Скрижаль последнего дня

37

После того как Филипсы вернулись в Англию и закончили распаковывать чемоданы, Кирсти почти сразу же отправилась в родительский дом. Пока Маргарет и Ральф проводили отпуск в Марокко, Кирсти совершала такие поездки через день: удостовериться, что замки целы, полить цветы, забрать почту, проверить сообщения на автоответчике и вообще проследить, чтобы в доме все было в полном порядке.

В это утро она припарковала свой «Фольксваген Гольф» на подъездной дорожке у стоящего на тихой улице на западной окраине города небольшого особняка, достала связку ключей и открыла переднюю дверь. Как обычно, на коврике при входе лежала стопка конвертов — в основном, судя по всему, реклама и прочая ерунда. Тем не менее она собрала их и отнесла на кухню, где положила в большую кучу, скопившуюся с момента отъезда родителей. Кирсти вдруг поняла, что никогда они уже не переступят порог этого дома, и на глазах у нее выступили слезы. Однако она сумела сдержаться и не позволить грустным мыслям одолеть ее, после чего отправилась в привычный обход по дому, проверяя все комнаты, одну за другой. Напоследок она прошла в гостиную и проверила автоответчик, но ни одного сообщения на нем не оказалось.

Она открыла дверь в прихожую и внезапно столкнулась лицом к лицу с незнакомым человеком.

Он был высокого роста, худощавый, но крепкого телосложения, с очень загорелым лицом. В правой руке мужчина держал длинный черный предмет, по виду напоминающий ломик. Увидев Кирсти, он удивился не меньше, чем она, обнаружив вдруг в доме родителей постороннего человека.

Непрошеный гость первым пришел в себя. Почти без замаха, но страшным по силе ударом он обрушил лом из закаленной стали на голову Кирсти. С противным хрустом сломалась скула и треснул с левой стороны череп. Удар был явно рассчитан на то, чтобы убить девушку. Падая, она еще успела ощутить чудовищную боль, лицо сразу онемело, но уже через мгновение она потеряла сознание и, словно куль, рухнула на ковер, заливая его кровью из ужасной раны. Левая сторона лица представляла собой сплошное кровавое месиво. Но умерла она не от этой раны.

Куда серьезнее оказались внутренние повреждения. Мельчайшие осколки раздробленной кости распороли с десяток кровеносных сосудов в мозге Кирсти. Несколько острых обломков глубоко вонзились непосредственно в мозг, причинив ему повреждения, несовместимые с жизнью. Кирсти еще дышала, но фактически она была уже мертва.

Убийца еще долго стоял и смотрел на нее, потом опомнился, переступил через неподвижное тело и пошел в направлении входной двери. Перед тем как проникнуть в дом через черный ход, он внимательно прислушался, но не различил в доме никаких звуков. «Фольксваген» же на подъездной дорожке, как он предположил, принадлежал покойным О'Коннорам. Теперь он понял, что допустил ошибку.

В прихожей он огляделся по сторонам, но не увидел никакой почты и вернулся на кухню. Придется проверить все комнаты, чтобы найти нужный конверт.

С одной стороны кухонного стола высилась аккуратная стопка корреспонденции. Он начал в ней рыться, но интересующего его письма не обнаружил. Может быть, босс ошибся в своих предположениях?

С минуту убийца стоял в нерешительности и размышлял, что же теперь делать. Как все нелепо вышло с этой молодой женщиной — кстати, кто она такая? Соседка, или, возможно, уборщица из агентства по найму. Он уже начал раскаиваться, что погорячился и нанес ей смертельный удар. И что же теперь делать с трупом? Вытащить из дома и где-то закопать? Немного поразмыслив, он отказался от этой идеи. Он не очень хорошо знал окрестности, и слишком велик был риск, что не в меру любопытный сосед заметит, как он вытаскивает тело на улицу, или того хуже — его остановит полицейский и обнаружит в багажнике труп.

Он открыл дверь, оглянулся по сторонам и зашагал прочь.

38

По мере того как Бронсон медленно приходил в себя, все сильнее становилась пульсирующая боль в области затылка. Он инстинктивно поднес руку к голове. Точнее будет сказать, попытался поднести, поскольку рука отказывалась повиноваться. С недоумением он обнаружил, что точно так же не может пошевелить и другой рукой. Равно как и ногами. В запястьях и лодыжках Бронсон ощущал пронзительную боль; кроме того, ныла левая сторона груди. Он открыл глаза, но ничего не увидел. Вокруг была сплошная темнота. Некоторое время он ничего не предпринимал, только пытался сообразить, что же с ним приключилось, и постепенно память начала возвращаться.

— Вот дерьмо! — пробормотал Бронсон.

— Крис? Ну слава богу! — прилетел из темноты слева знакомый голос.

— Анджела? Черт возьми, где мы? Ты в порядке?

— Не знаю. То есть не знаю, где мы находимся. А со мной все в порядке, если не считать того, что меня привязали к этому треклятому стулу.

— Почему я ничего не вижу?

— Нас заперли в подвале, а перед тем как уйти, эти ублюдки выключили свет.

— А что вообще произошло? Я только помню сильный удар по голове, а потом — провал.

— Я, как ты и велел, побежала по улочке, но оглянулась посмотреть, что там происходит, и в этот самый момент один из этих людей схватил тебя, а другой замахнулся чем-то вроде дубинки. Ты рухнул как подкошенный, и я было подумала, что ты мертв. Ну, и я побежала назад…

— Анджела, тебе надо было убегать и не останавливаться. Ты бы все равно ничего не смогла сделать.

— Да я понимаю, — тяжело вздохнула Анджела. — Вообще, это из-за меня мы здесь оказались. Зачем только я поперлась на улицу и еще тебя с собой прихватила? Вот, и когда я увидела, что ты ранен, я думала только о том, чтобы тебе помочь.

— Спасибо, конечно, за такую заботу, но лучше бы ты убежала и позвала на помощь полицию. А что же было дальше?

— Все произошло очень быстро. Меня схватили двое и засунули мне в рот кляп — я орала так, точно меня убивают. Потом меня швырнули в кузов белого фургона — того, что остановился на дороге в нескольких ярдах перед нами, — и связали руки и ноги каким-то пластиковым шнуром, что ли…

— Наверное, это кабельные стяжки, — прервал ее Бронсон. — Их практически невозможно разорвать.

— Потом трое других подняли тебя, подтащили к фургону и тоже кинули внутрь.

Это, пожалуй, объясняло боль в груди.

— Они все тоже залезли в фургон, и, когда он тронулся с места, тебя связали таким же манером, что и меня. Ехали мы примерно пятнадцать-двадцать минут, потом машина остановилась и дала задний ход. Когда открылись задние дверцы, я смогла только рассмотреть побеленную стену дома, а потом меня вытащили, пронесли через двери и дальше вниз по лестнице в этот проклятый подвал. Здесь стояли два стула с прямыми спинками. Меня привязали к одному из них, а в это время двое других мужчин спустили в подвал тебя и привязали ко второму. Потом они выключили свет и свалили на хрен. И вот с тех пор я сижу здесь в темноте. А прошло уже несколько часов. — Анджела замолчала, а потом прибавила: — Крис, мне так жаль.

Услышав, как дрожит ее голос, Бронсон нисколько не удивился. Анджела всегда была сильной женщиной — кому-кому, а уж ему это было хорошо известно, — но он догадывался, насколько травмировали ее события минувшего вечера, тем более если во всем произошедшем она винила себя.

— Ты нисколько не виновата, — как можно мягче произнес Бронсон.

— Да нет же, виновата. И знаешь, что меня больше всего угнетает в этой истории?

— Что же?

— За все время — когда нас схватили на улице, пока везли в машине, привязывали к стульям в этом чертовом подвале, — никто из них — никто! — не проронил ни единого слова. Не было никаких команд, они не задали ни единого вопроса, вообще не произнесли ни звука. Все они четко понимали, что делают. Крис, меня это очень беспокоит. Совсем не похоже, что нас случайно похитила на улице банда каких-то головорезов. Кто бы ни стоял за нашим похищением, у него была на то причина, и, кроме того, все было очень тщательно спланировано и проведено.

От этой мысли Бронсону тоже стало не по себе, но он постарался скрыть беспокойство.

— Ну, я считаю, нам не стоит пытаться разузнать, что им нужно, верно? Мы должны найти способ выбраться отсюда.

Но сделать это было совсем непросто. Как ни напрягался Бронсон, пытаясь ослабить стягивающие запястья и лодыжки кабельные стяжки, они почти не поддавались его усилиям. Был бы у него какой-никакой нож, тогда освободиться не составило бы труда, а так оставалось лишь запастись терпением.

Тем не менее Бронсон изо всех сил пытался справиться с путами, и только когда почувствовал, что из открывшихся на запястьях порезов заструилась кровь, он прекратил попытки и смирился со своим положением. А положение было тяжелое: он надежно связан и освободиться без посторонней помощи не может.

Прошло несколько часов, прежде чем в подвале наконец вспыхнули зажженные лампы. Бронсон вынужден был крепко зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть от внезапно хлынувшего потока света, но через некоторое время осторожно их приоткрыл и украдкой огляделся по сторонам.

Примерно в десяти футах от него на деревянном стуле с высокой прямой спинкой сидела Анджела. Лодыжки и запястья ее были надежно примотаны к стулу пластиковыми кабельными стяжками. Одежда находилась в беспорядке, но смотрела бывшая супруга вызывающе.

Подвал представлял собой маленький более или менее прямоугольной формы бетонный бункер с некогда белыми, а теперь грязно-серыми стенами и таким же потолком. Пол был выложен каменной плиткой. Если не считать двух стульев, к которым привязали пленников, подвал был пуст. Прямо напротив них ведущая наверх короткая лестница упиралась в массивную деревянную дверь.

Бронсон повернулся к Анджеле и увидел, что она, не отрывая глаз, смотрит на дверь. С негромким скрипом та приоткрылась, и в образовавшуюся щель стал виден побеленный коридор первого этажа. Оттуда послышалось негромкое бормотание, а следом раздались приближающиеся шаги.

Через несколько секунд дверь отворилась шире, в подвал спустились двое смуглолицых мужчин в джеллабах и остановились перед Бронсоном.

Он посмотрел на вошедших, фиксируя в памяти их лица. Один был ничем не примечателен: смуглый, с черными волосами, карими глазами, самыми обычными чертами лица, но вот второй… Лицо второго Бронсон вряд ли забыл бы до конца своих дней: на целую голову выше сообщника, правая щека слегка обвисает, так что широкий рот искривился набок и принял форму, близкую к букве S; правый глаз был незрячий и выделялся уродливым молочно-белым пятном на фоне темного лица. Но во всем его облике ощущалась уверенность в себе, скрытая сила, и Бронсон инстинктивно догадался, что этот человек наверняка является главарем похитителей.

— Вы Кристофер Бронсон, — тихо и неторопливо произнес высокий.

Это прозвучало как утверждение, а не вопрос, и тем не менее Бронсон кивнул.

Высокий повернулся вполоборота и посмотрел на Анджелу.

— А вы Анджела Льюис, в прошлом — миссис Бронсон. — По-английски он говорил весьма бегло, хотя и с сильным акцентом.

— Крис, эти люди — твои друзья? — напряженным голосом спросила Анджела.

— Вовсе нет, — резко ответил Бронсон.

Он ни на секунду не отводил глаз от стоящего перед ним человека, в то время как мозг его напряженно работал. Откуда этот урод знает так много о них с Анджелой? Бронсон был абсолютно уверен, что никогда раньше не встречался с высоким. Допустим, узнать, как зовут его, Бронсона, не представляло особого труда. Это можно было выяснить, например, в гостинице или просмотрев списки авиапассажиров; и даже имя и фамилию Анджелы можно было разведать из тех же источников. Но вот откуда ему стало известно, что они были в прошлом мужем и женой?

— Вам известно, как нас зовут, — сказал Бронсон, — но кто, черт возьми, вы такой и что вам от нас нужно?

Высокий ничего не ответил, а только кивнул сообщнику. Тот прошел в угол подвала, принес оттуда складной стул, поставил недалеко от лестницы и подождал, когда босс усядется.

— Пришло время поговорить, — сказал высокий. — Я думаю, у одного из вас находится принадлежащая мне вещь.

Бронсон отрицательно покачал головой:

— Я так не считаю. А о чем вы вообще говорите?

Несколько секунд высокий внимательно рассматривал Бронсона единственным глазом.

— Наша беседа должна заключаться в том, что я задаю вопросы, а вы даете на них устраивающие меня ответы.

Он повернулся и снова кивнул подручному, который по-прежнему стоял около босса.

Тот неторопливо выступил вперед, остановился прямо перед Бронсоном и внезапно со всей силы погрузил кулак в живот англичанина.

Бронсон согнулся на стуле вдвое и повис на сдерживающих его путах, с трудом сдерживая рвоту.

— Ах ты, ублюдок, — закричала Анджела. — А ну, не трогай его!

— Ахмед, — негромко бросил главарь.

Ахмед обошел корчащегося от боли Бронсона, приблизился к Анджеле и влепил ей хлесткую пощечину.

Шокированная таким обращением девушка пошатнулась, стул на мгновение покачнулся на двух ножках и рухнул назад.

Ахмед шагнул вперед, взял стул за спинку и поставил обратно в вертикальное положение. Не удостоив Анджелу и взглядом, он вернулся и снова занял место рядом с боссом.

— А теперь давайте начнем сначала. Я полагаю, что вы завладели одной вещью, которая принадлежит мне, — как ни в чем не бывало продолжил высокий тихим, неторопливым голосом. Потом посмотрел на Бронсона. — Начнем, пожалуй, с вас. — Он взмахом руки приказал Ахмеду встать рядом со связанным пленником. — У меня украли маленькую глиняную дощечку. Она у вас?

Бронсон помотал головой, а потом, тяжело дыша, прохрипел:

— Вы говорите о той дощечке, которую Маргарет О'Коннор подобрала на суке?

Высокий кивнул.

— Мы знать не знаем, куда она подевалась, — ответил Бронсон. — Неужели ваши бандиты не нашли ее, когда столкнули с шоссе машину О'Конноров?

— Прекрасно, Бронсон, — одобрительно кивнул главарь. — Во всяком случае, вам удалось об этом догадаться. Но нет — в машине дощечки мы не обнаружили. Полиции тоже не удалось ничего найти на месте аварии.

— Откуда вам это известно?

— У меня есть связи повсюду.

— А какого же дьявола вы предположили, что дощечка может быть у нас?

— Потому что вы общались с их дочерью и зятем. Мне кажется очевидным, что, если О'Конноры не выбросили дощечку (а я ни за что не поверю всерьез, чтобы они так поступили), единственные люди, у кого она могла оказаться, — их дочь и ее муж.

— Но каким образом? — просто спросил Бронсон. — Как О'Конноры могли бы передать им дощечку?

И снова высокий кивнул Ахмеду. Тот шагнул вперед и ударил Бронсона кулаком по лицу.

— Что-то, Бронсон, вы туго соображаете. Вы не забыли, что это я задаю вопросы? Что ж, давайте попробуем еще раз. Дощечка находится у их дочери?

Бронсон выплюнул перед собой на выцветшую плитку полный рот крови.

— Нет, — невнятно проговорил он, — у нее нет дощечки. И у мужа также. Вы ищете не в том месте.

Некоторое время высокий молчал и только оценивающе разглядывал своих пленников.

— Интересно, почему же я вам не верю? — пробормотал он. — Ну, пожалуй, пришло время расспросить вашу бывшую жену.

— Она не имеет к этому никакого отношения, — громко и настойчиво заявил Бронсон. — Она никогда даже не встречалась с дочерью О'Конноров.

— Да я знаю. Не думаю, что ей известно что-нибудь и о самой дощечке. Но вот к вам, возможно, вернется память, если мы попробуем деликатно попросить мисс Льюис. Ахмеду очень нравятся такие забавы, — прибавил он.

— Не трогайте ее! — воскликнул Бронсон.

Ахмед сунул руку в складки джеллабы, вытащил оттуда выкидной нож и, нажав кнопку, выщелкнул лезвие. Из другого кармана он извлек небольшой серый камешек. Потом небрежно прислонился к стене подвала и начал, методично водя камешком взад-вперед по лезвию, затачивать нож. Каждое движение сопровождалось зловещим шипящим звуком. Через пару минут он проверил остроту лезвия большим пальцем и кивнул, оставшись удовлетворенным результатом.

— Убей ее, — приказал высокий, и Ахмед направился к привязанной Анджеле. — Только не торопись. Порежь ее на мелкие кусочки, но начни с малого. Первым делом займись щеками и лбом.

Анджела не издала ни звука, но Бронсон видел, что в глазах ее застыл неприкрытый ужас. Однако она прилагала максимум усилий, чтобы похитители не заметили, как ей на самом деле страшно.

— Понимаете, Бронсон, — доверительно, едва ли не по-дружески начал главарь, — я всегда полагал, что моя глиняная дощечка является лишь частью целого. Возможно, и вы тоже пришли к подобному заключению? У меня даже есть теория. Я предполагаю, что дощечки — собранные все вместе, я имею в виду, — указывают на местонахождение Серебряного Свитка и, возможно, даже Завета Моисеева. Хотя насчет последнего я испытываю определенные сомнения. И та и другая реликвии бесценны и стоят того, чтобы за них побороться. Стоят даже того, чтобы пойти на убийство. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я так хочу вернуть свою дощечку.

Бронсон отчаянно пытался хоть немного ослабить кабельные стяжки, которыми был намертво примотан к стулу, и, хотя понимал всю бесплодность своих действий, все же был твердо настроен во что бы то ни стало выбраться из подвала.

— Но у меня нет этой долбаной дощечки. Вы хоть немножко слушали меня? У МЕНЯ НЕТ ЭТОЙ ДОЛБАНОЙ ДОЩЕЧКИ! И ни я, ни она понятия не имеем, где она может быть.

— Посмотрим, — бросил высокий и немного повернул стул, так чтобы смотреть Анджеле в лицо и наблюдать за работой своего приспешника.

— Не делайте этого, — взмолился Бронсон. — Прошу вас, не делайте этого.

— О, это не займет много времени, — успокоил его высокий. — И чем скорее мы начнем, тем быстрее для нее все закончится.

Ахмед стоял рядом с Анджелой и нежно поглаживал ее щеку. На лице бандита блуждала слабая улыбка.

Глаза девушки расширились от ужаса, она судорожно глотала ртом воздух и тщетно пыталась освободиться от удерживающих ее на стуле пут.

— Постой, — скомандовал высокий, когда Ахмед уже начал подносить нож к лицу Анджелы. — Заткни ей сначала рот, не к чему тут шуметь.

Ахмед согласно кивнул и спрятал лезвие. Потом достал из кармана рулон толстой черной изоленты, оторвал от него кусок дюймов восемь в длину, обошел Анджелу сзади и прилепил ленту поверх ее рта.

— Смотри, чтобы она не закрыла нос. Мы ведь не хотим, чтобы мисс Льюис умерла от удушья.

Ахмед убедился, что лента сидит прочно, снова встал сбоку от Анджелы и раскрыл нож.

— Пожалуйста, прошу вас, прекратите, — снова стал умолять Бронсон.

— Уже слишком поздно. — Высокий посмотрел на Ахмеда и кивнул. — Приступай.

39

— Есть новости? — спросил Эли Нахман, входя в комнату правительственного здания в Иерусалиме. По пятам за ним следовал Йосеф Бен Халеви.

— Да, — ответил Леви Барак и жестом пригласил ученых занять места за столом. — Мы получили информацию от одного из наших агентов в Марокко и теперь знаем несколько больше об этой реликвии. Но нам по-прежнему неизвестно, где она сейчас находится. Наиболее вероятно, что английская пара отправила ее по почте на собственный домашний адрес.

— А вы можете кого-нибудь послать туда и проверить? — задал вопрос Нахман.

Барак покачал головой:

— В этом нет необходимости. Наши люди в Лондоне уже начали наводить справки.

— И?

— И выяснилось, что не мы одни ищем эту дощечку.

Нахман взглянул на Бен Халеви.

— Кто? — спросил он.

— В Великобритании для нас представляли интерес два адреса, — не отвечая прямо на вопрос Нахмана, начал Барак. — Во-первых, конечно же, дом самих О'Конноров, и во-вторых, дом, в котором проживают их дочь и зять. Оба находятся в городе под названием Кентербери в графстве Кент на юго-востоке Англии. Мы установили наблюдение и за тем, и за другим. И вот вчера агенты, следившие за жилищем О'Конноров, заметили, как к дому подъехала машина, из нее вышла дочь покойной четы и зашла внутрь. Минут через десять у двери черного хода они засекли неизвестного мужчину. Тот пробрался к дому не со стороны улицы, а с противоположной стороны, через пустырь, поэтому агенты и увидели его в самый последний момент. Но они успели сделать несколько фотоснимков.

Барак передал ученым по паре фотографий, сделанных, судя по всему, с помощью мощного телеконвертера.[12] На них был запечатлен стоящий возле дома смуглый черноволосый мужчина.

— Когда его заметили, — продолжил рассказ Барак, — он как раз взламывал ломиком дверь. Он явно не догадывался, что в доме кто-то есть. Через несколько минут мужчина вышел из дома и бросился бежать тем же путем, каким и явился, — через сад и лежащий за ним пустырь.

Прошло еще некоторое время, и в дом через парадную дверь вошла соседка. Вероятно, она увидела на подъездной дорожке машину дочери О'Конноров и решила зайти поздороваться. Буквально через несколько секунд с громкими криками она вылетела обратно. Вскоре к дому прибыли полицейские машины и карета «Скорой помощи». В общем, сейчас нам известно, что Кирсти Филипс, дочь Ральфа и Маргарет О'Конноров, была убита, вероятнее всего, тем самым взломщиком.

— Кто он? — спросил Нахман.

— Этого мы не знаем, — признал Барак. — Мы отправили запросы во все разведслужбы, с которыми поддерживаем дружеские отношения, с целью раздобыть любую информацию об этом человеке. Однако я не очень рассчитываю, что его фотография обнаружится в их базах данных. Мы полагаем, что он является членом одной из марокканских банд.

— И он забрал дощечку?

— Мы так не считаем. Дело в том, что наши наблюдатели до сих пор следят за домом, и они видели, как тот же человек снова ошивается неподалеку. К дому, впрочем, он не приближался, поскольку там было много полицейских. Конечно, если бы он забрал дощечку, его бы там давно уже и след простыл.

— Тогда где же она? — резко спросил Бен Халеви.

Барак пожал плечами.

— Мы не знаем. Возможно, еще идет где-то по почте, а может быть, сейчас ее изучают британские полицейские. В последнем случае мы сегодня должны получить известие от нашего человека в лондонской полиции.

— А если она не у них?

— Едва только этот человек, — и Барак кивнул на лежащие на столе фотографии, — после того как оттуда уберется полиция, появится возле дома, я тут же даю нашим людям приказ схватить его и допросить.

На лицо Нахмана легла тень отвращения.

— Но мы об этом не договаривались.

Барак сочувственно покачал головой.

— Извини, Эли, но дело зашло уже слишком далеко. Фактически я оказал тебе любезность, рассказав все, что мне известно. С недавних пор я получаю приказы непосредственно от руководства «МОССАДа». Теперь найти эту дощечку — моя первостепенная задача. Все прочие соображения отходят на второй план. Мне дали карт-бланш на любые действия. В частности, это означает, что если кто-либо попытается помешать нам завладеть реликвией, я могу с ним не церемониться.

Нахман уже не скрывал своего ужаса.

— Боже, — пробормотал он, — неужели это действительно необходимо?

Барак мрачно кивнул и взглянул на ученых.

— Если вы не ошибаетесь в оценке тех фотографий, что у нас есть, найдя эти четыре дощечки, мы получим в свои руки мощное оружие, которое поможет нашему народу занять наконец подобающее положение. И, чтобы заполучить реликвию, мы готовы пойти на все.

40

Ахмед грубо схватил Анджелу за волосы, откинул ее голову назад и прижал к спинке стула. Тупой стороной лезвия выкидного ножа он провел сначала по одной щеке, потом по другой. Мерзавец наслаждался беспомощностью жертвы. Кончик холодной стали оставлял на слегка загоревшей коже белую полоску, которая, впрочем, почти моментально исчезала.

— С какой бы стороны мне начать? — склонившись к уху Анджелы, прошептал Ахмед. — Лицо твое, так что тебе и выбирать.

Глаза Анджелы стали размером с пол-лица, из носа на закрывающую рот ленту потекла тонкая струйка. Девушка едва не задыхалась от страха. Что касается Бронсона, он еще никогда не видел выражения такого ужаса ни на чьем лице, но сам был абсолютно бессилен что-либо сделать.

— Я расскажу вам все, что знаю, — в отчаянии прохрипел он.

— Тогда скажите мне, где находится дощечка. — Голос высокого, пока он произносил эту фразу, становился все громче, и последнее слово он практически выкрикнул.

— Я не знаю, — с горечью сказал Бронсон. — И не буду знать, что бы вы ни делали со мной или с Анджелой.

— Значит, она умрет, — просто сказал высокий, — и вы умрете вместе с ней. Давай, Ахмед.

И в этот самый миг у них над головами внезапно раздался шум. Высокий скорчил раздраженную гримасу, встал со стула и повернулся к двери. Ахмед замер; нож его застыл у левой щеки Анджелы.

Бронсон уставился на дверь. Снова раздался шум, потом громкие голоса и грохот ботинок по бетонному полу. Высокий выкрикнул что-то по-арабски, и в голосе его послышалось неприкрытое раздражение.

— Подожди меня здесь, — приказал он Ахмеду, поднялся по ступенькам и скрылся из виду.

В течение нескольких минут сверху доносился шум и громкие крики. Кричали то ли в страхе, то ли в ярости. Следом раздалась серия глухих ударов, и наконец вновь воцарилась тишина. Через несколько секунд Бронсон увидел, как по бетонным ступенькам в подвал спускается одетый в джеллабу человек. Сердце кольнуло щупальце смертельного ужаса. Возвращался высокий главарь, и на этот раз уже ничто не отсрочит их скорого и болезненного конца.

Но когда человек наконец спустился, у Бронсона глаза полезли на лоб от изумления. Неизвестный держал прямо перед собой большой кусок картона, так что он полностью закрывал лицо и почти всю верхнюю половину туловища.

Бронсон быстро взглянул на Ахмеда, но тот казался не менее озадаченным.

— Якуб, ты? — нервно спросил бандит.

То, что произошло дальше, оказалось совершенно неожиданным для всех присутствующих.

— Нет, — ответил вновь пришедший и бросил лист картона на пол.

Бронсон моментально узнал знакомые черты Джалала Талабани. С мрачной решимостью полицейский поднял пистолет в поисках цели.

Ахмед грязно выругался и занес нож, чтобы распороть Анджеле лицо, и в то же самое мгновение Талабани нажал на спусковой крючок. Полуавтоматический пистолет полицейского был оснащен глушителем, поэтому выстрел прозвучал не громче чем хлопок в ладоши. Скользнул на место затвор, на пол покатилась блестящая латунная гильза, и Талабани выстрелил снова. А потом еще раз.

В противоположном конце подвала Ахмед выронил нож и схватился за грудь. Последним выстрелом его отшвырнуло к стене, а на пол брызнул целый фонтан крови.

Талабани бросился к упавшему бандиту и пощупал пульс, потом выпрямился и спрятал пистолет в кобуру, скрытую в складках джеллабы. Снова наклонился, подобрал нож Ахмеда и подошел к Бронсону.

— Господи, Джалал. Как же я рад вас видеть, — выдохнул он.

— Вам очень повезло, дружище, — заметил марокканец, занятый тем, что перерезал стягивающие руки и ноги Бронсона путы. С только что заточенным ножом работа шла споро, и совсем скоро Бронсон смог встать со стула.

— Спасибо, — поблагодарил он коллегу, взял нож и быстро разрезал кабельные стяжки, которыми связали Анджелу, а потом осторожно отлепил изоленту.

— Слава богу, слава богу, — всхлипывая, запричитала она и прильнула к Бронсону. Девушка словно пыталась найти у него спасение от только что пережитого ужаса.

Не выпуская Анджелу из объятий, Бронсон обернулся к Джалалу:

— Но как, черт побери, вам удалось сюда попасть? И где остальные ваши люди?

— Случайный прохожий заметил, как эти люди вас похитили, ухитрился даже запомнить номер машины и сообщил в полицию, — объяснил Талабани. — Было немедленно разослано сообщение во все участки, и специальные команды всю ночь искали белый фургон. Я как раз проезжал мимо этого дома (он находится на окраине Рабата) и вдруг увидел возле него разыскиваемую машину. Конечно, я вызвал подмогу, но решил все же попробовать сам проникнуть внутрь. Наверху оказалась всего пара человек, и мне не составило труда справиться с ними, а потом и с этим одноглазым, когда он поднялся, чтобы посмотреть, что там за шум. Кстати, зовут его Якуб, и нам он хорошо известен. Ну а остальное вы видели сами.

Бронсон помотал головой.

— Хвала господу, что вы оказались здесь, — сказал он. — Этот мерзавец, которого вы только что пристрелили, едва не начал резать Анджелу на куски.

От этих слов тело Анджелы сотрясла крупная дрожь.

— Давайте убираться отсюда, — еле выговорила она, и слезы хлынули у нее из глаз.

— Да, мой друг, уходите, — согласился Джалал. — Сюда с минуты на минуту нагрянет целая орда полицейских, а вам, я уверен, совсем не хотелось бы оказаться замешанными в этой истории. Не хотите взять мою машину? — Он вынул из кармана связку ключей. — Возвращайтесь в отель. А ваши показания я могу записать как-нибудь в другой раз.

— Джалал, а у вас не будет из-за этого неприятностей?

— Не волнуйтесь, я все разрулю. Поезжайте.

— Давай, Анджела, — позвал Бронсон. — Надо уходить. А вам, Джалал, огромное спасибо. Я теперь ваш должник.

Они быстро поднялись по ступенькам и, крепко держа друг друга за руки, пошли по коридору первого этажа к распахнутой настежь входной двери. Анджела вся содрогнулась, когда увидела распростертые на полу два неподвижных тела. Джеллабы лежащих были покрыты темно-красными пятнами. Быстро, но осторожно, чтобы — не дай бог! — не коснуться мертвецов, Анджела переступила через тела. Когда они проходили мимо открытой двери комнаты, Бронсон заглянул внутрь и увидел на полу еще одну неподвижную человеческую фигуру. Да, Талабани явно отличался большой аккуратностью.

На улице уже занимался рассвет. Анджела остановилась и несколько раз жадно глотнула свежего воздуха. Потом она вдруг согнулась, и ее вырвало прямо на пыльную землю.

— Господи, ну и кошмар, — пробормотала она. Вытащила из кармана упаковку бумажных носовых платков и утерла рот. — Сколько нам добираться до аэропорта?

Через две минуты «Рено» Талабани с Бронсоном за рулем отъезжал прочь от побеленного дома в направлении центра марокканской столицы. Анджела сидела на пассажирском сиденье. Ужас от перенесенного испытания был еще настолько силен, что она вся тряслась.

В дверях дома стоял Джалал Талабани и смотрел вслед уезжающей машине. Когда она скрылась из виду, полицейский вернулся внутрь. Он проследовал через прихожую, перешагнул через два неподвижных тела и зашел в открытую дверь одной из комнат.

Прислонившись к дальней стене, на паре больших подушек лежал на спине человек. На груди его джеллабы расползлось огромное темно-красное пятно.

— Они уехали, — сообщил Талабани и затем спросил: — Вы ведь именно так и планировали?

Высокий мужчина с застывшим, словно маска, лицом зашевелился, сел на подушках и комфортно прислонился спиной к стене. Потом он посмотрел на Талабани и удовлетворенно кивнул.

— Все произошло именно так, как я и хотел. Надеюсь, те двое не доставили тебе особых хлопот?

Талабани отрицательно покачал головой.

— Когда я вошел, они, конечно, вытащили свои пушки, но оказались чертовски медлительны. Зачем вам понадобилось, чтобы я их убивал? — спросил он высокого. — И Ахмеда тоже.

Якуб поднялся на ноги.

— Потому что Бронсон должен был поверить, что все происходило взаправду. Он и Льюис должны были поверить, что им чудом удалось спастись и что я мертв. Только в этом случае они могли бы почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы отправиться по следу в поисках реликвии. А люди — все они — это просто расходный материал.

— И что теперь?

— Мои ребята уже готовы. Они будут внимательно следить за Бронсоном и Льюис. И когда они найдут то, что я ищу, я заберу у них эту вещь. А потом убью.

41

Бронсон расплатился в отеле за оба номера, погрузил вещи во взятый напрокат автомобиль, и вот они уже направились на юг от Рабата, в направлении международного аэропорта Касабланки. Только они выбрались из предместий столицы, как в кармане у Бронсона запищал мобильник.

— Хочешь, чтобы я ответила? — спросила Анджела, когда Бронсон полез за телефоном. В отеле он заставил бывшую жену выпить стаканчик бренди, и теперь сам был поражен тому, как быстро она, похоже, оправилась от перенесенного ужаса.

— Нет, спасибо. Это, вероятно, по работе.

Как только появилась возможность припарковаться на обочине шоссе, Бронсон остановил машину и ответил на звонок.

— Крис, никак не могу с тобой связаться, — раздался в трубке голос старшего инспектора Бёрда. — Вылетай назад первым же рейсом. Дело здесь принимает весьма серьезный оборот.

— В Англии? — уточнил Бронсон. — И что там произошло?

— Кирсти Филипс обнаружили мертвой — убитой, если быть точным, — в доме ее родителей в Кентербери.

— Какой ужас! А что ее муж?

— Он совсем раздавлен горем. Расследованием убийства занимается специальная бригада, но мне нужно, чтобы ты был здесь и контактировал с ними — на случай, если существует какая-то связь между ее смертью и тем, что случилось в Марокко с ее родителями. Как быстро ты сможешь прилететь?

Бронсон кинул взгляд на часы.

— Вообще-то я сейчас как раз еду в аэропорт, но думаю, что попаду в Лондон только лишь поздним вечером. Так мне завтра наутро явиться в участок к вам на доклад или же сразу отправляться на место преступления?

— Можешь ехать прямо туда и познакомиться с инспектором, которому поручено расследование, его зовут Дэйв Роббинс. Вероятно, следователи и судебные дознаватели будут еще на месте. Эсэмэску с адресом я тебе сейчас отправлю. А во второй половине дня заезжай ко мне. — Бёрд немного помолчал и продолжил: — Крис, у тебя какой-то напряженный голос. Все в порядке?

— Ночка выдалась действительно беспокойная. Расскажу, когда встретимся.

Бронсон закрыл телефон и повернулся к Анджеле.

— Звонил мой босс, — пояснил он с мрачным лицом. — Новости печальные. Убита Кирсти Филипс.

— О господи. Это наверняка связано с той глиняной дощечкой, да?

Бронсон завел двигатель и вывел машину на дорогу.

— Да. И нам с тобой хорошо известно: люди, которые хотят ее заполучить, не остановятся ни перед чем. — Он помолчал. — И что ты планируешь делать? Я не думаю, что теперь, когда этот высокий, которого Талабани назвал Якубом, мертв, тебе угрожает какая-либо опасность. Но если тебе боязно находиться в своей квартире, ты можешь переехать ко мне.

Довольно долго Анджела изучала Бронсона взглядом, потом вздохнула и, откинув прядь волос с глаз, просто сказала:

— Спасибо, Крис. Я бы с удовольствием, но, видишь ли, я еще не довела дело до конца. Когда этот его бандит уже готовился начать нарезать мое лицо на кусочки, Якуб сказал тебе одну вещь, которую я просто не могла пропустить мимо ушей. Он предполагает, что надпись на дощечках может указать на местонахождение Серебряного Свитка и Завета Моисеева.

— Ты это запомнила?

— Крис, поверь, я могу вспомнить каждую секунду, которую провела в этом проклятом подвале, и все, что там говорилось.

— Знаешь, я никогда не слыхал о Серебряном Свитке, — признался Бронсон. — И что это еще за Завет Моисеев?

— Тогда слушай. В 1952 году археологи, проводившие раскопки в Кумране, обнаружили весьма необычный свиток, сделанный из меди. Но действительно удивительным в этом свитке было то, что, в отличие от почти всех остальных свитков Мертвого моря, содержащих тексты на религиозные темы, Медный Свиток представлял собой просто перечень захороненных сокровищ. Вот только разобраться, где же именно они находятся, не удалось — слишком неопределенным было описание. Но в одном месте в тексте содержалось упоминание о втором свитке, который был также где-то спрятан и в котором имелись более точные указания, где искать сокровища. Этот документ, который так пока и не обнаружен, и получил название Серебряный Свиток.

— А Завет Моисеев?

— Слово «мозаика» с маленькой буквы «м» имеет несколько разных значений, но все они так или иначе связаны с наличием множества цветов или частей и тому подобное, — объяснила Анджела. — Но когда это же слово пишется с заглавной буквы, оно имеет одно-единственное значение — «Моисеев», то есть связанный с Моисеем.[13]

— Ты говоришь про того самого Моисея с его десятью заповедями?

— Совершенно верно. Пророк Моисей — автор Торы и предводитель еврейского народа. Тот самый Моисей.

— Так, а что с Заветом? — продолжил расспросы Бронсон. — Не хочешь ли ты сказать, что речь идет о десяти заповедях?

Анджела медленно кивнула.

— Именно они и подразумеваются, когда речь идет о Завете Моисея. То есть ты можешь забыть о Ковчеге Завета. Это был просто деревянный ящик, обшитый листовым золотом и предназначенный для выноса Завета, так сказать, в свет. Ковчег, должно быть, уже несколько веков назад сгнил, и от него ничего не осталось. Но сейчас речь может идти о ключе к местонахождению Скрижалей Завета, для хранения которых и изготовили Ковчег.

— Анджела, ну ты же не можешь говорить серьезно. Разве существуют правдоподобные свидетельства, что Моисей вообще существовал?

— Крис, мы это уже проходили, — и слабая улыбка тронула губы Анджелы, — и ты должен быть знаком с моей точкой зрения. Как и в случае с Иисусом Христом, нет никаких материальных доказательств того, что Моисей был реальным человеком. Однако, в отличие от Иисуса, он неоднократно упоминается в древних источниках и уже поэтому заслуживает куда большего доверия. О нем рассказывается в трудах многих греческих и римских историков, а также в Торе и даже в Коране.

Впрочем, в нашем случае не столь уж и существенно, есть ли документальное подтверждение тому, что Моисей был историческим персонажем. Если этот высокий, Якуб, прав, то люди, две тысячи лет назад спрятавшие бесценные реликвии и изготовившие дощечки, верили, что эти предметы некогда принадлежали Моисею. То есть это значит: не так важно, чем они были в действительности, важно, что они уже в те времена считались древними. А находка любой каменной дощечки, возраст которой превышает две тысячи лет, уже сама по себе будет величайшим событием для археологов.

— И ты, стало быть, собираешься искать эти реликвии?

— Да, Крис. Я просто не могу упустить такой шанс. Такая удача выпадает один раз в жизни.

Бронсон невольно залюбовался ею — еще недавно бледное лицо теперь раскраснелось от охватившего Анджелу возбуждения, прекрасные карие глаза блестели в предвкушении открытий.

— Даже несмотря на то, что тебе пришлось сегодня пережить? Тебя ведь едва не убили в том подвале.

— Эй, мне не нужно лишний раз об этом напоминать. Но Якуб мертв, и что бы там ни затевали сейчас члены его банды, вряд ли их первоочередной задачей будет найти нас и попытаться отобрать пресловутую глиняную дощечку. В любом случае через пару часов мы уже покинем эту «гостеприимную» страну, а я не думаю, что Серебряный Свиток или Завет Моисеев находятся в Марокко. Упоминание о Кумране достаточно прозрачно. Шестое чувство мне подсказывает: то, что спрятали те, кто сделал надпись на дощечках, находится в Иудее или где-то в тех краях. Дощечка, которую нашли О'Конноры, должна подсказать нам точное местонахождение.

Бронсон кивнул в знак согласия.

— Но если ты хочешь продолжить поиски, боюсь, тебе придется обойтись собственными силами. Мне нужно возвращаться в Мейдстон и писать рапорт; кроме того, есть вероятность, что я еще погрязну в расследовании дела об убийстве Кирсти Филипс. Я сильно сомневаюсь, что смогу убедить «Дикки» Бёрда во внезапно возникшей необходимости отправиться в Израиль. Ты уверена, что эта история стоит того, чтобы заниматься ею столь серьезно?

Анджела взглянула на него и просто сказала:

— Конечно.

Она открыла сумочку, достала несколько сложенных листов бумаги и стала их просматривать.

— Арамейский текст? — поинтересовался Бронсон.

— Он самый. Я все никак не могу понять, как же была зашифрована надпись целиком. Я-то была абсолютно уверена, что всего должно быть четыре дощечки, но вот расположение двух этих слов — Ир-Цадок и Секаха — разрушает на хрен всю мою теорию.

Бронсон на секунду отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на разложенные на коленях Анджелы листки.

— Скажи-ка мне еще раз: как, по твоему мнению, были изготовлены эти дощечки? — попросил он.

— Крис, мы же уже об этом говорили.

— Сделай мне одолжение: расскажи еще раз.

Анджела терпеливо повторила свою гипотезу, согласно которой короткие косые линии, которые она обнаружила на снимках всех дощечек, означали, что первоначально существовал один кусок глины. Затем его разрезали на четыре части, а предварительно в центре был начертан крест, так чтобы косые линии на каждой дощечке отмечали ее местоположение в общей картине.

— Значит, у нас есть четыре дощечки с надписью на арамейском, а, как мы знаем, слова в этом языке всегда читаются справа налево. Но на двух нижних дощечках слова Ир-Цадок и Секаха расположены так, что мы должны читать их наоборот, слева направо, чтобы надпись имела смысл, так?

— Совершенно верно, — ответила Анджела. — Поэтому предположение мое, скорее всего, ошибочно. Только если читать надпись на всех дощечках по порядку, строку за строкой, справа налево, она будет иметь смысл. Но в таком случае для чего эти косые линии? Не понимаю.

В течение пары минут Бронсон молча взирал на развертывающуюся перед машиной полосу гудрона, а мозг его напряженно работал, рассматривая поочередно различные варианты и отвергая их. Но вот он заулыбался, улыбка становилась все шире, и наконец он громко рассмеялся.

— Что ты ржешь? — раздраженно спросила Анджела.

— Да это же очевидно! Просто как дважды два, — воскликнул Бронсон. — Существует элементарный способ разместить дощечки, как ты и предположила, в виде прямоугольника, и в то же время так, что два эти слова будут читаться в правильном порядке. Собственно, — прибавил он, — это настолько просто, что я даже не понимаю, как ты сама не додумалась.

Анджела уставилась на листы бумаги и помотала головой, потом подняла глаза на Бронсона:

— Ну ладно, умник, просвети невежду.

42

Анджела аккуратно разложила перед собой на столе листы бумаги и стала внимательно изучать написанное на них. Они с Бронсоном расположились в зале для вылетающих в аэропорту имени Мохаммеда V и дожидались, когда объявят посадку на рейс до Лондона.

— Пожалуй, твое решение загадки дощечек верное. Я записала все слова, какие нам удалось расшифровать, но уже в том порядке, который ты предложил, и получившийся текст, кажется, стал более осмысленным. Как бы хотелось иметь лучшее изображение дощечки из Каирского музея и той, что нашли О'Конноры! Если бы мы смогли прочитать еще несколько слов с двух этих дощечек, это бы нам очень здорово помогло.

Анджела снова посмотрела на разложенные перед ней бумаги. Идея, предложенная Бронсоном, была настолько простой, что она тоже удивилась, как же не додумалась до этого сама.

Первый посыл заключался в том, что в арамейском языке принято читать текст справа налево. Второй — и в этом они более или менее пришли к единому мнению, — что изначально было четыре дощечки, которые образовывали прямоугольник. Почему бы, предложил Бронсон, не начать читать надпись с последнего (то есть крайнего справа) слова первой строки правой верхней дощечки — которой у них, конечно, не было, — а потом прочитать слово, расположенное таким же образом на левой верхней дощечке. Дальше надо перейти к левой нижней, правой нижней и вновь вернуться к правой верхней и продолжать в том же духе, двигаясь против часовой стрелки. При таком способе прочтения, по крайней мере, слова Ир-Цадок и Секаха располагались в правильном порядке.

Но текст в целом по-прежнему представлялся набором бессвязных слов и обрывков отдельных коротких фраз. Наконец Бронсон и Анджела попробовали вслед за первым читать следующим не слово на этой же строчке, а расположенное под первым, то есть строчкой ниже. Тогда, и только тогда, оригинальная надпись начала обретать некоторый смысл.

И вот что теперь у них получилось:

— Ты не пробовала заполнить пробелы?

— Пробовала, — кивнула Анджела. — И это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Ты можешь, сам того не замечая, дополнить текст таким образом, что он примет тот вид, какой хочешь ты. Да, я попыталась, и некоторые из отсутствующих слов, кажется, подобрать довольно легко. Как, например, в конце последней строчки. Слова «против захватчиков» четко выделяются по смыслу из всего текста, посему я предполагаю, что здесь мы можем иметь дело с окончанием политического заявления, что-то вроде «борьба против захватчиков бла-бла нашей земли». Тогда это будет означать, что авторы надписи оказывали сопротивление, скорее всего, римлянам. Именно римляне владели всей территорией Иудеи на протяжении первого столетия нашей эры.

С остальным текстом все сложнее, хотя есть еще пара мест, о которых можно говорить довольно уверенно. Эти дощечки определенно имеют отношение к Кумрану: слова Ир-Цадок Секаха недвусмысленно на это указывают. И дальше в том же предложении (или, возможно, в начале следующего), смотри: эти три слова, я почти уверена, означают «свиток из серебра», то есть Серебряный Свиток. Ты не представляешь, как я волнуюсь! Но вся трудность заключается в том, что мы не знаем, где искать. Кроме как в Кумране, конечно. Если автор этой надписи действительно владел Свитком и потом спрятал его где-то, предположительно, в резервуаре (я на это надеюсь), то откуда начинать поиски? А в те времена в Израиле было, конечно, множество колодцев и резервуаров. В каждом поселении или рядом с ним — от самого маленького, состоящего из пары домов, и до больших деревень и городов — должен был быть источник воды. Я понятия не имею, сколько резервуаров существовало в Иудее первого столетия нашей эры, но предполагаю, что их были тысячи, а то и десятки тысяч.

Анджела снова посмотрела на перевод арамейского текста, буквально впилась взглядом в те немногие слова, что удалось разобрать. Если бы только удалось расшифровать еще хотя бы два-три слова, стало бы ясно, откуда приступать к поискам.

И, словно вторя ее собственным мыслям, прозвучал вопрос Бронсона:

— Ну, предположим, что тебя отпустят в Израиль. Где, по-твоему, нужно начинать искать?

Анджела вздохнула и потерла уставшие глаза.

— Понятия не имею. Но то, что нам удалось расшифровать, это первый реальный ключ к разгадке тайны реликвии, о существовании которой говорят вот уже пятьдесят лет. Половина археологов, занимающихся этой тематикой (из тех, с кем я беседовала), так или иначе уделяла время поиску Серебряного Свитка. Другая же половина с ходу отметает разговоры о Свитке как миф. Глиняная дощечка О'Конноров почти наверняка того же возраста, что и Свиток, и упоминание в ней о реликвии, по-моему, является очень серьезным свидетельством, чтобы можно было его игнорировать. И есть кое-что еще.

— Что же?

— Я не очень-то много знаю об истории Израиля и еврейского народа, так что мне понадобится помощь специалиста, человека, который говорит на иврите, который хорошо знаком со страной и ее историей.

— У тебя есть кто-то на примете?

Анджела с улыбкой кивнула:

— О, да. Я точно знаю, к кому обратиться. И он живет как раз в Израиле, в Иерусалиме, если точнее, то есть прямо в интересующем нас районе.

43

Бронсон чувствовал себя точно выжатый лимон. Ему казалось, что накануне он весь день провел в кресле самолета. Сырое серое небо над головой навязчиво напоминало о том, что он вернулся в Великобританию, — разительный контраст тем нескольким солнечным и жарким дням, которые Бронсон провел в Марокко. Он загнал присланный Бёрдом в эсэмэске адрес в навигатор ничем не примечательной машины, не выдающей его принадлежности к полиции, и отправился в Кентербери.

На подъездной дорожке возле дома, в котором произошло убийство, стояли два полицейских фургона; еще две машины были припаркованы на обочине. Входная дверь была слегка приоткрыта, так что Бронсон поднырнул под огораживающую место преступления ленту и проник в прихожую.

— Вы ведь Кристофер Бронсон? — поприветствовал его плотный краснолицый мужчина в несколько неопрятном сером костюме.

Бронсон кивнул и продемонстрировал удостоверение.

— Ага, а я Дэйв Роббинс. Давайте пройдем в столовую, чтобы не мешать следователям, — они сейчас как раз заканчивают в гостиной, и тогда мы сможем пойти посмотреть. Ну-с, — сказал он, когда они с Бронсоном уселись за обеденным столом, — насколько я понял из разговора с «Дикки» Бёрдом, вы контактировали с жертвой?

— Я пару раз встречался с ней и ее мужем в Марокко, — объяснил Бронсон и рассказал Роббинсу о трагедии, которая произошла с родителями Кирсти Филипс.

— Вы считаете, что между их смертью и ее убийством существует связь?

Прежде чем дать ответ, Бронсон на несколько секунд задумался. Сам он нисколько не сомневался, что все три смерти связаны и так или иначе имеют отношение к исчезнувшей глиняной дощечке, обнаруженной на суке. Вот только поможет ли эта информация Роббинсу найти убийцу Кирсти?

— Не знаю, — ответил он наконец. — Если связи нет, это должно быть какое-то совершенно невероятное совпадение, но только я не представляю, в чем именно заключается эта связь. А что произошло здесь? Как она умерла?

Скупо, в нескольких фразах, Роббинс описал, что обнаружила полиция по прибытии на место преступления.

Слушая рассказ полицейского, Бронсон мысленно вернулся на несколько дней назад, когда он впервые встретился с Кирсти в отеле в Рабате. Он припомнил, как она тогда выглядела: жизнерадостная от природы, она, конечно, не могла не переживать ужасную трагедию, унесшую жизни родителей, но все же была полна жизни и оптимизма. Рассудком Бронсон понимал, о чем говорил ему Роббинс, но вот сердцем не мог поверить в то, что здесь произошло.

— Кто поднял тревогу? — спросил он.

— Одна из соседок решила, что стоит зайти и принести Кирсти соболезнования по поводу гибели родителей. Она вошла в дом через черный ход и обнаружила лежащее на полу тело. Тогда она выскочила на улицу и с дикими воплями помчалась к своему дому, чтобы набрать три девятки.[14] Мы уже опросили всех соседей, но никто не видел, как приехала Кирсти, и только два человека обратили внимание на бегущую, словно спринтер на дистанции, соседку, хотя вопила она не хуже банши.

— Понял, — произнес Бронсон. — Я не нахожу здесь связи с произошедшим в Марокко. Я бы выдвинул такую версию, что Кирсти, должно быть, спугнула грабителя, одного из этих мерзавцев, которые узнают, кто недавно умер, и потом обчищают их дома. И он считал, что в доме никого нет, и вдруг натыкается на женщину. Вероятно, он чисто рефлекторно отмахнулся своей фомкой, или что там у него было, да не рассчитал силу удара. В общем, если хотите знать мое мнение, очень похоже, что вы имеете дело с совершенно обособленным преступлением.

Роббинс кивнул:

— Да, похоже на то. И есть в этой истории еще одно темное место, которое мы, вероятно, не сумеем разъяснить. Мы не нашли здесь никаких улик, которые можно было бы представить в суде, если не считать нескольких отпечатков пальцев. Они могут принадлежать взломщику, а могут — и нет. Нам картина преступления видится следующим образом: убийца взломал дверь, проник в дом, увидел Кирсти Филипс, ударил ее по голове и тем же путем вышел наружу. Возможно, где-то есть и другие вещественные доказательства, но если и так, мы их пока не обнаружили. Нет никаких признаков того, что преступник что-то украл; все вещи вроде бы на своих местах. В общем, ни улик, ни свидетелей, ни подозреваемых, и мотивы тоже отсутствуют. Получается полная ерундистика.

— Угу, — согласился Бронсон. — Самая ужасная картина для любого копа. Слушайте, вряд ли я еще чем-то смогу вам помочь, так что я, пожалуй, откланяюсь.

— Хорошо, Крис, спасибо вам за помощь. — Роббинс поднялся и попросил: — Когда будете уходить, оставьте, пожалуйста, входную дверь открытой.

Двое полицейских пожали друг другу руки и, покинув столовую, разошлись в разные стороны: Роббинс пошел направо в глубь дома, где все еще работали следователи, а Бронсон — налево. Оказавшись в прихожей, он взглянул на лежащий возле самой входной двери коврик и увидел на нем кучу конвертов. Очевидно, пока он беседовал с Роббинсом в столовой, приходил почтальон и логично рассудил: раз дверь открыта, положу-ка я почту прямо у входа, вместо того чтобы опускать в почтовый ящик.

— Здесь почта пришла, — крикнул Бронсон и машинально нагнулся, чтобы подобрать конверты.

И сразу же заметил пакет, слегка торчащий из-под белого конверта с очередной рекламой. Пакет был значительно объемистее всей прочей почты, кроме того, на нем отчетливо выделялись марокканские марки.

Внезапно Бронсон совершенно отчетливо понял, что должно находиться в маленьком свертке и какую цель, вероятнее всего, преследовал забравшийся в дом «грабитель». Теперь стало очевидно, что он на пару дней «поспешил».

Конечно, это было прямое нарушение, это было самое настоящее сокрытие улик, и Бронсон отдавал себе отчет в том, что этого будет вполне достаточно, чтобы вышвырнуть его из полиции. Но тем не менее он это сделал. Пока инспектор Роббинс шел на его зов из дальней части дома, Бронсон быстро нагнулся над ковриком и, протянув левую руку, схватил пакет и сунул в карман куртки. Правой рукой он собрал остальную корреспонденцию, выпрямился и посмотрел через плечо.

Роббинс приближался стремительной походкой, протягивая руку. Бронсон отдал ему почту и повернулся к выходу.

— Обычная чепуха, — просматривая конверты, пробормотал Роббинс. — Сплошная дурацкая реклама, насколько я могу судить. Ладно, Крис, еще увидимся.

Бронсон сел за руль автомобиля и внезапно обнаружил, что, несмотря на холодный уличный воздух, на лбу у него выступил пот. Несколько секунд он размышлял, не должен ли поступить как честный человек и вернуть пакет на место, оставить у дверей или положить на ковер. Подумав, он пришел к выводу, что ни присутствие, ни отсутствие глиняной дощечки возрастом в две тысячи лет на месте преступления в Кентербери никоим образом не повлияет на способность инспектора Роббинса раскрыть это дело. Кроме того, Бронсон понимал, что Анджела испытает настоящий восторг от возможности заполучить бесценную реликвию.

Бронсон вдруг почувствовал, как в крови забурлил адреналин, повернул ключ в замке зажигания и побыстрее поехал прочь.

44

— У меня тут есть для тебя кое-что, — сообщил Бронсон, проходя в гостиную своего маленького домика в Танбридж-Уэллс.

— Что? — поинтересовалась Анджела, когда он протянул ей небольшую посылку.

Она повертела в руках пакет, посмотрела на покрывающие его с одной стороны незнакомые марки.

— Марокко, — пробормотала Анджела себе под нос и вскрыла конверт. Заглянув внутрь, она вытряхнула оттуда небольших размеров предмет, завернутый в пупырчатый пластик, и осторожно извлекла на свет божий.

— Бог мой! Крис, ты нашел ее! — воскликнула Анджела дрожащим от возбуждения голосом. — Это та самая пропавшая дощечка.

— Чертовски надеюсь, что это именно так, — отозвался Бронсон. Потом он сел напротив бывшей жены и с любопытством принялся разглядывать реликвию. По правде сказать, он ожидал большего. А так — перед ним лежал маленький, грязный серо-коричневый кусок обожженной глины, одну сторону которого покрывали значки и закорючки, представлявшиеся для Бронсона сплошной тарабарщиной.

Прежде чем взять дощечку, Анджела извлекла из сумочки пару резиновых перчаток и натянула на руки. Затем она подняла находку и принялась ее тщательно, едва ли не с благоговением, изучать. Глаза девушки сверкали от возбуждения.

— Ты был прав, — заметила она, взглянув на адрес на конверте. — О'Конноры действительно отправили дощечку самим себе.

— Угу, и я только что стащил ее с места преступления.

— Слушай, я, честное слово, так рада, что ты это сделал. Конечно, если у тебя не будет из-за этого неприятностей.

— Все должно быть нормально. — Бронсон пожал плечами. — Никто не видел, как я ее взял, а единственные люди, которые знают, что дощечка вновь объявилась, вероятно, полагают, что она до сих пор находится в Марокко. Для всего остального мира — и я готов поспорить на свою будущую пенсию — она просто исчезла. Пока никому не известно наверняка, что дощечка у нас, думаю, нам не угрожает опасность. И также ничто не должно угрожать моей скромной пенсии.

Анджела расстелила на кофейном столике полотенце и бережно положила на него артефакт.

— Выглядит не особенно впечатляюще, — заметил Бронсон.

— Согласна. Но ценность в нашем случае имеет не реликвия как таковая, а значение надписи на ней. — Затянутыми в перчатки кончиками пальцев Анджела легонько провела по вырезанным на обожженной поверхности значкам, а потом посмотрела на Бронсона. — Не забывай, сколько уже людей погибло из-за нее: хозяин палатки на суке, Ральф и Маргарет О'Конноры, вероятно, и их дочь Кирсти, и даже Якуб со своими бандитами. Причина, по которой все они расстались с жизнью, каким-то образом связана вот с этим непритязательным на вид куском обожженной глины возрастом две тысячи лет.

Бронсон кивнул в знак согласия.

— Да, если смотреть под таким углом, все кажется немного иначе. И что же дальше?

Анджела снова взглянула на дощечку.

— Крис, для меня это возможность совершить огромный рывок в карьере. Если Якуб был прав, эта надпись может указать нам путь к тайнику, где хранятся Серебряный Свиток и Завет Моисеев. Если существует пусть даже минимальный шанс отыскать ту или другую реликвию, я намерена идти по следу, куда бы он меня в итоге ни привел.

— И что ты конкретно собираешься предпринять? Предложить музею снарядить экспедицию?

— Ни в коем случае, — решительно заявила Анджела. — Не забывай, я ведь рядовой сотрудник. Если я явлюсь к Роджеру Халливеллу и расскажу о находке, он совершенно точно придет в восторг и даже поздравит меня с открытием, в этом я не сомневаюсь. Потом он вежливо отодвинет меня в сторонку, и через пару недель экспедиция Халливелла — Бэверстока прибудет в Израиль и отправится по следам утраченных реликвий. Если мне все же удастся попасть в экспедицию — что ж, думаю, они позволят мне изучать всю, какую найдут, керамику.

— А я-то считал, — нарочито насмешливо произнес Бронсон, — что вы в научных кругах все братья и сестры по оружию и совместно стремитесь распространять повсюду знания и лучше узнавать и понимать историю человечества.

— Не верь этому. Как только появляется едва уловимый запашок большого открытия, каждый становится в этой драке сам за себя, стремится присвоить себе единоличную славу первооткрывателя. Вся эта так называемая братская поддержка разом улетучивается, и начинается обычная грызня, пускай и среди интеллигентных людей. Поверь мне: я с таким уже сталкивалась. Я просто скажу Роджеру, что немедленно беру отпуск и отправляюсь в Израиль изучать арамейские тексты. Не более того.

Анджела махнула рукой в сторону лежащей перед ней на столике дощечки и сказала:

— Теперь, когда у нас есть эта дощечка, это означает, что мы можем прочесть больше половины оригинального текста, а следовательно, у нас появляется хороший шанс разобраться в значении надписи в целом. У меня осталась неотгулянной почти неделя отпуска, и я не вижу причины, почему бы не провести это время в Израиле. Ты как считаешь?

— Полагаю, ты права. Но ты уверена, что начинать поиски нужно именно с Израиля?

— Да. Из-за упоминания о Кумране. Ну а потом — кто знает…

— Хорошо, — тряхнул головой Бронсон. — Я поеду с тобой.

— Ты не можешь, Крис. У тебя в самом разгаре расследование дела об убийстве.

— Вот и нет. Рапорт о событиях в Марокко я подготовил, а к расследованию убийства Кирсти Филипс я не имею никакого отношения. Кроме того, мне причитается по меньшей мере десятидневный отпуск. Наверное, «Дикки» Бёрду это не понравится, но это уже его проблемы. — Бронсон склонился над столом и взял руку Анджелы в свою. — Послушай, я не желаю, чтобы ты ехала в Израиль одна. Я хочу быть рядом, чтобы позаботиться о тебе.

Анджела крепко сжала его руку.

— Ты уверен? Крис, это было бы чудесно. Мне совсем не улыбается тащиться туда одной. И из нас получится отличная команда, правда?

— Точно, — произнес с улыбкой Бронсон и довольно подумал: «Мы уже отличная команда, и не просто парочка энтузиастов в поисках древних реликвий. Но торопить события не стоит…»

— Хорошо, — энергично сказала Анджела. — Залезу в Интернет и попробую найти подходящий рейс до Тель-Авива, а потом поработаю еще с дощечкой. Я уверена, что, имея этот текст в сочетании с теми кусками, что мы перевели с других дощечек, мы сможем разобраться, в каком направлении двигаться. В нашем распоряжении, вероятно, находится больше информации об утраченных реликвиях, чем у кого-либо еще, а это значит — все остальные могут отправляться в ад.

— Надеюсь, ты выражаешься фигурально, — заметил Бронсон.

45

Тони Бэверсток посмотрел на очередной высветившийся на экране компьютера список глиняных дощечек и подумал, уже не в первый раз, а есть ли вообще смысл продолжать поиски. Он изучил изображения уже, должно быть, нескольких сотен дощечек, но ни одна из них (до сего момента, по крайней мере) не имела даже отдаленного сходства с той, которую он искал.

Дело усложнялось еще и тем обстоятельством, что в запасниках и хранилищах музеев по всему миру насчитывалось порядка полумиллиона глиняных дощечек, надписи на которых никогда даже не пытались расшифровать. Вся информация об этом гигантском массиве артефактов, как правило, сводилась к одной-двум фотографиям неважного качества да очень краткому описанию происхождения каждого предмета: где был найден, ориентировочный возраст и тому подобное.

Однако для того чтобы продолжать упорные поиски, у Бэверстока имелись две причины. Во-первых, накануне ему позвонил Чарли Хокстон и велел заняться розысками — а это само по себе уже являлось достаточно серьезным стимулом. Во второй половине того же дня дала о себе знать и другая причина, и результат его работы внезапно приобрел действительно ключевое значение. А случилось это, когда Бэверсток столкнулся в коридоре музея с Роджером Халливеллом. Начальник отдела выглядел еще более раздраженным, чем обычно.

— Что такое, Роджер? — остановил его Бэверсток.

— Да все Анджела, черт бы ее побрал. Опять отправилась искать ветра в поле, — нервно бросил Халливелл. — Только я узнаю, что она последние пару дней, оказывается, провела в Марокко, как она прибегает ко мне и берет очередной отпуск — на этот раз собралась в Израиль изучать арамейские тексты. Господи, это же совсем не ее поле деятельности! Нет чтобы заниматься тем, в чем она лучше разбирается.

Бэверсток ничего не ответил коллеге, но вдруг отчетливо осознал, что, судя по всему, Анджеле каким-то образом удалось либо раздобыть утерянную дощечку, либо, по крайней мере, заполучить приличную фотографию надписи с нее. В любом случае этого было достаточно, чтобы он с удвоенным рвением вернулся к поискам.

Но, несмотря на изнурительный труд, добиться хоть какого-то успеха Бэверсток смог только на следующее утро. Обнаруженная фотография дощечки была весьма низкого качества, и битых двадцать минут он изучал надпись на арамейском, пока наконец не обнаружил, что наткнулся на глиняную дощечку, которая уже принадлежала Чарли Хокстону и которую Декстер «раздобыл» в Каирском музее.

Фыркнув от отвращения, Бэверсток закрыл окно с фотографией и продолжил изыскания. Прошло два часа. За это время он вынужден был пять раз изменить параметры поиска — просто чтобы уменьшить количество артефактов, которые предстояло просмотреть, — и вот перед ним появилось изображение дощечки из Парижа. Бэверсток вывел на цветной принтер в своем кабинете все доступные в базе данных снимки и потратил несколько минут на то, чтобы внимательно изучить каждый при помощи лупы. После этого он наконец вышел из музейной сети.

Заперев дверь кабинета, Бэверсток сообщил помощнику, что вынужден срочно уехать на несколько дней, и покинул здание музея. По Грейт-Рассел-стрит он дошел до телефонной будки, которой уже пользовался прежде, и набрал номер Хокстона.

— Я двенадцать часов без передыху искал в базах данных эти чертовы дощечки.

— И нашли что-нибудь? — спросил Хокстон.

— Целых полчаса я тупо изучал вашу дощечку — ту, что переводил для вас, — пока не сообразил, что к чему. Снимки все же отвратительного качества. Но в конце концов мне улыбнулась удача. В запасниках парижского музея хранится глиняная дощечка, которая, несомненно, является одной из четырех. Если судить по черточке в углу, она должна находиться в правой нижней части прямоугольника.

— Вы можете перевести надпись по фотографиям? — нетерпеливо поинтересовался Хокстон.

— В этом нет необходимости, — ответил Бэверсток. — Французы оказались столь любезны, что уже перевели текст с арамейского. Конечно, перевод сделан на французский, но особых трудностей с ним возникнуть не должно. Просто мне потребуется некоторое время, чтобы достаточно точно перевести надпись на английский.

— Хорошо. Надеюсь, вы собрались?

— Да, конечно. Я бы ни за что в жизни не пропустил эту поездку. Ничего не поменялось? Мы улетаем сегодня?

— Да. Встретимся уже в Хитроу, как и договаривались. Захватите все снимки дощечки из парижского музея, а также французский и ваш английский перевод арамейской надписи. Эту поездку вы запомните на всю жизнь.