След зомби

Пролог

Черного, как антрацит, дядьку с типично африканским именем Доктор Мбебе подловили в туалете его собственного офиса. Дали президенту благотворительного фонда закончить свои дела и вымыть руки, а потом оглушили шокером и затащили в подсобку. Прилепили контакты на виски и запустили сканер. Но как только машина вышла на режим и начала копаться у бедняги в голове, Доктор Мбебе затрясся всем телом, широко открыл глаза, громко пукнул и умер. Так его и бросили носом вниз в мужской уборной второго этажа.

Над Шварцкопфом, страшно богатым и поэтому хорошо охраняемым человеком, потрудились изрядно. Чтобы достать его из расплющенного лимузина, понадобился целый арсенал спасательной техники. Но дело того стоило — Шварцкопфа слегка помяло, а вот у телохранителей его наступил, мягко говоря, распад функций. Так что вовсе не их крепкие руки волокли упирающегося босса в «Скорую помощь». В салоне «Скорой» Шварцкопфа тут же вырубили и подключили к сканеру. Но едва оператор ввел первый вопрос, как газетный магнат приказал долго жить без объяснения причин.

Джимми Богарт упал с лошади посреди своего необъятного ранчо. Его уволокли в кусты и оприходовали по всей форме, но сканер опять ничего не успел считать, потому что у самого популярного в мире телевизионного ведущего остановилось сердце.

За атташе по культуре Ли Ван Ху долго носились под дождем, проклиная бег трусцой и прочую физкультуру, по нью-йоркскому Центральному парку. Наконец чертов агент влияния свернул-таки в безлюдный уголок, где его и подстрелили из игольника. Развернули тент, подтащили аппаратуру, и тут действие парализатора вдруг кончилось. То ли погода сказалась, то ли неучтенные резервы азиатского организма. В общем, Ли очнулся, вытаращился на переносной комплекс для «промывки мозгов» и мгновенно догадался, что это такое. Во всяком случае, так поняли его реакцию, потому что Ли часто задышал, дернулся и отдал концы. По сравнению с предыдущими жертвами это был явный прогресс. Все-таки хоть какая-то информация.

К сожалению, ее с опозданием передали тем, кто занимался Котлером. Все делалось в безумной спешке, главными козырями операции считались дерзость и молниеносность — в течение суток она должна была завершиться по всей планете. И старший израильской группы как раз слушал по телефону приказ, когда Котлер открыл дверь. А старший, думая, как же из ситуации выкрутиться, стоял с поднятой рукой: ждать новой команды, не двигаться. И человек с игольником так и не понял, стрелять ему или нет. А Котлер, ничего не подозревая, шагнул в свой кабинет, обнаружил там группу людей с напряженными лицами, заметил направленный ему в живот ствол игольника и всех перехитрил. Он заорал по-русски: «Я все скажу, только не бейте!» Старший так обалдел от этого заявления, что у него челюсть отвисла, а тот, что с игольником, так и не выстрелил. А Котлер сполз по косяку и больше уже ничего не говорил, ни по-русски, ни как-нибудь еще.

Поэтому с некой госпожой М., женой влиятельнейшего европейского политика, разговор велся по старинке. То есть накрыли ее там же, где и собирались, — в тайном любовном гнездышке. Но форсированных методов применять не стали, а просто решили попугать. Госпожа М. с интересом просмотрела свежую видеозапись, демонстрирующую все, что с ней, госпожой М., только что вытворял дипломатический советник Вестгейт. Заметила, что господин Вестгейт — это, конечно, ее ошибка, потому что, несмотря на всю изобретательность оного молодого человека, удовольствия от него никакого, а одно расстройство. Предложила задавать вопросы. И через десять минут, едва только гости начали докапываться до сути дела, ни с того ни с сего кувыркнулась с дивана головой в ковер и затихла.

На этом досадном инциденте руководство операции разбил паралич воли. И вся история чуть было не закончилась, не успев толком начаться. Все еще могло обернуться по-хорошему. И дипломатический советник Вестгейт не узнал бы, как в Москве умеют бить по морде, не застрелил бы четверых русских, одного финна и любимую собаку Игоря Волкова и не познакомился бы с такими экзотическими вещами и личностями, в существование которых воспитанные молодые люди просто не верят. Но то ли Вестгейта дурацкая национальная судьба настигла — а он по происхождению был коренной москвич, — то ли дипломатический советник просто, что называется, дождался. Потому что ближе к вечеру того злополучного дня заглохшая было операция получила новый импульс.

Неожиданно оказался доступен человек, на которого спецслужбы давно точили зуб, но ухватить руками никак не могли. Был госпитализирован в частную клинику старый Оке Липар, председатель закрытого международного клуба промышленников. Наутро фотография «железного шведа» в траурной рамке обошла все выпуски новостей, а сын и наследник безутешно рыдал над телом старика, лицо которого неприятно изменила смерть. В дверях клиники начальник охраны покойного оттирал журналистов, и то, что он чуть не до крови прокусил себе губу, все приняли за знак глубочайшей скорби. Начальнику охраны действительно было нехорошо от утраты. Нарушив обязательства перед клиентом, которому служил верой и правдой много лет, он будто лишился частички себя. Но эта боль должна была пройти, а пропавшую бесследно дочь начальнику обещали вернуть. Правда не раньше, чем в фамильном склепе Липаров появится настоящее тело.

Когда с Липаром осторожно поработал специалист, выяснилось, что никакой он не железный, да еще и не швед к тому же. Операция удалась, и в компьютеры ее организаторов потекла информация. Она была чудовищна, она была невообразима, но с ней приходилось смириться. И оставалось только сделать выводы и принять решение. И то и другое далось нелегко, такими крутыми мерами пришлось бы вырезать из мозга человечества кошмарную опухоль. Но иного выхода не было. И с того момента, как решение было принято, спокойной жизни дипломатическому советнику Вестгейту осталось ровным счетом на два дня.

Глава 1. Первое июня, вечер

Так получилось, что трижды машина заезжала во двор совершенно безнаказанно. А потом стряслась беда — у местного дворника по прозвищу Дядя Сэм окончательно свихнулась бабушка. Пока все благоразумные жильцы, трясясь от ужаса, разбегались кто куда, бабка пристально смотрела на дьявольский экипаж, хмуро бормоча что-то себе под нос. И, видимо, досмотрелась, потому что на четвертый вечер, едва машина закатилась во двор и заняла свое место у подъезда, старуха взгромоздилась бесформенной тушей на подоконник и разразилась проповедью. Вот он, мол, провозвестник Апокалипсиса. Приехал.

Тут, как назло, во двор нетвердой походкой вступил ее внук с неизменной поллитрой, бережно закутанной в бумажный пакет.

Дядя Сэм был человек просвещенный, с двумя образованиями, тщедушный и страшненький. Козлиная бородка, за которую он и получил свое прозвище, треснувшие очки — этакий интеллигентный алкаш. Когда машина посетила двор в первый раз, он тут же все про нее соседям доходчиво объяснил. Дескать, аппарат удивительный занесло в Москву, не иначе как из другого измерения, некоего параллельного мира. А потому есть машина не что иное, как необыкновенно реалистичная голограмма, короче говоря, привидение, и вреда от нее никакого быть не может. Нечего трястись, примите для храбрости и ложитесь спать. Постоит и уедет.

Машина действительно постояла и через полчаса уехала. Но на следующий вечер появилась опять. Встревоженные жильцы воззвали к ментам. Городовой Барабаш, он же Барабашка, предусмотрительно держа руку на кобуре, внимательно осмотрел машину с расстояния шагов в двадцать, цыкнул зубом, пообещал доложить куда следует и степенно удалился. Но, свернув за угол, он вдруг задал стрекача и бежал, пока не уперся в рюмочную, где и занял оборону.

Барабашку даже коллеги по участку без стеснения обзывали мусором, он был труслив, суеверен, малограмотен и хитрожоп. Кроме того, ему оставалась от силы неделя до пенсии. Поэтому ничего он никуда не доложил. И факс о происшествии оказался не там, где следует, а в канцелярии Академии наук. Шизоидную писульку о «таинственном предмете, имеющем форму автомобиля», вызывающем у честных граждан припадки немотивированного страха, сунули в утилизатор. Поэтому наступил день четвертый, бабушка Дяди Сэма двинулась рассудком, а чертовой машине довелось проявить свою материальную сущность.

Входя во двор, Дядя Сэм как раз предавался размышлениям о том, как должен выглядеть мир, в котором имеют место черные автомобили на бесшумном ходу, не требующие водителя. Еще он горько сожалел, что машину нельзя потрогать руками. Он бы с удовольствием в нее забрался и уехал из опостылевшей Москвы к такой-то матери. В проспиртованном разуме Дяди Сэма напрочь атрофировался инстинкт самосохранения, и машины он совершенно не боялся. Истерику, которая при виде посланца иного измерения охватывала сверху донизу два пятиэтажных дома, Сэм относил на счет дремучих суеверий. И крепко надеялся, что в Академии наук его сообщение оценят по достоинству. Может, и деньжат подкинут.

Сэм обогнул вонючую помойку и увидел автомобиль, уже занявший облюбованное им место под фонарем у третьего подъезда. На радостях Сэм, довольно осклабившись, сунул руку в свой пакет, нащупал бутылку, отвинтил крышку и хлебнул из горлышка. Некоторое время он с блаженной улыбкой рассматривал гостя из Неведомого. Автомобиль был все тот же — большой седан представительского класса, черный, с двумя ярко-желтыми полосами от бампера до бампера, идущими через капот, крышу и багажник. Гладкие шины-слики, слегка затемненные стекла и никого внутри. Симпатичное и дружелюбное привидение. Какое-то время Сэм прикидывал, как было бы здорово рвануть на нем подальше от сонного города, в котором ничего не происходит, и вообще из этого чересчур рационального мира с его пластмассовыми вениками, дорогой водкой и счетчиками расхода воды. Только Сэм вознамерился отхлебнуть еще раз, как до него дошло, что из окна первого этажа кто-то матерно вопиет о том, что день Страшного Суда близится.

В голове у Сэма что-то звонко щелкнуло. Бабушку Валентину Борисовну, жирную истеричную сволочь восьмидесяти трех лет, наводившую ужас на все окрестности, Сэм искренне любил и признавать сумасшедшей отказывался. Он фактически из-за нее развелся с женой, которая на коленях умоляла его отправить старуху в психиатрическую клинику. И теперь Сэм безошибочно вычислил, что гость из параллельных миров бабушку обидел. Поэтому отношение его к автомобилю-привидению круто повернулось на сто восемьдесят градусов. Сэм аккуратно сунул пакет с бутылкой за мусорный ящик, добыл из-за пазухи оружие самообороны в виде куска высоковольтного кабеля и бросился мстить.

Он заподозрил неладное, только когда покрытое трещинами лобовое стекло машины провалилось внутрь салона. По инерции Сэм разнес в крупу окно водительской двери, и тут дубинка вывалилась у него из рук.

— К-как же это… — прошептал Сэм, чувствуя, как у него подгибаются колени, а перед глазами все плывет.

— Беги, мудак! — посоветовала ему из окна бабушка. — Покайся, пока не поздно, сучий выблядок!

— Она же… вот… — пробормотал Сэм, тыча в машину пальцем.

— Гореть тебе адским пламенем! — сообщила бабушка.

— Она же настоящая!!! - заорал Сэм. — Она же вот!!! А-а-а!!! Люди!!! Спаси-и-те!!! Ма-а-ма!!!

Автомобиль не был привидением. Он присутствовал в московском дворе на самом деле. Вот уже четвертый вечер сама по себе, без участия человека, эта штуковина приезжала и уезжала по каким-то своим делам. И сейчас ей, видимо, опять пришло время уехать. Потому что под капотом раздался приглушенный свист.

Перепуганный Сэм взвыл и попытался отпрыгнуть в сторону, но запутался в собственных ногах, споткнулся, упал, с размаху треснулся затылком о бордюрный камень и затих. Машина, шелестя, тронулась с места и покатила со двора прочь.

А на следующий день к дверям местного участка подъехало вполне земное, но тоже черное авто с наглухо тонированными стеклами. Из него вышел и проследовал внутрь участка молодой человек в джинсовом костюме, сапогах-казаках и с прической «конский хвост». Не говоря ни слова, он зашел в дежурку и сунул в щель терминала пластиковую карточку. Лейтенант посмотрел на монитор, и лицо его приобрело характерное выражение брезгливого интереса — словно у заглядывающего в выгребную яму в процессе застегивания штанов. Молодой человек по-прежнему молча прошел в кабинет майора, начальника участка, и провел там минут десять. Вышел, сел в машину и уехал. А еще через минуту из своего кабинета показался майор. Он разинул рот, и на какое-то время несение службы приостановилось, так как в участке все оглохли.

— И все-таки это здорово, — сказал мент. — Я прошлым летом ездил в Майами отдыхать, и представляешь, чуть ли не на каждом заборе у них написано: «Русская культурная экспансия». И ладно бы — плакаты висели, а то ведь спреем из баллончика… Ох, я и загулял там…

— Это мода, — процедил Игорь, не отрываясь от своего бинокля на высоком штативе. — Это пройдет.

— Не скажи, — покачал головой мент. — Мода на одежду бывает, на музыку… А вот чтобы мода на образ мыслей — такого я себе что-то представить не могу. Понимаешь, они ведь действительно любят, по-настоящему любят все русское. Они понимают, что Россия — духовный лидер планеты. И хотят быть на нас похожи. Учатся быть такими, как мы… такими…

— Раздолбаями? — подсказал Игорь.

— И это тоже, — согласился мент. — Что есть, то есть — неотъемлемая черта национального характера. Ты знаешь…

— Слушай, лейтенант, ты всегда на работе такой болтливый? — поинтересовался Игорь.

— Виноват. — Мент шмыгнул носом и плотнее вжался спиной в угол. Игорь переключил бинокль на ночной режим.

Двор был совершенно безлюден, а стоявшие вокруг дома безжизненны, даже окна в них не светились, хотя внутри еще кто-то остался, тот, кому некуда, как оказалось, бежать. Но больше половины жильцов после вчерашнего инцидента в припадке необъяснимого страха рассосались по родственникам и знакомым. Геопатогенная зона, широкой полосой рассекавшая двор, много лет создавала здесь атмосферу тревожности. Местные жаловались на кошмарные видения, среди них был аномально высокий процент больных нервными расстройствами и откровенных сумасшедших. Так что к визиту дьявольской машины они оказались хорошо подготовлены. В четыре захода проклятый автомобиль вывел из равновесия всех, кого только было можно.

— Это у меня нервное, — сообщил мент. — А ты что, совсем ничего не чувствуешь?

— Чего я не чувствую? — Игорь повернулся к менту и смерил его серьезным взглядом. — Того, что ты весь извертелся?

— Ну… — Мент замялся. — Атмосфера. Дурное здесь место. Гиблое.

— Хочешь, я тебя отпущу? — спросил Игорь без тени насмешки.

— Не-ет. — Мент подобрался и сел прямее. — Не положено. Я должен быть с тобой.

— Тогда не трясись, — Игорь снова уткнулся носом в нарамник бинокля, — …духовный лидер планеты и ее окрестностей.

— Вот ты погуляй по этому двору, а я на тебя посмотрю, — огрызнулся «духовный лидер». — Понастроили жилья черт знает где. А здесь, между прочим, даже крысы не водятся. Отселять надо эти дома.

— Экий ты продвинутый… адвокат геопатогенных зон, — пробормотал Игорь, усмехаясь. — А еще мент называется. У тебя должна быть психология спасателя, ты людей обязан защищать от аномальных явлений, а не наоборот.

— Если б я ничего не боялся, меня бы в менты не взяли, — объяснил мент. — У нас психам делать нечего. А с аномальными явлениями бороться — это по вашей части, по эсэсовской. Каждому свое. Ты же небось с детства хотел на работу в джинсе ходить и лохмы отрастить до задницы? Ну вот и давай теперь отгоняй от меня барабашек.

— Положим, одного барабашку я уже ликвидировал, — заметил Игорь.

— Старый пердун ушел бы на пенсию через неделю, — агрессивно заявил мент. — А ты полез не в свое дело, и…

— Ты никогда не задумывался, почему менты обзывают работников секретных служб эсэсовцами? — перебил его Игорь.

— Выражение такое — Secret Service, — пожал плечами мент. Ему стало немного стыдно. Он еще никогда не работал с эсэсовцем и не думал, что обзовет его так в глаза. Тем более что этот Игорь оказался нормальным парнем и вызывал у мента необъяснимую симпатию.

— А я думаю, аналогия глубже, — вздохнул Игорь. — Ладно, оставим этот разговор, о\'кей? Эй, подвал, — позвал он, и в ухе у него тоненько пискнуло — рация отозвалась на кодовое слово. — Подвал, я Боец, как вы там? Не заснули?

— Как же, заснешь тут, — отозвался из подвала старший оператор. — Тишина, как на кладбище. Сидим, потом обливаемся.

— Что, страшно?

— Ну… Понимаешь, нам тут городовой легенды всякие рассказывает про эти места. А ты как?

— Аналогично. Слушай, осталось десять минут. Давай врубай свою шарманку.

— Система уже на прогреве. Выход на режим через пятьдесят секунд.

— Отлично. И без паники.

— Ну.

— И не соваться.

— Да, да…

— Извини. Я хочу быть уверен, что, когда она подъедет, никто не кинется и не спугнет ее. Городового там придержи. А то, похоже, местные ребята совсем упали духом. Ладно, работаем.

— Работаем, да.

— Эх, выпить бы сейчас… — подал голос мент.

— А у тебя есть? — Игорь на ощупь достал из кармана сигареты, зубами вытянул одну из пачки и прижал ее кончик к спирали зажигалки. Смотрел он все это время только в бинокль и никуда больше.

— Допустим, есть, — осторожно сказал мент.

— Ну и выпей.

— Ты серьезно?

— Абсолютно. Только не болтай. Выпей и молчи. Уверен, что сможешь не болтать?

— Ей-богу.

— Тогда давай. Лейтенант Рощин, Федеральная Контрольная Служба в моем лице разрешает вам принять допинг. Выполняйте.

В углу завозились, и раздалось характерное бульканье. Продолжалось оно долго, и Игорь даже задумался, как это у мента хватает воздуха и какого объема у него фляга. Наконец в темноте довольно крякнули и шумно утерлись рукавом.

— А вот… — начал было мент, но тут Игорь резко выпрямился, запрокинул голову и тихонько охнул.

— Ты что?! - встрепенулся мент.

— Эй, подвал, — с трудом выдавил Игорь. — Смотреть внимательно! Она здесь. И держитесь, ясно?

— Зона пятьсот! — тявкнуло у него в ухе. — Видим ее, идет с севера. Ждите.

— Боец, понял тебя, — отозвались снизу.

— Кто побежит, голову сниму. Не спугните ее.

— А нам уже все равно, мы таблеток нанюхались.

— Ха! — Игорь приник к биноклю. — Молодцы… Так, значит, она возникает где-то в радиусе от километра до пятисот. Интересно.

— Слушай, — осторожно позвал из угла мент. — А откуда ты узнал, что она едет?

— Почувствовал, — честно ответил Игорь и невольно поежился. С детства он обостренно воспринимал энергетику окружающего пространства. Сначала не понимал, что это значит, потом научился своей эмпатией управлять и различать самые тонкие ее сигналы. И если ему отчего-то не хотелось сворачивать в темный переулок, он ни за что туда не шел. Потому что там либо могли дать по морде, либо готовилось упасть с крыши что-то увесистое.

Повзрослев, Игорь свыкся с такой своей аномалией и даже обернул ее себе на пользу. Тренированное сознание легко вычисляло степень опасности. Игорь уже не боялся всего на свете, а, наоборот, сам научился в нужные моменты становиться опасным и гнать перед собой невидимую волну, не только отпугивающую врага, но даже и отводящую беду. Правда, он ни перед кем и никогда не рисковал похвастаться своим даром. До того дня, когда его пригласили на Службу и его странный нюх на Неведомое не оказался востребованным в полной мере.

И сейчас, почувствовав издали приближение инородной энергетики, Игорь не испытывал страха. Он был готов к встрече с чужаком и ощутил только легкий укол в области сердца. Впереди была работа, чужой не представлял опасности, а все, что должен был сделать Игорь, — внимательно рассмотреть его, описать и о результатах доложить.

А то, что это должен был сделать именно он, Игорь, и никто другой, тоже представлялось вполне естественным. Он был одним из немногих, кто мог без страха и ущерба для себя приближаться к энергетическим аномалиям. Скорее чужое боялось Игоря, нежели он — чужого. И сейчас он намеревался сделать то, на что без алкоголя в крови не решился бы ни один психически нормальный человек. Операторы сканеров внизу, в подвале, находились под воздействием антистрессовых препаратов. А Игорь здесь, на чердаке, должен был оставаться трезвым и беспристрастным наблюдателем.

— Вижу! — шепотом закричали в наушнике. — Боец, вот она!

— Есть, тоже вижу, — машинально кивнул Игорь. Во двор бесшумно закатилась, развернулась в два приема и встала под фонарем невесть как попавшая на Землю-матушку черная машина с желтыми полосами.

— Пишем, пишем… — бормотали в ухе. — Все нормально. Так, Боец, давай, начинай. Десять минут у тебя.

— Сейчас иду, — сказал Игорь, отстегивая от пояса маркер-кит. Прибор, внешне похожий на маленький фотоаппарат, ставил на любой объект, живой или неживой, невидимый маркер и мог его пеленговать с достаточно большого расстояния. Сейчас Игорь должен был только поставить метку — в разных концах города ее появления ждали мощные пеленгаторы.

Игорь поймал машину в видоискатель и нажал кнопку. Раздалось тихое жужжание, в окуляре замигали разно-цветные огоньки.

— Есть пеленг, — отозвался далекий голос в наушнике.

— Отлично. — Игорь приладил маркер-кит на место, повернулся к менту и ткнул пальцем в бинокль. — Давай наблюдай.

— А ты э-э… — Мент ткнул пальцем вниз.

— А что, ты туда пойдешь? — поинтересовался Игорь.

— Силен! — восхитился мент. — Ладно, ни пуха. — Он встал и осторожно приблизился к биноклю.

— К черту. И помни: ты — независимый свидетель. Твоя задача смотреть, что происходит со мной. Не смотри на машину, смотри на меня. Если она меня обидит, ты должен рассмотреть, как именно.

— Тьфу! — Мент пристроился к биноклю и отрегулировал фокус. — Камикадзе.

— Неандерталец, — парировал Игорь и нырнул в чердачный люк.

Автомобиль ждал. Дом боялся. Игорь заметил, как шевелятся в окнах занавески, и сочувственно покачал головой. И смотреть на чудо-юдо было страшно, и не смотреть — просто невозможно. Приближаясь к машине, он чувствовал, как в душе растет беспокойство, и невольно сравнивал его с ощущениями, которое вызывали у него прежние встречи с Неведомым. А встреч этих накопилось уже немало, и все они были очень разные. Но задача, как правило, была одна — избавить ни в чем не повинных граждан от назойливых визитов чужака. Войти в контакт с аномалией, рассмотреть ее, исследовать и найти метод устранения. Как сейчас. Только раньше Игорю приходилось иметь дело с вещами попроще — гремлинами, полтергейстами, домовыми… Иногда они существовали в больном воображении людей, и тогда за дело брался психотерапевт. Иногда были всамделишными, и тогда Специальному отделу случалось попотеть. Но в любом случае первым шел Игорь. Человек, который должен разобраться, что же именно случилось. Не бог, не царь и совсем не герой. Всего лишь внимательный и спокойный человек.

До машины осталось несколько шагов. Напряжение росло.

— Так, — сказал Игорь, зная, что сейчас его голос не только «пишется», но и раскладывается умными приборами на составляющие, чтобы зафиксировать малейший его оттенок. Сканеры прошивали невидимыми лучами не только машину, но и самого Игоря. И у него было лишь десять минут на все про все, потому что потом сканеры перейдут на опасные для жизни частоты. Может статься, что жесткое излучение машину отпугнет раньше, чем удастся хоть что-то о ней понять. А может, и нет.

— Подтверждаю все известные данные, — начал диктовать Игорь. — Шины без протектора, диски внешне аналогичны нашим литым, тонировка стекол примерно двадцать процентов… Окраска зеркально идентична случаю, зафиксированному в Сарове в 1990 году… — Он присел на корточки, потом занял положение «упор лежа» и заглянул под машину. Там было темно. Игорь встал на колени, достал фонарик, включил и, неловко изогнувшись, заглянул под машину снова. — Днище гладкое, цвет черный. Деталей подвески не вижу, извините. Нет, не вижу, все сделано заподлицо. Так…

Игорь распрямился и шагнул к машине вплотную.

— Материал… — он бесцеремонно постучал кулаком по борту машины, — идентичен нашему сталепрокату. Ну, про стекла вы знаете. Так… — Он подцепил двумя пальцами ручку левой передней двери и потянул ее на себя. Дверь неожиданно легко открылась с неприятным чавкающим звуком.

— Сиденья диванного типа, гладкие, — диктовал Игорь. — Не вижу швов. Никаких заметных органов управления. Господа, это какой-то автомат. Честное слово. Или им должны управлять телепатически.

— Чтоб ты знал, он на электрической тяге. Схема «мотор — колесо», — сообщил оператор. — Ясно видим обмотки моторов.

— Вы только меня не продырявьте ненароком, — попросил Игорь.

— Да все нормально, Боец, что ж мы, звери…

— Звери — не звери, а полегче там. И внутрь я не полезу. Мне и так все прекрасно видно.

— Как скажешь.

Игорь медленно обошел «предмет, имеющий внешность автомобиля», припоминая отчеты о подобных машинах. Последнее такое явление было зафиксировано около сорока лет назад в Сарове, более известном как Арзамас-16, вредном для здоровья городе с обилием аномальных зон. Что могла делать нехорошая машина в относительно благополучной Москве, Игорь не понимал. Но расцветка и внешний вид автомобиля удивительно напоминали тот случай в Сарове.

— Это точно автомат, — пробормотал Игорь себе под нос. — Фар нет, габаритов нет, катается, наверное, по заданному маршруту с заданной скоростью… Интересно, а багажник у него сзади?

— Пустота и сзади, и спереди, — сообщил оператор. — И никакого намека на аккумуляторы, между прочим.

— Ну-ка, посмотрим. — Игорь подошел к машине сзади, присмотрелся и увидел тонкую горизонтальную щель с почти незаметной выемкой.

— Да там пусто. Давай, Боец, закругляйся.

— Понял, понял. — Игорь сунул в выемку палец и осторожно потянул вверх. С таким же, как у двери, чмоканьем крышка багажника легко поднялась в вертикальное положение.

— Да, похоже на багажный отсек, — кивнул Игорь. — Пустой. Стоп! А это что?

В углу багажника лежала книга. Или что-то, имеющее внешность книги. Маленькая пухлая книжица, довольно потрепанная, в лоснящейся черной обложке, на которой виднелся неясный символ. Игорь задумчиво склонил голову набок. Он устал находиться рядом с машиной, беспокойство усилилось, оно так и жгло, и браться за книгу руками совсем не хотелось. А хотелось оставить машину и уйти домой. Это желание было настолько острым, что Игорь на секунду потерял самообладание и почувствовал опасность, только когда она подошла совсем близко.

— Сза-а-ди!!! - раздался крик с чердака. Кричал мент. Впрочем, он опоздал. Игорь уже стоял к противнику лицом, инстинктивно приняв угрожающую позу и по-собачьи рыча.

— Не бойся, — сказал чужак. — Просто уйди. Я тебя не трону.

— Лучше уйди ты, — посоветовал Игорь. Руки его были уперты в бока, тело чуть наклонено вперед — позиция внешне безрассудная, но Игорь знал, какое неприятное впечатление она производит. Сама злоба, и злоба, очень уверенная в себе. Хриплый голос, острый взгляд.

— Оставь, — сказал чужак небрежно. — Это не для тебя.

— Да ну? — Игорь приосанился и шагнул к чужаку ближе. Стоять вплотную к этому существу было противно до тошноты. Прилично одетый мужчина лет тридцати — черные лаковые туфли, темные брюки из-под длинного черного с отливом плаща, белый воротничок, черный галстук, аккуратная черная шляпа с узкими полями. Хищное остренькое лицо, чеховская бородка, ухоженные тонкие усики. И круглые темные глаза.

— Уйди, — произнесло существо с угрозой в голосе.

— А хвост у тебя есть? — неожиданно спросил Игорь.

— Что?! - изумилось существо.

— Ну хвост, хвост! Девчонок пугать.

— А-а… — Существо явно было обескуражено. — А тебе-то что?

— Интересно.

— Я повторяю: уйди. Ты дождешься, что я тебя помечу. Даю пять секунд на размышление.

— Ты меня пометишь, и что дальше?

— А дальш-ше ты будеш-шь мой!!! - прошипело существо. Это было сказано действительно страшно. Но Игорь не мог сдать позиции. Он был обязан выкачать из чужака максимум информации. Держаться до посинения. Или до обморока. «Черт, почему другие так не могут? Страсть как надоело подставляться. В отпуск хочу».

— Голограмма ты несчастная, — сказал он пренебрежительно. — Я сейчас пальцем шевельну, и по тебе шарахнут лазером. И испаришься ты в мгновение ока. Так что не пугай меня, ладно? Давай поговорим.

— Я здесь, и я настоящий, — возразило существо. — А ты один. Тот, что наверху прячется, не в счет. И сейчас я тебе покажу, какой я на самом деле. На, — существо протянуло Игорю узкую ладонь. — Сам напросился, теперь держи.

Игорь посмотрел на изящную руку чужака и понял, что взяться за нее не сможет. Просто не хватит воли. Он и так еле стоял на ногах. Чужак что-то делал с ним.

— Отползай, Боец, — прошелестело в ухе. — Отползай!

«Они его убьют, — подумал Игорь. — Сдуру прижгут лазером и убьют. У них же больше ничего похожего на оружие нет». Незаметным движением пальцев он подцепил спрятанный за пояс шокер. Пистолет-игольник был бы сейчас надежнее, но он висел под мышкой. А Игорю чертовски не хотелось обнаруживать свои намерения.

— Отползай, дурак! — уже в голос требовал оператор. — Он настоящий! Он атакует, на тебя идет волна!

В фигуре чужака почувствовалось напряжение. Кожа на острых скулах натянулась, рот превратился в тонкую щель. — Тебе со мной не справиться, — сказал Игорь недрогнувшим голосом.

— Ты будешь моим слугой… — сквозь зубы прошипел чужак. — Ты будешь слепо мне повиноваться, будешь делать все, что я прикажу… А за то, что ты не поверил мне, я заставлю тебя пить огонь и есть пепел…

— Как сюда занесло эту штуку? — перебил его Игорь, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Рука на шокере дрожала и отказывалась повиноваться. Игорь понял, что воспользоваться оружием не сможет.

— Ха! Ну что же… Тебе уже некуда деться. Так и быть, я дам тебе узнать, из-за какой мелочи ты стал моим рабом… Она сломалась, понимаешь? Сломалась и уехала не туда. И какое-то время мы не замечали, что ее нет. А потом стали искать и вот нашли… А я нашел тебя — какая удача. Ты мне пригодишься. У нас любят красивых мальчиков. Тебе не будет скучно у нас…

«Нельзя его убивать, — подумал Игорь сквозь застилающий разум туман. — Поймать, задержать… А я уже и шевельнуться не могу… Как бы его стукнуть, но чтоб не насмерть…» И тут он сообразил как. Попытался сказать, но из горла вырвался только хрип. Тогда Игорь собрал остатки воли, закашлялся и неожиданно громко рявкнул на весь двор:

— Лейтенант! Огонь!!!

И сверху грохнуло.

Игорь верно рассчитал, что все это время мент таращился сверху вовсе не в бинокль, а в прицел своего «клина-ММ» с выдвинутым прикладом. И теперь с превеликой радостью засадил в чужака без малого полмагазина. Пули зацокали по асфальту. Игорь сложился вниз, как марионетка, у которой отпустили веревочки, и забился под багажник машины. В ухе надрывно кричал оператор.

Несколько пуль впились чужаку в левое плечо. Он заорал благим матом, присел и с места прыжками кинулся в машину. Игорь услышал, как захлопнулась дверь, и по автомобилю прошла волна неприятной вибрации.

Силы взялись неизвестно откуда — Игорь выкатился кубарем из-под багажника, срывая с пояса шокер. Вдавил скобу, и желтая молния ударила в черный борт. Но машина уже тронулась с места. Наверху лейтенант сменил магазин и теперь упоенно дырявил ей крышу.

Лежа на боку, Игорь смотрел, как уплывает от него открытая пасть багажника. Он чувствовал, что уже не сможет догнать машину и схватить книгу. И тогда он поступил инстинктивно, глупо, наверное, поступил. Но смотреть, как машина с чужаком степенно выползает со двора, не было сил.

Игорь выхватил из кармана маленький серебристый цилиндрик, повернул кольцо предохранителя и несколько раз нажал кнопку таймера. Вскочил, пробежал, спотыкаясь, несколько шагов, аккуратно, «навесом», забросил цилиндрик в багажник машины и с чувством полного удовлетворения повалился на асфальт.

— Боец! Сука! — визжали в ухе. — Зачем?!!

Игорь, лежа на спине, глядел в небо и улыбался. Машина скрылась за углом. Кто-то галопом несся к Игорю от дальнего подъезда. И это оказался мент.

— Ну?! - выдохнул он Игорю в лицо, упав рядом с ним на колени. — Ты как?! Живой?! Что делать-то?! А?!

— Ты чудо, лейтенант, — сказал Игорь. — А ничего не делать. Выпить осталось?

— Ага. — Мент сунул руку за пазуху и вытащил объемистую флягу из нержавейки с надписью по трафарету «СПИРТ ЭТИЛОВЫЙ». — Сейчас. — Он отвинтил крышку, осторожно приподнял голову Игоря и прижал горлышко фляги к его губам. Во фляге была водка, причем недешевая. Игорь несколько раз глотнул, удовлетворенно выдохнул и сразу почувствовал себя гораздо уверенней. Мент уселся на асфальт, положил голову Игоря себе на колени, раскурил две сигареты и одну воткнул Игорю в зубы.

— Спасибо, — пробормотал тот.

— Надо «Скорую» вызвать, — неуверенно сказал мент, вытаскивая рацию. — Да?

— Не надо, — поморщился Игорь, выпуская клубы дыма. — Сейчас наши подъедут, там есть врач. А потом, со мной ничего серьезного. Просто энергетическое истощение. Завтра буду как огурчик.

— Что это было вообще? — поинтересовался мент.

— Так я ж тебе рассказывал… Лейтенант, ты правда молодец. Выручил. Быть тебе старшим лейтенантом в скорейшем времени.

— А я чего… Да я ничего. Мне еще за патроны как-то отчитываться… Мне еще целый роман писать о том, что было, прямо даже и не знаю…

— Ничего ты писать не будешь. За тебя напишут. Слушай, а ведь ты попал в него, и здорово попал! И больно сделал ему, гаду. За это тебе отдельное спасибо…

Из подвала выбрались трое и, топоча на всю округу, подбежали к Игорю.

— Все, ушла! Ты как, живой? Наши едут, едут, ты потерпи…

— То-то я думаю, отчего тишина вокруг. — Игорь пошарил глазами по своей груди, подобрал непослушными пальцами висящий на шнуре динамик и сунул его в ухо. — Где она провалилась?

— Метров семьсот будет, в середине квартала. Никаких возмущений, ничего такого, просто ехала, а потом исчезла, растворилась в воздухе, и все. Ну, Боец, ты напортачил! Что там было, в багажнике?

— Книга.

— Эх! — Старший из троицы в искреннем негодовании схватился за голову. — Обида какая! Вот не повезло, да?! Черт, Боец, как я тебе соболезную! Ты хоть на сколько взрыватель поставил?

— На пять минут.

— Будет тебе на орехи…

— Да ничего мне не будет, — сварливо возразил Игорь, выплевывая сигарету.

— Как это не будет?! Бомбу на работу приволок… Ты откуда ее спер, горе луковое?

— Во-первых, она у меня всегда в кармане. Во-вторых, не спер, а купил. А в-третьих, господа, ничего мне не будет, потому что никто про бомбу не узнает. Разве не так?

Операторы переглянулись и вдруг синхронно посмотрели на мента.

— А я ничего не видел, — сказал мент, демонстративно поднимая флягу и отхлебывая из горлышка. — И городовой не видел, я вам ручаюсь.

— Городовой… Ха! — Один из операторов вдруг захихикал.

— Н-да, — пробормотал старший и крепко почесал затылок. — Даже неудобно как-то. Понимаешь, тут дело такое… Твой городовой, по-русски говоря, в штаны наклал.

— Нехорошо так о ментах отзываться, господа, — пристыдил его лейтенант. — Мы тоже люди, ничто человеческое нам… Что?! Вы это серьезно?!

Двор осветили яркие огни. Игорь с трудом повернул голову, узнал машины Службы и устало прикрыл глаза.

Глава 2. Второе июня, утро

Как только в салоне погасли надписи «fasten seat belts» и «no smoking», Вестгейт перевел кресло в режим укачивания, настроил будильник и позволил себе на несколько часов отключиться. Проснулся он свежим и отдохнувшим, заказал легкий энерджайзер и пошел умываться. Вернувшись, принял у стюардессы бокал охлажденного напитка и залпом выпил. Стюардесса не спешила уходить и, бросая на Вестгейта плотоядные взгляды, дольше положенного интересовалась, всем ли пассажир доволен и не нужно ли еще чего. Наверное, Вестгейт еще перед взлетом бессознательно, чисто по привычке, умудрился пройтись по девушке своим отточенным «фирменным» обаянием — то ли взгляд, то ли жест, то ли все вместе. Теперь же Вестгейт на нее рыкнул, и оскорбленная красотка удалилась. Вестгейт горестно покачал головой ей вслед, прикрыл глаза, дождался, пока сознание полностью не активируется, и приступил к работе.

В подлокотнике кресла стоял довольно мощный процессор, но Вестгейт достал из кейса свой. Покопавшись одним пальцем в обойме для дисков, нашел коробочку с модным романом и зарядил ее в машину. Надел виртуальные очки и для разгона прохватил за пару минут несколько глав концептуальной русской белиберды, которой почему-то восхищалась вся планета. Не удержался и хихикнул. Запустил программу-дешифратор, ввел ключ и стал ждать. Текст романа перед его глазами потускнел, распался и сложился вновь. Но теперь это был уже совсем другой роман.

«Категория: ЭКСТРА. Тип: документ. Тема: форсированные экстрасенсы. Характер: справочный материал», — прочел Вестгейт. На секунду он почувствовал раздражение. Вестгейт терпеть не мог фантастику, подозрительно относился к информации о всяких необъясненных явлениях, а от слова «экстрасенс» его просто тошнило. Глобального масштаба гонения на всяческих шарлатанов, развернувшиеся в начале века, были, по мнению Вестгейта, естественной реакцией выздоравливающего общества. Люди слишком долго позволяли шаманам и знахарям себя дурачить. Когда человечество, пережив эпоху кризисов и войн, поднялось на ноги, его начало тошнить. И первой отравой, улетевшей в канализацию, были лжеученые, проталкивавшие так называемую «биоэнергетику». Этих выкорчевали, как сорную траву, физики и врачи. Тут же упал до нуля интерес к «аномальным явлениям», всяким НЛО и полтергейстам — и как по мановению руки их перестали регистрировать. Они просто исчезли. Человечество посмеялось над своей глупостью — и испарились экстрасенсы. Сами разбежались, как только на их «услуги» пропал спрос.

И вот теперь компетентная фирма, которой Вестгейт доверял, как себе, вызвала его в штаб-квартиру для участия в разгребании какого-то замысловатого кризиса. И в качестве справочного материала ему подсунули документ об экстрасенсах, да еще не простых, а «форсированных». Мысленно Вестгейт покачал головой и, с трудом преодолевая естественную брезгливость, принялся читать.

Буквально через минуту он сдвинул на лоб виртуальные очки, воровато огляделся и тут же обругал себя за трусость. Документ был идеально защищен от несанкционированного доступа. Стоило бы Вестгейту убрать палец с кнопки, как дешифратор мгновенно разрушил бы секретный текст, а сам растворился бы в структуре других программ. Получить от Вестгейта ключи доступа тоже было невозможно — он их элементарно не знал, вызывая специальной командой из блокированных слоев памяти. А закопаться под вживленные в голову Вестгейта блоки не смогла бы даже аппаратура для «промывания мозгов». Человек просто умер бы, так и не дав оператору «промывки» хоть что-то разглядеть. Но Вестгейт был ошеломлен и поддался инстинктивному желанию отвлечься.

Какое-то время он смотрел в потолок, приводя в порядок мысли и гася нежелательные ощущения, мешающие работе. А потом вернул очки на место и принялся уже с холодным сердцем на бешеной скорости поглощать и сортировать информацию.

Историки и аналитики из компетентной фирмы, которая, на взгляд Вестгейта, ошибаться просто не могла, сами были явно не в восторге от добытых ими невесть как откровений. Но факты от этого менее сумасшедшими не становились. Как понял из прочитанного Вестгейт, экстрасенсы на Земле действительно были. Настоящие. Более того, они существовали и сейчас, правда, загнанные в глубокое подполье. Впрочем, теперь это никого не волновало. Люди с аномальными способностями были разобщены и шаманили себе потихоньку, как правило, не причиняя никому особого вреда.

Беда заключалась совсем в другом. И накликали ее не кто-нибудь, а русские. Вестгейт даже стыд почувствовал за свою историческую родину. «Mother Russia», Мать Россия, совесть человечества и духовный лидер планеты… Всеобщую повальную русофилию, охватившую несколько лет назад самые разные народы, Вестгейт считал просто очередным массовым психозом. И не без основания полагал, что психоз этот возбуждается именно той фирмой, документы которой с грифом «ЭКСТРА» крутились сейчас у него в процессоре. А значит, человечество оставалось только простить. Потому что Служба ничего не делает зря. И ничего не делает во вред. Мир и спокойствие во всем мире — вот стратегическая задача Службы. И если нужно перекрыть дорогу какому-нибудь вредному поветрию модой на все русское — что ж, русским-то от этого точно хуже не станет. Во всяком случае, спрос на русский секс уже прыгнул до потолка — это Вестгейт не без удовольствия испытывал на себе. Даже он, не совсем настоящий русский, буквально шел нарасхват.

Но когда Вестгейту по делам Службы приходилось сталкиваться с такими документами, как сейчас, ему всегда становилось мучительно стыдно за то, что он принадлежит к этой очень странной, хотя и безусловно великой нации. Ему в такие моменты вспоминались слова одного русского же писателя о том, что Европа никогда не будет чувствовать себя в безопасности рядом с Россией. Потому что если русские путь от Распутина до Гагарина прошли за полвека, то что им стоит в один прекрасный день просверлить, допустим, тоннель от Москвы до Вестминстерского аббатства?

Но русские тоннелей не сверлили. Более того, они повели себя как дураки. В середине двадцатого века русские спецслужбы попались на дезинформацию американцев о том, что ЦРУ якобы ведет обширные исследования боевых аспектов парапсихологии. И собирается использовать экстрасенсов в разведывательных и военных целях.

Умные американцы запустили эту «дезу», чтобы отвлечь силы русских от действительно серьезных программ. Дураки русские навалились на феномен экстрасенсорной перцепции. Но на то они и были русские, чтобы за какие-нибудь двадцать лет создать чудовищную технологию, позже названную «психотронным оружием».

Настоящий экстрасенс, человек с аномальной биоэнергетикой, как правило, не мог в должной мере управлять своим даром, его способности проявлялись далеко не всегда, когда это было нужно. И в русских секретных лабораториях были созданы аппаратурные комплексы, воспроизводящие экстрасенсорные феномены по нажатию кнопки. Психотронная пушка могла на огромном расстоянии «подслушивать» любой электронный прибор. Запросто разрушала или подчиняла человеческую психику, убивая или обращая людей в рабство. Могла накрыть своим полем целый город и всем его жителям задать необходимые поведенческие установки. Например, снизить «критику», мешая адекватно воспринимать действительность.

Конечно, русские не были бы русскими, если бы все сделали как надо. Оказалось, во-первых, что управлять пушкой должен специально подготовленный оператор, попросту говоря — довольно сильный экстрасенс. Во-вторых, у пушки была «отдача», и как только машина развивала большую мощность, оператор буквально на глазах сходил с ума. В-третьих, подвергнутые зомбированию люди, которых собирались использовать как разведчиков и соглядатаев, недолго оставались рабами машины. Через год-два у них тоже ехала крыша, после чего такого агента оставалось только сдать в клинику, потому что сумасшедшие психотронному воздействию не поддавались в принципе.

Тем не менее работы по психотронике велись в течение десятилетий, и занимался ими целый ряд ведомств. Как и положено, они грызлись между собой, воровали друг у друга технологии и специалистов и умело втирали очки заказчику — верхушке правящей Коммунистической партии. Более того, некоторые результаты от дряхлеющего руководства страны попросту утаили — не без злого умысла, надо полагать.

И, несмотря на все сложности, кое-что было сделано. Заработали несколько «Объектов», контролировавших «взрывоопасные» города. На улицы вышли зомбированные агенты политического сыска. Невидимые лучи искалечили психику сотен инакомыслящих, после чего их принудительно госпитализировали в психиатрические клиники. И более того (тут Вестгейт невольно поежился, задумался на миг и решил-таки в это не верить), был поставлен эксперимент по глубокой коррекции личности. Подопытными кроликами стало несколько тысяч детей. Эксперимент не удался — дети погибли. Такой результат в значительной степени подорвал веру заказчиков во всесилие новых технологий, и интерес к психотронике стал падать. Но, как и многие бюрократические учреждения, Проект (так основной разработчик психотронного оружия назывался в документах Службы) оказался живуч и протянул еще до начала девяностых годов двадцатого века. На каком-то этапе даже КГБ, люто Проект ненавидевший за бесконтрольность и фашистские методы, пользовался им как пугалом для диссидентов, распуская о нем кошмарные слухи.

Вестгейт прочел о Проекте много разнообразной ерунды, большую часть которой его тренированный ум тут же стер из памяти. Но кое-что дипломатический советник запомнил накрепко. Это было необходимо для понимания сути проблемы, которую ему предстояло решать в Москве. В центре проблемы стоял один-единственный человек, и был он так называемым «форсированным экстрасенсом».

Отбирая себе операторов психотронных установок, Проект составил обширную картотеку на русских «паранормалов», отделяя зерна от плевел, самородков от шарлатанов. Более того, чтобы облегчить выявление нужных себе людей, Проект в семидесятые-восьмидесятые годы подогрел общественный интерес к аномальным явлениям и экстрасенсорике в частности. А в конце восьмидесятых были созданы даже легальные учебные центры, где завербованные Проектом «кудесники» готовили себе молодую смену.

Параллельно шла работа по искусственному пробуждению аномальных возможностей человека. И тогда впервые было произнесено это слово — «форсировка». Машина, создававшаяся как оружие, в опытных руках могла не только разрушать, но и созидать. Подведомственный Проекту институт подошел к решению этой проблемы вплотную, когда оказалось, что природа уже все доделала за людей.

Несколько подростков, испытавших когда-то психотронное воздействие в рамках неудавшегося эксперимента, выжили. И их мутировавший организм с возрастом начал генерировать энергетику такой мощности, которой пугались даже видавшие виды операторы Проекта. Совсем рядом с цитаделью Проекта, в Москве, жил и развивал свои аномальные способности полусумасшедший, но чертовски одаренный молодой человек. Он видел сквозь стены (тут Вестгейт про себя расхохотался), мог транслировать эмоции и мыслеобразы другим людям и даже умел (Вестгейт опять засмеялся, уже почти вслух) на расстоянии подчинять себе чужую волю. Талантливого юношу начали склонять к сотрудничеству, но что-то у Проекта с ним не заладилось, потому что молодой человек сначала пустился в бега, а когда его поприжали, стал направо и налево убивать. Дальнейший след его терялся, а потом канул в Лету и сам Проект, но осталась разрозненная информация, почти неопровержимо доказывающая, что все это было на самом деле.

И теперь эта информация должна была помочь Вестгейту «войти в тему». Потому что именно по этой теме дипломатический советник Вестгейт будет работать в Москве, куда его сорвал экстренный вызов из центрального аппарата Службы.

Вестгейт уничтожил справочные документы, «растворил» программу-дешифратор в структуре остального софта, убрал процессор в кейс и принялся думать и гадать. В Москве он поступал в распоряжение так называемого Отдела специальных проектов, загадочного подразделения Службы, о существовании которого раньше и не подозревал. Как следовало из краткой справки, отдел этот на полном серьезе занимался исследованием аномальных явлений и защитой населения от негативного воздействия оных.

Дипломатический советник Вестгейт терзался раздумьями и сомнениями минут десять и под конец так расстроился, что потребовал сухой мартини. Нарушить график работы глубоко законспирированного агента, выдернув его неожиданно в Москву, Служба могла только по причине серьезного кризиса. С нынешними делами самого Вестгейта кризис никак не мог быть связан, дела эти уверенно шли в гору. Значит, испортилось что-то другое. И починить, что у них там сломалось, мог только он, Вестгейт. Сознавать это было приятно. Но почему для решения проблемы он должен работать вместе с явными психами из этого Отдела специальных проектов?.. Вестгейт тяжело вздохнул. Самым обидным было то, что разгадка тайны откладывалась. Из аэропорта Хитроу дипломатический советник Вестгейт летел сейчас вовсе не в Шереметьево-3, а за океан, с посадкой в Джей-Эф-Кей. И еще целый день ему предстояло работать по основной специальности на Американском континенте, стараясь не задумываться, какого же черта его вызвали в Москву.

Наконец Вестгейт окончательно запутался в догадках, спросил еще мартини, выпил и с горя задремал.

Стюардесса, тяжело дыша, подсматривала за ним из-за занавески.

Глава 3. Второе июня, вечер

Усевшись за руль, Игорь первым делом включил навигационную систему и глубоко задумался. Центральный офис Службы со всех сторон окружили дорожные пробки, и нужно было понять, в какую из них умнее влипнуть. Сначала Игорь выбрал затор побольше исходя из того, что именно там сейчас усерднее всего трудятся регулировщики. Но тут оказалось, что в пробке кого-то насмерть задавили и стоять она будет непоколебимо, пока менты не разберутся, кто там прав, а кто виноват. Игорь вздохнул, повернул в замке ключ и рывком бросил машину к выезду из гаража.

Через десять минут он заглушил двигатель, вывел на монитор телевидение, нашел в эфире музыкальную программу, заложил руки за голову и, зевая, принялся ждать. В стоящих вокруг плотной стеной машинах курили, жадно глотали охлажденные напитки и грязно ругались. Впереди две девчонки в открытом джипе без кондиционера и холодильника тоже нашли выход — стянули пропотевшие майки и откинулись позагорать. На бесплатный стриптиз глазели из-за плотно закрытых тонированных окон невольные зрители. Это была по московским понятиям хорошая пробка. Никто в ней не сходил с ума, не дергался, не толкался бампером — людей просто разморило, и все.

В окно справа деликатно постучали. Игорь пригляделся и, удивленно подняв брови, разблокировал дверь.

— Уффф! — выдохнул Лавров, референт и компьютерщик Спецотдела, ныряя в кондиционированную прохладу. Некоторое время он шумно и жадно с наслаждением дышал, глядя на Игоря выпученными глазами.

— Ну как там, за бортом? — улыбнулся Игорь.

— Смерть… — прохрипел Лавров, мотая головой и облизывая губы. Игорь обернулся, разгреб скопившийся на заднем сиденье мусор, откинул крышку холодильника, извлек запотевшую жестянку пива и сунул ее коллеге. Тот благодарно хрюкнул и надолго к банке присосался. Игорь завистливо вздохнул.

— Хххааа… — Лавров смял в кулаке опустевшую банку и не глядя кинул ее через плечо. У Игоря в машине так было принято. — Спасибо, Боец, уважил. А как я тебя вычислил, а?

— Для пешехода неплохо. Ну сиди, остывай…

— Да нет, я по делу, я пойду сейчас. На, держи, — Лавров покопался за пазухой и достал несколько тонких слипшихся листков.

Игорь сначала широко открыл рот, потом внимательно посмотрел на Лаврова, потом уважительно присвистнул. Листки были покрыты бессмысленной внешне неразберихой шрифтов — обычный тест принтера. Но если Лавров их принес, значит, на бумаге было что-то важное. А откуда Лавров это важное украл, Игорь догадывался.

— Как ты это вынес со Службы, Мишка? — спросил он.

— Лучше не спрашивай. Это, Боец, такое ноу-хау, которое не продается. Значит, смотри. Вот строка, вторая снизу, это ключ. Только я тебя умоляю, как расшифруешь, не распечатывай и не копируй. Почитаешь, и все. И стирай тщательно, помнишь, как я тебя учил?

— Помню, помню…

— Дай слово, что сотрешь.

— Миш, да ты…

— Я что сказал?

— Мишель, клянусь.

— Вот так-то.

— Слушай, дружище, раз все так серьезно, может, мне и читать это не стоит?

— Стоит, — улыбнулся Лавров. — Не уверен, что это новая для тебя информация, но… Я бы гадом был последним, если бы ее не спер. Тут мно-ого чего интересного про твоего папулю.

— Ага… — Игорь отвернулся и закусил губу. Руки его аккуратно складывали листки. Он задрал штанину и сунул документ за голенище сапога.

— Понимаешь… — сказал Лавров. — Это новое железо, которое нам поставили, у него возможности фантастические. Это уже не компьютер, это просто черт знает что. И я его малость расшевелил… И случайно пробился на помойку…

— Куда? — переспросил Игорь, по-прежнему глядя в сторону и думая о чем-то своем.

— На помойку. Ты не в курсе, извини. Это такая база данных неопределенного характера. Чисто справочные материалы, и знакомиться с ними не обязательно. Потому что они ничего не проясняют, а неподготовленного человека могут скорее запутать. С ними и не работает никто, наш патрон, например, на помойку не заглядывал ни разу, это точно, я же для него все документы готовлю… Он, наверное, и код доступа забыл. А я этот код того… Нащупал. Ну и давай крутиться, пока не засекли… Видишь ли, Боец, это хоть и помойка, но закрыта она по форме ЭКСТРА. Так что про нее такие легенды ходят…

— И что? Интересно оказалось?

— Не-а, — Лавров отрицательно мотнул головой. — Я тоже на многое рассчитывал, а там… Какие-то обломки каких-то архивов. Действительно неопределенного характера. Я просто ничего не понял. Но вот это, — он протянул руку и щелкнул пальцем Игоря по штанине, — произвело на меня впечатление. Надеюсь, и тебе… понравится.

— Значит, про отца… — пробормотал Игорь задумчиво.

— Да там про всех, — непонятно ответил Лавров. — Ладно, Боец, пойду я. Ты звони если что.

— Спасибо, Миша, — сказал Игорь. — Сам знаешь, за мной не пропадет. Как минимум с меня литр.

— Да, ты уж не стесняйся, — усмехнулся Лавров, хлопнул Игоря по плечу и ловко вынырнул из машины.

Игорь проводил его взглядом, достал сигареты, сделал музыку погромче и, закурив, принялся рассматривать загорающих девиц. Пробка стояла с упорством, достойным лучшего применения. В сапоге зудела краденая информация.

Дома Игорь первым делом залез в холодильник и, с сожалением отпихнув в сторону пиво, вытащил банку апельсинового сока. Алкоголь Игорю был сейчас противопоказан, он все еще восстанавливался после энергетической атаки.

Клякса, маленький черный мячик, вертелась под ногами, демонстрируя восторг и норовя запрыгнуть в руку. Игорь поймал ее и пустил гулять под рубашку. Но клякса тут же прилипла к солнечному сплетению и затаилась на животе хозяина, толчками вбрасывая в поврежденную ауру тепло и покой.

В кабинете Игорь зарядил документ в сканер и, как только информация была считана, бросил листки в утилизатор. Запустил дешифровальную программу, ввел ключ и, прихлебывая из банки, принялся ждать. Документ оказался небольшим, и когда на мониторе возникли первые слова, Игорь жадно впился в них глазами. И понял, что Лавров не ошибся. Непосвященному человеку, даже эксперту Службы, документ с «помойки» не был нужен. А вот Игорь в нем нуждался, и весьма. Потому что документ касался его, Игоря, лично.

Категория: ЭКСТРА

Тип: документ

Характер: стенограмма

Тема: форсированные экстрасенсы

Принадлежность: выборка из стенограммы выступления первого заместителя директора Федеральной Контрольной Службы П.С.Богданова на диспуте-семинаре для работников центрального аппарата.

ДОКЛАДЧИК: …общество не любит тех, кто выделяется. Это закон. Любые заметные отклонения от среднего уровня должны быть ликвидированы. Выродки и мутанты обществу ни к чему.

Правило «выбраковки» лежит в подсознании человека с доисторических времен. И если взрослая особь уверяет, что это неправда, — она врет. Потому что, будучи ребенком, она яростно клевала сверстников — «слишком умных», «слишком глупых», а также с дефектами речи, заячьей губой и так далее. Ребенок не разбирает, кто ты — вундеркинд или дебил, генетический урод или жертва родовой травмы. В вопросах «выбраковки» ребенок безукоризненно честен. Исполняя правило волчьей стаи, он старается пресечь отклонение от нормы.

Но если «отклонившийся» все-таки выживет, у него будет в сто раз больше шансов реализоваться, чем у самых здоровых и самых нормальных.

К сожалению, иногда власть в обществе захватывают личности, по своим реакциям на «чужого» не отличающиеся от детей. И сейчас мы можем почти со стопроцентной уверенностью заключить… (оживление в зале). Ну не сто, ну девяносто пять процентов. Господа, давайте смотреть правде в глаза. У нас есть свидетельские показания, у нас есть вполне убедительные факты. Хотите вы того или нет, в нашей стране была осуществлена попытка массовой «выбраковки». Причем велась она с опережением. Были выработаны определенные критерии, и по ним выделено около пяти с половиной тысяч потенциальных лидеров оппозиции.

Я не могу назвать точной даты, но это произошло где-то между 1980 и 1985 годами. Все объекты находились в возрасте от десяти до тринадцати лет… (шум в зале). Да это же элементарно, господа! Мне достаточно один взгляд на любого из вас бросить, чтобы сказать, кем вырастут ваши дети. Не вижу, где заведующий отделом психологических исследований? Петя, скажи ты им…

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: Господа, он прав… (шум стихает).

ДОКЛАДЧИК: …вы меня удивляете. Мы это делали не раз, только с обратным знаком. Глубокая коррекция личности — элементарная вещь. Она успешно проводится даже оперативными методами.

Но в случае, который мы рассматриваем сейчас, задачи были поставлены масштабные. Как все задачи, которые ставила партия. И в ход была пущена гиперпространственная психотронная пушка. Ее поздняя модификация стояла потом на московском Объекте. Разумеется, этот прибор был экспериментальным, не отлаженным в должной степени, и программа фактически сорвалась. Потому что из всех прошедших обработку детей до шестнадцати лет дожили только пятеро. Остальные скончались, как правило, от внезапного обострения хронических заболеваний.

Но те, кто выжил, отлично подтверждают мой тезис о самореализации «отклонившихся от нормы». Почему я так настаиваю на этом? Дело в том, что они сами по себе были необычные люди. Они раскрылись бы все равно, так или иначе. Но когда в их жизни вмешалась «Программа Детей», самореализация пошла по совершенно иному пути. Но с не меньшей силой. Вот, давайте посмотрим. Кто они вообще были и кем они стали?

Тимофей Костенко слегка картавил и с детства был «слишком умный». И за то, и за другое он получал по шее. Но когда он вырос, ему на эту самую шею начали буквально вешаться невероятно красивые и редкостно умные девушки, с которыми он, кстати, обращался безобразно. А вот друзей-мужчин у него не было вообще. К двадцати трем годам он стал самым жутким пугалом за всю историю человечества. Еще мы в курсе, что он человечество спас. А одна девушка из-за него погибла.

Виктор Ларин не имел внешних дефектов, скорее наоборот, но тоже был «умный». Вдобавок он был наглый, заносчивый, склонный к эксцентричным поступкам и иногда неоправданно жестокий. Побить его удавалось только превосходящими силами, но желающих всегда было хоть отбавляй. У него девушки были еще красивее, чем у Костенко. Одну из них он очень жестоко подставил. Фактически он ее убил. Во имя высшей цели. Когда ему было тридцать один, он опять-таки спас наш мир.

Александр Малышев, худой и невзрачный, носил очки и был интеллектуалом до мозга костей. Школьные учителя его просто ненавидели, не говоря уж про одноклассников. Девушек у него не было вообще. Зато он был гениальный ученый и шел на Нобелевку. Возможно, он тоже спас бы человечество от чего-нибудь, если бы не раковая опухоль, оборвавшая его жизнь в сорок два.

Лариса Захарова была ярко выраженная еврейка, что уже само по себе трагедия для многих родившихся в СССР. Надеюсь, наше с вами поколение станет последним, которому не нужно объяснять, что я сейчас имел в виду. Но и у Ларисы после шестнадцати отбоя не было от поклонников и намечалась интересная карьера. Что не помешало ей к двадцати семи годам дважды пройти курс лечения от алкоголизма и одной морозной ночью умереть от переохлаждения на улице. Прежде чем пристраститься к бутылке, Лариса успела проявить блистательный литературный талант. Но не судьба.

Игорь Волков в детстве носил очки и слегка заикался. И то и другое ему вылечили, но «закон выбраковки» он успел выучить назубок. Все у него потом стало как положено — яркие женщины, хорошие заработки, необычная работа. У названных выше четверых, людей интересных, по-своему блестящих, что-то в жизни обязательно не сложилось, несмотря на все предпосылки. А Волков оказался просто образцом гармонии. Отличная семья, дом — полная чаша, профессиональный успех. Только вот когда ему стукнуло тридцать шесть, он скрылся в неизвестном направлении.

Легенда гласит, что в файле 028 — личном деле Тима Костенко — он записан как объект «Стальное Сердце». К сожалению, файл был уничтожен, и мы вряд ли теперь узнаем, так ли было на самом деле. Конечно, это странное и не очень удобное для работы с человеком имя. Но, во-первых, имена Детям придумывали не оперативники, а ученые. А во-вторых, говорят, что Хананов, руководитель «Программы Детей», был по-своему влюблен в Тима и прочил ему великолепное будущее. А Костенко был — или благодаря Программе стал? — действительно очень мягкий, ласковый и совершенно бессердечный человек. И как-то одной девушке заявил: «Не пытайся меня разжалобить, у меня сердце стальное». В это время шла очередная плановая регистрация Детей, и растроганный Хананов записал в файле такое вот заковыристое рабочее имя. Местонахождение Костенко сейчас неизвестно. Неизвестно также, жив ли он.

Виктор Ларин, файл 105, нам известен как Мастер. Его дело сохранилось, и мы можем проследить, откуда взялось такое имя. В шестнадцать лет он пытался написать книгу и параллельно имел роман с некой Маргаритой. Как видите, особой фантазией руководство «Программы Детей» не отличалось. Писателем Ларин не стал. Но десять лет спустя подчиненные отождествили его с персонажем фантастического романа. Когда Ларин стал командиром Охотников, его прозвали «Мастер собак». Местонахождение Ларина сейчас неизвестно. Неизвестно также, жив ли он.

Александр Малышев в файле 200 был записан как Малыш. Да он и был невелик собой. Это наименее мифологизированный персонаж в пантеоне Детей. Развитие его во всех отношениях было прямолинейным и начисто лишенным романтики. Разумеется, если не считать трагедией историю его борьбы за жизнь. Малышев похоронен на кладбище городка Массачусетского технологического института, США.

Лариса Захарова, файл 117, так и осталась Лариса. Мы полагаем, что ее Хананов «проморгал». Показания Самохина, научного директора сектора «Ц», согласно которым Ларису целенаправленно пробовали «на излом», представляются надуманными. У всех пятерых выживших Детей была отмечена повышенная тяга к алкоголю — а Лариса никогда не отличалась способностью контролировать себя. Похоронена в Москве.

Я рискну сейчас употребить этот термин — «герои». Эти четверо были ярко выраженными героическими личностями. Они постоянно боролись. Костенко воевал с психотронным террором и победил. Ларин охотился на зомби-мутантов и закрыл им дверь в наше измерение. Хочется надеяться, что навсегда. Малышев сражался с болезнью. Он выдержал столько курсов лечения, сколько не перенес никто. А Лариса боролась в основном с собой. Точнее, со своей паранойей. Но тоже делала это яростно.

И согласитесь, при всем разнообразии вариантов, включая летальный исход, судьба четверых названных выше сложилась относительно счастливо. Искалечившая их жизни Программа не бросила Детей на произвол судьбы.

Костенко, самый талантливый из всех, уже в тринадцать лет проявил дар сенса. С тех пор его «вели» постоянно, готовя к роли оператора крупнейшей в России психотронной установки. В двадцать он был против своей воли форсирован. К сожалению, Хананов, назвав его Стальное Сердце, не почувствовал, насколько это имя верно.

Ларин тоже обладал некоторыми пси-способностями. Однако его независимость, почти болезненная, ставила под большой вопрос саму возможность сотрудничества на добровольной основе. К тому же на момент развала «Программы Детей» Ларину едва исполнилось двадцать. Он так и не был форсирован, а его личное дело передали в параллельную структуру. Тем не менее он не был совсем забыт и постоянно наблюдался экспертами Института.

Малышу и Ларисе, признанным бесперспективными, были поставлены блокировки, и они прожили в принципе нормальную жизнь, так и не осознав себя мутантами.

Особый случай — Игорь Волков, файл 116, записанный как Волк. Он тоже попал в аутсайдеры Программы. Несмотря на то что ему удалось выжить, энергетический потенциал Волка оказался невысок и почти не давал себя знать до достижения объектом двадцати пяти-двадцати шести лет. Волка забыли и «упустили». А позднейший разгром двух ведомых Ханановым программ, учиненный Тимом Костенко, только осложнил ситуацию.

В итоге в центральном аппарате Федеральной Контрольной Службы оказался один из Детей, находящийся в кризисной стадии развития. Никто не знал, кто он такой на самом деле. Никто не мог оказать ему помощи.

Он был лишен элементарной психологической и медицинской поддержки. Остро переживающий свое одиночество и не понимающий его природы, мучимый неосознаваемыми комплексами, Волк стремительно мутировал. Прорыв наступил, когда ему было тридцать пять. Примерно в течение года Волк втайне исследовал и развивал внезапно открывшиеся способности форсированного экстрасенса. И еще — он собирал информацию.

И еще — героем он точно не был. Это я вам говорю как человек, который много лет работал с ним бок о бок. Тем не менее сейчас мы сидим здесь, а он — неизвестно где.

Нет архивных записей, которые помогли бы сегодня реконструировать беседу между Волком и тогдашним директором ФКС, состоявшуюся двадцать два года назад. Но через сутки Волк исчез.

Отдел психологических исследований разработал по крайней мере десять возможных моделей — при желании вы можете ознакомиться с ними. Но скорее всего истинных мотивов поступка Игоря Волкова мы не узнаем, даже если нам удастся войти с ним в контакт. Он почти наверняка жив, и оперативный отдел пытается его локализовать.

Но главная проблема контакта с Волком отнюдь не в том, что он скрывается. Рано или поздно мы его локализуем. Вопрос в другом. Я сейчас рискну высказать предположение. Все мы, присутствующие здесь, фактически люди одного поколения. Его ровесники. Что мы знали о Федеральной Контрольной Службе двадцать лет назад? Мы все занимали рядовые должности и не были допущены к документам особой секретности. Только получив допуск ЭКСТРА, мы начали поднимать архивы и обнаружили, что их фактически нет! Чем в действительности занималась ФКС тогда, на заре нового века и нового тысячелетия? Мы просто не знаем. И в связи с этим у меня есть предположение.

Все вы, наверное, читали доклады научного отдела о способностях форсированных сенсов. Сейчас таких людей нет, их, мягко говоря, не делают. Но когда-то они были. И одним из них был Волков. И я полагаю, господа, что он узнал, или почувствовал, или назовите, как хотите… Короче говоря, у него был веский повод податься в бега. Мы всегда считали, что ужас, от которого он бежал, был внутри его. Сегодня я заявляю — нет! Скорее всего этим ужасом была Служба.

Поэтому сегодня я предлагаю активизировать усилия по поиску Волкова. Как минимум, чтобы загладить несправедливость. Здесь, в этом зале, есть несколько человек, которые до сих пор считают себя его друзьями. У нас действительно за этого человека болит душа. Я предлагаю вступить с ним в контакт хотя бы для того, чтобы извиниться. И объяснить, что Служба больше не представляет опасности ни для кого на этой планете. Мы построили самый эффективный механизм контроля за общественным благом. А то, что он имеет форму секретного агентства, что ж… Служба гуманна, и Волкову нужно это объяснить. А когда он поймет — уверяю вас, два против одного, что он вернется. И у нас на Службе будет единственный в мире форсированный сенс. Согласитесь, это совсем неплохо. Откроются перспективы, о которых сейчас просто нет смысла говорить. Но это будет серьезный прорыв. Как видите, я не взываю к чувствам. Насчет чувств я с ним сам договорюсь, это наше личное дело. А в целом я за прагматический подход. В интересах Службы и человечества. Спасибо, у меня все. Слушаю вас.

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА: Принимаются ли сейчас меры по локализации Костенко и Ларина?

ОТВЕТ: За этими двумя до сих пор гоняются, похоже, все разведки планеты. Дело в другом — нет четкой уверенности, что они живы.

ВОПРОС: Правда ли, что рабочая версия по Костенко построена на том, что он живет за пределами Земли?

ОТВЕТ: Мы подозреваем, что инопланетный разум существует… (шум в зале, смех, аплодисменты) …но у нас слишком много сомнений для того, чтобы строить подобные рабочие гипотезы. Мы исходим из того, что Костенко на Земле. Хотя околопланетное пространство сканируется. Но с другими целями, скорее оборонного характера.

ВОПРОС: Не рассматривается ли возможность продолжения исследований по психотронике?

ОТВЕТ: Категорически нет. Эти исследования потенциально опасны для человечества. Вспомните кризис, разрешенный Лариным. Нельзя. Просто нельзя.

ВОПРОС: Что у зарубежных конкурентов?

ОТВЕТ: Ничего. Во-первых, Россия в прошлом — мировой лидер по разработке систем воздействия на массовое сознание. В ближайшие двадцать-тридцать лет никто даже в теории не приблизится к тому, что мы наворочали в период с 1980 по 1991 год. А во-вторых, они и не пытаются. Мы им не даем.

ВОПРОС: Аппаратура для «промывания мозгов» как-то связана с пси-технологиями?

ОТВЕТ: Никоим образом. Повторяю: пси-технологии под строжайшим запретом. Даже простейшие биоэнерготехнологии развиваются только под нашим контролем и для наших внутренних нужд. А «промывка» — это дистанционная нейрохирургия.

ВОПРОС: Почему вы так уверены, что Волков пойдет на контакт?

ОТВЕТ: Я не уверен, что это будет просто. Но у нас есть для него очень хорошая приманка.

Крепко сжав зубы, Игорь набрал на киборде длинную команду. Несколько секунд его палец висел над клавишей ввода. Потом Игорь закрыл глаза, опустил палец и безвозвратно уничтожил документ. Вытащил кляксу из-под рубашки, мягко сжал в кулаке и приложил к горячему лбу. Клякса тепло и уютно пульсировала. Компьютер, перезагружаясь, тихо похрустывал. Кто-то совсем рядом неприятно сопел и шмыгал носом, и Игорь вдруг понял, что это он сам.

Двадцать лет из своих двадцати семи Игорь прожил без отца. И как минимум десять лет целенаправленно собирал информацию о том, кто же он был, этот Игорь Волков, почему разошелся с его матерью, куда пропал и при каких обстоятельствах впоследствии умер.

Около года назад Игорь пришел к неожиданным выводам. У него зародилось подозрение, что его отец скорее всего порвал с семьей и работой не по своей воле. И, вероятно, до сих пор жив.

Для офицера Службы и сына офицера Службы это было не самое приятное открытие.

И целый ворох еще менее приятных открытий обрушил на Игоря ворованный документ.

Глава 4. Третье июня, утро

— Как жаль, что ты уезжаешь так рано, — пробормотал Томми, сосредоточенно изучая меню. — Могли бы завтра выбраться на пикничок. Выходной все-таки. Слушай, Алекс, у тебя бывают выходные? Знаешь, Сэмми, наш Алекс настоящий трудоголик. Носится по планете как безумный, оставляя за собой тысячи разбитых сердец.

— Да? — Сэмми, его жена, обворожительно улыбнулась. — В это нетрудно поверить. Я имею в виду сердца.

Вестгейт улыбнулся ей в ответ, мягко и чуточку смущенно. — Не обращайте внимания, милая Саманта, — сказал он. — Старина Том делает мне рекламу. И никакой я не трудоголик. Просто Форин-Оффис считает почему-то, что, если послать меня готовить переговоры, они пройдут успешно для нашей стороны. У нас на Островах все еще верят в приметы.

— И правильно, — кивнул Томми. — В прошлый раз, Сэмми, он этих ребят в здешнем министерстве просто околдовал. Наш Алекс всех околдовывает. Даже секретаршу посла.

— Не может быть! — рассмеялась Сэмми.

— Может, может. — Томми небрежным жестом подозвал официанта и заговорил с ним по-французски.

— Сам он трудоголик, — сказала пренебрежительно Сэмми. — Торчит в своем постпредстве все вечера напролет, приезжает чуть ли не к полуночи. А я гуляю одна по Манхэттену. Смотрю и не могу насмотреться. Волшебный остров. Эта архитектура, ее вид меня завораживает. Алекс, вам нравится смотреть на Манхэттен?

Вестгейта при упоминании Манхэттена чуть не передернуло. Он был однажды у Томми дома и мог представить себе излюбленный маршрут Сэмми. Впрочем, Сэмми была неудавшимся архитектором. По словам Томми — закономерно неудавшимся. Эклектика Манхэттена наверняка ее восхищала.

— Смотреть? Конечно, нравится, — сказал он. — Особенно издали.

Вестгейт сделал глоток аперитива, расслабленно откинулся на спинку кресла и на секунду прикрыл глаза. Он устал. Час назад он закончил работу здесь, в Нью-Йорке, и теперь без малейшего сожаления прощался с этим безумным городом. Вестгейт не любил Америку, дешевую, аляповатую и плебейски самодовольную в своем бескультурье. Ему в Америке не нравилось решительно все, и население в том числе. Он презрительно называл местных «ковбоями» — за глаза, конечно. И от души жалел Тома, вынужденного жить среди них уже который год. По мнению Вестгейта, Америка в больших дозах на любого человека действовала отупляюще. Том деградировал здесь настолько, что даже женился на американке. Хотя Сэмми, нужно отдать ей должное, была чертовски хороша.

— А куда вы теперь, Алекс? — спросила она вдруг.

Вестгейт открыл глаза. Да, Сэмми производила впечатление.

— В Россию, Саманта. В Москву.

— Ой! — воскликнула Сэмми. — Не может быть! Какая прелесть!

Томми царственным жестом отпустил официанта и повернулся к Вестгейту.

— Да, — сказал он. — Завидую. Мы давно уже собираемся, да вот дела все… Слушай, Алекс, ты же все-таки русский. Куда там…

— Русский?! - перебила Сэмми, глядя на Вестгейта расширенными от восторга глазами. — Не может быть!

— Смени пластинку, радость моя, — посоветовал Томми. — Что ты заладила — «не может быть, не может быть». Русский он по матери, разве не так?

— Не только по матери, — улыбнулся Вестгейт. — Я и по отцу русский. Но я был совсем еще ребенком, когда мама переехала в Лондон…

— Вот она, русская культурная экспансия! — ввернул Томми.

— …так что воспитывали меня как стопроцентного англичанина. Конечно, ничего из этого не вышло. Но вот парадокс, Саманта, — на Островах меня считают нормальным англичанином. А в России принимают как иностранца. Хотя в этом году я провел дома только два месяца, а в Москве целых три.

— Так вы, должно быть, отлично говорите по-русски! — воскликнула Сэмми. — Ой, Алекс, а скажите что-нибудь!

— Какая же ты прелестная дурочка, — сказал Вестгейт по-русски, глядя Сэмми прямо в глаза. — Пожалуй, я тобой займусь.

— А что он сказал? — спросила у мужа Сэмми громким шепотом. Томми довольно заржал:

— Готов поспорить, он сказал, какая ты прелесть!

Вестгейт заметно смутился и заговорщически подмигнул Сэмми. Почти не желая того, машинально, он уже вводил себя в привычное «рабочее» состояние. Эта молодая женщина на самом деле понравилась ему. А Томми… Он ничего не поймет.

Обед удался на славу. Они вкусно поели и основательно выпили. Разговор тек легко и непринужденно. Томми вынудил-таки гостя рассказать, на что в России нужно посмотреть в первую очередь. Потом беседа автоматически перетекла на «русскую культурную экспансию». Затем Томми начал пространно излагать свое видение «русской идеи». Вестгейт поддакивал. Сэмми откровенно забавлялась. Всем было хорошо. Вестгейт с удовольствием выпил еще, потом еще, и ему стало просто замечательно. Он критически оглядел Сэмми с ног до головы и тут же потерял над собой контроль.

Близкое присутствие хорошенькой женщины, как всегда, возбудило какой-то неведомый центр у него в мозгу, который задействовал профессиональные качества. И сейчас они были направлены на производство маленького чуда для себя. Старина Томми и сам не подозревал, насколько был близок к истине, говоря, что Вестгейт кого-то «околдовал». Каждый раз, стоило Вестгейту разбудить в себе профессионала и привлечь немного воображения… Здесь нужна была только уверенность в себе — колдовство начиналось, и чудо случалось. И он заполучал любую женщину, чему после не переставал удивляться сам.

Вот так и сейчас, слушая рассуждения ее мужа, сидящего за тем же самым столиком, он кивал в такт головой, вставлял короткие фразы, и одновременно рука с сигаретой уже покачивалась в соответствии с дыханием Сэмми. Так начиналась подстройка к ее миру, легкая и изящная, направленная на зарождение в женщине чувства неосознанного доверия к нему, Игорю Александру Вестгейту, красивому, стильно одетому, умеющему очаровательно смущаться и прячущему за этим смущением какую-то загадку. Необычному человеку. Возбуждающе таинственному. Русскому, наконец.

«Теперь надо привлечь ее внимание к разговору, вовлечь в него и послушать, как она говорит и чем интересуется, — напомнил себе Вестгейт. — А она отвлеклась, о своем задумалась. Женщина! Впрочем, Томми кого хочешь замучает своими разглагольствованиями. Старый добрый верный Томми. Прекрасный аналитик, толковый советчик, надежный партнер. А жена его просто чудо».

— Я не согласен, Томми, — сказал Вестгейт. Сэмми перевела на него рассеянный взгляд. — Русская идея в своей основе не претерпела никакой ревизии. Ты пойми, это ведь идея не о чем-нибудь, а об особенностях русской души. Так что, какие бы социально-экономические изменения ни происходили, идея остается прежней. И работает, Томми, работает! Я тебе сейчас это докажу. На примере выборки из социума…

— Н-да? Это уже интереснее! И на какой же?

— Да на какой угодно! Например, можно на женщинах! — Слово «женщины» Вестгейт выделил интонацией, более мягкой, ласкающей, и реакция Сэмми не замедлила явиться: взгляд ее стал осмыслен, лицо слегка напряглось. Она улыбнулась. «Знает свою поло-ролевую принадлежность», — слегка позлорадствовал Вестгейт.

— А вы как думаете, Саманта?

Сэмми возвела глаза вверх и вправо. Вестгейт среагировал на это движение мгновенно:

— Вы уже смогли нарисовать русскую женщину в своем воображении?

— Да. — Лицо ее изобразило легкое недоумение. — Я представила себе русскую женщину, ясно и отчетливо. Такую круглолицую, несколько полноватую, очень такую домашнюю, пахнущую кухней… И американку, подтянутую, спортивную, немного жесткую и очень уверенную.

— Ну это поверхностный взгляд, — ласково улыбнулся Вестгейт. — Давайте, друзья мои, заглянем внутрь и посмотрим, что нам скажет внутренний голос. Что он говорит, Том?

— Он молчит, — сказал Томми и потянулся к бокалу. — И нечего смеяться. Как сказал ваш русский классик: «Чего хочет женщина — того хочет бог». И правильно. Пусть хочет, чего хочет, и нечего ей мешать. Женщина, Алекс, — это загадка. Во всяком случае, для меня. Я свою-то жену собственную не могу сказать, что знаю. Вот увлекается Сэмми розами. Сама их разводит, сажает, подстригает и черт знает еще что с ними делает, времени на это уходит уйма. Но ничего, мне нравится — красиво…

— Ну вот и пожалуйста, — сказал Вестгейт. — Ты хорошо знаешь, как заботится Саманта о том, что ей нравится, что ее радует. А скажите мне, дорогая Саманта, что было бы, если б вы увидели, как кто-то страшный, огромный, свирепый бросается и начинает топтать, срывать и всеми доступнымим способами уничтожать ваши розы?

— О! — Глаза Сэмми изумленно расширились. — Ну… Я бы была в шоке. Но я думаю, что я смогу убежать и спрятаться. Чтобы не видеть этого безобразия и остаться незамеченной.

— Вот оно, разительное отличие! Русская женщина отстаивала бы в подобной ситуации свое достояние, свое сокровище, отраду своих очей, чего бы ей это ни стоило. Она бы кричала, производила бы столько шума и внешне настолько напоминала бы фурию в своем гневе, что повергла бы нападающего в бегство. Как сказал другой наш классик: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Так же и в любви, для нее нет предела, если женщине понравился мужчина… — С этого момента Вестгейт заговорил медленнее, плавнее, в его речи стали возникать почти незаметные паузы, а интонация зафиксировалась, оставаясь все время неизменной. Вестгейт работал. Колдовство уже творилось вовсю.

— …то когда она сидит напротив него… и видит… его… прямо… перед собой… то слыша его голос… взгляд ее туманится… и она расцветает, как роза… когда ею любуются… Как роза тянется к солнцу… так и она всеми силами стремится преодолеть расстояние… чтобы прекрасное открылось ей в своей первозданной наготе… и мир взорвался яркими красками… в соприкосновении и слиянии с неизведанным, что долго и неосознанно желалось… и непременно завтра же, — тут Вестгейт под столом легонько коснулся бедром платья Сэмми. Зрачки женщины были по-прежнему расширены, а дыхание слегка замедлено. Вестгейт удовлетворенно отметил, что все идет как надо, и продолжил речь все так же плавно: — …как роза, свежая и прекрасная, и только вместе… и вы забываете все.

Резкий, как бы режущий жест руки Вестгейта сопроводил последние слова. Он перешел на другой темп речи, и голос его стал обычным, чуть более резким по тембру и разнообразным по интонациям.

— И так же, как и женщины, любой тип человека в России доведен до логического совершенства, — сказал он. — И любая поведенческая реакция. Если ругаться, то с упоением, если любить, то тоже с упоением. Пресловутая русская душа никогда не дает русским делать что-либо наполовину из того, что хочется, а если чего не хочется, то пиши пропало. На Западе же все продумают, взвесят и уже потом делают, а русский человек поступает обычно в порыве чувств. Делает или вовсе не делает, главное, что думает он уже потом, и себя оправдывает почти всегда.

— Черт возьми! — сказал Томми, глядя в опустевший бокал. — Что-то я… Друзья мои, а час-то поздний! Не пора ли нам? Да? Нет, Алекс, сегодня плачу я. Банкет за счет принимающей стороны… Эй, гарсон!

Вестгейт твердо рассчитывал на то, что Томми задержится в ресторане, и тут же вызвался проводить Сэмми до машины.

На ступенях ресторана Вестгейт отдал служащему номерок от автомобиля. Встал рядом с Сэмми. Точно так же, как и тогда, под столом, коснулся бедром ее бедра и, увидев характерную реакцию замедлившегося дыхания и расширившихся зрачков, твердо, в прежнем наработанном темпе, сказал:

— Когда завтра в восемь вечера вы пойдете гулять… будете просто идти, делая шаг за шагом… предчувствуя радость… выйдете к бару «Джойс», войдете, закажете себе выпить и пробудете там до десяти. — Он снова резанул воздух ладонью, пронаблюдал ожидаемую реакцию и продолжил: — Жаль, что сегодняшний вечер закончен, вы такая увлекающаяся и страстная женщина, Саманта, так вдохновенно рассказывали о розах, что увлекли даже и меня.

Сэмми удивленно моргнула, но затем улыбнулась и произнесла:

— Не знаю, много ли я успела наговорить сегодня, но в следующий раз про розы я вам расскажу непременно, — она снова улыбнулась странной заигрывающей и слегка ошеломленной улыбкой.

Служитель подогнал машину. Вестгейт дал ему на чай, открыл дверцу, усадил Сэмми и вздохнул.

Он неожиданно протрезвел. И ему стало… не стыдно, нет. Просто в душу заползла щемящая тоска одиночества. Привычное ощущение пустоты и бессмысленности всего на свете. Пустота была внутри и снаружи, и никакой Сэмми не было дано ее заполнить.

Завтра в предвкушении чуда, помня лишь, что она для Вестгейта увлекающаяся и страстная женщина, Сэмми придет в бар «Джойс» чуть позже восьми. К сожалению, Вестгейт этим воспользоваться не сможет, а она лишь поймет, что решила немного посидеть со стаканом мартини.

И что-нибудь да произведет на нее неизгладимое впечатление.

— Ты что, старина, перебрал? — спросил Томми, подходя к машине. — Какой-то у тебя видок… Потусторонний. Точно говорю, последний бокал ты выпил напрасно. Зря.

— Да, — кивнул Вестгейт, но только не Томми, а своим мыслям о том, что произошло сейчас. — Понятия не имею, зачем я это сделал.

— Эй! — сказал Томми обеспокоенно. — Ты в порядке? Садись в машину, дружище. Поедем.

Вестгейт поднял на Томми глаза, устремленные куда-то внутрь.

— Странный я человек, Том, — сказал он горько. — Вечно мне чего-то не хватает. Начинаю искать. И каждый раз, как доберусь до этого «чего-то», гляжу — а это совсем не то, что нужно.

— Философ! — усмехнулся Томми. — Жениться тебе надо. Садись, поехали.

— Дай-ка мне еще сигарету, — попросил Вестгейт. — И поезжай. Я, пожалуй, немного пройдусь. А потом возьму такси.

— Уверен? А то…

— Уверен, — сказал Вестгейт. Он действительно не чувствовал ни малейших угрызений совести. Но сесть в машину рядом с Сэмми почему-то оказалось выше его сил.

На работу Игорь прибыл в чрезвычайно дурном расположении духа. Он так и не смог переварить до конца полученную вчера информацию и совершенно не представлял, как ему теперь себя вести. То есть держать себя с окружающими нужно было по-прежнему. А вот что делать, чтобы новое знание не прорвалось наружу, он пока не придумал. Очень уж это знание оказалось неуместным. Игорь и сам не предполагал, что будет чувствовать, если подтвердятся давно возникшие у него подозрения.

А почувствовал он только страх. Элементарный страх за свою жизнь.

Глядя под ноги, Игорь сунул в турникет пластиковую карточку и шаркающей походкой затащил неподатливое тело на Службу.

— Игорь! — раздался из дежурки полный облегчения возглас. — Доброе утро!

— Сомневаюсь, — ответил Игорь, с трудом поднимая глаза на знакомого сержанта. — И чего в нем доброго?

— Ты пришел, — объяснил сержант. — Давай сюда!

— Что такое?! - Игорь машинально набычился и привычно упер руки в бока.

— А то, что тебя второй час ищут, вот что! У меня уже лычки с погон сами отстреливаются… — проворчал сержант, нажимая кнопки на своем терминале. Про лычки он шутил. Игорь отлично знал, что сержант на самом деле как минимум капитан, а его помощник с погонами рядового, меланхолично кивающий в такт словам командира, — лейтенант. Центральный офис Службы упорно маскировался под статистическое управление.

— О господи… — пробормотал Игорь, заходя в дежурку и стараясь унять предательскую дрожь в ногах. Он все еще не был готов разговаривать с людьми, которые знали, что он — сын Волкова. Когда выходил из дома, думал, что готов. А оказалось — нет.

— Леночка, он пришел, — сообщил терминалу сержант-капитан. — Что мне ему сказать?

— Ну-ка, пусть мне покажется, гад такой! — раздался в динамике звонкий девчоночий голосок.

При звуке этого голоса Игоря затрясло буквально с ног до головы, но он послушно вполз в поле зрения камеры.

«Только не бежать! — приказал он себе. — Побегу — могут подстрелить, и тогда все, конец, тут же заработаю промывание мозгов. Проклятье! Неужели Лавров все-таки засветился с этой кражей?»

— Боец! — позвала «Леночка», она же первый референт директора Службы. — Ты в порядке?!

— Ну… Не очень, — промямлил Игорь, припоминая колоссальный список былых своих прегрешений и терзаясь надеждой — а вдруг это не Лаврова поймали, а всплыло что-то другое, не такое опасное для жизни?

— А в чем дело? — озабоченно спросила Лена. — Тебе все еще дурно? Что же ты…

— Да не! — отмахнулся Игорь сварливо. — Погода замучила.

— Ах, погода! — саркастически обрадовалась Лена. — Боец, ты вообще знаешь, который час на дворе, а?

— Ну полдвенадцатого.

— А во сколько надо на работу приходить?

— Ну…

— Нет, ты мне скажи, во сколько?!

— Лен, я сегодня пришел на полчаса раньше обычного.

— Игорь, милый, ты понимаешь, что Папа тебя заказал на девять тридцать? И я тебя, негодяя, уже третий час покрываю! Что у тебя с телефоном?!

Игорь отстегнул от пояса телефон и собрался было разыграть пантомиму, но сержант моментально выхватил трубку у него из руки и принялся ее придирчиво обнюхивать.

— Постыдился бы, — сказал ему Игорь строго.

— Леночка, а он ведь сломан у него! — радостно воскликнул сержант.

— И как он это сделал? — поинтересовалась Лена. — Давай, Боец, рассказывай! Я тоже так хочу…

— Лен, — сказал Игорь тоном, не терпящим пререканий. — Кончай этот спектакль. Я виноват. Я приношу тебе извинения. Но сломать наш телефон невозможно. Он может сломаться только сам. Я сейчас пойду в оружейку и его поменяю.

— Тьфу! — раздалось из динамика. — Через пятнадцать минут чтоб был в приемной! Никуда по дороге больше не заходи, у себя в отделе не отмечайся, иди прямо ко мне. Понял? Это приказ! И запомни, даром тебе это не пройдет!!!

— Он будет, Леночка! — проблеял сержант. — Мы проследим!

— А ты, Карпухин, за него не заступайся!

— Да я…

— Боец, ты понял меня?!

— Так точно. Никуда не захожу, у себя не отмечаюсь, к тебе прибыть в одиннадцать сорок пять.

— В гроб ты меня загонишь, — сообщила Лена и отключилась.

Игорь с сержантом крепко пожали друг другу руки. Помощник дежурного зажимал рот ладонью и усиленно моргал.

— Ты чего натворил? — спросил Игоря сержант.

Игорь прищурился. Он все никак не мог понять, что происходит. Ему уже приходилось бывать у директора Службы, но никогда его не вызывали вот так — внезапно и с явным нарушением режима.

— Не знаю, — честно признался он. — За мной уже столько всего числится, что я понятия не имею, какая такая история наверх просочилась.

— Между прочим, твой Спецотдел еще не в курсе, что тебя ищут, — заметил сержант. — Ленка именно мне приказала тебя отловить. И не по связи, а лично приказала, когда на работу пришла. Так что ты действительно топай прямо к ней. Дело серьезное.

— Ничего себе… — пробормотал Игорь. Все это время голова его работала с бешеной скоростью, просчитывая варианты развития событий, и ее таки заклинило. Теперь он уже окончательно ничего не понимал. — Если такая секретность, так на фига эта истерика по интеркому?

— Значит, довел ты барышню, — предположил сержант, возвращая Игорю трубку. — И дурак ты после этого. Такая женщина… Ладно, беги в оружейку. Нельзя на Службе без телефона…

Игорь усмехнулся. Его слегка отпустило. Во всяком случае, он уже не был испуган, а просто чертовски неуютно себя чувствовал. Но бежать было некуда, и это он тоже сознавал.

— Гляди, — сказал он, доставая из кармана нож. — Заслужил…

«Боевой» телефон Службы, внешне ничем не отличаясь от нормального, обеспечивал кодированную связь. Поэтому корпус его вскрывался только специальным инструментом, и любое несанкционированное проникновение уничтожило бы контур, отвечающий за шифровку сигнала. Ломались такие аппараты очень редко, и не от физического воздействия, а если раньше положенного садилась батарея. Отключить их было невозможно в принципе. Испортить преднамеренно — тем более. Пьяный Лавров на спор запихнул свой телефон в курицу и зажарил их на пару в микроволновой печи. Курицей они с Игорем закусили, а телефон работал как новенький.

Лезвие со щелчком встало на стопор, и Игорь аккуратно ткнул им в тонкую щель, рассекавшую пополам корпус телефона. Сделал лезвием замысловатое движение, легонько нажал, и трубка вдруг распалась в его ладони на две части, обнажив электронные потроха.

У сержанта отвалилась челюсть. Помощник его привстал и вылупил глаза.

Игорь подцепил ножом кусочек пластика, вставленный между контактами, и телефон пискнул, сообщая о готовности. Игорь убрал нож, сложил две половинки трубки, зажал телефон в ладонях и мягко, но с усилием сдавил. Зашипела герметизирующая прокладка, что-то щелкнуло, и телефон оказался собран.

Сержант помотал головой. Помощник сел и разочарованно почесал в затылке.

— И что, так просто? — спросил он недоверчиво.

— А ты повтори, — предложил Игорь. — Если ножиков не жалко. Я штук двадцать лезвий угробил, пока не научился.

— Это какой-то дефект конструкции, — догадался сержант. — Только у тебя или у всех?

— Только у меня. Я проверял. А с этим случайно вышло — сидел, ковырял его по пьяни…

— Слушай, Игорь, — сказал сержант медленно и задумчиво. — Ты что, вообще ничего на свете не боишься? В смысле — того, что я на тебя донесу, например?

— Никогда ты на меня не донесешь, — усмехнулся Игорь.

— С чего это ты взял? — прищурился сержант.

— Я порядочного человека за километр чую, — сказал Игорь, пристраивая трубку на пояс. — А непорядочного — за два. И потом, ты хоть понимаешь, в чем сейчас участвуешь?

— В тайной операции внутри Службы, — пробормотал сержант хмуро. — По личному распоряжению Папы.

— Видишь, какое к тебе доверие, — сказал Игорь ласково. — Ну ладно, пойду я. Спасибо, господа. Я вам потом соображу чего-нибудь в компенсацию морального ущерба.

— Да ерунда, — отмахнулся сержант. — Просто мы за тебя немножко поволновались. Я так и не понял — зачем ты телефон отключил-то? Ну, наврал бы чего-нибудь…

— Я очень не хотел идти сегодня на Службу, — сказал Игорь. — А врать мне надоело. И служить надоело. Вот так-то. Ну, пока… — Он повернулся, вышел из дежурки и пошел к лифтам.

— Хороший парень, — сообщил помощник сержанту.

— Очень, — кивнул сержант. — Жалко, что сумасшедший, правда?

— Спецотдел, — вздохнул помощник. — Это тебе, старик, не просто эсэсовцы, это самая что ни на есть рейхсканцелярия…

— Ты хоть знаешь, чем Спецотдел занят, ты, юморист? — внезапно окрысился сержант.

— Знаю, конечно! — удивился помощник. — А ты думаешь, с чего все эти выкрутасы с вызовом к Папе лично и конфиденциально? Не по правилам, а через нас с тобой, секретно, в обход устава и вообще?..

— И чем же, по-твоему, занимается Спецотдел?

— Порядок наводит! — гордо заявил помощник.

Сержант достал носовой платок, вытер им потный лоб и посмотрел в ту сторону, где скрылся Игорь.

— Что-то не похоже… — сказал он задумчиво.

Игорь спустился в подвал и быстро миновал еще два контрольных поста. Здесь уровень секретности повышался с каждым шагом, повсюду были камеры, и ни о каком панибратстве с охраной даже речи быть не могло. Впрочем, и охрана здесь была не та, с которой можно подружиться. В дальнем вестибюле, где Игорь только что показывал фокус со своей трубкой, не было не только камер, но даже и микрофонов. Там можно было вытворять все, что угодно. На этот пост, куда мог случайно (или намеренно) забрести с улицы чужой, ставили ребят гибких и артистичных, специально тренированных на нестандартные ситуации. А вот у парней, державших узкие коридоры, которыми шел сейчас Игорь в глубь Службы, задачи были совсем другие. Здесь превыше всего ценилась мгновенная реакция и способность подолгу находиться в напряженном ожидании.

Голосовой идентификатор, сканер отпечатков, контроль сетчатки глаза. Привычные операции Игорь проделывал автоматически, а думал об одном: отберут у него оружие или нет. На прием к Папе ходили только с голыми руками. Но сегодня Игоря пригласили неофициально, в обход протокола. В противном случае, едва узнав, что сотрудник бесследно пропал, Лена подняла бы тревогу, и сейчас уже вся Служба стояла бы на ушах.

На очередном лифте Игорь спустился на «свой» этаж, основную часть которого занимали аналитики и где небольшой сектор в десяток комнат отвели Спецотделу. Считалось, что ниже только два уровня — отдел внутренних расследований, он же «внутряк» (на местном жаргоне — «подвал Мюллера») и «рейхсканцелярия» — директорат. Еще считалось, что за употребление вслух подобных терминов можно загреметь со Службы.

Игорь автоматически притормозил у дверей Спецотдела, но потом вспомнил, что Лена приказала идти сразу же к ней. Поэтому он сделал глубокий вдох и двинулся к тамбуру, ведущему на уровень ниже.

Он вставил в замок свою карточку и набрал личный номер. Дверь откатилась в сторону, но за ней, против обыкновения, никого не оказалось. Игорь настороженно оглядел тамбур. Здесь должны были сидеть два здоровенных «внутряка», однако сейчас их не было.

Больше того, даже терминал системы идентификации был отключен. А дверь в зону директората — распахнута.

И тут Игорю впервые за сегодняшнее утро полегчало. Полегчало настолько, что снова задрожали ноги. Держась одной рукой за стену, а другой за сердце, он спустился по лестнице, миновал пустой холл, из которого тоже кто-то прогнал охрану, и вошел в приемную Папы.

— Боец, а с тобой ведь действительно плохо, — заметила Лена, глядя на него поверх своего громадного терминала. — На тебе просто лица нет…

Игорь повалился в кресло, откинулся на спину, устало сложил руки на груди и прикрыл глаза.

— Погода… — прохрипел он. — Не могу я в такую жару. Я, Леночка, страшно метеозависимый.

— Сока хочешь? Жалко, тебе стимуляторов нельзя сейчас, но ты хоть выпей холодненького… Ничего, подождет шеф еще пять минут, не застрелится. Сока апельсинового, да? Твоего любимого…

— Ну, чуточку…

— Бедненький… Держи. Ты прости, что я на тебя накричала, ладно? Но меня этот твой сумасшедший тезка просто чуть не съел. Подавай ему Бойко, и все тут.

Игорь выразительно поднял глаза к потолку. Лена этот распространенный на Службе знак поняла и рассмеялась:

— Не бойся, все отключено. И пока ты не уйдешь, не включат. Вот так-то. Я все утро только и делаю, что камерам язык показываю.

Игорь рассмеялся.

— До чего же рядом с тобой хорошо, — сказал он. — Давай я тебя приглашу куда-нибудь. Где можно долго и с удовольствием рассказывать, какую искреннюю симпатию я к тебе испытываю.

— Это к тебе домой, что ли?

— Лен, ну зачем так буквально?..

— Напился? — спросила Лена не слишком приветливо.

Игорь поставил банку с соком на журнальный столик.

— Извини, — сказал он, ощутимо погрустнев. — Я понимаю — нельзя. Только мне очень тяжело удерживаться от комплиментов, когда я на тебя смотрю.

— Все-таки сволочь ты, — сказала Лена и, не дав Игорю ответить, ткнула пальцем в терминал. — Игорь Иванович! Он здесь.

— Заходи, сынок! — пробасил динамик.

Лена мотнула головой в сторону двери. Игорь с похоронным лицом прошел в кабинет. Когда дверь за ним захлопнулась, молодая красивая женщина подняла руку на уровень глаз, медленно сжала кулак и, затаив дыхание, изо всех сил вогнала ногти себе в ладонь.

— Кончай ее охмурять, — сказал Папа вместо приветствия. — Выгоню. Безобразие. Устава не знаешь?

— Я больше не буду, Игорь Иванович, — пообещал Игорь.

— Как же… Садись вон туда, в кресло.

Кабинет у Папы был небольшой. Игорь прошел в угол, где по обе стороны от журнального столика стояли глубокие кресла, и осторожно присел в одно из них. Он был здесь уже в третий раз, но до этого его сажали за стол заседаний. А в это полное загадок утро беседа намечалась явно неофициальная.

Директор перебирал на столе какие-то бумаги. Игорь, борясь с желанием закинуть ногу на ногу, принялся осматриваться. Обстановка в кабинете не изменилась, только на столике перед Игорем появилась странная вещь. Замысловатая конструкция из гнутой проволоки — несколько подвижных колец и шарики-противовесы. Все это хитро сплетенное хозяйство крепилось на массивном плоском основании. Судя по всему, штуковина находилась в состоянии неустойчивого равновесия и от малейшего толчка должна была начать двигаться — крутиться и покачиваться. Таких игрушек Игорь раньше не видел.

— Ты когда обзываться перестанешь? — неожиданно спросил Папа.

— Виноват? — переспросил Игорь.

— Кто «внутряков» гестаповцами назвал? Что за аналогии такие?

— Игорь Иванович, а кто всех нас эсэсовцами зовет?

— И кто же?

— Народ, Игорь Иванович. И ничего страшного в этом нет. Никаких «таких» аналогий. Между прочим, это значит, что фашистская идеология окончательно признана ошибочной. Над ней можно только смеяться. Лубок, понимаете? Веселые картинки. Кто-то когда-то ляпнул, что Secret Service — это СС. И все, пошло-поехало. Ничего не изменишь уже. А аналогий нет. Просто так получилось.

— Нехорошо получилось! — заявил Папа агрессивно. — Это тебе кажется, что нет аналогий. И, между прочим, за дверями этого кабинета ты говоришь совершенно другое. Что аналогия куда глубже, чем кажется!

«Это не мент, — подумал Игорь. — Это операторы доложили. Ну, я их… Ну, я им… Придумаю что».

— Несешь черт знает что, — брюзжал Папа. — Восстановил против себя пол-Службы. Нельзя людям говорить все, что ты о них думаешь, прямо в глаза. А ты это делаешь постоянно. Ты что, нарочно решил создать вокруг себя полосу отчуждения, а? Откуда это презрение ко всем и вся, Игорь? Откуда это больное сознание превосходства? Кто тебе сказал, что ты лучше всех? Кто тебе сказал, что ты имеешь право судить, вешать ярлыки, провоцировать? А?

Игорь душераздирающе вздохнул и потупился.

— Актеришка! — выпалил Папа со странным выражением. — Передо мной хоть не играй, я тебя насквозь вижу!

— Игорь Иванович, вы зачем меня вызвали?

— Чего-о?!

— Игорь Иванович, я знаю, что вы отчего-то к моей судьбе неравнодушны. Спасибо вам большое, я очень это ценю, хотя и не совсем понимаю ваши мотивы. Но вы же меня вызвали не для того, чтобы мораль читать. Для этого есть непосредственное мое начальство. — Игорь произносил слова твердо, но Папе в глаза не смотрел. Ему действительно было стыдно от того, что этот взрослый и облеченный громадной властью человек рычит на него сквозь зубы, как на нашкодившего мальчишку.

— Все сказал? — поинтересовался Папа.

— Почти.

— Вот наглец! — произнес директор чуть ли не с восхищением. — Ты хоть на минуточку отдаешь себе отчет в том, кому замечания делаешь?

— Разумеется, — ответил Игорь кротко.

— И что?

— Зачем я вам нужен, Игорь Иванович?

— А не твое дело!!! - рявкнул Папа. — Мудак с гранатой!!! Бомбу он, видите ли, в кармане носит! Тоже мне выискался романтический герой! Охотник на зомби! Книжек начитался?! Мастером собак вообразил себя? Ты хоть понимаешь, какие могут быть последствия?!

— Игорь Иванович, вас там не было! — сказал Игорь твердо.

— Конечно, не было! А вот ты там был!

— Да, я там был, и теперь они к нам больше не сунутся. И ничего у них само по себе к нам не уедет. Игорь Иванович, я ведь не оперативник, я следователь. Считайте, у меня был припадок интуиции.

— Скорее припадок больного самомнения… — огрызнулся Папа уже нормальным голосом. — Почему ты не хотел отпускать этого урода? Ты же мог погибнуть запросто! А если бы он тебя с собой уволок?!

— Ну что вы… Зачем я ему? А потом, у операторов был лазер, меня сверху прикрывал мент… Не дали бы они меня утащить.

— Мент тебе попался что надо, — согласился Папа. — Нормальный мент. Но с этого дня на любые следственные действия вместе с вами будут ходить наши оперативники.

— Игорь Иванович, ну это же нереально…

— Будет реально. Все, я сказал. Ты что думаешь, я не помню твою докладную? Я все помню.

— Однако… — Игорь улыбнулся. Еще год назад он подал «наверх» записку с предложением наладить огневое прикрытие работы в зонах аномальных явлений. Игорь хотел иметь под боком людей, обученных профессионально драться и убивать. Разумеется, он боялся не самих аномальных явлений, а неадекватной реакции попавших под влияние Неведомого людей. За Игорем уже гонялся однажды по двору с лопатой местный резидент инопланетной цивилизации, и самым дурацким в этой ситуации было то, что мужик действительно оказался «контактером». Несколько раз на Игоря и его бригаду операторов нападали полубезумные экстрасенсы. К сожалению, просьба Игоря была «наверху» превратно истолкована. Начальство попросту решило, что молодой человек обнаглел и слишком много на себя берет. Спецотдел получал огневое подкрепление, когда это считалось действительно необходимым. Но чтобы дорогостоящие оперативники постоянно таскались за Игорем и его коллегами — против этого выступили хором начальники трех «силовых» отделов Службы.

— Да, — кивнул Папа, вставая из-за стола и направляясь к Игорю. — Разумеется, твоя идиотская выходка с гранатой меня возмущает. Но на какие-то вещи эта граната заставила меня посмотреть под новым углом. Я по-прежнему считаю, что ты поступил неправильно. Но… Ты как себя чувствуешь? — вдруг спросил Папа, усаживаясь напротив Игоря.

— Ничего, — улыбнулся Игорь. — Я быстро восстанавливаюсь.

— Это хорошо. — Папа толкнул пальцем стоящую на столе игрушку, и блестящие шарики принялись описывать в воздухе плавные дуги. А смотрел он Игорю в глаза, и выражение лица у него было странное.

Игорь невольно опустил взгляд и принялся рассматривать снующие из стороны в сторону огоньки. Откровенное, ничем не прикрытое внимание, которое к нему проявлял директор Службы, всегда ставило его в тупик. В Спецотделе давно поговаривали, что Боец ходит у Папы в любимчиках. Постепенно об этом начала перешептываться вся Служба. В принципе ничего особенного — Папа как раз начал кампанию за выдвижение молодых, а Игорь был, по общему мнению, весьма перспективный работник.

Только вот сам Игорь так не считал. С каждым днем Служба все больше тяготила его. Гигантский инструмент глобальной стабильности опутал всю планету своими щупальцами, направляя мир по самому мирному пути, оберегая от конфликтов и кризисов. Но методы, которыми частенько пользовалась Служба, казались Игорю сомнительными. Разумеется, он мало знал о том, как именно все делается. Но он и не хотел узнавать об этом больше. А ему постоянно намекали, что он должен быть хорошим, должен вести себя умно, потому что от него многого ждут и однажды он будет знать все. И никому не приходило в голову, что Игоря пугала такая перспектива. Потому что оберегать людей от ужаса Неведомого он был готов. А вот спасать человечество от самого человечества — нет.

И особенно неприятным для Игоря в этой ситуации было то, что если Службу он по большому счету недолюбливал, то вот к ее директору испытывал глубочайшую симпатию. С самой первой встречи, когда Папа ни с того ни с сего заглянул в Спецотдел и разговорился с молодым сотрудником, Игорь в него буквально влюбился. Он почувствовал, что его связывает с этим человеком нечто почти неуловимое, на уровне энергетики. И с каждым новым контактом эта общность только крепла.

Поэтому Игорь с трудом выдерживал Папин внимательный и пытливый взгляд, которым тот сейчас буквально впивался в его лицо. Игорь глядел вниз, туда, где крутились шарики на проволочках. В этой игрушке было что-то завораживающее.

— Ты смотри, смотри, — мягко сказал Папа. — Это удивительная вещь, нынче таких не делают. А я еще помню времена, когда они были в моде. Посмотри внимательнее. Отличная штука для медитации, я сам на ней оттягиваюсь, между прочим… Не нужно прикладывать никаких усилий. Если задать правильный ритм, она все сделает за тебя.

Игорь смотрел. Действительно, игрушка задавала очень удобный темп для расслабления. Судя по всему, ее колебания накладывались каким-то образом на волновую структуру работы мозга, и, глядя на качающиеся шарики достаточное время, можно было достичь того же эффекта полной «отключки», что давали запрещенные теперь биорезонаторы.

— Идеальная балансировка, — почти мурлыкал Папа. — Ритм, ритм, ритм, и ты уже расслаблен, ты полностью расслаблен, ты чувствуешь себя превосходно, тебе уютно и тепло, по всему телу разливается покой…

— Что? — встрепенулся Игорь.

— Я говорю, тебе ведь апельсиновый? — спросил Папа. Он стоял в дальнем углу и копался в баре-холодильнике.

— Апельсиновый, если можно, — кивнул Игорь, доставая сигареты. В пепельнице дымился оставленный Папой окурок. Пепельница была огромная, антикварная и на куцем журнальном столике выглядела инородным телом. Игорь потряс головой. Ему вдруг показалось, что еще минуту назад этой пепельницы здесь не было… Да нет же! «Все-таки я не восстановился до конца. Этот энергетический шок был чересчур глубокий. По большому счету, Папа прав. Дурак я и ковбой. Нельзя было так рисковать».

— Держи, — Папа протянул Игорю стакан, и тот увидел, что холеная породистая рука директора с длинными красивыми пальцами еле заметно подрагивает. «Не один я на пределе, — подумал Игорь. — Безумное лето. Чудовищная жара и магнитные бури. Папа, наверное, тоже гипотоник, как и я. Только я могу с утра выпить кофе с коньяком, а ему-то нельзя, он на всей планете главный. И надо же, носится со мной… Преемника готовит. Ох и трудно же мне будет его обидеть…»

— Я в этой истории с гранатой только одного понять не могу, — сказал Папа, усаживаясь и подбирая из пепельницы свой окурок. — Ты вроде бы сказал, что она у тебя всегда в кармане. Это как понимать?

— Да соврал я, — соврал Игорь. — Конечно, я ее специально на задание взял. Машина-то железная. Мало ли что… Игольник мой штатный ее не возьмет, разве что колеса продырявить или там стекла побить. Шокер тоже, он, кстати, и не помог… А граната — это все-таки хоть какая-то гарантия.

— Нехорошо старших обманывать, — заметил Папа.

— То есть? — удивился Игорь.

— Ты никогда не ходишь без оружия. Никогда и никуда.

— Игорь Иванович, вас неверно информировали…

— Слушай, тезка, не вешай мне лапшу на уши. Я же тебя не спрашиваю, зачем тебе это. Мне нужно знать, почему.

— Ну и спросите об этом доктора Сабурова.

— Он неправильно интерпретирует то, что ты ему говоришь.

— Наконец-то! — Игорь даже руками всплеснул от удовольствия. — Хоть кто-то здесь лучший психолог, чем наш доктор наук!

— Сынок, не трогай Сабурова. Он хороший специалист. Просто ты ему не по зубам, ты его совершенно запутал. И вообще, меня сейчас интересует твоя собственная оценка.

— Ну, допустим… — Игорь на мгновение задумался. — Допустим, я ношу оружие, чтобы из него не стрелять. Чтобы быть полностью уверенным, что я никого не обижу.

— С ним ты ощущаешь себя достаточно сильным для того, чтобы быть добрым и милосердным, да? — прищурился Папа.

— Точно, — кивнул Игорь.

Папа глубоко затянулся и раздавил окурок в пепельнице.

— Правдоподобно, — сказал он. — Ну что ж. При условии, что эта граната у тебя была единственная… Или, скажем так, последняя…

— У меня дома в сейфе целая упаковка, — сообщил Игорь.

— Не ври мне, — сказал Папа очень мягко. — Хотя бы мне не ври. И не задирай сослуживцев. А этот эпизод, он забыт. Целиком и полностью. Только поменьше валяй дурака и побольше думай головой. И учти, я за тобой слежу очень внимательно. Ладно. — Он встал, прошел к рабочему столу и поиграл клавишами на терминале. — Лена, он уходит. Открой ему коридор.

— Сейчас, Игорь Иванович. Минуту.

— Мы ждем.

Игорь встал.

— Игорь Иванович, — позвал он тихонько.

— Да? — Директор был уже где-то далеко-далеко и опять перебирал бумаги на столе.

— Так все-таки зачем вы меня вызывали?

Папа бросил на Игоря короткий взгляд и снова погрузился в свои бумажки.

— Я услышал то, что хотел услышать. И сказал то, что должен был сказать, — пробормотал он глухо. — Придет время, ты все узнаешь. И все поймешь.

— А если я не хочу?! - вырвалось у Игоря неожиданно для него самого.

— Готово, — сообщила из приемной Лена.

— Иди, мой хороший, — сказал директор, будто не расслышав возглас подчиненного. — И… удачи тебе, сынок.

Вместо благодарности Игорь презрительно хмыкнул, круто повернулся и вышел.

Глава 5. Третье июня, день

Спортивный зал был насквозь пропитан запахом пота. Плюс тридцать по Цельсию за окном превратили Москву в огромную адскую сковороду. Перегретые кондиционеры то и дело отключались, и тренировка с каждой минутой все больше походила на драку в турецких банях. Когда-то, в пору бурной молодости, сенсэю довелось испытать такое на себе, и он хорошо помнил, насколько это было потное, душное и скользкое дело.

И теперь он, не стесняясь показаться нервным, то и дело озирался на проклятые ящики в надежде, что они вот-вот оживут. Ему так и не терпелось запустить руки в умную электронику и замкнуть ее накоротко, чтобы жалела людей, а не себя. Но на кондиционерах стояли пломбы, а сенсэй был дисциплинированным человеком и учил дисциплине других.

Занятие потеряло темп. Вялые потные тела расслабленно шлепались о татами, и с каждой минутой росла вероятность, что кто-нибудь отшибет себе все печенки. Сенсэй просигналил своим помощникам, чтобы отработку следующего приема сократили вдвое, и устало зажмурился.

Кто-то подошел и толкнул его в плечо.

— Наконец-то, — пробормотал сенсэй, не скрывая раздражения.

— Не рычи, старый мастер. Где он?

— Да вон, — сенсэй, не открывая глаз, ткнул пальцем в сторону. — Тащится, сукин сын.

— Почему ты просто не выгнал его из зала? Для чего тебе этот спектакль?

Сенсэй с усилием потер ладонями веки и посмотрел на пришедшего. Это был высоченный, под два метра, усатый господин со слегка обрюзгшим породистым лицом. На вид лет сорока с небольшим, спортивного телосложения. Но сенсэй отлично знал, что начальнику Отдела спецпроектов Королеву столько же лет, сколько и ему самому, — шестьдесят один. Королев возвышался над сенсэем, как взрослый над ребенком. Одет он был в строгий костюм с галстуком, но дышал легко и выглядел очень бодро. Сенсэй потянул носом воздух.

— Что у тебя за дезодорант? — поинтересовался он.

— Просто я не потею, — объяснил Королев. — Ладно, давай колись. Чего задумал? Зачем я тебе понадобился?

— Если бы он сам ко мне пришел, я бы его давно выгнал, — объяснил сенсэй. — Но он здесь не по своей воле, его заставили. И он хороший мальчишка. Просто не может быть как все. Я раньше думал, что не хочет, и пытался его сломать. А сейчас вижу, что он именно не может. Получается, нет у меня права его выгнать. Но он мне тут напрягает обстановку. Если одному можно выпендриваться, так и остальные начнут, верно?

— Вот уж не думал, что ты такой чувствительный! Надавал бы ему по ушам, и все тут. Со мной ты, я помню, не церемонился!

— Старина, ну сам подумай! Ведь эта группа — не оперативники! Это персонал центрального аппарата. Я не имею права наносить им психические травмы. Башку проломить — это пожалуйста, а унижать их достоинство — нет. Мне на прошлой неделе в «рейхсканцелярии» все мозги засрали как раз по этому поводу.

— Ох, и вздрючил бы я их лет двадцать назад! — рявкнул Королев, топорща усы и обводя недобрым взглядом «персонал центрального аппарата», вяло наносящий и отражающий удары.

— Да я их и сейчас всех застрою в пять минут. — Сенсэй прижал руку к сердцу. — Только вот что-то на пенсию не хочется.

А потом, честно говоря, мне тоже кажется, что не стоит от них требовать больше, чем они могут. Они ведь не группа захвата какая-нибудь. Ну, обороняться должны уметь…

— Стареешь, — упрекнул его Королев.

Сенсэй помотал головой.

— Это не мы стареем, — сказал он мягко. — Это состарился мир.

Королев посмотрел на него озадаченно. — Вспомни, какие мы были в их годы. И какая жизнь была вокруг нас. А теперь… — Сенсэй вздохнул. — Этим обалдуям по тридцать лет, а они озабочены только тем, чтобы поменьше двигаться, потому что при этом слишком много энергии расходуется. И мир такой же — во всем экономия, расчет… Я понимаю, что это правильно, но уж очень все как-то… не по-русски, а?

Королев что-то утвердительно промычал.

— И все-таки ты мог бы его отправить ко мне в кабинет.

Сенсэй усмехнулся.

— Так ты и не понял, что такое «сенсэй». Сенсэй жесткий, но он несет за ученика колоссальную ответственность. А эти люди мне не принадлежат. Если кто-нибудь из них поранится, я зову врача. Этот парень нездоров. Я зову тебя. Если я его просто выгоню, значит, я боюсь принять решение. А вот если вы с ним поговорите и ты его не убедишь, тогда уже ты возьмешь его за руку и уведешь из зала. Навсегда. И это будет означать, что я принял решение. Что, не понял?

— Ни хрена не понял. Но раз ты просишь…

— У-мо-ля-ю, — сенсэй провел ребром ладони по горлу.

— Значит, тащится, сукин сын… — повторил Королев фразу сенсэя, глядя в угол зала. Там на матах сидел в позе лотоса молодой человек с безмятежно расслабленным лицом. В зале стояла удушливая жара, резкий запах пота перебивал все остальные, истошно кричали и шумно падали бойцы, а он, разведя в стороны руки со сложенными чашечками ладонями, медитировал.

Королев, который терпеть не мог демонстраций, шумно задышал и упер руки в бока.

— Только без крика, — попросил сенсэй. — Кричать будешь у себя в кабинете.

— А вот это уже был твой риск, — заявил Королев, срываясь с места. Он не стал обходить дерущихся по краю зала, а проложил себе путь через центр. Ему вслед оборачивались и хихикали. К Отделу спецпроектов на Службе относились со смешанным чувством зависти и недоверия. Вроде бы занимаются люди чем-то невероятным, только вот непонятно, в чем оно состоит. И отбирают в этот отдел народ со странностями. У них даже проблемы личного плана, и те не как у людей.

Королев навис над подчиненным и грозно рыкнул:

— Н-ну?!

Молодой человек медленно открыл глаза, оказавшиеся удивительно большими, слегка навыкате, несколько раз моргнул, хлопая длинными пушистыми ресницами, и поднялся на ноги. Он был не так высок, как Королев, но все же выше среднего роста. Фигура крепкая, даже массивная. Длинные темно-коричневые волосы схвачены резинкой на затылке и собраны в хвост. Черты лица правильные, только, может быть, излишне мягкие для мужчины. Красивый сладенький мальчик. Котяра, блин…

Несколько мгновений Королев, пыхтя, вглядывался в большие зеленые глаза, выражающие полнейшую невинность. Потом он выставил перед собой раскрытые ладони и, потрясая ими, спросил почти умоляюще:

— Ну какого черта, Игорь?

Игорь слегка потупился.

— Я двадцать раз вас просил… — начал он спокойно.

— И чего ты этим хочешь добиться?!

— Покоя, Андрей Иваныч. Только покоя — для нас обоих. Вы меня заставляете делать то, чего я не могу в принципе. Даже сенсэй это понял.

— Пассивное ведение боя — позор!

— Это, может быть, для вас позор. А для меня нормально. Не могу я бить человека, который мне ничего плохого не сделал, разве не понятно?

— А вот когда ты на задании столкнешься с каким-нибудь… Ты же будешь не готов! Что ты будешь делать, если у тебя приемы нападения не наработаны, не отточены до автоматизма, а?!

— Я убью его, — сказал Игорь. И улыбнулся.

Королев внезапно сбавил тон, сунул руки в карманы и спросил очень тихо:

— Чем ты его убьешь, парень? Х…ем?

— Я ему воткну палец в мозг. Сквозь глазницу, — ответил Игорь так же тихо.

Королев застыл в замешательстве.

— Ты псих? — выдавил он наконец. — Ты в курсе, что нормальному человеку такое не под силу?

— Кто сказал, что я нормальный человек? — поинтересовался Игорь.

— Доктор Сабуров говорит, что ты чемпион мира по вранью.

— Сабуров даже со своими проблемами разобраться не может. Вы его спросите, почему от него жена ушла.

— Откуда ты знаешь?.. - опешил Королев.

— Да я и не знаю. Но вот симптомчики…

— Тьфу! Значит, так. Твое последнее слово?

— Нет! — отчеканил Игорь.

— Тогда я пишу рапорт, — вздохнул Королев. — Тебя, конечно, освободят от занятий, но ты попадешь в черный список. Затаскают по собеседованиям, вывернут мозги наизнанку и влепят пожизненно запрет на руководящие должности. Такое тебе на ум не приходило, а?

— Вы не сердитесь на меня, Андрей Иваныч, — попросил Игорь так мягко, как просят очень близких людей. Королев поморщился — этой мягкостью парень брал его в соучастники. — Я, правда, иначе не могу. Это пытка для меня. Я без этих дурацких тренировок в сто раз лучше работать буду.

— Запрет на руководящие должности, — напомнил Королев.

Игорь небрежно шевельнул бровью.

— Я на Службу не рвался, — сказал он. — Сами позвали. И в начальники тоже… позовут. Только я откажусь, наверное.

Этого Королев вынести уже не смог. Он развернулся на каблуках и бросился вон из зала. Если бы бойцы не начали рассаживаться у стены, он бы их посшибал, как кегли. Игорь расправил плечи, сделал глубокий вдох и двинулся к сенсэю. Вот перед кем ему было действительно стыдно.

Сенсэй ждал его. И ждали сидящие в ряд «аналитики», «научники» и «управленцы». Многие из них неплохо знали Игоря по работе, и сейчас им было чертовски интересно, как с ним попрощается сенсэй, опытный и уважаемый человек.

Игорь с сенсэем поклонились друг другу.

— Значит, уходишь? — спросил сенсэй.

— Простите, мастер. Наверное, так будет лучше. Я не забуду ваших уроков, вы очень много дали мне. Спасибо и… до свидания.

Сенсэй отвернулся от группы. Игорь последовал его примеру.

— До свидания, — проговорил сенсэй очень тихо, глядя в стену. — И не думай о себе плохо. Ты просто выбрал свой путь, и у тебя хватило мужества настоять на том, что для тебя он единственно верный. Надеюсь, Служба поймет это.

— До свидания, — прошептал Игорь, чувствуя, как защемило сердце. Он повернулся к группе и поклонился ей. Сенсэй группе кивнул, люди дружно встали и поклонились в ответ. Некоторые взгляды показались Игорю презрительными. А некоторые — нет.

Кондиционеры, похоже, расплавились во всем здании. Игорь всего лишь прошел от душевой до выхода со Службы, но футболку уже можно было выжимать, а из джинсов хотелось выпрыгнуть. Тем не менее настроение у Игоря было приподнятое. Он только что решил очень серьезную проблему, а дома его ждал полный холодильник пива.

В вестибюле до неприличия взопревший доктор психологии Сабуров боролся с системой идентификации. Охрана, тяжко отдуваясь и обмахиваясь беретами, меланхолично наблюдала, как тот в десятый раз пытается мокрыми пальцами загнать в щель свою карточку и опять она у него выскальзывает.

— Да ладно, доктор! — сказал наконец сержант. Он сунул руку под пульт и что-то там с усилием повернул. — Проходите так. Только быстро.

Доктор, рассыпавшись в благодарностях, прошел сквозь турникет и нос к носу столкнулся с Игорем.

— Значит, я чемпион мира по вранью? — спросил Игорь, прищурившись.

— Здравствуйте, Игорь! — как-то слишком уж обрадовался доктор, запихивая в карман потную карточку и извлекая на свет божий скомканный носовой платок. — Вот жарища какая, просто ужас! Просто невыносимая жарища! Я как представлю, что сейчас творится в пятнадцатой больнице или, например, в Центре Психического Здоровья…

— Завтра будет чуть-чуть прохладнее, — сказал Игорь. — Но проблемы останутся те же. Вы мне не можете объяснить, доктор, такой вот парадокс?.. Почему так получается — когда я вру, мне все верят. А когда я говорю чистую правду, мне не верит никто. Даже дипломированный психолог — и тот не верит. Мало того, что дипломированный, так еще и с учеными степенями…

Сабуров вытер потную шею, затолкал платок в карман и уставился на Игоря, как на надоедливое, но безвредное насекомое.

— А вы часто говорите правду? — поинтересовался он.

— Всегда.

— То есть вам никто и никогда не верит.

— Никто и никогда.

— Ну вот, Игорь, опять вы врете.

— Опять, доктор. И все-таки в чем дело, а? Я так надеялся, что вы за меня заступитесь…

Охрана так старательно развесила уши, что даже перестала обмахиваться беретами. Как и предыдущая смена, с которой Игорь общался утром, эти ребята числились в «отделе прикрытия», то есть имели богатый оперативный опыт и видали разнообразные виды. Поэтому Игорю они верили. А вот Сабурову — нет. Потому что Игорь, человек с топ-секретным допуском, никогда ими не брезговал. Даже когда проносился мимо, не кивая. А сверхлюбезный внешне Сабуров, всего-навсего какой-то задрипанный психотерапевт, всегда на них смотрел, как на дерьмо.

— Послушайте, молодой человек, — начал раздражаться Сабуров. — Вы что, требуете всесторонней экспертизы? А это ведь можно организовать…

— Не угрожайте мне, доктор. Я всего лишь попросил вас о помощи. А вы подняли меня на смех. И выставили лжецом. По-вашему получается, что я преследую какие-то свои цели, идущие вразрез с интересами Службы. Подумайте! Ведь вы фактически меня обвиняете в серьезном проступке.

Доктор насупился и сбавил тон.

— Я могу только повторить то, что вы уже от меня слышали, — сказал он хмуро. — Вы, Игорь, тонкий и, простите, излишне впечатлительный человек. Вы вбили себе в голову, что вы жестоки. Это у вас защитная реакция. Несколько сеансов у психотерапевта, и ее как рукой снимет. Вам просто нужно решиться. Но вам это неудобно, потому что опять придется ходить на занятия. А вы их отчего-то посещать не хотите. Вот и получается замкнутый круг.

— Но если я чувствую, просто физически чувствую, что мне нельзя ударить человека! — почти взмолился Игорь. — Если я не отвечаю за последствия! Что же мне делать?!

— Милый мой! — отмахнулся Сабуров. — Если бы дело обстояло так, как вы пытаетесь себя убедить, вы бы уже давно перестреляли всю Службу. Тяга к агрессии должна находить выход. А вы, наоборот, всякого насилия избегаете. Честное слово, нет у вас никаких симптомов, которые указывали бы на то, что вы убийца!

— То есть, — сказал Игорь, складывая руки на груди, — я себе это придумал, чтобы оправдать страх перед насилием. Так?

Сабуров кивнул и расплылся в улыбке.

— Вам просто нужно решиться, Игорь. Давайте я вам оставлю визитную карточку одного прекрасного специалиста. А вы ее положите дома на стол, и пусть она себе лежит. Когда соберетесь — скажите, что от меня, — он с вами бесплатно поработает.

— И все как рукой снимет? — спросил Игорь ехидно.

— А вы попробуйте! — рассмеялся Сабуров, копаясь в бумажнике. — Вот, пожалуйста.

Игорь, не глядя, убрал карточку в задний карман.

— Спасибо, доктор! — произнес он с чувством. Охранники не удержались и противно захихикали. Сабуров укоризненно покачал головой и, не попрощавшись, скрылся в коридоре.

— Дай ты ему в лоб! — посоветовал Игорю сержант. — Самый веский аргумент.

Игорь прокатил свою карточку через терминал и шагнул в арку металлодетектора. В мягких кобурах, заправленных внутрь джинсов, у него было спрятано достаточно железа, но машина, предупрежденная карточкой о том, что идет свой, промолчала.

— Да жалко мне его, — вздохнул Игорь. — Я так остро чувствую свое превосходство над ним…

— Ну еще бы! — кивнул сержант. — Согласен на все сто.

— Солдат ребенка не обидит, — поддержал его помощник.

Игорь усмехнулся, встал лицом к выходу, поднял руку в призывном жесте и провозгласил:

— Пиво!

— У-у-у!!! - в два голоса взвыла охрана.

— Банзай! — воскликнул Игорь и исчез за дверью.

— Хороший парень, — заметил сержант, провожая его взглядом. — Но абсолютный псих.

— Одно слово — Спецотдел, — усмехнулся помощник. — Они хоть чем занимаются-то?

— Инопланетных шпионов ловят.

— Чего-о?!

— А ты что, не в курсе? Вон на прошлой неделе двух зеленых человечков застукали. В женской бане. Как раз через эту дверь их вели, сам видел.

Помощник разочарованно подобрал челюсть, надулся и с преувеличенным вниманием уставился на монитор.

— А может, так оно и есть, — пробормотал сержант задумчиво.

Глава 6. Четвертое июня, утро

В общем зале Спецотдела было тихо, сумрачно и прохладно. Мишка Лавров, развалившись в кресле, с ленивой небрежностью пожизненного хакера гонял на компьютере сразу четыре программы. Две из них, перепахивая статистику, ваяли для Королева какой-то сложный график. Третья переводила с экзотических языков текущие газетные публикации по тематике отдела. А с четвертой Лавров ожесточенно рубился в «Банзай». Статистические программы время от времени теряли общий язык, отвлекая Лаврова от драки, и тогда он, злобно шипя, переключался и вправлял им мозги. Когда Игорь вошел в зал, как раз наступил такой патетический момент, и Мишкины руки, заправленные в перчатки «летучих мышей», с бешеной скоростью порхали над столом.

— Зар-раза! — сказал Лавров, не поворачивая к Игорю головы. — Вот зар-раза! Привет, Боец. Ох, замучили меня эти графики! Того и гляди машину подвесят…

— Ну, Мишель, ты же сам говорил, для чего пишется новый софт. Чтобы доказать тебе, что твое железо уже никуда не годится.

— Это хорошее железо, — прорычал Лавров, сосредоточенно гоняя «мыши» одновременно по трем измерениям. — А софт так себе.

— Ну и довел бы его до ума.

— Скоро он меня доведет… Как я это сделаю? Это же новый софт.

— Ну сломал бы его.

— Да нельзя его сломать! Нечего там ломать. Ты когда последний раз на занятия ходил?

— Да никогда.

— То-то и оно. Прежний софт весь был как листочки со строчками. Там было что ломать и что править. А эти программы новые, они цельные, они похожи больше всего на… ну, на…

— На поллитру? — осторожно предположил Игорь.

Лавров от изумления аж застыл.

— А знаешь… — пробормотал он, впервые за весь разговор повернувшись к Игорю лицом. — Вот именно, на поллитру они больше всего и похожи…

— Мишель, ты б подучил меня слегка, а? — попросил Игорь. — В частном порядке. Возьмем ноль семь крепкого…

— Нет, только полбанки, не больше. В прошлый раз мы после ноль семи… Сам помнишь.

— А какая разница? Нам полбанки вечно не хватает, и мы потом в баре коктейлями долечиваемся. Конечно, в таком людном заведении всегда найдется на кого обидеться. А с ноль семи мы тихо и мирно отдыхаем на рабочем месте…

— …и обижаемся здесь же на всех, кто под руку подвернется! — заключил Лавров. — Спасибо, достаточно. Ладно, будет время, устрою тебе лекцию.

— Я вот только понять не могу, — произнес Игорь, задумчиво глядя на монитор. — Если этот софт построен по совершенно новой схеме, как же он работает на старом железе?

— Боец, — сказал Лавров проникновенно. — Очнись. Железо уже месяц как новое. И я тебе об этом рассказывал двадцать раз. Кстати, последний случай был позавчера.

Игорь сконфуженно поджал губы и заглянул под стол.

— Обычный системный блок, — пробормотал он смущенно. — Я думал, у него просто частота другая…

— У него все другое, старина. И это я тоже двадцать раз тебе объяснял.

Игорь присел на край стола и с усилием потер глаза ладонями.

— Придется взять полбанки, — заключил он.

— Отшибает память? — Лавров повернулся к монитору и продолжил работу.

— Мишель, ты не поверишь, начисто.

— Странно. Ты же вроде нормально себя ведешь… Во всяком случае, не артистичней, чем я.

— Миша, я дома всегда добавляю до упора. Пока не упаду.

— Н-да… Старик, а ведь ты уникум! Ты, наверное, единственный в мире человек, который спьяну проспал настоящую компьютерную революцию…

Игорь поднял глаза к потолку и выразительно цыкнул зубом.

— Жениться тебе надо, — вздохнул Лавров. — И начнешь ты дома падать совсем по другой причине. От удара сковородкой по балде. Но помнить будешь все…

— Вот уж чего у меня дома нет, так это сковородок!

— Появятся, — заверил Лавров. Он удовлетворенно хмыкнул и полез в стол за сигаретами, а на мониторе вновь появилась группа самураев, застывших в напряженных позах. — В нормальной семье обязательно должны быть сковородки. Потому что в наше время порядочная женщина обязательно умеет и любит готовить. Пусть редко, но зато… Ух, какие вчера были отбивные! Я тебе звонил, а ты шлялся где-то…

Игорь вздохнул. Он понимал, что больше всего на свете Лавров хочет сейчас узнать, помог ли Игорю ворованный документ. Но спросить об этом вслух в нашпигованном камерами и микрофонами офисе Службы было совершенно невозможно.

— Я не шлялся, я дома был, — извиняющимся тоном сказал Игорь. — Я просто немножко пива выпил…

Лавров заржал.

— Н-да… — протянул он, отсмеявшись. — Кстати, ты про Сабурова слышал последнюю новость?

— А то… На меня не повесят, у меня алиби.

— А ведь попил он твоей кровушки…

— Ничего, — улыбнулся Игорь. — Зато я больше не хожу в этот вонючий спортзал. На этот чертов рукопашный бой.

— Запишись в айкидо, — предложил Лавров. — Там драться не надо, все чинно-благородно, а дело, говорят, стоящее.

— Зачем мне айкидо, Мишель, если у меня ствол? Какой мастер со мной справится? Это ты боевиков насмотрелся. В жизни все иначе, поверь. Конечно, выбить у тебя оружие можно. Но только если ты, как снайпер, всегда держишь его на вытянутой руке. Единственный раз в жизни, когда я стрелял по живым людям, я косил их от бедра, и все было нормально. Не исключено, что мне даже понравилось.

— Ты сейчас говоришь, как сержант еврейской армии. А бывает так, что ствол просто достать не успеешь.

— Ну, Мишель, агрессию по отношению к себе нужно предвидеть. И вообще, я не оперативник. Если мне приходится драться или, того хлеще, стрелять — значит, я чего-то недодумал. Мне думать положено по штатному расписанию, хитрить и сыпаться, как снег на голову. А не прыгать по крышам с автоматом в зубах.

— Но пулю ты тогда схлопотал…

— Я понял, — рассмеялся Игорь. — Ты хочешь сказать, что от занятий спортом отрастают глаза на заднице.

— Да нет же! Ты пойми элементарную вещь, старый. Я вот с детства хожу на кикбоксинг. С шести лет…

Дверь зала отворилась, и на пороге возник насупленный Королев. Лавров моментально закрыл рот и вскочил. Игорь вытянулся рядом. Начальство пребывало в глубокой мрачности, и перед глазами подчиненных замаячил обширный реестр служебных проступков, за которые с них еще не было взыскано. Впрочем, ничего особо страшного за ними не числилось. Фокус с гранатой Игорю простили, а Мишкин компьютерный взлом явно прошел незамеченным.

— Кто вчера наблевал под дверью доктора Сабурова? — спросил Королев вместо приветствия.

— Даша, — моментально ответил Лавров. — Во всем виновата Даша.

Игорь не удержался и хихикнул. Даша была персонажем мифическим, давно прижившимся на Службе и по традиции ответственным за все грехи. Несколько лет назад внешняя охрана среди ночи крепко заложила за воротник, приволокла с улицы какую-то пьяную бабу и до утра ее имела всеми доступными способами. На свою беду, охранники наутро не только не помнили, как девицу звали — то ли Маша, то ли Даша, — но даже не сумели толком объяснить, была ли она одна. Закрытая пропускная система, о существовании которой охрана и не подозревала, зафиксировала проход на Службу двух посторонних. А вышел только один. Поэтому отдел внутренних расследований буквально выпотрошил офис. А поднятые по тревоге оперативники прочесывали город, пытаясь запеленговать маркер, которым пропускная система пометила вышедшего из здания чужака. И откопали-таки Машу, спящую у себя на квартире сном праведницы. Эффектную брюнетку, парламентского корреспондента уважаемой газеты. Пока из Маши добывали пробы семенной жидкости, которая у нее разве что не текла из ушей, на Службе «внутряк» открыл жесточайшую облаву на Дашу. Служба хохотала и содрогалась одновременно, пока охрану не загнали под гипноз и не выяснилось-таки, что никакой Даши и в помине не было. Но компьютер пропускной системы упорно твердил, что была, а с машиной не поспоришь.

Узнав, кто такая Маша и где она аккредитована, Папа лично ее допросил под гипнозом. Он остался так доволен, что карательные меры к охране свелись к промыванию мозгов, подсадке ложной памяти и переводу в строевые. Появление лишнего чужака объяснилось банальным заеданием радарного датчика. Но местные остряки уже сложили легенду о виртуальной Даше, которая ходит по Службе, учиняя пакости типа засорения унитазов. И теперь, случись что, на бедную Дашу ссылались к месту и не к месту.

— Значит, Даша? — переспросил Королев. — М-да. Во всем виноват Чубайс… — пробормотал он себе под нос загадочную фразу. — Ну ладно. Тем не менее этот урод Сабуров подал рапорт. Папа-то хохочет, ему все шуточки. А вот Дядя просто озверел. «Внутряки» будут ему докладывать с минуты на минуту. Ты что делал после тренировки? — повернулся Королев к Игорю.

— Сразу ушел домой и там лежал, не шевелясь. Был нетрезв. Кстати, Сабуров видел, как я выходил со Службы.

— Нажрался, значит, на радостях? Так, Мишель, а ты?

— Я в полпятого свалил. У нас с Бойцом алиби несокрушимое, командир.

— Будем надеяться… — Королев заглянул Лаврову за спину и хищно прищурился на самураев. Лавров, не поворачиваясь, шевельнул пальцем, и на мониторе возникли медленно растущие столбцы графиков. Королев удовлетворенно крякнул.

— Через полчаса, командир, — заверил его Лавров. — Максимум через час. Все подвиснуть хочет, зараза.

— А ты эти программки сломай и доведи до ума, — посоветовал Королев.

Лавров тяжело вздохнул.

— «Чайников» — давить! — пробормотал он в пространство.

— Фу! — сказал Королев и направился было к себе в кабинет. Но тут дверь отворилась вновь, и в зал шагнул, ни больше ни меньше, Дядя.

При виде первого заместителя Папы и начальника отдела внутренних расследований молодежь встала во фрунт. Дядю они едва-едва знали в лицо. Если Папа, главный стратег и философ Службы, позволял себе быть с людьми накоротке и частенько бродил по офису, общаясь с народом, то у Дяди на такое просто не оставалось времени. У него были совершенно конкретные задачи, и он их образцово выполнял. На Службе его побаивались.

— Уже? — спросил Королев с какой-то странной интонацией, почти неприязненной, и Игорь вдруг поймал на себе его короткий взгляд.

— Я освободился до вечера, — сказал Дядя. — Здравствуйте, Бойко, — он протянул Игорю руку.

— Добрый день, — Игорь машинально ответил на пожатие и снова засек быстрый, острый взгляд Королева. «Однако дело пахнет операцией. Даже, я бы сказал, черт возьми, Операцией! Что это старики задумали? А ведь пора! Третий месяц уже дурью маемся, так и спиться недолго».

Лаврову Дядя просто кивнул.

— Здрасте, — протянул обиженный Лавров.

— Можем начинать прямо сейчас, — сказал Дядя Королеву. — Второй подъедет через три часа.

— Хорошо, — кивнул Королев. И вдруг опустил плечи. И глубоко вздохнул.

— Мне тоже вся эта история не по душе, — сказал Дядя доверительным тоном. — Но чем раньше начнем, тем больше шансов на успех. Где мы сядем? — Он окинул взглядом большой круглый стол в центре зала. — Здесь? Нет, лучше у тебя. Э-э… молодой человек…

— Референт Лавров, ваше превосходительство.

— Да, господин Лавров, будьте добры, возьмите на себя все входящие. Кроме адресованных мне лично или на два имени: мне и вашему шефу. Вплоть до особого распоряжения нас не отвлекать. Очень на вас надеюсь.

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство.

— Меня зовут Павел Семенович, — смилостивился Дядя. И протянул-таки Лаврову руку. Тот аккуратно, не спеша освободил пальцы из зажимов «мыши» и со спокойной улыбкой приветствовал одного из могущественнейших людей планеты. Лавров поставил Дядю на место и был теперь очень доволен.

— Пошли, — Королев отворил дверь кабинета.

— Прошу вас, Бойко, — сказал Дядя, предлагая Игорю пройти вперед. И тот понял, что не ошибся. Будет дело.

В кабинете Королев первым рухнул в кресло, будто у него отказали ноги. Игорь подождал, пока усядется Дядя, откатил свое кресло подальше от стола, сел, закинул ногу на ногу и только тут понял, что ему сегодня показалось в Королеве странным. Начальник отдела Спецпроектов явно не спал эту ночь.

— Кофе, — сказал Королев, набирая комбинацию на врезанном в край стола киборде. — Паша, тебе с сахаром, да? А тебе, Боец, еще и со сливками.

— Ты как вообще, старик? — спросил Дядя. — В форме?

— Давненько не брал я в руки шашек… — вздохнул Королев. — Фигня, прорвемся.

— Кризис начался позавчера рано утром, — сказал Дядя, обращаясь к Игорю. — Игорь… Можно я буду вас называть по имени? Отлично. Кстати, Андрей, а что это твой секретарь так на меня наехал?

— Здороваться надо, — проворчал Королев, доставая из открывшейся в стене дверцы поднос с тремя чашками.

— Терпеть не могу здороваться за руку с незнакомыми людьми, — сказал Дядя, принимая с благодарным поклоном свой кофе. — Ничего с собой поделать не могу.

Игорь взял чашку и покосился на Дядю.

— А вас я знаю неплохо, молодой человек, — усмехнулся Дядя, поняв его немой вопрос. — Мы познакомились так давно, что вы и не помните. Вам, Игорь, было тогда от силы года два. И все последующее время я очень внимательно следил за вашей судьбой.

— И за карьерой? — спросил Игорь.

— А что, плохо вышло? — поинтересовался Королев.

Игорь отхлебнул кофе, поставил чашку на стол, откинулся в кресле и сунул большие пальцы в карманы джинсов. Некоторое время он молча глядел в стену, позволяя старшим беззастенчиво рассматривать себя. И не выдержал.

— Почему я? — спросил он. — Я не самый опытный в Спецотделе. И не самый удачливый. Понятно, ребята сейчас все на выезде, но я готов подменить любого из них. Так что давайте рассказывайте… — И тут он осекся. В голову ему пришла совершенно безумная мысль. Настолько безумная, что он застыл с открытым ртом. «Не бывает таких совпадений, — подумал он. — Не может быть…»

— Ты в Спецотделе самый умный, — сказал Королев. — Вот, я вижу, ты уже до всего и дотумкал…

Игорь помотал головой и сел относительно прямо. Теперь он смотрел на Дядю, и взгляд его был ледяным.

— Ты Игоря Волкова хорошо помнишь? — спросил Дядя.

«Я правильно угадал, — подумал Игорь. — С ума сойти! Как же так все совпало? Неужели случайно? Им нужен Волков. Ох, черт возьми! Я еще и привыкнуть-то не успел к мысли о том, что он на самом деле жив… Сейчас придется играть. Много и вдохновенно. Эх, не проколоться бы».

— Он жив… — эти слова Игорь скорее прошептал, чем выговорил, но интонация его была утвердительной.

— Посмотри, — Королев достал из стола растрепанную папку с крупно выведенным на обложке номером 116 и выудил из нее фотографию. Игорь взял снимок и задохнулся от изумления.

Маленькая цветная карточка не была фото в обычном смысле слова. Это оказалась прорисованная на компьютере ментография — отпечаток картинки, запечатленной в человеческой памяти. Страшно дорогая в производстве вещь, используемая только в крайних случаях. А та ментография, которую Игорь держал в руке, была просто дороже золота. По характерным заплывам изображения Игорь определил, что отпечаток был взят с трупа. Игорь даже приблизительно не мог себе представить, в какие деньги обошлось разовое применение топ-секретной технологии, из недр которой родилась эта картинка.

— Похоже, я держу в руке бюджет небольшого государства, — пробормотал он.

— Ну почему же небольшого… Ты смотри, смотри.

А на снимке Игорь увидел Волкова. Конечно, не такого, как на фотографиях из маминого альбома, а постарше лет на тридцать. Очень правильные и очень жесткие черты лица. Почти ничего общего с обликом сына, который вышел лицом и мастью в мать. Только что-то неуловимое в выражении глаз… И еще говаривали знающие люди, что повадками, манерами и привычками Игорь совсем не Бойко, а вылитый Волков.

— А собака у него есть? — спросил Игорь, не отрываясь от снимка.

— А то! — фыркнул Королев.

— Буль какой-нибудь? — Игорь по-прежнему не поднимал глаз.

— Не лови нас как маленьких, — попросил Дядя. — С чего бы это ему завести бультерьера? У него бернская овчарка. И, похоже, ростом с лошадь.

— У нас был прекрасный ландсир, — вздохнул Игорь и осторожно положил карточку на стол. — Я на нем верхом катался. Конечно, если папуля удосуживался меня подсадить.

— Я помню, — кивнул Дядя. — Его звали Джем. Чуть мне яйца не отгрыз. Никогда бы не подумал, что из простого ньюфаундленда можно сделать такого киллера.

— Ладно, — сказал Игорь. — Вы-то, как я понимаю, точно установили, что он — это он?

— Вне всякого сомнения, — сказал Королев. — Это Игорь Волков. Сто процентов. И Шнейдер его опознал.

— Ну, по такой ментографии трудно судить… — Игорь склонился над столом, вглядываясь в карточку.

— Шнейдер видел его живьем, — сказал Дядя жестко. — Он узнал Волка и успел послать сигнал подтверждения. И Волк тоже узнал своего приятеля Шнейдера. Старого доброго приятеля.

Игорь закусил губу и выпрямился.

— Серьезное дело, — сказал он вполне безмятежным тоном.

— А никто и не говорит, что оно лажовое, — усмехнулся Королев.

— А меня он якобы не тронет.

Королев и Дядя переглянулись.

— Не пойду, — отрезал Игорь.

Старшие одновременно повернули к нему головы.

— Я для Волкова никто, — сказал Игорь. — Когда он ушел, мне было шесть лет. Я его даже толком не помню. Джема помню очень хорошо и до сих пор оплакиваю. Я, может, никого на свете так не любил, как этого пса. А когда отец исчез, Джем за неделю сгорел как свечка. Мне сказали «папа в командировке», и я так и не простил ему, что он бросил такую преданную собаку. Еще через сколько-то лет мне объяснили, что папочка умер, но я уже не смог перестроиться. А когда мне стукнуло двадцать, умерла мама. Которая так больше замуж и не вышла. И я со всем этим, извините, живу. Я даже к психоаналитику ходил. Без толку.

— Ты просто не хотел освобождаться от этого груза, — сказал Дядя мягко. — Мы поступки Волка ни в коем случае не оправдываем. Ни то, что он сделал с тобой, ни то, как он с Галей обошелся. Да и нас он всех подставил капитально. Но поверь мне, Игорь, для тебя отец значит гораздо больше, чем ты думаешь. И боль, которую он тебе причинил, во многом сделала тебя таким, какой ты сейчас есть.

— Я уже не маленький, Павел Семенович, — кивнул Игорь. — Так что не надо мне рассказывать, кто и что для меня сделал. А уж вы, господа, затащив меня на Службу, извините, так мне нагадили, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Королев поморщился. Дядя криво усмехнулся.

— Я давно все сопоставил, — упрямо гнул свое Игорь. — Вы меня на Службу разве что силком не тащили. Я здесь уже пять лет. И сейчас я точно знаю, что взяли меня сюда из-за того, что я сын Волка. Которого все ветераны Службы почему-то боятся до судорог. Поэтому меня ни капельки не удивляет, что мой дражайший папочка жив.

— То есть ты запросто готов отправить псу под хвост все, что сделал за эти пять лет, — констатировал Дядя. — И дырку от пули, которая у тебя в спине, и орден, который у тебя в сейфе лежит, и именной ствол от Папы. Ты знаешь хоть одного, кто за пять лет на Службе столько бы успел наворочать?

— Да, Игорек, — вступил Королев. — Что-то ты, друг мой, того… передергиваешь. Выходит, мы тебя держим только как щит от Волка страшного? За красивые глаза, так сказать?

— А у меня действительно очень красивые глаза, — рассмеялся Игорь. — И еще я очень умный. Но все равно я вам, простите меня, пожалуйста, господа… Ну не верю я вам до конца, и все тут. Подорвано у меня доверие к Службе.

— А у Службы к тебе — нет, — сказал Дядя.

— А Сабуров говорит, что ты просто обнаглел, — вставил Королев.

— И глаза у тебя на самом деле красивые, — сообщил Дядя. — Это правда, — повернулся он к Королеву, — что от него ту девчонку силой отдирать пришлось?

— Какую девчонку? Из Безопасности? Их там две было…

Дядя захохотал, громко и беззаботно. Игорь молча ждал.

— Все мы про тебя знаем, — сказал Дядя, отсмеявшись. — Иногда, правда, делим на два, но что поделаешь…

— И то, что тебя в Безопасность приглашали на майорскую должность…

— И то, что Охрана к тебе подкатывала…

— И дома у тебя клякса лежит неучтенная…

— Стоп! — скомандовал Игорь Королеву. — Не было такого. Кляксу я сдал под роспись. Вы еще, господа, Дашу на меня повесьте.

— Ну зачем же Дашу? — сказал Дядя ласково. — Дашу тогда мои драгоценные «гестаповцы» замочили. С перепугу.

У Игоря непроизвольно отвалилась челюсть. У Королева тоже.

— Э! Мужики! Вы что? Я пошутил! — встрепенулся Дядя. — Честно, пошутил. Не было Даши. Ну не было!

— Тогда и кляксы не было, — сказал Игорь.

— Я тебя что, прошу ее сдать? — отмахнулся Королев. — Тебе сказали добыть хотя бы снимок. А ты приволок живую вещь. Целых две. Ну и зажал одну. Бывает.

— Ты только с ней поосторожней, — попросил Дядя. — Это все-таки не игрушка, а штуковина неустановленного происхождения. Ты ею что, от похмелья лечишься? С перепоя под язык?

— Под подушку кладу, — сказал Игорь хмуро. Кляксу, сгусток теплой и дружелюбной темноты размером с шарик для пинг-понга, он добыл при таких печальных обстоятельствах, что шутить на эту тему не хотелось. Спецотдел охотился за кляксой несколько лет кряду и нашел ее не в том месте и не в то время. В одном из государств «третьего мира» и на час раньше конкурирующей иностранной фирмы, которая повела себя бестактно, кинулась в погоню и открыла пальбу. Это было как в фильмах про войну, потому что оперативники, прикрывавшие Игоря, начали по двое отставать, чтобы задержать преследователей. К точке подхвата вышли только Игорь и старший группы, который отвечал за него до конца и бросать не имел права. Фамилия старшего была Шнейдер.

— Ладно, — вздохнул Игорь. С кляксой его здорово поддели. — Взяли вы меня за ошейник, ничего не скажешь.

— Ты работай с ней, работай, — сказал Дядя. — Только Москву не взорви. Считай, я дал санкцию. Научники все равно со своей так и не смогли разобраться.

— Научники вряд ли ее поймут. Скорее она у них взорвется, чем у меня. Я ее люблю, ей со мной комфортно. С кляксой вообще не ученые должны разбираться. Точнее, не нормальные ученые, а… Не знаю кто. Экстрасенсы, может быть.

— Не ты первый до этого додумался. Мы как раз собираемся ввести биоэнерготехнолога в их группу. Ты полагаешь, она живая? В смысле — разумная?

— Мне все кажется, что да. Примерно на уровне собаки. Но я к ней слишком привязан. Скорее это самообман.

— Поживем — увидим. Так ты, я понимаю, согласен? — прищурился Дядя.

— Я не хочу ждать от вас прямого конкретного приказа. Считайте, что оказанное мне доверие оценил и с любезной просьбой милостиво согласился. А про шантаж забудем.

— Подставляться не надо, — посоветовал Королев. — Осторожнее надо быть. Думать надо головой. Не создавать для шантажа поводов.

— Да ладно! — бросил ему Дядя. — Сколько раз мы с тобой подставлялись, я уж умолчу. За давностью лет. А он бы и так согласился.

— Я бы согласился, — кивнул Игорь. — У меня ведь нет какой-то веской причины для отказа. Кроме страха разве что. Я все-таки не оперативник, я аналитик. И в спортзал не хожу.

Дядя хмыкнул.

— Сабуров на тебя стучалку написал, — сказал он. — Вчера, прямо сразу после того, как ты с ним в вестибюле поцапался.

Игорь посмотрел на Дядю очень внимательно.

— Пишет, что ты стал опасен для Службы, — продолжал тот. — Что у тебя личные мотивы окончательно перевесили долг профессионала.

— Павел Семенович, может, вы мне и вправду дядя? — произнес Игорь задумчиво.

— Не зазнавайся. Особо пристальный интерес с моей стороны ты вызвал только минувшей ночью. Тут-то я и поднял твой файл. Увлекательное было чтение, ничего не скажешь.

— Я на Службу не просился, — заметил Игорь.

— Не прячься за Волкова, — сказал Дядя. — Перестань. Ты сам по себе личность, ты Службе интересен как Бойко, а не как Волков. Я бы на твоем месте, наоборот, гордился…

— Тем, что мой близкий родственник — пугало и страшилище? Слуга покорный… — Игорь отвернулся и помотал головой.

— А ты в курсе, почему его боятся? — спросил осторожно Королев.

Игорь вздохнул. Сейчас главное — не проболтаться. И продолжать игру, отвечая старшим с тех позиций, на которые он успел продвинуться до прошлого вечера. Игорь действительно расспрашивал об отце всех и вся. Но те на Службе, кто мог бы ему рассказать хоть немного правды о Волке, знали, что Игорь — его сын. И молчали. А те, кто не знал, распространяли дурацкие слухи и ничего интересного сообщить не могли.

— Я уверен, что он был сенс, — пробормотал Игорь. — А я — нет.

— Почему «был»? Он до сих пор сенс.

— Да поймите вы! — вскричал Игорь, наливаясь кровью. — С того дня, как Волков пропал, он не проявил ко мне ни малейшего интереса! Я его не видел двадцать лет! И видеть не желаю! Вы же мне больно делаете, господа, что, непонятно? Он для меня человек в прошедшем времени! Все равно что умер! Да я и привык к мысли, что он умер! Ух, ё-моё!..

— Но ты же вычислил, что он жив, — сказал Королев очень мягко и уважительно.

— Это головой! — прошипел Игорь, утирая пот со лба. — А сердцу приказывать смысла не было.

— Хочешь, мы сейчас искренне извинимся? — предложил Дядя.

— И оставите меня в покое?

— Нет.

— Ну и не извиняйтесь. Простите, господа. Я не думал, что это будет для меня так болезненно. Давайте лучше я перед вами извинюсь за свою истерику дурацкую…

— Кофе, — пробормотал Королев. — Тебе, Паша, с сахаром…

— А Игорю еще и со сливками, — сказал Дядя озабоченным тоном. — Давай-ка, мил-друг, отправляйся спать. Ты уже повторяться начал. А я тут без тебя как-нибудь.

— Ни. За. Что, — раздельно произнес Королев, вглядываясь мутными глазами в клавиши на столе и пытаясь набрать код вялым пальцем. — Я тоже Волку был не чужой, значит, и я несу часть ответственности.

— Все мы ему оказались чужими, — вздохнул горько Дядя. — Даже сыновья…

— Чего-о? — пробормотал Игорь.

Глава 7. Четвертое июня, полдень

— Удивительно, — сказал задумчиво Королев, перебирая стопку фотографий. Принтер выбросил еще две, и он положил их на стол отдельно. — Сколько раз я эти фотки видел и все равно никак оторваться не могу. Мистика какая-то.

— Никакой здесь мистики нет, — пробурчал Дядя, сосредоточенно вглядываясь в разложенные перед ним отпечатки. Игорю показалось, что Дядя рассматривал эти снимки еще чаще, чем Королев. И один, запершись в кабинете. Слишком уж он любовно к ним относился.

— Нет мистики, — повторил Дядя. — Есть люди выдающиеся. И больше таких не делают. Вот разве что Игорек — приятное исключение.

— Который, старший?

— И старший, и младший. Младшие то есть. Это кровь, старина. Насквозь гнилая старая добрая голубая кровь. Все было отмечено, зафиксировано, запротоколировано. Совершенно четко. И у Ларина, и у Костенко, и у Волкова за последние два столетия в роду доминировал экстерьер отцов. А то, что они между собой здорово похожи, — это первое впечатление. Если присмотреться, не так уж много сходства. Просто одна порода.

— Да еще какая… — протянул Королев и поднял глаза к потолку навстречу какому-то своему воспоминанию. Видимо, это было интересно, потому что задумался он глубоко.

— А с другой стороны, — сказал Дядя, отрываясь от фотографий, — говорят, те, кто увидел Костенко и Ларина вместе, были просто в восторге.

— Отвыкли холопья на барина глядеть, — сказал Королев небрежно. Дядя закусил губу и с интересом на него посмотрел.

— Ты-то, брат, не из графов Шереметевых, — заметил он веско.

— Уж и помечтать нельзя. Может, у меня бабушка согрешила с водолазом.

Старшие дружно рассмеялись.

— Так обидно не знать своей родословной… — вздохнул Дядя, поворачиваясь к Игорю. — Проклятье нашей страны. Слишком много архивов погубила красная смута. И слишком многим заткнула рты. Все мы теперь Иваны, не помнящие родства.

— Допустим, не все, — сказал Королев, тоже поворачиваясь к Игорю. — Ты до какого века знаешь свои корни?

— До середины восемнадцатого, — ответил Игорь, скромно опуская глаза.

— А вот Тим Костенко, если верить слухам, знал свою родословную вплоть до тысяча триста четвертого года, — сказал Дядя. — Но получил он эту информацию, только достигнув совершеннолетия.

— Потому что большевики уже накрывались медным тазом, — добавил Королев, — и старики решили, что больше не опасно разевать рот. А до этого молчали, как партизаны.

— А Витя Ларин, кстати, так и не выяснил ничего о себе толком. Потому что у него и папа работал на КГБ, и мама работала на КГБ, и всем в жизни они были обязаны тоже КГБ. Хотя кто его знает, как сложилась бы их судьба, если бы их родителей в свое время не репрессировали. Вот завязка интересная, да? И характерная для прошлого века. Сначала «органы» растоптали тех, кто тебя породил. А потом вербуют тебя, упирая на то, что ты сын врагов народа и, если не будешь сотрудничать, из грязи не выберешься.

— Как же они должны были ненавидеть своих предков за это… — протянул Игорь задумчиво.

— Он самый умный в Спецотделе, — в который уже раз гордо сказал Дяде Королев.

Дядя кивнул.

— Да, на этом родителей Ларина и поймали. Как и многих других. На ненависти к своему происхождению, к предкам вообще, а в итоге — и к Родине. Что есть твои корни, как не твоя Родина — правда, Игорь? А Родину любить нужно. Тот, кто ее не любит, не чувствует движений ее души, не понимает, чего она хочет, становится либо диссидентом, либо агентом политического сыска. Они стали и тем и другим сразу. И за это «органы» позже отыгрались на их сыне.

— Вы его знали? — спросил Игорь. — Ларина?

— Ты читал справку-доклад «Стальное Сердце и Мастер собак»?

— «История отработки легенд Стального Сердца и Мастера собак и прикладные аспекты их использования», — процитировал Игорь по памяти.

— Это я писал, — сказал Дядя. — Так что, считай, я их знал обоих. Хотя лично не сталкивался. Но мне хватило одного Волка по самое не балуйся.

— Тебе придется отсмотреть кучу исследований за завтрашний день, — пообещал Королев. — Ты теперь у нас будешь крупнейший специалист по форсированным экстрасенсам.

— И их роли в истории человечества, — усмехнулся Игорь.

— Ты полагаешь, ее не было? — спросил Дядя с ехидцей.

— Им же ничего не дали сделать. Или я ошибаюсь? Институт был закрыт, Объект уничтожен, Тим Костенко снова куда-то исчез… А Волков не был форсированным сенсом. Или…

— А хорошо получается, — сказал Дядя Королеву. — Стыдно, конечно, но удачно. К тому моменту, когда приедет второй, Игорек уже так обалдеет, что не сможет его загрызть.

— Он двужильный, — вздохнул Королев. — Ты не смотри, что он такой сладенький мальчик.

— Да я и не смотрю. У меня сексуальная ориентация неподходящая.

— Как погиб Шнейдер? — прервал Игорь веселье старших.

— Как и трое предыдущих, — невесело усмехнулся Дядя. — Вся разница в том, что он Волка увидел первым. И успел это зафиксировать.

— Просто внезапно умер?

— Да как тебе сказать… Если бы я не знал точно, что все ручные психотронные пушки уничтожены…

— А очень похоже, — вставил Королев.

— Да уж. Понимаешь, Игорь… У всех, кто отправлялся на контакт с Волком, отказывал какой-то один внутренний орган, наиболее слабый по отношению к другим. Это характерный признак мощной психотронной атаки. У двоих вдруг полетел желудок. У одного вырубились почки. Но умерли они не сразу, для начала впали в кому и продержались еще какое-то время. Мы их просто не успели откачать. А Шнейдер был уже немолод. У него остановилось сердце.

— Сегодня утром, — вздохнул Королев.

— До этого мы посылали молодых ребят, которые не знали Волка лично, — продолжал Дядя. — Да и не было острой необходимости. Просто старое висячее дело, наш сотрудник в бегах, нужно его локализовать. А здесь начался кризис, и мы отправили человека, которому Волк раньше доверял. Вот, видишь, ошибочка вышла.

— А он не мог достать психотронную пушку? — спросил Игорь.

— Исключено. Психотронное оружие в стрелковом варианте на планете Земля отсутствует. Если тебе это важно — клянусь. Я знаю.

— В нем открылся его дар, — вздохнул Королев. — Открылся примерно за год до того, как он сбежал. И черт его знает, насколько он эти способности развил за двадцать лет.

— Он мог бы сейчас занимать мое место, — сказал Дядя горько. — И я, наверное, не был бы в обиде. Он был самый талантливый из нас.

— Так почему же он ушел? — спросил Игорь.

— Мы не знаем, — вздохнул Королев.

— У него состоялась беседа с прежним Папой, — сказал Дядя, опустив глаза. — За день до. И спросить теперь, что там приключилось, можно только Волка. Наш патрон ничего не смог выяснить. Его самого от любопытства распирает. Учти, тебе я этого не говорил.

Игорь кивнул.

— Да, наш патрон мужик любопытный, — хихикнул Королев.

— Цыц! — грозно сказал Дядя.

— Виноват. Исправлюсь.

— Мы все были молоды и были друзья, — сказал Дядя Игорю. И Игорь поверил, что Дядя переживает. Причем очень глубоко и остро. — Представь, когда разразился известный тебе кризис с московским Объектом, мне было тридцать три, Андрею, — он кивнул на Королева, — тридцать пять, а Волку едва стукнул тридцатник…

— И мы его юбилей крепко отметили, — улыбнулся Королев.

— …и Галка разбила его новую машину! — вспомнил Дядя.

— Они только-только познакомились, — объяснил Игорю Королев. — Он дико хохотал и сказал, что теперь она, как порядочная женщина, обязана выйти за него замуж. А через год родился ты. И они действительно поженились. — А потом он нас всех бросил, — вздохнул Дядя.

— Мы тебя не агитируем, — произнес Королев так искренне, что Игорь вздрогнул. — Мы не пытаемся задеть тебя за живое, ни на каких твоих струнах играть. Мы за тебя ответственность всегда чувствовали, и очень большую. Но, кроме тебя, нам сейчас никто не сможет помочь.

— Вы поймите, дядя Андрей, — сказал Игорь Королеву очень мягко и вкрадчиво. — Вы меня уже сагитировали. И за все струны передергали, за какие только можно. И больно мне сделали, и приятно, и чего только не сделали. Вы одно поймите — я в глубоком шоке. Так что на реакцию мою не обращайте внимания. Давайте работать. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Королев, бросил взгляд на Дядю, потом на фотографии перед собой и поежился. — Мистика… — пробормотал он.

— Не мистика, а доминанта, — строго сказал Дядя. — Дворяне, блин. А ты что, не хотел бы, чтобы твои признаки так четко передавались по наследству?

— У меня дочери! — рыкнул Королев. — Только им усов не хватало, как у кайзера Вильгельма.

— Но они на вас похожи, — заметил Игорь. — И очень.

Королев воинственно закрутил ус и гордо хмыкнул.

— Итак, — сказал Дядя. — Господа, внимание. Прогоним основные тезисы. Игорь, если чего-то не поймешь, спрашивай. Чуть позже всю справочную информацию получишь на свой терминал. Скопируешь — пиписку отрежу. Понял? И кляксу отниму. Кстати, не вздумай ее взять на дело. Игольником обойдешься.

— А вы много знаете про кляксу… — протянул Игорь уважительно.

— Я мало знаю про Волка, — сказал Дядя с нажимом. — Про то, какой он сейчас. Если он унюхает кляксу и сочтет опасной, он не посмотрит, что ты ему родственник.

— У вас есть психопортрет Волкова?

— Да. Тебе все дадут, чтобы ты смог с ним аргументированно говорить. Только не вздумай его цеплять за психику. Он сразу это почует. Ты должен быть абсолютно честен, открыт и искренен. Только войти в контакт, передать информацию, и все. Дальше можешь вести себя как угодно. Целоваться с ним можешь или в морду ему заехать — пожалуйста. Но о деле больше ни слова.

— А если он начнет расспрашивать о Службе?

— Расскажи все, что знаешь. Будь субъективен в оценках, не стесняйся. Главное, чтобы он верил в твою искренность. А для этого тебе придется быть искренним. Когда говоришь с форсированным сенсом, по-другому нельзя. Он же «видит правду». Учти это. Не ври ему.

— Уф! — Игорь закрыл лицо руками.

— Тебе нельзя его ненавидеть, — не сказал, а попросил Королев. — У тебя есть двое суток на то, чтобы его полюбить. Ты полюби его, пожалуйста. Хоть ненадолго.

— Как мы его любим, — сказал Дядя. — Со всем дерьмом, такого, как есть.

— А он был редкое дерьмо, — сказал Королев.

— Да уж…

— Ты вспомни, Паша, сколько он над нами издевался…

— Андрей, он был та еще сука, я с тобой согласен полностью.

Игорь вытаращил глаза. Старики опять не шутили. Как и тогда, когда называли Игоря Волкова самым лучшим на свете человеком, добрым, честным, верным и прочая, и прочая.

— Но он ушел со Службы, — заключил Королев.

— А мы не ушли…

— А хотелось? — вступил в разговор Игорь. «Не поддавайся, — подумал он. — Может быть, они и не хотят тебя ловить на крючок. Но они это делают по привычке, как подлавливают, берут за живое каждого вокруг себя. Как это делаешь ты сам. Это Служба, Игорь. Это ее правила игры. Сегодня тебе повезло — старики чуть-чуть перед тобой эмоционально приоткрылись, высунули наружу краешек того человеческого, что в них есть. Но тебе нельзя забывать, что такое Служба. Это самая мощная спецслужба на планете. И, как любая тайная организация, она уже по определению слегка больна. И многих сотрудников доводит до точки. Десятки людей, не выдержав напряжения, уходят со Службы не на пенсию, а в психиатрическую клинику. И эта Служба фактически правит твоей страной и твоим миром. А ты работаешь в самом маленьком, самом незаметном и самом безумном отделе Службы, Отделе специальных проектов».

— Да все мы тут прокляты, — сказал Дядя вместо ответа, будто услышав мысли Игоря. — Но Волчара, позорный, решил это проклятье отряхнуть с ног своих. Заработать место в раю. А кто-то ведь заступил на пост вместо него… Так хорошо ли он поступил, заставив Службу отбить от стада еще одну невинную овцу?

— В общем, — заключил Игорь, — надо так вас понимать, что если он ушел со Службы, то он не… э-э, дерьмо. Но все равно поступил дурно.

— У нас один шизоид в директорате, — сказал Дядя, — пишет уже десятый год философский трактат. Все хочет разобраться, под кем Служба ходит, под богом или дьяволом. Накатал три громадных тома.

— Ну и?..

— Непонятно. По нему выходит, что Служба вроде бы человечеству нужна позарез. Но ее методы совершенно небогоугодны. Вот на этом-то парадоксе он и завис. Потому что без обмана, манипулирования сознанием, а подчас и убийства — какая же это будет Служба? Это царствие небесное будет, а не Служба.

— Хватит, — сказал вдруг Королев. — Вношу предложение. Когда все это закончится… Если закончится, — поправился он, — сядем втроем у меня на квартире и хорошенько выпьем. И поговорим.

— Нельзя, — вздохнул Дядя. Очень горько вздохнул.

— Слушай, ты что, мало нарушал?

— Мало не мало, а сейчас нельзя. У тебя язык без костей. А у парня запрет на руководящие должности. Мы ему там наговорим на пожизненное заключение.

— Не понял… — пробормотал Королев. Лицо его вдруг осунулось. — Я же не подавал рапорта…

— Запрет утвердили еще вчера. Я сам видел. По представлению Отдела психологических исследований. Этот приказ, наверное, как раз у твоего референта на терминале.

Королев потянулся было к киборду, но передумал.

— Сабуров, гондон! — сказал он с чувством.

Дядя вяло кивнул.

— Нет! — рявкнул Королев. — Все фигня! Если Боец провернет это дело, запрет снимут! Сто процентов!

— Нынешний Папа не снимет. Он же психолог, ты забыл.

— Папы приходят и уходят…

— У него отменное здоровье. Он протянет еще лет десять. К этому времени мы будем на пенсии, а Игорь… Наверное, последует заманчивому примеру Волка. Угадал? — спросил Дядя у Игоря.

— Только официально, — кивнул Игорь. — Не хочу остаток жизни прятаться.

— Ты что, не в курсе, что со Службы просто так не уходят? — спросил Королев. — Когда ты получил топ-секретный допуск, тебе это объяснили. Я лично объяснил.

— Значит, я буду первым, — сказал Игорь спокойно.

— Он имел в виду, что уйдет в прикрытие, — предположил Дядя.

— Нет, — помотал головой Игорь.

— Ладно, — отмахнулся Королев. — Упремся — разберемся.

— И вообще, что-то мы затрепались тут, — заметил Дядя. — Я вот думаю… Второй подъедет уже через час. Может, подождем расписывать полную диспозицию?

— А его уговаривать не придется? — спросил Королев.

— С ним предварительную беседу уже провели. И он, — Дядя хитро глянул на Игоря, — выразил живейшую заинтересованность во встрече с господином Волковым. Так что нам нужно всего лишь объяснить ребятам причину нынешнего кризиса. Поставить задачу и дать время на достижение минимальной групповой сработанности. Сутки, — уточнил он. — Не больше.

Игорь звонко клацнул зубами. Потом запрокинул голову и уставился в потолок.

— Пойдем, Андрей, съедим чего-нибудь, — предложил Дядя. — Игорь, ты завтракал?

— Он даже опохмелился, — сказал Королев. — Боец, мы действительно перекусим. А ты сиди тут, готовься. Выйти разрешаю только в сортир, в разговоры ни с кем не вступать. Даже Лаврову — ни-ни.

— О! — вспомнил Дядя. Он сунул руку за пазуху и вытащил узкий конверт. — Старею, — сообщил он Королеву. — Склеротические явления. Держи, Игорек. Прочти и распишись.

Игорь открыл конверт и развернул лист плотной голубой бумаги. «Уведомление. Настоящим уведомляется Управлением Федеральной Контрольной Службы специальный уполномоченный Отдела специальных проектов ФКС Бойко Игорь Игоревич в получении допуска категории ЭКСТРА на неопределенный срок времени. Права и обязанности сотрудника с допуском категории ЭКСТРА присваиваются г-ну Бойко И.И. с момента подписания настоящего Уведомления вплоть до специального распоряжения Управления ФКС, о чем будет направлено соответствующее Уведомление. Разъяснение г-ну Бойко И.И. прав и обязанностей сотрудника с допуском категории ЭКСТРА возлагается на Первого Заместителя Директора ФКС Богданова П.С. Допуск категории ЭКСТРА г-на Бойко И.И. вступает в силу с момента подписания г-ном Бойко И.И. настоящего Уведомления и визирования подписи г-на Бойко И.И. г-ном Богдановым П.С. с указанием даты и времени с точностью до минуты. Управление ФКС поздравляет г-на Бойко И.И. с получением допуска категории ЭКСТРА и выражает уверенность в том, что г-н Бойко И.И. оправдает оказанное ему доверие своевременным и полным выполнением возложенных на него задач».

— Ну пишут! — не удержался Игорь.

— Въехал? — спросил Дядя. — Вот и подписывай.

— А права разъяснить? — спросил ехидно Игорь. — Иначе буду говорить только в присутствии моего адвоката.

— А ты не знаешь, какие права?

— Ну, знаю… Как у Джеймса Бонда. — Внутренне Игорь взвизгнул от восторга. «Конечно, на ЭКСТРЕ голову сложить можно запросто», — подумал он. Но одна мысль о том, что теперь в случае необходимости не надо делать предупредительный выстрел (хотя кто его делает? а вот контрольный придется делать обязательно), приятно грела душу. И главное, теперь можно брать материалы из закрытых файлов. «Ох, распотрошу я нашу библиотеку! Ох, застрелят меня, когда в отставку попрошусь! Ох, я крутой! Ох, дитё я неразумное…»

— Ты только учти, агент ноль-ноль, — сказал Дядя жестко. — Я тебе, конечно, права читать не собираюсь, ты их знаешь все назубок. Но твоя ЭКСТРА временная, понял? Из-за выкрутасов твоих дурацких с рукопашным боем и вообще за грубость и нетактичное поведение. Поэтому я тебе обязан сообщить, какие твоя ЭКСТРА включает ограничения. Слушай внимательно.

— Да, — кивнул Игорь. Эйфория постепенно спадала. Кроме того, отпустил застрявший в организме со вчерашнего и принятый с утра алкоголь. Ему вдруг стало грустно и чуть-чуть страшно.

— Во-первых, право на применение оружия не действует в отношении Волкова. Даже если он тебя будет тупым ножом резать. Во-вторых, доступ к информации только по теме. На центральном сервере для тебя уже открыт личный коридор. Ни хрена не получишь из того, на что ты сейчас, наверное, рассчитывал. Зато по своей теме можешь читать все, что понадобится. Читать, а не скачивать, понял?

— Понял…

— Ты теперь под колпаком у Мюллера, парень. Кстати, на всю жизнь. Мне-то на пенсию скоро, но я своих «внутряков» хорошо отдрессировал, они с тебя не слезут.

— Да понял я, понял…

— Не огрызайся, Игорь. Все очень серьезно. Готов подписывать? У тебя остался последний шанс пойти на попятный.

— Так меня же съедят! — сказал Игорь.

— Верно мыслишь. Подписывай.

Игорь перевернул «Уведомление» вверх ногами и расписался. Королев хихикнул, в глазах у него зажглись ехидные огоньки.

— Гадюка, — констатировал Дядя. — Весь в отца.

— Давай визируй, — сказал Королев. — Волчара наш всегда норовил вверх ногами расписаться, — объяснил он Игорю. — Как зайдет оружие получать, обязательно журнал перевернет и дежурному говорит: «Внимание, отметь, расписываюсь вверх ногами».

— А дежурный неизменно отвечал: «А мне по х…ю», — пробормотал Дядя, глядя на часы, чтобы проставить время.

— Ты взял от него все лучшее, парень, — сказал Королев. — Ты такой же пламенный борец с идиотизмом.

— Хулиган, — поправил Дядя, пряча «Уведомление» в конверт. — Но очаровательный хулиган.

— Эх… — Королев с трудом поднялся из кресла. Его вдруг ощутимо повело в сторону, но он сумел поймать себя и поставить вертикально. За спиной Дяди он подмигнул Игорю, и тот улыбнулся в ответ. Королев долгие годы был для него просто дядя Андрей. Но когда Игорю сравнялось лет десять, Служба, видимо, поняла, что Волк никогда не вернется домой. И дядя Андрей перестал заходить к маме Гале на рюмку чая. А может, мама Галя его отшила. В любом случае для Игоря в Королеве было хоть что-то родное. Но все равно он не считал себя обязанным ему доверять. «Ты на Службе, парень. А теперь ты даже ЭКСТРА, пусть и временная. Никому не верь и побольше думай. Банзай!»

— Пошли, — сказал Дядя, вставая. — А ты отдыхай.

— Закажи себе чего-нибудь, — Королев показал на свой терминал, — не стесняйся. И кофе побольше. Ты же до сих пор косой, я же вижу.

— Что такое? — встрепенулся Дядя. — Игорь, ты пил сегодня с утра? Я думал, он шутит насчет опохмелки…

— Это у нас дежурный розыгрыш для чужих, — улыбнулся Игорь. Королев снова подмигнул ему и украдкой показал кулак. — Мы всегда перед чужаками придуриваемся. У них это отбивает охоту к нам соваться.

Дядя внимательно оглядел сотрудников Спецотдела. Ему явно хотелось к ним принюхаться, но он сделал вид, что поверил.

— А я, значит, тоже чужой? — спросил он.

— А то, — ответил Игорь.

— Правильно, — кивнул Дядя. — Так держать. Пойдем, Андрюша, времени в обрез, — он открыл дверь и пропустил Королева вперед.

— Секунду! — попросил Игорь.

— Да? — обернулся к нему Дядя.

— Дурацкий вопрос, я понимаю… Но все-таки, почему мне говорят, что Волков жив, только сейчас, когда Служба приперта к стенке? А?

— А разве ты раньше хотел это знать? — усмехнулся Дядя. — Ты и сейчас этого не хочешь… — и, не дожидаясь ответа, вышел.

Когда дверь за старшими закрылась, Игорь закурил, взял стопку фотографий и разложил их на столе. Самую важную он пока отодвинул подальше. От греха. И начал рассматривать просто интересные.

Возглас Королева «Мистика!» пришел ему на ум сразу. Но Игорь был согласен с Дядей — все дело в породе. «Они похожи друг на друга, и я тоже похож на них. В принципе мы очень разные. Но мы действительно одной породы. Очень правильные черты лица у всех — и поэтому много общего. Хотя содержание у каждого свое. Вот Виктор Ларин по прозвищу Мастер. Красивый мужик, почти фотомодель. Тридцать лет назад он стал командиром Охотников, и поэтому его все называли Мастер собак, по имени какого-то героя из фантастического романа. Судьба его неизвестна, по официальным данным — погиб во время кризиса на московском Объекте, но останки так и не были захоронены. Мастер вытащил нас из беды, когда техногенная активность людей привела к атаке монстров из загадочного иного измерения. Мы этот кризис накликали сами.

А вот Тимофей Костенко, он же Стальное Сердце. Первый в истории человечества форсированный экстрасенс. Пожалуй, именно с ним у меня больше всего общих черт. Мы оба мягкие, спокойные и не очень-то фотогеничные. Что мы знаем о Костенко? Мало знаем. Кроме голословных заявлений о том, что он видел сквозь бетонные стены и убивал взглядом. Так вышло, что Костенко никогда не состоял на службе у государства, он скорее с ним боролся. Поэтому история его жизни пишется с донесений внешнего наблюдения. Костенко в одиночку фактически прекратил начинавшийся в стране психотронный террор. Шли полевые испытания систем подавления человеческой психики, и ему было предложено стать одним из операторов. Но он не просто отказался, а вступил с «кукловодами» в конфликт. Его решили наказать за несговорчивость и при этом сделали человеку очень больно. В результате — море крови и куча трупов, включая руководителя программы, на которого все замыкалось. Костенко исчез. Позже несколько раз появлялся и снова исчезал. Был знаком с Мастером, судя по всему, помогал ему разобраться в том кризисе. После чего на Земле не замечен ни разу. Но такого человека сложно заметить, если он этого не хочет. Служба безуспешно охотится за ним до сих пор.

Теперь Игорь Волков. Самое волевое, мужественное, жесткое лицо. И удивительно симпатичное при этом. Мне все твердят, что мы очень похожи, но я-то знаю, что нет. Как минимум я не такой ярко выраженный самец. Так, папочка. За тобой десять лет безупречной работы на благо Родины и прогрессивного человечества. И внезапное бегство — со Службы и из жизни. Несколько раз был локализован, но всегда исчезал раньше, чем тебя успевали взять. Об этом человеке ты, Игорь, знаешь меньше всего. Но теперь у тебя есть допуск к папке с номером 116, которую Королев запер в столе. Ты только потерпи еще немного. Неужели тебе не хочется узнать?»

Игорь раздавил в пепельнице окурок, поджег новую сигарету и потянулся было к последней фотографии, когда его словно током пронзило. Он вдруг понял, что не задал старшим очень важного для себя вопроса. Да и не мог задать — так силен был шок от обрушившейся на него информации. А сейчас возникло белое пятно. Игорь так и не понял, для чего Королев распечатал лишние фотографии. «Дело Волка — это дело Волка. Но зачем еще двое? Костенко и Ларин, личности загадочные и легендарные, вот про них даже Дядя монографии пишет. Какое отношение они имеют к Волкову, очаровательному хулигану, умнице, подлецу и иже с ним? Мало ли на свете однотипных лиц? Эх, лопух я! Допустим, я теперь знаю, что все трое — мутанты, не совсем люди, а может, и совсем не люди. Но Дядя и Королев, похоже, и не подозревают, что я до этого докопался. Неужели они мне расскажут, что Волков тоже попал под каток «Программы Детей»? А зачем мне это знать?»

Несколько секунд Игорь пребывал в легком смятении. «Что должен испытывать молодой человек, который вдруг узнает, что его отец — мутант? И как должен молодой человек реагировать? И чего добиваются таким образом от молодого человека психологи Службы, без рекомендаций которых подобные операции не обходятся? К чему Служба хочет принудить молодого человека такой шоковой терапией?»

Наконец Игорь понял, что окончательно запутался. Тогда он вздохнул, мысленно послал всех к черту и притянул-таки к себе последнее фото. И неприязненно скривился. На него смотрел, мягко улыбаясь, еще один красивый мужик. И чертовски похожий на Игоря Волкова. «У него даже имя, fuck его мать, такое же! Впрочем, fuck его мать уже имел место. Fuck и еще раз fuck. Года примерно за четыре до моего рождения».

Человек с потрясающим именем Игорь Александр Вестгейт был подданным британской короны. К тридцати двум годам он успел получить блестящее образование (психология, социальная психология) и побывать, кажется, на всех континентах. И везде, и всегда работал на Службу, только на Службу и еще раз на Службу. Похоже, он был завербован еще в утробе матери. И, видимо, с самим фактом его зачатия была связана какая-то тайна.

Игорь пересел на место Королева и заказал себе чай и пару гамбургеров. Меланхолично жуя, он так и этак вертел известные ему факты и все больше убеждался в том, что этот Игорь Вестингауз, или как его там, и есть главная приманка в капкане на Волка.

«Допустим, мне позарез нужен один человек, — размышлял Игорь. — У меня в руках его сын, и я пробую его на мальчишку подманить. Но ведь он рядом со своим детенышем пять лет провел, а потом слинял на целых двадцать и за все это время не сделал ни одной попытки войти с ним в контакт! Да плевал он на него, и все тут. И тогда я достаю из кармана второго сыночка, абсолютно внебрачного, но куда более похожего на папу. Гораздо более похожего, чем, скажем так, сын законный. И я почему-то уверен, что, когда сыновья возникнут перед родителем вдвоем, он тут же кинется чмокать их в пухлые розовые щечки.

В чем же тут фокус? Ведь такой колоритной личности, как Игорь Волков, должно быть все равно, что один парень, что два, что десять. Волк бежал так, что только пятки сверкали, от всего, что было его жизнью. Жена у него была просто чудо — ох, мама… Ладно. Собака была, в которой он души не чаял. И еще имелся сын, с которым он был как минимум весьма ласков. А еще была Служба. И дар сенса — по слухам, очень мощный, только в латентном состоянии. Волков пользовался им неосознанно, но эффективно — его все обожали.

Итак, зацепку нужно искать в одном из двоих сыновей. И явно не в Игоре Бойко. А в этом самом Вест-Пойнте, или черт его разберет как. Спасибо, он хоть по-русски говорит без акцента и даже на московском диалекте.

А чего ты, собственно, так на него взъелся, Игорь?

Потому что он что-то значит для твоего отца?

А если это все ошибка?»

Игорь закурил опять. Остро и отчетливо захотелось выпить. Стаканчик холодной-холодной водки. А потом, едва переведя дух, — еще один. Закусить, закурить, посидеть, блаженно пуская дым в потолок, а потом — жахнуть по третьей. И в душе будет тишина и покой.

«Действительно, с чего я взял, что Служба не ошибается? Ну ошиблась она, и все тут. Окончится дело провалом, но Волков, во всяком случае, нас не убьет. А я зато с братом познакомлюсь, с интересным человеком. Он знает кучу языков, а не полтора, как я. Имеет две степени магистра, а не, как я, ни одной. Объездил всю планету. Я им буду гордиться. Давай, Игорь, давай! Вперед, Боец! Перед тобой стоит фантастическая задача — за два дня полюбить отца, которого ты двадцать лет ненавидел. Начни с малого — полюби брата, о существовании которого ты еще два часа назад и не подозревал. Всего-то делов-то».

Игорь поднялся, сбросил куртку, стянул с ног «казаки», уселся, скрестив ноги, на стол начальника отдела, развел в стороны руки и закрыл глаза.

В такой позе его и нашло вернувшееся начальство.

— Тащится, сукин сын, — сказал Королев, дожевывая бутерброд.

— А я так не умею, — признался Дядя.

Игорь, даже не подумав извиниться, сполз со стола.

— Выпить-то не даете, — пробормотал он недовольно, обуваясь. Спиртное в офисе Службы было под строжайшим запретом. Его сюда проносили только в пластиковых фляжках.

— Устал? — спросил Дядя.

— Отдохнул.

— Ну и молодец. Сейчас приступим.

Терминал Королева пискнул, и голос Лаврова произнес:

— Здесь.

— Пригласите! — скомандовал Дядя и повернулся к двери. Королев и Игорь последовали его примеру, Игорь при этом непроизвольно отступил в угол комнаты. В дверь постучали — деликатно, но твердо и с достоинством.

— Прошу вас! — сказал Дядя. И гость вошел.

Первое, что отметил Игорь, — это стоимость его костюма. А галстук! А ботинки! И вообще, господин Вестгейт в жизни выглядел в сто раз эффектней, чем на фото. Он словно вышел из салона элитного европейского стилиста. Только вот от гонора, с которым он стучал в дверь, не осталось и следа. Потому что он увидел Игоря. И так обалдел, что даже забыл поздороваться.

Игорь не удержался. Он оторвал взгляд от ботинок гостя. Невольно прищурившись, ощущая на своем лице дурацкую глумливую ухмылку, заглянул в большие внимательные серые глаза, которые так и прожигали его насквозь. И за долю секунды выражение этих глаз несколько раз переменилось. Сначала Игорь прочел в них испуг. Потом замешательство. И наконец — вдруг — черт побери! — радость. Несколько истеричную, но вполне отчетливую.

Господин Вестгейт так и не счел нужным обратить внимание на начальство. Он шагнул к Игорю, протянул ему руку и сказал:

— Меня зовут Игорь.

— Меня зовут Игорь, — эхом откликнулся Игорь, и их руки сомкнулись. У Вестгейта оказалась такая же, как у брата, довольно крупная рука с длинными пальцами и неожиданно тонкой кистью. Пожатие было в меру крепким и совсем не фамильярным. Это Игорю понравилось. Он бросил взгляд на Дядю и Королева. Начальники откровенно ловили кайф. Рты у них растянулись до ушей.

Вестгейт поборол оцепенение, вполне по-человечески тряхнул головой, повернулся к Дяде, опустил руки по швам и четко, но без лишней торопливости доложил:

— Старший уполномоченный Вестгейт. Командирован Северо-Западным отделом. Прибыл в ваше распоряжение.

— Здравствуйте, Игорь! — провозгласил Дядя патетически. — Очень рад!

Пока шла процедура взаимных приветствий и выяснения, как гость долетел и не желает ли чего, Игорь продолжал рассматривать вновь обретенного родственника. Первая характеристика, которая пришла ему на ум, — «сбалансированный». Во всех движениях, интонациях и подборе слов у Вестгейта блестяще сочетались железный контроль и вполне правдоподобное дружелюбие. Идеальный сотрудник Службы. Просто лапочка.

— Прошу к столу, господа! — скомандовал Дядя. — Ознакомимся с диспозицией.

Игорь и Игорь одновременно показали друг другу на одно и то же кресло. И, смущенно рассмеявшись, уселись рядом. Но Вестгейт тут же вскочил и пошел вокруг стола, на другую сторону.

— Нет! — остановил его Игорь. — Так мы будем все время друг на друга таращиться. Иди сюда. Успеем еще… Давай, давай.

Вестгейт, окончательно смутившись, вернулся на место.

— Нужно, между прочим, согласовать термины, — подал голос Королев, с умилением наблюдавший за всей этой неразберихой. — Хотелось бы ясности — как мы их будем называть? У них же имена одинаковые.

— Да, это проблема, — сказал задумчиво Дядя. — Я думаю, одному нужно повязать голубой бантик, а другому розовый.

«Близнецы» синхронно залились краской.

— У одного из нас уже есть бантик, — сказал Игорь. — Вон, на шее болтается.

— Ты не носишь галстуки? — удивился Вестгейт.

— Надевал раз в жизни, — небрежно бросил Игорь. — Когда орден получал.

— Я знаю, — кивнул Вестгейт. — Я читал. Ты… Ты молодец.

Игорь благосклонно кивнул — мол, что есть, то есть.

— У меня рабочее имя Боец, — сказал он. — А ты кто будешь? Вест, или Гейт, как тебе больше нравится? Или, может, Шнапс?

— Тихо… — посоветовал Игорю Королев с угрозой в голосе.

— А что такое? — удивился Игорь.

— Вообще-то я Алекс, — сказал Вестгейт.

— Ты это сможешь выговорить? — спросил Королев. — Он плохо знает языки, — объяснил он Вестгейту. — И вообще малообразован.

— У меня голова, чтобы думать, — гордо заявил Игорь. — Нечего ее засорять… Алекс так Алекс. Был бы человек хороший.

— Вот такой у вас будет ведущий в предстоящей операции, — сообщил Дядя Вестгейту. — Впрочем, господин Волков ничуть не лучше. Тоже склочник, раздолбай и страдает нарциссизмом.

— Вы были хорошо знакомы, я знаю, — сказал Вестгейт. — Вы мне расскажете?..

— Если останется время — обязательно. Но я думаю, лучше, чем Игорь, вам не расскажет никто. Он все годы, проведенные на Службе, коллекционировал воспоминания о Волке. Он знает все, даже самые дурацкие слухи. Разве не так, Игорек?

— Вы нам дайте файл сто шестнадцать, мы все сами прочитаем, — посоветовал Игорь.

— Вы получите три именных файла, — сказал Дядя. — Двадцать восьмой, сто пятый и сто шестнадцатый. И короткую справку по сто семнадцатому и двухсотому.

Вестгейт впервые позволил себе пошутить.

— Судя по маркировке, это Маркс, Энгельс и Ленин, — сказал он.

— Нет, — сказал Игорь грустно. — Это не такие смешные файлы.

— Ты уже сообразил?.. - спросил Дядя.

— Тут и думать нечего. Я как раз хотел спросить, почему они идут вместе.

— Сейчас объясню. Сначала формальности. Игорь — тьфу! — Алекс! Простите. Алекс, у вас ограниченная ЭКСТРА?

— Да. Без права свободного применения оружия.

— Прочтите и распишитесь. — Дядя достал из-за пазухи конверт. — На период выполнения этого задания вы имеете полную ЭКСТРУ. С одним условием — нельзя травмировать Волкова. Даже если он на вас нападет.

— А шокером его можно? — спросил Вестгейт, не отрываясь от «Уведомления».

— Даже руками нельзя.

— Хорошо. — Вестгейт со вздохом расписался и вернул бумагу Дяде, который ее завизировал и спрятал в карман.

— И на фига мне такая ЭКСТРА? — задумался Вестгейт вслух.

— А он наш парень, — сказал Дяде Королев. — Хоть и нерусский.

— Я русский! — обиделся Вестгейт.

— Да какой ты русский?! - усмехнулся Игорь. — Может, мама у тебя чистокровная русская. А по отцу ты русский только на четверть. Еще на четверть француз, на четверть хохол, а в последней четвертушке такого понамешано, сам черт ногу сломит. Разве что евреев нет и негров. Да и то, наверное, достать было трудно.

Вестгейт посмотрел на него ошарашенно.

— Ты мне расскажешь?..

— А то.

Вестгейт довольно улыбнулся.

— Ну, в общем, я воспитан как русский, — заключил он. — А ваш я парень или не ваш, дело покажет. Хотелось бы оказаться вашим.

— Вы давно здесь не были? — поинтересовался Дядя.

— А вы не знаете! — ляпнул Игорь.

— Бойко! — рявкнул Королев. — Устав что, не для вас написан? Кто тебя учил старших перебивать?!

Игорь карикатурно изобразил на лице испуг. Вестгейт бросил на Королева осуждающий взгляд.

— Полгода, — ответил он Дяде. — Меня часто посылают в Москву.

— Игорек, — сказал Дядя. — Я тебя очень прошу, не нервничай. Держи себя в руках. Я все понимаю, но…

— Sorry, — пробормотал Игорь.

— А вы сказали, у него плохо с языками, — отметил Вестгейт.

— Ха! Извиняется и матерится он блестяще. А так — ни в зуб ногой.

— Я не люблю говорить на иностранных языках, — объяснил Игорь. — Я как собака — все понимаю, но молчу. И еще я не одобряю смешанные браки. И смешанные напитки.

Вестгейт рассмеялся, легко и от души.

— А еще я стараюсь ловить момент, — признался Игорь. — Я на Службе шестой год и впервые за это время могу с большим начальством вести непринужденную беседу. Обычно я тут каблуками щелкаю и киваю. А сейчас такой случай деликатный… Дистанция вдруг сократилась. Ну, я и пользуюсь. Провоцирую начальников как могу, чтобы узнать их поближе. Исключительно на пользу Службе. Для большего доверия.

— А ты не думаешь, что дистанция сократилась раз и навсегда? — спросил Королев.

— Не верю, — помотал головой Игорь.

— Ну и не надо. Сам увидишь со временем. А сейчас, будь любезен, заткни хайло.

— Есть.

— Алекс, вы где остановились? — спросил Дядя.

— Он будет жить у меня, — объявил Игорь, забывший, что ему приказано заткнуть хайло.

За столом воцарилось гробовое молчание. Вестгейт повернулся к Игорю всем корпусом и посмотрел на него так, словно тот вдруг обернулся Санта-Клаусом с полным мешком подарков и все это ему, любимому, Игорю Александру Вестгейту.

— А это возможно? — осторожно спросил Дядя. — Понимаешь, Игорек, Алекс — официальное лицо. Он на виду. Конечно, для постановки групповой сработанности было бы идеально…

— Никаких проблем, — отмахнулся Вестгейт. Он просто сиял. — Как я понял, местная резидентура отметила мой приезд, но не более того. Может, я и официальное лицо, но по сути — мелкая сошка. Им и в голову не придет вешать на меня «хвост». А потом, вы же подстрахуете, верно?

— Дай мне прикрытие, — скомандовал Дядя Королеву. — На голос.

Королев ткнул кнопку на терминале.

— Песоцкий, — назвался динамик.

— Это Богданов, — сказал Дядя. — Кто у вас работает по Алексу, дай мне его.

— Ну я и работаю, Пал Семеныч.

— Это с какой такой радости?

— Так лето же, Пал Семеныч. В отпусках все…

— Тьфу! Ладно… Как обстановка?

— Чисто. Засекли, отметили, и все. Уже, наверное, доложили. А что им там прикажут…

— То есть он не обязан со Службы ехать в гостиницу, — заключил Дядя.

— Да пусть хоть на блядки едет, мне-то что.

Вестгейт издал задушенный звук.

— Кретин, ты на голосе.

— Что пардон, то пардон. Но им ведь тоже все равно, правда?

— Стыдно, Песоцкий.

— Я больше не буду, Пал Семеныч.

— Надеюсь. Значит, так. По Алексу работать плотно. Не дай бог возникнет «хвост» — тут же меня информируй лично. А «хвосту» делай отсечку. И грамотно делай, чтоб комар носа не подточил. Понял? Голову сниму!

— Так точно, Пал Семеныч.

— Все, отбой.

— Есть.

— Что за народ! — воскликнул Дядя в искреннем негодовании. — Слушайте, Алекс, у вас в Северо-Западном такой же бардак?

— У нас мало русских, — уклончиво ответил Вестгейт.

— Соболезную, — пробормотал Игорь.

— Ну хорошо. Это мы тоже решили. Итак, господа, — сказал Дядя, — слушайте меня внимательно. От того, сколько у вас будет вопросов, зависит, сколько материалов мне придется для вас поднять. Работаем? Работаем. Господа, у нас кризис. У нас самопроизвольно включился Объект.

Братья синхронно вытаращили глаза.

— Его же взорвали Охотники… — выдавил наконец Вестгейт.

— Это московский. Да, его заглушили еще тридцать лет назад. Но таких Объектов было восемь. То есть мы думали, что восемь и все они демонтированы. А тут в буквальном смысле из-под земли вырос девятый.

— Не может быть… — пробормотал Вестгейт.

— То есть? — насторожился Дядя.

— Я, конечно, прочел все материалы… — сказал Вестгейт, потупившись.

— А-а… — улыбнулся Дядя и понимающе кивнул. — Да, у Спецпроектов нестандартная специфика.

— Очень сложно во все это поверить, — признался Вестгейт извиняющимся тоном.

— Так было, — жестко сказал Королев, — и так есть. Я понимаю ваше замешательство, Алекс, но такой вот профиль у нашего отдела.

— А насколько это все… — Вестгейт сделал неопределенный жест рукой, — …серьезно? Вы простите меня, конечно…

— Советская Россия была мировым лидером в производстве систем массового подавления на сверхвысоких частотах, — сказал Королев тоном лектора. — И в восьмидесятые годы прошлого века были построены очень мощные установки, которые могли контролировать поведение людей на больших территориях. «Под колпаком» оказалось несколько промышленных центров, в том числе Москва. А потом выяснилось, что аппаратура работает нечетко, и главное — у нее есть страшный побочный эффект. Как только московский Объект вышел на заданную мощность, в городе начали открываться «дырки». Тоннели, связывающие наше измерение с каким-то жутким параллельным миром. Оттуда полезли странные энергетические формы, безусловно разумные, и принялись захватывать человеческие тела. И тогда появились Охотники, в смысле — охотники на зомби, которые эту оккупацию сдерживали. А потом их старший, Виктор Ларин, провел расследование и догадался, что к чему. И буквально в последний момент сумел все исправить. И всех нас спасти. Ценой собственной жизни. Я думаю, если бы на этом деле не стоял топ-секрет, Мастер собак… простите, это кличка такая, я о Ларине. Так вот, он мог бы стать любимым героем человечества. Как Гагарин в свое время. Но человечеству о Ларине знать не стоит. А мы на его примере молодых бойцов воспитываем. Н-да… В общем, Алекс, так было. И так есть.

— Я не хотел… — начал Вестгейт, но Королев его перебил.

— Примите это хотя бы как рабочую гипотезу, — предложил он.

Вестгейт покорно кивнул.

— И теперь у нас возник из небытия такой вот Объект. И раскочегарился, похоже, всерьез. Черт его знает, отчего он вдруг запустился. Может, крыса между контактов залезла. А может, таймер какой-нибудь…

— И как это проявляется? — спросил Игорь.

— Мы не знаем, — сказал Дядя.

Братья дружно повернулись к нему.

— Он оказался в Каледине. Маленький такой городишко под Воронежем. Если вы помните материалы по московскому кризису, в Воронеже была зарегистрирована маломощная подстанция. Она управляла от силы десятком зомбированных агентов, ну и могла подавить еще две-три сотни «политических». Ничего похожего на Москву, где одна установка держала под контролем весь город. Разумеется, воронежская подстанция была демонтирована. А про этот Каледин… Я вообще о существовании такого города вчера узнал впервые. Век бы не знать… Но пришло сообщение, от которого просто волосы дыбом встают. В этом самом задрипанном Каледине проявилась биоэнергетическая аномалия огромной мощности. Город словно накрыт колпаком, и поле, его образующее, явно создано большим психотронным генератором. Что-что, а регистрировать такие вещи мы научились. Вот какая штука, господа.

— А с людьми-то что? — спросил Игорь.

— Да непонятно, что с людьми! — воскликнул Королев. — Возможно, завтра мы узнаем. Сохранилось несколько экранирующих шлемов, и через четыре… нет, уже через три часа в город войдут два наших оперативника. Понимаете, мы дали команду воронежской группе подойти вплотную к границе аномалии и посмотреть, что там творится. Но они не только подошли. Они в нарушение приказа сунулись в город. И с концами.

— Город фактически потерян, — сказал Дядя. — Из него никто не выходит, не выезжает ни одна машина, ни один поезд. И все, что в него проникает, обратно уже не появляется. Нет связи. Вообще никакой. То есть туда можно дозвониться, но никто не поднимает трубки. И, видимо, не читает факсы, не принимает сообщения по e-mail, просто, черт побери, откровенно плюет на все попытки установить контакт!

— Да может, они там уже померли все… — предположил Игорь.

— Есть фотографии со спутника. Улицы полны народа. Жизнь идет своим чередом. Никаких сходок и манифестаций, ничего такого необычного. Правда, на заводах безлюдно. Промышленность стоит. Железнодорожные пути забиты — составы прибывают, но не уходят.

— Так что же люди? — спросил Вестгейт.

— Гуляют, — сказал Дядя мрачно.

— Гуляют?

— Вот именно.

— Базовая версия, — предложил Игорь. — В городе действительно стоял не учтенный нами Объект. Его спонтанно замкнуло на некий контур, проецирующий всеобщее счастье. Я читал, были там такие программы. Конечно, из этого города никто не выйдет! Зачем им?

— Базовая версия именно такая, — кивнул Дядя. — Угадал. Да это и не важно. Вопрос в другом. Нам нужен человек, который мог бы войти в город, найти эту адскую машину и заткнуть ее!

— И Игорь Волков может это сделать? — спросил Вестгейт в крайнем изумлении. Лицо его исказила странная гримаса. Он выставил перед собой руки и уставился на них.

— Наш папа экстрасенс, — объяснил Игорь. — А мы нормальные, не ссы.

— Бойко!!! - заорал Королев. — Еще одно нецензурное слово, и я тебя выгоню!

— Извините, — сказал Вестгейт, отдуваясь. — Это я от неожиданности. Игорь мне как раз очень помог.

— Не сердитесь, Андрей Иваныч, — попросил Игорь. — Я тоже удивлен, что это я сегодня как извозчик… Это нервное.

— Я могу продолжать? — спросил Дядя учтиво.

— Извините, — повторил Вестгейт. — Да, пожалуйста.

— Возможно, в город спокойно проникнут оперативники в защитных шлемах. Допустим, они локализуют Объект. Но дойдут ли они до генераторной? Надежды на это мало. Мы склонны полагать, что если в Каледине заработал Объект, значит, включились все его системы. На территории московского Объекта было защитное поле, в котором нормальный человек терял сознание уже через пять секунд. Охотники выдержали тридцать, единицы — до пятидесяти. Но это были какие люди!

— Да, шлемы — не решение вопроса, — кивнул Королев. — Излучение психотронных генераторов, как известно, воздействует на весь организм. На московском Объекте шлемы применялись только для коротких перебежек из здания в здание. Минута-две максимум. А в зданиях были стационарные экраны. Если эта штука в Каледине — полноценный Объект…

— В общем, ребята просто не успеют, — сказал Дядя.

— А если послать сенсов? — спросил Вестгейт. — Как я понял из справки, которую мне передали, на Службе есть сенсы. Логично предположить, что они в состоянии экранироваться от таких излучений.

Игорь посмотрел на Вестгейта с определенным уважением. «Быстро ты ориентируешься, братец, — подумал он. — Экий гибкий, однако! Как сказали тебе — «прими за рабочую версию» — так ты по ней и чешешь. А ведь минуту назад сам признавался, что во все это не веришь… Опасный ты противник, братец. Одно слово — русский шпион».

— К сожалению, здесь нужны не просто сенсы. — Дядя вздохнул. — Нужны люди с очень специфической энергетикой, дорогой Алекс. И единственный такой человек, до которого мы в состоянии дотянуться, — форсированный экстрасенс по прозвищу Волк.

— Когда ситуация прояснится? — спросил Игорь. — Когда мы будем знать, что обязательно должны идти к Волку?

— Лететь, — поправил Дядя. — Думаю, часов через десять. Около четырех утра завтрашнего дня мы обязаны будем принять решение. И у вас останется не больше суток на то, чтобы выработать тактику. Потому что если мы не вернем город к нормальной жизни через два-три дня… Мне подумать страшно, что будет.

— Как вы справлялись до сих пор? — поинтересовался Вестгейт.

— Врали, — коротко ответил Дядя.

— Какая-то легенда?

— Минимум двадцать легенд. Город небольшой, но он имеет устоявшиеся торговые связи, там выпускают комплектующие для разных изделий… Хорошо еще, через него не проходит серьезных транспортных артерий. Иначе уже сейчас в стране поднялась бы паника. Но нам и так приходится туго. Мы за несколько часов создали в информационном пространстве второй Каледин. Который вяло отбрехивается от всех, кто звонит и спрашивает, что случилось, где деньги и тому подобное. Проще всего с родственниками жителей. Для них просто обрыв на линии, и все. Типа столбы повалило, а кабель бульдозер переехал. Но уже завтра придется запускать легенду для информационных агентств. Они пока не пронюхали ничего, но это ненадолго.

— Что ж, — сказал Игорь. — Остается только сказать вам спасибо за щедрость, с которой вы отпускаете нам сутки на подготовку.

— Нам очень нужен Волк, — ответил Дядя.

— Неужели никто больше не может?.. - пробормотал Вестгейт.

— Их было пятеро, — сказал Королев. — Один точно мог. Его фамилия Костенко. По слухам, он сейчас живет где-то там… — Королев ткнул пальцем в потолок. — Второй, тот самый Ларин, скорее всего тоже мог. Во всяком случае, он был уверен, что сможет. Пропал без вести. Мы уверены, что погиб. Третий помер от рака, это Малышев такой, физик, в Америке жил. Черт его знает, мог или нет. Но потенциально — да. Четвертый, то есть четвертая, спилась до смерти. С ней вообще непонятно. А пятый — Волк.

— И он может?..

— Теоретически — да. Мы полагаем, что он психотронному воздействию не поддается вообще. То есть если он захочет, то сможет пробыть на территории Объекта достаточно большой срок. Сколько именно, мы опять-таки не знаем. Ларин тоже не собирался особо задерживаться на московском Объекте. Но он добыл аэрофотосъемку и знал, куда идти. А у нас даже этого нет. Может, будет, если оперативники локализуют Объект в Каледине, прежде чем станут вовсе счастливы. А может, и не будет. И придется идти в город наобум, и там уже, на месте, «нюхать», как это сенсы называют.

— Только не спрашивайте меня, ребята, что случится, если мы не справимся, — попросил Дядя. — Я сам расскажу. Поднимется такой тарарам, что самым умным решением будет сбросить на город бомбу.

— Сколько там народу? — спросил Игорь.

— Где-то под сто пятьдесят тысяч, — сказал Королев. — И пока мы не закрыли дороги, успело еще понаехать… Точную цифру выяснить невозможно.

— И на хрена им собственный Объект? — задумался Игорь вслух. — Чей это город, а?

— Сейчас он сам по себе. А в прошлом веке это был город Министерства общего машиностроения. Может быть, поэтому он у нас выпал из общей картины. Мы в свое время захватили документацию Проекта и разнесли все генераторы на мелкие кусочки. А этот злосчастный Каледин… Вот мы вроде бы Служба, а всего только и удалось выяснить, что раньше там танки делали. Действительно — на хрена им Объект?

— Почему мы так мало знаем о психотронном оружии? — спросил Игорь. — Или это мне так кажется?

— Нет, — помотал головой Дядя. — Не кажется. Это такая поганая традиция. После нештатной ситуации — уничтожать архивы. А в деле с Объектами архивы были уничтожены дважды. Сначала, когда Костенко остановил психотеррор, потом — когда Охотники Ларина рванули Объект в Москве и психотроника была объявлена вне закона. Всех, кто занимался изысканиями в этой области, даже чистой наукой, так вздрючили, что мало не показалось.

— А ведь тогда в Москве снова появлялся Костенко… — вспомнил Игорь. — А он якобы был психократ.

— Да, он играл людьми как куклами, — кивнул Дядя. — Я тоже об этом думал. Он запросто мог внушить кому следует, что архивы нужно сжечь. Особенно техническую документацию. Уж кто-кто, а он психотронику люто ненавидел.

— Откровенно говоря, — признался Вестгейт, — я все еще, господа, не вошел в тему как следует. Далека она от меня. Извините. Я всегда считал психотронику наполовину шарлатанством. Если бы не дело Ларина… Но все равно это какая-то фантастика.

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — промычал Королев. — Это излюбленное направление русской технической мысли.

— Да уж, — хмыкнул Дядя. — Машины хорошие делать до сих пор не научились. А водку и оружие — пожалуйста.

— У нас еще женщины красивые, — добавил Игорь.

— Точно, — улыбнулся Вестгейт. — Таких больше нигде нет.

— А ты не женат?

— Нет, Игорь, не женат.

— Ну, найдешь себе здесь…

— Да я же улетаю сразу, как только закончим…

— Успеем! — пообещал Игорь.

— Вы ему не верьте, Алекс, — посоветовал Королев. — У него репутация бабника, но это все враки. Так же, как и его имидж пьяницы.

— Я сообщил вам сейчас то, что вы передадите Волку, — сказал Дядя. — Все материалы, которые вы получите для работы, ему не нужны. Они нужны только вам, и только для того, чтобы вы смогли представить себе проблему во всей ее глубине. А она очень глубока, не сомневайтесь. Кризис, с которым мы столкнулись, был заложен больше пятидесяти лет назад. Это наше наследие, и никуда от него не деться. Вопросы есть?

— Есть, — кивнул Вестгейт. — Где мы найдем Волка?

— В Швейцарии.

— Недурственно, — улыбнулся Игорь. — Может, мы у него задержимся на недельку-другую, если разрешит?

— Тебе, паразит, тут же месяц отпуска и премию в размере пяти окладов. Понял? А с вами, Алекс, Северо-Западный отдел рассчитается. Мы уж им обрисуем в красках. Все, что от нас зависит, тоже сделаем. Хотите полную ЭКСТРУ? Пожизненно. А?

— Не уверен, — покачал головой Вестгейт. — Я боюсь, меня такой допуск спровоцирует. Знаете, иногда очень хочется выстрелить в чью-нибудь физиономию… Так что я, с вашего позволения, еще подумаю.

— Вы скажите нам, чем мы можем помочь, и мы все сделаем, Алекс.

— Благодарю вас.

— Еще вопросы?

— Я полагаю, они возникнут по ходу подготовки, — сказал Игорь. — Верно, Алекс?

Вестгейт кивнул.

— Тогда мы пошли? — спросил Игорь Дядю.

— Пожалуй, можно. Отдохните пару часов, переварите все, что сейчас узнали, и за дело. Алекс, вы можете смело работать у Игоря. Возможно, мы здесь, в Москве, малость обнаглели и растеряли бдительность… В общем, все материалы вы сможете получить по сети прямо на его терминал. Наши сотрудники живут в нашем, — на последнем слове Дядя сделал ударение, — собственном доме, и туда идет кабель от локальной сети Службы. К нему минимум раз в неделю подключаются иностранные коллеги, и мы даже не пытаемся их отпугнуть. Пусть развлекаются. Там такая система шифрации, что мы до сих пор сами не понимаем, как ее взломать. Работаем в этом направлении, но раньше чем лет через десять просвета не предвидится.

— Хорошо живете, — только и вымолвил Вестгейт.

— Я не прощаюсь, — сказал Дядя, вставая.

Все поднялись, и, обменявшись с начальством рукопожатиями, братья вышли в операционный зал. Лавров внимательно смотрел на монитор, но, когда Вестгейт прошел мимо, повернулся к Игорю и восхищенно показал сразу два больших пальца.

Глава 8. Четвертое июня, день

В коридоре Вестгейт посмотрел на потолок.

— Правильно, — сказал Игорь. Они молчали до самого выхода.

— Пожалуй, и здесь не стоит, — заметил Игорь в гараже Службы.

Личный транспорт у специального уполномоченного Бойко И.И. был ему под стать — спортивное купе. По привычке Игорь так рванул с места, что беднягу Вестгейта размазало по сиденью. Машина пулей вылетела из ворот и, хрипя и плюясь, завывая резиной в виражах, резво проскочила несколько переулков. Но сразу же за четвертым поворотом Игорь бросил машину в щель между двумя припаркованными грузовиками и выключил двигатель. Через несколько секунд мимо пронесся автомобиль с вытянувшим до предела шею Песоцким. Игорь довольно хмыкнул, достал из кармана маленькую коробочку с экраном на жидких кристаллах и нажал кнопку. Экран остался чистым.

— Рассказывай, — предложил Игорь.

— Хорошо я их? — спросил Вестгейт.

— В смысле?

— В смысле мне поверили, что я безумно счастлив тебя видеть.

— А ты, значит, не счастлив… — протянул Игорь.

— Как тебе сказать. Честно?

— Нет, не честно!

— Слушай, мы с тобой взрослые люди. Совершенно непохожие и внутренне, и внешне. — Вестгейт с неодобрением покосился на ковбойский наряд Игоря. — Говорят, ты очень умный. Тогда ты давно уже просчитал, какое у нас распределение ролей.

— Да. — К Игорю начала возвращаться прежняя, еще заочная неприязнь к брату. — Главная приманка — ты. Хотелось бы знать, почему.

— Наш отец специфический человек, — произнес Вестгейт, и на лице его появилось мечтательное выражение. «Да он гордится им! — подумал Игорь. — Восхищается! Ну дела!»

— Он очень сложная натура, — продолжал Вестгейт.

— Тоже мне открытие.

— Послушай меня, пожалуйста! Я тебе хочу объяснить.

— Да нет проблем. Вещай. — Игорь отвернулся и закурил.

— Что ты знаешь о взаимоотношениях твоих родителей? — спросил Вестгейт.

— Я знаю, что мама потом так и не вышла замуж, — прорычал Игорь.

— А у меня сейчас третий отчим.

— Миллионер, я надеюсь, как и все предыдущие?

— Не нужно считать меня зажравшимся иностранцем, хорошо?

— Хорошо. Ты не зажравшийся… иностранец. Доволен?

— И для твоей мамы, и для моей расставание с отцом было самой большой трагедией в их жизни…

— Это точно.

— Но моя мама рассталась с Игорем Волковым за три года до моего появления на свет.

Игорь задумался. Вестгейт ждал реакции. Боковым зрением Игорь заметил, что у холеного красавца отчетливо дрожат руки. И не сдержался.

— Даже слоны так долго не носят, — заявил он.

— Я тебя сейчас ударю, — прошипел Вестгейт.

— Напугал! — пробормотал Игорь, не оборачиваясь. Его так и подмывало взять и двинуть заносчивому братцу локтем в нос.

— Не провоцируй меня, пожалуйста!

— На себя посмотри…

Вестгейт судорожно втянул в себя воздух.

— Больше тридцати лет, — сказал он неожиданно ровным голосом. — Больше тридцати лет он делал вид, что меня нет на свете. Я всегда хотел знать — почему? И впервые у меня появилась возможность задать ему этот вопрос. И я этот шанс использую, понял? Во что бы то ни стало.

Игорь неопределенно шевельнул плечом.

— И ты мне не помешаешь это сделать, — сказал Вестгейт жестко.

Игорь недоверчиво на него покосился.

— Пора к психиатру, — вздохнул он. — С чего ты взял, что я буду мешать?

Вестгейт замялся.

— Ты же меня презираешь, — выдавил он наконец со страдальческой гримасой на лице. — Ты, может, сам этого не чувствуешь… Но я вижу. Ты совершенно за собой не следишь. И я вижу! Я ведь тебе отвратителен! Тебя коробит от того, что я нездешний, тебя раздражают мои манеры, то, как я говорю, даже то, как я одет…

Игорь стряхнул за окно пепел и звонко клацнул зубами.

— Ты много о себе думаешь, — сказал он зло. — Я на тебя плевать хотел, ясно? И вообще… Сколько лет тогда прошло, ты сказал? Между тем, как они расстались и как ты родился? — Игорь вдруг повернулся и, хищно сдавив зубами сигаретный фильтр, внимательно посмотрел на Вестгейта.

— Три года.

— А кто тебе сказал, собственно, ты, чмо заморское, что мы с тобой родственники? Ты, мудозвон нерусский!

Вестгейт сидел к Игорю вполоборота, и ему было не очень удобно бить правой, но он это сделал. В результате он расшиб костяшки о деревянную накладку на руле и пропустил одновременно два удара — напряженными пальцами по яйцам и головой в переносицу. После чего оказать сопротивления уже не смог, от мощного пинка вылетел наружу и улегся на грязном тротуаре. Сам того не желая, он нашел удачный выход из щекотливого положения. Если бы Вестгейт каким-то чудом задержался в машине, у Волка появился бы реальный шанс стать в этот день наполовину менее отцом.

Игорь по инерции выскочил на улицу, походя вытащив из салона внушительный кусок арматурного прута. Железяка была в своем роде исторической реликвией. С этой арматуриной молодой Волков стоял у двадцать второго подъезда московского «Белого дома», защищая президента Ельцина во время «августовского путча» 1991 года. Впрочем, таких подробностей Игорь не знал. Он просто нашел этот прут в оставшейся от отца развалюхе на колесах и, сочтя его предметом в быту полезным, всегда перекладывал из старого авто в новое.

Утробно рыча, Игорь подскочил к скрючившемуся на асфальте Вестгейту и застыл над ним в позе бейсболиста. Вестгейт тихо постанывал и не шевелился. Одну руку он зажал между ног, второй держался за лицо. Несколько секунд Игорь, слегка раскачиваясь на напряженных ногах, стоял над телом поверженного брата, а потом ему полегчало. Он опустил свою железяку, сделал пару неверных шагов назад, ухватился за открытую дверь, рухнул на правое сиденье и уронил прут на асфальт. Игоря била крупная дрожь, во рту пересохло, глаза застилал туман.

— Нельзя меня бить! — рявкнул он. — Нельзя-я-я!!!

Вестгейт в ответ что-то промычал.

Трясущимися руками Игорь достал сигареты. После долгой неравной борьбы зажигалка уступила, и он смог прикурить. Саднило левую руку, которой он блокировал удар Вестгейта, — браслетом часов ободрало кожу.

Редкие прохожие старались побыстрее миновать лежащего на тротуаре молодого человека в дорогом костюме.

Сделав несколько глубоких затяжек, Игорь перебрался на левое сиденье и отвернулся. Потом включил музыку. Его все еще трясло.

— Меня нельзя бить, — повторил он. — Ни-ког-да. Ни-за-что. Ни-про-что. Нельзя.

Справа зашуршало — Вестгейт пытался встать на четвереньки.

— Ты… ты мне лицо разбил… — простонал он.

Игорь коротко глянул на Вестгейта.

— Крови не вижу, — отрезал он.

— Ты… ты… — не унимался Вестгейт.

— Да, я скотина, — сказал Игорь. — Но ты первый начал.

Вестгейт с трудом выпрямился и заковылял прочь.

— Куда?! - крикнул Игорь. — Ты, напарник хренов! Стоять!

Реакции не последовало. Игорь взревел и пулей вылетел из машины. В три прыжка он нагнал Вестгейта, ухватил поперек туловища, отволок назад и воткнул на сиденье. Захлопнул дверь и, не забыв подобрать заветную арматурину, вернулся на свое место. Ему стало жарко. Вестгейт был немного выше него и гораздо тяжелее. На честный английский бокс с ним Игорь никогда бы не согласился.

— Больно? — спросил он брезгливо.

Вестгейт отнял руку от лица, бесцеремонно повернул к себе зеркало и, строя жуткие гримасы, обследовал повреждения.

— Теперь распухнет, — пожаловался он. — Ты, рейнджер, тебе что, не сказали, что я дипломат?

— И чего? — Игорь развернул зеркало обратно и принялся восстанавливать сбитую настройку. Он уже не злился, ему просто было рядом с Вестгейтом как-то противновато.

— Чего, чего! Нельзя мне с разбитой мордой, вот чего!

— А чем ты думал, мать твою, когда на меня замахнулся? Тебе, значит, с разбитой мордой нельзя, а мне можно, да?

— Я не знаю, — буркнул Вестгейт, ощупывая переносицу. — Я не знаю, что на меня нашло…

— Сказать? — предложил Игорь мстительно.

Вестгейт посмотрел на него с подозрением. Левую руку он по-прежнему держал между ног. Игорь ткнул его туда не опасно, но весьма чувствительно.

— Тебя заело, что ты ублюдок, — заявил Игорь, воинственно оттопырив челюсть.

— То есть? — не понял Вестгейт.

— Забыл русский? Хорошо. Проясним. Ты fuckin\ bloody bastard.

— Я оценил произношение, — осторожно сказал Вестгейт, — но опять не понял.

— Значит, слишком много слов. Хватит одного. Бастард.

Вестгейт мелко затрясся всем телом. Казалось, он сейчас зарыдает.

— И это твоя проблема, ясно?! - рявкнул Игорь. — Твой «акцент»! Но меня он не касается! Меня не фачит, чей ты сын, понятно?! У меня своих проблем вагон! И ты не смей, зараза, тащить в мою жизнь свои долбаные комплексы! Подлечился бы для начала! В собственных заморочках разобрался! Тебе, психологу, сам бог велел! Всех бы вас, мать вашу, по больницам разложить… Дышать уже нечем, одни психологи вокруг! А некоторые еще и в братья набиваются! — Он снова начал заводиться.

— Но ты ведь сам только что сказал, что мое происхождение сомнительно! — Вестгейт тоже повысил тон и даже левую руку высвободил. — Поэтому не надо себя обманывать, тебе есть до этого дело! Тебе тоже нужны факты! А вот это что, плохое доказательство? — Он ткнул пальцем, указывая на свое лицо.

— Я тебе покажу минимум два лица ничем не хуже. Костенко и Ларин. Да таких физиономий полным-полно в любой стране, где есть родовая аристократия! Это у нас они редкость…

— Если это не доказательство для тебя, то доказательство для него! Потому что он обо мне знает!

— А ты его хоть раз в жизни видел?

— Нет! Нет! — пролаял Вестгейт. И Игорю вдруг стало его жалко.

— Ты дурак, — сказал он беззлобно. — Я узнал о твоем существовании за час до нашей встречи. И первая моя реакция была — отторжение. По той же самой причине, до которой додумался ты. Потому что Служба уверена, что ты Волку интереснее, чем я. Но я напрягся и заставил себя тебя полюбить. И у меня это, мать-перемать, получилось! И когда ты там в кабинете дурочку валял, я искренне тобой любовался! А ты… А ты… Сука ты! Говно ты, вот ты кто после этого!

Вестгейт, надувшись, смотрел куда-то вперед.

— А я, может, всю жизнь мечтал о брате! — с вызовом заявил Игорь. — Которым хотелось бы гордиться! Который бы мне верил и верил в меня! И наоборот! Я же… Я даже собаку завести не могу! От меня женщины уходят через неделю, ну, максимум через месяц! Не могу я ни о ком заботиться, у меня все силы уходят на борьбу с собой… Я тебя, может, двадцать лет жду не дождусь! А ты мне тут спектакли закатываешь…

— И все ты врешь, — сказал Вестгейт очень спокойно. — Знаешь, я пойду. Ты не беспокойся, я материалы сейчас просмотрю на Службе. Но от тебя мне, извини, пожалуйста, блевать хочется.

— Скатертью дорога, — пожелал Игорь.

Когда дверь за Вестгейтом закрылась, Игорь сделал музыку погромче, сложил руки на груди и насупился. Долгожданная операция сорвалась, еще не начавшись. «Сейчас Вестгейт все доложит, и меня отстранят. И когда я теперь увижу Волкова, черт его знает. Скорее всего никогда. Впервые в жизни мне захотелось его увидеть не для того, чтобы плюнуть в лицо. А для того, чтобы поговорить по душам. Потому что этот, блин, Вестминстер — это чертовски интересно. Если я не ошибаюсь, то история его появления на свет — просто трагедия Шекспира. Это же, елки-палки, случай из тех, что показывают в кино, но которых не бывает в жизни. Потому что ни один более или менее умный мужчина не согласится на такое. Или не выполнит потом условий договора».

— Ублюдок ты, Винчестер, — сказал Игорь. — А я тебе, козлу, так обрадовался…

Когда раздалась трель домофона, Игорь играл с кляксой. Черный мячик, пульсируя от наслаждения, катался туда-сюда по столу, а Игорь старался прихлопнуть его ладонью. Это у кляксы была любимая забава. Она ее сама выдумала.

Слегка задыхаясь, Игорь подошел к двери и нажал кнопку.

— Игорек, к тебе прошли только что, — сказал вахтер. — У него наша карточка, но я его раньше не видел и вот решил…

— Тебе стало интересно, да? — хмыкнул Игорь. А про себя подумал — однако любопытный поворот! Он был дома уже два часа и все это время ждал звонка от Королева с матерной руганью и выговором в приказе. А вместо этого, судя по всему, приперся братец.

— Он тебе не родной, случаем? — спросила вахта. — Вы здорово похожи…

— И ничего мы не похожи, — возразил Игорь. — А так… Считай, родной.

— Ну, приятно расслабиться, — пожелала вахта и отключилась. И сразу же загудел дверной звонок.

Машинально, по отработанной годами привычке, Игорь шагнул за небольшой уступ, образующий в прихожей мертвую зону, и нажал еще одну кнопку. Дверь стала прозрачной. Игорь обомлел. За дверью на самом деле стоял Вестгейт. Но боже милостивый, что с ним стало!

Красавчик точно заглянул на Службу и побывал как минимум в медпункте и в костюмерной. Лицо у него оказалось чистеньким, как будто и не били по нему, а одет он теперь был в точности, как Игорь, — джинсовый костюм, черная футболка и ковбойские сапожки на низком каблуке. Волосы у Вестгейта были слегка взлохмачены. В руке он держал небольшой саквояж.

Игорь отомкнул замок, и дверь убралась в стену.

— Здравствуй, — сказал Вестгейт. И опять Игорю пришло на ум слово «балансировка». Интонацию приветствия Всетгейт подобрал так гениально, что одним словом было объяснено и сказано все. «Вот так же, наверное, умел говорить с людьми отец, — подумал Игорь. — Только у братца это умение «поставлено», и он таки редкий неврастеник. А Волков обладал природным даром общения и был скорее всего нормален». Тем не менее, если бы Игоря спросили, на кого похож сейчас Вестгейт, он бы ответил — на сошедшего со старого видео Игоря Волкова.

Игорь помотал головой, отгоняя наваждение, и махнул гостю: проходи. Вестгейт кивнул, вошел и деликатно остановился в дверях гостиной.

— Я вот только одного не могу понять, — сказал Игорь вместо приветствия, направляясь к бару. — Ты садись, садись. Меня вот что интересует. Ты же магистр психологии. Как ты позволил этому дурацкому комплексу так собой завладеть? У тебя же руки тряслись! А туда же — дипломат, разведчик… Боец невидимого фронта.

В зеркальной стене бара Игорь увидел, как Вестгейт напрягся было, но тут же взял себя в руки и горько улыбнулся.

— Люди отчего-то не хотят понять, что психолог — он прежде всего тоже человек, — сказал Вестгейт. — И сегодня у психолога выдался чертовски трудный день.

— Ты давно обо мне знаешь? — спросил Игорь, передвигая бутылки в поисках хотя бы относительно полной.

— С детства, — пожал плечами Вестгейт. — Сделай мне бурбон, пожалуйста.

— Чего?

Вестгейт поднялся с дивана, подошел к Игорю и через его плечо заглянул в бар.

— Н-да, — сказал он. — Извини. Значит, будем пить водку.

Игорь с облегчением задвинул дверцу.

— Холодную, — уточнил он и отправился на кухню. Открывая холодильник, он вдруг ощутил легкое беспокойство. И глухой шлепок падающего тела не заставил себя ждать. Громко выматерившись, Игорь ухватил запотевшую бутылку за горлышко и бросился в гостиную.

Вестгейт бился в конвульсиях. На столе нервно приплясывала клякса.

— Зар-раза! — рявкнул Игорь, замахиваясь бутылкой. Кляксу со стола как ветром сдуло. Игорь швырнул «литру» на диван и метнулся в кабинет за стимуляторами.

Дипломат и разведчик оказался крепким парнем. Когда Игорь, держа в руке инъекционный пистолет, вбежал в гостиную, Вестгейт, лежа на боку, рывками полз к двери. Глаза у него лезли из орбит, язык вывалился, лицо было синюшно-бледным, он хрипел и задыхался.

Игорь выстрелил ему в шейную артерию, сменил ампулу и выстрелил снова, другим препаратом. Вестгейт мучительно закашлялся и принялся изо всех сил дышать. Судя по выражению лица, за последние шестьдесят секунд он здорово соскучился по кислороду. Игорь перетащил грузное тело на диван, задрал брату футболку и прижал к солнечному сплетению теплый диск Батарейки.

Несколько минут Вестгейт лежал на спине с закрытыми глазами, не издавая ни звука. Потом он начал яростно зевать, так, что едва не вывихнул челюсть. Потом осторожно приоткрыл один глаз.

— Ты можешь войти в медитативный транс? — спросил Игорь. — Хватит силенок? Или совсем плохо?

Вестгейт слабо помотал головой и покосился на Батарейку.

— Ладно, — вздохнул Игорь. — Тогда просто закрой глаза и расслабься, горе луковое. И кто вас только учит руками хватать все, что плохо лежит…

Он пересел к изголовью брата и положил ладони ему на виски.

— Я с тобой пять минут поработаю, — сказал он, — только ты мне помогай. Придется тебе на это время полностью мне довериться. Если сможешь, постарайся меня полюбить всем сердцем. Осознал?

Вестгейт что-то простонал с утвердительной интонацией. Игорь закрыл глаза и сосредоточился.

К концу сеанса лицо Вестгейта приобрело нормальный цвет, а у Игоря на лбу выступили капли пота. Он устало вздохнул, утерся рукавом, вытащил застрявшую между Вестгейтом и спинкой дивана бутылку и повалился в кресло. Бесконтактный массаж у Игоря всегда получался хорошо, но при этом требовал слишком большого напряжения.

Вестгейт открыл глаза и посмотрел себе на живот, где дружелюбно подмигивала зеленой лампочкой Батарейка.

— Эту штуку тоже лучше не трогать? — поинтересовался он слабым голосом.

— Подцепи ее пальцем, она приклеилась?

Вестгейт опасливо ткнул Батарейку и тут же отдернул руку.

— Кажется, да…

— Тогда походи с ней до ночи. Ты и так сильный, а будешь еще крепче.

— Что это? — спросил Вестгейт, садясь и заправляя футболку в джинсы.

— Изделие «два бэ восемь» Батарейка. Восстанавливает энергетику. За шесть часов доводит энергетический потенциал трупа до уровня среднего человека. Правда, трупу от этого не легче. Разве что процесс разложения тормозится…

Игорь свинтил пробку, сделал большой глоток прямо из горлышка, сунул бутылку под мышку, взял из вазы на столе банан, очистил его, подумал и хлебнул вторично. После чего поставил бутылку на стол и мгновенно сжевал банан.

— А тебе я принесу стакан, — сказал он, поднимаясь. — Тебе сейчас граммов сто, не больше. А то будут побочные эффекты нежелательные…

— Какие эффекты? — спросил Вестгейт хмуро, озираясь. Клякса высунулась было из-за ножки дивана, но Игорь украдкой показал ей кулак.

— Развезет тебя в говно, — объяснил он, ставя на стол водочную стопку и наливая потерпевшему на два пальца. — Из тебя за секунду отсосали почти всю энергию. Очень странно, что ты дуба не врезал. Это все я, кретин, ты прости меня, пожалуйста.

Вестгейт залпом проглотил водку и потянулся за бананом.

— Ну и денек… — пробормотал он, жуя. — Ну, бля, встретила меня историческая родина…

— Я должен был тебя предупредить… Виноват. Забыл. Но у меня, сам понимаешь, тоже выдался тяжелый день.

Вестгейт кивнул.

— Я тебе здорово кровь попортил, — признался он. — Ладно, извинились. А что это за штуковина такая была? Или мне показалось…

— Да нет, не показалось. Вот она, здесь.

— Где?! - взвизгнул Вестгейт, подскакивая на месте. Игорь звонко щелкнул языком, и клякса из-под ног гостя прыгнула через стол в подставленную ладонь.

— Вот, — сказал Игорь, демонстрируя кляксу побледневшему вновь гостю. — Теперь она для тебя не опасна. Я просто не успел ее предупредить, что ты друг. Понимаешь, она людей боится…

— Да что это?!

— Клякса…

— Ох! — Вестгейт схватился за голову. — Нет, ты только пойми меня правильно! Я уже двое суток вздохнуть свободно не могу. Летаю туда-сюда через уйму часовых поясов, чтобы с делами разобраться и выскочить в Москву. Почему меня вызвали, понятия не имею. Сам понимаешь, какой это стресс. Причем всю дорогу я читаю справочные материалы, а это почему-то оказываются доклады про ваш Спецотдел. А я фантастику, честно говоря, даже в детстве не любил. Но раз приказано ознакомиться, я знакомлюсь… Потом меня уже здесь, в Москве, загружают информацией, которой я всю жизнь жду… Мол, поедешь к отцу в гости… Потом ты… Потом выясняется, что наш папа экстрасенс. А теперь еще батарейки какие-то, кляксы, этот ваш образ жизни московский ненормальный, брат родной водку пьет, как воду, из горлышка…

Игорь расхохотался и несколько раз подбросил кляксу на ладони. Каждый раз Вестгейт обалделым взглядом следил, как она подолгу зависает в воздухе.

— Соболезную, — сказал Игорь, отсмеявшись. — Честное слово! До меня только сейчас дошло, насколько тебе здесь все диким кажется и безумным. Послушай, старик, ты чем вообще-то на Службе занимаешься?

— Да как тебе… — Вестгейт на мгновение замялся. — Контактами. Настраиваю определенных людей на верное понимание вопросов. Никакой вербовки, никаких грубых приемов, боже упаси! Поэтому меня и не «ведут» до сих пор. Наоборот, у меня после каждой проверки наблюдается очередной скачок карьеры. Я же чист со всех сторон. Я с людьми просто говорю. О погоде, например. О цветочках… И ничего больше.

— Нейролингвистическое программирование? — догадался Игорь.

— Н-ну… Этого я тебе не говорил, верно? А сама по себе моя работа — долгая, нудная, тяжелая. Но очень чистенькая. А ты? Я знаю — есть Спецотдел, и у него странная, мягко говоря, тематика. Но в чем именно состоят эти ваши спецпроекты, я так и не понял. Что ты делаешь конкретно?

— Ну, в принципе я следователь. Но ты правильно сказал, по очень странным делам. Меня специально натаскали на пограничные области знания. И, когда случается что-то непонятное, я должен разобраться — было или не было. Прилетала, например, тарелка или нет.

— Ну и как? Прилетала?

Игорь снова подбросил на ладони кляксу. Клякса уже поняла, что ее простили, и теперь довольно пульсировала.

— Хочешь погладить? — предложил он.

Вестгейта передернуло. Он налил себе водки, выпил, поморщился и взял апельсин.

— Потом, — пообещал он. — Потом обязательно. Но очень потом.

— Никто не знает, кто она такая, — сказал Игорь, опуская кляксу на кресло. Клякса потерлась о его бедро и блаженно затихла. — И не узнает, потому что ее никто не любит. Даже племя, которое ей поклонялось, ее не любило. А вот я ее люблю. И однажды она мне расскажет.

— То есть тарелка прилетала? — не унимался Вестгейт.

— Да черт ее знает! Скорее всего известные нам аномальные явления — порождения самой Земли. Просто иногда мы входим в контакт с другими измерениями. И видим то, что нам в принципе видеть не положено. А еще мы постоянно создаем проблемы на свою задницу. Как в деле Ларина. Когда по Москве толпами ходили зомби, а проклятый Объект открывал для них все новые и новые двери в наш мир. И никто не догадался, что эти явления связаны между собой, понимаешь, вот в чем ужас! Только Ларин, и то ему понадобилось несколько лет! И никто ему не верил, пока Охотники не взяли Объект штурмом и все не кончилось само собой…

Вестгейт смотрел на Игоря по-прежнему недоверчиво.

— Тебе придется все это усвоить, — сказал Игорь. — Иначе Волк может подумать о тебе плохо.

— Сомневаюсь, — криво усмехнулся Вестгейт.

— Но он загружен такой информацией под самую пробку, учти! Он в ней варился сначала на Службе, а потом…

Вестгейт отмахнулся от Игоря как от назойливой мухи.

— Главное — чтобы я был, — заявил он. — А с тем, какой я, во что верю и что знаю, отец сам разберется. Поверь, он многого от меня не ждет. Я, по его понятиям, существо ущербное изначально. Я — инструмент… Домкрат я. И не более того. Но я очень хочу его видеть.

Игорь закусил губу: «Развозит братца».

— А в чем же заключается твоя работа следователя? — спросил Вестгейт. — Какие такие следственные действия ты проводишь?

— Да внешне самые рутинные. Свидетелей опрашиваю, еду на место разбираться, ищу следы…

— Свидетели — те еще психи небось…

Игорь хмыкнул, — «Сам ты псих».

— Привожу классическую статистику, — сказал он холодно. — Сорок лет назад в России провели опрос ста шести «контактеров». Здоровых личностей выявлено не было. Акцентуированных четыре. Шизофреников сорок пять, психопатов сорок два, органические поражения центральной нервной у восьми, интеллектуальная недостаточность у пяти, циклотимиков двое.

— Ну и…

— Вот в том-то и дело. Проверка, которую вел Спецотдел, показала, что настоящими «контактерами» из этих ста шести оказались два шизофреника и один дебил. Понял? Не тимики, не акцентуированные, не пограничные какие-нибудь, а самые настоящие ядреные, кондовые шизики! И дебил! Действительно столкнулись с чем-то, чему нет названия! Для них это были инопланетяне. А для нас… Трудно сказать.

— И ты с этой братией общаешься? — спросил Вестгейт с искренним состраданием в голосе.

— Вот поэтому я не психолог, — кивнул Игорь. — Потому что меня не должно отвлекать профессиональное мнение. Моя единственная профессия — искать Неведомое. И находить, — он бросил взгляд в сторону кляксы. Та, казалось, спала.

— А почему она у тебя э-э… живет? — спросил Вестгейт, опасливо косясь на кляксу.

— Не знаю, — бросил Игорь небрежно. — Я же тебе говорю: любовь.

— Ох… — Вестгейт потер руками глаза. — Н-да. Ну что, работать будем?

— Будем-то мы будем, — сказал Игорь медленно, будто взвешивая каждое слово. — Но не мешало бы для начала прояснить ситуацию.

Вестгейт деревянно выпрямился. За долю секунды лицо его обрело уже знакомое Игорю выражение — контроль, спокойствие, доброжелательность, искренность. Но теперь Игорь знал, что настоящий в этой гамме только контроль. А остальное — видимость. Атрибут нейролингвистического программирования.

— Мы теперь напарники, пусть и временно, — объяснил Игорь. — Дело, которое нам подсунули, касается нас лично. И я хотел бы с тобой утрясти один вопросик…

— Мотивы, — кивнул Вестгейт. Вкрадчиво так, с пониманием.

— Вот именно. У меня их нет вообще. Может, потом еще появятся. А пока что мне это дело просто неприятно. К сожалению, отвертеться я не смог…

Вестгейт снисходительно рассмеялся. — Да у тебя вагон мотивов, — сказал он ласково, тоном умудренного опытом старшего брата.

Игорь помотал головой. «Попробую быть честным. Кто это сказал, что честность — лучшая политика? Не помню».

— Я всего лишь плачу долги. Службе, разумеется, не Волкову. Конечно, начальство пытается повернуть это дело так, будто оно задевает меня лично. Мягкие голоса, доверительный тон… Знаем, проходили. А я просто не мог отказаться. Потому что меня одной рукой гладят по шерстке, а другой взяли за глотку. Они еще сами не понимают, как плотно меня прижали…

Вестгейт внимательно рассматривал лицо брата. «Похоже, клюнул, — подумал Игорь. — Будет, будет у него потом тет-а-тет с Дядей. И все он Дяде расскажет. А мне только этого и надо».

— Ну хорошо, — сказал Вестгейт. — А чего ты от меня хочешь? Я тебе в принципе самое главное успел сказать. Мотивы-то мои совсем простые. Образ отца в моем сознании очень сильно мифологизирован. И я хотел бы этот миф либо развеять, либо… — Он развел руками.

— А зачем?

Вестгейт вытаращился на Игоря как на полного идиота.

— А тебе не тяжело жить в неизвестности? — спросил он.

— А мне информации хватает. Тебе по «Программе Детей» дали файл?

— Ой, не стоит об этом, ладно? — попросил Вестгейт и сделал такое лицо, будто Игорь завел речь о чем-то совершенно несерьезном.

— Ха! — Игорь радостно всплеснул руками. — Еще один параноик!

— Что-о?! - Вестгейт воинственно упер руки в бока.

— Я — офицер Службы, — сказал Игорь жестко. — И я полностью отдаю себе отчет в том, что Служба из себя представляет. Она больна до мозга костей. Она больше ни во что на свете не верит. Даже в документальные свидетельства и элементарную логику.

Вестгейт изобразил на лице улыбку глубокого соболезнования.

— Да ты пойми, Служба не хочет понять, что Волк — мутант! — рявкнул Игорь. — Не понимает этого и пытается договориться с ним так, как будто он все еще человеческое существо! Но достаточно просто сравнить! Взять манеру поведения Костенко и Ларина и сравнить с тем, как вел себя Волков! Когда мутант осознает себя, он что? Он меняется! У него кардинально ломается система ценностей! Как мы с ним договоримся? О чем? Да плевал он на наши проблемы… И на нас с тобой плевал! И поверь мне, братец, если он всего лишь плюнет — считай, что нам очень повезло…

— Ты еще совсем мальчишка, — сообщил Вестгейт. — Веришь в сказки, которыми тебя Служба потчует. А я-то думал…

— Ты… взрослый! — сказал Игорь, наставительно грозя пальцем. — Лицо сделай попроще, ладно? Не хочешь обдумать мои аргументы — не надо. Все равно давай колись. Ерунду всякую я уже знаю — тебе нужен Волк. А теперь мне хотелось бы узнать главное — зачем?

— Ладно. — Вестгейт неприязненно скривился. — Могу повторить. Моя программа-минимум — узнать, почему он не хочет меня видеть. Это даст мне ответы на большинство вопросов.

— Нестыковка. Ты сам говороил, что он считает тебя ущербным. Сам обозвал себя инструментом и домкратом. Кстати, интересная метафора.

— Пусть нестыковка. Но у меня есть это, — Вестгейт ткнул себя пальцем в щеку. — Он всегда мечтал, чтобы у него был сын, похожий на него.

— Да что ты знаешь о нем! У него, может, таких сыновей штук двадцать!

— Видишь! — воскликнул Вестгейт. Он уже растерял весь свой гонор «старого и опытного». — Ты опять не хочешь, чтобы он со мной встретился! Я же говорил, что ты не отдаешь себе отчета… Это у тебя бессознательное!

— А ты опять на стену лезешь, — сказал Игорь спокойно. — Стоит мне тебя чуть-чуть задеть за живое, ты повышаешь голос. Очень плохо, Вестгейт. Очень плохо.

Вестгейт пристыженно умолк.

— Этот крючок в тебя воткнула Служба, — сказал Игорь. Словно приговор вынес. — И ты на нем исправно висишь. Кто тебе сказал, что ты — сын Волка? Когда и кто?

Вестгейт заскрипел зубами.

— Отвечай, — сказал Игорь с угрозой в голосе. — Отвечайте мне, Вестгейт. Вопрос стоит очень серьезно. Вы даже, сударь, не подозреваете насколько.

— Да какая разница кто?

— Сам знаешь какая.

Вестгейт смешно покрутил носом. Похоже, его начал пробирать давно и успешно подавляемый нервный тик.

Игорь подался вперед в кресле и посмотрел брату в глаза. Это было неприятно. Будто в зеркало смотришься и обнаруживаешь, что собственные глаза едят тебя взглядом, полным злобы.

— Ух ты! — выдохнул Игорь. — Так это тебе сказала мама! Твоя обожаемая и презираемая мама. Любимая и люто ненавидимая.

Вестгейт резко дернулся всем телом и замер. Застыл. Потому что правая рука Игоря неспешно подобрала кляксу. И зажала ее в кулаке.

— Еще раз попробуешь меня ударить… — предупредил Игорь. — Теперь ты знаешь, что за это бывает.

Вестгейт так сжал кулаки, что костяшки побелели.

— Давай общаться на одном уровне, — сказал Игорь, продолжая сверлить брата взглядом. — Я ведь не пытаюсь тебя бить, верно? Я тебе даже не угрожаю. Я просто требую ответа. И в твоих интересах мне отвечать. И говорить правду. Тогда я буду доверять тебе. И ты увидишь Волка.

— А без тебя я, значит, не смогу его увидеть? — подал голос Вестгейт.

— Сможешь, — милостиво разрешил Игорь. Голос его постепенно становился все глуше, переходя не то в шепот, не то в хрип. — Увидишь. Только это будет последнее, что ты увидишь в своей жизни. Потому что он тебя съест.

Вестгейт непроизвольно мотнул головой, будто отгоняя видение.

— С какой стати? — бросил он презрительно.

— А ты подумай, — предложил Игорь. — Я, кажется, уже пытался тебе объяснить. Ты до сих пор так и не понял, к кому нас отправляют в зубы.

Вестгейт нарочито медленно поднялся с дивана. Вытащил из джинсов футболку, сунул под нее руку, отлепил от живота Батарейку и бросил ее на стол.

— Ты чертовски ошибаешься, — сказал он надменно.

Игорь разочарованно откинулся в кресле.

— Сам ты мальчишка, — вздохнул он устало. — Ты погряз в своих комплексах и даже не пытаешься от них освободиться. А Служба, которая тебе эти комплексы и подсадила, имеет тебя как хочет.

— Ты очень ошибаешься.

— Во все дырки она тебя имеет, братец.

— Я знаю Службу. Это я имею от нее все, что мне захочется.

— Да если бы! Черт, меня все время твой контроль сбивает с толку! Ты научился владеть собой. Но как только ситуация выходит за рамки привычного, контролю этому становится грош цена. А значит, — Игорь развел руками, — с тобой опасно работать в паре.

— Я хорошо владею собой, — кивнул Вестгейт.

— Разговор глухого с тупым, — поставил диагноз Игорь.

— И другими я хорошо владею, — заверил Вестгейт.

— Пошел в жопу, — сказал Игорь устало.

Вестгейт подобрал саквояж, шагнул к Игорю и уставился на него сверху вниз. Глаза у него были стеклянные.

— Ты увидишь, — пообещал Вестгейт. — Он примет меня таким, какой я есть. И я выполню задание. А ты — нет.

Он повернулся и направился к двери. И тут на поясе у Игоря зазвонил телефон.

— Стоять, — приказал Игорь, доставая трубку.

Глава 9. Четвертое июня, вечер

— Бойко! Через двадцать минут у вас будет Песоцкий, — сказал в трубке Королев. — Сидите пока, не отсвечивайте… — и сразу короткие гудки.

Вестгейт стоял в дверном проеме, демонстративно не поворачиваясь к Игорю лицом.

— Минуточку, — попросил Игорь. Подвинув брата плечом, он вышел в прихожую и откинул в стене небольшую дверцу. Просунув руку в открывшийся проем, со звонким щелчком перебросил несколько тумблеров. В квартире стало ощутимо темнее — погасли источники рассеянного света в стенных панелях. Шторы на окнах с мягким шелестом сомкнулись. Игорь вернулся в гостиную, отстегнул от пояса детектор сканирующих устройств, включил его и положил на стол. Экран детектора был чист.

— Похоже, кто-то из нас засветился, — сообщил Игорь. — Не будем говорить, кто, но это ты.

— Что-о?! - рявкнул Вестгейт. Он бросил саквояж, подскочил к Игорю и навис над ним, как танк над пехотинцем. Правая щека у старшего уполномоченного яростно дергалась. Сломался-таки братец. — Почему я?! Почему не ты?! А?!

— Не сердись, — сказал Игорь миролюбиво. — Просто больше некому. Я и так засвечен с ног до головы. Я же «легал», меня вся Москва знает. Давай рассуждать логически.

— Давай! — прорычал Вестгейт, падая на диван. Игорь облегченно вздохнул. Вестгейт был ненамного выше него — сантиметра на два-три. Но Игорь уже на собственной шкуре выяснил, что родственник тяжелее килограммов на десять и явно сильнее физически. Сенсэй в таких случаях говорил: «Большие шкафы громко падают». Только чтобы этот шкаф упал, его нужно искалечить. А Игорь после давешней стычки драться больше не хотел ни с кем и никогда.

— Наши считают, что тебя не вели, — сказал Игорь. — Допустим…

— Допустим!!! - заорал Вестгейт. — Уроды!!! Тупицы!!!

— Тихо, тихо… Допустим, не вели. — Игорь на секунду задумался. Меры безопасности, которые принимала Служба в Москве, были чрезвычайно просты и в то же время эффективны. С одной стороны, Служба была вся на виду — взять хотя бы наглый приемчик с собственным жилым комплексом. Но сексот Службы, нелегал — как Вестгейт, например, — в здания, принадлежащие Службе, мог попасть только подземными ходами, идущими от линий метро. Личная карточка такого сотрудника, замаскированная под нормальную «пластмассу» одной из мировых кредитных систем, просто не открывала дверей, за которыми могли бы следить конкуренты. Стекла в машине Игоря были снабжены защитой, кроме того, детектор не нашел признаков электронной слежки. Правда, Вестгейт потом болтался по улицам… Заходил на Службу. И был у себя в гостинице.

— Возможно, меня все-таки вели, — сказал Вестгейт уже нормальным голосом. Он провел рукой по лбу и устало поморщился. — Хотя я ничего не заметил. Но это все ваша Москва паршивая… Кто-то из местных проболтался, из ваших…

— Ладно, — вздохнул Игорь. Он взял со стола детектор и пристегнул его к браслету часов. — Окна здесь не резонируют, электричество я вырубил. Будем ждать и готовиться. На, — он протянул брату Батарейку. — Прилепи на то же место. Сегодня она тебе понадобится.

Вестгейт, что-то недовольно ворча, взял Батарейку и потянул футболку из-под ремня. Игорь прошел в кабинет. Клякса спрыгнула с кресла и покатилась за ним.

В кабинете Игорь бросил взгляд на монитор. Никаких сообщений не поступало.

Детектор молчал, но Игорь все-таки, чуть поразмыслив, выключил и компьютер, и даже питающий его бэк-ап. Все электрические схемы, находящиеся под током, сейчас могли служить отличной антенной для врага. Потом он набрал комбинацию цифр на дверце сейфа и вытащил небольшой черный рюкзак. Прихватил со стола пояс с оружием и инструментами. Тяжело вздохнул и вернулся в гостиную.

Вестгейт нервно, короткими быстрыми затяжками, курил его сигареты. В данный момент он докуривал вторую и тянул из пачки третью.

— Дурацкая вспышка эмоций, — сообщил он. — Приношу извинения. Я очень устал сегодня. Не хотел проявлять агрессию. Но ты меня провоцируешь все время.

— Это у меня тоже нервное, — сказал Игорь, застегивая пояс и пристраивая детали «штатного комплекта» на свои места. Пистолет-игольник, две обоймы, шокер, аптечка, рация, наручники, аварийный маяк, маркер-кит. Нацепив на себя все это хозяйство, он попрыгал на месте, потом легкой трусцой обежал комнату по периметру. Что-то было лишнее, хотелось надеть портупею, чтобы на пояс так не давило. Игорь бросил взгляд на детектор. «Нужно теперь все время на него смотреть. Не забыть бы». Он сел, открыл рюкзак и бросил на диван рядом с Вестгейтом такой же, как у себя, комплект.

— Знакомо? — спросил он.

Вестгейт внимательно осмотрел комплект и молча кивнул.

— В теории или пользоваться случалось?

— Ну… Я тренировался. А зачем это мне?

— Затем, чтобы тебя не убили, балда!

— Не глупи. Вот если меня возьмут за задницу с таким наборчиком, мне точно конец. Я, считай, распишусь в том, что русский шпион.

— Лучше быть живым шпионом, чем мертвым идиотом, — веско сказал Игорь. — Какая фигня! Тебя перевербуют, и все. Делов-то…

— Спасибо за науку, — Вестгейт карикатурно поклонился. — А кто я буду после глубокого промывания мозгов, а? Ты когда-нибудь видел зомби?

— Я их видел разных и всяких, — сказал Игорь. — В том числе и настоящих. Живых мертвецов. А все зомбированные агенты, чтоб ты знал, абсолютно счастливые люди. Им делают не только промывку, но и чистку. Так что ты в случае перевербовки расстанешься со всеми своими комплексами. И девочки будут тебя очень любить…

— Это ты про что? — прищурился Вестгейт.

— Сука я, — объяснил Игорь. — Ладно, sorry. Давай, напяливай это барахло. И игольник к руке примерь.

— Я действительно не хотел бы…

— Игорь, Алекс, или как тебя там! Я ведущий, ты забыл? Тебе что, письменный приказ вручить? Сейчас организую.

Вестгейт с глухим стоном поднялся, сбросил куртку и взял пояс в руки. Мышцы у него под футболкой так и гуляли. Игорь поймал себя на том, что даже слегка завидует.

— Чем ты занимаешься? — спросил он.

Вестгейт бросил на Игоря недоуменный взгляд, потом слегка улыбнулся.

— Плаваю немного, — пробормотал он не без гордости. — В университете боксировал. Сейчас карате занялся. Так, слегка. К сожалению, мне нельзя пройти ваш курс рукопашного боя. Говорят, это что-то. Может, покажешь, если время будет?

— Я со вчерашнего дня отстранен от занятий. Точнее, сам отстранился. Терпеть не могу силовой контакт.

Вестгейт посмотрел на Игоря с сомнением, хотел что-то сказать, но передумал и только хмыкнул. Игорь встал, подошел к нему и осмотрел расположение чехлов на поясе. Бросил взгляд на детектор и часы. Детектор молчал, а времени до приезда Песоцкого осталось десять минут.

Вестгейт легко выхватил игольник, вернул в кобуру, выхватил снова. Получилось у него быстро и четко.

— Тяжелее обычного, — сказал он, рассматривая оружие. — А этот регулятор зачем?

— Переводит на автоматическую стрельбу. Вот так. А тяжелее, потому что здесь обойма на пятьдесят иголок.

— Пятьдесят?! - Вестгейт с уважением взвесил пистолет в руке. На Службе огнестрельное использовали только оперативники. Остальные «легалы» носили дистанционные шокеры и пневматические «игольники» — пистолеты, в обойме которых помещались баллон с газом и двадцать игл, начиненных парализующим раствором. Впрочем, нелегалу Вестгейту и этого не полагалось. В частном порядке он мог хоть с базукой разгуливать по своему Лондону. Но вот кто и где его учил обращаться со «штатным комплектом», Игорь понятия не имел.

Игорь закурил и прошелся вокруг брата, глядя в пол. Вестгейт ждал развития событий. Он уже снова взял себя в руки и внешне был абсолютно спокоен.

— Ладно, — сказал Игорь. — Слушай. Заряд в обойме усиленный, игла прошибает любую одежду. Но все равно, стрелять лучше в голову, шею или по конечностям. Самое верное — бить очередями. Останется пять выстрелов в обойме — зажжется вот этот светодиод. Ты его и не заметил. И вот еще что… — Он глубоко задумался. — Впрочем, неважно. Попрыгай.

Вестгейт попрыгал на месте. Ничего у него не звенело и не бряцало.

— Как влитой сидит, — сказал он.

— Отлично. Давай наушник в ухо, рацию на шестой канал. Пять секунд на настройку.

Вестгейт нажал кнопку, быстро проговорил «двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять» и тут же выключил рацию. Теперь, настроенная на определенный голос, она услышит и выделит его среди любого шума и передаст без искажений.

— Все-таки зря ты это, — сказал Вестгейт.

— Надеюсь, — вздохнул Игорь. — Хорошо, надеваем куртки. И я тебя умоляю. В любой ситуации — держи мне спину, ладно? Никакой самодеятельности. Ты правильно заметил — это Москва паршивая. Это не Лондон.

— Тогда давай бронежилет, — съязвил Вестгейт.

— Вот Песоцкий привезет, я тогда на тебя посмотрю, что ты запоешь, подданный британской короны, едрит твою лопатой… — пробормотал Игорь, глядя на детектор. И тут он запнулся. Потому что экран ожил. Одно из окон кабинета пытались «прозвонить» сканером.

— Не понял, — прошептал Игорь. Он щелкнул пальцами, и клякса, болтавшаяся все это время под ногами, прыгнула ему в руку. Игорь опустил кляксу во внутренний карман. Сигнал с экрана пропал.

— Не понял, — повторил Игорь.

— Что случилось? — Вестгейт подобрался и слегка побледнел.

— Кто-то щупает окно. Странно. Вроде бы все знают, что у нас окна не резонируют.

— Ну проверка-то не помешает…

— Держи мне спину, понял?

— Да понял я, понял! Не психуй, брат. Тебе-то не впервой, я же знаю.

— Меня всегда прикрывали опытные люди. Это было их дело — убивать и умирать. Убивать-то я еще согласен. А вот умирать…

— Нас будут обязательно брать живьем, — пообещал Вестгейт. — Гарантирую. И как ты сам сказал, в результате перевербовки мы станем абсолютно счастливы.

— Я не хочу быть счастливым, — сказал Игорь. — Я хочу быть собой. — Он не сводил глаз с детектора. Тот молчал.

Вестгейт шагнул к Игорю вплотную и положил ему руку на плечо. И Игорю стало легче. Бешеный выброс адреналина, который всегда заставал его врасплох в первые минуты опасности, начал постепенно сходить на нет. Его снимала эта теплая сильная рука.

Игоря вдруг охватила волна неведомого ему ранее чувства. Это было нечто странное, на грани понимания, удивительный сплав разных эмоций. И первым желанием было сказать Вестгейту что-то очень хорошее. Он поднял было глаза на брата, но тут в дверь позвонили.

Вместе с Песоцким в дверь ввалился молодой человек со здоровенным кофром в обнимку. Оба новоприбывших были одеты в точности так же, как Игорь и Вестгейт, и оба оказались буквально в мыле.

— Привет, дядя Саша, — сказал Игорь.

— Воды… — прохрипел Песоцкий, пробегая мимо Игоря на кухню. Там тут же зажурчало и раздались хлюпающие звуки. По старой московской привычке Песоцкий пил воду из-под крана, чего, конечно, нельзя было делать уже лет тридцать.

— Витя, — запаленным голосом представился молодой человек с кофром. Он уронил свой ящик посреди гостиной на пол и, озираясь, не глядя сунул руку в сторону братьев.

— Игорь, — сказал Игорь.

— Алекс, — сказал Вестгейт. Рука у парня была скользкой и горячей, и Вестгейт украдкой потянул из кармана носовой платок. Игорь в это время демократично вытирал ладонь о джинсы.

Песоцкий вошел в гостиную и сунул Вите стакан воды, к которому тот жадно припал и грамотно высосал маленькими глотками.

— Ты чего от меня сбежал? — спросил Песоцкий Игоря. — Давай работай, — скомандовал он Вите, и тот, поставив стакан на стол, принялся вскрывать ящик.

— Нам поболтать надо было, — сказал Игорь виновато.

— А я, как чмо последнее, десять минут переулками носился! Чуть бабку какую-то не переехал!

— Дядя Саша, извините. Так получилось. Рефлекс.

— Не на тех у тебя рефлексы! — заявил Песоцкий. — Я бы постоял в сторонке, уши завязав узлом. Тоже мне, конспирация! Да хоть вы там трахайтесь, мне-то что?! А в итоге я затрахался!

— Я больше не буду, дядя Саша. Честное слово.

— Вы тут что, все семьями дружите? — спросил Вестгейт брезгливо.

Песоцкий смерил его оценивающим взглядом.

— Допустим, — сказал он с вызовом. — Здесь тебе не Лондон, сынок.

— Меня зовут Алекс, — Вестгейт протянул руку.

— Ебанько, — представился Песоцкий.

— Александр Дмитриевич, — объяснил Игорь. Час назад он бы выходку Песоцкого от души приветствовал. Теперь ему было немного стыдно.

Вестгейт, не скрываясь, достал платок и вытер руку. Потом он вопросительно посмотрел на Игоря. Тот пожал плечами.

Песоцкий эскапады с платком не заметил, потому что повернулся к Вите, напряженно глядящему в ящик.

— Ну? — спросил он.

— Непонятно, — пробормотал Витя. — Вроде бы ничего и нет. Но чую я какую-то активность, чую, Сан Дмитрич.

— Так, — объявил Песоцкий. — С одной стороны, братцы-кролики, более удобного места, чем этот домик, для вас и не придумаешь. А с другой стороны, отсиживаться здесь нельзя, потому что вы должны сделать дело. Поэтому будем вас отсюда выводить. Сейчас все устроим и через полчасика выведем. Никаких проблем, ничего опасного, стандартная операция прикрытия.

— Что случилось-то? — спросил Игорь. — What the fuck is going on? Война, что ли?

— Палево, — ответил Песоцкий. — Огромного калибра. На моей памяти ничего подобного не было, а мне, ребятки, уже, япона мать, пятьдесят шестой.

— Провал сети?! - Вестгейт машинально схватился рукой за нос и покрутил его туда-сюда.

— Прошу, — Песоцкий указал братьям на диван, и те послушно сели. Сам он расположился в кресле, вытянув ноги и сложив руки на животе. Несколько секунд он наблюдал, как Витя что-то крутит в своем ящике, затем повернулся к братьям и раздраженно цыкнул зубом.

— Сейчас я передам то, что мне приказано, — заявил он. — Это для тебя, Алекс. Текст следующий: «Тридцать первого мая лег в больницу Каспер, к сожалению, прогноз тяжелый». Это первая часть сообщения.

— Ох! — только и вымолвил Вестгейт. Он задрал глаза к потолку и начал перебирать губами, что-то бурча про себя.

— Липар его фамилия, — мгновенно сообразил Игорь. — И он действительно загремел в больницу с сердечным приступом. Однако! Что скажете, дядя Саша? Крутая у нас резидентура в Скандинавии, а?

— Ага, — кивнул Песоцкий. — Только за эту скандинавскую развалину они тянут ниточку с позавчерашнего утра. Я так понимаю, ночью они ему вместе с сердцем малость починили голову.

Вестгейт спустился с небес на землю и теперь, поджав губы, неприязненно смотрел на Песоцкого.

— Это был замечательный человек, — сказал он сухо.

— Ты прости меня, сынок, — сказал Песоцкий. — Но я всегда говорил, что у нас одни задачи, а у вас — другие. И каждый раз, когда ваш человек работает с нами, мы имеем кучу неприятностей.

— Но Служба-то у нас общая, — напомнил ему Игорь.

— Сомневаюсь. Очень я, Игорек, сомневаюсь, что общая.

— Перестаньте, — сказал Вестгейт. — Мы все делаем одно дело. Служба называется Контрольной совсем недаром. Я не могу называть конкретных дел и результатов, но я вам клянусь, Александр Дмитриевич, что это так. Мы — важнейшая на планете организующая сила. Главное связующее звено между всеми правительствами мира.

— Только правительства этого почему-то не понимают, — заметил Песоцкий.

— Да, мы никогда не сможем рассказать им о наших делах, — развел руками Вестгейт. — Но от этого гуманный характер Службы не изменится, верно? Что бы сейчас было на Земле, если бы Служба не взяла контроль в свои руки? Война была совсем рядом. Желтые против белых, белые против черных, исламисты против христиан, коммунисты против всех. И дураки с атомными бомбами — повсюду.

— Да я не спорю… — потупился Песоцкий. — Только методы, методы…

— А откуда другие-то? — вступился за нелегалов Игорь.

— Готовность двадцать минут, — сообщил Витя.

— Хорошо, — кивнул Песоцкий. — Сам знаю, что других нет! — вдруг рявкнул он на Игоря. — Но противно мне, понимаешь? Я оперативник, я солдат! Лицом к лицу! И все честно.

— Но мы тоже работаем честно, — сказал Вестгейт мягко. — Да, мы манипулируем человеческим сознанием. Но при этом мы никогда не вредим. А конкуренты делают это на каждом шагу. Сейчас, когда началась охота, крови будет очень много. И мы опять не сможем ответить по принципу «око за око». Мы снова будем добренькими, всех простим…

Песоцкий внимательно посмотрел на него исподлобья.

— Ну верь, верь… — пробормотал он. — Блаженны верующие, ибо их… Забыл.

— Блаженны только нищие духом, — сказал Игорь. — Что-то мне водки хочется.

— И мне, — признался Вестгейт.

— Ты как себя чувствуешь?

— Физически — отлично.

— Все равно водки нельзя, — вздохнул Песоцкий. — Ну как, воспринял информацию?

Вестгейт кивнул.

— Дальше, — разрешил он.

— Поубивали их всех, — сказал Песоцкий просто.

— Что-о?! - воскликнули братья хором.

— Соболезную, — сказал Песоцкий Вестгейту. — Вот тебе, парень, вторая половина текста: «Удивлены тем, что неизвестный доброжелатель рассылает членам клуба ценные подарки. Я пока единственный, кто еще не получил серебряную клюшку. Возвращайся скорее, думаю, и тебе пришлют. Искренне твой Чарли».

Вестгейт втянул голову в плечи и закрыл лицо руками. В комнате воцарилось молчание, только шумно сопел над приборами Витя.

— Будешь теперь жить в Москве, — ляпнул Игорь.

Вестгейт убрал руки и повернулся к Игорю лицом. Ничего это лицо не выражало. Ничегошеньки.

— Когда выберемся в запасной район, — сказал Песоцкий, — я тебе организую связь с Дядей. Он уж расскажет все в подробностях.

— Дядя вряд ли, — заметил Игорь. — Но он выведет Алекса на Северо-Западный. А у них там и Дяди свои, и Папы, и Тети.

— А Спецотдел у них есть? — спросил Песоцкий. Вестгейта, сидящего неподвижно, с каменным лицом, он старался не замечать.

— Нет. Спецотдел один, центрального подчинения. Наука-техника тоже одна и экология одна.

— А «внутряков» много, — заключил Песоцкий.

— Вот уж кто сейчас пашет!

— Необязательно. Причина утечки-то ясна, ловить некого.

— Не понимаю, — вдруг сказал Вестгейт. Игорь и Песоцкий повернулись к нему.

— Я тоже, — кивнул Песоцкий. — Ни одна нормальная СС не будет убивать чужого агента. Только в крайнем случае.

— Кто же это? — спросил Вестгейт. Интонация была почти умоляющая, и Игорь увидел, что Песоцкий окончательно смутился. Старик явно понял, что все его выпады в адрес Вестгейта были просто со зла, а парень, в сущности, ни в чем не виноват.

— Какие-то уроды, — пожал плечами Песоцкий. — Неизвестный ранее фактор. Экстремисты какие-нибудь.

— Экстремисты в каком-то правительстве, — поправил Игорь. — Аппаратура для промывки мозгов не попадает в частные руки. Взломать ментальную защиту этого Липара — Каспера могла только спецслужба. Верно, Алекс? Уж ты-то это должен знать.

Вестгейт молчал.

— А если?.. - предположил Песоцкий.

— Исключено, — включился в разговор Витя. — Вы простите, что я вмешиваюсь. Но я всего-навсего оператор пятого уровня. И шел я к этому уровню десять лет. А парень я, скажу без ложной скромности, талантливый.

— Ну и?.. - спросил Песоцкий.

— Готовность десять минут, — сказал Витя. — Ну и для работы на «промывке» нужен оператор первого уровня. Это еще пять лет, а то и все десять. И главное, оператора нужно уметь готовить. Ноу-хау требуются. А их охраняют покруче, чем золото в Форт-Ноксе. И передают из поколения в поколение, как секреты фокусников.

— Украсть все можно, — заметил Песоцкий.

— Целиком не сопрешь, — заявил Витя. — Ну хапнул кусок аппаратной, ну бумажку стырил. А они по отдельности ничего не значат. И потом, главное-то — финансирование. Денежки. Нет, Сан Дмитрич, такие вещи доступны только правительствам.

— Колумбийская наркомафия… — начал было Песоцкий, но махнул рукой и замолк. — Нет так нет. Как скажешь. Мы люди русские, дремучие, мы все больше насчет щей, как бы их лаптем похлебать…

— Сколько лет работы… — прошептал Вестгейт. — Сколько людей… В голове не укладывается. — Он пружинисто вскочил и прошелся по комнате. — Ладно. Хорошо. У-у, проклятье!

— Мы их поймаем, — заверил его Песоцкий. — И сделаем им очень больно.

— Как же! — съязвил Вестгейт. — Скорее они вас поймают! Вы что, не поняли, что погибли все?! Все-е-е!!! - вскричал он. — Нет больше Северо-Западного! Чарли — наш Папа! Все, никого больше нет, только он и я…

— А сколько их было-то? — спросил Игорь осторожно.

— Много, — отрезал Вестгейт и отвернулся к стене. — Это очень страшно, — сказал он тихо. — Ты, брат, даже не представляешь, какая это титаническая работа — хотя бы просто убить столько людей. А ведь их нужно было еще и локализовать… В разных странах… Против нас выступила такая махина… Откуда? Почему? Как мы ее проглядели?

— На всякую хитрую Службу, — снова подал голос Витя, — найдется х…й с винтом.

— Тихо, ты! — рявкнул Песоцкий. — Салабон! А туда же… Между прочим, ребята! — Он даже сел относительно прямо. — А почему бы и не быть двум Службам, а? Кто-то когда-то построил такую же глобальную дуру, как и наша, и творит себе потихоньку разумное, доброе и вечное. В масштабах всей планеты. И вот пересеклись наши дорожки…

— Все может быть, — сказал Вестгейт. — Все.

— Так, хватит эмоций! — скомандовал Игорь. — Потом разберемся. Как вы нас вытащите отсюда, дядя Саша?

Раздался короткий звонок в дверь. Песоцкий изменился в лице.

— П…ц! — сказал Витя в наступившей тишине. Он сунул руки в свой ящик и вытащил их обратно, уже сжимая в каждой по короткоствольному пистолету-пулемету.

У Песоцкого под мышкой тоже оказался автомат. Выставив ствол перед собой, он мелкими шажками, оставаясь в мертвой зоне, полз по стене к двери. Вестгейт с пистолетом встал за угол. В левой руке он держал запасную обойму. Игорь отбежал в глубь комнаты и нырнул за косяк двери кабинета. Только Витя геройски остался на линии огня. Согнувшись в три погибели, он спрятался за ящиком с аппаратурой, положив руки с оружием поверх него. Песоцкий, на секунду оглянувшись, показал Вите кулак, и тот поспешно отполз в сторону.

Вестгейт из своего угла бросил взгляд на Игоря. И обомлел. Он увидел, что Игорь вдруг переложил игольник в левую руку, а правой достал из-за пазухи кляксу и взвесил ее на ладони. А потом занял такое положение, чтобы было удобней бросать.

Песоцкий уже был у самой двери. Он потянулся к кнопке прозрачности, но нажать ее не успел.

Потому что в этот момент в дверь долбануло.

Помещения в жилом комплексе Службы проектировались из расчета на оборону. Поэтому коридор, ведущий к двери Игоря, был узкий — не спрячешься. А уступ в прихожей, за которым стоял Песоцкий, — широкий. Нападавшие, видимо, были в курсе дела, потому что из возможных методов атаки выбрали единственно верный — стремительный штурм.

Удар в дверь был звонкий и страшно резанул по ушам. Игорь, разинув в беззвучном крике рот, увидел, как дверь, словно в замедленной съемке, вспучивается и лопается на куски. Через образовавшуюся дыру в квартиру ударил сноп пламени, краем слегка опалив Игорю брови. Он инстинктивно отшатнулся за стену, и тут эффект «замедленной съемки» исчез. Действие приняло нормальный темп. Гостиная полыхала, а в дверь стреляли из автоматического оружия.

Стоя за косяком, Игорь по-прежнему ничего не слышал, но он видел, как пули рвут в мелкую щепу его письменный стол, как разлетается тысячью стеклянных брызг монитор, а из компьютера градом сыплются искры. Игорь присел, сжимаясь в комок, чтобы спастись от осколков. Высунуться в дверь было совершенно невозможно, и Игорь мог только представлять, какой ад сейчас в гостиной, откуда вырывались языки пламени.

На самом деле горела только мебель, оказавшаяся на пути взрывной волны, и огонь сквозняком относило в кабинет. Песоцкий, не желая обнаруживать себя, размазался по стенке в мертвой зоне. Витя с двух рук палил в быстро надвигающиеся по коридору складные бронещиты, из-за которых, видимо, не глядя, щедро плевались огнем три автоматных ствола. Оглохший от взрыва Вестгейт скорчился в углу.

Щиты ворвались в дверь, и тут в игру включился Песоцкий. В упор он выпустил обойму по троим нападавшим, закованным с макушки до бедер в спецназовскую броню, и двоих сбил с ног. Но третий, которого ударом очереди прижало к стене, повернулся и выстрелил в ответ. Песоцкому разворотило живот, он выронил оружие и сполз на пол.

По коридору бежали еще двое. Витя бросил один ствол, сменил опустевший магазин в другом и даже успел нажать на досылатель, но выстрелить уже не смог. Несколько пуль впились ему в голову, и он, нелепо всплеснув руками, повалился на спину.

В кабинете Игорь, сжимая кляксу в кулаке, смотрел, как подпрыгивают и разлетаются в белые пушистые клочья журналы на столе.

Двое раненых, которым Песоцкий изувечил руки, копошились на полу. Третий, невредимый, но оглушенный, медленно поворачивался внутрь квартиры. Двое из коридора, не переставая стрелять, уже вбегали в дверной проем, когда из-за угла выехал на боку Вестгейт. Держа пистолет двумя руками, он дал, как его и учили, очередь по ногам, и умудрился зацепить всех.

Бегущие, вдруг запнувшись, синхронно полетели носом. Тот, что стоял, повалился навзничь, судорожно нажав на спуск, и очередь распорола потолок. Дернулся и затих один из лежащих, которому игла угодила в предплечье. И наступила полная, совершенная, окончательная тишина.

Игорь резко высунулся из-за своей двери и едва удержал палец на спусковом крючке. Реши он на всякий случай отстреляться вслепую над самым полом, Вестгейт схлопотал бы иглу в затылок. Брат по-прежнему лежал на боку, держа коридор на прицеле.

Игорь осторожно потряс головой. В ушах нарастал отчетливый резкий звон совершенно невыносимой тональности. Он позвал было Вестгейта, но не услышал себя. И Вестгейт тоже его не услышал. Он медленно встал на четвереньки и так пополз к раненому, который, лежа на спине, раскачивался из стороны в сторону и баюкал на груди остатки правой руки. Вестгейт отпихнул его автомат, поднял глухое забрало бронешлема и вгляделся в лицо раненого.

Игорь медленно шел через комнату, на всякий случай держа под прицелом коридор. Он бросил на раненого короткий взгляд и заметно изменился в лице.

— Не понимаю, — донесся до него откуда-то издалека слабый, еле слышный сквозь заполняющий голову звон, голос. — Как они вошли в дом?

Игорь сглотнул набежавшую слюну и почувствовал, что слышит лучше. Теперь он различал даже стоны раненого. Огонь в гостиной постепенно унимался, даром что все материалы в ней считались негорючими. Игорь шагнул к Песоцкому и потрогал его за шею. Пульса не было. Тогда Игорь подошел к тлеющим останкам дивана, подобрал свой рюкзак, вдел руки в лямки и закинул поклажу за спину. Поднял саквояж Вестгейта и принес его брату.

— Ты меня слышишь? — спросил он.

Вестгейт с трудом поднялся на ноги и взял саквояж. Его слегка пошатывало.

— Слышу, — сказал он. — Плохо, но слышу. Звенит все. Как они прошли? — Он наклонился и подобрал автомат одного из нападавших. — А? Не слышу… Или ты молчишь?

— Дай-ка сюда эту железку. У нас проблема, брат. Я этого недобитого знаю. Это наш «внутряк».

Вестгейт покорно отдал автомат.

— Пойдем, — сказал Игорь. — Нужно уходить.

— Да, — кивнул Вестгейт. — Плохо дело. Стой! Куда ты? А… а дядя Саша?

— С ним все. Пойдем скорее. — Шок проходил, слух постепенно возвращался к Игорю и вместе с ним — способность худо-бедно соображать. Игорь взвесил в руке автомат, шагнул к раненому и поймал его взгляд, полный ужаса и злобы.

— Зачем? — спросил Игорь.

Раненый скрипнул зубами и плюнул Игорю в лицо.

Вестгейт задумчиво глядел внутрь саквояжа. Когда за его спиной коротко тявкнула автоматная очередь и пули с противным треском ударили в живое, он подскочил от неожиданности и обернулся. Игорь стоял, глядя в коридор, и возился с замком выдвижного приклада. А еще он вроде бы облизывался. Рот его был приоткрыт, и длинным розовым языком он водил туда-сюда по кромке верхних зубов.

Вестгейт тряхнул головой и зажмурился, чтобы отогнать наваждение. Когда через секунду он открыл глаза, Игоря в квартире уже не было. Потом из коридора донеслись еще две короткие очереди, и на пол со звоном посыпалось стекло. Вестгейт догадался, что Игорь бьет камеры слежения. Бьет и облизывается. Он представил, сколько теперь впереди крови, до которой наконец-то дорвался его родственник, и горестно вздохнул. На этом пути по трупам его, Игоря Александра Вестгейта, определенно должны были убить. При одном условии — если он будет вести себя как дурак и станет мешать этому психопату. А он не станет. Он будет умным. Он выдержит, он сможет. И чертов братец, для которого насилие — образ мыслей и образ жизни, наверняка вытащит их обоих из беды. А потом можно будет уйти. Неважно, куда и как. Главное — живым.

— Эй! — позвал Игорь. Он стоял в дверях и зачем-то копался в своем телефоне. — Бегом!

Вестгейт еще раз заглянул в саквояж. Швырнул дорогое изделие из натуральной кожи в угол и поспешил вслед за братом.

Двери всех квартир на этаже оказались блокированы. Лифт не работал. Двери пожарных лестниц, единственные нормальные, без электроники, двери в доме, были заперты на ключ.

— Зря ты автомат бросил, — вяло сказал Вестгейт, рассматривая замок.

— А здорово нас контузило, да? — с трудом выговаривая слова, спросил Игорь. — Здесь автомат не справится. Давай отползай. — Он сунул руку за спину и потянул боковую «молнию» на рюкзаке.

Вестгейт зашел за угол. Через несколько секунд раздался металлический щелчок, такой отчетливый, что пробился через колокола в голове, и Вестгейта сильно толкнул прыгнувший в укрытие Игорь.

Ба-бах! Братья дружно сморщились и взвыли от акустического удара.

— Граната, — объяснил Игорь.

Дверь болталась на одной петле. Вестгейт сунулся было на лестницу, но Игорь поймал его за рукав.

— Туда! — скомандовал он и толкнул Вестгейта вперед, дальше по коридору. — Скорее, скорее! Еще минута, и сюда заявится вся эта банда. И тут-то нам будет весело…

Через несколько секунд они затормозили у большого люка в стене. Вестгейт разинул было рот, но Игорь уже миновал люк и остановился под вентиляционной решеткой. Вестгейт, шокированный перспективой спуска по мусоропроводу, ее сначала вообще не заметил.

— Пускай у меня и мания преследования, — сообщил Игорь, вставая на цыпочки и поддевая край решетки большим охотничьим ножом, — но мне она определенно идет на пользу.

Решетка грохнулась на пол, из нее вывалились шляпки от болтов. Самих болтов в решетке не оказалось.

— Еще полгода назад отпилил, — сказал Игорь хмуро, собирая шляпки с пола в карман. Он встал спиной к стене и сложил руки в замок. — Ты лезешь первым и втаскиваешь меня, я же решетку должен на место поставить… Там в шахте скобы есть. Только внизу нужно прыгать, метра два, невысоко. Давай! Уф! Давай, давай!

Вдалеке раздался свист — пошел один из лифтов, и Вестгейт проворно нырнул в люк.

Приземлились они в подвале. Вестгейт ловко, как кошка, а Игорь в последний момент завалился на бок и здорово ушибся.

— Сюда, — показал он и первым устремился в узкий тоннель, кряхтя и прихрамывая.

— А сколько действует парализатор? — спросил Вестгейт, осторожно переставляя ноги. — У тебя стандартный, на десять минут?

— Они уже не встанут, — махнул рукой Игорь. — Не волнуйся.

— То есть? — Вестгейт затормозил. — Не отставай! — шикнул на него Игорь. — О мертвых не думай, думай о живых. Которые сейчас идут группе захвата на подмогу.

— Там что, был яд на этих иглах?

— Давай, давай, шевелись. Ну, допустим, яд.

— Да ты что?! - рявкнул Вестгейт, забыв о том, что имеет дело с психопатом и еще минуту назад собирался вести себя умно и профессионально. — Ах ты… Как же так можно, Игорь? Что же ты делаешь…

— Я хотел, но передумал. Словно чувствовал, что ты у нас великий гуманист. Кстати, ты спас только что жизнь двум хорошим людям. Продолжай в том же духе, получишь Нобелевскую премию мира.

— Да я… — начал было Вестгейт, но передумал и только пожал плечами.

Метров через двадцать они уткнулись в развязку теплотрассы.

— Создавай побольше шума, — посоветовал Игорь, ложась животом на трубы. — Пусть крысы знают, что мы идем.

Крыс в узком лазе не оказалось, но пыли было навалом. «Go! Go! — шипел Игорь. — У нас форы три минуты, не больше!». И они ползли, задыхаясь и потея, страдая от головной боли, вперед, вперед, вперед.

— Если на этом люке запаркован какой-нибудь грузовик, нам конец, — сказал Игорь через несколько минут, стоя по колено в мутной жиже на дне канализационного колодца. — Нужно будет ползти еще сто метров, за это время они оцепят район.

— Думаешь, все так серьезно? — спросил Вестгейт, карабкаясь по узкой лесенке.

— Уверен, — пропыхтел Игорь, подталкивая его головой в зад. — Наверняка про нас пущена какая-то дезинформация. Отдел внутренних расследований… уф! …не может самостоятельно даже пукнуть. Кстати, и ты не пробуй, укушу… Давай толкай крышку. Наше счастье, что «внутряков» очень мало и им нельзя ментов на помощь звать. А то бы мы из дома не вышли… Ну давай толкай, чего застрял?

Люк открылся. Вестгейт осторожно высунулся и увидел тихий московский дворик и обшарпанную стену бойлерной. Он выпрыгнул наверх, протянул руку Игорю и выдернул его из люка, как пробку из бутылки.

— Понял? — закончил мысль Игорь. — Над «внутряком» контроль жесточайший. Даже их шеф не может принимать решений. Он только выполняет приказы. Лично от Папы. Интересно?

— Куда дальше? — спросил Вестгейт.

— Сюда, — Игорь ткнул пальцем в сторону неказистого ржавого гаража. — Хорошо, что я богатый, — пробормотал он, вытаскивая из рюкзака связку ключей. — И вдвойне хорошо, что я маньяк.

Вестгейт у него за спиной утвердительно хмыкнул.

В гараже стояла грязная и дряхлая на вид русская машина.

— Стой там, ворота закроешь, — сказал Игорь. Он уселся за руль, повернул ключ, и двигатель огласил гараж бархатным ревом. Машина выкатилась во двор, Вестгейт поспешно запер гаражные ворота и прыгнул в приоткрывшуюся дверцу.

— В принципе это «Субару», — объяснил Игорь и нажал на газ. Вестгейт судорожно вцепился в ручку двери и попытался свободной рукой нащупать ремень безопасности. Когда ему удалось пристегнуться, на спидометре было сто двадцать, и машина со скрежетом и воем ныряла в очередной поворот.

— Что все это значит? — спросил Вестгейт. — Я думал, такое бывает только в дрянных боевиках.

— Ты, брат, молись, чтобы наш боевик оказался дрянным. Тогда мы останемся живы и здоровы.

— Откуда это все?

— Я готовился к побегу. — Игорь вывел машину на проспект и так газанул, что другие автомобили, казалось, просто остановились. — С тех пор как я пришел на Службу, я искал пути отхода.

— Не гони так, пожалуйста. Нас засекут из спид-гана, ты потеряешь время на разборки с дорожной полицией.

— У меня антирадар. Он любые показания спид-гана обнуляет. Это что! Я знал одного деятеля, так его антирадар набавлял по триста. Вот его останавливали непременно. И штрафовали за превышение скорости на триста с чем-то километров в час. Не боись, радар-детектор у нас тоже есть.

— А куда мы едем? — Вестгейт открыл «бардачок», обнаружил там бутылку водки и пачку сигарет, пачку распечатал, достал сигарету и утопил в гнезде шляпку прикуривателя.

— Хорошая идея, — заметил Игорь, добывая еще одну пачку, уже распечатанную, из-под сиденья. Он зубами вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. — Сейчас мы едем к единственному выходу из города, который не охраняется. А потом заляжем неподалеку и выйдем на связь с Королевым. И вот тут-то начнется самое интересное… Между прочим, ты как себя чувствуешь?

— Да, знаешь, ничего. Ой! Слушай, отдать тебе Батарейку?

— Спасибо, оставь пока. Меня клякса лечит.

— Полезная вещь. Одних лечит, других калечит… Ты ее что, как бомбу хотел использовать? Я же видел, как ты ее держал…

— Знаешь, — сказал вдруг Игорь, — я тебе хочу еще раз высказать свою признательность. Я как-то по-дурацки оказался под обстрелом и носу высунуть не мог. А ты… Ну, брат, ты просто блестяще выступил! Спасибо тебе.

— Пожалуйста. Я сам не думал, что у меня что-то получится. Меня в первые секунды так оглушило, что я в углу как на карачки встал… Если бы не этот взрыв, если бы меня не приложило по башке, я бы, наверное, испугался и ничего толкового сделать не смог. А так… Как-то естественно все получилось. И все-таки ты мне не сказал, что мои выстрелы будут смертельны… Это ты зря.

— Если бы я это сказал, ты бы как раз испугался.

— Может быть.

— Я бы их потом все равно добил.

— Слушай, ну что ты все время из себя изображаешь чудовище какое-то?

— А я и есть чудовище, — сказал Игорь скромно, не отрывая взгляда от дороги.

— Тьфу! — Вестгейт закусил губу. Давным-давно, во время практикума по общей психологии, у него сложилось вполне определенное мнение о патологических личностях. Они ему были противны. Вестгейт и представить себе не мог, что бывают на свете психопаты такие симпатичные и… родные. «Никудышный я психолог, — подумал Вестгейт. — А может, это я так… с перепугу? Впервые в жизни стрелял в людей. Впервые увидел, что это такое, когда стреляют в тебя самого. И перевожу страх в другую форму, вешаю ярлык на вполне нормального человека, обвиняю его во всех своих бедах…» Он посмотрел на брата. «Патологическая личность» смотрела вперед и хищно улыбалась. И ничего такого уж патологического в ней не было заметно.

— А откуда у тебя эти иглы с ядом? — спросил Вестгейт.

— От одной боевой операции остались. Я их малость того… списал на расход. Думаешь, откуда гранаты? Да и кляксу я тоже… себе оставил. Хотя это-то был жест от чистого сердца. Я почувствовал, что она живая. И не захотел ее на растерзание ученым отдавать. Так, приехали.

Машина катилась вдоль заброшенных пакгаузов, параллельно железнодорожному полотну. Рельсы были ржавые, между шпалами пробивалась трава. Впереди нависала эстакада кольцевой автомобильной дороги. Игорь нажал на тормоз и плавно заехал на пути.

— Но другую кляксу я отдал, — сказал он вдруг, впервые за безумную гонку по московским улицам поворачиваясь к Вестгейту лицом. И Вестгейт увидел, как запали у Игоря глаза и какие огромные под ними красуются синяки. — Их было две, понимаешь? И я был вынужден принять решение…

— Это ты умеешь, — кивнул Вестгейт без всяких задних мыслей.

— Ну-с, тряхнем костьми, — сказал Игорь с мягкой, спокойной улыбкой. Он включил передачу, дал газ, и машину затрясло так, что Вестгейт зажмурился. Но тогда к горлу подступила тошнота, и глаза пришлось открыть и не закрывать до тех пор, пока Игорь, бормоча под нос нехорошие слова, не съехал с насыпи далеко за пределами столицы исторической родины Игоря А. Вестгейта, экс-разведчика и экс-дипломата.

Глава 10. Четвертое июня, вечер

— Здорово, Клёпа! — сказал Игорь, появляясь в дверях поста дорожной инспекции.

Маленький, ростом едва Игорю по плечо, старший лейтенант подпрыгнул от неожиданности и схватился за лежащий на столе автомат.

— Уф… — пробормотал он. — Ну, твою мать… У меня чуть сердце не выскочило… Ох… Здорово! — Он протянул было Игорю левую руку, подумал и, выпустив оружие, дал-таки правую.

— Вот это правильно, — сказал Игорь. — Сиди, не дергайся.

Клёпа, вытянув шею, посмотрел в окно. Его подчиненные бегали по обочине, тормозя машину за машиной, и в сторону здания поста не смотрели.

— Пришла на меня оперативка? — спросил Игорь, присаживаясь в углу на корточки.

Клёпа заерзал на стуле и принялся теребить разложенные на столе бумаги.

— Да не дергайся ты! — усмехнулся Игорь. — Пришла, верно?

— Ты объявлен во всероссийский розыск… — выдавил маленький старлей. — Ты и еще один крендель с нерусской фамилией.

— Это нас ловят? — Игорь ткнул пальцем за окно. Клёпа кивнул и нервно забарабанил пальцами по столу.

— Значит, так, — сказал Игорь. — Земляк, ты все еще хочешь стать капитаном?

Клёпа осторожно усмехнулся. Из-за пристрастия к алкоголю ему тормозили очередное звание уже второй год.

— Тогда слушай внимательно и сам решай. Я сижу перед тобой, и ты, конечно, можешь попробовать меня задержать. Шансов мало, но все-таки… Тебе объявят благодарность в приказе. Скорее всего посмертно. Это вариант номер раз. — Игорь замолчал и хитро прищурился.

— А вариант номер два? — Клёпа уже взял себя в руки, перестал дергаться и не менее хитро прищурился в ответ.

— Ну, я уже выяснил что хотел. Сейчас повернусь и уйду. Минут через десять ты очнешься, поднимешь тревогу…

— Это не конструктивный разговор, — насупился Клёпа разочарованно.

— А вариант номер три, обоюдовыгодный, тебе не интересен?

— Очень интересен! — резко оживился Клёпа. Он снова вытянул шею и глянул за окно.

— Вариант такой, — сказал Игорь. — Заваруха со мной кончится через сутки-двое. Оперативку эту дурацкую отзовут, и я опять буду персона грата. Как будто ничего и не было. Но если ты мне сейчас чуть-чуть поможешь, самую малость… звание гарантирую. В течение месяца.

Клёпа опустил глаза. Он с Игорем вырос в одном дворе. А там знали, что Боец слов на ветер не бросает. Пообещал убить — как минимум попытается.

— Твое слово — золото, — сказал он задумчиво.

— Мое слово дороже золота. А моя машина в ста метрах отсюда. Сделай так, чтобы я тихо прошел на Горку. Век не забуду.

Клёпа сунул в рот большой палец левой руки и принялся грызть ноготь. Правую он положил на клавиши своего терминала.

— Думай быстрее, — посоветовал Игорь. — Ты учти, я хотя и в розыске, но у меня сейчас права, как у Джеймса Бонда. Лицензия на убийство. Если сюда полезет кто-нибудь из твоих гавриков, я буду стрелять.

Клёпа тяжело вздохнул и развернул к Игорю монитор.

— Сюда гляди, — сказал он. — Тоже мне… Шон Коннери.

На мониторе была карта подведомственного Клёпе района. И на ней, кроме стационарных постов, Игорь увидел еще с десяток ярких точек.

— Засады? — спросил он.

— Запоминай, — кивнул Клёпа. — Перемещать я их не буду, они и так хорошо стоят.

— Это точно. Перекрыл ты мне кислород. А еще друг детства называется… Ладно, запомнил. А я вот здесь.

— Понял. Ну что ж… Тогда вот этой группе, — Клёпа ткнул пальцем в монитор, — я сделаю ложную тревогу. И сдвину ее вот сюда — смотри — ровно на пять минут. Значит, у тебя будет окно с… — старший лейтенант посмотрел на часы, — …с семнадцати двадцати одной по семнадцать двадцать три. Успеешь?

— В самый раз.

— Опоздаешь на минуту, ничего не гарантирую. Понял? Что у тебя за машина? Хотя нет, мне этого лучше не знать. Ну, доволен?

— Ты умница, старик.

— Долг платежом красен.

— За мной не заржавеет.

— Ладно, двигай. Только не засветись. Если тебя сейчас заметят…

— Все под контролем, — заверил его Игорь, хлопнул по плечу и исчез.

Маленький старлей поднял глаза к потолку и прошептал под нос молитву. Потом бросил взгляд на бесшумно закрывшуюся за Игорем дверь и хмыкнул.

— Джеймс Бонд, агент ноль-ноль-семь! — сказал он с выражением. — Лицензия на убийство! Что ему вколола эта русская? Яд кураре! Лучшие снайперы КГБ — женщины! Здравствуйте, Джеймс, я генерал Гоголь! Генерал Пушкин рассказывал мне о вас! Тьфу!

— Порядок! — сказал Игорь, усаживаясь за руль. — Поздравляю, братишка, мы с тобой во всероссийском розыске. Стартуем через пять минут. Нас пропустят.

Вестгейт посмотрел на него как на сумасшедшего.

— Ты их… — еле выдавил он. — Ты их всех…

— Я договорился, — рассмеялся Игорь. — Я просто договорился.

Вестгейт так вытаращил свои огромные глазищи, что Игорь за него испугался.

— Тихо, тихо, — попросил он. — Не падай в обморок. Тебе уже сто раз говорили, что это не Лондон. Это Москва.

Вестгейт шумно выдохнул.

— Я даже спрашивать не буду, как ты это сделал, — пробормотал он.

— Потом расскажу. Когда все кончится.

— Да, это не Лондон. — Вестгейт потянул из кобуры пистолет. — У тебя есть нормальные иглы?

Игорь посмотрел на брата и закусил губу.

— Это твое последнее слово? — спросил он.

— Я очень тебя прошу. Пожалуйста.

Игорь отвернулся и расстегнул свой рюкзак, лежащий на заднем сиденье. Он вытащил оттуда три обоймы с желтой меткой на боковине, отдал их Вестгейту и принял у него три красных.

— Вот из этой я стрелял… Десять-пятнадцать выстрелов примерно.

— Понял. А ты и не заметил, что на них метка красная? — усмехнулся Игорь. — Вот что значит отсутствие практики.

— Век бы мне такой практики не видать, — пробурчал Вестгейт, заряжая оружие.

— Согласен. — Игорь, покопавшись в рюкзаке, достал перевязь с плечевой кобурой и торчащей из нее рукояткой. Откинув сиденье, он сбросил куртку и, неловко изогнувшись, влез в перевязь.

— Это что? — поинтересовался Вестгейт.

— Моя гордость, — скривился Игорь. — Оцени. — Он достал из кобуры и протянул Вестгейту большой девятимиллиметровый пистолет. Зализанные очертания и серо-мышиный пластмассовый цвет делали его похожим на игрушку. В рукоятку была врезана золотистая пластинка. Вестгейт присмотрелся и прочел: «Бойко И.И. с благодарностью от ФКС».

— Это за гремлинов, — непонятно объяснил Игорь, натягивая куртку. — Понимаешь, мне ведь не положено по штату участвовать в боевых операциях. Но, видимо, судьба такая — как выберусь в поле, тут же меня пытаются убить. А поскольку рисковать я не обязан, то со мной и расчет особый. Ладно, давай. — Он сунул пистолет в кобуру. — Понеслись.

Машина выехала из кустов, вскарабкалась на насыпь и, плавно набирая скорость, покатилась по асфальту. И тогда Вестгейт, о чем-то глубоко задумавшийся, вдруг сказал:

— Ненавижу Службу.

— А кто распинался о том, какая она хорошая? — Игорь пожал плечами. — Бедная Служба. Никто ее не любит. — Он посмотрел на часы и прибавил ходу.

— Успеваем впритык, — сказал Игорь через полчаса. Машина снова пряталась в кустах, и Игорь, вооружившись добытым из рюкзака сканер-биноклем, осматривал раскинувшийся на живописном пригорке дачный поселок. Вестгейт с интересом покосился на рюкзак. Сколько там еще неожиданных вещей? «Рюкзачок маленький, но увесистый. Неглуп ты, братец. Истеричен, но неглуп. Осторожен, дальновиден. Если бы ты по-прежнему не смотрел на меня свысока, мы могли бы весьма и весьма подружиться…»

— Пошли, — скомандовал Игорь, открывая дверцу. Он вытащил рюкзак, убрал в него бинокль и нырнул в лямки. — Пошли, быстренько.

Умело выбирая самый безопасный маршрут, Игорь довел их до края поселка. На дачах вовсю кипела жизнь, играла музыка, верещали младенцы, что-то жарилось и парилось, на веревках сушилось белье. В отдалении противно завывал электрический рубанок.

— А теперь по нахалке, — пробормотал Игорь, ныряя в узкий проулок между двумя высокими заборами. Вестгейт шагнул за ним и уже через минуту думал только о том, как бы не потеряться. Это был настоящий лабиринт, и Игорь уверенно несся по нему размашистым шагом. Со всех сторон поднимались заборы, где-то глухие, где-то не очень, а тесно было так, что даже в самом широком месте не разошлась бы без драки пара дохлых собачонок. О собаках Вестгейт вспомнил, когда решил увеличить дистанцию и слегка приотстал. Тут же слева раздался мощный удар по забору и крупная, судя по голосу, псина разразилась лаем.

— Не отставай, — бросил Игорь.

— Они тебя что, все знают? — пробормотал Вестгейт, задыхаясь.

— Нет, — отрезал Игорь. — Так, пришли. — Он остановился, присел и, подцепив снизу две доски, легко развел их в стороны. — Давай.

Вестгейт опасливо посмотрел в дыру.

— Хоп! — скомандовал Игорь. Вестгейт нырнул вперед, запутался в колючем малиннике, чертыхнулся, выпрямился и оказался нос к носу с согбенным дедушкой в линялой панаме. Еще на дедушке были тренировочные брюки с огромными пузырями на коленях, стоптанные кроссовки и футболка с застиранной надписью «Я агент КГБ». На сгибе локтя у старика висела плетеная корзинка, доверху наполненная малиной.

Вестгейт буквально остолбенел. В детстве он прожил в Москве несколько лет, да и потом бывал довольно часто, но на подмосковные дачи давно не выезжал. Разумеется, он забыл, как здесь одеваются, и теперь изумлению его не было предела.

— Вот это да! — неожиданно звучно провозгласил старичок, подслеповато щурясь. Вестгейт открыл было рот, но тут его отодвинули в сторону.

— «Да» — оно вот это, — сказал Игорь, появляясь рядом и тыча пальцем себе в грудь. — А вот это, — он показал на Вестгейта, — называется Алекс. Ван Саныч, я рад видеть вас в добром здравии.

— Игорек, милый! — вскричал дед. — Ну-ка, иди сюда! — Он звонко чмокнул Игоря в щеку, потряс за руку и, сияя от восторга, повернулся к Вестгейту. — Королев Иван Александрович, — представился он.

— Алекс, — кивнул Вестгейт. Ему вдруг захотелось встать перед стариком навытяжку. Что-то было такое в этом пожилом человеке…

— Очень приятно! Игорек, а Андрея-то нет! В Москве он, уже неделю выбраться не может, все обещает… И в выходные на работе сидел.

— Ван Саныч, — начал Игорь, небрежно срывая с куста ягоду и забрасывая в рот. — Уммм… Прелесть малинка.

— Пошли! — просиял дед, показывая на свое лукошко и выразительно щелкая пальцем по горлу.

— Ван Саныч, — повторил Игорь. — Пусть дядя Андрей сегодня приедет.

Глаза у старика погасли. Он тихонько присвистнул.

— Я буду ждать его до полуночи у поворота на Новый Поселок. Пусть там свернет и идет спокойно по тропинке. А я посмотрю и, если «хвоста» не будет, к нему выйду.

— Плохо дело? — спросил старик.

— Говорят, это была любимая присказка Виктора Ларина, — сказал Игорь. — Знаете, наверное. Охотники, психотронная война, Объект…

— Ну-ну, — покивал старик. — Помню эти поганочки. А Андрей…

— Он в порядке, Ван Саныч. Мне нужна только консультация. Если я увижу, что его пасут, я просто не стану высовываться, и все.

— Значит, могут пасти? — Старик пожевал губами и покосился на Вестгейта.

— Все может быть. Сами знаете, Служба — большой сумасшедший дом. Вам ли этого не знать, в конце концов…

Старик утвердительно хмыкнул. Он в упор разглядывал Вестгейта.

— Нелегал, — заключил он. — Вечно с вами проблемы. В бегах?

— Собирается, — ответил за брата Игорь. — Ван Саныч, выручайте. Помогите нам. Если все пойдет как надо, дядя Андрей смело может крутить новую дырку в пиджаке.

— Как же, будет у него дырка… В башке. Как только видишь нелегала, жди дырок в головах, — сварливо заявил Королев-старший.

— Ох, и не любят здесь вашего брата… — усмехнулся Игорь, глядя на Вестгейта. — Кстати, Ван Саныч, вы ничего не замечаете?

— А то! — встрепенулся дед.

— Кто бы он ни был, он сын Игоря Волкова. Мой брат, — веско сказал Игорь. — И я за него, если надо, ядерную войну устрою. А он за меня. Проверено. — Игорь притянул к себе Вестгейта и крепко обнял его за плечи. А Вестгейт напрягся и выдавил из себя грамотно поставленную обезоруживающую улыбку.

Эффект оказался блестящим — лицо старика просветлело и расслабилось.

— А может, все-таки чайку? — спросил он с надеждой, подмигивая.

— Да нет, спасибо. В следующий раз, — улыбнулся Игорь.

— Все-то вы обещаете… Стараешься для вас, надрываешься. — Дед глянул в свое лукошко и вздохнул. — Хоть бы ты ему объяснил, что нельзя детям без отца! — с неожиданным жаром выпалил он. — Что я им могу дать, старая развалина?!

— Я поговорю с ним, Ван Саныч. Но вы же понимаете, Служба… Кстати, а что ваша книга?

Королев-старший сделал удивленное лицо.

— Разболтал, трепло бесхвостое?

— Да что вы, он так гордится…

— К осени закончу. Если доживу.

— Вы-то доживете, — сказал Игорь очень серьезно.

Старик неопределенно хмыкнул, но видно было, что ему приятно.

— Хорошо, — сказал он. — Я все запомнил. Могу повторить, хе-хе…

— Обижаете, Ван Саныч.

— Главное в работе, — сообщил вдруг старик, обращаясь при этом к Вестгейту, — взять от нее все, чему она может тебя научить, и при этом не позволить ей себя изнахрачить. Мой сын, к сожалению, этого так и не понял.

— Вы это внучкам расскажите, — посоветовал Игорь.

— Н-да. Старшая-то уже — ого-го! Лет через пять будет тебе невеста. Что, испугался?

— Подумаем, Ван Саныч. Ну, мы пошли?

— Ты погоди, я вам пару бутербродов сооружу…

— Не нужно, у нас есть.

— Ну хоть малинки…

— Мы на работе малину не едим, — строго заявил Игорь. — До свидания, Ван Саныч.

— Хотелось бы, — сказал дед, пожимая братьям руки. — Приятно было познакомиться, Алекс. Счастливо, Игорек. И… удачи вам, ребята. Поменьше думайте о начальстве, побольше о себе, и все у вас получится, — с этими словами Королев-старший повернулся и с неожиданной легкостью растворился в кустах.

Обратный путь они проделали молча, и, только усевшись на капот машины и закурив, Игорь подал голос:

— Угадай, сколько ему лет?

— Ну, если его сыну где-то сорок пять…

— Королеву за шестьдесят, чтоб ты знал. А Ван Санычу восемьдесят три. Понял? Обалдеть! И никаких признаков маразма! Конечно, у него есть проблемы со здоровьем, но я не удивлюсь, если он протянет еще лет десять. Вот это кровь! Силища! Между прочим, демонстрирует свои возможности он только самым близким людям. За забором он противный дряхлый склеротик и вообще еле ползает…

— Знаешь… — протянул Вестгейт. — Я, кажется, понимаю свою ошибку. Вы тут действительно все дружите семьями. И теперь я вижу, что это полезно. Как минимум — полезно.

— Да, — кивнул Игорь. — При нынешнем уровне электронной слежки… — он машинально посмотрел на детектор, — это очень полезно. Королев сейчас под таким колпаком… Не знай я его отца… Не сиди он на даче с внучками… Черт его знает, как бы все обернулось.

Вестгейт задумался, как бы он выкручивался из подобной ситуации один, и поджал губы.

— Да, это точно не Лондон, — вздохнул он.

В этот момент Королев-старший противным скрежещущим голосом «доставал» сына по телефону. Как и положено дряхлому склеротику, он постоянно оговаривался, сбивался с одной темы на другую и совершенно не слушал абонента. Королев-сын начал уже закипать, когда в трубке проскочила неожиданная информация.

— …а когда дети беспризорные — это ж совсем плохо дело, — проныл тоскливо дед. — Пусть они вдвоем, ну и что из этого? Бегают, бегают, а толку никакого. Игрушки одни. А ты бы с ними поговорил, научил уму-разуму…

— Все небось по кустам шарятся, оторвы? — спросил Королев с замиранием сердца.

— Прячутся — не найдешь! — подхватил дед. — А ведь такие лапушки! Ну, Андрюха, ну пожалей ты их! Ведь вырастут и спросят — а ты где был, старая хреновина?

Для порядка Королев отнекивался еще несколько минут. А потом подумал: в конце концов, почему бы и не приехать? Возможно, он отца неправильно понял, и тот ничего особенного ему сообщить не хотел. Но Королев действительно неделю не видел своих дочек и соскучился по ним очень.

Ночь была светлая, и с вершины холма Игорь засек Королева издали, почти за километр. Тот шаркающей походкой шел по тропинке, уронив руки вдоль туловища и понуро опустив голову. У Игоря нехорошо засосало под ложечкой — скованные движения его начальника тут же вызвали в памяти глубоко въевшийся в сознание каждого работника Службы кошмар.

Вестгейт осторожно толкнул Игоря плечом, и тот передал ему бинокль.

— Heaven\'s shit! — прошептал Вестгейт в изумлении.

— Не то слово… — кивнул Игорь, отбирая у него бинокль. Вестгейт отдал прибор не сразу, так у него свело кисти рук.

— Спокойно, — прошипел Игорь. — Мы еще ничего толком не знаем.

— А что тут знать-то? — шепотом удивился Вестгейт. — Либо промывание мозгов, либо глубокое зомбирование. И совсем недавно, от силы часа два… У-у… — Он схватился за голову и принялся бормотать под нос английские слова, которых Игорь не знал, но интонация подсказала ему смысл.

— Так, — сказал Игорь. — Кончай материться и пошел на место.

Вестгейт неразборчиво хрюкнул в ответ и полез было в кусты, но тут же вернулся.

— Лучше бы мне остаться здесь, — заявил он. — Все-таки я…

— Слушай, психолог, займи свой пост и не высовывайся, понял?

— Если он зомбирован…

— Я разберусь, что с ним, — сказал Игорь твердо. — А ты держи его на мушке.

— Игорь, ты только пойми меня правильно…

— Погоди. — Игорь подстроил бинокль, пригляделся и облегченно вздохнул. Королев на ходу раскуривал сигарету. Огонек зажигалки осветил его лицо. Лицо смертельно усталого, но вполне нормального человека.

— На, — Игорь сунул Вестгейту бинокль. — Все с ним в порядке.

Вестгейт рассматривал Королева так долго, что Игорь принялся рычать.

— Ну… — сказал Вестгейт наконец. — Ну, вроде бы да. Слушай, а если он в порядке, зачем мне тогда в засаду? Он же один, никого нет…

Игорь, скрипнув зубами, посмотрел на свой датчик. Взял у Вестгейта бинокль, перевел его в сканирующий режим и в сотый раз исследовал окрестности. Никакого подозрительного шевеления вокруг не наблюдалось. Может быть, кто-то и полз тихонько по кустам, но в любом случае оружия и электронных устройств у этого «кого-то» точно не было. Клякса у Игоря за пазухой тепло и уютно пульсировала, согревая бок. Обычно на открытой местности она крайне остро реагировала даже на малейшее дуновение опасности. Но сейчас клякса дремала.

— Не верю я в эту тишину, — сказал Игорь. — Можешь считать, что у меня паранойя обострилась. Но ты поверь мне на слово, здесь не Лондон.

— Как ты меня этим Лондоном… — пробормотал Вестгейт. — Ладно, черт с тобой. — Он повернулся и исчез в кустах. Игорь сунул руку во внутренний карман и осторожно вынул кляксу. Черный мячик очнулся и несколько раз приветственно стукнул Игоря в ладонь. «Будто сердце в руке держишь», — подумал Игорь с умилением. Расстаться с кляксой было трудно, но Игорь все-таки бросил ее под ноги, и та мгновенно растворилась в траве. Игорь достал игольник и начал медленно спускаться с холма к тропе. Клякса беззвучно покатилась за ним, приплясывая и то и дело выпрыгивая на полметра вверх. Все-таки было в ней что-то от маленькой собачки.

Когда Игорь появился метрах в десяти перед начальником, тот от неожиданности передернулся всем телом. Словно не знал, куда и зачем идет. Игорь стволом игольника поманил Королева за собой в березовую рощу, и тот, щелчком отбросив сигарету, послушно свернул с тропы.

— На прогулочку вышли? — неожиданно резко прошипел Игорь, когда над ними сомкнулась плотная зелень. — Сигаретки покуриваем?

— Здравствуй, — сказал Королев. Игорь посмотрел ему в лицо и поразился — начальник за этот день буквально превратился в старика.

— Не переживай, — криво усмехнулся Королев. — Я только что с «промывки». Через день-другой отойду. Это… — Он вдруг качнулся в сторону Игоря.

— Ближе не подходите, — предупредил Игорь, поднимая оружие. — А то вас могут неправильно понять.

— А где он? — Королев обернулся.

— Где-то здесь. И у него очень плохое настроение.

— Ха! — Губы Королева снова искривились в горькой усмешке. — Вы, ребята, можно сказать, ничего и не видели…

— Мы видели, как Служба пыталась нас убить, — произнес Игорь очень спокойно. — Еще мы видели, как она укокошила вашего старого друга Песоцкого. И еще у нас есть подозрение, что мышеловку, в которой мы сидели, как последние идиоты, нам устроил некто Королев.

— Дурак, — сказал Королев устало.

— Это точно, — кивнул Игорь. — Был бы я умный, меньше бы гробов понадобилось. Так что там на Службе? Как делишки?

— А Службы больше нет, — сказал Королев просто.

— Чего-о? — Игорь так удивился, что даже пистолет опустил.

— Во всяком случае, прежней Службы больше нет, — объяснил Королев. — Той, какой ты ее знал. Той, какой мы ее делали…

— Не понял, — сказал Игорь жестко. — Объясните.

Королев вдруг уселся прямо на траву, так резко, будто у него подломились ноги.

— Извини, — пробормотал он, упираясь в землю руками и откидываясь назад. — Долбаная «промывка»… Мозги наизнанку.

Игорь осторожно сел напротив Королева и почувствовал, как совсем рядом прокатилась по земле клякса.

— Что случилось? — спросил Игорь тихо. Он больше ничего не чувствовал — ни привычной злобы на старших, ни возмущения от того, что его пытались застрелить, — ничего. Потому что он действительно сегодня легко выкрутился и был по-прежнему готов что-то делать, куда-то идти. А перед ним сидел по-настоящему сломленный человек, которому все уже было до лампочки.

— Тебе Песоцкий не сказал? Ч-черт, бедный Саня… В общем, мне деталей никто не сообщал, но, как я понимаю, за последние двое суток кто-то уничтожил всю нашу европейскую агентуру. Уничтожил просто на хрен. Мелюзга-то какая-то осталась, а вот чем глубже был человек законспирирован… Даже агентов влияния повышибали всех, представляешь? Как это называется, а? Они-то при чем?

— Не знаю, — Игорь пожал плечами. — Может, они-то как раз и при чем. А вот каким боком это Спецотдел трогает?

— Игорек, — мягко сказал Королев. — Ты не понимаешь. Это же глобальная катастрофа. Весь контроль — в жопу. Мы его утратили, ясно? Сразу весь и, похоже, надолго, если не навсегда.

— Да и черт с ним, дядя Андрей. У нас с вами другие функции. Спецотдел — он сам по себе. Он не шпионские сети плетет, а защищает людей. У нас конкретная работа. При чем здесь мы?

— Когда приходит беда достаточного размера, то хватает на всех. Помнишь, ты как-то распинался, что для любой спецслужбы характерны параноидальные тенденции?

— Ну…

— Вот тебе и ну. Как только пришел тревожный сигнал, Папа связался напрямую со мной и с Песоцким и приказал вас спасать. В первую очередь — вытащить Алекса, потому что все нелегалы скорее всего раскрыты и могут быть под боем, неважно, где находятся. Папа испугался, понимаешь? Он решил, что на нас наехала махина пострашнее Службы.

— Ну…

— Что ну? Так он, психолог хренов, оставил Дядю на руководстве, а сам в Кремль рванул. А у Дяди с перепугу крыша поехала. Ты б его видел… Глаза красные, сопли до полу… Загнал директорат и всех начальников отделов на оперативное совещание в бункер. Мы заходим, а кругом «внутряки» с автоматами. Он, видите ли, пятую колонну искать начал. Деваться некуда, кругом «гестаповцы», сами от страху того и гляди палить начнут. Ладно, думаю, образуется как-нибудь. А он в это время, козел, выходы из офиса перекрыл и весь «подвал Мюллера» по Службе двинул снизу вверх… И приказал: кто дернется, тот двойной агент и по нему бить на поражение. Как тебе? Нравится?

— Мы не дергались, — хмуро сказал Игорь, глядя в землю. — Мы даже удивиться не успели.

— Это ты Алекса благодари, — ухмыльнулся Королев. — Он-то по Дядиным понятиям чистая Мата Хари. Как вы оттуда выбрались, ума не приложу.

— Песоцкий грудью закрыл. Песоцкий и парнишка его, забыл, как звали. Вечная память. И, кстати, Алекс. Очень грамотно себя повел. А в общем, повезло нам. Будь их побольше и не будь они так уверены в том, что тепленькими нас возьмут… Они и стреляли-то не прицельно, только напугать хотели. За что и поплатились, собственно.

— Ну-ну… — Королев потянул из кармана сигареты. Игорь машинально посмотрел на датчик. Ничего.

— Такие вот дела, — промычал Королев, закуривая. — Очень все глупо получилось. Сам понимаешь, если бы я хоть какое-то представление имел о том, что происходит…

— Да, ладно, — отмахнулся Игорь. — И что дальше?

— Да, в общем, ничего особенного. Я не в курсе, что там Дядя «внутрякам» своим наговорил, но запугал он их основательно. Так что у них теперь в активе убитых полтора десятка и раненых человек тридцать.

— Не может быть! — выпалил Игорь.

— Может, Игорек. Запросто.

— Да не может быть такого! — воскликнул Игорь в полный голос.

— Ты не ори, конспиратор.

— Они же не сумасшедшие… — пробормотал Игорь, сбавляя тон. — Они же профессионалы. Всю жизнь только и делают, что вооруженным людям руки выкручивают. Зачем убивать-то?

— Ты Дядю и не знал вовсе, — сказал Королев с невообразимой тоской в голосе. — А знаешь, откуда этот его интерес к легендам Службы, к тайным операциям конца прошлого века? Психотроника, Охотники Ларина и все такое? И Волков-экстрасенс, между прочим? — Он чего-то очень боялся… — предположил Игорь.

— Вот именно, — кивнул угрюмо Королев. — Мой корешок Паша Богданов больше всего на свете боялся зомби.

— Чего же их бояться, если их больше не делают? — искренне удивился Игорь.

— А он подозревал, что делают. И мечтал научиться этому сам. Потому что жестко зомбированный агент — это мечта любой спецслужбы. Все наше программирование, вся эта психологическая херня и прочая нейролингвистика — детский сад по сравнению с тем, что могла сотворить с человеком психотроника. Я слышал, что операторы психотронных установок могли в момент опасности трансформировать свое тело. Чудовищная сила, очень твердые кожные покровы, жуткие зубищи, когти, все такое прочее… И вперед — на прорыв. Положим, мы с тобой в это не очень верим, правда? Но у нас ведь нет той информации, которую Дядя, подлец такой, много лет секретил и на себя тянул. А он в этой информации просто по уши увяз…

— Сумасшедший, — подытожил Игорь.

— Конечно. Ты думаешь, все эти сентиментальные бредни о хорошем парне Волкове, который нас бросил, они у него от чистого сердца шли? Ему Волков нужен был, чтобы его препарировать и наплодить по его образу и подобию десяток-другой форсированных сенсов. И этот чертов Объект в этом сраном Каледине… Это же его мечта была, Игорь, неужели ты не догадался? Готовенькие психотронные генераторы. Которыми хочешь — геморрой лечи во вселенском масштабе, а хочешь — солдатиков штампуй…

— Я не мог догадаться, — помотал головой Игорь. — Это просто невозможно. Он же всегда был для меня не кто-нибудь, а первый зам директора Службы. У него же гражданская ответственность такая…

— А гражданская ответственность у Пашки всегда была на высоте, — усмехнулся Королев. — Все для блага Родины. Бумажку украсть, человечка убить… Я ему так и сказал однажды — плохо ты кончишь, Павел. Грязными руками порядок на планете не наводят. И все, привет горячий. Как и не было трогательной мужской дружбы. Мы с ним последние лет двадцать только для виду целовались, а на самом деле он меня на дух не переносил.

— Никогда мне ваше поколение не нравилось, — ввернул Игорь.

— На себя посмотри. И, в общем, я оказался прав. Хреново кончил мой дружок. Потому что когда действительно грянула беда, у Дяди все в башке перемешалось — его страх перед зомби, призрак Волкова, калединские генераторы. И бредовая идея, что на Службе есть «двойняшки». И пошла писать губерния…

— Из наших никто не пострадал? — спросил Игорь.

— Мишке Лаврову зуб выбили. Сенсэю, бедняге, руку сломали. А постреляли в основном оперативников, ты их не знаешь. У них у всех реакция слишком хорошая оказалась. Ужас какой-то. Понимаешь, Игорек, я вот сейчас после «промывки» вроде как под мухой, и поэтому мне так легко обо всем рассказывать. А на самом деле — кошмар, что творилось.

— Догадываюсь. И что дальше?

— А дальше Папа вернулся, что дальше…

— И Дядя тут же поскакал его арестовывать? — невесело предположил Игорь.

— Экий ты догадливый. Точно. Но он уже так распоясался, что пошел на это дело в одиночку. Не знаю, какой уж там у них был разговор, но вышел Дядя из «рейхсканцелярии» ногами вперед и весь в мелкую дырочку. Вот такие, брат, дела.

— А Папа?

— А Папа в бункер спустился, на нас поглядел и сказал, что, по идее, Дядя все сделал правильно, только негодными методами. Давайте, говорит, сукины дети, в очередь, и всех — на «промывку». И, между прочим, кое-кто с «промывки» не вернулся…

— Бред, — сказал Игорь. — Как во сне.

— Накрылась Служба медным тазом, — вздохнул Королев. — Такая вроде была система непоколебимая, да? — Он вдруг заглянул Игорю в глаза, будто ища подтверждения.

— Колосс на глиняных ногах, — фыркнул Игорь и отвернулся. — Нас толкнули, а мы и посыпались.

— Нас очень сильно толкнули. Нас кто-то капитально сдал.

— Но ведь Спецотдел останется? — спросил Игорь осторожно. —

Мне плевать на глобальную политику, но Спецотдел… Он же объективно нужен людям.

— Я не знаю, — честно сказал Королев. — Теперь я уже ничего не знаю. Но Каледин все еще под колпаком, и наши оттуда не вернулись. Может быть, Спецотдел и прикроют, но Каледин мы должны откупорить. Так что вы, ребята, поедете к Волкову.

Игорь вздохнул, сунул пистолет за пояс, протянул руку, и в его ладонь из травы прыгнула клякса.

— А я думаю, что шуршит? — пробормотал Королев, с интересом вглядываясь в сгусток теплой черноты.

— Хотите подержать? — спросил Игорь. — Тонизирует. Я ей скажу, что вы свой.

— Меня сейчас тонизируют сутки крепкого сна. Только вот спать мне от силы часов пять. А подержать очень хочется, но лучше в следующий раз.

— Наше дело предложить. — Игорь опустил кляксу во внутренний карман. — Значит, в Швейцарию… Никогда там не был. И не хочется.

— А тебе никуда не хочется. Тебе хочется головой в холодильник, и чтоб на каждой полке — выпить и закусить. Вот ты сделай дело и выпивай потом сколько влезет.

— Хорошо, — послушно кивнул Игорь. — Куда нам теперь? Обратно в Москву? На самолет?

— Никоим образом. Ты что! А Вестгейт? За ним же охота до сих пор! Хрен тебе, а не самолет. Пойдете ножками через границу, как нормальные шпионы.

— Да кто он вообще такой, этот Вестгейт?! - взвился Игорь. — Одни неприятности от этого родственничка!

— Он дипломатический советник, причем по молодости лет невысокого ранга, — хмыкнул Королев. — Ездит туда-сюда, готовит почву для межправительственных переговоров. И хорошо готовит, как я понимаю. По-нашему. Засирает там кому надо мозги на благо России-матери.

— И почему на нем свет клином сошелся?! - удивился Игорь. — Мелкая сошка…

— У Папы, как ни странно, есть версия, — усмехнулся Королев, и Игорь заметил, что начальник слегка оживился. — Все он знает, наш Папуля. Судя по всему, твой смазливый братец не ту бабу трахнул. Отодрал, сам того не зная, нашего человека. А за ней через пять минут пришли. И когда она на допросе скопытилась, ниточку потянули…

— Бред! — заявил Игорь и вдруг осекся.

— Что такое? — поинтересовался Королев.

— Вы понимаете… А, ч-черт! Когда пришла от вас команда сидеть тихо и не отсвечивать, я тут же, как положено по инструкции, все в квартире обесточил и включил свой датчик. И буквально через минуту кто-то легонько пощупал окно… Кто-то, мягко говоря, несведущий в нашей московской жизни. Но наглый, гад, и самоуверенный. Так что вы правы. Не знаю, кого там мой братец поимел, но то, что он под смертью ходит, это факт.

— Факт, — согласился Королев. — тем более что я тебе еще одну вещь забыл сказать. Дядя ведь неспроста так раздухарился. Папа меня удостоил короткой аудиенции после «промывки». В порядке компенсации, так сказать, за причиненное расстройство и Мишкин зуб.

— И?..

— И в Москве помимо Вестгейта было еще трое заграничных нелегалов. Двоих прямо с утреца кто-то прихлопнул. Не скрываясь, из огнестрельного.

— Елки-палки, — произнес Игорь с выражением. — А ведь это нарочно. Психическая атака.

— Разумеется. Но такого, что Дядя отмочил… На это они все-таки не рассчитывали, я полагаю. Уж больно круто. Устроил он врагу подарочек.

— Кто он может быть, этот враг? Хоть какая-то версия есть?

— Похоже на объединенные силы нескольких стран. Не может ведь быть такого, чтобы мы проморгали чужую Службу.

— Допрыгались… — Игорь сокрушенно помотал головой. — Я всегда говорил, что эта fucking «русская культурная экспансия» выйдет нам боком. Напугали дураков, а они по нам из тяжелых орудий…

— А с чего ты взял, что «русская экспансия» — это наш проект?

— А кто еще, кроме Службы, мог развернуть такую акцию?

— Я думаю, Игорек, что ты ошибаешься. Это просто модное течение. Сейчас ведь такой дефицит позитивных идей… Впрочем, не знаю. Ладно, родной, мне пора. Давай о деле.

— Давайте.

— Телефон ты выбросил, конечно…

— Ни в коем случае.

— Что?! - встрепенулся Королев. Он даже привстал от удивления. — А как же ты… Там же маяк внутри! Как же ты из дома-то выбрался?!

— У меня телефон с браком. Его можно подручными средствами разобрать и отключить батарею. Так что не беспокойтесь. А из дома я вышел сначала через вентиляцию, а потом через канализацию. Так что, я телефон могу включить?

— Ну ты даешь! — выдохнул Королев. — Ты меня чуть не убил просто с этим телефоном!

— Так я же живой, что вы испугались, дядя Андрей, ей-богу! Вот он я, ничего со мной такого, разве что контузило слегка, но все уже прошло.

— Контузии даром не проходят, — нахмурился Королев. — И у тебя был энергетический шок всего лишь два дня назад. Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?

— Алекс без меня никуда не поедет, — упредил возможные предложения Игорь. — А чувствую я себя нормально. Меня клякса лечит. Все в порядке, дядя Андрей, давайте не будем, ладно?

Королев шумно почесал затылок.

— Ладно, — сказал он. — Телефон включай. Потом мне покажешь, какой он у тебя. Это точно брак? Нельзя другой так же сломать?

— Фигушки! — рассмеялся Игорь. — Не дождетесь. Это точно брак.

— А жаль. Да, из розыска вас отозвали, ничего не бойтесь…

— Надо будет потом одного мента отблагодарить, — вставил Игорь. — Из дорожной инспекции. Если бы не он, я бы сюда без боя не добрался.

— …А ты бате моему бутылку поставишь, — поднял указательный палец Королев. — И не меньше, чем «Чивас Ригал».

— Святое дело.

— Договорились. Значит, так. Садитесь вы, ребятки, прямо сейчас в машину и дуйте к финской границе…

— У вас тоже с географией туго? — перебил Игорь. — Почему именно к финской? Вообще Цюрих отсюда в какую сторону?

Несколько секунд Королев ошарашенно моргал.

— По-моему, ты ничего еще не понял, — сказал он наконец. — Нам сейчас выбирать не приходится. Вы пойдете той дорогой, которая осталась. Там, где наших людей еще не поубивали. Ясно?

— А-а… — протянул Игорь. — Ну да, конечно. Виноват.

— И не вздумай с проводниками болтать лишнего. Они совершенно не в курсе, на кого именно работают. Поэтому и живы до сих пор. Так что веди себя тихо и скромно.

— А вот в Африку меня забрасывали как белого человека, — ввернул Игорь.

— В Африке такой плотной ПВО нет, — отрезал Королев. — А здесь придется договариваться. То есть фактически расписаться в том, что летят русские шпионы. В нынешнем контексте это будет весело. Очень хочешь пулю в голову за сексуальные подвиги твоего родственника?

— Кастрирую гада, — прорычал Игорь почти всерьез.

— Значит, там есть такой хуторок, дом лесничего. — Королев назвал Игорю координаты, Игорь повторил. — Зовут лесничего Максаков Олег Петрович. Весьма колоритная персона, с очень богатым прошлым. Кстати, по нашему профилю. Тебе понравится. Будь там с собаками повежливей.

— Не понял? — насторожился Игорь. — С собаками?..

— Ты ему скажешь: «Здравствуйте, Мэдмэкс. В Школе аварийная схема три шестерки». А он тебе ответит: «Все лучше, чем три ноля».

— Не понял… — повторил Игорь, не веря.

— Ты пароль запомнил, Фома неверующий?

— Да, — Игорь слово в слово назвал пароль и отзыв. — Просто что-то многовато впечатлений для одного дня. Слушайте, это какая еще Школа? Вы хотите сказать, что ваш лесник…

— Да, Игорек. Это один из Охотников. Настоящий охотник на зомби, причем даже старший мобильной группы, по-моему. Живая легенда. Психопат, разумеется, тот еще. Но ты ему понравишься. У тебя очень много общих черт с его покойным командиром. Только не возомни себя Мастером собак и не вздумай целоваться с его овчарками. Псы красивые, ничего не скажешь, но общение с ними чревато протезированием.

— Хорошо. Надо же… Ну и прозвище у мужика. Безумный Мэкс… По-моему, кино такое было… Слушайте, а можно мне с ним небольшое интервью состряпать? Так, для общего развития.

— У тебя, может, и получится. Не знаю, смотри по обстановке. Вот, а дальше вы пойдете по цепочке. Мэкс передаст вас финнам, а те уже разберутся, куда потом. С момента, как приедешь к Мэксу, отзванивай мне каждые два часа. И учти, дело принимает такой оборот, что связь у нас будет, а вот реальной поддержки не жди. Как только выходите за рубеж, мы вас теряем. Рассчитывай только на себя, на свою голову и силы.

— Документы нам финны дадут?

— Не успеют, наверное. Но в Швейцарию вы войдете уже с документами, с хорошим гримом и с нормальной легендой. Все будет о\'кей. Главное, не дергайтесь. Этим коридором обычно пользуется наша Безопасность по соглашению с финнами и Интерполом, так что никаких проблем быть не должно.

— Надеюсь… — вздохнул Игорь. Королев с трудом поднялся на ноги. Игорь тоже встал. Королев молча смотрел Игорю в грудь и о чем-то думал.

— Ты понимаешь, как это опасно — в смысле, теперь? — спросил наконец Королев.

— Главная опасность — там, на месте, — глухо ответил Игорь.

— Не думаю, — пробормотал Королев задумчиво.

— Он может оказаться совсем не таким, каким вы его помните. И совсем не таким, каким его воображают аналитики Службы. О чем он говорил с бывшим Папой? Почему он сбежал? Мы ведь можем только догадываться. Что с ним стало за эти годы? И вообще, что из себя представляет человек, который убивает взглядом? Он вообще человек?

— Будем надеяться, что он все еще человек, — сказал Королев, глядя Игорю прямо в глаза. Большие глаза, которые в темноте, казалось, горели холодным огнем. Игорь просто смотрел. И молчал. И ждал чего-то.

— Ты вот что, — выдавил Королев сквозь комок в горле. — Ты, главное, вернись.

— Вы тоже его боитесь, — прошептал Игорь. — Ну… Значит, я не один.

— Ты не один, — улыбнулся Королев. — Ладно, забирай братца, садись в машину, включай мигалку, и чтоб педаль до пола. Прикрытие уже связалось с ментами, они тебя пропустят.

— Нет у меня мигалки, Андрей Николаевич. Это другая машина. Ладно, у приятеля своего одолжу.

— Удачи. — Королев пожал Игорю руку, вышел на тропинку и тяжело потащился в сторону поселка. Ноги он переставлял с таким откровенным усилием, что Игорь только вздохнул и поморщился. Отвернувшись, он посмотрел в ту сторону, где скрывался Вестгейт, и звонко щелкнул языком. В ночной тишине сигнал был отлично слышен, но Вестгейт не отозвался.

— Кретин… — пробормотал Игорь и полез по склону холма вверх.

Вестгейт лежал в кустах навзничь, игольник его валялся рядом. Дипломатический советник внаглую спал на боевом посту. Игорь устало остановился над телом брата, упер руки в бока и задумался, какая тут нужна воспитательная мера. Не придумав ничего путного и ощущая себя после беседы с Королевым совершенно разбитым, Игорь сел и пригорюнился. Он вдруг понял, что винить родственника грех — на долю Вестгейта сегодня выпало слишком много переживаний. Более того, он держался вполне достойно, и Игорь был ему по гроб жизни обязан. Придя к такому выводу, Игорь осторожно, почти ласково тронул брата за плечо.

Вестгейт не реагировал. Игорь тряхнул его сильнее, но брат лежал неподвижно, как загипнотизированный, и сопел в две дырочки.

Сначала Игорь разозлился. Потом забеспокоился. Встряхнул брата уже основательно, потом легонько ударил под дых. Вестгейт что-то буркнул и перевернуся на бок.

И тут Игорь рассмеялся. Сначала тихонько, а потом все громче и громче, в полный голос. Он хохотал и никак не мог остановиться. Из глаз у него потекли слезы, и он, давясь от неудержимого смеха, принялся утирать их рукавом.

— Что случилось… — сонно пробормотали слева. — Что случилось, а?

— Да так, ерунда… — с трудом выдавил Игорь. — Ничего.

— Где мы?! - Вестгейт резко сел, вид у него был напуганный. — Что с тобой?!

— Мы, братишка, на исторической родине! — профыркал Игорь. — А со мной… ха-ха-ха! — настоящая истерика!!!

Глава 11. Четвертое-пятое июня, ночь

Завывая двигателем и хрюкая антиблокировочной системой тормозов, машина встала как вкопанная на ярко освещенной площадке у поста дорожной инспекции.

— Вы что, сударь, обезумели? — поинтересовался молодой сержант, которого Игорь едва не задавил.

— Капитан Бойко, линейный контроль МВД! — представился Игорь, выпрыгивая из машины. Он был без куртки, и при виде его увешанного амуницией торса сержант просто остолбенел.

— Где Морозов?! - рявкнул Игорь, упирая руки в бока. — Спит на работе, зараза?! А ну, ко мне его! Прыжками!

— Вы… это… — пробормотал сержант, боком отползая к посту. — Есть! Сейчас, господин капитан. Будет сделано. — И тут глаза у него полезли на лоб. Не было сомнений, что он Игоря опознал.

— Давай-давай! — махнул рукой Игорь. Сержант, окончательно смутившись, исчез в здании поста.

— Не мог я заснуть, — вяло сообщил из машины Вестгейт. — Не мог, понимаешь? Что-то здесь не то.

Игорь подошел к машине, присел на корточки у правой двери, положил руки на кромку окна, пристроил на них подбородок и посмотрел на Вестгейта в упор. Спокойно и даже ласково посмотрел.

— Ты просто устал, братишка, — сказал он. — Стресс, перегрузка. Бывает.

— Так — не бывает, — отрезал Вестгейт.

— Не было вокруг тебя никаких следов. Никто к тебе не мог подойти.

— Да ты их просто затоптал, вот и не было следов!

— Ты пойми, брат, все уже кончилось. Служба нас больше не тронет. А если б к тебе подобрался враг, мы бы сейчас не разговаривали.

Вестгейт с усилием потер ладонью глаза.

— Не знаю… Понимаешь, я сидел и смотрел на вас. А потом я вдруг оказался на спине, а рядом ты сидишь и хохочешь. Сразу, без перехода.

— Слушай, Алекс, я готов поверить, что к тебе кто-то подкрался и тебя усыпил. Но зачем?! А?

Вестгейт состроил печальную гримасу.

— Черт его знает, — признался он. — Это я со стыда, наверное. Оправдаться пытаюсь.

— А ты не оправдывайся. — Игорь протянул руку и легонько потрогал брата за плечо. — Ничего страшного не произошло. А подвигов ты уже совершил более чем достаточно. Хватит, отдыхай. Сейчас мы с ветерком прокатимся, а ты откидывай сиденье и дрыхни. Часов пять я тебе гарантирую.

— Спасибо, — пробормотал Вестгейт. — Я, наверное, действительно устал.

По ступеням поста загрохотали сапоги.

— Спите, Морозов! — крикнул Игорь весело. — Как не стыдно!

— Ну чего ты орешь? — проворчал заспанный Клёпа. — Подчиненных моих запугал, чучело. Что еще за линейный контроль МВД?

— Тебе документы показать? — прищурился Игорь.

— Да пошел ты… Ну что, как я понимаю, все по-твоему получилось?

— Крути дырки в погонах, старик. Через недельку, максимум через две. Заслужил.

Клёпа недоверчиво хмыкнул, но все-таки расплылся в улыбке.

— А пока что, дружище, одолжи мигалку. Красную, — попросил Игорь.

— Да где ж я ее тебе возьму? — изумился Клёпа. — И именно красную? Что у меня тут, магазин? Или тебе с патрульной машины оторвать?

— Клёпа, не нервируй меня, — посоветовал Игорь.

— А ты отдашь? — спросил Клёпа недоверчиво.

— Отдаст, не беспокойтесь, — пообещал из машины Вестгейт. — Я прослежу. Лично.

— Это Алекс, — объяснил Игорь. — У меня, видишь ли, объявился старший брат. Так что теперь есть кому за мной присматривать, — эти слова Игорь произнес с абсолютно серьезной интонацией.

— Здравствуйте, — сказал Клёпа с непонятным благоговением, чуть приседая, чтобы оказаться на одном уровне с откинувшимся на сиденье Вестгейтом. Дипломатический советник благожелательно кивнул маленькому старлею, и тот смущенно улыбнулся. Судя по всему, Вестгейт каким-то непонятным образом с ходу произвел на него впечатление, потому что Клёпа обернулся и поманил к себе державшегося на почтительном отдалении сержанта.

— Маячок принеси! — скомандовал Клёпа. — В столе у меня, в правой тумбе.

— Есть! — Сержант затрусил к посту.

— Только красный! — крикнул старлей ему вдогонку. — Красный возьми, не синий!

— А ты говорил, что у тебя не магазин, — упрекнул Клёпу Игорь.

— Всем давать — давалка сломается, — ухмыльнулся Клёпа. — Слушай, только маяк у меня без штекера, просто два конца…

— Даже штекер пропил, — объяснил Игорь Вестгейту. — Скоро и автомат пропьет.

— Жизнь тяжелая, — пожаловался Клёпа.

— Ладно, прощаю, — вздохнул Игорь. Он по пояс нырнул в раскрытое окно, покопался в «бардачке» и вытащил переходник под гнездо прикуривателя с обрывком провода и моток изоляционной ленты.

Сержант принес красный проблесковый маячок с магнитной присоской. Игорь срастил провода, воткнул штекер в гнездо и щелкнул переключателем. Маячок заработал. Игорь прилепил его на крышу машины.

— Ну, мы понеслись. — Игорь пожал Клёпе руку. — Теперь молись, чтобы я вернулся.

— Первый тост за твое здоровье. Алекс, приятно было познакомиться. Счастливо вам, господа.

— До свидания, — царственным тоном произнес Вестгейт. Игорь уселся за руль, помахал Клёпе и сержанту, завел двигатель и дал по газам.

Клёпа проводил взглядом растворившийся в темноте автомобиль и подошел к сержанту.

— Вот жизнь у людей, — сообщил он, борясь с зевотой. — Вот это жизнь. Не то что у нас — не жизнь, а просто нежизнь. Н-да…

— Угу, — кивнул сержант глубокомысленно.

— Ну ты давай, неси службу — Клёпа одобрительно хлопнул сержанта по плечу и отправился досыпать.

— Господин старший лейтенант! — позвал сержант. — Простите… А кто это был-то?

— Это? — переспросил Клёпа со ступеней, обернувшись. — А, ну, понимаешь… Как бы тебе объяснить… В общем, это был капитан Бойко. Из линейного контроля МВД. Заезжал меня поздравить с присвоением очередного звания. Ха-ха.

Питерскую трассу Игорь знал хорошо. Разогнав машину до ста восьмидесяти и молясь, чтобы это склепанное в пиратской мастерской чудо не развалилось, он включил потихоньку музыку и пошел наматывать на спидометр километр за километром.

Вестгейту не спалось. Он уютно откинулся в кресле и искоса наблюдал за братом. Тот сидел в небрежной позе опытного драйвера и выглядел абсолютно довольным жизнью. Неясный свет приборной доски и отблески мигалки причудливо окрасили его спокойное расслабленное лицо. И лишь по тому, как иногда по щеке Игоря пробегала легкая дрожь, можно было понять, что вести машину по российской дороге на такой скорости — не самое большое удовольствие.

Несколько милицейских постов они проскочили, не сбавляя хода. Под Тверью им помахали с обочины полосатым светящимся жезлом, но Игорь только хмыкнул.

— А если погонятся? — спросил Вестгейт.

— Им же хуже, — отозвался Игорь. — Угробятся, да еще и сами виноваты окажутся. Им дали команду — пропустить до Питера гражданскую машину с красным маяком. Если до кого-то эта информация не дошла, мы тут ни при чем.

Вестгейт достал из «бардачка» сигареты.

— Какая ужасная дорога, — проворчал он.

— Здесь тебе, брат…

— Да хватит! Понял уже, что не Англия. Что ты меня…

— Извини. В России иностранцев не любят. Слишком вы хорошо живете для того, чтобы вас любить.

— Разве? — саркастически удивился Вестгейт. — Странно. А вся Европа убеждена, что в России просто рай земной.

— Конечно, рай, — на полном серьезе кивнул Игорь. — А Москва — лучший город Земли.

— Ты много бывал за рубежом?

— Считай, вообще не был. По работе — да, выезжал пару раз, но разглядеть толком ничего не успел. А отдыхаю я здесь неподалеку, в самой что ни на есть глуши. Там даже имеется единственная в районе неасфальтированная дорога. Вот уж я по ней катаюсь — любо-дорого смотреть! Даже в канаву улетел однажды от полноты чувств. Золотые места, цивилизацией не тронутые. Корабельные сосны, большие спокойные озера… Красотища.

— Н-да… — неопределенно протянул Вестгейт.

— Волков там дом купил тридцать лет назад, — сказал Игорь и надолго замолчал. И Вестгейт не стал его расспрашивать.

Так, в молчании, они проскочили еще один пост. В кирпичной будке откровенно спали, и Игорь удовлетворенно кивнул. Он опасался, что в ментовской системе передачи информации что-нибудь заест и рано или поздно вооруженные люди в форме попробуют его остановить. А теперь восемьдесят километров до следующего поста можно было ни о чем не беспокоиться.

Но именно посередине этого участка на «хвосте» у Игоря соткался из воздуха милицейский перехватчик.

Настигающий свет фар в зеркале мгновенно Игоря насторожил. Потом за пазухой встревоженно заворочалась клякса. А когда на крыше идущей на обгон машины вспыхнули мигалки, сомнений не осталось никаких.

— Ну? — спросил Вестгейт преувеличенно спокойным тоном.

Игорь отстегнул от пояса телефон.

— Два-пять-семь, к обочине! — раздался снаружи трубный глас.

Игорь поддал газу и легко ушел вперед.

— Дежурный, я Боец! — сказал он в трубку. — Что? А ты кто такой? А-а… Здорово. Ну, как делишки?

— Два-пять-семь, к обочине! — надрывались сзади.

— Нет, еще далеко, — говорил Игорь. — Не успею. Да ты что! Я тебе говорю, настоящий! С мигалками, с матюгальником, со всеми делами.

— Два-пять-семь, буду стрелять! — орал преследователь.

— Вот, уже стрелять пообещал, — сообщил Игорь в трубку. Он еще чуть-чуть прибавил газу, и огни снова отстали. — А чего ты от меня хочешь? Конечно. Ладно, разбирайся. Только сначала давай мне санкцию и тут же зафиксируй, что разрешил. Так. Есть. Понял вас. К черту. Пока.

Игорь убрал трубку. Вестгейт, который уже догадался, что сейчас будет, потянул из-за пазухи игольник.

— Оторваться бы… — пробормотал Игорь с горечью, — а не выйдет. У них максимальная немного за двести, и у меня тоже. Хотя по такой поганой дороге что двести, что пятьсот… Эх… — Он сунул руку в карман и достал кляксу. Вестгейт этого не заметил — он смотрел в бинокль назад.

— Кажется, четверо в салоне. Эй! Стекло опускается! — сказал он встревоженно. — Ствол! Вижу ствол! Что делать?!

— А ничего, — процедил Игорь, включая указатель поворота и убирая ногу с педали газа. Не выпуская из руки кляксу, он ткнул пальцем одну из кнопок на консоли между сиденьями, и стекло в его двери поехало вниз.

— Выходить с поднятыми руками! — приказал громкоговоритель.

— Щас, — кивнул Игорь, криво усмехаясь. Правой рукой он крепко прижал кляксу к щеке. Машина, сбавляя понемногу скорость, плавно смещалась к обочине.

— Алекс, — сказал Игорь напряженным голосом. — Только не дергайся, ладно? И оружие спрячь.

Вестгейт послушно убрал игольник.

— Умница, — проворковал Игорь. — Умница. — И Вестгейт сообразил, что Игорь говорит это кляксе. У Вестгейта все сжалось внутри. Он понятия не имел, что Игорь задумал, но он уже видел однажды, как тот собирается кляксу использовать в бою. При этом вид у Игоря был такой, будто у него в руке как минимум баллистическая ракета.

Машина уже едва ползла — во всяком случае, по сравнению с недавней гонкой это была не скорость. Преследователь, залитый огнями, как новогодняя елка, заходил слева. Игорь выжал сцепление и, зацепив двумя пальцами рычаг, переключился. Вестгейт приготовился к рывку. Ему было очень страшно, но он усилием воли заставлял себя верить брату.

— Давай тормози! — рявкнул преследователь.

— Да нет проблем! — неожиданно звонко сказал Игорь. И легким движением небрежно выбросил кляксу за окно. И нажал на газ.

— Сейчас я тебя заторможу! — рявкнул он, бросая машину на встречную полосу. Вестгейта только пристегнутый ремень спас от удара головой о стекло. Он обернулся, но увидеть самого интересного не успел. Зато услышал. Сквозь рев мотора и оглушительный хохот Игоря до него донесся сзади яростный визг резины. Короткая автоматная очередь. И жуткий нечеловеческий вопль.

Так же резко, как и разгонялся, Игорь остановил машину, и Вестгейта бросило вперед. А когда ремень толкнул его обратно на сиденье и Вестгейт смог наконец-то сфокусировать взгляд, первым делом он посмотрел на Игоря. И увидел, что по виску брата градом катится пот.

Игорь трясущимися пальцами шарил по магнитоле, которая, оказывается, все это время продолжала играть. Наконец Игорю надоело бороться со своими руками, он что-то недовольно проворчал и, зацепив самую удобную кнопку, отстегнул съемную панель. По ушам врезала плотная и вязкая тишина.

Вестгейт нашел под ногами бинокль, посмотрел назад и обомлел. Перехватчик стоял на осевой линии, но почему-то задом наперед, к Москве носом. Его маячки по-прежнему бодро мигали. Бинокль из-за них почти ослеп в ночном режиме, но можно было разглядеть, как в салоне просвечивают зеленым четыре неподвижных тела.

Игорь пинком распахнул дверь и с видимым трудом полез из машины наружу. Потрясенный нереальностью случившегося, Вестгейт, не зная, как себя вести дальше, сидел и ждал развития событий.

Игорь протянул вперед раскрытую ладонь. И в красных призрачных сполохах Вестгейт увидел, как откуда-то из воздуха в эту ладонь прыгнул маленький черный мячик. «Клякса вернулась», — догадался Вестгейт и невольно вздрогнул. А Игорь взял своего черного друга в обе руки, крепко прижал к груди и как-то весь съежился, опустив подбородок и плечи, словно хотел свернуться вокруг кляксы, закрыв ее своим телом от окружающего мира. Вестгейт почувствовал, что между Игорем и кляксой сейчас происходит что-то очень личное и интимное, касающееся только их двоих, и в легком смущении отвернулся.

Прошло, наверное, около минуты, прежде чем снаружи почувствовалось движение и голос Игоря произнес:

— Алекс, будь другом, там под сиденьем должны быть перчатки. Где-то под тобой…

Вестгейт сунул руку под сиденье, но там было пусто. А вот правый сапог явно стоял на мягком. Вестгейт поднял ногу и отодрал от подошвы сморщенную кожаную перчатку. Нагнулся и нащупал под ногами средних размеров гаечный ключ, смятую пачку из-под сигарет, отвертку, кусок электрического шнура, замасленную тряпку и, наконец, еще одну перчатку.

— Спасибо. — Игорь принял у Вестгейта перчатки и, брезгливо держа их двумя пальцами, двинулся к безжизненной машине преследователей. Вестгейт опять схватился за бинокль. Прежде чем заглянуть в окуляры, он посмотрел вслед брату и увидел, что того на ходу основательно шатает. Вестгейт недовольно поморщился. Дай ему волю, он бы сейчас без промедления отправил Игоря на заднее сиденье и приказал ему спать. Но Игорь все еще считался в их тандеме ведущим, эту его роль никто не отменял. Кроме того, Вестгейт понятия не имел, что теперь делать, а Игорь действовал, кажется, вполне уверенно. Вот он подошел к чужой машине вплотную, вот осторожно приоткрыл дверцу. Внимательно смотрит внутрь. Отстегнул от пояса телефон, одной рукой набрал вызов, что-то говорит в трубку. Кивает. Убирает телефон, снова нагибается внутрь салона, что-то там делает, выпрямляется, отходит от машины…

— Oh, shit! — Вестгейт уронил бинокль и сжался в комок.

Бац! Бац! Бац! Короткое тявканье автомата, треск рассыпающихся стекол, характерный звон гильз по асфальту… Вестгейт, бормоча английские слова, заткнул пальцами уши и согнулся на сиденье в три погибели, готовый узлом завязаться, провалиться внутрь себя, но только не слышать опять, как пули с чмоканьем целуют теплую плоть. Но, даже закрыв глаза, Вестгейт отчетливо видел, как его брат, а скорее — чудовище, которое все почему-то считают его братом, жмет на спуск и хищно облизывается.

Вестгейт громко застонал и вдруг почувствовал, что лицо у него мокрое. И понял, что плачет, задыхаясь и подвывая, скатываясь в такую истерику, какой с ним не бывало еще, похоже, никогда. Все безумное напряжение прошедших дней нашло выход в этой звериной вспышке эмоций, и Вестгейт неожиданно ощутил почти физически, как ему становится легче, еще легче, еще…

Когда по дороге зацокали, приближаясь, знакомые каблуки, Вестгейт был уже в порядке. Он сидел и, глядя в потолок, курил, с наслаждением выпуская огромные клубы дыма.

Игорь открыл заднюю дверь и скорее упал, чем сел, в машину. Вестгейт слышал, как он стаскивает перчатки и швыряет их под ноги. Потом Игорь со стоном и хрустом потянулся, захлопнул дверцу и сказал абсолютно спокойным голосом:

— Ты не мог бы сесть за руль? А то я что-то малость не в себе. Похоже, хватит с меня на сегодня.

Вестгейт, не говоря ни слова, перебрался влево, закрыл дверь водителя и завел мотор.

— Только не разгоняйся, — попросил Игорь. — Держи где-нибудь около сотни. И минут через двадцать нам пойдет колонна навстречу, ты не удивляйся.

Вестгейт кивнул, по-прежнему молча, и осторожно тронул машину с места.

— Четверо в гражданской одежде, — тихо сказал Игорь, так тихо, что Вестгейт едва расслышал. — Никаких документов. Молодые парни, наши ровесники. Ты что-нибудь понимаешь, а, брат?

— Зачем ты это сделал?! - вырвалось у Вестгейта.

— Трое были мертвы, один в коме. Уверяю тебя, он бы никогда не проснулся. А клякса… Понимаешь, я должен был это сделать. Она нас выручила, а я — ее. Если кто-то узнает, что она действительно живая, разумная — ей конец. Я когда думаю о второй, о той, которую убили…

— Как это — убили? — переспросил Вестгейт.

— Понимаешь… — Игорь повозился, устраиваясь поудобнее. — Я же говорил, их было две. Одна слабенькая, она даже не шевелилась. И ее я отдал. А вот эта… Она подкатилась ко мне и потерлась о мою ногу, как щенок. Несчастный маленький одинокий щенок. И я сразу почувствовал, что отдать ее ученым на вивисекцию будет хуже убийства. Я тогда был в шоке, плохо соображал, действовал скорее инстинктивно… И спрятал ее за пазуху. И, пока мы ехали домой, слушал, как она со мной разговаривает. Не словами, конечно. Но она говорила. Она была счастлива, понимаешь? Впервые здесь, в нашем мире, она встретила человека, который мог относиться к ней как друг. Естественно, я не смог ее отдать. Это случилось два года назад. С тех пор мы вместе… Вот. На Службе знают, что она у меня. Но до них не доходит, что та клякса, которую они сдуру угробили, и моя приятельница — совершенно разные существа. И я им не дам этого узнать. Когда нынешний кризис рассосется… Хотя не знаю. Может быть, вместе с кризисом рассосется и Служба.

— А откуда ты знаешь, что вторая э-э… мертва?

— А мне эта сказала. — Игорь машинально прижал руку к груди, к тому месту, где во внутреннем кармане отдыхал, набираясь сил, теплый черный комочек. — Буквально три дня назад. Я пришел со Службы и увидел, что она страшно расстроена. Спрашиваю, в чем дело, а она… Черт, извини, я так говорю, как будто она действительно словами изъясняется. В общем, ту, другую, сунули под какое-то жесткое излучение, и она распалась. Я думаю — ну все, конец, завтра ко мне Королев подойдет, и как выкручиваться, совершенно непонятно. Но Королев не подошел. Я теперь понимаю, что кризис тогда уже начался, и им было не до кляксы, им важнее всего было не вывести меня из равновесия. И слава богу. Потому что тогда все могло обернуться как-нибудь нехорошо. А теперь я ее просто не отдам. Не отдам, и все. Правда? — спросил Игорь, и Вестгейт понял, что он сейчас обращается к кляксе. — Правда. И катитесь вы все, господа хорошие, к чертовой матери…

Вестгейт закурил и в раздумье забарабанил пальцами по мягкому ободу руля.

— Слушай… — Он подумал секунду и решился сказать о главном, о том, что еще не было сказано и чего, судя по всему, Игорь опасался не меньше, чем он сам.

— Слушай, — повторил Вестгейт уже увереннее. — Ты понимаешь, что там, в машине, были не те, кто якобы гоняется за мной?

— Разумеется, — ответил Игорь совершенно без выражения.

— Ты можешь предположить, что это значит?

— Могу. Но ты мне не поверишь.

— То есть?

— Ставлю десять против одного, что, когда мы приедем к Мэксу, нам снова пощекочут нервы.

— И что? — Вестгейт мучительно пытался сообразить, что Игорь имеет в виду, но пока не мог.

— Если разбить все время с момента нашей встречи на логические этапы, ты заметишь, что на каждом этапе мы получали крепкий удар по психике. Либо шокирующая информация, либо чрезвычайное происшествие.

— Согласен. Но… Ведь не все, что с нами случилось, было заранее спланировано.

— Но все было на руку тому, кто нас ведет. Согласись. Вот я и говорю, что, пока не доедем, нас обижать больше не будут. А то, не ровен час, впадем в истерику. Окончательно потеряем самообладание, и то, чего от нас хотят добиться, не произойдет. Мы не сможем этого сделать, потому что будем от переживаний еле живы. Мы же не оперативники, нас не тренировали на такой безумный стресс…

— Если ты что-то хочешь мне сказать, то говори, — сказал Вестгейт жестко. — Не надо меня готовить.

— А я просто еще не знаю. Но у меня совершенно четкое ощущение, что нас хотят заставить сделать что-то такое… О чем мы пока и не подозреваем. И тот, кто давит нам на мозги, — это Служба.

Вестгейт задумался. Ему пришло в голову, что выкладки Игоря логичны только на первый взгляд. На самом деле это была чистой воды научная фантастика самого низкого пошиба. Игорь просто не разбирался в тонкостях программирования человеческой психики. Хотя… Вестгейт недовольно сморщил нос. «Нет. Я просто все время поддаюсь его обаянию. Он какой-то… жутковатый и удивительно родной. И, между прочим, нормальный. Время от времени он ведет себя как псих, но на самом деле он в порядке. И мне очень тяжело относиться к нему свысока, анализировать его слова и поступки с позиции старшего. Ему хочется верить. И я верю, потому что это естественно. И вообще, может он знать о Службе такое, чего не знаю я? А ведь может…»

— У тебя есть опыт гипноза? — прервал Игорь размышления брата.

— Что? — удивился Вестгейт.

— Понимаешь… — начал Игорь осторожно. И Вестгейт услышал, что он боится того, что хочет сказать. А Игорь надолго замолк.

— Тебе кажется, что с тобой происходит что-то необычное? — спросил Вестгейт «фирменным» вкрадчивым голосом.

— Только не нужно мне разыгрывать психотерапевта! — мгновенно окрысился Игорь. — Да, кажется! Но только вот так не надо, понял?! Не надо так!

— Извини, — сказал Вестгейт безмятежно, хотя душа у него ушла в пятки. Ему вдруг показалось, что, не сиди он сейчас за рулем, братец с наслаждением треснул бы его рукояткой пистолета в ухо. — Дурная привычка.

— Ты таким голосом можешь с отчимом разговаривать! — заявил Игорь сварливо. — Или с бабой, из-за которой тебя раскрыли… Или…

Продолжить Игорь не смог, потому что от неожиданного рывка машины врезался физиономией в подголовник водительского сиденья. Он крепко прикусил язык и повалился вниз, судорожно цепляясь руками за все, что можно.

Щелкнул выключатель, и в салоне зажегся свет. Машина стояла как вкопанная. Игорь лежал на боку и обалдело таращился снизу вверх на склонившегося над ним Вестгейта.

— У меня раньше не было братьев, — сказал Вестгейт, глядя Игорю прямо в глаза. — Так же, как и у тебя. Я тоже, как и ты, всю жизнь чувствую себя безумно одиноким. И я просто не умею разговаривать с такими близкими людьми.

Игорю стало по-настоящему стыдно.

— У тебя хотя бы клякса есть, — заметил Вестгейт, отворачиваясь.

Игорь вскарабкался на сиденье, посидел немного, мотая головой, потирая ушибленный нос и осторожно шевеля прикушенным языком.

— Ты прости меня, — сказал Вестгейт. — Я просто устал. Если мы не научимся слушать и понимать друг друга, то кого вообще нам слушать и понимать, да и стоит ли?

Вдалеке, за холмом, горизонт осветился разноцветными огнями. Игорь просочился между передними сиденьями и устроился справа от Вестгейта.

— Поехали… — вздохнул он. — И прими мои извинения. Я больше не буду. Я вел себя как дурак. Мы оба устали, а меня к тому же замучили сомнения.

Вестгейт подавил в себе желание потрепать брата по плечу и нажал на газ.

— Зачем тебе гипноз? — спросил он деловым тоном.

— Я подозреваю, что со мной неладно, — ответил Игорь не менее спокойно и буднично. Только по едва заметным признакам Вестгейт уловил, насколько у брата нахмурены брови.

— Хорошо, — кивнул Вестгейт. — Нам бы только отдохнуть немного. И сделаем.

— Дождешься от них… — Игорь коротко хохотнул. — В могиле мы отдохнем, помяни мое слово.

Вестгейт рассмеялся.

— Мы справимся, — сказал он.

Навстречу шла колонна из нескольких милицейских автомобилей. Ведущий коротко мигнул фарами, и Вестгейт ответил ему тем же. Игорь надрывно зевнул и взялся за телефон.

Глава 12. Пятое июня, утро

Ворота в хозяйство лесничего были распахнуты настежь. А посреди дороги лежал чудовищных размеров пес. Вестгейт сначала решил, что собака нагло дрыхнет на посту. Затем он вытянул шею посмотреть, живая ли она вообще. Где-то за забором басовито гавкали в несколько голосов, а это серое чудовище не отреагировало на подъехавшую машину в принципе. Вестгейт уже собрался выйти наружу, когда заметил, что глаза собаки открыты и неподвижная псина, в свою очередь, самым внимательным образом его изучает.

Таких колоритных собак Вестгейт раньше не видел. Больше всего это животное походило на медведя — широкие плечи, тяжелая голова, толстые сильные лапы. Уши у собаки как бы отсутствовали, на их месте слегка шевелились пушистые серые кисточки. И вообще, что-то в этом звере было явно не так. «Посижу-ка я пока в машине, — благоразумно решил Вестгейт. — А то мало ли… Не Лондон все-таки».

Особенно Вестгейта насторожил имевшийся на собаке подозрительно ветхий ошейник, от которого внутрь двора тянулся облезлый брезентовый ремень. Видно было, что это все несерьезно и в случае опасности зверюга свою привязь запросто оборвет. Похоже, так уже случалось, потому что в двух местах ремень был завязан узлами. «А неглупо, — подумал Вестгейт. — Эффективная тактика. В это хозяйство без оружия не пройти. А если раздастся стрельба, то у хозяина наверняка дома целый арсенал на такой случай. Лесник ведь. Да к тому же и этот… Охотник на зомби. Легендарный человек. Тот еще псих, наверное».

Вестгейт потер усталые глаза тыльной стороной ладони и оглянулся на Игоря. Тот по-прежнему спал, уютно посапывая носом. Будить его Вестгейту не хотелось, но и предпринимать что-то в одиночку — тоже. Собака загораживала дорогу, а из дома никто не показывался. Вестгейт закурил, прислонился плечом к двери и невольно залюбовался собакой, которая по-прежнему неподвижно лежала посреди дороги. Постепенно до Вестгейта дошло, что в собаке ему показалось странным. Недаром ему пришло на ум слово «крокодил». В очень уж напряженной позе она лежала — лапы под брюхо, абсолютно неподвижный хвост навытяжку… И Вестгейт похвалил себя за то, что не стал высовываться.

Гавкать во дворе перестали. Крокодил буравил Вестгейта недобрым взглядом. Игорь спал. Вестгейт курил. Наконец за забором раздались тяжелые шаги, и в воротах показался хозяин.

Тут Вестгейт сделал глупость — он расплылся в обезоруживающей улыбке и открыл дверь машины. Реакция собаки была мгновенной — пес вскочил и угрожающе рванулся вперед.

— Фу!!! - рявкнул хозяин. Восклицание подействовало, кажется, на всех. Пес затормозил и оглянулся. Вестгейт захлопнул дверь и схватился за игольник. Игорь проснулся и резко сел.

— Ничего себе… — тупо пробормотал он, глядя на собаку. Тяжело вздохнул, прикрыл глаза и снова повалился на сиденье.

Хозяин сделал в сторону машины странный жест, который Вестгейт истолковал так: сиди, жди, не суетись. Вестгейт кивнул и показал большой палец.

— Винни! Фу, я сказал! — прикрикнул хозяин на пса, который снова таращился на машину, приоткрыв громадную пасть. Клыки в ней были как хорошего размера гвозди. — А ну, ко мне!

Пес снова оглянулся и послал хозяину неодобрительный взгляд. Он явно хотел оставаться на месте. Но его ухватили за ошейник и грубо уволокли за ворота. В машине Вестгейт нервно хихикнул. Собака произвела на него впечатление, и в случае конфликта стрелять в нее было бы очень неприятно.

— Игорь, — сказал он, трогая брата за плечо. — Игорь, просыпайся. Мы приехали.

— А?! - отозвался Игорь таким голосом, как будто его позвали по меньшей мере на электрический стул.

— Просыпайся, Игорь! Мы на месте.

— Ничего не знаю, — сообщил Игорь, не открывая глаз.

— Игорь, мы приехали! — сказал Вестгейт уже пожестче.

— Ну и разберись.

— Тьфу! — Вестгейт отвернулся и раздавил в пепельнице сигарету. — А ты?

— А я еще чуть-чуть… Ну хоть пять минут, а? Ну чего тебе стоит…

— Меня тут чуть не съели, а он, видите ли…

— Да никто тебя не ел! — прорычал Игорь с отвращением. — У меня же клякса. Она бы сказала. Все было в порядке.

— Клякса у него… А у меня… — Вестгейт в сердцах произнес несколько слов, которых Игорь не понял. Сказано было по-английски, но на каком-то арго.

— Не материтесь, господин дипломатический советник, — попросил Игорь, с трудом открывая ближний к Вестгейту глаз.

— Давай вставай. Вон лесник идет.

— А ты что, пароль забыл?

— А почему я должен?!.

Игорь со вздохом сел, помотал головой и сказал:

— Эх, пивка бы… Светлого и легкого, как позитивное мироощущение! Слушай, что мы с тобой лаемся все время, а?

Вестгейт смутился и задумался.

— Это твоя страна, — сказал он. — Ты все время об этом твердишь, говоришь, что я здесь чужой. Вот и давай беседуй с местным населением.

— Ну, приеду я как-нибудь в твой Лондон!..

— И приезжай.

— И приеду!

— Как же, приедешь ты… Национал-патриот.

— А ты безродный космополит!

— Это еще что такое? — удивился Вестгейт.

— Не знаю. Но звучит неплохо. Как раз для тебя.

Вестгейт рассмеялся.

— Хорошая мы парочка, — заметил он.

— Это точно. Кстати, лаемся-то мы по-прежнему, но обижаться друг на друга, кажется, перестали. А? Прогресс!

— Привыкаем, — кивнул Вестгейт.

— Ну? — спросили за окном. Это было так неожиданно, что Вестгейт подпрыгнул на сиденье. Лесник, оказывается, давно уже стоял возле машины и с интересом слушал перепалку братьев. Как ему удалось так незаметно подкрасться, Вестгейт и представить не мог.

— Доброе утро, — сказал Игорь. — Мы к господину Максакову Олегу Петровичу. Не подскажете…

— Это я, — кивнул лесник. Было ему на вид лет пятьдесят с небольшим. Поджарый и крепкий, с резкими и очень мужественными чертами лица, он сразу показался Вестгейту похожим на какого-то актера из картин прошлого века. Еще в леснике было что-то неуловимо схожее с самими братьями. А еще больше — с Игорем Волковым. Только кожа у лесника была словно дубленая, и пегие волосы не поседели, а просто выгорели на солнце.

Игорь молча рассматривал лесника.

— Что, документы показать? — усмехнулся тот.

— Извините, — сказал Игорь. — Я просто засмотрелся. Все-таки настоящий Охотник…

Лесник только бровью шевельнул, но заметно было, что ему сделали комплимент.

— Я ведь из Детей, — заметил он. — Так, мелюзга, второй поток… Ничего особенного.

Вестгейт не понял, о чем речь, но почувствовал, что слово «дети» произносится с заглавной буквы. Потом он вспомнил легенду о «Программе Детей», о подростках, на которых проводились эксперименты по глубокой коррекции личности, снова присмотрелся к леснику и впал в глубокую задумчивость.

— Тем не менее это видно, — кивнул леснику Игорь. — Здравствуйте, Мэдмэкс. В Школе аварийная схема три шестерки.

— Все лучше, чем три ноля, — ответил лесник серьезно, и по лицу его пробежала тень. Вестгейт отметил, что для лесника эти слова имеют какой-то глубокий и не особенно приятный смысл. Он еще раз попытался догадаться, какое же прошлое могло быть у этого странного человека, но на ум ничего не шло. А вот глубокую симпатию лесник у него уже сумел вызвать. Непонятно только как.

— Здравствуй, Боец, — сказал лесник, протягивая внутрь машины крепкую мозолистую ладонь. Игорь с улыбкой ее пожал. — Здравствуйте, Алекс.

— Здравствуйте, — Вестгейт ответил на пожатие, оказавшееся крепким и деликатным одновременно. И еще он успел почувствовать, что из руки Макса толчками выбивается живое и добродушное тепло. Вчера именно так Вестгейта согрела Батарейка. Инструмент для повышения биологической активности живого существа. Вестгейт посмотрел на улыбающегося Игоря и почувствовал себя полным идиотом. Он снова был неизвестно где, и вокруг творилось непонятно что. Причем он был единственным, кто не понимал ну буквально ничегошеньки.

Точнее — не мог поверить в реальность происходящего.

Серый громила Винни оказался крепко принайтован к росшей посреди двора сосне и оттуда молча пожирал гостей недобрым взглядом. За кустиками в дальнем углу некто большой и сильный по-прежнему взрыкивал и шумно кидался грудью на металлическую сетку, но уже как-то лениво, без души, скорее по обязанности.

Вестгейт поставил машину рядом с двумя потрепанными джипами, вышел, захлопнул дверь и огляделся. Хозяйство у лесника было обширное и, судя по всему, крепкое. Но непривычный к местным реалиям глаз Вестгейта тут и там находил следы типично русской безалаберности. Машины оказались грязны, разнокалиберные сараюшки вдоль забора — скособочены, и в целом на дворе, хотя и тщательно выметенном, будто навеки легла печать давнего проклятья. Здесь жили давно и не без удовольствия, но как-то лениво, спустя рукава. В любой европейской стране хозяина такого хутора сочли бы отпетым неудачником.

Понять эту загадочную меланхолию, насквозь пропитавшую каждое движение и даже быт его соплеменников, Вестгейт пока был не в силах. Но то ли он к этому присутствию загадочной русской души во всем и вся уже притерпелся, то ли сказалось влияние брата — так или иначе, поспешных выводов он делать не стал. Наоборот, Вестгейт отметил как положительные черты то, что дом лесника ощетинился антеннами, а грязные машины вид имели очень серьезный, если не сказать — боевой.

Лесник и Игорь, о чем-то между собой вполголоса беседуя, как раз приблизились к Вестгейту, когда он пытался разобрать, какой марки автомобили.

— Это что? — поинтересовался Вестгейт, кивая в сторону джипов.

— Козлы, — ответил Игорь рассеянно, думая о своем.

— А?

— По-русски — «козлы». А в Штатах их называют «Бэби Хаммер». Слушай, похоже, мы тут до вечера задержимся. Может, оно и к лучшему. Хоть немного в себя придем.

— Наши друзья оттуда, — лесник неопределенно махнул рукой, — появятся часам к восьми. Как я понял, они рисуют вам надежные документы, чтобы вы могли потом идти хоть через всю Европу, нигде не останавливаясь.

— Успеем? — Вестгейт посмотрел в ту сторону, где жестом лесника была обозначена Европа.

— А тебе не все равно? — спросил Игорь. — Ты вроде бы говорил, что личную проблему решаешь.

— Ну… — Вестгейт собрался было обидеться, но тут скрипнула калитка, и из-за плотно обрамлявших двор кустов и деревьев появилась женская фигурка.

— А это Тина, — сказал лесник. — Младшая моя. На каникулы приехала. Знакомьтесь, господа.

Игорь присмотрелся и невольно сделал шаг навстречу девушке, которая приближалась легкой походкой, слегка помахивая ведерком, из которого торчала пара мощных чешуйчатых хвостов. В левой руке у девушки была тяжелая профессиональная удочка с кучей навесной электроники.

«Совсем еще девчонка, — подумал Игорь с непонятным умилением. — Лет шестнадцать-семнадцать. Но до чего же хороша… Тина? Валентина, наверное». Она не производила впечатления какой-нибудь там сногсшибательной красавицы. Милое лицо с правильными чертами, разве что кончик носа чуть вздернут, пшеничного цвета волосы до плеч, упругая, чуть тяжеловатая грудь, ничем не сдерживаемая под ковбойкой, небрежно завязанной узлом на гладком животе. Игорь машинально отметил, что ноги у девочки — ничего особенного, и тут его вдруг охватила щемящая тоска. Вцепилась прямо в душу и принялась грызть, да так жестоко, что Игорь невольно подвинул локтем вверх дрыхнущую на животе кляксу, чтобы была поближе к сердцу.

Он неожиданно понял, что уже вырос. Стал окончательно взрослым. И эта мысль, чудовищно дикая для человека двадцати семи лет от роду, буквально вдавила его в землю. Игорь был полон молодых сил и молодой же злобы, у него был игольник за поясом и пистолет под мышкой, локтем он прижимал к себе кляксу, а рядом стоял брат. Еще у Игоря в кармане лежала карточка на имя капитана Бойко, старшего инспектора линейного контроля МВД России. И бензина оставался почти целый бак.

Но что-то очень важное он безвозвратно утратил.

К нему подошла и протянула руку, здороваясь, чужая молодость. Крепкое чистое юное тело, прекрасное самой юностью своей, уже не девственной — это Игорь откуда-то знал, — но от этого только более раскованной и смелой. Тело, дышащее молодой бесшабашной свежестью, которую Игорь уже никогда не ощутит в своих объятиях.

Потому что даже самая красивая девушка столь юных лет, гораздо моложе Игоря, уже не была ему интересна как личность, как человек. Это было проверено и понято давным-давно. Сам Игорь еще мог дать что-то хорошее, принести какую-то пользу студентке-младшекурснице. Но для него тесные отношения с такой девчонкой были исключены. В силу изначальной их бесперспективности и бессмысленности. А еще Игорь терпеть не мог обижать женщин. Но так складывалось, что именно он, с его аномально острым нюхом на человеческую энергетику, всегда раньше партнерши замечал, что пора расставаться. А как только замечал, то уходил. И если вслед ему плакали, это еще было хорошо. Это означало, что он не сделал человеку слишком больно.

— …тина, — расслышал он краем уха.

— А… Да… Игорь, — пробормотал он, легонько пожимая узкую прохладную ладонь.

— Алекс! — возник откуда-то сбоку Вестгейт, расцветая и фонтанируя положительными эмоциями. Игорь неприязненно на него покосился.

— Валентина, можно просто Тина, здравствуйте… Па, оцени!

Лесник заглянул в ведро и одобрительно кивнул.

— Молодцом. Серьезный улов. Конечно, с таким инструментом, как у тебя, даже эти «чайники» много чего наловили бы…

— Ну да, как же! А вот этого? Ты гляди какой!

— Да, этого вряд ли.

Игорь, которого уже слегка отпустило, хмыкнул.

— Дайте мне кило взрывчатки, я вам все озеро выловлю, — заявил он. — Хоть я и «чайник»…

Вестгейт коротко ткнул его локтем в бок.

— Фу! — сказала девушка. — Оно и видно, что «чайник». Как не стыдно! Даже шутить так не смейте!

Лесник довольно заржал и хлопнул Игоря по плечу, будто старого знакомого.

— «Гринпис» в действии! Ты, Боец, наблюдаешь перед собой будущего инспектора-эколога. Знаешь, как стреляет? Белку в глаз, муху в нос! Ладно, Тин, он же не серьезно. Да он и взрывчатки-то сроду в руках не держал, не то что мы. Слушай, лапуля… Что-то я тебе хотел такое умное сказать…

— Что гостей кормить пора, — усмехнулась Тина. — Сделаем. Подходите, господа, минут через пятнадцать.

— Я тебя люблю, — сказал лесник серьезно.

— Подержи, — Тина сунула Вестгейту в руки удочку и ведерко, которые он схватил так радостно, будто ждал этого всю жизнь. А Тина, подпрыгнув, обхватила отца за шею и звонко чмокнула куда-то в ухо.

Она уже ускакала в дом, походя сняв с Вестгейта, будто с вешалки, свои рыбацкие причиндалы, а лесник все стоял с выражением полного блаженства на лице и ковырял пальцем в ухе.

— Удивительно, — сказал Игорь.

— Что? — спросил лесник, по-прежнему улыбаясь.

— Не верится, что тридцать лет назад вас звали Мэдмэкс.

— А-а… Это фамилия у меня подкачала. Я с детства Макс. А потом, когда появилось видео, стал Мэксом. Говорят, в молодости я здорово смахивал на Мела Гибсона, — последнее лесник произнес не без гордости.

— Это кто? Актер какой-нибудь?

— Не видел?

— Не-а.

— Оно и к лучшему. Каждому времени — свои герои.

— Вас помнят, — сказал Игорь. — Про Охотников сейчас целые исследования пишут.

— Н-да? — Мэкс глянул на Игоря недоверчиво, и тот вдруг ощутил легкое покалывание в области переносицы. Сомнений у него не осталось — рядом стоял настоящий сенс. — И что же там пишут? А впрочем, ну его… Не так уж много вы знаете. Все ведь с моих слов, ха-ха…

— Больше никого не осталось? — спросил Игорь осторожно.

— Ну почему же… Человек тридцать есть. Но их не было с нами во время штурма Техцентра. Группа Фо, учебная, сидела в Школе. Они все были молодые, ничего толком не понимали, и Мастер приказал их не брать. А мои ребята отдыхали. Из нашей «трёшки» на штурм пошли только двое — я сам и Серега Лысенко, мой аналитик. Около пятидесяти человек нас было. И собачки. А выжил только я один.

Вестгейт отвернулся и пошел к машине за сигаретами. Опять начиналась китайская грамота, которой он не понимал и понимать не желал. Или скорее не хотел принимать. Лесник рассказывал о штурме Объекта — самовольной операции команды Охотников, положившей конец психотеррору и самому факту существования психотронного оружия. Во время самоубийственного штурма погибли тридцать с лишним человек, а остальные умерли в течение следующей недели. Но их подвиг — а иначе этот поступок никто и не называл — инспирировал расследование, начатое спецслужбами буквально на следующий день. И прямо из сердца государственного аппарата был выкорчеван чудовищный Проект, имевший своей целью тотальное порабощение умов — сначала россиян, а потом и всего человечества.

Вестгейт читал об этом в самолете и сейчас мог почти дословно процитировать соответствующие главы. Все в этой истории сплелось в единый клубок. Фашистская идея «упорядочения поведенческих реакций населения методами психотронного контроля», рожденная еще большевиками. Попытка возродить идею в новом — терапевтическом — качестве уже в постсоветские годы. Побочный эффект работы Объектов — психотронных установок — открывшаяся вдруг дыра в иное измерение, из которой полезли кровожадные монстры. И Охотники — люди с собаками и ружьями, вставшие стеной на пути вторжения тварей.

И где-то в сердце этой неразберихи таилась история форсированного экстрасенса Игоря Волкова, последнего человека на Земле, способного видеть невидимое и совершать невероятное… Вестгейт открыл дверцу машины и устало повалился на сиденье, нащупывая в «бардачке» сигареты. Он вымотался, и ему было нехорошо.

Но даже сквозь усталость он все равно мечтал об этой прелестной светловолосой девчонке. У него уже несколько дней не было женщины, и от этого он чувствовал себя как-то неуютно.

— Как вам удалось выбраться? Тогда, с Объекта? — спросил Игорь Мэкса.

Тот неопределенно качнул головой.

— Вообще-то хороший командир не дает себя убить, — сказал он. — Я не говорю, что другие старшие групп были хуже, просто у меня с детства повышенное чутье на опасность. Меня за это Мастер… в смысле Витя Ларин весьма недолюбливал. Во всяком случае, мне так казалось.

Вдалеке, за кустами, снова разразился лаем большой опасный зверь. Серый крокодил Винни, по-прежнему заякоренный за сосну, шевельнул обрубками ушей и оглянулся.

— Так мне этот концерт надоел, — заявил Мэкс решительно. — Алекс! Будьте добры… Давайте пройдемся до вольера. Пусть они на вас посмотрят.

Вольер оказался разделенным на три части просторным загоном из металлической сетки на двухметровых столбах. Одна собака валялась расслабленной тушей под навесом, а вторая нервно расхаживала по своему отсеку и появление гостей встретила хрипом и рыком. Обе псины были очень красивые — спины и бока черно-серые, а лапы, животы и подпушка хвоста — почти белого цвета. Лобастые и зубастые мощные кобели.

— Батя! — сказал Мэкс рычащему псу. — Ну что такое? Иди сюда!

Пес со странным именем Батя приблизился к сетке, но рычать перестал.

— Фу! — скорее пролаял, чем сказал Мэкс. Игорь уловил, какая богатая у него интонация. В этом «фу» было все сразу — угроза, приказ, укоризна, требование делать что говорят… И собака, похоже, отлично все поняла. Так как заткнулась, вывалила язык и подошла вплотную. Кисточки на ушах у нее забавно топорщились, а пышный загнутый кверху хвост рассыпался на отдельные пряди цвета слоновой кости.

— Вот, смотри, — командовал собаке Мэкс. — Это Игорь. Это Алекс. Покажитесь, Алекс. Да не бойтесь, вы что, кавказов никогда не видели? Вот. Посмотрел? Ну и молодец. Еще раз гавкнешь, пеняй на себя. Господа, это Батя. А вон того флегматика зовут Хунта. Он у нас интеллектуал, и вы ему не интересны, поэтому мы его подзывать не будем. Ну а с Винни вы уже знакомы, он вас, можно сказать, как родных принял…

«Однако интересное у мужика чувство юмора, — подумал Игорь. — Или это у него комплекс застарелый так проявляется? Ведь знакомы мне эти прозвища. Так его коллег Охотников звали, тех самых командиров групп, которые «дали себя убить». Правильно Королев о Мэдмэксе отозвался — мол, тот еще психопат. Хотя, в общем, славный дядька. Одно другому не мешает».

— Ну, вроде бы церемония состоялась, — заметил Мэкс. Он повернулся к братьям, стоявшим бок о бок, и вдруг замер, рассматривая их очень внимательно.

— Что такое? — мгновенно среагировал Игорь. И снова ощутил легкое жжение в переносице. Характерный знак того, что на тебя смотрит находящийся в расстроенных чувствах экстрасенс.

Мэкс замялся и опустил глаза.

— Да так, — пробормотал он. — Показалось.

— Расскажите, — не попросил, а скорее потребовал Игорь.

— Экий ты… — усмехнулся Мэкс. — Горячий.

— У меня есть право задавать вам вопросы, Олег Петрович. Я не могу заставить вас отвечать. Но если вам что-то показалось странным, вы лучше скажите. Я понимаю больше, чем вы можете предположить. Я все-таки из Спецотдела.

Лесник потер ладонью щеку, повернулся к братьям спиной и зашагал к дому.

— Не дави на него… — прошептал Вестгейт.

— Отстань, — прошипел Игорь. — Он что-то заметил…

— Да нет! — сказал Мэкс, внезапно останавливаясь шагов через десять. Сказал, видимо, себе. Вернулся назад. Остановился перед братьями, оглядел их с ног до головы и аж скривился от напряжения. Братья молча ждали.

— Действительно, странно… — пробормотал Мэкс. — Но у меня из головы не идет один случай. Просто чертовски давно это было. Ребята, а не может быть такого, чтобы у одного из вас в Проекте отец работал?

— Где? — переспросил Игорь, не веря своим ушам.

— Ну, в Проекте, где ж еще. Как вы его теперь называете… Федеральная Контрольная Служба. Одна х…ня.

Игорь медленно повернулся к Вестгейту.

— Алекс, — сказал он. — Ты не мог бы Тине с завтраком помочь? А мы подойдем чуть позже.

— С превеликим удовольствием, — кивнул Вестгейт и мгновенно исчез за кустами.

— Я что-то не то сморозил? — поинтересовался Мэкс удивленным шепотом.

— Пока не знаю, — сказал Игорь. — Слушайте, Олег Петрович, давайте повторим. Вы сказали, что Проект и ФКС — это одно и то же. Или я вас неверно понял?

Лесник посмотрел на Игоря озадаченно.

— Разумеется, — ответил он. — Официальное название Проекта всегда было — Контрольная Служба. Только при большевиках он назывался Государственной Контрольной Службой СССР, это я точно знаю, мне Тим говорил. А потом, когда его в середине девяностых возродили, он стал называться ФКС. А ты что, не знал?

— Это какой еще Тим вам говорил?

— Ну… Тимофей Костенко. Я его видел как раз перед той заварухой… Перед штурмом.

Игорь заложил руки за спину и прошелся туда-сюда перед лесником. Из-за сетки на него ошарашенно таращился кобель Батя. Видимо, на его памяти с хозяином никто так себя не вел.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Игорь. — Проект ведь был уничтожен… Расформирован. Разве нет? И вообще, откуда вы-то делаете такие умозаключения?

— Милый мой! — воскликнул Мэкс. — Я же был по этому делу у Безопасности главный свидетель! Ха! Никто Проект не расформировывал. Ты что! Огромная спецслужба, тысячи человек народу, офисы, агентурная сеть, производственные мощности… А сколько институтов на него пахало? Это же просто… Просто не по-государственному было бы — ломать такую отлаженную машину. Это Ларин мечтал ее до основания снести. Конечно, я тоже думал, что, как только мы устроим бунт, Проекту кранты. И действительно, уже через сутки после штурма на Проект наехала Безопасность. Которая, оказывается, давно на этих мерзавцев зуб точила. А потом они присмотрелись, осознали, что к чему, и просто фирму обезглавили. Поставили свое руководство. И все заработало по-прежнему, только в другом ключе. Ты пойми, родной, главное ведь в Проекте — идея! Ее реализовывали негодными фашистскими методами. Значит, методы нужно было сменить. Вот и все. Честно говоря, ты меня удивил… Я думал, ты в курсе.

— Так какая же у Проекта идея? — спросил Игорь, глядя себе под ноги.

— Контроль, — ответил Мэкс жестко. — Но согласись, в понятиях большевиков и в современном контексте это совершенно разные вещи, разве не так?

— Может быть… — пробормотал Игорь неуверенно.

— Не «может быть», а так точно. Ты думай, с кем говоришь. Уж если кто и должен ненавидеть эту структуру, так это я. Да, я не прошел обработку, я не стал таким, как Тим Костенко или Витя Ларин. Я остался человеком. Но я тоже с детства и по сей день под колпаком. Сначала меня держали за холку, потому что какая-то сука еще до моего рождения вычислила, что я неблагонадежен и не готов к борьбе за дело Коммунистической партии! Потом меня затащили в Охотники, потому что решили использовать как пушечное мясо! И наконец я торчу здесь, в этой жопе, в этой глуши несусветной, потому что слишком много знаю! Теперь можешь себе представить, где у меня сидит этот ваш Проект?!

— И тем не менее вы с этой фирмой сотрудничаете и сейчас держите для нас коридор…

— Я поверил, — сказал Мэкс, и Игорь понял — он действительно верит. По меньшей мере в то, о чем говорит. — Может быть, это моя беда. Но все-таки я работал в Проекте без малого десять лет. Я знаю эту структуру. Я ведь потом еще наблюдал, как она перестраивалась, когда руководство взяла на себя Безопасность. И я принял главную идею Проекта, основную, которая всегда была нормальной, пока на нее партийной идеологии не понавешали. И я готов ради этой идеи делать то, что я делаю.

— Ради контроля?..

— Ради блага моей Родины. Неужели это так сложно понять, Игорь?

— А вы уверены, что ФКС обеспечивает именно благо вашей Родины, Олег Петрович? — спросил Игорь очень вкрадчиво.

Лесник презрительно фыркнул.

— Вообще-то наше поле деятельности сейчас — общественное благо в масштабах всей планеты, — заметил Игорь.

Лесник не выдержал и расхохотался. Игорь внимательно следил за его реакцией и ждал.

— Х…ня! — заявил Мэкс, отсмеявшись. — Ты просто еще молодой.

— Ладно, — сказал Игорь, выставив перед собой ладонь, будто в попытке защититься от чужого и чуждого мнения. Теперь он понимал, отчего Мэдмэкс стал одним из командиров у Охотников. Господин Максаков умел транслировать эмоции. Он вбивал в тебя свою правду так, что она становилась и твоей правдой тоже. Каждое слово лесника будило в Игоре подозрения — а не прав ли этот старый черт? А не было ли так на самом деле? И почти со всеми выкладками Мэкса Игорь уже был готов согласиться целиком и полностью. Ему самому не хватало крошечного сигнала, буквально нескольких байтов информации, чтобы тоже все понять.

Нужно было всего лишь посмотреть на проблему под тем же углом, что и старый Охотник.

— Ладно, — повторил Игорь. — Я еще молодой, и я не все понимаю.

— Да тут понимать нечего, — заявил Мэкс безапелляционно. — А «русская культурная экспансия» — что, по-твоему? Не есть ли это глобального масштаба акция по установлению контроля? Отчего это якобы спонтанно возникла непреходящая мода на все русское, которая держится уже пять лет и с каждым годом становится все глубже? Почему сам термин — довольно агрессивный, согласись — произносят по всему миру чуть ли не с наслаждением? Откуда он взялся, этот термин, вообще? Ты уверен, что он именно в Брюсселе впервые прозвучал, а не у Папы в кабинете?

— Перестаньте… — упавшим голосом попросил Игорь. Спорить с Максаковым было невероятно сложно, точнее говоря — не получалось вообще.

— А как звучит смачно: «русская культурная экспансия»! — продекламировал Мэкс. — Знаешь, что это такое? Отличная терапевтическая метафора! Инструмент нейролингвистического программирования! Русские идут — и все счастливы!

— Ну какая еще метафора… — отмахнулся Игорь устало. — Вы бы хоть в учебник русского языка заглянули для начала…

— Балбес! — опять рассмеялся Мэкс. — Головой думай! Головой!

— Папа! Ну где вы там?! - позвала Тина с крыльца.

— Сейчас идем, солнышко! — отозвался лесник. Игорь воспользовался моментом и перехватил инициативу.

— Отлично! — сказал он со всей возможной эмоциональной насыщенностью в голосе. — Вы мне дали огромную пищу для размышлений. Теперь я отвечу на ваш вопрос, если вы не забыли, конечно.

— Да? — Мэкс склонил голову набок и прищурился, вспоминая.

— Действительно, вы совершенно правильно заметили, у одного из нас отец работал в ФКС. Только это было очень давно, лет двадцать назад, не меньше.

— У него, — Мэкс ткнул пальцем в сторону дома.

— Допустим, у него.

— Ну, все правильно, — кивнул Мэкс. — Я же помню. Как будто его опять увидел, такое сходство. Конечно, сын отцу не чета, но теперь ведь таких вообще не делают.

— Каких? — спросил Игорь.

— Парень, — сказал лесник. — Хоть ты из Спецотдела, но, кроме глубокого сожаления, никаких эмоций у меня не вызываешь. Понял?

— Как прикажете, — Игорь карикатурно поклонился.

— Ты чему-то обучен, ты что-то знаешь, но сродниться с этой информацией ты не сумел, — обвинил лесник. — Для тебя она все еще на уровне сказок. Ты слышал о Детях, слышал об Охотниках, имеешь самое общее представление о том, что такое Проект… Но ты все еще ничего не принимаешь близко к сердцу. А я, наоборот, иначе уже не могу. Наверное, дело в том, что я десять лет охотился на зомби. Сменил за это время трех собак. А сколько людей рядом со мной на куски порвали… Неважно. Тебя ведь что интересует, мальчик? Как это я умудрился через двадцать лет узнать черты того, с кем всего лишь раз поговорил, то ли в пятом, то ли в шестом, короче говоря, в две тыщи лохматом году… Угадал?

— И это тоже, — согласился Игорь, стараясь не вспылить и не наговорить старику гадостей. Клякса во внутреннем кармане мелко вибрировала и просилась на волю, у нее было хорошее настроение. Кобель Батя у себя в вольере явно ее почуял и тянулся носом к сетке, глядя Игорю под мышку.

— Я не мог его не запомнить на всю жизнь, — сказал Мэкс очень жестко. — Потому что когда один раз увидишь такого человека… Или это уже не человек — не знаю. В общем, не забудешь. А я до этого видел Тима и говорил с ним. Мне было с чем сравнить. И когда приехал этот… Волков, я сразу понял, что он такое.

— И что же он такое? — спросил Игорь осторожно.

— Я не знаю, каков он теперь. Но тогда это был чрезвычайно мощный форсированный сенс. Чудовищно мощный. И он умел своим даром владеть. Если бы я отказался говорить, он бы мне вывернул мозги наизнанку. Но я хотел говорить с ним. Ностальгия — понимаешь?

Игорь кивнул. Во рту у него пересохло. Он чувствовал сейчас малейшие оттенки эмоций Мэкса. Аномальная энергетика сенса и болезненная восприимчивость Игоря, что называется, нашли друг друга.

— В Проекте было много форсированных, — продолжал Мэкс. — Целый институт. Старшим у них был такой доктор… Доктор Самохин. Он разработал эту систему, он делал из простого сенса настоящего сверхчеловека. Я их хорошо знал, они ходили с нами на охоту, помогали находить этих тварей поганых. Хорошие были ребята. Но за всю свою жизнь я только дважды встречался с действительно невероятными людьми. Первый был Тим Костенко. Второй был Волков. Понимаешь, этого не забыть. Обычный форсированный сенс чуял все, что происходит вокруг него, за километр. Мог болячки всякие лечить наложением рук. А вот атакующей силы у него почти не было. Их специально так программировали, чтобы они не могли наносить людям вред. А вот Костенко или этот Волков… Понимаешь, он мог сказать мне: «Мужик, ты лягушка». И если бы он это сделал, мы бы сейчас не разговаривали. То есть ты бы говорил. А я — квакал…

— О чем он спрашивал вас тогда, Олег Петрович?

— Да знаешь… — Мэкс на секунду задумался. — Интересно. Собственно, о том же, о чем и ты. Почти слово в слово.

— Его интересовало прошлое Службы?

— Да, — кивнул Мэкс. — Он именно это и хотел понять — есть ли связь между Службой и Проектом. А я что… Сам подумай, что я мог ему сказать? Сидит передо мной следователь из Спецотдела, задает вопросы. А я вижу, что он не просто следователь. Если бы я даже и захотел соврать, он бы это тут же увидел. А кто его знает, чего он меня допрашивает? Может, его нарочно подослали. Выяснить, не скрываю ли я чего… Они же из меня буквально душу тянули год за годом.

— То есть? — не понял Игорь.

Мэкс неприятно скривился и что-то себе под нос прорычал.

— Как у Королева сына зовут? — спросил он неожиданно.

— Анька и Танька, — мгновенно среагировал Игорь. — Интересное имя для мальчика, правда?

— От меня не отставали лет десять, — вздохнул Мэкс. — Выгнали из Москвы, засунули сюда и давили на психику умело и равномерно. А потом Королев меня прикрыл. Нужно сказать, я ему по гроб жизни обязан. Потому что, когда эти мудаки ко мне в последний раз явились, я их собаками потравил.

Игорь закурил. Мэкс шевельнул подбородком, и Игорь сам не понял, что делает, пока не убрал зажигалку в карман. А Мэкс пускал дым колечками и глядел сквозь них, будто силясь увидеть что-то важное.

— Два или три раза в году, — сказал он наконец. — И всегда неожиданно. Приезжала ко мне пара уродов якобы из научного сектора. Но рожи у этих ученых были те еще… И старательно меня расспрашивали, а точнее, допрашивали, что я помню о психотронном оружии. Все до мельчайших подробностей.

— А вы-то тут при чем? — окончательно растерялся Игорь.

— Так у нас же были ручные лучеметы. Мы их называли «пульсаторы», они были настроены на короткие импульсы. Вылетает такая молния голубая… Считалось, что она невидимая, но все ее почему-то видели. Охотники сначала ходили с помповыми ружьями, но у этих тварей, у зомби-мутантов, были невероятно крепкие ткани. Их приходилось буквально на части рвать картечью… А потом, как раз меня в Охотники завербовали, выдали нам такие штуки, похожие внешне на штурмовые винтовки. И только много позже выяснилось, что это были ручные психотронные пушки. Гениальное оружие. Подходишь к стене и начинаешь по ней колошматить, а за стеной все падают… Никакой танк не страшен, да что танк, самолет можно сбить запросто. Человек просто впадает в кому, и все. А потом либо умирает, либо все равно не жилец.

Игорь кивнул. Мэкс затоптал окурок и с тоской посмотрел на молодого и необстрелянного собеседника, который ни разу в жизни не ходил в облаву на зомби-мутанта.

— Конечно, наши пушки были перенастроены для стрельбы по тварям, — продолжил он. — Но потом один урод сумасшедший выстрелил из пульсатора в настоящего живого человека. И тот моментально коньки отбросил. Ну, и так далее, ты ведь в курсе, верно? Так что психотронное оружие я два-три раза в неделю держал в руках и пускал в ход. Конечно, ничего особенного рассказать я о нем не мог. Но тем не менее ко мне приезжали и меня допрашивали. Сначала я терпел. Потом начал обижаться вслух и в доступной мне форме. А в последний раз собак выпустил, и уехали от меня эти чудики очень быстро.

— До чего же мне все это не нравится! — сказал Игорь сквозь зубы.

— Королев просил меня ответить на все твои вопросы, — вздохнул Мэкс. — Я ответил. Теперь делай, что знаешь. Увидишь Волкова — скажи, что я его не забыл.

— Увижу, — кивнул Игорь. И почувствовал вдруг глубочайшее отвращение при самой мысли, что это рано или поздно случится.

Глава 13. Пятое июня, полдень

— Мне тут нужно смотаться по делам, — сказал Мэкс Игорю после завтрака. — К обеду вернусь. А ты проследи, чтобы твой напарник не безобразничал.

— А я? — ехидно спросил Игорь.

— Ты — не будешь, — заверил его Мэкс. — Может, я и старый уже, но пока что не слепой. К обеду вернусь. Королеву привет.

Мэкс сел в один из джипов и уехал. Вестгейт спал в комнате для гостей. Тина на кухне чистила рыбу — по старинке, вручную. Игорь забрался в машину и позвонил начальнику.

— Поговорили? — спросил Королев.

— Угу, — промычал Игорь.

— Интересно?

— Неожиданно.

— Вот то-то и оно. Ну ладно, вернешься — обсудим.

— Как на Службе дела?

— Так себе, — вздохнул Королев. Голос у него был какой-то неживой: то ли не отошел еще шок от «промывки», то ли дела были на самом деле не очень.

Игорь убрал телефон и задумался, как бы половчее убить время. Анализировать полученную от Мэкса информацию ему не хотелось совершенно. Очень уж она оказалась не к месту. То, что Служба интересовалась перспективными вооружениями, ни для кого секретом не было. Но психотроника даже на Службе считалась технологией запредельной и крайне опасной для человечества. Уничтожение психотронного оружия и установление жесточайшего контроля над исследованиями по биоэнергетике всегда преподносились как большая заслуга Службы на пути к безопасному миру.

И за какие-нибудь десять часов узнать дважды из разных источников о том, что это не совсем так, было по меньшей мере неприятно.

Игорь разобрал и почистил оружие, поиграл немного с кляксой и вытряхнул из машины накопившийся мусор. Открыл капот и долго разглядывал его внутренности, соображая, все ли на месте. Проверил уровень масла в двигателе. Потом уровень всего жидкого везде, куда оно было налито. Забрался под машину и передергал все, что там торчало. Вознамерился было подкачать колеса, но давление оказалось в норме. Тогда Игорь всерьез забеспокоился. Наверное, впервые в жизни ему было скучно. Обычно он скуки не знал, потому что всегда находил, о чем поразмыслить. Но именно сейчас размышлять он не хотел, потому что в голову назойливо лезла одна и та же мысль — а как именно сумасшедший Дядя собирался использовать оружие массового поражения, окажись оно у него в руках?

И какого черта делал такой психопат в должности первого заместителя директора Службы, организации, знаменитой своими опытными психологами?

И кто же все-таки убивает нелегалов?

А главное — зачем?

И когда все эти вопросы нависли над Игорем грозовой тучей, он совершил героический по собственным меркам поступок. Достал из-под крыльца ржавое ведро и отправился на озеро за водой, чтобы помыть машину.

Озеро было небольшое, примерно километр на два, но такой необыкновенной красоты, что Игорю сразу же стало легче. Он уселся на мостки, закурил, разулся, опустил ноги в прохладную воду и погрузился в транс глубокого соприкосновения с природой.

В таком обалделом состоянии его и нашел Вестгейт.

— Неплохо, — отметил он благосклонно. — Не Лох-Несс, конечно, но вполне пристойно.

— Сноб заморский, — проворчал Игорь. — Несси Фэрис Ромбоптерикс.

— Это что еще такое?

— Так лох-несское чудовище по-латыни называется. У нас, между прочим, свои водятся не хуже. И недалеко отсюда, километров пятьсот, в Тверской области.

Вестгейт недоверчиво глянул на Игоря, но ничего не сказал и уселся рядом.

— Отдохнул? — спросил Игорь.

— Жить можно, — ответил Вестгейт.

— А работать?

— В смысле?

— В смысле гипноза.

— Слушай… А ведь мы с тобой всего лишь сутки как познакомились. Ты уверен, что в достаточной степени мне доверяешь? Мало ли, о чем я тебя начну выспрашивать…

— Это твое личное дело, — сказал Игорь жестко, глядя Вестгейту прямо в глаза. — Мне важен результат. И выбирать не приходится. Кроме того… — Он секунду помедлил, не отводя глаз. Взгляд был пронизывающий, и Вестгейт выдержал его с трудом.

— Кроме того, — повторил Игорь, — у меня такое ощущение, что я на самом деле тебе доверяю.

Вестгейт тяжело вздохнул и отвернулся.

— Я родился в девяносто восьмом, — сказал он глухо. — К этому времени мать и отец уже точно знали, что никогда не смогут жить вместе. Они расстались где-то примерно в девяносто пятом. Но как минимум раз в году все равно встречались ненадолго. Предавались, как я понимаю, любви и воспоминаниям. Любили друг друга и оскорбляли. И наоборот. Думаю, каждому было что вспомнить и в чем другого обвинить. Их роман тянулся не меньше пяти лет чистого времени, с перерывами на мамино первое замужество и еще какие-то периоды, когда отец находил силы послать ее к черту и уйти. Но он каждый раз возвращался. Это была какая-то безумная и трагическая любовь. Когда люди понимают, что они не пара, но оторваться один от другого не могут.

Игорь молча закурил сразу две сигареты и одну сунул Вестгейту. Тот, не оборачиваясь, благодарно кивнул и сделал несколько жадных затяжек.

— И в девяносто пятом они таки расстались навсегда, — продолжал он, глядя на колышащиеся вдалеке камыши. — Мама опять вышла замуж, и снова ненадолго. Наверное, она так пыталась стереть из памяти образ Игоря Волкова, но все, что подворачивалось ей под руку, ни в какое сравнение с ним не шло. Она потом сказала, что в ее жизни был только один мужчина — он. А остальные не в счет. И, короче говоря, в один прекрасный день она решила, что ей пора заводить ребенка. Пришла к отцу и сказала — давай. Ребенка хочу только от тебя и ни от кого другого. А отец, как я понял, был тогда в какой-то жуткой депрессии. Вплоть до мыслей о суициде. И сам факт того, что хоть что-то от него на земле останется, видимо, пришелся ему по душе. При том что он маму к тому времени успел окончательно возненавидеть. Знаешь, я его понимаю. Насколько я знаю свою матушку, крови она ему успела попортить более чем достаточно…

— Какая она? — спросил Игорь.

— Она жутко красивая. До сих пор. А еще она удивительно жесткая и расчетливая во всем, что касается ее интересов. И моих. Из нее вышла хорошая мать. Думаю, отец успел все это просчитать, когда принимал решение.

— А о нем она что говорила?

— Мало она говорила. — Вестгейт тяжело вздохнул. — Ей до сих пор нелегко дается вспоминать отца. Само решение сообщить мне о том, чей я сын, ей было тяжело принять. Нужно сказать, она долго и грамотно меня готовила к этому знанию. Вот… А про Волкова говорила, что он чертовски умный, но совершенно не от мира сего. Она пыталась его немножко, как это… Приземлить, да. Но он упорно сопротивлялся. У него был в молодые годы этакий комплекс Иисуса Христа. Он полагал, что однажды ему придется сделать что-то выдающееся. Вернуть какой-то долг, который он за собой ощущал. Некий долг перед Мирозданием в целом, и никак не меньше.

— Возможно, он уже тогда чувствовал в себе дар сенса, — предположил Игорь.

— Теперь мне кажется, что это именно так, — кивнул Вестгейт. — Я очень много думал об этом ночью, пока вел машину… Согласись, ощутить себя человеком с паранормальными способностями в мире, где эти способности абсолютно не востребованы, более того, где их не хотят, не терпят даже…

— Большая ответственность. Страх раскрыться. Боязнь втянуть в эту проблему близкого человека.

— А может быть, он что-то ей и рассказал… — заметил Вестгейт еле слышно. — Знаешь, ведь очень даже может быть…

— Но тем не менее она пришла к нему.

— Да, брат. И они о чем-то договорились. Тут я не знаю, верить ей или не верить. Понимаешь, она была чертовски обозлена на Волкова поначалу. По ее словам, когда я родился, она хотела, чтобы отец хоть изредка приходил. Но он категорически не желал видеть своего ребенка.

— Не верю, — тут же сказал Игорь.

— И я не верю. — Вестгейт повернулся к брату и посмотрел на него в упор. — И раньше не верил, а теперь совсем не верю.

— Ставлю ящик бренди, что отец изначально не хотел иметь с тобой ничего общего и об этом был уговор. А твоя мать все надеялась, что Волков этот уговор нарушит. Извини, конечно…

— Ничего, все нормально. И я думаю, отец знал, что рано или поздно я его найду, — сказал Вестгейт. — И у него есть для меня какое-то достаточно убедительное объяснение всему, что случилось.

— Вообще, тебе грех жаловаться, — заметил Игорь.

— А кто сказал, что я жалуюсь? — усмехнулся Вестгейт. — Я просто хочу его увидеть. И все наши распри вчерашние, за которые я еще раз прошу у тебя прощения…

— Ерунда, — отмахнулся Игорь. — Это ты меня извини.

— Ладно, забудем. В общем, я вообразил, что ты стоишь между ним и мной.

— Я просто растерялся.

— Ну и слава богу, что мы теперь вместе. А мы вместе, правда?

Игорь протянул Вестгейту руку, и тот ее торжественно пожал.

— Вот, собственно, и все, если вкратце, — сказал Вестгейт. — Мама говорила, что у отца есть семья, есть сын немного моложе меня. Что отец нашел приличную работу, но как был чудаком, так им и остался. И что это самый лучший человек на свете. Ну, я все рассказал. И теперь я могу с тобой работать как психотерапевт. Имею право, ты понимаешь?

— А как тебя занесло на Службу? — спросил Игорь.

— Читай устав, — посоветовал Вестгейт ощутимо напрягшимся голосом.

— У меня этот устав вот где, — Игорь провел ребром ладони по горлу. — Я только и делаю, что его нарушаю.

— А другие? — спросил Вестгейт.

— Что другие?

— Те, от кого ты ждешь, что они в ответ тоже его нарушат.

— Ах, вот ты о чем… — протянул Игорь. — Какой ты, однако… Просто не брат, а целый брат по разуму. Слушай, Алекс, а ты ведь редкостный хитрец! Ты настолько не глупее меня…

— Кто говорил, что я глупее тебя?

— Я, — ответил Игорь очень уверенно. Вестгейт подавил усмешку. До него уже дошло, что Игорь сам для себя — непререкаемый авторитет.

— И как ее зовут? — поинтересовался Вестгейт.

— Читай Устав! — рассмеялся Игорь.

— Хорошо, — кивнул Вестгейт. — Оставим. Так в чем твоя проблема, брат?

— У меня есть подозрение, что мной манипулируют, — сказал Игорь. — То, что я говорил вчера насчет этого нападения по дороге… Ну, что оно нарочно подстроено, чтобы нас к чему-то принудить. Это я глупость сказал. Но мысли у меня в этом направлении крутятся неспроста. Я очень странно чувствую себя в последние дни. Пришибленно, что ли… Видишь ли, Алекс, я чертовски не хочу, чтобы наш с тобой крестовый поход завершился. Не знаю почему. Но я бы дорого дал за то, чтобы мы так и не добрались до Волкова. Меня не оставляет предчувствие беды.

— А как ты ее видишь? — спросил Вестгейт очень мягко, но уже не включая «фирменного» голоса.

— Беду? — Игорь задумался. — Там случится что-то очень нехорошее. Понятия не имею, какую оно примет форму. Но дело вообще не в этом. Понимаешь, Алекс, я ведь на Службе знаменит своеволием, а также грубостью и нетактичным поведением. Если бы я не был приманкой для Волкова, меня бы давно уже выгнали к чертовой матери. А веду я себя так, потому что привык верить своей интуиции. Если я чувствую, что надо сделать так, а не иначе, то на приказы мне плевать. Все будет сделано только по-моему. И меня же еще похвалят. Потому что я никогда не ошибался раньше, понимаешь? Главное — следовать первому импульсу, и все будет нормально. Это у меня с детства. Какая-то аномалия в энергетике, наверное.

— И когда тебе приказали ехать со мной к отцу, первой твоей реакцией было отторжение, — угадал Вестгейт.

— Но я согласился, — развел руками Игорь. — Знаешь, брат, у меня было такое ощущение, будто я во сне. В голове опилки, руки как ватные, и вообще, словно это не я, а кто-то другой сидит и головой кивает. Более того, я начал себя уговаривать, что вот наконец-то появился хороший повод утрясти личные проблемы. Волкова увидеть, с тобой познакомиться… Но первый импульс был — нет, ни в коем случае, не соглашайся, ничего не подписывай, беги со всех ног. Я только позже на голой логике сумел убедить себя, что бояться нечего.

— И на этом основании ты делаешь вывод…

— …что мне была дана какая-то установка, — закончил Игорь мысль брата.

— Допустим, — сказал задумчиво Вестгейт. Он встал и с хрустом потянулся. — Допустим…

— Ты мне верь, — посоветовал Игорь с нажимом. Он взял сапоги и принялся обуваться. — Если ты — брат по разуму, тебе положено. Не тормози.

— Да я верю, тебе виднее. Хорошо, допустим, было гипнотическое внушение. Это самое простое, а главное — быстродействующее. Ты ведь недавно почувствовал давление, верно?

— На днях, — пробормотал Игорь, тоже вставая. — И я уверен, что это была какая-то целенаправленная установка, напрямую связанная с нынешним кризисом.

— Вспомни, — попросил Вестгейт. — С тобой ничего странного не происходило в последние дни? Если тебя гипнотизировали, то должен быть небольшой провал в памяти, скорее даже ощущение, что ты чего-то не расслышал в разговоре с кем-то. Отвлекся вдруг и не расслышал.

— Да ты знаешь, — нахмурился Игорь, — столько было диких разговоров и идиотских ситуаций… — И тут он осекся.

Вестгейт с трудом подавил в себе желание протянуть руку и взять Игоря за плечо — так вдруг изменилось его лицо.

— Елки-палки, — сказал Игорь без малейшего выражения, глядя под ноги. — Черт побери. Не может быть такого.

— Объясни, — попросил Вестгейт. — Давай вместе.

— Да очень уж все на поверхности, — пробормотал Игорь, поднимая на брата полные недоумения глаза. — Ведь действительно был такой момент, и не далее чем третьего дня. А знаешь, где? У Папы в кабинете. На личной встрече. Секретной даже от своих, в обход протокола.

— Пойдем, — сказал Вестгейт. — Попробуем.

— Как это делается технически? — спросил Игорь.

— Ну, сначала мы во всех подробностях вспомним, о чем был разговор и что там происходило вообще, какая была обстановка… Это можно? Ты не против?

— Да ерунда, мы же там не судьбы мира обсуждали…

— Отлично. А потом я тебя слегка загипнотизирую…

— В чем бы ни заключалась установка, скажи, реально ее сломать или нет?

— Любую установку можно сломать. Видишь ли… Отчего возникает это ощущение провала в памяти? От того, что тебе в конце сеанса дают приказ на забывание. А я в конце нашего с тобой сеанса такого приказа давать не буду. И когда ты проснешься, то будешь помнить все. И тогда уж сам разберешься, как тебе относиться к тому, на что тебя пытались запрограммировать. Если тебе эта установка не понравится, ничто тебя не заставит ее выполнить.

— Она мне точно не понравится! — заявил Игорь агрессивно.

— Надеюсь, что ее вообще не было, — процедил Вестгейт.

— Она была, — заверил его Игорь. — Точно была, не надейся. Не могло ее не быть. Этот негодяй поймал меня как мальчишку. Просто классический прием — заставил смотреть на ритмично качающийся блестящий предмет. И нагло так! Даже не попытался сгладить переход к действительности! Я точно помню — сидел и таращился на эту штуковину. А потом смотрю — пепельница стоит, и ничего больше. А у него, паразита, рука трясется, и потный он весь, будто штангу поднимал. Вот сволочь!

Вестгейт сокрушенно вздохнул и потер ладонью щетину на подбородке. Рассказ Игоря был слишком правдоподобен для того, чтобы не рассеять сомнения. И в то же время Вестгейта не покидало ощущение, что он участвует в каком-то дешевом любительском спектакле. Будто его силком заставляют произносить банальности и делать глупости. Действительно, как заметил Игорь, «очень уж все на поверхности». Вестгейт считал так же. И ему было весьма не по себе.

— До чего же мне все это не нравится! — сказал он.

Глава 14. Пятое июня, день

Игорь лежал на диване в гостиной и курил, пуская дым в раскрытое настежь окно. За стеной глухими прибойными волнами шумел лес.

На животе у Игоря лежал снятый с предохранителя девятимиллиметровый пистолет с двадцатью патронами в магазине и одним в стволе. Левой рукой Игорь прижимал к щеке кляксу.

Ничего особенного, просто защитная реакция.

Специальному уполномоченному Федеральной Контрольной Службы Игорю Игоревичу Бойко приказали убить своего отца.

Не подвергая опасности собственную жизнь, не рискуя понапрасну. Но как только подвернется случай, всадить несколько пуль Волкову в голову. Может быть, из этого самого именного пистолета, который сейчас тяжело покачивался в такт дыханию Игоря.

«Ты хоть что-нибудь понимаешь?» — спросил Вестгейт обескураженно.

«Какие же мы молодцы, что догадались это сделать», — прошептал Игорь вместо ответа.

«Это ты молодец», — сказал Вестгейт и ушел. А Игорь схватился за оружие и долго не мог выпустить из руки излучающую спокойствие огнестрельную смерть.

«Теперь мы просто обязаны дойти до конца, — подумал он. — Я увижу его и скажу — здравствуй, отец. Несколько дней назад произошло нечто вроде стихийного бедствия, и под ударом оказалось полтораста тысяч ни в чем не повинного народу. Служба уверена, что ты можешь разрешить этот кризис и вытащить людей. Но она же, Служба, приказала мне застрелить тебя. А теперь разбирайся сам, что все это значит. А мне, пожалуйста, дай чего-нибудь выпить… Интересно, какое у него будет выражение лица. Красивого мужественного лица, совсем не похожего на мое. Интересно, как он посмотрит на Алекса, свою более удачную копию. А еще интересно, сколько я успею выпить, прежде чем упаду…»

Игорь выбросил окурок за окно, убрал пистолет в кобуру и, небрежно подбрасывая на ладони кляксу, поднялся на ноги. Он окончательно утратил желание и способность анализировать происходящее. Видимо, наступила эмоциональная перегрузка, потому что Игорю стало просто все равно. Впереди был тупик. В нем, правда, брезжила надежда на то, что умный Волков придумает, может быть, как же дальше жить на белом свете его непутевому сыну. Но надежда эта была весьма зыбкой. Великая и гуманная Служба, опора прогрессивного человечества, вдребезги подставила своего верного бойца по прозвищу Боец. Единственное, что теперь Игорь ощущал по отношению к Службе, было угрюмое злорадство от того, что для этой милой организации настал, похоже, судный день.

А больше Игорь вообще ничего не чувствовал. Он только хотел найти Вестгейта и как-то его успокоить, потому что брата неожиданное открытие потрясло до глубины души. Бедняга явно не ожидал, что рядом с ним уже сутки находится этакая самоходная бомба, зомбированный убийца. Игорь спрятал кляксу за пазуху и вышел из дома.

Двор оказался пустынен — Винни снова нес караульную службу на дороге, залегши в тени распахнутой воротины. Игорь огляделся и решил уже подать голос, когда со скрипом приоткрылась дверь большого сарая, где лесник хранил какое-то ненужное барахло. Игорь посмотрел в ту сторону и мгновенно отскочил за сосну.

Из сарая вышел, а скорее даже выполз дипломатический советник Вестгейт. Был он согнут пополам, глаза имел неестественно круглые, а обеими руками вцепился себе в гениталии. Прислонился к стене, глубоко вдохнул, несколько раз присел и, не отпуская рук от зашибленного места, заплетающейся походкой уковылял, кряхтя, за забор, к озеру.

Игорь обалдело помотал головой. А потом быстрым, но совершенно бесшумным шагом, отточенным на занятиях по оперативной подготовке, двинулся к сараю. Приблизился вплотную и нашел здоровую щель в рассохшейся стене. И тут же услышал тяжелое, с пристаныванием, дыхание. А потом в ярком свете, бьющем сквозь дырявую крышу, увидел Тину.

Запрокинув голову и широко раздвинув колени, она лежала на куче рыбацких сетей. Ковбойка ее была теперь расстегнута, джинсы спущены до щиколоток. Левой рукой Тина судорожно и грубо мяла свои туго напрягшиеся груди. А правой крепко держала себя между ног, и только по тому, как пульсировала жилка на предплечье, можно было понять, что пальцы ее сейчас шевелятся в бешеном темпе. Зрелище было жесткое, агрессивное и очень красивое.

Обомлевший Игорь смотрел, как девушка, кусая губы, терзает себя в раздирающей тело и душу ласке. Она стонала все громче, ее большие темно-коричневые соски топорщились, и из ложбинки между грудей радужной змейкой прыгнула на живот струйка пота, а на щиколотках то натягивались, то собирались в складки простенькие белые трусики в трогательный зеленый горошек.

Боясь лишний раз пошевелиться, Игорь смотрел, как играют тени на бьющемся в экстазе молодом женском теле. Он не мог оторвать глаз от этой прекрасной картины, ему хотелось смотреть и смотреть, и волна желания прокатилась по нему с ног до головы, заставив Игоря вздрогнуть. Он почувствовал, как учащенно начало биться сердце, и с удивлением обнаружил, что его дыхание ускоряется, будто пытаясь войти в тот же нарастающий ритм, что сотрясет на его глазах ласкающую себя девушку. Она вдруг изогнулась так, что на мгновение сделала немыслимый «мостик» на пятках и голове, и с хриплым стоном рухнула навзничь.

Игорь с усилием засунул руки в карманы джинсов, поворочал затекшей шеей и снова приник одним глазом к щели. Тина лежала, безвольно разбросав в стороны руки, капельки пота стекали по ее животу и бисером играли среди взлохмаченных золотистых волос на лобке.

Игорь не без труда отлип от щели, кое-как дохромал до крыльца, полулежа сполз на ступеньки и закурил. На него вдруг снизошло нечто вроде просветления. Увиденное вышибло его из области загадок и тайн и напомнило, что есть на свете нормальные человеческие ценности, ради которых стоит жить. И если любого другого человека на месте Игоря упругая и мучительная тяжесть внизу живота заставила бы в подобной ситуации лезть на стену или яростно мастурбировать, то Игорю просто стало хорошо. Усталый мужчина с кучей проблем в жизни и комплексов в душе, он лежал себе на крылечке, дымил сигаретой, наслаждался покоем и думал о хорошем.

А хорошее в его жизни было и ждало Игоря в Москве.

Нужно было только каким-то образом туда вернуться.

Дверь сарая распахнулась, и во двор разболтанной походкой вышла Тина. Вид у нее был несколько обескураженный. Заметив Игоря, она нахмурилась и сложила руки на груди.

— Присаживайся, красавица, — позвал ее Игорь. — Покурим.

— Да я только что, — невнятно отозвалась Тина. Она переступила с ноги на ногу, воровато огляделась и не спеша двинулась к крыльцу. — Я всегда покурить в сарай прячусь, даже когда отца нет. Он с тех пор, как сам бросил, очень это дело осуждает.

— Тогда поболтаем, — предложил Игорь благодушно.

Тина уселась с ним рядом и, нахохлившись, коротко стрельнула глазом на его туго натянутые между ног джинсы.

— Слушай, — сказала она деревянным голосом. — Кто он вообще такой, этот Алекс?

— Русский шпион, — сообщил Игорь. И устав, и другие нормативные документы Службы были ему теперь окончательно до фонаря.

— Удивил! — огрызнулась Тина. — С меня подписку взяли в обмен на паспорт. Что я, не знаю, что ли, чем отец занимается?

— И как ты к этому относишься? — спросил Игорь заинтересованно.

— А никак. Мало ли хороших людей этим занимается. Вон у тебя какой хвост обалденный, а ты тоже разведчик.

— Не-а, — сказал Игорь лениво. — Я эксперт по аномальным явлениям.

— Да ну?! Слушай, а вот у нас тут прошлым летом НЛО пролетал…

— Нет, солнышко, не НЛО. Это метеорологи свой дирижабль упустили.

— А-а… Жалко.

— Не жалей, не стоит. У настоящей тарелки есть черта, по которой четко можно определить, что это именно она. Ты ее до судорог испугаешься.

— То есть? — не поняла Тина.

— Испугаешься ты. Это и есть характерная особенность неопознанных летающих объектов.

— Очень страшно? — спросила Тина благоговейным шепотом.

— Я без понятия, — признался Игорь. — А опросы показывают, что когда как. Психи аномальных явлений вообще не боятся, скорее даже наоборот. Группа людей испытывает, как правило, острое беспокойство и желание отойти подальше. А одиночный «контактер», нормальный психически, может оч-чень здорово струхнуть, наткнувшись на тарелку.

— А ты их, значит, не видел… — протянула Тина разочарованно.

— Почему? — удивился Игорь. — Несколько раз. Пять или шесть, по-моему. Это не считая прочей нечисти.

— А что же ты говоришь, что «без понятия»?

— Да я их не боюсь! — рассмеялся Игорь.

Тина внимательно оглядела его с ног до головы, снова задержав взгляд на ширинке брюк.

— Но ты-то нормальный, — сказала она наконец.

— У меня даже справка где-то валяется, — кивнул Игорь.

— А этот, — Тина безошибочно двинула подбородком в том направлении, где скрылся Вестгейт, — по-моему, не совсем…

— Что-то случилось? — спросил Игорь участливо.

— Да как тебе сказать. Не знаю. Нет, тебе скажу… Понимаешь, я в сарай покурить забралась, и тут он заходит. И начинает что-то такое говорить, ну буквально ни о чем. Просто таращится на меня этими своими прожекторами и бормочет, бормочет, а меня в это время словно током бьет… И я вдруг понимаю, что еще минута, и я ему… Не то что на шею брошусь, а… Ты понял куда.

— Ну и дала б ему по яйцам! — сморозил Игорь и тут же испуганно затих. Но Тина всего лишь рассмеялась, звонко и от души.

— Дай закурить, — попросила она. Низко склонилась к рукам Игоря, прикрывшим от ветра зажигалку, по-мужски выпустила дым через ноздри и благодарно кивнула. — Ты, собственно, угадал. Так я и сделала. Но вопрос этим не закрыт. Я ему, гаденышу, еще и по морде дам чуть погодя. Вот посижу с тобой, наберусь позитивной энергии и ка-ак тресну! Или Винни на него спущу. Винни за меня кого угодно задавит, я его, можно сказать, этими вот руками выкормила.

— Ну, не надо так уж… — вступился за брата Игорь. — Алекса и без того колотят все кому не лень. Я, например.

— Гаденыш, — сказала Тина с утвердительной интонацией. — А ты-то его за что?

— Да так, по долгу службы. Ты не суди его строго, ладно? Он хороший парень. Он просто безумно одинокий.

— Я ему посоветую, куда свое одиночество засунуть, — пообещала Тина зловеще.

— Правда, не надо, — попросил Игорь. — Он мне вчера жизнь спас.

— Тебе? — Тина недоверчиво глянула на Игоря. — Слушай… А можно я тебя за хвост подергаю?

— Только не очень сильно.

— Да что ты… — Тина осторожно протянула руку и сначала погладила, а потом крепко сжала в кулаке и легонько дернула пышный коричневый хвост, свисающий Игорю почти до лопаток. — Вещь! Долго растил?

— Не помню. Несколько лет.

— И не секутся волосы?

— Не-а.

— Обалдеть, — вздохнула Тина. — Ну зачем мужику такие роскошные волосы, а? И ресницы… И глаза… — пробормотала она завороженно, рассматривая лицо Игоря в упор.

— Чтобы девочкам нравиться, — объяснил Игорь.

— А у тебя сейчас кто-то есть? — неожиданно спросила Тина. — То есть… Да что я, у тебя их, наверное, штук двадцать. Извини. Ты просто очень красивый. Извини, ладно? А то подумаешь еще, что возомнила о себе…

— Я ничего такого не подумаю. И вообще, будь я помоложе лет на пять, я бы уже к тебе грязно приставал, — сказал Игорь очень мягко и тут же обругал себя за откровенность, потому что в глазах девушки загорелся откровенный интерес, совсем уже не эстетический.

— А сейчас у меня, что бы ты там ни думала, никого нет, — продолжал Игорь. — А сам я давно и безнадежно влюблен в очень яркую и умную женщину…

— А она замужем? — предположила Тина.

— Лучше бы она была замужем, — вздохнул Игорь. — К сожалению, она работает в той же структуре, что и я. И нам по уставу положено держаться на расстоянии друг от друга.

— Что за дурацкое правило! — возмутилась Тина.

— Не такое уж и дурацкое. Были прецеденты, к сожалению. Между офицерами спецслужб вообще каких-либо тесных отношений быть не должно. Очень вредит работе. Впрочем, мне на это уже наплевать.

— Ты увольняешься, — догадалась Тина. — Но ведь из Проекта не уходят. Мне отец рассказывал. Ты все равно будешь работать на них, разве нет?

— Не говори «Проект», — посоветовал Игорь. — Тебя могут неправильно понять. Говори «Служба». А я оттуда не уйду. Я так все поверну, что им ничего другого не останется, как отпустить меня на все четыре стороны. И я даже смогу диктовать им условия. Потому что мне нужно, чтобы они отпустили и ее тоже.

— А если они ее не отпустят? — спросила Тина.

— Только если она сама не захочет уйти. Но тогда… Тогда я не знаю, что будет дальше. Понимаешь, она нужна мне. Но только сейчас я понял, буквально час назад, что, если она будет работать на Службе, я не смогу… Не смогу… — Игорь замялся и опустил глаза. Он действительно это понял. И ему стало больно. И он опять привычно анализировал и просчитывал разные варианты. А таким образом мыслить не стоило, потому что к нему тут же вернулся прежний Игорь, жесткий, расчетливый и самовлюбленный. Игорь, который ни на что не собирался надеяться, а все хотел знать наверняка. И этот Игорь знал истинную цену своей привязанности к женщине, о которой говорил как о своей безнадежной любви. Цена эта была — ноль без палочки. Он просто должен был хоть чего-то ждать от жизни. Он просто хотел увидеть в Службе, вобравшей эту жизнь в себя без остатка, хоть что-то хорошее.

Но Служба отторгла его. А он ответил ей тем же, и сейчас тщательно выстроенный идеальный образ рассыпался перед его внутренним взором. Игорь окончательно разлюбил Службу. А эта женщина была чем-то вроде ее лица. Прекрасного лица фирмы, которая научила Игоря стрелять в людей и чуть было не сделала отцеубийцей.

— Я буду молиться за вас… — вырвалось у Тины. Настолько искренне, что Игорь сел прямее и заглянул девушке в лицо.

— Что случилось? — спросил он. И увидел ответ. Увидел зеленые глаза и светлые волосы, задорный носик, пухлые губы, полную грудь, гладкий упругий живот и заурядные ноги. И каждой своей клеточкой все это горело молодой влюбленностью. Такой, как бывает в шестнадцать лет — с размаху и в полной уверенности, что навсегда.

— Я просто очень хочу, чтобы у тебя все получилось, — честно ответила Тина.

— Слушай, чудо! — рассмеялся Игорь. — Ты откуда?

— Из Питера, — удивилось чудо.

— Странно, — не поверил Игорь. — В Питере женщины не такие. Они там какие-то анемичные и претенциозные. А ты настоящая москвичка, кровь с молоком и хороший драйв.

— Это все папочкино воспитание. И не надо трогать Питер, ты, пижон московский!

Игорь фыркнул.

— Не город, а каменный мешок, — сказал он презрительно. И понял, что эта перепалка нужна ему только для того, чтобы оформить в слова принятое уже решение. — Ушли на север, нашли самое здоровое болото, залезли в него по уши…

— Ты прелесть, — перебила его Тина. — А можно, я тебя еще раз за хвост подергаю?

— Да что ж такое… — пробормотал Игорь. — На! - Он повернулся и дал осторожной и ласковой руке вволю оттрепать себя за волосы.

— Да, у меня так не вырастет, — сказала Тина. — А жаль.

— У тебя зато очень красивый цвет, — заметил Игорь. — Ладно, слушай меня внимательно и не говори потом, что этого не было сказано.

— Ого! — В глазах девушки зажглись хулиганские искорки. Игорь ждал несколько иной реакции, но, похоже, недооценил силу обрушившейся на Тину любви с первого взгляда. Она готова была выслушать все, что он ей скажет, и идти за ним хоть на край света. Игорь почувствовал легкую дурноту. Он слишком много брал на себя. Но без этих слов, которые сейчас намеревался произнести, без этого страхового полиса он вряд ли мог пережить то, что ему предстояло в ближайшие дни.

— Сколько ты еще пробудешь здесь? — спросил он жестко.

— Недели три, — ответила девушка безмятежно. — Я потом до конца лета в Канаду уезжаю на практику.

— Хорошо… Если все пойдет нормально, дней через десять я сюда вернусь. За машиной. И тогда у нас с тобой будет очень серьезный разговор. Вот. Я это сказал.

Теперь реакция оказалась той, что нужно, — девушка напряглась, и глаза ее похолодели.

— А мне все это время теряться в догадках? — спросила Тина. — Как там у тебя, сложилось или не сложилось? Ну, спасибо. — Она медленно поднялась с крыльца и ушла в дом.

Несколько мгновений Игорь сидел неподвижно, и в голове его роились тысячи противоречивых мыслей. А потом он тряхнул головой, встал и пошел за Тиной следом.

Она еще ничего не успела — ни заплакать, ни поджать губы от злости, когда он крепко взял ее за плечо и развернул к себе лицом.

— Ты будешь думать совсем о другом, — очень мягким голосом приказал, а не сказал он. — Ты будешь думать о том, что я обязан вернуться. И если ты будешь думать об этом, то я точно вернусь. Потому что тогда меня не убьют.

— А она? — спросила Тина, ничего толком не услышав, но все поняв.

— Нет, — коротко мотнул головой Игорь.

И тогда девушка нырнула руками ему под куртку и обняла Игоря, прижимаясь к нему так крепко, как это может только человек, которому ты действительно нужен.

Глава 15. Пятое июня, вечер

Финнов звали Юсси, Пааво и Хельга. Пара двухметровых мужиков, на вид чуть старше тридцати, и на удивление миниатюрная, совсем не скандинавского типа молодая женщина. Как и следовало ожидать, именно она была экспертом-визажистом. При виде своих «клиентов» она неприязненно сморщила нос и пробормотала нечто, что Игорь определил по интонации как ругательство.

— Что она говорит? — поинтересовался Игорь у Пааво.

— Я сказал, трудный материал, — объяснила Хельга. — По словесный портрет вы не есть такие яркие. По словам вы был совсем некрасивые. Теперь я вижу, это не так, и это нехорошо.

Пааво заржал и так хлопнул Игоря по плечу, что тот слегка пошатнулся.

— Не обращай внимания, дружище, — сказал Пааво. — Она всегда так говорит. Она уверена, что разведчик должен быть серый и незаметный.

— Я не разведчик, — сказал Игорь. — Вот он разведчик, а я просто так… За компанию.

Кобель Винни за воротами разразился оглушительным лаем.

Молчаливый Юсси достал из кармана ворох пластиковых карточек и небрежно высыпал в руки Вестгейту.

— Fucк! — сказал Вестгейт, разглядывая документы. — Ну за что мне такое наказание?

Пааво снова громогласно выразил свое удовольствие. Юсси смерил его ледяным взглядом и наградил комплектом пластмассы Игоря.

— Fuck!!! - рявкнул Игорь.

Начались ругань и препирательства. Вестгейт по новым документам оказался Фредом Донованом из Чикаго, штат Иллинойс, краснорожим, толстомордым и бородатым. Реакция Вестгейта на такую новость была пространной и бурной, и из нее следовало, что если о чем дипломатический советник и мечтал, так это побыть хоть немного американцем. Оказалось, что Вестгейт Америку на дух не выносит, старается там дольше суток не задерживаться, а больше всего на свете ненавидит говорить на американском языке, который он упорно не хотел признавать за английский.

С Игорем судьба обошлась не менее жестоко. На время перемещения через границы он становился украинцем с заковыристой фамилией Гура, тоже сотрудником Интерпола, как и американец Донован. Ничего особенно страшного в этом не было. Вот только с фотографии на Игоря смотрел агрессивной внешности блондин с рейнджерской прической-ежиком. У него даже виски были сбриты.

— Я стричься не буду, — сказал Игорь, инстинктивно отступая в угол и упирая руки в бока.

Винни лаял уже во дворе, задушенно и хрипло. Судя по всему, его тащили за ошейник.

Шутник Пааво изобразил двумя пальцами ножницы, бочком придвинулся к Игорю и остолбенел. Прямо ему в живот уткнулся ствол игольника. Если бы Игорь всегда доставал оружие так резко, самое место ему было бы на Диком Западе.

Пааво ощутимо спал с лица. Из громилы-финна будто выпустили лишний воздух. Он даже в росте уменьшился.

— Кажется, мой брат действительно не будет стричься, — заметил Вестгейт одобрительно.

— Да он крэйзи! — заявил Пааво. — Эй, русский, ты с ума сошел. Юсси, сделай что-нибудь. Он в меня сейчас выстрелит.

— До чего же вы, финны, сволочной народ! — сказал Игорь горько, убирая пистолет. — Как трепаться и хохотать, так я «дружище». А чуть нашла коса на камень, сразу же я «русский».

Пааво налился кровью, раздулся до прежних размеров и сунул Игорю под нос пудовый кулачище.

— Отстань от него, — второй раз с момента появления на хуторе открыл рот Юсси. Первый раз было, когда Юсси назвал свое имя. Голос у него оказался холодный и слегка надтреснутый, словно простуженный. Русские слова Юсси выговаривал так, будто здесь родился. — Оставь его в покое и выйди.

Пааво шумно выдохнул, разжал кулак и неожиданно легким кошачьим движением выпрыгнул в раскрытое окно, почти не коснувшись подоконника.

— Он сумасшедший, — заявил Пааво уже снаружи. — Ты видел, он целился в меня, — и добавил что-то на языке, которого Игорь не знал.

— Он говорит, что будет жаловаться, — перевел Юсси. — Успокойся, Пааво! Кому ты на него пожалуешься? Маме? И ты сам виноват. Твои манеры оставляют желать лучшего. Пойди, развейся, погуляй. Между прочим, Алекс, вы бы тоже убрали оружие, ладно?

Игорь удивленно посмотрел на Вестгейта и увидел, как тот прячет за пояс свой игольник. Наверное, он достал его, когда Пааво махнул кулаком. Игорю стало приятно. Он неожиданно понял, что больше не будет чувствовать себя одиноким в паре с Вестгейтом.

— Спасибо, Алекс, — сказал он. — И вам спасибо, Юсси. Извините меня, пожалуйста, за этот спектакль. Но право же, я не хотел пугать вашего коллегу. Это он меня напугал. Он э-э… слишком большой.

— Ха! — подал из-за окна голос Пааво, который и не думал гулять, а нагло подслушивал. Он стоял прямо у стены, иначе ему ничего не удалось бы расслышать — собаки надрывались уже в три голоса, и на хуторе стало неожиданно шумно.

— Ты удовлетворен, Пааво? — спросил Юсси.

— Ха! Наверное. Только I can get no satisfaction, пока он не скажет, что финны хорошие люди. Как он нас обозвал, а, Юсси?

— Он сказал, что мы сволочной народ. И, между прочим, не только он так думает. А все из-за таких чертовых викингов, как ты.

— Давай я скажу, что русские еще хуже, — предложил Игорь.

— Русские лучше, — не согласился Пааво. — Они, конечно, мудаки, но у них великая культура.

— Буду я сегодня делать мой работа? — поинтересовалась Хельга.

— «Мою работу», — поправил Юсси. — Да. Начинай с Алекса.

— Мой любимый писатель Федор Достоевский, — сообщил Пааво. — Хотя он еще больший сумасшедший, чем ты, дружище Игорь. Игорь лег животом на подоконник, и наконец-то их с Пааво головы оказались на одном уровне.

— Тебе не стоило делать то, что ты сделал, — сказал он. — И мне не стоило делать то, что сделал я. Это была ошибка. Я не должен был направлять на тебя оружие. Я приношу тебе свои извинения. И финны — не такие сволочи, как это иногда кажется. Давай лапу.

— Финны тоже мудаки, — сказал Пааво, осторожно пожимая Игорю руку. — У меня дед глушил рыбу динамитом. Его оштрафовали и чуть было не посадили в тюрьму. Ну, не мудак ли он после этого?

В глубине комнаты Хельга и Юсси уговаривали Вестгейта побриться, чтобы удобнее было вклеить ему искусственную бороду. Вестгейт брыкался, напирая на то, что если у украинца Гуры могли отрасти волосы, то американец Донован вполне мог успеть расстаться с бородой. Юсси возражал, что Игорь растил свой хвост незнамо сколько лет и постричь его — это действительно экзекуция, а борода — ерунда, тем более что насчет Вестгейта у него, Юсси, совершенно четкие инструкции.

— И правительство у нас идиотское, — возмущался Пааво. — Сократили армию втрое. И вот я здесь.

— Да зачем нам армия?! - рявкнул издали Юсси.

— Понятия не имею, — согласился Пааво. — Но я в ней служил.

— Что-то не так… — задумчиво сказал Игорь, по-прежнему лежавший на подоконнике и глядевший в сторону леса. У него вдруг неприятно засосало под ложечкой. И примерно там же, на дне внутреннего кармана, встревоженно зашевелилась клякса.

— Господа!!! - У Юсси, видимо, сдали нервы, и он перешел на повышенный тон. — Кто бы вы ни были, на этом участке старший я! Я отвечаю за безопасное прохождение маршрута! У меня есть приказ! И сейчас я тоже буду приказывать! Алекс, вот бритва. Все, никаких возражений. Пааво, кончай нести чепуху и иди сюда. Игорь, вы тоже идите сюда. Берите телефон, доложите заказчику, что мы вас приняли. Господин Максаков! Гос-по-дин Мак-са-а-ков!!! Да где же вы, черт побери?! Слушайте, русские, как же вы меня… Каждый раз… Просто дети… Вашу мать!!!

— Здесь я, — сказал Мэкс очень спокойно, выглядывая из-за косяка. — Кончай орать. А то я снайпера не слышу.

— Где?! - От неожиданности Юсси перешел на шепот и даже слегка присел.

— За испуг — саечку! — радостно крикнул за окном Пааво и разразился гомерическим хохотом.

— Да вон где, — сказал Мэкс и протянул руку в направлении окна. Юсси, Хельга и Вестгейт дружно бросились под стол и с грохотом сшиблись лбами. В руке у Мэкса оказался большой автоматический пистолет со старомодным трубчатым глушителем. Мэкс нажал на спуск, и пистолет несколько раз хлопнул. В стену со звоном полетели гильзы.

— Готов, — сказал Мэкс все так же спокойно. — Все могут встать.

В мире воцарилось гробовое молчание. Даже собаки уже не лаяли. Только в лесу что-то с хрустом валилось с дерева, ломая ветки.

Игорь осторожно поднялся на четвереньки. Из всей компании он упал первым. И оружие он тоже достал раньше всех.

— Левее! — крикнул Мэкс. — Пааво! Левее бери!

— Он может быть не один, — сказал из-под стола Юсси.

— Нет, — отрезал Мэкс.

— Где Тина? — спросил Игорь и сам удивился тому, как естественно у него вырвался этот вопрос.

— В подвале, — мрачно ответил Мэкс. — Самое подходящее место для барышни ее лет и темперамента, — говоря это, он неспешными движениями свинчивал с пистолета глушитель. И когда длинная черная трубка отделилась от ствола, отправил пистолет за спину, за пояс, таким уверенным движением, что Игорю даже завидно стало. Теперь он был уверен, что помимо штатного лучевого ружья и обреза помповой гладкостволки Охотник по прозвищу Мэдмэкс носил еще и пистолет.

— Я же сказал — все могут встать, — пробурчал Мэкс. — Пойдем, Юсси, посмотрим.

Юсси выбрался из-под стола и осторожно выглянул в окно. Мэкс повернулся и вышел из комнаты. Юсси посмотрел на Игоря, горестно покачал головой и тоже вышел.

Вестгейт тоже встал и, потирая ушибленный лоб, подал руку Хельге.

— С вами уже бывало так? — учтиво поинтересовался он.

— Сожалею, больше чем один раз, — вздохнула она. — Как вы полагаете, Алекс, можно мы продолжать?

— А что нам еще остается? — хмуро сказал Вестгейт и взял со стола электрическую бритву.

— Я, пожалуй, тоже схожу посмотрю, — сказал Игорь неуверенно.

— Может, не стоит? — спросил Вестгейт, неприязненно разглядывая бритву. — Что говорит по этому поводу твоя знаменитая интуиция?

— Может, и не стоит, — согласился Игорь. — А интуиция моя не шевелится. То есть ей все равно. И клякса тоже не шевелится. Уже.

— Она что-то заметила? — удивленно поднял брови Вестгейт.

— Да, но только поздно. Наверное, опасность была чересчур далеко. А потом, здесь оказалось столько народа… Слишком много разных излучений, очень мощный фон.

— Как я понимаю, нас выручили собаки, — заметил Вестгейт, включая бритву и с отвращением прижимая ее к щеке.

— Наверное. И в любом случае нас выручил Охотник Мэкс. Не пожилой лесник Олег Максаков, а именно Охотник Мэкс, старший «Мобильной группы Три».

— Расскажи мне потом про Охотников, — попросил Вестгейт, строя ужасные гримасы выбриваемым лицом.

— Обязательно, — кивнул Игорь.

Через полчаса, когда Мэкс, Юсси и Пааво вернулись в дом, работа с гримом была уже окончена. Пепельный блондин, в котором с трудом угадывался Игорь, сидел на полу в углу комнаты, небрежно поигрывая игольником. Бородатый и растрепанный мордастый дядька, совершенно не похожий на Вестгейта, бродил от стены к стене и давился противными хрюкающими звуками — ставил американское произношение.

— Ну и рожи! — восхитился Мэкс, оглядев преобразившихся братьев. — Как говорится, без слез не налюбуешься. Ладно, ребята, вам пора. Я вызвал подмогу, нехорошо получится, если они вас увидят.

— Да, они будут сильно испуганы! — хохотнул Пааво, вытряхивая из волос древесную шелуху.

Юсси молча присмотрелся к братьям и сказал:

— Отлично, Хельга. Просто отлично. Собирайся, мы уходим.

— И кто там был? — спросил Вестгейт.

— Диверсант, — коротко ответил Юсси и поежился.

— Мудак в камуфляже с дорогой винтовкой, — сказал Пааво. — Русский мудак.

— Откуда вы знаете, что русский? — удивился Вестгейт.

— Потому что мудак, — объяснил Пааво.

— У него «винторез» шестой серии, — сказал Мэкс. — Это совсем новая снайперка, они есть только в Безопасности и больше нигде. Я как раз в прошлом месяце проходил инструктаж… И вот на тебе.

— Ничего не понимаю, — сказал Вестгейт. — Если он из русской Безопасности, то, извините, почему один? И потом, с каких это пор Безопасность проявляет к нам интерес? Да еще и такой э-э… специфический?

— Чушь какая-то, — согласился Мэкс. — Но разбираться времени нет. Давайте топайте отсюда.

— Юсси, — позвал Игорь из своего угла. Он по-прежнему сидел на полу. — У вас нет ощущения, что это сделано нарочно?

— Чтобы мы тут не задержались и поскорее ушли? — понял Юсси.

— Совершенно верно.

— Ну…

— Неважно, — вступил Пааво. — Ты думаешь о засаде, дружище, все правильно. Но мы пойдем такой дорогой, которую не знает никто. Даже господин Максаков. Очень трудно догадаться. Это совершенно особый маршрут.

Игорь закусил губу и опустил глаза.

— Я сам его придумал, — гордо сказал Пааво. — Это очень хороший маршрут. А как только мы придем в Суоми, вам уже нечего будет опасаться. Мы вас гениально спрячем. Вас никто не найдет.

— Нам нельзя прятаться, — сказал Вестгейт. — Мы должны идти дальше. Не знаю, имею ли я право об этом говорить… В общем, дамы и господа, на карту поставлено сто пятьдесят тысяч жизней.

— Я думаю, это уже не принципиально, — заметил Игорь, глядя на вытянувшиеся лица финнов. — Похоже, нашим работодателям сейчас не до того. Но мы все равно должны идти. Мы просто обязаны дойти до конца, если не ради этих людей, то ради нас самих. Наверное, я говорю излишне высокопарно. Но так получилось, что судьба загадала человечеству одну загадку. И, похоже, никто, кроме нас с Алексом, не сможет подобрать к ней ключ. А ключ лежит далеко отсюда. Ладно. Пойдемте.

Игорь встал на ноги, спрятал пистолет, и в этот момент у него на поясе зазвонил телефон.

— Вы куда звонили насчет подкрепления? — быстро спросил Игорь Мэкса. — В Москву?

— Угу, — кивнул тот. — У меня приказ. Обо всем, что касается вас, докладывать непосредственно дежурному. В центральный офис.

— А, ну тогда это Королев… — расслабился Игорь и отстегнул телефон. Называть конкретные фамилии при финнах не стоило, но Игорь был по-прежнему очень зол на Службу. — Я Боец, — сказал он в трубку.

— Оставаться на месте! — бодро проговорил незнакомый голос.

— Ты кто? — удивился Игорь.

— Оставаться на месте! — повторил абонент. — Новые инструкции получите через час. Как поняли меня?

— Понял вас, оставаться на месте, ждать инструкций через час.

— Ждите, — сказали на том конце луча и дали отбой.

Игорь выключил телефон и подбросил на ладони, глядя на него с сожалением.

— Хороший был телефончик, — сказал он. Огляделся и сунул трубку в руки Мэксу. В комнате все стояли неподвижно и молча смотрели на Игоря. Самым нетерпеливым оказался Пааво.

— Что случилось, дружище? — спросил он. — Проблема?

— Проблема, дружище. Мы с тобой не пойдем твоим замечательным маршрутом. Мы по нему побежим. И очень-очень быстро. Скажите, Юсси, господин Максаков и его дочь могут рассчитывать на убежище в Суоми?

— У господина Максакова там недвижимость, — ответил вместо Юсси лесник. — В чем дело?

— Вы знаете, что это за телефон и какой у него номер, — сказал Игорь. — Сейчас по этому номеру звонил кто-то чужой. Приказал оставаться на месте и ждать инструкций через час. Он думал, что если связь закрытая, то не нужны кодовые слова.

— Та-ак, — протянул Мэкс. Телефон он держал брезгливо, как дохлую змею. — Ну, вот и все. Наш Проект п…ой накрылся, царствие ему небесное. Ладно. Дайте мне пять минут. — И он быстро выскочил из комнаты.

— В телефоне маяк! — крикнул Игорь ему вдогонку. — Придумайте с ним что-нибудь!

— Знаю! — отозвался Мэкс из коридора.

— Очень плохо, — сказал Пааво.

— Да уж, ничего хорошего… — согласился Игорь.

— Нет. Ты не знаешь, дружище. По нашему маршруту нельзя идти с собаками. Там можно идти быстро, но только совсем бесшумно.

— Не понимаю, — сказал Игорь. — Там же нет сплошной охраняемой линии. У вас границу держат передвижные отряды.

— Это с нашей стороны, — вступил в разговор Юсси. — По большому счету, нам армия вообще не нужна. Особенно после того, как Пааво из нее выгнали.

— Мудаки, — вздохнул Пааво. — И теперь я здесь. И мне очень горько, что я сейчас вижу и в чем должен участвовать. Понимаешь, дружище, мы можем сделать заказ, и ваши пограничники откроют нам коридор. Но сейчас миссия — top-secret. И мы не делали заказ. Никто не знает, что мы прошли. А мы прошли через заставу. Почти насквозь. И назад пойдем так же. Мне очень жаль, но у вас хорошие пограничники. И у них много хороших собак. У Олега Петровича собаки еще лучше. Но все равно они будут лаять. Кавказские овчарки умная и надежная порода. Но они совсем не любят немецкие овчарки, которые есть у пограничники. — Пааво так волновался, что его русский ощутимо испортился. Видно было, что финн действительно переживает. «Интересно, — подумал Игорь, — отчего он так привязан к Мэксу? Что тут у них вообще творится, хотелось бы знать…»

— У нас в Суоми отличные собаки, — продолжал расстроенный Пааво. — Но Олег Петрович мне подарил щенка, он уже вырос, и на него ходит смотреть половина города, где мой дом. Я не знаю, что решает Олег Петрович… Понимаешь, дружище, он слишком к ним привязан… — Тут Пааво осекся. В дверях стояла Тина и внимательно слушала его.

— Здравствуйте, — сказала девушка. Одета она была по-походному, и на плече у нее висел небольшой рюкзак. Выражение лица у Тины оказалось совершенно каменное.

— Здравствуй, Тина, — произнес молчавший до этого Юсси. — Ты готова?

— Да. — Тина осмотрела собравшихся, безошибочно вычислила загримированного Игоря и немного просветлела лицом. — Тебе совершенно не идет этот цвет волос. А так… ничего.

— Ты вон на Алекса посмотри, — неудачно попытался снять царящее в комнате напряжение Игорь.

Тина бросила взгляд на американца Донована и презрительно фыркнула.

— Эй! — позвал с улицы Мэкс. — Где вы там?

— За мной, — приказал Юсси, и команда гуськом проследовала во двор. Мэкс стоял у крыльца, заложив руки за спину и раскачиваясь с пятки на носок. По его виду было ясно, что Пааво напрасно терзался. Мэкс никуда идти даже и не думал. Во всяком случае — сейчас. Пока что он собирался устроить партизанскую войну.

— Ну, счастливо, — сказал Мэкс, пожимая руку Юсси. — Пааво, веди себя хорошо. Хельга, мое почтение. А вам, мальчики, ни пуха.

— К черту, — пробормотал Игорь, невольно стараясь задержать ладонь в теплой руке Мэкса. Он чуть было не спросил: «Вы остаетесь?», но пересилил себя. Тридцать пять лет назад в Охотники набрали людей гордых, трудно подчиняемых и болезненно самостоятельных. Именно у таких было достаточно шансов уцелеть, гоняясь ночами по московским подвалам за самыми жуткими чудовищами, которые в состоянии вообразить человек, — ходячими мертвецами. А впереди Охотника всегда шла его собака. И в редких случаях, когда она оставалась жива после гибели хозяина, ей тут же стреляли в затылок. Натасканное на зомби-мутантов животное не было приспособлено к обычной собачьей жизни. Боевой пес Охотников не мог признать нового хозяина даже в порядке эксперимента. И на роль сторожевой, а тем паче — «домашней» собаки он не годился. Он был запрограммирован убить столько зомби, сколько выдержит. А потом умереть. Либо в когтях врага, либо от энергетического голодания, которое неизбежно влекли за собой любые контакты с выбравшимся из другого измерения монстром.

Да и о самих Охотниках нельзя было сказать, что они живут по-человечески. Из них тоже получилась в некотором роде стая, опасная и непредсказуемая. Сотня молодых зубастых неврастеников во главе со своим обожаемым Мастером собак. И человек по прозвищу Мэдмэкс был в этой стае одним из самых ярких бойцов.

Поэтому Игорь не стал задавать глупых вопросов. Он просто спросил:

— Как мне найти вас?

— Через И-нет. — Мэкс назвал сетевой адрес, и Игорь кивнул, запоминая. — Оставь там через месячишко какое-нибудь дурацкое послание на имя Зигмунда. Про собак что-нибудь. А Зигмунд сам на тебя выйдет. Скорее всего он будет знать, где я. Он у нас большой специалист по дохлым Охотникам.

— Какой же вы мудак, Олег Петрович! — сказал Пааво чуть ли не с восхищением.

— Научил я тебя на свою голову… — скривился Мэкс. — Юсси! За Тину головой отвечаешь. Все, побежали!

— Побежали, — уныло приказал Юсси. Пааво сорвался с места и тяжелой рысью выскочил за ворота. Хельга, махнув рукой Мэксу, пристроилась Пааво в затылок. Вестгейт что-то пробормотал и кинулся следом. Игорь подбежал к своей машине, открыл багажник и навьючил на плечи рюкзак. Захлопнул крышку и с сожалением пнул колесо. Машину было жалко.

— Папа, я жду тебя, — сказала Тина чересчур спокойным голосом.

— Да не бойся ты! — рассмеялся Мэкс. — Я приду раньше, чем ты успеешь соскучиться. Ну! Бегом!

Юсси взял Тину за плечо, развернул лицом к воротам и слегка подтолкнул. В воротах уже ждал Игорь.

Мэкс с хрустом потянулся и заложил руки за голову.

— Эх, едрёна кочерга, я опять в тылу врага! — продекламировал он.

В ответ ему из леса раздался нервный смешок Игоря, который шел замыкающим и все расслышал. Мэкс зачем-то помахал исчезающей в густых зарослях спине, повернулся и спокойным шагом направился в дом. Из прихожей он спустился в подвал, разгреб в углу кучу хлама и достал из-под нее несколько пластиковых мешков разных форм и размеров. Перетащил их в другой угол, на стоявший под тусклой от пыли лампочкой верстак. Потянул «молнию» на одном из мешков и взял оружие в руки.

Со сложенным прикладом оно было длиной чуть больше полуметра — толстый прямоугольный ствол, пистолетная рукоятка, короткий магазин, лазерный целеуказатель. Мэкс сдвинул рычажок, и там, где у нормального оружия бывает затвор, ярко вспыхнул зеленый огонек. Старый Охотник удовлетворенно крякнул, положил оружие на верстак, открыл другой мешок и ловко влез в перевязь с запасными аккумуляторами. Приладил за спину чехол с обрезом помпового ружья. Опоясался патронташем и прицепил на бедро кобуру с пистолетом. Встал, попрыгал на месте и снова крякнул от удовольствия.

— Кажется, сейчас будут убивать! — сказал он бодро. Схватил под мышку еще один мешок, тяжелый и бряцающий содержимым, подобрал с верстака лучемет и совсем легко, как молодой, взлетел по лестнице вверх.

Небольшая металлическая коробочка была с дороги совершенно не видна. По-армейски деловитая надпись «This side to the enemy», выштампованная на «рабочей» стороне мины, глядела в лес. По расчетам Мэкса, именно здесь противник должен был начать кидаться из машин под елки. Конечно, расчеты эти были весьма приблизительны, но последняя мина все равно оказалась лишней. Вопреки поговорке Охотников «боеприпасов и времени много не бывает». Боеприпасов-то у Мэкса нашлось столько, что рук не хватало. Только времени, чтобы все рассчитать, оставалось в обрез.

Поэтому тактику он выбрал самую примитивную — бить сначала в лоб, а потом с фланга. Окажись на его месте человек с автоматом, это было бы чистой воды самоубийство. А вот человек с лучеметом, да еще знающий в окрестностях каждый пень, имел реальный шанс поставить непрошеным визитерам хорошую клизму. Лишь бы они не приехали на грузовиках.

«Да, только бы не грузовики», — подумал Мэкс, устраиваясь на невысоком пригорке. Вооруженный пульсатором, он мог бы запросто распотрошить несколько танков. Но два-три десятка хорошо обученных пехотинцев, рассыпавшись по лесу, свели бы его огневое преимущество на нет. Конечно, такой оравы Мэкс в гости не ждал. Но он привык делать поправку на обстоятельства и готовиться к худшему.

Прямой участок дороги был перед ним как на ладони. Мэкс еще раз просчитал свои действия и решил, что все получится. Конечно, ему раньше не приходилось убивать живых людей. Но за пять лет Охоты он прикончил почти четыреста двуногих прямоходящих зомби. И на штурме Объекта буравил голубыми молниями стену генераторной, за которой надрывно кричали совсем по-человечески. А противник — весьма растяжимое понятие. Живой он или не очень — все равно, если он пришел тебя съесть, ты должен только прицелиться и нажать. Без сантиментов. Поэтому в давешнего снайпера Мэкс стрелял как в абстрактную угрозу своей жизни. И попал так гениально, что тот даже и не понял, наверное, что случилось. Да Мэкс и сам ничего не понял. Вроде бы убил человека. Ну и что?

Мэкс облизнул пересохшие губы. Вдруг захотелось курить. Еще захотелось, чтобы рядом была собака. Мэкс не привык воевать в одиночку. Это было не по правилам. Охотники всегда держались стаей — каждая спина прикрыта, каждое движение заранее отрепетировано. И ты знал совершенно точно — даже если тварь загонит тебе когти под ребра, тело у нее отобьют. Кто угодно может попасть твари в лапы, чтобы выбраться потом из-под земли ходячим трупом с вытекшими глазами. Но только не Охотник.

На секунду Мэкс зажмурился от нахлынувших эмоций. Он неожиданно вспомнил, как в Школу принесли на руках Мастера. Это было, наверное, самое жуткое, что Мэкс видел в своей жизни. Мастер не мог погибнуть по определению, это просто ни у кого не укладывалось в голове. И он действительно был еще жив. Казалось, что он уснул. Только кисть правой руки неприятно дергалась, будто искала что-то. Охотники стояли вокруг, остолбенев от горя, и все молчали, только в углу вестибюля рыдал, захлебываясь слезами, Зигмунд. А Мастер все силился что-то отыскать, не раскрывая глаз. И тогда Мэкс протянул руку и отстегнул от пояса Мастера поводок. Вложил петлю в судорожно ищущие пальцы, и они вдруг сжались на поводке крепко-крепко и замерли.

И тогда рухнуло откуда-то с неба и придавило разом всех такое неподъемное одиночество, какого не знал еще ни один Охотник. Большинство из них с юных лет были существа отверженные и неприкаянные. Но сейчас, потеряв Мастера, они осиротели бесповоротно. «Сделай что-нибудь, Бенни», — попросил Мэкс. Но бригадир сенсов только вздохнул и отвернулся. Мастер пробыл около десяти минут там, где нормальный человек падал на пятой секунде, а Охотник в лучшем случае выдерживал сорок-пятьдесят. «Активная зона» тварей, распространявшаяся вокруг каждого чудовища на несколько метров, неумолимо высасывала из человека энергию. А Мастера зажало в клещи сразу несколько десятков зомби. И, когда сели аккумуляторы и кончились патроны, он пошел на них врукопашную. Он и Карма, самая красивая и самая любимая в Школе собака.

«Он умрет, Бенни?» — спросил Мэкс. С надеждой, как будто сенс мог сказать «нет». И Бенни снова промолчал, и опять стало тихо, только слышно было, как вдалеке Хунта тащит Зигмунда умываться, а тот упирается и что-то бормочет.

Тогда Мэкс посмотрел на часы и вдруг увидел, что жить ему осталось сто двадцать минут. Это знание явилось Мэксу ярким болезненным откровением, и он принялся озираться, словно ища защиты. Но вокруг стояли такие же камикадзе, разве что в отличие от Мэкса ни один из них не был латентным экстрасенсом и внезапными прозрениями не страдал. Даже Бенни, природный дар которого был искусственно форсирован, не мог предвидеть будущее. И другие сенсы этого не умели. Даже их начальник Доктор. Даже его дочь Олеся, которая могла усилием воли убить зомби-мутанта. И даже легендарный Тим Костенко, в существование которого вообще никто не верил, пока он не заявился в Школу как к себе домой. А с Олегом Максаковым по прозвищу Мэдмэкс такое случалось, только он никому не рассказывал.

И тогда Мэкс испугался. По всем расчетам выходило, что на рассвете будет раскрыт затеянный Мастером заговор и всю Школу поголовно арестуют. Выйти сухими из воды можно было только одним способом — довести заговор до конечной цели. То есть через сто девятнадцать минут ворваться с боем на Объект и отключить психотронные генераторы. Перекрыть кислород тварям и высвободить Москву из-под невидимого гнета. Тогда слепые прозреют, спящие проснутся, а зомбированные чиновники Штаба просто сдохнут. И дело, которое Мастер считал главным в своей жизни, будет сделано. Но на пути к победе умрут все задействованные в штурме Охотники и Мэкс в том числе. Умрет даже Бенни, который теперь должен идти в генераторную, под самое опасное излучение, вместо Мастера. Цель будет достигнута, и имена героев посмертно овеет слава. Но Мэкс не хотел быть героем. И ни один возможный исход — либо гроб, если атаковать, либо тюрьма, если не атаковать, — его не устраивал. Поэтому буквально через секунду он уже знал, как себя вести дальше — в какую машину сесть и когда дать задний ход. Он даже успел прикинуть, как вытащить с Объекта своего аналитика Лысого. А вот как спасти Бенни, он не знал. Бенни был нацелен на победу, будто стрела с зазубренным наконечником. И именно Бенни подал голос первым.

«Сколько у нас времени?» — громко спросил он. «В график укладываемся», — ответил издали Хунта. «Ну что, господа Охотники?! - громыхнул Ветер. — Дадим копоти?! А ну, группа Раз, в тактический класс бегом марш!» И его люди привычно сорвались с места. «Вторая! — рявкнул Хунта. — Выходи строиться!» Мобильная группа Два, все оглядываясь на Мастера, растянулась вдоль стены. А Мэкс и Бенни стояли, глядя, как медленно вздымается и опадает грудь их друга, и самым гадким было то, что Мастер уже не нуждался в помощи. Его поглотила глубокая энергетическая кома. Он засыпал все глубже и глубже и скоро должен был заснуть совсем. Как спала в машине Карма, подергивая лапами и всхрапывая. И где-то посреди этого сна сердца человека и собаки должны были остановиться. «Хотел бы я знать, что он видит сейчас», — пробормотал Мэкс. «Нет, — вздохнул Бенни. — Он уже там», — и ткнул пальцем куда-то вверх. «Проклятье, — сказал Мэкс. — Не верю». И тут распахнулась дверь, и в Школу вбежал Доктор.

Сначала Мэкс удивился, что это Доктор так легко одет — только в белом халате поверх рубашки. Потом до него дошло, что старик несся в Школу сломя голову. Доктор, не говоря ни слова, упал рядом с Мастером на колени, схватил его за виски и закрыл глаза. А потом со стоном отнял руки и прижал их к лицу. Бенни длинно выматерился — значит, у него еще оставалась какая-то надежда. А Мэксу стало так невыносимо больно, что он отвернулся и пошел к лестнице, в тактический класс. Он с трудом переставлял ноги, тяжко переживая свое будущее предательство и оплакивая неудавшуюся жизнь, и уже взялся за перила лестницы, когда в вестибюле раздался громовой командный рык и началась какая-то непонятная беготня. Мэкс обернулся и обомлел.

Мастера опять волокли на руках. А следом шел весь в черном и переливающемся Тим Костенко. И вокруг него буквально плясали Хунта, Бенни и Доктор.

«…так и доложишь, — втолковывал Тим хлопающему глазами Хунте. — Погиб на расчистке, тело отбить не удалось. И все. Немедленно это зафиксируй. Чтобы по всем документам он был мертв. Что? Нет, собаку не могу. Поздно уже. Конечно, жалко… Эй, там, не тормози! Ну и что, что вперед ногами? Отставить разговорчики! Уроните Витьку — пеняйте на себя! Чтоб были на крыше через минуту! Левое плечо вперед!»

Мэкс посторонился. Группа Два, сопя и толкаясь, взвалила Мастера на плечи и рванула по лестнице вверх. Под ногами звякнул карабин — это из руки Мастера выпал поводок. Мэкс нагнулся, поднял его, выпрямился и неожиданно утонул в бездонных глазах Тима. И ужаснулся. Потому что Тим заглянул ему прямо в душу. И ничего не сказал. Только резким движением вырвал у Мэкса поводок, намотал на руку и прошел мимо.

Минуло почти тридцать лет. Но даже сейчас Мэкс отлично помнил, какие у Тима были глаза. Зеленые, как смерть. Острые, как жажда крови. И хищные, как надежда. Именно такие ассоциации возникли у Мэкса тогда. И только сейчас, лежа в засаде, Мэкс понял тайный смысл этих безумных метафор. В двадцать три года Тимофей Костенко должен был стать властелином мира. Богом. Его исподволь готовили к этому с детства. Из него вытравили почти все человеческое. Потому что настоящий Бог, вершитель судеб не в религиозном понимании, а в истинном — всего лишь бездушный компьютер. В этом его величие, и отсюда его власть распоряжаться людьми. Потому что убивать способны и люди. Но только холодный разум, не знающий человеческих эмоций, может по-настоящему порабощать.

Тим отказался стать Богом. Он не положил свои руки на контакты психотронных генераторов. Более того, он уничтожил тех, кто хотел сломать человечеству хребет и железной рукой повести его к скотскому и рабскому счастью. Но сам он заплатил за свободу чересчур дорого. И тогда, в Школе, на Мэкса посмотрел человек, в глазах которого был весь мир. Эти глаза видели слишком много. И заглядывали чересчур глубоко. Это не были глаза Бога, потому что в них светился разум. Но и человеческими они уже не были. В них не осталось ни капли любви. Той безрассудной любви, которая иногда переполняла глаза Мастера.

Тогда, раздираемый стыдом и болью, Мэкс присел на ступеньку и уткнулся носом в сомкнутые ладони. А теперь, спустя тридцать лет, он лежал под еловыми лапами и… Нет, не собирался отдавать долги. Он просто решил сделать первый по-настоящему самостоятельный шаг в жизни.

Вдалеке раздался шум моторов. Мэкс прислушался. По лесной дороге двигалось несколько легковых машин. Это вполне укладывалось в то, как Мэкс представлял себе развитие событий. Бедняга снайпер пришел через лес из ближайшего городка, где было отделение Безопасности. В его задачу входило только наблюдение. В крайнем случае, уйди группа с хутора раньше времени, он загнал бы беглецов обратно в дом. Ну, может, покалечил бы слегка одного-двух. А «брать» агентов Службы ехали специалисты из Питера. Вот они и приближались. Мэкс посмотрел на часы. Он пребывал в раздумье от силы минуту, а успел вспомнить и прочувствовать столько…

Машины начали выскакивать из-за поворота. Мэкс перевел лучемет на половинную мощность и постарался успокоиться. В снайпера он целился с холодной головой, а сейчас в крови вовсю играл адреналин.

Может быть, поэтому Мэкс совершенно забыл о Тине, собаках и забавных мальчишках со Службы. За Тину он был спокоен — Юсси вытащит ее из любой неприятности. На собак Мэксу всегда было по большому счету наплевать, их дело было собачье, он держал их только из удобства и для денег. Ну, по привычке еще. А эти парни… Мэкс узнал их обоих, точнее, вычислил, кто их отцы. Особенно был похож на своего родителя тот, что помоложе, с задатками сенса, Игорь. Странно, он ни словом не обмолвился, что его отец тоже был Охотником. А может, просто не знал. В любом случае хорошо, что он тоже рядом с Тиной. У него должно быть наследственное чутье на опасность. И он хорошо вооружен. Так что сейчас главное — отвлечь погоню. А ребята прорвутся.

На подходе было три машины, и где-то позади, в пыли, затерялась четвертая. Мэкс прицелился. И, когда до головного автомобиля осталось метров пятьдесят, нажал на спуск и слегка повел стволом лучемета слева направо.

Пульсатор сухо затрещал, и голубые молнии вонзились в крашеное железо. Машина встала поперек дороги и с хрустом кувыркнулась набок, загораживая обзор. Такой прыти от нее Мэкс не ожидал — видимо, сыграл злую шутку неприметный бугорок. Охотник несколько раз выстрелил в пыльную черную крышу и вскочил. За лежащей на боку машиной в воздухе был сплошной песок — и Мэкс дал веером длинную очередь вслепую. И тут же второй автомобиль, мертвый водитель которого, видимо, нажал на газ, протаранил своего ведущего.

Задние машины стояли с открытыми настежь дверцами. Мэкс бросился влево, стреляя от живота по кувыркающимся на обочине фигурам. В него тоже палили, но без толку — ошарашенный противник спешно отступал для перегруппировки сил. На этот случай Мэкс и поставил на обочине «лишнюю» мину. И угадал — в лесу смачно грохнуло и раздались истошные вопли.

Мэкс издал воинственный клич. Давно он не чувствовал себя до такой степени при деле и на своем месте. Для вящего устрашения он еще раз «причесал» длинной очередью подлесок и скрылся в чаще, обходя свои жертвы по широкой дуге.

Душа Мэкса пела. И что-то в ней подсказывало, что сегодня его точно не убьют.

Глава 16. Шестое июня, утро

— Юсси, — сказал Игорь. — Почему ты мне раньше не говорил, что работаешь на Службу?

У Юсси не хватало нескольких зубов, и объясняться ему было трудно.

— Ты не шпрашифал, — прошамкал он.

— Идиот! — прорычал Игорь. — Я думал, ты просто финский эсэсовец.

— Ты сам виноват, — вступился за финна Вестгейт. — Нужно было сразу все выяснить.

Игорь повернулся к Вестгейту и долго рассматривал его измазанное в грязи лицо.

— Может быть, у вас в Северо-Западном отделе было принято задавать лишние вопросы, — сказал он наконец. — То-то я смотрю — куда это делся Северо-Западный?!

— Перестань! — Вестгейт угрожающе выпятил челюсть.

Они лежали под чахлыми кустиками на небольшом пригорке. Юсси в бинокль изучал поселок, раскинувшийся чуть севернее на берегу озера. Измотавшаяся до предела Тина спала, подложив под голову рюкзак.

— Нишефо не фишу, — сообщил Юсси. — А што фы такие нерфные? Фас-то не упьют. Это мне нушно нерфничать. А фас фозьмут шифыми и сунут под «промыфку».

— Нам нельзя под «промывку», — сказал Вестгейт мрачно. — Она нас угробит. Насчет Игоря не знаю, а меня точно.

— Не понял? — удивился Игорь. — Что-то ты раньше такого не говорил.

— У тебя обычный топ-секретный допуск. ЭКСТРУ тебе дали временно, да и то недоделанную. А у меня настоящая ЭКСТРА, только без права на убийство, уже пятый год. И когда я ее получал, мне в подсознание инсталлировали блокировку. Так что теперь, братишка, от «промывания мозгов» я просто сдохну.

— Что ж ты раньше не сказал… — пробормотал Игорь ошарашенно.

— Все тебе не так. — Вестгейт презрительно сплюнул. За последние сутки от его хороших манер не осталось и следа. — Юсси тебе не сказал чего-то, я не сказал… Мы подчиняемся тому же самому уставу, верно, Юсси?..

— Ферно.

— …а если тебе на него плевать, так это твое личное дело.

— Алекс, дорогой! — почти взмолился Игорь. — Да забудь ты про эти дурацкие правила! Какой теперь может быть устав, если мне из диспетчерской Службы прозвонился по закрытому каналу кто-то чужой? Все, забудь! Нет больше Службы!

— И вот именно теперь, — сказал Вестгейт тоном наставника, — устав нужно соблюдать досконально. Игорь, прости, но сейчас твои прежние знания и привычки ничего не стоят. Ты «легал», ты привык работать открыто. А у меня несколько другой опыт. И я тебе очень советую к моему слову прислушиваться.

— Ферно, — согласился Юсси.

— Мы найдем, где залечь, — сказал Вестгейт убежденно. — Только бы Юсси нас отсюда вытащил. Я знаю несколько мест вполне надежных. А потом мы выйдем на тех, кто еще остался, и что-нибудь вместе придумаем.

— Ага, — кивнул Игорь. — Придумаем себе на задницу. Ты как знаешь, а я надеюсь только на… — тут он вспомнил про устав и осекся. — Ну, ты понял на кого.

— Может быть, — кивнул Вестгейт.

Несколько минут они лежали в молчании. Юсси ворочал биноклем из стороны в сторону. Тина легонько посапывала во сне.

— Слушай! — вспомнил Игорь. — А как же Каспер?

— А что Каспер?

— Ну, у него ведь тоже должна была стоять блокировка.

— Когда эта технология появилась, он был уже старый, — вздохнул сокрушенно Вестгейт. — В преклонном возрасте такое радикальное воздействие на мозг плохо кончается. А потом, за него и не беспокоились. Если уж кто и не был похож на агента влияния, так это Каспер. Он сам мог любую разведку купить, продать и еще раз купить. Человек вне подозрений. У него стояла обычная ментальная защита — решили, что этого хватит. Во всяком случае, такова моя версия.

— Тьфу! — только и нашел что сказать по этому поводу Игорь.

— Есть сигнал! — встрепенулся Юсси. — Фижу! Ну, што телать?

— Пукать и отбивать чечетку, — посоветовал Игорь. Он осторожно потрогал левое плечо и скривился от боли. Их действительно хотели взять живьем. Так же, как и Юсси, Игорь нарвался на пластиковую пулю. Только Юсси попали в челюсть, и некоторое время его пришлось нести. Если бы не клякса, взволнованно зашевелившаяся у Игоря в кармане, еще неизвестно, успел бы он вовремя остановиться или нет. Но он успел и схватил за шиворот Вестгейта и Тину сшиб на землю, а правой рукой выхватил пистолет и запулил всю обойму поверх голов безвольно опрокидывавшихся Пааво и Хельги, которых подстрелили из игольника.

У Юсси тоже оказался настоящий пистолет, и вместе они заставили нападавших броситься врассыпную. Двигаясь перебежками за недоступной для игольника чертой дальности, они стреляли в темноту, отступая, а Вестгейт осторожно полз вперед, и Игорь материл его на чем свет стоит, надеясь, что дурак передумает геройствовать и вернется. По счастью, Вестгейту не дал стать героем очухавшийся противник. Засада накрыла их плотным автоматическим огнем, и Юсси вдруг охнул и упал, а Игорю словно врезали по плечу дубиной. Он машинально схватился за раненое место, понял, чем стреляют, бросился к Юсси и помог Тине оттащить его на безопасную дистанцию. Тут появился невредимый Вестгейт, Игорь навьючил его бездыханным телом Юсси и пинками и руганью погнал как можно дальше от засады, которая от преследования благоразумно отказалась.

А теперь они сидели в конце запасного маршрута, и им нужно было решать, как себя вести дальше.

— Пукать и отбивать чечетку? — переспросил Вестгейт. — Интересная метафора.

— Это цитата, — огрызнулся Игорь. — Старый роман Воннегута.

— Не читал. А ты что предлагаешь?

— Застрелю любого, кто дернется, — пообещал Игорь. — Один косой взгляд — пуля в лоб. Никому больше нельзя верить.

— Стесь нас фстречает не эсэс, — сказал Юсси. — Интерпол. Мой сопстфенный контакт. Им ферить мошно.

— Да в общем-то это не принципиально, — вздохнул Игорь. — Какая разница. Хоть Интерпол, хоть И-нет, хоть папа Римский. В любом случае нам больше идти некуда.

— Ферно, — кивнул Юсси, возвращая Игорю бинокль.

— Надо было кляксу бросить, — мечтательно промурлыкал Вестгейт, имея в виду ночное столкновение. — Или хотя бы гранату. И чего ты на меня орал?

— Дурак ты, вот чего. Кляксу нужно специально подстраивать, наводить на цель. Для гранаты было далеко. А там сидело человек десять как минимум, и все в ночных очках. Мы у них были как на ладони. Наше счастье, что они не стреляли боевыми.

— Эх… Жаль. Я как раз такую удачную позицию занял…

— Да перестань ты! — Игорь подполз к Тине, склонился над ней и тихо позвал ее.

Девушка словно ждала этого. Она широко раскрыла глаза, обхватила Игоря за шею и прижалась губами к его губам. Быстрый ищущий язык проник в его рот. Игорь задохнулся от наслаждения и ответил на ласку от всего сердца, не задумываясь.

— Вау! — сказал Вестгейт. — Ну и ну! Человек, можно сказать, сам на себя не похож, а вот надо же… Не обманешь женское сердце поддельными документами.

Игорь с трудом оторвался от мягких и полных страсти девичьих губ.

— Нам пора, — сказал он.

— Я люблю тебя, — прошептала Тина.

Местные интерполовцы оказались ребята симпатичные и если и смотрели косо, то разве что на кляксу в левой руке Игоря. Разноцветный синяк у Юсси на щеке, а также драные колени и измазанные лица всей четверки тоже не произвели на встречавших особого впечатления. Нарушителей границы деловито запихнули в потрепанный микроавтобус, и уже через двадцать минут компания оказалась в гараже, одна из дверей которого вела в уютный маленький домик. Юсси тут же вступил с хозяевами в оживленную беседу по-фински, а «русскими коллегами» занялись невесть откуда появившиеся доктор и визажист. Еще через полчаса русские коллеги, до блеска отмытые, прилично одетые, благоухающие и несколько ошалевшие от такого энергичного приема, сидели рядышком на диване и ждали, что скажет Юсси.

Тот появился уже без синяка, в дорогом стильном костюме.

— Слушай, — спросил Игорь, — что это за место? Может, тебе и зубы уже вставили?

— Нет, — криво усмехнулся Юсси. — Тина, пошалуста, фыйти ф ту комнату на минутку.

Тина обиженно надула губы и удалилась. Юсси присел напротив братьев. Вид у него был еще более мрачный, чем обычно. — Репята, — сказал он. — Фы уферены, што фам нушно тальше?

— А в чем дело? — поднял брови Вестгейт. — Давай, рассказывай.

— Прошто Шлушпе уше нишефо не нушно, — сообщил Юсси.

— Что? — переспросил Вестгейт, оборачиваясь к Игорю. — Ты понял, что он сказал?

— Он говорит, что Службе уже ничего не нужно, — перевел Игорь. Юсси активно закивал.

— Мы фстаем на консерфацию, — пояснил он.

Братья озадаченно переглянулись.

— А ты-то что на меня таращишься? — неожиданно разозлился Вестгейт. — Ты же этого всю жизнь дожидался.

— Перестань, — отмахнулся Игорь. — Юсси, дорогой, я понимаю, что тебе говорить тяжело. Но ты все-таки постарайся нам объяснить, что к чему.

И Юсси постарался. Он вкратце описал братьям, что именно творилось здесь, в Финляндии, пока он находился на российской стороне. Оказывается, за какие-то несколько часов по тихой и мирной Суоми прокатилась волна необъяснимых однотипных убийств, жертвами которой стали люди из самых разных слоев населения. И друзья Юсси из Интерпола были почти уверены, что «отстрел» произвела местная секретная служба.

Маленькую группу Юсси, выполнявшую чисто технические задачи, этот кошмар не затронул. Да и сам Юсси, в легальной жизни вовсе даже не эсэсовец, а полицейский офицер, занимавшийся вопросами приграничной территории, шансов засветиться имел немного. Держать секретные коридоры через границу входило в его прямые обязанности, и кого именно он водил туда-сюда, даже его местное начальство знало не всегда. А Юсси вообще никогда этого не знал, ему такой информации не полагалось в принципе.

Юсси даже не было известно, от имени какой «фирмы» поступает запрос на переход границы для его коллег по Службе. И что идут свои, он тоже никогда не был осведомлен. Золотое правило «меньше знаешь — крепче спишь». Даже под «промывкой» Юсси мог выдать только одного человека из центральной финской резидентуры ФКС (кстати, уже мертвого). Да еще насчет лесника Максакова у Юсси и раньше были серьезные подозрения.

Но теперь Юсси потерял двоих, и каждый из них по отдельности мог рассказать достаточно, чтобы их шефа тоже осчастливили выстрелом в голову. А уж то, что господин Донован из Чикаго и некто Гура из Харькова могли свои бутафорские лица и документы спустить в унитаз, это было вне всяких сомнений.

Но в каком-то смысле частичный провал операции с братьями сыграл Юсси на руку. Приказ открыть коридор для Игоря и Вестгейта он получил по аварийному каналу. Через границу пошел фактически нелегально, что-то там наврав людям из Интерпола, которым иногда оказывал конфиденциальные услуги и которые согласились выгородить его перед начальством в случае неприятностей. А главное — на этот раз Юсси был в курсе, зачем и за кем идет. Поэтому нервничал, много говорил открытым текстом и передал свое волнение клиентам. И именно общая нервозность группы привела к тому, что она попала засаде в лапы не целиком. Поэтому Юсси оказался на родине невредимым. Добрался до компьютера и заглянул в одному ему известную конференцию И-нет. И обнаружил, что именно в тот момент, когда Игорь отстаивал свою прическу с игольником в руках, Служба отдала приказ финской резидентуре встать на консервацию. Короче говоря — лечь на дно.

Юсси был здорово обескуражен, но уже четко увязал между собой чрезвычайные происшествия в Финляндии и то, что творилось на русской территории. А для братьев эта информация означала только одно. Как и предполагал еще позавчера Королев, Федеральная Контрольная Служба прекратила свое существование.

— И что ты теперь будешь делать? — спросил Игорь. Юсси открыл было рот, но тут в дверь постучали. Юсси что-то пробормотал по-фински, и в комнату вошел интерполовец, которого братья раньше не видели, — невысокий плечистый дядька лет сорока с круглым добродушным лицом. Он был без пиджака, и из плечевой кобуры у него торчала потертая рукоятка полицейского револьвера. Несколько секунд интерполовец в упор рассматривал братьев, а потом отвернулся, дернул себя за мочку уха и произнес длинную фразу, от которой у Юсси затвердели скулы и проступил на коже загримированный синяк. Он с трудом выдавил несколько слов. Интерполовец заговорил снова, и с каждой секундой Юсси выглядел все хуже. Наконец он кивнул и со вздохом опустил голову.

Интерполовец сел в свободное кресло, вытянул ноги, сложил руки на животе и улыбнулся братьям.

— Вы можете убрать оружие, — сказал он по-английски. Произношение у него было нарочито четкое, и Игорь все отлично понимал. — Все не так уж плохо. Мартин и девочка останутся у нас. А вы поедете дальше по своим делам. Только не возвращайтесь назад. Я понятия не имею, что здесь будет твориться через сутки.

— А я думал, ты Юхан или Юрген, — заметил по-русски Игорь. Он обращался к Юсси, но глаза его сверлили интерполовца, а ствол игольника смотрел улыбающемуся дядьке в грудь.

— Нет, он Мартин, — сказал интерполовец. — Извините, не могу говорить с вами по-русски. А я Улоф.

— Проснись, Юсси! — скомандовал Игорь. — Скажи что-нибудь, пока он жив.

— Нет… — через силу выдавил Юсси. — Не нато. Фсе нормально.

Игорь медленно достал из-за пазухи кляксу, задержал ее в ладони, опустил на пол и толкнул к ногам Улофа. Клякса покатилась вперед. Интерполовец перестал улыбаться. Круглыми глазами он смотрел, как клякса обнюхивает его ботинки.

— Freeze, you, asshole! — приказал Игорь.

Клякса высоко подпрыгнула, опустилась на подлокотник кресла и замерла рядом с судорожно вцепившейся в него ладонью. Видно было, что Улоф больше всего на свете хочет сейчас убрать руку, но боится ослушаться Игоря. Он явно никогда раньше не видел клякс. А то, что Игорь убрал игольник, добило интерполовца окончательно. Он буквально позеленел. Казалось, его сейчас хватит инфаркт.

Юсси тоже завороженно глядел на кляксу.

— Ни х…я сепе… — пробормотал он.

— А теперь поболтаем, — сказал Игорь.

Улоф сдавленно хрюкнул.

— У меня сердце больное, — пожаловался интерполовец.

— А у меня голова, — Игорь постучал себя пальцем по темени.

— Это я понял, — согласился Улоф. — Я не причиню вам никакого вреда. Я не опасен. Все в порядке, коллеги.

— Тамбовский волк тебе коллега. Юсси! Либо ты просыпаешься, либо я сейчас всех здесь положу.

— А тальше што? — поинтересовался Юсси.

— А дальше мы пойдем туда, куда скажешь ты.

— Бессмысленно, — сказал Улоф. — Без нас вы далеко не уйдете. Мы вас ищем по всей Европе уже третий час. Мы знаем вашу настоящую внешность и ваши настоящие имена.

— И с какой же радости вы нас тогда отпускаете? — спросил Вестгейт.

— Таков приказ.

Вестгейт непонимающе помотал головой.

— Объясни, — приказал Игорь.

— Мы вас ищем для того, чтобы обеспечить безопасное передвижение.

— Так он друг?! - Игорь в изумлении обернулся к Юсси.

— Нет. Ты фсе прафильно понял.

— Это только так кажется. По-моему, я уже ничего не понимаю.

— Сейчас поймешь, — пообещал Улоф. — Для начала уясни: вы теперь вне закона не только здесь, но и у себя на родине. Вчера русская Безопасность провела несколько штурмовых операций в Москве. Ваша организация полностью разгромлена.

— Удивил! — вяло огрызнулся Игорь. Но глаза опустил.

— Ваши руководители захвачены, — продолжал Улоф. — Я думаю, их ждет международный трибунал. И, кстати, молодые люди, постарайтесь теперь не подавать вида, что вы русские. Не исключено, что информация о вашей организации может быть предана широкой огласке. И с этого момента к русским во всем мире будет очень плохое отношение.

— И чего же вы хотите от нас? — спросил Вестгейт упавшим голосом.

— Мы знаем, кто вы, — объяснил Улоф. — И мы должны вас пропустить. Тех, кто с вами, — задержать. Но двоим по имени Бойко и Вестгейт не чинить препятствий. Три часа назад пришла такая информация. Между прочим, она касается всех. Никто вас двоих не будет задерживать, ни одна европейская полиция. И, как я понимаю, специальные службы вас тоже пропустят. Но любого, кто с вами, они должны отсечь. Вы можете идти только вдвоем. Эй! Не спеши!

— Почему? — Глаза у Игоря были холодные и прозрачные, и Улоф верно истолковал этот взгляд.

— Ваша девочка сейчас уже далеко отсюда, — сказал Улоф. — Это я сам придумал. Я могу получать разные приказы, и я обязан их выполнять. Но мне никто не может запретить позаботиться о своей безопасности.

— А кто тебе сказал, что это наша девочка? — прошипел Игорь. — И с чего ты взял, что она хоть что-то для меня значит?

Судя по всему, понимал Улоф по-русски блестяще, вплоть до тончайших интонаций. И он серьезно изменился в лице — если так можно сказать о человеке, физиономия которого уже несколько минут сильно перекошена. Сначала от ужаса при виде кляксы. Потом — от кровожадного восторга, когда Улоф решил, что его пленники сломлены.

— Ты блефуешь, — выдохнул он. — А я нет.

— Дурак, — усмехнулся Игорь. — Алекс, ты понял мою идею? Ты со мной?

— Я понял, — кивнул Вестгейт. — Идея хуже некуда. Но долги нужно отдавать.

— Мой рюкзак на полу справа от тебя. Возьми обоймы с красной меткой.

Вестгейт что-то недовольно проворчал, но тем не менее перегнулся через подлокотник и стал копаться в рюкзаке.

— Не нато! — почти взмолился Юсси. — Их тут шелофек тфатцать. И наш шлушают и шмотрят.

— Именно так, — ввернул Улоф.

— Юсси, не нервничай. Лучше уясни свою роль. Когда все кончится, если Тина еще здесь, хватай ее и беги. Если Тину увезли, не ищи ее. Просто спасайся. И спасибо тебе за все.

— Нет! — крикнул Юсси. — Итиот! Не нато! Улоф! — Он заговорил по-фински. Улоф кивал.

— Он не с вами, — перевел Улоф. — И он правильно делает. Он разумный человек. Так что ваш план бессмыслен.

— Но Тина все еще здесь, — заметил Вестгейт, рассовывая по карманам обоймы с красной меткой на боковине. — Я все-таки у окна сижу. А оно выходит на дорогу. И ни одной машины я пока не заметил.

— Слушают нас или нет? — задумался Игорь.

— Слушают! — поспешно кивнул Улоф. — И видят.

— В любом случае, если этот кретин не хочет бежать…

— Тина наверняка помнит дорогу, — процедил Вестгейт, злобно рассматривая Юсси. — Даже я помню. Спокойненько вернется в Россию. А там ищи ее…

— А ведь это мысль! — обрадовался Игорь. Он встал, с наслаждением потянулся и сделал на каблуке не особенно изящный пируэт. Взял с подлокотника кресла Улофа кляксу. Улоф шевельнулся было, но игольник Вестгейта уже смотрел в его сторону. Юсси сидел неподвижно, с каменным лицом.

— Думай, Юсси, — прошептал Игорь, прижимая кляксу к щеке.

— Да он уже сломался, — хмыкнул Вестгейт. — На него не рассчитывай.

— Какой ты стал агрессивный, — почти неслышно сказал Игорь, прикрыв глаза. Кляксу он теперь держал у переносицы.

— Это у нас родственное, — ответил Вестгейт.

— Обещайте, что сохраните мне жизнь! — внезапно потребовал Улоф. — Поклянитесь!

— Что еще такое? — спросил Вестгейт брезгливо.

— Поклянитесь! — почти закричал Улоф, в ужасе тараща глаза на священнодействие Игоря с кляксой. Наверное, он прочувствовал серьезность момента до конца. Вряд ли его могли так напугать какие-то молодые русские эсэсовцы. А вот клякса…

— Я могу дать информацию, которая вам нужна! — простонал Улоф.

— Почему ты уверен, что она нам нужна? — Игорь говорил чуть нараспев. Он присел на корточки у своего рюкзака и левой рукой прижимал кляксу к груди в области сердца, а правой что-то в рюкзаке искал.

— Потому что она вас интересует! — Улоф даже подпрыгнул в кресле от нетерпения.

— Поздравляю, братишка, — промурлыкал Игорь, доставая из рюкзака армейскую противопехотную гранату и пряча ее в карман. — Нас не видят и не слышат. Какие же они кретины! А еще Интерпол…

Улоф расплылся в кресле, будто подтаявшее мороженое.

— Вот видите, я сказал… — прошептал он.

— Ну, возьми теперь свою пушку и застрелись, — предложил Игорь.

Улоф тупо посмотрел на рукоятку у себя под мышкой.

— Но я не все сказал… — выдавил он с надеждой в голосе. — Я не сказал вам, сколько людей и где. И про девочку…

— Да, про девочку! — оживился Игорь, подходя к Юсси и забирая у него оружие. Юсси сидел как неживой. То ли он сейчас мучительно соображал, то ли от нервной перегрузки способность думать утратил.

— Поклянитесь! — твердо сказал Улоф.

— Motherfucker! — сказал Игорь, будто плюнул. — Хорошо. Клянусь. Честное слово.

— Так не клянутся, — замотал головой Улоф. — Я тебе не верю.

Игорь скрипнул зубами.

— В присутствии свидетелей клянусь, что не причиню тебе вреда. Я, Бойко Игорь Игоревич, специальный уполномоченный Федеральной Контрольной Службы, даю тебе в этом слово офицера.

— Теперь ты, — потребовал Улоф, глядя на Вестгейта.

— Именем отца и матери обещаю не причинять тебе вреда, — с видимым усилием пробормотал Вестгейт. — Могу поклясться на Библии.

— А теперь рассказывай, сука, — потребовал Игорь. — И не забудь про тех, кто сидит у нас под ногами, в подвале. Думаешь, я не догадался?

— Хорошо, — кивнул Улоф. — Я вижу, что вы не остановитесь в любом случае. Но в моих силах помочь обойтись без ненужных жертв. Вам незачем убивать тех, кто в подвале. Люк открывается в кухне. Вы можете повалить на этот люк холодильник. Он тяжелый, они не смогут открыть. А это из подвала единственный выход.

— Что там, в подвале?

— Вас это не касается, — твердо сказал Улоф. — И для вас это не опасно.

— Хорошо. Сколько людей на этаже и где конкретно?

— Здесь только пятеро. Ваша девочка в соседней комнате, одна, — Улоф дернул головой, показывая направление. — Она ничего не знает, я не хотел пугать ее раньше времени. Двое охраняют прямо за этой дверью. Один у телефона, вы видели где. Один в прихожей, и один у двери в гараж. Больше никого. Те, кто осматривал вас и помогал одеться, давно уехали.

— Что за оружие у твоих людей?

— Есть огнестрельное. Но против вас только игольники, это приказ.

— А почему все так несерьезно, Улоф? — спросил Вестгейт. — Идешь один на переговоры, совершенно без поддержки. Мы же в глобальном розыске. И никакого уважения. Ты нас даже разоружить не додумался.

— Только не ври! — приказал Игорь. Он разрядил пистолет Юсси и швырнул его за диван.

— Вас не нужно было разоружать. Вы должны были согласиться.

— Это как? — удивился Игорь, доставая из-за пояса игольник.

— В информации было сказано подробно о вас. Вы не оперативники, а специалисты, у вас совершенно нет опыта. И вы намерены выполнить свою задачу. Поэтому, если на вас не давить и не унижать, вы должны были просто согласиться. Осознав всю безвыходность ситуации для вас. Особенно если сломается ваш проводник…

— Я не шломалша, — пробормотал Юсси. — Но мне шовершенно некута пешать. Я ф пешфыхотном полошении.

— Там было все написано о вас, — вздохнул Улоф. — И я поверил. Наши информаторы никогда не ошибаются.

— Да они и сейчас не ошиблись, — пожал плечами Игорь. — Сколько еще будут ждать те, кто за дверью?

Улоф затравленно посмотрел на Игоря и бросил короткий взгляд на часы.

— Я приказал тридцать минут, — сказал он. — Значит, еще десять.

— Хорошо. Когда о вас начнут беспокоиться?

— Если ничего не случится, контрольный звонок через три часа. И еще час им ехать сюда.

— Хорошо, — повторил Игорь задумчиво.

— Госпота, я пойту с фами, — подал голос Юсси. — Исфините меня. Я притумал, кута мне прятатьша. И у меня ешть укрытие тля Тины. Фы мошете апшолютно не пешпокоитьша. Поферьте мне.

— Хорошо, — в третий раз сказал Игорь.

— А теперь свяжите меня, — сказал Улоф. — Галстуком и шнурками. Потом я буду лицом бить о стену, пока не потеряю сознание. И тогда можете начинать, но постарайтесь без лишних жертв. Кажется, все.

— Понял. Алекс, ты готов?

— Командуй, брат.

— Твой человек у двери во двор. Мой у двери в гараж.

— А мне што телать? — спросил Юсси.

— Лежать трупом, — ответил Игорь. И выстрелил ему в живот. Юсси всхлипнул, опустил глаза на торчащий из его рубашки красный хвостовик иглы и повалился ничком на пол.

— Зачем?! - изумился Вестгейт.

— Он сделал правильно, — сказал Улоф. Он изо всех сил старался не потерять самообладания, но голос его все-таки дрожал. — Я даже как-то не подумал. Действительно, вам не нужно меня связывать. Вы же можете выстрелить…

— Запросто, — кивнул Игорь, нажимая спуск. Игольник хлопнул, и красное пятнышко впечаталось в живот Улофа. Интерполовец сделал глотательное движение, на губах его запузырилась слюна, и он деревянно откинулся в кресле. Вестгейт, опустив свое оружие, смотрел, как на брюках Улофа расплывается темное пятно.

— Какой же ты все-таки подлец! — сказал Вестгейт с чувством.

— А зачем он нам врал?

— Про что?

— Да про подвал!!! - рявкнул Игорь, с размаху швыряя кляксу в дверь. Клякса пропорола толстое дерево насквозь, не оставив ни малейшего следа. А снаружи начали кричать.

— Go! — Игорь пинком распахнул дверь и, перепрыгнув через копошащиеся на полу тела, бросился в гостиную. Там клякса уже терзала человека, сидевшего у телефона. Он все еще оставался на стуле, беспорядочно дрыгая конечностями. В другой ситуации это выглядело бы даже комично. Игорь протянул руку, и клякса тут же выскочила из тела, которое продолжило свой танец смерти в одиночестве. А Игорь шмякнул кляксу об пол и побежал к углу, за которым начинался коридор к гаражу.

Со стороны прихожей стрекотали игольники.

Из-под ног, куда просочилась клякса, доносились отчаянные вопли. Игорь высунул ствол из-за угла и дал веером длинную очередь, стараясь зацепить максимально возможное пространство. И прямо у его ног с деревянным стуком трахнулась об пол чья-то голова. Опоздай Игорь на секунду, он имел бы дело с хорошо тренированным стрелком. Но Игорь успел.

Война в прихожей, кажется, прекратилась. Игорь осторожно высунулся в коридор. Никого. Тогда он по стене добежал до двери и приоткрыл ее. Гараж был совершенно пуст. Там не оказалось даже машины. Выругавшись, Игорь кинулся обратно.

— Алекс! — крикнул он. Ему не ответили.

Игорь распахнул дверь в комнату Тины. Девушка сидела на кровати и сонно хлопала глазами. Игорь бросил ей на колени игольник, а сам достал пистолет.

— Под кровать! — приказал он. — Увидишь чужие ноги — стреляй по ним! — и убежал.

В гостиной человек у телефона все еще сидел на стуле, опустив голову на грудь. Из прихожей не доносилось ни малейшего движения. Видимо, одолевший Вестгейта противник затаился. Но Игорь знал, как его выкурить. Он достал из кармана гранату и, не вырывая кольца, пустил ее за угол. Прячущийся там враг должен был инстинктивно дернуться и выдать себя. Но он не пошевелился. Тогда Игорь выпрыгнул в прихожую и от неожиданности чуть было не застрелил собственного брата.

Вестгейт, закрыв глаза, полусидел-полулежал в очень неудобной позе на высокой подставке для ботинок. Игла с желтым хвостовиком торчала у него из плеча.

Противник Вестгейта нелепо свисал верхней частью туловища с антресолей над дверью.

— Хитрец, — пробормотал Игорь, выдергивая иглу из плеча брата. Вестгейт начал съезжать со своего насеста, и Игорь осторожно уложил его на пол. Обошел изобретательного охранника и со стороны двери заглянул ему в лицо. Оно было утыкано иглами, как подушечка для булавок.

Игорь подобрал гранату, на всякий случай запер дверь и двинулся обратно.

— Тина, можешь выходить! — крикнул он, проходя через гостиную.

— Я боюсь, — мрачно ответили ему из-под кровати.

— Поздно уже бояться, — сказал Игорь, останавливаясь в дверях кухни. Люк в полу действительно был. Но клякса, устало поводя боками, лежала не на люке, а на крышке посудомоечной машины. Игорь мягко погладил черный пульсирующий шарик, и клякса в ответ довольно заурчала. Во всяком случае, так Игорь понял ее реакцию. Он убрал кляксу в карман и внимательно осмотрел посудомойку. Все кнопки были вроде бы на месте. Игорь сунул руку между машиной и стеной и почти сразу же нашел потайной тумблер. Перебросил его, и машина бесшумно откатилась в сторону, открывая лесенку вниз.

В одном Улоф не соврал — внутри дома на самом деле не было ни камер, ни микрофонов. Наблюдение велось только за прилегающей территорией. Но этого хватило бы, вздумай пленники бежать. Далеко бы их не отпустили. Еще из подвала имелся отдельный выход через вентиляционную шахту. И ход в гараж. И еще какие-то двери, ведущие явно вверх. А под тем местом, где в кухне находился люк в полу, имелся объемистый короб — скорее всего какая-нибудь бутафория или даже ловушка.

В самом подвале оказался мощный пост связи, на терминалах которого работала смена в восемь человек. Перешагивая через тела, Игорь бегло осмотрел мониторы, но ничего толком не понял. И компьютеры, и программное обеспечение принадлежали, судя по всему, к тому самому новейшему поколению, о котором Игорю рассказывал Мишка Лавров. Единственное, что до Игоря дошло, так это то, что он вывел из строя немаловажный винтик большой системы, и теперь самое верное — убираться отсюда как можно скорее.

Но и оставить всех этих людей наблюдать за тем, как из гаража выезжает машина, было невозможно. В таких серьезных заведениях, как это, без системы взаимного оповещения между «крышей» и «подвалом» не работали. Недаром пульт с мониторами слежения и микрофоном внутренней связи помещался отдельно. Чтобы охранник, говоря с «крышей», не мешал людям за большими терминалами.

— Ну, кашу заварил… — пробормотал Игорь, взбираясь по лесенке наверх.

— По пути стреляй во все, что шевелится, не стесняйся, — сказал Игорь, отдавая Тине позаимствованный у интерполовцев в домике игольник. — Когда подойдешь вплотную к месту перехода, оружие выкинь. И иди к отцу на хутор. Есть у меня подозрение, что где-то он там неподалеку залег и тебя перехватит. А если нет — на хуторе будут ребята из Безопасности. Расскажешь им все от корки до корки. Ничего не скрывай. Если тебя погранцы все-таки сцапают, опять-таки требуй офицера Безопасности. И главное, с того момента, как ступишь на российскую землю, не геройствуй. Чуть что — лапки кверху. Потому что у наших игольников нет. У них огнестрельное, и они любят им пользоваться. Горьким опытом научены, поверь мне, я знаю.

— А иначе никак? — спросил Вестгейт из машины, изо всех сил растирая ноги. Парализатор крепко прихватил ему нижнюю часть туловища.

— Я хочу, чтобы она была жива, — сказал Игорь твердо. — А Безопасность ей точно ничего не сделает и другим не позволит. «Промывка» будет, конечно…

— И «чистка», — заметил Вестгейт.

— Заткнись, — попросил Игорь. — Я другого выхода не вижу. Сейчас отрабатываются все связи ее отца. Разумеется, поднимется вопрос — а где в этот момент была его любимая дочурка? Извини, Тина. Это я думаю вслух.

— Я понимаю… — прошептала Тина. — А что такое «промывка»?

— А, ерунда. Профессиональный термин. Это такой метод допроса, — почти не соврал Игорь. — Человеку, которому нечего скрывать, он не опасен. А тебе нечего скрывать, учти это. Ты не участвовала ни в чем дурном или направленном во вред твоей родине. Запомни это крепко. А теперь иди.

— Я увижу тебя… когда-нибудь? — спросила Тина с надеждой.

— Обязательно. Если сделаешь все так, как я сказал, — обязательно.

— Но ведь ты…

— Что я, ангел мой? Я тоже не сделал ничего дурного. И я тоже скоро приду сдаваться. Просто нам с Алексом нужно завершить одно дело. Ничего не бойся. Мы встретимся в Москве, я обещаю. И очень скоро.

— Я верю… — Тина прильнула к нему, и Игорь крепко ее обнял.

— Все, — прошептал он, поцеловал ее волосы и легонько оттолкнул девушку от себя.

— До свидания, — сказала Тина. — Любимый.

— Счастливо! — крикнул из машины Вестгейт.

— Пока. — Тина повернулась и исчезла в лесу. Но сразу за первым же большим деревом остановилась, прижалась к нему спиной и съехала по стволу на землю, как будто у нее подломились ноги.

— Позер и лжец, — сказал Вестгейт севшему за руль Игорю. Сказал вяло, не осуждая, а констатируя факт. — До чего же ты любишь манипулировать людьми! С каким наслаждением ты это делаешь!

— Ты давай копыта растирай, — посоветовал Игорь, трогаясь с места.

— Да я растираю…

— Потерял Батарейку? Она бы сейчас тоже пригодилась.

— Да черт ее знает, где она. Неважно. А ты, братец, все-таки редкая зараза. Любого, с кем соприкоснулся, в состоянии говном измазать. Вот скажи, кого ты из меня сделал? Против моей воли. Сначала убийцу. Потом клятвопреступника. Интересно, что дальше, а?

Игорь рассмеялся.

— Неужели ты все это серьезно? — спросил он беззлобно, выруливая с проселка на шоссе.

— Не очень, — признался Вестгейт. — Слушай, ты не гони. И вообще не нарушай. Машина-то краденая.

— Да пусть нас поймают. Сами же и отвезут, куда скажем. Но какой же идиот этот Улоф! Собственными руками могилу себе вырыл, трепло!

— И вовсе он не идиот. Был. У него просто специальность не та. Он же, наверное, уголовников ловил. А тут увидел двоих перепуганных мальчишек…

— Так уж я старался! — гордо заявил Игорь. — Играл, как в хорошем театре! Я разве что не описался. С перепугу и от безысходности…

— А ты ее совсем не чувствуешь? — удивился Вестгейт. — Я имею в виду — безысходности…

— Ты же слышал, что я Тине сказал. Я не сделал на Службе ничего дурного.

— После «чистки» она тебя забудет… — неожиданно сменил тему Вестгейт. — Слушай, а ты ее…

— И тебя она забудет тоже! — рявкнул Игорь так жестко, что Вестгейт мгновенно умолк и принялся с удвоенной энергией массировать ноги. Некоторое время они ехали молча. А потом Игорь сказал:

— Не в добрый час мы с тобой встретились, правда?

— Да уж…

— И все-таки я очень рад, что познакомился с убийцей и клятвопреступником.

— От такого слышу. Я тоже рад.

— Да не «от такого», братишка. Если бы не твое вмешательство, я мог бы стать еще и отцеубийцей. Спасибо тебе.

— Забудь! Это же ты сам догадался… Я, собственно, только помогал.

— Все равно с меня бутылка. Слушай, ты ходить уже можешь?

— Думаю, да. А что?

— Просто мне не нравится, что у моего брата такая некрасивая морда. Вон бензоколонка, там должен быть сортир. Нейтрализатор у меня в рюкзаке. Пошли, восстановим былое очарование?

Минут десять они, страдальчески морщась, поливали себя химией, уничтожая несмываемый грим. Фальшивая пластиковая борода Вестгейта сопротивлялась нейтрализатору как родная. А особенно туго пришлось Игорю с его пышной гривой, которой нужно было вернуть естественный цвет. Но в конце концов они увидели в зеркале свои привычные лица. И лица эти улыбались.

— И что, кто-то хочет сказать, что мы не прорвемся? — спросил Игорь у своего отражения.

— Все-таки у тебя колоссальная психическая упругость, — заметил Вестгейт завистливо. — Весь мир, можно сказать, обрушился, а ты…

— Мой мир в порядке. Служба для меня не значила ни черта. Она мне только палки в колеса ставила каждый божий день.

— И что ты дальше намерен…

— Да я уже все сказал! — Игорь удивленно повернулся к Вестгейту. — Разберемся с личными проблемами, и я пойду сдаваться. Спорим, что меня возьмут в Безопасность уже через месяц? Спорим, у меня будет свой отдел Спецпроектов? И спорим, что у меня половина народу в подчинении будет со Службы?

Вестгейт недоверчиво хмыкнул.

— Ты уже забыл про город Каледин, с которого все началось, — сказал Игорь.

— Действительно… — пробормотал Вестгейт.

— А ведь он остался. Пусть там даже все помереть успеют, пока мы до Волкова доберемся. Но в любом случае с городом что-то нужно делать. А кто это организует?

— Хорошая у тебя специальность, — вздохнул Вестгейт.

— И у тебя тоже, — сказал Игорь твердо. — И на тебя найдется спрос. Конечно, если ты не успел натворить черт знает чего.

— Может, и не успел. Но без «промывки» мне никто не поверит. А она меня убьет!

— А снять твою блокировку — никак? — спросил Игорь осторожно. Он совсем забыл про опасность, подстерегающую Вестгейта при «промывании мозгов». Точнее, он все никак не мог поверить в такие иезуитские методы засекречивания информации, как установка смертельных для носителя блоков в сознании.

— Того, кто мне ее ставил, уже нет в живых, — процедил Вестгейт.

— Н-да, хорошего мало… Какая гадость эти нейротехнологии! Тина бедная теперь их прочувствует во всей красе ни за что ни про что…

— Слушай! — оживился Вестгейт. — Так все-таки ты ее успел поиметь или нет?

— А в лоб?

— Подумаешь, — надулся Вестгейт. — Тоже мне событие — девчонку соблазнил.

— А по яйцам? — Игорь подобрал рюкзак и направился к выходу. Вестгейт еще раз посмотрел на себя в зеркало, пригладил виски и заковылял вслед за братом.

— По яйцам не надо, — сказал он на улице. — Это уже было. Только и делает Россия-мать, что пытается меня кастрировать.

— Может, и не зря, — заметил Игорь, бросая рюкзак на заднее сиденье и усаживаясь за руль.

— Вообще, нам не помешал бы ланч. — Вестгейт сел рядом и с тоской посмотрел на придорожный кафетерий.

— У меня наличных нет. Только карточки, а они теперь все блокированы, да еще и в розыске.

— И у меня то же самое. Ладно, не будем искать неприятностей. А может, ограбишь кого-нибудь, а? Чего тебе стоит? Вот, машину угнал…

— Слушай, Алекс. — Игорь повернулся к Вестгейту и посмотрел на него в упор. — Давай ты перестанешь меня злить, а я тебе за это облегчу страдания. У меня с Тиной ничего не было. А вот ты, подлец, ее изнасиловал.

— А-а… То есть?

— После того, как бедная девчонка от имени России-матери дала тебе по яйцам, твои нейролингвистические штучки-дрючки все-таки ее достали. Она мастурбировала с такой силой, что я думал, она себя в клочья порвет. Ну что, доволен?! - Против желания Игорь начал повышать голос. — Скажи мне теперь, кто из нас манипулирует людьми?! А?! Еще раз увижу… Не дай бог! — Игорь задохнулся от ненависти, умолк и отвернулся.

— А ты, значит, подсматривал! — осклабился Вестгейт.

— Убью!!! - заорал Игорь.

— Да за что?! Все же тебе досталось! Я старался, раскручивал ее эмоционально, а ты…

— Ах ты сука!

— Да пошел ты!!! Я в кустах лежал почти без сознания! А ты в это время смотрел, как она дрочит! А сам ты что делал, когда смотрел, а?!

Дальше события развивались почти по московскому сценарию. Только Игорь на этот раз ударил первым. Локтем правой руки он залепил брату в живот, а кулаком — в глаз. Вестгейт широко открыл рот, уронил голову между колен и в таком положении затих.

Игорь прислонился щекой к ободу руля, вцепился в баранку до боли в пальцах и громко застонал. Ему было невероятно больно, и он совершенно не понимал отчего.

Когда Вестгейт пришел в себя, оказалось, что Игорь навзрыд плачет — неумело, задыхаясь и размазывая слезы по лицу.

Так их и арестовала финская дорожная полиция — один угонщик обнимает другого, гладит по голове и баюкает, как ребенка, и шепчет ему на ухо слова на непонятном языке.

И улыбается при этом счастливой улыбкой. Как будто утешает очень близкого человека.

Глава 17. Восьмое июня, утро

Внешне участок, принадлежавший господину Хайнеману, от соседних не отличался. И жилище у него было — ничего особенного, типичный швейцарский домик. Но в то же время сразу было видно, что здесь живет русский человек. Словно пылью все присыпали. Где-то что-то хоть чуть-чуть да обшарпано. А увидев в глубине двора отцовский «Лендровер», Вестгейт брезгливо сморщил нос. Даже у лесника Максакова техника выглядела почище.

Из-за кустов в глубине участка поднимался легкий туман. Судя по всему, там пряталось небольшое озерцо.

— Красота! — сказал Игорь, заводя руки за голову и потягиваясь. — Свобода! А также равенство и братство. Только вот пиво в Европах сомнительное, доложу я тебе. Настоящее пиво — это такое, которого незачем выпивать помногу. Возьмем, к примеру, «Гиннесс»… Практически от любого его сорта глубокое и всеобъемлющее счастье обрушивается на меня уже в начале второго литра. А эта косорыловка, которой нас на неметчине угощали, ее же канистрами нужно хлестать…

— Косорыловка — это от «косое рыло»?

— Разумеется. Велик и могуч наш родной язык. Знаешь, какое самое экзотическое название русского деревенского самогона? «Стенолаз».

Вестгейт на секунду задумался, потом коротко хохотнул и снова впал в отрешенное молчание.

— Тоже нервничаешь? — догадался Игорь. — Ну-ну.

— Пошли, — сказал Вестгейт сухо и вышел из машины. Он теперь командовал часто. В Европе роль ведущего в паре как-то вполне естественно перетекла к нему. А Игорь хотя и не потерял своего красноречия, но в целом заметно поутих. Особенно с той поры, как ему на нервы стали давить Альпы.

Двое суток эсэсовцы разных стран передавали братьев из рук в руки, но за это время статус Игоря и Вестгейта так и не определился. Соответственно с ними и обращались — со сдержанной неприязнью. На вопросы отвечал только Вестгейт, коротко и неопределенно. А Игорь молчал, сумрачно улыбался и непрерывно курил, чем особенно досаждал конвоирам-европейцам. Едва обстановка немного разрядилась и воевать стало не с кем, он вспомнил, что неуютно чувствует себя за границей, подозрительно относится ко «всяким нерусским» и вообще хочет домой. Это была, конечно, блажь, но с каждым новым километром, отдаляющим Игоря от Москвы, на душе у него действительно становилось все муторней. Пейзажи вокруг были чужие, дома непривычные, люди странные. И вели себя эти люди совсем не так, как в Москве, где любого иностранца рано или поздно начинают окорачивать русские культурные традиции, одна из которых — сдержанность и корректность на трезвую голову. А здесь все были словно под мухой — развязные, излишне подвижные и голосистые. Игорь представлял себе Европу несколько другой. Как минимум он не подозревал, что здесь ему все время будет хотеться выпить.

Еще хотелось показать конвоирам, что такое Служба — набить как следует их раскормленные морды и сбежать. Но, во-первых, это было бы глупо. Во-вторых, оружие у братьев все равно отобрали, а сцепиться врукопашную с четырьмя здоровенными лбами Игорь не рискнул бы. Оставалась, правда, клякса, временно превратившаяся в черный блинчик и теперь неодобрительно ворочавшаяся у Игоря в сапоге. Кляксе тоже было нехорошо. Особенно тягостно на ее состоянии отразились те полтора часа, что она пряталась в прямой кишке хозяина во время личного досмотра. Проводивших его финских эсэсовцев штатная экипировка офицера Службы потрясла до глубины души. Они явно никогда раньше не видели ни усовершенствованного игольника, ни спецрации, а маркер-кит разве что не облизывали. Но в итоге у Игоря забрали даже часы и дотошно просканировали все тело. А Вестгейту помимо всего прочего сменили пломбу на зубе.

Зато о «промывке» никто и не заикался. И допрашивали братьев без энтузиазма. Про бойню на явке Интерпола вообще не было ни звука. Может быть, потому, что дотошный Игорь собрал на месте преступления все ядовитые иглы и затер отпечатки пальцев. А потом их спросили: «Вам куда?» — «Fuck off, — ответил Игорь. — Только сначала дайте нам машину и немного денег». — «Я же говорил, он мудак», — сказал двойной агент Пааво, вялый и заторможенный от «промывки». Видимо, местное эсэсовское начальство таким людям на слово не верило. «Я еще с тобой разберусь, — пообещал ему Игорь. — Ты, урод, будешь кровью ссать, срать и блевать. И собаку я твою обожаемую застрелю, возьму грех на душу. Чтобы Мэкс на том свете из-за тебя не расстраивался». — «Я же говорил, этот русский сумасшедший, — объяснил Пааво. — Все они такие». Тогда Игорь обозвал Пааво грязным предателем и подлым шпионом, плюнул ему в лицо, разбил коленную чашечку и едва не выдавил глаз. А Пааво стал как-то очень по-детски молотить Игоря кулаками, вывихнул себе три пальца на правой руке и подвернул здоровую ногу. Прежде чем потерять сознание от удара по голове, Игорь еще и ухо ему чуть не отгрыз.

«Вы его действительно спрячьте куда-нибудь, — посоветовал Вестгейт, когда брызжущего слюной Пааво уволокли в медпункт. За дракой он наблюдал с каменным лицом, предусмотрительно зажатый в углу охраной. — Игорь не профессионал, тонкостей нашего дела не понимает и к двойной игре относится плохо. Искалечит он этого вашего истеричного дурака. Н-да… Машину вы нам теперь не дадите. Ладно, так уж и быть, организуйте нам экскурсию в Монтрё. А оттуда мы — сами. Такой расклад вас устроит?». — «А ваш коллега всегда такой буйный?» — словно не расслышав предложения, спросил координатор операции, пожилой грузный немец, потея и отдуваясь. Он спешно прибыл в Финляндию с Ближнего Востока и сейчас тяжко страдал от перемены климата. «Не знаю, мы всего третий день знакомы». — «Ну-ну. Кстати, а почему Монтрё? Вам же от Цюриха добираться будет гораздо ближе». И, услышав это, Вестгейт неожиданно замкнулся и перестал отвечать на вопросы по существу дела. Он вдруг почувствовал себя так, будто о его тайне личности написали на заборе, и элементарно обиделся. Хотя на родственную связь с Игорем Волковым ему никто и не собирался намекать.

Так или иначе, но в Цюрихе их действительно отпустили на все четыре стороны. Правда, без документов, так что легально покинуть Европу братья не смогли бы. И с дебетной карточкой на сумму, которой в обрез хватило на аренду машины.

Теперь эта машина стояла у заветной калитки, и Игорь протянул руку и нажал кнопку звонка. Вестгейт заметил на запястье брата ссадину от наручников и сам передернулся от боли. В нарушение всех писаных и неписаных правил в машине охрана пристегивала Игоря к ручке двери. А на остановках — к самому здоровому конвоиру.

— Ты как? — спросил Вестгейт. — Голова не кружится?

— Бог миловал. Я вел себя как мальчишка, да?

— Не мое дело тебя осуждать.

— Спасибо. На самом деле это я с перепугу безобразничал. Боялся, что ко мне отнесутся излишне серьезно. Начнут ломать, выдавливать сведения. Кто ж мне поверит, что я на Службе за летающими тарелками охотился! Я же, по их понятиям, настоящий русский эсэсовец, как и ты… А вот молодой истерик — это уже другой разговор. Согласись, ну кто такому неуравновешенному типу доверит хоть один достойный внимания топ-секрет?

Вестгейт невесело усмехнулся.

— Пааво тоже оказался не на высоте, — заметил он.

— Да уж, этот крендель мне просто гениально подыграл. А обидно, да? Интересно, его намеренно внедрили или была перевербовка?

— Черт его знает. Вот из-за такой мелюзги сыплются большие дела. Задействован на второстепенном участке неприметный человечек. Знает мало, соображает туго. Конечно, никому и в голову не приходит его как следует зомбировать, чтобы на сторону не глядел. Да и сложно это технически. Сам представляешь, сколько тысяч этаких Пааво работает у наших Юсси, ни о чем не подозревая. И сколько тысяч Юсси в подчинении у одного-единственного офицера Службы. Да, а я, честно говоря, именно на Юсси грешил…

— Как-то с Юсси нехорошо получилось, мир праху его, — вздохнул Игорь. — Несправедливо. Только вот не надо ему было так резко падать духом.

— Мы слишком мало знаем о его обстоятельствах, чтобы судить. Может, он спал и видел, как бы со Службой расстаться.

— Запросто. Ну что они там копаются? Полдевятого утра! Или эту деревню «русская культурная экспансия» долбанула? Научились, как в Москве, спать до обеда?

— Позвони еще, — сказал Вестгейт.

Игорь потянулся к кнопке и задержал руку на полпути. Скорее даже отдернул. Потому что в доме открылась дверь, и на крыльцо шагнула светловолосая девушка, стриженная под мальчика, в джинсах и клетчатой рубашке навыпуск. На мгновение Игорю показалось, что это Тина. Сходство было такое разительное, что он буквально остолбенел. Но девушка подошла к калитке, и Игорю полегчало. Она была совсем не похожа на Тину. Совпадали только стрижка, цвет волос и рост. Да еще и одежда, если не считать, что Тина бегала в стоптанных кроссовках, а у местной хозяйки на ногах были дорогие туристские ботинки «Экко». Но человек перед Игорем стоял абсолютно другой.

— Good morning, — начал Игорь, машинально пряча в рукав помятое запястье и радуясь в душе, что после инцидента с Пааво не осталось синяков на лице. — I\'m sorry… На что спорим, вы по-русски говорите не хуже меня?

— Скорее всего лучше. Я все-таки из Петербурга.

Было ей лет двадцать семь-двадцать восемь, и Игорь одним взглядом буквально ее съел. Да, это была совсем не Тина. Это было просто загляденье, да еще и взрослое, с которым можно не миндальничать и которое не станет церемониться с тобой. Удивительно ладная фигура, маленькие упругие груди торчком, красивые руки и серые глазищи в пол-лица, с такой же кошачьей поволокой, как у Игоря. Вот только роста барышне не хватало на его вкус сантиметров этак пять.

— Не может быть, чтобы вы — и вдруг из Питера, — заявил Игорь и подумал, что буквально на днях он то же самое уже говорил. — Не бывает в Питере таких женщин. Такие как раз в Москве водятся или в крайнем случае на Валдае. А в Питере все девушки анемичные и подозрительно смахивают лицом на лошадей… Ой, извините. Что-то я того. Последствия контузии. Здрасте.

— Здравствуйте, — девушка наконец-то улыбнулась. Перевела взгляд на стоящего в отдалении Вестгейта и тут же вся напряглась как пружина. Сомнений не было — она его узнала. Точнее, догадалась, что этот ранний визит неспроста.

— Так, — сказал Игорь, поворачиваясь к Вестгейту. Тот с застывшей полуулыбкой на лице разглядывал девушку. — Теперь я точно знаю, что мы пришли по адресу. Милая барышня, это Игорь Александр Вестгейт. Зовите его просто Алекс, он так привык. А меня зовут Игорь Бойко. Мы приехали из Москвы.

— Меня зовут Ирина Хайнеман, — пробормотала девушка, не в силах оторвать взгляд от Вестгейта, который окончательно спал с лица. Чем-то «милая барышня» его расстроила. Наверное, самим фактом того, что была здесь.

— Ага! — обрадовался Игорь. «Хорошо живет папаша. Женится себе на молоденьких…» — Очень приятно. А как бы нам с господином Хайнеманом переговорить?

— Он там, — вяло махнула рукой Ирина, не сводя глаз с Вестгейта. — В конце участка, за кустами, будет такая же калитка и от нее тропинка к озеру. Он там, на берегу.

— Тогда мы пойдем, — сказал Игорь. Девушка шагнула в сторону, распахивая калитку. — Алекс, пошли!

Вестгейт с отчетливым усилием толкнул себя вперед. И мимо Ирины прошел на максимально возможной дистанции.

— Что с тобой? — шепотом спросил его Игорь, когда они удалились на достаточное расстояние. — Ты ее раньше видел?

Вестгейт помотал головой.

— Просто как-то странно, — пробормотал он.

— А-а… — Игорь заботливо приподнял ветку, в которую брат намеревался врезаться носом. — Ну, это нормально. Господин Хайнеман живет полной жизнью, ни в чем себе не отказывает. У него тут и детей, наверное, целый выводок. Любит папа размножаться… Еще увидишь, братишка, до какой степени мы с тобой не одиноки во Вселенной.

Вестгейт в ответ что-то неодобрительно пробурчал.

Они миновали участок и вышли на узкую песчаную тропинку в обрамлении давно не стриженных кустов. Под ногами начал стелиться зыбкий полупрозрачный туман и становилось зябко.

— Туман — это к дождю? — спросил Игорь.

— К теплу, по-моему.

— Так, — Игорь внезапно остановился, глядя куда-то вниз.

— В чем дело? — спросил Вестгейт.

— На, покури, — Игорь протянул ему сигареты. — И не оборачивайся.

Вестгейт покорно взял пачку. В Россию он приехал курящим от случая к случаю, а теперь у него даже была своя зажигалка. Игорь тем временем шагнул вперед и вправо, оказавшись впереди брата.

— Вот сука! — сказал он почти восхищенно.

— Да что такое?

— Мне только что в спину целились, — объяснил Игорь, ежась будто от холода. Из его правой брючины выпала на песок маленькая черная амеба, приняла узнаваемые шарообразные очертания кляксы и прыгнула вверх, хозяину в руку.

— А что это ты за меня прячешься? — спросил Вестгейт сварливо, но с места не двинулся. Наоборот, до отказа развернул плечи.

— В тебя она стрелять не будет. Ты на отца чертовски похож. Она сразу догадалась, кто ты.

— Это я понял, — кивнул Вестгейт. — Но зачем в тебя-то?..

— Может, решила, что я твой конвоир. Да мало ли что ей в голову взбрело… Уф… На чердаке она сидит. — Игорь прятался за Вестгейта, изо всех сил стараясь быть маленьким. — Не знаю, что делать. Кляксой ее нельзя, не откачаем потом. Может, Волкова позвать?

— Откуда ты знаешь, где она сейчас? — поинтересовался Вестгейт просто для того, чтобы хоть как-то участвовать в происходящем. Он видел, что Игорь серьезно испуган, и чувствовал себя полным идиотом.

— Чую, — объяснил Игорь. — Вот дурацкая ситуация! Ну не хочу я убегать, понимаешь? Именно сейчас — не хочу.

— Да что тебе стоит? Упал в кусты, и дело с концом.

— Сам ты упал. Не хочу и не буду.

В этот момент откуда-то спереди раздался топот. Кто-то бежал неторопливой тяжеловатой рысью им навстречу.

— Та-ак… — протянул Игорь, крепко сжимая в руке кляксу. — Собаку Баскервилей видел? Сейча-ас… Расслабься на всякий случай.

— Ее ты тоже учуял? — спросил Вестгейт, не зная, что и думать.

— Не-а. Тут все в ее следах. Под ноги смотреть надо.

Туман впереди был плотнее, доставал почти до пояса, и, когда в нем возникла здоровенная черная башка с белой промоиной на носу, Вестгейт невольно вздрогнул.

— Ух ты! — воскликнул Игорь, и Вестгейт почувствовал в его голосе радостную интонацию. А Игорь сунул кляксу в карман и протянул собаке руку, тыльной стороной кисти вперед. Большой влажный нос уткнулся в нее и с шумом потянул воздух.

— Обалдеть! — сказал Игорь растроганно. — Ты только посмотри!

— Я тебя загораживаю, — напомнил Вестгейт.

— Спасибо, больше не нужно. Видишь, за нами пришли, нас признали безопасными. Все в порядке, она уже не хочет стрелять. Просто наблюдает. Но задницу я этой девице еще надеру за самодеятельность. А вот этой девице… Ох ты, моя лапушка, какая же ты прелесть!

Вестгейт оглянулся. На какой-то миг ему показалось, что в далеком чердачном окне действительно блестит мощная оптика. Потом он вспомнил, что современные прицелы не бликуют, и в задумчивости потер нос. В этот момент его толкнули в бедро, он покачнулся и едва устоял на ногах. Снизу вверх на него смотрели пытливые и внимательные собачьи глаза.

— Какой окрас роскошный! — восхищался Игорь. Он сидел на корточках рядом с собакой, и головы их были почти на одном уровне.

— Это что? — спросил Вестгейт, наблюдая, как его обнюхивают. Собака была не так велика, как чудовищные псы лесника Максакова, но явно принадлежала к близкой им породе. А окрас у нее действительно оказался необыкновенно красив. Нереально, как с картинки. Спина и бока черные, рыжие подпалины, белая грудь, четко очерченные белые носочки и кончик хвоста. Шерсть у псины была длинная и шелковистая, уши висячие, а в изучающих Вестгейта глазах светился подозрительно откровенный интеллект.

— Бернский зенненхунд. Дальний родственник тех крокодилов, что ты на хуторе видел. Чудесная сучара. Только очень крупная. Наш друг, господин Хайнеман, всегда любил больших собак. И обязательно длинношерстных.

Вестгейт отрешенно посмотрел в туман. Игорь понял, что он думает о своем, и принялся за собаку. Сначала он ее осторожно погладил по спине, затем по голове, почесал за ушами. Собака воспринимала его прикосновения с олимпийским спокойствием. И таращилась на Вестгейта.

Игорь встал.

— Ну, — сказал он собаке. — Пошли?

Словно дождавшись команды, овчарка тут же повернулась и исчезла в тумане. Игорь восторженно цыкнул зубом.

— Что-то мне нехорошо, — заметил Вестгейт.

— Пойдем! — сказал Игорь. — Немного осталось. Сколько мы с тобой километров отмахали…

— Пойдем, — согласился Вестгейт. — Но как-то мне все это удивительно не по душе.

— Да, обстановочка нервозная, — кивнул Игорь. — Может, и хорошо, что у нас оружие забрали. А то бы ты собаку шлепнул…

— А ты бы в женщину стрелял, — парировал Вестгейт.

— Она же тебе не понравилась! — рассмеялся Игорь.

— Наоборот. Очень даже понравилась…

— Никогда я в женщину не выстрелю, — твердо сказал Игорь. Подумал и добавил: — Первым.

Подул легкий ветерок, и туман начал расползаться. Тропинка круто свернула вправо, и сейчас же перед братьями открылся берег озера. К широкому дощатому причалу было пришвартовано несколько потрепанных моторных лодок и новенький скутер. У входа на причал монументальной глыбой сидела давешняя собака и смотрела на братьев. А дальше, на самом краю, у воды, спиной к берегу, стоял Волков.

Машинально Игорь поднял руку к лицу, чтобы заслониться от невидимого мягкого щупальца, проникшего в его мозг. У него вдруг неприятно заломило виски, а картинка перед глазами покрылась рябью.

— Здравствуй, папа, — глухо, будто сквозь вату, донеслось откуда-то сзади.

Волков не обернулся.

Игорь сощурился, пытаясь восстановить зрение.

А собака хрипло рыкнула и прямо из положения сидя прыгнула вперед. Не на Игоря. Мимо него.

Даже если бы Игорь не был парализован энергетической атакой, он ничего не успел бы сделать. Все случилось в какие-то доли секунды. Раздалось громкое шипение, и справа от Игоря ударила ярко-зеленая молния. Страшно, почти по-человечески закричала собака. Что-то с шумом упало на землю. А сверху обрушилась тишина.

Игорь устало присел на песок и достал сигареты. То, что сейчас произошло, его не касалось, в этом он был уверен. Преодолевая навалившуюся вдруг апатию, он закурил и, не затягиваясь, пустил дым через нос, чтобы забить доносящийся сбоку отвратительный запах паленого мяса. Смотрел он только вперед, на причал, по которому не спеша приближался Волков. Немолодой, грузный и совершенно чужой Игорю человек.

Волков подошел к Игорю и сел напротив, тоже прямо на землю.

— Что у него было? — спросил Игорь, качнув головой в ту сторону, где сейчас лежал — это Игорь знал точно — Вестгейт. Вопрос был только в том, он уже мертв или еще нет.

— Лазер в предплечье, — ответил Волков, в упор разглядывая Игоря. — Слушай, а я ведь тебя визуально не узнал. Как ты вырос…

— Собаку жалко.

— Она выполнила работу, для которой и была запрограммирована. Служить и защищать. Каждый должен выполнять свое предназначение.

— Вы могли успеть раньше, чем она прыгнет, — сказал Игорь, отводя взгляд. Ему не нравился Волков и не нравилось то, что вышло из этой встречи. Еще Игорь был зол на себя. Неизвестно, сколько лет Вестгейт носил имплантированный в руку излучатель. Но гипнотическую установку на убийство он получил несколько дней назад. Когда Игорь вернулся со встречи с Королевым и нашел Вестгейта спящим без задних ног.

— Может быть, — сказал Волков надменно, тоном старшего. — А может быть, и нет. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — сухо ответил Игорь. Волков «отпустил» его, но пережитый шок все еще отдавался где-то в затылке неприятной ломотой.

— Что у тебя в кармане? — спросил Волков.

Игорь молча достал черный мячик и не глядя сунул его Волкову в руки, втайне надеясь, что клякса сейчас покажет этому супермену, где раки зимуют. Но клякса повела себя нейтрально. Волков покатал ее в ладони и вернул Игорю, никак не комментируя свои впечатления.

— Ты очень похож на свою мать, — сказал он.

— Да. — Игорь щелчком выстрелил окурок далеко в воду. Он чувствовал себя опустошенным и совершенно не знал, что теперь говорить и вообще как вести себя дальше.

— Что у тебя с рукой? — спросил Волков.

— Где? А… Наручники. Ерунда, пройдет.

— Долго вы добирались. Я ждал вас гораздо раньше.

— Да вот так…

— Ладно… — Волков потер глаза ладонью, вздохнул, и Игорь почувствовал, что этот человек сейчас обескуражен ничуть не меньше его самого. Волкову точно так же нечего было сказать. Молчание становилось тягостным.

— Вы знаете, зачем мы здесь? — решил помочь отцу разрядить обстановку Игорь.

— Ты должен говорить мне «ты».

При иных обстоятельствах Игорь объяснил бы Волкову, кто кому что должен, в доступных выражениях. Но сейчас он сказал только:

— Мне нужно привыкнуть.

— Да, конечно, — сказал Волков. — Я все знаю.

«Интересно, о чем это он? — подумал Игорь. — Спорим, не о том, что мне нужно привыкнуть».

— Вы поможете нам? — спросил он.

— Незачем, — ответил Волков. — Забудь об этом.

— Там люди. Там очень много людей.

— Да забудь ты. Там ничего нет.

— Это как? — удивился Игорь. На мгновение ему показалось, что сбылся прогноз Дяди и на злосчастный Каледин сбросили бомбу.

— Это я организовал, — объяснил Волков. — Мне нужно было вытащить тебя к себе. А ты мог сюда попасть только в одном случае — если бы тебя прислал за мной Проект. И я создал такую ситуацию, когда тебя прислали. Вот и все. А в этой деревне, как ее там, сейчас все уже в порядке.

— Интересно, — пробормотал Игорь. Это действительно было интересно. А к тому же еще и страшно. И совершенно непонятно. А еще противно.

На тропинке послышались шаги.

— Пойдем, — сказал Волков, поднимаясь на ноги. — Отнесем его.

Игорь встал и с ненавистью уставился Волкову в затылок. Влепить в него пулю у Игоря вряд ли хватило бы злости, но чем-нибудь тяжелым он бы сейчас по этой голове с удовольствием врезал.

Зареванная Ирина сидела на корточках над телом собаки и тихо скулила. Видно было, что она хотела бы ее потрогать, но прикоснуться к обугленной дымящейся морде у нее не хватает духу. Рядом на земле валялись складные носилки.

— Берта исполнила свой долг, — провозгласил Волков, подходя к девушке. Игорь подумал, что, если этот Зевс-громовержец не перейдет на человеческий тон, он точно его пристукнет.

Вестгейт лежал навзничь, и правый рукав его куртки слегка тлел. Игорь встал на колени рядом с братом и с глубочайшим облегчением разглядел, что тот дышит, не часто, но ровно. Игорь потянул к себе носилки и развернул их.

— …а потом вернемся и похороним ее, — объяснял Волков. — Не надо плакать, ничего уже не сделаешь. Умереть за хозяина…

— Перестаньте, — попросил Игорь неприязненно, с трудом перекатывая Вестгейта на носилки. — Давайте понесли.

Волков что-то недовольно хрюкнул, но подошел и взялся за рукоятки.

— Большой вырос, — сказал он с удовлетворением. Игорь душераздирающе вздохнул. Его не покидало ощущение, что он участвует в каком-то дурацком спектакле. Раньше, когда вокруг творилось черт знает что, этого ощущения почему-то не было. Оно возникло только сейчас, в конце пути.

Глава 18. Восьмое июня, день

Прикрыв глаза и сложив руки на животе, Игорь полулежал в шезлонге на заднем дворе и старательно делал вид, что отдыхает. Волков с телефоном на поясе бродил туда-сюда по участку и с кем-то оживленно беседовал по-французски. С его роскошным прононсом и словарным запасом полагалось бы говорить очень быстро, помогая себе бурной жестикуляцией. Но Волков заложил руки за спину, а фразы бросал, словно кирпичи, — вещал с Олимпа.

Через открытое настежь кухонное окно было слышно, как что-то там парится, варится и жарится и тихо напевает Ирина. Госпожа Хайнеман оказалась хирургом местной клиники, и дома ей полагалось держать экспресс-кабинет. Она еще продолжала всхлипывать, когда Вестгейта положили на операционный стол, и Игорь с большим сомнением наблюдал, как трясущиеся руки настраивают аппаратуру. Он не без основания подозревал, что если эта неуравновешенная барышня час назад целилась в спину человеку, который ей ничего плохого не сделал, то убийце любимой собаки она может запросто что-нибудь отпилить. Слава богу, его опасения не оправдались, и теперь обезоруженный Вестгейт лежал в спальне на втором этаже. Он по-прежнему был в коме, и Игорь по собственному опыту знал, что шевелиться бедняга начнет не раньше чем дня через три.

Волков переключил телефон и заговорил по-немецки. Чтобы хоть чем-то себя занять, Игорь сунул в зубы сигарету. Он всячески старался ни о чем не думать, и ему опять с непривычки было скучно. Стоило Игорю хоть на минуту собраться с мыслями, как его тут же охватывало глухое раздражение. И причиной его был Волков. Этот человек Игорю категорически не нравился. Он был совершенно не похож на того Волкова, о котором Игорю рассказывали.

И ненормальный Дядя, и вполне адекватный Королев, да и все, кого Игорю доводилось расспрашивать о Волкове раньше, дружно рисовали в своих воспоминаниях совершенно иную фигуру. Волков-легенда был в первую очередь симпатяга и умница. Он легко, мощно и свободно мыслил, щедро раздавая направо и налево великолепные идеи, часто парадоксальные, но всегда остроумные. Еще он умел слушать и понимать. А еще он был шутник, интеллектуальный хулиган, «пламенный борец с идиотизмом» и порядочный раздолбай. Его все любили.

Этот Волков оказался совершенно другой. Во-первых, он не разговаривал, а либо вещал свысока, либо отдавал приказания. Во-вторых, у него оказалась неприятно манерная и полностью клишированная речь. Он использовал банальные словосочетания и театральные интонации. Как дешевый провинциальный актер, который перенес со сцены в жизнь не самый удачный образ. А главное — этот Волков не принимал чужую точку зрения. Вообще. То ли он понял о жизни что-то самое главное, и теперь все, кто не разделял его убеждений, были на его взгляд ущербными недочеловеками. То ли он просто…

— Как самочувствие? — спросил Волков.

Игорь встрепенулся и открыл глаза.

— Да нормально. Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?

Волков подтащил второй шезлонг поближе и уселся напротив Игоря. Тот поморщился от жжения в переносице. Волков периодически выстреливал в атмосферу мощный энергетический разряд. Похоже, сбрасывал лишнее напряжение.

— Ситуация под контролем, — важно заявил Волков. — Угрозы больше нет. К сегодняшнему дню полностью раскрыт и нейтрализован чудовищный заговор против человечества.

— Это я догадался, — фыркнул Игорь. — А в чем он состоял, хотелось бы знать?

— Идея возникла еще полвека назад. Организация, которая раньше называлась Проект, а позже Служба, пыталась захватить мировое господство. В конце прошлого века упор делался на массовую психотронную обработку, а сейчас — на выборочное зомбирование ключевых фигур. Старая концепция предполагала, что нужно все новые и новые территории накрывать психотронным колпаком и таким образом подчинять всех, кто попадется. Насаждать искусственное преклонение и обожание. Насильственно внедрять идеи в головы. Конечно, такая стратегия не могла себя оправдать. Жертвы облучения постепенно сходили с ума, и контролировать их становилось невозможно. Проект из-за этого и потерпел неудачу. Но Служба, организованная на его руинах, выбрала более эффективную методику. Как раз появились современные технологии — например, дистанционная нейрохирургия. И началось выборочное подчинение интересам Службы ключевых фигур международного сообщества. А для прикрытия, чтобы их преступные инициативы находили поддержку у простых людей, были подключены массмедиа. И всю нашу многострадальную планету захлестнул искусственно наведенный психоз…

— «Русская культурная экспансия»?

— Безусловно. Но, кстати, первыми заметили неладное не культурологи. И даже не политики. И те и другие сами оказались под воздействием этого безумия. О том, что происходит нечто ужасное, стали говорить экономисты. И аналитики секретных служб. Очень уж много денег потекло в Россию. Огромные, нереальные суммы. Даже больше, чем Россия могла переварить.

— И чем все это могло кончиться? — спросил Игорь, изо всех сил пытаясь удержать на лице выражение почтительного внимания.

— Ты должен знать, что мечта Службы — тотальный контроль. Но таким, как ты, насколько я знаю, идею контроля подавали в ложном толковании. Якобы русские заботятся о мировом благе. Сдерживают агрессивные режимы, подкармливают «третий мир», подавляют терроризм, улучшают экологию… Не так ли? И хотя эта работа ведется тайно, но идеи носятся в воздухе. Человечество интуитивно догадывается, что некая крепкая рука ведет его прямиком к безграничному счастью. И на бессознательном уровне планета чувствует, что это рука Москвы. Поэтому так легко внедрились в умы и «культурная экспансия», и всеобщее обожание всего русского и каждого русского человека в отдельности. Великий народ-страдалец, самый гуманный и самый мудрый, взвалил на свои плечи заботу об установлении Золотого Века!

Волков по-прежнему вещал с постамента, но сейчас в его словах был нескрываемый сарказм. И радость победителя.

— Я понимаю, что тебе непросто принять это, — продолжал он. — Ты чувствуешь себя причастным… Ты не казнись. Это было не в твоей власти. А чтобы во всем разобраться, подумай сам, какого безумного влияния добилась Россия ко вчерашнему дню. Без одобрения русских ни одно государство и пальцем не шевельнет.

— Я не вижу главного, — сказал Игорь медленно и задумчиво. — Я не вижу цели. У любого завоевателя помимо личного комплекса Наполеона есть еще и совершенно четкие задачи политического и экономического плана. Ну, засосала Россия громадные инвестиции. И что?

— Ты не понимаешь, — усмехнулся Волков. — Экономика, политика — это все следствия. Повод к захвату власти может быть только один — личные амбиции. А ложь, которой их прикрывают, всегда ложь, и ничего больше. Конечно, с каждым веком она становится более правдоподобной. Но ты четко разделяй две вещи. Одно — что ваш Папа говорит в Кремле. И другое — что он думает на самом деле.

— Папа не Наполеон, — отмахнулся Игорь.

— Ты не понимаешь, — повторил Волков. — Любой Папа всегда Наполеон. Вне зависимости от того, чем он командует — полком или секретным агентством. А ваш Папа настоящий дьявол. И если бы мы не вмешались, через год в Кремле сидел бы именно Папа. И заодно на всей Земле.

Игорь заложил ногу на ногу и скрестил руки на груди. Волков очень сильно давил на него своим яростным энергетическим потенциалом. Судя по всему, он пытался транслировать Игорю свои эмоции. То есть хотел заставить Игоря поверить в свою правоту, подчинить себе, превратить в послушно кивающую тупую куклу. Намеренно он делал это или по привычке, Игорь не знал. Но в том, что любой другой человек на месте Игоря был бы уже целиком и полностью согласен с мнением Волкова, Игорь не сомневался. Ему стало грустно и захотелось сменить тему. Волкова он ни в чем не винил, понимая, что сенс не всегда может контролировать себя. Но он не верил ни единому слову этого человека.

— Почему вы ушли тогда? — спросил Игорь.

Волков моргнул, сел прямее и нервно дернул головой.

— Ему нужно было мировое господство, — сказал он. — И он чуть было его не захватил. Вся планета была бы порабощена, сама этого не зная. И вся она работала бы не на Россию, нет. Только лично на него. Понимаешь? А он бы упивался властью. Огромные силы пришлось задействовать для того, чтобы уничтожить агентурную сеть. Но дело нельзя считать завершенным, пока этот человек жив. Он дьявол. Мы раскрыли глаза Кремлю и натравили на Службу русскую Безопасность. Впервые в истории все контрразведки в мире работают сейчас заодно, выкорчевывая Службу из политики, финансов, промышленности, культуры, да просто из умов людей. Но Папа еще жив. Его боятся тронуть. Представляешь?

Игорь озабоченно глядел на Волкова.

— Но мы эту проблему решим, — сказал тот. — Я и ты. Больше никто и не сможет. Ты вызовешь его на встречу, а я с ним разберусь. Вот так.

Игорь запустил руку за голову, снял резинку с хвоста и встряхнулся, отчего волосы рассыпались по плечам. Волков посмотрел на его прическу с явным неодобрением, но промолчал.

— Мне неизвестны ваши планы, — сказал Игорь с достоинством. — Но в любом случае вам придется быть чертовски убедительным, чтобы я сыграл на вашей стороне.

— Не понимаю.

— Я больше не хочу слышать ни о Службе, ни о Проекте, ни о каких-либо других тайных организациях. У меня от них мурашки по коже. Кстати, можете довести до сведения ваших хозяев, что единственная фирма, которой я расскажу все, — это русская Безопасность. При первой же возможности я ей сдаюсь.

— Это не профессиональный жест, — упрекнул его Волков. — Говоря такое вслух, ты ставишь себя под удар. Как раз после такого заявления они тебя и застрелят. Чтобы ты русским лишнего не сболтнул.

— Не застрелят. Вы не позволите. Я вам нужен, не так ли?

— Игорь, ты действительно ничего не понимаешь. Разумеется, пока ты работаешь на меня, тебе ничего не угрожает. Но если ты начнешь играть в свою игру, я уже не смогу тебя защитить. И тебя действительно убьют.

— Вот и хорошо, — сказал Игорь безмятежно. — Поэтому будьте добры, ведите себя со мной поаккуратнее. Без давления.

— Мы должны спасти мир от угрозы, — заявил Волков. — Она еще не вполне устранена. Это наш долг, понимаешь?

— Ага, — кивнул Игорь, встал и пошел к дому, на ходу заново укладывая волосы и стягивая их резинкой. Волков, нехорошо прищурившись, посмотрел ему вслед, и под лопаткой у Игоря неприятно кольнуло.

Вестгейт лежал на спине, укрытый до подбородка одеялом. Судя по закрепленным на спинке кровати приборам, жизнь в нем едва теплилась. Игорь со вздохом приподнял одеяло, посмотрел на длинный шов у брата на предплечье и выругался.

— Все обойдется, — сказал он Вестгейту, как будто тот мог его слышать. — Денька через три проснешься и будешь как новенький. Эх, братишка… До чего же все не вовремя… — Он достал из кармана дышащую теплом кляксу, побеседовал с ней и сунул под одеяло. Посмотрел, как под тканью прокатился бугорок, выбирая позицию, снова вздохнул и вышел из спальни. «Если клякса найдет с биополем Алекса хороший контакт, он очнется уже через сутки. И тогда я буду не один. А вместе мы обязательно что-нибудь придумаем».

— Здорово, доктор! — сказал Игорь в спину Ирине, накрывающей на стол в кухне. — А как же клятва Гиппократа?

— О чем ты? — удивилась Ирина, поднимая на него глаза. Взгляд у нее был виноватый.

— Какая сволочь мне в спину целилась с чердака?

— Ничего я не целилась… — пробормотала девушка, краснея. И вдруг замерла, склонив голову набок, словно прислушиваясь. Из-за стены Игоря обдало холодом. Он повернулся, безошибочно определил направление сигнала и сделал в ту сторону неприличный жест.

Ирина тихо всхлипнула, как человек, которого держали за горло, а потом отпустили. Прошла в угол, открыла шкафчик и выставила на стол бутылку виски.

«Вот как это у нас делается… — подумал Игорь. — Бедная ты марионетка. Но пристрелить ты меня хотела по собственной инициативе. Почуяла, что я опасен для здешней идиллии. Хорошо же тебе мозги зафачил господин Хайнеман. Выдрессировал лучше, чем покойницу Берту».

— Тебе налить? — спросила Ирина дружелюбно, словно Игорь ей ничего обидного не говорил.

— Потом, — сказал Игорь. — Давно вы вместе?

— Пять лет. Я здесь на стажировке была. Слушай, а это правда, что Алекс его сын?

— Угу.

— Как нехорошо получилось, да? Только приехал и заболел. И откуда у него такое нервное истощение?.. А Игорь не разрешает позвать терапевта, говорит, и так справимся.

— Да, все нормально. — Игорю вдруг захотелось поскорее уйти, и он заторопился к выходу.

— Обед через двадцать минут, — сказала Ирина ему вслед.

Игорь выскочил на крыльцо, тяжело дыша. Волков по-прежнему сидел в шезлонге. И улыбался. Игорь сжал кулаки, подошел к нему и сел напротив. Ему невыносимо хотелось что-то сделать. Что-нибудь ужасное. Например, убить Волкова, погрузить Вестгейта и девушку в машину и рвануть проселочными дорогами в ближайший аэропорт. Угнать самолет — и в Россию. А там Безопасность, она не выдаст.

Не так уж и безнадежно выглядел этот план, если бы не одно «но». Игорь хорошо знал, как опасно поднимать руку на форсированного экстрасенса. Даже в мыслях. И даже ему, Игорю Бойко, мысли которого форсированный сенс читать не может. Последнее он наконец-то установил совершенно точно.

— Так все-таки, — спросил Игорь, — что там было двадцать лет назад?

— Что? — удивился Волков.

— Почему вы тогда ушли со Службы? Вы уже подозревали, что она замышляет?

— А-а… — сказал Волков. — Вот ты о чем. У меня не было другого выхода. Ты ведь из Спецотдела, ты должен знать, кто я.

— Кстати, вам низкий поклон от Королева.

— А, этот тупица… Помню, как же. Так вот, когда я почувствовал свое истинное предназначение, я был поначалу неосторожен. И тогдашнему Папе, редкостному подлецу, немедленно донесли, что я не такой, как все. Он вызвал меня и приказал сотрудничать в новом качестве. Такая жуткая грязь — внутренняя слежка и кодирование сотрудников. Конечно, я отказался. Во-первых, я тогда еще этого не умел. А во-вторых, это в любом случае не соответствовало моим представлениям о совести и чести. Он настаивал, я пытался что-то ему объяснить… И тут увидел, почувствовал, что с того момента, как я сказал «нет», нормальной жизни у меня не будет. Впереди был шантаж, причем очень жестокий. Я увидел это совершенно ясно. Тогда я оттолкнул этого человека и ушел…

— Он умер от рака через год, — вставил Игорь.

— Знаю. Он меня разозлил. А на следующий день ко мне явился этот дьявол, нынешний Папа, который тогда ходил еще в «шестерках». И он сказал мне открытым текстом, что теперь любое мое неосторожное движение плохо кончится для твоей мамы и для тебя. Ты меня понимаешь?

Игорь задумчиво кивнул. Волков уже снял давление — видимо, догадался, что у Игоря частичный иммунитет к энергетическому воздействию. С ним действовали только самые грубые методы, такие, как откачка энергии, например. Или агрессивная блокировка сознания. То, что несколькими днями раньше делал бородатый черт в московском дворе. И пару часов назад — сам Волков.

А сейчас Волков нагло врал. Их общий тезка, нынешний Папа, двадцать лет назад просто не мог сказать Волкову ничего подобного. Он еще не был допущен к тематике категории ЭКСТРА. И ходил не в «шестерках», а в психологах.

— Что мне оставалось делать? — сказал Волков с неподдельной горечью. То ли он искренне верил в свою ложь, то ли хорошо играл. — Я понимал, что от меня теперь не отстанут. Я поговорил с твоей мамой… Конечно, ей было нелегко все это принять, но я ее убедил. И ушел. Долго скитался по разным странам. А десять лет назад осел вот здесь. Организовал свою жизнь так, что меня никто не мог взять за живое. И уже сам диктовал условия тем, кто готов был хорошо заплатить за мои услуги…

— …и на прошлой неделе взломал блокировку одному пожилому шведу, — закончил Игорь за него.

Волков снисходительно рассмеялся.

— Ты и представить себе не можешь, как долго готовилась эта операция, — сказал он. — Несколько лет жизни я положил на то, чтобы восстановить баланс сил в мире. Все западные психотехнологии разработаны по моей подсказке. Всему, что умеют эти тупоголовые европейцы, их научил я. И если бы не грамотно спланированное противодействие, Служба проглотила бы весь мир и не поперхнулась бы.

— Ну, у вас не все прошло гладко. Вы надеялись перевербовать агентов Службы, а их пришлось отстреливать. Сколько людей погибло? Сто? Двести? Тысяча?

— Три с половиной тысячи, — сказал Волков гордо. — Иначе было нельзя, ты же понимаешь. На войне как на войне.

— Тьфу! — Игорь отвернулся и полез за сигаретами.

— Такая вот судьба, — сообщил Волков. — Всю жизнь я только и делаю, что защищаю людей от опасностей, которых они не видят. Знаешь, как это тяжело — видеть то, чего не видят другие? Ты даже не догадываешься, какое это одиночество.

Игорь прокусил сигаретный фильтр насквозь. На Службе Волков работал в группе стратегического планирования. Ни от каких опасностей он там никого не защищал. Его темой была перспективная геополитика. А одиночкой он был от природы. Высокомерным одиночкой с мессианским комплексом. И когда мессия ощутил в себе божественный дар…

— Но я заботился о тех, кто был мне близок, — продолжал вещать наместник бога на земле. — Наталкиваясь иногда на глухую стену непонимания…

— Расскажите об этом Игорю Александру Вестгейту, — посоветовал Игорь.

— Я же говорю, — Волков печально вздохнул, — ты совершенно не в курсе, а уже готов меня обвинить во всех смертных грехах. Просто за то, что я не такой, как все. Стыдно, Игорь. Очень стыдно.

— А ни разу в жизни не поинтересоваться, как там себя чувствует на чужбине родная кровь, — не стыдно?

— Это была поистине трагическая история, — сказал Волков, пропуская обвинение мимо ушей. — Его мать была в меня безумно влюблена. И я очень долго не мог с ней расстаться. Я чувствовал ответственность, понимаешь? Но и продолжать жить вместе нам тоже было нельзя. У нее начинала развиваться душевная болезнь, и этого никто, кроме меня, почему-то не замечал. И я никак не мог придумать, что же делать. А потом меня осенило. Точнее, она сама подала идею. А я понял, что именно в этом будет ее спасение. И все оказалось именно так, как я предполагал. Материнство купировало ее паранойю на начальной стадии. Во всяком случае, на время. Не знаю, как она сейчас. Но видишь, Алекс вырос нормальным. Значит, все в порядке. Получилось как нельзя лучше.

— А я? — спросил Игорь.

— Что ты?

— Ну, я тоже вырос нормальным?

— Конечно! — всплеснул руками Волков.

— Тогда с какой стати вы решили, что я поеду в Москву с посланием к Папе? На верную смерть…

Как и в прошлый раз, при внезапной перемене темы Волков часто заморгал. В воздухе ощутимо похолодало. Это был фантомный холод, следствие резкого энергетического выхлопа, но настолько реальный, что Игорь плотнее запахнул куртку.

— Тебе ничего не грозит, — сказал Волков наконец. — И ты меня не обманешь. Ничего ты не боишься. Ты просто не хочешь. Почему? Хотя это пройдет у тебя. Ты просто очень устал. После обеда поспи несколько часов, а вечером все обсудим.

— За последние дни Алекса и меня пытались убить раз двадцать, — сказал Игорь. — Тут устанешь…

— Это были досадные накладки. И если кто-то и пытался действительно причинить вам вред, это могла быть только русская Безопасность, сдаться которой ты по наивности мечтаешь. Я же говорил, инсценировка с энергетической блокадой города была направлена именно на то, чтобы тебя отправили сюда. Нужно было сделать так, чтобы русские сами тебя отпустили.

— А как насчет Алекса? Он что, вообще не входил в расчет?

— Да нет, входил, конечно…

«Врет! — подумал Игорь. — Нет, ничего я ему не скажу. Хотя интересно было бы посмотреть, как он запляшет, когда узнает, что приказ на убийство получили мы оба. И что Папа с самого начала знал, кто выступил против Службы. Это хорошо, что Папа уцелел. Это просто замечательно. Должен же быть на свете хоть кто-то, кого этот безумец Волков опасается! Безумец Волков… Сумасшедший. Псих…»

— Все было учтено, — говорил Волков. — И незначительные мелкие накладки не должны сбивать тебя с толку. Поверь мне, Игорь. Ты должен мне верить.

«Боже, как мне сейчас не хватает Алекса! — терзался Игорь. — Мне позарез нужен хороший психолог. Волков неадекватен, это ясно. Но обзывать его сумасшедшим я могу, если я частное лицо. А вот как офицер Службы я должен мыслить иными категориями. Мне важно знать, насколько именно у Волкова съехала крыша. То ли он еще что-то соображает, и тогда я с ним должен обращаться как с высокой договаривающейся стороной. То ли он совсем е…нулся, и тогда его следует нейтрализовать, пока он мировую войну не развязал. Но в любом случае пока что я ничего не могу предпринять…»

— Пойдем, — сказал Волков. — Обед на столе.

На крыльцо вышла Ирина и помахала им рукой. Игорь с тоской посмотрел на девушку и задумался — а где, интересно, в доме лежит оружие?

Глава 19. Восьмое июня, вечер

Дом господина Хайнемана не охранялся. В нем не было микрофонов и камер, и никто не сканировал его издали. Но периметр сонного альпийского поселка оказался надежно прикрыт. На озере маячили загадочные лодки, а в моторках у причала отсутствовали свечи. В окрестном лесу бурлила туристская жизнь, и при виде лиц отдыхающих у Игоря засосало под ложечкой. Одну дорогу охранял полицейский мобильный патруль, на другой здоровенные лбы в фосфоресцирующих жилетах лениво взламывали отбойными молотками новенький асфальт. Даже на ручье какие-то мордастые типы с оттопыренными подмышками делали вид, что ловят рыбу. Сам поселок будто вымер. Но сквозь плотно закрытые жалюзи Игорь неоднократно ловил на себе профессиональные взгляды. Из этого котла выбраться не удалось бы даже с помощью кляксы. Здесь было просто слишком много людей.

Игорь сидел в гостиной и, прищурившись, рассматривал нацарапанный на салфетке график. Конечно, полностью доверять этой модели развития событий он не мог — не хватало информации. Но в общих чертах кризис развивался именно так.

Ликвидация зарубежной агентурной сети началась тридцатого-тридцать первого мая. Сразу несколько контрразведок, действующих в рамках единой программы и управляемых из одного центра, захватили и подвергли «промыванию мозгов» два-три десятка агентов влияния Службы. Но никакого результата этот кавалерийский наскок не дал, поскольку все подозреваемые умерли под «промывкой», не приходя в сознание. Бесполезен оказался и обыкновенный допрос.

На этом все могло бы и кончиться, и Служба понесла бы лишь незначительный ущерб. Но тут к непосредственной работе с агентурой подключился главный консультант операции господин Хайнеман. Он сломал блокировку Каспера и добыл информацию о ключевых звеньях цепи. Взяли еще человек десять, и с ними Волков тоже поработал. Открылся следующий фрагмент картины. И руководство операции испугалось. Именно так — в противном случае последствия не могли бы принять столь катастрофический размах.

Неизвестно, какую роль в принятии решения сыграл Волков. Но в том, что он подлил масла в огонь, Игорь не сомневался. Обладая своим фантастическим даром убеждения, переполненный ненавистью к Службе в целом и ее шефу конкретно, Волков просто не мог не воспользоваться случаем. Он должен был надавить на тех, от кого зависел выбор методов — казнить или миловать. И он, конечно, своего не упустил. А вложить в две-три смятенных души свою бредовую идею, это для форсированного сенса — раз плюнуть. И еще проще Волкову было выторговать право на самостоятельные действия в отношении некоего Игоря Бойко.

Первого июня Волков непонятным образом симулировал психотронный кризис в небольшом российском городке. К вечеру того же дня Служба, еще ничего не подозревая, отправила к нему на переговоры некоего Шнейдера, и Волков убил его второго числа утром. И перестарался. Он, видимо, не предполагал, что после этого инцидента Служба начнет действовать с характерной для себя обстоятельностью и прицелом на двухсотпроцентный резерв. В Москву затребовали дипломатического советника Вестгейта, который Волкову был совершенно не нужен. Волков рассчитывал уже днем третьего числа иметь в руках Игоря Бойко, человека, с которым отчего-то держался накоротке Папа. Человека, которого можно использовать как посредника. Но Служба навязала Игорю в напарники Вестгейта. И выбилась из волковского графика на сутки.

Четвертого июня Вестгейт прибыл в Москву, познакомился с Игорем Бойко и получил задание. И в этот же день начался спровоцированный Волковым отстрел русских агентов по всему миру. Эта безумная крайняя мера была совершенно не нужна, но Волков либо внаглую зомбировал руководителей операции, либо убедил их в том, что последняя версия ментальной блокировки ему не по зубам. А вражеского агента, который и перевербовке не поддается, и вообще не сознает, что работает на врага, можно только убить. Волков развернул перед своими хозяевами апокалиптическую картину захвата власти русскими, и началась стрельба.

Из-за этого братья застряли в России и элементарно не успели попасть на место вовремя. А повернуть машину убийства вспять было уже невозможно. И если днем четвертого июня серьезная опасность братьям еще не угрожала, то к вечеру тучи сгустились.

Потерявший рассудок Дядя собирался взять братьев живьем. Даже если на бестолкового мальчишку Игоря Бойко ему было наплевать, то относительно «продавшегося врагу» Вестгейта инструкция наверняка была однозначной. Из-за этого братьям удалось бежать. Снова взявший Службу под контроль Папа сделал все для того, чтобы вытолкнуть братьев за границу, туда, где их жизни были застрахованы Волковым. Но тут на Службу обрушилась новая беда. По официальным международным каналам волковскую разработку относительно кошмарных планов Службы получил Кремль.

Правительство оказалось перед фактом: либо оно собственными руками добивает Службу, либо против России ополчится весь мир. Шок был невероятно силен. И совершенно естественно было приказать Безопасности — всех схватить, возможное сопротивление подавить, а там разберемся. С этого момента жизни братьев на территории России не стоили и гроша. Не окажи они сопротивления под Тверью, их бы арестовали. А выйди они с хутора к границе чуть раньше времени, снайпер легко стреножил бы их и оставил искалеченными дожидаться приезда группы захвата. Оба раза братьев выручил только случай.

И по большому счету, если бы не маниакальное желание Волкова убить Папу, никому братья не были бы нужны уже четвертого июня. Но они продержались лишний день, выбрались за границу, а там уж с ними поступили четко по инструкции — взяли и доставили на место.

И еще одно их спасло. Уже третьего июня Папа совершенно точно знал, кто именно выступил против Службы. И решил уничтожить предателя Волкова его собственным оружием. Поэтому самоходное взрывное устройство «Вестгейт и Бойко» получило зеленый свет и двинулось к месту подрыва, с досадными задержками, но верным курсом.

А в итоге оба честолюбивых маньяка проиграли. Они были живы, по-прежнему ненавидели друг друга и потеряли все, что имели. Только если Папа остался без Службы, то Волкову еще предстояло узнать, что с того момента, как Игорь Бойко шагнул через порог его дома, игры в Бога для Волкова окончены.

Игорь скомкал в кулаке салфетку и швырнул ее через всю гостиную в камин. Бумага ярко вспыхнула. Игорь встал и, сунув руки в карманы, прошелся из угла в угол. Поднял голову и посмотрел на стену, за которой в кабинете сидел Волков. И горько усмехнулся.

Ни разу за весь день Игорь не подумал о Волкове как об отце. В какой-то момент его это открытие удивило. А потом он понял. Игорю просто не нужен был такой отец. Волков мог оказаться кем угодно и каким угодно. Но только не таким. Отец Игоря не мог подставить несколько тысяч людей под пулю исключительно по собственной прихоти. И независимо от того, зачал ли Волков Игоря биологически, относиться к нему как к родному человеку Игорь был не в состоянии.

Внизу хлопнула дверь.

— Ой, здравствуйте! — воскликнула Ирина.

— Привет, красавица! — сказал кто-то, приятно и стильно грассируя. И этот голос буквально пригвоздил Игоря к полу. Из прихожей шел мощнейший биоэнергетический сигнал. Фоновый сигнал, не направленный. Просто в дом вошел человек с экстремально сильным биополем.

— А не одолжишь ли ты мне бутылочку снотворного, радость моя? — спросил гость.

— А вам какого именно?

— Какого не жалко. Еще в прошлом тысячелетии было установлено, что разницу между черным и красным «Johnnie Walker» потребитель не улавливает. И более выдержанный сорт покупает только из соображений престижа. А я не потребитель, я выпить хочу. Мне лишь бы глаза залить, особенно сегодня. Что-то, Ирочка, укатала меня Земля-матушка…

— Знаете, Тимофей, идите и возьмите сами, что вам понравится.

— А может, один на один?

— Тим, у меня больной наверху лежит…

Наступило секундное затишье. Игорь начал осторожно спускаться по лестнице.

— Ну, не такой уж он и больной, — сказал гость. — Ладно, не хочешь — как хочешь.

Внизу послышались шаги, хлопнула дверь. Игорь бесшумно спустился в прихожую и с замиранием сердца заглянул на кухню. Воздух в доме был словно наэлектризован, и Игоря ощутимо трясло. А еще ему было страшновато.

Гость в раздумье стоял перед шкафчиком с напитками. Он был чуть выше среднего роста, на плечи спадала густая темно-коричневая шевелюра. Странное бесформенное одеяние, черное с отливом, нечто вроде широкого плаща, мягко поблескивало. Нога в остроносом сапожке отбивала по полу нехитрый ритм.

Голова незнакомца слегка запрокинулась, и до Игоря донеслось бульканье.

— Уффф, — выдохнул гость. — Ххха-а… Какая вкусная гадость. А пьете ли вы виски, молодой человек?

Игорь облизнул пересохшие губы и переступил с ноги на ногу. В кухне что-то происходило. Помещение словно накрыли плотным невидимым колпаком. Температура в нем заметно повысилась.

— Пью, — сказал Игорь. — И даже без стакана.

Гость повернулся к Игорю лицом. Игорь протянул руку, нашарил стул и медленно сел.

Тимофей Сергеевич Костенко родился в Москве в 1968 году. Сейчас ему должно было исполниться шестьдесят. Но этому человеку оказалось на вид не больше тридцати пяти. Мягкий овал лица, пухлый чувственный рот, серо-зеленые глаза, взгляд острый и насмешливый. И очень странный оттенок кожи, совершенно не человеческий — с теплой переливчатой зеленцой.

— Это вы?.. - только и вымолвил Игорь.

Гость не ответил. Вместо этого он достал из бара два квадратных стакана с тяжелым дном и пошел к холодильнику. Игорь завороженно смотрел, как загадочный человек накладывает в стаканы лед, наливает виски и добавляет воды. Нет, это категорически не мог быть Тим Костенко. Но он как две капли воды походил на фотографию, которую Игорю зачем-то показал Королев.

Незнакомец подошел к Игорю, подвинул стул и уселся рядом. Один стакан он поставил перед Игорем, а свой покрутил в тонких холеных пальцах, звякая льдом о стекло.

— Устал, — сказал он, поднося выпивку к губам.

Игорь молча последовал его примеру. Смешан напиток был отменно.

— Я рад, что вы сюда добрались… — пробормотал незнакомец, задумчиво глядя в стакан. — А что приключилось с тем, кто лежит наверху?

— У него лазер оказался в предплечье. Он в Волкова стрелял. Не по своей воле, это была гипнотическая установка.

— Какая неприятность… — сказал незнакомец с нескрываемым сарказмом.

Игорь поймал себя на том, что воровато оглядывается.

— Не беспокойтесь, — посоветовал незнакомец, снова припадая к стакану. — Он нас не «унюхает». Не на тех напал, живодер.

— Слушайте! — не выдержал Игорь. — Так это вы или нет?!

— А вам кого нужно?

— Вы удивительно похожи на человека по имени Тимофей Костенко, — признался Игорь.

— А то! — усмехнулся незнакомец. — Конечно, похож. Только меня обычно называют Тим. И вам разрешаю. Давайте рассказывайте…

— Меня зовут Игорь Бойко, — представился Игорь. — Я специальный уполномоченный Федеральной Контрольной Службы…

— …мир праху ее, — заключил Тим. — Кстати, большой привет вам от начальства.

— Так вы из Москвы сейчас?! Что там происходит? — быстро спросил Игорь.

— Уже ничего. А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…

Игорь схватился за стакан и поспешно высосал его до дна. Тим придвинул к нему бутылку.

— Поверить не могу, — прошептал Игорь, утираясь рукавом. — Фантастика… Неужели вы действительно Тим Костенко? Тот самый…

— Ну что вам, фокус показать какой-нибудь? — усмехнулся Тим.

— Да нет, что вы… Это я так, от неожиданности. Какими судьбами здесь?

— Приехал к старому знакомому… — вздохнул Тим. — Хотел его на работу пристроить. А он уже сам нашел себе занятие. Спасает цивилизацию от русских. Шизофреник… — В последнее слово было вложено столько злобы, что Игорь невольно вместе со стулом отодвинулся назад.

— Я опоздал буквально на пару дней, — сказал Тим с невероятной горечью. — И знаете, Игорь… Откровенно говоря, мне все равно, что у вас здесь происходит. Пока вы терпите существование так называемых политиков… Впрочем, неважно. Проповедовать — не моя специальность. Я просто хочу, чтобы вы знали — я ни за что бы не вмешался, если бы не чудовищная несправедливость того, что сейчас происходит. А несправедливость — это понятие вселенского масштаба. Она везде одинакова. И единственный мир, где ее почему-то терпеливо сносят и позволяют над собой творить, — наша с вами родина. Земля.

— А если бы вы успели?.. - спросил Игорь с замиранием сердца. Его не оставляла мысль, что сейчас Волков, который находится буквально в нескольких метрах над их головами, напрягая все силы, пытается «унюхать», о чем говорят на кухне. Но, судя по тому, как свободно вел себя этот странный человек, уверяющий, что он — Тим Костенко, Волков слышать ничего не мог. «А вот как спустится он сейчас…»

— Перестаньте вы дрожать, Игорь, — попросил Тим. — Пока вы со мной, вам никто не опасен. Даже снайперы, которых здесь на каждом столбе по двое.

— Вы что, умеете читать мысли? — смутился Игорь.

— Нет, — отрезал Тим. — Отвечаю на ваш предыдущий вопрос. Если бы я прилетел раньше, было бы меньше крови. Конечно, скандал. Конечно, вооруженные силы в готовности номер один. Массовые аресты. Возможная отставка правительства. Угроза экономического коллапса. Но главное — удалось бы спустить конфликт на тормозах. Без ненужной жестокости и бессмысленных убийств.

— Вы извините… — пробормотал Игорь. — Я несколько дней оторван от информации. Что, действительно все так, как вы сказали?

— Вчера было два шага до мировой войны. Сегодня, наверное, три. Ничего, Игорь, обойдется, поверьте мне. Хорошо еще, что народ русский по старой доброй привычке безмолвствует. Но он тоже скоро подаст голос. Служба парализована, держать людей в узде некому…

— О господи… — Игорь спрятал лицо в ладонях. Тим разлил виски по стаканам и не стал добавлять воды.

— Все обойдется, — повторил Тим, глядя на Игоря почти с отеческой нежностью. — Вы не казнитесь, Игорь. Вы-то к этому никаким образом не причастны.

— Проклятая Служба… — прошептал Игорь.

— Это судьба, — вздохнул Тим. — Службу построили на обломках Проекта. А его с самого начала преследовали неудачи.

— Вы так легко об этом говорите… Я думал, вам даже слово «Проект», должно быть, неприятно произносить.

— Я все забыл, — сказал Тим просто. — У меня давно уже совершенно другая жизнь. Другая мораль, другие заботы… Даже состав крови, и тот другой.

— Слушайте, Тим, — сказал Игорь. — Я вот одного понять не могу. Волков наверняка догадывается, что вы о нем думаете. Хозяева его тоже, как мне кажется, не должны радоваться вашему появлению. Так каким образом вы здесь со мной выпиваете? Почему никто не пытается вам помешать?

— Ну, а как мне помешаешь? — спросил Тим. — Я писатель не местный. Попишу и уеду…

— А почему бы вам тогда э-э… не повлиять на Волкова? — поинтересовался Игорь.

— А может, я и влияю, — усмехнулся Тим. — Вот мы сидим тут сейчас, а он, бедняга, на стенку лезет… Я просто избегаю резких движений. Те снайперы, о которых я упоминал… Я ведь не шутил, Игорь. Здесь вокруг очень много вооруженных людей. И наш друг господин Волков держит их всех на коротком поводке. Стоит ему как следует испугаться, и они начнут стрелять. Мне-то что, а в вас могут и попасть…

— Елки-палки! — Игорь отодвинулся еще дальше от стола, чтобы его не видно было через окно.

— Равновесие… — произнес Тим. И в этот момент на лестнице послышались шаги. Игорь вобрал голову в плечи.

— Ну что, заговорщики? — спросил Волков. — Чего ты ему тут наплел, Тимофей?

— Пошел на х. й, — брезгливо сказал Тим.

Несколько секунд Волков ошарашенно стоял на месте. А потом вдруг повернулся и ушел обратно наверх.

Игорь сидел как громом пораженный. Со стороны это выглядело роскошно — молодой красивый мужчина посылает на три буквы пожилого матерого дядьку. И тот уходит. Просто идиллическая картинка.

Это если не знать, что на самом деле они ровесники.

И если не чувствовать бешеного напряжения, которое на мгновение заполнило весь мир.

Игорь поднял руку и вытер рукавом пот со лба.

— Терпеть не могу сумасшедших, — сказал Тим, неприязненно морщась. — Омерзительная у них энергетика.

— Зачем вы так? — спросил Игорь сдавленным голосом. — Он же мог взорваться, как атомная бомба. Ладно, вам это не опасно, наверное… Но он же может за доли секунды разрядиться в одном истерическом импульсе. Здесь бы одни трупы остались в радиусе километров трех…

— Какой вы, Игорь, образованный молодой человек, — саркастически заметил Тим. — А никогда вы не задумывались, откуда у вас энергетическая блокировка? Какова ее природа? Свойства ее вам доводилось проверять в боевой обстановке? Вас хоть раз атаковал экстрасенс?

— Не далее как неделю назад меня атаковал сенс из другого измерения, — сообщил Игорь небрежно. — К вашему сведению, я чуть не помер. А год назад я чудом отдышался после контакта с реликтовым гоминоидом. Так что поверьте мне, я свои возможности знаю.

— Балбес, — сказал Тим мягко. — Ты каждый раз приходил в себя. Что, не наводит на размышления?

— Нет, — признался Игорь. — Я же чувствую давление, когда Волков пытается меня «пробить».

— Правильно, давление! — Игорь заметил, что Тим начинает злиться. — И ничего больше! Дурак, ты экранирован! Максимум, что с тобой будет, — это потеря сознания и временная слабость. Общее недомогание. Даже если он тебя раз десять подряд ударит — все равно ты отлежишься и очухаешься.

— А что толку-то?.. - пробормотал Игорь обескураженно.

— Вот именно, — сказал Тим недовольным тоном. — Толку от тебя как от козла молока. Расписали мне тебя в красках, а ты тормозишь.

— Ну, и чего вы хотите?! - взорвался Игорь. — Спровоцировать его на энергетический выхлоп?

— Да ничего я не хочу, — отмахнулся Тим. — Просто он мне надоел. Я сюда приехал завербовать рабочую силу и отдохнуть. И что? Рабочая сила тронулась рассудком, а я вместо законного отпуска и посещения родных пепелищ вишу, как идиот, над зачуханным городишкой и пугаю мирное население…

— Так Каледин — это ваша работа?

— А кто еще так может? Волков, что ли?

— Слушайте, Тим, но для чего вы это сделали?!

— А как бы ты иначе сюда попал, друг мой?

— Вам-то я зачем?

— Да мне ты на хрен не нужен! — рявкнул Тим. — Просто так получилось… Слушай, пойдем отсюда, а? — Он поднялся и взял за горлышко бутылку. — Пошли на озеро, проветримся.

Игорь встал и обескураженно помотал головой.

— Ничего не понимаю, — признался он.

— Это пройдет, — пообещал Тим.

Глава 20. Восьмое июня, ночь

На мостках кто-то сидел.

— Брысь! — рявкнул Тим.

Человек с плеском рухнул в озеро, вскочил и побежал по мелководью, поднимая фонтаны брызг. Тим залез в одну из моторок, уселся на корме и отхлебнул из горлышка.

— Как нож сквозь масло, — сказал он хрипло. — Ненавижу.

— О чем вы? — спросил Игорь, глядя вслед беглецу, который выбрался из воды и с треском ломанулся куда-то сквозь прибрежную растительность.

— Боюсь, тебе не понять, — ответил Тим удрученно. — Почему я могу ходить как тень? Почему я слышу то, чего не слышат другие? И почему я должен постоянно выбирать и решать за других? За что?

Игорь сел рядом и забрал у Тима бутылку. Ему как-то не пришло в голову, что инопланетяне тоже могут пьянеть.

— Устал я, — признался Тим. — Иногда, знаешь, проснусь среди ночи, выйду на балкон, заберусь «Ольге» в теплое брюхо… Ну, «Ольга» — это мой… Что-то вроде корабля. Только живой. Сижу и думаю — что мне сейчас мешает дать по газам и уйти в подпространство? Закуклиться там и спать, спать, спать… Видеть сны. Знаешь, какие я сны удивительные вижу? Ни одному шизофренику такие и не снились. И спать, пока не проснусь. А проснусь я не скоро…

— И что же вам мешает? — спросил Игорь.

— Да бог его знает. Понимаешь, у меня народу миллионов триста на шее висит. А народ какой! Золото, а не народ. И друзей до черта. Хороших, настоящих, до гроба. Дети уже взрослые, самостоятельные. Наглые. Сволочи, а не дети. Внуков целый выводок. Работы выше крыши. А чего-то не хватает. Какая-то идиотская типично русская тоска. Дай глотнуть…

— Держите.

— Спасибо. — Тим выпил и душераздирающе вздохнул. — Да, я же тебе объяснить хотел… Видишь ли, какое дело. Я Волкова знаю давно. И, конечно, сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он всегда был малость не в себе. С бредовыми идеями… Но я же не психолог!

— А по энергетике…

— У обычного человека видно, да. Как только нарушена психика, тут же идет и характерное нарушение рисунка в определенной части спектра. А у сенса, да еще и форсированного, черта с два ты чего-нибудь разберешь. Ну, вот… Я прилетел на той неделе, утром первого июня по вашему счету. Прихожу к Волкову, говорю, мол, так и так, есть для тебя хорошее место, лучше и не придумаешь. А он смотрит на меня этаким Вовочкой Лениным и не узнает. Я ему — ты что, нездоров? Да нет, отвечает, здоров и даже счастлив. Глобальный заговор раскрыл. И давай нести ахинею… Твою мать, говорю, что же ты наделал! А сам понимаю, что все, бронепоезд уже не остановить, машина пущена… Ну, и куда мне было деваться?!

Игорь только руками в ответ развел.

— Вот именно, — кивнул Тим. — Ладно, говорю, скотина, Гитлер недорезанный, посмотрим, чем это у тебя кончится. Понимаешь, Игорь, в чем беда-то, мы ведь с ним сейчас в принципе на равных. Поэтому матом крыть я его могу сколько влезет. А вот дать по голове… Конечно, я сильнее и опытнее. Хитрее, в конце концов. А он сумасшедший. У него взрывная мощь, ты совершенно прав, как у атомной бомбы. И черт его знает, чья возьмет, если мы войдем в прямое соприкосновение. Сейчас-то равновесие. Он меня откровенно боится. И я его опасаюсь. Нужна какая-то третья сила. И как только я услышал, что Волков остро нуждается в некоем молодом человеке, я сразу подумал, что это можно будет использовать. Сделал вид, что успокоился. Согласился помочь…

— Как он только поверил… — удивился Игорь.

— Так он же псих, — напомнил Тим. — Он уверен, что все должны с ним соглашаться. Он же спаситель человечества, мать его за ногу!

— А-а…

— Ну, я в этот самый Каледин. Сбросил там излучатель. И сразу в Москву. Прибегаю к Зигмунду… Ну, как вы его называете? Игорь Зимин, фюрер ваш. Директор.

— Папа. А вы что, знакомы?

— Сто лет. Потом расскажу, не сбивай меня, а то я уже косой. Вот, прихожу к вашему Папе, а он буквально еле дышит. Так и так, говорит, помнишь такого деятеля по кличке Волк? «Программа Детей», файл сто шестнадцать? Так мы по его милости уже половину агентуры потеряли. Ничего, отвечаю, дальше будет только хуже. Обрисовал ему ситуацию. Вот, собственно, и все.

— Как жаль, что вы не прилетели раньше, Тим, — сказал Игорь. — Как жаль… Просто невыносимо.

— Я не Волков, — ответил Тим сварливо. — Я не подряжался спасать человечество. А вот тебе за это, между прочим, деньги платят. Так что, давай соображай, что тебе дальше нужно делать.

— Да я ничего такого особенного не могу. Просто Волков хочет использовать меня как посредника. Он уверен, что Папа меня к себе подпустит даже сейчас. Есть такое мнение, что я у Папы хожу в любимчиках.

— Мне он этого не говорил, — заметил Тим и снова приложился к бутылке. Игорь покосился на него, но промолчал. Язык у Тима не заплетался и соображал он, похоже, хорошо. Только внезапные эмоциональные всплески указывали на то, что этот русский инопланетянин уже здорово навеселе. «С ума сойти, — подумал Игорь. — Сижу запросто с таким человеком, слушаю фантастические бредни об иных мирах и совершенно ничего не ощущаю. Ни восторга, ни удивления. Наверное, это от стресса».

— Ладно, — сказал Тим. — Давай рассуждать логически. Один маньяк угробил Службу. Теперь он хочет угробить ее шефа. По идее нам это до лампочки. Пусть грызутся. Зигмунда жалко, конечно, он хороший мужик, хотя и дурак изрядный. Проблема не в этом. Проблема в другом. Допустим, мы сейчас повернемся и уйдем. События будут развиваться по сценарию Волкова. Лет через пять я загляну сюда в очередной раз. И вот, следи за мыслью. Что я здесь увижу? Ставлю десять против одного, что диктатуру. И диктатором будет Волков. Не удивляйся. Ты просто не в курсе. Он сейчас уже, подлец, захапал столько власти, сколько одному человеку не положено. Недаром он, гад, в деревне прохлаждается и ходит в джинсах. Как ты думаешь, что я сделаю, когда увижу, как он тут Золотой Век насаждает?

— Ну? — тупо спросил Игорь. Перспектива увидеть Волкова диктатором как-то не приходила ему в голову. И только сейчас он понял, насколько же выкладки Тима правдоподобны.

— Я улечу обратно, — сказал Тим. — А еще через год я приведу сюда такую армаду, какой ты не видел ни в одном фантастическом кино. Потому что в кино земляне побеждают. А меня хрен вы одолеете. Если понадобится, я отбомблюсь по всем крупнейшим городам. И с этого момента земная история прекратит свое естественное течение. Посажу здесь младшего сына, и он из вас совьет веревку. Пусть мальчишка тренируется. Он вас научит жить по-человечески. Уже поколения через два у вас появятся собственные космопорты и прекратятся убийства. Гарантирую. Но сначала я всех политиков выведу в расход. И за одного религиозного террориста буду расстреливать пятерых иерархов. Коммунистов — на лесоповал. Фашистов — в рудники. Бандитов — к стенке. Психов — в клиники. Хочешь, чтобы было так?

— Это ведь тоже диктатура, — отмахнулся Игорь. — Не шутите вы так, Тим.

— Это хуже, чем диктатура, — сказал Тим жестко. — Это геноцид. Но уже через полсотни лет первые корабли сядут на Землю с миссией доброй воли. Вы познакомитесь с такой потрясающей культурой и такими невероятными технологиями… Игорь, дорогой мой, вы ведь сейчас никому не нужны. Совершенно. Вы живете на задворках Вселенной, и мимо вас летают, морща нос. А летают постоянно. Здесь рудники на Цербере и в поясе астероидов. Только вы об этом и не догадываетесь. Так же, как и о том, что задворки Вселенной — это отвлеченное понятие. Звездные корабли не ходят по прямой. Я могу уже через несколько часов выскочить в любой точке пространства. Расстояние и направление почти ничего не значат. Просто земляне сами выбрали свой образ жизни. В выгребной яме. В куче дерьма. И дело не в том, что вы очень молодая раса. Это не важно, с вами бы всем поделились, всему бы научили. Но вы тупые, злобные и агрессивные. Обидно, Игорь. Чертовски обидно.

— Значит, мы тупые, злобные и агрессивные, а вы такие великие гуманисты. И эти великие гуманисты обещают нам геноцид… Хорошие порядки у вас в межзвездном пространстве…

— Да забудь ты! — сказал Тим. — Я же действительно пошутил. Геноцид — это моя несбыточная мечта. Заслужили вы его своей тупостью. Но нельзя… Конечно, пугануть вас придется основательно. Иначе вы армии не распустите. Но никто не пострадает. Такие фокусы просто запрещены. А будут коренная перестройка экономики и грандиозные инвестиции. Оружие на металлолом. Приоритетные направления развития — медицина и экологически чистая энергетика. Сто тысяч новейших клиник по всей планете. Тектонические электростанции. Чистый транспорт, чистая промышленность. Конечно, дорого это все. Лет сто полностью будете зависеть от ввозного капитала. Ничего, потом расплатитесь. Будет чем.

— Так может, нам лучше Волкова не трогать? — усмехнулся Игорь.

Тим вздохнул и снова выпил.

— Не получится, — сказал он. — Его стараниями на планете нарушен баланс сил. Черт побери! До чего же здесь у вас хрупко все! Один-единственный псих! И такие разрушения… Нет, Игорь, не получится. Кто-то должен Волкова нейтрализовать, причем не до смерти. Понадобится авторитетная психиатрическая экспертиза. И все заинтересованные лица должны будут узнать правду о том, кто он такой. Иначе Россия никогда уже не отмоется. Русским придется доказать, что их подставили. Много интересного и нелицеприятного всплывет при этом. И сам факт существования злосчастной Службы вам, конечно, не простят. Но, во всяком случае, с вас снимут бредовое обвинение в том, что вы хотели править миром. А это уже какое-никакое, а облегчение…

— Разумно, — согласился Игорь. — Это Папа так считает?

— Это я сказал, — надулся Тим. — А Папа согласился.

— Неважно. Была бы тактика, а стратегию придумаем. Только вот тактики у нас и нет. Что нам делать с этим неистребимым Волковым, а? Тим, ну подскажите, вы же эксперт. Между прочим, а если я его…

Знаете, у меня есть одна удивительная вещь. Она сейчас подзаряжает Алекса, но…

— Я заметил, — кивнул Тим. — Собачка. Где ты ее взял?

— Собачка? А я ее кляксой зову. В Африке ее нашли. Даже целых две. Одну пришлось отдать, а эту я вроде как приручил…

— Значит, хозяева погибли. Иначе она бы у тебя не прижилась. Хорошая зверушка. Но ты ее лучше побереги. Такой монстр, как Волков, ее по стене размажет.

— Да, он ее в руку взял и даже не поморщился. Виноват. Не подумал. Тим, а что вы знаете о кляк… собачках? Сколько они живут?

— Знаешь, я к твоей не принюхивался, но она, по-моему, совсем молодая. Лет двадцать пять, а то и все тридцать протянет. У меня внуки с такими ходят. А я не могу. Как представлю, что в один прекрасный день она уснет и начнет таять на глазах… Тьфу! Всю жизнь мечтал о настоящей собаке. Так и не завел. Очень я привязываюсь к тем, кого приручил…

— А вы же знали Мастера собак! — вспомнил Игорь.

— Я его и похоронил, — сухо ответил Тим. — В землю закопал и надпись написал. У себя в замке.

— Умер? — зачем-то переспросил Игорь.

— Два года только прожил. Даже я ничем не мог ему помочь. Необратимое поражение воспроизводства энергетики. Но знаешь, как ни горько об этом говорить, умер он счастливым. Там, у меня, он нашел дом, где ему всегда были рады и где он чувствовал себя комфортно. Хороший был парень Виктор. Очень непростой и очень хороший. У нас с ним удивительно судьбы переплелись. Учились на одном факультете, работали в одной газете, копали одну и ту же тему, но чуть-чуть не совпали по времени и поэтому ни разу не встретились. Правда, вспомнилось потом, что он мне однажды звонил, но я был, как всегда, пьяный и гадостей ему наговорил. Потом я… скажем так, эмигрировал. И только через десять лет нас жизнь столкнула. Он был уже Охотник, и звали его Мастер. А ваш драгоценный Папа был у него в подчинении.

— Я сейчас упаду в обморок, — сказал Игорь честно.

— Как было написано карандашом над дверью триста шестнадцатой аудитории факультета журналистики МГУ: «Жизнь — жестокая тетя», — сообщил Тим.

— Но Папа не мог…

— Отчего? Папа — кадровый сотрудник Безопасности. Его внедрили в Школу практически в день ее основания. По легенде он был психолог-недоучка, и кликуху ему дали соответствующую — Зигмунд. Охотился себе на зомби-мутантов и стучал помаленьку в свою контору. Ты что! Если бы не он, никто бы и понятия не имел, что на самом деле творится в Проекте. Собственно, его донесения и помогли взять Проект за жабры. Зигмунд смог подтвердить, что для атаки на Объект у людей Виктора были достаточные основания. Это же была по всем статьям диверсия чистой воды. За такое, знаешь ли, по головке не погладят. Они ведь там без малого сотню человек укокошили. И техники поломали на миллион долларов. Прежде чем сами полегли… Впрочем, ты эти подробности знаешь не хуже меня, а даже лучше. И, между прочим, Зигмунд тоже должен был там погибнуть. Но у него буквально за час перед атакой собаку загрызли. Для Охотника это сильнейший шок, и Зигмунда оставили за воротами. Так что заруби себе на носу, что Зиг, то есть Папа, — честнейший мужик. Уж на что я спецслужбы ненавижу…

— Этот честнейший мужик, — сказал Игорь язвительно, — родному сыну Волкова дал установку пристрелить отца.

— И правильно. А кого еще из агентов Службы Волков к себе подпустит близко?

Игорь замолк, пораженный логикой Тима.

— Ты все еще не поверил до конца в то, насколько опасен Волков, — объяснил Тим. — Может быть, дело в том, что ты действительно в последние дни не смотрел новости.

— Да, — вздохнул Игорь. — Что-то во мне сопротивляется.

— А уж во мне-то… — неожиданно признался Тим. — Вот он умрет, и я останусь последним из могикан. Так хоть есть с кем парой слов перекинуться на одном языке. Какой-никакой, а свой. Тоже… выродок.

На тропинке раздались шаги.

— И чего тебе надобно, старче? — громко спросил Тим.

— Я соскучился, — послышался голос Волкова.

— Выпить принес?

— Разумеется.

— Старый ты дурень, — сказал Тим, и Игорь расслышал в его голосе целое море противоречивых интонаций. — Давай садись, будем квасить и плакаться друг другу в жилетку.

Волков с видимым трудом спустился в лодку и достал из кармана початую бутылку. В ярком лунном свете блеснула черная с золотом этикетка. В отличие от Тима, Волков предпочитал виски двенадцатилетней выдержки.

— Вот ты все смеешься, а я ведь действительно уже немолод, — вздохнул он. — И ни одна сволочь не хочет меня понять. Или хотя бы поверить. Тима, скажи, почему я всегда один?

— Потому что ты можешь ходить как тень. Потому что ты слышишь то, чего не слышат другие, — продекламировал Тим. — И самое обидное, что ты об этом не просил. Тебя заставили.

— Тима, — сказал Волков проникновенно. — Я тебя люблю. Будь здоров.

— Будь, — кивнул Тим, и два форсированных сенса чокнулись бутылками. Игорь выбрался на мостки, сунул руки в карманы, закурил и неспешно пошел к дому. Остаться рядом с Волковым он не мог просто физически — ему было противно.

— Знаешь, иногда мне страшно, Тима, — сказал Волков позади. — Мы ведь просто чудом успели. Еще месяц, ну максимум два, и Служба взяла бы под контроль все мировые финансовые потоки. А ведь это конец!

— Да заткнись ты, — сказал Тим лениво. — Дай мне послушать ночь.

Глава 21. Девятое июня, утро

— Ну, ты как? — спросил Игорь.

Вестгейт с трудом оторвал голову от подушки и приоткрыл один глаз. Выражение лица у него было страдальческое.

— Физически ничего, — пробормотал он. — А в душе…

— Да перестань ты. Если уж кто и виноват, так это я. Недоглядел.

— Какой он странный, — сказал Вестгейт. — Никак не могу привыкнуть к тому, что он такой…

— Привыкай, — улыбнулся Игорь. — Сын супермена — непростая должность. Придется мириться.

— Не знаю. — Вестгейт снова лег. — Я думал, что выясню здесь что-то, пойму… А по-моему, я окончательно запутался. Знаешь, не уверен я, что мне нужен такой отец. Нет, это, конечно, замечательно, что он есть, что мы так похожи. Но, понимаешь, он ведь ничего не может мне дать того, чего у меня нет. Он просто старый, усталый и, по-моему, не очень здоровый психически человек. А еще, знаешь, он такой ограниченный… Просто странно все это. А может, это не он?

Игорь опустил глаза. Все, кто соприкасался с Волковым, находились под его экстрасенсорным давлением. Они видели его таким, каким он сам хотел выглядеть. Безропотно принимали его точку зрения. Беспрекословно повиновались. И потом рассказывали, какой он замечательный.

Того же самого Волков пытался добиться от Игоря — пока не увидел, что это невозможно. А вот с Вестгейтом он, судя по всему, вел себя как нормальный человек. Это было немного странно. Но объяснимо. В Игоре Александре Вестгейте пожилой сенс увидел сына. А в Игоре Бойко почему-то нет. И точно таким же образом братья реагировали на отца. Вестгейт его признал, хотя и с оговорками. А у Игоря все началось именно с оговорок, а кончилось полным неприятием.

— Я оставлю тебе кляксу, — сказал Игорь и осторожно взял брата за руку. — Думаю, еще сутки, и она тебя полностью вылечит.

— Ты уезжаешь? — встрепенулся Вестгейт. — Куда?

— К Папе в Москву. Посредническая миссия.

— Но… Постой, а когда же мы увидимся теперь?

— Ты не беспокойся. Отдохнешь немного и приедешь ко мне.

— Как же… Дадут они…

— Дадут, — сказал Игорь твердо. — Запомни одно. Волков — твой страховой полис. И ты единственный, кто может этим полисом воспользоваться.

— Объясни, — потребовал Вестгейт, оживая на глазах.

Игорь поднялся и выглянул в окно. Волков и Тим стояли посреди двора, мирно беседуя. Вид у обоих был помятый. Каждый держал в руке бутылку пива.

— Любой обычный человек, не защищенный от чужой энергетики, оказавшись рядом с Волковым, теряет способность объективно смотреть на вещи. Все ему верят, все его любят, все перед ним преклоняются.

— А чего он твердит, что никто его не понимает?..

— Он имеет в виду, что никто его не понимает по доброй воле. Так вот, братишка. На тебя Волков почему-то не давит. Я думаю, от безбрежной отцовской любви. С тобой рядом он забывает о своих возможностях. Не ждет от тебя дурного, не экранируется, не подсматривает твой эмоциональный спектр. Мужик как мужик. Открытая система. Понял?

Вестгейт кивнул.

— Через пару часов к тебе зайдет один в высшей степени необычный человек. Он организует доставку. В крайнем случае вытащит тебя отсюда одного. Но хорошо бы…

— Все, — перебил его Вестгейт. — Дальше не надо. Я догадался. Разберемся. Придумаю что-нибудь. Слушай, брат, ты новости не смотрел?

— Боюсь, — честно сказал Игорь.

— Вот и не смотри.

— Очень плохо?

— Хуже некуда. Уже собирают международный трибунал.

Игорь повернулся к Вестгейту и внимательно посмотрел ему в глаза.

— На этом трибунале должны судить Волкова, — сказал он. — Признать невменяемым, «промыть» ему мозги с блокировкой энергетики, чтобы больше не шалил, и принудительно отправить в больницу.

— Я знаю, — кивнул Вестгейт. — Я все знаю.

— Будет жесточайший кризис всех мировых спецслужб. Может быть, заодно свалятся и два-три правительства. И баланс сил хоть отчасти восстановится, — продолжал Игорь. — Во всяком случае, с русскими опять начнут хотя бы разговаривать. Может быть…

— Да хватит меня уговаривать! Все, иди.

— До свидания, — сказал Игорь, пожимая слабую руку Вестгейта.

— Удачи. — Вестгейт закрыл глаза.

У двери Игорь остановился.

— Знаешь, — сказал он, — я этой ночью много думал. И пришел к совершенно конкретному выводу. Как ты думаешь, в чем причина всего этого кошмара? А в том, что два мудака тридцать лет назад что-то не поделили. И до сих пор не могут этого забыть. Они просто сводят личные счеты. В том числе и нашими руками.

Вестгейт повернулся на бок, к Игорю спиной, и ничего не ответил. Игорь вышел и медленно прикрыл за собой дверь.

Тим уже был в прихожей, и Игорь на него чуть не налетел.

— Э! — сказал Тим, упираясь Игорю рукой в грудь. — Полегче. Я и так на ногах не стою. Ну что, поговорили?

Игорь молча кивнул. Дверь на улицу была раскрыта настежь, и на утреннем солнце неземной зеленоватый оттенок кожи Тима был виден слишком отчетливо. Слишком для того, чтобы воспринимать этого человека — человека ли? — всерьез. Но тем не менее он был здесь, рядом, теплый и дружелюбный, и от него многое зависело в намечающейся авантюре.

— Спокойствие, только спокойствие! — сказал Тим, почувствовав, видимо, настроение Игоря. — Нам, мутантам, недоступно наслажденье битвой жизни… Ты уверен, что он все понял?

— Да. Главное — сможет ли он? Все-таки к отцу человек приехал… И вот на тебе…

— Ерунда. Таких отцов в каждом психдиспансере по сто штук на учете состоит.

— Тяжко вам будет, когда он… его… — Игорь замялся.

Тим расправил плечи и упер руки в бока. Этот жест показался Игорю удивительно знакомым.

— Не знаю, — сказал Тим лишенным выражения голосом. — Всю ночь я пытался до него достучаться. То ли это не тот Волков, которого я встретил много лет назад, то ли я сам уже не тот… А может, все от того, что я не переношу сумасшедших. Короче говоря, делайте с ним, что хотите. А мне наплевать.

Левый глаз Тима вдруг резко дернулся, и он прикрыл его рукой. Игорь деликатно отвернулся.

— Ирину жалко, — глухо произнес Тим. — Вот кого жалко, так это ее.

— Что, он серьезно вмешался в ее энергетику? — спросил Игорь.

— Да как тебе сказать… Конечно, без Волкова она не умрет. Будут депрессия, может быть, даже «ломки». Но это все переносимо. А вот то, что без Волкова черта с два она родит…

Игорь непонимающе уставился на Тима.

— Девочка бесплодна, — объяснил тот. — В очень тяжелой форме. Традиционная медицина ей не поможет ничем. А вот наш приятель Волков, кажется, уже почти справился. Здоровенький крепенький эмбриончик. Ма-аленький такой, хорошенький. Она сама еще не догадывается. Только без постоянной энергетической подпитки долго она его не проносит. Вот так-то, Игорь.

— О господи! — сказал Игорь с чувством. — И вот так каждый день. Я за эту неделю постарел на двадцать лет.

— А ведь ты не умеешь ходить как тень, — вспомнил свою присказку Тим. — И не слышишь того, что слышат другие… Представляешь, какая это ответственность?

— Нет, — признался Игорь. — И не хочу представлять. Как вы с этим живете, Тим?

— А мы не живем. — Тим протянул руку и достал у Игоря из кармана пачку сигарет. Понюхал ее с сомнением и положил на место. — Мы не живем с этим, — повторил он. — Во всяком случае, долго не живем. Ощущать на своей шкуре все болячки мира… Тяжко это. И опасно. Можно черт знает во что превратиться. Я, например, очень рано научился выбирать и отсекать лишнее. А Волков не сумел. И стал богом.

— А вы ничем не можете ей помочь?

— Ты не понял, — покачал головой Тим. — Я же сказал, я не бог. Бог — вон там — у забора околачивается. Хочет к нам подойти, но опять боится. Он, кажется, начал сомневаться в том, что я ему друг.

— Не очень я понимаю эти ваши философские выкладки, — сказал Игорь. — Но вам, наверное, виднее. Что, поехали?

Тим сделал приглашающий жест, и Игорь вышел на крыльцо. Странное движение в небе привлекло его внимание, он поднял глаза, и на миг ему показалось, что на участок спускается полупрозрачное облачко.

— Господин Хайнеман! — позвал из прихожей Тим. — Иди сюда, проводи гостя.

Игорь ощутил легкий энергетический толчок и повернул голову. Волков медленно шел к нему от калитки.

— Не подавай вида, если что-то почувствуешь, — прошипел Тим в затылок Игорю.

— Да ничего я не чувствую, — соврал Игорь. На самом деле он с трудом подавлял желание убежать. От одной мысли, что Волков захочет, наверное, пожать ему руку, и будет ловить его взгляд, и примется говорить что-нибудь, Игоря чуть не вывернуло наизнанку.

Сзади Тим ободряюще ткнул его кулаком в поясницу.

— Как же я тебе, слепому, завидую, — сказал он. — А меня, кажется, сейчас вырвет.

— Слушай, а у тебя деньги есть? — раздался откуда-то сверху голос Тима.

Игорь попробовал открыть глаза и тут же спрятал лицо в ладони — вокруг было невыносимо солнечно. Он сидел на чем-то жестком и шершавом, напоминающем асфальт, и за шиворот ему дул сильный теплый ветер.

— Не-а, — сказал он, пытаясь сквозь пальцы разглядеть хоть что-нибудь. — Ни денег, ни документов, ничегошеньки.

— И ампулу с ядом тоже враги отняли… — посочувствовал Тим.

— Не надо издеваться. Мы что, уже?..

— Осторожно, двери открываются. Столица нашей Родины город-герой Москва. Отстегните ремни, можете курить. С тебя полбанки за доставку.

Игорь осторожно выглянул из-под руки. Под ним действительно был асфальт. Он сидел на крыше высокого здания, и прямо впереди маячила сквозь дымку смога Останкинская башня.

— Что, не понравилось летать? — спросил Тим. — Ну, извини.

— Да уж… — пробормотал Игорь. — Комфорт у вас на борту, прямо скажем, неземной.

Собственно, что там было на борту, Игорь так и не понял. Он просто несколько минут лежал в бархатной темноте внутри чего-то теплого, мягкого и живого. Как будто тебя проглотили — без гастрономических намерений, а так, понарошку. Игорь даже испугаться не успел. Только они попрощались с Волковым, отбежали, нервно хихикая, за угол дома, вдруг Тим сказал «Хоп!» — и это самое живое и мягкое ласково обхватило Игоря вокруг туловища и принялось убаюкивать. Да так интенсивно, что Игорь начал зевать и мгновенно забылся. А очнулся уже здесь.

— А долго мы?.. - Он с трудом поднялся на ноги. Тим крепко ухватил его за плечо и развернул лицом к возвышающейся посреди крыши башенке.

— Минут двадцать. Сюда, пожалуйста.

У башенки Игорь затормозил и уперся рукой в стену.

— Что-то меня шатает, — пробормотал он смущенно.

— Это Волков, паразит. Сейчас, Игорь, сейчас… Только давай все-таки спустимся, ладно?

— Стойте. Тим, а нельзя мне увидеть? Хоть на секунду, а?

— Что увидеть?

— Корабль, — сказал Игорь, чуть ли не краснея.

— «Ольгу»? — Тим обернулся и посмотрел назад, туда, где над крышей зависло почти невидимое облачко. — Черт его знает. Что, очень хочется?

— Понимаете, Тим… Вы только не подумайте, что это у меня профессиональный интерес.

— Ха! — Во взгляде Тима зажегся смешливый огонек, и Игорю на миг показалось, что он видит свое отражение, такими большими и яркими казались эти зеленые глаза.

— Твой профессиональный интерес ничем не отличается от личного, — сказал Тим. — Я твою породу знаю. Сам такой. А не пожалеешь, а?

— Я понимаю, — кивнул Игорь. — Пусть мне будет хуже. Неважно.

— Ладно, погоди. — Тим скорчил гримасу, будто принюхался. — Кажется, никто сюда не смотрит. Приготовься, включаю на секунду, не больше.

В воздухе раздался гулкий вздох.

Больше всего корабль оказался похож на земного дельфина, только громадного, и без хвоста. Веретенообразное тело с маленькими выступами-плавничками, упругое и лоснящееся, размером с железнодорожный вагон. От неожиданности Игорь охнул. Корабль снова вздохнул, будто ему в ответ, и исчез.

— Красотуля моя, — проворковал Тим.

— Он… она… оно… — замялся Игорь.

— Она, — подсказал Тим.

— …действительно живая! — воскликнул Игорь в полном восторге.

— А я что говорил? — удивился Тим. — Ладно, пойдем. Хорошенького понемножку. — Он пинком распахнул в башенке дверь и потянул Игоря за собой на лестницу.

— Я теперь ночами плакать буду, — сказал Игорь, придерживаясь за стену. — Надо же, красота какая!

— Ну, плакать ты, допустим, не будешь… Я же спрашивал — не пожалеешь ли ты, молодой человек?

— Не пожалею, — сказал Игорь твердо.

— Что ж мне с тобой делать-то теперь? — пробормотал Тим себе под нос, вызывая лифт. В шахте раздался отвратительный скрежет. — Ладно, прилечу еще. Придумаем что-нибудь. Если доживешь.

— Я постараюсь. Теперь обязательно постараюсь. Вы только не забывайте нас, хорошо?

— Вас забудешь! — усмехнулся Тим. — Эх, люди! Знаешь, от чего вас к звездам тянет? От того, что в дерьме живете.

— Слушайте, Тим. — Игоря шатало из стороны в сторону, он неосторожно прислонился к двери лифта, и Тим его оттащил. — Послушайте… Вот вы постоянно твердите, что мы такие, мы сякие, все у нас здесь неправильно… А у вас-то! Что там у вас? Что за рай такой?

— Кто тебе сказал, что у меня там рай? — спросил Тим и раздраженно треснул кулаком по кнопке вызова. На этот раз лифт подчинился грубой силе и действительно пошел наверх. — Рай понятие чисто субъективное. Например, тебе у меня было бы нормально. Витька Ларин, тот просто как сыр в масле катался. А Зигмунд сказал бы, что мало демократии. А Волков — что ее, наоборот, много. И все бы меня спросили, какого черта я держу гарем. А мне пришлось бы объяснять, что это не гарем, а оперативный штаб, и шляются они почти голые потому, что лето, и вообще, кто в чем хочет, в том и ходит… Но с демократией это не имеет ничего общего. И так далее, и тому подобное… О! Наконец-то.

Тим впихнул Игоря в лифт, пристроил в угол и нажал кнопку пятого этажа.

— В общем, Игорь, я не шучу, — сказал он. — Давайте завязывайте убивать друг друга и стройте приличный космопорт. Что, слабо? Вот то-то и оно.

— Теперь у нас бардак надолго, — вздохнул Игорь. — Россия опять в жопе, мировое сообщество торжествует. А наши ведь хотели как лучше…

— Не положено, — отрезал Тим. — «Как лучше» русским не положено. Значит, так, в квартире ничего руками не трогай, пока я чехлы не сниму. А то не отмоешься потом. Надо же — «как лучше»! Ха!

Пыль в квартире оказалась вековая, но обстановка была накрыта пластиковыми чехлами. Тим быстро скатал их, побросал в угол и махнул Игорю — устраивайся. Игорь блаженно упал на кушетку. Тим открыл дверцу шкафа, за которой обнаружился сейф, и покрутил диск.

— Тебе какие деньги? — спросил он. — У меня только нал. Баксы, рубли, «юрики», швейцарские франки?

— Рубли. Немного, чтобы хватило на такси в центр. При случае отдам.

— Забудь. — Тим швырнул Игорю на живот толстую пачку разнокалиберных купюр. — Убери и расслабься. На что жалуетесь, больной? Доктор Костенко начинает прием.

— Легкая тошнота. И мешает что-то. Как будто держит и не отпускает. Это что, остаточные явления? Он давил на меня просто безумно, когда мы прощались.

— Способный ты молодой человек, — пробормотал Тим, глядя в сейф. — Лет тридцать-сорок тому назад тебя бы уже принудительно активировали. Как это у них называлось — «разбудили». И был бы ты у нас подающий надежды молодой специалист…

— Вы что? — встрепенулся Игорь. — Вы хотите сказать, что из меня получился бы сенс?

— Не исключено. Значит, мешает? Сейчас перестанет, — Тим захлопнул дверцу сейфа, закрыл шкаф, подошел к Игорю и как-то странно на него посмотрел. — Ну что? А теперь мешает?

Игорь судорожно зевнул. Ему вдруг мучительно захотелось спать, как совсем недавно в корабле.

— Отдохни часок, — сказал Тим сквозь подернувшую мир зыбкую пелену. — Это был киллер-фантом. Зигмунду очень повезло, что Волков не просто сумасшедший, а еще и сентиментальный дурак. И тебе повезло. Тебя бы еще за убийство посадили. Зашел бы ты к директору Службы, а он — брык, и готов…

— Так не бывает, — пробормотал Игорь и куда-то провалился. Там было хорошо. И там был Папа, который улыбнулся Игорю и сказал ему свое обычное: «Здравствуй, сынок». А Игорь протянул руку и сказал: «Здравствуй, па. Вот я и вернулся. И знаешь, я на тебя почему-то не сержусь. Может быть, я просто тебя понял». Произнести эти слова во сне было очень легко, и еще не успевшим заснуть краешком сознания Игорь саркастически усмехнулся. А потом ему стало больно и страшно, он начал ворочаться и бормотать, но теплая рука Тима легла ему на лоб, и тогда Игорь заснул по-настоящему, крепким и безмятежным сном.

Глава 22. Девятое июня, день

Переулок, в который выходили двери центрального офиса Службы, оказался перегорожен усиленным милицейским постом. Водитель такси, пересчитывая деньги, так увлекся разглядыванием бронекостюмов и автоматов, что дважды сбивался и начинал с проклятьями мусолить бумажки заново. Судя по всему, таксист давно не имел дела с наличными. А уж мента с автоматом Калашникова нынешнее поколение москвичей не видело и вовсе. Только броня на ментах была почему-то не милицейская, а классом выше, из самых дорогих, та, которую носят штурмовики Безопасности. Но таксист вряд ли разбирался в подобных тонкостях, а Игорь просвещать его не стал.

— Что тут случилось? — спросил Игорь небрежно.

— Ты с луны свалился? — удивился таксист. — Во всех новостях только об этом и разговор. Тут американский разведцентр был. Ничего себе, да? Устроились, гады, в двух километрах от Кремля…

— Обалдеть! А я из отпуска только что. Неужели американский?

— Так уже показывали какие-то рожи, взяли их всех как миленьких! Ну, земляк, ты даешь! Чуть было третья мировая не началась, а ты не в курсе… Наши орут на всю планету, требуют созыва международного трибунала, и все такое прочее…

— Н-да, — пробормотал Игорь глубокомысленно, распахивая дверь. — Спасибо, что рассказал. Буду знать.

— Да не за что, — пожал плечами таксист. — Как доберешься до терминала — отмотай на шестое число и смотри, получай удовольствие. Я бы тебе и на своем мониторе показал, но у нас сеть закрытая, нам новости не положены.

— Шестого все началось, да?

— Угу.

— Счастливо. — Игорь захлопнул дверь и двинулся к «милицейскому» кордону. В лицо ему стеклянно таращились забрала бронешлемов, а затылок буравил любопытный взгляд таксиста.

— Добрый день, — сказал Игорь двинувшейся ему навстречу громоздкой бронированной фигуре. — Мне нужна связь с дежурной частью Второго Статистического Управления.

— Прошу ваши документы, — глухо раздалось из-под шлема.

— У меня нет документов. Пожалуйста, свяжитесь с дежурной частью и скажите, что пришел Игорь Бойко.

Угловатый монстр сдвинул легкое ограждение и шевельнул автоматом в сторону патрульной машины. Игорь шагнул в образовавшийся проход.

— Руки на капот, — приказали ему. — Ноги шире. Еще. Вот так. Стойте не шевелясь.

Проворные опытные ладони аккуратно обшарили Игоря с ног до головы. Даже хвост на затылке разворошили.

— Стойте так, без команды не двигаться.

— Моя просьба будет выполнена? — поинтересовался Игорь, глядя исподлобья в глубь переулка. Там стояли фургоны Безопасности и суетился какой-то народ. Игорь прищурился, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо. По работе он с этими людьми не общался, но Второе Статистическое несколько раз в году обыгрывало Безопасность в пэйнтбол, а затем с побежденными крепко выпивало. Перед каждой игрой «внутряки» устраивали команде Службы инструктаж, напоминая, что Безопасность проигрывает неспроста, что она сама этот чемпионат затеяла, поэтому нужно держать ухо востро, опасаться перевербовки и не надираться вдрызг. Получалось как раз наоборот — противники напивались до чертиков и клялись друг другу в вечной любви контрразведки и стратегических служб.

— Разберемся, что с вами делать, — прогудели сзади и сверху. — Назовите себя.

— Бойко Игорь Игоревич. Второе Статистическое Управление, служба оптимизации транспортных потоков, должность — старший логистик.

— Номер карточки ваш?

— Слушайте, как вас там… — перебил Игорь. — Вон я вижу Нечитайло. Позовите его, пожалуйста, и все вопросы отпадут.

— Номер карточки, пожалуйста.

— Тьфу! Пятьсот, тридцать, три девятки, семьдесят семь.

— По цифрам, пожалуйста.

— Нечитайло!!! - рявкнул Игорь.

На него тут же набросились, заломили руки за спину и чувствительно припечатали щекой о капот.

— Кто там?! - крикнули издалека.

— Все в порядке! — ответили из кордона. — Не обращайте внимания!

— Михалыч! — задушенно пискнул Игорь и тут же взвыл от боли в выкрученной руке.

— Кого ломаем, душегубы? — спросил Нечитайло, приближаясь. Он был уже в годах, дорого одет и положенную по штату рацию носил не на поясе, а в руке, как символ власти. В Безопасности он командовал подразделением с загадочной вывеской «группа корпоративных связей». А именно отвечал за непосредственные проявления любви контрразведки к другим спецслужбам. Координировал взаимодействие. То, что Нечитайло сейчас оказался здесь, было для Игоря редкой удачей.

— Да вот… — Игоря оторвали от капота, чтобы Нечитайло смог его разглядеть.

— Здрасте пожалуйста! — Нечитайло озадаченно почесал антенной рации за ухом. — Какими судьбами?

— Михал Михалыч! — взмолился Игорь. — Скажите им, чтоб руки не крутили! Что за детский сад, мать их так!

— Он чист? — спросил Нечитайло. — Ну, и отпустите его тогда. Действительно как дети, хлебом не корми, дай над маленькими поиздеваться. Ты не обижайся, Игорек, у них приказ.

— Я не обижаюсь, — сказал Игорь, массируя запястья. — Только мне вот это место вероятный противник наручниками помял… Больно очень, когда за него хватают.

— Ага! — Нечитайло сунул было антенну прямо в ухо, но вовремя остановился.

— Папа где? — спросил Игорь.

— Так! — Нечитайло в раздумье покрутил рацию в руках и от греха подальше убрал-таки ее на пояс.

— Сначала я к нему, — сказал Игорь твердо. — А потом — куда Родина прикажет.

— Мы, конечно, этот вопрос урегулируем, — невпопад сказал Нечитайло. Видно было, что его раздирают какие-то внутренние противоречия. — К обоюдному удовольствию.

— Второе Статистическое еще существует? — спросил Игорь.

— Юридически — да, — кивнул Нечитайло. — А фактически — не знаю.

— Ну, если юридически — да, так я пошел?

— Куда?

— К Папе.

— А где он?

— А вы здесь что делаете, Михал Михалыч?

— Я спрашиваю, где Папа твой? Игорь упер руки в бока и выпятил челюсть.

— Хватит со мной играть, — сказал он. — Если Второе Статистическое есть, значит, я его сотрудник. Значит, у меня свое начальство. Свой офис. Служебный кабинет. Могу я туда пройти? Или как? Или пусть меня официально задерживают. Без адвоката слова не скажу. А потом, Михал Михалыч, я так понимаю, разговорчивость наших сотрудников уже вошла в легенду, разве нет?

— Кончай трепаться, — приказал Нечитайло. — Значит, так, господа, — повернулся он к бронированным монстрам. — Вы его зарегистрировали? Вот и отлично. Теперь я его у вас забрал. Отметьте и доложите. Все, Игорь, пойдем.

— Не скучайте тут, — бросил Игорь через плечо штурмовикам. — И спасибо, что не убили.

— Сам дурак, — ответили ему вслед.

В вестибюле Игорь от неожиданности встал как вкопанный. Стены и пульт дежурного были щедро выщерблены, и происхождение этих щербин не оставляло сомнений.

— Михал Михалыч, — пробормотал Игорь упавшим голосом. — Это что же такое?

Нечитайло ответить не успел.

— А это нас арестовывать приходили! — сквозь зубы невнятно сказали откуда-то снизу. — Здорово, Боец…

Из-под пульта высунулась голова сержанта наружной охраны Карпухина. Лицо у него было чумазое, в зубах он держал обрывок провода.

— Привет, — кивнул Игорь. — А ты почему живой?

— А я в отгуле был, — по-прежнему сквозь зубы ответил сержант. — Повезло. Тьфу! — Он выплюнул провод в угол и принялся грязным пальцем давить кнопки на терминале.

— Ладно, Игорь, пойдемте, — сказал Нечитайло.

— Секундочку! — уперся Игорь. — А вы-то мне зачем?

Нечитайло грозно засопел и принялся наливаться кровью.

— Боец, не обижай начальство, — заметил сержант. — Ему виднее.

— Мы что теперь — заодно? — удивился Игорь, тыча через плечо большим пальцем в сторону Нечитайло. Тот свирепо рванул с пояса рацию и чуть ли не до хруста сжал ее в кулаке.

— Это господин Нечитайло Михал Михалыч, — объяснил сержант. — Первый заместитель директора Второго Статистического Управления. Не забудь его поздравить с назначением.

Игорь повернулся было к Нечитайло, но тот уже исчез в боковом коридоре.

— Цветочков ему купи и конфеток! — почти крикнул сержант.

— Ты-то хоть не нарывайся, — посоветовал Игорь. — Ладно, увидимся.

— Хочется надеяться, — пробормотал сержант и снова исчез под пультом.

Игорь догнал Нечитайло только у лифтов.

— Так вы теперь, значит, Дядя, — сказал он. — Поздравляю с вступлением в семью. Примите соболезнования.

— Ну, блядь, и порядки у вас! — выдохнул Нечитайло.

— Вы так рацию сломаете, Михал Михалыч. Оставьте вы ее в покое.

— Бар-р-рдак! — высказался Нечитайло, но рацию все-таки убрал.

Кабина лифта оказалась новой. Ковровое покрытие в подвальном вестибюле тоже. В тоннеле возилась бригада отделочников. И только на «третьем посту» Игорь увидел, насколько тяжело обошелся Службе штурм и как яростно она сопротивлялась.

— Что здесь взорвалось? — усмехнулся Игорь, стараясь изо всех сил быть ироничным. — Атомная бомба?

— Прожгли, — коротко ответил Нечитайло, имея в виду с мясом вывороченную бронированную дверь. — Иди, не задерживайся.

Будки голосового идентификатора больше не существовало. Края высокой стойки, за которой здесь сидела охрана, были сильно оплавлены. Некогда белые стены казались теперь черными.

— И много наших полегло? — спросил Игорь.

— Не очень. Порядка двадцати человек.

— На этажах сопротивления уже не было?

— Почти.

— Ясно… — хмыкнул Игорь, хотя никакой особой ясности ответы Нечитайло не вносили. — А есть уже какое-нибудь решение по тем из наших, кто остался цел и ни в чем ужасном не замешан? Они будут дальше работать?

— Вероятно.

— Вы тоже не очень разговорчивы, Михал Михалыч, — заметил Игорь. — Прямо как хороший агент Службы.

— Слушай, Игорь, — сказал Нечитайло. — Мы с тобой, конечно, давно знакомы, но ты уж будь другом, привыкай к новой субординации, ладно? Во всяком случае, там, — он ткнул пальцем под ноги, — попридержи язык. Это я тебя по-дружески… Прошу.

— Тогда я вам тоже по-дружески… посоветую. Сделайте лицо попроще. Если будете щелкать каблуками и орать командным голосом, смею вас заверить, в «рейхсканцелярии» вы долго не продержитесь.

— Где? — удивился Нечитайло.

— Ну, в бункере. Ой, простите, это у нас фольклор такой дурацкий. Ничего, привыкнете. Недельку побудете Дядей и привыкнете. На самом деле, Михал Михалыч, я рад, что вы теперь с нами. Во-первых, прежний Дядя был кретин и психопат. Во-вторых, вы — профи…

— А в-третьих, лучше я, чем расстрельная команда, — решил пошутить Нечитайло. Игорь посмотрел на него озабоченно и впал в раздумье.

На этажах заметных разрушений то ли не было изначально, то ли их успели залатать. Только в нескольких местах Игорь заметил подозрительные темные пятна на ковре. Освещение горело тускло, некоторые двери в нарушение всех инструкций были распахнуты настежь, и вообще, офис поражал тишиной и безлюдьем.

Легкое шевеление обнаружилось только в «подвале Мюллера». Какие-то незнакомые люди перетаскивали коробки с аппаратурой. Игорь с горечью подумал, что «внутряки» наверняка либо погибли все, либо здорово покалечены, и вздохнул. На этих ребят он зла не держал. Особенно с тех пор, как раненый «внутряк» плюнул ему в лицо.

В тамбуре между этажами отдела внутренних расследований и директората Нечитайло остановился.

— Теперь слушай меня, — сказал он. Рация опять была у него в кулаке, и антенной он ткнул Игоря в грудь.

— Кажется, Зимин выкрутился, — это Нечитайло имел в виду Папу. — Отвертелся. Но для Службы настали очень тяжелые времена. Наверху очень недовольны всей этой историей. Просто рвут и мечут. И я не уверен, что твой тезка продержится долго. То есть Службу-то не разгонят. Но вот Зимин… Он утрачивает доверие, понимаешь? Не исключено, что его спишут.

— И очень хорошо, — ответил Игорь самым легкомысленным тоном.

— Вот как? — Нечитайло вдруг улыбнулся. — Тогда соображай. Я знаю, что он тебя очень ждет. Я догадываюсь, что ты привез информацию. Боже упаси, я тебя ни о чем спрашивать не намерен. Но в свете того, что я тебе сказал, — подумай, что стоит ему говорить, а что стоит, может быть, и попридержать.

— Михал Михалыч, давайте честно. Вам известно, в каком качестве дальше будет работать Служба? Ее стратегический характер сохранится? Или нас перепрофилируют? Сделают придатком Безопасности?

— Это как раз сейчас решается, — ответил Нечитайло, и Игорь поверил, что он не врет. — И не исключено, что те данные, которые ты привез, могут оказаться судьбоносными. Могут?

— Не знаю, — помотал головой Игорь.

— В общем, ты подумай, — сказал Нечитайло. — Мне нужно с ним пару минут поговорить, а потом он тебя примет. Вот ты и подумай за это время. Я знаю, ты умный парень. И если что, работу мы тебе найдем.

— Спасибо, — процедил Игорь. Нечитайло толкнул дверь, вышел в приемную, быстро пересек ее и без стука нырнул в кабинет Папы. Игорь последовал за ним и устало присел в кресло за пультом референта.

И вскочил.

Терминал Лены был разбит. В мониторе зияла дыра, а киборд оказался буквально растоптан. И еще на столе были темные бесформенные пятна. Те же, что и на полу в коридорах. Пятна крови.

Игорь зябко обхватил себя руками и прикрыл глаза. Женщина с прекрасным лицом и волосами цвета бронзы. С самыми красивыми в мире ногами. Но главное — с самыми замечательными глазами… Умными, ясными, умеющими так посмотреть на Игоря, что он просто чувствовал, как становится под этим взглядом лучше, умнее, чище, значительнее… Она сидела здесь. И когда в офис ворвалась штурмовая группа… В такие моменты одно-единственное неосторожное движение может очень дорого обойтись. А Лена была не из тех, кто подобно Игорю умеет вовремя упасть на пол и прикинуться трупом.

— Что с тобой?! - воскликнул Нечитайло, появляясь в приемной. — Игорь! Ты что?!

Игорь молча показал на терминал референта.

— Извини, — сказал Нечитайло. — Без понятия. Спроси у него. А он ждет.

Игорь повернулся к двери кабинета.

— Ты подумал? — спросил Нечитайло.

Но Игорь ничего ему не ответил.

На столе у Папы лежало странного вида оружие. Толстым прямоугольным стволом оно было направлено к двери. При иных обстоятельствах Игорь бы удивился. Но только не сейчас. Он с таким невероятным трудом заставил себя прийти в этот кабинет, что удивляться чему бы то ни было уже не мог. Разумеется, он узнал давно знакомый по секретным фотографиям «пульсатор» — лучемет Охотников, которого, по заверениям покойного Дяди, в природе больше не существовало. Но по сравнению с вопросом, который Игорь принес с собой, эта очередная загадка ничегошеньки не стоила.

То, что в Папином кабинете валялось нечто, чего на свете нет, совершенно не затрагивало Игоря лично. А вот человек, который сейчас уютно развалился в кресле, сцепив руки на животе и глядя в потолок, к Игорю имел самое непосредственное отношение.

— Здравствуй, сынок, — сказал Папа ласково.

Игорь отодвинул стул и уселся за стол заседаний, тяжело облокотившись на него.

— Здравствуй, отец, — произнес он и сам подивился тому, как просто оказалось выговорить эти слова. Как во сне.

— Слава богу! — сказал Папа с таким облегчением, что Игорю стало даже немножко смешно.

— Разве? — спросил он язвительно.

— Слава богу, что ты живой вернулся! — тут же пошел на попятный директор.

— А-а… — протянул Игорь.

Папа зачем-то подергал себя за кончик носа, видимо, набираясь смелости.

— Как же это так получилось? — спросил Игорь.

— Что? — поинтересовался Папа довольно воинственно.

Игорь почувствовал, что его на полном серьезе разбирает смех.

— Что, что… То, что я только сейчас догадался о том, что знает куча народу.

— Кто?

— Слушайте, Игорь Иванович, — сказал Игорь. — Давайте рассказывайте, что там у вас с Волковым произошло.

Папа вздохнул.

— Если хочешь дать мне в морду, — сказал он, — не стесняйся. Я этого, наверное, не заслужил, но…

— Сколько вам лет? Шестьдесят?

— Пятьдесят девять, — сказал Папа с неожиданной обидой в голосе.

— Взрослый человек, — заметил Игорь. — А все боитесь, что я буду сводить с вами какие-то счеты, головой об стенку биться…

— Я не знаю, что там наврал тебе Волков… — начал было Папа, но Игорь его перебил.

— Ничего он мне не врал, — сказал он. — Я от Волкова о себе ни одного путного слова не услышал. Мне теперь известна с самых разных точек зрения история появления на свет некоего Игоря Вестгейта. Но вот про Игоря Бойко мне никто толком ничего не рассказал. Ни раньше, ни сейчас. И я искал сам. Думал, сопоставлял… А Волков — это была последняя часть мозаики. Не признал он во мне сына, Игорь Иванович. Вот так-то.

Папа то ли всхлипнул, то ли фыркнул и полез в карман. Достал носовой платок и вытер лоб.

— Она категорически отказалась выходить за меня замуж, — сказал он.

— Ну! — обрадовался Игорь. — Прорвало.

— Теперь не перебивай, ладно? Мне действительно шестой десяток, а я до сих пор без дрожи в голосе вспоминать не могу эту историю.

— Пусть дрожит, только рассказывайте!

— Ты действительно этого хочешь? — спросил Папа, глядя на Игоря одним глазом. Сидел он к нему по-прежнему вполоборота.

— Идиот, — сказал Игорь в пространство.

— Извини, — вздохнул Папа. — Видишь ли, мы с Галей познакомились чуть ли не детьми. И всегда нас друг к другу тянуло. Сходились, расходились, у нее кто-то был, у меня что-то было… Но каждый раз мы после этого встречались снова. Она была очень красивая и очень уверенная в себе. А я по ее понятиям… Не знаю. Мы очень любили друг друга. Но быть подолгу вместе — это оказалось выше наших сил. По большому счету, я ее не устраивал. Она говорила, что я не от мира сего. Что я не такой, как все, и этим ей интересен. Но по этой же причине я совершенно не гожусь в мужья. А потом так вышло, что я попал… Ну, в эту систему. Тогда еще не было Службы, но…

— В Охотники попал, — подсказал Игорь.

Папа уставился на него как на привидение.

— Костенко, гад! — догадался он. — Больше некому… Вот мелкий пакостник! Да, в Охотники. Ты с Мэксом успел поговорить?

Игорь кивнул.

— Это его, — сказал Папа, ткнув пальцем в лучемет на столе. — Как ни пытался я ему жизнь облегчить, ничего не вышло. Занесли его в черный список, и все. Не любят в нашей системе неуправляемых людей. Конечно, я пристроил его как смог…

— Ага, — кивнул Игорь. — Как и меня. Только мне повезло. Меня ваша трогательная забота не убила. Все к тому шло, но я чудом выжил.

— Извини, — пробормотал Папа.

— Да мне плевать, — сказал Игорь. — И что там было дальше?

— В общем, однажды я от Гали услышал, что наша встреча — последняя. Что она наконец-то познакомилась с человеком, за которого стоит выйти замуж. Я умолял, я в ногах у нее ползал, но ты же знаешь, когда Галя принимает решение… Видимо, она сама еще не знала, что… Ну, что ты… Будешь. А когда узнала — подумала, наверное, что оно и к лучшему. А как уж она Волкову мозги запудрила — это можно только гадать. Вот так.

— А Волков?

— А вот это и есть самое неприятное. С Волковым приключилась удивительная история. Я его почти не знал, и, уж конечно, когда мне сказали, на ком он женат, я чуть в обморок не хлопнулся. И старался обходить его за километр, чтобы не пристукнуть ненароком. Но так вышло, что он сам ко мне пришел.

— Я так и думал, — кивнул Игорь. — Психопат.

— Тот еще, — согласился Папа. — Если не сказать хуже. Как я теперь понимаю, тогдашний Папа его раскрыл. Вызвал к себе и предложил какую-то грязную работенку, которая по силам только форсированному сенсу. И шантажировал его наверняка. Редкий поганец он был. Волков пришел домой, и какой там у него с Галиной состоялся разговор, мы сейчас можем только гадать. Но на следующий день Волков неожиданно подкарауливает меня на улице. Берет за шиворот и говорит, чтобы я теперь за своим отродьем — извини, конечно, но это его слова — сам приглядывал. А он, мол, умывает руки.

— Весело, — заметил Игорь.

— Еще бы! — криво усмехнулся Папа. — Ты представь — стоит перед тобой сумасшедший экстрасенс, глазами сверкает и несет бредятину. То, что он сенс, я сразу понял, опыта хватило. То, что он настоящий псих, — так это было видно. А в конечном итоге, не будь я Охотником, живым бы я не остался после этой встречи. Ну, ты знаешь, в Охотники людей отбирали с очень сильной энергетикой. И твой иммунитет — это, я так думаю, наследственное. Теперь думаю. В тот момент я просто ничего не соображал. В первую очередь я не подозревал, что у меня есть дети…

Игорь достал сигареты, раскурил сразу две и одну сунул Папе в протянутую руку. Папа благодарно кивнул.

— Короче говоря, он меня отпустил, и я упал. Разумеется, никому об этом случае я не рассказывал. И вообще, о том, что Волков в тот же день сбежал, я узнал только через месяц. Еще какое-то время пришлось выжидать, чтобы не подставить Галю. А потом я пришел к ней и спросил, правда ли это. А она послала меня к черту, но я все понял.

— Н-да, — только и сказал Игорь.

— Вот и поставь теперь себя на мое место, — предложил ему Папа.

— И не подумаю, — скривился Игорь.

Несколько минут прошло в молчании. Отец и сын курили и старались друг на друга не смотреть. Первым не выдержал Папа.

— Я не прошу у тебя прощения, — сказал он. — Я вообще не имею права ни о чем тебя просить. Но если я хоть изредка смогу тебя видеть…

— Мы что-нибудь придумаем, — вздохнул Игорь. — Наверное, есть какой-то выход, правда?

— Как ты догадался? — спросил Папа.

— Как Менделеев. Во сне увидел. Сегодня утром. Озарение нашло.

— Шутишь, — разочарованно сморщился Папа.

— Нет. Просто у меня было очень много разрозненных данных, и я все никак не мог сложить мозаику. Я же сказал, последним кусочком стал Волков.

— Там… Ты извини, что я сейчас о деле. Что там произошло? У Волкова? Есть какой-то шанс? Костенко справится?

— Если он не справится, то мой брат точно что-нибудь сможет.

— Какой еще брат? — спросил Папа настороженно.

— Вестгейт. Братишка оказался неплохим специалистом. Ту гипнотическую установку, которую я получил в этом кабинете, он смог взломать в считаные минуты.

Папа сморщился и кряхтя закрыл лицо руками.

— «Что тебе наврал Волков…» — произнес Игорь с выражением. — Всюду ложь. И всюду страх. Родной отец, и тот врет и боится. Боится и врет… Больше всех. Даже больше этого людоеда Волкова, который просто честно и искренне верит в свой бред!

— Игорь, — выдавил Папа. — Сынок… Милый… Не было другого выхода, понимаешь?! Не было! По всем прогнозам у нас выходила мировая война… И то, что нужно было сделать, мог сделать только ты!

— Волкова незачем было убивать. Совершенно. То, что вы задумали, это был акт личной мести и ничего больше, — сказал Игорь холодно.

— Да нет же! — воскликнул Папа. — Ты просто не знаешь! Он же зомбировал несколько десятков ключевых фигур! Людей, которые принимают решения! И дергал их за ниточки как марионеток! Как только Волков умрет, связь оборвется! И они прозреют. И все кончится.

— Все уже кончилось, — сказал Игорь очень спокойно. — И так без войны обошлось. А вот врать не надо было.

— А когда я врал? Сейчас?

— В том числе. У меня не было шансов вернуться с этого задания живым. Убей я Волкова — смерть. Не убей — аналогично.

— Неправда. — Папа широко раскрыл глаза и приосанился. — Я же говорю, ты не знаешь. Тебя должен был подобрать Костенко.

— Когда мы прибыли на место, его там не было, — отмахнулся Игорь. — Да ладно, хватит… Я устал спорить и торговаться. И вообще, я устал. Надоело мне все это до чертиков. Не хочу больше загадок. Не хочу больше тайн. И шли бы вы все в жопу, старичье закомплексованное, со своими тайными операциями и секретными агентствами. Сами вы уроды и из детей своих пытаетесь уродов делать. А я не хочу! Ясно?!

Папа опустил глаза и посмотрел на свои руки, вцепившиеся в край стола. Костяшки на его пальцах были совершенно белые.

— Вы только не подумайте, что я вас осуждаю, — сказал Игорь. — Просто у вас своя правда, а у меня своя. И понять друг друга нам не суждено по определению. Может быть, когда-нибудь мы научимся друг друга любить. Это не так уж сложно. Мы оба в принципе неплохие люди. Но пока вы не научитесь уважать чужое мнение, наш разговор всегда будет разговором тупого с глухим.

Папа хотел что-то сказать, но Игорь перебил его.

— Значит, так, — сказал он. — Конверт с посланием от Волкова у меня забрал Костенко. Судя по всему, там вообще ничего не написано. А я сейчас ухожу. Не знаю куда. К чертовой матери. Скажите мне только вот что. Как я понимаю, Мэкс погиб?

Папа молча кивнул.

— Что с его дочерью?

— Пока что она в Безопасности. Чуть позже я ее заберу.

— Хорошо… — Игорь отвернулся к двери, за которой скрывался разбитый и окровавленный терминал. — А как у Лены дела? — спросил он, надеясь, что голос не дрогнет.

— Плохо, — сказал Папа. — Плохо дело. Ей понадобится новое лицо. Она, Игорек, не хотела пускать их сюда. И ее прикладом очень сильно ударили.

— А вас, конечно, тут не было.

— Не было…

Игорь подошел к двери, взялся за ручку и обернулся. Папа сидел за столом какой-то удивительно маленький и жалкий. И смотрел на лучемет. Игорь подумал, что с гибелью Мэкса порвалась еще одна нить, связывающая Папу с его легендарным прошлым. Ярким и неповторимым, в котором Папа был молод, полон сил, окружен верными друзьями, у него была кавказская овчарка, и его любила замечательная женщина. И все было впереди.

Тем не менее даже в команде Охотников Папа уже выполнял секретную миссию, так что не такой уж безоблачной была его жизнь среди них. Собака у него погибла. Женщину он уступил другому. Впереди была неопределенность, а за ней — пустота.

И теперь у него не осталось почти ничего, за исключением сына, который издевался над ним и говорил обидные слова.

«Не вздумай застрелиться, старый дурак», — чуть было не ляпнул Игорь. Но промолчал. И вышел.

Глава 23. Одиннадцатое июня, день

— Здрасте. Вот мой отчет, — сказал Игорь, бросая на стол перед Нечитайло коробочку с мини-диском. Под глазами у Игоря залегли тени. Кабинет новоиспеченного Дяди постепенно наполнялся запахом коньяка.

— А вот твои документы, — Нечитайло брезгливо сморщился и подвинул к Игорю конверт. — Счета твои разблокированы, отпускные должны были перевести. Гуляй, но в разумных пределах. И за границу ни ногой.

— Как будто меня здесь не пристукнут, если захотят, — фыркнул Игорь, выгребая из конверта разноцветные карточки.

— Здесь не пристукнут. Вчера опустился «железный занавес», если тебе, конечно, эти слова что-нибудь говорят. Ладно, Игорь, ступай. Была б моя воля, я бы тебя даже на улицу не выпустил. Но…

— Скоро вы поймете Службу, Михал Михалыч, — пообещал Игорь, рассовывая документы по карманам. — Папуля вам устроит веселую жизнь. У нас уже был один Дядя, которому надоело, что воля не его.

— О тебе же беспокоюсь, дурак! — прорычал Нечитайло, ухватил со стола новенький служебный телефон и сдавил его в мускулистой лапе. — Ну что ты за человек, ей-богу!

— Человек, — кивнул Игорь. — И этот человек за последнюю неделю ухлопал столько народу, сколько вам и не снилось. А вам много приходилось убивать на работе, Михал Михалыч?

— До свидания, Бойко, — сказал Нечитайло, швырнул помятый телефон на стол, демонстративно отвернулся к своему терминалу и принялся бесцельно теребить клавиши.

— Пока, — Игорь сделал неопределенный жест и, заметно пошатываясь, вышел из кабинета. Но за дверью его походка мгновенно переменилась, и расслабленное выражение с лица исчезло. Игорь еще не был по-настоящему пьян. Он просто боялся, что Нечитайло станет задавать ему вопросы. Так бы оно и случилось, наверное, если бы Игорь давно не заметил, что новый Дядя непозволительно брезглив для кадрового эсэсовца и вообще мужик порядочный.

Служба за последние двое суток, видимо, оправилась от шока и суетилась вовсю. По коридорам сновал незнакомый народ, моложавый и симпатичный, в тамбурах между этажами дежурили новые «внутряки», с непривычки дерганые, но вполне корректные. Пятна с коврового покрытия исчезли.

Компьютеры Спецотдела были выключены — Лавров ушел в поликлинику к стоматологу. Игорь ткнул клавишу вызова на двери Королева. Замок щелкнул в ответ.

— Ну вот, — сказал Королев, поднимаясь Игорю навстречу. — Вот. Наконец-то. Здравствуй. Слава богу. Вот. — Он неожиданно сгреб Игоря и крепко обнял. Потом отстранил от себя, заглянул в глаза и привычно обнюхал.

— Коньяк, — безошибочно заключил он. — И дешевый. Ну, садись.

Игорь сел. Королев склонился к терминалу, набрал команду, откинулся на спинку кресла и закрутил ус.

— Не хочу задавать бестактных вопросов, — сказал он, — но придется. Ты вернешься? Или этот отпуск — так, для разгона?

— Не знаю, дядя Андрей. Скорее всего решать я буду первого сентября. Приду сюда, осмотрюсь, как раз все ребята соберутся… Вы мне скажете что-нибудь убедительное.

— Ничего я тебе не скажу, — помотал головой Королев. — Конечно, если ты мне не расскажешь, что с тобой было за эти дни. А так… Я же вижу — ты вернулся совершенно другой.

— Разве? — удивился Игорь. Ему вдруг захотелось посмотреть на себя в зеркало. Машинально он ощупал подбородок. Щетина была такая, что даже уже не кололась.

— Не нужно было тебе соглашаться, — сказал Королев. Это оказалось так неожиданно, что Игорь широко раскрыл глаза.

— А у меня был выбор? — спросил он.

— Выбор есть всегда. — Королев нетерпеливо посмотрел на дверцу в стене, из-за которой должен был появиться его заказ.

— У меня его не было, — твердо сказал Игорь. — И вы это знаете, дядя Андрей. Больше всего на свете я хотел узнать, кто я такой. Я не мог не поехать туда. И не вернуться… тоже не мог. Все получилось так, как и должно было. А то, что я узнал гораздо больше, чем хотел, — это уже издержки. Зато я теперь это знаю, понимаете? Никаких больше тайн. Ни-ка-ких.

На дверце загорелась лампочка, и Королев с удовлетворенным кряканьем выставил на стол поднос с кофе. Открыл ящик стола и извлек ярко раскрашенную пластиковую фляжку. «Pour cheveux normaux» — прочел Игорь.

— Мы что, уже с французского коньяка на французский шампунь перешли? — спросил он озадаченно.

Королев отвинтил крышечку и щедро плеснул в кофе буро-золотистой жидкости. Игорь потянул носом и учуял запах виски.

— Ирландский кофе, — объяснил Королев. — Как говорил один старый разведчик, тонизирует так, будто с размаху сел на ежа. Глотни. Мне еще весь день работать, а тебе небось бухать до рассвета.

Игорь осторожно сделал глоток. Вкус напитка был непривычен, но что-то в нем проглядывало такое, от чего старому разведчику хотелось верить.

— Что, совсем никаких тайн? — спросил Королев.

— Больше — нет. Скажите, Андрей Иванович, вы с самого начала знали, что Волков мне не отец?

— Что ты… Нет, конечно. Но пару лет назад я случайно увидел тебя рядом с… Ну, ты понял, с кем. Знаешь, это было настолько очевидно — по-моему, даже Мишка Лавров, на что уж простая душа, и тот догадался.

— Какие же вы сволочи все! — сказал Игорь с чувством.

Королев горестно вздохнул.

— Ты же знаешь устав, Игорек.

Игорь осушил свою чашку до дна и со стуком припечатал к подносу.

— Никакого больше устава, — сказал он.

— Только не делай глупостей, — быстро проговорил Королев.

— Да вы что! — рассмеялся Игорь. — Перестаньте. Если я даже и захочу рассказать кому-нибудь правду о Службе, она все равно никогда не будет опубликована. А какой смысл тогда рассказывать? Да и не уверен я, что знаю эту правду. Я прикоснулся к чему-то огромному и непостижимому, вот и все. И оно раздавило меня, как таракана сапогом. По большому счету, я из всей этой истории вынес только одно, дядя Андрей. Но уже этого одного для меня оказалось слишком много.

Игорь поднялся и аккуратно придвинул кресло обратно к столу. Королев смотрел на него снизу вверх и ждал.

— Дураки, сумасшедшие и двоечники, — сказал Игорь, держась обеими руками за спинку кресла и медленно раскачиваясь вперед-назад. — И еще люди, которые не могут справиться с эмоциями.

— Да? — поднял брови Королев.

— Вот кто принимает все деструктивные решения в нашем мире, — объяснил Игорь.

— Ха! — сказал Королев с видимым облегчением. — Тоже мне открытие. Поздравляю. Это называется — изобрел велосипед.

— Да нет же, Андрей Иванович! Я о другом, мне просто слов не хватает. Я пытаюсь вам объяснить… Я просто хочу сказать — в том, что случилось, никто не виноват.

— Это как? — опешил Королев.

— Не было злого умысла. Вот, посмотрите. Некомпетентный или элементарно глупый не видит последствий. Сумасшедший просто во власти бредовой идеи. А в нашем случае один на один сошлись двое одержимых жаждой мести. Один совсем больной, да и другой немногим лучше. В результате погибли люди, мир стоял на грани катастрофы…

— Он и сейчас от этой грани недалеко ушел, — заметил Королев.

— Но теперь ведь разум возобладал. Разум и знание. И все будет хорошо. Все образуется. Это судьба, Андрей Иванович, понимаете? Служба пыталась нарушить основной закон мироздания — управлять развитием общества. И кто вернул все на круги своя? Двое несчастных, не отвечающих за свои поступки. Вот так-то. Службу раздавила Судьба.

— Пойди-ка ты, честное слово, выпей, — сказал Королев. — А я тебе вечером позвоню. Кстати, ты не уезжал бы пока из города, ладно?

— Интересно, Волков уже здесь? — спросил Игорь. — Скажите, дядя Андрей, когда все кончится… Вы к нему в клинику будете приходить?

Королев фыркнул. Усы у него встопорщились, как у рассерженного кота.

— А я буду, — сказал Игорь. — Вот в том-то и дело, Андрей Иванович. Ничего вы не поняли.

— Господи! — простонала Лена. — Ну зачем ты пришел! Ну зачем… — и заплакала.

— Леночка… — Игорь присел на край больничной кушетки и осторожно взял ее за плечо. Руки девушка прижала к лицу, хотя делать это было незачем. Все равно из-под бинтов виднелись только глаза и губы. — Леночка, милая. Ну как же — зачем… Я не мог не прийти. Я все это время только о тебе и думаю. Леночка…

Слезы у Лены просохли моментально.

— Подлец, — сказала она тихо и отчетливо.

Игорь помотал головой, думая, что ослышался.

— Убила бы вас обоих, если бы могла, — пояснила Лена. — И тебя, и этого грязного старикашку. Это же все из-за ва-а-ас…. - Она снова не выдержала и забилась в рыданиях.

— Да я-то тут при чем… — пробормотал Игорь, отворачиваясь и разводя руками, словно в палате мог быть кто-то еще. Но его не услышали.

Деревья на кладбище раскачивались под порывами ветра, и длинные волосы Тима Костенко, спадающие на поднятый воротник плаща, шевелились как живые. Руки Тима лежали на плечах совсем юной светловолосой девушки. Тина крепко прижималась спиной к его груди и смотрела перед собой. В могилу с шуршанием сыпалась земля.

Стоявший в отдалении Папа заметил Игоря и хотел было подойти, но Игорь сделал шаг назад, и Папа остановился. Лицо его страдальчески искривилось. Игорь медленно приблизился к Тиму. Костенко обернулся и кивнул. Тина почувствовала его движение, бросила на Игоря короткий взгляд, не узнала его и снова уставилась в никуда.

— Где Алекс? — шепотом спросил Игорь. Тим в ответ неопределенно шевельнул бровью.

Какие-то пожилые люди группами по нескольку человек подходили к Папе и вполголоса с ним заговаривали. Лицо Папы немного расслабилось. Некоторым он пожимал руки, остальным просто кивал. Чем-то все эти мужчины были похожи. Игорь присмотрелся и увидел, в чем дело. У них была странная манера держаться, как будто они все время прощупывают невидимыми лучами пространство вокруг себя. Несколько раз до Игоря донесся едва ощутимый биоэнергетический сигнал. Это были Охотники. Совсем немного, от силы десяток человек, все, что осталось от непобедимой сотни.

Игорь опустил голову. Тридцать лет назад эти старики грудью заслонили Москву от захватчиков из другого измерения. Но судьба распорядилась так, что самый жестокий урон Охотники понесли в столкновении с людьми. Игорь почувствовал, что сейчас ему станет плохо. Он, не скрываясь, вытащил из кармана флягу и от души к ней приложился. История Охотников была на памяти Игоря одним из самых ярких примеров того, как несправедливо обходится человечество с теми, кто его защищает. И только этой аналогии не хватало сегодня Игорю для того, чтобы почувствовать себя окончательно скверно.

— Угости, — попросил сзади Папа. Игорь, не глядя, сунул флягу за спину.

— Где Алекс? — спросил он.

— А зачем он тебе? — удивился Папа, отдуваясь.

— Не твое дело, старый козел! — вполголоса рявкнул Игорь.

— Ты это… потише.

Игорь сделал несколько глубоких вдохов.

— Где Алекс? — повторил он, изо всех сил пытаясь удержать себя в руках. Он вдруг почувствовал, что ничего не забыл и ничего не простил. И получилось, что возвышенные речи, которые он произносил у Королева, были только мечтой о справедливости. Только мечтой. Просто он, Игорь Бойко, чертовски не хотел быть такой же дрянью, как и все. Но одного желания оказалось недостаточно.

— Я отправил его, — сказал Папа. — Он сейчас единственный, кто может поднять наши старые контакты там. Конечно, веры ему теперь никакой, но как посредник он сойдет. Действительно, зачем он тебе нужен?

— Не нужен, — отозвался Игорь. — Не нужен… — Он протянул руку и почувствовал, как осторожно, чтобы, не дай бог, не коснуться его даже пальцем, кладет в нее Папа флягу.

— Вечная память, Охотник, — прошептал Игорь, глядя, как заравнивают могилу. Сунул руки в карманы и пошел, не разбирая дороги, прочь.

Он как раз подходил к воротам кладбища, когда его догнала машина.

— Игорь Игоревич! — позвал незнакомый голос. — Садитесь, пожалуйста.

— Что такое? — спросил Игорь с привычной брезгливой угрозой в голосе. Человека за рулем он не знал.

— Садитесь, садитесь, — повторил незнакомец, хлопая по сиденью рядом с собой. — Вас очень хотят видеть у нас на фирме. Мне велено передать вам самую настоятельную просьбу. Не отказывайтесь, Игорь Игоревич. Вам намерены сделать весьма заманчивое предложение.

— Сгинь, нечистая! — приказал Игорь и пошел дальше.

Машина покатилась рядом.

— Наша фирма весьма заинтересована в вас… — нудел эсэсовец за рулем. — Вы совершенно напрасно… На самом высоком уровне… В нынешней ситуации… И вообще, Контрольная Служба для вас уже пройденный этап.

Игорь остановился и развернулся к машине лицом. Упер руки в бока, так, чтобы разошлись борта куртки и оказалась видна торчащая из-за пояса рукоятка игольника.

— Для меня любая служба — пройденный этап, понял? — сказал он. — Вот так и передай своему начальству.

— Мне приказано вас привезти, и я это сделаю, — неожиданно жестко сказал эсэсовец. Его игольник уже был направлен на Игоря.

Игорь прикинул, что он может сделать, и понял, что уже ничего.

— В машину! — приказал эсэсовец. Внезапно его глаза смешно вылупились, а рука с игольником заходила ходуном. Смотрел он теперь не на Игоря, а как бы сквозь него. Игорь расслабился и потянулся за флягой. Он уже буквально всем телом почуял, кто пришел.

— Значит, так, — сказал Тим, подходя к машине. — Слушай меня внимательно, ты! Меня зовут Тим Костенко. И я говорю — если кто-нибудь из ваших хотя бы еще раз сунется к этому парню, вместо него к вам приду я. И после моего визита зарплату вы будете тратить исключительно на лекарства. Это мое официальное заявление. И ты его передашь. Все.

Эсэсовец кивнул и медленно убрал игольник за пазуху. Внешне он действовал вполне осмысленно, но взгляд его был совершенно безумен.

— Давай-ка у него машину отнимем, — предложил Тим. — Ну-ка, брысь!

— Не надо, — слабо запротестовал Игорь, глядя, как эсэсовец мешком вываливается из-за руля и встает у двери на четвереньки. — Да не стоит… Зачем?

Тим взял эсэсовца за шиворот и отволок его в кусты, как нашкодившую собачонку.

— «Ольга» не самый удобный вид транспорта в городе, — сказал он. — Нужно выбирать места для старта и посадки. А то получается, что я при всем честном народе то растворяюсь в воздухе, то возникаю ниоткуда. Извини, но мне такая реклама совершенно не нужна. И по крышам лазать тоже надоело. Давай, садись за баранку.

— Да я вроде как нетрезв, — заметил Игорь.

— А тебе это чем-нибудь грозит? — удивился Тим. — Ты учти, я за рулем сорок лет не сидел. И до этого особым мастерством не отличался. Практики не было. То есть я с удовольствием, но…

Игорь задумался. Разумеется, капитану Бойко из линейного контроля МВД вождение в нетрезвом виде заказано не было. Но от выпитого у Игоря уже основательно притупилась реакция.

— Ладно, — сказал Тим, усаживаясь за руль. — Здесь «автомат», так что справимся как-нибудь. Ныряй.

— Спасибо, — кивнул Игорь, садясь рядом. — Выручили.

— От чего? — усмехнулся Тим.

— Да от всего. От благодарного человечества.

— Ха! — Тим поиграл кнопками, подгоняя сиденье под себя. — Между прочим, этот урод тебя действительно собирался на какую-то встречу отвезти. В смысле — не на допрос.

— Меня теперь допрашивать никто не рискнет, — вздохнул Игорь. — Блокировка, — он постучал себя по лбу согнутым пальцем. — То есть у меня-то ее нет скорее всего. Но считается, что должна быть.

— Да нет у тебя никакой блокировки… — проворчал Тим, разглядывая селектор автоматической коробки передач. — Та-ак… Сначала наступаем на тормоз, да? Теперь втыкаем «драйв». Ну, поехали.

Машина плавно тронулась и, набирая скорость, покатила к выходу. На широкой бетонированной площадке перед административным зданием Тим неожиданно газанул, заложил, визжа покрышками, несколько крутых виражей и, удовлетворенно пробормотав «так, вас понял», утопил педаль до пола. Машина стрелой понеслась в сторону Калужского шоссе.

Игорь украдкой посмотрел на Тима. Инопланетянин земного происхождения сидел за рулем так, будто родился в водительском кресле. Внешне расслабленная посадка опытного водителя и даже хват руля, как у московского таксиста. Только глаза он чуть прищурил, и это выдавало напряжение. Невольно Игорь задумался, сколько всего пережил этот красивый и уверенный в себе мужчина в черном, совсем еще молодой. В архивах Службы о Тиме Костенко не было почти ничего. Во всяком случае, так утверждалось официально в справках топ-секретного уровня, а свой временный допуск ЭКСТРА Игорь использовать не успел.

— Вы отлично чувствуете дорогу, — заметил Игорь.

— Наследственность, скорее всего. Отец машину водил гениально, — сказал Тим. — И меня всему научил. А потом не пускал за руль. Пользовался возможностью хоть что-то мне запретить.

— Бестактный вопрос можно? — спросил Игорь.

— Хоть двадцать, — ответил Тим, грамотно обгоняя автобус.

— Почему вы такой молодой?

— А-а… Побочный эффект. Я, кажется, тебе говорил, что у меня даже кровь уже не человеческая. Ты, наверное, решил, что это аллегория. Отнюдь. Первые десять лет в эмиграции я сидел на химической подпитке, чтобы приспособиться к их среде. А последние десять лет, возвращаясь сюда, я вкалываю себе всякую дрянь, чтобы тут дуба не врезать.

— Простите, Тим, а… А зачем вы возвращаетесь?

— А ты меня разве об этом не спрашивал? — удивился Тим. — Странно. Не знаю я, Игорь. Есть у меня подозрение, но… Не знаю. В самом начале я очень зависел от земной энергетики. Мне нужна была дозарядка. Хотя бы раз в несколько лет. А зачем я приезжаю теперь, одному богу известно. В принципе на этом самом кладбище есть могила женщины, которая больше всего на свете хотела родить от меня ребенка и прожить со мной всю жизнь. И я этого хотел больше всего на свете. Но понимаешь, Игорь, я ведь не хожу на эту могилу. Моя Оля со мной, во мне, я ее не забыл, и мне не нужны ритуалы, чтобы кому-то что-то доказывать. Все эти славянские ежегодные плачи на кладбищах — это ведь показуха…

— Люди, которые сейчас провожали Мэкса, будут ходить туда, — сказал Игорь.

— Разумеется, — кивнул Тим, притормаживая на красный свет. Они уже въезжали в город. — Этим людям Мэкс нужен позарез. И гораздо больше мертвый, чем живой. Живой-то он их в упор не видел. А теперь они будут над ним ритуальные пляски учинять. Крутизной мериться. Это же все мелюзга, Игорь. Молодняк. Когда Мэкс штурмовал Объект, их рядом не было, их в Школе оставили, чтобы под ногами у ветеранов не путались. А Школа — это…

— Я знаю, — сказал Игорь. — Это база Охотников. По-моему, Тим, вы преувеличиваете. Как-то вы резко очень…

— Наверное, — согласился Тим. — Только ты не забывай, что их старший у меня на руках умер.

— Извините, — сказал Игорь совершенно искренне.

— Извиняю. Не обращай внимания. Я вообще ужасно злой. Был. А сейчас мне на все наплевать. Я просто не терплю несправедливости. Впрочем, об этом мы тоже говорили.

— Как там получилось с нашим клиентом?

— Легко. Алекс сделал его как маленького. Волков пришел на него полюбоваться в очередной раз, и, пока он кормил своего мальчика с ложечки, мальчик ему устроил сеанс эриксонианского гипноза. И все. Волков не то что- бы совсем вырубился, но среагировать на мою атаку не успел. И я его скрутил. Понимаешь, это сложно объяснить, это нужно видеть… Аура форсированного сенса делится на множество контуров, и самый развитый — это защитный. Он работает постоянно, даже во сне. Реагирует на малейшее раздражение. Поэтому сенса можно убить только по чистой случайности. Например, если сейчас какой-нибудь умник в Вашингтоне захочет меня укокошить и даст по Москве ядерный залп, он вряд ли своего добьется. Пока он решится, пока даст команду, пока команда пройдет все инстанции, пока ракета долетит… Мы с тобой за это время успеем до канадской границы добежать. А вот если противник будет целиться не в меня, а в Васю Пупкина, времени у нас с тобой останется в обрез. Чисто подлетное время ракеты. Я засеку только старт. Ясен принцип?

— Ничего себе… — пробормотал Игорь. — То есть достаточно захотеть причинить вам зло…

— Именно, — кивнул Тим. — Если бы Волков не был психом, наш приятель Зигмунд давно бы уже коньки отбросил. Но Волкову позарез нужно было, чтобы киллер-фантом приехал к Папе-Зигмунду на твоей шее. Кстати, я так и не разобрался до конца, кто из вас кому родственник. Такое ощущение, что вы все друг другу отцы и дети. По идее ты сын Зигмунда. Но кто тебе Волков тогда?

— Считалось, что он мой отец, — сказал Игорь и полез за флягой.

— Да, без поллитры не разберешься, — покачал головой Тим. — Ну, бог с вами. Мне-то что… Был бы человек хороший. Кстати, человек хороший, а тебе куда?

— Домой, — Игорь объяснил дорогу, Тим кивнул: «Знаю. Лучшие места захапали, гады». — Может, зайдете?

— Извини, не получится. Да и зачем?

— Действительно, — пробормотал Игорь. — Зачем?

— Ты поймешь, — сказал Тим. — Я тебе совершенно не нужен. Даже вреден. Ничего хорошего из общения со мной ты не почерпнешь. Что тебе может рассказать пожилой неудачник и эмигрант? И зачем тебе нужна тоска по иным мирам? Ты ведь не болен ею с детства, как я.

— Да, — вздохнул Игорь. — Я всегда думал, что мне удастся что-то хорошее сделать здесь.

— Ну и умница.

— Но теперь я так не думаю.

— Это пройдет.

— Сомневаюсь. — Игорь закусил губу и отвернулся к окну.

— А ну, пусти маленького! — вдруг прикрикнул на кого-то Тим. Игорь посмотрел вперед и в изумлении увидел, как дружно шарахнулась в правый ряд колонна автобусов с затемненными стеклами.

— Менты в центр едут, — заметил Тим. — Под демонстрацию протеста ложиться. Как ты думаешь, не позаимствовать ли у этой колонны парочку машин с мигалками? Пусть нам дорогу почистят… Ладно, шучу. И так доедем. Кажется, получается у меня.

— У вас отлично получается. А что за демонстрация?

— Новости принципиально не смотришь? Правильно делаешь. Напряжение-то растет. Как я понимаю, Служба ваша замечательная переняла все самые уродливые черты незабвенного Проекта. Например, пудрила мозги собственному народу. Убеждала его в том, что здесь все хорошо.

— А разве в России что-то не так? — спросил Игорь удивленно.

— Понятия не имею. Но на родине всегда что-то не так. Даже когда все прекрасно. Только раньше Служба ненужные всплески эмоций придерживала. Теперь ей, как я понимаю, не до того. А как раз сейчас-то людям и есть за что спросить с властей. Пусть даже их уверяют, что во всем Америка виновата. Когда того и гляди бомбы на голову повалятся, тебе все равно, кто бяка, Америка или, скажем, Занзибар. В любом случае это свои недоглядели. Так что сегодня благодарные москвичи кое-кому покажут «русскую культурную экспансию» во всей ее красе. Ментов даже жалко. Вечные мальчики для битья.

— Слушайте, Тим… — У Игоря даже в горле пересохло от волнения. — А они не повалятся, а?

— Бомбы? Нет. Уже нет. Проехали.

— Ну и слава богу, — пробормотал Игорь, откидываясь в кресле.

Остаток пути они проделали молча. Тим продирался через заторы, буквально расталкивая мешающие ему автомобили, и Игорь дорого бы дал за то, чтобы узнать, что именно Тим внушает водителям, но спросить не решился.

— Все, — сказал Тим, затормозив у подъезда. Он повернулся к Игорю, и взгляд больших зеленых глаз пронзил его насквозь. — Вот и все, — с непонятной тоской в голосе повторил Тим.

— Может, все-таки зайдете? — с надеждой спросил Игорь.

— Повторяю: я тебе не нужен. Пусть сейчас тебе обидно это слышать, но потом ты разберешься и поверишь мне. И вот еще что…

Тим сел к Игорю вполоборота и, отбивая пальцем на баранке ритм, заговорил почти нараспев:

— Я хочу, чтобы ты отдавал себе отчет вот в чем. Да, я вовремя подвернулся. В какой-то степени я помог вам разобраться с Волковым. Но если ты присмотришься, ты увидишь, что вы отлично справились бы и без меня. Да?

— Наверное, — согласился Игорь без особой уверенности.

— К сожалению, я всегда прав, — сказал Тим, и Игорь понял, что он это серьезно. — А жаль. Не исключено, что именно вам, парни, я бы действительно рад был помочь. Но это ни к чему. Вы уже выросли из коротких штанишек. Очень хорошо. Приятно было познакомиться с вами. Скажи это Алексу. И прощай, Игорь.

— До свидания, — сказал Игорь, пожимая изящную и сильную руку.

— Нет, — помотал головой Тим. — Скорее всего — прощай.

Игорь вышел из машины, обошел ее и становился у двери водителя. Тим сидел, низко опустив голову и по-прежнему барабаня пальцем по ободу руля.

— Как странно, — сказал он себе под нос. — Меня сто раз спрашивали, зачем я возвращаюсь сюда. Но только сейчас я задумался всерьез. Понимаешь, я ведь правда с детства мечтал о том, что прилетит тарелка и заберет меня отсюда. Мне всегда было неуютно на этой планете. А вышло так, что когда за мной на самом деле прилетели… Волшебное путешествие обернулось вынужденной эмиграцией. И какое счастье, что я это понимаю только в те дни, когда я здесь… Стыдно признаться, может быть, я езжу сюда, чтобы зарядиться ненавистью. Вспомнить, до какой же степени я вас, людей, не люблю. И с чистым сердцем улететь домой. Странно. Знаешь, Игорь, мне по земному исчислению уже на седьмой десяток пошло. А я так и не смирился с тем, что счастье приходит только через боль и оказывается совсем не таким, каким ты его себе представлял. Чертовски это несправедливо — найти его не там, где нужно, и не с теми, с кем хотел. Иди, пожалуйста, Игорь. Иди. А то я не уеду.

Игорь почувствовал мягкий толчок — Тим прогонял его. Завороженный, он сделал несколько шагов назад и остановился, бессмысленно хлопая себя по карманам в поисках сигарет. Машина очень медленно, будто крадучись, тронулась и поползла со двора. Игорь смотрел ей вслед, даже когда она свернула за угол. А в голове у него все крутилась противоречивая фраза о счастье, которое находишь «через боль, не там и не с теми». И Игорь никак не мог понять — то ли он пытается эту формулу опровергнуть, то ли примеряет на себя.

Эпилог

У Игоря была одна крайне неприятная для окружающих и совершенно неподобающая эсэсовцу черта. Когда его насильственно будили раньше времени, вместо Игоря просыпалось кровожадное чудовище. Убить оно, конечно, не убило бы, но покусать могло вполне.

Но сейчас Игорь был пьян, и когда дверной сигнал дозвонился-таки до его сознания, реакция оказалась неадекватной — вместо того, чтобы рычать и кидаться, Игорь со стоном повалился с кровати на пол. Вскочил, но был вынужден тут же сесть. И залился идиотским смехом.

Звонок вгрызался в уши. Матерясь и утирая непонятно отчего набежавшие слюни, Игорь нащупал под ногами халат. Снова встал, на этот раз уже осторожнее, просунул руки в рукава и, держась за стену, побрел к входной двери. Попытался нажать клавишу прозрачности, но вместо нее зацепил кнопку замка. Неожиданно потерял равновесие и съехал по стене на пол.

Дверь убралась в стену. Игорь силился поднять голову, но это оказалось неожиданно трудной задачей. Поэтому сначала он увидел в дверном проеме дорогие мексиканские сапоги. А рядом с ними на полу возбужденно приплясывала клякса.

— Ё! — только и смог произнести Игорь. Клякса прыгнула ему на колени и принялась на них скакать, исполняя танец восторга.

— Ты в порядке, брат? — спросил Вестгейт.

Игорь с усилием поднял на него один глаз. Вестгейт стоял, прислонившись к косяку, и улыбка у него была просто до ушей. Выглядел дипломатический советник и русский шпион осунувшимся и помятым, но глаза его так и сверкали.

— Здорово, братишка… — пробормотал Игорь, уронил голову на грудь и заснул глубоким и счастливым сном.

Проснулся он неожиданно свежим и отдохнувшим. Вспомнил, какой видел удивительный сон. Прокрутил в памяти события вчерашнего дня — Служба, больница, кладбище, размышления Тима вслух. И чуть не заплакал от обиды. Крепко зажмурил глаза. И вдруг почувствовал на груди теплое шевеление кляксы.

Сначала Игорь схватил ее обеими руками, как утопающий цепляется за спасательный круг. Потом сел на кровати и, не вполне доверяя еще своим чувствам, медленно раскрыл ладони. Да, это действительно была клякса, родная, теплая, пульсирующая в такт биениям его сердца. Тогда Игорь ласково погладил ее, осторожно сполз с кровати, накинул халат и чуть ли не крадучись высунулся в гостиную.

— Это действительно ты? — спросил он Вестгейта, который уютно полулежал на диване с книжкой в руках и бутылкой под боком. — Или я уже до глюков допился? Нет, это ты! все правильно… Уффф! — Игорь присел в кресло и с облегчением рассмеялся.

Вестгейт отложил книгу, посмотрел на Игоря и улыбнулся в ответ.

— Помнится, в предгорьях Альп кто-то мечтал о «Гиннессе», — сказал он, вставая. — Сейчас достану из холодильника. И ты испытаешь… Как это ты говорил тогда? Глубокое и всеобъемлющее счастье?

— Не знаю, — сказал Игорь серьезно. — Меня тут насчет счастья просветили, и что-то мне на эту тему больше шутить не хочется.

Вестгейт принес ему запотевшую бутылку и пивной стакан, и примерно с минуту Игорю было не до разговоров. Потом он утер с губ пену и сказал:

— Ты живой?

Вестгейт невоспитанно раздавил окурок в пепельнице.

— Черт его знает, — признался он. — Я пока еще не привык к своему новому состоянию. Да и к новому статусу мне еще адаптироваться очень долго придется. Но в целом — да. Я живой. Только иногда мне кажется, что это какой-то другой я.

— Что там про новый статус? — не понял Игорь.

— А я теперь политэмигрант, — небрежно сообщил Вестгейт.

Некоторое время Игорь пытался осмыслить эту информацию, но задача оказалась ему не по зубам.

— И куда же ты эмигрировал? — спросил он.

— На историческую родину, балда!

— С ума сошел? — не поверил Игорь.

— Выперли меня, — сказал Вестгейт. — Хотели с конфискацией имущества, но такового за мной не числится. Успел мой адвокат подсуетиться. Между прочим, я тебе еще вчера обзвонился, а у тебя что-то с телефоном…

— Как обычно, — сказал Игорь. — Разомкнул контакты, и все дела.

— Ты же говорил, технологический брак…

— Не-а.

Вестгейт захохотал.

— Я вот чего не понял, — сказал Игорь. — Как же ты дальше будешь?..

— А ты? — вопросом на вопрос ответил Вестгейт. — Мы теперь, братишка, два сапога пара. Заперты в России, как тараканы в банке. Недели через две-три напряжение рассосется, границы откроются, и добропорядочные граждане снова начнут ездить по миру. А вот мы с тобой застряли тут надолго. Если не навсегда.

— Кто это сказал? — воинственно расправил плечи Игорь.

— Да все так говорят. Мы с тобой попали во все списки нежелательных элементов, которые только существуют в мире. Куда бы мы ни высунулись, нас будут отлавливать и вышибать обратно. В нежные объятия of Mother Russia.

— Что-то ты, брат, не особенно переживаешь по этому поводу. Или я ошибаюсь?

— Я же говорю — возможно, перед тобой не я, — объяснил Вестгейт. — Сам удивляюсь. Хотя… Я, может, всю жизнь только и жду возможности начать эту самую жизнь заново. С чистого листа.

— Как же я рад тебя видеть! — выпалил Игорь. Он пошарил в карманах халата, нашел резинку и собрал волосы в хвост. Поднялся и отправился на кухню за пивом.

— Первым делом, — мечтательно сказал в потолок Вестгейт, — перестану стричься. И никогда больше не надену галстук.

— У тебя как с деньгами? — спросил Игорь, копаясь в холодильнике.

— До швейцарских счетов враг не добрался. Так что деньги есть. А у тебя?

— Если не пить и не выпендриваться, года два с голоду не помру. А вот если пить…

— Разберемся, — сказал Вестгейт. — Лишь бы не было войны. А поскольку ее не будет, то и нам беспокоиться не о чем.

— Слушай, — Игорь поставил на стол бутылки и остался стоять, уперев руки в бока. — Как-то странно мы с тобой рассуждаем. Как будто уже все решено.

— А все решено, — сказал Вестгейт. И улыбнулся. — Я больше не служу. Никому и никогда.

— Так тебя и отпустят! — усомнился Игорь.

— Уже отпустили. Как только сдал полный отчет. Бессрочный отпуск без содержания.

— Тебе же нравилась эта работа. Ты мог бы остаться как аналитик, преподаватель, консультант, наконец…

— Братишка, — сказал Вестгейт очень мягко. — Ты совершенно прав. Мне очень нравилась эта работа. Потому что она была моей жизнью. А другой жизни, настоящей, я просто не видел.

— А теперь, значит, разглядел? — спросил Игорь довольно язвительно.

— Да, — ответил Вестгейт просто, и Игорь ему поверил.

— Как же они тебя отпустили так легко? — спросил он недоверчиво.

— Они и тебя отпустят без звука, — усмехнулся Вестгейт. — У нас с тобой неожиданно появился влиятельный покровитель.

— Черт возьми! — воскликнул Игорь. От удивления он даже сел. И схватился за пиво. Он уже догадался, кого Вестгейт имел в виду.

— Я сидел на Службе, отчет составлял вчера днем, — сказал Вестгейт. — И он вдруг зашел. Сказал, что хотел сначала через тебя попрощаться, но потом решил лично. И мы очень хорошо поговорили. Он ушел. А через полчаса я отправился сдавать отчет Папе. Захожу, а они с этим новым Дядей сидят ни живы ни мертвы… Только волосы на головах шевелятся. И лица очень выразительные. И слышу я неожиданно, что Служба допускает мой уход в отставку. Разумеется, если я выражу такое желание. А я взял и выразил. Само с языка слетело.

— Хотел бы я послушать, что он им сказал, — мечтательно произнес Игорь. — Он насчет эпитетов не стесняется…

— А он и не стеснялся. Меня потом догнал в коридоре Дядя и принялся рассыпаться в любезностях. Передавать тебе приветы и нам обоим ниже земли кланяться. Ну до смерти напуган человек. Я говорю — что случилось?

— И он рассказал? — не поверил Игорь.

— Ты бы его видел в этот момент! Потом, я все-таки умею разговаривать с людьми. И выяснилось, что буквально передо мной явился в кабинет некто страшный до одури. Заявил, что если с этого момента на нас с тобой будет оказано хоть малейшее давление, то он, когда в следующий раз приедет, устроит Службе полный и окончательный п…ц. И как я понял, это было сказано весьма убедительно.

— Значит, он вернется, — сказал Игорь. Он встал, шагнул к окну и посмотрел в небо. Там плыли белые облака и ярко светило солнце. Вестгейт подошел и встал рядом.

— Помнишь Иру? — неожиданно спросил он. — Ну, жену Волкова.

— Конечно, помню, — кивнул Игорь, продолжая рассматривать облака.

— Лежит в коме. — Вестгейт тяжело вздохнул и отошел. — Говорят, упала, как только мы его увезли.

— Откуда знаешь? — Игорь никак не мог оторвать взгляд от неба. Он понимал, что полупрозрачного мерцающего облачка там больше нет. Но ему так хотелось, чтобы оно было…

— Сказали наши из группы мониторинга. После истории с «русским заговором» все секретные агентства поменяли свои коды, но Служба по-прежнему копается в их компьютерах как у себя дома.

— Все равно, раз ее взяли чужие эсэсовцы, нам до нее не добраться. А надо бы. Это ведь из-за нас так получилось.

— Ты полагаешь, клякса сможет исправить положение?

— Уверен. Слушай, брат, ты же во всю эту чушь не верил! Ты слово «биоэнергетика» выговорить не мог!

— Жизнь заставила, — сказал Вестгейт и положил Игорю на плечо теплую дружественную руку.

— Настоящая жизнь? — спросил Игорь ехидно, но без желания обидеть.

— Настоящая, — кивнул Вестгейт.

— Тогда мы что-нибудь придумаем. Да?

— Конечно. — Вестгейт улыбнулся и отошел к столу. — Кстати, ты смотришь в правильном направлении. Он улетел именно отсюда. Несколько часов назад. Сбросил меня на крышу и улетел.

Игорь с трудом отвернулся от окна.

— Как страшно узнать, что все это правда, — сказал он. — Что мы живем на маленькой задрипанной планетке, и настоящая жизнь несется мимо нас. А то, что мы по глупости своей полагаем настоящей жизнью, — это так, мышиная возня. Как страшно, брат.

— А ты голову — в песок, — посоветовал Вестгейт, умело разливая по стаканам пиво так, чтобы не поднималось слишком много пены. Этому нехитрому искусству он научился у Игоря.

— Ни один нормальный страус никогда не прятал голову в песок, — сказал Игорь.

— А ненормальный? — спросил Вестгейт. — Какое, наверное, сильное зрелище — страус в мании преследования!

— Я так рад тебя видеть… — сказал Игорь очень тихо, потому что у него вдруг запершило в горле и навернулись слезы на глаза.

— А я — тебя, — сказал Вестгейт. — Вот за это и выпьем!

Далеко, на другом конце Москвы, одурманенный наркотиками пожилой безумец, пристегнутый ремнями к больничной койке, почувствовал его настроение и улыбнулся широкой счастливой улыбкой. Улыбнулся во сне.