След оборотня

ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ

Закончив читать, он медленно положил бумажный свиток на стол, поднял голову и смущенно улыбнулся. Ханти внимательно смотрела на мужа. Спокойно, не дрогнув ни единым мускулом, она выслушала послание до конца. Взгляды их встретились, но никто не осмеливался заговорить первым.

Ксин был в легких, украшенных серебром доспехах со знаками капитана королевской гвардии, жена его – одна из первых дам при дворе – в свободной позе вытянулась на софе, окруженная разноцветными карийскими шелками. Оба молчали с тех пор, как были произнесены последние фразы только что прочитанного письма.

Наконец Ханти слегка пошевелилась и вопросительно подняла брови. Это подействовало на Кcина, словно шпоры на коня.

– Чего ты, разрази тебя гром, от меня ждешь? – раздраженно взорвался он. – Я должен делать вид, будто ничего не знаю?!

– Лучше в очередной раз докажи сам себе, какой ты благородный и человечный, ты ведь привык так поступать последние несколько лет, – ответила она.

– Ты меня упрекаешь?

– До сих пор – нет, но сейчас…

– Все-таки он мой кузен…

– Который не так давно обещал, что лично проткнет тебя осиновым колом, если ты только попадешься ему в руки, – подхватила Ханти. – Да ведь он готов из себя всю кровь выпустить, лишь бы никто потом не имел повода напомнить о вашем кровном родстве.

– Однако это не меняет того факта, что я родной сын его двоюродной сестры.

– Трудно сказать, насколько родной…

– Не важно. Он просил о помощи. Я что, должен отказаться? – Он пожал плечами.

– Я ему не верю, это ловушка!

– С чего ты взяла? Забыла, каким образом я добился здесь всеобщего уважения, того, что на мое приветствие отвечают вполне по-дружески, а не из страха перед королевским фаворитом? Я должен теперь поступить иначе?

– А ты им веришь, веришь всем подряд! – закричала Ханти, вскакивая с софы.

– Пять лет назад я стал начальником стражи и остаюсь им, точно так же как ты – придворной дамой. Сколько за это время сменилось маршалов, министров, советников, а? – с ледяным спокойствием процедил Ксин. – Или, по-твоему, это свидетельствует о недостаточной хитрости? Я всегда помогал им, если это было необходимо, а потом насколько мог старался воспользоваться их благодарностью.

– И в итоге добился ненависти со стороны истребителей.

– Не моя вина, что я лучше их. Мне не пришлось тратить десять с лишним лет на тренировки лишь ради того, чтобы без опаски взглянуть прямо в глаза василиску. Я таким родился. Точно так же, как и все прочие упырихи или волколаки… Я хорошо их знаю и ничем их не хуже!

Ханти закрыла глаза и склонила голову. Мгновение она стояла неподвижно, потом выпрямилась и проговорила совершенно спокойным голосом:

– Все это правда, но до сих пор ты встречался лишь с враждебностью, предубеждениями, иногда страхом. Но ты никогда не имел дела со столь ожесточенной ненавистью. Ты совершишь ошибку, если поступишь как обычно.

– Думаю, все это уже в прошлом, а кроме того, я не хочу упустить столь удачную возможность помириться с последним из врагов.

– Ты чересчур веришь в себя, – тяжело вздохнула Ханти, – я же уверена, что, отправляясь туда, ты сам кладешь голову под топор, но вижу, что тебя не переубедить. Я все же лишь надеюсь, что Редрен хотя бы не позволит тебе покинуть дворец на столь долгое время.

– Месяц – это не слишком долго. Не думаю, что король намерен меня удерживать, ведь ничего такого сейчас не происходит. – При последних словах Ксин чуть замешкался: насколько он не имел причин сомневаться в благосклонности его величества, настолько же вопрос спокойствия в замке не был столь очевиден, как ему бы самому этого хотелось…

Беседа была прервана появлением слуги.

– Прибыл достопочтенный Родмин.

– Немедленно проси! – Ксин сделал два шага в сторону двери.

Маг отвесил церемониальный поклон с тщательным соблюдением всех правил этикета:

– Приветствую вас.

– Оставь, Род, здесь не аудиенция. – Они пожали друг другу руки, после чего гость шагнул к Ханти.

– Хантиния, ты еще прекраснее, чем вчера. – Он снова поклонился.

– О Родмин, – чарующе улыбнулась она, – ты всегда говоришь, что я все прекраснее! Только благодаря тебе я узнаю, когда начну наконец дурнеть, ибо только тогда ты станешь мне говорить, что я совсем не изменилась.

– Ничего подобного, госпожа, я буду попросту лгать, не краснея.

Рассмеялся один только котолак.

– Ладно, перейдем к делу, – посерьезнел Ксин, – я собираюсь уехать на несколько недель…

– Вот именно! – перебила его Ханти. – Родмин, может, хоть ты выбьешь у него из головы эту дурь?

– Что такое? – удивленно посмотрел на них маг. – Похоже, я пришел не вовремя?

– Вовсе нет, садись! – Ксин показал на кресло. – Я получил письмо, в котором Дарон Ферго просит меня о помощи.

– Дарон?.. Не может быть!

– Тем не менее.

– Этот негодяй хочет заманить его в ловушку, якобы для спасения сына, к которому якобы является вампир, – пояснила Ханти.

Родмин удивленно молчал.

– Я не думал, что после того, что случилось, он когда-либо отважится тебя о чем-либо просить, – наконец ответил он и добавил: – Ты не права, Хантиния, Дарон написал правду. Об этом несчастье я уже слышал раньше, и притом от разных людей. Я знаю, что уже месяц в замке Дарона кишмя кишат истребители, от которых пока что нет никакого толку.

– Невероятно! Такая работа для них раз плюнуть. Это наверняка ловушка, ведь даже недоучившийся подмастерье… – не уступала Ханти.

– Даже горбатый, хромой и пьяный, – поддакнул Родмин. – Но только не тогда, когда в дело вступает анимация.

– Что? – вскочил Ксин.

– Подробностей не знаю, но в этом нет никаких сомнений.

– Я отправляюсь прямо сегодня!

– Ксин, умоляю!

– Молчи, женщина! Идем отсюда, Род, поговорим где-нибудь в другом месте.

Они вышли в коридор и направились в сторону лаборатории Родмина.

– Значит, Ксин Ферго, – заговорил маг, – ты намерен оставить меня одного, наедине со всеми проблемами?

Ксин словно не услышал вопроса.

– Я не хотел этой фамилии, – буркнул он себе под нос. – Это из-за нее я поссорился с Дароном.

– Какую-то ведь ты должен был иметь. Редрен выбрал самый простой способ. Впрочем, тебе причиталось за пирийскую кампанию.

– Король, однако, не предвидел, что они не захотят включить свою семью котолака.

– Но и против королевской воли они пойти не посмели.

– Да, зато исподтишка подослали истребителя. Впрочем, не будем об этом.

– Ладно, но что с нашим делом?

– Ты разговаривал с Редреном?

– Еще нет – что я могу ему сказать? Что что-то происходит в склепе замка, а точнее – в саркофаге старой королевы, его матери? За такие разговоры можно поплатиться головой! К тому же он мог бы захотеть узнать по больше, и что тогда? Даже ты в точности не знаешь, в чем дело. Разве что обнаружил что-то новое?

– Немного, – ответил Ксин. – Сегодня утром я снова пошел туда. Все так, как я говорил тебе раньше, – неясное ощущение в пределах склепа, которое явно усиливается рядом с саркофагом королевы-матери. Сейчас оно вроде бы немного сильнее, но, может быть, я ошибаюсь.

– Сам видишь, что к Редрену идти не с чем. Это признак Присутствия?

– Не знаю, раньше я ничего подобного не чувствовал.

Родмин беспомощно развел руками:

– Так как же его просить о позволении снять крышку? Без надежных доказательств мы очень многим рискуем. Редрен уважал свою мать, по крайней мере напоказ, а мы оба знаем его чересчур хорошо, знаем и о том, что слишком часто ему напоминать о своем существовании вредно, особенно для шеи. Постой… ты сказал – «сильнее»?

– Ну, не знаю…

– И ты хочешь сейчас уехать? С ума сошел?

– Надеюсь, ты и сам справишься.

– Достаточно будет, если я шепну королю хоть слово.

– Не смей! – Голос Ксина напоминал шипение разъяренного кота.

Родмин внимательно посмотрел ему в глаза:

– Хорошо, но нам нужно все как следует обсудить.

Они вошли в лабораторию. В ней находились двое помощников и ученик, сосредоточенно склонившиеся над ступками и ретортами. Несколько сосудов стояло на огне, а заполнявшая их смесь билась внутри стеклянных стенок, безуспешно пытаясь найти выход. В воздухе ощущался острый, пронизывающий запах мешанины трав, мускуса и некоторых иных составляющих, о названиях которых Ксин предпочитал перед едой не думать.

Маг подошел к открытому шкафу, заполненному рядами склянок и баночек, и начал в нем копаться, пока не отыскал приличных размеров бутыль. Он заглянул внутрь, и мгновение спустя его гневный взгляд упал на хозяйничавшую в лаборатории троицу.

– Мы все на опыты потратили, – угодливо поспешил с объяснениями один из помощников, мутный же взгляд второго не оставлял ни тени сомнения относительно того, в чем эти опыты заключались…

Родмин с тяжелым вздохом поставил пустой сосуд на стол.

– Вон отсюда! – рявкнул он. – Ну?!

В дверях на долю мгновения возникла отчаянная давка. Они остались одни.

– Садись, – показал Родмин на скамью. – Что ж, придется беседовать на трезвую голову…

– Рассказывай все, что знаешь о старой королеве. Ты был с ней знаком?

– Да, – ответил Родмин, – но только последние не сколько месяцев ее царствования. Она была уже очень стара, почти ослепла и, по правде говоря, ничем особо не занималась.

– А магией?

– Вроде бы да, но раньше, а так, честно говоря, на этот счет ничего в точности не известно.

– Враги у нее были?

– Один. А именно – тогдашняя жена Редрена, та, с которой ее величество развелся с помощью палача.

– Мастера Якоба?

– Угу.

– Сочувствую, кем бы она, ни была.

– Незачем. Он сделал все быстро.

– А когда умерла королева-мать?

Родмин задумался и неожиданно подскочил как ужаленный.

– Чтоб тебя… – выдохнул он.

– Что такое?

– Через четыре недели без малого исполняется ровно семь лет со дня ее смерти.

Они переглянулись. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль.

– Конец видимому спокойствию, – высказал мысль вслух Ксин.

– Мне очень хотелось бы ошибиться, – глухо простонал маг. – Ты знаешь, что это значит?

– Что королева-мать – упыриха.

– Иди скажи это Редрену.

– Может, лучше ты…

На мгновение наступила напряженная тишина.

– Ксин, ты ведь знаешь упырих, ты говорил, что этот зов не такой, значит…

– Я никогда прежде не встречался с трупами во время вылупления личинки. Чем придираться по мелочам, скажи лучше – королеву после смерти забальзамировали?

– К сожалению, да.

– Значит, эта тварь не могла питаться кровью или печенью, – вслух размышлял Ксин, – или выедать сердце. Это было бы еще полбеды. Она будет питаться страхом и энергией, испускаемой умирающими во время агонии. О существовании подобных чудовищ я только читал.

– О чем ты говоришь, во имя Рэха!

– О том, что начнется во дворце, когда достопочтенная мамочка нашего владыки и благодетеля, короля Редрена, изволит покинуть свою коробочку.

– Нет! Этого не может быть!

– Мне бы тоже очень хотелось, чтобы ты оказался прав.

– Но почему?

– На этот вопрос, наверное, мог бы ответить только король. Ты начинаешь терять самообладание.

– Плевать на самообладание! Если мы ошибаемся или сделаем что-нибудь не так, Редрен сразу с нами расправится. Я больше не буду придворным магом!

– Хорошо, если только это, – согласился Ксин, – но утешься тем, что решать все равно будем не мы. Ничего не поделаешь, нужно сообщить королю.

– На всякий случай нужно еще раз проверить. Предлагаю сегодня в полночь.

– Хорошо, отложу отъезд до завтра.

– Значит, все-таки?

– Я должен туда ехать.

– Воля твоя, – неохотно согласился маг, – приходи сюда после первой смены стражи. Я буду ждать.

Ксин утвердительно кивнул. Вскоре он уже не спеша возвращался к себе. Гвардейцы, мимо которых он проходил, застывали неподвижно, и лишь небрежный жест его руки, напоминавший нечто среднее между солдатским приветствием и движением, которым отгоняют назойливую муху, снова возвращал их к жизни.

За эти пять лет он успел познакомиться со всеми ними. Имена солдат почти двухтысячной дворцовой гвардии он знал на память и теперь невольно перечислял их в уме, выхватывая вытянувшиеся в струнку силуэты из серой безымянной толпы.

Воспоминания нахлынули внезапно, неведомо откуда. Он снова был тем, кого со смесью брезгливости и страха называли когда-то «котолак Ксин», видя в нем лишь одну из многочисленных королевских прихотей. Простые алебардщики, воспитанные в паническом страхе перед всем сверхъестественным, боялись его как огня. Высокорожденных же офицеров, гордившихся чистотой своей крови и древностью, рода, приводило в бешенство его отчасти звериное происхождение…

Все это привело к тому, что он не скоро отважился выйти на вечерний обход стражи во время полнолуния.

Конечно, они знали об этом заранее, и его постоянно должны были сопровождать двое сотников, но, несмотря на это, все же не удалось избежать нескольких случаев самовольного оставления поста…

Ксин усмехнулся про себя: один из часовых, не долго думая, выскочил тогда через окно в ров, вопя так, словно его сажали на кол. К счастью, все закончилось лишь тем, что он насмерть перепугал несколько лягушек.

Позже, после возвращения из-под Кемра, произошли события, принесшие ему славу величайшего истребителя нечисти. Вампиров, полудниц, василисков и даже трех котолаков… Он не смог бы уже сосчитать, сколько чудовищ уничтожил ударами когтей, клинком из магического дамаста, просто голыми руками или самыми обычными осиновыми кольями.

Он расправлялся со своими жертвами быстро, как правило с ходу, так же как и с первым своим василиском в Катиме. Обычно он не готовился специально, а если и приходилось, то только лишь в тех случаях, когда до этого погибали многие опытные истребители. Так было, в частности, перед встречей с каждым из трех котолаков… Он на мгновение остановился.

– Котолаков да… – Он испытывал какую-то неопределенную гордость, в которой даже сам перед собой сперва стыдился признаться. Они были иными, более отважными, более опасными, нежели все прочие сверхъестественные существа, а он был одним из них. Да, он убивал их, но и радовался тому, что это было не так уж просто сделать. Свое восхищение и гордость он, однако, скрывал в глубинах души, пока не понял наконец, что он, Ксин Ферго, попросту нечеловек. В то время как другие постепенно забывали о его происхождении, для него именно, оно становилось источником внутренней силы и чувства независимости.

Была лишь одна разновидность людей, которые не собирались об этом забывать, – истребители. У них были к тому причины, и немаловажные (помимо давних событий): Ксин отобрал у них самых богатых клиентов. Графы, купцы, принцы предпочитали его ловкость, а временами и умение хранить тайну, не всегда успешным, часто заканчивавшимся расследованием, действиям профессиональных охотников.

Ксин был непревзойденным – ни один истребитель не смел противопоставить свои знания и умения его прирожденным способностям. Так что ничего удивительного, что в свое время идея Дарона Ферго пришлась им весьма по душе.

Это было полгода спустя после отражения нападения островитян. Если бы не предупреждение Родмина и помощь нескольких верных гвардейцев…

Покушение было действительно крайне тщательно продумано. Для Дарона это закончилось изгнанием, а для истребителей и Ксина – договором о первенстве и разделе охотничьих угодий. Однако, по очевидным причинам, соблюдать его удавалось далеко не всегда.

К счастью, дело, которым он собирался заняться, полностью ему соответствовало: истребители пытались и не справились – значит, мог действовать Ксин.

Он подошел к двери своего жилища и открыл ее. Ханти не было там, где он ее оставил. Он заглянул в другие комнаты – тоже никого. Вошел в спальню – она сидела перед зеркалом, закрыв лицо руками. Когда он положил ей руку на плечо, она вздрогнула.

– Это ты, – проговорила она бесцветным голосом. – Пришел мною попользоваться?

Слова ее задели его за живое.

– Пожалуйста. – Она повернулась и расстегнула застежку на плече платья.

– Перестань, я… – Он сумел обрести дар речи.

– Почему, ведь я твоя собственность, ты сам час назад доказал это Родмину.

– Прости, я не должен был так с тобой разговаривать, извини, – повторил он.

– И все-таки ты вел себя именно так.

– Ты меня рассердила.

– И это тебя оправдывает, не так ли?

– Что, хочешь еще раз? – Он раздраженно повернулся к выходу. – Слишком скромные извинения? Могу еще, при Родмине, – от прежнего смирения не осталось и следа, – как пожелаешь.

– Ксин, нет.

Он остановился.

– Все не так. – Она встала рядом с ним. – Я не хочу, чтобы ты был такой.

Он с усилием подавил раздражение и гнев. Почему-то временами появлялось странное ощущение, что они чужие друг другу…

– Хорошо, не буду. Больше не повторится.

– Спасибо.

Они молчали, не глядя друг другу в глаза.

– Что-то происходит между нами… – с грустью заметил Ксин. – С тех пор, как я вернулся из Кемра…

– Я знаю. – Она отступила на шаг и прошептала: – Я знаю почему.

– Не думай об этом, Ханти, – мягко сказал он.

– Это все дети, – казалось, она его не слышала, – я не дала их тебе. – Это была лишь часть правды. Уже несколько лет она старалась делать все, чтобы, этой части хватало в качестве целого…

– Может, оно и к лучшему, – пытался он ее утешить.

– Ты всегда хотел иметь сына или дочь, похожих на меня, ты говорил…

– Правда, – не смог возразить Ксин.

– Ты имеешь право взять себе другую. Ты должен…

– Вот только та дочь, которая у меня, может быть, будет, была бы совсем не похожа на тебя, понимаешь ли…

– О Ксин! – Она прижалась к нему.

– Как-нибудь переживем, верно? – Он грустно улыбнулся.

Она не ответила, всхлипывая, словно маленькая девочка. Он молча обнял ее и повел к кровати. Они сели. Ханти медленным движением сбросила шелк с другого плеча. Ксин вытащил заколки из ее волос и взъерошил ей прическу. В глазах Ханти замерцали голубые искорки. Она выразительным жестом постучала по железу панциря.

– Помоги мне. – Он начал возиться с одной из пряжек.

Ремешки вскоре поддались, и выпуклая серо-голубая скорлупа с лязгом покатилась по полу.

Обнаженные руки оплели шею Ксина, а его ладони нашли и обхватили ее груди. Соски сами вошли между пальцев, которые начали их поглаживать и мягко сжимать. Вздохнув, она потянулась к нему губами. Плавно, словно плавящийся воск, оба опустились на постель. Какое-то время спустя рука Ксина отпустила покрывшуюся румянцем грудь и змеей переместилась вниз, по животу и бедру, к, твердой округлости коленей. Шелковистые бедра уже ждали под складками ткани. Она раздвинула их, открывая дорогу ласкам.

Платье над ее лоном, подобно отливной волне, начало с тихим шелестом отступать, открывая ноги, которые медленно поднялись вверх, поколебались и поспешно, словно крылья бабочки, раскрылись на всю ширину. Ксин жадно провел ладонью по напрягшемуся телу, наслаждаясь упругостью форм, окружавших розовую щель. Палец наткнулся на источник влаги и невольно скользнул по нему…

В то же самое мгновение губы женщины оторвались от губ мужчины, уносимые внезапной судорогой изгибающейся шеи. Сдавленный стон затих под потолком спальни.

Рука, на которую опирался Ксин, ослабла, и он, медленно наклонившись, рухнул в сладостную бездну, на дно, где ждали его блестящие от влаги лепестки женственности…

Руки Ханти освободили его от сковывающей одежды. Ловкие и быстрые, они приняли его таран, словно сокровище, извлекли из складок кожи, а мгновение спустя замкнули, будто в раковине, и смело направили к открытому лону. Она взяла его обеими руками и, высоко подняв ноги, глубоко и плавно вонзила в себя.

Несмелая улыбка появилась на губах Ханти, когда он дошел до дна. Она чуть приподняла бедра и раскинула руки.

Он сделал первое движение…

Она ответила ему судорогой – ее горячее и мягкое, волнующееся лоно обожгло внезапным наслаждением. Дыхание Ксина превратилось в отрывистое сопение.

Он быстро повторил.

Она закачалась, напряглась, словно готовясь сбежать. Схватила его за шею.

Он сильнее обхватил ее руками, и опять…

– Дай еще…

– Бери… вот… все твое… Должно быть…

Гримаса стерла с ее лица недавнюю улыбку. Голова откинулась назад. Из открытого рта донесся сдавленный стон.

Не прерываясь, не теряя размеренного ритма, он наклонился ниже, придавливая торсом верхушки подрагивающих грудей.

– О, вот так! Еще, еще, е-ще! О! О! Та-ак… а… а… А! ААА!!!..

Приглушенный стон зазвучал в ушах Ксина, словно победные фанфары. Подхваченный могучей волной ее экстаза, он овладел ею, обуздал, словно всадник непослушную лошадь, и снова вдавил в глубь шелковой постели.

Руки, что сперва блуждали по его спине, а потом дергали его за волосы, чтобы в последние мгновения конвульсивно цепляться за простынку теперь лежали бессильно и неподвижно, так же как и вся Ханти.

Она ушла куда-то далеко, а зернышки наслаждения, которые с каждым толчком он извлекал из ее тела, по капле заполнили бокал его желания. Падая туда одно за другим, они превращались в волны, нараставшие в нем все быстрее и круче.

Он навалился на нее сильнее, ускорил темп, она это почувствовала – уже возвращалась к нему, открывшись так широко, как только могла. Беспомощные руки ожили. Длинные ноги снова оплели его. Ноги, бедра, живот – они были везде. Он вторгался в нее, пронзал, она прижалась губами к его уху.

– Я твое поле, паши меня, паши глубже, – страстно прошептала она.

Он дернулся, словно от удара бича, закрыл глаза. Теперь уже не частью тела, но весь он погрузился в нее и затрепетал, словно птица, тонущая в глубинах обезумевшей стихии. Вспыхнуло ослепительное солнце.

Первая судорога поразила его вдоль бедер до самого крестца…

– О, вот так! Пожалуйста, – в экстазе вздыхала она, – о, еще… о, так, сей во мне, да, пожалуйста… о дорогой, любимый… любимый…

Она прижала к груди его беспомощную голову, погладила по волосам, натянула одеяло на него и на себя. Он уже спал крепким, каменным сном. Она заснула вскоре после него.

Они так и лежали, потные, нагие, безразличные и чуждые всему миру, замкнутые в своем собственном, ограниченном их телами и пространством, заполненном шумом их дыхания. Ничего больше и ничего, кроме этого. Пара влюбленных.

ДРЕМЛЮЩАЯ УГРОЗА

Они проснулись одновременно через час или два и приветствовали друг друга легким поцелуем. Ксин потянулся, а Ханти приподнялась на локте, окинув критическим взглядом смятую ткань платья.

– Твой панцирь выглядит намного лучше, – сказала она, любовно потираясь щекой о его плечо. – Не помню, когда мы последний раз были друг с другом настолько, настолько… – Она внезапно задумалась. Какое-то время она искала подходящие слова, потом отрицательно покачала головой. – Ну, скажи хоть что-нибудь. – Она толкнула мужа носом.

– Я как раз думаю, – ответил он, обнимая ее, – но что-то не могу найти ничего такого, чего бы ты раньше не слышала.

– Я в последнее время боялась, что ты в конце концов возьмешь себе какую-нибудь из этих чванливых сук, которые постоянно смотрят на тебя так, словно вот-вот лишатся чувств.

– Вот только не знаю, о чем бы я мог с ними разговаривать?

– Ты же не думаешь, что им бы захотелось беседовать о тайнах магии и философии Онно? У них у всех сразу между ног мокро становится при мысли о том, что они могли бы с тобой переспать во время полнолуния. Я знаю нескольких, которые на все готовы, чтобы оказаться тогда у тебя в лапах. Даже королева меня как-то раз спрашивала, как ты это делаешь после Превращения.

– И что ты ей ответила?

Ханти покрылась румянцем и заморгала.

– Честно говоря, я тебя чуть-чуть перехвалила, но только чуть-чуть… – Она игриво посмотрела на него.

– Ну вот видишь, – рассмеялся он, – и ты им еще удивляешься?

– Тогда я хотела, чтобы они мне завидовали, я была спокойна за своего демона. – Она неожиданно погрустнела.

– А теперь?

– Ты такой хороший, но…

– Тс-с! – Он приложил ей палец к губам. – Пора вставать.

Одним прыжком он соскочил с постели, мягко, словно шелковая ткань, опустившись на пол. Быстро одевшись, он протянул руку к щиту.

– Я тебе помогу, – предложила Ханти.

– Нет, на сегодняшнюю ночь я надену самую тяжелую кольчугу, на всякий случай, – добавил он.

– Уезжаешь…

– Да, но только утром.

– Тогда зачем это?

– Извини, не могу сказать.

Он поцеловал ее и вышел из спальни. Не желая тратить времени на вызов слуг, он сам открыл сундук с одеждой и достал тяжелый, завернутый в оленью кожу сверток.

Развязав несколько ремешков, он развернул его и, тщательно осмотрев ряды стальных звеньев, ловко натянул кольчугу через голову. Вскоре он был уже готов. Еще немного подумав, он подошел к другому ящику и достал оттуда маленький стилет, острие которого искрилось волнистыми извивами сплава меди и серебра.

«Только бы им не пораниться», – подумал он, пряча стилет под плащом.

Из спальни Ханти донесся звук колокольчика – она вызывала служанку. Девушка выбежала из своей комнаты и на пороге разминулась с Ксином. Увидев господина, она смиренно поклонилась, но, когда он уже не мог ее видеть, поспешно начертала на груди и лоне замысловатый Знак, защищавший от семени зла…

Теперь нужно было увидеться с королем. Занимаемая должность давала ему доступ к Редрену в любое время дня и ночи, и старый слуга, как обычно, проводил его туда, где пребывал монарх.

Его величество сидел за маленьким столиком черного дерева, с выражением смертельной скуки на лице непрерывно выигрывая в кости у какого-то унылого придворного. Рядом с ними сидела новая наложница, явно впервые оказавшаяся рядом с монархом, поскольку она все время буквально из кожи вон лезла, стараясь заинтересовать Редрена то глубиной декольте, то длиной ног, то, наконец, соблазнительной улыбкой.

«Когда он играет, она с тем же успехом могла бы кокетничать с евнухом», – подумал Ксин, произнося приветственную формулу. Король с явным усилием поднял взгляд и соизволил его заметить.

– О Ксин, – проговорил он, – а мы сегодня как раз о тебе думали.

– Да, господин.

– И пришли к выводу, что тебя следовало бы прогнать туда, откуда ты пришел.

– Почему, ваше величество? – спокойно спросил он.

Если Редрен по крайней мере раз в три дня не грозит кому-нибудь изгнанием, то он либо болен, либо чересчур сыт. Лишь когда он не говорил ничего вообще, приходила пора паковать манатки или готовить иглу и дратву, чтобы пришить на месте голову…

– Слишком скучно тут стало с тех пор, как ты следишь за порядком во дворце, – пояснил король. – Никаких интриг, авантюр, не говоря уже о заговорах. Даже сплетни ходят не такие, как раньше. И все это из-за твоей зверской легенды. Все боятся слово лишнее сказать, чтобы не угодить тебе в лапы…

Ксин понял, на что намекает король: три года назад дюжине сторонников карийской династии пришло в голову свергнуть властителя. Это была первая и до сих пор единственная попытка дворцового переворота за время карьеры Ксина на посту начальника стражи. Заранее узнав о готовящемся заговоре от своих шпионов, в одну из ночей, когда на небе светила круглая яркая луна, он по очереди посетил всех зачинщиков. Никакого вреда он им не причинил, лишь дал понять, что весьма не прочь полакомиться свежей печенкой каждого из них. На следующий день приятно было смотреть, как те наперегонки мчались к королю и, поливая друг друга грязью, молили о прощении. Участие в этой истории доносчиков не афишировалось, зато Родмин бросил пару слово о якобы имевшихся у него способностях читать мысли без необходимости смотреть испытуемому в глаза. Результат не заставил себя ждать и имел долговременные последствия…

Недовольство Редрена, даже притворное, несомненно, было на руку Ксину. Пользуясь случаем, он тотчас же попросил разрешения уехать и с легкостью его получил, хотя и без особого энтузиазма со стороны короля.

– Нам что, самим себя охранять? – недовольно ворчал Редрен, а его новое «приобретение» на этот раз словно невзначай зацепило веером край юбки и задрало ее на колени. Одновременно девушка набрала в грудь столько воздуха, что соски ее выскользнули из-за кружевного декольте.

«Сейчас лопнет…» – промелькнуло в голове Ксина. Тем временем монарх небрежным жестом прогнал своего партнера.

– Садись, капитан, хватит дурачиться, хочу сыграть честно.

Он посмотрел вслед удалявшемуся с поклонами придворному и добавил:

– Интересно, как это у них получается? Он ведь играл моими костями, а сам даже ни разу вничью не свел…

Ксин едва скрыл дикий блеск в глазах. Он-то хорошо знал, что ремесленники, занимавшиеся изготовлением игральных костей, производили специальную их разновидность – кости для короля и для игры с королем.

К счастью, магнит у него с собой был.

В первой партии он буквально разгромил Редрена, но второй выиграл после упорной борьбы, следующие две свел вничью, чтобы в пятой исключительно эффектно проиграть. Его величество был вне себя от счастья, одноразовая же королева, видимо, что-то в конце концов уразумела, поскольку во время последней партии сидела спокойно, с физиономией голодного стервятника.

Когда Ксин выразил желание покинуть монарха, тот не хотел его отпускать. Лишь некоторое время спустя ему удалось отвертеться, сославшись на свои обязанности.

Уходя, он бросил взгляд на короля; Редрен любил прикидываться полным придурком и прекрасно чувствовал себя в этой роли. Однако голова у него соображала, и мало кто мог с ним в этом сравниться. Беда тому, кто осмелился бы вырвать монарха из его любимого состояния и заставить его думать, – это почти всегда заканчивалось для смельчака встречей с мастером Якобом…

Этим вечером Ксина еще ждал доклад подчинённых ему офицеров. Он основательно на него опоздал, и они начинали уже проявлять нетерпение. Когда он вошел, ропот утих, все встали.

– Прошу прощения, у его величества сегодня счастливая рука, – объяснил он.

Тень затаенной усмешки пробежала по лицам собравшихся. Все сели.

– Говорите, – велел Ксин.

– Утром принц Хаску, как обычно спьяну, приставал к нашим солдатам, – отозвался Зефио, самый молодой из сотников.

Ксин нахмурился:

– Ранил кого-нибудь?

– Нет, только приказал встать по стойке «смирно» и обоссал, словно пес дерево.

– Есть у меня странное ощущение, что эта лысая вонючка скоро опять поскользнется и искупается в дворцовом нужнике. Зеф, проследи только, чтобы он не захлебнулся, он не умеет плавать. Что еще?

– Король нашел себе новую подстилку.

– Уже видел. Проверили, кто такая?

– Да, хлопот быть с ней не должно.

– Хорошо. Медик заглядывал куда надо?

– Как обычно. На этот раз – никаких замечаний.

– А точнее?

– Уже пользованная, но здоровая.

– Таких я люблю, – вырвалось у кого-то.

– Спокойно. Дальше…

– Все доставлено в срок, даже перышек для горла хватит.

Ксин махнул рукой.

– Истребители снова вешали всех собак на ваше благородие.

– А о короле что-нибудь было?

– Не посмели.

– Их счастье. Если только обо мне речь – пусть себе болтают. Может, облегчатся.

Послышались короткие смешки.

– Больше ничего серьезного?

Все молча покачали головами. Он изложил им свои планы, назначил заместителей и поставил задачи. В заключение они обсудили расположение постов и пароли на ближайшую ночь.

– После моего отъезда будьте начеку. Слишком спокойно тут было в последнее время. Слишком спокойно… – сказал он на прощание.

В лаборатории Родмина Ксин появился в условленное время. С собой у него был небольшой мешочек, который время от времени шевелился и дергался.

– Что там у тебя? – заинтересовался маг.

– Это варан… – ответил Ксин. – Из дворцового зверинца.

– Эй, ты что, хочешь… – Редмин явно забеспокоился.

– Именно, – прервал его Ксин. – Может быть, знаешь способ получше?

– С ума сошел! Знаешь, чем это может кончиться? И почему, собственно, пресмыкающееся? Первый раз слышу…

– Потому что между ними и упырихами есть какое-то родство, я так думаю. И не будь бабой, я знаю, что делаю. Идем!

– Погоди, в таком случае я тоже возьму что нужно. – Он забегал по лаборатории, распихивая по карманам разные предметы. – Я готов, – наконец заявил он.

Они направились в катакомбы замка.

– Хотелось бы, что бы никто нас не видел, – проговорил Родмин.

– Не бойся, стражи поблизости не будет, я позаботился, – успокоил его Ксин.

Они добрались до узкой мрачной лестницы, уходившей в холодную темноту. Холод явно усиливался с каждым шагом вниз. Царившая в подземелье тишина была таковой лишь для Родмина, ибо в голове Ксина словно нарастал некий глухой монотонный крик. Еще сегодня утром этот зов не вызывал у него никаких ассоциаций, за исключением некоего неясного беспокойства. Теперь же он явно ощущал сверхъестественные, чуждые волны Онно и прятавшиеся среди них слабые беспорядочные колебания – бормотание личинки чудовища.

Ящер в мешке яростно дернулся и пронзительно зашипел. Родмин вздрогнул.

– Подожди, – шепнул он, – я уже ничего не вижу!

Он споткнулся о какой-то саркофаг и обеими руками оперся о лежавшую на нем склизкую от плесени крышку. Ксин обернулся. В царившей темноте видно было, что его глаза горят мягким зеленоватым светом.

– Тьфу, ну и гадость, – маг с отвращением вытирал руки об одежду, – сейчас зажгу факел.

Дрожащий язычок пламени вызвал к жизни десятки и сотни странных теней, которые, пока они шли, расступались перед ними в стороны, чтобы мгновение спустя снова слиться за их спиной в дрожащую темную пелену, постоянно следующую за ними.

Из мешка доносилось скрежещущее кваканье.

– Может, лучше вернемся? – предложил Родмин. – Слишком рискованно…

– Ты же хотел удостовериться, – отрезал Ксин. – Стилет взял?

– Да.

– Так чего ты боишься?

– Ты хочешь добавить ей силы, можешь ее прежде временно разбудить.

– Я должен заставить ее издать зов, иначе мы не узнаем, что там на самом деле лежит. Это может быть как упыриха, так и вампир, анимант или что-либо такое, про что в твоих книгах еще не написано.

– Ладно, – поколебавшись, сказал маг, – что будем делать, если она вылезет?

– Меня она не тронет, сразу бросится на тебя, ибо ты здесь единственный человек…

– Ты меня обрадовал. И что дальше?

– Не давай себя загрызть, пока я не зайду ей за спину.

– Это, наверное, очень просто…

– Да, если она не станет левитировать… Пришли. Проклятый гад. Если плита пошевелится, отступаем в разные стороны, запомни. Начинаем. Есть обычный нож?

– Есть.

– Давай.

Ксин вытащил варана из мешка. Пасть и лапы зверя были уже заранее связаны. Ксин бросил жертву на крышку саркофага и поправил ослабшие веревки. Родмин подал ему стилет.

– Собственно, тут лучше подошел бы кот, – пробормотал маг, – в них больше жизненной силы.

– Обойдешься! – раздраженно прошипел Ксин. – Кота я никогда бы не тронул!

Он придержал животное и нанес точный удар. Кваканье сменилось пронзительным писком, который подхватило кладбищенское эхо. Ксин повернул лезвие в ране, вытащил и вытер о рукав.

– Спасибо. – Он вернул нож Родмину.

Тот, забрав его, подошел с факелом к дергающемуся ящеру.

– Крови не видно, – удивленно заметил он. – Что ты с ним сделал?

– Вызвал внутреннее кровотечение, сейчас начнется агония, – пояснил Ксин. – Приготовимся!

Он встал в шаге от саркофага и, наклонив голову, застыл неподвижно, прижав кулаки к вискам, Родмин принял защитную стойку.

Движения варана становились все слабее, из пасти потекла белая пена. В какой-то момент он приобрел ярко-пурпурный цвет и его сотрясли первые судороги. Это, однако, продолжалось недолго. Потом он поблек, глаза его помутнели, и тогда…

Маг заметил, как внезапно вздрогнули плечи Ксина. Тотчас же раздался тихий, приглушенный толстыми стенами гробницы шуршащий звук – что-то большое и явно тяжелое шевелилось среди шероховатых камней…

Рука Родмина молниеносно исчезла в кармане плаща.

Удар в низ плиты был невероятно сильным. Раздался шорох крошащейся извести. Снова пронзительней скрежет – это могли быть только когти. Раз, второй… Крышка, однако, не дрогнула. Маг выдернул руку и бросил какой-то мелкий предмет.

Пятно золотистого света вспыхнуло на стенке, гранитного ящика. Оно тотчас же засияло фиолетовым огнем, который ударил так, словно его усиливало нечто находившееся внутри саркофага. Несколько мгновений ослепительное пламя росло, пока внезапно, высосав все, что можно не погасло столь же быстро, как и появилось.

Наступила мертвая тишина. Уже ничто больше не пыталось выбраться из могилы. Ксин вопросительно посмотрел на Родмина.

– Я забрал у нее то, что дал ты, – объяснил тот.

– Если ты мог сделать нечто подобное, то почему дрожал, как овечий хвост?

– Детская штучка. – Он пожал плечами. – Если бы у нее хватило сил, чтобы поднять плиту, я ничем бы не смог ее укротить.

– А еще хотел, чтобы вместо ящера был кот… – Раздраженный Ксин схватил коченеющего варана и сунул обратно в мешок.

– Что ты делаешь?

– Забираю его, он заслужил достойные похороны.

– Я думал, ты так относишься только к мертвым котам, – удивился маг.

– Да, это правда, , но благодаря ему мы многое узнали.

– А именно?..

– Упыриха, чтоб ей провалиться, с такой я еще не имел дела. Она сохранила часть прежнего сознания, понимаешь?

– Значит, никто не насылал на нее чар, иначе… Теперь понял! Вот старая сука!

– Что такое? Говори!

– Она хотела жить, жить любой ценой. Она постоянно это повторяла… Ну и дурак же я! Я должен был догадаться! Она эти чары сама на себя… добровольно… – Он стиснул кулаки. – В этой династии всегда хватало сумасшедших!

– Она почуяла мое присутствие, – не своим голосом проговорил Ксин, – пыталась что-то передать, кажется приказ, чтобы я помог ей выбраться. Род, там лежит страшная угроза! Не знаю, сумею ли я ЭТО убить. Ни за что нельзя допустить, чтобы эта тварь вылезла наружу! Ни в коем случае!

Они вышли в освещенный рядами факелов дворцовый коридор, тщательно заперев за собой ведшие в катакомбы железные двери.

– К счастью, мы все знаем и у нас двадцать с лишним дней времени, – задумчиво сказал маг. – Редрен отдаст соответствующие распоряжения. А ты – езжай, раз решил, только имей в виду, что можешь на полпути получить приказ вернуться. Утром попрошу аудиенции.

– Тогда я буду уже далеко, – ответил Ксин, – я отправляюсь на рассвете.

– Не выспавшись?

– Я могу обходиться без этого. Удачи.

– И тебе тоже.

СЕМЕЙНЫЙ ДОЛГ

Пятеро гвардейцев и лошади уже ждали в предрассветном тумане. Ксин вышел из-под окружавшей внутренний двор аркады, утопающей в глубоком мраке, и направился к солдатам. Моросил мелкий дождь. Стукнула подкова.

– Приветствую. – Сотник Аллиро подал ему поводья.

Ксин поблагодарил кивком головы. Он посмотрел вверх: приземистые очертания замка слегка расплывались на фоне темно-синего неба. Тут и там маячили огоньки. Несколькими этажами выше, перегнувшись через балюстраду галереи, неподвижно стоял стражник, глядя вниз, на них. Матово поблескивали алебарда и шлем.

Ксин вскочил в седло.

«Надо бы попрощаться с Ханти, – подумал он, – но, может быть, лучше сейчас ее не будить».

Какое-то предчувствие заставило его посмотреть в ту сторону, откуда он пришел. Из тени появились три фигуры. Это была она. Она шла, закутавшись в пушистую шаль, а две служанки послушно следовали за ней.

Ксин пришпорил коня, развернулся и подъехал к ней. Она молча протянула руки. Он наклонился, подхватил ее, мягко поднял и посадил рядом с собой.

– Ты хотела мне что-то сказать? – спросил он, поглаживая ее волосы.

– Ничего такого, чего бы ты не хотел услышать, – улыбнулась она.

Он обнял ее за талию, она обхватила его руками за шею. Они начали целоваться, словно подростки. Вздохнув, она уперлась лбом в его щеку. Внезапный страх окатил Ксина холодной волной.

– Ханти, уезжай отсюда, самое позднее через две недели, в наше имение, в Самни. Жди меня там, – торопливо прошептал он.

Она удивленно посмотрела на него.

– Не спрашивай, делай, как я говорю. – Он коснулся губами ее уст и осторожно опустил на землю,

– Ксин…

– Пока, до свидания!

Шпоры вонзились в брюхо коня. Тот заржал и помчался вперед. Дружина двинулась следом.

Топот копыт разорвал полусонную тишину и перешел в размеренный стук. Вскоре он затих вдали. Все снова стало как прежде.

Три женщины одиноко стояли посреди опустевшего двора и смотрели в туманную даль.

Последующие дни были похожи друг на друга: монотонно тянущаяся дорога, смена лошадей, ночлеги, постоялые дворы. Единственное, что разнообразило скуку, была часто менявшаяся погода: то саднящая глаза и горло пыль, то дожди и непролазная грязь. Время от времени, когда сидеть в седле становилось просто невыносимо, они спешивались и целые мили шли пешком, ведя коней в поводу.

– Первый раз я готов пожалеть, что моего дорогого кузена сослали в такую даль, – сказал Ксин шедшему рядом Аллиро.

– Еще два дня пути, – отозвался тот. – Дальше воистину уже некуда, разве что в Кемр или туда, откуда не возвращаются, – добавил он, – но тогда вашему благородию и нам не пришлось бы день за днем отбивать себе задницы об эти проклятые седла. Да и вообще, стоило ли в свое время упрашивать сохранить жизнь такой сволочи?

– Ты прав, – рассмеялся Ксин, – но кто же думал, что придется тащиться к нему через весь Суминор?

– Да что там! – взорвался сотник. – Я ведь вас знаю, господин, даже если б вы и знали, все равно бы ничего не изменилось. Такой уж вы есть – вроде бы, без обид, не совсем человек, а поучиться у вас многому стоит. Не одному вы поперек горла встали…

– Успокойся, старик. Ты уж скажешь…

– Что знал, то и сказал, – с достоинством ответил Аллиро.

С треском ломающихся ветвей на дорогу перед ними рухнуло дерево. Кори перепугались. Солдаты успокоили их.

– Явно не само упало, – посерьезнев, сказал Ксин.

– Подрублено, – заметил старый солдат, – надо бы по коням.

Вокруг царила мертвая тишина.

– Пока нет, – удержал его Ксин, – сейчас у нас есть прикрытие, а с коней нас стрелами снимут. Когда будет надо, я дам знак.

Некоторое время ничего не происходило, пока неожиданно из окружавших дорогу зарослей не послышался чей-то раздраженный возглас и оттуда не вырвалась воющая толпа.

«Не дождались», – подумал Ксин и взревел что было духу:

– По коням! Бей разбойников!

В мгновение ока он был уже в седле и пришпорил коня. Словно тигр, он обрушился на подбегавших, и в утренних лучах солнца сверкнул меч. Хищным движением он опустил его на ближайшего из бандитов. Тот даже не успел среагировать, пока на него падал блестящий клинок, и с хрипом рухнул под копыта коня Ксина. Сталь описала круг и снова вонзилась в чье-то тело. Послышался треск разрубаемого мяса, а за ним сдавленный стон. Ксин пронесся сквозь них, развернулся и напал сзади.

Отрубленная голова покатилась в колею.

Пальцы, словно палочки, отвалились от топорища, а его владелец заскулил, словно побитый пес.

Четверка гвардейцев выстроилась звездой, поставив коней задами друг к другу. Их тяжелые двуручные мечи со свистом описывали круги над конскими шеями. Каждый, кто отваживался приблизиться, тут же умирал.

В полутора десятках шагов дальше стоял Аллиро, широко расставив ноги, с боевой алебардой в руках. Двое разбойников с воплями прыгнули к нему. Широкое плоское острие пронеслось горизонтально над землей. Первый нападавший зашатался, словно пьяный. Разрубленный посредине туловища, он отлетел назад, разбрызгивая изо рта розовую пену. Старый мастер совершил замысловатый пируэт, замахнулся и ударил древком алебарды в челюсть второго разбойника, который, словно мешок, свалился на дорогу. Алебарда совершила плавное движение сверху вниз. Хрустнули ломающиеся ребра. Аллиро выдернул лезвие, отскочил и с оружием под мышкой застыл в исходной позиции.

Третьего желающего не нашлось.

Раскрученный на длинной цепи, покрытый шипами шар с адским визгом полетел прямо в лицо Ксину, который засмотрелся на подвиги Аллиро и не успел уклониться. Он инстинктивно заслонился мечом. Цепь обмоталась вокруг клинка и вырвала оружие из руки. Разоруженный, он молниеносно выдернул ногу из стремени, пинком в висок отбросил противника в сторону и вырвался из круга сражающихся. На безопасном расстоянии он остановился, сбросил перчатки, сунул их за пояс и обнажил руки до локтей.

– Лунный свет… – сосредоточившись, прошептал он.

Все тело пронзила судорога. Превращение свершилось.

Несостоявшийся победитель поднялся с земли и, изрыгая проклятия, бежал к нему, размахивая своим оружием. Ксин пришпорил коня и двинулся навстречу. Когда нападавший увидел всадника, в глазах его появился животный страх. Ксин поднял лапу. Пронзительный вопль затих, когда когти раскроили череп. Следующей жертве он вонзил когти в основание шеи и дернул вверх, хрустнули разорванные позвонки. Отпустив труп, он развернулся к нападавшим и грозно оскалился. Раздались крики ужаса, и противник ударился в паническое бегство. Вскоре они остались одни. Вокруг лежали трупы.

– Все целы? – спросил Ксин. Он снова обрел человеческий облик.

– Слава Рэху! – благоговейно ответил гвардеец Милан, вытирая о траву окровавленный клинок.

Кто-то нашел и подал Ксину меч. Тот взял его и тщательно осмотрел лезвие, к счастью, оно почти не пострадало.

– В путь! – крикнул он, убирая оружие в ножны.

Они обогнули препятствие и побрели дальше по пустой, безнадежно длинной и унылой дороге. Над горизонтом всходило солнце. Начинался новый день.

В пяти часах пути от Дины, места ссылки Дарона, они заметили над трактом серое растущее облачко. Придержав коней, они начали всматриваться в даль.

– Вооруженный отряд, но цветов я пока не могу различить, – первым отозвался Ксин.

– Встречают или снова хотят напасть? – пробормотал Аллиро. – Для случайной встречи – не время и не место.

Владения разбойников уже позади.

– Никто о нас там слышать не мог, разве что… – Ксин прищурился. – Всем в строй, поднять знамя и держать оружие наготове! – приказал он. – Нужно быть готовым и к тому, и к другому. В галоп! – Он дал знак быстрым жестом.

С лязгом и грохотом они помчались вперед. Ксин скакал впереди, и ветер развевал золотистый конский хвост на гребне его шлема. С гордо поднятой головой он всматривался в приближавшихся всадников. За командиром следовал, удерживая неизменную дистанцию – почти полкорпуса коня, – сотник Аллиро. Развевающееся знамя трепетало над ним на древке пики, прикрепленной к седлу. Свою короткую алебарду он вынул из ременных петель на упряжи и, придерживая одной рукой, положил наискось на бедра. Ее темно-голубоватое лезвие ритмично покачивалось возле головы коня.

Остальные ехали двумя парами, стремя в стремя, а висевшие на спине мечи для удобства были подвешены рукоятями наружу.

Постепенно в приближавшейся группе Ксин заметил сначала герб рода Ферго, а вскоре и самого Дарона, который, как и он, скакал во главе своей группы из дюжины всадников.

Встретившись, они скомандовали своим знак остановиться.

– Значит, это все-таки ты! – воскликнул Дарон. – Приехал…

– Откуда ты знал, что найдешь меня здесь? – Ксин все еще не был уверен в том, какого рода прием ему оказывают.

– Якобы несколько дней назад банду разбойников перебил некий небольшой отряд, а командовал им человек, который во время сражения превратился в громадного кота. Насколько мне известно, на королевской службе со стоит лишь один котолак, впрочем, может быть, я и ошибаюсь, хе-хе…

– До тебя, конечно, дошли лишь слухи, – язвительно заметил Ксин.

– Не иначе.

– А я думал, что это были твои люди, – без обиняков заявил он.

По лицу Дарона пробежала гримаса, но смысл ее скрыли рыжая борода и усы.

– Думаю, когда-нибудь я в конце концов полюблю твою откровенность, – сказал он. – Я с этим не имел ничего общего, так, обычное нападение, а вести расходятся быстро, особенно такие. Однако если ты так полагал, то почему я тут с тобой еще разговариваю?

– Потому что в моей семье случилось нечто, что могу изменить только я, – гордо ответил Ксин, – и я намерен исполнить долг перед своим родом, – добавил он. – Если тебе кажется, что это не мое дело, то я кошачьей лапой вобью в твою закованную башку, что ты ошибаешься.

– То есть ты приехал бы даже без того письма?

– Если бы узнал о том, что случилось, – да.

Дарон задумчиво покачал головой:

– Откровенность за откровенность. Хотя король пожаловал тебе дворянство и присвоил фамилию, что формально решило вопрос, я не перестал считать тебя, мягко говоря, ублюдком. Однако я помню о том, что не кто иной, как ты, спас меня от плахи, хотя причин к тому у тебя было дьявольски мало. Так что вслух я этого больше никогда не скажу, но знай, что написать письмо меня заставила Мара. Она от отчаяния уже совсем голову потеряла.

– Сколько раз приходил вампир?

Дарон помрачнел:

– Пять, последний раз сегодня ночью.

«Еще два, и придется Милина проткнуть осиновым колом», – подумал Ксин.

– Это вместе с ними ты устроил ту бойню? – неожиданно спросил кузен.

Ксин оглянулся:

– С ними. Они стоят своего жалованья.

– Ещё одна причина оказать тебе гостеприимство. Добро пожаловать в мою одинокую обитель!

Они крепко пожали друг другу руки – впервые в жизни.

Соединившись вместе, отряды двигались бесформенной, далеко растянувшейся массой. Во главе лениво развевались два знамени – флаг с гербом рода Ферго и пурпурно-золотистый штандарт королевской гвардии. Оба родственника ехали рядом, ведя оживленную беседу, а чуть дальше двигался постоянно вглядывавшийся в них худой человек с длинными, почти белыми волосами. Он был вооружен, но единственный из присутствовавших не выглядел как солдат-наемник. Ксин в конце концов обратил на него внимание:

– Этот, седой и худой, все время отводит взгляд, когда я на него смотрю. Насколько я помню, это известный истребитель?

– Угадал, его зовут Берт. Глава гильдии, для тех, что у меня в замке, он непререкаемый авторитет.

– Слабоват авторитет, судя по результатам.

– Лучше не говори этого никому из них, у них и так несварение желудка с тех пор, как они узнали о твоем приезде. Они готовы натворить еще каких-нибудь глупостей, и тогда хлопот не оберешься, а я не хочу больше восстанавливать против себя короля.

«Сама невинность», – язвительно подумал Ксин. Истребитель явно сообразил, что речь идет о нем, поскольку поторопил коня и поравнялся с ними.

– Помощь нам не нужна, – буркнул он, тщательно избегая слов, которые вынудили бы его использовать в отношении Ксина какое-либо из общепринятых обращений.

– Насколько я знаю, это не у вас кто-то сосет по ночам кровь, но, если вдруг с кем-то приключится такая неприятность, дайте знать, я приеду и наведу порядок, – с ходу отрезал котолак. – А кроме того, – голос Ксина зазвучал твердо и бесцеремонно, – я офицер войска его величества Редрена III, в звании капитана гвардии, и хотел бы, чтобы ко мне обращались с соответствующим уважением. В противном случае я буду вынужден вызвать невежу на поединок или прикажу своим людям его высечь. Понятно?

Истребитель пошевелил кадыком, словно проглотил лягушку.

– Да… господин капитан, – выдавил он.

– Никогда не сомневался в понятливости вашей братии.

Берт посинел, но сдержался.

– Это странная и опасная местность, – сказал он чуть позже с деланным безразличием. – Разные дела здесь творятся со всякой нечистью. Необычные дела, – повторил он с загадочной усмешкой, – вам следует об этом помнить… капитан.

Он снова отъехал назад, на прежнее расстояние.

– Приятно слышать, как ты с ним справился, – сказал Дарон, – но ты оскорбил его, и притом прилюдно, он этого не забудет, увидишь.

– Тем хуже для него, – пожал плечами Ксин.

Вдали начали появляться первые строения Дины. Примерно час спустя они миновали городские ворота и скрылись в лабиринте узких крутых улочек, сетью опутывавших холм, на котором был возведен город. Приземистый замок с толстыми почерневшими от времени стенами занимал всю вершину.

Дина была типичной цитаделью, каких много было возведено вдоль юго-восточных границ провинций Суминора, чтобы защитить их от набегов непредсказуемых пирийцев. Все улицы в любой момент легко перегораживались переносными заборами из бревен, фрагменты которых лежали тут и там, сложенные в правильные поленницы, сами же дома строились исключительно из негорючего материала. Возле сложенных из благородного кирпича резиденций богачей виднелись похожие на груды необработанного камня жилища бедноты.

На дворе замка их уже ждали. Едва они успели въехать, толпа конюхов бегом бросилась к лошадям. Началась обычная в такие моменты суматоха – снимали седла, упряжь, вытирали и поили животных. Люди расходились по своим помещениям, а гвардейцев Ксина туда проводили слуги. Дарон лично занялся самим капитаном. По его знаку подбежал слуга.

– Где госпожа? – спросил Дарон.

– У юного господина, – последовал ответ.

Дарон вопросительно посмотрел на Ксина.

– Не будем терять времени, – решил котолак. – Идем!

Когда они вошли, сидевшая у изголовья Мара вскочила и с плачем бросилась на грудь гостю.

– Наконец-то ты здесь!

Она была измучена, бледна и действительно близка к помешательству. В ее ввалившихся глазах читалось безумие и мольба.

– Спаси моего сына, – прошептала она дрожащим голосом, стиснув пальцами полу его плаща.

Дарон смущенно уставился на носки сапог. Ксин мягко отодвинул кузину в сторону и подошел к лежащему Милину. Мальчик был погружен в глубокий сон. От Дарона Ксин знал, что это продолжается уже вторую неделю. Слабое и поверхностное дыхание появлялось необычно редко. Ксин еще не чуял Присутствия, но на мертвенно-белом лице мальчика уже виднелись первые признаки Превращения – посиневшие веки и приоткрытые губы, открывавшие пожелтевшие зубы, пока нормальной длины.

Ксин поднял одеяло. Как он и предполагал, мальчик был крайне истощен. Шея его была забинтована.

– Снимите, – Ксин показал на повязку, – я хочу посмотреть.

Желание Ксина было поспешно исполнено. На шее имелось пять двойных следов укусов, некоторые уже зажившие, другие, в особенности самые свежие, еще не успели затянуться. Тот, кто наслал вампира, мог вызвать смерть уже с первого раза, однако предпочитал, чтобы мальчик постепенно превратился в чудовище…

Ксин дал знак, что осмотр закончен.

– Сколько человек постоянно с ним?

– Шестеро солдат и я, – ответила Мара.

Ксин присвистнул сквозь зубы: сколь могущественна должна была быть воля, способная управлять вампиром и к тому же зачаровать целых семь человек, в том числе отчаявшуюся мать!

– И никто ничего не заметил?

– Даже легкого обморока. Свеча, на которую я смотрела, просто вдруг стала короче, – сказала немного успокоившаяся Мара. – Я посмотрела на Милина, и там снова была кровь… – она содрогнулась, – а бинт порван…-

Гримаса боли искривила ее губы.

Ксин быстро схватил ее за плечи.

– Смотри мне в глаза! – решительно приказал он.

Она послушно подняла голову. Его зеленые кошачьи глаза излучали спокойствие…

– Ты устала, очень устала, хочешь спать, – медленно проговорил он, – сейчас пойдешь к себе в спальню, ляжешь и крепко заснешь. Проснешься через шесть часов, будешь сильная и сможешь сражаться за своего сына.

– Да, да… – прошептала она и чуть пошатнулась.

Ксин поддержал ее, а Дарон хлопнул в ладоши. Прибежали девушки-служанки.

– Отведите госпожу в постель, – приказал он.

– Видел я уже подобные штучки, – заговорил Дарон. – Спасибо тебе, я неделю не мог ее уговорить, чтобы она пошла вздремнуть хоть немного. А ты что собираешься делать?

– Иду в баню, – ответил Ксин. – До захода солнца ничего не случится, а на ночь приду к Милину и подожду…

– Справишься?

Котолак обернулся и прищурил глаза.

– Не знаю, – спокойно ответил он.

СХВАТКА

Последние розоватые отблески уже гасли под сводом пепельно-серого неба, постепенно приобретавшего все более глубокий темно-синий цвет. В комнате Милина во всех подсвечниках горели свечи, а в углах и возле дверей, словно статуи, стояли, опираясь на копья, стражники.

– Найдешь эту проклятую тварь? – спросила Мара.

Ксин отошел от окна.

– Нет, – отрицательно покачал он головой, – не смогу.

– Почему? – удивилась она. – Ведь ты же их чуешь.

– Это не относится к анимантам. Они, прежде чем, изменятся, совершенно обычные люди, которые часто даже сами ни о чем не подозревают. Это не сверхъестественные существа, и потому я не могу ощутить их Присутствия. Сила Онно, таящаяся в них, связана чужой волей.

– Хочешь сказать, что где-то здесь, в замке, живет какой-нибудь неприметный человек, у которого внезапно, ни с того ни с сего, по ночам вырастают клыки и он приходит сосать кровь моего сына? – раздраженно бросил Дарон.

– Именно так, но это не все, должен быть еще какой-то источник злой воли. Сила вампира столь велика, что им не может быть один человек, даже несколько, здесь должна быть большая группа тех, кто знает, чего хочет.

– Не в замке. Истребители говорили то же самое, так что я для надежности приказал повесить каждого, о ком ходили слухи, что он занимается магией.

– Жаль, что ты не сровнял с землей всю провинцию.

В глазах Дарона появился странный блеск.

– А что, помогло бы?

– Сомневаюсь, – охладил его пыл Ксин.

– Скажи, почему так случилось, – спросила Мара, – и почему Милин?

– Наверняка из мести. Они нанесли удар по сыну, чтобы она была более мучительной, к тому же, может статься, он и вас загрызет…

– Перестань!

– Прости, Мара. Пора вызвать главу истребителей.

– На что он тебе? – удивился Дарон.

Ответом был лишь нетерпеливый взгляд Ксина. Дарон поспешно вышел и вскоре вернулся с Бертом.

– Приветствую вас, – холодно проговорил истребитель, – чем могу служить?

– Я хотел согласовать с вами способ уничтожения чудовища, – сказал Ксин.

– С нами? А что, в нас еще есть нужда? – В голосе Берта зазвучали издевательские нотки.

– Да, – невозмутимо ответил Ксин, – займемся этим вместе.

Наступившая тишина затянулась сверх всякой меры. Берт презрительно выпятил губы. Дарон не выдержал.

– Ты, собака! – рявкнул он, потеряв самообладание. – Я уже второй месяц вам бесплатно жрать даю, и ты еще смеешь огрызаться? – В ярости он схватил истребителя и тряхнул так, что у того едва не оторвалась голова. – Или вы сейчас же начнете делать то, что я вам прикажу, – прорычал он, – или… – Неожиданно Дарон успокоился, блеск в его глазах погас, и он на мгновение задумался. – Сегодня как раз привезли дрова, так что мигом могу для вас кольев настрогать. Увидите, как ловко тут ими орудуют!

Берт, видимо, успел уже хорошо узнать Дарона, поскольку вся его смелость куда-то исчезла.

– Так точно, хозяин. Как тебе будет угодно, – услужливо пролепетал он.

– Я отвлеку на себя все его чары, – заговорил Ксин, – а вы постарайтесь найти способ к нему в это время приблизиться. Остального, надеюсь, вам говорить не нужно?

– Большая опасность грозит тебе, капитан, это может привести к необратимому повреждению разума…

– Не твое дело, делай что положено, а о себе я как-нибудь сам позабочусь! – разозлился Ксин и повернулся к Берту спиной.

– Что-то ему сегодня не везет, – проворчал Дарон, когда за истребителем закрылась дверь.

– И от тебя тоже особого толку не будет, – заявил Ксин.

– А это еще почему? – спросил Дарон.

– Не умеешь владеть собой, будешь только мешать.

– Могу и помолчать, – предложил тот.

– Не в том дело, тебе пришлось бы перестать думать.

– Ага. – Он направился к выходу. – Впрочем, говорят, будто мне это совсем нетрудно…

Ксин и Мара остались одни, и в наступившей тишине таившееся всюду беспокойство начало приобретать почти ощутимые очертания. В комнате даже при зажженных свечах, казалось, было темно. И душно.

Ксин сел на пол в позе медитации, а Мара встала позади него. В ее напряженном лице было что-то волчье, собственно, вся она производила впечатление волчицы, притаившейся у входа в нору со щенками.

Котолак выровнял дыхание и сердцебиение, расслабил мышцы. Постепенно чувства его обострились, а сознание сосредоточилось на одной-единственной точке. Уже несколько лет, погружаясь в медитацию, он обнаруживал в глубине подсознания какую-то тень. Как обычно, он отодвинул ее в сторону. Вся его воля и все душевные силы собрались воедино, словно солдаты в строю перед боем. Теперь он был готов и мог ждать. Проходившие часы не притупляли чутья, так же как и шум регулярно сменяющейся стражи.

Первым пришел зов Присутствия. Он появился внезапно и вдали, затем начал приближаться.

Ксин представил себе врага – как он идет, окруженный защищающей его сферой зловещей силы, лишавшей воли каждого, кто находился в пределах ее досягаемости, гася мысли, чувства и память.

Это с ней, этой силой, ему предстояло сразиться. Она была уже в комнате. Удар ее он ощутил прямо внутри черепа. Жар пронзил нервы. Он мягко принял удар и отразил его. Давление на секунду ослабло. Чутье Присутствия подтвердило, что вампир остановился. Встреченное препятствие, видимо, застало врасплох его аниматоров. Затем облако коллективного сознания снова проникло сквозь стены, медленно заполнив всю комнату. Оно пульсировало, ощупывая пространство в поисках противника, – сначала безуспешно, но в конце концов Ксина в мгновение ока опутали невидимые щупальца. Он тут же оторвал их от себя и отшвырнул в сторону.

Могучее сопротивление Ксина снова вытолкнуло врага из помещения, но те уже знали…

Следующий удар был предназначен для него, пронзив навылет все его сознание и впившись в него. Началась невидимая борьба. Сопротивление Ксина продолжалось недолго: он поддался и ловко освободил свой разум, использовав способности, которые выработал годами тренировок. Мастерски погасив собственный мозг, он превратился в неодушевленный предмет. Сбитые с толку аниматоры потеряли контакт, и тогда Ксин в одно мгновение пробудился и послал им издевательский вызов. Ответом стала яростная атака. Те, видимо, пришли в бешенство, зато котолак спокойно повторил свой маневр – и еще раз, и еще несколько. Он сражался, противопоставляя холодный расчет беснующейся силе. Наконец он добился своего и заставил их ослабить действие лишающего воли облака. Люди в комнате начали приходить в себя. Прикрытие вампира стало не столь мощным, но аниматоры обрели силу, способную сварить мозг Ксина внутри черепа. На этот раз ему помогла его кошачья выносливость. Стиснутый невидимыми тисками, он не мог уже их разорвать, но и не дал себя задушить. Он использовал каждую неловкость врагов, чтобы хоть немного ослабить их захват, – и продолжал отчаянно защищаться.

Они поддались. Ксин знал, что сейчас будет, – на мгновение они освободят всех, чтобы убрать его со своего пути. Случайных прохожих, солдат, а в особенности Мару, на которую у них уходило больше всего сил. Может быть, они даже на какое-то время перестанут охранять чудовище. На это он и рассчитывал.

Но он не оценил свои силы, которые и так уже были на пределе…

Что должно было случиться – случилось.

Внезапный крик освобожденной Мары отвлек Ксина в решающий момент. Что-то подобное огромному мешку с песком свалилось ему на голову. Волю смело куда-то в небытие. Сознание разлетелось в клочья. Несколько мгновений в одном теле толпились несколько десятков Ксинов. И кто-то еще… Гигантский сапог затоптал огонек его разума, а после его захлестнул ледяной океан. Он должен был погаснуть.

Он проиграл. Однако его укротителям этого показалось мало, они схватили его, опьяненные победой, и начали терзать, словно зверь загрызенную жертву. Но – что-то вдруг им помешало. И его оставили в покое…

Ксин этого уже не чувствовал.

– Тагеро… – прошептали лишь его губы.

ИГРА С ОГНЕМ

Когда во время общей аудиенции Родмин попросил короля о разговоре наедине, он вызвал этим как немалое возмущение, так и любопытство. С одной стороны, это было просто неслыханным нарушением этикета, но с другой – тот факт, что придворный маг публично обратился с такой просьбой к монарху, свидетельствовал о том, что дело действительно не терпит отлагательства.

Похоже, понял это и сам Редрен. Вырванный из блаженной монотонности освященной традицией и спланированной во всех деталях церемонии, он сперва обругал Родмина на чем свет стоит за ненадлежащее поведение, после чего точно так же поступил и с излишне усердным камергером, пытавшимся отправить мага ни с чем восвояси. Накричавшись наконец досыта, он вскочил с трона, швырнул скипетр и сбежал по ступеням возвышения, захватив с собой стоявшего на них Родмина. Мгновение спустя, к отчаянию рвавшего на себе волосы церемониймейстера, оба скрылись за дверью одного из боковых помещений.

– Сразу видно, что нет Ксина! – крикнул король, едва они остались одни. – Выкладывай, с чем пришел!

Родмин как можно деликатнее рассказал ему о саркофаге королевы-матери и о том, что они до сих пор сделали. Редрен выслушал его довольно спокойно, хотя под конец едва не скрежетал зубами.

– И этот сукин кот осмелился просить у меня разрешения уехать, несмотря на то что обо всем знал?! – рявкнул он, когда Родмин закончил. – Да я его… – Он заметался по комнате. – А ну, говори! – подскочил он к магу. – Если ему башку серебряным топором снести, этого хватит?

Долго сдерживаемая энергия буквально распирала Редрена, и Родмин, невольно вызвавший подобный взрыв эмоций, прибегал ко всем имевшимся у него запасам красноречия, пытаясь умилостивить короля. Потребовалось некоторое время, прежде чем ему удалось выгородить Ксина и отговорить монарха от намерения немедленно вернуть его обратно.

– Ты, Родмин, разминулся с собственным призванием, – заявил наконец смягчившийся Редрен. – Тебе в адвокаты надо было идти, а не лягушек в горшках кипятить. Ты даже незаезженную бабу смог бы убедить, что у нее муж – жеребец.

– С вашего позволения, ваше величество, – перебил его маг, – если бы я когда-нибудь такую встретил, уж наверняка не стал бы ее уговаривать заняться мужем…

Редрен фыркнул и со всей силы хлопнул его по спине.

– Ладно, – он неожиданно посерьезнел, – хватит дурачиться, советуй, что делать.

– Можно поступить как обычно, способов много: огонь, осиновый кол, клинок Йев…

Редрен раздраженно махнул рукой:

– Знаю, что это надежно, но сразу поднимется вой, что я оскорбляю прах матери. После той истории с вампиром и островитянами жрецы и так уже косо на меня смотрят…

– Может быть, тайком?

– Вдвоем нам саркофаг не открыть. В свое время двенадцать человек крышку клали. Нам нужна помощь, а я и ломаного гроша бы не дал за то, что они станут молчать и не помчатся сразу же, высунув язык, к святым отцам. Только ты и Ксин еще можете сохранять хоть какие-то приличия в этом болоте… Ну-ну, только чтоб у вас в головах все не перевернулось от того, что я сейчас сказал. Не перебивай. Зря ты устроил такую суматоху, надо было в другое время прийти. Не извиняйся. Знаю, ты думал, что если не наделаешь шума при всех, то до меня ничего не дойдет и я пошлю тебя ко всем чертям. Что ж, ты имел право так думать, но, в конце концов, я как-то все же стал здесь королем, да еще и живу, хвала богам, уже пятнадцатый год с той поры, а вы об этом постоянно забываете… Впрочем, это и хорошо. К делу! Ксин говорил, чтобы мамочку погулять не выпускать, верно?

– Да, господин.

– Ну так если она просто будет там лежать, а выйти не сможет, что тогда? Со временем, наверное, просто исчезнет?

– Честно говоря, это долго бы продлилось, но – да.

– Значит, чтобы мамочка не ворочалась, прикроем ее одеяльцем потяжелее, то есть положим наверх плиту покрепче, – что скажешь?

– О таком я еще не слышал, но почему бы и нет? Нужно только как следует посчитать и положить с запасом, чтобы она и с места не двинулась.

– Ты смог бы рассчитать такой вес?

– Да, но есть одна проблема: необходимо, чтобы никого не убили и чтобы никто не умер около саркофага. Нужно за этим проследить, иначе я ни за что не ручаюсь.

– Проследим. Все прекрасно – через две недели годовщина ее смерти, и любящий сын ставит матери красивое новое надгробие. Все будет вполне достойно, и никто не узнает, что мать Редрена – упыриха. Что ж… – он задумался, – в семье уже было два вампира и один волколак. Кто-то должен был поддержать традицию, а мама всегда придерживалась консервативных взглядов. – Он внимательно посмотрел на мага. – А теперь катись отсюда и бери каменщиков в оборот: завтра в мастерских должна кипеть работа. Сам проверю. Ясно?

– Да, господин, – ответил Родмин, направляясь к двери.

Редрен остался один и удовлетворенно похлопал себя по животу.

– Ну что ж… – просопел он, поправил корону и размашистым шагом вышел в тронный зал.

Со всем монаршим достоинством он взобрался на возвышение, на котором стоял трон, поднял брошенный скипетр и уселся поудобнее.

– Дальше, дальше… – поторопил он церемониймейстера.

– Но что, ваше величество? – простонал совершенно сломленный придворный.

– Как это что? – удивился король. – А на чем мы остановились?

Для Родмина начались безумные дни. Его официально назначили ответственным за подготовку к годовщине смерти королевы-матери, и по этой причине ему с утра до вечера начали морочить голову всякие личности, о существовании которых во дворце он прежде даже не подозревал. В основном это были одержимые художники с проектами нового надгробия. В этом еще не было бы ничего плохого, если бы каждый из них не пытался любой ценой облить грязью остальных, а все вместе они готовы были утопить друг друга в ложке воды. В конце концов, когда к ним присоединились самые разнообразные мастера и знатоки организации торжественных мероприятий и всяческих зрелищ, художники пришли в ярость, которой лишь добавилось, когда явились поэты с подобающими случаю элегиями. Родмин забаррикадировался в своей лаборатории, а на дверях снаружи изобразил символ, вызывавший у смотрящего на него глубокое нежелание жить и сомнение в смысле всего предшествовавшего творчества.

К счастью, Редрен не собирался к нему заглядывать…

Наконец маг мог заняться расчетами. Никто и никогда не делал до сих пор ничего подобного, так что ему пришлось сделать массу поправок и округлений, а от окончательного результата у него волосы встали дыбом – даже стены королевской сокровищницы не были столь толстыми!

Обнаружив сей факт, он покинул лабораторию и стер знак на ее дверях. Оказалось, что самое время было так поступить, ибо трое поэтов уже успели перерезать себе вены, а один художник выбросился из окна башни…

Теперь следовало выбрать такой проект, который подходил бы лучше всего. Представленные до сих пор не годились. Даже те, кто обладал склонностью к монументальным творениям, не сумели придумать ничего, такого, что хотя бы чуть-чуть соответствовало подсчетам Родмина. Напрасны были и все его намеки на то, что король желал бы видеть нечто значительно более солидное. Да, ему приносили рисунки памятников вдвое и втрое тяжелее, но никому не пришло в голову увеличить тяжесть вдесятеро с лишним…

Отчаявшись, маг немедля отправился к королю и поделился с ним своими проблемами. Редрен, просмотрев принесенные бумаги, погрузился в глубокое молчание.

– Ничего не поделаешь, – наконец заговорил он. – Нужно объявить о начале нового стиля в строительстве саркофагов. Найди кого-нибудь, кто придумает подходящее название и всю необходимую философию. Ну, может быть, еще удастся как-нибудь уменьшить размеры без потери веса?

– Отверстия, заполненные золотом, уже есть, ваше величество.

– А знаки, заклинания или надписи?

Родмин отрицательно покачал головой:

– Ничто из того, что я знаю, не годится, чтобы удержать чудовище подобного рода.

– Так все плохо? – спросил король, видя серьезное выражение лица мага.

– Да, господин, – последовал ответ, – все, что мы делаем, – одна большая игра с огнем. Это не шутки, а мы тут играем какую-то комедию. Я видел Ксина, тогда, в подземелье… Обычная упыриха не произвела бы на него никакого впечатления, а там… – Он снова на мгновение замолчал. – Уверяю тебя, господин, я никогда еще не видел его столь взволнованным.

– Та-ак… – Редрен начал расхаживать по комнате. – Может, это и в самом деле глупость, но ведь ты говорил, что плита выдержит?

– Должна выдержать, но честно говоря, определенно можно сказать лишь одно: неопасных упырих не существует, ваше величество.

– Что ж, ничего не поделаешь, – заметил король, – однако, пока есть шанс сохранить все в тайне, а я хочу, чтобы так оно и было, сделаешь, как я говорил. Об остальном будем думать после. Все, – заявил он, и Родмину не оставалось ничего иного, кроме как поклониться и покинуть королевские покои.

Сомнения в том, что тайну удастся сохранить, пришлось оставить при себе, но последующие дни быстро подтвердили его правоту. Высокопарные, полные премудрых «измов» славословия не только никого не убедили в смысле строительства небольшой пирамиды в подземельях замка, но еще и вызвали целую лавину слухов и неясных подозрений. Слишком белыми нитками было все это шито.

В каменоломнях и каменотесных мастерских при виде чертежей ремесленники, вместо того чтобы стучать молотком по камню, начинали стучать пальцами по лбу, а какой-то подмастерье заявил вслух, что из-под такого никакая нечисть не вылезет.

К тому же оказалось, что потребуется еще расширить вход и спуск в катакомбы. Так что работа продолжалась день и ночь, а исполнители вертелись словно белка в колесе. Все было закончено за три дня до годовщины смерти королевы. Ее старый саркофаг был со всех сторон обложен кирпичом, а возведенная вокруг махина стала одним большим, в прямом и переносном смысле, издевательством над всеми основами хорошего вкуса, чего не в состоянии были скрыть хвалебные песни дворцовых знатоков искусства, которых отнюдь не прельщала перспектива встречи с мастером Якобом.

Торжества прошли без сюрпризов, но все тайное стало явным уже в первую ночь. Перед полуночью послышался отчетливо доносившийся изнутри саркофага скрежет, продолжавшийся до самого утра. К сожалению, вследствие значительного интереса к предмету недавней церемонии, свидетелей оказалось чересчур много.

Ни к чему оказалась поспешно сочиненная теория о случайно замурованной кошке. Мнимая кошка не только не собиралась подыхать, но еще и вела себя словно тигр, и притом в строго определенные часы.

Весть о королеве-упырихе с быстротой молнии облетела дворец, и Родмину с трудом удалось спасти собственную голову, когда Редрен вспомнил, что можно было заглушить звуки слоями пакли, воткнутой в соответственно подготовленные щели…

Всеобщий страх, однако, быстро сменился всеобщим восхищением, смешанным со злобным удовлетворением. Идея Редрена получила столь большое признание, что тот вскоре перестал злиться на Родмина за недосмотр и с удовольствием предался выслушиванию непрестанных похвал его мудрости. Даже верховный жрец Беро, который со времен истории с островитянами ходил в мантии с высоким воротником, соизволил уважительно высказаться по этому поводу.

О королеве-матери стали пускать все более злорадные шуточки, и их становилось с каждым днем все больше. Каждую ночь в катакомбы совершалось чуть ли не паломничество, чтобы с ощущением собственного превосходства, смешанного со сладострастным ужасом, слушать бессильный скрежет.

Дворцовый зверинец перестал пользоваться какой-либо популярностью…

Король пришел в неописуемую ярость, когда ему доложили об этом. Внезапная перемена в его настроении застала ничего не подозревавших придворных совершенно врасплох. Кто знает, что случилось с Редреном, может быть, он не смог терпеть отсутствие должного уважения к его, что ни говори, матери, или, может быть, он просто пришел к выводу, что в этой ситуации вполне стоит немного разозлиться… Притворялся он или не притворялся, во всяком случае вел он себя вполне убедительно… Через монаршие апартаменты пронесся сущий тайфун, какого еще никогда не видели. Шута, который принес ему новость, не спасла его неприкосновенность, от полученного пинка он пролетел через четыре комнаты, а потом свалился с разбитой физиономией с лестницы. Одной жертвы Редрену оказалось мало, поскольку чуть позже все живое бежало из королевских покоев прочь через двери и окна. Началось преследование любителей ночного скрежета. В течение нескольких последующих часов в катимском дворце происходили сцены, достойные карийских сатрапов. Стража бушевала вовсю, а в камере пыток мастер Якоб объявил боевую готовность – его помощники поспешно готовили машины, орудия и колодки. К счастью, обошлось без них, ибо, когда гвардейцы уже согнали на площадь всех охваченных смертельным ужасом виновников обоего пола, ярость Редрена неожиданно стихла.

– Это все? – спокойно спросил он заместителя Ксина, глядя на них из окна.

– Да, ваше величество, – ответил тот.

– Ну так скажите им, чтобы больше так не делали, – приказал король. И ушел.

Облегчение придворных и разочарование гвардейцев, которые уже предвкушали хорошее развлечение, едва не разнесли дворец.

В последующие дни все ходили вокруг короля исключительно на цыпочках, но потом все вернулось к обычному положению дел. Ну, может быть, только шут не был уже столь разговорчив, как прежде. Двери в катакомбы заперли и поставили возле них стражу.

Идиллия, однако, длилась удивительно недолго: вскоре в подземельях, предварительно сунув стражникам несколько золотых, начали появляться посетители иного рода. В основном это были парочки, торжественно заверявшие часовых, что идут туда лишь затем, чтобы горячо молиться за отведение несчастья от достопочтенных останков королевы. Весьма характерным был, однако, факт, что обычно один из двоих нес свернутый плед или пушистый коврик…

Что касается молитв, то единственное, в чем можно было не сомневаться, – это в том, что они были действительно горячими… В угольно-черной темноте, в которой до сих пор слышались лишь скрежет и шорох плененного чудовища, внезапно раздавались учащенное дыхание, чувственные слова и сдавленные сладострастные стоны, которым предшествовали звуки, характерные для поспешного снимания или даже разрывания одежды.

Интенсивность скрежета и вспышки экстаза, казалось, зависели друг от друга. Чем сильнее был шум, доносившийся изнутри гробницы, тем большее возбуждение начинало царить у его подножия или наверху…

Дамы, находившиеся между тигром, роль которого вдохновенно пытались сыграть их партнеры, и самым настоящим чудовищем, уже через несколько мгновений впадали в экстаз, какого не могли достигнуть в иных условиях. Королевский двор жаждал экзотических развлечений, притом настолько, что перспектива оказаться под топором палача никого не пугала.

День ото дня ночной шум становился все громче – словно тварь черпала откуда-то энергию… Звуки все более сильных ударов доносились из-за стен саркофага, а какое-то время спустя массивные плиты начали странно вздрагивать. Однако очередные охваченные любовным безумием пары, казалось, ничего не замечали. Напротив – нигде больше им уже не удавалось достичь столь всеобъемлющего и изматывающего наслаждения, после которого так долго приходилось отдыхать…

Рассудок и разум куда-то исчезли, поглощенные торжествующим безумием животных чувств.

От судьбы уйти не удалось.

Однажды ночью в подземельях замка раздался короткий и глухой удар. Эхо его заглушило последовавший за ним пронзительный вопль, а бушевавшая гроза заглушила все остальное.

Темнота внезапно сгустилась, по дворцовым галереям с жутким воем пронесся ветер. Волна освобожденной мощи Онно заставила молнии вспыхнуть черным светом. Скрипнули двери, ведшие в катакомбы. Потом звук смешался с плеском дождя. Стражников не было, они ушли, чтобы потратить недавно полученное золото. До рассвета они не ожидали ничьего появления…

Утром дежурный гвардеец, как обычно, спустился вниз, чтобы совершить ежедневный обход подземелий. Он направлялся в сторону гробницы королевы-матери. Круг света от его факела внезапно охватил груду каменных обломков, ярко-красные брызги и торчащие из-под камней клочья человеческого мяса.

В темноте послышался какой-то шум. Факел выскользнул из онемевшей руки. Отчаянный вопль разорвал мрачную тишину и слился с поспешным грохотом сапог убегающего в паническом страхе человека.

– Хочу Ханти… пусть она придет, пусть их прогонит…

– Ничего не выйдет, нам с ним не договориться…

– Как долго?..

– Не знаю, придется ждать.

В глазах потемнело.

ВЫРОДОК

Он возвращался. Откуда и куда, он не знал, но возвращался. Нечто, какая-то тень отталкивала его, пыталась удержать, не пустить. Ксин медленно, но верно сломил ее сопротивление – и вернулся.

– Ксин… – раздалось в мерцающем молочном тумане.

– Ксин! – Из тумана вынырнули чьи-то неясные очертания.

– Он открыл глаза! – Ничто не подтверждало этого факта, он ничего не видел.

– Капитан! – Второй голос показался ему знакомым.

Туман начал рассеиваться. Фигура приблизилась. Он напряг зрение. Овальное пятно на мгновение превратилось в лицо.

– Кто-о… – прошептал он и сам не узнал собственного голоса.

– Это я, Мара!

– Ханти-и…

– Нет, не Ханти, Мара!

Он не знал, чего от него хотят. Лицо исчезло. Кто-то встряхнул его, пошевелил. Он осознал, что, оказывается, может шевелиться.

– Смотри на меня!

Снова свет. Из сверкающей сферы появилась голова. Одна лишь голова, висевшая в воздухе.

– Ксин, ты жив, ты сражался, помнишь?

– Лучше, если бы он погиб, это может быть еще хуже, чем смерть. – Новый, враждебный голос донесся откуда-то издалека. Голос этот ему не нравился.

– Убирайся отсюда, слышишь? – чей-то крик, он то же хотел бы так крикнуть.

– Ксин, вспомни, попытайся.

Но что?.. Почему они не хотят оставить его в покое?

Боль, пульсирующая, злая. Она пронизывала его, давила, терзала. Что-то распирало ему череп, потом сдавливало его, и снова… Безумный замкнутый круг. Остановить их, убить, прогнать… Да, именно! Не пустить вампира! Не дать им, не дать… О! А-а-а!

– Спокойно, капитан, все хорошо, я здесь.

– Кто ты?

– Это я, Аллиро.

– Где Ханти?

– В Катиме, господин, во дворце. Там вы свою жену оставили. – Он заморгал. – Что-то… да, наверное, но вы сражались…

– Сражался? Что с ним? Убит?

– Убит, а как же, все как положено… Истребители постарались…

Ксин с облегчением упал на постель. Значит, удалось…

– Что со мной?

– Вроде как разум вам, господин, подавили, так медик болтал…

– Да, подавили, не выдержал я…

– Что вы там шепчете, господин?

Ответа не последовало. Аллиро склонился над своим командиром: Ксин снова спал как убитый, но теперь он дышал спокойно.

– Как долго я был без сознания? – спросил Ксин, едва открыв глаза.

– Пять дней, но с двумя перерывами, – сказал Аллиро, удивленный столь дельным вопросом.

– Один я помню, а что я говорил во время второго?

– Почти ничего, господин, только госпожу Хантинию хотели видеть, и это было очень недолго.

– Когда?

– На третий день после того, как вас свалило, а до этого вы, уж не обижайтесь, как бревно лежали.

Открылась дверь.

– Как дела… – Дарон не договорил, увидев сидящего на постели Ксина. – А чтоб тебя! – обрадовано воскликнул он. – И где только такие живучие рождаются?

– На крышах и в подвалах всех дворцов и домов, в том числе и принадлежащих роду Ферго, – последовал ответ, – и при этом еще и мяукают…

Дарон расхохотался, его смех подхватили остальные.

– Как Милин? – спросил Ксин, когда все успокоились.

– Еще очень слаб, но потихоньку приходит в себя.

– Говори теперь то, о чем я не знаю.

– Все было так, как ты сказал. Когда они занялись тобой, истребители прикончили ту тварь.

– Каким образом? – заинтересовался Ксин.

– Из луков, стрелами с серебряными наконечниками. Стреляли в спину… Сказали, что ближе не удалось подойти… И знаешь, кто это был? Солдат из моей дружины, чтоб ему провалиться! Я уже говорил с десятником, которому он подчинялся. Якобы это был трус каких мало, из тех, за которыми в бою надо следить точно так же, как и за врагом, поскольку они машут мечом с закрытыми глазами и никогда не знаешь, кого зацепят, даже коня под собой порой умудряются убить.

– Понятно, потому он и оказался таким податливым. А тех, кто им управлял, нашли?

– Как в воду канули. – Дарон беспомощно развел руками.

– Плохо. – Ксин вытянулся на постели. – Значит, мы сделали меньше половины всей работы, они могут подослать нам сюда другого…

Дарон грязно выругался.

– Но не сразу, – успокоил его Ксин. – Тот, убитый, был носителем их общего сознания, его смерть должна была основательно их потрясти. Им потребуется время, чтобы прийти в себя.

– Пять дней уже прошло, – мрачно пробормотал Дарон.

– Да, но вряд ли они скоро найдут другого столь же безвольного, к тому же его надо еще и подготовить.

– Сколько? – нетерпеливо перебил его Дарон.

– Самое меньшее три дня, порой даже и месяц.

– Но сколько нужно времени, чтобы восстановить силы после убийства аниманта?

– Дня четыре, пять…

– Значит, в худшем случае у нас есть еще два дня.

– Ты их, пожалуй, несколько переоцениваешь, но два – наверняка.

– Послезавтра начинается полнолуние, это хорошо или плохо?

– Очень хорошо, после Превращения они могут меня под хвост поцеловать.

Дарон радостно потер руки и направился к двери, но неожиданно остановился и резко повернулся:

– А если у них есть другой на замену?

– Об этом ты уже наверняка бы знал. По шее Милина…

Дарон едва не выругался.

– Велю поесть тебе принести, – буркнул он, уходя.

Еще до вечера того же дня Ксин встал и взялся за дело.

Силы вернулись к нему быстро, что, впрочем, никого не удивило, ведь никаких ран он не получил.

Вместе с Дареном они принялись за поиски аниматоров. Безуспешно. Часы, потраченные на расспросы всех близких и дальних знакомых Алькса, убитого дружинника, ничего не дали. Никто ничего не знал, не слышал, не замечал. Да, был такой, никому не мешал, дорогу не переходил, один лишь десятник мог больше о нем рассказать, но почти ничего сверх того, что он уже раньше говорил Дарону: дурак, лентяй и воевать не умел, самое большее можно было послать его стоять на страже, да и то не там, где действительно было что охранять.

– Только толку от Алькса и было, – рассказывал десятник, – что не нужно было серьезных людей посылать глупостями заниматься. Иначе я давно бы уже отправил его на все четыре стороны.

– Кстати, а он случайно не пропадал хотя бы на пару дней, может быть, к бабе какой-нибудь? – спросил Ксин.

– Э, ваше благородие, – махнул рукой десятник, – да кто бы захотел перед таким ноги раздвинуть… Шесть лет, как я здесь служу, – он поклонился Дарону, – ни дня не было, чтобы по два, три, а то и больше раз эту глупую рожу не видеть. Головой ручаюсь.

– Значит, он все эти шесть лет всегда был в дружине, а в последнее время постоянно сидел в замке? – вмешался Дарон.

– Да, господин.

Больше у них вопросов не было. Они отпустили солдата и посмотрели друг на друга.

– Если бы все не успокоилось, можно было бы подумать, что истребители не того, кого надо, убили, – сказал Дарон.

– Если бы ты чародеев не приказал повесить, может быть, они могли бы кое-что рассказать, – задумчиво пробормотал Ксин.

– Э, повесили-то их не сразу, сначала я заставил их разговориться, – глаза Дарона заблестели, – и ты знаешь я никогда стольких интересных вещей не слышал… Вот только об этом они не сказали ни слова.

– Тогда за что…

– За все остальное. Для каждого набралось за что. Закон есть закон.

– Ладно, дело твое, но мы до сих пор ничего не знаем. Разве что только то, что обработали его здесь, в замке.

– И десятник ничего не заметил?.. А может быть, он?..

– Ну да, – язвительно заметил Ксин, – давай после чародеев повесь своих же солдат, вот только интересно, кто этим займется…

– Ну так что?!

– Есть такой кошачий принцип на охоте: ждать и смотреть…

– Да чтоб тебя!!! – рявкнул Дарон.

Они расстались чуть ли не врагами. Весь следующий день ничего не происходило, но и они не сумели выяснить ничего нового. Дарон был вне себя, и, кроме Мары и Ксина, никто не отваживался с ним заговорить. Истребители же забились в выделенную им часть замка и делали вид, будто их там нет. Они даже не пытались что-либо предпринять. Формально они имели на это право, поскольку вампир был убит, а проблема аниматоров, подобно любому заговору, была делом государственных властей, а не их. Берт с удовольствием напомнил об этом Дарону, что привело того в еще большую ярость. Нужно признать, что он попал в слабое место кузена Ксина, поскольку Дарон отнюдь не намеревался до конца своих дней торчать в такой дыре, как Дина, и до бесконечности гоняться за пирийцами. Однако, чтобы подобного не случилось, он не мог позволить себе слишком часто и неприкрыто идти на нарушение закона, каковым, несомненно, являлось сдирание с истребителей шкуры, а именно этим он сейчас бы занялся с особым наслаждением. В конце концов закончилось тем, что он запретил им покидать замок, поскольку больше он ничего сделать не мог, но не было такой силы, которая могла бы заставить их оказывать хоть какую-то помощь.

В то же самое время Ксин был занят тем, что кропотливо восстанавливал день за днем, со всеми подробностями, последние шесть месяцев жизни Алькса. Работа эта была не только утомительной, но к тому же и адски скучной. Иногда ему приходилось расспросить несколько десятков человек лишь затем, чтобы в конце концов узнать, что в данный день Алькс стоял где-то на посту и непрерывно торчал на одном месте с копьем в руке. Точно так же он мог пытаться узнать, где и что в определенное время делали, например, воробьи, – то есть все видели, но никто не заметил… По этой причине он перебрался в замковую корчму и там, ставя сотни кружек, по крупицам собирал сведения.

В первый день полнолуния, незадолго до восхода луны, ощущая легкий шум в голове и немного пошатываясь, он вошел в свою комнату и тщательно запер за собой дверь. Сбросив постель с кровати поближе к камину, он разжег в нем огонь. Помня о том, что скоро лишится человеческих рук, он под завязку набил камин дровами.

Вскоре по комнате разлился жар. Это ему нравилось, в особенности после Превращения. Оно происходило как обычно, с той лишь разницей, что ему снова было немного больно. Наверное, потому, что рядом не было Ханти… К счастью, за последние годы он научился подавлять боль определенными способами медитации.

Когда все закончилось, он немного покрутился на месте, потом улегся на лежавшее на полу одеяло и устроился поудобнее.

Сон свалился на него внезапно и неожиданно…

– Туда, уважаемые господа, там он лежит… – взволнованно говорил показывавший дорогу солдат.

Побледневший Дарон с Ксином и еще несколькими людьми поспешно следовали за ним.

– Вот, видимо, здесь все началось. – Солдат опустил факел и показал красные пятна на выдолбленных в камне ступенях и стене. Дальше крови было все больше. Мелкие потеки сменились брызгами и целыми засохшими лужами. Внизу, в подземелье, приходилось уже искать место, куда можно было бы поставить ногу.

– Проклятие, – буркнул Дарон, – прямо как под эшафотом после хорошей рубки…

– Не думал, что в человеке аж столько крови, – прошептал какой-то молодой дружинник.

Труп лежал навзничь в нескольких шагах дальше. Проводник остановился рядом с ним, подняв факел.

– Вот дерьмо! – вырвалось у Дарона.

От головы несчастного остался лишь кусок затылка, а повсюду вокруг были разбросаны обломки костей и кусочки бело-розового студня. Остальное тело выглядело не лучше, растерзанное чуть ли не в клочья, – вот почему вокруг было столько крови.

Кто-то из солдат поспешно отошел в сторону… Остальные тоже выглядели неважно.

Ксин приблизился с каменным лицом и присел.

– Мозг выеден, – констатировал он. – Свет пониже, – велел он чуть позже.

Он приступил к тщательному осмотру. Вытащив стилет, он разрезал остатки одежды. Все собрались вокруг. Ксин ловко обнажил труп.

– Воды и какую-нибудь тряпку!

Кто-то подал ему бурдюк и клубок пакли. Смочив его, Ксин начал смывать засохшую кровь. Вскоре показалась посиневшая кожа. В свете факела покрывавшие ее раны зияли глубокой чернотой. Он медленно провел пальцами по краям некоторых из них.

– Когти… клыки… – узнавал он их происхождение. – Есть! – неожиданно выдохнул он и показал на плечо трупа. Тело в этом месте осталось почти целым, и четко виднелся овальный ряд отверстий от зубов в коже.

Он встал и посмотрел Дарону в глаза.

– Это котолак, – коротко сказал он.

– Что?!

– Это не мог быть никто другой.

– Ты уверен?

– Величина ран, расположение зубов, ну и то, что осталось от его черепа… Все сходится.

Дарон смотрел на него так, словно не верил собственным ушам. Прошло некоторое время, прежде чем до него на самом деле дошел смысл слов Ксина.

– Идем отсюда! – Он потянул его за рукав. – А вы наведите здесь порядок и выясните, кто это такой, – бросил он солдатам.

Они поднялись наверх и пошли по пустому коридору.

– Надеюсь, ты знаешь, что говоришь, – в этих краях никогда не было котолаков.

– Значит, теперь есть, – ответил Ксин. – Сегодня ночью один из них появился в замке. Видимо, он пришел, когда я спал, иначе я наверняка бы его почуял.

– Ворота были закрыты перед заходом солнца, а ты лег спать еще в облике человека или?..

– Нет, после Превращения.

– Значит, тот, другой, тоже вошел сюда в облике зверя и мог пробраться только по стене, – вслух размышлял Дарон.

– Возможно, – кивнул Ксин.

– Вот только в этом замке, как и в любой пограничной цитадели, стены охраняются сверху и снизу, с обеих сторон! Если Превращение произошло в городе, то почему, дьявол побери, там ни с кем ничего не случилось? Зачем он взбирался по стене в восемь человеческих ростов, лишь для того, чтобы убить случайного солдата?! Тебе не кажется, что это не имеет никакого смысла?

– Ты прав, все указывает на меня… – ледяным тоном проговорил Ксин.

Дарон не осмелился поднять взгляд.

– Ты здесь единственный котолак… – пробормотал он, не глядя на Ксина.

– Я ждал, когда ты это скажешь…

Наступила долгая тишина, лишь раздавались размеренные шаги. Каждый шел так, словно рядом с ним не было другого. Сосредоточенное лицо Ксина не выражало ничего, на лице же Дарона читалось отвращение, смешанное со стыдом.

– Идем ко мне, – первым заговорил котолак. В его голосе зазвучали жесткие нотки.

Вскоре они стояли у дверей комнаты Ксина. Он открыл дверь и начал ее осматривать.

– Я знаю, что дверь была закрыта, – странно спокойным голосом сказал Ксин. Он дотронулся до засова…

– Можно его отодвинуть когтями? – спросил Дарон.

– Да. – Внезапная гримаса искривила губы Ксина.

– Царапины… – сдавленно прошептал он.

Дарон наклонился.

– Это от когтей? – последовал второй вопрос.

– Не знаю…

– Они были здесь раньше?

– Не знаю…

Ксин беспомощно опустился на стул и схватился за виски, а Дарон запер приоткрытую дверь, встал возле нее и больше ничего не говорил.

– Я немного выпил, меня сморило, не помню, что было ночью, я думал, что сплю, – сбивчиво говорил Ксин, – никаких снов не помню, ничего не помню! – Внезапно перед его взором возникли мрачные воспоминания трехлетней давности. Жажда крови… которую помог излечить Родмин. Руки начали дрожать, он спрятал их под мышками.

– Аниматор, – внезапно сказал Дарон.

Ксин резко поднял голову:

– Думаешь… они… меня?.. – Он смотрел на него с отчаянной надеждой на отрицательный ответ.

– Ты был в их власти… – безжалостно напомнил Дарон.

– Да… правда…

– Сегодня все еще полнолуние… – Слова эти обрушились, словно меч.

Ксин посмотрел на него более осмысленно. Потом встал, подошел к лежавшему в углу дорожному мешку и, покопавшись в нем, достал продолговатый сверток.

– Вот, возьми. – Он подал его Дарону.

– Что это? – Тот протянул руку.

– Острия йев, пусть те, кто охраняет Милина, наденут их на свои копья.

– Против тебя?..

– Нет! Не меня, но чудовища, которое необходимо убить! – решительно сказал Ксин и добавил: – Мы должны их найти любой ценой! И как можно скорее!

– Хорошо. Пойду сегодня вместе с тобой в корчму, но сначала отдам соответствующие распоряжения насчет этого. – Он показал на сверток с наконечниками. – Жди меня здесь, – велел он и вышел.

Когда он вернулся полчаса спустя, Ксин сидел на кровати, тупо уставившись в одну точку где-то на полу. Завтрак, который, как обычно, принес слуга, стоял на столе нетронутый.

– Можем идти, – сообщил Дарон.

Ксин машинально кивнул и встал механическим движением, словно кукла.

Известие, видимо, уже разошлось, поскольку, едва они вошли в корчму, всякий шум тотчас же утих. Все взгляды сосредоточились на Ксине, а в воздухе повисло нечто, что сдержало лишь присутствие Дарона.

Началось следствие. Желающих что-либо объяснять не нашлось, а те, кого они по очереди вызывали, отвечали с большой неохотой. В конце концов Дарон обругал нескольких из них на чем свет стоит, но и это не помогло. Все чаще раздавались слова: не знаю, не помню, не видел. Через три часа у Дарона не осталось сил даже на ярость, а сидевший рядом Ксин с каждым мгновением все глубже погружался в трясину безнадежности и отчаяния.

Чудовищность того, что произошло, казалась необъяснимым кошмаром. Словно нечто совершенно невероятное, с трудом помещающееся в его сознании, при одной мысли о котором перехватывало дыхание и била холодная дрожь. Необъятное, реальное и страшное, оно было со всех сторон, словно удушливое облако. Он снова пил человечью кровь и ел человечье мясо.

Он не мог в это поверить, но не верить тоже не мог… ведь это было, было, все время было! Вернулись самые худшие воспоминания, о которых он так долго пытался забыть.

От его прежней гордости ничего не осталось. Теперь существовало лишь отвратительное несмываемое пятно, тяжелое, словно свинец на веках, которые, как он знал, он никогда не осмелится поднять, чтобы взглянуть кому-либо в глаза.

Он стал никем. Жалким рабом звериных инстинктов.

Он представил себе, что пожирает окровавленный мозг, раздирает живот, чтобы добраться до печени… В конце концов, он знал этот вкус, помнил… Его затошнило.

К счастью, он не позавтракал.

– …как раз тогда, господин, он стоял на страже возле тех замурованных пирийцев, – Донесся до него обрывок чьих-то показаний.

– Каких замурованных? – воскликнул Ксин, охваченный внезапным предчувствием.

– Пирийцы – каннибалы, – пояснил Дарон, – но, пока они пожирают друг друга, это нас не волнует. Лишь когда они пробираются на нашу сторону, чтобы отлавливать людей для своих пиршеств, а мы узнаем об этом, то поступаем с ними по уже довольно старому в этих краях обычаю, то есть отправляемся в их земли, ловим всегда втрое больше, чем они, загоняем их в какую-нибудь дыру, вход в которую замуровывается, и держим их там до тех пор, пока они сами друг друга с голоду не сожрут, а потом пока все не сдохнут. Одного или двух выпускаем на свободу, чтобы они могли рассказать об этом своим. Алькс же стоял на страже возле каземата все время, необходимое, чтобы как следует схватился раствор.

– Как долго это продолжалось? – лихорадочно спросил Ксин.

Дарон многозначительно посмотрел на своего собеседника.

– Неделю, господин, – ответил тот.

– А пирийцев сколько было?

– Ровно восемнадцать, господин.

– Какой-нибудь особенный среди них был?

Дружинник беспомощно развел руками:

– Этого я не знаю, господин.

– Я видел! – неожиданно вмешался кто-то еще. – Чародей какой-то ихний был или вроде того…

Корчму заполнил грохот отодвигаемых табуретов и скамей.

– Брать оружие, ломы, молоты и что еще надо! – загремел, перекрывая шум, голос Дарона.

Началась всеобщая суматоха и беготня. Враждебность к Ксину куда-то бесследно улетучилась. Все выбежали из корчмы на двор и двинулись в сторону подземелья. Вскоре разгоряченная толпа заполнила подвалы замка, зажглись факелы.

– Показать мне этот каземат! – приказал Дарон стражникам.

Несколько мгновений спустя они стояли перед каменной стеной.

– Разрушить!

Грохот и лязг заглушили шум голосов. Загремели падающие каменные обломки. Вскоре они пробили стену, и отверстие начало быстро увеличиваться. Четверо с размаху били кирками. Все большие глыбы отваливались под ударами железа.

– Хватит! – Дарон вытащил меч и, взяв у кого-то факел, первым скрылся в дыре. За ним последовал Ксин и другие с факелами.

Свет залил влажную нору. Наступила тишина. Тех, кто ожидал увидеть уже полуразложившиеся, со следами зубов и изогнувшиеся в конвульсиях трупы, ждало разочарование.

– Во имя Рэха, ты был прав, – ошеломленно пробормотал Дарон.

Они лежали нетронутые, ровно, один рядом с другим, образуя круг, а руки их были соединены. Чародей привлекал к себе особое внимание – он лежал на животе, явно замыкая собой этот круг зловещей силы.

Ни один из них никак не реагировал на появление Дарона и остальных, хотя они наверняка еще были живы, – они были погружены в глубокую летаргию и лишь поэтому не умерли. Все были крайне истощены.

Ксин подошел к остолбеневшему Дарону:

– Здесь они не могли прийти в себя после того потрясения, но, видимо, смогли восстановить хотя бы часть своей прежней силы и с ее помощью… – Он не закончил и, опустив голову, подавленно отступил назад.

Дарон наконец опомнился. Глаза его вспыхнули мрачным огнем.

– Добить эту дрянь! – процедил он сквозь зубы.

Подземелье наполнилось свистом мечей, треском ломающихся костей и скрежетом разрубаемого мяса и сухожилий. Солдаты трудились в полном молчании. Никто не произнес ни звука, пока не был убит последний из лежащих. Тогда кто-то доложил об этом Дарону.

Дарон не ответил, лишь огляделся вокруг. Он искал Ксина, но котолака не было. Видимо, он куда-то ушел. «Нужно его найти…» – подумал он, а вслух приказал:

– Вынести немедленно отсюда эту падаль и глубоко закопать!

Он направился к выходу.

Ксина он нашел не скоро. На поиски ушел почти целый час. Лишь под конец его осенило, и он заглянул в корчму. Ксин был там, он спал, уронив голову на стол. Дарон подошел и тронул его за плечо. Котолак не дрогнул – он был пьян до потери сознания.

Грохот кулаком в дверь вырвал Ксина из похмельного сна. Он протер опухшие глаза, выбрался из постели и открыл. На пороге стоял мрачный Дарон.

– Что случилось? – пробормотал Ксин.

– Второй труп, – последовал сухой ответ.

Котолак мгновенно протрезвел:

– Где?!

– На верхней террасе, под твоим окном. Выгляни.

Ксин пошел в указанном направлении и высунулся наружу. Глаза не сразу привыкли к яркому солнцу…

Растерзанное тело лежало в луже крови не дальше чем в ста шагах от стены, в которой находилось его окно… Все как вчера. Он посмотрел на подоконник, и ледяное щупальце схватило его за горло – на камнях белели продольные царапины… Стоявший позади Дарон тоже их заметил. Ксин пошатнулся и медленно, скорчившись, сел на пол.

– Зачем ты пил?.. – Никто не в состоянии был бы определить по голосу Дарона, какие чувства одолевали его.

Ксин молчал.

– Вино здесь совершенно ни при чем, – неожиданно сказал кто-то.

Он поднял взгляд. Над ним стоял Берт, а рядом Аллиро. Видимо, они вошли вместе. Старый солдат смотрел на Ксина с отвращением и ужасом…

– Из-за потрясения, которое он перенес во время схватки с аниматорами, пробудилась его истинная природа, – продолжал истребитель. – Конец всем иллюзиям! Вот она, голая правда!

Он подошел к Ксину и провел рукой по его волосам.

– Смотрите! Даже вылизаться успел!

– Убери лапы, Берт! – рявкнул Дарон.

Аллиро повернулся и вышел из комнаты, а истребитель посмотрел на Дарона.

– Дело ясное, решай, – спокойно сказал он.

– Нет ни одного свидетеля…

– Свидетель лежит там! – Берт показал за окно. – Хочешь, чтобы был еще и третий?

Дарон не обратил на него внимания:

– Ксин, отзовись!

Тот продолжал молчать.

– Ты уже бывал когда-нибудь пьяным перед Превращением? – спросил Дарон.

Ксин отрицательно покачал головой.

– Так, может быть, поэтому?..

– Ты заблуждаешься, Ферго, вино здесь ни при чем.

– Не твое дело, здесь я командую! Ксин, слушай! Я дам тебе шанс. Слышишь? Сегодняшнюю ночь ты проведешь в этой комнате, никто тебя запирать не будет. Ты свободен. До утра… И не пей. Понял?

Ксин утвердительно кивнул.

– Идем! – позвал Дарон.

– Ты с ума сошел, Ферго.

– Молчи!

За выходящими закрылась дверь. Котолак остался один.

Часы ползли в темпе улитки, а он все еще сидел на том же месте, словно страшная тяжесть вдавливала его в пол. Еду ему приносила Мара. Они не разговаривали. Он с усилием заставлял себя есть, ведь нужно же было хоть чем-то заняться.

Наконец, после целого дня мучений наступили проклятые и благословенные сумерки. Превращение вызвало такую же боль, как и прежде, поскольку он пренебрег какими-либо приготовлениями.

Какое-то время он лежал неподвижно, и ничего не происходило, но внезапно он почувствовал, что его сознание гаснет! Отчаянные попытки защититься ни к чему не привели. Он попытался подняться и не смог. Тело перестало слушаться… Безумным усилием воли он попытался удержаться на грани, но сознание сопротивлялось все слабее и слабее…

Блеск зеленых глаз угасал с каждым мгновением, пока наконец не погас совсем, и веки бессильно упали.

– Проснись!

Ксин узнал голос Дарона. Он открыл глаза – было уже утро. Он повернулся, посмотрел на кузена. Можно было уже ни о чем не спрашивать. Все ясно.

– Третий… – сказал Дарон, – на этот раз возле замка, поскольку я не поставил вчера стражу на стены… – тихо добавил он.

Ксин какое-то время смотрел в потолок. Страх неожиданно исчез, спало нервное напряжение. Его охватило какое-то странное спокойствие. Он снова был самим собой. Казалось, к нему вернулись прежние силы…

Дарон все еще ждал его слов. И услышал их.

– Оставь меня одного. Можешь прийти сюда через два часа. Возьми свидетелей, если нужно… – медленно проговорил Ксин.

Дарон облегченно вздохнул:

– Хорошо. – Он кивнул и вышел.

Ксин еще немного полежал на кровати. Потом встал, запер дверь и не спеша оделся. Он надел самую лучшую свою одежду. Тщательно причесавшись, он направился в угол комнаты и взял с полки продолговатый, завернутый в белое полотно предмет. Присев, словно в позе для медитации, он положил сверток рядом с собой. Он освободил камзол на груди, расстегнул рубашку. Ксин развернул ткань – внутри был стилет. Он вынул его из ножен – медь и серебро замерцали двухцветным блеском.

Сжав рукоять обеими руками, он повернул острие к себе.

«Пора…» – подумал он и гордо улыбнулся.

Быстрым, решительным движением Ксин поднял руки вверх…

ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЕВА-МАТЬ

Первые три дня ничего не происходило. Все это время придворные были охвачены невыносимым ужасом, который, в особенности после захода солнца, превращался в массовую истерию. Люди запирались на ночь в сундуках и ящиках, баррикадировали двери комнат чем только было возможно, а малейший шум или шорох доводил их до безумия.

Всеобщий страх углубляло осознание полной бессмысленности подобных мер, поскольку все знали, что во всем дворце нигде нет достаточно крепких ворот или даже стен, способных сдержать упыриху, которая сумела разрушить столь тяжелую крышку гробницы…

Так что ситуация напоминала пучок пропитанной смолой соломы, которой требовался лишь крохотный огонек, но на четвертую ночь нашлось и это. Какой-то человек, внезапно испугавшись собственной тени, свихнулся со страху и с пронзительным криком начал бегать от двери к двери, колотить в них кулаками и вопить: «Чудовище идет!»

В мгновение ока безумие охватило одно из крыльев дворца. Охваченные ужасом придворные прыгали из окон, давили друг друга на лестницах и в коридорах, несколько человек приняли яд, а десятка полтора, в основном женщины, навсегда лишились рассудка. Лишь дисциплинированность гвардии и хладнокровие офицеров предотвратили дальнейшее распространение паники.

Утром выяснилось, что свыше полусотни обитателей злополучной части дворца пострадали телесно или душевно, кроме того, насчитали двадцать трупов. Ни на одном из покойников не обнаружили ран от клыков или когтей…

Таким образом, Редрен снова был вынужден перестать играть роль собственного шута и решительно взяться за дело, как и подобает монарху.

Сразу же, как только ему доложили о случившемся в подземелье, он отправил в Дину посланника с приказом Ксину немедленно возвращаться, а сам вместе с Родмином занялся выяснением причин разрушения саркофага.

Много времени на это им не потребовалось…

Как ни удивительно, когда тайное стало явным, обошлось без вспышки гнева. Король буркнул что-то насчет того, что виновникам следовало бы кое-что отрезать, а кое-что зашить, но только когда все закончится, и больше к этой теме не возвращался. Видимо, на злость у него просто не было времени, ибо куда более серьезной проблемой оказалось найти место, где упыриха пребывает днем. Не было никаких сомнений в том, что день она наверняка проводит в каком-то из потайных помещений, а по ночам путешествует по системе секретных ходов и коридоров, построенных за века в катимском дворце. Проблема заключалась в том, что все планы самой старой его части пропали около восьми лет назад.

Родмин готов был поверить во что угодно, только не в случайную пропажу…

Начались поиски, но добровольцы, забиравшиеся в этот лабиринт не имея указаний, либо заходили в тупик, либо блуждали по тайным ходам и ничего не находили, пока в конце концов одна из групп, не успевшая выбраться оттуда до захода солнца, не пропала без вести. Их нашли только через два дня. Выглядели они так, словно их смолола чудовищная мясорубка. Останки пришлось похоронить в одном большом ящике, поскольку фрагменты тел невозможно было приписать конкретным личностям.

За все это время королева не нападала ни на кого за пределами своей мрачной обители. Могло создаться впечатление, что она не слишком заинтересована в том, чтобы пугать живших во дворце…

В такой ситуации Редрен довольно быстро поддался на лихорадочные уговоры советников и, чтобы не дразнить упыриху, прекратил посылать усиленные отряды стражи в угрюмую путаницу сырых коридоров. Казалось, будто существует некий неписаный договор. Во дворец начало возвращаться спокойствие. Через неделю жизнь пошла почти своим чередом, и лишь более многочисленные и чаще расставленные посты свидетельствовали о том, что это не так.

Особо надежная охрана непрерывно окружала самого короля и королеву. Даже в спальне их величеств, вокруг супружеского ложа, каждую ночь стояло полроты гвардии. То же происходило и в укромных местах…

Надежды на покой, однако, оказались ложными. Неожиданно исчез недоразвитый карлик, который иногда помогал настоящему шуту веселить короля. Разодранный матрас и смятая постель не вызывали сомнений в том, Кто был тому виной, а отсутствие крови свидетельствовало о том, что его похитили!

Невозможно было определить, что преобладало в разговорах, которые позже вели между собой придворные об этом событии, – страх или, может быть, удивление. Все терялись в догадках, зачем мог понадобиться упырихе этот несчастный придурок.

Ответ пришел быстро, однако он не только ничего не объяснил, но еще больше запутал загадку…

В одну из ночей в комнату Родмина с криком ворвался его ученик Эрто.

– Мастер, в лаборатории творится что-то странное! – заорал он, срывая с мага одеяло.

– Что такое?! – Маг вскочил.

– Там кто-то есть, но дверь заперта!

– Ты вызвал стражу? – Родмин поспешно одевался.

– Да, мастер, но они боятся войти, да и ключей у них нет…

Они выбежали в коридор. Возле лаборатории они застали человек тридцать гвардейцев, а их командир сразу же подошел к Родмину:

– Сейчас все тихо, ваше благородие, но только что слышны были будто бы шаги…

Страшный шум не дал офицеру договорить. Раздался грохот, потом звон бьющегося стекла.

– Это шкаф с банками для ингредиентов, – пояснил маг, – кажется, его опрокинули.

Новый грохот, смешанный с пронзительным треском ломающегося дерева, едва их не оглушил.

– Стол?.. – удивился Родмин.

– Мастер, она там? – испуганно спросил Эрто.

– Похоже на то, дорогой мой…

– Входим? – По голосу офицера явно чувствовалось, что ему хотелось бы услышать отрицательный ответ.

Что-то сильно ударилось о дверь – они аж подскочили от испуга.

– Нет, – исполнил его желание Родмин, – но встаньте тут, на случай, если она выйдет…

Стражники деловито образовали ощетинившийся пиками забор, а маг и Эрто поспешно спрятались за ним.

Звуки бьющегося стекла и ломающегося дерева продолжали доноситься из-за дубовых дверей и стихли лишь за час до рассвета. Однако, прежде чем войти, они дождались восхода солнца, чтобы быть уверенными до конца…

Об оборудовании лаборатории нельзя было даже сказать, что оно уничтожено, – оно было попросту перемолото, и все обломки тщательно перемешаны. Не уцелел ни один кусок дерева величиной больше ладони. Обломки ровным слоем устилали весь пол, и над ними ничего не выступало. В воздухе ощущался запах, с которым до сих пор не приходилось сталкиваться никому. Запахи сала висельников и мандрагоры были едва лишь самыми скромными из его составляющих.

Родмин окинул затуманенным взглядом развороченную груду мусора, которая еще вчера вечером была его лабораторией.

– Зачем она это сделала? – удивился Эрто.

– Сперва отсюда много чего вынесли, – убежденно ответил маг, – и благодаря этому мы никогда не узнаем, что, собственно, пропало.

– Но как она сюда пробралась? – воскликнул командир гвардейцев.

– Видимо, где-то должен быть потайной ход, о котором я ничего не знал, – пробормотал маг.

Тщательно, пядь за пядью, они осмотрели все стены, проверяя даже самые мелкие трещины и царапины. Ничего обнаружить не удалось. Пламя свечи, перемещаемой вдоль стен, не дрогнуло ни в одном месте. Пришлось сдаться.

– Ничего не поделаешь, – махнул рукой Родмин. – Старые каменщики слишком хорошо знали свое дело.

– Мастер, – подал голос Эрто, – ты говорил, что что-то пропало…

– Да, ибо если бы она расколотила здесь все, обломков было бы больше. Так я думаю.

– Но как упыриха могла что-либо взять? Ведь у них нет пальцев? Разве когти годятся для того, чтобы хватать ими предметы?

– Ты прав, не годятся…

– Значит, все это забрал карлик?!

– Они были здесь вместе, и он сделал это по ее приказу.

– Упыриха, занимающаяся магией?! – Слушавший их офицер остолбенел.

– Похоже на то… – заметил Родмин. – Наверняка она похитила этого несчастного, чтобы он ей помогал. Такому легко навязать свою волю…

– Что она затевает?

Этот вопрос в течение ближайших дней задавали себе во дворце еще тысячи раз, а ответ на него, по понятным причинам, больше всего интересовал Редрена. По тем же причинам по его приказу Родмину пришлось провести много часов над усыпавшей пол лаборатории мешаниной магических ингредиентов и черепков, безуспешно пытаясь определить, чего же в ней недостает.

По мнению случайных прохожих и Эрто, который постоянно приносил магу пропитанные уксусом тампоны, чтобы облегчить ему дыхание, абсолютно ничего недостающего там не было…

Тем не менее в конце концов удалось, хотя бы примерно, определить, что именно было украдено, но знание это, полученное ценой потерянных волос, которые пришлось сбрить наголо, так как они слишком сильно пропитались вонью из лаборатории, мало чем могло помочь, ибо обладание похищенными предметами давало королеве слишком много возможностей…

Так что ясно было лишь одно – что ничем хорошим это не кончится, а об этом и так уже всем было известно.

Последовавшие события стали роковыми для барона Алидо ди Мерены, одного из многих постоянных жителей королевского дворца. Его жена, Калия, была среди тех женщин, которые в ту памятную ночь под влиянием превосходящего их силы страха и отсутствия реальной возможности бежать погрузились в собственные, существующие лишь в их воображении миры. Для посторонних они стали безразличными ко всему, безвольными куклами. Никакие слова до них не доходили – они существовали, подобно растениям в человеческом облике.

Барон Мерена, несмотря на совпадающие, и притом далекие от оптимизма, диагнозы медиков, все еще верил в возможность отвести злую судьбу и навещал жену часто, почти каждый вечер, с неугасающей надеждой, что когда-нибудь Калия в конце концов с ним заговорит.

К несчастью, она его даже не замечала, и ничто не указывало на то, что что-либо может измениться. Его пламенные речи, мольбы и поцелуи оставались без ответа.

Алидо чувствовал себя виноватым. Он попросту струсил. В тот вечер он слишком долго играл в карты и не отважился возвращаться ночью по мрачным галереям. Он оставил ее одну… Теперь он хотел исправить свою ошибку.

Войдя в очередной раз в покои жены, он ощутил некое странное беспокойство. Он ничего не заметил, но страх ему не померещился. Он поспешно прошел во вторую комнату, горничная сидела, скорчившись в углу, отчаянно прижимаясь к обитым бархатом стенам. Она дрожала всем телом, а ее лицо с помертвевшими глазами не выражало ничего, кроме звериного ужаса. Когда он приблизился к ней, она издала тихий, сдавленный стон и еще сильнее прижалась к стене.

Странный звук донесся из спальни Калии. Он заглянул туда. Жена сидела на постели, а над ней склонилась фигура в длинном черном одеянии с широким белым кружевным воротником.

– Что ты делаешь? – не раздумывая, крикнул он.

Чудовище повернулось быстрым и плавным движением. Сердце барона словно окатили кипятком.

Из-под гривы седых волос на него с ледяным презрением смотрели красные глаза. Желтоватые клыки матово поблескивали в раскрытой пасти, а выступавшие из рукавов мантии когти размеренно двигались, словно перемешивая воздух.

Он заметил, что манжеты были уже не белыми, а коричневыми от засохшей крови.

– Убирайся! – Слов он не услышал, но ощутил этот приказ так, как будто по мозгу его прошлась скользкая и мокрая тряпка. Он задрожал от отвращения, но не сделал ни шага, продолжая стоять, остолбенев от ужаса.

Упыриха перестала им интересоваться и снова занялась Калией. Она обхватила ее голову когтями, приставив острия двух из них ко лбу женщины.

Зрачки Мерены внезапно расширились.

Послышался короткий хруст пронзаемого черепа – два роговых крючка с легкостью вошли в него на всю длину. Пурпурные глаза упырихи смотрели теперь сосредоточенно и внимательно. Она медленно вытягивала когти из мозга несчастной, совершая ими мягкие вращательные движения. Иногда она снова вонзала их, но уже под другим углом. И снова вытаскивала.

Беззвучный истерический смех сотряс плечи барона. Безумие охватило его разум, словно пламя соломенную крышу. Что-то собиралось в нем, росло, распухало, душило остатки здравого рассудка и инстинкта самосохранения…

– Не-е-ет!!! – Протяжный, дикий вопль сотряс стены дворца. Он подскочил к ней, ослепленный отчаянием и яростью, вытаскивая шпагу.

Когти мелькнули быстрее, чем мысль. Столь же коротким был хруст ломающихся позвонков. Оторванная и размозженная голова ударилась о стену, а когда она упала на пол, она была уже лишь бесформенным сгустком крови, мозга и волос…

Королева повернулась и подошла к противоположной стене. Потайной ход тотчас же открылся перед ней, а в черном прямоугольнике замаячило сморщенное лицо карлика.

Калия встала и послушно двинулась за своей госпожой. Выходя, она окинула безразличным взглядом еще содрогавшееся тело мужа…

Все трое исчезли в темноте коридора, и стена бесшумно сомкнулась за ними. Чуть позже в прилегавшей к покоям галерее послышались лязг оружия и взволнованные крики бегущих стражников.

В ту ночь подобные события имели место еще в двух комнатах замка – там тоже жили чересчур впечатлительные женщины. То же повторилось и на следующую ночь, и так продолжалось целую неделю – каждую ночь исчезали один или два человека.

Упыриха похищала их всегда одним и тем же образом, и только тех, чьи мысли и разум были безвозвратно оторваны от действительности. На посторонних свидетелей она никогда не обращала внимания, позволяя им сбежать или просто игнорируя их присутствие. Лишь в случае хотя бы малейшей попытки сопротивления она убивала – безжалостно и беспощадно.

Таким образом она быстро приучила придворных к тому, что никто из них не погибнет лишь оттого, что случайно встретился с ней… Привычка покоряться сильнейшему все явственнее давала о себе знать. Подобострастие сменяло неразумный страх одних и безрассудную отвагу других. Королева уже могла свободно совершать прогулки по замку – стражники, мимо которых она проходила, делали вид, что ничего не замечают…

Похищения закончились, когда не стало подходящих жертв. Никто не знал, какая судьба была уготована похищенным, – они пропадали без вести где-то в тайных закоулках дворцовых подземелий и путанице идущих внутри двойных стен коридоров.

До полнолуния ничего больше не происходило. Его ждали с беспокойством, но уже не столь сильным, как прежде. Предполагалось, что в это время упыриха начнет выходить в город. Так оно и случилось. В первую же ночь она растерзала в Катиме шестнадцать человек. Это было лишь начало. На вторую ночь погибло тридцать, а на третью – свыше пятидесяти.

Для жителей домов, которые она посещала, не было спасения. Запертые на перекладины и железные засовы двери она вырывала вместе с косяками, разбивала стены и безошибочно находила даже самые хитроумные убежища. Наделенные силой Знаки и Охранительные Статуи превращались в ее присутствии в бесполезный мусор или рассыпались в серую пыль. Нарисованные мелом символы исчезали, стоило ей на них лишь глянуть.

Она часами бродила среди длинных теней по освещенным лунным светом улицам, под взглядом смотрящих на нее из укрытий сотен испуганных пар глаз, а вокруг слышался лишь пронзительный, тревожный вой собак, который утихал и замирал, стоило ей подойти ближе. Лошади в конюшнях, мимо которых она проходила, впадали в безумие, и утром их находили покалеченными или мертвыми, а иногда они даже загрызали друг друга. Более нежные и впечатлительные создания попросту расставались с жизнью, когда на них падала тень упырихи.

Неизвестно, что было причиной тому, что тот или иной дом привлекал ее внимание. Однако, если уж такое произошло, она подходила к дому – и мгновение спустя грохот ломаемых дверей заглушал визг дворняг. Более громкими и долгими были крики погибающих жильцов. Иногда слышался плач детей. Вскоре наступала зловещая тишина, и высокая фигура в черной длинной мантии снова появлялась в лучах серебристого света и не спеша продолжала свой путь в поисках очередного отмеченного судьбой дома. Ужас двигался за ней, словно шлейф ее посмертного платья.

На третью ночь кто-то, кого страх не лишил остатков рассудка, заметил, что ночные похождения упырихи начинаются и заканчиваются в королевском дворце. Оттуда она уходила и туда возвращалась. Весть об этом с быстротой молнии облетела Катиму. Утром многочисленная толпа собралась перед главными воротами дворца. К полудню там стоял уже весь город. Пока люди вели себя спокойно, но офицеры гвардии забеспокоились не на шутку. Силы гарнизона были слишком слабы, чтобы сдержать возможный штурм обезумевшей толпы, а тем более не могло быть и речи о том, чтобы заставить их уйти. Офицеры отправились к Редрену, чтобы убедить его вызвать подкрепление из близлежащей Деремы.

Монарх внимательно выслушал все доклады и предложения.

– И чего они хотят? – спросил он, когда гвардейцы закончили.

– Они знают, что королева прячется здесь, ваше величество…

Редрен поднял брови. Он уже раньше заметил, что с какого-то времени в его присутствии ее перестали называть «упырихой», говоря просто «королева». Это могло многое означать…

– …и требуют…

– Требуют?! – прервал король заместителя Ксина.

– Да, ваше величество, именно так заявили их главари. Бунт носится в воздухе, – добавил он.

– Городские советники и бургомистр тоже там?

– И они, и жрецы. Даже сам Беро.

– Ах так… – Король задумался. – Ну так чего они требуют? – Редрен сердито подчеркнул последнее слово. К такому он не привык.

– Убийства королевы, – последовал вынужденный ответ начальника стражи. Видно было, что произнести эти слова ему стоило немалого труда.

– Не вижу ничего удивительного, – пробормотал король себе под нос и посмотрел на своих подданных. Те, однако, были, похоже, чем-то удивлены… – Но… – громко сказал он, – их ведь больше всего интересует их собственная жизнь после захода солнца, не так ли?

– Наверняка, ваше величество, – поспешно согласились офицеры.

Редрен замолчал. На лице его отразилась напряженная внутренняя борьба.

– Хорошо, – наконец сказал он, – повесьте на воротах замка пергамент с королевскими подписью и печатью, на нем будет мое обещание, что никто больше не лишится жизни…

Офицеры удивленно переглянулись.

– Это первое, – его голос уже звучал твердо и решительно, – а во-вторых, двадцать отрядов легкой конницы из лагеря под Деремой должны стоять здесь еще до завтрашнего вечера, и, в-третьих, немедленно вызвать ко мне Родмина!

Король остался один. Он чувствовал себя намного более одиноким, чем когда-либо прежде. Заложив по старой привычке руки за спину, он начал расхаживать по комнате. Он чувствовал и знал, что в любой день его правление может закончиться. Офицеры гвардии, хотя и невольно, достаточно ясно дали ему это понять. Появился некто сильнее его, и ему готовы были подчиниться. Внешний вид, видимо, не имел никакого значения… точно так же, как и сам проигравший монарх…

Мало было таких, на кого он мог теперь рассчитывать. Ему не хватало Ксина, и он нетерпеливо ждал его возвращения. Он был уверен, что котолак сумел бы с ней справиться…

С ней… Он не мог уже подумать «с матерью» и тем более «с королевой». Для него она стала лишь отталкивающим чудовищем, а о своей вспышке гнева двухнедельной давности он вспоминал с крайним неудовольствием. Ему окончательно расхотелось играть в сыновнее уважение… После преступлений, совершенных ею в городе, он испытывал к ней исключительно отвращение, но не постыдился бы и ненависти. Неужели над его родом тяготело проклятие? Если бы только одно…

Все, что она до сих пор совершала, имело свою цель – он чувствовал это и видел, как она со всей жестокостью исполняла некий мрачный замысел. Он не понимал еще до конца его сути, но уже знал, что королева перед смертью, видимо, задумала нечто такое, что никому прежде не снилось даже в самых кошмарных снах… Его же, Редрена, ничто не сдерживало теперь от того, чтобы уничтожить этот замысел, и притом любой ценой. Давая слово народу, он положил на чашу весов собственную честь, готов был бросить туда же и деремскую конницу, только не против толпы… Чересчур уверенных в себе офицеров стражи мог ждать немалый сюрприз…

– Ваше королевское величество, прибыл его благородие Родмин, – прервал ход его мыслей голос лакея.

– Пусть войдет, – быстро сказал король. – Можешь ли ты, несмотря на понесенные тобой потери, вооружить хотя бы дюжину гвардейцев пиками с наконечниками из дамаста Йев? – с ходу спросил он, не дав магу времени на приветствие или поклон.

– Когда ваше величество желает их иметь? – ответил Родмин, удивленный нарушением этикета.

– Сегодня вечером.

– Да, могу. – Он слегка задумался.

– Превосходно, тогда возьмешь командование ими на себя, ждите упыриху в дворцовых садах, там, где ее видели в последний раз.

Приказ был ясен, но видно было, что Редрен хочет что-то еще сказать. Он стоял нерешительно, как будто колеблясь.

– Родмин, скажи мне, – не выдержал король, отбрасывая прочь все свое монаршее высокомерие. – Кем я, собственно, правил эти пятнадцать лет? Я думал, что людьми…

Маг поднял взгляд и быстро посмотрел на короля: с лица монарха, казалось, упала маска аристократической скуки, открыв лицо смертельно уставшего человека…

Никто из суминорцев до сих пор не видел своего властелина в столь жалком состоянии. Родмин молчал, ожидая, что будет дальше.

– Я знал, мало того, что знал, сам ведь при необходимости этим пользовался… Продажная стая! Ради власти, золота и шлюх они готовы меня ночью в одном мешке с королевой в ров спустить. Впрочем, это мне никогда не мешало, в конце концов королевский двор не обитель кастрированных монахов. Мне эта игра знакома, сам любил в нее играть, но всегда полагал, что всему есть какие-то границы! Ладно, если бы меня когда-нибудь отравили. Что ж, сам виноват, значит, не хватило прозорливости. Посадят сюда какого-нибудь коронованного мясника из Кара, потому что он даст им больше золота, – тоже ничего не поделаешь, в конце концов это такой же человек, как и другие, ну или почти. Но упыриху?! Проклятие! Кто же они такие, если даже это им все равно? Говори!

– Каждый может стать упырихой или вампиром, ваше величество, так уж повелось, и словами здесь ничем не поможешь, – коротко ответил Родмин. – Законы Онно нерушимы, а жизнь при дворе им благоприятствует… – спокойно добавил он.

Редрен замолчал, словно от удара обухом по голове. Впервые до него дошло, что для того, чтобы уничтожить чудовищ, недостаточно их только убивать…

– Иди и делай, как я сказал, – отозвался он после долгого молчания.

Родмин поклонился и скрылся за дверью.

– Спасибо за науку, – прошептал монарх, глядя ему вслед.

В этот день он не хотел больше никого видеть и ни с кем разговаривать. Он провел много часов, беспрестанно всматриваясь в зеркало. Мрачное настроение не покидало его до вечера, а когда наступили сумерки, он приказал подать ему кубок усыпляющего отвара из трав. Ему хотелось спокойно проспать эту ночь и утром проснуться без забот – или не проснуться вообще…

Слуги сняли с него одежду и быстро приготовили постель. Он лег, а вокруг, как обычно, встали вооруженные стражники. Сон пришел почти сразу – спокойный и крепкий.

Отвратительное кваканье ворвалось в мир лениво плывущих сновидений, разбив его в бурую пыль. Еще не до конца проснувшись, он лежал, не открывая глаз, а до его отуманенного разума медленно, словно издали, с большими промежутками, доносились отдельные вопли, крики, звуки ударов, треск ломающегося дерева. Он невольно прислушался, и тогда звуки явно ускорились, следуя один за другим уже почти непрерывно и словно приближаясь к нему.

– Кажется, драка, – наконец понял он и тотчас же полностью проснулся…

Шум и лязг обрушились на него со всех сторон. Замедленная карусель событий обрела нормальный темп. Редрен открыл глаза: он находился в самом центре циклона – упыриха свирепствовала в спальне! Половина охранявших его гвардейцев валялись на полу, словно драные лохмотья, а остальные отчаянно атаковали упыриху, пытаясь пригвоздить ее пиками к стене.

Они сражались бесстрашно, без какого-либо уважения к сверхъестественной твари. Видна была школа Ксина, но, несмотря на это, они не в состоянии были противостоять скорости и силе упырихи и гибли один за другим под ударами окровавленных когтей. Однако и она не оставалась безнаказанной. Изящные стальные наконечники уже несколько раз с хрустом погружались в ее высохшее туловище. Однако каждый раз она ломала торчащие из нее древки, словно палочки, и снова, ощетинившись обломками пик, пускалась в убийственный танец, сея смерть направо и налево.

Кто-то швырнул в нее факел. Он попал, но пламя не охватило обрызганного кровью платья.

В дверях спальни неожиданно столпилась прибежавшая из сада дружина Родмина. Они молниеносно выстроились в две шеренги и, топча трупы, двинулись вперед, загоняя упыриху в угол. Острия Йев словно толкали ее туда одним своим блеском. Уцелевшие гвардейцы с новым энтузиазмом присоединились к прибывшим.

Судьба упырихи, казалось, была решена. Окруженная у стены, она какое-то мгновение словно ждала гибели и, когда она была уже почти у них в руках, вдруг рванулась в отчаянную атаку и, нырнув под рядами пик, налетела прямо на людей. Крик, стоны, суматоха. Сомкнутый строй превратился в беспомощную свалку. Могучие удары когтей разбросал всех в стороны.

Упыриха двинулась в сторону сидевшего на постели короля. Четверо гвардейцев тотчас же бросились к нему, прикрыв Редрена собственными телами. Их доспехи едва не поломали ему ребер.

Солдат из группы Родмина, один из тех немногих, кто еще держался на ногах, подскочил и ударил пикой повернувшуюся к нему спиной упыриху. Магический дамаст до конца вошел в спину королевы…

Она не издала ни звука, так же как и все это время, лишь судорожно дернулась вперед…

Стон изумления и ужаса пронесся по комнате – острие само вышло из ее тела! Подвело самое совершенное оружие против нечисти! Наконечник не развернулся в ее теле шипастым кустом, лишь распух и сморщился, словно краска на мокрой доске.

Теперь они были беззащитны.

Уже никем не удерживаемая, она подошла к ложу и, сбросив лежавших на нем гвардейцев, выволокла из постели Редрена.

«Прикажи им прекратить!», возникла мысль в голове короля. Казалось, в его мозгу копаются чьи-то липкие пальцы.

– Сложить оружие! – К горлу подкатила тошнота.

Солдаты послушно, хотя и с неохотой, положили пики на пол и отошли к стенам.

«Пусть уйдут, а маг пусть останется».

Редрен задрожал от отвращения и упал бы, если бы не державшие его когти.

– Выйдите! Родмин, ты останься, – приказал он, превозмогая комок в горле.

Она отпустила его, когда маг закрыл дверь за последним гвардейцем. Уходя, они унесли раненых. Король и маг остались наедине с трупами и упырихой. Редрен, пошатываясь, подошел к ложу и тяжело сел.

Легким движением когтей она дала знак Родмину. Тот подошел к ней, вытирая кровь со лба.

Королева выпрямилась и скрестила руки на груди. Гримаса отвращения промелькнула на лице мага.

– Я должен передать ее волю, – обратился он к Редрену. – Она заметила, что я легче, чем ты, господин, переношу соприкосновение разумов…

Он на мгновение замолчал, а король посмотрел на него более осмысленно.

– Людей в городе она убивала для острастки. Если ты не будешь послушен, господин, и не выполнишь ее приказов, она растерзает столько твоих подданных, что доведенный до отчаяния народ свергнет тебя с трона. Жители Катимы с этого момента являются заложниками. – Родмин говорил медленно и спокойно. – Ей хватает энергии, и ей незачем больше охотиться, но остановится ли она – зависит только от тебя, господин. Теперь она спрашивает, согласен ли ты на ее условия?

Редрен долго, с бессильной яростью смотрел на упыриху.

– Твой ответ должен быть только «да» или «нет», – добавил маг.

Униженный монарх вскочил, словно намереваясь наброситься на нее с кулаками.

– Она не боится толпы, обыскивающей дворец, и считает, что днем никто не может ее найти. Она хочет быстрого ответа.

Редрен, полуприкрыв глаза, всматривался в стоящую у стены окровавленную мумию. Она тоже разглядывала его, но в отличие от него, смотрела с надменным и ледяным превосходством. Король не в силах был вынести этого взгляда…

– Хорошо… я согласен… – с трудом выдавил он.

– Пока ты будешь править от ее имени, господин.

Завтра ты объявишь о запрете занятий магией, а другие распоряжения получишь позже.

Упыриха направилась к двери.

– Стой, погоди, – крикнул Редрен, – что ты собираешься сделать? Что ты сделала с похищенными?

Она остановилась и повернулась. Родмин снова заговорил:

– С этого момента, господин, мы должны обращаться к ней со словами: Великая Мать.

Король скривился, словно ему плюнули в лицо.

– Похищенные – это избранники, которым через семь лет будет оказана честь служить ей одними из первых. Сейчас же они в безопасности, пока их никчемные трупы превращаются в тела сверхсуществ…

Редрен слушал, остолбенев и широко раскрыв глаза.

– Государство вампиров и упырих?.. – сдавленно прошептал он.

– Да, господин, я передаю все дословно, – ответил Родмин. – Великая Мать считает, что не должно быть так, что сверхсущества прячутся в норах и лесах, а жалкие недоделанные людишки преследуют их и истребляют. Пора положить этому конец. Великая Мать хочет создать новые законы, по которым наградой за заслуги при жизни будет право жизни после смерти…

– Хватит, достаточно! – Редрен закрыл лицо руками.

Упыриха медленно и торжественно двинулась к выходу. Кто-то, видимо, подслушивал под дверью, поскольку ей услужливо открыли. Она вышла в коридор, и столпившиеся там солдаты поспешно расступились, образовав две шеренги. Когда она оказалась между ними, раздалась подобострастная команда:

– На караул!

Раздался быстрый металлический лязг оружия. Гвардия отдавала честь…

ИСТРЕБИТЕЛИ

– Ксин, нет! – отчаянный крик и исступленный грохот кулаками в дверь.

Котолак застыл, не довершив намеченного, – это был голос Ханти!

– Ксин, открой, пожалуйста!

Он ошеломленно переводил взгляд с клинка поднятого стилета на дверь и обратно.

– О! Ксин, Ксин… – Голос звучал все жалобнее и тише.

Стряхнув оцепенение, он положил оружие, встал и, поколебавшись, открыл.

– Ты жив… – с облегчением прошептала Ханти, бросаясь ему на шею.

Она чуть не опрокинула его – у него подкашивались ноги.

– Слушай, это не ты, не ты, я была здесь ночью, с тобой, ты спал, я приехала за тобой, только Мара знала, я не верила, я должна была проверить, я боялась. Дарон ничего не знает, я ему не верила, не могла в Самни, – беспорядочно говорила она, пытаясь высказать все сразу. – Я хотела быть с…

Он поцелуем закрыл ей уста.

Крепко прижимаясь к ее губам, он пил ее, словно хотел выпить из нее душу.

– О… – Она обмякла у него в объятиях.

Он отпустил ее, давая ей вздохнуть. Уставившиеся на него затуманенные глаза вновь обрели прежний блеск.

Он запер дверь и, проведя жену в глубь комнаты, усадил на стол.

– Говори теперь медленно и все по порядку, – сказал он, пытаясь придать голосу спокойный тон.

– Никто ничего не мог объяснить, Родмин постоянно от меня отмахивался, а я так за тебя боялась. Тогда я попросила разрешения на отъезд и поехала следом за тобой. Я здесь со вчерашнего утра. В городе все рассказывали о тебе страшные вещи, а я им ничуточки не верила, взаправду, ты мне веришь?

– Конечно, Ханти, продолжай.

– Я остановилась на постоялом дворе возле замка отправила оттуда посыльного к Маре, только ей я доверяла. Она пришла ко мне и рассказала обо всем, что здесь происходило. И о тех убитых, и о шансе, который дал тебе Дарон. Тогда я решила, что сегодня ночью буду с тобой…

– А если бы я с тобой что-нибудь сделал… – он не осмелился произнести слово «убил».

– Это не важно, – она быстро тряхнула головой, – я все равно не смогла бы жить… но ведь я не верила. И я была здесь, а ты все время спал, очень крепко, и ничто не могло тебя разбудить.

– Как ты вошла? – Он посмотрел на дверь.

– Отодвинула засов изогнутой проволокой, то же самое – и когда уходила…

– Ах, так… – Он глубоко задумался. – Значит, я спал?..

– Да, только как-то странно, как никогда раньше, у тебя ведь очень чуткий сон после Превращения.

– Кто знал, что ты здесь была? – спросил он, расхаживая от стены к стене.

– Мара и больше никто.

Он уже почти на нее не смотрел.

– Когда ты вернулся в человеческий облик, я пошла поспать в комнату, в которой спрятала меня Мара. Я радовалась, что все хорошо. А потом она разбудила меня и сказала, что погиб третий и что Дарон думает, будто это ты… Я сразу же прибежала. Остальное ты знаешь, – она чуть улыбнулась.

Ксин поднял с пола стилет, завернул его и убрал. Потом присел на табурет, глядя на Ханти непроницаемым взглядом. Наступила тишина.

Из коридора донеслись поспешные шаги нескольких человек. Кто-то без стука толкнул дверь. На пороге стояли Дарон, Аллиро и Мара.

– Слава Рэху… – прошептал Дарон, глядя на Ксина и Ханти.

– Господин, прости старого дурака! – Аллиро припал к коленям своего командира. – Я думал…

Ксин наклонился и быстро поднял его на ноги.

– Можешь не просить прощения, я думал то же самое, что и ты…

– Господин… – в глазах отважного солдата появились слезы, – я скорее себе правую руку отрублю, чем снова усомнюсь в твоей правоте! – возбужденно воскликнул он.

– Хорошо, хорошо. – Он мягко отодвинул его от себя. – Кто-нибудь еще, кроме вас, знает правду?

Мара отрицательно покачала головой.

– Никто, я сказала только им двоим.

– Умно поступила, – похвалил ее Ксин.

– И что теперь? – деловито спросил Дарон.

– Может быть, сначала сядем? – Котолак широким жестом показал им на кресла.

К нему явно возвращались прежнее спокойствие и уверенность в себе. Он с трудом сдерживал облегчение и радость. Ханти не только спасла ему жизнь. Она еще вернула ему веру в себя, стерла чудовищное пятно, которое тяжелее было вынести, нежели самые страшные пытки. Он снова имел право мыслить и рассуждать…

Способность сохранять дневные мысли и чувства во время полнолуния являлась единственным источником, из которого он мог черпать внутреннюю силу и осознание того, что его существование имеет смысл. Он, Ксин, – получеловек, полузверь, полудемон. Он был всем понемногу. Он должен был иметь свой собственный свод законов. В нем не было места слабости, он не мог себе ее простить, а для поступка, который, как он полагал, он совершил, не существовало оправданий. Истребитель убивает причиняющее вред людям чудовище, и именно это собирался сделать Ксин, когда пришла Ханти.

Дарон нетерпеливо нарушил задумчивую тишину.

– Раз это не ты, – начал он, – нужно найти того, другого.

– Нет здесь другого котолака! Если бы было так, как ты говоришь, он не забрался бы ночью в эту комнату лишь затем, чтобы оставить царапины на подоконнике и дверях.

– Значит, наверняка какой-нибудь помощники.

– Снова заговор?! – вмешалась Мара.

– Наверняка, – подтвердил Ксин, – и кто-то из ваших слуг явно принимал в этом участие… Смотрите: меня валило с ног каждый раз сразу же после Превращения… Есть только одно снадобье, которое дает подобный эффект, – кошачья мята. Видимо, ее добавляли мне в еду или питье!

– Наверняка они делали так, чтобы ты не мог его почуять, – продолжал стоять на своем Дарон.

– Чушь! – разозлился котолак. – Чтобы я поверил в свои несуществующие преступления! Я должен был погибнуть от собственной руки, видимо, таков был план, а царапины ведь – прекрасное доказательство, ты сам в него поверил.

– Так же как и ты… – Дарон скрыл замешательство. – И все-таки получается по-моему, – быстро добавил он, – они позаботились о том, чтобы ты крепко спал, поцарапали что надо, потом привели другого, а впрочем, вспомни, что ты сам говорил, увидев первый труп…

– Но кто это сделал?! О ком вы говорите?! – не выдержала Ханти.

– Естественно, не кто иной, как наши любимые истребители, – язвительно ответил Ксин, – помнишь, какими прекрасными они оказались ясновидцами? – он посмотрел на Дарона. – Только доказательств нам нужно побольше…

– В конечном счете, это мог бы быть и я… – отозвался тот.

– Не обижайся, дорогой мой, но для тебя это чересчур запуганная интрига… – оборвала его Мара.

Карие глаза ее мужа зловеще блеснули.

– Проблема в том, как их добыть, – продолжал котолак, – надо бы их… – Он неожиданно задумался. – Слушай… – обратился он к Дарону, – я хотел бы увидеть тела двух последних убитых.

– Можешь увидеть только сегодняшнего, – последовал ответ, – тех уже похоронили, но будь уверен, выглядели они точно так же, как и тот, первый… – он с отвращением скривился при одном лишь воспоминании.

– Возможно… – Ксин встал и потянулся к висевшему на колышке плащу. Надев его, он надвинул капюшон так, чтобы полностью закрыть лицо.

– Аллиро… – повернулся он к молчавшему до сих пор сотнику.

– Слушаю, господин! – Тот вытянулся в струнку.

– Расскажешь обо всем нашим. Приготовьтесь и ждите моего знака. Иди.

– Слушаюсь, господин. – Сотник поклонился и исчез за дверью.

– Идем, – повернулся Ксин к остальным.

– Но женщины пусть лучше пойдут к себе. – Дарон кивком показал направление.

– Хорошо, – кивнула Мара и увела Ханти.

Дарон и котолак спустились в подземелья замка и вскоре уже стояли перед входом в небольшой зал, где обычно готовили к погребению умерших. Дарон отослал охранявшего помещение стражника, приказав ему немедленно вызвать управляющего Зерена.

Уже обмытое тело лежало на сколоченном из неструганых досок столе. Готовый гроб ждал у стены, а на его крышке лежал подготовленный для заворачивания тела саван. Труп был обнажен, единственное покрывавшее его полотно было наброшено выше плеч, а вырисовывавшиеся под ним очертания ничем не напоминали лица, даже обычной округлости головы…

Ксин подошел ближе; торс, руки и бедра покрывали десятки глубоких ран разной величины и формы. Раны на животе были зашиты, чтобы не вывалились внутренности. Другие, широко открытые, позволяли увидеть разодранные мышцы и местами обнажившиеся кости.

Котолак задумчиво смотрел на тело, потирая подбородок.

– Приходилось когда-нибудь уже видеть таких? – спросил Дарон.

– Да, несколько раз, – ответил Ксин.

– И ты все еще хочешь сказать, что это не…

– Вроде бы все сходится, – проговорил котолак, – вот только… слишком уж сходится, понимаешь? – с нажимом добавил он.

– Нет…

Ксин махнул рукой и, решительно засучив рукава, начал тщательно обследовать раны, одну за другой. Безо всякого отвращения он засовывал в них пальцы, ощупывал с краев и внутри. Вскоре Дарон уже не мог на все это смотреть.

– И чего ты там ищешь?! – раздраженно фыркнул он, повернувшись к Ксину спиной.

– Еще не знаю… – пробормотал Ксин, не прерывая осмотра, – но…

На пороге появился управляющий.

– О, хорошо, что ты здесь! – воскликнул Дарон, не обращая внимания на ошеломленный вид своего помощника.

– Но… – простонал тот, многозначительно глядя на склонившегося над мертвецом Ксина. Котолак даже на него не обернулся.

– Молчи и внимательно слушай, – остановил его Дарон и коротко обо всем рассказал. Глаза управляющего расширились от изумления.

– Быстро! Дайте какие-нибудь щипцы! – возглас Ксина прервал объяснения Дарона. Оба поспешно подошли к нему.

– Что?..

– Здесь что-то есть… – Обе руки Ксина были погружены в открытую рану в левом плече. – Застряло в кости, пальцами не вытащить.

– На что похоже? – заинтересовался Зерен.

– Как будто наконечник стрелы… – пробормотал котолак. – Где щипцы?!

– Шевелись! – нетерпеливо прошипел Дарон.

Управляющий выбежал из комнаты, а Ксин продолжал копаться в рваной ране.

– Это, похоже, все-таки не стрела… – проговорил он чуть позже, – оно изогнутое…

Дарон напряженно смотрел на его руки. Несмотря на самое искреннее желание, он не мог разглядеть в красно-сизой массе ничего особенного.

Ожидание тянулось раздражающе медленно.

Наконец открылась дверь, и в зал ворвался Зерен, размахивая пыточными клещами.

– Не мог у плотников одолжить?! – прикрикнул на него Дарон.

– До камеры пыток ближе было… – оправдывался управляющий.

– Давай! – Ксин вырвал у него инструмент и безуспешно попытался засунуть его в рану.

– Стилет есть? – обратился он к Дарону.

– Есть. – Тот потянулся к поясу.

– Перережь здесь, – показал Ксин, – вот так, а теперь приподними ключицу… спасибо… – Он ловко орудовал клещами. – Есть!

Он резко потянул, и в сжатых клещах появился продолговатый остроконечный предмет.

– Зуб котолака! – воскликнул Дарон.

Ксин поднес добычу к глазам…

– С каких это пор у котолаков железные зубы? – язвительно спросил он.

Дарон выхватил у него клык и тщательно оглядел.

– В самом деле… – выдохнул он.

Они долго молча передавали его из рук в руки.

Лязг оружия, шелест одежд и шаги многих людей раздались на лестнице, ведшей в выделенные истребителям комнаты. Впереди шел Ксин в окружении своих гвардейцев, за ними Дарон с Зереном и полутора десятками дружинников. Процессию замыкали двое одетых в черное урядников и судебный писарь с рулоном бумаг под мышкой, пучком перьев и чернильницей в руках.

– Открывайте, падаль! – Дверные доски задрожали от могучих пинков Ксина.

Щелкнул засов, и в возникшей щели появилось лицо одного из истребителей.

– Чего… – слова застряли у него в горле, когда он узнал Ксина.

– Впусти, у меня дело к Берту…

Тот презрительно скривился.

– Брат Берт не привык беседовать с такими… – Он многозначительно посмотрел на Ксина. – Проваливай, ублюдок! – он попытался захлопнуть дверь.

– Милан… – коротко бросил Ксин.

Дюжий, словно медведь, гвардеец вырвался вперед и быстрым толчком обеих рук проложил дорогу командиру. Истребитель, будто из катапульты, вылетел на середину комнаты, и, прежде чем он успел обрести равновесие, Милан со всей силы ударил его в лицо. Тот зашатался, но солдат не дал ему упасть.

Он молниеносно схватил истребителя за одежду, притянул к себе и, держа за воротник, нанес два быстрых удара открытой ладонью наотмашь и снова поставил его перед Ксином.

– Где Берт? – последовал вопрос.

Тот не мог говорить, кровь из разбитого носа и губ обильно струилась по подбородку. Дрожащей рукой он показал на соседнюю дверь.

Котолак многозначительно кивнул, и Милан, отшвырнув истребителя, будто мешок, к стене, с разбегу прыгнул на дверь. Треск ломающихся петель смешался с поспешным топотом вбежавших за Ксином солдат.

– Обыскать все! Проверить каждый угол! – распорядился Дарон.

Он остановился возле кузена.

– Входим? – показал он на комнату Берта.

Котолак молча кивнул.

Глава истребителей как раз поднимался с пола, потирая челюсть. Милан стоял над ним, чуть расставив ноги, и готовился нанести новый удар.

– Хватит, отойди, – удержал его Ксин.

Гвардеец отступил в сторону. Берт встал, цепляясь за стену, и тяжело оперся о нее.

– Чего вам надо? – с ненавистью прохрипел он.

– В замке по ночам охотится какая-то новая тварь, – медленно проговорил Дарон. – Раны наносит такие же, как котолак, но клыки у нее стальные. Мы решили, что вы наверняка что-то об этом знаете…

– С чего бы это?! – в голосе Берта явно почувствовались беспокойные нотки.

– Об этом мы сейчас узнаем. Будь терпелив, – Дарона переполняло некое ледяное сладострастие, от которого вставали дыбом волосы на затылке.

Ксин молча смотрел на Берта, не отрывая от него взгляда.

В комнату с достоинством вошли оба судьи и писарь. Последний беззаботно сбросил со стола лежавшие там предметы и начал раскладывать на нем собственные орудия труда.

– Господин, мы нашли! – внезапно крикнул вбежавший дружинник. В руках у него было нечто, что он сразу же отдал Дарону.

– Ну вот, пожалуйста… – пробормотал Дарон, показывая всем таинственный предмет. Это была сделанная из железа имитация когтей, насаженная на не слишком длинный деревянный черенок, дополнительно утяжеленный свинцовым покрытием.

– Что-то не похоже это на гребень… – он повернулся к Берту, – на чесалку для спины тоже… единственное, что можно этим сделать, – основательно пораниться. О! Тут даже, как я вижу, кровь есть… – Он положил когтистое орудие возле бумаг писаря, который уже довольно долго скрипел пером по первой из страниц.

Вскоре другой солдат принес подобное же орудие. Оно отличалось от предыдущего только тем, что ряд из четырех стальных крючьев был загнут в противоположную сторону, то есть влево.

Лицо истребителя приобрело пепельный цвет.

– Хватит искать, уже не нужно! – послышался решительный голос Зерена, а мгновение спустя появился он сам, держа в руках какое-то странное устройство.

Берт судорожно сглотнул слюну.

– Ну, вот и все, – сообщил управляющий, – это пасть нашей твари. – Он искоса посмотрел на стоявшего у стены.

Он медленно и тщательно продемонстрировал работу устройства: когда он двигал двумя рычагами, пара стальных челюстей – точная копия пасти котолака – открывалась и закрывалась с металлическим лязгом.

– Хорошо смазано, – заметил он, – ничуть не скрипит! Вот только одного зуба недостает… – добавил он.

Ксин раскрыл сжатый кулак.

– Не этого ли? – Он протянул руку.

Зерен примерил.

– Сидит как влитой…

В следующее мгновение раздался тихий протяжный звон. Котолак извлек меч и не спеша подошел к Берту. Острие клинка коснулось основания гортани истребителя.

– И это тебя прислали, чтобы ты защищал людей от творений Онно…

– Не осмелишься… – тот не сводил глаз с блестящей полосы стали, холод которой ощущал на горле.

– Почему?.. – спросил котолак. – Я всегда убиваю чудовищ…

– Человечность, твоя величайшая гордость, тебе не позволит!

Рука Ксина совершила плавное движение вперед.

– Ошибаешься, Берт, ведь я не человек… Не для тебя.

В выпученных до предела глазах истребителя, прежде чем те погасли, мелькнуло выражение ужаса. Он понял…

Тонкая струйка крови вытекла из уголка застывшего в смертельной гримасе рта. Вторая, пошире, потекла по канавке вдоль клинка.

Котолак шагнул назад и опустил поднятый меч, а тело Берта с грохотом рухнуло на каменный пол.

– Ты отобрал хлеб у палача, – сухо заметил Дарон.

– Нет, – возразил Ксин, – это работа не палача, но истребителя, – с нажимом сказал он.

Взяв у писаря чистый лист, он вытер им окровавленный клинок.

– Осталось еще пятнадцать, – напомнил Зерен.

– Выясните, сколь велико участие каждого из них, – обратился Дарон к судьям, – и прикажите шкуру живьем сдирать, если говорить не захотят.

– Скажите, уважаемый, каков должен быть приговор? – спросил один из судей.

Дарон задумался.

– Тех, что собственноручно участвовали в убийстве наших, – на кол. Тех, кто помогал как-то иначе, – повесить, а тем, кто только знал, но не донес, если таковые будут, по две сотни палок и вон из города, – закончил он и посмотрел на Ксина. – Идем, здесь нам больше делать нечего.

Выходя, они прошли через первую комнату, в которой ждали под стражей своей очереди связанные истребители. Ксин молча прошел мимо. Дарон тоже ничего не сказал, лишь на мгновение остановился, посмотрел на них и сплюнул.

Оба кузена расстались сразу же за порогом. Ксин вернулся к себе.

– Все закончилось? – спросила Ханти, вставая ему навстречу.

– Для нас – да, но для некоторых этот день еще только начинается… – сказал он, обнимая ее за талию, и склонился к ней. – Устал я… – добавил он.

– Месть – тяжкое дело, правда? – Она отступила, чтобы посмотреть ему в глаза. – Я знаю, ты его убил…

– Не из мести, – возразил Ксин, – вчера я решил, что уничтожу эту тварь. Вот только тогда я думал о себе…

– Понимаю. Значит, у тебя не было причин для пощады…

– Да.

Он взъерошил пальцами ее волосы.

– Хватит об этом, я хочу забыть. Все кончено.

Он немного помолчал.

– Знаешь, мне тебя так не хватало все эти недели…

– И мне… но, погоди… – она ловко увернулась, – ты ведь что-то говорил насчет того, что устал?

– Но не настолько, .. – он догнал ее одним прыжком, – от меня не сбежишь!

– Вовсе не собираюсь. – Она забросила руки ему на шею.

Одной рукой он невольно погладил ее бедро.

– Что это?.. – Удивленный, он еще раз коснулся платья. – У тебя под ним ничего нет?

– А что, надо? Как раз сейчас… – Она прижалась к нему всем телом.

– Ах ты… – Он толкнул ее на сундук с бельем.

– Что – я?.. – Ее ресницы жалобно затрепетала.

Она медленно приподнимала платье: ступни, лодыжки, колени, бедра, выше… Мгновение он смотрел на нее словно зачарованный и вдруг прыгнул к ней с тигриным блеском в глазах.

Она сразу же присела на сундук и быстро подняла ноги, опираясь пятками о край. Она уже была готова, ждала его…

– Вхо-о-ди… – продышала она ему в лицо, – скорее…

Он протянул к ней руку, другой возясь с застежками плаща. Она задрожала, шипя как от ожога. Желание затмило разум, словно кувшин крепкого вина. Он отчаянно ласкал ее, одновременно возясь с упрямой пряжкой на поясе. Наконец она расстегнулась – он был свободен! Ханти напряглась, чтобы его принять… и тогда…

Стук кулаками в дверь сковал льдом разгоряченную кровь в жилах.

– Господин, откройте! – орал какой-то слуга.

– Что там такое?! – рявкнул Ксин, готовый совершить уже второе за этот день убийство.

– Пирийцы через реку перешли, деревни жгут, людей режут. Хозяин приказал всем, кто может сражаться, садиться в седло.

– Передай, что я сейчас приду! – крикнул в ответ котолак, поправляя одежду.

– Ксин… – послышался жалобный голос, – а я?..

– Помоги доспехи надеть!

– Что?! – Она вскочила на ноги. – Со мной ты уже не считаешься?

– Женщина… – раздраженно сказал он, вытаскивая панцирь, – сейчас не время!

– Нет, так нет! – рассерженно крикнула Ханти, выбегая из комнаты.

Грохнуло, аж задрожали стены.

– А, чтоб тебя… – Он не закончил фразу, вынужденный придержать какой-то ремень зубами.

Во всем замке царила лихорадочная суматоха. Готовили оружие, надевали кольчуги и седлали коней. В корчме же заткнули все бочки, а корчмарь с помощниками принялись молниеносно приводить в чувство тех солдат, кто был неспособен подняться. В ход пошли смазанные маслом перышки и ушаты с водой…

ДЕТИ ОННО

Солнце уже несколько часов назад покинуло зенит и не спеша, торжественно, опускалось к серой линии горизонта. Еще не стемнело, но тени значительно удлинились, далеко опережая отбрасывавших их всадников, которые, подобно серо-стальной, меняющей форму туче, мчались по зеленой степи. Трое других приближались к ним с противоположной стороны. Вскоре они встретились, и новоприбывшие собрались вокруг возглавлявшего войско Дарона.

– Они в двух милях отсюда! – крикнул один из разведчиков.

– Их сотни четыре, – добавил второй.

– В самый раз для нас… – пробормотал Дарон, – Присоединяйтесь.

– Это еще полбеды, – обратился он к ехавшему рядом Ксину. – От пирийцев всего можно ожидать. Иногда их трое, а иногда – тридцать тысяч. Одному дьяволу известно, когда и что им в башку ударит!

– Какую выбираешь тактику? – спросил котолак.

– Э, да что там, – Дарон махнул рукой, – тактика! Умное слово из рыцарской школы… Здесь, Ксин, провинция, и никто из них, – он широким жестом обвел свое войско, – ни о чем таком не слышал. С тех пор как пирийский легион перебрался в Кемр, никто уже в боевые порядки не играет, лезут толпой на толпу, и лучшие остаются в живых – вот и вся философия.

– Мне еще так сражаться не приходилось, – заметил Ксин.

– Да, это не ронийские наемники на службе Кара… Вот это были противники! – мечтательно проговорил Дарон. – Ты был под Иинтой через месяц после истории с островитянами? Когда Ормед думал, что мы слишком ослаблены?

– И там, и под Радвой, и всю нандейскую кампанию, – ответил Ксин.

– Но Иинта… там мы им показали по-настоящему…

– Не сказал бы, что мне пришлось тогда применить свои силы. Почти всю битву я простоял с руками за спиной.

– Ты был в охране Редрена?

– Именно, – кивнул Ксин, – только один раз, казалось, начинается что-то интересное, когда Адмис, обходя слева, бросил прямо на нас легкую ледейскую конницу, но ничего из этого не вышло, лучники их разогнали. Мы двинулись лишь тогда, когда карийцы уже бежали сломя голову.

– Это моя работа! – воскликнул Дарон. – Я как раз там был, командовал когортой во время последней атаки. Три тысячи панцирной конницы… Понимаешь, какая это мощь? Пять линий ронийской пехоты смело в мгновение ока!

– Видел, а как же! – уважительно сказал Ксин. – Вы их так в песок втоптали, что даже могил потом копать не пришлось, хватило землей сверху присыпать…

– Да, это была битва каких мало… – мечтательно про говорил Дарон. – Да что там! – внезапно воскликнул он, ударив кулаком по железному набедреннику. – Устроим пирийцам небольшую Иинту, что скажешь?

– Ты же сам говорил… – удивился Ксин, – что они строя не удержат?

– Здесь человек пятьдесят из тех, что были там со мной, да еще и твои. Расставим их вдоль всей линии, а остальные будут их прикрывать.

– Может быть

– Ну, тогда… – Он поднял руку. – Стоять! Всем стоять! Стоять, я сказал!

Раздались громкие крики.

Оба натянули поводья и свернули в противоположные стороны, преграждая путь остальным. Беспорядочно двигавшаяся толпа в конце концов замедлила ход и остановилась.

– Выстроиться в две шеренги, голова к голове, ну! – надрывался Дарон.

Солдаты, удивленно переглядываясь, начали неуклюже исполнять команду. Видя, что происходит, Дарон и Ксин ворвались в толпу и, ругаясь на чем свет стоит, принялись наводить порядок. Более опытные солдаты вместе с гвардейцами Ксина тотчас же пришли им на помощь. Вскоре воцарилась всеобщая суматошная толкотня, а над толпой носились приказы, яростные ругательства и ржание лошадей. Казалось, план Дарона потерпел полную неудачу, однако в конце концов удалось выстроить отряд в две более или менее ровные линии.

– Ну что ж, неплохо. – Дарон посмотрел на свою небольшую армию.

– До тех пор, пока они не тронутся с места, – охладил его пыл Ксин, – ни люди, ни животные к таким забавам не приучены…

– Ничего не поделаешь, пусть будет что будет! – Дарон неторопливо махнул рукой.

Ряд всадников зашевелился и начал двигаться вперед.

– Медленнее! Следите друг за другом!

Ксин и Дарон носились туда и обратно, сдерживая или подгоняя недисциплинированных воинов.

Они преодолели таким образом шагов пятьсот, и строй все еще держался, даже несколько выровнялся. Лошади начали идти увереннее. Движение несколько ускорилось, и вдруг от правого фланга оторвались трое растерявшихся всадников. Дарон помчался туда синий от ярости, после чего, громко объяснив им все мрачные последствия их неправомерного поступка, сразу же загнал их на место.

– Перед атакой придется следить за обоими флангами, – сказал он Ксину, когда они снова встретились.

– Да, – согласился котолак, – там легче всего потеряться.

Они выехали далеко вперед и внимательно осмотрели свое творение.

– Не стоит и мечтать, что они сумеют удержаться в строю хотя бы на мгновение после первой стычки, – сказал Дарон, – но если они хотя бы ударят так, как сейчас стоят, тоже будет неплохо…

– Строй – это не беспорядочная толпа, – признал его правоту Ксин, – своя сила в нем есть, а неуправляемую орду он раздавит, словно кулак нос, – он слегка усмехнулся, – если, конечно, противники раньше не разбегутся… – с сомнением добавил он.

Дарон посмотрел вдаль.

– Сейчас будет их видно, – пробормотал он. – Ты знаешь, что недавно они научились ковать железо? Пока что у них это плохо получается – оружие постоянно то слишком мягкое, то слишком хрупкое. Потом, однако, кто знает… Два, три года… я предпочел бы, чтобы меня здесь уже не было. Напомни о том королю… – Он искоса посмотрел на Ксина.

– Не забуду, – обещал котолак.

– Чтобы, однако, они не научились этому слишком рано, я приказал всем кузнецам поселиться в городах, – продолжал Дарон, – так что из деревень они никого уже не похитят. Крестьяне меня за это проклинают на чем свет стоит, потому что…

– Что это? – неожиданно прервал его Ксин, показывая направо.

Далеко в стороне, чуть позади за идущим войском, появлялись и исчезали в высокой траве какие-то бегущие тени. Их было довольно много. Ксин и Дарон свернули, чтобы приглядеться получше.

– А, это… волки, одичавшие собаки и прочее зверье, – пояснил Дарон. – Они уже давно знают, что там, куда идут солдаты, можно найти кое-что съестное. Сегодня вечером их тоже ждет отменный ужин. Здесь, на пограничье, ночи после сражений всегда принадлежали им…

Ксин напряг зрение: среди зверей мелькала какая-то другая тень… Что-то привлекло к ней его внимание. Он узнал очертания человека и в то же мгновение осознал, какое именно ощущение он испытывал уже некоторое время.

– Да ведь там волколак! – изумленно воскликнул он.

– Вполне возможно, – согласился Дарон, – эти степи, похоже единственное место во всем Суминоре, где никто их не преследует. Я думал, что ты об этом уже слышал. Если рядом такая бестия – можешь быть уверен, ни один раненый пириец к своим не вернется… Как видишь, у нас есть разные способы отбить у них охоту к набегам. Когда-то якобы пытались поселить здесь упырих, но пирийцы без труда перебили их за один день. Другое дело – волколак, уж он-то сумеет спрятаться… Но где он, не вижу?

– Еще дальше, позади стаи, – ответил Ксин.

– Ну да, сейчас же не полнолуние, и ему за ними не угнаться. Смотри, там! – Он неожиданно повернулся.

Не дальше чем в тысяче шагов от них из моря колеблющейся травы вынырнуло множество всадников. Расстояние быстро сокращалось.

– Увидимся после битвы! – крикнул Дарон, сворачивая в сторону солдат.

Они поспешно вернулись каждый на свой фланг и выровняли уже несколько распавшийся строй.

Фаланга конницы мерной рысью двинулась вперед. Крики командиров задавали ей темп и ритм. Сотни копыт размеренно стучали о землю. Топот усилился, когда они перешли на галоп…

Ветер разнес над степью вой пирийцев. Их низкорослые лошадки напряглись, вытянув вперед головы. Уши их были прижаты, и на всем скаку развевались светлые гривы.

Толпа дикарей мчалась прямо на рыцарей. Пирийцы разбились на множество групп, которые, вытянувшись, словно языки пламени, неслись вперед, чтобы поглотить суминорцев.

Навстречу им галопом мчалась живая стена. Блеск серебристого пламени охватил ее, когда солдаты подняли мечи. Боевой клич вырвался из их глоток, пробудив зверя, спавшего в закоулках души.

Ощущение единства и силы заполнило мозги и сердца, соединив их в единый, летящий с бешеной скоростью монолит. Топот копыт стал гимном мощи и силы! Боевой пыл достиг своего апогея.

Первые группы пирийских всадников были смяты и раздавлены с ходу.

Вал железа и копыт с легкостью прокатился по ним, расплющил и помчался дальше. Остальные столпились перед фронтом суминорцев, и вскоре вся варварская орда сбилась в мешанину коней и людей, которая лишь своей массой сдерживала наступающих солдат. Дальнейший путь приходилось прорубать…

Лязг железа и вопли достигли ушей спокойно сидевших хищников. Все облизывались, предвкушая поживу, и жадно сверкали глазами.

Запыхавшийся человек, тяжело дыша, подбежал к ним и присел рядом со стаей…

За мгновение до первой стычки душа сотника Аллиро как будто пребывала где-то далеко. Он отпустил поводья, сжав обеими руками древко опиравшейся о грудь алебарды. Глаза его были закрыты, а на лице застыло странное выражение. Казалось, он не замечал несшей его обезумевшей стихии…

Внезапно, когда в десяти шагах перед ним появились трое пирийских воинов, Аллиро приподнялся в стременах. Движение это, сперва медленное, завершилось с быстротой молнии. Хриплый рев пробился сквозь всеобщий шум. Алебарда, поднятая резким замахом рук, описала короткую дугу назад, а обученный конь, прижав уши и вытянув голову, прыгнул вперед. Могучее лезвие обрушилось с адским свистом.

Блеск стали, вопль, хрип и красные брызги. Троих пирийцев, в том числе одного вместе с конем, смело наземь. У одного, словно шапка, слетела верхушка черепа. Двое других лишились собственных внутренностей, а конь свалился с перерубленным хребтом.

Старый мастер уже снова стоял в стременах. Его оружие обрушилось на новых врагов, словно гром с ясного неба. Длина древка определяла радиус смертоносного круга…

На правом фланге свирепствовал опьяненный схваткой Ксин. Он пробивался вперед, безжалостно уничтожая все на своем пути, и ни один пириец не в силах был ему противостоять. Крики агонии сопровождали каждый взмах его когтистой лапы. Он охотился, словно кот в мышином гнезде, – не было спасения для пирийца, на которого упал блеск его зеленых глаз…

Вертикальные зрачки метали смертоносные искры. Ему, зверю-демону, здесь не было равных…

Находившийся далеко от поля боя волколак, не спуская глаз со сражающихся, облизал пересохшие губы и нервно поскреб в затылке.

Какая-то самка поднялась с травы и, неуверенно приблизившись, заискивающе положила морду ему на колени…

В самой гуще сражения гвардеец Милан налетел прямо на пирийца, которого понесла обезумевшая лошадь. Оба увидели друг друга лишь в последний момент. Милан оказался проворнее, но времени, чтобы поднять меч, у него уже не было. Он успел лишь подставить клинок, противник напоролся на широкое лезвие, пронзившее его насквозь, и ударился грудью о рукоять. Их лица оказались в пол пяди друг от друга…

Дикарь плюнул ему кровью в глаза.

Эти события и тысячи иных эпизодов, порой длившихся лишь мгновение, произошли в течение неполного получаса. Дольше пирийцы не выдержали.

Несколько первых беглецов увлекли за собой всех остальных, и вскоре оставшиеся в живых спасались бегством из устроенного кузенами Ферго ада.

Толпа варваров, до сих пор сдерживавшая рыцарей, распалась во многих местах, и дружина Дарона перелилась через нее, словно вода через проломы в плотине. Началась отчаянная погоня, но пирийские лошади показали свое превосходство, унося своих легко одетых наездников далеко вперед от закованных в железо суминорцев. Однако те гнались за ними до самой Кремневой реки, а там дело довершили лучники, собрав урожай среди переправлявшихся через реку пирийцев.

Обе группы какое-то время грозили друг другу с противоположных берегов, после чего разошлись в разные стороны. Пирийцев вернулось назад меньше половины…

Ксин и Дарон ехали в окружении своих солдат. Радостных возгласов, несмотря на победу, слышно не было. Больше всего это удивляло привыкших к празднованию своих триумфов гвардейцев, которые, сбившись в тесную группу, удивленно смотрели на своих товарищей. Те же производили впечатление утомленных тяжелой работой ремесленников. Задумчивость преобладала над радостью. Для них это была лишь еще одна битва, которую они сумели пережить. Они знали, что рано или поздно придет время последней, с которой они вернутся привязанными, словно мешки, к седлам…

Слишком долго продолжалась безнадежная череда набегов, ответных ударов, засад, стычек и поражений. Ксин понял, почему Дарон так хотел вернуться в Катиму, – ссылка в эти края была смертным приговором, отложенным на неопределенное время…

– Надеюсь, много вреда они причинить не успели? – спросил он его, чтобы развеять мрачные мысли.

Дарон повернул голову.

– Две сожженные деревни… Для них и в самом деле немного, – медленно ответил он, – однако врезали мы им как следует! – Он оживился. – Нужно будет поучить моих сражаться в строю. Хороший способ!

– Расскажи, кто они такие, чего хотят? Добычи, земли?

– Кто их знает, – махнул рукой Дарон, – те экспедиции, из которых хоть один живым вернулся, за реку на неделю пути заходили и никаких селений там не нашли. Мы туда обычно на день-два выбираемся, и, если хорошо пойдет, удается какой-нибудь свежий лагерь окружить и дикарей подчистую перерезать. Это все, что мы знаем. Пленных, за теми исключениями, про которые я тебе уже рассказывал, мы никогда не брали, они, впрочем, тоже. Поэтому никто даже их языка не знает. Если кого без оружия подстерегут – сразу по башке дубиной, а мы им той же монетой платим. Люди давно уже забыли, когда все это началось, но один умник в Катиме рассказывал, будто такое уже пять веков творится. Может быть, и так. Столица далеко, Редрен с карийским султаном каждые несколько лет дерутся, а о нас, наверное, один только дьявол все еще помнит…

Они снова оказались на месте сражения. Почти две сотни тел и несколько десятков мертвых лошадей лежали на утоптанном клочке степи. Те, кто не принимал участия в преследовании, не спеша расхаживали среди убитых. Кто-то вел вереницу из дюжины связанных друг с другом лошадей с переброшенными через седла трупами. Другой шел в его сторону, ведя еще трех… Других укладывали на попонах между двумя лошадьми. Таких было значительно больше.

Пронзительные вопли, временами переходившие в хрип или жалобное поскуливание, раздавались в разных местах истоптанного поля, умолкали и снова возобновлялись. Один из них послышался где-то совсем близко – раненый пириец корчился от боли в нескольких десятках шагов от возвращавшихся. Обе руки его были прижаты к пропитавшейся кровью набедренной повязке. Удар снизу в пах раздробил тазовую кость и вспорол живот. С искривленных в жуткой гримасе губ стекала пена. Вытаращенные глаза уставились в небо.

Солдаты проехали мимо, не обращая внимания на его стоны.

Между двумя скорчившимися телами торчало одинокое, вонзившееся в землю копье. Ксин наклонился, схватил его и, выдернув наконечник из земли, направился к раненому…

– Оставь! – Дарон быстро схватил его за плечо. – Не добивай!

Ксин удивленно посмотрел на него.

– Волколаки не едят мертвечины, забыл?!

Котолак поколебался, но оружие не бросил.

– Сытый ни в одну деревню не полезет, никому не станет вредить…

Ксин кивком признал его правоту и отбросил ненужное оружие. Стоны варвара стихли позади…

Позже, когда солдаты двинулись в обратный путь, небо уже горело ярко-красным светом, освещая колонну неторопливо двигавшейся конницы. Розовые отблески закатного солнца сверкали на шлемах, остриях копий и частях упряжи.

Кузены Ферго, возглавлявшие эту живописную процессию, не собирались, однако, восхищаться ее грозной красотой. Дарон дремал, покачиваясь над конской гривой, а Ксин все время смотрел куда-то в сторону. Знакомый, хотя и неслышимый зов постоянно доносился из глубины колеблющейся травы. Он искушал и призывал, пробуждая почти забытые желания и чувства. Никогда прежде он не воспринимал подобным образом ощущение присутствия другого родственного ему существа.

Что-то далекое и забытое, загнанное вглубь последними годами жизни и лишь временами напоминавшее о своем существовании, теперь явно покончило с прежней робостью.

«Ты не человек, не человек… – настойчиво твердило оно, – ты сам это сказал…»

«Что из того, я давно об этом знал!» – ввязался он в спор с самим собой.

«Почему же ты все время притворялся одним из них? Чтобы забыть о том, каковы они на вкус? Ты добивался их признания! Пытался доказать, что можешь быть лучше, чем те!»

«У меня не было иного выхода, иначе я не смог бы жить среди них!»

«Да, но ты еще и придумал себе человеческую родословную, фамилию, семейный долг и все такое прочее! Зачем? Все это ты сделал через силу, ведь тебя так мало с ними связывает! Достаточно одной лишь капли крови на языке, и все изменится…»

«Я не хочу об этом вспоминать. В конце концов, они признали меня за своего».

«Своим праведным поведением ты убедил их молчать, но разве это что-то изменило? Сверхъестественное происхождение стало для тебя лишь чем-то вроде принадлежности к знатному роду. Ты сам придумал себе свод законов, чтобы никогда ее не лишиться».

«Разве этого мало?»

«Скажешь тоже! Форма без содержания ничто, а разве котолак должен быть лишь вызывающим восхищение придатком к человеку; так же у других – красота или сила!.. к человеку, которым, как ты сам говоришь, не являешься?!»

«Чего же я в таком случае достиг?.. Кто я?..»

«Ты демон, зверь, котолак, а не человек, который умеет играть роль котолака!»

«Я был вынужден… ибо иначе меня ждало бы лишь самое дно… и пожирание трупов».

«Именно! В конце концов, ты – сверхсущество! Почему ты так цепляешься за общество обычных созданий?! Когда ты падаешь, то летишь намного ниже, чем они, но когда взлетаешь… Сделай же следующий шаг! Оставь за собой бездну крови и желания!»

«Что это значит? Я что, должен их теперь презирать?»

«Дурак! Они такие, какие они есть, законов, данных им природой, не изменить, но и они могут быть нужны. Как Ханти тебе…»

«Или как им – собаки, куры и коровы…»

«Ты сам уже не знаешь, что говоришь! Ведь их можно вести за собой… Каждый человек может стать демоном…»

«Наверное, да… но каким?.. И как?..»

Зов Онно пронизал его внезапной дрожью.

«Иди туда!»

«Зачем? Терпеть не могу волколаков».

«Так было прежде. Теперь – нет. Иди!»

– Иду, – прошептал он, послушно натягивая поводья.

Он развернул и пришпорил коня. Тот встал на дыбы, а потом помчался галопом в опускавшихся над степью сумерках.

Сверхъестественное чутье Ксина показало ему кратчайший путь…

Волколак сидел в высокой траве, нетерпеливо ожидая полнолуния. Приглушенный топот копыт тотчас же вырвал его из оцепенения. Он вскочил и, нырнув в кусты, побежал, петляя из стороны в сторону, но звук погони все время раздавался позади и приближался с каждым мгновением. Вскоре он уже слышал фырканье коня и шелест расступающейся травы. Удушающий страх схватил его за горло и повалил на землю. Он застыл неподвижно, а потом жалобно заскулил, когда конь остановился рядом. Он был уверен, что мгновение спустя на него обрушатся удар и боль. Вместо этого он услышал издевательский смех. Подняв голову, он посмотрел вверх. Только теперь до него дошло, перед кем он, собственно, лежит, но все еще не мог поверить собственным глазам. Он видел прекрасного рыцаря в блестящих темно-голубых доспехах, но чутье Присутствия говорило ему нечто иное. Он наверняка бы крайне удивился, если бы только мог удивляться. Однако от этой способности, как и от всех прочих человеческих черт, в нем уже не осталось и следа…

Он встал, отошел на несколько шагов и, приоткрыв рот, тупо посмотрел на всадника. Он был гол и чудовищно грязен, и от него воняло так, что Ксину расхотелось смеяться. Хуже всего были, однако, глаза: вытаращенные, бегающие во все стороны и лишенные выражения… Это была уже крайняя степень озверения.

Котолак задумчиво смотрел на него. Он испытывал отвращение, но чувство это уже не было столь сильным, как когда-то. На этот раз его охватила непонятная грусть.

«Вот он – мой брат…» Он мысленно повторял это полное горечи слово – «брат». «Но – я должен его убить… В любом другом месте, в любое другое время – убить, не колеблясь! Он недостоин жалости, уже поздно что-либо изменить…» Он невольно коснулся охватывавших правое запястье ремешков, словно хотел снять перчатку…

«Для него смерть была бы избавлением. Что было бы таковым для меня? Сколько чудовищ могло бы пойти по моим следам? Может быть, многие, – думал он, – если позаботиться об этом достаточно рано. Однако они до сих пор становились после снятия чар лишь людьми. Они утрачивали не только звериные черты, но и способность к мысленному общению, и прочие свойства сверхсуществ. Мне удалось лишь случайно…» Он тронул коня, развернулся и медленно поехал по степи.

Каким образом сохранить то, что составляет саму сущность демона? Только вместе с пастью, полной зубов, и когтистыми лапами?

Если так, мысленно усмехнулся он, то вампиры наверняка станут вылезать из гробов лишь затем, чтобы подискутировать о поэзии и искусстве! А питаться будут исключительно цветочным нектаром… Он пожал плечами. Упырихи – сочной травой… Впрочем, смешного в этом было мало…

Существует ли другая сторона Онно? Где она?..

Весь мир показался ему мрачным полем боя, на котором вели безнадежное сражение люди и чудовища. В точности так, как когда-то рассказывал ему Родмин. Вот только он, Ксин, был там единственным и бессильным наблюдателем…

Неожиданно словно хрустальный шар, полный ослепительного света, ударил его прямо в лоб. У него аж захватило дыхание. Ну конечно! Как он мог об этом забыть! Та хижина, с умершим отшельником! Те необычные, ускользающие знаки Присутствия, которые он порой ощущал во время прогулок по родному лесу. Русалки, эльфы! Они чуяли его раньше и исчезали всегда быстрее, чем он успевал что-либо увидеть. Поэтому ни он, ни тем более лишенные чутья Присутствия люди не могли ничего о них знать. Однако они существуют!

Теперь он уже мчался сломя голову. Холодный ветер обдувал его виски и разгоряченные щеки.

«Вот оно, решение! – Он все еще не знал, какое именно, но чувствовал, что мысль эта правильная и обязательно нужно ее проверить. – Законы Онно не только вредят природе, но могут ее и обогащать! Да!» – О, как ему хотелось бы сказать это Родмину!

Облегчение и радость словно наделили Ксина крыльями – наконец он нашел и понял самого себя! Он не был уже некой диковинкой, плодом стечения обстоятельств и невероятных случайностей, но творением неизменных правил и нерушимых законов. Тот факт, что он не был зверем, вовсе не являлся редким исключением. Он был больным который просто выздоровел и превозмог болезнь! Других никто не лечил. Осознание этого крепло и придавало бодрости.

«Нужно лишь найти заклинание, снимающее чары… – он на мгновение задумался, – конечно, в безнадежных случаях остаются старые и испытанные методы… поскольку наверняка ничего не удастся сделать с чудовищами, возникшими из мертвых тел и оживающими лишь ночью, упырихами, вампирами; им можно самое большее вернуть человеческий облик. Следовательно, суть в том, чтобы уничтожить пласты зла и ненависти, не затрагивая самих черт сверхсущества. У меня это получилось неважно, к тому же у меня остались все свойства котолака – вот почему мой Зов пугал мирные разновидности демонов. Издали меня не отличить от других… Кроме того, я не умею чуять присутствие людей, а они могут. Значит, я должен уничтожить в себе котолака! Вот только как этого добиться?» – лихорадочно размышлял Ксин. Он даже не заметил, как догнал возвращавшихся солдат.

Он поравнялся с Дароном и снова ехал рядом с ним.

– Куда ты подевался, чтоб тебя?!. – буркнул Дарон, пробуждаясь от дремоты.

Ксин более осмысленно огляделся вокруг.

– Если бы ты знал… – начал он, но ответом был лишь тихий храп. Мгновение спустя его внимание привлекло иное: вдали, над горизонтом, уже сверкал серебристый диск – всходила луна…

– Проснись! – толкнул он Дарона.

– Что такое?!

– Скоро полнолуние. Если мы не успеем вовремя вернуться в Дину, я тут такого вам могу натворить…

Дарон посмотрел на него, а потом на своих людей.

– Не бойся, – успокоил он Ксина, – все будет хорошо, – добавил он и рявкнул так, что даже перепугал лошадей: – Эй, там! Пятьдесят человек остается с ранеными, остальные со мной! – и помчался вперед, не оглядываясь.

Всадники тотчас же двинулись за ним, отделившись от сомкнутой до сих пор колонны.

ИРИАН

Подковы высекли искры на булыжниках замкового двора. Ксин и Дарон ворвались на него одними из первых, а остальные столпились в главных воротах мгновение спустя. Солдаты, покрикивая друг на друга и подзывая конюхов, быстро заполнили всю освещенную рядами факелов площадь.

Привлеченная шумом Мара вышла на балкон нижней галереи. Она напряженно вглядывалась в лица вернувшихся, ища среди них мужа и котолака, наконец, заметив их, улыбнулась и помахала им рукой.

– Милин спрашивает, как у вас дела? – крикнула она, пытаясь превозмочь шум.

Оба командира подъехали ближе к тому месту, где она стояла.

– Скажи сорванцу, что степь снова ровная, – весело ответил Дарон, – мы ее выкосили как следует…

У Ксина не было времени ни на разговоры, ни на мысли о том, почему Ханти не вышла его встречать и что это могло значить… Когда они въезжали в замок, две трети лунного диска уже выступали из-за линии горизонта. Коротко кивнув Маре, Ксин спрыгнул на землю и, звеня доспехами, побежал по лестнице наверх.

В свою комнату он ворвался подобно выпущенному из катапульты снаряду. Окно светилось мягким, словно паутина, светом, который сверкающей, будто пролитая ртуть, полосой падал на деревянный пол.

Избегая освещенных мест, Ксин поспешно отстегивал прикрывавшие его тело железные пластины и бросал их где попало. У него уже был весьма неприятный опыт, когда полнолуние застало его в доспехах, и повторять его он не намеревался. Тогда, он повредил дорогой нагрудник и наплечники, сорвав все заклепки и ремешки, но больше всего пострадала тогда голова, застрявшая в не снятом вовремя шлеме…

Пятно света быстро росло, и Ксин, справившись наконец с панцирем, несколькими движениями сбросил одежду и решительно вышел на его середину. Жаркая дрожь пробрала до костей. Он успокоил дыхание, выровнял сердцебиение, расслабился. Превращение началось почти сразу же, так что он успел в последний момент.

Некоторое время спустя он открыл глаза и, выгнув спину, довольно потянулся.

– Как там пирийцы? – голос Ханти застал его врасплох. Похоже, она была в комнате, когда он вошел. Однако его внимание было чересчур занято луной, чтобы посмотреть по сторонам.

«Чтоб тебя… – мысленно обругал он самого себя. – За такое ротозейство можно жизнью поплатиться… К счастью, на этот раз это всего лишь она…»

– Эй, я ведь, кажется, спросила, – послышался ее голос из угла, где стояла кровать.

– Разгромлены, – послал он ей короткое сообщение.

– А я… – произнесла она шепотом, но в голосе ее прозвучало нечто такое, что у него приподнялась короткая шерсть между ушами. Теплая дрожь пробежала вдоль позвоночника до основания хвоста и опустилась к подбрюшью. Он повернул голову и посмотрел…

Она лежала обнаженная, вытянувшись на спине, и в лунном свете ее изящное тело сияло непорочной белизной слоновой кости. Голову, плечи и грудь скрывал густой мрак у стены, а граница темноты и света медленно перемещалась в ритме ее спокойного дыхания. Она ждала…

Ощутив на себе взгляд Ксина, она вздрогнула и медленно подняла ногу, не отрывая ступню от простыни.

Это сладострастное движение искушало, гипнотизировало, туманило рассудок. Он бесшумно подошел к кровати и оперся на нее передними лапами. Из темноты появилась ладонь Ханти и коснулась остроконечных ушей и морды.

Мгновение спустя пальцы погрузились в шерсть на загривке и спине.

Резко зашелестел матрас. Ксин уже лежал рядом с ней. Его холодный нос коснулся ее щеки, а потом переместился ниже, лаская ее плечо, шею, мягкую кожу за ухом и под подбородком.

Она наклонила голову в сторону, давая ему больше места, провела пальцами по его усам. Он не видел, но был уверен, что при этом она улыбнулась…

…Потом он блуждал шершавым языком по ее грудям, все время возвращаясь к их вершинам, по животу, бедрам, ниже…

Внезапное прикосновение когтей повергло ее в дрожь – она даже застонала от сладкого ужаса. Боль пронзила ее, словно дуновение смерти, когда когти прошлись по ее телу, едва не расцарапав до крови.

Эта звериная ласка была подобием маленького камешка, с которого начинается большая лавина. Тихое безумие обрушилось на них, словно одурманивающий туман. Единственное движение лапы освободило все дремавшие в них стихии, и сонное настроение исчезло без следа, подобно развеянному ветром облаку.

Оба тела напряглись во внезапном порыве страсти и соединились в тяжело дышащий клубок. В долю мгновения они уплыли вдаль, исступленно насыщаясь друг другом…

Ханти, лицо которой застыло в гримасе неземного наслаждения, а рот хватал воздух, словно у вытащенной из воды рыбы, казалось, пребывала где-то вне пространства и времени. Ксин же, склонившись над ней и заключив ее в железные объятия могучих, покрытых ощетинившейся шерстью лап, вонзив когти в матрас и деревянное изголовье, ударял, входил, вплывал, пронизывал жидким огнем ее нутро в нечеловеческом, диком ритме. Пасть его то и дело судорожно открывалась и закрывалась, иногда громко клацали страшные клыки, а из горла непрерывно доносился сдавленный хриплый рык.

Затуманенные в забытьи глаза обоих, казалось, ничего не замечали, но вдруг перед ними возникло нечто, что могли увидеть только Ксин и Ханти…

Две пары зрачков мгновенно расширились до пределов возможного…

Она вскрикнула первой, но крик ее тотчас же задрожал, сломался, превратился во всхлипывания, стон и замер на обессиленных губах. Он издал протяжное горловое рычание, словно кот, овладевший кошкой, и яростно набросился на нее, вцепившись зубами в простыню возле ее шеи… потом дернулся, затрясся и рухнул, словно под ударом топора.

Оба лежали неподвижно…

Вскоре в сером, укрывавшем любовное ложе полумраке раздался тихий шепот, шорох, а может быть, вздох – кто-то из них завершил свой полет среди просторов любви и вернулся туда, откуда начал свой путь. Потом к нему присоединился второй, и участившееся дыхание вновь заполнило залитое серебристым светом пространство. Женщина и зверь снова погрузились в уносящий вдаль, полный водоворотов поток разыгравшейся страсти. Течение понесло их в безбрежную даль, чтобы потом еще раз выбросить их, лишенных сил и воли, на сонный берег…

И снова, и снова…

Вся ночь ушла у Ксина и Ханти на безумные взлеты, падения и сладостный отдых – и в конце концов они, сами того не сознавая, глубоко заснули…

Серебряное сияние за окном побледнело и медленно угасло. Тело котолака обмякло, словно разогретый воск, и плавно приобрело человеческий облик. Ксин не заметил этого и даже не почувствовал того, что произошло.

Серые предрассветные сумерки застали уже лишь мужчину и женщину, спящих в объятиях друг друга среди неподвижных волн смятой постели. Такими же нашел их и рассвет, холодное утро, а потом первые часы нового солнечного дня.

Тихий стук ничем не нарушил царившего в комнате сонного настроя. Он прозвучал раз, другой, потом опять повторился после короткой паузы.

Кожа возле уха Ксина чуть дрогнула, потом он сам открыл глаза и приподнялся на локте. Его движение разбудило Ханти. Оба повернули головы к двери.

– Что такое… – пробормотал Ксин, потирая лицо ладонью. – Первый раз за три дня кто-то в конце концов решил не колотить в дверь кулаками. А я уж думал, что привыкну к подобному способу просить разрешения войти… Открыть? – посмотрел он на жену.

Она утвердительно кивнула и набросила на себя часть простыни.

Котолак нагнулся, схватил лежавший возле кровати башмак и швырнул его, целясь в скобу засова. Та с резким лязгом отскочила.

– Путь свободен!

Худой невысокий человек в длинном, покрытом бурой пылью плаще и тяжелых сапогах быстро вошел в комнату и уже собирался поклониться, когда неожиданно наступил на край брошенного Ксином панциря…

Массивная стальная пластина, лежавшая выпуклой стороной вниз, выстрелила вверх, словно из пращи, и ударила вошедшего другим краем в колено. Вместо слов приветствия раздался вопль боли и удивления. Железо злорадно звякнуло и покатилось в, сторону, а несчастный с трудом удержался от грубого слова.

– Кто ты? – спросила Ханти, едва сдерживая смех.

Голос ее звучал гордо и с достоинством, напоминая обоим мужчинам, что она, пусть даже без одежды, ни на миг не перестала быть дамой…

Вдвойне смущенный гость явно лишился дара речи. Он остолбенело смотрел на них с выражением полной растерянности на лице.

– Я… посланник, госпожа, от короля… Гаро меня зовут… – неуверенно пробормотал он.

Безмятежная улыбка тут же исчезла с губ Ксина.

– Что случилось?! – воскликнул он.

Возглас котолака подействовал как холодная вода. Гаро наконец пришел в себя.

– Упыриха, господин… – Дальнейший рассказ уже пошел гладко.

«Значит, все-таки…» – думал Ксин, внимательно его слушая.

Пока тот говорил, Ханти, неожиданно схватив мужа за руку, испуганно всматривалась в его профиль. Неожиданное чувство отчуждения заполнило ее душу, словно черная, удушающая мгла, и до костей пробрал странный холод…

– Отправляемся сегодня, после полудня! – решил котолак, когда рассказ Гаро подошел к концу. – Немедленно извести моих людей!

– Так точно, капитан!

– А ты, Гаро, останешься здесь отдохнуть или поедешь с нами?

– Не время отдыхать, я с тобой, капитан! – решительно ответил посланник.

– Хорошо, иди, приведи себя в порядок, поешь и жди в корчме. Дорогу к ней тебе здесь каждый покажет.

Гаро поклонился и, на этот раз беспрепятственно, вышел, закрыв за собой дверь.

– Давай вставать, одеваться…

– Ксин! – Она неожиданно бросилась ему на шею. – О, Ксин!

– Ханти, что с тобой? – Он удивленно встряхнул ее. – Ну, что?

Она прижалась к нему, словно ребенок, потом отодвинулась и посмотрела куда-то в сторону.

– Нет, ничего, так, бабские глупости… Иногда, когда я с тобой, мне кажется, будто я с кем-то другим… – Она пожала плечами и улыбнулась своей обычной улыбкой. – Подай мне платье.

Лошади, коляска и небольшой отряд гвардии уже стояли готовые в путь. Женщины все еще прощались у подножия замковой лестницы, что-то шепча и целуясь, мужчины же, пожав друг другу руки, стояли, молча глядя друг на друга.

– Глупо все-таки, что мы столько лет зря потратили, воюя друг с другом… – грустно проговорил Дарон, нарушив молчание.

– Да что там, – примирительно сказал Ксин, – однако я рад, что слышу это именно от тебя…

– Что много говорить, стоило все-таки вот так, вместе, по крайней мере мне последние дни скучать не пришлось, – сменил тему Дарон.

– Я бы предпочел обойтись без такого развлечения.

– Знаешь, я, наверное, тоже…

Они коротко рассмеялись.

– Оставим слова поэтам, мы все равно подходящих не найдем, – сказал котолак, – а ведь оба мы думаем одинаково. Пора. Всего хорошего и до встречи в Катиме! Ханти!

– Иду! – крикнула она и подбежала еще к Дарону.

Они обнялись, а он проводил ее до коляски. Две служанки сели туда сразу же за ней, и Ксин вскочил на коня, которого придерживал Гаро.

– Пусть будет что будет. В путь! – Быстрый жест рукой оживил неподвижные фигуры гвардейцев.

Стук копыт и колес повозки стих за воротами замка, среди извилистых улочек Дины…

Этот день завершился для них в маленькой придорожной корчме, всего пять часов спустя. Из-за женщин пришлось отказаться от слишком форсированного марша. Теперь же, в сравнении с предшествовавшей дорогой из Катимы, похоже было, что время в пути затянется самое меньшее на треть. Ксин не скрывал раздражения, а Гаро без конца напоминал о необходимости спешить.

Вечером дошло даже до ссоры, причиной которой стало предложение посланника позволить Ханти и ее служанкам ехать с умеренной скоростью, а они просто оставили бы их позади. Котолак же, помня о недавнем нападении и не желая, чтобы Ханти снова искушала судьбу, решительно возражал. Еще немного, и они высказали бы все, что думали друг о друге, и даже больше, но в конце концов порешили на том, что они свернут с главного тракта и поедут напрямик по проселочным дорогам, малознакомыми путями, но не разделятся.

Идею эту предложил им Аллиро вместе с блюдом жареной дичи и двумя кувшинами холодного пива, так что они согласились без особого сопротивления и значительно быстрее, чем можно было бы этого ожидать вначале, судя по резкости их высказываний.

На следующий день, собрав в корчме достаточное количество сведений, они расстались с удобным трактом и двинулись через незнакомые окрестности. Риск был немалым, поскольку в случае потери дороги и блуждания вслепую они могли потратить намного больше времени, чем на спокойную езду по королевскому тракту. Еще более серьезная проблема могла заключаться в том, где остановиться на ночлег или раздобыть еды, но любопытство взяло верх над сомнениями, поскольку дальнейшее путешествие явно обещало быть чрезвычайно интересным.

Итак, уже несколько часов они ехали по песчаной дороге через смешанный лес, который временами становился реже, сменяясь степью, зарослями или обширными полянами. День был жаркий, но в меру обильная тень хорошо защищала от нарастающего зноя.

Приближался полдень…

Гаро, Аллиро и Ксин обсуждали планы на ближайшее будущее, когда котолак внезапно остановил коня.

– Стойте! – быстро приказал он.

– Почему? – удивился посланник, а Аллиро посмотрел на него с жалостью.

– Видать, господин, вы капитана нашего не знаете, – сухо заметил он, – раз уж он так сказал, значит, наверняка какая-то тварь готова нам пакость устроить…

Гаро забеспокоился.

– Это правда? – поспешно спросил он Ксина.

Котолак утвердительно кивнул.

– Сразу видать, что через дикие места едем… – пробормотал он.

– Но что там?

– Полудница. Обычное дело в таком месте и в такое время, – пояснил Ксин. – Когда солнце высоко и ветер ненадолго стихает, они сразу просыпаются и вылезают… Обычно они прячутся среди стеблей, среди колосьев…

– Здесь же нет никаких колосьев?!

– А откуда им тут быть? Впрочем, жатва уже закончилась… Она вон там, в тех кустах… О! Шагах в ста отсюда, – добавил он.

– Столько народу… пожалуй, она не осмелится?

– Достаточно, если она высунется и в лучшем случае лошадей перепугает, а если кто-то на нее посмотрит, то разума лишится…

– Они что, такие красивые? – искренне заинтересовался посланник.

Котолак не ответил, лишь чуть усмехнулся.

– Не советовал бы разглядывать… – прищурившись, ответил он.

Коляска остановилась рядом с ними.

– И что теперь? – спросила Ханти. – Я не хочу, что бы опять было как там, около…

– Еще помнишь? – удивился Ксин. – Ладно, сейчас что-нибудь придумаем… Аллиро!

– Слушаю, господин!

– Ты ведь был с истребителями, когда их Дароновы заплечных дел мастера обрабатывали?

– Так точно, господин.

– Тогда, насколько я тебя знаю, ты наверняка подобрал кое-что из того, что им было уже не нужно.

Смущенный сотник молча кивнул.

– А стрел с серебряными наконечниками у тебя случайно нет?

– Есть, господин! – обрадовано воскликнул Аллиро.

– Дай мне одну, и побыстрее! – Ксин спрыгнул на землю. – Эй, вы там, а лук у кого-нибудь есть?

– У меня, капитан! – крикнул Милан, вытаскивая оружие из мешка. – Хороший, пирийский, в бою добыл, – сказал он, подавая лук командиру,

– Погодите… – Котолак направился в сторону зловещих кустов и остановился в нескольких десятках шагов от них. Наложив стрелу на тетиву, он медленно натянул лук. Выровнял дыхание, закрыл глаза – в данный момент зрение ему только мешало. Он полностью положился на чутье Присутствия и позволил ему овладеть своим телом.

Зов звучал, пульсировал, пронизывал тонкой дрожью. Его источник, сперва неясный, неуловимый, словно размазанный, начинал собираться в одну четкую точку где-то в пространстве перед стрелком…

Руки Ксина поднялись вверх, в сторону и застыли неподвижно, а пальцы отпустили тетиву, которая певуче свистнула.

Котолак повернулся и не спеша возвратился к своим.

– Все, – сказал он, возвращая лук.

У всех были явно разочарованные лица.

– Вот так, просто?.. – удивилась Ханти. – Даже без крика?

– Не успела, погибла сразу, – пояснил он. – Едем!

– Она теперь там лежит? Можно ее увидеть? – внезапно вырвалось у Гapo.

Ксин с шипением выпустил воздух и сильно прикусил губу, а уголки его рта оказались почти за ушами.

– Иди, посмотри. Найдешь ее в пяти шагах от дороги, – сказал он, с трудом сдерживая смех.

Посланник выехал вперед и, остановившись возле указанного места, спешился, после чего скрылся в зарослях. Мгновение спустя он вышел обратно, притом намного быстрее, чем вошел, почти вылетел оттуда сломя голову.

Громкий хохот Ксина был полон язвительной издевки. Посланник мрачно ждал, пока остальные к нему присоединятся.

– Ну что, разонравилась? – с иронией спросил котолак.

– Мог бы и предупредить, капитан, – обиженно буркнул тот.

– Зачем, в конце концов всегда лучше самому посмотреть и понюхать…

– Да что же там такое было? – не выдержал Аллиро. – Расскажите.

Гаро махнул рукой и недовольно поморщился.

– Разложившийся труп старой бабы, – буркнул он, исподлобья глядя на Ксина, – такой, что, наверное, с год в могиле пролежал, потому как весь червями кишел…

– Так всегда с ними бывает… – Котолак примирительно похлопал его по плечу. – Полудницы сами по себе – нечто вроде бестелесных облаков, которые, как правило, хотя и не всегда, принимают человеческую форму. Они умеют проникать в стебли травы или листья деревьев и пребывать там, пока светит солнце. Видимо, растения каким-то образом помогают им черпать силу из солнечных лучей… А ночью и зимой, насколько я знаю, они прячутся под землю. Это странные существа. И опасные, даже для меня… По этой причине о них известно меньше, чем обо всех остальных демонах. Никто, например, не смог бы объяснить, почему они нападают на людей и почему делают это иначе, нежели другие чудовища, – ведь они терзают не тела своих жертв, но их разум… И притом на расстоянии! А если уж такую удается убить, то земля тотчас же извергает из себя прах той, что дала начало полуднице. Один старый маг как-то раз заметил, что всегда это были женщины, при жизни проявлявшие странную склонность к растениям… Однако самое необычное то, что труп появляется каждый раз там, где убили эту тварь, независимо от того, как далеко находится могила, которая в то же самое мгновение проваливается!

– Не может быть! Ведь… – Гаро тут же прикусил язык.

– Вот видишь! – быстро сказал Ксин. – Ты бы не поверил, если бы не увидел!

– Я до сих пор не могу поверить… – Посланник, слушая котолака, уже полностью забыл о прежней обиде. – Ведь это противоречит законам природы!

– Нет, Гаро, это просто свидетельствует о том, что мы почти ничего в ее законах не понимаем…

Посланник задумался.

– Ты был прав, капитан, – помолчав, сказал он, – тут и в самом деле можно заблудиться, – он показал на окрестности, – но, вижу, как ты и сказал, путешествие, по крайней мере, не будет скучным. Меня только беспокоит одна мелочь… Особенно когда речь идет о силах Онно.

– Что такое? – поторопил его Ксин.

– Если вот так, сразу, в первый же день, с нами такое приключилось, то что будет завтра и потом…

В ответ котолак лишь беспомощно развел руками.

– Малышку за руку цап – и в лес. Украла, сука! Ну, мужики собрались, каждый взял что потяжелее и пошли искать. А как нашли, то так старую стерву излупили, что чуть шкура с нее не слезла, а визжала так, что и пирийцы, наверно, слыхали. Ну, все успокоилось, только ненадолго. Родлиха едва на ноги поднялась, давай тут же в кусты ходить и какие-то травы, или что еще к себе в хижину носить и на засов там запираться. Если б кто раньше сообразил, может быть, было бы все иначе, а так… Малышка вскоре занемогла. Сначала еще ходила, хныкала, но с каждым днем ей все хуже было, и ничто не могло помочь. А потом уже только лежала и плакала, что у нее все болит. Особенно ручки и личико. И ведь даже тогда никто в том злых чар не заметил! Видать, и людям что-то разум затмило… В конце концов умерла девочка… Ида же с горя, хотя кто знает, как на самом деле было, на второй день после дочери глаза навек закрыла. И Дино, которому года четыре было, один остался. Что поделаешь – жалей не жалей, так уж оно бывает на этом свете… Похоронили мы их как положено, а как же, и тут на седьмой день, со смерти, Ириан то есть, смотрим – могила малышки разрыта, гроб когтями разодран и от тела ни следа…

Ксин лишь кивнул и тихо присвистнул сквозь зубы.

– Ну, только теперь у людей завеса с глаз упала. Тут же всей толпой пошли к Родлихе и живьем ее в стогу сена сожгли. Может быть, стоило сперва заставить старую суку, чтобы заклятие попыталась снять, но в злобе напрасно разума искать. Что случилось, то случилось… С тех пор каждую ночь Ириан вокруг деревни бродила, но ни разу никому вреда не причинила, хотя были такие, кто ее в паре шагов от себя видел. Какой-то бродячий мудрец, что потом в края наши заглянул, говорил, будто этот необычно мирный нрав оттого, что душой невинного дитяти чары не могли до конца завладеть и отчасти ее такой, какой она при жизни была, оставили. То есть доброты в ней много еще, и памяти о том, что раньше было, смерть не стерла. И в самом деле была то правда, ибо вскоре бабы стали говорить, что она иногда после захода солнца к постели братишки приходит и сон его стережет. Одна вроде даже видела, как Ириан когтями одеяло на него натягивала, когда малыш во сне раскрылся… С той поры каждый, кто что-нибудь на охоте добыл или в хлеву зарезал, часть мяса всегда на заборе оставлял, чтобы бедняжка подкормиться могла. Так было, пока новое несчастье не случилось: напала на детишек наших лихорадка страшная, и нескольких похоронили, в том числе и Дино, который никогда особенно крепким не был. Ой, что было тогда, что было… Каждую ночь она на могилу малыша приходила и выла, аж сердце разрывалось, а у баб все время глаза на мокром месте были. До сих пор, как вспомнят, снова плакать начинают. Такие уж они есть, прошу прощения, госпожа… – поклонился он Ханти. – А потом, притащился какой-то выродок, из тех, что убивают таких, как Ириан…

– Истребитель? – быстро спросил Ксин.

– Именно! – подтвердил Айро. – Если бы мы только раньше знали, кто он такой и зачем пришел, то сразу бы дубины в ход пустили. А этот паршивец наверняка мастером хотел стать, а для заслуг ему нужно было вомперицу убить – поэтому, хоть никто его о том не просил, он, как солнце зашло, засаду на Ириан устроил. К счастью, все хорошо закончилось – потом она его кишки у нас по заборам развешала… Только после этого она больше людям не доверяла, брата в живых не было, так что и ее саму уже ничто возле деревни не держало. Ушла она в эти края, как раз сюда, где мы сейчас идем, и живет себе спокойно, но чужих по ночам не терпит. Нескольких уже покусала, и так, что те несколько недель подняться не могли. Так что и нам разумнее будет уйти, пока солнце за лесом не скроется…

– Говоришь, здесь ее земля? – с легкой усмешкой спросил Ксин. – А она сама где-то здесь, и притом близко?

– Не иначе, господин.

– В твоих словах больше истины, чем тебе кажется! – Котолак решительно остановил коня и соскочил на землю. – Сейчас вернусь! – крикнул он, исчезая в спутанной массе ветвей.

– Господин?.. – Айро остолбенел, а Ханти внезапно побледнела…

Ксин отошел на несколько десятков шагов от дорожки, по которой они ехали, и остановился перед огромным старым дубом. На высоте пяти локтей от земли в толстом, поросшем мхом стволе зияло обширное дупло.

Даже если бы чутья Присутствия не существовало, одни следы на коре сказали бы ему все…

Он схватился за край дыры, подтянулся и скользнул внутрь. Дерево было почти пустым внутри, и мрачную, угрюмую нору до половины заполняли высохшие листья. Ксин присел и начал их разгребать.

Она лежала не слишком глубоко, может быть, в двух пядях от поверхности. Вскоре он вытащил ее и, прислонив бесчувственное тело к трухлявой стене, стал разглядывать…

Худая, светловолосая, она скорее напоминала какого-то неизвестного хищного зверька, чем упыриху. На ней не было заметно каких-либо столь характерных для подобного рода существ уродств или следов остановленного разложения. Сила Онно преобразовала эту малышку, сохранив некую тонкую гармонию, которая чувствовалась в каждой линии ее тела. Издалека Ириан можно было бы принять за девочку лет четырнадцати, хотя сложена она была совершенно иначе, нежели любая женщина…

Он никогда прежде не видел ничего подобного.

Не раздумывая, он забросил ее себе за спину, после чего выбрался из дупла и на руках отнес ее к своим…

Гром среди ясного неба произвел бы меньшее впечатление, чем появление Ксина с упырихой на руках. Он шел спокойно, выпрямившись во весь рост. Голова Ириан опиралась на его шею, а ее лапы, лишенные шерсти, заканчивающиеся блестящими словно жемчуг когтями, покачивались в ритме его шагов.

Кони заржали, служанки Ханти завизжали, а Айро был просто в ужасе.

– Господин! Что вы сделали?!

Котолак без единого слова прошел мимо него и направился к коляске. Быстрым движением он положил Ириан на сиденье рядом с женой. Перепуганные служанки тотчас же выскочили оттуда с дикими воплями.

– А ну, немедленно назад! – крикнула им Ханти, к которой вернулось прежнее хладнокровие.

Девушки неуверенно подошли к коляске, а Ксин повернулся к проводнику.

– Ты говорил, что ее хотели к королю отвезти? Вот мы ее теперь во дворец и заберем…

Крестьянин лишился дара речи, но и Гаро тоже тупо вытаращил глаза.

– Будто одной там мало… – пробормотал ошеломленный посланник.

– Придворный маг займется вашей Ириан и, может быть, снова вернет ей человеческий облик. Он хорошо умеет снимать заклятия, – пояснил Ксин. «Об этом я и сам кое-что знаю», – мысленно добавил он.

Айро оказался сообразительнее, чем стоявший позади него придворный, поскольку взгляд его стал более осмысленным.

– Раз вы так хотите, господин, то почему бы и нет? – спокойно сказал он. – В деревне только рады будут, когда я там про это расскажу, но что вы станете делать, когда она сегодня после захода солнца проснется? Ведь Ириан никогда не приходилось полнолуния ждать, чтобы из своей дневной спячки выйти…

Ксин потер ладонью подбородок и нахмурился.

– Найди нам ночлег, там подумаем, – ответил он.

– Как скажете, господин, теперь нам спешить уже никуда не надо, так что можем пойти в старый дом, что тут недалеко стоит.

Он показал направление и, схватив под уздцы одну из запряженных в коляску лошадей, повел их в сторону дома. Едва свернув с дороги, они оказались в такой чаще, что коляска застряла в ней через дюжину шагов. Дальше они двинулись, лишь когда Милан и Рино своими двуручными мечами скосили все мешавшие им кусты и деревья…

Сперва подобное путешествие казалось довольно утомительным, но Айро знал, что делает. Вскоре они добрались туда, где грунт был более каменистым, благодаря чему росшая здесь трава достигала самое большее до колен, и все неприятности тут же закончились. Впереди показалась крыша заброшенного дома, а вскоре они уже готовились в нем к приходу ночи.

Ханти после короткого совещания с Ксином взяла руководство в свои руки. Сначала она запрягла, в работу гвардейцев, велев им собирать хворост и греть воду, после чего сама с помощью одной из служанок принялась мыть Ириан и очищать ее от слоя десятилетней грязи.

В это время вторая девушка переделала одно из женских платьев, в которое одели упыриху сразу же после купания. Наконец, чистую и пахнущую травами Ириан уложили на заранее приготовленную постель.

Айро и Гаро, глядя на все это, лишь удивленно протирали глаза, не в силах произнести ни слова. В их понимании подобное не умещалось ни в какие рамки. Лишь Аллиро и остальные солдаты, давно уже привыкшие как к своему командиру, так и к его жене, восприняли происходящее совершенно спокойно.

Остальное время ушло на обычные в подобных обстоятельствах дела, которые закончились уже вечером. Лошадей закрыли в ближайшем сарае, а сами сели ужинать. Заход солнца застал их еще за едой, так что на этот раз они завершили ужин быстрее обычного и поспешно разместились в доме. Большинство забрались на чердак, втащив за собой лестницу. Лишь Ксин, Айро и Ханти отважились внизу ждать мгновения, когда Ириан пробудится от летаргии, подобной смерти.

Котолак присел ближе, шагах в трех от упырихи. Ханти встала позади него, а Айро – у дальней стены. Сверху восемь пар глаз напряженно следили за каждым их жестом или словом.

Ксин бросил взгляд в сторону.

– Открой дверь и оставь открытой, – велел он проводнику.

Тот сделал, что просили, и снова вернулся на свое место.

Снаружи с каждым мгновением становилось все темнее.

В доме давно уже горело несколько восковых свечей, но их слабый свет не разгонял до конца царившего здесь полумрака. Длинные тени предметов и людей слегка покачивались на стенах и глиняном полу, и очертания неподвижно застывших фигур невозможно было разобрать.

Ириан начала оживать…

Ксин почувствовал это еще до того, как она успела открыть глаза, и неприятный холодок пробежал вдоль его позвоночника. То, что лежало перед ним, было не какой-то превращенной в чудовище девочкой, как ему до сих пор казалось, но самой обычной упырихой, готовой без колебаний выпустить им кишки, стоило подобной мысли возникнуть в ее голове. Чутье Присутствия не подтвердило слов Айро: котолак не обнаружил никакой разницы между ней и другой нечистью…

Бежать или гневаться было уже поздно. Ксин напрягся, едва сдерживая ярость на самого себя, и замер, не отрывая взгляда от Ириан. Единственным оружием, имевшимся сейчас при нем, была его кровь, а способ защиты заключался в том, чтобы заставить упыриху его укусить. Он не знал лишь, что делать в том случае, если вместо клыков в ход пойдут когти…

Она вскочила столь быстро, что Ханти и Айро даже не успели заметить ее прыжка – он был подобен блеску меча, рассекающего воздух. Она уже стояла, опираясь спиной о стену. Резкое вибрирующее шипение нарушило тишину, переходя в зловещее кваканье. Взгляд горящих красных глаз Ириан молниеносно пробежался по всей комнате и остановился на лице Ксина. Протяжный горловой звук внезапно стал на полтона тише. Присутствие родственного существа, видимо, застало ее врасплох; она еще раз внимательно посмотрела на Ханти, на проводника, потом снова на котолака, чуть наклонив голову. Открытая пасть закрылась. Когти все ещё слегка подрагивали, но лапы были прижаты к туловищу.

Внезапно нечто иное привлекло ее внимание – платье. Она посмотрела на себя. Кончики когтей коснулись шелковой ткани. Она защемила кусочек и потянула, когти стукнулись друг о друга.

– Ириан…

Она резко подняла голову и пошевелила ушами.

– Ириан… – повторила Ханти.

Она мгновенно повернулась к женщине, вытянув вперед полусогнутые лапы. У Ксина перехватило дыхание, если бы упыриха сейчас напала, то он никак не смог бы защитить от нее жену – Ханти была слишком близко! Любое резкое движение с его стороны могло лишь ухудшить ситуацию.

– Ириан… – В вытянутой к упырихе руке появился гребень, и та напряженно всматривалась в этот предмет.

Котолак стиснул зубы, если бы в этот миг Ириан решила отгрызть Ханти руку, он не смог бы ничего поделать…

Короткий и внезапный вопль обжег его, словно пламя. Упыриха в мгновение ока словно расплылась в воздухе. Шум, лязг и тяжелый грохот! Не думая, ни на что не глядя, он вскочил и в отчаянном, безумном прыжке бросился к Ханти, навалившись на нее всем телом…

Он ждал боли, треска раздираемых мышц, но вместо этого услышал удивленный возглас.

– Опомнись! – послышался сдавленный стон. – Ты меня чуть не убил!

– Что… что случилось?.. – ошеломленно пробормотал он.

– Ну слезь же с меня! Смотри, как я ушиблась… Ведь она убежала!

Только теперь он понял, что весь взмок от пота. Ледяная глыба где-то под сердцем медленно таяла.

– Ушла она, господин, через дверь, ведь открыто было… – поспешно подтвердил Айро.

Ксин встал, глубоко вздохнул и помог подняться Ханти. Они молча смотрели друг на друга.

– Завтра найдешь ее? – неожиданно спросила она.

Он отрицательно покачал головой – с него было до статочно.

– Может, оно и к лучшему… – задумчиво заметила она, – но…

– Ой, с вашего позволения, раз уж нам так повезло, лучше не искушать снова судьбу, – посоветовал проводник.

– Ты прав, – кивнул котолак, – идем спать.

– Нужно подготовить постель, помоги мне, – сказала Ханти.

Ксин склонился над одним из лежавших у стены узлов и начал развязывать опутывавшие его ремни.

– Господин… – В голосе Айро звучало нечто, заставившее его оцепенеть. Очень медленно он повернул голову к двери…

Ириан стояла на пороге, подняв лапы вверх и не издавая ни звука. Потом затрещали доски – на чердаке кто-то резко пошевелился.

Она вошла в дом. Медленно, шаг за шагом, несмело приблизилась к Ханти… Переделанное платье свисало с маленькой жертвы заклятия, словно свободно наброшенная тряпка. Ничего симпатичного.

Ксин наконец успокоился – во всем поведении упырихи чувствовались скорее страх или неуверенность, но не ярость или гнев.

«Она пришла сюда не затем, чтобы драться…» – промелькнула мысль.

Ириан остановилась перед Ханти и внезапно прижалась к ней, совсем по-детски. Женщина отступила на шаг, села, а когда та положила голову ей на колени, взяла гребень и начала расчесывать ее волосы. Ириан закрыла глаза, принимая ласку с робким поскуливанием, а обрадованная Ханти восхищенно смотрела на Ксина.

– Она наша… – прошептала она ему.

С чердака спустили лестницу, и прятавшиеся там начали спускаться вниз. Ириан не обратила на них внимания, даже когда все столпились вокруг нее.

Изумление и неожиданность были столь велики, что никто не решился на какие-либо комментарии. Лишь после долгой паузы Гаро что-то сказал Ксину на ухо, а затем оба вышли из дома и остановились возле сарая, где заперли лошадей.

– Ну, в чем дело? – спросил котолак.

– Капитан, Ириан – это наше оружие? – задал вопрос посланник.

– Не понимаю…

– Ну, она будет сражаться с королевой?

Ксин пожал плечами:

– А зачем ей это?

– Но ведь… она…

– Что – она? – раздраженно прервал его котолак. – Я не для этого ее нашел!

– Но, может быть… как-нибудь ей это объяснить?..

Ксин с сожалением посмотрел на него.

– Даже если бы это было возможно, – холодно сказал он, – то придумай мне хотя бы одну причину, по которой две упырихи стали бы сражаться друг с другом. Ну, я жду!

– Я не знаю…

– И я тоже! – коротко отрезал Ксин. – И перестань, наконец, забивать себе этим голову. Пора спать. Идем!

Не глядя друг на друга, они вернулись в дом. Свет быстро погас, и лишь огонь из очага слегка рассеивал мрак. Постепенно заснули все, за исключением Ханти, которая все еще расчесывала волосы прижавшейся к ней упырихи. Так продолжалось до восхода солнца, когда та снова впала в спячку. Вскоре они снова двинулись в путь, а Ханти, держа на коленях голову Ириан, дремала, отсыпаясь за прошедшую ночь. Ехавший рядом Ксин то и дело задумчиво поглядывал на нее.

– Значит, у нас все-таки появилась дочка… – недоуменно повторял он.

ПОСЛЕДНИЙ ПОЕДИНОК

Путешествие через Рогирру, хотя и казавшееся сперва безумным предприятием, вполне окупилось. Они не только ничего не потеряли, но еще и выиграли, поскольку оно продолжалось на целую неделю меньше, чем занял путь в противоположную сторону. Благодаря этому они добрались до Катимы за две ночи до полнолуния, что особенно радовало Ксина.

Через главные ворота города они проехали ранним утром восемнадцатого дня месяца Рыб и, не желая рисковать, остановились не во дворце, а на одном из постоялых дворов. Его хозяин, с тех пор как все приезжие в панике покинули столицу, не имел гостей и потому принял их словно посланцев небес, явившихся, чтобы спасти его от банкротства. От него они узнали, что произошло в Катиме после отъезда Гаро, и о том ужасе, с которым жители столицы ожидали очередных действий Старой Королевы.

Он говорил долго, и собственный рассказ настолько его поглотил, что он даже не обратил внимания на продолговатый сверток, который гвардейцы осторожно извлекли из коляски и отнесли в комнату женщин… Когда он закончил, Ксин тотчас же позвал посланника, немного поговорил с ним, после чего незамедлительно отправил его во дворец.

Родмин появился меньше чем через час, застав их еще за завтраком. При виде старого друга Ханти и котолак сразу же вскочили.

– Похоже, у вас есть для меня какая-то работа? – спросил маг после обмена приветствиями.

– Если б ты только знал… Поешь чего-нибудь? – Ксин сделал приглашающий жест.

– Нет, я уже… – быстро отказался тот.

– А вина?

– С удовольствием,

Ханти взяла кувшин, наполнила и подала им бокалы. Они сели, сделали по глотку.

– Расскажи, что тут творилось… – начал Ксин.

Родмин помрачнел.

– Она правит, а Редрен ее во всем слушается… – проговорил он, отставляя опустевший бокал. – Нет, не доливай, – сказал он Ханти. – Она научила его послушанию… – он вкратце рассказал о событиях во дворце. – А теперь говорите, что за работа, тот человек болтал что-то про заклятия?..

– Ты взял свои Предметы? – спросил котолак.

– Их не слишком много осталось, но кое-что есть… – Родмин коснулся висевшей на поясе сумки.

– Тогда идем!

Оба повели мага в комнату наверху, а когда они оказались внутри, Ксин тщательно запер дверь.

– Вот… – Ханти отодвинула балдахин над кроватью,

– Что это? – удивленно посмотрел Родмин.

– Разверни… – сказал котолак.

– Вы что, все с ума посходили?!

Ксин и Ханти, словно по команде, отрицательно покачали головами. Маг лишился дара речи.

– Я всего… от вас, но… – наконец выдавил он, – если кто-нибудь узнает… тут весь город ночью собственной тени боится, а вы… Живьем растерзают, и притом голыми руками!

– Успокойся и слушай! – Котолак почти силой посадил его рядом с Ириан. – Она не такая… – Дальше он говорил в такой спешке, словно боялся, что Родмин попросту сбежит. – И нужно снять с нее эти чары! – решительно закончил он.

Маг долго смотрел на них отсутствующим взглядом.

– А если узнают… – снова начал он.

– Ты расскажешь?! – резко прервал его Ксин.

– Нет!

– Ну так чего ты беспокоишься? К делу!

Родмин поскреб в затылке.

– Ладно! Пусть будет, что будет… – Он махнул рукой и посмотрел на упыриху. – Помогите мне ее раздеть, – спокойно сказал он.

– Лучше я сама… – Ханти быстро склонилась над постелью, ловко сняла с Ириан платье и уложила ее на спину.

Пригладив ее растрепанные волосы, она отодвинулась, уступая место магу. Тот присел на край постели и, внимательно взглянув на маленькую упыриху, медленно полез в сумку.

– Действительно, – констатировал он, – проклятие не проникло в тело столь глубоко, как это обычно бывает, во всяком случае, внешне этого не видно. Проверим… – Он вытащил серебряный маятник и начал раскачивать его над упырихой. Что-то шепча, он перемещал его туда и обратно вдоль лишь одному ему известных линий. Ксин заметил, как подвешенный на льняной нити кусочек металла явно изменял размах своих колебаний в зависимости от места, возле которого находился. Вблизи ладоней или когтей он резко останавливался, словно что-то притягивало его вниз, а надо лбом и сердцем, напротив, начинал метаться, словно привязанная пчела.

– Хо, хо, кто бы мог подумать… – Родмин убрал маятник и достал следующий предмет – небольшой янтарный шарик. Сильно потерев его о рукав шелковой рубашки, он легким движением бросил его в сторону Ириан.

Золотистый шарик, несмотря на то, что летел прямо к ней, неожиданно изменил траекторию, свернул и упал на постель…

Маг повернулся к Ханти и Ксину.

– Я второй раз в жизни вижу нечто подобное, – сказал он, – первым случаем был ты… – добавил он, глядя на котолака. – У нее все так же, как у тебя. Если, ясное дело, опустить менее существенные различия. Это удивительно тонкое соединение разума совершенно обычной девочки со многими типичными чертами демона. Я говорю «тонкое», но тот, кто с ней это проделал, скорее видел в том свою ошибку, поскольку, если это должна была быть месть, не следовало допускать, чтобы у нее остались воспоминания о прошлой жизни. Сразу видно, что занимался этим начинающий чародей, не слишком владевший своим ремеслом.

– Это была женщина, – поправила Ханти.

– Ах так… – Родмин явно уже думал о чем-то другом.

– Значит, теперь у тебя не должно быть никаких проблем? – воскликнул Ксин.

– Сейчас, сейчас… – осадил его маг, – я еще не знаю, на чем основано действие на нее этого заклятия. У тебя это часть звериной натуры, а она, похоже, была чистокровным человеком.

– Да, ты прав… – Котолак неожиданно посерьезнел.

– Нужно проверить. К счастью, у меня остался еще один… – Он показал им гладкий, прозрачный как стекло шестигранный кристалл. Оба его конца были отшлифованы в переливающиеся всеми цветами радуги острия. Из дали казалось, будто по обеим его сторонам горят разноцветные огоньки. Родмин взял его двумя пальцами и осторожно поднес к Ириан…

Пронзительный высокий тон зазвучал в наступившей тишине, быстро усиливаясь. Звук вибрировал, когда маг начинал покачивать рукой, и смолкал, когда он убирал кристалл. Он изменялся также над каждой частью тела упырихи, по мере того как Родмин перемещал кристалл над ней.

– Проклятие! – неожиданно прошипел маг. – Смотрите! – он решительным движением приложил кристалл ко лбу Ириан.

Жуткий визг едва не свалил их с ног. Мгновение спустя он смолк, но, прежде чем они успели это осознать, со стороны окна раздался быстрый резкий треск. Они посмотрели туда – некоторые стекла покрылись сетью белых трещин…

– Ах-х-х!!! – Родмин зашипел от боли и, бросив камень в угол, начал дуть на обожженные кончики пальцев. – Ничего не выйдет! – буркнул он.

– Что такое?! – спросил Ксин.

– Я не сумею, не смогу снять эти чары.

– Что ты говоришь?! – взорвалась Ханти.

Маг перестал размахивать рукой и внимательно посмотрел куда-то в сторону.

– О, вот он! – Он подошел и тронул носком сапога лежавший на полу кристалл.

Камень был мертв. Он потерял прежнюю прозрачность, потемнел, стал серо-коричневым, а контуры его уже не искрились радужным светом.

– Лишь особая сила могла сделать с ним нечто подобное, – пояснил маг, – это означает, что заклятие было единоличным, то есть снять его может лишь тот, кто его наложил… Все-таки та ведьма кое-что умела…

– Но ее нет в живых!

Родмин беспомощно развел руками, Ханти села, а Ксин начал расхаживать по комнате.

– И нет другого способа? – наконец спросил он.

– Способ всегда есть, нужно только его знать, – ответил маг.

– Может быть, все-таки попробуешь?.. – предложила Ханти.

– Вслепую?

– Именно.

– Нет. Слишком рискованно. Как бы не было еще хуже…

– Может, что-нибудь придумаешь?

– Что? Это безнадежный случай. Я тут ничем помочь не смогу, а тебе советую прекратить забивать себе этим голову, забыл, для чего ты здесь? Да, раз уж о том зашло, Редрен хочет с тобой говорить. Будет ждать в поддень.

Котолак посмотрел в окно.

– Уже скоро, – ответил он.

– В таком случае пойдем вместе. – Родмин направился к двери.

– Как долго вы еще собираетесь прятать Ириан? – спросил он, когда они оказались на улице.

– Я об этом не думал, – ответил Ксин, – мы надеялись, что удастся освободить ее от Онно, а теперь сам не знаю. Может быть, спрячем в Самни или еще где-нибудь… а может быть, все-таки найдется способ…

– На это не рассчитывай, незачем обманывать себя. Мое искусство существует уже свыше тысячи лет, и за все это время никому не удалось преступить законов Окно, хотя говорят, будто это возможно, но это все равно что искать одно дерево в большом лесу…

– О, это я бы еще смог…

– А песчинку в пустыне?

– Уже нет… – Котолак помрачнел.

– Ну вот видишь…

– Ладно, оставим это. Как там моя гвардия? – сменил тему Ксин.

– Негодяи просто взбесились, впрочем, трудно тому удивляться – Редрен прогнулся, значит, нужно слушаться более сильного. С тех пор король для них словно дым – если в глаза не лезет, то и беспокоиться не о чем! Потерял всякое уважение, и все. Лишь сегодня, когда они услышали, что ты вернулся, начали вести себя сдержаннее, поскольку еще не знают, чем все закончится…

До дворца они добрались примерно полчаса спустя. Внешне здесь ничего не изменилось: стражники, мимо которых они проходили, как и прежде, отдавали честь, а встречавшиеся по пути придворные охотно отвечали на приветствия или обменивались поклонами. Никто ни на йоту не отклонялся от правил этикета, но в глазах каждого Ксин вздел один и тот же затаенный блеск, короткий испытующий взгляд – они смотрели холодно, словно зрители на гладиатора, взвешивая его шансы и думая, на кого поставить…

Редрена они застали в небольшой, вряд ли достойной короля комнате. Монарх был один, если не считать дремавшей у него на коленях пушистой белой кошки, и сидел в украшенном богатой резьбой кресле. Когда они вошли, он отложил какие-то бумаги, которые просматривал, и вежливо кивнул. Он хотел что-то сказать, но не успел…

Королевская фаворитка проснулась в тот самый момент, когда Ксин появился на пороге, и обратила к нему взгляд своих прекрасных прозрачно-голубых глаз. Она подняла голову, а из ее изящной, благородных форм пасти раздалось короткое, полное восхищения мяуканье. Она уже стояла, готовая спрыгнуть на пол, когда внезапно Редрен машинально придержал ее за шею…

Яростное протяжное шипение помешало королю заговорить. Разозленная кошка бесцеремонно укусила монарха за палец, затем, вырвавшись, метнулась вниз, прямо к ногам котолака, и начала тереться о них с горловым восторженным мурлыканьем, выказывая тем самым ему самые лучшие свои чувства…

Наступило полнейшее замешательство. Редрен лишился дара речи, маг начал кусать губы, а сам Ксин стоял, с явным усилием пытаясь сохранить безразличное выражение лица. Лишь некоторое время спустя, видя, что кошка не успокаивается, он присел и, взяв ее в руки, начал мягко поглаживать ее шею и спину. Зверек неожиданно обмяк, а Ксин прошел несколько шагов и уложил его на столик Редрена.

– Проснется через час-два… – пояснил он, поднимая голову.

Король с трудом вспомнил, что собирался сказать.

– Ну что ж, садитесь… – Он многозначительно откашлялся.

– Какие будут распоряжения, ваше величество? – спросил Ксин.

– Никаких распоряжений, – ответил Редрен, – ты полностью свободен, делай что хочешь, только скорее! Можешь начать даже сейчас. Хватит глупостей!

– То есть я должен найти ее убежище?

– Да, а потом сожги, растерзай, заколи – впрочем, ты сам лучше знаешь, что делать! А я уж займусь этим проклятым сбродом… – После недель унижений король вдруг перестал владеть собой. – Все против меня взбунтовались, даже такие вот… – Он замахнулся на кошку и едва не сбросил ее со стола, но его остановил хищный блеск глаз Ксина…

– С вашего позволения, ваше величество, – поспешно вмешался Родмин, – боюсь, так у нас ничего не получится.

– А это еще почему? Ведь он почует ее хоть сквозь три стены!

– Дело не в чутье, господин…

– Неважно! Так почему – нет?

– Нужно еще знать путь через эти стены, ваше величество.

– Молотами пробьем!

– Да, и ползамка обрушится нам на головы! – Маг начал терять терпение.

– Не повышай голоса, Родмин, – король наконец опомнился, – но, может, все-таки не обрушится?

– Не думаю, чтобы старые каменщики не предвидели чего-то столь простого, ваше величество, а потом, все стены здесь столь толстые, что для того, чтобы их разбить, может не хватить дня… продолжать?

– Нет, достаточно. Хорошо, что в таком случае делать?

– Подождем, пока она сама не вылезет, – предложил Ксин.

– И что тогда?

– Если это будет во время полнолуния, пусть дело решат когти… – При этих словах его вдруг охватил какой-то странный холод и неясное, неопределенное чувство чего-то необратимого… Никогда до сих пор он не ощущал ничего подобного перед схваткой… – Я готов! – Он решительно отогнал мрачные мысли и спокойно посмотрел в глаза королю.

– Хорошо, согласен, – подумав, ответил Редрен, – а теперь рассказывай, как дела на пограничье…

Остальная часть дня, до самого вечера, прошла спокойно. Сначала Родмин отнес спящую кошку в соседнюю комнату, потом Ксин рассказал обо всем, что произошло в Дине, а все внимательно слушали, время от времени задавая разные вопросы. Единственным щекотливым моментом могла быть история Ириан, но, когда котолак дошел до событий, происшедших в лесах Рогирры, Редрен сам велел ему заканчивать.

– Темнеет, – заметил он, – лучше, чтобы тебя в замке после захода солнца не было, возвращайся к себе.

– Слушаюсь, ваше величество! – Ксин встал, поклонился и исчез за дверью. Кратчайшим путем он вернулся на постоялый двор.

За время его отсутствия там ничего особенного не произошло. Женщины сидели у себя, а гвардейцы, как обычно, отдыхали в главном зале. Единственным, кто не пил, был Аллиро, который в соответствии с приказом следил, чтобы никто не утратил чувства меры и не сказал лишнего…

При виде командира все тотчас же поднялись со скамей, но он легким жестом разрешил им продолжать и, ничего не говоря, сразу пошел наверх. Там, закрыв окна и дверь в комнату, он вместе с Ханти дождался, пока Ириан пробудится от спячки, а потом полночи все трое забавлялись от души.

Разыгравшаяся упыриха носилась по комнате, словно искра, а они безуспешно пытались поймать ее, широко расставив руки. Довольно легко они сумели ей объяснить, что на этот раз она должна вести себя тихо и не скулить, так что радость после каждой удачной увертки она выражала, щелкая когтями, что напоминало аплодисменты. Когда же Ханти, которую утомляли эти дикие состязания, садилась, чтобы немного передохнуть, Ириан сразу же подбегала к ней, напоминая о своей любимой ласке – расчесывании волос.

За несколько часов до рассвета Ханти и котолака сменили девушки служанки благодаря чему они могли идти спать, а упыриха не осталась без опеки.

Ксин, после того как поиграл в догонялки с Ириан и надлежащим образом позаботился о Ханти, испытывал огромное желание поспать хотя бы до полудня. Однако, едва он успел погрузиться в сон, чья-то рука грубо выдернула его в реальность.

Он открыл глаза: было утро, а над ним склонялся Аллиро, трясший его за плечо.

– Ваше благородие, капитан!

– Ну, что там? – рявкнул он,

– Король пришел, и маг Родмин с ним.

Весь сон мгновенно как рукой сняло.

– Где они?

– В комнате рядом.

– А Ириан?

– Ее они уже видели…

У Ксина пересохло в горле. Он молниеносно оделся, выбежал из спальни и, словно снаряд, ворвался в комнату Ириан. Редрен как раз опускал полог над ее постелью.

– Ваше величество…

– Спокойно, не бойся, я уже успел принять к сведению, что упыриха упырихе рознь… Так что входи и закрой дверь.

– Шутки закончились, – со смертельной серьезностью проговорил Родмин. – Сегодня ночью ОНА передала мне свои новые приказы.

– Какие?.. – Котолак несколько поостыл. В эту минуту он думал только об Ириан и о снисходительности Редрена, а новости из дворца волновали его мало.

– Сегодня вечером мы должны отправить в лабиринт как минимум полсотни девушек и молодых женщин, не обязательно девственниц. Понимаешь, что это значит?

– Думаю, да…

– Так что ты собираешься делать?

Ксин, полностью успокоившись, внимательно посмотрел на мага.

– Естественно, никого мы туда не пошлем… – начал он.

– Только этого мне еще не хватало! – прервал его разозленный Редрен. – Толпа из города порвало бы меня в клочья вместе с дворцом и гвардией, если бы я хоть одним словом осмелился дать понять, что соглашаюсь на это условие! Но, с другой стороны, если я этих баб туда не пошлю, то она сама лично посетит мою спальню, чтобы предоставить мне неповторимую возможность увидеть мою собственную печень… – смиренно закончил он.

– В таком случае она не должна застать короля во дворце, – заметил котолак.

– Тогда она убьет других…

– Ну что ж… – развел руками Ксин, – это правда, но, судя по тому, что я вчера успел заметить, ваше величество не слишком расстроилось бы по такому поводу…

– Эх, Ксин… – покачал головой Редрен. – Сволочь ты, конечно, порядочная, но, что бы там ни было, ты прав – эта банда давно уже большего не заслуживает…

– Сомневаюсь, – подал голос Родмин.

– В чем? – спросил король.

– В том, что во дворце она может причинить вред кому-либо, кроме вашего величества. Пока еще люди ей нужны, так что она не сделает ничего такого, что вынудило бы их бежать. Скорее она подождет до полнолуния и снова устроит резню в городе…

– А я подожду ее у входа в дворцовый сад! – воскликнул Ксин.

Редрен радостно потер руки.

– Как раз то, о чем мы вчера говорили! Мы выманим ее из норы, а ты, Ксин, покажешь ей обратную дорогу в преисподнюю!

– Да, ваше величество…

– Итак, все ясно, – подытожил король. – Идем, – кивнул он Родмину, а ты… – он посмотрел на котолака, – возвращайся в постель, поскольку, как мне кажется, ты не собирался сегодня вставать столь рано.

– Да, ваше величество, до свидания.

Когда дверь закрылась за ними, Ксин потер покрасневшие глаза. Спать уже совершенно не хотелось.

Он спустился вниз и велел подать завтрак. Поев, он уселся в углу зала, погрузившись в полусонное оцепенение над кружкой пива. Делать было нечего, оставалось лишь ждать – два дня и одну ночь.

Лениво текли мысли – воспоминания, планы, идеи, запутанные цепочки ассоциаций. Все это появлялось где-то внутри него, меняясь, путаясь и расплываясь.

Временами ему казалось, будто он сам тоже перестает существовать. Все, что творилось вокруг него, куда-то отдалилось, побледнело, затуманилось и стало ему совершенно безразличным. Он был здесь и вместе с тем его не было. Несколько часов спустя рядом с ним присела Ханти и, так же как и он, не произнесла ни слова. Время шло, а они лишь порой обменивались короткими взглядами или улыбками. Ничего больше им не хотелось и не было нужно. Они все понимали…

Так продолжалось до вечера, а ночь прошла так же, как и все предыдущие за три недели. Ксин и Ханти забавлялись играми с Ириан. Весь следующий день они провели друг с другом в постели, их не интересовало ничто и никто. В дверь спальни много раз стучали, но она оставалась закрытой. Лишь наступившие сумерки заставили их расстаться. Ксин оделся и вышел.

Без оружия, в легкой накидке он шел по пустым улицам замершего в страхе города. Перед ним вдали, в сгущающемся мраке вырисовывались большие, черные на фоне свинцово-синего неба очертания королевского дворца. Лишь в его окнах поблескивали огоньки, а вокруг, во всех домах, мимо которых проходил котолак, за закрытыми ставнями таились лишь темнота и глухая тишина.

Добравшись до стены дворцового сада, он застыл неподвижно, скрестив руки на груди, ожидая, пока лунный диск целиком выйдет из-за горизонта, а за мгновение до этого снял одежду…

Они почуяли присутствие друг друга намного раньше, чем увидели.

– Это ты? – пришел вопрос.

– Я…

– Ты был у моей могилы, знаю…

Скрипнула калитка. Она вышла. Они смерили друг друга взглядами.

– Я вижу, что вас двое… Идите со мной, вы мне пригодитесь.

– Что ты говоришь?

– Ты не знаешь, что у тебя две души?

– Нет, ты туда не пойдешь… – быстро добавил он, удивленный ее словами.

– Ты меня не пустишь?

– Да.

Она остановилась, явно застигнутая врасплох.

– Глупец! Тот, кому ты служишь, ушел от меня из дворца!

– Неважно.

– Значит, ты просто выслуживаешься перед людьми!

– Ты сказала…

– При жизни бы я тебя просто на смех подняла!..

– Так попробуй сделать это теперь, ибо клянусь, что сегодня ты никого не убьешь! – он изготовился к прыжку.

Развеселившаяся Ириан неожиданно выпустила из лап тряпичный мячик, с которым играла, и замерла. Она стояла неподвижно, напрягшись, словно во что-то вслушиваясь…

– Подожди! – попыталась она его удержать. – Почему ты так поступаешь? Неужели разумом повредился? Ты демон, а не один из них, и у тебя только два выхода: либо ими править, либо позволить на себя охотиться и в конце концов погибнуть!

– Я могу жить среди них.

– Они лишь по собственной милости тебе это позволили. По собственной милости! Понимаешь? А ты сильнее их, тебе незачем их слушать, ты можешь им приказывать – к чему тебе их опасения, принципы и истины? Ты и я выше этого. Тот, второй, что молчит в тебе, – тоже. А впрочем, по каким законам можно нас судить и кто может это делать? Они? Жалкие существа. Мы можем и должны подчинить их себе или просто уничтожить это убогое отродье, ибо иного пути для таких, как мы, нет и никогда не было!

– Ошибаешься, он был и есть. – Он решил не обращать внимания на странные намеки королевы-матери. Это могло быть ловушкой.

– Какой?

– Для тебя он закрыт навсегда! На твоих когтях кровь невинных созданий…

– Но ты можешь пойти этим путем, котолак? – Он почувствовал в ее беззвучных словах зловещие нотки.

– Наверняка…

– Так я тебя туда отправлю!!! – с быстротой змеи закончила она.

Ксин ждал чего-то подобного. Он увернулся, свистнули когти. Она с грохотом рухнула, ударившись мордой о камни. Он не успел повторить удар – она уже встала. Ее лапы превратились в туманные размытые полосы. Он ответил тем же. Подобное фехтование на когтях продолжалось лишь доли секунды. Они отскочили в разные стороны. Плечо и бок Ксина повлажнели от крови, но и между его когтей застряли многочисленные обрывки платья и бинтов, которыми была обмотана королева.

Они начали медленно кружить друг вокруг друга…

Внезапно он прыгнул вперед, на полпути свернулся клубком и перекатился набок. Она снова дала себя обмануть, нанося удар туда, где его вовсе не было, и при этом полностью открывшись…

Когти попали в цель. Удар бросил ее на колени, а в его лапах остался кусок ее бока. Однако она снова встала так, словно с ней ничего не случилось, и лишь молниеносный прыжок в сторону спас его от потери лапы.

Он отступил на прежнее расстояние и почувствовал, что все бесполезно… Он не знал ее слабых сторон! Ведь у нее не было даже сердца! А все ее превращенное в упыриху тело не жило своей собственной жизнью, ибо было полностью мертво.

Руки, ноги, голова… их сила и скорость движений обеспечивались не мышцами, но одушевляющей их Волей. Это означало, что он мог терзать и рвать ее сколько, захочет, однако, пока он не уничтожит источника этой энергии, он заранее обречен на поражение.

Удушающая судорога стиснула его горло – он понял, что сражается с чем-то таким, что невозможно победить, если не знать, где это «нечто», собственно, находится!

«Ее мозг… – быстро размышлял Ксин. – А если его извлекли из черепа во время бальзамирования? Тогда он все так же лежит в подземелье, – ответил он сам себе, – в отдельной урне…»

Значит, он ошибся, но теперь выбора уже не было. Приходилось драться!

Она двинулась к нему, подобно безжалостному року, и дальнейшая схватка продолжалась уже недолго… Она могла совершить немало ошибок, но Ксина погубила первая же… Лишь однажды он не успел увернуться, и тут же, сметенный могучим ударом, пролетел несколько десятков шагов в воздухе и ударился о стену какого-то дома. Словно груда тряпок, он беспомощно сполз на землю и неподвижно застыл на камнях с переломанными лапами и ребрами.

Он даже не заметил, когда она снова подошла к нему. Она явно не собиралась ждать, когда его исцелит лунный свет… Жуткая тошнотворная боль пронзила его живот. Что-то лопнуло внутри него с глухим треском, и мир вокруг зашатался, словно пьяный.

Схватив котолака за задние лапы, она раскрутила его над головой и с размаху ударила о землю… Хрустнули ломающиеся челюсти и выбитые клыки…

Боли он уже не чувствовал… С полным безразличием он смотрел на хлещущую из размозженной пасти кровь и вытекающую из носа розовую пену.

Упыриха поволокла его в сторону невысокой стены и там еще раз подняла над головой…

Сухо хрустнул позвоночник, и Ксин переломился пополам. Наконец она его отпустила. Несколько мгновений она холодно смотрела на него, после чего коротким, тщательно отмеренным движением ударила лапой…

Когти коснулись сердца…

Ириан неожиданно оживилась и внезапно с писком начала стягивать с себя платье.

– Что ты делаешь?! – вскрикнула Ханти. – Подожди, сейчас я тебе помогу!..

Освобожденная от сковывающей движения ткани, упыриха подбежала к окну и с размаху вонзила когти в деревянную раму.

– Ириан!..

Та вырвала раму вместе с фрамугой и, прежде чем Ханти успела снова открыть рот, исчезла в образовавшемся отверстии.

– Ириан, – Ханти, охваченная дурным предчувствием, не договорила. Резко повернувшись, она выбежала из комнаты.

Ириан с ловкостью ласки прыгнула на крышу крыльца, а оттуда прямо на улицу и, едва коснувшись земли, растворилась в серебристо-сером полумраке.

Она мчалась с быстротой мысли, минуя дома и площади, перепрыгивая через изгороди и заборы. Облако развевающихся волос неслось за ней, словно хвост кометы, а красные глаза пылали местью и яростью.

Протяжный вибрирующий вопль раздался в то мгновение, когда она ворвалась на то место, где только что дрался котолак.

Старая Королева, почуяв новое Присутствие, удивленно остановилась. Маленькая фигурка метнулась над ближайшей стеной, словно мяч, отскочила от земли и помчалась прямо к ней:

– Кто ты?! Чего хочешь?

Ответом ей было змеиное шипение.

Ириан прежде не владела искусством мысленного общения. А то, чему успел научить ее Ксин, она забыла в тот же миг, так что все, что ей хотелось сейчас высказать, соединилось в одной могучей вспышке ярости и отчаяния. Она была меньше и слабее, зато проворнее, и ничто уже не могло ее остановить.

Вой, визг, мелькающие когти, клыки… – на опустевшей улице бушевала адская стихия. Ириан не дала королеве времени даже удивиться, начав рвать ее на мелкие клочки, ловко избегая при этом смертоносных ударов.

Маленькая упыриха не знала ничего о принципах анимации, и потому миг колебания не лишил ее, как Ксина, желания и жажды победить. Уже через несколько мгновений она откусила королеве левую лапу и тотчас же захватила ее голову в широко раскрытую пасть. Стиснув челюсти, она вцепилась в спину чудовищной мумии, не давая себя сбросить, несмотря на отчаянные усилия королевы.

Они упали на землю дергающимся клубком и покатились по камням. Длинная лапа упырихи все время тянулась к Ириан, вырывая ей волосы и нанося раны, но та отталкивала ее, все сильнее и сильнее сжимая зубы…

Череп королевы внезапно хрустнул и с треском раскололся, и мокрая липкая масса заполнила пасть маленькой упырихи.

Значит, тот самый живой мозг, источник силы и воли, находился в высохшем, разгрызенном теперь черепе! Во время бальзамирования он не был извлечен из тела. Ксин усомнился чересчур рано…

В последнем приступе агонии королева поднялась с земли, встала, пошатнулась и вместе с Ириан рухнула к стене какого-то дома – прямо на деревянный люк, закрывавший вход в подвал. Лязгнули выламываемые петли, раздался грохот, и обе исчезли в темной мрачной бездне…

Наступила мертвая тишина.

Запыхавшаяся Ханти выбежала из-за угла одного из каменных домов примерно четверть часа спустя и остановилась, оглядываясь по сторонам. Она ничего не заметила. Нигде вокруг никто до сих пор не зажег света, никто не приоткрыл дверь. Были лишь ночь, пустота и она одна.

Постояв немного, она пошла куда-то, опустив голову, медленно, безо всякой цели…

На соседней улице раздались крики и топот множества ног. Опомнившись, Ханти побежала в ту сторону.

За поворотом замигали факелы и клинки оружия. Гвардейцы окружили ее и узнали.

– Ваше благородие, вы здесь?!

– Где капитан?! Что с ним?!

– Что там случилось?! – кричали они наперебой,

– Перестаньте! Я не знаю, ничего не знаю… – Она разрыдалась.

– Внимание, король! – крикнул кто-то.

Они поспешно расступились, и к ней подошли Редрен и Родмин.

– Мы слышали вой, это не мог быть ни Ксин, ни та… – заговорил король, – не знаешь, кто?

– Наверное, Ириан, – неуверенно ответила она. – Она сбежала от меня.

– Понимаю, но что с Ксином?

Она отрицательно покачала головой.

– Смотри, господин! – Родмин вытянул открытую ладонь, показывая лежащую на ней какую-то странную гусеницу.

– Что там еще?

– Она развернулась! Значит, поблизости нет ни одного чудовища!

– Как это, ведь были целых три?!..

– Но теперь уже ни одного…

– Ты с ума сошел… – Король, однако, задумался. – На каком расстоянии эта дрянь их чует? – спросил он.

– Через полгорода с лишним…

Из тени появился какой-то человек и подбежал к группе солдат.

– Там… там… – пролепетал он дрожащим голосом, показывая куда-то в сторону.

– Что он плетет? – буркнул Редрен. – Давайте его сюда!

Двое гвардейцев направились к незнакомцу и привели его к королю.

– Ты что-то видел?

Тот заморгал.

– Упырих, господин, они дрались…

– Дальше!

– А потом их земля поглотила.

– Что такое?!

– Ну, чтоб мне живым с бабы не встать, правду говорю! Сначала дрались и грызлись, а потом под землю провалились…

– Веди!

– А…

– Быстрее! – тон Редрена подавил все попытки сопротивления.

Вскоре они оказались перед домом, рядом с которым завершилась схватка обеих упырих.

– Вот, здесь!

– Дурак, это же подвал! Наверное, свалились… Эй, вы там, найдите-ка второй вход!

Гвардейцы бросились к двери и, не ожидая согласия хозяев, ловко ее выставили, после чего разбежались по комнатам.

– Есть, нашли! – раздались возгласы солдат.

– Трое с факелами, ко мне! Остальные – к калитке!

Редрен поспешно перешагнул порог, а за ним, кроме солдат, протиснулись Родмин и Ханти.

Подвал был обширный, заставленный рядами бочек, ящиков и целыми грудами самого разнообразного хлама.

– Это, наверное, там… – король двинулся вперед, показывая дорогу, – потому что… – Он внезапно замолчал. – Быстрее! Род… Хантиния… – он нетерпеливо разбросал преграждавший путь мусор, и громкий шум на мгновение заглушил его дальнейшие слова.

– …Мертва. А это кто такая?!

Ханти быстро наклонилась и, присев, коснулась волос неподвижно лежавшей в углу девочки.

– Это Ириан… – глухо ответила она.

– Что-о?!. – Родмин выскочил вперед, чуть не сбив с ног Редрена. – В самом деле…

– Дьявол побери! – раздраженно рявкнул король. – Что тут произошло?!

– Она ее убила… – начал маг.

– Это и слепому видно! – прервал его король. – У старухи башка расколота, а девчонка вся мозгами измазана! Хм… странно, что они у нее не высохли за эти семь лет… Но как эта?.. Она снова человек… Жива?

– Да, господин. – Ханти начала вытирать платком полузасохшую беловатую массу с лица Ириан.

– Как такое может быть? – обратился король к Родмину.

– Я не вполне уверен, ваше величество, – маг внимательно посмотрел на девочку, – но, может быть, она случайно проглотила то, что попало ей в рот, и вследствие этого…

– Господин!

На лестнице раздался крик и топот подкованных сапог. В кругу света появился один из посланных в сторону сада солдат.

– Мы пошли туда…

– И что?!

– Нашли одежду, много крови и это… – Он раскрыл сжатый кулак, показывая несколько выломанных клыков…

Родмин помрачнел, а Ханти очень медленно поднялась…

– Это Ксина? – тихо спросил Редрен.

Она кивнула.

– А где капитан Ферго? – он снова посмотрел на солдата.

– Там его нет, господин.

– Немедленно возвращайся, обыщите все вокруг!

– Так точно, ваше величество! – солдат поклонился и выбежал из подвала.

Король задумался.

– Ну хорошо… – помолчав, сказал он, – вы двое… – он кивнул в сторону стоявших неподалеку гвардейцев, – отнесите Ириан туда, куда Хантиния вам скажет, а вы… – он подозвал других, – проследите, чтобы останки нашей… – он запнулся, – матери… снова оказались на своем месте в гробнице. Исполняйте!

В подвале началось оживленное движение. На землю снова полетел разный хлам, но уже вскоре наступила полная тишина. Приказы Редрена были исполнены. Принесенную в корчму Ириан вымыли, после чего, все еще бесчувственную, уложили в постель, рядом с которой присела Ханти.

Посеревшее и неподвижное лицо женщины ничего не выражало лишь в глазах ее горел какой-то упрямый, полный надежды блеск. Она ждала.

Известия от короля принесли лишь под утро. Солдаты перетряхнули дворцовый сад, все окрестные закоулки, подвалы, чердаки и дома, но тела Ксина нигде не нашли…

ПРЕВРАЩЕНИЕ

Ириан проснулась на следующее утро столь просто и обычно, словно после спокойного сна. Превращение не стерло ее воспоминаний. Она не забыла ничего ни из времен раннего детства, ни о тех десяти годах жизни, от которых у нее остался навсегда выразительный знак, а именно глаза – красные, с жемчужным отливом…

Позже, в течение нескольких недель, она быстро вспомнила основы человеческой речи и с энтузиазмом училась всему, что до сих пор было для нее недоступно. А когда с той памятной ночи прошел месяц, она – волей короля формально признанная дочерью Ксина и Ханти, а гвардейцами и придворными прозванная Красноглазой – сама повела солдат в глубь дворцовых подземелий в поисках похищенных женщин.

Их нашли, вернее, их тела, а потом, вынеся наружу, сожгли, ибо все они носили в себе одно и то же пятно Превращения, которое ощущала Ириан.

Единственным среди похищенных, кто не разделил судьбу остальных, был тот самый полоумный карлик. Он пропал без вести, где-то в путанице тайных ходов и коридоров…

Последующие дни и недели прошли уже в обычном ритме дворцовой жизни. Родмин восстановил свою лабораторию, а Редрен, отдав в руки мастера Якоба десятка полтора придворных, наглость которых пришлась ему особенно не по душе в период повторного правления королевы-матери, спокойно вернулся к своей излюбленной роли, стараясь теперь делать все возможное, чтобы наверстать все то зря потраченное, по его мнению, время, когда ему непрерывно приходилось без устали думать и предвидеть. Настали тяжелые времена для придворного шута, нередко становившегося жертвой королевских выходок.

Для Ириан же наступил в конце концов необычный момент, когда ей со всеми почестями вручили первое в ее жизни приглашение на бал. Онемев от счастья, она тотчас же побежала к себе в комнату и, не вызывая слуг, сама принялась выбирать подходящее платье.

Час спустя, сбросив очередное, не слишком ей понравившееся, она, оставшись обнаженной, застыла неподвижно и задумчиво посмотрела вокруг.

Взгляд ее остановился на зеркале. Она подошла к нему и медленно повернулась, неведомо уже в который раз восхищенно разглядывая свое новое тело. Она все еще не могла ему нарадоваться.

Она дотронулась до плеч руками, а потом, коснувшись своих маленьких грудей, обхватила их пальцами, словно взвешивая. Опустив руки к бедрам, она чуть покачала туловищем, глядя, как они гармонично колеблются в такт ее движениям. Наконец, она коснулась живота, осторожно раздвинула ногтями бело-золотистые волоски внизу живота и внезапно быстрым движением подняла руки…

Лицо ее приобрело выражение глубокой сосредоточенности, и в этот момент ее тело охватил вихрь дрожащего света…

Превращение наступило в долю секунды, и теперь перёд зеркалом уже стояла красноглазая светловолосая упыриха, разглядывавшая собственное отражение.

Превращение, видимо, было вполне удачным, поскольку комната тут же снова осветилась таинственным сиянием и Ириан спокойно вернулась в девичий облик. Кроме нее лишь Ханти знала об этой необычной способности и легкости, с которой происходило Превращение.

Красноглазая была воистину необычной девушкой…

Занятая платьями и собственным телом, она не заметила, как приоткрылась дверь, а ощущавшееся уже некоторое время странное чувство ускользнуло от ее внимания на фоне радостного возбуждения…

– Чтоб тебя, да оденься же наконец! Сколько мне еще здесь ждать? – голос Ксина ошеломил ее. Он говорил хрипло, как-то странно…

– Отец, это ты?! – Она поспешно набросила первое попавшееся платье.

– Да, я, – ответил он, входя в комнату. С диким криком она бросилась ему на шею.

– Ханти знает? – спросила она.

– Нет…

– А Родмин, король?

– Нет, кроме тебя, никто меня не видел и не увидит…

– Почему?

– Долго объяснять. – Он махнул рукой. – Я хотел увидеть только тебя.

– Что это? – Ириан прищурилась. – Я ощущаю тебя как-то иначе… Это в самом деле ты?

– Я больше не котолак.

Розовые глаза Ириан широко раскрылись, а Ксин холодно посмотрел на нее.

– Старая Королева, сама того не зная, сдержала свое слово… – сказал он.

– Не понимаю.

– Перед схваткой она обещала мне, что изменит мою судьбу, а потом, когда я уже был в ее власти, она не вырвала мое сердце, лишь пронзила его когтями и таким образом уничтожила не меня, но существовавшую во мне природу котолака. Со мной произошло своего рода Превращение…

– И ты сразу пропал без вести… – с упреком ответила Ириан.

Ксин посерьезнел.

– Прости, но я не стану об этом говорить. Поверь мне, я пришел сюда, как только смог, и только ты можешь меня увидеть.

– А если кто-то другой.

Он отрицательно покачал головой.

– Никому это не удастся, если я сам не позволю.

– Но что дальше?

– Думаю, когда-нибудь ты пойдешь со мной… Ты мне пригодишься, судя по тому, что здесь только что происходило. У тебя немалые шансы достичь намного большего, чем тот котолак.

Она удивленно посмотрела на него.

– Ты видел меня, отец? – спросила она, подрагивая ресницами.

– Нет. Я тебя почуял, я теперь могу намного больше, чем когда-то, и это, как я полагаю, начало моей новой жизни…

Ириан задумалась.

– Ты говорил, что я должна пойти по твоим следам, но как?

Ксин подошел и мягко взял ее за плечи.

– Каждый может найти этот путь, если только по-настоящему захочет, – серьезно сказал он, – помни… – он направился к двери, – достаточно лишь захотеть…

– Подожди… – Она выбежала за ним в коридор, но

Ксина уже не было.

Свет нескольких одиноких факелов сражался с наступавшей со всех сторон темнотой, а бледные, бесформенные тени лениво ползали по стенам и полу. Ириан не распознала магической иллюзии, скрывшей уходящую фигуру.

– Помогите мне! – донеслись откуда-то беззвучные слова. Ощущение Присутствия внезапно затрепетало, словно извиваясь в конвульсиях. Ошеломленная Ириан осталась одна.

Какое-то время она стояла, бледная, в расстегнутом платье, не зная, что делать, но в конце концов несколько оживилась и вернулась к себе.

Медленно, не глядя на руки, она начала поправлять одежду, потом потянулась к украшениям. Рука застыла на полпути. Ириан неожиданно поняла – кто бы ни был тот, с кем она разговаривала, это был не Ксин! Она снова выбежала в коридор, но ничего уже не почувствовала. Что произошло? Что случилось? Чего хочет от нее этот человек, который не осмелился показаться на глаза Ханти и Родмину?.. «Время покажет», – подумала она, подняв голову и постепенно успокаиваясь.

«Ничего ведь еще не предрешено!» – промелькнуло у нее в мыслях. Уже совершенно спокойная, она широко, очень широко улыбнулась…