Сказки лесной ведьмы

Абель растерянно примолкла.

— Любовь ведь приносит не только счастье, Ваше Величество. Хотя, безусловно, и его тоже.

Колдунья вновь улыбнулась — и вновь, как показалось королеве, не без горечи.

Молчание — тягучее, задумчивое, почти мягкое. Впрочем, в нём не было ни неуюта, ни неудобства.

— Расскажите мне о волшебстве, — наконец, тихо попросила королева.

Женщина кивнула — медленно, прикрыв глаза, задержав голову в нижней точке.

— Волшебство… — Она вновь помолчала. — Хорошо.

Абель закрыла глаза, чувствуя, как чуть ли не напряглись её мышцы, само её тело, приготовившись внимать переливчатому, чуть с хрипотцой голосу ведьмы, обволакивающему сознание, подобно мечте.

— Итак… — Наконец-то, она начала говорить. Через минуту ли, час, день… а может, и вовсе через десятилетия? — На свете этом, на одной забытой пустоши, где мало что росло и еще меньше что жило, стоял небольшой дом из давно уж отсыревших бревен и с покосившейся крышей. Жила в этом домике ведьма — как раз такая, которую так любят описывать в страшных сказках для детей: старая, горбатая, седая, с весьма вздорным нравом — впрочем, её сердце не покрылось чёрной краской жестокости, иначе не подобрала бы она много лет назад новорождённую, подложенную кем-то добрым — или не очень добрым — ей на крыльцо. Чей это был ребёнок, узнать не представлялось возможным — пустынь та была действительно забыта и заброшена, ближайшая деревенька находилась в нескольких километрах. Да и боялись в народе её, ведьму-то: говорили, что и порчу навести может, и мор, и засуху наслать, и дождь… Впрочем, не были уж так негативно настроены, как могло бы показаться — ибо лечила колдунья всё-таки отменно, хоть и ворча, хоть и за плату.

Вот и взяла старуха девочку эту на воспитание, окрестив её Джейн — ибо не было найдено даже никакой записки тогда на крыльце, проливающей свет на прошлое ребёнка и на его имя. Взяла и обучила её тому, что сама знала — врачеванию, в первую очередь, и другому колдовству — кстати, а дар у этой девочки был, и сильный, как выяснилось позднее.

Так и росла Джейн — в бедности, в крайней бедности. Денег у них почти не было — редко кто появлялся в этой треклятой пустоши, и еще реже кто решался заглядывать к старой колдунье. Сам дом держался на одном частном слове — мебели почти не было, не говоря уж о сгнивших досках и протекающей крыше. И о холоде. Жутком, воющем холоде, продувающем не то что тело — душу, до основания, наполняя её только одним чувством — желанием убежать, уйти — и поскорее, прочь, подальше от этого холода — холода, который ломает кости и кромсает плоть.

И — в очередной раз, — набирая грязноватую воду из расположенного в нескольких метрах, а то и километре, старого-престарого колодца, Джейн, сжав зубы, поклялась себе, что наступит тот день, когда она больше не будет знать нужды — ни она, ни её дети — ни нужды, ни холода. А затем, медленно бредя к старому, уже осточертевшему дому, к старухе, от которой всю свою жизнь она не слышала ни одного доброго слова, только ворчливые упрёки, девушка всё больше и больше укреплялась в своём мнении.

Наконец, настал тот день, когда она ушла. Просто ушла. Собрала кое-какие свои пожитки и ушла.

— Что — вот так, просто? — не удержалась Абель. — Даже не попрощавшись со старой колдуньей? Как бы то ни было, в конце концов, та её вырастила, воспитала, обучила…

Женщина, вновь проведя рукой по подолу платья, прикрыла глаза.

— Просто ушла, — бесстрастно повторила она. А затем продолжила: — Она подалась в город — ближайший к пустоши, однако Джейн казалось, что она пробыла в пути целую вечность, а не каких-то пару дней. Прибыв к месту назначения, девушка даже пожалела о принятом столь поспешно решении — ведь у неё не было с собой почти никакой еды и совсем не было денег. Только несколько склянок с лекарствами, сворованными девушкой у старухи, — и она стала продавать эти лекарства.

Королева поморщилась — мало того, что девушка даже не попрощалась со старой колдуньей, так еще и обокрала её. Нет, ей определённо не нравилась эта Джейн.

Ведьма же меж тем продолжала:

— Дела у неё шли плохо – мало кто соглашался покупать лекарства у совершенно незнакомой девушки, прибывшей непонятно откуда, — а если быть до конца честной, покупателей не находилось вообще. И если бы не поистине счастливый случай, не эксклюзивная удача, возможно, Джейн бы ждала лишь только бесславная кончина на улицах города. Но ей повезло. Дело в том, что престарелого графа, живущего в этом городе, представляющего власть короля и собиравшего с его жителей дань, поразила болезнь — да такая, что личный его лекарь лишь разводил руками, не в силах что-либо сделать. И, разумеется, тут же были высланы люди на поиски лекаря, который смог бы помочь — и этим лекарей волей судьбы оказалась наша героиня. Услышав об этой вести на улицах города, девушка тут же приняла решение — она пошла к дому графа.

— И он принял её помощь?

Женщина едва заметно повела плечами и чуть усмехнулась.

— Почему бы и нет? В конце концов, других кандидатур всё равно видно не было, а Джейн клялась и божилась, что знает, как справиться с напастью.

— Джейн спасла графа, — догадалась Абель.

— Именно, — кивнула ведьма. — Ей удалось понять причину этой болезни и излечить её. Нам остаётся сейчас только гадать: правда ли девушка знала, что это была за напасть, или ей что-то открылось в процессе попыток? В любом случае, истина была несомненна, и она заключалась в том, что старый граф был жив и здоров. В качестве награды ей позволено было остаться в богатом доме — сначала в качестве гостьи, а затем в качестве фрейлины жены графского сына. А сын этот, которого, кстати, звали Дитрих… — Колдунья усмехнулась, — высокий, темноволосый, черноглазый, неистовый и яростный по своей сути — и эта суть была тщательно завёрнута в сладкую, податливую обёртку галантности и обходительности… Он был нетерпелив, порой резок, скор на суждения… и верен только одной женщине. Своей жене — доброй, улыбчивой, честной молодой женщине.

— И Джейн влюбилась в него? — Дыхание у Абель перехватило, а рот наполнился странным, чуть ли не горьким привкусом — видно, вестником надвигающейся трагедии. А то, что и эта сказка закончится трагически, молодая королева отчего-то не сомневалась.

Ведьма вновь усмехнулась — в глубине её глаз молодой королеве почудились озорные искорки.

— Да… или ей так казалось. Более того, девушке думалось, что сам Дитрих любит её! Видимо, несколько раз поймав на себе его задумчивый взгляд, брошенный за обеденным столом или в одном из коридоров. И, как и всё, что нам не принадлежит, да и не может принадлежать, молодой граф моментально овладел всеми мыслями юной колдуньи. Она думала о нём, мечтала, чуть ли не отслеживала его появление… Даже когда Джейн читала книгу — даже тогда на месте главного героя ей всегда представлялся именно этот юноша, и никто иной. Разумеется, этот образ преследовал её во снах… и она очень, очень ревновала Дитриха к его собственной жене.

Привкус горечи во рту усилился.

— Джейн казалось, что это она во всём виновата, что это она мешает им быть вместе.

Каждое слово ведьмы отдавался в ушах безжалостной печатью — как приговор.

— Жена графа выжила? — едва-едва слышно, облизав пересохшие губы, спросила Абель.

Женщина, закрыв глаза, покачала головой, словно бы сожалея.

— Нет. Упала на охоте и сломала себе шею.

Королева безучастно смотрела на пятна, появляющиеся на подоле платья, и не осознавала, что это её собственные слёзы.

— Это Джейн? Джейн прокляла её? — медленно, словно собираясь с силами, спросила девушка — она чувствовала себя разбитой. И одновременно чувствовала, как в груди её закипает чувство, стремительное, холодное и тёмное — как дёготь и как тьма. И чувство это было обращено на Джейн.

— Возможно. А возможно, что и нет — ведь мысли материальны, Ваше Величество. Даже такие.

— И Дитрих полюбил Джейн? — с невыразимой злобой спросила Абель. Она не понимала, как ведьма может рассказывать всё так спокойно! Как может она усмехаться с такой бесстрастностью, с такой… насмешкой?

— Да… после ритуала приворота.

— И он женился на ней, — пальцы королевы стиснули подлокотники кресла.

— Именно. А после смерти отца Дитриха они получили имение и довольно солидное состояние в придачу, — женщина чуть прикрыла глаза. — Самое интересное, что они и впрямь были счастливы. Какое-то время.

— Оба?! — не поверила девушка.

Колдунья небрежно кивнула.

— Да. Джейн была счастлива потому, что ей и впрямь казалось, что она любит его. О большем нельзя было и мечтать: любимый — а не лучше ли сказать, желанный? — мужчина, огромное имение и доход… Ну а граф был счастлив потому, что ему казалось, что рядом с ним была любимая, идеальная женщина.

Но шли дни, и девушка перестала понимать, что нашла в этом нетерпеливом, заносчивом, восторженном мужчине. Пожалуй, она наконец поняла, что это была не любовь, даже не влюблённость, а лишь так, каприз… Но нынешнее положение её вполне устраивало — деньги, балы, платья, слуги… и воспоминания о прошлой, бедной жизни — как страшный кошмар. Но всё же граф до смерти надоел ей, и девушка совершила одну ошибку, затем оказавшуюся роковой…

— Она изменила Дитриху?

— Отнюдь. Она сняла заклинание приворота. Джейн переоценила себя, решив, что мужчина и так полностью в её руках.

— И… и он…

— Всё вспомнил. Да. Любовь слетела с него, точно её и не было — словно как раз она и оказалась страшным сном, и мужчина наконец-то проснулся.

Королева вновь в волнении облизала губы, впившись взглядом в тёмные колодцы глаз ведьмы.

— И что же он сделал?

— Полагаю, достаточно сказать, что Джейн закончила свои дни на виселице.

В душе Абель внезапно зажёгся огонёк, выместив этот странный, чуждый, ледяной холод — огонёк некоего… злорадства, так же ей чуждый, — но был всё же понятнее и приятнее ненависти, а именно так звалась та изморозь, что на какое-то время — минуты или мгновения — покрыла сердце молодой королевы.

— А Дитрих? У него всё было хорошо?

Колдунья покачала головой — медленно, неотвратимо, и это движение словно отмерило оставшуюся жизнь мужчины — или оборвало её.

— Нет. Он погиб, и очень быстро. Некоторые говорили, что погиб от нещадно терзающего его чувства вины — граф не понимал, как смог так влюбиться в эту девушку, он и впрямь очень любил свою первую жену. Возможно, и так… но, в любом случае, добило его другое. Люди, которые испытали на себе действие приворота, как вы помните, не живут долго.

Приговор был произнесен с таким спокойствием — Абель бы даже не побоялась назвать его ледяным.

Точно подводя черту, резкую и размашистую, женщина поднялась из кресла, подобрав юбки, и взглянула на девушку, которую била дрожь — что именно выражал взгляд ведьмы, не смог бы сказать никто, насколько туманным, тёмным, неопределённым он был.

— На чужом несчастье своё счастье не построишь, Ваше Величество, и за всё надо платить. Особенно за желания.

Сказка восьмая, или Отголоски прошлого

Дождь барабанил за окном, умывая землю своими живительными каплями. Казалось, что солнце зашло за горизонт уже очень давно, но был только ранний вечер, краски которого поглотила серая пелена туч.

Казалось, что все эти тучи были одного серого оттенка, но если присмотреться, то можно было рассмотреть и дым от костра, и серебро столовых приборов, и свинец смертельной пыли, и молоко тумана. Дождевые тучи скрывали в себе множество оттенков, создавая огромный пушистый плед, укрывающий землю.

Абель сидела в своем привычном кресле, а ведьма, как всегда сидела напротив нее. Взгляд королевы был направлен за окном, но она смотрела и ничего не видела, погруженная в какие-то свои мысли.

— Ваше Величество, вы неважно выглядите. Возможно, вам необходимо отдохнуть или обратиться к придворному лекарю? — голос ведьмы был полон неподдельной заботы. Ее черные глаза поблескивали в свете свечи, но даже отсветы пламени, пляшущие в их бескрайней тьме, не казались зловещими. В этот вечер ведьма была похожа на изящную черную кошку, что примостилась у теплого камина, тихо мурлыча. Но это, конечно же, была лишь иллюзия. У любой кошки в ее мягких лапках спрятаны острые коготки. Сегодня кошка спрятала когти, но это не означало, что завтра она их не выпустит, чтобы расцарапать кому-то лицо в кровь.

Сегодня… Это был последний вечер с ведьмой и от этого не было лекарства ни у одного лекаря на свете. Абель чувствовала себя опустошенной, покинутой и всеми забытой, хотя ведьма сейчас еще сидела напротив нее. Королева знала, что после этого вечера уже ничего не будет и это знание ее убивало. Очень часто бывает так, что еще ничего не произошло, а человек уже успел сотню раз умереть от волнения или отчаяния, ибо он знал, что это, чем бы оно ни было, произойдет.

Абель вздрогнула, словно очнувшись ото сна, когда слова, произнесенные ведьмой, пробились сквозь тот плотный полог мыслей и грусти, которым она себя окружила.

— Что простите? — промямлила она, поняв, что хоть слова и дошли до ее сознания, но при этом совершенно утратили свой смысл, став простым набором разнообразных звуков.

— Я спросила: вы плохо себя чувствуете? — повторила ведьма, прищурившись, словно пытаясь рассмотреть сидящую перед ней девушку не только снаружи, но и внутри.

— Я… я хорошо себя чувствую. Спасибо. — Абель кивнула, подтверждая сказанные слова, хотя взгляд ее печальных глаз чуть ли не кричал об обратном.

— Выглядите вы не очень-то хорошо, — задумчиво протянула колдунья, все не отрывая взгляда своих темных, как ночь, очей от королевы. — У вас что-то случилось? Какие-то проблемы с делами королевства?

Абель была удивлена тому, что ведьма ее спрашивает, вместо того, чтобы просто прочесть ее мысли. Она подумала, что если бы у нее был такой дар, то она никогда бы не пыталась вытянуть у человека информацию посредством столь ненадежных союзников, как слова; она бы просто заглянула в мысли этого человека, в его голову, и нашла бы то, что искала. Чтобы найти сокровища надо не только составить карту, но и испачкать руки в земле, выкапывая его.

— Вам было бы приятно, если бы я перемешивала ваши мысли ложкой, словно зелье в котле? — изогнув бровь, иронично спросила ведьма.

— Разве не этим вы всегда занимались? — выпалила Абель. Она знала, что так говорить не стоит, но какой-то внутренний червячок злобы на ведьму, заставлял ее произносить слова, которые были, возможно, неуважительны и даже оскорбительны. Ведь можно даже ужасную обиду простить тому, кто рядом, а какую-то мелочь просто невозможно простить тому, кто уходит.

— Я никогда не залазила в ваши мысли, Ваше Величество. Иногда я смотрела мысли, что плавали на поверхности вашего сознания, как мелкие рыбки в прозрачной озерной воде, но я никогда не ныряла в него, чтобы увидеть, что скрывают его темные глубины, — лицо ведьмы вмиг стало серьезным, когда она заговорила об этом. — В эти озера очень опасно погружаться с головой. Никогда не знаешь, что они могут скрывать в своих глубинах, в которые не проникают даже золотые лучи солнца.

— Почему вы не хотите остаться? — Абель понимала, как жалко она в этот момент выглядит со стороны, но она просто не могла сдержать внутри себя этот вопрос, который рвал ее горло когтями, пытаясь вырваться наружу.

Для ведьмы этот вопрос, казалось, вовсе не был неожиданностью.

— Представьте себе жизнь, Ваше Величество. Рождение, детство, юность, молодость, зрелость, старость, смерть. Это словно длинная дорога, протянутая сквозь звезды вселенной. А когда идешь по дороге, то чтобы дойти до ее конца нельзя надолго останавливаться.

— Но вы мне нужны, — прошептала Абель, чувствуя, как к глазам подступают слезы, горькие слезы обиды.

— Это вы так думаете, Ваше Величество. На самом деле, когда вы выйдете из этой комнаты сегодня вечером, то поймете, что готовы идти дальше, не нуждаясь во мне и моих словах. Знаете, — лесная гостья задумалась, словно пытаясь подобрать правильные слова, — если долго слушать кого-то, то можно начать говорить его голосом, забыв о своем. А нет ничего ужаснее, чем утратить свой собственный голос.

В маленькой комнатке воцарилась тишина. Лишь барабанная дробь капель дождя нарушала ее своим нестройным ритмом.

— Последние два вечера я позволяла вам самой выбирать тему сказки, которую вы бы хотели услышать, — улыбнувшись, сказала ведьма. — Надеюсь, вы не против, если последнюю историю я выберу на свое усмотрение?

— Если у нее будет счастливый конец, — медленно ответила Абель. Ей очень хотелось подавить улыбку, которая чуть не расцвела на ее лице пышной розой, стоило только ведьме заговорить о сказках. Пусть сегодня будет и последняя сказка, но девушка вовсе не хотела портить впечатление от нее — напротив, эта сказка должна была запомниться, ведь это, словно прощание, словно последний взмах руки, уходящей в ночь фигуры в красном бархатном платье…

— Вы же знаете, жизнь не может обещать хорошего конца, Ваше Величество, — на лице ведьмы появилась та самая легкая улыбка, что всегда так очаровывала королеву — этот едва заметный изгиб тонких губ, похожих на полумесяц молодой луны. Улыбка, значений, у которой было несметное множество. Улыбка, что была таинственной, как ночной сумрак. Улыбка, отражающая душу своей обладательницы.

Абель лишь кивнула. Она давно усвоила эту истину, которую не уставала повторять ведьма — хороших концов не бывает, есть лишь моменты счастья, которые приходят и уходят. Ее маленькое сердце мечтательницы все еще пыталось отрицать такую несправедливость, но разум постепенно начинал признавать правоту колдуньи.

— Мы с вами успели погрузиться во множество историй, которые, как я надеюсь, сумели вас многому научить. Мы говорили о том, как важно уметь делать правильный выбор и, что еще важнее — не бояться делать этот выбор, пусть даже он окажется неправильным. Мы говорили о любви, о том, что приворот — на самом деле не любовь, а лишь ее иллюзия, о том, что любовь может быть лишь обманом и о том, что по-настоящему любят просто так, а не за что-то. Мы говорили о власти и о том, что ее символ вовсе не корона. Мы говорили о недолговечности человеческих чувств. Мы говорили о магии, которая часто разрушает людей. И, конечно же, мы говорили о вере. Пришел черед поговорить о самом важном.

— О чем же? — выпалила Абель, совершенно забыв о своих обидах. Глаза юной королевы уже загорелись сладостным предвкушением, а вся печаль стерлась с бледного лица, оставив на нем лишь выражение неподдельного интереса.

— Я хочу рассказать Вашему Величеству о том, какую власть над людьми имеет прошлое и о том, как сложно изменить самого себя не только в глазах окружающих людей, но и в своих собственных глазах.

Абель замерла в кресле, ожидая новой увлекательной сказки, и от всей души надеясь, что на этот раз, в виде исключения, она услышит сказку с хорошим концом.

— Представьте себе маленькую деревушку, что затаилась среди гор, — голос ведьмы заструился, словно туман, окутывая все вокруг, растворяя в себе весь мир и становясь всем миром. — В этой деревушке дули холодные ветры, что вылетали, словно голодные звери, из глубоких и темных пещер, в которых, если верить преданиям, до сих пор еще живут огромные драконы, чешуя которых сверкает на солнце, как ограненный драгоценный камень. В одном из трех десятков домов, которые и составляли всю деревню, жила супружеская пара. Они уж не были молодыми, но высшие силы так и не даровали им ребенка, о котором они мечтали. И вот однажды Виллияс, как звали мужа, оставил жену свою Селену и пошел к пещерам, чтобы помолиться духам. Тогда в деревне ходили легенды о том, что духи пещер способны исполнить любую просьбу, но плата за нее будет велика, да чаще всего такова, что ни одно желание не будет ее стоить, — ведьма печально вздохнула, будто и она знала, как это тяжко — платить по счетам. — Но Виллияс ничего не боялся, он был готов отдать свою жизнь, лишь бы в его доме появился, наконец, долгожданный ребенок. Он знал, что лишь это событие сможет привнести счастья в его дом и вновь вернуть улыбку на лицо его жены.

— Он попросил у духов ребенка… Они дали ему его? — как всегда Абель не смогла удержать свой рот на замке, ведь чувства, которые распирали ее, когда она слушала сказки ведьмы, просто не могли усидеть взаперти.

— Ох, не забегайте вперед, Ваше Величество! — ведьма улыбнулась королеве, словно маленькой любопытной девчонке. — Виллияс поднялся в высокие горы к тем самым пещерам, в которых по преданиям обитали духи. Многие говорили, что те духи злые, но на самом деле духи не делятся на хороших или плохих, как и люди. Есть лишь поступки, которые рисуют портрет человека разными мазками, окрашивая его прозрачную душу в самые разнообразные тона.

Виллияс всю ночь простоял у пещер, вознося духам свою жаркую молитву. Его колени кровоточили от острых камней, его губы иссохли от холодного ветра, все его конечности занемели, но он не сдавался и все шептал, и шептал свою молитву. Духам пришлось по нраву его упорство, посему ранним утром, когда Виллияс спустился с гор, дома его ждал сюрприз — младенец с черными, как беззвездная ночь глазами.

Оказалось, что духи даровали им девочку, которую счастливые родители нарекли жемчужным именем Маргарета. Девочка быстро росла, радуя своих родителей. Она была смышленой и красивой. Еще когда она была совсем ребенком, ей уже все прочили славу первой красавицы. Одна только была у нее странность — ночью она выходила на двор, ложилась в траву и смотрела на небо, напевая странные песни на языке, которого никто не знал. Ее мать Мина тревожилась по этому поводу, а Виллияс просто не обращал на это внимания, успокаивая свою жену тем, что их девочка просто особенная, ведь она подарок — высших сил, которые, быть может, одарили ее великим даром.

Время быстро шло, словно сменив свою привычную походку на скорый бег, и Маргарета выросла, став прекрасной юной девушкой. Шелку ее темных волос, струящихся вокруг ее тонкого стана, завидовали все девушки округи, а взгляд ее черных глаз вмиг влюблял в себе всех юношей. Она была похожей на дикий и опасный цветок, что дурманит своим ароматом того, кто решиться залюбоваться его красотой. Но никто не видел опасности, не чувствовал ее… даже сама Маргарета.

— Она была проклята духами? — невольно вырвалось у Абель. Девушка была просто поглощена рассказом ведьмы, этой таинственной и немного мрачной сказкой.

— О да… — Ведьма печально кивнула. — Девушка была проклята, но сама она даже не ведала об этом, живя в свое удовольствие. Ей нравилось забавляться со сверстниками, влюблять в себя и быть любимой. Она плясала и пела… Она жила в счастье, которого даже не могла по достоинству оценить, считая свою жизнь вполне обычной и, возможно, даже немного скучной, однообразной.

Однажды поздним вечером, когда по небу разлились уже чернила наступающей ночи, Маргарету увлекла из дома какая-то неведомая сила. Девушка шла, словно во сне, ведомая чьей-то сильной рукой. Она очнулась, когда пришла на площадь, которая была центром их деревушки. На площади располагался дом травницы, которая была негласной главой всей деревни, ведь именно к ней все шли за помощью и советами, которые она раздавала своей щедрой рукой, словно богач золотые монеты.

Ведьма застыла. Абель казалось, что то, о чем она говорит, причиняет ей боль. Да и сама девушка чувствовала эту боль, боль за девушку, которая расплачивалась с долгами по вине своих родителей, которые, эгоистичные в своем желании иметь ребенка, даже не подумали о том, что расплачиваться за их желание перед духами может именно ребенок, а не они сами. А в том, что расплата эта будет страшной, Абель ни на секунду не сомневалась — уж больно мрачным был тон ведьмы, уж больно много печали было в ее темных глазах. И уже во второй раз за этот вечер юная королева почувствовала, что слезы подступают к ее глазам, словно обнажая ее нежную душу.

— Я сказала, что Маргарета очнулась, но это было не совсем так, — стряхнув с себя минутное оцепенение, продолжила сказку ведьма. — Ее глаза смотрели, но не видели, она шла, но сама не знала, куда и зачем. Ее вели духи. И по велению духов, которые изначально имели власть над ее душой, ибо она всегда принадлежала им, девушка подожгла дом… В том пожаре погибла травница и маленькая девочка, которая была ее верной помощницей и ученицей. Но страшно было и то, что Маргарета разожгла огонь, лишь взмахнув рукой. Как только оцепенение, навеянное духами, спало с нее, словно старые оковы, она поняла, какую цену назначили высшие силы — они сделали ее ведьмой. Они сделали ее своей марионеткой.

Абель вздрогнула. Разве может быть судьба страшнее? Ведь это так ужасно, не контролировать себя, быть куклой в руках кукловода, который может делать что угодно себе на потеху. Это действительно было слишком большой ценой…

— На следующую ночь Маргарета подожгла свой собственный дом, — голос ведьмы стал бесцветным. — Ее родители, которых она любила больше всех на свете, погибли от ее же рук. Девушка была безутешна, но даже в том сумраке печали, что ее окружил, она смогла принять решение, которое она считала единственно верным — она решила покинуть родное селение и жить в лесу, словно отшельник. Она решила, что так не сможет никому навредить кроме себя. Маргарета собрала то немногое, что осталось от ее вещей, и отправилась в густые леса.

Шла она долго, не день и не два — она хотела отойти от деревни как можно дальше. Девушка углублялась в горы, туда, где не было людей. Она изучала растения и животных, спала на теплом лесном мху, укрываясь во время холода еловыми лапами, а еще она старалась подчинить своей воле ту магию, которой ее наградили духи. Сперва ей это почти не удавалось, магия спала в ней, пробуждаясь лишь по зову ее кукловодов, но со временем у нее это стало получаться все лучше, покуда она не смогла контролировать свою магию почти полностью. И однажды она поняла, что хочет спуститься к людям и с помощью своей силы помогать им, чтобы хоть как-то отплатить свой долг, искупить грехи своего прошлого.

Маргарета стала травницей в деревне — не в своей, а другой деревне, что находилась по другую сторону гор. Она оказалась талантливой и сведущей во всем, за что бы ни бралась, посему слава о ней быстро распространилась за пределы деревни. За ней послал король, и вскоре она стала известным придворным лекарем. Но сама девушка не чувствовала удовлетворения, лишь печаль снедала ее сердце...

— Почему? Ведь она помогала стольким людям, — растерянно пробормотала королева. Абель искренне сочувствовала Маргарете, которая стала первой из героинь сказок ведьмы, которая действительно смогла покорить ее сердце.

— Она… — Ведьма задумчиво посмотрела за окно, где все еще не утихал дождь, кажущийся нескончаемым. — Она много работала, отдавая всю себя своему делу, — неожиданно ведьма продолжила сказку, проигнорировав вопрос Абель. — Она помогала каждому, кто нуждался в помощи, но все равно не чувствовала того удовлетворения, которое должна была бы испытывать. И однажды… однажды Маргарета просто ушла. У нее была талантливая ученица, которую она научила многим своим секретам, и которая стала ее достойной заменой. А сама Маргарета отправилась в путешествие по миру. Она продолжала помогать каждому, кто в этом нуждался — давая ли травяную настойку, даруя ли золотую монетку, рассказывая ли поучительную историю…

Абель вздрогнула от удивления. Неужели ведьма рассказывала ей свою историю? Нет, такого просто не может быть… Или может?..

— Она, наконец, нашла то, что искала? Искупление? — медленно спросила юная королева, слегка побаиваясь, что ее вопрос вновь оставят без ответа.

Ведьма печально покачала головой.

— Нет. И она никогда не сможет найти этого искупления, — в голосе женщины не было печали, лишь бесцветная безысходность.

— Почему же? — одна маленькая слезинка скатилась по щеке Абель, словно капелька дождя.

— Потому что прошлое никогда не отпускает. Оно, словно груз, привязанный к плечам, всегда и везде следует за нами. От него невозможно избавиться, его невозможно забыть и… его ошибки невозможно искупить, ибо нельзя исправить то, что уже высечено на камне, лишь время способно стереть надпись, но оно не спешит, оно никогда не спешит… — Ведьма с грустью смотрела в окно. Абель показалось, что в глазах ее стоят слезы, но потом она решила, что это просто игра света — блики, танцующие в глазах лесной гостьи. Ведь ведьмы не плачут.

— А что случилось с Маргаретой? — королева вспомнила, что история-то вовсе не была закончена, а более всего в истории важен именно конец — без него невозможно составить общую картину.

Ведьма ответила далеко не сразу, не обращая внимания на изнывающую от нетерпения юную королеву. Она смотрела в окно, словно бы где-то там можно было увидеть подсказку, или даже саму Маргарету, заглядывающую в дворцовые окна.

— Я не знаю, что произошло с ней и не знаю, что еще с ней произойдет, — тихо сказала женщина, наконец, нарушив затянувшееся молчание. — Она еще не дописала свою историю, ее дорога еще не пройдена до конца. Кто знает, возможно, она когда-нибудь найдет свое счастье, хотя бы на какое-то время, пока дорога вновь ее не позовет, заставляя продолжать путь… Нельзя ни в чем быть уверенным, говоря о строках, что еще не написаны — вроде бы они уже и сложились в голове, а как начнешь их писать, все зазвучит совершенно иначе. Слова нам диктует момент.

Абель была поражена этой сказкой, в которой не было финала. Но ведь на самом деле ни в одной жизни нет финала, есть лишь конец истории. Сказка о Маргарете, которая, как была уверена королева, вовсе не была сказкой, невероятно впечатлила Абель, которая даже не знала, как реагировать на нее — плакать ли, радоваться ли? Надеяться. Пожалуй, остается лишь надеяться, что Маргарета когда-нибудь все же найдет свою тихую гавань, ибо, по мнению юной королевы, она заслужила счастье, купив его ценой огромной боли.

— Неужели вообще ничего и никогда нельзя изменить? — спросила Абель с легкой надеждой в голосе, что была подобна огоньку свечи на ветру.

— Нет, Ваше Величество, — посмотрев на девушку, решительно сказала ведьма. — Вы пишете историю своей жизни, переворачивая страницу за страницей, но вы никогда не сможете перевернуть их обратно, чтобы исправить написанное. Прошлое всегда будет следовать за вами, словно огромная грозовая туча и вы не сможете ничего с этим поделать, потому что когда-то вы сами и создали эту тучу…

Эпилог

Королева Абель, смахнув со лба выбившуюся из прически прядь, выглянула в окно. Ее муж сегодня в течение дня должен вернуться с охоты. Женщине все время казалось, что она уже слышит завывающий вдалеке рог, звук которого становится все ближе, но стоило ей замереть и прислушаться, как она понимала, что этот звук был лишь плодом ее собственной фантазии.

Небо с самого раннего утра заволокли серые кудрявые тучи, казавшиеся тяжелыми, как промокшее пуховое одеяло. Абель чувствовала, что скоро начнется гроза, и очень надеялась, что Франциск успеет попасть в замок, прежде чем она вступит в силу.

Маргарета и Дитрих — дети королевы — играли в своей комнате. Больше всего они любили играть в войну, в которой Дитрих был доблестным странствующим рыцарем, а Маргарета или прекрасной принцессой или коварной — зависело от того, в каком настроении находилась девочка.

С самого утра они рвались на улицу, но Абель не пустила их играть в парк у замка, волнуясь, что они могут замерзнуть или промокнуть под неожиданно начавшимся дождем. Женщина всегда волновалась за них, возможно, слишком уж сильно, но тех, кого любишь больше всего на свете, всегда стараешься уберечь от всего — будь то смерть или простой дождь.

Глядя на серые тучи, что все сгущались и темнели, словно за ними солнце уже успело смениться луной, Абель вновь вспомнила о том последнем вечере с ведьмой, со времен которого прошло уже пятнадцать лет. Она тогда была еще совсем маленькой девчонкой, которая, тем не менее, выросла за несколько вечеров общения с таинственной ведьмой. Она до сих пор помнила все сказки в деталях, даже своих детей она назвала в честь героев из этих сказок. Кому-то это могло показаться нелепым, но только не королеве, ведь она прекрасно понимала, что именно ведьма сделала ее такой, какой она стала. Ведьма создала ее, и королева была ей за это благодарна.

Когда ведьма исчезла, а она рассеялась в воздухе, словно дым от костра, лишь сказав последние слова своей сказки, Абель думала, что не переживет этого. Она помнила, как тогда, выходя из опустевшей комнаты, в которой все вмиг затянулось паутиной, будто там никто и никогда не жил, она думала, что жизнь ее утратила смысл. Несколько дней она пролежала в кровати, то ударяясь в слезы, то проклиная весь мир в самых грязных выражениях, которые ей были ведомы. Юной королеве тогда просто не хотелось жить.

Но однажды вечером, когда яркие краски заката уже ушли с неба, улетели, словно стая разноцветных птиц, Абель почувствовала, что к ней постепенно возвращаются силы. Все время она думала о сказках, рассказанных ведьмой, перебирала в голове их детали, и пыталась открыть в них какой-то новый смысл. И она поняла то, что знала всегда, но при этом боялась признать — ведьма бы не рассказывала сказки тому, кто не сможет их понять и не сможет использовать полученные из них знания. А раз ведьма выбрала ее, Абель, то, значит, она в ней что-то увидела, что-то, чего сама девушка еще не смогла в себе найти. Но Абель поняла, что должна найти в себе эти сокрытые силы, чтобы показать ведьме, что она не ошиблась, поверив в нее.

На следующий же день юная королева распустила всех своих старых и надоевших ей советников и набрала новый совет, в котором собрала действительно умных и честных людей. Она стала осваивать различные науки, которым когда-то не придавала значения, и вскоре люди в королевстве стали любить свою королеву не только за милую улыбку и доброту в глазах, но и за мудрые решения и доброту в самом сердце.

Королева улыбнулась своим воспоминаниям. Она помнила все в деталях, будто это происходило вчера. Абель помнила, как она постепенно понимала, что значит действительно быть королевой. Ведь главное — вовсе не корона, а сердце и разум, которые всегда должны быть чистыми и открытыми.

За прошедшие годы королевство расцвело. Конечно, не бывает вечного безоблачного счастья, но его маленькие лучики часто заглядывали во владения Абель, и этого хватало, чтобы все чувствовали себя счастливыми. В том числе и сама королева.

Тринадцать лет назад она заключила брачный договор исключительно из политической выгоды, но в итоге получила мужа, который ее полюбил всем сердцем, и которого так же крепко полюбила она. Франциск стал замечательным королем, и королева часто слышала, как люди говорят, что они с мужем очень похожи на родителей Абель. Это было для нее самым большим комплиментом, какой только можно было придумать, потому что, хоть она и была еще не особо смышленой во время царствования родителей, она знала, что они были одними из лучших правителей.

Потом у Абель родились дети — Дитрих, а через два года Маргарета. Как любая мать, она считала своих детей самыми лучшими в мире. Дитрих, резвый золотоволосый мальчик с мечтательными голубыми глазами, внешне очень похожий на свою мать, с самого маленького возраста был непоседой. Ему хотелось все время узнавать что-то новое и сражаться. О да, он грезил о сражениях и во сне, и наяву. Маргарета была полной противоположностью своему брату. Внешностью она пошла в отца — густые брови, большие карие глаза, цвета шоколада, и вьющиеся каштановые волосы, слегка отливающие бронзой. Девочка любила тихо сидеть у камина и слушать нянечкины сказки, или читать книги. Конечно, она была не против веселых игр, как и каждый ребенок, но в ее шоколадных глазах было много… знания, словно она уже успела прожить множество жизней и много всего повидать.

За окном начал накрапывать маленький дождь. Абель знала, что дождь еще разгуляется, а сейчас он просто берег силы, чтобы потом пролить на землю потоки припасенной среди туч воды.

В последний вечер с ведьмой тоже шел дождь. С тех пор для Абель это природное явление стало символом. Символом очищения и перемен, символом печали и тоски, символом тайны и магии, символом ведьмы. Той самой лесной гостьи, которую однажды втолкнули в тронный зал со связанными за спиной руками, которая изменила мир вокруг, изменив лишь восприятие этого мира у одного-единственного человека.

Иногда Абель думала о том, куда же сейчас ведут дороги ведьму. На север ли, на восток ли? Она пыталась представить, чем ведьма занимается, какие сказки она рассказывает, и какие зелья она варит. Но воображения королевы не хватало для того, чтобы представить ведьму во всей ее красе и вскоре она перестала этим забавляться, ибо любая ее фантазия тут же начинала казаться ей какой-то ерундой.

Теперь, когда за окном начинался дождь, Абель просто садилась у окна и смотрела вдаль на густые леса и туманные горы. Возможно, где-то в глубине души она надеялась, что меж деревьев промелькнет красное бархатное платье, но разумом она понимала, что этому не бывать. Такие, как ведьма, никогда не пойдут по уже хоженым тропинкам.

— Мама-мама! Папа едет, — закричали Маргарета и Дитрих в один голос, ворвавшись в покои королевы. За ними с виноватым видом вбежала старая нянечка, беспокоясь, что дети могут нарушить отдых ее королевы.

Абель улыбнулась старой женщине и, изящно махнув рукой — что удивительно, в этом жесте не было и доли надменности — отпустила ее. Матери не положено слишком долго отдыхать от своих детей, а вот прислуга должна иметь отдых, от своих забот, которых всегда слишком много.

— Неужели? — королева выглянула в окно и увидела, как под струями уже усилившегося дождя из леса один за другим выезжают придворные рыцари и друзья короля, выбегают резвые собаки. — А я их и не заметила, — рассеяно добавила Абель.

— Конечно, — Маргарета улыбнулась и женщина вновь поймала себя на мысли о том, что улыбка дочери невероятно похожа на ту таинственную улыбку ведьмы, которая много лет назад так очаровывала ее. — Вы опять замечтались, мама.

— Давайте их встретим, пожалуйста, — прыгая по комнате от нетерпения, просил Дитрих, с мольбой глядя на мать.

— Хорошо, только возьмите теплые накидки, на улице холодно, — погладив золотистые волосы сына, согласилась Абель.

Дети выбежали из комнаты с веселыми песнями, чтобы взять накидки, хотя королева была более чем уверена, что они их все равно забудут и выбегут на улицу так, лишь бы быстрее увидеть отца.

Сама Абель достала из резного шкафа свою любимую бархатную накидку алого цвета, с мехом горностая и богатой золотой вышивкой, и накинула ее себе на плечи. Все это она проделывала неспешно, зная, что спешить некуда — Франциск подождет столько, сколько будет нужно.

Женщина посмотрелась в зеркало и заправила за ухо выбившуюся из прически прядь, которая все время падала ей на глаза и щекотала нос. Сетка с мелким жемчугом, державшая ее прическу, слегка съехала на бок, и королева ее кое-как подправила. Правильно делать прически она так и не научилась, хотя пыталась освоить это искусство не один год. Королева улыбнулась своему отражению, словно делясь с ним своей радостью, и положила зеркало на тумбочку возле кровати.

Прежде чем выйти из комнаты, Абель бросила последний взгляд за окно. Крупные капли дождя скатывались по оконному стеклу, темно-серое небо пронзали ярко-золотые, словно огненные, молнии и где-то далеко слышался грохот грома, похожий топот огромного войска. Перед глазами принцессы промелькнула давно позабытая картина: теплый огонь в камине, дождь за окном и ведьма, в темных, как беззвездная ночь, глазах которой стоят горькие невыплаканные слезы.

Уж не по ведьме ли тогда плакали небеса?

После эпилога

Женщина в бархатном красном платье идет по дороге, которую с двух сторон окаймляет широкое, кажущееся бесконечным, поле. Ее ноги босы и стерты в кровь, но она все равно продолжает идти, потому что она знает — чтобы дойти до конца нельзя надолго останавливаться.

Она уже немолода, но ее стан все так же тонок, как березка, а осанка ее прямая и гордая, словно у королевской особы. Ее платье уже износилось, но на ней оно выглядит так прекрасно, словно все оно расшито драгоценными каменьями. Все потому, что сама женщина похожа на драгоценный камень, который можно вставить в любую, даже самую безвкусную оправу, а он все равно будет сверкать, как солнце.

Она поднимает взор своих черных очей к небу и жмурится от слишком яркого света. Ей еще долго идти…