сказка о Перелётной Птице. По дорогам Судьбы…

За семью лесами, за семью морями, за семью горами, на самом краешке мироздания, стоит высокая скала. Высотой та скала почти до самого неба к звёздам простирается, а вершина её широким плато увенчана, гладким, будто ножом по маслицу срезанным. Не простое то место — особое, немалую силу имеет — ВОЛШЕБНУЮ: кто взойдёт на скалу зачарованную — сможет Судьбу свою переменить, да жизнь заново переписать!

Только мало кто о скале той слышал, да никто на вершину её не взбирался, потому как охраняет то место заветное устрашающе злобное чудище — дракон огнедышащий о семи головах. Размером дракон с полскалы той будет, семь голов огнём — пламенем обжигают, а лапы его когтистые, что столпы каменные, каждый коготь — острее меча булатного. Никого злобное чудище к скале волшебной не подпускает — никому прохода к плато зачарованному не даёт: незачем людям Судьбу свою знать — а уж, тем более в неё вмешиваться…


По дорогам Судьбы.


Бесшумной тенью, под покровом ночи, пролетела над спящим городом Перелётная Птица. Приземлилась на распутье дорог, обратилась девой простою, отряхнулась от пыли дорожной и подошла к камню указательному:

Кто направо пойдёт — веселье, да радость найдёт…

Кто налево пойдёт — богатство обретёт…

А кто прямо пойдёт — себя потеряет…

Задумалась Перелётная Птица, куда дальше путь-дорогу держать: направо пойти — веселье, да радость обрести? Ни до веселья ей теперь, ни до радости — глазам белый свет не мил, а сердце по князю славному тоскует… Налево пойти, да за богатством поохотиться? Собери хоть все сокровища мироздания — всё, что есть, на ласковый взгляд князя славного променяет, да на улыбку его, как солнышко…

Оставалась одна дороженька — самая горькая, невесёлая: та самая, где саму себя потеряешь! Да только может оно и к лучшему…? Уж коли пропадёт её душа неприкаянная на самом краешке мироздания, то может и от горя-тоски заодно избавится, про печаль свою забудет…? А уж славный князь о том никогда не узнает, не проведает — об этом она позаботится!

Порешила так про себя Перелётная Птица, и по прямой дороге в путь двинулась. Прошла немного — и раскинулся перед ней лес дремучий. Обернулась тут Перелётная Птица назад, на распутье дорог свой взор кинула — и взмахнула рукой легонечко: в тот же миг исчез с глаз камень указательный, да и путь прямой травушкой-быльём порос, а посреди оставшихся дорог ещё несколько тропинок извилистых появилось. Улыбнулась Перелётная Птица: если и забредёт когда в места эти славный князь — ни за что следы её отыскать не сможет! Не найти ему больше ни дороги к ней, ни указателя тайного: обманные тропки его в другие стороны уведут — подальше от пути опасного, жизни грозящего…

Так и пошла Перелётная Птица вперёд, куда глаза глядят. Как пройдет шаг — дорожка позади неё тут же исчезает, да непримятой травушкой покрывается. Идёт по тропинке Перелётная Птица, а куда идёт, да зачем — сама не ведает. Только чувствует, что неспроста её к камню указательному Судьба привела — устала она уже от самой себя бегать, да со славным князем в прятки играть.

Ну, вот чего ему от неё надобно?! Хотел сердце её и любовь заполучить? Отдала! В дар отдала: и любовь свою, и целый мир чудный в придачу! Пусть живёт теперь, как заблагорассудится: возьмёт себе в жёны царевну-красавицу, (из рода царского, а не как она — простолюдинка неприметная), пусть гуляет с ней рука об руку по миру дивному, да и правят им вместе — в любви и согласии…

А вот ей не найти себе больше места для отдыха: куда бы ни шла — образ славного князя покоя не даёт, с утра до вечера мысли о нём одном преследуют. И не забыться, не отдохнуть душе измученной… Так и шла Перелётная Птица, погружённая в думы невесёлые, куда глаза глядят, да о том, какие опасности подстерегают в пути-дороженьке, не ведая.

Долго шла, очень долго, да вдруг вышла из лесу дремучего на полянку светлую: сверху солнышко ласковое улыбается, да лучами избушку на курьих ножках согревает. Избушка на месте стоит — крутится, к лучам тёплым то одним боком, то другим поворачивается, на солнышке греется.

Как приблизилась Перелётная Птица к избушке на курьих ножках, та на месте замерла и присела: отворились двери тесанные и показалась на пороге бабушка старенькая, что в народе Ягой кличут.

— Долгих Вам лет, бабушка! — поклонилась ей Перелётная Птица.

Вышла Яга на крыльцо, посмотрела на Перелётную Птицу-деву внимательным взглядом и усмехнулась по-доброму:

— Здравствуй, девонька! Знала я, что ты ко мне придёшь — давно тебя поджидаю! Проходи в дом, гостьей будешь…

Удивилась Перелётная Птица: Баба-Яга не такая совсем, как в сказках описывают, ничуть не страшная! На вид — обычная старица, (бабушка, как бабушка!), вон и фартук мукой вымазан, видно хозяйством занималась… Поднялась Перелётная Птица по ступенькам крыльца и в дом вошла, на лавку за стол присела.

— Трапезу тебе не предлагаю — знаю, что чаёвничать не будешь, да и на ночлег не останешься. А вот без разговора не отпущу! — присела рядышком Баба-Яга. — Куда путь держишь девонька? Коли счастье своё ищешь, так тебе в другую сторону надобно: туда — откуда пришла. Счастье твоё по белу свету скитается — следы твои разыскивает! А коли от самой себя укрыться пытаешься — так не будет тебе в том удачи, (даже я тебе в том не помощница). Нет в мире такой силы, что поможет человеку от себя самого сбежать — нет такого места, где от себя самого спрячешься.

— Потому и лечу, куда глаза глядят… — улыбнулась грустно Перелётная Птица. — Славный князь не любовь ко мне ведает — думается ему, будто я особенная, что любой мир могу чудесами различными разукрасить. Какое же это счастье? Счастья, да радости без любви не бывает. А кто это у Вас, бабушка, за печкой прячется? Неужто котик чёрненький? — заметила она большого толстого кота, выглядывающего из-за печи.

— Он самый… — усмехнулась Баба-Яга. — Кот у меня не пугливый, это он сначала к гостям присматривается — душу людскую разглядывает, как книжку читает. Коли понравится ему человек — выйдет, а не понравится — даже хвоста своего не покажет.

— Что же ты за печкой сидишь? Иди ко мне, мой хороший, я тебя не обижу… — позвала кота Перелётная Птица.

Замурлыкал чёрный кот, заурчал довольно, да и запрыгнул Перелётной Птице на колени: спинку выгибает, бока гладкие, да лоснящиеся от сытости под поглаживания подставляет, влажной мордочкой в ладони тычется, чтоб за ушком почесали.

— Ах ты, мой хороший, ах ты, ласковый… — приласкала его Перелётная Птица и призадумалась: — Чем бы мне тебя угостить…?

Повернулась она к столу, сложила ладони лодочкой — и появился у неё в руках небольшой кувшинчик глиняный, до краёв жирной сметанкой наполненный.

— Вот тебе небольшое угощение… — улыбнулась Перелётная Птица, ставя на стол кувшинчик со сметаной. — Кушай на здоровье!

Чёрный кот тут же на сметану набросился, а Баба-Яга сидит, на Перелётную Птицу взглядом внимательным смотрит и улыбается.

— Так ты говоришь, девонька, что нет в тебе ничего особенного? А кота моего никто ещё отродясь не прикармливал! Обычно гости сами за стол садятся, да на ночлег просятся — взамен только спасибо иногда скажут, да и только!

— Что ж в этом особенного? — улыбнулась в ответ Перелётная Птица. — Разве плохо живую душу гостинцем порадовать? Ему радостно — и нам весело! Разве не так?

— Так-то оно так… — кивнула Баба-Яга. — Да только мало нынче людей, что об этом задумываются: в основном о себе, да о себе… Вижу я, что сердечко твоё тебя дальше в путь зовёт. Подарочек от меня, конечно, не примешь?

— Ты прости меня, бабушка, но мне и впрямь идти надо… — поднялась на ноги Перелётная Птица. — А подарочек твой мне ни к чему — сама не знаю, что мне надобно.

— Что ж, иди… — проводила её до порога Баба-Яга. — Только будь осторожнее, места у нас глухие: вокруг волки лютые бродят, да неподалёку Кощей живёт — к нему не забредай! Он старик чудаковатый — любит людям головы поморочить, (смотря какое настроение у него будет). Держись от греха подальше!

Распрощалась Перелётная Птица с Бабой-Ягой и дальше в путь-дороженьку по тропе неведомой пошла. Едва скрылась она из глаз — позвала Баба-Яга мудрого филина и наказала ему вслед за Перелётной Птицей лететь, следить за ней тщательно и от всех опасностей оберегать.

Идёт по тропинке Перелётная Птица, невесёлую думу свою думает… Вылетает вдруг из леса филин глазастый, да на плечо к ней садится. Догадалась Перелётная Птица, что его баба-Яга послала: остановилась, начала уговаривать, чтоб домой воротился. А филин слушает внимательно и головой трясет, да в ответ ухает. Так и пошли они дальше вдвоём.

Долго шла Перелётная Птица, притомилась в дороге и решила присесть ненадолго, отдохнуть. Сошла с тропки на краешек, присела под ближайшим деревом, спиной к стволу прислонилась, да и провалилась в сон. А филин на ветку взлетел, головой во все стороны крутит, сон Перелётной Птицы охраняет.

Как взошла луна — послышался неподалеку вой волчий: то голодная стая на охоту вышла. Слетел филин с ветки, на колени к Перелётной птице присел, клювом платье её теребит — разбудить пытается. Только спит Перелётная Птица крепким сном, тревожного уханья филина не слышит.

Появилась из-за кустов волчья стая: крадутся молча, тихонечко, осторожно — со всех сторон перелётную Птицу окружают… Взлетел филин над перелётной Птицей, крыльями над головой её замахал и кричит громко. Пробудилась она ото сна, видит: волков видимо-невидимо! Глазами сверкают, зубами клацают…

Вскочила на ноги Перелётная Птица, к волкам лицом обернулась, заговорила строго:

— Идите прочь, зверьё дикое! Воевать с вами я не хочу, но и обедом вашим быть не желаю!

Зарычали волки, оскалились, ещё ближе к Перелётной Птице подступают. Рассердилась тут Перелётная Птица, мыслью к ветрам вольным обратилась — налетели ветра буйные, подхватили волков, в воздух подбросили, закружили…

— Али не говорила я вам убираться подобру-поздорову?! — нахмурилась Перелётная Птица. — Не хотели по своей воле уйти — придется отправить вас силою! Обиды на меня таить вам не следует — сами свой выбор сделали…

Сказала так Перелётная Птица — ещё сильнее закружили ветра волков перепуганных, да и разбросали зверьё дикое далеко-далеко в разные стороны, на задворки леса дремучего. Поблагодарила Перелётная Птица своих заступников, и исчезли ветра вольные, будто их и не было.

Слетел тут с дерева филин, от буйных ветров в ветвях укрывавшийся, присел на плечо к Перелётной Птице, да вдруг заговорил человеческим голосом:

— Много повидал я на своём веку, но в первый раз вижу, чтоб волков ветром сдувало! — рассмеялся тихонечко филин, пофыркивая.

— Вот как?! Да ты, дружок, разговаривать умеешь по-человечески? — удивилась Перелётная Птица.

— А что в том удивительного? — фыркнул филин. — Я с Бабой-Ягой уж который век дружу — много чему у неё научился, много премудростей понабрал. А такой птицы, как ты — никогда не видел! Неразумная ты: кто ж с волками в разговоры вступает? Красная Шапочка тоже разок с одним поговорила — и что? Пришлось охотников на подмогу к ней вызывать: если б не они — не было б ни Красной Шапочки, ни её бабушки!

— Зверьё дикое тоже разум имеет! — возразила Перелётная Птица. — Может они от того и лютые, что с ними никто по-доброму не разговаривал? А Красная Шапочка с глупым волком повстречалась — вот и всё!

— Ничего себе! «Глупый» волк! — разухался филин. — Да этот умник дурёху наивную вокруг пальца обвёл — и её саму и бабку съел!

— Я же говорю — глупый! — улыбнулась Перелётная Птица. — Вот смотри: Красная Шапочка целую корзину пирожков бабушке несла. Волк мог просто честно признаться, что он голоден, и добрая девочка сама накормила бы его вкусными пирожками, оставив один гостинец для бабушки. (Бабушка тоже добрая — она бы поняла свою внучку и не обиделась!) И потом волку не пришлось бы каждый день бегать по лесу в поисках еды — отзывчивая девочка обязательно нашла бы, чем накормить своего нового друга. А так глупый зверь не только остался ни с чем, но теперь из раза в раз, (когда детям читают эту сказку), ему вспарывают брюхо! Грустная история… — вздохнула Перелётная Птица.

— Права была Баба-Яга, когда велела за тобой присматривать… — ухнул филин. — Странная ты птица: мысли у тебя странные, речи у тебя чудные, поступки твои неразумные — всё у тебя не так, как у людей!

— Может потому я и Перелётная, что не умею жить, как другие люди? — улыбнулась грустно Перелётная Птица. — Была бы как все — не скиталась бы по белу свету в поисках того, чего душе неведомо и от самой себя не бежала бы…

…Поблагодарив хозяина харчевни за хлеб-соль и водицу чистую, подхватил князь суму свою, ремешком кожаным перетянутую — и в ночь вышел. Не успел он пройти и несколько шагов, как дорога под ногами на множество извилистых тропинок разбежалась.

Остановился князь на распутье, капюшон с лица сбросил, задумался: по какой тропке дальше идти? Свернёшь не в ту сторону — Перелётной Птицы не догнать, только время зря потеряешь! Вспомнил он про перышко волшебное, что правду указывает: развязал суму — вылетело из неё перо Жар-птицы и все дороги осветило. Случилось тут диво дивное: все дороженьки тут же во тьме пропали, будто и не было их, а там, где трава-мурава нетронутая-нехоженая росла — новая дорожка объявилась! Побежала та путь-дороженька прямиком к лесу дремучему, серебром-золотом замерцала и за собой позвала.

Улыбнулся князь весело-радостно: ай, да перышко волшебное! Не иначе, как хотела Перелётная Птица его обманным путём в другую сторону направить, да только перо птицы — Феникса все чары разрушило и настоящую дорожку показало!

Взял славный князь перо Жар-птицы, обратно в суму припрятал и в путь-дорогу двинулся: Перелётную Птицу свою догонять — потерянное счастье своё искать. А того, что на камне указательном было написано — и не заметил…

Идёт князь по тропинке вдаль убегающей, и привела она его прямо к полянке, где избушка на курьих ножках стоит. Ножки у избушки хоть и куриные, а сам домик надёжный: бревна толстые, крепкие, (без единого гвоздя сложены), крыльцо резное, ступенчатое, двери дубовые… На крыльце Баба-Яга сидит, словно поджидает кого, а в руках кувшинчик глиняный держит.

— Долгих лет тебе, хозяюшка! — поклонился ей в пояс князь.

— Здравствуй-здравствуй, славный князь! — улыбнулась Баба-Яга. — Спрашивать тебя ни о чём не буду — знаю я всё: и куда путь держишь, и за кем вслед бежишь… Не удалось, значит, девоньке с пути-дорожки тебя сбить и следы свои запрятать?

— Озорница она… — улыбнулся светлый князь. — Да только у меня против её озорства верное средство имеется: сама мне волшебное перышко птицы Феникса подарила — оно мне путь к правде и указывает.

— Вон оно как… — вновь улыбнулась Баба-Яга. — С таким подарочком ни одни чары колдовские не страшны! Что ж, вот тебе ещё один подарочек — кувшинчик глиняный: ты его в суму свою припрячь, да береги — он тебе ещё, ой, как пригодится!

Передала Баба-Яга князю кувшинчик чистый, вымытый, (из которого чёрный кот всю сметанку уже повылизал). Как коснулся князь кувшинчика глиняного — руки словно огнём обожгло! Показалось ему, будто он тепло рук Перелётной Птицы в ладонях своих почувствовал… Застучало сердечко его быстрее, забилось неистово от волнения…

— А ведь ошиблась девка… — покачала головой Баба-Яга. — Любишь ты её крепко, ой, как любишь — даже тепло ладоней её почувствовал! Этот кувшинчик сама Перелётная Птица мне оставила — котика моего сметанкой угощала. Иди, славный князь, догоняй своё счастье! А как догонишь — бери за руки и держи крепко! Ни за что не отпускай! Удержишь Перелётную Птицу в своих руках — с тобой останется, а не удержишь — навек её потеряешь!

Поблагодарил князь Бабу-Ягу за подарочек и снова в путь-дороженьку отправился…

Не знала Перелётная Птица, что славный князь разгадал её хитрый замысел и по следу её идёт, потому и не торопилась шибко — шла по тропинке тихонечко, не спеша. Идёт, а дорогой с филином разговаривает: когда есть с кем в пути словом перемолвиться, то и идти веселее. И не заметили они, как оказались перед ними ворота огромные, чистым железом кованные.

— Беги скорее! — разволновался филин. — Это Кощеев замок — погубит он тебя!

— Нехорошо это: до самого порога дошли — и бежать. Зайти бы надо, хоть поприветствовать…

Не успела Перелётная Птица это сказать, как врата железные с лязгом и грохотом распахнулись в стороны, и показалась дорога широкая, каменная. Ещё больше филин нахохлился — уговаривает Перелётную Птицу сторонкой опасное место обойти, припоминает наставление Бабы-Яги остерегаться Кощея.

Да только Перелётная Птица филина не слушает, прямо по широкой дорожке каменной ступает, а навстречу уже и сам Кощей спешит. Смотрит Перелётная Птица на Кощея и глазам своим не верит: идёт к ней навстречу добрый молодец, как две капли воды на славного князя похожий…

— Негоже, Кощей, на себя чужую личину примерять — другим человеком прикидываться… — покачала головой Перелётная Птица. — Дух твой состарился давно, а ума-разума так и не набрался…

Обиделся Кощей, что Перелётная Птица его стариком назвала, да ещё и дураком обозначила, сверкнул глазами сердито, но личину обманную с себя сбросил. И появился вместо доброго молодца старичок старенький с седою бородкою: на голове — лысинка, спина от долгих лет к земле клонится, да и силушка уже не та, что в молодости была…

— Так-то лучше, дедушка… — улыбнулась Перелётная Птица. — Обманом, да хитростями добра не наживёшь.

— Какой я тебе дедушка?! — продолжал сердиться Кощей. — А насчёт добра ты ошибаешься — вон у меня сколько добра этого!

И повёл Кощей Перелётную Птицу по саду своему волшебному: земля в том саду была сплошь каменная, а из камней деревья серебряные растут — на всех листочки золотые распускаются, да молодильные яблочки золотом отливают. Рассмеялась Перелётная Птица:

— Да разве ж это добро? То и не добро вовсе, а пустота мёртвая — нет в ней жизни и радости. Добро, оно по-другому выглядит…

Прикоснулась Перелётная Птица рукой к ближайшему деревцу, провела пальчиками по золотым листочкам его — и пробежал по саду лёгкий ветерок: земля каменная затрещала, да зелёной травушкой покрылась, стволы серебряные живой корой обратились, а золотые кроны молодыми листочками заблестели, нежным изумрудом отливающими. Ожил сад, зашелестел нежной листвой, появился в воздухе аромат цветов распускающихся…

И услышала тут Перелётная Птица песню соловьиную: соловей поёт-заливается, теплу солнца ласкового, да живым цветам радуется… Пошла Перелётная Птица по саду в сторону песни соловьиной и увидела птицу вольную в золотой клетке томящуюся. Отворила Перелётная Птица золоченую дверцу, да и выпустила певца на волю вольную.

— Ты чего это, девка, делаешь? — возмутился Кощей. — Сначала сад мой волшебный испоганила, а теперь и птицы меня лишила!

Кто мне теперь песни петь будет?

— Говорю же: не набрался ты, Кощей, ума-разума за свой долгий век! — улыбнулась Перелётная Птица. — Живую душу нельзя клеткой удержать, нельзя заставить служить себе силою: сложит крылья птица вольная, поникнет её головушка, и никаких звонких песен уже не будет — если и споёт иногда, то тоскливо, жалобно… Какая в том тебе радость? А теперь соловей в твой сад по собственной воле прилетать будет: присядет на деревце живое, расправит крылышки, да и споёт так, что заслушаешься!

— Какая мне польза с его песен радостных? — проворчал Кощей. — Он о любви петь будет, а у меня любовь тоскливая: не хочет Василиса Прекрасная за меня замуж идти — даже нос от меня воротит.

— Это потому что ты силой её забрать пытался… — вновь улыбнулась Перелётная Птица. — А ты поменяй привычки свои старые на новые: покажи ей не мёртвый сад из злата-серебра, а живой, жизнью наполненный, перестань путников губить — помогай всем, чем сможешь. Как увидит Василиса Прекрасная, что душа у тебя добрая, тёплая, а не холодом опаляющая — так и полюбит всем сердцем, (даже лысинки твоей и бороды седой не заметит!) А чтоб сад твой живой не завял, сделаю я тебе небольшой подарочек.

Сомкнула очи Перелётная Птица, обратилась к земле-матушке с просьбою накормить-напоить сад оживший, от зачарованного сна освободившийся. Услышала земля-матушка просьбу Перелётной Птицы, и забил посреди сада живой родник: водица в нём чистая, студёная, наполненная силой жизненной…

— Вот и славно! — улыбнулась Перелётная Птица. — Прощай, Кощей, меня путь-дорога ждёт. Радостной жизни тебе, дедушка!

— Странная ты, девонька… — покачал головой Кощей. — Иди, коли надобно — держать не буду. Только дорога твоя в никуда уходит: после владений моих бескрайнее море раскинулось, а за морем-океаном, горы, да скалы высокие — царство Змея-Горыныча огнедышащего. Никто ещё до него не доходил, а коли и доходил, то назад живым не возвращался! Может, возьмёшь от меня какой подарочек?

— Нет у тебя, дедушка того, что мне надобно — сама не знаю, чего душе моей хочется… — улыбнулась Перелётная Птица и снова в путь-дорогу отправилась.

Как вышли они с филином из владений Кощеевых — прибежал к ним вдруг барс заснеженный, совсем молоденький. Его Кощей вслед Перелётной Птице послал, в подарочек: велел за странной девонькой приглядывать, да помогать при случае. Пришлось Перелётной Птице и барса снежного в попутчиках при себе оставить. Так и пошли они далее втроём: филин на плече Перелётной Птицы сидит, по сторонам головой крутит, а барс молодой рядышком по дорожке скачет, резвится.

Закончился тут дремучий лес, и разлилось перед ними море широкое — океан бескрайний. Сомкнула очи Перелётная птица, обратилась мыслью к воде морской и всем тварям её населяющей. Услышали её просьбу киты, мимо проплывающие, подошли ближе к берегу. Самый старший кит хвостом к путникам повернулся — приглашает на себя взойти.

Взошла Перелётная Птица на спину кита, снежный барс когти свои в лапы спрятал, чтоб случайно морского друга не поранить, и рядышком прилёг — свернулся калачиком, как котёнок у печного тепла. И понёс их кит через море-океан туда, где Змей-Горыныч огнедышащий живёт. Плывёт кит, будто стрела летит: морскую гладь надвое разрезает, вслед хвосту волны синие кипят-бурлят, белой пеной расстилаются… А рядышком другие киты плывут, с сородичем перекликаются, да песни поют…

Не успела Перелётная Птица морским просторам нарадоваться, как закончилось путешествие весёлое, и показались впереди горы высокие — неприступные. Сошла Перелётная Птица с попутчиками своими на берег, китам в пояс поклонилась, поблагодарила за помощь. Распрощались киты и в морскую пучину погрузились.

Повернулась Перелётная Птица к горам высоким, задумалась: неприступные камни крутизной своей до самых небес возвышаются, даже тропки маленькой не имеют — как взобраться на них? Неведомо… Выпрыгнул тут вперёд снежный барс молодой, да на ближайший камешек заскочил. Повернулся к Перелётной Птице, фыркнул тихонечко, и на следующий камешек перепрыгнул, путь-дорогу указывая.

Улыбнулась Перелётная Птица: высокие горы для барса-ирбиса, что дом родной — каждый камешек различит, любую тропку, даже самую неприметную увидит. И пошла она вслед за верным попутчиком: барс впереди скачет, с камня на камень перепрыгивает, да оглядывается с остановкой — не отстала ли Перелётная Птица от него, не нуждается ли в его помощи? А филин, чтоб ей полегче было, на своих крыльях летит…

…Идёт славный князь по тропинке неведомой, (за плечами сума заветная с дарами волшебными), да про кувшинчик глиняный думает: что в нём может быть такого особенного…? Кувшинчик простенький, никакими чарами не заколдованный, да только Баба-Яга не станет попусту наказывать, чтоб берёг он кувшин пуще глаза своего — ей особые тайны ведомы!

Услышал вдруг славный князь над головой трель соловьиную, от раздумий отвлекающую. Смотрит — над ним соловей парит, песней заливается, да крыльями машет, будто за собой зовёт. Улыбнулся князь, вслед за песней красивой отправился и вышел к воротам замка Кощеева.

Отворились врата железные, пригласили князя в гости к Кощею зайти, а хозяина замка и не узнать — идёт по дорожке беломраморной мудрый старец, сединами убеленный: спина прямая, ростом приосанился, глаза живым огнём светятся — а рядышком Василиса Прекрасная выступает, с женихом нареченным рука об руку держится.

Подивился славный князь, поприветствовал Кощея с невестою, да и расспросил хозяев о Перелётной Птице своей. Поведал Кощей свою историю дивную, что жизнь его будто набело переписала и показал князю сад оживший с родниковой водой, живительной силой наполненной.

Догадался князь, что Баба-Яга для воды чудодейственной дала ему кувшинчик глиняный, попросил у хозяина разрешения водицы набрать. Дал ему Кощей воды родниковой, и крепко-накрепко крышечкой кувшин запечатал, да воском растопленным залил, чтоб ни капли не расплескалось в дороге.

Рассказал Кощей славному князю, куда Перелётная Птица дальше пошла, да велел не мешкать в дороге — поторапливаться! Предупредил о Змее-Горыныче огнедышащем, что всё живое пламенем своим губит.

Опечалился славный князь, закручинился… Поблагодарил Кощея с Василисой Прекрасной за помощь и совет мудрый, и поскорее в путь-дороженьку двинулся: Перелётную Птицу свою догонять, да из беды неминучей выручать…

Идёт Перелётная Птица вслед за барсом-ирбисом, по горам неприступным взбираются… Преградило им вдруг дорогу злобное чудище — дракон огнедышащий о семи головах. Размером дракон с полгоры будет, семь голов огнём — пламенем обжигают, а лапы когтистые, что столпы каменные, каждый коготь — острее меча булатного…

— Притормози-ка, девонька — тут твоя дорога закончится! — засмеялся Змей-Горыныч. — Поставлен я тут надёжным охранником: за спиной моей — скала высокая, что стоит на самом краешке мироздания. Высотой скала почти до самого неба к звёздам простирается, а вершина её широким плато увенчана, гладким, будто ножом по маслицу срезанным. Не простое то место — особое, немалую силу имеет — ВОЛШЕБНУЮ: кто взойдёт на скалу зачарованную — сможет Судьбу свою переменить, да жизнь заново переписать! Нет тебе пути к месту заветному: воротись назад. А коли не послушаешься — огнём тебя испепелю!

Сказал так дракон огнедышащий, и все семь голов его пламенем огненным полыхнули. Взглянула на него Перелётная Птица внимательно, да и улыбнулась вдруг.

— Нет в тебе дракон семиглавый ни огня, ни пламени — это лишь чары колдовские, из иллюзий сотканные. Огонь, да пламень от любви исходят, душу обогревают — а твоё сердце каменное, истинной любви не знающее! Обжигает оно лишь холодной стужею, да морозом лютым… Как же ты можешь палить жарким пламенем, коли его в тебе и нет вовсе…?

Посмотрел дракон на Перелётную Птицу задумчиво, лёг на брюхо, все семь голов своих склонил, а самую главную из них на лапы сложил: лежит — смотрит, думает…

— Чудная ты, девка… — говорит. — Зачем тебе плато зачарованное? То, чего тебе надобно, там нет — оно за тобой по пятам идёт, только обернись! Да уж ладно, будь по твоему: пропущу я тебя на скалу волшебную — а взамен отдай мне силу твою жизненную! Сила твоя странным Светом питается, что вы, люди, любовью кличете: как войдёт в меня эта сила — так нутро моё и оттает, перестанет быть камнем заледенелым. Разольётся огонь по жилам, буду настоящим пламенем дышать — не нужны мне станут чары колдовские, из иллюзий сотканные…

Зарычал тут снежный барс, оскалился… Мудрый филин крыльями замахал, громко ухает — возмущается, уговаривает Перелётную Птицу не слушать дракона семиглавого, не соглашаться на сделку гибельную. Только Перелётная Птица ничьих советов не слышит, даёт согласие отдать дракону всю свою силу жизненную, да с попутчиками своими прощается, наказывает им строго-настрого домой воротиться.

Пропустил дракон семиглавый Перелётную Птицу к скале волшебной, да предупредил, что как только она на плато зачарованном окажется — так вся сила жизненная её и покинет. Ничего не сказала Перелётная Птица — снова в путь дороженьку к заветной вершине направилась.

Много ль времени прошло — или мало, а только взошла она на скалу волшебную: остановилась посреди плато зачарованного, руки в стороны как крылья раскинула — и окружило её со всех сторон вихрями цветными, радужными. То её сила жизненная выходить начала, да каскадом сияющим во все стороны растекаться и к дракону переходить…

…Оставив Кощея с Василисой Прекрасною, вышел славный князь к сине-морю, океану бескрайнему. Обернулся он тут орлом могучим, подхватил клювом суму свою холщовую, (куда кувшинчик с водицей живительной припрятал), да и полетел над морскими просторами быстрее молнии небесной, быстрее ветра вольного. Летит князь орлом могучим, торопится…

В один миг синее море-океан перелетел и над вершинами горными ввысь воспарил. Взмывает князь вверх и видит: на вершине самой дальней скалы сияние дивное, невиданное — всеми цветами радуги струится-переливается… Вдруг погасло всё, и охватила сердце славного князя тревога неугасаемая за судьбу Птицы своей Перелётной.

Ещё быстрее полетел князь. Преградил ему тут дорогу Змей-Горыныч семиглавый, живым огнём-пламенем дышащий.

— Не ходи туда, славный князь — не увидишь ты больше свою Перелётную Птицу! — прокричал дракон. — Всю свою силу жизненную она мне отдала — теперь настоящий огонь течёт в моих жилах! Не послушаешь моего совета — ждёт тебя горе-горькое, да скорбь великая!

Предрёк так дракон семиглавый, и прочь улетел: не хотелось ему больше в одиночестве свой век среди скал коротать — захотелось ему любви и гнезда теплого с дракончиками маленькими.

Ещё больше закручинился славный князь, вновь к вершине скалы волшебной ринулся. Приземлился на плато зачарованное и самим собой оборотился. Глядит — посреди плато заветного дева заснеженная стоит: лицо вместо румянца розового прозрачным льдом искрится, тёмны локоны белоснежным инеем отливают, а ручки словно из хрусталя вылиты…

Заледенела Перелётная Птица без силы жизненной, обратилась в деву снежную, жгучим холодом, да морозом обжигающую. Подняла голову к небу звёздному, улыбнулась — налетели тут вьюги, да метели, закружились вокруг неё в танце причудливом.

— Посмотри на меня, славный князь! — повернулась к нему Перелётная Птица — дева заснеженная, и свой взор на него обратила, а глаза, как две льдинки: синие-синие… — Посмотри на меня ВНИМАТЕЛЬНО! Разве о такой судьбе тебе грезилось? Мне теперь не тепло — не холодно, пусть не радостно — да зато и не плачется… Грусть-тоска моё сердце оставила — и душе уже не тоскуется… Станут домом мне горы заснеженные, а метели, да вьюги — подругами верными. Возвращайся домой, славный князь, и найди себе жену по-достоинству…

— Нет мне больше пути назад! — отвечает ей славный князь. — Нет мне места в мире безоблачном, где не будет твоих песен дивных! Что мне облик морозный твой? Вижу я пред собой птицу вешнюю — Птицу вольную Перелётную! Что вручила мне на хранение сердце жаркое, Любовью пылающее…

Развязал славный князь суму свою холщовую, ремешком кожаным перетянутую, и достал сердечко, ярким Светом горящее. Отшатнулась Перелётная Птица — дева заснеженная, испугалась пламени жаркого. Вспомнил князь слова Бабы-Яги мудрой, как наказывала ему Перелётную Птицу за белы руки взять: не успела она опомниться — он вложил ей в ладони сердечко пылающее, силой чистой Любви обжигающее.

Закричала тут дева заснеженная, словно птица израненная: Свет Любви сквозь лёд расточается, да по жилам огнём растекается… Бьётся дева, пытаясь вырваться, вьюги снежные князю в лицо заметают — от девы отталкивают… Только славный князь на своём стоит: Перелётную Птицу крепко за руки держит — не отпускает…

Перестала вдруг биться дева заснеженная — оттаяла душа застывшая, вновь вернулся румянец розовый… Снова стала самой собой Перелётная Птица — вернула Любовь ей силы жизненные. Улыбнулся светлый князь радостно-весело:

— Ах ты, птица моя вешняя — Птица вольная Перелётная! Мы пойдём с тобой рука об руку — никогда уже не расстанемся!

Доставал тут князь кувшинчик глиняный, открывал его, распечатывал, да опрокидывал кверху донышком — проливал водицу чудодейственную на вершину скалы зачарованной. Как коснулась вода плато волшебного — пробежал в небо звёздное мост хрустальный, проложил путь-дорогу в мир крохотный, совсем маленький: дивный мир то есть — а то нет его, то появится, словно быль — а то вновь растает, словно небыль…

И пошли славный князь с Птицей Перелётною по мосту хрустальному навстречу иной Судьбе: где быть вместе им веки вечные, где держаться друг с другом за руки — и жить долго-долго в любви и согласии…

Загрузка...