Часть I ЛЕННА ИЗ ЛЕДО

Глава 1

Она проснулась на чердаке, самом сухом месте во всем доме. К тому же только здесь имелся маленький закрытый очаг, сложенный из дикого камня, гладко обкатанного рекой. Во всем остальном доме огонь был только на кухне, да и там использовался сугубо для готовки, а вовсе не для обогрева. Но Мирра была по здешним меркам существом странным, если не сказать ненормальным, потому что, в отличие от других жителей деревни, влажной сырости спален, расположенных, как и во всяком приличном доме, на первом этаже, предпочитала рассохшиеся доски чердака и такой опасный, даже в своей каменной темнице, живой огонь. Старая Ракита — Миррина бабушка такими закидонами не страдала. Она, как и все порядочные люди, спала внизу, и ложе ее стояло изголовьем к роднику, бьющему прямо из каменной стены дома и наполняющему (прежде чем нырнуть в каменную трубу, ведущую под полом) неглубокий полукруглый бассейн.

Солнце пробилось сквозь маленькое окно под крышей, высветило тонкие щели в углу, где черепичный настил разошелся после недавней бури. Деревянные стропила, поддерживающие крышу, тоже были все в трещинах от времени. Мирре подумалось, вряд ли их дому грозит скорый ремонт. Жили они с бабкой вдвоем, две женщины, и если Старой Раките уже поздновато было думать о новом замужестве, то и Мирре, хоть и была она в самом том возрасте, рассчитывать на замужество тоже не приходилось. Ее «нездоровую» тягу к теплу и сухости еще как-то можно было объяснить, но уж врожденную глухоту так просто не скроешь. Возможно, будь Молодая Ракита писаной красавицей, мужчины и не стали бы придавать особого значения ее странностям. Но она была девушкой внешне самой обыкновенной: бледная кожа, невыразительного цвета волосы, полная грудь и невысокий рост… Одним словом, популярностью у мужской части населения Ледо Мирра не пользовалась, а значит, и рассчитывать на мужские руки в хозяйстве не приходилось.

Она еще немного полежала в кровати, глядя на тонкую игру пыли в солнечном квадрате окна, потом, вздохнув, поднялась с постели. Пора было заняться работой, а то так и осень пройдет, а крыша все стоит нечиненая. Не надевая платья, девушка спустилась на первый этаж, чтобы принять ванну. Бабушкина постель, как всегда, была аккуратно заправлена, к тому же Ракита умудрилась уже заново разровнять земляной пол, изрытый за ночь корнями, и теперь командовала работой вору в огороде. Мирра подумала, что бабушка снова будет недовольна тем, как поздно она встала, и постаралась прошмыгнуть незаметно. Это ей удалось. Приняв ванну, она почти было ускользнула из дома, но Старая Ракита слишком хорошо знала свою внучку и караулила ее у дальней калитки.

— Куда это ты собралась? — уперев в бока жилистые руки, спросила она строго.

Пойманная беглянка лишь досадливо встряхнула головой.

— Ну, к чему мне тащиться на эту нудную церемонию, будто неизвестно, кто станет новой ленной? Даром, что ли, жрецы весь год прикармливали Зорнака у дерева Лилабеллы Вяз?! Тут даже Фермера спрашивать не надо… — Мирра легкомысленно махнула рукой и попыталась проскользнуть в калитку мимо бабки, но та лишь тверже уперла кулаки в бедра.

— Мирра Ракита, не смей пренебрежительно отзываться о заветах Фермера! Глухота не извиняет богохульства! Изучай ты внимательнее законы Творца, глядишь, и услышала бы Его Голос!

Мирра отступила на шаг, склонив голову. Бабушка оседлала своего любимого конька, и можно было не сомневаться, что теперь не меньше получаса придется выслушивать ее наставления. А потом еще и тащиться в Храмовую рощу, глядеть, как священный Зорнак (а в действительности — обычный петух, может, только хвост чуть длиннее, чем у других деревенских квохтунов) изберет новую правительницу на тридцать три лунных года.

Лунный год длился в среднем около тридцати месяцев, длина его постоянно менялась и зависела от сложного движения по небу большей из лун — Ауреи. Орбита ее была сложна, и каждую ночь она кружилась по небу в замысловатом танце, то со своей бледной сестрой — Ми-нолой, то без нее, но сама никогда не покидала ночного свода. Примерно раз в тысячу дней (иногда меньше, иногда больше) Аурея восходила в новом зодиакальном созвездии, тогда считалось, что наступил новый лунный год. Мирра давно отчаялась понять, каким образом жрец раз за разом определяет, сколько дней он продлится, и какой момент считать новым восходом Большой Луны. Наверное, тот исполнял неслышные ей команды Великого Фермера или (как подозревала Молодая Ракита) просто говорил первую пришедшую ему в голову цифру. Покивав для вида головой (на самом деле она пропускала бабкины нотации мимо ушей), вернулась в дом. Что ж, раз предстоял поход на деревенскую сходку, стоило приодеться: вдруг красавчик Явор бросит на нее свой взгляд?

Мирра принялась перекладывать на чердаке свои платья. Среди них были и довольно изящные, такие сделали бы честь даже дамам из дома Вязов. Но Явор, конечно же, всю церемонию будет стоять об руку с младшей Рябиной. Он бы и с Лилабеллой постоял, но та, как всем известно, станет женой Главного Жреца, а уж этот такого не потерпит!

Девушка перебрала платья и, как обычно, остановила выбор на своем любимом — зеленом (болотного цвета) с длинной, расширяющейся книзу юбкой, начинающейся прямо под грудью, отчего (во всяком случае, Мирре так казалось) она выглядела гораздо стройнее. Платье было не новое, прошлогоднего посева, зато лиф и рукава расшиты тонкой заморской нитью, в тон основной ткани. (Других швов на платье, как и водится у лесного народа, не было.)

Натянув платье и придав волосам отдаленное подобие праздничной прически, младшая Ракита вновь спустилась с теплого чердака вниз. Солнце высушило траву на лужайке перед домом, бабушка уже ждала ее у порога (опять Старая Ракита оказалась расторопней внучки!). Вдвоем они не спеша направились в сторону Храмовой рощи.

Собственно, праздничная церемония представляла собой ритуальный полив Главного Родового Дерева, потом разбрасывание прошлогодних семян и, наконец, обряд, называемый «выбор Зорнака». Раз в три года (не обычных, лунных) священную птицу на глазах у всей общины выпускали из золотой клетки (куда ее впихивали накануне вечером, а до того петух спокойно кормился плодами и ягодами в той же Священной роще). Девушка из рода, чье дерево избирал себе Зорнак в качестве насеста, считалась ленной (Правительницей) общины до следующего Священного дня. На самом деле выбор был формальный, вот уже много сотен лет титул ленны не выходил за пределы правящего рода Вязов, потому что люди их клана составляли большую часть общины. И не зря главный жрец (естественно, тоже «побег» древнего рода) ежедневно развешивал на ветвях старого Вяза душистые куски мяса и сладкие лепешки! Впрочем, недовольных правлением в деревне не было. Чего уж там, главный жрец тонко чувствовал волю Фермера, а Старейшина — его брат, умело улаживал деревенские дела еще со времен Последнего Потопа. Ледо жил тихой, размеренной жизнью, в достатке и покое, и это вполне устраивало всех его обитателей. Почти всех… Мирре такая жизнь казалась тоской смертной. Должно быть, права была Старая Ракита, порой в сердцах называвшая внучку «перекати-поле» — а это было худшее ругательство у лесного народа. Ночью, лежа без сна и прислушиваясь к монотонному бульканью родника в бассейне, Мирра мечтала, что однажды в Ледо приедет прекрасный смелый юноша — сын старейшины из соседней общины… Или нет, лучше принц из самого Сан-Аркана… И увезет ее, чтобы вместе укорениться в какой-нибудь чудесной далекой стране…

Мечты были несбыточные (с чего бы приличному юноше из соседней общины Ясеней добиваться руки девушки из малопочитаемого в здешних местах рода Речной Ракиты? И уж тем более нечего было делать в здешней глуши благородным отпрыскам Аркана), но Мирра с улыбкой засыпала под эти фантастические грезы и тихий шепот воды.

По дороге к Храмовой роще к ним прибились соседи — многолюдное семейство Рябины (второй по численности род в Ледо). Мирра с Рено — Рябиной принялись обсуждать наряды встречавшихся по дороге подруг. Старая Ракита завела чинный разговор с матерью Рябиной об урожае. За разговорами незаметно дошли до Общинного дома и окруженной редкой изгородью Храмовой рощи. Вдоль изгороди успела собраться изрядная толпа. Люди карабкались на верхние перекладины, чтобы получше рассмотреть стоящего посреди поляны жреца с золотой клеткой в руках. Мирра не стала даже пытаться протолкнуться в первые ряды: была охота смотреть на летающего петуха! Она присела на согретый солнцем пригорок рядом с наезженной дорогой, ведущей к Общинному дому. Из-за спин зрителей до нее доносилось ритуальное бормотание жреца, потом наступила короткая тишина, лесные люди вскинули обе руки к небу, а лица, напротив, склонили к земле, вслушиваясь в разлитый в пространстве голос Великого Фермера. Мирра вслед за всеми воздела вверх руки и опустила голову, старательно разглядывая цепочку муравьев-листорезов, спешащих с ношей по своим делам. Она давно прекратила попытки услышать Великий Голос, призывающий: «Расти и цвести, колоситься и плодоносить» и так далее… Потом опять забормотал жрец, а спустя еще несколько минут до нее донеслось громкое хлопанье крыльев и почти сразу — истошный визг. Мирра чуть не свалилась с облюбованного ей пригорка. Визжала Лилабелла Вяз. Вслед за ней подняли крик и другие. Ракита вскочила на ноги, пытаясь из-за спин разглядеть, что такое происходит в «Лесном круге», но так ничего и не увидела. А новость уже разнеслась по толпе: непонятно как, в дупло на старом вязе забралась ласка, спугнувшая священного Зорнака, собиравшегося облюбовать свою привычную ветку. Петух в панике закудахтал, забил крыльями и метнулся подальше от вяза, в самый угол Храмовой рощи и приземлился… на гибких ветвях речной ракиты. Толпа ахнула, но многие успели разглядеть хищную мордочку зверька, и выбор был признан недействительным. Младшие жрецы с трудом поймали шарахающегося от них петуха и вновь поместили его в клетку. Главный жрец заново прочитал ритуальные молитвы и распахнул дверцы клетки, второй раз призывая Священную птицу сделать выбор. Однако то ли запах ласки не успел выветриться с веток вяза, то ли от испуга у Зорнака начисто отбило память, но глупая птица, вместо того чтобы лететь на свое привычное место, едва открыли клетку, вновь ринулась к одиноко стоящей раките. Вспорхнув на самую верхушку, петух сидел там, раскачиваясь (ракита была еще молодая и довольно тонкая), мертвой хваткой впившись когтями в ствол, и орошал головы подбежавших снимать его жрецов жидким пометом. На этот раз толпа пораженно молчала. Сомнений не было — Священная птица сделала выбор. Так Мирра стала ленной Ледо.

Глава 2

Король Соединенного королевства сам погасил свечу (вызвать слугу — значит потратить еще какое-то время на изображение «всесильного государя») и опустил голову на мягкие подушки. Сон не шел. Правитель взбил подушку, но дело, конечно, было не в ней, ложе — в меру мягкое и упругое, свежие простыни пахнут ромашкой… Уснуть не позволяла вечерняя беседа с министром. Последнее время почти каждый разговор с Вейлом заканчивался для короля бессонницей. Министр медленно, но верно подталкивал государство к войне.

«И к чему, скажите на милость, нам захватывать совершенно никчемный хоть в стратегическом плане, хоть в торговом Тхлай?» — Властитель, как всегда, запнулся на проклятом названии. Вообще-то министр разъяснил «к чему», и в тот момент его доводы в самом деле показались убедительными. Но как же не хотелось совсем недавно вступившему на престол высочеству втягиваться в военный конфликт на другом конце Континента!

— Вы будете владеть единственной на этой стороне Мира базой для торговли с морским народом, — в который раз повторил Вейл. — Да и архипелаг не так уж плохо расположен. Построив флот, мы, то есть вы, сможете еще и взимать дань с морских торговых караванов. Не все же жиреть этим толстосумам из Мелузы! К тому же подумайте о том, что армия на полгода минимум покинет Сан-Аркан, и обойденным вами претендентам на престол станет затруднительно строить свои заговоры.

Этот довод срабатывал всегда. Вейл мысленно потер руки. Уходя спать, король почти согласился на его план захвата Тхлай-Охолатхлской империи. Теперь нужно было устроить так, чтобы утром тот не смог передумать.


Эгей вышел на песчаный берег. Солнцу было еще далеко до зенита, ленивые волны едва лизали белую полосу песка, обильно перемешанного с ракушечником. Сегодня был базарный день, и из города на берег уже потянулись торговцы с ручными повозками — везли на обмен свои товары морскому народу.

Маг всматривался в лазурную гладь залива, с минуты на минуту ожидая увидеть блестящие изгибы спин: наяды всегда приплывали все вместе. И каждый базарный день Эгей ждал на берегу их появления. Когда-то именно морской народ заставил его выбрать из всего множества мест, где мог бы поселиться волшебник, этот отдаленный остров. Император Тхлай-Охолатхл (а для домашних просто император Ти) был, если честно, мелким племенным царьком. Его подданные возделывали банановые плантации да ловили рыбу в прибрежных водах. Здесь не было университетов (как в Сан-Аркане), император не жаловал науки и не вел значительных войн, так что делать порядочному волшебнику здесь по большому счету было нечего. Но это было единственное место по эту сторону Континента, где морские наяды имели постоянные контакты с наземными жителями. Дважды в месяц их посланцы приплывали к берегу центрального (и самого большого) острова Тхлай и приносили садки с диковинными глубинными рыбами, ожерелья из гигантского жемчуга, восхитительные раковины и другие дары моря. В обмен морские жители требовали изделия из железа, особенно ценились ими ножи и гарпуны из закаленной стали. А иногда они покупали и украшения из литого золота. Много лет назад Эгея случайно занесло на архипелаг (он уже и не мог вспомнить, по каким делам прибыл сюда), тогда тоже был базарный день, и тхлайцы толпились у берега. Оживление их показалось не совсем обычным, и Эгей подошел к толпе. На камне у берега сидела удивительная девушка… Кожа ее была покрыта плотной серебристо-голубой чешуей, похожей на рыбью. Серебряные волосы спускались до талии, прикрывая грудь, на бедрах было некое подобие набедренной повязки из переливчатой кожи каких-то рыб. Ступни стройных ног утопали в воде, но Эгей по книгам знал, что между пальцами у этих существ растут перепонки. У морской красавицы были огромные темно-синие, почти черные глаза и вполне человеческие (и очень симпатичные) рот и носик. И она пела…

Наяды не говорят на человеческом языке, с островитянами они изъяснялись посредством знаков, а между собой переговаривались щелчками и посвистываниями. Точнее, так общались между собой наяды-мужчины, а наяду-девушку Эгей (и островитяне, судя по всему, тоже) видел впервые. Песня не содержала отдельных слов, русалка выводила бесконечную мелодию голосом, и хотя не было в ней привычного человеческому уху повторяющегося ритма, люди на берегу слушали затаив дыхание. Девушка подыгрывала себе на инструменте, отдаленно похожем на арфу, серебряные струны были натянуты на вогнутый черепаший панцирь. Закончив мелодию, она улыбнулась, показав зрителям сплошную белую пластину зубов, и указала рукой на струны. Самый догадливый из торговцев бросился к своему лотку за серебряной проволокой. Получив товар и расплатившись ниткой жемчуга, наяда нырнула и исчезла, с тех пор Эгею не доводилось встречать русалок. Он поселился на острове и каждый базарный день выходил к морю. Но на торг приплывали только суровые синие мужики — морские воины и охотники. Первое время Эгей пытался, как мог, расспрашивать их о наядах-женщинах, но те делали вид, что не понимают или действительно не понимали, чего добивается от них странный маг. И все же Эгей надеялся, что серебряные струны не были вечными…

Тем утром на горизонте обрисовались сразу несколько крупных парусов. Ничего необычного в этом не было, корабли часто заходили на остров: пополнить запасы воды и пищи перед долгим путешествием вокруг южной оконечности материка (или еще дальше), все знали, что приставать к берегу в замуррских землях было небезопасно. Торговцы на пляже тоже не обратили на корабли внимания.

Маг уже собирался покинуть ярмарку и пойти на пристань — узнать новости от прибывших, когда сердце его на мгновение замерло, а затем учащенно забилось. На краю пляжа, на мелководье сидела сереброволосая девушка. Рядом снова начинала собираться толпа, посмотреть на морскую красавицу нашлось немало желающих, но Эгей, растолкав зевак, приказал людям расходиться. Грозный вид островного мага смутил и напугал тхлайцев, они всегда побаивались нелюдимого и таинственного волшебника с Континента. Когда толпа схлынула, Эгей обернулся к русалке и поспешно достал из объемистой сумки маленькую серебряную арфу. Струны нестройно, но мелодично зазвенели под его неумелыми пальцами. Глаза русалки заинтересованно расширились. Эгей протянул ей арфу, но, когда тонкие голубые пальчики ухватились за серебряную деку, не отпустил инструмента. Девушка чуть удивленно взглянула на него, потом сняла с пояса подвешенную на нем связку жемчужных нитей, а также изящных украшений из ракушек.

— Нет-нет. — Маг замотал головой. — Мне это не нужно! Я хочу говорить с тобой! Хочу, чтобы ты приплыла еще раз. Во-о-он туда, ко мне… — Маг показал на маленькую соседнюю бухту, на берегу которой стояла его каменная башня. — Видишь?

Русалка нахмурилась, безбровый лобик забавно морщился. Она отпустила арфу и, перебирая руками по дну, отплыла подальше от странного островитянина.

— Постой-постой! — засуетился Эгей. — Посмотри, что еще у меня есть.

Он снова запустил руку в сумку и на этот раз выудил костяную шкатулку. Резная крышка откинулась, и послышалась грустная мелодия, очень популярная этой зимой в Сан-Аркане, откуда была выписана шкатулка. Русалка замерла, а потом вновь двинулась к месту, где стоял маг. Тот поставил шкатулку на песок недалеко от воды и ждал.

Краем глаза Эгей увидел странное движение на берегу и в бухте, но он был слишком занят приманиванием дивной незнакомки. Ведь сегодняшней встречи он ждал без малого сорок лет. Наяда вдруг остановилась и посмотрела в сторону. Эгей невольно повернулся на раздававшиеся дальше по берегу крики.

Четыре длинные галеры вошли в бухту и теперь стремительно неслись к берегу. Низкая осадка позволяла им плыть по мелководью. Обычные грузовые суда редко приставали к самой пристани, предпочитая становиться на якорь в бухте, а на сушу отправлять команду в ялике. Не сбавляя хода, галеры вынеслись на берег и зарылись носами в песок. Никак не ожидавшие такого торговцы отхлынули от них, подобно отливной волне. Тут же с борта на песок посыпались вооруженные воины. Лучники дали залп по бегущим в сторону города островитянам.

— Торгас Минола![1] — выругался Эгей. — Никак нашествие! Но кому, о, коварные боги, мог понадобиться этот захудалый остров?!

Он автоматически оглядел флаги, вяло полоскавшиеся на мачтах в слабом ветерке: все четыре были разными и несли на себе торговую символику, означавшую, что суда плывут с мирными намерениями.

«Мир не меняется, — подумал маг. — На плаще — знак торговца, под плащом — меч». Рядом послышался плеск. Эгей поспешно обернулся, но русалки уже не было. Маг раздраженно топнул ногой. Война его не касалась, он не состоял на службе у Тхлайского императора, хотя и оказывал ему кое-какие услуги за возможность комфортно существовать на острове. На пляже между тем шла резня. Высадившийся десант, как видно, обеспечивая неожиданность атаки на город, планомерно вырезал окруженных у береговой линии торговцев. Эгей еще раз ругнулся и окружил себя магическим щитом, не пробиваемым для всех известных видов оружия. Вступать в схватку он не собирался, но следовало поскорее вернуться в башню и обезопасить ее от вторжения. Рядом в песок зарылся короткий арбалетный болт, Эгей даже не повернулся в сторону стрелявшего. А зря, юноша в черном камзоле и черных арканских доспехах проворно вложил новую стрелу и прицелился в спину волшебника. Эгею показалось, что он споткнулся, когда стальной болт ударил его в спину и, миновав ребра, прошил легкое. По инерции он сделал еще шаг вперед, потом его повело в сторону и назад, колени подогнулись, и маг навзничь повалился на песок. Странные мысли пронеслись у него в голове: «Магический щит не сработал. Неужели он, опытный маг, допустил ошибку в заклинании? Этого просто не могло быть. Он не успел объясниться с русалкой, и теперь только Творцу ведомо, когда она снова приплывет к острову. Нужно подняться и идти к башне, а то эти глупые вояки доберутся туда раньше и все разгромят…»

Выпустивший стрелу воин наклонился над телом.

— Так и знал! — радостно воскликнул он. — А Элассер говорил, что это не может быть маг.

Невидящие глаза Эгея отражали мирное голубое небо и легкомысленные облака, плывущие над ним. Юноша перекинул арбалет на спину и, нагнувшись, аккуратно снял кольцо с руки поверженного им мага. Он еще не был закаленным воином и не привык к мародерству. И этот перстень снял только потому, что на нем читался знак мага высокого ранга. Спрятав кольцо в карман на поясе, осмотрелся. Большой отряд воинов уже был на полпути к причалам имперской столицы. Пляж на сотню шагов устилали тела. Взгляд его задержался на изящной серебряной арфе, валявшейся рядом с рукой мертвого колдуна. Он поднял дорогую вещицу. Недалеко в воде послышался какой-то звук. Юноша едва поверил своим глазам — из воды по пояс высунулась прекрасная морская дева. Серебряные волосы украшала диадема из причудливых ракушек. Дева открывала рот, но он не услышал ни звука. Испуганный и одновременно молящий взгляд русалки был устремлен на арфу в его руке.

— Это твое? Тебе это нужно? — догадался юноша. Русалка не ответила, но взгляд был достаточно красноречив. Воин нерешительно двинулся к воде, он не хотел спугнуть прекрасное видение и одновременно сам боялся стать жертвой каких-нибудь чар. Всем ведь известно, что прекрасные наяды завлекают моряков во время плавания и топят их. Девушка тоже осторожно подплыла к берегу. Странный воин в железной рубашке и с длинным ножом на поясе не стал дразнить ее и сразу отдал драгоценный инструмент, а когда она протянула в обмен жемчуг, отрицательно замотал головой.

Вдоль берега брели еще несколько таких же людей в железных одеждах, заметив их, юноша поспешно замахал руками, указывая в глубь бухты. Русалка догадалась, что он просит ее уплыть. Девушка расстроилась, этот странный человек ей понравился, она не прочь была бы спеть для него, но раз он так хотел…

Голубое тело скрылось под водой. Молодой арканский воин с облегчением вздохнул, он опасался, что подошедшие, товарищи причинят вред морской деве. С неожиданной грустью бросив последний взгляд на море, он присоединился к соратникам.

Тхлайская столица не была обнесена каменными стенами, от внешнего вторжения ее защищал лишь земляной вал с деревянным частоколом. Арканское войско разметало эту преграду в считаные минуты. Имперские войска тоже не были готовы к вторжению. Увидев наступающую армию, стражники на воротах, привыкшие взимать пошлину, а не оборонять город, постыдно бежали. Впрочем, уйти далеко им все равно не удалось. Гвардейские полки ворвались в город и, практически не встречая сопротивления, достигли императорского дворца. По пути они шутя перебили подвернувшуюся под руку императорскую дружину, а также тех из горожан, кто пытался как-то отстоять свое добро от вламывающихся в их дома захватчиков. Императора сгоряча зарубили прямо в его покоях. На этом, собственно, штурм города и закончился полной победой арканских захватчиков.

Молодой арканский король, лично руководивший военной операцией, вступил в императорский дворец, брезгливо переступая трупы. Жилище, по его мнению, выглядело убого. Но другие строения еще меньше подходили для временной резиденции.

Маршал Кор втолкнул в зал, где остановился король, трех связанных туземцев.

— Императорский шаман и его ученики, — пояснил он, указывая на мужчину средних лет и двух мальчиков лет четырнадцати-пятнадцати.

— Сжечь на площади! — равнодушно бросил король. — А как этот знаменитый маг, моя гвардия должна была штурмовать его башню?

— Убит, ваше величество, — отрапортовал маршал. — Молодой лорд Эйвинг отличился, снял его арбалетной стрелой чуть ли не с корабля!

— Вот как! — удивился король. Он полагал, что уничтожение Эгея будет самой трудной частью этой операции. — Значит, из арбалета?!

— Так точно!

— Значит, Вейл не соврал насчет заговоренных стрел, — задумчиво пробормотал король, жестом отсылая маршала и приговоренных пленников. — А вот интересно, где он их достал в нашем чистом от колдунов королевстве?

Глава 3

Выбор Зорнака был столь неожиданным, что дальше церемония пошла наперекосяк. Пока толпа угрюмо пялилась на ничего не понимающую Мирру, Старая Ракита пробралась к ней и за руку потащила домой. Главный жрец так и не надел на голову новой ленне венок из неувядки. Мирра едва поспевала за бабкой, она не хотела идти на церемонию, но к чему было теперь так бежать домой, тоже не понимала. Дома Ракита без сил упала в кресло-качалку, она ведь все-таки была женщиной в годах. Ее внучка едва заметно пожала плечами и направилась на кухню — утром она не успела позавтракать.

— Мирра! — тут же окликнула ее бабка.

Девушка замерла на пороге комнаты.

— Ты видела, какое дерево выбрал Зорнак?

— Наше, ну и что?! Выпустят петуха еще раз, всем же понятно, что ленной должна стать Лилабелла.

— Нет, жрец не рискнет испытать судьбу в третий раз! Ты еще молода, не понимаешь: повторять гадание — дурная примета, а Зорнак и так выбирал дважды!

Мирра все равно не понимала, каким образом это касается лично ее. Ну, значит, плюнет жрец на глупое гадание и женится на Лилабелле без всякого Священного выбора. Она опять пожала плечами, собираясь наконец-то заняться завтраком, но в это время входная дверь без стука распахнулась. Старая Ракита взлетела с кресла — в комнату вошел главный жрец. За ним, не решаясь переступить порог дома, толпились жители Ледо.

Мирра почему-то испугалась, ей подумалось, что жрец станет винить ее в том, что она каким-то образом подстроила «визит» ласки, она даже приготовилась оправдываться: в конце концов, она даже собственного вору не могла заставить как следует вскопать огород. Но жрец церемонно склонил голову в сторону Старой Ракиты, а потом шагнул к Мирре и возложил ей на голову искусно сплетенный венок из розово-зеленых крупных цветов. Бабка тихо ахнула, Мирра испуганно таращилась на жреца. Иллис (так звали жреца в то время, когда он не исполнял свои священные обязанности) слегка поклонился, теперь уже ей, и провозгласил:

— Приветствую тебя, новая ленна и моя нареченная невеста.

Потом он взял Мирру за руку, и она покорно, как зачарованная, прошла вслед за мужчиной к двери. Там такие же молчаливые поселяне неохотно склонили перед ней головы. Жрец внимательно обвел взглядом толпу, никто открыто не выразил непочтения. Иллис удовлетворенно кивнул и захлопнул двери перед носом паствы.

— Ну вот, почтенная Ракита, — произнес он, отпустив руку Мирры и обращаясь к ее бабке, — теперь церемония завершилась в полном соответствии с традициями, и мы можем спокойно поговорить о деле. Но перед этим я хотел бы освежиться травяным чаем.

Ракита сверкнула глазами в сторону внучки. Та стояла там, где оставил ее жрец, напротив входной двери, только развернулась лицом в комнату.

— Что же ты? Быстро!

Девушка наконец-то вышла на кухню. Травяной чай был сложным напитком: чтобы правильно заварить его, нужно было много времени и не менее семнадцати основных трав. Мирра застучала баночками, одновременно прислушиваясь к разговору в соседней гостиной. Но жрец и Старая Ракита, как нарочно, говорили совсем тихо, почти шептали.

— Сколько весен миновало, почтенная, с рождения вашей внучки? — только и сумела расслышать Мирра.

— Девятнадцать. Но она ни разу еще не пускала корни.

Иллис озабоченно покачал головой, но девушка на кухне этого, естественно, не видела.

— Ничего, так бывало и раньше… Не в нашем роду, но бывало. Думаю, став женщиной, она научится и слиянию с землей.


Мирра плотно зажмурила глаза, но сон не шел, хотя она и устала от волнений, устала думать о том, что случится завтра. Чудо, свершившееся сегодня, и радовало, и пугало ее. Разве могла она даже мечтать о том, чтобы стать ленной?! Выбор Зорнака был великой честью. И, чтобы там ни говорила бабушка, она была рада своему новому статусу. Вот только… Старая Ракита укоренилась в Ледо меньше одного поколения назад, для лесных людей с их долгой жизнью — совсем недавно. Девушка из такого рода-пересаженца вряд ли могла рассчитывать на хорошую партию, лесной народ осторожно сплетал корни с новыми родами: кто еще знает, какие побеги даст такое сплетение? Будь она какой-нибудь ценной породы, к примеру, из клана Кедров, может, еще и получила бы лестное предложение. Но род Ракиты, который кое-где относили даже не к деревьям, а так, к кустарникам… В общем, Мирра и не мечтала о женихе, вернее мечтала, но мечты все больше были нереальные, ну, вроде грез об арканском принце. А теперь вот ей светит лучшая партия в Ледо!

Но почему-то Молодая Ракита вовсе не была в восторге от этого. Оказалось, ей совсем не хочется замуж за престарелого жреца. Почему-то вспомнилась Лилабелла — вот та искренне радовалась предстоящей свадьбе. Может, она что-то знала об Иллисе, что-то хорошее… Мирра зло ткнула подушку и перевернулась на другой бок: не было и не могло быть ничего хорошего в этом Иллисе. Мирре представилось его плоское, уже тронутое морщинами лицо, костлявые, длинные руки с узловатыми пальцами. Девушку передернуло, она не собиралась сплетать корни с таким !

Интересно, что будет, если она откажется выходить за жреца? Наверное, ее лишат титула ленны. Мирра снова сменила бок, и простыня оказалась окончательно скрученной — теперь ей точно не уснуть. Она опустила ноги на скрипучий пол чердака, потом осторожно поднялась с постели, расправила простыню. Спать расхотелось окончательно. Каждый раз после избрания ленны та вместе с делегацией из Ледо отправлялась в Сан-Аркан — представиться королю. Ракита на цыпочках, стараясь не шуметь, прокралась к этажерке в углу. Там на полке стояли ее Книги (девушка всего год как закончила посещать школу Фермера). В тусклом свете ночника-гнилушки она отыскала свой любимый учебник. Книга по истории в основном мало отличалась от учебника по ботанике, но кроме скучных династических деревьев лесного народа там еще был короткий рассказ о Соединенном королевстве и иллюстрация с изображением их столицы — Сан-Аркана. Каменный город с чередованием золотых и красных крыш всегда манил лесную затворницу. Мирра без труда отыскала разворот с иллюстрацией (книга сама раскрылась на нужной странице) и поближе поднесла к рисунку гнилушку.

«Я только съезжу, посмотрю город, а потом сразу скажу, что не желаю быть ленной, — прошептала она, обращаясь к Великому Фермеру, которого никогда не слышала. — Дай знак, что не сердишься на меня».

Ответа не последовало, хотя, может, бог и отправил ей свое послание, но она, как обычно, не сумела его расслышать. В любом случае, Мирра расценила молчание, как одобрение ее замыслов. Она аккуратно поставила книгу обратно на полку и вернулась в постель.

«Я только посмотрю город», — еще раз, словно оправдываясь, прошептала она.


Сборы в дорогу были недолгими. Делегация Ледо торопилась прибыть в Сан-Аркан до открытия зимней ярмарки, пока оптовые покупатели не затоварились у других лесных общин. Мирра еще за сутки до выезда сложила в баул почти все свои вещи и теперь из-за любой мелочи вынуждена была перебирать все содержимое сумки. Старая Ракита совсем не помогала ей в сборах, зато непрерывно изводила своими поучениями.

— Не опозорь свой род! — наставляла бабка. — Незаслуженное счастье — опасное счастье. Будь достойной ленной: почитай жреца, слушайся его во всем, помни, он — Голос Фермера и он — твой будущий муж.

И снова: «Не опозорь свой род…»

Мирре ужасно хотелось сказать, что она не опозорит свой род, потому что не собирается быть ленной, ни достойной, ни какой-либо еще… Ну, то есть она побудет ленной на время поездки в Сан-Аркан, а потом отдаст свой веночек Лилабелле. (Вот та обрадуется! Да и жрец наверняка будет доволен.)

Иллис в последние дни еще несколько раз заходил к ним: принес ей толстый том «Наставления Фермера для молодых невест». Мирра сначала заинтересовалась, потом поняла, что «Наставления…» больше всего напоминают поваренную книгу, и забросила их подальше на полку. На время визитов жреца она старалась сбежать из дома. Вид стареющего мужчины был ей неприятен, а изображать из себя благодарную невесту — просто невыносимо! Учитывая, что до возвращения из столицы она должна была держать свои намерения в тайне, а впереди еще предстоял долгий совместный путь, Молодая Ракита решила как можно меньше времени оставаться в обществе Иллиса, ну, насколько это, конечно, возможно. В остальном дорожные хлопоты доставляли ей чистое удовольствие.

Обоз из десяти нагруженных телег, включая повозку жреца и ленны, выехал из селенья ранним утром накануне зимнего солнцестояния. Сезон дождей еще не начался, но общинные вору уже углубляли канавки для стока дождевой воды по бокам от дороги. Два деревенских пастуха следили за их работой, отдавая мысленные команды. Мирра в который раз позавидовала тому, как ловко у них получается командовать зверьками. Сама она неоднократно вынуждена была собственноручно полоть и рыхлить огород вместо своего ленивого вору. Бабка, правда, говорила, что дело вовсе не в нем…

До вечера ехали по мягкому, накатанному проселку. Часа за два до заката обоз остановился на ночлег в придорожной роще. Два младших жреца, сопровождавшие ее и Иллиса в город, мигом растянули палатку, потом подали холодный ужин. Мирра наслаждалась своим новым положением, никто не заставил ее готовить похлебку или помогать распрягать лошадей на ночь, все-таки быть ленной было довольно удобно. Единственное, что удручало Мирру, — это царившие в лесу холод и сырость, и еще она запоздало подумала, что в городском Общинном доме наверняка тоже нет очага в спальне. Но ради города можно было и потерпеть.

Утром колеса повозки застучали по выложенной булыжником дороге, обоз выехал на Королевский тракт, отсюда до столицы оставалось меньше суток верховой езды, но обоз двигался медленнее, так что делегация Ледо рассчитывала прибыть в город к следующему полудню. Мирра тряслась в крытой повозке рядом со жрецом. Солнце давно встало, но она продолжала кутаться в теплый плащ — все никак не могла отогреться после холодной ночи. Жрец временами бросал на нее неодобрительные взгляды. Ракита не совсем понимала, чем именно он был недоволен, но кислая мина начинала ее раздражать.

— Вы не здоровы, моя избранница? — подозрительно спросил он. — Ленна должна обладать крепким здоровьем, чтобы служить примером для общины.

— Ракита — теплолюбивое растение, — едва слышно буркнула Мирра. Вообще-то она всегда побаивалась жреца, но, оказывается, ночь, проведенная в сырости и холоде, и перспектива еще одной такой же способны придать человеку смелости. — Я предпочитаю ночевать у костра и умываться теплой водой! — уже смелее и громче произнесла она. Иллиса аж передернуло, Мирра знала о врожденной нелюбви своих односельчан к открытому огню, но решила во что бы то ни стало отстоять свое право на теплую спальню.

— Не годится новой ленне не соблюдать обычаи избравшей ее общины! — со значением выговорил спутник, но любительница тепла демонстративно еще плотнее закуталась в плащ до самого носа. С обеда по обеим сторонам тракта сплошной чередой потянулись хутора и деревни. Путешественница припала к открытому клапану в повозке и не отрываясь разглядывала новый для нее пейзаж. Раньше она никогда не выезжала за пределы Ледо.

Вечером (о чудо!) они остановились на ночлег не в лесу или в поле, а в небольшой придорожной гостинице. Большинство ее односельчан, правда, все равно легли спать под телегами, на открытом воздухе, но Мирре, как «знатной даме», отвели чудесную теплую спаленку на втором этаже.


В Сан-Аркан обоз из Ледо въехал часа через два после полудня. Пока Иллис совершал обязательную в здешних местах церемонию оплаты за проезд через городские ворота (иными словами, платил пошлину), Мирра пожирала глазами пеструю толпу, двигавшуюся по пыльной каменной улице. Вообще-то здесь, за Южными воротами, город не блистал ни чистотой, ни архитектурой. Районы вокруг были бедные, домишки хотя и каменные, но все какие-то тощие, похожие на своих полуголодных хозяев. С другой стороны, селянка никогда не видела булыжной мостовой и такого количества праздношатающегося люда. Она бы с удовольствием выпрыгнула из повозки и прошлась пешком вверх по улице, пока жрец отсчитывал плату, городским стражам, но слишком боялась потеряться. Наконец пошлина была уплачена и караван из телег двинулся к центру города, там, на одной площади с сан-арканской ратушей стоял посольский домик Ледо. Такое местоположение говорило, что ледская община пользуется уважением в столице, а главное — имеет достаточно средств для внесения немалой арендной платы.

Все это успел нашептать Иллис, пока они неспешно двигались сужающимися к центру улицами. Но Мирру эти финансовые подробности мало интересовали. Потом, сжатая с двух сторон двух— и трехэтажными домами, улица неожиданно кончилась, и им открылась главная площадь Сан-Аркана, не самая большая в Мире, но все же внушительная. Булыжник, которым она была выложена, имел приятный золотисто-коричневый оттенок. Этот довольно дорогой сорт камня привозили с верховьев Игриса. Через каждые пять шагов коричневой кладки поле расчерчивали на квадраты золотые полосы. Мирра не знала, что это за камень (не золотом же выкладывали улицы в Сан-Аркане?!), но сверкал на солнце он почти как драгоценный. Здание ратуши с коричневым фундаментом и белыми оштукатуренными стенами с двух сторон впивалось в небо двумя башенками со шпилями. Четырехскатные крыши и флюгера на них тоже блестели золотом. Остальные здания, выходившие фасадами на площадь, включая Ледское посольство, были также выдержаны в кремовых, коричневых и белых тонах (но золотой крышей похвастаться не могли).

Их пропыленный обоз мало гармонировал с шикарной окружающей обстановкой. Мирра застеснялась собственного помятого в дороге платья и грязных волос, тем более когда увидела великолепных кавалеров и дам в нарядных платьях всех цветов радуги, прогуливавшихся рядом с общественными зданиями. Но больше других привлек ее внимание молодой рыцарь, гарцующий по площади на породистом гнедом скакуне. Рыцарь был одет в черный узкий кафтан, на золотой перевязи — легкий короткий меч в дорогих ножнах, на голове — берет с черными и золотыми перьями. Никогда раньше Мирра не встречала таких изящных молодых людей, она откровенно пялилась на арканского кавалера, в полной уверенности, что он, подобно парням из родной деревни, не обратит на нее никакого внимания.

Однако рыцарь придержал коня и стал бросать заинтересованные взгляды в сторону втягивающегося в ворота посольского двора обоза. Но даже это нисколько не насторожило Мирру. Она радостно улыбалась, разглядывая прекрасного рыцаря, весьма напоминающего героя из ее детских грез, про себя совершенно бескорыстно восхищаясь его одновременно мужественным и в то же время утонченным видом, гордой осанкой, умением держаться в седле. Точно так же она по дороге разглядывала из повозки витрины встретившихся им ювелирных магазинов. В них переливались сапфирами и алмазами браслеты и диадемы. Они были фантастически красивы, но совершенно недоступны. Что называется, «не про ее честь», точно так же, как этот юноша, гарцующий на коне.

Последняя повозка въехала во двор, и обитые бронзой створки ворот захлопнулись. Больше путешественница не могла любоваться прекрасным рыцарем. Она вздохнула и с некоторым трудом выбралась из повозки: ноги и спина затекли за время дороги. Возницы принялись распрягать лошадей, а Мирра, подхватив свой баул, последовала за позвавшим ее жрецом.

Больше всего на свете она боялась, что им отведут общую спальню. Конечно, они еще не прошли через брачный обряд, но обычай обычаем, а здесь она была полностью во власти жреца, кто его знает?! Однако она напрасно подозревала Иллиса. Он проводил ее до маленькой угловой спаленки на втором этаже посольства и, предложив освежиться с дороги, остался за порогом. Сам же разместился в комнате по соседству.

Юная хозяйка обвела взглядом свое новое жилище и чуть не захлопала в ладоши. Это была совсем городская спальня. Стены обиты коврами и драпировками, на полу — еще ковер. Рядом с кроватью на витых ножках с красивым балдахином разместилась изящная тумбочка с набором непонятных, но чудесных на вид баночек и бутылочек. Мирра никогда таких не видела, но догадалась, что это та самая парфюмерия, которой пользуются знатные городские дамы. Еще в комнате был небольшой деревянный комод (в нем оказался запас свежего постельного белья) и пара обитых тканью мягких стульев (таких точно не было ни в одном доме в Ледо). За одной из драпировок оказалась узкая, но вполне вместительная гардеробная. Девушка тут же распотрошила дорожную сумку, развесила по крючкам свои платья. После недолгих поисков нашла в другой стене незаметную дверь, ведущую в ванную комнату. Тут Мирру ждало небольшое разочарование: в отличие от дома здесь из пола (или стены) не бил теплый источник, но вскоре рядом с небольшой бронзовой ванной в стене обнаружилась трубка и рычаг, пользуясь которым, Мирра накачала воду. В общем-то, догадаться было несложно, такие же насосы подавали в Ледо воду на поля, дальние от реки.

Вода была прохладная, но Мирра с удовольствием смыла дорожную пыль, тщательно промыла и расчесала волосы. Закончив с умыванием и нарядившись в домашний халат, еще раз обошла свою спальню. Перенюхала содержимое всех баночек и флаконов, оказавшихся на тумбочке. Почти все пахли странно и, если уж говорить честно, не слишком приятно. Но откуда ей знать, может, именно так принято пахнуть дамам при дворе Соединенного королевства? Мирра поставила флаконы на место, попрыгала на кровати (чудесная мягкость!), потрогала вышитую ткань балдахина (работа явно не ледских ткачей). Комната была замечательная, одна беда — окна выходили во двор, а не на городскую площадь.

Во дворе ее односельчане под руководством Иллиса разгружали телеги: товар следовало разложить по закромам, что-то подсушить, что-то проветрить.

Мирра поспешно отошла от окна, чтобы жрец ее не заметил. Конечно, надо бы спуститься и помочь с разгрузкой, но делать этого ужасно не хотелось (девушка всегда была немного ленива). Побродив еще по комнате, она выскользнула в коридор, резонно рассудив, что в ближайшее время вряд ли кто-то поднимется на второй этаж. Здесь размещалось восемь комнат: по четыре в каждом крыле (справа и слева от центральной лестницы). Две из них выходили окнами во двор, а две — на площадь. Мирра мельком, с опаской заглянула в комнату жреца: Широкая кровать, дорогие драпировки, шкафы с книгами (У жреца и здесь была неплохая библиотека). Напротив была еще одна спальня, и девушка с невольной обидой подумала, что жрец пожалел для нее комнаты с хорошим видом. По соседству размещалось нечто вроде малой гостиной: мягкие диваны и кресла вдоль стен, рядом небольшие столики, пара шкафов с посудой по обе стороны от окна.

Дальше новоиспеченная ленна обследовать дом не стала, завороженно наблюдая за разворачивавшейся на площади городской жизнью через оконное стекло.

По площади разгуливали дамы в длинных, богато расшитых драгоценной нитью и камнями платьях. Обилие украшений немного удивило Мирру, по ее мнению, некоторые наряды выглядели-бы намного изящнее, не увешай их хозяйки так густо всевозможными украшениями. Впрочем, будь горожане одеты так же, как жители Ледо, она испытала бы разочарование.

Вечером зашел Иллис, окинул взглядом комнату, недовольно поморщился, увидев, что Мирра затопила на ночь печку, встроенную здесь прямо в каменную стену. Судя по полному отсутствию дров и золы, до нее никто печью не пользовался, так что пришлось сбегать за углем на кухню.

— Ты хорошо устроилась? — ворчливо спросил он.

Мирра поспешно кивнула.

— Завтра нас примет король, так что лучше ложись спать пораньше! — Жрец еще раз неодобрительно покосился на камин и вышел. Девушка с облегчением выдохнула.

Следующий день действительно выдался хлопотным. Не успела Молодая Ракита проснуться, как к ней заявилась портниха. Оказывается, Иллис заказал выходное платье для королевского приема и требовалась «подгонка». Мирра переживала, что платье готовилось для Лилабеллы (чья фигура была не в пример стройнее), но жрец оказался мудрее. Платье было сшито по правильной мерке, требовалось только чуть укоротить подол. Естественно, наряд был выдержан в цветах общины — зеленом и белом. Перед самым приемом Иллис торжественно вручил последнюю деталь наряда — выполненный из золота и украшенный камнями и эмалью венок — почти точная копия ее венчика из неувядки.

— Горожане слишком привержены металлу! — передавая украшение Мирре, бурчал будущий муж.

До королевской резиденции они ехали в настоящей карете из позолоченной кожи. Потом был довольно длинный путь пешком по бесконечным лестницам и анфиладам дворца, в конце которого важный мужчина в парчовом кафтане распахнул перед ними резную двухстворчатую дверь и громко провозгласил, что прибыла «благородная ленна Ледо» и «почтенный служитель Фермера, Хранитель Священной рощи, Иллис». Мирра об руку со жрецом вступила на ковровую дорожку, протянувшуюся от входа в зал к возвышению, на котором стояли два парадных трона для короля Соединенного королевства и его супруги. Царственные особы важно восседали в своих креслах, но, вопреки Мирриным представлениям, король Эдарген оказался совсем молодым человеком, равно как и его цветущая жена.

Иллис и Мирра степенно подошли к возвышению, поклонились, и жрец вручил королю какие-то бумаги, а затем сопровождавшие их односельчане установили к подножию трона два кованых ларца с дарами общины. Король милостиво кивнул и, приняв грамоты, указал новоприбывшим место по левую руку от себя. К разочарованию девушки, стульями в этом месте и не пахло, весь прием им предстояло простоять на ногах. Впрочем, время летело незаметно, Мирра любовалась нарядами и прическами придворных дам, стоявших, как и она, вдоль стен приемного зала, а еще больше их импозантными кавалерами. У всех мужчин в этом зале, за исключением Иллиса и парочки жрецов из арканского Храма Создателя, на боку висел меч (или кинжал как минимум), у некоторых были усы — тоже вещь небывалая в Ледо. Королевский мажордом продолжал объявлять прибывших на прием. Те на несколько минут подходили к трону, вручали грамоты или подарки, а затем присоединялись к публике по обеим сторонам от ковровой дорожки. В чем цель всей церемонии, деревенская ленна не слишком улавливала, но все равно ей было безумно интересно.

— Позвольте представиться Прекрасной Даме? — прозвучал справа от нее незнакомый голос.

Мирра отвлеклась от разглядывания зала, чтобы посмотреть, что происходит рядом, и оказалась лицом к лицу с тем самым рыцарем, которым так восхищалась, проезжая по площади. Молодой человек склонился в изящном поклоне, сняв с головы берет. Он был одет в более нарядный, чем накануне, камзол, но цвета были все те же: золотой и черный.

— Лорд Акель Эйвинг. — Юноша перестал мести пол перьями берета и разогнулся.

Мирра встретила открытый взгляд голубых глаз и тут же смущенно потупилась.

— Ленна Ледская, — недовольным голосом ответил за нее жених, неприязненно рассматривая молодого рыцаря.

— Вы из Лесной общины?

Парень не унимался. Жрец не привык вступать в беседы с королевскими придворными, он не так часто бывал в Сан-Аркане, поскольку дела общины были весьма далеки от «забот» местной знати. (Ну, разве что получишь пару заказов от придворных дам на выращивание платьев.)

— Позвольте пригласить вас и благородную ленну на предстоящий праздник «Середины зимы». Бал состоится в большом зале ратуши. Это ведь совсем рядом с вашим посольством?

Жрец еще мрачнее взглянул на невесть откуда свалившегося на их голову рыцаря.

— Боюсь, мы не сможем принять приглашение, — стараясь быть вежливым, процедил он. — Мы здесь всего на несколько дней, а дел предстоит много.

— Но ярмарка заканчивается задолго до сумерек. — Лорд проявил неожиданное знание «дел», по которым гость приехал в столицу. — И вашей даме наверняка будет скучно вечером. Я все же пришлю вам приглашение!

Ревнивец не успел ничего ответить, Акель снова поклонился и, послав смущенной девушке белозубую улыбку, скрылся среди гостей.

— Наглец! — прошептал Иллис. Но Мирра его не слышала. В ее воображении уже кружился и сверкал всеми красками волшебный бал.

Прием закончился сразу после того, как последний из визитеров вручил свой верительный свиток. Гости и придворные склонились в церемонном поклоне, пока король с супругой шествовали к выходу из зала, а потом и сами, толкаясь, поспешили к своим каретам.


Эдарген склонился над столом с государственной почтой. В основном это были счета. Просмотрев очередной, король в сердцах отшвырнул его, и тот, проехав по гладкой столешнице, свалился на ковер. Вслед за ним полетело и золотое перо. Накануне у них опять вышел спор с министром.

— Вы надули меня с этим вашим архипелагом! — кричал король. — Эта жалкая меновая торговля с морским народцем — это «золотое дно», о котором вы мне все уши прожужжали?!

— Вы несправедливы, ваше величество. — Министр иностранных дел вовсе не казался напуганным королевским гневом. — Может, острова оказались и не столь богаты, зато попутно вы присоединили к королевству все побережье, вплоть до дельты Мурра. Теперь суда по эту сторону Континента, где бы они ни причалили, вынуждены будут платить в вашу казну. К тому же солдаты обожают своего короля, приведшего их к победе, а значит, мы можем начать новую кампанию. Теперь, если угодно, против какого-нибудь из внутренних княжеств!

— Вы спятили? — с надеждой спросил Эдарген, словно и впрямь ожидал, что хладнокровный министр признает себя сумасшедшим. — Не прошло и года, как мы вернулись в столицу, а вы предлагаете начать новую войну?! А деньги? Казна пуста, а жалованье войску, замечу, выплачено не полностью. Вам прежде стоило бы столковаться с министром финансов, а уж потом изводить меня новыми идеями. К тому же, пока я буду завоевывать для королевства новые земли, «добрые сограждане», недовольные постоянным отсутствием короля, преподнесут трон моему дражайшему кузену!

— Ни один из правителей, ведших успешные войны, не был свержен с престола, — спокойно парировал министр. — Вспомним хотя бы вашего тезку — прапрапрадеда Эдаргена Завоевателя (знаменательное совпадение в именах, не правда ли?). Он восседал на троне Сан-Аркана сорок лет, и его правление считают «золотым веком». Тридцать пять лет из них он провел в седле и с мечом в руках, присоединив к Сан-Аркану земли Бренисси и Рао[2]

— А его жена в это время ухитрилась родить двойню, за что и была благополучно задушена рогатым супругом по возвращении, — негромко пробурчал Эдарген, но министр, конечно, услышал.

— Все имеет свою оборотную сторону, — философски заметил он. — Но у вас, мой король, нет причин сомневаться в верности супруги. Что же касается кузена, то его отец и старший брат очень удачно погибли именно в недавней войне. Это ли не довод в пользу моего предложения? Впрочем, смею заверить, Акель для вас не опасен, круг его интересов далек от политики…

Вчера Эдарген промолчал. Дядюшка Удо Эйвинг и его старший сын Эссе погибли от «шальных» стрел во время конной атаки. По странному совпадению обе стрелы вошли в спину, ну да на войне чего не бывает! Дядюшка был слишком богат и слишком активен. Его сынок — и того хуже, любил за кружечкой эля поболтать о правах Эйвингов на Арканский престол, такие речи кого угодно отправят на встречу с Доброй Сестрой!

Но младший отпрыск знатного семейства действительно был на удивление тихим и скромным мальчиком: о короне не помышлял, за наградами не гнался, хотя и сумел отличиться в сражениях за Побережье, а во время высадки в Тхлае выстрелом из арбалета сбил самого имперского мага!

Одним словом, славный вырос наследник в семействе Эйвингов. Страшно сказать, даже Эдарген симпатизировал ему, чего уж говорить о простом народе? Это-то и было опасно! Король задумчиво помял подбородок и пододвинул к себе лежащий в стороне от других свиток.

Возможно, сегодняшний визит Акеля Эйвинга был знаком? Мол, не стоит рубить под корень древний род… Парень сам себе отрезал дорогу к престолу — перед королем лежало его прошение о браке с девушкой из простого рода, к тому же полукровкой. Кузен, видно, и впрямь был «не от Мира сего», раз решил породниться с лесным народом. О короне он и его потомки могут забыть поколений, эдак, на пять, если не больше — «деревяшек» в Аркане не слишком жалуют.

Эдарген еще раз пробежал глазами прошение: избранница Эйвинга-младшего была уроженкой Ледо, а-а-а… та самая новая ленна, которую привез представить ледский жрец.

Король поморщился. Его отец освободил лесные общины от большей части дани — щедрость, больше напоминающая расточительство! Он как раз собирался обсудить с Хранителем Священной рощи отмену льгот — армия требовала денег, и еще раз денег. По традиции ленна должна была выйти замуж за жреца: вряд ли тому понравится, что его невесту увел королевский кузен, это может сделать несговорчивым хоть кого. С другой стороны, Эдарген был уверен, что лесные общины все равно так просто от своих привилегий не откажутся. Что ж, если солдаты хотят получить свое жалованье, им придется прогуляться за ним в Ледо! А если Акель женится на этой… (как ее там?) Мирре Раките, то его можно смело вычеркивать из списка соперников.

Правитель Соединенного королевства извлек из подставки новое золотое перо и размашисто (так учил его отец: «Росчерк короля не должен быть робким!») вывел в правом нижнем углу: «Не возражаю! Эдарген Пятый». Изящный завиток в конце имени протянулся к самому краю листа.

Одно дело было сделано, но оставалась масса других, куда менее приятных, король вновь с неприязнью воззрился на гору счетов.


Бал по случаю «Середины зимы» вышел не совсем такой, каким представляла его себе Мирра. Все ее знания о подобных мероприятиях основывались на книгах, даже рассказов очевидцев она никогда не слышала, потому что никто из их деревни никогда не бывал на балах. (Ну, может, Иллис и бывал, но не станешь же расспрашивать о подобных пустяках жреца?!) Так вот, в книгах, когда главная героиня входит в зал, все замирают и восхищенно впиваются в нее взглядами. Мужчины хватаются за пронзенные любовью сердца, а женщины от зависти зубами рвут платки и другие аксессуары. Героиня, естественно, ослепительно хороша (не важно, брюнетка она или блондинка) и одета лучше всех дам в зале. Ничего подобного с Миррой не случилось. Жрец категорически не одобрял затею с балом, но отказаться от приглашения не смог — присланная карточка была подписана королем. Этикет требовал надеть на бал новое платье, но, кроме того, что Мирра уже надевала на прием к королю, у нее ничего не было. Поэтому, появившись среди разодетых дам в «старом» наряде, Мирра чувствовала себя неловко. Утешало только то, что не все собравшиеся были на том самом королевском приеме и, если уж говорить правду, на их с Иллисом появление в бальном зале никто не обратил особого внимания. Играла веселая музыка, по мраморному полу между колоннами неслись, сверкая драгоценностями и развевая ленты, танцующие пары. Мирра не знала этого танца и только теснее прижималась к одной из колонн в углу. Через некоторое время ей стало казаться, что она уловила последовательность и ритм движений, но никто даже не пытался пригласить ее на танец.

Здесь их и разыскал лорд Акель…

Нет, бал оказался совсем не таким, каким она себе его представляла, но к концу вечера девушка получила от лорда Эйвинга неожиданное предложение руки и сердца и ответила на него согласием.


Итак, она согласилась выйти за Акеля Эйвинга, которого и видела-то всего три раза. Иллис ничего не мог сделать, Мирра не вернулась с бала, она осталась в доме у своего нового жениха, утром тот прислал в посольство лакея за ее вещами. Почтенный служитель Фермера впервые в своей жизни попал в подобную ситуацию. При всей его мудрости он понятия не имел, что следует делать в таких случаях. А потом его вызвал король, и бывшему жениху стало не до устройства собственного брака.

Мирра поселилась в родовом замке Акеля. Он возводился, чтобы стать одним из укрепленных пунктов на границе города, но с тех пор Сан-Аркан сильно вырос и городские улицы захлестнули замок, оплетя его своим серпантином. Несмотря на то что Эйвинги были второй по родовитости фамилией в королевстве, район, где высилась их цитадель, был не самым респектабельным. Совсем недалеко шумел рынок, а на соседних улицах селились в основном торговцы да открывали свои заведения трактирщики.

«Твердыня Эйвингов» поражала размерами каминов и высотой потолков. Вдоль стен в длинных коридорах тут и там стояли «чучела рыцарей» (как про себя назвала их Мирра), с балок спускались старинные и оттого довольно выцветшие гобелены. Безусловно, именно так и должен выглядеть солидный родовой замок, хотя, пожалуй, ленна Ледская предпочла бы что-нибудь более светлое и уютное. К тому же в замке не оказалось водопровода. Зато по первому зову колокольчика являлись служанки с полными кувшинами горячей воды, так что на отсутствие в замке источника можно было не обращать особого внимания.

Миррина чистоплотность до крайности раздражала прислугу. «Где это видано мыться по два раза на день, и это горячей, замечу я вам, водой!» — сетовала кухарка, которой теперь приходилось постоянно держать на огне огромную кастрюлю с кипятком.

Если отбросить скрытую неприязнь прислуги, сквозняки в спальне и почти полное отсутствие друзей, существование в доме Эйвингов можно было считать вполне сносным. Главное же, чем оно скрашивалось, была искренняя, хотя и несколько неожиданная любовь Акеля. Он был настоящим рыцарем и даже не пытался домогаться своей возлюбленной до свадьбы, а объявление о помолвке отложил ровно на то время, которое потребовалось, чтобы испросить разрешение короля на брак. Едва оно было получено, Мирру в новом, сшитом специально для этой церемонии платье представили многочисленной титулованной родне жениха. Девушке, правда, показалось, что родственники не слишком одобрили выбор Эйвинга-младшего, но присутствие на помолвке короля лишило их возможности покритиковать невесту.

В общем, дело стремительно шло к свадьбе, и лесная жительница искренне радовалась счастливой перемене в своей судьбе. Только иногда вечерами ее неожиданно охватывал страх. Правильно ли она поступила, так быстро согласившись стать женой Акеля? Но ведь он был рыцарем ее мечты, а мечте не говорят «Нет!», если, конечно, не хотят потом доживать свой век в глуши и в пустых сожалениях об упущенных возможностях.


Вейл вместе с Эдаргеном присутствовал на помолвке королевского кузена. Он считал такие «милые семейные мероприятия» донельзя тоскливыми, но король настаивал, ему хотелось похвастать тем, как удачно он простым разрешением на брак устранил с пути своего основного конкурента.

Однако едва молодая пара появилась на почетном месте, как министр забыл о скуке. Тысячу раз он видел молодого лорда Эйвинга, разговаривал с ним, сидел рядом на приемах. Он знал о нем и о его жизни (как, впрочем, о жизни всех мало-мальски заметных фигур в королевстве) едва ли не лучше самого Акеля, но сегодня что-то новое появилось в юноше. Вейл подключил свое колдовское зрение — ничего необычного, парень как парень. И все же министр был уверен, что за секунду до этого почувствовал в воздухе нечто этакое… как если бы… Маг мысленно плюнул с досады, ощущение было слишком мимолетным, чтобы можно было описать его. Он еще раз пристально вгляделся в молодого лорда. На том не было ни одного магического предмета, его мана была самого обычного бледно-зеленого цвета (как у большинства обывателей), и, только когда министр уже решил вернуться к обычному зрению, он неожиданно и совершенно отчетливо увидел, как над челом Эйвинга-младшего соткался тонкий сверкающий венец с тремя зубцами. Не узнать его было невозможно, точно такая же корона из чистого золота украшала в это же самое время лоб Эдаргена Арканского.

Весь обратный путь в карете Вейл задумчиво молчал. Не нужно быть великим магом, чтобы прочесть сегодняшнее знамение. На приеме он видел будущего короля Сан-Аркана. «Вернее, того, кто может им стать! — поправил сам себя маг. — Потому что узнавший судьбу может с ней поспорить. Неизвестно, правда, к добру это приведет или к худу». Итак, министр имел возможность выбирать из двух владык Сан-Аркана: потенциального и действующего. Нынешний король бывал временами излишне строптив, порой даже Вейл не мог добиться от него нужных действий без помощи магии. Ну а Акель? Маг задумался. «Нет! Парень был излишне романтичен». К тому же министр только-только приручил Эдаргена, и начинать все сначала с Эйвингом не имело смысла. Еще несколько минут ушло на то, чтобы решить, стоит ли посвящать короля в свои планы. Возможно, следовало заставить этого чистоплюя слегка замарать ручки кровью, все-таки речь шла именно о его короне. Но в конце концов Вейл решил, что дешевле обойтись своими силами. Король мог промешкать, а Судьба, судя по всему, уже принялась вышивать новый узор на своем полотне, как бы завтра не было поздно!


Мирра бесцельно ходила по комнате, собирая и вновь выкладывая из дорожной сумки вещи. С момента смерти Акеля Эйвинга прошло меньше двух дней. Странная болезнь скосила его стремительно и беспричинно, пролежав неделю в беспамятстве, он тихо скончался в своей постели, в родовом замке, на руках у врачей. Все эти дни ее даже близко не подпускали к комнате Акеля, поэтому взглянуть на него в последний раз ей удалось только на похоронах, да и то издали. «Любимые родственники и слуги» бдительно следили за тем, чтобы ее не допустили к гробу. Они бы и вовсе не пустили ее на церемонию погребения, но все же она была ленной из Ледо, и они не решились публично оскорбить «высокородную даму». Тем не менее ей потребовалось немало смелости, чтобы просто войти в зал, где на постаменте стоял гроб с телом молодого лорда. Пока она шла к Акелю мимо шеренги родственников, друзей, ближайших соратников умершего, его слуг и еще кучи всевозможных прихлебателей, всегда присутствующих на похоронах, — вся эта свора с едва сдерживаемой ненавистью прожигала ее взглядами и перешептывалась. Чтобы не растерять мужества, Мирра как можно выше подняла подбородок и старалась смотреть только перед собой, на постамент. Но, как только она достигла первой линии траурного караула, откуда-то сбоку вынырнул дядя лорда — Эйхарт Эйвинг и, схватив ее за локоть, буквально выволок в задние ряды скорбящих. Там он наконец отпустил девушку и, пробормотав что-то угрожающее, исчез в толпе. Смелости на второй проход через зал у Мирры уже не хватило, она с трудом достояла до конца церемонии в задних рядах прощающихся с Акелем, а взглянуть на него смогла, только когда катафалк проносили мимо, к выходу. На улице гроб водрузили на погребальную колесницу, и восемь черных коней медленно повлекли ее к кургану, специально насыпанному на южной окраине города. Там тело предадут огню, а прах отдадут родственникам или поверенным умершего.

Едва траурная колонна двинулась за колесницей к месту погребального костра, Мирра, покинувшая зал одной из последних, проскользнула в свою комнату. В замке, полном враждебно настроенной к ней челяди, она не горела желанием ни с кем встречаться. В комнате ее ждала личная камеристка — Бинош. Судя по испуганному лицу, для этой девушки последние несколько дней также не были самыми счастливыми.

Считая, что Мирра вот-вот станет лариссой (владетельной дамой) Эйвингов, Бинош, пожалуй, чересчур заносчиво вела себя со слугами на кухне, намекая им, что является любимицей своей госпожи и после женитьбы лорда Эйвинга неизбежно возвысится вместе со своей хозяйкой. Смерть жениха-лорда[3] положила конец ее надеждам, и теперь горничная опасалась, что на той половине дома, где селилась прислуга, ее ожидает, мягко говоря, прохладный прием. Более того, она подозревала, что не избежать побоев, а то и кастрюли крутого кипятка в лицо. Все эти мысли последние два дня заставляли девушку почти неотлучно сидеть в комнате своей хозяйки, показываясь в служебных пристройках только в случаях крайней необходимости.

Войдя в спальню и обнаружив там Бинош, Мирра обрадовалась. Камеристка была единственным здесь человеком, не питавшим к ней ненависти.

Еще накануне ночью ленна решила, что сразу после похорон покинет замок, переставший быть для нее гостеприимным. У нее были деньги и драгоценности, подаренные женихом, однако последние она сразу решила оставить родственникам лорда, резонно опасаясь обвинений в воровстве, хотя все украшения были официально преподнесены ей в день помолвки. Однако имевшейся в ее распоряжении суммы денег, по расчетам Мирры, должно было хватить на путешествие в Ледо в компании камеристки (если та пожелает): девушка же была ей сейчас просто необходима, так как несостоявшаяся невеста совсем не знала города и понятия не имела, к кому обращаться с тем, чтобы ее доставили в деревню.

Она кратко изложила свой план, и та сразу дала согласие следовать со своей хозяйкой, куда она пожелает. Сердце Мирры наполнилось благодарностью, а глаза слезами. Все эти дни она старалась держаться гордо, как подобает ленне, не позволяла себе плакать на людях (чем вызвала еще больше злобных пересудов), с независимым видом отвечала на завуалированные выпады Родственников Акеля, не упускавших возможности шепнуть ей гадость. И все это время, с момента начала болезни лара, она была совсем одна, снедаемая беспокойством за здоровье Акеля, не способная преодолеть запрет докторов и пробиться к нему в комнату. Ее первая любовь была совсем из другого, незнакомого ей мира важных господ и сложных церемоний. Пока Мирра жила в замке, жених составлял практически весь круг ее общения, за исключением мимолетных знакомств с какими-то его родственниками или друзьями. Все они не одобряли выбор лорда, но при нем тщательно скрывали свои чувства. А как только молодой Эйвинг слег, они приложили все силы, чтобы отдалить его от невесты. Комната больного охранялась от нее не хуже, чем казна в королевском банке. Так что, хотя Акель и лежал по соседству от ее спальни, отделенный всего лишь стенами, ни помочь ему, ни обнять, ни принять его последний вздох она не могла. Поделиться горем ей тоже было не с кем. Никто из родственников или знакомых больного не поддержал ее и не сказал ни одного доброго слова. Напротив, в последние дни их враждебность достигла такой степени, что ей пришлось собрать все силы и выдержку, чтобы избежать открытых конфликтов и продолжать жить в замке. Всю эту неделю она каждый день надеялась, что юноша выздоровеет, в мельчайших подробностях представляя, как он ворвется к ней в комнату, обнимет, поцелует, и мир снова станет прекрасным и дружелюбным, и все проблемы исчезнут сами собой, они поженятся, будут жить долго и счастливо и умрут в один день. Только так и могло быть, она верила в это всем сердцем. Однако вчера утром одинокий удар колокола на башне замка, а затем и герольд возвестили, что семнадцатого лорда клана Эйвингов из Сан-Аркана не стало. С этим же ударом колокола солнце для Мирры погасло, Мир стал черным. Сердце несчастной разрывалось от боли, но плакать она, как ни странно, не могла.

Бинош единственная заботилась о ней, а теперь вот согласилась сопровождать в Ледо, проявив совершенно не заслуженную ею (по мнению Мирры) доброту и верность. Слезы, вызванные благородным поступком камеристки, прорвали «плотину», и она бросилась на кровать, оплакивая Акеля, свою несчастную любовь и свою жизнь, которая, как ей казалось, окончилась не начавшись.

Пока хозяйка рыдала, горничная, выполняя ее поручение, стала собирать вещи в дорогу. Сказать по правде, ее желание следовать за госпожой было вызвано не только верностью или любовью, но и вполне практическими соображениями насчет последствий ее возвращения к бывшим друзьям-лакеям на кухню. Впрочем, камеристка действительно была доброй девушкой, искренне сочувствовала Мирре, считая, что судьба обошлась с ней излишне жестоко, лишив возлюбленного накануне свадьбы. «Да еще какого возлюбленного, — про себя думала Бинош, собирая в баул старые платья, — самого выгодного жениха во всем королевстве: красавца, уже прославленного, несмотря на молодые годы, воина, владетельного хозяина тридцати свободных леннов на юге королевства».

Несостоявшаяся жена лорда Эйвинга имела с десяток нарядных платьев, расшитых золотом, серебром и драгоценными камнями, подаренных женихом. Однако Мирра категорически запретила брать с собой эту одежду, собираясь оставить ее вместе с драгоценностями родственникам умершего. Оценив размеры дорожных сумок-баулов, служанка пришла к выводу, что решение не брать с собой тяжелые пышные платья не лишено смысла, однако драгоценности, по ее мнению, взять было просто необходимо. Жадным родственникам Акеля и так будет, чем погреть руки.

Старый Элассер, оруженосец Акеля, ворвался в спальню, бряцая вооружением, которое он не снимал даже в замке. Булава, висевшая на его поясе, ударялась о кольчугу. Лицо воина, и без того красное от мелких лопнувших кровеносных сосудов, сейчас отливало багрово-синим: частью — от гнева, душившего его, частью — от выпитого на тризне эля.

— Ты еще здесь, ведьмино отродье, — брызгая слюной, закричал он, — хочешь поглумиться над горем верных слуг, потерявших хозяина, радуешься, что свела его в могилу, гнусная тварь!..

По внешнему виду Мирры, невольно отскочившей при появлении Элассера в дальний угол комнаты, подальше от его больших красных кулаков, никто не сказал бы, что она радуется. Ее обычно бледное лицо сейчас имело нездоровый красноватый оттенок, глаза и щеки опухли от слез, губы дрожали в преддверии нового приступа рыданий. Однако старый вояка не был склонен замечать чужого горя, коль скоро он упивался собственным. Для себя он уже решил, что причина несчастий дома Эйвингов, так же, как и причина болезни, унесшей жизнь последнего лорда, находится здесь, в этой комнате и воплотилась в молодой женщине, неожиданно поселившейся в замке два месяца назад. «Змея» и «ведьма» были еще самыми мягкими именами, которыми он величал невесту своего господина. Конечно, при жизни хозяина он не осмеливался называть так Мирру даже шепотом, но теперь, когда это «отродье гиены» свело Эйвинга в могилу, наконец получил возможность выплеснуть ей в лицо все, что у него накипело. Кроме того, слуга был твердо намерен отомстить за своего «уморенного» хозяина.

Элассер шагнул к ней, его короткие крепкие руки были сжаты в кулаки, совсем близко от своего лица Мирра увидела нагрудник с гравированным медведем, медведь в ярости разевал пасть, с зубов его стекала слюна, совсем как сейчас с губ оруженосца. В одно мгновение Мирра поняла, что значит выражение «дрожь в коленях», до этого она никого и ничего так не боялась, как сейчас этого пьяного мужлана. Не иначе как от страха, Мирра шагнула навстречу оруженосцу и, не хуже него брызгая слюной, прошипела в красно-сизое лицо:

— Пошел вон, худородная дрянь! — Мирра не знала, откуда всплыло это выражение. — Как смеешь ты без разрешения входить в покои ленной дамы! Я заставлю тебя вспомнить свое место! Вон! — Мирра сделала шаг вперед, и, к ее изумлению, Элассер попятился к выходу. Еще несколько шагов, и оруженосец оказался за порогом, не растерявшаяся Бинош со стуком захлопнула дверь прямо перед его носом и наложила засов. Мирра без сил привалилась к стене, она не могла поверить, что Элассер отступил. Камеристка подслушивала, прижав ухо к двери.

— Ушел, — через минуту сообщила она. — Нам пора уходить, госпожа!

Мирра была с ней полностью согласна. Предприняв неимоверное усилие, она оторвалась от стены, схватила свой старый баул, в котором лежали вещи, привезенные из Ледо. Помощница подхватила остальные узлы и сумки. Они осторожно приоткрыли дверь и убедились, что длинный коридор пуст до самого конца. На улице стоял день, но в каменном проходе, лишенном окон, было темно, подхватив юбки, девушки почти бегом достигли лестницы, спустились на четыре пролета вниз, потом вполне благополучно преодолели маленький холл, отделявший лестницу от бокового выхода во двор. Оставалось пересечь маленький дворик до калитки в стене, выходившей в переулок рядом с рыночной площадью. И тут удача изменила им, Элассер и еще несколько гостей, приглашенных на поминки Эйвинга, вышедшие на замковую стену не иначе как справить малую нужду на головы горожан, заметили двух пробиравшихся по двору девушек.

Оруженосец уже опомнился от странного замешательства, охватившего его в комнате Мирры, и как никогда жаждал мести.

— Глядите, ведьма хочет сбежать! — закричал он со стены, и люди в переулке и на площади стали оборачиваться.

Девушки как раз достигли калитки и, с трудом отвалив тяжелый засов, выбрались на улицу.

— Никак она задумала наслать порчу на весь город!

Прохожие стали отшатываться от беглянок. Как назло, камеристка уронила свою поклажу и все никак не могла вновь собрать сумки. Мирра остановилась помочь ей.

— Люди, не дайте уйти им! Бей ведьму! Бей!

— Бей ведьму! — нестройно подхватили пьяные голоса на стене.

Вокруг девушек быстро собиралась толпа, горожане неодобрительно переговаривались, показывая на них пальцами и пряча за спину любопытных детей.

— Сограждане, своим колдовством она свела в могилу нашего лорда! Не позвольте ей и дальше творить злое заклятье! Вспомните закон! Бей ее!

— Бей ведьму! — закричали в толпе, и в Мирру полетел первый камень. Ей, правда, показалось, что прилетел он не из толпы, а со стены замка. Булыжник больно ударил ее в левую лодыжку, чуть выше косточки. От резкой боли и неожиданности девушка упала на одно колено, это спасло ее от удара еще двух камней, просвистевших мимо головы. Она невольно потянулась руками к месту, куда попал камень, но тут же получила еще один удар, теперь в плечо, со спины. К счастью, на этот раз в нее швырнули всего лишь огрызком яблока, на мощеной площади в центре города было совсем немного просто так валяющихся булыжников. Тем не менее беглянка не испытывала иллюзий насчет своей судьбы, она слышала, что в Сан-Аркане ведьм принято забивать камнями, и не сомневалась, что для нее булыжники отыщутся. Прикрыв лицо рукой, она огляделась сквозь пальцы, толпа, хотя и редкая, окружала их уже со всех сторон, Бинош, пытавшаяся, бросив баулы, прорваться сквозь этот круг, была кем-то схвачена и отброшена назад, к своей хозяйке, под град гнилых овощей и булыжников. Пока что, кроме первого попавшего в ногу камня, Мирра серьезно не пострадала, но ее тело заранее сжималось, с ужасом предощущая грядущие удары. Даже не будь у нее перед глазами примера подруги, ленна вряд ли попыталась бы бежать. Страх сковал ей ноги, к тому же она не так уж и жаждала жить, единственное, чего желала, это чтобы первый же булыжник угодил ей в голову и избавил от мучений. Однако не с ее везением было ждать подобной милости небес.

Обреченная сжалась, стоя на коленях, пригнув голову и зачем-то прикрыв уши руками. Она ждала неизбежной боли и уговаривала себя принять ее, ибо в сложившихся обстоятельствах это был единственный путь к милосердной смерти. Бинош между тем продолжала метаться, криками призывая толпу к жалости, но явно не находя поддержки. Со стены замка все так же слышались обличительные вопли Элассера, толпа что-то бубнила в ответ. Все эти крики мешали Мирре сосредоточиться и подготовиться к последнему испытанию. Каменный град между тем все не спешил обрушиться на ее тело, и девушке захотелось поднять голову и посмотреть, что тому причиной. Но страх не позволял оторвать лицо от колен. Она усилием воли распрямила шею, в этот момент метко брошенный камень рассек ей висок и погрузил, наконец, сознание несчастной в желанную темноту. Она не видела, как высокий седой мужчина в коричневом плаще, до того, оказывается, уговаривавший толпу не творить самосуд, шагнул к ней и поднял с земли завалившееся на бок тело. Потом он понес ее на руках сквозь толпу, и люди, хотя и неохотно, все же расступались перед ним. Сзади, хватаясь руками за коричневый плащ и всхлипывая, тащилась Бинош. Никто не попытался задержать их или отобрать у мужчины его ношу, так что он беспрепятственно покинул площадь и вскоре, сопровождаемый поскуливавшей камеристкой, скрылся в одном из переулков, ведущих к морю. На площади остались валяться раскрывшийся дорожный баул да несколько узлов с одеждой. Зеваки и местные воришки было двинулись к разбросанным вещам, но тут с лязгом распахнулась железная дверь «Твердыни Эйвингов», краснолицый толстяк, сопровождаемый четырьмя копьеносцами, быстренько сгреб с мостовой пожитки и унес их в замок. Разочарованные зеваки понемногу разошлись.


В двух кварталах от площади седой мужчина в теплом коричневом плаще устало привалился к стене, с трудом удерживая на руках бесчувственную девушку.

— Эй ты, как тебя там, — хрипло от натуги проговорил он, обращаясь ко второй спутнице, опустившейся рядом и растиравшей по лицу слезы полой его плаща, — брось скулить и помоги мне.

Взглянув в рассерженное лицо их нежданного спасителя, та подавила очередное рыдание, выпустила плащ и помогла незнакомцу взвалить тело пострадавшей на плечо. Тот немного отдышался, и они продолжили путь в том же порядке. Пройдя еще четыре квартала и дважды сменив направление, необычная процессия наконец достигла цели своего путешествия — низкой каменной хижины, зажатой между двумя двухэтажными домами, в одном из которых размещался трактир, в другом — пекарня. По приказу незнакомца Бинош пошарила у него в карманах и отыскала старый железный ключ. С его помощью, не без труда, она открыла покосившуюся дверь в хибару, и незнакомец, шагнув через порог, смог наконец положить на лавку свою ношу. Девушка начала приходить в сознание…


Открыв глаза, Мирра не сразу поняла, где находится, вернее, вообще не поняла: ни сразу, ни потом. Она лежала на жесткой лавке, над головой нависал довольно низкий каменный потолок, на котором плясали отблески пламени из открытого очага. Пахло пылью, сыростью, дымом от сырых дров и чем-то еще, тоже не слишком приятным.

Несчастная прекрасно помнила, как ее хотели забить камнями на площади, когда она пыталась покинуть замок Эйвингов, следовательно, место, где она находилась, было подвалом замка или даже тюрьмой. Страх вновь мучительно сжал бедняжке сердце, она дернулась, пытаясь встать и осмотреться. От этого движения голову тут же прожгла такая боль, что в глазах потемнело и к горлу подкатила тошнота. Девушка зажмурилась. Когда спазмы в пищеводе и головная боль немного отпустили, она вновь, теперь уже осторожно, боясь сделать лишнее движение веками, приоткрыла глаза. Над ее ложем склонился мужчина, кожа на лице у него была смуглая, выдубленная ветром и солнцем, отчего не сразу становились заметными длинные морщины под глазами и на лбу. Выбеленные сединой волосы еще больше подчеркивали темный цвет лица. Взгляд карих глаз казался строгим и твердым. Лицо это показалось Мирре смутно знакомым, но вспомнить, откуда, она не смогла.

— Ты пришла в себя? — Мирра не рискнула кивнуть, но мужчина, видно, и так понял. — Меня зовут Эйнар. Тебе попали камнем в голову, думаю, ты получила сотрясение. В таких случаях лучше несколько дней спокойно отлежаться, так что постарайся не двигаться. Беспокоиться не о чем, у меня ты в безопасности.

Мужчина говорил тихо, но в голосе его сквозила та же твердость, что и во взгляде. Мирра не нашла в себе сил ни поблагодарить странного незнакомца, ни расспросить его о том, что же произошло на площади, после того как она потеряла сознание. В голове ее с периодичностью ударов сердца продолжала пульсировать боль. Время от времени волнами накатывала и отступала тошнота. Девушка закрыла глаза и погрузилась в мир своих ощущений. Вскоре ей показалось, что на выдохе сердцебиение словно бы замедляется и боль слегка стихает. И она стала стараться делать короткий вдох и длинный выдох. Однако долго придерживаться такого дыхания ей не удалось: после нескольких коротких вдохов она начала судорожно втягивать воздух, и в голове словно взорвалась бомба. Пришлось дышать как обычно. Немного погодя, несмотря на пульсирующую боль и приступы тошноты, раненая заснула. Проснулась она от сигналов, которые подавал полный мочевой пузырь. Очаг погас, но в комнате было довольно светло, серый утренний или вечерний свет лился из недоступного взгляду больной окна. Мирра попыталась сесть, но новый мучительный приступ тошноты и головной боли свалил ее на ложе. Когда она смогла открыть глаза, то сквозь выступившие от боли слезы снова увидела склонившегося над ней седого мужчину, он пытался уложить ее на спину, но Мирра, преодолевая тошноту, объяснила, что должна встать. Тот кивнул, помог ей подняться, довел до чулана и придерживал за локти, пока она не облегчилась. В другое время молодая особа сгорела бы со стыда, но сейчас для нее не существовало таких понятий, как «прилично», «не прилично». Весь мир был заполнен черной, расширяющейся болью, гнездившейся у нее в черепе и пытавшейся вырваться из него через затылок. В туалете у раненой снова свело судорогой желудок, но, когда она попыталась отрыгнуть его содержимое, голова отозвалась такой болью, что она поневоле и думать забыла о желудке. Эйнару снова на руках пришлось оттащить ее на лежанку. Там она кое-как отдышалась и через некоторое время вновь погрузилась в забытье.

Так прошло четыре дня. Мирра неподвижно лежала на жесткой лавке, спина ее невыносимо ныла и горела, но попытки улечься поудобнее вызывали боль гораздо сильнее. Время от времени Эйнар приносил ей какое-то питье, оно было теплое и довольно противное на вкус, но после его приема тошнота и головная боль на время стихали и Мирра засыпала. Еще время от времени были мучительные походы в туалет, но к третьему дню они практически прекратились, так как кроме лекарства больная больше ничего не пила и не ела. Все это время она почти не разговаривала и практически ни о чем не думала. Когда просыпалась в промежутках между приемами лекарства — лежала, глядя в серый потолок или вовсе не открывая глаз, и в голове ее была странная пустота. Она не вспоминала ни родной ленн, ни свою жизнь с Акелем, ни события последних дней, а могла лишь считать удары сердца и разглядывать странную вязь узоров, образованную трещинами на потолке.

Проснувшись на пятый день, девушка обнаружила важную перемену: открыв глаза, она не ощутила обычный укол боли в голове. Ныли мышцы в затекшей шее, и, когда она попробовала чуть-чуть повернуть голову, снова ничего не произошло. Мирра закрыла глаза, боясь спугнуть блаженное ощущение свободы, потом вновь открыла их и с радостью убедилась, что боль не возвращается. Медленно, очень медленно она повернулась на бок и наконец смогла как следует рассмотреть комнату, где лежала. Кроме ее лежанки в ней был еще сбитый из досок стол, длинная низкая скамья и старый шкаф-поставец справа от закопченного камина. Недалеко от лежанки в стене находилась дверь, ведущая, видимо, прямо на улицу, а рядом — небольшое, без всякого переплета окно. Напротив входа в стене имелась еще одна дверь, из чего девушка заключила, что дом состоит как минимум из двух комнат. Она недолго была одна, через несколько минут скрипнули дверные петли, и из соседней комнаты появился ее спаситель. Окинув пациентку спокойно-строгим взглядом, он удовлетворенно констатировал:

— Пошла на поправку, — и протянул знакомую кружку с пахучей жидкостью.

До злополучного удара камнем ленна Ледо ни разу в своей жизни серьезно не болела, теперь она открыла, что просто чувствовать себя здоровой — уже счастье. Казалось, вместе с болью ее покинули и скорбь о потере Акеля, и даже любовь к нему. Несколько дней Мирра наслаждалась этой вновь обретенной свободой, она была еще слишком слаба и продолжала почти все время проводить на лежанке в хижине. Но спустя неделю после происшествия на площади она достаточно окрепла, и вместе с силами к ней вернулось беспокойство о своей дальнейшей судьбе. Эйнар был необычно добр к ним с Бинош, которая, оказывается, тоже жила в его доме, только на весь день уходила подрабатывать официанткой и посудомойкой в соседний трактир. Стоило только задуматься об этом, как доброта Эйнара стала казаться ей противоестественной. С одной стороны, элементарная благодарность не позволяла плохо думать о своем спасителе, с другой — ее терзали самые разные подозрения — одно страшнее другого. Мирра не желала мучиться сомнениями, поэтому утром восьмого дня, когда лекарь помог ей устроиться за столом для завтрака, удержала его за рукав.

— Почему вы помогаете мне… нам? — спросила она, вглядываясь в его непроницаемое лицо. Эйнар ответил ей не менее внимательным взглядом.

— Не из корысти, — после паузы ответил он, потом пояснил: — Это трудно объяснить, ну, скажем, из научного интереса.

Мирра подозрительно сощурила глаза:

— Вы лекарь?

— Нет, — Эйнар сел и отрезал всем по куску сыра, потом чуть насмешливо, как ей показалось, взглянул на Мирру. — Не нужно волноваться, твоей чести ничего не угрожает, вы обе можете уйти отсюда в любое время. И никакой платы за свою помощь я не потребую.

Мужчина принялся неторопливо жевать.

Мирра покраснела, у нее действительно мелькнула мысль, что Эйнар потребует расплатиться телом за предоставленный приют. Акель своей любовью заставил ее забыть, что в глазах здешних жителей, впрочем, как и жителей собственной деревни, она выглядит дурнушкой. Признанным эталоном красоты горожане считали высоких блондинок с кожей золотистого оттенка, голубыми глазами и осиной талией. Ни под один из этих параметров Мирра не подходила. Она была невысока ростом да к тому еще полновата, хотя и сложена пропорционально. Темно-русые, невыразительного оттенка волосы обрамляли бледное лицо с отчетливо видимыми веснушками. Единственным своим достоинством Мирра считала глаза глубокого зеленого оттенка, напоминающего редкий сорт мха, растущий в их долине, но никто из мужчин (до Акеля) не брал на себя труд рассматривать ее глаза, коль скоро фигура девушки их не устраивала. Мирра напомнила себе, как непривлекательно выглядит, так что вряд ли кто позарится на ее женские прелести.

В комнату вошла Бинош и подсела к столу. Мирра покосилась на служанку, слышала ли она их разговор? Но та, судя по всему, их беседой не интересовалась. Она уминала хлеб с сыром, поминутно посматривая в маленькое оконце — не начали ли посетители подтягиваться к трактиру, тогда ей следовало бежать обратно. Ленна опустила глаза, ей было стыдно — как-никак камеристка отрабатывала свой постой у их спасителя, в трактире ей не так уж плохо платили, да к тому же она бесплатно получала еду. А сама Мирра больше недели как бесполезный куль пролежала на лавке, не способная себя обслужить, не то что помочь по хозяйству. Все ее имущество (деньги, полученные от жреца и от Акеля, носильные вещи, безделушки, прихваченные из дома) осталось на злополучной площади, откуда она, да и то не сама, едва унесла ноги. Никаким особым ремеслом Мирра не владела (ну, не считать же ремеслом ее упражнения с молотом в их домашней кузне) и как прокормить себя в чужом городе — понятия не имела. Пока она болела, об этом можно было не думать. Но теперь она поправилась, так что пора и честь знать. Необходимость покинуть хоть бедное, но такое надежное и уже ставшее привычным убежище вызызала у Мирры ужас. Предыдущей ночью она даже всплакнула по этому поводу.

Со стороны трактира донесся звон наддверного колокольчика, Бинош доела свой завтрак и, на ходу выпив кружку горячего отвара, выбежала на улицу. Мирра продолжала сидеть за столом.

— А какой у вас научный интерес? — робко спросила она.

Эйнар поудобнее уселся на лавке, положил локти на стол, что, видимо, было приготовлением к долгому разговору. Последние дни он почти не отлучался из дому, и девушка плохо представляла, чем он зарабатывает себе на жизнь.

— Уже пять лет я служу гильдии купцов привратником на Рыночной площади, — начал рассказ собеседник, и наконец стало понятно, почему его лицо казалось знакомым. Она по нескольку раз на дню проходила мимо Рыночных ворот, расположенных недалеко от «Твердыни Эйвингов». — Но так было не всегда! — По лицу Эйнара словно пронеслась тень, и глубже обозначились складки по бокам рта. — Десять лет назад я жил в Люцинаре[4] — этот город далеко на севере отсюда, он не входит в Соединенное королевство. Здесь, в Сан-Аркане не жалуют колдунов и ведьм, а в Люцинаре они пользовались большим почетом, ведь тамошние маги сотни лет ограждали город от набегов диких кочевников из Северной пустыни. С семи лет я был учеником у одного такого мага. Великий Аргол был искуснейшим волшебником, и я, как его ученик, тоже подавал большие надежды. К семнадцати годам я в совершенстве постиг искусство инозрения, создания иллюзий и переселения душ. Я знал почти наизусть «Большую Книгу Заклинаний» и «Дополнения», написанные к ней моим учителем, а также собственноручно составил «Каталог магических растений», в котором систематизировал сведения о наиболее часто применяющихся в заклинаниях цветах и травах. Впереди меня ждало посвящение и блестящее, как я полагал, будущее. Надежды эти были не беспочвенны: по мнению всех городских магов, я обладал необычайно сильной, хотя еще и недостаточно расширенной маной. Ты знаешь, что это такое? — Она отрицательно покачала головой. — Это свойство, присущее каждой вещи или человеку. Только в природе оно сильно рассеяно, а у людей — сконцентрировано. Маги, владеющие инозрением, наблюдают ее в виде язычка пламени, встающего у человека над затылком. Когда Аргол научил меня видеть скрытое, он объяснил, что по цвету пламени можно определить, как сильна твоя мана. Самая сильная — фиолетового цвета, потом — голубая, зеленая, розовая… У простых людей она похожа на огонек свечи, а у волшебника — расширяется кверху. Мой «огонек» был цвета морской волны.

Эйнар остановился, подвинул к себе кружку с отваром и отхлебнул.

— Знаешь, почему Сестру-Смерть иногда называют Гасилыцицей? — неожиданно спросил он, и Мирра подумала было, что он решил сменить тему разговора, она неопределенно пожала плечами. — Это потому, что, когда человек умирает, его «огонек» гаснет. Человек, исчерпавший свою ману, жить не может, вот и считается, что Смерть серебряным колпачком гасит пламя, и душа человека дымком поднимается в мир теней.

Мирра невольно провела рукой у себя по затылку и вздрогнула.

— Не бойся, — грустно усмехнулся Эйнар — это просто легенда. Так вот, если человек не творит заклятья, то даже очень небольшой маны хватает на долгую жизнь, ну, а если начнет колдовать — то даже сильной надолго не хватит. Поэтому маги бережно расходуют собственную силу, и если кто-то просит их об услуге, то для сотворения заклятья они используют энергию просителя. В этом и есть искусство мага — пользоваться маной того, для кого творишь заклинание.

Эйнар взглянул на Мирру, та сидела широко раскрыв глаза, явно захваченная его рассказом.

— Бывают маги, — продолжал Эйнар, — что берут у человека гораздо больше этой энергии, чем требуется для исполнения его просьбы. Обычно проситель этого не замечает, но есть и такие, что начинают болеть, а бывало, что и умирают. Так что не зря за помощью к магу идут в самом крайнем случае. Но мой учитель был не такой, он никогда не брал у своих посетителей «двойной платы» — так это называют волшебники. Если у человека было «слабое пламя», он мог и вовсе отказать ему в просьбе или просил помолиться за него всем кланом и брал понемногу силы у каждого из родственников просителя. Одним словом, его называли Аргол Добрый или Аргол Мудрый, а я гордился, что стал его учеником и вдвойне восхищался его мастерством и бескорыстием, так как видел, что собственная мана у него едва розовая. Потом пришло время мне пройти обряд инициации, перед этим я три дня постился, пил только воду, выполнил кучу других положенных церемоний. Наконец я и учитель, одетые в торжественные белые одежды, одновременно опустили руки на магический шар. Я замер в ожидании того, как почувствую прилив силы, но вместо этого через некоторое время стал ощущать противную слабость в коленях. Взглянул на своего учителя и заметил, как язык его «пламени» взвился вверх расширяющимся пучком, на глазах наливаясь фиолетовым цветом. Я подумал, что и со мной происходит нечто подобное, но, обратив «иновзгляд» внутрь себя, увидел, что моя энергия совсем истончилась. Я хотел отнять от шара руку и не смог, и тогда услышал смех Аргола… — Рассказчик мрачно усмехнулся. — Он выпил меня почти до дна и бросил умирать в своем пустом доме. Больше я его никогда не видел.

Мирра шумно перевела дыхание.

— И вы отомстили ему?! — полуутвердительно проговорила она.

— Нет, конечно, — спокойно пояснил Эйнар, — Когда я очнулся спустя три дня в пустом, запертом снаружи доме, то едва смог выползти через окно на улицу. Потом я долго болел, дом, доставшийся мне от Аргола «в наследство», пришлось продать. К моменту, когда я стал выздоравливать, деньги как раз подошли к концу, так что пришлось стать наемником — магом-то я быть уже не мог, а ничего другого делать не умел. Сюда я пришел с отрядом Еноха. Шли в Брадизан, наниматься в охрану к тамошнему королю. Но тут мне повезло, купцы из местной гильдии предложили место стража ворот. Должность выгодная, живу я постоянно в каменной сторожке на площади, жалованье хорошее, работа не сложная. Я даже сумел скопить на этот домик. — Эйнар обвел руками комнату. — Думаю открыть здесь аптеку. Мана маной, а составлять настои я еще не разучился.

Увлеченная его рассказом, слушательница позабыла, что началось все с ее вопроса о научном интересе. Теперь, когда ей напомнили об обыденной реальности, она снова вспомнила, что не имеет средств к существованию и живет здесь единственно из милости хозяина, которому вряд ли сможет за это отплатить.

— Я, конечно, из лесного народа, — виновато сказала она, думая, что интерес к ней вызван именно этим, — но так уж получилось, что не слишком смыслю в травах. Меня вообще-то в нашей деревне дразнили «глухой». — И, встретив непонимающий взгляд собеседника, пояснила: — Это потому, что я не слышала Голос Фермера, ну, знаете, тот, что нашептывает деревьям расти и плодоносить. Меня моя бабка обучала кузнечному ремеслу, потому что я ни одному растению в огороде не могла приказать вырасти…

Эйнар безразлично пожал плечами.

Мирра снова забеспокоилась:

— Что же тогда вас во мне заинтересовало?

— У тебя очень необычный цвет маны, — словно нехотя проговорил ее собеседник.

— Какой же? — Сердце Мирры сжалось от недоброго предчувствия.

— Почти белый…


Испуг быстро прошел. Поначалу она подумала, что находится при смерти. Но Эйнар объяснил, что у нее довольно редкий, хотя давно известный магам дар.

— Это сродни высшей магии, — объяснял он. — Высшим мастерством считается искусство метаморфозы. Оно доступно только драконам, они могут изменять суть вещей, а не один их внешний облик. А ты можешь менять судьбу, чужую или свою собственную, по своему желанию. Такой дар — опасная штука, наши судьбы вплетены в полотно мироздания — потяни одну нить, и затрещит все полотнище. Однако изменение судьбы, как и метаморфоза, требует гигантского притока энергии. А у тебя этой энергии совсем немного. Должно быть, в этом и проявляется всемирное равновесие — имеющий магическую силу не имеет способностей влиять на рок, а способный изменить ход судеб обладает едва заметной маной. А еще есть Закон компенсации…

Мирре эти объяснения казались полным бредом. Это она-то — властительница собственной судьбы? Да она простое семейное счастье себе устроить не смогла, не то что… Потом, правда, раздумывая о своей прежней жизни, она признала, что, возможно, ее спаситель в чем-то прав. Действительно, странные события, начиная с того момента, когда ласка спугнула священного Зорнака со старого вяза и он опустился на ее родовое дерево, могли быть искаженным воплощением ее тайных желаний. Не она ли долгими летними ночами, лежа у себя в спальне, мечтала из «глухой» дурнушки превратиться в первую девушку на деревне? Не она ли потом, трясясь в повозке вместе со старым жрецом, пожелала встретить прекрасного принца? Правда, пока что все «счастливые перемены в судьбе» выходили ей боком, видно, недаром говорится в завете Великого Фермера: «Бойтесь желаний — ибо они сбываются».

Хотя лесная жительница с долей скептицизма относилась к тому, что рассказывали ей о магии и о ее даре, она все же прислушивалась к советам. Старалась избегать опасных желаний и легкомысленных зароков, вроде тех, что часто даешь себе в детстве: не будь я такой-то, если не исполню то-то и то-то, или провались я на месте, если не стану тем-то. Несостоявшийся маг учил, что за все приходится платить. Иногда человек сам предлагает плату, как в тех самых детских зароках, но чаще он просто мечтает любой ценой получить желаемое. И тогда плату назначают боги, и часто цена слишком высока.

Ночью Эйнар дежурил на рынке, охранял склады с товарами, следил, чтобы бродяги не устраивались спать в длинной крытой галерее, окружавшей Рыночную площадь. Утром он отпирал ворота, впуская на площадь торговцев и их клиентов. Вместе с ними появлялись и дневные стражи, так что сторож мог отдыхать до вечера. Теперь, когда Мирра стала его ученицей, он решил осуществить давнишнюю мечту — открыть аптеку в Рыбацком переулке. Домик там он приобрел еще год назад, но раньше им не пользовался — жил в своей сторожке на площади. С помощью девушек он привел обветшавшее строение в относительный порядок. За дверью, которую Мирра заметила в тот памятный день, когда началось ее выздоровление, оказалась самая большая в их домике комната. Примерно посередине ее делил на две половины длинный деревянный прилавок. Всю заднюю стену за ним скрывали сплошные шкафчики и полки. Даже дверь в заднюю комнату, ту самую, где теперь жили подруги, выглядела как еще одна дверца шкафа. В другой стене напротив прилавка располагался «парадный» вход, ведущий в оживленный Рыбацкий переулок, и большое стеклянное окно, закрывающееся ставнями с железными жалюзи — от ночных воров. В этой-то комнате и решили разместить аптеку.

Два месяца, днями, когда Эйнар не был занят на службе, он и Мирра готовили настойки и препараты для своего предприятия. Иногда к ним присоединялась Бинош, когда в трактире, работающем до глубокой ночи, было затишье. Выяснилось, что скромные способности лесной жительницы в области растениеводства выглядят прямо-таки феноменальными для Сан-Аркана. В Ледо ее считали жалкой неудачницей за неумение в течение недели заставить растение плодоносить. Здесь, когда через дюжину дней цветы в горшках дали первые семена, Эйнар долго не мог оправиться от удивления.

— Разве ты не знал, что лесной народ может снимать десять урожаев в год? — в свою очередь удивилась Мирра.

Через семьдесят дней упорной работы, в первом месяце лета «Зеленая аптека» открыла двери посетителям. Эйнар не спешил увольняться со своего доходного места. Но вскоре аптека, где поначалу в основном работали женщины, стала приносить стабильный доход, не уступающий его жалованью в гильдии купцов, и он перебрался в дом на Рыбацком, чтобы все время отдавать составлению лекарств.


Так пролетели два счастливых года. Они были бедны событиями, как и всякое счастливое время. А потом, в середине теплой зимы, ветер, всегда дувший в это время года с суши на море, изменился. Он пригнал грозовые облака со стороны Игрисского архипелага, а вместе с ними большой трехмачтовый корабль под зловещими черно-красными парусами. На самой высокой мачте корабля красовалось знамя с изображением черного тигля, заключенного в черный же магический круг на красном фоне.

Мирра прижилась в городе. Об Акеле она не вспоминала (странно, но память о первой любви словно отшибло тем камнем). Однако она аккуратно обходила за несколько кварталов Рыночную площадь в Приморском районе города и соседствующую с ней «Твердыню Эйвингов». Воспоминания о Ледо ее тоже посещали редко. Возвращаться туда бывшей ленне совсем не хотелось. Стоило подумать об этом, как вспоминались маленькие слезящиеся глазки жреца. Она несколько раз порывалась послать письмо своей бабушке, но посольство из Ледо ни в эту, ни в прошлую зиму в город так и не прибыло. А другой оказии для письма все не случалось. За прошедшее время их маленькая аптека стала пользоваться популярностью, и главная заслуга в этом принадлежала Эйнару. Его лекарства были необычайно эффективны и славились даже в Верхнем городе. Мирра, которую все это время Эйнар понемногу знакомил с магическими трактатами, полагала, что и сам он вовсе не лишен колдовской силы и продолжает вкладывать ее в свои настойки. Но бывший ученик мага отрицал это полностью. Теперь лесная жительница уже умела контролировать свой дар и не пользовалась маной каждый раз, когда желала приобрести красивое платье или привлечь покупателя в аптеку. Научившись не прибегать к помощи энергий в повседневных делах, она избавилась от необъяснимых приступов уныния, которые так часто накатывали на нее прежде. Эйнар объяснил, что так бывает, когда человек попусту истощает магическую силу. Штудируя специальные книги, которые давал ей аптекарь, так как считал, что чтение дисциплинирует ум, Мирра пришла к выводу, что ее учитель мог бы стать выдающимся магом. Его взгляды на основные магические постулаты отличались от книжных новизной и смелостью. К примеру, аптекарь не считал необходимым пользоваться в колдовской практике стандартными заклинаниями, пытаясь заучить их или цитируя по книгам. Он утверждал, что каждый маг способен составить собственное заклинание на любой случай, даже не зная ни одного магического символа.

Мирра всецело доверяла мнению учителя, хотя проверить правильность его теорий ей не удавалось. Несмотря на постоянные лекции из области практической магии, наставник лишь дважды под своим присмотром разрешил ей провести мелкие магические манипуляции, когда хотел сварить волшебный обезболивающий бальзам. По его указанию ученица выполнила все необходимые действия и… потерпела фиаско. Инозрение девушке освоить тоже не удалось, хотя это умение считалось самым примитивным. И как ни пыталась неудачница, она не могла увидеть ни свою, ни чужую ману.

В день, когда в гавань вошел корабль под красно-черными парусами, Мирра как раз была на пристани — покупала у рыбаков морского конька, которого Эйнар использовал для приготовления лекарств. Чужеземный корабль, пришвартовавшийся в городском порту, по правде сказать, не показался ей зловещим, и сердце не сжалось от недоброго предчувствия. Напротив, судно выглядело одновременно изящным и величественным. Сделав покупки, она поспешила домой рассказать об увиденном. В аптеку вошла с черного хода (незачем отпугивать посетителей малоаппетитным видом морских тварей, из которых предстояло изготовить зелье). В их комнатке-спальне, разгороженной теперь ширмой на мужскую и женскую половины, было тихо и довольно темно — маленькое окошко почти не пропускало дневной свет. Поэтому Мирра не сразу заметила Эйнара, скорчившегося на своей кровати. Он лежал, подтянув к груди ноги, и прижимал руки к животу, словно прикрывая рану. Обычно спокойное лицо искажала гримаса боли.

— Что случилось?! — испугалась девушка. — Тебя ранили? Ты заболел? — Она бросила пакет с коньками на стол и присела на кровать рядом с аптекарем. Тот поднял на нее тяжелый взгляд.

— Защитный круг… — с трудом разжав прикушенные от боли губы, проговорил он.

Ученица поняла не сразу. Защитным кругом назывался магический знак, вычерчиваемый на земле или на двери, чтобы защититься от дурного колдовства и сглаза. В Сан-Аркане, где колдовство было запрещено, никто не рисовал на домах подобные знаки. Она непонимающе уставилась на Эйнара.

— Круг… — еще раз прохрипел он. Тогда девушка заметалась по комнате, освобождая место на полу и попутно соображая, чем бы вычертить знак. По науке защитный круг следовало рисовать углем из ритуального костра, на котором сожгли семена семи сакральных растений. Естественно, ничего подобного у них в доме не было, и Мирра выхватила из очага наполовину обуглившееся полешко и вопросительно взглянула на учителя, тот кивнул. Обугленным концом она обвела кровать толстой черной чертой, стараясь, чтобы линия получилась непрерывной и чтобы самой все время оставаться внутри круга. Замкнув круг, она повернулась к аптекарю. Тот лежал, все также скорчившись. Растерянная помощница потопталась на месте, не зная, нужно ли бежать, звать на помощь или не стоит перешагивать начерченную линию. Наконец. Эйнар заворочался и спустил с постели ноги. Мирра бросилась к нему:

— Что случилось?

Аптекарь медленно распрямился.

— Отпустило… Я не говорил, что ушел из родного города не только в поисках заработка: наемником можно было служить и там. Но, после того как Аргол выпил мою силу, я стал болезненно реагировать на колдовство. Каждый раз, когда поблизости творили даже самое безобидное заклинание — я это чувствовал: иногда как легкое покалывание в шее, а порой меня как судорогой скручивало. В Люцинаре было слишком много колдовства и колдунов, я и выздороветь-то как следует смог только в дороге. А предложение здешних купцов принял с радостью, потому что в Сан-Аркане магия вне закона. За пять лет, что здесь живу, я даже слабого запаха колдовства не почувствовал…

Эйнар поймал удивленный взгляд.

— Да, да, колдовство пахнет, почти неощутимо, но неприятно. Напоминает запах из выгребной ямы.

— Но тогда, — Мирра нахмурилась, — зачем ты давал мне магические книги, разве тебе не было плохо, когда я пыталась колдовать?

— Ты еще не поняла? Ты не умеешь колдовать.

— Но… — начала Мирра.

Аптекарь остановил ее жестом и продолжил:

— Своей маны у тебя недостаточно, а пользоваться чужой ты не способна. Каждый раз, когда ты пыталась сотворить заклинание, ты продолжала пользоваться своим даром: подталкивала судьбу сделать так, как тебе хочется. Это не то же, что магия, но принципы использования магической энергии — общие. А книги я тебе давал, чтобы ты научилась контролировать расход силы, и ты даже сделала определенные успехи, — закончил он.

— Если тебя так скрутило, значит, в город проник колдун…

— Не просто колдун, — уточнил Эйнар, — Тот Самый колдун!

— Аргол! — догадалась Мирра. Она, потрясенная, присела рядом. До этого дня история про могущественного мага была просто легендой, ничего общего с реальной жизнью. Да, рядом был Эйнар, когда-то давно он жил в Люцинаре и служил у волшебника. Но и Люцинар, и волшебники были далеко, за пределами ее мира, как Город Звездных охотников: все слышали о нем, кое-кто даже может рассказать, как его найти, и матери, указывая детям на падающую звезду, говорят: «Смотри, звездный охотник преследует свою добычу!» — но кто может похвастаться, что сам побывал в том городе?!

А теперь страшный колдун из сказки пришел в их город. С удивлением Мирра обнаружила, что испытывает странное возбуждение, она даже не сразу поняла, что это обычное любопытство. Два года до этого жила, словно в спокойном и приятном, но все-таки во сне. Следуя советам своего учителя, она успешно подавила в себе почти все желания и ни к чему не испытывала особого интереса. Ей было довольно того, что она сыта, здорова, имеет крышу над головой и людей, которые заботятся о ней и лучше нее самой знают, что ей следует делать. Девушке вдруг страшно захотелось увидеть этого самого Аргола и, может, даже заговорить с ним и… (Мирра даже испугалась собственных мыслей) отомстить ему за своего Учителя.

Аптекарь сидел рядом, и девушка тайком взглянула, не прочел ли он ее мысли? Но тот сосредоточенно растирал руками виски. Плечи его, обычно широко расправленные, были опущены, спина сгорбилась. Мирра не могла поверить, что простое присутствие какого-то волшебника способно так повлиять на человека.

— Наверное, это глупо, но мне кажется, что Аргол пришел за мной! — глухо произнес тот.

— Ты ведь говорил как-то, что ни один маг не может отнять у человека то, что тот не согласен отдать добровольно?

Собеседник утвердительно кивнул.

— Так чего же тебе бояться? Ты сильный, зрелый мужчина. Мы в городе, где колдовство запрещено. Великий маг не посмеет колдовать открыто. А ты больше не позволишь отнять у себя силу!

Эйнар снова кивнул, соглашаясь, но было заметно, что тревога так просто его не оставит.

— Я, наверное, даже не смогу покинуть круг, — пробормотал он.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — уверенно заявила Мирра и чуть покровительственно обняла его за плечи. — Пойду закрою аптеку, — через некоторое время заявила она, — а ты посиди, отдохни здесь.

Ученица легко перешагнула границу защитного круга. Она впервые за последние несколько лет чувствовала себя уверенно. Наконец-то представилась возможность сделать что-то полезное для своего спасителя. Возможный визит мага ее не особенно пугал. Во-первых, она не думала, что тот разыскивает своего бывшего ученика. (К чему? Ведь он уже выпил его ману?) Во-вторых, несмотря на прочитанные книги, она весьма смутно представляла себе настоящего волшебника. У них в Ледо колдуньей считалась ее бабка, потому что умела обращаться с железом. Вдвоем они отливали в формы или ковали железные изделия на нужды лесного народа, и что бы там ни болтали деревенские, ничего волшебного в их работе не было. Ну а Аргол? По рассказам, он умел вызывать дождь, находить пропавший скот и людей, снимать порчу и еще мог забрать у человека его магическую энергию — ману. Но ведь люди, чьей энергией он пользовался, сами приходили к волшебнику и, следуя стандартной форме договора, соглашались обменять часть собственной силы на услуги мага. А Мирра ничего у колдуна просить не собиралась. Напротив, она намерена была при случае посчитаться с ним. У нее даже сложился в голове план. Выглядел он не очень благородно: ленна Ледо собиралась донести на Аргола городским властям. Но, с другой стороны, разве благородно было обманом отнимать силу у мальчишки и бросать его на верную смерть в запертом доме?

Мирра прошла в соседнюю комнату, где находился их торговый зал. Входная дверь оказалась заперта, как видно, аптекарь так и не успел открыть ее утром. Значит, волшебник. прибыл в город вскоре после ее ухода за покупками. Словно щелчок раздался в голове у девушки — это кусочки разрозненных сведений, как части разрезанной картинки, сложились в единое целое. Корабль, что она увидела в гавани нынче утром, на его мачте красовался красно-черный флаг с тиглем в круге. Такой же герб украшал и переплеты нескольких книг, что давал ей читать учитель. Мирра хотела было бежать в порт, посмотреть еще раз на корабль, порасспросить на пристани о приезжих. Но она вовремя вспомнила, что Эйнар сидит внутри защитного круга, не способный покинуть его и добраться даже до туалета, не говоря уже о кухне с их съестными припасами.

И она вернулась в спальню.

— Есть какой-нибудь знак или оберег от колдовства, кроме защитного круга? Провести черту вокруг дома не получится. И рисовать круг на входной двери тоже не стоит — соседи подумают невесть что!

— Можно повесить над входом цветы крестовника — от дурного глаза. Здесь аптека — никто не удивится пучку сушеной травы. Есть и еще способы, но везде нужно колдовать, а с колдовством я… сама знаешь…

— Значит, крестовник, — констатировала ученица. Она быстро сбегала в торговый зал, принесла целую банку сушеных цветков с четырьмя белыми лепестками. Выбрала несколько штук на длинной ножке, связала в пучок и повесила прямо на вывеску аптеки. Остальные цветки разложила на подоконнике, в углах прилавка, над притолокой, в общем, везде, где смогла. Потом уже по собственной инициативе собрала сухие былинки и крошки крестовника, оставшиеся в банке, смешала их с золой из очага и, выйдя на улицу, сдула немного полученной смеси с ладони в сторону дома: — Зло дом не найдет, — прошептала она, — зло мимо пройдет! — и высыпала остатки золы под порог.

Никто не заметил ее странных манипуляций. Сама новоиспеченная колдунья, едва произнеся только что выдуманное примитивное заклинание, устыдилась: кем она себя возомнила?! Ведь только что ей объяснили, что она не способна колдовать.

— Хуже не будет! — упрямо встряхнув головой, про себя решила девушка и вернулась в дом.

В портовой гостинице, за несколько кварталов от аптеки сухопарый высокий старик в круглой с наушниками кожаной шапке вскинул голову, словно прислушиваясь к чему-то. Потом вновь опустил взгляд на карту прибрежного района, нарисованную на толстом, специально пропитанном жиром пергаменте.


— Ну, как, можешь пройтись по комнате? — заботливо спросила Мирра, входя в дом. Эйнар встал и осторожно шагнул к угольной черте… Постоял немного, потом поставил ногу за пределы круга. Судя по лицу, ничего особенного он не почувствовал. Выйдя из защитного круга, аптекарь уже смелее пересек комнату, подошел к окну и удовлетворенно кивнул.

— Действует! — сообщил он Мирре.

— Может, попробуешь на улице?

Но тот отрицательно покачал головой:

— Нет, крестовник хранит жилище, на улице он бесполезен. Но ничего, я могу работать в аптеке, а ты и Бинош будете приносить мне все необходимое. Может, боги, что принесли сюда Аргола, унесут его обратно куда подальше!

— Не раньше чем сменится ветер, — проговорила девушка, и Эйнар удивленно вскинул на нее глаза. Пришлось выложить догадки насчет корабля.

— Да, это его герб, — подтвердил аптекарь, — значит, он прибыл по морю. Недаром мне не понравился западный ветер.


У Мирры прибавилось забот. Раньше аптекарь сам закупал большинство компонентов для своих лекарств и сам собирал нужные травы за городом и на берегу моря. Теперь эти обязанности легли на ученицу. Бинош почти все время была занята в таверне. С другой стороны, прежняя затворница начала знакомиться с городом. Раньше она редко заходила дальше своего района, а теперь ей то и дело приходилось разносить заказы в Верхнем городе, а один раз она даже отнесла склянку с микстурой в дом Магистрата. Проходя мимо городской канцелярии, где, как говорили, были кабинеты коменданта Сан-Аркана и начальника ночной стражи, Мирра невольно задержалась, глядя, как клерки ловко заполняют, подают и принимают от посетителей какие-то бумаги.

Она подумала, что могла бы незаметно подбросить в одну из корзин с прошениями свое письмо (не подписанное, конечно, еще не хватало давать потом объяснение Магистрату). Последила еще немного за порядком работы магистратуры и поспешила дальше по своим делам. В воображении она проигрывала свой план, который вообще-то не собиралась осуществлять. И все же эти мысли против воли лезли в голову: вот она возьмет пергамент (купит его в лавке, где-нибудь подальше от их жилья, где ее никто не знает), напишет, что в город тайно прибыл волшебник с непонятными целями. Опишет герб на корабле… Пожалуй, еще прибавит, что колдун может быть опасен для города. И все, пусть потом городской Совет думает, как избавиться от Аргола. Только надо подкинуть письмо незаметно! А то вдруг Магистрат решит сначала показать донос волшебнику, чтобы тот смог оправдаться? А тот возьмет и превратит ее в жабу…

— Стоп! Откуда колдун узнает, что это я написала письмо?! Он же обо мне и ведать не ведает. — Мирра даже остановилась, привычно тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные мысли.

Она находилась в начале Рыбачьего переулка, как раз напротив их аптеки, на мостовой стоял сухой сгорбленный старик, одетый в добротный темный кафтан и круглую войлочную шапочку (такую любили носить профессора из местного университета). Старик опирался на длинную резную трость. Его совершенно белые волосы и борода были аккуратно подстрижены, лицо лучилось добрыми морщинами. Таким старикам приятно учтиво кланяться и называть их «дедушками». Не избежав очарования благородной старости, Мирра засияла улыбкой, подходя к старику. Тот растерянно вертелся на месте, как раз напротив их витрины.

— Что-то ищете, дедушка? — почтительно произнесла она, подходя к старику.

Тот поднял на нее глаза: светло-серые под белыми кустистыми бровями:

— Да вот никак не прочту эту вывеску, деточка! — развел он руками. — Видно, зрение совсем испортилось.

Мирра охотно разъяснила, что здесь находится аптека.

— А-а-а… — протянул старик — То-то я гляжу, вроде бы пучок с травой какой-то висит. — Он еще раз беспомощно глянул на девушку. — Не поможешь ли мне, милое дитя, взойти на крыльцо — что-то больно ступеньки круты…

Мирра подхватила старика под руку. Вместе они поднялись на крыльцо, и участливая помощница услужливо распахнула дверь. Внутри за прилавком, как обычно, стоял Эйнар…

Старик шагнул через порог, попутно распрямляясь и стремительно прибавляя в росте. Мирра, на миг отвернувшаяся прикрыть дверь, обернувшись к посетителю, вдруг обнаружила перед собой высокого, крупного мужчину, хотя и в годах, но еще крепкого и полного сил. Волосы его были уже не белые, а иссиня-черные, хотя и прочерченные кое-где серебряными нитями. На лице, смуглом то ли от природы, то ли от загара, мрачно сверкали глаза цвета антрацита. От неожиданности Мирра шарахнулась в сторону, рассыпав свертки, что принесла с собой. Аптекарь за прилавком мертвенно побледнел, тело его стало странно изгибаться, будто ломаемое невидимой рукой.

— Здравствуй, мой дорогой! — произнес черноволосый незнакомец, и лицо его скривила недобрая усмешка. — Вот уж кого не ожидал встретить! Это лишнее подтверждение того, что я не ошибся, воспользовавшись твоей жизненной силой. Смотри-ка, даже после нашего сеанса в тебе еще осталось достаточно энергии, чтобы доползти сюда!

Бывший ученик только что-то невнятно прохрипел, с трудом удерживаясь на ногах. Лицо его было уже не белым, а синеватым. На шее и щеках проступили багровые сосуды.

Мирра с ужасом переводила взгляд со «старика» на аптекаря и обратно. Она уже догадалась, кого привела, но имя пока не было названо…

— Аргол?! — полувопросительно вскрикнула она.

Маг повернулся и пронзил ее своим черным взглядом.

— Не припомню, чтобы был знаком с этой малышкой. — Снова повернулся он к своему бывшему ученику. Тот, корчась от боли, сползал на пол.

— Ну, ну! Я тебя не отпускал. — Колдун щелкнул пальцами, и Эйнар внезапно выпрямился и повис в воздухе над прилавком, ноги его продолжали подергиваться, но голова, руки и туловище словно окоченели.

— А я-то считал, что до конца выпил твою ману! — продолжал колдун, медленно подходя к безвольно висящему аптекарю. — А тут гуляю в этом никчемном городишке, где на сто миль в округе нет даже настоящей гадалки, и что же я вижу?! Маленький изящный морок: вроде бы стоит в переулке дом, а вроде бы его и нет. Я и так его обхожу, и эдак, а войти не могу. И главное, такой знакомый запах… Значит, мы не разучились делать кое-какие магические штуки!

Лицо Эйнара исказила судорога, но он, как ни напрягался, не сумел ничего ответить магу.

Зато Мирра, пока внимание волшебника было занято бывшим учеником, тихонько, бочком придвинулась к ближайшей полке. На ней, как раз на доступном уровне, стояла увесистая банка с морскими пиявками. Девушка незаметно протянула руку и обхватила банку за горлышко.

Ее бросок был почти удачен, но только почти. Банка оказалась слишком тяжелой, Мирра не рассчитала силу, и сосуд с пиявками, пролетев по пологой дуге, шмякнулся у ног волшебника, разбрызгивая вокруг стекло и мутную воду. Колдун получил всего лишь несколько брызг на сапогах и кафтане. Но на какое-то мгновение он отвлекся от Эйнара и тот, больше неподдерживаемый магическим взглядом, упал на пол. Аргол молча уставился на девушку, та попятилась к двери, но прожигающий взгляд словно пришпиливал ее ноги к полу. Колдун стал надвигаться, страшно протягивая к ней свои руки с длинными костлявыми пальцами и на редкость ухоженными ногтями.

— Как забавно! — словно продолжая свою беседу с учеником, заметил Аргол. — Бывает же так, не ожидаешь встретить ничего интересного и вдруг находишь в какой-то мусорной куче две такие диковины! Тебе всегда везло, Эйнар, где ты откопал эту девчонку! — Маг обернулся к аптекарю, но того не было видно за прилавком.

Аргол небрежно махнул рукой.

— Живи, — пробормотал он — я, пожалуй, должен быть тебе благодарен, второй раз ты преподносишь мне шикарный подарок!

Аргол уже всей высокой фигурой навис над малышкой, уже протянул руку, чтобы ухватить ее за плечо. Мирра втянула голову в плечи и из последних сил дернулась в сторону двери. В голове пронеслось: она ни за что не успеет добежать и открыть дверь, колдун догонит и схватит ее за шею. Она уже чувствовала его длинные узловатые пальцы на горле…

«Неужели же никто мне не поможет!» — мысленно воззвала Мирра ко всем известным ей богам.

Что-то пролетело у нее над левым плечом, едва не задев ухо. Сзади послышался звон разбивающегося стекла, в спину брызнули мелкие осколки. Мирра инстинктивно пригнулась и наконец закричала. Ее тонкий истошный визг достиг улицы:

— Помогите! Помогите, грабят! — визжала перепуганная аптекарша.

Аргол обернулся. Навалившись животом на прилавок, едва удерживаясь на ногах, Эйнар заносил над головой для броска очередную склянку. Он успел ее метнуть и даже довольно метко. Но маг начертил в воздухе знак тростью, и банка, летевшая прямо в него, резко изменила направление, словно столкнувшись с невидимой преградой. Разбившись о стену, она обдала Мирру и колдуна новой порцией стеклянных брызг. На шум из соседней таверны наконец выскочили люди. Вслед за ними выбежала Бинош, которой в истошном вопле послышалось нечто знакомое. Увидев разбитую витрину, подруга тоже принялась кричать, более низким, но не менее громким голосом. Посетители таверны, похватав кто палки, кто камни, настороженно двинулись к аптеке, разобраться, что там происходит. Мирра больше не кричала, она сорвала голос и теперь лишь затравленно взирала на возвышавшегося пред ней волшебника.

Аргол сквозь разбитую витрину бросил взгляд на улицу. К аптеке приближалась вооруженная чем попало группа мужчин, человек десять. Сзади надрывалась в крике Бинош. В конце переулка, привлеченная шумом, показалась дневная стража. Маг в сердцах плюнул на пол. Он быстрым движением оторвал одну из пуговиц с платья Мирры, та не успела даже отшатнуться. Потом нараспев произнес несколько непонятных слов и с силой ударил тростью об пол. Голос волшебника еще отдавался у девушки в ушах, но самого его в комнате не стало. Ворвавшиеся в аптеку стражники, подпираемые сзади осмелевшей толпой, нашли только распростертого на прилавке аптекаря да его перепуганную и лишившуюся голоса помощницу.

Волшебник бежал из города. Мирра, еще всхлипывая и растирая по лицу слезы, рассказывала капитану дневной стражи о нападении жуткого мага, а корабль под черно-красными парусами уже покидал Сан-Арканскую бухту. Моряки, наблюдавшие эту картину, суеверно делали рукой оберегающие знаки (у них это называлось «вязать узлы на счастье»). Странный ветер надувал паруса с черным тиглем, паруса на всех остальных судах в гавани едва плескались от «сквозняков», дувших с моря.


Итак, Аргол бежал. Мирра, оправившаяся от пережитого ужаса, торжествовала.

— Мы смогли прогнать этого мерзкого мага! — Теперь, спустя пять дней случившееся представлялось ей увлекательным приключением, а их действия — почти геройскими. Правда, сначала маленькую ученицу мучила совесть, ведь именно она привела колдуна в аптеку, без ее приглашения тот не смог бы переступить порог под веткой крестовника. Но аптекарь успокоил ее, сказав, что только искушенный волшебник мог бы заподозрить в хрупком старике мага. Аргол был большим мастером по части таких иллюзий. Про слова колдуна насчет «изящного морока» Эйнар не вспоминал: может быть, не расслышал их, находясь под действием колдовства, или не придал им значения. В любом случае Мирра была этому только рада. Это пятно тоже тревожило ее совесть. Но в конце концов она убедила себя, что сочиненное ею маленькое заклинаньице не могло вызвать никакого морока.

После сбивчивых рассказов Мирры и Бинош (добавившей пару своих штрихов к истории о нападении колдуна) и обстоятельных разъяснений Эйнара городской Совет постановил еще раз объявить о запрете на любое колдовство в границах Соединенного королевства. Жрецы главных сан-арканских храмов трижды обошли город торжественной процессией, посыпая землю золой с жертвенных костров и оглашая воздух священными песнопениями. Эта церемония была призвана изгнать из города остатки злой магии, если таковые (помилуй, Творец!) остались после отъезда мага.

Мирра смела с подоконников высохший крестовник. Стекло в витрине заменили на новое. Жизнь пошла своим чередом. Только Эйнар, несмотря на то что возобновил свои походы на рынок и по городу, временами становился беспричинно хмурым и задумчивым. Мирра относила эти приступы хандры к неприятным воспоминаниям. Теперь, столкнувшись вживую с бывшим воспитателем юного мага, она в полной мере разделяла страх и неприязнь, испытываемые к нему учеником.

И все же появление Аргола было хоть и неприятным, но захватывающим событием в ее скучной жизни, о нем можно было судачить долгими вечерами с Бинош. И с загадочным видом рассказывать о происшествии случайным приятельницам на пристани. А Мирра теперь полюбила бывать в порту. Здесь пахло не только рыбой и гниющими водорослями. В воздухе неуловимо витал дух далеких странствий и таинственных земель, дух приключений, одним словом…

Эйнар не одобрял ее частые походы в порт. Почему-то он никак не мог до конца поверить в то, что Аргол так просто покинул Сан-Аркан. Его последние слова свидетельствовали о том, что он, как и ученик, разглядел редкий дар девушки. Неужели же великий колдун так испугался обычной городской стражи, с которой мог справиться одним щелчком пальцев, что бросил редкую находку и поспешно отплыл из города?! Это на него совсем не было похоже… Но время шло, а вокруг все было спокойно. И аптекарь стал считать свои страхи пустыми.

Беда пришла, когда ее не ждали. И вовсе не в порту она подстерегла Мирру. Она спокойно возвращалась домой из булочной, расположенной всего в квартале от Рыбачьего переулка. Из боковой улицы впереди нее вышел мужчина, одетый во все серое — от войлочной шляпы странного фасона до мягких сапог. На шее у незнакомца болтался массивный медальон из белого металла. Мирра не обратила на мужчину особого внимания: какого только народу не шляется по улицам Сан-Аркана. Чужеземцев здесь бывало, пожалуй, даже больше, чем в торговой столице — Мелузе. Незнакомец направился навстречу и, не доходя до нее нескольких шагов, поднял руку и помахал, словно приветствуя кого-то. Мирра обернулась, посмотреть кого. В этот тихий утренний час она была на улице одна и уж точно не была знакома с серым прохожим. Позади нее (откуда только взялся) вдруг вырос такой же серый незнакомец. В своих мягких сапогах он двигался совершенно бесшумно, вот почему Мирра не расслышала его шагов. В одинаковых серых плащах и шляпах, с одинаковыми медальонами на груди мужчины показались ей братьями-близнецами. Девушка собиралась еще раз взглянуть на идущего навстречу прохожего, чтобы убедиться в их сходстве, когда рука в серой перчатке зажала ей рот. Подходивший сзади мужчина в один прыжок оказался рядом и прижал ей руки к туловищу так, что пленница не могла шевельнуться. Она попыталась крикнуть, но крепкая рука слишком сильно держала ее подбородок. Раздался звон разбитого стекла. В воздухе разлился незнакомый резкий аромат, и свет померк. Пара одетых в серое мужчин в несколько секунд перетащили безвольное тело в проулок. Здесь они смогли перевести до этого сдерживаемое дыхание. Ветер развеял опасный аромат. Вскоре к ним присоединились еще двое. Выглядели их спутники точь-в-точь, как и они: серые плащи, кафтаны, шляпы, крупные медальоны на груди. Вчетвером они натянули на бесчувственное тело поверх платья длинную серую хламиду, на голову напялили серую шапку, похожую на их собственные. Потом девушку уложили на легкие носилки и спокойно двинулись к Южным воротам города. Мирра, одурманенная неизвестным зельем, лежала неподвижно. Никто из встречных не заподозрил ничего дурного в четырех чужеземцах, несших, как видно, захворавшую соотечественницу. Мирно и спокойно четыре похитителя и их жертва покинули незадолго до полудня Сан-Аркан. За воротами они погрузили носилки в крытую все тем же серым войлоком повозку и двинулись по Муррийской дороге на юг. Впрочем, они недолго следовали наезженным трактом. Вскоре телега свернула на зеленый проселок, а потом и вовсе затерялась в окрестных влажных лесах.

Глава 4

Мирра очнулась на дне подскакивающей повозки только в сумерках. Она долго приходила в себя, не в силах понять, где находится. Внутри было темно, и лишь спустя несколько минут пленница разглядела сидящую рядом с ней фигуру. Она вскрикнула, крик получился сдавленным и жалким. Темная фигура никак не отреагировала. И девушка тут же устыдилась собственного крика. Она с трудом приподнялась на руках, а затем кое-как уселась на дне телеги. Тело затекло от долгой неподвижности, но ни руки, ни ноги, судя по всему, не были связаны. Покрутила шеей, согнула и разогнула пальцы, пошевелила ногами, чтобы разогнать кровь. Все это под безразличным взглядом сидящего рядом незнакомца. Мирра уже сумела разглядеть, что это был тот самый мужчина (вернее, один из тех «серых» мужчин), что схватил ее на дороге. Она прекрасно помнила момент, когда ей зажали рот, потом воспоминания обрывались. Не было сомнений, ее похитили. Но кто и зачем, ученица аптекаря не имела не малейшего понятия. Она испытывала необъяснимую апатию. Происходившее было ужасно, но ужасно как-то отвлеченно. Словно бы происходило не с ней.

— Эй! — обратилась она к своему молчаливому стражу. — Кто вы такие и что вам надо?

Тот ничего не ответил. Тогда девушка встала на ноги, согнувшись под низким пологом. Она было двинулась к просвету, видневшемуся в задней части повозки, но тут «серый» охранник наконец ожил и ухватил ее за руку.

— Я хочу подышать воздухом, — жалобно пискнула похищенная. — Мне нужно размяться.

Вообще-то она и не надеялась, что ей позволят покинуть закрытую телегу. Но вопреки ожиданиям охранник что-то прокричал на незнакомом, каркающем диалекте, и повозка остановилась. Полог в задней части отдернулся, и Мирра увидела кусочек леса в сгущающихся сумерках и еще одну «серую» фигуру, протягивающую ей руку, чтобы помочь спуститься.

Странные это были похитители. Сколько ни ломала она голову, но так и не могла придумать, зачем понадобилась этим «серым». Сначала она подумала, что такова месть родственников Акеля (кто еще мог желать ей зла?). Потом — что старый жрец решил-таки осуществить свой план женитьбы и послал за ней своих прихвостней. Но «серые братья» (Мирра называла их про себя братьями, потому что все четверо имели сходные черты лица, а одинаковая одежда делала их еще более похожими. Немудрено, что в первый момент они показались близнецами) даже отдаленно не напоминали выходцев из лесного народа. На все ее вопросы похитители отвечали молчанием. Они и между собой-то почти не разговаривали, а уж ей и слова не сказали. Тем не менее проявляли редкостную заботу о своей пленнице. Дали ей теплую дорожную одежду и сменное белье. За обедом первой подавали миску с едой, более того, вскоре девушка заметила, что получает лучшие куски. «Братья» зорко следили за тем, чтобы она не сбежала, но связывать ее не пытались и в остальном предоставили ей относительную свободу. Мирра то ехала в повозке, то брела рядом с ней под присмотром «братьев». Никто не пытался обременить ее работой на привалах, она могла по выбору: спать, сидеть у костра, отправиться в сопровождении «брата» собирать зимние ягоды. Вообще-то путешествие чем-то напоминало поездку со жрецом из Ледо. Тогда вокруг тоже был зимний лес и тоже не с кем было словом перекинуться.

Кроме новой одежды, в которую она переоделась по настоянию похитителей, пленница получила два широких, от запястья почти до локтя, браслета на руки. Собственно, браслеты уже были на ней, когда она очнулась, но Мирра не сразу почувствовала их, такими они были легкими и тонкими, поначалу посчитала, что это плотные рукава платья сдавливают ей предплечья. Потом на привале она наконец заметила свое новое «приобретение»: браслеты были золотые, тонкой ювелирной работы, явно не дешевые. Мирра попыталась стянуть один из них, чтобы получше разглядеть замысловатый орнамент, и тут же обнаружила магическое свойство украшений. Стоило ей попытаться снять их, как руки от запястья до локтей прожгла резкая боль. Не сразу сообразив, в чем дело, девушка пронзительно закричала. К ней тут же подскочил стражник и жестами дал понять, чтобы она не трогала браслеты. Напрасно Мирра обращалась к нему за разъяснениями, напрасно она протягивала руки, умоляя снять с нее обременительные украшения. Похитители лишь отворачивались от нее и продолжали заниматься своими делами.

Странное безразличие не покидало Мирру. Она прекрасно понимала, что упорное молчание похитителей и неизвестность, в которую они ее везут, должны до обморока пугать ее. Но страх был какой-то вялый. Мирра словно бы не могла сосредоточиться на том, чего следовало бояться. Даже расспросы о собственной судьбе она вела как-то отстраненно, словно заранее не рассчитывала получить ответ.

Несколько раз посещали мысли о побеге, но тоже какие-то вялые. Стоило ей только подумать об этом, как тут же начинало неприятно саднить кожу под браслетами и мысли сбивались в другое русло. Да если разобраться, куда ей было бежать? Она даже примерно не представляла, в какой стороне находится Сан-Аркан и где расположено ближайшее жилье. Убегать же одной, в незнакомый лес… Несмотря на то что Мирра была дочерью лесного народа, как выжить в лесу, она представляла весьма смутно.

Дважды она пыталась заговорить с похитителями о своем освобождении, первый раз в тот вечер, когда впервые очнулась. Тогда она еще не знала, насколько молчаливы «серые братья», и, переходя от одного к другому, все пыталась выспросить, кто же ее похитил. На следующий день, отчаявшись узнать причину похищения, Мирра попыталась подкупить своих охранников. Она сообщила им, что является ленной своего народа, и пообещала заплатить за себя огромный выкуп, если они доставят ее в Ледо. Вернуться в Сан-Аркан не предлагала. Она не считала себя вправе рассчитывать на помощь Эйнара. Довольно было и того, что тот позволял ей жить в своем доме и относился, как к родной сестре. Нечестно было бы просить его заплатить за нее еще и выкуп. Аптека, конечно, приносила стабильный доход, они ни в чем не нуждались. Но ведь и запросы у них были весьма скромными, ни о каком богатстве речи не шло. Эйнар пытался откладывать понемногу — они мечтали открыть еще одну аптеку в Верхнем городе. Но, даже реши он отдать эти деньги похитителям, их вряд ли хватило бы.

Правда, и на щедрость общины, которую она так легкомысленно покинула при первой возможности, Мирре тоже особенно рассчитывать не приходилось. Но все-таки это были люди одной с ней крови. Как знать… в общем, решила обещать похитителям золотые горы, лишь бы они отвезли ее к родной деревне, а там, может, она найдет способ выпутаться.


Так прошло три дня. Все также было не ясно, куда они идут и где находятся. В полдень ее молчаливые спутники остановились на очередной привал. Лошадей пустили пастись. Один из «серых» принялся разводить костер и готовить мясную похлебку. Девушка отошла умыться к протекавшему рядом ручью (ее спутники всегда старались останавливаться у воды). Один из «братьев», как обычно, последовал за ней, но стал чуть в отдалении, не мешая приводить ей себя в порядок. Мирра уже закончила умываться, когда с поляны, служившей им местом привала, раздались голоса. Учитывая общую неразговорчивость ее похитителей, такой шум был поистине удивителен. Сопровождавший охранник мигом оказался рядом и, схватив девушку за руку, потянул в ближайшие заросли орешника. Та, не сопротивляясь, последовала за ним. Они по дуге обошли место стоянки и незаметно вышли к ней с противоположной стороны. Густой кустарник подступал к самой поляне. Сквозь его заросли Мирра разглядела стоявшую у костра к ним спиной женщину. Одета она была так же, как и остальные — в серый плащ, из-под которого виднелась серая юбка, на голове — серая войлочная шапка с отворачивающимися краями. Кроме нее и трех похитителей, на поляне никого не было. «Брат», сопровождавший похищенную, издал странный свистящий звук, ему тут же откликнулись с поляны. Видимо, ответ успокоил «серого», потому что он перестал прятаться и потянул пленницу за собой.

— Вы мои братья и одни способны меня понять! Я не прошу ничего, кроме возможности и дальше следовать за своей госпожой. Я дала клятву служить ей и буду верна обещанию, пока не истечет срок моей службы или пока вы не лишите жизни ее или меня…

Мирра не поверила своим ушам, услышав голос женщины. Она ускорила шаг, обгоняя своего охранника, и первой выбежала на поляну. Перед костром в сером платье, сером плаще и с тяжелым медальоном на груди стояла…

— Бинош! — воскликнула пленница. — И тут же зажала себе ладонью рот, боясь, что своей несдержанностью испортила подруге какой-то план.

— Здравствуйте, госпожа, — чинно поклонилась та и снова обернулась к своим собеседникам. — Так что, братья, могу я продолжить службу своей хозяйке? Я не прошу у вас ни еды, ни питья, если ваши запасы ограниченны. — Путница чуть повернулась, показав тяжелый рюкзак, оттягивающий ей плечи. — Срок моей службы истекает через три года, я буду исполнять свой долг, пока смогу. — Она вопросительно уставилась на трех мужчин, стоявших перед ней. Те хмуро переглядывались, произнося короткие фразы на своем каркающем языке. Потом (о чудо!) один из них обратился к пришедшей на сносном арканском:

— Что же, сестра, мы не вправе препятствовать тебе исполнять его волю. Ты можешь идти с нами. Положи свой рюкзак в повозку. Мы поделимся с тобой нашими припасами, но будем рады и твоим: наш путь лежит вдали от поселений.

— Владеешь ли ты истинной речью?

Та отрицательно покачала головой.

— Я несу долг с шести лет, — непонятно ответила она.

«Серые», однако, понимающе закивали. Мирра недоуменно переводила взгляд с них на Бинош.

— Да будет так, сестра, — сказал один из стражей, — думаю, твой долг скоро завершится.

— Да будет так, — эхом откликнулась Бинош. Потом спокойно повернулась спиной к своим собеседникам и направилась к Мирре. — Пойдемте, госпожа, — как ни в чем не бывало произнесла она, — я позабочусь о вас.


Бинош мыла в ручье посуду. Мирра сидела рядом, делая вид, что пытается оттереть грязь на руках. Охранник стоял в добром десятке шагов от них. Бывшая камеристка старательно, со скрипом терла песком закопченный котелок.

— Не подавайте виду, — углом рта шептала она, — я пришла, чтобы помочь вам…

— Но как ты сумела нас найти? — прошептала пленница.

— Об этом потом! Сейчас вам нужно знать главное — Эйнар знает, где мы, и он готовит наше освобождение.

Освобождение… Сердце у Мирры стремительно забилось, впервые за последние дни неестественная апатия начала покидать ее. И сразу словно горячими щипцами сдавило запястья. Заговорщица ойкнула, но тут же прикусила губу и тайком бросила настороженный взгляд на стража. Но тот, видимо, ничего не услышал, взгляд его продолжал безразлично скользить по окрестностям.

— Но кто меня похитил? И что это за наряд на тебе, совсем как у них?

— Это дети Адана, — едва слышно прошелестела Бинош. — А похитили они вас по приказу Аргола!

Больше в тот день им не удалось поговорить на эту тему. Камеристка, играя роль соплеменницы похитителей, почти не разговаривала со своей хозяйкой.

Их маленькая группа продолжала двигаться заросшим лесным проселком, далеко объезжая попадавшиеся на пути деревни, угадываемые по дымкам, поднимавшимся над лесом.

«Серые братья» прониклись доверием к своей «сестре» и теперь часто оставляли девушек наедине. Тем более что ни та ни другая не сделали ни одной попытки даже просто отойти от телеги подальше.

В такие минуты Бинош постепенно рассказала Мирре о плане побега, а также все, что знала о детях Адана.

— Они называют себя абаданнами и живут где-то в горах, далеко на севере. Наверное, там, откуда родом Эйнар. Их страна — одни голые скалы, ни земли для посевов, ни зверья для охоты… Но племя нашло способ выживания. Они продают соседям единственное, что у них есть — самих себя. Их народ поклоняется тайным, никому неведомым богам, — рассказывала подруга, и ее шепот звучал зловеще в темноте войлочной палатки. — Жрецы, которые управляют у них всем, заключают сделки с соседними правителями, да и со всеми желающими. За плату они передают в услужение на определенный срок своих соплеменников — абаданнов, которые верно служат своему господину за одну только еду и одежду. Более верных слуг трудно встретить, ведь клятву о верности господину они дают своим жрецам, и только жрецы или смерть могут освободить их от этой службы. Так уж они воспитаны! Вот это, — Бинош показала массивный круглый медальон, — знак их клана. Эйнар раздобыл его лучше не спрашивай как… По этим медальонам да еще по серой одежде (хотя она и не обязательна) дети Адана узнают друг друга. Эти четверо дали клятву служить Арголу и будут выполнять его приказы даже ценой собственной жизни. Поэтому Эйнару нужно время, чтобы собрать отряд, способный одолеть абаданских наемников. Говорят, каждый из них стоит десятка других воинов.

— Где же он найдет столько людей?! — с отчаянием спросила Мирра. Едва зародившись, ее надежда на спасение готова была умереть, от этого впервые за всю дорогу глаза защипало от слез.

— Наемников всегда хватает, были бы деньги, — пожала плечами Бинош, однако ее лицо, невидимое в темноте, тоже скорбно вытянулось, хотя совсем по другой причине.

Эйнар запретил говорить, что ему пришлось продать свою аптеку, чтобы наскрести денег на поиски похищенной ученицы. Но вовсе не потеря доходного предприятия и обжитого дома расстраивали Бинни, уже давно она была тайно влюблена в их спасителя. Эйнар не знал об этом. Он не был падок на женщин, но молодая особа лелеяла мечту, что однажды любимый наконец разглядит в ней ту самую, единственную… И вот несколько дней назад она стала подозревать, что тот уже нашел свою избранницу. То, как стремительно он продал свое предприятие, лишь бы вернуть Мирру… Сердце снова мучительно сжалось у камеристки в груди при воспоминании об этом. Что ж, кого бы ни выбрал Эйнар, сама девушка готова была идти за своим любимым до конца! Она сразу и безоговорочно согласилась выполнить все, что будет нужно для его плана.

Подруга придвинулась поближе к Мирре и зашептала еще тише:

— Все, что нам нужно, — это оставлять за собой как можно больше следов, и, если получится, подольше задержать их в пути!

Что касается следа, то «сестра» тщательно помечала дорогу мелким зеленым порошком. Порошок был колдовской. Вручая его, Эйнар сказал, что даже щепотки этого зелья хватит, чтобы он почувствовал его за много миль. Видя, как корчился составитель порошка при его изготовлении, ничуть в этом не сомневалась. Она и раньше слышала, что аптекарь не выносит никакого колдовства и оттого издалека способен почувствовать его присутствие.

Ну а как замедлить их передвижение — об этом Бинош предоставила думать самой пленнице. В конце концов должна была и она что-то сделать для своего освобождения.


Мирра думала над услышанным всю ночь и все утро, которое провела в повозке, то и дело начиная клевать носом. Неожиданно (и довольно болезненно, надо сказать) ей открылось назначение драгоценных браслетов. Они предназначались, чтобы не позволить пленнице сбежать. Мирра могла сколько угодно мысленно пенять на свою несчастную судьбу, ее магические украшения не подавали признаков жизни. Но стоило ей действительно пожелать освободиться или как следует задуматься о побеге, как браслеты начинали пульсировать, прожигая руки и безжалостно врезаясь в кожу, пока их владелица опять не впадала в мрачное отчаяние, не смея надеяться на спасение. Так что браслеты все-таки были хотя и изящными, но кандалами.

Однако, поэкспериментировав с ними некоторое время, девушка обнаружила, что браслеты не мешают ей замышлять пакости против своих похитителей. А значит, думать о том, как помешать им все дальше увозить ее от Сан-Аркана и Эйнара, Мирра могла беспрепятственно. Пока, правда, ничего умнее того, как перепилить обод или спицы колеса в их повозке, ей в голову не приходило. Но пилить конечно же было нечем, да и кто-то из «братьев» постоянно крутился возле телеги. Лошади, даже отвязанные, далеко от людей не отходили и убежать в лес желания не изъявляли. На шестой день их маленький отряд выбрался из зарослей на небольшое взгорье. Каменные валуны, размером с двухэтажный дом, были по одному и кучками разбросаны по гигантской борозде, разделившей два лесных массива. Между каменными лбами бугрились земляные холмы пониже. Вообще же вся местность после этой гигантской просеки начинала плавно повышаться к северо-востоку. Проселок взобрался на небольшую горку, и оттуда неожиданно открылся вид на пролегавший совсем рядом Торговый тракт. Далеко на западе по тракту двигались какие-то точки. Спутники Мирры и Бинош долго вглядывались в эти перемещения, потом неожиданно последовала команда ускорить движение. Девушек посадили в телегу. «Братья» принялись нахлестывать лошадей. Сами они неутомимо бежали рядом с повозкой.

— Эйнар! — чуть слышно шепнула Бинни, и они обменялись многозначительными взглядами. Больше им не попадалось подходящих холмов. Да и почти все время они оставались в повозке. Привалы теперь сократились до минимума, останавливались вдали от проселка, в глухих местах, со всех сторон окруженных деревьями, закрывающими обзор. Вечером седьмого дня они впервые остановились на ночлег под крышей — это была старая охотничья хижина, построенная прямо посреди леса. Должно быть, владельцы редко заглядывали сюда, а может, абаданны и были здесь хозяевами. Как бы то ни было, они смело заняли хижину. Один из «братьев» с наступлением темноты куда-то увел лошадей вместе с телегой.

Спустя некоторое время он вернулся, уже один, молча протянул спутницам заплечные сумки. Из этого следовало, что дальше им предстояло двигаться пешком.

Бинош поздно спохватилась. В ее рюкзаке, как следует облегченном «серыми братьями», не оказалось баночки с волшебным порошком. Как видно, те сочли, что глиняная банка, так же как и большинство посуды, оставленной в повозке, будет замедлять своим весом движение.

Тогда от отчаяния Мирра и решила испробовать последнее пришедшее ей в голову средство.

Ночью она растолкала спящую подругу и, прижимаясь губами к ее уху, чтобы не услышали «братья» в карауле, зашептала:

— Из чего был порошок, которым ты метила дорогу?

Бинош спросонья долго не могла уразуметь, о чем речь. Наконец до нее дошло.

— А-а-а… — довольно громко проговорила она, так что пришлось изо всех сил толкнуть ее локтем в бок. Та сразу понизила голос. — Ну, он сжег кусок твоего старого платья, еще какие-то корни… Воняло немилосердно, так что я не приглядывалась…

Мирра поднялась на ноги. Она потрясла за плечо одного из «братьев» и попросила проводить ее на улицу, по нужде.

Над лесом сиял серп Ауреи, а бледное пятно Минолы уже закатилось за деревья на пути к горизонту. Значит, полночь миновала. Мирра шла среди влажного от росы кустарника. Эту ночную вылазку она задумала, чтобы получить хоть какой-нибудь материал для колдовских ритуалов. Ведь невозможно наколдовать нечто на пустом месте. Как назло, в неверном свете единственной луны колдунья не могла разглядеть ни одного знакомого растения. Только колючие прутья без конца кололи руки и ноги. Отчаявшись найти что-то действительно полезное, Мирра просто вырвала из земли пучок первой попавшейся под руки травы и зажала в кулаке. Идя назад, она вдобавок к своей досаде запуталась в здоровенной паутине и вся перепачкалась в липких нитях.

Вернувшись в хижину, Мирра уселась у едва теплящегося очага, сообщив провожатому, что замерзла в сыром лесу и желает согреться. Тот не возражал. Дождавшись, пока «серый брат» уляжется, она незаметно поднесла к огню кулак с сорванными растениями. Так и есть — ничего полезного, одна лесная вероника. Девушка бросила ее в угол очага, а сама принялась обирать с себя липкую паутину. На рукав серого платья вместе с клоком паутины прилепился и сам ее хозяин. Мирра собралась уже брезгливым щелчком сбросить паука в огонь. Но внезапно осенившая ее мысль удержала руку. Со всей осторожностью, поборов неприязнь к ползучим тварям, Мирра сняла с ткани восьминогого ткача.

— Помоги сестре-ткачихе. Отнеси мое посланье! — зашептала она зажатому в ладони паучку. — Улетай с рассветным ветром, заплети в дороге ветки, помоги моей погоне…

Подумав, Мирра выдернула из подола тонкую серую нить и привязала ее к низкой балке потолка:

— Прими начало для сети, прости, что разорила твои силки! — прошептала колдунья напоследок и поднесла паучка к свисающему краю нити. Тот, словно поняв намек, быстро-быстро заперебирал длинными ножками и вот уже скрылся в темноте под потолком.

Она еще некоторое время постояла у очага, потом прилегла рядом с подругой, натянув на себя теплый серый плащ. Натопленная с вечера хижина еще не успела остыть, да и огонь не вовсе догорел, но Мирру морозило.

Утром она проснулась совсем разбитой. Должно быть, сказывалось отсутствие привычки к длительным путешествиям. Ломило спину, болела голова и даже живот. С трудом она поднялась с жесткого пола, на котором они и их стражи спали вповалку.

Уже через час после рассвета вышли в дорогу. Мало того, что идти теперь приходилось пешком, так еще и тропа все время забирала в гору. Мирра, сначала радовавшаяся тому, что в отсутствие лошадей они существенно замедлят продвижение, теперь мечтала очутиться в тряской телеге и хоть ненадолго дать отдых ногам. Выходя в серое утро, она напоследок окинула внимательным взглядом их ночное пристанище. Ничего нового не добавилось к внешнему виду лесной хижины. Собственно, колдунья сама не знала, что могла увидеть: «Не думала же ты взаправду, что к утру хижина будет, словно кокон, оплетена паутиной! — одернула она себя. — Достаточно будет, если „запах“ заклинания достигнет Эйнара».

В полдень на привале она решила повторить свой опыт. Тот из «серых братьев», что шел впереди, прокладывая путь всеми отряду, снял на отдыхе сапоги. Длинные голенища абаданны для удобства приматывали к лодыжкам тонкими кожаными ремнями. Пройдя мимо сброшенных сапог, Мирра незаметно поменяла ремни у правого и левого сапога.

— Право-лево, лево-право, нога за ногу… — бормотала она.

Привал кончился, пленница и похитители вновь двинулись в путь. На этот раз отдых совсем не принес облегчения, с каждым шагом заплечная сума все сильнее давила на спину. При подъеме по стенке невысокого, в общем-то, оврага девушка упала. А поднимаясь, с удивлением обнаружила, что у нее пошла кровь носом, хотя падала она на бок и если чем и ударилась, то только бедром. Кровь не унималась. Пришлось сделать привал у ближайшего ручья, где Мирра долго лежала на спине с холодным компрессом на переносице. Наконец удалось остановить кровь, но идти сама пленница уже не могла. Голова кружилась и болела немилосердно. Ко всему этому прибавился кашель. «Серые братья», посовещавшись, уложили заболевшую на легкие носилки, те самые, на которых неделю назад уносили ее из Сан-Аркана. Мужчины по двое, в очередь несли носилки, Бинош досталось ташить еще одну суму. Абаданны шли быстро, но уйти далеко от той точки, откуда они вышли с утра, все не удавалось. Словно леший водил «братьев» по лесу, кружил их, заманивал делать петли. Вечером Мирра впервые за все дни путешествия услышала, как «серые» переругиваются между собой. Через минуту к ней подсела «сестра».

— Вроде они заблудились, — тихо и немного испуганно сообщила она. Колдунья только загадочно улыбнулась. Ее простенькие заклинания действовали.

— То ли еще будет! — про себя пообещала она, но тут же зашлась раздирающим легкие кашлем.

Глава 5

По странному стечению обстоятельств Эйнар как раз находился на городской стене возле Южных ворот, когда через них прошли четверо абаданнов с носилками на плечах. Аптекарь не разглядел в лежащем на носилках теле знакомые очертания, но взгляд его зацепился за серые приземистые фигуры в войлочных шляпах. Когда-то ученик мага частенько встречал людей, одетых подобным образом, но это было давно, очень давно. Правда, последнее время жизнь что-то уж слишком часто подбрасывала встречи из прошлого. Мысли аптекаря послушно обратились к детству и юности, прошедшим в Люцинаре. На северо-востоке, в нескольких днях пути от города, прямо из лесотундры, покрытой чахлой растительностью, вырастала стена Абрисского хребта. Бесплодная, каменистая почва и суровый климат делали здешние места почти необитаемыми, и все же на склонах гор уживалось странное и довольно многочисленное племя. Они называли себя сыновьями и дочерьми Адана и поклонялись одному богу, имя которого тщательно скрывали от чужаков. Никто в племени не знал имени своего отца или матери, ибо никто из абаданнов и не носил собственного имени. Все они были равны перед лицом своего тайного бога, а следовательно, никаких различий между ними не требовалось. Все носили серую одежду, преимущественно из войлока, и знак своей веры — овальный железный медальон с символом «погасшего солнца» (круг с лучами вовнутрь). Все подчинялись воле верховного жреца — Адана, который и руководил жизнью этой замкнутой общины, по мере необходимости сдавая ее членов «в аренду» представителям других народов.

В Люцинаре, ближайшем к Абрисскому хребту крупном городе, было полно слуг-абаданнов. Равно высоко ценились и наемники-мужчины, и служанки-женщины, те и другие были неприхотливы, выносливы, а главное, беззаветно преданны своим хозяевам, по крайней мере, на тот срок, за который было заплачено их жрецу.

Но Сан-Аркан лежал слишком далеко к югу от владений абаданнов, сюда редко забредали представители этого экзотического племени, разве что, сопровождая какого-нибудь северного купца. Правда, в окрестностях столицы Соединенного королевства жила одна дочь Адана — это была древняя старуха, отданная в вечную аренду местному землевладельцу, когда-то бывшему удачливым приказчиком в Люцинаре. Эйнар сам не раз встречал ее. Старуха все еще была крепкой и частенько приезжала на городской рынок за покупками для хозяина, благо тот мог, ни секунды не сомневаясь, доверить ей любые деньги.

Итак, аптекарь проводил глазами одетую в серое четверку. Вот и еще одно напоминание о прошлом. На душе у бывшего ученика мага стало неожиданно тревожно, и он поспешно засобирался домой, хотя первоначально хотел еще побродить по стене в поисках сухого пристенника — вьющегося растения с многочисленными целебными свойствами.

Проходя мимо булочной, недалеко от собственного дома, аптекарь втянул ноздрями приятный сладковатый запах, разливавшийся от расположившейся здесь же пекарни, и тут же схватился за грудь. Легкие, словно обожженные кислотой, отказывались принять очередную порцию воздуха. Эйнар прислонился к ближайшей стене, глотая ртом кислород, будто рыба, выброшенная на берег. Спустя несколько минут приступ удушья миновал и несчастный кое-как смог отдышаться. В воздухе все еще стояла мельчайшая магическая пыль и чувствовались остатки совершенного здесь заклинания.

Растерянный, он огляделся, поискав глазами, что могло быть носителем столь сильного колдовства. В щелях между булыжниками мостовой блеснули крохотные осколки стекла. Осторожно протянув руку, Эйнар дотронулся пальцем до одного из них, и тут же, словно ударной волной, его вновь отбросило к стене дома. Других улик не требовалось, печать с черным тиглем незримо витала в воздухе, пропахшем волшебным заклятьем.

— Аргол! — сдавленно прошептал бывший ученик мага. Начинали оправдываться самые худшие его опасения. И в это время на глаза попалась еще одна, куда более крупная, но поначалу не замеченная деталь. В щели между домами, раздавленная чьим-то сапогом, но вполне узнаваемая, валялась маленькая хлебная корзинка…

— Мирра! — крикнул Эйнар, словно та могла услышать и прибежать на его зов. Налетая на прохожих и рассыпая по мостовой собранный пристенник, Эйнар бросился домой.


В то утро Бинош так и не открыла аптеку. Едва она навела лоск в торговом зале, как примчался Эйнар с лицом мрачнее тучи и тут же принялся как ошпаренный бегать по дому. Зачем-то перетряхнул Миррины вещи…

Желая привлечь его внимание и хоть на минуту оторвать от явно бессмысленных метаний, девушка мягко, но настойчиво предложила позавтракать:

— С минуты на минуту вернется Мирра с горячими булочками… — начала она.

Мужчина неожиданно замер посреди комнаты, словно налетел на невидимую стену.

— Она не вернется, — только и сумел выговорить. Взгляд его уперся в новое стекло витрины. Но мысли были далеко.

Знак тигля, остатки заклинания сна в переулке, четверо серых наемников, тащивших кого-то на носилках прочь из города, — все эти образы промелькнули перед внутренним взором бывшего ученика мага и сложились в единую картину.

— Аргол любил покупать услуги абаданнов… Нет, неспроста я встретил этих четверых сегодня утром.

Он стремительно метнулся в спальню и тут же выскочил обратно в зал, заворачивая в плащ шкатулку с их сбережениями.

Бинош непонимающе следила за его перемещениями.

— Мне нужна твоя помощь! — подскочил к ней Эйнар и, бросив сверток со шкатулкой на прилавок, обеими руками крепко обхватил ее за плечи, заглянул в глаза. — Мне очень нужна твоя помощь! — требовательно повторил он.

В глазах у девушки появился испуг, она явно ничего не понимала в происходящем.

Эйнар медленно вдохнул и выдохнул воздух, заставив себя успокоиться и даже улыбнуться.

— Извини, — мягко произнес он, — давай присядем. — Обняв Бинош за плечи, подвел ее к стоявшей в зале скамейке для посетителей и сам присел рядом.

Кратко и уже вполне спокойно рассказал о похищении Мирры.

— Нам нужно торопиться, если мы хотим вернуть ее, — закончил свой рассказ Эйнар. — Ты поможешь мне?

Что могла ответить несчастная влюбленная? Что готова сделать все, что ни попросит, лишь бы он вот так держал ее за плечи и заглядывал в глаза? Что с удовольствием бы поменялась с Миррой местами, лишь бы ради ее спасения Эйнар готов был бежать на край света?

Ничего этого Бинош не сказала, она лишь молча кивнула и пошла собирать вещи в дорогу.


Эйнар не сомневался, что по одной только магической вони сумеет выследить похитителей. След, взятый им в проулке за булочной, действительно вывел к Южным воротам, потом некоторое время вел на юго-восток по тракту. Спустя несколько миль запах сворачивал прочь от наезженной дороги, на проселок, змеящийся по лесу.

Они наняли двух лошадей. С их помощью рассчитывали до конца дня, максимум к полудню следующего, нагнать беглецов. Но одно дело догнать, другое — освободить. Эйнар не был уверен, что за городом к абаданнам не присоединился сам маг. Какое воздействие оказывает на него одно присутствие Аргола, его бывший ученик смог убедиться всего несколько дней назад. Нет, он был не вправе рисковать и в одиночку пытаться напасть на слуг Аргола! В случае неудачи у Мирры просто не оставалось шансов на свободу и жизнь. Еще до отъезда из Сан-Аркана Эйнар составил план действий. Он заключался в том, чтобы, во-первых, попробовать навязать Бинош в спутницы к абаданнам, чтобы та замедляла их движение и оставляла метки по дороге. Во-вторых, Эйнар собирался нанять с десяток добровольцев (бывших легионеров, охотников, даже разбойников, на худой конец), чтобы с преобладающими или равными силами напасть на лагерь похитителей и отбить девушку.

Завоевать доверие абаданнов можно было только одним способом, выдав Бинош за их соплеменницу. Это было на первый взгляд довольно просто: девушке достаточно было одеться в серое, скроить постную физиономию и рассказать подходящую историю о долге следовать за хозяйкой. Чтобы сойти за абаданнку, ей не требовалось ни знание языка (детей часто отдавали в услужение в раннем возрасте, так что они быстро забывали родное наречие), ни знание их тайных ритуалов (эти люди своими религиозными переживаниями делились только со жрецом). Но одну деталь обойти было нельзя — все дети Адана с рождения носили свой знак-медальон, купить такую вещицу было невозможно, а отнять ее у абаданна можно было только вместе с жизнью.

Эйнар ломал голову над этой проблемой. И не видел иного способа получить медальон, кроме как снять его со старой служанки, жившей в пригороде. Но он даже думать боялся, что для этого придется сделать со старухой. Потом осенило — живых-то абаданнов, кроме упомянутой старухи, в городе действительно не было. Но на Арканском кладбище имелась парочка абаданнов мертвых. Бывший ученик мага не колебался, принимая решение разрыть чужую могилу. Но сделать это среди белого дня было невозможно. Городской Совет вполне мог арестовать его за святотатство.

Аптекарь с трудом дождался ночи. Обе могилы он нашел еще днем и запомнил их расположение. С наступлением темноты Эйнар, закутавшись в длинный черный плащ, с завязанными в мешок коротким заступом и ломом проскользнул в незапертые ворота кладбища. Горожане не имели привычки посещать это место ночью. По местному обычаю умерших предавали земле в одной сорочке или вовсе без одежды, считая, что человек должен уйти из этого Мира так же, как пришел в него — нагим. Поэтому здешнее кладбище не знало расхитителей гробниц. Не слишком скрываясь, но и без лишнего шума первый святотатец пробрался к ближайшей из намеченных им могил и принялся быстро разбрасывать лопатой землю. Ему казалось, что скрежет заступа слышен всему городу, но никто почему-то не являлся остановить его. Эйнар откопал полусгнивший гроб, и, не вытаскивая его из ямы, ломом взломал крышку. Тело внутри давно истлело, но серый войлочный наряд продолжал покрывать кости. На груди у скелета поверх одежды лежал почерневший медальон.

Эйнар мысленно попросил прощения у неизвестного покойника и, как мог аккуратно, снял его единственное украшение с рассыпающейся шеи. Закон компенсации требовал, чтобы он возместил покойному его потерю. Поэтому бывший маг сдернул с пальца массивное золотое кольцо с печатью — подарок гильдии — и опустил его на то место, где лежал медальон. Кольцо было не только довольно дорогой безделушкой, оно было ценно как память, так что можно было считать, что он хотя бы отчасти расплатился с истлевшим абаданном.

Бинош поджидала аптекаря недалеко от кладбищенских ворот, притаившись в нише одного из каменных домов. Вообще-то она должна была наблюдать, не появится ли на улице ночная стража, и, в случае чего, подать сигнал. Однако ей было слишком страшно одной в темноте. Так что вместо того, чтобы следить за улицей, она поглубже забилась под глухую арку в стене, откуда почти ничего не было видно. Когда перед ней неожиданно выросла черная тень, «сторож» чуть не закричала в голос, но это всего лишь вернулся Эйнар. Подхватив под руку, он потащил Бинош в сторону Рыбачьего переулка. От одежды аптекаря пахло землей и, как дорисовало воображение не слишком смелой попутчицы, тленом. Но все же она не пыталась высвободить свою руку из-под его локтя.


Второй день маленький отряд абаданнов плутал в лесу. В четвертый раз выходя к приметной, расколотой молнией сосне, проводник в сердцах сорвал с себя серую шляпу и бросил под ноги. Его соплеменники устало опустили на мшистый пригорок носилки. Мирра больше не улыбалась, хотя в душе и продолжала радоваться внезапно открывшимся у нее способностям. Теперь она была уверена, что именно ее колдовство заставляло похитителей без конца нарезать круги по лесу. Про себя она напевала коротенькую песенку собственного сочинения, в которой: «Снова левая нога вслед за правою пошла, снова солнце и луна поменяли берега…» Ритм песенки точно попадал в размеренный шаг «братьев», и они раз за разом возвращались к расщепленному дереву. Едва носилки опустили на землю, к Мирре подошла Бинош, она заботливо поднесла к почерневшим, растрескавшимся губам подруги бурдюк с водой. Мирра безразлично сделала несколько глотков, вода больше не освежала ее. Лицо и тело пылали в странной лихорадке. Утром, когда девушка, едва переставляя ноги, отошла за деревья по нужде, она заметила кровь в собственной моче. Это не на шутку перепугало ее, до того момента она приписывала свою слабость обычной простуде да еще тяготам дороги.

Впервые пришлось задуматься, не подхватила ли она более серьезную болезнь? За последние два года ее познания в медицине значительно расширились благодаря Эйнару. У многих тяжких хворей были похожие симптомы. Она не стала ничего говорить Бинош, бедная девушка, добровольно переносившая вместе с ней опасности плена и долгого путешествия, все равно ничем не могла помочь. Вернувшись, больная без сил упала на носилки, до крови прикусив обметанную от внутреннего жара губу.

Абаданны снова совещались. Обычно их дневные привалы были коротки, но сейчас «братья» решили устроиться на долгую стоянку. Они даже растянули на приглянувшейся им поляне палатку, которую ставили только на ночь. В палатке под присмотром Мирра пролежала до вечера. Жар разламывал ей тело, голова болела не меньше, чем после памятного удара камнем, девушка с трудом могла сосредоточиться, но все же с наступлением сумерек она послала подругу за щепоткой золы из разложенного на ночь костра. Собиралась опробовать свое новое усыпляющее заклинание. Днем же неопытная колдунья попыталась уронить на головы своих похитителей ближайшее дерево. По ее указанию «сестра» незаметно отломила тонкий сучок со ствола северной березы, под которой отдыхали двое из «братьев». Ободренная прежними колдовскими успехами, Мирра пробормотала заклятье и переломила сухую веточку. По ее замыслу одновременно должна была надломиться и упасть на головы спящим и сама береза. Но дерево стояло не шелохнувшись, и начинающей ведьме пришлось признать, что ее магические таланты не простираются так далеко. Зато с мелкими заклинаниями, вроде нашествия муравьев в сапоги абаданнов или того же плутания по лесу, все получалось как нельзя лучше.

Наступила ночь, Эйнар не пришел. Мирра прикрыла глаза, смаргивая бессильную слезу. С каждым часом она все меньше надеялась на его появление, да и явись он теперь, чем сможет помочь умирающей девушке среди дикого леса?

Вдруг, словно в ответ на ее молчаливые молитвы, за пологом палатки раздался глухой, но явственный стук копыт. Насторожившейся пленнице послышался даже нечаянный звон оружия. Абаданн, стоявший на страже, выкрикнул что-то на своем языке. Мирра приподнялась на локте. Рядом, взволнованно дыша, тут же очутилась Бинош.

— Эйнар… — чуть слышно выдохнула она.

Но это был не аптекарь. В ночном лесу их маленький отряд разыскал Великий Аргол.

Маг спешился первым, его более молодые спутники не поспевали за стремительным колдуном. Аргол, собравшийся было в прямом смысле испепелить нерадивых слуг за то, что не сумели вовремя прибыть на сборный пункт, неожиданно отложил расправу. Словно чуткая гончая, он раздутыми ноздрями втягивал воздух.

— Так, так… — Маг шагнул к палатке и откинул полог. Крепившие палатку деревянные колышки полетели в разные стороны. Аргол уставился на прижавшихся друг к другу девушек. Лицо служанки не было ему знакомо, но ее наряд объяснял многое. Повелительным жестом маг велел мнимой абаданнке удалиться.

Бинош нехотя отошла в сторону.

— Продолжаем играть в колдунью? — вкрадчиво проговорил маг, склоняясь над больной. Та только испуганно втянула голову в плечи. Аргол довольно грубо обхватил длинными, узловатыми пальцами ее подбородок и развернул лицо к слабому свету лун. — Что же твой учитель не сказал тебе, что с твоей маной баловаться заклинаниями опасно?!

Мирра продолжала молчать. Колдун выпрямился. Лицо его дышало гневом. Выхватив прямо из воздуха свою длинную трость, он принялся без разбора избивать слуг, яростно выкрикивая что-то на их каркающем наречии. Пленница испугалась еще больше, гнев колдуна был ей не понятен. Несчастные абаданны покорно принимали побои, даже не пытаясь убежать или закрыться руками. В конце концов, возмущенная бессмысленной жестокостью, пересилив страх, она как смогла сильно дернула снизу за плащ это чудовище.

— Сейчас же прекратите! — прохрипела больная и закашлялась.

Аргол несколько секунд в бешенстве смотрел на неожиданную помеху, и та уже решила, что сейчас тяжелая трость прогуляется и по ней. Но, против ожидания, колдун опустил занесенную руку и фальшивым приторно-сладким голосом произнес:

— Как тебе будет угодно, моя драгоценная, — я всего лишь хотел наказать слуг, что не сумели как следует позаботиться о тебе.

— Они… заботились… — сдерживая кашель, выговорила несчастная.

— Что же, тогда другое дело! — охотно согласился маг. — Надеюсь, ты зачтешь мне мое милосердие.

Девушка судорожно кивнула. «Братья», хмурые, потирая синяки и ссадины, занялись делами. Двое вновь растянули над ней полог, остальные занялись лошадьми. Теперь их отряд вырос вдвое. Сердце Мирры мучительно сжалось, ибо его покинули последние отблески надежды стать свободной. Видно, те же мысли посетили и Бинош. Свернувшись калачиком, она молча плакала, и было видно, как обреченно трясутся ее плечи. Пользоваться добротой камеристки и дальше было не просто эгоистично, но прямо-таки преступно. Какая польза, если в этом лесу пропадут они обе? Мирра тихонько вздохнула, незаметно смахнула навернувшиеся слезы жалости к самой себе и погладила подругу по плечу. Та поспешно приподнялась.

— Тебе нужно бежать. — Шепот ее был едва слышен. — Теперь, когда здесь колдун, наш обман может раскрыться в любую минуту. Ты достаточно сделала для меня, пора позаботиться о собственном спасении!

Бинош лишь закрутила головой, еще сильнее заливаясь слезами.

Мирра даже рассердилась.

— Нечего рыдать! — хрипло зашипела она, чувствуя очередной приступ кашля. — Мы совсем недавно видели тракт, даже я помню, в какой он стороне. Ступай туда, навстречу Эйнару. Возвращайтесь вместе домой. Мне уже не помочь. — Надрывный кашель потряс ее. — Я серьезно больна и… в любом случае долго не протяну…

От последних слов захотелось расплакаться, но она сдержалась.

— Уходи! — резко попробовала она прогнать подругу, надеясь, что та обидится и наконец последует ее совету. Нo та не тронулась с места.

Мирра закрыла глаза, теперь даже короткие разговоры утомляли ее.

— Чего уж там… — через некоторое время, словно что-то окончательно обдумав, произнесла Бинош. — Я тоже пойду до конца.

Сил спорить с ней у умирающей больше не было, она с трепетом вслушивалась в то, что происходило внутри ее организма. Ей казалось, она слышит какие-то хлюпающие звуки, словно рвутся тонкие нити, привязывавшие ее к жизни. Впрочем, скорее всего, это было только воображение, подстегнутое мыслями о внутреннем кровотечении.

Проснувшись утром, Мирра чуть не закричала от ужаса. Палатка оказалась уже свернутой. В первых лучах солнца над ней склонился Аргол и, негромко бормоча какие-то заклинания, делал пассы над ее телом. От страха у девушки пропал голос, и она молча забилась как рыба на песке. Ее конвульсивные движения маг заметил, но, прежде чем заговорить с пленницей, он закончил читать заклятье.

— Ты славно поработала над собственным разрушением, — удовлетворенно произнес он. — И значительно упростила мне задачу.

Обессиленная жертва лишь едва заметно пожала плечами. Маг отошел от носилок, на которых она лежала, и велел абаданнам поднять их на плечи. И Мирра плавно поплыла по поднимающейся в гору дороге. Теперь движения носильщиков были уверенными. Рядом ехал маг и указывал им дорогу.

— Откуда твоя служанка?

На это следовало ответить.

— Она здесь только до тех пор, пока я жива. Но это ненадолго. А потом ее долг будет исполнен, и она вернется к своим.

Колдун мерно раскачивался в седле. На его лице появилась загадочная улыбка, и в ярком свете солнца оно стало почти приветливым.

— На тврем месте я бы не слишком на это рассчитывал! — заявил он.

— На что? — не поняла Мирра.

— На быструю смерть! — Аргол сильнее растянул в усмешке губы, и иллюзия приветливости растаяла. Больная закрыла глаза.

Дорога продолжала подниматься вверх. С каждой милей она становилась все круче и круче. Пологие холмы с перелесками и отдельными каменными лбами, заросшими травой и мхом, сменились крутыми склонами небольших горок. Здесь росло достаточно деревьев, но были они корявыми и низкорослыми, мох на камнях сменился лишайником. Мирра никогда не бывала в такой местности. Детство ее прошло во влажных южных лесах, да и вокруг Сан-Аркана на многие мили тянулись дубравы, перемежающиеся сосной и ясенем. Окружающий пейзаж казался ей зловеще-мрачным, как и ее будущее.

Далеко на севере, но уже видимый отсюда, синими тенями на горизонте вставал Акулий Скелет [5]. Эта горная цепь была восточной оконечностью Великой Северной гряды. Вот, оказывается, на что ориентировался их маленький караван! На Акулий Скелет! Но на второй день после присоединения к ним Аргола они стали существенно забирать влево, и вскоре ветер донес до них слабый, но узнаваемый запах моря. Впереди все выше вырастала единственная, похожая на палец, поднятый к небу, гора.

— Это — Оль-Герох, Воронье Гнездо, — пояснил Мирре Аргол. Он теперь подолгу на ходу беседовал с ней, вернее, произносил длинные монологи. Большинство из них были посвящены его великой миссии. За два дня девушка, правда, так и не сумела уяснить, в чем, собственно, она состояла. Но маг без конца повторял, что стоит на пороге новой эры, и ключом к этой самой эре должна была стать она, Мирра.

И ей очень хотелось сказать, куда именно он может засунуть свою миссию, но губы так растрескались, что шевелить ими было больно, да и не стоило ради таких пустяков напрягаться. Мысли больной теперь постоянно были обращены к желанной смерти, немного отвлекало от этого только постоянное жжение в запястьях — почему-то последние дни браслеты совсем не давали покоя. Но даже к этому жжению Мирра почти привыкла.

Аргол отвел взгляд от пленницы, в очередной раз болезненно скривившей запекшиеся губы, и с гордостью взглянул на возносившуюся перед ними черную гору почти идеальной формы. На вершине, скрытой сейчас низкими дождевыми облаками, стоял его несравненный базальтовый замок — Агад-Зер — драконий Зуб. Когда-то на скале жил большой черный дракон, и все земли от Акульего Скелета до Пелосского моря на востоке и до самого Пельно на западе платили дракону дань. Потом он, Аргол, победил дракона, и с тех пор этот замок и земли на несколько миль вокруг принадлежали ему по праву победителя, маг, конечно, не мог похвастаться, что ему платят дань жители благополучного Пельно, но крестьяне окрестных деревень свои дары складывали к подножию Оль-Героха с похвальной регулярностью. Они-то знали, что Великому и Доброму Арголу ничего не стоит отравить все колодцы и источники в округе.

Маг невольно нахмурился от внезапно пришедшей ему в голову мысли: с чего это скала, раньше называвшаяся Драконье Гнездо, стала вдруг называться Гнездом Вороньим? Уж он-то точно больше напоминал могучего Дракона, чем жалкую черную птицу.

Конно-пеший отряд въехал на серпантин, плавно поднимавшийся к вершине Оль-Героха. Следуя по довольно широкой и безопасной дороге, больше не делая остановок, к середине ночи они добрались до замка. Копыта коней зацокали по черным плитам внутреннего двора.


Мирра лежала на широком каменном столе-алтаре, установленном в центре каменного зала, под самой крышей башни Агад-Зер. Комнату вокруг озаряло ровное, розовое свечение волшебных огней, горевших на концах особых факелов, установленных в держатели по периметру зала. Конусообразную крышу башни поддерживали толстые у-образные балки, поднимавшиеся по углам восьмигранной комнаты. В центре крыши зияла круглая дыра, сквозь которую в башню попеременно заглядывали две луны и солнце. Девушка так ослабела, что все время находилась в странном полузабытьи, когда реальность видится словно через задымленное стекло. Благодаря постоянным заговорам Аргола тела своего она почти не чувствовала, только продолжали сдавливать руки и жечь магические обручи браслетов.

Маг был здесь же, колдовал над тиглем, точь-в-точь похожим на тот, что украшал его герб. В дверь осторожно постучали. Аргол, занятый составлением сложной смеси, лишь непонятно ругнулся. Но, как видно, ругательство было не простым, потому что за дверью тут же кто-то взвизгнул, словно получив оплеуху. Однако через минуту стук возобновился, и колдун, недовольно скривившись, щелкнул пальцами. Дверь распахнулась как от порыва ветра, и внутрь вдуло уже знакомого Мирре абаданна. За ним, настороженно осматриваясь, вошла Бинош с подносом в руках. На нем стояла мисочка с теплым бульоном для больной и пара мясных блюд для мага. Камеристка дерзко брякнула поднос с блюдами прямо на столик с магическими принадлежностями, где только что работал Аргол, и, прихватив с собой чашку, подсела к Мирре. Тот было хотел задержать ее, но потом махнул рукой.

— Что случилось? — сердито осведомился он у «серого». И тот тихо зашептал что-то на ухо. Колдун сначала еще больше нахмурился, потом губы его растянула злорадная улыбка. Взмахом кисти он отослал слугу. Словно в задумчивости несколько раз прошелся возле алтаря.

— Ты случайно не ждешь гостей? — неожиданно разворачиваясь к Мирре, спросил он.

Та невольно вздрогнула, из носа тут же потекла кровь, и подруга заботливо принялась утирать ее салфеткой.

— А то тут недавно появился один аптекарь, — продолжал Аргол, — да вот беда, местные неотесанные крестьяне — грубый народец, о чем-то поспорили с ним, и, какая досада… — притворщик попытался изобразить искреннее участие, — …проломили бедняге голову! Ему и трем его спутникам. Теперь несчастные покоятся в общей могиле…

Аргол еще продолжал говорить, а Бинош серой молнией, с утробным рыком уже бросилась на него. На мгновение Мирре показалось, что сейчас подруга выцарапает колдуну его злобные глазки. Но у мага была куда более быстрая реакция. Движением пальцев он умудрился остановить девушку и отшвырнул ее к стене. Пролетев несколько метров, та с размаху ударилась спиной о каменную кладку.

— Это что еще такое?! — Маг с внезапно проснувшимся подозрением сверлил глазами бедную служанку. — С каких это пор абаданнские служанки проявляют такой интерес к делам своих господ?! — Он подошел и нагнулся над распростертой у стены девушкой. Ухватившись за медальон, рывком поднял ту на ноги. — Ну-ка, скажи мне имя своего жреца! — грозно потребовал колдун. «Сестра», полузадушенная металлической цепью, лишь беспомощно хрипела. Маг подтащил служанку к дверному проему и вышвырнул из комнаты. — Разберемся с тобой позже! — пообещал он. Дверь со зловещим лязгом захлопнулась, чуть не отбив бедной ноги.

Отверстие в крыше потемнело. Мирре подумалось, что уже сгущаются сумерки, но это с востока, наколдованная магом, шла гроза.

Аргол взмахом руки наложил засов на дверь и повернулся к пленнице.

— Пора нам с тобой заняться нашими делами, — потирая руки, заявил он.

Мирра постаралась придать своему лицу презрительное выражение, но не была уверена, что это ей удалось. Она чувствовала, что милосердная смерть совсем близко, но все же продолжала бояться мага.

— Эти чудесные украшения, — без всякой связи с предыдущей фразой начал Аргол и ухватился за безвольно лежащие руки Мирры, — призваны не только пресечь у своей владелицы любые мысли о побеге. Они же не позволят тебе умереть, как бы ты об этом ни мечтала. Твое тело начнет сохнуть и разлагаться, но ты будешь продолжать жить и страдать. Заманчивая перспектива, не правда ли? — Горящие глаза колдуна приблизились к самому лицу несчастной. Руки произвели над ее телом замысловатые движения, и девушка неожиданно почувствовала боль — обычную боль в затекших мышцах от долгого, неподвижного лежания на холодном камне, но боль эта была почти невыносима. Она застонала сквозь зубы. Когда-то в детстве ей приходилось слышать легенды о живых мертвецах, странных созданиях, скитающихся ночами по кладбищам, не способных расстаться с собственным телом и вознестись в Чертог Ожидания. Мирру невольно передернуло, от чего мышцы заломило еще больше. — Вот видишь, не очень приятно! И это может продолжаться практически вечно, если только… — Голос колдуна снова стал мягким и вкрадчивым. — Если только ты не отдашь мне то, что я прошу.

Мирра выгнулась от неожиданно скрутившей ее судороги и непонимающе глянула на Аргола.

— Твой дар, глупышка! — ответил на ее немой вопрос маг. — Тебе он совершенно ни к чему, а я, я смогу воспользоваться им как должно! — Глаза безумца закатились, он не мог отказать себе в маленькой слабости — помечтать о будущем всемогуществе.

— Я смогу расширить границы Вселенной! — с пафосом произнес он. — Я сравняюсь в могуществе с драконами и шагну за грань Равновесия… Нет, я встану над ним!

Девушку продолжали мучить судороги, ей было не до того, чтобы слушать спятившего мага. Все, чего она хотела, — уснуть и больше не просыпаться! Если для этого нужно было что-то там отдать Арголу, она была согласна. Куда только делись ее разумные рассуждения о том, что маг не может отобрать то, что человек не согласен отдать добровольно. Единственное, о чем еще помнила Мирра, так это о том, что в обмен на свой дар у колдуна следует выторговать мгновенную и легкую смерть.

Так она ему и сказала. Когда смогла.

— Конечно, конечно, — почти ласково зашептал «добрый» волшебник. — Тебе нужно только сделать все, как я скажу. — Он вкратце объяснил суть предстоящей магической церемонии. — Все, что от тебя требуется, это вовремя ответить на мой вопрос «Что мое — твое!» и — ты свободна! Договор?

— Договор! — простонала жертва.


Она все так же лежала на каменном столе, но волшебные розовые факелы погасли. Башню то и дело озаряли белые сполохи молний. На улице бушевала гроза. Под вспышки электрических разрядов ядовито-зеленым светились магические знаки на стенах. Посреди зала возвышалась фигура чародея в пурпурной мантии. В свете молний черты его лица заострились, кожа стала полупрозрачной. Сквозь нее Мирра ясно различала, как черная кровь колдуна, пульсируя, движется по венам на щеках.

Разряд молнии ударил в купол, и башня почти раскололась от грохота. В ставшем голубым электрическом сиянии Мирра в первый и последний раз увидела ману, излучаемую каждым человеком. Ярко-лиловый сноп света исходил из затылка Аргола, его лучи достигали самого купола. В этом мертвенном лиловом сиянии колдун был еще страшнее. Еще один раскат сотряс башню. Колдун воздел руки, разрисованные буквами священного алфавита, и низким голосом запел заклинание.

Страдалица изо всех сил зажмурилась, ожидая, что очередная молния отправит ее прямиком на встречу с Доброй Сестрой. Гром прогремел в третий раз, башня закачалась уже не на шутку. Эхо раската долго блуждало под куполом. Потом постепенно все стихло.

Долго-долго Мирра в напряжении сжимала веки. Наконец она устала жмуриться и открыла глаза. Волшебная гроза кончилась, в зале было тихо, темно и (за исключением ее), по-видимому, пусто. Она всхлипнула. Аргол снова обманул: пообещал легкую смерть, а сам, отняв ее Дар, оставил мучиться.

Девушка попробовала встать, но не сумела даже пошевелиться. Так она и лежала, бессильно распластанная на алтаре. Шло время, ничего не происходило. Наконец Мирра стала проваливаться в столь желанное беспамятство. На самой границе сна ей послышался металлический звон и чьи-то тревожные крики на нижних этажах, но удержать этот звук в сознании она уже не могла и с облегчением скользнула в темноту.

Глава 6

Деньги, вырученные за аптеку, стремительно кончались. Но и дорога подходила к концу. Теперь за Эйнаром следовало девять воинов. Троих он нанял в Сан-Аркане, это были профессиональные охотники на колдунов, сопровождавшие арканские караваны на север. Именно на них ушла основная часть суммы. Еще четверых наемников Эйнар знал по своей прошлой службе, эти не горели желанием встречаться с магами, зато были не прочь повоевать под началом бывшего товарища, тем более что и платил он вперед. Двоих последних бывший ученик мага, можно сказать, подобрал уже во время пути, в грязном придорожном трактире. Выглядели они, как оборванцы (да, собственно, ими и были), зато один был довольно ловким вором, а другой метко бил из лука. Учитывая, что остальные члены отряда привыкли управляться с мечом, такой талант был весьма кстати. Что касается воровства… что ж, бывший ученик мага сам не знал, что может им понадобиться во владениях Аргола.

Несмотря на отсутствие лошадей (купить или даже арендовать коня каждому воину наниматель был не в состоянии, а иметь пару коней, чтобы вести их в поводу, не имело смысла), отряд двигался довольно быстро по колдовскому, только Эйнару заметному следу. Наемники вслух удивлялись, как ему удается безошибочно повторять дорогу абаданнов, однако аптекаря, словно запах собаку, тянула за собой непрерывно пульсирующая тонкая боль. Именно так он ощущал след от колдовского порошка, рассыпанного удачно внедренной к похитителям Бинош. Боль эта постепенно нарастала, из чего Эйнар справедливо заключил, что, несмотря на первоначальное отставание, постепенно настигает беглецов. Дважды ему казалось, что со следующего пригорка или в конце следующего перелеска он наконец увидит их повозку. Но отряд натыкался только на свежие следы стоянок.

Потом неожиданно след оборвался. Огненный шнур, змеящийся сквозь его тело, исчез, и расстроенный составитель зелья вскоре обнаружил причину этого. На дне свежего оврага он наткнулся на неглубоко зарытый в землю скарб — должно быть, путешественники облегчали сумы, перед тем как спешиться. Среди чугунных котлов и другой утвари он обнаружил и горшочек со своим волшебным зельем.

Пришлось заночевать здесь же, Эйнар полночи прометался в отчаянии, боясь, что не сумеет больше выйти на след похитителей.

Утром, проснувшись у прогоревшего за ночь костра, он долго тер руками виски. Что такое было в этом месте, витало в воздухе… Попытался сосредоточиться… Очень сильно ощущалось присутствие горшочка с колдовским порошком. Даже зарытый в землю, он покалывал изнутри затылок. Кроме того, аптекарь ясно чувствовал костяные и медные обереги, имевшиеся у троих охотников. Поскольку парни были арканцами, обереги не содержали обычного в других местах охранного наговора, и Эйнар реагировал на них не больше, чем на тот же крестовник. Но было и еще что-то, чего аптекарь пока не понимал. Его спутники забеспокоились, заметив явную неуверенность своего предводителя.

Чтобы не дать сомнениям разложить дисциплину в отряде, предводитель приказал провести разведку местности, а сам с одним из охотников пошел по дну оврага, где накануне обнаружил схрон. Овраг вывел к странному распадку посреди деревьев. Трудно сказать, как образовалась эта, словно утопленная в складках леса, поляна. Может, когда-то сюда упал небесный камень (следы таких падений были не в диковину в этой местности), а может, лес, разросшийся на старых и потому пологих скалах, скрыл следы бывшего горного ущелья, оставив только эту травяную проплешину. На краю поляны стояла покосившаяся, но еще крепкая хижина. Трава вокруг домика выглядела нетронутой, и все же Эйнар мог бы поклясться, что не так давно здесь побывали люди. Странное ощущение у него в голове усилилось.

Вдвоем с охотником по прозвищу Лис они осторожно подобрались к самым дверям избушки. Оба на всякий случай освободили из ножен мечи. Эйнар первым толкнул щелеватую дверь и нырнул в темный, после солнечного утра снаружи, дверной проем… Внутри было пусто. Единственная комната лесной сторожки не нуждалась в обыске. Если что и свидетельствовало здесь о пребывании людей, так это редкостная пустота и чистота. Было похоже, что совсем недавно кто-то умело и тщательно прибрал в доме: выгреб даже угли и золу из каменного очага. Вынырнувший из-за плеча аптекаря Лис бегло огляделся и, не заметив ничего интересного, шагнул на улицу. Эйнар присел на низкий столик, одной стороной встроенный в стену хижины. В доме ощущался слабый запах колдовства. Сначала ученик мага даже подумал, что ощущает издалека присутствие Аргола, но нет, старый маг и даже его колдовские штучки вызывали у него куда более бурную (и болезненную) реакцию. Аптекарь еще раз внимательно обшарил взглядом стены и скудную обстановку жилища — каменный очаг да столик, на котором он сидел, ни пучка травы, ни магического знака — и уже шагнул было к выходу, когда в полумраке, в углу над притолокой разглядел странного вида паутину. Он привстал на цыпочки, почти сунув нос в паучью сетку, и сощурил глаза, приноравливаясь к скудному освещению. Сначала ему показалось, что глаза врут — посреди тонкой паутины мелкими, но различимыми буквами было выткано: «Мирра».

Шагнул назад, отодвигаясь от паутины. Узор вновь стал неразличимым. Аптекарь некоторое время постоял, прикрыв глаза, потом вновь глянул в угол над притолокой — сомнений не было, маленький ткач изящно вывел имя его подруги на своей ловчей сети.

Он выскочил из хижины. Мирра была здесь — это понятно, но едва различимый дух заклинания никуда не вел! Аптекарь напрасно вертел головой в разные стороны и словно гончая ловил ноздрями воздух. Вдруг взгляд зацепился за нечто в тени окружавшего распадок смешанного леса. Эйнар быстро двинулся к группе молодых елочек, довольно потрепанных и почти лишенных хвои (то ли почва в этом месте была неподходящей, то ли их поразила какая-то древесная болезнь). Чутье не подвело бывшего ученика мага, оголенные стволы двух рядом стоящих елок были сплошь заплетены липкими белесыми нитями. На паутине, не успев испариться в лучах утреннего солнца, блестели капли росы, ясно прорисовывая вытканное в центре имя «Мирра».

Он окликнул бродившего по краю поляны Лиса и бросился в сторону стоянки — сворачивать лагерь.

Теперь они двигались гораздо медленнее, отряд растянулся цепью по лесу, высматривая паутину на траве и деревьях. Паутина со знаками попадалась не так уж часто, но общее направление на север все же прослеживалось.

Ночью, на девятый день их путешествия бывший ученик мага проснулся от прожигающей боли в животе. Желудок скрутила внезапная судорога, хотя предводитель сам тщательно следил за приготовлением пищи. Когда приступ миновал и аптекарь снова смог думать, он сообразил, что причиной было не отравление. Где-то совсем недалеко от их отряда появился Аргол. Эйнар выполз из палатки и медленно обвел взглядом темное пространство вокруг. Он не знал, отчаиваться ему или радоваться: теперь он точно мог сказать, в какую сторону пошли маг и его приспешники, а значит, и Мирра, но как справиться в открытом бою с могущественным колдуном — не представлял. Учитывая, что само присутствие колдуна вызывало у него мучительные спазмы, он не слишком рассчитывал на свою боеспособность. Все это время он надеялся отбить Мирру до того момента, как она попадет в руки самого колдуна. Не вышло… Но это вовсе не означало, что освободители решили отказаться от своего намерения. Просто теперь задача во много раз усложнилась. Аптекарь в сердцах плюнул под ноги — возможно, стоило все-таки потратиться на лошадей, сэкономив на численности отряда, чтобы выиграть в скорости. Но теперь жалеть или менять что-либо было поздно, нужно приноравливаться к сложившимся обстоятельствам.

До рассвета, распотрошив свой заплечный мешок и заново разведя костер, ученик мага варил себе обезболивающий настой. Отвар он перелил во фляжку для питьевой воды, подозревая, что тот может понадобиться в любой момент.

С восходом солнца отряд ускоренным шагом двинулся на север. Теперь Эйнар не разглядывал местность, зато часто прикладывался к фляжке. Методично скручивающие его судороги были явным подтверждением правильности выбранной им дороги.

На тринадцатый день в полдень среди перемежающейся перелесками пустоши показалась гора. Издалека ее склоны казались отвесными, но крошечные зеленые пятнышки здесь и там свидетельствовали, что какая-то растительность все же нашла себе площадку для жизни. А на вершине, утопая в белых летних облаках, возвышалась черная башня…

— Настоящее логово колдуна! — зашептались наемники, невольно понижая голос, словно злой маг мог их подслушать. Бывалые охотники и солдаты, они стали перешнуровывать сапоги, готовясь к длительному подъему.

Однако ни в тот день, ни на следующий им не удалось достигнуть даже подножия.

Примерно на полпути между краем последней рощи и скалистым подножием (отсюда уже можно было разглядеть, что к вершине горы тянется довольно пологая лента дорожного серпантина) отряд уперся в невидимую преграду. Как ни старались умелые и крепкие наемники, ни обойти, ни пробиться сквозь нее при помощи меча не удавалось.

В конце концов, было решено устроить стоянку прямо у «стены» и попытать еще раз счастья ночью. Эйнар, правда, на ночную вылазку особой надежды не возлагал. Вряд ли Аргол был настолько глуп, чтобы устраивать волшебный заслон только на день. Но сделать пока все равно ничего не удавалось, так что вполне можно было заняться устройством «военного лагеря». Теперь аптекарь поглощал свой отвар целыми фляжками, небезосновательно опасаясь, что в будущем организму придется жестоко поплатиться за подобное «насилие». Зато снадобье притупляло боль, которая на подступах к Вороньему Гнезду стала непрерывной. Эйнар избегал задумываться о том, как скрутит его в присутствии Аргола, до колдуна еще надо было добраться, и, если честно, он уже почти не верил в это. Действительно, что могли сделать десять обычных людей против могущественного мага?! Судя по всему, у того в замке достаточно средств (и сил), чтобы поддерживать незримую преграду годами. А у Эйнара и его наемников припасов осталось от силы на неделю, да и то если питаться впроголодь.

Аптекарь в который раз основательно приложился к фляжке (травы для отвара тоже подходили к концу), если бы боль отпустила его хоть на минуту, может, он и сумел бы что-нибудь придумать!

С неприязнью несостоявшийся маг покосился на троих охотников за колдунами. Надежды на них пока что не оправдывались, и он уже начинал думать, что изрядно переплатил за их участие в экспедиции. Вдобавок охотники постоянно раздражали его вечерними байками о своих прежних похождениях. С их слов получалось, что каждый их поход заканчивался полным триумфом. Лис и его товарищи без конца смаковали подробности расправы над встретившимися им колдунами и ведьмами. И, хотя у Эйнара было меньше всего причин для приязни к последним, он каждый раз с трудом сдерживался, чтобы не врезать наглым хвастунам по физиономии. Как-никак он сам чуть не стал магом. А охотникам, если хоть часть их рассказов была правдой, судя по всему, не приходилось сталкиваться ни с кем серьезней замшелой деревенской ведьмы. Сейчас притихшие наемники сгрудились у костра, отгонявшего поднявшуюся к вечеру мошку. Про колдуна никто не упоминал (а то недолго и накликать к ночи). С этой стороны ждать совета, как пробиться к замку на вершине, не приходилось.

В сумерках на их маленькое стойбище неожиданно налетела группа всадников. Это не были настоящие кавалеристы — всего лишь обычные крестьяне, усевшиеся на своих рабочих лошадок и вооружившиеся кто чем сумел. В первый момент им удалось застать наемников врасплох, ведь они ждали угрозы со стороны скалы, а конный отряд налетел из ближайшей рощи. Видимо, деревня была где-то неподалеку, лошади были явно свежие, а заводных коней (на смену) нигде видно не было.

Однако беспорядочный налет вскоре захлебнулся. Отряд закрепился у костра, правильно выстроив защиту и прикрывшись щитами. Среди оружия нашлось четыре пики, с их помощью наемники успешно отбили конное нападение. Потом из-за щитов заработал лук, трое всадников, легкомысленно задержавшихся перед строем, упали из седел, сбитые длинными зелеными стрелами. Приятель лучника, обнаруживая новый талант, раскрутил пращу, и еще один всадник покатился по траве под копыта собственной кобыле. Остальные нападавшие уоспешно отъехали на расстояние, недоступное для пущенной из лука стрелы. Там они сгрудились, совещаясь. Эйнар вполголоса отдал приказ готовиться к новой атаке. Крестьян все еще было почти в два раза больше, и это делало их смелыми.

Вскоре слова командира подтвердились, конники ринулись в новое наступление. Предыдущая неудача ничему не научила их, и они вновь пытались кучей, разогнав лошадей, пробить пеший строй. Четыре выставленные вперед пики сделали свое дело. Две лошади, управляемые не слишком умелыми наездниками, налетели грудью на закаленные острия и забились в агонии, придавив к земле своих всадников. Отряд благоразумно отодвинулся к горе, почти прижавшись спиной к невидимой преграде. «Стена» на этот раз сыграла положительную роль, можно было не опасаться нападения сзади. Меткий Асет между тем снял стрелой еще одного всадника. А старому знакомому Эйнара удалось мечом подсечь ногу вражескому коню, и теперь вовремя соскочивший с него парень вовсю улепетывал пешим в сторону леса. В общем, вторую атаку удалось отбить без потерь, как и первую.

Быстро сгущающаяся темнота делала боевые действия слишком опасными для обеих сторон. И вскоре стало понятно, что всадники явно решили отложить следующую атаку до утра. Их все еще превосходящий численностью отряд нестройными рядами тронулся в сторону леса, подобрав своих мертвых с поля сражения. Бывший ученик колдуна был уверен, что неопытные воины не рискнут разбить лагерь поблизости от противника, а отправятся ночевать в родную деревню, где и крыша есть, и частокол наверняка имеется. Также ясно было, что поутру они, скорее всего, вернутся со значительным подкреплением.

А это значит… это значит, что им предстояла нелегкая ночная погоня.

Идти по следам конников оказалось довольно просто. Видно, в здешних краях давненько не было войны, раз местные крестьяне напрочь утратили боевые навыки. Они ехали ничуть не скрываясь, не оставив в арьергарде разведчиков на всякий случай. Широкий след, оставленный конной кавалькадой, был заметен даже в темноте. По нему Эйнар и его спутники вскоре вышли к средних размеров деревне. Она пряталась между холмами, но никакого частокола вокруг и в помине не было. Можно было только позавидовать местным жителям, явно не знавшим даже разбойничьих набегов.

Наемники бесшумными тенями (кольчуги смазаны жиром, чтобы не скрипеть при движении, оружие тщательно подвязано, чтобы тоже не бряцало попусту) просочились на окраину деревни и залегли в непроглядной тени живой изгороди, окружавшей один из огородов. В нескольких домах, ближе к центру, все еще горел свет. Наверняка как раз там сейчас принимали поздно вернувшихся с военной вылазки мужчин. Эйнар собрал своих воинов на совет. Еще в лагере было решено попытаться разведать, кто и зачем напал на их маленький отряд. Отсутствие военного опыта у нападавших ясно говорило об их мирной профессии, тем удивительнее было такие воинствующее поведение. Однако с опытом или без, агрессивно настроенные крестьяне могли сделать окончательно невозможным план по нападению на замок колдуна. Поэтому следовало не только разведать, почему на них напали, но и попытаться захватить деревню. Эта часть плана встретила горячее одобрение всех наемников. Ведь именно этим (захватом мирных деревень) они и привыкли заниматься. Эйнар понимал, что здесь не обойдется без грабежа, но угрызений совести не испытывал. В конце концов, местные жители сами напали на них без каких-либо причин и переговоров. Ну а заваривший кашу должен быть готов ее расхлебывать.

После короткого совещания отряд разделился на две части, обе группы по параллельным улицам двинулись к центру деревни. Там, на краю небольшой, немощеной, но хорошо утоптанной площади стоял дом старосты. Во всяком случае, это был самый большой и на вид самый богатый дом в деревне, а деревенский глава вряд ли жил в каком-либо более скромном жилище. К тому же у наемников было природное чутье на самые зажиточные амбары. С Эйнаром пошли два его бывших сослуживца, а также Асет и новоявленный пращник.

Двух других своих приятелей, в том числе старого вояку, служившего когда-то сержантом, он отправил вместе с охотниками, нашептав сержанту, чтобы тот приглядел за ними. Пригибаясь и стараясь двигаться как можно ближе к плетням и изгородям, нападающие наконец достигли намеченного дома, перебрались через не слишком высокий забор. Короткая перебежка, и вот уже они прижимаются спинами к каменной кладке. За распахнутым в летнюю прохладу окном явственно слышались голоса, на все лады поминавшие злых богов, и женский плач — не иначе сюда же привезли тела убитых у «стены» крестьян.

Кто-то низким глуховатым голосом стал упрекать вернувшихся, что они бросили чужаков, не добив их, у ручья.

— Что же ты с нами не поехал, Бирюк? — зло возразил ему визгливый тенор. — Вот и показал бы, как с пришлыми биться!

— Знал бы, что вы драпанете, так и поехал бы! — возмутился бас. — Ты, что ли, Рыжий завтра пойдешь к колдуну отчитываться?! — В комнате отчего-то притихли. — То-то же… Еще как завтра господин волшебник на нас взглянет. Чую я, подохнем все холодной зимой да без урожая!

Разведчики за окном переглянулись. В общем-то все было понятно: деревенское «ополчение», видимо, получило задание «выкурить» их со здешних земель не иначе как от самого Аргола. Похоже, он заправлял здесь делами всей округи. А поскольку вояки не справились с заданием, завтра старосте придется ехать к магу объяснятся. Но главное, что следовало из этих речей, никаких серьезных военных сил в деревне не было, нападения извне никто не ждал. Ну, об этом-то дружинники догадались раньше, не найдя ни одного часового вокруг жилья.

Вторая часть их отряда по плану должна была подобраться к дому старейшины с другой стороны и залечь у калитки. По условному свисту договорились разом напасть на дом и захватить живьем старосту. Эйнар еще раз примерился, как станет заскакивать в оконный проем, показал Асету на приставленную к скату жердь с набитыми горизонтальными планками (не иначе хозяева недавно латали крышу). Тот кошкой взобрался по перекладинам наверх и замер, слившись с печной трубой. Только изогнутый рог лука, словно странный флагшток, выступал над кладкой. Эйнар совсем было собрался подать сигнал (по всем подсчетам получалось, что сержант и его дружинники уже заняли свои позиции), и тут где-то в передней части двора залаяла собака. Командир про себя выругался, откуда в ограде вдруг появилась псина? Пока они лезли через плетень, все было тихо, и вот на тебе! Однако размышлять было некогда. Эйнар свистнул и первым вскочил в окно. Хозяева дома и гости, не разобрав, из-за чего шум, повыскакивали на крыльцо. Один из них, худосочный мужичок с рыжими (видно было даже в свете Ауреи) волосами и жидкой бородкой, кинулся к конуре с задвинутым ведром входом. Теперь стало ясно, отчего собака не забрехала раньше. Трое охотников и два старых солдата одним махом перемахнули через забор и бросились к крыльцу. Рыжий попятился. Кое у кого из выскочивших вместе с ним из дома оказалось при себе оружие (длинные ножи и дубинки, с которыми они недавно нападали на отряд пришлых), в основном же мужики высыпали на улицу с пустыми руками, скорее от любопытства, чем понимая опасность. Все же селянам удалось задержать нападавших и не дать сразу прорваться в дом. Завязавшаяся драка сопровождалась истошными воплями и непрерывающимся лаем запертой в конуре собаки. В соседних домах зажигался свет, жильцы выбегали на крыльцо — посмотреть, что за переполох у старосты.

Сержант, теснивший двух крестьян, отмахивающихся от него один жердью, другой самодельной, окованной железными полосами дубинкой, забеспокоился. Молниеносный прорыв в дом не удавался, а отбиваться от прибывающих на помощь селян не входило в план. К тому же, несмотря на поданный знак, сам Эйнар куда-то подевался.

Неожиданно один из крестьян, тот, что с дубинкой, коротко ойкнул и выронил свое оружие, которое упало ему же на ногу. Из руки, чуть пониже локтя, прошив предплечье насквозь, торчала стрела. Еще одна свистнула рядом со вторым селянином, заставив его пригнуться, а затем бросить шест и кинуться к двери, ведущей в дом, подальше от летящих откуда-то сверху стрел. Раненый, прижимая к груди простреленную руку, кинулся за товарищем. Следом к дому бросились и остальные любопытные, образовав в дверном проеме затор. Наемники с диким уханьем бросились подгонять отступающих в спину, они больше не стремились убивать и раздавали мечами удары плашмя, работая ими как дубинами.

Наконец толпа ввалилась внутрь дома, но если люди рассчитывали найти здесь укрытие от нежданных врагов, то сильно ошиблись. Посреди довольно ярко освещенной масляными лампами большой комнаты стоял зловещий, в черных доспехах воин. Левая рука его охватывала мощную шею деревенского старосты, отгибая ее назад. Правой бывший аптекарь (а это был именно он!) держал приставленный к горлу пленника меч.

— Бросай оружие! — грозно приказал он. Позади поселян громыхнула закрывающаяся дверь и со стуком опустился добротный засов. Отряд таки справился с операцией по захвату дома старосты. Все наемники были внутри, двери — заперты, неизвестно когда успевший спуститься с крыши Асет и его приятель заняли позиции у окон, их примеру последовали двое из охотников. Остальные, поигрывая клинками, медленно отжимали сгрудившихся крестьян к центру комнаты.


Крестьян связали, кого собственным поясом, кого подвернувшимися под руку веревками и полотенцами, и, словно связку чеснока, нанизанную на одну основу, спровадили в обширный погреб. В комнате остался только староста, тот самый Бирюк, и его жена. Эйнар безошибочно выделил среди нескольких женщин хозяйку и приказал пока в погреб не запирать. Повинуясь кивку командира, один из наемников схватил Бирючиху за связанные сзади предплечья, а другой рукой продемонстрировал старосте короткий меч.

— Крикни своим в окно, чтобы шли по домам! — Эйнар отвел острие меча от шеи старосты и подтолкнул его к оконной раме. Асет отодвинулся, давая дорогу. Бирюк потер шею, оглянулся на жену, потом, видно решив, что делать нечего, высунулся по пояс в окно и прокричал, что, мол, все в порядке, можно расходиться.

За окном еще какое-то время слышались возгласы, но вскоре они стихли: не дождавшись от старосты никаких разъяснений, все разбрелись по своим избам.

— Поговорим? — произнес Эйнар, присаживаясь к массивному кухонному столу и кивая старосте на место напротив себя. Бирюк в который раз покосился на жену, потом неохотно опустился на указанный стул. — Не беспокойся, мы без крайней необходимости никого не тронем, — многозначительно продолжил он. — А вот хотелось бы узнать, с чего это мирные земледельцы стали нападать на путешественников?

Староста опустил голову, но промолчал, краем глаза продолжая наблюдать за наемником, державшим его хозяйку. Эйнар нахмурился, он никого не собирался пытать, но ему требовались некоторые ответы… Он еще раз изучающе оглядел Бирюка. Было похоже, что пока тот опасается кого-то значительно сильнее, чем десятка вооруженных головорезов, засевших в его собственном доме.

— Ну, хорошо, — раздумчиво протянул допрашивающий, — попробуем иначе: не проезжал ли здесь недавно некий могущественный маг, и не велел ли он случайно тебе и твоим землякам немедленно избавляться от любых приезжих, похожих, скажем так, на нас?

Бирюк поднял голову.

— Значит, вы действительно те самые люди, что хотят убить нашего колдуна?

— Почему же сразу убить? — искренне удивился аптекарь.

Староста зачем-то обвел взглядом комнату, глянул на Бирючиху, получил от нее утвердительный кивок и, мотнув головой, словно решившись на что-то, начал рассказывать.

Аргол действительно несколько дней назад вернулся в свои владения. В тот же день в деревню из башни прибыл гонец и объявил: злые люди из чужой страны желают умертвить мага. Убившего или пленившего злоумышленников ждет награда, ну, а того, кто, пусть и по незнанию, приютит чужеземцев — наказание…

— Великий Аргол предупредил заранее: деревня, пропустившая чужаков через свои земли, будет предана мору. Так что караулят по всей округе. Наш пастух наткнулся на вас в лесу случайно, на дальнем выгоне. Прибежал ко мне. Собрали мужиков, кто покрепче… Ну, дальше вы знаете. А куда деваться? Помирать-то от какой-нибудь холеры не особо хочется. Да еще жены, да дети…

— Значит, пока мы тут сидим, твои побегут за помощью к колдуну?

— Это вряд ли… — покачал седой головой Бирюк. — Скорее уж просто из деревни побегут, куда подальше… И зря, кстати, колдун у нас еще прошлой осенью у каждого из исподнего по нити вынул, так что куда ни кинь — повсюду!..

— О чем это он? — не понял Асет.

— О том, что, получив долго служившую тебе вещь, колдун сможет наслать на тебя порчу где угодно, — мрачно пояснил Эйнар. — Беги — не беги.

— Какой, однако, у вас «добрый» волшебник! — иронично заметил Лис.

— Мне-то, может быть, этот маг уже тоже остоколел. — Бирюк невольно понизил голос и снова опасливо обвел взглядом комнату, словно ждал, что Аргол явится покарать его прямо из воздуха. — Но другие считают, что без него мы враз загнемся: привыкли — без колдовства ни вспахать, ни засеять!

— Ну, тебе-то теперь, после того как мы у тебя побывали (и в плен, замечу тебе, сдаваться не намерены), от мага один исход. — Аптекарь выразительно провел ладонью поперек шеи. Староста вздрогнул. — Так почему хотя бы не попытаться помочь нам и спасти деревню?..

План был неоригинален: достали с обширного ледника, который, оказывается, был в погребе у старосты, трупы погибших в схватке у лесного лагеря селян. Переодели их в свою одежду, напялили кое-какие доспехи. Эйнар и трое его бывших сослуживцев переоделись в фермерские обноски, чтобы вместе со старостой и его свояком, согласившимся по настоянию Бирюка участвовать в их опасной затее, отвезти «мертвых чужеземцев» Великому Арголу. Остальные члены отряда должны были ехать в телегах, изображая собственные трупы, а в нужный момент «восстать из мертвых», перебить стражу и прорваться сквозь проход в «стене» (конечно, если таковой окажется в наличии).

Аурея доплясывала свой ночной танец, клонясь к горизонту, до рассвета оставалось от силы часа полтора, когда небо на севере раскололи первые зарницы. Молнии били все сильнее. В горах непрерывной канонадой загремел гром. Из внезапно сгустившихся невесть откуда туч на селение упала сплошная завеса дождя. Эйнар выбежал на крыльцо, стараясь сквозь тьму рассмотреть хоть что-то там, на севере. Но ничего, кроме непрерывных голубых вспышек, выхватывающих черный силуэт Оль-Герох, видно не было.

— Запрягай лошадей в телеги! — Бывший ученик мага метнулся во двор, вырвал поводья у старосты, пытавшегося загнать лошадь под навес.

— Ты что, с ума сошел, в такой ливень! — перекрывая гром, закричал Бирюк, но тот вдруг схватил его за полы кафтана и с силой дернул на себя. В отсвете молнии староста, упавший в грязь, с ужасом успел разглядеть бешеные глаза предводителя наемников.

— Выводи лошадей, — негромко, но так, что слушавший почему-то отчетливо слышал каждое слово, процедил «сумасшедший». — Или мы прорвемся в замок до конца грозы, или я сам сровняю с землей эту деревню!

Оскальзываясь на дороге и непрерывно выталкивая из грязи то одну, то другую телегу, подставной отряд наконец достиг моста через ручей Брез. Правда, выглядел он теперь как средних размеров река и норовил сорвать и унести деревянный настил мостика. На другом его берегу, где, как говорил староста, образовалась невидимая «стена» и последние два дня размещалась застава абаданнов, никого не было видно. Эйнар отпустил поводья передовой лошади, которую тащил вперед сквозь завесу дождя, и медленно двинулся по малонадежным доскам моста к другому берегу. Староста, его родственник, наемники замерли на этом берегу, не спуская глаз с серой неуклюжей фигуры (латы под крестьянской одеждой не прибавляют изящества).

Особенно мощная молния расколола небо надвое, пройдя от горизонта до горизонта, и ударила в вершину Вороньего Гнезда. Спустя несколько мгновений небо разразилось оглушительным треском, а потом все неожиданно стихло. Дождь продолжал лупить по взбухшей поверхности ручья, размывая чернозем по его берегам, но молнии теперь били где-то далеко, невидимые из-за горизонта и неслышимые в этих краях, только блеклые сполохи еще мелькали в небе.

Эйнар достиг другого берега и ступил на хлюпающую от грязи землю проселка, ведущего к горе. Невольно он вытянул вперед руку, ожидая упереться в магическую преграду, но шаг за шагом путник продвигался вперед по размытой дороге, а никакой невидимой «стены» не было. Недалеко от въезда на мост по бокам от дороги аптекарь увидел следы недавней стоянки: угли от кострища, несколько камней, сложенных на манер очага. Сомнений не было, именно здесь размещалась застава, выставленная Арголом. Отсутствие «стены» могло означать…

И тогда, надсаживая горло, он закричал изо всех сил, приказывая своему отряду бежать к башне. Телеги были брошены, наемники взяли с собой только оружие. Едва они ступили на серпантин, ведущий к вершине, как дорога внезапно стала сухой. Гора словно была прикрыта невидимым куполом, на ее склоны не упало ни одной капли воды. Прибивая промокшими сапогами пыль, воины довольно быстро домчались до ворот Оль-Героха, и только здесь им встретились первые защитники башни.


Эйнар ворвался в башню первым. Сверху, с балки, на него прыгнул засевший там абаданн. Ему удалось сбить наступавшего с ног, но, когда он кинулся добить упавшего противника, аптекарь неожиданным ударом располосовал ему живот. «Серый брат» отшатнулся, тщетно пытаясь удержать рукой вываливающиеся кишки. Непроизвольно лекарь подумал, что почти идеально вскрыл «пациенту» брюшину. Внутренние органы даже не были повреждены.

Потом наступил черед еще двоих Арголовых приспешников. Эти были не так изобретательны, как первый, зато отбить их слаженное нападение оказалось куда сложнее. У Эйнара не было щита, и часть ударов ему приходилось ловить железным наручьем на левой руке. Правой он попеременно отражал мечом атаки обоих противников. Сзади наконец подоспели его наемники. Они с опаской вскакивали в зал, боясь тут же нарваться на колдуна. Но, несмотря на то что бой продолжался уже несколько минут, и в шуме и криках недостатка не было, маг почему-то не спешил объявляться. Его слуги стали отступать под напором численно превосходящего противника. Вот тут и проявил себя Эйхол, рыжеволосый разбойник, который вступил в отряд аптекаря одним из последних (он встретился с охотниками на колдуна уже после Пельно)! Ловким приемом он отбросил прочь меч одного их нападавших на Эйнара «братьев». Вторым ударом — вогнал лезвие топора в грудь абаданна по самый обух. Плоть мягко чавкнула, и тот стал заваливаться на спину. В это же время предводитель мечом оглушил по голове его слегка замешкавшегося товарища. Бой в нижней зале замка еще продолжался, но аптекарь уже бросился к замеченной им небольшой дверце в стене. Как он и ожидал, дверь вывела на лестницу.

Перескакивая через ступеньки, Эйнар несся наверх. Он знал привычки Великого Аргола, предпочитавшего творить свои заклинания поближе к небу.

Вопреки ожиданиям, никто не пытался его остановить. Противоестественная легкость, с какой им удалось проникнуть в замок, могла, по мнению бывшего ученика, свидетельствовать только о том, что Аргол расставил для них смертельные ловушки внутри своего логова.

На лестничной площадке последнего этажа перед дверью скорчилась маленькая серая фигурка. Воин опустил приготовленный было меч.

Бинош! — не сразу узнал он в заплаканной и изможденной служанке их арканскую подругу. Та кинулась к нему на шею… Но ни плакать, ни радоваться встрече сейчас не было времени — в любую минуту можно было ожидать нападения мага или его слуг.

— Где Аргол? — мягко, но настойчиво спросил он, отрывая Бинош от груди. Девушка никак не могла унять рыдания. Эйнар уже испугался, что ничего не сумеет от нее добиться. Но та все же сумела жестами дать понять, что колдун заперся в башне.

— А Мирра?!

Девушка снова закивала головой на дверь.

Аптекарь отодвинул ее за угол и прислушался, прежде чем вышибать дверь. Вокруг пахло застарелым колдовством. Запах вызывал неприятные спазмы в желудке, но судорог не было, и он заставил себя не обращать на него внимания.

Не похоже, чтобы прямо сейчас за дверью кто-то творил заклинания. Резко вдохнув и выдохнув, Эйнар с разбега левым плечом ударил в обитую металлическими полосами створку. Дверь не подалась, в зале по-прежнему было тихо. Он бился в дверь снова и снова, плечо уже онемело… Вдруг после очередного удара дверь неожиданно поддалась, металлическая скоба, удерживавшая засов, вылетела и новоявленный воин с разбега ввалился в зал.

В большом каменном очаге, занимавшем целый простенок восьмигранной комнаты, догорал огонь. Слабые язычки пламени едва лизали большие черные головни. Влетев в зал, Эйнар тут же бросился в сторону, на всякий случай совершив сложный маневр, чтобы не попасть под колдовской залп. Однако никто не бросился на него из темных углов, маг не испепелил его ударом магической молнии и не сковал заклятьем. Непрерывно оглядываясь, с поднятым мечом, он осторожно двигался по периметру комнаты и потому не сразу обратил внимание на распростертую на алтаре в центре зала фигуру. Наконец тело на каменном столе привлекло его внимание. Эйнар шагнул и вгляделся. Он не сразу узнал девушку, а узнав, отшатнулся. Куда делись еще недавно полные и округлые формы? Сейчас перед ним лежало болезненно высохшее существо. Кожа на лице стала синюшно-серой, губы покрылись черной коростой, в уголках рта и ноздрях запеклась кровь. Но под пепельной кожей еще билась жизнь, из растрескавшихся губ вылетало дыхание.

Мужчина положил меч на алтарь и принялся стаскивать несчастную с холодного камня. Теперь поднять ее не составляло труда, не то что в день их знакомства на Рыночной площади Сан-Аркана, когда лекарю казалось, что у него руки оторвутся от тяжести.

Он положил безвольное тело на левое плечо, а правой рукой поднял меч. Стараясь как можно скорее вынести ученицу из зловещего замка, он совсем забыл о маге, пока буквально не споткнулся о него, проходя на обратном пути через зал. Колдун лежал на полу, вытянув вверх руки. В отличие от Мирриного, его лицо сохраняло вполне здоровый цвет, но тело успело остыть и черты лица окаменели. Глаза неподвижно смотрели куда-то вверх. Лекарь инстинктивно отскочил назад, чуть не уронив ношу. Потом аккуратно уложил Мирру на свой плащ и вернулся к колдуну. Тот вроде бы не собирался оживать. Все же Эйнар не сумел побороть себя и рукой прикоснуться к магу. Не желая больше играть с судьбой, он двумя руками занес меч и вогнал его в грудь колдуна. Ничего особенного не произошло, труп мага вел себя точно так же, как труп обычного человека. Эйнар с усилием выдернул меч и брезгливо обтер его о чужую пурпурную мантию. Больше он не стал задерживаться и, подхватив Мирру на руки, покинул зал. Сзади серой тенью заскользила Бинош.

Внизу бой еще не закончился. Абаданны оборонялись стойко. Никто из них не пытался сбежать или уклониться от схватки. Эйнар оставил Мирру на лестнице под присмотром Бинош, а сам распахнул двери в нижний зал.

— Верные абаданны! — закричал он. — Ваш хозяин мертв! Вы свободны от долга и можете возвращаться домой!

Воцарилась тишина. Абаданны от неожиданности отступили, но оружия не бросили. Наемники, услышав знакомый голос, тоже опустили мечи.

— Аргол мертв, — на всякий случай повторил Эйнар. — Его труп лежит наверху, в башне. — И, видя сомнение на лицах детей Адана, он подозвал Бинош и втянул ее за руку в зал. — Ваша «сестра» подтвердит мои слова! — выкрикнул он, чуть подталкивая девушку в спину. Та послушно закивала.

Абаданны переглянулись.

— Позволь нам самим подняться в башню! — шагнул вперед один из них.

Эйнар, кивнув, отступил и встал рядом с пристроенным у стены телом Мирры. «Серый брат» с обнаженным мечом проскользнул мимо него на лестницу. Через несколько минут сверху раздался гортанный выкрик. Его собратья в холле опустили мечи. Но тут их стали обступать с поднятым оружием осмелевшие «охотники на колдуна». И абаданнам пришлось изготовиться к новому бою. Эйнар, только-только взваливший на плечо свою ношу, в сердцах плюнул и в очередной раз опустил ее на пол.

— Мечи в ножны! — скомандовал он своим воинам, входя в зал, и смело вклинился между противниками. — Дадим им свободно уйти, они больше не опасны! — повернулся он лицом к своим. Под его взглядом те неохотно отступили, давая проход недавним врагам. «Братья» не заставили себя ждать, один за другим они ловко просочились мимо недовольных «охотников» к выходу. Минут через десять вереница серых фигур с небольшими войлочными котомками на спине уже спускалась к подножию горы.

В замке остались только Бинош, полумертвая Мирра, Эйнар и небольшая группа наемников. Последние наконец оставили мысли о том, чтобы напасть и поквитаться за своих убитых и раненых. Их привлекла другая добыча. Вокруг в многочисленных и пока еще не исследованных комнатах и переходах замка в ожидании жадных рук томились сокровища. Кровь «охотников» стремительно заструилась в жилах, разжигая румянец на огрубевших щеках. Эйнар внезапно подумал, что, пожалуй, неплохо было бы иметь с собой пару спутников поспокойнее или, во всяком случае, более надежных. Если бы с детьми Адана можно было договориться помимо их жреца, он предпочел бы иметь кого-нибудь из них в попутчиках на обратном пути. Но абаданны неукоснительно хранили обеты своей веры, ни уговорить, ни подкупить их было невозможно, нечего и пытаться. Оставалась надежда, что У Аргола где-то в задней части башни имеются конюшни. Иначе аптекарь не представлял, как ему вывезти из колдовского гнезда Мирру.

Наемники между тем разбрелись по замку. То в одной то в другой комнате слышался звон металла и их восхищенные или разочарованные возгласы. Эйнар почувствовал мгновенный укол в сердце — ему вдруг представилось, как эти невежественные люди рвут и топчут драгоценные магические трактаты, предварительно сорвав с них драгоценные переплеты. Но он тут же отогнал от себя искушение броситься вслед за своими спутниками и предъявить право на свою долю сокровищ, получив их бесценными книгами. Нет, напомнил себе Эйнар, он пришел сюда не за этим. Еще в начале пути, в грязноватом портовом трактире, где набирал большинство своих добровольцев, он пообещал им в случае победы отдать логово колдуна со всеми его богатствами на разграбление. Все, что хотел лично он, уже получено — его «приз» неподвижным кулем лежит у стены. Лекарь снова вернулся к обдумыванию способа транспортировки Мирры с Горы. Весьма быстро он пришел к выводу, что до утра двинуться в путь им в любом случае не удастся.

Уставший победитель в который уже раз за сегодняшний день бережно поднял с пола то, что осталось от его ученицы, и, подозвав Бинош, двинулся по темным коридорам Вороньего Гнезда. Колдун явно экономил на факелах. Почти ни в одном держателе на стенах не торчали подходящие просмоленные заготовки. Незваные гости наугад толкнули ближайшую дверь в стене. Комнату, возможно служившую раньше хозяину малой гостиной, а может, и столовой, загромождала плохо различимая в темноте мебель. Зато хорошо была видна фосфоресцирующая в лунном свете паутина, затянувшая весь этот мебельный склад. Пахло мышами и пылью. Эйнар отступил в коридор. Он решил переместить поиски на верхние этажи и отыскать спальню хозяина. Уж там-то, по крайней мере, можно было рассчитывать на удобную постель. Поставив себя на место мага, его бывший помощник решил, что разместил бы свою комнату недалеко от зала для магических церемоний, ведь не станешь же ходить из спальни в «рабочий кабинет» через весь дом. Они вновь поднялись по лестнице, но остановились на этаж ниже зала, что был под куполом башни. Здесь на площадке тоже была всего одна дверь. Запоздало Эйнар сообразил, что проще всего было расспросить о расположении комнат у Бинош, успевшей пожить в замке в роли служанки. Он спросил, куда ведет дверь, и получил подтверждение своим догадкам. Они действительно оказались на пороге спальни. За дверью обнаружилась неожиданно небольшая комнатка. Не в пример разместившемуся над ней залу, она была всего шагов десять в длину и примерно столько же в ширину. У стены справа, под массивным балдахином на витых столбах, задрапированных пологом из синего бархата, стояла королевских размеров кровать. Угол темно-синего атласного одеяла был гостеприимно отогнут, словно приглашал нырнуть в нежные объятия постели. В небольшом камине до сих пор пылали дрова. Видно, Великий Аргол не собирался посвящать своему магическому опыту всю ночь и велел приготовить ему все, что нужно для сна.

Бинош быстренько расправила постель, и Эйнар наконец-то смог уложить так и не пришедшую в сознание Мирру на свежие простыни. Девушка дышала неровно и тяжело, каждый вздох сопровождался глухим стоном. Было понятно, что лечение нельзя откладывать до утра. Меры нужно было предпринимать прямо сейчас. Оставив Бинош присматривать за подругой, он теперь уже уверенно вернулся в магический зал этажом выше. Сюда уже успели добраться его расходившиеся товарищи. В подвале они наткнулись на винный погреб и теперь были изрядно навеселе. Но выпито было все же недостаточно, чтобы приблизиться к поверженному колдуну, распростертому в центре зала. Четверо охотников несмело переминались у самой двери, не рискуя пересечь зал и добраться до золотой утвари, разбросанной на алтаре.

Эйнар растолкал их плечами и молча прошел к каменной полке над огромным очагом. Вся она была уставлена баночками и коробочками со всевозможными снадобьями. Аптекарю даже не надо было читать надписи на склянках. Их содержимое было приправлено изрядной долей колдовства, к которому Эйнар имел повышенную чувствительность. Он без труда отыскал заклинание «на восстановление сил». Взяв нужную баночку и прибавив к ней еще пару металлических коробок с заживляющей мазью, целитель поспешил в спальню мага.

Охотники решили, что именно их предводитель убил колдуна. Вообще-то они были людьми бывалыми и без труда отличали раны, нанесенные после смерти, от ран, причиненных в бою, однако ни у одного из них не возникло желания как следует рассмотреть труп волшебника. Потоптавшись на пороге большого магического зала, они решили, что обладание несколькими золотыми побрякушками не стоит риска подвергнуться какому-нибудь посмертному проклятию недоброго мага. Так что почти сразу после того, как Эйнар, прихватив свои колдовские снадобья, покинул зал, за ним, едва не сталкиваясь друг с другом от торопливости, последовали и наемники. Тот ни в чем не стал разубеждать своих спутников — слава победителя мага в данный момент играла ему на руку. Уважение со стороны наемников настолько возросло, что никто из них и не подумал возразить, когда предводитель приказал сложить во дворе замка погребальный костер для поверженных абаданнов и своих товарищей. Правда, никто так и не согласился помочь герою стащить вниз труп Аргола. Ему одному пришлось снова подняться в башню и, несмотря на неприятный холодок в груди, кое-как взвалить окостеневшее тело мага на спину. А потом, преодолевая отвращение и страх, тащить его на себе все пять пролетов и еще корячиться, пытаясь водрузить ненавистного на погребальную кладку дров. Наконец хворост, обильно политый вином и маслом, запылал, за ним загорелись и более толстые поленья. Еше несколько минут, и погребальный костер полыхал, озаряя округу неверным мечущимся светом и наполняя воздух малоприятным запахом горелой плоти. Герой-победитель с трудом подавил тошноту и поднялся к девушкам. Бинош уже обтерла тело подруги чистыми влажными полотенцами. С губ и носа смыла запекшуюся кровь, но несмотря на втертую в виски целительную мазь, лицо Мирры имело все тот же неживой землистый оттенок. По правде сказать, Эйнар был удивлен, что при подобном физическом истощении Мирра продолжает жить.

Аптекарь потянулся пощупать пульс, но тут же, ойкнув, отдернул руку. В замке, где магией был пропитан каждый камень, немудрено было пропустить какую-нибудь волшебную вещицу. Но все равно Эйнар упрекнул себя в том, что сразу не разгадал загадку такой живучести. Едва прикоснувшись к запястью заклятой, он получил мощнейший магический удар. Это браслеты оберегали себя и свою жертву от посторонних посягательств. Бывший ученик мага, придя в себя, приподнял безвольную руку с браслетом, рассматривая тонкую вязь на нем. Золотые завитки слагались в буквы священного алфавита, слова складывались в строки заклинания. Преодолевая резкую головную боль, он дочитал волшебную формулу до конца и медленно уложил руку Мирры вдоль тела. Это было очень сильное заклятие и весьма искусно выкованный магический предмет. Никто, кроме человека, наложившего заклинание на застежки браслетов, не мог расстегнуть и снять их, ну разве что другой такой же сильный маг.

Эйнар подозвал Бинош:

— Попробуй ты дотронуться до браслета. Только осторожнее и не пытайся снять его! — попросил он.

Девушка, пожав плечами, выполнила его просьбу. Она безбоязненно обхватила подругу за предплечье, украшенное коваными узорами, и, чуть приподняв его, продемонстрировала аптекарю.

— Интересно… — Несколько минут Эйнар напряженно размышлял, потом постарался избавиться от желания снять золотые оковы и вновь осторожно приблизил пальцы к разукрашенным замысловатой вязью запястьям Мирры. На этот раз ничего не произошло, браслеты спокойно позволили потрогать себя. Но стоило только попытаться сдвинуть один из обручей в сторону ладони, как золотая вязь под пальцами начала пульсировать и раскаляться. Вскоре жар сделался невыносимым. Мирра застонала, заметалась на кровати. И Эйнар отпустил ее руку.

— Так-так… — бормотал он, растирая свою обожженную ладонь.

Бинош все эти опыты с браслетами казались несвоевременными и ненужными.

— Как ты собираешься выбираться отсюда, да еще с умирающей на руках? — осведомилась она, недовольная тем, что лекарь тратит время на глупости. — Нам бы не мешало позаботиться о провизии, лошадях, носилках.

— Ты права! И, думаю, знаешь, где Аргол держал лошадей и хранил провизию?

Бинош кивнула.

— Тогда давай пойдем туда и застолбим себе пару лошадок, пока мои «помощники» всех не расхватали.

Они пошли на нижний этаж по наружной крытой галерее. Была здесь, оказывается, и такая. Заканчивалась она во внутреннем дворе, где совсем недавно пылал погребальный костер. В воздухе все еще летали липкие хлопья пепла. Двор обогнули вдоль хозяйственных построек, образующих стену с одной его стороны. На противоположном конце окруженной службами площадки, выдолбленная прямо в скале, размещалась конюшня. В стойлах стояли всего четыре лошади. В отряде же, не считая самого предводителя и девушек, оставалось восемь взрослых мужчин. Эйнар в задумчивости покачал головой. Он не был уверен, что спутники согласятся отдать им половину лошадиного поголовья.

— Все-таки придется уходить ночью… — сам себе сообщил он.

Глава 7

Мирра с трудом разлепила глаза, делать ей этого совсем не хотелось, но кто-то так настойчиво звал ее по имени, что противиться зову не было сил. Вместо ненавистной рожи Аргола или расписанных зловещими знаками стен его башни она увидела склонившееся над ней чудесное лицо. Такого красивого лица Мирра никогда раньше не видела ни у мужчин, ни у женщин. Нежные щеки обрамляли темно-русые вьющиеся локоны. Четко очерченный подбородок, пожалуй, не мог принадлежать женщине, губы идеальной формы были приподняты в печальной улыбке и глаза… Огромные глаза, невозможного фиалкового цвета. Такой радужной оболочки не бывает у людей. В бездонных фиалковых колодцах, словно в ночном небе, сверкали звезды.

Глаза улыбались Мирре и обещали скорое избавление от мук. Девушка попыталась удержать прекрасное видение, но на нее уже снова наваливалась тьма.

Второй раз она пробудилась более окрепшей. Сквозь смеженные ресницы выздоравливающая увидела просторную чистую комнату, почти без мебели, с замечательно ровными стенами нежно-зеленого цвета. Солнечный свет пробивался сквозь полупрозрачные занавески и ласково гладил ее лицо. Мирра лежала на широкой, застланной белым кровати, прямо напротив окна. Сначала она не заметила сидевшего рядом с ее изголовьем юношу, но вот справа раздался шорох одежды и над ней склонился незнакомец. Мирра сразу узнала эти фиалковые глаза. Собственно, незнакомец не был так уж молод. В первый момент ее ввели в заблуждение юношески стройная фигура и замечательно гладкая кожа. Но опыт накладывает свой отпечаток не только посредством морщин, но и неуловимым выражением глаз. На Мирру смотрел взрослый и мудрый человек.

— Кто вы? — спросила Мирра, но с губ сорвался лишь хриплый шепот. Он понял ее и мелодично ответил:

— Меня зовут Хаэлнир.

Еще долго потом принца ее снов будут звать Хаэлнир. И только спустя три года его образ вытеснит надменный профиль с золотыми глазами и именем, звучащим как свист ветра. Но пока…

Было чудесно пробуждаться ежедневно в комнате цвета леса, вдали от мрачных башен и сумасшедших волшебников. Еще прекраснее — принимать помощь такого замечательного доктора, как Хаэлнир. Мирра была еще слишком слаба, чтобы размышлять: куда она попала, куда делся Аргол и о тому подобных мелочах. Может быть, это и был Чудесный сад, куда попадают после смерти люди-деревья, а Хаэлнир — тот самый легендарный Добрый Садовник. (Правда, тогда непонятно, с чего вдруг ее бестелесный дух продолжают терзать вполне земные недуги?!) А может, все окружающее ей только мерещилось — что ж, тем более не стоило просыпаться ради ужасных казематов Вороньей башни!

В одно из своих пробуждений Мирра увидела Бинош, и все разъяснилось. Бывшая камеристка избавилась от ставших привычными для Мирры за дорогу серых тряпок и теперь щеголяла в длинном, струящемся платье цвета опавшей листвы. Узор на ткани, облегающей стройную девичью фигурку, создавал иллюзию непрерывно ниспадающего от плеч к ногам палевого водопада.

Девушка невольно потянулась рукой, чтобы потрогать «живой узор» на рукаве примостившейся на краю кровати подруги и тут впервые за долгое время увидела собственную кисть… Такая рука могла принадлежать трехсотлетней старухе, пережившей подряд лет десять засухи. Кожа на пальцах была сморщенная и как будто ссохшаяся, под сероватой поверхностью змеились сизые жилы. Лунки ногтей отливали синевой. Рука дернулась и беспомощно упала на постель. Будь у несчастной чуть больше сил, она бы, пожалуй, забилась в истерике, а так она просто лежала, уставясь в потолок. Слез у нее, оказывается, тоже не осталось. Бессилие породило странное, отчужденное спокойствие. Бинош приняла конвульсивное подергивание подруги за очередной приступ, какие время от времени еще потряхивали ее тело. Она заботливо укутала больную до подбородка одеялом. А той подумалось, что лучше бы ее накрыли с головой — можно представить, как теперь выглядело лицо…

Через какое-то время Бинош вкратце рассказала историю их спасения и перешла к описанию текущих событий. Оказывается, они «гостили» в эльфийском городке недалеко от Побережья.

Тогда, сбежав из башни колдуна, Эйнар и Бинош, с Миррой на конных носилках, пытались пересечь лес в направлении Мелузы — самого значительного здешнего города, крупного центра торговли, стоявшего на перекрестке морских и сухопутных торговых трасс. Путь оказался нелегким: связанные носилками лошади с трудом пробивались через лесные заросли. К тому же Эйнар петлял, опасаясь преследований со стороны своих бывших соратников, у которых они тайком увели половину вьючных лошадей. А ведь охотники рассчитывали вывозить на них богатую добычу. Мирре становилось все хуже, хотя ее дух продолжал цепляться за тело, прикованный к нему магическими узами. И тут им повезло. Вечером к их костру неожиданно вышли два эльфа. (Хаэлнир со своим приятелем совершали дальнюю лесную прогулку за ботаническими трофеями.) Эльфы нечасто дарят людей своим обществом, тем более — приглашают к себе в гости. Но тут они то ли из жалости к больной, а скорее из каких-то своих соображений не только предложили провести пару дней в эльфийском поселении, но даже свою помощь во врачевании.

Лекарь, лишившийся дара речи от свалившейся на них удачи (эльфы были непревзойденными мастерами по части медицины), только благодарно закивал головой. В Мелузе он рассчитывал найти приличную аптеку, ну, и оплатить услуги какого-нибудь средней руки мага-врачевателя, а тут самые древние из врачей этого Мира предлагали ему свою помощь! Следуя неразличимой для большинства смертных (но оттого не менее удобной) тропой, они к полудню следующего дня достигли маленького городка у подножия Скрытой Горы.

Хаэлнир, пригласивший их сюда, сам оказался опытным лекарем. Мирру разместили в его покоях. Тут же эльф со знанием дела осмотрел ее. Эйнар, стараясь не мешать, все же остался рядом: с одной стороны — не следовало совсем без оглядки доверять друга незнакомому доктору, с другой — Эйнару, несмотря ни на что, было интересно узнать, как именно эльф будет лечить больную.

— Думаю, вы согласитесь, коллега, — смутил Эйнара неожиданным обращением Хаэлнир, — что это нам пока снимать не стоит. — Эльф, спокойно обхватив браслет, поднял руку больной. Аптекарь молча кивнул. — В основном, полагаю, диагноз ясен: крайнее истощение всех ресурсов организма. Вначале, насколько я понимаю, имелись обширные и не единичные внутренние кровотечения, потом кто-то (не ошибусь, если предположу, что это был известный в здешних краях Аргол) наложил мощное заклинание, заставив остатки крови двигаться по нужным сосудам, остальное доделали лихорадка, потеря крови, отсутствие врачебной помощи и, вероятно, голод.

Хаэлнир посмотрел на Эйнара, словно ожидая подтверждения своим высказываниям, и тот снова кивнул.

— Вообще-то при такой кровопотери она должна была умереть день-два назад, — продолжил лекторским тоном эльфийский лекарь, принимая из рук вошедшего в этот момент соотечественника странного вида аппарат. Эйнар зачарованно уставился на чудесную машину по переливанию крови (он был уверен, что сподобился узреть именно это знаменитое чудо). — Но здесь вступили в игру браслеты — их магическая сила способна поддерживать жизнь в теле почти неограниченное время. Вполне вероятно, что даже смерть тела не освободит от их магического влияния душу, так что она останется прикованной к разлагающейся плоти… Но не будем делать пессимистичных прогнозов! — прервал сам себя эльф. И, водрузив прибор на легкий столик у кровати, продолжил: — Сначала следует восполнить недостаток крови. Готовы вы и ваша спутница пожертвовать для этой цели часть своей?

— Конечно, — поспешно отозвался Эйнар. — Бинош, думаю… уверен, тоже!

Спустя примерно полчаса у Хаэлнира имелись образцы крови всех троих. На несколько секунд эльф отвернулся, держа в руке три стеклянные палочки, вымазанные их кровью, и Эйнару показалось, что лекарь лизнул каждую из них, но он поспешил убедить себя в том, что ошибся.

— Угу, — раздумчиво произнес между тем эльф, — вынужден констатировать: ваша кровь здесь не подойдет. Что же, применим иной способ…

Тонким серебряным лезвием Хаэлнир спокойно полоснул себя по руке, пониже локтя. Узкая струйка крови (не такой алой, как у людей, но и не голубой, как врут некоторые) потекла в расширяющееся горлышко хрустального сосуда, венчающего странный аппарат.

Еще спустя час переливание крови больной было закончено полностью.

Врачеватель аккуратно обработал края разреза на руке пациентки прозрачной мазью и перетянул сверху чистым бинтом.

— Вот и все! — сообщил он, поправляя рукав над собственной повязкой. — Это, естественно, не принесет полного исцеления, но стабилизирует состояние.

Эйнар оторвал взгляд от машинки по переливанию крови, только когда ее вынесли из комнаты.

— Что же необходимо для выздоровления? — спросил он, надеясь, что хоть здесь сумеют пригодиться его аптекарские познания.

— Боюсь, тут не обойтись без драконьей крови! — Эльф чуть улыбнулся, разводя руками. Для Эйнара же эти слова прозвучали почти как приговор. Добыть кровь дракона в их Мире было почти невозможно. А в редких случаях, когда ее удавалось купить, она стоила баснословные суммы. Мысленно аптекарь примерил на себя и отбросил, как явно невозможные, оба известных ему способа добычи драконьей крови: первый — купить, но поиски продавца могли затянуться на неопределенный срок, к тому же сначала Эйнару следовало ограбить какого-нибудь князя средней руки, чтобы завладеть подходящей суммой, второй — убить дракона. Но он не мог припомнить, чтобы где-нибудь в округе водились драконы. Кроме того, даже если оставить в стороне сомнительный исход поединка, следовало еще каким-то образом заставить дракона сразиться с ним. Эйнар недаром был учеником мага, он знал, что все рассказы о рыцарских поединках с драконами не более чем досужий вымысел и бредни, любой мало-мальски знакомый с «морфологией» драконов знал, что даже пресловутый удар в глаз не способен поразить дракона насмерть, а разве что раздразнит его. Поражающая же мощь дракона такова, что конного рыцаря (если бы такой дурак нашелся) тот способен проглотить в один присест. Но, поскольку драконы известные гурманы, то обычно они наносят удар огнем с воздуха, и бедняга рыцарь изжаривается заживо в своих же латах, как в консервной банке.

Рука Хаэлнира, легкая, но твердая, опустилась на плечо Эйнара, заставляя отвлечься от безрадостных размышлений.

— Не стоит отчаиваться, коллега, — мягко произнес эльф, словно прочтя его мысли. — Думаю, вы сумеете найти требуемое не так уж далеко отсюда.


— Не знаю, насколько вы осведомлены о биографии нашего общего знакомого, — в своей обычной манере начал Хаэлнир, когда, спустя несколько дней, они вернулись к прерванному разговору, — но Аргол был одним из тех немногих людей, кому лично удалось убить дракона. Да, того самого, в замке которого он поселился.

— Но победить дракона в магическом поединке невозможно! — возразил Эйнар, тщетно пытаясь представить себе мага в рыцарских доспехах или мантии, вышедшего на битву с огнедышащим чудовищем.

— Нет, конечно, но он поступил проще. Хитростью (право, не знаю какой) заманил дракона в замковые подвалы и обрушил за ним входы. Через десять лет дракон скончался от голода…

Молча слушавшая их разговор Мирра содрогнулась: десять лет страдать от жажды и голода и умереть во тьме… Что может быть страшнее?

— Так что, — подытожил Хаэлнир, — Аргол не должен был испытывать недостатка в драконьей крови. Думаю, вам следует вернуться в Оль-Герох и хорошенько пошарить в башне. К тому же весьма опрометчиво было бросать замковую библиотеку да и магическую лабораторию на разграбление варварам. Тамошние книги в руках профанов могут стать опасными…

Эйнар не мог не согласиться с высказываниями эльфа, только подчеркнул, что его повторный поход в одиночку к логову мага вряд ли закончится успешно.

— Поэтому и не стоит идти одному, — улыбнулся эльф. — Пойдемте, — он легко дотронулся до плеча Эйнара, — я познакомлю вас с вашими спутниками.

Их было всего двое, но если верить легендам, что один эльф стоит десятерых воинов, то этого более чем достаточно, чтобы пробиться в башню, даже если охотники на драконов решили окопаться там до следующей весны.

Одного из них, по имени Ниэлор, высокого и худощавого, как большинство эльфов, аптекарь уже знал по первой встрече в лесу. Второй выглядел как настоящий атлет. Вообще-то все эльфы — крепкие парни, но из-за высокого роста и тонкого телосложения не смотрятся особенно мощно. Этот же походил на богатыря в человеческом стиле: широкая грудь и плечи бугрились мышцами, длинные ноги не уступали по развитию накачанному торсу. При этом эльфийский атлет обладал классически правильным лицом, волнистыми волосами цвета меди и мечтательными зелеными глазами.

Проводить Бреанира (так звали второго спутника) в дорогу пришли сразу три эльфеи. Каждая из них прожигала соперниц такими взглядами, что у Эйнара даже закрались сомнения относительно исключительно мирного (так гласила молва) сосуществования эльфов внутри своих общин.

Из городка выехали ранним утром. Для удобства передвижения всех снабдили лошадьми из эльфийских конюшен, и первую половину дня Эйнар приспосабливался к новой манере езды верхом. Седла на эльфийских конях были вполне обычными, зато полностью отсутствовала узда — этот «мерзкий атрибут варварства», как выразился Хаэлнир. Лошади управлялись голосом или по необходимости жестами. Человеку предложили запомнить две команды: «фаэ» — «вперед» и «а-Аста» — «стой», — а в остальном положиться на благоразумие животного. Конь у Эйнара действительно был на редкость сообразительный и покладистый, но все равно первое время бывший ученик мага то и дело судорожно хватался за лошадиную шею в поисках поводьев. Уже к вечеру они достигли опушки леса, с которой открывался вид на Оль-Герох, до замка было от силы час хорошего галопа. Но все решили благоразумно заночевать в лесу, не соваться в Воронье Гнездо на ночь глядя.

Путешествовать в эльфийском обществе оказалось довольно удобно, Бреанир и Ниэлор очень быстро и практически без помощи Эйнара разбили недалеко от опушки маленький лагерь, потом они все перекусили, и эльфы предложили человеку спокойно ложиться спать, поскольку они уже договорились между собой и разбили ночное дежурство на две смены. («Мы не так нуждаемся в сне, как люди», — пояснил Ниэлор.) Все же Эйнар не сумел уснуть сразу. Поворочавшись час с боку на бок, он плюнул и, поднявшись, устроился рядом с дежурившим в первую смену Бреаниром у ловко замаскированного дерновыми кирпичами костра.

— Зачем вам этот рискованный поход к Вороньей башне? — решился спросить он малоразговорчивого эльфа, не слишком рассчитывая на ответ. К его удивлению, тот охотно поддержал беседу, после ухода из эльфийского города в его речи (так, по крайней мере, показалось Эйнару) даже поубавилось высокопарности.

— Я — доброволец, — пояснил Бреанир, — а Нил, — он кивнул на спокойно спящего по другую сторону костра товарища, — изучает человеческую магию, собирается писать отчет… Видите ли (совсем отбросить церемонии и перейти на «ты» эльф был все-таки не способен), последнее время леди Мьюриэл стала очень настойчива и мне все труднее уклоняться от женитьбы на ней. Вы ведь знаете, как трудно отказать женщине! Но этот брак разобьет сердце Нарнии, и Альвин, и… Я еще не чувствую себя готовым совершить окончательный выбор. Ведь мы, эльфы, однолюбы!

Последняя фраза заставила человека улыбнуться, но собеседник этого не заметил. Его глаза были мечтательно устремлены к звездам, а мысли, судя по всему, заняты уже какой-нибудь новой леди.

— Думаю, разлука позволит Мьюриэл перенести внимание на какой-нибудь другой предмет. В любом случае небольшая военная вылазка будет мне весьма полезна, а то последнее время я как-то не сдерживал свой аппетит и стал тяжеловат. — Бреанир похлопал себя по накачанному прессу. — Лучше физическая нагрузка, чем неделя — на одном солнечном свете!

Ночь прошла совершенно спокойно. С рассветом, как по команде, вернулись отпущенные с вечера пастись кони (дело явно не обошлось без заклятия «послушания» решил Эйнар, хотя и не умел чувствовать эльфийскую магию так, как человеческую.)

Открытый участок до Оль-Героха преодолели так быстро, как позволял лошадиный аллюр. У подножия горы спешились — остаток пути было решено пройти пешком — лошади лишь служили дополнительными мишенями для лучников в замке, если таковые имелись. Потом последовал знакомый пыльный серпантин до самой вершины. У сбитых с петель массивных ворот Эйнар и его спутники надолго замерли, спрятавшись за каменные колонны по обеим сторонам от входа и попеременно оглядывая замковый двор. На первый взгляд все было тихо, но двор все равно пересекли перебежками, петляя на ходу, как зайцы. По военной теории, это должно было сбить прицел у лучников. Правда, Бреанир, когда они, немного запыхавшись от этих маневров, сбились в коротком переходе перед входом в нижний зал замка, заявил, что все эти военные теории — дерьмо, и если бы он сидел с луком где-нибудь на верхнем этаже, то уже всадил бы по десять стрел в каждого. В общем, эльф делал вывод, что замок пуст. Эйнар не был настроен столь оптимистично, он собирался возразить, что наемники могли перепиться, и просто еще не увидеть, что замок подвергся новому вторжению, или они узнали Эйнара и решили не убивать его сразу…

Но Бреанир уже выпрямился во весь рост и спокойно шагнул на середину зала. Эйнар и более осторожный Ниэлор замерли, вскинув тугие эльфийские луки, но ничего не произошло. Эльф пнул подвернувшуюся под ноги медную кружку, и она покатилась со звоном по каменному полу. Но даже этот шум не призвал в зал никого из возможных обитателей замка. Спустя еще полчаса, стало совершенно ясно, что замок пуст. Человек и эльфы прошлись от подвала до башни, не встретив никого крупнее крысы.

Замок заметно обнищал, охотники, уходя, прихватили не только золотую и серебряную утварь, но и дорогие драпировки со стен, и даже некоторые чучела экзотических существ (те, что поменьше). Комната в башне тоже оказалась разграблена, но вот помещения, даже отдаленно похожего на библиотеку, ни аптекарю, ни эльфам пока не попадалось. Эйнар вовремя вспомнил о спальне мага, столь разительно уступавшей по размерам размещенному над ней залу для магических манипуляций.

Втроем они поднялись на предпоследний этаж башни по знакомой ученику мага лестнице. В спальне царил разгром. С кровати исчезло синее с золотом одеяло, балдахин лишился своего шикарного занавеса, но спутников интересовало не это. Они принялись тщательно обследовать и выстукивать стены в поисках потайной двери. Первым секретный рычаг обнаружил Ниэлор. Одна из деталей на резной спинке кровати подалась под его рукой, и пол в комнате неожиданно дрогнул. Массивная кровать вместе со стеной и частью комнаты медленно, но бесшумно повернулась и въехала в обширную, от пола до потолка заставленную этажерками с книгами библиотеку. Эйнар и оба эльфа успели вовремя вскочить на вращающуюся платформу и теперь восторженно озирали полки. Хитро устроенная система окон (под потолком) и зеркал озаряла библиотеку дневным светом. В комнате пахло выделанной кожей и какими-то реактивами, здесь, в отличие от остального замка, совсем не было пыли.

— Маг, как видно, любил почитать в постели, — одобрительно заметил Бреанир.

Ниэлор, забыв обо всем на свете, уже перебирал толстенные фолианты. Эйнара же волновало совсем другое, пока что он ни на шаг не продвинулся в поисках драконьей крови. Бреанир правильно истолковал его замешательство и поспешил успокоить.

— Не так-то легко обнаружить какую-нибудь маленькую скляночку в обширном замке! — заметил он и достал из своей тощей заплечной сумки (эльфы не слишком обременяли себя припасами) небольшую серебряную игрушку, больше всего напоминающую детскую юлу с выдающимся с одной стороны треугольным клювом.

— Поищем тайник, — пояснил эльф и раскрутил юлу прямо на полу библиотеки. Серебряный волчок сначала закружился на одном месте, а потом вдруг стремительно понесся к одной из стен. — Так я и думал, нам не придется далеко ходить! — удовлетворенно констатировал владелец этого странного аппарата. Юла по странной прихоти остановилась в нескольких дюймах от книжного шкафа и теперь упорно танцевала на месте. Эльф бережно поднял ее и уложил назад в сумку.

Отыскать тайное отделение в шкафу не составило особого труда. На одной из полок переплеты книг оказались фальшивыми, а за украшенной ими сдвигающейся панелью стояла пара кованых ларцов и мешочек с урехтской брильянтовой пылью — чрезвычайно полезной вещью для колдовства. Аргол был настолько уверен в надежности своего убежища, что даже не счел нужным наложить на тайник охранное заклинание. В одном из ларцов из тяжелого серого металла обнаружилась каменная фляжка с драконьей кровью (цвет и запах жидкости не оставляли сомнений). Эйнар дрожащей рукой прижал, к груди драгоценный сосуд. По правде сказать, он так до конца и не верил в успех их миссии.

— Ну вот, — слегка разочарованно произнес Бреанир, когда вечером того же дня они вдвоем коротали время в малом зале замка у камина, — это самое короткое и самое легкое «опасное путешествие» из тех, что мне приходилось совершать! Никакой осады и затяжной военной кампании! — Эльф вздохнул. — Леди Мьюриэл вряд ли успела оставить свои серьезные намерения, поэтому, если вы не против, мой друг, то завтра я доставлю вас до эльфийской границы и продолжу свое путешествие в одиночестве.

— А как же ваш приятель? — Эйнар мотнул головой, имея в виду засевшего в библиотеке Ниэлора.

— О, его мой отъезд совсем не расстроит! — заверил женский баловень. — Он, как и вы, на какое-то время обрел искомое. Перед отъездом мы поставим зокруг замка охранное заклинание. Хаэлнир предупредил меня, что у вас сложные отношения с магией, поэтому вот, — он полез за пазуху, достал оттуда изящный серебристый медальон, — держите, это — ключ, отпирающий заклятие. Только владелец медальона (ну и еще, конечно, я и Ниэлор) теперь сможет проникнуть в Воронье Гнездо. Повелитель Хаэлнир («Ах, значит, повелитель!» — про себя отметил Эйнар) решил запечатать замок от посторонних глаз, так что с дороги его будет вроде как и не видно. Но, поскольку именно вы уничтожили Аргола (а его соседство неприятно тревожило нас), Хаэлнир счел справедливым оставить это владение вам, если вы того пожелаете. Надеюсь, научные изыскания Ниэлора не помешают? — уточнил Бреанир.

— Нет, — в полном изумлении ответил аптекарь.


Визиты Хаэлнира, продолжавшего поить ее непонятными микстурами, приносили не только облегчение, но и затаенную боль. Мирра страдала от сознания того, как эльфу должно быть неприятно ухаживать за такой, мягко говоря, непривлекательной (да чего уж там, страхолюдной!) больной. Поэтому она изо всех сил старалась свести его посещения к минимуму. На свое самочувствие она почти не жаловалась, а если ей что-то уж очень было нужно, предпочитала звать Бинош, хотя, конечно, обременять излишними заботами и без того многим пожертвовавшую из-за нее девушку тоже было некрасиво.

Иногда, несмотря на все старания, к Мирре приходили мысли, что, выгляди она хотя бы как Бинош, может, она и рискнула бы улыбнуться серьезному эльфу с фиолетовыми глазами. Впрочем, вскоре девушке довелось увидетъ эльфею (леди Уриэль одарила больную благосклонным вниманием и чудесным платьем из своего гардероба), после этого даже эти ее осторожные мечты были втоптаны в пыль. Никакая человеческая красавица рядом не стояла с первородной эльфеей. Описать такую внешность… просто не хватало превосходных степеней. Из какого-то закоулка памяти выплыла вычитанная в детстве легенда о короле, бросившем свое царство, королеву, наследника (еще кое-что, по мелочи) ради любви к прекрасной эльфее. Раньше девушке это казалось верхом глупости, после встречи с Уриэль она не удивилась бы, если бы половина из правителей здешних мест побросали свои троны ради ее благосклонной улыбки.

Сам Хаэлнир, казалось, не тяготился обществом своей пациентки, во всяком случае, не подавал виду. Иногда он подолгу засиживался у ее постели (особенно после того, как разговоры перестали мгновенно утомлять больную), расспрашивая о том, что произошло в башне. Мирра, как могла, рассказывала, считая, что такой настойчивый интерес к действиям колдуна как-то связан с ее лечением. Потом появился Эйнар, оказывается, он возвращался в Воронье Гнездо за каким-то снадобьем. Вдвоем с Хаэлниром они радостно скормили ей неприятного вида темно-коричневую тягучую жидкость, потом удалились, предварительно оповестив больную, что теперь с ней все будет в порядке.

Прошло еще четыре дня. Мирра действительно стремительно шла на поправку. Привезенное лекарство возымело фантастическое действие. Кожа у девушки приобрела здоровый розоватый оттенок, морщины разгладились, боли прекратились. Когда она впервые встала с кровати и с тайным страхом взглянула в серебряное зеркало, то, к своему радостному удивлению, вполне узнала себя: сильно похудевшую, с темными кругами под глазами, но себя, а не страшную морщинистую старуху. К тому же благодаря вынужденной диете платье Уриэль пришлось ей впору.

Прошел еще месяц в эльфийском городке. Болезнь полностью отступила, и, когда пришло время уезжать, девушка уже была способна осилить длительную дорогу верхом.

Накануне отъезда гости получили еще один неожиданный подарок. Хаэлнир зашел посмотреть, как они укладывают в дорожные сумки небогатый скарб, и вручил каждому по тугому кошелю, набитому золотыми монетами.

— Здесь всего примерно восемь тысяч сард, — пояснил он с улыбкой (как всегда, немного грустной), глядя в их озадаченные лица. — Это плата за корабль. Не знаю, известно ли вам, но недалеко от Вороньего Гнезда имеется залив и гавань. Там Аргол ставил свой парусник на зиму. Команда его, как и слуги в замке, состояла целиком из абаданнов. Они покинули судно, едва узнав о смерти хозяина. В любом случае, вам не удалось бы до зимы найти матросов и перегнать корабль куда-нибудь в более людное место. А зимой без соответствующего присмотра даже в заливе корабль разобьет восточными штормами о скалы. Так что продажа судна — лучший выход, а восемь тысяч сард — хорошая цена.

— Вне всякого сомнения! — с искренним чувством поклонился Эйнар. — Благодарю, повелитель Хаэлнир. — Он впервые обратился к эльфу, упомянув его титул, и заметил, как тот недовольно поморщился.

— Я военный повелитель, — счел нужным поправить Хаэлнир. — Принимаю командование только в случае боевых действий, а эльфы давно не ведут войн. Так что мой титул немногого стоит.

— Это не уменьшает того уважения и благодарности, которую мы к вам испытываем! — заверил Эйнар. Эльф слегка поклонился в ответ и вышел.

В последний раз Мирра увидела своего врача, когда он, Уриэль, еще несколько эльфов, с которыми они успели познакомиться в городке, пришли проводить их к городским воротам. Девушка первый раз видела городок. За все время своей болезни и чудесного исцеления она почти не покидала комнаты в доме Хаэлнира, разве что прогуливатъся выходила в маленький внутренний дворик. Теперь в утреннем неярком солнце разместившийся на склоне город предстал перед ней во всей красе. Дома из теплого, кремово-золотистого камня высотой в два-три этажа были окружены зелеными садами. Крыши ослепительно переливались на солнце. Мирра не сразу поняла, что сделаны они из оправленного в металлические рамы стекла. В доме Хаэлнира она не поднималась выше второго этажа, а теперь, обернувшись, увидела, что и его особняк венчает двускатная прозрачная крыша — витраж. Все здесь казалось необычайно легким и солнечным, и Мирра с трудом могла представить, что сюда тоже когда-то приходит зима, ложится снег.

Потом они выехали за ворота, и почти сразу крутой поворот петляющей дороги (специально устроенной таким образом) скрыл от них чудесный город.

Сказка кончилась, предстояла будничная жизнь.


Три дня спокойного путешествия — и они прибыли в Мелузу. Город людей встретил их пестрой толпой, многоязыкой речью и грязными улицами. В первой же конюшне Эйнар продал лошадей, не эльфийских, а своих. Эльфы вернули им перед отъездом двух жеребцов, уведенных из логова колдуна, и добавили к ним кобылу, не иначе купленную в деревне того же Бирюка. Лошадь не отличалась ездовой статью, зато была спокойна и легко выдерживала тяжеловесного Эйнара во всем его военном обмундировании. Приберегая деньги, они разместились в очень скромной гостинице недалеко от морской гавани. Мелуза недаром считалась перекрестком Мира, здесь можно было встретить товары и купцов со всего Континента и даже с некоторых дальних островов. Архитектура города поражала многообразием и полным отсутствием стиля. Эйнару она казалась вульгарной, Бинош — восхитительной, Мирре…

С момента выздоровления Мирра была неестественно тихой. Даже в лучшие времена в Сан-Аркане аптекарь не видел ее такой. Не было сомнений, что миновал очередной этап ее жизни, а значит, дальше все должно было пойти по-иному. Но как?!

По пути в Мелузу Эйнар признался, что немного побаивался эльфийского радушия:

— Знаешь, ведь эльфы, да еще ученые лекари, да с радушным предложением помощи, не падают просто так на лесную дорогу, как осенние листья!

— Они были благодарны за то, что мы избавили их от Аргола, — пожала плечами Мирра.

— Да, конечно. Но поначалу, особенно когда Хаэлнир отказался снять твои браслеты, я было подумал, что их тоже интересует твой дар. Ты заметила, там все пропитано эльфийской магией: теплый в холодные ночи пол, прохладные в жару стены; вода, без помощи ворота и насоса поднимающаяся на третий этаж… Я даже представить не могу, какой источник должен питать подобную магию!

Мирра, ни на секунду не допускавшая каких-либо неблагородных замыслов со стороны вновь открытого идеала, снова пожала плечами:

— Хаэлнир говорил: эльфийское колдовство отлично от человеческого. Они не пользуются силой маны, а черпают энергию (как это он сказал) из окружающей среды. — Мирра вспомнила недолгие познавательные беседы, которые вел с ней Хаэлнир. Что ж, может, он действительно всего лишь изучал ее дар, как Эйнар когда-то, из научного интереса. Пожалуй, девушка была бы рада остаться у эльфов, пусть даже как предмет изучения, но… Нет! — Она тряхнула головой, возражая собственным мыслям. — Это было бы слишком унизительно! — Ей не было места в эльфийской общине, ни ей, ни другим людям. Да никто и не предлагал им остаться. Их подлечили, изучили и отпустили на все четыре стороны… — Теперь мы точно знаем, мой дар им был не нужен, — вслух произнесла его обладательница.

Эйнар в задумчивости машинально кивнул.

Возвращаться в Сан-Аркан особого смысла не было. Свою аптеку Эйнар продал, а больше их к этому городу ничего не привязывало. Поэтому сначала решено было остаться зимовать в Мелузе, а потом, когда Бинош предложила вложить их капиталы в маленький домик недалеко от центра города, Мирра без возражений отдала свой кошелек. Так началась их жизнь здесь.

Планы открыть новую аптеку очень быстро пришлось оставить. В Мелузе, в отличие от Сан-Аркана, процветали колдуны и знахарки всех мастей. Удивить кого-либо настойкой из трав было просто невозможно. Лечебные травы и микстуры, а вместе с ними заклинания от всех известных хворей, «врачующие» талисманы и тому подобные штуки здесь продавали с лотков и в лавках на каждом углу.

Практически все деньги были вложены в недвижимость — вместе они приобрели нуждающийся в ремонте двухэтажный каменный домик, втиснувшийся между двумя домами посолиднее, на Огуречной улице. Эйнар подрабатывал на верфи, а в свободное время собирал за городской чертой травы и продавал их по дешевке местным фармацевтам. Бинош пекла пироги и разносила их в корзине по ближайшим уличным лоткам — торговцы были не прочь перекусить горячим, не отлучаясь с рабочего места. Мирра, как могла, помогала по дому. Весь ее талант к выращиванию растений куда-то пропал. (Наверное, ее бабка была права, говоря, что лесной человек, потеряв корни, теряет и себя.) Свободное время она по-прежнему проводила за чтением магических книг. К тем, что Эйнар сумел захватить из Сан-Аркана, прибавилась еще пара из Вороньего Гнезда. На собственном опыте убедившись в силе колдовских заклинаний, девушка теперь читала их по-новому.

Тяга к магическому творчеству пропала у нее где-то на подступах с Оль-Героху, но способности к колдовству не только не исчезли, но, казалось, окрепли. Подвал их далеко не нового дома, несмотря на общие усилия, кишел мышами. В чулане процветали мокрицы. Подобные твари всегда раздражали Мирру, и, наткнувшись в колдовской книге на изгоняющее заклинание, она бессознательно прочла его с таким чувством, что в тот же день вся вредоносная живность бесследно исчезла! Ушли даже Древоточцы, засевшие в глубине деревянных рам и притолок. Эйнар, вернувшись с работы и безошибочно почуяв свежее колдовство, тут же принялся корить ведьму за нерациональное отношение к своему здоровью. Но, во-первых, дело все равно уже было сделано, а во-вторых, бывший ученик мага не мог не признать, что заклинание было исполнено практически безупречно: Мирра теперь колдовала весьма осторожно, минимально используя собственную ману и черпая магическую энергию… в так и оставшихся на ее руках браслетах.

Еще в эльфийском городке Хаэлнир дал ей пару полезных советов на будущее. В отличие от Эйнара, эльф не считал, что девушке нельзя колдовать, он лишь предостерегал против магических манипуляций с людьми и не рекомендовал заниматься гаданием.

Другой совет касался магических браслетов. Хаэлнир советовал не питать излишней надежды на скорое освобождение от них. Никто из эльфов не смог разрушить наложенного на браслеты заклятия. Но это не значило, что где-то в Мире не бродили сотни магов, способных одном щелчком открыть волшебные застежки. Нужно было просто набраться терпения и заняться поисками подходящего колдуна, и… на всякий случай готовиться к худшему. Хаэлнир счел нужным просветить Мирру насчет возможных последствий, если она все же примет смерть в Арголовом подарке. Девушка содрогнулась, колдун намекал ей на нечто подобное по пути к своей башне. Заставить ее мучиться и после смерти было вполне в его духе.

С другой стороны, от браслетов была определенная польза. Они словно дисциплинировали мысли и вроде бы даже добавляли силу заклинаниям. Во всяком случае, без магических украшений ей никогда не удавалось наколдовать ничего ощутимого.

Жизнь снова вошла в колею, но она больше не приносила юной особе тихой радости, как бывало в Сан-Аркане. Возможно, дело было в том, что добывать в Мелузе хлеб насущный оказалось куда труднее. Они жили очень скромно. Эйнар никак не мог найти достойного занятия, приносящего стабильный доход. Мелузская казна сдирала с владельцев недвижимости огромные залоги, которые поглощали почти все их скромные доходы. Так что на ужин у маленького семейства чаще всего бывали холодные пирожки, из числа не распроданных Бинош. На тяжеловатой, однообразной пище Мирра быстро приобрела свои прежние пышные формы, эльфийское платье пришлось отложить подальше в сундук. Вообще-то и раньше его особенно некуда было носить: ни Мирра, ни Бинош не посещали загородных балов местных богатеев, а блистать в эльфийском наряде в портовой таверне было, мягко говоря, неуместно. По-хорошему платье давно следовало продать, но Мирра никак не могла заставить себя пойти на это.

Иногда вечерами, когда никто не видел, она доставала драгоценный наряд и любовалась чудесной тканью глубокого синего цвета с вышитыми поверх серебряными цветами. Правда, после этого она только еще больше сердилась на себя. «И с чего взяла, что посещение эльфийского города должно было как-то изменить их жизнь?!» Но ощущения эти не проходили. Что именно должно было произойти, трудно было объяснить, но в глубине души она продолжала ждать ЧЕГО-ТО… Но ничего не происходило. Каждое утро Эйнар шел искать работу в порт, Бинош заводила тесто. Вместе они раскаляли в большой сковороде масло… и так изо дня в день. Нужда и повседневные заботы держали их в своих тисках не хуже, чем браслеты — запястья.

Лучше всех адаптировалась к жизни на новом месте бывшая камеристка. Наверное, дело было в том, что она не мучилась пустыми сожалениями и несбыточными надеждами, а ставила вполне реальные цели. Бинош все также была влюблена в Эйнара, и последнее время (так ей казалось) они значительно сблизились.

Глядя, как вечерами подруга умело готовит ужин, как она в тысяче мелочей умеет проявить заботу об их общем друге, Мирра полагала, что Эйнар не может не оценить подобные проявления любви. Их брак с Бинош был почти неминуем, и Мирра не без страха думала о том, что вскоре ей не останется места в их жизни.

То, что треть дома формально принадлежала ей, не имело никакого значения. Девушка не считала себя вправе претендовать на ту сумму, что получила от эльфов. Она не видела своей заслуги в том, что Аргол умер произнося над ней заклинание. Да и в любом случае, что бы с ней стало, не поддерживай ее всю дорогу Бинош и не явись Эйнар так своевременно на помощь? Лежать бы сейчас ее холодному телу на вершине Вороньей башни или того хуже… Так что по справедливости дом должен был достаться счастливой семейной паре. Они, конечно, по доброте душевной оставят ее в доме как приживалку… Каждый раз, когда приходили подобные мысли, бывшая ленна из Ледо давала себе слово подыскать наконец работу и начать самостоятельную жизнь, но покинуть «наезженную колею» ей было не так-то просто.

Наконец настал день, когда им нечем стало оплатить налог на дом. Вечером, втроем усевшись за чистый обеденный стол, они в который раз пересчитали оставшиеся у них деньги. Даже если предположить, что ближайший месяц они научатся обходиться вовсе без еды, их жалкие гроши не составляли и трети требуемой суммы. Бинош, вздохнув, предложила продать один из своих эльфийских нарядов. На мгновение над столом повисла тишина, и Мирре показалось, что все ждут, когда она предложит отдать свое платье взамен платья Бинош. Носить-то его она все равно не могла. Девушка изо всех сил закусила губу, чтобы не выдать себя предательской дрожью. В голове родились полные мелочной зависти мысли: как-никак у арканки было целых два таких платья. (Не то чтобы эльфы чем-то отличали одну из двух подруг, просто у Бинош была точеная худенькая фигурка, а для Мирры леди Уриэль с трудом удалось подобрать одно подходящее платье. Даже похудевшая, та была куда плотнее любой из эльфей.) Так почему бы не расстаться с одним из своих нарядов?! И нечего смотреть на нее выжидающе!.. Мирра тут же устыдилась своих мыслей. Конечно же ни Бинош, ни Эйнар и думать не думали торговать ее подарком. Они просто ожидали услышать ее мнение по семейному вопросу. Мирра сглотнула подступивший откуда-то к горлу ком и постаралась улыбнуться.

— Идея с платьем неплоха, только продавать будем не твое, а мое, — отвернувшись и стараясь, чтобы голос не дрогнул, произнесла она. — Все равно оно безнадежно мало мне! С этим все ясно. — Девушка хлопнула ладонями по столу, и поспешно поднялась. — Пойду принесу его, а вы пока подумайте, к кому из купцов лучше обратиться.

Она заспешила вверх по лестнице. Предательские слезы жгли глаза, в носу невыносимо щипало. Запрокинула голову, но куда там, соленая вода ручьем полилась по щекам, и самое неприятное было в том, что друзья по ее красным глазам могли догадаться о ее безобразной жадности. И от этого стало еще обидней.


Платье продали за поистине фантастическую сумму. Ее хватило не только на уплату налогов, можно было безбедно жить целый месяц, не утруждая себя работой. Но Эйнар настоял на том, чтобы они купили Мирре новое платье. И они купили платье, весьма мало напоминавшее ее эльфийский наряд, но довольно дорогое (совсем не по их достатку).

Единственное его достоинство состояло в том, что оно подходило ей по размеру да еще было ее любимого болотно-зеленого цвета. В общем, шитый из рытого бархата наряд был обречен, как и его предшественник, лежать на дне сундука.


Первый самостоятельный заработок Мирре организовала Бинош. Как-то, вернувшись с рчередного обхода лавок, она несмело подошла к подруге. (Прошло всего три дня, как та отнесла купцу свое эльфийское платье — последнее напоминание о волшебном городе! Наряды Бинош — не в счет!) Мирра ходила мрачнее тучи, раздражаясь от любого вопроса, так что все предпочитали лишний раз ее не трогать.

— Тут один торговец, Оттон, тот, у которого мы берем муку, знаешь?.. — Девушка кивнула, не отрываясь от мытья огромной чугунной сковороды. — У него еще хлебные склады на пристани. Так вот, он говорит, его мыши одолели, житья, мол, не стало — мешки грызут, амбары загадили…

Мирра лишь пожала плечами: ей-то что за дело до Оттоновых трудностей!

— Ты могла бы помочь ему своими заклинаниями, — продолжала Бинош. В ответ снова пожатие плечами: счего бы ей помогать какому-то торговцу?

— Он обещал заплатить пять сард…

Пять золотых сард за один день работы! Да не за день даже, за одно заклинание! Мирра бросила натирать сковородку и вытерла руки о передник. Пять золотых сард — столько Эйнар иногда зарабатывал за целую неделю.

— А вдруг у меня не получится? — спросила она, поднимая глаза на Бинош и забывая о том, что взяла за правило демонстрировать полное безразличие к Миру.

— Так и что! — Бинош весело потерла руки. — Попробовать-то ничего не мешает.

— Действительно! — обрадовалась Мирра, это было что-то новенькое, не унылая серая жизнь стряпухи. — Эйнар ругаться будет, — добавила она, уже зная, что никакие упреки ее не остановят.

Было далеко за полдень, и купец не ждал их раньше следующего утра, но девушкам не терпелось. Они взяли в комнате Эйнара колдовскую книгу. Ведьма заранее нашла и заложила страницу со знакомым заклинанием, изгнавшим грызунов и прочую пакость из их дома. Никаких дополнительных компонентов, вроде лягушачьих лапок или утренней росы, к заклинанию не требовалось. Мирра аккуратно уложила книгу в холщовую сумку на длинной ручке и повесила ее через плечо. Пригладила щеткой волосы.

— Может, наденешь новое платье? Все-таки ты вроде как колдунья… — предложила Бинош. Мирра было снова метнулась наверх, но на середине лестницы притормозила.

— Не стоит, — спускаясь назад, заметила она. — Вдруг не получится, а я, как дура, в выходном платье!

Бинош согласилась. Заперев наскоро входную дверь (вообще-то на Огуречной улице обворовывали нечасто, квартал был довольно тихий), они почти бегом припустили к мучной лавке. Оттуда, уже более медленно, в сопровождении хозяина, двинулись к порту. От волнения Мирра всю дорогу прижимала к груди сумку с книгой.

Склад оказался низким каменным зданием, построенным прямо на берегу. Вероятно, такая близость к пристани объяснялась тем, что так удобнее было отгружать муку морякам, уходившим в плавание и предпочитавшим затовариваться тут же, а не везти мешки с провизией из города. Внутри длинного темного помещения все было присыпано слоем белой мучной пыли. Кроме, собственно, муки здесь хранились и мешки с морскими галетами, и овес, и даже масло в темных, скользких снаружи бутылях.

Мирра в нерешительности остановилась посреди склада. Она как-то не подумала о том, чтобы обставить поторжественней магический обряд, а ведь пыхтевший рядом торговец (Оттон страдал одышкой) и несколько его приказчиков явно ожидали какого-то зрелища. Хвала Фермеру, Бинош быстро оценила ситуацию.

— Госпожа ведьма просит всех удалиться из помещения, — громко объявила она и начала подталкивать Оттона в спину к выходу со склада, — магия не терпит чужих глаз! И не вздумайте подсматривать в окна — превратитесь в лягушек!

Оттон и его работники нехотя покинули склад.

— Только не спалите тут все! — предупредил напоследок торговец, про себя решивший, что он все же поставит одного из приказчиков понаблюдать у окна — мало ли что собираются творить там эти молодые ведьмы!

Заговорщицы остались в амбаре одни.

— Ну, начинай! — подбодрила подругу Бинош.

Мирра достала из сумки книгу с заклинанием и оглянулась в поисках стола или подставки.

— Давай подержу. — Подруга подставила руки, и Мирра аккуратно открыла книгу на заложенной странице, пробежала глазами по первым строчкам… — Ну, что же ты, читай!

Та даже переминалась с ноги на ногу от нетерпения.

— Я читаю, — почему-то шепотом откликнулась Мирра.

— А чего не вслух?

— Не знаю, боязно…

— Ну ты даешь! — возмутилась подруга. — Когда тебя к Арголу тащили, значит, было не боязно, а тут вдруг?! Читай давай, а то им скоро наскучит ждать.

Мирра прокашлялась и громко, прерывающимся голосом прочла заклинание.

Они с Бинош прислушались. Ничего особенного не произошло. Да и не должно было произойти, если уж на то пошло, дома тоже не было ни грохота, ни светопреставления, просто ушли паразиты — и все.

— Прочту еще раз! — Мирра вопросительно взглянула на Бинош.

— Давай!

Мирра от начала до конца повторила заклинание, а потом (уже совсем уверенно) прочла его в третий раз.

— Ну, все, — захлопывая книгу, объявила она. — Если мыши еще здесь, то я не знаю…

Они действительно не знали. Днем на складе, куда постоянно заходили люди, шумели, гремели бутылями, мыши не осмеливались показываться из своих щелей. Их время наступало ночью. Мирра и Бинош вышли из темного амбара, щурясь на солнце и отряхивая успевшую осесть на платьях пыль. Книга снова была аккуратно упакована в холстину.

— Что же, Оттон, с тебя пять сард! — потребовала Бинош.

— Как бы не так, — нагло улыбнулся торговец, — постояли на складе, пошептали там что-то и думают, я им и денежки сразу?! Как бы не так! — повторил он. — Вот проверим, как там у меня с мышами…

— Ах ты жирный боров! — Возмущенная торговка пирожками едва не вцепилась в редеющую шевелюру купца. — Решил надуть нас? Погоди же, госпожа ведьма проклянет твои товары, и никто не станет брать их…

Мирра изо всех сила потащила приятельницу за собой, прочь из порта. Она еще слишком хорошо помнила, как ее пытались забить камнями на улице Сан-Аркана только за одно подозрение в том, что она ведьма. А тут лучшая подруга не только объявила ее колдуньей, но еще и грозит купцу! Того и гляди, начнутся неприятности!

— Тише, тише! — шипела она, волоча упирающуюся подругу. — Чего ты так разошлась! Может, у меня еще ничего и не получилось!

— Жадный ублюдок! — Бинош, сдавшись, перестала поминутно оборачиваться на оставшегося у склада купца и зашагала рядом с Миррой. — Надо было взять деньги вперед! Ну, погоди же! — Она подняла сжатый кулак и погрозила воображаемому Оттону в воздухе. — Стану брать муку у Кирсена, через переулок, нечего наживаться за наш счет обманщику!

Вечером пришел усталый Эйнар. Как всегда, он сразу догадался, что за время его отсутствия что-то произошло, хотя Мирра и Бинош ни словом не упомянули о визите к купцу и только незаметно (как они думали) переглядывались. Пришлось все рассказать. Эйнар не на шутку рассердился, он так долго ругал их обеих, что обе действительно прониклись раскаянием и пообещали никогда больше не связываться с колдовством.

На следующий день пристыженная Бинош отправилась за мукой и маслом для выпечки к Кирсену, лавка которого была в два раза дальше, чем удобно расположенный магазинчик Отгона.

А еще через день в дверь их дома осторожно постучали. За дверью оказался Оттон. Не успела Мирра испугаться (мало ли зачем пришел купец), как продавец муки, почтительнейшим образом кланяясь, положил на кухонный стол пять золотых монет.

— Прошу прощения, госпожа ведьма, что засомневался в вашем мастерстве — сами знаете, сколько сейчас мошенников развелось! Но ваша работа — высший класс! Не только у меня в амбаре, но и на сто метров вокруг ни одного мышонка, ни одного мучного жучка не осталось. Зря вы, кстати, так сильно колдонули, соседи-то мои за изгнание нечисти не платили! Ну, да ладно, я с них сам как-нибудь плату взыщу! А вам, госпожа ведьма, еще раз огромная благодарность! Деньги тоже все здесь. — Торговец махнул шляпой в сторону тускло поблескивающих на столе монет. — Вы уж не сердитесь, и проклятие-то, того… не надо, одним словом! Я и муку вам могу, со скидкой…

Мирра ошарашенно переводила взгляд с торговца на лежащие на столе деньги.

— Спасибо! — растерянно произнесла она. Но тут же в разговор вмешалась до того тоже онемевшая от удивления Бинош.

— Ладно, ладно! Иди уж, — грубовато заметила она, — госпожа ведьма пока что не сердится.

Купец попятился к дверям.

— Да, не забудь — муку со скидкой!

Дверь аккуратно закрылась. Девушки несколько секунд смотрели друг на друга, а потом одновременно бросились к столу. Торговец не обманул, на столешнице лежали пять довольно истертых, но самых настоящих золотых королевских сард. (Их в Мелузе предпочитали собственной серебряной монете.) Бинош протянула было руку: потрогать, пересчитать… Но тут же отдернула ее, вопросительно взглянув на Мирру.

— Бери, бери, — улыбнулась та.

— Нет! — Лицо Бинош тоже расплылось в улыбке. — Это твои первые колдовские деньги, сама и бери!

Добытчица осторожно одну за другой собрала со стола монеты, взвесила их на ладони:

— Тяжелые.

— Ну, еще бы!

Это не были первые золотые монеты, побывавшие в руках у девушек. В конце концов, уходя из эльфийского городка, каждая из них получила солидный кошелек. Но это были первые деньги, полученные вот так просто, за здорово живешь! И вправду, какая же это работа — прочесть пару заклинаний.

— Недаром Аргол деньги лопатой греб! — заметила Бинош, когда они, взявшись за руки, словно дети, кружились по гостиной. Упоминание задело некую болезненно натянутую струну в сердце Мирры, отчего в груди родился отголосок старой боли, но она вскоре забыла о нем. Все же приятно чувствовать себя востребованной ведьмой, а не жалким приложением к сковородке.

Вернувшийся с работы Эйнар пытался охладить пыл своих разошедшихся подруг, но даже он не смог переспорить двух навалившихся на него женщин: обещания «не колдовать!» были забыты. Мирра твердо решила зарабатывать на жизнь магией, а Бинни подрядилась доставлять ей клиентов.

— Мы всех местных колдунов за пояс заткнем! — провозгласила она. Но сама ведьма совсем не так была уверена в собственных силах.

— Помог бы ты нам, Эйнар, — жалостливым тоном попросила она.

Бывший ученик мага отнекивался как мог. Он даже неделю не разговаривал с обеими девушками и пригрозил, что совсем уйдет из дома, где его начинает тошнить от магии. Но в действительности после гибели Аргола ничье колдовство больше не оказывало на него такого болезненного воздействия, да и смотреть, как Мирра перевирает рецепты простейших заклинаний, не было никаких сил.

Спустя две недели Эйнар сдался и счел за меньшее из зол взять на себя руководство бурной магической деятельностью. Бинош умела искать клиентов почище любого зазывалы. Очень скоро за домом на Огуречной улице закрепилось название «Колдовская лаборатория». Столь солидной вывески они удостоились, конечно, стараниями своего друга, тот умел всему дать научное обоснование.

Взяв дело в свои руки, он запретил Мирре как попало тратить свою магическую энергию и сам принялся отбирать колдовские заказы. Колдовала ведьма редко (не чаще двух-трех раз в месяц), зато всегда без осечек. Слава ее медленно, но верно расползалась по Мелузе. Цена заказа раз за разом росла, и у друзей наконец-то завелись деньги. Конкуренты им тоже не досаждали, видно, не принимали в расчет столь редко практикующую колдунью.

Бинош между тем не стала забрасывать свою стряпню, и теперь ее дела тоже неожиданно пошли в гору. Покупатели находили, что ее выпечка имеет неотразимо волшебный вкус, так что к концу первого года ведьмовства у них была не только престижная магическая лаборатория, но и весьма популярная, хотя и маленькая, кондитерская.

Все-таки достаток, пусть даже и скромный, чудесная вещь. Мирра не испытывала эйфории от собственных успехов, да и не превратились они в городских богатеев, но все же к середине второго года была отложена сумма, необходимая для поездки на остров Хенн, где обитал знаменитый (в этой части Мира) белый маг — Эхтор Мудрый. Эхтор давно не практиковал, посвятив себя написанию трактатов по колдовству. Но Эйнар рассчитывал если и не получить от него помощь в снятии браслетов с рук девушки, то хотя бы узнать что-нибудь о природе запирающего их заклятия. В конце лета (в торговле все равно было сезонное затишье) они втроем посетили Хенн. Миррина память пополнилась впечатлениями от прогулок над чудовищными пропастями и от лицезрения великолепного Хеннского водопада, маг тоже произвел впечатление, но помочь снять заклятие не смог. Мирра вернулась в Мелузу все в тех же ненавистных украшениях. Потом были еще несколько месяцев плодотворной работы и поездка в Нохъельский храм, стоящий в нескольких десятках миль от их города. Жрецы храма поклонялись Двум Сестрам и совершали странные магические ритуалы (Эйнар говорил, таких больше нигде не встретишь). Но и они были бессильны против магии браслетов.

Потом были проезжие колдуны и местные мелузельские знахарки. С каждым таким визитом Мирра все больше убеждалась, что Эйнар был самым сведущим из всех встреченных ею магов (Аргол не в счет). Наконец ей надоело выбрасывать деньги на ветер и она наотрез отказалась на очередное предложение посетить какую-то там ведунью. И то сказать, даже такая слабая ведьма, как она, и то была посильнее и «пообразованнее» большинства колдунов, что они посетили. Так что освобождение от браслетов было отложено до лучших времен. Когда эти времена наступят — никто не знал, а Мирра так полагала, что вообще никогда, но об этом лучше было не задумываться.

Прошло еще четыре года. Спокойных. Чем-то напоминавших их арканское времяпровождение. Мирра приколдовывала пару раз в месяц, старательно откладывая деньги на черный день, то есть на день, когда Эйнар и Бинош наконец решат пожениться, а ей придется съехать с квартиры в прямом и переносном смысле. Однако Эйнар все не спешил делать предложение. Ведьма видела этому только одно объяснение: будучи учеником колдуна, он, видимо, давал какие-то зароки, ну, всем же известно, что настоящие колдуны не вступают в брак… К Бинош между тем посватался Оттон-младший, сын того самого торговца-мучника, их первого клиента. Парень был недурен собой, а папаша его владел солидным капитальцем, но Бинош наотрез отказала бедняге. К слову сказать, Оттон-младший был не единственным поклонником бывшей горничной. Это в Сан-Аркане горожане предпочитали высоких пышногрудых блондинок, а здесь изящная, темноглазая брюнетка Бинош пользовалась бешеной популярностью у мужского населения.

Мирра же что у себя дома, что здесь особой красотой не блистала, поэтому если у нее и появлялись временами поклонники, то только из числа знакомых Бинош, рассчитывающих таким образом подобраться поближе к ее подруге.

И кажется, именно желая погадать себе на жениха, та притащила в дом гадальные фишки. Вечерком в комнате они в предвкушении новой забавы открыли расписанную псевдомагическими знаками коробочку. Никто из них всерьез не собирался заниматься прорицанием, просто любая девушка хоть раз в жизни обязательно гадает на жениха. К фишкам прилагалась инструкция по толкованию, изучив которую, они принялись метать костяные пластинки, увлеченно комментируя результаты. Под конец комментарии целиком взяла на себя Мирра: фишки ложились самым замысловатым образом, и, чтобы истолковать их неудобоваримые сочетания, требовалось недюжинное воображение. А вот с этим у «ведьмы» всегда было все в порядке!

Подобным образом они развлекались несколько вечеров, и Мирра от широты души нагадала подруге свадьбу с Эйнаром (почему бы не доставить Бинни удовольствие), естественно, кучу детей и богатство, а под конец даже титул правительницы некоего княжества. Далеко не все, о чем болтала Мирра, выпадало на фишках в действительности. Очень часто пластинки предрекали смерть или неожиданный удар судьбы. Но кто же в здравом уме и твердой памяти будет из развлечения предсказывать себе или друзьям гибель? Потом к их девишникам присоединилась молоденькая соседка: отец собирался выдать ее замуж, и Стилла (так звали девушку) очень переживала, что избранник отца придется ей не по вкусу. Мирра, как обычно, не слишком придерживаясь толкователя, нагадала соседке мужа средних лет (не стоило внушать девушке излишних надежд на жениха-красавца), зато с достатком и к тому же иностранца, и еще добавила от себя, что ту ожидает увлекательное путешествие, правда неизвестно когда и куда. Стилла осталась довольна предсказанием.

Потом увлечение гадальными фишками как-то сошло на нет. Однако спустя несколько месяцев молодая соседка действительно вышла за зажиточного торговца из Пельно. Тот хотел завести морскую торговлю с Игриским княжеством и потому взял молодую жену в поездку на острова. Эти события, почти в точности совпавшие с навороженной чепухой, с новой силой возродили в подругах интерес к гаданиям. Они теперь чуть что бросались спрашивать совета у табличек. Мирра перегадала себе и приятельнице на всех возможных (и невозможных) женихов в округе, и пару раз ей самой даже выпала скорая свадьба (один раз с тем самым сыном мучника — отвергнутым поклонником подруги), однако собственная судьба никак не хотела соответствовать предсказаниям. Зато с завидным постоянством сбывалось то, что она предсказывала другим. С легкой руки Стиллы у Бинош появились постоянные клиентки. Не реже одного раза в неделю они прибегали узнать, как сложатся их дела (в основном на любовном фронте). И ведьма гадала за небольшую плату, ведь как-никак у них было магическое заведение.

Работать ведьмой, по мнению Мирры, было куда интереснее, чем стоять за прилавком аптеки или печь пирожки. Но только-только начинающая гадалка стала ощущать вкус к этой новой, приятной стороне жизни, как Боги нанесли первый предупреждающий удар.

Мирра долго не обращала внимания на легкое недомогание и неприятное головокружение, когда стоит только ослабить внимание и резко повести глазами, как мир начинает съезжать куда-то в сторону и подергиваться песчаной дымкой (песчаной потому, что перед глазами начинали мельтешить черные точки). Но как-то, натягивая ботинки, девушка ощутила резкий толчок внутри черепа и, не удержав равновесия, упала на пол. Она бы и это списала на неудобную позу или усталость, но рядом оказался видевший всю сцену Эйнар. Он долго щупал ей пульс, потом рассматривал на свет ее глаза, потом… запретил прикасаться к гадальным фишкам или магическим книгам. Мирра возмутилась, она не собиралась возвращаться к серому существованию, но еще через несколько дней в ее моче появилась кровь. Симптомы были слишком знакомы!


В сотый раз бывший ученик мага мысленно выругал себя: и ведь кому, как не ему знать, что колдовство до Добра не доводит. Но он последнее время был слишком занят обустройством быта, задумал, видите ли, остепениться, завести семью! Эйнар мрачно уставился в стену своей комнаты: не случилось рядом искусных в медицине эльфов, не у кого было спросить совета… Впрочем, к чему чужие советы? Он уже догадался, что за болезнь возвращается к Мирре, знал и чем ее лечат, вот только достать еще один флакон драконьей крови было, мягко говоря, трудновато.

Мирра собиралась вести себя мужественно, но это у нее плохо получалось. Она бестолково бродила по дому, временами замирая с тупо остановившимся взглядом. Все мысли вертелись вокруг одного: сколько времени понадобится, чтобы болезнь свалила ее окончательно. Почти также вел себя Эйнар, с той только разницей, что он не бродил сомнамбулой по дому, а подолгу пропадал у себя в комнате, над колдовскими книгами. Только у Бинош не было времени и возможности предаваться отчаянию, ее кондитерская, теперь ставшая их основным источником дохода, требовала постоянного внимания. Но, конечно, не обращать внимания на проблему подруги она не могла. (Ничуть не меньше ее тревожило состояние Эйнара.)

— Ну, все, довольно! — не выдержала Бинош в один из кислых вечеров. — Нечего скорбеть раньше времени! Нужна драконья кровь? Так в чем проблема? Нужно пойти и достать ее. Что ты молчишь, Эйнар?

— Совет хороший. — Голос против его воли прозвучал раздраженно. — Один вопрос: куда пойти? Драконью кровь не купишь так запросто, в лавке…

— А на черном рынке в Люцинаре?

Во взгляде, который бросил Эйнар, удивление было смешано с изрядной долей восхищения. Эта девушка порой поражала его. Откуда, к примеру, ей знать о черном рынке? Люцинар, самый северный из людских городов на этой стороне Континента, не стоял на перекрестке торговых путей, однако именно здесь размещался известный подпольный рынок запретных товаров. На нем можно было купить все: от рабов (а ведь работорговля была запрещена еще во времена Удо Рыжего) до контрабандных вин из Сан-Аркана. Торговали здесь и замуррскими [6] жеребцами, и товарами с Черного континента [7] (а ведь опять же известно, что там люди не живут!), и всевозможными магическими штучками, вроде драконьей крови. Цены, правда, на этом рынке были убийственные, и все же Бинош говорила дело — в Люцинаре можно было попытать счастья!

Лицо Эйнара на минуту прояснилось, но тут же вновь стало хмурым.

— Наших сбережений не хватит и на склянку из-под драконьей крови! — мрачно заявил он.

Мирра прикусила губу.

Внимательно наблюдавшая за другом Бинош тихо вздохнула. Что же, может, она когда-нибудь и пожалеет об этом…

— Ты забыл про наш дом, — заметила она. — За него мы легко получим под залог не меньше десяти тысяч!

Глава 8

Они получили пять тысяч сард, и ростовщик поставил жесткие условия. Им предстояло вернуть всю сумму чуть больше чем через год. Тем не менее Эйнар и Мирра собирались в дорогу полные надежд.

— А ты почему не укладываешься?

Они не сразу заметили, что подруга лишь наблюдает за их сборами, а сама и не думает доставать дорожную сумку.

— Кто-то должен остаться, — пожала плечами Бинош. — За кондитерской нужен присмотр, без нее нам не расплатиться с долгами.

Проводы вышли короткими и какими-то будничными, что ли? Хоть до Люцинара и было довольно далеко, все же дорога туда шла наезженная — все тот же, протянувшийся через весь Континент Торговый тракт [8]. Чтобы сэкономить время, решили ехать верхом, а не в повозке. (Затея обернулась для Мирры отбитым поначалу задом, но она быстро привыкла, сказался прошлый опыт путешествий в седле.)

Ехали, пристроившись в конце длинного купеческого обоза, так было и веселей и безопасней. Вообще, это путешествие до Люцинара вполне могло бы сойти за приятную прогулку, если бы Мирру порой не одолевали сомнения и страхи. Погода стояла, как по заказу, в меру теплая, почти безветренная. Только однажды за все путешествие их накрыло дождем, но и это оказался стремительный летний ливень, прибивший на дороге пыль и высохший спустя два часа под теплым солнцем.

Однако по мере приближения к родному городу Эйнар становился все мрачнее и мрачнее. Девушка не лезла с расспросами, и так было ясно, что воспоминания у ее друга о здешних местах остались не самые радужные. (Люцинар — в переводе «Город Радуг»).

Странный это был город. Чем-то он напоминал Мелузу — так же двигалась по улице пестрая разноязыкая толпа. Но, несмотря на яркие наряды, здесь не было южного буйства красок. Должно быть, оттого, что дома были выстроены из строгого серого гранита и светлого известняка. Острые двускатные крыши покрывала зеленая и коричневая черепица. Да и улицы тут были не в пример шире, чем в Мелузе. В общем, Люцинар путешественнице понравился. Они сняли небольшую комнату в двухэтажном доме, недалеко от порта. Плату с них взяли вполне умеренную да еще посулили бесплатный завтрак.

Эйнар встряхнулся от грустных мыслей (точнее, воспоминаний) и вечером повел свою спутницу знакомиться с городом. Редкие дома здесь были выше трех этажей. Только в центре, на главной площади возвышалось четырехэтажное здание Магистрата да напротив него прокалывал небо двумя шпилями Храм Творца.

Эйнар и Мирра побродили немного по центральным улочкам, поглазели на лавки и мраморные статуи, стоящие здесь почти на каждом перекрестке.

— А где же этот знаменитый черный рынок? — поинтересовалась Мирра. — Ей хотелось поскорее покончить с болезнью, а потом с легким сердцем наслаждаться местными достопримечательностями.

— Черный рынок — это тебе не Арканская ярмарка, открывающаяся на площади каждую субботу, — усмехнулся Эйнар. — У него нет определенного места, да и народ не стекается туда толпами. Нужно знать определенных людей.

— Как же мы их найдем? — растерялась неискушенная покупательница запретного товара.

— Я все-таки здесь родился, — успокоил ее бывший аптекарь. — К тому же не забывай, собирался стать магом. А магу постоянно нужны всевозможные редкие штуки для заклинаний. Попробуем воспользоваться моими старыми знакомствами.

Они свернули в чистенький, прямой переулок, недалеко от главной площади. На одном их домов в левом ряду висела аккуратная вывеска. Надпись на священном языке сообщала, что здесь находится магическая лавка Арториуса. Мирре подумалось еще об одном отличии Люцинара от Мелузы, там в окне магической лавки хозяин непременно выставил бы какого-нибудь крокодила или хотя бы связочку сушеных нетопырей. На вывеске красовалось бы волшебное чудовище, ну, или хоть дракон, на худой конец. А здесь в витрине были разложены книги в дорогих переплетах и изящная стеклянная посуда, должно быть для магических ритуалов. Так что лавка эта скорее напоминала дорогой антикварный салон. (Вот откуда у Эйнара тяга к академичности! — догадалась она, припомнив обстановку их собственной «Колдовской лаборатории».)

Бывший почти маг чуть помешкал на крыльце, потом тихонько толкнул зеленую дверь.

Внутри впечатление антикварного салона только усилилось. Стены торгового зала были сплошь покрыты книжными полками. В центре комнаты на каменном кубе-постаменте стоял бронзовый треножник с чашей в виде головы морского змея. Рядом были разложены замысловатые инструменты, назначение которых Мирра даже представить не могла. Она не сразу заметила сухонького старичка в смешных круглых очках, устроившегося на высоком табурете за деревянным прилавком в углу. Табурет был так высок, что колени лавочника чуть возвышались над деревянной столешницей. Старичок читал книгу и не обратил никакого внимания на поздних посетителей.

Пришлось несколько раз кашлянуть, чтобы тот наконец отложил книгу и поднял на них глаза за толстыми линзами. Глаза эти оказались неожиданного яркого голубого цвета.

— Что желаете, господа? — вежливо осведомился хозяин лавки.

— Здравствуй, Арториус. — Эйнар чуть склонил голову. — Ты совсем не изменился!

Старик несколько секунд разглядывал посетителя, потом кивнул в ответ:

— И тебе привет, старый знакомый.

Бывший ученик мага чуть не поперхнулся очередной фразой.

— Ты узнал меня? — изумленно выговорил он.

— Плох тот лавочник, что не помнит своих клиентов! А ты ведь был моим постоянным клиентом, — пожал плечами хозяин редкого заведения. — Рад видеть тебя живым и здоровым! Но ты ведь пришел сюда не затем, чтобы поболтать со старым знакомым. Так что тебе нужно?

Эйнар уже справился с потрясением. Собственно, стоило ли удивляться памятливости старика? Он всегда был необычным человеком, взять хотя бы его возраст… Ученик еще мальчишкой забегал в эту лавку, а Арториус уже тогда не был юношей. Сколько же лет ему сейчас? Да и человек ли он, или, как гласили городские легенды… Бывший ученик мага оборвал собственные мысли.

— Нам нужна драконья кровь, — сообщил он.

Хозяин лавки поджал губы, отчего его морщинистый подбородок смешно выпятился.

— Ты охотишься за редкими вещами.

— Так у тебя есть? — Мирра и Эйнар невольно напряглись в ожидании ответа.

— Нет, — старик пожевал губами, — и уже давно не было.

Девушка не могла сдержать разочарованного вздоха. Но ее спутник не спешил уходить.

— Наверняка ты знаешь, у кого может быть! Ты всегда мог достать любую вещь!

Он не льстил лавочнику, тот действительно славился (в узких кругах Люцинара) тем, что для него практически не было ничего невозможного. Если клиент платил, он мог достать и зуб изо рта живого морского змея!

— Приходил тут ко мне на днях один… — Снова задумчивое шевеление губами. — Предлагал то, что вам нужно. Я не взял — слишком уж большую цену он заломил, да и человечишко был ненадежный. Из пиратов.

Эйнар молча ждал продолжения.

— Их судно стоит в порту у нижних причалов — галера с прямым полосатым парусом. Она там одна такая, не спутаешь. Сходи, если хочешь. Хотя я бы не советовал. Откуда у южных пиратов драконья кровь? Да и цена, как я уже сказал, просто грабительская!

— Я схожу. Спасибо! — Эйнар еще раз поклонился старику. Мирра последовала его примеру. Они покинули лавку. Старичок в очках, проводив их взглядом, покачал головой, потом снова вернулся к своему чтению. Над книгой, разгоняя начинающиеся сумерки, повис магический огонек.


Эйнар развернул, потом снова сложил в чехол свою кольчугу, которую предусмотрительно взял в путешествие. Теперь он тщательно пересчитывал золотые сарды, которым предстояло перекочевать в кошелек торговцев (или пиратов, что часто одно и то же) драконьей кровью.

— Ну, хоть меч-то мы с собой возьмем?

Он отвлекся от счета и взглянул на подругу.

— Мы? Я не уверен, что тебе следует идти со мной.

— С тобой, с тобой. Даже и не думай! — возмутилась Мирра. — Должен же кто-то, так сказать, прикрывать тебе спину.

Боец усмехнулся, но спорить не стал. Одному соваться к пиратам действительно не стоило, другое дело, что попутчика он бы предпочел помускулистее.

— Меч брать не будем, — сообщил он. — С оружием нас на борт все равно не пустят, а я не люблю оставлять его кому попало! Кольчуга тоже вызовет ненужные подозрения, а надевать поверх длинную куртку в такую жару… Мы поступим вот как: я возьму посох, — Эйнар потянулся и достал из-под кровати увесистую палку с железньщ набалдашником (и когда только успел купить!), — а ты держи вот это. — На стол лег средней длины кинжал в ножнах с длинными тесемками. — Повесь на шею под платье или примотай к бедру — как удобней.

Девушка вытянула из чехла узкое, отливающее синевой лезвие. Несмотря на скромные размеры, кинжал выглядел угрожающе. Она тут же принялась примерять его. С непривычки рукоять кинжала при ходьбе цеплялась за подол. Но попрактиковавшись немного, Мирра нашла-таки место, где оружие не мешало движениям.

— Что ж, идем. — Спутник затянул кошель и туго перемотал тесьмой горловину. Вместо пояса он подвесил его на шею, спрятав в складки кожаной рубашки, — сумма внутри была слишком большой, чтобы соблазнять видом туго набитого кошелька уличных воришек.

Они вышли на улицу и быстро зашагали по выложенной серым булыжником мостовой в сторону порта. Полдень не наступил, но солнце уже припекало. Горожане, снующие в обе стороны по улицам, имели легкомысленно праздный вид. Возможно, тому причиной были открытые платья женщин и легкие рубашки мужчин. В Мелузе или Сан-Аркане в такую погоду люди еще накидывали на плечи легкие кофты или жакеты, а здесь, на севере, старались поймать телом каждый лучик солнца, потому и разоделись в теплый день, словно на пляже в Ахт-Эборе.

Эйнар не поддался общему порыву, через плечо у него был перекинут зеленый дорожный плащ, Мирра тоже не торопилась надеть платье с короткими рукавами, но и таскать на себе тяжелый плащ не захотела.

В порту было многолюдно и шумно, но каждый шумел и суетился по своему собственному делу, не обращая ни малейшего внимания на то, что происходит вокруг. У самого последнего причала, там, где и говорил Арториус, покачивалась приземистая галера, парус ее был собран и прикручен к рее, но и в таком виде было понятно, что он сшит из широких красных и синих полотнищ.

Толстый, порядком растрепанный канат тянулся с носа корабля к кнехтам на пристани. С борта на берег были перекинуты рассохшиеся сходни, рядом с ними на бочке дремал толстый, засаленного вида матрос (если, конечно, он не напялил матросскую войлочную шляпу из какой-нибудь своей прихоти).

— Вы с этого судна, почтенный? — вежливо осведомился Эйнар, подходя к засаленному типу. Тот лишь скосил глаза, игнорируя приветственный поклон.

— Н-ну?!

— Мы бы хотели видеть капитана.

Еще один косой оценивающий взгляд, но матрос и не подумал поднять с бочки свою толстую задницу.

Эйнар пожал плечами и, взяв Мирру под локоть, двинулся к сходням. Матроса словно ветром смахнуло с бочки.

— Э-эй, куда это вы направились? — грубо прокричал он, перегораживая тушей ветхий мостик.

— Нам нужен капитан. — Аптекарь умел быть терпеливым.

Некоторое время они молча стояли рядом с брюхом засаленного матроса, вдыхая не слишком приятную смесь перегара и чесночного запаха. Наконец толстяку это, видимо, надоело (не иначе зад заскучал по бочке) и он, обернувшись к галере, прокричал:

— Кострикс, хой, Кострикс! Тут какие-то капитана спрашивают!

Откуда-то из-под палубы появился смуглый худощавый брюнет средних лет с узкими, подкрученными усами. Он окинул быстрым взглядом посетителей и, ловко пробежав по сходням, оказался на причале.

Матрос, сложив со своих плеч ответственность за незваных гостей, вернулся на облюбованное место. Кострикс довольно изящно поклонился.

— Чем могу служить, господа? — Усатый явно был не чужд хорошим манерам.

Эйнар решил изложить их дело, не дожидаясь капитана, к тому же он не видел особых причин таиться. Драконья кровь — не контрабандное вино, за нее в магистратуру не поволокут. Конечно, кричать на всех углах, что ты владелец такого сокровища, тоже не стоит, а то недолго отправиться в Чертог Ожидания с ножом в боку.

— Мы слышали, вы кое-что предлагали на продажу Арториусу, да не сошлись в цене. Если точар еще у вас, я бы хотел поговорить об этом.

— О-о-о… — непонятно протянул Кострикс.

Мирра не решилась бы определить, означал ли этот возглас удивление, одобрение или еще что-то.

— Что ж, поднимайтесь на борт. Капитан в своей каюте.

— Лучше мы подождем его здесь. — Эйнар не спешил принять радушное приглашение.

— Вы не поняли. — Усатый улыбнулся, и посетителям его улыбка не слишком понравилась. С людьми, что так улыбаются, лучше никаких дел не иметь. Но, к сожалению, торговцы драконьей кровью не толпились на их пороге, наперебой предлагая товар. — Капитан заключает сделки у себя в каюте или не заключает их совсем. А в общем, как пожелаете, господа…

Посетители переглянулись. Проделать такой долгий путь, чтобы на последних шагах развернуться и уйти ни с чем? Мирру потряхивало изнутри от нетерпения. Эйнар успокаивающе сжал ей предплечье и медленно шагнул к сходням. Вдвоем по скрипучим доскам они взошли на галеру.

В арканском порту Мирра не раз наблюдала корабли и местные, и заморские. Она прекрасно помнила, как впервые увидела трехмачтовую шхуну Аргола. Но подниматься на борт ей до этого случая еще не приходилось. С рассохшихся сходней ее нога ступила на почерневшие то ли от смолы, то ли еще от чего доски палубы. Корабль имел свой особый запах. Не слишком приятный, надо сказать. Здесь пахло и рыбой, и гнилыми водорослями, и (как показалось Мирре, хотя, наверное, это просто разыгралось воображение) старой свернувшейся кровью. В капитанскую каюту (а остальной трюм представлял собой единое пространство, без ставших теперь модными переборок) вела довольно крутая деревянная лесенка. Мирра осторожно спустилась вслед за Эйнаром в душный полумрак трюма. Кострикс гостеприимно распахнул двери и сам первым шагнул в комнату. За встроенным прямо в переборку столиком сидел нестарый еще, но почти совсем лысый мужчина. Его полное, круглое лицо было гладко выбрито. Мужчина носил шерстяные кремовые штаны чуть ниже колена и такую же жилетку поверх белой, распахнутой на груди рубахи. Видом своим он действительно вполне мог сойти за купца средней руки. Зато на лавке напротив развалилось идеальное воплощение представлений о пиратах. Детина с черными курчавыми волосами и такой же бородой, растущей чуть не от самых глаз, был одет в синюю холщовую рубаху навыпуск, черные кожаные штаны и такие же сапоги с широкими отворотами. На кушаке, опоясывающем живот, болталась изогнутая пиратская сабля в дорогих ножнах, на голове — войлочная шапочка с отворотами. Не хватало только повязки на глазу. Но и без повязки вид у этого пирата был весьма живописный.

— Капитан, у нас гости! — объявил Кострикс, поведя рукой в сторону застывших в дверном проеме людей как заправский дворецкий. — Наш друг Арториус рассказал им, что у вас имеется чрезвычайно дефицитная в этих широтах кровь дракона.

— Проходите, добрый господин, и вы не стойте у входа, миледи!

Капитан не стал подниматься из-за стола, на котором вперемешку с морскими картами валялись огрызки яблок и засохшие хлебные корки. (Все-таки грязь на этой посудине была потрясающая!)

Эйнар и цепляющаяся на всякий случай за его плащ Мирра прошли на середину комнаты. Кострикс тут же исчез за дверью.

— Так вам нужна драконья кровь?

Эйнар кивнул.

— Что ж, у меня есть с четверть пинты. Но я продаю дорого, старикан из этой вашей лавки, услышав цену, даже взглянуть не захотел.

— Сколько?

Даже сквозь ткань плаща Эйнар почувствовал, как Мирра бессознательно впилась ему пальцами в спину. Бывшему ученику мага (или бывшему аптекарю, кому как нравится) подумалось, что обычай женщин отращивать ногти чрезвычайно вреден, если вдуматься.

— Десять тысяч сард.

Эйнар попытался прочесть по лицу капитана, назначил ли тот цену на пробу или это окончательная сумма и сбить ее не получится. Но пират был совершенно бесстрастен. Зато Мирра выдохнула воздух с таким стоном, что любой дурак понял бы, таких денег у них нет.

— Такой суммы у нас нет, — признал Эйнар, оттесняя Мирру к себе за спину. Слишком явно читались у нее на лице эмоции, а это могло помешать торгу. — Но мы согласны взять половину того, что у вас есть, за пять тысяч.

Капитан-лавочник задумчиво потер бритый подбородок. Аптекарь не знал, какие резоны тот взвешивает, но надеялся, что жадность и расчет победят. В конце концов, найти покупателя за десять тысяч не такое простое дело. А тут пираты гарантированно получали пять тысяч золотых, да потом еще могли с выгодой загнать вторую половину товара.

Капитан все думал. Мирра от беспокойства искусала все губы. Наконец, когда они уже не надеялись услышать положительный ответ, пират хлопнул ладонью по столешнице:

— Согласен!

Яблочные огрызки подпрыгнули и покатились на пол.

— Борода, — капитан обернулся к курчавому пирату, — пошарь в сундуке, достань флакон, что поменьше.

Бородатый с явной неохотой поднялся, прошел в дальний угол каюты и принялся копаться в объемистом деревянном ящике. На пол снова полетел какой-то мусор.

— Вот эта? — Пират наконец выудил из недр сундука хрустальный сосуд грушевидной формы, но размером не больше сливы.

— Да, давай сюда.

Владелец редкостной вещицы вырвал флакон из рук бородача и издалека продемонстрировал его покупателям. Флакон поймал одинокий луч свечи и засиял рубином.

— Теперь ваша очередь. — Капитан спрятал склянку в кулак. — Деньги с собой?

Покупатель на секунду замешкался. Признавать, что у них с собой такая большая сумма, было неразумно. Он планировал совершить сделку где-нибудь в более безопасном месте, к тому же содержимое флакона следовало проверить.

— Я могу взглянуть на него поближе? — Эйнар указал на зажатый в руке пирата сосуд.

— Э-э-э, нет, у нас на юге так дела не делаются. Я показал товар, теперь покупателю следует показать деньги. А если вы их не прихватили… Что ж, значит, не судьба! Потому что сегодня в полдень мы наметили отплытие и задерживаться не станем.

Будь Эйнар один, он ни за что не поддался бы на эту дешевую уловку. Но сзади сгорала от нетерпения Мирра. О том, чтобы изобразить равнодушие и сделать вид, что они уходят, не было и речи. Тут не помогли бы никакие знаки, вроде толкания локтем в бок или наступания на ногу (не говоря уже о менее прозрачных намеках). Мирра зачарованно не сводила взгляд с кулака, в котором пират держал заветную бутылочку.

— Хорошо, — сдался Эйнар, — деньги у нас с собой. — Он медленно распутал шнурок на шее, потом достал и продемонстрировал капитану тяжелый кошелек.

— Пусть Борода пересчитает, — кивнул на напарника капитан.

Эйнар нехотя протянул кошель пирату. Это был уже второй поступок, которого ни в коем случае делать не следовало. Но он усилием воли постарался отогнать дурные предчувствия (так и самого себя сглазить недолго).

Бородатый между тем закончил считать деньги и ссы пал их назад, в кошелек.

— Все пять тысяч, как договаривались, — подтвердил он, растягивая в улыбке рот с гниловатыми зубами.

— Что ж, раз все по-честному, держите!

Капитан небрежно швырнул граненую склянку в сторону покупателя. Тот едва успел поймать драгоценный сосуд. Мирра сдавленно ахнула.

— Ну, а теперь нам пора отчаливать. — Пират, так легкомысленно швырявшийся драконьей кровью, встал из-за стола и отвесил Мирре и ее спутнику шутливый поклон. — Давайте-ка, проваливайте с судна!

Усатый уже снова был тут как тут и принялся подталкивать их к выходу из каюты.

— Погодите! — Эйнар подозрительно взглянул на «лавочника», потом на склянку у себя в руках.

— Что такое? — Кострикс явно был недоволен.

Аптекарь дернул плечом, стряхивая его руку, потом решительно отвернул тугую пробку, закрывающую горлышко пузырька с драконьей кровью. Рубиновая жидкость опасно плеснулась. Мирра снова едва не вскрикнула. Исследователь быстро, но осторожно погрузил в жидкость палец, потом лизнул его самым кончиком языка. Лицо его брезгливо передернулось.

— Это не кровь дракона!

Он шагнул в сторону от норовящего ухватить его за локоть Кострикса и потянул за собой Мирру.

— Как так не кровь? — Капитан даже не пытался разыграть удивление, а улыбка, игравшая на его губах, выглядела просто издевательски. — Вы, мой любезный господин, верно, не разбираетесь в таких вещах. Посмотрите как следует! Заверяю вас, это — драконья кровь.

Бородатый пират шагнул в сторону гостей, положив руку на эфес изогнутого клинка. Кострикс уже тоже тащил оружие из ножен.

— Заберите свой флакон и верните деньги! — Эйнар поудобнее перехватил свой посох и оттеснил растерянную Мирру себе за плечо.

— Извините, товар возврату не подлежит! — Капитан откровенно рассмеялся.

— Проваливай, добрый господин, — теперь в голосе пирата звучала открытая угроза, — а то ты здесь не только кошелек оставишь!

— Мирра, заклинание тишины, — углом рта проговорил спутник.

— Что?! — Мирра явно ничего не понимала. Но медлить дольше было опасно (а делать то, что он собирался сделать, еще опаснее, но человек — странное существо, почти каждый, встав перед выбором: кошелек или жизнь, начинает раздумывать), и Эйнар, сделав резкий выпад, ударил подбиравшегося к нему сбоку Кострикса палкой по плечу. От неожиданности и боли тот выронил только что извлеченный из ножен ятаган.

— Заклинание тишины, сейчас же! — рявкнул он, одновременно пнув усатого пирата в грудь ногой и сразу же разворачиваясь к ринувшемуся на помощь приятелю Бороде.

— Атхи! — пропищала Мирра похожее на чих заклинание. Никогда раньше она не пробовала его применить и не слишком рассчитывала на успех — заклинание хоть и было самым коротким из всего колдовского арсенала, но требовало от произносящего значительной магической энергии. (Иначе Мир то и дело погружался бы в тишину, стоило кому-нибудь погромче чихнуть.) Но сегодня боги Мира, как видно, благосклонно взирали в сторону неопытной ведьмы, потому что заклинание сработало. В каюте мгновенно пропали все звуки. Бесшумно стукнулся о стенку отлетевший от удара Эйнара Кострикс, и ни одного звука не вылетело из раскрывшегося в крике рта бородатого пирата. Спустя несколько секунд Мирра сообразила, что и сама уже некоторое время беззвучно визжит, но никто, естественно, этого не слышит.

Эйнар раскрутил посох и ударил бородача тяжелым набалдашником, целя в лицо. Бородатый отбил посох кривой саблей и тут же замахнулся ею для удара. Его противник успел пару раз обмотать плащ вокруг левой руки и теперь принял клинок на левое предплечье. Собственно, для такого вот случая, он и тащился всю дорогу в жарком плаще. Толстая ткань не позволила клинку добраться до кожи, но удар был очень силен. Бывший аптекарь теперь с большим трудом мог владеть левой рукой, после взрыва боли рука онемела до самого плеча. А между тем ему предстояло сражаться сразу с тремя противниками. Кострикс уже оправился от падения и теперь высматривал под ногами оброненный ятаган. (Благо тот отлетел куда-то в угол.) Капитан пиратов, оправившись от удивления (когда обнаружил, что не может издать ни звука), вытянул из-под карт на столе облегченный прямой меч и, отбросив в сторону ножны, начал осторожно приближаться к Эйнару. Что делала Мирра, ее защитник не видел, но, пока все три противника были у него перед глазами, о ней можно было не беспокоиться. Неплохо было бы, конечно, сообрази она передать ему свой кинжал. Но заклятие тишины действует на все и всех без разбора. Оно не позволяло пиратам на палубе (если такие имелись) услышать шум в каюте, но и девушка не услышит его криков.

Она между тем забилась в самый угол каюты, как раз за спиной у своего спутника. Ей хватило ума достать кинжал, и (что гораздо важнее!) не кидаться с ним на помощь другу. Поскольку боец из полубольной ведьмы был никакой (и она об этом догадывалась), ее неумелые действия могли только помешать. Теперь девушка лихорадочно соображала, что же ей делать. Она слышала от кого-то, что в минуты опасности время словно замедляется и человек способен видеть мельчайшие движения своего врага или, к примеру, отчетливо разглядеть каждый винтик мчащейся на него колесницы. С ней этого почему-то не происходило. Девушка видела, как трое пиратов довольно бессмысленно (так ей показалось) суетятся вокруг Эйнара, пытаясь пробраться под непрерывно перемещающимся посохом. Пока им это не удавалось, но ясно было, что долго он так не продержится.

Неожиданно в ее сторону ринулся капитан. Мирра дернулась, пытаясь вжаться в стенку, бежать-то было некуда. Но примерно на полпути пират споткнулся о посох, стукнувший ему под колени, и растянулся на полу, чуть не касаясь ботинок гостьи.

Такой случай нельзя было упускать, истошно закричав (а на самом деле, разевая рот как рыба), Мирра занесла кинжал и с силой опустила его на вытянутую в ее сторону руку капитана. Никогда прежде ей не приходилось бить человека, особенно ножом. Вероятно, поэтому удар вышел неловким, лезвие прошило рукав рубашки, не задев руку, и пригвоздило ее к полу. Пират откатился, разрывая ткань, и, встав на ноги, с недоброй улыбкой снова шагнул к девушке. В правой руке тускло блеснула сталь.

Что-то мелькнуло в воздухе, и капитана вдруг резко повело в сторону. Так резко, что одна нога оторвалась от пола и стала совершать странные «па» в воздухе, вторая — подогнулась. На месте левого виска у пирата образовалась неприятного вида вмятина, и только потом Мирра сумела разглядеть железный набалдашник посоха, которым Эйнар умудрился заехать по голове отвлекшемуся капитану. Тело пирата снова брякнулось на пол, и снова у самых Мирриных ног. Однако и для аптекаря несколько последних секунд схватки не прошли даром. На груди, в опасной близости к шее, сочилась кровью не глубокая, но длинная царапина.

Тем временем Борода и Кострикс, отыскавший свой ятаган, насели на противника с новой силой. Их удары сыпались так быстро, что ведьме казалось истинным чудом, что ее спутник до сих пор не свалился на пол, изрубленный на кусочки. Пока Эйнар держался, но что-то следовало немедленно предпринять. Взгляд упал на легкий меч, который продолжал сжимать в руке мертвый или потерявший сознание капитан. С замирающим от ужаса сердцем (казалось, что стоит только дотронуться до него, как пират очнется и схватит ее за горло) она наступила капитану на запястье, а потом вырвала из ладони рукоять меча. Теперь нужно было передать оружие другу, но тот был полностью сосредоточен на своих противниках, от которых отбивался с большим трудом.

Не зная, как подать знак, Мирра стала пробираться вдоль стены, чтобы попасться на глаза своему спутнику. Но он, как назло, в очередной раз сменил позицию и вновь оказался к ней спиной. Отчаявшись передать клинок, Мирра почти решилась пустить его в ход сама. Она даже сделала пару взмахов, примериваясь, как станет бить курчавого пирата. (Именно он находился ближе всего к ней.) Но тут сам Борода оказал им услугу. Он несколько раз бросал внимательные взгляды в сторону Мирры, следя за ее манипуляциями. И встревоженный Эйнар рискнул обернуться, чтобы проверить, как дела у его подруги. Хоть тут та не сплоховала, она сунула ему меч рукоятью вперед так быстро, что едва сама успела отскочить, когда Эйнар тут же взмахнул клинком, отбивая направленный в девушку удар бородатого. Отскакивая, она споткнулась о тело капитана и свалилась прямо на него. И тут же, содрогаясь от отвращения, отползла в безопасный угол. По дороге рука ее наткнулась на торчащий из пола кинжал. Мирра порезала палец, зато вновь обрела оружие. Получив меч, Эйнар почувствовал себя увереннее, он начал теснить бородатого и Кострикса в дальний угол каюты, открывая себе и Мирре проход к дверям. Вот Борода неудачно замахнулся саблей, задев край стола. Траектория клинка изменилась, и Эйнар достал пирата концом посоха в грудь. Тот качнулся назад. Будь у аптекаря меч в правой руке, для бородатого, возможно, все кончилось бы благополучно, но ученик мага одинаково владел обеими руками, а Мирра сунула ему меч как раз в левую… Коротким мясницким ударом Эйнар загнал меч в печень бородача. Тот выронил свою саблю, схватившись двумя руками за торчащий в боку клинок. Победитель выпустил рукоять и ударом ноги отшвырнул падающего под стол. Тут же он, отмахнувшись посохом от Кострикса, подобрал с пола пиратскую саблю и развернулся к своему последнему сопернику. Но тот оказался не только более ловким, чем его сраженные товарищи, но и куда более сообразительным. Обнаружив, что численный перевес не на его стороне, он, парировав выпад, поднырнул под посох и перекатился под стол к своему товарищу. Эйнара слегка удивил такой маневр, но буквально через несколько секунд Кострикс уже выбрался из-под стола, спешно засовывая за пазуху набитый их золотом кошелек. Еще пара немыслимых зигзагов, и усатый, проскочив мимо своего опасного соперника, бросился бежать к выходу из каюты. Брошенный ему в спину посох бесшумно стукнулся о закрывшуюся дверь. Эйнар схватил за локоть жавшуюся к стене Мирру. Заклятье продолжало действовать, а объясняться жестами было чрезвычайно неудобно, поэтому он просто потащил ее за собой. Прямо за дверью начиналась крутая лестница, ведущая на палубу. Ее они преодолели одним духом. На палубе онемевший Кострикс, отчаянно жестикулируя, силился рассказать что-то двум удивленным пиратам. Те никак не могли уловить, что случилось, куда бежать и что делать. Потом один из них заметил вывалившихся на палубу посетителей. Пират завопил, и Мирра, вздрогнув от внезапного крика, соббразила, что мир вокруг снова наполнился звуками. Молчали и совершенно бесшумно двигались только она, Эйнар и Кострикс. Однако удивляться такой магической аномалии времени не было. Объяснения усатого наконец обрели смысл для его товарищей. Один из них, выхватив саблю, двинулся к гостям, отрезая им путь к сходням. Другой принялся звать экипаж на подмогу. Аптекарь поспешно огляделся. Пока что на палубе пиратов было только трое, но толстяк на бочке уже начал движение по сходням в их сторону, а за его спиной маячили еще четверо парней, правда, более «изящного» телосложения. На берегу могли быть и другие. Не отпуская руки подруги, Эйнар потащил ее к борту. Примерно на полдороге она сообразила, что он собирается сделать, и мысленно одобрила его план. Действительно, куда проще было спрыгнуть за борт, чем пробиваться через строй пиратов. О том, чтобы еще раз попытаться с боем вернуть себе деньги, больше не помышляли.

Казалось бы, чего проще — прыгнуть за борт. Но, стоило беглянке посмотреть вниз, как она резко пересмотрела свои взгляды на способ побега. Из прорезей в борту в два ряда торчали лопасти наполовину втянутых внутрь весел. Расстояние между ними показалось Мирре сверху не больше промежутка между зубьями расчески — где уж ей попасть в такой просвет! Однако Эйнар не стал вникать в причины ее промедления, он просто столкнул девушку за борт.

Крик так и не успел покинуть горла. А потом ее обожгла жесткая гладь воды, и рот пришлось закрыть. Лесные люди не тонут, даже если не умеют плавать. А Мирра, по счастью, умела. Она позволила телу погрузиться под воду и только потом сделала несколько сильных гребков. Глаза пришлось открыть, иначе она рисковала потерять направление. Еще несколько гребков, и ее голова появилась на поверхности. Хвала Творцу и всем богам, с галеры в них не стреляли — то ли забыли прихватить с собой луки, то ли опасались привлечь к себе излишнее внимание. Чуть в стороне вынырнул из воды Эйнар.

— Ныряй и плыви к соседнему судну! — прокричал он внезапно прорезавшимся голосом. Она кивнула и снова с головой ушла под воду. Соседнее судно было одномачтовой рыбачьей шхуной с высокими бортами. Подняться на такое с воды — дохлый номер. Нет, может, конечно, есть акробаты, способные вскарабкаться на борт, скажем, по якорной цепи, но только не ведьма в мокром платье, норовящем утянуть ее на дно. Тем не менее она послушно поплыла к шхуне, надеясь, что спутник знает, что делает. Когда девушка в очередной раз вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, она заметила, что пираты перестали носиться по причалу с обнаженными саблями (поджидая, пока их жертвы выберутся на берег) и скрылись на собственном судне — наверняка замышляя новую пакость.

— Нужно обогнуть судно, плыви к корме… — крикнул поджидавший, когда она вынырнет, Эйнар. Мирра хотела ответить, но вода предательски затекла в рот, и пришлось долго отплевываться, чтобы хоть как-то восстановить дыхание. А платье между тем становилось все тяжелее и тяжелее, или просто силы подходили к концу. Вода, кстати сказать, несмотря на летнее время, была вовсе не парная. Мирра глянула в сторону, куда указал ей спутник, и чуть не застонала (и застонала бы, да боялась опять воды нахлебаться) — путь до кормы вдоль борта шхуны показался ей бесконечным.

Сзади раздался громкий плеск, и девушку закачало несильной волной — это на пиратской галере спустили на воду весла и сделали первые гребки.

Мирра мысленно приготовилась к встрече с Белой Леди, и тут ее своенравная Сестра[9] наконец решила явить им свою «лучшую сторону», оказать им поддержку — на Причале появилась городская стража. Если и были до этого момента у пиратов какие-то планы насчет парочки, укокошившей их капитана, они решили их изменить. Теперь галера шла прямиком к выходу из бухты. Стражник на пирсе, заметив барахтавшуюся в воде Мирру, бросил ей конец веревки.

Когда девушка наконец выбралась на берег, у нее зуб на зуб не попадал от холода. Мокрые, замерзшие и обессиленные, они едва доковыляли до снятой комнаты. У Мирры не хватило сил даже на то, чтобы как следует расплакаться. Эйнар, уложив свою спутницу под теплые одеяла и переодевшись сам, пересчитывал оставшиеся у них деньги. В карманах едва набралось два сарда, все остальное они, направляясь за драконьей кровью, ссыпали в один кошелек — не хотели рисковать тем, что в нужный момент им не хватит десятка золотых. Что ж, Кострикс получил богатый «подарок», и почему-то была полная уверенность, что тот не проговорится товарищам про оставшийся у него кошелек.

Бывший аптекарь сжал ладонями виски. Он был не из тех, кто легко предается отчаянию, но сейчас совершенно не представлял, что делать. Драконью кровь они не купили, зато лишились всех своих денег. Начинать поиски лекарства снова было просто не на что.

— Ладно, — сказал он сам себе, — для начала просто выберемся из города.

В Люцинаре им действительно больше делать было нечего. Если уж у главного поставщика здешних волшебников — Арториуса нет драконьей крови, значит, ее нет ни у кого в городе. Эйнар спрятал кошелек с жалкими остатками их денег и с тяжелым вздохом отправился спать.

Утром он впервые за всю поездку натянул кольчугу и вооружился мечом.

— Попробую наняться охранником в караван какого-нибудь торговца. Вдвоем на два сарда нам до Мелузы не добраться, — объяснил он подруге.

Его не было почти весь день, но вечером добытчик вернулся в их квартирку повеселевшим. Купец из Пельно возвращался домой с большим грузом моржовых шкур и бивней, ему требовался отряд для охраны обоза, и Эйнара приняли без лишних проволочек, согласившись взять с собой и его спутницу. Правда, плату предложили просто смешную. Но в нужде не выбирают.

— У тебя даже будет место в телеге! — обрадовал приятель весьма опечаленную всем случившимся накануне девушку. — Лошадей придется продать, прокормить их в дороге мы не сможем.

Главной же удачей было то, что караван выступал уже на следующий день и бедняги могли больше не тратиться на жилье.

Полдень следующего дня Мирра встречала сидя в тряской телеге, набитой с верхом вонючими шкурами. Рядом взгромоздился всклокоченный возница, и изо рта у него попахивало, пожалуй, похуже, чем от тюков. Охранники растянулись цепью, чтобы не оставить ни одну телегу без прикрытия. Эйнар старался занять место поближе к Мирриной повозке, но чаще десятник, поставленный над стражниками, отсылал его в голову или хвост обоза.

Три подковы износил на ногах своих кобыл, [10]

Из Асс-Мурра в Инис-Тир путь держать далече.

Сто подметок истоптал, я подарочек искал

Милой девушке своей к долгожданной встрече.

Лейтесь, слезы, песня, пой. Но не я, приятель мой

Брачной лентой золотой руку ей повяжет.

Сердце бьется на куски, в Мире нет,

И не ищи счастья, каждый скажет! —

выводил хриплым голосом гнилозубый возница на телеге. Мирре хотелось стукнуть певца ботинком по голове, но она опасалась, что тогда ее сгонят с повозки — все-таки трястись на тюках было лучше, чем бежать всю дорогу рядом.

Когда становилось совсем невмоготу, девушка спрыгивала с телеги и шла рядом с Эйнаром.

— Где это — Инис-Тир? — спросила она, когда возница в десятый раз за день затянул все тот же куплет (то ли песня была короткая, то ли он не знал всех слов).

— Точно не знаю, — откликнулся Эйнар. — Это все древние эльфийские города, они давно разрушены.

— Кем? — Тема эльфов до сих пор живо волновала маленькую ведьму. Она перестала мысленно проклинать «музыкального» возницу, а первый куплет его песни даже показался ей приятным.

— Трудно сказать, — Эйнар на ходу пожал плечами, — кто-то говорит — варварами, пришедшими из-за Мурра, а кто-то, что города смыло Великим Потопом.

— А на самом деле?

— Не знаю, — повторил аптекарь.

Но Мирра не собиралась так просто отказываться от любимой темы.

— Ну, а что ты знаешь об эльфах?

Эйнар вздохнул. Он подозревал, что нездоровый этот интерес к эльфам вызван очередными неразумными мечтами. Конечно, ничего предосудительного в этом не было, но к чему, спрашивается, простой девушке грезить о прекрасных эльфах? Им-то до людей нет никакого дела! Или все-таки есть? Эйнар запнулся на этой мысли, живо припомнив, как они гостили в эльфийском городке.

— Я не так много знаю об эльфах, — нехотя ответил он, — только то, что успел прочитать у Аргола, но я был тогда очень молод и больше интересовался практической магией: любовными эликсирами и подобной чушью, так что исторические фолианты читал без энтузиазма. Но вот могу рассказать тебе историю о Проклятом Эльфе и падении Минолы[11].

Мирра превратилась в слух.

«Когда-то Черный континент, что лежит за Закатным океаном, не был мертвым. Но он расположен куда севернее нашего материка (по крайней мере, так показывают древние карты), поэтому большая часть его была покрыта вечными снегами. Людей в этом время в Мире было не так уж много, и жили они в основном ближе к экватору, на теплых землях, в поймах рек — там, где без труда могли найти себе пропитание, потому что возделывать поля люди в то время не умели. (Бывшая лесная жительница хотела возмутиться, потому что ее народ испокон веков умел возделывать поля, но сдержалась, чтобы не перебить рассказ). Ну, а эльфы процветали уже тогда, их города вырастали на обоих континентах, а их великие маги готовы были поспорить с Творцом в своем могуществе. И вот один из них — Интинисс предложил создать второе солнце, чтобы растопить вечную мерзлоту Черного континента (я уже говорил, что тогда он не был черной выжженной пустыней и поэтому носил иное название — Земля Ола). Эльфийским старейшинам и магам его идея понравилась, и они взялись за дело. Несколько лет готовили заклинание, призванное зажечь над ледяными землями маленькое солнце, конечно, по размеру оно было во много раз меньше настоящей звезды, но зато должно было, не заходя, висеть над оледенелыми землями, отдавая им тепло. Маги собрались в Круг и сотворили Мин-Олу — звезду Олы. Но что-то пошло не так, созданная ими звезда не удержалась в небе и стала падать на Мир…»

— Подожди-подожди… — Мирра даже ухватила рассказчика за локоть, разворачивая его к себе. — Ты хочешь сказать, что Минола… Но ведь это не звезда, не солнце! И потом… — Мирра умолкла, так и не сказав, что «потом». От раскрывающегося перед ней могущества перворожденных у нее дух захватило. Даже Великий Фермер, и тот не пытался создать новое солнце, а ведь он был одним из самых сильных богов. (Величайшим! — поспешно поправилась Мирра, даже в мыслях не желавшая оскорбить почитаемого лесным народом бога, — вторым после Творца!)

— Я просто пересказываю тебе легенду, — напомнил Эйнар. — Я, к примеру, вовсе не уверен, что Минола — творение эльфов. Ну, рассказывать дальше?

Любознательная слушательница поспешно закивала.

«Так вот, искусственная звезда стала рушиться на Мир, а точнее, на Землю Ола, над которой была „подвешена“. Континент запылал, по всей его поверхности стали возникать вулканы, даже там, где в помине не было гор. Земля трескалась, из разломов текла огненная лава. Не многим лучше было и на нашем континенте. В океане поднялись огромные волны и обрушились на землю. Говорят, вода дошла до самого Акульего хребта, но я в это не очень верю, потому что тогда никто из людей точно бы не выжил. В общем, пришлось Творцу вмешаться, он остановил падение Минолы и, погасив ее, поместил на небе рядом с Ауреей. Потом он спустился к магам и устроил им взбучку. Старейшины перепугались и решили все свалить на Интинисса. Он был проклят и изгнан из общины, и всем эльфийским кланам запрещено было под страхом смерти принимать его и давать кров. Затем старейшины собрались на совет и поклялись больше не пытаться изменить Мир.

Проклятый Эльф покинул свои земли и ушел жить к людям. После Потопа Творец переселил выжившие племена на эту сторону Мурра. Сначала люди очень хорошо принимали Проклятого. Вождь стойбища, где он жил, даже отдал ему в жены свою дочь. Но их брак оставался бесплодным. Интинисс многому научил принявшее его племя, они очень быстро возвысились среди других общин, захватили соседние земли, научились возделывать их и разводить скот. Однако старый вождь, напрасно ждавший внуков, стал подозревать неладное и вскоре узнал, что Интинисс был проклят своими соплеменниками. Тогда люди ополчились на эльфа и тоже изгнали его. Какое-то время изгнанник скитался по незанятым территориям, а потом удалился в горы и там умер от одиночества и угрызений совести. Ну, а у Мира с тех пор не одна, а две луны».

Эйнар умолк, Мирра какое-то время шагала рядом ожидая продолжения, но так и не дождалась.

— Это все! — чуть разочарованно протянула она.

— Да. А ты чего ожидала? Это поучительный рассказ из древней книги, а не слезливая история о прекрасной даме и ее возлюбленном.

Девушка промолчала. Конечно, ей бы хотелось услышать романтическую историю о том, как эльф (пусть даже проклятый) влюбился в человеческую девушку, вместе они победили всех его (и ее, естественно) врагов, а потом вернулись в эльфийскую столицу и там жили долго и счастливо, в почете и славе. Вот какими должны быть порядочные легенды! Но говорить всего этого Эйнару не стоило. Во-первых, он явно не одобрял (хотя и не говорил вслух) ее увлечения эльфами, во-вторых, он еще чего доброго обидится и в другой раз ничего не станет рассказывать. Поэтому Мирра еще раз тихонько вздохнула и, оставив спутника, догнала свою телегу, чтобы дать отдых ногам.


Цитадель Мудрого Эхтора маг Верлейн задумал взять, так сказать, своими силами. Предлога, чтобы натравить на скалистый Хенн арканского владыку, не нашлось. Да и король, возомнивший себя в последнее время великим полководцем, все больше проявлял своеволие. День ото дня труднее становилось заставить его следовать задуманному Верлейном плану — очистить Мир от колдунов и остаться в нем единственным магом. Поэтому на Хенн отправился Дэйл. В помощь ему Верлейн дал собственный отряд головорезов. В нем была всего сотня бойцов. Зато каких! Тут были и опытные охотники на драконов, и наемники, прошедшие десятки военных кампаний, даже пара убийц, выкупленных с арканских соляных копей. Нападение должно было стать неожиданностью для старика Эхтора, но тот оказался умнее, чем рассчитывал Председатель, или, может, удача в тот день смотрела в лицо хеннскому магу. Одним словом, Эхтор закрылся в своей башне, окружил ее неприступной стеной заклятий, и сколько ни бился Дэйл и его подопечные, ни взять цитадель, ни выкурить из нее старика им не удалось.

Посланные вернулись ни с чем. По этому поводу Верлейн пребывал в мрачной меланхолии. Не то чтобы старый колдун сильно досаждал ему. По правде сказать, десяток последних лет Эхтор совсем не практиковал, поэтому, что касается расхода маны… Но, если решился извести коллег, нужно быть последовательным. Не то кто-то из них, очень возможно, решит извести тебя.

Ночью Верлейн проснулся, словно от толчка. В комнате было тихо (он сам позаботился о двойной обшивке стен). Хорошо видимая с кровати дверь спальни задвинута на засов. Да и не только двери охраняли чуткий сон министра-мага. Однако из угла комнаты распространялось тусклое сияние, по стене скользила странная тень. В проеме, образованном тяжелыми складками пышного балдахина, появился бледный профиль.

— Мир тебе, Верлейн.

— Не откажусь, Эхтор![12]

Естественно, это был не сам хеннский маг, а всего лишь его транс-двойник — бестелесная копия колдуна, находившегося на безопасном расстоянии. Так что Председатель не стал утруждать себя вставанием с постели.

— Зачем пришел? — Верлейн не собирался церемониться ни с Эхтором, ни тем более с его копией.

— Ваши парни вчера пытались штурмом взять мою башню… — начал транс-двойник.

— Наши?! — Удивление мага звучало так фальшиво, что больше походило на издевку.

— Ваши, твои… Какая разница. Я ощутил там присутствие Дэйла. Но открытое нападение — не его стиль. Значит, стоило поискать кого-нибудь более мощного за его спиной. А кто кроме тебя способен натравить на меня Дэйла?

Верлейн развел руками, показывая, что не силах догадаться.

— Так я хотел бы заключить договор.

Транс-двойник задрожал, что свидетельствовало о волнении его хозяина. По тонким магическим нитям связывающим двойника и его создателя, можно было отыскать убежище последнего. Но Верлейн и так был уверен, что старина Эхтор не рискнет высунуть нос из своей хеннской цитадели.

— И что ты можешь предложить? — Наглец повыше взбил подушки и улегся, откинувшись на них спиной.

— Я не стану трогать твою драгоценную ману и шагу не сделаю со своего острова, а ты позволишь мне дожить остаток отпущенных дней в покое. Я достаточно наигрался с магией и сейчас лишь хочу закончить свою книгу. Я даже смогу оказать тебе кое-какие услуги.

— Например? — не слишком заинтересованно откликнулся Председатель.

— Например, ты интересовался библиотекой нашего скоропостижно отправившегося в Чертог друга — Аргола… — Двойник выдержал паузу, дождавшись, когда собеседник кивнет. — Но я слышал, твои попытки проникнуть в Оль-Герох потерпели неудачу. Некто соорудил там мощное защитное заклятие! Тебе интересно?

— Продолжай. — Теперь в голосе Верлейна чувствовался неподдельный интерес. Эхтор (точнее, его копия) улыбнулся.

— Некоторое время назад меня посетила странная парочка. — Слушающему показалось, что старик отклонился от темы, но он не стал перебивать. — Мужчина-северянин и девушка. Он хотел, чтобы я освободил его подружку от магических браслетов. И знаешь, что за украшения она носила? Знаменитый «Капкан Аргола». Не было сомнений, что моя гостья побывала в башне незадолго до его смерти. Тогда я присмотрелся к ее спутнику и наконец узнал его. Помнишь того мальчишку, что Аргол подобрал в Люцинаре? У парня был талант, пока… В общем, наш «друг» Великий всем нам оказал услугу, избавив от конкурента. Так вот, это он самый и был.

— Он сильный колдун? — Прищурился с кровати Председатель.

— Нет! Аргол не оставил ему шансов. Но он жив! И на шее у него болталась миленькая штучка — эльфы иногда изготавливают такие ключи к своим заклинаниям.

— Ключ от Оль-Героха?! Ты тоже был там, — догадался Верлейн.

— Такие собрания сочинений, как у покойного, на дороге не валяются! — хитро сощурился Эхтор. — Грех было не воспользоваться случаем.

— Ну-ну… — В замке Аргола имелось кое-что поценнее колдовских фолиантов, но оба мага не пожелали назвать причину своего истинного интереса к наследству бывшего соратника. — Где этот северянин?

— Ты клянешься оставить меня в покое?

— Да. — Верлейн считал сделку выгодной. Для борьбы с магом, засевшим в собственной башне, требуется много сил, а старик и так вскоре покинет Мир. Почему бы и не подождать, в самом деле?

— Скрепи клятву печатью. — Транс-дубль поднял бледную ладонь, на ней светился знак, больше всего напоминающий небрежно нарисованную спираль с тремя точками в центре. Для завершения «Руне печати» не хватало одного элемента в нижней части. Верлейн пошарил под подушкой и извлек на свет длинный кинжал с обоюдоострым лезвием. Его кончиком он сделал крохотный разрез на большом пальце и, когда показалась кровь, прижал его к знаку на ладони двойника. Красный огонь тут же побежал по спирали, трижды вспыхнул в ее центре, после чего руна исчезла. Маг лизнул палец, останавливая кровь.

— Так, где он?

— Я проследил их до Мелузы. Его зовут Эйнар, его подружка — ведьма, хотя и слабая. Их притон называется «Колдовская лаборатория». Кстати, у девчонки тоже есть кое-что интересное…

— Что именно? — Верлейн уже узнал все, что хотел, но информация могла оказаться полезной.

— Сам посмотришь, — загадочно провозгласил двойник Эхтора и стал на глазах распадаться в серые хлопья, больше всего похожие на обтрепанные куски застиранной ветоши. Хлопья падали на пол и постепенно истаивали оставляя в воздухе запах плесени. С исчезновением последнего из них пропало и неяркое свечение в комнате, маг поправил подушки, повернулся на бок и спокойно заснул. Проветривать спальню он не подумал, тухлый запах колдовства давно стал для него привычным.


С точки зрения Мирры, купеческий обоз двигался по Торговому тракту невыносимо медленно. Но, учитывая, что каждый раз к ночи они подъезжали к очередному постоялому двору, следовало признать, что скорость торговец рассчитывал верно. Об отдельной комнате для каждого и речи не шло, Эйнар часть ночи сторожил груз во дворе или на конюшне, девушка спала с другими обозниками в сарае. Но здесь хоть была крыша над головой и сено под боком. С приближением к Пельно, а значит, и к Мелузе Эйнар заметно помрачнел. На время отошедшая на второй план проблема с деньгами (а точнее, с долгом) вновь становилась насущной. Мало того что надо было как-то платить ростовщику, нужно снова добывать сравнимую с уже занятой сумму денег (кровь-то они так и не купили!). Озабоченный подобными размышлениями аптекарь в сотый раз проклял злобного колдуна, умудрившегося так подпортить им жизнь. И тут его наконец озарило. Можно было только удивляться, как эта идея не пришла в голову раньше.

— Пожалуй, нам рановато возвращаться домой, — сообщил он на следующий день спутнице. — Пошлем из Пельно весточку домой, купим лошадь, телегу…

— Телегу?! — не удержалась Мирра,

— …и смотаемся в Оль-Герох.

— Куда? — Мирра не поверила своим ушам. Вернуться в логово Аргола (ну, пусть там давно никто не живет, все равно противно!) мог только умалишенный! Она даже вздрогнула, живо припомнив каменный алтарь и зловещие письмена на стенах.

— В Воронье Гнездо. Оно, между прочим, наше! И не смотри на меня так, я еще не спятил!

Мирра пожала плечами, подвергая сомнению последнее утверждение своего друга.

— Хотя ты, конечно, ничего там не помнишь, — догадался Эйнар. — Так вот, Оль-Герох полон сокровищами! Нет, не золотом, конечно, — остудил он тут же загоревшуюся Мирру, — но десятой доли тамошней библиотеки хватит на то, чтобы с лихвой восполнить нашу потерю. Нужно только доставить книги в Мелузу. Ну и, конечно, вопрос с драконьей кровью остается открытым… Но давай пока не будем загадывать так далеко.

За день пути до Пельно Эйнар и Мирра (с разрешения подрядившего их торговца) задержались в деревеньке, приютившей накануне их обоз. Купить здесь телегу с лошадью было дешевле, чем в городе. Аптекарь рассчитывал быстро нагнать караван на купленной кобыле. Мирра задержалась из любопытства, хотела посмотреть, как торгуются за телегу с крестьянами (ну, и еще надеялась, что задержка освободит ее от «добровольной» помощи при приготовлении обеда). Задержались они дольше, чем рассчитывали — сбруя купленной лошади оказалась на редкость ветхой, пришлось заехать еще и к шорнику. Когда они наконец выехали из деревни на своей «новой» телеге, был почти полдень. Коричневая крестьянская лошадка, с легкомысленно растрепанной гривой, трусила не спеша, как ни понукал ее возница. К обеду они все же достигли обширной лощины, лежащей примерно на полпути (дневного перехода) до Пельно. Круглые, обильно поросшие папоротником и синеглазкой кочки, разбросанные по обеим сторонам дороги, напоминали, что когда-то здесь было болото. Между тем обоза все еще не было видно, и Эйнар уже начал переживать, но буквально за следующим поворотом они увидели телеги. Перевернутые…

Странные люди напали на караван. Они перерезали всех лошадей (во всяком случае, Эйнар насчитал не менее четырнадцати туш в поле и на обочине). Повозки лежали здесь же, частью разбитые и все кверху дном — тоже неслыханное расточительство со стороны разбойников. Ученик мага остановил лошадь и потащил меч из ножен. Мирра тихонько вскрикнула и тут же зажала себе рот, к горлу подкатила первая волна тошноты. Трупы обозников были разбросаны по всему полю, видимо, какая-то часть людей пыталась спастись бегством. Что же, это им не удалось. Купец — владелец каравана лежал придавленный собственной лошадью с арбалетным болтом в груди. Большая часть остальных караванщиков погибла так же, только нескольких наемников из охраны обоза, буквально изрубили (даже как будто изжевали) в своих доспехах. И абсолютно у всех трупов была вспорота на груди одежда, длинные кровавые порезы рассекали кожу, от талии до горла. Именно вид располосованной гортани вызвал у Мирры рвотные позывы. Эйнар спрыгнул с телеги и наскоро обошел побоище. Судя по всему, никто из каравана не спасся. Разбойники прихватили груз с нескольких телег: дорогие северные меха, кость, тюки с тканями и несколько ящиков с драгоценной бумагой. Остальное: кувшины с имбирным маслом, моржовые кожи, мука — валялось нетронутым (хотя, естественно, большинство кувшинов и мешков было повреждено). Зато с трупов начисто обобрали все украшения, даже медные пуговицы, даже бусы с шеи караванной стряпухи, которым красная цена — пять мелузенов.

— Кто это сделал? — хриплым шепотом спросила Мирра, когда хмурый Эйнар вернулся к телеге.

— Не знаю, — искренне признался тот, — но как-то странно все это…

— Ужасно! — подтвердила Мирра. — Зачем они всем перерезали глотки? Наверно, какие-нибудь религиозные извращенцы.

— Нет, они не глотки резали. — Он указал в сторону ближайшего трупа, но Мирра не стала смотреть. — Они искали что-то, какой-то знак на груди, на теле…

— Какой еще знак?!

— Ну, может, татуировку, или шрам, или еще что-то такое…

Эйнар снова пошел в обход перевернутых повозок.

— Куда ты? — зашипела со своего места Мирра. Сходить с телеги или говорить в полный голос она боялась — а вдруг разбойники все еще поблизости?!

— Нам нужна провизия на дорогу, у нас с собой ничего нет. Пара одеял тоже не помешает…

— Лучше уж купим все в Пельно! — Мирра даже вздрогнула, представив, как станет укрываться одеялом, на котором, может быть, был убит, к примеру, во-он тот охранник, с почти отрезанной от шеи головой.

— Нет, в Пельно мы, пожалуй, не поедем, — сообщил вдруг товарищ, забрасывая в телегу тюк со шкурами, пару бурдюков с водой, мешок муки и большую корзину с провизией (вяленым мясом и сыром), — если кому-то все же удалось сбежать, сейчас он как раз рассказывает обо всем городской страже. В лучшем случае, нас запрут в магистратуру и сутки будут выпытывать, что да как случилось с караваном, да как вышло, что мы не погибли. А в худшем (что более вероятно) — решат, что это мы навели на купца разбойников, потому и отстали от каравана перед нападением.

— Но ведь это неправда! — возмутилась Мирра.

— Конечно, но на месте стороннего человека я бы не рискнул поставить на нашу невиновность, так что нам лучше сразу взять направо, к Оль-Героху.

Эйнар забрался в телегу и щелкнул поводьями по крупу лошади.

— Ну-ка, поторапливайся, милая, — обратился он к лошади, и та, словно оценив всю щекотливость ситуации, на этот раз пошла с места ровной рысью.


Странные гости зачастили к Бинош, странные, если не сказать страшные. Утром накануне в кондитерскую зашел старик — ничего себе старикан, вполне обычный, но у хозяйки как-то тоскливо засосало под ложечкой, защемило в груди. Она попыталась припомнить, где и когда уже испытывала это неприятное чувство, и вспомнила — в логове проклятого Аргола. Но ведь не похож был старик на злого мага, ничего общего: кругленький такой, с румяными щеками и любезной улыбочкой. А вот поди ж ты, вроде так, просто порасспрашивал ее по-стариковски, пока покупал медовые крендели, как живет, да с кем, да почему название у лавки такое… — и все, весь день сердце не на месте. Бинош отложила ложку, которой прихлебывала овощной суп, сваренный на ужин, и на всякий случай еще раз проверила, заперла ли на засов входную дверь.

А сегодня пришел этот, «друг Эйнара»… Не было и не могло быть у того таких друзей! Одна рожа чего стоит: шрам от середины правого глаза до подбородка, глазки маленькие, взгляд недобрый — одно слово разбойник. Бинош совершенно честно ответила, что Эйнар в отъезде, даже место указала — Люцинар (по ее расчетам, друзья уже должны были быть на полпути домой, но этого она, конечно, «новоявленному другу» сообщать не стала). Парень покивал и ушел, но вскоре Бинни приметила его на противоположной стороне улицы, а неподалеку — еще парочку «горожан» сходной с ним внешности. Это уже походило на засаду, вот только на кого охотились страшноватые визитеры? Девушка как раз размышляла над этим, когда оконное стекло неприятно тренькнуло и разлетелось на куски и тут же по полу со стуком покатился огненный клубок. Языки пламени как живые соскакивали с пылающего шара и бежали по деревянным половицам, по ножкам стола, по стулу, по занавескам на окне…

Бинош наконец опомнилась и метнулась на кухню, не без труда сдвинула в сторону шкаф-поставец. Под ним в полу имелась крышка погреба. Этот погреб, соединявшийся с винным подвалом соседнего дома и выходящий в конце (если ты знал, где находится потайной рычаг) на соседнюю улицу, был одним из достоинств, из-за которых они в свое время выложили за дом кругленькую сумму. Что же, сегодня затраты имели шанс окупиться. Бинош схватила хранившийся здесь же, за баночкой с солью, ларец с несколькими золотыми сардами — недельной выручкой от работы кондитерской, масляную лампу и, откинув крышку, спустилась в прохладный сумрак погреба, потянула за кольцо, и крышка послушно легла на место. Наверху потрескивал огонь, но гари, как ни странно, пока не чувствовалось.

— Не стоит медлить, — напомнила себе кондитерша и, не задерживаясь, прошла в дальний конец обширного погреба, отодвинула в сторону здоровенную пустую кадку и скользнула в коридор, соединяющий их подполье с винным погребом соседа. Выбравшись и из него через потайной люк рядом с отхожим местом (а что делать, секретность имеет свои отрицательные стороны), Бинош, прижимая к груди шкатулку, припустила огородами, а точнее задворками, к дому Оттона, мучник был хоть и ворчливым, но верным ее приятелем.

Между тем языки пламени уже рвались из окон наружу, и соседи по улице поспешно выскакивали из своих домов — узнать, что случилось. Кое-кто наконец-то додумался вынести ведра с водой, но в общей массе своей люди кричали и суетились без всякой пользы для дела. В дальнем конце улицы ударил колокол. Когда прибыла артель пожарных, пламя доедало второй этаж. Соседи с риском для жизни отстаивали свои дома от норовившего перекинуться на них огня. Впрочем, постройки на улице все были каменные, так что, кроме магической лавки, ничего не сгорело.

Когда пожар был потушен и люди разошлись досыпать остаток ночи, в обугленный изнутри и все еще дымящийся дом прошмыгнуло три тени. Какое-то время они хрустели углями внутри выгоревшего строения, потом в пустых ямах окон появились зловещие сиреневые сполохи, но больше ничего не произошло. Три черные (теперь не только из-за темноты, а из-за того, что были с ног до головы перепачканы золой) тени тем же порядком выбрались из дома и растворились в ночи. Возвращавшийся домой после обильных возлияний в трактире пекарь, случайно наткнувшийся на эту троицу, чуть не остался заикой. Встреченные показались ему тремя злобными духами, вышедшими погулять в поисках «заблудших» (на манер его) душ, тем более что и ругались они между собой самыми последними словами (каких добрый человек и знать-то не должен), костеря какого-то мага, не иначе поднявшего их из могилы.

Загрузка...