След менестреля

Глава седьмая

В таверне «Веселый менестрель» меня встретило тяжелое изумленное молчание. Аллейн, трактирщик и прочие уставились на меня, как на выходца с того света, и я их понял. Ни слова не говоря, я подошел к трактирщику и спросил пуншу.

— Все в порядке, — сказал я Аллейну и позвенел кошельком с золотыми монетами, полученными от Биргит. — Спите спокойно, жители Багдада.

— Ты вылечил их командира? — Аллейн, казалось, не поверил своим ушам.

— Еще нет, но он поправится. И вам больше ничто не грозит, — я принял у трактирщика кружку, с наслаждением сделал глоток.

Тут в корчму вошла Уитанни, грациозно прошла мимо сидевших крестьян, приблизилась ко мне и взяла под руку. Я отчетливо услышал, как кто-то из глазевших на нас мужиков тихонько выдохнул: «Колдун!»

— Ты не бойся, Аллейн, я долго в вашей общине не задержусь, — сказал я самым снисходительным тоном. — Отдохну денек, и пойду дальше.

Я так понял, именно это староста и мечтал от меня услышать. Видимо, масштабы моей личности очень сильно его напрягали. Обижаться на неблагодарных жителей Айи было бы смешно и глупо: они заботятся о своей выгоде, и это по-человечески понятно. А я сделал доброе дело. Попутно заработал пятнадцать риэлей, которые лишними не будут. Люстерхоф поправится и будет бить вальгардцев, одноглазая Биргит останется с любимым мужчиной. И хоть в исцелении Люстерхофа нет моей прямой заслуги, все равно приятно.

— Возьми за жилье, еду и выпивку, — я подал трактирщику золотую монету, и надо было видеть, как он выхватил ее у меня из пальцев! — Сдачу не забудь.

Трактирщик выдал мне горсть медяков, и я ссыпал их в кошель. Допил пунш и пошел в свою комнату. Уитанни последовала за мной.

— Слеа? — сказал я ей в комнате, приложив сложенные ковшиком руки к щеке и глазами показав на кровать.

— Аи? — Уитанни сначала не поняла, потом по-детски открыто улыбнулась. — Най, ллеу слеан друарр ей Уитанни ар-кинн ллеу саррар.

— Мальчики поспят, а девочки покараулят, так? — Я подмигнул моей кисе. — Знаешь, я и впрямь устал. Верно говорят, что у врачей адски тяжелая работа. Извини, посплю, что-то меня морит.

Уитанни кивнула, сбросила с головы капюшон и села на табурет. Я поставил посох в угол, не раздеваясь, растянулся на жестком лежаке, закинул руки за голову — и отключился. Сколько я проспал, не знаю, но только, проснувшись, увидел, что Уитанни продолжает сидеть на табурете, даже позы не сменив. Впрочем, заметив, что я проснулся, она заулыбалась.

— Ллеу буанн, — сказала она.

— Ага. — Я сел на лежаке, помотал головой. — И чем бы нам с тобой заняться, киса?

Уитанни пожала плечиками. Я потянулся, повертел головой, пощелкал костяшками пальцев. Сонная слабость проходила, и я чувствовал себя вполне отдохнувшим.

— Магическая зарядка, — сказал я девушке и, встав в позу теннисиста, скастовал на себя сначала руну «Джель» (получилось неплохо, начертанная мной руна просто засияла в полумраке комнатки!), а потом и руну «Тэль».

— Фрррр! — испугалась Уитанни, вскочив с табурета и сверкая глазищами. Я засмеялся.

— Ты меня видишь, видишь, я знаю! — сказал я ей. — Но все равно классно, правда?

— Ллеу даньярр! — удивленно воскликнула гаттьена. — Грарр-а-мьяр а ллеу, виар Даэг ньем балак?

— Точно, солнышко, это Даэг меня научил.

— Най сарат ллеу! — простонала Уитанни, мотая головой.

Я понял ее. Ей очень не понравилось, что я стал невидимым. Это ее испугало. Я шагнул к бревенчатой стене, вытянул руку, и был поражен тем, как легко, не ощущая никакого препятствия, моя кисть и предплечье прошли сквозь толстые бревна. Потрясное чувство, чумовое заклинание.

Уже знакомое покалывание в теле дало понять, что действие Запечатывания заканчивается. Я посмотрел на свои ноги: едва заметные полупрозрачные их очертания начали темнеть, обретать материальность. Уитанни облегченно вздохнула.

— Здорово, да? — спросил я ее. — А главное, у меня все быстро и легко получилось. А если еще настой лигрох выпить? Тогда, наверное, и ты меня не увидишь.

Уитанни не ответила. Видимо, все еще была под впечатлением. Я решил ее больше не пугать. Да и подзакусить было самое время.

На этот раз нас обслуживал не трактирщик, а его жена, полная, некрасивая женщина со злым лицом и большой неаппетитной бородавкой на носу. Тем не менее, куриный суп с клецками был великолепен, а главное — в разговоре с женщиной я узнал, что сегодня пятница, а значит, есть повод прогуляться до старой сыроварни и сделать то, ради чего я, собственно, и тащился в Айи.

Вечер был морозный, в воздухе искрилась ледяная пыль, снег звонко скрипел под подошвами сапог. Полная луна вышла из-за холмов, черное зимнее небо над головой сияло россыпями звезд, обещая ясную морозную ночь. Идти пришлось довольно долго. Старая сыроварня находилась на восточной окраине Айи, у дороги, которая вела в Блиболах — это сообщал торчащий из сугроба дорожный указатель. Сама дорога была засыпана снегом так, что ни пройти, ни проехать.

Так или иначе, до старой сыроварни я добрался и встал во дворе, прислонившись спиной к бревенчатой стене и ожидая, что будет дальше.

— Вирра? — шепнула мне Уитанни.

— Да, подождем немного, — я достал из сумки фляжку с эльфийским самогоном, сделал пару глотков, и сразу стало теплее. Протянул фляжку гаттьене, но киса только фыркнула.

— Интересная ты девушка, — сказал я. — Ходишь почти голая, в одном плаще, и никакой мороз тебе нипочем.

— Ллеу мрранир уинн, — Уитанни красноречиво постучала себя пальцем по лбу.

— Ну, уж какой есть, — ответил я добродушно. — Но ты ведь и такого любишь, верно?

Она фыркнула. Я сделал еще глоток, наслаждаясь теплом и чувством легкого опьянения, и было непонятно, от чего я пьянею больше — от самогона, или же от этого чудесного, кристально-хрустящего, первозданного воздуха, которым в моем мире можно подышать, наверное, только где-нибудь в Гималаях. Эх, сейчас бы на лыжи, да пару кругов вокруг этого городка, по целине, под звездами!

Что бы со мной ни случилось дальше, но если останусь жив и вернусь в свой мир — сто пудов брошу курить…

— Хэй! — Уитанни легонько ткнула меня в плечо.

Я посмотрел, куда она показывает, и увидел, что на том берегу маленькой замерзшей речки между деревьями мелькают темные фигуры. Парой мгновений спустя я увидел двух всадников. Один из них вел в поводу запасную лошадь. Они остановились на берегу, несколько секунд наблюдали за нами, а потом женский голос позвал меня по имени.

— Да, это я! — крикнул я.

— Идите сюда, господин, — ответила женщина. — Не бойтесь, лед прочный.

— Уитанни гаен аир Ллэйрдганатх, — сказала Уитанни. — Муарр трайнин.

— Хорошая мысль, — одобрил я, поняв, что гаттьена собирается меня подстраховать, приняв свой второй облик. — Я пошел.

Я быстро перебрался по льду на противоположный берег.

— Милорд Джарли ждет вас, — сказала женщина. — Садитесь на лошадь.

Я забрался в седло. Женщина, приглашающе кивнув, поехала впереди, я за ней, ее спутник замыкал. Мы довольно долго шли через заснеженный лес, а потом выехали на узкую дорогу, почти неразличимую в высоких сугробах. Здесь лошади пошли быстрее. Очень скоро дорога пошла на подъем, и я понял, что нужное мне место находится где-то на окружающих Айи холмах.

Ехали мы без факелов и фонарей, но в них не было никакой нужды — луна ярко освещала наш путь. Мир вокруг казался сказочным, уснувшим, нереально красивым. Прямо иллюстрация для какой-нибудь рождественской истории. Впрочем, однажды в эту пасторальную благодать вошел далекий, донесшийся откуда-то из заросшей лесом долины протяжный вой — то ли волка, то ли вильфинга. И буквально секунду спустя я услышал гораздо более близкий яростный тягучий звук, похожий на стенания мартовского кота. Я усмехнулся — Уитанни давала понять, что следует за мной, и я, в ее разумении, в полнейшей безопасности.

Мы поднялись еще немного, потом за деревьями замелькали огни, и я увидел самый настоящий дом-шале — великолепный, под двускатной черепичной крышей с толстой снежной шапкой, с балконом по всему фасаду, с освещенными стрельчатыми окошками. Перед домом горели костры, стояли длинные рогатки, которыми можно было бы за секунды перекрыть подъезд к дому, и расхаживали несколько вооруженных людей, облаченных в кожу и меха. Они подошли к нам, приняли наших коней и повели их к расположенной справа от шале коновязи. Женщина повела меня в дом.

Внутри шале соответствовал тому, что я называю «неброская европейская роскошь». Все из дерева, кругом шкуры животных — лосей, туров, горных коз, медведей, — на стенах и подпирающих кровлю столбах головы кабанов, оленей и волков. У пылающего камина на низком карле с выгнутыми ножками сидел Джарли. Увидев меня, он встал, направился в мою сторону, улыбаясь и раскинув руки.

— Герой! — Джарли облапил меня с медвежьей мощью, отступил на шаг. — Все-таки объявился! Давно я тебя ждал, давно! Дай-ка я на тебя гляну, лекарь. И этот худосочный сукин сын прикончил Вечного? Да весь Элодриан гудит! Орденцы вопят от ярости и ссутся в штаны со страху! Двенадцать тысяч риэлей за голову одного человека — это неслыханно! Это годовой доход с целого графства. Ты крепко прижал им яйца, Кириэль. И я этому несказанно рад, поверь. Где ты был все это время?

— В Лиден-Муре, в лагере ши.

— А где наша леди-рыцарь?

— Бегает где-то.

— Если она принесет тебе котят, я заберу всех за любые деньги, — с самым серьезным видом заявил Джарли. — А если котята будут от тебя, заплачу вдвойне.

— Договорились, — сказал я со смехом. — Красивый дом, однако.

— Он не мой. Одного сукиного сына, который переметнулся к вальгардцам. Когда покину это шале, прикажу сжечь дотла. Но здесь неплохой винный погреб. Кстати, не выпьешь ли со мной?

— С удовольствием.

Герцог Роэн-Блайн хлопнул в ладоши. Появилась сопровождавшая меня женщина, уже без мехового плаща и капюшона. Ее лицо показалось мне знакомым.

— Селена, еще две бутылки аффи и кубок для мессира Кириэля, — распорядился герцог. — И пусть Дарген приготовит что-нибудь горячее.

— Знакомая женщина, — сказал я, когда Селена вышла.

— Ты ее запомнил? Она присутствовала при нашей с тобой первой встрече, и я не доплатил ей тогда три аберна. Когда выбирались из горящего Роэн-Блайн, натолкнулись на кучку наемников — они поймали Селену и решили ей попользоваться. Не мог же я допустить такое безобразное насилие! — Джарли приложился к кубку. — Отца я похоронил. Прямо там, на городском кладбище, под выстрелы пушек и треск пожаров. Он всегда любил этот город и остался в нем навечно. Мир праху его!

— Я виделся с Лукой Валленхорстом, — сказал я. — Он сам меня нашел.

— С самим Валленхорстом? А вот с этого места поподробнее, прошу тебя.

— Я думал, мне крышка. Орденцы застигли меня на заброшенной ферме недалеко отсюда. Но Валленхорст паче чаяния предложил мне не меч, а мир.

— Это невозможно, — нахмурился Джарли.

— Вот перстень, который он мне дал, — я протянул герцогу орденское кольцо. — И сказал, что люди, которых я давно и безуспешно ищу, находятся в замке Вальфенхейм. Это кольцо дает мне доступ в крепость.

— Этот перстень просто кусочек золота. Или, вернее сказать, кусочек сыра в мышеловке.

— Возможно. Но с Валленхорстом был десяток орденских рыцарей, а я был один. Почему они меня отпустили?

— Погоди, давай сначала выпьем, а потом разберемся, — Джарли взял бутылку с принесенного Селеной подноса, откупорил ее, а женщине глазами показал на дверь. — От таких новостей у меня сразу пересохло во рту. Замок Вальфенхейм, ты сказал?

— Да.

— Это орденская прецептория недалеко от Набискума. Большая, хорошо укрепленная. Проникнуть в нее можно лишь с ведома хозяев.

— Потому Валленхорст и дал мне этот перстень.

— Нет, они тебя и впрямь за дурака держат? — Джарли посмотрел на меня с изумлением. — Сначала объявляют фантастическую награду за твою голову, ищут тебя по всему Элодриану, а потом, не пойми с какого перепугу, объявляют тебе liberum propiteaberis и дают это кольцо. На что Валленхорст рассчитывает? Что нормальный человек поверит в его искренность и не заподозрит подвоха?

— Я не верю ему, если честно. Но не только во мне дело. Валленхорст заинтересован в том, чтобы ты продолжил войну с Вальгардом. Более того он желает союза против Вальгарда между Роэн-Блайном и саратханскими ши. — Я принял у герцога кубок с вином. — Интересно, правда?

— То есть, старый живодер знает, что я не погиб при штурме Роэн-Блайн и продолжаю войну? И хочет, чтобы земля в Брутхайме загорелась под ногами вальгардцев? Тебе это не кажется странным, Кириэль?

— Кажется. Но Валленхорст сказал, что желает поражения своему королю. И он не только о тебе вспомнил. Один человек сказал мне, что курьер Валленхорста приезжал к барону Бришу с письмом, предлагающим союз.

— И Бриш согласился?

— Бриш был недавно убит в пограничной стычке.

— А человек, о котором ты сказал?

— Его зовут Ромбранд Люстерхоф, он бывший орденский ловчий. Он был тяжело ранен и сейчас поправляет здоровье на заимке у Медвежьего ручья в окружении своих людей.

— Я знаю о них. Мои разведчики докладывали, что видели близ Айи какую-то вооруженную ганзу. Я еще думал, не отправить ли их всех в ад.

— Люстерхоф ненавидит Звездный Орден. Дознаватели Ордена казнили в Норте женщину, которую он любил.

— Это он сам тебе рассказал? — Джарли посмотрел на меня с интересом. — Иногда ты восхищаешь меня своей поистине детской наивностью, Кириэль.

— Однажды Люстерхоф спас мне жизнь.

— И поэтому я должен взять его в свое окружение, ты это предлагаешь? Он вальгардец, а я брутхаймец. Между нами не может быть мира. Я никогда не буду сражаться рядом с человеком из этого племени палачей и захватчиков, на совести которых смерть моего отца. Если ему так хочется, пусть ведет свою войну с бывшими подельниками. Без меня.

— Я понял тебя. Однако Люстерхоф сообщил мне кое-что важное. Подтверждающее ту информацию, которую я уже получил от Валленхорста. В Звездном Ордене произошел раскол. Собственно, вот причина, почему Валленхорст впал в немилость к Готлиху и лишился — или почти лишился — своей власти и жезла гроссмейстера. Власть в Ордене по факту захватили маги, и это Валленхорсту очень не по душе. Он приверженец старых рыцарских способов ведения войны и боится этих магов. Мол, Орден всю свою историю боролся с магией, а теперь сам сделал ее оружием. Как у нас говорят: «За что боролись, на то и напоролись».

— Да пусть они там от чумы сдохнут и друг друга сожрут — почему нас это должно волновать? Наоборот, любая грызня между нашими врагами нам только на руку.

— Разумеется, — я позволил Джарли налить мне еще вина. — Но давай попробуем увидеть перспективу. Чем закончился первый этап Нашествия? Вальгардцы захватили большую часть Элодриана, установили на ней свои порядки, обратили крейонов и прочих в рабов и стали жить-поживать за счет покоренного населения. Население при этом платило подати, Звездный Орден следил за тем, чтобы не было никакой магии, пугал новоиспеченных рабов своими оборотнями, и такой власти ему было достаточно. Богу богово, кесарю кесарево. Но теперь все меняется. Основа армии Вальгарда уже не рыцари, а нанятые за золото наемники и разный сброд, который лютует так, как высоким лордам и не снилось. Лорды сгоняют крестьян с пахотных земель и превращают их в пастбища — я сам видел людей, лишившихся всего по прихоти своих господ. Прежняя модель грабежа больше не работает, Джарли. Вальгардцам нужны деньги, а не рабочие руки. Король Готлих собирается захватить Сартахан и покончить с непокорными ши, а что будет дальше? Боюсь, это будет война не на порабощение, как раньше, а на полное уничтожение. — Я едва не добавил «как в моем мире». — И вместо гроссмейстера Валленхорста, жестокого, фанатичного и властного, но все же придерживающегося каких-то понятий о рыцарской чести и благородстве, Орден возглавят маги вроде Лёца, для которых не существует ничего святого. Я знаю, чем это закончится — уничтожением ши, как расы. Этого нельзя допустить.

— Я герцог Роэн-Блайн, Кириэль. И меня заботят мои земли. Я хочу только одного — вышвырнуть отсюда вальгардский сброд и сесть на трон моего отца в Герцогском зале Роэн-Блайн как суверенный повелитель своих земель и своего народа. Знаешь, когда я слушаю тебя, у меня возникает ощущение, что ты продался вальгардцам.

— Понимаю. Но даже если ты победишь в этой войне, вальгардцы вернутся. Дух разрушения рано или поздно возьмет свое.

— О каком духе разрушения ты говоришь?

— Чтобы остановить гибель Элодриана, нужно найти одного человека. Именно это я пытаюсь сделать. Он невольный виновник происходящего. Сейчас этот человек, если верить Валленхорсту, находится в замке Вальфенхейм.

— И кто же он?

— Его зовут Вильям де Клерк. Я ищу его с самого первого дня своих странствий.

— Ты предлагаешь мне напасть на Вальфенхейм и освободить этого человека?

— Нет. Я вопреки всему думаю, не воспользоваться ли мне любезным приглашением Валленхорста. — Я поставил кубок на стол. — Ты сейчас скажешь, что я сумасшедший идиот. Однако давай попробуем подумать: по словам Валленхорста в замке стоит подконтрольная ему Золотая хоругвь, и нет магов. Он дал мне гарантии неприкосновенности, и как благородный рыцарь, не станет их нарушать. Во-вторых, Валленхорст, по его словам, в тяжелом положении, он впал в немилость к Готлиху и вот-вот лишится своего положения, а может, и головы. И он ищет союзников. Много ли потенциальных союзников захочет иметь дело с клятвопреступником, заманившим в ловушку Кириэля Сергиуса?

— Все это хорошо, мой друг, но ты забыл главное: Орден охотится за тобой. Ты нанес им самый болезненный и жестокий удар, убил Вечного, а такого вальгардцы не простят никому. И они расправятся с тобой любой ценой, а уж потом будут думать, кто и что по этому поводу скажет. Ха! Я бы поступил именно так.

— Словом, ты не советуешь мне отправляться в Вальфенхейм?

— Я твой друг и потому говорю «Нет, не советую».

— Тогда один вопрос: а что собираешься делать ты?

— Как что? Поднять всю Брутхайму на войну с ублюдками. Очень скоро я соберу большую армию и начну нападать на вальгардские отряды. Люди потянутся ко мне, потому что многие сыты вальгардскими порядками. Мы победим, не сомневайся.

— То же самое говорили мне ши. Но их мало, и вас мало, Джарли. А вальгардцев много. И у них маги, плодящие вильфингов.

— Ты думаешь, я боюсь? — Джарли подошел ко мне, и лицо его, еще миг назад добродушное, стало холодным и жестоким. — Я рыцарь. Пусть бастард, но в моих жилах течет кровь двадцати поколений Ленардов. И я готов умереть, если моя смерть хоть на час приблизит освобождение Роэн-Блайн. Так что не пугай меня, лекарь. Рассказывай свои страшные сказки девушкам в тавернах, они их любят. А мне не стоит. — Он взял непочатую бутылку и плеснул себе в кубок. — Ты или мой союзник, или мой враг. Вот такой у тебя выбор. Либо-либо, третьего не дано.

— Дано, Джарли. Я поеду в Вальфенхейм.

Герцог только вздохнул.

— Тогда я выпью за помин твоей души, обещаю, — сказал он после затянувшегося молчания.

— Я подумал, что кольцо Валленхорста может и тебе помочь, — сказал я. — Если у тебя есть ювелир, который сможет быстро сделать несколько его копий, ты сможешь снабдить им своих разведчиков. Все же какая-то гарантия безопасности.

— Неплохая идея. — Тут Джарли хлопнул меня по плечу и снова сел на карло. — Но я не верю в волшебные талисманы. Я верю только в меч. И если ты сделал выбор, отправляйся в Вальфенхейм. Скажу только, что мне будет очень горько услышать известие о том, ты погиб. Или — и это будет для меня худшей вестью, — что враг Ордена Кириэль Сергиус стал другом Ордена.

— Ты не первый мне это говоришь. Тейо говорил мне то же самое.

— Вот видишь. Ты не слушаешь умных советов, и это плохо. Что ж, значит, так тому и быть.

— Мне надо идти, Джарли.

— Боишься, что я не выпущу тебя отсюда?

— Просто не хочу давать нашим врагам возможность захватить нас обоих в одном месте. — Я шагнул к дверям. — Мы еще встретимся, Джарли.

— Надеюсь, не как враги? — Герцог поднял кубок.

— Нет. Как победители.

Заканчивается третий день пути, пройдено много, но порой мне кажется, что я еще слишком далек от цели, да, киса?

Молчишь? Что ж, молчи? Я понимаю, в своем втором обличии ты можешь только мурлыкать и рычать. А мне бы сейчас так хотелось услышать твой звонкий голосок!

Но я тебе благодарен. Без тебя этот путь был бы для меня в сто раз тяжелее. Ты согреваешь меня не только теплом своего тела, но и своего сердца, Уитанни.

А кольцо Валленхорста работает. Помнишь, какие рожи были у наемников, на которых мы наткнулись вчера у моста? Они ведь собирались разобраться с нами. Меня прикончить, а тебя… Но я показал им кольцо, и они сразу опустили оружие. Съежились, сдулись, потеряли весь кураж. Может быть, старый гроссмейстер и впрямь был честен со мной. Хотелось бы верить.

Сегодня холоднее, чем вчера. Или, может, я начал уставать? Давно я так много не ходил. Сколько мы с тобой протопали за эти дни, а, киса? Километров сто, не меньше. Тридцать километров в день, пусть налегке — это что-то. Наверное, стоило позаимствовать у Джарли лошадь и ехать верхом.

Но это неважно. Вспомни, что сказали нам крестьяне на дороге — до Вальфенхейма совсем недалеко. Он вон за тем лесом. А как раз на полпути есть хутор, кажется, «Зеленая лощина». Так сказали крестьяне. Прикупим там продуктов, отдохнем немного и уже без остановок — до самого гнезда белых разбойников. С дороги нам никуда сворачивать не надо — иди себе, иди. Только холодно сегодня. Куда холоднее, чем вчера. Ха, у тебя даже шкура инеем покрылась, а у меня ноги застыли. И пальцы что-то зябнут. Эх, глотну я самогону!

Во, уже лучше. Знаешь, а Джарли-то на меня волком смотрел. Я не рассказал ему правду — про де Клерка, про Тейо, про порталы, дух разрушения и прочее. Так, обмолвился только. А почему не рассказал? Потому что он бы все равно ни хрена не понял. Хотя… А, ладно, плевать! Сейчас дойдем до хутора, ты станешь снова девушкой-красавицей, хозяева нам нальют горячей похлебки с мясом и стаканчик вина, а мы их поблагодарим, и если болеют — вылечим. А утром доберемся до Вальфенхейма. И вот там…

Там наступит момент истины. Или я встречусь с де Клерком и Вероникой, или с палачами Ордена. Поэтому ты со мной в замок не пойдешь. Я сказал — нет! Это слишком опасно, Уитанни. И не надо так на меня смотреть. Ты останешься на свободе и возьмешь мой посох. Мне он в замке не понадобится. Прижимаешь уши и злишься? Нет, честно, так нужно. Своей жизнью я еще могу рисковать, но твоей, кисуля — ни за что!

Смотри, вон он, хутор! Плетень, там за деревьями — видишь? И дым. Эх, и тепло сейчас у них в горнице. Уитанни, ты что? Это же… это.

Я встал посреди дороги, глядя на столб дыма, уходящий в небо за заснеженными деревьями. И все понял. Что мы остались без ночлега и горячей похлебки.

От хутора «Зеленая лощина» осталось прогоревшее пепелище. Кучи еще рдеющих в темноте и вспыхивающих языками пламени головешек. Я подошел к ограде, присмотрелся. На ветвях большого платана, росшего во дворе сожженного хутора, висели тела.

Двое мужчин, три женщины и девушка-подросток. Мужчины были в исподнем, женщины обнажены, на ногах повешенной девушки и младшей из женщин были подтеки замерзшей крови. Их лица и посиневшую кожу покрыл иней, руки были связаны за спинами. У девушки великолепные волосы свисали со склоненной головы до самых лодыжек. Будто пытались прикрыть ее наготу.

— Смотри, Уитанни, — шепнул я гаттьене, вцепившись пальцами в ее загривок. — Мы с тобой не успели.

Гаттьена не издала ни звука, только тело ее напряглось. В грудах углей что-то громко выстрелило, вырвался язык огня, осветив двор. Мертвецы на своих веревках медленно поворачивались под прикосновениями ветра, будто исполняли непонятный мне, живому, торжественный и печальный хоровод.

Уитанни не выдержала первой — убежала с мертвого хутора на дорогу и встала там, нетерпеливо ударяя хвостом по снегу. Я ничего не мог сделать для повешенных, поэтому, постояв еще с полминуты, присоединился к ней. И мы пошли дальше — туда, где скоро решится моя судьба. И кто знает, может, завтрашним вечером я буду точно так же качаться в петле под ветром, застывший, холодный, покрытый инеем, переставший быть частью Жизни?

Может быть, может быть.

Помоги мне, Господи!

Стражник в бело-золотом сюрко посмотрел на меня с подозрением.

— Говоришь, по приглашению его светлости гроссмейстера Валленхорста? — спросил он, вертя в пальцах перстень.

— Да. Я Кириэль Сергиус, может, слышал?

— Кириэль Сергиус? — И без того длинная лошадиная физиономия стражника вытянулась еще больше. — Неужто тот самый? Дела!

— Так я могу пройти?

— Погоди, я позову капитана, — стражник, еще раз глянув на меня, как на ненормального, ушел за обшитый массивными стальными брусьями дубовый створ ворот.

Я достал из сумки флягу — на дне еще плескались остатки самогона. Я допил все. Посмотрел на серое зимнее небо, на нависшие над моей головой зубчатые стены, на огромные цилиндрические привратные башни с машикулями и бойницами, над которыми кружило каркающее черное воронье, потом перевел взгляд на истоптанный унавоженный грязный снег под ногами — и выпрямился, ожидая встречи.

Капитан был в доспехах Золотой хоругви и без шлема. Он подошел ко мне, посмотрел пристально мне в глаза и вернул перстень.

— Вас ждут, господин, — сказал он ровным спокойным голосом. — Следуйте за мной.

Немного ошеломленный таким приемом, я вошел в продымленный грязный двор, где стояли повозки и расхаживали солдаты в белых сюрко и стальных капалинах. Прошел за капитаном к входу в донжон под вытянутым вимпергом. Миновал просторный темный холл, где пахло сыростью и факельной смолой. Поднялся по лестнице на второй этаж. Капитан довел меня до огромных двустворчатых дверей и толкнул их, сам отошел в сторону, пропуская меня.

— Входите, господин, — велел он.

Я вошел и огляделся. Большой зал, освещенный множеством факелов в поставцах, с арками вдоль стен; в арках висят гонфалоны с золотым драконом. Посреди зала большой стол, и за ним сидит только один человек, облаченный в белоснежную орденскую мантию и белый шерстяной плащ, заколотый на левом плече фибулой в форме пятиконечной звезды.

— Здравствуйте, Кирилл Сергеевич, — сказал человек со слабой улыбкой. — Удивлены?

— Немного, — я шагнул вперед. — Но не настолько, чтобы потерять дар речи.

— Значит, я вас не ошибся, — Александр Михайлович Маргулис встал из-за стола и поманил меня рукой. — Вы действительно незаурядный человек. И я хочу поговорить с вами. Уделите мне несколько минут?