Сладострастный Яков

В эту ночь он заснул не сразу. Долго ворочался, успокаиваясь, отгоняя предательское волнение. Наконец забылся. Под утро ему снилась женщина. Ослепительно красивая и обнаженная. Лицом она походила на итальянскую актрису Орнеллу Мути, и одновременно на соседку из третьей квартиры, красавицу местного значения Люську. Люська-Орнелла в порыве чувственности то покусывала нижнюю пухлую губку, то, протягивая руки, подманивала его длинными остроконечными пальчиками, то в экстазе выгибалась, оглаживая свои возбужденные бедра и крупную, вздрагивающую от прикосновений грудь. Губы красавицы беззвучно шевелились, и казалось, что они искренне обещают ему бесконечное блаженство. А может так оно и было.

И тут случилось пробуждение. Яков с досады аж кулак о стену отшиб надо же, не досмотреть такое приключение!

А позже, сидя в постели и потирая ушибленную руку, он лихорадочно пытался собраться с мыслями и настроиться на решительные действия. Еще и еще раз — безрезультатно — он заставлял себя продумывать будущие ситуации и возможные фразы. Однако смутные и как будто незнакомые слова и образы беспорядочно метались в его голове, никак не желая складываться в заманчивую картину скорого наслаждения.

Скорого? Разве так? А вдруг что-то не получится?.. И вновь подступала слабость и по спине пробегал холодок. Предательская истома сковывала руки, ноги, даже голову: пропадали всякие мысли.

И все же Якову удалось собраться с духом; отбросив одеяло, он встал, выглянул в окно. Летнее солнце уже поливало двор от своих щедрот. Озабоченные люди выгуливали собак, детей или собственные дряблые тела. День начинался как и положено такому дню — обычным образом. Но только не для Якова. Вчера он решил для себя однозначно — в субботу. Значит, сегодня. И он выполнит, раз решил. Банзай!

Дверь квартиры номер один скрипнула, открываясь. Сквознячок подхватил две бумаженции, брошенные кем-то на лестничной площадке, и, протащив их на полметра ближе к порожку квартиры, оставил в покое. Дверь захлопнулась, бумажки вновь подпрыгнули. Наступила тишина.

А потом по полу прошелестело что-то таинственное, тяжелое, подмяло под себя одну из бумажек и быстро придвинулось к двери квартиры номер три. Частое отрывистое дыхание раздалось на высоте человеческого роста. Через минуту звук прекратился, затаившись. Кнопка звонка вдвинулась в корпус, и за дверью ожило резкое дребезжание. Послышались шаги, лязгнул сработавший замок.

— Кто? — она распахнула дверь и выглянула на полутемную лестничную площадку. — Опять, что ли, пацаны? У, безобразники.

Ругалась она беззлобно, даже с какой-то ласковой интонацией. Ну что взять с шалунов, возраст у них такой — надо побеситься. Так пусть себе бесятся. Лишь бы не жестоко, не со злостью. Злых людей она не любила.

И вдруг, закрыв дверь, она почувствовала легкое поглаживание. Что-то нежное, будто человеческие пальцы, касалось ее обнаженной руки. От локтевого сгиба и вверх — до плеча. Она вздрогнула и застыла, не решаясь даже вздохнуть. Но вот поглаживание прекратилось. Однако расслабиться она не успела, новое касание подбросило ее как на пружинах. Взвизгнув, она замахала руками, заголосила:

— Ааааа!..

— Что, что такое?! Что случилось?! Нина!.. — Из кухни выскочила перепуганная сестра. Она на ходу левой рукой придерживала полы халата, а правой бессознательно старалась привести в порядок взлохмаченные волосы. Кто пришел, Нина? Ответишь ты или нет?

— Ой, Люсенька, я не знаю. По-моему, мне домерещилось… Извини, испугалась я что-то. Не беспокойся… А звонок — это сорванцы балуются… наверное.

— Ну хорошо, хорошо. Идем завтракать, все готово. Не трясись так. Давай успокойся.

«Ну, дурочка, дуреха, — злился Яков на Нину, от кухонной двери наблюдая за тем, как сестры „принимают пищу“. — Подумаешь, под халат ей полез. Зачем нервничать-то? Ну где еще ты получишь мужскую ласку?.. Эх, Нинка, я ж о тебе думал, а не просто так. Ведь на твою-то полноту кто позарится? А я по доброте душевной… Ну что мне стоит…» И вдруг, вспомнив о собственном незавидном положении, Яков тяжко вздохнул. Перевел взгляд на изящную Люсю.

«Вот кому действительно не о чем беспокоиться. К такой всегда мужики липнут… Я, например». Он снова вздохнул.

— Слышишь? — Нина подняла голову. — Опять. Кран, что ли?

Яков придержал дыхание и на цыпочках вышел из кухни. По коридорчику прокрался к ванной, устроился на табурете, оставленном возле стиральной машины, и приготовился к ожиданию.

«Скорей бы уже», — мысленно поторопил он. Возбужденные нервы гнали по коже мурашей, и Яков был не в силах унять дрожь.

Через приоткрытую дверь он наконец услышал позвякивание посуды на кухне и приглушенный расстоянием и стенами разговор. Понял — позавтракали. Сейчас! Не сумев сдержать волнение, он встал, сделал два шага вперед, шаг назад. Замер. Ну же!

В ванной вспыхнул свет и сразу открылась дверь, впуская Люсю. У Якова дыхание пресеклось. Однако девушка здесь задержалась недолго; открыв кран и оставив воду наполнять ванну, она снова вышла. Свет продолжал гореть.

Дыхание у Якова вскоре восстановилось — и даже удалось кое-как расслабиться. Теперь он уже мог спокойней воспринимать окружающее. Его внимание приковала вода. Вода, упругой струей бьющая в дно ванны, и вода, покрывающая это дно прозрачным слоем — с пузырьками и волнами на поверхности. Яков дотронулся до воды и тут же отдернул руку, обжегшись.

— Твою мать!.. — прошипел он, вытирая мокрый палец о полотенце. — Как она полезет в этот кипяток? Даже пар вон идет.

— …Хорошо, Ниночка, — раздалось вдруг рядом за дверью, и Якова словно отбросило к стене — он вжался в кафель, забыв на секунду о своей невидимости. — Ладно, ладно, когда выйду.

Люся заперла дверь изнутри. Сердце Якова забилось в невероятном темпе. А девушка, ни о чем не подозревая, начала расстегивать халат — зеленые цветочки по ярко-красному полю, белый воротничок, большие бордовые пуговицы.

Как в замедленном кинодействии воспринимал Яков движения ее пальчиков. Вот освободилась первая пуговица — верхняя. Затем вторая — и на волю, колыхнувшись, высунулась нагая грудка. Третья, четвертая пуговицы. Халат соскользнул с плеч и повис на дверном крючочке.

Обнаженная Венера грациозно, будто зная, что за ней наблюдают, ступила в воду. Неподвижно постояла, привыкая к ней.

Обмерший Яков не отрываясь глядел на нагую девичью плоть. Сглотнув тягучую слюну, придвинулся ближе. Все также не спеша и постепенно Люся присела, а потом улеглась в ванне и вытянулась, в наслаждении закрыв глаза.

Сердечное волнение «подглядая» несколько поутихло. Отдышавшись в углу, подальше от люсиных ушей, Яков начал настраивать себя на решительные действия. Только горячиться он не собирался, желая дождаться пока остынет вода. И в ожидании, присев на край ванны, он занялся визуальным изучением плавных, весьма возбуждающих изгибов стройного тела под водой.

Люся потянулась вперед и выключила воду. Так лежать — в воде и одновременно в тишине — казалось настоящим блаженством. Вспомнилось прошедшее лето: Крым, дикие пляжи — тоже покой, вода, нега. И натуральный южный загар, ровно покрывший все тело. Даже здесь — она открыла глаза и легко провела рукой по обеим своим остроконечным грудям. Улыбнувшись какому-то приятному воспоминанию, потеребила пальцами сосок — и внезапно задохнулась от возбуждения, словно током ударившего по нервам. Выгнула спину, застонала.

И тут ожила вода. С громким плюхом в ногах сам собой взбился фонтан. Люся почувствовала, как что-то скользкое коснулось ее щиколотки, она вскрикнула и отдернула ногу.

— Не волнуйся… не волнуйся, милая… споко-ойно… — раздался прямо из воздуха напряженный шепот. Мужской голос! Поразительно знакомый и почему-то не очень приятный. Откуда он может быть знакомым?.. А голос продолжал: — Не надо бояться. Ты ведь и сама… Ну, успокойся…

Вода опять взорвалась, заволновалась, и ошеломленная Люся, вдруг ощутив чужие ладони, мнущие ее нежные груди, поняла, что кто-то тяжелый, решительный, но совершенно невидимый, обманом навалившийся на нее, пытается удержать, овладеть, о-о…

Такого точного, такого сильного удара коленом в интимное место Яков просто не ожидал.

— К…как? — просипел он, стоя на коленях в воде и зажимая ладонями свой ушибленный срам.

Люся, выскочившая из ванны и уже застегнувшая халат, с вновь обретенным достоинством осведомилась у «пустого» места:

— О чем это ты? Что — как?

— Как ты поняла… куда надо бить?

— Уж о мужиках-то, — Люся усмехнулась, — я все знаю. Где у вас что и как.

Она открыла дверь, намереваясь позвать сестру, но та, всполошенная криками и возней, уже сама дергала за ручку.

— Что, Люсенька? Кран прорвало?

— Да нет, не кран. Тут у кого-то кое-какие желания прорвались.

— У кого, Люся? — Нина с недоумением оглядела ванную комнату. — Здесь ведь нет…

— Да есть, есть… Невидимка один.

В это время Яков, отдышавшийся и уже пришедший в себя, поднялся с колен и полез из ванны. Нина оторопела, увидев, как прямо с воздуха на пол стекает вода. В общем-то и Люсе от этого тоже было не по себе.

— Ты кто? Люся, кто это?

— Не знаю я. Шуточки чьи-то. Вот в милицию позвоню, тоща и дошутим до конца.

— Не надо милицию. Пожалуйста. Я сейчас сам уйду, пропустите только.

— Подожди, — удержала упругий осязаемый воздух Нина. — На-ка утрись. Не на юге, небось; простудишься.

На полу, одновременно со смачными шлепками, из ничего рождались мокрые следы. Они неровной цепочкой следовали из квартиры номер три прямехонько на лестничную площадку.

— Ну все, — дверь квартиры захлопнулась.

Мокрые следы на полу перестали появляться. Раздался шумный вздох, а после паузы вновь шлепнулось на цемент влажное пятно, затем другое…

— А-апчхи!.. — взорвалась тишина.

И почти сразу распахнулась дверь квартиры номер два. Молодой человек с порывистыми движениями, резкий, худощавый и черноволосый, выскочил на лестничную площадку, сбежал по лестнице и… остановился, приложив руку ко лбу. Потом развернулся и вновь кинулся к двери.

— Маринка! Диски подтяни! К Дюле заскочу, сброшу. Может, кое-что новое перепадет… Маринка! Только «Монстров» оставь, он разрешил.

Из глубины прихожей показалась довольно смазливенькая молодая особа с неизменно капризным выражением на круглом личике, пышными «химическими» волосами и длинными худыми ногами. Она выразительно хмыкнула, подавая супругу пакет с пластинками.

— Вернешься скоро? Не забудь, к Кикиморе надо успеть. А то опять без нас видяшник заведут.

Схватив пакет, Николай скатился по ступенькам. Хлопнули наружные двери. Губки Марины скривились в гримаске недовольства, она толкнула ручку, пытаясь закрыть дверь квартиры, однако та почему-то не подалась. Отступив, девушка навалилась на дверь всем телом — и чуть не упала — дверь захлопнулась легко и шумно.

Яков проследовал за Мариной в комнату и огляделся. Полутораспальный диван в углу у окна; журнальный столик с вазочкой на середине, доверху набитой бижутерией, пуговицами и стеклянными безделушками; два пластиковых стула с белыми сиденьями и спинками; сервант, в котором вместо посуды в три ряда выстроили свои нешуточные корешки весьма дорогостоящие и модные книги; в ближнем углу на тумбочке щеголеватая «вертушка» демонстрировала преимущества отечественного дизайна.

Пройдя через комнату, Марина полулежа устроилась на диване, поджав под себя ноги, и раскрыла цветные страницы «Бурды».

Ступая по ковру, Яков неслышно подошел к девушке, опустился на колени и провел кончиками пальцев по бедру ее оголившейся ноги.

Будто не почувствовав ничего, Марина лишь поправила полу розового махрового халатика, продолжая рассматривать фото манекенщицы в голубом бикини.

Осмелев, Яков положил на ногу ладонь и, слегка пожимая упругую плоть, начал забираться вверх, отодвигая халатик, откровенно обнажая золотистую бархатную кожу.

— Ой! — вскрикнула девушка, вжимаясь в спинку дивана. — Это че?

— Ты погоди, не шуми, ты ведь хорошая, не бойся, — словно заговаривая корову перед дойкой, зашептал Яков. — Ерунда, что ты меня не видишь. Это даже интересней. Ведь правда?..

Его правая рука уже добралась до кружев марининых трусиков. Сбилось, зачастило дыхание. А желание… желание вздулось до гигантских размеров…

И тут в прихожей щелкнул замок.

— Маринка! Опять забыл…

— Но ты его так и не узнала, Люся?

— Да нет же. Я тебе говорю, голос-то знакомый…

— Мне тоже показалось.

— Но, — Люся развела руками, — так и не поняла — кто. Нина, помоги-ка лучше с цепочкой… Спасибо. Ну, в общем, я ушла. До вечера.

— Ладно, до вечера. Ключи не забудь.

— В сумочку бросила.

Она выпорхнула из квартиры. Нина следила за сестрой не закрывая дверь. Свет из квартиры падал на цементный пол лестничной площадки. И тут Нина увидела следы…

— Маринка! — Голова Николая показалась из-за угла коридора. — Я ж тебе ору.

Нервно одернув халатик, Марина соскочила с дивана, натянуто улыбнулась мужу. Однако тот, одержимый одним лишь нетерпением, никакого внимания на ее растерянность не обратил.

— «Колеса» хочу забрать. Чип наверняка у Дюли тормознет, так я зараз и отдам.

Марина, тряхнув волосами, оглядела комнату.

— Это, — снова заговорил Николай. — Они, кажись, в как ее, в тумбочке.

— Щас принесу.

Яков разве что не плавился, распаляемый жаждой женского тела. И особенно его выводила из себя эта дурацкая проволочка. А Якову-то хотелось и хотелось немедленно действовать. Увидев, как девушка наклонилась к тумбочке, он подкрался к ней сзади и начал оглаживать аппетитную, обтянутую материей округлость.

— Отвянь ты, муж ведь, — прошипела Марина.

— Че говоришь? — вновь выглянул из коридора Николай. — Я не въехал.

— Да ниче… Не вижу я твоих «адидасов».

— А! — ударил себя по лбу Николай. — Я ж их у матери сбросил. Но сегодня я к ней не почапаю… А че у тебя халат задрался?

— Ща, — сказала Марина, легонько шлепая Якова по дерзкой руке и оправляя халатик. — Ну че, ты все?

— Ладно, я подрал. Пока.

Голова мужа скрылась. Щелкнул замок. И тут в прихожей раздался новый голос. Женский.

— Где он? Коля, ты с ним ничего не сделал?

— С кем?

— Ну ладно, я сама. Марина там?

В комнату ворвалась толстушка Нина. Огляделась. Сделала два шага в сторону дивана.

— Он здесь? Марина!

Но та, увидев, что голова ее озадаченного мужа опять показалась в дверном проеме, лишь пожала плечами. Тогда Нина, широко разведя в стороны руки, пошла прямо на Марину.

— Вот ты где! — вдруг радостно закричала Нина, хватая и крепко держа что-то невидимое. — Ну-ка давай, идем отсюда. Ишь, разгулялся… Так, Коля, ну-ка пропусти нас. Ладно, ребята, пока. — По-прежнему обхватывая что-то невидимое и словно бы слегка сопротивляющееся, она вышла из квартиры.

— Маринка, че с ней? Кого она?.. А кто в коридоре намочил?.. Слушай, это ж следы!..

В квартире номер три царило умиротворение. Дух любви и согласия тончайшим фимиамом воскурялся к потолку. И лишь за стенкой слышался шум сражения. Сосед и соседка, ну что с них возьмешь — вечная проблема.

— А Коля с женой все воюют. — Нина, прислушиваясь, подняла с подушки голову. — И чего тебя к ним понесло? Ты что, плохо знаешь Маринку? Да если б она только догадалась, кто ты на самом деле… Они с тебя вовек бы не слезли.

— Что, в милицию заявила бы? Милицию я не боюсь, им не поймать меня.

— Ты же не вечно будешь таким.

— Не знаю я, Нина. А вдруг — вечно. — Яков сглотнул подступивший комок. — Ты ведь теперь…

— С тобой, Яшенька, с тобой. Все образуется. Ты веришь мне?.. Будем жить вместе… Только с Люсей — смотри мне! — она улыбнулась и погрозила пальцем. А потом несмело спросила: — Яша, расскажи, как тебя угораздило?

— Ой, Нинуля, откуда я могу знать. Так и стал невидимым, даже спросить не с кого. А еще и женщины отворачиваются.

— Бе-едненький, — развеселилась Нина. — А женщины все бяки. Только признайся, обиженный ты наш, как ты угадал, что у Люси сегодня банный день? Ну, Дон Жуан!

Если б невидимки могли краснеть, как люди!

Помолчав немного, Яков собрался с духом и признался:

— Ты что, думаешь я первый раз у вас в гостях в таком виде?.. Уж скоро два месяца будет… А вы никто даже и не заметили, что я пропал.

— Ну, не обижайся, Яшенька. Мы ведь не были с тобой близко знакомы… Да и вообще.

— Я уж давно знаю, что утром в субботу, перед очередным свиданием… Яков сделал паузу, видимо вспоминая череду этих суббот. — Твоя сестра нежится в ванне.

— Ах ты, бессовестный, — ласково проворковала Нина, наваливаясь на Якова всем своим нешуточным весом. — Все, к черту эти разборки. Скажи, я нравлюсь тебе?

— Обалдеть!

Поцелуй, казалось, длился целую вечность.