После того, как Веселов закончил чтение, в комнате воцарилась мертвая тишина. Я чувствовал, как в моей голове с трудом ворочаются мысли, пытаясь осмыслить происходящее.
— В одном он прав, — заговорил, наконец, Веселов. — Мы не можем судить его. Мы практически ничего не знаем. Пожалуй, только наши потомки смогут беспристрастно оценить его поступок. И сделать они смогут это только после того, как земляне выйдут в космос. Но в настоящее время он предатель. Так это и оценят.
Веселов положил тетрадь на стол.
— Как старший по званию я временно принимаю командование на себя. Я закрываю комнату и связываюсь с Москвой. Есть возражения?
Возражений не было и мы, растерянные, покинули комнату.
Мы с Велицким расположились в его комнате. Разговаривать не хотелось, каждый из нас пытался понять мотивы Фролова. Причину его поступка. Вошел Веселов.
— Приказано в комнату Фролова никого не пускать и ничего там не трогать, ждать специального представителя. — Он плюхнулся на свободный стул.
Мы кивнули. Веселов вышел объясняться с учеными и вернулся еще мрачнее, чем был до этого.
К ночи мы разошлись по комнатам. Но уснуть я долго не мог. В конце концов, я понял, что меня мучает и с досадой встал с кровати. Ведь наверняка все сведения об этом проекте засекретят. Из всех бумаг исчезнет даже упоминание об этом корабле. Вскоре все забудут об этом деле. Мне это казалось несправедливым: да, Фролов предатель, это было мое мнение, но до этого он честно служил своей Родине и значит, заслуживает право на защиту. Совершенно ясно, что в настоящее время его никто не будет судить по справедливости — это смогут сделать только наши потомки. Потомки, которые будут летать к звездам. Следовательно, весть о подвиге или предательстве генерал-майора Николая Владимировича Фролова должна дойти до них обязательно.
Чертыхнувшись, я взял отмычку, фотоаппарат и направился к комнате Фролова. Вскрыв нехитрый замок, я осторожно вошел, закрыл за собой дверь и включил свет. Тело Николая Владимировича по-прежнему лежало в кресле, только на этот раз оно было закрыто простыней. Несколько секунд я смотрел на него. Потом решительно подошел к столу и раскрыл тетрадь. Направив на нее свет настольной лампы, заснял каждую страницу с текстом исповеди. Для страховки сделал повторные снимки. Потом вернул все в первоначальное состояние.
У себя в комнате заменил пленку в фотоаппарате на новую, а кассету спрятал. Теперь появилась надежда, что о Фролове не забудут.