У Томаса не хватило времени толком переварить сказанное Ньютом. Только он попытался разобраться, какое чувство владеет им сильнее — растерянность или страх, как комнату наполнил оглушительный вой сирены. Юноша инстинктивно зажал уши руками и оглянулся вокруг.
На лицах других приютелей застыло выражение недоумения, как будто этот звук был им знаком. Да ведь он его тоже знает! Сирена, что выла перед появлением Ящика с Терезой. Правда, он слышал её только один раз, к тому же здесь, в тесном, маленьком помещении она звучала по-другому — сильнее и пронзительнее, и всё же он был уверен — это та же самая сирена. В Приюте она означала, что прибыл новенький.
Сирена всё ревела и ревела; у Томаса уже начала потихоньку ныть голова.
Одни приютели замельтешили по комнате, обшаривая взглядами стены и потолок, словно искали источник звука; другие опустились на койки, прижимая ладони к ушам. Томас тоже попытался найти, откуда доносился жуткий рёв, но так ничего и не обнаружил. Ни громкоговорителей, ни вентиляционных или любых других отверстий в стенах не было. Ничего. Звук как будто шёл отовсюду.
Ньют схватил его за руку и закричал в ухо:
— Это грёбаная чайницкая сирена!
— Я знаю!
— Но какого чёрта?!
Томас лишь пожал плечами, надеясь, что на его лице не отражается охватившее его волнение. С чего Ньют взял, что он, Томас, знает, что происходит?
Из ванной вывалились Минхо и Арис, с отсутствующим видом потирая затылки и обшаривая каморку взглядами в поисках разъяснений. Впрочем, они быстро сообразили, что и у остальных имеются такие же татуировки.
Котелок направился к двери, ведущей в столовую, и уже было положил ладонь на то место, где когда-то была ручка, как вдруг Томас воскликнул: «Постой!» — и кинулся к двери, а следом за ним туда же рванул и Ньют.
— Почему? — отозвался Котелок. Его ладонь застыла в нескольких дюймах от двери.
— Не знаю, — ответил Томас. Он даже не был уверен, услышал ли бывший Страж Поваров его ответ — такой стоял вой. — Это же сигнал тревоги. Может, там, снаружи, происходит что-то ужасное.
— Точно! — проорал Котелок в ответ. — А значит, нам надо убираться отсюда!
И не ожидая реакции Томаса, толкнул дверь. Но та не шелохнулась. Он толкнул сильнее. Тот же результат. Тогда Повар уперся в неё плечом и налёг всем своим весом.
И снова безрезультатно. Дверь не поддалась, словно была замурована снаружи.
— Мы же выломали чёртов замок! — завопил бывший бывший шеф-повар и в бессильной ярости хлопнул по двери ладонью.
Томасу больше не хотелось напрягать голосовые связки: он устал, горло нещадно саднило. Он отвернулся и прислонился к стене, обхватив себя руками. У многих приютелей был точно такой же вид — усталый и опустошённый. Ни ответов на вопросы, ни возможности вырваться...
Отчаяние охватило Томаса с новой силой, и он опять позвал Терезу. Потом ещё и ещё раз. Но она молчала. А может, оглушительный вой сирены не давал Томасу как следует сосредоточиться и услышать её? Но он по-прежнему чувствовал — девушки здесь нет. Всё равно как в один прекрасный день проснуться и обнаружить, что во рту нет зубов — чтобы это понять, не обязательно бежать к зеркалу.
И тут сирена умолкла.
Наступила тишина, такая звенящая, что можно было подумать, будто в комнате поселился целый рой пчёл. Томас прочистил мизинцами уши. В комнате слышалось только дыхание приютелей, громкое, как гудение органных труб.
Первым пришёл в себя Ньют.
— Только не говорите мне, что на нас сейчас свалится какой-нибудь дурацкий Чайник!
— А где здесь Ящик? — саркастически осведомился Минхо.
Еле слышный скрип заставил Томаса мгновенно обернуться к двери в общую комнату. Она приоткрылась, в щель заглядывала темнота. Кто-то выключил свет в столовой. Котелок попятился.
— Я так думаю, теперь они хотят, чтобы мы вышли, — проронил Минхо.
— Вот и вали туда первым, — предложил Котелок.
Минхо был уже на пути в столовую.
— А что? И пойду. Может, нам как раз подбросили нового маленького шенка — чтобы было, кому задницу надрать, если больше заняться нечем. — У двери он остановился и бросил на Томаса взгляд искоса. Его голос — странное дело! — вдруг смягчился. — Нам бы пригодился ещё один Чак.
Томас понимал, что обижаться не стоит: Минхо неуклюже пытался по-своему, по-минховски, показать, что ему тоже не хватает Чака. Но момент был выбран неудачно, и Томас рассердился. Разум подсказывал ему, что не надо бы обращать внимание на бестактность; что не стоит распылять душевные силы зря — уж больно много странного и страшного происходит вокруг; что надо отделить себя от своих эмоций и попросту переть, как танк, дальше. Непреклонно. Напрямую к цели.
— Ага, — наконец выдохнул он. — Так ты идёшь, или я должен это сделать за тебя?
Минхо не ответил, только тихо спросил:
— А у тебя что наколото?
— Неважно. Пошли отсюда.
Минхо кивнул, по-прежнему не глядя на Томаса. Потом улыбнулся, глубокая озабоченность и печаль исчезли с его лица, и оно обрело своё обычное невозмутимое выражение.
— Лады. Если какой-нибудь зомби пристроится угоститься моим окороком, ты меня спасёшь.
— Договорились. — Томасу хотелось поскорее разделаться с этим делом. Он был уверен: они достигли очередного важного рубежа на пути, ведущем неизвестно куда. Ну и нечего волынку тянуть.
Минхо распахнул дверь. Тёмная полоса расширилась в большой прямоугольник — общая столовая снова была погружена во тьму, как тогда, когда они вошли в неё в первый раз. Минхо переступил порог. Томас последовал за ним.
— Подожди здесь, — прошептал Минхо. — На кой опять стукаться бошками о трупы? Давай я сначала найду выключатели.
— Зачем они выключили свет? — недоумевал Томас. — Я хочу сказать — кто выключил?
Минхо оглянулся. В свете, падающем из каморки Ариса, на его лице можно было разглядеть кривую усмешку.
— На кой ты вообще напрягаешься, вопросы задаёшь, чувак? Тут же психодром пополам с дуркой! А ты ответов ждёшь. Стой лучше и не вякай.
И Минхо растворился во тьме. Томас слышал его мягкие шаги по ковровому покрытию пола и шорох — бывший Страж на ходу вёл по стене рукой.
— Вот они! — донеслось откуда-то справа от Томаса.
Послышалось несколько щелчков, и комната осветилась. В первый момент Томас не понял, что изменилось, но потом до него дошло. И, словно вместе со зрением проснулись все другие органы чувств, он обнаружил, что пропал тошнотворный запах разлагающихся тел. Он знал почему.
Трупов больше не было. И ни малейшего признака, что они здесь когда-либо были.