Скверная жизнь дракона. Книга вторая

Глава 1

Фигуру, одиноко сидящую на опушке леса, с лёгкостью можно принять за уставшего путника: подходила к концу первая половина дня, а до Эльбена идти ещё часа три. Неудивительно, что разумный устроился на привал и решил перекусить скромным обедом.

Благодаря невзрачному плащу серо-зелёного света, этот разумный не привлекал к себе излишнего внимания. Возможно, накинутый на голову капюшон и мог заставить прохожих нервничать от мысли, что это сидел какой-то бандит, но лежащий рядом посох и толстая походная сумка успокаивали путешественников и торговцев. Мало-ли какой путник шёл в город, притомился и решил отдохнуть?

На что-то подобное я и рассчитывал, когда наконец добрался до нужного поворота дороги. Она шла на запад от Эльбена, но встречать парней именно здесь не стоило: слишком много глаз. Надо посидеть здесь хотя бы пол часа, подождать, пока народ пройдёт, и можно будет спокойно выйти на дорогу и отправиться дальше. Заодно подкреплюсь, а то завтрак был настолько давно, что в животе болит.

Одно хорошо: с меня уже давно снята обязанность стоять у плиты. Лина ещё в прошлом году научилась сносно готовить, так что сейчас мне оставалось лишь покупать нужные продукты у старосты. Например те, из которых изготовлен этот нехитрый бутерброд: хлеб, вяленое мясо и сыр. Хотя, с сыром я погорячился — его мне позавчера крестьянка отдала, вместе с флаконами от зелий. Если так подумать, то тот день много интересного привнёс в мою жизнь. Как минимум новорождённый ребёнок скверны — это уж точно необычное приобретение. К тому же интуиция подсказывала, что проблем с ним не оберёшься… Ладно, до праздника главное дожить, а там его заберут.

С трудом проглотив комок пищи, нещадно сушивший горло — я потянулся за бурдюком. До краёв наполненный разбавленным бримдерским отваром, мягкая кожаная фляжка приятно раскачивалась в руке в такт колышущейся жидкости. Горьковатая, с привкусом черемши и еловой хвои, она освежала и бодрила. Не зря я вчера потратил время, чтобы как следует проварить отвар. Хоть он разбавлен и действует как обычный тоник, но именно это и нужно: последние дни подобно ненасытной мошкаре сожрали все мои силы. Но и фляжка неразбавленного отвара с собой тоже имелась. Она лежала в сумке и понадобиться на финальном аккорде, когда пойду обратно в деревню — всё же, идти придётся ночью.

Отложив бурдюк, я невольно потёр на указательном пальце то место, где раньше было кольцо. Непривычно без него. Особенно учитывая, что это моё единственное спас-кольцо с заклинанием на огненный атрибут. Надеюсь, что оно мне не понадобиться. И, тем более, не понадобиться Лине. Но я всё равно поступил правильно, сделав из него временное навершие боевого жезла.

Наверно, именно поэтому вчерашней ночью небо сжалилось надо мной и пошёл дождь. Если бы я веровал во всю эту религиозную ересь — тотчас же выбежал на улицу голышом и вознёс бы хвалы богам из это треклятой Всеобщей Церкви. Но так как впадение в религиозный бред в списке моих желаний не указано — я воспользовался отсрочкой в один день.

Прежде всего закончил вырезать узоры на жезле, навершием которого стало моё кольцо. А уже утром пропитал его кровью Лины и стал учить эльфийку им пользоваться. В начале надо было обучить её основам магии и это была настоящая пытка меня любимого: даже после того, как она обучилась «Чувству магии», всё равно не могла прочувствовать свой магический сосуд. Только вчера под самый конец дня у неё получилось воспользоваться жезлом и выпустить маленький огненный шар. Теперь она могла защититься от взбешённых селян, если тем приспичит убить скверного младенца: Лина ведь бросится его защищать, а они и её за компанию разорвут.

Ну ладно, уже ничего не изменить и остаётся надеяться на лучшее. Хотя и это глупо. А сейчас доем, чуток отдохну и пойду дальше. Заодно придумаю как по лесу пройти. Всё же трав по заданиям набрать надо, да и собственные запасы восполнить не лишним будет.

Уже давно шла вторая половина дня, когда пять силуэтов наконец-то вышли из-за пригорка. Как и тогда в гильдии, трое из них обильно жестикулировали и веселились, а четвёртый был спокоен и размеренно шёл рядом. Пятый разумный, которого я посчитал за проводника, шёл немного впереди. Завидев меня, он неуверенно помахал рукой.

— Ликд…

— Лик’Тулкис, можно Ликус.

Поправил я замученного вида мужчину, когда вся компания приблизилась. Заодно разрешил парням также обращаться ко мне.

Все четверо ребят молчали, с интересом разглядывая их будущего наставника. Хоть они и видели меня в гильдии, но, такое ощущение, что я вообще первый встреченный ими ксат. Парней можно понять: представителей этой расы редко когда можно увидеть вне городов и деревень. Так что, даже если они и видели ксатов раньше, то лишь издалека и буквально на секунду.

Я повернулся обратно к проводнику:

— Чего так долго?

— Да собирались…

— Не важно, — не дав мужику оправдаться, я показательно посмотрел на солнце, стремительно опускавшееся к горизонту. — Всё равно за сегодня уже ничего не успеем. Направимся сейчас к землянке одной, а уже завтра с утра на луг пойдём.

— Тогда вы дальше сами? Я, просто, до заката должен вернуться, — мужик выглядел потерянным и крайне взволнованным.

— Тебя Нурт встречать будет? Вот держи, от меня за помощь, — в его руке отказались пять золотых монет, от вида которых он опешил. — Передашь Нурту и скажешь, что я прошу организовать тебе пару приятных вечеров.

— Да, конечно, спасибо. Я пойду. Удачи вам, — он стал спешно уходить, крепко сжимая монеты в прижатом к груди кулаке.

Для меня не важна причина, по которой он оказался в ситуации, предопределившей его судьбу. Важно лишь то, что это правильно: подарить несчастному возможность провести оставшиеся дни в разврате. Учитывая, что с семьёй он вряд ли увидится. В этой жизни уж точно.

— Так, — я немного повысил голос, переключая внимание ребят с уходящего страдальца на себя. Когда они повернули головы я опять демонстративно посмотрел в сторону солнца: — Как меня зовут вы уже знаете. Надеюсь, объяснять не надо, почему такая чехарда с наставничеством?

— Потому что у вас уже есть охранный контракт? — ответил парень с длинной чёлкой. В мочках его ушей проблёскивали маленькие серёжки-гвоздики, с едва различимыми узорами на серебре и крошечным красным камушком.

Я более чем уверен, что это спас-серьги. Такой же магический инструмент, как и мои кольца. Стоит только подать в них порцию маны и записанное на них заклинание тут же высвободится. И если обычно кольца делают с атакующими заклинаниями, как например моё кольцо с заклинанием «Огненного шара», то насчёт записанного в серьгах я мог лишь догадываться. Хотя вряд ли что-то боевое: одно дело целится пальцем, но совсем другое раскрытой ладонью, ибо с серьгами иначе нельзя.

— Глава всё объяснил? — все четверо закивали. — Отлично. Он мне про вас почти ничего не рассказал, так что мы познакомимся по дороге. Пойдёмте, нам ещё часа два идти.

Идя по полю к его северной границе, туда, где оно переходит в лес, я молчал и ждал, когда парни первыми начнут разговор. Они тоже молчали, не зная о чём спрашивать. Или просто не решались первыми начать беседу.

— Эм, Ликус? — тишину нарушил самый высокий из группы.

— Да?

— А, мы куда идём?

— Как я и сказал: к одной из землянок, что во-он в том лесу, — мы как раз забрались на холмик, с которого открывался чудесный вид и окрестные земли далеко просматривались. — Вон он, идёт с запада на восток и уходит далеко на север. Вот в него и идём. Как зовут?

— Э, меня? — парень казался немного туповатым.

— Нет, не тебя, а короля третьего дворфийского царства горы Доргтогрос.

— А… Я не знаю.

Вся компания весело засмеял. Я сам усмехнулся и похлопал его по плечу:

— Ну конечно тебя. Кого-же ещё?

— А! Забрим. Забрим Грундарский, к вашим услугам! — парень отвесил поклон с небольшим реверансом. Это означало что человек дворянского рода признаёт меня не только равным себе, но и ставит чуть выше по статусу. В этот раз остальные ребята лишь тихонько хмыкнули понимая, что им самим придётся так же поступить.

— Ликус, — я кивнул в ответ и показал за спину здоровяка. — В дали, примерно на юго-западе, виднеется Эльбен. Видите? Хорошо, — я вытянул другу руку, образовав между руками прямой угол. — Вон там, на юго-востоке, деревня откуда я пришёл. А во-он там, на северо-востоке, как раз за лесом и находится скверный луг, куда мы завтра и отправимся.

— Сегодня уже поздно? — задал вопрос парень с чёлкой, закрывавшей левый глаз. На мой вопросительный взгляд парень смахнул волосы таким образом, чтобы каждый смог увидеть его короткие острые уши с маленькими серёжками, и поклонился. — Лудик Ковильяни. К вашим услугам!

— На пару часов нам раньше встретиться, и тогда бы успели зайти. Сейчас же времени хватит только воды натаскать — стемнеет быстро.

— Просто у кого-то сильно чесалось с утра, да? — он ткнул локтем рядом стоящего парня.

— Не заставляй же говорить,

Подобно колоколу вас взбодрить,

Что кто-то только пробудился,

И тут-же он стремглав сбежал

Куда-то что-то узнавать.

И даже слова не сказал,

Когда ты возвратишься,

Оставив нас втроём скучать!

Покорнейше прошу простить меня — Ридалий Мэдэмблик, и к вашим я услугам!

Парень с игривым взглядом и голосом изысканного менестреля, пытавшийся неуклюже подражать певчему слогу, поклонился и вернулся к разговору:

— Я лишь воспользовался временем свободным и с пользой для здоровья своего его провёл ни капли не жалея…

— Ты каждую свободную секунду только и думаешь, как поправить своё здоровье, — отмахнулся остроухий.

— Ты постоянно что-то пытаешься узнать! — воскликнул поэт. — Что могло понадобиться в такую рань, ты не расскажешь?

— Тише! Ну а ты что делал утром? — я обратился к высокому парню, пытаясь отвести в сторону разгорающийся конфликт.

— Я? В гильдии сидел. Ну, Лудик ушёл рано, а Ридалий сказал, что б его ждали в гильдии. Вот я и сидел там. Ну, мы сидели, — он перевёл взгляд на четвертного парня, смотревшего на всё так, будто это лишь дурные грёзы послеобеденного сна.

— Да. Я тоже сидел… там, — парень был ниже всех на голову и его рост сильно контрастировал с хрипящим голосом, у которого ещё и тембр скакал то вверх, то вниз. — Имтар Кассель. К вашим услугам.

— Вот и познакомились. Теперь слушайте внимательно. У вас заключён контракт с гильдией, вы все состоите в одной группе — это значит, что любые конфликты должны быть исчерпаны. Вернётесь в город, вот тогда и ссорьтесь сколько угодно.

— Но ведь не ссорились, о нет! — с придыханием возразил поэт. — Ибо же давно знакомы мы вдвоём, что б знать причуды душ друг друга и злобы не таить.

— Не давно, а всего лишь месяц, — остроухий поправил Ридалия.

— Я могу сделать вывод, что конфликт исчерпан? — парни в ответ дружно закивали. — Хорошо, тогда пойдём. А чтобы нам не скучно было, вы вдвоём расскажите, чем занимались. Начнём с тебя, раз ты первым ушёл.

— С меня? — удивился Лудик, и тут же принялся отнекиваться да различными предлогами уйти от разговоров о его личных делах. Остальные парни наоборот: горели желанием услышать его историю и ни на секунду не останавливались в попытках уговорить равнинного эльфа.

— Ну хорошо! — Лудик долго сопротивлялся, но всё же сдался. — Я скажу, я скажу… Я в церковь ходил.

— Ты? В церковь?

— Да, Ридалий, в церковь… Почти в церковь. Вчера мне нашептали, по секрету… Ликус, вас тоже это касается, — я на ходу поднял правую руку в клятвенном жесте, и эльф продолжил: — Только не удивляйтесь — в одной из окрестных деревень какая-то баба родила осквернённого ребёнка.

Я чуть было не запутался в собственных ногах от неожиданности. Проявив хладнокровие и не подав вида, я продолжил вести за собой благородных, но чувствовал — что это всё не к добру. И даже больше — к одному большому и крайне скверному переполоху.

— А, чего необычного?

— Да нечего, если не знать, что его в живых оставили! — парни настолько оказались удивлены этим фактом, что встали на месте. Они смогли вернуться к движению только после намёка, что обсуждать скверну лучше на привале у костра, чем стоя в чистом поле.

Идя дальше, благородные продолжали гадать и пытаться понять причины, из-за которых ребёнку сохранили жизнь, а не убили сразу.

— В какой деревне это случилось? — я решил вклинится в разговор, идеально отыгрывая заинтересованность.

— Мне не сказали названия, — сразу же ответил Лудик. — Но сказали, что кто-то из местных взял его на сохранение.

Этот парень полностью соответствовал своему описанию. Надо попробовать вытащить побольше информации из него. Такие люди как он на лесть не ведутся, но вот признание заслуг — для них как амброзия для наркомана.

— В деревне, где я живу, недавно у одной крестьянки роды были. В тот день было тихо, и жители вели себя спокойно, но проверить надо будет. Спасибо за информацию. Она может пригодиться.

— Да не, вы что, я ничего…

— Ты что-то ещё знаешь?

— Только то, что трихтих Хубар должен будет поехать туда через две недели, но… — он замолчал, не желая дальше говорить и хоть как-то раскрывать свои планы.

— Сказал одно, но не сказал другое,

Гнуснейшей подлостью окрасившись при том.

Уж лучше продолжай, задев нас за живое,

Иначе прослывёшь отвратнейшим плутом!

— Хорошо, скажу, — сдался Лудик. Его самомнение явно подросло за прошедшие пять минут, и он решил быть более откровенным. — Я договорился, чтобы никто в деревню не ехал, а наоборот — этот придурок, что взял ребёнка на сохранение, сам притащил его в церковь. Как раз в день праздника. Там уже всё назначили и должны сегодня передать старосте деревни.

Во второй раз я чуть было не споткнулся. Но сейчас хотелось развернуться и воткнуть эльфу кинжал в горло! Я ведь рассчитывал, что ребёнка у Лины заберут перед, ну или после праздника — а теперь выясняется, что придётся самому его в город тащить⁈ Надеюсь, Гильм прикроет меня от этой участи… Ага, прикроет, как же: ему церковник слово скажет, так тот сразу и обделается. И не важно, что это слова благодарности.

— А, тебе это зачем? — Забрим удивлённо уставился на эльфа.

— Ну ты что, здоровяк, не в курсе? Поговаривают, что если такие отродья выживут, то будут обладать прекрасными боевыми навыками. А у этого, если верить словам трихтиха, как раз уши полукруглые, как у медведя. Я сделаю его рабом, он вырастет и станет прекрасный цепным псом. Надо только выкормить его, чтоб не сдох.

— Ты может быть в себе представишь,

Что грудь ему свою подставишь,

И станешь сладострастно причитать,

Чтоб принял он мужскую благодать?

— Ты не прав, лично я не собираюсь его выкармливать, нет, но… — Лудик на секунду задумался, а потом резко махнул рукой. — Так и быть: как вернёмся, я сразу же пойду к трихтиху и выкуплю невольную одну у церкви. Она блудница местная.

— Может быть и я познал её, не скажешь? — Ридалий хитро подмигнул остроухому.

— Нет, Ридалий. Она где-то в переулках сношается, там и залетела от псины, а на лекарства денег у неё нет. Так и сношалась с животом огромным, а как приспичило рожать, то сразу к церкви полетела и давай кудахтать. А разве святые люди не помогут нуждающемуся?

— А, теперь она церковный раб? — Забрим сделал несколько странный вывод, о чём ему тут же поспешил сообщить Лудик.

— Дубина ты. Как, по-твоему, у церкви могут быть рабы? Только невольники: отработают потраченные на них деньги и будут свободны. А вы сами знаете, что она только одну вещь умеет делать.

— Не одну, но несколько.

Остроумная шутка Ридалия понравилась ребятам. Настолько, что где-то на опушке леса птицы соскочили со насиженных мест и постарались улететь куда-нибудь подальше: их напугала волна хохота, больше похожего на ржание трёх лошадей. Имтар, в отличие от друзей, в своей привычной меланхоличной манере лишь легонько улыбнулся и продолжил отрешённо смотреть в сторону леса, к которому мы постепенно приближались.

— Скоро добавится ещё одна, — продолжал Лудик, — кормить грудью начнёт после родов. Вот тут-то я её и выкуплю, притом легко: такой сброд с удовольствием ведётся на обещания теплой постели и сытой жратвы. Она ещё будет просить поставить и ей и своему ребёнку полную рабскую печать. И это отродье скверны куплю, а она его вырастит как родного. Главное, чтоб Хубар не подвёл.

— А, он что?

— Какого-то младенца подкинули к церковному порогу. Совсем недавно. Как раз из-за него и взяли эту беременную, что б кормила его. А тут это отродье, которое никто точно кормить не будет. Трихтих обещал, что на днях младенца… Его случайно оставят на ночь под открытым окном, чтобы грудь освободить у этой шкуры, а то не получится её выкупить.

— И ты получишь сразу трёх рабов? Потаскуху, её младенца и отродье? — Ридалий хитро смотрел на остроухого.

— Отродье подрастёт и от тех двоих избавлюсь. А лет через пятнадцать эта тварь станет прекрасным боевым зверем.

— О! Это ты здорово придумал, ага! — просто, но с жаром в голосе Забрим похвалил своего приятеля и все трое парней так и продолжили обсуждать детей скверны, фантазировать и представлять какие именно будут способности у этого ребёнка.

К опушке леса мы подошли, когда солнце во всю освещало верхушки деревьев насыщенными оранжевыми тонами. Пройдя немного, я быстро вышел на вытоптанную за многие годы тропинку и повёл ребят вглубь леса. Тропа проходила по возвышенным местам и можно было рассматривать лес, не борясь провалится в лужу или грязное месиво. До землянки идти было ещё примерно час, но благородные уже не горланили во все глотки — они шли за мной молчаливой цепью, на их лицах отражалась усталость.

Я же, привычный к долгим переходам, с удовольствием вдыхал запах сырого леса. Усеянная ковром опавшей листвы земля местами напоминала болото: в низинах озерцами стояла талая вода, бликуя гладью вечерним солнцем. Прошлогодняя листва буро-жёлтым океаном окружала островки зелёного цвета взошедших трав. Едва распустившиеся почки на одиноких кустах и редких зарослях своими маленькими листочками отражали оранжевый солнечный свет, создавая иллюзию, словно куст горел россыпью рыжих огоньков.

— Уже цветут? Замечательно, — у меня случайно вырвалось, когда вдали показались несколько кустов с маленькими фиолетовыми цветами.

— Что? — переспросил шедший позади Имтар.

— Вон там, вдалеке, — не останавливаясь, я показал рукой в сторону кустов, — цветёт волчье лыко. Мне как раз нужно запасы пополнить.

— Ликус, как наш наставник, вы же нас не только отведёте на луг, но и обучите травы различать, ведь так?

— Конечно, Лудик. Наставничество — это не что иное, как передача опыта и знаний новым авантюристам. И не только скверне и её порождениях, но также о низших разумных, о торговле, травах, охоте, готовке, выживании и другом.

— То есть мы завтра не пойдём к порче? — возмущённо уточнил эльф.

— Каждое утро будем туда ходить, а после обеда будем заниматься травами. Пока что это весь распорядок на ближайшие дни. У тебя есть другие предложения?

— Да. Я предлагаю весь завтрашний день провести на порченом месте. Забрим, ты ж думаешь также?

— А? Да, я тоже хочу охотиться на тварей.

— Жрать вам кто готовить будет? — не останавливаясь, я чуть повернул голову и повысил голос. — Я, что ли?

Все благородные замолчали и уставились взглядом под ноги. К ним постепенно приходило осознание, что жизнь искателя приключений наполнена не только приключениями, но и обыденной рутиной. Простейшая логическая цепочка зарождалась в их пустых головах, протягиваясь от необходимости самостоятельно готовить пищу до вопроса о нахождении ингредиентов для готовки этой самой пищи.

— Сообразили, что к чему? — спросил я через минуту, позволив благородным обдумать мои слова. — Вы только начинаете свой путь в качестве авантюристов, так что не торопите события. К тому же, за эти несколько дней я дам вам лишь общую картину. В глубину по каждому пункту мы пойдём через пару недель — у меня как раз договор на охрану деревни закончится, и мы сразу заключим прямой, без посредничества гильдии.

— Но ведь можно было рабов взять с собой? — Лудик всё не унимался, стараясь вывести дополнительные варианты и идеи.

— А они у вас есть? — парни замотали головами. — Вот и я о том же.

— Мы могли купить их!

— Во-первых: где, у кого и за сколько? Почти все торговцы рабами не местные и приезжают с товаром ближе к лету, а у Амадеуса, скорее всего, сейчас только женщины.

— Приятно мне вести рукой,

По плавной талии девичьей.

Но думать о мужской — уж нет,

В них несколько отличий!

— на высказывание Ридалия Забрим громко рассмеялся, заодно похвалив красивый слог.

— Амадеус? — заинтересованно отозвался Лудик.

— Местный торговец — он продаёт простых рабов. В основном это долговые крестьяне, или разбойники. И те и те по поздней весне отправляются в рабство.

— А, ну купили бы баб, чего такого?

— Кто больше на своём горбу утащит: женщина или мужик? Вот и думайте теперь, но не членом, а головой. И, даже если бы у вас были рабы, всё равно бы оставили в городе.

— А, почему?

— Вторая причина — это место для ночлега. В землянке места хватит только на шестерых, а если бы взяли рабов, то им пришлось бы спасть на улице. Я не буду говорить, что сейчас ночью холодно и им пришлось бы нести с собой тенты и хоть какие-то одеяла…

— Это, на земле пусть спят! — Ридалий и Лудик были солидарны с замечанием Забрима.

— И к утру сдохнут от холода. А костёр жечь всю ночь дров не хватит. Их ещё найти надо. Да и как-то не хочется, чтобы спящие на улице тела привлекли к нам волков или кого похуже. Так что самостоятельность — теперь ваш девиз по жизни. Кстати, вон тот холмик видите? Нам туда.

Обычная землянка в два метра высотой, полтора из которых были вкопаны в землю. Воздух внутри был сырым и затхлым, словно тут никого не было несколько лет. Стоявшая рядом с дверью маленькая печь была вся в копоти и саже, а рядом с ней лежала растопка и немного дровишек. Из мебели только три двухъярусных кровати, поставленные боком друг к другу. И полное отсутствие следов пребывания разумного существа.

На самом деле этой землянкой часто пользовались, особенно в тёплое время. Но зимой сюда мало кто приходил и поэтому сейчас всё такое унылое. Казалось, что брёвна, из которых построены стены и крыша, так и просили нас растопить печь, просушить воздух и лечь спать, позволив им вновь вспомнить для чего они были срублены и сложены здесь вместе.

— Кто знает умение «Огонёк»? — спросил я.

Парни, разбросав сумки по нарам, стояли и разминали затёкшие плечи и спины. И все как один ответили утвердительно.

— Имтар, растопи печь, а я посмотрю на твои навыки.

Имтар умел разводить огонь, при том мастерски. Проверив как выходит дым из трубы, а то вдруг она забита сажей и ночью мы просто задохнёмся, и увидев прямой столбик без завихрений, я раздал парням поручения: натаскать сухих дров и подмести в землянке лежащим в ней веником.

Мы же с Забримом, и в компании вытащенных из-под нар четырёх вёдер — пошли в сторону ручья. Питавшийся от нескольких родников, он не замерзал зимой и в нём всегда была вода, а его близость к землянке делала её излюбленным местом для ночлега. В сезон, когда наезжали толпы благородных, использование этой и других землянок распределялось по дням, но сейчас мы одни во всём лесу: за последнее время ни один авантюрист не брал задания и, следственно, не собирался идти в эти места. Охотников и собирателей из ближайших деревень тоже опасаться не стоило: собирать-то пока нечего, а разрешения на охоту выдавали только после праздника.

Когда мы дошли до ручья, парень подбежал к нему, присел, пошатнулся и чуть не плюхнулся головой вниз, пытаясь испить холодной водицы. И тут же весело засмеялся. Пожурив Забрима за ребячество, я повёл его дальше, к рукотворному водосбору.

Если мне приходилось пользоваться землянкой, неважно этой или другой, я всегда мысленно благодарил тех, кто отвечал за город и его окрестности. Ведь у этого города лишь два источника бюджета — скверный луг и благородные, что приезжают ради скверного луга. И чтобы они чувствовали себя как можно в большем комфорте и тратили как можно больше денег, город сам тратился на лесничих и на поддержание землянок в хорошем состоянии.

Те же лесники выкопали и выложили камнем да цементом водосбор, к которому мы пришли. И рядом воткнули табличку, на наречии равнинных эльфов и людском грозящей божьей карой и штрафом всякому, кто посмеет опустить в водосбор что-то помимо вёдер. Наполнив их свежей водой и дождавшись, пока парень вдоволь напьётся, мы двинулись обратно. А пока шли, Забрим истрепал себе все нервы в предвкушении скорого ужина и отдыха.

Пока мы ходили, ребята слегка перестарались в сборе хвороста с валежником: его теперь хватит на весь вечер и даже на утро останется в достатке. Похвалив их за труды, я принялся показывать, как из простой крупы, нескольких овощей, сыра и вяленого мяса в походных условиях приготовить вполне съедобное и вкусное кашло. Благо, что несколько котелков всегда лежали в землянке под нарами и тащить их с собой нет смысла.

После был чай: насыщенный, терпкий, горячий. Забрим вынес бутылку хаарского бренди. Прекрасный напиток готовят на южном континенте. Он пахнет спелой земляникой, только сорванной с куста, с лёгким вкусом ржаного хлеба и приятным послевкусием, смешавшим в себе нотки горелого дерева и что-то травяное. Всю свою историю хаарское бренди не было напитком знати, но пользовалось большим спросом среди охранников и солдат за успокаивающий эффект. Самое то, после долгой смены и опасного патрулирования сесть у костра, смешать бренди с чем-нибудь горячим и немного расслабиться перед очередным тяжёлым днём.

Сняв пробу и убедившись, что выпивка прекрасно подойдёт под этот спокойный вечер — я конфисковал её.

Ребята, естественно, возмутились, но я был непреклонен. Наотрез отказавшись их спаивать, я объяснял это тем, что они завтра будут с похмельем и на лугу ошибок наделают. Парни всё продолжали убеждать, что такого не случится, что они не подведут, но моё самое последнее и веское «нет» стало ударом ножа в сердце — они замолчали, накуксились и страшно обиделись.

Вдоволь насмеявшись над их надутыми лицами, я попросил протянуть кружки. Парни сами засмеялись поняв, что их разыграли. Но им пришлось принять правило, что алкоголь только вечером и немного, иначе могут забыть о пути авантюриста.

Вскоре огонь костра оранжевым светом освещал в вечерней темноте четыре усталых, но умиротворённых лица. Скинув обувь и пододвинув ступни поближе к костру, парни грелись от его жара и поочерёдно зевали. Но никто не хотел идти спать — каждый из них, укутавшись в одеяло и греясь от огня, сжимал в руках кружку приятным напитком и тайно желал, чтобы этот приятный момент продлился как можно дольше.

— Землянка готова. Всё ребят, на нары и спать, и так уже долго сидите. Вам вставать рано и завтрак готовить, — скомандовал я, вернувшись обратно после очередной проверки землянки.

— Может… — Ридалий громко зевнул, —… без завтрака?

— Поздравляю, ты лично будешь готовить утром. Не смотри так, Ридалий, сам напросился. А теперь пошли спать!

В землянке весь вечер горела печь. Помещение немного подсохло и сырость уже не так сильно давила на грудь. Заодно стены прогрелись и теперь можно было спокойно спать, не боясь околеть до утра.

— Рядом с печкой самое тёплое место! — возмутился Лудик узнав о великой несправедливости: место на нижнем ярусе нар рядом с печкой досталось не ему.

— Оно моё. Возражения есть? Располагайтесь быстрей, пока свеча горит, и спите. Я лягу позже.

— Почему? — раздался хриплый голос Имтара, который первее всех забрался на своё место.

— Перепил бримдерского отвара и теперь уснуть не смогу. Посижу пока что и подумаю о завтрашнем походе.

— Это то… что вы пили… весь день из бурдюка?

— Да. Ночью засиделся за зельями, вот и не выспался, а отвар сильно бодрит. Расположились? — я окинул взглядом парней, устроившихся по своим места. — Хорошо. Я скоро сам лягу, так что спите.

Вернувшись обратно к костру, я пил чай, рассматривал в лог-файле вкладку с картой и раздумывал о пути, с которого лучше будет зайти на луг. Единственное, что важно — это прийти к его северной стороне.

Ещё раз мысленно построив маршрут, я закрыл лог и устало посмотрел на огонь. Языки пламени под аккомпанемент треска горящих веток вылетали из догорающего костра и стремились подняться как можно выше.

Я наблюдал за ними, а моя память вытаскивала из своих глубин картины недавнего прошлого, тоже стараясь поднять их как можно выше.

«„----“»

— А теперь, Бриан, раз ты меня на такое дело подбил — рассказывай про парней. И подробно: какая семья, когда приехал, какой характер и всё остальное.

— Давай начну с самого необычного и интересного.

— Уж изволь. И можно ещё чаю?

— Конечно. Для начала расскажу про равнинного эльфа из этой компании по имени Лудик Ковильяни. Он первым в город приехал, чуть больше месяца назад. И сразу начал ошиваться то у меня в гильдии, то в ратуше, то в церкви, то ещё где. Вынюхивал про всех и вся да знакомствами обрастал. Даже на кого-то из церковников успел выйти.

— Грамотный парень. Его б к какому-нибудь монарху в секретную службу.

— Ты близок. Его семья земельных наделов не имеет, но у неё есть несколько ремесленных мастерских с лавками, торгующих луками и арбалетами. А ещё имеется два профессиональных стрельбища. Там проходят практику не только подразделения лучников с ближайших городов, но и пара наёмничьих отрядов частенько наведывается молодняк подтянуть.

— Эта семья имеет некоторое вхождение при дворе императора?

— Короля. Они находятся практически на самой нижней ступени дворцовой иерархии. Но даже при этом положении, хочешь не хочешь, а придётся участвовать в политических интригах. Собственно интриганство и сыграло с ним злую шутку.

— Его кто-то подставил?

— Он сам.

— Не понял.

— Выросший достаточно неглупым разумным, притом родившись вторым сыном и нахватавшись зачатков начинающего интригана в семье, которая всю свою историю борется за существование…

— Дай угадаю: он понял, что ему не видать наследства и решил подставить старшего сына?

— Именно.

— На чём раскрылся?

— Не знаю. Знаю только, что его замысел раскусил его же отец. Но вместо того, чтобы повесить, отправил сына на вольные хлеба. Как это обычно бывает у благородных — дал достаточно денег, чтобы его семейство не прослыло бедняками, снарядил и сказал, чтобы забыл дорогу назад.

— Как обычно, одним словом. А что он пытался сделать?

— Каким-то образом умудрился назначить тренировку в одном стрельбище в одно и тоже день сразу и для отряда лучников одного барона, так и для какого-то отряда наёмников. Всё бы нечего, только наёмники не так давно бушевали на землях барона и сильно побили этих лучников.

— А этот барон…

— Имеет тесные связи с дворцовой канцелярией.

— А это стрельбище…

— Находится под старшим сыном, назначенным туда в качестве главного управляющего. Специально, чтобы опыта набирался. Представь себе бойню, которая могла бы там произойти. И вообрази масштабы скандала, который потом случился бы во дворце.

— Тогда его отцу пришлось бы притащить на блюде голову старшего сына и молиться, чтобы его собственную рядом не положили.

— Это в лучшем случае, Ликус.

— Какой прекрасный разумный, с которым мне всё ясно. Давай про следующего.

Глава 2

Предрассветная тишина изредка нарушалась пением птиц. Разожжённый костёр, пять минут назад бывший лишь ветками, небольшим радиусом освещал землю во круг себя и не мог справиться с утренним холодом.

Поёжившись и убедившись, что огонь не потухнет — я направился в землянку. В ней было тепло, хотя печка давно погасла и крохотное оконце под самым потолком всю ночь было открыто. Горящая свеча, стоявшая на печке, тусклым светом освещала беззаботно спящих на нарах разумных. Складывалось впечатление, что от усталости каждый из парней даже не поменял позы, в которой уснул.

Мне нужен был спящий на нижнем ярусе центральных нар. Тот, видел сны о захватывающих приключениях и дальних странствиях, о коварных врагах и прекрасных соратницах, о великих подвигах и грандиозных победах.

— Ридалий, вставай! — я насильно вытащил благородного из-под одеяла. Его сонный несфокусированный взгляд как бы говорил, что владелец тела ещё не в нашем мире. — Спасайся, дикие шибуршунчики нашли нас! Надень боевой котелок, возьми веник, эту дохлую крысу и срочно беги к костру, там тебя не найдут! Только спаси крыску!

Я вытолкнул парня из землянки и прислушался: тихие, неуверенные шаги постепенно отдалялись от входа. Со вторых ярусов Имтар и Лудик вглядывались в полумрак недоумевающими и сонными глазами. Забрим же, спавший в дальней части, так и не проснулся и лишь тихонько сопел. Сказав ребятам, что у них есть ещё время на сон, я сам вышел на улицу.

Свет от костра освещал силуэт человека, слегка раскачивающегося туда-сюда. Взгляд Ридалия медленно плыл от предмета к предмету.

Вот он смотрит на сжимаемый в правой руке облезлый веник, которым вчера подметали пол в землянке и пытается понять: как им можно защититься от неизвестного и грозного врага? Теперь он недоумевающе смотрит на труп жирнющей крысы, что почти всю зиму провела в землянке, сожрала все спрятанные там припасы и когда её заметили — не смогла улизнуть из-за своих габаритов. В голове парня лишь два вопроса: зачем её защищать и что в ней такого ценного? А вот теперь он принюхивается и не осознаёт, почему оставленный в родительском доме боевой шлем пахнет вчерашним ужином.

— С добрым утром, — я подошёл к парню и сняв котелок с его головы.

Он наконец проснулся, и удивлённо посмотрел на меня. И с не меньшим изумлением принялся озираться, пытаясь понять: почему он на улице в каком-то лесу, а не в удобной гостиничной кровати?

— Отдай крысу, она дорога мне как память.

Ридалий вновь посмотрел на меня с немым вопросом. Проследив за моим взглядом, он уставился на свои руки. И с писком дикого хомячка тут же выкинул тушку несчастного животного куда-то во тьму. Он уже хотел следом отправить и веник, но остановился, когда я заставил его пойти умыться водой из ведра. Оставленное на улице, специально для утренних процедур, за ночь вода в нём сильно остыла и бодрила сонный разум. Судя по оханью и лёгкой ругани — не только мне она помогла окончательно проснуться.

Через полчаса, когда солнце наконец выглянуло из-за горизонта, вся наша компания уже сидела вокруг костра. Когда разумный прожёвывает пищу, его мозг обязательно просыпается и начинает контролировать этот процесс — а то и язык можно откусить ненароком. Но парни, хоть уже и покончили с кашей, всё также зевали. И сонными глазами смотрели, как в маленьком котелке варился травяной чай.

Меня не прельщала возможность ждать, когда они раскачаются и наконец проснуться, поэтому я решил немного подтолкнуть их организмы. Я вынес из землянки один из своих бурдюков — тот, в котором всё ещё оставалось немного отвара.

— Давай кружки, — каждому из парней была налита по паре глотков и бурдюк окончательно опустел. Ребята принюхивались к жидкости и с брезгливостью воротили носы. — Она горчит, так что выпейте залпом. А кто не выпьет — не получит к чаю сладкие хлебцы.

Всё ещё оставаясь детьми в душе, они резко оживились при упоминании сладкого, вкус которого не чувствовали со вчерашнего дня, и не раздумывая выпили содержимое. И вполне ожидаемо скривили лица да принялись отплёвываться от неприятного послевкусия. Лишь почувствовав сладость хлебцев, они прекратили сотрясать попусту воздух, а на их лица заиграли довольные улыбки.

Хотя, это были не пшеничные хлебцы, а больше галеты: ведь кроме муки, соли и воды в них ничего не было. Но при замешивании теста в эти галеты добавлен мёд. Именно из-за него так оживлённо хрустели лакомством благородные молодые разумные в мятых одеждах, сидя посреди леса вокруг костра. Это из-за мёда пшеничные квадратики блестели при свете костра и дарили мимолётное наслаждение тем, кто привык к сладкой жизни.

— Ну что, немного проснулись? — ребята утвердительно закивали головами, не пытаясь заговорить с набитым ртом. — Сейчас пока рано идти на порченый луг, поэтому сначала отправимся за травами.

— Но ведь… — Имтар первым попытался возразить.

— Я помню, что вчера сказал. Но ночью было слишком холодно, воду в вёдрах подморозило. Надо дать верхнему слою земли прогреться, иначе на порченом лугу мы увидим только себя.

— Тогда зачем мы так рано проснулись? — раздался голос недовольного Лудика.

— Люблю смотреть, как другие страдают.

— Я ног и так не чувствую, а вы меня ещё и первым разбудили!

— Ничего, Ридалий, скоро почувствуешь. Правда, ещё темно, чтобы выдвигаться, поэтому пока что мы подготовимся к вечеру: обедать всё равно будем рядом с лугом. Сейчас сварим новую порцию чая, подождём пока остынет, разольём по бурдюкам, возьмём сухомятку и пойдём.

— А, чего бы не просто воду?

— Можно и воду, но всё равно её кипятить придётся. Тогда уж лучше чай — он полезней.

— Зачем нам наблюдать какие-то горенья,

Ведь можно взять магическое средство,

Исполнить смысл его предназначенья,

И уйти к тому, что сердце завлекло.

— Ридалий прав, — остроухий махнул рукой в сторону начинающего поэта так быстро, что едва не пролил чай из кружки. — Можно же магическим очистителем воспользоваться.

— Замечательное предложение. Он у тебя есть?

Лудик замотал головой. Я персонально спросил у каждого парня и каждый ответил, что у него нет подобного устройства. Но они с недоумением глядели на меня.

— Вы правильно смотрите и правильно догадываетесь: у меня он есть и сейчас лежит в сумке. Вот только если можно сэкономить заряд, значит — нужно сэкономить заряд. Это одно из базовых правил использования магических инструментов. Так что будем кипятить воду и варить чай, а что б не скучно было — наш начинающий менестрель развлечёт нас.

— Я что ли? — Ридалий своими выпученными глазами мог бы сойти за жабу: уж очень сильно его впечатлило моё предложение.

— Да, ты. Вчера вы так увлеклись рассказом Лудика, что тебе не дали и слова сказать. Где ты провёл вчерашнее утро?

— Все друзья мои хотят хоть раз,

Услышать о бравых похожденьях.

И коль мне нечего утаивать от вас,

Я…

— Ридалий, — у меня заболела голова от этих тупых стихов, — ты лучше навыки поэта прибереги до подходящего момента… — я осёкся осознав, что сам окончательно одурел от происходящего и заговорил в рифму. — Давай ты поупражняешься в стихоплётстве потом, как на луг выйдем. Сейчас как простой разумный разговаривай.

— Я осознал, что требуется от меня,

Хоть сложно в дикой форме изъясняться,

Я… — парень запнулся увидев, как я пальцами стал массировать виски.

— Да что тут говорить? У шлюх он был, — лаконично вывел Лудик.

— В борделе? Обычно, когда говорят фразу «поправить здоровье», то подразумевают поход в питейную.

— А, да! Крестьяне у нас тоже так выражаются.

— Да потому что я спину прямо держать не могу, пока не почувствую горячее лоно! — оправдывался Ридалий. — Иначе мой приятель весь день будет натирать штаны

— Ты всё утро провёл в борделе?

— И будь моя воля, то остался б там на весь день. Как и оставался до этого! — он гордо задрал подбородок. — Со дня моего приезда каждый день хожу!

Воцарившуюся перед землянкой тишину нарушало редкое дуновение ветерка да треск костра. Все молчали не зная, как реагировать: то ли порадоваться за отменное здоровье Ридалия, то ли покривится от его озабоченности, то ли просто пожалеть. Имтар же вообще отодвинулся и старался не смотреть на менестреля.

— И зачем так часто? — спросил Лудик, решив отомстить своему приятелю. Ридалий вчера вывел его на откровенность и теперь остроухий желал того же.

— А чего тут непонятного? Сейчас же в городе почти нет благородных, не считая нас четверых. И тех, кто в городе живёт. Сейчас же самые дорогие мамзели скучают!

— Ты помогаешь им не скучать?

— И это тоже! Но ведь подумай сам, мой добрый друг: у них сейчас нет посетителей, и они с удовольствием скидывают цену. Кто на десятую, а кто и на пятую часть! Ты же сам сказал, что в этом богами проклятом на скуку городе летом протолкнуться невозможно от чистых кровью господ.

— Говорил, — остроухий эльф кивал в ответ, но пока что не угадывал логики.

— А значит летом они опять поднимут цены и нужно наслаждаться каждой минутой и часом, пока не пришла злосчастная пора. Каждой! Ведь именно сейчас, — голос Ридалия стал немного сдавленным, словно тот грезил о садах Семирамиды, — те женщины, что не входят в особые круги статных дам, готовы за серебряную монету сделать что угодно. Особенно эта, с уродливой родинкой, — он похлопал себя по правой стороне груди. — Я советовал вам зайти к ней. Будь моя воля, так я б и вырвал эту мерзость.

— Ты говоришь про Гурану? — вчера, пока мы шли, этот озабоченный полностью подтвердил данное Брианом описание. А вот теперь, похоже, решил добавить в свой портрет пару новых штрихов.

— Я не знаю её имени — подобные ей на одно лицо и род. Но с какой жадностью, вы б видели, друзья, она меня встречает, готовая исполнить любую прихоть лишь стоит вложить ей в руку звонкую монету. Ох, и на что только готовы пойти эти животные…

— Потом договоришь. Вода закипела, начинай варить чай.

Я прервал этот омерзительный поток мыслей, который невозможно вынести ни мне, ни Имтару. Парень сидел с перекрученным от отвращения лицом, а вот остальные были не против дослушать до конца.

Солнце уже достаточно поднялось и теперь, когда лес уже не так страшен своей темнотой, я принялся раздавать поручения. Вскоре ребята разбежались: один пошёл убирать в землянке, двое других направились за водой, а четвёртый, с самого утра назначен поваром, от костра не отходил ни на шаг.

Когда Лудик и Забрим вернулись с вёдрами, Имтар подмёл в землянке и окончательно добил служивший нам верой и правдой веник, а Ридалий закончил проваривать чай — они все четверо были брошены на поиски нового топлива для костра. Сидя на поваленном бревне, я с удовольствием наблюдал за хаотичным движением мелькавших силуэтов. Словно соревнуясь кто больше принесёт, благородные резво бегали по лесу. И постоянно возвращаясь к землянке с охапками хвороста лишь для того, чтобы бросить его в кучу и убежать обратно.

Уже через полчаса я подводил итоги: четыре ведра, стоящие сейчас в землянке, позволят не волноваться о воде сегодня вечером; дров было натаскано столько, что хватит на несколько дней вперёд; и гора принесённой из города снеди, которой даже мне одному хватило бы на неделю. Можно было выдвигаться.

С собой каждый из парней взял оружие да почти пустой мешок на спину. В них был собран не самый хитрый набор: бурдюк с чаем, еда на обед и у кого моток толстой верёвки, тряпичные мешки или пропитанные воском куски ткани. Вечером всё равно возвращаться, так что спину лучше не нагружать.

Тропинка, по которой мы добирались к землянке, шла через весь лес к порченому лугу. Как и вчера, я осматривался, ища нужные травы. Но больше любовался обликом земли, на которой редкими волосинками виднелись проклёвывающиеся зелёные стебельки, где по одному, а где и целыми изумрудными островками. Настоящее удовольствие выполнять задания на ранневесенние растения, искать их уж очень легко — почти все они растут на опушке леса или на маленьких полянках внутри него. Кроме волчьего лыка, кусты которого можно найти прямо в лесу посреди чащобы.

Свернув с тропинки, я повёл группу как раз к одной из таких полянок.

К пятой по счёту полянке мы пришли, когда солнце заняло свою центральную позицию на небе и всё отчётливей слышалось урчание молодых животов. Стоило найти удачное место и рассесться на двух упавших деревьях, как парни тут же вытащили еду из сумок. Зверски проголодавшись за поиском и сбором трав, благородные жадно вгрызались в вяленое мясо и громко хрустели сухими лепёшками.

— Мне осталось собрать хохлатку по заданиям, но она растёт рядом с ручьями, — отпив чая, я принялся рассказывать парням о наших дальнейших действиях. — Вечером покажу вам её, когда будем возвращаться. На этом с травами закончим.

— На что она вообще похожа? — поинтересовался Лудик, прожевав кусок хлеба.

— Тёмно-синие цветы… Лучше один раз увидеть, так что дождись вечера. Там и покажу, как подготавливать собранные растения.

— Их ещё и подготавливать надо? — Ридалий чуть не выронил бурдюк от осознания, что ещё и вечером предстоит возиться травами.

— Не всегда требуется, но лучше подготовить. Так растения дольше будут в хорошем состоянии. Восковая ткань как раз для этого — она не позволяет влаге из них испарятся. А вообще, когда придём в город, то вы выучите наизусть базовый справочник по растениям.

— А, я не хочу это всё учить! Ну, этикет учи, правила учи, как за столом сидеть учи, всё учи! И ещё и растения учи?

— Вам не только растения нужно знать, но ещё животных, птиц и рыб. И не будем забывать о порождениях скверны.

— Волчьим криком бы завыть,

Желая всё это забыть!

Хочу с врагом клинки скрестить,

Чем всяких птиц ловить!

Я, как представится возможность, с гордостью вольюсь в ряды отважной братии, что клинки свои сдаёт в наём.

— Вступи в наёмники, раз так хочешь — твоё право. Но даже они выполняют различные контракты. И на травы тоже. Если посмотреть на весь северный континент, то между войнами и всякими военными кампаниями могут быть промежутки и в полгода. И вот что ты будешь делать, когда деньги кончатся?

Ридалий молча посмотрел на меня. Впрочем, как и остальные.

— Правильно, — я продолжил поучать парней, — пойдёшь траву в ближайший лес собирать и, как ты выразился, птиц ловить. Так что справочники нужно будет изучить полностью.

— Это те, которые можно попросить в гильдии?

— Да. И не забывайте, что у вас есть наставник. Разумные неблагородного рождения мечтают, чтобы их вот так за ручку поводили по лесу и всё объяснили. В отличие от вас, многие даже читать не умеют. Бывает просят других и даже платят за то, чтобы им прочитали с книги. Поэтому, если я говорю, что надо учить, значит — надо учить. А теперь не отвлекайтесь и ешьте — скоро дальше пойдём.

Я медленно прожёвывал хлеб, запивал чаем и слушал рассказ Ридалия, прерванный утром — он во всех красках описывал свои похождения по борделям. И раздавал ценнейшие советы Лудику и Забриму о том, куда и к кому стоит зайти в городе. Имтар же отсел подальше, пытаясь спасти свой разум от таких подробностей.

Мой же разум, наоборот, вспоминал детали недавнего разговора.

«„----“»

— Ридалий Мэдэмблик — тоже второй сын. У его семьи есть небольшие земельные наделы, но больших связей во дворце не имеет.

— Так, Бриан. Я надеюсь, он ничего такого не совершал и просто приехал сюда, потому что уже взрослый?

— Да, ты абсолютно прав — он уже взрослый. Настолько взрослый, что перетрахал почти всех служанок его семьи. А про личную рабу я умолчу — их за последний год несколько сменилось.

— Растущий организм требует выхода энергии. Его родители должны быть рады такому крепкому здоровью сына.

— Если говорить только о физическом здоровье. Как он выразился, когда я спросил про частые смерти рабынь: «Ломаются игрушки слишком быстро». Понимаешь о чём я?

— Из-за пары «сломанных» рабов он впал в немилость?

— Он впал в немилость, когда решил, что его родная сестра хороша собой.

— А это уже серьёзно.

— Это очень серьёзно, Ликус. Сам посуди: у его семьи земель немного, но там есть хороший источник глины. Из неё делают керамику, которая впитывает в себя магию. Немного, правда, но для хранения лекарств и вин вполне сойдёт. Там только зола особая нужна, и вот тут…

— Ты про золу Ваунтоса?

— Что?

— Название золы. Её получают при сжигании в специальных печах коры красной ели вместе хитином Шос’таонского древоточца скверны. Ты про неё говоришь?

— Вполне может быть. Её делают на землях дворянского рода далеко на севере, там ещё растёт какой-то редкий вид дерева.

— Это точно зола Ваунтоса. Я понял, про какие места ты говоришь. Но какая связь между этой золой, глиной и девчонкой?

— Эти две семьи — соседи. И обе на одной ступени дворянской иерархии, но из-за некоторых событий в прошлом они постоянно цапаются. Не так давно главы семей решили породниться и положить конец бессмысленной вражде. Как раз у другой семьи старшему сыну шесть лет исполнилось, а значит — он готов к помолвке.

— И тут на сцену вышел Ридалий с выпирающим из штанов либидо?

— Почти сразу, как провели церемонию. Семьи даже планы строили, где и у кого что размещать. В выигрыше там стали бы все, особенно простой люд.

— Земли северные и там мало работы, а тут что-то новое. Хоть какое-то развитие, да?

— Именно. Сам посуди: кроме этой глины, леса и скверны там делать толком нечего. А тут Ридалий объявился… В случае чего, высшим эльфам нетрудно было бы вылечить здоровье восьмилетней девочки, по прихоти брата ставшей женщиной. Но кто ей разум восстановит?

— М-да. Есть что ещё?

— Нет, с ним я закончил. Давай про… А, нет, вспомнил одну вещь. Но она не про Ридалия, а про тех детишек. Говорят, они друг друга впервые увидели как раз на церемонии, а когда она закончилась — то весь день провели вместе и всё время держались за руки. Ну вот скажи: разве их чистая детская любовь не провидение богов?

— Каким ты был сентиментальным, Бриан, таким и остался.

— Ну, я хотя бы не так сильно изменился. В отличие от тебя.

— Такова жизнь. Кто третий?

«„----“»

— Мы закончили собираться и готовы идти, — голос эльфа с чёлкой вытащил меня из воспоминаний.

Ребята действительно были готовы: еда съедена, личное оружие ещё раз проверено.

— Хорошо. Нам до скверного луга идти немного и…

Внимание, входящий сеанс мыслеречи от маяка дальней связи из города Эльбен

Желаете принять?

От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Не понимая происходящего, но с нотками тревоги на душе, я попросил парней подождать и принял сеанс.

«Лик’Тулкис, вы в безопасности? Способны поддержать разговор?»

«Нурт? Какого лешего?»

«Скажите, вы в безопасности?»

«Да, я могу говорить. Слушаю тебя.»

«Я связываюсь с вами с помощью маяка дальней связи, стоящего в администрации города, через способности мыслеречи мавдара, завязанного на этот маяк. Я связываюсь с вами по поводу контрактов на сбор трав, что были взяты вами несколькими днями ранее.»

«Что с ними?»

«Вы закончили сбор трав или вы ещё в процессе?»

«Уже давно. Хочу сдать послезавтра: не закончил подготовку некоторой части.»

«В этом нет необходимости. Недавно в гильдию приходил держатель одного из ваших контрактов и попросил ускорить его исполнение. Готовы ли вы исполнить контракт и принести травы завтра?»

«Готов. Я завтра сдам всё.»

«От лица гильдии и держателя контракта благодарю вас за понимание. Пока сеанс не окончен, я хотел бы донести до вашего сведения, что в ближайшее время на осквернённое место придёт отряд исследователей из Всеобщей Церкви. Вследствие чего они просят ограничить походы разумных в его сторону, дабы позволить нечестивому месту приять свой первозданный облик.»

«Благодарю за информацию. Хочу спросить: причины похода церковного отряда известны и общедоступны?»

«Да, вы можете с ними ознакомится завтра по пришествию в гильдию.»

«Хорошо. Я завтра буду до обеда. Заканчивай сеанс.»

Внимание, сеанс мыслеречи окончен

Глава 3

Я стоял, смотря исподлобья в чащу леса. Но мой взгляд был пуст, я просто смотрел в никуда. Лишь в глубине глаз мелькал холодный огонёк, рождавшийся от нескончаемого потока мыслей, предположений, догадок.

Внезапное сообщение от Нурта разрушило грамотно выстроенный план действий на ближайшие дни, отчего негодование тяжёлой маской отражалось на лице. Парни напряглись, видя помрачневший облик наставника — они не могли принять тот факт, что выражавшее лишь спокойствие и доброту лицо способно к другим эмоциям.

— Лудик, ты вчера говорил, что у тебя есть знакомые в церкви. Это правда? — холодным, практически металлическим и бездушным голосом я обратился к эльфу.

— Ну, да. А…

— Помолчи и постарайся вспомнить всё, о чём ты с ними говорил. Со мной только что связались из гильдии, — на этих словах парни занервничали. — Забрим, Имтар, Ридалий — посматривайте в лес. Я чуть позже всё объясню, а сейчас мне надо подумать.

И подумать было о чём: как минимум три темы срочно требовали разложить их по полочкам.

Первое: мои планы уничтожены, разорваны на мелкие кусочки и пущены по ветру. Я хотел сегодня поводить парней по северному краю луга, а завтра отвести их в густую часть леса. Но не судьба — теперь придётся импровизировать.

Второе: что-то происходит в городе. Нурт не просто так подчеркнул, что использует маяк администрации — как-то иначе он не смог бы связаться.

Третье: происходящее связано с церковью. Но церковники так просто отряды в скверные места не посылают. Случилось что-то серьёз… Совсем забыл про процедуру опознания скверны! Весна же пришла, стаял снег, земля потихоньку прогревается и луг вновь начинает жить своей жизнью, значит — отряд исследователей из церкви должен подтвердить, что порченное место не изменилось за зиму и им можно пользоваться дальше. Как раз через две недели праздник, а там и до открытия сезона недалеко. Всё сходится. И ещё этот отчётливый намёк сдать задания именно завтра — тому подтверждение. Теперь нужно кое-что уточнить.

— Всё вспомнил? — от внезапно заданного вопроса Лудик не на шутку перепугался.

— Что именно?

— Всё, — я продолжал изображать негодование, хотя внутренне я был полностью спокоен.

— Да, помню. Что случилось?

— Скажу прямо — мы завтра уходим в город.

Поток возмущений, брани, нецензурных выражений и проклятий в адрес всех и вся, казалось, не имел конца: Лудик вспоминал церковников, Забрим проклинал гильдейских работников, Ридалий обещал кары небесные работницам борделей. Почти всегда флегматичный Имтар и тот сокрушался о таком повороте событий. И все частенько поглядывали на меня.

— Успокоились? — я продолжил, когда благородные прекратили сотрясать воздух. — Объясняю: церковная группа в ближайшие дни придёт на скверный луг для его изучения. Для нас это значит, что он должен быть без следов нашего пребывания.

— А, как же охота?

— К этой теме мы ещё вернёмся, не перебивай. Лудик, ты про поход что-нибудь слышал в церкви?

— Нет… — он на секунду задумался. — Нет, я точно помню, что ни про какие походы ни трихтих Хубар, ни кто бы то ещё не говорил.

— Значит, это всё из-за того ребёнка. Похоже, церковники испугались и решили на всякий случай проверить луг на признак грядущего всплеска.

— То есть, мы теперь туда не пойдём?

— По-хорошему да, — я на секунду замолчал, изображая глубокие раздумья. — В скверну церковников. Отправляемся на луг, я по пути всё объясню.

Лица парней моментально посветлели: они всё-таки опробуют себя в роли истребителей скверны. Они уже были готовы помчатся ветром сквозь лес, и лишь мой неторопливый шаг сдерживал их.

— Буду честным, у нас не так много времени. Сегодняшний день, и всё. Завтра утром надо идти в город. Но, — не останавливаясь, я пальцем показал на Забрима, — у тебя завтра с утра заболит живот и нам придётся задержаться.

— А, чего я?

— Да нет же, — Лудик понял мою идею, — ты просто скажешь, что с утра у тебя болел живот и нам пришлось задержаться.

— Именно. Тогда мы проведём первую половину дня на лугу, а в город пойдём после обеда.

— А, хорошо. Так я скажу.

— Молодец. Сегодня потренируетесь на лугу, потом… — я задумался о дальнейших действиях. — Да, час потренируетесь на лугу, а потом сходим вглубь леса.

— А там… что? — прохрипел Имтар.

— Там одно животное обитает, которое нравится любителям охоты.

— О, так я люблю охоту! Я часто охотился в родных лесах на всякого зверя! Что это за животное? К какому виду оно относится? Какие повадки? У него сейчас период спокойствия или он хищник и сейчас активен? — Забрим сильно оживился, чем удивил парней.

— Слишком много вопросов, которые я оставлю без ответа. Скажу одно: я его только покажу, потому что сезон охоты откроется ближе к осени. Понял? — Забрим закивал головой, но его так и переполняло желание поскорее узнать о ком шла речь.

Я продолжил рассказывать о наших дальнейших действиях: после экскурсии к животному мы вернёмся к порче, там ещё немного поупражняемся, уйдём на ночлег, утром встанем рано и до обеда пробудем на лугу. А уже потом немедленно отправимся в город. Мужик должен будет ждать нас на том же месте к обеду, но подождёт до вечера — всё же ему следует отработать те золотые. Парни тут же согласились с моим предложением и даже не стали препираться. Они понимали, что я и так сильно рискую, пренебрегая просьбой церковников.

Дальше мы шли молча, стараясь не останавливаться и лишь дважды нам пришлось вставать посреди леса. В первый раз, когда Лудик угадил ногой по щиколотку в грязное месиво и разразился гневной тирадой. Вытащив насквозь промокшую конечность и отряхнув обувь от прилипшей грязи, он ещё долго ругался, поправляя чёлку после каждого бранного слова. Во второй раз ситуация повторилась, но по лесу прокатилась возмущение из хриплой глотки.

На осквернённый луг мы вышли внезапно, как это и бывает с порченым местом. Лес как отвесная стена просто кончился, обрубил сам себя, не желая соприкасаться с чем-то мерзким. Позади нас хор мелодий весеннего леса сливался в один поток — а впереди лишь ветра колыхал пожухлую траву.

— Вот и скверна, познакомьтесь, — я показал на открытое место. Парни всё ещё стояли рядом с деревьями и не понимали, где начиналась порченая зона. — Не бойтесь, подходите: мы ещё не на территории скверны. До неё метров сто.

— То есть… сто метров? — хриплый голос нарушил стоявшую несколько секунд тишину.

— Я не буду вдаваться в глубокие подробности, которые вам сейчас вообще ни к чему, а попробую объяснить проще. Вот у каждого порченого места есть своя, назовём это — силой искажения. И есть, собственно, мощь искажения. Сила и мощь для скверны — это разные вещи. Есть ещё энергия порченого места, но это немного другое.

— А, где сами монстры? Я не вижу их! — от возбуждения Забрим взглядом то и дело перебегал от одного края луга к другому.

— Видимая погань появится ближе к лету, когда теплее станет. Сейчас здесь только одно из подземных порождений. И то, придётся сначала поискать проснувшиеся участки.

— А что за сила у скверны? — поинтересовался Лудик.

— Скажем так — это способности скверны искажать природу, животных, разумных и вообще всё, что в неё попадает. Одни места способны породить совершенно новых причудливых тварей, а другие лишь исказят уже существующие.

— То есть, совершенно новые?

— Представь себе рысь с шестью лапами, у которой рот находится не на морде, а на спине. И эта кошка ловит жертву с помощью щупальца в пятьдесят метров длиной, которым выстреливает изо лба, обвивает добычу и отправляет в рот. Мне кажется, или в природе подобных существ не встретить?

— Мы тут таких не увидим? — эльф выглядел не на шутку перепуганным.

— Нет, это слабое по силе место.

— Мощь тогда… это что?

— Время, которое требуется порченому месту для того, чтобы восстановиться до первоначального состояния. Этот луг довольно немощен, поэтому восстанавливается за две недели.

Осквернённый луг представлял собой некое подобие трилистника, и на верхнюю часть правого листочка мы наконец-то пришли. И я сразу отправил парней в лес, найти себе по толстой и длинной палке, примерно с мой посох. Благородные не понимали зачем, но убежали сразу узнав, что она потребуется при добыче порождений.

Когда всё было готово, я подвёл парней поближе к порченой зоне и одолжил у Забрима меч.

— Примерно метров через десять начнётся скверное место. Стойте и смотрите, что я буду делать. Объяснения потом.

Я медленно направился к едва различимой границе порченого луга. Он был относительно слабым местом и неподготовленный разумный мог подумать, что здесь нет никакой скверны. Просто луг с пожелтевшей, прошлогодней травой и зелёными ростками новой. Только летом жуткой формы кусты, местами голые проплешины земли и странного вида листья высокой травы могли привести к опасным доводам.

Но скверна была здесь. Её отметины на моём теле отозвались лёгким жаром, стоило переступить незримую черту и войти во владения порчи — но я привык к такой реакции и не обращал внимания. Тем более сейчас, присматриваясь к земле и выискивая вспученные бугорки.

Примерно в двадцати метрах от границы один из них был замечен. Других не было рядом — это позволяло действовать во всю силу, не опасаясь удара в спину. Ребята всё это время прикидывались статуями, не моргали и дышали тихо-тихо, словно боясь спугнуть невидимого зверя.

— Успокойтесь, всё хорошо будет, — я говорил размеренным голосом, успокаивая благородных. — Смотрите внимательно. Очень внимательно.

Я быстро топнул по бугорку, отступил на шаг назад и стал считать секунды. На цифру три из земли молнией выскочило нечто склизкое и сразу заколыхалось, как ива на ветру. Не дожидаясь перехода в следующую фазу, я стукнул посохом в бок порождение — оно туже загнулось в сторону, откуда пришёлся удар, пытаясь обвиться вокруг врага. Как только существо изогнулось достаточно, я дёрнул посохом, вытаскивая тварь из-под земли.

Упав на землю, порождение стало неистово извиваться. Ровно через пять секунд оно замерло. Рядом других существ не было, раз из-под земли никто не выскочил, потревоженный ударами. Теперь есть десять секунд, чтобы спокойно подойти, наколоть существо на меч и направиться к ребятам.

Стоило проткнуть порождение, как из раны брызнул утробный сок. Запахло гнилым мясом, пролежавшим неделю рядом с болотной трясиной, а позади меня послышались надрывные гортанные звуки: ветер донёс отголоски тошнотворного запаха до ребят и Ридалию поплохело. Но стоило приблизиться к парням с извивающейся на мече тварью, и компанию менестрелю составили Лудик с Имтаром. Лишь Забрим стоял, широко улыбаясь и хитро щурясь, предвкушая скорую охоту.

Я скинул тварь на землю. Ударившись об твёрдую почву, порождение скверны лишь сильнее стало сгибаться и ворочаться. Можно отрубить ей концы, и оно прекратит шевелиться — но тогда не получится показать момент разделки трём всё ещё скорченным ребятам. Поэтому я принялся вновь и вновь вонзать остриё меча в чёрное тело до тех пор, пока оно не замерло.

От моих действий наружу вытекло ещё больше вонючего ихора, и даже спокойное лицо Забрима позеленело. Не говоря о парнях. Только очистив живот от недавнего обеда и подумав, что всё позади, они вновь принялись натужно стонать и отплёвываться.

— Ну что, привыкли к запаху? В первый раз видите вблизи порождение скверны? — спросил я парней, когда они встали напротив твари. Их взгляды были прикованы к телу чуть больше метра длинной.

По скрюченным от отвращения лицам было видно, что они справляются с неприятным запахом. На второй вопрос юноши дружно закивали.

— Что ж, тогда знакомитесь: Ровинский кольцевой червь скверны. Притом, довольно молодая особь.

— То есть… молодая особь? Они разве… не одинаковы?

— Нет. Есть совсем юная поросль, толщиной в палец, которую так и называют в этих местах — поросль. Такие, как этот, — я мечом показал на дохлую тварь, — с толщиной в полторы фаланги пальца считаются молодыми. Выросшая до трёх фаланг уже считается взрослой, а всё что крупнее — старой, самой ценной и самой опасной в плане добычи. Вот видите у этой…

— Нет, я… я о другом. Вы же… сказали, что скверна… восстанавливается!

— Именно! — Лудик особо пафосным способом поправил чёлку левой рукой так, чтобы всем был виден его именной браслет, — если скверна восстанавливается, то как порождения могут расти? Или они растут очень быстро?

Не люблю, когда меня перебивают, но сделаю вид, что этого не произошло. Надену на лицо самую дружелюбную маску и продолжу.

— Давайте остановимся на том, что они растут очень быстро, иначе я три дня буду объяснять только основы. Лучше смотрите на тварь и запоминайте, что я сейчас буду делать и что говорить — вам это пригодиться.

Тварь была похожа на дождевого червя: такое же сегментированное кольцами тело цвета густой смолы. Только верхняя и нижняя часть, в пятнадцать сантиметров каждая, отличались серым цветом. Они заканчивались острой четырёхгранной костяной пирамидкой, отражавшей солнце с неестественным металлическим отблеском.

Эти навершия были не чем иным, как ртом. Существо всегда находится в земле вертикально и та пирамидка, которая смотрит вверх — будет ртом. А смотрящий вниз конец будет выполнять противоположную функцию. Но стоит твари повернуться, как задачи пирамидок изменятся вслед.

После этих слов мне пришлось ждать, пока парни отойдут от отвращения.

Пирамидки позволяют твари вонзаться в землю как таран, помогая себе сильными жилами и мышцами. Но когда приходит время трапезы — пирамидка расходится на четыре части, сползая вниз по серому участку тела и открывая зёв, заполненный острейшими треугольными зубами. Ударяясь этой губительной глоткой в тело живого существа или другого порождения скверны, червь одновременно упирался в землю другим концом и использую его как своеобразный рычаг, впиваясь в плоть жертвы с огромным усилием.

Как часовой механизм, скрещённый с мясорубкой, его зёв перемалывает всё на своём пути: кожа, плоть, сухожилья, кости. Старая особь, длина которой нередко достигает четырёх метров, способна за считаные секунды прогрызть тело лошади. Даже латный доспех не будет особой преградой для такого порождения. Что уж говорить о кожаной обуви зазевавшегося разумного, оставшегося стоять на таком бугорке — её даже поросль пробьёт насквозь.

Почувствовав вибрацию червь дождётся приближения жертвы и, сгруппировавшись в течение трёх секунд, на огромной скорости вылетит из-под земли. Если же над бугорком никого не оказалось, то он метнётся туда, где была ближайшая точка вибрации. Но если на бугорке стоял разумный — он явно упадёт на землю с пробитой насквозь ногой. А упав, станет ворочаться. Чем привлечёт к себе других червей с ближайших мест, словно прося пробурить в нём как можно больше новых дыр.

Если же поблизости никого не было, то червь просто закопается в другое место, и рядом появится ещё один бугорок. Как говорят авантюристы: «Если видишь бугор, значит червь там. Если бугорка нет, но видна ямка — значит червя поймали. Если видишь рядом две ямки — раскрой глаза и ищи бугорок внимательней!».

Единственный способ поймать червя — откинуть его в сторону. Если ударить ему чем-нибудь в бок, то он как змея попробует обвиться вокруг неизвестного врага, а обившись — прогрызёт насквозь. Были случаи, когда в секунду червь обматывался вокруг собаки, бывшей верным другом авантюриста в долгих странствиях. Червь сдавливал её до хруста рёбер и прогрызал несчастное животное, а следом на кровавый пир откликались и другие.

Откинутый же в сторону червь будет пять секунд ворочаться, не понимая происходящего. Затем он замрёт на десять секунд. И лишь потом странными, но чётко слаженными движениями уйдёт вглубь земли, постоянно сжимая и разжимая тело.

— А теперь о том, что вас больше всего волнует: как же на этой твари можно заработать? Забрим, достань мешок, — здоровяк быстро выудил его из своего рюкзака и передал мне. — Отвернитесь, если опять станет плохо.

Двумя резкими взмахами меча я отрезал от твари серые части. Новая волна смрада постучалась в наши носы. Мне этот запах был привычен, а вот каждого из благородных затрясло. Но они смогли удержаться. Лишь смотрели слезящимися глазами, как из порубленного тела вместе с непонятными внутренностями вытекала густая жидкость едко-коричневого цвета.

— С поросли и молодых следует собирать только эти серые концы с пирамидками. Всё остальное не надо, — я закинул две отрубленных части в мешок, а чёрный обрубок откинул в сторону. — Через пару часов они испарятся и, возможно, оставят после себя вот те самые костяные верхушки и зубы. Возможно, оставят и серую кожу, но это маловероятно.

— Сколько… они стоят? — хриплый голос за всех парней огласил самый главный вопрос, которым задаётся каждый уважающий себя авантюрист.

— Опять же, всё зависит от особи. Например, поросль самая дешёвая: десять верхушек или пятьдесят грамм зубов оценивают в медяк. Серая шкура подороже, конечно, но с поросли и молодых её не собирают — слишком тонкая. Ну, в лучшем случае, с одной поросли можно получить полтора медяка.

— Сколько? — удивился Лудик. — Мне комната в гостинице обходится в пять серебра!

— Да тут же можно весь день провести и не заработать! — удивлённый не меньше Ридалий поддакивал своему другу.

— Так и случится, если добывать только поросль. Не забывайте: чем старше червь, тем выгодней его ловить. Он же растёт, а значит с ним растут и пирамиды с зубами. За полдня работы можно полностью оплатить ночь в гостинице. Не такой дорогой, как ваша, но кровать и крыша точно будут.

— Зачем их… добывать?

— Спрашиваешь, где используются эти части? — Имтар закивал головой. — Глубоко погружаться в процесс не буду, но из зубов и пирамидок изготавливают смазку для колёс телег. Хорошая вещь, ей все пользуются.

— Эта такая паста белая?

— Именно она. Держится в колесе долго, минимум месяц.

— А, с больших что? — спросил Забрим

— Со взрослых? — здоровяк закивал. — С них жилы можно получить, но их ещё нужно будет подготовить. Но ты на них не рассчитывай — в такую погоду они не развиваются.

— А…

— Хватит вопросов. Сейчас я с каждым из вас пройду к бугорку, под моим присмотрим добудете по червю, а потом уже и самостоятельно поохотитесь.

— Я! Я первый! — глаза здоровяка горели азартом.

— Ты последний! И не надо обижаться. По тебе видно, что у тебя полно опыта в охоте, ведь так? — Забрим едва заметно кивнул. — Вот, а у остальных, как я понял, его нет! Да и мне пока что твой меч нужен. Запомните одно: если по неосторожности вас продырявит червь — вы умрёте! «Вторую броню» же никто из вас делать не умеет?

Парни переглянулись и замотали головами. Навык формирования физического щита, или как его называют «Вторая броня», а с ним и соответствующее умение открывается на двадцать пятом уровне. И парни ещё не достигли его.

— Тогда тем более вам надо быть предельно осторожными. Лудик, ты первый.

Проведя отдельные уроки, я позволил парням охотиться самостоятельно. Каждый из них носил с собой по мешку, куда складывал отрубленные части. Нельзя сказать, что вначале всё шло гладко, но постепенно ребята приноровились и их движения больше не были такими скованными и неуверенными. Лишь Забрим в охотничьем кураже носился по лугу от бугорка к бугорку, показывая чудеса сноровки.

Пока парень азартно бегал по полю, мои мысли азартно бегали по закоулкам памяти.

«„----“»

— Забрим Грундарский. Он собственно…

— Стоп. Ещё раз, как?

— Забрим Грундарский.

— «-ский»? Первый сын? Или наследник?

— Считай всё сразу: и первый, и наследник, и единственный ребёнок в семье

— Серьёзно? И он здесь один без сопровождения? Даже без личного слуги?

— Да. Но, всё не совсем так — он был наследником. Просто ещё не знает об этом.

— Слушай, Бриан… Те двое, и этот. Он ведь такой же? Давай ты мне просто скажешь про его отличительную черту. В два слова, и всё.

— Любит охоту. Страсть как любит охоту. Жить без охоты не может.

— Судя по твоему взгляду, он явно не на белочек охотился. Рабы?

— Ты близко, Ликус. Крестьяне с земель его семьи и даже пара разумных с ближайшего города.

— Я даже знать не хочу, как он это делал: мне хватило историй и тех двух.

— Совсем?

— Совсем. Слишком мерзкие истории у этих парней. И этот ещё. Но даже так, он всё равно первый сын, хоть и лишённый наследства.

— Он уже не первый сын, а просто безродный разумный с некоторыми финансами. Вот сопроводительное письмо от его отца.

— Коротко можешь рассказать?

— Его вдовствующий отец пишет, что он ни капли не расстроится, если разумный с именем Забрим Грундар, легко поддающийся на уговоры других и разоряющий собственные земли лишь по прихоти своей, вдруг предстанет пред богами. Всё наследство он уже переписал на побочную ветвь и отказался от сына.

— М-да.

— Как я понял, его подсадили на такое странное увлечение его приятели, тоже благородного происхождения. Но пониже, чем у него.

— Первый чуть не убил брата с отцом. Второй чуть не изнасиловал малолетнюю сестру, едва не начав новый виток вражды между двумя семьями. Третий вообще свою семью разорял. Какой же мразью должен быть четвёртый, раз ты его напоследок оставил?

«„----“»

Глава 4

— Заканчивай! — ветер разнёс мою команду по округе.

За час охоты усталость успела сковать движения благородных по рождению парней: иногда казалось, что ещё чуть-чуть и кого-то точно продырявят насквозь. Поэтому они шли назад аккуратно, всё время смотря под ноги и боясь запнуться о ямку, оставшуюся после червя. Им не хотелось споткнуться и остаток дня провести с вывихом. Но вот кто точно не торопился — так это Забрим.

Вместо того, чтобы идти по прямой, он специально изогнул маршрут и вышел на места с ещё не пойманными червями. Его неуёмной тяге к охоте и азарту мог бы позавидовать заядлый посетитель игорных мест, но сейчас такое поведение мешало.

— Забрим. Забрим! — на второй раз здоровяк наконец обратил на меня внимание. Он и в первый раз прекрасно слышал оклик, но явно проигнорировал его. — Ты всех задерживаешь! У тебя две минуты чтобы вернуться, иначе мы пойдём смотреть зверя без тебя.

Даже сквозь расстояние было видно проступившее волнение на лице парня. Ему хотелось продолжить охотиться на червей, но интерес к необычному животному щекотал душу, так что он поспешил к нам.

Одежда всех парней была заляпана коричневыми пятнами от неумелого обрубания серых частей отродий. И мерзко пахла. Но не настолько, чтобы привыкшие к запаху благородные носы хоть как-то на него реагировали. Сначала умыв лица водой из бурдюка, специально взятого для водных процедур, и смыв с одежды брызги застывшего ихора, ребята ещё минут пять ухаживали за своим оружием.

Наконец мы были готовы отправиться в путь: мечи и одежды благородных очищены и протёрты, а жажда утолена. Мешки, в которые ребята собирали отрубленные части, набиты до краёв. Их было решено оставить у опушки леса: процесс испарения начнётся минимум через час, а таскать лишние тяжести по лесу никому не хотелось. Да и бояться, что мешки украдут, не стоило — всё равно в округе никого нет.

— Три… — хриплым голосом заговорил Имтар, смотря на Забрима, — мы втроём собрали по мешку, а ты… почти два. Ты раньше охотился… на них?

— А, я? Не, ни разу. Но ведь там просто — наступил, отодвинул, дождался, откинул, порубал. А если там другие вылезут, так вообще хорошо: ждать же не надо!

— Я должен преклониться пред тобой —

Дитя богов, великое творенье.

Тела твои пышут силою большой —

в том их благое провиденье.

— Так, ребят, тишина, — хоть парни и выглядели уставшими физически, но вот языком болтать как флюгером были способны ещё очень долго. — Сейчас пойдём к ещё одной землянке…

— А можно мне…

— Лудик молчи, когда я говорю! Так, о чём я? А, землянка. Надо проверить её состояние и после мы сразу же пойдём к зверю.

— Сейчас можно сказать?

— Я недоговорил! Правило простое: пока идём до землянки можете горланить сколько душе угодна. Но как только пойдём к зверю — чтобы не звука. Иначе я просто развернусь и пойду обратно.

— Ликус, я…

— Лудик, сожри тебя скверна, ты уже достал! Я. Ещё. Не. Закончил!

— Я не могу больше терпеть! — парень резво пританцовывал на месте. — Ссать хочу!

— А чего молчал? Иди давай в лес. Вы все тоже сходите.

Эльф стрелой помчался за ближайшие деревья. За ним направились двое парней, весело смеясь над незадачливым другом. Рядом со мной остался Имтар, неумело скрывавший насмешливую улыбку.

— Тоже сходи.

— Нет, я… я не хочу. Я уже ходил… когда мы обедали.

— Потом опасно будет и придётся терпеть.

— Я честно… не хочу. Я мало пью. И мало хожу… по нужде.

— Это как-то связано с твоим голосом?

— Да. Мне иногда… больно пить. И говорить.

— Что-то серьёзное?

— Застудил… в детстве. Когда был… младенцем. Так мама… говорит.

— А к лесным эльфам обратиться, чтобы вылечили?

— Они отказались. Сказали… что результат непредсказуем. Слишком сложно. Момент упущен.

— Чтобы лесные сказали, что сложно и отказались? Слушай, у меня есть знакомый лекарь один, тоже из лесных. Он знаток своего дела, пусть тебя посмотрит.

— Спасибо… как-нибудь. Наверно… всё же…

— Ещё немного, и я бы опозорил честное имя своей семьи! — послышался голос остроухого.

Возвращавшиеся из леса трое парней громко засмеялись надо шуткой Лудика. Они выглядели посвежевшими, даже несколько отдохнувшими.

— Потом вернёмся к этому разговору, — я обратился к Имтару и не дожидаясь его ответа крикнул парням: — Быстрей давайте!

Мы направились в лес. Ребята на ходу живо обсуждали самые волнительные моменты недавней охоты. Подобно бывалым авантюристам они обменивались наблюдениями и советами, направленными на более грамотное убийство порождений. И по-ребячески бахвалилась, как умело уворачивались от червей и как точно подгадывали момент того или иного действия.

И постоянно спрашивали меня про время: им не терпелось увидеть существо, про которое я так часто упоминал. Хотя интонации их голосов намекали, что благородным не терпелось вернуться к порождениям. Но план был оговорён, и мы шли по одной из лесных троп. Правда сейчас я самым бесчувственным образом обманывал ребят — я вёл их немного западней, чем надо было.

В той части леса начинался маленький ручей, давно заброшенный из-за того, что в летнюю пору он частенько пересыхает. Да и близкое расположение к месту обитания свирепых животных тоже причина, вынудившая лесников забросить его. Но сейчас весна, он полон талой воды и по краям его обязательно должна расти последняя трава из списка заданий.

Добравшись до нужного места и мастерски исполнив постановку «я не думал, что уйду так далеко, простите», я повёл ребят вдоль ручья. По пути мы останавливались, если находили пучки весенней травы с тёмно-синими цветами.

Вскоре мы наконец добрались до землянки, а я вслух отметил увеличившуюся тяжесть моего рюкзака: все травы, цветы и клубни были собраны. Их количества хватит и задания закрыть, и собственные запасы пополнить.

Благородных не интересовало содержимое моего рюкзака. Их сознания будоражил вид старого, практически осыпавшегося строения: просевшая с одного края крыша касалась земли, выступавшие над землёй три бревна почернели от сырости, маленькую входную дверцу перекосило, дымоход обрушился. А лесной сор и отсутствие кострища лишь подтверждали, что всякий разумный забыл сюда дорогу.

Оставив ребят позади и подойдя к дверце, я ударил по ней ногой и прислушался — внутри шла возня. С трудом открыв дверцу, я приготовился отразить атаку перепуганных существ, но никто не выбежал наружу, а наоборот — затаился в тёмных углах. Из рюкзака я вытащил небольшой мешочек, а из него несколько покрытых воском шариков пшеницы. Размашисто, прикладывая силу, я закинул их внутрь землянки: восковая оболочка должна непременно разбиться от удара, иначе эффекта не будет. Ещё лучше, если шарики разлетятся на части.

Закончив, я вновь прислушался — тишина. Казалось, что укрывшееся в землянке зверьё боялось хоть как-то выдать себя. Но это неважно: они всё равно повыскакивают наружу.

Теперь можно сказать одно — всё готово.

— Что вы кидали? — спросил Лудик, до этого с интересом наблюдавший за мной. Впрочем, как и другие ребята.

— Шарики пшеницы, проваренной в особой жидкости. Они источают настолько отвратный запах, что животные будут обходить это место за сотню метров. Мы, кстати, вообще ничего не почувствуем: у нас и у животных разные носы.

— А, зачем?

— Что зачем?

— Ну, зачем вы их закидывали туда?

— Лесничие оставили запрос в гильдии. По заданию надо проверить её состояние и очистить от зверья. Эти шарики как раз самый простой и быстрый способ.

— А, зачем им понадобилась эта рухлядь?

— И я хочу об этом знать,

Ведь если присмотреться,

То можно быстро осознать:

Недолго ей осталось разрушаться.

— Вы думаете, я знаю? — я посмотрел на парней строгим, командирским взглядом. — Заказчик не обязан указывает причины, по которым подаёт запрос. И это тот случай.

— Но вдруг… что-то серьёзное?

— Имтар прав! — Лудик вновь перехватил инициативу разговора. — Или, может быть, это ловушка?

— Какая ловушка? — я с недоверием посмотрел на эльфа.

— Ну, не знаю. Вдруг вас кто-то решил подставить и устроил здесь западню.

— Запрос подан непосредственно от администрации города.

— А если бы здесь зверь был?

— А это важно? Есть запрос и есть авантюрист, который решает: брать задание с такими условиями, задачами и вознаграждением, или нет. И неважно, что он встретит — если авантюрист взял запрос, то он обязан его выполнить. Иначе можно попрощаться со своей репутацией и спуститься на пару рангов ниже. Исключение лишь одно: смерть. Неважно чья. Опытный авантюрист всегда готов не вернуться с задания. Или вместо него вернётся лишь браслет или то, что он использует для опознания.

— Но, всё же, зачем? — Лудик всё не унимался, пытаясь выискать причину, по которой кому-то могла понадобиться эта рухлядь.

— Это что, так важно? Может быть, они хотят её восстановить, может быть, окончательно разрушить.

— Но…

— Лудик, — я повысил голос. — Тебя, как авантюриста, должно заботить лишь одно: выгоден ли контракт, что ты берёшь, или нет. Если выгоден: рвёшь себе жилы, но выполняешь. И тогда у тебя будет что жрать, пить и где спать. А если невыгоден: забываешь о нём и ищешь выгодный. А найдя — выполняешь. Молча.

Парни осуждающе посмотрели на равнинного эльфа. Тот немного помялся и извинился за то, что задавал много ненужных вопросов.

— Вот и славно, — я постарался сделать свой голос как можно добрее. Это подействовало и с лиц парней сошла тревога. — А теперь за мной, мы идём к зверю. И помните: молчите, пока я не разрешу.

Мы направились на север по весеннему лесу, на деревьях которого едва успели набухнуть почки и лишь изредка встречались маленькие зелёные капли молодых листочков. Я ожидал момента, когда наша компания перейдёт незримую черту. Ту черту, за которой начинался кусок леса, куда не ходят ни лесничие, ни охотники. И мы прошли её.

Трель птиц стала громче. Всюду виднелись поваленные старые деревья, сиротливо доживавшие свой век в виде корма для жуков, грибов и паразитов. Никто их здесь не искал, чтобы порубить на части и приволочь к землянкам, где благородные по рождению разумные сожгли бы их под аккомпанемент историй из жизни наставника.

Эти места редко посещали разумные в обычное время — слишком опасно для жизни заходить настолько глубоко в чащу. Особенно когда здесь хозяйничало существо, способное одним ударом когтистой лапы разметать на части разумного, по глупости забредшего на его территорию. Именно поэтому землянка, оставшаяся за нашими спинами, давно уже не использовалась и никогда и никем использоваться не будет: зачем тревожить понапрасну силу, с которой тебе не совладать?

Лишь раз в год, на короткий миг — всё меняется.

Если вспомнить, то контрабандистам Южного Мыса, как и подобным им азартным разумным, плевать на сезон года. Им также неинтересно время суток и что они будут грабить — прибрежная ли деревушка иль глубокий рейд. Им плевать на всё, кроме азарта. Именно кипящий в крови азарт подталкивает узнать ответ на главный вопрос в их кровавой, наполненной смертью, адреналином и выпивкой жизнью: сколько мы ещё успеем ограбить, убить и увести в рабство, прежде чем смерть поведёт наши души к богам? Так и авантюристам, на короткое время становиться плевать на всё. И больше всего — на свою бесценную жизнь. Ведь приз, хоть и не окупит её, но вполне способен окрасить будние дни яркими запахами, вкусами и заполнить наслаждением ближайшие полгода.

Мы прошли сквозь небольшую лесную поляну, метров семьдесят в диаметре, и углубились в чащу вновь. Это была последняя поляна перед логовом зверя — оставалось пройти полкилометра. Я ещё раз сказал ребятам помалкивать. Они нервничали, это отражалось на их лицах и бегающем взгляде, которым парни окидывали ближайшую округу. Но нервничали они не из-за долгой прогулки по первозданному, хищному лесу или близости к таинственному существу –солнце клонилось к вечеру, благородные боялись не успеть ко второй части охоты на порождения.

Вскоре показалась практически неприступная стена из сваленного в кучу бурелома. Любой не знающий истории здешних мест решил бы, что забрёл в гости к безумному отшельнику, лесной травнице, колдунье или к кому-то подобному. Ведь как иначе объяснить, что деревянные исполины с огромными пышными ветвями вырваны с корнями из земли и уложены друг на друга штабелями, образуя некое подобие прочной стены. Такой стены, что по кругу опоясывала поляну, вручную очищенную от любых признаков высокой растительности, будь то маленький кустик или только что проклюнувшийся зелёный росточек деревца. Наверно, это тот самый отшельник, используя различные препараты, умения да не дюжую силу вырвал деревья из земли и сложил эту стену. А заодно выкопал огромных размеров пещеру, вход в которую расположен в высоком и крутом земляном холме, прямо в центре поляны. Эта пещера могла уходить вглубь на десятки метров и, наверно, вырытая земля и была причиной появления рукотворного холма.

Но ни один разумный не участвовал при создании этого безумного нагромождения деревьев и земли. Ни высший, ни низший.

— Внутрь не пойдём. Отсюда и так всё увидите.

Я остановил нашу группу рядом с одним из трёх широких проходов, оставленных в древесной стене. Сквозь него просматривалась не только вся поляна, но и практически был виден вход в пещеру.

Что-то дёрнуло меня за рукав куртки. Это был Имтар, шедший за мной вместе с Ридалием. Он смотрел взглядом, в котором читалось желание задать пару вопросов.

— Неопасно… так близко подходить? — по моей просьбе он говорил едва слышимым шёпотом, который мог с лёгкостью заглушить порыв ветра.

— Сейчас у зверя особый период. Он не выйдет за стену, если его не провоцировать.

— Период?

— Детёныши рождаются в первых днях весны и пока им не исполнится три месяца — родители от них не отойду. А вот когда…

— Я что-то увидел там, — еле звучно проговорил Лудик, вместе с Забримом расположившись на другой стороне прохода.

Из тени пещеры медленно вышло мохнатое, косолапое существо. Вечернее солнце осветило его бурую шерсть и огромные когти на мощных лапах, блеснуло в чёрных зрачках и оранжевой радужке глаз, прошлось мягким светом по серому, загнутому клюву и отразилось нежно-бордовым цветом на ярко-коричневых перьях головы и шеи. У входа в пещеру встало существо с телом медведя и головой совы.

— Познакомитесь с истинным хозяином здешних лесов — медвесыч. Или, как его ещё называют, совиный медведь. Или орлиный, вороной и как-нибудь ещё: всё от головы зависит.

Я позволил ребятам ещё немного посмотреть на существо, пристально смотрящее в нашу сторону, и скомандовал медленно отходить. Я отошёл от прохода последним, бросив короткий взгляд на медвесыча.

Как и многие другие существа, появившиеся из-за катаклизма двухтысячелетней давности, этот вид обладал зачатками интеллекта даже на нулевом грейде. Именно этот интеллект позволил зверю понять, что мы не представляем опасности ни для него, ни для его потомства. Видя, как мы медленно отходим, существо подалось назад показывая, что не собирается преследовать.

— Забрим.

Я позвал здоровяка, когда наша колонна уже прошла метров сто от древесной изгороди. Так получилось, что мы развернулись, и теперь впереди шёл Забрим, за ним Лудик, Имтар и Ридалий. Я замыкал колонну, постоянно посматривая в лесную чащу и иногда, на всякий случай — за спину. Мы шли плотно и между мной и Забримом было чуть больше пяти метров.

— А? — своим басистым голосом Забрим распугал птиц с ближайших деревьев и они, крича, поспешили упорхнуть подальше.

— Чего кричишь? Я и так хорошо тебя слышу.

— Ну, я, вот. Простите.

— Прощаю. А теперь к делу. Я видел, как ты схватился за меч и стал его вытаскивать из ножен, когда существо вылезло. За это я лишаю тебя порции бренди сегодня за ужином! Тебе понятно, как разумному с опытом охоты, почему я так поступаю?

— Я, ну, мог спровоцировать зверя. Но ведь я…

— А это пункт номер два. Я хвалю тебя за то, что ты вовремя остановился. Приятно осознавать, что у меня в учениках разумные, которые способны адекватно мыслить. В качестве поощрения выдам тебе половину от порции алкоголя. Но чтобы подобное было в первый и последний раз!

— А, да, понял. Спасибо, — голос Забрима был пропитан благодарностью. И немного смущением: он осознал, что могло случиться непоправимое, если бы он не остановился и вытащил меч.

— А теперь вы все четверо: разрешаю задать мне по одному вопросу об этом звере. Я на них отвечу и до порченого луга мы пойдём молча.

— А, может, перестроимся. Вы вперёд встанете.

— На поляне перестроимся, а сейчас не стоит — иди по прямой и выведешь нас. А раз начал говорить, то и задавай вопрос. Если есть.

— Ну, на это существо сейчас охотиться нельзя?

— Нет. Я же говорил, что сезон охоты объявят ближе к осени. И то, это не столько охота, а сколько исполнение заданий от гильдии. И сколько заданий будет выдано, столько и можно будет убить: всё же довольно ценный зверь.

— Чем оно ценно?

— Правильный вопрос, Лудик. По авантюристки правильный, — от моей похвалы эльф чуть приподнял подбородок, гордясь собой таким умным и сообразительным. — По-хорошему лишь местом, где соединяется медвежья и птичья части. То есть шея, притом всё на ней: начиная с перьев и заканчивая мясом, позвонками и органами. Об их использовании я рассажу уже вечером. Но обычно разделывают и используют всю тушу целиком.

— Оно… сильное?

— По сравнению с чем? Если с порождениями осквернённого Тамливийского сада высших эльфов, то нет, несильное. А если более предметно: одной лапой оно способно вырвать с корнем сосну.

— Нет. Я спрашивал… про размер группы.

— А, ты об этом. Если это детёныш, которому и года нет, то достаточно будет и трёх человек — двух магов поддержки и одного воина переднего ряда с щитом. С очень крепким щитом. А если это взрослая особь, то… — я ненадолго задумался и секунды три прикидывал в голове состав группы. Но плюнул на это дело: слишком много факторов надо было учесть. — Смотря какой вид, сезон года, какая местность… Одним словом: не меньше десяти человек. И все пишут завещания.

— Зачем?

— Дерьмо случается, — коротко ответив, я похлопал начинающего менестреля по плечу. — Ридалий, твой вопрос последний.

— Не надо лишнего мне знать,

От знаний голова начнёт трещать.

От всей души хочу я пожелать,

Быстрее в городок нам всем вертать!

Там я зайду в публичный дом,

К собранию прекрасных гурий,

Воткнусь в одну я целиком,

Познав границы наслаждений.

Того и вам желаю я, друзья.

Засим, не трогайте меня,

Я в мире грёз, фантазий и ведений,

И не стерплю внезапных пробуждений!

В этот раз Ридалий превзошёл сам себя. У его настолько удачно вышло, что ребята тихонько аплодировали.

— Неплохо, молодец.

— Вам тоже понравилось? — Ридалий не ожидал моей похвалы и чуть не остановился от удивления.

— Да, но тебе ещё есть куда расти.

Дальше мы шли молча, лишь поглядывая по сторонам.

Солнце неумолимо клонилось к закату и теперь ко всем цветам, соткавшим лес, примешался рыжий оттенок. Парни чуть ли не бежали, торопясь выбраться к осквернённому лугу. Их подгоняло осознание, что настолько сильные и опасные создания как медвесыч встречаются не только в легендах и трактирных байках, но и в живом виде. Не удивительно, что очертания недавней лесной полянки уж очень быстро прорисовывались между деревьями.

— Стойте! — я скомандовал, когда мы вышли на открытое место.

— Э, чего?

— Надо обувь поправить. Ридалий, подержи, — передав посох, я присел на одно колено, развязал и снял сапог, и стал медленно поправлять носок.

— Давайте быстрей! — взмолился Лудик. — Мы ведь действительно можем не успеть дотемна!

— Ага, не успеть мы точно можем! А мне совсем немного до семнадцатого уровня.

— Вот-вот! Мне самому тоже немного до четырнадцатого.

— Ребят, — я прекратил поправлять обувь и посмотрел на парней, обступивших меня полукругом, — я понимаю, что вам хочется быстрее уровни новые взять. Но не забывайте, что у вас ещё и завтра будет такая возможность. Да и всё равно придётся меня ждать: как вы выйдете к лугу, если у вас нет навыка картографии?

— А, то есть у меня!

— Что?

— Ну, навык карты. Он у меня есть. Сейчас. Великие боги, одарите меня своим провидением… Даже на карту весь путь занесён. Нам ведь туда?

Забрим показал рукой ровно в ту сторону, где находился скверный луг. Притом напрямик, а не через окольный путь по ручью. Нет сомнений: у него действительно был навык карты. Что не удивительно, исходя из его пристрастий к охоте.

— А посох кто мой подержит?

— Так пусть Ридалий и держит, а мы пойдём, — встрял в разговор Лудик. — Палки заодно подготовим. И за мешками сходим.

— А…

— Во, — Забрим перебил менестреля, так и не дав ему возразить, — как раз по пути четыре палки сделаем, чтобы там не терять время!

— Хрен с вами, идите. Только под ноги смотрите!

— Конечно!

Развернувшись, трое парней стали быстро отдаляться. Ридалий сильно возмущался и в привычной манере кричал им вслед, что они не смогут даже сравниться с ним в мастерстве уничтожения этих скверных червей.

Парни отошли на десять метров, а я уже быстро надел сапог. Между нами двадцать метров, и я почти закончил со шнуровкой. Тридцать метров разделяют нас, и я готов встать. Сорок метров.

— Ридалий, помоги.

Не дожидаясь ответа — я протянулся к парню и одной рукой схватился за кулак, сжимавший мой посох. Другой рукой я напитывал маной кинжал, висевший на поясе рядом с гримуаром и жезлом. Подёргав благородного за руку, привлекая внимание, я резко встал и приготовился действовать.

— Воткнуться?

— Что? — мой странный вопрос полностью сбил Ридалия с толку.

Не давая опомниться, я дёрнул благородного на себя. От неожиданности он послушно повернулся и приблизился…

В уголках глаз, широко раскрытых от ужаса и боли, скапливались слёзы. Открытый рот подрагивал, пытаясь издать хоть малейший звук — но шок сковал разум парня. Это состояние продлится недолго — надо действовать.

Я вырвал посох и покрепче сжал рукоять кинжала. Через неё чувствовалось биение пронзённого сердца. Направив ману в руку, я глубоко вздохнул, набирая в лёгкие как можно больше воздуха.

— Иди ко мне, мой зов — маяк. За службу мне — я награжу. Дарю тебе я это тело, а вместе с ним и жизнь его. Приди же…

— Что он делает? — где-то в стороне прозвучал хриплый голос.

—…духом неспокойным. Приди и повинуйся мне!

Начат призыв низшего демона

Мана: — 500

Я потерял способность контролировать руку. Она, вместе с кинжалом, стала проводником между мной и телом парня. Его лицо исказилось в кривой гримасе, глаза закатились.

— Что?

— Ридалий⁈

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 500

Слабый удар магией лёгким током прошёлся по руке. Но я не двинулся и продолжил контролировать циркулирующие потоки маны.

— Что происходит?

— Зачем?

— Убийца!

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 500

Повторный удар.

Чего это тварь потусторонняя сопротивляется? Решила, что сильнее меня? Слишком наивно.

— Надо бежать! — тембр голоса Имтара стал высоким от испуга

— На, тварь! — крикнул Лудик.

В меня полетел огненный шар. Теперь понятно, какое именно заклинание записано на спас-серёжках эльфа. Но это уже неважно, сейчас надо просто не отвлекаться — щит справится.

Было рассеяно заклинание

Прочность магического щита: 2440/2500

Словно ударившись о невидимую стену, заклинание развеялось с лёгким хлопком.

— Нет!

В это же мгновение порция озноба и слабости прокатилась по моему телу. Демон колыхнул магическую связь, словно почувствовав происходящее и уверовав, что у него появилась возможность завладеть двумя телами срезу.

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 2000

— Гх, — магическая волна сдавила грудь, я невольно выдохнул. Немного осталось.

— У него щит!

— Ага, неважно. Я его…

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 1000

Ещё чуть-чуть.

— Забрим, стой. Надо бежать!

— Что?

— Надо бежать в город, пока он не двигается!

— Предупредить гильдию!

Внимание, установлен контроль над призванным демоном

Мана: — 1500

— Вот тварь! Давненько я такого не испытывал.

Я вытащил кинжал из тела. Оно тряслось. Демон постепенно брал его под управление, меняя под свою натуру. Я быстро сорвал именной браслет, пока была такая возможность.

— Бежим! — закричал Лудик.

Я выронил кинжал вместе с браслетом и дотронулся до гримуара. У этих трёх благородных тушек тоже есть щиты. Хоть и маленькие, но есть. Должны быть. Для начала неплохо бы их сбить.

Выбрав «Усталость», я бросил магический круг на упреждение вслед трём убегающим спинам. На моё счастье, они бежали рядом друг с другом. Я приложил руку к гримуару и приготовился. Заклинание ушло вперёд парней, круг расширился.

Заклинание «Усталость» не возымело эффекта

— Разбегайтесь! — на ходу заорал Забрим поняв, что я применил массовое заклинание. Впрочем, это поняли и все остальные.

Выбрано заклинание «Оцепенение»

С детский кулак шарик бледно-розового цвета сформировался в руке. Прицелившись, я кинул его вслед Имтару. Концентрированная мана, в нити которой вплетено заклинание, со скоростью стрелы полетела в благородную спину.

Заклинание «Оцепенение» подействовало

Время действия: 5 минут

Имтар как замороженный застыл в бегущей позе и по инерции упал лицом в землю. Настала очередь Лудика и я вновь выбрал «Оцепенение».

Заклинание «Оцепенение» не возымело эффекта

Что? Ментальный блок, не иначе. А так?

Выбрано заклинание «Паутина»

Таких же размеров молочного света шарик направился в спину равнинного эльфа.

Заклинание «Паутина» подействовало

Время действия: 3 минуты

Появившиеся из ниоткуда серебряные нити, отблескивая рыжим цветом от вечернего солнца, оплели ноги благородного и прочно прикрепили их к земле. Едва я успел порадоваться, что сработало, как Лудик заорал подобно резаной свинье:

— Не-ет! Не надо, пожалуйста! Забрим! Забрим, помоги! Забрим, сто-ой!

Здоровяк послушно остановился и развернулся. Он бегал быстрее всех, и секунду назад видел конец злосчастной поляны и первые деревья в двух метрах от него. Теперь же он видел Имтара, бездвижно лежащего на земле; Лудика, что кричал, моля о помощи и тянул к нему руки; Ридалия, тело которого дёргалось под ударами незримого существа, натягивавшего его как платье. От увиденного Забрим замер от ужаса.

Его замешательство было мне на руку.

Заклинание «Оцепенение» было рассеяно

Опять? А если так?

Заклинание «Паутина» было рассеяно

На мгновение мне привиделась усмешка во взгляде Забрима.

Выбрано заклинание «Ледяное копьё»

На огромной скорости копьё полетело в сторону Забрима. И как все прочие заклинания растворилось от столкновения с невидимой стеной.

Парень яростно ударил себя кулаком в грудь:

— Кожаный нагрудник с магическим щитом, тварь! Слышишь? Пять тысяч единиц! Ещё три тысячи есть, понял?

— Забрим, помоги мне! — продолжал вопить Лудик. Он стоял на четвереньках, постоянно дёргался и вытягивал себя с помощью рук.

— Ты не догонишь меня! — здоровяк никак не реагировал на мольбы своего друга. — Я расскажу всем в городе о тебе, понял! Тебя найдут и повесят, тварь! Я наследник и первый сын благородного рода — тебя повесят!

Не желая слушать истерику, я сформировал магическую стрелу — она предсказуемо разбилась о щит. Забрим тут же заткнулся, развернулся и не оглядываясь побежал прочь. Он мельтешил среди деревьев, постепенно скрываясь из виду под аккомпанементы криков остроухого.

— Богатая благородная мразь, — невольно вырвалось у меня.

Я предполагал, что у них будут магические предметы с щитами, но даже не думал, что кто-то способен раскошелиться на столь дорогой предмет. Хотя если подумать, то лучше бы Забрим сам себя прирезал. Но, нет, он предопределил свою судьбу.

Позади меня сотрясалось тело Ридалия: демон всё ещё не закончил брать его под контроль. Имтар ещё полежит минуты три, а вот с любителем интриг надо было срочно заканчивать. Быстро найдя окровавленный кинжал, перепачканный лесной землёй и подняв браслет, я спешно направился к остроухому.

Время действия заклинание «Паутина» окончено

Заботливо оповестила система, когда до Лудика оставалось несколько метров. Серебряные нити паутины исчезли так же внезапно, как и появились. Ноги эльфа освободились от пут, он упал лицом в грязь и пополз в сторону леса, размазывая сопли и слёзы по сырой земле. Я приблизился к нему, ожидая от остроухого некой подставы.

Лудик резко перевернулся и выставил вперёд раскрытую правую ладонь. Его лицо озаряла улыбка: он праздновал победу.

— На, выкуси!

Одна серёжка — одно заклинание. А у него их две. Я помнил про второй огненный шар, но не мог и предположить, что остроухий решится на подобную глупость — от ладони до меня было меньше полуметра. Лудик сформировал заклинание.

Было рассеяно заклинание

Прочность магического щита: 1840/2500

Внимание, был получен ущерб

Жизнь: — 100

Около руки эльфа вспыхнула ослепительно яркая звёздочка. Глаза заслезились от сильной рези и боли. Раздался громких хлопок и в ушах поднялся звон, перекрывший не то, что звуки — даже собственные мысли перестали быть слышны. И вместе с этим меня оттолкнула взрывная волна: не сделай я пару шагов назад и точно бы упал.

Только через несколько секунд я кое-как продрал глаза, хоть и пришлось сильно щуриться от боли. И сразу стало понятно, что звон в ушах перекрывал не только звуки леса, но и оглушительные крики.

Лудик катался по земле, прижимая окровавленную руку к телу. Пальцев, как и ладони и части предплечья не было — лишь окровавленные лохмотья мяса, вперемешку с сухожилиями и костями. Но пострадала не только рука эльфа: серёжки вступили в резонанс с магическим щитом и взорвались. Теперь у этого кричащего тела уже не было ушей, и сквозь кровавое месиво прогладывалась местами почерневшая от взрыва, а местами довольно чистая кость черепа. Если эльфа не лишило слуха, то это уже маленькое чудо. Хоть и бессмысленное.

Наверно Лудик рассчитывал, что у меня щит на пять сотен единиц и он сможет пробить его, вплотную сотворив заклинание. И у него бы действительно получилось поджарить мне лицо, окажись его предположение верным. Даже не поджарить, а просто-напросто снести, ведь если очков щита меньше, чем очков повреждения, то вся магия направилась бы в мою сторону. Так что Лудик грамотно рассчитал расстояние и выбрал правильный момент для атаки: этой запредельной энергией мне бы голову растёрло в пыль. Но всё пошло не по плану. Хотя, если так подумать, Бриан должен был рассказать благородным кто я такой и чем занимаюсь — а значит эльф должен был предполагать, что так просто меня не убить.

Я быстро глянул на Имтара. Убедившись, что тот ещё лежит, я открыл рот и стал напрягать и расслаблять мышцы нижней челюсти. От таких нехитрых манипуляций звон в ушах пропал и крики, переходившие в негромкое завывание, наконец-то были услышаны. Но лучше бы их не слышать: в них нет ничего приятного.

Внимание, призыв демона завершён

Расход маны на поддержание демонической сущности:

1500 маны в 15 минут

— Слушай мой приказ! — я проорал сразу, как система оповестила меня. И не зря.

Как любой демон, взявший контроль над чужим телом и оставшийся без приказа, он поспешил исполнить своё главное желание — насытиться чужими жизнями. И ближайшее живое существо лежало недалеко от меня, уткнувшись носом в землю и выискивая что-нибудь, чем можно таким вкусненьким заморить червячка.

Преобразованное тело, в лице которого ещё угадывались черты менестреля, в секунду преодолело три десятка метров от начала поляны и оказалось рядом с Имтаром. Мгновение и почерневшие руки, на кончиках пальцев которых отрасли длинные кривые когти, вонзились бы ему в спину и разорвали сердце на части. Теперь хриплый парень обязан мне: я уже второй раз спас его от смерти. Или сейчас не считается? Неважно.

— Только что в ту сторону убежал разумный, — я провёл пальцем по сектору леса, куда убежал здоровяк. — Найди его. Поймай его. Сломай ему руки. Сломай ему ноги. Притащи сюда живым. Исполняй.

— Кхря-я! –издав сдавленный крик, существо в охотничьем кураже помчалось за добычей.

Лудик сквозь слёзы и боль покачивался на боку, убаюкивая окровавленную культю. Кровь уже не так сильно вытекала из раны. Это плохо: он нужен мне живым. По крайней мере, пока демон не вернётся с Забримом, и я не разберусь в этом сумбурном хаосе…

Время действия заклинание «Оцепенение» окончено

— Имтар, скверну тебе в жёны, не вставай! Мы оба прекрасно знаем, что я знаю, что с тебя сошло заклинание, так что давай договоримся. Ты не встаёшь и продолжаешь разглядывать эту прекрасную лесную землю и тогда я подарю тебе шанс прожить подольше, чем остальные. Хорошо? Можешь пока что червячка доесть.

— П-почему? — протяжный голос уже не был хриплым, его тембр остановился на высоком уровне. Наверно из-за сильного испуга что-то случилось в голосовых связках парня.

Сняв рюкзак, я вытащил пару мотков крепкой бечёвки и заодно проверил завёрнутую в несколько слоёв ткани бутылочку с розовой жидкостью. Убедившись, что она цела, я стал накладывать жгут на руку интриганта, попутно ведя разговор с Имтаром. Всяко веселее, чем в тишине Лудика верёвками обматывать.

— Что почему? Лудик, сука, не дёргайся!

— Почему вы нас убиваете?

— Меня попросили. Да отцепись ты от этого обрубка!

— Кто?

— Добрые люди.

— Д-добрые?

— Да, для меня. Для вас они, скорее всего, не очень добрые.

Имтар замолк, пытаясь смириться со своей предрешённой судьбой. Но ненадолго и вскоре, придумав новую порцию вопросов, продолжил. Едва сдерживая крик, он говорил сквозь подступающие слёзы.

— Зачем вы нас так долго водили с собой? Могли убить раньше! Пока мы спали!

— Мне нужна была помощь с травами. В одиночку на них, знаешь ли, целый день потратить можно.

— А… А все эти рассказы и это отношение к нам⁈

— То есть отношение?

— Так по-доброму, как настоящий наставник. Словно отец!

— Что-то последние дни меня преследует это слово.

— Что?

— Вот представь себе ситуацию: ты крестьянин и купил поросёнка, чтобы вырастить его и заколоть. Так вот, вопрос. Что ты будешь делать с ним каждый день: бить или гладить? Конечно же, гладить. Ты будешь каждый день приходить к нему, кормить, давать вкусняшки, чесать ему спинку и тогда, в назначенный день, он ничего не заподозрит. Теперь понимаешь почему я «так по-доброму» относился к вам?

Имтар ничего не ответил.

Я закончил накладывать жгут на культю Лудика и пощёлкал пальцами рядом с теми местами, где раньше были уши. Реакции не последовало. Но её и не следовало ожидать, учитывая практические бессознательный вид эльфа: всепоглощающая боль подчистую вынесла сознание бедолаги, оставив после себя лишь агонию.

Обтерев и убрав в ножны кинжал, я взял меч эльфа. Имтар, всё это время смотревший за мной, принялся о чём-то бессвязно умолять. Попросив его заткнуться, я стал срезать с Лудика одежду. Вскоре он уже лежал абсолютно голым. Заодно обшарил его полупустой рюкзак. Хоть травы и лежали в моей сумке, но мародёрство есть мародёрство.

У Лудика ничего не было интересного, если не считать неплохую медную фляжку в кожаном чехле. Хорошая вещь, способная держать в себе магию. Значит, способна сохранять полезные свойства напитка и не давать ему скиснуть. Я бы с удовольствием забрал её и отдал Лине: дополнительная практика с магическими предметами ей лишней не будет. Но флажка явно именная, привязана к владельцу через систему, так что забрать подобную улику будет крайне фатальной ошибкой.

— Так, Имтар, давай без глупостей, — закончив запихивать одежду эльфа в его же рюкзак и забрав именной браслет, я направился к Имтару.

— Н-не надо!

Парень чуть было не упал в обморок, видя приближающегося к нему ксата, с посохом в одной руке и мечом да мотком верёвки в другой. Имтар попытался скрыться прочь, но ватные ноги отказались подчиняться: встав на четвереньки, он тут же упал обратно лицом в землю и зарыдал. Как раненый и слабый зверь со стрелой в сердце, цепляющийся за ускользающую надежду и бегущий прочь от охотника, парень руками хватался за землю и пытался отползти от меня.

— Имта-а-ар!

— Нет!

— Хватит орать, я же обещал, что…

— Не-ет! — продолжал рыдать обезумевший от страха парень.

Я подскочил к нему и придавил ногой к земле в надежде, что он скоро успокоится. Его пространные всхлипывания и завывания я не собирался слушать и лишь смотрел по сторонам. И всё ждал, когда наконец-то пройдёт пятнадцатиминутный порог, чтобы следующая порция маны на поддержание призыва также шла из посоха — не стоит рисковать и понапрасну опустошать внутренние резервы.

Дождавшись уведомления — я отложил посох в сторону. Как раз к тому моменту Имтар вдоволь наплакался. У него уже не осталось моральных сил сопротивляться и теперь он лишь смиренно лежал придавленный к земле, чувствуя спиной моё колено. Связать ему руки не составило труда и третий браслет был отправлен в карман. Теперь оставалось дождаться возвращения демона. И, на всякий случай, иногда проверять состояние Лудика.

Минут через пять послышались шорканья и завывания. Вслед за ними показалась изменённая тварь, ещё час назад бывшая Ридалиейм. Можно игнорировать почерневшие руки с огромными когтями, местами светящуюся кожу, перекошенное лицо и чёткий, отмерянный метрономом шаг. Но вот меч, вонзённый в живот по самую рукоять и торчащий из-за спины — игнорировать не получится. Уж слишком эта незначительная деталь выбивалась из образа невинного грибника, который тащил за ногу другого разумного — руки, ноги и спина его были вывернуты под неестественными углами, глаза закрыты, а изо рта вырывалось сбивчивое дыхание. Но он был жив. Пока что. Я указал твари на эльфа:

— Он награда твоя. Прими её и стой, ожидая моего приказа.

Переполненный радостью демон тут же подскочил к эльфу и, одной рукой пробив ему череп, стал вычерпывать мозговую кашу. Другой рукой он разорвал спину и, вытащив ещё бьющееся, живое сердце, принялся набивать свою утробу с дикой яростью. Меня передёрнуло от отвращения, а Имтар, кажется, и вовсе отключился.

Как оказалось, Забрим не только был жив, но находился в сознании и всё видел. Но судя по замутнённому взгляду — боль мешала ему нормально соображать. Он был способен лишь смотреть, как я отправил его именной браслет в карман, а потом принялся методично срезать с него одежду. Вскоре все лохмотья были отправлены в его наплечный мешок. Потом я повторил эти же процедуры с демоном, к тому времени закончившим трапезу и неподвижно стоящим.

Очухавшийся Имтар в добровольно-принудительном порядке исполнил роль грузового мула: на его шею были навешаны не только рюкзаки с лохмотьями, но ещё и оружие. Приказав демону взять Забрима и тело эльфа за ноги, я повёл эту странную колонну по лесу.

Дойдя до логова совиного медведя, мы с Имтаром остались стоять рядом со стеной деревьев, а демон с телами был отправлен дальше. Стоило ему пройти половину пути, и призыв был отменён. Тело менестреля сильно затрясло, но спустя секунду всё прекратилось, и оно куклой упало рядом с другими. Дождавшись, когда хозяин леса выйдет и увидит сначала тела, а потом нас двоих — я стал медленно отходить, утягивая за собой Имтара. Как и в прошлый раз зверь понял, что мы не опасны — но теперь медвесыч не ушёл, а стал методично утаскивать тела в пещеру.

— Осталось избавиться от ваших шмоток, оружия и в землянке порядок навести. Ну что: пойдём по списку? — я обратился к Имтару. Парень стоял с бледным лицом: не каждый день видишь, как тела ещё недавно живых товарищей утаскивало на съеденье страшное и свирепое существо.

Имтар не ответил на вопрос, но лишь посмотрел на меня уставшим от постоянного страха взглядом.

— Ну, значит, по списку. Пошли к брошенной землянке.

— А я? — наконец опомнился парень, вяло перебирая ватными ногами.

— Что ты?

— Вы меня, — он сглотнул, кинув взгляд в сторону логова, — убьёте потом?

— Ты дурак? Ты меня чем слушал? Я же тебе говорил, что ты мне живым нужен.

— Из-за моего статуса?

— Чего?

— Из-за моего отца, который…

— Так, давай договоримся, что вопросы про себя ты задавать не будешь. Хорошо?

— М-можно другие?

— Можно, а то я за эти дни привык, что рядом кто-то говорит. Теперь как-то непривычно.

— Кто тебя нанял?

— Во-первых, на «вы». Ты мне, может, и нужен живым, но вот количество пальцев на твоих руках не обговаривалось. Во-вторых: следующий вопрос.

— Ч-что со мной будет?

— Следующий вопрос.

— Зачем вы это делаете?

— Следующий вопрос.

— Какие вопросы задавать, если вы на них не отвечаете?

— Ты совсем идиот или так, немного дурачок? Не останавливайся, иди давай. Нормальные вопросы задавай, а не про себя или меня. Понятное дело, что я на них не отвечу.

— Зачем вы сняли одежду, если и так… — он запнулся, пытаясь удержать в себе слёзы.

— Если их и так сожрут?

— Да.

— Не сожрут.

— Но ведь…

— Вот именно, что «но». Я же говорил, что у этого существа сейчас период, когда он выхаживает потомство, так? Так вот: он слаб, так как все силы тратит на детёнышей. В обычное время его желудок и сталь переварит, но сейчас к телам, на которых есть хоть кусочек одежды, он не притронется. Понимаешь?

— Поэтому вы привели нас к нему?

— Да, это одна из причин. Ну ты же неглупый, сам подумай: ну не тащить же ваши тела через весь лес? А рискнуть и бросить трупы посреди леса в надежде, что кто другой их сожрёт — самонадеянно и глупо.

— Вы с самого начала это планировали? — он остановился и ошарашенными глазами уставился на меня.

— Да. Только думал завтра всё сделать, но… решил воспользоваться удачным моментом. Правда, всё получилось как-то кривовато, но и так сойдёт. Иди давай, — я толкнул парня в плечо, — уже вечереет, а у нас не так много времени.

Дальше Имтар шёл молча. Он никак не мог смириться с тем фактом, что его судьба была решена задолго, как они всей компанией отправились смотреть на хозяина леса. Заговорил благородный, только когда упёрся в стену брошенной землянки.

— Вы меня убьёте здесь, да?

— Нет, — я заглянул внутрь и убедился, что всё зверьё убежало.

— Это неважно, — его голос звучал крайне тихо. — Могу я вас попросить…

— Подожди, дай подумать. Потом попросишь.

Имтар замолчал и опустил голову, а я, наоборот, поднял к небу. Солнце уже клонилось к закату, времени было в обрез. В таких случаях мог помочь только чётко спланированный план без всяких импровизаций.

Один пункт известен заранее: как только закончу здесь, то побегу в лагерь за одеялами. Ночи всё ещё холодные, а парню тут валятся ещё как минимум день — не хватало, чтобы он отправился к богам на аудиенцию. Главный вопрос в другом: как действовать не на микро, а на макроуровне. Лог…

Я открыл карту и быстро приценился к возможному маршруту, стал строить этот самый чёткий план. Слишком много мороки — подчищать улики за самим собой. Но лучше так, чем доверить работу кому-то другому. Ведь у этого кого-то есть глаза, уши, и, что важно — рот. А если есть рот, то он может говорить, и обязательно этим самым ртом сболтнёт лишнего. Нет уж, лучше сам: тише едешь — дальше будешь. Или как-то так, но не важно. Есть идея одна.

Взять рюкзаки с одеждой и дойти до осквернённого луга, найти мешки с частями червей и высыпать их содержимое на порченую землю. Тащить их в деревню не стоит: лишний груз. Лучше пусть их скверна за ночь поглотит. А уже как высыплю, так сразу и побегу за одеялами.

Потом, когда окончательно вернусь в лагерь, то надо будет убраться, скрыть следы нашего пребывания, сжечь одежду… Или попробовать дойти до того маленького болотца и просто сбросить всё туда? Прекрасная идея для того, кто решился сгинуть в этом самом болоте. Но эта история не про меня, а значит — одежда сжигается. Только надо будет развернуть плащи благородных вокруг костра. Вряд ли кто-то ещё есть в лесу, но на всякий случай скрою его свет по направлению к городу. И финальный аккорд: выпить отвар и направиться в деревню.

Остаётся надеяться, что приду домой как можно раньше. Меня всего перекручивает от мысли, что придётся весь день провести на ногах и даже поспать хоть немного — и то не успею. Можно было бы воспользоваться проверенным средством, но на то оно и проверенное средство, чтобы всегда оставаться на крайний случай. Да и зёрен осталось буквально на три раза. Ну ладно, там видно будет.

Как там Лина? Лог… Жива — ну и славно. Значит, никто не пытался вломиться в дом. Или пытался, но она их прогнала. Главное, чтобы меня никто не спрашивал. В случае чего Лина скажет, что её хозяин крайне занят изготовлением ну уж очень сложного зелья и не выйдет из комнаты, и в дом велел не впускать, и вообще просил не мешать — но лишние подозрения привлекать как-то не хочется.

— Ну что, заходи, — обратился я к парню и показал внутрь землянки.

Тот покорно зашёл и стал смотреть, как я спрятал под лежанку мечи, а потом вытащил из кармана тряпичный свёрток. Освободив руки парня от верёвок, я приказал ему лечь на лежанку. Смирившись, он даже не пытался сопротивляться. Лишь смотрел грустными глазами:

— Пожалуйста, услышите моё последнее желание! Умоляю вас!

— Я не собираюсь тебя убивать.

— Это неважно. Пожалуйста!

— Достал уже. Говори.

— Я… Я… Я не знаю мужчин! Вы… будьте первым. Пожалуйста, сдела… — не дав ему продолжить, я ударил его в живот. Имтар замолк и закашлял. И заплакал что есть сил.

Только что открылась совершенно новая сторона его личности. Такая, что стало гадко на душе: ещё на лугу я проникся некой симпатией к этому несчастному парню, павшему жертвой политических интриг.

Распрямив ноги благородного, я нащупал и развязал ремень на его штанах. Я уже хотел было снять их, найти эту чёртову татуировку и избавится от зелья, но решил сначала поставить парня в известность. Всё лучше, если он не будет брыкаться.

— Имтар! Я знаю, что у тебя там поисковая татуировка. Сейчас я сделаю то, что должен, — я поднял правую руку, держа склянку и кусок материи, — а ты, без сопротивления, выпьешь это зелье. Хорошо?

Парень приподнял голову. Посмотрел на склянку. Потом на мою руку, сжимавшую край его штанов. Улыбнулся и тихо, сквозь слёзы, произнёс:

— Да… Спасибо.

Не знаю, что он там напридумывал, но потакать его извращённым прихотям в мои планы уж точно не входило.

Я мельком бросил взгляд в сторону. Сквозь открытую дверь землянки было отчётливо видно, как с заходящим солнцем мир покидали яркие краски. А вместе с ними уходил столь дорогой и невосполнимый ресурс — время. Пора приступить к работе.

Ещё одни день, и всё будет кончено.

«„----“»

— Имтар Кассель? Он бастард. Наверно, поэтому всегда ходит с грустным лицом.

— И?

— Сын лорда, владеющего городом и землёй вокруг, и простой служанки, работавшей в особняке. Лорд из людей, а служанка из равнинных эльфов. Жил как обычный парень, в этом же городе. Вырос практически отдельно от матери, лишь редко виделся с ней по праздникам и выходным. Вроде жил с кем-то из её друзей или родственников.

— И?

— И всё.

— То есть: и всё?

— Вот так и есть — он бастард. Это его единственная причина предстать перед богами.

— Хоть чья-то жизнь адекватна. Как и смерть. Но сюда-то зачем его потащили, если можно просто отравить? Ну, или «случайные» разбойники окажутся на дороге?

— В его семье умерли все. Отец, дед, все дядья, братья и даже несколько старших сестёр незамужних. Там уже и так всё перепробовали — будет слишком много подозрений, если он умрёт как-то по-другому. Но его можно и не убивать.

— Что?

— С ним ситуация посложнее, чем с другими. Я объясню попозже. Тебе понятно, что они представляют из себя?

— Примерно. Дай подумать немного.

— Конечно.

Глава 5

В начале весны свободный город Эльбен встречал своих гостей видом странной суеты, присущей любому хоть немного зажиточному городу.

Чистые каменные стены с яркой бежевой штукатуркой у одних зданий и натёртые восковой пропиткой деревянные стены у других неестественно смотрелись на фоне кипящих жизнью улиц. Складывалось впечатление, что внезапно начался праздник и он шёл уже вторые сутки, но властям города некогда заниматься украшением улиц — у них заканчивались абонементы в увеселительных заведениях. Поэтому простой люд пытался украсить город кто во что горазд. Но не было сейчас праздника. По крайней мере, пока что.

Я шёл по оживлённой улице в сторону гильдии и разглядывал здания, разумных и то, чем они были заняты. Это отвлекало от тягостных мыслей, и помогало сдерживать зевоту. Вот кто-то заканчивал штукатурить стену, вот кто-то обновлял маленькие клумбы рядом с домами, а недалеко на стену развешивали гирлянду из небольших треугольных флажков всевозможных расцветок. Владельцы питейных и трактиров отдавали распоряжения ученикам по закупкам на праздник, или сами шли в сторону разномастных гильдий, магазинов и мастерских.

Весь город готовился к самому значимому празднику в жизни разумных, ведь главная весенняя примета явила себя. Когда неделю стоит тёплая погода, а потом внезапно налетает скоротечная метель — это верный признак того, что весна полностью взяла свои права. А с весной приходит и новый цикл жизни, будь то засеянные крестьянами поля или грандиозные планы трактирщиков на всенепременнейше подступающее лето.

Входные двери в гильдию авантюристов и вольных наёмников оказались передо мной слишком внезапно. Городская суета зачаровывала непосредственностью и ребяческим азартом — я засмотрелся, на сердце стало легко и приятно. Но глядя на дверь гильдии, в глубине души медленно поднимался злобный рокот.

Я мотнул головой, опустошая её от лишних мыслей и дал себе установку, что с Брианом не виделся и не общался. Нацепив на лицо самую бесстрастную маску, я зашёл внутрь.

Большой зал, по совместительству и единственное помещение, где могли находиться авантюристы, был заставлен деревянными прямоугольными столами и скамьями. Меньше недели назад здесь никого не было — теперь же добрая половина постоянных авантюристов города оккупировала столы и распивала дешёвую, почти безалкогольную брагу. Если бы не каменные колонны, поддерживавшие высокий потолок и разделяя зал на зоны, то от галдежа с лёгкостью бы заложило уши.

Зал ограничивали с двух сторон стены, у третей был камин и лестница на второй этаж. Противоположную от входа сторону обрубал ряд стоек для приёма и сдачи заданий. А уже за ними шла четвёртая стена с дверьми в подсобные помещения. Это если знать как тут всё расположено. Но из-за толпы, оккупировавшей одну из стоек, добрая половина четвёртой стены была скрыта от любопытных глаз.

— Ей, страшный маг, что посетил нас — айда к нам! — крикнул весёлый голос.

Посреди зала, около одного из столов стоял разумный. И не понять никому, хоть обдумай десять тысяч раз, кто это: просто удачливый авантюрист или одна из любимых игрушек богов? Огромный шрам, проходящий по всей левой части лица ото лба до нижней челюсти, и не пойми каким образом сохранивший зрение глаз — ясности к этому вопросу не добавляли.

— Подожди, Джосс. Сначала задания сдам.

— Опять охотился за травами?

— А в чём проблема трав?

— Великий потомок рода ксатов, — вещал в церемониальной манере другой разумный, вставший из-за стола, — чей род прославился презрением ко всем, охотился за травкой?

— Он зол на всё живое, Барат!

— Насколько ж надо быть злым, чтобы трогать безобидные растения?

— Мне поохотится на вас? — я устало крикнул им в ответ.

— Страшный маг! — проорав одновременно и исполнив гримасу ужаса на своих лицах, два друга показали на меня пальцами.

— Шуты гороховые! Задания сдам и подойду.

— Выпьем же за ксата, что всегда держит слово!

— Крепко держит?

— Я не видел, чтобы он что-то уронил.

— А вдруг оно упало где-то не здесь?

— Потом встало и его догнало?

— Тц, — Барат цокнул языком. — Оно не может самостоятельно.

— Помянем ксата, что в бой ступить не сможет больше.

— Рыдайте девушки и дамы — его вам не увидеть никогда.

— Клоуны вы оба, — я бросил им и направился к стойкам. Два друга отчеканили воинское приветствие и залились смехом.

Оккупировавшая одну из стоек толпа разумных, казалось, не замечала сидящего за соседним местом работника гильдии. Оно и правильно: зачем обращать внимание на парня, когда можно испытать счастье перед красивой девушкой? Но я поторопился с выводами, потому что толпе мило улыбалась женщина, бывшая уже несколько лет замужем за одним из авантюристов города.

— Лик’Тулкис, гильдия авантюристов рада приветствовать вас.

Парень смешанных кровей встал со стула. Каждому говорившему с ним могло показаться, что спокойное выражение лица и размеренный голос родились намного раньше юноши. А пока дожидались, успели где-то украсть бочку концентрированной вежливости и услужливости. И выпить до дна.

— Привет, Нурт. Я задания пришёл сдать, принимай.

— Конечно. Подтвердите, пожалуйста, свою личность.

На стойку был вытащен магический кристалл. После несложных манипуляций с прикладыванием ладоней, парень перечислил взятые мной задания на растения.

— Желаете всё сдать?

— Да. Но я заданий много взял, и трав принёс много. Здесь, — я легонько постучал по поверхности стола, — места мало будет. Комната для приёма свободна?

— Желаете воспользоваться?

— Да.

— Одну минуту, пожалуйста.

Ровным шагом он проследовал сначала к одной из дверей, проверил помещение за ней, вернулся и что-то спросил у женщины. Получив ответ, направился к другой двери, что-то сказал вглубь помещения и вернулся к стойке.

Через несколько секунд вышла девушка с карими глазами и направилась к нам.

— Нурт! Я же говорила, что мой рабочий день закончился! Сейчас я на обеде и потом, если кто-то забыл, я пойду помогать главе!

— Ты всё равно неспособна растопить его ледяное сердце, — крайний мужчина, стоявший в толпе, выдал не лишённый смысла комментарий и полностью переключил своё внимание на девушку.

— Пожалуйста, подмени меня, — с присущей вежливостью в голосе попросил Нурт. — Пришёл авантюрист, недавно взявший задания на травы. Они давно у нас и чем быстрее мы передадим их заказчикам, тем лучше.

Девушка посмотрела пристально на Нурта и глубоко вздохнула:

— Хорошо. Но тогда завтра у меня выходной.

— Спасибо. Лик’Тулкис, пожалуйста, следуйте за мной

В комнате, что Нурт проверял первой, находилось помещение, где авантюристы сдавали вещи по заданиям. Иногда они притаскивали тушу кабана, оленя или кого покрупнее — подобное тащить через парадный вход не самая удачная идея. Для этого и существовала эта комната с широкой дверью, ведущей во внутренний двор. Здесь находилась ещё одна дверца, или даже небольшой лючок — но если не знать о его существовании, то никогда и не найдёшь. А так это была лишь обычная внутренняя комната для передачи материалов: столы и стулья, шкафы и полки, всевозможные весы и гири различных размеров, ножи для разделки туш и инструмент, от алхимического до геологического.

Как только дверь закрылась за нами разумный с именем Нурт наконец показал свой истинный облик.

Бывший ещё три года назад бесправным рабом, он в ту пору уже приготовился сменить хозяина. Прошлый хозяин выставил его на аукцион, где Нурт был замечен каким-то торговцем. Он тогда прямо сказал, что обязательно выкупит юношу с таким крепким телом. И с пятком других рабов подарит своему возможному клиенту, владельцу Лигольского рудника.

Лишь провидение богов, если верить словам Бриана, завело его на аукцион. Глава был проездом по гильдейским делам в том городе и зачем-то решил посмотреть на товары, что так сильно расхваливали зазывалы. Именно тогда он и увидел стоящего на подиуме разумного, получившего от отца человеческое тело, а от матери — не дюжую силу орков.

Было ли необходимо торговаться за него до последнего? Стоила ли его покупка четырёх годовых жалований такого человека, как Бриан? Оправдан ли риск, когда тот освободил Нурта из рабства, подкорректировал его документы и принял в состав работников гильдии? На все эти риторические вопросы глава лишь ответил: «Монархи платят гораздо больше за абсолютную преданность.»

И вот, этот всецело преданный своему спасителю разумный преобразился, стоило ему скрыться от посторонних глаз. Спокойствие и размеренность исчезли, а на их место пришли суетливые движения. Не теряя ни единой секунды, он вихрем пронёсся по помещению и на одном из столов появилось всё необходимое для проверки трав и записи результатов.

— Не будем терять время. Процедура вам знакома?

— Знаю я всё, не волнуйся, — я достал из сумки маленький мешочек с четырьмя именными браслетами и пустую склянку, в которой некогда хранилось зелье: нечего такую серьёзную улику у себя держать. — Три, медвесыч номер семь, четыре в землянке рядом.

— Три. Номер семь. Землянка рядом. Это всё?

— Нужно с Брианом поговорить. Пусть придумает способ.

Кивнув в ответ и взяв предметы, Нурт направился к одному из шкафов. Нащупав за его стенкой специальное углубление, он подал туда немного маны и под его ногами раскрылся небольшой люк. Юноша нырнул в него, и крышка тут же захлопнулась.

Предстояло в одиночестве заняться принесёнными травами: взвесить и записать на маленький листочек, чтобы потом Нурт лишь переписал цифры на карточки и закрыл задания. Чтобы хоть как-то себя развлечь за этим скучным делом — я невольно вспомнил про Лигольский рудник. Или рудник Лигола, или Лиголов зёв. Мёртвая шахта, Живое кладбище, Живой могильник.

Разумные горазды давать мрачные названия страшным местам. Особенно, если это касалось шахт по добыче редких и ценных вещей. А огненный антрацит, несомненно, таким и является. Чем же ещё быть углю, что впитал в себя магию огня?

Непонятно чья причудливая воля расположила в тех горах источник магии огня, но это факт случившийся. Такой же факт и тот, что вокруг гор расположены и орочьи земли, и скверное место, и огромный лес с несчётным количеством дикого зверья. Но прекрасная картина была бы неполной без рыжих драконов, изредка использующих эти горы как одно из мест вывода потомства.

Несчастный разумный, что попал на рудник, первым делом будет награждён поисковой татуировкой. И всё. Рабство не будут ставить, даже снимут его, если было. Зачем там рабы, когда бежать некуда? Ну, а если бежать, то удачи смельчаку: остаётся молиться, чтобы его нашла охрана форта, стоящего поодаль от шахты. А так у несчастного выбор велик: жертвенный алтарь орков, стать обедом зверью или быть поглощённым скверной.

Или в один прекрасный день прилетит около двух десятков огненных драконов и количество живых разумных в тех шахтах сократится до нуля. А сама шахта перестанет работать на один век как минимум. Однако потом, когда драконы выведут потомство и улетят — она не будет работать ещё лет десять. Потому что все окружные королевства и империи, вольные города и баронства сцепятся не на жизнь, а на смерть своих подданных, солдат и наёмников. Каждый будет стараться захватить и присвоить себе столь лакомый кусочек. Ведь там будет не только уголь, но и призрачный шанс на то, что драконы оставили полинялую шкуру, пару отвалившихся когтей, клыков или роговых отростков. А про оставленные магические камни, проступившие на стенах и столь нужные всем и вся, даже никто и не упоминает. Одним словом — жизнь там кипела насыщенно и каждодневно.

Даже если предположить, что провидение подарило шанс и разумный сбежал, смог улизнуть от смерти и вышел к цивилизации, всё равно остаётся поисковая татуировка. Вот если б её набивали на пах, или задницу, то было бы проще. С благородными так частенько поступают, когда их берут под марионеточное управление — прекрасный способ унизить разумного высокого происхождения и сделать его податливой куклой. При желании татуировку можно свести, и остаток жизни провести с недержанием как побочным эффектом. Жизнь, несомненно, будет грустной — но всё же будет. Но в шахтах тату бьют на шею или грудь. Тут уже выбора нет: или отказ сердца, или дышать перестанешь, или паралич всего, что ниже шеи. Избежать побочных эффектов можно — есть зелья специальные. Но вот чтобы получить хотя бы одно такое, разумному придётся продаться в рабство. Как минимум раз десять.

Остаётся несчастным уповать, что переменчивая судьба улыбнётся и они добудут ровно десять тонн серого угля с ярко-рыжими прожилками. И под фанфары и завистливые взгляды оставшихся каторжан будут отправлены с пересменкой охраны обратно в цивилизацию. Даже денег на первое время немного дадут.

Только сначала нужно не сдохнуть, добыв примерно девять тонн твёрдого топлива для магических печей. После первой тонны на коже проступит сыпь. Третья подарит проблемы с дыханием, а пройденный рубеж в половину одарит лёгкими психическими расстройствами и галлюцинациями. На шестой тонне сыпь превратится в язвы, седьмая даст незабываемые проблемы с кишечником, восьмая ударит по остальным органам. Рядом с девятой тонной у несчастного просто остановится сердце.

Никто самостоятельно не способен добыть заветные десять тонн в ужасных условиях, где не только жарко, пыльно и токсично — в тех шахтах присутствует пертуберенция магической энергии, что попросту выкручивает организмы разумных. Поэтому обычно берут кого-то более или менее живого из каторжан и говорят ему, что он справился, что он молодец. И отпускают на волю. Оставшиеся посмотрят на это и уверуют, что тоже могут добыть заветную тонну. А как тут не уверовать, когда вот такие освободившиеся нередко вступают в охранный гарнизон? Даже если как повар или разносчик, но всё же живое напоминание.

Напоминание, что каждый в этой проклятой богами шахте может достичь того, что он желает больше всего — свободы. Это мотивирует. Мотивирует быстрее и эффективней добывать уголь, с каждым вдохом поглощая всё больше и больше пыли, приближаясь к заветной цифре в десять тонн. Не зная про цифру девять.

От этой судьбы парня, что вылез из потаённого люка, и спас Бриан. Именно поэтому в голове у Нурта только одна модель поведения и отношения к главе гильдии — бесконечная преданность.

Мало того, что он был спасён и освобождён от рабства, так Бриан ещё разыскал его родителей и перевёз их в город. Наверно, парню было приятно увидеть семью. Он об этом и мечтать не смел после того, как по юношеской дурости вступил в ватагу наёмников назначившей себе целью грабежа то, что лучше обходить стороной. Как раз тогда, после проигранного сражения, он и попал в рабство к своему первому хозяину.

— Вы закончили?

— Да, держи. Всё взвесил, расписал и разложил.

— Глава передаёт, — Нурт говорил со мной и одновременно разбирался с травами, карточками заданий и магическим кристаллом, — что сможет с вами увидится на празднике.

— Сойдёт.

— Насчёт сегодня: постарайтесь не уходить из города в ближайшие четыре часа, лучше пять.

— Пять? Нурт, ты серьёзно? Я ночь не спал, сюда пешком пёрся, в деревне дел ещё навалом, а ты мне про пять часов говоришь⁈ Да, я ещё хотел кой-куда зайти, но там дел часа на два максимум, — я глубоко вздохнул с досады. — Представление случится сегодня?

— Да. Есть экторское вино. Хотите бокал?

— Чтобы моё сердце мне сказало последнее «прости»? Из меня ещё бримдерский отвар не вышел, лучше их не смешивать. Ты скоро?

— Уже. Держите, — он передал заполненные карточки. — Деньги вам выдадут на стойке. Дальше разберётесь сами?

— Да.

Нурт кивнул и с охапкой свёртков с травами направился к двери, ведущей во внутренний двор. Там его уже ждали пара ребятишек, подрабатывающих в гильдии на подручной работе. Как раз вот такие и разносят небольшие заказы по городу, получают в карточку подпись о завершении и несут её в гильдию, а за это награждаются звонкой монеткой. Ребятня разбежалась и Нурт, ещё раз кивнув мне, закрыл дверь и умчался. Наверно, как и в прошлый раз, выведет несчастного за город, а там… а там уже заботы Бриана.

— Где Нурт? — раздражённым голосом спросила девушка, стоило мне выйти обратно в зал.

Уставшая от внимания толпы она мечтала о том прекрасном моменте, когда наконец-таки отправится к главе. У неё вновь выдалась прекрасная возможность пробить невидимую стену и показать неприступному красавцу весь свой шарм. Ведь не зря она так долго готовилась во время обеда: подкрашивалась, проглаживала форму, пудрила тонкий носик. Но девушке только предстояло узнать, что сегодня не её день.

— Побежал заказы разносить.

— Вот же… услужливый… Ну, держись: как увижу, так я… — взяв себя в руки и потушив ненависть, девушка обиженно посмотрела на меня. — Прошу прощения. Бланки с заданиями у вас? Заполнены?

Передав ей карточки, я забрал честно заработанные деньги и направился к выходу — но изменил маршрут.

Двое разумных хитрим прищуром смотрели на меня и зубоскалили, чувствуя, как опять начнут шутки шутить. Впрочем, эти два клоуна над всеми прикалываются. Почти над всеми — у каждого разумного существа есть как слабые места, а также и сильные, даже смертельные противники. И ни я, ни глава гильдии не из их числа.

— О, страшный маг, проклятьем обречённый!

— Кровавой жатвой привлечённый!

— Пришёл, что б всех нас покарать!

— Сердца из наших тел достать!

— Ну всё, — каждый мускул на моём лице напрягся от ещё одной порции раздражающих стихоплётств. Я потянул руку к гримуару: — Вы меня достали. Сейчас я вам покажу страшного мага!

— Страшный ма…

— Услышь меня — зову тебя…

— Ликус, ты чего?

— … мой зов вращается во мгле…

— Э, ты чего?

— … тебе, рождённое в огне…

— Ликус?

— … пожертвую всего себя…

— Ликус, мать твою!

— … покуда нас не замело…

— Бегите!

— … найди тех двух и покарай… — я показ пальцем в сторону двух клоунов.

Тишина поглотила зал. Все собравшиеся уставились на нашу компанию. Но вскоре вернулись к своим делам.

—… немножечко.

— Не, Ликус, — Джосс махнул рукой и сел обратно, — тебе до нашего чувства юмора ещё очень далеко.

— Ага, — вторил ему Барат, вернувшись на своё место и наливая в кружку дешёвое, практически безалкогольное пойло, так любимое авантюристами. Как они говорят: «Пить и не пьянеть, лишь время убивать». — Даже слепец бы понял, что ты блефуешь. Но так и быть, засчитаю твою попытку.

Этот равнинный эльф, что пододвинул ко мне кружку с напитком, притягивал к себе своей непосредственностью и видом простого парня. Не сказать, что он душа компании, но попавший к нему в наставничество молодняк произносил его имя с неподкупным уважением, благодарностью и желанием не злить лишний раз.

— Мне остаётся надеяться, — я сел напротив, — что в день, когда я решусь уподобить свой юмор вашему, на мою голову упадёт камень и лишит меня жизни.

— Какой ты всё-таки страшный, Ликус.

— Ага. Джосс прав: ты действительно страшный маг.

— Вы только что журили моё чувство юмора, а сами уже в десятый раз повторяете одну и ту же шутку.

— Да какая ж там шутка? Ты себя-то вспомни две зимы назад!

— Вот-вот. Вспомни тот день, когда ты пришёл в гильдию зарегистрировать своё прибытие.

— И что со мной было не так?

— Да у тебя глаза были не разумного и не зверя, а порождения самой скверны!

— Вид у тебя был, Ликус, будто ты хотел убить всё живое на белом свете. А потом воскресить, надругаться и снова убить.

— И ещё раз надругаться, — в ответ на добавленную Джоссом деталь Барат утвердительно кивнул.

— Я бы посмотрел, как вы будете тащить волокушу с едва живым разумным четыре дня подряд по самому лютому морозу.

— Подумаешь: четыре дня по лютому морозу! Я сам, прошлым летом, тащил на себе Джосса. От кабака до гостиницы. Как видишь, жив, цел и даже не в обиде на весь белый свет!

— Эгоистичный и ужасный ты разумный, Ликус!

— Настоящий ксат.

— Страшный маг? — Джосс повернулся к другу.

— Страшный маг, — эльф кивнул и они оба уставились на меня самым честным взглядом.

— Это со мной ты такой смелый, Барат. Может быть, пойдёшь и вновь пошутишь над Рувилой?

— Ну чего ты сразу начинаешь-то?

— Постой, постой: ты же до сих пор должен прятаться в какой-то деревне⁈ Откуда такая смелость, появляться в городе средь бела дня?

— Уехала наша магесса. Теперь его жизни ничто не угрожает, — Джосс сразу же поддел своего друга.

— Уехала?

— Уже как неделю, или даже две. Вроде контракт взяла охранный у караванщиков. Так что вернётся нескоро.

— Барат, только не говори мне, что ты грустишь из-за того, что не можешь пошутить над ней? Не волнуйся, у тебя ещё будет возможность вновь сравнить её грудь с плоской поверхностью регистрационной стойки, — эльф удивлённо уставился на меня. — Полчаса назад, у восточных ворот, я видел нашу прекрасную подругу. Она как раз собирался сюда.

— Чего ты молчал! — Барат подпрыгнул от страха. — Так, Джосс, меня здесь не было, ясно? Ликус… и вообще все: вас это тоже касается. Поняли?

От вида не на шутку перепугавшегося эльфа я не смог удержать в себе смех. Пока мой хохот разносился по залу, на лице Барата за несколько секунд сменилось порядка десяти выражений: страх, удивление, осознание, гнев, отрицание, печаль, снова гнев… Последним стало облегчение, и он тоже залился смехом. Правда, немного нервным.

— Вы двое прекрасный пример того, что разумный не меняется с годами. Особенно ты, Барат. Что тогда, что сейчас: всё время пытаешься поддеть Рувилу.

— А вот ты то самое исключение из правил, Ликус, — эльф тут же парировал. К нему присоединился Джосс:

— Что с тобой случилось за эти годы странствий? Ты словно стал добрее и обрёл жизненную цель, но в то же время стал куда более жестоким. И где те двое? Что с ними случилось?

— С ними всё в порядке. Как и со мной. Просто… Сойдёмся на том, что носить в себе кусок скверны не самая приятная учесть. Но давай забудем на минуту обо мне. Что нового слышно в городе?

— Ничего. Есть пара слухов, но мы только вчера перебрались из деревень, так что в них мы не уверенны.

— Ага. Вчера в полдень встретились, продали обратно рабынь, — Джосс одновременно рассказывал и обновлял содержимое кружек, — а потом закатили такую пьянку, которую город ещё долго будет помнить. Лично у меня только недавно голова гудеть прекратила. Мы, вроде, и тебе послали приглашение. А ты не пришёл!

— Даже глава был с нами.

Как хорошо, что Лина обо всём сообщила поутру и я успел подготовить алиби и отговорки:

— Мне раба сообщила об этом только утром, — парни хотели что-то возразить, но не успели. — Вы на неё не ругайтесь: это я попросил, чтобы меня ничего не отвлекало. Сами понимаете — приказ.

— А ты чем был таким занят? Зелья готовил?

— Да… Я могу быть с вами честным?

— Конечно! — в одни голос ответили два друга.

— Не, я не про это. Я могу надеяться, что разговор останется между нами? — они оба слегка, так что только я мог это заметить, приподняли правые руки в клятвенном жесте. — Слышали про ребёнка, что родился недавно с семенем скверны?

— Во! Это как раз тот слух, про который мы не стали говорить. Вроде его кто-то оставил на попечение… — Джосс прищурил левый глаз. — Только не говори мне…

— Он сейчас находится в моём доме, и его кроватка висит в соседней комнате.

— Ты взял его на попечение? — Джосс выглядел как-то потерянно. Стоило мне утвердительно кивнуть в ответ, как на его лице отразилось ещё большее смятение.

— Гони золотой! — Барат подскочил и легонько ударил кулаком в плечо друга.

— Ну, Ликус — ты нехороший разумный.

— Чего заладил: Ликус, Ликус, — эльф сел обратно, тембр его голоса изменился и в пародийной форме теперь был похож на голос Джосса. — Изменился он, да-да. Стал злее, ну-ну. Ну и что, что та же деревня, ля-ля. Он уже так не сделает, ага. Может быть, наш старый друг и изменился, но если дело касается скверны, то он готов свой член достать и наяривать, пока тот в труху не изотрётся.

— Не напоминай. Итак кошмары снятся.

— Ты чего? — я с ухмылкой обратился к Джоссу. — Всё никак не забыть тот злосчастный вечер, когда на чистом небе светили звёзды, а на бренной земле в центре круга палаток горел костёр. И светом огня Он ОСВЕТИЛ…

— Заткнись, морщинистая морда, заткнись! Задери тебя скверна, молчи, не напоминай! — его передёрнуло, и он кружку залпом осушил.

Мы с Баратом залились таким оглушительным смехом, что даже кто-то из толпы у стойки расслышал нас и обратил внимание. Правда, ненадолго — для мужчины нет смылся выбирать между иллюзорным вниманием двух красивых дам и видом трёх непонятных разумных.

— Иди нахер Ликус, понял! Вот прям на свой и иди!

— Да ладно Джосс, будет тебе.

— Что собрался делать с ребёнком?

Одна из черт характера Барата: сменить тему разговора ровно в тот момент, когда это нужно и самым подходящим образом. И сейчас, когда мы уже отсмеялись, был тот самый момент.

— Ничего, просто передержка. К празднику его должны освидетельствовать и забрать.

— В церковь отдашь?

— Да, — от моего ответа оба друга изменились в лицах. Что-то вроде лёгкой горечи отражалось на них.

— А ты его вообще где нашёл?

— На родах присутствовал.

— Караулил, что ли?

— Ага. А до этого бегал по деревне, под юбки бабам заглядывал да спрашивал так громко: «А кто тут у нас в теремочке живёт?»

— Ха. Я серьёзно.

— Я тоже, Барат. Так совпало. Думал, что женщина уже родила и просто решил проверить её здоровье. И на тебе: добро пожаловать на первый ряд представления «Разруби младенца ржавым топором».

— М-да, — Джосс скривил лицо. — Плохо как-то это.

— Слушай, Ликус, — Барат вернул себе лидерство в разговоре, — ты точно решил его в церковь передать?

— А чего с ним ещё делать?

— Ну, позаботься о нём, что ли. Ты ж со скверной на «ты».

— А с детьми на «вы», — парировал я.

— Я бы так не сказал про тебя, Ликус.

— А я говорю. Если такой сердобольный, то можешь сам о нём позаботиться!

— Я? — Барат как-то сразу стушевался и глаза его забегали. — Да я, ну, не могу. Причины у меня есть, понимаешь?

— И у меня тоже причины есть. Как минимум, я обратно в путешествия отправлюсь и маленькое дитя — последнее, что мне нужно.

— Трихтиху отдашь, значит, да?

— Значит, отдам. Я знаю, Джосс, что он вряд ли переживёт церковников. И не смотри на меня так.

— Всё равно считаю, что это неправильно!

— Поддерживаю, — Барат одобряюще похлопал по плечу друга. — Может быть, к ним отношение было соответствующее, когда такие дети только рождались на свет. Чего скрывать: лет триста назад они были в диковинку и всех пугали. А сейчас чего? Да они такие же разумные.

— Именно, — Джосс поддержал разговор, — Никто же не топит своего ребёнка лишь потому, что он какой-то некрасивый уродился? Двулично это всё, Ликус, понимаешь? Да и эти ежемесячные проповеди…

— Этот трихтих так нелепо выглядит, — Барат чуть ли не плевался от отвращения, — когда затирает про всякое отречение от скверных мыслей и деяний, а у самого всё нутро чёрное как смоль.

— Мы прекрасно знаем, что инквизитор и рутифактор скрывается под личиной всеми нами любимого и обожаемого трихтиха Хубара, — у меня наконец-то получилась вставить слово.

— Да подавится он вином во время трапезы.

— Да насрёт голубь ему в тарелку.

— Кутуу́н! — они оба подняли руки в орочьем молитвенном жесте.

— Аа́рс Кутуу́н, — я подыграл им.

Мы замолчали. Я вполне уверен, что два друга вспомнили образ немногословного орка и события давно минувших дней. Судя по лёгким улыбкам — эти воспоминания им приятны.

— Вы так и не рассказали о причинах попойки.

— Ну, — Барат задумался, подбирая нужные слова, попутно раскачивая кружку с пойлом. Но плюнул на это дело и решительно выпалил: — Уезжаю я Ликус. Насовсем.

Слишком много мыслей роилось в голове. Я не мог понять, почему он решил куда-то уехать после стольких лет жизни в Эльбене и, казалось бы, более чем успешной доли одного из главных авантюристов города? Не говоря про его закадычного друга, что сидел рядом и смотрел на эльфа с такой доброй, братской грустью.

— Куда?

— В родной город.

— Ты же рассказывал, что тебе туда дорога закрыта, нет?

— Да, но это когда было? Ситуация изменилась, нужно ехать.

— Сколько до него пути?

— Три недели — в самом лучшем случае.

— Долго. Как же тогда Рувила?

— Не трогай то, чего не надо, — Барат не выглядел раздражённо, но голос его слишком отчётливо наполняла печаль.

— Я за тебя переживаю, а не трогаю. Неужели так всё и оставишь?

— Пойми, мы с ней рыбы из разных вод. Я из обмелевшего и заросшего озера, а она из океана. Не надо предаваться лишним фантазиям: на душе лишь противней будет.

Я покосился Джосса. Он легонько замотал головой, а в его взгляде читалась просьба не продолжать этот разговор. Наверно, эльф давно всё решил. Не стоило бередить его раны.

— Чем заниматься будешь?

— Посмотрим, как пойдёт с делами, но гильдию не брошу — привык я к этому делу. Правда, там наставничества толком нет, да и дел тоже: так, мелкая охота, травы какие да иногда гоблины логова устроят. Но я посмотрю.

— Пусть тебе сопутствует удача, Барат.

— Спасибо. Если будешь путешествовать — заезжай в гости. Я, как обоснуюсь, Джоссу отправлю точный адрес.

— Обязательно.

Повисла пауза и каждый думал о своём.

Когда я уже подумывал попрощаться и уйти, Джосс заговорили и показал на входную дверь:

— Смотрите-ка. Доставщик из ратуши.

В зал гильдии действительно зашёл статный парень с выхоленной внешностью и выражением собственной важности на лице. На коротком плаще был вышит герб города. Такой же герб был вытиснен на качественной коже почтовой сумки, перекинутой через плечо. Только доставщики ходят с подобными атрибутами на одежде.

Парень уверенным шагом прошёл к стойке и не раздумывая, бесцеремонно протиснулся сквозь толпу. Если присмотреться, то количество авантюристов уменьшилось. Но недостаточно, чтобы в ней чувствовать себя комфортно. Через пару минут толпа выплюнула доставщика, и он спешно направился к выходу.

До наших ушей донеслись отголоски крика, и толпа у стойки расступилась. Скорее всего, кто-то из регистраторш звал доставщика. Только это могло объяснить, почему он развернулся и пошёл обратно. А вот дальше произошло то, чего я никак не ожидал.

Толпа ещё сильнее расступилась, и можно было видеть практически всю стойку. По крайней мере, я видел девушку с карими глазами, что трясла скрученной в трубку бумагой, скреплённой сургучовой печатью. Работница показывала на меня. В полнейшем недоумении я поднял руку. Она утвердительно взмахнула и передала бумагу доставщику.

Парень быстрым шагом направился в мою сторону. Его лицо было полностью бесстрастно и не выражало никаких эмоций, кроме всепоглощающей важности к собственной персоне. Но вот уголки глаз и, даже в какой-то степени сам взгляд словно кричал о его внутреннем негодовании.

— Ликсу… — он попытался произнести столь необычное имя с особенным пренебрежением. Но не рассчитал свои силы, запнулся и вызвал лишь лёгкие смешки авантюристов.

— Лик’Тулкис, — я поправил парня, кое-как скрывая злорадную ухмылку.

— Благодарю. Вы Лик’Тулкис, магос Настрайской магической академии?

— Наверно, да. По крайней мере, с утра себя им осознаю.

— Вам сообщение.

С этими словами он протянул мне скрученный листок. С нехорошими мыслями и вопящей интуицией я принял его, снял печать и растянул на столе.

'Здравствуй, Ликус.

Я молю всех богов о том, что ты получишь это сообщение раньше, чем случится непоправимое. Мы…'

— Не могли бы оплатить доставку сообщения прежде, чем читать его? — парень говорил странные вещи.

— Какая оплата?

— Сообщение отправлено по форме номер семь, а значит отправку и доставку оплачивает получатель. С вас семьдесят восемь серебряных монет.

— Держи, — с нескрываемым раздражением и злостью, я передал доставщику деньги. Он уже было хотел сразу сорваться и умчатся, но я успел его затормозить:

— Подойди к стойке и сообщи, что я оплатил. Вот не надо этих гримас: мы оба прекрасно знаем, что и сколько стоит. Иди давай, выполни все процедуры и отработай чаевые.

Его лицо покоробило от осознания, что его план раскусили и никак не отвертеться от потери столь драгоценных для него минут. Доставщик уныло поплёлся к стойке под насмешливый гогот всех, кто застал это маленькое представление. Я же вернулся к чтению письма.

'Здравствуй, Ликус.

Я молю всех богов о том, что ты получишь это сообщение раньше, чем случится непоправимое. Мы сейчас в Рурате — это город в неделе езды от Эльбена. Планируем приехать за день до праздника.

Ты умрёшь сразу после нашего приезда.

Ты не переживёшь встречи с нашей ученицей.

Она каждый день вспоминает тебя и чем ближе мы подбираемся к Эльбену, тем чаще слышно твоё имя. Я не знаю, что ты с ней сделал, и знать не хочу, но это твоя ошибка — пообещать ей написать, и не написать. Неважно, что тебе ничего не надо из вещей. Надо было просто написать.

К счастью, у тебя есть шанс сохранить свою жизнь.

Здесь, в Рурате, полно хороших кузнечных мастерских. Есть пара неплохих кожевен, но лучше остановись на кузнецах. Подумай — вдруг тебе что-то надо из металла. Выбери хоть что-то и отправь ей сообщение. Она ещё не может принимать личные заказы, но, так как мы тебя знаем, сделаем небольшое исключение и проведём сделку через гильдию. Твоя просьба станет для Сонтьялы бесценным опытом и тренировкой. Но знай, что на рассвете второго дня мы покинем город. И твоя судьба будет предрешена.

Молю богов за тебя.

Парт.

Дополнение.

Хорошим подарком станет бутылка вкусного напитка, который будет согревать нас в долгих путешествиях.

Дополнительное дополнение.

Ты ведь понимаешь, что не следует обижаться на то, что придётся оплатить за сообщение?'

— У-у-у, — легонько протянул Джосс. Хоть он и сидел напротив меня, но смог всё прочитать. С задумчивым выражением он посмотрел на Барата. — Грозит Ликусу опасность таких масштабов, что магия Рувилы тебе, мой друг, покажется укусом комара.

— Помянем?

— Помянем!

Они оба, с таким правдивым трагизмом на лицах, чокнулись кружками и тут же заржали от собственной шутки.

Под этот смех как-то легче думалось о свой дальнейшей судьбе. Но, если принять во внимание слова Парта — ничего лёгкого и смешного в ней не было. Караванщик может быть и весельчак, как и любой другой свободный торговец, но вряд ли станет шутить подобным образом. Можно сказать одно: Сонтьяла всерьёз решила мне объяснить, что игнорировать девушку — не самый правильный жизненный выбор.

Хотя, если подумать — это очень удачное совпадение. Теперь не нужно самому выбирать инструмент. Просто отправлю сообщение с описанием и буду ждать, когда его привезут. С бутылкой тоже проблем не будет: в магазине, где я вино беру, всегда в наличии пара бутылок с крепким алкоголем. Да и добрые отношения с девчонкой не испорчу. Обязательно надо будет купить чего-нибудь дорогого. И не только торговцам, но и смуглянке.

— Что, Ликус, — Барат хитро щурился и злорадно улыбался, — у кого-то крупные неприятности? Кто-то спрячется в деревне? Сравнить никто ничто не хочет?

— Выбери проклятие: импотенция или ненависть к алкоголю.

— Просто убей меня! — с улыбкой прокричал эльф, оценив шутку.

— Не надейся. Но это потом. Сейчас я хочу заняться спасением своей жизни.

— Обязательно спаси её, Ликус. И передай этой ученице от меня привет.

— Мечтай, Джосс. Кстати: вы на празднике что делаете? Я хотел бы присоединиться на пару кружек.

— Ты думаешь, у тебя будет время? — они оба смотрели на меня как на неразумного ребёнка, только что сказавшего несусветную чушь.

— Вечером — нет. Но днём всё же час-другой будет.

— Если так… Ищи нас в наших обычных местах.

— У дворфа или эльфа, да?

— Где-то у них мы и будем.

— Так сложно выбрать: эти восхитительные пироги и сладкое вино, или же наваристое рагу и неимоверно вкусную грибную брагу.

К регистрационной стойке я направился сразу, как только попрощался с двумя закадычными друзьями. Толпа практически рассеялась и дамы скучали. Но не по вниманию мужчин, а по внятной работе. Наверно поэтому все бюрократические моменты, связанные с доставленным сообщением, были решены за мгновения.

Я вышел из здания гильдии и мысленно поставил галочку в воображаемом списке напротив одного из пунктов.

Глава 6

Двенадцать звонких ударов колокола подавили гам уличной суеты. Все жители города, хоть и ненадолго, но разбились на два лагеря. Одни отложили заботы на потом и подыскивали себе компанию на обед. Другие же решили воспользоваться ситуацией, когда улицы города малолюдны — это прекрасная возможность избежать толп и быстро решить все назначенные дела.

Последние удары раздались как раз тогда, когда я вышел из гильдии и воочию видел все спектры эмоций, отразившиеся на лицах разумных, обдумывающих свои дальнейшие действия и планы. Минут через двадцать на улицах города действительно станет посвободней, но сейчас звон колокола подогрел городской ажиотаж и заставил прохожих ускорить шаг. Лишь быстрым недоверчивым взглядом они окидывали ксата, стоящего рядом с гильдией авантюристов — и без него у них достаточно забот.

Мне же суетится не к чему. В гильдии было нещадно убито чуть больше часа, оставалось ждать ещё часа четыре. От этой цифры усталость вновь накатила на сознание. Всё же трудно даются бессонные ночи после практически спокойной зимы. Даже если я и покидал деревню, уходя на дежурный осмотр местности, то всё равно по ночам спал в специально оборудованных схронах. И всегда мысленно осыпал благодарностями того, кто решил их сделать: всё лучше спать хоть как-то, чем не спать вообще.

Пристроившись с краю главной городской улицы, я посильнее надвинул капюшон на голову и направился к ратуше. Заодно обдумывал сообщения для Сонтьялы. Будь это простое письмо, то ограничился бы парой банальных фраз, поинтересовавшись о здоровье, успехах в учёбе или ещё что-нибудь такое. Потом пару строк о себе, и на этом письмо закончено. Но, по факту, теперь это уже не обычное письмо, а практически официальный запрос. Хотя, излишний формализм тоже будет не к месту.

Начну с «Дорогая Сонтьяла»… Дорогая, где мой ужин, мы женаты две недели. Нет, так не пойдёт. «Глубокоуважаемая Сонтьяла»… Спорить не буду — она девушка симпатичная, но не помню, чтобы наши отношения переросли в ночное глубокое уважение. Да и не перерастут они, в любом случае. «Уважаемая Сонтьяла»… Я пытаюсь ей духи продать?

— Посторонись! Е-ей, дорогу!

По улице, едва не сбивая прохожих, неслась ручная телега. Толкавший её парень широко улыбался, а глаза его так и вовсе светились от радости. Словно окрылённый, он разогнал телегу до такой скорости, что едва поспевал перебирать ногами и окрикивать прохожих. Разумные смотрели с негодованием на парня, который подпрыгивал не то от слишком большой скорости повозки, не то от возбуждения. Причудливого вида кулон, напоминавший дерево странной формы, выскочил из-под рубахи и болтался из стороны в сторону на толстой бечёвке. По всей её длине провязаны узелки с вплетёнными в них разноцветными лентами. Каждый, кто видел этого несущегося парня, неодобрительно качал головой и возвращался к своим делам.

Ладно, не буду заморачиваться и просто остановлюсь на обычном: «Здравствуй, Сонтьяла». Да, этого будет достаточно. Затем что написать? Если верить словам Парта, то смуглянка явно на меня обижена. Как сменить её гнев на милость? А что, если так: «Хоть слова мои прозвучат банально и глупо, но я сознаюсь. Сегодня мне понадобился набор инструментов, а в лавках города все они плохого качества. Стоило только подумать о его заказе, как весь мой разум заполнили воспоминания о тебе». Да, примерно что-то такое и можно вставить. Потом узнать о её делах, спросить про путешествия, здоровье и не забыть про обучение: вроде бы, один из экзаменов у неё как раз должен был быть зимой. Затем немного расскажу про свои новости и спрошу про доставку. Надо будет только расписать набор в подробностях. Главное — не забыть сказать, что я буду рад её видеть так скоро, как только получится, даже если она приедет без заказа. Думаю, так можно будет сохранить отношения с моим будущим личным торговцем.

И, всё-таки, сложно составлять тест письма, когда толком и не знаешь, что писать. Одно радует: для его отправки многого не понадобиться. Достаточно лишь зайти в ратушу, заплатить в регистратуре пошлину да продиктовать текст специально обученному магу, и можно быть уверенным — сообщение точно дойдёт куда надо. Но не сегодня.

Сегодня разумные всего города решили взять ратушу приступом, оккупировать коридоры, забаррикадировать двери и замучить насмерть бедных работников администрации города. По крайней мере, собравшаяся напротив здания толпа наводила только на эту мысль. Хотя, стоило отдать должное: даже в таком хаосе разумные старались группироваться вокруг табличек с названиями городов. Эдакий не лишённый своих трудностей, но простой способ сэкономить парочку монет. Что может быть дешевле, чем послать одно сообщение одним разумным другому разумному? Только посланное сообщение группой не на чьё-то конкретное имя, а просто с указанием тех, кому дозволено просматривать это самое сообщение. Будет ждать такое послание, пока в ратушу города не зайдут все указанные лица и не прочтут свою часть письма. Ну, или через три месяца его просто уничтожат за ненадобностью.

Но протиснуться через всё это столпотворение было не единственной проблемой. В самом здании разумных было слишком много для этого прекрасного, тёплого, весеннего денька, а гам стоял такой силы, что у меня невольно закружилась голова. Разумные перекрикивались между собой, что-то друг дружке рассказывали, делились новостями и планами на праздник. А работники администрации хоть и выглядели уставшими, но смотрели на всех по-доброму, с пониманием.

Отстояв в очереди час, отправив сообщение и выйдя на улицу — я хотел было облегчённо вздохнуть, но предстояло вновь пройти сквозь толпу перед ратушей. Казалось, разумных в ней лишь прибавилось.

Пока я пробирался сквозь это нагромождение тел, в голове у меня крутился лишь один вопрос: сколько же здесь было народу, когда объявили точную дату праздника? К счастью, что в тот день моё бренное тело было далеко в лесу. По словам Лины, волна предпраздничной суеты была на столько сильной, что прокатилась и по деревне тоже.

Но, к несчастью, сейчас я в городе, а не в тихом и спокойном месте. Благо второй пункт из списка дел выполнен и теперь мне прямая дорога к зданию Всеобщей Церкви.

Готов поставить на кон свой посох: во время праздника церковники непременно будут читать свои проповеди. Невозможно представить, чтобы они пропустили столь значимое событие. Хотя они и сейчас должны быть заняты — обеденную службу ведь никто не отменял. Её обычно посещает не так много народа, как утреннюю, а о давке по вечерам вообще вспоминать не хочется. Но и в обед служители богов отрабатывают пожертвования прихожан не ленясь.

Идя в сторону церкви я вдруг резко остановился, пытаясь вспомнить сегодняшнее число. Хорошо, что шёл с краю улицы, иначе быть мне сбитым прохожими: обед закончился и улицы вновь походили на кишащие крысами водостоки. Точная дата, если уж быть совсем честным с самим собой, не так уж и важна: сбор подношений в прошлом году у ксатов проходил за несколько дней до праздника. Наверно, так будет и в этом. Вопрос в другом: они соберут денег столько же, сколько и в прошлом?

Эльбен хоть и оживлённый город, но его нельзя назвать сильно зажиточным или, уж тем более, богатым. Простой город, в котором живёт тысяч тридцать народу. Или тридцать пять, но это с рабами и невольниками. Ну, или пятьдесят — вместе с окрестными деревнями. И то, это крайне оптимистичная цифирь.

И вот из этих многих тысяч в городе проживает лишь двенадцать ксатов. Пятнадцать, если посчитать с мормитом и его помощниками. Ну, или шестнадцать, если прибавить мою скромную персону единственного «ксата», что живёт в деревне. Слишком мало тех, кто приносит пожертвования. Если и в этом году ксаты соберут крохи, то будет грустно.

К церкви я подошёл с улицы, ведущей к банку. Расписка на крупную сумму хоть и лежала во внутреннем кармане, но тянул его вниз распухший от монет кошелёк. Это была приятная тяжесть, что восстанавливает и укрепляет чувство уверенности в завтрашнем дне. Но это чувство постепенно таяло в такт мыслям. Я прикидывал места, куда ещё предстояло зайти. И в каждом месте надо платить. Под конец размышлений я стал ловить себя на мысли, что денег было снято недостаточно. Чувство уверенности задрожало тонким деревцем на шквальном ветру. Но, скорее всего, это вид религиозного здания так давил на меня.

Прямоугольное, в метров десять высотой и с выпуклой амбарной крышей. Вот только кровля этого амбара выстлана качественной черепицей и ещё есть четыре маленьких башенки, словно игрушечные, по одной на каждый угол крыши. Слишком уж странное здание, чтобы быть амбаром. К тому же каждая его стена усеяна длинными витражами. Они начинались у земли и стремились дотянуться до крыши запечатлев на стёклышках то или иное божество.

В самом здании нет ничего необычного. Просто меня, до клокота в душе бесит сама эта Всеоб…

— Дорогу! Расступись! — прозвучал вымуштрованный голос. Толпа на площади покорно расступилась, освобождая путь.

Форменная одежда тёмно-зелёного цвета, расшитая серебряными нитями. Нагрудники из крепкого зачарованного метала с нарисованным гербом города. Интересного вида головной убор, чем-то напоминавший толстую зимнюю шапку. Всё это — отличительные признаки стражи, приписанной нести службу не на городских стенах и в ближних разъездах, а в самом городе.

Два стражника шли впереди и кричали, освобождая проход колонне, окружённой десятком такими же стражников. Внутри оцепления шли как женщины, так и мужчины: кто-то радостно и довольно улыбался, а кто-то нервно озирался по сторонам взглядом загнанной в угол крысы. В самом начале колонны, сразу за двумя стражниками, шёл писарь. Однозначно: они все держат путь из здания суда.

В прошлом году, как раз из-за наплыва благородных, обычную процедуру правосудия изменили на это извращение. Те благородные, кто попадал в зал суда, жаловались на необходимость касаться того же кристалла, что и простая чернь. Вот ради их удовлетворения и пошли на столь странное решение: теперь судебные разборки между простым народом хоть и проводили в суде, но часть с дознанием — у церковного кристалла. Представляю, как весело и интересно судьям дожидаться, пока вся эта процессия сходит до церкви и вернётся обратно.

Колонна быстрым шагом скрылась за широкими, массивными дверьми и народ, постепенно заполнив свободное пространство, принялся обсуждать только что увиденное.

Зашедшая толпа в церковь — несомненно полезна. По крайней мере, теперь точно ничто не прервёт будущий разговор с церковником. Надо будет только дождаться очереди. Вот что-то, а очереди в церкви движутся достаточно быстро. Особенно под аккомпанемент светового представления.

— Мама, пошли посмотрим, — писклявый юный голос звучал совсем недалеко от меня.

— Куол, стой.

— Ой.

— Куол!

— Прости…

Только я решил направиться вслед за колонной, как в меня что-то врезалось. Правая нога почувствовала лёгкий толчок, а за ним прозвучал глухой удар о каменную поверхность улицы. Это оказался маленький мальчик, поддавшийся любопытству. Надо отдать должное его родителям: они хорошо воспитали своего сына, раз он сразу же решил извиниться.

Но стоило повернуть голову, и мальчик тут же смолк. Раскаивающееся выражение лица моментально стёрлось гримасой животного страха, а глаза наполнились слезами. Он заплакал и стал громко звать маму.

Женщина тут же подбежала и опешила, увидев меня. Коротко извинившись, она подхватила сына на руки и ушла прочь, на ходу успокаивала ребёнка. Мальчик же так и продолжал громко плакать, а сквозь слёзы он кричал, что не хочет быть украденным и съеденным.

Надрывистые крики привлекли ко мне внимание толпы, а вместе с ним пришли и презрительные взгляды. Мне ничего не оставалось, как поторопиться и зайти в церковь.

Колоссальных размеров зал освещала несчётное количество свечей. Они были везде: на высоких колоннах и на стенах, горя в витиеватых подсвечниках. Гладкий каменный пол, ковровые дорожки: всё во внутреннем убранстве церкви было прекрасно. И чисто. Конечно, если внимательно присмотреться, то можно заметить свежую, буквально двухдневную копоть от пламени свечей. Но очернять стены она недолго будет, ведь церковь — вместилище богов, а значит должна быть идеальна. И финансы на достижение идеала у церковников есть, учитывая, что все операции с порчеными предметами проходят только через церковь.

Под каждым витражом стоял небольшой помост и тумба. Рядом с ней был служитель того или иного бога из причудливого пантеона. Ряды длинных скамеек занимали почти две трети зала, а в конце, в самой дальней части от входа, было каменное возвышение. Там стояла кафедра, которую обычно занимал священник каждый раз, когда читал проповедь. Но сейчас она отодвинута к стене.

На возвышении стоял массивный, широкий и длинный стол, а на нём — постамент с кристаллом белёсого цвета высотою в метр. Рядом со столом стоял разумный в робе священника и взмахом скипетра приглашал подойти к кристаллу. Перед возвышением толпилась та самая колонна со стражниками. Писарь проговаривал имя, названный выходил из толпы и шёл к кристаллу, или стражники вели его под руки. Священник произносил молитву, писарь оглашал вопросы и разумный отвечал на них.

Звучала правда и ничего не происходило. Если же ответом была ложь, то кристалл светился одним из трёх цветов. Зелёный, если была ложь во спасение — когда кто-то врёт, беря вину на себя, пытаясь спасти кого-то, или если его заставили. Горел синий, если было что-то скрыто, недосказано. И красный цвет, которым слишком часто светился кристалл — реакция на самую откровенная ложь. Когда вместо «да» сказали «нет», а вместо «нет» произнесли «да».

В самой церкви прихожан было немного, моё появление осталось незамеченным. Я прошёл чуть в сторону и сел на одну из крайних скамеек. Так или иначе, мне тоже придётся пройти через процедуру дознания, но сначала надо дождаться очереди.

Время шло, кристалл постоянно светился красным и лишь изредка другим цветом. Количество не допрошенных медленно, но уверенно сокращалось.

—… я так и не поняла: что тебе надо будет сделать?

Ко мне приближались три работницы церкви. Они шли рядом со стеной, и я не мог их видеть. Но чем ближе они подходили, тем отчётливей их было слышно.

— Стать кормилицей, как молоко пойдёт.

— И ты согласилась?

— А что ещё…

— Думай, что говоришь Агна.

— Прости, я не хотела. Я просто зла на его родителей: как они вообще могли так поступить?

— Вот так и посту…

— Тише, тише.

Работницы остановились недалеко от меня. Чуть повернув голову, я боковым зрением смог разглядеть их.

Девушка с длинными волосами, собранными в пучок, утешала и нежно гладила по плечу другую, стоявшую рядом и держащуюся обеими руками за большой округлый живот, выпиравший сквозь широкую мантию. Третья же, с короткими волосами, смотрела на беременную взглядом, полными сочувствия и раскаянья.

— Успокойся, подумай о ребёнке, тебе нельзя волноваться. Позволь мне.

— Ничего страшного, я в порядке.

— Послушай, Агна, — длинноволосая обратилась к коротковолосой, — Такое может быть, что его родители готовили другую судьбу своему сыну. Напомнишь мне, кто они?

— Ремесленники, детали для телег делают.

— Вот видишь. Может быть, они планировали его посватать с такой же по статусу, но Мила лишь простая крестьянка.

— Была до того, как мою деревню разграбили, пока я была в городе. Теперь я нищая.

— Тихо, тихо. Ну какая же ты нищая?

— Вот именно: как можно быть нищей с таким женихом-то?

— Разумный, отказавшийся от семьи ради любимой — вот истинное богатство. Он ведь работает развозчиком, деньги для тебя и ребёнка собирает. Ну как ты можешь так себя называть?

— А когда ребёночек родится, так ты вообще будешь самой-самой счастливой мамой. Я уверенна, что это будет самая красивая девочка на свете!

— Спасибо вам, — девушка с животом легонько шмыгнула носом.

— Ты же с ним тут, в церкви впервые увиделась?

— Да, во время обеденной службы. Я тогда официанткой работала недалеко. Я вот тут сидела, где сейчас…

— Вы трое, как вам не стыдно? — девушек прервал ещё один женский голос, но уже более зрелый.

— Ой, а мы…

— Агна, не мычи. Прекращайте отлынивать от работы. Вечером ещё успеете обсудить всё что удумаете.

— Мы уже идём.

— Мила, подожди.

— Настоятельница?

— Не волнуйся, я хочу поздравить тебя. Ты уже повязала амулет ему на шею?

— Да, ещё перед обеденной службой. Все узлы по несколько раз пересчитала.

— Ленты в узлы вплела?

— С-синяя, жёлтая, з-зелёная, повторить.

— Прекрати волноваться: теперь с вами двумя… тремя будет всё хорошо. Ступай работать.

— Да, настоятельница. Спасибо.

Судя по звуку шагов, те двое ждали подругу чуть поодаль и, как только встретили, быстро направились куда-то прочь. Звук шагов, принадлежащих настоятельнице, наоборот, стал усиливаться. Пока не прекратился где-то рядом со мной.

— Вы ждёте службу?

— Нет.

Я повернулся и посмотрел женщине в глаза. Мою голову скрывал капюшон и только сейчас она увидела моё лицо. И удивилась. По крайней мере расширившиеся зрачки и чуть приоткрытый рот явственно намекали на это. Если судить по её лицу с морщинками в уголках глаз — она уже многое повидала в своей жизни. Но ей в диковинку видеть ксата, добровольно зашедшего в церковь. Хотя я и до этого заходил сюда, и она должна была меня запомнить, или принять тот факт, что ксат может зайти в эту церковь.

— Вы, наверно, ошиблись — здание ваших сородичей в другом месте.

— Я не ошибся.

— Вам предстоит пройти дознание… Вы ведь в курсе, да?

— Я знаю о прохождении процедуры практически всё. Благодарю.

Женщина легонько кивнула в знак прощания и направилась дальше. Хоть я сидел к ней спиной и не видел, как она уходит, но уверен на все сто из ста: она жестами привлекает внимание всех служителей, кто сейчас есть в храме. Не иначе как стреляет глазами в каждого. А вот теперь она обратила на себя внимание нескольких стражей — это может объяснить, почему они так уставились в ту сторону, куда пошла настоятельница.

Сейчас же она поднесла свои растопыренные пальцы к макушке и пытается изобразить ими роговые отростки. Это грубо с её стороны: маленькие роговые отростки, иногда растущие на головах ксатов, больше редкость, чем правило. Хотя, насчёт меня она была права. Вся стража и все клирики оживились и сильно занервничали, глядя на меня. Зуб даю на то, что женщина пальцами постучала себе по лбу, имитируя священный жест ксатов. А после показала на меня.

Стража начала перешёптываться и каждый из них изменился в лице. Клирики как один прощупывали своё магическое оружие, проверяя на месте ли оно. Каждый более или менее осведомлённый разумный готовился дать отпор чему-то ужасному, непостижимому и до мозга костей неприемлемому. Одним словом: они ожидали то, к чему ненависть впитали с материнским молоком и колыбельными песнями.

В принципе: всё как обычно.

Вскоре все из колонны прошли процедуру и строем направились на выход. Но остановились и своими телами закрыли двери, перекрывая путь к отходу любому. Особенно струсившему ксату, решившемуся покинуть церковь так и не пройдя дознание. Десятки пар глаз смотрели на меня. В их в глубине горел огонь ненависти на топливе из чистейшего адреналина. Они смотрели и ждали моих действий.

Я медленно встал, наигранно упираясь на посох, и направился к возвышению со столом, кристаллом и священником.

Одетый в белоснежную робу с тёмно-зелёным подолом и красной накидкой, беловолосый служитель церкви устало смотрел в зал. На толпу, забаррикадировавшую своими телами двери главного входа. На других служителей, стоявших под витражами, готовыми накинуться и разорвать ксата как голодные псы. Он смотрел и на меня, медленно идущего к неизбежному.

Я всё это время смотрел лишь на одно — на идеальный пробор его причёски. Настолько идеальный, что делил ровно напополам его густую шевелюру. Блондинистые волосы, двумя идентичными друг другу водопадами спадали по бокам и заканчивались, едва касаясь ушей. Лишь два вопроса роились в моей голове в эти тяжёлые для всех минуты: сколько он тратит времени, каждое утро делая причёску, и сколько лет жизни ему пришлось потратить, пока он нашёл эту чёткую линию разграничения. Хотя, этими вопросами я задавался не в первый раз.

— От лица Всеобщей Церкви, вместилища света богов и их благодати я, трихтих Хубар, приветствую вас, — произнёс священник, когда я поднялся на пьедестал.

— И сойдут слова благоденствия и да познаем мы наш путь.

Я ответил стандартной фразой, которую произносят служители церкви, решив исповедаться. Это не осталось без внимания и все ещё больше занервничали.

— Приложите ладонь к кристаллу и приготовьтесь ответить на мои слова пред взором богов.

Я сделал так, как было сказано и моя рука прилипла к магическому устройству. Руны, украшавшие его постамент, засветились бледным белым цветом. Процесс начался.

— Назови себя! — трихтих крикнул на весь зал так, что витражи задрожали.

— Кта’сат по имени Лик’Тулкис, магос Настрайской магической академии, исследователь скверны! — проорал я в ответ, чтобы все точно слышали меня.

Цвет кристалл остался неизменным.

— С какой целью ты пришёл в обитель богов?

— Лично доложить о рождении ребёнка скверны в деревне, где я проживаю и узнать точную дату, когда его нужно будет привезти на освидетельствование!

Кристалл подтвердил мои слова, не поменяв цвет.

— Ты приспешник драконов?

— Нет!

— Ты дракон? — проорал что есть сил Хубар.

— Нет! — проорал я в ответ.

Время застыло. Воздух застыл. Всё и вся застыло. Хоть я и стоял лицом к кристаллу и спиной к залу, но всё равно чувствовал, даже отчётливо слышал биение десятков сердец — страх сковал незримыми цепями сознание каждого в церкви.

— Вы сами всё видели.

Уже нормальным голосом говорил трихтих, показывая рукой на кристалл, так и оставшийся без изменений. Процедура трёх ответов была завершена, руны на постаменте погасли, и я смог оторвать ладонь от кристалла.

— Это разумный, что посвятил себя изучению скверны и многое принёс он в жертву, чтобы постичь её тайны, принеся мир и покой в наши дома. Пожалуйста, продемонстрируйте им.

Я с негодованием посмотрел на Хубара, но всё же послушался: окончательно успокоить всех этих разумных было и в моих интересах. Оттянув воротник кафтана, я выставил напоказ отметены, оставленные скверной на моём теле. Каждый увидевший их — ужаснулся.

— Узрите же и запомните, что не враг он, но тот, кто идёт с нами рука об руку. Не бойтесь, возвращайтесь к своим делам и да пребудет с вами божьи слова.

Трихтих пригласил меня проследовать за ним. Под всеобщие вздохи облегчения мы ушли из зала. Сначала спустились по прямой лестнице в подвал, где находилось множество помещений, начиная от складов и кухонь до столовых и спален. Пройдя сквозь ветвящиеся коридоры и спустившись на уровень ниже, мы наконец оказались в настоящем сердце церкви — тот кристалл, как и основной зал, лишь центр притяжения для простого народа.

Небольшой коридор, с одной стороны которого была лестница, уходившая очень глубоко под землю. Выложенные из камня и скреплённые между собой цементом её стены усилены магией и шли прямо, нигде не извиваясь — они были проложены так, чтобы не касаться участков канализации. Там, если спустится глубоко вниз по лестнице, творят свои таинства церковники, очищая порченые предметы от скверны. Как они это делают мне до сих пор не известно. Но когда-нибудь я смогу приоткрыть завесу этой тайны.

С противоположной стороны были две двери и ещё одна в конце коридора. За ней и находился личный кабинет и мастерская рутифактора. Странное помещение, не поддающееся простому описанию. Как будто в одном месте совместили старинную библиотеку, канцелярский зал и мастерскую безумного, но гениального учёного, что пытается создать франкенштейна из частей человеческих тел и запчастей деревянных манекенов.

Хубар, в своей привычной манере, расставил два стула рядом с рабочим столом. Стоило сесть напротив трихтиха, как он тут же скинул с себя фальшивую усталость и принялся за любимую игру в гляделки. Только здесь была непросто детская шалостью, но холодный расчёт. Цель его до безобразия проста: поставить оппонента морально ниже себя.

Зная про эту привычку, я даже не собирался бодаться с трихтихом. Поудобней расположившись на стуле, я расслабился и мягко посмотрел в серьёзные глаза Хубара. Он мог пыжиться сколько душе угодно — у него всё равно ничего не получится.

Внимание, было заблокировано ментальное воздействие

Вот и одна из причин, по которой я ненавижу любого, кто облачён некой властью и должностью. Этот любой сделает всё, чтобы поставить тебя ниже себя. Особенно, если у него есть умение, способное оказывать давление на волю.

Редко встречаются разумные, что изначально говорят на равных. Вот тот же Бриан из последних. Правда, он немножко изменился за эти годы, но это всего лишь отголоски его должности. Как и давно, так и сейчас для него все равны: первый авантюрист города, только вступивший в гильдию новичок, или тот же Нурт. Но сидящий напротив меня человек никак не похож на Бриана и таким понятием, как любовь к ближнему своему — он явно не отягощён.

Так мы и сидели, пока Хубар не сдался. Но он из тех разумных, что никогда не признает поражения.

— Прошло полтора года с момента нашей последней встречи, ведь так? — задумчиво спросил трихтих.

— Будь моя воля, то прошло бы ещё столько же.

— Будет тебе, Ликус. Надо уметь прощать ближнего своего.

— Их то я прощаю без лишних сожалений.

— Неужели в твоём сердце не…

— Отложим прошлое в сторону и поговорим о настоящем, — я грубо прервал Хубара и в глубине его глаз вспыхнул еле заметный хищный огонёк. Который был сразу потушен.

— Давай поступим так. Всё же сейчас я не послушник при академической церкви, а ты не учащийся этой академии.

Я в подробностях описал момент рождения ребёнка с полукруглыми ушами и добавил, что сейчас Лина за ним ухаживает. Лишь немного изменил несколько моментов и сказал, что тогда дал роженице простые зелья лечения. Незачем ему знать о моём эксперименте.

— Про эту Лину, — на секунду задумался Хубар, — твою рабу из троптосов, я помню. У неё была закрытая основа, верно?

— Да.

— Она до сих пор жива?

— А что ей должно угрожать?

— Твои слова полуторагодичной давности: «Я не знаю, почему она жива, при закрытой основе и возрасте в двадцать лет.» У тебя получилось раскрыть основу у этого существа?

— Нет, но получилось стабилизировать её состояние, — последнее, что я сделаю в своей жизни: начну всё рассказывать этому человеку.

— Стабилизировать? — трихтих удивился.

Коротко и сухо я рассказал ему выдуманную историю про специальный фарш. Я якобы делал его из мяса трёх разных животных и, смешивая с зельем маны, давал раз в месяц Лине.

Хубар замер и над чем-то сильно задумался. Но, можно предположить о чём именно, ведь звание трихтиха всего лишь ширма. Это для других он разумный, что способен взаимодействовать с кристаллом дознания и тот, кто раз в месяц читает проповедь о том, как скверна попадает в тела через дурные деяния. Сейчас передо мной сидит рутифактор — тот, кто изучает осквернённые предметы и детей скверны. И я более чем уверен, что он сейчас думает, как применить информацию об этом фарше к ребёнку.

— Скажу честно, — Хубар пристально посмотрел на меня, — если бы не одно обстоятельство, то я бы выписал на твоё имя приказ.

— Какое обстоятельство? Какой приказ? О чём ты говоришь?

— Приказ простой: ты должен был бы заняться этим ребёнком. Раскрыть его основу и вырастить до совершеннолетнего возраста. Всё же мы с тобой схожими вещами занимаемся, а у меня в этом году времени мало будет.

Хубар прав: магоса и рутифактора можно сравнить. Только надо отбросить огромное количество условностей и не упоминать о ряде ключевых пунктов. В одном из которых говорится, что магос — часть магической академии, а рутифактор — часть церкви.

Подобные мне изучают осквернённые места и их обитателей: от повадок, поведения и всего остального, вплоть до вскрытия и определения свойств частей, которые они оставляют после испарения. Изучение влияния скверны на живых существ тоже под нашей ответственностью. Всё оставшееся лишь как дополнение. Одним словом — мы натуралисты. Рискующие своей жизнью в таких местах, что простой разумный отрежет себе ноги только от одной мысли о посещении их.

Рутифакторы же изучают порченые предметы. Они смотрят на то, как исказились изначальные свойства под воздействием порчи, как их очистить и так далее. И, конечно, всеобъемлющие изучение детей скверны. Одна из тех двух дверей должна вести в темницу, где содержатся до восьми или до десяти лет троптосы, чтобы быть проданными в рабство. При условии, что ребёнок выживет и на нём не будут ставить те или иные опыты и эксперименты.

Но главное — магос отчитывается о своих исследованиях и перед академией, и перед церковниками. В Эльбене Хубар именно тот, перед кем мне нужно отчитываться. И я, скорее всего, не отвертелся бы от такого приказа.

— Зачем? — смысл словно про ребёнка ускользнул от меня.

— Что «зачем»? — Хубар наигранно передёрнул мои слова.

— В чём смысл его растить до совершеннолетия?

— Чтобы прояснить несколько моментов.

— Это связано с фаршем, которым я кормил Лину?

— Да, это одна из двух вещей. Ты же предполагаешь, что основа у него так или иначе завязана на хищнике?

— Более чем уверен, что эти полукруглые уши от медведей, либо барсуков.

— Вот и проверилась бы эта смесь.

— Что второе?

Хубар достал из маленького шкафчика бумажные листы и протянул их мне.

— Они пришли из собора Кафдории. Магосы входят в круг лиц, которым дозволено ознакомится с результатами экспериментов. Эти три из самых свежих.

Я не сразу смог определить, что всё-таки изображено на рисунках, пришедших из центрального здания Всеобщей Церкви на северном материке. Хоть они и нарисованы без помарок и клякс, но их явно рисовала нетвёрдая рука.

Гротескные фигуры сливались в единые куски неопределённого вида. Странные сочленения конечностей, голов и тел все возможных живых существ вызывали у меня непонятные ассоциации с летающими осьминогами. Но я точно помню, что у тех существ было какое-то рациональное объяснение. Но в этих рисунках ничего не было видно, кроме хаоса. Только после нескольких минут внимательного изучения я наконец-то различил отдельные детали… Лучше бы я этого не делал.

На первом рисунке было изображено существо, тело которого отдалённо похоже на тело маленького ребёнка. Но пять ног разных размеров, торчащее из груди крыло, три левых руки и не одной правой — отрицали все мои догадки. Голова же вообще была как бы сплюснута, сдавлена от макушки до подбородка практически в три раза.

Второй листок изображал ещё более причудливое существо, которое можно было спутать с пауком и комаром одновременно. Странный длинный отросток на голове, раздутое тело и огромное количество рук — всё это наводило именно на эту мысль.

Последний рисунок я так и не смог разобрать и Хубару пришлось показывать, что и где на нём изображено. Делал он это с чувством неподдельного интереса и энтузиазма. Но недолго. Я прервал его, как только он показал на центральную часть существа и сказал, что это вроде как голова, а один из ртов находится между козьей ногой и птичьим крылом на правой стороне этого объекта.

— Что это за существа?

— Дети скверны, — Хубар взял обратно листки, — точнее, дети детей скверны.

— Дети детей? Что это озна… Стой, то есть это…

— Первый рисунок. Отец — человек, раб. Мать троптос, равнинный эльф и основа от птиц — у неё перья покрывали весь живот и почти все ноги. Основа была закрыта и в свои пятнадцать лет она уже практически не двигалась. Им отдали приказ, и они сношались в течение месяца, пока у троптоса не появились признаки беременности. Она кое-как дожила до родов, но умерла практически сразу. Это, — Хубар потряс в воздухе первым листком, — умерло через три дня после своей матери. На втором рисунке результат похожий, но там отец — троптос, дворф с закрытой основой, а мать — раба из людей.

— На последнем рисунке кто?

— Дитя детей. В прямом смысле этого слова: и мать, и отец — троптосы с закрытой основой.

Обдумывая всё услышанное и увиденное, я раз за разом приходил к одному и тому же выводу: передо мной сидит наглухо поехавший человек. Я, конечно, понимаю, что изучать детей скверны надо: но не подобным же образом⁈ С каждым прожитым годом, с каждым пережитым случаем, я всё больше и больше убеждаюсь, что всех рутифакторов беды с головами. Зуб даю на то, что они нашли бы общий язык с любителями печей и брёвен из моего старого мира.

— Это очень интересные эксперименты над живыми разумными, Хубар, — я даже не старался скрыть сарказм в голосе. — Но где связь между этим всем и другим твоим пунктом.

— Всё просто. Тебе всего лишь надо было бы вырастить это существо и скрестить его и твою эту самую Лину.

Я моментально подавил накатившую ярость и внешне остался таким же спокойным. Лишь мысленно поклялся, что оторву голову этому утырку, если он только осмелится подобный фокус провернуть. Одно радовало — если под обстоятельством подразумевался тот благородный, тело которого наверняка успели сожрать и переварить, то Хубар уже ничего не сможет сделать. Надеюсь, что не сможет: Бриан завершит свою часть плана и вечером многое что изменится.

— Но есть какое-то обстоятельство, которое уберегло меня от этой участи, так?

— Да. На это существо уже нашёлся тот, кто возьмёт на себя хлопоты по его выхаживанию. Настоящий смельчак, ведь нет гарантий, что основа раскроется. Тем более нет гарантий, что это существо вообще выживет.

— Наверно, смельчак не в курсе, с чем ему придётся иметь дело.

— Этот недостаток с лихвой компенсируется энтузиазмом и неподкупной ненавистью ко всякому проявлению скверны, — Хубар на секунду замолк и тихим, задумчивым голосом произнёс: — Всё же было недопонимание у нас.

— Какое недопонимание у нас было?

— Я не про тебя, не подумай. Я про смельчака.

— Что с ним не так?

— Всё в порядке. Просто он не внимательно слушал, когда я объяснял, что ребёнка будет выкармливать наша невольница — чтобы шансов на выживание у этого существа было как можно больше. Не подумал бы он, что я собираюсь продать её в рабство.

— И это всё недопонимание? Пошли за ним кого-нибудь и ещё раз всё обсуди.

— Он сам придёт, когда вернётся с осквернённого луга.

— Один из авантюристов?

— Нет, только ступает на этот путь. Но хватит о нём. Или же ты наконец собрался сам занятья этим ребёнком?

— Не думаю, что решусь на подобное.

— А ты подумай. Если проблема в количестве разрешённых рабов, то я смогу помочь. Не бесплатно, но за пятьдесят золотых продам документ на владение дополнительным рабом.

— Заманчивое предложение, но не подумаю. К тому же не забывай — я не сижу на месте, в отличие от тебя.

— Последние полтора года уж точно.

— Хубар?

— Ты был занят этой своей Линой, я понимаю.

— Давай заканчивать наш разговор. У меня ещё есть дела, да и ты человек занятой. Когда заберут ребёнка?

— Тебе придётся самому его принести сюда.

— И почему я не удивлён?

— Потому, что это было ожидаемо.

— Даже спорить не хочу. В день праздника передам его, до обеда.

— Остановимся на этом. Только постарайся как можно раньше его привезти. Лучше будет, если успеешь до десяти часов.

Наконец завершив этот разговор, мы направились наверх. Проходя по извилистому коридору подвала, к Хубару подошла девушка из той троицы, с короткими волосами. Она сообщила, что указание исполнено. Когда она отошла, трихтих произнёс:

— Было ещё одно обстоятельство, которое могло помешать. Но оно только что решилось.

— Что за обстоятельство?

— Ты сегодня заходил к своим?

— Планировал сейчас пойти. А что?

— Непременно иди. Лучше сразу, а то многое пропустишь, — сказал он и хитро улыбнулся.

Оставшийся путь мы проделали молча. Поднявшись в главный зал, Хубар нацепил обратно маску усталости и на церковный манер попрощался со мной. Я ответил ему тем же и направился на выход под пристальным взором всех, кто был в зале.

Глава 7

Разговор с Хубаром морально добил меня. Что слова про Лину, что про эксперименты — они отвратны! И это намёк: к чему он? Неужели Хубар, если слова Лудика правдивы, действительно избавился от подкинутого в церковь ребёнка и отдал его ксатам? Но ведь он должен быть в курсе, что всё это лишь байки для простого народа. Или он уже сам уверовать в чушь, произнесённую сто раз? Ладно, хрен с этим фанатиком — надо убраться подальше от церкви.

Поспешив уйти в сторону от главных улиц и покинув центральную часть города — я наконец-то смог немного расслабиться. Улочки здесь были уже, но и народу в разы меньше. Придерживаясь строго плана, три пункта из которых были выполнены, я быстрым шагом двигался по этим боковым улочкам к намеченной цели. И остановился, оказавшись рядом с длинными и высокими каменными стенами.

Небольшая крепость внутри города. Именно так можно описать скрытый от посторонних глаз комплекс зданий миссии ксатов. Стены больше трёх метров высотой и толщиной в полметра: этого было достаточно, чтобы обезопасить обитающих внутри разумны. Маленькую входную дверь с небольшой смотровой прорезью открыл остроухий эльф с ошейником. У него приказ открывать каждому ксату без лишних вопросов.

Внутри суетились разумные всех рас: дворфы, люди, эльфы. И на всех были рабские ошейники. Кто-то работал в клумбах и на газоне, выдёргивая едва проклюнувшиеся от весеннего тепла сорняки, кто-то чистил окна, а другие штукатурили и белили стены. В дальней части двора, мощёной камнем, вытаскивали из дома и расставляли различную мебель, кровати да матрасы. Такое ощущение, что ксаты вдруг решили провести весеннюю уборку в одном из жилых зданий. Или во всех сразу, но я вижу только малую часть. Интересно посмотреть, как пережила зиму оранжерея.

Ксат, ходивший по двору и проверявший рабов увидел меня, мягко улыбнулся и широко развёл руки:

— Приветствую тебя, родич! Последний раз ты заходил зимой. Всё ли хорошо у тебя?

— Приветствую. Будь моя воля, то зимой бы я и не пришёл.

— Прекрасно тебя понимаю. Мы сами практически всю зиму не отходили от печей. Всё ли хорошо у тебя?

— Всё прекрасно. За этими стенами на душе всегда становиться легче.

— Конечно, станет легче, когда вернёшься к семье. Не смущайся, — ксат обвёл рукой двор, — готовимся к празднику и решили заодно внутри прибраться. Гостевую часть не тронули, можешь располагаться на ночлег.

— Спасибо, но мне надо вернуться в деревню.

— Всё равно проходи. Ты найдёшь всех в главном зале.

Поблагодарив за наводку, я зашёл и удивился практически пустой входной комнате. Настолько пустой, что были видны отметины на стенах, где раньше стояла мебель. Проходя через комнаты к главному залу, я несколько раз отступал вплотную к стене и давал проход рабам, тащивших мебель на улицу. Они благодарили и не смущаясь смотрели мне в глаза: привыкли, что с ними хорошо обращаются.

В пустом зале, на собранных полукругом вокруг стола стульях и диванах, сидели все ксаты города. За исключением двоих — один сейчас на улице, а другая, как обычно, в детской. Собравшиеся о чём-то горячо спорили, по-доброму передразнивая друг друга и постоянно смеясь.

— Хвала Первобогам, мы все пережили эту зиму! Приветствуем тебя, родич!

Стоило зайти в зал, как на меня обрушился поток радостных возгласов. Поприветствовав всех в ответ, я положил посох на специальную полку, напоминавшую доску с торчащими из неё крючками. Теперь там, вместе с моим, было ровно шестнадцать посохов.

Одна из традиций этого островного народа гласит, что на столе всегда должно стоять блюдо с сыром, хлебом или сушёными фруктами. А также всё, что потребуется для немедленного чаепития. И по этой же традиции мне, прежде чем присоединится ко всем, надо сначала что-то взять с общего стола. Я не без удовольствия налил себе горячего чая. Стоило только сесть на диван, как на меня накатилась приятная слабость. Всё же последние полтора дня об отдыхе оставалось лишь мечтать.

Подобно дружной семье Ксаты спрашивали о моём самочувствии, ведь я живу далеко от города и давно у них не появлялся. Отвечая, я сам интересовался их судьбами и предлагал помощь лекаря и зельевара. Потому что был один разумный, которому помощь не помешает: прижатая к телу левая рука сломана, а на грубой, морщинистой коже лица виднелись кровоподтёки недельной давности.

Этот пострадавший был мормитом миссии — ксатом, что обязан следить за другими живущими в городе ксатами. Оберегать их, защищать, помогать.

Многое входило в его обязанности. Включая и общение с драконами: он был единственным, кто имел на лбу священное тату с глазом, сжимаемым зубастыми челюстями. Но до сих пор ни он, ни кто-либо другой не знал о моей истинной природе. Это несказанно радовало: ни одно существо не захотело бы вновь стать причиной кровавого безумия. И ещё больше радовало, что этот город редко когда посещают другие драконы — а значит и шансов встретиться у нас не так уж и много.

— Что случилось, Моглус? — спросил я у несчастного.

— Не обращай внимания. Пройдёт пара недель, и всё заживёт.

— Конечно, если ты будешь пить зелья. Случилось то что?

— Аукнулась мне старая привычка, но не волнуйся. Лучше скажи: как ты поживаешь? И расскажи, как поживает спасённая тобой несчастная? Всё же троптосам век недолгий отведён.

Я покачал головой видя, как этот хитрый ксат старательно уходит от темы. Но разговорить мне его не удастся: он из тех, на кого даже супруга с дочерью повлиять неспособны.

Решив, что лучше узнаю о случившемся у стоящего на улице ксата, я вкратце рассказал выдуманную байку про стабильное состояние Лины. Про осквернённого ребёнка тоже пришлось рассказать. Было бы странно, если пронёсшиеся ветром по округе слухи не достигли б этого места.

История про ребёнка оживила всех собравшихся. Обмениваясь мнениями о случившемся, о всеобщей несправедливости мира и необходимости чтить заветы Первобогов — все собравшиеся настолько увлеклись, что и едва не заметили зашедшего в зал ксата.

Его шаги слышались за моей спиной и были слишком мягкими, чтобы принадлежать работающему на улице. К тому же, коридор за моей спиной вёл в сторону детской.

— Что это вы так громко обсуждали без меня? — иногда казалось, что в этот голос с рождения вшита доброта и нежность.

— Новости из далёких деревень, — Моглус шутливо потряс пальцем, словно этих новостей ещё никто не слышал. — Ребёнок успокоился?

— Да. У меня раскалывается голова от его крика.

— Благодари Спасительницу, что у нас сейчас их только трое.

— Не напоминай. Как же я в прошлом году намаялась с ними: двадцать три малыша, ужас просто! — девушка встала за мной и даже не поздоровалась.

Из всех ксатов города только у меня, и у того на улице, есть роговые отростки на голове. Но их внешний вид индивидуален для каждого ксата настолько же, как индивидуальны родинки на теле человека. Наверно девушка сильно устала, раз не обратила на эту разницу внимания. Но и я тоже хорош, раз замер, стараясь не выдать своего присутствия. Да и остальные с трудом сдерживали улыбки и сохраняли серьёзное выражение лиц. Даже главный, и тот едва заметно мне подмигнул.

— Только первый месяц и принесли третьего. Если так дальше продолжится, то прошлое ты будешь вспоминать в мечтах.

— Надеюсь, что хоть в этом году произойдёт чудо и нескончаемый поток несчастных иссякнет, — девушка едва заметно вздохнула.

— Мы должны…

— Я жизнь отдам ради воли Спасительницы. Но как в них, — она махнула рукой, показывая в сторону города, — помещается столько ненависти? И ладно к нам, мы для них сродни проказе. Но к собственным детям? Сердце готово разорваться от вида очередного брошенного ребёнка.

— Жалобы тебе не к лицу. Лучше возьми со стола и присядь к нам.

— Да и на затылке у меня глаз нет. Привет, Тамиса.

— Ликус⁈

От удивления девушка вскрикнула, подалась назад и залилась лёгким румянцем, проступившим на морщинистых щеках. Все собравшиеся тут же разразились хохотом — от этого краска на её лице стала ещё заметней, а морщинки сгладились.

Поборов смущение, Тамиса быстрым шагом направилась к столу. Она что-то взяла с тарелки, закинула в рот и встала передо мной, скрестив руки на груди. В её добрых глазах читалось намерение высказать много лестных и приятных слов о бесстыжей персоне ехидно улыбавшегося ксата.

— Ты должен стыдиться, Ликус!

— Ты ничего не докажешь. Я прекрасен и горжусь этим.

На мой шуточный ответ все собравшиеся едва удержали смех, но Тамиса это всё проигнорировала. Она неспособна злиться по-настоящему, но может отчитывать других, как строгая мать, не слыша оправданий.

— Ты должен подумать над своим поведением!

— Я добрый разумный, любящий ближнего своего! Недавно помог старушке донести покупки от рынка до её лачуги.

— Нельзя вот так выскакивать из неоткуда и появляться, словно тебя и не было!

— Я был рождён в глубокой пещере и спустился в этот бренный мир задолго до того, как был создан этот мягкий, обшитый тканью удобный диванчик.

— Раз ты раскаиваешься, то сделай что-нибудь с моим отцом!

— Ну-ну, Тамиса, будет… — Моглус попытался мягко успокоить дочь, но она не собиралась останавливаться на полпути.

— Ты рассказал, откуда эти побои?

— Тамиса, дочь моя…

— Ну хоть ты сделай что-нибудь с ним, Ликус! Вразуми, объясни, укажи ему, что нельзя выходить в город без сопровождения. Даже без посоха!

— Что можно сделать с разумным, — я показал в сторону мормита, — кто из двух веков своей жизни половину одного провёл в городе.

— Половину и семь лет, — поправил Моглус.

— Невелика разница. Всё равно не первый день здесь и даже не первый день на посту мормита. Думаешь, твой отец не в курсе, что вам, — я осёкся, поняв, что ляпнул немного не то слово и быстро исправился, — и мне, и тебе, и всем нам, и тут и там нельзя без оружия ходить? Тем более без сопровождения, когда на лбу священное тату.

Причины гнева Тамисы понятны. Мормит нарушил одно из важных правил для ксата, решившегося покинуть остров и жить на свободных от скверны континентах: всегда носить при себе оружие. В большинстве случаев это был посох. Обычно этого достаточно, чтобы в чужих глазах казаться не просто ксатом, но потенциально перевоплотившимся драконом. Ну или хотя бы магом, ибо даже такой образ способен предотвратить нападение. Конечно, редко когда ксата убивают, но иногда случаются вещи пострашнее смерти.

— Ну сколько это может продолжаться? — взмолилась девушка. — Каждый год одно и то же: в прошлом ногу сломали, в этом руку. Дальше что? Спина? Шея? Голову камнем проломят?

— Иногда хочется почувствовать себя хоть немного живым, а не запертым в каменной клетке.

— Оте…

— Ничего не случится, — продолжил свою мысль мормит. — Они в курсе, что смерть одного из нас дорого им всем обойдётся.

— Может быть, и не убьют, но быть избитым малоприятного, — вставил своё слово ксат, сидевший рядом со мной. — Особенно когда они считают, что мы здесь лишь ради обращения их в свою веру и похищения детей.

Вот чем никто из собравшихся не занимается — так это публичными проповедями или чем-то подобным. Лишь иногда, в молельной части дома, Моглус читал вслух заветы Первобогов: двух единственных богов, которых почитали ксаты. Но только в кругу других ксатов и никак не на широкую публику. Иногда доходило до того, что рабов не впускали на молитву, хоть те и сильно просились.

А уж эта небылица про похищение и поедание младенцев не что иное, как страшная история, которой пугают непослушных детей. Но в ней есть горькая доля правды: младенцев, которых получила миссия, в городе больше никто не увидит.

— Это, — Моглус легонько потряс сломанной рукой на слова про избиения, — малая цена и я готов платить её хоть сто раз.

— А если с тобой случится то же, что… — голос девушки сломался от подступившего комка, глаза увлажнились, а вертикальные зрачки хищно сузились.

Ей опять вспомнилась история, грызущая сердца всех собравшихся. В тот злополучный год ксат, занятый сейчас на улице, был похищен неизвестными разумными. Тщетные поиски, шедшие неделю, могли продолжаться и до сегодняшнего дня, если бы не пара древнейших. Лишь чудом совпало так, что эти два перевоплощённых дракона были проездом в городе и согласились помочь Моглусу. У одного из них был хорошо развит поисковый навык, так что похищенного нашли быстро. Что происходило в том подвале, мне так никто не рассказал, но ничего хорошего уж точно: с тех пор прошло уже четыре года, а несчастный ксат лишь недавно вновь смог спать в помещении. А уж спуститься в один из погребов дома — это за гранью его сил.

В комнате повисла давящая тишина, заменив собой добрую, радостную атмосферу. В головах каждого из сидящих роились не самые приятные мысли. Стало немного обидно за утерянный праздничный настрой и, хлопнув по колену, я привлёк к себе внимание.

— Он жив, — я показал рукой в сторону улицы, а затем перевёл на мормита, — и он тоже жив. Хоть и глуп, но жив, — все прыснули, понимая, что эта шутка не оторвана от реальности. — И ты жива, и я жив, и мы живы, и зима кончилась, и весна пришла, и всё будет хорошо! А теперь я встану, подойду к столу, налью чаю, сяду обратно и буду его пить. А вы делайте что хотите, мне всё равно — чай больно вкусный. Откуда он у вас?

Моя речь развеселила всех, и ксаты принялись журить меня. Заходи я почаще и интересуйся их жизнью — то знал бы, что чай уже несколько лет заказывается в местных лавках.

— Хоть ты и сам у себя на уме, — Моглус потирал левую руку и смотрел на меня так, что я сразу понял о чём именно он будет говорить, — но в тебе есть великая способность понять ближнего и поддержать его. Это великая благодать, поэтому прошу вновь: возьми мою дочь в супруги!

— Отец, прекрати!

Как я и думал. Каждый раз он пытается уговорить меня жениться на его дочери. Каждый раз Тамиса отчитывает отца, все смеются, а мне опять отказывать и спорить — от этого смех станет ещё громче, а морщины на лице девушки практически разгладятся от смущения. Благодаря этой своеобразной реакции всегда можно понять, что чувствует ксат: сильно радуется или смущён до крайней степени.

По меркам людей эта особа, разменявшая седьмой десяток, должна считаться старухой, но для ксатов она всё ещё дитя, едва прошедшее обряд взросления. Не сказать, что она мне противна — внешность у неё очень даже приятная, особенно учитывая, что она из ксатов, но характер… Конечно, мне близки разумные, что готовы помочь ближнему своему — но не когда этот самый разумный продаст себя демонам из преисподней, лишь бы накормить случайно встреченного голодного котёнка. Такая сильная тяга к самопожертвованию пугает.

— Что ж вы за отец, — начал я с наигранным уважением, так как среди ксатов на «вы» редко кто обращается, — если желаете своей дочери не лучшего, а худшего? А, знаете, давайте. Проведём обряд, станем семьёй, а потом я умру в скверном месте, и она станет безутешной вдовой. Вы этого хотите?

— Ну о чём ты говоришь? Ведь можешь просто не ходить туда.

— А деньги мне как зарабатывать?

— Мы что-нибудь придумаем, не волнуйся.

— Лучше волнуйся о том, что твоя дочь станет женой в столь юном возрасте.

— Да кто бы о юном возрасте говорил, — мормит воскликнул с удивлением. — Напомни-ка: во сколько лет ты в академию попал?

— Это другое, понимать надо.

— Другое, — Моглус развёл руками. — Неужели тебе так неприятна моя дочь? Посмотри на неё: ну разве не красавица?

Тамиса, до этого постоянно смотревшая то на меня, то на отца, теперь застенчиво опустила голову, а плечи возбуждённо вздрагивали каждый раз при её упоминании.

Вот смотря на эту смущённую девушку, я хочу выяснить ответ на единственный вопрос: кто из нас троих больше всего несчастен? Со мной всё понятно и так — надо мной жизнь надругалась по определению. Может быть — это Моглус, постоянно подыскивающий партию для своей единственной дочери. Всё же она последняя из местных ксатов, кто до сих пор так и не обзавёлся семьёй. А если учитывать, что ей ещё лет сорок придётся в городе прожить, то для её судьбы вырисовывается не самая приятная картина. Или же несчастна Тамиса, понимающая, что станет будущему мужу больше матерью, чем женой — но ничего не способная поделать со своим характером, и всё так же мечтающая о собственной семье.

— Она прекрасна как первозданное, чистейшее небо. Но сначала прими это, — я достал из внутреннего кармана листок, так и не найдя ответа на вопрос.

— Неужели это выкуп за мою дочь⁈ Ты наконец решился! — Моглус подскочил от возбуждения, стоило увидеть банковскую печать.

— Это пожертвование! — промедли я хоть секунду и не успей возразить, как комната тут же бы превратилась в филиал безумия. Но все замолкли, притаились, стараясь дышать как можно тише и постоянно переводили взгляд с мормита на меня, и обратно.

— Поже… Выкуп!

— Ежегодное пожертвование.

— В-вык-куп?

— Пожертвование.

— Выкуп, выкуп! — он затряс листком, показывая на свою дочь.

Тамиса так заворожённо смотрела на этот листок расширенными до предела зрачками, что её голова то и дело двигалась в такт раскачивающейся расписке. Стоило Моглусу дёрнуть рукой, как девушка тут же пришла в сознание и с надеждой посмотрела на меня:

— Выкуп?

— Нет, — я был твёрд и не приклонен, — пожертвование.

Огонёк надежды в глазах девушки погас так же стремительно, как и разгорелся. Поникшая и разочарованная, она села рядом с отцом, что рассеянно смотрел на свою несчастную дочь.

— А, ну, всё же, пожалуйста, может, выку… — он с надеждой посмотрел мне в глаза, предприняв последнюю попытку.

— Пожертвование.

Это окончательно добило его. Мормит сгорбился от обиды на самого себя за то, что очередная попытка выдать дочь замуж и обеспечить ей счастье провалилась. В этот момент он так был похож на побитого жизнью старика, брошенного детьми и внуками. Такие обычно сидят на краю улицы и протягивают мозолистые ладони не попрошайничества ради, но хоть ненадолго почувствовать толику тепла и заботы от другого разумного.

Но я никогда не соглашусь на подобное предложение. Возможно семья, жена, какой-то домик где-то там на родине ксатов и всё остальное — не такая уже и плохая перспектива. Но нет. У меня ещё слишком много дел и планов, чтобы позволить себе подобную роскошь. Да и какая к чёрту семья между ксатом и драконом? Нет, вроде бы такие случаи бывают, да даже нередки случаи создания семьи между ксатом и другим разумным. Но своего участия, что в тех, что в тех, я не допущу. По крайней мере, в ближайшее время уж точно.

— Давай поступим по-другому, — глубоко вздохнув, я всё же решился немного облегчить ношу мормита. Заодно и настроение всем подниму, а то сидят как на похоронах. — Через год, если ничего не изменится, вернёмся к этому разговору. Хорошо?

— Через год? Хорошо, вот так и поступим. Всё же у нас всех есть много дел. Ведь так, дочь моя?

— Да, отец. Конечно, да. Мне ещё с детьми надо разобраться, а то ноктан уже приезжал. Нужно дождаться его в следующем году.

Сделаю вид, что я ничего не заметил. Ни того, что Моглус в момент повеселел, словно ничего не случилось. Ни того, что Тамиса подозрительно заулыбалась и пару раз стрельнула глазками. Да и остальные ксаты ехидно давили смешки и улыбки.

Всё это чётко спланированное представление было не чем иным, как фальшью. Эти двое только и ждали самой малой уступки и теперь они ликовали предчувствуя, как вцепятся в меня железной хваткой. Вот только не догадывались они, что после осени мы больше не увидимся. И ради спасения своей бесценной шкуры я эту информацию приберегу до дня отъезда.

— Когда ноктан приезжал?

— Чуть больше месяца назад. Ты хотел с ним встретится?

«Ещё чего!» — я едва не воскликнул на весь зал. Каждый ноктан, приезжающий раз в год и забирающий с собой детей, всегда выбирается из перевоплощённых драконов — это нерушимое правило. Хорошо, что я живу далеко и не встречался с ним.

— Нет, просто поинтересовался. Ты будешь принимать пожертвование?

— Да, сейчас.

Моглус встал, прочистил горло и исполнил одну из обязанностей мормита:

— Славный последователь Первобогов и заветов Спасительницы, Лик’Тулкис, от лица всех собравшихся я, Мортаг’Нортуглос, мормит миссии в городе людей Эльбен, благодарю тебя за вклад в дело исполнения заветов в размере… двух сотен золотых монет… — пребывая в лёгком шоке, Моглус посмотрел на меня. — Ликус, ты с ума сошёл? Нулём не ошибся?

Не только Моглус, но и все ксаты не верили услышанному. Простой работник миссии обычно жертвовал пять золотых. Это не жёсткое правило, но со временем все пришли к выводу, что потеря пяти монет не сильно ударит по кошельку, а для миссии и такая сумма пригодиться. Мормит обычно вносил двадцать, но никто не делал такие крупные пожертвования. Двести золотых — это действительно много. Настолько, что позволит всей миссии прожить один год. Если тратить с умом, конечно. Прошедший год был для них хлопотным и сложным — пусть хоть в этом они вздохнут с облегчением.

— В прошлый раз я поиздержался и те десять золотых были скромным подношением. Сойдёмся на том, что это в качестве извинения.

— Ты серьёзно?

— Да.

— Быть магосом опасно, но прибыльно? — подколол меня сидящий рядом ксат.

— Будь моя воля, то я б никогда и не выбрал такую судьбу.

С улицы донёсся звон городского колокола. Четыре удара. Странно, но я не слышал его в прошлый раз. Неважно, теперь можно без опаски ехать в деревню. Только сначала зайду к лавочникам.

Стоило засобираться к выходу, как Моглус вновь завёл привычную шарманку про заветы Спасительницы и необходимость их чтить — но был резко остановлен. У меня нет лишнего часа для нескончаемого потока наставлений. Лучше вот так, бесцеремонно попрощаться со всем, ещё раз не заметить стреляющую глазами Тамису, забрать посох и наконец выйти за высокий забор.

Улицы города пульсировали жизнью. За прошедшие часы дневная суета даже и не подумала хоть немного поубавиться, и главная улица всё так же похожа на встревоженный муравейник. Благо что до торговой улицы от миссии ксатов можно было дойти по обычным улочкам, чем пользовался каждый разумный, кому психическое здоровье дороже потраченного времени.

Хозяин первой посещённой лавки, равнинный эльф, торговец винами и прочим алкоголем, радостно улыбнулся увидев своего постоянного клиента. После поездки в Ольск я взял себе привычку раз в две недели ездить в город за новостями — чтобы не пропустить ничего важного. Даже зимой я старался не нарушал распорядок. И поход в эту лавку был дополнительным и приятным стимулом для поездки: только здесь продавали моё любимое пряное вино. И я бы с удовольствием взял пару кувшинов, но не сегодня.

Сегодня мне нужна лишь одна бутылка странного алкоголя. Пока шёл к лавке всё думал, что лучше будет подарить караванщикам, ибо «Что-то согревающее» — это слишком пространное определение. Но вот «что-то успокаивающее» звучит намного конкретней. Услышав название необычной выпивки, эльф хитро подмигнул и лично вынес из погреба бутыль с широким горлышком. Сквозь толстое стекло было видно, как едва колышется тягучая тёмно-зелёная жидкость. Обсудив тонкости распития столь необычного алкоголя и отдав за него десять золотых, я направился к мастеру магических книг.

Тот едва не свалился с сердечным приступом, увидев количество вырванных страниц в моём гримуаре: я не заменял их с момента прошлогодней поездки в Ольск. Когда с деревенскими охотниками куда ходил, когда задания гильдии выполнял, или ещё где пользовался гримуаром — частенько приходилось избавляться от закоротивших страниц. Да и после недавней стычки с благородными пришлось избавиться от шести сразу. Используй я другой материал для обложки, то мог бы без особых проблем заменять их буквально сразу. Но за всё в этой жизни приходиться платить, в моём случае цена заключалась в сложности замены страниц: нужно, чтобы отсутствовало не меньше пятой части. Переплёт-то расплести не проблема, а вот заплести обратно уже будет невозможно. Узнав, что это количество было вырвано буквально за один год, раздосадованный мастер и вовсе махнул рукой. Лишь добавил, что боги прокляли на невезение стоящего перед ним ксата.

К портному, посещение которого значилось последним из длинного списка дел, я зашёл с заметно похудевшим кошельком и ценники на ассортименте ателье меня пугали. Особенно учитывая, что книжнику было уплачено шесть крупных золотых монет, номиналом в десять обычных. Нет, специальные магические страницы, чернила и нитки — всё это по определению должно дорого стоить. Но иногда кусок атласной ткани стоит в разы дороже золотого слитка.

— Добрый день! Я рад приветствовать вас в своей лавке!

Из подсобки вышел дворф с собранными в пучок волосами и выбритым лицом. Он так делал, чтобы каждый, а особенно другой дворф, мог увидеть его татуировки. Такие специально наносились на лоб, когда дворф терял свой клан или становился изгоем, а на подбородок же наносились, когда обретался новый дом. В его случае — это был Эльбен, администрация которого с радостью взяла под защиту портного с ловкими руками, хорошо прокачанными навыками и умениями.

— День добрый.

— Я вас припоминаю, если сказать начистоту. Не вы ли, зиму назад, брали у меня женскую одежду: сарафан, юбку, рубахи, исподнее, да пару платьев и зимний плащ?

— Именно я.

— Я надеюсь, покупки были вам в радость?

— Да, благодарю. Они хорошо смотрятся.

— Как любит мыльную воду гефская ткань, позволяя шить из себя шедевры, так и мастеру хочется творить, когда он слышит столь добрые слова! Скажите: подшивать не пришлось?

— Со временем они стали впору.

— Я вас не понимаю.

— Девушка болела, и одежда была ей велика. Потом подошла, как только та выздоровела. Хотя немного подшить пришлось, но там совсем мелочи. А так всё хорошо смотрится. Особенно рубаха с длинным воротом.

— Мыльный раствор моей души! Благодарю вас за тёплые слова. Вы за покупками? Для себя? Или для девушки? Или же решили просто осмотреться? Прошу заметить — скоро праздник. Если вы хотите сделать подарок, то я могу предложить огромный выбор самых изысканных платьев. Прошу, подождите, сейчас всё принесём. Простите, вы сказали, что пришлось подшить: где именно?

Самые изысканные были не к чему, о чём дворф был сразу предупреждён. И вот теперь, смотря на четыре абсолютно разных платья — я не знал, какое выбрать. Хотелось уже плюнуть на всё и пойти в деревню: дел ещё навалом, да и усталость частенько проявляла себя зевотой. Но надо определиться, ибо на этот праздник Лина пойдёт с Ренсом — для неё это прекрасный шанс начать действовать самостоятельно. С ребёнком она, конечно, проявила самостоятельность, но вот в бытовых делах она всё ещё недалеко отошла от тумбочки. Чего только стоят её постоянные вопросы о том, что приготовить, что сделать, то ещё что-то спросит.

Окончательно устав выбирать, я решил упростить задачу и попросил унести комплект с красным платьем. Потом убрали другое, оранжевого цвета. Осталось самое простое: подбросить монетку и начать торговаться за комплект, на который укажет случай.

— Передайте мои лучшие пожелания и заверения о том, что платье долго будет радовать. Всё же гефская ткань — мой конёк! — попрощался дворф, когда всё было закончено.

Как такое возможно, что привезённая с другого континента бутылка алкоголя стоит десять золотых, а какое-то платье, сшитое непосредственно в городе, стоит восемь монет? Да, поторговался я знатно и смог немного скинуть цену, но всё же она слишком высокая. Не иначе, как всё дело в празднике, в предвкушении которого торговцы наглым образом поднимают цену на свой товар. Может быть, ещё и в том, что дворфу нужно кормить и себя и своих подмастерьев, которые чуть ли не толпились вокруг мастера и с жадностью ловили каждое его слово.

Размышляя о том, что все лавочники поголовно жадные редиски, я дошёл практически до центра города и внимательно прислушался к тому, о чём судачили прохожие. В начале ничего не было, но как только гильдия авантюристов оказалась в прямой видимости, проскочило кое-что интересное.

—…браслеты всех четырёх…

—…если вчера, то зверьё их обглодало…

—…так и убил? Прям в кабинете…

—…как же перед праздником-то…

—…жену благородный обесчестил.…

—…в западе от клятого места…

Хоть слухи слишком обрывочны и полной картины не сложить, но информации достаточно — план Бриана свершился. Следовало поторопиться и побыстрее уйти в деревню от греха подальше.

Стоило пройти пару километров от городских ворот, как сзади послышался чей-то взволнованный голос. Меня догонял староста на повозке, притом крайне удачно догонял: задержись я в городе ещё минут на десять, то следующие шесть часов идти мне на своих двоих. А так, спустя три долгих и утомительных часа, наполненных десятками длинных монологов старосты о празднике, делах семейных, погоде, скотине, урожае, о заказе каких-то магических семян и о чём-то ещё — я уже заходил в дом.

Лина, прибежавшая на скрип входной двери и готовая засыпать меня по макушку ворохом своих обычных вопросов, была сразу же остановлена и отправлена работать: благодаря старосте получилось выкроить время, которое хотелось потратить с максимальной пользой. Всё же в лесу меня дожидалось бессознательное тело, которое придётся ночью тащить на себе. Сюда, в деревню. А это далеко. Оставалось надеется, что поисковая татуировка растворилась. Вроде бы Бриан говорил о сроке в день, максимум два, так что эта надежда не беспочвенна.

Проходя через переднюю комнату, я зацепился взглядом за детскую кроватку. Едва покачиваясь, подвешенная к потолку четырьмя толстыми верёвками, она висела на уровне пояса. Родившись с вплетённым в тело проклятьем скверны, маленький ребёнок тихонько спал в своей обители. Он даже не догадывался ни об уготованной ему судьбе, предопределённой с самого рождения, ни о той суете, в которую он погрузил город.

Может быть, не он один виноват в этом. Я и Лина — мы спасли его жизнь, а значит и дали толчок той лавине событий, что перекрутила все мои планы. Одно радует: благодаря ребёнку Лина проявила себя. Да и скоро всё кончится.

Зайдя в свою комнату — я сразу принялся за дело. Магические запчасти для гримуара были убраны в шкаф. Мне хотелось привести книгу в порядок, но сейчас это не критично: оставшихся заклинаний хватит надолго. «Ледяных копий» ещё штук десять, а «Усталости» и «Оцепенения» по пятнадцать каждой. Единственная проблема с «Паутиной»: когда прошлый раз обновлял заклинания, то практически её не вписывал. Осталось пять зарядов, но уж как-нибудь справлюсь. Да и «Немота» ещё есть, пара огненных заклинаний и прочие. Сейчас важно выяснить другое.

С защитными перчатками на руках и стараясь сильно не раскачивать, я аккуратно достал из шкафа магическое устройство: маленькую коробочку, заказанную полтора года назад у алхимического мастерового, специалиста по начертательной магии и магическим устройствам. Примерно девять месяцев назад её доставили через гильдию свободных торговцев. А спустя три месяца пришла партия зелий лечения и мой план начал исполняться.

Три дня назад, перед уходом в лес, я так же проверил содержимое: процесс был незакончен, хотя примерные сроки уже подходили. А вот сейчас пора начать новый круг поглощения.

Прежде всего я аккуратно вытащил флакончик с жидкостью, что раньше было зельем Истинного лечения — мерзкой придумкой разумных, смешавших кровь изумрудного дракона с выжимками из магических трав. Это зелье должно быть кроваво-красного цвета, но после поглощения оно распалось на две равных фракции. Сверху болталась красноватая, практически прозрачная жидкость, а вторая чем-то была похожа на молоко.

Стоило только сильно встряхнуть флакон, как обе жидкости моментально смешалась, приняв однородный бледно-розовый цвет. Теперь это зелье, если верить словам крестьянки, выпившей два таких во время родов, не восстанавливает здоровье, но лишь вызывает «всесильное восстановление». Чем бы оно ни было. Или «всесильное выздоровление»? Непонятно, конечно, но испытывать эту ересь на себе я не собираюсь. Сейчас это зелье для меня бесполезно, так что я убрал его в отдельный ящик.

Другой ящик, что был вытащен с верхней полки, я открыть сразу не решился. Не то чтобы страх, но какая-то неприязнь сковала тело. Стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей, я вернулся к шкатулке и достал из второго отделения баночку с эссенцией из магических камней. Если раньше жидкость была похожа на прекрасное безоблачное небо, то сейчас на нём проявлялись грозовые тучи: голубой цвет испачкался, смешался с чем-то серым, а внутри самой жидкости то образовывались, то растворялись чёрные прожилки.

Смотря на эту концентрированную скверну ни о каком внутреннем спокойствии и речи быть не могло. Из груди что-то рвалось наружу, взгляд туманился от злобы, а оставленные порчей на моём теле отметины отдавали жаром.

Вернув на место склянку — я прервался и стал постепенно приходить в себя.

Как хорошо, что именно в этот момент в комнату постучала Лина. Она закончила с поручениями и приглашала на ужин. Ужинать я не планировал: для полного счастья только и не хватало, чтобы сытый желудок сморил меня в сон. Но всё же я вышел и передал эльфийке свёрток с платьем. Брошенный по приезде на кровать и успешно забытый, он так там и пролежал всё это время. Лина впала в ступор, услышав о содержимом. Подарок настолько её шокировал, что она даже не шелохнулась, пока я рассказывал как долго выбирал это платье.

Благодаря забавной реакции эльфийки я немного успокоился. Вернувшись обратно, твёрдой рукой вытащил из ящика одно из зелий. До этого использовались зелья из «И17–517», а сейчас в моих руках флакон из партии «И17–383». Но главная разница в количестве крови, используемой в них: почти три литра на тысячу зелий в поздней и восемь на полторы тысячи в ранней партии. С этим процесс определённо будет закончен к осени.

Установив зелье в первое отделение — я убрал всё на свои места, мельком глянул на деревянную заготовку другого устройства и стал собираться к выходу. В лесу меня ждало бессознательное тело, а путь не близкий. В оба конца. Значит, поспать получится только завтра. И это скверно.

Глава 8

— А-а-а!

—…

— Помогите-е-е! Спасите-е!

—…

— На помощь!

—…

— А-а-а!

—…

— Помоги… кхе-кхе!

— На, попей водички.

— Нет, я-кха… Не надо! Не убивайте меня! Не надо!

— В лесу не убил и сейчас не убью. Пей! И успокойся. Тебя всё равно не услышат: дом в стороне от других стоит. Так что глотку не надрывай. Бесполезно это.

— Что ты… вы со мной сделали? Где я?

— Я тебя спас. И мы сейчас в деревне.

— В какой деревне?

— В деревенской деревне.

— Я не по…

— Помолчи. Знаешь историю про равнинную эльфийку, у которой были слишком большие уши?

— Я не… О чём ты… вы вообще говорите?

— Жила на свете эльфийка, и была она рабой у одного очень злого ксата. Он был настолько злой, что взглядом проклятья насылал и детей на завтрак ел. Так вот эта самая эльфийка частенько любила подслушивать и подглядывать за своим хозяином через щель в дверном косяке. Однажды она настолько увлеклась, что переступила некую черту и хозяину пришлось оторвать ей острые уши и выпороть её тощий зад. Намёк ясен, Лина, нет?

— Ой!

— Немедленно отошла от двери и занялась работой по дому. Иначе я выйду и зайду обратно, только когда оттаскаю тебя за уши по первое число!

— Простите меня!

— Прощаю. Так, вернёмся к тому, на чём закончили. Мы говорили о деревне…

Я медленно отошла от двери, стараясь не шуметь.

Хозяин знал, что я подсматривала? Как? Он маг, поэтому, наверно. Он чувствовал меня, да. Да, точно чувствовал: на прошлой неделе, когда ворвался в дом, он говорил что-то про ощущение магии. Хозяин был таким страшным тогда, готовым убивать. Я чувствовала сердцем его ярость, я чувствовала кожей его ненависть. Я сильно испугалась. Но как я могла испугаться его? Ведь он вылечил меня, давал вкусную еду! Хозяин ест со мной за одним столом! Как? Почему? Я не могу понять этого, не могу. Разве ему не противно, разве его не должно тошнить от моего вида? Ведь он говорил, что как-то связан с церковью, что-то про исследователя скверны, а значит — он должен знать кто я такая. Ну конечно знает, ведь он вылечил меня с помощью той противной смеси. Никто не знал, как мне помочь, а он помог, значит — хозяин связан с церковью.

Именно там рассказали кто я: дрянь и мерзость. Во мне сидит скверна, потому что я плохая, очень плохая. Боги видели мою судьбу, видели мою жизнь и видели, как много зла я сделаю. Они позволили скверне проникнуть в моё тело, чтобы не дать мне уничтожить мир. Я должна платить за всё зло, что могла сделать. Но хозяин сказал… как же он сказал? Так красиво, так мягко и так грубо, только он так может говорить. Вот, вспомнила: «Не проклятье то богов, но лишь болезнь, без прав на излечение». Я верю хозяину, верю. Но ведь церковь несёт свет богов и их слова. Они не могут врать. Я родилась в подвале церкви и там мой дом. Первые десять лет я жила там и помню, как меня научили слышать слова богов. Научили правильно читать молитву, чтобы услышать их откровение. Я троптос. Сами боги говорят, что я дитя скверны и она моя мама и папа.

В церкви таких как я было много. Нам постоянно говорили, что мы ниже животного. Но боги сжалились над нами и позволяют есть руками. Мы всегда благодарили богов, когда сквозь натянутые от пола до потолка толстые, прочные верёвки нам высыпали еду. Нам показывали, как едят свиньи, но мы могли брать еду руками. Разве это не любовь богов? Даже мой первый хозяин говорил, что я должна смотреть только в землю. Там моё место. Я слушалась его, как учили в церкви. Если не слушаться хозяина, то не искупить вину перед богами. Я делала всё, что он приказывал мне. Даже не плакала, когда было больно от голода, когда не кушала неделями, когда меня били, когда он приказывал встать на колени и открыть рот. Нет, ведь я должна искупить свою вину перед богами…

Стой, Лина, не думай о прошлом, думай о сегодняшнем дне. И думай о новом хозяине и его богах — теперь это и мои боги тоже.

Когда хозяин купил меня, я стала его вещью, а значит теперь его боги смотрят за мной. Он сам это объяснял, когда я отказывалась есть вместе с ним за одним столом… забыла, опять. Нет, помню, не забыла! Я хорошая, не забыла слова хозяина: «Если тебе хочется так думать, то считай это луной и солнцем. Твои старые боги как луна: едва светят и неспособны согреть даже себя. Луна зашла, ночь кончилась. Теперь настал день и на твоём небе светит солнце — это боги моей расы, что светят ярко и стараются согреть каждого, кто под их защитой. В том числе и тебя». Теперь я должна быть достойна этого света и своего хозяина.

— Лина!

Голос хозяина. Он зовёт меня.

— Да, — я подошла к двери в его комнату, но не открою: хозяин просил не открывать.

— Если не знаешь, чем заняться, то можешь сделать чай, две чашки. Как сделаешь — скажи и поставь их на скамейку рядом с дверью. Хорошо?

— Да, сейчас.

Он всегда просит меня, всегда только просит и никогда не приказывает. Почему он так делает? Он не умеет по-другому? Ему запрещают боги приказывать другим? Что если…

Так, вот магическая плита хозяина, он научил меня пользоваться ей. На ней чайник, он вскипел недавно. Кружки, две кружки, вот одна — это хозяина. Вторая моя. Нет. Хозяин не говорил, что это для меня. Значит — для того разумного. Кружки для гостей я ставила здесь.

Как странно: я раб, дитя скверны, у которого есть своя кружка. Хозяин подарил её, позволил самой выбрать. Он ездил… на О… в Ольск ездил. Вернулся и мы опять поехали в город, на рынок, во второй раз он повёз меня туда. В первый раз он позволил попробовать что-то из хлеба, со вкусом молока и такое сладкое. Так было вкусно — я до сих пор помню. Мы поехали во второй раз, на рынке была лавка и там мальчик стоял. Хозяин сказал, что это ученик мастера по глине и разрешил выбрать кружку. Сказал, что кружка — это начало индюшитильности… индювидальнасти… сложное слово, хозяин их всегда говорит. Индивидности, нет. Индивидуальности! Да, вот это слово. Хозяин тогда сказал, что кружка — это начало моей индивидуальности. Но у меня есть не только кружка, но и хорошая одежда. Хозяин принёс её в первые дни, как мы здесь оказались. Оставил меня в доме, в тепле, а сам пошёл на мороз, в город, ради одежды. А теперь у меня есть ещё и красивое платье — его хозяин сам выбрал. Долго выбирал самое лучшее и теперь оно моё. С красивыми узорами на нём, на ткани и коже, так красиво! Хочу на него посмотреть, опять хочу смотреть на платье и на узоры очень красивые. Раб с платьем — это невозможно, но это правда я и оно моё, самое красивое платье в мире моё!

— Чай готов.

Я поставила две чашки на скамейку. Дверь открылась и оттуда вышел хозяин. Морщины на коже его щёк и скул стали крупнее, как будто налились водой. Такое всегда случается, когда он нервничает или злится.

Хозяин посмотрел на кружки и удивился: он всегда немного прищуривает правый глаз, когда удивлён. А вот теперь закивал головой, чуть-чуть, но я видела — он доволен.

— Молодец.

Хозяин всегда хвалит, когда я выполняю его поручения. А когда я справляюсь с трудными он даже говорит: «спасибо»! Никто не благодарит таких, как я. Но хозяин другой, он может так делать.

— Вот, держи, — хозяин взял гостевую кружку и передал её тому странному разумному, который сидел на его кровати. — Да возьми ты эту чёртову кружку, пожри тебя скверна! Чай это, чай. Вкусный, из местных трав, мне он нравится. Чего смотришь так на неё? Думаешь, травить тебя буду? Как же сложно с тобой, а. Дай сюда… Ну, видишь, вроде я живой, так что пей. Ток осторожней: он всё же горячий.

— Ай, яфык! Больно.

— И кому я говорил про осторожность?

Хозяин ещё раз выглянул, забрал свою кружку и закрыл дверь.

Что происходит у хозяина? Может, ему нужна помощь? Как сказать ему, что я готова прийти ему на помощь днём и ночью? Это из-за этого разумного хозяин тогда надолго ушёл! Он потом вернулся через два дня почти под утро, даже не поспал и сразу ушёл в город. Даже когда вернулся почти не отдыхал, что-то делал у себя в комнате. Потом покушал, взял еду в дорогу и ушёл ночью, когда уже было темно. Я только успела сказать, что староста приходил и просил передать, что люди из гильдии приняли его запрос. А потом вернулся с этим разумным, пока ещё солнце не встало, тащил его на себе. Как страшно было, когда хозяин не отвечал!

Помню, очень сильно помню. Он зашёл тогда, положил этого разумного на свою кровать и сказал, что оторвёт какой-то кучерявой падле голову. Потом попросил не входить в комнату, поставил стул напротив кровати, сел на него, опёрся на посох. И замер. Оставил дверь открытой и не двигался целых два дня! Он может, хозяин может, всегда так делает, особенно зимой: просто садится и не двигается, и так целый день. Иногда он встанет, походит немного, или чай выпьет, или в уборную пойдёт, а потом опять сядет обратно и снова не будет двигаться. Но он всегда отвлекался, когда я что-то спрашивала. Но два дня, целых два дня он не двигался, не отвечал — как мне было страшно. Я молила богов, постоянно молила и спрашивала и они отвечали, показывали, что я всё ещё раба хозяина, значит, что он был жив. Но он не отвечал! Как я была счастлива, когда он наконец очнулся, посмотрел на меня и сказал сделать чай.

Но он всё это время не отходил этого странного парня. Сидел на стуле и смотрел, не двигался, как обычно он и делает. Только сегодня, он вдруг резко встал, когда разумный зашевелился и закрыл плотно дверь. Парень кричал, но почему у парня такой высокий голос? Он болен чем-то? Если да, то хозяин сможет его вылечить, ведь хозяин много знает и много…

— Ува-а.

Ребёночек проснулся. Я аккуратно взяла его на руки — он такой маленький.

Что ты хочешь? Что случилось? Ты голоден или надо поменять пелёнки? Сейчас я всё сделаю, всё сейчас проверю.

Маленькое дитя, ты такой же, как и я. Боги узнали о твоей судьбе и позволили скверне пробраться в твоё маленькое тело? Не волнуйся, всё позади. Ты не умрёшь — хозяин спас тебя. Он пытался спасти тебя, я чувствовала это. Я выздоровела и теперь могу чувствовать, что хочет хозяин. А он хотел тебя спасти.

Он не позволил тебя убить, а я помогла ему. Он тогда говорил плохие слова, но я знаю, что это была неправда. Там было много других, он должен был так говорить. Он спас тебя и передал мне. Вот сейчас ты самый счастливый малыш из всех — тебя спас наш хозяин. Я позабочусь о тебе, не волнуйся. Я могу защитить тебя, если хоть кто-то попробует обидеть: у меня есть оружие!

Видишь, какой у нас хороший хозяин. У его раба есть личная кружка, одежда, и даже оружие. Его мне хозяин дал. Он его сам сделал, из своего кольца. Снял кольцо с пальца и надел на палочку — теперь она может огнём стрелять. Хозяин взял мою кровь, помазал ей палочку и стал меня учить. Да-да, учить раба магии.

У хозяина было мало времени, и он учил меня быстро, но я не смогла сразу стрелять огнём. Но ты знаешь, хоть хозяин и ругался сильно, но он учил меня весь день, пока я не смогла выстрелить. Ты знаешь, узоры на палочке «блум» красным цветом, а потом кольцо засветилось и шарик огня «вжух» и полетел вверх. Я так обрадовалась, что у меня получилось. И хозяин меня похвалил, сказал, что я молодец. Но хозяин ещё много чего говорил всякого про смерть от старости, про личную пытку, про какие-то котлы. Хозяин всегда такое говорит, когда очень сильно злится или радуется. А он радовался тогда. Если бы злился, то не похвалил бы.

Я аккуратно положила маленького в кроватку и стала медленно раскачивать её. В тот день, когда малыш родился, жена старосты рассказала, что надо делать. Сказала, что кроватку надо чуть-чуть качать — ребёнок, если не плачет и сам уснёт. Побуду с ним немного и буду готовить обед.

— Господин ящур, Лина. Есть кто дома?

Голос на улице, это староста деревни. Малыш уже уснул. Не будет плакать, если я уйду.

— Привет, Лина. Господин ящур всё так же занят? Уж почти неделю как из дома не выходит.

— Здравствуйте, староста. Хозяин всё ещё занят зельями. Говорит, осталось немного.

— Ну раз зельями, то ладно. Всё ж эт от них тебе лучше стало, так что дело правильное. Ты того, спроси господина ящура: сможет ли он зайти ко мне? А то ж праздник скоро, Ренс на нервах весь, а господин так и вовсе закрылся у себя. Да и ты сама-то как: к празднику готовишься?

— Мне хозяин платье купил. Я сейчас спрошу его.

— Платье эт здорово. Всё ж добрая душа у него. Ну ты иди, спроси, негоже ещё сильней тебя отвлекать.

Староста остался стоять около калитки, а я вернулась в дом.

Праздник. Он будет в городе, и мы на него пойдём с хозяином. Он специально купил мне платье, чтобы я смогла пойти на праздник. Я сначала буду с хозяином, но у него дела и он передаст меня сыну старосты — рыжий такой, Ренс его имя. Он будет со мной, пока хозяин не освободится и не заберёт меня обратно. Хозяин сказал, что праздник — это когда много разумных в одном месте много пьют и едят, и разговаривают. Он сказал, что я тоже могу много есть и пить. Я так и не смогла спросить про вино. Хозяин редко даёт его. Оно такое сладкое, даже когда с водой и всегда тёплое — согревает и от него так приятно и легко, и спать хочется потом. Как спросить у хозяина про вино? Я смогу его пить? А тот хлеб с молоком: его можно будет кушать? Можно будет с собой малыша взять? Нет, хозяин его точно возьмёт — он говорил, что надо зайти в церковь и показать. Но всё будет хорошо, ведь хозяин защитит его.

Я остановилась перед дверью в комнату хозяина и постучала в неё.

— Там у…

— Староста?

— Да.

— Чего ему?

— Спрашивает: сможете ли вы зайти к нему. О празднике и сыне хочет говорить.

— Скажи, что я сейчас выйду. Пусть на улице постоит, а ты вернись сразу.

Я сделала, как сказал хозяин. Староста обрадовался и сказал, что я его выручила и спасла. Наверно, он сильно хотел увидеть хозяина. Я вернулась, а хозяин уже стоял в передней комнате, где я сплю с малышом и где мы обычно едим. Рядом с ним стоял тот парень и осматривал всё.

— Так, знакомитесь. Лина, это… — хозяин глубоко вздохнул. — Хер с этой конспирацией. Лина, это Мильтара.

— Здравствуйте, меня зовут Лина.

— Молодец. Мильтара, это Лина.

— Добрый день. Можешь звать меня Мира.

Хозяин посмотрел на парня с женским именем.

— Повторю ещё раз. В комнату не заходить — на ней отдельный сигнальный контур. Второе: Лину и ребёнка не трогать. Соблюдаешь два простых правила и это время пролетит для тебя как в сказке. Даже сможешь выходить на улицу, когда солнце зайдёт. Спать будешь тут, на этих лавках. Мы их вечером составим вместе, а одеяла запасные у меня есть. Если что понадобится, спрашивай Лину, она тебе поможет. Вопросы?

— Ребёнок ваш?

— Нет. Я его не трогаю и тебе не советую. Ещё вопросы?

Хозяин никогда не трогал малыша. И меня он тоже никогда не трогал и даже не бил. Нет, он касался меня, но только в перчатках. Да, хозяин же показывал, что он осквернён и если бы тронул, то мне стало бы плохо. Наверно, малыша тоже не трогает, потому что боится за него. Но ведь он говорил, что со мной теперь всё хорошо, и мне теперь не надо бояться⁈

— Помыться хочется. И кушать хочется.

Парень закончил говорить, и его живот зарычал. Он согнулся и схватился за него руками: ему было больно. Я знаю, как это больно, когда живот рычит от голода.

Хозяин повернулся ко мне.

— Сделай обед, но учти, что он должен быть простым. Возьми немного овощей, чуть крупы и свари жидкую похлёбку. Не надо ей сейчас налегать на тяжёлую пищу, а то кишки свернуться и полетит она на небо объясняться перед бо…

— Да я понимаю, — разумный распрямился и странно посмотрел на хозяина.

Это не парень? Это она? Девушка? Как, ведь хозяин говорил, что это парень. Тогда, когда притащил его. Он ошибся? Нет, не мог хозяин ошибиться. Так не бывает. Он просто не хотел говорить. Да, так надо было, а теперь он сказал.

— Хорошо, что понимаешь. Только всё равно плохо не понимать, что перебивать других грешно.

— Простите.

— Прощаю. Лина, ты поняла про обед.

— Да. А вы?

— У старосты поем, похоже. Когда я уйду — покажешь ей, что тут и где. А на счёт помыться — это будет вечером. Мне бы тоже не мешало, так что истоплю баню.

— Тут есть баня? — девушка сильно удивилась.

— На участке много чего построено. Он специально делался так, чтобы сдавать его в аренду благородным. Но сейчас тут живу я. Ещё вопросы?

— А…

— Оставь их на вечер: время кончилось. Лина — ты за главную.

Хозяин, когда идёт куда-то, всегда берёт с собой свою книгу, жезл, кинжал и посох. Он говорит, что так безопасней, но зачем ему сейчас рюкзак? И как я могу быть главной, ведь главный он⁈

Хозяин молча вышел на улицу. Я прошла за ним, остановилась на веранде и стала слушать.

— Добрый день, господин ящур!

— Здравствуй, Гильм. Извини, что пришлось долго ждать.

— Да вы уж успокойтесь, господин ящур. Вы ж полезным делом занимаетесь: зелья готовите да припарки там всякие. Вон сколько наших спасли за всё время. А вам рюкзак-то к чему? Неужто по травы собрались и за зелья опять приметесь?

— Хватит с меня зелий, отдыхать надо. Праздник скоро. Я хотел зайти и за аренду оплатить на полгода вперёд, заодно еды купить.

— Так не проблема же, господин ящур. Пойдёмте, пойдёмте. А что эт вы за зелья-то готовили, что аж на неделю спрятались…

Хозяин ушёл. Я развернулась и сильно испугалась — за мной стояла она. Тоже слушала, как хозяин уходил.

— За покупками, значит. Странный у тебя хозяин… Лина, ведь так?

— Он добрый!

— Тихо, тихо. Недалеко же Ликус ушёл, вдруг услышит.

— Ой.

— Вот-вот. Да, добрый. Но и странный: он говорил, что ему нравятся девушки с другой фигурой, но почему-то он купил тебя. Странно это. А ещё он мне объяснил кто ты и кто ребёнок — я вас не трону, обещаю. Ликус всё рассказал, так что…

Живот её зарычал, она схватилась за него. Ей было больно. Я видела это по её лицу. Она посмотрела на меня — её щёки горели.

— Есть сильно хочется. И в уборную тоже.

Я показала, где стоит ведро и пошла обратно. Надо приготовить кушать, и ей, и мне. А на ужин я сделаю рагу, как хозяин делал до этого — ему оно нравится.

«„----“„----“„----“»

Конец пятой арки