Самая лучшая баньши

Молли О'Брайен гуляла как-то себе по лесу и встретила старушку. Та была очень древняя, не то что бабуля О'Брайен, которая до сих пор брала вещи в стирку и бодро шагала по деревне, окликая всех встречных. "Это потому, что у меня совесть чиста, голубка, - объясняла бабуля Молли, - вот ничего на плечи и не давит".


Лесная старушка сильно горбилась, и Молли решила, что у неё, должно быть, с совестью не так хорошо, как у бабули.


- Доброго дня, девица! - окликнула её старушка.


-И вам того же, - вежливо ответила Молли, и на всякий случай отступила ближе к деревьям. Потому что когда тебе всего восемь лет, а в мире полно всяких напастей (лендлорд, англичане, королева Виктория, лесник, который кричит, что папа браконьер, и соседский Колин, который норовит догнать и подставить подножку) - надо всегда быть настороже.

- Послушай-ка, - сказала старушка, - я живу тут недалеко, и я уже старая...


- О да, - согласилась Молли. Старушка даже умолкла, но потом продолжила:


- И не могла бы ты оказать мне услугу? Здесь есть источник, так вот, если бы ты каждый день приносила мне из него по ведру воды, каждое воскресенье я бы давала тебе по монете.


- Пенни? - уточнила Молли.


- Это старые добрые монеты, и если они были хороши для короля Коннахта, не понимаю, чем они тебе не угодили, - проворчала старушка.


В конце концов они сговорились, и Молли каждый божий день приносила тяжёлое ведро с водой и каждую неделю получала по тёмной, но несомненно серебряной монете. Деньги она прятала в тайник у того же ручья, потому что родители копили на будущее для младшего и единственного брата Молли, и раз про неё они не подумали, она решила подумать о себе сама.


Со временем она стала задерживаться, чтобы послушать старушкины истории, но они были до того чудные, что понять в них что-то было очень трудно. Старушка встречала всяких там разных королей и принцев, но почему-то они не радовались встрече с ней. Молли чувствовала, что получаемые деньги за работу обязывают её не говорить все, что она думает, но наверное старушке не стоило сразу сулить этим королям печальное будущее, а потом ещё ходить и плакать по ночам у них под окнами. И монеты эти, думала Молли, ей кидали, наверное, чтобы она перестала приходить.


В один из дней осени старушка заболела. Она лежала на своей постели, лёгкая, как упавший лист, и дышала с присвистом.


- Время моё... Уходит... - проговорила она так тихо, что Молли пришлось наклониться. - Хочешь меня ещё о чем-нибудь попросить, девица? Я могу передать тебе всё, что знаю.


-Нет, - замотала головой Молли, - я ничего такого знать не хочу. Вот мне бы только знаете что? Как вы рассказывали, когда стирали кровавые рубашки на целое войско (бабуля О'Брайен как-то стирала папину рубаху, после его объяснения с лесником, и вся изворчалась. А тут - целое войско!), и кричали, чтобы никто не ходил на поле... бороное?


- Бранное...


- Ага. Так вот. Мне бы так же громко уметь кричать.


Потому что Молли О' Брайен уже была готова залезть на самый высокий холм и закричать так, чтобы весь свет её услышал. А не прислушиваться по ночам к рассуждениям родителей о том, когда её можно будет отдать в услужение.


Старушка улыбнулась.


- Ну хоть так, - прошептала она, - забирай на здоровье.


Через двенадцать лет мисс Молли О'Брайен дебютировала на сцене оперного театра Метрополитен в Нью-Йорке. Один из критиков назвал её "самой обворожительной ирландской баньши", и прозвище это так и осталось с ней на протяжении всей её долгой и очень интересной жизни.

Загрузка...