Путь некроманта

Вероятно, конец

Раздался странный неповторимый, если так можно выразиться, крик, пронзающий душу. Этот не самый громкий нечеловеческий вопль еще несколько секунд звонким эхом отдавался у меня в ушах. Потом наступило затишье. Замолчали деревья, ветер сошел на нет, ни один звук не достигал моих ушей — абсолютно все, даже я сам, — подыгрывало неизвестному существу.

«Сейчас главное собраться. Страх — это, конечно, хорошо, страх помогает выжить, но лучше оставить панику. В игре со мной ничего плохого произойти точно не может. Я даже боль не испытываю серьезную», — уговаривал я перестать вести себя, как маленький ребенок в темной комнате. Получилось с переменным успехом.

Я запел, чтобы хоть как-нибудь прогнать всепоглощающую, черную тишину. Она не успокаивала, наоборот, даровала чувство тревоги, съедающее изнутри.

Я обрёл мечту, и все стало ясно,

Жизнь опасна на поворотах не напрасно,

Свобода, Любовь — Как же вы прекрасны!

Ва-банк на zero, и педаль на красный.

Паутина под названием счастье

То победы разные, то опять пасмурно.

И недели, катастрофы, потери

Улыбаюсь солнцу и в мечту я верю.

Быстро тикают годы, я плюю на невзгоды

и влюблен в богиню по имени свобода

…

Я обрел мечту [RUS] (исполнитель: Linkin Park)

Минутка музицирования развеяла тишину, прогнав страх и вселив некоторую веру в безоговорочную победу. Я всегда пою — хотя делаю это просто ужасно — эту песню, когда нахожусь в подавленном состоянии. Сейчас она пришлась впору.

За спиной послышался осторожный смех на грани тихого, хриплого кашля. Я обернулся на звук, но не увидел никого и ничего. Еще бы! Чертова магия. Я старательно вглядывался в кусты, заволоченные тьмой

Смех тем временем нарастал, становился все громче, все более четким. Теперь он звучал то справа, то сбоку, то прямо передо мной. Я посмотрел на совуха, с мертвым спокойствием сидящего рядом. И в точно тот момент, когда мой взгляд уставился на его маленькую голову с изогнутым клювом, грянула молния. Ляп исчез. А яркая вспышка осветила на секунду все, и я периферийным зрением увидел огромное количество злобных существ, уставившихся на меня.

Их лица искажала злобная ухмылка, глаза горели красным, а длинные уши омерзительно свисали по бокам. В грязно-синих руках гуманоиды сжимали неказистые, зазубренные короткие копья.

Я не успел удивиться увиденному, не успел испугаться мгновенному исчезновению нежити, как грянул смех. Он монотонным хрипом раздавался у меня в голове. Все завертелось. Я быстро крутил голову, бегал взглядом в безнадежных попытках отыскать хоть одного засранца, чтобы хоть как-то себя отвлечь.

Поднялся ветер. Листья зашелестели. Кроны деревьев, моя последняя обозримая надежда на спасение от помешательства, размылись, очерняя и без того серое небо.

Не могу точно сказать, сколько продолжалось это безумие, но могу утверждать, что закончилось оно невероятно стремительно: грянула молния, окрасив мир на долю секунды. Картина, открывшаяся мне, поразила: никаких тварей в округе, никаких копий. Я привстал и уже был готов сделать шаг, как многоголосый. хриплый шепот, напоминающий скрип тысячи ржавых дверей: «Мы тебя ждем…» — эти три слова повторялись голосами сначала синхронно, а затем разрознено и их речь перешла в единый беспрерывный шум, разобрать в котором можно было лишь едва слышные нотки угроз.

— Прекратите! — крикнул я. — Перестаньте! — меня буквально сводил с ума этот шепот, вся эта обстановка напрягала мозг, заставляя все его синапсы биться в едином такте страха. Я не понимал, что мне сейчас лучше делать, каким образом бороться с внутренним ужасом, как его преодолевать. Поэтому я, парализованный инстинктами разума, остался на месте, возле затухающего костра.

Миг. Все затихло. Успокоился ветер, перестали в такт ему играть деревья. Умолкли твари, никто больше не зовет злобно. Стало по-мертвому спокойно во все еще темном лесу. А у меня появилось время для размышлений.

«Это че щас такое было! Где привычные для меня заскриптчанные <самый близкий перевод „запрограммированные“> мобы? Нет, я не пойму, начиналось же все, вроде, очень даже хорошо: стандартное подземелье, что бы там Чива не говорил…» — Я встал. — «Опасно, наверное, будет чапать за дровами. Нужно дождаться утра…»

— Б…< Цензура>! — выругался вслух я.

«Утро-то не наступит. Получается, что мне придется или встать и пойти навстречу неизвестному, или остаться здесь, умирать от голода или даже от недосыпа, ведь стоит мне уснуть, уверен, твари не дадут мне проснуться».

Я набрал в грудь воздуха. Я летом часто ездил к дедушке. И там у нас была игра очень похожая на нынешнюю ситуацию: один человек выходит за границы перелеска, в котором мы постоянно играли, жгли костры и просто прекрасно проводили время, считает до ста и пытается найти остальных в темном лесу; а остальные прячутся и пытаются его напугать при нахождении. Все действие происходит ночью. Фонариками и прочим пользоваться было нельзя.

Я выдохнул. Воздух задрожал, заразившись от меня. Делаю шаг. Вместе с моим перемещением сместилось и освещение от костра. Или что это? Не знаю, как описать, но я, как и прежде, вижу все в радиусе трех метров от себя. Туман войны какой-то! Только в играх все это выглядит правдоподобно и логично, тогда как в реальной жизни ужасает. Я вернулся в изначальное место.

«Очень странный…. туман войны…» — подумалось мне. Освещенная область не изменилась после того, как я вернулся назад. Теперь круг света не вокруг меня, он ровно на шаг впереди.

Игра как будто говорит мне, что раз уж сделал первый шаг, придется идти до конца, преодолеть все трудности. А я уже не хочу. Мне уже, черт возьми, страшно делать еще один шаг. То там, то тут в темноте чудятся красные глаза, загребущие руки с противными бородавками. Но это не самое главное: страшно понимать, что пути назад не будет, что, сделав шаг, я не смогу вернуть все назад.

«Возьми себя в руки! — сказал я себе. — Это черновая игра при всем желании тебе ничего плохого не сделает, нечего переживать. Максимум, что с тобой будет, — испуг. Соберись!»

Я набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание секунд на десять, а затем медленно выдохнул — стандартное дыхательное упражнение. Теперь можно идти.

Первый шаг дался легко. Я оказался в центре круга света. Прежде чем сделать следующий, я обернулся на костер. Лучше бы я этого не делал: затухающее пламя так и манило меня остаться, не идти никуда, оно как бы говорило: «Ну что ты, дружок, останься. Разве можно покидать это теплое, нагретое место и идти в эту ужасную, холодную тьму, готовую съесть заживо любого?».

В мою голову так и закрадывались мысли, что уж второй-то шаг точно окажется последним. «Уж не лучше ли оставить все как есть? — думал я. — Нет, не лучше», — отвечал я сам себе.

Я, осмелев на секунду, заношу ногу вперед, а затем резко перебрасываю на нее вес своего тела и переношу вторую конечность. Круг света остается прежним. Ничего не поменялось. Я был готов взвыть, но сдержался и уже на последних проблесках духа, перешагивая через себя, ступаю к краям тьмы.

В детстве, наверное, все боялись темноты. Это остаточные инстинкты, как говорил Чива. Да… Знатно его за это троллили в школе. Хех… Инстинкты, которые помогали нашим предкам выживать, ведь во тьме может таиться опасность…

— Знаешь, я уже лет десять не испытывал такого трепета перед чернотой, — говорил я то ли с Чивой, который посмотрит трансляцию через полчаса, то ли сам с собой, то ли вообще с тьмой. — В детстве я всегда пытался себя успокоить, — медленно шептал я, вглядываясь в непроглядную черноту, — я всегда, всегда, понимал, что за этой чернотой ничего не скрывается, что никакого Бабайки там нет, что бояться нечего. Каждый раз говорил себе, мол: «Че ты как баба, спорим там ничего нет?». Так, может, и сейчас… — я сделал паузу. — Может, и сейчас там ничего нет?

Я выждал какое-то время. Около минуты я находился в абсолютной, давящей на уши грузом тишине. Она пыталась разъесть меня, но я усердно вспоминал все, что произошло в этом подземелье.

— Знаешь, что действительно странно? — спросил я Черноту. — Отсутствия грома, после удара молнии, — я усмехнулся, покрутил в руках кинжал, который (благодаря приобретенным рефлексам) стремительно достал из сумки. Ржавое, тупое лезвие отражало маленькие кусочки света во тьме. Те исчезали в ее объятьях. — Слушай, может ты это все специально подстроила? Чтобы я остался здесь, чтобы никуда не шел, ведь тогда никто не будет убивать мобов, никто не… Да че я вообще с тобой разговариваю?! А монстры эти ваши — простая композиция. Блин, Ляпа бы сюда проверить. — Я резко выдыхаю и шагаю вперед. Это был ход холодного бесстрашия.

Секунда, две, тьма не исчезает, тогда я делаю отчаянный шаг вперед, затем еще один и еще. Когда до моего мозга окончательно дошло, что ничего не изменится, было уже слишком поздно: три шага уже были сделаны.

Я вернулся назад, но и там уже господствовала Тьма. Я закричал, но крик не достиг ушей. Тьма и тишина вместе, что может быть хуже? Страх начал поедать меня.

В этот момент, в момент невозврата, все мои умозаключения показались такими глупыми. Я понял все и сразу, но уже было поздно. «Все бывали в подобных ситуациях, благо, у меня еще есть второй шанс», — успокаивал я себя, но, честно скажу, не помогало.

«Эй ты! Ты меня убивать-то собираешься!?» — то ли подумал, то ли сказал я.

Ответом была тишина.

«Ну, раз так, то и мы поборемся», — с этой мыслью я принялся бежать вперед. Сказал бы, что, куда глаза глядят, но, к сожалению, они ничего не видят.

Я натыкался на деревья, спотыкался о корни, падал в ямы, царапал себе лицо и конечности о ветки; но продолжал, несмотря ни на что, перебирать ногами.

Ничего не менялось мучительно долгое время. Тишина. Темнота. И легкая боль от увечий. Вы бы знали, как это страшно. Честно скажу, мой мозг не раз посещала одна ужасающая разум мысль: «А что если это не игра со мной играет, что если я там, в реале, ничего не вижу, ничего не слышу? Что если у меня просто-напросто перегорели те отделы мозга, что отвечают за это?»

Что может быть хуже, чем быть вечно погребенным в тишину и темноту?

Однако я относительно успешно утешал себя, уговаривал продолжать марафон. Когда я привык к темноте и тишине (если к этому вообще можно привыкнуть) Игра преподнесла мне новый «подарок». Я перестал ощущать что-либо. И вот в этот момент я практически сломался.

Мой мозг паниковал и трубил тревогу во все стороны. Нет ничего и никого теперь для меня. Теперь я ничем не отличаюсь от трупа: ничего не вижу, ничего не слышу и ничего не ощущаю.

Я кричал: «Хватит! Хватит, прошу! Перестаньте! Нет!» — никакой реакции не последовало. Только тишина, темнота и ничего. Я даже не мог понять стою ли я еще или, может, я уже лежу, а то и вовсе — парю в метре от земли. Для меня сейчас все одинаково.

Десять секунд, может, больше. Паника прошла. Мысли восстановились. «Раз меня не убивают, значит, на то есть какая-то причина, — подумал я. — А раз на то есть какая-то причина, необходимо сражаться. Только вот как? Ладно, будем надеяться, что я лежу, тогда лучше всего будет плыть „лягушкой“».

Конечно, я не чувствовал никакой отдачи от своих действий, но все равно усердно продолжал перемещаться.

…

Страх отступил. Человек, воистину, может привыкнуть ко всему, тем более, если убедит себя, что это ненадолго.

Время для меня в состоянии изоляции от окружающей среды приобрело совершенно другой ход; поэтому сказать вам точно, сколько секунд, минут, может, часов, провел я в этом прескверном состоянии, не могу. Я полностью погрузился в свои мысли, раздумья. Я пробыл наедине с самим собой. Говорят, полезно съездить за город, полюбоваться природой и посидеть в тишине. Если позволите, то это была моя весьма странная поездка за город.

…

Я почувствовал запах. Запах бензина. Я уцепился за ниточку, даже не думая, откуда в магическом мире может взяться бензол. Говорят, у слепых гораздо сильнее развит слух и обоняние. Что же касается меня, то в этот момент я понял, что передо мной открыт целый мир запахов. Как же я его раньше не ощущал?

В моем мозгу сразу проецировалась «картина» увиденного. Во-первых, бензин находился метрах в десяти от меня; так как это самый резкий запах, строить изображение относительно него было легче всего. Рядом с топливом находилось какие-то весьма приятные цветы. Пионы, если не ошибаюсь. В реальном мире сейчас самое время для этих прекрасных растений.

Странно, запах камней или, скорее, асфальта вместе с цементом присутствовал в воздухе. Необычайно слабый аромат, поэтому точно местоположение установить мне не удалось, но то, что я практически не чувствую запаха земли, говорит об одном: под ногами камни. Еще и этот приставучее зловоние железа…

Прошла секунда, и мое новое сверхумение многократно усилилось. Теперь мне не нужно было тратить время на улавливание каждого запаха в отдельности. Теперь мой мозг сам составляет картину происходящего. И «увиденное» меня совершенно не радует.

Я нахожусь в центре города, на какой-то заправке. Лежу, если я правильно понял, в багажнике старого автомобиля. Два человека недавно куда-то ушли. Багажник открыт. Сидения в салоне обшиты дешевым кожзаменителем. Кто-то ел мятную жвачку. Запах пороха. Надо мной нависает что-то непонятное, такого аромата я еще не «пробовал» в своей жизни.

Это реальный мир.

«Эй! Это уже <цензура> не смешно! Выпустите меня <цензура> отсюда!» — эти мысли были только маленьким предисловием перед тем, что разразилось дальше. Мозг строил тысячи и тысячи теорий. Он рвал и метал молнии предположений. Он упрекнул всех в похабстве, продажничестве и алкоголизме. От праведного гнева моего главного центра управления не скрылся никто.

Удивительно, но ярость, пришедшая в тот момент, не дала протиснуться в голову куда большему врагу — страху. Мысли о моей будущей судьбе в столь прискорбной ситуации не докучали меня, и за те пять, может, десять минут я построил десятки неплохих планов отмщения всем тем уродам, из-за которых мог бы угодить в такое положение.

Скрипнула дверь. Захлопнулась. Раздался голос. Мужской, грубый, пропитанный алкоголем и куревом, бас.

— А этот точно не очнется?

— Не ссы-ы. Ему все ощущения подрезали, — ответил второй, мерзкий, отвратительный тембр. — Наши медики обещали, что он до са-амого Кладбища дотянет. Просне-ется он только с понима-анием того, что ему вот-вот вспо-орят живот, — говорящий ехидно тянул гласные в некоторых словах.

— Да я и не ссу. Просто показалось, что этот тип шевельнулся. Может лучше это… того, на-верочку грохнем его?

— Ну дава-ай, — усмехнулся водитель. — Уби-ива-ай. За труп на треть ме-еньше пла-атят. Если ты-ы гото-ов…

— Да понял, понял я, — грубо заявил пассажир. Он обладал ужасным запахом, наверняка, еще мускулистым телосложением и ростом около двух метров.

Включилась радио. Заиграла какая-то старая зарубежная музыка. В машине воцарилось молчание.

Словами нельзя описать испытываемый мной страх. Сложно представить себе тот ужас, заволочивший мою душу.

Обоняние пропало. Вернее, не пропало совсем, оно просто вернулось в привычную для меня, городского жителя, силу. В общем, практически никаких ощущений. Слух, ранее также гипертрофированный, также стал обычным.

Через секунду я почувствовал свое тело, легкую боль в области спины и ног. Мои глаза увидели темноту. Кто-то скажет, мол «нельзя увидеть черный цвет», но, поверьте, они врут.

«Черт. Надо придумать. Да, придумать план побега. Может, попытаться задушить пассажира, а затем того? Нет. Плохая идея. Может, выскочить из автомобиля? Ага. На такой скорости. Не дури. Тогда? Да нет, глупости… Они, вроде, останавливаются на заправках… Ну да. И багажник открывают! Получается, остается ждать нужного момента, чтобы спастись. А куда от заправки? Да побежим в лес. Наверняка цивилизация где-то рядом. Там вылезу, что-нибудь придумаю, как-нибудь спасусь. Главное дождаться и не подать вида этим <цензура> мерзавцам, что я в сознании».

…

«Кажется, останавливаемся. Да, точно, — заскрипели тормоза, меня потянуло вперед. — Ну наконец-то, а то у меня уже все мышцы затекли».

Наверное, глупо думать о каких-то там мышцах, о застоявшейся крови в столь нагнетаемой обстановке, но, право, мой мозг, мое тело уже исчерпали лимит страха и теперь имеют определенного рода пофигизм на все. В общем-то, какая разница выживу я или нет, верно?

Водитель вышел. Я выждал с минуту, хотя, скорее всего, меньше, так как в столь тревожном состоянии время течет быстрее. Багажник так и не открылся, его дверь так и не скрипнула, а означать это может только одно: она и не откроется на этой заправке. И кто знает, откроется ли она на следующей? А мне рисковать нельзя. Каждый километр, наверняка, отделяет меня от общества. Значит, пора действовать.

Я осторожно снял лежащую на мне пелену, вернее, какой-то странный плоский предмет, напоминающий солнечную панель. Затем не менее тихо попытался пробраться на задний ряд сидений. Слава богу, что музыка, все еще играющая на заднем плане скрывала мои действия.

На втором ряду оказалось практически пусто. Лишь две пустые бутылки алкоголя валялись на полу. Удивительно, что меня не заметил охранник, усердно выглядывающий что-то в окне.

Я еще раз осмотрел сидения в поисках какого-нибудь оружия. Естественно, обыск я производил уже лежа, спрятавшись от периферийного взгляда лысого гада. В маленьком кармашке водительского кресла нашлась металлическая проволока. Полагаю, что сражаться мне придется или этим, или ничем. Или сейчас, или никогда.

Мои руки осторожно достают весьма толстую железную нить. Я, недолго думая, закидываю на шею новое орудие убийства. Жертва далеко не сразу поняла, что происходит. Музыка играла джаз. Я затянул удавку покрепче.

Пассажир захрипел, задергался, его руки стали скакать, искать, за что бы ухватиться, но я лишь усилил хватку.

Гад брыкался с минуту, потом, видимо, я то ли переломил ему что-то важное, то ли у него просто кончался кислород. Скончался он быстро и бесславно. Меня даже немного удивило, что такой верзила отбросил коньки так быстро.

«Надо же… я …. я… убил человека. В реальности убил. Не где-то там игрового персонажа, я уничтожил реального монстра, я низверг в ад всамделишного гада. Живого человека! Убил. Я… Он хотел меня отдать на органы. В любом случае, я убил ЧЕЛОВЕКА…. Спокойно, все будет хорошо… Он это заслужил, верно? Переживем».

Труп обмочился. Об этом явно свидетельствовал запах, воцарившийся в машине сразу после смерти убийцы. Мое сердце билось с такой частотой и с такой силой, что мозг никак не мог соображать, поэтому я просто лег, просто спрятался.

…

— О-о! Джи-имми! Вста-авай, сукин сын! Вставай, кому говорю, ты обмочился! — мужчина сорока лет с вытянутым лицом, маленькими круглыми очками, бледнокожий, со светлыми волосами тряс за плечо своего товарища. Нотки здоровой брезгливости скакали на его лице.

Я приготовил свое орудие убийства. Шея противника расположилась просто необычайно удобно, лучше было бы, только если он сядет в кресло, но этого, боюсь, не произойдет.

Простая удавка стальной хваткой вцепилась в горло профессора. Его глаза сразу уставились на меня, расширились. Пальцы заскрежетали по шее, пытаясь ослабить давление, но, когда его мозг спохватился, руки полезли на пояс. Там, в хорошей кожаной кобуре, находился реальный пистолет с реальными патронами. Я сразу осознал, что сулит для меня огнестрельное оружие в руках у оппонента, поэтому усилил хватку.

Выстрел. Кровь. Рана. Боль. Боль. Ярость. Снова выстрел. Боль утихает. Свет утихает. Последние силы отдаю на то, чтобы усилить хватку. Выстрел. В глазах мутнеет. Запах крови. Запах боли. Я умираю.

«Как же не хочется умирать…» — была последняя мысль моего затухающего в собственных обломках сознания.