СЛЕД ФАТА-МОРГАНЫ
Дорога в ад отклоняется от дороги в рай сначала всего на один миллиметр.
Рай
ПАЧКА МАРГАРИНА
С моей тетушкой Лесей трудно соскучится, когда они с дядей Колей приходят к нам в гости, сразу начинают происходить интересные события. То в ванной внезапно появляется водяная черепаха, то у зловредной соседки Марь Петровны на кухне кастрюли взлетают, а то в нашем телевизоре вместо телеведущих — лесные птицы чирикают.
Но в тот вечер тетушка обещала научить меня печь пирог с интересным названием «Бедный студент», и я заранее купила в магазине все необходимое.
Едва мы с ней расположились на кухне, тетушка с недоумением ткнула пальцем в пачку маргарина:
— «Городской»?
— Да.
— Ты всегда покупаешь именно «Городской»?
— Нет, а что он, хуже?
— Да, как тебе сказать… Если ты никуда не торопишься, я расскажу тебе историю, начавшуюся именно с пачки «Городского» маргарина.
1
Да, во всем виновата именно пачка маргарина, так как именно ее мне и не доставало! Ну, ладно, пусть это было тридцать первое декабря, но ведь торт-то можно было и в магазине купить!
Выскочила я из подъезда, гляжу, прямо возле нашего дома со своей тележкой продавщица расположилась. Молоко, кефир, сырки разные, а главное, маргариновые пачки снежком запорошенные лежат. Обрадовалась я, деньги скорее сую, а сама маргариновую пачку хватаю. Надо же, повезло как! До магазина идти не надо!
Через пару минут соседка стучится: нет ли у меня немного майонеза, спрашивает. Я говорю, что этот продукт только что в продаже видела прямо у подъезда. Соседка выглянула, головой покачала и в другую дверь стучится. Не было там уже продавщицы, и товара ее не было. Только мне тогда это странным не показалось — праздник, кто как может, так и торгует.
Как дошло дело у меня до маргарина, смотрю, иней с него стаял, а под названием вроде бы незнакомый рисунок красуется: не то терем-теремок, не то избушка на курьих ножках. Буквы же обычные, голубенькие, «Городской маргарин» написано. Наверное, надо было просто развернуть пачку, да маргарин в миске поставить на огонь растапливать, а меня потянуло картинки рассматривать…
…И вот, теперь этот сарай! На стенах плесень, на окнах решетки, в углах — пауки, в печи огонь пляшет, а в трубе ветер подвывает.
Сказать, что немного не по себе — мягковато, сказать, что от страха зуб на зуб не попадает — стыдно. Так, легкая нервная дрожь!
Тут в трубе взвыло уж очень громко, из печи дым повалил, на пол искры так и посыпались. Пожар не случился лишь из-за невероятной сырости пола в здешней гостинице. На середине сарая материализовалась согнутая фигура с метлой в руках и большой коробкой с надписью «Торт».
Бабуля откашлялась, швырнула в сторону ношу и зычно гаркнула: «Бре-кекс!» Метла со всех прутьев устремилась к порогу, где и застыла по стойке «смирно». Торт взмыл в воздух и скромно опустился на поросшую мхом крышку стола.
— Привет, — весело сказала бабуля, сверкнув единственным зубом. — Добро пожаловать!
— У меня денег нет! — сообщила я на всякий случай.
Бабуля задумчиво поскребла подбородок.
— Это ничего.
— Меня хватятся и начнут искать через полчаса!
— Не найдут, — утешила старушка.
— Как не стыдно вам, пожилой женщине, участвовать в похищении людей?!
— Кто здесь пожилая женщина?! — возмутилась бабуля.
Старушенция щелкнула пальцами и мигом помолодела лет на двести.
— Зеркало!
Противоположная стена звякнула, заскрипела и, наконец, выдала изображение смуглой брюнетки с громадными синими глазами и губами цвета спелого помидора.
— Без подхалимажа!
Зеркало затуманилось и явило взору пышную даму в напудренном парике и отчаянно декольтированном платье. На шее дамы мерцало бриллиантовое ожерелье. Моя хозяйка критически оглядела наряд и осталась недовольна:
— Кому ты фальшивку подсовываешь?! Думаешь, я настоящие драгоценности от подделки не отличу?
Зеркало виновато мигнуло и тут же предложило обычный брючный костюм.
— Беру! — решительно бросила почтенная дама, тут же облачаясь в брюки и свитер. — Кстати, можешь называть меня просто Ягусей!
У меня в голове полным ходом вырабатывался туман. Когда человек сталкивается с тем, что с его точки зрения существовать не может, это всегда выводит из равновесия.
— Что вам надо? — наконец собрала я слова в вопрос.
— Слышу разумные речи! — обрадовалась Ягуся. — Надо провернуть интригу.
— Что?!
— Провернуть интригу, — терпеливо повторила бывшая бабуля. — Ты будешь моим агентом в борьбе против феи Инеи.
Я поискала глазами стул, но не нашла и села на стоящее торчком сучковатое полено.
— Тетенька, милая, да вам к доктору надо! Выпустите меня отсюда, я сбегаю, «Скорую» вызову!
Ягуся гневно фыркнула и тут же превратилась в древнюю старуху.
— Еще чего выдумала! — прошамкала бабуля. — Доктора сами ко мне на консультации бегают! У меня вон и диплом под стеклом висит! — На стене и в самом деле темнело нечто серое, покрытое пылью, и похожее на изъеденную жучком кору дерева. — У меня — первая категория по основам чародейства! Соглашайся, а не то приговорю к пожизненному слушательству.
— К чему?
Вместо ответа старушенция ухватила меня за руку и потянула в дальний угол, где под трухлявой крышкой таился вход в подземелье. Вниз вела невероятно скрипучая лестница.
— Смотри! — старуха ткнула пальцем в темноту, палец загорелся ярким голубым пламенем, и стены подполья озарились призрачным сиянием. Клетки, решетки, цепи, и нигде — ни души.
— Вы что здесь, кроликов держать собираетесь?
Спросила и пожалела, что спросила: глаза бабули засветились зеленым огоньком так, что мороз продрал по коже, а темнота тотчас же наполнилась шорохами и тихим позвякиванием металла.
— Слушайте! — голос Ягуси всколыхнул затхлый воздух подземелья, общий стон прокатился и замер. — Слушайте, и не говорите, что не слышали!
История, в которую углубилась Ягуся, по возрасту равнялась ей. Обычная история двух невезучих влюбленных излагалась вдохновенно и с большим искусством. Да, Ягуся явно зарыла в землю недюжинный талант рассказчицы.
— А дальше? — не утерпела я, когда герои расстались, разлученные очередным стечением обстоятельств.
Глаза Ягуси погасли, мало-помалу она вновь приобрела вид цветущей пятидесятилетней женщины.
— Дальше — в другой раз, — сухо сказала ведьма и потащила меня из подполья наверх.
— Кто же был слушателем?
— Там у меня сидят полуночные души прожженных скептиков и реалистов, я их обеспечиваю ночными кошмарами. Вообще, наилучший способ заставить себя слушать — это собрать всех и засадить в подземелье!
Где-то над нашим сараем ударил гром, так что с потолка посыпались комья грязи. Бабуля тяжело вздохнула, стряхнула грязь с коробки торта и предложила совсем уже мирно:
— Садись, что ли к столу, чай пить будем.
Самовар сам соскочил с чердака, сам себя раздул, сам вскипел и взобрался на стол уже полностью готовый к чаепитию. Мы с Ягусей придвинули свои чурбаки поближе к столу и налегли на торт. Торт был шоколадный с орехами и волшебно таял во рту. После долгой беседы я, наконец, согласилась поддержать Ягусю в деле расстройства свадьбы принца Номата с принцессой Флорестиной. Этой сплетнице Инее определенно следовало утереть нос.
2
Ягуся материализовала меня прямо посередине необозримой лужи на крохотном островке суши. Лужа эта была не рядовой лужей, а замаскированным под нее болотом. Где-то под покровом черной воды предательски поквакивала беспокойная лягушка. Свита принца Номата должна была проследовать мимо болота с полчаса тому назад, а сам королевский сын задерживался в битве с Большим медведем. Медведь взял привычку питаться заблудившимися путешественниками и отставшими от охот стрелками.
Моя бедная обувка промокла почти насквозь, прежде чем со стороны юга послышался цокот копыт. Принц очень торопился, и, если бы не лягушка, выскочившая неожиданно из-под копыт его коня — пронесся бы мимо. Но лягушка скакнула, лошадь шарахнулась, и принц Номат едва не влетел в лужу. Не заметить на середине лужи меня было довольно трудно.
— Эй! — крикнул принц, осаживая коня. — Что вы там делаете?
По-моему, он и сам видел, что я чуть не плачу. Стоять было холодно, в башмачках хлюпала вода, и вообще, все представлялось необычайной глупостью.
— Подождите, сейчас я вытащу вас оттуда!
Номат, слегка самоуверенный, как все принцы, направил лошадь прямо в воду. С первого шага его конь по грудь провалился в трясину и жалобно заржал, увязнув в липкой грязи. Утонуть в луже, в ее полутора метрах глубины было сложно, но принц этого не знал. Оттолкнувшись от седла, он таким прыжком вернулся на сушу, который сделал бы честь любому спортсмену.
Теперь в болоте сидели двое: королевский конь и я.
— Как вас туда занесло? — сердито спросил принц, заходя с другой стороны лужи.
— Ведьма засадила, — честно призналась я.
В любом другом месте такой ответ спровоцировал бы вызов специализированной медбригады, но здешним жителям это явно не было в диковинку.
— Я на турнир опаздываю, — сказал Номат с досадой.
— Я вас сюда лезть не просила, — не очень любезно отозвалась я.
Впрочем, Номат ходил вокруг болота недолго: уже на втором круге он неожиданно нашел великолепную толстую жердину. (Хотя как жердина может быть толстой? Наверное, не жердину, а просто подходящее бревно. Хотя, почему бревно, если принц перекидывал его на мой островок без особого усилия? Скорее всего, без Ягуси здесь дело не обошлось: ручаюсь, когда Номат пошел на первый круг по окрестностям лужи, этого бревна еще и в помине не было).
Во всяком случае, я довольно успешно перебралась по импровизированному мосту на твердую землю. Вместо того, чтобы вовремя подать руку и помочь даме спуститься с бревна, Номат чуть не стряхнул меня с моста. Передвигая его поближе к своей лошади. Но, когда принц уже почти добрался до коня, на бревно скакнула лягушка. Лягушка ехидно поглядела на балансирующего королевского наследника и сказала «квак».
В ту же секунду благородный конь бешено рванулся, задев бревно копытом, и выскочил на берег! Принц, между тем, шлепнулся в грязь, а лягушка скрылась в родном болоте.
На протяжении следующих пятнадцати минут Номат выползал из болота при помощи все той же опоры, а я ловила лошадь его высочества.
Высочество был слегка не в духе, когда наконец, выбрался из лужи: грязь поглотила его меч и оставила заметные следы на походном камзоле. Но надо отдать ему должное, ничего больше не спрашивая, Номат предложил мне добираться до города на его лошади. Я не собиралась в город, и предпочла, чтоб и Номат туда не добрался, но в Ягусином сценарии числился и вариант согласия. Принца следовало тормозить любыми доступными средствами.
Итак, наша процессия двинулась в путь. Впереди шел чумазый, но очень торжественный Номат с поводьями в руках, а мы с конем тащились сзади. Королевский скакун тоже слегка утратил свою белоснежность, короче, только мое платье имело респектабельный вид.
Так мы шествовали не очень долго — нас догнала карета с разодетым кучером и в сопровождении вооруженного стражника. Несмотря на герб с вензелем на дверце, карета скрипела, скрежетала и стонала так, что ее наверняка было слышно и в столице. Кучер и стражник имели по огромной черной бороде каждый.
— Ваше высочество! — позвал кучер, приподнимаясь на козлах.
От этого истошного крика мой конь споткнулся, а зубы четко выговорили «щелк-щелк». Принц совершенно равнодушно посмотрел на возмутителя спокойствия и лениво похлопал по шее испуганного коня.
— Ваше высочество, — повторил кучер, когда карета поравнялась с нами, — какое счастье, что мы вас нашли!
Он обращался ко мне, а не к Номату! Очевидно, Ягуся изменила план действий. Час от часу не легче!
— Чего вы ждете?! — сердито спросила я принца. — Помогите мне сойти с лошади!
Принц поспешно подал руку и придержал стремя. От такого обращения преисполнившись чувства собственного достоинства, я не спеша стала спускаться на грешную землю. Но, как назло, коню Номата вздумалось переступить с ноги на ногу. Последствия оказались плачевными: вместо того, чтобы опереться о руку принца, я с визгом повисла у него на шее. Моя охрана немедленно схватилась за кремневые пистолеты, а Номат судорожно глотнул воздух и машинально потянулся за давно утопленным мечом. Во избежание международных осложнений, пришлось срочно отпустить полузадушенного принца и заверять мою охрану в отсутствии у его высочества дурных намерений. Ну, а самого принца — в отсутствии дурных намерений у моей охраны. Потом чернобородый кучер помог мне войти в карету, и мы умчались, обдав его высочество облаком дорожной пыли.
3
Карета еще катилась по дороге, когда неведомая сила выхватила оттуда новоиспеченную принцессу и перенесла в бревенчатую избушку. К сожалению, проникать в Ягусину резиденцию пришлось через трубу.
К моему появлению Ягуся сбросила с плеч еще лет двадцать пять и стала симпатичной брюнеткой в узеньких брючках.
— Садись, — ловко орудуя сковородками, предложила она. — Сейчас будем есть.
Сковородки метались в воздухе, как листья под ветром, в большой кастрюле что-то булькало, во всех углах пищали, свистели, мяукали. Десятки разноцветных глаз мигали в щелях между бревнами стен, на полу суетились черные тени, и все хотели подобраться поближе к печи с ее вкусными запахами.
— Ну, вы! — замахнулась поварешкой Ягуся. — Нечисть волохатая! Пошли вон!
Тени кинулись врассыпную
— Не обращай внимания! — посоветовала хозяйка, свистом подзывая к себе самовар. — Рассказывай.
За то время, пока мы с Ягусей за обедом обсуждали дела, Номат успел добраться до постоялого двора и встретиться там со свитой. Попивая чай из блюдечка, Ягуся краем глаза наблюдала за встречей, транслировавшейся на сверкающий бок самовара. Хотя звук и отсутствовал, было ясно, что придворным приходится нелегко. То и дело мелькало гневное лицо принца, первый заместитель главного министра время от времени бил себя кулаком в грудь и каялся, два официальных посла склонились в глубоком поклоне, а начальник королевской стражи стоял по стойке «смирно» и от волнения жевал длинный ус.
— Довольно! — экран самовара погас, и чаеварочный агрегат с явным облегчением поплелся на свое место. Ягуся со звоном поставила блюдце на стол: — Теперь последнее: принц послал гонца за новым мечом, но должен попасть в лапы дракона еще до того, как меч появится!
Вероятно, меня передернуло, потому что Ягуся тут же поклялась в абсолютном драконовом вегетарианстве.
— Турнир должен пройти без Номата!
— Но Флорестина!..
— При чем здесь Флорестина, если распорядительница турнира — фея Инея! Ты домой вернуться хочешь?
— Конечно.
— Тогда, какое тебе дело до Флорестины? Если она любит Номата, то его отсутствие на турнире ничего не изменит.
— Но ведь вы сами?!.
Самовар дал протяжный гудок, и меня сквозняком вынесло в трубу. Очевидно, труба в Ягусином жилище служила парадным дверьми.
4
В столицу королевства вели две главные дороги: одна напрямик и одна в объезд. Но у прямой дороги, как водится, стоял знак «Осторожно, драконы!», под которым для устрашения валялись ржавые доспехи, а из земли торчало сломанное копье.
После недолгих препирательств (кто именно хуже работает) мои бородатые сопровождающие сволокли знак в канаву, а из копья соорудили примитивный указатель. На доспехах написали: «До столицы… км».
5
Дракон Птер жил в большой придорожной пещере, у входа в которую стоял огромный стог сена. Сам Птер тоже карликовостью не отличался, во всяком случае, шея его была достаточно длина, чтобы на всякого смотреть свысока.
Точно так он посмотрел на нас, когда вместе с Бородатым и Длиннобородым мы вломились к нему в пещеру. Дракон как раз почистил свой спинной гребень и теперь любовно полировал каждую пластинку.
— Гар-р? — рявкнул Птер и выпустил клуб дыма из пасти.
— Мы от Ягуси, — поспешно сказал Бородатый.
— Что ей надо? — поинтересовался дракон совершенно миролюбиво.
— Надо изобразить злодея-профессионала.
Хвост Птера выразил крайнее неудовольствие.
— Драться я не буду, — сухо сказал дракон.
— Драться не придется, — возразил Длиннобородый, — у противника нет меча.
— А вдруг ему одолжат? — дракону решительно не хотелось рисковать.
— Сражаться некоролевским оружием для наследника престола — бесчестье, — заверил Бородатый.
— Больно-то они сейчас считаются с кодексом чести! — буркнул Птер и пламенно вздохнул.
К несчастью огненный язык задел полироль, и бутылочка со звоном взорвалась. Дракон с сожалением плюнул на средство для ухода за мебелью, потушил его, свил хвост в элегантные кольца и сказал:
— Я готов!
6
Птер улегся в придорожной канаве и пролежал там минут с двадцать, потом загляделся на дупло в старом дубе и начал часто-часто втягивать в себя воздух:
— По-моему, медом пахнет! — и добавил мечтательно: — Вы когда-нибудь пробовали свежескошенное сено вприкуску с майским медком?!
Мне не приходилось. Бородатый и Длиннобородый тоже дружно мотнули головами.
— А я вот…
В воздухе просвистела веревка, и удивленно раскрывшуюся пасть Птера захлестнула петля. Дубы содрогнулись от торжествующего рева — из-за деревьев высыпала пестрая толпа вооруженных людей и набросилась на беднягу Птера. При желании дракон мог разделаться одним махом с половиной нападавших, беда в том, что желания, как раз-то и не было. Птер предпочел бы улизнуть, но перепончатые крылья почему-то вдруг отказали ему, а лапы тут же опутали веревками.
Что было дальше — досмотреть не удалось, дверца кареты захлопнулась, и кто-то тщательно задернул занавески. Кажется, королевский герб здесь плохо помогает, а может, о дипломатической неприкосновенности еще не слыхали?
7
Мы с Птером сошлись в одном: без колдовского вмешательства дело явно не обошлось. Ну, пусть барон Квакш давно выслеживал дракона-вегетарианца, пусть даже решил содрать выкуп с иностранной державы, угнав карету с иностранным гербом, но почему Птер не смог взлететь?! Тем более, он очень хотел. Наверняка, это конкурентка — фея Инея! Пора бы Ягусе вмешаться, да что-то не торопится!
А баронишка между тем выкуп требует королевский, а жилищные условия обеспечил совершенно неподобающие! Где это видано, чтобы принцесс в подземелье сажали? Из Птера вообще угрожает котлет к ближайшему пиршеству наделать, а держит — за тройной решеткой! До чего же злодеи злодейские пошли!
А в подземельях, между прочим, мышей полно! Стража только хихикает в ответ на все протесты. Ягуся с Инееей там в колдовстве состязаются, а тут, сиди среди мышей! Что же это на белом свете делается — захочешь в кои-то веки интригу провернуть, и то в подземелье засадят!
Птер совсем в уныние впал: сидит и крыльями завесился.
— Птерушка, ты же дракон все-таки, что для тебя три решетки?!
Посмотрел Птер из-под опущенного крыла, я, говорит, не дракон, а сплошное недоразумение. Меня, говорит, из-за отсутствия хищности драконья стая изгнала! Если бы Ягуся зверской репутацией не обеспечила, давно уже чьим-нибудь охотничьим трофеем сделался, а так — местные рыцари боятся. Откуда только этот баронишка взялся?
Совсем расстроился дракон, по зеленому носу слеза покатилась. Не поймешь о чем горюет: то ли о своей несвирепости, то ли на котлеты угодить опасается. И так и так жалко! Что это за фея такая, если, в драконьей душе не разобравшись, велит из него котлет наделать? Как-то не вяжется с представлением о добрых феях.
— Птерушка, хоть попробуй!
Горестно вздохнул дракон, потрогал решетку и хвостом махнул: отстань, дескать.
Вдруг, ни с того, ни с сего, в подземелье грохот поднялся. Гремит, топочет кто-то. Все, думаю, летят Ягуся или Инея. Вот только, кто из них?
В последний раз громыхнуло почти рядом, оказывается, это латы гремели, когда стражники по каменному полу раскатывались, а раскатывал их очень сердитый и с большой дубинкой принц Номат.
Ничего не могу сказать, дубинкой он махал не хуже, чем мечом, хотя эффект был слабее. Стражники проворно расползались на четвереньках и довольно успешно от большой дубинки увертывались, а вот ему от длинных копий уклонятся было сложнее. Как ни крути, дубинка копья короче. В конце концов, Номата загнали в угол и оружие из рук выбили.
Разъяренные стражники три замка отомкнуть не поленились, чтобы принца в драконью клетку засунуть. Птер хотел тут же ретироваться, но разгоряченный схваткой Номат решил дорого продать свою жизнь. Вначале Птеру пришлось туговато: принц так яростно кидался, что чуть не доставал кулаком до драконьего носа. Но, наконец, в драконе тоже пробудилась горячая кровь: он рявкнул и дохнул огнем. К счастью, Номат увернулся, и вся порция досталась страже. Солдаты с подпаленными усами разбежались, а внезапно вошедший во вкус дракон подцепил хвостом зазевавшегося принца, опрокинул его и лапой прижал к полу. Лапа у Птера немаленькая и когтистая, Номат дернулся, да не тут-то было: дракон прижал покрепче, едва не придушив противника…
— Птер! ты что?! Ох, и бессовестный! Храбрец тоже, с безоружным сражаться! Что же ты тогда баронских вояк испугался? Г-герой!
Птер смутился настолько, что из зеленого тут же сделался темно-вишневым, поспешно убрал лапу, тем же хвостом поднял королевского сына на ноги и даже отряхнул солому.
Вид наследника престола был далеко не блестящим: камзол в пыли и соломе, полуразорванный воротник повис где-то на ухе, а когда-то кружевные манжеты болтались обгорелыми тряпицами. Номат вдохнул поглубже, неуверенно поправил воротник и только потом огляделся.
— Добрый вечер, принцесса.
— Разве уже вечер?
— Солнце как раз садилось, когда мне попалась на дороге эта старушка.
— Старушка?
— Да, — кивнул принц, — та, что все видела.
Старушки всегда все видят, но немногие рвутся рассказывать об этом королевским сыновьям.
— И зачем же вы, высочество свернули, если ваша дорога ведет прямо?
— Моя дорога ведет туда, куда я по ней еду! — рассердился принц. — Если бы я не утопил бы свой меч, когда вытаскивал вас из болота, принцесса, все было бы гораздо проще!
— А вас никто не просил вытаскивать из болота посторонних принцесс! Какое вам до них дело?!
— Никакого! Но, если я это сделал, значит, так надо было! Желание королевского сына — закон!
— Для кого? — ехидно осведомилась я.
— Для всех! — отрезал Номат.
— Так и сидите теперь за решеткой, раз такова ваша воля, но я здесь при чем?! какое право вы имеете сидеть в клетке, если по рыцарским законам надо было сначала освободить меня?!
Неожиданный поворот несколько обескуражил Номата, он даже про дракона забыл.
— Так вы считаете, что я просто сдался?
— Конечно. Гораздо удобнее дразнить мирного дракона-вегетарианца, чем глотать пыль на турнире или в одиночку сражаться с разбойничьей шайкой!
— Так вы считаете меня трусом?! — Номат в бешенстве рванул решетку, но толстые прутья даже не дрогнули (зато Птер на всякий случай попятился). — Это — оскорбление!
Сидя за четвертым рядом решеток, можно дразнить даже такого горячего принца, как Номат.
— А вы заслуживаете чего-то другого?
Я думала, он разнесет подземелье по камешку.
— Да, будь вы мужчиной!..
— Если бы я и в самом деле была мужчиной, я просто отхлестала бы вас перчаткой по вашим розовым щечкам! Сражаться с трусом — настоящего рыцаря недостойно!
Клянусь, тот прут, что он дернул на этот раз, прогнулся добрых сантиметра на четыре! Несчастный дракон совсем пал духом в своем дальнем углу.
— Конечно, — горько сказал Номат, — я побежден и потому для вас — никто! Побежденный на оскорбление отвечает лишь поклоном. Ты, зеленая змея, не хочешь ли подзакусить? Или ты тоже брезгуешь человеком в грязи?
Такого оборота я не ждала. Что такое один прут по сравнению с двумя еще целыми решетками?
Поскольку Птер ужинать не торопился, принц погрузился в мрачное размышление, а из-за пустой бочки выбрался слегка припаленный, но уже осмелевший стражник. Вместо того, чтобы подобру-поздорову убраться, он вздумал подзадорить Птера:
— Эй, дракон! Ну-ка, куси его!
— Гар-р! — ответил дракон. Стражник выронил вспыхнувшее в руках древко копья и бросился бежать.
Не знаю, сколько прошло времени, но факелы догорели, а в темноте мыши начали наглеть. Вообще, этих серых лучше наблюдать по телевизору, а когда внезапно по руке несется что-то цепкое, теплое и шерстистое — извините. Тут надо иметь не мои нервы!
Разбуженный моим воплем Птер с перепугу дохнул огнем, и подземелье чуть осветилось. В этой короткой вспышке света мелькнула фигура Номата.
— Что случилось?
— М-мыши!
В наступившей темноте стало еще страшней.
— Вы разве боитесь мышей? — полюбопытствовал Номат.
— Совсем не боюсь!
— Очень странно, — с какой-то непонятной интонацией заметил принц.
— Ничего странного! Что это там шуршит с вашей стороны?!
— Понятия не имею!
— Я решил прибрать солому, — донесся из темноты голос Птера. — Просто чудо, что она до сих пор не загорелась!
Меня разбирала злость на себя, на барона, на принца и даже на Птера.
— Так и скажи, что закусываешь!
Стало совсем тихо, если не считать шороха поедаемой соломы.
— Ваше высочество, а вам еду приносили? — неожиданно спросил Номат.
— Барон — сторонник лечебного голодания.
— Но с принцессами так не обращаются!
Мне показалось, что рядом пискнула мышь:
— Ай! Что ж вы не скажете об этом барону?
Принц произнес нечто, никак не подходящее для речи особ королевской крови. Впрочем, он тут же извинился. Я решила сменить тему беседы:
— Где же ваша свита?
— Где ж ей быть: у какого-нибудь стола! — вздохнул Номат. — Эти бездельники обследовали все трактиры в округе!
— И вы их терпите?
— А вы — своих? Где же ваша свита, принцесса?
Самое подходящее место для объяснений! «Ах, ваше высочество, это мы с Ягусей все подстроили, чтобы вы до турнира не добрались, а фея Инея с носом осталась бы!» А вдруг он без Флорестины жить не может?! А турнир-то, в ее честь! Какая некрасивая история!
— Видите ли, ваше высочество… Смотрите, кто-то идет! Да это барон!
В сопровождении двух факельщиков действительно явился сам барон Квакш. Барон выглядел весьма удрученным:
— Ваше высочество!..
— Ну! — мрачно сказал королевский сын. — Я жду продолжения!
— Произошла ужасная ошибка! Виновные будут строго наказаны: я прикажу всех казнить. Но, ваше высочество, жизнь ваша была вне опасности — дракон — вегетарианец!
— Это я заметил. Дальше.
— Я приношу свои глубочайшие извинения…
— Кому? — неожиданно переспросил Номат.
— Вам, ваше высочество!
— А принцессе?
Барон переменился в лице.
— Эта девушка не принцесса! Судьба этой особы не должна вас занимать!
— Почему?
Квакш замялся:
— Видите ли, здесь затронуты вопросы, которых я касаться не вправе.
— «Затронуты, не вправе», — экие у вас осторожные выражения. Что может существовать такое, о чем не должен знать королевич?
Барон Квакш явно не был уполномочен посвящать принца в тонкости межколдовских интриг и потому попытался от ответа уйти:
— Вы можете опоздать на турнир, ваше высочество!
— Так что ж вы стоите!?
Квакш тут же затопал ногами на своих стражников, и те бросились открывать замки. Едва выйдя из клетки, Номат властным жестом остановил солдат, собравшихся ее закрыть:
— Так вы говорите, барон, дракон — вегетарианец?
Барон ничего не успел ответить: принц распахнул дверцу клетки, Птер выпустил клуб дыма из ноздрей и со страшным рыком выскочил вон. Теряя факела, стража ринулась наутек, а Квакш впал в остолбенение.
Номат, не спеша. Вынул из первого замка связку ключей, позвенел ними, потом открыл четвертый и так же неторопливо повесил ключи на палец окаменевшему барону.
— Вы собираетесь и дальше общаться с мышами, принцесса?
Напоследок Птер все-таки поджег остатки соломы в клетке, и подземелье заполнилось едким дымом от сырой трухи.
— Где моя лошадь? — спросил Номат, едва выбравшись из подземелья.
Солдат, к которому он обратился, испуганно поморгал в сторону Птера, и королевский скакун явился, как по волшебству.
— Я опаздываю на турнир! — сообщил Номат, одним махом подсаживая меня в седло.
— Но при чем здесь я? — мне очень захотелось оказаться на земле.
— Не при чем, но вы тоже поедите.
— Но…
— Скажите, я действительно был похож на настоящего дракона? — скромно спросил Птер из-за плеча принца.
Номат обернулся и посмотрел наверх, туда, где красовалась настороженная драконья морда.
— У вас несомненный талант! — ответил он совершенно искренне.
Птер расплылся в счастливой улыбке и вознесся в небеса с легкостью бабочки.
— Я никуда не поеду! — заявила я и попыталась сползти с коня.
Принц удивленно поднял брови:
— Ну, что же, вернуться к барону еще не поздно!
8
Номат ни о чем не спрашивал, но, когда уже почти перед рассветом мы все-таки настигли его свиту на постоялом дворе, у дверей моей комнаты он поставил свою стражу.
— Принцессе без охраны быть не подобает!
Конечно, его стража не помешала мне предстать перед Ягусей, но все-таки неприятно, когда тебя в чем-то подозревают. Пусть даже и не без оснований.
Ягуся была не в духе.
— Номату только что доставили меч, — сообщила она сразу же. — Ты не оправдываешь моих надежд, дорогая!
— Я не колдунья, чтобы состязаться с феей! Мы с Птером действовали согласно вашего плана.
— Однако заманивать Номата в подземелье пришлось мне!
— Как? — не сдержала я любопытства.
— Что? — Ягуся продолжала думать о своем и потому отвечала рассеяно. — Очень просто: стоило только замолвить словечко о злодее-бароне и несчастной принцессе, как этот дурачок помчался тебя спасать.
— Он не дурачок! — обиделась я за принца.
— Типичный рыцарственный дурачок! У него благородство — в крови! Нормальный принц три раза подумал бы: свататься ведь едешь, зачем на рожон лезть? Поберечься надо.
— Разве это плохо?
— Что? — удивилась Ягуся. — Ты говори поменьше, думай побольше — до турнира только сутки остались. Или Номат не попадает на турнир, или ты — домой!
9
Попадет, не попадет, надоело! Не успела глаз сомкнуть, в двери стучит хозяйка трактира с серой амазонкой в руках:
— Их высочество сожалеют, но карету для вас достать не смогли!
Я вышвырнула платье за дверь, огорчилась, что ни в кого не попала и заявила, что мой наряд меня устраивает, потому что я никуда не еду.
Чуть позже появился начальник стражи и передал приглашение к завтраку. В почтенного усача швырять подручными предметами было неловко, и я приняла приглашение. Номат восседал за столом — туча тучей, а придворные за соседними — тихие, как мышки.
— Ваше высочество изволят пренебрегать верховой ездой?
— Не только верховой!
Принц словно бы ничего не услышал:
— Что же, придется вам путешествовать в открытой коляске.
— Я никуда не еду!
Вот навязался на мою голову, наследник престола! Не драться же мне с его стражей?
Когда к порогу подкатила запряженная гнедой парой коляска, ко мне подскочил сам первый министр:
— Ваше высочество, их высочество просят вас пожаловать!..
Развел канитель с титулами и не запутается!
Принц гарцует на своем белоснежном, оглянулся, пришпорил коня и рванул вперед, Свита — за ним. Пыль — столбом.
Ось у моего средства передвижения преломилась где-то около полудня. Номат сам подъехал к экипажу, возле которого суетились кучер с начальником стражи:
— Поломалась?
У перепуганного стражника позеленели усы:
— Поломалась, ваше высочество! Совсем новая!
— Новая? — принц внимательно посмотрел на меня.
Ягуся-Ягуся, что ж ты делаешь! Откуда мне знать, как у них здесь с ведьмами обходятся?
— Вот видите, ваше высочество, ехать не на чем, а вы спешите. Я останусь и подожду, пока ось починят.
— Здесь вы не останетесь, — спокойно заверил принц, — но и ждать вашу колымагу мы не будем. Эй, кто-нибудь, дайте принцессе смирную лошадь!
Самая спокойная лошадь взбесилась уже около шести часов вечера, когда удлинившиеся тени бежали за нами следом. Самая смирная лошадь взбрыкнула так, словно увидела волчью стаю, и помчалась прямо к текущей неподалеку речушке. Вытянутую лошадиную шею пронзила пущенная вдогонку принцем стрела. Каскадеры в фильмах падают красиво, боюсь, я оказалась плохим каскадером. Но удар о землю был подозрительно слабым.
— Молодец! — прошипел над ухом знакомый голос. — Теперь требуй лекаря.
Ах, так! Даже мои ссоры с принцем на руку Ягусе? Как мне это все надоело!
— Где принцесса?! Где, я вас спрашиваю?!
Чего разорался? В соломе сидит твоя принцесса, «совершенно случайно» стог на пути оказался! Интересно, а желание принца непременно притащить меня на турнир тоже Ягуся подстроила?
Когда я, наконец, выпуталась из соломы, столкнулась с взъерошенным Номатом. Его высочество был слегка бледен, но вполне бодр и по-прежнему полон решимости.
— Садитесь на моего коня!
— Вы даже не осведомились о моем самочувствии? Я не намерена сегодня больше садиться в седло!
Мгновение Номат смотрел мне в глаза, потом обернулся и свистнул по-разбойничьи, с переливом. Из-за стога вылетел белоснежный конь и стал, как вкопанный перед нами.
— Не меня, так хоть коня пожалейте! Он точно до места не доберется!
Номат поправил сбившееся седло, а потом легко, словно пушинку, оторвал меня от земли и опустил на спину королевского скакуна.
— Пошел вперед!
Скакун сорвался с места, и только краешком глаза я успела заметить, как Номат стащил с коня официального посла и сунул ногу в стремя…
10
Наверное, Номат тоже кое-что понимал в колдовстве: к началу турнира его конь выглядел так, словно и не скакал сутки пыльными дорогами чужого королевства. Сам принц, правда, малость осунулся, но боевого задора не утратил.
Едва грянули трубы, на широком лугу сошлись участники турнира, а Флорестина заняла место в королевской ложе рядом со своим грозным отцом. Принцесса сидела недвижно, как мраморное изваяние, и два локона, спускаясь на лоб, почти скрывали ее глаза от любопытных взоров.
Турнир мне вспоминать охоты нет, я ведь не слишком разбиралась в деталях. Звон оружие, топот копыт и ржание боевых коней глушили все остальные звуки. Лишь время от времени рев десятка труб приносил весть о начале нового поединка.
Номату везло до тех пор, пока он не столкнулся с Неизвестным рыцарем. Неизвестный явно был слабее, зато дрался с таким упорством, словно от исхода схватки зависела его собственная жизнь.
Дважды принц пытался вышибить противника из седла, дважды ему это не удавалось, а на третий… публика ничего не поняла, но я-то видела, как, брошенная чьей-то сухенькой ручкой о шею белоснежного скакуна ударилась лягушка! Конь взвился на дыбы, и принц не усидел в седле. Сброшенный на землю он в мгновение ока оказался на ногах, но звонкий голос герольда уже объявил победителем Неизвестного рыцаря.
В этот момент я невольно посмотрела на Флорестину и ахнула: она откровенно сияла. Зато король насупился еще больше, по его знаку герольд потребовал, чтобы победитель назвал свое имя и титул.
— Олод Рюно, горожанин.
Вот те раз! Никакого титула! Как посмел простой горожанин претендовать на руку принцессы?
Король в гневе поднялся:
— Казнить наглеца!
— Нет! — вскрикнула принцесса. — Не трогайте его!
Со всех сторон стража устремилась к человеку, осмелившемуся нарушить древний закон королевства и приравнять себя к обладателям благородной крови. Олод опустил забрало и вынул из ножен опущенный было туда меч.
— Не трогайте его! — рыдала в королевской ложе Флорестина.
Номат, еще не опомнившийся от поражения, обернулся на ее голос, проследил за взглядом принцессы, потом молча вытащил меч и бросился в гущу схватки.
А закончилось это все драконячим нашествием: прилетел Птер, сцапал перепуганную принцессу, выволок из толпы стражников Олода, взмахнул крыльями и был таков.
Переколотить всю стражу Номат не успел: король воззвал к нему из своего зрительного ряда с тем, чтобы принц прекратил избиение воинов дружественной державы и устремился бы в погоню за драконом. На что Номат вполне резонно заметил: «А летите-ка вы за ним сами!» — и направился ко мне.
— Так что, принцесса, вы по-прежнему считаете меня трусом?
Я не успела ответить, за спиной раздался ехидный голосок Ягуси:
— Считает или не считает — все равно. Из-за вашего упрямства, Номат, нашей не совсем принцессе предстоит коротать оставшиеся дни в подземелье. Ваше отсутствие на турнире должно было служить ей пропуском для возвращения домой. Мало того, что вы собирались разбить сердце бедняжки Флорестины, разлучив ее с возлюбленным, так еще и засадили в подземелье ни в чем не повинного человека! Вот так-то!
Она отвернулась от потрясенного принца, зевнула и взяла меня за руку:
— Идем, девонька.
Но, прежде чем мы успели растаять в воздухе, я еще успела услышать яростный возглас:
— Я разнесу это подземелье!
11
В избушке за столом, накрытым праздничной скатертью нас ожидала маленькая старушка в белом шелковом платье и старомодном голубеньком чепчике.
— Хоть ты и добилась своего, Ягуся, — погрозила она пальчиком моей хозяйке, — король все равно не даст благословения.
— Даст, куда он денется! — беззаботно качнула головой Ягуся. — Наш король — умный человек и очень скоро поймет, что иметь зятем племянника колдуньи — престижно. Так что, Инея, твои интриги просто смешны!
Фея вздохнула:
— Забывают, забывают старые обычаи. Принцесса и простой горожанин… Что же останется от сказки?
Ягуся поближе придвинула к столу чурбачок и взяла чашку чая:
— Легенда останется, просто легенда.
12
Тетя Леся тоже вздохнула и умолкла.
— А дальше, дальше? Как же принц, подземелья?!
— Ну, какие могут быть подземелья? — тетушка взялась перетирать посуду. — Разве могла Ягуся допустить, чтобы всякие ненормальные принцы крушили ей погреба, где ж тогда капусту квасить? Она отправила меня домой и в награду за все неприятности вручила огромный праздничный торт, я успела как раз к Новому году.
— А принц?!
— Ну, что, принц? — тетушка Леся надолго замолчала, продолжая тереть досуха вытертую чашку, потом неожиданно сказала невпопад: — Инея с Ягусей впрямую сталкиваться не хотели — колдовство на колдовство дает неизвестность в квадрате…
— Ты что это племяшке голову сказками морочишь? — в открытую дверь заглянул дядя Коля. — Ты думаешь, я за теликом вовсе ничего не слышу?
Тетушка посмотрела на мужа, сделала «большие глаза» и прижала палец к губам.
— Разве ты не мог заткнуть уши? — спросила она с укоризной. — Ты же так и не купил тогда городских булок, значит, не мешай нам говорить о маргарине. Иди к своему телевизору!
— Выйди отсюда, о, женщина! — сурово потребовал дядя Коля.
Тетушка Леся показала ему язык, швырнула на пол вытертую чашку и величественно удалилась. Дядюшка посмотрел на разбитую чашку, потом наклонился к самому моему уху:
— А ведь принц разнес-таки вдребезги Ягусины погреба! — сказал он тихо и щелкнул пальцами. Осколки чашки сползлись и быстренько начали клеиться.
ПАЧКА МАРГАРИНА
С моей тетушкой Лесей трудно соскучится, когда они с дядей Колей приходят к нам в гости, сразу начинают происходить интересные события. То в ванной внезапно появляется водяная черепаха, то у зловредной соседки Марь Петровны на кухне кастрюли взлетают, а то в нашем телевизоре вместо телеведущих — лесные птицы чирикают.
Но в тот вечер тетушка обещала научить меня печь пирог с интересным названием «Бедный студент», и я заранее купила в магазине все необходимое.
Едва мы с ней расположились на кухне, тетушка с недоумением ткнула пальцем в пачку маргарина:
— «Городской»?
— Да.
— Ты всегда покупаешь именно «Городской»?
— Нет, а что он, хуже?
— Да, как тебе сказать… Если ты никуда не торопишься, я расскажу тебе историю, начавшуюся именно с пачки «Городского» маргарина.
1
Да, во всем виновата именно пачка маргарина, так как именно ее мне и не доставало! Ну, ладно, пусть это было тридцать первое декабря, но ведь торт-то можно было и в магазине купить!
Выскочила я из подъезда, гляжу, прямо возле нашего дома со своей тележкой продавщица расположилась. Молоко, кефир, сырки разные, а главное, маргариновые пачки снежком запорошенные лежат. Обрадовалась я, деньги скорее сую, а сама маргариновую пачку хватаю. Надо же, повезло как! До магазина идти не надо!
Через пару минут соседка стучится: нет ли у меня немного майонеза, спрашивает. Я говорю, что этот продукт только что в продаже видела прямо у подъезда. Соседка выглянула, головой покачала и в другую дверь стучится. Не было там уже продавщицы, и товара ее не было. Только мне тогда это странным не показалось — праздник, кто как может, так и торгует.
Как дошло дело у меня до маргарина, смотрю, иней с него стаял, а под названием вроде бы незнакомый рисунок красуется: не то терем-теремок, не то избушка на курьих ножках. Буквы же обычные, голубенькие, «Городской маргарин» написано. Наверное, надо было просто развернуть пачку, да маргарин в миске поставить на огонь растапливать, а меня потянуло картинки рассматривать…
…И вот, теперь этот сарай! На стенах плесень, на окнах решетки, в углах — пауки, в печи огонь пляшет, а в трубе ветер подвывает.
Сказать, что немного не по себе — мягковато, сказать, что от страха зуб на зуб не попадает — стыдно. Так, легкая нервная дрожь!
Тут в трубе взвыло уж очень громко, из печи дым повалил, на пол искры так и посыпались. Пожар не случился лишь из-за невероятной сырости пола в здешней гостинице. На середине сарая материализовалась согнутая фигура с метлой в руках и большой коробкой с надписью «Торт».
Бабуля откашлялась, швырнула в сторону ношу и зычно гаркнула: «Бре-кекс!» Метла со всех прутьев устремилась к порогу, где и застыла по стойке «смирно». Торт взмыл в воздух и скромно опустился на поросшую мхом крышку стола.
— Привет, — весело сказала бабуля, сверкнув единственным зубом. — Добро пожаловать!
— У меня денег нет! — сообщила я на всякий случай.
Бабуля задумчиво поскребла подбородок.
— Это ничего.
— Меня хватятся и начнут искать через полчаса!
— Не найдут, — утешила старушка.
— Как не стыдно вам, пожилой женщине, участвовать в похищении людей?!
— Кто здесь пожилая женщина?! — возмутилась бабуля.
Старушенция щелкнула пальцами и мигом помолодела лет на двести.
— Зеркало!
Противоположная стена звякнула, заскрипела и, наконец, выдала изображение смуглой брюнетки с громадными синими глазами и губами цвета спелого помидора.
— Без подхалимажа!
Зеркало затуманилось и явило взору пышную даму в напудренном парике и отчаянно декольтированном платье. На шее дамы мерцало бриллиантовое ожерелье. Моя хозяйка критически оглядела наряд и осталась недовольна:
— Кому ты фальшивку подсовываешь?! Думаешь, я настоящие драгоценности от подделки не отличу?
Зеркало виновато мигнуло и тут же предложило обычный брючный костюм.
— Беру! — решительно бросила почтенная дама, тут же облачаясь в брюки и свитер. — Кстати, можешь называть меня просто Ягусей!
У меня в голове полным ходом вырабатывался туман. Когда человек сталкивается с тем, что с его точки зрения существовать не может, это всегда выводит из равновесия.
— Что вам надо? — наконец собрала я слова в вопрос.
— Слышу разумные речи! — обрадовалась Ягуся. — Надо провернуть интригу.
— Что?!
— Провернуть интригу, — терпеливо повторила бывшая бабуля. — Ты будешь моим агентом в борьбе против феи Инеи.
Я поискала глазами стул, но не нашла и села на стоящее торчком сучковатое полено.
— Тетенька, милая, да вам к доктору надо! Выпустите меня отсюда, я сбегаю, «Скорую» вызову!
Ягуся гневно фыркнула и тут же превратилась в древнюю старуху.
— Еще чего выдумала! — прошамкала бабуля. — Доктора сами ко мне на консультации бегают! У меня вон и диплом под стеклом висит! — На стене и в самом деле темнело нечто серое, покрытое пылью, и похожее на изъеденную жучком кору дерева. — У меня — первая категория по основам чародейства! Соглашайся, а не то приговорю к пожизненному слушательству.
— К чему?
Вместо ответа старушенция ухватила меня за руку и потянула в дальний угол, где под трухлявой крышкой таился вход в подземелье. Вниз вела невероятно скрипучая лестница.
— Смотри! — старуха ткнула пальцем в темноту, палец загорелся ярким голубым пламенем, и стены подполья озарились призрачным сиянием. Клетки, решетки, цепи, и нигде — ни души.
— Вы что здесь, кроликов держать собираетесь?
Спросила и пожалела, что спросила: глаза бабули засветились зеленым огоньком так, что мороз продрал по коже, а темнота тотчас же наполнилась шорохами и тихим позвякиванием металла.
— Слушайте! — голос Ягуси всколыхнул затхлый воздух подземелья, общий стон прокатился и замер. — Слушайте, и не говорите, что не слышали!
История, в которую углубилась Ягуся, по возрасту равнялась ей. Обычная история двух невезучих влюбленных излагалась вдохновенно и с большим искусством. Да, Ягуся явно зарыла в землю недюжинный талант рассказчицы.
— А дальше? — не утерпела я, когда герои расстались, разлученные очередным стечением обстоятельств.
Глаза Ягуси погасли, мало-помалу она вновь приобрела вид цветущей пятидесятилетней женщины.
— Дальше — в другой раз, — сухо сказала ведьма и потащила меня из подполья наверх.
— Кто же был слушателем?
— Там у меня сидят полуночные души прожженных скептиков и реалистов, я их обеспечиваю ночными кошмарами. Вообще, наилучший способ заставить себя слушать — это собрать всех и засадить в подземелье!
Где-то над нашим сараем ударил гром, так что с потолка посыпались комья грязи. Бабуля тяжело вздохнула, стряхнула грязь с коробки торта и предложила совсем уже мирно:
— Садись, что ли к столу, чай пить будем.
Самовар сам соскочил с чердака, сам себя раздул, сам вскипел и взобрался на стол уже полностью готовый к чаепитию. Мы с Ягусей придвинули свои чурбаки поближе к столу и налегли на торт. Торт был шоколадный с орехами и волшебно таял во рту. После долгой беседы я, наконец, согласилась поддержать Ягусю в деле расстройства свадьбы принца Номата с принцессой Флорестиной. Этой сплетнице Инее определенно следовало утереть нос.
2
Ягуся материализовала меня прямо посередине необозримой лужи на крохотном островке суши. Лужа эта была не рядовой лужей, а замаскированным под нее болотом. Где-то под покровом черной воды предательски поквакивала беспокойная лягушка. Свита принца Номата должна была проследовать мимо болота с полчаса тому назад, а сам королевский сын задерживался в битве с Большим медведем. Медведь взял привычку питаться заблудившимися путешественниками и отставшими от охот стрелками.
Моя бедная обувка промокла почти насквозь, прежде чем со стороны юга послышался цокот копыт. Принц очень торопился, и, если бы не лягушка, выскочившая неожиданно из-под копыт его коня — пронесся бы мимо. Но лягушка скакнула, лошадь шарахнулась, и принц Номат едва не влетел в лужу. Не заметить на середине лужи меня было довольно трудно.
— Эй! — крикнул принц, осаживая коня. — Что вы там делаете?
По-моему, он и сам видел, что я чуть не плачу. Стоять было холодно, в башмачках хлюпала вода, и вообще, все представлялось необычайной глупостью.
— Подождите, сейчас я вытащу вас оттуда!
Номат, слегка самоуверенный, как все принцы, направил лошадь прямо в воду. С первого шага его конь по грудь провалился в трясину и жалобно заржал, увязнув в липкой грязи. Утонуть в луже, в ее полутора метрах глубины было сложно, но принц этого не знал. Оттолкнувшись от седла, он таким прыжком вернулся на сушу, который сделал бы честь любому спортсмену.
Теперь в болоте сидели двое: королевский конь и я.
— Как вас туда занесло? — сердито спросил принц, заходя с другой стороны лужи.
— Ведьма засадила, — честно призналась я.
В любом другом месте такой ответ спровоцировал бы вызов специализированной медбригады, но здешним жителям это явно не было в диковинку.
— Я на турнир опаздываю, — сказал Номат с досадой.
— Я вас сюда лезть не просила, — не очень любезно отозвалась я.
Впрочем, Номат ходил вокруг болота недолго: уже на втором круге он неожиданно нашел великолепную толстую жердину. (Хотя как жердина может быть толстой? Наверное, не жердину, а просто подходящее бревно. Хотя, почему бревно, если принц перекидывал его на мой островок без особого усилия? Скорее всего, без Ягуси здесь дело не обошлось: ручаюсь, когда Номат пошел на первый круг по окрестностям лужи, этого бревна еще и в помине не было).
Во всяком случае, я довольно успешно перебралась по импровизированному мосту на твердую землю. Вместо того, чтобы вовремя подать руку и помочь даме спуститься с бревна, Номат чуть не стряхнул меня с моста. Передвигая его поближе к своей лошади. Но, когда принц уже почти добрался до коня, на бревно скакнула лягушка. Лягушка ехидно поглядела на балансирующего королевского наследника и сказала «квак».
В ту же секунду благородный конь бешено рванулся, задев бревно копытом, и выскочил на берег! Принц, между тем, шлепнулся в грязь, а лягушка скрылась в родном болоте.
На протяжении следующих пятнадцати минут Номат выползал из болота при помощи все той же опоры, а я ловила лошадь его высочества.
Высочество был слегка не в духе, когда наконец, выбрался из лужи: грязь поглотила его меч и оставила заметные следы на походном камзоле. Но надо отдать ему должное, ничего больше не спрашивая, Номат предложил мне добираться до города на его лошади. Я не собиралась в город, и предпочла, чтоб и Номат туда не добрался, но в Ягусином сценарии числился и вариант согласия. Принца следовало тормозить любыми доступными средствами.
Итак, наша процессия двинулась в путь. Впереди шел чумазый, но очень торжественный Номат с поводьями в руках, а мы с конем тащились сзади. Королевский скакун тоже слегка утратил свою белоснежность, короче, только мое платье имело респектабельный вид.
Так мы шествовали не очень долго — нас догнала карета с разодетым кучером и в сопровождении вооруженного стражника. Несмотря на герб с вензелем на дверце, карета скрипела, скрежетала и стонала так, что ее наверняка было слышно и в столице. Кучер и стражник имели по огромной черной бороде каждый.
— Ваше высочество! — позвал кучер, приподнимаясь на козлах.
От этого истошного крика мой конь споткнулся, а зубы четко выговорили «щелк-щелк». Принц совершенно равнодушно посмотрел на возмутителя спокойствия и лениво похлопал по шее испуганного коня.
— Ваше высочество, — повторил кучер, когда карета поравнялась с нами, — какое счастье, что мы вас нашли!
Он обращался ко мне, а не к Номату! Очевидно, Ягуся изменила план действий. Час от часу не легче!
— Чего вы ждете?! — сердито спросила я принца. — Помогите мне сойти с лошади!
Принц поспешно подал руку и придержал стремя. От такого обращения преисполнившись чувства собственного достоинства, я не спеша стала спускаться на грешную землю. Но, как назло, коню Номата вздумалось переступить с ноги на ногу. Последствия оказались плачевными: вместо того, чтобы опереться о руку принца, я с визгом повисла у него на шее. Моя охрана немедленно схватилась за кремневые пистолеты, а Номат судорожно глотнул воздух и машинально потянулся за давно утопленным мечом. Во избежание международных осложнений, пришлось срочно отпустить полузадушенного принца и заверять мою охрану в отсутствии у его высочества дурных намерений. Ну, а самого принца — в отсутствии дурных намерений у моей охраны. Потом чернобородый кучер помог мне войти в карету, и мы умчались, обдав его высочество облаком дорожной пыли.
3
Карета еще катилась по дороге, когда неведомая сила выхватила оттуда новоиспеченную принцессу и перенесла в бревенчатую избушку. К сожалению, проникать в Ягусину резиденцию пришлось через трубу.
К моему появлению Ягуся сбросила с плеч еще лет двадцать пять и стала симпатичной брюнеткой в узеньких брючках.
— Садись, — ловко орудуя сковородками, предложила она. — Сейчас будем есть.
Сковородки метались в воздухе, как листья под ветром, в большой кастрюле что-то булькало, во всех углах пищали, свистели, мяукали. Десятки разноцветных глаз мигали в щелях между бревнами стен, на полу суетились черные тени, и все хотели подобраться поближе к печи с ее вкусными запахами.
— Ну, вы! — замахнулась поварешкой Ягуся. — Нечисть волохатая! Пошли вон!
Тени кинулись врассыпную
— Не обращай внимания! — посоветовала хозяйка, свистом подзывая к себе самовар. — Рассказывай.
За то время, пока мы с Ягусей за обедом обсуждали дела, Номат успел добраться до постоялого двора и встретиться там со свитой. Попивая чай из блюдечка, Ягуся краем глаза наблюдала за встречей, транслировавшейся на сверкающий бок самовара. Хотя звук и отсутствовал, было ясно, что придворным приходится нелегко. То и дело мелькало гневное лицо принца, первый заместитель главного министра время от времени бил себя кулаком в грудь и каялся, два официальных посла склонились в глубоком поклоне, а начальник королевской стражи стоял по стойке «смирно» и от волнения жевал длинный ус.
— Довольно! — экран самовара погас, и чаеварочный агрегат с явным облегчением поплелся на свое место. Ягуся со звоном поставила блюдце на стол: — Теперь последнее: принц послал гонца за новым мечом, но должен попасть в лапы дракона еще до того, как меч появится!
Вероятно, меня передернуло, потому что Ягуся тут же поклялась в абсолютном драконовом вегетарианстве.
— Турнир должен пройти без Номата!
— Но Флорестина!..
— При чем здесь Флорестина, если распорядительница турнира — фея Инея! Ты домой вернуться хочешь?
— Конечно.
— Тогда, какое тебе дело до Флорестины? Если она любит Номата, то его отсутствие на турнире ничего не изменит.
— Но ведь вы сами?!.
Самовар дал протяжный гудок, и меня сквозняком вынесло в трубу. Очевидно, труба в Ягусином жилище служила парадным дверьми.
4
В столицу королевства вели две главные дороги: одна напрямик и одна в объезд. Но у прямой дороги, как водится, стоял знак «Осторожно, драконы!», под которым для устрашения валялись ржавые доспехи, а из земли торчало сломанное копье.
После недолгих препирательств (кто именно хуже работает) мои бородатые сопровождающие сволокли знак в канаву, а из копья соорудили примитивный указатель. На доспехах написали: «До столицы… км».
5
Дракон Птер жил в большой придорожной пещере, у входа в которую стоял огромный стог сена. Сам Птер тоже карликовостью не отличался, во всяком случае, шея его была достаточно длина, чтобы на всякого смотреть свысока.
Точно так он посмотрел на нас, когда вместе с Бородатым и Длиннобородым мы вломились к нему в пещеру. Дракон как раз почистил свой спинной гребень и теперь любовно полировал каждую пластинку.
— Гар-р? — рявкнул Птер и выпустил клуб дыма из пасти.
— Мы от Ягуси, — поспешно сказал Бородатый.
— Что ей надо? — поинтересовался дракон совершенно миролюбиво.
— Надо изобразить злодея-профессионала.
Хвост Птера выразил крайнее неудовольствие.
— Драться я не буду, — сухо сказал дракон.
— Драться не придется, — возразил Длиннобородый, — у противника нет меча.
— А вдруг ему одолжат? — дракону решительно не хотелось рисковать.
— Сражаться некоролевским оружием для наследника престола — бесчестье, — заверил Бородатый.
— Больно-то они сейчас считаются с кодексом чести! — буркнул Птер и пламенно вздохнул.
К несчастью огненный язык задел полироль, и бутылочка со звоном взорвалась. Дракон с сожалением плюнул на средство для ухода за мебелью, потушил его, свил хвост в элегантные кольца и сказал:
— Я готов!
6
Птер улегся в придорожной канаве и пролежал там минут с двадцать, потом загляделся на дупло в старом дубе и начал часто-часто втягивать в себя воздух:
— По-моему, медом пахнет! — и добавил мечтательно: — Вы когда-нибудь пробовали свежескошенное сено вприкуску с майским медком?!
Мне не приходилось. Бородатый и Длиннобородый тоже дружно мотнули головами.
— А я вот…
В воздухе просвистела веревка, и удивленно раскрывшуюся пасть Птера захлестнула петля. Дубы содрогнулись от торжествующего рева — из-за деревьев высыпала пестрая толпа вооруженных людей и набросилась на беднягу Птера. При желании дракон мог разделаться одним махом с половиной нападавших, беда в том, что желания, как раз-то и не было. Птер предпочел бы улизнуть, но перепончатые крылья почему-то вдруг отказали ему, а лапы тут же опутали веревками.
Что было дальше — досмотреть не удалось, дверца кареты захлопнулась, и кто-то тщательно задернул занавески. Кажется, королевский герб здесь плохо помогает, а может, о дипломатической неприкосновенности еще не слыхали?
7
Мы с Птером сошлись в одном: без колдовского вмешательства дело явно не обошлось. Ну, пусть барон Квакш давно выслеживал дракона-вегетарианца, пусть даже решил содрать выкуп с иностранной державы, угнав карету с иностранным гербом, но почему Птер не смог взлететь?! Тем более, он очень хотел. Наверняка, это конкурентка — фея Инея! Пора бы Ягусе вмешаться, да что-то не торопится!
А баронишка между тем выкуп требует королевский, а жилищные условия обеспечил совершенно неподобающие! Где это видано, чтобы принцесс в подземелье сажали? Из Птера вообще угрожает котлет к ближайшему пиршеству наделать, а держит — за тройной решеткой! До чего же злодеи злодейские пошли!
А в подземельях, между прочим, мышей полно! Стража только хихикает в ответ на все протесты. Ягуся с Инееей там в колдовстве состязаются, а тут, сиди среди мышей! Что же это на белом свете делается — захочешь в кои-то веки интригу провернуть, и то в подземелье засадят!
Птер совсем в уныние впал: сидит и крыльями завесился.
— Птерушка, ты же дракон все-таки, что для тебя три решетки?!
Посмотрел Птер из-под опущенного крыла, я, говорит, не дракон, а сплошное недоразумение. Меня, говорит, из-за отсутствия хищности драконья стая изгнала! Если бы Ягуся зверской репутацией не обеспечила, давно уже чьим-нибудь охотничьим трофеем сделался, а так — местные рыцари боятся. Откуда только этот баронишка взялся?
Совсем расстроился дракон, по зеленому носу слеза покатилась. Не поймешь о чем горюет: то ли о своей несвирепости, то ли на котлеты угодить опасается. И так и так жалко! Что это за фея такая, если, в драконьей душе не разобравшись, велит из него котлет наделать? Как-то не вяжется с представлением о добрых феях.
— Птерушка, хоть попробуй!
Горестно вздохнул дракон, потрогал решетку и хвостом махнул: отстань, дескать.
Вдруг, ни с того, ни с сего, в подземелье грохот поднялся. Гремит, топочет кто-то. Все, думаю, летят Ягуся или Инея. Вот только, кто из них?
В последний раз громыхнуло почти рядом, оказывается, это латы гремели, когда стражники по каменному полу раскатывались, а раскатывал их очень сердитый и с большой дубинкой принц Номат.
Ничего не могу сказать, дубинкой он махал не хуже, чем мечом, хотя эффект был слабее. Стражники проворно расползались на четвереньках и довольно успешно от большой дубинки увертывались, а вот ему от длинных копий уклонятся было сложнее. Как ни крути, дубинка копья короче. В конце концов, Номата загнали в угол и оружие из рук выбили.
Разъяренные стражники три замка отомкнуть не поленились, чтобы принца в драконью клетку засунуть. Птер хотел тут же ретироваться, но разгоряченный схваткой Номат решил дорого продать свою жизнь. Вначале Птеру пришлось туговато: принц так яростно кидался, что чуть не доставал кулаком до драконьего носа. Но, наконец, в драконе тоже пробудилась горячая кровь: он рявкнул и дохнул огнем. К счастью, Номат увернулся, и вся порция досталась страже. Солдаты с подпаленными усами разбежались, а внезапно вошедший во вкус дракон подцепил хвостом зазевавшегося принца, опрокинул его и лапой прижал к полу. Лапа у Птера немаленькая и когтистая, Номат дернулся, да не тут-то было: дракон прижал покрепче, едва не придушив противника…
— Птер! ты что?! Ох, и бессовестный! Храбрец тоже, с безоружным сражаться! Что же ты тогда баронских вояк испугался? Г-герой!
Птер смутился настолько, что из зеленого тут же сделался темно-вишневым, поспешно убрал лапу, тем же хвостом поднял королевского сына на ноги и даже отряхнул солому.
Вид наследника престола был далеко не блестящим: камзол в пыли и соломе, полуразорванный воротник повис где-то на ухе, а когда-то кружевные манжеты болтались обгорелыми тряпицами. Номат вдохнул поглубже, неуверенно поправил воротник и только потом огляделся.
— Добрый вечер, принцесса.
— Разве уже вечер?
— Солнце как раз садилось, когда мне попалась на дороге эта старушка.
— Старушка?
— Да, — кивнул принц, — та, что все видела.
Старушки всегда все видят, но немногие рвутся рассказывать об этом королевским сыновьям.
— И зачем же вы, высочество свернули, если ваша дорога ведет прямо?
— Моя дорога ведет туда, куда я по ней еду! — рассердился принц. — Если бы я не утопил бы свой меч, когда вытаскивал вас из болота, принцесса, все было бы гораздо проще!
— А вас никто не просил вытаскивать из болота посторонних принцесс! Какое вам до них дело?!
— Никакого! Но, если я это сделал, значит, так надо было! Желание королевского сына — закон!
— Для кого? — ехидно осведомилась я.
— Для всех! — отрезал Номат.
— Так и сидите теперь за решеткой, раз такова ваша воля, но я здесь при чем?! какое право вы имеете сидеть в клетке, если по рыцарским законам надо было сначала освободить меня?!
Неожиданный поворот несколько обескуражил Номата, он даже про дракона забыл.
— Так вы считаете, что я просто сдался?
— Конечно. Гораздо удобнее дразнить мирного дракона-вегетарианца, чем глотать пыль на турнире или в одиночку сражаться с разбойничьей шайкой!
— Так вы считаете меня трусом?! — Номат в бешенстве рванул решетку, но толстые прутья даже не дрогнули (зато Птер на всякий случай попятился). — Это — оскорбление!
Сидя за четвертым рядом решеток, можно дразнить даже такого горячего принца, как Номат.
— А вы заслуживаете чего-то другого?
Я думала, он разнесет подземелье по камешку.
— Да, будь вы мужчиной!..
— Если бы я и в самом деле была мужчиной, я просто отхлестала бы вас перчаткой по вашим розовым щечкам! Сражаться с трусом — настоящего рыцаря недостойно!
Клянусь, тот прут, что он дернул на этот раз, прогнулся добрых сантиметра на четыре! Несчастный дракон совсем пал духом в своем дальнем углу.
— Конечно, — горько сказал Номат, — я побежден и потому для вас — никто! Побежденный на оскорбление отвечает лишь поклоном. Ты, зеленая змея, не хочешь ли подзакусить? Или ты тоже брезгуешь человеком в грязи?
Такого оборота я не ждала. Что такое один прут по сравнению с двумя еще целыми решетками?
Поскольку Птер ужинать не торопился, принц погрузился в мрачное размышление, а из-за пустой бочки выбрался слегка припаленный, но уже осмелевший стражник. Вместо того, чтобы подобру-поздорову убраться, он вздумал подзадорить Птера:
— Эй, дракон! Ну-ка, куси его!
— Гар-р! — ответил дракон. Стражник выронил вспыхнувшее в руках древко копья и бросился бежать.
Не знаю, сколько прошло времени, но факелы догорели, а в темноте мыши начали наглеть. Вообще, этих серых лучше наблюдать по телевизору, а когда внезапно по руке несется что-то цепкое, теплое и шерстистое — извините. Тут надо иметь не мои нервы!
Разбуженный моим воплем Птер с перепугу дохнул огнем, и подземелье чуть осветилось. В этой короткой вспышке света мелькнула фигура Номата.
— Что случилось?
— М-мыши!
В наступившей темноте стало еще страшней.
— Вы разве боитесь мышей? — полюбопытствовал Номат.
— Совсем не боюсь!
— Очень странно, — с какой-то непонятной интонацией заметил принц.
— Ничего странного! Что это там шуршит с вашей стороны?!
— Понятия не имею!
— Я решил прибрать солому, — донесся из темноты голос Птера. — Просто чудо, что она до сих пор не загорелась!
Меня разбирала злость на себя, на барона, на принца и даже на Птера.
— Так и скажи, что закусываешь!
Стало совсем тихо, если не считать шороха поедаемой соломы.
— Ваше высочество, а вам еду приносили? — неожиданно спросил Номат.
— Барон — сторонник лечебного голодания.
— Но с принцессами так не обращаются!
Мне показалось, что рядом пискнула мышь:
— Ай! Что ж вы не скажете об этом барону?
Принц произнес нечто, никак не подходящее для речи особ королевской крови. Впрочем, он тут же извинился. Я решила сменить тему беседы:
— Где же ваша свита?
— Где ж ей быть: у какого-нибудь стола! — вздохнул Номат. — Эти бездельники обследовали все трактиры в округе!
— И вы их терпите?
— А вы — своих? Где же ваша свита, принцесса?
Самое подходящее место для объяснений! «Ах, ваше высочество, это мы с Ягусей все подстроили, чтобы вы до турнира не добрались, а фея Инея с носом осталась бы!» А вдруг он без Флорестины жить не может?! А турнир-то, в ее честь! Какая некрасивая история!
— Видите ли, ваше высочество… Смотрите, кто-то идет! Да это барон!
В сопровождении двух факельщиков действительно явился сам барон Квакш. Барон выглядел весьма удрученным:
— Ваше высочество!..
— Ну! — мрачно сказал королевский сын. — Я жду продолжения!
— Произошла ужасная ошибка! Виновные будут строго наказаны: я прикажу всех казнить. Но, ваше высочество, жизнь ваша была вне опасности — дракон — вегетарианец!
— Это я заметил. Дальше.
— Я приношу свои глубочайшие извинения…
— Кому? — неожиданно переспросил Номат.
— Вам, ваше высочество!
— А принцессе?
Барон переменился в лице.
— Эта девушка не принцесса! Судьба этой особы не должна вас занимать!
— Почему?
Квакш замялся:
— Видите ли, здесь затронуты вопросы, которых я касаться не вправе.
— «Затронуты, не вправе», — экие у вас осторожные выражения. Что может существовать такое, о чем не должен знать королевич?
Барон Квакш явно не был уполномочен посвящать принца в тонкости межколдовских интриг и потому попытался от ответа уйти:
— Вы можете опоздать на турнир, ваше высочество!
— Так что ж вы стоите!?
Квакш тут же затопал ногами на своих стражников, и те бросились открывать замки. Едва выйдя из клетки, Номат властным жестом остановил солдат, собравшихся ее закрыть:
— Так вы говорите, барон, дракон — вегетарианец?
Барон ничего не успел ответить: принц распахнул дверцу клетки, Птер выпустил клуб дыма из ноздрей и со страшным рыком выскочил вон. Теряя факела, стража ринулась наутек, а Квакш впал в остолбенение.
Номат, не спеша. Вынул из первого замка связку ключей, позвенел ними, потом открыл четвертый и так же неторопливо повесил ключи на палец окаменевшему барону.
— Вы собираетесь и дальше общаться с мышами, принцесса?
Напоследок Птер все-таки поджег остатки соломы в клетке, и подземелье заполнилось едким дымом от сырой трухи.
— Где моя лошадь? — спросил Номат, едва выбравшись из подземелья.
Солдат, к которому он обратился, испуганно поморгал в сторону Птера, и королевский скакун явился, как по волшебству.
— Я опаздываю на турнир! — сообщил Номат, одним махом подсаживая меня в седло.
— Но при чем здесь я? — мне очень захотелось оказаться на земле.
— Не при чем, но вы тоже поедите.
— Но…
— Скажите, я действительно был похож на настоящего дракона? — скромно спросил Птер из-за плеча принца.
Номат обернулся и посмотрел наверх, туда, где красовалась настороженная драконья морда.
— У вас несомненный талант! — ответил он совершенно искренне.
Птер расплылся в счастливой улыбке и вознесся в небеса с легкостью бабочки.
— Я никуда не поеду! — заявила я и попыталась сползти с коня.
Принц удивленно поднял брови:
— Ну, что же, вернуться к барону еще не поздно!
8
Номат ни о чем не спрашивал, но, когда уже почти перед рассветом мы все-таки настигли его свиту на постоялом дворе, у дверей моей комнаты он поставил свою стражу.
— Принцессе без охраны быть не подобает!
Конечно, его стража не помешала мне предстать перед Ягусей, но все-таки неприятно, когда тебя в чем-то подозревают. Пусть даже и не без оснований.
Ягуся была не в духе.
— Номату только что доставили меч, — сообщила она сразу же. — Ты не оправдываешь моих надежд, дорогая!
— Я не колдунья, чтобы состязаться с феей! Мы с Птером действовали согласно вашего плана.
— Однако заманивать Номата в подземелье пришлось мне!
— Как? — не сдержала я любопытства.
— Что? — Ягуся продолжала думать о своем и потому отвечала рассеяно. — Очень просто: стоило только замолвить словечко о злодее-бароне и несчастной принцессе, как этот дурачок помчался тебя спасать.
— Он не дурачок! — обиделась я за принца.
— Типичный рыцарственный дурачок! У него благородство — в крови! Нормальный принц три раза подумал бы: свататься ведь едешь, зачем на рожон лезть? Поберечься надо.
— Разве это плохо?
— Что? — удивилась Ягуся. — Ты говори поменьше, думай побольше — до турнира только сутки остались. Или Номат не попадает на турнир, или ты — домой!
9
Попадет, не попадет, надоело! Не успела глаз сомкнуть, в двери стучит хозяйка трактира с серой амазонкой в руках:
— Их высочество сожалеют, но карету для вас достать не смогли!
Я вышвырнула платье за дверь, огорчилась, что ни в кого не попала и заявила, что мой наряд меня устраивает, потому что я никуда не еду.
Чуть позже появился начальник стражи и передал приглашение к завтраку. В почтенного усача швырять подручными предметами было неловко, и я приняла приглашение. Номат восседал за столом — туча тучей, а придворные за соседними — тихие, как мышки.
— Ваше высочество изволят пренебрегать верховой ездой?
— Не только верховой!
Принц словно бы ничего не услышал:
— Что же, придется вам путешествовать в открытой коляске.
— Я никуда не еду!
Вот навязался на мою голову, наследник престола! Не драться же мне с его стражей?
Когда к порогу подкатила запряженная гнедой парой коляска, ко мне подскочил сам первый министр:
— Ваше высочество, их высочество просят вас пожаловать!..
Развел канитель с титулами и не запутается!
Принц гарцует на своем белоснежном, оглянулся, пришпорил коня и рванул вперед, Свита — за ним. Пыль — столбом.
Ось у моего средства передвижения преломилась где-то около полудня. Номат сам подъехал к экипажу, возле которого суетились кучер с начальником стражи:
— Поломалась?
У перепуганного стражника позеленели усы:
— Поломалась, ваше высочество! Совсем новая!
— Новая? — принц внимательно посмотрел на меня.
Ягуся-Ягуся, что ж ты делаешь! Откуда мне знать, как у них здесь с ведьмами обходятся?
— Вот видите, ваше высочество, ехать не на чем, а вы спешите. Я останусь и подожду, пока ось починят.
— Здесь вы не останетесь, — спокойно заверил принц, — но и ждать вашу колымагу мы не будем. Эй, кто-нибудь, дайте принцессе смирную лошадь!
Самая спокойная лошадь взбесилась уже около шести часов вечера, когда удлинившиеся тени бежали за нами следом. Самая смирная лошадь взбрыкнула так, словно увидела волчью стаю, и помчалась прямо к текущей неподалеку речушке. Вытянутую лошадиную шею пронзила пущенная вдогонку принцем стрела. Каскадеры в фильмах падают красиво, боюсь, я оказалась плохим каскадером. Но удар о землю был подозрительно слабым.
— Молодец! — прошипел над ухом знакомый голос. — Теперь требуй лекаря.
Ах, так! Даже мои ссоры с принцем на руку Ягусе? Как мне это все надоело!
— Где принцесса?! Где, я вас спрашиваю?!
Чего разорался? В соломе сидит твоя принцесса, «совершенно случайно» стог на пути оказался! Интересно, а желание принца непременно притащить меня на турнир тоже Ягуся подстроила?
Когда я, наконец, выпуталась из соломы, столкнулась с взъерошенным Номатом. Его высочество был слегка бледен, но вполне бодр и по-прежнему полон решимости.
— Садитесь на моего коня!
— Вы даже не осведомились о моем самочувствии? Я не намерена сегодня больше садиться в седло!
Мгновение Номат смотрел мне в глаза, потом обернулся и свистнул по-разбойничьи, с переливом. Из-за стога вылетел белоснежный конь и стал, как вкопанный перед нами.
— Не меня, так хоть коня пожалейте! Он точно до места не доберется!
Номат поправил сбившееся седло, а потом легко, словно пушинку, оторвал меня от земли и опустил на спину королевского скакуна.
— Пошел вперед!
Скакун сорвался с места, и только краешком глаза я успела заметить, как Номат стащил с коня официального посла и сунул ногу в стремя…
10
Наверное, Номат тоже кое-что понимал в колдовстве: к началу турнира его конь выглядел так, словно и не скакал сутки пыльными дорогами чужого королевства. Сам принц, правда, малость осунулся, но боевого задора не утратил.
Едва грянули трубы, на широком лугу сошлись участники турнира, а Флорестина заняла место в королевской ложе рядом со своим грозным отцом. Принцесса сидела недвижно, как мраморное изваяние, и два локона, спускаясь на лоб, почти скрывали ее глаза от любопытных взоров.
Турнир мне вспоминать охоты нет, я ведь не слишком разбиралась в деталях. Звон оружие, топот копыт и ржание боевых коней глушили все остальные звуки. Лишь время от времени рев десятка труб приносил весть о начале нового поединка.
Номату везло до тех пор, пока он не столкнулся с Неизвестным рыцарем. Неизвестный явно был слабее, зато дрался с таким упорством, словно от исхода схватки зависела его собственная жизнь.
Дважды принц пытался вышибить противника из седла, дважды ему это не удавалось, а на третий… публика ничего не поняла, но я-то видела, как, брошенная чьей-то сухенькой ручкой о шею белоснежного скакуна ударилась лягушка! Конь взвился на дыбы, и принц не усидел в седле. Сброшенный на землю он в мгновение ока оказался на ногах, но звонкий голос герольда уже объявил победителем Неизвестного рыцаря.
В этот момент я невольно посмотрела на Флорестину и ахнула: она откровенно сияла. Зато король насупился еще больше, по его знаку герольд потребовал, чтобы победитель назвал свое имя и титул.
— Олод Рюно, горожанин.
Вот те раз! Никакого титула! Как посмел простой горожанин претендовать на руку принцессы?
Король в гневе поднялся:
— Казнить наглеца!
— Нет! — вскрикнула принцесса. — Не трогайте его!
Со всех сторон стража устремилась к человеку, осмелившемуся нарушить древний закон королевства и приравнять себя к обладателям благородной крови. Олод опустил забрало и вынул из ножен опущенный было туда меч.
— Не трогайте его! — рыдала в королевской ложе Флорестина.
Номат, еще не опомнившийся от поражения, обернулся на ее голос, проследил за взглядом принцессы, потом молча вытащил меч и бросился в гущу схватки.
А закончилось это все драконячим нашествием: прилетел Птер, сцапал перепуганную принцессу, выволок из толпы стражников Олода, взмахнул крыльями и был таков.
Переколотить всю стражу Номат не успел: король воззвал к нему из своего зрительного ряда с тем, чтобы принц прекратил избиение воинов дружественной державы и устремился бы в погоню за драконом. На что Номат вполне резонно заметил: «А летите-ка вы за ним сами!» — и направился ко мне.
— Так что, принцесса, вы по-прежнему считаете меня трусом?
Я не успела ответить, за спиной раздался ехидный голосок Ягуси:
— Считает или не считает — все равно. Из-за вашего упрямства, Номат, нашей не совсем принцессе предстоит коротать оставшиеся дни в подземелье. Ваше отсутствие на турнире должно было служить ей пропуском для возвращения домой. Мало того, что вы собирались разбить сердце бедняжки Флорестины, разлучив ее с возлюбленным, так еще и засадили в подземелье ни в чем не повинного человека! Вот так-то!
Она отвернулась от потрясенного принца, зевнула и взяла меня за руку:
— Идем, девонька.
Но, прежде чем мы успели растаять в воздухе, я еще успела услышать яростный возглас:
— Я разнесу это подземелье!
11
В избушке за столом, накрытым праздничной скатертью нас ожидала маленькая старушка в белом шелковом платье и старомодном голубеньком чепчике.
— Хоть ты и добилась своего, Ягуся, — погрозила она пальчиком моей хозяйке, — король все равно не даст благословения.
— Даст, куда он денется! — беззаботно качнула головой Ягуся. — Наш король — умный человек и очень скоро поймет, что иметь зятем племянника колдуньи — престижно. Так что, Инея, твои интриги просто смешны!
Фея вздохнула:
— Забывают, забывают старые обычаи. Принцесса и простой горожанин… Что же останется от сказки?
Ягуся поближе придвинула к столу чурбачок и взяла чашку чая:
— Легенда останется, просто легенда.
12
Тетя Леся тоже вздохнула и умолкла.
— А дальше, дальше? Как же принц, подземелья?!
— Ну, какие могут быть подземелья? — тетушка взялась перетирать посуду. — Разве могла Ягуся допустить, чтобы всякие ненормальные принцы крушили ей погреба, где ж тогда капусту квасить? Она отправила меня домой и в награду за все неприятности вручила огромный праздничный торт, я успела как раз к Новому году.
— А принц?!
— Ну, что, принц? — тетушка Леся надолго замолчала, продолжая тереть досуха вытертую чашку, потом неожиданно сказала невпопад: — Инея с Ягусей впрямую сталкиваться не хотели — колдовство на колдовство дает неизвестность в квадрате…
— Ты что это племяшке голову сказками морочишь? — в открытую дверь заглянул дядя Коля. — Ты думаешь, я за теликом вовсе ничего не слышу?
Тетушка посмотрела на мужа, сделала «большие глаза» и прижала палец к губам.
— Разве ты не мог заткнуть уши? — спросила она с укоризной. — Ты же так и не купил тогда городских булок, значит, не мешай нам говорить о маргарине. Иди к своему телевизору!
— Выйди отсюда, о, женщина! — сурово потребовал дядя Коля.
Тетушка Леся показала ему язык, швырнула на пол вытертую чашку и величественно удалилась. Дядюшка посмотрел на разбитую чашку, потом наклонился к самому моему уху:
— А ведь принц разнес-таки вдребезги Ягусины погреба! — сказал он тихо и щелкнул пальцами. Осколки чашки сползлись и быстренько начали клеиться.
Чистилище
УБЕЖИЩЕ
ВЕЧЕР И НОЧЬ
— Где ты был?
— В лесу.
Лес содрогнулся от рева. Взвились в воздух стаи испуганных птиц. Расположившееся было на поляне семейство кабанов с шумом ринулось в заросли. Еще несколько минут трещали сучья, качались задетые беглецами ветви, осыпалась роса, но огромная голова с широко расставленными глазами и лягушачьим ртом уже медленно опускалась в кустарник.
Марта легонько тряхнула оцепеневшую Ольгу:
— Очнись!
— Что это? — спросила Ольга, не отводя взгляда от монстра.
Вместо ответа бабка Марта попятилась и потащила ее за собой. На цыпочках обогнув опасное место, они потом побежали, держась за руки, как подружки-школьницы. Бежали до тех пор, пока Марта не свалилась на землю, задохнувшись от бега и хохота. Ольга стояла рядом и недоумевала, глядя, как по лицу бабки катятся слезы, как она машет руками не в силах остановиться. Наконец, Марта вытерла слезы, разогнала смешливые морщинки у глаз и сказала совершенно серьезно:
— Мы отдавили бедняге хвост.
Марта все время шла впереди. Вернее, пробиралась, потому что нормально идти в буреломе невозможно. Она обходила толстые стволы, взбиралась на более тонкие, иногда застывала, балансируя и выбирая, куда поставить ногу. Приходилось осторожничать, ведь в высокой траве скрывались груды сушняка, пни, а порою и ямы из-под корней поверженных великанов.
Хоть Ольга и старалась повторять все движения бабки, но это плохо ей удавалось: то нога соскользнет с осклизлого древесного тела, то сухой сучок зацепит одежду, то отведенная ветка, вырываясь, хлестнет по лицу. Один раз Ольга испуганно вскрикнула, провалившись по колено в трухлявую древесину соснового ствола. К счастью обитатели ствола испугались еще больше, и Ольга извлекла ногу невредимой.
Когда они вышли к болоту, солнце уже клонилось к закату.
— Не думала я, что придется тут бродить в темноте, — вздохнула Марта, глядя на расползающиеся по небу сизые тучи.
Ольга ничего не сказала, только набросила на голову капюшон и «молнию» на куртке затянула под самое горло.
Когда солнце провалилось в тучи, стало темно, как в погребе, и из рюкзаков были вынуты фонари. Пару крепких палок для посохов Марта отыскала здесь же в буреломе.
— Смотри, куда ступаешь! — предупредила она Ольгу. — Через болото гать проложена, но давненько!
Грязь чавкала под ногами, в ней, освещаемой лучами двух мощных фонарей, копошились крошечные твари, извивались, прыгали, шевелили многочисленными лапками. Однажды прямо возле потрясенной Ольги из-под полусгнившей жердины показалось подобие человеческой кисти, черной, с растопыренными пальцами. Она поднялась из грязи и застыла, чуть покачиваясь и шевеля пальцами.
Ольга обмерла, не в силах выдавить из себя ни звука, но подоспевшая Марта изо всех сил пнула это черное сапогом, и оно с гнусным писком повалилось обратно в грязь.
— Не обращай внимания, — посоветовала бабка, перекладывая в другую руку посох. — Если еще раз пристанет, брось в нее горсть соли, соль они очень не любят!
Когда болото осталось позади, и закапал мелкий холодный дождь, Марта вдруг заколебалась.
— Жаль, что небо затянуто, — сказала она, обшаривая лучом фонаря мокрые стволы деревьев. — Тропа совсем заросла.
Боковым зрением Ольга заметила тень, метнувшуюся за ближайшее дерево, но тут фонарь осветил большую лохматую собаку в кустарнике прямо перед ними.
— Слава Богу! — обрадовалась Марта. — Смотритель проводника выслал!
— Там кто-то прячется, — вполголоса сказала Ольга и придвинулась поближе к бабке.
— Где?
Марта повернула фонарь, и в его луч попало уродливое бородатое лицо, на котором красным светом горели вытаращенные глаза. Секунду смотрел незнакомец на женщин, потом резко отпрянул. Затрещали ломаемые сучья, басом взлаял ньюфаундленд.
— В мое время такая дрянь по лесу не болталась! — с явным осуждением в голосе заметила Марта. — Идем скорее, пока ты совсем не продрогла!
Ольга действительно начала дрожать, к тому же она поминутно оглядывалась, и фонарь прыгал у нее в руке. Соответственно, метались тени деревьев, отчего казалось, что целые толпы бородатых незнакомцев преследуют двух усталых женщин. Но черный пес уверенно бежал впереди, и уже через полчаса Марта колотила посохом в дверь двухэтажного бревенчатого сооружения, крытого, красной черепицей.
— Вы что там, позасыпали?!
Дверь отворилась, из нее выплыл клуб табачного дыма, вслед за которым появился человек с револьвером.
— Это ты, принцесса Марта? — спросил он, близоруко щурясь.
— Я, — отозвалась бабка, подталкивая вперед Ольгу. — А ты не пугай ребенка пушкой!
Вместо ответа человек вскинул револьвер и выпалил в темноту. Что-то пронзительно взвыло, а потом с топотом умчалось в сторону болота.
— Ты еще ни разу не пришла, не притащив за собой хоть завалященького дракона! — сказал человек и посторонился, пропуская в дом женщин и собаку, но ньюфаундленд встряхнулся, разбрызгивая капли, и отправился обходить дом.
— Зато за тобою — русалки толпами бегают! — парировала — Марта. — Опять накурили, не продохнуть?
Ольга увидела комнату, освещаемую отблесками огня из камина, шкуры зверей на полу, сдвинутый к стене стол, заставленный едой и бутылками, лестницу на второй этаж, несколько кресел и пару стульев. Все это тонуло в дыму. Дым выходил из трубки в зубах у сидящего перед камином старика и зажатой в руке у встречающего сигареты. Гора окурков громоздилась в банке, изображавшей пепельницу.
— Привет, — сказал старик и вынул трубку изо рта. — Добирались удачно?
Вначале бабка Марта распахнула окно, выпустила туда еще часть дыма и только потом произнесла:
— Не более, чем всегда. Комната готова? Девчонка валится с ног.
Старик посмотрел на Ольгу долгим взглядом, словно впервые заметив ее:
— Это твоя?
— Внучка, смотритель, внучка.
Старик вздохнул, погладил седые усы и опустил трубку на колено. После того, как переодетая в сухое, умытая и накормленная Ольга заснула, Марта спустилась в комнату к камину, высыпала в огонь окурки и принялась сметать пепел с медвежьей шкуры на совок.
— Миша, кого сегодня ждем? — спросила она у человека, который, развалясь в кресле, не отводил нацеленного дула от раскрытого окна.
— Толька точно будет, а Сергей, если из командировки успеет вернуться. Закрой окно.
— Обойдешься!
Марта собрала пепел, подошла к окну высыпать. Тотчас же из сочащейся дождем темноты вынырнула зеленая когтистая лапа и потянулась к ней… Михаил спустил курок, и лапа скрылась с отстреленным когтем.
— Бог подаст! — сказала Марта вслед лапе, вытряхивая совок. — Пусть еще немного проветрится.
Человек в кресле перезарядил револьвер и смачно зевнул, прикрывая рот ладонью:
— Тогда сама карауль. Я — хоть полчасика вздремну!
— Ладно, не плачь.
Бабка Марта набросила на плечи теплый платок, взяла револьвер у Михаила и придвинула кресло к окну.
— Осенью пахнет.
Она с удовольствием вдохнула ночной воздух и смахнула украдкой набежавшую слезу. Михаил ушел, отчаянно зевая и подозрительно покачиваясь, старик тихо сидел у камина, посасывая погасшую трубку.
— А что за высверки на севере? — Марта всмотрелась туда, где несколько раз мелькали в небе вспышки, не похожие на разряды молний.
— Соседний сектор, — промычал старик, не выпуская из зубов трубки. — В последнее время что-то защиту пробивает, накладки появились.
Он наклонился и подбросил еще несколько поленьев в огонь, так как в комнату вошла ночная сырость и специфический запах мокрой листвы. Пламя нехотя лизнуло новую пищу, потом вошло во вкус и с удвоенным треском принялось пожирать сухое дерево. Запахло сосной.
Под окном кто-то хрипло завыл, заглядывая в теплую комнату.
— Закрой окно, Марта, не дразни их! — попросил старик, загораживая лицо от пышущего жаром камина. — Сегодня такая дрянная погода!
Бабка Марта встала, поморщилась на мгновение, почувствовав укол застарелого радикулита, и взялась за створку окна.
— Сидят, — хихикнул кто-то из темноты, — а в горах лавина сошла!
— Изыди! — Марта с силой захлопнула окно.
Старик молча наблюдал, как она обходит стол, перетирает и расставляет заново тарелки, поправляет сползающий с плеч платок и смотрит критическим взглядом на банку килек в томате:
— Это Мишка притащил? Неужели жена не могла ему рюкзак собрать?
— Она уехала вместе с дочерью в деревню на месяц.
Бабка Марта бросила консервы обратно на стол, взяла кастрюлю с вареной «в мундире» картошкой и принялась чистить.
— А Люда будет? — осторожно спросил старик, впервые за время разговора, вынув трубку изо рта.
— Навряд ли, — руки бабки Марты проворно «раздевали» одну картофелину за другой. — У нее младший внучек ангину схватил.
Смотритель сокрушенно вздохнул, то ли сочувствуя внуку, то ли сожалея об отсутствующих.
В дверь постучали, Марта вытерла руки о тряпку и пошла открывать. Через порог переступил человек в оранжевом костюме лыжника, но без шапки. Седые волосы «лыжника» стояли дыбом, а щеки покрывала трехдневной давности щетина.
— Привет, принцесса Марта! — вскричал он. — Ты научишься когда-нибудь спрашивать, кто стучит? Или однажды тебя украдут?!
— Заходи, балаболка, — Марта стряхнула раскисший снег с рукава вошедшего. — Твой стук трудно с кем-нибудь спутать.
Гость узрел накрытый стол и без лишних разговоров устремился к нему.
— Привет тебе, — сказал старик. — Как добрался?
— Привет, — отозвался гость, впиваясь в картофелину, отчего речь его стала не вполне разборчивой. — Со склона Эри сошла лавина и чуть-чуть переплела меня с лыжами. Ноги чудом уцелели. Спасибо твоему псу: быстро откопал!
В глазах старика мелькнуло беспокойство:
— Толя, ты же всегда был осторожен?..
Гость взял во вторую руку брызнувший соком соленый помидор и ответил не сразу:
— Стареем, брат смотритель! К тому же, я никогда не ходил там ночью.
Несколько минут царило молчание, нарушаемое только звоном посуды: Марта подливала, подсыпала, подвигала, а новый гость с жадностью поглощал все, появляющееся перед ним. Наконец он насытился и, осоловев от еды и тепла, отодвинулся от стола.
— Что новенького в твоем секторе, смотритель? — спросил он у старика.
Тот пожал плечами.
— Позавчера упыри передрались из-за добычи, вчера в орлином гнезде птенцы вывелись, сегодня в бухте пираты на мель сели с перепою. Все же разнообразие.
Анатолий сладко зажмурился и потер ладонью колючую щеку:
— Хорошо живешь, старик!
— Ты бы побрился, — заметила Марта недовольно. — Шляешься в таком виде…
Гость хохотнул и хотел еще раз потереть щеку:
— Некогда было…
Рука его замерла на полдороге, а рот в изумлении приоткрылся: на лестнице возникла полусонная Ольга, до пят укутанная в махровый халат, выданный ей вместо ночной сорочки.
— Бабушка, там кто-то в окно скребется! — пожаловалась она.
Марта всплеснула руками, схватила со стола тряпку и решительно зашагала наверх.
Глаза Анатолия блеснули восхищением, он сорвался с места, задержался на лестнице, чтобы переспросить старика о комнате, и ринулся приводить себя в порядок.
Тем временем смотритель подбросил еще полено, и угомонившийся было огонь вновь воспрянул духом. Неожиданно в дверь ударили так, что она заходила ходуном, а старик недовольно поморщился.
— Кого там несет, на ночь глядя? — громко спросил он.
— Открывай! — донеслось в ответ.
При звуках этого голоса старик насторожился и вскочил с кресла, торопливо засовывая в карман невыбитую трубку.
— Ты же знаешь, Борода, что я бродяг по ночам не впускаю? Иди своей дорогой!
За дверью откашлялись и гаркнули:
— Не оскорбляй людей, смотритель! Теперь ночь, и нам лучше говорить миром.
Наверху открылась дверь спальной комнаты, вышла бабка Марта, остановилась на пороге и сказала:
— Ветер качает ветки, они царапают стекла, Спи!
Ольга выглянула через ее плечо:
— А кто там кричит?
— Спи! — повторила Марта, пытаясь закрыть дверь, но девушка выскользнула в щель, подошла к перилам и с любопытством прислушалась.
— Чего же ты хочешь? — на полтона ниже спросил старик.
— Известно чего. Денег, выпивки и баб.
— Пошел вон! — не сдержавшись, рявкнул старик и покосился на Ольгу.
В дверь снова ударили.
— Грубишь, смотритель! Сейчас ночь, а у меня в руках двое твоих людей.
Глаза старика гневно сверкнули:
— Что ты мелешь, Борода, какие люди?! Все здесь.
За дверью захихикали:
— Не все, смотритель, не все. Один мальчишка-сопляк и один пузатый черт из старого набора.
Старик заколебался:
— Как ты докажешь, что это мои люди?
— Погляди в окно.
Марта вихрем сбежала с лестницы и припала к окну. Старик подошел ближе и тоже всмотрелся.
— Я ничего не вижу! Освети их факелом! — крикнул он в сторону двери.
Его приказание выполнили. Марта ахнула и зажала рукой рот.
— Но здесь только один, и я его не знаю. Это не мой!
— Тем хуже для него, — проворчали за дверью. — А второй у меня в лагере. Он точно твой, тот, что в прошлый раз капитана Флинта торпедировал. Гони товар!
Ольга тихонечко спустилась с лестницы и встала на цыпочки, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в окне.
— Кто это? — пискнула она.
Марта резко обернулась, схватила ее за руку и увлекла подальше от окна.
— Эй, Борода, что ты сделаешь с этим парнем? — спросил старик, вглядываясь в темноту.
— Ну, уж обратно не потащу, — последовал быстрый ответ.
— Я дам за него ящик рому.
— Мало, — отозвалась дверь.
— Хватит, я в первый раз его вижу. Вообще тебе это дело боком выйдет: он не из нашего сектора! Или бери ящик рому, или вообще ничего не получишь!
За дверью немного подумали:
— Ладно, давай.
— Сейчас.
Смотритель обернулся к Марте:
— Беги за ребятами, принцесса, и захватите оружие.
— Есть, — коротко ответила бабка Марта и устремилась наверх.
Ольга осталась посреди комнаты, не зная, куда деваться. Старик окинул девушку сумрачным взглядом:
— Помоги мне.
Вдвоем они откинули крышку подпола, потом Ольга держала фонарь, а старик, кряхтя, выволакивал оттуда ящик с пыльными, затянутыми паутиной бутылками. Управились как раз к тому моменту, когда примчались заспанный Михаил и Анатолий с еще жужжащей в руке заводной бритвой. Вслед за ними спустилась бабка Марта с двумя карабинами.
— Ты засядешь наверху и будешь держать на прицеле порог! — велел смотритель Михаилу. — Толя подстрахует меня из-за двери, а вы, брысь отсюда!
Бабка Марта без звука утащила Ольгу в простенок между окном и камином.
— Борода, не вздумай шутить! Ты мне парня, я тебе ром.
Старик с трудом поднял ящик и подождал, пока Анатолий отодвинет засов. На пороге стоял тот самый человек, которого Ольга видела в лесу! Он быстро оглядел комнату, зацепился взглядом за двух женщин в углу, потом подставил руки:
— Давай.
Старик покраснел от натуги, но выдавил сквозь зубы:
— Сначала ты.
Борода презрительно хмыкнул, обернулся в темноту и щелкнул пальцами. Чьи-то услужливые руки тот час же поставили рядом с ним молодого человека в отливающем металлическим блеском костюме. Лицо у молодого человека было залито кровью.
Старик сунул ящик в руки Бороде, успел подхватить начавшего валиться парня и втащил его в комнату. Анатолий тут же захлопнул дверь и задвинул засов.
Выскочившая из укрытия Марта захлопотала возле раненого. У парня была рана на голове, рассечена кожа, и кровь уже запеклась. Он тихо стонал под руками у бабки Марты и смотрел безумным взглядом на своих спасителей, видимо, плохо понимая, где находится.
Старик почесал подбородок и ткнул пальцем в странный костюм незнакомца:
— Я говорил, защиту пробивает! Это же легкий скафандр! Соседний сектор.
При слове «скафандр» взгляд пострадавшего стал более осмысленным, молодой человек пробормотал что-то, но так тихо, что Марта вынуждена была наклоняться.
— Приветствует братьев по разуму, — сообщила она.
«Братская встреча…» — начал было Анатолий ироническим тоном, но осекся под укоризненным взглядом Марты.
В дверь опять стукнули тяжелым, и голос Бороды проревел:
— А остальное? За тобой еще деньги и симпатичные крошки, смотритель.
В сердцах бабка Марта запустила в дверь тарелкой, которая благополучно разлетелась на куски:
— То же будет с твоей башкой, Борода, если мы встретимся!
За дверью раздался хор радостных восклицаний, перемежающихся ругательствами. Ольга слегка побледнела, Анатолий навел на дверь дуло карабина и мечтательно сощурился, Михаил сердито сплюнул на пол и громко щелкнул затвором.
Голоса разом смолкли.
— Эй, не балуйте там с оружием, а не то плохо вашему будет! — после паузы пригрозил Борода.
— Что ты торгуешься, если второго нет? — громко спросил старик. — Когда его под дверь приведешь, тогда поговорим.
За дверью начали совещаться, потом потребовали денежный задаток. Смотритель слазил в подпол, выбросил в окно полмешка денег, после чего шайка удалилась, пообещав вернуться через пятнадцать минут. Однако не прошло и двух минут, как опять раздался стук:
— Открывай, принцесса Марта!
Бабка Марта отодвинула засов прежде, чем кто-либо успел вымолвить слово. Через порог переступил низенький пожилой человек с жизнерадостным лицом и внушительным синяком под глазом. Одет был человечек в спортивный костюм с надписью «Кегли» на груди, на ногах имел кроссовки, а за спиной увесистый рюкзак.
— Привет честной компании! Что так дешево меня оценили? Полмешка денег… тьфу!
Все это он отбарабанил одной очередью, устремив жадный взор на уставленный едой стол и снимая на ходу лямки рюкзака с плеч.
— Мы думали, ты с бандитами ром лакаешь… — начал было Михаил, но договорить не успел.
— Еще чего! — человечек, не глядя швырнул рюкзак под окно, а сам ринулся к столу. — Я же бегаю по утрам, и на первой пятьсотметровке оставил их позади.
— А синяк откуда? — ехидно спросил Анатолий. Человечек зачерпнул ложку салата и посмотрел на любопытного с глубокой жалостью.
— О дорожный указатель стукнулся, — пояснил он снисходительно.
— Деньги будешь возвращать частями, — подвела итог бабка Марта. — Чтобы в другой раз неповадно было последним приходить.
— А я не последний! — возмутился человечек. — Я в кустах целый час сидел, пока вы с Бородой лясы точили. Вон, кто последним явился!
Он ткнул ложкой в сторону молодого человека, оторопело разглядывающего комнату. Михаил с грохотом швырнул карабин на пол:
— Дадут мне в этом доме наконец выспаться?
— А мне добриться, — добавил Анатолий и ушел, осторожно прислонив оружие к стене, наверх.
Михаил поддал ногой карабин друга, после чего подобрал оба и тихонько унес к себе в комнату. Ольга подумала, подумала и тоже отправилась спать. Бабка Марта наклонилась к молодому человеку:
— Вы можете встать?
Тот потрогал свою забинтованную голову и спросил неожиданно:
— Это какая планета?
Сергей подавился салатом и закашлялся, старик сердито нахмурил седые брови.
— Земля.
— Но я же летел?..
— Вы ошиблись сектором, — терпеливо пояснила, Марта, помогая парню подняться с медвежьей шкуры.
Беднягу сильно качнуло, бабка Марта вынуждена была подставить свое плечо, чтобы так-сяк дотянуть гостя до лестницы, но на первой ступени он сел и обхватил руками голову.
— Ешь быстрее, поможешь человеку дойти! — приказала бабка Марта Сергею.
— Как ты сюда попал, летун? — спросил старик.
Молодой человек попытался объяснить, каким образом он, вылетевший для встречи с чужой цивилизацией в другую галактику, оказался на Земле да еще в столь плачевном виде, но не сумел. Последней его мыслью была мысль о скафандре, вслед за которой последовал удар по голове.
— Все ясно, — подытожил смотритель. — На границе секторов произошло смещение реальности, Из своего звездолета ты сместился как раз в лапы шайки Бороды. Завтра разберемся.
На протяжении этого разговора бабка Марта несколько раз громко вздыхала и всплескивала руками в особо печальных местах.
— Плохо вы работаете, смотрители! — попрекнула она старика. — Зачем парнишке бандитов вместо инопланетян подсовываете?! Разве он за этим сюда стремился? Слушай, как тебя?.. Олег? Олежек, ты может кушать хочешь? Картошка еще теплая…
— Ба! — (все подскочили). — Нас поджигают!
Ольга сбежала по лестнице с расширенными от ужаса глазами и почему-то со шлепанцами в руках.
Бабка Марта уперла руки в бока:
— Ты что же, окно открывала?
— Нет, только форточку. Какие-то люди обкладывают дом хворостом и факелами…
— Несносная девчонка! Надеюсь, ты закрыла форточку?!
— Да, — пролепетала Ольга.
Старик прокашлялся и сказал неожиданно мягко:
— Убежище не горит, девочка.
— Сколько тебе раз говорить, не подходи к окну?! — продолжала бушевать Марта.
Ольга часто заморгала, готовая расплакаться.
— Не кричи, — остановил Марту смотритель. — Надо было толком объяснить. Понимаешь, девочка, — обратился он к Ольге, — мы находимся в воздушном замке, а они не горят. Если ты не впустишь врага сама, Убежище останется неприступным. Ночью зло набирает силу, а днем слабеет. Ночью следует соблюдать осторожность, потому что зло ищет лазейки и стремится проникнуть в Убежище. Не надо открывать окна, не надо отпирать двери. Днем добро побеждает всегда, а вот ночью может и проиграть. Все, иди спать и ничего не бойся!
Марта увела расстроенную Ольгу, а Сергей закончил наконец жевать и поднялся из-за стола.
— Так ты есть будешь? — спросил он у мрачного гостя. — Нет? Тогда нечего рассиживаться: подушки зовут!
Помогая космонавту-неудачнику взбираться по лестнице, Сергей на мгновение обернулся:
— Ценная у тебя собака, старик! Ты оказал мне очень большую услугу, выслав ее навстречу.
Оставшись один, смотритель подбросил еще дров в камин и прислушался к бушующей за стенами непогоде.
— Вы еще никогда не приходили в Убежище в такой темноте, — сказал он печально.
УТРО
— Что ты там делал?
Когда Ольга открыла глаза, в комнате было необычно светло. Девушка вылезла из-под одеяла, преодолела два шага, отделяющие кровать от стены и отдернула оконную штору…
Окно до самого верха оказалось покрытым ледяными цветами. Ольга хмыкнула и приложила палец к стеклу, чтобы в вытаявшем кусочке разглядеть панораму заснеженного леса.
Заглянувшая в дверь бабка Марта сразу обнаружила безобразие:
— Не стой босиком! Умывайся, одевайся и завтракать!
Спустившись по лестнице, Ольга застала всю компанию в сборе. Во главе стола восседал смотритель с кружкой чая в руке, справа от него Михаил задумчиво крутил в пальцах солонку, слева свежевыбритый Анатолий украдкой разглядывал свое отражение в зеркальном лезвии столового ножа. Сергей потихоньку, двумя пальцами, подтягивал поближе тарелку с нарезанной колбасой, а с другого конца стола, подперев руками забинтованную голову, мрачно взирал на всех Олег. Бабка Марта раскладывала по тарелкам биточки с макаронами.
Ольга поздоровалась и прошла к свободному стулу возле Марты.
— Так, кто нас вчера поджигал? — самым невинным тоном осведомился Анатолий.
Бабка Марта довольно резко запустила в его сторону тарелку с едой, тарелка проехалась по столешнице и была перехвачена у самого края. Анатолий намек понял и почел за лучшее сменить тему:
— Серж, ты меня на свою яхту возьмешь?
— Спроси у Мишки.
— Потонем, — со вздохом ответил Михаил. — Русалки борта оборвут.
— Тогда я с Мартой поеду в ее королевство.
— Нужен ты мне там?! — возмутилась бабка Марта. — К тому же, я из принцесс в ведьмы переквалифицируюсь. Пойдешь в лешие?
— Вот так всегда! — пожаловался Анатолий смотрителю. — Хочешь им доброе дело сделать, а они не ценят!..
— На западном склоне Эри новая лыжная база открылась, — сказал старик.
Анатолий оживился:
— Оленька, вы на лыжах катаетесь?
— У Ольги сегодня первый выход! — оборвала его Марта. — Сопровождать ее будет смотритель.
Анатолий сразу поскучнел:
— Старик, ты мне хотя бы своего горлохвата дашь?
— Бери, — милостливо согласился смотритель.
После завтрака, прошедшего в полном молчании, все быстро засобирались. Немолодые уже люди суетились, как опаздывающие школьники. Бабка Марта, и та, утратила обычную невозмутимость и хохотала звонко, в очередной раз наткнувшись на крайне озабоченного Сергея:
— Зачем тебе столько еды?! Не на месяц же?
— Ничего вы, женщины, в таких делах не смыслите! — огрызнулся тот, засовывая в рюкзак огромный кусок копченого мяса. — Мы сегодня будем в гостях у вождя Тамбу, а у него племя прожорливое, одних жен пять штук голодных!
Бабка Марта фыркнула и не спросила, зачем Михаил карманы пачками сигарет набивает.
Зато Анатолий меньше всех собирался: взял лыжи, вышел за порог, свистнул собаке и был таков. За ним ушли Сергей с Михаилом, навьюченные, как верблюды. Бабка Марта долго наказывала Ольге:
— Одна никуда не ходи! Тропинкам не доверяй. Если что случится, зови на помощь. Лучше всего будет, если сегодняшний день ты проведешь возле Убежища. Осмотрись: понравится ли тебе здесь, захочешь ли ты сюда приходить…
Смотритель остановил Марту:
— Не больно-то ты сама советы слушала, иди уже!
Сам он разложил на столе карту и о чем-то расспрашивал Олега, тыча пальцем в извилистые линии. Тот хмурился, пожимал плечами, а сам украдкой косился на Ольгу.
В конце концов, девушке все это надоело.
— Я пойду на крыльце постою, — сказала она старику и открыла тяжелую дубовую дверь.
Мороз сразу ожег щеки. «Этак я замерзну, — с беспокойством подумала Ольга. — Кто знал, что здесь уже зима?» Она невольно поежилась в своей осенней курточке и натянула капюшон.
Снега выпало не так уж и много, он едва припорошил землю, но зато деревьям придал вид праздничный и волшебный. Ольга запрокинула голову, созерцая заснеженную паутину крон, и не заметила сама, как сошла с крыльца и ступила на дорожку. Очнулась оттого, что дорожка дернулась, выскользнула из-под ноги и оказалась в добром полуметре от крыльца. Ольга с трудом удержала равновесие.
Девушка огляделась: нигде не шелохнулась ни единая веточка, ни упала ни одна снежинка, деревянный дом тоже оставался на месте, только теперь перед ним вместо ленточки утоптанной земли торчали кустики почерневшей травы.
Ольга почувствовала досаду: в этом мире все сговорились против нее, одни неприятности с самого начала. Что хорошего можно ждать, если даже тропы брыкаются?
Ольга совсем было решила вернуться в дом и не выходить больше (тем более, что холод уже проник под куртку), но мысль о возможном злорадном смехе за спиной, заставила ее остановиться. Не хватало еще от тропинок обиды терпеть!
— Очень холодно! — громко сказала она и повернулась к дорожке спиной. — Сейчас пойду погреюсь!
Краем глаза Ольга видела, как неспешно ползла на свое место беглянка, и специально еще разок повторила фразу о холоде. Услыхав шуршание в двух шагах от себя, девушка мгновенно обернулась и прыгнула!
Дорожка поерзала влево-вправо, но не решилась сбросить с себя человека, уверенно стоящего на ногах. Ольга засмеялась. Обида у нее уже прошла, девушка даже присела на корточки и погладила ладонью мерзлую землю:
— Ну, чего ты, глупенькая, я тебе ничего не сделаю?
Дорожка затихла. Ольга поднялась и с любопытством посмотрела в сторону леса. Ей показалось, что деревья стали реже, и она сделала крошечный шажок в их сторону, стараясь понять причину этого странного факта…
Лес исчез. Ольга оказалась на вершине холма; полого спускающегося к морю. Воздух, напоенный ни с чем не сравнимым запахом, в котором смешались запахи водорослей, рыбы, мокрого дерева, цветущего разнотравья, буквально опьянил Ольгу, у нее даже голова закружилась. Слишком велик был контраст между глубокой осенью и жарким летом, слишком притягивала прогретая солнцем вода…
Ольга сорвалась на бег… Нет, не на бег, на полет! Она спланировала, как чайка, и остановилась далеко от берега над сине-зеленой громадой воды, неторопливо ворочающей волнами. Волны катились у самых ног, но не задевали.
Ольга несколько минут смотрела шалыми от радости глазами на пространство, в котором чувствовала себя полноправной частицей, и неизвестное до того чувство свободы каплями просачивалось к ней в душу.
И вдруг появилась мысль: «Если из ущелья городской улицы подняться по балконам, как по ступеням, и шагнуть в небо, будет ли такая бескрайность?»
Но тут же вспомнился Факел над трубой химического завода и черный шлейф дыма, который стараются облетать птицы.
Эта мысль что-то нарушила в неустойчивом равновесии человека над волнами, Ольга сорвалась в воду, подняв тучу брызг и напугав дрейфовавшую неподалеку чайку. Чайка взмахнула крыльями и взлетела, а вот Ольга ушла под воду с головой, изрядно нахлебалась, забила в панике руками. Но где-то продолжало копошиться чувство радостного удивления…
— Руку давай! — гаркнул кто-то над головой.
Легко сказать, когда обеими молотишь воду, попробуй выбрать наименее нужную… Прежде чем Ольга решила этот вопрос, ее уже схватили за шиворот и втащили в лодку.
— О чем думала твоя бабка?! — закричал смотритель, пока Ольга захлебывалась кашлем и выплевывала морскую воду. — Почему она не научила тебя хорошо плавать?
Мокрый комбинезон противно облепил тело, в сапогах булькало, вода из капюшона стекала по спине, «молнию» на куртке заело, и она не хотела расстегиваться.
Все еще ворча, смотритель извлек откуда-то одеяло, под которым Ольга сразу почувствовала себя уютнее: оно грело так, что он одежды пошел пар.
— Навязали детский сад на мою голову! — причитал старик, вытаскивая лодку на берег. — Помоги, чего стоишь?!
Последняя фраза относилась к Олегу, который бестолково переминался с ноги на ногу, вытаращившись на Ольгу, как на морскую царевну. Она тут же выскочила из лодки, но одеяло не сбросила, так как трава на склоне холма успела пожухнуть, и ветер дул уже явно не летний.
— Не смей от меня отходить! — велел смотритель. — Вытолкнем этого заблудшего в его сектор, а потом будешь знакомиться с… ландшафтом.
Старик поколдовал немного у лодки и соорудил из нее вполне приличный автомобиль, хотя и без крыши. Однако на моторы колдовство, видимо, не действовало, потому что машина не завелась.
— Разрешите?
Олег отстранил старика, залез под капот, лязгая своим скафандром о металл, погрузил пальцы во внутренности автомобиля и копался минут десять.
Когда он, наконец, выпрямился, оказалось, что старик вдруг утратил интерес к моторам, так как Ольга засмотрелась на ползущее из-за холма облако. А, засмотревшись, она отделилась от земли и стала подниматься навстречу сизой громаде все выше и выше. Олег ахнул, но смотритель торопливо зажал ему рот:
— Молчи, дурень, сорвется!
От облака повеяло холодом, Ольга поправила одеяло и вдруг обнаружила, что машина и люди оказались далеко внизу. Этот факт слегка смутил ее, она поспешила опуститься туда, где двое по очереди крутили ручку у вздрагивающего автомобиля.
— Еще раз взлетишь — выпорю! — пообещал смотритель, когда мотор все-таки заработал.
Ольга надула губы и полезла на заднее сидение, предоставляя мужчинам возможность устраиваться на переднем. Одежда почти уже высохла, но от одеяла исходило такое уютное тепло, что Ольга укуталась поплотнее, представив себе сани, меха и перезвон бубенцов.
Натужно завывая, автомобиль вскарабкался на холм, откуда потом благополучно съехал на шоссе, почему-то оказавшееся на месте Убежища. Вдоль обочины тянулись столбы высоковольтной линии, выкрашенные в зеленый цвет, за столбами темнел лес.
— В каком месте ты провалился к нам? — спросил старик у Олега.
Тот покраснел и признался, что не помнит.
— Я посадил корабль на Дзери, стал готовиться к высадке. Скафандр надел, а шлем не успел…
Смотритель притормозил, спугнул клаксоном низко свесившегося над дорогой удава и подытожил:
— Не густо.
Остановились возле болота. Старик сказал, указывая на зеленые «лужайки», где лишь изредка проглядывали пятна открытой воды:
— Здесь мы почти соприкасаемся границами. Переправить тебя сразу или подождешь, пока я переговорю с тамошним смотрителем?
— Подожду, — коротко ответил Олег, с сомнением рассматривая трясину.
Старик вышел из машины, прикинул направление и пошел прямо к ближайшему «окну», Трясина смачно чавкнула, но не разверзлась. Человек просто растаял в воздухе.
Олег нервно погладил бинт:
— У вас здесь всегда так?
— Как? — Ольга тоже вылезла из машины и вытянула шею, с любопытством разглядывая то самое болото, которое они преодолевали с бабкой Мартой в темноте.
— Так странно.
Ольга беспечно пожала плечами:
— Не знаю, я здесь в первый раз.
Олег оживился:
— Вы знаете, я тоже…
Договорить он не успел: из-под самого дерева поднялось зеленое щупальце, обхватило Ольгу за талию и потянуло в болото. Вопль, который за этим последовал, оглушил и Олега, и чудовище, потому то оно и замешкалось. Олег тоже замешкался, но успел все-таки перемахнуть через борт автомобиля и вцепиться в щупальце прежде, чем оно вместе с добычей скрылось в болотном логове. Девушка, не переставая кричать, отчаянно брыкалась, а Олег яростно дергал щупальце, осыпая его ругательствами.
Внезапно раздался хлопок: щупальце оборвалось. Победители повалились на землю, не выпуская из рук трофея, но щупальце забилось в конвульсиях, Олег полетел в болото, а Ольга была отброшена на берег и сильно ударилась о машину.
Несколько секунд девушка оторопело смотрела, как Олег медленно погружается в грязь, потом подскочила и протянула ему край одеяла.
— Ну, ты и орешь! — сказал Олег, выбравшись на твердую почву. — До сих пор в ушах звенит.
— А ты ругаешься, как… биндюжник! — Ольга надула губы и ушла подальше от своего спасителя.
На другой стороне дороги росли точно такие же деревья, как и везде, но зато в просвете между березами виднелась белая лошадь, безмятежно щиплющая травку. Белая лошадь между белыми стволами в заснеженном лесу!
Ольга щелкнула языком, лошадь подняла голову, посмотрела равнодушно и опять потянулась к траве.
— Кося! — Ольга двинулась к лошади, лихорадочно обшаривал карманы куртки в поисках кусочка сахара.
Олег обежал автомобиль:
— Я те дам, «косю»! Вернись!
Ольга прибавила шаг, тогда он догнал ее и схватил за руку. В перетягивании сила явно была на стороне Олега и не миновать бы возвращения к автомобилю, если бы машина вдруг не исчезла.
Сдавленное восклицание Ольги заставило Олега оглянуться. На месте, где только что стояла машина, теперь расстилалась серая равнина, покрытая мерцающей сетью сложного узора. Ольга закашлялась, потому что воздух был наполнен отвратительным запахом жженой резины. Кое-где над равниной курились дымки.
От удивления Олег выпустил чужую руку и тоже зашелся кашлем, он кашлял долго и надсадно, смахивая слезы с глаз и в недоумении оглядываясь по сторонам.
— Вон мой звездолет стоит, — наконец прохрипел он сквозь кашель.
Ольга закрыла рот и нос краем одеяла и посмотрела в ту сторону.
— Ты меня специально сюда завел! — сделала она вывод. — Я ухожу!
Ольга решительно направилась туда, откуда по ее мнению они пришли, но оказавшийся на пути дымок вдруг хищно изогнулся в ее сторону. Ольга заколебалась.
— У меня на корабле два полных комплекта скафандров, — выдавил из себя Олег.
Девушка сквозь одеяло показала дымку язык и повернула к звездолету.
Новехонький космический корабль сиял оболочкой. В его боках отражались огни мерцающего узора, отчего он сильно смахивал на новогоднюю елку. Только кабина подъемника между опорами белела матовой поверхностью.
— Когда же я его спустил? — недоумевал Олег. — Не помню!
У подъемника Ольга остановилась.
— Тащи свои скафандры сюда! — безапелляционным тоном потребовала она.
Олег прищурил слезящиеся глаза:
— Боишься?
Ольга ничего не ответила, отвернулась даже, но все равно краешком глаза видела, как он полез в кабину.
Прошло минут десять, Олег не возвращался. От нечего делать девушка подняла голову и стала следить, как вспыхивают и гаснут отражения на зеркальных боках корабля. Скоро в глазах у нее зарябило, потому что точно так же мигал и узор под ногами. Светящиеся ниточки, казалось, стали еще ярче, возможно из-за того, что над равниной сгустились тучи.
Олег не возвращался. Ольга почувствовала, что у нее начинает кружиться голова, а в ушах зазвенели крошечные молоточки. Корабль нависал неподвижной громадой, закрывал полнеба, и молчал.
ДЕНЬ И ВЕЧЕР
— Я хотел сразиться с бешеным медведем.
— Зачем?
Куда-то враз исчезли дымки, и Ольге это показалось дурным предзнаменованием. Ей стало очень страшно сидеть одной среди пляшущих огоньков и прислушиваться к тишине. Она подумала, что Олег никогда уже не вернется и потому заплакала.
Вдруг раздался скрежет: это из раскрывшегося люка вывалилась кабина подъемника, пролетела несколько метров вниз и затормозила на площадке между опор. Внутри никого не было.
Ольга потыкала пальцем кабину. Ничего не произошло. Тогда она вошла внутрь и крепко зажмурила глаза. Кабина плавно тронулась, и через несколько секунд запах жженой резины исчез.
Ольга открыла глаза и обнаружила себя посреди небольшого овального помещения, в котором кроме светильника и нескольких надписей ничего не было. Надписи гласили: «Проверь… Убедись… Не выходи…»
Ольга не собиралась выходить, она входила, поэтому читать долго не стала, а сразу направилась к двери, над которой светились зеленым буквы «ВХОД». Дверь бесшумно отползла в сторону, и девушка оказалась в тесном коридоре, вдоль стен которого в нишах располагались скафандры. Олег сказал правду: у него на корабле и в самом деле имелись скафандры всех сортов.
Но где же сам хозяин?
Ольга прошлась вдоль ряда и остановилась перед нишей, в которой сиротливо висел шлем. А скафандр?
Ольга протянула руку к шлему, и… он исчез вместе с коридором.
Жалобный крик, похожий на писк слепого котенка, заставил девушку опустить глаза.
Кто-то установил на тропе «самострел», натянул тонкую проволоку, чтобы на голову неосторожного ходока обрушилась увесистая дубинка. Ольга не без труда сдвинула ее и вытащила большого (с ладонь) паука, покрытого белой шерстью с коричневыми пятнами, необычайно длиннолапого и голубоглазого. Голубоглазый паук — это совершенно удивительное зрелище! Впрочем, может быть, он и не был пауком…
Девушка сдернула одеяло с плеч, завернула в него изрядно помятого бедолагу и прислушалась. Что-то происходило там, совсем близко, за плотной стеной молодого орешника.
Ольга сделала несколько шагов. Ничто вокруг не напоминало космический корабль. Громадные дубы, буки и клены гордо возносили к небу изрядно поредевшие кроны, а толстый слой чуть прихваченных морозом листьев мягко пружинил под ногами. Зима в этом мире пришла слишком рано, застигла деревья врасплох, они не успели полностью сбросить листву.
Тропинка еле заметно подрагивала под ногами. Вначале Ольга не придала этому значения, а потом было уже поздно: тропа вдруг просела, и девушка оказалась на крутизне, боясь пошевелиться, чтобы не сорваться вниз.
Ее взгляду открылся глубокий овраг, заросший ивами, несколько поваленных деревьев, образующих квадрат и странная компания в центре этого квадрата. Во-первых, она увидела Олега, со связанными руками стоящего на краю канализационного люка, рядом с которым лежала крышка. Напротив Олега расположился в шезлонге скелет с окладистой рыжей бородой под нижней челюстью, а вокруг выстроились существа, одетые в одинаковые серые костюмчики с меховыми воротниками. Головы существ, абсолютно лишенные растительности, были лиловыми, на макушках торчали уши-лепестки, нос провалился, глаза еле виднелись из глазных впадин, в общем, зрелище было не из приятных.
«Оборотни!» — с ужасом подумала Ольга.
— Церемония начинается! — задрав голову, проорал лиловый оборотень.
Грянули трубы, где-то вдалеке отсалютовал пушечными выстрелами невидимый замок.
— Не бойся, больно не будет, — Борода встал, отечески похлопал по плечу Олега и заглянул в зияющую у самых ног пасть колодца. Дно было погружено во тьму, и только у самой стены горели два желтых огонька — глаза. — Я отдал бы тебя дракону, но он сейчас занят и временно постится.
Череп Бороды осклабился, ребра задрожали, мелко затряслась борода под нижней челюстью.
Из глубины колодца донесся шумный вздох.
— Проголодался, — объяснил Борода.
Оборотни в аккуратных серых костюмчиках заняли позиции вокруг люка, наставив на его «жерло» острия длинных копий.
— Прожорливый, гад, — пожаловался Борода. — Мало ему скотины, любит человечинкой побаловаться.
Олег невольно содрогнулся.
— Ты не переживай, — утешил Борода. — Глотает он быстро.
Земля под ногами задрожала, гигантская тварь заворочалась в темноте, из глубины потянуло чем-то невыразимо отвратительным.
— Надо было дома сидеть, а не к нам стремиться, — назидательно заметил Борода.
Олег подождал пока очередной порыв ветра очистит воздух, перевел дыхание и только после этого сказал:
— Я не к вам летел. К инопланетянам.
Борода загоготал так, что нижняя челюсть у него отпала, и оборотням пришлось искать ее в траве.
— Зачем тебе инопланетяне? — спросил он, когда челюсть приставили на место.
Олег промолчал. Борода укоризненно покачал черепом:
— А ищешь!.. Я их знаю: абсолютно бесполезные твари. Только гельгочут по-своему и чунгу пляшут. Тебе надо плясать чунгу?
Олег пожал плечами и с тоской поглядел на вымазанную зеленой краской крышку люка.
— Тебе надо пожрать хорошо, ну и всякое… разное, свое, человеческое. Дурак ты еще, малый. Не понимаешь, в чем счастье. Не в космосах надо витать, а быть к земле поближе!
В колодце загудело, оборотни оскалились и опустили копья пониже.
— Сейчас! — крикнул в черную дыру Борода. — Вот ты сюда притащился, сам не зная зачем, — продолжал он, обращаясь к Олегу, — и думаешь, мне охота тебя в колодец бросать? Нет, лучше бы еще разок ящик рому выменять! Ночью хорошо, когда я человеком становлюсь. Я царь и бог ночью! Чего смеешься?
— Никак не представлю тебя в роли человека, — ответил Олег.
Борода лязгнул костями:
— Сейчас я буду смеяться.
Он протянул костяную руку и легонько подтолкнул Олега к люку. Ольга ахнула и выронила плед. Сверток пролетел несколько метров, ударился о череп Бороды и раскрылся. Оттуда выпал белый паук.
— Привет, ребята! — воскликнул паук, проворно вскарабкался на голову ближайшего оборотня и принялся отплясывать какой-то фантастический танец, по очереди вскидывая все восемь ног.
Оборотни побросали копья, из толстых пальцев тут же выдвинулись когти, но первая попытка схватить обидчика не у удалась: на лиловой лысине появилось несколько царапин, а паук успел благополучно соскочить на землю.
Во время второй попытки Олег был сбит с ног и отброшен от люка, один оборотень с воплем полетел в колодец, а паук оказался сидящим в шезлонге Бороды.
— Веселей, ребятки! — закричал восьминогий, вздыбливая белую шерсть. — Спляшем чунгу!
На третьей попытке началось побоище между оборотнями, а Борода метался среди дерущихся и орал:
— Прекратить!
Тут что-то гулко ахнуло, словно вылетела пробка из гигантской бутылки с шампанским, и над люком появилось черное облако.
— Он вылезает! — завизжал Борода и принялся карабкаться на склон оврага.
Оборотни бросились врассыпную. Паук перекусил веревку на руках Олега и спросил:
— Ты долго лежать собираешься?
Повторять ему не пришлось: Олег вскочил на ноги и вскарабкался на склон еще быстрее Бороды.
Ольга с ужасом поняла, что осталась одна, но повернуться спиной к неведомому чудищу, чтобы попробовать взобраться наверх, у нее не было сил. Она видела, как вслед за облаком из люка появилось что-то огромное, черное и косматое, похожее на медведя-гризли, только во много раз больше. Чудовище с трудом выбралось из колодца, отшвырнуло мимоходом крышку, словно пушинку, и остановилось, озираясь. Среди сосулек спутанной шерсти желтым светом горели два немигающих глаза…
— Оля!
Крик Олега вывел Ольгу из оцепенения, она повернулась и, судорожно цепляясь за оголенные корни, начала взбираться по откосу. Паук перескакивал с корня на корень и подсказывал, за который схватиться.
— Быстрее, быстрее! — подгонял он.
Наконец рука Олега втащила Ольгу на тропинку. Зверь взревел, прыгнул, но когти пропахали глину, и он снова оказался внизу. «Гризли» рявкнул так, что сидящая на буке стая ворон с испуганным карканьем взвилась в воздух.
— Бежим!
Но в этот миг чудовище огромным скачком преодолело подъем и оказалось в двух шагах от беглецов. Глаза Ольги испуганно расширились, она была близка к обмороку. Олег подобрал с земли палку и замахнулся:
— Пошел вон! «Гризли» с недоумением посмотрел на добычу, которая не желала быть съеденной, раскрыл пасть… и тут с воинственным воплем на него ринулся белый паук, зарылся в лохмы шерсти на могучей лапе и впился в нежную кожу над когтем. Зверь рыкнул, ударил лапой, и край обрыва, на котором стояли люди, просел.
Облако пыли поднялось из оврага. Чудовище мотнуло мордой, чихнуло и потрусило прочь от своей тюрьмы, придавив по дорогое пару оборотней.
Олег вскочил на ноги первый:
— Вставай!
— Уйди, ради бога!
В голосе Ольги явственно зазвучали слезы. Олег не решился настаивать, он присел на корточки и заглянул девушке в лицо:
— Где болит?
Ольга рывком села, сдвинула с головы капюшон и распушила слипшиеся от морской соли волосы:
— Это ты во всем виноват!
Олег в недоумении пожал плечами:
— Кажется, я не просил тебя выходить из машины?
Пошел снег вперемешку с дождем. Мелкая снежная крупа больно секла лица, звонко щелкала по скафандру и барабанила по обледеневшей куртке, набивалась в волосы и сыпалась за шиворот.
Ольга почувствовала, как неспешно заползает под куртку холод, как стынет тело, как ноют озябшие руки. В небе над оврагом висело черное облако.
— Дурацкий мир!
— Что? — переспросил Олег. Он как раз прикидывал, в какой стороне осталась граница секторов, и не расслышал сказанных слов.
— Никогда не приду сюда больше!..
Протяжный вой прервал Ольгу, она поспешно вскочила, Олег нагнулся, подбирая палку: — Уходить отсюда надо и как можно скорее! В этот миг что-то мягко скользнуло на плечи Ольге, и сразу повеяло теплом. Плед! Подарок старого смотрителя. Все должно быть хорошо. Все обязательно кончится хорошо. Смотритель сказал, что днем добро всегда побеждает!
Откуда-то свалился белый паук.
— Между прочим, лиловые возвращаются! — сообщил он. — На вашем месте я не стал бы их ожидать!
А потом время остановилось, его больше не существовало. Как они покинули овраг, Ольга не смогла бы рассказать, где шли, тоже. У нее было ощущение, что все происходит во сне, что нет на самом деле ни леса, ни дождя, ни тропинки. Ничто не оставалось в памяти: ни дерево, ни пенечек, все сливалось в сплошную пелену. Реальной была только необходимость переставлять ноги.
Она словно бы со стороны видела свою жалкую фигурку, бредущую по тропе, посеревший от грязи бинт на голове Олега, хромающего шерстистого паука, и в то же время чувствовала, как болит нога, стертая неприспособленным к лесным тропам итальянским сапогом.
Где-то на заднем плане копошилась смутная мысль, что-то беспокоило Ольгу, но она никак не могла выйти из состояния оцепенения и поймать эту мысль за хвост.
Другие образы возникали в мозгу, затуманенном усталостью.
Ольге вспомнилось почему-то Убежище и окно, в которое она утром смотрела. Когда солнце проходит сквозь замерзшие оконные стекла, голубые замки, выстроенные морозом, наполняются тенями. Крохотная, но очень надменная, королева неторопливо цокает каблучками по ледяному паркету. Щеки ее белее снега, головку венчает сверкающая диадема из самых лучших в королевстве сосулек. Ледяные гвардейцы тянутся и отдают честь. Над замком застыли в небе залпы праздничного салюта. Солнечный луч гаснет, и в призрачном замке опять воцаряется мрак.
Черная птица с тревожным криком пронеслась почти у самой щеки Ольги, и девушка очнулась. Она увидела, что опять невольно поднялась в воздух и кроны деревьев колышутся под ногами, как волны. Ольга ринулась вниз.
— Осторожнее, разобьемся! — заверещал паук, каким-то способом оказавшийся на пряжке сапога.
— Извини, я не буду больше!
Олег ничего не ответил, он молча ловил губами воздух, и мокрые волосы, выбиваясь из-под бинта, липли к вспотевшему лбу.
— Я не хотела!
— Ты очень здорово летаешь, — сообщил паук, поудобнее цепляясь лапами за пряжку.
— Ну, прости меня, пожалуйста!
Олег ладонью смахнул снег с ее волос и сказал:
— Надень капюшон, простудишься.
В эту секунду тропа дернулась и сбросила с себя людей. Они неожиданно оказались прямо у стен замка, чьи высокие башни были увенчаны флагами, а на воротах красовалось изображение Черного медведя.
Сам оригинал восседал перед рвом и хладнокровно готовился жрать белую лошадь, придавив ее могучей лапой. Лошадь дергалась, ее неистовое ржание надрывало сердце.
— Он ее убьет! — Ольга прижала ладони к пылающим щекам и с мольбой взглянула на Олега.
— Что ты смотришь так?! У меня же нет базуки! — Олег сердито отвернулся.
— Обжора! — пробурчал белый паук и отцепился от итальянского сапога. — Не сплясать ли нам чунгу?
Черная тварь разинула пасть, и лошадь умолкла, словно завороженная клокочущим дыханием зверя. Ольга закрыла лицо руками.
— Я же ничего не могу сделать? — Олег, казалось, колебался. «Гризли» наклонился, и в этот миг Олег рванулся вперед: — Эй, ты!
«Медведь» захлопнул пасть и с удивлением воззрился на существо, осмелившееся ему мешать.
— Беда мне с вами, — вздохнул паук и резво устремился навстречу черному чудовищу.
«Гризли» поднял лапу, и освобожденная лошадь мигом вскочила на ноги и галопом ринулась в сторону леса.
— Эй, ты! — повторил Олег уже менее уверенно. — Пошел вон!
В замке выстрелила пушка, на стенах появились знамена с изображением Черного медведя.
— Ах, вот вы как — произнес Олег совсем уже кисло и велел Ольге: — Исчезни, живо!
Ольга поплотнее укуталась в одеяло и не двинулась с места. Над головой «медведя» стало сгущаться черное облако, в котором то и дело проскакивали разряды.
— Электрический медведь, ничего особенного, — упавшим голосом сделал вывод Олег. — Не мешало бы обзавестись громоотводом.
«Гризли» взревел и сделал первый шаг к человеку. Из разинутой пасти вырвался клуб черного дыма.
— Ничего особенного, обыкновенный дымодышащий медведь, — пробормотал Олег и попятился. — Тебе не мешало бы взлететь, Оля!
— Сказки обязаны хорошо кончаться! — с жаром возразила Ольга.
— А медведь об этом знает?
Белый паук остановился как раз на полпути между «медведем» и людьми. «Единственный заряд Ю, — бормотал он себе под нос, — что я буду без него делать? Потянуло же меня на экзотику!»
Когда черное чудовище наступило на паука, земля поднялась дыбом, потом опустилась. Людей разметало в разные стороны. Ольга судорожно вцепилась в какое-то дерево, Олег чудом удержался на краю гигантской ямы, оказавшейся на месте замка. С неба сыпались камни, горящие балки и знамена с изображением черного зверя, пожираемые огнем.
Ольга видела, как машет ей рукой Олег, но не могла пошевелишься, даже крикнуть, у нее перехватило дыхание, словно морская вода снова рвалась в легкие.
Тут земля опять содрогнулась, вздулась пузырем, лопнула. Из змеящихся трещин полезла какая-то коричневая лоснящаяся масса, поднялась в высоту метров на десять и опала клочьями, источающими нестерпимое зловоние. Трещины сомкнулись, земляной холм стал оседать, и, наконец, на его месте оказалась глубокая впадина диаметром около шести метров.
— Оля, как ты?
Ольга увидела чумазое лицо Олега, тревожно блестящие глаза под опаленным бинтом, хотела что-то сказать, но не смогла.
Совсем рядом завыли оборотни, Олег нагнулся за палкой, но палка выпала у него из руки. Он прислонился спиной к дереву Ольги и спросил, прислушиваясь к приближающемуся вою:
— Ты взлететь сможешь?
Ольга с трудом разжала руки, отпустила ствол и дотянулась до плеча Олега:
— Опять отделаться от меня хочешь?
Солнце садилось в багровом зареве. Его не было видно весь день, а теперь оно словно нарочно вынырнуло из туч, чтобы демонстративно уйти, отдавая этот мир в безраздельную власть зла.
Затрещали сучья, и стая оборотней окружила старое дерево. Их серые костюмчики поистрепались за время погони, заметно вытянулись морщинистые лица, стали больше похожи на звериные морды, уши-лепестки сейчас были плотно прижаты к лиловым головам, клыки влажно поблескивали из-под вздернутых губ.
Олег крепко сжал руку Ольги:
— Оля…
— Молчи! Ночь еще не наступила, все обойдется!
Она хотела, чтобы ее голос не дрожал.
Серые костюмчики расступились и пропустили Бороду вперед. Его скелет скрипел сильнее обычного, борода болталась, как пакля, и в ней торчали шарики репейника.
— Напрасно надеешься, — сказал он. — До ночи осталось всего ничего. Сегодня мы все-таки возьмем Убежище! Смотритель не всемогущ. Солнце садится.
Он повернул к светилу костяную голову, и последний луч озарил ее багровым светом. Ольге стало страшно, она еще крепче вцепилась в руку Олега, изо всех сил стараясь унять дрожь.
Оборотни завыли, и под их заунывное пение на желтых костях Бороды возникли куски полусгнившей плоти. Ольга вскрикнула и спрятала лицо на груди у Олега. Олег стиснул зубы и досмотрел до конца.
— Вот и все, — сказал Борода, демонстрируя мускулистую руку. — Хорош?
— Хорош! — произнес чей-то голос за его спиной.
Борода обернулся и увидел двух стариков — смотрителя и второго, запакованного в скафандр повышенной защиты с боевым излучателем на сгибе локтя.
— Ты поторопился, Борода, — сказал смотритель. — Бесплотным быть надежнее.
Оборотни шарахнулись в разные стороны.
— Говорил я тебе, не связывайся с чужим сектором?! — покачал головой смотритель.
Из-за ноги второго выскочил белый паук.
— Чужие танцы оскорбляет! — заверещал он и вздыбил шерсть.
Борода попятился, не сводя глаз с излучателя.
— Идите сюда, ребятки!
Ольга бросилась навстречу старикам, увлекая за собой Олега. Смотритель взял ее за одну руку, Олега за другую и повел, как нашкодивших дошколят, к машинам. Человек в скафандре прикрывал их отступление излучателем. Паук выплясывал позади и обзывал Бороду инопланетными ругательствами.
К Ольге бросилась бабка Марта, обняла ее и потащила к старому автомобилю, где их ожидал Анатолий с термосом горячего чая и бутербродами.
— Тебе туда, — смотритель отпустил Олега и кивнул на стоящий немного в стороне флаер.
Олег остановился. Человек в скафандре подождал, пока смотритель усядется за руль автомобиля, пропустил паука вперед, потом легонько подтолкнул Олега в спину и показал на флаер.
— Сейчас, — Олег сложил ладони рупором. — Оля! — Ольга растерянно оглянулась, она только сейчас заметила исчезновение своих спутников. — Где тебя искать, где ты живешь?! — Смотритель завел мотор.
Ольга привстала на сидении, начала говорить, потом осеклась.
— Где?!
Человек в скафандре рывком втащил Олега в кабину и задвинул дверь. Тотчас же флаер содрогнулся и зазвенел от удара здоровенного камня. Смотритель выжал сцепление, Машина рванула с места.
— Головы пригните!
Бабка Марта силой стащила Ольгу под сидение, потому что на машину обрушился град камней. Смотритель пригнулся к рулю и дал полный газ.
Последнее, что Ольга успела увидеть, прежде чем деревья заслонили небо, было днище взлетающего флаера.
НОЧЬ
— Чтобы отдохнуть от домашних дел, дорогая.
Смотритель включил фары. По обеим сторонам дороги стеной стоял черный лес, клочок освещенного асфальта перед колесами, огоньки глаз позади — вот и все, что выделялось во мраке. Изредка лучи фар выхватывали еще какую-нибудь лиану, непонятно как оказавшуюся в зимнем лесу и нависшую над дорогой, или бок спешащего скрыться в кустарнике диковинного зверя.
В машине молчали, только один раз Анатолий сказал, наклонившись к смотрителю:
— Серж обещал засесть на чердаке с пулеметом.
— Борода не полезет под выстрелы, — возразил смотритель.
Ольга находилась в каком-то странном оцепенении, ей казалось, что день еще не окончен, она все еще чего-то ждала. Мелькающие позади огоньки мало занимали ее, что-то более важное требовало осмысления, ворочалось в сознании, беспокоило.
Едва машина въехала на поляну перед Убежищем, над его крышей поднялась луна, залив округу мертвенно белым светом.
— Серж включил прожектор, — обрадовался Анатолий. — Теперь ни один черт незамеченным не подберется!
Оставленный возле крыльца автомобиль смотритель несколькими движениями превратил в кресло с витыми ножками, взвалил его на спину Анатолию и отправил в дом, а сам задержался, чтобы накормить собаку.
Первой в дом вошла Марта, за ней Ольга и последним Анатолий. Он поставил кресло у камина, уселся и спросил у стоящего с карабином в руках Михаила:
— Серж нам поесть оставил что-нибудь или все уволок на чердак?
— Консервы, — лаконично ответил Михаил, не сводя глаз с приоткрытой двери.
Бабка Марта скептически посмотрела на злосчастную банку килек в томате, но промолчала.
Появился смотритель, запер дверь и прошел, шаркая подошвами, прямо к камину. Анатолий уступил ему место, а сам расположился прямо на полу, на медвежьей шкуре, с наслаждением вытянул ноги:
— Славный был денек, не правда ли?
Ему никто не ответил: бабка Марта резала хлеб и мазала маслом, Михаил раскуривал сигарету, старик разжигал огонь в камине, а Ольга все еще стояла посреди комнаты, бездумно глядя в окно.
За окном шел снег. Крупные хлопья медленно плыли в лучах лунного света и садились на землю, чтобы тут же съежиться под тяжестью новых хлопьев, а может и не съежиться, а просто улечься снежинка к снежинке и лежать так долго-долго до самой весны.
— Отвратительный день! — вдруг громко сказала Ольга.
На секунду замерли руки Марты, уронил полено старик-смотритель, обжег пальцы спичкой Михаил, удивленно вздернул бровь Анатолий. Потом все зашевелились, как ни в чем не бывало. Смотритель подобрал полено, Марта закончила бутерброд, Михаил погасил спичку, Анатолий опустил бровь и принялся насвистывать какой-то мотивчик.
— Отвратительный мир! — продолжала Ольга. — Ненормальный мир, населенный чудовищами!
Она резко повернулась и пошла наверх, отчетливо впечатывая каждый шаг в скрипучие деревянные ступеньки.
В комнате наступило молчание. Хлеб крошился в руках у бабки Марты, а масло почему-то падало с ножа на столешницу.
— В первый раз мне тоже так показалось! — с преувеличенной бодростью сообщил Анатолий.
Марта быстро утерла глаза краем платка и продолжала резать хлеб, Михаил закашлялся и швырнул сигарету в огонь.
— Ничего удивительного. Слишком много впечатлений.
Марта бросила нож на стол и заплакала, уже не скрываясь. Михаил подошел к ней и обнял за плечи:
— Ну, чего ты? Ведь все, как всегда окончилось благополучно!
— Благополучно? Ты ведь знаешь, что мы здесь в последний раз?! Никогда еще мы не приходили сюда в такой темноте! Кто сможет в следующий раз преодолеть дорогу? Ты, я или Сережа, которого едва не убили прошлой ночью? Сколько нас было вначале, и сколько осталось!
— Дела, дела у всех, — пробормотал Анатолий.
— Дела? У Димы тоже дела?
— У Димы — инфаркт, — хмуро признал Анатолий.
— У Димы инфаркт, Сашка спился, Надежда запуталась со своими мужьями, Люда не отходит от внука, потому что он не нужен никому, кроме нее! Кто следующий? я уже боюсь заглядывать в почтовый ящик, потому что каждое письмо без адреса несет в себе весть об очередной беде. Я устала! Я устала от бессмыслицы жизни, устала от бабьих сплетен, от повседневной озлобленности, от злобной зависти к малейшему проблеску света, к чужой радости, устала от привычной грязи и серости наших улиц, от малолетних проституток и валяющихся в подъездах трупов, до которых никому нет дела! Я устала биться о стену, я не вижу выхода! Каждый раз, возвращаясь отсюда, я хотела принести людям кусочек света…
— Замолчи!
Смотритель резко поднялся, губы его тряслись, морщины на лице стали еще глубже.
Анатолий погладил ладонью медвежью шкуру:
— Принцесса Марта, от тебя я истерики не ждал.
Бабка Марта судорожно смахнула слезы и отвернулась.
— У тебя чудная внучка, значит, жизнь прожита не напрасно.
— Да, но я двоюродная бабка, у меня никогда не было своих детей!
— Я тебя искал, принцесса Марта, — с горькой усмешкой сознался Михаил.
— Но не нашел. Что проку в письмах без адреса, которые приходят неизвестно откуда, которые шлешь неизвестно куда?! Я боюсь возвращаться, потому что никогда больше вас не увижу! Что такое все ужасы этого мира по сравнению с обыденностью нашего? Детский лепет!
— Ты еще и трусиха, — констатировал Анатолий. — Если боишься возвращаться, оставайся здесь, выделят тебе сектор, будешь пасти драконов и перевоспитывать Бороду.
Бабка Марта невольно оглянулась на смотрителя. Старик стоял с каменным лицом и медленно постукивал по ладони трубкой.
— Остаться?
Смотритель ничего не ответил. Ольга сидела в своей комнате и смотрела, как пляшут за окном снежинки в столбе лунного света.
Летать. Свечой взмывать в вышину и захлебываться горьким воздухом. Тело выгибается в бешеном рывке, отшвыривал землю далеко вниз.
Воздуха. Дайте воздуха. К черту гравитацию, да здравствует свобода! Луна, ты сегодня до безумия красива. В твой свет хочется зарыться лицом и проникнуться белой пустотой. Звезды — колючие льдинки, вы обжигаете пальцы холодом. Скорость Мучительная боль деревенеющих мускулов. Только бы не упасть. Только бы не упасть, господи! Какая ослепительная чернота впереди. Ночь висит над землей.
Снегопад. Сначала плыть в неподвижном воздухе, потом ринуться вслед за порывом ветра. Кружиться, кружиться в снежном ветровороте, а потом опуститься на озаренную ночным светом поляну посреди леса. Безмолвные деревья, четкие тени, а между ними мириады крохотных искорок в голубоватом снежном покое. Идти босиком по волшебным огонькам, тонуть в пушистом снегу и пьянеть от звенящего воздуха…
Стучат!
— Стучат, бабушка!
Ольга сбежала по лестнице и отодвинула засов прежде, чем кто-либо шевельнулся. На пороге стоял белый паук, усыпанный снегом, и с полуоторванной восьмой лапой.
— Флаер сбили над лесом, — сказал он мрачно. — Положение очень скверное.
— Куда?! — Марта успела перехватить Ольгу. — Ночь!
— Пусти!
Марта оттащила Ольгу от двери, Анатолий проворно вскочил, впустил паука и захлопнул дверь. На чердаке застучал пулемет. Ольга заплакала, по-детски растирая слезы кулачками. Смотритель со злостью пнул кресло ногой, а Михаил схватил оставленный было карабин.
— Серж, что там?! — крикнула бабка Марта, стараясь перекричать рокот выстрелов.
Пулемет умолк. С чердака спустился слегка запыленный Сергей с яблоком в зубах. Прожевав откушенный кусок, он сообщил:
— Спугнул каких-то лохматых тварей.
— Серж, — Анатолий забрал у него яблоко, протер о рукав и с большим удовольствием впился зубами, — ням приням ня.
— Что?!
— Я говорю, нас в лес приглашают. Ночное сафари.
Смотритель швырнул трубку в камин:
— Да вы с ума посходили!
— Ну отчего же? — возразил Михаил. — Раз уж мы здесь в последний раз… Лично я желаю еще поднабраться сил перед возвращением, отдохнуть от неопределенности. Я — за.
— Я тоже, — обрадовался Сергей.
— Надо запастись едой, — забеспокоилась бабка Марта. — Неизвестно, когда вернемся, а с рассветом надо уходить! Будет ли время на завтрак?
— Детей брать не будем, — предложил Анатолий.
У Ольги мигом высохли слезы:
— Я пойду с вами! Вы не посмеете меня оставить!
— Олег просил тебя не ходить, — сказал молчавший доселе паук.
— Кто он такой, чтобы мне указывать! — сверкнула глазами Ольга. — Я со всеми!
— Предупреждаю в последний раз, — начал смотритель, — ночью исход непредсказуем…
— Толя, куда ты дел наши рюкзаки? — спросила Марта, собирал со стола все то, что успела приготовить. — Там хорошие фонари.
Уходя, дверь в Убежище не заперли, а только прикрыли плотно, и свет оставили зажженным. Долго еще свет из окна падал на тропинку, которой они ушли вглубь леса.
УБЕЖИЩЕ
ВЕЧЕР И НОЧЬ
— Где ты был?
— В лесу.
— Где ты был?
— В лесу.
Лес содрогнулся от рева. Взвились в воздух стаи испуганных птиц. Расположившееся было на поляне семейство кабанов с шумом ринулось в заросли. Еще несколько минут трещали сучья, качались задетые беглецами ветви, осыпалась роса, но огромная голова с широко расставленными глазами и лягушачьим ртом уже медленно опускалась в кустарник.
Марта легонько тряхнула оцепеневшую Ольгу:
— Очнись!
— Что это? — спросила Ольга, не отводя взгляда от монстра.
Вместо ответа бабка Марта попятилась и потащила ее за собой. На цыпочках обогнув опасное место, они потом побежали, держась за руки, как подружки-школьницы. Бежали до тех пор, пока Марта не свалилась на землю, задохнувшись от бега и хохота. Ольга стояла рядом и недоумевала, глядя, как по лицу бабки катятся слезы, как она машет руками не в силах остановиться. Наконец, Марта вытерла слезы, разогнала смешливые морщинки у глаз и сказала совершенно серьезно:
— Мы отдавили бедняге хвост.
Марта все время шла впереди. Вернее, пробиралась, потому что нормально идти в буреломе невозможно. Она обходила толстые стволы, взбиралась на более тонкие, иногда застывала, балансируя и выбирая, куда поставить ногу. Приходилось осторожничать, ведь в высокой траве скрывались груды сушняка, пни, а порою и ямы из-под корней поверженных великанов.
Хоть Ольга и старалась повторять все движения бабки, но это плохо ей удавалось: то нога соскользнет с осклизлого древесного тела, то сухой сучок зацепит одежду, то отведенная ветка, вырываясь, хлестнет по лицу. Один раз Ольга испуганно вскрикнула, провалившись по колено в трухлявую древесину соснового ствола. К счастью обитатели ствола испугались еще больше, и Ольга извлекла ногу невредимой.
Когда они вышли к болоту, солнце уже клонилось к закату.
— Не думала я, что придется тут бродить в темноте, — вздохнула Марта, глядя на расползающиеся по небу сизые тучи.
Ольга ничего не сказала, только набросила на голову капюшон и «молнию» на куртке затянула под самое горло.
Когда солнце провалилось в тучи, стало темно, как в погребе, и из рюкзаков были вынуты фонари. Пару крепких палок для посохов Марта отыскала здесь же в буреломе.
— Смотри, куда ступаешь! — предупредила она Ольгу. — Через болото гать проложена, но давненько!
Грязь чавкала под ногами, в ней, освещаемой лучами двух мощных фонарей, копошились крошечные твари, извивались, прыгали, шевелили многочисленными лапками. Однажды прямо возле потрясенной Ольги из-под полусгнившей жердины показалось подобие человеческой кисти, черной, с растопыренными пальцами. Она поднялась из грязи и застыла, чуть покачиваясь и шевеля пальцами.
Ольга обмерла, не в силах выдавить из себя ни звука, но подоспевшая Марта изо всех сил пнула это черное сапогом, и оно с гнусным писком повалилось обратно в грязь.
— Не обращай внимания, — посоветовала бабка, перекладывая в другую руку посох. — Если еще раз пристанет, брось в нее горсть соли, соль они очень не любят!
Когда болото осталось позади, и закапал мелкий холодный дождь, Марта вдруг заколебалась.
— Жаль, что небо затянуто, — сказала она, обшаривая лучом фонаря мокрые стволы деревьев. — Тропа совсем заросла.
Боковым зрением Ольга заметила тень, метнувшуюся за ближайшее дерево, но тут фонарь осветил большую лохматую собаку в кустарнике прямо перед ними.
— Слава Богу! — обрадовалась Марта. — Смотритель проводника выслал!
— Там кто-то прячется, — вполголоса сказала Ольга и придвинулась поближе к бабке.
— Где?
Марта повернула фонарь, и в его луч попало уродливое бородатое лицо, на котором красным светом горели вытаращенные глаза. Секунду смотрел незнакомец на женщин, потом резко отпрянул. Затрещали ломаемые сучья, басом взлаял ньюфаундленд.
— В мое время такая дрянь по лесу не болталась! — с явным осуждением в голосе заметила Марта. — Идем скорее, пока ты совсем не продрогла!
Ольга действительно начала дрожать, к тому же она поминутно оглядывалась, и фонарь прыгал у нее в руке. Соответственно, метались тени деревьев, отчего казалось, что целые толпы бородатых незнакомцев преследуют двух усталых женщин. Но черный пес уверенно бежал впереди, и уже через полчаса Марта колотила посохом в дверь двухэтажного бревенчатого сооружения, крытого, красной черепицей.
— Вы что там, позасыпали?!
Дверь отворилась, из нее выплыл клуб табачного дыма, вслед за которым появился человек с револьвером.
— Это ты, принцесса Марта? — спросил он, близоруко щурясь.
— Я, — отозвалась бабка, подталкивая вперед Ольгу. — А ты не пугай ребенка пушкой!
Вместо ответа человек вскинул револьвер и выпалил в темноту. Что-то пронзительно взвыло, а потом с топотом умчалось в сторону болота.
— Ты еще ни разу не пришла, не притащив за собой хоть завалященького дракона! — сказал человек и посторонился, пропуская в дом женщин и собаку, но ньюфаундленд встряхнулся, разбрызгивая капли, и отправился обходить дом.
— Зато за тобою — русалки толпами бегают! — парировала — Марта. — Опять накурили, не продохнуть?
Ольга увидела комнату, освещаемую отблесками огня из камина, шкуры зверей на полу, сдвинутый к стене стол, заставленный едой и бутылками, лестницу на второй этаж, несколько кресел и пару стульев. Все это тонуло в дыму. Дым выходил из трубки в зубах у сидящего перед камином старика и зажатой в руке у встречающего сигареты. Гора окурков громоздилась в банке, изображавшей пепельницу.
— Привет, — сказал старик и вынул трубку изо рта. — Добирались удачно?
Вначале бабка Марта распахнула окно, выпустила туда еще часть дыма и только потом произнесла:
— Не более, чем всегда. Комната готова? Девчонка валится с ног.
Старик посмотрел на Ольгу долгим взглядом, словно впервые заметив ее:
— Это твоя?
— Внучка, смотритель, внучка.
Старик вздохнул, погладил седые усы и опустил трубку на колено. После того, как переодетая в сухое, умытая и накормленная Ольга заснула, Марта спустилась в комнату к камину, высыпала в огонь окурки и принялась сметать пепел с медвежьей шкуры на совок.
— Миша, кого сегодня ждем? — спросила она у человека, который, развалясь в кресле, не отводил нацеленного дула от раскрытого окна.
— Толька точно будет, а Сергей, если из командировки успеет вернуться. Закрой окно.
— Обойдешься!
Марта собрала пепел, подошла к окну высыпать. Тотчас же из сочащейся дождем темноты вынырнула зеленая когтистая лапа и потянулась к ней… Михаил спустил курок, и лапа скрылась с отстреленным когтем.
— Бог подаст! — сказала Марта вслед лапе, вытряхивая совок. — Пусть еще немного проветрится.
Человек в кресле перезарядил револьвер и смачно зевнул, прикрывая рот ладонью:
— Тогда сама карауль. Я — хоть полчасика вздремну!
— Ладно, не плачь.
Бабка Марта набросила на плечи теплый платок, взяла револьвер у Михаила и придвинула кресло к окну.
— Осенью пахнет.
Она с удовольствием вдохнула ночной воздух и смахнула украдкой набежавшую слезу. Михаил ушел, отчаянно зевая и подозрительно покачиваясь, старик тихо сидел у камина, посасывая погасшую трубку.
— А что за высверки на севере? — Марта всмотрелась туда, где несколько раз мелькали в небе вспышки, не похожие на разряды молний.
— Соседний сектор, — промычал старик, не выпуская из зубов трубки. — В последнее время что-то защиту пробивает, накладки появились.
Он наклонился и подбросил еще несколько поленьев в огонь, так как в комнату вошла ночная сырость и специфический запах мокрой листвы. Пламя нехотя лизнуло новую пищу, потом вошло во вкус и с удвоенным треском принялось пожирать сухое дерево. Запахло сосной.
Под окном кто-то хрипло завыл, заглядывая в теплую комнату.
— Закрой окно, Марта, не дразни их! — попросил старик, загораживая лицо от пышущего жаром камина. — Сегодня такая дрянная погода!
Бабка Марта встала, поморщилась на мгновение, почувствовав укол застарелого радикулита, и взялась за створку окна.
— Сидят, — хихикнул кто-то из темноты, — а в горах лавина сошла!
— Изыди! — Марта с силой захлопнула окно.
Старик молча наблюдал, как она обходит стол, перетирает и расставляет заново тарелки, поправляет сползающий с плеч платок и смотрит критическим взглядом на банку килек в томате:
— Это Мишка притащил? Неужели жена не могла ему рюкзак собрать?
— Она уехала вместе с дочерью в деревню на месяц.
Бабка Марта бросила консервы обратно на стол, взяла кастрюлю с вареной «в мундире» картошкой и принялась чистить.
— А Люда будет? — осторожно спросил старик, впервые за время разговора, вынув трубку изо рта.
— Навряд ли, — руки бабки Марты проворно «раздевали» одну картофелину за другой. — У нее младший внучек ангину схватил.
Смотритель сокрушенно вздохнул, то ли сочувствуя внуку, то ли сожалея об отсутствующих.
В дверь постучали, Марта вытерла руки о тряпку и пошла открывать. Через порог переступил человек в оранжевом костюме лыжника, но без шапки. Седые волосы «лыжника» стояли дыбом, а щеки покрывала трехдневной давности щетина.
— Привет, принцесса Марта! — вскричал он. — Ты научишься когда-нибудь спрашивать, кто стучит? Или однажды тебя украдут?!
— Заходи, балаболка, — Марта стряхнула раскисший снег с рукава вошедшего. — Твой стук трудно с кем-нибудь спутать.
Гость узрел накрытый стол и без лишних разговоров устремился к нему.
— Привет тебе, — сказал старик. — Как добрался?
— Привет, — отозвался гость, впиваясь в картофелину, отчего речь его стала не вполне разборчивой. — Со склона Эри сошла лавина и чуть-чуть переплела меня с лыжами. Ноги чудом уцелели. Спасибо твоему псу: быстро откопал!
В глазах старика мелькнуло беспокойство:
— Толя, ты же всегда был осторожен?..
Гость взял во вторую руку брызнувший соком соленый помидор и ответил не сразу:
— Стареем, брат смотритель! К тому же, я никогда не ходил там ночью.
Несколько минут царило молчание, нарушаемое только звоном посуды: Марта подливала, подсыпала, подвигала, а новый гость с жадностью поглощал все, появляющееся перед ним. Наконец он насытился и, осоловев от еды и тепла, отодвинулся от стола.
— Что новенького в твоем секторе, смотритель? — спросил он у старика.
Тот пожал плечами.
— Позавчера упыри передрались из-за добычи, вчера в орлином гнезде птенцы вывелись, сегодня в бухте пираты на мель сели с перепою. Все же разнообразие.
Анатолий сладко зажмурился и потер ладонью колючую щеку:
— Хорошо живешь, старик!
— Ты бы побрился, — заметила Марта недовольно. — Шляешься в таком виде…
Гость хохотнул и хотел еще раз потереть щеку:
— Некогда было…
Рука его замерла на полдороге, а рот в изумлении приоткрылся: на лестнице возникла полусонная Ольга, до пят укутанная в махровый халат, выданный ей вместо ночной сорочки.
— Бабушка, там кто-то в окно скребется! — пожаловалась она.
Марта всплеснула руками, схватила со стола тряпку и решительно зашагала наверх.
Глаза Анатолия блеснули восхищением, он сорвался с места, задержался на лестнице, чтобы переспросить старика о комнате, и ринулся приводить себя в порядок.
Тем временем смотритель подбросил еще полено, и угомонившийся было огонь вновь воспрянул духом. Неожиданно в дверь ударили так, что она заходила ходуном, а старик недовольно поморщился.
— Кого там несет, на ночь глядя? — громко спросил он.
— Открывай! — донеслось в ответ.
При звуках этого голоса старик насторожился и вскочил с кресла, торопливо засовывая в карман невыбитую трубку.
— Ты же знаешь, Борода, что я бродяг по ночам не впускаю? Иди своей дорогой!
За дверью откашлялись и гаркнули:
— Не оскорбляй людей, смотритель! Теперь ночь, и нам лучше говорить миром.
Наверху открылась дверь спальной комнаты, вышла бабка Марта, остановилась на пороге и сказала:
— Ветер качает ветки, они царапают стекла, Спи!
Ольга выглянула через ее плечо:
— А кто там кричит?
— Спи! — повторила Марта, пытаясь закрыть дверь, но девушка выскользнула в щель, подошла к перилам и с любопытством прислушалась.
— Чего же ты хочешь? — на полтона ниже спросил старик.
— Известно чего. Денег, выпивки и баб.
— Пошел вон! — не сдержавшись, рявкнул старик и покосился на Ольгу.
В дверь снова ударили.
— Грубишь, смотритель! Сейчас ночь, а у меня в руках двое твоих людей.
Глаза старика гневно сверкнули:
— Что ты мелешь, Борода, какие люди?! Все здесь.
За дверью захихикали:
— Не все, смотритель, не все. Один мальчишка-сопляк и один пузатый черт из старого набора.
Старик заколебался:
— Как ты докажешь, что это мои люди?
— Погляди в окно.
Марта вихрем сбежала с лестницы и припала к окну. Старик подошел ближе и тоже всмотрелся.
— Я ничего не вижу! Освети их факелом! — крикнул он в сторону двери.
Его приказание выполнили. Марта ахнула и зажала рукой рот.
— Но здесь только один, и я его не знаю. Это не мой!
— Тем хуже для него, — проворчали за дверью. — А второй у меня в лагере. Он точно твой, тот, что в прошлый раз капитана Флинта торпедировал. Гони товар!
Ольга тихонечко спустилась с лестницы и встала на цыпочки, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в окне.
— Кто это? — пискнула она.
Марта резко обернулась, схватила ее за руку и увлекла подальше от окна.
— Эй, Борода, что ты сделаешь с этим парнем? — спросил старик, вглядываясь в темноту.
— Ну, уж обратно не потащу, — последовал быстрый ответ.
— Я дам за него ящик рому.
— Мало, — отозвалась дверь.
— Хватит, я в первый раз его вижу. Вообще тебе это дело боком выйдет: он не из нашего сектора! Или бери ящик рому, или вообще ничего не получишь!
За дверью немного подумали:
— Ладно, давай.
— Сейчас.
Смотритель обернулся к Марте:
— Беги за ребятами, принцесса, и захватите оружие.
— Есть, — коротко ответила бабка Марта и устремилась наверх.
Ольга осталась посреди комнаты, не зная, куда деваться. Старик окинул девушку сумрачным взглядом:
— Помоги мне.
Вдвоем они откинули крышку подпола, потом Ольга держала фонарь, а старик, кряхтя, выволакивал оттуда ящик с пыльными, затянутыми паутиной бутылками. Управились как раз к тому моменту, когда примчались заспанный Михаил и Анатолий с еще жужжащей в руке заводной бритвой. Вслед за ними спустилась бабка Марта с двумя карабинами.
— Ты засядешь наверху и будешь держать на прицеле порог! — велел смотритель Михаилу. — Толя подстрахует меня из-за двери, а вы, брысь отсюда!
Бабка Марта без звука утащила Ольгу в простенок между окном и камином.
— Борода, не вздумай шутить! Ты мне парня, я тебе ром.
Старик с трудом поднял ящик и подождал, пока Анатолий отодвинет засов. На пороге стоял тот самый человек, которого Ольга видела в лесу! Он быстро оглядел комнату, зацепился взглядом за двух женщин в углу, потом подставил руки:
— Давай.
Старик покраснел от натуги, но выдавил сквозь зубы:
— Сначала ты.
Борода презрительно хмыкнул, обернулся в темноту и щелкнул пальцами. Чьи-то услужливые руки тот час же поставили рядом с ним молодого человека в отливающем металлическим блеском костюме. Лицо у молодого человека было залито кровью.
Старик сунул ящик в руки Бороде, успел подхватить начавшего валиться парня и втащил его в комнату. Анатолий тут же захлопнул дверь и задвинул засов.
Выскочившая из укрытия Марта захлопотала возле раненого. У парня была рана на голове, рассечена кожа, и кровь уже запеклась. Он тихо стонал под руками у бабки Марты и смотрел безумным взглядом на своих спасителей, видимо, плохо понимая, где находится.
Старик почесал подбородок и ткнул пальцем в странный костюм незнакомца:
— Я говорил, защиту пробивает! Это же легкий скафандр! Соседний сектор.
При слове «скафандр» взгляд пострадавшего стал более осмысленным, молодой человек пробормотал что-то, но так тихо, что Марта вынуждена была наклоняться.
— Приветствует братьев по разуму, — сообщила она.
«Братская встреча…» — начал было Анатолий ироническим тоном, но осекся под укоризненным взглядом Марты.
В дверь опять стукнули тяжелым, и голос Бороды проревел:
— А остальное? За тобой еще деньги и симпатичные крошки, смотритель.
В сердцах бабка Марта запустила в дверь тарелкой, которая благополучно разлетелась на куски:
— То же будет с твоей башкой, Борода, если мы встретимся!
За дверью раздался хор радостных восклицаний, перемежающихся ругательствами. Ольга слегка побледнела, Анатолий навел на дверь дуло карабина и мечтательно сощурился, Михаил сердито сплюнул на пол и громко щелкнул затвором.
Голоса разом смолкли.
— Эй, не балуйте там с оружием, а не то плохо вашему будет! — после паузы пригрозил Борода.
— Что ты торгуешься, если второго нет? — громко спросил старик. — Когда его под дверь приведешь, тогда поговорим.
За дверью начали совещаться, потом потребовали денежный задаток. Смотритель слазил в подпол, выбросил в окно полмешка денег, после чего шайка удалилась, пообещав вернуться через пятнадцать минут. Однако не прошло и двух минут, как опять раздался стук:
— Открывай, принцесса Марта!
Бабка Марта отодвинула засов прежде, чем кто-либо успел вымолвить слово. Через порог переступил низенький пожилой человек с жизнерадостным лицом и внушительным синяком под глазом. Одет был человечек в спортивный костюм с надписью «Кегли» на груди, на ногах имел кроссовки, а за спиной увесистый рюкзак.
— Привет честной компании! Что так дешево меня оценили? Полмешка денег… тьфу!
Все это он отбарабанил одной очередью, устремив жадный взор на уставленный едой стол и снимая на ходу лямки рюкзака с плеч.
— Мы думали, ты с бандитами ром лакаешь… — начал было Михаил, но договорить не успел.
— Еще чего! — человечек, не глядя швырнул рюкзак под окно, а сам ринулся к столу. — Я же бегаю по утрам, и на первой пятьсотметровке оставил их позади.
— А синяк откуда? — ехидно спросил Анатолий. Человечек зачерпнул ложку салата и посмотрел на любопытного с глубокой жалостью.
— О дорожный указатель стукнулся, — пояснил он снисходительно.
— Деньги будешь возвращать частями, — подвела итог бабка Марта. — Чтобы в другой раз неповадно было последним приходить.
— А я не последний! — возмутился человечек. — Я в кустах целый час сидел, пока вы с Бородой лясы точили. Вон, кто последним явился!
Он ткнул ложкой в сторону молодого человека, оторопело разглядывающего комнату. Михаил с грохотом швырнул карабин на пол:
— Дадут мне в этом доме наконец выспаться?
— А мне добриться, — добавил Анатолий и ушел, осторожно прислонив оружие к стене, наверх.
Михаил поддал ногой карабин друга, после чего подобрал оба и тихонько унес к себе в комнату. Ольга подумала, подумала и тоже отправилась спать. Бабка Марта наклонилась к молодому человеку:
— Вы можете встать?
Тот потрогал свою забинтованную голову и спросил неожиданно:
— Это какая планета?
Сергей подавился салатом и закашлялся, старик сердито нахмурил седые брови.
— Земля.
— Но я же летел?..
— Вы ошиблись сектором, — терпеливо пояснила, Марта, помогая парню подняться с медвежьей шкуры.
Беднягу сильно качнуло, бабка Марта вынуждена была подставить свое плечо, чтобы так-сяк дотянуть гостя до лестницы, но на первой ступени он сел и обхватил руками голову.
— Ешь быстрее, поможешь человеку дойти! — приказала бабка Марта Сергею.
— Как ты сюда попал, летун? — спросил старик.
Молодой человек попытался объяснить, каким образом он, вылетевший для встречи с чужой цивилизацией в другую галактику, оказался на Земле да еще в столь плачевном виде, но не сумел. Последней его мыслью была мысль о скафандре, вслед за которой последовал удар по голове.
— Все ясно, — подытожил смотритель. — На границе секторов произошло смещение реальности, Из своего звездолета ты сместился как раз в лапы шайки Бороды. Завтра разберемся.
На протяжении этого разговора бабка Марта несколько раз громко вздыхала и всплескивала руками в особо печальных местах.
— Плохо вы работаете, смотрители! — попрекнула она старика. — Зачем парнишке бандитов вместо инопланетян подсовываете?! Разве он за этим сюда стремился? Слушай, как тебя?.. Олег? Олежек, ты может кушать хочешь? Картошка еще теплая…
— Ба! — (все подскочили). — Нас поджигают!
Ольга сбежала по лестнице с расширенными от ужаса глазами и почему-то со шлепанцами в руках.
Бабка Марта уперла руки в бока:
— Ты что же, окно открывала?
— Нет, только форточку. Какие-то люди обкладывают дом хворостом и факелами…
— Несносная девчонка! Надеюсь, ты закрыла форточку?!
— Да, — пролепетала Ольга.
Старик прокашлялся и сказал неожиданно мягко:
— Убежище не горит, девочка.
— Сколько тебе раз говорить, не подходи к окну?! — продолжала бушевать Марта.
Ольга часто заморгала, готовая расплакаться.
— Не кричи, — остановил Марту смотритель. — Надо было толком объяснить. Понимаешь, девочка, — обратился он к Ольге, — мы находимся в воздушном замке, а они не горят. Если ты не впустишь врага сама, Убежище останется неприступным. Ночью зло набирает силу, а днем слабеет. Ночью следует соблюдать осторожность, потому что зло ищет лазейки и стремится проникнуть в Убежище. Не надо открывать окна, не надо отпирать двери. Днем добро побеждает всегда, а вот ночью может и проиграть. Все, иди спать и ничего не бойся!
Марта увела расстроенную Ольгу, а Сергей закончил наконец жевать и поднялся из-за стола.
— Так ты есть будешь? — спросил он у мрачного гостя. — Нет? Тогда нечего рассиживаться: подушки зовут!
Помогая космонавту-неудачнику взбираться по лестнице, Сергей на мгновение обернулся:
— Ценная у тебя собака, старик! Ты оказал мне очень большую услугу, выслав ее навстречу.
Оставшись один, смотритель подбросил еще дров в камин и прислушался к бушующей за стенами непогоде.
— Вы еще никогда не приходили в Убежище в такой темноте, — сказал он печально.
УТРО
— Что ты там делал?
— Что ты там делал?
Когда Ольга открыла глаза, в комнате было необычно светло. Девушка вылезла из-под одеяла, преодолела два шага, отделяющие кровать от стены и отдернула оконную штору…
Окно до самого верха оказалось покрытым ледяными цветами. Ольга хмыкнула и приложила палец к стеклу, чтобы в вытаявшем кусочке разглядеть панораму заснеженного леса.
Заглянувшая в дверь бабка Марта сразу обнаружила безобразие:
— Не стой босиком! Умывайся, одевайся и завтракать!
Спустившись по лестнице, Ольга застала всю компанию в сборе. Во главе стола восседал смотритель с кружкой чая в руке, справа от него Михаил задумчиво крутил в пальцах солонку, слева свежевыбритый Анатолий украдкой разглядывал свое отражение в зеркальном лезвии столового ножа. Сергей потихоньку, двумя пальцами, подтягивал поближе тарелку с нарезанной колбасой, а с другого конца стола, подперев руками забинтованную голову, мрачно взирал на всех Олег. Бабка Марта раскладывала по тарелкам биточки с макаронами.
Ольга поздоровалась и прошла к свободному стулу возле Марты.
— Так, кто нас вчера поджигал? — самым невинным тоном осведомился Анатолий.
Бабка Марта довольно резко запустила в его сторону тарелку с едой, тарелка проехалась по столешнице и была перехвачена у самого края. Анатолий намек понял и почел за лучшее сменить тему:
— Серж, ты меня на свою яхту возьмешь?
— Спроси у Мишки.
— Потонем, — со вздохом ответил Михаил. — Русалки борта оборвут.
— Тогда я с Мартой поеду в ее королевство.
— Нужен ты мне там?! — возмутилась бабка Марта. — К тому же, я из принцесс в ведьмы переквалифицируюсь. Пойдешь в лешие?
— Вот так всегда! — пожаловался Анатолий смотрителю. — Хочешь им доброе дело сделать, а они не ценят!..
— На западном склоне Эри новая лыжная база открылась, — сказал старик.
Анатолий оживился:
— Оленька, вы на лыжах катаетесь?
— У Ольги сегодня первый выход! — оборвала его Марта. — Сопровождать ее будет смотритель.
Анатолий сразу поскучнел:
— Старик, ты мне хотя бы своего горлохвата дашь?
— Бери, — милостливо согласился смотритель.
После завтрака, прошедшего в полном молчании, все быстро засобирались. Немолодые уже люди суетились, как опаздывающие школьники. Бабка Марта, и та, утратила обычную невозмутимость и хохотала звонко, в очередной раз наткнувшись на крайне озабоченного Сергея:
— Зачем тебе столько еды?! Не на месяц же?
— Ничего вы, женщины, в таких делах не смыслите! — огрызнулся тот, засовывая в рюкзак огромный кусок копченого мяса. — Мы сегодня будем в гостях у вождя Тамбу, а у него племя прожорливое, одних жен пять штук голодных!
Бабка Марта фыркнула и не спросила, зачем Михаил карманы пачками сигарет набивает.
Зато Анатолий меньше всех собирался: взял лыжи, вышел за порог, свистнул собаке и был таков. За ним ушли Сергей с Михаилом, навьюченные, как верблюды. Бабка Марта долго наказывала Ольге:
— Одна никуда не ходи! Тропинкам не доверяй. Если что случится, зови на помощь. Лучше всего будет, если сегодняшний день ты проведешь возле Убежища. Осмотрись: понравится ли тебе здесь, захочешь ли ты сюда приходить…
Смотритель остановил Марту:
— Не больно-то ты сама советы слушала, иди уже!
Сам он разложил на столе карту и о чем-то расспрашивал Олега, тыча пальцем в извилистые линии. Тот хмурился, пожимал плечами, а сам украдкой косился на Ольгу.
В конце концов, девушке все это надоело.
— Я пойду на крыльце постою, — сказала она старику и открыла тяжелую дубовую дверь.
Мороз сразу ожег щеки. «Этак я замерзну, — с беспокойством подумала Ольга. — Кто знал, что здесь уже зима?» Она невольно поежилась в своей осенней курточке и натянула капюшон.
Снега выпало не так уж и много, он едва припорошил землю, но зато деревьям придал вид праздничный и волшебный. Ольга запрокинула голову, созерцая заснеженную паутину крон, и не заметила сама, как сошла с крыльца и ступила на дорожку. Очнулась оттого, что дорожка дернулась, выскользнула из-под ноги и оказалась в добром полуметре от крыльца. Ольга с трудом удержала равновесие.
Девушка огляделась: нигде не шелохнулась ни единая веточка, ни упала ни одна снежинка, деревянный дом тоже оставался на месте, только теперь перед ним вместо ленточки утоптанной земли торчали кустики почерневшей травы.
Ольга почувствовала досаду: в этом мире все сговорились против нее, одни неприятности с самого начала. Что хорошего можно ждать, если даже тропы брыкаются?
Ольга совсем было решила вернуться в дом и не выходить больше (тем более, что холод уже проник под куртку), но мысль о возможном злорадном смехе за спиной, заставила ее остановиться. Не хватало еще от тропинок обиды терпеть!
— Очень холодно! — громко сказала она и повернулась к дорожке спиной. — Сейчас пойду погреюсь!
Краем глаза Ольга видела, как неспешно ползла на свое место беглянка, и специально еще разок повторила фразу о холоде. Услыхав шуршание в двух шагах от себя, девушка мгновенно обернулась и прыгнула!
Дорожка поерзала влево-вправо, но не решилась сбросить с себя человека, уверенно стоящего на ногах. Ольга засмеялась. Обида у нее уже прошла, девушка даже присела на корточки и погладила ладонью мерзлую землю:
— Ну, чего ты, глупенькая, я тебе ничего не сделаю?
Дорожка затихла. Ольга поднялась и с любопытством посмотрела в сторону леса. Ей показалось, что деревья стали реже, и она сделала крошечный шажок в их сторону, стараясь понять причину этого странного факта…
Лес исчез. Ольга оказалась на вершине холма; полого спускающегося к морю. Воздух, напоенный ни с чем не сравнимым запахом, в котором смешались запахи водорослей, рыбы, мокрого дерева, цветущего разнотравья, буквально опьянил Ольгу, у нее даже голова закружилась. Слишком велик был контраст между глубокой осенью и жарким летом, слишком притягивала прогретая солнцем вода…
Ольга сорвалась на бег… Нет, не на бег, на полет! Она спланировала, как чайка, и остановилась далеко от берега над сине-зеленой громадой воды, неторопливо ворочающей волнами. Волны катились у самых ног, но не задевали.
Ольга несколько минут смотрела шалыми от радости глазами на пространство, в котором чувствовала себя полноправной частицей, и неизвестное до того чувство свободы каплями просачивалось к ней в душу.
И вдруг появилась мысль: «Если из ущелья городской улицы подняться по балконам, как по ступеням, и шагнуть в небо, будет ли такая бескрайность?»
Но тут же вспомнился Факел над трубой химического завода и черный шлейф дыма, который стараются облетать птицы.
Эта мысль что-то нарушила в неустойчивом равновесии человека над волнами, Ольга сорвалась в воду, подняв тучу брызг и напугав дрейфовавшую неподалеку чайку. Чайка взмахнула крыльями и взлетела, а вот Ольга ушла под воду с головой, изрядно нахлебалась, забила в панике руками. Но где-то продолжало копошиться чувство радостного удивления…
— Руку давай! — гаркнул кто-то над головой.
Легко сказать, когда обеими молотишь воду, попробуй выбрать наименее нужную… Прежде чем Ольга решила этот вопрос, ее уже схватили за шиворот и втащили в лодку.
— О чем думала твоя бабка?! — закричал смотритель, пока Ольга захлебывалась кашлем и выплевывала морскую воду. — Почему она не научила тебя хорошо плавать?
Мокрый комбинезон противно облепил тело, в сапогах булькало, вода из капюшона стекала по спине, «молнию» на куртке заело, и она не хотела расстегиваться.
Все еще ворча, смотритель извлек откуда-то одеяло, под которым Ольга сразу почувствовала себя уютнее: оно грело так, что он одежды пошел пар.
— Навязали детский сад на мою голову! — причитал старик, вытаскивая лодку на берег. — Помоги, чего стоишь?!
Последняя фраза относилась к Олегу, который бестолково переминался с ноги на ногу, вытаращившись на Ольгу, как на морскую царевну. Она тут же выскочила из лодки, но одеяло не сбросила, так как трава на склоне холма успела пожухнуть, и ветер дул уже явно не летний.
— Не смей от меня отходить! — велел смотритель. — Вытолкнем этого заблудшего в его сектор, а потом будешь знакомиться с… ландшафтом.
Старик поколдовал немного у лодки и соорудил из нее вполне приличный автомобиль, хотя и без крыши. Однако на моторы колдовство, видимо, не действовало, потому что машина не завелась.
— Разрешите?
Олег отстранил старика, залез под капот, лязгая своим скафандром о металл, погрузил пальцы во внутренности автомобиля и копался минут десять.
Когда он, наконец, выпрямился, оказалось, что старик вдруг утратил интерес к моторам, так как Ольга засмотрелась на ползущее из-за холма облако. А, засмотревшись, она отделилась от земли и стала подниматься навстречу сизой громаде все выше и выше. Олег ахнул, но смотритель торопливо зажал ему рот:
— Молчи, дурень, сорвется!
От облака повеяло холодом, Ольга поправила одеяло и вдруг обнаружила, что машина и люди оказались далеко внизу. Этот факт слегка смутил ее, она поспешила опуститься туда, где двое по очереди крутили ручку у вздрагивающего автомобиля.
— Еще раз взлетишь — выпорю! — пообещал смотритель, когда мотор все-таки заработал.
Ольга надула губы и полезла на заднее сидение, предоставляя мужчинам возможность устраиваться на переднем. Одежда почти уже высохла, но от одеяла исходило такое уютное тепло, что Ольга укуталась поплотнее, представив себе сани, меха и перезвон бубенцов.
Натужно завывая, автомобиль вскарабкался на холм, откуда потом благополучно съехал на шоссе, почему-то оказавшееся на месте Убежища. Вдоль обочины тянулись столбы высоковольтной линии, выкрашенные в зеленый цвет, за столбами темнел лес.
— В каком месте ты провалился к нам? — спросил старик у Олега.
Тот покраснел и признался, что не помнит.
— Я посадил корабль на Дзери, стал готовиться к высадке. Скафандр надел, а шлем не успел…
Смотритель притормозил, спугнул клаксоном низко свесившегося над дорогой удава и подытожил:
— Не густо.
Остановились возле болота. Старик сказал, указывая на зеленые «лужайки», где лишь изредка проглядывали пятна открытой воды:
— Здесь мы почти соприкасаемся границами. Переправить тебя сразу или подождешь, пока я переговорю с тамошним смотрителем?
— Подожду, — коротко ответил Олег, с сомнением рассматривая трясину.
Старик вышел из машины, прикинул направление и пошел прямо к ближайшему «окну», Трясина смачно чавкнула, но не разверзлась. Человек просто растаял в воздухе.
Олег нервно погладил бинт:
— У вас здесь всегда так?
— Как? — Ольга тоже вылезла из машины и вытянула шею, с любопытством разглядывая то самое болото, которое они преодолевали с бабкой Мартой в темноте.
— Так странно.
Ольга беспечно пожала плечами:
— Не знаю, я здесь в первый раз.
Олег оживился:
— Вы знаете, я тоже…
Договорить он не успел: из-под самого дерева поднялось зеленое щупальце, обхватило Ольгу за талию и потянуло в болото. Вопль, который за этим последовал, оглушил и Олега, и чудовище, потому то оно и замешкалось. Олег тоже замешкался, но успел все-таки перемахнуть через борт автомобиля и вцепиться в щупальце прежде, чем оно вместе с добычей скрылось в болотном логове. Девушка, не переставая кричать, отчаянно брыкалась, а Олег яростно дергал щупальце, осыпая его ругательствами.
Внезапно раздался хлопок: щупальце оборвалось. Победители повалились на землю, не выпуская из рук трофея, но щупальце забилось в конвульсиях, Олег полетел в болото, а Ольга была отброшена на берег и сильно ударилась о машину.
Несколько секунд девушка оторопело смотрела, как Олег медленно погружается в грязь, потом подскочила и протянула ему край одеяла.
— Ну, ты и орешь! — сказал Олег, выбравшись на твердую почву. — До сих пор в ушах звенит.
— А ты ругаешься, как… биндюжник! — Ольга надула губы и ушла подальше от своего спасителя.
На другой стороне дороги росли точно такие же деревья, как и везде, но зато в просвете между березами виднелась белая лошадь, безмятежно щиплющая травку. Белая лошадь между белыми стволами в заснеженном лесу!
Ольга щелкнула языком, лошадь подняла голову, посмотрела равнодушно и опять потянулась к траве.
— Кося! — Ольга двинулась к лошади, лихорадочно обшаривал карманы куртки в поисках кусочка сахара.
Олег обежал автомобиль:
— Я те дам, «косю»! Вернись!
Ольга прибавила шаг, тогда он догнал ее и схватил за руку. В перетягивании сила явно была на стороне Олега и не миновать бы возвращения к автомобилю, если бы машина вдруг не исчезла.
Сдавленное восклицание Ольги заставило Олега оглянуться. На месте, где только что стояла машина, теперь расстилалась серая равнина, покрытая мерцающей сетью сложного узора. Ольга закашлялась, потому что воздух был наполнен отвратительным запахом жженой резины. Кое-где над равниной курились дымки.
От удивления Олег выпустил чужую руку и тоже зашелся кашлем, он кашлял долго и надсадно, смахивая слезы с глаз и в недоумении оглядываясь по сторонам.
— Вон мой звездолет стоит, — наконец прохрипел он сквозь кашель.
Ольга закрыла рот и нос краем одеяла и посмотрела в ту сторону.
— Ты меня специально сюда завел! — сделала она вывод. — Я ухожу!
Ольга решительно направилась туда, откуда по ее мнению они пришли, но оказавшийся на пути дымок вдруг хищно изогнулся в ее сторону. Ольга заколебалась.
— У меня на корабле два полных комплекта скафандров, — выдавил из себя Олег.
Девушка сквозь одеяло показала дымку язык и повернула к звездолету.
Новехонький космический корабль сиял оболочкой. В его боках отражались огни мерцающего узора, отчего он сильно смахивал на новогоднюю елку. Только кабина подъемника между опорами белела матовой поверхностью.
— Когда же я его спустил? — недоумевал Олег. — Не помню!
У подъемника Ольга остановилась.
— Тащи свои скафандры сюда! — безапелляционным тоном потребовала она.
Олег прищурил слезящиеся глаза:
— Боишься?
Ольга ничего не ответила, отвернулась даже, но все равно краешком глаза видела, как он полез в кабину.
Прошло минут десять, Олег не возвращался. От нечего делать девушка подняла голову и стала следить, как вспыхивают и гаснут отражения на зеркальных боках корабля. Скоро в глазах у нее зарябило, потому что точно так же мигал и узор под ногами. Светящиеся ниточки, казалось, стали еще ярче, возможно из-за того, что над равниной сгустились тучи.
Олег не возвращался. Ольга почувствовала, что у нее начинает кружиться голова, а в ушах зазвенели крошечные молоточки. Корабль нависал неподвижной громадой, закрывал полнеба, и молчал.
ДЕНЬ И ВЕЧЕР
— Я хотел сразиться с бешеным медведем.
— Зачем?
— Я хотел сразиться с бешеным медведем.
— Зачем?
Куда-то враз исчезли дымки, и Ольге это показалось дурным предзнаменованием. Ей стало очень страшно сидеть одной среди пляшущих огоньков и прислушиваться к тишине. Она подумала, что Олег никогда уже не вернется и потому заплакала.
Вдруг раздался скрежет: это из раскрывшегося люка вывалилась кабина подъемника, пролетела несколько метров вниз и затормозила на площадке между опор. Внутри никого не было.
Ольга потыкала пальцем кабину. Ничего не произошло. Тогда она вошла внутрь и крепко зажмурила глаза. Кабина плавно тронулась, и через несколько секунд запах жженой резины исчез.
Ольга открыла глаза и обнаружила себя посреди небольшого овального помещения, в котором кроме светильника и нескольких надписей ничего не было. Надписи гласили: «Проверь… Убедись… Не выходи…»
Ольга не собиралась выходить, она входила, поэтому читать долго не стала, а сразу направилась к двери, над которой светились зеленым буквы «ВХОД». Дверь бесшумно отползла в сторону, и девушка оказалась в тесном коридоре, вдоль стен которого в нишах располагались скафандры. Олег сказал правду: у него на корабле и в самом деле имелись скафандры всех сортов.
Но где же сам хозяин?
Ольга прошлась вдоль ряда и остановилась перед нишей, в которой сиротливо висел шлем. А скафандр?
Ольга протянула руку к шлему, и… он исчез вместе с коридором.
Жалобный крик, похожий на писк слепого котенка, заставил девушку опустить глаза.
Кто-то установил на тропе «самострел», натянул тонкую проволоку, чтобы на голову неосторожного ходока обрушилась увесистая дубинка. Ольга не без труда сдвинула ее и вытащила большого (с ладонь) паука, покрытого белой шерстью с коричневыми пятнами, необычайно длиннолапого и голубоглазого. Голубоглазый паук — это совершенно удивительное зрелище! Впрочем, может быть, он и не был пауком…
Девушка сдернула одеяло с плеч, завернула в него изрядно помятого бедолагу и прислушалась. Что-то происходило там, совсем близко, за плотной стеной молодого орешника.
Ольга сделала несколько шагов. Ничто вокруг не напоминало космический корабль. Громадные дубы, буки и клены гордо возносили к небу изрядно поредевшие кроны, а толстый слой чуть прихваченных морозом листьев мягко пружинил под ногами. Зима в этом мире пришла слишком рано, застигла деревья врасплох, они не успели полностью сбросить листву.
Тропинка еле заметно подрагивала под ногами. Вначале Ольга не придала этому значения, а потом было уже поздно: тропа вдруг просела, и девушка оказалась на крутизне, боясь пошевелиться, чтобы не сорваться вниз.
Ее взгляду открылся глубокий овраг, заросший ивами, несколько поваленных деревьев, образующих квадрат и странная компания в центре этого квадрата. Во-первых, она увидела Олега, со связанными руками стоящего на краю канализационного люка, рядом с которым лежала крышка. Напротив Олега расположился в шезлонге скелет с окладистой рыжей бородой под нижней челюстью, а вокруг выстроились существа, одетые в одинаковые серые костюмчики с меховыми воротниками. Головы существ, абсолютно лишенные растительности, были лиловыми, на макушках торчали уши-лепестки, нос провалился, глаза еле виднелись из глазных впадин, в общем, зрелище было не из приятных.
«Оборотни!» — с ужасом подумала Ольга.
— Церемония начинается! — задрав голову, проорал лиловый оборотень.
Грянули трубы, где-то вдалеке отсалютовал пушечными выстрелами невидимый замок.
— Не бойся, больно не будет, — Борода встал, отечески похлопал по плечу Олега и заглянул в зияющую у самых ног пасть колодца. Дно было погружено во тьму, и только у самой стены горели два желтых огонька — глаза. — Я отдал бы тебя дракону, но он сейчас занят и временно постится.
Череп Бороды осклабился, ребра задрожали, мелко затряслась борода под нижней челюстью.
Из глубины колодца донесся шумный вздох.
— Проголодался, — объяснил Борода.
Оборотни в аккуратных серых костюмчиках заняли позиции вокруг люка, наставив на его «жерло» острия длинных копий.
— Прожорливый, гад, — пожаловался Борода. — Мало ему скотины, любит человечинкой побаловаться.
Олег невольно содрогнулся.
— Ты не переживай, — утешил Борода. — Глотает он быстро.
Земля под ногами задрожала, гигантская тварь заворочалась в темноте, из глубины потянуло чем-то невыразимо отвратительным.
— Надо было дома сидеть, а не к нам стремиться, — назидательно заметил Борода.
Олег подождал пока очередной порыв ветра очистит воздух, перевел дыхание и только после этого сказал:
— Я не к вам летел. К инопланетянам.
Борода загоготал так, что нижняя челюсть у него отпала, и оборотням пришлось искать ее в траве.
— Зачем тебе инопланетяне? — спросил он, когда челюсть приставили на место.
Олег промолчал. Борода укоризненно покачал черепом:
— А ищешь!.. Я их знаю: абсолютно бесполезные твари. Только гельгочут по-своему и чунгу пляшут. Тебе надо плясать чунгу?
Олег пожал плечами и с тоской поглядел на вымазанную зеленой краской крышку люка.
— Тебе надо пожрать хорошо, ну и всякое… разное, свое, человеческое. Дурак ты еще, малый. Не понимаешь, в чем счастье. Не в космосах надо витать, а быть к земле поближе!
В колодце загудело, оборотни оскалились и опустили копья пониже.
— Сейчас! — крикнул в черную дыру Борода. — Вот ты сюда притащился, сам не зная зачем, — продолжал он, обращаясь к Олегу, — и думаешь, мне охота тебя в колодец бросать? Нет, лучше бы еще разок ящик рому выменять! Ночью хорошо, когда я человеком становлюсь. Я царь и бог ночью! Чего смеешься?
— Никак не представлю тебя в роли человека, — ответил Олег.
Борода лязгнул костями:
— Сейчас я буду смеяться.
Он протянул костяную руку и легонько подтолкнул Олега к люку. Ольга ахнула и выронила плед. Сверток пролетел несколько метров, ударился о череп Бороды и раскрылся. Оттуда выпал белый паук.
— Привет, ребята! — воскликнул паук, проворно вскарабкался на голову ближайшего оборотня и принялся отплясывать какой-то фантастический танец, по очереди вскидывая все восемь ног.
Оборотни побросали копья, из толстых пальцев тут же выдвинулись когти, но первая попытка схватить обидчика не у удалась: на лиловой лысине появилось несколько царапин, а паук успел благополучно соскочить на землю.
Во время второй попытки Олег был сбит с ног и отброшен от люка, один оборотень с воплем полетел в колодец, а паук оказался сидящим в шезлонге Бороды.
— Веселей, ребятки! — закричал восьминогий, вздыбливая белую шерсть. — Спляшем чунгу!
На третьей попытке началось побоище между оборотнями, а Борода метался среди дерущихся и орал:
— Прекратить!
Тут что-то гулко ахнуло, словно вылетела пробка из гигантской бутылки с шампанским, и над люком появилось черное облако.
— Он вылезает! — завизжал Борода и принялся карабкаться на склон оврага.
Оборотни бросились врассыпную. Паук перекусил веревку на руках Олега и спросил:
— Ты долго лежать собираешься?
Повторять ему не пришлось: Олег вскочил на ноги и вскарабкался на склон еще быстрее Бороды.
Ольга с ужасом поняла, что осталась одна, но повернуться спиной к неведомому чудищу, чтобы попробовать взобраться наверх, у нее не было сил. Она видела, как вслед за облаком из люка появилось что-то огромное, черное и косматое, похожее на медведя-гризли, только во много раз больше. Чудовище с трудом выбралось из колодца, отшвырнуло мимоходом крышку, словно пушинку, и остановилось, озираясь. Среди сосулек спутанной шерсти желтым светом горели два немигающих глаза…
— Оля!
Крик Олега вывел Ольгу из оцепенения, она повернулась и, судорожно цепляясь за оголенные корни, начала взбираться по откосу. Паук перескакивал с корня на корень и подсказывал, за который схватиться.
— Быстрее, быстрее! — подгонял он.
Наконец рука Олега втащила Ольгу на тропинку. Зверь взревел, прыгнул, но когти пропахали глину, и он снова оказался внизу. «Гризли» рявкнул так, что сидящая на буке стая ворон с испуганным карканьем взвилась в воздух.
— Бежим!
Но в этот миг чудовище огромным скачком преодолело подъем и оказалось в двух шагах от беглецов. Глаза Ольги испуганно расширились, она была близка к обмороку. Олег подобрал с земли палку и замахнулся:
— Пошел вон! «Гризли» с недоумением посмотрел на добычу, которая не желала быть съеденной, раскрыл пасть… и тут с воинственным воплем на него ринулся белый паук, зарылся в лохмы шерсти на могучей лапе и впился в нежную кожу над когтем. Зверь рыкнул, ударил лапой, и край обрыва, на котором стояли люди, просел.
Облако пыли поднялось из оврага. Чудовище мотнуло мордой, чихнуло и потрусило прочь от своей тюрьмы, придавив по дорогое пару оборотней.
Олег вскочил на ноги первый:
— Вставай!
— Уйди, ради бога!
В голосе Ольги явственно зазвучали слезы. Олег не решился настаивать, он присел на корточки и заглянул девушке в лицо:
— Где болит?
Ольга рывком села, сдвинула с головы капюшон и распушила слипшиеся от морской соли волосы:
— Это ты во всем виноват!
Олег в недоумении пожал плечами:
— Кажется, я не просил тебя выходить из машины?
Пошел снег вперемешку с дождем. Мелкая снежная крупа больно секла лица, звонко щелкала по скафандру и барабанила по обледеневшей куртке, набивалась в волосы и сыпалась за шиворот.
Ольга почувствовала, как неспешно заползает под куртку холод, как стынет тело, как ноют озябшие руки. В небе над оврагом висело черное облако.
— Дурацкий мир!
— Что? — переспросил Олег. Он как раз прикидывал, в какой стороне осталась граница секторов, и не расслышал сказанных слов.
— Никогда не приду сюда больше!..
Протяжный вой прервал Ольгу, она поспешно вскочила, Олег нагнулся, подбирая палку: — Уходить отсюда надо и как можно скорее! В этот миг что-то мягко скользнуло на плечи Ольге, и сразу повеяло теплом. Плед! Подарок старого смотрителя. Все должно быть хорошо. Все обязательно кончится хорошо. Смотритель сказал, что днем добро всегда побеждает!
Откуда-то свалился белый паук.
— Между прочим, лиловые возвращаются! — сообщил он. — На вашем месте я не стал бы их ожидать!
А потом время остановилось, его больше не существовало. Как они покинули овраг, Ольга не смогла бы рассказать, где шли, тоже. У нее было ощущение, что все происходит во сне, что нет на самом деле ни леса, ни дождя, ни тропинки. Ничто не оставалось в памяти: ни дерево, ни пенечек, все сливалось в сплошную пелену. Реальной была только необходимость переставлять ноги.
Она словно бы со стороны видела свою жалкую фигурку, бредущую по тропе, посеревший от грязи бинт на голове Олега, хромающего шерстистого паука, и в то же время чувствовала, как болит нога, стертая неприспособленным к лесным тропам итальянским сапогом.
Где-то на заднем плане копошилась смутная мысль, что-то беспокоило Ольгу, но она никак не могла выйти из состояния оцепенения и поймать эту мысль за хвост.
Другие образы возникали в мозгу, затуманенном усталостью.
Ольге вспомнилось почему-то Убежище и окно, в которое она утром смотрела. Когда солнце проходит сквозь замерзшие оконные стекла, голубые замки, выстроенные морозом, наполняются тенями. Крохотная, но очень надменная, королева неторопливо цокает каблучками по ледяному паркету. Щеки ее белее снега, головку венчает сверкающая диадема из самых лучших в королевстве сосулек. Ледяные гвардейцы тянутся и отдают честь. Над замком застыли в небе залпы праздничного салюта. Солнечный луч гаснет, и в призрачном замке опять воцаряется мрак.
Черная птица с тревожным криком пронеслась почти у самой щеки Ольги, и девушка очнулась. Она увидела, что опять невольно поднялась в воздух и кроны деревьев колышутся под ногами, как волны. Ольга ринулась вниз.
— Осторожнее, разобьемся! — заверещал паук, каким-то способом оказавшийся на пряжке сапога.
— Извини, я не буду больше!
Олег ничего не ответил, он молча ловил губами воздух, и мокрые волосы, выбиваясь из-под бинта, липли к вспотевшему лбу.
— Я не хотела!
— Ты очень здорово летаешь, — сообщил паук, поудобнее цепляясь лапами за пряжку.
— Ну, прости меня, пожалуйста!
Олег ладонью смахнул снег с ее волос и сказал:
— Надень капюшон, простудишься.
В эту секунду тропа дернулась и сбросила с себя людей. Они неожиданно оказались прямо у стен замка, чьи высокие башни были увенчаны флагами, а на воротах красовалось изображение Черного медведя.
Сам оригинал восседал перед рвом и хладнокровно готовился жрать белую лошадь, придавив ее могучей лапой. Лошадь дергалась, ее неистовое ржание надрывало сердце.
— Он ее убьет! — Ольга прижала ладони к пылающим щекам и с мольбой взглянула на Олега.
— Что ты смотришь так?! У меня же нет базуки! — Олег сердито отвернулся.
— Обжора! — пробурчал белый паук и отцепился от итальянского сапога. — Не сплясать ли нам чунгу?
Черная тварь разинула пасть, и лошадь умолкла, словно завороженная клокочущим дыханием зверя. Ольга закрыла лицо руками.
— Я же ничего не могу сделать? — Олег, казалось, колебался. «Гризли» наклонился, и в этот миг Олег рванулся вперед: — Эй, ты!
«Медведь» захлопнул пасть и с удивлением воззрился на существо, осмелившееся ему мешать.
— Беда мне с вами, — вздохнул паук и резво устремился навстречу черному чудовищу.
«Гризли» поднял лапу, и освобожденная лошадь мигом вскочила на ноги и галопом ринулась в сторону леса.
— Эй, ты! — повторил Олег уже менее уверенно. — Пошел вон!
В замке выстрелила пушка, на стенах появились знамена с изображением Черного медведя.
— Ах, вот вы как — произнес Олег совсем уже кисло и велел Ольге: — Исчезни, живо!
Ольга поплотнее укуталась в одеяло и не двинулась с места. Над головой «медведя» стало сгущаться черное облако, в котором то и дело проскакивали разряды.
— Электрический медведь, ничего особенного, — упавшим голосом сделал вывод Олег. — Не мешало бы обзавестись громоотводом.
«Гризли» взревел и сделал первый шаг к человеку. Из разинутой пасти вырвался клуб черного дыма.
— Ничего особенного, обыкновенный дымодышащий медведь, — пробормотал Олег и попятился. — Тебе не мешало бы взлететь, Оля!
— Сказки обязаны хорошо кончаться! — с жаром возразила Ольга.
— А медведь об этом знает?
Белый паук остановился как раз на полпути между «медведем» и людьми. «Единственный заряд Ю, — бормотал он себе под нос, — что я буду без него делать? Потянуло же меня на экзотику!»
Когда черное чудовище наступило на паука, земля поднялась дыбом, потом опустилась. Людей разметало в разные стороны. Ольга судорожно вцепилась в какое-то дерево, Олег чудом удержался на краю гигантской ямы, оказавшейся на месте замка. С неба сыпались камни, горящие балки и знамена с изображением черного зверя, пожираемые огнем.
Ольга видела, как машет ей рукой Олег, но не могла пошевелишься, даже крикнуть, у нее перехватило дыхание, словно морская вода снова рвалась в легкие.
Тут земля опять содрогнулась, вздулась пузырем, лопнула. Из змеящихся трещин полезла какая-то коричневая лоснящаяся масса, поднялась в высоту метров на десять и опала клочьями, источающими нестерпимое зловоние. Трещины сомкнулись, земляной холм стал оседать, и, наконец, на его месте оказалась глубокая впадина диаметром около шести метров.
— Оля, как ты?
Ольга увидела чумазое лицо Олега, тревожно блестящие глаза под опаленным бинтом, хотела что-то сказать, но не смогла.
Совсем рядом завыли оборотни, Олег нагнулся за палкой, но палка выпала у него из руки. Он прислонился спиной к дереву Ольги и спросил, прислушиваясь к приближающемуся вою:
— Ты взлететь сможешь?
Ольга с трудом разжала руки, отпустила ствол и дотянулась до плеча Олега:
— Опять отделаться от меня хочешь?
Солнце садилось в багровом зареве. Его не было видно весь день, а теперь оно словно нарочно вынырнуло из туч, чтобы демонстративно уйти, отдавая этот мир в безраздельную власть зла.
Затрещали сучья, и стая оборотней окружила старое дерево. Их серые костюмчики поистрепались за время погони, заметно вытянулись морщинистые лица, стали больше похожи на звериные морды, уши-лепестки сейчас были плотно прижаты к лиловым головам, клыки влажно поблескивали из-под вздернутых губ.
Олег крепко сжал руку Ольги:
— Оля…
— Молчи! Ночь еще не наступила, все обойдется!
Она хотела, чтобы ее голос не дрожал.
Серые костюмчики расступились и пропустили Бороду вперед. Его скелет скрипел сильнее обычного, борода болталась, как пакля, и в ней торчали шарики репейника.
— Напрасно надеешься, — сказал он. — До ночи осталось всего ничего. Сегодня мы все-таки возьмем Убежище! Смотритель не всемогущ. Солнце садится.
Он повернул к светилу костяную голову, и последний луч озарил ее багровым светом. Ольге стало страшно, она еще крепче вцепилась в руку Олега, изо всех сил стараясь унять дрожь.
Оборотни завыли, и под их заунывное пение на желтых костях Бороды возникли куски полусгнившей плоти. Ольга вскрикнула и спрятала лицо на груди у Олега. Олег стиснул зубы и досмотрел до конца.
— Вот и все, — сказал Борода, демонстрируя мускулистую руку. — Хорош?
— Хорош! — произнес чей-то голос за его спиной.
Борода обернулся и увидел двух стариков — смотрителя и второго, запакованного в скафандр повышенной защиты с боевым излучателем на сгибе локтя.
— Ты поторопился, Борода, — сказал смотритель. — Бесплотным быть надежнее.
Оборотни шарахнулись в разные стороны.
— Говорил я тебе, не связывайся с чужим сектором?! — покачал головой смотритель.
Из-за ноги второго выскочил белый паук.
— Чужие танцы оскорбляет! — заверещал он и вздыбил шерсть.
Борода попятился, не сводя глаз с излучателя.
— Идите сюда, ребятки!
Ольга бросилась навстречу старикам, увлекая за собой Олега. Смотритель взял ее за одну руку, Олега за другую и повел, как нашкодивших дошколят, к машинам. Человек в скафандре прикрывал их отступление излучателем. Паук выплясывал позади и обзывал Бороду инопланетными ругательствами.
К Ольге бросилась бабка Марта, обняла ее и потащила к старому автомобилю, где их ожидал Анатолий с термосом горячего чая и бутербродами.
— Тебе туда, — смотритель отпустил Олега и кивнул на стоящий немного в стороне флаер.
Олег остановился. Человек в скафандре подождал, пока смотритель усядется за руль автомобиля, пропустил паука вперед, потом легонько подтолкнул Олега в спину и показал на флаер.
— Сейчас, — Олег сложил ладони рупором. — Оля! — Ольга растерянно оглянулась, она только сейчас заметила исчезновение своих спутников. — Где тебя искать, где ты живешь?! — Смотритель завел мотор.
Ольга привстала на сидении, начала говорить, потом осеклась.
— Где?!
Человек в скафандре рывком втащил Олега в кабину и задвинул дверь. Тотчас же флаер содрогнулся и зазвенел от удара здоровенного камня. Смотритель выжал сцепление, Машина рванула с места.
— Головы пригните!
Бабка Марта силой стащила Ольгу под сидение, потому что на машину обрушился град камней. Смотритель пригнулся к рулю и дал полный газ.
Последнее, что Ольга успела увидеть, прежде чем деревья заслонили небо, было днище взлетающего флаера.
НОЧЬ
— Чтобы отдохнуть от домашних дел, дорогая.
— Чтобы отдохнуть от домашних дел, дорогая.
Смотритель включил фары. По обеим сторонам дороги стеной стоял черный лес, клочок освещенного асфальта перед колесами, огоньки глаз позади — вот и все, что выделялось во мраке. Изредка лучи фар выхватывали еще какую-нибудь лиану, непонятно как оказавшуюся в зимнем лесу и нависшую над дорогой, или бок спешащего скрыться в кустарнике диковинного зверя.
В машине молчали, только один раз Анатолий сказал, наклонившись к смотрителю:
— Серж обещал засесть на чердаке с пулеметом.
— Борода не полезет под выстрелы, — возразил смотритель.
Ольга находилась в каком-то странном оцепенении, ей казалось, что день еще не окончен, она все еще чего-то ждала. Мелькающие позади огоньки мало занимали ее, что-то более важное требовало осмысления, ворочалось в сознании, беспокоило.
Едва машина въехала на поляну перед Убежищем, над его крышей поднялась луна, залив округу мертвенно белым светом.
— Серж включил прожектор, — обрадовался Анатолий. — Теперь ни один черт незамеченным не подберется!
Оставленный возле крыльца автомобиль смотритель несколькими движениями превратил в кресло с витыми ножками, взвалил его на спину Анатолию и отправил в дом, а сам задержался, чтобы накормить собаку.
Первой в дом вошла Марта, за ней Ольга и последним Анатолий. Он поставил кресло у камина, уселся и спросил у стоящего с карабином в руках Михаила:
— Серж нам поесть оставил что-нибудь или все уволок на чердак?
— Консервы, — лаконично ответил Михаил, не сводя глаз с приоткрытой двери.
Бабка Марта скептически посмотрела на злосчастную банку килек в томате, но промолчала.
Появился смотритель, запер дверь и прошел, шаркая подошвами, прямо к камину. Анатолий уступил ему место, а сам расположился прямо на полу, на медвежьей шкуре, с наслаждением вытянул ноги:
— Славный был денек, не правда ли?
Ему никто не ответил: бабка Марта резала хлеб и мазала маслом, Михаил раскуривал сигарету, старик разжигал огонь в камине, а Ольга все еще стояла посреди комнаты, бездумно глядя в окно.
За окном шел снег. Крупные хлопья медленно плыли в лучах лунного света и садились на землю, чтобы тут же съежиться под тяжестью новых хлопьев, а может и не съежиться, а просто улечься снежинка к снежинке и лежать так долго-долго до самой весны.
— Отвратительный день! — вдруг громко сказала Ольга.
На секунду замерли руки Марты, уронил полено старик-смотритель, обжег пальцы спичкой Михаил, удивленно вздернул бровь Анатолий. Потом все зашевелились, как ни в чем не бывало. Смотритель подобрал полено, Марта закончила бутерброд, Михаил погасил спичку, Анатолий опустил бровь и принялся насвистывать какой-то мотивчик.
— Отвратительный мир! — продолжала Ольга. — Ненормальный мир, населенный чудовищами!
Она резко повернулась и пошла наверх, отчетливо впечатывая каждый шаг в скрипучие деревянные ступеньки.
В комнате наступило молчание. Хлеб крошился в руках у бабки Марты, а масло почему-то падало с ножа на столешницу.
— В первый раз мне тоже так показалось! — с преувеличенной бодростью сообщил Анатолий.
Марта быстро утерла глаза краем платка и продолжала резать хлеб, Михаил закашлялся и швырнул сигарету в огонь.
— Ничего удивительного. Слишком много впечатлений.
Марта бросила нож на стол и заплакала, уже не скрываясь. Михаил подошел к ней и обнял за плечи:
— Ну, чего ты? Ведь все, как всегда окончилось благополучно!
— Благополучно? Ты ведь знаешь, что мы здесь в последний раз?! Никогда еще мы не приходили сюда в такой темноте! Кто сможет в следующий раз преодолеть дорогу? Ты, я или Сережа, которого едва не убили прошлой ночью? Сколько нас было вначале, и сколько осталось!
— Дела, дела у всех, — пробормотал Анатолий.
— Дела? У Димы тоже дела?
— У Димы — инфаркт, — хмуро признал Анатолий.
— У Димы инфаркт, Сашка спился, Надежда запуталась со своими мужьями, Люда не отходит от внука, потому что он не нужен никому, кроме нее! Кто следующий? я уже боюсь заглядывать в почтовый ящик, потому что каждое письмо без адреса несет в себе весть об очередной беде. Я устала! Я устала от бессмыслицы жизни, устала от бабьих сплетен, от повседневной озлобленности, от злобной зависти к малейшему проблеску света, к чужой радости, устала от привычной грязи и серости наших улиц, от малолетних проституток и валяющихся в подъездах трупов, до которых никому нет дела! Я устала биться о стену, я не вижу выхода! Каждый раз, возвращаясь отсюда, я хотела принести людям кусочек света…
— Замолчи!
Смотритель резко поднялся, губы его тряслись, морщины на лице стали еще глубже.
Анатолий погладил ладонью медвежью шкуру:
— Принцесса Марта, от тебя я истерики не ждал.
Бабка Марта судорожно смахнула слезы и отвернулась.
— У тебя чудная внучка, значит, жизнь прожита не напрасно.
— Да, но я двоюродная бабка, у меня никогда не было своих детей!
— Я тебя искал, принцесса Марта, — с горькой усмешкой сознался Михаил.
— Но не нашел. Что проку в письмах без адреса, которые приходят неизвестно откуда, которые шлешь неизвестно куда?! Я боюсь возвращаться, потому что никогда больше вас не увижу! Что такое все ужасы этого мира по сравнению с обыденностью нашего? Детский лепет!
— Ты еще и трусиха, — констатировал Анатолий. — Если боишься возвращаться, оставайся здесь, выделят тебе сектор, будешь пасти драконов и перевоспитывать Бороду.
Бабка Марта невольно оглянулась на смотрителя. Старик стоял с каменным лицом и медленно постукивал по ладони трубкой.
— Остаться?
Смотритель ничего не ответил. Ольга сидела в своей комнате и смотрела, как пляшут за окном снежинки в столбе лунного света.
Летать. Свечой взмывать в вышину и захлебываться горьким воздухом. Тело выгибается в бешеном рывке, отшвыривал землю далеко вниз.
Воздуха. Дайте воздуха. К черту гравитацию, да здравствует свобода! Луна, ты сегодня до безумия красива. В твой свет хочется зарыться лицом и проникнуться белой пустотой. Звезды — колючие льдинки, вы обжигаете пальцы холодом. Скорость Мучительная боль деревенеющих мускулов. Только бы не упасть. Только бы не упасть, господи! Какая ослепительная чернота впереди. Ночь висит над землей.
Снегопад. Сначала плыть в неподвижном воздухе, потом ринуться вслед за порывом ветра. Кружиться, кружиться в снежном ветровороте, а потом опуститься на озаренную ночным светом поляну посреди леса. Безмолвные деревья, четкие тени, а между ними мириады крохотных искорок в голубоватом снежном покое. Идти босиком по волшебным огонькам, тонуть в пушистом снегу и пьянеть от звенящего воздуха…
Стучат!
— Стучат, бабушка!
Ольга сбежала по лестнице и отодвинула засов прежде, чем кто-либо шевельнулся. На пороге стоял белый паук, усыпанный снегом, и с полуоторванной восьмой лапой.
— Флаер сбили над лесом, — сказал он мрачно. — Положение очень скверное.
— Куда?! — Марта успела перехватить Ольгу. — Ночь!
— Пусти!
Марта оттащила Ольгу от двери, Анатолий проворно вскочил, впустил паука и захлопнул дверь. На чердаке застучал пулемет. Ольга заплакала, по-детски растирая слезы кулачками. Смотритель со злостью пнул кресло ногой, а Михаил схватил оставленный было карабин.
— Серж, что там?! — крикнула бабка Марта, стараясь перекричать рокот выстрелов.
Пулемет умолк. С чердака спустился слегка запыленный Сергей с яблоком в зубах. Прожевав откушенный кусок, он сообщил:
— Спугнул каких-то лохматых тварей.
— Серж, — Анатолий забрал у него яблоко, протер о рукав и с большим удовольствием впился зубами, — ням приням ня.
— Что?!
— Я говорю, нас в лес приглашают. Ночное сафари.
Смотритель швырнул трубку в камин:
— Да вы с ума посходили!
— Ну отчего же? — возразил Михаил. — Раз уж мы здесь в последний раз… Лично я желаю еще поднабраться сил перед возвращением, отдохнуть от неопределенности. Я — за.
— Я тоже, — обрадовался Сергей.
— Надо запастись едой, — забеспокоилась бабка Марта. — Неизвестно, когда вернемся, а с рассветом надо уходить! Будет ли время на завтрак?
— Детей брать не будем, — предложил Анатолий.
У Ольги мигом высохли слезы:
— Я пойду с вами! Вы не посмеете меня оставить!
— Олег просил тебя не ходить, — сказал молчавший доселе паук.
— Кто он такой, чтобы мне указывать! — сверкнула глазами Ольга. — Я со всеми!
— Предупреждаю в последний раз, — начал смотритель, — ночью исход непредсказуем…
— Толя, куда ты дел наши рюкзаки? — спросила Марта, собирал со стола все то, что успела приготовить. — Там хорошие фонари.
Уходя, дверь в Убежище не заперли, а только прикрыли плотно, и свет оставили зажженным. Долго еще свет из окна падал на тропинку, которой они ушли вглубь леса.
Ад
НАКОПИТЕЛЬ
1
— Душегубы, изверги убийцы! — истошный крик сотряс Преисподнюю. С потолка посыпалась штукатурка. Выплеснулся чай из стаканов. Молоденькая секретарша Хозяина от испуга выронила папку с документами. Сидевшие в очереди черти наперегонки бросились поднимать разлетевшиеся листки. Более солидные своих стульев не покинули, лишь осторожно переступили копытами, чтобы не повредить бумажные «снежинки», зато юнцы старались не на шутку. Через несколько секунд секретарша уже укладывала листки в папку. Плохо напудренный носик блестел от пота.
— Изверги! — новый вопль прошелестел шелковыми портьерами и заставил шлепнуться в обморок золотую рыбку в висящем на стене аквариуме. Аквариум зловеще покачнулся.
— Да что это такое?! — выразил общее негодование пожилой черт с длинными бакенбардами. — Что они себе позволяют?!
Дверь в приемную распахнулась, и на пороге появились двое дюжих чертей в клеенчатых комбинезонах. Рукава на комбинезонах были закатаны. Вновь прибывшие волокли маленького тщедушного человечка со страшно изуродованным рубцами лицом. Человечек яростно отбивался, изрыгая невероятные богохульства.
Приемная недовольно загомонила. Появление подвальных палачей грозило срывом графика приема Хозяина. Каждый боялся лишиться долгожданной очереди.
Человечек на мгновение завис на руках палачей, оглядывая набитую чертями приемную, а потом смачно плюнул, норовя попасть в ближайшего. Ближайшим оказался черт с длинными бакенбардами. Пострадавший взвился в воздух, но тут со зловещим скрежетом отворилась дверь кабинета, и взглядам присутствующих явился Хозяин. Блеклые глаза обежали оцепеневших посетителей, остановились на суровых лицах палачей, указующий перст требовательно уперся в человечка.
— Почему это здесь?
— Я невиновен, ваша милость! — завопил человечек, лягая тюремщика.
— Проблемы, Хозяин! — пророкотал бас левого палача.
Хозяин брезгливо поморщился и приоткрыл дверь шире. Палачи протащили пленника в кабинет. Тяжелая дверь закрылась, и удрученные посетители погрузились в созерцание оцепеневшей рыбки. Секретарша присела за массивный двухтумбовый стол и полезла в косметичку за пудрой.
Между тем палачи деловито прикручивали человечка к металлическому креслу напротив окна в хозяйском кабинете. Владелец кабинета тем временем курил, сидя на краешке собственного стола. Багровое лицо тонуло в кольцах сигаретного дыма.
— Давно возитесь? — сдвинув сигарету в угол рта, спросил, наконец, Хозяин.
— Очень давно, — ответил старший из палачей.
— Сколько степеней применяли?
— Да все!
— Я невиновен! — удрученно сообщил человечек и заплакал.
— Кто его сдал?
— Девка одна сдала. За ненадобностью.
— Врет он! — сквозь слезы произнес человечек и добавил убежденно: — Она меня потеряла!
— Невинность теряют! — рявкнул Хозяин. — А глюков — сдают! Кто его кодировал?
— Да этот мужик, из шестого сектора.
— Защиту смотрели?
— Да нету у него защиты! А между тем третьи сутки качаем, а все бестолку! На четырнадцатом блоке предохранители сгорели.
— Убийцы! — снова выкрикнул человечек и закашлялся.
Хозяин вынул сигарету изо рта и с коротким рыком обнажил клыки:
— Кончай комедию ломать! Кто ты такой, сучий сын?!
Человечек внезапно выпрямился в кресле, словно подрос, и сказал неожиданно спокойно:
— А оскорблять права не имеете.
Хозяин взревел и хлопнул ладонью по столу. В Преисподней взвыла сирена, заставляя бросаться на пол даже самых почтенных посетителей. Секретарша нехотя сползла со стула, поближе к самому юному черту. Полы мелко завибрировали, от них пополз удушливый запах серы: включилась общая защита. В кабинете Хозяина заработал энергетический отсос. Золотая рыбка обратилась в скелет и мягко упала на песок в аквариуме. Несколько замешкавшихся в коридорах сотрудников Преисподней получили длительную мигрень. В буфете испарились все спиртные напитки.
А сидящий в металлическом кресле человечек посерел лицом и на несколько секунд перестал дышать. Когда Хозяин, наконец, отключил отсос, один из двух палачей поспешно прислонился к стене, а второй передернул плечами:
— Ох, и забористая штука!
Но реакция своих Хозяина не интересовала. Он подошел почти вплотную к глюку и поднял его за подбородок. Из уголка рта пленника побежала слюна, но глаза сохраняли вполне осмысленное выражение.
— Кто ты такой? — очень четко произнося слоги, спросил Хозяин.
— Глюк я, — тем же тоном ответил пленник, — потерянный.
— Запроса на него не присылали? — Хозяин задумчиво кивнул куда-то в сторону потолка.
— Вы же сами велели отношения прервать вплоть до особого.
Хозяин ненадолго задумался, потом вдруг повеселел:
— А ну-ка, дайте мне данные по смотрителю шестого сектора!
Пленник дернулся в кресле и как-то сразу осел.
— Я прав? — Хозяин улыбнулся и почти дружески потрепал глюка по плечу. — Так ты из бывших, дорогуша? Кто у вас там сидит в приемнике, олухи?! — заорал Хозяин на вытянувшихся в струнку палачей. — Инструкции надо на память учит, а не накрывать ими кофейники! За предохранители четырнадцатого блока вычесть из зарплаты виновника! Все!
Палачи суетливо отсоединили глюка от кресла, в испуге роняя запирающие устройства. Хозяин неторопливо стряхнул пепел в красивую чугунную пепельницу и вдруг сделал сигаретой замысловатый жест:
— А, погодите-ка! Ты работать на меня будешь?
Губы человечка задрожали, он сделал попытку улыбнуться, но улыбка получилась жалкой:
— Зачем я вам?
— Да, если спеси поубавить, сгодишься.
— Так что с ним делать? — пробасил старший из палачей.
— Довести до неустойчивости и проверить в деле.
Глюк не то вздохнул, не то всхлипнул. Аудиенция завершилась.
2
— Ты все сказал?! — Дина изо всех сил удерживала слезы, но лицо Олега то и дело пряталось в тумане.
— Да, куда ты денешься, дура?! Прибежишь!
Дина рывком напялила плащ и, спотыкаясь, бросилась вниз по ступенькам. Она привыкла к грубым шуточкам Олега, но сегодняшняя превзошла все. Под вечер ввалился пьяный Олегов друг Толик и, роняя слезы, принялся объясняться Дине в любви. Он гнусавил долго и жалобно, снова плакал и обвинял Олега в нечутком отношении к такой «роскошной» женщине.
— А я что? — хитро усмехнулся Олег. — Я не против. Бери ее. Любите друг другу…
Дина вскочила в подъехавший к остановке трамвай, сунула кондуктору последние монеты и забилась на сидение, поближе к окну. Трамвай медленно тронулся, скрежетнул на повороте и, набирая скорость, понесся в дождливую мглу. Промозглая осенняя погода. Дрянь. Впору удавиться. В глазах нестерпимо жгло, горло давил спазм, но Дина не хотела плакать. Не сейчас. Дома. Дома она взвоет от бессилия и обиды. Не сейчас.
— У вас проблемы, девушка:
Если бы обратился мужчина, Дина, пожалуй, ответила бы грубостью. Но почтенной седовласой старухе язык не повернулся грубить. Уж больно она напоминала осанкой английскую леди, которые так редко встречаются в глухой украинской провинции. Дина сделала вдох-выдох и проглотила комок.
— У меня все в порядке.
— Я вижу этот порядок! — старуха была настойчива. — Я — психолог из центра социальных служб для молодежи. У нас — новейшие разработки по стрессам.
— У меня нет денег! — сделала еще одну попытку отделаться Дина.
— Деточка, мы все еще оказываем помощь бесплатно.
— Хорошо, — Дина внезапно заметила, что даже может дышать, не захлебываясь. — Где ваш центр?
Трамвай остановился перед поворотом на шахту, и, Зинаида Федоровна, как представилась «леди», указала Дине на одиноко стоящую среди двухэтажных зданий пятиэтажку. Перед зданием красовалась громадная мусорная куча, в центре которой сиротливо торчал ржавый бак. Дина машинально последовала за выходящей из трамвая попутчицей, но лужа, в которой тут же утонули туфли, мгновенно протрезвила девушку. Какой центр? Домой! Только домой! Но Зинаида Федоровна окликнула, и Дина вновь почему-то подчинилась.
Вывеска «Центр социальных служб для молодежи» висела над входом в полуподвальчик. Через несколько секунд Дина оказалась в ярко освещенном вестибюле, куда выходило множество казенного образца дверей. На стенах стенды демонстрировали достижения центра и объявляли о проводимых для родителей с детьми мероприятиях, в углу вестибюля аккуратной стопкой лежали радиаторы, и стояла железная бочка с остатками гипса.
— Я сейчас! — Зинаида Федоровна скрылась за дверью с надписью «Вычислительный отдел». В открывшемся на мгновение проеме мелькнули светящиеся экраны мониторов. — Пойдемте, деточка! — вернувшаяся Зинаида Федоровна помахала перед носом Дины связкой ключей.
В комнате, куда Зинаида Федоровна ввела Дину, находились три письменных стола со стульями, платяной шкаф с зеркалом, решетки на окнах и компьютер на особом столе в центре всего помещения. Стол для компьютера почему-то имел металлические ножки, контур заземления и здоровенными болтами крепился к полу. Зинаида Федоровна сбросила плащ, небрежно отправила его в шкаф и неожиданно полезла под письменный стол. Оказывается, там хранились шлепанцы.
— Снимите туфли, деточка! — велела она Дине. — Поставьте их поближе к батарее.
Дина послушно переобулась, сняла плащ и отправила его все в тот же шкаф. Хозяйка кабинета между тем включала компьютер.
— Там на столе анкета. Заполните ее.
На одном из столов Дина действительно взяла фирменный бланк со штампом центра в углу. Вместе со стандартными вопросами (пол, возраст и образование) там встречались и довольно странные. «Ваша любимая игрушка в детстве»? «Как часто вы плачете?» Дина, не задумываясь, ответила на все.
Просмотрев анкету, психолог удовлетворенно хмыкнула.
— Вы нам подходите. Двадцать единиц за сеанс вас устроит?
— Но вы сказали, бесплатно?!
— Вам заплатят. В конце сеанса заплатят вам.
— За что? — поинтересовалась Дина подозрительно.
— Сейчас вы находитесь в состоянии стресса. Наша компьютерная программа поможет вам стабилизировать свое состояние, но в результате вы лишитесь части психической энергии. Она перейдет в наш накопитель и будет использована на нужды организации. Потерю вам компенсируют в денежных единицах. Согласны?
— Покажите документы! — потребовала Дина.
Зинаида Федоровна вызвала бухгалтера, и та разложила перед Диной пять экземпляров договора, заключаемого клиентом с фирмой «Фата-моргана». В документах особо оговаривалось, что в случае перерасхода нервной энергии клиентом свыше сорока псиджей, клиент имеет право поставить вопрос о дополнительной оплате. Окончательно Дину добила подпись заведующего горздравотделом на пункте о безопасности экспериментов для здоровья клиента.
— Значит, все-таки эксперимент?! — воскликнула она.
— Что же вы хотите, деточка, должен же кто-то служить науке?!
Дине все больше и больше нравилась монументальная «английская леди». Подпись на всех пяти экземплярах девушка вывела старательно и была вознаграждена новой анкетой.
— Кем вы хотите быть, деточка? Положительным персонажем или отрицательным?
— Отрицательный убивать может?
— Конечно, золотце, любыми способами!
— Только отрицательным!
3
— Что я должен делать? — глюк уныло оглядел свою затянутую в черное фигуру.
— Подключишься к клиенту и обеспечишь его набором соответствующих качеств.
— Время?
— Время стандартное. До насыщения накопителя. Чем больше выкачаешь из наемника, тем тебе же спокойнее. Операция на контроле у Хозяина.
Глюк тоскливо вздохнул и приготовился к отождествлению.
4
Опаздываю! Я подобрала подол платья повыше и побежала. Лакей скорчил вслед гнусную гримасу — непременно велю выпороть мерзавца!
Влетев в спальню, я захлопнула дверь и перевела дух: успела. Часы на каминной полке начали бить восемь. Под мелодичный перезвон я сбросила платье, натянула алоисский шелк и крикнула: «Осто!»
На кровати шевельнулось одеяло, и из-под него высунулась взлохмаченная голова Осто. Судя по заспанному лицу, пирушка закончилась далеко за полночь.
Осто со вкусом потянулся, демонстрируя новую сорочку, подаренную ему главной фрейлиной. Крыса! Второго любовника у меня сманивает! Я ей этого не забуду!
— Вставай, лодырь!
Мой тон заставил Осто выпрыгнуть из-под одеяла и поспешно схватиться за опушенные концы шнура. Так он весь пух выщиплет! Никогда больше не возьму в любовники гвардейца — только саблями махать мастера. Музыканты не в пример услужливее. Хотя, музыканты — народ слабонервный… А, уйду в монастырь!
— Аданта!
Главная фрейлина вбежала столь поспешно, что Осто даже сконфузился. Аданта скромно потупила глазки, ненароком показывая серебряные блестки на веках, и присела в глубоком реверансе:
— Ваше высочество?
— Доложи сегодняшнюю программу.
— Завтрак, бои гладиаторов. Концерт симфонической музыки, в перерыве полдник, прием фунтурского посла… — зачастила Аданта.
Осто тем временем разделался с последней петелькой, пристегнул жабо и набросил мне на плечи серый, отороченный золотистой бахромой плащ.
Я взглянула в зеркало. Боже, как осточертели мне эти мини-юбки! По правилам жанра, ноги у меня должны расти прямо от ушей. Так сексапильнее.
Осто тоже засмотрелся в зеркало. Интересно, чьи колени он там разглядывает: мои или Аданты? Сошлю в действующую армию голубчика, и дело с концом! С кем мы сейчас воюем, с севером или с востоком? Надо будет спросить у папаши. Он вроде говорил что-то на прошлой неделе, да всего не упомнишь. Лучше бы с востоком, те в плен не берут, добивают прямо на поле. Так, кого же из музыкантов к себе приблизить?
— Вы сегодня обещали присутствовать на казни, ваше высочество, — напомнил Осто.
Совсем забыла. На сегодня намечено торжественное повешение Дану Алисо, гладиаторов придется отменить. Я действительно пообещала папаше посетить его праздник, нехорошо обижать родителя, он так ждал этого дня. Еще со времен коронации. Дану Алисо имел наглость возражать против кандидатуры короля, и папа, конечно же, это помнил.
— Аданта, гладиаторов отложим до вечера! распорядись, чтобы зверей не кормили. Терпеть не могу сонных морд!
Я имела в виду морды зверей для гладиаторских схваток, но Осто на всякий случай открыл глаза пошире и изобразил на лице бодрость. Это тебя не спасет, голубчик, надоел!
К завтраку я спустилась в наилучшем настроении и позволила себе поцеловать щечку своего коронованного папочки, чего обычно никогда не делаю с утра. Папаша онемел на мгновение, а потом разразился идиотскими воплями:
— Что ты себе позволяешь?! Ты — моя дочь! Ты обязан поддерживать мою политику!
Я чмокнула его во вторую щеку, обошла длинный стол и села сбоку от премьер-министра. Премьер побледнел и уронил с носа пенсне.
— Я буду на церемонии, папа, — пообещала я кротко и взяла вилку.
За накрытым на десяток персон столом восседали всего четверо: папа — Гарант Четвертый, я — принцесса Зноя, премьер-министр Юшан и папина новая фаворитка мулатка Ната. Ната аккуратно расправила на коленях салфетку, одарила папу томным взором, после чего вонзила зубы в птичье крылышко. Ната обожала перепелок.
Лакей открыл передо мной салатницу и стал аккуратно выкладывать на тарелку луковые кольца. Премьер с ужасом смотрел на свое пенсне. Пенсне лежало в самом центре его тарелки и вызывающе поблескивало стеклами. Юшан уже протянул было руку, но я выразительно кашлянула, и он поспешно ее отдернул. Парламент папа завел совсем недавно, и премьер-министр еще не забыл, как служил у меня перочисткой во время последнего цикла занятий. У меня есть дурная привычка вытирать перья обо что придется, и, желая уберечь дворцовую мебель, папа выделил мне человека в специальной одежде, о которую очень удобно вытирать перья. Юшан прослужил у меня целых два месяца, прежде чем папе пришла в голову идея насчет парламента. Я как раз рисовала чертиков, сидя в тронном зале. Я часто рисую разноцветных чертиков и рассылаю с дарственными надписями всем вероятным кандидатам в мужья. Возможно, папина политика от этого и страдает, зато наша армия всегда загружена работой. Больше войны, меньше лени.
Папа увидел Юшана, ему понравилась пышная седая борода моей перочистки, и он немедленно назначил беднягу премьером. Вначале я огорчилась, а потом решила, что чертей, в конце концов, можно рисовать и карандашом, было бы сходство. Я время от времени устраиваю в свою честь турниры, где и высматриваю будущие модели.
Покончив с моей тарелкой, лакей перешел к Юшановой. Он обложил пенсне салатом, присыпал мелко нарубленной петрушкой и в заключение небрежно стряхнул на стекла ложку сметаны. Лицо Юшана покрылось багровыми пятнами, он жалобно заморгал и уставился на изукрашенное пенсне совершенно ошалелым взглядом.
— Что вы не кушаете? — спросила я сладким голосочком.
Юшан вздрогнул и поспешно схватил вилку. Ната уже доедала перепелку и при этом еще ухитрялась строить глазки королю. Папа сидел чернее тучи, не обращая внимание на фаворитку, и искал повод взорваться. Ему не давали покоя воспоминания о моих поцелуях.
— Почему нет жабинье?! — рявкнул, наконец, Гарант Четвертый. — Сколько раз надо повторять, что без жабинье я завтрака не начну?!
Лакей за его спиной слегка изменился в лице и поспешно хлопнул в ладоши. На серебряном блюде внесли жабинье. Папа схватил все блюдо, вывернул его лакею на голову и удовлетворенно крякнул. Зловонная жижа растеклась по безукоризненной стрижке лакея и заляпала белую манишку.
— Ну вот, — сказал папа, — другое дело.
Ната вежливо хихикнула, а я бесцеремонно зевнула. Надоело. Одно и то же, каждый день.
Удостоверившись, что я не собираюсь прогуливать казнь, папа позволил мне доесть завтрак молча. Говорил он. Расхваливал нашего западного соседа: два месяца с ним воюем, а он не забывает регулярно поставлять нам жабинье из своих стратегических запасов. Очень предусмотрительный малый.
Животик у «предусмотрительного малого» не влезал в военные доспехи, я всегда игнорировала папины намеки, а западного соседа наловчилась изображать в виде беременного черта. Папа хотел, чтобы я вышла замуж за западного еще в прошлом сезоне: у страны не хватает своих судоверфей и весь флот мы заказывали на западе. Ничего, обойдется! На суше воевать надо!
Я вышла из-за стола, сделала реверанс и пропела ласковым голосочком: «Приятного аппетита всем. Да будет ваш желудок полным».
Король милостливо кивнул, я открыла было рот, чтобы попросить насчет Осто, но вдруг передумала. Сперва подыщу музыканта, чтобы не остаться совсем без любовника. Кстати, оркестр уже подготовил сопровождение к казни? Надо проверить.
Я сбежала вниз по лестнице, где в подземелье рядом с тюрьмой у нас располагался репетиционный зал. Там упражнялся оркестр, заодно усложняя жизнь заключенным.
Я прошла по коридору, ежась от сырости и проклиная стражу. Ни один не попался навстречу! За что кормим бездельников? Дверь в репетиционный зал я распахнула пинком ноги. Дверь пронзительно заскрипела и явила взору комнату с двумя рядами факелов на стенах, грудой нотных пюпитров в углу и с огромным портретом композитора Гуди, на цепях подвешенном к закопченному потолку. На оркестровом помосте стоял наш дирижер маэстро Талад, но палочку свою он держал почему-то в зубах, а не в руках. Лицо маэстро сияло неестественной белизной, обычно накрученные усы обвисли, а руки он заложил за спину точно, как Гуди на портрете. У ног маэстро стоял маленький пузатый бочонок, на сдвинутой крышке которого горела свеча. Больше в зале никого не было.
Поза дирижера показалась мне странноватой, на цыпочках я подошла поближе, заглянула вначале в безумно вытаращенные глаза маэстро, а потом в бочонок. Так и есть. Порох. Затаив дыхание, я бережно сняла свечу, задвинула крышку и поставила свечу обратно. Палочка выпала из зубов дирижера.
— Ради бога, леди, — сказал он необычайно хриплым голосом. — Развяжите мне ноги.
Только теперь я заметила тонкий шнурок, оплетающий лодыжки нашего маэстро, да и руки, видимо, тоже. Это как-то не возбудило во мне жалости (в свое время он изрядно надоел мне уроками музыки).
— Где ваш оркестр, маэстро?
— Я не виноват, леди. Музыканты заперлись в караулке. Этот негодяй обещал подорвать нас всех!
Нет, не буду любить музыкантов. Бежать, как стало баранов, и от кого?! От кого, кстати?
Вытаращенные глаза маэстро повернулись влево, и я тоже невольно поглядела влево. честно говоря, было на что посмотреть. Рост — метр девяносто, не меньше. Плечи, как у гладиатора, талия танцора, божественный профиль, а глаза… Тьфу, как у врага государства! За спиной злодея прятался какой-то гнусный старикан. Да это же Дану Алисо! Как же так?! Что такое? А как же наша казнь?!
— Кого я вижу? — удивленно вскинул брови незнакомец. — Принцесса Зноя? кстати.
— Стража!
Мой крик породил кошмарное эхо и пошел гудеть под сводами зала многоголосыми перекатами. Акустика все-таки отменная.
Незнакомец небрежно швырнул на пол связку ключей.
— Я их по камерам рассовал, не беспокойтесь.
Один справился со всей стражей и полуторным составом оркестра? Ни-че-го себе! Не слабо!
— Все равно вы отсюда не выберетесь, — ехидно заметила я. — Лучше сдайтесь добровольно.
— А вы зачем, милая принцесса? Вы меня проводите.
Он вытащил из кармана кольт сорок пятого калибра. У меня от возмущения горло перехватило, и пару секунд ничего кроме жалкого «ва-ва-ва» выговорить я не могла. Кольт? Сорок пятого?! Идиот!
При виде кольта маэстро тихо повалился в обморок. Я его понимаю, у меня самой колени задрожали, но так же нельзя! Я перевела дыхание и сказала тихо:
— Вы не станете стрелять в женщину.
Незнакомец опешил:
— Я не стану? Да, верно, не стану. Черт, что же делать?!
Не дожидаясь, пока его осенит, я метнулась к двери. Кольт выстрелил. Пуля свистнула у меня над ухом, ударила в стену и расколола факел. Я замерла.
— Я еще не насладился вашим обществом, — мягко сказал незнакомец.
Все равно дальше двора ему не прорваться, к чему трепыхаться. Я постаралась улыбнуться полюбезнее:
— Вы приглашаете меня на свою казнь?
Он на мгновение опешил:
— На казнь? Да нет, как будто бы. Всего лишь на прогулку.
Я улыбнулась настолько приветливо, что растаял бы даже айсберг.
— Очень мило с вашей стороны, — и подумала: «Интересно, дежурит ли на крыше хоть один снайпер?» Папа периодически сажает их туда для отстрела ворон. С тех пор, как одна птичка нагадила ему на корону, папа предпочитает, чтобы сверху падали дохлые вороны, а не помет.
— Позвольте предложить вам руку, — незнакомец изогнул руку кренделем и склонился в вычурном поклоне, ухитряясь при этом не сводить с меня револьвера.
Ладно-ладно, я тебе это припомню. Пять тысяч жареных каракатиц я скормлю тебе прежде, чем ты умрешь!
Я положила руку на сгиб его локтя и послушно засеменила к двери. Старый хрыч Алисо поплелся за нами.
Как этот камикадзе сюда проник?! Как он прошел охрану?! В нашем дворе нет ни единого деревца, газоны регулярно подстригают. Цветы сажают исключительно стелющиеся, чтобы стрелок не мог спрятаться на клумбе, в единственный фонтан папа посадил шпика с подзорной трубой. Посты у нас расставлены через каждые десять метров. Здоровенные гренадеры в лиловых мундирах и шапках из меха ондатры. У каждого громадное ружье в особом стояке, чтобы не портить полировку приклада. У каждого — двойной подбородок, чтобы не позорить королевскую кухню, и начищенные до блеска сапоги. Орлы!
Орлы все были на местах. Они все делали «на караул», когда мы проходили мимо, и ни одна сволочь не заинтересовалась слегка прикрытым кружевами манжета кольтом. Их почему-то не удивляла унылая фигура государственного преступника позади нас и совершенно не шокировала ветхая одежда моего сопровождающего. Да, они видели у нас всякое, но надо же и бдительность иметь!
Я с надеждой посмотрела на крышу. Задрав голову, снайпер изучал небо. Нет, так не бывает! Сговорились они, что ли?!
Внушительный толчок под ребра заставил меня ускорить шаг и не глазеть по сторонам. Мы уже приближались к воротам, где стоял роскошный экипаж для деловых поездок (папа даже сидения велел отделать бархатом). На козлах дремал кучер.
— Вы нас подвезете, — сказал незнакомец. — Я люблю утренние поездки.
Его наглость буквально завораживала. Я без звука влезла в коляску, позволила ему сесть рядом с собой и даже не поморщилась, когда Дану Алисо взгромоздился на сидение напротив. Этот жалкий старик всегда был мне неприятен, а в роли государственного преступника особенно. Его седая бороденка вечно была растрепанна, а теперь в ней еще и запутались соломинки из тюремной постели. Папа не слишком-то тратился на содержание заключенных, и без того худой Дану вообще стал похожим на ходячий скелет. И вот такое пугало сидело совсем рядом! А я не поморщилась. Я была занята. Я обдумывала: как бы поэффектнее упасть в обморок и при этом не спровоцировать выстрел. Вообще-то я неплохо падаю в обмороки, но под дулом револьвера еще не приходилось.
— Трогай, любезный! — рявкнул незнакомец кучеру, тот спросонок стеганул лошадей, и я очень удачно привалилась к похитителю. Конечно, риск был, курок — штука нежная, но мне повезло: нервы незнакомца оказались крепкими, он не выстрелил. — Поезжай к лесу, — велел он кучеру, ловя мое сползающее тело. Делал он это весьма энергично и, надо сказать, профессионально.
— Как ты меня отыскал, Пташка? — тихо спросил Дану Алисо.
Пташка довольно небрежно задвинул меня в угол сидения. Коляска выехала за ворота замка, звонкий цокот копыт по булыжнику сменился глухим топотом по проселочной дороге. (Папа никак не соберется замостить дороги вокруг нашей летней резиденции.)
Пташка молчал не менее пяти минут.
— Разве я мог оставить тебя в беде? — наконец произнес он.
Как трогательно! Я могла бы расчувствоваться, если бы не мысль о проклятом револьвере, который похититель наверняка все еще держал в правой руке. Убедителен ли мой обморок? Едва мы минуем пустошь и въедем под сень леса, нас обнаружит четвертый пост конных гвардейцев. Осто, безусловно, подлец, но гвардия у него вымуштрована. Стоит только крикнуть…
— Я уже простился с жизнью, — продолжал Дану Алисо все так же негромко. — Старому жабоглоту не терпелось меня повесить.
«Старый жабоглот»? Слышал бы это папочка!
— Я многим обязан тебе, Алисо, — из-под опущенных ресниц я успела разглядеть, как Пташка сует за пояс свой нелепый револьвер. Мы въехали в лес, где под каждым кустом должен сидеть гвардеец. Я опять начала сползать с сидения и не без удовольствия ощутила крепкую руку, которая привлекла меня к себе. — Черт, какая слабонервная девица оказалась!
Я изо всех сил саданула похитителя локтем, и сдавленный вопль прозвучал для меня музыкой. Я, вероятно, спрыгнула бы с коляски, если бы не Дану Алисо. Мерзкий старикашка успел схватить меня, пока его приятель корчился от боли и сжать с нестарческой силой. Я заверещала лучшим из своих истошных криков, призывая гвардию, а перепуганный кучер зачем-то вновь стеганул кнутом гнедую пару. Мы понеслись, как угорелые, но я услышала рев боевого рога. Сейчас меня спасут!
Увесистая пощечина оборвала мои музыкальные упражнения. Зубы лязгнули, я прикусила язык и внезапно ощутила холодное дуло где-то возле левого уха.
— Молись! Чтобы нас не догнали, принцесса!
Кучер нещадно хлестал обезумевших лошадей. Ничего, скоро ты ответишь за содействие преступникам, олух! Что за народ у папочки?!
Рог звучал уже совсем рядом. Я увидела догоняющих нас всадников с изображением золотого ириса на плащах. Их было не меньше десятка, а впереди скакал сам Лани — бывший начальник дворцовой стражи. Зачем только папа его разжаловал?! При нем бы и муха не пролетела бы во дворец, не то, что Пташка. Лани привстал на стременах, пытаясь рассмотреть происходящее в коляске, и Пташка немедленно выстрелил. Стрелял этот негодяй неплохо: Лани схватился за грудь и осел в седле. Остальные открыли беспорядочную стрельбу из пистолетов. Несколько пуль пролетели над нашими головами, и кучер с криком рухнул с козел. Так тебе и надо!
Пташка палил безостановочно, и каждый выстрел находил цель. Лошади падали на всем скаку, потом вскакивали и уносились прочь, а всадник оставался лежать. Приотставший, видимо раненный, Лани что-то крикнул гортанно, уцелевшие придержали лошадей, развернулись и помчались обратно. Где-то там поворот на Эльсу, они могут проехать по тропе и успеть перехватить нас раньше, чем мы достигнем моста.
Пташка торопливо перезарядил револьвер и с тревогой посмотрел вперед. Оставленные без кучера лошади постепенно замедляли бег, брошенные вожжи волочились по земле и достать их не было никакой возможности.
— Придется прыгать, Дану!
Дану Алисо соскочил с коляски с прытью, которую никак нельзя было ожидать от старца. Я не успела обрадоваться освобождению: Пташка сдернул меня вслед за Дану, и мы кубарем покатились в придорожные кусты. К сожалению, никто из похитителей шею себе не свернул, а я больно ушибла коленку. Я не спешила вставать, но меня подняли и заставили бежать вперед. Тот, кто бегал по лесу, меня поймет. Это ужасно неудобно: все время надо через что-то перепрыгивать, продираться и при этом еще и не падать, и на грибах не поскальзываться, и ухитряться не разодрать лицо о сучья. Тьфу! И ни одного гвардейца на пути!
Дану Алисо совершенно запыхался, когда мы, наконец, вышли к реке гораздо выше моста, где должна была ожидать нас засада. Старикашка повалился на землю и заявил, что дальше не пойдет. Пташка подхватил его под одну руку, меня заставил взяться за другую, и мы вдвоем поволокли мерзкого старца к глинистому обрыву. Я украдкой косилась на Пташку. Никогда не любила блондинов, особенно голубоглазых, но на этого стоило посмотреть. Когда он вывалялся в пыли так, что стал похож на брюнета, голубые глаза заблестели на темном ослепительными льдинками. Непременно велю перед казнью написать с него портрет. Нет, с нас двоих! Мы вдвоем на фоне заката!
Мы сползли по обрыву и втиснулись в какую-то яму в полуметре от поверхности воды. Яма была достаточно широкой, чтобы в ней поместились трое, но слишком узкой для благонравных девиц. Одним коленом я упиралась в бедро Пташки, на втором сидел Дану Алисо. Еще я старых пеньков не нянчила! Я сердито заерзала, намереваясь спихнуть старикашку, но тут какая-то сухая ветка впилась в кожу так, что я прокляла мини-юбку. Громко.
— Заткнись! — посоветовал Пташка.
Он так усердно прислушивался, что уши едва не шевелились на его породистой голове. Мне стало скучно. Ненавижу добропорядочных людей! Зачем тогда носить мини-юбки? Пташка смотрел куда угодно, только не на меня. Вероятно, предпочитал блондинок.
— Что делать будем? — Дану Алисо сполз, наконец, с моего колена, высунулся наружу и стал пялить глаза на реку. Мною овладело адское желание пнуть его в тощий зад так, чтобы старикашка полетел рылом в воду и прекратил портить мне настроение. Клянусь, я так бы и сделала, если бы не воспоминания о граблеподобных руках Пташки. Этот идиот вполне способен придушить меня тихо. Я еще не потеряла вкус к жизни.
— Сейчас-сейчас.
Он продолжал слушать, и тут я тоже кое-что услышала. Женский визг. Визжали так, словно от уровня звука зависела, по крайней мере, честь исполнительницы.
— Ага, — сказал Пташка и полез наверх.
Я тут же потянулась за ним, но гнусный старик проворно обхватил мои колени, и я в отместку села ему на голову. Мы возились минут пять, он уже совершенно забыл, зачем пытался меня ловить, а я очень удачно укусила его за палец. Дело выруливало на боевую ничью, когда сверху донесся зычный голос Пташки.
— Ко мне! — ревел он.
Я выплюнула чужой палец, а Дану Алисо отпустил то, что держал, и мы наперегонки полезли вверх по обрыву. Я оказалась проворнее и застала Пташку коленопреклоненным над телом полураздетой блондинки. Рядом в эффектных позах разложились трое гвардейцев со спущенными штанами. Вероятно, они как раз разоблачались, когда Пташка в корне пресек их затею. Жалко, я не видела, как он это сделал, но гвардейцы были в отключке все. Дама тоже. Пташка старательно шлепал ее по щекам. Даме на вид было не больше пятнадцати, румянец у нее на щеках цвел натуральный, хотя Пташка цвета слегка добавил. Когда она открыла глаза, они, естественно, оказались голубыми.
— Ах! — воскликнула дама и нежно посмотрела на Пташку. — Вы меня спасли!
Убей, не пойму, как она догадалась! Если бы я очухалась в такой ситуации, я сперва плюнула бы в склоненную надо мною морду, а уж потом стала бы разбираться.
— Я к вашим услугам, леди! — Пташка величественно склонил голову, а я с досады закусила губу. Вот подлец! И вовсе она не леди, а девка деревенская, по одежде, вернее, по тому, что от нее осталось, видно!
Пташка поднял девицу, слегка отряхнул, и мы тут же отправились в гости к ее папочке, который «совершенно случайно» обитал в хижине неподалеку. Больше нам по дороге не попалось ни одного гвардейца. Ни одного! И это в околодворцовом лесу!
Мы очень бодро прошагали полмили, причем девчонка все время щебетала, превознося Пташкину доблесть, а я едва не шипела от злости. Такая юная, а уже нахалка! Нагло обольщает чужого похитителя. Мужчинам вредно слушать столько комплиментов, от этого мозги размягчаются.
Родная хижина девицы оказалась прямо скажем не шикарной. Стоящая над ручьем, увитая диким виноградом, хижина угрюмо блестела единственным окном. Над входной дверью торчали косо прибитые оленьи рога. Бревенчатые стены пахли сыростью и гнилью.
— Ты здесь живешь?! — я хотела сказать гадость, но под Пташкиным взглядом увяла.
— Папа! К нам гости! — весело вскричала девчонка.
Дверь отворилась, и папа вышел на крыльцо.
5
— Ну, как новый глюк? — спросил Хозяин, подписывая очередное прошение о расширение отдела.
— Как все, — ответила секретарша. — Игра идет. Шестой сектор исправно гонит энергию. Только смотритель подал жалобу Высшему о превышении нами границ допустимого вмешательства.
Хозяин беззлобно рассмеялся.
— Суетной старикашка этот, из шестого. Что Высший?
Секретарша пожала плечами и промямлила что-то насчет инструкций о неразглашении. Хозяин ласково потрепал сотрудницу по щечке:
— А по неофициальной линии?
— По неофициальной — Высший озабочен происками террористов. Кто-то пытается нарушить баланс в системе. Здесь не до старых склочников.
6
Он почти не меняется наш волшебник. Я видела его давно, совсем соплячкой, а он все тот же. Аккуратно подстриженная седая борода, нос с горбинкой, светло-карие глаза. Я влюблялась в детстве в этого человека. Волшебник, он волшебник и есть, и даже сапоги у него волшебные: серебряного цвета с желтыми кисточками на отворотах.
Волшебник посмотрел долгим взглядом на нашу компанию, и сразу все понял. Мне отчего-то стыдно стало, как будто я в церковь в купальнике заявилась.
— Он меня спас, папа! — радостно провозгласила дочь, хватая Пташку за руку.
Папа вежливо улыбнулся, но тут же, спохватившись, изобразил восторг:
— Вы? Ее? — он хлопнул Пташку сперва по одному плечу, потом по другому. Рога над дверью угрожающе дрогнули, но не упали. Пташка слегка поморщился. — Да вы же — герой! Придется вас наградить. Входите.
Мы поочередно прошли в висящую на одной петле дверь. За спиной шедшего последним Дану Алисо рога, наконец, упали и, кажется, проломили крыльцо. Внутри оказалась вполне современная гостиная. Пушистый ковер на полу занимал большую ее часть. По краям его стояли кресла с великолепной бархатной обивкой и изогнутыми в виде звериных лап ножками. Гравюры на стенах изображали сцены корриды. На задвинутом в угол журнальном столике громоздились пачки нераспечатанных писем, и стоял агрегат, напоминающий помесь мясорубки с электрокардиографом.
Волшебник пинком ноги отбросил с дороги зеленый клубок, крякнувший при этом по-утиному, и сказал: «Садитесь». Мы дружно опустились в кресла, только девица послала Пташке воздушный поцелуй, вильнула напоследок… юбкой и выскользнула за дверь.
— Сейчас я вам дам такое…
Мне стало обидно. Такому подлецу еще и что-то давать? Пока волшебник плел что-то о чудесных свойствах подарка, я потихоньку запустила руку под кресло, нащупала там клубок… Клубок, еле слышно крякнув, скользнул в пальцы, я положила его на колени и прикрыла ладонью.
— О! Этот плащ принесет вам удачу! — Кажется, он собирался дарить плащ-невидимку. Попробуйте-ка потом поймать негодяя, у которого на плечах такая вещь!
Волшебник встал, подошел к стене, и перед ним тут же раскрылась дверца. Явственно запахло мышами. Волшебник скрылся в кладовке и через минуту появился пыльным, но довольным. Под мышкой он нес туго скатанный синий плащ. Когда он развернул подарок, я не удержалась от возгласа: по темно-синему фону светлячками мерцали звезды. — Красиво, черт побери!
— Повернитесь. — сказал он Пташке. — Сейчас примерим.
Пташка подскочил и повернулся, подставляя плечи… В голову я не попала, зеленый клубок угодил в шею, чуть пониже линии волос. Пронзительное кряканье, мгновенное зависание в воздухе, потом клубок метнулся к окну и вылетел. Стекла так и брызнули в стороны.
Пташка тут же ткнул в мою сторону револьвером, но по шее нашего «героя» уже растеклась грязно-белая жижа с запахом навоза. Волшебник схватился за сердце: «Ах, принцесса, я вас сразу не узнал!»
— Послушайте, если засунуть ее в чулан, будет гораздо спокойнее, — с мрачной миной предложил Дану Алисо.
С волшебником драться я не могла, он мне слишком уж нравился. Я пошла в чулан добровольно.
Кладовка, как кладовка, пошире многих. Стеллаж до самого потолка заставленный коробками, шкатулками, сундучками, заваленный свертками всех размеров и пересыпанный сухими цветочными лепестками. Мышам есть, где разгуляться. Окна в кладовке отсутствовали, но стеллаж сам светился не хуже окна, так что при желании можно было разглядеть наклейки на свертках. Я развлекалась этим минут пять.
«Хлоп!» — на меня упала коробка и рассыпала по полу бумажных арлекинов. Стеллаж почему-то дрожал, и с полок его со стуком и шорохом валилось их разноцветное содержимое. Дрожь передалась стенам. Землетрясение?! Я подскочила к двери и принялась колотить. Дверь гулко ухала под ударами, но не открывалась. У меня устали руки, потом обмерло сердце. Как можно выразить словами то, что происходило? Я просто умирала. Тело сотрясала дрожь. Из меня медленно вытягивали душу: по ниточке, по связочке, отрывали живое. Мучительно хотелось оттолкнуть что-то, что никак не хотело отделяться. Кажется, я упала и билась на полу, и никак не могла протолкнуть крик сквозь сжатые судорогой зубы.
Очнулась я на полу под грудой картонных ящиков. Стены больше не тряслись, но рядом со мною что-то слабо шуршало. Я скосила глаза и увидела извивающегося наподобие червя человека. Я не видела лица, одни лишь обтянутые черным бархатом плечи. Что-то заставило меня подползти ближе, заглянуть в лицо и тут же отшатнуться. Более жуткой рожи я еще не встречала! Где же его так изуродовали?
Человек разлепил веки и вдруг улыбнулся перекошенным ртом:
— Не нравлюсь?
Я поспешно убрала гримасу отвращения и попыталась изобразить сочувствие.
— Не надо. Я не джинн из кувшина. Можно без церемоний.
Жаль, подсознательно я, кажется, рассчитывала именно на это. Джинн мог бы развеять мой затянувшийся сон, что-то я уже устала от приключений!
«Джинн» вдруг вздохнул очень тяжело и попытался подняться. Вначале он встал на колени, потом оперся о стену, а потом его качнуло, и он вновь растянулся на полу.
— По-моему, тебе лучше не вставать.
Сама я продолжала лежать на животе и чувствовала себя превосходно, особенно. если не поднимать голову. Тогда ничего не кружится и не дрожит.
Однако Джинн был упрям. Он начал выпутываться из плаща, в который было завернулся наподобие кокона, и при этом еще и ухитрялся прислоняться к стене. Передохнув пару секунд, он очень ловко поднялся, причем даже устоял на ногах. Глядя на него, и я зашевелилась.
Джинн нащупал дверную ручку, потянул и… дверь открылась. Позвольте, но я же хорошо помню: волшебник тоже тянул ее на себя! Как же это можно? Ну, ладно, потом разберемся, я поспешно выскочила следом.
Куда же девалась гостиная? Коричневый мох на осклизлых досках, шесть растопыривших корни пней там, где стояли кресла, сухие виноградные листья вместо гравюр и лишь журнальный столик остался неизмененным. Но письма разлетелись по полу, белея среди распростертых тел. Волшебник!
Я не смогла сдержать крика. Джинн нехотя обернулся, и я увидела слезы на пепельного цвета щеках.
7
Преисподняя содрогнулась. Истошно взлаяла сирена и смолкла. Погасло освещение сразу в нескольких отделах, и разозленные сотрудники вынуждены были прибегнуть к фосфорецированию, чтобы не поразбивать себе лбы. Через несколько секунд операторы перешли на аварийный режим и отделы возобновили работу.
Разъяренный Хозяин вызвал Заместителя:
— Что у вас происходит?!
— Беспорядки в шестом секторе. Внезапно умер смотритель, а в секторе находятся два человека. Накопитель вышел из общей структуры.
— Так заблокируйте сектор и разберитесь с людьми! Мне вас учить?!
8
Две пули: одна в голову, одна в грудь и смотрителя больше нет. Он меня создал. Он создавал глюков мимоходом, но прочно. Лет восемь я удерживал ему сектор, и это были не худшие годы моей жизни. Потом он породил другого, а я перешел под крылышко Шефа. Шеф определил меня в духи добра, но еще долго-долго я заглядывал в шестой сектор. Там все было по старинке. Надежно. Без этих новомодных штучек с расплывчатостью.
Если бы меня не сдали, я бы все равно ушел. Устал. Бесперспективное это в наше время занятие: в духах добра околачиваться. Немодное. А теперь вот вляпался на другую сторону. Придется на Хозяина ишачить. Как еще вдрызг не рассеяли? Это из-за прошлого. Смотритель меня на совесть делал.
Не могу! не могу представить, что в шестом будет кто-то другой! Не умеют они сейчас Игры закручивать!
В каком-то из миров у смотрителя остались жена и две дочери, он когда-то мне о них рассказывал. Кстати, выплатят им теперь компенсацию или это системой не предусмотрено? Черт, я не слыхал, что смотрителей теперь разрешено убивать! Раньше они просто удерживали на плаву сектор. Поддержание равновесие — это не так уж мало для системы дипольных глюков!
Та-ак. Эрга тоже гробанули. Сейчас бедняга пыхтит где-то на моем месте в Подвалах. Подвальным доставляет удовольствие обирать наших до нитки, а образ сдавать в хранилище. Не всем так «везет», как мне, не всем дают еще один шанс. Что за жизнь?! Я был четвертым, Эрг, стало быть, уже пятый, и все за последние два месяца. Многовато. Шеф устроит хорошую выволочку оставшимся.
Но как же человек освободился? Во время Игры Эрг должен был держать его надежно. Значит, он вначале убил Эрга, а уж потом смотрителя. Ой, не обошлось здесь дело без помощи со стороны! Меня тоже вышибло из роли, вероятно мощность импульса превысила предел устойчивости. Какая у нас здесь степень материализации? Всегда была четвертая, но в этой серии явно ниже и намного ниже. Атрибутика то и дело соскальзывает на блуждающую, хорошо еще, что персонажи не путаются. Стоп! О чем это я? Прежде всего, надо выставить из сектора наемницу, а для этого надо связаться с кем-то из Высших. А где я, к чертовой бабушке возьму Высшего, если смотритель погиб, а техника разбита вдребезги?!
9
Мертвых было двое: волшебник и еще какой-то незнакомец в белом. Черты незнакомца слегка напоминали Пташкины, но Пташка был красивее. Дану Алисо исчез, «дочки» тоже нигде не было видно. Трупы лежали один возле другого, только если на теле незнакомца крови почти не было, то вышитые драконы волшебника тонули в кровавых пятнах.
Несколько секунд Джинн смотрел на волшебника, потом зачем-то дотронулся до висков незнакомца. Тело дрогнуло! Джинн склонился ниже, но что-то щелкнуло, и его отбросило в сторону метра на полтора. Я тоже не устояла на ногах и шлепнулась прямо на отвратительный мох, оказавшийся на ощупь удивительно мягким.
— Найди накопитель, — слова прозвучали очень тихо, но и я, и Джинн их услышали.
— Кто?! — вскрикнул Джинн. — Кто?
Ни единого звука не донеслось в ответ. Тело незнакомца как-то странно изогнулось и начало таять в воздухе. Джинн вскочил на ноги, сгреб меня в охапку и прыгнул к двери. Взрыв застиг нас на пороге. Под нами разверзлась бездна, и какое-то время мы парили над огненной пустотой, пока сбоку не обрушилась земля. Кажется, я отключилась, потому что открыла глаза уже в воде. Мы сидели в реке по горло, и Джинн время от времени плескал воду мне в лицо. Вначале я сказала ему, что он дурак, потом спросила, а что это, собственно, было.
— Дематериализация глюка.
Стало еще непонятнее, но заниматься долгими разговорами посреди реки мне не хотелось, и я решила выйти на берег. И пошла. Уже через несколько шагов я поняла, что решение несколько опрометчивое, ибо купальный костюм на мне отсутствовал, равно как и прочая одежда. Я немедленно вернулась на место (вода до подбородка) и сообщила Джинну, что он не только дурак, но и подлец.
— Слушай, я же тебе сказал…
Всему на свете есть предел, особенно терпению. Я закрыла лицо мокрыми руками и заплакала. Я никому не сделала ничего плохого, почему мне всегда не везет? Мне обещали отдых, избавление от стресса! А здесь опять неприятности! Как отключить систему? Мне надо вернуться, хватит с меня этих экспериментов!
— Я хочу домой!
— Чего ты ревешь? Выведу я тебя из сектора, не волнуйся. Кто тебя вербовал?
— Где? — я оторвала руки от лица, повернулась и Джинну. — Во сне или наяву?
— Это не сон, дурочка! Это — страна глюков. Мы здесь все на контракте. Кто тебя привел?
Еще меня посреди реки не допрашивали. И главное, кто? В моем мозгу сработала какая-то защелка. Придурок, отвечающий за правильное исполнение роли. Не человек даже, а так, усилитель тенденции. И что я вообще с ним церемонюсь? Сгусток энергии! Грязь. Это же он вел моего персонажа, мою супердевочку по волнам стандартной приключенческой интриги. Он же мразь до глубины… нет. Души у него нет.
Я вновь повернулась и зашагала в сторону берега. Брызги летели во все стороны, мягко струился под ногами песок. Я прошла уже полдороги, вода уже доходила до пояса, и тут я вновь заколебалась. А! Старомодное воспитание! Ненавижу!
Сзади несколько раз плеснуло, потом на плечи опустилась омерзительно мокрая тряпка. Черный плащ.
— Возьми и не майся. Только он у меня без застежек.
Я молча закуталась в эту мерзость и вышла, наконец, на берег. С плаща текло и капало.
Берег был совсем не тот, на котором мы прятались с Пташкой и Дану Алисо, не обрывистый, а пологий. Узкая полоска песчаного пляжа сменилась ярко-зеленой травой, а чуть дальше росли молодые дубы вперемешку с редкими березами. Дул довольно сильный ветер, и полы мокрого плаща хлопали меня по ногам.
Та-ак, далеко я уйду, если все время придется держать руками этот мерзопакостный плащ, а он будет настырно распахиваться…
Джинн обогнал меня, преградил дорогу и завязал у горла болтающиеся тесемки, потом вздохнул, вытащил откуда-то булавку с черной жемчужиной и кое-как сколол полы плаща.
— Больше ничего сделать не могу.
И на том спасибо. Нет ничего глупее путешествия в голом виде через всю территорию королевства. Я ведь помню: от границы меня довольно долго везли в закрытом экипаже, а потом уже пересадили в «папашину» коляску. Поскорее бы выбраться отсюда! Правда, до окончания срока контракта еще есть время, но условия были нарушены не мною.
— Только должен предупредить: если дематериализуюсь я, ты вновь останешься без одежды.
Я посмотрела на Джинна с некоторым интересом. Если на него одеть чадру, все остальное смотрелось бы вполне прилично. Черная сорочка с широкими рукавами, черные штаны до колен, опять-таки черные чулки и башмаки того же цвета. Этакий черный гражданин романтической наружности. Физиономия только…
— Ты тоже глюк?
— Глюк. Причем твой в данное время.
Я очень старательно подумала. Одежда у меня была местной, мой глюк уцелел, тогда почему я осталась нагишом?
— Тот парень со смотрителем был чьим?
— Эрг? Он вел партию положительного персонажа, насколько я понял, твоим антиподом здесь был Пташка.
— Так кто же упер мою одежду?!
Джинн даже остановился.
— Ты знаешь, что я не человек?
— Знаю.
— Тогда чего ты от меня хочешь?! Я тебя не раздевал! Эрг дематериализовался, а ты подвернулась под удар. В полумиле исчезло все, имеющее отношение к сектору. Там воронка теперь!
— Что ты волнуешься? Я только спросила. Мне ничего не рассказывали о дематериализации глюков. Я хочу убраться отсюда.
— Я понял.
Мы шагали по дубовой рощице. Среди деревьев ветер почти не чувствовался, но мой плащ и без него подсыхал очень быстро. Материя, из которой он был сшит, хоть и напоминала бархат, все же им не являлась.
— Эй, ты, как тебя зовут, а что все-таки произошло в избушке? Кто убил смотрителя. И куда подевался Пташка с компанией?
Джинн зачем-то потер лицо, и шрамы мгновенно порозовели. Ответил он не сразу, а после долгой-долгой паузы, так что мы успели подняться на холм и спуститься с него.
— У меня сейчас нет имени. Персонаж, звавшийся Пташкой потерял имя после того, как сбросил своего глюка. Теперь это просто человек, о котором я ничего не знаю. Дану Алисо и «дочь волшебника» — это персонажи, слишком тесно связанные с положительным героем, чтобы уцелеть после его исчезновения. Их породил сектор, его тенями они и остались.
— Послушай! Я буду звать тебя Джинном, все равно ты появился, как Джинн из бутылки.
— Я появился, как глюк, которого отрывают от наемника!
Здесь я почему-то оскорбилась, безусловно, я знала, подписывая контракт, что меня будут использовать, как генератор психоэнергии, но, елки-палки, в слове «наемник» привкус не тот! Чертова фирма! Откуда она взялась на мою голову?!
«Тра-та-та-та», — на мою голову посыпались сбитые с дерева ветки. Джинн сделал дикий прыжок, сшиб меня с ног, и мы вдвоем рухнули в кусты орешника. Следующая очередь аккуратно прошила куст над нами. Сердце у меня замерло в ожидании третьей, но вместо этого раздался оглушительный рев: «Эй, вы, двое, подойдите!» Джинн проворно вскочил, выдернул меня из куста, невзирая на треск бархата, и мы предстали перед здоровенным парнем в форме морской пехоты. Сдвинутый на ухо берет украшало маленькое черное перышко. На лице верзилы было написано тоскливое равнодушие. В двух шагах от бравого солдата на разбитой колесами дороге застыл потрепанный джип с прыщавым юнцом на месте шофера.
— Документы есть? — прорычал верзила, не опуская автомата.
— От возмущения у меня перехватило дух: мало того, что вклинились в средневековый сюжет, так еще и ведут себя по-хамски.
— Ты на кого орешь, мерзавец? — спросила я, как можно ласковее. — Кто твой командир?
Верзила нехорошо улыбнулся.
— Смаги, а ну-ка, объясни дамочке, кто мой командир.
Юнец нехотя выбрался из машины, подошел и отвесил мне такую пощечину, что в ушах зазвенело, а глаза сразу наполнились слезами. Я промокнула слезы черным бархатом и посмотрела на Джинна. Джинн не шелохнулся, его изуродованное лицо вообще стало деревянным.
— Обыщи их, Смаги!
Смаги повернулся и начал старательно обшаривать Джинна, который невидящим взглядом пялился куда-то в пространство. Внутри меня медленно разрастался холод. Если я хоть что-то понимаю в расстановке сил, людей здесь быть не должно. В этой игре участвовали лишь двое: я и тот, кто был Пташкой. Прочие — лишь порождение мира иллюзий. Только положительный персонаж мог противостоять мне, и то, победа досталась бы ему дорогой ценой: я успела бы еще натворить кучу пакостей. Ну, ладно, Пташка исчез, ну, ладно, я рассоединилась со своим глюком, но это еще не повод для того, чтобы стать рядовым персонажем. В конце концов, я нанималась в злодейки, а не в невинные жертвы!
Смаги покончил с Джинном и перешел ко мне. Когда он засунул руку под плащ, глаза у него вначале стали квадратными, потом округлились. Дыхание остановилось, потом резко участилось, на лбу выступили капли пота.
Верзила, вероятно, что-то заметил, так как сказал уже с явным раздражением:
— Хватит ее лапать. Нашел деньги?
Юнец выдернул руку, отошел и что-то буркнул негромко. У пехотинца тут же заблестели глаза, он пристально оглядел меня и присвистнул:
— Это меняет дело.
Не глядя, он ткнул автомат в руки своему напарнику:
— Убери парня и возвращайся.
— А ну, пошел! — петушиным голосом выкрикнул шофер.
Джинн молча шагнул в сторону. Едва они скрылись за деревьями, коротко протрещала очередь. Пехотинец облизал губы, не сводя глаз с моего плаща, и я просунула руку в вырез, чтобы выдернуть Джиннову булавку. Отличную длинную булавку с черной жемчужиной на конце, великолепную тонкую булавку, длиной побольше моего указательного пальца. Выдернув булавку, я небрежно распахнула плащ.
— Ты собираешься кого-то ждать, служивый?
Служивый ждать и не думал, он сразу же двинулся ко мне. Сквозь холод в моей голове спокойно проворачивались мысли. Раненный зверь опасен, зверя надо убивать наверняка. Если всадить эту штуку в шею, будет ли он убит? Надежнее было бы через глазницу прямо в мозг, тогда…
Он не дошел шага. Что-то глухо хряпнуло, и верзила осел к моим ногам. Позади него с автоматом в одной руке и охапкой одежды в другой обнаружился Джинн.
— Я немного задержался из-за тряпья, — объяснил он. — Для общего блага тебе все-таки лучше путешествовать одетой.
У меня сильно зашумело в ушах, ноги сделались ватными, и я без сопротивления позволила перенести себя в машину. Уже там Джинн не без труда разжал мне пальцы и, забрав булавку, сколол себе ворот сорочки.
— Я дам тебе кое-что получше, — и, быстро обшарив тело верзилы, вернулся с массивным армейским ножом в ножнах. — Надень!
— Я не умею с ним обращаться, — мои губы едва шевелились.
— Ничего, теперь тебе по форме положено.
Я с отвращением напялила на себя комбинезон и, затянув до упора ремень, повесила на него ножны. Сапоги юнца оказались мне великоваты, и поэтому я предпочла остаться босиком, зато берет все-таки надела. Пришлось заправить под него волосы, чтобы хоть издали походить на мужчину.
Джинн не переодевался, напротив, он вернул себе свой плащ и этаким Мефистофелем взгромоздился за руль джипа. Обращался он с машиной довольно профессионально для «средневекового джентльмена», и из лесочка мы выехали без особых приключений. За лесом оказалось шоссе, из чего я сделала вывод, что с прошлым окончательно покончено: за все время пребывания в королевстве я не видела ни одной приличной дороги.
Единственное оказалось неизменным: время. От дворцового завтрака остались одни воспоминания, солнце уже клонилось к закату, и желудок явственно напоминал о прошедшем дне. Над пологими холмами висели облака, подсвеченные солнцем, как куски сладкой ваты в разноцветных формах уличного разносчика. Под облаками летали целые стаи птиц, набивающих желудки вечерней мошкарой. Где-то звенели колокольчиками сытые коровы, и упитанный пастух звонко щелкал кнутом…
Интересно, глюкам нужна пища?
— Джинн, — начала я, и тут мотор замолк. Правда, он тут же взревел снова, но это была уже агония. Он чихнул пару раз и затих навеки.
— Бензин на нуле, — зловеще произнес Джинн, постукивая ногтем по стеклу индикатора.
— В этой стране есть бензоколонки?
— Вероятно, есть, но у меня нет дорожной карты с их обозначением. Проще будет сходить в село и спросить, а заодно и поесть в каком-нибудь трактире.
Насчет поесть — это он хорошо сказал. Мы вылезли из машины, и пошли в ту сторону, где на горизонте брело стадо. Пестрые пятна коров отчетливо выделялись на фоне яркой зелени холма. Мы шли минут десять, пока не наткнулись на двух громадных вислоухих овчарок, устроивших нам отменный прием. Джинн едва успевал отмахиваться от них прикладом автомата, пока подбежавший пастушок не отогнал собак.
— Господин! — заверещал он пронзительно. — Не стреляйте, господин, они вас не тронут!
— Я не собираюсь тратить патроны на твоих кобелей! — сварливо заметил Джинн. — Скажи мне лучше, где деревня.
Мальчонка с ужасом уставился на его лицо, и его собственная физиономия начала быстро сереть.
— Валак, — прошептал он и медленно опустился на колени. Овчарки, все еще рыча, сели у его ног. Коровы спокойно брели дальше, помахивая хвостами, звякая колокольчиками и вздыхая шумно и печально. Коров ожидали теплые хлевы, а нас ожидали неприятности — это я уже почувствовала.
— Мальчик! — я соорудила себе самый нежный тембр голоса. — Мы обычные мирные путники. Нам надо поесть и где-нибудь переночевать. Скажи, пожалуйста, где деревня.
По щекам мальчишки потекли слезы. Похоже, я произвела совсем не то впечатление.
— У меня три брата и две сестренки, не надо меня забирать! Мамка без меня не управится! — он ревел уже вголос. Собаки яростно скалили зубы и, похоже, жаждали крови.
— Может быть, я тебя и не заберу, — зловещим тоном начал Джинн, — если ты мне укажешь, где деревня!
Все еще рыдая, мальчишка вытянул дрожащий палец в сторону севера, куда продолжало неторопливо брести стадо. Джинн сунул автомат под плащ и зашагал в указанном направлении, я поспешила за ним, искренне надеясь, что собаки у пастуха послушные.
Мы вошли в деревню, когда тени стали уже совсем длинными, и Джинн уверенно направился к двухэтажному дому на окраине, над крышей которого вызывающе торчал жестяной петух. У коновязи переминались с ноги на ногу два гнедых конька, а лохматая собачонка задумчиво созерцала зажатую между лапами кость.
Едва мы переступили порог, в нос ударил запах горелого мяса, вероятно, здесь предпочитали питаться угольями. Мы обошли несколько столов, за которыми усердно ели и еще более усердно пили, и пристроились на лавке у самой стены, где одиноко спал какой-то забулдыга. Джинн несколько потеснил его, но забулдыга не обиделся: он тут же привалился к черному плащу и захрапел еще громче.
— Хозяин! Обед на двоих!
Появился хозяин в засаленном переднике, оглядел нас крошечными глазками, и миски с едой возникли, как по волшебству. Вино он тоже принес лично и долго протирал кружки, пока Джинн не сунул ему в карман золотую монету. Когда хозяин удалился, а я отведала каши с мясом, то, наконец, рискнула спросить:
— Слушай, а где это тебя так разукрасили? Или так по сценарию положено?
Джинн перестал есть и сделал хороший глоток из глиняной кружки, прежде чем ответить.
— В одном веселом местечке. А из сценария это не выпадает. Злодеям положено быть уродливыми.
— А ты — злодей?
— Если ты — отрицательная героиня, то глюка тебе выдают самого злодеистого из злодеев.
— Джинн, а что за история здесь раскручивается? Начало было сказочным, потом приплелось убийство, потом эти кретинские солдаты, и здесь народ какой-то странный. Ты посмотри, как они одеты!
Глюк без особого интереса огляделся по сторонам:
— Нормально одеты, как люди.
10
Ну вот, началось! Она и так вела себя достаточно спокойно все это время. Должно быть, мое присутствие все еще влияло на нее. У меня чуть глаза на лоб не лезли, когда я увидел первое смещение, а ей — хоть бы хны. Ну, бережок изменился, ну, из автомата постреливают — подумаешь! А что накопитель в разнос пошел, так ей-то что?! А то, что теперь вообще неизвестно, что и творится, так это не ее проблемы. У меня двоякое отношение к наемникам. С одной стороны, без них бы не было устойчивой системы, а с другой стороны, они даже не глюки. Они персонажи. Куда потянешь, туда идут. Хотя, эта сволочь все же сбросила Эрга! Эрг был лучшим парнем среди наших, поэтому и пострадал.
Та-ак, но как объяснить ей этот маскарад? Половина в трактире одета в нормальную деревенскую одежду, другая щеголяет в кожанках. Что у них здесь за мода, черт! И кто такие валаки?..
11
Интересно, «одеты, как люди»! Стало быть, все нелюди, но усердно маскируются под людей? Или все персонажи человеческие, только с костюмированием у них здесь напряженка. Вот, сидим мы с глюком, я в военном комбинезоне, он весь в бархате и кружевах, никто на нас внимания не обращает. Привыкли?
— Хозяин, а как у вас здесь насчет бензоколонок? — спросила я погромче, пытаясь перекричать шум в комнате.
Мгновенно настала тишина да такая, что был слышен громкий храп спящего забулдыги. Потом пронзительно завизжала женщина, грохнули вывалившиеся из рук хозяина тарелки, заскрипели отодвигаемые стулья, начали падать скамьи, с которых в панике вскакивали люди. Все пришло в движение. Всяк норовил первым добраться до дверей, поэтому там образовалась маленькая давка, а самые сметливые принялись прыгать в окна. Трактир опустел минуты за три, и только красноносый пьяница продолжал выводить рулады, да испуганно квохтала забившаяся под стол курица.
Глюк инстинктивно нащупал привязанную к поясу сумку с патронами, а я, наконец, закрыла рот, все это время остававшийся открытым.
— Я что-то не то говорю? — спросила я шепотом.
Из-под стойки вылез лоснящийся от пота хозяин, его грубая домотканая рубаха под мышками имела не то, что пятна, целые озера пота, с кряхтением встав на ноги, хозяин низко поклонился Джинну:
— Не соизволит ли добрый валак принять от меня в дар целую канистру бензина?
— Давай, — коротко ответил глюк, продолжая следить за окнами.
Сотрясая брюшко, хозяин притащил зеленую канистру и подал ее с такими ужимками, что мне стало противно.
— Осмелюсь обратить ваше внимание, что я уже отдал четверых работников на танец ночного пламени.
Глаза Джинна недобро блеснули:
— Отчего же ты сам не пошел, любезный?
Хозяин громко икнул и вдруг повалился нам в ноги.
— Не погубите душу! — завыл он, целуя мою босую ступню.
— Че-го? — по слогам произнес глюк. — О чем это ты?
Что-то грохнуло, во все стороны полетели осколки, и по стене полилось горящее масло. Джинн мгновенно подхватил канистру.
— Смерть валакам! — истерически завопили во дворе. Джинн дал короткую очередь в окно, но второй кувшин с маслом упал почти рядом с нами. Толпа отозвалась радостным улюлюканьем. Хозяин горестно запричитал, глядя на расползающееся пламя.
— Держись за мной! — рявкнул Джинн и ринулся к двери с канистрой в одной руке и автоматом в другой. Я перескочила через разбитый кувшин и вслед за глюком оказалась на пороге. При виде нас мужчины было попятились, но одна из женщин выбралась вперед и заверещала: «Где мой сыночек?» Раздался угрожающий гул толпы, но глюк мигом его перекрыл.
— Сейчас все там будете! — пообещал он, опуская автомат, и неожиданно завыл низким вибрирующим голосом: — А-оу!
— Воу! — зарыдала я пронзительно.
По всему селу откликнулись собаки, захлебываясь лаем, они визжали и хрипели от злости. Штук пять уже мчались в нашу сторону.
— Авау! — еще более низко вывел Джинн и дал очередь поверх голов.
Люди шарахнулись, толкая друг друга, какой-то собаке наступили на лапу, собака завизжала, остальные псы со злобным остервенением вцепились в пострадавшую. Собачья свара усугубила начавшуюся панику, да еще крик «пожар», несущийся из трактира… Кое-кто из сельчан кинулся к колодцу, остальные просто разбежались.
Мы не теряли времени даром и быстренько направились в сторону оставленной на дороге машины. А между тем стемнело, и вскоре я вцепилась в плащ Джинна, боясь потеряться во мраке.
— Почему они не бежали сразу? — задала я, наконец, давно мучающий меня вопрос. — Ведь ни у кого из них не было оружия?
— Они мало знакомы с огнестрельным, — нехотя пояснил глюк.
Мой комбинезон до колен промочила вечерняя роса, и я изрядно исколола босые ноги, пока мы, наконец, не вышли на шоссе. Машина все так же стояла на обочине, и я тут же вскарабкалась на сидение, а глюк принялся на ощупь заправлять бак. Фары мы не зажигали до тех пор, пока не заработал мотор, и Джинн не тронул с места застоявшийся джип.
— А кто такие валаки? — спросила я.
Мы понеслись сквозь ночь, но ответа я так и не дождалась.
Отъехав от злосчастного селения километров десять, Джинн заглушил мотор и погасил фары:
— С вашего разрешения, принцесса, я объявляю ночной сон.
Я отнюдь не собиралась возражать. Событий сегодняшнего дня при других обстоятельствах мне хватило бы на несколько лет. Я улеглась на заднем сидении, предоставляя водителю переднее, минут пять смотрела в звездное небо, потом закрыла глаза. Последняя мысль сквозь пелену надвигающегося сна была об автомобилях. Совершенно пустынное шоссе. Ни одной машины, кроме нашей — это ненормально.
Проснулась я от холода. Висел мерзкий предрассветный туман, комбинезон мой пропитался сыростью, на обтянутом искусственной кожей сидении капельками собралась роса. Бр-р! Я села рывком и почувствовала, как затекло тело, видимо, ночью я все время пыталась свернуться калачиком.
Джинн все еще спал, уткнувшись носом в спинку сидения, и я не без зависти поглядела на черный плащ, под которым наверняка было тепло. Джинн явно не джентльмен, даже не попытался предложить мне укрыться. Черти б его забрали!
Я тихонько переползла через борт машины, и отправилось обследовать придорожные кусты. Мокро, холодно, противно. Где моя уютная квартира с ее выложенными кафелем удобствами? Как только проснусь, первым делом помчусь в ванную, напущу много-много горячей воды, залезу по горло и буду плескаться…
Загудела машина. Наша? Пожалуй, я погорячилась насчет чертей. Без глюка я отсюда не выберусь. Джиннчик, ты что там творишь?
Я выскочила из кустов, как антилопа, и сразу остановилась. Но было поздно. Гудела не наша машина. Откуда она взялась только: серая легковушка с мордой зайца, нарисованной на передней дверце, тормозила возле нашего джипа. Мне захотелось вернуться в кусты, но меня все равно уже заметили. Я поправила берет и танцующей походкой манекенщицы направилась к машинам.
Джинн беседовал с коренастым седовласым человеком в мятом коричневом пиджаке и таких же брюках. Рубашка когда-то бывшая белой, ныне приобрела ярко выраженный желтоватый оттенок. В машине у седовласого сидели еще двое старцев не менее потрепанного вида и поочередно зевали.
— Нет, господин барон, мы не из Аргена. Нет, я не встречал этого человека. Мы простояли здесь всю ночь, господин барон. Безусловно, мы уплатим пошлину. Какие прокламации, мы преданные слуги короля?!
По-моему, Джинн нервничал, во всяком случае, шрамы на его лице были бледнее обычного. Барон едва лепетал, а глюк говорил, подчеркнуто громко, то и дело поглядывая в сторону старцев. Один из них, с необычайно морщинистым лицом, вдруг перестал зевать и с живейшим интересом уставился на меня. Я старательно улыбнулась, чувствуя, как по коже отчего-то пробегает холодок. Морщинистый обнажил в улыбке ослепительно белые клыки и что-то негромко сказал своему соседу. Тот согласно кивнул, и оба они обратили все внимание на Джинна.
— Нет, господин барон, едва ли мы сможем заехать в замок, у нас неотложные дела на границе.
Джинн бледнел на глазах, на лбу его выступил пот, а губы приобрели фиолетовый оттенок.
— И долго ты будешь сопротивляться, паршивец? — вдруг необычайно ласково спросил барон.
— А личина-то у него чужая! — пронзительным высоким голоском взвизгнул морщинистый, и все трое громко захихикали.
— Обожаю белых глюков, у них привкус интересный, — авторитетно заметил до сих пор молчавший старикашка, и звучно прищелкнул языком.
Джинн зашатался, на него было страшно смотреть, но он все еще говорил:
— У нас государственные дела, господин барон, и я осмеливаюсь настаивать…
— Эй! — барон погрозил пальцем своим спутникам. — А ну-ка, не увлекайтесь! Оставьте немного другим!
Старцы лениво отвернулись, а Джинн привалился спиной к джипу и тщетно силился сказать что-то еще: но слова не шли у него с языка.
— А неплохо поохотились: глюк, человечина и канистра бензина, — заметил барон. — Гости будут довольны.
Он распахнул дверцу джипа, втолкнул Джинна на заднее сидение и выжидательно уставился на меня. Я молча прошла и села рядом с Джинном. Барон громко хлопнул дверцей, а сам обошел джип, чтобы сесть за руль.
— Сам только не сожри! — тоненько выкрикнул морщинистый, и они снова засмеялись.
Фыркнул мотор, машины одна за другой тронулись, медленно набирая скорость. Взошло солнце, развеяв остатки предутреннего тумана, розовый диск начал путь по небесам.
По холмам мы ехали еще минут двадцать, а потом нырнули в низину, по деревянному мосту перебрались через ручей и оказались на проселочной дороге. Еще несколько минут трясучки, и мы через полуразрушенные ворота въехали во двор замка.
Обветшавшие стены строений были густо увиты плющом, окна скалились осколками стекол, а восточная башня вообще рухнула, засыпав двор битым камнем. Мы остановились перед сравнительно лучше сохранившемся зданием.
— Прошу! — барон предупредительно распахнул передо мной дверцу, но я прежде подсунулась под руку Джинна, и не без некоторого усилия помогла ему продвинуться по сидению. Вылез он сам, тяжело опираясь о мое плечо и с трудом переставляя ноги. Мне не понравился его вид: расширенные зрачки и пузырящаяся в уголках рта пена.
— Ой, как трогательно! — засмеялся барон. — Преданная своему глюку дама нежно ведет его в обитель убийц.
Насчет убийц он напрасно сказал, у меня и без того ноги дрожали: на добрых волшебников эти старцы ну никак не походили!
Вслед за бароном мы прошли огромный пустынный зал с закопченным потолком и остановились возле массивной колонны. В колонну с трех сторон были вмонтированы металлические кольца, с которых свешивались цепи. На одной из цепей, едва касаясь носками пола, висел пленник. В лице несчастного не было ни кровинки, и он лишь слегка скосил глаза в нашу сторону, чтобы тут же закрыть их, испустив последний вздох.
— Какой кретин товар портит?! — сердито вскричал барон. — Кому здесь плетки захотелось?
— Да ты забыл, барон, — сказал морщинистый старец. — Ты сам его слугам отдал.
— Я слугам отдал, а теперь — собакам придется! Разожрались, сволочи, харчами брезгуют!
— У нас тут не прибрано, — сказал он мне, резко меняя тон, — прошу простить покорно, присаживайтесь.
Я увидела стоящие у камина стулья и поспешила подвести Джинна к одному из них. Глюк рухнул на сидение, и тотчас же оказался прикрученным к его спинке толстым сыромятным ремнем. Все-таки, колдовство! Я же чувствовала, что здесь что-то не так! Я… Я послушно села на второй стул, и веревка так же быстро оплела меня.
— Ну вот, — барон нежно потрепал меня по щечке — отдыхайте пока, скоро завтрак.
Старцы мерзко захихикали и удалились, оставляя нас наедине с трупом. Я закрыла глаза, потом открыла, потом потрясла головой. Что-то здесь было не так. Зачем я приехала сюда? Я, вроде, собиралась в другое место?
Я посмотрела на глюка: сидит, взгляд отсутствующий, струйка слюны на подбородке. Пренепреятнейшая физиономия. Зачем он вообще здесь сидит? У меня что-то с ним связано, какое-то скверное воспоминание. Какие-то испачканные драконы. Красным испачканные…
Ой! Что-то кольнуло в сердце, потом настойчиво заныло, и, наконец, разлилось пронзительной болью. Господи, они же человека убили! Доброго человека. А потом глюка корежило, беднягу…
И тут меня оглушил беззвучный «вопль»: «Жизни, дай мне жизни!» Я вздрогнула и вновь посмотрела на глюка. Он все так же сидел, уставясь в пространство, и губы его не шевелились. Что же делать? Меня охватило отчаяние. Что за дурацкие игры здесь играются? Чем дальше, тем гнуснее!
«Жизни, дай мне жизни!» — внутренний голос уже шептал, угасая. И я внезапно рассердилась. «Дайте же ему жизни!» — крикнула я мысленно. «Кто там есть?» И прошла волна. Я почувствовала ее. Добрая теплая волна обдала меня с головы до ног и скользнула к глюку. Его глаза сразу потеплели, порозовело лицо, и даже шрамы, кажется, немного разгладились. Где-то за стеной раздался вопль, но, опережая его, Джинн рванулся, веревка лопнула, и глюк оказался на ногах. Следующим движением он выхватил нож у меня из ножен и полоснул по второй веревке. А потом мы пробежали! Дверь пыталась захлопнуться у нас перед носом, но Джинн снес ее с петель.
Джип скучал во дворе и с восторгом завелся, едва глюк коснулся стартера. Мы выехали задним ходом, развернулись почти у самого моста и понеслись по дороге, как бешеные. Кажется, я что-то кричала и поминутно оглядывалась назад, но погони не было. Только земля почему-то пузырилась за нами. Мы мчались по дороге, а позади трещало, лопалось и гремело.
Джинн не снижал скорость до самого леса, и лишь на опушке притормозил.
— Я уже жалею, что польстился на эту машину, — сказал он сквозь зубы. — Не вернуть ли ее нашим воякам?
Воякам? Да верно, мы ведь вернулись обратно. Так долго ехали и так быстро вернулись?
Дорога, наконец, угомонилась и больше не взрывалась за задними колесами, и под сень деревьев мы въехали самым тихим ходом.
— Дина, а ведь меня блокируют, — неожиданно сказал Джинн. — Тебе придется остаться в секторе.
Я прикусила язык и долго-долго сидела молча.
— Чем это грозит? — спросила я, наконец. Глюк пожал плечами:
— Спроси лучше, чем это грозит сектору. У тебя прорываются низкие вибрации, которые ничем не компенсируются. Распределением энергии у нас ведал смотритель. Идет накопление энергии определенного вида, стимулирующей рост сил зла, что в свою очередь оказывает влияние на тебя. Чем сильнее эмоции, тем серьезнее противник. Закольцовка. Плюс — внезапное появление еще одного отрицательного персонажа вместо Пташки… Сектор потеряет стабильность.
— И чем закончится?
— Дематериализацией.
Я некоторое время осмысливала полученную информацию, и с каждым мгновением она нравилась мне все меньше и меньше. Подорвать целый сектор и взлететь на воздух вместе с ним? Роль камикадзе меня никогда особо не прельщала.
— И что же делать?
— Я попробую выйти на накопитель и внести изменения. Надо прекратить поступление энергии.
— Это возможно?
— Теоретически — да.
— Если это возможно, значит, мы это сделаем.
— Мы?
— А ты собираешься меня бросить здесь?
Глюк резко нажал, на тормоз и повернулся ко мне:
— Вообще-то, тебе действительно лучше было бы остаться здесь…
Я осмотрелась: мы стояли как раз на той поляне, где состоялась незабвенная встреча с представителями морской пехоты. Вон и кусты, в которых нас обстреляли. Хорошее место для приятных воспоминаний!
Я распахнула дверцу и выскочила так неожиданно, что Джинн даже опешил.
— Дина! Я не то имел в виду!
Гори он огнем вместе со своим сектором! Пойду-ка я лучше к папаше гладиаторов смотреть!
Позади хлопнула дверца, но я не оглянулась. Не оглянулась и тогда, когда глюк догнал меня и схватил за руку!
— Ты мне эти штучки брось!
Сама не знаю, как это получилось: я молча наклонилась и впилась в его кисть зубами. Он вскрикнул и разжал пальцы, а я бросилась бежать. Я мчалась, не обращая внимания на сучки и колючки, перепрыгивая через кочки и придерживая бьющие по боку тяжелые ножны. Пробежав метров триста, я пошла быстрым шагом и услышала шум заводимого мотора. Глюк уезжает? Вот здесь я задумалась. Куда я иду? Во дворец? Что я там буду делать? А что я должна делать? Кто я сейчас? Раньше понятно: участница некоего спектакля под названием «Очень плохая девочка». Глюк фактически играл за меня. А теперь? Зачем я его укусила? Глупость какая-то. Неужели роль все-таки как-то влияет на человека, а? Тьфу, как неловко получилась, как дикарка какая-то. Рассердилась, видите ли. Что он хотел сказать?
12
Далеко от этого мира сидящая перед отключенным компьютером Дина шевельнулась, и опущенные ее веки дрогнули…
«Стоп!» — заорал Заместитель. «Держите кадр! Кто пасет глюка?! Сотру в порошок! Потеряем сектор — деэнергизирую всех до единого! Усильте завесу на границе!»
13
Дубовую рощицу я миновала благополучно, но, выйдя к реке, задумалась. Королевский замок был на обрывистом берегу, а этот пологий. Надо искать мост. Пойду-ка я вверх по течению!
Я могла бы долго так идти, если бы шагов через наднадцать не увидела развернутый задом к реке джип с поднятым капотом. Джинн с озабоченным видом копался в моторе. Когда я подошла поближе капот, как бы сам собой, закрылся, а дверца, наоборот, распахнулась. Я без лишних слов села на заднее сидение, а глюк вернулся на место шофера. Правая кисть его была обмотана платком.
Приминая траву, машина выбралась на шоссе, подходившее в этом месте к самой реке. Мы развернулись и поехали в противоположном от выбранного мной направлении. Окружал нас реденький лесок, и между деревьями то и дело поблескивала водная гладь. Первое время я упорно смотрела на реку, потом не выдержала:
— Очень больно?
— Достаточно.
Мне стало так стыдно, что даже уши покраснели, не говоря уже о лице. Я чувствовала, как они пылают под беретом. Тоже мне, маленькая разбойница нашлась! Может человек, то есть глюк, хотел, как лучше!..
— Ты мне всю картину смазывать будешь. Ты же отрицательная героиня, ты притягиваешь зло.
Уши у меня тут же погасли. Правильно я его укусила, так ему и надо!
— А сам, святой, что ли?!
— Я не святой. Я — глюк. Здешний. А ты излучаешь непрерывно, фонтанишь эмоциями.
— Меня для этого сюда взяли, — мне было очень обидно, но второй раз выпрыгивать из машины не хотелось. Сами завербовали, а теперь попрекают!
— Я отвезу тебя во дворец, там ты объявишь себе карантин, запрешься в своих покоях и будешь ждать окончания контракта.
— А потом что?
— А потом тебя вывезут, — сказал глюк, но в голосе его не было уверенности.
Во дворец мы почему-то ехали по шоссе и совсем не по той стороне реки. Я решила больше ни во что не вмешиваться, но по выходе из сектора написать большую жалобу руководству «Фата-морганы» на безобразное состояние систем безопасности. Неизвестно, что творится с человеком при подобной частоте смены декораций.
Вскоре перед глазами появилось нечто, напоминающее «родной» дворец, однако над башней развивался серо-голубой штандарт с изображением желтого кабана — символика нашего западного соседа. Это меня как-то насторожило. Я тронула Джинна за плечо и указала пальцем на развивающееся полотнище. Глюк затормозил.
— По-моему, мне нечего там делать!
Из ворот неспешным шагом вышел морской пехотинец с висящим на плече автоматом. Прежде чем солдат успел открыть рот, глюк лихо развернулся и дал полный газ. Но это нас не спасло — позади рявкнул автомат, и машина пошла юзом: лопнули обе задние шины. Глюк успел вывернуть руль перед самым деревом, мы слетели с шоссе, протарахтели по кочкам и с размаху въехали в копну сена.
Минут через десять мы уже стояли посреди двора около бассейна с рыбками и отвечали на вопросы угрюмого красномордого лейтенанта, добросовестно записывавшего наши ответы в толстую кожаную тетрадь. Отвечал в основном глюк, я же изо всех сил вертела головой, пытаясь понять, тот это дворец или не тот. Выходило, что тот.
— С какой целью вы прибыли в резиденцию величайшего стратега?
Глюк принялся лгать про светлые намерения странствующих артистов, причем себя торжественно именовал знаменитым магом, а меня пытался выдать за свою ассистентку. По кислой роже лейтенанта было видно, что он не верил ни единому слову глюка, зато наша машина и моя одежда вызывали у него самые дурные мысли. В заключение нашей непродолжительной беседы он пообещал расстрелять нас к следующему утру, если мы не сознаемся чистосердечно в преступлении против солдат великого стратега.
— Тогда вы нас тем более расстреляете, — резонно заметил Джинн и принялся счищать соломинки со своего великолепного плаща.
В камере оказалось довольно пестрое общество. Там был маэстро Талад, парочка парней из его оркестра, мулатка Ната, смертельно бледный с перевязанной грудью Лани, какой-то тип в набедренной повязке из мешковины и наша знаменитая повариха Лусия. Лусию папаша выписал из-за границы специально ради соуса «Анкл Бенс». Никто в нашем королевстве не мог приготовить этот соус, и никто кроме Гаранта Четвертого не рисковал его есть. При виде меня Лусия прослезилась и тут же не замедлила сообщить, что папаша благополучно бежал потайными ходами, пока войска великого стратега захватывали дворец. Ната при этих словах громко заревела, уткнувшись в помятый фрак бедного дирижера, а Лани заскрежетал зубами. Музыканты выделили мне клок соломы, а вот Джинну пришлось располагаться на своем плаще, так как вся солома в камере уже была поделена между обитателями.
— Нас обещали расстрелять к утру, — горестно всплеснула руками Лусия. — Не замолвите ли вы за нас словечко, госпожа принцесса?
Словечко?! За самих бы кто замолвил! Но я не стала разочаровывать Лусию и утешила ее, как могла. В конце концов, до утра еще уйма времени. Еще и до вечера-то далеко.
— Лани, как получилось, что Мальбрукт захватил нас врасплох?
— Я в это время поджидал в засаде ваше высочество, — сообщил Лани. — Меня арестовали по возвращении.
Бедный Лани, он даже не осмелился спросить, чем закончилось то мое приключение, из-за которого он заработал дырку в грудной клетке! Я придвинулась поближе к Джинну и поинтересовалась, чем он намерен теперь заниматься. Минут пять глюк молчал, потом разразился длинной речью, полной намеков, полунамеков и открытого недовольства. Суть ее можно передать в двух словах: не знаю. Это меня возмутило. Здешний, называется! И ежу понятно, бежать надо. Я еще раз осмотрела камеру. Из маэстро Талада толку немного, Лани ранен, из скрипачей спецназовцев не сделаешь, а вот этот парень в мешке смотрится достаточно серьезно. Не хуже Джинна. Почему он раздет, кстати говоря?
Заметив мой взгляд, незнакомец в набедренной повязке кисло улыбнулся в ответ. Ему явно было не по себе.
— Почему вы не во фраке, сэр? — спросила я весьма учтиво. — Неприлично являться перед дамами в таком виде.
— Меня вытряхнули не только из фрака, леди. Я чуть не расстался с собственной шкурой, когда попал в руки людей так называемого Мальбрукта.
Этот светлоглазый шатен интересовал меня все больше. Похоже, он что-то знал о нашем западном соседе.
— Так это не Мальбрукт?
Шатену очень не хотелось говорить, он явно уже пожалел о случайно вырвавшихся у него словах. Тогда я решила зайти с другой стороны:
— Вы здесь давно?
— Он здесь со вчерашнего полудня, — проворчала Лусия, а мешок дала ему я. Терпеть не могу голых мужчин!
На эту тему можно было бы поспорить (о жизни кухни мне было кое-что известно), но я предпочла спор отложить.
— Короче, вы нам поможете? — спросила я напрямик.
— В чем? — без особого интереса спросил шатен.
— Мы собираемся бежать.
Ната перестала всхлипывать, и в камере на мгновение воцарилась мертвая тишина.
— Конечно, я помогу вам, — чуть помедлив, отозвался незнакомец. — И себе тоже. Но как вы это собираетесь делать?
Вся камера воззрилась на меня теперь уже с неподдельным интересом. Даже глюк поднял голову. Все смотрели на меня с надеждой, а голова моя была пуста, как никогда. Я не имела ни малейшего понятия о том, как мы отсюда выберемся, но я хотела вырваться, и они все хотели того же.
— Джинн, следи за мной. Я подам сигнал тебе, а ты подашь сигнал… Как вас зовут?
— Павел, — слово вырвалось у него раньше, чем он успел подумать, и все это поняли. Но все сделали вид, что такие имена здесь не в диковинку.
Я хорошенько взлохматила волосы, посидела несколько минут, раскачиваясь и входя в роль, потом затянула заунывный напев. Это было нечто среднее между песней акына и рыданиями рядовых плакальщиц. Время от времени я разнообразила песнопение хриплыми стонами, переходящими в истерическое хихиканье. Звучало, по-моему, неплохо, во всяком случае, Лусия перекрестилась.
Засов на двери лязгнул, и в камеру просунулась мрачная рожа солдата. Секунд пять рожа созерцала меня, потом открыла рот. «Заткнись, девушка!» — примерно так звучало бы на обычном языке то, что он произнес. Я замолчала, но ненадолго.
— Он! — внезапно завопила я и ткнула пальцем в опешившего Павла. — Он знает!
— Не смей! — вдруг рявкнул басом Джинн и сделал попытку зажать мне рот. Из нас получилась бы великолепная парочка импровизаторов. Я стряхнула его руки и заверещала еще громче: «Знает-знает!»
Павел сделал демонстративную попытку спрятаться за спины соседей. В глазах солдата блеснула тень мысли, и он инстинктивно сделал шаг вперед. Павел еще сильнее заволновался, а я оттолкнула глюка и на коленях поползла к солдату, причитая: «Выслушайте меня!» Солдат смотрел уже благосклоннее, хотя одна рука его и лежала на стволе автомата. Я подползла поближе и ткнулась губами в омерзительно пыльный башмак, дуло автомата нависло как раз над моей головой.
— Господин, господин!.. — я захлебывалась, путаясь в словах, — велите ему сознаться, господин! Он один знает!
— Не слушайте ее! — глюк повысил голос, пытаясь перекричать меня. — Она не в себе.
Солдат лениво повел автоматом в его сторону:
— Пусть говорит.
Он все еще стоял слишком близко от входа, и дверь за его спиной была открыта, и где-то рядом находилась караулка. Девяносто восемь шансов против двух, и все же…
Я только хотела заманить его в камеру. Только это. Но команда сорвалась с моих губ сама собой… Хотя нет, за секунду до этого я услышала еле уловимое «майваш» и повторила громко: «Майваш!» И солдат грохнулся на пол. Джинн и Павел бросились вперед одновременно, но Джинн оказался проворнее и изо всех сил стукнул солдата ребром ладони чуть пониже уха. Солдат послушно ткнулся носом в пол. Павел принялся стаскивать с него пятнистую форму.
— Еще один голый мужчина, — с тихим ужасом произнесла Лусия. Ната громко икнула, а Лани безмолвно поднял сложенные щепоткой пальцы (гвардейский символ победы).
Одевался Павел очень быстро, наскоро затягивая на себе ремни, а Джинн тем временем караулил дверь. Даже музыканты приободрились, связывая стража оторванными от Натиных юбок скрученными полосками. Один маэстро Талад жалобно стонал, время от времени закатывая глаза под лоб — он явно не верил в успех предприятия.
Честно говоря, я тоже не верила. Миновать энное количество постов, а потом пересечь наш открытый двор — задача не из легких. Не считая Павла, нас — восемь душ. Лани ранен. Ната — подарочек еще тот.
Павел вышел первым, вслед за ним двинулся Джинн, далее музыканты вели Лани, наше дамское трио прилежно кралось за мужчинами, а маэстро Талад плелся последним, что-то удрученно бормоча себе под нос.
Длинный коридор, в который выходили двери камер, был на удивление пустынным. В папашины времена здесь непременно околачивались бы двое стражников. Пожалуй, Мальбрукт недолго процарствует с такой постановкой дела! Со стороны караулки доносился пьяный гул. При таком шуме они могли и не услышать моих музыкальных упражнений. Будем на это надеяться!
Длинный коридор, в который выходили двери камер, был на удивление пустынным. Павел дошел примерно до середины коридора и вдруг остановился перед неглубокой, нишей в стене между двумя камерами. Он смотрел на нее секунд пятнадцать, потом вытянул указательный палец и ткнул куда-то в сторону ниши. Что-то негромко щелкнуло, и между вроде бы плотно пригнанными друг к другу камнями прорезалась быстро углубляющаяся щель. Мы оказались перед невысокой дверцей. Павел, пригнувшись, шагнул первым. Мы все последовали за ним в кромешную темноту, а дверца захлопнулась за нами с металлическим стуком.
— Здесь могут быть крысы! — испуганно пискнула Ната, схватив меня за руку. В наши спины врезался маэстро Талад, а сама я крепко наступила кому-то на ногу.
— Идите вперед! — послышался откуда-то из темноты голос Павла. — Здесь невозможно заблудиться, но идти довольно долго.
Свои вопросы к этому человеку я оставила на потом. Идти пришлось, наполовину согнувшись, потому что низкий потолок не давал выпрямиться, веяло могильным холодом и капало за шиворот. Мерзость!
Мы шли минут десять. Ната за это время несколько раз принималась охать и жаловаться, а маэстро Талад старчески кряхтеть. Зато Лусия, молодец, подбадривала всех:
— Я так и знала, что дворец нашпигован тайными ходами! Так мы, пожалуй, и сокровище найдем! Обожаю древние сокровища!
У папаши сроду не водилось древних сокровищ, но я не стала разочаровывать Люсию. Меня больше заботила Ната, которая поминутно рвалась упасть в обморок, но в последний момент раздумывала и лишь тяжело наваливалась на мою руку. К концу перехода рука у меня буквально отпадала. К счастью, впереди мелькнула полоска света, и мы вышли в большой овраг где-то далеко за дворцовой стеной. Я с громадным облегчением прислонила Нату к маэстро Таладу, а сама подошла поближе к глюку. Он вместе с Павлом разгребал большую кучу ветвей и травы, под которой оказался великолепный новенький лимузин серого цвета. Один из музыкантов удивленно присвистнул: «Ну и техника!»
— За то, что вы мне помогли, я подбрасываю всех до села, — сказал Павел, а там наши дороги расходятся.
Трудно спорить с человеком, у которого в руках оружие, однако Ната попыталась. Она сделала жалобную гримаску и очень прозрачно намекнула на глубокую благодарность и случае доставки ее персоны к родственникам в Сан-Фабуло. Павел намеки проигнорировал.
Маэстро, Лани и один из музыкантов сели на заднее сидение. Павел, Джинн и второй скрипач — на переднее. Ната хлопнулась на колени к первому скрипачу, Лусия чувствительно придавила маэстро, а я после недолгих колебаний все-таки избрала Джинна. Павел сел за руль, запустил мотор, и мы, на малом ходу выбрались из оврага.
Теперь я уже не бралась ориентироваться на местности, и все же мне показалось, что по этой дороге мне случалось проезжать с охотой, во всяком случае, рытвины здесь казались знакомыми. Павел вел машину уверенно, часто поглядывая в зеркало заднего обзора. Видимо, опасался погони.
Конечно, это был не самый подходящий случай, и все же я попыталась заговорить;
— Павел, вам ничего не говорит имя «Пташка»?
Он блеснул на меня светло-серыми глазами и вновь перевел взгляд на дорогу. Нас изрядно подбрасывало, но машина держалась молодцом. Джинн предостерегающе засопел над ухом, но я упорно продолжала:
— Подобные лимузины для нашего королевства нетипичны и не всегда стоят в околодворцовых кустах. И тайные ходы известны не всем гражданам нашей счастливой страны. И…
— Не надо меня допрашивать, Дина!
Я прикусила язык. С каких это пор персонажи знают мое настоящее имя?
— То, что нужно, и сам скажу. Я отставал от него на полшага: прошел вслед за ним в тюрьму, но вы ее уже покинули, я спешил к смотрителю, но не смог предотвратить убийство. Я почти настиг его у дворца, но тут меня схватили его люди.
— Вы не из Высших, — сказал Джинн, — я вас не знаю.
— Я не из Высших, я из службы предотвращения. У вас в секторе преступник и охотится он за накопителем.
Джинн издал сдавленный возглас, прочие пассажиры слушали нас с выражением недоумения на лицах.
— В хижине смотрителя Пташка захватил карту сектора, а поскольку местонахождение накопителя ему не известно, вероятно, он будет обследовать места наибольшей энергоактивности. А они обозначены на карте. Полагаю, несколько ближайших он уже осмотрел.
— У вас есть карта? — перебил его глюк.
— Карты нет, расположение активных зон я знаю. Судя по тому, что глобальных изменений не произошло, накопитель он еще не нашел. Я попробую перехватить Пташку на одной из точек.
— Что ему нужно?
— У него договор с силами зла. Они решили полностью взять под контроль сектор.
— Но это пахнет нарушением баланса!
— У них есть какой-то стабилизатор. Новые разработки.
Некоторое время Джинн только сокрушенно качал головой, потом спросил:
— Что мне делать с наемницей? Я бы помог вам, но я не смог ее вывезти!
— Постарайся дотянуть ее хотя бы до границы. Из сектора вас навряд ли выпустят, но отсидеться в каком-нибудь углу можно. Как только я остановлю Пташку, границы откроются.
14
Все-таки, езда по проселочным дорогам — не мое хобби! Об этом я заявила глюку минут через двадцать, причем он немедленно согласился. Из всех нас Ната была довольна, да и то, ей, по-моему, не очень нравилось многолюдье. Она предпочитала общаться со своей жертвой тет-а-тет. Маэстро, задушенным голосом, осведомился, скоро ли приедем, уже через десять минут. На что Лусия резонно заметила, что готова пересесть на другое колено. Второй скрипач, которого мы с Джинном почти впечатали в дверцу, еще пытался острить, но это оттого, что дамы ему не досталось. После моего предложения стать его дамой он как-то сразу притих.
— Павел, у вас случайно автобуса нет?
Голова моя пуста, а в желудке сосет от голода. Я сижу на коленях у нелюдя и еду в неизвестном направлении. Почему мне больше всех надо? Никто не толкал меня в шею, я сама подписала контракт. Условия контракта показались мне вполне сносными…
Окраина села показалась удивительно знакомой. Слева чернело выбитыми окнами здание трактира, пахло гарью. Павел остановил машину.
— Разве мы уже приехали? — Нате явно не хотелось отрываться от скрипача Кая.
— Пустите меня, я выйду! — завопил маэстро.
Скрипач, которого звали Бертом, дернул за ручку и лихо вывалился из машины, как только открылась дверца.
— Слезай с моих колен, принцесса! — велел глюк и недвусмысленно пихнул меня под зад.
Тьфу, некультурный! Я аккуратно перешагнула через Берта и помогла Лусии выбраться из машины. Маэстро выскочил сам, а вот Лани пришлось вытаскивать общими усилиями. Его сильно растрясло, и рана снова начала кровоточить. Ната все еще медлила, но Павел сам открыл дверцу и безжалостно выдернул королевскую фаворитку с теплого местечка. Кай с сожалением проводил ее глазами и тоже покинул лимузин. Мы столпились около машины, нерешительно поглядывая по сторонам.
Лично мне совершенно не хотелось здесь оставаться, да и остальным, похоже, тоже. Улицы были пустынны, одна лохматая дворняга молча рассматривала нас, не решаясь залаять.
Павел не успел снова сесть за руль, как глюк поймал его за плечо и развернул к себе.
— У вас наверняка есть оружие в машине, — сказал он, выразительно глядя на автомат.
— Автоматы здесь нетипичны, — ответил Павел.
— Лимузины здесь тоже не типичны! О чем вообще говорить, когда началось смещение?! Вы обязаны обеспечить безопасность наемницы!
— Я обязан задержать преступника!
Несколько секунд они пялили друг на друга глаза в лучших традициях вестернов, и я уже начала надеяться на хорошую показательную драку. Увы, мои надежды не оправдались. Павел молча снял с плеча автомат и отдал глюку. Невольный вздох облегчения вырвался у нашей семерки. Несмотря на привычки средневековья, все поняли назначение этой металлической штуки.
На прощание Павел окутал нас выхлопными газами и умчался. Лани поглядел ему вслед и тихо повалился на землю. Ната ахнула, а Лусия тут же принялась тереть виски гвардейца извлеченным из-за корсажа снадобьем.
— Ему нужен врач, — сказала я глюку.
— Если мы отсюда не уберемся быстро, нам всем понадобится гробовщик.
Мне не понравился его тон. Я не люблю, когда меня пугают. Но Джинн не собирался никого пугать, он просто передернул затвор и приказал Берту осмотреть развалины трактира. Берт не дошел до развалин метра четыре, развернулся и побежал обратно. Из окна второго этажа ему вслед грохнул выстрел. Джинн, не целясь, выпустил очередь и заставил стрелка заткнуться.
Берт добежал до нас с круглыми глазами, но Джинн не дал ему заговорить:
— Берите раненного!
Лусия первая подхватила Лани, и оба скрипача помогли ей. Даже маэстро попытался что-то сделать, и в результате мы быстренько отступили за околицу. Джинн прикрывал наш отход, но из развалин больше не стреляли.
Лани — не самый хрупкий их гвардейцев, и скрипачи буквально прогибались под его мощным телом. Ната пугливо держалась поближе к Джинну, мы с Лусией шагали впереди, а маэстро по очереди попадался всем под ноги.
Навстречу нам по дороге пылило стадо, но ни пастуха, ни овчарок не было видно. Мы посторонились, и буренки, возглавляемые однорогой предводительницей, протопали мимо нас. Не сбавляя темпа, мы шли до самого шоссе, вернее, до его остатков, потому что разъезжать по вздыбленному покрытию мог лишь самоубийца. Там Джинн подозвал маэстро, и они с ним сменили скрипачей. Лани все еще был без сознания.
— Что он там увидел? — Ната беспокойно заглядывала в глаза Берту, но он молча отворачивался.
Начало темнеть. От голода в желудке что-то пищало, голова кружилась. Я спотыкалась все чаще. Мы шли по холмам, потом спустились в лощину. Остановились, когда под ногами захлюпало. Ручей!
Лани уложили на сухом берегу. Гвардеец пришел в себя, но был очень слаб. Лусия принесла ему в пригоршнях воды, остальные пили прямо из ручья. В темноте старались далеко не расходиться, чтобы не потерять друг друга. Мало радости провести ночь на голой земле, но другого выхода не было.
— Нами нужна машина, — сказал Джинн.
— Где мы возьмем ее? — спросил Берт.
— В двух шагах отсюда — в замке валаков.
Черт! Недаром местность показалась мне знакомой!
— Я пойду с тобой! — заявила я.
Скрипачи тоже выразили желание пройтись, но как-то без энтузиазма. Джинн не настаивал. Он приказал им по очереди дежурить, охраняя женщин и раненного. На это они согласились с большим облегчением. Маэстро вообще промолчал — он уже спал.
15
Черный плащ Джинна имел свойство теряться в темноте, поэтому я решительно вцепилась в локоть глюка, и мы с ним зашагали в сторону замка валаков. Ну, доложу я вам, приятным это посещение я и днем бы не назвала, а уж ночью оно и вовсе казалось мне омерзительным, но не отправлять же глюка одного к этим паршивым вампирам!
Еще издали мы увидели пламя: во дворе замка ярко пылал костер. В его отсветах хорошо была видна белая морда зайца на дверце стоящей под стеной легковушки. Вокруг костра пританцовывали тощие фигуры, поочередно издавая один и тот же заунывный вопль: «Йехау!» Слева от костра торчал увенчанный бараньим черепом столб, к столбу был кто-то привязан, и костер время от времени освещал искаженное предсмертной мукой лицо. При виде бараньего черепа глюк явственно напрягся.
— Это же Валу! — прошептал он мне на ухо. — Местный дьявол!
Очень приятно! Какое мне до этого дело?
— Это шанс, Дина! — яростно зашептал он. — Ты должна стать ведьмой!
Я никому ничего не должна. К тому же, я и так ведьма… в душе. Я сделала попытку отползти назад, но Джинн тут же припечатал меня к земле.
— Разве ты не для этого сюда шла?
А кто меня знает, зачем я шла. Вздумалось, вот и…
— Ему нужна жертва!
По-моему, он уже имел жертву. Во всяком случае, человек, висящий на столбе, не подавал признаков жизни.
— Сейчас ты встанешь и войдешь в круг. А потом я начну стрелять. Сегодня у Валу будет много жертв.
Я ползла до самого столба, а потом совсем уже собралась встать, но тут увидела лицо человека. Это был пастушок! И он еще не умер! Он смотрел живыми блестящими глазами, и по щекам его одна за другой катились слезы.
Меня подняло на ноги рывком. Я вцепилась в веревку и оборвала ее одним махом, точно нитку. Мальчонка сполз к подножию столба и жалобно вскрикнул. Танцующие разом повернулись к нам. Я увидела лица барона и двух его спутников. Безумные глаза их были выкачены, с клыков капала слюна. Барон глухо прорычал:
— Юная леди!
Я невольно оскалилась в ответ, чувствуя слабое движение у ног. Мальчик силился отползти от столба.
Барон спрятал клыки и широко улыбнулся. Морщинистые старцы переменили позицию. Теперь их отделял от меня костер, а руки были вытянуты в сторону столба, скрюченные пальцы шевелились.
Я сделала шаг вперед:
— Я желаю танцевать с вами!
Старцы даже попятились, но барон кивком головы указал мне на место рядом с собой:
— Рискните, леди!
Обернувшись к бараньему черепу, я спросила: «Вы позволите?» Или мне показалось, или в глазницах и в самом деле блеснули искорки. Я шагнула к барону и вложила свою кисть в протянутую ладонь. Удар тока! Меня прошило с головы до ног. Холод. Леденящий холод, леденеющими губами я улыбнулась, и мы двинулись вокруг костра. Мерзкие старикашки убрались с дороги. Холод струился из моей ладони, я уже не чувствовала сердца, ледяной кирпич повис в животе, и колени почти не гнулись. Пламя костра изгибалось и прыгало в такт нашим шагам. Я с трудом подняла голову и впилась глазами в бараний череп. Крошечные искорки плясали в глазницах, казалось, череп подмигивает мне, и я мысленно воззвала я нему: «Эй, Хозяин! Тебе нужна еще одна ведьма?» Пламя костра внезапно лизнуло мне стиснутую бароном руку, и я ощутила резкую боль. Барон с проклятием отшатнулся. Пламя трепетало между нами. Старцы пронзительно завизжали, и в этот миг грянула автоматная очередь. Я не видела, что происходило сзади, я смотрела на барона. Лицо его исказила жуткая гримаса, он громко выкрикнул заклинание, но пламя взвилось еще выше и начало закручиваться вокруг его головы.
— Проси! — отчаянно закричал Джинн. — Проси Валу!
Я обернулась. Джинн падал. Перечеркнутые очередью старцы нависли над ним с двух сторон, жадно протягивая руки.
— Тебе нужна ведьма, Валу?!
Череп затрясся в припадке хохота, пламя опало, и в неясном свете гаснущего костра я увидела почерневшее страшное лицо барона, на котором выделялись ярко сверкающие клыки.
Неистовая ярость бросила меня к нему, клокочущий рык вырвался из моей груди, пена выступила на губах. Я налетела бешеной кошкой, и барон рухнул к моим ногам обгоревшими головешками. Я рвала и расшвыривала жуткий прах до тех пор, пока лишь горстка черной пыли не развеялась по выщербленным плитам. Тогда я обернулась. Валаки жалко скалились, кривя в ухмылке перекошенные рты, Джинн медленно поднимался с земли, с большим трудом подтягивая к себе автомат.
— Валу принял жертву, — просипел старикашка, сгибаясь в поклоне. — Я — твой раб, госпожа!
Я с наслаждением ощутила его страх. Он боялся, жалкий червь! Он пресмыкался предо мною.
Пламя полыхнуло вновь. Костер весело затрещал, я протянула руку:
— Хочу танцевать!
Поскуливая от страха, валак приблизился. Я схватила сухонькую ручку, и его ощутимо тряхнуло. Он тоненько заскулил, а бараний череп вновь отозвался взрывом хохота. Я начала второй круг…
— Дина!
Прошло оледенение в теле, мне было тепло и радостно. Валу весело подмигивал огоньками, ноги сами вытанцовывали всякие па.
— Дина!
Что ему надо? Пламя угрожающе качнулось к глюку, лизнуло край его плаща. Валак громко сглотнул слюну.
— Дина, — голос Джинна стал необычайно хриплым. — Нас ждут.
Пламя хищно нацелилось на его ноги, но я уже остановилась.
— Тебе нужна ведьма, Валу? — спросила я в третий раз и бросила мертвую руку валака. Старичок рухнул на колени, но я даже не глянула на него.
— Ключи, — тихо сказал Джинн, — у кого из вас ключи от машины?
Ключи появились в его ладони. Забросив на плечи автомат, взял меня за талию и осторожно повел к машине. Ноги отказывались мне служить, и пару раз я споткнулась о собственную тень. Джинн открыл дверцу и втолкнул меня на переднее сидение.
— Сиди! — велел он. Или я убью тебя. Я бездумно следила, как он ходил к столбу за пастушком, но когда он возвращался, рванула ручку и выскочила. Валу подмигивал мне, и костер еще не погас… Джинн шагнул ко мне, лицо его было страшным. Он почти бросил мне на руки тело мальчишки:
— В машину!
Я покорно села в машину, тяжесть давила мне колени и вновь сводила холодом руки. Тяжесть мертвого тела.
Джинн зажег фары, и мы малым ходом выехали со двора.
Похоронили мальчика под стенами замка. При свете фар глюк выкопал найденной в багажнике лопатой могилу, а я содрала с сидения плюшевый чехол, завернула тело в этот импровизированный саван. Не было ни священника, ни материнских слез. Я плакать не могла — душа покрылась льдом, и слезы высохли. Я ничего не могла сделать для этого ребенка, даже положить игрушку в могилу. Да и были ли у него игрушки?
— Мне нужна будет помощь ведьмы, — сказал Джинн. — Ты поможешь мне?
Он срубил лопатой ольховую ветку и воткнул в землю.
— Пожелай, чтоб здесь выросло дерево! — велел он мне. И я от всей души пожелала, чтобы здесь выросло громадное ветвистое дерево и жило бы долго, и пели бы на нем птицы.
— Поехали! — сказал Джинн, швыряя лопату в багажник. И мы поехали забирать остальных.
Заночевали мы посреди холмов, потому что глюка хватило часа на полтора, а кроме него водить машину никто не умел. По пути мы подстрелили зайца, выскочившего откуда-то под свет фар, кое-как поджарили на костре и съели, разгрызая мелкие косточки и выплевывая клочки шерсти. С кусочком мяса в желудке жизнь показалась приятнее. Лани мы уложили на переднее сидение, а сами: я, Лусия и Ната — кое-как примостились на заднем. Мужчинам пришлось довольствоваться глюковым плащом, расстеленным на голой земле возле колес.
Утром нам повезло найти приличную дорогу и через несколько часов мы въехали в большой город. «Добро пожаловать в Моней!» — красовалось на придорожном щите.
Первым, кого мы встретили в этом городе, был полицейский, который сидел возле бензоколонки и читал газету. Когда мы остановились спросить дорогу к больнице, он опустил газету и долго смотрел на изуродованное лицо Джинна. Джинну пришлось переспросить дважды прежде, чем он ответил. Больница оказалась в нескольких кварталах от центра города, как раз напротив школы для мальчиков. По меньшей мере, человек пятнадцать из них высыпали на улицу и с восхищением следили, как мы въезжали во двор больницы. Видимо, автомобили в этом городе все еще были в диковинку.
Мы ввели Лани в приемный покой, где на нас уставилась пожилая медсестра в синем с белым фартуком одеянии. Безусловно, мы представляли живописную группу: Джинн в его черном плаще и камзоле, я в пятнистой форме морской пехоты, Лани в синем мундире королевской гвардии и Лусия в шерстяном платье с юбкой до пола и с вышитом на левом плече знаком королевской кухни.
— Актеров не принимаем! — сказала медсестра. — Ступайте в больницу для неимущих!
Денег у нас действительно не было (в тюрьме отобрали все), но это еще не повод уморить гвардейца в больнице для неимущих. Мы переглянулись. Джинн погладил под плащом автомат и громко велел Лусии оставаться вместе с Лани.
— Где у вас главврач принимает?
Сестра ткнула пальцем себе за спину. Джинн взял меня под локоть, и мы отправились искать главного. Врач был занят, но мы проявили настойчивость, И вскоре он брезгливо осматривал рану.
— Сколько стоит лечение по высшему разряду?
Доктор назвал явно завышенную цену, медсестра победно подняла бровь, но мы не сдавались.
— Хорошо, — сказал Джинн, — через полчаса я привезу означенную сумму и, не дай Бог, к тому времени нашему товарищу не будет оказана должная помощь. Я разнесу ваше заведение ко всем чертям!
Мы с ним вышли во двор. Ната целовалась с Каем, Берт старательно смотрел в небо, а маэстро Талад что-то вдохновенно вещал толпе мальчишек, облепивших наш автомобиль, Джинн шикнул на мальчишек, мимоходом надавил клаксон, заставив влюбленных отпрянуть друг от друга, и уселся за руль. Мы поспешно забрались в легковушку и отъехали от больницы целый квартал прежде, чем решено было устроить совещание. Джинн остановился напротив автобусной остановки, и пассажиры общественного транспорта с удовольствием на нас глазели.
— Нужны деньги, господа, какие будут предложения? — поинтересовался Джинн.
— Мы могли бы дать концерт, — задумчиво произнес маэстро.
— Дозвольте узнать, на чем вы собираетесь играть? — Берт был настроен более трезво.
— Если бы мы поехали к моим родственникам!.. — пылко начала Ната.
— Ваши родственники находятся по ту сторону границы, а я сейчас не намерен покидать сектор.
— Кроме туманных мыслей о грабеже банков, у меня в голове ничего нет.
— Ты умеешь грабить банки? — изумился Джинн.
— Мы могли бы что-нибудь заложить, — впервые подал голос Кай.
Кроме одежды, автомобиля и автомата, у нас ничего не было. Выбор пал на автомобиль. Мы заложили его у хозяина маленького ресторанчика со смешной фамилией Чушки. Хозяин рвался купить наш транспорт, но глюк увильнул от окончательного решения, обретя тем самым бесплатный обед для всех. Мы еще сидели за столом, когда глюк уже вернулся из больницы с сообщением об оплате лечения и о том, что Лусие разрешили остаться при Лани. Повеселевший после еды маэстро пообещал нам всем место в театре, если мы освоим игру на ударных инструментах.
— Хозяин, где в вашем городе можно достать лошадей?
При слове «лошади» Чушки насторожился, потом расцвел широкой улыбкой и пообещал нам немедленную помощь, если мы все же решимся продать ему автомобиль. Джинн дал ему две монеты (его же собственные) и пообещал подумать после возвращения.
16
Договорившись с музыкантами и Натой о встрече через двое суток, мы взяли лошадей под уздцы и тихо пошли по улицам города. Снова прошли мимо бензоколонки и давешнего полицейского. Он сидел на том же месте и все так же читал газету.
Из города мы поехали на север. Все время на север, мимо старой свалки, мимо каких-то разрушенных домов, мимо заброшенного карьера. Едва я приспособилась к движениям лошади, Джинн принялся меня учить азам колдовской науки. Где он только этого набрался? Его заклинания были совершенно неудобоваримы, их не то, что запомнить, выговорить было нельзя! Я пыталась спорить, но безрезультатно. Лошади прядали ушами и шумно фыркали на наши рулады, а у меня зубы не на шутку разболелись. Джинн злился и говорил, что более тупых ведьм ему еще не приходилось встречать. Из чего я тут же сделала вывод, что с ведьмами он якшается систематически, и это мне почему-то не понравилось. Я сварливо заявила, что он мог бы и не связываться с начинающей ведьмой, если у него на примете есть поумнее. Джинн дал задний ход и сказал, что без ведьмы он на эту территорию пробраться не может. Без меня он там определенно гробанется, а это пока в его планы не входит. Мне это польстило, но насчет ведьм я запомнила и при случае решила уточнить.
Местность, по которой мы ехали, мне совершенно не нравилась. Здесь было мерзко и пахло тухлятиной. Солнце пекло с неба, как сумасшедшее. Чахлые пучки травы пожелтели и высохли под его лучами. Кое-где растущие деревья не видели дождя много месяцев. Вскоре мне уже хотелось снять комбинезон и изображать из себя дикую амазонку, но присутствие Джинна несколько стесняло меня. Зато Джинн явно чувствовал себя в своем плаще преотлично, иначе, зачем бы он стал горланить шаманские песни. Фальшивил он невероятно, я едва могла разобрать слова, и все-таки мгновенно понимала, о чем идет речь. Знания вообще появлялись у меня в голове сами собой и исчезали точно так же. Например, когда мы подъехали к ржавой металлической бочке, я уже знала: сейчас из нее высунется лохматая обрюзгшая рожа и скажет какую-нибудь глупость. Рожа действительно высунулась и спросила: «Почем снуликов брали?»
Джинн смачно плюнул, а рожа показала ему язык. На этом и расстались. Когда мы проезжали мимо выбеленного ветрами конского скелета, наши лошади заартачились, а мне почему-то захотелось слезть и погладить череп. Но я ограничилась тем, что послала черепу воздушный поцелуй. Затем над нами закружилась целая стая больших голошеих птиц. Они нагло пикировали на нас, норовя обдать мерзким зеленым пометом. После того, как одна из птичек испачкала голову моего жеребца, и едва не попала в меня, я с сожалением вспомнила королевских снайперов. Вот где пригодились бы!
— Прогони их именем Валу! — вскричал перепачканный Джинн, прикрывая голову руками.
Я хотела загнуть красивое проклятие в духе самого Бармалея, но вместо этого почему-то всунула в рот два пальца и так пронзительно свистнула, что сама чуть с лошади не свалилась. Птички разлетелись.
Вдалеке смутным силуэтом маячила какая-то башня. Очертания ее расплывались и таяли в клубах желтого тумана, а потом вновь проявлялись, как черно-белая фотография на плохой бумаге. Насколько я могла понять, эта башня и была конечным пунктом нашего путешествия. Джинн все чаще поглядывал по сторонам, то и дело привставая на стременах, он озирал пространство с крайне озабоченным видом. Я и сама ощутила какую-то неясную тревогу, как перед грозой. Первые высверки молний и в самом деле уже разрезали небо, на котором едва маячило одно невинное облачко.
— Поехали скорее! — велел Джинн. Но мне не хотелось скакать сломя голову, я и так едва держалась в седле.
— Дина!.. — Джинн не успел договорить: перед ним прямо из воздуха начала материализовываться громадная щетинистая тварь, похожая на клеща. Джинн успел проломиться прежде, чем она затвердела, а я сходу влетела в противный густой кисель и едва успела зажмуриться, как эта дрянь забила мне уши и ноздри. Мой конь отчаянными рывками продвигался вперед, а я мысленно вопила призывы к Валу.
— Дина! — рука Джинна рванула поводья моего коня, и мы вылетели из этой гадости, кашляя, чихая и мотая головами.
— Вперед, Дина! — рявкнул глюк. — Гони!
Я вцепилась рукою в седло, мечтая лишь об одном: усидеть.
Гоп-гоп! Ударили копыта. Черным парусом взметнулся плащ. Пронзительная боль ударила в виски. Гоп-гоп! Джинн застонал-заплакал впереди: «Йехоу!» Гулко задрожала земля. Мой ошалевший жеребец рвался вслед за Джинновым. Я почти отпустила поводья: в них не было нужды. Ритмично плескал перед глазами черный плащ, я сосредоточила все внимание на нем.
Кони неслись по равнине, вколачивая в иссушенную зноем землю тяжелые копыта. Горячий воздух забивал дыхание. Ни единой мысли не осталось в разрываемой болью голове, только стремление вперед. Рыдающая черная волна несла меня навстречу стремительно растущей, громаде башни.
Крик Джинна внезапно оборвался, и боль отхлынула от висков. Краем глаза я успела заметить, как полыхнуло пламенем и тут же погасло одинокое дерево слева от башни. Конь глюка рухнул на полном скаку, седок перелетел через голову лошади, и я едва не растоптала его. Лишившись ориентира, мой жеребец проскакал по инерции еще несколько метров, а потом так резко остановился, что я едва не повторила судьбу Джинна.
Кое-как управившись с лошадью, я оглянулась: Джинн неподвижно лежал на земле, и вокруг уже струилось желтоватое марево. Я сползла с седла и, отчаянно хромая и растирая на ходу ягодицы, устремилась к Джинну. Меня никогда не пороли в детстве, но за эти несколько минут я успела так отбить собственную задницу, что обеспечила себя впечатлениями за все свое безоблачное детство.
Желтое марево уже лизало глюковы башмаки, и я громко запричитала на ходу, пытаясь вплести в каскад воплей единственное четко запомнившееся заклинание: «Йехоу!» Получалось слишком визгливо и ненатурально, но марево заколебалось. Его замешательства мне хватило на то, чтобы добраться до глюка и нежно чмокнуть его в серые спекшиеся губы. Я постаралась вложить в поцелуй как можно больше энтузиазма, ведь больше я все равно ничего не имела. Классический прием сработал: глюк протяжно застонал, и марево переместилось ко мне. Я жалобно пискнула и погрозила мареву пальцем. Не подействовало.
— Вон стоит прекрасная лошадка! Йехоу! — запела я, тыча пальцем в своего коня.
Мне было жаль жеребца, но себя и Джинна я жалела больше. Марево чуть-чуть отползло, и я повторила свой наскок на Джинна. На этот раз я набрала воздуху побольше, и поцелуй получился затяжным, а марево успело тяпнуть меня за ногу. Тут я уже заорала от боли, так как обожгло не хуже пламени. Но Джинн, наконец, пришел в себя и поспешно завел одну из самых гнусных своих песен, чередуя растянутое «ы» с каскадом ругательств. Ругался он не по-нашему, но интонации были очень схожи. Под этакую балладу он ухитрился встать на ноги, и мы с ним, хромая, в обнимочку побрели к воротам башни. Подвывая в особо чувствительных местах, я с тоскою думала, что срок контракта наверное, уже истек, застраховать свою пятую точку я не догадалась, следовательно, убытки мне никто не возместит.
Наконец мы уперлись в ворота башни, и Джинн замолк. От тишины мне сразу полегчало.
— Открой ворота! — вконец сорванным голосом просипел глюк.
Он рехнулся! Открыть здоровенные, кованные железом ворота, к тому же явно запертые изнутри.
— Ты же ведьма!
— От такого слышу! — ответила я и начала лихорадочно изобретать заклинание. Что-нибудь вроде местного «сим-сима». — Ворота, откройтесь! — наконец торжественно выдала я, но створки даже не шелохнулись. Джинн тихо сполз по дубовой доске, и мне стало не до шуток. Я не могла одновременно целовать глюка и без передыху выкрикивать заклинания — энергии на все не хватало. К тому же, желтое марево медленно, но неуклонно ползло за нами,
— Чертовы ворота, откройтесь! — никакой реакции. — Именем Валу, повелителя ночного пламени, откройтесь!
Створка еле слышно заскрипела, и я ринулась в узкую щель, последним усилием толкая впереди себя глюка и призывая Валу на голову создателей таких тяжеловесных дверей.
Мы все-таки протиснулись в щель и оказались внутри большого полутемного зала со сводчатым потолком. Это все, что я успела заметить, прежде чем рухнуть в изнеможении на пол и закрыть глаза. Глюк негромко посапывал рядом.
Джинн зашевелился первым и, по-моему, даже встал (глаза я так и не открыла).
— Дина!
Я никак не отреагировала. У меня отчего-то холод расползся по всему телу, а сердце билось у самого горла. Какой-то левой задней мыслью я думала о том, что надо бы отозваться, но звуки смерзлись где-то внутри в один большой комок.
— Дина! — в голосе глюка прорезалась нотка тревоги. Невзирая на отвратительное самочувствие, в глубине моей души шевельнулось нечто, похожее на радость.
Больше он ничего не говорил, а молча взвалил меня на плечи и потащил куда-то вверх по лестнице, причем ступени отчаянно скрипели под его шагами. Все мое тело затвердело, а ресницы, кажется, вообще примерзли к щекам.
Джинн положил меня на что-то мягкое и шерстяное, а сам, судя по звуки, разжег огонь. Вначале затрещали дрова, потом отблеск пламени затанцевал у меня на закрытых веках. Заломило виски, потом боль перекинулась дальше, я вновь ощутила лицо и колючие иголочки вонзились в кожу. Открыв глаза, я увидела совсем рядом напряженное лицо Джинна. Он медленно водил руками по воздуху и, в такт его движениям, иголочки расползались по телу. Внезапно острая боль свела грудную клетку, дыхание остановилось, я ахнула и забилась на диване. Джинн схватил меня, не дав соскользнуть на пол, прижал к себе и жадно впился губами в мои губы. Когда этот гнусный факт дошел до моего сознания, боль уже ушла, и сердце вновь застучало в обычном ритме. Следовало продемонстрировать мерзавцу прием каратэ, но, во-первых, не владею, во-вторых, отпустил он меня возмутительно быстро.
— Какая же ты дура, — сказал он мне нежно.
— От такого слышу! — немедленно ответствовала я, едва ворочая языком.
— Что ты делаешь в этом секторе? Ведьму она из себя корчит!
Псих-одиночка! Сперва принудил меня идти к Валу, а теперь еще попрекает!
— Ты мне свою энергию перегоняла, дурочка! Ты же ведьма, должна из сектора тянуть! Тебе загнуться, что ли захотелось?
Нет, он меня достал! Не объяснил ничего толком, орал всю дорогу свои дурацкие песни, а теперь я еще и виновата. В следующий раз пускай его лучше сожрут всякие желтушные облака или вампиры. Спокойней будет!
Мне очень хотелось долго шуметь, но язык по-прежнему ворочался плохо, и я решила отомстить по-другому. Я примерилась, сделала внезапный выпад и довольно лихо повисла у него на шее.
— Я же сказал, что ты дурочка, — повторил он, вновь беря меня на руки и поднося поближе к камину. — Я тебя предупреждал, что я не человек. Зря ты ко мне липнешь!
И ничего подобного! И не зря. Все равно меня долго носили на руках, обнимали-целовали и всячески утешали. А насчет всего прочего, так не все сразу. Нелюдей надо воспитывать постепенно.
Давно мне не было так спокойно, как посреди дурацкого мира, в дурацкой башне, рядом с дурацкого вида глюком. А вид у него и в самом деле был предурацкий! Да-а…
Но, в конце концов, он таки бросил меня на диван, а сам полез в кучу сваленных на столе предметов и извлек оттуда самый обычный стеклянный шарик, причем изрядно поцарапанный.
— Вот зачем мы сюда шли. По этому индикатору накопитель я, враз найду! Смотритель его всегда неподалеку от таких мест держит. Это чтобы естественная энергия колдовства затмевала аномальное излучение накопителя.
Я с уважением посмотрела на стеклянный шарик. Джинн надежно упрятал его в маленький мешочек и подвесил к поясу.
Перед уходом глюк заставил меня трижды постучать кулаком по воротам и приказать им оставаться открытыми. Ворота подозрительно скрипнули, но послушались. Я сразу себя зауважала. Приятно сознавать, что хоть кто-то тебя слушается.
Обратно мы шли пешком. Скелеты наших лошадей валялись неподалеку от башни. Меня несколько смущала мысль о расплате с хозяином животных, но я постаралась ее отогнать.
Петь Джинн больше не мог, зато он время от времени останавливался и исполнял короткую чечетку, злобно топча каблуками подозрительные комочки земли. Я должна была завершать дело энергичным пинком в воздухе. Примерно на четвертый раз я крепко ударилась о незримую преграду, и несколько шагов пришлось проскакать на одной ноге. Глюк сказал, что я была недостаточно строга с порождением тьмы, поэтому оно убралось не сразу. В дальнейшем я попыталась сперва изображать на лице гримасу свирепости, а потом пинать. Помогло.
Подойдя ближе к одному из первых конских скелетов, я вспомнила о неудержимом желании его осмотреть и в этот раз решила подчиниться. Под черепом оказался мешочек с золотыми монетами, и вопрос о расчете с хозяином конюшни отпал сам собой. Джинн одобрил мое кладоискательство и посоветовал пошарить еще и в железной бочке. В бочку я лезть отказалась, так как из нее несся громогласный храп.
17
В город мы вернулись поздно, я успела изрядно сбить ноги, но глюк сразу же погнал меня к хозяину ресторанчика выкупать наш автомобиль. Чушки встретил нас недовольной рожей. Ему не хотелось возвращать вещь, которая, казалось, уже принадлежала ему. Выслушав длинные разговоры о хорошей цене и нашей неразумности, я потеряла терпение. Добросовестно скорчив свирепую рожу, я высказалась насчет мерзких порождений тьмы. Челюсть у Чушки отвисла, глаза полезли на лоб, и мы быстренько получили ключ.
Гараж оказался за ресторанчиком неподалеку от поросших гигантскими сорняками развалин многоэтажки. Мы только вышли из дверей, как услышали за спиной зычный рев: «Зеленг!» Здоровенный детина, ростом повыше Джинна, нехотя оторвался от мотоцикла и, на ходу вытирая руки, отправился на зов хозяина. Мы прибавили шаг, почти побежали. Джинн торопливо отстегнул от пояса мешочек с шариком, перебросил мне и жестом велел упрятать поглубже. Я так и сделала. Возле гаража он вытащил из-под плаща автомат и тоже отдал мне, а сам принялся возиться с замком. Во-первых, ключ плохо входил, во-вторых, онеле проворачивался, в-третьих, у Джинна просто дрожали руки. Но все-таки замок был открыт.
— Стой здесь! — глюк скрылся за дверью, и я услышала, как он дергает дверцу машины. Мотор заработал, но тут же заглох. Наступила тишина, и в этой тишине я отчетливо услышала треск мотоциклов.
— Джинн!
Мотор заработал вновь, машина выползла из гаража и остановилась. Из нее выскочил очень озабоченный Джинн и, не закрыв дверцу, кинулся проверять бензобак. От ресторанчика разворачивались в нашу сторону двое мотоциклистов. Едва взглянув в бензобак, Джинн резко обернулся, схватил меня за руку и бросился к развалинам. На бегу я выронила автомат, и глюку пришлось вернуться, чтобы подобрать его. Мотоциклы тарахтели совсем рядом. Глюк изо всех сил оттолкнул меня, а сам нажал на курок. Автомат рявкнул и замолк.
Я добежала до развалин, с разбегу влетела на кучу щебенки и начала карабкаться вверх по остаткам полуразрушенной лестницы. Призрачный шанс отсидеться среди этого грандиозного мусорника смутно маячил передо мной. Шум внизу заставил меня подползти к оконному проему.
Автомат уже висел на плече Зеленга. Джинн сидел на земле, согнувшись, и держался за живот. Один мотоцикл валялся возле машины, второй стоял около раскрытого гаража. Крепкий парень яростно размахнулся для второго удара, но Зеленг остановил его:
— Не трать силы!
— Он мне заплатит за мотоцикл!
— Чушки оплатит.
Крепыш топнул ногой с досады, выхватил пистолет и приставил к виску глюка:
— Ты… гниль подвальная! На колени! Джинн не шелохнулся. Зеленг подошел, сгреб его за грудки, приподнял:
— Откуда у вас старое золото?!
Джинн молчал. И тогда заверещал крепыш;
— Отойди, Зеленг, я пристрелю его!
Я хотела помянуть имя дьявола, но оно вылетело из моей памяти, а вместо него почему-то крутилась дурацкая строчка из детской сказки: «Колобок, я тебя съем!»
Зеленг разжал руки, и Джинн рухнул на землю.
— Все это не так делается, дурак, — сказал Зеленг, — колдунов у нас сжигают.
Видимо, Джинн сделал какое-то движение, потому что Зеленг внезапно обрушил ему на голову приклад автомата.
— Сейчас будет жаркое.
— Плащ отдай мне, — засовывая пистолет за пояс, предупредил крепыш. — Ниса давно просит подарок.
Они собирались его убить! Единственного парня, который мне по-настоящему нравился, хотя и был глюком! Подонки.
Я беззвучно завыла, впиваясь пальцами в холодный камень. Постукивая, продолжала осыпаться щебенка. Они отволокли Джинна подальше от гаража, бросили на землю, и один из них сходил за канистрой. Зеленг обшарил карманы Джинна, но, конечно же, ничего не нашел. Мешочек покоился у меня за пазухой. Зеленг злобно пнул Джинна в бок и подал знак второму. Тот поспешно стал откручивать крышку канистры.
— Подождите!
Они обернулись одновременно, Зеленг схватился за автомат, крепыш выхватил «магму». Я выползла из своего укрытия, встала в полный рост, чтобы еще раз повторить: «подождите».
— Нам предлагают подождать! — громко сообщил крепыш. Зеленг коротко рассмеялся и, опустив автомат, кивнул крепышу на канистру. Резко запахло бензином.
Я сделала шаг вперед, обрушив еще целую гору щебенки. Зеленг ждал, подбрасывая на ладони зажигалку и с любопытством глядя на меня.
— Говорят, она ведьма! — произнес крепыш.
— Ведьма? — Зеленг ехидно усмехнулся. — Все женщины ведьмы.
Я подошла совсем близко и остановилась. Джинн лежал неподвижно, но грудь его едва заметно вздымалась. Зеленг небрежно чиркнул зажигалкой. Огонек вспыхнул и погас.
— Паршивая зажигалка, — медленно произнес Зеленг, не отводя от меня взгляда.
В голове у меня не было ни единой мысли, только холодное отчаяние. Я не успела стать ведьмой, у меня не хватило на это времени.
— Чего хочет эта стерва? — спросил Зеленг. Крепыш осклабился:
— Она хочет с тобой спать!
— У меня полно баб, — медленно произнес Зеленг. — Зачем мне еще одна?
— Тогда отдай ее мне, — быстро сказал крепыш. — Мне будет в самый раз.
Зеленг снова чиркнул зажигалкой, и снова погас маленький огонек. Глюк слабо шевельнулся, рука его приподнялась. И тут я решилась: я опустилась на колени перед Джинном, схватила его руку и прижала к своей груди. Крепыш зашелся хохотом:
— Секс с мертвецом?! Это ново!
Запах бензина забивал дыхание, я вдохнула поглубже, наклонилась и впилась своими губами в губы глюка. Крепыш восторженно захлопал в ладоши:
— Нет, ты видел?!
Я отстранилась лишь тогда, когда у меня зазвенело в ушах. Сделала еще один вдох, после чего обняла глюка, прижимаясь к нему всем телом. Я почувствовала, как заструилось от меня к нему живительное тепло… Глюк задышал чаще.
Над моей головой чиркнула зажигалка, Зеленг произнес:
— Отпусти его.
Я подняла голову: язычок пламени горел ровно и спокойно. Зеленг поднес зажигалку к самому моему плечу:
— Отпусти, если не хочешь гореть вместе с ним. Несколько секунд я смотрела на пламя, потом разжала руки. Мой комбинезон тоже пропитался бензином. Я кожей почувствовала, как расплывается на груди маслянистое пятно. Ноздри Зеленга странно раздувались, а тяжелый взгляд впился в злосчастное пятно. Я попятилась, потому что огонек приблизился к самому моему лицу. Зеленг сделал шаг, заставил меня откинуть голову, и свободной рукой схватил меня за волосы. Я видела шальные голубые глаза, светлые до белесости и думала только об одном: как бы не упасть. У меня кружилась голова от страха и запаха бензина.
Вдруг что-то сильно толкнуло Зеленга, огонек лизнул мою щеку, отчего я вскрикнула, а потом мы вместе полетели на землю. Началась стрельба. Стреляли раза четыре. Одна из пуль жиганула мое предплечье, вторая вошла в землю почти рядом с головой. Зеленг навалился на меня всей тяжестью, и я отчетливо чувствовала запах паленого, сочащийся откуда-то сбоку.
Зеленга стащил с меня до смерти перепуганный глюк.
— Живая? — спросил он нервно дрожащими губами.
Я осмотрелась крутом: крепыш с простреленной головой валялся на земле, у Зеленга кровь хлестала из горла. Зажигалка все еще горела, и один из рукавов Зеленга уже начал тлеть. Над всем этим возвышался серо-зеленый глюк с «магмой» в руке.
— Заправь машину! — скомандовал он мне.
Я схватилась за канистру, но никак не могла открутить крышку, потом, едва пристроив воронку, пролила немного бензина. Глюк понимающе посмотрел на меня, подобрал валявшийся автомат и подошел к машине. Бросив автомат на сидение, он взял из моих рук канистру и быстро заправил машину. Остаток бензина он вылил на ближайший мотоцикл. Зажигалка все еще горела, я подняла ее и швырнула в сторону мотоцикла. Тут же поднялся столб огня.
— Садись в машину! — велел мне Джинн. Я села на переднее сидение, через секунду глюк оказался рядом.
— Где шарик?
Я вынула из-за пазухи мешочек и вытряхнула на ладонь его содержимое. В темноте стало заметно мерцание светящейся точки внутри шарика. Джинн поглядел на него и тут же перевел взгляд на дорогу.
18
Мы кружили по пустынным улицам среди тусклого света фонарей. Джинн то и дело морщился, вероятно, голова еще болела, и я, честно говоря, боялась, что рано или поздно мы врежемся. Перехватив мой опасливый взгляд, глюк потрогал слипшиеся от крови волосы.
— Заживет. Как твоя рука? Я улыбнулась:
— Заживет!
У одного дома глюк остановился. Здание показалось мне знакомым и не удивительно: на нем висела вывеска «частная школа». На другом конце площади находилась больница, в которой мы оставили Лани. Джинн посмотрел на меня и, видимо, остался недоволен видом моего комбинезона. На его плаще следы дорожных приключений так явно не выделялись.
В школу глюк пошел один. На резкий голос колокольчика дверь приоткрылась, и высунулась прилизанная девичья головка:
— Что вам угодно?
— У вас должен учиться воспитанник доктора Юрского. Я хотел бы…
— Приходите утром. Дети уже спят.
Дверь захлопнулась. Джинн задумчиво обозрел фасад здания. Со второго этажа начинались балконы. На каждом балконе висел какой-нибудь флажок: однотонный, полосатый или с зигзагами. Цвета рисунков плохо различались в свете фонарей. Флажки висели на флагштоках или болтались на перилах. Джинн осмотрел все очень внимательно, потом подошел ко мне:
— Мне нужна твоя помощь, Дина.
Честно говоря, я сама нуждалась в помощи. У меня болело абсолютно все, включая душу.
— Дина, призови Валу, нам нужно выкрасть мальчишку.
— Джинн, откуда у тебя такие дурные наклонности?!
Тому, кто не видел разъяренного глюка, я желаю его и не видеть. Малоприятное зрелище. Он сцапал меня за комбинезон и несколько раз основательно встряхнул:
— Дрянная девчонка! Ты у меня научишься колдовать!
Научилась я мгновенно, потому что Джинн внезапно оказался сидящим на балконе второго этажа и сжимающим в зубах древко флажка. Глюк выплюнул древко, показал мне сложенные гвардейской щепотью пальцы и занялся балконной дверью.
Меня слегка знобило. Больше всего на свете мне хотелось оказаться где-нибудь в теплой постельке с куском тушеного мяса в желудке и толстой книжкой в руках. Ради скорейшего воплощения светлой мечты я принялась шепотом бормотать призывы Валу. Вначале в машине самопроизвольно распахнулись дверцы, потом откуда-то набежала стайка кошек. Они шмыгали под днищем машины, вспрыгивали на капот, мяукали, но в кабину не лезли. Потом появились призраки. Эти понравились мне меньше, а если честно, не понравились совсем. Их было двое, и напоминали они Зеленга и крепыша. То, что сквозь них просвечивали мусорные баки, спокойствия мне не добавило. В первый момент я чуть не перекрестилась. Призраки реяли в полуметре над тротуаром, корчили жуткие рожи, но, к счастью, молча. Если бы они еще и выли — это было бы совсем нестерпимо.
Вскоре появился Джинн. С балкона он спустился по веревке, держа на плече большой сверток. Вероятно, это и был искомый объект. Призраки при виде глюка просто растаяли в воздухе, а вот кошек пришлось выгонять из-под колес.
Джинн положил сверток на заднее сидение, завел мотор, и мы покинули площадь, по которой бродило не менее двух десятков кошек.
Мы мчались по темным улицам, как вдруг машину развернуло, занесло на цветник и остановило у самой витрины. Из свертка выбрался взъерошенный мальчишка.
— Как ты смеешь?! — закричал он.
Джинна пригнуло к рулевому колесу, а меня впечатало в спинку сидения.
— Как ты смеешь?! — повторил мальчишка. — Мой папа — Юджин Син, и он покажет тебе! Ты подохнешь в тюрьме!
«Милое начало, — пробурчал Джинн, силясь оторвать лицо от руля. — Кажется, крошка недоволен. Дина!»
— Нас прислал твой папа. Он сам велел забрать тебя из интерната.
— Вы врете! Папа прислал бы Линду.
Мне вспомнилось белокурое существо, которое так уверенно спасал от гвардейцев Пташка.
— Арни, у Линды проблемы.
— Она что, беременная?
Вначале я открыла рот, потом закрыла. Джинн наконец оторвался от руля и всем корпусом развернулся назад. Голос его был необычайно мягким:
— Арни, у Линды небольшие проблемы. Я хорошо знаю твоего отца, и он попросил меня съездить за тобой. Ну, команч, не капризничай!
Мальчишка вздрогнул, несколько секунд смотрел на Джинна исподлобья, потом вздохнул и откинулся на спинку:
— Верно, отец так меня зовет. А вы кто?
Джинн запустил мотор и малым ходом выбрался из клумбы.
Я взяла инициативу в свои руки:
— Я — Дина, а это — Джинн.
— Он твой муж?
Положительно, мальчуган застенчивостью не страдал.
— Он мне не муж, он мой друг.
— А фрау Марта говорит, что жить невенчанными — безнравственно.
— Твоя фрау Марта — тупица, — пробормотал Джинн, выруливая из переулка и осматривая слабо освещенную площадь.
Мальчишка промолчал. Видимо, насчет фрау Марты их с Джинном мнения совпадали. Он пару раз подпрыгнул на сидении, и у меня на коленях вдруг оказался букет алых гвоздик.
— А я вот что могу! — с гордостью заявил Арни. Я потрогала гвоздики. Они были почти, как настоящие, только лепестки чуть слышно поскрипывали под пальцами.
— Это меня папа научил! Я часто делал такие для Линды, когда у нее мор в палисаднике проходил.
Я вспомнила избушку волшебника. Там, как будто бы не было никаких палисадников.
— Ты с отцом, когда виделся в последний раз? — спросил Джинн.
— Виделся? Недели две назад. Он меня из башни забрал, сказал, что пора в школу возвращаться.
— Тебе придется пока побыть в башне. Там у тебя скоро целая компания соберется.
— Циркачи?! Отец обещал меня с циркачами познакомить.
— Циркачи? — Джинн усмехнулся. — Музыканты и один гвардеец.
Мальчишка насупился. Боюсь, воспоминания об уроках музыки у нас были похожими.
Внезапно совсем рядом завыла сирена. Мы с Джинном невольно пригнулись, но полицейский автомобиль пронесся мимо нас. Джинн прибавил газу.
— Ты поспи, Арни, мы еще не скоро приедем.
19
Насчет «нескоро» он оказался прав. Мы заглохли сразу за городом. Джинн вяло трепыхнулся было что-то делать, но его, вероятно, хватило ненадолго. Проснувшись, я обнаружила машину стоящей все у той же свалки. Ни Джинна, ни мальчишки на месте не оказалось. Я пулей выскочила наружу и тут же наткнулась на замотанного в плащ Джинна, спящего на земле у передних колес. Содрав с его головы плащ, я удостоверилась, что с глюком все в порядке, только за ночь у него почему-то выросли зеленые усы. Пары энергичных пинков хватило, чтобы вызвать к жизни поток бранных слов и слабое моргание. Вспомнив о своем благородном происхождении, я швырнула плащ обратно. Поток прервался. После более-менее энергичного выпутывания из собственной одежды, Джинн встал на ноги и узрел пустую машину. Усы вначале почернели, потом завились колечками, потом и вовсе исчезли.
— Где этот парень? — произнес Джинн, чрезмерно упирая на слово «где».
— Вообще-то я собиралась узнать у тебя.
Тут под ухом рявкнул автомобильный клаксон, и мы с глюком подскочили одновременно. Мальчик стоял, жизнерадостно улыбаясь, и держал в одной руке старинный клаксон, а во второй — слегка, помятый жестяной будильник. Если не заметить черно-ржавых пятен на ночной сорочке, грязных потеков на обеих руках и свежесбитого колена, выглядел мальчуган вполне прилично. У него было нормальное лицо нашкодившего озорника, небрежно постриженные светлые волосы и щеголеватая зеленая серьга в левом ухе. Вчера в полутемной машине я не слишком-то разглядела нашу добычу, но сегодня посчитала ее симпатичной. Похоже, глюк держался иного мнения, потому что взгляд у него стал довольно зловещим, и улыбка сползла с лица мальчугана.
— Папа разрешает мне ходить на свалку! — поспешно заверил он Джинна.
Глюк попытался выглядеть еще более свирепо, отчего шрамы у него на лице побледнели еще больше. Я решила несколько отвлечь его и спросила насчет машины. Глюк не успел ответить.
— А к башне никто не ездит на машинах! — закричал Арни. — Там заклятие!
— А разве открытые ворота его не снимают? — вид у глюка стал достаточно глупым.
— Раньше снимали, а теперь папа его усилил!
Джинн закрыл рот, и тотчас же зеленые усы проступили над верхней губой и, быстро удлиняясь, поползли вниз.
— Дина, а ты помнишь, что его папа велел сделать, если сын будет озорничать?!
Усы испуганно исчезли, а мальчишка смущенно потупился. Я взяла из его руки будильник, положила на заднее сидение, а освободившуюся ладонь крепко зажала в своей. Клаксон мы, не сговариваясь, решили оставить.
К башне пришлось идти пешком. Со вчерашнего дня дорога не стала приятней. Солнце еще только поднималось над горизонтом, и было не слишком жарко. В желудке привычно пищало. В этой дурацкой стране с ее дурацкими законами быть голодной — это нормальное состояние нормальной принцессы. Как мне это все уже надоело!
Арни вел себя прилично до самой железной бочки, но когда оттуда высунулась лохматая рожа и открыла рот, Арни бросил клаксон, совершил гигантский прыжок и оказался сидящим на шее у лохматого существа. Рта лохматый так и не закрыл. С жутким воплем несчастное существо выскочило из укрытия. Одежда на нем была чисто символической в том плане, что трусы неопределенного цвета должны были ее символизировать. Невероятно кривые ноги оканчивались копытами, на спине у этого аборигена торчал зеленоватый гребень, но в общем, сходство с Иван Петровичем (соседом) после очередного запоя было несомненным. Проделав в воздухе несколько прыжков, «Петрович» жалобно заскулил и обратился ко мне:
— Укротите своего ребеночка, мамаша!
— Но-о!! — завопил «ребеночек», изо всех сил лягая Петровича пятками.
— Арни! — позвала я.
Джинн поступил проще. Он подскочил к Петровичу, цапнул всадника подмышки и попытался стащить. Не тут-то было! Арни крепко обхватил ногами шею жертвы, и в результате все трое оказались лежащими, причем, Джинн оказался в самом низу кучи-малы. Арни радостно захохотал, а Петрович возмущенно фыркнул. Он начал катастрофически зеленеть и уже напоминал цветом молодой салат.
— Арни, оставь дядю в покое! — сказала я самым убедительным голосом.
— Это кентавра-то? Пусть нас домой отвезет! — Арни не собирался слезать со своего зеленого насеста.
Джинн ухитрился выползти, но плащ его все еще оставался придавленным спиной Петровича.
— Я в последний раз говорю, мамаша! Я на ваш сектор жалобу подам!
Джинн резко дернул, плащ затрещал, и возмущенный Петрович перекатился на живот, причем злополучные трусы оказались попоной. Кентавр яростно заржал и попытался достать Джинна копытом. Глюк проворно отскочил в сторону, взмахнув плащом наподобие тореадорского, а мальчишка издал радостный клич. Мои нервы не выдержали:
— Арни!
С шеи Арни соскользнул на лошадиную спину кентавра, вынудил его встать на ноги и прогарцевать вокруг нас не хуже хорошо выезженной лошади.
— Дальше поедем на нем! — заявил Арни безапелляционно. — Он сожрал двух моих лошадей. Пусть теперь сам вместо лошади бегает.
— Мамаша! — в последний раз воззвал кентавр, но Джинн, подхватив меня, ловко забросил на конскую спину, а сам примостился почти на хвосте.
— Н-но! — закричал Арни, и кентавр с места рванул галопом.
Да-а. А ехать лучше, чем идти.
У ворот башни новоявленный мустанг остановился.
— Шли бы вы… — сказал он многозначительно, я на всякий случай стукнула его кулаком по холке, но кентавр и сам прервал фразу. Джинн сполз с хвоста, стянул меня, но когда протянул руку к Арни, мальчуган лихо спрыгнул вниз, а в руке Джинна почему-то оказался кусок попоны. Кентавр гневно заржал, дернулся, и попона осталась у Джинна, сходу превращаясь в прозаическую вещь. Я припомнила королевское достоинство и отвернулась. Арни восторженно заверещал.
20
И тут реальность впервые начала искажаться при нас. Злосчастные трусы обратились в сухую листву и развеялись по ветру. Выжженная равнина стала лесной поляной, башня обернулась тем, чем была раньше — копией избушки смотрителя. Повисшая на одной петле дверь, прохудившееся крыльцо — такой я ее запомнил. По всем активным зонам разбросал смотритель подобные базы, в них наилучшим образом сохранялась энергия, не причиняя вреда накопителю.
Из-за угла избушки вышел Павел, экипированный не хуже гастонского боевика. На нем было нечто вроде легкого скафандра, а в руках он держал энерголовушку СГД-19. Прыжок в сторону я сделал чисто рефлекторно. Ловушка была включена на минимальный отсос, но этого вполне хватило, чтобы остановить меня в воздухе. Я рухнул на землю, не долетев до раскрытой двери каких-нибудь полметра. Дина ахнула. Она успела повернуться, и на мою финальную смерть смотрела шальными глазами. Безусловно, в этой серии я умирал так часто, что можно было бы и привыкнуть, но у меня не хватило духу ее осудить. Я экономил дыхание. Во что бы то ни стало, мне надо было успеть засунуть мальчишку в дом. Я мысленно послал приказ, но у паршивца оказалась слишком хорошая реакция на своих, и я напоролся на глухую защиту. И тогда я героически прохрипел Дине:
— Арни — в дом!
Дина перебросила его почти мгновенно, впрочем нет, еще секунда ей понадобилась на то, чтобы преодолеть его сопротивление. А потом дверь захлопнулась у него перед носом, и сам собою захлопнулся тяжелый засов. Дыхание перевести я не успел, нечто кинжально острое вошло в мое солнечное сплетение, и я ухнул в небытие.
21
Он умирал так часто, что я почти не испугалась. Только в этот раз, когда его шрамы поблекли, сквозь них вдруг проступило совсем другое, до ужаса знакомое лицо. Я потянулась ближе, пытаясь всмотреться, но меня довольно грубо оттащили.
— Прячься, дура! — сказал Павел. — Сейчас рванет.
Он сказал это так спокойно, что я не поверила.
— Джинн!
Очертания глюка заколебались и начали таять. По-моему, я закричала, потому что, швыряя на землю, мне еще и зажали рот. Что-то громко хлопнуло, земля чуть слышно содрогнулась, и настала тишина.
Я подняла голову. Ничего. Ни глюка, ни воронки. Трава, правда, почернела.
— Ну, и что теперь? — спросил у меня над головой Павел. — И сколько я теперь должен долбить эту избу?
Я изо всех сил оттолкнула его, бросилась зачем-то бежать к черному пятну, и только тут ощутила, как стремительно расползается на мне комбинезон. Таял, как мыльная пена. Я замерла в отчаянном усилии удержать исчезающую одежду, но она сползла с меня клочьями и впиталась в земли. Позади выразительно хмыкнули. Я медленно обернулась. Павел стоял, широко расставив ноги, и беззастенчиво меня разглядывал.
Внутри у меня колыхнулась ярость. Ну, что же. Стриптиз так стриптиз. Я положила руку на бедро, вскинула подбородок, и в свою очередь принялась пожирать глазами победителя.
— А ты неплохо смотришься на этом фоне, — сказал он.
— А ты неплохо одурачил нас, Пташка, — сказала я.
Он улыбнулся польщено.
— Чуть не прокололся на подземном ходе, — решил он немного пококетничать. Я слишком уверенно вел вас к нему. В первый раз в подземелье я проник по этой норе.
Взгляд его постепенно тяжелел, а дыхание учащалось. Я переменила позу, изобразив по памяти Наполеоновский вариант.
Пташка оглянулся на избушку, потом на меня. Чувство долга боролось в нем с другим чувством.
— Отдай мне накопитель, — попросил он внезапно осевшим голосом. — Долго разносить эту хибару!
— Так ты впереди нас шел? — продолжала я гнуть свое.
— Твой олух меня чистенько на место вывел. Ему в плащ подарочек вмонтировали еще до начала событий. Кстати, он ведь раньше накопителем в этом секторе был. Ты не знала?
Мне не совсем нравилось расстояние между нами, и я сделала пару шагов назад.
— Дина, вызови мальчишку.
— Ты сдашь его валакам?
— Что? Нет. Я не на местных работаю и даже не на тех, кто меня сюда запустил. Мне нужна чистая энергия. Знаешь, сколько за нее отвалят снаружи?! Ты в накладе не останешься.
— А что будет с ребенком?
— С каким?
Для него Арни не существовал, также, как и Джинн, впрочем. Существовал способ добычи денег. Как скучно.
Я спокойненько развернулась и пошла прочь. Туда, где в кустах что-то шуршало. Хорошо, если бы это был медведь. Когда в лесу медведи, это как-то украшает лес!
Пташка догнал меня слишком быстро и молча повалил на землю. Я даже не сопротивлялась. У него славный нож висел на боку, почти что кинжал. Люблю кинжалы.
Он перехватил мою руку на рукоятке и изо всех сил хлестнул по лицу:
— Стерва!
Из глаз сами собой побежали слезы, рот наполнился солоноватой кровью, но горло его было так близко! Он не сразу оторвал мои пальцы. Его лицо побагровело, а глаза выкатились на лоб. Он ударил меня еще раз, и в ушах противно зазвенело. Я почти уплыла, но какой-то визгливый голосок во мне заверещал: «Он убил твоего глюка!», и я вернулась.
Вернулась, вовремя, он заломил мне руки за спину, но зубы-то оставались свободными! Он дико вскрикнул, когда я впилась ему в шею, и ребром ладони рубанул меня пониже уха.
Я думала, он убил меня, но через пару секунд поняла, что мертвецы не швыряются людьми. А он у меня отлетел метра на два. Я вскочила на ноги и поняла, что никто меня не бил. Боль утихла мгновенно, и в голове прояснилось. И комбинезон целехонек, и на ногах даже какие-то сандалии появились.
А главное: из кустов-то медведь прется! Только не медведь. Морда-то у него рысья, а хвост и вовсе лисий. Тварь безобразная. Смрадом дышит, ступает тяжело, земля прогибается. Павел его увидеть-то успел, да за оружием только потянулся. Хрустнули кости, чавкнуло что-то, а вот тут-то я и отключилась. Глаза еще смотрят, а звуки все тише, а потом и в глазах потемнело.
Грянулась я на землю, а тела не чувствую. Тишина вокруг адская и туман такой серенький плавает. Только недолго он плавал. Подняли меня и посадили. Арни посадил, я все набок завалиться пытаюсь, а он ничего, держит. Личико белое, глаза громадные, и по подбородку кровяные струйки сбегают. Молча мы так сражались, пока я, наконец, руки не ощутила, тогда я сразу за ветку ухватилась и больше не падала.
— Пойдем в дом, мама, — сказал Арни. — Пойдем.
Как поднялась, не помню, знаю, боялась по сторонам смотреть, только под ноги. Арни вел, поддерживал. Хоть и старалась на него не наваливаться, и все же он прогибался, бедный.
Кое-как дошли до дома: вот и он, родимый, пригорюнился, окнами на нас сверкает, дверью поскрипывает. А цветы-то в палисаднике как разрослись! Когда только успели? Георгины громадные, красные да бардовые, хризантемы качаются, астры пестрят всеми оттенками.
Вошли мы с Арни, я сразу на стул упала, Арни мне воду подавать бросился, а я ее взять боюсь: руки-то у него в крови по локоть! Я смотрела на него с ужасом, сквозь бледное лицо ребенка отчетливо проступала рысья морда.
— Ты что так смотришь, ма? Я вымазался, да?
Его голос дрогнул, и я очнулась. Передо мной стоял испуганный ребенок и не более.
— Сейчас же умойся!
Я сама подвела его к крану и заставила снять рубашку. Он хныкал и жаловался на холодную воду, но я все терла и терла его.
— Ты почему сразу не сказала? — вдруг спросил он, вырываясь из-под колючего полотенца.
— Что, малыш?
— Что ты — моя мама!
Я не смогла ответить, просто набросила ему на плечи коричневый плед и повела в постель.
— Есть хочу! — заявил он, упираясь. — А спать не буду!
Я легонько шлепнула его, запихивая в постель, подоткнула одеяло и отправилась искать холодильник. Здесь где-то должен быть запас еды.
Через полчаса, когда Арни спал, умиротворенный тушенкой с хлебом, а я сидела на кухне и швыряла в кастрюлю очищенные овощи, за окном в четвертый раз взошло солнце. Оно озарило клубящийся туман, сквозь который проступали очертания города. Многоэтажные корпуса поднимались и рушились, колыхались мосты, вздымались и оседали башни. Медленно проплыл гигантский дирижабль, вокруг которого шныряли вертолеты…
Я с остервенением захлопнула крышку, зажгла газ на плите и поставила кастрюлю на огонь. Где-то вдалеке раздался грохот. Минут пять я прислушивалась, прежде чем поняла, что кто-то стучит во входную дверь. Я взяла со стола нож и отправилась открывать.
Щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял человек в голубом гусарском мундире и держал в руке бутылку шампанского. Вначале я увидела бутылку, темно-зеленую с надписью «Советское полусухое», потом, скользнув взглядом по ментику, подняла глаза выше… В следующую секунду я уже висела у гусара на шее и рыдала в голос. Гусар оторопело обнимал меня, прижимая к моей спине холодную бутылку. Я бормотала что-то о своей безумной усталости, о мерзавце Павле, о внезапно прорезавшейся у меня власти над строениями сектора и опять плакала. «Ну, почему ты не возвращался так долго?» Я прижималась к нему все крепче, и бутылка в его руке вдруг начала дрожать. Он вздохнул прерывисто, наклонился и поднял меня на руки. Поднял не без труда, я внезапно ощутила свою собственную тяжесть, и его странную нерешительность. Я выронила нож, все еще зажатый в руке и услышала, как стукнула об пол деревянная ручка. Крепко зажмурив глаза, я продолжала смачивать слезами синий мундир. Гусар снова вздохнул и медленно понес меня куда-то, а бутылка все продолжала давить мне спину. Вскоре она исчезла, мы мягко опустились в подушки, и комбинезон пополз с моих плеч.
Я ощутила горячие жадные губы на своих губах и яростно рванулась навстречу. Мы обезумели вдвоем. Кровать стонала и скрипела, летели в стороны подушки, я едва сдерживалась, чтобы не вогнать свои ногти ему в лопатки. Я стала голодной кошкой. Мне было мало, мало, мало! И чем больше шалела я, тем сильнее заводился он, и вдруг… Кровать явственно тряхнуло, нас оторвало друг от друга и расшвыряло по комнате. Я оказалась на ковре с синим ментиком в руках, партнер мой едва не вышиб спиною дверь, а между нами, стоя на четвереньках с бутылочным горлышком в зубах, материализовался из воздуха Джинн в ослепительно белом плаще и не менее белом камзоле. Вначале я пискнула и попыталась прикрыться, потом ахнула, а потом до меня дошло:
— Джинн, так это был не ты?!
Джинн выплюнул горлышко, и бутылка мягко упала на ковер:
— Это был наш новый смотритель, дурочка, его прислали заменить тебя на твоем временном посту.
Я перевела взгляд на гусара. Если бы я открыла глаза раньше! Если бы не внезапно прорезавшаяся стыдливость!.. Так вот чье лицо использовал Джинн для собственного облика. Это же парень из второго подъезда! Мы с его сестрой в один класс ходили!
Откуда-то выскользнула шаровая молния и поплыла по комнате, ослепительно ярким пятном. Гусар опасливо покосился на нее, подтянул поближе рейтузы и принялся одеваться. Ментик я швырнула ему через комнату, а сама изо всех сил постаралась успокоиться. Джинн деловито открыл шампанское, сделал три внушительных глотка, потом протянул бутылку мне. Я, не задумываясь, повторила тот же трюк, вернула ему бутылку и по памяти воскресила на себе алоисский шелк. Серый, отороченный золотистой бахромой плащ с полупоклоном набросил мне на плечи Джинн. Его собственный белый плащ, мозолил мне глаза, мне нестерпимо хотелось плюнуть в него, но я сдержалась. Глюк, он глюк и есть.
— Мама! — запертая дверь отворилась сама собой, и на пороге появился заспанный Арни. — Джинн вернулся?
Мальчишка промчался через комнату и с разбегу вскочил глюку на плечи, Джинн, не глядя, поймал проплывающую молнию и протянул ребенку: «Держи!»
— Мама! А что мне приснилось! На Джинна какие-то дядьки кричали, потом ему одежду поменяли и велели из сектора ловушку убрать!
Арни с восторгом подбросил молнию к потолку, поймал и только потом заметил поправляющего прическу гусара:
— А это кто? Папа?
Лицо гусара сделалось несколько напряженным, он нервно поправил мундир и сказал деревянным голосом:
— Вообще-то я должен сегодня приступить к обязанностям. Мне сказали, придется взять под контроль накопитель, наладить энергобаланс сектора и… Где здесь ваша техника?
Джинн опустил мальчика на пол и открыл было рот, но я не дала ему и слова сказать:
— Насколько я понимаю ситуацию, этот человек пришел сюда под видом положительного героя?
Глюк задумчиво отряхнул белый плащ, а гусар пожал плечами:
— Это должно было упростить дорогу в сектор, но в чем, собственно…
— А герой, пусть будет героем. Стража!..
На мой крик явился сам Лани в распахнутом окровавленном мундире в сопровождении четырех дюжих гвардейцев с новехонькими автоматами в руках. При виде гвардейцев Джинн ненавязчиво привлек мальчика к себе и сделал благонамеренный вид. Лани вопросительно глянул на меня.
— Этого… самозванца выбросить из дворца! Пусть сперва научится жить… в королевстве!
Гусар исчез в мгновение ока. Я осмотрела дворцовые покои и поняла, что таких обоев во дворцах не бывает. Осмелевший Джинн вновь отпустил ребенка и попытался намекнуть что-то насчет моего неверного представления о вооружении королевской гвардии…
— Вот ты и будешь моим инструктором!
Омерзительно белый плащ глюка посерел, Джинн откашлялся и сказал деловито:
— Раз я инструктор, значит, инструкция первая: шампанское принято закусывать. Обеспечь едой меня и Арни.
Я подумала и соорудила вокруг нас стены трактира, а за столами рассадила всю нашу компанию: скрипачей, маэстро, Лусию, Нату, Лани. Анри с радостным криком бросился к корзине с бананами, а я устремила взгляд на громадное блюдо с индейкой. Наконец-то я наемся досыта!
Джинн подвинул индейку поближе к себе и сказал:
— Гордись, что у тебя мудрый инструктор!
22
В Преисподней наступило долгожданное затишье: окончился рабочий период. Опустели отделы, закрылась канцелярия, ушел пить кофе Хозяин. Даже подвальные палачи временно приостановили работу и отправились на тараканьи бега. Только Заместитель не покинул кабинета: писал отчет о проделанной работе. Сектор уцелел. В человеческое отделение поступил свеженький грешник. Идиллия. Осталось только выяснить, кто это пытался обокрасть систему и разобрать на запчасти мальчишку-накопителя. Высший уже прислал запрос.
Заместитель вздохнул, поглядел на висящую в воздухе бумагу с замысловатым росчерком и переправил ее в кабинет Хозяина. Этим займется подвальная служба. В заключение отчета Заместитель подал предложение всех отслуживших свой срок накопителей на территорию Преисподней не допускать. По достижении данной категорией глюков совершеннолетия им следует выдавать отличительные знаки и закреплять за какой-либо территорией на Земле. Пусть воплощают дух улицы, района, а то и города, в зависимости от энергоемкости.
Возьмем последнюю историю с этим хамским глюком из шестого сектора. После того, как он в детском возрасте поработал в секторе накопителем, он ухитрился сконцентрировать в себе такую дозу романтических иллюзий, что приобрел недопустимую автономность. Даже при столкновении с курируемыми силами зла глюками, этот прихвостень Шефа сохранил устойчивость. Понадобились значительные усилия подвальной службы, чтобы освободить его от избытка энергии. Хуже того, уже будучи почти разобранным, глюк сохранил влияние на бывшего владельца (владелицу). Вместо того, чтобы добросовестно способствовать закреплению в человеке приветствуемых Хозяином (здесь Заместитель почему-то задумался) качеств, глюк содействовал их отторжению…
В этом месте Заместителя отвлек внезапно упавший со стола дырокол, и почтенный черт вынужден был нагнуться. Когда же он выпрямился, то увидел пред собою означенного глюка в его первозданном виде. Означенный глюк нагло взял со стола отчет и прочитал его на глазах потрясенного службиста.
— Красиво сочиняешь, дядя, — сказал Джинн. — Что у тебя есть по шестому сектору?
Заместитель хотел было ввергнуть мерзавца в приемник четырнадцатого блока, но глюк перехватил руку черта.
— Угомонись, дядя, у меня особые полномочия, — глюк помахал перед носом Заместителя служебным удостоверением, заверенным личной печатью Хозяина. Заместитель секунду тупо таращился на пахнущую серой книжицу, потом полез за материалами. Глюк бегло просмотрел, задумался было, потом повеселел:
— Дядя, допиши-ка в свой отчет: «выявлено внедрение террористической группировки на уровне низового звена. Требуется тщательная проверка фирмы „Фата-моргана“. Представителями Хозяина и представителями Шефа одновременно. Кто-то работает под черта ни чертом, ни ангелом не являясь. Энергия уходит с накопителей в неизвестном направлении. Имеется тайная директива Высшего о служебном расследовании. Глюк по кличке Джинн свои полномочия исчерпал!»
23
— Деточка! — кто-то настойчиво тряхнул Дину за плечо.
— Довольно спать!
Дина открыла глаза и увидела над собой Зинаиду Федоровну. Психолог деловито отсоединила электроды и показала Дине бумажку с аккуратно вычерченным графиком:
— Замечательно! Очень хорошие результаты! Дина растерянно взглянула на компьютер, но экран уже не светился. Чем-то смущенная бухгалтер выдала Дине две хрустящие купюры, заставила при ней пересчитать и подарила на память рекламную карточку фирмы «Фата-моргана».
— Не дай Бог проблемы, заходите к нам! — пророкотала на прощание Зинаида Федоровна. — Мы всегда вам рады, деточка!
На улице окончательно стемнело, и Дина с трудом пробралась мимо мусорной кучи к трамвайной колее. Моросил мелкий дождь. Хотелось есть, хотелось спать. Когда к остановке подошел трамвай, Дина встретила его с большим облегчением. Нелепо растянутое воскресенье завершалось трамвайным грохотом и мельканием тонущих в дожде домов.
Свет в подъезде не горел, и Дина пулей проскочила его, устремляясь к освещенной лестничной площадке. Ключи нашаривала на ходу. Наткнувшись на стоящего перед дверью человека, отпрянула, вздрогнула, сердце зашлось лихорадочным стуком.
— Где ты шляешься? — спросил Олег.
Сердце замедлило ритм, дало сбой, потом застучало нормально. Дина вытянула ключи и вставила один в замочную скважину.
— Где ты шляешься? — повторил Олег. — Чего ты убежала? Шуток не понимаешь?
Дина повернула ключ в замке, но открыть дверь Олег не дал:
— У тебя телик не работает, а там скоро отпадный боевик будет! Пошли, а то Толик все один сожрет! Еды же сколько пропадет! Пошли, чего ты ломаешься?!
Ощущая чужую руку на своем плече, Дина повернулась и безмятежно поглядела в лицо Олега:
— Пошел вон… валак!
— Не понял?
Двумя пальчиками Дина сняла с плеча руку Олега и толкнула дверь в квартиру. Дверь почему-то открылась с душераздирающим скрипом. Дина включила в прихожей свет и увидела на столике под зеркалом черного кота.
— Мяу! — сказал кот.
— Ты со мной не шути, Динка! — сказал за спиной Олег.
— У меня может серьезные чувства!
— Что-что? — переспросила Дина. — 0 чем это ты?
— Да я тебя убью, стерва! — взревел Олег, сгребая Дину за отворот плаща.
— Попробуй, — Дина была совершенно спокойна. — Ну же, попробуй.
Глаза Олега изумленно раскрылись, он никак не ждал такой реакции от бывшей подружки. Где же слезы, где же страх?
— Попробуй, — сказал кот с зеркального столика. — Начинай.
Олег дико шарахнулся, ударился спиной о косяк двери, выскочил на площадку.
— Ведьма! — крикнул он издали. Дина закрыла за ним дверь, повесила на вешалку плащ и не увидела никакого кота на зеркальном столике. Может быть, его там и не было.
Дина подошла к зеркалу и долго-долго в него смотрела.
В обычное круглое зеркало на покрытой сиреневыми обоями стене. Зеркало кого-то отражало.
НАКОПИТЕЛЬ
1
— Душегубы, изверги убийцы! — истошный крик сотряс Преисподнюю. С потолка посыпалась штукатурка. Выплеснулся чай из стаканов. Молоденькая секретарша Хозяина от испуга выронила папку с документами. Сидевшие в очереди черти наперегонки бросились поднимать разлетевшиеся листки. Более солидные своих стульев не покинули, лишь осторожно переступили копытами, чтобы не повредить бумажные «снежинки», зато юнцы старались не на шутку. Через несколько секунд секретарша уже укладывала листки в папку. Плохо напудренный носик блестел от пота.
— Изверги! — новый вопль прошелестел шелковыми портьерами и заставил шлепнуться в обморок золотую рыбку в висящем на стене аквариуме. Аквариум зловеще покачнулся.
— Да что это такое?! — выразил общее негодование пожилой черт с длинными бакенбардами. — Что они себе позволяют?!
Дверь в приемную распахнулась, и на пороге появились двое дюжих чертей в клеенчатых комбинезонах. Рукава на комбинезонах были закатаны. Вновь прибывшие волокли маленького тщедушного человечка со страшно изуродованным рубцами лицом. Человечек яростно отбивался, изрыгая невероятные богохульства.
Приемная недовольно загомонила. Появление подвальных палачей грозило срывом графика приема Хозяина. Каждый боялся лишиться долгожданной очереди.
Человечек на мгновение завис на руках палачей, оглядывая набитую чертями приемную, а потом смачно плюнул, норовя попасть в ближайшего. Ближайшим оказался черт с длинными бакенбардами. Пострадавший взвился в воздух, но тут со зловещим скрежетом отворилась дверь кабинета, и взглядам присутствующих явился Хозяин. Блеклые глаза обежали оцепеневших посетителей, остановились на суровых лицах палачей, указующий перст требовательно уперся в человечка.
— Почему это здесь?
— Я невиновен, ваша милость! — завопил человечек, лягая тюремщика.
— Проблемы, Хозяин! — пророкотал бас левого палача.
Хозяин брезгливо поморщился и приоткрыл дверь шире. Палачи протащили пленника в кабинет. Тяжелая дверь закрылась, и удрученные посетители погрузились в созерцание оцепеневшей рыбки. Секретарша присела за массивный двухтумбовый стол и полезла в косметичку за пудрой.
Между тем палачи деловито прикручивали человечка к металлическому креслу напротив окна в хозяйском кабинете. Владелец кабинета тем временем курил, сидя на краешке собственного стола. Багровое лицо тонуло в кольцах сигаретного дыма.
— Давно возитесь? — сдвинув сигарету в угол рта, спросил, наконец, Хозяин.
— Очень давно, — ответил старший из палачей.
— Сколько степеней применяли?
— Да все!
— Я невиновен! — удрученно сообщил человечек и заплакал.
— Кто его сдал?
— Девка одна сдала. За ненадобностью.
— Врет он! — сквозь слезы произнес человечек и добавил убежденно: — Она меня потеряла!
— Невинность теряют! — рявкнул Хозяин. — А глюков — сдают! Кто его кодировал?
— Да этот мужик, из шестого сектора.
— Защиту смотрели?
— Да нету у него защиты! А между тем третьи сутки качаем, а все бестолку! На четырнадцатом блоке предохранители сгорели.
— Убийцы! — снова выкрикнул человечек и закашлялся.
Хозяин вынул сигарету изо рта и с коротким рыком обнажил клыки:
— Кончай комедию ломать! Кто ты такой, сучий сын?!
Человечек внезапно выпрямился в кресле, словно подрос, и сказал неожиданно спокойно:
— А оскорблять права не имеете.
Хозяин взревел и хлопнул ладонью по столу. В Преисподней взвыла сирена, заставляя бросаться на пол даже самых почтенных посетителей. Секретарша нехотя сползла со стула, поближе к самому юному черту. Полы мелко завибрировали, от них пополз удушливый запах серы: включилась общая защита. В кабинете Хозяина заработал энергетический отсос. Золотая рыбка обратилась в скелет и мягко упала на песок в аквариуме. Несколько замешкавшихся в коридорах сотрудников Преисподней получили длительную мигрень. В буфете испарились все спиртные напитки.
А сидящий в металлическом кресле человечек посерел лицом и на несколько секунд перестал дышать. Когда Хозяин, наконец, отключил отсос, один из двух палачей поспешно прислонился к стене, а второй передернул плечами:
— Ох, и забористая штука!
Но реакция своих Хозяина не интересовала. Он подошел почти вплотную к глюку и поднял его за подбородок. Из уголка рта пленника побежала слюна, но глаза сохраняли вполне осмысленное выражение.
— Кто ты такой? — очень четко произнося слоги, спросил Хозяин.
— Глюк я, — тем же тоном ответил пленник, — потерянный.
— Запроса на него не присылали? — Хозяин задумчиво кивнул куда-то в сторону потолка.
— Вы же сами велели отношения прервать вплоть до особого.
Хозяин ненадолго задумался, потом вдруг повеселел:
— А ну-ка, дайте мне данные по смотрителю шестого сектора!
Пленник дернулся в кресле и как-то сразу осел.
— Я прав? — Хозяин улыбнулся и почти дружески потрепал глюка по плечу. — Так ты из бывших, дорогуша? Кто у вас там сидит в приемнике, олухи?! — заорал Хозяин на вытянувшихся в струнку палачей. — Инструкции надо на память учит, а не накрывать ими кофейники! За предохранители четырнадцатого блока вычесть из зарплаты виновника! Все!
Палачи суетливо отсоединили глюка от кресла, в испуге роняя запирающие устройства. Хозяин неторопливо стряхнул пепел в красивую чугунную пепельницу и вдруг сделал сигаретой замысловатый жест:
— А, погодите-ка! Ты работать на меня будешь?
Губы человечка задрожали, он сделал попытку улыбнуться, но улыбка получилась жалкой:
— Зачем я вам?
— Да, если спеси поубавить, сгодишься.
— Так что с ним делать? — пробасил старший из палачей.
— Довести до неустойчивости и проверить в деле.
Глюк не то вздохнул, не то всхлипнул. Аудиенция завершилась.
2
— Ты все сказал?! — Дина изо всех сил удерживала слезы, но лицо Олега то и дело пряталось в тумане.
— Да, куда ты денешься, дура?! Прибежишь!
Дина рывком напялила плащ и, спотыкаясь, бросилась вниз по ступенькам. Она привыкла к грубым шуточкам Олега, но сегодняшняя превзошла все. Под вечер ввалился пьяный Олегов друг Толик и, роняя слезы, принялся объясняться Дине в любви. Он гнусавил долго и жалобно, снова плакал и обвинял Олега в нечутком отношении к такой «роскошной» женщине.
— А я что? — хитро усмехнулся Олег. — Я не против. Бери ее. Любите друг другу…
Дина вскочила в подъехавший к остановке трамвай, сунула кондуктору последние монеты и забилась на сидение, поближе к окну. Трамвай медленно тронулся, скрежетнул на повороте и, набирая скорость, понесся в дождливую мглу. Промозглая осенняя погода. Дрянь. Впору удавиться. В глазах нестерпимо жгло, горло давил спазм, но Дина не хотела плакать. Не сейчас. Дома. Дома она взвоет от бессилия и обиды. Не сейчас.
— У вас проблемы, девушка:
Если бы обратился мужчина, Дина, пожалуй, ответила бы грубостью. Но почтенной седовласой старухе язык не повернулся грубить. Уж больно она напоминала осанкой английскую леди, которые так редко встречаются в глухой украинской провинции. Дина сделала вдох-выдох и проглотила комок.
— У меня все в порядке.
— Я вижу этот порядок! — старуха была настойчива. — Я — психолог из центра социальных служб для молодежи. У нас — новейшие разработки по стрессам.
— У меня нет денег! — сделала еще одну попытку отделаться Дина.
— Деточка, мы все еще оказываем помощь бесплатно.
— Хорошо, — Дина внезапно заметила, что даже может дышать, не захлебываясь. — Где ваш центр?
Трамвай остановился перед поворотом на шахту, и, Зинаида Федоровна, как представилась «леди», указала Дине на одиноко стоящую среди двухэтажных зданий пятиэтажку. Перед зданием красовалась громадная мусорная куча, в центре которой сиротливо торчал ржавый бак. Дина машинально последовала за выходящей из трамвая попутчицей, но лужа, в которой тут же утонули туфли, мгновенно протрезвила девушку. Какой центр? Домой! Только домой! Но Зинаида Федоровна окликнула, и Дина вновь почему-то подчинилась.
Вывеска «Центр социальных служб для молодежи» висела над входом в полуподвальчик. Через несколько секунд Дина оказалась в ярко освещенном вестибюле, куда выходило множество казенного образца дверей. На стенах стенды демонстрировали достижения центра и объявляли о проводимых для родителей с детьми мероприятиях, в углу вестибюля аккуратной стопкой лежали радиаторы, и стояла железная бочка с остатками гипса.
— Я сейчас! — Зинаида Федоровна скрылась за дверью с надписью «Вычислительный отдел». В открывшемся на мгновение проеме мелькнули светящиеся экраны мониторов. — Пойдемте, деточка! — вернувшаяся Зинаида Федоровна помахала перед носом Дины связкой ключей.
В комнате, куда Зинаида Федоровна ввела Дину, находились три письменных стола со стульями, платяной шкаф с зеркалом, решетки на окнах и компьютер на особом столе в центре всего помещения. Стол для компьютера почему-то имел металлические ножки, контур заземления и здоровенными болтами крепился к полу. Зинаида Федоровна сбросила плащ, небрежно отправила его в шкаф и неожиданно полезла под письменный стол. Оказывается, там хранились шлепанцы.
— Снимите туфли, деточка! — велела она Дине. — Поставьте их поближе к батарее.
Дина послушно переобулась, сняла плащ и отправила его все в тот же шкаф. Хозяйка кабинета между тем включала компьютер.
— Там на столе анкета. Заполните ее.
На одном из столов Дина действительно взяла фирменный бланк со штампом центра в углу. Вместе со стандартными вопросами (пол, возраст и образование) там встречались и довольно странные. «Ваша любимая игрушка в детстве»? «Как часто вы плачете?» Дина, не задумываясь, ответила на все.
Просмотрев анкету, психолог удовлетворенно хмыкнула.
— Вы нам подходите. Двадцать единиц за сеанс вас устроит?
— Но вы сказали, бесплатно?!
— Вам заплатят. В конце сеанса заплатят вам.
— За что? — поинтересовалась Дина подозрительно.
— Сейчас вы находитесь в состоянии стресса. Наша компьютерная программа поможет вам стабилизировать свое состояние, но в результате вы лишитесь части психической энергии. Она перейдет в наш накопитель и будет использована на нужды организации. Потерю вам компенсируют в денежных единицах. Согласны?
— Покажите документы! — потребовала Дина.
Зинаида Федоровна вызвала бухгалтера, и та разложила перед Диной пять экземпляров договора, заключаемого клиентом с фирмой «Фата-моргана». В документах особо оговаривалось, что в случае перерасхода нервной энергии клиентом свыше сорока псиджей, клиент имеет право поставить вопрос о дополнительной оплате. Окончательно Дину добила подпись заведующего горздравотделом на пункте о безопасности экспериментов для здоровья клиента.
— Значит, все-таки эксперимент?! — воскликнула она.
— Что же вы хотите, деточка, должен же кто-то служить науке?!
Дине все больше и больше нравилась монументальная «английская леди». Подпись на всех пяти экземплярах девушка вывела старательно и была вознаграждена новой анкетой.
— Кем вы хотите быть, деточка? Положительным персонажем или отрицательным?
— Отрицательный убивать может?
— Конечно, золотце, любыми способами!
— Только отрицательным!
3
— Что я должен делать? — глюк уныло оглядел свою затянутую в черное фигуру.
— Подключишься к клиенту и обеспечишь его набором соответствующих качеств.
— Время?
— Время стандартное. До насыщения накопителя. Чем больше выкачаешь из наемника, тем тебе же спокойнее. Операция на контроле у Хозяина.
Глюк тоскливо вздохнул и приготовился к отождествлению.
4
Опаздываю! Я подобрала подол платья повыше и побежала. Лакей скорчил вслед гнусную гримасу — непременно велю выпороть мерзавца!
Влетев в спальню, я захлопнула дверь и перевела дух: успела. Часы на каминной полке начали бить восемь. Под мелодичный перезвон я сбросила платье, натянула алоисский шелк и крикнула: «Осто!»
На кровати шевельнулось одеяло, и из-под него высунулась взлохмаченная голова Осто. Судя по заспанному лицу, пирушка закончилась далеко за полночь.
Осто со вкусом потянулся, демонстрируя новую сорочку, подаренную ему главной фрейлиной. Крыса! Второго любовника у меня сманивает! Я ей этого не забуду!
— Вставай, лодырь!
Мой тон заставил Осто выпрыгнуть из-под одеяла и поспешно схватиться за опушенные концы шнура. Так он весь пух выщиплет! Никогда больше не возьму в любовники гвардейца — только саблями махать мастера. Музыканты не в пример услужливее. Хотя, музыканты — народ слабонервный… А, уйду в монастырь!
— Аданта!
Главная фрейлина вбежала столь поспешно, что Осто даже сконфузился. Аданта скромно потупила глазки, ненароком показывая серебряные блестки на веках, и присела в глубоком реверансе:
— Ваше высочество?
— Доложи сегодняшнюю программу.
— Завтрак, бои гладиаторов. Концерт симфонической музыки, в перерыве полдник, прием фунтурского посла… — зачастила Аданта.
Осто тем временем разделался с последней петелькой, пристегнул жабо и набросил мне на плечи серый, отороченный золотистой бахромой плащ.
Я взглянула в зеркало. Боже, как осточертели мне эти мини-юбки! По правилам жанра, ноги у меня должны расти прямо от ушей. Так сексапильнее.
Осто тоже засмотрелся в зеркало. Интересно, чьи колени он там разглядывает: мои или Аданты? Сошлю в действующую армию голубчика, и дело с концом! С кем мы сейчас воюем, с севером или с востоком? Надо будет спросить у папаши. Он вроде говорил что-то на прошлой неделе, да всего не упомнишь. Лучше бы с востоком, те в плен не берут, добивают прямо на поле. Так, кого же из музыкантов к себе приблизить?
— Вы сегодня обещали присутствовать на казни, ваше высочество, — напомнил Осто.
Совсем забыла. На сегодня намечено торжественное повешение Дану Алисо, гладиаторов придется отменить. Я действительно пообещала папаше посетить его праздник, нехорошо обижать родителя, он так ждал этого дня. Еще со времен коронации. Дану Алисо имел наглость возражать против кандидатуры короля, и папа, конечно же, это помнил.
— Аданта, гладиаторов отложим до вечера! распорядись, чтобы зверей не кормили. Терпеть не могу сонных морд!
Я имела в виду морды зверей для гладиаторских схваток, но Осто на всякий случай открыл глаза пошире и изобразил на лице бодрость. Это тебя не спасет, голубчик, надоел!
К завтраку я спустилась в наилучшем настроении и позволила себе поцеловать щечку своего коронованного папочки, чего обычно никогда не делаю с утра. Папаша онемел на мгновение, а потом разразился идиотскими воплями:
— Что ты себе позволяешь?! Ты — моя дочь! Ты обязан поддерживать мою политику!
Я чмокнула его во вторую щеку, обошла длинный стол и села сбоку от премьер-министра. Премьер побледнел и уронил с носа пенсне.
— Я буду на церемонии, папа, — пообещала я кротко и взяла вилку.
За накрытым на десяток персон столом восседали всего четверо: папа — Гарант Четвертый, я — принцесса Зноя, премьер-министр Юшан и папина новая фаворитка мулатка Ната. Ната аккуратно расправила на коленях салфетку, одарила папу томным взором, после чего вонзила зубы в птичье крылышко. Ната обожала перепелок.
Лакей открыл передо мной салатницу и стал аккуратно выкладывать на тарелку луковые кольца. Премьер с ужасом смотрел на свое пенсне. Пенсне лежало в самом центре его тарелки и вызывающе поблескивало стеклами. Юшан уже протянул было руку, но я выразительно кашлянула, и он поспешно ее отдернул. Парламент папа завел совсем недавно, и премьер-министр еще не забыл, как служил у меня перочисткой во время последнего цикла занятий. У меня есть дурная привычка вытирать перья обо что придется, и, желая уберечь дворцовую мебель, папа выделил мне человека в специальной одежде, о которую очень удобно вытирать перья. Юшан прослужил у меня целых два месяца, прежде чем папе пришла в голову идея насчет парламента. Я как раз рисовала чертиков, сидя в тронном зале. Я часто рисую разноцветных чертиков и рассылаю с дарственными надписями всем вероятным кандидатам в мужья. Возможно, папина политика от этого и страдает, зато наша армия всегда загружена работой. Больше войны, меньше лени.
Папа увидел Юшана, ему понравилась пышная седая борода моей перочистки, и он немедленно назначил беднягу премьером. Вначале я огорчилась, а потом решила, что чертей, в конце концов, можно рисовать и карандашом, было бы сходство. Я время от времени устраиваю в свою честь турниры, где и высматриваю будущие модели.
Покончив с моей тарелкой, лакей перешел к Юшановой. Он обложил пенсне салатом, присыпал мелко нарубленной петрушкой и в заключение небрежно стряхнул на стекла ложку сметаны. Лицо Юшана покрылось багровыми пятнами, он жалобно заморгал и уставился на изукрашенное пенсне совершенно ошалелым взглядом.
— Что вы не кушаете? — спросила я сладким голосочком.
Юшан вздрогнул и поспешно схватил вилку. Ната уже доедала перепелку и при этом еще ухитрялась строить глазки королю. Папа сидел чернее тучи, не обращая внимание на фаворитку, и искал повод взорваться. Ему не давали покоя воспоминания о моих поцелуях.
— Почему нет жабинье?! — рявкнул, наконец, Гарант Четвертый. — Сколько раз надо повторять, что без жабинье я завтрака не начну?!
Лакей за его спиной слегка изменился в лице и поспешно хлопнул в ладоши. На серебряном блюде внесли жабинье. Папа схватил все блюдо, вывернул его лакею на голову и удовлетворенно крякнул. Зловонная жижа растеклась по безукоризненной стрижке лакея и заляпала белую манишку.
— Ну вот, — сказал папа, — другое дело.
Ната вежливо хихикнула, а я бесцеремонно зевнула. Надоело. Одно и то же, каждый день.
Удостоверившись, что я не собираюсь прогуливать казнь, папа позволил мне доесть завтрак молча. Говорил он. Расхваливал нашего западного соседа: два месяца с ним воюем, а он не забывает регулярно поставлять нам жабинье из своих стратегических запасов. Очень предусмотрительный малый.
Животик у «предусмотрительного малого» не влезал в военные доспехи, я всегда игнорировала папины намеки, а западного соседа наловчилась изображать в виде беременного черта. Папа хотел, чтобы я вышла замуж за западного еще в прошлом сезоне: у страны не хватает своих судоверфей и весь флот мы заказывали на западе. Ничего, обойдется! На суше воевать надо!
Я вышла из-за стола, сделала реверанс и пропела ласковым голосочком: «Приятного аппетита всем. Да будет ваш желудок полным».
Король милостливо кивнул, я открыла было рот, чтобы попросить насчет Осто, но вдруг передумала. Сперва подыщу музыканта, чтобы не остаться совсем без любовника. Кстати, оркестр уже подготовил сопровождение к казни? Надо проверить.
Я сбежала вниз по лестнице, где в подземелье рядом с тюрьмой у нас располагался репетиционный зал. Там упражнялся оркестр, заодно усложняя жизнь заключенным.
Я прошла по коридору, ежась от сырости и проклиная стражу. Ни один не попался навстречу! За что кормим бездельников? Дверь в репетиционный зал я распахнула пинком ноги. Дверь пронзительно заскрипела и явила взору комнату с двумя рядами факелов на стенах, грудой нотных пюпитров в углу и с огромным портретом композитора Гуди, на цепях подвешенном к закопченному потолку. На оркестровом помосте стоял наш дирижер маэстро Талад, но палочку свою он держал почему-то в зубах, а не в руках. Лицо маэстро сияло неестественной белизной, обычно накрученные усы обвисли, а руки он заложил за спину точно, как Гуди на портрете. У ног маэстро стоял маленький пузатый бочонок, на сдвинутой крышке которого горела свеча. Больше в зале никого не было.
Поза дирижера показалась мне странноватой, на цыпочках я подошла поближе, заглянула вначале в безумно вытаращенные глаза маэстро, а потом в бочонок. Так и есть. Порох. Затаив дыхание, я бережно сняла свечу, задвинула крышку и поставила свечу обратно. Палочка выпала из зубов дирижера.
— Ради бога, леди, — сказал он необычайно хриплым голосом. — Развяжите мне ноги.
Только теперь я заметила тонкий шнурок, оплетающий лодыжки нашего маэстро, да и руки, видимо, тоже. Это как-то не возбудило во мне жалости (в свое время он изрядно надоел мне уроками музыки).
— Где ваш оркестр, маэстро?
— Я не виноват, леди. Музыканты заперлись в караулке. Этот негодяй обещал подорвать нас всех!
Нет, не буду любить музыкантов. Бежать, как стало баранов, и от кого?! От кого, кстати?
Вытаращенные глаза маэстро повернулись влево, и я тоже невольно поглядела влево. честно говоря, было на что посмотреть. Рост — метр девяносто, не меньше. Плечи, как у гладиатора, талия танцора, божественный профиль, а глаза… Тьфу, как у врага государства! За спиной злодея прятался какой-то гнусный старикан. Да это же Дану Алисо! Как же так?! Что такое? А как же наша казнь?!
— Кого я вижу? — удивленно вскинул брови незнакомец. — Принцесса Зноя? кстати.
— Стража!
Мой крик породил кошмарное эхо и пошел гудеть под сводами зала многоголосыми перекатами. Акустика все-таки отменная.
Незнакомец небрежно швырнул на пол связку ключей.
— Я их по камерам рассовал, не беспокойтесь.
Один справился со всей стражей и полуторным составом оркестра? Ни-че-го себе! Не слабо!
— Все равно вы отсюда не выберетесь, — ехидно заметила я. — Лучше сдайтесь добровольно.
— А вы зачем, милая принцесса? Вы меня проводите.
Он вытащил из кармана кольт сорок пятого калибра. У меня от возмущения горло перехватило, и пару секунд ничего кроме жалкого «ва-ва-ва» выговорить я не могла. Кольт? Сорок пятого?! Идиот!
При виде кольта маэстро тихо повалился в обморок. Я его понимаю, у меня самой колени задрожали, но так же нельзя! Я перевела дыхание и сказала тихо:
— Вы не станете стрелять в женщину.
Незнакомец опешил:
— Я не стану? Да, верно, не стану. Черт, что же делать?!
Не дожидаясь, пока его осенит, я метнулась к двери. Кольт выстрелил. Пуля свистнула у меня над ухом, ударила в стену и расколола факел. Я замерла.
— Я еще не насладился вашим обществом, — мягко сказал незнакомец.
Все равно дальше двора ему не прорваться, к чему трепыхаться. Я постаралась улыбнуться полюбезнее:
— Вы приглашаете меня на свою казнь?
Он на мгновение опешил:
— На казнь? Да нет, как будто бы. Всего лишь на прогулку.
Я улыбнулась настолько приветливо, что растаял бы даже айсберг.
— Очень мило с вашей стороны, — и подумала: «Интересно, дежурит ли на крыше хоть один снайпер?» Папа периодически сажает их туда для отстрела ворон. С тех пор, как одна птичка нагадила ему на корону, папа предпочитает, чтобы сверху падали дохлые вороны, а не помет.
— Позвольте предложить вам руку, — незнакомец изогнул руку кренделем и склонился в вычурном поклоне, ухитряясь при этом не сводить с меня револьвера.
Ладно-ладно, я тебе это припомню. Пять тысяч жареных каракатиц я скормлю тебе прежде, чем ты умрешь!
Я положила руку на сгиб его локтя и послушно засеменила к двери. Старый хрыч Алисо поплелся за нами.
Как этот камикадзе сюда проник?! Как он прошел охрану?! В нашем дворе нет ни единого деревца, газоны регулярно подстригают. Цветы сажают исключительно стелющиеся, чтобы стрелок не мог спрятаться на клумбе, в единственный фонтан папа посадил шпика с подзорной трубой. Посты у нас расставлены через каждые десять метров. Здоровенные гренадеры в лиловых мундирах и шапках из меха ондатры. У каждого громадное ружье в особом стояке, чтобы не портить полировку приклада. У каждого — двойной подбородок, чтобы не позорить королевскую кухню, и начищенные до блеска сапоги. Орлы!
Орлы все были на местах. Они все делали «на караул», когда мы проходили мимо, и ни одна сволочь не заинтересовалась слегка прикрытым кружевами манжета кольтом. Их почему-то не удивляла унылая фигура государственного преступника позади нас и совершенно не шокировала ветхая одежда моего сопровождающего. Да, они видели у нас всякое, но надо же и бдительность иметь!
Я с надеждой посмотрела на крышу. Задрав голову, снайпер изучал небо. Нет, так не бывает! Сговорились они, что ли?!
Внушительный толчок под ребра заставил меня ускорить шаг и не глазеть по сторонам. Мы уже приближались к воротам, где стоял роскошный экипаж для деловых поездок (папа даже сидения велел отделать бархатом). На козлах дремал кучер.
— Вы нас подвезете, — сказал незнакомец. — Я люблю утренние поездки.
Его наглость буквально завораживала. Я без звука влезла в коляску, позволила ему сесть рядом с собой и даже не поморщилась, когда Дану Алисо взгромоздился на сидение напротив. Этот жалкий старик всегда был мне неприятен, а в роли государственного преступника особенно. Его седая бороденка вечно была растрепанна, а теперь в ней еще и запутались соломинки из тюремной постели. Папа не слишком-то тратился на содержание заключенных, и без того худой Дану вообще стал похожим на ходячий скелет. И вот такое пугало сидело совсем рядом! А я не поморщилась. Я была занята. Я обдумывала: как бы поэффектнее упасть в обморок и при этом не спровоцировать выстрел. Вообще-то я неплохо падаю в обмороки, но под дулом револьвера еще не приходилось.
— Трогай, любезный! — рявкнул незнакомец кучеру, тот спросонок стеганул лошадей, и я очень удачно привалилась к похитителю. Конечно, риск был, курок — штука нежная, но мне повезло: нервы незнакомца оказались крепкими, он не выстрелил. — Поезжай к лесу, — велел он кучеру, ловя мое сползающее тело. Делал он это весьма энергично и, надо сказать, профессионально.
— Как ты меня отыскал, Пташка? — тихо спросил Дану Алисо.
Пташка довольно небрежно задвинул меня в угол сидения. Коляска выехала за ворота замка, звонкий цокот копыт по булыжнику сменился глухим топотом по проселочной дороге. (Папа никак не соберется замостить дороги вокруг нашей летней резиденции.)
Пташка молчал не менее пяти минут.
— Разве я мог оставить тебя в беде? — наконец произнес он.
Как трогательно! Я могла бы расчувствоваться, если бы не мысль о проклятом револьвере, который похититель наверняка все еще держал в правой руке. Убедителен ли мой обморок? Едва мы минуем пустошь и въедем под сень леса, нас обнаружит четвертый пост конных гвардейцев. Осто, безусловно, подлец, но гвардия у него вымуштрована. Стоит только крикнуть…
— Я уже простился с жизнью, — продолжал Дану Алисо все так же негромко. — Старому жабоглоту не терпелось меня повесить.
«Старый жабоглот»? Слышал бы это папочка!
— Я многим обязан тебе, Алисо, — из-под опущенных ресниц я успела разглядеть, как Пташка сует за пояс свой нелепый револьвер. Мы въехали в лес, где под каждым кустом должен сидеть гвардеец. Я опять начала сползать с сидения и не без удовольствия ощутила крепкую руку, которая привлекла меня к себе. — Черт, какая слабонервная девица оказалась!
Я изо всех сил саданула похитителя локтем, и сдавленный вопль прозвучал для меня музыкой. Я, вероятно, спрыгнула бы с коляски, если бы не Дану Алисо. Мерзкий старикашка успел схватить меня, пока его приятель корчился от боли и сжать с нестарческой силой. Я заверещала лучшим из своих истошных криков, призывая гвардию, а перепуганный кучер зачем-то вновь стеганул кнутом гнедую пару. Мы понеслись, как угорелые, но я услышала рев боевого рога. Сейчас меня спасут!
Увесистая пощечина оборвала мои музыкальные упражнения. Зубы лязгнули, я прикусила язык и внезапно ощутила холодное дуло где-то возле левого уха.
— Молись! Чтобы нас не догнали, принцесса!
Кучер нещадно хлестал обезумевших лошадей. Ничего, скоро ты ответишь за содействие преступникам, олух! Что за народ у папочки?!
Рог звучал уже совсем рядом. Я увидела догоняющих нас всадников с изображением золотого ириса на плащах. Их было не меньше десятка, а впереди скакал сам Лани — бывший начальник дворцовой стражи. Зачем только папа его разжаловал?! При нем бы и муха не пролетела бы во дворец, не то, что Пташка. Лани привстал на стременах, пытаясь рассмотреть происходящее в коляске, и Пташка немедленно выстрелил. Стрелял этот негодяй неплохо: Лани схватился за грудь и осел в седле. Остальные открыли беспорядочную стрельбу из пистолетов. Несколько пуль пролетели над нашими головами, и кучер с криком рухнул с козел. Так тебе и надо!
Пташка палил безостановочно, и каждый выстрел находил цель. Лошади падали на всем скаку, потом вскакивали и уносились прочь, а всадник оставался лежать. Приотставший, видимо раненный, Лани что-то крикнул гортанно, уцелевшие придержали лошадей, развернулись и помчались обратно. Где-то там поворот на Эльсу, они могут проехать по тропе и успеть перехватить нас раньше, чем мы достигнем моста.
Пташка торопливо перезарядил револьвер и с тревогой посмотрел вперед. Оставленные без кучера лошади постепенно замедляли бег, брошенные вожжи волочились по земле и достать их не было никакой возможности.
— Придется прыгать, Дану!
Дану Алисо соскочил с коляски с прытью, которую никак нельзя было ожидать от старца. Я не успела обрадоваться освобождению: Пташка сдернул меня вслед за Дану, и мы кубарем покатились в придорожные кусты. К сожалению, никто из похитителей шею себе не свернул, а я больно ушибла коленку. Я не спешила вставать, но меня подняли и заставили бежать вперед. Тот, кто бегал по лесу, меня поймет. Это ужасно неудобно: все время надо через что-то перепрыгивать, продираться и при этом еще и не падать, и на грибах не поскальзываться, и ухитряться не разодрать лицо о сучья. Тьфу! И ни одного гвардейца на пути!
Дану Алисо совершенно запыхался, когда мы, наконец, вышли к реке гораздо выше моста, где должна была ожидать нас засада. Старикашка повалился на землю и заявил, что дальше не пойдет. Пташка подхватил его под одну руку, меня заставил взяться за другую, и мы вдвоем поволокли мерзкого старца к глинистому обрыву. Я украдкой косилась на Пташку. Никогда не любила блондинов, особенно голубоглазых, но на этого стоило посмотреть. Когда он вывалялся в пыли так, что стал похож на брюнета, голубые глаза заблестели на темном ослепительными льдинками. Непременно велю перед казнью написать с него портрет. Нет, с нас двоих! Мы вдвоем на фоне заката!
Мы сползли по обрыву и втиснулись в какую-то яму в полуметре от поверхности воды. Яма была достаточно широкой, чтобы в ней поместились трое, но слишком узкой для благонравных девиц. Одним коленом я упиралась в бедро Пташки, на втором сидел Дану Алисо. Еще я старых пеньков не нянчила! Я сердито заерзала, намереваясь спихнуть старикашку, но тут какая-то сухая ветка впилась в кожу так, что я прокляла мини-юбку. Громко.
— Заткнись! — посоветовал Пташка.
Он так усердно прислушивался, что уши едва не шевелились на его породистой голове. Мне стало скучно. Ненавижу добропорядочных людей! Зачем тогда носить мини-юбки? Пташка смотрел куда угодно, только не на меня. Вероятно, предпочитал блондинок.
— Что делать будем? — Дану Алисо сполз, наконец, с моего колена, высунулся наружу и стал пялить глаза на реку. Мною овладело адское желание пнуть его в тощий зад так, чтобы старикашка полетел рылом в воду и прекратил портить мне настроение. Клянусь, я так бы и сделала, если бы не воспоминания о граблеподобных руках Пташки. Этот идиот вполне способен придушить меня тихо. Я еще не потеряла вкус к жизни.
— Сейчас-сейчас.
Он продолжал слушать, и тут я тоже кое-что услышала. Женский визг. Визжали так, словно от уровня звука зависела, по крайней мере, честь исполнительницы.
— Ага, — сказал Пташка и полез наверх.
Я тут же потянулась за ним, но гнусный старик проворно обхватил мои колени, и я в отместку села ему на голову. Мы возились минут пять, он уже совершенно забыл, зачем пытался меня ловить, а я очень удачно укусила его за палец. Дело выруливало на боевую ничью, когда сверху донесся зычный голос Пташки.
— Ко мне! — ревел он.
Я выплюнула чужой палец, а Дану Алисо отпустил то, что держал, и мы наперегонки полезли вверх по обрыву. Я оказалась проворнее и застала Пташку коленопреклоненным над телом полураздетой блондинки. Рядом в эффектных позах разложились трое гвардейцев со спущенными штанами. Вероятно, они как раз разоблачались, когда Пташка в корне пресек их затею. Жалко, я не видела, как он это сделал, но гвардейцы были в отключке все. Дама тоже. Пташка старательно шлепал ее по щекам. Даме на вид было не больше пятнадцати, румянец у нее на щеках цвел натуральный, хотя Пташка цвета слегка добавил. Когда она открыла глаза, они, естественно, оказались голубыми.
— Ах! — воскликнула дама и нежно посмотрела на Пташку. — Вы меня спасли!
Убей, не пойму, как она догадалась! Если бы я очухалась в такой ситуации, я сперва плюнула бы в склоненную надо мною морду, а уж потом стала бы разбираться.
— Я к вашим услугам, леди! — Пташка величественно склонил голову, а я с досады закусила губу. Вот подлец! И вовсе она не леди, а девка деревенская, по одежде, вернее, по тому, что от нее осталось, видно!
Пташка поднял девицу, слегка отряхнул, и мы тут же отправились в гости к ее папочке, который «совершенно случайно» обитал в хижине неподалеку. Больше нам по дороге не попалось ни одного гвардейца. Ни одного! И это в околодворцовом лесу!
Мы очень бодро прошагали полмили, причем девчонка все время щебетала, превознося Пташкину доблесть, а я едва не шипела от злости. Такая юная, а уже нахалка! Нагло обольщает чужого похитителя. Мужчинам вредно слушать столько комплиментов, от этого мозги размягчаются.
Родная хижина девицы оказалась прямо скажем не шикарной. Стоящая над ручьем, увитая диким виноградом, хижина угрюмо блестела единственным окном. Над входной дверью торчали косо прибитые оленьи рога. Бревенчатые стены пахли сыростью и гнилью.
— Ты здесь живешь?! — я хотела сказать гадость, но под Пташкиным взглядом увяла.
— Папа! К нам гости! — весело вскричала девчонка.
Дверь отворилась, и папа вышел на крыльцо.
5
— Ну, как новый глюк? — спросил Хозяин, подписывая очередное прошение о расширение отдела.
— Как все, — ответила секретарша. — Игра идет. Шестой сектор исправно гонит энергию. Только смотритель подал жалобу Высшему о превышении нами границ допустимого вмешательства.
Хозяин беззлобно рассмеялся.
— Суетной старикашка этот, из шестого. Что Высший?
Секретарша пожала плечами и промямлила что-то насчет инструкций о неразглашении. Хозяин ласково потрепал сотрудницу по щечке:
— А по неофициальной линии?
— По неофициальной — Высший озабочен происками террористов. Кто-то пытается нарушить баланс в системе. Здесь не до старых склочников.
6
Он почти не меняется наш волшебник. Я видела его давно, совсем соплячкой, а он все тот же. Аккуратно подстриженная седая борода, нос с горбинкой, светло-карие глаза. Я влюблялась в детстве в этого человека. Волшебник, он волшебник и есть, и даже сапоги у него волшебные: серебряного цвета с желтыми кисточками на отворотах.
Волшебник посмотрел долгим взглядом на нашу компанию, и сразу все понял. Мне отчего-то стыдно стало, как будто я в церковь в купальнике заявилась.
— Он меня спас, папа! — радостно провозгласила дочь, хватая Пташку за руку.
Папа вежливо улыбнулся, но тут же, спохватившись, изобразил восторг:
— Вы? Ее? — он хлопнул Пташку сперва по одному плечу, потом по другому. Рога над дверью угрожающе дрогнули, но не упали. Пташка слегка поморщился. — Да вы же — герой! Придется вас наградить. Входите.
Мы поочередно прошли в висящую на одной петле дверь. За спиной шедшего последним Дану Алисо рога, наконец, упали и, кажется, проломили крыльцо. Внутри оказалась вполне современная гостиная. Пушистый ковер на полу занимал большую ее часть. По краям его стояли кресла с великолепной бархатной обивкой и изогнутыми в виде звериных лап ножками. Гравюры на стенах изображали сцены корриды. На задвинутом в угол журнальном столике громоздились пачки нераспечатанных писем, и стоял агрегат, напоминающий помесь мясорубки с электрокардиографом.
Волшебник пинком ноги отбросил с дороги зеленый клубок, крякнувший при этом по-утиному, и сказал: «Садитесь». Мы дружно опустились в кресла, только девица послала Пташке воздушный поцелуй, вильнула напоследок… юбкой и выскользнула за дверь.
— Сейчас я вам дам такое…
Мне стало обидно. Такому подлецу еще и что-то давать? Пока волшебник плел что-то о чудесных свойствах подарка, я потихоньку запустила руку под кресло, нащупала там клубок… Клубок, еле слышно крякнув, скользнул в пальцы, я положила его на колени и прикрыла ладонью.
— О! Этот плащ принесет вам удачу! — Кажется, он собирался дарить плащ-невидимку. Попробуйте-ка потом поймать негодяя, у которого на плечах такая вещь!
Волшебник встал, подошел к стене, и перед ним тут же раскрылась дверца. Явственно запахло мышами. Волшебник скрылся в кладовке и через минуту появился пыльным, но довольным. Под мышкой он нес туго скатанный синий плащ. Когда он развернул подарок, я не удержалась от возгласа: по темно-синему фону светлячками мерцали звезды. — Красиво, черт побери!
— Повернитесь. — сказал он Пташке. — Сейчас примерим.
Пташка подскочил и повернулся, подставляя плечи… В голову я не попала, зеленый клубок угодил в шею, чуть пониже линии волос. Пронзительное кряканье, мгновенное зависание в воздухе, потом клубок метнулся к окну и вылетел. Стекла так и брызнули в стороны.
Пташка тут же ткнул в мою сторону револьвером, но по шее нашего «героя» уже растеклась грязно-белая жижа с запахом навоза. Волшебник схватился за сердце: «Ах, принцесса, я вас сразу не узнал!»
— Послушайте, если засунуть ее в чулан, будет гораздо спокойнее, — с мрачной миной предложил Дану Алисо.
С волшебником драться я не могла, он мне слишком уж нравился. Я пошла в чулан добровольно.
Кладовка, как кладовка, пошире многих. Стеллаж до самого потолка заставленный коробками, шкатулками, сундучками, заваленный свертками всех размеров и пересыпанный сухими цветочными лепестками. Мышам есть, где разгуляться. Окна в кладовке отсутствовали, но стеллаж сам светился не хуже окна, так что при желании можно было разглядеть наклейки на свертках. Я развлекалась этим минут пять.
«Хлоп!» — на меня упала коробка и рассыпала по полу бумажных арлекинов. Стеллаж почему-то дрожал, и с полок его со стуком и шорохом валилось их разноцветное содержимое. Дрожь передалась стенам. Землетрясение?! Я подскочила к двери и принялась колотить. Дверь гулко ухала под ударами, но не открывалась. У меня устали руки, потом обмерло сердце. Как можно выразить словами то, что происходило? Я просто умирала. Тело сотрясала дрожь. Из меня медленно вытягивали душу: по ниточке, по связочке, отрывали живое. Мучительно хотелось оттолкнуть что-то, что никак не хотело отделяться. Кажется, я упала и билась на полу, и никак не могла протолкнуть крик сквозь сжатые судорогой зубы.
Очнулась я на полу под грудой картонных ящиков. Стены больше не тряслись, но рядом со мною что-то слабо шуршало. Я скосила глаза и увидела извивающегося наподобие червя человека. Я не видела лица, одни лишь обтянутые черным бархатом плечи. Что-то заставило меня подползти ближе, заглянуть в лицо и тут же отшатнуться. Более жуткой рожи я еще не встречала! Где же его так изуродовали?
Человек разлепил веки и вдруг улыбнулся перекошенным ртом:
— Не нравлюсь?
Я поспешно убрала гримасу отвращения и попыталась изобразить сочувствие.
— Не надо. Я не джинн из кувшина. Можно без церемоний.
Жаль, подсознательно я, кажется, рассчитывала именно на это. Джинн мог бы развеять мой затянувшийся сон, что-то я уже устала от приключений!
«Джинн» вдруг вздохнул очень тяжело и попытался подняться. Вначале он встал на колени, потом оперся о стену, а потом его качнуло, и он вновь растянулся на полу.
— По-моему, тебе лучше не вставать.
Сама я продолжала лежать на животе и чувствовала себя превосходно, особенно. если не поднимать голову. Тогда ничего не кружится и не дрожит.
Однако Джинн был упрям. Он начал выпутываться из плаща, в который было завернулся наподобие кокона, и при этом еще и ухитрялся прислоняться к стене. Передохнув пару секунд, он очень ловко поднялся, причем даже устоял на ногах. Глядя на него, и я зашевелилась.
Джинн нащупал дверную ручку, потянул и… дверь открылась. Позвольте, но я же хорошо помню: волшебник тоже тянул ее на себя! Как же это можно? Ну, ладно, потом разберемся, я поспешно выскочила следом.
Куда же девалась гостиная? Коричневый мох на осклизлых досках, шесть растопыривших корни пней там, где стояли кресла, сухие виноградные листья вместо гравюр и лишь журнальный столик остался неизмененным. Но письма разлетелись по полу, белея среди распростертых тел. Волшебник!
Я не смогла сдержать крика. Джинн нехотя обернулся, и я увидела слезы на пепельного цвета щеках.
7
Преисподняя содрогнулась. Истошно взлаяла сирена и смолкла. Погасло освещение сразу в нескольких отделах, и разозленные сотрудники вынуждены были прибегнуть к фосфорецированию, чтобы не поразбивать себе лбы. Через несколько секунд операторы перешли на аварийный режим и отделы возобновили работу.
Разъяренный Хозяин вызвал Заместителя:
— Что у вас происходит?!
— Беспорядки в шестом секторе. Внезапно умер смотритель, а в секторе находятся два человека. Накопитель вышел из общей структуры.
— Так заблокируйте сектор и разберитесь с людьми! Мне вас учить?!
8
Две пули: одна в голову, одна в грудь и смотрителя больше нет. Он меня создал. Он создавал глюков мимоходом, но прочно. Лет восемь я удерживал ему сектор, и это были не худшие годы моей жизни. Потом он породил другого, а я перешел под крылышко Шефа. Шеф определил меня в духи добра, но еще долго-долго я заглядывал в шестой сектор. Там все было по старинке. Надежно. Без этих новомодных штучек с расплывчатостью.
Если бы меня не сдали, я бы все равно ушел. Устал. Бесперспективное это в наше время занятие: в духах добра околачиваться. Немодное. А теперь вот вляпался на другую сторону. Придется на Хозяина ишачить. Как еще вдрызг не рассеяли? Это из-за прошлого. Смотритель меня на совесть делал.
Не могу! не могу представить, что в шестом будет кто-то другой! Не умеют они сейчас Игры закручивать!
В каком-то из миров у смотрителя остались жена и две дочери, он когда-то мне о них рассказывал. Кстати, выплатят им теперь компенсацию или это системой не предусмотрено? Черт, я не слыхал, что смотрителей теперь разрешено убивать! Раньше они просто удерживали на плаву сектор. Поддержание равновесие — это не так уж мало для системы дипольных глюков!
Та-ак. Эрга тоже гробанули. Сейчас бедняга пыхтит где-то на моем месте в Подвалах. Подвальным доставляет удовольствие обирать наших до нитки, а образ сдавать в хранилище. Не всем так «везет», как мне, не всем дают еще один шанс. Что за жизнь?! Я был четвертым, Эрг, стало быть, уже пятый, и все за последние два месяца. Многовато. Шеф устроит хорошую выволочку оставшимся.
Но как же человек освободился? Во время Игры Эрг должен был держать его надежно. Значит, он вначале убил Эрга, а уж потом смотрителя. Ой, не обошлось здесь дело без помощи со стороны! Меня тоже вышибло из роли, вероятно мощность импульса превысила предел устойчивости. Какая у нас здесь степень материализации? Всегда была четвертая, но в этой серии явно ниже и намного ниже. Атрибутика то и дело соскальзывает на блуждающую, хорошо еще, что персонажи не путаются. Стоп! О чем это я? Прежде всего, надо выставить из сектора наемницу, а для этого надо связаться с кем-то из Высших. А где я, к чертовой бабушке возьму Высшего, если смотритель погиб, а техника разбита вдребезги?!
9
Мертвых было двое: волшебник и еще какой-то незнакомец в белом. Черты незнакомца слегка напоминали Пташкины, но Пташка был красивее. Дану Алисо исчез, «дочки» тоже нигде не было видно. Трупы лежали один возле другого, только если на теле незнакомца крови почти не было, то вышитые драконы волшебника тонули в кровавых пятнах.
Несколько секунд Джинн смотрел на волшебника, потом зачем-то дотронулся до висков незнакомца. Тело дрогнуло! Джинн склонился ниже, но что-то щелкнуло, и его отбросило в сторону метра на полтора. Я тоже не устояла на ногах и шлепнулась прямо на отвратительный мох, оказавшийся на ощупь удивительно мягким.
— Найди накопитель, — слова прозвучали очень тихо, но и я, и Джинн их услышали.
— Кто?! — вскрикнул Джинн. — Кто?
Ни единого звука не донеслось в ответ. Тело незнакомца как-то странно изогнулось и начало таять в воздухе. Джинн вскочил на ноги, сгреб меня в охапку и прыгнул к двери. Взрыв застиг нас на пороге. Под нами разверзлась бездна, и какое-то время мы парили над огненной пустотой, пока сбоку не обрушилась земля. Кажется, я отключилась, потому что открыла глаза уже в воде. Мы сидели в реке по горло, и Джинн время от времени плескал воду мне в лицо. Вначале я сказала ему, что он дурак, потом спросила, а что это, собственно, было.
— Дематериализация глюка.
Стало еще непонятнее, но заниматься долгими разговорами посреди реки мне не хотелось, и я решила выйти на берег. И пошла. Уже через несколько шагов я поняла, что решение несколько опрометчивое, ибо купальный костюм на мне отсутствовал, равно как и прочая одежда. Я немедленно вернулась на место (вода до подбородка) и сообщила Джинну, что он не только дурак, но и подлец.
— Слушай, я же тебе сказал…
Всему на свете есть предел, особенно терпению. Я закрыла лицо мокрыми руками и заплакала. Я никому не сделала ничего плохого, почему мне всегда не везет? Мне обещали отдых, избавление от стресса! А здесь опять неприятности! Как отключить систему? Мне надо вернуться, хватит с меня этих экспериментов!
— Я хочу домой!
— Чего ты ревешь? Выведу я тебя из сектора, не волнуйся. Кто тебя вербовал?
— Где? — я оторвала руки от лица, повернулась и Джинну. — Во сне или наяву?
— Это не сон, дурочка! Это — страна глюков. Мы здесь все на контракте. Кто тебя привел?
Еще меня посреди реки не допрашивали. И главное, кто? В моем мозгу сработала какая-то защелка. Придурок, отвечающий за правильное исполнение роли. Не человек даже, а так, усилитель тенденции. И что я вообще с ним церемонюсь? Сгусток энергии! Грязь. Это же он вел моего персонажа, мою супердевочку по волнам стандартной приключенческой интриги. Он же мразь до глубины… нет. Души у него нет.
Я вновь повернулась и зашагала в сторону берега. Брызги летели во все стороны, мягко струился под ногами песок. Я прошла уже полдороги, вода уже доходила до пояса, и тут я вновь заколебалась. А! Старомодное воспитание! Ненавижу!
Сзади несколько раз плеснуло, потом на плечи опустилась омерзительно мокрая тряпка. Черный плащ.
— Возьми и не майся. Только он у меня без застежек.
Я молча закуталась в эту мерзость и вышла, наконец, на берег. С плаща текло и капало.
Берег был совсем не тот, на котором мы прятались с Пташкой и Дану Алисо, не обрывистый, а пологий. Узкая полоска песчаного пляжа сменилась ярко-зеленой травой, а чуть дальше росли молодые дубы вперемешку с редкими березами. Дул довольно сильный ветер, и полы мокрого плаща хлопали меня по ногам.
Та-ак, далеко я уйду, если все время придется держать руками этот мерзопакостный плащ, а он будет настырно распахиваться…
Джинн обогнал меня, преградил дорогу и завязал у горла болтающиеся тесемки, потом вздохнул, вытащил откуда-то булавку с черной жемчужиной и кое-как сколол полы плаща.
— Больше ничего сделать не могу.
И на том спасибо. Нет ничего глупее путешествия в голом виде через всю территорию королевства. Я ведь помню: от границы меня довольно долго везли в закрытом экипаже, а потом уже пересадили в «папашину» коляску. Поскорее бы выбраться отсюда! Правда, до окончания срока контракта еще есть время, но условия были нарушены не мною.
— Только должен предупредить: если дематериализуюсь я, ты вновь останешься без одежды.
Я посмотрела на Джинна с некоторым интересом. Если на него одеть чадру, все остальное смотрелось бы вполне прилично. Черная сорочка с широкими рукавами, черные штаны до колен, опять-таки черные чулки и башмаки того же цвета. Этакий черный гражданин романтической наружности. Физиономия только…
— Ты тоже глюк?
— Глюк. Причем твой в данное время.
Я очень старательно подумала. Одежда у меня была местной, мой глюк уцелел, тогда почему я осталась нагишом?
— Тот парень со смотрителем был чьим?
— Эрг? Он вел партию положительного персонажа, насколько я понял, твоим антиподом здесь был Пташка.
— Так кто же упер мою одежду?!
Джинн даже остановился.
— Ты знаешь, что я не человек?
— Знаю.
— Тогда чего ты от меня хочешь?! Я тебя не раздевал! Эрг дематериализовался, а ты подвернулась под удар. В полумиле исчезло все, имеющее отношение к сектору. Там воронка теперь!
— Что ты волнуешься? Я только спросила. Мне ничего не рассказывали о дематериализации глюков. Я хочу убраться отсюда.
— Я понял.
Мы шагали по дубовой рощице. Среди деревьев ветер почти не чувствовался, но мой плащ и без него подсыхал очень быстро. Материя, из которой он был сшит, хоть и напоминала бархат, все же им не являлась.
— Эй, ты, как тебя зовут, а что все-таки произошло в избушке? Кто убил смотрителя. И куда подевался Пташка с компанией?
Джинн зачем-то потер лицо, и шрамы мгновенно порозовели. Ответил он не сразу, а после долгой-долгой паузы, так что мы успели подняться на холм и спуститься с него.
— У меня сейчас нет имени. Персонаж, звавшийся Пташкой потерял имя после того, как сбросил своего глюка. Теперь это просто человек, о котором я ничего не знаю. Дану Алисо и «дочь волшебника» — это персонажи, слишком тесно связанные с положительным героем, чтобы уцелеть после его исчезновения. Их породил сектор, его тенями они и остались.
— Послушай! Я буду звать тебя Джинном, все равно ты появился, как Джинн из бутылки.
— Я появился, как глюк, которого отрывают от наемника!
Здесь я почему-то оскорбилась, безусловно, я знала, подписывая контракт, что меня будут использовать, как генератор психоэнергии, но, елки-палки, в слове «наемник» привкус не тот! Чертова фирма! Откуда она взялась на мою голову?!
«Тра-та-та-та», — на мою голову посыпались сбитые с дерева ветки. Джинн сделал дикий прыжок, сшиб меня с ног, и мы вдвоем рухнули в кусты орешника. Следующая очередь аккуратно прошила куст над нами. Сердце у меня замерло в ожидании третьей, но вместо этого раздался оглушительный рев: «Эй, вы, двое, подойдите!» Джинн проворно вскочил, выдернул меня из куста, невзирая на треск бархата, и мы предстали перед здоровенным парнем в форме морской пехоты. Сдвинутый на ухо берет украшало маленькое черное перышко. На лице верзилы было написано тоскливое равнодушие. В двух шагах от бравого солдата на разбитой колесами дороге застыл потрепанный джип с прыщавым юнцом на месте шофера.
— Документы есть? — прорычал верзила, не опуская автомата.
— От возмущения у меня перехватило дух: мало того, что вклинились в средневековый сюжет, так еще и ведут себя по-хамски.
— Ты на кого орешь, мерзавец? — спросила я, как можно ласковее. — Кто твой командир?
Верзила нехорошо улыбнулся.
— Смаги, а ну-ка, объясни дамочке, кто мой командир.
Юнец нехотя выбрался из машины, подошел и отвесил мне такую пощечину, что в ушах зазвенело, а глаза сразу наполнились слезами. Я промокнула слезы черным бархатом и посмотрела на Джинна. Джинн не шелохнулся, его изуродованное лицо вообще стало деревянным.
— Обыщи их, Смаги!
Смаги повернулся и начал старательно обшаривать Джинна, который невидящим взглядом пялился куда-то в пространство. Внутри меня медленно разрастался холод. Если я хоть что-то понимаю в расстановке сил, людей здесь быть не должно. В этой игре участвовали лишь двое: я и тот, кто был Пташкой. Прочие — лишь порождение мира иллюзий. Только положительный персонаж мог противостоять мне, и то, победа досталась бы ему дорогой ценой: я успела бы еще натворить кучу пакостей. Ну, ладно, Пташка исчез, ну, ладно, я рассоединилась со своим глюком, но это еще не повод для того, чтобы стать рядовым персонажем. В конце концов, я нанималась в злодейки, а не в невинные жертвы!
Смаги покончил с Джинном и перешел ко мне. Когда он засунул руку под плащ, глаза у него вначале стали квадратными, потом округлились. Дыхание остановилось, потом резко участилось, на лбу выступили капли пота.
Верзила, вероятно, что-то заметил, так как сказал уже с явным раздражением:
— Хватит ее лапать. Нашел деньги?
Юнец выдернул руку, отошел и что-то буркнул негромко. У пехотинца тут же заблестели глаза, он пристально оглядел меня и присвистнул:
— Это меняет дело.
Не глядя, он ткнул автомат в руки своему напарнику:
— Убери парня и возвращайся.
— А ну, пошел! — петушиным голосом выкрикнул шофер.
Джинн молча шагнул в сторону. Едва они скрылись за деревьями, коротко протрещала очередь. Пехотинец облизал губы, не сводя глаз с моего плаща, и я просунула руку в вырез, чтобы выдернуть Джиннову булавку. Отличную длинную булавку с черной жемчужиной на конце, великолепную тонкую булавку, длиной побольше моего указательного пальца. Выдернув булавку, я небрежно распахнула плащ.
— Ты собираешься кого-то ждать, служивый?
Служивый ждать и не думал, он сразу же двинулся ко мне. Сквозь холод в моей голове спокойно проворачивались мысли. Раненный зверь опасен, зверя надо убивать наверняка. Если всадить эту штуку в шею, будет ли он убит? Надежнее было бы через глазницу прямо в мозг, тогда…
Он не дошел шага. Что-то глухо хряпнуло, и верзила осел к моим ногам. Позади него с автоматом в одной руке и охапкой одежды в другой обнаружился Джинн.
— Я немного задержался из-за тряпья, — объяснил он. — Для общего блага тебе все-таки лучше путешествовать одетой.
У меня сильно зашумело в ушах, ноги сделались ватными, и я без сопротивления позволила перенести себя в машину. Уже там Джинн не без труда разжал мне пальцы и, забрав булавку, сколол себе ворот сорочки.
— Я дам тебе кое-что получше, — и, быстро обшарив тело верзилы, вернулся с массивным армейским ножом в ножнах. — Надень!
— Я не умею с ним обращаться, — мои губы едва шевелились.
— Ничего, теперь тебе по форме положено.
Я с отвращением напялила на себя комбинезон и, затянув до упора ремень, повесила на него ножны. Сапоги юнца оказались мне великоваты, и поэтому я предпочла остаться босиком, зато берет все-таки надела. Пришлось заправить под него волосы, чтобы хоть издали походить на мужчину.
Джинн не переодевался, напротив, он вернул себе свой плащ и этаким Мефистофелем взгромоздился за руль джипа. Обращался он с машиной довольно профессионально для «средневекового джентльмена», и из лесочка мы выехали без особых приключений. За лесом оказалось шоссе, из чего я сделала вывод, что с прошлым окончательно покончено: за все время пребывания в королевстве я не видела ни одной приличной дороги.
Единственное оказалось неизменным: время. От дворцового завтрака остались одни воспоминания, солнце уже клонилось к закату, и желудок явственно напоминал о прошедшем дне. Над пологими холмами висели облака, подсвеченные солнцем, как куски сладкой ваты в разноцветных формах уличного разносчика. Под облаками летали целые стаи птиц, набивающих желудки вечерней мошкарой. Где-то звенели колокольчиками сытые коровы, и упитанный пастух звонко щелкал кнутом…
Интересно, глюкам нужна пища?
— Джинн, — начала я, и тут мотор замолк. Правда, он тут же взревел снова, но это была уже агония. Он чихнул пару раз и затих навеки.
— Бензин на нуле, — зловеще произнес Джинн, постукивая ногтем по стеклу индикатора.
— В этой стране есть бензоколонки?
— Вероятно, есть, но у меня нет дорожной карты с их обозначением. Проще будет сходить в село и спросить, а заодно и поесть в каком-нибудь трактире.
Насчет поесть — это он хорошо сказал. Мы вылезли из машины, и пошли в ту сторону, где на горизонте брело стадо. Пестрые пятна коров отчетливо выделялись на фоне яркой зелени холма. Мы шли минут десять, пока не наткнулись на двух громадных вислоухих овчарок, устроивших нам отменный прием. Джинн едва успевал отмахиваться от них прикладом автомата, пока подбежавший пастушок не отогнал собак.
— Господин! — заверещал он пронзительно. — Не стреляйте, господин, они вас не тронут!
— Я не собираюсь тратить патроны на твоих кобелей! — сварливо заметил Джинн. — Скажи мне лучше, где деревня.
Мальчонка с ужасом уставился на его лицо, и его собственная физиономия начала быстро сереть.
— Валак, — прошептал он и медленно опустился на колени. Овчарки, все еще рыча, сели у его ног. Коровы спокойно брели дальше, помахивая хвостами, звякая колокольчиками и вздыхая шумно и печально. Коров ожидали теплые хлевы, а нас ожидали неприятности — это я уже почувствовала.
— Мальчик! — я соорудила себе самый нежный тембр голоса. — Мы обычные мирные путники. Нам надо поесть и где-нибудь переночевать. Скажи, пожалуйста, где деревня.
По щекам мальчишки потекли слезы. Похоже, я произвела совсем не то впечатление.
— У меня три брата и две сестренки, не надо меня забирать! Мамка без меня не управится! — он ревел уже вголос. Собаки яростно скалили зубы и, похоже, жаждали крови.
— Может быть, я тебя и не заберу, — зловещим тоном начал Джинн, — если ты мне укажешь, где деревня!
Все еще рыдая, мальчишка вытянул дрожащий палец в сторону севера, куда продолжало неторопливо брести стадо. Джинн сунул автомат под плащ и зашагал в указанном направлении, я поспешила за ним, искренне надеясь, что собаки у пастуха послушные.
Мы вошли в деревню, когда тени стали уже совсем длинными, и Джинн уверенно направился к двухэтажному дому на окраине, над крышей которого вызывающе торчал жестяной петух. У коновязи переминались с ноги на ногу два гнедых конька, а лохматая собачонка задумчиво созерцала зажатую между лапами кость.
Едва мы переступили порог, в нос ударил запах горелого мяса, вероятно, здесь предпочитали питаться угольями. Мы обошли несколько столов, за которыми усердно ели и еще более усердно пили, и пристроились на лавке у самой стены, где одиноко спал какой-то забулдыга. Джинн несколько потеснил его, но забулдыга не обиделся: он тут же привалился к черному плащу и захрапел еще громче.
— Хозяин! Обед на двоих!
Появился хозяин в засаленном переднике, оглядел нас крошечными глазками, и миски с едой возникли, как по волшебству. Вино он тоже принес лично и долго протирал кружки, пока Джинн не сунул ему в карман золотую монету. Когда хозяин удалился, а я отведала каши с мясом, то, наконец, рискнула спросить:
— Слушай, а где это тебя так разукрасили? Или так по сценарию положено?
Джинн перестал есть и сделал хороший глоток из глиняной кружки, прежде чем ответить.
— В одном веселом местечке. А из сценария это не выпадает. Злодеям положено быть уродливыми.
— А ты — злодей?
— Если ты — отрицательная героиня, то глюка тебе выдают самого злодеистого из злодеев.
— Джинн, а что за история здесь раскручивается? Начало было сказочным, потом приплелось убийство, потом эти кретинские солдаты, и здесь народ какой-то странный. Ты посмотри, как они одеты!
Глюк без особого интереса огляделся по сторонам:
— Нормально одеты, как люди.
10
Ну вот, началось! Она и так вела себя достаточно спокойно все это время. Должно быть, мое присутствие все еще влияло на нее. У меня чуть глаза на лоб не лезли, когда я увидел первое смещение, а ей — хоть бы хны. Ну, бережок изменился, ну, из автомата постреливают — подумаешь! А что накопитель в разнос пошел, так ей-то что?! А то, что теперь вообще неизвестно, что и творится, так это не ее проблемы. У меня двоякое отношение к наемникам. С одной стороны, без них бы не было устойчивой системы, а с другой стороны, они даже не глюки. Они персонажи. Куда потянешь, туда идут. Хотя, эта сволочь все же сбросила Эрга! Эрг был лучшим парнем среди наших, поэтому и пострадал.
Та-ак, но как объяснить ей этот маскарад? Половина в трактире одета в нормальную деревенскую одежду, другая щеголяет в кожанках. Что у них здесь за мода, черт! И кто такие валаки?..
11
Интересно, «одеты, как люди»! Стало быть, все нелюди, но усердно маскируются под людей? Или все персонажи человеческие, только с костюмированием у них здесь напряженка. Вот, сидим мы с глюком, я в военном комбинезоне, он весь в бархате и кружевах, никто на нас внимания не обращает. Привыкли?
— Хозяин, а как у вас здесь насчет бензоколонок? — спросила я погромче, пытаясь перекричать шум в комнате.
Мгновенно настала тишина да такая, что был слышен громкий храп спящего забулдыги. Потом пронзительно завизжала женщина, грохнули вывалившиеся из рук хозяина тарелки, заскрипели отодвигаемые стулья, начали падать скамьи, с которых в панике вскакивали люди. Все пришло в движение. Всяк норовил первым добраться до дверей, поэтому там образовалась маленькая давка, а самые сметливые принялись прыгать в окна. Трактир опустел минуты за три, и только красноносый пьяница продолжал выводить рулады, да испуганно квохтала забившаяся под стол курица.
Глюк инстинктивно нащупал привязанную к поясу сумку с патронами, а я, наконец, закрыла рот, все это время остававшийся открытым.
— Я что-то не то говорю? — спросила я шепотом.
Из-под стойки вылез лоснящийся от пота хозяин, его грубая домотканая рубаха под мышками имела не то, что пятна, целые озера пота, с кряхтением встав на ноги, хозяин низко поклонился Джинну:
— Не соизволит ли добрый валак принять от меня в дар целую канистру бензина?
— Давай, — коротко ответил глюк, продолжая следить за окнами.
Сотрясая брюшко, хозяин притащил зеленую канистру и подал ее с такими ужимками, что мне стало противно.
— Осмелюсь обратить ваше внимание, что я уже отдал четверых работников на танец ночного пламени.
Глаза Джинна недобро блеснули:
— Отчего же ты сам не пошел, любезный?
Хозяин громко икнул и вдруг повалился нам в ноги.
— Не погубите душу! — завыл он, целуя мою босую ступню.
— Че-го? — по слогам произнес глюк. — О чем это ты?
Что-то грохнуло, во все стороны полетели осколки, и по стене полилось горящее масло. Джинн мгновенно подхватил канистру.
— Смерть валакам! — истерически завопили во дворе. Джинн дал короткую очередь в окно, но второй кувшин с маслом упал почти рядом с нами. Толпа отозвалась радостным улюлюканьем. Хозяин горестно запричитал, глядя на расползающееся пламя.
— Держись за мной! — рявкнул Джинн и ринулся к двери с канистрой в одной руке и автоматом в другой. Я перескочила через разбитый кувшин и вслед за глюком оказалась на пороге. При виде нас мужчины было попятились, но одна из женщин выбралась вперед и заверещала: «Где мой сыночек?» Раздался угрожающий гул толпы, но глюк мигом его перекрыл.
— Сейчас все там будете! — пообещал он, опуская автомат, и неожиданно завыл низким вибрирующим голосом: — А-оу!
— Воу! — зарыдала я пронзительно.
По всему селу откликнулись собаки, захлебываясь лаем, они визжали и хрипели от злости. Штук пять уже мчались в нашу сторону.
— Авау! — еще более низко вывел Джинн и дал очередь поверх голов.
Люди шарахнулись, толкая друг друга, какой-то собаке наступили на лапу, собака завизжала, остальные псы со злобным остервенением вцепились в пострадавшую. Собачья свара усугубила начавшуюся панику, да еще крик «пожар», несущийся из трактира… Кое-кто из сельчан кинулся к колодцу, остальные просто разбежались.
Мы не теряли времени даром и быстренько направились в сторону оставленной на дороге машины. А между тем стемнело, и вскоре я вцепилась в плащ Джинна, боясь потеряться во мраке.
— Почему они не бежали сразу? — задала я, наконец, давно мучающий меня вопрос. — Ведь ни у кого из них не было оружия?
— Они мало знакомы с огнестрельным, — нехотя пояснил глюк.
Мой комбинезон до колен промочила вечерняя роса, и я изрядно исколола босые ноги, пока мы, наконец, не вышли на шоссе. Машина все так же стояла на обочине, и я тут же вскарабкалась на сидение, а глюк принялся на ощупь заправлять бак. Фары мы не зажигали до тех пор, пока не заработал мотор, и Джинн не тронул с места застоявшийся джип.
— А кто такие валаки? — спросила я.
Мы понеслись сквозь ночь, но ответа я так и не дождалась.
Отъехав от злосчастного селения километров десять, Джинн заглушил мотор и погасил фары:
— С вашего разрешения, принцесса, я объявляю ночной сон.
Я отнюдь не собиралась возражать. Событий сегодняшнего дня при других обстоятельствах мне хватило бы на несколько лет. Я улеглась на заднем сидении, предоставляя водителю переднее, минут пять смотрела в звездное небо, потом закрыла глаза. Последняя мысль сквозь пелену надвигающегося сна была об автомобилях. Совершенно пустынное шоссе. Ни одной машины, кроме нашей — это ненормально.
Проснулась я от холода. Висел мерзкий предрассветный туман, комбинезон мой пропитался сыростью, на обтянутом искусственной кожей сидении капельками собралась роса. Бр-р! Я села рывком и почувствовала, как затекло тело, видимо, ночью я все время пыталась свернуться калачиком.
Джинн все еще спал, уткнувшись носом в спинку сидения, и я не без зависти поглядела на черный плащ, под которым наверняка было тепло. Джинн явно не джентльмен, даже не попытался предложить мне укрыться. Черти б его забрали!
Я тихонько переползла через борт машины, и отправилось обследовать придорожные кусты. Мокро, холодно, противно. Где моя уютная квартира с ее выложенными кафелем удобствами? Как только проснусь, первым делом помчусь в ванную, напущу много-много горячей воды, залезу по горло и буду плескаться…
Загудела машина. Наша? Пожалуй, я погорячилась насчет чертей. Без глюка я отсюда не выберусь. Джиннчик, ты что там творишь?
Я выскочила из кустов, как антилопа, и сразу остановилась. Но было поздно. Гудела не наша машина. Откуда она взялась только: серая легковушка с мордой зайца, нарисованной на передней дверце, тормозила возле нашего джипа. Мне захотелось вернуться в кусты, но меня все равно уже заметили. Я поправила берет и танцующей походкой манекенщицы направилась к машинам.
Джинн беседовал с коренастым седовласым человеком в мятом коричневом пиджаке и таких же брюках. Рубашка когда-то бывшая белой, ныне приобрела ярко выраженный желтоватый оттенок. В машине у седовласого сидели еще двое старцев не менее потрепанного вида и поочередно зевали.
— Нет, господин барон, мы не из Аргена. Нет, я не встречал этого человека. Мы простояли здесь всю ночь, господин барон. Безусловно, мы уплатим пошлину. Какие прокламации, мы преданные слуги короля?!
По-моему, Джинн нервничал, во всяком случае, шрамы на его лице были бледнее обычного. Барон едва лепетал, а глюк говорил, подчеркнуто громко, то и дело поглядывая в сторону старцев. Один из них, с необычайно морщинистым лицом, вдруг перестал зевать и с живейшим интересом уставился на меня. Я старательно улыбнулась, чувствуя, как по коже отчего-то пробегает холодок. Морщинистый обнажил в улыбке ослепительно белые клыки и что-то негромко сказал своему соседу. Тот согласно кивнул, и оба они обратили все внимание на Джинна.
— Нет, господин барон, едва ли мы сможем заехать в замок, у нас неотложные дела на границе.
Джинн бледнел на глазах, на лбу его выступил пот, а губы приобрели фиолетовый оттенок.
— И долго ты будешь сопротивляться, паршивец? — вдруг необычайно ласково спросил барон.
— А личина-то у него чужая! — пронзительным высоким голоском взвизгнул морщинистый, и все трое громко захихикали.
— Обожаю белых глюков, у них привкус интересный, — авторитетно заметил до сих пор молчавший старикашка, и звучно прищелкнул языком.
Джинн зашатался, на него было страшно смотреть, но он все еще говорил:
— У нас государственные дела, господин барон, и я осмеливаюсь настаивать…
— Эй! — барон погрозил пальцем своим спутникам. — А ну-ка, не увлекайтесь! Оставьте немного другим!
Старцы лениво отвернулись, а Джинн привалился спиной к джипу и тщетно силился сказать что-то еще: но слова не шли у него с языка.
— А неплохо поохотились: глюк, человечина и канистра бензина, — заметил барон. — Гости будут довольны.
Он распахнул дверцу джипа, втолкнул Джинна на заднее сидение и выжидательно уставился на меня. Я молча прошла и села рядом с Джинном. Барон громко хлопнул дверцей, а сам обошел джип, чтобы сесть за руль.
— Сам только не сожри! — тоненько выкрикнул морщинистый, и они снова засмеялись.
Фыркнул мотор, машины одна за другой тронулись, медленно набирая скорость. Взошло солнце, развеяв остатки предутреннего тумана, розовый диск начал путь по небесам.
По холмам мы ехали еще минут двадцать, а потом нырнули в низину, по деревянному мосту перебрались через ручей и оказались на проселочной дороге. Еще несколько минут трясучки, и мы через полуразрушенные ворота въехали во двор замка.
Обветшавшие стены строений были густо увиты плющом, окна скалились осколками стекол, а восточная башня вообще рухнула, засыпав двор битым камнем. Мы остановились перед сравнительно лучше сохранившемся зданием.
— Прошу! — барон предупредительно распахнул передо мной дверцу, но я прежде подсунулась под руку Джинна, и не без некоторого усилия помогла ему продвинуться по сидению. Вылез он сам, тяжело опираясь о мое плечо и с трудом переставляя ноги. Мне не понравился его вид: расширенные зрачки и пузырящаяся в уголках рта пена.
— Ой, как трогательно! — засмеялся барон. — Преданная своему глюку дама нежно ведет его в обитель убийц.
Насчет убийц он напрасно сказал, у меня и без того ноги дрожали: на добрых волшебников эти старцы ну никак не походили!
Вслед за бароном мы прошли огромный пустынный зал с закопченным потолком и остановились возле массивной колонны. В колонну с трех сторон были вмонтированы металлические кольца, с которых свешивались цепи. На одной из цепей, едва касаясь носками пола, висел пленник. В лице несчастного не было ни кровинки, и он лишь слегка скосил глаза в нашу сторону, чтобы тут же закрыть их, испустив последний вздох.
— Какой кретин товар портит?! — сердито вскричал барон. — Кому здесь плетки захотелось?
— Да ты забыл, барон, — сказал морщинистый старец. — Ты сам его слугам отдал.
— Я слугам отдал, а теперь — собакам придется! Разожрались, сволочи, харчами брезгуют!
— У нас тут не прибрано, — сказал он мне, резко меняя тон, — прошу простить покорно, присаживайтесь.
Я увидела стоящие у камина стулья и поспешила подвести Джинна к одному из них. Глюк рухнул на сидение, и тотчас же оказался прикрученным к его спинке толстым сыромятным ремнем. Все-таки, колдовство! Я же чувствовала, что здесь что-то не так! Я… Я послушно села на второй стул, и веревка так же быстро оплела меня.
— Ну вот, — барон нежно потрепал меня по щечке — отдыхайте пока, скоро завтрак.
Старцы мерзко захихикали и удалились, оставляя нас наедине с трупом. Я закрыла глаза, потом открыла, потом потрясла головой. Что-то здесь было не так. Зачем я приехала сюда? Я, вроде, собиралась в другое место?
Я посмотрела на глюка: сидит, взгляд отсутствующий, струйка слюны на подбородке. Пренепреятнейшая физиономия. Зачем он вообще здесь сидит? У меня что-то с ним связано, какое-то скверное воспоминание. Какие-то испачканные драконы. Красным испачканные…
Ой! Что-то кольнуло в сердце, потом настойчиво заныло, и, наконец, разлилось пронзительной болью. Господи, они же человека убили! Доброго человека. А потом глюка корежило, беднягу…
И тут меня оглушил беззвучный «вопль»: «Жизни, дай мне жизни!» Я вздрогнула и вновь посмотрела на глюка. Он все так же сидел, уставясь в пространство, и губы его не шевелились. Что же делать? Меня охватило отчаяние. Что за дурацкие игры здесь играются? Чем дальше, тем гнуснее!
«Жизни, дай мне жизни!» — внутренний голос уже шептал, угасая. И я внезапно рассердилась. «Дайте же ему жизни!» — крикнула я мысленно. «Кто там есть?» И прошла волна. Я почувствовала ее. Добрая теплая волна обдала меня с головы до ног и скользнула к глюку. Его глаза сразу потеплели, порозовело лицо, и даже шрамы, кажется, немного разгладились. Где-то за стеной раздался вопль, но, опережая его, Джинн рванулся, веревка лопнула, и глюк оказался на ногах. Следующим движением он выхватил нож у меня из ножен и полоснул по второй веревке. А потом мы пробежали! Дверь пыталась захлопнуться у нас перед носом, но Джинн снес ее с петель.
Джип скучал во дворе и с восторгом завелся, едва глюк коснулся стартера. Мы выехали задним ходом, развернулись почти у самого моста и понеслись по дороге, как бешеные. Кажется, я что-то кричала и поминутно оглядывалась назад, но погони не было. Только земля почему-то пузырилась за нами. Мы мчались по дороге, а позади трещало, лопалось и гремело.
Джинн не снижал скорость до самого леса, и лишь на опушке притормозил.
— Я уже жалею, что польстился на эту машину, — сказал он сквозь зубы. — Не вернуть ли ее нашим воякам?
Воякам? Да верно, мы ведь вернулись обратно. Так долго ехали и так быстро вернулись?
Дорога, наконец, угомонилась и больше не взрывалась за задними колесами, и под сень деревьев мы въехали самым тихим ходом.
— Дина, а ведь меня блокируют, — неожиданно сказал Джинн. — Тебе придется остаться в секторе.
Я прикусила язык и долго-долго сидела молча.
— Чем это грозит? — спросила я, наконец. Глюк пожал плечами:
— Спроси лучше, чем это грозит сектору. У тебя прорываются низкие вибрации, которые ничем не компенсируются. Распределением энергии у нас ведал смотритель. Идет накопление энергии определенного вида, стимулирующей рост сил зла, что в свою очередь оказывает влияние на тебя. Чем сильнее эмоции, тем серьезнее противник. Закольцовка. Плюс — внезапное появление еще одного отрицательного персонажа вместо Пташки… Сектор потеряет стабильность.
— И чем закончится?
— Дематериализацией.
Я некоторое время осмысливала полученную информацию, и с каждым мгновением она нравилась мне все меньше и меньше. Подорвать целый сектор и взлететь на воздух вместе с ним? Роль камикадзе меня никогда особо не прельщала.
— И что же делать?
— Я попробую выйти на накопитель и внести изменения. Надо прекратить поступление энергии.
— Это возможно?
— Теоретически — да.
— Если это возможно, значит, мы это сделаем.
— Мы?
— А ты собираешься меня бросить здесь?
Глюк резко нажал, на тормоз и повернулся ко мне:
— Вообще-то, тебе действительно лучше было бы остаться здесь…
Я осмотрелась: мы стояли как раз на той поляне, где состоялась незабвенная встреча с представителями морской пехоты. Вон и кусты, в которых нас обстреляли. Хорошее место для приятных воспоминаний!
Я распахнула дверцу и выскочила так неожиданно, что Джинн даже опешил.
— Дина! Я не то имел в виду!
Гори он огнем вместе со своим сектором! Пойду-ка я лучше к папаше гладиаторов смотреть!
Позади хлопнула дверца, но я не оглянулась. Не оглянулась и тогда, когда глюк догнал меня и схватил за руку!
— Ты мне эти штучки брось!
Сама не знаю, как это получилось: я молча наклонилась и впилась в его кисть зубами. Он вскрикнул и разжал пальцы, а я бросилась бежать. Я мчалась, не обращая внимания на сучки и колючки, перепрыгивая через кочки и придерживая бьющие по боку тяжелые ножны. Пробежав метров триста, я пошла быстрым шагом и услышала шум заводимого мотора. Глюк уезжает? Вот здесь я задумалась. Куда я иду? Во дворец? Что я там буду делать? А что я должна делать? Кто я сейчас? Раньше понятно: участница некоего спектакля под названием «Очень плохая девочка». Глюк фактически играл за меня. А теперь? Зачем я его укусила? Глупость какая-то. Неужели роль все-таки как-то влияет на человека, а? Тьфу, как неловко получилась, как дикарка какая-то. Рассердилась, видите ли. Что он хотел сказать?
12
Далеко от этого мира сидящая перед отключенным компьютером Дина шевельнулась, и опущенные ее веки дрогнули…
«Стоп!» — заорал Заместитель. «Держите кадр! Кто пасет глюка?! Сотру в порошок! Потеряем сектор — деэнергизирую всех до единого! Усильте завесу на границе!»
13
Дубовую рощицу я миновала благополучно, но, выйдя к реке, задумалась. Королевский замок был на обрывистом берегу, а этот пологий. Надо искать мост. Пойду-ка я вверх по течению!
Я могла бы долго так идти, если бы шагов через наднадцать не увидела развернутый задом к реке джип с поднятым капотом. Джинн с озабоченным видом копался в моторе. Когда я подошла поближе капот, как бы сам собой, закрылся, а дверца, наоборот, распахнулась. Я без лишних слов села на заднее сидение, а глюк вернулся на место шофера. Правая кисть его была обмотана платком.
Приминая траву, машина выбралась на шоссе, подходившее в этом месте к самой реке. Мы развернулись и поехали в противоположном от выбранного мной направлении. Окружал нас реденький лесок, и между деревьями то и дело поблескивала водная гладь. Первое время я упорно смотрела на реку, потом не выдержала:
— Очень больно?
— Достаточно.
Мне стало так стыдно, что даже уши покраснели, не говоря уже о лице. Я чувствовала, как они пылают под беретом. Тоже мне, маленькая разбойница нашлась! Может человек, то есть глюк, хотел, как лучше!..
— Ты мне всю картину смазывать будешь. Ты же отрицательная героиня, ты притягиваешь зло.
Уши у меня тут же погасли. Правильно я его укусила, так ему и надо!
— А сам, святой, что ли?!
— Я не святой. Я — глюк. Здешний. А ты излучаешь непрерывно, фонтанишь эмоциями.
— Меня для этого сюда взяли, — мне было очень обидно, но второй раз выпрыгивать из машины не хотелось. Сами завербовали, а теперь попрекают!
— Я отвезу тебя во дворец, там ты объявишь себе карантин, запрешься в своих покоях и будешь ждать окончания контракта.
— А потом что?
— А потом тебя вывезут, — сказал глюк, но в голосе его не было уверенности.
Во дворец мы почему-то ехали по шоссе и совсем не по той стороне реки. Я решила больше ни во что не вмешиваться, но по выходе из сектора написать большую жалобу руководству «Фата-морганы» на безобразное состояние систем безопасности. Неизвестно, что творится с человеком при подобной частоте смены декораций.
Вскоре перед глазами появилось нечто, напоминающее «родной» дворец, однако над башней развивался серо-голубой штандарт с изображением желтого кабана — символика нашего западного соседа. Это меня как-то насторожило. Я тронула Джинна за плечо и указала пальцем на развивающееся полотнище. Глюк затормозил.
— По-моему, мне нечего там делать!
Из ворот неспешным шагом вышел морской пехотинец с висящим на плече автоматом. Прежде чем солдат успел открыть рот, глюк лихо развернулся и дал полный газ. Но это нас не спасло — позади рявкнул автомат, и машина пошла юзом: лопнули обе задние шины. Глюк успел вывернуть руль перед самым деревом, мы слетели с шоссе, протарахтели по кочкам и с размаху въехали в копну сена.
Минут через десять мы уже стояли посреди двора около бассейна с рыбками и отвечали на вопросы угрюмого красномордого лейтенанта, добросовестно записывавшего наши ответы в толстую кожаную тетрадь. Отвечал в основном глюк, я же изо всех сил вертела головой, пытаясь понять, тот это дворец или не тот. Выходило, что тот.
— С какой целью вы прибыли в резиденцию величайшего стратега?
Глюк принялся лгать про светлые намерения странствующих артистов, причем себя торжественно именовал знаменитым магом, а меня пытался выдать за свою ассистентку. По кислой роже лейтенанта было видно, что он не верил ни единому слову глюка, зато наша машина и моя одежда вызывали у него самые дурные мысли. В заключение нашей непродолжительной беседы он пообещал расстрелять нас к следующему утру, если мы не сознаемся чистосердечно в преступлении против солдат великого стратега.
— Тогда вы нас тем более расстреляете, — резонно заметил Джинн и принялся счищать соломинки со своего великолепного плаща.
В камере оказалось довольно пестрое общество. Там был маэстро Талад, парочка парней из его оркестра, мулатка Ната, смертельно бледный с перевязанной грудью Лани, какой-то тип в набедренной повязке из мешковины и наша знаменитая повариха Лусия. Лусию папаша выписал из-за границы специально ради соуса «Анкл Бенс». Никто в нашем королевстве не мог приготовить этот соус, и никто кроме Гаранта Четвертого не рисковал его есть. При виде меня Лусия прослезилась и тут же не замедлила сообщить, что папаша благополучно бежал потайными ходами, пока войска великого стратега захватывали дворец. Ната при этих словах громко заревела, уткнувшись в помятый фрак бедного дирижера, а Лани заскрежетал зубами. Музыканты выделили мне клок соломы, а вот Джинну пришлось располагаться на своем плаще, так как вся солома в камере уже была поделена между обитателями.
— Нас обещали расстрелять к утру, — горестно всплеснула руками Лусия. — Не замолвите ли вы за нас словечко, госпожа принцесса?
Словечко?! За самих бы кто замолвил! Но я не стала разочаровывать Лусию и утешила ее, как могла. В конце концов, до утра еще уйма времени. Еще и до вечера-то далеко.
— Лани, как получилось, что Мальбрукт захватил нас врасплох?
— Я в это время поджидал в засаде ваше высочество, — сообщил Лани. — Меня арестовали по возвращении.
Бедный Лани, он даже не осмелился спросить, чем закончилось то мое приключение, из-за которого он заработал дырку в грудной клетке! Я придвинулась поближе к Джинну и поинтересовалась, чем он намерен теперь заниматься. Минут пять глюк молчал, потом разразился длинной речью, полной намеков, полунамеков и открытого недовольства. Суть ее можно передать в двух словах: не знаю. Это меня возмутило. Здешний, называется! И ежу понятно, бежать надо. Я еще раз осмотрела камеру. Из маэстро Талада толку немного, Лани ранен, из скрипачей спецназовцев не сделаешь, а вот этот парень в мешке смотрится достаточно серьезно. Не хуже Джинна. Почему он раздет, кстати говоря?
Заметив мой взгляд, незнакомец в набедренной повязке кисло улыбнулся в ответ. Ему явно было не по себе.
— Почему вы не во фраке, сэр? — спросила я весьма учтиво. — Неприлично являться перед дамами в таком виде.
— Меня вытряхнули не только из фрака, леди. Я чуть не расстался с собственной шкурой, когда попал в руки людей так называемого Мальбрукта.
Этот светлоглазый шатен интересовал меня все больше. Похоже, он что-то знал о нашем западном соседе.
— Так это не Мальбрукт?
Шатену очень не хотелось говорить, он явно уже пожалел о случайно вырвавшихся у него словах. Тогда я решила зайти с другой стороны:
— Вы здесь давно?
— Он здесь со вчерашнего полудня, — проворчала Лусия, а мешок дала ему я. Терпеть не могу голых мужчин!
На эту тему можно было бы поспорить (о жизни кухни мне было кое-что известно), но я предпочла спор отложить.
— Короче, вы нам поможете? — спросила я напрямик.
— В чем? — без особого интереса спросил шатен.
— Мы собираемся бежать.
Ната перестала всхлипывать, и в камере на мгновение воцарилась мертвая тишина.
— Конечно, я помогу вам, — чуть помедлив, отозвался незнакомец. — И себе тоже. Но как вы это собираетесь делать?
Вся камера воззрилась на меня теперь уже с неподдельным интересом. Даже глюк поднял голову. Все смотрели на меня с надеждой, а голова моя была пуста, как никогда. Я не имела ни малейшего понятия о том, как мы отсюда выберемся, но я хотела вырваться, и они все хотели того же.
— Джинн, следи за мной. Я подам сигнал тебе, а ты подашь сигнал… Как вас зовут?
— Павел, — слово вырвалось у него раньше, чем он успел подумать, и все это поняли. Но все сделали вид, что такие имена здесь не в диковинку.
Я хорошенько взлохматила волосы, посидела несколько минут, раскачиваясь и входя в роль, потом затянула заунывный напев. Это было нечто среднее между песней акына и рыданиями рядовых плакальщиц. Время от времени я разнообразила песнопение хриплыми стонами, переходящими в истерическое хихиканье. Звучало, по-моему, неплохо, во всяком случае, Лусия перекрестилась.
Засов на двери лязгнул, и в камеру просунулась мрачная рожа солдата. Секунд пять рожа созерцала меня, потом открыла рот. «Заткнись, девушка!» — примерно так звучало бы на обычном языке то, что он произнес. Я замолчала, но ненадолго.
— Он! — внезапно завопила я и ткнула пальцем в опешившего Павла. — Он знает!
— Не смей! — вдруг рявкнул басом Джинн и сделал попытку зажать мне рот. Из нас получилась бы великолепная парочка импровизаторов. Я стряхнула его руки и заверещала еще громче: «Знает-знает!»
Павел сделал демонстративную попытку спрятаться за спины соседей. В глазах солдата блеснула тень мысли, и он инстинктивно сделал шаг вперед. Павел еще сильнее заволновался, а я оттолкнула глюка и на коленях поползла к солдату, причитая: «Выслушайте меня!» Солдат смотрел уже благосклоннее, хотя одна рука его и лежала на стволе автомата. Я подползла поближе и ткнулась губами в омерзительно пыльный башмак, дуло автомата нависло как раз над моей головой.
— Господин, господин!.. — я захлебывалась, путаясь в словах, — велите ему сознаться, господин! Он один знает!
— Не слушайте ее! — глюк повысил голос, пытаясь перекричать меня. — Она не в себе.
Солдат лениво повел автоматом в его сторону:
— Пусть говорит.
Он все еще стоял слишком близко от входа, и дверь за его спиной была открыта, и где-то рядом находилась караулка. Девяносто восемь шансов против двух, и все же…
Я только хотела заманить его в камеру. Только это. Но команда сорвалась с моих губ сама собой… Хотя нет, за секунду до этого я услышала еле уловимое «майваш» и повторила громко: «Майваш!» И солдат грохнулся на пол. Джинн и Павел бросились вперед одновременно, но Джинн оказался проворнее и изо всех сил стукнул солдата ребром ладони чуть пониже уха. Солдат послушно ткнулся носом в пол. Павел принялся стаскивать с него пятнистую форму.
— Еще один голый мужчина, — с тихим ужасом произнесла Лусия. Ната громко икнула, а Лани безмолвно поднял сложенные щепоткой пальцы (гвардейский символ победы).
Одевался Павел очень быстро, наскоро затягивая на себе ремни, а Джинн тем временем караулил дверь. Даже музыканты приободрились, связывая стража оторванными от Натиных юбок скрученными полосками. Один маэстро Талад жалобно стонал, время от времени закатывая глаза под лоб — он явно не верил в успех предприятия.
Честно говоря, я тоже не верила. Миновать энное количество постов, а потом пересечь наш открытый двор — задача не из легких. Не считая Павла, нас — восемь душ. Лани ранен. Ната — подарочек еще тот.
Павел вышел первым, вслед за ним двинулся Джинн, далее музыканты вели Лани, наше дамское трио прилежно кралось за мужчинами, а маэстро Талад плелся последним, что-то удрученно бормоча себе под нос.
Длинный коридор, в который выходили двери камер, был на удивление пустынным. В папашины времена здесь непременно околачивались бы двое стражников. Пожалуй, Мальбрукт недолго процарствует с такой постановкой дела! Со стороны караулки доносился пьяный гул. При таком шуме они могли и не услышать моих музыкальных упражнений. Будем на это надеяться!
Длинный коридор, в который выходили двери камер, был на удивление пустынным. Павел дошел примерно до середины коридора и вдруг остановился перед неглубокой, нишей в стене между двумя камерами. Он смотрел на нее секунд пятнадцать, потом вытянул указательный палец и ткнул куда-то в сторону ниши. Что-то негромко щелкнуло, и между вроде бы плотно пригнанными друг к другу камнями прорезалась быстро углубляющаяся щель. Мы оказались перед невысокой дверцей. Павел, пригнувшись, шагнул первым. Мы все последовали за ним в кромешную темноту, а дверца захлопнулась за нами с металлическим стуком.
— Здесь могут быть крысы! — испуганно пискнула Ната, схватив меня за руку. В наши спины врезался маэстро Талад, а сама я крепко наступила кому-то на ногу.
— Идите вперед! — послышался откуда-то из темноты голос Павла. — Здесь невозможно заблудиться, но идти довольно долго.
Свои вопросы к этому человеку я оставила на потом. Идти пришлось, наполовину согнувшись, потому что низкий потолок не давал выпрямиться, веяло могильным холодом и капало за шиворот. Мерзость!
Мы шли минут десять. Ната за это время несколько раз принималась охать и жаловаться, а маэстро Талад старчески кряхтеть. Зато Лусия, молодец, подбадривала всех:
— Я так и знала, что дворец нашпигован тайными ходами! Так мы, пожалуй, и сокровище найдем! Обожаю древние сокровища!
У папаши сроду не водилось древних сокровищ, но я не стала разочаровывать Люсию. Меня больше заботила Ната, которая поминутно рвалась упасть в обморок, но в последний момент раздумывала и лишь тяжело наваливалась на мою руку. К концу перехода рука у меня буквально отпадала. К счастью, впереди мелькнула полоска света, и мы вышли в большой овраг где-то далеко за дворцовой стеной. Я с громадным облегчением прислонила Нату к маэстро Таладу, а сама подошла поближе к глюку. Он вместе с Павлом разгребал большую кучу ветвей и травы, под которой оказался великолепный новенький лимузин серого цвета. Один из музыкантов удивленно присвистнул: «Ну и техника!»
— За то, что вы мне помогли, я подбрасываю всех до села, — сказал Павел, а там наши дороги расходятся.
Трудно спорить с человеком, у которого в руках оружие, однако Ната попыталась. Она сделала жалобную гримаску и очень прозрачно намекнула на глубокую благодарность и случае доставки ее персоны к родственникам в Сан-Фабуло. Павел намеки проигнорировал.
Маэстро, Лани и один из музыкантов сели на заднее сидение. Павел, Джинн и второй скрипач — на переднее. Ната хлопнулась на колени к первому скрипачу, Лусия чувствительно придавила маэстро, а я после недолгих колебаний все-таки избрала Джинна. Павел сел за руль, запустил мотор, и мы, на малом ходу выбрались из оврага.
Теперь я уже не бралась ориентироваться на местности, и все же мне показалось, что по этой дороге мне случалось проезжать с охотой, во всяком случае, рытвины здесь казались знакомыми. Павел вел машину уверенно, часто поглядывая в зеркало заднего обзора. Видимо, опасался погони.
Конечно, это был не самый подходящий случай, и все же я попыталась заговорить;
— Павел, вам ничего не говорит имя «Пташка»?
Он блеснул на меня светло-серыми глазами и вновь перевел взгляд на дорогу. Нас изрядно подбрасывало, но машина держалась молодцом. Джинн предостерегающе засопел над ухом, но я упорно продолжала:
— Подобные лимузины для нашего королевства нетипичны и не всегда стоят в околодворцовых кустах. И тайные ходы известны не всем гражданам нашей счастливой страны. И…
— Не надо меня допрашивать, Дина!
Я прикусила язык. С каких это пор персонажи знают мое настоящее имя?
— То, что нужно, и сам скажу. Я отставал от него на полшага: прошел вслед за ним в тюрьму, но вы ее уже покинули, я спешил к смотрителю, но не смог предотвратить убийство. Я почти настиг его у дворца, но тут меня схватили его люди.
— Вы не из Высших, — сказал Джинн, — я вас не знаю.
— Я не из Высших, я из службы предотвращения. У вас в секторе преступник и охотится он за накопителем.
Джинн издал сдавленный возглас, прочие пассажиры слушали нас с выражением недоумения на лицах.
— В хижине смотрителя Пташка захватил карту сектора, а поскольку местонахождение накопителя ему не известно, вероятно, он будет обследовать места наибольшей энергоактивности. А они обозначены на карте. Полагаю, несколько ближайших он уже осмотрел.
— У вас есть карта? — перебил его глюк.
— Карты нет, расположение активных зон я знаю. Судя по тому, что глобальных изменений не произошло, накопитель он еще не нашел. Я попробую перехватить Пташку на одной из точек.
— Что ему нужно?
— У него договор с силами зла. Они решили полностью взять под контроль сектор.
— Но это пахнет нарушением баланса!
— У них есть какой-то стабилизатор. Новые разработки.
Некоторое время Джинн только сокрушенно качал головой, потом спросил:
— Что мне делать с наемницей? Я бы помог вам, но я не смог ее вывезти!
— Постарайся дотянуть ее хотя бы до границы. Из сектора вас навряд ли выпустят, но отсидеться в каком-нибудь углу можно. Как только я остановлю Пташку, границы откроются.
14
Все-таки, езда по проселочным дорогам — не мое хобби! Об этом я заявила глюку минут через двадцать, причем он немедленно согласился. Из всех нас Ната была довольна, да и то, ей, по-моему, не очень нравилось многолюдье. Она предпочитала общаться со своей жертвой тет-а-тет. Маэстро, задушенным голосом, осведомился, скоро ли приедем, уже через десять минут. На что Лусия резонно заметила, что готова пересесть на другое колено. Второй скрипач, которого мы с Джинном почти впечатали в дверцу, еще пытался острить, но это оттого, что дамы ему не досталось. После моего предложения стать его дамой он как-то сразу притих.
— Павел, у вас случайно автобуса нет?
Голова моя пуста, а в желудке сосет от голода. Я сижу на коленях у нелюдя и еду в неизвестном направлении. Почему мне больше всех надо? Никто не толкал меня в шею, я сама подписала контракт. Условия контракта показались мне вполне сносными…
Окраина села показалась удивительно знакомой. Слева чернело выбитыми окнами здание трактира, пахло гарью. Павел остановил машину.
— Разве мы уже приехали? — Нате явно не хотелось отрываться от скрипача Кая.
— Пустите меня, я выйду! — завопил маэстро.
Скрипач, которого звали Бертом, дернул за ручку и лихо вывалился из машины, как только открылась дверца.
— Слезай с моих колен, принцесса! — велел глюк и недвусмысленно пихнул меня под зад.
Тьфу, некультурный! Я аккуратно перешагнула через Берта и помогла Лусии выбраться из машины. Маэстро выскочил сам, а вот Лани пришлось вытаскивать общими усилиями. Его сильно растрясло, и рана снова начала кровоточить. Ната все еще медлила, но Павел сам открыл дверцу и безжалостно выдернул королевскую фаворитку с теплого местечка. Кай с сожалением проводил ее глазами и тоже покинул лимузин. Мы столпились около машины, нерешительно поглядывая по сторонам.
Лично мне совершенно не хотелось здесь оставаться, да и остальным, похоже, тоже. Улицы были пустынны, одна лохматая дворняга молча рассматривала нас, не решаясь залаять.
Павел не успел снова сесть за руль, как глюк поймал его за плечо и развернул к себе.
— У вас наверняка есть оружие в машине, — сказал он, выразительно глядя на автомат.
— Автоматы здесь нетипичны, — ответил Павел.
— Лимузины здесь тоже не типичны! О чем вообще говорить, когда началось смещение?! Вы обязаны обеспечить безопасность наемницы!
— Я обязан задержать преступника!
Несколько секунд они пялили друг на друга глаза в лучших традициях вестернов, и я уже начала надеяться на хорошую показательную драку. Увы, мои надежды не оправдались. Павел молча снял с плеча автомат и отдал глюку. Невольный вздох облегчения вырвался у нашей семерки. Несмотря на привычки средневековья, все поняли назначение этой металлической штуки.
На прощание Павел окутал нас выхлопными газами и умчался. Лани поглядел ему вслед и тихо повалился на землю. Ната ахнула, а Лусия тут же принялась тереть виски гвардейца извлеченным из-за корсажа снадобьем.
— Ему нужен врач, — сказала я глюку.
— Если мы отсюда не уберемся быстро, нам всем понадобится гробовщик.
Мне не понравился его тон. Я не люблю, когда меня пугают. Но Джинн не собирался никого пугать, он просто передернул затвор и приказал Берту осмотреть развалины трактира. Берт не дошел до развалин метра четыре, развернулся и побежал обратно. Из окна второго этажа ему вслед грохнул выстрел. Джинн, не целясь, выпустил очередь и заставил стрелка заткнуться.
Берт добежал до нас с круглыми глазами, но Джинн не дал ему заговорить:
— Берите раненного!
Лусия первая подхватила Лани, и оба скрипача помогли ей. Даже маэстро попытался что-то сделать, и в результате мы быстренько отступили за околицу. Джинн прикрывал наш отход, но из развалин больше не стреляли.
Лани — не самый хрупкий их гвардейцев, и скрипачи буквально прогибались под его мощным телом. Ната пугливо держалась поближе к Джинну, мы с Лусией шагали впереди, а маэстро по очереди попадался всем под ноги.
Навстречу нам по дороге пылило стадо, но ни пастуха, ни овчарок не было видно. Мы посторонились, и буренки, возглавляемые однорогой предводительницей, протопали мимо нас. Не сбавляя темпа, мы шли до самого шоссе, вернее, до его остатков, потому что разъезжать по вздыбленному покрытию мог лишь самоубийца. Там Джинн подозвал маэстро, и они с ним сменили скрипачей. Лани все еще был без сознания.
— Что он там увидел? — Ната беспокойно заглядывала в глаза Берту, но он молча отворачивался.
Начало темнеть. От голода в желудке что-то пищало, голова кружилась. Я спотыкалась все чаще. Мы шли по холмам, потом спустились в лощину. Остановились, когда под ногами захлюпало. Ручей!
Лани уложили на сухом берегу. Гвардеец пришел в себя, но был очень слаб. Лусия принесла ему в пригоршнях воды, остальные пили прямо из ручья. В темноте старались далеко не расходиться, чтобы не потерять друг друга. Мало радости провести ночь на голой земле, но другого выхода не было.
— Нами нужна машина, — сказал Джинн.
— Где мы возьмем ее? — спросил Берт.
— В двух шагах отсюда — в замке валаков.
Черт! Недаром местность показалась мне знакомой!
— Я пойду с тобой! — заявила я.
Скрипачи тоже выразили желание пройтись, но как-то без энтузиазма. Джинн не настаивал. Он приказал им по очереди дежурить, охраняя женщин и раненного. На это они согласились с большим облегчением. Маэстро вообще промолчал — он уже спал.
15
Черный плащ Джинна имел свойство теряться в темноте, поэтому я решительно вцепилась в локоть глюка, и мы с ним зашагали в сторону замка валаков. Ну, доложу я вам, приятным это посещение я и днем бы не назвала, а уж ночью оно и вовсе казалось мне омерзительным, но не отправлять же глюка одного к этим паршивым вампирам!
Еще издали мы увидели пламя: во дворе замка ярко пылал костер. В его отсветах хорошо была видна белая морда зайца на дверце стоящей под стеной легковушки. Вокруг костра пританцовывали тощие фигуры, поочередно издавая один и тот же заунывный вопль: «Йехау!» Слева от костра торчал увенчанный бараньим черепом столб, к столбу был кто-то привязан, и костер время от времени освещал искаженное предсмертной мукой лицо. При виде бараньего черепа глюк явственно напрягся.
— Это же Валу! — прошептал он мне на ухо. — Местный дьявол!
Очень приятно! Какое мне до этого дело?
— Это шанс, Дина! — яростно зашептал он. — Ты должна стать ведьмой!
Я никому ничего не должна. К тому же, я и так ведьма… в душе. Я сделала попытку отползти назад, но Джинн тут же припечатал меня к земле.
— Разве ты не для этого сюда шла?
А кто меня знает, зачем я шла. Вздумалось, вот и…
— Ему нужна жертва!
По-моему, он уже имел жертву. Во всяком случае, человек, висящий на столбе, не подавал признаков жизни.
— Сейчас ты встанешь и войдешь в круг. А потом я начну стрелять. Сегодня у Валу будет много жертв.
Я ползла до самого столба, а потом совсем уже собралась встать, но тут увидела лицо человека. Это был пастушок! И он еще не умер! Он смотрел живыми блестящими глазами, и по щекам его одна за другой катились слезы.
Меня подняло на ноги рывком. Я вцепилась в веревку и оборвала ее одним махом, точно нитку. Мальчонка сполз к подножию столба и жалобно вскрикнул. Танцующие разом повернулись к нам. Я увидела лица барона и двух его спутников. Безумные глаза их были выкачены, с клыков капала слюна. Барон глухо прорычал:
— Юная леди!
Я невольно оскалилась в ответ, чувствуя слабое движение у ног. Мальчик силился отползти от столба.
Барон спрятал клыки и широко улыбнулся. Морщинистые старцы переменили позицию. Теперь их отделял от меня костер, а руки были вытянуты в сторону столба, скрюченные пальцы шевелились.
Я сделала шаг вперед:
— Я желаю танцевать с вами!
Старцы даже попятились, но барон кивком головы указал мне на место рядом с собой:
— Рискните, леди!
Обернувшись к бараньему черепу, я спросила: «Вы позволите?» Или мне показалось, или в глазницах и в самом деле блеснули искорки. Я шагнула к барону и вложила свою кисть в протянутую ладонь. Удар тока! Меня прошило с головы до ног. Холод. Леденящий холод, леденеющими губами я улыбнулась, и мы двинулись вокруг костра. Мерзкие старикашки убрались с дороги. Холод струился из моей ладони, я уже не чувствовала сердца, ледяной кирпич повис в животе, и колени почти не гнулись. Пламя костра изгибалось и прыгало в такт нашим шагам. Я с трудом подняла голову и впилась глазами в бараний череп. Крошечные искорки плясали в глазницах, казалось, череп подмигивает мне, и я мысленно воззвала я нему: «Эй, Хозяин! Тебе нужна еще одна ведьма?» Пламя костра внезапно лизнуло мне стиснутую бароном руку, и я ощутила резкую боль. Барон с проклятием отшатнулся. Пламя трепетало между нами. Старцы пронзительно завизжали, и в этот миг грянула автоматная очередь. Я не видела, что происходило сзади, я смотрела на барона. Лицо его исказила жуткая гримаса, он громко выкрикнул заклинание, но пламя взвилось еще выше и начало закручиваться вокруг его головы.
— Проси! — отчаянно закричал Джинн. — Проси Валу!
Я обернулась. Джинн падал. Перечеркнутые очередью старцы нависли над ним с двух сторон, жадно протягивая руки.
— Тебе нужна ведьма, Валу?!
Череп затрясся в припадке хохота, пламя опало, и в неясном свете гаснущего костра я увидела почерневшее страшное лицо барона, на котором выделялись ярко сверкающие клыки.
Неистовая ярость бросила меня к нему, клокочущий рык вырвался из моей груди, пена выступила на губах. Я налетела бешеной кошкой, и барон рухнул к моим ногам обгоревшими головешками. Я рвала и расшвыривала жуткий прах до тех пор, пока лишь горстка черной пыли не развеялась по выщербленным плитам. Тогда я обернулась. Валаки жалко скалились, кривя в ухмылке перекошенные рты, Джинн медленно поднимался с земли, с большим трудом подтягивая к себе автомат.
— Валу принял жертву, — просипел старикашка, сгибаясь в поклоне. — Я — твой раб, госпожа!
Я с наслаждением ощутила его страх. Он боялся, жалкий червь! Он пресмыкался предо мною.
Пламя полыхнуло вновь. Костер весело затрещал, я протянула руку:
— Хочу танцевать!
Поскуливая от страха, валак приблизился. Я схватила сухонькую ручку, и его ощутимо тряхнуло. Он тоненько заскулил, а бараний череп вновь отозвался взрывом хохота. Я начала второй круг…
— Дина!
Прошло оледенение в теле, мне было тепло и радостно. Валу весело подмигивал огоньками, ноги сами вытанцовывали всякие па.
— Дина!
Что ему надо? Пламя угрожающе качнулось к глюку, лизнуло край его плаща. Валак громко сглотнул слюну.
— Дина, — голос Джинна стал необычайно хриплым. — Нас ждут.
Пламя хищно нацелилось на его ноги, но я уже остановилась.
— Тебе нужна ведьма, Валу? — спросила я в третий раз и бросила мертвую руку валака. Старичок рухнул на колени, но я даже не глянула на него.
— Ключи, — тихо сказал Джинн, — у кого из вас ключи от машины?
Ключи появились в его ладони. Забросив на плечи автомат, взял меня за талию и осторожно повел к машине. Ноги отказывались мне служить, и пару раз я споткнулась о собственную тень. Джинн открыл дверцу и втолкнул меня на переднее сидение.
— Сиди! — велел он. Или я убью тебя. Я бездумно следила, как он ходил к столбу за пастушком, но когда он возвращался, рванула ручку и выскочила. Валу подмигивал мне, и костер еще не погас… Джинн шагнул ко мне, лицо его было страшным. Он почти бросил мне на руки тело мальчишки:
— В машину!
Я покорно села в машину, тяжесть давила мне колени и вновь сводила холодом руки. Тяжесть мертвого тела.
Джинн зажег фары, и мы малым ходом выехали со двора.
Похоронили мальчика под стенами замка. При свете фар глюк выкопал найденной в багажнике лопатой могилу, а я содрала с сидения плюшевый чехол, завернула тело в этот импровизированный саван. Не было ни священника, ни материнских слез. Я плакать не могла — душа покрылась льдом, и слезы высохли. Я ничего не могла сделать для этого ребенка, даже положить игрушку в могилу. Да и были ли у него игрушки?
— Мне нужна будет помощь ведьмы, — сказал Джинн. — Ты поможешь мне?
Он срубил лопатой ольховую ветку и воткнул в землю.
— Пожелай, чтоб здесь выросло дерево! — велел он мне. И я от всей души пожелала, чтобы здесь выросло громадное ветвистое дерево и жило бы долго, и пели бы на нем птицы.
— Поехали! — сказал Джинн, швыряя лопату в багажник. И мы поехали забирать остальных.
Заночевали мы посреди холмов, потому что глюка хватило часа на полтора, а кроме него водить машину никто не умел. По пути мы подстрелили зайца, выскочившего откуда-то под свет фар, кое-как поджарили на костре и съели, разгрызая мелкие косточки и выплевывая клочки шерсти. С кусочком мяса в желудке жизнь показалась приятнее. Лани мы уложили на переднее сидение, а сами: я, Лусия и Ната — кое-как примостились на заднем. Мужчинам пришлось довольствоваться глюковым плащом, расстеленным на голой земле возле колес.
Утром нам повезло найти приличную дорогу и через несколько часов мы въехали в большой город. «Добро пожаловать в Моней!» — красовалось на придорожном щите.
Первым, кого мы встретили в этом городе, был полицейский, который сидел возле бензоколонки и читал газету. Когда мы остановились спросить дорогу к больнице, он опустил газету и долго смотрел на изуродованное лицо Джинна. Джинну пришлось переспросить дважды прежде, чем он ответил. Больница оказалась в нескольких кварталах от центра города, как раз напротив школы для мальчиков. По меньшей мере, человек пятнадцать из них высыпали на улицу и с восхищением следили, как мы въезжали во двор больницы. Видимо, автомобили в этом городе все еще были в диковинку.
Мы ввели Лани в приемный покой, где на нас уставилась пожилая медсестра в синем с белым фартуком одеянии. Безусловно, мы представляли живописную группу: Джинн в его черном плаще и камзоле, я в пятнистой форме морской пехоты, Лани в синем мундире королевской гвардии и Лусия в шерстяном платье с юбкой до пола и с вышитом на левом плече знаком королевской кухни.
— Актеров не принимаем! — сказала медсестра. — Ступайте в больницу для неимущих!
Денег у нас действительно не было (в тюрьме отобрали все), но это еще не повод уморить гвардейца в больнице для неимущих. Мы переглянулись. Джинн погладил под плащом автомат и громко велел Лусии оставаться вместе с Лани.
— Где у вас главврач принимает?
Сестра ткнула пальцем себе за спину. Джинн взял меня под локоть, и мы отправились искать главного. Врач был занят, но мы проявили настойчивость, И вскоре он брезгливо осматривал рану.
— Сколько стоит лечение по высшему разряду?
Доктор назвал явно завышенную цену, медсестра победно подняла бровь, но мы не сдавались.
— Хорошо, — сказал Джинн, — через полчаса я привезу означенную сумму и, не дай Бог, к тому времени нашему товарищу не будет оказана должная помощь. Я разнесу ваше заведение ко всем чертям!
Мы с ним вышли во двор. Ната целовалась с Каем, Берт старательно смотрел в небо, а маэстро Талад что-то вдохновенно вещал толпе мальчишек, облепивших наш автомобиль, Джинн шикнул на мальчишек, мимоходом надавил клаксон, заставив влюбленных отпрянуть друг от друга, и уселся за руль. Мы поспешно забрались в легковушку и отъехали от больницы целый квартал прежде, чем решено было устроить совещание. Джинн остановился напротив автобусной остановки, и пассажиры общественного транспорта с удовольствием на нас глазели.
— Нужны деньги, господа, какие будут предложения? — поинтересовался Джинн.
— Мы могли бы дать концерт, — задумчиво произнес маэстро.
— Дозвольте узнать, на чем вы собираетесь играть? — Берт был настроен более трезво.
— Если бы мы поехали к моим родственникам!.. — пылко начала Ната.
— Ваши родственники находятся по ту сторону границы, а я сейчас не намерен покидать сектор.
— Кроме туманных мыслей о грабеже банков, у меня в голове ничего нет.
— Ты умеешь грабить банки? — изумился Джинн.
— Мы могли бы что-нибудь заложить, — впервые подал голос Кай.
Кроме одежды, автомобиля и автомата, у нас ничего не было. Выбор пал на автомобиль. Мы заложили его у хозяина маленького ресторанчика со смешной фамилией Чушки. Хозяин рвался купить наш транспорт, но глюк увильнул от окончательного решения, обретя тем самым бесплатный обед для всех. Мы еще сидели за столом, когда глюк уже вернулся из больницы с сообщением об оплате лечения и о том, что Лусие разрешили остаться при Лани. Повеселевший после еды маэстро пообещал нам всем место в театре, если мы освоим игру на ударных инструментах.
— Хозяин, где в вашем городе можно достать лошадей?
При слове «лошади» Чушки насторожился, потом расцвел широкой улыбкой и пообещал нам немедленную помощь, если мы все же решимся продать ему автомобиль. Джинн дал ему две монеты (его же собственные) и пообещал подумать после возвращения.
16
Договорившись с музыкантами и Натой о встрече через двое суток, мы взяли лошадей под уздцы и тихо пошли по улицам города. Снова прошли мимо бензоколонки и давешнего полицейского. Он сидел на том же месте и все так же читал газету.
Из города мы поехали на север. Все время на север, мимо старой свалки, мимо каких-то разрушенных домов, мимо заброшенного карьера. Едва я приспособилась к движениям лошади, Джинн принялся меня учить азам колдовской науки. Где он только этого набрался? Его заклинания были совершенно неудобоваримы, их не то, что запомнить, выговорить было нельзя! Я пыталась спорить, но безрезультатно. Лошади прядали ушами и шумно фыркали на наши рулады, а у меня зубы не на шутку разболелись. Джинн злился и говорил, что более тупых ведьм ему еще не приходилось встречать. Из чего я тут же сделала вывод, что с ведьмами он якшается систематически, и это мне почему-то не понравилось. Я сварливо заявила, что он мог бы и не связываться с начинающей ведьмой, если у него на примете есть поумнее. Джинн дал задний ход и сказал, что без ведьмы он на эту территорию пробраться не может. Без меня он там определенно гробанется, а это пока в его планы не входит. Мне это польстило, но насчет ведьм я запомнила и при случае решила уточнить.
Местность, по которой мы ехали, мне совершенно не нравилась. Здесь было мерзко и пахло тухлятиной. Солнце пекло с неба, как сумасшедшее. Чахлые пучки травы пожелтели и высохли под его лучами. Кое-где растущие деревья не видели дождя много месяцев. Вскоре мне уже хотелось снять комбинезон и изображать из себя дикую амазонку, но присутствие Джинна несколько стесняло меня. Зато Джинн явно чувствовал себя в своем плаще преотлично, иначе, зачем бы он стал горланить шаманские песни. Фальшивил он невероятно, я едва могла разобрать слова, и все-таки мгновенно понимала, о чем идет речь. Знания вообще появлялись у меня в голове сами собой и исчезали точно так же. Например, когда мы подъехали к ржавой металлической бочке, я уже знала: сейчас из нее высунется лохматая обрюзгшая рожа и скажет какую-нибудь глупость. Рожа действительно высунулась и спросила: «Почем снуликов брали?»
Джинн смачно плюнул, а рожа показала ему язык. На этом и расстались. Когда мы проезжали мимо выбеленного ветрами конского скелета, наши лошади заартачились, а мне почему-то захотелось слезть и погладить череп. Но я ограничилась тем, что послала черепу воздушный поцелуй. Затем над нами закружилась целая стая больших голошеих птиц. Они нагло пикировали на нас, норовя обдать мерзким зеленым пометом. После того, как одна из птичек испачкала голову моего жеребца, и едва не попала в меня, я с сожалением вспомнила королевских снайперов. Вот где пригодились бы!
— Прогони их именем Валу! — вскричал перепачканный Джинн, прикрывая голову руками.
Я хотела загнуть красивое проклятие в духе самого Бармалея, но вместо этого почему-то всунула в рот два пальца и так пронзительно свистнула, что сама чуть с лошади не свалилась. Птички разлетелись.
Вдалеке смутным силуэтом маячила какая-то башня. Очертания ее расплывались и таяли в клубах желтого тумана, а потом вновь проявлялись, как черно-белая фотография на плохой бумаге. Насколько я могла понять, эта башня и была конечным пунктом нашего путешествия. Джинн все чаще поглядывал по сторонам, то и дело привставая на стременах, он озирал пространство с крайне озабоченным видом. Я и сама ощутила какую-то неясную тревогу, как перед грозой. Первые высверки молний и в самом деле уже разрезали небо, на котором едва маячило одно невинное облачко.
— Поехали скорее! — велел Джинн. Но мне не хотелось скакать сломя голову, я и так едва держалась в седле.
— Дина!.. — Джинн не успел договорить: перед ним прямо из воздуха начала материализовываться громадная щетинистая тварь, похожая на клеща. Джинн успел проломиться прежде, чем она затвердела, а я сходу влетела в противный густой кисель и едва успела зажмуриться, как эта дрянь забила мне уши и ноздри. Мой конь отчаянными рывками продвигался вперед, а я мысленно вопила призывы к Валу.
— Дина! — рука Джинна рванула поводья моего коня, и мы вылетели из этой гадости, кашляя, чихая и мотая головами.
— Вперед, Дина! — рявкнул глюк. — Гони!
Я вцепилась рукою в седло, мечтая лишь об одном: усидеть.
Гоп-гоп! Ударили копыта. Черным парусом взметнулся плащ. Пронзительная боль ударила в виски. Гоп-гоп! Джинн застонал-заплакал впереди: «Йехоу!» Гулко задрожала земля. Мой ошалевший жеребец рвался вслед за Джинновым. Я почти отпустила поводья: в них не было нужды. Ритмично плескал перед глазами черный плащ, я сосредоточила все внимание на нем.
Кони неслись по равнине, вколачивая в иссушенную зноем землю тяжелые копыта. Горячий воздух забивал дыхание. Ни единой мысли не осталось в разрываемой болью голове, только стремление вперед. Рыдающая черная волна несла меня навстречу стремительно растущей, громаде башни.
Крик Джинна внезапно оборвался, и боль отхлынула от висков. Краем глаза я успела заметить, как полыхнуло пламенем и тут же погасло одинокое дерево слева от башни. Конь глюка рухнул на полном скаку, седок перелетел через голову лошади, и я едва не растоптала его. Лишившись ориентира, мой жеребец проскакал по инерции еще несколько метров, а потом так резко остановился, что я едва не повторила судьбу Джинна.
Кое-как управившись с лошадью, я оглянулась: Джинн неподвижно лежал на земле, и вокруг уже струилось желтоватое марево. Я сползла с седла и, отчаянно хромая и растирая на ходу ягодицы, устремилась к Джинну. Меня никогда не пороли в детстве, но за эти несколько минут я успела так отбить собственную задницу, что обеспечила себя впечатлениями за все свое безоблачное детство.
Желтое марево уже лизало глюковы башмаки, и я громко запричитала на ходу, пытаясь вплести в каскад воплей единственное четко запомнившееся заклинание: «Йехоу!» Получалось слишком визгливо и ненатурально, но марево заколебалось. Его замешательства мне хватило на то, чтобы добраться до глюка и нежно чмокнуть его в серые спекшиеся губы. Я постаралась вложить в поцелуй как можно больше энтузиазма, ведь больше я все равно ничего не имела. Классический прием сработал: глюк протяжно застонал, и марево переместилось ко мне. Я жалобно пискнула и погрозила мареву пальцем. Не подействовало.
— Вон стоит прекрасная лошадка! Йехоу! — запела я, тыча пальцем в своего коня.
Мне было жаль жеребца, но себя и Джинна я жалела больше. Марево чуть-чуть отползло, и я повторила свой наскок на Джинна. На этот раз я набрала воздуху побольше, и поцелуй получился затяжным, а марево успело тяпнуть меня за ногу. Тут я уже заорала от боли, так как обожгло не хуже пламени. Но Джинн, наконец, пришел в себя и поспешно завел одну из самых гнусных своих песен, чередуя растянутое «ы» с каскадом ругательств. Ругался он не по-нашему, но интонации были очень схожи. Под этакую балладу он ухитрился встать на ноги, и мы с ним, хромая, в обнимочку побрели к воротам башни. Подвывая в особо чувствительных местах, я с тоскою думала, что срок контракта наверное, уже истек, застраховать свою пятую точку я не догадалась, следовательно, убытки мне никто не возместит.
Наконец мы уперлись в ворота башни, и Джинн замолк. От тишины мне сразу полегчало.
— Открой ворота! — вконец сорванным голосом просипел глюк.
Он рехнулся! Открыть здоровенные, кованные железом ворота, к тому же явно запертые изнутри.
— Ты же ведьма!
— От такого слышу! — ответила я и начала лихорадочно изобретать заклинание. Что-нибудь вроде местного «сим-сима». — Ворота, откройтесь! — наконец торжественно выдала я, но створки даже не шелохнулись. Джинн тихо сполз по дубовой доске, и мне стало не до шуток. Я не могла одновременно целовать глюка и без передыху выкрикивать заклинания — энергии на все не хватало. К тому же, желтое марево медленно, но неуклонно ползло за нами,
— Чертовы ворота, откройтесь! — никакой реакции. — Именем Валу, повелителя ночного пламени, откройтесь!
Створка еле слышно заскрипела, и я ринулась в узкую щель, последним усилием толкая впереди себя глюка и призывая Валу на голову создателей таких тяжеловесных дверей.
Мы все-таки протиснулись в щель и оказались внутри большого полутемного зала со сводчатым потолком. Это все, что я успела заметить, прежде чем рухнуть в изнеможении на пол и закрыть глаза. Глюк негромко посапывал рядом.
Джинн зашевелился первым и, по-моему, даже встал (глаза я так и не открыла).
— Дина!
Я никак не отреагировала. У меня отчего-то холод расползся по всему телу, а сердце билось у самого горла. Какой-то левой задней мыслью я думала о том, что надо бы отозваться, но звуки смерзлись где-то внутри в один большой комок.
— Дина! — в голосе глюка прорезалась нотка тревоги. Невзирая на отвратительное самочувствие, в глубине моей души шевельнулось нечто, похожее на радость.
Больше он ничего не говорил, а молча взвалил меня на плечи и потащил куда-то вверх по лестнице, причем ступени отчаянно скрипели под его шагами. Все мое тело затвердело, а ресницы, кажется, вообще примерзли к щекам.
Джинн положил меня на что-то мягкое и шерстяное, а сам, судя по звуки, разжег огонь. Вначале затрещали дрова, потом отблеск пламени затанцевал у меня на закрытых веках. Заломило виски, потом боль перекинулась дальше, я вновь ощутила лицо и колючие иголочки вонзились в кожу. Открыв глаза, я увидела совсем рядом напряженное лицо Джинна. Он медленно водил руками по воздуху и, в такт его движениям, иголочки расползались по телу. Внезапно острая боль свела грудную клетку, дыхание остановилось, я ахнула и забилась на диване. Джинн схватил меня, не дав соскользнуть на пол, прижал к себе и жадно впился губами в мои губы. Когда этот гнусный факт дошел до моего сознания, боль уже ушла, и сердце вновь застучало в обычном ритме. Следовало продемонстрировать мерзавцу прием каратэ, но, во-первых, не владею, во-вторых, отпустил он меня возмутительно быстро.
— Какая же ты дура, — сказал он мне нежно.
— От такого слышу! — немедленно ответствовала я, едва ворочая языком.
— Что ты делаешь в этом секторе? Ведьму она из себя корчит!
Псих-одиночка! Сперва принудил меня идти к Валу, а теперь еще попрекает!
— Ты мне свою энергию перегоняла, дурочка! Ты же ведьма, должна из сектора тянуть! Тебе загнуться, что ли захотелось?
Нет, он меня достал! Не объяснил ничего толком, орал всю дорогу свои дурацкие песни, а теперь я еще и виновата. В следующий раз пускай его лучше сожрут всякие желтушные облака или вампиры. Спокойней будет!
Мне очень хотелось долго шуметь, но язык по-прежнему ворочался плохо, и я решила отомстить по-другому. Я примерилась, сделала внезапный выпад и довольно лихо повисла у него на шее.
— Я же сказал, что ты дурочка, — повторил он, вновь беря меня на руки и поднося поближе к камину. — Я тебя предупреждал, что я не человек. Зря ты ко мне липнешь!
И ничего подобного! И не зря. Все равно меня долго носили на руках, обнимали-целовали и всячески утешали. А насчет всего прочего, так не все сразу. Нелюдей надо воспитывать постепенно.
Давно мне не было так спокойно, как посреди дурацкого мира, в дурацкой башне, рядом с дурацкого вида глюком. А вид у него и в самом деле был предурацкий! Да-а…
Но, в конце концов, он таки бросил меня на диван, а сам полез в кучу сваленных на столе предметов и извлек оттуда самый обычный стеклянный шарик, причем изрядно поцарапанный.
— Вот зачем мы сюда шли. По этому индикатору накопитель я, враз найду! Смотритель его всегда неподалеку от таких мест держит. Это чтобы естественная энергия колдовства затмевала аномальное излучение накопителя.
Я с уважением посмотрела на стеклянный шарик. Джинн надежно упрятал его в маленький мешочек и подвесил к поясу.
Перед уходом глюк заставил меня трижды постучать кулаком по воротам и приказать им оставаться открытыми. Ворота подозрительно скрипнули, но послушались. Я сразу себя зауважала. Приятно сознавать, что хоть кто-то тебя слушается.
Обратно мы шли пешком. Скелеты наших лошадей валялись неподалеку от башни. Меня несколько смущала мысль о расплате с хозяином животных, но я постаралась ее отогнать.
Петь Джинн больше не мог, зато он время от времени останавливался и исполнял короткую чечетку, злобно топча каблуками подозрительные комочки земли. Я должна была завершать дело энергичным пинком в воздухе. Примерно на четвертый раз я крепко ударилась о незримую преграду, и несколько шагов пришлось проскакать на одной ноге. Глюк сказал, что я была недостаточно строга с порождением тьмы, поэтому оно убралось не сразу. В дальнейшем я попыталась сперва изображать на лице гримасу свирепости, а потом пинать. Помогло.
Подойдя ближе к одному из первых конских скелетов, я вспомнила о неудержимом желании его осмотреть и в этот раз решила подчиниться. Под черепом оказался мешочек с золотыми монетами, и вопрос о расчете с хозяином конюшни отпал сам собой. Джинн одобрил мое кладоискательство и посоветовал пошарить еще и в железной бочке. В бочку я лезть отказалась, так как из нее несся громогласный храп.
17
В город мы вернулись поздно, я успела изрядно сбить ноги, но глюк сразу же погнал меня к хозяину ресторанчика выкупать наш автомобиль. Чушки встретил нас недовольной рожей. Ему не хотелось возвращать вещь, которая, казалось, уже принадлежала ему. Выслушав длинные разговоры о хорошей цене и нашей неразумности, я потеряла терпение. Добросовестно скорчив свирепую рожу, я высказалась насчет мерзких порождений тьмы. Челюсть у Чушки отвисла, глаза полезли на лоб, и мы быстренько получили ключ.
Гараж оказался за ресторанчиком неподалеку от поросших гигантскими сорняками развалин многоэтажки. Мы только вышли из дверей, как услышали за спиной зычный рев: «Зеленг!» Здоровенный детина, ростом повыше Джинна, нехотя оторвался от мотоцикла и, на ходу вытирая руки, отправился на зов хозяина. Мы прибавили шаг, почти побежали. Джинн торопливо отстегнул от пояса мешочек с шариком, перебросил мне и жестом велел упрятать поглубже. Я так и сделала. Возле гаража он вытащил из-под плаща автомат и тоже отдал мне, а сам принялся возиться с замком. Во-первых, ключ плохо входил, во-вторых, онеле проворачивался, в-третьих, у Джинна просто дрожали руки. Но все-таки замок был открыт.
— Стой здесь! — глюк скрылся за дверью, и я услышала, как он дергает дверцу машины. Мотор заработал, но тут же заглох. Наступила тишина, и в этой тишине я отчетливо услышала треск мотоциклов.
— Джинн!
Мотор заработал вновь, машина выползла из гаража и остановилась. Из нее выскочил очень озабоченный Джинн и, не закрыв дверцу, кинулся проверять бензобак. От ресторанчика разворачивались в нашу сторону двое мотоциклистов. Едва взглянув в бензобак, Джинн резко обернулся, схватил меня за руку и бросился к развалинам. На бегу я выронила автомат, и глюку пришлось вернуться, чтобы подобрать его. Мотоциклы тарахтели совсем рядом. Глюк изо всех сил оттолкнул меня, а сам нажал на курок. Автомат рявкнул и замолк.
Я добежала до развалин, с разбегу влетела на кучу щебенки и начала карабкаться вверх по остаткам полуразрушенной лестницы. Призрачный шанс отсидеться среди этого грандиозного мусорника смутно маячил передо мной. Шум внизу заставил меня подползти к оконному проему.
Автомат уже висел на плече Зеленга. Джинн сидел на земле, согнувшись, и держался за живот. Один мотоцикл валялся возле машины, второй стоял около раскрытого гаража. Крепкий парень яростно размахнулся для второго удара, но Зеленг остановил его:
— Не трать силы!
— Он мне заплатит за мотоцикл!
— Чушки оплатит.
Крепыш топнул ногой с досады, выхватил пистолет и приставил к виску глюка:
— Ты… гниль подвальная! На колени! Джинн не шелохнулся. Зеленг подошел, сгреб его за грудки, приподнял:
— Откуда у вас старое золото?!
Джинн молчал. И тогда заверещал крепыш;
— Отойди, Зеленг, я пристрелю его!
Я хотела помянуть имя дьявола, но оно вылетело из моей памяти, а вместо него почему-то крутилась дурацкая строчка из детской сказки: «Колобок, я тебя съем!»
Зеленг разжал руки, и Джинн рухнул на землю.
— Все это не так делается, дурак, — сказал Зеленг, — колдунов у нас сжигают.
Видимо, Джинн сделал какое-то движение, потому что Зеленг внезапно обрушил ему на голову приклад автомата.
— Сейчас будет жаркое.
— Плащ отдай мне, — засовывая пистолет за пояс, предупредил крепыш. — Ниса давно просит подарок.
Они собирались его убить! Единственного парня, который мне по-настоящему нравился, хотя и был глюком! Подонки.
Я беззвучно завыла, впиваясь пальцами в холодный камень. Постукивая, продолжала осыпаться щебенка. Они отволокли Джинна подальше от гаража, бросили на землю, и один из них сходил за канистрой. Зеленг обшарил карманы Джинна, но, конечно же, ничего не нашел. Мешочек покоился у меня за пазухой. Зеленг злобно пнул Джинна в бок и подал знак второму. Тот поспешно стал откручивать крышку канистры.
— Подождите!
Они обернулись одновременно, Зеленг схватился за автомат, крепыш выхватил «магму». Я выползла из своего укрытия, встала в полный рост, чтобы еще раз повторить: «подождите».
— Нам предлагают подождать! — громко сообщил крепыш. Зеленг коротко рассмеялся и, опустив автомат, кивнул крепышу на канистру. Резко запахло бензином.
Я сделала шаг вперед, обрушив еще целую гору щебенки. Зеленг ждал, подбрасывая на ладони зажигалку и с любопытством глядя на меня.
— Говорят, она ведьма! — произнес крепыш.
— Ведьма? — Зеленг ехидно усмехнулся. — Все женщины ведьмы.
Я подошла совсем близко и остановилась. Джинн лежал неподвижно, но грудь его едва заметно вздымалась. Зеленг небрежно чиркнул зажигалкой. Огонек вспыхнул и погас.
— Паршивая зажигалка, — медленно произнес Зеленг, не отводя от меня взгляда.
В голове у меня не было ни единой мысли, только холодное отчаяние. Я не успела стать ведьмой, у меня не хватило на это времени.
— Чего хочет эта стерва? — спросил Зеленг. Крепыш осклабился:
— Она хочет с тобой спать!
— У меня полно баб, — медленно произнес Зеленг. — Зачем мне еще одна?
— Тогда отдай ее мне, — быстро сказал крепыш. — Мне будет в самый раз.
Зеленг снова чиркнул зажигалкой, и снова погас маленький огонек. Глюк слабо шевельнулся, рука его приподнялась. И тут я решилась: я опустилась на колени перед Джинном, схватила его руку и прижала к своей груди. Крепыш зашелся хохотом:
— Секс с мертвецом?! Это ново!
Запах бензина забивал дыхание, я вдохнула поглубже, наклонилась и впилась своими губами в губы глюка. Крепыш восторженно захлопал в ладоши:
— Нет, ты видел?!
Я отстранилась лишь тогда, когда у меня зазвенело в ушах. Сделала еще один вдох, после чего обняла глюка, прижимаясь к нему всем телом. Я почувствовала, как заструилось от меня к нему живительное тепло… Глюк задышал чаще.
Над моей головой чиркнула зажигалка, Зеленг произнес:
— Отпусти его.
Я подняла голову: язычок пламени горел ровно и спокойно. Зеленг поднес зажигалку к самому моему плечу:
— Отпусти, если не хочешь гореть вместе с ним. Несколько секунд я смотрела на пламя, потом разжала руки. Мой комбинезон тоже пропитался бензином. Я кожей почувствовала, как расплывается на груди маслянистое пятно. Ноздри Зеленга странно раздувались, а тяжелый взгляд впился в злосчастное пятно. Я попятилась, потому что огонек приблизился к самому моему лицу. Зеленг сделал шаг, заставил меня откинуть голову, и свободной рукой схватил меня за волосы. Я видела шальные голубые глаза, светлые до белесости и думала только об одном: как бы не упасть. У меня кружилась голова от страха и запаха бензина.
Вдруг что-то сильно толкнуло Зеленга, огонек лизнул мою щеку, отчего я вскрикнула, а потом мы вместе полетели на землю. Началась стрельба. Стреляли раза четыре. Одна из пуль жиганула мое предплечье, вторая вошла в землю почти рядом с головой. Зеленг навалился на меня всей тяжестью, и я отчетливо чувствовала запах паленого, сочащийся откуда-то сбоку.
Зеленга стащил с меня до смерти перепуганный глюк.
— Живая? — спросил он нервно дрожащими губами.
Я осмотрелась крутом: крепыш с простреленной головой валялся на земле, у Зеленга кровь хлестала из горла. Зажигалка все еще горела, и один из рукавов Зеленга уже начал тлеть. Над всем этим возвышался серо-зеленый глюк с «магмой» в руке.
— Заправь машину! — скомандовал он мне.
Я схватилась за канистру, но никак не могла открутить крышку, потом, едва пристроив воронку, пролила немного бензина. Глюк понимающе посмотрел на меня, подобрал валявшийся автомат и подошел к машине. Бросив автомат на сидение, он взял из моих рук канистру и быстро заправил машину. Остаток бензина он вылил на ближайший мотоцикл. Зажигалка все еще горела, я подняла ее и швырнула в сторону мотоцикла. Тут же поднялся столб огня.
— Садись в машину! — велел мне Джинн. Я села на переднее сидение, через секунду глюк оказался рядом.
— Где шарик?
Я вынула из-за пазухи мешочек и вытряхнула на ладонь его содержимое. В темноте стало заметно мерцание светящейся точки внутри шарика. Джинн поглядел на него и тут же перевел взгляд на дорогу.
18
Мы кружили по пустынным улицам среди тусклого света фонарей. Джинн то и дело морщился, вероятно, голова еще болела, и я, честно говоря, боялась, что рано или поздно мы врежемся. Перехватив мой опасливый взгляд, глюк потрогал слипшиеся от крови волосы.
— Заживет. Как твоя рука? Я улыбнулась:
— Заживет!
У одного дома глюк остановился. Здание показалось мне знакомым и не удивительно: на нем висела вывеска «частная школа». На другом конце площади находилась больница, в которой мы оставили Лани. Джинн посмотрел на меня и, видимо, остался недоволен видом моего комбинезона. На его плаще следы дорожных приключений так явно не выделялись.
В школу глюк пошел один. На резкий голос колокольчика дверь приоткрылась, и высунулась прилизанная девичья головка:
— Что вам угодно?
— У вас должен учиться воспитанник доктора Юрского. Я хотел бы…
— Приходите утром. Дети уже спят.
Дверь захлопнулась. Джинн задумчиво обозрел фасад здания. Со второго этажа начинались балконы. На каждом балконе висел какой-нибудь флажок: однотонный, полосатый или с зигзагами. Цвета рисунков плохо различались в свете фонарей. Флажки висели на флагштоках или болтались на перилах. Джинн осмотрел все очень внимательно, потом подошел ко мне:
— Мне нужна твоя помощь, Дина.
Честно говоря, я сама нуждалась в помощи. У меня болело абсолютно все, включая душу.
— Дина, призови Валу, нам нужно выкрасть мальчишку.
— Джинн, откуда у тебя такие дурные наклонности?!
Тому, кто не видел разъяренного глюка, я желаю его и не видеть. Малоприятное зрелище. Он сцапал меня за комбинезон и несколько раз основательно встряхнул:
— Дрянная девчонка! Ты у меня научишься колдовать!
Научилась я мгновенно, потому что Джинн внезапно оказался сидящим на балконе второго этажа и сжимающим в зубах древко флажка. Глюк выплюнул древко, показал мне сложенные гвардейской щепотью пальцы и занялся балконной дверью.
Меня слегка знобило. Больше всего на свете мне хотелось оказаться где-нибудь в теплой постельке с куском тушеного мяса в желудке и толстой книжкой в руках. Ради скорейшего воплощения светлой мечты я принялась шепотом бормотать призывы Валу. Вначале в машине самопроизвольно распахнулись дверцы, потом откуда-то набежала стайка кошек. Они шмыгали под днищем машины, вспрыгивали на капот, мяукали, но в кабину не лезли. Потом появились призраки. Эти понравились мне меньше, а если честно, не понравились совсем. Их было двое, и напоминали они Зеленга и крепыша. То, что сквозь них просвечивали мусорные баки, спокойствия мне не добавило. В первый момент я чуть не перекрестилась. Призраки реяли в полуметре над тротуаром, корчили жуткие рожи, но, к счастью, молча. Если бы они еще и выли — это было бы совсем нестерпимо.
Вскоре появился Джинн. С балкона он спустился по веревке, держа на плече большой сверток. Вероятно, это и был искомый объект. Призраки при виде глюка просто растаяли в воздухе, а вот кошек пришлось выгонять из-под колес.
Джинн положил сверток на заднее сидение, завел мотор, и мы покинули площадь, по которой бродило не менее двух десятков кошек.
Мы мчались по темным улицам, как вдруг машину развернуло, занесло на цветник и остановило у самой витрины. Из свертка выбрался взъерошенный мальчишка.
— Как ты смеешь?! — закричал он.
Джинна пригнуло к рулевому колесу, а меня впечатало в спинку сидения.
— Как ты смеешь?! — повторил мальчишка. — Мой папа — Юджин Син, и он покажет тебе! Ты подохнешь в тюрьме!
«Милое начало, — пробурчал Джинн, силясь оторвать лицо от руля. — Кажется, крошка недоволен. Дина!»
— Нас прислал твой папа. Он сам велел забрать тебя из интерната.
— Вы врете! Папа прислал бы Линду.
Мне вспомнилось белокурое существо, которое так уверенно спасал от гвардейцев Пташка.
— Арни, у Линды проблемы.
— Она что, беременная?
Вначале я открыла рот, потом закрыла. Джинн наконец оторвался от руля и всем корпусом развернулся назад. Голос его был необычайно мягким:
— Арни, у Линды небольшие проблемы. Я хорошо знаю твоего отца, и он попросил меня съездить за тобой. Ну, команч, не капризничай!
Мальчишка вздрогнул, несколько секунд смотрел на Джинна исподлобья, потом вздохнул и откинулся на спинку:
— Верно, отец так меня зовет. А вы кто?
Джинн запустил мотор и малым ходом выбрался из клумбы.
Я взяла инициативу в свои руки:
— Я — Дина, а это — Джинн.
— Он твой муж?
Положительно, мальчуган застенчивостью не страдал.
— Он мне не муж, он мой друг.
— А фрау Марта говорит, что жить невенчанными — безнравственно.
— Твоя фрау Марта — тупица, — пробормотал Джинн, выруливая из переулка и осматривая слабо освещенную площадь.
Мальчишка промолчал. Видимо, насчет фрау Марты их с Джинном мнения совпадали. Он пару раз подпрыгнул на сидении, и у меня на коленях вдруг оказался букет алых гвоздик.
— А я вот что могу! — с гордостью заявил Арни. Я потрогала гвоздики. Они были почти, как настоящие, только лепестки чуть слышно поскрипывали под пальцами.
— Это меня папа научил! Я часто делал такие для Линды, когда у нее мор в палисаднике проходил.
Я вспомнила избушку волшебника. Там, как будто бы не было никаких палисадников.
— Ты с отцом, когда виделся в последний раз? — спросил Джинн.
— Виделся? Недели две назад. Он меня из башни забрал, сказал, что пора в школу возвращаться.
— Тебе придется пока побыть в башне. Там у тебя скоро целая компания соберется.
— Циркачи?! Отец обещал меня с циркачами познакомить.
— Циркачи? — Джинн усмехнулся. — Музыканты и один гвардеец.
Мальчишка насупился. Боюсь, воспоминания об уроках музыки у нас были похожими.
Внезапно совсем рядом завыла сирена. Мы с Джинном невольно пригнулись, но полицейский автомобиль пронесся мимо нас. Джинн прибавил газу.
— Ты поспи, Арни, мы еще не скоро приедем.
19
Насчет «нескоро» он оказался прав. Мы заглохли сразу за городом. Джинн вяло трепыхнулся было что-то делать, но его, вероятно, хватило ненадолго. Проснувшись, я обнаружила машину стоящей все у той же свалки. Ни Джинна, ни мальчишки на месте не оказалось. Я пулей выскочила наружу и тут же наткнулась на замотанного в плащ Джинна, спящего на земле у передних колес. Содрав с его головы плащ, я удостоверилась, что с глюком все в порядке, только за ночь у него почему-то выросли зеленые усы. Пары энергичных пинков хватило, чтобы вызвать к жизни поток бранных слов и слабое моргание. Вспомнив о своем благородном происхождении, я швырнула плащ обратно. Поток прервался. После более-менее энергичного выпутывания из собственной одежды, Джинн встал на ноги и узрел пустую машину. Усы вначале почернели, потом завились колечками, потом и вовсе исчезли.
— Где этот парень? — произнес Джинн, чрезмерно упирая на слово «где».
— Вообще-то я собиралась узнать у тебя.
Тут под ухом рявкнул автомобильный клаксон, и мы с глюком подскочили одновременно. Мальчик стоял, жизнерадостно улыбаясь, и держал в одной руке старинный клаксон, а во второй — слегка, помятый жестяной будильник. Если не заметить черно-ржавых пятен на ночной сорочке, грязных потеков на обеих руках и свежесбитого колена, выглядел мальчуган вполне прилично. У него было нормальное лицо нашкодившего озорника, небрежно постриженные светлые волосы и щеголеватая зеленая серьга в левом ухе. Вчера в полутемной машине я не слишком-то разглядела нашу добычу, но сегодня посчитала ее симпатичной. Похоже, глюк держался иного мнения, потому что взгляд у него стал довольно зловещим, и улыбка сползла с лица мальчугана.
— Папа разрешает мне ходить на свалку! — поспешно заверил он Джинна.
Глюк попытался выглядеть еще более свирепо, отчего шрамы у него на лице побледнели еще больше. Я решила несколько отвлечь его и спросила насчет машины. Глюк не успел ответить.
— А к башне никто не ездит на машинах! — закричал Арни. — Там заклятие!
— А разве открытые ворота его не снимают? — вид у глюка стал достаточно глупым.
— Раньше снимали, а теперь папа его усилил!
Джинн закрыл рот, и тотчас же зеленые усы проступили над верхней губой и, быстро удлиняясь, поползли вниз.
— Дина, а ты помнишь, что его папа велел сделать, если сын будет озорничать?!
Усы испуганно исчезли, а мальчишка смущенно потупился. Я взяла из его руки будильник, положила на заднее сидение, а освободившуюся ладонь крепко зажала в своей. Клаксон мы, не сговариваясь, решили оставить.
К башне пришлось идти пешком. Со вчерашнего дня дорога не стала приятней. Солнце еще только поднималось над горизонтом, и было не слишком жарко. В желудке привычно пищало. В этой дурацкой стране с ее дурацкими законами быть голодной — это нормальное состояние нормальной принцессы. Как мне это все уже надоело!
Арни вел себя прилично до самой железной бочки, но когда оттуда высунулась лохматая рожа и открыла рот, Арни бросил клаксон, совершил гигантский прыжок и оказался сидящим на шее у лохматого существа. Рта лохматый так и не закрыл. С жутким воплем несчастное существо выскочило из укрытия. Одежда на нем была чисто символической в том плане, что трусы неопределенного цвета должны были ее символизировать. Невероятно кривые ноги оканчивались копытами, на спине у этого аборигена торчал зеленоватый гребень, но в общем, сходство с Иван Петровичем (соседом) после очередного запоя было несомненным. Проделав в воздухе несколько прыжков, «Петрович» жалобно заскулил и обратился ко мне:
— Укротите своего ребеночка, мамаша!
— Но-о!! — завопил «ребеночек», изо всех сил лягая Петровича пятками.
— Арни! — позвала я.
Джинн поступил проще. Он подскочил к Петровичу, цапнул всадника подмышки и попытался стащить. Не тут-то было! Арни крепко обхватил ногами шею жертвы, и в результате все трое оказались лежащими, причем, Джинн оказался в самом низу кучи-малы. Арни радостно захохотал, а Петрович возмущенно фыркнул. Он начал катастрофически зеленеть и уже напоминал цветом молодой салат.
— Арни, оставь дядю в покое! — сказала я самым убедительным голосом.
— Это кентавра-то? Пусть нас домой отвезет! — Арни не собирался слезать со своего зеленого насеста.
Джинн ухитрился выползти, но плащ его все еще оставался придавленным спиной Петровича.
— Я в последний раз говорю, мамаша! Я на ваш сектор жалобу подам!
Джинн резко дернул, плащ затрещал, и возмущенный Петрович перекатился на живот, причем злополучные трусы оказались попоной. Кентавр яростно заржал и попытался достать Джинна копытом. Глюк проворно отскочил в сторону, взмахнув плащом наподобие тореадорского, а мальчишка издал радостный клич. Мои нервы не выдержали:
— Арни!
С шеи Арни соскользнул на лошадиную спину кентавра, вынудил его встать на ноги и прогарцевать вокруг нас не хуже хорошо выезженной лошади.
— Дальше поедем на нем! — заявил Арни безапелляционно. — Он сожрал двух моих лошадей. Пусть теперь сам вместо лошади бегает.
— Мамаша! — в последний раз воззвал кентавр, но Джинн, подхватив меня, ловко забросил на конскую спину, а сам примостился почти на хвосте.
— Н-но! — закричал Арни, и кентавр с места рванул галопом.
Да-а. А ехать лучше, чем идти.
У ворот башни новоявленный мустанг остановился.
— Шли бы вы… — сказал он многозначительно, я на всякий случай стукнула его кулаком по холке, но кентавр и сам прервал фразу. Джинн сполз с хвоста, стянул меня, но когда протянул руку к Арни, мальчуган лихо спрыгнул вниз, а в руке Джинна почему-то оказался кусок попоны. Кентавр гневно заржал, дернулся, и попона осталась у Джинна, сходу превращаясь в прозаическую вещь. Я припомнила королевское достоинство и отвернулась. Арни восторженно заверещал.
20
И тут реальность впервые начала искажаться при нас. Злосчастные трусы обратились в сухую листву и развеялись по ветру. Выжженная равнина стала лесной поляной, башня обернулась тем, чем была раньше — копией избушки смотрителя. Повисшая на одной петле дверь, прохудившееся крыльцо — такой я ее запомнил. По всем активным зонам разбросал смотритель подобные базы, в них наилучшим образом сохранялась энергия, не причиняя вреда накопителю.
Из-за угла избушки вышел Павел, экипированный не хуже гастонского боевика. На нем было нечто вроде легкого скафандра, а в руках он держал энерголовушку СГД-19. Прыжок в сторону я сделал чисто рефлекторно. Ловушка была включена на минимальный отсос, но этого вполне хватило, чтобы остановить меня в воздухе. Я рухнул на землю, не долетев до раскрытой двери каких-нибудь полметра. Дина ахнула. Она успела повернуться, и на мою финальную смерть смотрела шальными глазами. Безусловно, в этой серии я умирал так часто, что можно было бы и привыкнуть, но у меня не хватило духу ее осудить. Я экономил дыхание. Во что бы то ни стало, мне надо было успеть засунуть мальчишку в дом. Я мысленно послал приказ, но у паршивца оказалась слишком хорошая реакция на своих, и я напоролся на глухую защиту. И тогда я героически прохрипел Дине:
— Арни — в дом!
Дина перебросила его почти мгновенно, впрочем нет, еще секунда ей понадобилась на то, чтобы преодолеть его сопротивление. А потом дверь захлопнулась у него перед носом, и сам собою захлопнулся тяжелый засов. Дыхание перевести я не успел, нечто кинжально острое вошло в мое солнечное сплетение, и я ухнул в небытие.
21
Он умирал так часто, что я почти не испугалась. Только в этот раз, когда его шрамы поблекли, сквозь них вдруг проступило совсем другое, до ужаса знакомое лицо. Я потянулась ближе, пытаясь всмотреться, но меня довольно грубо оттащили.
— Прячься, дура! — сказал Павел. — Сейчас рванет.
Он сказал это так спокойно, что я не поверила.
— Джинн!
Очертания глюка заколебались и начали таять. По-моему, я закричала, потому что, швыряя на землю, мне еще и зажали рот. Что-то громко хлопнуло, земля чуть слышно содрогнулась, и настала тишина.
Я подняла голову. Ничего. Ни глюка, ни воронки. Трава, правда, почернела.
— Ну, и что теперь? — спросил у меня над головой Павел. — И сколько я теперь должен долбить эту избу?
Я изо всех сил оттолкнула его, бросилась зачем-то бежать к черному пятну, и только тут ощутила, как стремительно расползается на мне комбинезон. Таял, как мыльная пена. Я замерла в отчаянном усилии удержать исчезающую одежду, но она сползла с меня клочьями и впиталась в земли. Позади выразительно хмыкнули. Я медленно обернулась. Павел стоял, широко расставив ноги, и беззастенчиво меня разглядывал.
Внутри у меня колыхнулась ярость. Ну, что же. Стриптиз так стриптиз. Я положила руку на бедро, вскинула подбородок, и в свою очередь принялась пожирать глазами победителя.
— А ты неплохо смотришься на этом фоне, — сказал он.
— А ты неплохо одурачил нас, Пташка, — сказала я.
Он улыбнулся польщено.
— Чуть не прокололся на подземном ходе, — решил он немного пококетничать. Я слишком уверенно вел вас к нему. В первый раз в подземелье я проник по этой норе.
Взгляд его постепенно тяжелел, а дыхание учащалось. Я переменила позу, изобразив по памяти Наполеоновский вариант.
Пташка оглянулся на избушку, потом на меня. Чувство долга боролось в нем с другим чувством.
— Отдай мне накопитель, — попросил он внезапно осевшим голосом. — Долго разносить эту хибару!
— Так ты впереди нас шел? — продолжала я гнуть свое.
— Твой олух меня чистенько на место вывел. Ему в плащ подарочек вмонтировали еще до начала событий. Кстати, он ведь раньше накопителем в этом секторе был. Ты не знала?
Мне не совсем нравилось расстояние между нами, и я сделала пару шагов назад.
— Дина, вызови мальчишку.
— Ты сдашь его валакам?
— Что? Нет. Я не на местных работаю и даже не на тех, кто меня сюда запустил. Мне нужна чистая энергия. Знаешь, сколько за нее отвалят снаружи?! Ты в накладе не останешься.
— А что будет с ребенком?
— С каким?
Для него Арни не существовал, также, как и Джинн, впрочем. Существовал способ добычи денег. Как скучно.
Я спокойненько развернулась и пошла прочь. Туда, где в кустах что-то шуршало. Хорошо, если бы это был медведь. Когда в лесу медведи, это как-то украшает лес!
Пташка догнал меня слишком быстро и молча повалил на землю. Я даже не сопротивлялась. У него славный нож висел на боку, почти что кинжал. Люблю кинжалы.
Он перехватил мою руку на рукоятке и изо всех сил хлестнул по лицу:
— Стерва!
Из глаз сами собой побежали слезы, рот наполнился солоноватой кровью, но горло его было так близко! Он не сразу оторвал мои пальцы. Его лицо побагровело, а глаза выкатились на лоб. Он ударил меня еще раз, и в ушах противно зазвенело. Я почти уплыла, но какой-то визгливый голосок во мне заверещал: «Он убил твоего глюка!», и я вернулась.
Вернулась, вовремя, он заломил мне руки за спину, но зубы-то оставались свободными! Он дико вскрикнул, когда я впилась ему в шею, и ребром ладони рубанул меня пониже уха.
Я думала, он убил меня, но через пару секунд поняла, что мертвецы не швыряются людьми. А он у меня отлетел метра на два. Я вскочила на ноги и поняла, что никто меня не бил. Боль утихла мгновенно, и в голове прояснилось. И комбинезон целехонек, и на ногах даже какие-то сандалии появились.
А главное: из кустов-то медведь прется! Только не медведь. Морда-то у него рысья, а хвост и вовсе лисий. Тварь безобразная. Смрадом дышит, ступает тяжело, земля прогибается. Павел его увидеть-то успел, да за оружием только потянулся. Хрустнули кости, чавкнуло что-то, а вот тут-то я и отключилась. Глаза еще смотрят, а звуки все тише, а потом и в глазах потемнело.
Грянулась я на землю, а тела не чувствую. Тишина вокруг адская и туман такой серенький плавает. Только недолго он плавал. Подняли меня и посадили. Арни посадил, я все набок завалиться пытаюсь, а он ничего, держит. Личико белое, глаза громадные, и по подбородку кровяные струйки сбегают. Молча мы так сражались, пока я, наконец, руки не ощутила, тогда я сразу за ветку ухватилась и больше не падала.
— Пойдем в дом, мама, — сказал Арни. — Пойдем.
Как поднялась, не помню, знаю, боялась по сторонам смотреть, только под ноги. Арни вел, поддерживал. Хоть и старалась на него не наваливаться, и все же он прогибался, бедный.
Кое-как дошли до дома: вот и он, родимый, пригорюнился, окнами на нас сверкает, дверью поскрипывает. А цветы-то в палисаднике как разрослись! Когда только успели? Георгины громадные, красные да бардовые, хризантемы качаются, астры пестрят всеми оттенками.
Вошли мы с Арни, я сразу на стул упала, Арни мне воду подавать бросился, а я ее взять боюсь: руки-то у него в крови по локоть! Я смотрела на него с ужасом, сквозь бледное лицо ребенка отчетливо проступала рысья морда.
— Ты что так смотришь, ма? Я вымазался, да?
Его голос дрогнул, и я очнулась. Передо мной стоял испуганный ребенок и не более.
— Сейчас же умойся!
Я сама подвела его к крану и заставила снять рубашку. Он хныкал и жаловался на холодную воду, но я все терла и терла его.
— Ты почему сразу не сказала? — вдруг спросил он, вырываясь из-под колючего полотенца.
— Что, малыш?
— Что ты — моя мама!
Я не смогла ответить, просто набросила ему на плечи коричневый плед и повела в постель.
— Есть хочу! — заявил он, упираясь. — А спать не буду!
Я легонько шлепнула его, запихивая в постель, подоткнула одеяло и отправилась искать холодильник. Здесь где-то должен быть запас еды.
Через полчаса, когда Арни спал, умиротворенный тушенкой с хлебом, а я сидела на кухне и швыряла в кастрюлю очищенные овощи, за окном в четвертый раз взошло солнце. Оно озарило клубящийся туман, сквозь который проступали очертания города. Многоэтажные корпуса поднимались и рушились, колыхались мосты, вздымались и оседали башни. Медленно проплыл гигантский дирижабль, вокруг которого шныряли вертолеты…
Я с остервенением захлопнула крышку, зажгла газ на плите и поставила кастрюлю на огонь. Где-то вдалеке раздался грохот. Минут пять я прислушивалась, прежде чем поняла, что кто-то стучит во входную дверь. Я взяла со стола нож и отправилась открывать.
Щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял человек в голубом гусарском мундире и держал в руке бутылку шампанского. Вначале я увидела бутылку, темно-зеленую с надписью «Советское полусухое», потом, скользнув взглядом по ментику, подняла глаза выше… В следующую секунду я уже висела у гусара на шее и рыдала в голос. Гусар оторопело обнимал меня, прижимая к моей спине холодную бутылку. Я бормотала что-то о своей безумной усталости, о мерзавце Павле, о внезапно прорезавшейся у меня власти над строениями сектора и опять плакала. «Ну, почему ты не возвращался так долго?» Я прижималась к нему все крепче, и бутылка в его руке вдруг начала дрожать. Он вздохнул прерывисто, наклонился и поднял меня на руки. Поднял не без труда, я внезапно ощутила свою собственную тяжесть, и его странную нерешительность. Я выронила нож, все еще зажатый в руке и услышала, как стукнула об пол деревянная ручка. Крепко зажмурив глаза, я продолжала смачивать слезами синий мундир. Гусар снова вздохнул и медленно понес меня куда-то, а бутылка все продолжала давить мне спину. Вскоре она исчезла, мы мягко опустились в подушки, и комбинезон пополз с моих плеч.
Я ощутила горячие жадные губы на своих губах и яростно рванулась навстречу. Мы обезумели вдвоем. Кровать стонала и скрипела, летели в стороны подушки, я едва сдерживалась, чтобы не вогнать свои ногти ему в лопатки. Я стала голодной кошкой. Мне было мало, мало, мало! И чем больше шалела я, тем сильнее заводился он, и вдруг… Кровать явственно тряхнуло, нас оторвало друг от друга и расшвыряло по комнате. Я оказалась на ковре с синим ментиком в руках, партнер мой едва не вышиб спиною дверь, а между нами, стоя на четвереньках с бутылочным горлышком в зубах, материализовался из воздуха Джинн в ослепительно белом плаще и не менее белом камзоле. Вначале я пискнула и попыталась прикрыться, потом ахнула, а потом до меня дошло:
— Джинн, так это был не ты?!
Джинн выплюнул горлышко, и бутылка мягко упала на ковер:
— Это был наш новый смотритель, дурочка, его прислали заменить тебя на твоем временном посту.
Я перевела взгляд на гусара. Если бы я открыла глаза раньше! Если бы не внезапно прорезавшаяся стыдливость!.. Так вот чье лицо использовал Джинн для собственного облика. Это же парень из второго подъезда! Мы с его сестрой в один класс ходили!
Откуда-то выскользнула шаровая молния и поплыла по комнате, ослепительно ярким пятном. Гусар опасливо покосился на нее, подтянул поближе рейтузы и принялся одеваться. Ментик я швырнула ему через комнату, а сама изо всех сил постаралась успокоиться. Джинн деловито открыл шампанское, сделал три внушительных глотка, потом протянул бутылку мне. Я, не задумываясь, повторила тот же трюк, вернула ему бутылку и по памяти воскресила на себе алоисский шелк. Серый, отороченный золотистой бахромой плащ с полупоклоном набросил мне на плечи Джинн. Его собственный белый плащ, мозолил мне глаза, мне нестерпимо хотелось плюнуть в него, но я сдержалась. Глюк, он глюк и есть.
— Мама! — запертая дверь отворилась сама собой, и на пороге появился заспанный Арни. — Джинн вернулся?
Мальчишка промчался через комнату и с разбегу вскочил глюку на плечи, Джинн, не глядя, поймал проплывающую молнию и протянул ребенку: «Держи!»
— Мама! А что мне приснилось! На Джинна какие-то дядьки кричали, потом ему одежду поменяли и велели из сектора ловушку убрать!
Арни с восторгом подбросил молнию к потолку, поймал и только потом заметил поправляющего прическу гусара:
— А это кто? Папа?
Лицо гусара сделалось несколько напряженным, он нервно поправил мундир и сказал деревянным голосом:
— Вообще-то я должен сегодня приступить к обязанностям. Мне сказали, придется взять под контроль накопитель, наладить энергобаланс сектора и… Где здесь ваша техника?
Джинн опустил мальчика на пол и открыл было рот, но я не дала ему и слова сказать:
— Насколько я понимаю ситуацию, этот человек пришел сюда под видом положительного героя?
Глюк задумчиво отряхнул белый плащ, а гусар пожал плечами:
— Это должно было упростить дорогу в сектор, но в чем, собственно…
— А герой, пусть будет героем. Стража!..
На мой крик явился сам Лани в распахнутом окровавленном мундире в сопровождении четырех дюжих гвардейцев с новехонькими автоматами в руках. При виде гвардейцев Джинн ненавязчиво привлек мальчика к себе и сделал благонамеренный вид. Лани вопросительно глянул на меня.
— Этого… самозванца выбросить из дворца! Пусть сперва научится жить… в королевстве!
Гусар исчез в мгновение ока. Я осмотрела дворцовые покои и поняла, что таких обоев во дворцах не бывает. Осмелевший Джинн вновь отпустил ребенка и попытался намекнуть что-то насчет моего неверного представления о вооружении королевской гвардии…
— Вот ты и будешь моим инструктором!
Омерзительно белый плащ глюка посерел, Джинн откашлялся и сказал деловито:
— Раз я инструктор, значит, инструкция первая: шампанское принято закусывать. Обеспечь едой меня и Арни.
Я подумала и соорудила вокруг нас стены трактира, а за столами рассадила всю нашу компанию: скрипачей, маэстро, Лусию, Нату, Лани. Анри с радостным криком бросился к корзине с бананами, а я устремила взгляд на громадное блюдо с индейкой. Наконец-то я наемся досыта!
Джинн подвинул индейку поближе к себе и сказал:
— Гордись, что у тебя мудрый инструктор!
22
В Преисподней наступило долгожданное затишье: окончился рабочий период. Опустели отделы, закрылась канцелярия, ушел пить кофе Хозяин. Даже подвальные палачи временно приостановили работу и отправились на тараканьи бега. Только Заместитель не покинул кабинета: писал отчет о проделанной работе. Сектор уцелел. В человеческое отделение поступил свеженький грешник. Идиллия. Осталось только выяснить, кто это пытался обокрасть систему и разобрать на запчасти мальчишку-накопителя. Высший уже прислал запрос.
Заместитель вздохнул, поглядел на висящую в воздухе бумагу с замысловатым росчерком и переправил ее в кабинет Хозяина. Этим займется подвальная служба. В заключение отчета Заместитель подал предложение всех отслуживших свой срок накопителей на территорию Преисподней не допускать. По достижении данной категорией глюков совершеннолетия им следует выдавать отличительные знаки и закреплять за какой-либо территорией на Земле. Пусть воплощают дух улицы, района, а то и города, в зависимости от энергоемкости.
Возьмем последнюю историю с этим хамским глюком из шестого сектора. После того, как он в детском возрасте поработал в секторе накопителем, он ухитрился сконцентрировать в себе такую дозу романтических иллюзий, что приобрел недопустимую автономность. Даже при столкновении с курируемыми силами зла глюками, этот прихвостень Шефа сохранил устойчивость. Понадобились значительные усилия подвальной службы, чтобы освободить его от избытка энергии. Хуже того, уже будучи почти разобранным, глюк сохранил влияние на бывшего владельца (владелицу). Вместо того, чтобы добросовестно способствовать закреплению в человеке приветствуемых Хозяином (здесь Заместитель почему-то задумался) качеств, глюк содействовал их отторжению…
В этом месте Заместителя отвлек внезапно упавший со стола дырокол, и почтенный черт вынужден был нагнуться. Когда же он выпрямился, то увидел пред собою означенного глюка в его первозданном виде. Означенный глюк нагло взял со стола отчет и прочитал его на глазах потрясенного службиста.
— Красиво сочиняешь, дядя, — сказал Джинн. — Что у тебя есть по шестому сектору?
Заместитель хотел было ввергнуть мерзавца в приемник четырнадцатого блока, но глюк перехватил руку черта.
— Угомонись, дядя, у меня особые полномочия, — глюк помахал перед носом Заместителя служебным удостоверением, заверенным личной печатью Хозяина. Заместитель секунду тупо таращился на пахнущую серой книжицу, потом полез за материалами. Глюк бегло просмотрел, задумался было, потом повеселел:
— Дядя, допиши-ка в свой отчет: «выявлено внедрение террористической группировки на уровне низового звена. Требуется тщательная проверка фирмы „Фата-моргана“. Представителями Хозяина и представителями Шефа одновременно. Кто-то работает под черта ни чертом, ни ангелом не являясь. Энергия уходит с накопителей в неизвестном направлении. Имеется тайная директива Высшего о служебном расследовании. Глюк по кличке Джинн свои полномочия исчерпал!»
23
— Деточка! — кто-то настойчиво тряхнул Дину за плечо.
— Довольно спать!
Дина открыла глаза и увидела над собой Зинаиду Федоровну. Психолог деловито отсоединила электроды и показала Дине бумажку с аккуратно вычерченным графиком:
— Замечательно! Очень хорошие результаты! Дина растерянно взглянула на компьютер, но экран уже не светился. Чем-то смущенная бухгалтер выдала Дине две хрустящие купюры, заставила при ней пересчитать и подарила на память рекламную карточку фирмы «Фата-моргана».
— Не дай Бог проблемы, заходите к нам! — пророкотала на прощание Зинаида Федоровна. — Мы всегда вам рады, деточка!
На улице окончательно стемнело, и Дина с трудом пробралась мимо мусорной кучи к трамвайной колее. Моросил мелкий дождь. Хотелось есть, хотелось спать. Когда к остановке подошел трамвай, Дина встретила его с большим облегчением. Нелепо растянутое воскресенье завершалось трамвайным грохотом и мельканием тонущих в дожде домов.
Свет в подъезде не горел, и Дина пулей проскочила его, устремляясь к освещенной лестничной площадке. Ключи нашаривала на ходу. Наткнувшись на стоящего перед дверью человека, отпрянула, вздрогнула, сердце зашлось лихорадочным стуком.
— Где ты шляешься? — спросил Олег.
Сердце замедлило ритм, дало сбой, потом застучало нормально. Дина вытянула ключи и вставила один в замочную скважину.
— Где ты шляешься? — повторил Олег. — Чего ты убежала? Шуток не понимаешь?
Дина повернула ключ в замке, но открыть дверь Олег не дал:
— У тебя телик не работает, а там скоро отпадный боевик будет! Пошли, а то Толик все один сожрет! Еды же сколько пропадет! Пошли, чего ты ломаешься?!
Ощущая чужую руку на своем плече, Дина повернулась и безмятежно поглядела в лицо Олега:
— Пошел вон… валак!
— Не понял?
Двумя пальчиками Дина сняла с плеча руку Олега и толкнула дверь в квартиру. Дверь почему-то открылась с душераздирающим скрипом. Дина включила в прихожей свет и увидела на столике под зеркалом черного кота.
— Мяу! — сказал кот.
— Ты со мной не шути, Динка! — сказал за спиной Олег.
— У меня может серьезные чувства!
— Что-что? — переспросила Дина. — 0 чем это ты?
— Да я тебя убью, стерва! — взревел Олег, сгребая Дину за отворот плаща.
— Попробуй, — Дина была совершенно спокойна. — Ну же, попробуй.
Глаза Олега изумленно раскрылись, он никак не ждал такой реакции от бывшей подружки. Где же слезы, где же страх?
— Попробуй, — сказал кот с зеркального столика. — Начинай.
Олег дико шарахнулся, ударился спиной о косяк двери, выскочил на площадку.
— Ведьма! — крикнул он издали. Дина закрыла за ним дверь, повесила на вешалку плащ и не увидела никакого кота на зеркальном столике. Может быть, его там и не было.
Дина подошла к зеркалу и долго-долго в него смотрела.
В обычное круглое зеркало на покрытой сиреневыми обоями стене. Зеркало кого-то отражало.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ