Сказки злого сказочника

Девочка на облаке

Давид очертил лопатой на чёрной земле прямоугольник и задумался. Бледное лицо мальчика, как обычно, было печально. Тонкие, словно лапки паука, пальцы привычно сжимали обугленный черенок небольшой лопаты. По лицу Давида пробежала тень — сегодня было облачно, и неугомонный ветер гнал бесконечные караваны пушистых облаков куда-то вдаль, в невиданные страны. Давид был мальчиком десяти лет от роду, нелюдимый и мрачноватый характер которого мешал завести ему друзей, и потому в такой пригожий весенний день ему приходилось играть одному, в свои странные, придуманные им самим игры. В чём заключалась сегодняшняя игра, глядя со стороны, пока ещё сложно было сказать.

Давид сидел на траве, поджав под себя ноги, и смотрел на нарисованный им на земле прямоугольник. Лопата лежала рядом. Ласково светило солнце, ещё не совсем проснувшееся после затяжной зимы, прохладный ветер шевелил спутанные волосы мальчика, словно пытаясь причесать его. В воздухе пахло весной. На кустарниках и деревьях вокруг появлялись первые почки и листья. Среди корявых ветвей гудел одинокий шмель. Где-то далеко зашлась в истерическом лае собака, но, захлебнувшись, умолкла.

Давид посмотрел куда-то вдаль и что-то беззвучно прошептал. Его верхняя губа была испачкана чем-то жёлтым — на завтрак была яичница. Правда, Давид уже не помнил, что он в спешке глотал, не жуя, торопясь остаться вдали от всех, вдали от этого пыльного, скучного, ненавистного города. Шмель в своём бестолковом полёте подлетел ближе, и его жужжание привлекло внимание мальчика, который всё ещё шевелил бескровными губами. Давид поморщился, потом поднял левую руку на уровень своей головы и выставил вверх, в небо, два пальца. Шмель тут же умолк.

— Где Давид? — проворчал молодой мужчина, доводившийся маленькому отшельнику старшим братом.

Часы на ратуше как раз в этот момент начали бить. В унисон с ними начал трезвонить и храмовый колокол, и невозможно было сказать, кто начал извещать горожан о полудне первым.

Мать вытерла испачканные мукой руки о клетчатый передник и пожала плечами.

— Играет где-то с друзьями, — как-то равнодушно предположила она.

— Нет у него друзей, — ворчливо известил Виктор. — А кто мне будет помогать в мастерской?

Не дожидаясь ответа матери (та, впрочем, и не собиралась отвечать), старший брат вышел на улицу. Кивнув весело размахивающему метлой дворнику, он засунул в рот сигарету, достал спичечный коробок, но в нём оказалось пусто. Раздражаясь всё больше, Виктор случайно посмотрел вверх. Вдруг его лицо исказилось от гнева, а крупные кисти сами собой сжались в кулаки.

— Проклятая Клавдия! — вырвалось у него.

Дворник, услышав, тоже посмотрел наверх.

— Проклятая Клавдия! — с не меньшими чувствами повторил и он, сплюнул, швырнул метлу на мостовую и удалился, гневно стуча подкованными сапогами по булыжникам.

Мимо Виктора, обдав его запахом бензина, проехал автомобиль. В окне на третьем этаже показалось розовое лицо господина Нарзона, преуспевающего адвоката по семейным делам. Глаза на этом лице тоже были обращены в небо. Бормоча проклятия в адрес некой Клавдии, господин Нарзон закрыл окна и задёрнул изнутри шторы.

Неожиданно откуда-то сверху упала пустая консервная банка и, грохоча, подкатилась к ногам Виктора.

— Смерти нет, Нави, — прошептал мальчик, склонившись к земле; его губы почти касались чёрной земли. — Смерти нет…

Это была какая-то игра, какая-то чудная, непонятная игра, в которой мог быть лишь один участник. Давид провёл рукой под носом. Шмель опять вроде бы загудел, но тут же снова затих. Мальчик, выпрямившись, нарисовал пальцем на земле, посреди начерченного ранее прямоугольника такой символ:

Потом он обвёл вокруг этого знака, отдалённо похожего на лодку с парусом, окружность против часовой стрелки.

— Нави! — опять тихо позвал мальчик кого-то, слегка наклонившись вперёд.

Подождав немного, Давид взял в руки лопату, поднялся на ноги и начал копать. Солнце посылало вниз свои живительные лучи. Вскоре лопата наткнулась на какие-то доски, почерневшие и основательно попорченные временем и сыростью. Он осторожно расчищал от земли находку. Когда он закончил, перед ним получилась довольно аккуратная яма прямоугольной, как первоначальный контур, формы. Дно ямы было прикрыто подогнанными друг к другу дощечками. Волосы на лбу Давида слиплись от пота. На обеих его щеках появились грязные полоски. Отложив лопату, он снова присел рядом с ямой.

— Смерти нет, Нави, — повторил Давид ещё раз и легко постучал по найденным дощечкам.

Зрачки глаз расширились от тревожного ожидания. Где-то невдалеке испуганно пискнула какая-то пичуга. На солнце снова набежало облако. Вдруг одна из дощечек слегка шевельнулась. Давид, не отрывая взгляда от дна ямы, ждал. Дощечки вздрогнули все разом. Там, под ними, кто-то пытался выбраться наружу. Но сил этому неведомому созданию явно не хватало. Одна дощечка приподнялась и тут же бессильно опустилась назад. Давид нахмурился. Он подождал ещё пару минут. В яме всё затихло, видимо, насовсем. Мальчик протянул руку, и тут все дощечки вместе с комьями земли разлетелись из ямы в разные стороны.

Из заточения на белый свет вырвалось странное существо, которое сейчас оказалось на краю ямы напротив Давида. Тощее тело, обтянутое грязно-серой кожей с остатками шерсти, череп с пустыми глазницами, зловещие зубы в ощеренной пасти. Кое-где кожа не выдержала веяния времени, и в отверстиях была видна недогнившая плоть. Запахи весны испортились, на смену им пришла вонь тления, смерти. Существо уставилось на мальчика, облезший хвост в виде цепочки позвонков нервно метался из стороны в стороны. Всё это излучало угрозу. Неожиданно монстр, задрожав всем телом, склонил голову и отрыгнул несколько бесцветных червей, которые, слабо извиваясь, упали в яму.

Давид улыбался. У него получилось то, что он планировал. Пёс по кличке Нави сдох около месяца назад, и теперь время словно бы вернуло свою жертву. Но не успел мальчик сполна насладиться своим триумфом, как безмозглая во всех отношениях тварь, легко перемахнув через яму, набросилась на него. Мощные челюсти щёлкнули, но зубы прихватили лишь край серого плаща. Однако, мальчик не растерялся: он крутанулся, одновременно подхватывая с земли лопату, и мгновение спустя послышался глухой звук удара. Тварь, оказавшаяся легче, чем выглядела со стороны, улетела в кусты. Давид, взяв лопату наизготовку, ждал, он был готов отвесить ещё один удар неблагодарному существу. Но оживлённый им пёс не показывался.

— Нави! — позвал Давид, когда ожидание ему надоело.

— А что ты тут делаешь? — послышался звонкий голос у него за спиной.

Давид, не забывая, тем не менее, про кусты, обернулся. Увидев незнакомую девочку, он настолько удивился, что, вздумай мёртвый пёс снова напасть на него, ему пришлось бы несладко. Девочка, улыбаясь, смотрела на него. Давид осознал, что его спрашивали.

— Я… играю, — слегка заикаясь, ответил он.

Девочка с насмешкой оглядела мальчика, яму, лопату.

— Ага! — воскликнула она. — Ты здесь безобразничаешь!

Давид выглядел совсем растерянным. Его словно бы уличили в чём-то постыдном.

— Нет, — запротестовал он. — Я здесь играю.

Одежда девочки была необычной — светло-серая, слегка блестящая, похожая на какой-то металл, но металл гибкий, плавно облегающий маленькую фигуру. Волосы незнакомки свободно спадали на плечи. Пуговицы на куртке, пряжки на туфлях — всё это было, кажется, серебряным.

— Как тебя зовут? — спросила она.

Давид осмелился подойти ближе, чтобы получше рассмотреть её лицо (он был близорук). У девочки была бледная кожа, пожалуй, бледнее, чем у Давида. Глаза были голубые, словно небо над головой.

— Давид, — ответил мальчик. Он подумал, что ещё ни одна девчонка не проявляла к нему какой-либо интерес.

— А меня… — начала незнакомка и замолчала.

Давид пришёл к выводу, что никогда ещё в своей жизни он не видел такой красивой девочки.

— Там, в городе, меня зовут Клавдией, — представилась, наконец, она.

Если мальчик и слышал ранее это имя, то он и виду не подал. Какая-то наглая муха ворвалась на поляну, словно стрела, и тут же уселась на остатки яичницы на губах Давида. Мальчик, не открывая взгляда от Клавдии, шевельнул пальцами левой руки (указательным и мизинцем), и муха, поджав лапки, отвалилась, упала и осталась лежать среди пробивающейся из земли травы.

— Ты не такой, как все, — заявила девочка. — Мне это нравится.

Давид решил удивить свою новую знакомую. Он прошептал что-то, и муха, вроде бы уже мёртвая, вдруг взвилась в воздух.

Клавдия улыбнулась. Мальчик ясно видел, что зрачки её глаз внезапно побелели, и в воздухе между детьми мелькнула молния. От мухи остались одни воспоминания.

Вдруг в башмак Давида что-то ткнулось. Опустив взор, он увидел раболепно приползшего на брюхе пса. Нави, по-видимому, признал, в конце концов, своего хозяина.

— Фу, какой он гадкий, — Клавдия сморщила нос; улыбка, однако, с её лица не пропала.

Давид присел, дотронулся до головы полусгнившего животного. Склизкий чёрный язык попытался лизнуть его пальцы.

— Прости, Нави, — еле слышно произнёс мальчик. Пса сотрясла судорога.

Когда он выпрямился, остатки жизненных сил уже навсегда покинули маленькое облезшее тело.

— Ты живёшь в городе? — Клавдия решила продолжить знакомство.

Давид кивнул.

— А хочешь посмотреть, где я живу?

Давид снова кивнул.

— Давай руку, — приказала девочка.

Её ногти, как отметил мальчик, были с металлическим отблеском.

— Нет, другую, — она отрицательно покачала головой, когда Давид вытянул вперёд руку, которой дотрагивался до мёртвого пса.

Давид заранее приготовился увидеть то, что никогда ещё не видел. Но всё же он был поражён. Его встретили высокие стены, строгие колонны из светлого мрамора, металлические статуи у входа высотой в три человеческих роста.

— Не бойся, — Клавдия провела его под аркой, и они очутились в огромном зале. По углам тут тоже стояли неподвижные стражи из металла. Стол посреди был слишком велик для одного, и потому Давид спросил:

— Ты здесь живёшь одна?

— Конечно, одна! — рассмеялась девочка, наслаждаясь его растерянностью.

Клавдия села во главе стола на некое подобие трона и небрежным жестом пригласила гостя выбрать для себя любой из многочисленных стульев. Несмотря ни на что, везде царила чистота. И стол тоже был девственно чист.

— Хочешь, я тебя чем-нибудь угощу? — спросила маленькая хозяйка.

Не успел родиться ответ, как она уточнила:

— Правда, могу предложить для тебя лишь сгущённое молоко.

— Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Давид, хотя на самом деле это было не так. Быть скромным его приучила мать.

Лучи солнца играли в узорчатых окнах, на светлых стенах, на многочисленных зеркалах. Иногда на блеск было больно смотреть. Здесь было немного прохладнее, чем внизу.

— А тебе здесь не бывает скучно? — спросил Давид и тут же пожалел об этом.

Клавдия, однако, не обиделась. Широко улыбаясь, она ответила:

— Нет, конечно. Скучно — там. Разве нет? Люди — они такие глупые, невежественные, нудные, иногда просто отвратительные. Не вижу никакого смысла в существовании большинства из них. Ну, скажи, разве я не права?

Давид вынужден был согласиться с частью её утверждений. С сомнением осмотрев поверхность стола, на котором не было ни пылинки, он положил перед собой свою лопату.

— Итак, — продолжала Клавдия, — раз ты не голоден, то экскурсия в холодильник откладывается. Ещё у меня тут есть алхимическая лаборатория…

— О! — сказал Давид.

— …обсерватория…

— О!

— …и библиотека! — торжественно закончила она, упиваясь его восторгом.

Действительно, при упоминании библиотеки глаза Давида зажглись неподдельным интересом.

— Прости меня, пожалуйста, Клавдия… а туалет здесь есть? — запинаясь, спросил мальчик.

Хозяйка рассмеялась, вскочила и потащила его в один из боковых коридоров.

— Умыться тебе тоже не помешало бы, — сказала он, глядя на его испачканную физиономию. — И я одолжу тебе свою расчёску!

— «Общая массовая доля сухих веществ молока…» — внимательно читал этикетку человек в военной форме. — «Питательная ценность…»

Закончив, он вернул консервную банку визитёру.

— Неужели вы не можете подбить эту чёртову штуку, полковник? — негодовал Виктор, изредка потрясая кулаком в сторону неба.

— Во-первых, я подполковник, — поправил посетителя подполковник Капричин. — А во-вторых… вы знаете, что сталось лет сорок тому назад с зенитной батареей в пригороде Гифа, когда они попробовали выстрелить в такое вот облако?

Давид и Клавдия сидели на краю облака, свесив ноги, и смотрели вниз, на освещаемый закатным солнцем город. Впрочем, Давид больше поглядывал на свою новую приятельницу, которая красочно и забавно описывала, что происходит внизу. При его близорукости вместо города он видел лишь какой-то блин неприятного цвета. Клавдия же… на неё было ужасно приятно смотреть. И слушать. Она была весьма остроумна, а её смех звучал, словно серебряный колокольчик.

— Ты — идеальная, — вдруг рискнул признаться вслух Давид.

— Я знаю, — спокойно ответила она, хотя по всему было видно, что ей приятно слышать комплименты. И, словно мимоходом, Клавдия спросила:

— Хочешь остаться здесь, со мной?

Давид молчал. Губы девочки, ещё недавно сложенные в очаровательной улыбке, сжались в линию.

— Ты же никого не любишь, — сказала она с металлом в голосе. — Тебе там никто не нужен. Ты не любишь живых!

Последние слова она почти кричала. Зрачки Клавдии опасно побелели. Давид почувствовал, как в воздухе накапливается электричество.

— Я б остался, — медленно ответил он, подыскивая нужные слова. — Я никого не люблю. Ты права. Но здесь… здесь нет даже смерти!

— Надеюсь, ты понимаешь, о чём говоришь, — сказала Клавдия теперь совсем уже ледяным голосом. — А теперь — уйди.

Всю ночь над городом шёл дождь.

11 апреля 2006 г.

Чёрная книга

Несмазанные петли завизжали, словно рассерженные кошки, потом сердито хлопнула дверь. В прихожей застучали чьи-то ноги и в комнату вошёл угрюмый мужчина. Он был ещё молод, хотя уже и начал лысеть. Женщина в комнате, судя по всему, его мать, перестала вращать ручку швейной машинки и, слабо улыбнувшись, посмотрела на сына с немым вопросом.

— Где Давид? — пробурчал мужчина.

— Гуляет где-то, — кротко ответила мать.

— Догулялся уже, — мужчина снял фартук, запорошенный древесной крошкой, и швырнул его в угол. — Матушка, лучше бы тебе выглянуть на улицу. К моему брату пришли гости.

Женщина засуетилась.

— Скоро у меня совсем не будет заказчиков, — мрачно обронил мужчина, плюнул и ушёл в другую комнату.

На улице перед домом толпились люди. Среди них были соседи, представители муниципалитета и совсем незнакомые люди. Невдалеке, делая вид, что заняты каким-то делом, торчали полицейские. Детей почти не было видно.

Когда на пороге появилась хозяйка дома, один из толпы, секретарь муниципалитета Пер Скитфогель принялся громко что-то читать по бумажке:

— Давид Вальгот! В связи с участившимися жалобами в твой адрес, мы приняли на себя…

Тут его прервали:

— Это не он, это Катрина, его мать.

— Здравствуйте, добрые люди! — приветливо поздоровалась женщина, ей никто не ответил.

Господин Скитфогель опустил бумажку, поправил очки, убедился, что на пороге стоит вдова Вальгот, мать вышеупомянутого Давида, и погрузился в задумчивое молчание.

— Катрина, а не могла бы ты позвать сюда своего младшего сына? — подал голос заместитель начальника налогового управления Дритманн.

— У нас к нему дело, — добавил ещё кто-то.

— Его нет, — развела руками Катрина.

Её тихий спокойный ответ почему-то вызвал ропот неодобрения.

— Тогда мы обыщем дом, — повысив голос, объявил Дритманн.

— Нет в том нужды, я тут, — сказал кто-то в стороне.

Чуть дальше по улице, прислонившись к соседнему дому, стоял черноволосый и черноглазый юноша в тёмной одежде. Вид у него был уставший, какой-то болезненный, но, тем не менее, упрямый и даже вызывающий. Это и был Давид.

— А-а-а! — закричал кто-то. — Он вылез из-под земли!

Предположение было более чем глупое, однако все люди встрепенулись и бросились в сторону юноши, и намерения толпы были вовсе немирные. Поняв это, Давид пустился наутёк. Толпа начала его преследование. Дикие вопли и гневные выкрики заполнили тихие улочки.

— Держи чернокнижника! Долой колдуна! — вот что можно было разобрать.

Среди бегущих неведомо как оказался и Виктор Вальгот, брат Давида. Он безумно орал вместе со всеми. Давид мчался изо всех сил. На его спине специальным ремнём была прикреплена небольшая лопата, сейчас она безжалостно колотила своего хозяина.

Расстояние между жертвой и преследователями начало понемногу увеличиваться. Кто-то в толпе упал, и его тут же затоптали. Преследователи взвыли. Похоже, сегодня им было не суждено свершить акт общественного возмездия. Окраина города была уже близка. Но тут в Давида полетели камни. Несколько попали в окна домов, но кто-то, более меткий, угодил прямо в голову юноши. Давид по инерции пробежал ещё несколько шагов и рухнул на мостовую.

Небо потемнело, загрохотал гром.

— Так значит, там всё же лучше, чем здесь? — услышал он звонкий, прекрасный голос.

— Здесь? Я уже умер? — Давид с усилием открыл глаза, и его тут же ослепил яркий свет.

— Умер? — девушка рассмеялась. — Нет-нет. Ты же сам говорил, что в этом месте смерти нет.

— Клавдия?

Девушка перестала смеяться и умолкла. Зрение постепенно возвращалось к Давиду. Он увидел светлую просторную комнату, огромные окна с прозрачными, как хрусталь, стёклами, снаружи — голубое небо, а у кровати стояла хозяйка этого дома. Это была юная девушка в сверкающем, словно ртуть, платье необычного покроя. Прекрасное лицо, правда, портило отсутствие каких-либо чувств. Глаза девушки сияли и искрились.

— Клавдия… — повторил Давид.

Голова его кружилась, но он всё же сумел выбраться из кровати и подняться. Они не виделись много лет. Тогда он был ниже её на голову, сейчас же всё было наоборот. Он превратился в мужчину, высокого и широкоплечего, она же так и осталась чуть ли не девочкой-подростком. Ему приходилось смотреть на неё сверху вниз.

— Прошло столько времени… — пробормотал Давид.

— Ерунда, — резко ответила хозяйка. — Всего несколько мгновений. Ты сможешь идти?

Он, поморщившись, кивнул. Ощущение было такое, словно ему в темя воткнули толстый железный гвоздь.

— Тогда идём, поешь. Я приготовила для тебя суп. Полагаю, тебе просто необходимо подкрепиться.

Давид подумал, что лучше бы ему было остаться в мягкой постели, но, улыбнувшись, последовал за Клавдией по длинному светлому коридору. В конце пути ноги его внезапно стали ватными, и ему пришлось опереться на её крепкое, словно стальное, плечо.

В этом зале он тоже уже бывал. Но тогда стол был для него слишком высок, а стулья — слишком широкими. Давид сел на указанное ему место. Клавдия действительно приготовила ему завтрак — налила в тарелку воды, добавила консервированной тушёнки и подогрела всё это до кипения. Рядом она положила серебряную ложку. Давид с внезапно проснувшимся аппетитом съел несколько ложек варева. Клавдия сидела напротив и смотрела на него с какой-то лёгкой печалью.

— Ты постарел, — подвела она грустный итог, — очень изменился. И сомневаюсь, что изменился в лучшую сторону. Чем же ты занимался всё это время? Всё те же глупые игры? — тут Клавдия насмешливо улыбнулась.

— Учился, — кратко ответил Давид. — Теперь вот работаю.

— Странно же вознаградили тебя за твою работу.

— Это связано не с работой, — Давид вздохнул. — Тому виной… глупые игры, как ты это называешь.

— Расскажи подробнее, — потребовала Клавдия.

— Я изучал историю и решил побеседовать с отцами-основателями города. Их имена вспоминают сейчас с гордостью и почтением. Ведь это — наше славное прошлое. И я побеседовал с ними.

— Побеседовал с мёртвыми? — уточнила она.

Давид кивнул.

— Разве тебе не говорили, что разговоры с мертвецами к добру не приведут? — с усмешкой спросила Клавдия.

— В моих действиях не было ошибок! — вскинул голову Давид. — Всё было правильно. Вот только я узнал много такого, о чём не пишут в учебниках. Почти все отцы города оказались мерзавцами и подлецами, убийцами, насильниками и клятвопреступниками.

— Вы все такие, — тихо заметила Клавдия. — Почти все.

Давид замолчал.

— У тебя не хватило ума держать рот на замке? — спросила Клавдия после затянувшейся паузы. — Ох, Давид, Давид…

— Я не болтал об этом на каждом углу, — возразил юноша. — Полагаю, разума у меня всё же более, чем честолюбия. Я рассказал об этом только своему другу. Только своему лучшему другу. Но почему-то вскоре об этом узнали все. Правнуки и праправнуки вознегодовали. Меня начали обвинять в каких-то ужасных поступках, в том, чего я не совершал!

— Идём, примешь ванну, — прервала она его возмущённые речи, увидев, что он уже сыт. — Ты грязный, и от тебя плохо пахнет. И надо сменить тебе повязку.

Через несколько дней Давид полностью выздоровел. Клавдия дала ему новую одежду (она была слегка велика, но другой, по-видимому, просто не было), они постоянно разговаривали и почти всё время проводили вместе. Однако между ними чувствовалась какая-то незримая стена.

— Мне пора, — сказал однажды Давид.

— Так скоро?

— Я не могу остаться тут навечно, — ответил юноша. — Чем дольше я задержусь, тем больнее мне будет покидать это место.

— Я понимаю, — ответила Клавдия.

Ему показалось, что в её голосе звучат печальные нотки.

— Хочешь, я уничтожу город со всеми твоими обидчиками? — предложила Клавдия.

— Нет, что ты! Там же живёт моя матушка, брат!

— Тогда что ещё я могу сделать для тебя? — равнодушно спросила она.

— А можно… я посмотрю твою библиотеку? — попросил Давид. — Много лет я жалел, что в тот раз не успел туда заглянуть.

Клавдия засмеялась.

— Боюсь, ты слабо представляешь себе размеры моей библиотеки, — сказала она. — Тебе придётся задержаться здесь на гораздо больший срок, чем ты полагаешь. Даже я не всё успела прочесть.

Он задумался.

— А нет ли у тебя книги под названием «Видивер»?

— Откуда ты слышал про эту книгу? — изумилась Клавдия.

Давид не ответил.

— Идём, — и она повела его коридорами своего замка.

Когда они очутились в библиотеке, у Давида снова закружилась голова.

— Не могу поверить… — он был ошеломлён. — Столько книг! Это невозможно!

Книги были повсюду. Рукописные, печатные, в дорогих переплётах и с аскетически простыми обложками, книги на языках всего мира. Наверное, в течение веков их заботливо собирали в этом помещении. Длинные полки, казалось, с трудом удерживают пухлые фолианты. Клавдия на минуту оставила гостя и исчезла в лабиринте книжных шкафов. Когда она появилась, в руках у неё была толстая книга в чёрном переплёте.

— Идём, — вновь позвала она.

Давид заставил себя покинуть это сказочное место. Они вернулись в главный зал. Там Клавдия протянула чёрную книгу Давиду, но, когда он взялся рукой, не отпустила её, а сказала:

— Поцелуй.

— Что? — ему показалось, что он ослышался.

— Меняю книгу на поцелуй.

Он разжал пальцы. Книга осталась у Клавдии. Она смотрела ему в глаза, и в её зрачках грозно сверкали искры. Давид вновь потянулся за книгой, она словно манила его.

— Неужто я недостойна? — с иронией спросила Клавдия.

У него опустились руки. Голова вновь разболелась, в виски словно колотили молотом. Он наклонился и быстро чмокнул Клавдию в гладкую прохладную щеку.

— Это не то! — горько воскликнула девушка, швырнула книгу на стол так, что та заскользила по полированной поверхности, и вышла вон.

Первым порывом Давида было догнать её, но он всё-таки подобрал книгу и сел с ней за стол. Открыв обложку, он действительно увидел рукописное заглавие «Видивер». Но когда Давид перевернул первую страницу, вторую, третью, то изумлению его не было предела. В книге не было текста, одни странные картинки: череп с тремя глазницами, дерево с повешенным вверх ногами человеком, три человека-калеки (у одного не было ноги, у второго — руки, у третьего — глаза), дом с оградой из костей и другие не менее удивительные художества. Давид закрыл книгу и задумался.

Клавдия появилась без лишнего шума и сразу приказала:

— Убирайся!

— Что-что?

— Убирайся отсюда. И забирай «Видивер» с собой.

— Это не «Видивер», это какая-то глупая шутка.

— Дурак! — рассердилась Клавдия. — Неужели я попросила бы поцеловать себя ради фальшивки? Это самый настоящий «Видивер», тебе просто нужно научиться читать его! Это книга с секретом! А теперь — вон!

Давид прихватил книгу под мышку и устремился наружу. Когда он увидел под ногами, где-то далеко внизу, крошечные деревья, озеро, похожее на блюдце с водой, живописные холмы, на мгновение ему показалось, что Клавдия просто-напросто швырнёт его с такой огромной высоты. Но этого не произошло. Вскоре он оказался внизу, посреди непроглядного леса. Обложка «Видивера» словно жгла ему руки. Посмотрев в небо, Давид не смог найти облако, на котором обитала Клавдия.

Она даже не попрощалась с ним.

12 ноября 2009 г.

Лестница в небо

Стояла глубокая ночь. В тишине осторожно раздавался цокот копыт. Мрачные тучи скрыли только что ярко сиявшую луну, и одинокий всадник вряд ли видел что-то дальше своего носа. Однако он безрассудно продолжал свой путь, то ли полагаясь на чутьё своего скакуна, то ли слишком погрузившись в свои гнетущие думы. Скорее всего, верным было второе, потому что ему следовало бы заметить, что во тьме к цокоту копыт его коня присоединился чей-то посторонний цокот. Тучи немного разошлись, и в сей же миг конь с негромким ржанием встал на дыбы. Всадник выхватил меч и увидел, что столкнулся с вражеским дозором, состоявшим, впрочем, тоже из одного воина. И этот воин тоже уже обнажил свой острый меч.

— Кто ты, рыцарь? — всадник первым подал голос.

Но враг молчал, лишь пристально рассматривал его лицо. Глаза врага сверкали в прорезях шлема.

— Молви своё имя, рыцарь, если не хочешь пасть безымянным, как собака!

Неожиданно вражеский дозорный вернул меч в ножны.

— Мне нет надобности говорить своё имя, — отозвался он.

Всадник вздрогнул.

— И нет мне надобности спрашивать твоё имя, — продолжал враг, — поскольку я узнал тебя, хотя мы не виделись двенадцать лет.

И он снял шлем. Некоторое время всадники молча сверлили друг друга взглядом.

— Теперь я тоже узнал тебя, Бебрус, — сказал всадник, пряча и свой меч, и голос его был печален.

— Рад видеть тебя в добром здравии, Сабель. Но уж никогда бы не подумал, что нам однажды придётся обнажить мечи друг против друга.

Они ещё помолчали и тут, повинуясь внезапному порыву, одновременно спешились, подбежали друг к другу и крепко обнялись. Шлем Бебруса упал на землю.

— Брат мой… — сказал Сабель, и по лицу его текли слёзы.

Бебрус молчал, но тоже плакал.

Вскоре они оба вернулись в сёдла, но ехали теперь не в разные стороны, а в одну, плечом к плечу. Сабель начал расспрашивать о семье, родителях и сестре, но Бебрус мало что мог поведать. Отец умер лет семь назад от Чёрной Смерти, мать — совсем недавно. Сестра вышла замуж за пекаря, живёт с мужем в Мюркборге и родила уже четверых. А то, что они с братом оказались по разные стороны… что ж, так бывает, когда власть имущие желают расширить свои владения или пополнить свою казну. Воспрянувший было духом Сабель снова помрачнел.

Луна тут вовсе вышла из-за облаков, озарив им путь и окрестности.

— Говорят, эта долина проклята, — сказал Сабель, привстав в стременах и озираясь.

— Немало костей полегло тут в древности, — кивнул его брат, — и немало поляжет завтра утром.

Словно в подтверждение его слов под ногами коней что-то неприятно заскрипело. Они поспешили убраться с этого места.

— Проклятая долина Форнаргрунд… — Сабель повернул коня на запад и вытянул руку. — Брат, видишь ли там наш лагерь? Светло-зелёный шатёр с золотым навершием?

Конечно, в ночном сумраке, даже при ярком свете луны, сложно было понять, какого цвета шатры по обе стороны грядущего поля битвы, какого цвета у них флаги или какие гербы на вывешенных щитах, но рассказчика это не смутило. Он невозмутимо продолжал:

— В нём спит герцог Хэмминг, и ему, уверен, снится победа. А рядом с его шатром стоит маленькая чёрная палатка. И тот, кто в ней обитает, не спит, а всю ночь колдует чары.

Бебрус снова вздрогнул.

— Да, ты, верно, слышал о слепом чародее Вигальве, главном советнике герцога. Он по внутренностям жертвенных животных предсказал герцогу быструю и лёгкую победу, если битва пройдёт на Форнаргрунде, а сейчас заговаривает оружие нашим бойцам. Я в жизни не видел более отвратительного человека. Кроме того, что он слеп, у него нет одной руки, да и ходит он немногим лучше одноногого.

— Раз уж ты сообщил мне о своём лагере, я расскажу тебе о нашем, — сказал Бебрус, разворачивая коня в восточном направлении. — В самом большом шатре тёмно-зелёного цвета спит герцог Сэллинг, и, конечно же, сны у него столь же благостны, как и у его двоюродного брата. Ибо главный советник герцога, колдун Тодд. И ты, возможно, слышал о нём. Он глух и нем, у него одна рука, и ходит он с помощью костыля, который многие считают волшебным посохом. И ещё у него есть волшебная книга, «Видивер», с которой он не расстаётся. Сегодня ночью он в своей палатке тоже не дремлет. С помощью гадательных костей Тодд предсказал самый благоприятный для герцога Сэллинга исход битвы на Форнаргрунде, причём именно в этот день.

— Но кто же прав, брат? — вскричал Сабель. — Кого ждёт победа и вечная слава, а кого — поражение и забвение?

— Боюсь, нам двоим эта битва не принесёт ни славы, ни богатства, — печально произнёс Бебрус. — Но лучше всего для тебя будет не забыть завтра надеть свой шлем, брат мой.

В предрассветный час братья снова соскочили с коней, обнялись, словно прощаясь навсегда, и расстались. Теперь их пути разошлись.

С восходом солнца раздались звуки труб и рожков сначала в лагере герцога Сэллинга, потом — в стане его смертельного врага. Военачальники принялись выстраивать войска. Светло-зелёные на западе и тёмно-зелёные на востоке стяги затрепетали на ветру. Лязг оружия становился всё громче. Чёрная долина Форнаргрунд, которая никогда не покрывалась утренней росой, ждала своего посева.

Небольшой человек в чёрном плаще, ковыляя, вышел перед войском из Ангурстада и стал петь песни-заклинания на неведомом языке и размахивал единственной рукой. Многие знали, что это слепой колдун Вигальв, многие его не любили, но ещё больше — боялись. Несмотря на пустые глазницы в своём черепе, что уже выглядело ужасно, колдун безошибочно передвигался в нужном направлении и всегда знал, кто перед ним. Воины, которых он благословлял на бой, старались не смотреть в его сторону. А в то же самое время перед строем войска из Мюркборга разворачивалась похожая картина. Глухонемой колдун Тодд чертил своим костылём в воздухе магические знаки, и костыль двигался с ошеломительной быстротой. И воины герцога Сэллинга также отводили взор, столь жутким было это зрелище.

Хоть колдуны и не смотрели друг на друга, закончили они своё волхование одновременно. Снова зазвучали трубы и рожки, войска двинулись навстречу друг другу. Вот затрещали первые копья, вот полетели первые всадники из сёдел. Чёрная долина Форнаргрунд, которая никогда не покрывалась утренней росой, всё же покрылась росой, только это была кровь. Вскоре всем стало ясно, что быстрой и лёгкой победы не видать ни герцогу Хэммингу, ни его двоюродному брату. Предсказания оказались ложными. Однако воины с молчаливой обречённостью продолжали идти друг на друга, рубить мечами, пронзать копьями, метать дротики. Почва под ногами стала вязкой от потоков крови. Но ряды всё пытались теснить друг друга. Мечи рубили тела, копья пронзали щиты и доспехи, дротики втыкались в цель. И текла кровь.

Словно в злую насмешку, судьба свела на поле сражения братьев Сабеля и Бебруса. Сабель не забыл надеть свой шлем, и сейчас они замерли перед тем, как наброситься друг на друга.

— Брат мой, сдайся мне, — заговорил тут Бебрус. — Я возьму тебя в плен и пощажу. А милость герцога Сэллинга безмерна…

— Это бесполезно, — глухо ответил Сабель. — Теперь я вижу: мы все обречены погибнуть здесь. Проклятый колдун обманул своего повелителя. Мой заговорённый меч не остановить, его не вложить в ножны, не принеся кровавой жертвы.

И братья сошлись в поединке. На мгновение перед глазами Сабеля предстала картина из детства: он с братом тренируются сражаться на деревянных мечах, подзадоривая друг друга, и тут он почувствовал острую боль — клинок нашёл слабое место в его броне и вошёл в его грудь.

— Этот поединок ты выиграл, брат, — сказал он. — Прощай!

Но Бебрус не отвечал. Перед смертью Сабель взглянул брату в лицо и увидел, что его глаза уже мертвы, меч брата тоже не пощадил его.

Светло-зелёные и тёмно-зелёные знамёна, щиты и люди падали наземь и, окрасившись кровью убитых, становились одного цвета, чёрного.

Ещё до наступления полудня обе многотысячные армии полегли. Случилось невероятное — полегли все до единого. В живых остались лишь оба герцога да оба колдуна. Герцог Хэмминг обезумев бегал по чёрному полю Форнаргрунд, насытившемуся кровавой росой, а герцог Сэллинг замер, словно столб, и смотрел куда-то невидящими глазами.

— Ты! — завопил вдруг герцог Хэмминг. — Ты!

Перст властителя Ангурстада указывал на маленькую фигурку в чёрном плаще. От гнева герцог забыл о страхе перед колдуном.

— Ты, мерзкий чернокнижник! Это всё ты виноват! Я поверил тебе…

Колдун повернул к герцогу свои пустые глазницы. Герцог готов был поклясться, что на тёмных губах колдуна мелькнула улыбка.

— А теперь я приказываю тебе… — продолжал герцог. — Заклинаю тебя всеми злыми духами, всеми демонами, которым ты служишь — иди и закончи эту битву. Предай смерти мерзкого вражеского волхва, а потом — герцога Сэллинга…

Колдун Вигальв нарочито равнодушно пожал плечами и заковылял к центру поля, то и дело спотыкаясь о тела убитых. С другой стороны чёрного поля к нему направился колдун Тодд. Герцог Сэллинг, увидев это, вдруг очнулся. Тело его задрожало, словно в лихорадке, и он зашептал:

— Убей их, верный мой чародей Тодд, убей их всех…

Колдуны приближались друг к другу. Чем ближе они становились, тем всё явнее становилось сходство между ними. Оба были ущербные калеки, примерно одного роста, и результаты их волшебства принести одинаковые кровавые плоды. Вот Вигальв поскользнулся в луже крови и чуть не упал, но тут ему подал руку его заклятый враг, глухонемой колдун Тодд.

— Не-е-ет! — воскликнул герцог Хэмминг, который шёл следом за своим придворным колдуном. Ему вдруг стало понятно, что всё задумывалось именно так.

Вигальв и Тодд держали друг друга за руку. Вигальв бормотал заклинания, глухонемой Тодд мотал головой из стороны в сторону, видимо, как-то помогая. Герцог сжал в руке украшенный драгоценностями кинжал и стал приближаться к этой странной парочке. Единственное, что ему оставалось — отомстить и убить этих двух предателей, чтобы больше их чары не вредили живущим. Но тут зрение герцога Хэмминга затуманилось. Ему показалось, что тела колдунов сливаются в одно целое, и он видит уже не двух убогих калек, а высокого мужчину, у которого оба глаза были на месте. Чёрные волосы незнакомца уже основательно тронула седина, а в руках у него была небольшая книжица в чёрном переплёте.

— Это было непросто, — сказал незнакомец.

— Что это? — герцог бросил кинжал и тёр глаза. — Как это? Кто ты?

— Мы уже знакомы, — незнакомец открыл книжицу на нужной ему странице. — Вернее, ты был знаком с половиной меня. Второй половиной пришлось поделиться с твоим двоюродным братом.

С другой стороны подходил герцог Сэллинг. Он был поражён ничуть не меньше своего кузена.

— Зачем всё это? — прохрипел он, обводя вокруг рукою. — Ради чего, чёрт тебя возьми?

Незнакомец посмотрел в небо, по которому как ни в чём не бывало плыли облака, и улыбнулся.

— Терпение, господа! Сейчас вы всё сами увидите.

Он поднял чёрную книжицу над головой, и над долиной Форнаргрунд зазвучал его чёткий голос, так не похожий на хриплое карканье того, которого последние десять лет называли Вигальвом. Голос, однако, произносил слова, похожие на те, которые использовал Вигальв, когда хотел воспользоваться потусторонними силами. Но теперь эти слова сплетались в такие узоры, которые пробуждали гораздо более мощные силы, чем видал кто-либо из ныне живущих. Небо, несмотря на полдень, потемнело. Воздух вокруг незнакомца начал светиться. Это свечение постепенно простиралось на всю долину Форнаргрунд. Неожиданно двинулось одно мёртвое тело, другое. И вот порубленные окровавленные тела, целые и не очень, стали сползаться к центру, прямо к колдуну.

— Если вам так уж хочется знать, господа, то это называется «навистиго», или же, более привычным вам языком, «лестница мёртвых», — отвлёкся незнакомец на своих бывших властителей в последний раз, больше он их уже не замечал.

Одна мёртвая рука, ещё недавно сжимавшая боевую секиру, схватилась за чужое, но такое же мёртвое тело и крепко сцепилась с ним в одно целое. Второй убитый, повинуясь незримым силам, поднялся выше и замер там. И все тела стали подниматься выше, образуя собой ужасную башню, ведущую к облакам. Мертвецы карабкались наверх и замирали там, чтобы по ним проползти ещё выше другие мертвецы. Оба герцога от происходящего обратились в бегство, разум их навсегда помутился. После битвы на Форнаргрунде города их окончательно пришли в запустение. А посреди зловещей долины всё росла и росла, поднимаясь выше и выше, до самого неба, башня из мертвецов. Колдун продолжал читать заклинания. Он замолчал лишь когда на поле не осталось лежать ни одного убитого, все они стали частью башни. Но это была не совсем башня, а скорее, как сказал сам колдун, лестница. Когда эта кошмарная конструкция была готова, её создатель аккуратно спрятал гримуар за пазуху, подошёл к её основанию и снова посмотрел наверх.

— Клавдия, я иду к тебе… — слетело с его губ.

Потом он произнёс ещё одно заклинание, мёртвые руки подхватили его и стали поднимать вверх, там его подхватывали новые руки и передавали выше, и через какое-то время он скрылся за облаками.

8 февраля 2020 г.