узнать обо мне побольше? Что ж, слушай.

— Первый раз на малолетку я попал в 13 лет. Был арестован по статье 89 УК (гос. кража). Прокурор дал санкцию - содер­жание под стражей - спасибо ему (видно в свои 13 лет я пред­ставлял для общества очень большую опасность). Так, 13-лет­ним пацаном я в первый раз попал в КПЗ. КПЗ собой пред­ставляло маленькое (3 х 3 м) помещение (камера), в которой была одна общая нара. Решетка на окне была заделана плот­ным листом железа. Над дверью горела одна 60-ваттная лам­почка, которая была вставлена со стороны коридора. В углу стояла параша. Стены были обычные - шуба. В камере нас было 5 человек. Все люди, которые там находились, были уже со стажем отсидки. Меня, молодого пацана, приняли хорошо -накормили, напоили и уложили спать. Затем началось знаком­ство. Все они, как выяснилось, раньше отбывали срока, не ме­нее чем по 5 лет каждый. Один из них, по имени Валера, в об­щей сложности отсидел 21 год без выхода вообще, т.е. посто­янно раскручивался в зоне. Он писал красивые стихи, которые зачитывал даже на суде.

Ко мне все отнеслись хорошо, называли меня “сынком”. Это, по-видимому оттого, что ни у кого из них не было своих де­тей. Постепенно меня стали обучать всем хитростям этой жиз­ни. Научили варить чифир в условиях камеры (на дровах и на бумаге). Научили его пить. Помню такой случай. В камере спали, и я решил сделать всем приятное - самому сварить, пер­вый раз в жизни, чифир. Сказано - сделано. Намазал кружку зубной пастой (чтобы потом было легче отмыть от копоти), нарвал бумаги из книги, сложил, как положено, пополам и вдоль, чтобы было меньше дыма. Так как если контролер унюхает запах дыма на продоле, то будет туго. Заметят - все отбе­рут да еще и дубинками изобьют. Затем налил воды в кружку, присыпал чай и стал варить чифир. Как меня учили, когда ва­ришь чифир, его надо поднимать 2-3 раза. Сыпать в кружку надо было два коробка чая (как учили), я же насыпал - 4, ду­мал будет лучше, крепче. Все время, пока я “колдовал”, все, как мне казалось, спали. Промучился я, конечно, изрядно, даже пролил полкружки. Пришлось всю процедуру повторить за­ново. В конце концов я его все-таки сварил. Да, когда я его варил, то сидел на корточках спиной к спавшим. Сварив, я встал и оглянулся на сокамерников. К моему изумлению, все четверо, улыбаясь молча сидели и смотрели на меня, одновре­менно вытирая слезящиеся от дыма глаза.

— Ну что, сварил? - спросил кто-то.

— Ага.

— Ну тогда давай разгонять дым, - улыбнулся Валера. Все взяли полотенца и стали разгонять дым по камере, а его было столько, что у меня слезы из глаз ручьем лились. Одновременно меня учили, что если дыма в камере много, то надо набирать в рот воды и распрыскивать ее вверх, так как, оседая из воздуха на пол, вода вбирала в себя дым. Короче говоря, дым мы разогнали, и все обошлось нормально. Прав­да, к кормушке подошел контролер, но так как Валера (все-таки 21 год отсидки) пользовался авторитетом не только у зэ­ков, но и у контролеров, то все он быстренько переговорил с ним, и тот не стал поднимать шум.

Затем Валера достал конфеты “Забава” (они очень хорошо идут к чифиру), и мы стали его пить. Мне предоставили право пить первому. В общей сложности я сварил пол-литра чистого чифира, уже отбуторенного от нифилей. Получился он термо­ядерным, так как чай был индийский, смешанный с плиточ­ным вышаком. Когда все уже обчифирились, то оставалось еще порядком, граммов 150. Чтоб держать мазу (не ударить ли­цом в грязь), я решил его допить. Кое-как выпил все до конца. Завернул, как сокамерники, самокрутку и закурил. Ведь я гак хотел во всем походить на них! Когда я сделал 5-6 затяжек, мне стало дурно, и я побежал к параше проблеваться. Сока­мерники смеялись и говорили, что вот, мол, поймал приход от чифира. В конце концов я научился варить чифир и правильно его пить. Было трудно варить чифир на одеяле, но в конце концов, хотя и обжег себе все пальцы, я научился варить его таким образом, что в камере не было ни капли дыма.

Далее меня стали обучать уголовному жаргону и игрулькам, которые проходят на малолетке. Научили меня также иг­рать в карты: очко, буру, рамс, терц. Каждый порядочный аре­стант, или по иному блатной, обязан уметь играть в терц.

Одним словом, за три месяца из меня слепили прожженно­го блатаря. Разговаривал я строго по фене. Также меня научи­ли мастыриться, чтобы косить от работы на санчасть.

Так я заразился блатной романтикой.

Витек налил себе солидную порцию и выпил, не поморщившись. И продолжил:

— Наконец состоялся суд, и я получил срок в виде лишения свободы.

Меня этапировали в центральную тюрьму, где содержат всех, но по режимам. Переезжать на новое место “жительства” было делом не из приятных. За три месяца я так привык к сво­им сокамерникам, что расставаться было трудно, тяжело. На этап меня одели как пижона: кепка, цветная рубаха, милюстиновые брюки, лепень черный, сапоги. Сшили мне майдан, до­вольно вместительный. Короче говоря, когда я пришел в цен­тральную тюрьму, я был похож на прожженного, бывалого жигана.

В тюрьме для начала я трое суток, без всяких причин, про­сидел в бетонном стакане, размером метр на метр. Потом, так как я был малолеткой, на беседу меня вызвал воспет (воспитатель). Во время разговора я вел себя нагловато, грубил, разговаривал на фене, даже пытался закурить папиросу (сигарет в то время я не ку­рил принципиально). За свое поведение я тут же схлопотал дубины и трое суток карцера. В догрузку оскорбил этого вос­питателя матом. Через трое суток меня подняли в общую ка­меру к малолеткам.

Когда я зашел в камеру, то увидел, что на пороге расстеле­но белое полотенце. Но так как я уже знал все малолетские игрульки, то через полотенце переступать не стал, а смело вы­тер ноги и прошел в камеру.

В камере было вместе со мной 8 человек. Мне показали шконку, на которой я мог расположиться: второй ярус, место неплохое. Позднее я перебазировался на второй же ярус, но ближе к углу и к окну. Со всеми познакомился. Сели, поели, и я лег спать, так как после трех суток карцера довольно-таки устал.

Через сутки, когда я отоспался, мои новые сокамерники стали расспрашивать что да как, откуда я сам и т.д. Я им рассказал вкратце о себе, а также почему я попал в карцер. Паша (видно был авторитет в камере) после этого выгнал со шконки около окна какого-то малолетку и предложил расположится там мне, сказав, что это моя новая законная шконка. Так я влился в камеру.

Через три дня (так как впервые в тюрьме живешь“туристом” - тебя никто не трогает, живешь, как хочешь) стали меня подкалывать всякими малолетними примочками, но так как я уже все знал заранее, я им дал словесный отпор по фене. Видно хорошую теорию я прошел за три месяца в КПЗ, так как мои сокамерники посмотрели на меня с уважением. Скоро я стал авторитетом в своей камере (примерно в течении месяца). За это время у меня было три стычки - драки, из которых я вышел с честью. Прошел я все “игрульки” и поднялся на дедушку. Теперь в нашей хате стало два авторитета - я и Паша. У нас с Пашей была своя “лялька” - петух. Мы с Пашей много издевались над слабодушными, выдумывали для них всякие каверзы. У малолеток было всего тридцать шесть мастей (все сейчас уже не помню), а основные следующие:

1. Петух - это каждому понятно.

2. Черт, свинья, чушок - это шнырь, убирающийся в камере.

3. Кондуктор - человек, который ртом откусывает ногти на ногах других зэков.

4. Бабушкины очки - человек, которому на глаза накладывают половые органы, т.е. яйца.

5. Бухгалтер - человек, которому за ухо кладут половой член.

6. Сипатый - вновь прибывший, он убирается в камере в течении трех месяцев, потом проходит прописку и, если выдерживает, то становится дедушкой.

7. Мотор - человек, который онанирует другим зэкам, и т.д.

Одним словом, мастей на малолетке хватает. Соседями у нас были строгий общий и особый режимы (сейчас такого нет), а под нами сидели тоже малолетки, но с батьком. В то время сидеть в одной камере с батьком считалось западло, и такие малолетки автоматически считались “красными”. Тем самым, они сами себе ломали жизнь еще будучи в тюрьме, ну а даль­ше, в зоне, они знали свое место, жили чушками.

Ко всем нашим соседям были проделаны кабуры размером с литровую кружку, так что общались мы постоянно, посто­янно же обучаясь премудростям зэковской жизни. Если кабуру заделывали, то мы ее делали снова, причем еще большую по размеру.

Был такой случай. Как-то мы с Пашей решили устроить стриптиз. Вырезали из трусов узенькие трусики, похожие на женские. У женщин выпросили губную помаду, нарядили свою ляльку, накрасили его и еще двух обиженных и заставили их танцевать и раздеваться. Потом двоих из них заставили де­лать половой акт на глазах у всей камеры, а двое других оби­женных в это время сосали у меня и у Пашки пальцы ног.

Был и такой случай. Предложили одному петуху:

— Хочешь стать нормальным пацаном?

Он, конечно, с радостью закивал головой. А мы ему гово­рим, что для этого надо в задний проход закапать 36 капель расплавленного целлофана (по числу мастей у малолеток). Он, помявшись, согласился. Мы его связали, засунули в рот кляп, чтобы не кричал. Скатали целлофан в трубочку, подожгли и стали капать. На тринадцатой капле он потерял сознание. Мы закапали всего где-то двадцать капель и перестали, так как был все время без сознания. Вызвали врача. Этого придурка увезли на больничку, а мы получили дубинала и по 10 суток карцера. После карцера авторитет наш поднялся еще больше. Все малолетки нас боялись.

Одним словом, от безделья чудили, как могли, придумыва­ли разные пытки, штучки и т.д. Все это происходило именно от безделья. Ведь в камере не было ни игр, ни телевизора, спортом заниматься не разрешалось. А когда сидишь в камере более полугода, в голову от безделья начинает лезть черт зна­ет что. Да и вообще, чтобы выжить на малолетке, надо быть жестоким, злым - волком. За малейшее оскорбление надо бить в зубы, а если этого не сделаешь, то быстро сам можешь по­пасть в категорию чушков или еще хуже.

Чудили и так. Брали, например, и делали из хлеба половой член больших размеров. Красили его и отсылали в камеру к женщинам, а потом по решке материли их, а они, в свою оче­редь нас.

Не знаю, может, это и бесчеловечно, но так поступать зас­тавляла сама жизнь в тюрьме, условия, в которых малолетки находятся. А покажешь слабину, тебя самого свои же и поло­мают.

Потом захотелось съездить на больничку, узнать людей, познакомиться.

Стал мастыриться. Намотал себе при помощи карандаша ногу до самого полового члена, потом туго обернул ее мокрой тряпкой, а потом раз десять мне по ней били со всей силы ре­зиновой подошвой. Получилась огромная опухоль, вроде как перелом. Вызвали врача, сказали ему, что случайно упал со шконки. Меня на носилках отнесли в рентгенкабинет, так как самостоятельно идти я, вроде как, не мог (надо же было ко­сить, обманывать, стонать). Сделали рентген, он, конечно же, ничего не показал. Врачи сказали, что все нормально, просто сильный ушиб. Моя мастырка не удалась.

Тут как раз пришел ответ из областного суда на кассаци­онную жалобу: приговор оставить без изменений, жалобу - без удовлетворения. Теперь надо было ждать этап на зону. Под конец мы совсем обнаглели. Вниз, к малолеткам, которые си­дели под нами с батьком, проделали кабур. Мы им говорили, чтобы они выламывали батька (взрослого), но они нам отве­чали, что тогда у них заберут телевизор и что им с батьком лучше. Тогда мы стали делать им разные каверзы: капать им в хату горящим целлофаном, поджигать и бросать куски одея­ла, тлеющую вату. Все это мы делали по ночам. Один раз умуд­рились вылить им 50 сорокалитровых бачков воды. Этого по­казалось мало. Начали туда мочиться и еще похуже. Конечно, за это администрация нас не раз била, но зато взросляки под­держивали морально. Ну что там говорить, мы хотели стать блатными.

Через некоторое время я попал на зону. В зоне меня уже знали по рассказам тех, кто пришел этапом раньше меня. Меня подтянула к себе блатная семейка. Я стал жить с ними. В зоне был актив (так себя называют они сами да администрация, все остальные нормальные зэки зовут их “козлами”). Это осужденные, которые, как говорит администрация, стали на путь исправления, что, правда, не мешает этим исправившимся са­диться по десять раз, но каждый раз они “становятся”! Конеч­но, нас, пацанов, было мало, но мы держались все вместе, крас­ные нас не трогали и к нам не лезли. Режим в зоне я нарушал постоянно. В школе приставал к учительницам, обзывал их, даже щупал за задницу, за что сидел в ДНЗО. На производстве учился в ПТУ. Отделение в ПТУ, на котором я учился, готови­ло штукатуров - плиточников - мозаичников. Один раз от мастера получил деревянной указкой по голове. В отместку я его всего обмазал известью и чуть не убил кирпичом. За это меня посадили в ДИЗО на 10 суток, где я получил от контро­леров. Правда, после этого случая мастер стал меня уважать и не трогал, хотя другим от него по-прежнему перепадало. Так что на производстве я ничего не делал. Спал, варил чифир. В то время я был отъявленным чифиристом. В отряде тоже полы не мыл. строевой подготовкой не занимался, в общем, бьет отрицалой.

Узнал, что недалеко есть больничка, где лечатся зэки со взрослых режимов. Стал косить, мастыриться, чтоб уехать туда набраться опыта. Перепробовал почти все известные мне мастырки - дышал известь, цемент, дробленое стекло, хотел при­вить туберкулез - ни фига не помогало. В город на снимки меня возили, но ничего не вышло. “Разъело только гортань, а лег­кие как у новорожденного” ,- сказал врач. Потом загонял в ранку на ноге слюну. Она у меня вся разбухла, стала гнить. За это меня взяли и посадили в ДИЗО. На моем деле уже стояло “СС” - систематический симулянт. Когда сидел в ДИЗО, вра­чи почему-то не приходили, а нога между тем продолжала гнить. Боль была страшная. Наконец, в один из дней пришел начальник медчасти, осмотрел ногу и вызвал фельдшера с ин­струментами. Так как в ДИЗО курить малолеткам не разре­шалось, то он дал мне две сигареты, чтобы я их сразу выку­рил. Я закурил и поймал кайф, ведь долго не курил. А он в это время с силой воткнул ножницы в гнойную опухоль и внутри их раскрыл, одним словом, разорвал мне рану. Я чуть не умер от боли. Ведь все это было на живую, без всякой там анесте­зии. Гноя вытекло очень много. Врач с фельдшером обработали мне рану, забинтовали, дали еще две сигареты II ушли. Че­рез три дня меня выпустили из ДИЗО в отряд. Так как ходил я кое-как, то был на больничном - сидел в отряде.

Шло время, я постоянно нарушал режим, бил активистов, издевался над опущенными. В один из дней ко мне пришли активисты и сказали, что если не прекращу их избивать, то они меня опустят. Я их соответственно послал куда подальше. В результате у нас получилась хорошая бойня. Нас, отрицал, было 5 человек, их - 8. Нам было по 13 -15 лет, а им — по 20. Их администрация специально держит, чтоб они порядок в зоне наводили - “исправляли” малолеток. Конечно, они его и “на­водили” - ломали пацанов через кулак. Заставляли обстиры­вать себя, убирать за собой и т.д. Одним словом, унижали ма­лолеток, как могли. Короче, заварушка с этими активистами получилась хорошая. У нас были заточки. В потасовке меня подрезали, но и мы дали им очень хорошо. Разнимали нас вос­питатели. Меня сразу же отвезли в города больницу. Там сде­лали небольшую операцию - зашили раны. В больнице я про­был три дня, потом опять пришлось ехать в зону, долечивать­ся (лежал в санчасти). Приходил ко мне оперативник, спраши­вал, кто меня подрезал, но я его послал, так как считал, что сдавать западло кого бы то ни было, пусть даже козла. Так я и жил на малолетке.

Как-то проводили у нас в отряде родительский день. За­пускали родителей в зону. Они своим чадам понапривозили всего: жратву, одежду и т.д. Ко мне никто не приезжал да и к моим семейникам тоже. Когда родительский день кончился, мы стали у зэков - малолеток отбирать все, что можно. И так делалось из поколения в поколение. Так делается и сейчас (хоть я уже давно и не малолетка, но в курсе).

Был и такой случай. Администрация решила провести у нас в отряде дискотеку. Пригласили девчонок из одного из город­ских ПТУ. Приехало их где-то около сорока человек. Диско­тека проходила, как я уже сказал, в нашем отряде. Мы со сво­ими ребятами, как там администрация не старалась за нами следить, умудрились закрыться с тремя девчонками в каптер­ке и устроили там оргию. Было очень весело, но позже нас спа­лили активисты и сдали администрации: в результате - опять ДИЗО.

В мае месяце в производственной зоне нам делают переброс (анашу), но вышкари, а на вышках стояли активисты, позво­нили на вахту и сдали нас ментам. Анашу мы, конечно, спря­тали, но меня опять посадили в карцер. Там я стал кипишевать. Тогда пришли врачи и поставили мне укол галоперидола, а через час вывезли в город на КПЗ.

В КП 3 я промучился три дня. Сидел со взросляками, курил анашу, так как она сбивала действие галоперидола. Через три дня меня привезли в зону на суд.

Состоялся суд, и за злостные нарушения режима содержа­ния меня перевели в крытую малолетку. Из зоны меня вывезли в тюрьму. Но так как я горел желанием попасть на больницу, то я, сидя на тюрьме и ожидая этапа в Нерчинск, наглотался иголок. Проглотил я два креста. Крест -это две иголки, скреп­ленные крест-накрест резинкой, которые складываются и об­мазываются хлебом в виде колбаски. Затем их глотают. Я сде­лал и проглотил две такие колбаски. Когда хлеб под действи­ем желудочного сока растворился, иголки раскрылись и при­няли вид крестов. Чтобы их достать из желудка, надо делать операцию.

В результате меня увезли на больницу. Там я пробыл три месяца. Познакомился с Вором и авторитетными людьми. Поднабрался ума. Меня отругали за то, что издевался над сво­им организмом. В больнице я жил в одной палате с Вором. Сделали мне две операции, прошли они успешно. Вор предло­жил мне остаться на больнице до конца срока (мне оставалось 9 месяцев), а это он мог устроить запросто, но я отказался и сказал, что поеду на спецусиленный - крытую малолетку. Мне помогли собраться на этап, и я поехал.

Спецмалолетка - это вообще ад.

Бьют за все, за малейшую провинность. Изолятор - карцер - под землей. Даже летом по углам имеется лед. Бьют там, по­вторяю, за все. Руки заводят за спину, одевают наручники - и вперед! Прокурору жаловаться бесполезно: повязаны все меж­ду собой.

Так начиналась моя “преступная карьера...

— Слушай, — спросил я, растерянно, — если ты такой крутой был, то почему?..

— Почему не остался вором? Щипачем, например. Этот ты имеешь ввиду? Не интересно это. Менты меня опустили, короче, и мне, знаешь, понравилось. Видно я где-то потенциально был склонен к пассивному сексу. Впрочем, я и с девочками могу, особенно, когда они сверху. Но от мужиков я сильней тащусь... Физиология. С возрастом проявилось это во мне. Ты же видишь, что и мужских вторичных признаков у меня мало.

—Но сколько тебе все же? И почему бичуешь?

Сколько надо! — зло выкрикнул он. — Я, может, ссученный, но тебя не закладывал. За добро не привык злом платить. Кроме того, я в бичах больше зарабатываю, чем где-либо. Еще немного повкалываю, куплю квартиру на юге и завяжу. Буду трахаться только для кайфа собственного. Ты, надеюсь, в трущобы уже не вернешься, так что я с тобой откровенен. Люблю неожиданных людей...

И он, стервец, состроил кокетливую рожицу и подмигнул мне, как последняя шлюшка.