– Чапыра, а ты вообще как себя чувствуешь? – нарушила тишину Лебедева, когда мы ступили на территорию студенческого городка.
– Да как тебе сказать, – неопределенно начал я, соображая, как бы половчее из нее информацию выудить.
– Вижу, что сегодня от тебя толку не будет, – перебила комсорг, придирчиво рассматривая хромающего меня через свои окуляры.
Девушка вздохнула, что-то прикинув в уме.
– Ладно, пошли до общежития тебя провожу, а то упадешь еще по дороге. А мне потом отписывайся, – резюмировала она итог своих размышлений.
«Общежития?! – не на шутку встревожился я. – Прощай моя двухуровневая квартира?»
Мы подошли к унылому пятиэтажному зданию из серого кирпича. В мое время его фасад был облицован панелями, из-за чего общежитие имело более презентабельный вид.
Мы прошли холл, на ходу обменявшись приветствиями с выглянувшей из служебного помещения вахтершей. Поднялись по щербатой лестнице с погнутыми перилами на третий этаж и уткнулись в одну из дверей.
Лебедева безрезультатно подергала ручку.
– Открывай. Чего ждешь? – поторопила она меня.
Я вновь ощупал свои карманы и нашел-таки заветный ключик.
Дверь распахнулась, и я с опаской замер на пороге, не решаясь сделать еще один шаг в новую жизнь. Но долго рефлексировать мне не дали, беспардонно протолкнув внутрь комнаты.
– Ну вы и свиньи, – неодобрительно произнесла комсорг, намекая на бардак в комнате. Девушка стремительно подошла к заваленному учебниками, конспектами и посудой столу. – Пойду воды тебе принесу, – добавила она, схватив пустой стеклянный графин. – А ты, Чапыра, ложись, а то что-то шатает тебя.
Я озадаченно обвел взглядом четыре кровати, тоже заваленные всяким барахлом, облезлые стены с выцветшей краской, старый покосившийся шкаф с надтреснутым зеркалом на дверце, стулья с обломанными спинками, наполовину залепленное газетами окно.
– Сюрреализм какой-то, – пробормотал я и шагнул к зеркалу. – Это сюр, сюр, сюр… – как заведенный повторял я, рассматривая свое отражение.
Запачканные от лежания на асфальте брюки клеш с вшитыми красными клиньями и подшитыми внизу штанин металлическими застежками-молниями, цветастая рубашка с ободранными локтями, ботинки на высокой платформе, походу самодельной. На голове длинные до плеч волосы с налипшей к ним пылью. И завершали композицию усы.
– Чапыра, с тобой все в порядке? – От неожиданно прозвучавшего окрика я вздрогнул.
Лебедева стояла у порога, держа в руках наполненный водой графин, и обеспокоенно наблюдала за мной.
– У тебя сейчас такое выражение лица было… – произнесла она задумчиво, устраивая графин на столе.
– Ты не знаешь, где ближайшая парикмахерская? – проигнорировав ее замечание, спросил я то, что меня сейчас занимало.
– В Доме быта, в двух кварталах отсюда. – Удивления в голосе девушки прибавилось. – А ты что, подстричься решил? – и, не дожидаясь ответа, добавила: – Давно пара. Молодец!
– А сколько стрижка стоит, не знаешь? – Задавая вопрос, я вновь принялся исследовать свои карманы. Вытащив бумажку, я озадаченно на нее уставился. Три рубля. Интересно, это много или мало?
– Мужская стрижка копеек двадцать, наверное, – неуверенно ответила Лебедева, но, заметив в моей руке купюру, резко сменила тональность: – Чапыра, тебе не стыдно?! Ты уже второй месяц не платишь комсомольские взносы. Говорил, денег нет! С тебя четыре копейки!
– Комсомольские взносы? – задумчиво переспросил я. – То есть я их платил все пять лет, что здесь учился?
– Платил. А в мае перестал платить! – изобличила она меня.
– Лебедева, а что вы делаете с собранными комсомольскими взносами? – вкрадчиво поинтересовался я.
– На нужды комсомола идут, – как о само собой разумеющемся ответила Лебедева.
– А я ведь комсомолец? – Я приблизился к девушке так, что теперь возвышался над ней.
– Комсомолец, – кивнула она, задрав голову.
– Лебедева, меня сегодня сбила машина. Так?
Девушка опять кивнула, а я продолжил:
– Я получил травму, а значит, мне требуется поправить здоровье. Так?
Очередной кивок.
– Лекарства денег стоят. Так?
– Так.
– А еще мне потребуется новая одежда вместо испорченной. Так?
Девушка осмотрела мой потрепанный вид, но кивать не спешила, и я понял, что дама не разделяет мои вкусы.
– Другой одежды у меня нет, – веско произнес я. Вкусы Альберта я тоже не разделял.
– Почему нет? Не голым же ты на лекции ходишь? – От своих слов девушка покраснела и вновь попыталась отодвинуться.
– Нету! – отрезал я и сделал шаг вперед, вновь нависнув над комсоргом. – А это значит…
– Что? – как-то неуверенно спросила пунцовая Лебедева.
– Мне, комсомольцу, нужна помощь, материальная помощь – вот что это значит! – подвел я итог. – Так, садись.
Я усадил девушку на один из стульев возле стола, сам уселся рядом. Вырвал из тетрадки с конспектами чистый листок, отыскал ручку и написал посередине слово «Заявление».
Лебедева следила за моими действиями, то и дело поправляя очки.
– На имя кого писать? – деловито уточнил я.
– Что писать? – моргнула она в ответ и вновь поправила очки.
– Заявление о предоставлении материальной помощи, – пояснил я, сетуя про себя на тупость комсорга. – Ладно, потом сама шапку напишешь, – пробормотал я и принялся составлять текст.
Все время, что я писал, Лебедева настороженно следила за движением ручки и пыталась расшифровать мой почерк.
– Ну вот и всё. – Поставив число и подпись, я протянул заявление комсоргу. – Ты уж пролоббируй там мои интересы. Договорились?
– Что сделать? – Мои слова оторвали девушку от чтения заявления.
– Пролоббируй. Выскажись среди своих в моих интересах. Ты же видела и аварию, и то, что я в ней пострадал.
– Саму аварию я не видела, – сухо поправила меня комсорг, – но то, что ты пострадал, подтвержу. И заявление твое сама в профком отдам.
– В профком? – не понял я.
– Оказанием материальной помощи студентам занимается профсоюз, – доложила она.
– Профсоюз так профсоюз, – согласился я, включая свою улыбку и помогая девушке подняться со стула, чтобы препроводить ее к выходу.
Дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату ввалился парень с двумя бутылками портвейна в руках.
– Сорри! – заорал он, обнаружив нас с девушкой близко стоящими друг к другу. Но увиденное не помешало ему пройти вглубь комнаты и сгрузить добычу на стол.
Лебедева вновь залилась краской и вырвала свой локоть из моей ладони.
– Чапыру сбила машина, а я проводила его до комнаты! – возмущенно произнесла она, догадавшись, о чем подумал вошедший, застав нас почти в обнимку.
– Правда, что ли? – Парень заинтересованно разглядывал потрепанного меня. – Альберт, ну ты даешь! – отчего-то восхищенно присвистнул он, и из него тут же посыпались вопросы: – Где это произошло? Что за тачка? Кто был за рулем? Почему ты не в больнице?
Лебедева начала обстоятельно отвечать, мне только и оставалось, что поддакивать. Наконец комсоргу это надоело, и она обличительно выдала:
– А ты, Красников, вместо того чтобы бухать, лучше бы другу помог. Всё, я пошла. – И на этих словах она вышла, хлопнув дверью.
«Вот почему она ко всем по фамилии обращается?» – возмущенно думал я, рассматривая стоящего передо мной соседа. Высокий, ширококостный, плечистый. Удлиненное лицо с рублеными чертами. Темные вьющиеся волосы. Одет подобно мне в аляпистую рубашку и брюки клеш, но без изысков в виде клиньев и молний. На вид мой ровесник.
Следующая моя мысль была о конспектах, что валялись на столе. Возможно, в них я узнаю имя соседа.
Я принялся наводить на столе порядок, складывая тетради в стопку, попутно читая надписи на обложках.
– Это да, надо выпить, – по-своему расценил уборку на столе Красников. Подвинув два граненый стакана, он плеснул в них портвейн.
«Минералогия. Григорий Красников», – прочитал я на одном из конспектов.
– Держи! – отвлек меня от чтения сосед, сунув в руку наполненный стакан. – Ну, за жизнь! – захохотал он над своей же шуткой.
– За новую жизнь, – уныло поддержал его я и замахнул портвейн.
Утро выдалось безрадостным. Сперва я долго, тупо пялился в облезлую стену, соображая, где нахожусь. Затем начал поворачиваться, и кровать подо мной противно заскрипела, чему я тоже подивился. Скинув ноги на пол, я наконец рассмотрел убранство комнаты целиком.
– Не сон, – констатировал я увиденное.
На одной из кроватей похрапывал вчерашний собутыльник, Григорий Красников. Остальные две кровати так же, как и вчера, были завалены хламом. На столе бардак, под столом целая батарея пустых бутылок. Кажется, вчера состоялась грандиозная пьянка. Помню, в комнате собралось с десяток парней и девчат, кто-то притащил гитару. Они пели песни, которые я не знал. Поэтому я тискал какую-то деваху, а та била меня по рукам и счастливо хохотала.
– Альберт, вода есть? – прохрипел сосед, ворочаясь и скрипя металлической кроватью.
Графин, стоявший на столе возле заполненного окурками блюдца, был определенно пуст.
– Сейчас принесу, – бросил я, поднимаясь.
В коридоре кипела жизнь. Шустро сновали девицы, вяло ковыляли полуголые парни. Из общей кухни доносился запах яичницы и еще чего-то съестного. Первым делом я двинулся в сортир. Помню, он меня еще вчера впечатлил своим загаженным видом. На кухне на мне повисла вчерашняя девица. Опознал я ее, если честно, с большим трудом. Вчера она была в мини-юбке и кофточке с глубоким декольте. Сегодня же, в выцветшем халате, затоптанных тапках и без прически, она смотрелась отвратно.
– Извини, мне надо идти, – оторвал я ее от себя.
Грег, а именно так требовалось обращаться к соседу, уже встал и копался в тумбочке в поисках жратвы. Отыскав там половинку черствого батона и банку с говяжьей тушенкой, он небрежно бросил добычу на стол, сам же вцепился в стакан, который я наполнил водой.
– У тебя сегодня какие планы? – спросил Грег, утолив жажду.
– В парикмахерскую схожу. Да вещи надо разобрать, а то найти ничего не могу. Кстати, поможешь? – Как-то же надо было идентифицировать вещи Альберта. Без посторонней помощи опознать их мне явно было не под силу. Два других наших соседа, как вчера выяснилось, учились на четвертом курсе, поэтому, сдав сессию, уже свалили домой. Так что вся надежда на Грега.
Красников опасливо обвел заваленную вещами комнату взглядом.
– Ну да, надо прибраться, – обреченно согласился он.
«Еще Лебедеву надо насчет денег потрясти», – добавил я про себя.
Спустя полчаса мы с Грегом сидели на полу и разбирали обувь. Одежда была уже разложена по стопкам. Время от времени я кидал на свою стопку неприязненный взгляд. Убогий гардероб Альберта окончательно испортил мне настроение. А его обувь просто уродлива, место ей только на мусорке.
– Слушай, а сандалии у меня есть? – обреченно спросил я, рассматривая башмаки, единственные, у которых каблуки не были искусственно увеличены.
– Откуда я знаю, – хохотнул в ответ Грег.
Веселый парень. А мне вот не до смеха. В чем ходить – хрен его знает. И всех денег – трешка.
Натянув на себя мышиного цвета брюки (нашлись-таки в гардеробе Альберта брюки прямого покроя), светлую, однотонную рубашку с удлиненными уголками воротника и разношенные туфли, я отправился на поиски Лебедевой.
Комсорга я перехватил в главном корпусе, где она вместе со студентом младших курсов вешала стенгазету.
– Привет, Танюша, – поздоровался я, выяснив вчера имя комсорга.
– Привет, Чапыра, то есть Альберт, – озадаченно ответила на мое приветствие Лебедева.
Юный же комсомолец сделал стойку, вылупившись на меня с удивлением и любопытством.
Подхватив девушку под локоток, я оттащил ее подальше от греющего уши студента.
– Ты сегодня очаровательна как никогда, – первым делом сделал я ей комплимент.
Вместо вчерашних тощих косичек на голове комсорга красовалась скрученная из косы култышка.
Лебедева зарделась и вырвала свою руку из моей хватки.
– Чапыра, ты чего себе позволяешь?! – прошипела она так, чтобы никто не услышал.
– А что такое? – не понял я.
Ну косятся с любопытством в нашу сторону проходящие мимо студенты, и что с того? Я же ей юбку не задираю, ширинку себе не расстегиваю.
– Ты меня компрометируешь! – еще тише прошипела комсорг.
Так и не поняв, что она имеет в виду, я все же решил сменить тему, раз уж девушке неприятна моя вежливость.
– Как там насчет материальной помощи?
– Пошли в профком, – бросила мне на ходу Лебедева, устремившись в сторону лестницы и по дороге стараясь держать между нами приличную дистанцию.
В кабинете с грозной табличкой на двери нас встретила хмурая дама. Судя по выражению лица, жизнь ее явно не радовала. Полноватая, с двойным подбородком, с накрашенными черными бровями и алыми губами. Она мне сразу не понравилась, как и ее похожий на склеп кабинет. Деревянные панели во всю стену, непрезентабельный длинный стол, обставленный со всех сторон стульями, плотные бордовые шторы, отсекающие солнечный свет.
– Анна Сергеевна, я вам Альберта Чапыру привела. Я вчера вам от него заявление передавала, – сразу же пояснила Лебедева, а то хозяйка слишком уж недовольно на меня глянула.
– А, вчерашний пострадавший. – Голос прозвучал грубо и пронзительно. – Что же вы, товарищ Чапыра, по сторонам-то не смотрите? – строго спросила она меня.
– Не я виноват в аварии, уважаемая Анна Сергеевна. – Я располагающе улыбнулся.
Дав взглядом понять, что она мне ни на грош не верит, профсоюзная дама подошла к столу, вытащила из стопки бумаг мое заявление с резолюцией и передала мне.
– С этим подойдете к кассиру, – отпустила она нас барственным тоном.
Выйдя в коридор, я уткнулся в резолюцию и прочитал «в размере стипендии». Интересно, это сколько?
– Ну все, больше тебе моя помощь не нужна? – услышал я голос Лебедевой, которая терпеливо ожидала, пока я пересчитаю выданные в кассе деньги.
– Пятьдесят рублей, – озвучил я вслух сумму.
– Это максимальная помощь для студента, – пояснила мне комсорг.
– Танюша, ты лучшая!
И, прежде чем девушка успела среагировать, я приобнял ее за талию, подтянул к себе и смачно поцеловал в губы.
– О-о-о-о! – услышал я голоса находящихся поблизости студентов, а затем мне прилетела звучная пощечина и гневные возгласы Лебедевой:
– Чапыра! Как тебе не стыдно?! Руки убрал!
Татьяна стояла раскрасневшаяся, очки у нее съехали, а глаза сверкали от негодования.
Я озадаченно почесал затылок, вспомнив при этом, что пора навестить парикмахера.
– Ну, извини, – пожал я плечами, не понимая, как обычный поцелуй мог спровоцировать такую бурную реакцию.
«Дикая она какая-то», – подумал я про себя, двигаясь в сторону выхода.